Озарения читать онлайн - Артюр Рембо

Озарения

Артюр Рембо

Данная книга – Illuminations – «Озарения» – была написана, вероятнее всего, в период с 1873 по 1875 г.г. во время странствий Рембо и Верлена по Бельгии, Англии и Германии. Впервые опубликована частями в парижском литературном обозрении La Vogue в 1886 г. Само слово illuminations было предложено Верленом и, по его же словам, взято из английского языка как обозначение «цветных миниатюр», украшавших средневековые книги. «Озарения» – 42 стихотворения в прозе – калейдоскоп причудливых и ярких картин, волшебных ландшафтов, как бы в тумане тающих фигур возлюбленных, полных горечи воспоминаний о детстве и ускользающей юности. Написанные явно под влиянием прозаических отрывков Бодлера, «Озарения» принципиально отличаются от них, прежде всего, отсутствием, а возможно и намеренным разрушением последовательности в изложении событий и плавных переходов от одной истории к другой. Это отличие делает «стихотворения в прозе» Рембо сюрреалистически насыщенными и в высшей степени поэтичными. Новейшие переводы этих текстов (выполненные Евгением Шешиным в период с 2008 по 2015 г.г.) предназначены для широкого круга читателей, интересующихся французской поэзией XIXвека.

Артюр Рембо

Озарения

Все права защищены. Никакая часть данной книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме без письменного разрешения правообладателя.

© Евгений Шешин (перевод), 2015

© ООО «Литео», 2015

Артюр Рембо, фото Этьен Каржа

Illuminations. Озарения

Apr?s le Dеluge

Aussit?t que l’idеe du Dеluge se fut rassise,

Un li?vre s’arr?ta dans les sainfoins et les clochettes mouvantes, et dit sa pri?re ? l’arc-en-ciel ? travers la toile de l’araignеe.

Oh! les pierres prеcieuses qui se cachaient, – les fleurs qui regardaient dеj?.

Dans la grande rue sale, les еtals se dress?rent, et l’on tira les barques vers la mer еtagеe l?-haut comme sur les gravures.

Le sang coula, chez Barbe-Bleue, – aux abattoirs, – dans les cirques, o? le sceau de Dieu bl?mit les fen?tres. Le sang et le lait coul?rent.

Les castors b?tirent. Les «mazagrans» fum?rent dans les estaminets.

Dans la grande maison de vitres encore ruisselante, les enfants en deuil regard?rent les merveilleuses images. Une porte claqua – et, sur la place du hameau, l’enfant tourna ses bras, compris des girouettes et des coqs des clochers de partout, sous l’еclatante giboulеe.

Madame еtablit un piano dans les Alpes. La messe et les premi?res communions se cеlеbr?rent aux cent mille autels de la cathеdrale.

Les caravanes partirent. Et le Splendide H?tel fut b?ti dans le chaos de glaces et de nuit du p?le.

Depuis lors, la Lune entendit les chacals piaulant par les dеserts de thym, – et les еglogues en sabots grognant dans le verger. Puis, dans la futaie violette, bourgeonnante, Eucharis me dit que c’еtait le printemps.

– Sourds, еtang, – Еcume, roule sur le pont et passe par-dessus les bois; – draps noirs et orgues, еclairs et tonnerre, – montez et roulez; – Eaux et tristesses, montez et relevez les Dеluges.

Car depuis qu’ils se sont dissipеs, – oh, les pierres prеcieuses s’enfouissant, et les fleurs ouvertes! – c’est un ennui! et la Reine, la Sorci?re qui allume sa braise dans le pot de terre, ne voudra jamais nous raconter ce qu’elle sait, et que nous ignorons.

После Потопа

Как только сошла на нет идея Потопа, заяц в зарослях замер люцерны и колокольчиков движимых ветром, к радуге сквозь паутину молитву свою обратил.

О! драгоценные камни, что прятались (в травах), ? цветы, что раскрылись уже.

На грязной улице выросли, как грибы, столики торговцев, лодки тащили к морю, вздымавшемуся, как на гравюрах,

Во владеньях Синей Бороды текла кровь, ? на бойнях, ? под сводами цирков, где окна отмечены были бледной печатью Бога. Кровь и млеко текли.

Трудились бобры. В кафе пар шёл от высоких стаканов с «мазаграном»[1 - Прохладительно-тонизирующий напиток, популярный в Европе в XIX в. Приготавливался домашним способом из натурального подслащенного кофе, на три четверти разбавленного кипяченой холодной водой со льдом. Напиток можно слегка подкислить лимоном. Иногда для аромата добавляли несколько капель коньяка. В XX в. мазагран вытеснили американские массовые тонизирующие напитки заводского типа: кока-кола и ее производные.(Кулинарный словарь В. В. Похлебкина, 2002)].

В просторном доме, чьи стекла струились ещё, дети в траурных платьях разглядывали чудесные картинки.

Хлопнула дверь – и на деревенской площади ребёнок руки свои устремил к слепящему ливню, неся собранные отовсюду флюгера и петухов с колоколен.

Мадам в Альпах поставила фортепиано. Мессу служили и первые славословили причастия у ста тысяч алтарей собора.

Отправлялись в путь караваны. И Великолепный Отель был возведён в хаосе льдов и ночи полярной.

С той поры Луна внимала вою шакалов в заросших чабрецом пустошах, ? и эклогам в сабо, поскрипывающим в саду. Потом, в фиалковой чаще, среди набухающих почек, Эухарис сказала мне, что пришла весна.

? Пруд, забей, словно ключ, ? вспенься, хлынь через мост и над лесами волны свои кати; ? чёрные простыни и орг?ны, молнии и гром, ? взметнитесь и прокатитесь; ? Воды и печали, поднимайтесь и пробуждайте Потопы.

Ведь с той поры, как они сошли на нет, ? о, драгоценные камни, прячущиеся в травах и раскрывшиеся цветы! – настала скука! и Королева, Колдунья, что дует на угли в глиняном горшке, никогда не пожелает рассказать нам то, что знает она и что мы не замечаем.

Enfance

I

Cette idole, yeux noirs et crin jaune, sans parents ni cour, plus noble que la fable, mexicaine et flamande; son domaine, azur et verdure insolents, court sur des plages nommеes, par des vagues sans vaisseaux, de noms fеrocement grecs, slaves, celtiques.

A la lisi?re de la for?t, – les fleurs de r?ve tintent, еclatent, еclairent, – la fille ? l?vre d’orange, les genoux croisеs dans le clair dеluge qui sourd des prеs, nuditе qu’ombrent, traversent et habillent les arcs-en-ciel, la flore, la mer.

Dames qui tournoient sur les terrasses voisines de la mer; enfantes et gеantes, superbes noires dans la mousse vert-de-gris, bijoux debout sur le sol gras des bosquets et des jardinets dеgelеs, – jeunes m?res et grandes soeurs aux regards pleins de p?lerinages, sultanes, princesses de dеmarche et de costumes tyranniques, petites еtrang?res et personnes doucement malheureuses.

Quel ennui, l’heure du «cher corps» et «cher coeur»!

II

C’est elle, la petite morte, derri?re les rosiers. – La jeune maman trеpassеe descend le perron. – La cal?che du cousin crie sur le sable. – Le petit fr?re – (il est aux Indes!) l?, devant le couchant, sur le prе d’oeillets, – les vieux qu’on a enterrеs tout droits dans le rempart aux giroflеes.

L’essaim des feuilles d’or entoure la maison du gеnеral. Ils sont dans le midi. – On suit la route rouge pour arriver ? l’auberge vide. Le ch?teau est ? vendre; les persiennes sont dеtachеes. – Le curе aura emportе la clef de l’еglise. – Autour du parc, les loges des gardes sont inhabitеes. Les palissades sont si hautes qu’on ne voit que les cimes bruissantes. D’ailleurs il n’y a rien ? voir l? dedans.

Les prеs remontent au hameaux sans coqs, sans enclumes. L’еcluse est levеe. O les calvaires et les moulins du dеsert, les ?les et les meules!

Des fleurs magiques bourdonnaient. Les talus le ber?aient. Des b?tes d’une еlеgance fabuleuse circulaient. Les nuеes s’amassaient sur la haute mer faite d’une еternitе de chaudes larmes.

III

Au bois il y a un oiseau, son chant vous arr?te et vous fait rougir.

Il y a une horloge qui ne sonne pas.

Il y a une fondri?re avec un nid de b?tes blanches.

Il y a une cathеdrale qui descend et un lac qui monte.

Il y a une petite voiture abandonnеe dans le taillis ou qui descend le sentier en courant, enrubannеe.

Il y a une troupe de petits comеdiens en costumes, aper?us sur la route ? travers la lisi?re du bois.

Il y a enfin, quand l’on a faim et soif, quelqu’un qui vous chasse.

IV

Je suis le saint, en pri?re sur la terrasse, comme les b?tes pacifiques paissent jusqu’? la mer de Palestine.

Je suis le savant au fauteuil sombre. Les branches et la pluie se jettent ? la croisеe de la biblioth?que.

Je suis le piеton de la grand’route par les bois nains; la rumeur des еcluses couvre mes pas. Je vois longtemps la mеlancolique lessive d’or du couchant.

Je serais bien l’enfant abandonnе sur la jetеe partie ? la haute mer, le petit valet suivant l’allеe dont le front touche le ciel.

Les sentiers sont ?pres. Les monticules se couvrent de gen?ts. L’air est immobile. Que les oiseaux et les sources sont loin! Ce ne peut ?tre que la fin du monde, en avan?ant.

V

Qu’on me loue enfin ce tombeau, blanchi ? la chaux avec les lignes du ciment en relief, – tr?s loin sous la terre.

Je m’accoude ? la table, la lampe еclaire tr?s vivement ces journaux que je suis idiot de relire, ces livres sans intеr?t.

A une distance еnorme au-dessus de mon salon souterrain, les maisons s’implantent, les brumes s’assemblent. La boue est rouge ou noire. Ville monstrueuse, nuit sans fin!

Moins haut, sont des еgouts. Aux c?tеs, rien que l’еpaisseur du globe. Peut-?tre les gouffres d’azur, des puits de feu? C’est peut-?tre sur ces plans que se rencontrent lunes et com?tes, mers et fables.

Aux heures d’amertume, je m’imagine des boules de saphir, de mеtal. Je suis ma?tre du silence. Pourquoi une apparence de soupirail bl?mirait-elle au coin de la vo?te

Детство

I

Этот идол, черноглазый, златогривый, сирота, ни кола – ни двора, он возвышенней сказки ? мексиканской, фламадской; его владенья, лазурь и

зелень, дерзко бегут по взморьям, которым волны, не знавшие кораблей, дали свирепые имена ? греческие, славянские, кельтские.

На опушке лесной ? цветы грёзы, вспыхнув, сияют, звенят, ? девочка, оранжевы губы её, сжаты колени в потоке света, льющемся с лугов, наготу осеняют, пронзают, скрывают травы, радуги, море.

Дамы круж?тся на террасах у моря; инфанты и великанши, чернокожие красавицы в медно-зелёный одетые мох, драгоценные камни на оттаявшем дрожат чернозёме цветников и садов, ? юные матери, старшие сёстры, их взгляды полны дальних странствий, султанши, принцесс сумасбродны наряды и властны шаги, чужестранки и те, кто страдает безмолвно.

Какая скука – час «милого тела «и «милого сердца «!

II

Там, где розы растут ? там она, малютка, мертва ? юная мама, она умерла, сходит с крыльца. ? скрипит по песку коляска кузена. – младший брат(он в Индии!) ? там, к закату лицом, на лугу среди гвоздик. ? Стариков схоронили рядом за крепостной стеной, поросшей левкоем.

Дом генерала в осаде листвы золотой. Семейство на юге. – Дорогой заката дойдёшь до корчмы опустевшей. Замок продают; ставни сняли, ? кюре, вероятно, унёс ключ от церкви, ? сторожки вкруг парка безлюдны. Ограды так высоки – лишь шумные кроны видишь над ними. Впрочем, там и смотреть-то не на что.

Луга к деревням подступают – там не поют петухи, в кузницах тихо. Не работает шлюз. О, придорожные могилы, заброшенные мельницы, острова и стога!

Волшебные гудели цветы. Склоны качали его. Сказочной красоты животные сновали вокруг. Грозовые тучи собирались над волнуемым морем горячих, вечность льющихся слёз.

III

Есть птица в лесу – заслышав её, вы стоите, краснея.

Есть часы – они никогда не звонят.

Есть нора – там белые копошатся зверьки.

Есть собор, он клонится долу и озеро устремлённое ввысь.

Есть повозка, брошенная в лесу, или вот она вниз по дорожке, вся в лентах, проносится мимо.

Есть шайка бродяг-комедьянтов в костюмах своих шутовских – меж стволов их фигуры видны на дороге лесной.

Есть, наконец, тот, кто прогонит тебя, когда ты голоден и мучим жаждой.

IV

Я святой, на террасе молящийся, ? мирно пасутся стада повсюду до Палестинского моря.

Я учёный в сумрачном кресле. В окно библиотеки хлещет дождь, ветки стучат.

Я путник, по дороге бредущий в лесу низкорослом; шум от шлюзов мои заглушает шаги. Я часами смотрю, как печально полощет закат своё золотое бельё.

Я охотно стал бы ребёнком, забытым на пирсе далеко выступающем в море, или слугой, что идёт по аллее, лбом касаясь небес.

С трудом проходимые тропы. Невысокие эти холмы покрываются дроком. Ни ветерка. Как далеко птицы и родники! Продвигаясь вперёд, вскоре, наверно, придёшь на край света.

V

Кто бы мне сдал, наконец, эту могилу, всю белую от извёстки, с надгробья рельефными строчками, ? поглубже под землёй.

Локтями упершись в стол под яркою лампой, ? взялся я, идиот, перечитывать вчерашние газеты и тоску наводящие книги.

Наверху, над моим подземным салоном в землю врастают дома, стелятся туманы. Грязь либо красна, либо черна. Город-монстр, ночь без конца!

Чуть ниже – сточные трубы. По бокам ? ничего, кроме толщи земной. Быть может, ? бездны лазурные, колодцы огня? Возможно, именно здесь встречаются луны и кометы, моря и сказки.

Когда проходят часы, разъедая горечью душу, передо мной словно плывут шары из сапфира, из металла. Я – властелин тишины. Почему бы под сумрачным сводом подвала не забрезжить подобью окна.

Conte

Un prince еtait vexе de ne s’?tre employе jamais qu’? la perfection des gеnеrositеs vulgaires. Il prеvoyait d’еtonnantes rеvolutions de l’amour, et soup?onnait ses femmes de pouvoir mieux que cette complaisance agrеmentеe de ciel et de luxe. Il voulait voir la vеritе, l’heure du dеsir et de la satisfaction essentiels. Que ce f?t ou non une aberration de piеtе, il voulut. Il possеdait au moins un assez large pouvoir humain.

Toutes les femmes qui l’avaient connu furent assassinеes: quel saccage du jardin de la beautе! Sous le sabre, elles le bеnirent. Il n’en commanda point de nouvelles. – Les femmes rеapparurent.

Il tua tous ceux qui le suivaient, apr?s la chasse ou les libations. – Tous le suivaient.

Il s’amusa ? еgorger les b?tes de luxe. Il fit flamber les palais. Il se ruait sur les gens et les taillait en pi?ces. – La foule, les toits d’or, les belles b?tes existaient encore.

Peut-on s’extasier dans la destruction, se rajeunir par la cruautе! Le peuple ne murmura pas. Personne n’offrit le concours de ses vues.

Un soir, il galopait fi?rement. Un Gеnie apparut, d’une beautе ineffable, inavouable m?me. De sa physionomie et de son maintien ressortait la promesse d’un amour multiple et complexe! d’un bonheur indicible, insupportable m?me! Le Prince et le Gеnie s’anеantirent probablement dans la santе essentielle. Comment n’auraient-ils pas pu en mourir? Ensemble donc ils moururent.

Mais ce Prince dеcеda, dans son palais, ? un ?ge ordinaire. Le Prince еtait le Gеnie. Le Gеnie еtait le Prince.

La musique savante manque ? notre dеsir.

Сказка

Некий принц бывал раздосадован оттого, что ему всё время приходилось лишь совершенствовать проявления пошлого великодушия. Потрясающие революции любви предвидел он и подозревал, что женщины его наделены чем-то большим, чем эта способность угождать, расцвеченная небесами и роскошью. Истину возжелал он узреть, когда пробьёт час эссенциальных желания и удовлетворения. Он хотел (этого), хотя бы это была лишь аберрация благочестия. По крайней мере, он обладал достаточно широкими возможностями среди людей.

Все женщины, которые знали его, были убиты: сад красоты разорённый! Они благословляли его, дрожа под клинком занесённым. Он не требовал новых женщин. ? Но они появлялись.

Он убивал всех, кто следовал за ним, после охоты или возлияний. ? Все продолжали идти за ним.

Развлекаясь, ножом вспарывал он горло, диковинных убивая животных. Поджигал дворцы. Бросался на людей и на куски их искромсывал. ? Толпа людская, крыши (дворцов) из золота, прекрасные животные не исчезали.

Возможно ли доводить себя до экстаза разрушая, делать себя моложе изуверством! От народа ? ни шопоту, ни ропоту. Никто не выказывал желания содействовать его взглядам.

Однажды вечером он скакал, гордо вскинув голову. Гений предстал перед ним невыразимой, даже непроизносимой красоты. Лик его и осанка как бы расточали обещанье многообразной и многосложной любви! счастья несказанного, даже непереносимого! Принц и Гений вероятно превратились в ничто в сущем безболии. Как могли они не умереть? Итак, оба они умерли.

Но принц опочил в своём дворце, в обычном (для этого) возрасте. Принц был Гением. Гений был Принцем.

Искусной музыки не хватает желанию нашему.

Parade

Des dr?les tr?s solides. Plusieurs ont exploitе vos mondes. Sans besoins, et peu pressеs de mettre en oeuvre leurs brillantes facultеs et leur expеrience de vos consciences. Quels hommes m?rs! Des yeux hеbеtеs ? la fa?on de la nuit d’еtе, rouges et noirs, tricolores, d’acier piquе d’еtoiles d’or; des faci?s dеformеs, plombеs, bl?mis, incendiеs; des enrouements fol?tres! La dеmarche cruelle des oripeaux! – Il y a quelques jeunes, – comment regarderaient-ils Chеrubin? – pourvus de voix effrayantes et de quelques ressources dangereuses. On les envoie prendre du dos en ville, affublеs d’un luxe dеgo?tant.

O le plus violent Paradis de la grimace enragеe! Pas de comparaison avec vos Fakirs et les autres bouffonneries scеniques. Dans des costumes improvisеs avec le go?t du mauvais r?ve ils jouent des complaintes, des tragеdies de malandrins et de demi-dieux spirituels comme l’histoire ou les religions ne l’ont jamais еtе. Chinois, Hottentots, bohеmiens, niais, hy?nes, Molochs, vieilles dеmences, dеmons sinistres, ils m?lent les tours populaires, maternels, avec les poses et les tendresses bestiales. Ils interprеteraient des pi?ces nouvelles et des chansons «bonnes filles». Ma?tres jongleurs, ils transforment le lieu et les personnes, et usent de la comеdie magnеtique. Les yeux flambent, le sang chante, les os s’еlargissent, les larmes et des filets rouges ruissellent. Leur raillerie ou leur terreur dure une minute, ou des mois entiers.

J’ai seul la clef de cette parade sauvage.

Зазывалы

Дюжие, и весьма, плутяги-то. Иные (из них) поимели неплохо вас. Походя, без особой нужды, почти не прилагая усилий к тому, чтобы обнаружить блестящие свои способности и знание вашей души. Каковы ловчилы! С глазами, на манер летней ночи, словно туманом подёрнутыми, красными и чёрными,

трёхцветными, из стали с вкрапленьями звёзд золотых; искажённые лица, свинцовые, бледные, словно огнём обожжённые; шуточки с хрипотцой! Демарш отщепенцев в бутафорных одеждах от которого жутко становится! ? Есть и юнцы, ? как они Керубино встречали бы? ? всегда наготове (у них) берущие на испуг голоса и ещё пострашнее ресурсы. Разодетых с отвращенье вызывающим шиком, выпускают их в город, чтобы лоску набрались.

О, самый что ни есть неистовый Парадиз лиц, искажённых гримасою ярости! Никакого сравненья с вашими Факирами и с прочими буффоннадами. В костюмах своих самодельных, словно из кошмара возникших, изображают они на жалость давящие сцены, трагедии из жизни бродяг и духовных полу-богов, которых никогда не было ни в истории, ни в религиях. Китайцы, Готтентоты, цыгане, простофили, гиены, Молохи, выжившие из ума старики, мрачные демоны, ? они смешивают просторечные обороты, которые с молоком матери, с позами и ласками животных. Они по-своему интерпретируют новейшие пьесы и песенки «хороших девочек». Мастера жонглировать чем бы то ни было, преображают они и место, и персонажей, пользуя вовсю магнетизмы комедии. Глаза излучают огонь, кровь поёт, кости вширь раздаются, слёзы и красные струйки текут (по щекам). Шутки их и страх, который они вызывают, длится минуту, а то и месяцами.

Я один ключом обладаю от этого балаганчика дикого.

Antique

Gracieux fils de Pan! Autour de ton front couronnе de fleurettes et de baies tes yeux, des boules prеcieuses, remuent. Tachеes de lies brunes, tes joues se creusent. Tes crocs luisent. Ta poitrine ressemble ? une cithare, des tintements circulent dans tes bras blonds. Ton coeur bat dans ce ventre o? dort le double sexe. Prom?ne-toi, la nuit, en mouvant doucement cette cuisse, cette seconde cuisse et cette jambe de gauche.

Антик

Благословенный сын Пана! Вкруг чела твоего, под венком полевых цветочков и диких ягод, самоцветами оживают глаза. Темных смазанных линий узор на впавших щеках. Твои клыки блестят. Твоя грудь похожа на кифару, звонами исходит она в твоих словно мраморных руках. Твоё сердце бьётся в сём чреве, где дремлет слиянье двух полов. Ночью пройдись-ка, едва шевеля то одним бедром, то другим, и левой ногой.

Being Beautious

Devant une neige un Etre de Beautе de haute taille. Des sifflements de mort et des cercles de musique sourde font monter, s’еlargir et trembler comme un spectre ce corps adorе; des blessures еcarlates et noires еclatent dans les chairs superbes. Les couleurs propres de la vie se foncent, dansent, et se dеgagent autour de la Vision, sur le chantier. Et les frissons s’еl?vent et grondent et la saveur forcenеe de ces effets se chargeant avec les sifflements mortels et les rauques musiques que le monde, loin derri?re nous, lance sur notre m?re de beautе, – elle recule, elle se dresse. Oh! nos os sont rev?tus d’un nouveau corps amoureux.

* * *

O la face cendrеe, l’еcusson de crin, les bras de cristal! le canon sur lequel je dois m’abattre ? travers la m?lеe des arbres et de l’air lеger!

Быть Прекраснейшей

Сама Красота реет среди снегов. Дыхание смерти и тихой музыки волны, расходясь кругами, возносят, делая огромным и зыбким, словно призрак, это обожаемое тело; раны чернеют запекшейся кровью, расцветают, взрывая безупречную плоть. Основные жизни цвета вовлечены в работу – они густеют, танцуют вокруг видения, тают. И нарастающий трепет грохочет, и привкус этих явлений, словно зверь разъярённый, питаясь хрипом агоний и осипшею музыкой, которую мир, далеко у нас за спиной, бросает нашей матери всея красоты, ? этот зверь отступает, встаёт на дыбы. О! Наши бренные кости облачились в новое тело, алчущее любви.

* * *

О, пепельный лик, щит герба, конской увенчанный гривой, хрустальные руки! Пушка, на которую должно мне пасть в этой схватке жестокой деревьев и лёгких воздyхов!

Vies

I

O les еnormes avenues du pays saint, les terrasses du temple! Qu’a-t-on fait du brahmane qui m’expliqua les Proverbes? D’alors, de l?-bas, je vois encore m?me les vieilles! Je me souviens des heures d’argent et de soleil vers les fleuves, la main de la compagne sur mon еpaule, et de nos caresses debout dans les plaines poivrеes. – Un envol de pigeons еcarlates tonne autour de ma pensеe – Exilе ici, j ai eu une sc?ne o? jouer les chefs-d’oeuvre dramatiques de toutes les littеratures. Je vous indiquerais les richesses inou?es. J’observe l’histoire des trеsors que vous trouv?tes. Je vois la suite! Ma sagesse est aussi dеdaignеe que le chaos. Qu’est mon nеant, aupr?s de la stupeur qui vous attend?

II

Je suis un inventeur bien autrement mеritant que tous ceux qui m’ont prеcеdе; un musicien m?me, qui ai trouvе quelque chose comme la clef de l’amour. ? prеsent, gentilhomme d’une campagne aigre au ciel sobre, j’essaye de m’еmouvoir au souvenir de l’enfance mendiante, de l’apprentissage ou de l’arrivеe en sabots, des polеmiques, des cinq ou six veuvages, et quelques noces o? ma forte t?te m’emp?cha de monter au diapason des camarades. Je ne regrette pas ma vieille part de ga?tе divine: l’air sobre de cette aigre campagne alimente fort activement mon atroce scepticisme. Mais comme ce scepticisme ne peut dеsormais ?tre mis en oeuvre, et que d’ailleurs je suis dеvouе ? un trouble nouveau, – j’attends de devenir un tr?s mеchant fou.

III

Dans un grenier o? je fus enfermе ? douze ans j’ai connu le monde, j’ai illustrе la comеdie humaine. Dans un cellier j’ai appris l’histoire. ? quelque f?te de nuit dans une citе du Nord, j’ai rencontrе toutes les femmes des anciens peintres. Dans un vieux passage ? Paris on m’a enseignе les sciences classiques. Dans une magnifique demeure cernеe par l’Orient entier j’ai accompli mon immense oeuvre et passе mon illustre retraite. J’ai brassе mon sang. Mon devoir m’est remis. Il ne faut m?me plus songer ? cela. Je suis rеellement d’outre-tombe, et pas de commissions.

Жизни

I

О, Земли Обетованной дороги без конца и без края, храма террасы! Где тот брамин, притчи мне толковавший? Оттуда, с той поры и поныне, вижу я тех старух! Припоминаю солнца часы и часы серебра рек невдалеке, руку полей на моём плече, и ласк наших во весь рост среди пряных этих равнин. ? Мысли моея вокруг алых лёт голубей громом грохочет. ? Здесь-то, изгнанный, я и обрёл сцену, дабы играть литератур всевозможных драматические шедевры. Я бы вам перстом указал на неслыханные богатства. Чту историю кладов, найденных вами. Предвижу последствия! Мудрости моей сторонятся, словно хаоса, губы презрительно сжав. Но что есть моё ничтожество в сравненьи с тем столбняком, что вас ожидает?

II

Изобретатель, достойный большего, чем все те, кто предшествовал; музыкант, нашедший ключ любви, или нечто подобное, нынче я, терпких полей дворянин пред ликом строгим небес, воспоминаньями душу свою растревожить не в силах: нищее детство, года в подмастерьях, или вот в жизнь выхожу на каком-то вокзале в деревянных своих башмаках, жаркие споры, раз пять или шесть становился вдовцом и несколько свадеб сыграл, и всё неуступчивый нрав мне мешал стать своим в кругу сотоварищей тесном. И не жаль мне утраченной доли моей в веселье божественном: воздух этих полей своей трезвостью терпкой питает беспощадный мой скептицизм. Но поскольку сей скептицизм теперь не заставишь работать, да и я, впрочем, новой тревоге себя посвятил, ? так вот и жду, когда сделаюсь мрачным безумцем.

III

На чердаке, став затворником двенадцати лет, я познал мир и прославил человеческую комедию. В подвале изучил историю. В одном северном городе, празднеств ночных став участником, всех встретил женщин, сошедших с полотен старинных. Под сенью пассажа в Париже классическим обучался наукам. В обители, сверкающей над всем великолепьем Востока, закончил свой труд необъятный и провёл остаток дней в лучах заслуженной славы. Кровь свою взбаламутил. О долге своём не забыл. Даже не стоит об этом и думать. Я ведь всам-деле на том свете и за спичками меня не послать.

Dеpart

Assez vu. La vision s’est rencontree a tous les airs. Assez eu. Rumeurs des villes, le soir, et au soleil, et toujours.

Assez connu. Les arrets de la vie. – O Rumeurs et Visions!

Depart dans l’affection et le bruit neufs!

Отправление

Насмотрелся. Виденье повсюду являлось снова и снова. Наслушался. Шум городов, вечером, и под солнцем, всегда.

Сыт по горло наукой. Полустанки жизни. ? О, неясные Звуки, Видения смутные!

Поезд отходит, когда снова от нежности нечем дышать, и снова в шум неизвестности!

Royautе

Un beau matin, chez un peuple fort doux, un homme et une femme superbes criaient sur la place publique: «Mes amis, je veux qu’elle soit reine!» «Je veux ?tre reine!» Elle riait et tremblait. Il parlait aux amis de rеvеlation, d’еpreuve terminеe. Ils se p?maient l’un contre l’autre.

En effet ils

furent rois toute une matinеe o? les tentures carminеes se relev?rent sur les maisons, et tout l’apr?s-midi, o? ils s’avanc?rent du c?tе des jardins de palmes.

Царствование

В одно прекрасное утро, в той стране, где прекроткий обитает народ, мужчина и женщина, оба великолепны, огласили криками площадь: «Друзья, я хочу, чтоб она была королевой!» «Я хочу быть королевой!» Она смеялась и вздрагивала. Он говорил друзьям об откровении свыше, о законченном испытаньи. Прижимаясь друг к другу, испытывали головокруженье от нежности.

В самом деле, они были королём и королевою всё утро, которым карминные шелк? над домами плескались, и весь этот день до самого вечера, которым они удалились к пальмовым по направленью садам.

? une Raison

Un coup de ton doigt sur le tambour dеcharge tous les sons et commence la nouvelle harmonie.

Un pas de toi, c’est la levеe des nouveaux hommes et leur en-marche.

Ta t?te se dеtourne: le nouvel amour!

Ta t?te se retourne, – le nouvel amour!

«Change nos lots, crible les flеaux, ? commencer par le temps» te chantent ces enfants. «El?ve n’importe o? la substance de nos fortunes et de nos voeux» on t’en prie.

Arrivеe de toujours, qui t’en iras partout.

К Разуму

Барабана задев своим пальцем кожу тугую, изверженья созвучий ты вызываешь, гармонии новой начало.

Сделаешь шаг, и новые люди для марша восстанут.

Поворот головы: новая любовь!

Поворот головы: новая любовь!

«Жребий, выпавший нам, измени, беды отсей, со временем начиная», ? тебе эти дети поют.

«Наших судеб и желаний наших самую суть неважно куда подыми», ? тебя просят.

Прибытие в любую минуту, того, кто проходит повсюду.

Matinеe d’ivresse

O mon Bien! O mon Beau! Fanfare atroce o? je ne trеbuche point! Chevalet fеerique! Hourra pour l’oeuvre inou?e et pour le corps merveilleux, pour la premi?re fois! Cela commen?a sous les rires des enfants, cela finira par eux. Ce poison va rester dans toutes nos veines m?me quand, la fanfare tournant, nous serons rendus ? l’ancienne inharmonie.

O maintenant, nous si digne de ces tortures! rassemblons fervemment cette promesse surhumaine faite ? notre corps et ? notre ?me crееs: cette promesse, cette dеmence! L’еlеgance, la science, la violence! On nous a promis d’enterrer dans l’ombre l’arbre du bien et du mal, de dеporter les honn?tetеs tyranniques, afin que nous amenions notre tr?s pur amour. Cela commen?a par quelques dеgo?ts et cela finit, – ne pouvant nous saisir sur-le-champ de cette еternitе, – cela finit par une dеbandade de parfums.

Rire des enfants, discrеtion des esclaves, austеritе des vierges, horreur des figures et des objets d’ici, sacrеs soyez-vous par le souvenir de cette veille. Cela commen?ait par toute la rustrerie, voici que cela finit par des anges de flamme et de glace.

Petite veille d’ivresse, sainte! quand ce ne serait que pour le masque dont tu as gratifiе. Nous t’affirmons, mеthode! Nous n’oublions pas que tu as glorifiе hier chacun de nos ?ges. Nous avons foi au poison. Nous savons donner notre vie tout enti?re tous les jours.

Voici le temps des Assassins.

Утро опьянения

О, моё Благо! О, моя Красота! Фанфарою мучим жестокой, не оступившись ни разу! Сказочная дыба! Ура творенью, ? о котором доселе никто и не слыхивал, ? и восхищенья достойному телу, ? впервые! А начиналось оно встречаемо взрывами детского смеха, ими оно и закончится. Яд же сей в наших венах останется даже тогда, ? фанфаре пора закругляться, ? когда мы к дисгармонии древней будем возвращены.

А теперь эти пытки, ? так нам и надо! восстановим с усердием сверхчеловеческое обещание это, данное нашему телу и нашей душе, что созданы были: обещание это, слабоумие это! Элегантность во внешности и поведении, пытливое изучение, грубое принуждение! Нам обещали во мраке похоронить древо добра и зла, в ссылку навечно отправить тиранившие нас благоприличия, с тем, чтобы мы в обычай ввели нашу чистейшую любовь. А начиналось это взрывами рвоты и кончается, ? нам эту вечность нахрапом не взять, ? кончается это словно с привязи сорвавшихся ароматов стремительным бегством.

Детский смех, молчанье рабов, девственниц строгость, омерзенье от здешних фигур и предметов, будьте вы прокляты памятью о бдении этом. Это начиналось со всей непристойностью, и вот кончается это ангелами изо льда и пламени.

Во хмелю пролетевшее бденьице, свято! хотя бы и было оно лишь для прикрытия под маской дарованной. Метод, мы утверждаем тебя! Не забудем о том, что вчерась ты прославил кажинный век наш. Веруем в яд сей. Готовы и жизнь нашу всю без остатка отдать каждодневно.

Вот и (наступают) времена Ассасинов.

Phrases

Quand le monde sera rеduit en un seul bois noir pour nos quatre yeux еtonnеs, – en une plage pour deux enfants fid?les, – en une maison musicale pour notre claire sympathie, – je vous trouverai.

Qu’il n’y ait ici-bas qu’un vieillard seul, calme et beau, entourе d’un «luxe inoui», – et je suis ? vos genoux.

Que j’aie rеalisе tous vos souvenirs, – que je sois celle qui sait vous garrotter, – je vous еtoufferai.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (http://www.litres.ru/artur-rembo/ozareniya-14795060/?lfrom=931425718) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

notes

Примечания

1

Прохладительно-тонизирующий напиток, популярный в Европе в XIX в. Приготавливался домашним способом из натурального подслащенного кофе, на три четверти разбавленного кипяченой холодной водой со льдом. Напиток можно слегка подкислить лимоном. Иногда для аромата добавляли несколько капель коньяка. В XX в. мазагран вытеснили американские массовые тонизирующие напитки заводского типа: кока-кола и ее производные.

(Кулинарный словарь В. В. Похлебкина, 2002)