Беглец и Беглянка читать онлайн - Андрей Бондаренко

Беглец и Беглянка

Андрей Бондаренко

Красава: романы в картинках #1

Камчатка – призрачный, загадочный и таинственный Край.

Охота.

Охота – серьёзная, многоуровневая и настойчивая, без малейших правил и милосердия.

На вас, тринадцатилетних.

Ладно, дяденьки, ловите.

Только будьте, ради Бога, осторожнее: никто, ведь, не обещал, что беглецы сдадутся без боя…

И ещё одно. О многих событиях, описанных ниже, уже упоминалось в романе «Дорога к вулканам». Но там это делалось, так сказать, «с точки зрения фантастики». А в этой книге рассказывается – как оно всё было на самом деле.

Как было – так и рассказано. Ничего не приукрашивая…

Андрей Бондаренко

Беглец и беглянка

От Автора

Картинки из Прошлого.

Картинки.

С возрастом они приходят всё чаще и чаще. Во сне. Или же, наоборот, не давая уснуть до самого утра.

С почётным, скучным и безвозвратным возрастом. Практически на пороге…

На пороге – чего? А хрен его знает, если честно. Но некоторые итоги, пусть и сугубо промежуточные, подбить будет не лишним.

«Свои» картинки. Да и «чужие». То есть, навеянные чьими-то запутанными рассказами, и уже – за давностью лет – воспринимаемые как «свои».

Итак, Камчатка – призрачный, загадочный и таинственный Край.

Охота.

Охота – серьёзная, многоуровневая и настойчивая, без малейших правил и милосердия.

На вас, тринадцатилетних.

Ладно, дяденьки, ловите.

Только будьте, ради Бога, осторожнее: никто, ведь, не обещал, что беглецы сдадутся без боя…

И ещё одно. О многих событиях, описанных ниже, уже упоминалось в романе «Дорога к вулканам». Но там это делалось, так сказать, «с точки зрения фантастики». А в этой книге рассказывается – как оно всё было на самом деле.

Как было – так и рассказано. Ничего не приукрашивая…

Автор

Миттельшпиль, середина Игры

Он осторожно выглядывает из-за крайней разлапистой берёзы Эрмана.

Возле дотлевающего костра на земле сидит Костька. Его седовласая голова окровавлена. Шаман, ухватившись обеими ладонями за древко своего чёрного посоха, пытается подняться на ноги. Рядом с ним, мерзко ухмыляясь, стоит низенький мужик в пятнистом камуфляже, с автоматом Калашникова в руках.

Второй «камуфляжник» (высокий и очень широкоплечий), крепко обхватив за талию и плечи, тащит к сборно-щитовому домику упирающуюся Дарью. Автомата у здоровяка нет, но на широком поясе брюк закреплена чёрная кобура.

План рождается сразу.

Олег ложится на землю и ползёт по-пластунски в сторону костра. В кулаке его правой руки по-прежнему зажата рукоятка охотничьего ножа.

«Первым делом, надо разобраться с автоматчиком. В том смысле, что отключить его и разжиться автоматом», – колотятся в голове мысли. – «Всё остальное – потом. Потом. Потом. Потом…».

Он ползёт вперёд, стараясь делать это максимально быстро и бесшумно, а до его слуха долетают различные звуки.

– Сиди, дед, не дёргайся, – советует вальяжный мужской баритон. – Но почему же ты такой упрямый?

– Хр-р, – болезненно хрипит Ворон. – Хр-р-р…

Даша испуганно повизгивает и отрывочно ругается.

Раздаётся тоненький скрип дверных петель. Ещё через пару секунд – негромкий стук.

«Облом затащил Дашуту в домик и захлопнул дверь», – понимает Олег. – «Надо поторапливаться…».

– Э-э-э, дед, ты что? – напрягается баритон.

– В глаза мне смотри, путник, однако.

– Аккуратней, старикан…

– Бах! – звучит одиночный выстрел.

Олег вскакивает на ноги и метает в низенького «камуфляжника» нож.

Он умеет хорошо метать ножи? Хорошо – только в теоретическом плане. Много читал об этом высоком искусстве: и в толстых приключенческих романах, и в профильной учебной литературе. А на практике получалось не очень. Много раз ходили с одноклассниками в лес, метали. Результаты, честно говоря, были так себе…

Тем не менее, вскакивает и метает.

Нож, сделав полтора оборота (как и полагается по теории), вонзается – по самую рукоятку – в горло низенького «камуфляжника».

Брызнула кровь? Может быть. Но Олег этого не заметил.

«Главное, что коротышка, выронив из рук автомат, упал», – проносится в голове. – «Теперь – вперёд. Не теряя времени…».

Олег уже возле упавшего: подхватывает в ладони автомат и, даже не взглянув в сторону Ворона, бежит к сборно-щитовому домику.

«Главное сейчас – Дашута», – монотонно стучит в голове. – «Дашута – главное…».

А ещё он на бегу переводит автоматный предохранитель из положения «одиночные выстрелы» на «короткие очереди».

Для чего и почему – переводит? Просто ему кажется, что так надо сделать. Мол, для пущей надёжности…

Салатово-зелёный домишко уже совсем рядом.

Снова раздаётся противный тоненький скрип. Дверь медленно приоткрывается.

Олег резко останавливается и вскидывает автомат. Но уже через секунду опускает его стволом вниз: на крыльце домика стоит Дарья, в ладони её правой руки – пистолет, а верхняя часть сине-голубого спортивного костюма и половина лица – в крови…

Глава первая

Удачливый

«Эх, мама-мамочка моя, как же так? Зачем? Ну, рак поджелудочной железы. Бывает. Мол, плохая наследственность и нездоровое питание в юношеские годы…. Плохая наследственность? Ну, да – в глобальном плане, если родители происходили из семей репрессированных. «Я помню тот Ванинский порт, и крик парохода угрюмый…». Откуда, спрашивается, было появиться несокрушимому здоровью, передаваемому по наследству? Бред бредовый…. А здоровое питание? В семидесятые-восьмидесятые нищенские годы? Откуда, спрашивается, ему тогда было взяться на Богом забытой Камчатке? Где они тогда были – полезные витамины и всякие там редкоземельные элементы? Только если в местных травах, ягодах и корешках, до которых так и не добрались всеядные медвежьи пасти…. Значит, рак навалился и скрутил – буквально-таки за полтора месяца. Сука грязная и позорная…. Извини, мама, само вырвалось. Я больше не буду так грязно выражаться. Честное слово. Ты этого никогда не любила…. Но папа же договорился тогда обо всём с одной известной московской клиникой. И оплатил – комплексное лечение. И «эмчээсовский» самолёт, оборудованный всякими современными медицинскими штуковинами, заказал. Вместе с квалифицированным персоналом. И оплатил. Я все бумаги сам видел. Лично. Была реальная надежда на выздоровление. Была. Надежда. Ещё восемь с половиной месяцев тому назад…. Зачем же ты, а? Да ещё так? Не понимаю…. Бросилась с обрыва. С высоченного. Говорят, что пролетела больше ста семидесяти метров. Прямо на острые-острые камни…. Даже проститься с тобой не дали, чтобы, мол, не травмировать хрупкую подростковую психику. Закрытый скромный гроб. Сырая чёрно-серая земля. Мелкие гранитные камешки, брошенные из дрожащих ладоней на крышку гроба. Лопаты могильщиков. Совковые…. Почему же ты опять мне снишься? Зачем? Снишься и снишься. Снишься и снишься…. Нет-нет, снись, сколько захочешь. Хоть пятьдесят лет. Хоть все пятьсот. Как захочешь…. И повторяй-повторяй-повторяй. Повторяй. Раз так тебе хочется. Мол: – «Сыночек, ты совсем большой у меня. Тринадцать с половиной лет – это уже серьёзно. Почти взрослый. И веди себя соответственно – по-мужски. И, главное, ничего не бойся. И никого. Ты всё сможешь. Всё выдержись. Всё перетерпишь. Всё преодолеешь. И никого никогда не предашь. И

отомстишь…». Мама-мама, мамочка моя. Любимая…. А мстить-то я кому должен? И за что? Подскажи, пожалуйста…. Молчишь, смущённо отводя глаза в сторону? Ладно. Попробую сам во всём разобраться. Всенепременно попробую. Спасибо – за совет…. И…. Можно, я попрошу тебя об одном? Спасибо…. Ты снись мне, пожалуйста, и дальше. Обязательно – снись. Хоть каждую ночь…. А я обязательно попробую…. Попробую – соответствовать твоим ожиданиям. Клянусь…».

– Бух-х-х! – призывно гремит где-то – на самом изломе сонного подсознания.

– Тз-цинь-нь-нь, – тихонько и жалобно дрожат стёкла в оконных рамах.

– Бух-х-х!

– Тз-цинь-нь-нь…

Олег приподнимает голову над подушкой.

– Бух-х-х-х-х…

– Тз-цинь-нь-нь-нь-нь…

– Вот же, старикан неугомонный.

Отбросив одеяло, он встаёт с постели и подходит к окну.

На сизо-розовом полотне утреннего небосклона – над мрачной стеной дальнего тёмно-зелёного леса – величественно клубятся широкие полосы густого чёрно-серого дыма.

– Опять, дружище, подловил, – протирая кулаками сонные глаза, неодобрительно бормочет Олег.

Бормочет – неодобрительно, но улыбается – при этом – однозначно по-доброму и понимающе…

Что ещё за «бухи» имели место быть в то памятное утро? Это просто знаменитый камчатский вулкан Шивелуч, заскучав в гордом одиночестве, решил немного порезвиться и пообщаться с местными жителями. Тем более что до него и недалеко совсем было – порядка сорока шести-семи километров.

Извержение вулкана? Ерунда, локальное. Всего-то на несколько суток. Шивелуч, он такой: чуть ли не каждый месяц напоминает о своём существовании. Покашляет чуток. Погремит. Раскалённой лавой слегка поплюётся. А после этого вновь – на некоторое время – впадёт в спячку. Обычное дело…. Что там взрывается? В основном, газы всякие и разные. А ещё иногда из жерла Шивелуча и бомбочки вулканические вылетают. Рутина камчатская, короче говоря…

Больше не бухает. Дым над дальним лесом заметно истончается.

Олег стоит у окна.

«Семь тридцать утра. Погода – просто замечательная», – лениво бродят в голове разноплановые мысли. – «Небо ясное и лазурно-голубое. Безветренно. Теплынь. Уже третьи сутки над нашим славным полуостровом висит устойчивый и обширный антициклон. Знать, и пугливая рыба постепенно отошла от недавних природных катаклизмов. То бишь, от ливней, гроз и штормовых северо-восточных ветров…. Успокоилась. Вылезла из глубоких ям и омутов. И вновь принялась – в преддверии скорого осенне-зимнего сезона – активно жировать. Повезёт сегодня – в обязательном порядке. Тьфу-тьфу-тьфу, конечно…. А почему, кстати, нигде не видно Василича? Он в это время обычно уже что-то копает, пропалывает или же воду набирает из колодца. Странно…. И гуси гогочут, словно бы сто лет некормленые. Ага, и козы голос подают. Ерунда какая-то…».

Недоумённо передёрнув плечами, он идёт в туалетную комнату. Справляет естественные нужды. Умывается. Чистит зубы. Причёсывается перед зеркалом. Возвращается в спальню. Меняет фланелевую пижаму на хлопчатобумажный спортивный костюм. А мохнатые домашние тапочки – на удобные кроссовки. И спускается по деревянной винтовой лестнице на первый этаж.

– Груня, – зовёт Олег.

Тишина.

– Груня! – повышает голос.

Нет ответа.

Столовая, гостиная, кухня, гостевые спальни – никого. Лишь чуткая тишина вокруг, нарушаемая – местами – монотонным жужжаньем беспокойных пчёл, залетевших с улицы.

В прихожей – под овальным зеркалом – отрывной календарь: двадцатое августа, 1998-ой год.

Он выходит на крыльцо и кричит:

– Василич! Эй! Груня! Отзовитесь! Эге-гей! Куда вы все запропали? Найда! Ау! Где ты, противная собака?

Нет ответа. Только требовательный гогот гусей и жалостливое блеяние коз становятся всё громче. И курицы, поддерживая, начинают рассерженно кудахтать.

– Как мама умерла, так они все тут слегка разбаловались, – шепчет Олег. – А ещё и папа – неделю назад – улетел по важным делам в солнечную Испанию. Кот из дома – мыши в пляс. А я на роль строгого хозяина дома не очень-то подхожу…. Груня, наверняка, к старшей дочери в Козыревск укатила. А Василич и в классический русский запой мог запросто уйти. На него иногда накатывает…. Ладно, отложив рыбалку на час-другой, сам поработаю. Чай, не переломлюсь. Жили же мы раньше без прислуги. И ничего…

Их семья, действительно, разбогатела только два с половиной года тому назад – с тех самых пор, как Митин-старший заделался владельцем всех местных лесопилок и лесосек: переехали в комфортабельный коттедж за высоким кирпичным забором, наняли садовника-огородника-скотника-птичника-пчеловода (в одном лице), горничную-кухарку и шофёра-охранника. А раньше-то Михаил и Арина Митины были обычными камчатскими фермерами «мелкой руки», да и сына своего единственного – с самого малолетства – приучили к труду крестьянскому. И козы-курицы-гуси-кролики-пчёлы переселились в новообразованное поместье из той, прежней, скромной и обычной жизни.

Олег сноровисто напоил и накормил животных. Подоил коз. Собрал в берестяное лукошко с полтора десятка крупных, жёлто-коричнево-пятнистых куриных яиц. А заглянув в большой застеклённый парник, недовольно покачал головой:

– Огурцы, понимаешь, переросли. Совсем Василич мышей не ловит. Ладно, самые крупные, пожалуй, с собой прихвачу. А остальные уже завтра сорву, по возвращению. Часть, может, засолю. Другую, наоборот, замариную. В зависимости от настроения…. Кабачки-переростки? Козам и кроликам скормлю, не вопрос…

Тихий вкрадчивый шорох за спиной.

Он, торопливо нащупывая ладонью – в правом боковом кармане спортивной куртки – чёрный брусок бельгийского метательного ножа, оборачивается.

Качающаяся – чуть-чуть – разноцветная листва декоративного кустарника.

– Кто там прячется? Выходи, гнида позорная…. Ну, долго я буду ждать? Порешу на раз.

– Хр-р-р…. Гав!

– Это ты, Найда? Извини. А я, уж, подумал – чёрт-те что…

Из-за разлапистого куста японской гортензии появляется крупная охотничья собака.

Лайка? Может быть, если рассуждать по-глобальному. Только какая-то откровенно нетипичная. Белая, с редкими жёлто-бисквитными пятнами на боках. Компактная, ладная, лохматая и «шерстяная». Голова мощная и слегка клиновидная. Угольно-чёрный аккуратный нос. Углы рта слегка загибаются, образуя некое подобие ехидно-философской улыбки. Глаза тёмно-коричневые, глубоко посаженные, широко расставленные, немного раскосые, миндалевидной формы. Хвост пышный, гордо закинутый на спину. А, вот, уши какие-то маленькие и слегка закруглённые на концах.

В тёмно-жёлтых собачьих зубах зажата тушка юного лесного зайца.

– Хряп, – кривые зубы разжимаются, и добытый заяц послушно плюхается на землю.

– Молодец ты у меня, – хвалит Олег. – Добытчица. Знатная и умелая.

– Гав! – отзывается собака, мол: – «Сама знаю. Но за доброе словечко – спасибо…».

Найда, она чистокровная самоедка[1 - – Самоедская собака – в просторечии самоед или самми, одна из древнейших пород собак. Уже на протяжении трёх тысяч лет является домашним животным северных племён народностей самодийской языковой группы.]. Три с половиной года назад Митин-старший купил за пять американских долларов лобастого и на удивление хилого щенка – у старого чукчи, на северном

плато Корякского нагорья. За прошедшее с того момента время из уродливого «цуцика» настоящая красавица выросла: сильная, отважная и грациозная – до полного умопомрачения.

Откуда взялся заяц?

Собака уже давно вырыла под кирпичным забором – за пчелиными ульями – тайный лаз. А отец Олега, узнав про это, велел не препятствовать, мол: – «Самоедам без регулярной охоты – никак нельзя. Могут всерьёз затосковать и впасть во фрустрацию. Шерсть, тьфу-тьфу-тьфу, конечно, начнёт вылезать-выпадать, зубы и клыки крошиться в пыль…. Оно нам надо? Не надо, зорька ясная…. А так собака регулярно в тайгу наведывается. Свежим воздухом дышит. Охотится. Добычу приносит: зайчишек, белок и тарбаганов…».

Кто такие – тарбаганы? А это сурки местные, камчатские, упитанные. Их топлёный жир здорово при простудных радикулитах и застарелых артритах помогает…

– Знатный нынче заяц по камчатским лесам и перелескам скачет, – подбирая с недавно подстриженного газона тяжёлую звериную тушку, констатирует Олег. – В том смысле, что упитанный. И шкурка хорошая: гладкая, блестящая и без проплешин. Лето же нынешнее выдалось – просто на загляденье. В меру дождливое, с достаточно тёплыми ночами. Вот, зверьё лесное и взяло своё, по полной и расширенной программе…. Лето тёплое, плодородное и доброе – это хорошо? Ну, как посмотреть, блин горелый. Если с легкомысленной и обывательской точки зрения, то просто замечательно. А если – со стратегической и долгоиграющей? Философия, будучи наукой серьёзной и грамотной, утверждает: – «Если в одном конкретном месте что-то прибывает, то в другом – непременно – убывает…». Следовательно – что? Следовательно, вскоре надо ждать насквозь негативных осенне-зимних сюрпризов – в плане погоды. Не, как по мне – так пусть лучше будет суровая и снежная зима, чем избыточно-дождливая, слякотная и ветреная осень…. Кстати, я тут на рыбалку собрался.

– Гав?

– Куда? Ещё не решил…. Составишь мне компанию?

– Гав! – радостно кивает лохматой головой Найда. – Гав, гав, гав…

Собрался он быстро. Запихал тушку добытого зайца (уже выпотрошенную, без головы и со снятой шкуркой), в полиэтиленовый пакет, а его – в свою очередь – определил в морозильную камеру. Отправил в холодильник куриные яйца и две пузатые керамические крынки с козьим молоком. Накормил Найду говяжьими почками. Наскоро перекусил бутербродами с колбасой, маслом и сыром. Запил бутерброды растворимым кофе без молока и сахара. После этого сложил в наплечную кожаную сумку нехитрую провизию: буханку чёрного хлеба, две банки говяжьей тушёнки, шматок сала, с десяток огурцов, пачку чая, грамм триста фруктовой карамели. Ну, и немного соли, чёрного перца и лаврового листа – для возможной ухи. Вот, собственно, и все сборы.

А как же походная одежда, резиновые сапоги, котелки-кружки и всяческие рыбацкие снасти? Всё это хранилось на речном берегу – в маленьком гараже, выстроенном рядом с лодочным причалом. Очень удобно, знаете ли…

Прихватив сумку с провизией и заперев глухую железную калитку в кирпичном заборе, он шагает направо. Найда, чуть заметно помахивая пышным хвостом-кренделем, семенит рядом.

Тепло, но между деревьями и кустами, растущими вдоль дороги, плавно перемещается лёгкая туманная дымка. Солнышко нерешительно прячется за длинными светло-сизыми облаками.

Навстречу идёт мужчина средних лет, облачённый в пятнистую военную форму без погон. Это Иван Павлов, когда-то начинавший фермерскую карьеру вместе с Михаилом Митиным.

Завидев мальчишку с собакой, мужчина останавливается и нерешительно топчется на месте.

– Привет, дядя Ваня, – здоровается Олег.

– Ага, здравствуй, Олежа. Хорошая сегодня погода, – смущённо бормочет Павлов, а после этого резко разворачивается на девяносто градусов и исчезает в боковом проулке.

– Гав? – удивляется Найда.

– Не знаю, что это на него нашло. Чудак – одно слово…

Поворот, второй, впереди заметно светлеет, и вскоре они выходят на каменистый речной берег – как раз напротив того места, где речка Еловка впадает в реку Камчатку. Кофейно-бурый поток – это Камчатка. А светло-светло-серый и более узкий, соответственно, Еловка. Над водой мелькают – чёрными изломанными молниями – шустрые камчатские стрижи. По речной глади следует – вниз по течению – старая самоходная баржа, перевозящая доски и брус.

– Наши с папой доски и брус, – уточняет Олег. – То бишь, изготовленные на наших лесопилках. В Усть-Камчатске всё это перегрузят на солидное океанское судно и – вместе с другими пиломатериалами – отправят в Японию. Или, к примеру, в Южную Корею…. Папа. И зачем он срочно улетел в Испанию, а?

– Гав.

– Не знаешь? Вот и я не знаю. Без малейшего понятия…. И вообще. Каким-то очень взволнованным он выглядел при прощании. И озабоченным. И хмурым. И несколько раз спросил: – «Помнишь, сынок, где находится наш тайник? Сможешь его самостоятельно найти – ежели что?». Я ему, мол: «Помню и, конечно же, найду. Без проблем». Он головой заторможенно покивает, а через час-другой по новой: – «Помнишь про наш тайник? Сможешь его отыскать?». Ерунда какая-то.

– Гав, – добродушно виляя хвостом, соглашается Найда.

На северо-востоке, над далёкой линией горизонта, величественно возвышается конус Шивелуча.

– Славный старикан, – одобрительно хмыкает Олег. – Мощный такой, солидный и горделивый…. И сегодняшние дымы впечатляют. Клубятся, клубятся. Вверх поднимаются. А потом, постепенно превращаясь в длинный шлейф-полосу, заметно отклоняются к западу. Значит, ветерок сегодня дует со стороны Тихого океана.

Над конусом вулкана появляется-возникает ярко-розовый всполох. Второй.

Секунд через пятнадцать-двадцать с той стороны долетает:

– Ба-бах! Бух-х-х-х-х…

– Гав, – сообщает Найда.

– Ага, согласен. Вулканическими бомбочками плюётся, не иначе. Фокусник хренов…

У дощатого безлюдного причала неподвижно застыли – на коротких ржавых цепях – несколько десятков деревянных, алюминиевых и дюралевых лодок. Чуть дальше расположились, выстроившись в два неровных ряда, разномастные гаражи.

Вообще-то, Митин-старший в последнее время частенько говорил, мол: – «Давно уже пора обзавестись приличным катером или даже солидной яхтой. Статус – дело такое. Ему соответствовать надо…». Только дальше слов дело так и не пошло: на рыбалку они по-прежнему отправлялись на старенькой и потрёпанной «Казанке».

Олег отмыкает массивный навесной замок и входит в «фамильный» гараж. Переодевается в походную одежду. Меняет кроссовки на многократно-проверенные болотные сапоги. Закрепляет на брючном ремне деревянные ножны с дельным охотничьим ножом. Складывает в рюкзак нехитрую посуду, снасти и прочие рыбацкие причиндалы. Относит в «Казанку» вёсла, рюкзак, сумку с продовольствием, а также брезентовый чехол со спиннингом и телескопической раздвижной удочкой. Возвращается в гараж. Заполняет бачок пятнадцатисильного японского мотора смесью машинного масла и бензина – в соотношении один к двадцати. Относит мотор, предварительно заперев гаражную дверь, на причал и надёжно закрепляет его на корме лодки. А после этого впадает в задумчивость.

– Гав? – к «Казанке» подходит Найда.

– Ну, да, решаю, куда податься, – подтверждает Олег. – Мы с Василичем

планировали спуститься вниз по течению Камчатки и по узкой дельтовой протоке доплыть до лагуны Маламваям[2 - – Лагуна Маламваям – мелководный морской залив лагунного типа. Расположена в районе северо-восточного побережья полуострова Камчатка, является южной частью Карагинского залива.]. Там сейчас корюшка, навага и камбала должны хорошо ловиться. Это Груня морскую рыбу заказала. Мол, речная и озёрная приелись слегка…. Но, где он, Василич?

– Гав!

– Правильно, нет его. Испарился, бродяга непоседливый, в неизвестном направлении. А я маме обещал – не отплывать в одиночку далеко от посёлка. Обещанья же, как известно, надо всегда выполнять. Принцип такой краеугольный…. Поэтому мы пойдём вверх по течению, к Второму лабиринту. Это недалеко совсем, и тридцати километров не будет…. Согласна?

– Гав!

– Тогда – залезай. Будем стартовать.

Дождавшись, когда собака займёт место в лодке, Олег отталкивает «Казанку» от берега и запрыгивает на её нос.

Через полторы минуты над речными просторами разносится негромкое тарахтенье подвесного мотора, и «Казанка», уверенно преодолевая встречное течение, начинает отдаляться от причала…

Что ещё за «Второй лабиринт»?

Рассказываю. Река Камчатка является крупнейшей рекой Камчатского полуострова. Ительмены издревле называют её – «Уйкоаль», что в переводе на русский язык означает – «Самая большая река». Считается, что длина Камчатки – от истока до устья – составляет около семисот пятидесяти километров. Но это – если мыслить прямыми и ломаными линиями. Но Камчатка – самая извилистая речка в Мире. Самая-самая-самая. Петляет, петляет, петляет. Обычные петли, двойные, тройные, обратные, восьмёрочные…. Сколько можно, двигаясь на лодке вниз по её течению, намотать километров? Трудно сказать. Несколько тысяч, наверное. А ещё на реке наличествует великое множество проток и стариц, в которых заблудиться – раз плюнуть. И сотни тысяч озёр и озерков, расположенных на низких речных берегах. Гигантская и бескрайняя водная страна, короче говоря, со своими особенностями и причудами…. Так вот. «Второй лабиринт» – так в народе называется причудливое наслоение речных петель (практически незатянутый морской узел), расположенное в двадцати шести-семи километрах вверх по течению Камчатки – относительно посёлка Ключи. Достаточно рыбное местечко. Для тех, естественно, кто умеет эту самую рыбу ловить…

Вволю попетляв по хитрым речным излучинам и протокам, «Казанка» пристаёт к западному берегу. Вернее, к низкой песчаной косе аккуратной полукруглой бухты.

Окончательно заглушив мотор, Олег вылезает на берег и, крепко ухватившись ладонями за металлический кронштейн на носу плавсредства, затаскивает лодку – на треть корпуса – на песчаную косу. Найда тут же выпрыгивает из «Казанки» и, тихонько гавкнув, скрывается в густом ельнике.

– Охотиться пошла, – понимающе хмыкает Олег. – Ну, и ладно. Кто-то рыбачит. Кто-то охотится. Разделение труда, так сказать. Чисто для пользы общего дела…

Он перетаскивает к балагану рюкзак, наплечную сумку и чехол с удочкой-спиннингом.

Балаган, это такое временное строение: грубый каркас из толстых веток и досок, три стены и крыша которого обтянуты-оббиты старым рубероидом. Разжигаешь возле входа в балаган жаркий костерок, забираешься внутрь, ложишься на толстую подстилку из елового лапника, укрываешься ватником и спишь, холода не ведая. Красота.

– Крепкий, – одобрительно похлопывая ладонью по боковой стенке балагана, шепчет Олег. – Мы его вместе тогда построили, почти два года тому назад: я, папа и мама. Эх, мама моя, мамочка…

Олег, ослабив шнуровку, достаёт из рюкзака «кораблик». Это такая хитрая снасть для ловли рыбы – маленький катамаран, две заострённые вертикально-поставленные дощечки которого соединены между собой тонкими горизонтальными планками. А на отдельной берёзовой дощечке намотано метров пятьдесят-шестьдесят толстого капронового шнура, ближе к концу которого (прикреплённого к боковине «кораблика»), привязаны поводки из лески диаметром 0,3 миллиметра с самодельными мушками-приманками.

Мушки – статья особая. Из чего их только не делают идейные камчатские рыбаки, брезгующие – в большинстве случаев – покупными импортными изделиями. Из шерсти и подшерстка всех «шерстяных» животных. Из перьев всех-всех-всех местных водоплавающих птиц. Из разнообразных синтетических материалов, включая «щетину» китайских бытовых швабр и кисточек. Ну, и применяя – для пущей эстетики – самые хитроумные долгоиграющие краски.

Митины же в этом плане были упёртыми и законченными консерваторами, и для изготовления рыбацких мушек использовали только оленьи и кабаньи «шерстины», да подбрюшные перья краснозобых казарок. Краски? Фи, как пошло. Вполне достаточно красной шерстяной нити. Для тех, кто понимает, конечно…

– Подъехать на лодке к Серой скале? Там, конечно, знатная стремнина. И глубокий омут совсем рядом, – неторопливо оглядывая речные просторы, рассуждает Олег. – Крупная рыба обожает такие места…. Только у скалы и перевернуться – плёвое дело. А я сегодня, как назло, один. Неоправданный риск, как любит выражаться отец, он умному человеку ни к чему. Ладно, здесь попробую порыбачить. Глядишь, и будет толк…

Какую рыбу собрался ловить Олег? А всякую и разную. И крупную, и не очень. Камчатка – самая рыбная и щедрая река полуострова, и видов рыб в ней водится – чёрт знает сколько. Перечислю только некоторые – чисто навскидку: горбуша, кета, нерка, кижуч, чавыча, сима, микижа, мальма, кунджа, хариус, ну, и так далее…

Прихватив «кораблик» подмышку, Олег возвращается к реке и отходит от «Казанки» – вверх по течению – метров на шестьсот пятьдесят.

Здесь прибрежная коса уже не песчаная, а каменистая – с отдельными каменными глыбами, торчащими из речной воды.

Он перебирается, ловко перепрыгивая с камня на камень, на покатый гранитный тёмно-красный валун, расположившийся рядом с белопенной струёй сильного течения. Перебирается и умело запускает «кораблик», постепенно стравливая с берёзовой дощечки – под лёгким натягом – капроновый шнур.

Маленький катамаран постепенно отходит от валуна примерно на сорок пять метров, шнур тихонько звенит, «кораблик», зарываясь вертикальными дощечками в речные буруны, замирает на месте, мушки весело и призывно скачут по гребням волн…

Звонкий удар хвостом по воде, брызги во все стороны. Это какая-то рыба прыгнула на мушку.

Олег резко подсекает, несуетливо подводит «кораблик» к валуну и аккуратно снимает с крючка светло-серебристую рыбину с мелкой чешуёй. Бока и брюхо добычи покрыты чёрными и тёмно-бордовыми точками-пятнышками.

– Речной голец. Вернее, мальма, если по-местному…. Грамм на семьсот-восемьсот потянет. Хороший задел. Знать, клёв будет. Тьфу-тьфу-тьфу, конечно…

Рыба, оглушённая коротким ударом головой об валун, отправляется в полиэтиленовый пакет, извлечённый из бокового кармана старенькой штормовки. «Кораблик» уходит во второй рейс.

Звонкий удар хвостом по воде, брызги во все стороны.

– На этот раз кто-то покрупнее попался, – подтягивая катамаранчик, радуется удачливый рыбак. – Снова мальма? Посмотрим…. Ага, в воде мелькает бледно-жёлтый бок с крупными светлыми пятнами.

Значит, кунджа. Килограмма, наверное, на полтора…

«Кораблик» вновь, трудолюбиво зарываясь вертикальными дощечками в тёмные речные воды, замирает на месте, мушки весело и призывно скачут по гребням волн.

Неожиданно рядом с катамараном возникает здоровенный бурун, в котором виден – на долю секунды – здоровенный (ну, очень здоровенный), рыбий хвост.

Мощный звонкий шлепок, и деревянный «кораблик» мгновенно разваливается на отдельные дощечки и планки.

– Чёрт знает, что такое! – размеренно наматывая на дощечку шнур, возмущается Олег. – Всю рыбалку, гад хвостатый, испортил…. Из чего я теперь смастерю новый «кораблик»? А? Вот же, не было печали у гусара…. Кто же это такой шустрый и крупный? И на сколько, интересно, этот поганец потянет? Килограмм на пятнадцать-двадцать? Или же ещё крупнее? Ладно, наглец бокастый, я с тобой сейчас разберусь. Сейчас-сейчас. По полной и расширенной программе. Только не отплывай, пожалуйста, далеко…

Олег возвращается к балагану. Бросает бесполезную дощечку с капроновым шнуром и мушками на высокую моховую кочку. Рядом пристраивает полиэтиленовый пакет с пойманной рыбой. Достаёт из брезентового чехла и собирает – из составных частей – спиннинг. Закрепляет на его удилище – чуть выше пробковой рукояти – безынерционную катушку. Пропускает леску через спиннинговые кольца. Привязывает к леске надёжный стальной поводок. Вытаскивает из рюкзака круглую жестяную коробочку с блёснами и воблерами. Раскрывает её. И после недолгих раздумий останавливает свой выбор на «змейке».

Что ещё за «змейка» такая? Самоделка. В том плане, что эту нестандартную снасточку Олег сам изготовил, прошлой зимой. Знаете, есть такие ёлочные новогодние гирлянды, состоящие из серебристых блестящих шариков, нанизанных на капроновую нить? Вот, кусочек такой нити – с десятком шариков – Олег от гирлянды и отрезал. Потом насадил шарики на «первую» гитарную струну. Лишнее, понятное дело, удалил с помощью ножниц по металлу. А к кончикам отрезка струны припаял два карабинчика: один (тяжёлый), для лески или стального поводка; второй (лёгкий), для кольца с рыбацким «тройником».

Осмотрев снасточку, он заменяет закреплённый на ней «тройник» на другой, самый крупный – из тех, что обнаружились в коробочке. А после этого закрепляет «змейку» на колечке стального поводка.

Олег, предварительно раскатав голенища болотных сапог, осторожно заходит в реку.

Почему он не забрался на покатый гранитный валун, с которого уже рыбачил? Скажете тоже. Камень, торчащий из реки, является – при ловле очень крупной рыбы – достаточно коварной штуковиной. Запросто можно – в процессе борьбы с потенциальным трофеем – поскользнуться и свалиться в воду. А ещё и головой удариться – об тот же самый валун, на котором и поскользнулся…

Взмах спиннингом. Заброс «змейки» метров на шестьдесят. Чуть слышный треск катушки, наматывающей – с короткими рывками и паузами – леску.

Взмах. Заброс. Треск.

Взмах. Заброс. Треск…

Удар!

Удилище спиннинга тут же сгибается в крутую дугу. Оглушительно трещит катушка. По воде ходит – туда-сюда – огромный бурун, создаваемый усилиями большой и сильной рыбины.

Олег медленно перемещается вдоль берега, то отпуская леску, то подматывая её.

Отчаянная борьба длится и длится.

Мышцы спины и плеч сводит судорогами. Ледяная речная вода переливается через края рыбацких сапог. Летнее камчатское солнышко, лукаво проглядывая сквозь широкие прорехи в низких тёмно-серых облаках, начинает откровенно припекать. По лбу, застилая глаза, скатываются крупные и частые капли слегка солоноватого пота. Пальцы рук предательски немеют.

Сквозь всплески, производимые неизвестной рыбиной, долетает шум работающего лодочного мотора. Но Олегу сейчас не до ерунды: он весь поглощён одним – борьбой…

Наконец, где-то через полчаса, добыча отчаянно прыгает по чёрным прибрежным камушкам. Несколько ударов увесистым булыжником по бугристой рыбьей голове, и всё – полная и окончательная победа.

– Ну, и ничего же себе, – с трудом переводя сбившееся дыхание, восторженно охает Олег. – Натуральное чудо-юдо какое-то. Кожа тёмная и очень жёсткая на ощупь. Как у…, как у престарелой камбалы. Вдоль хребта красуются непонятные шишечки-наросты. Морда непривычно-длинная. Рот – внизу. Но достаточно большой и круглый. А нижняя губа – очень короткая…. Да кто же это такой, а?

– Осётр, однако, – раздаётся сзади густой мужской голос.

– Гав! – подтверждает собака.

– Большой и настоящий, однако…. Взять травоядного и мирного осетра – на блесну? Почётное дело. Невероятное…. Ну, парень, однако, ты и молодец. Красава самая натуральная…

Олег оборачивается. В трёх-четырёх метрах от него, рядом с замшелым корнем-выворотнем, стоит, опираясь на чёрный посох, высокий узкоглазый старикан в тёмно-бордовом малахае, расшитом разноцветным бисером. У ног старика, беззаботно щурясь, сидит Найда.

– Здравствуй, дядя Костька, – радостно улыбается Олег.

Сделав несколько шагов навстречу, он протягивает пожилому мужчине открытую правую ладонь.

– Привет, Красава. Муза нсунск[3 - – Муза нсунск – ительменское приветствие, дословный перевод: – «Мы ещё живы».], однако, – отвечая на рукопожатие, произносит старик. – А ты изменился – со времени нашей последней встречи. Вырос, однако. Возмужал.

– Как ты меня назвал?

– Красава, однако. Так ительмены и паланцы величают успешных и удачливых людей. Так издревле повелось. Не нами заведено, не нам, однако, и отменять. Красава…

Глава вторая

Шаман – лучший друг беглеца

– Это точно – осётр? – недоверчиво разглядывая добычу, сомневается Олег.

– Точно, однако. Гадом буду. По крайней мере, однако, относится к осетровым.

– А откуда им, благородным и осетровым, взяться в нашей северной Камчатке?

– Много откуда, – усмехается старик. – Считается, однако, что внутренние воды Камчатского полуострова бедны пресноводными рыбами. Ну, советские учёные и начали, однако, активно выпускать в местные водоёмы мальков всяких нездешних рыб: карася, амурского сазана, толстолобика и даже стерляди. С переменным успехом, понятное дело, выпускать…. Как сейчас помню, однако. Было это, кажется, в 1958-ом году. Приехали в эти благословенные места всякие и разные, однако, хиленькие, бородатенькие и в очочках. Приехали, посовещались, да и выпустили в Кирпичную протоку (ну, в ту, что протекает возле села Милькова, однако), несколько тысяч личинок обской стерляди. Выпустили и, однако, уехали восвояси…. Прижилась ли стерлядка в Камчатке? Плохенько, но, всё же. Несколько раз здешние рыбачки её лавливали. Один раз в 1967-ом году, однако. Другой, кажется, в 1973-ем.

– Значит, я стерлядь поймал?

– Нет, конечно же, однако. Те стерлядки (и в шестьдесят седьмом, и в семьдесят третьем), меленькими были, не более двух килограмм каждая. Твой же трофей, однако, знатный. В том смысле, что и на все тридцать пять запросто потянет. Сейчас, Красава, определимся…

Старик, опираясь на посох, подходит к пойманной рыбине, присаживается на корточки, внимательно осматривает её и через пару минут выносит авторитетный вердикт:

– Это, однако, калуга. Тихоокеанская. При мне точно такую же рыбаки поймали в прошлом, 1997-ом году. В устье реки Паланы, однако.

Неводом. Ну, один в один. И длина такая же, однако, чуть больше полутора метров. И круглый рот. И короткая нижняя губа. И, однако, приметные уродливые «шишечки» вдоль хребта.

– Тихоокеанская калуга? Не шутишь?

– Точно, однако. Честное шаманское слово.

– Ну, раз шаманское, – вздыхает Олег. – Тогда-то, конечно, верю…

Старик, подошедший к Олегу на речном берегу, являлся шаманом? Да, шаманом. Причём, самым-самым настоящим, без дураков. Не из тех пошлых прохиндеев и хитрых жуликов, которых расплодилось после приснопамятной «горбачёвской» Перестройки – практически без счёта. Типа – обыкновенная и прибыльная коммерция. Мол, московские и зарубежные туристы, они страсть как падки на всяческую провинциальную экзотику. Например, на шаманские причудливые танцы – под заунывные горловые песни и монотонные перестуки бубна…

Итак, шаман являлся настоящим, из неоднозначных прошлых Времён.

Дело было так. Этот ительмен[4 - – Ительмены – одна из коренных народностей Камчатского полуострова, проживают и на юге Чукотского полуострова.] (тогда ещё достаточно молодой), объявился в Ключах в далёком 1957-ом году. То есть, пришёл – с тощей походной котомкой за плечами – в поселковое отделение милиции, совмещённое тогда с паспортным столом, продемонстрировал справку «о личности», выданную в чукотском Анадыре (ительменов тогда, как правило, паспортами не баловали), и попросил зарегистрировать его в качестве оседлого охотника-промысловика, приписанного к Ключам. Вообще-то, так не полагалось. Мол, в каком субъекте страны Советов тебе, представителю конкретного национального меньшинства, «личностную» справку выдали, в том и селись. Там же получай и вожделенный «статус оседлости», дающий право на получение продуктовых и, главное, водочно-табачных талонов…. Но молодого пришлого ительмена, не смотря на устоявшиеся советские нормы и правила, приписали, всё-таки, к Ключам. И полагающимися талонами одарили сразу. Причём, на полгода вперёд. Неслыханное, между нами говоря, дело. Неслыханное, блин недопечённый…. Почему так получилось? Трудно сказать однозначно. Возможно, что имела место быть банальная и пошлая взятка. Например, шкурками чернобурок, куниц и песцов. Или же (как тогда судачили в посёлке), у «пришлого нацмена» наличествовали определённые способности к гипнозу…. Костька? Ну, это бытовое прозвище «приклеилось» к нему несколько позже, только через несколько месяцев. А тогда, в июле 1957-го, его записали в поселковой Книге учёта как – «Кутхе Атэс». Мол, «Кутхе» – имя. А «Атэс», наоборот, фамилия. Это уже потом выяснилось, что «Кутхе Атэс», в переводе с ительменского языка, означает – «Скрытный Ворон». Или же – «Ворон, скрывающий заветную тайну». Странная и запутанная история, короче говоря…

Как бы там не было, но Кутхе Атэс – уже через пару-тройку недель после регистрации – установил в Сиреневом распадке (примерно в шестнадцати с половиной километрах от вулкана Шивелуча), крепкий свайный балаган. Это такое летнее жилище ительменов. Сперва в землю вкапывают и тщательно фиксируют – с помощью тяжёлых камней – толстые брёвна лиственницы, установленные вертикально. Потом, используя торцы этих брёвен в качестве надёжных опор, на высоте метра с небольшим над землёй (подальше от бурых лесных мышей, песцов, прожорливых тарбаганов и хитрых лисиц), из берёзовых стволов мастерят прямоугольную горизонтальную платформу, на которой и устанавливают просторный пирамидальный шалаш, сплетённый из толстых веток и крытый древесной корой, камышами и пучками трав. Получается – свайный балаган.

Сиреневый распадок тогда являлся, не смотря на близость к активному Шивелучу, достаточно перспективным местом – для охоты, рыбалки и собирательства всяческих «дикоросов». Осенью Костька (некоторые называли его Вороном), и надёжную зимнюю полуземлянку сладил. Как и полагается – с толстыми бревенчатыми стенами, проконопаченными сухой травой и обложенными дёрном, наклонной крышей и очагом, сложенным из специального камня. А после этого зажил нехитрой жизнью самого обыкновенного ительмена. На мясо добывал камчатских бурых медведей, горных баранов и диких северных оленей, а мясные излишки и субпродукты продавал – «не за дорого» – в Ключах. Шкурки рыжих лисиц, куниц, чернобурок и песцов сдавал в местную Потребкооперацию. Вернее, менял их на одежду, посуду, патроны, капканы, муку, соль, сахар, чай, водку, табак и различную хозяйственно-бытовую мелочь. В реках и ручьях – с мая по ноябрь – промышлял рыбу: чавычу, нерку, кету, горбушу, гольца и кижуча. Поздним летом и осенью собирал на границе лесов и заливных тундровых лугов различные грибы-ягоды, а также листья-стебли кипрея (для заварки камчатского чая), сарану (клубневое растение, заменяющее у ительменов картошку), и черемшу. Долгими зимними вечерами терпеливо плёл циновки, корзинки, туеса и снегоступы, свивал из специальных засушенных трав верёвки и нитки…. Тихо жил Костька (из непривычного для русского слуха – «Кутхе» и образовалось это прозвище), незаметно и необременительно для окружающих. В Ключах появлялся нечасто. В разговоры вступал неохотно. В гости не ходил и к себе (вроде бы), никого не приглашал…

А в семидесятые годы по посёлку неожиданно поползли упорные слухи, мол: – «Не так-то и прост этот темнолицый и узкоглазый Костька. Ох, и непрост, морда скрытная. Он же только прикидывается безобидным и скромным тихоней, а на самом-то деле является самым натуральным шаманом…. Да-да, старорежимным хитрым шаманом! Представляете? Говорят, что уже многие-многие годы к нему в Сиреневый распадок – по поздней осени и ранней весне – регулярно наведываются ительмены из Тигильского района[5 - – Тигильский район – административно-территориальная единица и муниципальный район в составе Камчатского края. Административный центр – село Тигиль.]. Целыми семьями, перебравшись через суровый Срединный хребет, приезжают на оленьих и собачьих упряжках. Костька же им длинные и заунывные песни – под удары в старенький бубен – поёт. Потом долго рассказывает всякие старинные легенды, сказания, предания и сказки. Часы напролёт, изредка отвлекаясь на перекуры, рассказывает. А тигильские ительмены, дурилки доверчивые и тёмные, Костьку, приоткрыв слюнявые рты, внимательно слушают. Более того, потом, дружно прослезившись, руки ему, оборотню коварному, нацеловывают по очереди…».

Всё это казалось очень-очень странным и совершенно неправдоподобным. Во-первых, у ительменов в роли шаманов – в девятнадцати случаях из двадцати – выступали пожилые женщины. Во-вторых, бубнами ительменские шаманки (в отличие от чукотских шаманов), никогда не пользовались. В-третьих, преодолеть на оленьих и собачьих упряжках Срединный камчатский хребет было куда как непросто и рискованно…. Что же заставляло мрачных и недоверчивых тигильских ительменов совершать этот трудный путь? Причём, туда-обратно и целыми семьями?

Вопросов было много, а ответов – голимый ноль. Делать нечего. Пришлось главному поселковому милиционеру забираться на броню старенького вездехода и лично выезжать в Сиреневый распадок – на серьёзный разговор с Вороном…. Вернулся он оттуда рассеянным, задумчивым и молчаливым, а на все каверзные вопросы отвечал

лишь благостным и однообразным мычанием, мол: – «Всё нормально, дорогие товарищи. Не волнуйтесь. Негативная информация, как и следовало ожидать, не подтвердилась. Никакой Костька и не шаман, а, наоборот, сознательный охотник-промысловик. Более того, он и светлым идеалам социализма не чужд. Так что, болтуны и болтушки, уймитесь. Добром вас прошу. И, главное, помните, что за преднамеренное распространение ложных слухов, порочащих честь и достоинство законопослушного советского гражданина, предусмотрена административная и уголовная ответственность…». Очередная странная история, короче говоря…

В 1998-ом году Костька был стареньким. Поэтому и полноценно охотиться уже не мог. Да и рыбачить. Но и в бубен, завывая по-волчьи, перед капризными туристами не бил. И детей, могущих материально помочь, у него не было. И, вообще, семьи. И прочих родственников.

На что же он жил? На крошечную нищенскую пенсию? Нет, конечно. За долгую и многотрудную жизнь Скрытный Ворон обзавёлся несколькими верными друзьями. И некоторые из этих друзей стали – в современной капиталистической России – достаточно богатыми и обеспеченными людьми…. То есть, Костька был «приживалкой»? «Пиявкой» на чужих финансах? Ничуть не бывало. Ворон, ограждая от фатальных и непоправимых ошибок, изредка давал своим друзьям мудрые советы. Иногда и другую конфиденциальную помощь оказывал. Действенную и эффективную, подчёркиваю, помощь друзьям. А те, в свою очередь, следили, чтобы в шаманских карманах всегда присутствовали хрустящие денежные знаки. То бишь, Костька – из рук друзей – денег никогда не брал. Он просто находил их в карманах своей шаманской одежды. Регулярно находил. И Михаил Митин – отец Олега – был, как раз, одним из друзей Ворона. И с Олегом они были знакомы уже долгие-долгие годы. Почитай, с пелёнок Митина-младшего…

– Поймать большую и сильную рыбу – приятно, – признаётся Олег. – А очень и очень редкую – приятно вдвойне. Только, вот…

– Ну-ну, что такое, однако?

– Понимаешь, дяденька Ворон, я планировал здесь заночевать, в балагане. Костёр развести, ухи сварить, на ночные звёзды вдоволь полюбоваться…. А теперь, увы, не получится. Пойманную калугу надо домой доставить. Выпотрошить. Подсолить. Может, даже коптилку «раскочегарю».

– Неудачный и глупый план, Красава.

– Ты, что же, теперь всегда будешь так меня называть?

– Ага. Буду, однако. Всегда…. И ты, Красава, привыкай. Прозвище для беглеца, однако, дело наипервейшее. Чтобы не засыпаться ненароком.

– О чём это ты, дядя Ворон, толкуешь?

– Не надо величать меня «дядей», однако, – доставая из внутреннего кармана тёмно-бордового малахая белый почтовый конверт, недовольно морщится шаман. – Просто – «Ворон». Или же – «Костька». Как тебе, Красава, больше нравится. Чисто, однако, для пущей достоверности. Мол, по-родственному…. Ты, кстати, отрок, вчера телевизор смотрел? В частности, поздним вечером, однако?

– Нет, я целый день книгу читал. Александра Бушкова. Про десантника Станислава Сварога, случайно попавшего в другой Мир.

– Хорошее дело, однако. Не спорю. И Сан Саныч – хороший писатель. И человек. Встречались мы с ним как-то, в Петропавловске. В прошлом, однако, году…. Вот, держи письмо.

– От кого?

– Читай, Красава, однако. Там подписано…

Олег берёт из тёмно-коричневых старческих рук конверт, достаёт из него лист бумаги, аккуратно сложенный вдвое, разворачивает его и читает про себя: – «Здравствуй, сынок. Я написал это письмо заранее, перед отлётом в Испанию. Чисто на всякий случай. И если ты его читаешь, значит, сбылись мои самые худшие предчувствия…. Возможно, что сейчас я уже мёртв. Или же нахожусь в бегах. Но это не важно. Поверь…. Главное, что нынче и тебе надо срочно прятаться. И убегать…. Как и что – Ворон объяснит. Верь ему…. А потом Костька проводит тебя к Серёже Назарову, в Палану. Помнишь Назарова? Я сейчас только Ворону и Сергею верю. Больше никому. Так, вот, получилось. Времена нынче такие…. Только сперва вы с шаманом проберитесь к Мёртвому лесу. Забери из нашего тайника документы и деньги. Отнеси их в Палану и отдай Сергею. А Назаров тебя – при первой же оказии – на Большую Землю переправит, в безопасное место. И, вообще, пристроит по жизни. А я, если в живых останусь, то обязательно тебя отыщу…. Вот, пока и всё. Время поджимает. Будь смелым и отважным. И ничего не бойся. Удачной тебе дороги, сынок. Прощай (торопливо зачёркнуто). До свидания. Мы ещё обязательно встретимся. Твой любящий папа. Дата. Подпись…».

– Как оно тебе, однако? – несуетливо раскуривая короткую чёрную трубку, выжидательно интересуется Костька.

– Да, это папин почерк. И подпись его, – подтверждает Олег. – А по смыслу…. Э-э-э…. Что случилось-то, Ворон? Тут, кстати, написано, что ты мне всё объяснишь. Вот и объясняй.

– И объясню, раз должен…. Значит, Красава, телевизор ты, однако, не уважаешь?

– Ну, почему же? Уважаю. Футбол регулярно смотрю. Бокс. Хоккей. Биатлон. Лыжные гонки.

– Понятно, однако…. А про дефолт-то слышал что-нибудь? Его, однако, семнадцатого августа (у нас на Камчатке – по факту – восемнадцатого), объявили.

– Болтали чего-то между собой Василич с Груней, – морща лоб, вспоминает Олег. – Мол: – «Долговые обязательства российского государства заморожены на неопределённое время…». Только я, извини, так и не понял – в чём тут суть.

– Суть – в данном случае – не важна, однако. Совсем. Финансовые государственные обязательства, однако, дело тёмное и вязкое. Не берусь об этом рассуждать. Образованностью не вышел, однако. Важны, в первую очередь, последствия…. Почём неделю назад, однако, стоил американский доллар? Ежели в наших рублях «деревянных»?

– Кажется, шесть рублей с копейками.

– Правильно. Но это, однако, уже в Прошлом…. Сегодня доллар никто не продаёт. Ни банки. Ни коммерсанты. Ни обыватели. Все ждут, однако.

– Чего – ждут?

– Когда за один американский бакс будут давать восемнадцать российских рублей. Или, к примеру, двадцать один. Или, однако, двадцать четыре…. Понимаешь – к чему я клоню?

– Не очень, честно говоря.

– Твой без меры предприимчивый папаша набрал целую кучу кредитов, однако, – шаман выпускает изо рта – в хмурое камчатское небо – ароматные табачные кольца. – Я был против. Но он, однако, набрал. Упрямый. Под развитие производственной базы. В американских долларах. У важных и мутных людей, однако…. Во-первых, у Бугая – известного бандюгана из Петропавловска, который сейчас находится под следствием. Значит, однако, остро нуждается в деньгах. Взятки там всякие – следователям, прокурорам и обычным «ментам», однако.… А, во-вторых, у заслуженного «вора в законе» Шико Маленького, который нынче, однако, откочевал в Барселону испанскую.… Зачем – откочевал? По старости, однако. И от греха подальше…. А ещё наш Михаил много денег истратил, однако, на лечение Арины. И клиника московская ему так денежек и не вернула. Хотя, однако, ничего и не сделала. Не успела…. Удобная ситуация, Красава, создалась. Для кредиторов удобная, однако, я имею в виду.

– Будут требовать досрочного возврата кредитов? Причём, в валюте? А если не можешь вернуть все деньги с полагающимися процентами, то отдавай предприятия? Но папа же много пиломатериалов заграницу продаёт. И в Японию, и в Южную Корею,

и даже в США.

– Продаёт, однако. Только не напрямую. А через «бандитских» посредников. Как у нас на Камчатке нынче и заведено. И, однако, только за рубли. Нельзя по-другому. Кому торговый порт в Усть-Камчатске принадлежит, тот бал и правит, однако…. Усекаешь?

– Значит – точно – будут требовать? Срочного возврата кредитов?

– Уже потребовали.

– А ты откуда знаешь об этом?

– От пархатого и горбатого северного оленя, однако…. Не обижайся. Шутка такая. Шаманская насквозь…. Телевизор, Красава, надо чаще смотреть. Вчера, однако, уже ближе к полуночи, по «третьему» каналу сюжет один показывали. Приметный и однозначный. Из Барселоны, однако. Я сам-то его не видел. Но рассказали, однако, добрые люди.

– К-какой с-сюжет? – начинает заикаться Олег.

– Да, жив наш Мишаня, жив, однако, – успокаивает Костька. – Не переживай, Красава…. Перестрелка вчера случилась в Барселоне. Практически, однако, в центре города. В какой-то кафешке. Два «жмурика» образовалось. Бывает, однако…. А гражданин Митин – один из участников этого досадного происшествия – скрылся. Причём, однако, в неизвестном направлении…. Ерунда, твой папаня – мужик опытный, крепкий и тёртый. Обязательно – скользкой камчатской гадюкой – вывернется. Ему не впервой, однако.

– Как же так, дядя Ворон? А?

– Какой я тебе – «дядя»? Мы же, однако, договаривались…

– Извини, больше не повторится, – обещает Олег.

– Ладно, проехали, однако…. Думаю, что дело было так. Прихвостни Шико Маленького «наехали» на твоего отца. Потребовали, однако, отдать все лесопилки и лесосеки. Грубили. Угрожали. Всякие гадости говорили, однако. Может, и про Аринку-покойницу…. А наш Мишаня, он горяч избыточно, однако. Вот и не сдержался. Бывает…. Теперь, однако, в бегах. Как, впрочем, Красава, и ты.

– За моим папой охотятся люди обиженного «вора в законе», – рассуждает Олег. – Скорее всего, и испанская полиция. С этим, как раз, всё понятно. Как и то, почему Груня и Василич ночью, ознакомившись с упомянутым тобой телевизионным сюжетом, испарились…. Но кто охотится за мной?

– Пока только один деятель пытался, однако. Но очень скоро все начнут. Помяни, однако, моё слово. Когда сообразят – что к чему.

– Кто это – все?

– Все. Кроме меня и Назарова, однако, – шаман нагибается и выбивает курительную трубку о берёзовый пенёк. – Люди Бугая и Шико – чтобы твой отец, однако, стал сговорчивей. Мол: – «Прекращай, друг Мишаня, прятаться. Выходи, чалдон упёртый, на свет Божий, однако. Подпиши нужные бумаги, и всё на этом. Сынок твой, по крайней мере, не умрёт…». Тем более что ты, Красава, являешься, однако, единственным законным наследником. Ни хухры-мухры. Тьфу-тьфу-тьфу, конечно…. А для всех других ты интересен в качестве ценного товара, однако. Для «ментов». Вояк. Промысловых охотников. Лесорубов. Соседей. Знакомых. Прочих, однако, людишек алчных. Ну, чтобы спеленать тебя, бедолагу, а потом выгодно продать. Или Бугаю, однако. Или Шико Маленькому. Тому, кто больше заплатит. Диалектика, однако.

– Плохо же ты, Ворон, думаешь о людях, – недоверчиво качает головой Олег. – Даже моих соседей и знакомых зачем-то приплёл.

– Ну-ну, плохо…. Почему, Красава, не спрашиваешь – как я оказался здесь?

– Действительно…. А как?

– Приплыл, однако, – машет рукой вдоль речного берега Костька.

Там, рядом с «Казанкой» Митиных, наблюдается ещё одна лодка: деревянная, чёрная, остроносая, оснащённая допотопным подвесным мотором.

– Узнаёшь, однако, посудину?

– Похожа на лодку дяди Ивана Павлова, папиного приятеля.

– Во-во, приятеля, однако. Что и требовалось доказать…. Подхожу это я, однако, к вашему дому, чтобы тебе отцовское письмо вручить. А рядом с кирпичным забором этот самый Павлов, фермер хренов, и стоит. Кулаками в ворота молотит, однако, почём зря. Зовёт: – «Василич! Василич!». Меня увидал. Сперва, однако, вроде как слегка засмущался. А потом, что-то смекнув, обрадовался. С расспросами привязался, однако. Не знаю ли я, где – в районе Второго речного лабиринта – располагается рыбацкий балаган Митиных. Мол, ты, Красава, ему очень-очень нужен. Передать, однако, что-то важное должен.

– Что же это такое получается? – хмурится Олег. – Дядя Ваня встретил меня на дороге к реке, засмущался, свернул в боковой проулок, а потом проследил до причала и увидел, как я уплываю вверх по течению?

– Обычное дело. На мой вкус, однако. Тебе ещё повезло, что Найда была рядом, а Иван вышел на прогулку без оружия. Он за ним домой уже потом заскочил, когда, однако, надумал в погоню отправиться…. Про ваш рыбацкий балаган Павлов знал, но никогда возле него не бывал?

– Так всё и есть…. Что было дальше?

– Ну, я, конечно же, согласился показать дорогу к балагану. За мелкую денежку, однако, – криво улыбается шаман. – Пошли к причалу. Сели в лодку. Отчалили. Завели мотор. Поплыли по реке. А Павлов-то, однако, нервничает. Глазки бегают. Всё бегают и бегают. И пальчики подрагивают, однако. А в боковом кармане его ватника что-то тяжёлое лежит. На пистолет, однако, похожее.… Как бы, думаю, тварь, не пристрелил меня – возле балагана искомого. Рукой махнул, однако. Мол, скорость сбавь, поговорить надо. Подошёл. Ткнул пальцем, однако, под дых. Лодочный мотор полностью заглушил, пока фермер воздух ртом ловил. А потом, забрав пистолет, заглянул ему в глаза и пару вопросов задал, однако. Ну, ты знаешь: я умею – в глаза смотреть. Если, однако, приспичит…. Павлов мне всё и рассказал. Про телевизионный сюжет из Барселоны. Да про своё горячее желание – много денежек с Бугая слупить, однако. За тебя, естественно, слупить…. Теперь Ванька в лодке отдыхает. Связанный. С кляпом во рту. И с плотной, однако, повязкой на глазах…. Так что, Красава, будем пробиваться к Палане. Скрытно, однако. Обходными путями. С заходом в Мёртвый лес. Не дожидаясь, однако, момента, когда другие охотники и ловцы нагрянут…. Но, ведь, можем и встретиться с кем-нибудь по дороге? Например, случайно? И с охотниками на тебя, и с обычными путниками, я имею в виду? А? Как, малец, считаешь, однако?

– Запросто можем встретиться. Типа – нос к носу. Во-первых, около Мёртвого леса, где и богатые туристы иногда появляются, и учёные всяческие активно трутся. Или же на Срединном хребте, где проходимые перевалы можно пересчитать по пальцам.

– Всё правильно понимаешь, однако, отрок сообразительный…. Значит, нам с тобой надо разработать дельную «легенду», как это называют по телевизору. В фильмах, однако, про хитрых шпионов и прочих диверсантов. На случай нежелательных встреч…. Кого, в первую очередь, будут искать охотники, включая всю камчатскую полицию и большинство взрослых жителей полуострова? Правильно, тринадцатилетнего и белобрысого русского паренька, однако…. И? Наши дальнейшие действия?

– Я не знаю, – смущённо улыбнувшись, признаётся Олег. – Подскажи, Ворон. Ты же у нас мудрый.

– Подскажу, однако. Не вопрос. И мудрый, чего скрывать…. Не нужен нам сегодня – в качестве попутчика – белобрысый русский пацан. Совсем, однако, не нужен.… Поэтому, пожалуй, сделаем из тебя, Красава, девицу. Лет так тридцати с хвостиком, однако. Из коряков. Паланку, если быть, однако, максимально точным.

– Не понял…

– Что же тут непонятного, однако? Вон, даже Найда, такое впечатление, ухмыляется…. У меня с собой, в походной

котомке, что стоит рядом с лодками, и верхняя одежда женская имеется – с родовой паланской вышивкой. И обувь, однако, соответствующая. И паричок с угольно-чёрными косичками. Глаза у тебя тёмно-карие, как и у большинства коряков. И это – очень хорошо, однако…. Лицо, говоришь, слегка бледноватое? Ерунда. Я его, однако, специальной мазью тщательно натру. Тёмно-коричневым станет, как надо. И тоненькой кисточкой морщинки – где надо – изображу. Чтобы годков слегка добавить, однако…. А что тут такого? Старый шаман, однако, путешествует – по горам и долам – в компании с дальней родственницей среднего возраста. Обычное дело, однако. Мы, шаманы, между нами говоря, такие. И ничто человеческое, однако, нам не чуждо. Ничто…. Встреченные в пути всё правильно поймут. В меру своей испорченности, однако. Гы-гы-гы…. Шутка такая. Шаманская и дежурная…. Как тебе, Красава? Нравится, однако, такая «легенда»?

– Дык…. Вроде бы всё достоверно, как папа любит говорить. И женская личина – не вопрос. Многие знаменитые люди удирали от врагов, изображая женщину. И Александр Керенский. И, говорят, сам Чингисхан – в молодые годы…. Но я же коряцкого языка не знаю. Так, только отдельные слова и короткие фразы.

– И это нормально, – заверяет Костька. – Ты же, однако, будешь изображать не просто паланскую девицу. А, так сказать, наполовину идиотку, однако. Мычи, гукай. Изредка короткие фразы, заикаясь, выдавай. Слюни, однако, пускай. Рыгай. Скалься по-звериному. Можешь и слегка попукать – для полноты картины, однако…. Говорят, ты занимался в театральной студии при поселковом Доме культуры? Вот и покажи класс, однако.

– Спасибо – за оказанное доверие.

– Не за что. Всегда, однако, обращайся…

– А как же моя калуга? – вспоминает Олег. – Неужели, здесь оставим? Жалко.

– Что у тебя с провизией, однако?

– Походная суточная классика: чёрный хлебушек, пару банок тушёнки, чуток сала, конфеты, чай и для ухи – соль-перец-лаврушка.

– Не густо. И у меня, однако, аналогично. Добрую половину котомки женская одежда и обувь занимают. Ну, и прочее барахлишко, нелишнее в дальнем походе, однако. Думал провизией – перед дальней дорогой – уже в вашем доме разжиться. Поэтому, однако, и часть твоей рыбины добытой прихватим с собой. Икорку, балычок, половину головы на сытную ушицу, однако. Сейчас разделаем и отрежем – что надо. А остальное, однако, тутошнее зверьё с удовольствием доест…

Шаман убирает курительную трубку в боковой карман малахая, достаёт из ножен грубый охотничий нож и склоняется над калугой.

– А что же будет – без меня – с нашими гусями, козами, курицами и кроликами? – спрашивает Олег. – Кто их будет кормить и поить?

– Василич с Груней и будут, однако. Это они сейчас, насмотревшись телевизора, слегка испугались и попрятались. Но уже к сегодняшнему вечеру, однако, всё осознав, вернутся.

– Что – осознав?

– Все блага произошедшего, однако. Мол, хозяин дома находится в международном розыске. Когда объявится в Ключах – один только Бог знает. А сынок хозяина, однако, куда-то запропал. Все его ищут – кому не лень. Чтобы кровососам и бандитам запродать, однако…. Значит, можно и вернуться. В доме слегка пошариться. То, однако, да сё. Да и к живности хозяйской следует внимательно присмотреться. И к овощам-фруктам, однако. На предмет дальнейшей конфискации. В плане, однако, революционной справедливости…. Не помрёт, Красава, твоя живность с голода. Поверь.

– Ладно, поверю, уговорил…. А что мы будем делать со шпионом Павловым?

– Что принято делать в таких случаях, то и будем, однако.

– Ты хочешь с-сказать, что…. Что мы сейчас его убьем? И з-закопаем на б-берегу?

– Ха-ха-ха, – ловко вспарывая острым ножом бледное рыбье брюхо, хрипло смеётся Костька. – Какой же ты, Красава, впечатлительный. Опять, однако, заикаешься…. Не будем мы Ваньку Павлова убивать. Нет такой необходимости, однако. Сейчас вернёмся к балагану. Соберёмся. Ты переоденешься и переобуешься в девичье…. Что-что? Нижнее, однако, бельишко? Трусы, штаны и футболку свои оставишь. Не переживай, однако…. Итак, переоденешься и переобуешься. Паричок напялишь. С прочим гримом, однако, разберёмся. Потом я твою мальчишескую…. Извини, Красава. Потом я твою мужицкую обувь-одёжку отнесу в лес и спрячу под какой-нибудь замшелой коряжиной. Вернусь, однако. Вытащим Ивана из лодки. Усадим на моховую кочку – головой к берёзке. Я его, однако, слегка стукну – куда надо. Часика на три-четыре потеряет сознание. Руки и ноги развяжем. А с кляпом и повязкой он потом и сам справится, однако…

– Не маловато ли – три часа? – сомневается Олег.

– Гав! – плотоядно облизываясь, высказывается Найда.

– Нормально, однако. Отсюда Павлов до людей больше суток будет выходить. Если, понятное дело, не заплутает – в здешних гнилых чащобах да болотинах.

– А как же…э-э-э, лодка?

– На Ванькиной посудине, сложив в неё вещички, и поплывём, однако. А вашу «Казанку», извини, придётся затопить. Вместе, однако, с японским мотором. Так полагается. Чтобы следы надёжно замести…. Пистолет Павлова? А он уже в реке, однако. Остановит полиция, обыщет. Ба, пистолет непонятный, неизвестно чей. И не отмоешься, однако, потом. Пусть, уж, лучше на речном дне лежит…. Найда, иди сюда. Будешь, однако, трескать осетровую печёнку?

– Гав!

– Молодец, однако. На, подкрепись на дорожку…

Олег аккуратно отталкивает лодку от берега, забирается в неё и устраивается на узком носовом сиденье.

– Гы-гы-гы, – вежливо прикрывая рот широким рукавом малахая, тихонько смеётся на корме шаман.

– Гав! – радостно вторит ему Найда. – Гав! Гав! Гав!

– Потише, пожалуйста, хвостатая, – хмурится Олег. – Что, я так смешно выгляжу?

– Гав.

– Да и ладно. Перетерплю. Беглецу привередничать – не пристало…. Ворон, а как ты теперь будешь ко мне обращаться?

– Так и буду. По-прежнему, однако. У паланцев и удачливых девок «Красавами» принято именовать. В данном конкретном случае, однако, с юмористическим оттенком. Гы-гы-гы…. Извини, Красава. Ну-ка, скорчи тоскливую рожу…. Молодец, однако. А теперь глазоньки закати, а по подбородку, наоборот, пусти слюны…. Талант, талант. Иначе, однако, и не скажешь…. Выдай-ка что-нибудь на коряцком языке.

– Куйкынняку – трикстер[6 - – Дословный перевод с коряцкого языка – «Ворон – проказник».].

– Красава…

Шаман заводит мотор. Лодка, уверенно петляя по речным рукавам и излучинам, ходко идёт-плывёт по речной поверхности. Пухлые кучевые облака наблюдаются только на восточной части небосклона. Светло-жёлтое августовское солнышко плавно перемещается на запад, обещая скорое наступление погожего вечера. Время от времени из высоченных прибрежных камышей вылетают, испугавшись тарахтенья лодочного мотора, упитанные утки и гуси.

«Неожиданно всё произошло», – рассуждает про себя Олег. – «Практически на ровном месте. Ещё вчера я всерьёз печалился, мол: – «Лето заканчивается, и скоро надо будет опять идти в эту дурацкую школу…». А теперь, понимаешь, бесправный беглец. И о школе, судя по всему, предстоит на некоторое время забыть. Да, неисповедимы твои пути, Господи, как любит выражаться папа…. Папа. Где он теперь? Что делает? Что планирует? Сыт ли? Ладно, буду надеяться на лучшее…. Ещё и кушать очень хочется. С самого раннего утра (после

бутербродов), маковой росинки во рту не было. А Костька сказал, что обед переносится на поздний вечер. То бишь, будет совмещён с ужином…».

Он поворачивает голову направо и непроизвольно напрягается: из-за ближайшего поворота русла Камчатки показывается прогулочный теплоход. Беленький такой, нарядный.

– Эй! Эй! Ворон! – Олег стучит ладонью левой руки по чёрному лодочному борту, а правой указывает на теплоход.

Костька встревоженно оборачивается. Лодка тут же закладывает крутую дугу, через некоторое время оказывается за длинным лесистым островом и въезжает – заострённым носом – в густые камышовые заросли. Старенький мотор, болезненно чихнув несколько раз подряд, затихает.

– Как думаешь, они нас засекли? – спрашивает Олег.

– Наверняка.

– И что теперь будет?

– А ничего, однако, – легкомысленно пожимает плечами шаман. – Подумаешь – засекли. Двое нацменов, не считая самоедской собаки, плывут куда-то по своим повседневным делам. Например, однако, на рыбалку. Бывает. А на кораблике, небось, сплошные интуристы…

Теплоход, тем временем, приближается, следуя руслом Камчатки по другую сторону от острова. Долетает негромкая музыка, которая – через минуту-другую – преобразуется в песню:

Мартовские проводы. Мартовские сосенки.

И прощальной суеты – нам не избежать.

Мартовские хлопоты. Мартовские просеки.

Через сутки с хвостиком

Вахту мне стоять.

Будешь ждать? Не будешь ждать?

Ты ответь, любимая.

И разлуке долгой – нам не помешать.

Ты не плачь, пожалуйста, нежная, ранимая.

Через сутки с хвостиком

Вахту мне стоять.

Море там огромное, мрачное и глупое.

От сомнений этих – нам не убежать.

Ты моя – росинка. Ты моя – голубка.

Через сутки с хвостиком

Вахту мне стоять.

А погода нынче – тихая, отличная.

И весна собралась в гости к нам опять.

Ты моё – Пророчество. Ты моё – Величество.

Через сутки с хвостиком

Вахту мне стоять…

Дальняя дорога – снова в Путь позвала.

Дальняя дорога, глупая стезя.

И играл оркестрик – на краю вокзала.

И хмельно орали – вслед – мои друзья.

А тебя там не было. Вот, такая песня.

Чёрный ворон – с неба – громко прокричал,

Мол, не быть вам, голубки, никогда уж вместе.

Семафор – в поддержку – жёлтым замигал.

И вагончик тронулся. Небо раскололось.

На стекле повисла – дождика слеза.

И мелькнули – звёздами. На краю перрона.

Серые – как омут, милые глаза.

И мелькнули – звёздами. На краю перрона.

Серые – как омут. Милые глаза…

Мартовские проводы. Мартовские сосенки.

Все с иголок сбросили – зимние снега.

Я вернусь однажды. На изломе осени.

И тогда с тобою – будем навсегда.

Я вернусь однажды. На изломе осени.

И тогда с тобою мы – будем навсегда…

Глава третья

Полигонные реалии

Теплоход проплывает в сторону Ключей. Звуки музыки постепенно стихают. Над дикими речными просторами вновь воцаряется чуткая предвечерняя тишина, лишь изредка нарушаемая короткими птичьими трелями, долетающими со стороны длинного острова.

– Хорошая и правильная песенка, – хвалит Олег. – Жизненная, красивая и со смыслом…. А что это ты, Ворон, так озабоченно хмуришься? Что-то случилось?

– Случилось, – коротко кивает седовласой головой шаман.

– Гав, – подтверждает общительная Найда.

– А что конкретно?

– Песня приметная. Да и, однако, на русском языке. Возможно, про моряков, раз вахта упоминалась. Хм. Навевает, однако…. Ага, вчера же у Никоныча, капитана траулера «Проныра», юбилей был. Шестьдесят лет молодчику исполнилось, однако. Год в год. А раньше-то он, вообще, ходил шкипером на серьёзных океанских судах. В том смысле, что, однако, на торговых.

– Думаешь, что на этом теплоходе – Никоныч и его гости?

– Ага, считаю, однако. Русские, они страсть как любят и обожают – употреблять водку, находясь на борту различных корабликов. Почему, однако, обожают? Не знаю. И никто не знает. Особенность такая национальная, однако…. Будем исходить из того, что там – Никодимыч. И его верные друзья-приятели. В том числе, и проживающие в Ключах…. Очень плохо это, Красава. Однако.

– Почему – плохо? – недоумевает Олег.

– Потому. По многим, однако, причинам.

– Расшифруй, пожалуйста. Если, конечно, не трудно.

– Какой же ты, малец, приставучий…

– Я не малец, а, наоборот, корякская девица-идиотка. Мы же договаривались.

– Молодец, однако. Дотошный, – одобрительно хмыкает Костька. – Уел, что называется. Так, однако, держать. Красава…. Ладно, рассказываю. Слушай и мотай на ус…. Все водоплавающие человеки, однако, они очень наблюдательные. И любопытные. И любознательные. И к различным оптическим приборам неравнодушные. И в телевизор обожают пялиться, однако, почём зря…. А ещё на этом теплоходе могут оказаться и «ключевские» рыбачки. Они и лодку Павлова знают, однако. И в курсе моих давних дружеских отношений с Михаилом Митиным. И с тобой, Красава…. Сопоставят, не дай Светлая Тень, конечно, одно с другим, да и сделают, однако, правильные выводы. С далеко идущими последствиями, понятное дело. Я и говорю, мол, плохо это, однако…. План у меня, понимаешь, был. Думал, не дойдя по реке до Ключей километра два с половиной, заглушить мотор и причалить к одному из тамошних мелких островков. Темноты дождаться, однако. Перекусить слегка. То есть, однако, умять по банке тушёнки с хлебушком. А потом, уже ночью, проплыть через посёлок. Остановиться через пять километров, однако. Затопить лодку и мотор. Переночевать в развалинах старой фермы – там безлюдно и сухих дровишек хватает. Скромный костерок разжечь. На рассвете, однако, сытной ухи сварить. Хорошенько наесться. Чайку попить. Осетрины наварить впрок, однако. И, помолившись Светлой Небесной Тени, отправиться в дорогу: мимо Шивелуча, к Мёртвому лесу…. А теперь, однако, так не получится. Опасно. Можно, проплывая через Ключи, на засаду нарваться…. И вообще, однако, не нравятся мне слова из этой песни, мол: – «Я вернусь обратно – на изломе осени…». Очень, уж, напоминает – в сложившейся ситуации – Пророчество…. Нам с тобой и Найдой, что же, теперь до ноября месяца болтаться по камчатским лесам и тундре? В это время здесь, однако, уже снега навалит – ужас сколько. Не хотелось бы, честно говоря, болтаться в глубоких снегах, однако…

– Что будем делать?

– Крюк, Красава, заложим, однако. Приличный. Через полигон, однако, обходя Ключи, проследуем.

– Через полигон? – удивляется Олег.

– Ага. Через него, ёлочки пушистые и сосёнки точёные. Не получится, однако, у нас по-другому…. На чём потом переправимся через Камчатку? Пока не знаю, однако. Но обязательно придумаем что-нибудь…

Про полигон. Вернее, про полигон Ракетных Войск Стратегического Назначения (РВСН), «Кура» (первоначальное название – «Кама»).

Координаты центра полигона: 57°20? северной широты, 161°50? восточной долготы. Расположен он на Камчатском полуострове, в районе посёлка Ключи, примерно в пятистах (с небольшим), километрах севернее Петропавловска-Камчатского, в болотистой и безлюдной местности бассейна реки Камчатки. Вулкан Шивелуч находится от границ полигона километрах в двенадцати-пятнадцати к северу. Вулкан Толбачик, наоборот, «подпирает» «Куру» с юга.

Основное рабочее предназначение этого объекта – приём головных частей баллистических ракет после

испытательных и тренировочных запусков, а также контроль над параметрами их входа в атмосферу и точностью попаданий.

Полигон был официально образован двадцать девятого апреля 1955-го года. Обустройство объекта началось первого июня 1955-го года силами приданного ему отдельного радиолокационного батальона. В короткие сроки был построен военный городок «Ключи-1» (административно входит в состав посёлка Ключи), сеть дорог, военный аэродром и целый ряд других сооружений специального назначения.

В мае месяце 1957-го года полигон принял первую боевую ракету (кажется, Р-7). А дальше ракеты пошли одна за другой. Только успевай осматривать места их падений, насторожённо посматривая, понятное дело, в суровое камчатское небо…

Естественно, что в процессе «горбачёвской» Перестройки (да и в первые годы после неё), количество ракетных запусков начало значимо уменьшаться, неуклонно стремясь к «нулю». Но консервации объекта не последовало: «Кура» продолжал функционировать. Правда, не понятно – как конкретно. Очевидно, в полном соответствии с некими секретными инструкциями и циркулярами. Армия, как-никак. Да и вояк, пожалуй, в 1998-ом году меньше (по сравнению с прошлыми годами), не стало. Только поизносились они слегка, мол, денег на новую форму уже давно не выделяли…

– Что, Красава, тебя смущает? – выжидательно щурясь, интересуется Костька.

– Ну, как же. Серьёзный армейский полигон, как-никак. В Ключах говорят, что его охраняют очень тщательно: мол, коварные американские и английские шпионы до сих пор шастают рядом с «Курой». Поэтому на полигоне и секретные посты повсеместно обустроены, и высоченные вышки для часовых возведены. А ещё и мобильные сторожевые группы регулярно перемещаются – как по периметру полигона, так и внутри его.

– Охраняют ракетные воронки? Ха-ха-ха. Насмешил, однако…. Не, нынче полигонным бойцам не до ерунды всяческой. Они, бравые, сейчас совсем другим занимаются.

– Чем – другим? – спрашивает Олег.

– Бизнес оберегают, однако, – интригующе подмигивает шаман. – Какой, однако, бизнес? Очень денежный и выгодный. Ладно, об этом потом. Здесь будем дожидаться темноты, однако.

– Чтобы нашу лодку не засекли с полигона?

– Ну, в общем, да.

– Но, ведь, в темноте можно и на сторожевой пост случайно наткнуться. Разве нет?

– Нет, однако. Всё, как раз, наоборот.

– Это как?

– Скоро, Красава, всё сам поймёшь…. Оголодал, однако?

– Есть немного, – признаётся Олег. – В животе уже часа три, как урчит…. По тушёнке ударим?

– Ударим.

– Гав, – напоминает о своём существовании Найда.

– Тоже, однако, желаешь немного перекусить?

– Гав.

– Накормим, однако.

– Гав?

– А печень осетровую надо доедать. Пока, однако, не протухла…

На извилистое русло Камчатки медленно спустился и постепенно заматерел таинственный тёмно-фиолетовый вечер. Смолкли общительные лесные птицы на острове. Перестали шебуршаться в густых камышовых зарослях беспокойные гуси и утки. Над речной гладью закружили – еле-еле заметно для человеческих глаз – крохотные чёрные точки.

– Что это? А, Ворон? – указывая рукой в небо, спрашивает Олег. – Летучие мыши вылетели на охоту?

– Они самые, однако. Оголодали за день. А теперь всяких ночных насекомых усердно лопают.

– Гав, – тихонько подтверждает Найда.

– Будем выплывать?

– Пожалуй, однако, – немного помолчав, отвечает Костька. – Берём со дна лодки вёсла…. Аккуратней, Красава. Чуть, однако, вёсельной лопастью мне по лбу не вмазал.

– Извини, конечно.

– Светлая Небесная Тень тебя извинит, однако. Может быть. Если, однако, заслужишь…. Отталкиваемся вёслами от илистого дна и выводим лодку на чистую воду. Ещё. Ещё. Достаточно, однако. Кладём вёсла обратно…

Лениво и сонно – на самых малых оборотах – тарахтит старенький подвесной мотор. Лодка уверенно выходит из островной протоки и, якобы никуда не торопясь, устремляется поперёк речного течения.

«Ага, постепенно смещаемся, планомерно переходя из одной речной петли в другую, к востоку», – отмечает Олег. – «И это понятно: полигон «Кура», как раз, на восточном берегу Камчатки и располагается…. Так-с, прошли очередной речной поворот, и впереди неожиданно замаячили крохотные жёлто-оранжевые точки – всего три штуки. Что это такое? Ночные костры, горящие на территории полигона? А, собственно, зачем? Не понимаю, хоть убей…».

Мотор затихает.

– Дальше, однако, на вёслах пойдём, – говорит Костька. – По-тихому, значит…. Что, интересуешься, за костры? Сигнальные, однако.

– А кому они сигналят? И о чём?

– Каждому, однако, о своём. Как и полагается. Одним: – «Подплывайте, соратники по бизнесу, давно вас ждём…». Другим же, наоборот: – «Проплывайте мимо, морды и хамы речные. Пока, однако, не отгребли – по самое не балуйся…». Диалектика, однако…. Не зевай, Красава. Вставляй вёсла в уключины, разворачивай лодку носом к берегу и греби. Только, однако, без излишнего фанатизма. То бишь, размеренно и тихо греби. Совсем без «плесков».

– А куда править-то? – уточняет Олег.

– Мы, однако, должны пристать к восточному речному берегу, не доплыв до крайнего костра примерно полтора километра. Да ты греби, греби. Если что, однако, я подскажу…. Правым веслом отработай чуть сильнее. Ага, достаточно. Теперь равномерно обеими греби, однако. Раз-два, раз-два…. Найда.

– Гав?

– Когда окажемся на «полигонном» берегу, то ты, однако, не шуми. И гавкать больше не надо. Совсем. И от нас с Красавой далеко не отходи…. Договорились, однако?

– Гав.

– Ладно, поверю…

Заострённый лодочный нос – с едва слышимым скрипом – мягко тыкается во влажный песок пологой речной косы.

Олег выпрыгивает на берег. Найда следует за ним. Вокруг – сплошная и бесконечная темнота, лишь слегка разбавленная робким светом далёких-далёких звёзд.

– Ничего, Красава, пока не делай, – извещает голос Ворона. – Подожди, однако.

– Жду…

– Бульк, – раздаётся через минуту.

– Подвесной мотор утопил? – спрашивает Олег.

– Ага, однако.

– Зачем?

– Не знаю, однако, – смущённо покряхтев, признаётся шаман. – На всякий пожарный случай. Следы заметаем. Так, однако, полагается. Как и учили когда-то. И вёсла сложим на дно…. Готово. Давай, Красава, разворачивай, однако, лодку бортом вдоль берега…. Принимай котомку.… Теперь рюкзак, однако…. Сумку. Мой посох. Чехол со спиннингом и удочкой…. А теперь, однако, дай мне руку. Помоги старенькому и немощному дедушке выбраться на твёрдую землицу…. Спасибочки, парнишка, однако. Вернее, девица-нацменка – на данный момент…. Теперь, однако, отталкивай лодочку от берега. Сильней…. Здесь течение хорошее, однако. Устойчивое. Её, родимую, далеко унесёт. Может, и до самых Ключей дотащит. Если повезёт, конечно…. Возвращается, однако, Ванька Павлов через сутки домой, а его лоханка возле причала плавает. То-то, чалдон прижимистый, удивится. А ещё и обрадуется, однако…

– Промозгло здесь, – зябко передёргивает плечами Олег. – И гнилой болотиной попахивает.

– Воняет, однако. Слегка. Да, серьёзных болот здесь хватает…. Потом, кстати, поболтаем. Хватаем, однако, вещички…. Найда.

– Тяф?

– Молодец, псина, однако, – доставая что-то из левого кармана малахая, хвалит собаку Костька. – Послушная. Не гавкаешь. И сообразительная…. Иди-ка, однако,

сюда. Нюхай, – протягивает раскрытую ладонь. – Ещё нюхай…. Ну, однако, понимаешь, что надо искать?

– Тяф-ф-ф.

– Тогда ищи, однако. И веди. Только, однако, потихоньку. Медленно. Чтобы мы не отстали…. Красава, положи ладонь на мою котомку. И шагай за мной, однако. Шагай, молодчик…

Глухая ночь. Холодный порывистый ветер. Колючие ветки хилых пихт и сосенок, так и норовящие расцарапать лицо. Моховые кочки – практически со всех сторон. Болотная жижа, противно чавкающая под подошвами сапог. Временами приходится обходить какие-то круглые ямы-воронки, до самых краёв заполненные дурно-пахнущей водой.

– Ворон, а что ты дал Найде понюхать? – спрашивает на ходу Олег.

– Пригоршню мелких угольков из вчерашнего костра, однако. И сухую хвою елового лапника, использованного в качестве подстилки в походном шалаше.

– Мы ищем чью-то недавнюю стоянку?

– Ищем, однако. Стоянку, – хрипло вздыхает шаман. – Во-первых, однако, чтобы не тратить времени на обустройство своей. Тем более, в темноте…. А, во-вторых, походные стоянки, однако, принято разбивать на сухих местах. Чтобы ночевалось веселей. Вот, мы такое место сейчас и разыскиваем. Вернее, однако, Найда…

– А ты её видишь? – беспокоится Олег.

– Ага, впереди бежит, однако. Не суетливо. Мы, шаманы, видим в темноте ничуть не хуже кошек. Настоящие шаманы, однако, я имею в виду…. Впрочем, приврал немного. Кошки, конечно же, видят ночами гораздо лучше, однако…

Начинается чуть заметный подъём. Под ногами больше не хлюпает.

– Тяф, – подаёт голос Найда.

Перед ними – маленькая круглая полянка, окружённая деревьями и кустами. Посередине поляны – тёмный треугольник шалаша.

– Действительно, пришли, однако, – соглашается с собакой Костька. – И ручеёк в стороне тихонько журчит. И сухо. Нормальный, однако, вариант. Переночуем без проблем…. Здесь, как я понимаю, полигонные солдатики опорный пункт по весне оборудовали. Для патрулей. На случай, однако, непогоды.

– А эти патрули сюда не заявятся?

– Нет, однако.

– Почему?

– Не сезон, однако. Я уже говорил. Нынче у тутошних бойцов совсем другие дела. Важные и, однако, денежные. Бывает…. Доставай, Красава, из рюкзака котелок, однако. И мой прихвати из котомки…. Иди к ручью за водичкой. Ушицу, однако, сварганим. Чайку заварим. Перекусим. И осетрины наварим на завтра, однако.

– Ушицу? – недоверчиво переспрашивает Олег. – Не опасно ли – костёр разводить?

– Очень, однако, опасно.

– А как же…

– Так же, однако. Газовый примус у меня с собой. И сменные баллончики, однако, к нему…. Что это ты, Красава, ухмыляешься?

– Дык…. Не по шамански это как-то. Примус, понимаешь.

– Я же, однако, современный шаман. Типа – продвинутый…. Всё, заканчивай болтать. И иди за водой, однако…

Ужин завершён. Ароматный чай – с фруктовой карамелью вприкуску – выпит. Олег, уставший за долгий день, забрался в шалаш и уснул. Верная Найда прикорнула рядом с ним. Ворон сидит возле работающего примуса и варит – впрок – осетрину. А ещё, между делом, предаётся воспоминаниям-раздумьям…

«Как же жизнь прошла быстро, однако», – бродят в седовласой шаманской голове грустные мысли. – «Как же быстро. И бездарно, если смотреть правде в глаза. Извини меня, Светлая Небесная Тень, за эти грешные и слабовольные помыслы…. Но всё, о чём мечталось тогда, не сбылось. Всё, во что, однако, верилось, оказалось тленом. Серым, скучным и бесполезным…. Тогда, в далёком 1957-ом году, когда я окончил «Школу КГБ для национальных меньшинств». Окончил и получил первое служебное задание – внедриться в посёлок Ключи. Первое и, как выяснилось позже, единственное, однако…. Внедрился, тем не менее. Успешно и без особых проблем…. Для чего и зачем, однако? Ну, как же. Места-то в районе Ключей были не простые. Секретный (в те Времена), ракетный стратегический полигон. Богатейшие рыбные угодья с нерестилищами. Золотоносные месторождения, расположенные поблизости от посёлка. Присматривать, однако, следовало за общенародным добром. Дабы всяческие антисоветские элементы не уворовали чего. Материального там. Или же, наоборот, жутко-секретного…. Да, секретность. Мать её, как любят выражаться русские. Специальный ракетный полигон – это вам не шутка, однако. Для постоянной слежки за «Курой» США тогда даже мощную станцию наблюдения создали. Называется – до сих пор – «Eareckson Air Station». И расположена, однако, на одном из Алеутских островов, штат Аляска…. Иностранные шпионы? Они уже позже объявились, однако. А в первые годы пришлось работать с простыми советскими гражданами. То бишь, бдительно и целенаправленно выявлять всех неблагонадёжных, мутных и вороватых. Выявлять и, однако, посылать чёткие сигналы – куда надо…. Сколько человек было арестовано и осуждено по моему тогдашнему «стуку»? Много. Сперва, конечно, считал. А потом сбился – на третьем десятке, однако…. Жалею ли я об этом? Нет, ни капли. Принцип, однако, был в те строгие и суровые Времена такой, мол: – «А ты не воруй. И антисоветских разговоров не веди. И с чужими жёнами не спи напропалую. Тогда всё будет хорошо. Просто, однако, замечательно. Живи – не хочу…». Шаманство? Это кто-то из мудрых и непогрешимых Руководителей КГБ придумал. Чуть ли не в самой Москве белокаменной. И не только для меня и Камчатки, однако. А для широкой, так сказать, оперативной деятельности. Мол, все шаманы – по определению – являются антисоветскими элементами. Поэтому к ним должны «жаться» не только всякие несознательные граждане страны Советов, но и подлые иностранные шпионы…. Они, однако, в 1974-ом году и пришли в Сиреневый распадок. Вернее, их здешний агент в гости заявился-напросился. Обходительный такой. Щедрый. Водочка. Марочный армянский коньяк. Хороший табак. Импортный чай. Качественные рыболовные снасти. То, да сё, однако…. Новые встречи последовали – в самых разных местах. Потом задания. Здесь, однако, с неприметным приборчиком походи. А оттуда принеси пробы воды, вулканического пепла и землицы…. Большую тогда американскую шпионскую сеть разоблачили и повязали. Крепкую. Мне даже орденок тайно выдали. Помимо премии, однако…. А потом началась бестолковая Перестройка. И всё-всё закончилось. И моя Служба, однако, в том числе. Пропали, вдруг, все куда-то. И связные. И строгие кураторы. И вообще. Даже зарплату, однако, перестали платить. Совсем, ёлы-палы…. Зато других тут же набежало – не сосчитать. Наглых, хитрых, вороватых и нахрапистых, однако. Тех самых, которых я всю жизнь выявлял и сдавал. Теперь они, однако, безраздельные хозяева жизни…. И иностранцев много бродит вокруг Ключей. Подозрительных-подозрительных таких. И никто, что характерно, за ними не присматривает. Никто, однако, совсем…. На что ушла моя жизнь? Получается, что на сплошную и законченную ерунду. Ни семьи. Ни детей. Лишь глупая и серая старость, однако…. Ивнэ, Ивнэ, куда же ты пропала тогда, в январе 1960-го года? Даже прощального письмеца, однако, не оставила. Ни строчки. Не верится мне, что тебя белый медведь задрал. Не верится, и всё тут, однако…. Эх, жизнь моя, однако, жестянка из-под свиной тушёнки.… Есть, конечно, ещё Мишаня Митин. И его белобрысый сынок, который сейчас дрыхнет в шалаше. Вот, для них, однако, я сделаю всё. Умру, но вытащу Красаву из этой жёсткой переделки. Обязательно вытащу, однако…».

Осетрина

– в несколько приёмов – доварена, остужена, старательно завёрнута в тонкий пищевой пергамент и помещена в походную котомку. Примус погашен и старательно почищен. Шаман, сидя на пышной моховой кочке, дремлет. И додумывает свои тяжкие думы. А потом крепко-крепко засыпает…

Приходит нежно-розовый августовский рассвет. В бездонной небесной вышине постепенно исчезают-растворяются звёзды. Отправляется на заслуженный отдых узкий серп молодой бледно-жёлтой Луны. Уносятся куда-то – в сопровождении глухих хлопков перепончатых крыльев – шустрые летучие мыши. На востоке, из-за поросли хилых елей и берёзок, робко высовывается краешек ярко-оранжевого солнышка. Заводят свою жизнеутверждающую звонкую «волынку» мелкие лесные пичуги. Над травами и кустами ненавязчиво стелется лёгкая туманная дымка. Со стороны реки доносится лениво-равнодушный рёв дикого северного оленя.

Из шалаша выбирается Найда. Недоверчиво оглядывается по сторонам. К чему-то прислушивается, озабоченно подрагивая ушами. Задумчиво щурится на солнце. После этого бодро «встряхивается» всем телом и подбегает к Ворону.

Шаман беззаботно спит. Из уголков тонкого рта на морщинистый тёмно-коричневый подбородок, поросший редкими седыми волосинками, стекают капельки вязкой слюны.

– Тяф, – нетерпеливо суча мохнатыми передними лапами по покрову светло-зелёного мха, подаёт голос собака. – Тяф.

– Что случилось? – Костька тут же просыпается, в его узких тёмно-карих глазах плещется тревога. – А, это ты, псина, однако, – торопливо обтирая широким рукавом малахая слюнявый подбородок, одобрительно смотрит на Найду. – Спасибо, что разбудила. Вовремя. Молодец…. Осетрину, однако, будешь кушать?

– Тяф.

– Уже, однако, приелась?

– Тяф-ф.

– Иди, охоться, однако. Не вопрос. Только ненадолго. И далеко, однако, не отходи…

Собака, заинтересованно помахивая хвостом, скрывается в высоченных кустах голубики.

Шаман будит Олега. Они идут к ручью и умываются. А после этого обходят, обозревая окрестности, вокруг лагеря.

– Как оно тебе, Красава? – спрашивает Костька.

– Разноцветная такая равнина, – пожимает плечами Олег. – Местами – изумрудно-зелёная. Местами – грязно-бурая. Болота и болотца. Реки, ручьи и крохотные озёра. Ну, и разнокалиберные воронки, понятное дело. Куда же без них, если применительно к ракетному полигону? Кстати, – указывает рукой на юго-восток. – Вон та воронка, самая-самая большая, вокруг которой не наблюдается ни деревьев, ни кустов. Она-то откуда взялась? Супер-ракета когда-то шандарахнула?

– Не, маленькая нейтронная бомбочка упала, однако, – многозначительно усмехается шаман. – Испытательная и усовершенствованная, так сказать. Её здесь грохнули в памятном 1980-ом году. Как раз накануне, однако, открытия легендарной Московской Олимпиады. Типа – отметили…. Только, Красава, имеет место быть Государственная тайна. До сих пор. Никому про эту бомбочку не говори, однако. Не надо…. Откуда я про это узнал? Шаманам полагается – много знать. Так издревле, однако, повелось…

Они разжигают газовый примус. Разогревают в котелке остатки вчерашней ухи. Кипятят во втором котелке воду. Заваривают чай. Завтракают. Подновляют на лице Олега грим.

– Сперва, однако, пойдём на северо-восток, – с удовольствием прихлёбывая из мятой эмалированной кружки «с кремлёвскими звёздами» крепкий ароматный чай, излагает диспозицию Костька. – Потом, километров через пятнадцать-семнадцать, повернём строго на север. Так и выйдем на нужную излучину Камчатки, однако. Думаю, что вечером. Если ничего, тьфу-тьфу-тьфу, не случится…

Появляется Найда.

– Голодна? – спрашивает Олег.

– Тяф, – благодушно отзывается собака.

– Хм. И кого же, интересно, ты слопала?

– Сейчас узнаем, однако, – обещает шаман. – Подойди-ка, псина, ко мне. Морду приблизь. Нюхну…. Эге. Высокой комиссии, однако, всё ясно. Тарбаганом перекусила. Молодец, конечно…. Что же творится на этом Свете? А, однако? Куда страна-то катится?

– О чём это ты, Ворон?

– Уже лет семь-восемь, как на этот полигон ракеты не падали, однако. Вон, даже пугливые тарбаганы вернулись…. А как же быть, однако, с боеготовностью страны? Как, я спрашиваю? Молчишь, однако? Вот и я о том же толкую. Бардак преступный и законченный…. Ладно, соратники, будем, однако, мыть посуду, собираться и выступать. Время, как известно, не ждёт…

Кочки, воронки, безлюдье, заросли смешанного леса с разнообразными августовскими грибами, кусты голубики и княженики, бурелом, болотистые бочаги. Время течёт призрачно, медленно и вязко. Солнце поднимается всё выше и выше…

– Что это там, впереди? – спрашивает Олег. – Грязно-зелёное, тощее и высокое?

– Наблюдательная вышка, однако. Полигонная.

– Обойдём стороной?

– Наоборот, однако, – хмыкает Костька. – Прямо к ней, родимой, и следуем.

– Зачем?

– Во-первых, чтобы провести реког-г-г…

– Рекогносцировку?

– Ага, её самую, однако. А, во-вторых, чтобы удовлетворить твоё, Красава, неуёмное любопытство. Ты же интересовался, чем нынче полигонные солдатики занимаются? Вот, однако, и узнаешь…

Через некоторое время они подходят к вышке.

– Хлипкая она какая-то, – оглядев сооружение, констатирует Олег. – А ещё и слегка покосившаяся.

– Покосившаяся, – снимая с плеч котомку и доставая из неё какой-то длинный предмет в тёмно-коричневом кожаном футляре, соглашается шаман. – И хлипкая, однако. Не спорю…. А как же иначе могло быть? Как эта грёбаная Перестройка началась, так тут же, однако, на бытовые и ремонтные нужды полигона деньги перестали выделять. Совсем. И на форму для личного состава. И на кирзовые сапоги с байковыми портянками. И на гвозди с шурупами. И на краску. И на доски, однако…. Может, конечно, и выделяли. Но, однако, регулярно разворовывали. Суки алчные и позорные. Сталина на них всех, однако, нет.…. Вот, Красава, держи подзорную трубу. Хорошая и старинная. Ещё довоенная, однако. С двенадцатикратным увеличением. Сейчас, однако, таких уже не делают. Набрось ремешок на плечо, чтобы футляр с трубой на боку висел. Не стоит, однако, благодарности…. А теперь лезь наверх. И смотри. На северо-восток, в первую очередь. Внимательно смотри, однако…. Какие-то сомнения?

– Лестница-то, ведущая наверх, вся из себя трухлявая. И прогнившая насквозь. Как бы ни навернуться с верхотуры. А? Опять же, эти дурацкие женские одежды. Толстая и длинная юбка, вообще, мрак полный. Грохнуться, запутавшись в ней ногами, раз плюнуть…. А если споткнуться на последней ступени? И покатиться по лесенке вниз? Костей же, блин горелый, потом не соберёшь…. Может, Ворон, ну его? Я тебе и так верю. Расскажи по-простому – как и что. И все дела.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (http://www.litres.ru/andrey-bondarenko/beglec-i-beglyanka/?lfrom=931425718) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

notes

Примечания

1

– Самоедская собака – в просторечии самоед или самми, одна из древнейших пород собак. Уже на протяжении трёх тысяч лет является

домашним животным северных племён народностей самодийской языковой группы.

2

– Лагуна Маламваям – мелководный морской залив лагунного типа. Расположена в районе северо-восточного побережья полуострова Камчатка, является южной частью Карагинского залива.

3

– Муза нсунск – ительменское приветствие, дословный перевод: – «Мы ещё живы».

4

– Ительмены – одна из коренных народностей Камчатского полуострова, проживают и на юге Чукотского полуострова.

5

– Тигильский район – административно-территориальная единица и муниципальный район в составе Камчатского края. Административный центр – село Тигиль.

6

– Дословный перевод с коряцкого языка – «Ворон – проказник».