Режим чтения
Скачать книгу

Фронт за линией фронта. Партизанская война 1939–1945 гг. читать онлайн - Борис Соколов

Фронт за линией фронта. Партизанская война 1939–1945 гг.

Борис Вадимович Соколов

Военные тайны ХХ века

Новая книга известного историка Б. Соколова рассказывает о партизанском движении как о сложном, во многом противоречивом явлении, ставшем неотъемлемой частью Второй мировой войны. Автор рассматривает особенности партизанской войны, прежде всего на территории Советского Союза, а также в странах Европы. В книге рассказывается как о стратегии и тактике партизан и их противников, так и о политических особенностях, социальной и национальной основе партизанского движения. Автор постарался ответить на вопрос, – в какой степени, и каким образом партизаны влияли на ход боевых действий на различных театрах войны.

Борис Вадимович Соколов

Фронт за линией фронта. Партизанская война 1939–1945 гг.

© Соколов Б.В., 2008

© ООО «Издательский дом «Вече», 2008

Предисловие

Слово «партизан» происходит от латинского слова partia – часть. Под партизанами первоначально понимали отряды регулярной армии, засылаемые за линию фронта и действовавшие в неприятельском тылу в отрыве от главных сил. Но начиная как минимум с эпохи наполеоновских войн к этим отрядам стало активно присоединяться и гражданское население, так что партизанская война нередко приобретала характер народной войны. В годы Второй мировой войны мы впервые в истории сталкиваемся с массовым партизанским движением, происходящим одновременно во многих странах мира. До этого партизанское движение большого масштаба проявило себя как важный фактор борьбы только в период борьбы европейских народов против Наполеона, но тогда действительно массовый характер оно приобрело лишь в Испании и в России. А вот во Второй мировой войне, за редким исключением, борьба партизан была направлена против Германии и ее союзников. Это было вызвано как особой жестокостью оккупационной политики национал-социалистов, истреблением ими целых народов, так и тем обстоятельством, что вплоть до 1944 года только Германия удерживала под своим контролем значительные территории других стран, где, соответственно, создавалась почва для партизанского движения. В этой книге я рассмотрю особенности партизанской войны как, прежде всего, на территории СССР, так и в других странах Европы, а также коснусь для сравнения и партизанского движения в Азии, направленного против Японии. Речь пойдет как об особенностях стратегии и тактики партизан и их противников, так и о социальной и национальной основе партизанского движения в разных странах и его политических особенностях.

Партизанская борьба – это борьба иррегулярных сил или специально засланных в неприятельский тыл специально подготовленных отрядов и групп регулярных войск или спецслужб для развертывания борьбы партизанскими методами. Партизанское движение всегда питается какой-либо большой идеей – национальной, религиозной или социальной. Партизаны часто воспринимаются как романтические герои. Действительно, молодых людей всегда привлекала романтика партизанской борьбы. Да и места, где партизанам приходится обычно действовать, – глухие леса, горы, как правило, настраивали на романтический лад. Только рядом с этим были тяжести повседневного партизанского быта, риск каждую минуту очутиться под ударом карателей, кровь и грязь. В партизаны шли разные люди – идейные борцы-фанатики, юные романтики-патриоты, люди, пытавшиеся таким образом спастись от террора оккупантов и выжить (порой в партизанских лагерях было безопаснее, чем в деревнях). Были среди них и откровенные садисты и уголовники, которые рассматривали условия партизанской войны как дозволение убивать и грабить без разбора, особенно тех, кто, справедливо или нет, обвинялся в коллаборационизме.

Германский генерал Эйхе Миддельдорф считал, что партизанское движение в качестве политической цели преследует всеобщее народное восстание, в качестве экономической цели – максимальное затруднение для противника использования ресурсов оккупированных территорий, а в качестве военной цели – сковывание максимального количества неприятельских войск и прямая и косвенная помощь своим войскам на фронте. При этом используются внезапные нападения на войска, средства транспорта и коммуникации, которые осуществляются как небольшими военными отрядами, так и путем осуществления диверсий. Партизаны также ведут разведку и уничтожают представителей оккупационной администрации и лиц, сотрудничающих с оккупантами, т. е. коллаборационистов. В партизанском движении обычно участвует как местное население, так и отрезанные от своих или специально засланные подразделения и части регулярных войск. Однако даже отдельные группы коммандос, не говоря уже о более крупных партизанских соединениях, зависят от поддержки местного населения, которое снабжает партизан продовольствием и разведывательной информацией, укрывает отдельных партизан от карателей и время от времени пополняет ряды партизан. В то же время снабжение вооружением и боеприпасами происходит, как правило, из-за линии фронта, поскольку трофейных боеприпасов оказывается слишком мало, чтобы продолжать активные боевые операции в тылу врага.

Что же касается всеобщего восстания или резкого подъема партизанской борьбы, то они происходили только тогда, когда неприятельская армия уже находилась на грани полного поражения и капитуляции. Так было, например, в Италии в последние недели Второй мировой войны, или в Югославии осенью 1943 года, после капитуляции Италии, когда партизанская армия Иосипа Броз Тито смогла получить массовое пополнение, разоружить значительную часть итальянских оккупационных войск и занять значительные по площади территории. То же наблюдалось на Филиппинах, в Индонезии и в Индокитае в последние месяцы войны, после завершения которой с партизанами пришлось бороться уже колониальным державам из числа победителей.

Партизаны не ставят цели нанести противнику решающего поражения, но наносят ему ряд мелких чувствительных ударов. Методы партизанской борьбы сводятся к отказу от концентрации сил на одном направлении, а в нанесении ударов в разных местах небольшими силами, чтобы максимально распылить силы противника. Тогда противник не имеет возможности реализовать свое превосходство в живой силе и боевой технике. Однако на практике эти идеальные для партизан методы борьбы используются далеко не всегда. Дело в том, что, начиная с 1943 года, когда грядущее поражение Германии стало очевидным, в том числе и для тех, кто прежде сотрудничал с оккупантами, во всех районах партизанского движения наблюдался значительный рост численности партизан. На Азиатском театре военных действий подобный рост партризанских отрядов наблюдался в 1945 году, когда очевидным стало близкое поражение Японии. Партизаны вынуждены были объединяться в более крупные соединения – бригады и дивизии, которые представляли собой гораздо более удобную мишень для крупных карательных операций. К тому же по мере отступления вермахта и приближения линии фронта к зонам активных партизанских действий партизанам все чаще приходилось иметь дело со значительными силами регулярных войск. Для очистки прифронтовой полосы и
Страница 2 из 29

тыловых коммуникаций немцы, как правило, выделяли одну-две армейские дивизии, которые при поддержке полицейских и коллаборационистских формирований проводили крупномасштабные карательные операции, нанося партизанским соединениям большие потери. Партизан загоняли в труднодоступные районы, откуда те не могли угрожать коммуникациям и оказывать сколько-нибудь существенное влияние на ход событий на фронте. Кроме того, руководители партизанского движения – а в подавляющем большинстве случаев это были коммунисты, находясь под воздействием марксистских догм о решающей роли народных масс и необходимости массового движения против оккупации, стремились к максимальному наращиванию численности партизан, что нередко ставило их в невыгодное положение в тактическом отношении. Миддельдорф подчеркивал: «Партизанские отряды имеются повсюду, но их никогда не бывает там, где ожидает противник. Они не ставят перед собой задачу удержания определенной местности или восстановления утраченных позиций… Партизанам выгодно действовать скрытно, на труднодоступной для неприятельских войск и техники местности. Они постоянно меняют места дислокации». Немецкий генерал также подчеркивал: «Партизаны появляются только там, где они могут ошеломить, внезапно напасть, рассеять, разгромить противника и после этого скрыться. Противник, подвергшийся нападению партизан, не в состоянии обнаружить их. Никто не может знать, откуда пришли партизаны и куда они скрылись. Они появляются внезапно, подобно призраку, и поэтому непрерывно держат противника в напряжении. В районе действий партизан военные и гражданские представители оккупирующей страны постоянно находятся под угрозой нападения, в обстановке непрерывно возрастающей нервозности».

В то же время Миддельдорф справедливо заметил, что «плохо управляемые и незнакомые с особенностями партизанского боя отряды могут принести больше вреда, чем пользы.

В партизанском бою успех достигается не превосходством в живой силе и технике, а моральными качествами бойца, умеющего действовать в данных условиях местности. Небольшие, но опытные, руководимые инициативными командирами боевые подразделения в борьбе с партизанами часто добивались больших успехов». В качестве необходимых предпосылок для успешного развития партизанского движения он назвал «непреклонную решимость населения к сопротивлению, высокий боевой дух народа, обширную, непроходимую, редко населенную территорию». В наибольшей степени эти предпосылки в годы Второй мировой войны присутствовали в СССР (в Белоруссии, в Карпатах и на Брянщине), на Балканах (в Югославии, Греции и Албании) и в Италии, а на Тихоокеанском театре военных действий – в Индокитае, Филиппинах, Индонезии и в ряде провинций Китая.

Как отмечал генерал-полковник Лотар Рендулич, большой специалист по антипартизанской борьбе, длительное время возглавлявший 2-ю немецкую танковую армию на Балканах, «война из-за угла, в которой бойцы маскируются большей частью под обыкновенных мирных жителей, когда удар всегда наносится из засады, а наносящий его постоянно уклоняется от открытого боя и бесследно исчезает, такая война уже по своему существу не поддается ни письменной фиксации, ни, тем более, документированию». О многом мы можем судить только по позднейшим весьма пристрастным донесениям немцев и их союзников, нередко составлявшимся уже значительное время спустя после боевых действий.

Наибольшее влияние на ход войны партизаны оказывали тогда, когда они имели возможность непосредственно взаимодействовать с союзными им войсками, сражавшимися на фронте, и выводить из строя неприятельские коммуникации по приказам и согласно планам армейского командования. Как справедливо отмечает британский генерал Реджинальд Деннинг, «партизаны… должны находиться под руководством командующего действующей армией в данном районе. В противном случае может получиться, что их действия не будут способствовать достижению главной цели, состоящей в разгроме вооруженных сил противника; более того, фактически они могут даже препятствовать достижению этой цели (например, когда они выводят из строя коммуникации, которыми рассчитывают воспользоваться при наступлении союзные им войска. – Б.С.). Передача руководства действиями партизан какому-то правительственному ведомству означала бы возврат ко временам “частных армий”, которые, несмотря на всю их доблесть и упорство, не вносили в общее дело того вклада, который они могли бы сделать под руководством командующего действующей армией. Один лишь командующий действующей армией способен видеть, какие действия партизан могут помочь ему решить стоящие перед ним задачи».

Стоит подчеркнуть, что в СССР в самый разгар партизанского движения в 1942–1943 годах, когда оно могло оказать наибольшее влияние на ход боевых действий, этим принципом пренебрегали. Основная масса партизан подчинялась специальным штабам партизанского движения, а не армиям и фронтам. Объяснялось это как тем, что большинство партизан действовало в глубоком немецком тылу, достаточно далеко от линии фронта, и, особенно учитывая дефицит радиосредств, не могло непосредственно взаимодействовать с регулярными советскими войсками, так и приверженностью руководивших партизанским движением партийных работников идее массового партизанского движения, способного самостоятельно уничтожать неприятельские гарнизоны на оккупированной территории. Взаимодействие с наступающими советскими войсками руководители партизанского движения постарались наладить лишь в 1944 году, когда Красная армия освободила основные территории, где действовали партизаны. Также и на Балканах, полностью оккупированных странами Оси, партизанам попросту не с кем было взаимодействовать. Такое взаимодействие было налажено лишь с осени 44-го, на заключительном этапе войны, когда в северные районы Югославии вошли части Красной армии, немцы оставили половину Югославии, а партизанская армия Тито превратилась в регулярную армию.

Как справедливо пишут английские исследователи Ч.О. Диксон и О. Гейльбрунн, «партизанские действия характеризовала необузданная жестокость. Партизаны не могут быть снисходительны к противнику – они убивают раненых и пленных, ибо не могут брать их с собой. Партизаны не рассчитывают также и на милосердие врага по отношению к себе. В партизанской войне всегда будут страдать ни в чем не повинные люди: противник, который не в состоянии устранить угрозу нападения партизан, берет заложников и расстреливает их вместо партизан. Когда советские партизаны могли нанести немцам ущерб, они не считались с тем, в какой степени это могло отразиться на их соотечественниках». Фактически точно так же действовали и югославские, греческие, итальянские партизаны, а также чеченские, ингушские, карачаевские партизаны, действовавшие против Красной армии и войск НКВД. И еще более жестоко действовали немцы против партизан, которых до 1944 года редко когда брали в плен. При этом немецкие власти широко практиковали казни заложников и репрессии против деревень, жители которых помогали партизанам. Точно так же действовали против антикоммунистических партизан советские
Страница 3 из 29

войска на Северном Кавказе. Практически и партизаны, и их противники вели борьбу вне правового поля традиционных норм, законов и обычаев войны. В то же время подавляющее большинство партизан было воодушевлено высоким патриотическим порывом, идеей борьбы с иностранными захватчиками, высокой романтикой герильи. Повседневная действительность партизанской борьбы порой оказывалась очень далека от этих идеалов. Далеко не всегда в партизаны вступали добровольно. Кроме того, симпатии к партизанам зависели от преобладания на данной территории тех или иных этносов или социальных групп.

Что же касается тех, кто боролся с партизанами, то они, за редким исключением, не были воодушевлены высокими идеями. В состав оккупационных частей попадали обычно далеко не лучшие представители народа. Они чувствовали, что являются оккупантами, что местное население относится к ним враждебно, и жестокостью старались преодолеть свой страх перед враждебным окружением. Коллаборационисты же прежде всего заботились о собственном выживании. Только немногие идеологически или национально ориентированные коллаборационистские отряды оказывались достаточно эффективными в борьбе с партизанами. Рассказать о партизанском движении как о сложном, во многом противоречивом явлении, ставшем неотъемлемой частью Второй мировой войны, – задача этой книги. Основной упор в ней сделан на партизанском движении на территории Советского Союза, которое, несомненно, более других интересно российским читателям. Я постараюсь ответить на вопрос, в какой степени и каким образом партизаны влияли на ход боевых действий на различных театрах войны. В книге также приведен ряд ранее не публиковавшихся документов, извлеченных из прежде секретных архивов.

Когда молчали пушки. Как в Москве готовились к партизанской войне

Из всех участников Второй мировой войны к широкомасштабному развертыванию партизанской борьбы загодя готовился только Советский Союз. Партизанская война считалась важным средством противодействия возможному вторжению на советскую территорию основных «империалистических держав» в союзе с государствами-лимитрофами. Еще в первой половине 20-х годов ГПУ и военная разведка засылали специальные группы в белорусские районы Польши для развертывания там партизанского движения. Однако поддержки со стороны местного населения эти группы не получили, и в 1925 году эксперименты по инспирированию партизанского движения в Восточной Польше, равно как и в румынской Бессарабии, были прекращены. А в первой половине 30-х годов в Белорусском военном округе было создано шесть партизанских отрядов, в каждом из которых насчитывалось от 300 до 500 бойцов. В городах и на крупных железнодорожных станциях советской Белоруссии были созданы разведывательно-диверсионные группы. В тайных складах на белорусской территории было заложено 50 тыс. винтовок, 150 ручных пулеметов и взрывчатка. Все это предназначалось для массового партизанского движения в случае вторжения иностранных интервентов. На Украине также было подготовлено около 3 тыс. профессиональных партизан, в том числе не менее 1400 – подрывников. Были заложены тайники с взрывчаткой и оружием и сформированы разведывательно-диверсионные группы из бывших партизан Гражданской войны и из польских и румынских эмигрантов, предназначенные для действий на территории потенциальных противников. Подобные отряды были созданы и в Ленинградском военном округе из «красных финнов» и «красных эстов».

К концу 1935 года вдоль западных границ СССР были развернуты «саперно-маскировочные взводы» – разведывательно-диверсионные подразделения, численностью по 40 человек. Увольнявшихся в запас бойцов этих подразделений компактно расселяли вдоль границы. В случае войны близлежащие воинские части должны были обеспечить их оружием и снаряжением. Кроме того, на приграничной территории закладывались тайники с запасами оружия, взрывчатки и продовольствия для будущих партизан. Предполагалось, что партизанские группы будут действовать в советской пограничной полосе, если туда вторгнется враг, а потом перенесут свои действия на территории государств-лимитрофов.

Однако в 1937–1938 годах все партизанские базы, отряды будущих партизан и «саперно-маскировочные взводы» на Украине и в Белоруссии были ликвидированы. Остались только разведывательно-диверсионные группы, предназначенные для борьбы на территории сопредельных государств и состоявшие в значительной степени из иностранцев. Как вспоминает опытный диверсант-подрывник Илья Григорьевич Старинов, руководивший Особой группой минеров, «в СССР в конце 20-х и начале 30-х годов велась огромная работа по подготовке партизанской войны в случае возможного нападения врага. Были обучены или переучены сотни бывших партизан Гражданской войны, разработаны новые специальные диверсионные средства – с упором на то, что партизаны смогли бы сами сделать в тылу врага из подручных материалов… Большинство подготовленных нами партизан исчезли. Они были репрессированы. Никто разработкой специальной диверсионной техники не занимался. И постановки вопроса о создании такой техники не стояло.

Если бы теперь уделяли такое внимание партизанам, какое уделялось в конце 20–30-х годов, и сохранились подготовленные кадры, то наши партизанские отряды были бы в состоянии отсечь вражеские войска на фронте от источников их снабжения в самом начале войны».

Отказ от прежних партизанских баз был во многом обусловлен тем, что те высокопоставленные люди из Красной армии и НКВД, которые их создавали, подверглись репрессиям. Соответственно, под подозрение попали и выбранные ими командиры партизанских отрядов, которых в лучшем случае отправили в запас, а в худшем – репрессировали.

Не меньшую роль сыграло и то, что во второй половине 30-х годов и Сталин, и нарком обороны «первый маршал» К.Е. Ворошилов после создания военно-промышленного комплекса в ходе реализации двух первых пятилеток были убеждены, что Красная армия будет воевать малой кровью и на чужой территории, и в этом духе воспитывали Красную армию и советский народ. А для такой войны бессмысленно создавать партизанские базы и готовить профессиональных организаторов партизанских отрядов на своей территории – неприятель туда все равно никогда не дойдет. Партизанское движение придется организовывать только на территории сопредельных государств – в Польше, Германии, Финляндии, в странах Прибалтики, Чехословакии и Румынии. А базы там заранее, естественно, не создашь. И посылать туда можно лишь небольшие группы, состоявшие преимущественно из уроженцев соответствующих стран, знакомых с местными условиями. Такие группы формировала уже не РККА, а НКВД и созданное перед самым началом Великой Отечественной войны, в феврале 41-го, НКГБ. Как свидетельствовал тогдашний командир находившегося в СССР чехословацкого легиона полковник Людвик Свобода, с ним и представителями чешского правительства в изгнании в Лондоне советский Генштаб в конце апреля – начале мая 1941 года «достиг договоренности о подготовке десанта парашютистов, проведении саботажа и обмене информацией», однако внезапное германское нападение помешало
Страница 4 из 29

реализации этого замысла.

Да и не факт, что дело дойдет до массового партизанского движения в тылу потенциальных противников. Во-первых, Красная армия, как надеялись в Кремле, сможет одержать быструю победу, и помощь партизан не понадобится. В лучшем случае предполагалось всеобщее восстание трудящихся на завершающем этапе кампании, подробно описанное в печально знаменитом предвоенном военно-фантастическом романе Николая Шпанова «Первый удар». Во-вторых, попытки создания партизанских отрядов в Польше и других государствах-лимитрофах, предпринимавшиеся в первой половине 20-х годов, к сколько-нибудь значительным успехам не привели. Гораздо больше надежды возлагалось на действия небольших разведывательно-диверсионных и террористических групп, действующих непосредственно во взаимодействии с наступающими войсками.

Уже после войны в письме, опубликованном в 1-м номере «Военно-исторического журнала» за 1962 год, бывший глава Центрального штаба партизанского движения П.К. Пономаренко сокрушался по поводу того, что «ошибочные и неправильные установки Сталина, что при нападении на нас мы будем воевать только на чужой территории (на самом деле эта формула была лишь пропагандистским прикрытием планировавшегося советского вторжения в Западную Европу; иначе возникает загадка – почему вдруг Иосиф Виссарионович был так уверен, что Красная Армия будет воевать лишь на вражеской земле. – Б.С.), привели к тому, что вся работа по обобщению опыта партизанской войны в прошлом, по разработке соответствующих мобилизационных документов была свернута. Это усугубило трудности организации партизанского движения в начальный период войны. Партии дорогой ценой пришлось исправлять ошибки, допущенные Сталиным».

В результате стихийно возникавшие из окруженцев и местных сторонников советской власти партизанские отряды оказались без запасов продовольствия и боеприпасов. Им недоставало и опытных кадров, имевших опыт борьбы в тылу врага. Многие специалисты по партизанскому движению погибли в ходе репрессий 1937–1938 годов. И немецкий генерал Л. Рендулич справедливо отмечал, что «настоящей партизанской организации в начале немецко-русской войны 1941 года у русских почти не было».

В других странах массового партизанского движения – в Югославии, Италии, Греции и др. – никакой предварительной подготовки к партизанской борьбе вообще никогда не проводилось. Поэтому о заранее подготовленных базах и запасах продовольствия, оружия и взрывчатки речи не шло. Партизаны пользовались прежде всего той частью армейского имущества, которую не успели захватить немцы и итальянцы. Продовольствие добывали у местного населения, а взрывчатку и боеприпасы им сбрасывали с самолетов союзники.

В целом же партизанское движение возникало на большинстве территорий лишь значительное время спустя после оккупации – в среднем примерно через год. Хотя бывали и исключения. Так, в Югославии первые партизанские отряды появились уже через два месяца после германо-итальянской оккупации. Тут играли роль давние традиции партизанской борьбы в этой стране, благоприятная для этого лесисто-гористая местность, а также то обстоятельство, что многие части югославской армии смогли избежать капитуляции, уйдя с оружием в труднодоступные места.

Та же закономерность прослеживается и во время последней войны в Ираке. Там массовая террористическая деятельность тоже началась примерно через год после взятия американскими войсками Багдада. И это вполне объяснимо. В первое время после оккупации даже ее убежденные противники деморализованы поражением. Основная масса населения выжидает, каким окажется оккупационный режим. К концу первого года антиоккупационные силы успевают наладить организационную структуру и получить помощь людьми и оружием из-за линии фронта (если война продолжается) или из-за границы от тех государств и организаций, которые являются противниками оккупационных сил. К этому времени население начинает ощущать тяготы от оккупации, особенно если война продолжается и войска на фронте требуют продовольствия и прочих предметов снабжения, которые обычно изымаются у жителей оккупированных территорий или в порядке реквизиций или за достаточно символическую плату. В случае, если оккупанты не создают на занятой ими территории лояльной им и влиятельной политической власти, то развертывание массового партизанского движения становится неизбежным. А национал-социалистическая Германия все завоеванное на Востоке считала своей добычей и не предполагала создания в зоне своей оккупации независимых государственных образований. На Западе же немцы имели своими союзниками малоавторитетные правительства Пэтена во Франции или Муссолини в Италии, что и способствовало развитию массового партизанского движения в этих странах. Что же касается Балкан, то здесь немцам во многом удавалось бороться с партизанами руками местных народов. Японцы же вообще не имели сколько-нибудь разработанной оккупационной политики, что немало способствовало развитию партизанского движения на захваченных ими территориях.

Упущенные возможности Германии

В момент вторжения германской армии в СССР значительная часть населения недавно советизированных территорий Западной Украины, Западной Белоруссии, Бессарабии, Прибалтики готова была видеть в немцах и их союзниках своих освободителей от большевистского ига. Репрессии, экспроприация частной собственности, повсеместный дефицит всего необходимого, попытка загнать крестьян в колхозы вызвали массовое недовольство населения. Коллективизацию недобрым словом поминали и в восточных областях Украины и Белоруссии, уже давно являвшихся частью «Союза нерушимого». Здесь, как и в ряде русских областей, крестьяне тоже готовы были видеть в немцах освободителей – при условии, что те распустят колхозы и вернут народу землю, а также будут оставлять им достаточную для безбедной жизни часть выращенного урожая. Но как раз этого немцы делать не собирались. Колхозы предполагалось сохранить, как наиболее удобный инструмент изъятия у крестьян «излишков» продовольствия для нужд германской армии.

До войны на советской территории, занятой немцами и их союзниками, проживало более 70 миллионов человек. Но их население значительно уменьшилось как за счет эвакуации 15 миллионов жителей на Восток и мобилизации от 7 до 10 миллионов призывников в Красную армию, так и за счет голода, болезней, репрессий оккупационных властей и отправки местных жителей на принудительные работы в рейх. Кроме того, многие горожане перебрались в сельскую местность, где легче было прокормиться.

Среди тех, кто отказался от эвакуации или не смог эвакуироваться, в первый момент преобладали прогерманские настроения. Вот что утверждал, например, бывший руководитель подполья НКВД в Могилеве К.Ю. Мэттэ: «Количество населения в городе уменьшилось до 47 тысяч (до войны было более 100 тысяч). Значительная часть советски настроенного населения ушла с Красной Армией или же вынуждена была молчать и маскироваться. Основной тон в настроении населения давали контрреволюционные элементы (имеющие судимость, всякие «бывшие люди» и т. д.) и широкие
Страница 5 из 29

обывательские слои, которые очень приветливо встретили немцев, спешили занять лучшие места по службе и оказать им всевозможную помощь. В этом числе оказалась и значительная часть интеллигенции, в частности, много учителей, врачей, бухгалтеров, инженеров и др.

Очень многие молодые женщины и девушки начали усиленно знакомиться с немецкими офицерами и солдатами, приглашать их на свои квартиры, гулять с ними и т. д. Казалось как-то странным и удивительным, почему немцы имеют так много своих сторонников среди нашего населения».

А вот мнение человека прямо противоположных взглядов, убежденного антикоммуниста, после войны оказавшегося на Западе. П. Ильинский следующим образом описывает настроение крестьян в окрестностях Полоцка: «Убеждение в том, что колхозы будут ликвидированы немедленно, а военнопленным дадут возможность принять участие в освобождении России, было в первое время всеобщим и абсолютно непоколебимым. Ближайшее будущее никто иначе просто не мог себе представить. Все ждали также с полной готовностью мобилизации мужского населения в армию (большевики не успели произвести мобилизацию полностью); сотни заявлений о приеме добровольцев посылались в ортскомендатуру, которая не успела даже хорошенько осмотреться на месте».

Однако эти надежды рассеялись как дым. Тот же Ильинский десятилетие спустя после окончания войны писал: «Только теперь, в ретроспективном плане, зная досконально чудовищные идеологические основы Третьего рейха, мы можем понять, в какое бешенство должна была приводить столпов национал-социализма наша претензия на участие в вооруженной борьбе против большевиков. Ни о русских формированиях, ни о мобилизации, ни о приеме добровольцев не могло быть тогда, конечно, и речи! Протянутая рука была отвергнута и осталась беспомощно висеть в воздухе».

Еще более резко, чем в России и Белоруссии, прогерманские настроения были выражены на Западной Украине, но и здесь немцы не использовали благоприятную возможность для формирования союзной им украинской армии. Один из руководителей абвера Пауль Леверкюн подробно написал об этой упущенной возможности в своих мемуарах. Он связывал ошибки в германской политике на оккупированных территориях с позицией Гитлера и других руководителей национал-социалистической партии: «Зимой 1940–1941 годов в лагере Нойхаммер под Лигницем был сформирован батальон из бывших военнослужащих польской армии украинской национальности. Роты этого батальона состояли из солдат, получивших хорошую подготовку в польской армии и отобранных из лагерей для военнопленных с помощью организации западных украинцев (имеется в виду ОУН – Организация украинских националистов, два соперничавших крыла которой возглавляли Степан Бандера и полковник Андрей Мельник. – Б.С.). Частично они входили в организацию Бандеры, часть из них входила в другие западноукраинские организации (имеется в виду группа Мельника. – Б.С.). Украинским командиром этого батальона был отважный партизанский командир, который под именем Чупринка погиб в 1951 году под Киевом, будучи вождем украинского повстанческого движения (имеется в виду один из руководителей Украинской повстанческой армии (УПА) Роман Шухевич, известный под псевдонимом «Тарас Чупринка»; он погиб в бою с войсками МГБ в марте или июне 1950 года под Львовом. – Б.С.). Немецким командиром батальона был обер-лейтенант Альберт Герцнер… Политическим руководителем был профессор Теодор Оберлендер. Этот батальон, созданный Абвером-2 (2-м отделом, отвечавшим за разведывательно-диверсионную деятельность в тылу противника. – Б.С.), к сожалению, очень плохо оснащенный, был назван для маскировки “Нахтигаль” (Соловей), потому что он имел хор, который мог бы поспорить с лучшими, получившими международную известность, казачьими хорами. Он вошел в состав полка “Бранденбург” (солдаты и офицеры которого подчинялись абверу и предназначались для разведывательно-диверсионной деятельности. – Б.С.), где уже был один батальон, и 22 июня 1941 года вступил на территорию Советского Союза. В боях за Львов разведчики батальона установили, что во Львове производятся массовые расстрелы украинских националистов, и побудили командиров обоих батальонов вступить во Львов в ночь с 29 на 30 июня 1941 года, за 7 часов до установленного срока наступления 1-й горнострелковой дивизии. В этом деле особенно отличился украинский батальон. Украинское командование батальона заняло радиостанцию Львова и передало в эфир прокламацию о создании свободной, самостоятельной Западной Украины. Вскоре последовал резкий протест ведомства Розенберга (министерства по делам восточных территорий. – Б.С.), и при дальнейшем продвижении на Украину, когда батальон особо отличился в боях за Винницу, происходило постепенное изменение настроения его солдат и офицеров. Только что созданное Восточное министерство изъяло Западную Украину… из украинского государства, создание которого планировалось украинским командованием, и включило эту область с особо надежным населением в состав генерал-губернаторства, т. е. остатков польского государства. В результате этого украинский батальон, который во Львове у десятков тысяч освобожденных западных украинцев зажег готовность к борьбе, стал ненадежным, в нем начались бунты, и его вынуждены были распустить. Здесь была упущена большая возможность. Капитан Оберлендер в то время попытался добиться аудиенции у Гитлера, и он добрался-таки до Гитлера. Гитлер прервал его доклад об Украине и сказал: “Вы в этом ничего не понимаете. Россия – это наша Африка, русские – это наши негры”. Оберлендер позднее сказал командиру “Бранденбурга”: “С этим мнением Гитлера война проиграна”».

Добавлю, что 30 июня 1941 года во Львове фракция Бандеры образовала правительство, претендовавшее на власть над всей Украиной. Но Бандера 5 июля 1941 года был арестован в Кракове и помещен в концлагерь Заксенхаузен, а 10 июля во Львове заключили под стражу и ведущих членов украинского правительства.

«Нахтигаль» четырьмя днями раньше предусмотрительно убрали из города, чтобы избежать эксцессов. Так что, вопреки распространявшимся советской пропагандой утверждениям, люди Шухевича не имели никакого отношения к уничтожению евреев и польской интеллигенции Львова, начавшемуся позднее. Это было установлено в ходе расследования на слушаниях в американском Конгрессе в 1954 году. Тогда же было доказано, что руководство ОУН (Бандеры) и УПА никак не были причастны к «окончательному решению еврейского вопроса». И что оно прекратило сотрудничество с немцами вскоре после разгона правительства во Львове. Иначе обстояло дело с руководителями более низкого уровня и рядовыми членами организации. Бойцы батальона «Нахтигаль» были потрясены, узнав, что немцы разогнали украинское правительство. Однако они решили, что пока еще рано рвать с немцами, а лучше запастись оружием и получить военные знания. Еще больше года «Нахтигаль» вместе с СС и полицией сражался против советских партизан в Белоруссии. Только в октябре 42-го весь личный состав батальона отказался продлить очередной годовой контракт на службу в немецкой армии. После этого украинских офицеров арестовали, а солдат поместили
Страница 6 из 29

под полицейский надзор. Шухевич с частью своих соратников бежал из-под ареста и ушел в карпатские леса, положив начало организации Украинской повстанческой армии. Некоторые отряды украинских националистов боролись против немецких тыловых отрядов уже с конца 1941 года. А с конца 1942 года основная часть населения Западной Украины сражалась как против немцев, так и против советских и польских партизан.

В отличие от фракции Бандеры, фракция Мельника продолжала сотрудничать с немцами, и бандеровцы порой нападали на мельниковцев, служивших полицейскими и бургомистрами. Но чаще всего на Западной Украине те сами присоединялись к повстанцам. В 1941–1944 годах УПА вела борьбу с немцами, а также с отрядами польской Армии крайовой и советских партизан. Украинские повстанцы действовали на территории польской Украины, а также Северной Буковины и входившего в состав Венгрии Закарпатья (там они сражались также с венгерскими гонведами). Немцы оценивали численность УПА в 80–100 тысяч бойцов. Уцелевшие руководители повстанцев, оказавшиеся в эмиграции, утверждали, что в рядах УПА сражалась одновременно от 200 до 400 тысяч человек. Вероятно, последняя цифра ближе к истине. Ведь солдаты и офицеры УПА располагали лишь очень ограниченным количеством боеприпасов. В отличие от советских партизан, они не получали никакого снабжения из-за линии фронта. Поэтому сторонники Бандеры могли нападать только на небольшие группы и гарнизоны немецких военнослужащих. Абвер же оценивал численность украинских партизан главным образом по их боевой активности.

Об одной из групп УПА можно судить по донесению, направленному 5 декабря 1942 года Пономаренко Сталину: «Товарищ Сталин! По сообщению Сабурова, в лесах Полесья, в районах Пинск, Шумск, Мизочь имеются большие группы украинских националистов, под руководством лица, законспирированного кличкой Тарас Бульба. Мелкие группы партизан националистами разоружаются и избиваются. Против немцев националисты устраивают отдельные засады.

В листовках националисты пишут: “Бий кацапа москаля, гони его видциля, вин тоби не потребен”.

По сообщению другого источника, националисты под руководством “Тараса Бульбы” находятся количеством 50 000 человек в 6 км восточнее деревни Ленын, что 35 км юго-восточнее Сарны, оборудуют зимние квартиры».

Численность армии Бульбы (Боровца) здесь, возможно, преувеличена, но не вызывает сомнений, что она насчитывала десятки тысяч человек, а значит, вся УПА вполне могла насчитывать 400 тысяч бойцов. А вот Степана Бандеру Пономаренко поторопился похоронить. Об устранении Бандеры уже после войны пришлось позаботиться КГБ. Степан Андреевич был убит в Мюнхене лишь в 1959 году.

Западноукраинское население, за два года сытое по горло советской властью, да и прежде мечтавшее о национальном Украинском, но отнюдь не о советском государстве, в своем большинстве не поддерживало коммунистических партизан, приходивших с Восточной Украины, и предпочитало выдавать их немцам, поскольку свои, украинские, повстанцы не имели достаточно вооружения, чтобы справиться с гораздо лучше вооруженными советскими партизанами. В частности, командир одного из партизанских соединений, по приказу Центрального штаба партизанского движения совершившего несколько рейдов на Правобережную Украину, Михаил Иванович Наумов, рассказывает в мемуарах, как в марте 1944 года один из его отрядов, Рава-Русский, был полностью уничтожен в деревне Завоны вблизи Буга, причем немецких карателей навели на место ночевки партизан бандеровские агенты.

УПА сражалось как против немцев, так и против польской Армии Крайовой и советских отрядов, приходивших из Восточной Украины. Нередко украинские повстанцы, равно как и их польские противники, жестоко расправлялись с евреями. Эти эксцессы случались несмотря на то, что руководство ОУН и УПА, равно как командование АК и польское правительство в Лондоне, антисемитизм осуждали.

Фракция Бандеры после ареста своего лидера стала ориентироваться на собственные силы украинского народа. Главными противниками признавались нацистская и большевистская диктатуры. К западным союзникам бандеровцы относились без враждебности, но рассчитывать на их помощь никак не могли. Правда, до войны ОУН финансировалась в значительной мере за счет украинской диаспоры в Америке, но она не имела влияния на правящие круги этой страны. Борьба УПА, равно как и прибалтийских «лесных братьев», с самого начала отличалась безнадежностью и ожесточенностью отчаяния. Поляки из Армии Крайовой хотя бы представляли правительство, признанное западными державами, а до 1943 года – и Советским Союзом. Украинские, литовские, латышские и эстонские повстанцы после войны надеялись только на собственные силы, а бороться им приходилось как с Германией, так и с Советским Союзом.

Борьба украинских националистов проходила под лозунгами «За самостоятельное, свободное Украинское государство» и «Свобода народам, свобода человеку». В листовке 1942 года, выпущенной УПА, утверждалось, что украинские повстанцы борются «за новый, справедливый лад и порядок в Украине, без господ, помещиков, капиталистов и большевистских комиссаров. За новый справедливый международный лад и порядок в мире, обеспечивающий права и независимость каждого народа. Против немецких и московских захватчиков, которые стремятся покорить и поработить украинский народ». Весной 1943 года в связи с поражениями вермахта III конференция ОУН приняла решение активизировать борьбу. Ранее бойцы УПА ограничивались защитой населения от угона в Германию, не позволяли немцам забирать крестьян, а также нападали на небольшие группы немецких солдат и полицейские гарнизоны. Теперь предполагалось нападать и на отдельные немецкие части. Ситуацию на Украине очень точно охарактеризовали постановления III Чрезвычайного Большого Сбора Организации украинских националистов 3 августа 1943 года: «Сам факт существования СССР представлял и представляет реальную угрозу возврата большевистского режима на Украине. Преследуя официально только отдельные слои населения, московско-большевистский режим создает для остального народа фикцию мирной и спокойной жизни и обманчивой перспективой счастья и пожеланий на будущее. Большевистская оккупационная система, в противовес немецкой, задерживает политическую активизацию целых масс и создание единого фронта всех народных сил. Характерно при этом то, что политическое наступление немецкого гитлеризма и московского большевизма на украинской территории не ликвидировали себя во взаимном ударе и даже не нейтрализовались. Продвигаясь отдельно и преследуя свои цели, они пополнялись и облегчали свою работу. Часть слабого элемента, испуганная большевистским поворотом, видела спасение в немецкой силе; другая часть, битая беспощадно немецким колониальным сапогом, избирала, по своему мнению, меньшее горе, т. е. ожидая спасения от большевиков. Когда на Украине, как и в других странах, часть народа и сегодня ориентируется на большевиков, то это в значительной степени заслуга немецкой колониальной системы».

ОУН делала ставку на взаимное истощение сил Германии и СССР. В постановлении III Чрезвычайного Сбора утверждалось, что
Страница 7 из 29

весной 43-го поражения германской армии на фронтах «сигнализировали приближение катастрофы. Процесс упадка и истребления сил воюющих империалистов шел в последние годы систематически и беспрерывно, но последствия его стали видимыми в весенние месяцы 1943 года… Командование Красной армии не имело силы использовать небывалый шанс, который создался после полного распада северной части немецкого восточного фронта. Выяснилось, что ни Красная армия, ни хозяйственные тылы СССР не имеют уже силы для серьезных военных действий. Истерический крик о помощи алиантов (союзников) в виде второго фронта поднялся еще больший с того момента. Так называемый успех Красной армии – это только результат ускоренного распада Германии, ускоренного активным наступлением алиантов в Африке, а позднее на Сицилии и во всем европейском воздушном пространстве.

Жизнь снова подтвердила справедливость нашего политического тезиса о деструктивном характере империализма и о противоречиях внутри империй, которые ведут к полному развалу при этом серьезнейшем потрясении. Война стала тем потрясением, что выявила всю слабость немецкой и большевистской империи. Покоренные народы получили реальную возможность ударом изнутри достигнуть освобождения». Оуновцы высмеивали те «слабые элементы», кто считал их «ориентацию на собственные силы» «утопией». Социалистическая программа ОУН привлекала симпатии масс. Украинские националисты обещали 8-часовой рабочий день, крестьянам Западной Украины – раздачу помещичьих, монастырских и церковных земель, равноправие частной и коллективной собственности на землю и право крестьян на свободный выбор формы собственности, государственную собственность на крупные предприятия, и частную и кооперативную – на мелкие, право национальных меньшинств на развитие своих культур, равноправие всех граждан Украины, независимо от их национальной, социальной или религиозной принадлежности, всеобщее право на труд, зарплату и отдых. Это не исключало отдельных эксцессов отрядов УПА против мирного еврейского и польского населения, но на программном уровне антисемитизм и антипольские установки у ОУН отсутствовали. Это была типичная программа национальной организации, борющейся за независимость в колониальной стране. После войны десятки подобных движений пришли к власти в новых государствах Азии и Африки. Но ОУН так и не суждено было возглавить правительство независимой Украины. Соратники Бандеры наивно думали, что, как и в Первой мировой войне, в России и в Германии произойдут революции, а это позволит Украине обрести наконец независимость. Но тоталитарные режимы оказались куда более стойкими, чем монархические. Поддержка Англии и США предопределила победу Сталина, и независимость советских республик отодвинулась почти на полвека.

В первой половине 1944 года значительная часть Галиции контролировалась отрядами УПА. Об этом свидетельствует, например, донесение начальника СС и полиции Галиции от 17 мая 1944 года: «Апрель характеризируется значительным ростом деятельности банд на территории генерал-губернаторства… Ситуация в дистрикте Галиция находится под контролем банд УПА. Основными зонами их концентрации являются юго-западная и южная части дистрикта, а также территория южнее Рогатина. УПА, как и раньше, проводит мобилизации среди своих сторонников, занимается их подготовкой и политическим воспитанием…»

Но борьба с УПА стоила жизни десяткам тысяч советских, немецких и польских солдат. Украинскими повстанцами были смертельно ранены начальник ополчения штурмовых отрядов обергруппенфюрер СА Виктор Лютце, советский генерал армии Н.Ф. Ватутин и заместитель министра обороны просоветского правительства Польши генерал брони Кароль Сверчевский.

В 1944–1945 годах при оставлении немцами оккупированных территорий УПА и «лесные братья» смогли вооружиться брошенным вермахтом и его румынскими и венгерскими союзниками при отступлении оружием и боеприпасами. Их хватило еще на 9 лет борьбы против советских войск. Часть вооружения немецкое командование в 44-м добровольно передало УПА при отходе с Украины в обмен на призрачные обещания поставлять разведданные о Красной армии и в гораздо более основательной надежде, что украинцы будут вести борьбу с советскими войсками.

Разругавшись с украинскими националистами, немцы утратили очень важного союзника в борьбе с Советским Союзом. Серьезный источник для антисоветских вооруженных формирований Л. Рендулич справедливо отмечал, что одной из причин массового партизанского движения стала «сумасбродная, антинародная политика» гаулейтера Эриха Коха на Украине: «Официальная пропаганда того, что советский человек – существо “низшей расы”, невыполненные обещания о самоуправлении, о проведении земельной реформы и предоставлении украинскому народу определенных прав – все это привело к тому, что Германия потеряла на Востоке совершенно неоценимые возможности на успех. Население обширных районов России вначале видело в немецком солдате своего освободителя. Совершенно неправильная политика притеснения народа вконец подорвала доверие народа к немецкой армии и немцам и лишила Германию возможности проводить какую-либо политику, что в условиях горького разочарования местного населения создало партизанам все предпосылки для расширения масштабов своей борьбы». Тут надо оговориться, что по большому счету германскую политику на Украине и на других оккупированных советских территориях определял, конечно же, не Кох, а сам Гитлер. Для него Украина была лишь «жизненным пространством», а ее ресурсы – одной из основных целей войны. Поэтому он и слышать не хотел о независимом Украинском государстве, пусть даже дружественном Германии.

Что же касается просоветского партизанского движения, то в первые месяцы Великой Отечественной войны условия для его развития оказались не самыми благоприятными. Значительная часть населения была настроена антибольшевистски. Престиж советской власти и Красной армии после ряда тяжелых поражений упал весьма низко. Кроме того, значительная часть оставленных на оккупированных территориях по линии НКВД и по партийной линии руководителей будущих партизанских отрядов и подпольных организаций оказалась еврейской национальности и сразу же подпала под проводимое нацистами «окончательное решение еврейского вопроса». Их либо уничтожили, либо заключили в гетто, поэтому организовывать партизанские отряды они никак не могли.

Однако очень скоро ряд факторов, и прежде всего жестокая оккупационная политика немцев и бесчеловечное обращение с пленными, способствовали появлению на оккупированной территории многочисленных партизанских отрядов. Ядром партизанских отрядов становились группы красноармейцев-окруженцев, во главе с каким-нибудь энергичным командиром или комиссаром. Также многие бежавшие из плена, насмотревшись на ужасы концлагерей, приходили к партизанам. Пленных немцы на оккупированных территориях почти не кормили, так что бегство к партизанам часто становилось единственным способом спасения. Альтернативой был только переход на службу к немцам. Первоначально среди партизан преобладали выходцы из
Страница 8 из 29

других местностей, которые не могли пытаться скрыться в родных деревнях. Но вскоре к ним добавились и местные уроженцы. В первые месяцы войны немцы отпустили домой более 100 тыс. пленных, уроженцев уже занятых вермахтом территорий, в основном украинцев и белорусов. Очень скоро они познали все прелести «нового порядка», в рамках которого неарийское славянское население признавалось «недочеловеками», людьми второго сорта, и подвергалось соответствующему обращению. И бывшие пленные потянулись в лес, к партизанам, а следом за ними – гражданское население. Как признавал немецкий генерал Э. Миддельдорф, в России очень быстро проявилось «недружелюбное отношение широких народных масс к немецкой армии, явившееся следствием ошибок высшего немецкого политического руководства, а также грубых нарушений со стороны немецких органов гражданского управления. Партизанские отряды во все возрастающем масштабе повсюду находили скрытую или даже открытую поддержку у гражданского населения». Партизанам надо было только дождаться, когда фронт отойдет от их местности и снизится концентрация немецких частей, чтобы можно было поставить под свой контроль обширные территории за пределами основных транспортных магистралей. В этих районах немецкое военное присутствие было минимальным, а местная вспомогательная полиция либо уничтожалась партизанами, либо переходила на их сторону. Под контролем партизан порой оказывались даже отдельные райцентры, если они не были железнодорожными станциями и в них отсутствовали немецкие гарнизоны.

Также и командование Красной армии и руководство НКВД, оправившись от шока первых поражений, уже осенью 41-го организовали засылку в немецкий тыл разведывательно-диверсионных групп и начали устанавливать связь с партизанскими отрядами. Партизанским группам, засылаемым в тыл немцев поздней осенью и зимой 1941 года, вменялось в обязанность сжигать избы и хозяйственные постройки, чтобы их не могли использовать немцы для расквартирования на зиму. Такого рода диверсии действительно доставляли вермахту немало хлопот. Так, командующий группой армий «Центр» фельдмаршал фон Бок записал в дневнике 7 декабря 1942 года, на второй день советского контрнаступления под Москвой: «Разрушением и уничтожением всех построек у железных и автомобильных дорог русские сумели создать для нашего фронта невыносимые условия – вследствие этого мы лишились самого необходимого подвоза. Боеприпасы, горючее, провиант и зимнее обмундирование не доходили до фронта». А уничтожение домов в деревнях и поселках вело к росту немецких потерь обмороженными и заставляло тратить дефицитное горючее на обогрев солдат в палатках. Однако поджоги домов еще в большей мере били по местным жителям, многим из которых грозила смерть от морозов.

В одной из таких групп «факельщиков» была и легендарная Зоя Космодемьянская. Обстоятельства ее подвига существенно отличались от созданного по горячим следам пропагандистского мифа. Корреспондент «Правды» Петр Александрович Лидов, открывший миру героическую «Таню» (так называлась первая публикация о подвиге Космодемьянской), рассказал об этом в очерке «Новое о “Тане”», опубликованном в газете «Правдист» – органе партбюро, комсомольского комитета и месткома «Правды» 5 мая 1942 года:

«Успех “Тани” – это триумф чудесной русской девушки Зои Космодемьянской. Мне по обязанности репортера – протоколиста событий, довелось по рассказам очевидцев добросовестно и пунктуально записать все, что связано с подвигом и гибелью нашей отечественной Жанны д’Арк. Подвиг Зои Космодемьянской – это наиболее крупное, яркое и романтическое из тех событий, которые мне приходилось отыскивать и описывать. Очерки о Тане от начала до конца документальны, протокольны и в них нет ни вымысла, ни пустой и звонкой фразы, порой спасающей очеркиста, не запасшегося достаточным количеством добротных фактов.

Писать о том, как протекала работа над очерками о Тане, не имеет смысла хотя бы потому, что работу над этой темой нельзя еще считать законченной. Подвиг Тани и все связанное с ним – это целая эпопея, которая еще не раскрылась перед нами целиком.

В середине января в только что освобожденной от немцев деревне Пушкино один из местных жителей рассказал нам о казни неизвестной девушки в Петрищеве. Казалось, что остается съездить на место происшествия, убедиться в достоверности этого рассказа и написать. На самом же деле все оказалось сложнее. Над раскрытием обстоятельств дела и установлением личности Тани пришлось работать целый месяц непрерывно и довольно напряженно. К моменту появления в печати очерка “Кто была Таня” картина боевого подвига Зои Космодемьянской, ее поимки, допросов и казни была достаточно ясна. С тех пор прошло три месяца. Зое Космодемьянской присвоили звание Героя Советского Союза, ее узнала вся страна, весь мир. В Соединенных Штатах, например, состоялись уже две радиопередачи, посвященных Зое. Имя Тани стало символом стойкости и верности родине. Любовь Тимофеевна Космодемьянская окружена почетом и любовью: потеряв дочь, она приобрела миллионы дочерей и сыновей. Об этом ей пишут в сотнях писем, и это чувствует она сама.

Некоторые из писем в редакцию содержат новые данные о Зое, и ее история, таким образом, дописывается сейчас коллективно. В одном из писем сообщается, например, что “героиня родилась не в городе Москве, а в селе Осиповые Гаи Рудовского района Тамбовской области”. Письмо это подписано руководителями районных организаций, которые считают, что “правильное освещение месторождения Зои Космодемьянской будет способствовать улучшению развертывания политико-воспитательной работы среди молодежи и всего населения нашего района и области, а это даст возможность успешно проводить в жизнь все решения партии и правительства и в особенности сельскохозяйственные полевые работы 1942 года” (если исходить из подобных утилитарных соображений, то Москва как место рождения героини все же предпочтительнее глухой тамбовской деревни – «политико-воспитательную работу» можно развернуть среди миллионов, а не сотен человек. – Б.С.).

Сами обстоятельства гибели Зои получают теперь новое освещение. Немцы не сами поймали партизанку, ее предал ее же товарищ и ровесник, который шел вместе с нею в роковую ночь на 26 ноября, который одновременно с ней должен был бросить свою зажигательную бутылку. Он струсил в последнюю минуту, он побоялся быть повешенным немцами, но был расстрелян русскими.

Василий Клубков струсил и был пойман. Зоя не струсила, она сделала свое дело и ушла в условленное место. Она могла уйти дальше в глубь леса, но она не хотела покинуть товарища в опасности. Зоя доверчиво ждала Клубкова, но вместо него на опушку пришли посланные им немецкие солдаты.

Зою допрашивали в присутствии Клубкова. Она отказалась назвать себя, отказалась отвечать, откуда и зачем пришла. Она сказала, что не знает Клубкова и видит его в первый раз.

Тогда офицер поглядел на Клубкова. Клубков сказал: “Она врет, мы с ней из одного отряда. Мы вместе выполняли задание. Ее зовут Зоя Космодемьянская, с нами был еще Борис Крайнов…”

При Клубкове Зою раздели догола и били резиновыми палками, после
Страница 9 из 29

этого она сказала: “Убейте меня, но я ничего вам не расскажу”.

Через некоторое время Клубков вернулся в Москву, в ту самую часть, в которую несколькими месяцами ранее он вступил как боец-доброволец. На этот раз он пришел сюда в качестве немецкого шпиона.

Так усложняется сюжет повествования о Тане. Рассказ о ее очарованной душе следует дополнить рассказом о подлой, продажной душонке Василия Клубкова. Надо думать, что откроются еще и новые обстоятельства, которые осветят то, что сейчас еще кажется нам загадочным в истории Тани».

Лидову не удалось написать после войны документальную повесть о Зое Космодемьянской, как он мечтал. В июне 1944 года автор «Тани» вместе со своим другом фотокорреспондентом Сергеем Струнниковым, сделавшим знаменитый снимок мертвой Зои, попал под бомбежку на аэродроме в Полтаве, где базировались американские «летающие крепости». Оба журналиста погибли. Кстати, на том аэродроме в качестве переводчика должен был служить Ричард Пайпс, ныне являющийся одним из наиболее известных американских специалистов по российской истории. Однако из-за того, что немцы разбомбили аэродром в Полтаве, его командировка в СССР тогда не состоялась.

После смерти Лидова в советской печати продолжала тиражироваться первоначальная версия – о том, что Зою схватили в Петрищеве сами немцы. Раздетую догола героиню целомудренно одели в сорочку и трусики. В пропагандистских мифах не нужна была тема предательства, чтобы у народа не возникало ощущения, будто предателей было слишком много. К тому же история с Клубковым не только объясняла, как немцы установили подлинное имя партизанки Тани, но и делала бессмысленным допрос ее немцами. Ведь от предателя враги уже узнали имя и настоящую биографию героини, и место дислокации партизанского отряда. Так что германские солдаты истязали Зою из чистой «любви к искусству», точнее – из-за стремления к реализации собственных садистских наклонностей, да еще к мести за лошадей, сгоревших в подожженной Космодемьянской конюшне. И подвиг Зои был чисто морального свойства. Он измерялся не нанесенным врагу ущербом, а в нравственном превосходстве над ним, выразившемся в отказе купить себе жизнь или хотя бы легкую смерть ценой предательства.

Клубков же, засланный в качестве германского агента в Москву, был изобличен как неприятельский шпион и арестован 28 февраля 1942 года. Его расстреляли по законам военного времени 16 апреля 1942 года. Перед смертью Василий и поведал о последних часах Зои. Он, в частности, сообщил: «Офицер спросил меня, она ли это и что мне известно о ней. Я сказал, что это действительно Космодемьянская Зоя, которая вместе со мной прибыла в деревню для выполнения диверсионных актов, и что она подожгла южную окраину деревни. Космодемьянская после этого на вопросы офицера не отвечала. Видя, что она упорно молчит, несколько офицеров раздели ее догола и в течение 2–3 часов избивали ее резиновыми палками, добиваясь показаний. Космодемьянская сказала: “Убейте меня, я вам ничего не расскажу”. После чего ее увели, и я ее больше не видел».

Позднее появились версии, что Клубков на самом деле Зою не предавал, и немцы схватили ее без его помощи. Василий же, дескать, оговорил себя под нажимом следователей НКВД. Но в оговор верится с трудом. Чтобы немцы отпустили за линию фронта попавшегося к ним в руки диверсанта-поджигателя, тот должен был купить себе жизнь чем-то очень существенным, не меньшим, чем предательство, причем предательство результативное, которое помогло бы схватить кого-то из других советских диверсантов. Кстати, Клубков и вернулся с версией, будто ему удалось сбежать от немцев, выпрыгнув из машины, но в это чудесное спасение следователи не поверили. И в посмертной реабилитации в 2001 году Клубкову было отказано.

Интересно, что жители были отнюдь не в восторге от деятельности Космодемьянской и ее коллег-факельщиков. Жительница Петрищева Прасковья Яковлевна Петрушина (Кулик) показала на следствии: «…Смирнова (соседка Кулик – погорелица. – Б.С.) на ходу взяла чугун с помоями… Я быстро вышла и увидела, что Зоя вся облита помоями…» А сосед погорельцев Иван Егорович Солнцев утверждал: «…Соседка подошла и сильно ударила ее по ноге железной палкой, сказав: “Кому ты навредила? Мой дом сожгла, а немцам ничего не сделала…”»

Крестьянок, чьи избы сожгла Зоя, можно понять. Теперь им и их детям грозила гибель от морозов. Но советская власть в это обстоятельство входить не стала. В 1942 году жительницы Петрищева А.В. Смирнова и Ф.В. Сонина сами были расстреляны «за измену Родине». Им инкриминировали избиение Зои Космодемьянской. Надо признать, что порой от действий партизан мирное население страдало не меньше, чем от действий немцев. Мы еще убедимся, что крестьяне порой по своей инициативе создавали отряды самообороны против партизан.

Советские партизаны были ориентированы на максимально жестокое ведение борьбы, на использование против оккупантов и их пособников всех средств, невзирая ни на какие международные конвенции и средства ведения борьбы. Если Красная армия сражалась под лозунгом: «Убей немца!», озвученном впервые Ильей Эренбургом, для советских партизан, сражавшихся на оккупированных территориях, он дополнялся лозунгом: «Убей коллаборациониста!» Причем убивали не только местных полицейских и бойцов антипартизанскх формирований, но и деревенских старост, которые порой занимали этот пост с согласия односельчан и стремились хоть как-то защитить их от произвола оккупационных властей.

Партизаны нарушали все прежние нормы и правила ведения войны, убивали своих противников с невероятной жестокостью. Сожжение живым не было еще самой жестокой казнью. Не брезговали они и ядами. Л. Рендулич справедливо отмечал: «Характерным для последней войны является… бесчеловечность форм борьбы, которая выразилась в том, что большие группы населения принимали в ней участие в качестве партизан. Партизаны встречались на всех театрах военных действий, кроме Финляндии. Их методы и формы борьбы отличаются коварством и жестокостью, из-за чего борьба с ними становится исключительно трудной». И тот же автор настаивал, что, согласно Гаагской конвенции 1907 года о законах и обычаях сухопутной войны, «сопротивление населения страны или ее части войскам противника допускается только до того, как страна оккупирована войсками противника, и никак не после оккупации. Что касается Второй мировой войны, то теперь установлено, что все европейские страны в момент возникновения в них партизанского движения уже были прочно заняты немецкими войсками и что в большинстве из них оно началось спустя много времени после оккупации (в некоторых странах на это ушли целые годы). Уже по одной этой причине партизанская борьба противоречила международному праву». Рендулич также настаивал, что немецкие войска действовали в полном соответствии с международным правом, когда ставили партизан вне закона: «…Международное военное право требует соблюдения партизанами общих правил вооруженной борьбы. Оно требует, чтобы партизаны носили какую-то форму или заметные издали знаки отличия и не прятали своего оружия. С этим последним положением несовместимо никакое коварство. Русские и
Страница 10 из 29

итальянские партизаны, однако, вообще не признавали и не носили ни единой формы, ни знаков различия, а французские партизаны и частично партизаны на Балканах носили форму лишь при соединении их с регулярными войсками или при зачислении их в эти войска. Но даже и в этом случае они все же оставались партизанами и сохраняли присущие им особенности… Война из-за угла, в которой бойцы маскируются большей частью под обыкновенных мирных жителей, когда удар всегда наносится из засады, а наносящий его постоянно уклоняется от открытого боя и бесследно исчезает, такая война уже по своему существу не поддается ни письменной фиксации, ни, тем более, документированию».

Что ж, насчет того, что партизаны действовали вне норм международного права, определяющего нормы и обычаи ведения войны, спорить не приходится. Но разве сами немцы не попирали грубейшим образом нормы международного права? Германия совершила неспровоцированную агрессию против Польши и тем самым начала Вторую мировую войну, а затем совершила такую же агрессию против Дании, Норвегии, Бельгии, Голландии, Люксембурга, Югославии, Греции и Советского Союза. Еще до всякой партизанской войны нацисты начали репрессии против евреев и их поголовное истребление. Еще до начала войны против СССР был разработан пресловутый «приказ о комиссарах», предусматривавший репрессии вплоть до расстрела против попавших в плен политработников Красной армии только за их принадлежность к этой категории военнослужащих.

Что же касается партизан, то у них не было другого выхода, кроме как действовать из-за угла. Да и носить формы они не могли просто за ее отсутствием. Партизаны одевались обычно в то, что было под рукой, будь то изрядно потрепанная военная форма, оставшаяся у них при службе в регулярной армии, или гражданское платье. Они были заведомо слабее регулярной германской армии, они могли иметь шансы на успех только действуя из засад, нападая внезапно, а также используя маскарад с переодеванием в немецкую и итальянскую военную форму или в форму полицейских.

Партизаны действительно использовали все средства в борьбе с оккупантами. Вплоть до того, что травили предназначенную для них пищу с помощью своей агентуры в городах и деревнях, где стояли крупные вражеские гарнизоны. Они нередко подвергали мучительной казни пленных, особенно из числа своих соотечественников-коллаборационистов. Да и пленных брали редко – их просто негде было содержать в условиях партизанской жизни, и они значительно отягощали передвижение партизанских отрядов. Уцелеть имели шанс только те пленные, которые заявляли о своем переходе на сторону партизан и оказывали им помощь. Кроме того, особо ценных пленных иногда направляли самолетами или морем (в случае Италии и Балкан) в Москву или другие союзные столицы.

Подчеркну еще раз, что это была вынужденная жестокость, и она характеризовала действия отнюдь не только советских партизан, но и действия практически всех партизан Второй мировой войны.

В то же время немцы в борьбе с партизанами отличались ничуть не меньшей жестокостью. Взять хотя бы расстрелы десятков заложников за каждого убитого партизанами немецкого солдата или офицера. Да и партизан в плен немцы брали нечасто, как правило, только тогда, когда рассчитывали получить от них важные сведения или привлечь их на свою сторону. Кроме того, мирное население гибло не только в качестве заложников, но и просто во время карательных операций против партизан. Мирные жители становились жертвами насилий и грабежей не только со стороны немцев и их союзников, но и со стороны самих партизан. Тут причины были двоякие. Во-первых, партизаны нередко испытывали недостаток продовольствия и вынуждены были изымать его у населения, что неизбежно вело к столкновениям. Во-вторых, среди партизан оказывались самые разные люди, в том числе и с явно уголовными наклонностями. Но масштаб насилий со стороны партизан по отношению к мирным жителям был несоизмерим с насилиями, творимыми их противниками. Ведь успех партизанских операций напрямую зависел от поддержки местного населения, сообщавшего о передвижениях карателей и укрывавшего партизан в случае опасности, хотя за это и полагалась смертная казнь. Поэтому партизанские командиры старались по мере сил бороться с проявлениями насилия по отношению к мирным жителям со стороны своих бойцов. Л. Рендулич подчеркивает, что «боевые действия партизан были бы немыслимы, если бы их тайно не поддерживало все население. Оно снабжало их одеждой и продовольствием, предостерегало их в случае опасности и укрывало от преследований».

Необходимо подчеркнуть, что без оккупационной политики немцев и их жестокого отношения к пленным не было бы столько партизан в белорусских и брянских лесах и в украинских Карпатах, в итальянских Аппенинах и на Балканах. Как пишет Л. Рендулич, в России «уже в первые месяцы войны деятельность партизан стала принимать все более широкие размеры. Они стали нападать на небольшие немецкие подразделения, караулы мостов, опорные пункты связи и даже на казармы и места стоянок войск. Весной 1942 года они уже представляли серьезную опасность для тыловых коммуникаций немецкой армии, поэтому для решительной борьбы с ними немецкому командованию приходилось стягивать в уже оккупированные районы большие силы, а для проведения крупных операций в областях, где движение приняло наиболее угрожающие размеры, – снимать отдельные части с фронта».

Когда партизанское движение на оккупированных территориях приобрело уже серьезный характер, немецкие генералы и чиновники стали сожалеть об упущенных возможностях. Так, доктор Отто Бротингам, заместитель начальника политотдела имперского Министерства по делам Востока, 25 октября 1942 года докладывал Розенбергу об упущенных возможностях: «Вступив на территорию Советского Союза, мы встретили население, уставшее от большевизма и томительно ожидавшее новых лозунгов, обещавших лучшее будущее для него. И долгом Германии было выдвинуть эти лозунги, но это не было сделано». Беда для рейха заключалась в том, что вплоть до 1943 года существовал и реализовывался на практике только один лозунг – «жизненного пространства» для немцев, каковым и должна была стать Польша и оккупированные территории СССР. Только в 1943 году, после поражений на фронте, была сделана попытка наладить хоть какой-то политический диалог с антисоветскими и антикоммунистическими силами и более активно использовать их для борьбы с партизанами в России и на Балканах, но было уже поздно. Население, познавшее все прелести «нового порядка», тем более не хотело связывать свою судьбу с теми, кто уже проигрывал войну.

Реквизиции продовольствия в партизанских районах, помимо снабжения германской армии, призваны были лишить средств к существованию население, поддерживавшее партизан. Об этом очень откровенно сказал уполномоченный по борьбе с бандитами и командующий войсками СС и полиции в группе армий «Центр» генерал СС фон дем Бах-Зеелевски. 26 февраля 1943 года в директиве о мероприятиях по борьбе с бандами он подчеркивал: «Белоруссия является источником снабжения войсковых частей. Этот источник не должен иссякать. Именно в тех областях, где
Страница 11 из 29

действуют бандиты, мероприятия по захвату должны достичь хороших результатов, так как здесь полный захват (продовольствия. – Б.С.) означает лишение бандитов жизненно важных для них ресурсов. Каждая тонна зерна, каждая корова, каждая лошадь дороже расстрелянного бандита».

Вполне естественно, что почти все партизанские отряды базировались вдали от железных дорог и основных шоссе, идущих на фронт, так как там было слишком много неприятельских войск. Они предпочитали глухие места, где зачастую на 100 верст в округе вообще не было немецких гарнизонов. Оттуда они делали рейды на железнодорожные станции, рвали полотно, атаковали колонны на шоссейных дорогах, ведущих к фронту.

Справедливости ради надо признать, что германские войска на Востоке постоянно испытывали нужду в продовольствии, а в первую военную зиму – и в теплой одежде. Оккупированные советские территории были относительно беднее продовольствием, чем Польша, не говоря уже о странах Западной Европы, и с трудом могли прокормить многомиллионную армию оккупантов. Вышедший из немецкого тыла коммунист Борис Васильевич Желваков на допросе 9 февраля 1942 года свидетельствовал: «Питание немцев состояло из маленькой черствой буханки хлеба на три дня, два раза несладкий кофе, один раз суп, который они едят без хлеба… немцам выдавали сладости в небольшой дозе, заставляли колхозников варить им картофель, который с жадностью собаки пожирали». Неудивительно, что голодные солдаты вермахта тащили у крестьян и домашнюю птицу, и прочую живность, и то из съестного, что могли найти. Разумеется, это еще больше озлобляло местное население. Уже в сентябре 1942 года одна из групп тайной полевой полиции, находившаяся в Белоруссии, не слишком оптимистически оценивала настроение местного населения: «Только незначительное меньшинство сегодня действительно настроено пронемецки, основная масса занимает выжидательную позицию, а тайная вражда по отношению к немцам приняла такие размеры, что ее нельзя недооценивать».

По оценке советского командования, уже летом 1942 года действия партизан отвлекли 24 вражеские дивизии, из которых 15–16 постоянно использовались на охране коммуникаций. Значительную часть этих войск составляли войска союзных Германии Венгрии, Румынии, Италии и Словакии. В августе было произведено 148 крушений ж.-д. эшелонов, в сентябре – 152, в октябре – 210, в ноябре – 238.

Если на Балканах немцы и итальянцы рискнули поддерживать союзные им государственные образования (вроде усташской Хорватии и сербского правительства генерала Милана Недича) и переложить на них значительную часть борьбы с партизанами, а позднее даже сотрудничали с четниками генерала Драже Михайловича в борьбе против коммунистической партизанской армии Иосипа Броз Тито, если в Италии против партизан боролись не только германские оккупационные войска, но и войска и полиция союзного рейху республиканского правительства Муссолини, то на оккупированных советских территориях никаких государственно-политических образований, лояльных Германии, так и не было создано. Это обстоятельство существенно затруднило борьбу с советскими партизанами, которые к тому же имели возможность непосредственно взаимодействовать с Красной армией и в гораздо большей степени, чем партизаны Балкан и Италии, получать помощь из-за линии фронта.

Организация партизанской борьбы в СССР

Германское нападение и быстрое отступление Красной армии вынудило советское руководство приступить к организации партизанского движения на своей территории. Вскоре после начала Великой Отечественной войны было создано Управление по формированию партизанских частей, отрядов и групп в составе Наркомата обороны, но его деятельность оказалась неэффективной, и уже в декабре 1941 года его упразднили. Сказывалось отсутствие в Красной армии опытных партизанских командиров, многие из которых не пережили репрессий 1937–1938 годов. В дальнейшем более значительную роль в организации партизанского движения на оккупированной советской территории играли партийные функционеры и НКВД, а организация партизанского движения пошла прежде всего по партийной линии. Таким образом создавались наиболее массовые отряды. По линии же НКВД создавались менее многочисленные, но более подготовленные отряды, ориентированные прежде всего на ведение разведки, уничтожение видных чинов оккупационной администрации и уничтожение особо важных объектов.

Хотя первые усилия по созданию партизанских отрядов были предприняты еще в первые дни войны, больших результатов они не принесли. Уже 27 июня 1941 года командующий Западным фронтом Д.Г. Павлов докладывал К.Е. Ворошилову: «С Пономаренко и командованием фронтом приняли меры по созданию партизанских отрядов и диверсионных групп. Возможности здесь большие, несколько сот человек уже заброшены на оккупированную территорию». Неслучайно Ворошилова во время этой поездки на Западный фронт сопровождали крупные специалисты по диверсиям и партизанской борьбе – бригадный комиссар Гай Туманян и полковник Хаджи-Умар Мамсуров. Ворошилов даже произнес напутственные слова командирам партизанских отрядов, направлявшихся в тыл. «Вся наша особая группа, – вспоминал Мамсуров, – в те дни работала по организации специальной сети агентуры в районе Рогачева, Могилева, Орши. Останавливали отходящие части, потерявшие связь с вышестоящим командованием. Именем Маршала Советского Союза Ворошилова направляли их в район Чаусы на сосредоточение и организационное укрепление в тылу…

Ночью 28 июня я уехал в район подготовки партизанских кадров и до наступления утра проводил занятия по тактике диверсионных действий. Обучение шло, по сути, днем и ночью. Эту группу утром 29 июня (а их было около 300 человек) мы направили на выполнение боевых задач в тылу противника. По моей просьбе в район приехали Ворошилов и Пономаренко, чтобы сказать будущим партизанам напутственные слова. Так зарождалось партизанское движение в Белоруссии». Но подавляющее большинство этих первых отрядов не пережило зиму 1941/42 года. Действительно массовое партизанское движение возникло в Белоруссии лишь примерно через год после начала войны.

Как раз 29 июня 1941 года была издана директива Совнаркома СССР и ЦК ВКП(б) партийным и советским организациям прифронтовых областей, где, в частности, указывалось: «В занятых врагом районах создавать партизанские отряды и диверсионные группы для борьбы с частями вражеской армии, для разжигания партизанской войны всюду и везде, для взрыва мостов, дорог, порчи телефонной и телеграфной связи, поджога складов и т. д. В захваченных районах создавать невыносимые условия для врага и всех его пособников, преследовать и уничтожать их на каждом шагу, срывать все их мероприятия».

Как справедливо замечает полковник спецназа В.В. Квачков, получивший всероссийскую известность как обвиняемый в организации покушения на главу РАО ЕЭС России А.Б. Чубайса, «с точки зрения организации вооруженного сопротивления в тылу противника данная директива была лозунгом, поскольку никакой руководящей партийной или государственной структуры, предназначенной для “разжигания партизанской войны” заблаговременно создано не было.
Страница 12 из 29

Установка на ведение открытой вооруженной борьбы с хорошо оснащенными и подготовленными частями немецкой армии обрекало партизанские отряды на разгром и чрезвычайно большие потери». Можно сказать даже, не просто на большие потери, а практически на полное уничтожение. Эту печальную истину подтвердили события 1943–1944 годов, когда партизанам, в связи с приближением фронта, пришлось столкнуться с целыми дивизиями вермахта.

В июле – августе на фронтах были созданы оперативно-учебные центры по подготовке партизан к проведению диверсий. В первые месяцы оставшиеся во вражеском тылу небольшие отряды красноармейцев и командиров, которым посчастливилось избежать плена, испытывали острую нужду в боеприпасах и продовольствии и не успели еще установить связь с Москвой. Но уже к зиме 41/42-го засланные из-за линии фронта специальные партизанские группы и наиболее авторитетные командиры и комиссары сумели сколотить первые отряды, причинявшие немцам немалое беспокойство. Разочаровавшиеся в оккупантах местные жители стали помогать партизанам, пополняя их ряды или добровольно снабжая партизан продовольствием и теплой одеждой. Поражение немецких войск под Москвой способствовало развитию партизанского движения. Если первые месяцы войны жители оккупированных территорий и окруженцы выжидали, устоит ли советский режим, то теперь многим стало казаться, что немцы скоро покатятся назад к границе под мощными ударами советских войск.

В то же время деятельность активность партизан сдерживалась отсутствием у них радистанций и минно-взрывных средств. Так, в июне 1941 года только 10 процентов партизанских отрядов, действовавших в тылу врага, располагали радиостанциями. Это крайне ограничивало возможности партизан по оперативной передаче разведданных. Положение осложнялось тем, что подходящих для установки в тылу противника мин не было в достаточном количестве на складах Красной армии. Использовавшиеся в начале войны советские мины были слишком громоздки. Их трудно было носить с собой в пеших походах на большие расстояния, и они требовали много времени для установки и маскировки.

В конце 1941 года было создано Управление по формированию партизанских частей, отрядов и групп Главного управления формирований (Главупраформ) НКО. О непонимании данным управлением сущности, целей и задач партизанских действий говорит следующий факт. Главупраформом НКО предлагалось создать на неоккупированной территории Дона, Кубани и Терека 6–7 кавалерийских дивизий численностью 5483 человека каждая, сведенных в «1-ю конную армию народных мстителей» общей численностью в 33 000 человек, а также пять партизанских дивизий из приволжских, уральских и сибирских партизан, объединенных в «1-ю стрелковую партизанскую армию народных мстителей» общей численностью свыше 26 000 человек. В записке подчеркивалось, что оперативное использование партизанских армий целесообразно проводить крупной массой, т. к. «в массе бойцы действуют смелее, решительнее и самостоятельнее». К счастью, эту авантюру в жизнь так и не претворили, избавив от быстрой и бессмысленной гибели почти 60 тысяч человек, которые бы во вражеском тылу представляли собой прекрасную мишень для ударов с воздуха и со стороны германских пехотных и танковых дивизий. Здесь сказалась ориентация на опыт Первой мировой и Гражданской войн, когда партизанские действия осуществляли в первую очередь конными отрядами. Но в условиях господства в воздухе люфтваффе и насыщенности немецкой армии танками, артиллерией и пулеметами, конные массы в тылу подверглись бы безжалостному истреблению.

Подобные прожекты отнимали время и средства. Между тем в критическую для вермахта зиму 1941–1942 годов партизаны, из-за нехватки мин и взрывчатки, не смогли оказать сколько-нибудь значительного воздействия на коммуникации Восточного фронта, что помогло вермахту устоять перед советским контрнаступлением.

Москва сразу же постаралась поставить все созданные партизанские отряды под свой контроль. Сначала партизанским движением руководили Военные Советы соответствующих фронтов и находившиеся при них представители НКВД, а также компартии союзных республик и обкомы подвергшихся оккупации областей РСФСР. В конце декабря 1941 года П.К. Пономаренко приступил к формированию Центрального штаба партизанского движения, но уже через месяц эта работа была остановлена. Глава НКВД Л.П. Берия подал записку Сталину, где возражал против формирования такого штаба. Он считал, что партизанами должно руководить НКВД, которое только и сможет со своими кадрами организовать эффективные диверсии во вражеском тылу. 30 мая 1942 года при Ставке Верховного Главнокомандования был создан Центральный штаб партизанского движения во главе с первым секретарем компартии Белоруссии Пантелеймоном Кондратьевичем Пономаренко. Ему подчинялись штабы партизанского движения в некоторых оккупированных республиках и областях. К тому времени выяснилась зависимость партизанских отрядов от снабжения по воздуху оружием и боеприпасами, а в некоторых случаях, если речь шла о малонаселенных территориях Карелии и российского Северо-Запада или о горах Крыма – то и продовольствием. Центральный штаб в этом отношении располагал значительно большими возможностями, чем командование отдельных фронтов, поскольку мог привлекать для помощи партизанам авиацию дальнего действия и транспортную авиацию центрального подчинения. Кроме того, в сентябре 1942 года главнокомандующим партизанским движением был назначен член ГКО и Политбюро Климент Ефремович Ворошилов, которому был подчинен Центральный штаб партизанского движения. Однако очень скоро выяснилось, что аппарат главнокомандующего и аппарат штаба дублировали друг друга, и что Ворошилов превратился просто в еще одну передаточную инстанцию между Центральным штабом партизанского движения и Ставкой. Поэтому уже 19 ноября 1942 года, в день начала контрнаступления под Сталинградом, пост главнокомандующего партизанским движением был упразднен «в целях большей гибкости руководства партизанским движением, во избежание излишней централизации». Отставка Ворошилова стала фактически победой Пономаренко, недовольного, что в аппарате ЦШПД тот заменил бывших партийных работников армейскими офицерами. И.Г. Старинов, один из создателей и руководителей диверсионных подразделений, напротив, сожалел об уходе Климента Ефремовича: «Будучи Главнокомандующим партизанским движением, маршал К.Е. Ворошилов по существу превратился в Главнокомандующего партизанскими силами, так как, будучи членом Политбюро ЦК ВКП(б), мог быстро осуществить согласование действий партизанских формирований не только руководимых штабами партизанского движения, но отрядами и группами, руководимыми НКВД, ГРУ и начальниками инженерных войск. После ликвидации поста Главнокомандующего партизанского движения начальник ЦШПД по сути остался только с партизанскими формированиями, руководимыми штабами партизанского движения. И это приводило к тому, что на одном направлении иногда в одну ночь проводилось до десятка диверсий, но перерыв в движениях на участке вызывала только одна диверсия, ликвидация последствий которой была
Страница 13 из 29

наиболее длительной. Остальные диверсии на пропускную способность участков влияли мало или даже вовсе не влияли и только приводили к расходу сил и средств на ликвидацию последствий диверсии (и, замечу, заставляли партизан тратить на эти диверсии свои силы и весьма ограниченные запасы взрывчатки. – Б.С.).

После упразднения поста Главнокомандующего партизанским движением деятельность ЦШПД стала как бы замирать. Продолжалась только кропотливая и весьма полезная работа по налаживанию радиосвязи с партизанскими формированиями. Планировались, но слабо обеспечивались осенне-зимние операции. Управления ЦШПД были преобразованы в отделы, и из штаба ушли весьма опытные и энергичные работники: генералы Сивков и Хмельницкий» (последний был многолетним адъютантом Ворошилова).

До осени 1942 года деятельностью ЦШПД руководили Пономаренко и представители НКВД и Главного разведуправления Красной армии. Затем П.К. Пономаренко стал единственным руководителем штаба.

Все-таки, как представляется, Старинов преувеличивал возможности Ворошилова. К осени 1942 года Сталин уже полностью разочаровался в способностях Климента Ефремовича как военного деятеля. Никаким авторитетом ни в Ставке, ни в ГКО, ни в Политбюро он не обладал и вряд ли бы мог оказать существенную помощь партизанам. Другое дело, что Пономаренко, как старый партийный руководитель, не обладавший опытом ведения партизанской или диверсионной войны, первое время упор делал на массовость партизанских отрядов и на их контроль над более или менее значительными по площади территориями в тылу врага. Между тем наибольший урон врагу наносили как раз точечные диверсии немногочисленных, но хорошо подготовленных диверсионных групп. Именно их деятельность в наибольшей мере сказывалась на положении на фронте. Но вместе с тем необходимо принять во внимание, что одной из важных задач партизан было уничтожение коллаборационистов и чинов оккупационной администрации, чтобы не дать возможность противнику эффективно эксплуатировать оккупированные территории. Для этой цели требовались как раз достаточно многочисленные отряды, причем уровень подготовки партизан здесь не играл большого значения.

На практике требовалось сочетать действия отрядов и диверсионных групп, но в целом в советском партизанском движении резко преобладали партизанские отряды и бригады численностью в несколько сот, а иногда и в несколько тысяч человек. Тут приходилось учитывать также желание жителей оккупированных территорий и окруженцев бороться с врагом, причем начиная с 1943 года ряды партизан все охотнее пополняли бывшие полицейские и бойцы коллаборационистских военных формирований. А вот хорошо подготовленных разведывательно-диверсионных групп советскому командованию не хватало всю войну. Здесь сказалось общее свойство советской системы – упор на количество, а не на качество, настороженное отношение к подготовке особо квалифицированных специалистов, тем более в такой деликатной области как диверсии. Иметь слишком много подготовленных диверсантов боялись – а то как бы они не стали после войны применять свои знания внутри страны.

В августе 1942 года была создана инженерная бригада особого назначения, подчинявшаяся Ставке Верховного Главнокомандования, и по одному инженерному батальону особого назначения в составе каждого фронта. Они предназначались для диверсий в немецком тылу. Однако из-за недостатка самолетов для переброски далеко за линию фронта диверсанты действовали в основном в прифронтовой полосе.

Стоит отметить, что в советском партизанском движении также активно участвовали истребительные батальоны НКВД. В конце июня 1942 года заместитель начальника штаба истребительных батальонов майор госбезопасности Александров докладывал Берии: «На основании постановления СНК СССР от 24 июня 1941 г. “О мероприятиях по борьбе с парашютными десантами и диверсантами противника” и приказа НКВД СССР № 00804 от 25.6.41 в областях, объявленных на военном положении, было приступлено к формированию истребительных батальонов. К 30 июня было сформировано 1489 батальонов, численностью в 227 201 чел.

В июле были сформированы истребительные батальоны в Архангельской, Ярославской, Воронежской и Тульской областях и Северо-Осетинской, Чечено-Ингушской АССР и Азербайджанской ССР. К концу июля уже имелось 1755 батальонов с 328 450 бойцов. На вооружении батальонов в это время имелось 352 винтовки, 3002 пулемета и 54 640 ручных гранат».

Замечу, что с таким вооружением только совершенно неисправимые оптимисты могли рассчитывать справиться с немецкими десантниками или поймать хорошо вооруженных и обученных диверсантов. Правда, в дальнейшем положение с оружием улучшилось. Нередко истребительные батальоны использовали как обычную пехоту в сражениях с немцами. Однако НКВД решило, что раз бойцы истребительных батальонов должны уметь ловить диверсантов, то они сами тоже сгодятся и для диверсий во вражеском тылу и иных партизанских действий. Хотя Александров в своем докладе признавал: «В первые месяцы войны с бойцами батальонов была пройдена 120-часовая программа подготовки. Результаты усвоения были вполне удовлетворительными. Хуже результаты были по саперно-маскировочному делу. Практически бойцы не освоили самоокапывание и маскировку окопов, за отсутствием малых лопат.

Начиная с осени 1941 г. и по настоящее время боевое обучение проводится в недостаточных размерах и усвоение дисциплин заметно снизилось. В отдельных батальонах Воронежской, Ростовской и Смоленской областей занятия проводятся нерегулярно, а в некоторых совершенно прекращены. Посещаемость занятий бойцами намного ниже, чем в 1941 г., и порой падает до 20–30 %. Такое явление обуславливется следующими причинами: бойцы, занятые на производстве на нужды войны, освобождаются от работы поздно и не в состоянии после этого посещать занятия. Выходные дни они, если не заняты на производстве, используют для устройства своих хозяйственных дел. Партийно-комсомольский и советский актив мобилизуется для проведения в районе политических и хозяйственных мероприятий. Особенно много таких бойцов было привлечено на весенние посевные работы. Бойцы из числа колхозников и учащихся также заняты на полевых работах».

Бойцы истребительных батальонов очень напоминали стрельцов допетровского времени, занимавшихся военным делом в свободное от хлопот по хозяйству время. К тому же состав их был очень текучим. Часть бойцов призывали в Красную армию, и им на смену приходили молодые рабочие и колхозники. Ясно, что воевать они умели очень плохо, а о минно-взрывном деле, столь необходимом в партизанской войне, имели в лучшем случае лишь самое общее представление. Однако и Берия, и Александров, равно как и партийные и военные руководители партизанского движения, гнались прежде всего за численностью подконтрольных НКВД партизанских отрядов, а как раз массовость «ястребки» могли обеспечить. Александров так суммировал их вклад в партизанское движение: «Из состава истребительных батальонов НКВД Карело-Финской ССР, Ленинградской, Калининской, Московской, Тульской, Орловской, Курской, Ростовской областей и Украинской ССР для партизанских действий в
Страница 14 из 29

тылу противника было выделено 27 847 бойцов и командиров. В это число не входят бойцы истребительных батальонов, оказавшиеся отрезанными войсками противника и самостоятельно примкнувшие к партизанским отрядам. О количестве бойцов истребительных батальонов Белорусской, Молдавской, Эстонской, Латвийской, Крымской ССР и Смоленской области, которые были переданы на формирование партизанских отрядов, сведений не имеется…

Бойцы истребительных батальонов как в количественном, так и в качественном отношении явились костяком для формирования партизанских отрядов. Ныне Герой Советского Союза командир крупного партизанского отряда на территории УССР тов. Сабуров является комиссаром одного из истребительных батальонов гор. Киева и первоначальный состав его отряда – также бойцы истребительных батальонов. Сводный Орджоникидзеградский, Орловской обл., партизанский отряд до сего времени включает в себя бойцов истребительных батальонов, сформированных из рабочих завода им. “Профинтерна”.

В состав партизанской бригады Ленинградского Обкома ВКП(б) входят партизанские отряды из числа оставленных в тылу противника истребительных батальонов.

Участие истребительных батальонов в партизанском движении шло по двум направлениям. В некоторых случаях для партизанских действий в тылу противника оставлялись истребительные батальоны в полном своем составе. К 26 июля 1941 г. в захваченных противником районах Ленинградской области было оставлено для партизанских действий 25 истребительных батальонов, численностью до 4000 бойцов. В Киевской, Одесской, Полтавской, Кировоградской и Харьковской областях УССР к партизанским действиям перешли 109 истребительных батальонов, численностью в 7230 бойцов.

Другим направлением являлось выделение бойцов из состава истребительных батальонов как кадра для формирования партизанских отрядов из местного населения. Такая практика нашла наиболее широкое и повсеместное применение.

В отличие от этих методов участия в партизанском движении в Москве был создан из состава отдельных батальонов области мото-истребительный полк, подразделения которого систематически переходили через линию фронта для партизанских действий в тылу противника. В этих операциях участвовало 5429 бойцов.

Учесть результаты партизанских действий бойцов истребительных батальонов не представляется возможным, поскольку сведения поступают о результатах действий отрядов независимо от их состава.

Степень участия истребительных батальонов в партизанском движении следует признать весьма значительной. Наиболее подготовленными кадрами партизан явились бойцы и командиры истребительных батальонов. В деле организации и поддержания дисциплины в отрядах бойцы истребительных батальонов являлись крепкой опорой для командиров и комиссаров отрядов».

В то же время Александров признавал: «Практику оставления для партизанских действий в тылу противника истребительных батальонов в их полном составе нельзя признать удачной. Далеко не все бойцы батальонов оказываются способными и пригодными к партизанским действиям…

В настоящее время в 32 областях, краях и республиках имеется 1354 истребительных батальона, насчитывающих в своем составе 163 857 бойцов и командиров. Партийный состав достигает 32 626 чел. Членов ВЛКСМ – 14 869 чел.

Возрастной состав: родившихся в 1925–24 гг. – 19 361 чел., в 1923 г. – 2963 чел., в 1922–1897–82 506 чел., старше 45 лет – 23 699 чел., старше 50 лет – 8305 чел…

В составе истребительных батальонов имеется 9367 женщин…»

Значительное число бойцов истребительных батальонов и в дальнейшем участвовало в партизанском движении, но теперь среди них проводился более тщательный отбор тех, кто по своей подготовке, физическому состоянию и характеру лучше всего подходил для партизанской борьбы.

Но одними «ястребками» кадры партизан далеко не исчерпывались. Так, в июне 1942 года Старинов, командовавший 5-й отдельной инженерной бригадой спецназначения, действовавшей на Калининском фронте, предложил сформировать спецбригады из добровольцев воздушно-десантных, инженерных и железнодорожных войск на каждом из фронтов для действий на вражеских коммуникациях. Именно действия диверсантов могли оказать наибольшее влияние на стратегическую обстановку, парализовав или, по крайней мере, замедлив снабжение неприятельских войск. В мемуарах Илья Григорьевич рисовал радужные перспективы:

«На первый месяц намечались формирование, подготовка и планирование операции, на второй – переброска подразделений в тыл врага и установка неизвлекаемых противопоездных мин с большими сроками замедления, на последующие месяцы – оптимальное минирование новых участков противопоездными минами замедленного действия, с прикрытием их там, где нужно, разрушением малых мостов и подрывом рельсов, а при непреодолимой охране пути на благоприятной местности – обстрел паровозов из противотанковых ружей, удары по автомобильному транспорту из засад и минирование. Некоторые подразделения намечалось перебрасывать через линию фронта пешим порядком, в первую очередь там, где имелись коридоры в линии фронта; остальные – по воздуху. На первый месяц операции потребовалось бы около 1 тысячи, в последующем по 400–500 самолето-вылетов в месяц. Через два месяца после создания бригад планировалось парализовать железные дороги и сильно нарушить работу автомобильного транспорта врага».

На бумаге все это выглядело гладко и внушительно. Только, как водится, забыли про овраги. И 500, и 1000 вылетов в глубокий тыл врага для советской авиации летом и осенью 1942 года, при практически полном господстве люфтваффе в воздухе, было невыполнимой задачей. К тому же не хватало ни взрывчатки, ни опытных инструкторов-минеров, чтобы быстро подготовить необходимое число подрывников. В результате 17 августа 1942 года приказом наркома обороны были созданы только отдельные гвардейские батальоны минеров для действий в тылу врага. Они не обладали необходимыми средствами для выведения из строя неприятельских коммуникаций, не имели постоянной радиосвязи с центром и друг с другом, плохо координировали свои действия и в конце концов выродились просто в армейских партизан, не подчинявшихся ЦШПД, а лишь начальникам инженерных войск соответствующих фронтов. Они действовали непосредственно в интересах фронтовых соединений, но ресурсов для выполнения задач у них порой не хватало.

Старинов в целом положительно оценил кратковременное пребывание Ворошилова во главе партизанского движения: «Ворошилов все же попытался, как это было предусмотрено в начале 30-х годов, военизировать партизанские силы и приступить к осуществлению внезапных крупных операций партизанских сил с целью закрыть пути подвоза войск противника и отрезать их на фронте от источников снабжения. Главком партизанским движением принял меры по укомплектованию ЦШПД опытными военными кадрами… Наладилась радиосвязь с партизанскими формированиями. Принимались меры по снабжению партизан необходимыми им средствами борьбы и связи. Но из-за невыделения самолетов для доставки грузов партизанам, они остро нуждались в минно-подрывных средствах, ПТР и других видах оружия. Чтобы улучить управление и
Страница 15 из 29

обеспечение партизанских сил, генерал А.К. Сивков, Х.Д. Мамсуров и автор этих строк внесли предложение военизировать партизанские формирования и ввести обеспечение их действий наравне с частями Красной армии для полного снабжения планируемых операций партизанских сил. Главком подписал докладную записку по этому вопросу, но начальник ЦШПД – П.К. Пономаренко отказался ее подписать. Это предложение не поддержали Маленков и начальник генштаба А.М. Василевский». Дело здесь было, опять-таки, в общем дефиците транспортных самолетов и взрывчатки. Тем не менее, в последнем квартале 1942 года партизанам было поставлено 40 000 мин замедленного действия, 30 000 противопоездных, 12 000 автотранспортных, 40 000 ампульных, 15 000 рычажных, 1000 малых магнитных мин, 45 000 противопехотных, 25 000 колесных замыкателей.

Что же касается «крупных операций партизанских сил», о которых мечтал Старинов, то они были явно бесперспективны. Ведь снабжать крупные партизанские соединения всем необходимым по воздуху в течение длительного времени не было никакой возможности. К тому же им было трудно маскироваться, поэтому внезапное нападение было трудноосуществимо. Кроме того, большое скопление партизан легко могло подвергнуться атакам боевых соединений вермахта, которые партизаны вряд ли бы выдержали.

В целом же надо признать, что советское партизанское движение, несмотря на все перечисленные и иные недостатки, было наиболее организованным из всех массовых партизанских движений Второй мировой войны и имело возможность в наибольшей степени координировать свои действия с войсками, сражавшимися на фронте.

Немцы довольно быстро ощутили на себе удары партизан на оккупированных советских территориях. Геббельс уже 16 марта 1942 года, основываясь на донесениях СД, записал в дневнике: «Деятельность партизан в последние недели заметно усилилась. Они ведут хорошо организованную партизанскую войну. До них очень трудно добраться, так как они прибегают в оккупированных нами районах к таким террористическим методам, что население теперь боится идти на сколько-нибудь искреннее сотрудничество с нами». А 29 апреля 1942 года рейхсминистр пропаганды с нарастающей тревогой отметил: «Партизаны в оккупированных районах по-прежнему представляют огромную для нас угрозу. Этой зимой они поставили нас перед большими трудностями, которые отнюдь не уменьшились с началом весны. Партизаны взорвали в пяти местах железнодорожные пути на Центральном фронте между Брянском и Рославлем. Это еще одно доказательство их крайне дезорганизующей деятельности».

Сам Геббельс выступал за смягчение оккупационной политики, видя в ней одну из первопричин массового партизанского движения, но не находил понимания у Гитлера и Гиммлера. 25 апреля 1942 года он писал в своем дневнике: «Вначале население Украины было вполне склонно смотреть на фюрера как на спасителя Европы и сердечно приветствовало немецкую армию. Через несколько месяцев отношение к нам резко изменилось. Мы слишком больно ударили по русским, особенно по украинцам, круто поступая с ними. Затрещина не всегда является убедительным доводом, и это относится как к украинцам, так и к русским».

А 22 мая 1942 года он прямо утверждал: «…Мы должны изменить нашу политику, особенно по отношению к народам Востока. Нам бы удалось значительно уменьшить опасность со стороны партизан, если бы мы сумели завоевать в какой-то мере доверие народа. В этом отношении могла бы совершить чудеса ясная политика по отношению к крестьянам и церкви. Может быть, было бы полезно организовать в различных районах марионеточные правительства, чтобы переложить на них ответственность за неприятные и непопулярные мероприятия». Эти размышления так и остались размышлениями, не воплотившись в практические дела.

Партизаны на оккупированной территории руководствовались приказами Верховного Главнокомандующего и наркома обороны И.В. Сталина и директивами Центрального штаба партизанского движения. 1 сентября 1942 года состоялся прием Сталиным руководителей партизанского движения. После войны Пономаренко так изложил выступление на приеме Верховного Главнокомандующего: «В связи с задачами развития всенародного партизанского движения и высказанными партизанами замечаниями о том, что рост движения ограничивает недостаток вооружения, И.В. Сталин вновь подчеркнул, что не следует по этим причинам отгораживаться от людей, желающих вступить в партизаны и бороться с нашествием. Надо захват оружия у противника сделать первостепенным делом и вооружать новых бойцов и новые отряды. Мы тоже поможем оружием из Центра в меру возможностей его переброски. Давайте дело всем желающим бороться с врагом. Известное количество людей в отрядах может быть и без оружия, на всяких вспомогательных работах, работах разведчиками и связными по месту жительства. Создавайте скрытые от врага резервы партизанского движения. Из них вы сможете черпать всегда пополнения для отрядов и создавать новые отряды. Народ сразу увидит, что вы – вооруженные и организованные, и не отгораживайтесь от него. И это будет всегда вызывать новый прилив народной поддержки, что является основой вашей силы». После этой встречи появился один из основополагающих приказов наркома обороны от 5 сентября 1942 года «О задачах партизанского движения». Там говорилось: «Красная Армия героически отражает натиск врага и сама наносит ему сокрушительные удары. Она изматывает его силы, наносит ему огромный урон… однако разгром германских армий может быть осуществлен только одновременными боевыми действиями на фронте и мощными непрерывными ударами партизанских отрядов по врагу с тыла. Народное партизанское движение на нашей территории, временно захваченной немецкими оккупантами, становится одним из решающих условий победы над врагом… Партизанское движение должно стать всенародным. Это значит, что существующие сейчас партизанские отряды не должны замыкаться, а втягивать в партизанскую борьбу все более широкие слои населения. Нужно наряду с организацией новых партизанских отрядов создавать среди населения проверенные партизанские резервы, из которых и черпать пополнения или формировать дополнительно новые отряды. Нужно повести дело так, чтобы не было ни одного города, села, населенного пункта на временно оккупированной территории, где бы не существовало в скрытом виде боевого резерва партизанского движения. Эти скрытые боевые партизанские резервы должны быть численно неограниченными и включать в себя всех честных граждан и гражданок, желающих освободиться от немецкого гнета.

Основные задачи партизанского движения: разрушение тыла противника, уничтожение его штабов и других военных учреждений, разрушение железных дорог и мостов, поджог и взрыв складов и казарм, уничтожение живой силы противника, захват в плен или уничтожение представителей немецких властей».

Этот же приказ предписывал «по возможности хлеб раздавать населению, а если этого сделать нельзя, уничтожать полностью». Сталин был недоволен тем, что «действиями партизан еще не охвачены города». Поэтому он требовал: «Партизанским отрядам, отдельным организациям и диверсантам обязательно проникнуть во все города, большие и
Страница 16 из 29

малые, и широко развернуть там разведывательную и диверсионную работу. Разрушать и сжигать узлы связи, электростанции, котловые установки, водоснабжение, склады, емкости с горючим и другие объекты, имеющие военно-экономическое значение.

Беспощадно истреблять или захватывать в плен фашистских политических деятелей, генералов, крупных чиновников и изменников нашей родины, находящихся на службе у врага. В этих целях постоянно наблюдать за генералами и крупными чиновниками. Выяснять, что они делают, где живут, где и в какие часы работают, куда и по какому пути ездят, ходят, с кем ведут знакомство из местных жителей, какого поведения, кто и как их охраняет».

Сталин предписывал: «Партизанским отрядам и отдельным бойцам-партизанам вести непрерывную разведывательную работу в интересах Красной Армии… Особо отбирать людей, способных вести скрытую разведывательную работу, и внедрять их на службу в местные управления и учреждения, созданные немцами, на заводы, депо, станции, пристани, телеграф, телефон, аэродромы, базы и склады, в охрану немецких должностных лиц, в гестапо и его школы, а также во все другие учреждения и органы, обслуживающие армию или местную администрацию немецких властей… Данные агентурной и партизанской разведки незамедлительно сообщать Центральному штабу партизанского движения.

Руководящим органам партизанского движения, командирам и комиссарам партизанских отрядов, наряду с боевой работой, развернуть и вести среди населения постоянную политическую работу, разъяснять правду о Советском Союзе, о беспощадной борьбе Красной Армии и всего советского народа против фашистских захватчиков, о неизбежной гибели кровожадных оккупантов. Разоблачать на фактах лживую немецкую пропаганду, воспитывать ненависть и озлобление к немецким захватчикам. В этих целях организовать издание газет, листовок и другого печатного материала на оккупированных территориях».

Замечу, что такое обилие задач, которые в идеале должны были решить партизаны, на практике приводило к распылению усилий. Возможно, если бы, как советовал тот же И.Г. Старинов, партизанское движение сосредоточилось на действиях групп квалифицированных подрывников, снабженных достаточным количеством взрывчатки, на коммуникациях противника, не отвлекаясь на нападения на полицейские гарнизоны и не гонясь за численным ростом отрядов, это принесло бы больше пользы Красной армии.

С конца 1942 года эффективность диверсионной деятельности партизан увеличилась, поскольку они стали получать в значительном количестве более подходящие для диверсий мины: противопоездную мину мгновенного и замедленного действия ПМС, магнитную мину системы УФАН, рычажную мину РМ, автотранспортную мину АС, малую магнитную мину МММ, а также мины замедленного действия МЗД.

Но Сталин требовал, чтобы партизанское движение было как можно более массовым, и партизанские руководители вынуждены были подчиняться. В постановлении V пленума ЦК Компартии Белоруссии от 28 февраля 1943 года «Об обстановке и задачах работы партийных органов и партийных организаций в оккупированных районах Белоруссии» подчеркивалась «важность усиления политической работы в западных областях Белоруссии в целях дальнейшего расширения партизанского движения и вовлечения в него широких слоев трудящихся западных областей, а также в противовес ведущейся националистической обработке населения со стороны различных польских нелегальных организаций…

Учитывая наличие больших скрытых партизанских резервов и огромное повышение боевой активности народа против немецких захватчиков, создавать новые партизанские отряды, выделяя из существующих отрядов проверенных командиров и комиссаров, коммунистов и комсомольцев в качестве организаторов, а также некоторую часть оружия для того, чтобы в новых партизанских отрядах была часть людей, уже действовавших как партизаны, вооруженных огнестрельным оружием, и остальная часть бойцов из населения, вооруженных холодным оружием, вилами, пиками, клинками и т. д.

Первоочередной задачей этих отрядов является раздобыть огнестрельное оружие для всего личного состава и для резерва отрядов…

Учитывая, что многие партизанские отряды Белоруссии вооружены главным образом отечественным оружием, а боеприпасы и патроны могут добывать и немецкого оружия, пленум ЦК КП(б) Б отмечает огромное значение изобретения станка по перезарядке и приведению к отечественному калибру немецких патронов, как одного из основных средств обеспечения партизанских отрядов боеприпасами. Изготовлено и заслано в партизанские отряды Белоруссии 200 таких станков.

Пленум ЦК КП(б) Белоруссии обращает внимание командиров и комиссаров партизанских отрядов, подпольных партийных организаций и руководящих центров на необходимость решительной борьбы со всякого рода проявлениями неправильного отношения к населению, с фактами мародерства, незаконных обысков, изъятий имущества, самогонокурения, с недооценкой роли девушек и женщин в партизанской борьбе, с фактами неправильного отношения к женщинам и девушкам, принимающими иногда форму прямого принуждения к сожительству; с антиморальным поведением некоторых командиров и комиссаров, забывших свою роль и значение в тылу и свою ответственность перед партией и народом.

Нельзя терпеть у руководства командиров и комиссаров, которые забыли, что они являются представителями Советской власти и партии в тылу, которые забыли, что командир и комиссар должны быть кристально чистыми, что на них смотрит народ, желая получить от них пример, помощь, указания, которые вместо расширения партизанской борьбы, руководства народной борьбой, стали на путь морально-бытового загнивания».

Тогда же Пономаренко издал директиву Центрального штаба партизанского движения партийным, советским и комсомольским организациям, где требовал: «Для уничтожения врага не стесняйтесь прибегать к любым средствам: душите, рубите, жгите, травите фашистскую гадину».

Пантелеймон Кондратьевич на словах отвергал принудительную мобилизацию в партизанские отряды, поскольку благонадежность насильно мобилизованных внушала большие сомнения. Однако на деле глава Центрального штаба партизанского движения требовал всемерного расширения партизанского движения, фактически санкционируя такую мобилизацию. В феврале 1943 года он писал своему уполномоченному по Пинской области Белоруссии Алексею Ефимовичу Клещеву: «У Вас имеется колоссальная база для расширения партизанского движения. Полесье и в прошлые войны всегда показывало широчайший размах партизанской борьбы. У Вас имеются неисчислимые резервы для движения, и мы считаем, что количество партизан и отрядов, которое Вы называете в своем отчете, – очень скромные цифры. Они могут быть намного увеличены. Следовательно, Ваша задача состоит в том, чтобы поработать по-настоящему, расширить массовую партизанскую борьбу с немецкими захватчиками… Необходимо строго просмотреть практику отношения к населению отдельных отрядов и командиров. Неправильное отношение, мародерство и прочие обиды должны считаться тягчайшим преступлением, и надо иметь в виду, что немцы считают очень действенным средством
Страница 17 из 29

засылку в партизанские отряды своих агентов, которые под видом партизан чинят издевательство над населением и тем самым отталкивают население от партизан».

Справедливости ради надо признать, что не только «засланные казачки», но и настоящие партизаны чинили разного рода насилия над мирными жителями: грабили, насиловали, убивали. Если же речь шла о семьях старост или полицейских или даже о тех, кого только подозревали в сотрудничестве с оккупантами, то несчастных порой ждала мучительная смерть. Здесь люди Пономаренко не уступали в жестокости карательным отрядам немцев и их союзников.

Впрочем, в некоторых случаях принудительная мобилизация, по утверждению Пантелеймона Кондратьевича, играла своеобразную защитную роль по отношению к сторонникам партизан. В 1944 году, подводя итоги партизанского движения, он утверждал: «Часть лиц, желая помогать партизанам, боялась в то же время за судьбу своих семей, к которым оккупанты применили бы репрессии, и, страхуя себя от таких последствий, прибегали к различным хитростям. Например, в Логойском районе Минской области к нам обращались с просьбой: инсценировать нападение на деревни и “насильственный” увод с собой мужчин, чтобы дать таким путем возможность вступить желающим в партизанский отряд, не опасаясь мести полицейских по отношению к семьям. Мобилизованные в БКО (Белорусскую Краевую Оборону, сформированную с согласия немцев для борьбы с партизанами. – Б.С.) ждали, когда им выдадут оружие, чтобы можно было перейти к партизанам». Трудно сказать, когда на самом деле речь шла об инсценировке, а когда – о насильственном уводе в партизаны. Впрочем, насильственная мобилизация играла, по крайней мере, одну позитивную роль для партизан – она предотвращала угон молодежи на работы в Германию и ее мобилизацию в коллаборационистские формирования.

Строго говоря, от избыточной численности партизан, необеспеченных боеприпасами, а особенно от невооруженных так называемых «партизанских резервов», никакого вреда немцам не было. Наоборот, безоружные в сущности люди при проведении широкомасштабных антипартизанских операций становились легкой добычей карателей. Но рост рядов, помимо прочего, радовал начальственный глаз. И Пономаренко вдохновенно докладывал Сталину: «По состоянию на 1 июня 1943 года на связи у штабов партизанского движения имеется партизанских отрядов 1061 с количеством партизан 142 006. Из общего количества отрядов с 858 отрядами имеется радиосвязь через 268 работающих в тылу партизанских раций.

Учтенные резервы партизанского движения, готовые в любую минуту взяться за оружие, составляют 215 400 человек. Фактически резервы более многочисленны. Сеть подпольных партизанских организаций составляет: подпольных областных комитетов партии – 14, подпольных райкомов партии – 106, первичных подпольных партийных организаций по Белоруссии – 472 с количеством коммунистов – 4395 человек. По остальным республикам и областям сведений о первичных подпольных организациях нет.

В тылу противника издается типографским способом республиканских и областных газет – 14, районных газет – 69.

В результате работы, проводимой подпольными партийными организациями, отрядами и бригадами партизанское движение продолжает расширяться. Идет большой прилив местного населения в партизанские отряды, особенно в связи с стремлением населения избежать объявленной немцами мобилизации».

Правда, из дальнейшего доклада следовало, что далеко не все у партизан обстоит благополучно: «Обстановка в тылу становится все более напряженной.

Противник в апреле – мае с. г. предпринял крупные карательные экспедиции против действующих партизанских отрядов с целью их окружения и уничтожения.

Против смоленских партизан только в районе Клетнянских лесов и полка Гришина действует до 30 000 вражеских войск.

Против партизанских отрядов Калининской области противник ведет наступление силою до 50 000 человек.

В мае месяце немцы начали наступление против партизанских отрядов, действующих в южной части Брянских лесов. В бой введены войска численностью около 50 000 человек.

В Белоруссии в мае месяце немцы начали концентрическое наступление на партизанские отряды в районе Бегомль Минской области. В бой введены войска численностью свыше 30 000 человек с тяжелой артиллерией и авиацией.

В конце мая немцы начали наступление крупными силами пехоты с артиллерией и авиацией против партизанских отрядов в районе Речица – Шатилки, Гомельской области.

Партизанские отряды и бригады ведут непрерывные и упорные бои, изматывают врага, наносят ему серьезные удары. Однако, вследствие трудностей добычи боеприпасов, сами часто попадают в тяжелое положение и нуждаются в помощи и поддержке боеприпасами».

Пономаренко просил усилить снабжение партизан по воздуху, настаивая, что «возросшие задачи по организации и руководству партизанским движением, необходимость заброски в тыл руководящих работников движения, питания для действующих радиостанций, бумаги для выпускаемых газет, медикаментов, боеприпасов и взрывчатых веществ, вывоза обратными рейсами тяжелораненых, вывоза представляющих интерес захваченных партизанами военнопленных и перебежчиков и т. д. требуют закрепления необходимого количества транспортных самолетов для выполнения заданий Центрального штаба партизанского движения».

Немцы иной раз оценивали число советских партизан даже выше, чем в штабе Пономаренко. В легенде к карте, показывавшей деятельность советских партизанских отрядов на территории РСФСР, Белоруссии и восточной Украины, общее число партизан оценивалось в 169–172 тысячи человек, причем самыми крупными партизанскими соединениями считались «армия Сабурова» – 9–12 тысяч человек, дивизия Ковпака – 5 тысяч и возглавлявшаяся Марковым бригада имени Ворошилова в Белоруссии – 7 тысяч человек. Регулярно снабжать по воздуху такую массу народа не было никакой возможности. Для этого не хватало ни транспортных самолетов, ни посадочных площадок в лесах.

Правда, порой донесения вермахта и СД о численности партизан вызывали большое сомнение в высших инстанциях. Герман Геринг, в качестве уполномоченного по реализации четырехлетнего плана отвечавший за хозяйственное использование захваченных восточных территорий, заявил в августе 1942 года на совещании с чинами оккупационной администрации: «Если выступят 10 партизан с обычными винтовками, то тыловые армейские подразделения сообщают, что выступили целые дивизии. Посмотрите на карту: в каком-нибудь заболоченном лесу находится еще 175-я ударная (советская. – Б.С.) дивизия. А там наверняка всего лишь дюжина партизан. Где они еще имеют много оружия, так это под Вязьмой и Брянском, где проходили крупные бои».

В том же донесении от 1 июня 1943 года Пономаренко, основываясь на донесении уполномоченного Центрального штаба партизанского движения по Пинской области А.Е. Клещеева, докладывал Сталину, что в Полесье партизанские соединения Федорова, Сабурова, Кожухаря, Мельникова и др. «ввиду хорошего оснащения вооружением и боеприпасами проводят набор-мобилизацию (в отряды) населения любого возраста по районам, находящимся под их влиянием, в том числе и по нашим районам Пинской области.
Страница 18 из 29

Лично связались со штабами соединений Сабурова и Федорова. Последние передали в наше распоряжение вновь мобилизованных партизан из наших районов. Эти люди невооруженные. Помощь в вооружении нам не обещают, ввиду разворачивания мобилизации и недостатка оружия».

Подчинявшиеся Украинскому штабу партизанского движения крупные (по несколько тысяч человек) соединения Сабурова, Федорова и др. имели большое количество оружия и боеприпасов и действовали преимущественно рейдами, постоянно перемещаясь на сотни и даже тысячи километров. Они могли позволить себе роскошь насильственной мобилизации, не опасаясь негативных последствий. Ведь в чужом краю, в той же Западной Украине, например, принудительно призванные в партизаны крестьянские парни (а иной раз в партизаны, как утверждают немецкие донесения, мобилизовывали и девушек), находясь во враждебном окружении населения, сочувствовавшего УПА, редко решались на дезертирство.

Иная ситуация была в белорусских партизанских отрядах, подчинявшихся Пономаренко. Они обычно оперировали в пределах одного-двух смежных районов каждый и к тому же испытывали острую нехватку боеприпасов, а порой – и винтовок. Насильно мобилизованные здесь находились вблизи от родных мест и при первом удобном случае всегда могли дезертировать и вернуться в свои деревни. Поэтому Пономаренко не был таким активным поборником мобилизации в партизанские отряды, как руководители украинских партизан.

Факты принудительной мобилизации населения партизанами отражались также и в немецких донесениях. 14 октября 1942 года командование тылового района 2-й немецкой танковой армии сообщало о действиях партизан: «Из различных областей района поступают сведения о насильном призыве в партизаны боеспособных жителей». А штаб 221-й охранной дивизии из группы армий «Центр» 9 марта 1943 года доносил: «В районе юго-западного Меркулова (65 км северо-западнее Гомеля) отмечено от 400 до 500 плохо вооруженных партизан. 20 процентов партизан являются принудительно завербованными местными жителями». Стремление к массовости партизанских отрядов не исключало того, что кандидаты в «народные мстители» нередко подвергались тщательной и иной раз даже жестокой проверке. К партизанам присоединялись бежавшие из лагерей военнопленные. Порой перед тем, как принять в отряд, их подвергали суровым испытаниям. Бежавший из плена с группой товарищей красноармеец Безруков в письме родителям рассказывал, как беглецов задержали люди, представившиеся полицейскими: «Они, обсудив, выводят нас на расстрел. Приготовляясь к смерти, я попросил разрешения закурить. Закурив, я сказал, что никогда не ожидал, что русский народ будет расстреливать своего брата русского, и крикнул напоследок, что пусть мы погибнем трое за родину, но за нас отомстят. Один из арестовавших нас спросил: “за какую родину, за гитлеровскую или за какую?” Я говорю – “за русскую родину”. Когда нас вывели на улицу выполнять решение, т. е. нас расстреливать, оставшийся за командира группы сказал, что – мы партизаны. О, как мы были рады до слез, попали в ту семью, которую мы искали!»

В какой-то мере массовость партизанских отрядов с 1943 года стала своего рода неизбежным злом. Все больше и больше людей хотели принять участие в партизанском движении или бежали в леса к партизанам от репрессий немецких карателей. Не гнать же их, в самом деле, обратно в деревни, где их может ждать смерть или угон в Германию. Но, с другой стороны, более острым становился вопрос снабжения, а большие по численности отряды утрачивали подвижность и становились мишенью для широкомасштабных антипартизанских операций. Возможно, целесообразным было бы пытаться вывести избыточные массы партизан к линии фронта для пополнения Красной армии, что в ряде случаев было реально благодаря приближению фронта к партизанским районам. Однако из Москвы, наоборот, шли грозные приказы партизанским отрядам и бригадам ни в коем случае без специального приказа не выходить из неприятельского тыла. Сталин и его подчиненные из числа партийных работников и чекистов, ведавшие партизанским движением, опасались, что дай партизанам волю, они все как один устремятся к линии фронта. А так наличие в неприятельском тылу значительных, по крайней мере, на бумаге, сил внушало надежду, что они рано или поздно парализуют транспортные артерии противника, а в решающий момент окажут действенную помощь Красной армии в разгроме врага.

На самом деле наиболее эффективными были не операции многочисленных, но плохо обученных и оснащенных отрядов, а действия небольших, но специально подготовленных и оснащенных самыми современными средствами борьбы диверсионно-террористических групп, подрывавших важные военные объекты и уничтожавших высокопоставленных чиновников оккупационной администрации. Так, группа подрывников во главе с большим специалистом минного дела И.Г. Стариновым осуществила в ноябре 41-го радиоуправляемый взрыв ряда зданий Харькова, где размещались немецкие оккупационные учреждения. В результате погиб начальник гарнизона генерал-лейтенант Георг фон Браун и десятки немецких офицеров. В составе спецгруппы действовал и легендарный Николай Кузнецов – он же обер-лейтенант Пауль Зиберт, застреливший вице-губернатора Галиции Отто Бауэра и главу судебного ведомства в рейхскомиссариате Украины Альфреда Функа. А наиболее громкий теракт – убийство генерального комиссара Белоруссии Вильгельма Кубе 22 сентября 1943 года – был организован группой, подчинявшейся непосредственно Центральному штабу партизанского движения и таившему суть своего задания и от минского подполья, и от руководителей партизанских отрядов Белоруссии. Возглавлял группу капитан госбезопасности С.И. Казанцев, за успешное покушение на Кубе произведенный в майоры госбезопасности (освобождение Минска он встретил командиром партизанского соединения из трех бригад). Завербованные им агенты смогли убедить горничную генерального комиссара подложить в кровать своего хозяина мину с часовым механизмом. Ранее пытались уничтожить Кубе с помощью мины, заложенной в Минском драмтеатре. Она должна была взорваться во время торжественного собрания в честь годовщины начала войны против СССР, 22 июня 1943 года. Но Кубе покинул театр раньше, чем мина взорвалась. В результате погибли десятки мирных горожан, не имевших никакого отношения к оккупационной администрации. Казанцев считал, что взрыв все равно принес свою пользу – теперь жители Минска будут остерегаться ходить на мероприятия, организуемые германскими властями.

У группы Казанцева был еще один объект для охоты – «Кабан». Под этим псевдонимом скрывался в документах глава РОА генерал Андрей Андреевич Власов. Покушение готовилось на тот случай, если Власов приедет в Минск. Кроме того, люди Казанцева старались завербовать находившихся в городе офицеров РОА, чтобы потом с их помощью осуществить теракт против генерала в Берлине. В отчете первому секретарю компартии Белоруссии Пономаренко, составленном в Минске 2 августа 1944 года, Казанцев сообщал, что они завербовали «подполковника Соболенко Д.А., псевдоним “Ветлугин”, командира группы пропагандистов РОА в Минске… Подполковник Соболенко
Страница 19 из 29

Дмитрий Аврамович (см. его дело) нами завербован в основном для того, чтобы завершить дело по “Кабану”. Обработка Соболенко, псевдоним “Ветлугин”, стоила большого труда.

Через него мы хотели наладить работу на Берлин и переслать туда письма к генералам из “Русского Комитета” (с предложением уничтожить Власова и тем искупить свою вину перед Родиной. – Б.С.), инструкцию нашей агентуре и яд для “Кабана”. Все это было передано своевременно с подробными указаниями, но 7.4.44 г. его арестовало минское СД (гестапо), как выяснилось теперь через его жену, по связям группы Градова, с которым он также работал, скрывая это от нас. Имеются предположения, что наши письма и яд он сумел переслать в Берлин до своего ареста. Об этом нам сообщила его жена, проживающая в данное время в Минске на Московской улице, д. 4, кв. 2… Возможно по имеющемуся у меня письму связаться с начальником канцелярии “Кабана” – Калугиным Михаилом Алексеевичем и рядом других русских офицеров, находящихся на территории Германии, обработанных нами или намеченных к обработке…»

Дмитрий Аврамович Соболенко (судя по отсылке Казанцева к его личному делу, Соболенко – это настоящая фамилия подполковника-власовца) был личностью примечательной, и менять фамилии ему приходилось неоднократно. Судя по всему, Дмитрий Авраамович вел с майором Казанцевым двойную игру. Дело в том, что всего через семь месяцев после исчезновения из Минска, скорее всего, именно он возглавил под именем Н.В. Тензорова управление безопасности образованного Власовым с санкции немцев Комитета освобождения народов России. Кстати сказать, в этом управлении его подчиненным был майор М.А. Ковалев, упомянутый в донесении Казанцева как перспективный объект для вербовки. Ясно, что СД никогда бы не допустило назначение на такой пост человека, заподозренного в связях с советским подпольем в Минске. Очевидно, легенда об аресте понадобилась для того, чтобы объяснить внезапное исчезновение Соболенко-Ветлугина-Тензорова из белорусской столицы. То, что он так и не стал советским агентом, доказывает поведение Дмитрия Аврамовича в последние дни существования КОНР и власовской армии. Вместо того чтобы помочь советским представителям обнаружить и захватить Власова, как по логике должен был поступить человек, завербованный НКГБ, Соболенко-Тензоров предпочел скрыться с помощью американского капитана Донахью уже после того, как Власов оказался в распоряжении сотрудников «Смерш». А перед этим настойчиво уговаривал генерала переодеться в штатское платье и бежать в Южную Германию. В итоге Тензоров оказался одним из немногих высокопоставленных сотрудников КОНР и РОА, благополучно избежавшим выдачи Советам и мирно окончившим свои дни в эмиграции. А с группой Казанцева, как и ранее с группой подпольщика Градова, он вступил в контакт лишь затем, чтобы выведать, какими агентами чекисты располагают во власовском окружении. Скорее всего, те лица, письма к которым передал Казанцев через Соболенко, были арестованы гестапо и контрразведкой РОА.

После убийства Кубе группа Казанцева готовила покушение на его преемника на посту генерального комиссара группенфюрера СС Карла Готтберга, прославившегося жестокими карательными экспедициями против партизан и мирного населения. Но здесь партизан ждала неудача. Был разработан детальный план покушения, очень напоминающий типичные заказные убийства в России в конце XX – начале XXI века. Завербованный людьми Казанцева электромонтер театра Игорь Рыдзевский должен был провести в свою мастерскую, окна которой выходили на фасад здания генерального комиссариата, снайпера с бесшумной винтовкой с оптическим прицелом. Один из агентов, работавших в генеральном комиссариате, по кличке Иванов, должен был подать сигнал в тот момент, когда Готтберг будет приближаться к зданию, и тогда снайперу М.И. Макаревичу предстояло поразить группенфюрера с дистанции 200 метров отравленными пулями, а затем вместе с Рыдзевским скрыться на конспиративную квартиру. Была уже назначена дата акции – 15 октября 1943 года. Однако в этот день Готтберга не оказалось в городе, а несколько дней спустя Иванов был арестован, и связь с Рыдзевским прервалась. Макаревич так и остался в одном из партизанских отрядов под Минском. Запасные же варианты покушения на Готтберга претворить в жизнь не удалось из-за того, что с марта 44-го партизанская зона под Минском оказалась в плотной блокаде, и Казанцеву и его людям больше не удалось проникнуть в город. Поэтому Готтбергу предоставилась возможность самостоятельно покончить с собой в мае 45-го, сразу после поражения Германии. Но до этого люди Казанцева попытались завербовать несколько сотрудников генерального комиссариата. Справка об одном из них, приведенная в отчете Казанцева, читается как короткий анекдот: «Обрабатывался Кандыбович, бывший управделами Совнаркома БССР. Обработка его успехом не увенчалась. Слишком он был предан немцам». Хорош же был управляющий делами правительства Советской Белоруссии, который даже в начале 44-го, когда в поражении Германии уже никто не сомневался, был «слишком предан немцам»!

Л. Рендулич так классифицировал советских партизан, опираясь на их собственную терминологию: «Советские люди сами различали регулярных и диких партизан. Регулярные партизаны действовали, поддерживая тесную связь с Красной Армией, и при помощи радио и самолетов находились в постоянном контакте с ее штабами. Среди высшего руководства таких партизан было немало офицеров Генерального штаба Красной Армии. Централизованность руководства партизанскими отрядами была очевидна, ибо при подготовке и проведении какого-либо значительного наступления немецких или русских войск партизаны в этом районе немедленно активизировали свои действия с целью дезорганизации снабжения и срыва связи между частями немецкой армии, захвата и ликвидации складов с боеприпасами и нападения на места расквартирования войск. Эти действия стали тяжелым бременем для армии и представляли собой немалую опасность. Ни на одном другом театре военных действий не было такого тесного взаимодействия между партизанами и регулярной армией, как на русском. Бывали случаи, когда во взаимодействие с частями Красной Армии вступали силы партизан, насчитывавшие до 10 тыс. человек. Сильно растянутый фронт немецкой армии чрезвычайно облегчал партизанским соединениям маневрирование и отход. Да и подвоз оружия, боеприпасов и продовольствия при таких условиях больших трудностей для них не представлял.

Основная масса партизан состояла из добровольцев из местного населения, но были и случаи принудительной записи в партизаны. Командный состав и офицеры связи партизан обучались в специальных партизанских школах и затем сбрасывались в немецком тылу с самолетов или тайно переводились через линию фронта. Особенно действенную помощь партизанам оказывали различные военные специалисты, как например минеры, которые своей изобретательностью ставили немецких солдат каждый раз перед новыми неприятными неожиданностями».

Рендулич также подчеркивает роль партизан в добывании разведданных: «Советские агенты и шпионы готовились и действовали не по принципу тщательного
Страница 20 из 29

отбора и личных качеств, а массами, что является очень характерным для коллективного мышления советских людей. Командование, очевидно, не придавало особого значения тому, что если несколько сотен агентов сбрасывалось на парашютах над одним районом, то 90 % из них погибало. Для него было важно, чтобы кто-нибудь из них достиг поставленной цели». Интересно, что немецкая разведка в рамках операции «Цепеллин», забрасывая в советский тыл тысячи агентов без тщательной подготовки, расчитывала, что хотя бы несколько процентов из них достигнут цели. При этом надо оговориться, что подавляющее число германских агентов была из числа советских военнопленных и перебежчиков, на которых руководство абвера и СД смотрело прежде всего как на расходный материал. Уцелевшие же советские агенты обычно находили помощь в партизанских отрядах. При этом, как признает Рендулич, партизаны проявили большую сноровку в добывании разведданных.

«Дикие» же партизаны, слабо связанные или совсем не связанные с советским командованием, были, по словам Рендулича, очень похожи на «домашних партизан» на Балканах, отличались особой жестокостью и коварством, днем маскируясь под мирных жителей, и в своих районах наносили немцам немалый урон. По утверждению Рендулича, «после освобождения Красной Армией областей, в которых действовали дикие партизаны, они, как правило, немедленно брались органами НКВД под надзор и отправлялись на переобучение в отдаленные лагери, а иногда и в штрафные роты с особенно строгой дисциплиной. Их подчеркнутая недисциплинированность – следствие ничем не стесненного образа жизни – казалась советскому командованию недопустимой для регулярных войск». Он также полагал, что советские партизаны действовали более жестоко, чем даже партизаны на Балканах, и никогда не брали пленных. Впрочем, таковы были законы партизанской войны: партизаны не могли обременять себя группами пленных и тем более создавать для них специальные лагеря. Впрочем, отдельных особо ценных пленных, офицеров и генералов, порой эвакуировали в Москву на самолетах. Кроме того, отдельные немцы, итальянцы, венгры, румыны порой оставались в партизанских отрядах, либо вливаясь в ряды партизан, либо оставаясь на положении пленных, без оружия, и выполняя какие-либо хозяйственные работы по партизанскому лагерю.

По мере того как определялся перелом в борьбе в пользу Красной армии, росли ряды партизан. Происходили изменения и в руководстве партизанским движением. Они были связаны с тем, что советские войска двинулись на запад. 7 марта 1943 года Центральный штаб партизанского движения был расформирован, и руководство партизанами передано республиканским и областным штабам. Это объяснялось тем, что после Сталинградской победы Сталин надеялся, что в самое ближайшее время вся территория СССР будет освобождена от немцев. Местные штабы партизанского движения должны были координировать действия партизан и войск соответствующих фронтов, а затем руководить восстановлением органов советской власти на освобожденных территориях. Однако позднее в марте Красная армия потерпела серьезное поражение под Харьковом, и стало ясно, что освобождение оккупированных территорий откладывается. Надо было по-прежнему координировать из центра снабжение и действия партизанских отрядов, которым предстояло еще много месяцев бороться в тылу врага. Поэтому 17 апреля 1943 года был воссоздан Центральный штаб партизанского движения во главе с все тем же Пономаренко. Но теперь из его подчинения уже официально вывели Украинский штаб партизанского движения. Впрочем, и прежде Украинский штаб подчинялся Центральному штабу лишь формально. Дело в том, что возглавлял его глава украинских коммунистов Никита Сергеевич Хрущев, член Политбюро, и, само собой разумеется, рядовой член ЦК Пономаренко командовать им просто не мог.

Постоянная смена организации управления партизанским движением отнюдь не прибавляла ему эффективности. И.Г. Старинов сокрушался, что Генеральный штаб фактически не оказывал никакое влияние на руководство партизанским движением, поскольку «общие задачи партизанам ставились ЦК ВКП(б), Сталиным как наркомом обороны и Верховным Главнокомандующим, центральными и областными комитетами компартии, на территорию которых вторгся противник.

Однако при наличии Центрального и подчиненных ему партизанских штабов военные действия в тылу врага вели специальные партизанские формирования, руководимые органами разведки Красной Армии, а также народного комиссариата внутренних дел, и минеры инженерных войск. Боевые действия в тылу врага велись советскими партизанами в Великой Отечественной войне 46 месяцев. Центральный штаб существовал всего 18 месяцев, при этом последние 7 месяцев Украинский штаб партизанского движения ему не подчинялся».

Старинов считал, что централизованное планирование партизанской войны в условиях, когда диверсии на вражеских коммуникациях не были сформулированы в качестве главной задачи партизан, приносило один только вред. Он не без горькой иронии пишет: «Так, 7 апреля 1943 года “нелегальный” ЦК Коммунистической партии (большевиков) Украины, который заседал в Москве и фактически был вполне легальным (так и представляешь себе украинских коммунистов под руководством Никиты Сергеевича, которые, уходя от чекистской слежки, собираются тайком на одной из конспиративных малин в районе Марьиной Рощи! – Б.С.), утвердил представленный Украинским штабом партизанского движения оперативный план боевых действий в весенне-летний период 1943 года, который затем был направлен в ЦК ВКП(б), а не в Ставку, и лишь 26 апреля план был утвержден ЦК ВКП(б). Одновременно Государственный комитет обороны (ГКО) принял постановление о материальном обеспечении партизан Украины. Пока планировали, утверждали план и материально обеспечивали его выполнение, крупные партизанские соединения бездействовали. Прошла весна, и летом этот план был выполнен в незначительной части».

Что ж, бюрократизация руководства советским партизанским движением, несомненно, снижала эффективность действий партизан. Но, как представляется, Старинов смотрит на проблему несколько узко, с точки зрения профессионала-проводника. Далеко не все партизанские отряды на практике имели возможности совершать крупные диверсии. К тому же партизанам часто важны были не столько руководящие указания из центра, которые все равно не могли учитывать реальной обстановки в партизанских районах, сколько снабжение боеприпасами и вооружением, а оно в период выработки планов все-таки не прекращалось. На практике партизанские командиры чаще всего действовали самостоятельно, лишь докладывая в ЦШПД о результатах своей боевой деятельности. Разумеется, эти отчеты представляли ее в наилучшем свете и порой грешили преувеличениями насчет нанесенного неприятелю урона. Но в этом отношении они ничем принципиально не отличались от донесений командиров Красной армии, а вот насчет самостоятельности действий партизанские командиры находились в более благоприятном положении по сравнению со своими армейскими коллегами. Хотя у партизанских командиров вплоть до самого конца были рядом контролеры в лице
Страница 21 из 29

комиссаров, сохранившихся в партизанских соединениях, в отличие от армии, до конца войны, а также начальников особых отделов, в реальных условиях партизанской войны между всеми ними обычно налаживалось взаимодействие, и они вместе осуществляли операции, порой независимо от Центра.

Окончательно Центральный штаб партизанского движения был упразднен 13 января 1944 года. Руководство партизанами передали республиканским штабам. Пономаренко возглавил самый крупный из них – Белорусский штаб партизанского движения. Теперь уже освобождение советской территории продолжалось безостановочно, и местным штабам было сподручнее координировать взаимодействие партизан и частей Красной армии, а также снабжать партизанские отряды всем необходимым. Это, однако, не предотвратило крупные, особо трагичные поражения партизанских отрядов Белоруссии в последующие месяцы, перед самым освобождением республики советскими войсками, когда против них были задействованы значительные силы немецких полевых войск, переброшенных с фронта.

Как отмечал И.Г. Старинов, с упразднением ЦШПД «кончились остатки централизации действий партизанских сил на еще оккупированной фашистской Германией территории СССР… Ставка Верховного Главнокомандующего, вопреки утверждениям маршала Г.К. Жукова, только получала разведывательные и оперативные сводки штабов партизанского движения, но на них фактически не реагировала».

Столь категоричное утверждение, вероятно, не совсем соответствует истине. Трудно предположить, чтобы Ставка совсем уж не использовала разведданные, которые поступали от партизан, в особенности от отрядов, действовавших непосредственно в прифронтовой полосе. Хотя, конечно, информация от отрядов, действовавших в глубоком тылу противника, нередко поступала с опозданием, особенно если в отряде не было рации.

Вопреки распространенному мнению, отнюдь не на всех советских территориях, оккупированных немцами, возникло массовое партизанское движение. В Прибалтике и Бессарабии массового просоветского партизанского движения не возникло даже в 1944 году, когда поражение Германии стало очевидно, и многие жители оккупированных территорий спешили поучаствовать в партизанской борьбе, чтобы заслужить благосклонность советской власти. Объяснялось это тем, что Литва, Латвия и Эстония всего год находились под советской оккупацией, которую большинство местного населения встретило враждебно. Сколько-нибудь многочисленной просоветской прослойки в этих странах так и не возникло. Литовцы, латыши и эстонцы рассматривали Германию как союзника, пусть и не самого желанного, в борьбе за возрождение независимости. Многие из них предпочитали закрывать глаза на то, что нацисты совсем не собираются восстанавливать независимость стран Балтии и никаких обещаний на сей счет местным политикам никогда не давали. На Украине же с освобождением Левобережья Днепра собственно партизанское движение просоветской направленности фактически прекратилось. Действия советских партизан здесь свелись к рейдам крупных соединений Ковпака, Наумова, Сабурова и других в западноукраинские Карпаты. Фактически эти соединения правильнее было бы называть войсками специального назначения типа немецкой дивизии «Бранденбург». Они занимались диверсионной и, в меньшей мере, разведывательной деятельностью, атаковали неприятельские гарнизоны, захватывали склады, разрушали железные дороги и мосты, пополняясь сторонниками коммунистов из числа местных жителей. Однако действовать им приходилось среди по преимуществу враждебного западноукраинского населения и вести бои не только с немцами и коллаборационистскими формированиями, но и с отрядами Украинской Повстанческой Армии и польской Армии Крайовой.

Степень развития партизанского движения во многом также определялась степенью жестокости германской оккупационной политики в СССР. Она была значительно мягче в Прибалтике, особенно в Латвии и Эстонии, поскольку латыши и эстонцы считались арийскими народами. В Литве в 1943 году возникла Литовская освободительная армия, но боевых действий против немцев не вела, ограничиваясь мелкими стычками с отрядами Армии Крайовой в Южной Литве. В Эстонии и Латвии в 1944 году также появились небольшие отряды «зеленых» – дезертиров из национальных легионов СС и лиц, уклонявшихся от трудовой повинности, но в бои с немцами они не вступали. В Бессарабии, занятой румынами, молдавское население, считавшее себя румынами, не горело желанием сражаться с оккупантами. Согласно итоговому отчету Центрального штаба партизанского движения, в Молдавии в партизанских отрядах сражалось всего семь лиц молдавской национальности! Украинцы также не считались арийцами, а после разгона украинского правительства во Львове их симпатии к немцам значительно уменьшились. Но на Западной Украине, прежде входившей в состав Польши, существовало мощное национальное движение, столь же антисоветское, как и антипольское. Здесь с конца 1942 года существовало мощное партизанское движение УПА, не подконтрольное Москве. Степные же районы Восточной и Южной Украины мало подходили для партизанских действий. Поэтому основным центром советского партизанского движения стала Белоруссия, а также Смоленская, Брянская и некоторые другие области РСФСР.

Сталин и Пономаренко довольно долго находились в плену прекраснодушных мечтаний, что партизанские отряды способны воевать с врагом главным образом за счет оружия и боеприпасов, захваченных у врага. 18 августа 1942 года Пантелеймон Кондратьевич направил специальную директиву фронтовым штабам партизанского движения: «Фронтовые штабы неправильно ориентируют… отряды и упускают из виду, что стремление обеспечить все снабжение партизанских отрядов в централизованном порядке является неправильным.

Во-первых, партизанские отряды должны, и имеют к этому все возможности, обеспечить себя за счет противника. Партизаны, если у них нет в достаточном количестве оружия, боеприпасов и другого снаряжения, должны добыть все это в бою. Лишь бездействующие отряды будут испытывать нужду, но вряд ли целесообразно заниматься в централизованном порядке снабжением таких отрядов. Нельзя приучать отряды требовать и полагаться на снабжение только из центра и поощрять этим беззаботность в отрядах.

Во-вторых, фронтовые штабы, представляя заявки в Центральный штаб, упускают из вида, что все вооружение, боеприпасы, снаряжение и др. отпускаются для действующих фронтов и армий и что в тех случаях, когда в силу действительной нуждаемости отрядов их необходимо снабжать теми или иными предметами – это должно учитываться фронтами и армиями и снабжение должно идти через них, а они, в свою очередь, вправе и должны предъявлять соответствующие заявки по довольствующим Управлениям НКО для нужд партизанского движения. Доставка в отряды грузов самолетами также может во многом быть разрешена силами фронтов.

Само собой разумеется, что в снабжении специальным вооружением, например, рациями, подрывными минами и т. д., Центральный штаб партизанского движения будет оказывать помощь». На практике же за счет местных ресурсов партизаны могли снабжать себя только продовольствием и
Страница 22 из 29

фуражом, иногда – теплой одеждой, но никак не вооружением и боеприпасами. Об этом уже после войны, 28 декабря 1965 года, вполне откровенно писал Пономаренко бывший командир партизанского отряда А. Андреев, впоследствии ставший одним из руководителей белорусских профсоюзов. Он критиковал утверждение, содержавшееся в статье Пономаренко, опубликованной в юбилейном сборнике к 20-летию победы «Борьба советского народа в тылу врага», будто «немецкие склады, базы снабжения и эшелоны являлись главным снабжением партизанских отрядов и соединений». Андреев на основании собственного опыта вполне резонно возражал: «На самом деле указанный в статье источник являлся не главным, а подсобным в боевом снабжении советских партизанских отрядов и соединений.

Известно, что в первые годы войны основная масса оружия и боеприпасов черпалась партизанами из оставленных частями Советской Армии при отступлении и в большинстве случаев запрятанного населением, а затем – за счет получения из советского тыла.

Это, конечно, ни в коей мере не отрицает того урона, который нанесли партизаны врагу при уничтожении его баз, складов, эшелонов и т. д. – но это далеко не означало, что при этом будут захвачены и трофеи, так как это, во всех случаях, требует захвата и удержания на определенное время объекта нападения, а сделать это малыми силами – практически невозможно.

Исключение, пожалуй, составляли операции партизан по разгрому вражеских гарнизонов, если производились они силами, значительно превосходящими силы противника, однако и они, в большинстве случаев, не давали должного эффекта в рассматриваемом плане, ибо влекли за собой большие потери в живой силе, большой расход боеприпасов. Этим и объясняется то, что трофейное оружие и боеприпасы сравнительно мало были распространены среди партизанских отрядов, хотя партизаны и стремились заполучить его – ведь, помимо всего, это имело и моральное значение… Сколько возможностей было упущено партизанами только из-за постоянного острого недостатка оружия, боеприпасов, отсутствия взрывчатки! Недаром в подавляющем большинстве партизанских отрядов шли на такие дела как разминирование минных полей, разряжание снарядов и выплавление из них тола; в отдельных отрядах и бригадах даже изготавливали самодельное огнестрельное оружие (партизан одного из отрядов, действовавших в Слуцком районе Минской области Белоруссии, Георгий Тихонович Дмитриенко, изобрел автомат, годный для сборки кустарным способом и почти не уступавший по своим качествам ППШ. – Б.С.) …

Является совершенно необходимым, критически проанализировав опыт прошлого, со всей силой поставить вопросы необходимости боевого обеспечения партизан в прошлой войне, что позволит в будущем избежать ошибок, основанных на представлениях, что для организации и ведения партизанской борьбы в тылу врага нужны только патриотически настроенные люди.

Конечно, без патриотов, в самом высоком смысле этого слова, никакого партизанского движения не будет, ибо в условиях партизанской войны активно бороться с врагом могут только добровольцы. Но я акцентирую внимание на вопросах боевого снабжения партизан, исходя из необходимости и возможности наиболее эффективных методов борьбы в тылу противника».

В апреле 1943 года Центральный штаб партизанского движения отдал приказ оборудовать в партизанских отрядах специальные машинки для набивки трофейными пулями гильз от отечественных патронов. Здесь подчеркивалось, что снабдить из центра можно лишь 30–40 отрядов, тогда как на практике «речь идет о снабжении сотен тысяч партизан. Необходимо твердо усвоить, что партизанское движение снабжается боеприпасами главным образом за счет трофеев, отбиваемых у противника. Немцы вынуждены подвозить боеприпасы по тонким линиям магистралей из Германии. Партизанские отряды в любом месте могут пускать под откос эшелоны».

Пономаренко представлял себе железнодорожные магистрали ниточками, какими они и выглядели на карте. Чем она тоньше, тем легче ее перерезать ножницами. В действительности для того, чтобы подорвать магистраль в самом уязвимом месте, уничтожить важный мост, вывести из строя узловую станцию, вообще добиться длительного перерыва в движении поездов, требовались усилия опытных саперов и достаточное количество взрывчатки. А того и другого партизанам всегда не хватало.

В действительности же партизаны постоянно испытывали нехватку боеприпасов и взрывчатки. К трофейным гильзам все равно требовались новые капсюли, доставляемые с Большой земли. Кроме того, такие самодельные патроны часто давали осечки. А выплавление тола из снарядов нередко кончалось взрывами и гибелью людей.

В отчете о развитии партизанского движения, составленном в июне 1943 года, Пономаренко признавал: «Стремление к чрезмерной централизации руководства движением, попытка управлять всеми отрядами из центра, вреднейшая тенденция замены выросших из движения командиров только военными товарищами. К чему это приводило? Партизанский отряд становился узким военным организмом, теряя связь с населением, в трудной обстановке командиры покидали отряд и уходили в советский тыл, а местные работники оставались, удерживали и вновь поднимали движение.

Стремление взять все партизанское движение на централизованное снабжение. Это посеяло бы совершенно напрасные иллюзии среди партизан… а снабжение оставалось бы обещанием, так как технические возможности переброски необходимого при централизованном снабжении количества грузов нет».

Порой партизанские отряды испытывали большие трудности со снабжением не только боеприпасами, но и одеждой и продовольствием, особенно если действовали в скудной местности с редким или бедным населением. 25 октября 1942 года комиссар действовавшего в Белоруссии 537-го партизанского отряда Коспар докладывал Пономаренко как секретарю белорусской компартии: «Положение некоторых отрядов партизан… вызывает некоторое беспокойство и напряженное состояние по причине отсутствия боеприпасов (на бойца 30–40 патронов), отсутствия обуви и одежды, отсюда заболевания. Нахождение немецких гарнизонов в деревнях и полицейщины, а при этом условии заготовка продовольствия сопряжена с боями и расходованием патрон. Кроме того, абсолютное отсутствие агитационной литературы, листовок, брошюр, газет, к которым как у партизан, так и у населения большой спрос и жажда к чтению. Между тем германского бреха ловко забрасывает все уголки различной агитационной литературой. Помощи партизанские отряды некоторые никакой не видят, например, 537-й имени Кирова партизанский отряд не получил ни одного автомата, вооружение получает тот, кто присутствует при получении его, а кто далеко, тот не видит. До партизан доходят слухи, что за фронтом сидят ряд работников Белоруссии, которые получают деньги, пьют спирт, держат вооружение, получают подарки для Белорусских партизан, чем возмущены партизаны. Прошу, товарищ секретарь, оказать еще большую помощь, чем поднять еще больше боевой дух и способность партизан, а мы еще сильнее будем бить врага».

Подобные сигналы были не единичны. Они послужили одной из причин отставки К.Е. Ворошилова с поста главнокомандующего
Страница 23 из 29

партизанским движением в ноябре 1942 года. Снабжение партизан по воздуху было временно прекращено, чтобы навести в этом деле порядок.

В начале 1943 года, в связи с успешным наступлением Красной армии и усилившимся притоком населения к партизанам, Пономаренко просил Сталина улучшить снабжение партизанских отрядов по воздуху: «Наступление частей Красной Армии и победы под Сталинградом, на Центральном, Юго-Западном, Воронежском фронтах усилило боевую деятельность партизанских отрядов и вызвало массовый прилив местного населения в партизанские отряды большими группами.

Центральный штаб партизанского движения в связи с огромным ростом партизанских отрядов за счет местного населения ежедневно получает радиограммы от командиров партизанских отрядов с настойчивыми просьбами о выброске боеприпасов и вооружения. Недостаток боеприпасов и вооружения заставляет командование партизанских отрядов воздерживаться от приема новых партизан. Например:

Командир группы объединенных отрядов тов. Флегонтов, действующей в районе Пуховичи – Червень, радиограммой от 2-го января 1943 года доносит: “Созданы два новых отряда… численностью 65 и 30 человек… Резерв невооруженных 500. При наличии оружия резерв не ограничен. Ускорьте доставку оружия”.

Командир группы партизанских отрядов т. Кирпич, действующий в районе Лепеля, 25 декабря 1942 года радиограммой сообщил: “Партизанские резервы в количестве 1500 человек созданы. Требуется вооружение и боеприпасы. Прошу снабдить партизан боеприпасами и вооружением”.

Командир партизанского отряда Шляхтунов из района Докшицы, Вилейской области, Западная Белоруссия радиограммой 25.12.1942 г. доносит: “До 600 человек местного населения просит принять в отряд. Прошу помочь оружием, боеприпасами”.

Комиссар партизанского отряда Тимчук в своем сообщении пишет: “Молодежь, девушки, старики тысячами со слезами на глазах просят, чтобы их приняли в партизаны, но что мы можем сделать, когда лимит приема – это винтовки. Набрать людей и держать в лесах – это значит ребят с винтовками превратить в заготовителей продуктов. Нужно оружие или разрешение переправиться за линию фронта. В одном Ивьеском районе (Западная Белоруссия) половина района имеется на учете и сегодня можно использовать хоть куда 1253 человека. Отсюда сами судите о народном настроении. За какое наказание мне пришлось работать в этом районе, как раз тут мало оружия. Всю полицию, бургомистров уже перебили, по несколько смен, отобрали у них оружие, но этого мало. При наступлении Красной Армии на Запад плюс оружие в тылу, и ни один фриц не уйдет”.

Уполномоченный ЦК КП(б) Белоруссии по Пинской области т. Клещев радиограммой сообщил: “Противник бросил большие силы на борьбу с партизанами, выжигает деревни с населением. Деревни Суевая, Миля и Ходика, Старобинского района сожжены целиком с людьми. Забирают весь скот, хлеб и домашнее имущество. Ежедневно идут бои партизан с немцами. Большой прилив населения в партизанские отряды. Надо вооружение, боеприпасы и взрывчатые вещества”.

Тов. Ковпак сообщает: “В районах Полесской, Житомирской, Ровенской областей много населения ушло в леса. Мероприятия властей саботируются. Организована самооборона сел от немцев. Население подвергается жестоким репрессиям. Население живет твердой надеждой в скорый приход Красной Армии, оказывает помощь партизанам. Многие из них желают пойти к партизанам. Нет оружия”.

Тов. Сабуров сообщил: “Отряды за время рейда выросли на 850 человек, из них свыше 50 процентов не имеют оружия. Добровольцы ежедневно прибывают в большом количестве. Прием затруднен за неимением вооружения. Просьба быстрее выбросить вооружение и боеприпасы”…

Рост партизанского движения за счет местного населения имеется и на оккупированной территории Северного Кавказа и Крымской АССР. Начальник Южного штаба партизанского движения т. Селезнев в своей радиограмме сообщает: “Зверства, грабежи, насилия немцев обостряют и озлобляют население оккупированных территорий. Недовольство оккупантами растет ежедневно. Население ожидает прихода Красной Армии. Характерно, что крымские татары массами переходят в партизаны. На днях на Туапсинском направлении перешло на нашу сторону 8 человек армянского легиона”.

По неполным данным за последние 6 недель партизанские отряды выросли на 14 060 человек. Количество отрядов и групп увеличилось на 138.

Учитывая, что партизанские отряды за последнее время значительно пополнились за счет местного населения и создано большое количество резерва, вооружение которого не может быть решено на месте, считал бы необходимым в ближайшее время организовать выброску самолетами вооружение и боеприпасов партизанским отрядам для вооружения пополнения».

Не исключено, что численность как действующих отрядов, так и партизанского резерва командиры и комиссары иной раз сознательно завышали, чтобы выбить из Москвы больше винтовок и патронов.

Продовольствием партизаны снабжались главным образом за счет местного населения. Нередко это были действительно добровольные пожертвования, особенно там, где советские партизаны пользовались широкой народной поддержкой – в Белоруссии, некоторых районах Смоленской и Орловской области и украинского Полесья. Крестьяне, чьи сыновья и мужья ушли в партизаны, охотно помогали своим всем, чем могли, но при этом порой отказывались отдавать продукты «чужим» отрядам, даже если они входили в одну со «своим» партизанскую бригаду. Сохранился замечательный документ – обращение, которое староста («старшина») белорусской деревни Новоселки Тимофей Зим и 23 крестьянина направили 27 августа 1943 года командованию партизанской бригады «Народный мститель»: «Просим командование указанной бригады о том, что отряд имени Котовского вырос среди населения деревни Новоселок, а поэтому желаем и впредь помогать отряду имени Котовского, но ни какому-либо другому. Просим наше желание удовлетворить. К сему подписуемся».

Рост партизанского движения, которое достигло и прифронтовой полосы, беспокоил немцев, тем более что там было много мужчин призывного возраста, которые могли влиться в ряды партизан. Геббельс 4 декабря 1943 года с тревогой отмечал в дневнике: «Я получил более подробный доклад о положении на Востоке… Мы совершили крупную ошибку, своевременно не эвакуировав мужское население из оставляемых нами районов. По мере продвижения вперед Советы сразу же мобилизуют в армию мужское население. Большинству мобилизованных даже не выдается военная форма, они носят только красные нарукавные повязки. Таким образом, Сталин очень легко получил 400–500 тысяч солдат. Кроме того, пока мы оставляли мужское население непосредственно за линией фронта, опасность формирования партизанских отрядов не могла быть устранена».

Большинство партизанских отрядов предпочитало нападать на гарнизоны, состоящие из полицейских или бойцов коллаборационистских формирований, прекрасно понимая, что это гораздо более легкая добыча, чем немецкие гарнизоны, и тем более – части регулярной немецкой армии. В Москве же были заинтересованы, чтобы партизаны в первую очередь боролись против немцев, вынуждая их снимать с фронта дополнительные соединения для
Страница 24 из 29

проведения карательных операций. В августе 1942 года представитель Центрального штаба партизанского движения в треугольнике Витебск – Полоцк – Орша Сикорский докладывал Пономаренко: «В Полоцком районе с июня месяца действует бригада т. Марченко Аркадия (ранее комиссар танкового батальона, член ВКП(б), белорус), состоит из 7 отрядов, в которых насчитывается 888 человек. Люди, находящиеся в бригаде, в большинстве своем местные и незначительная часть товарищи, оставшиеся в окружении и вышедшие из плена». Другая бригада, под командованием Сташкевича, действовавшая в том же районе, состояла из 532 человек в 5 отрядах. Сикорский побывал в расположении обеих бригад в последней декаде июля. Он полагал, что партизаны не используют всех имеющихся возможностей для борьбы с немцами: «При наличии такого большого количества партизанских отрядов на территории Белоруссии, плюс к тому несчетное количество засланных диверсионных групп, и зная точное расположение мелких незначительных немецких гарнизонов, как то: Дретуль – 200 человек, станция Оболь – 70, станция Язвино – 40 человек, Езерища – около 100 человек и т. д. Правда, все они находятся в устроенных там укреплениях – дзотах, домах, обгородились проволокой, заграждениями, но это нас не должно страшить, мы должны повести решительную борьбу с немецкими оккупантами, т. е. нападать на эти гарнизоны и уничтожать их.

А наши командиры болеют одной плохой и нездоровой болезнью. Это боязнь, что при нападении на эти гарнизоны партизанские отряды будут нести больше потерь. В частности, это относится к командирам бригад т.т. Короткину и Фалалееву.

Характерный случай произошел в бригаде т. Короткина. Когда 22 июля при столкновении с немцами был убит один партизан, то целый день, начиная от руководства и кончая партизанами, были разговоры о нем. Если и нападут, то уж после этого будут отдыхать месяц и разговаривать полтора (бригады Дьячкова, разгром станции Бычиха).

Или другой вопрос. Наши товарищи поставили перед собой первую задачу – это борьбу с изменниками Родины, полицейскими, бургомистрами и другой нечистью. Я не хочу сказать, что с этими предателями не надо вести борьбы, это будет неправильно, но это не главная задача.

Главная задача и первоочередная – это борьба с немецкими оккупантами, а у нас получается наоборот. А когда проанализируешь последние указания и распоряжения германских оккупационных властей, то ясно видно, что им это и надо, чтобы партизанские отряды вели борьбу не с их войсками, а с полицейскими отрядами. В то время, когда мы можем и должны будем повести по отношению к полицейским работу – это ставка на разложение их.

Изучая некоторые полицейские отряды… чувствуешь, что у них сейчас состояние неуверенности в победе германского оружия, но, боясь того, что партизаны их расстреляют, боятся переходить на их сторону.

Имеют место несколько фактов, когда из отдельных полицейских отрядов добровольно несколько полицейских перешло на сторону партизан, то с других отрядов подсылают детей, старух, узнать, что партизаны с ними сделали.

23 июля был случай в бригаде т. Фалалеева, когда начальник полицейского Езерищенского отряда Ананьев вместе с бургомистром волости Новиковым и еще тремя полицейскими на полуторке с двумя ручными пулеметами, автоматом и винтовками приехали в отряд и сдались».

Сикорский приказал командирам бригад и отрядов «взяться активней за борьбу с оккупантами и перестать отсиживаться в лесах». При этом он признавал, что без поставок боеприпасов из центра всерьез активизировать операции вряд ли удастся: «Нужны патроны отечественные, мины, отсутствие боеприпасов часто срывает боевые операции».

Сикорский отмечал: «Местное население за последнее время стало идти в партизанские отряды, однако в ряде отрядов им отказывают в связи с тем, что у него с собой нет оружия. Нужно дать указание не отказывать им, а принимать. Этими силами создадим резерв, а если нужно будет, возьмем в армию».

О том же 14 августа 1942 года сообщал Пономаренко секретарь Минского областного комитета Климов: «Все чаще происходят столкновения не с немцами, а с полицейскими отрядами, отрядами самопомощи (группы самозащиты, как правило, разбегаются при появлении партизан, а украинцев оккупанты пока в дело борьбы с партизанами не включают, они стоят гарнизонами) …Воевать приходится с белорусами и русскими, хотя в значительной степени и спровоцированными, находящимися в полицейских и других отрядах». Как и Сикорский, Климов предлагал эти отряды стараться не уничтожать в открытом бою, а разлагать изнутри с помощью засланной агентуры.

Что греха таить, партизанам гораздо проще было сражаться с коллаборационистами, а не с хорошо вооруженными и обученными регулярными немецкими частями. Немцев также устраивало положение, когда русские сражались с русскими, белорусы – с белорусами и т. п. Это позволяло сохранять жизни немецких солдат и отвлекать партизан от борьбы против фронтовых коммуникаций.

В то же время немцы довольно мало использовали наиболее действенный метод борьбы с партизанами – разложение партизанских рядов и привлечение на свою сторону части партизан путем предоставления им постов в оккупационной администрации и коллаборационистских формированиях. И на это есть вполне логичное объяснение. До середины 1942 года на оккупированных советских территориях еще не было массового партизанского движения. Первое время немцы рассчитывали справиться с ним своими силами после ожидавшейся скорой победы над Советами. Сыграло свою роль и то, что Гитлер противился созданию на оккупированной территории каких-либо политических органов, представлявших местное население, которые могли бы стать центром притяжения для дезертиров-партизан. А вскоре, после Сталинграда, когда поражение Германии стало лишь вопросом времени, начался, наоборот, переток людей от коллаборационистов к партизанам, и массовое привлечение партизан на сторону оккупационной власти, какими угодно посулами, стало делом совсем бесперспективным.

Э. Миддельдорф высоко оценивал организацию советских партизан: «Единой формы партизаны не имели. Они носили гражданскую одежду, а также русскую или немецкую военную форму. Основным вооружением являлось немецкое и русское ручное огнестрельное оружие, легкие, а иногда и средние минометы. Партизанские отряды, как правило, располагали достаточным количеством взрывчатых веществ. Противотанковые и полевые орудия в партизанских отрядах встречались редко. Первоначально пополнение вооружения и боеприпасов осуществлялось за счет трофеев, захваченных при налетах на эшелоны и транспортные колонны. В дальнейшем партизанские отряды во всё возрастающих масштабах снабжались по воздуху. Для этого в крупных районах, находившихся под контролем партизан, оборудовались даже аэродромы.

Выносливость и неприхотливость русских людей позволяли им легче, чем немцам, преодолевать трудности суровых условий ведения партизанской борьбы. Широко рассредоточиваясь в лесах и часто меняя места дислокации, партизаны находились в относительной безопасности. В населенные пункты они заходили редко, а если и заходили, то только для пополнения запасов продовольствия или с
Страница 25 из 29

целью нападения на немецкие гарнизоны. Молчаливость и сдержанность в разговорах были высшим законом партизан. Сохранение тайны являлось важнейшей предпосылкой для обеспечения безопасности партизанского отряда.

Сведения разведывательного характера чаще всего передавались через связных из гражданского населения. Такая прекрасно организованная система связи существовала на всей оккупированной территории России. Перемещения немецких войск или другие данные немедленно становились достоянием местного населения».

Он также положительно отозвался о тактике действий партизанских отрядов: «Нападение партизан на отдельный объект чаще всего проводилось методом действия штурмовой группы. Используя надежных местных жителей, партизаны собирали необходимые разведывательные данные о противнике (сила и состав войск, организация охранения и другие сведения). На основании этих данных разрабатывался план партизанской операции. Основными объектами нападения являлись населенные пункты, занятые незначительными силами, железнодорожные станции, места расположения войск, важные мосты и различные склады.

Партизанские операции проводились ночью, в туман, ненастную погоду и главным образом в сумерки или на рассвете.

Планирование и проведение операций обычно было простым. В отдельных случаях партизаны нападали более чем с двух направлений. В этом случае вторая, третья и т. д. боевые группы имели строго ограниченные задачи по прикрытию и поддержке огнем первой (главной) ударной группы, а также по введению противника в заблуждение. Основную задачу выполняла первая группа. Распыление сил и средств не допускалось. При движении к объекту нападения и в ходе боя все группы поддерживали между собой тесную связь. Непосредственное охранение с фронта и тыла обеспечивалось несколькими дозорами, передвигавшимися на удалении 100 шагов от охраняемых подразделений».

Замечу, что в большинстве случаев эта рациональная тактика не была следствием предварительной подготовки специальных партизанских групп. Она была в большинстве случаев результатом опыта партизан из числа окруженцев и гражданского населения, приобретенного в ходе борьбы с оккупантами. Опытным путем, посредством проб и ошибок, пусть с немалыми потерями, но в конце концов была выработана оптимальная тактика партизанских действий. Точно так же к ней приходили и на других театрах партизанской войны. Партизанские командиры убедились, что большими массами партизаны могут действовать только в отсутствие сколько-нибудь значительных сил противника или когда он быстро отступает, оставляя без боя занимаемую партизанами территорию. Так было осенью 44-го в Югославии, так было в начале июля 44-го в Белоруссии, так было в последние две недели апреля в Северной Италии.

Тайны «Рельсовой войны»

Мы привыкли думать, что проводившаяся партизанами «рельсовая война» чуть ли не парализовала немецкий тыл. Согласно донесениям партизан, только в апреле – июне 1943 года, в самый разгар «рельсовой войны», они пустили под откос более 1400 вражеских эшелонов. Всего же за годы войны они вызвали крушение более 21 тысячи поездов. Но так ли уж надежны советские данные о результатах «рельсовой войны»? Ряд архивных документов позволяет в этом усомниться.

Как утверждал И.Г. Старинов, «уже в июле 1941 участники партизанской войны в тылу фашистских интервентов и мятежников в Испании внесли предложение прекратить переброску в тыл противника партизанских формирований, не имевших должной подготовки, перенести упор на сформирование специальных частей из тщательно обученных людей для заброски их в тыл фашистским захватчикам с целью отрезать вражеские войска на фронте от источников их снабжения.

Дай Сталин такое указание, можно было бы в короткий срок вывести из строя растянутые коммуникации противника, проходящие через районы, весьма благоприятные для партизанских действий. Однако, несмотря на многочисленные предложения, этого он не сделал».

Только весной 1942 года в партизанские отряды стали поступать специальные противопоездные неизвлекаемые мины замедленного действия. Но немцы к тому времени уже успели наладить охрану железных дорог, и эффективность действий диверсантов-подрывников оказалась ниже, чем она могла бы быть летом и осенью 1941 года, если бы заранее были подготовлены специальные группы с минами и взрывчаткой. Хотя уже 13 августа 1942 года «Правда» писала: «Танковый или пехотный полк фашистов – серьезная сила на поле сражения, но танковый или пехотный полк, следующий по железной дороге к линии фронта на платформах или в вагонах, может быть уничтожен группой партизан в несколько человек. Задача партизан – уничтожить гадину, пока она не выползла из эшелона, вместе с эшелоном…» На пропагандистском уровне признавался приоритет диверсионной работы, направленной на уничтожение вражеских эшелонов с живой силой и техникой. Однако на практике партизан ориентировали на «рельсовую войну», далеко не самую эффективную с точки зрения блокирования немецких коммуникаций. Вот и соревновались партизаны по числу подорванных рельсов.

Самое интересное, что партизанам устанавливался в Москве план, сколько они должны совершить диверсий на железной дороге или нападений на вражеские гарнизоны. Например, в 1943 году в ходе операции «Концерт» партизаны только в Белоруссии должны были подорвать 140 000 рельсов. Многие бригады отрапортовали о значительном перевыполнении плановых показателей. Как отмечалось в представленном начальнику Белорусского штаба партизанского движения Пантелеймону Пономаренко (до января 1944 года он возглавлял Центральный штаб партизанского движения) «обзоре № 3» донесений партизанских отрядов и бригад Белоруссии, бригада Дубровского выполнила задание на 345 процентов, бригада Маркова – на 315 процентов, бригада имени Заслонова – на 260 процентов, бригада Романова – на 173 процента, бригада Белоусова – на 144 процента, бригада народных мстителей имени Воронянского – на 135 процентов, бригада Филипских – на 122 процента… Цифры радовали начальственный глаз, только вот немецкие эшелоны все шли и шли к фронту. В ходе войны ни одна оперативная перевозка вермахта на Востоке не была сорвана, и начало ни одной крупной наступательной операции германских войск не было отодвинуто из-за действий партизан.

Разгар «рельсовой войны» пришелся на лето 1943 года. До 3 августа главной целью партизан было уничтожение поездов.

С 3-го была поставлена задача уничтожать как можно больше рельсов. Но это было непростительной ошибкой. На оккупированной советской территории дефицита рельс не было, зато был дефицит паровозов. Когда упор был сделан на вывод из строя рельсов, немцы почувствовали заметное облегчение, тем более что последствия столь мелких диверсий устранялись почти мгновенно. Старинов писал в мемуарах: «Весьма заманчивым, простым и часто вполне доступным был подрыв рельсов. Но их у противника было в излишке и, как правило, подорванные ночью рельсы противник сваривал и заменял днем, а потом изобрел 80 см съемный мост и стал по нему пропускать поезд». Кроме того, немцы снимали рельсы с ненужных им участков дорог и использовали их для замены поврежденных. А
Страница 26 из 29

партизаны зазря тратили большое количество взрывчатки, которую с таким трудом доставляли самолетами из-за линии фронта. К тому же часто подрыв рельсов осуществлялся на ненужных немцам участках, лишь затрудняя последующее восстановление дорог для нужд Красной армии.

Так, согласно собственным, явно завышенным донесениям, белорусские партизаны в июле 43-го пустили под откос 743 поезда врага, а в августе, в самый разгар «рельсовой войны», – только 467. А на Украине, где диверсионную войну возглавлял сам Старинов, в тот же период был, например, полностью парализован Ковельский узел (123 эшелона потеряли здесь немцы), фактически выведен из строя участок Шепетовка – Тернополь. А счастье, по мнению Ильи Григорьевича, было так возможно: «Эксплуатируемая железнодорожная сеть противника на 1 января 1943 года составляла свыше 22 тысяч км. Партизаны почти без потерь совершали диверсии на участках, где на 100 км пути приходилось менее 2 тысяч вражеских солдат. Так охранялись только наиболее важные участки дорог, где активно действовали партизаны. Если бы партизаны совершали диверсии на всех участках и противник довел бы плотность охраны до полка на 100 км, то общая численность охраны железных дорог на оккупированной территории превысила бы 400 тысяч человек, но такая охрана, как показал опыт, все равно не спасла бы железную дорогу от партизан-диверсантов».

Для иллюстрации эффективности действий диверсантов по сравнению с армией Старинов привел такой пример: «На фронте вражеский танк подрывался только на одной противотанковой мине из четырех тысяч установленных саперами. В тылу врага для крушения одного поезда партизаны расходовали в среднем 4–5 мин, а при использовании скоростных мин мгновенного действия партизаны на крушение поезда расходовали на слабо охраняемых участках всего одну мину. Между тем удары по железнодорожному транспорту требовали большого расхода авиабомб и были малоэффективны».

Старинов так суммировал итоги «рельсовой войны»: «Суммарные данные партизан о перерывах движений от всех видов диверсий на железнодорожном транспорте создавали впечатление, что при соответствии их действительности – на фронт, группы армий “Центр” уже с июня 1943 года не могло поступать ни одного поезда, а войскам этой группы поступало ежедневно до 50–70 поездов. А все дело было в том, что партизаны давали данные о перерывах на перегонах между двумя промежуточными станциями. На одном направлении за одни сутки иногда было даже свыше 10 нарушений движения, но на пропускную способность влияло только одно, которое было самым длительным. Остальные влияния на пропускную способность не имели, но наносили урон противнику в подвижном составе, перевозимых людях и грузах.

Тщательное исследование после войны показало, что сумма перерыва движения поездов от действий партизан на перегонах 18 750 суток, на участках она достигала только 11 120 суток. Вредность установки начальника ЦШПД на повсеместный подрыв рельсов заключалась в том, что на оккупированной территории на 1.1.43 года было 11 млн рельсов, а подрыв 200 тысяч рельсов в месяц составляет всего менее 2 %, что для оккупантов было вполне терпимо».

За три года войны украинские партизаны получили по воздуху всего 34 562 различных мин и 142 595 кг тола. При поставки достаточного числа мин и взрывчатки только они могли бы устраивать до 2000 крушений поездов в месяц. А в Красную Армию за весь период войны было поставлено 24 837 500 противотанковых, свыше сорока миллионов противопехотных, 1 437 200 специальных мин и 34 тысячи тонн взрывчатых веществ. В год, по оценке Старинова, партизанам требовалось 50 тысяч тонн грузов, главным образом взрывчатки, и 2 тысячи диверсантов-инструкторов высокого класса, чтобы эффективно парализовать вражеские коммуникации. Однако советская сторона не располагала необходимым количеством самолетов, чтобы осуществить эти дополнительные перевозки. Старинов пишет: «Верховный, утвердив план рельсовой войны, не распорядился о принятии мер к ее материальному обеспечению. Своевременно просимое количество самолетов не было выделено. В то же время только в мае на участок Орел – Глазуновка было совершено 500 самолето-вылетов». Тем более, надо учесть, что в июле и августе практически вся советская авиация была занята в сражениях на Курской дуге и на Кубани и не могла выделить истребителей для сопровождения транспортных самолетов, направлявшихся к партизанам.

Старинов прямо утверждает: «Нападения на гарнизоны, штабы, создание невыносимых условий, отдельные террористические акты, вроде убийства гауляйтера Белоруссии, очень дорого обходились населению, часто приводили к разгрому подполья и только повышали бдительность оккупантов, не отражаясь на боеспособности войск на фронте».

По его мнению, «в Великой Отечественной войне очень мало привлекались к диверсионной деятельности советские железнодорожники, работавшие на железных дорогах нашей территории. А их было более полумиллиона, были замечательные малые магнитные и другие мины, которые давали возможность надолго выводить из строя паровозы, подрывать цистерны, сжигать подвижной состав. Задачи, решаемые боем, партизаны могут успешно вести только тогда, когда есть уверенность в том, что противник не окажет серьезного сопротивления».

В то же время, в период «рельсовой войны» летом 1943 года партизаны нанесли ряд чувствительных ударов по врагу. Э. Миддельдорф приводит следующие примеры: «В июне 1943 года во время сосредоточения немецких войск для наступления на Курск был совершен 841 налет партизан на железнодорожные магистрали Смоленск – Брянск и Пинск – Брянск. В результате этого было выведено из строя 298 паровозов, 1222 вагона и 44 моста. В июле 1943 г. было совершено 1114 налетов, а в августе – 1395 налетов с 20 505 взрывами. В сентябре было проведено 1256 налетов, в ходе которых было произведено 14 150 взрывов, при этом 343 эшелона оказались пущенными под откос. Наряду с налетами проводились также и крупные операции. Например, в операции по подрыву железнодорожного моста через р. Десна в районе Брянска в ночь на 21 марта 1943 г. участвовало около 1000 партизан. В этой операции была уничтожена немецкая рота охраны и взорван мост. Крупного успеха добились партизаны также в июле 1943 г., когда ими на станции Осиповичи был уничтожен эшелон с горюче-смазочными материалами, два эшелона с боеприпасами и чрезвычайно ценный эшелон с танками “Тигр”». Последний пример неоднократно цитирует и Старинов, особо подчеркивая, что он был осуществлен профессионалами подрывниками с помощью всего одной магнитной мины, а по эффективности был равен едва ли не всем остальным результатам «рельсовой войны». Признание того, что партизаны своими нападениями на коммуникации особенно сильно осложняли жизнь германским войскам в России, содержится в письме капитана Вольфганга Фидлера, отправленное 17 сентября 1943 года из Могилева его знакомому – неизвестному подполковнику вермахта. Фидлер сообщал: «Моя новая область деятельности исключительно интересная. Условия здесь значительно отличаются от условий работы нормально действующего корпуса. Борьба с партизанами не похожа на борьбу во фронтовых условиях. Они всюду и нигде, и на фронте трудно создать себе
Страница 27 из 29

верное представление о здешних условиях. Взрывы на железной дороге, путях сообщения, диверсионные акты на всех имеющихся предприятиях, грабежи и т. д. не сходят с повестки дня. К этому уже привыкли и не видят в этом ничего трагического. Партизаны все больше наглеют, так как у нас, к сожалению, нет достаточного количества охранных войск, чтобы действовать решительно. Имеющиеся силы, включая сюда и венгров, в состоянии обеспечить лишь важнейшие железнодорожные линии, дороги и населенные пункты. На широких просторах господствуют партизаны, имея собственное правительство и управление. Следует удивляться, как вопреки существующим препятствиям мы довольно сносно обеспечиваем подвоз и снабжение фронта».

Старинов сокрушался, что основные действия партизан были связаны с нападениями на вражеские гарнизоны и защитой партизанской территории. Он отмечал, что «в течение всей войны советские партизаны уничтожили или захватили 52 958 грузовых, легковых и специальных автомашин, сожгли или подорвали 9 514 дорожных мостов. Будь у партизан больше минно-взрывных средств, они могли бы нанести оккупантам значительно больший урон ударами по автотранспорту. Надо отметить, что сжигались и подрывались мосты в основном на грунтовых дорогах, главным образом с целью не допустить проникновения автоколонн на контролируемую партизанами территорию».

Один из руководителей партизан в Пинской области, отставной генерал КГБ Эдуард Болеславович Нордман, вспоминал: «Одна знаменитая операция была уже летом 1944 года, когда наше партизанское соединение 42 дня вело фронтальный бой на днепро-русском канале. Мы засыпали его камнями и не дали фашистам вывести в Буг почти двести речных судов и барж с награбленным добром».

Старинов же достаточно скептически оценил эту «знаменитую операцию». Он утверждает: «Партизаны совершали диверсии в тылу врага и на речном транспорте и даже вывели из строя Днепробугский канал. Кстати, речной транспорт оккупанты пытались использовать для вывоза древесины и почти не использовали для воинских перевозок».

Кстати, тот же Нордман вспоминал, как 28 июня 1941 года их отряд, который Василий Захарович Корж, руководивший партизанами в Восточной Польше еще в первой половине 20-х годов, сформировал еще 22 июня, вступил в первый бой: «На трассе Пинск – Логишен мы устроили засаду. Появились три немецких танка. Мы их забросали гранатами. Один танк захватили вместе с экипажем, двум другим удалось вырваться. Как выяснилось, это 293-я немецкая дивизия, наступавшая на юге Белоруссии, послала взвод разведки, чтобы узнать обстановку около Пинска. Запомнилось лицо пленного обер-лейтенанта, который был очень возмущен тем, что его, офицера вермахта, захватили в плен какие-то вооруженные гражданские люди. По его мнению, на это мы не имели права. У обер-лейтенанта отобрали хорошую кожаную записную книжку, видимо, подаренную ему девушкой, где на первой странице была надпись: “Прошу тебя написать здесь воспоминания о войне”. В той книжке с самого первого дня Корж вел дневник боевых действий отряда». Насчет книжки Эдуард Болеславович, наверное, не соврал. А вот насчет остального… Читателям остается только гадать, откуда в немецкой пехотной дивизии в июне 41-го года взялись танки, если по штату им даже бронетранспортеров не полагалось.

В принципе все замечания Старинова по организации советских партизанских действий справедливы, но надо подчеркнуть, что иным советское партизанское движение просто не могло быть. Старинов предлагал практически создавать профессиональные партизанские отряды и диверсионные группы – как это и планировалось в первой половине 30-х годов. Но неслучайно именно специалисты по партизанской борьбе стали одной из наиболее репрессируемых групп командного состава Красной армии и НКВД в 1937–1938 годах. Люди волевые, умевшие привлекать на свою сторону народ, хорошо знавшие методы осуществления диверсий и террористических акций, да к тому же проявившие свои партизанские таланты еще в Гражданскую войну и в первой половине 20-х годов, когда Красную армию возглавлял Троцкий и его сторонники, казались Сталину особенно подозрительными и опасными на случай любой заварушки внутри страны в случае неудачи в грядущей войне. В случае же быстрого успеха Красной армии они считались не столь уж не заменимыми. Сталин резонно полагал, что тогда можно будет обойтись без партизанской войны. Да и диверсии на вражеских коммуникациях не считались столь уж жизненно необходимыми, раз Красная армия сможет быстро захватить эти коммуникации – как вариант, с помощью воздушно-десантных частей. Сталин опасался действительно профессиональной армии как источника бонапартизма, и по этой же причине ему не нужны были профессиональные партизаны-диверсанты. Он предпочитал побеждать большими массами, будь то регулярная армия или партизаны. С чисто военной точки зрения это был далеко не лучший метод ведения войны, приводивший к непропорционально большим, по сравнению с противником, потерям как среди красноармейцев, так и среди партизан. Зато политически такая стратегия была беспроигрышной, ибо гарантировала сохранение неограниченной власти Сталина.

В некоторых партизанских бригадах доходило до того, что между партизанскими отрядами устраивали соцсоревнование. Так, 30 декабря 1943 года командир партизанской бригады имени Флегонтова Жохов издал приказ: «В ознаменование 26-й годовщины Красной Армии и ее славных побед, достигнутых в борьбе против немецких захватчиков, приказываю… развернуть с 1-го января по 22 февраля 1944 года социалистическое соревнование между отрядами, взводами, отделениями и партизанами. В основу социалистических обязательств положить выполнение месячных планов боевой и политической работы». Была даже разработана балльная шкала оценки различных боевых операций. Например, выше всего – в 75 баллов расценивалось уничтожение гарнизона или железнодорожного эшелона со взятием трофеев. То же самое, но без трофеев тянуло лишь на 50 баллов, а уничтоженная пушка – на 10. 100 штук патронов, захваченных у врага, оценивались в 1 бал. Столько же давали за одного уничтоженного неприятеля. Трофейная винтовка приносила участнику соревнования 2 бала, а взорванный шоссейный мост – 3. Кроме почетных грамот и переходящих знамен, победители награждались оружием.

Трофейную винтовку или патроны изобрести из воздуха, конечно, не было никакой возможности. С уничтоженными мостами и врагами было легче – поди проверь, сколько солдат и полицейских действительно убили партизаны и рухнул или устоял мост после взрыва самодельной мины – ведь подрывники чаще всего не дожидались результатов диверсии, уходя заблаговременно.

Также и немцы отмечали эту удивительную особенность советских партизан. Так, согласно донесению штаба 11-й немецкой армии от 2 мая 1942 года, в руки немцев попал текст социалистических обязательств одного из отрядов в Крыму: «Мы, партизаны и партизанки, входящие в состав Ялтинского партизанского отряда, полны энтузиазма в связи с обращением Государственного Комитета Обороны к населению временно оккупированных районов страны по случаю 24-й годовщины Красной Армии (23 февраля 1942 года). Мы единодушно решили принять
Страница 28 из 29

участие в социалистическом соревновании. Мы ставим себе целью наилучшим образом выполнять все приказы, добиваться успешного завершения всех операций против врага и истреблять как можно больше захватчиков.

Поэтому Ялтинский отряд призывает всех партизан принять участие в соревновании по следующим пунктам:

1. Каждый партизан должен уничтожить не менее пяти (5) фашистов или предателей.

2. Он должен принимать участие не менее чем в трех (3) боях в месяц.

3. Если во время боя будет убит или ранен боевой товарищ или коммунист, он должен быть вынесен с поля боя».

Припискам в партизанских донесениях сильно способствовал и приказ Пономаренко № 38 от 3 августа 1942 года, которым устанавливались своеобразные «нормы» подвигов для награждения партизан Золотой Звездой Героя. Она полагалась «за крушение военного поезда не менее 20-ти вагонов, цистерн или платформ с живой силой, техникой, горючим или боеприпасами с уничтожением состава с паровозом… за уничтожение складов с горючим, боеприпасами, горючим, продовольствием, амуницией… за нападение на аэродром с уничтожением материальной части… за нападение или уничтожение штаба противника или военного учреждения, а также радиостанции, и за другие выдающиеся заслуги».

Сильно подозреваю, что донесения партизанских командиров о числе пущенных под откос эшелонов, взорванных мостов и рельсов было завышено в несколько раз. Это доказывают и отдельные данные из немецких источников, оказавшиеся в распоряжении советского командования. Так, по данным диспетчерского бюро станции Минск, которые благодаря действиям подпольщиков оказались в распоряжении Минского межрайонного комитета компартии Белоруссии, в июле 1943 года на участке Минск – Борисов железной дороги Минск – Москва партизаны подорвали 34 эшелона. По данным же только четырех партизанских бригад, действовавших в этом районе (1-й Минской, «Пламя», «Разгром» и «За Советскую Беларусь»), ими на этом же участке было подорвано более 70 эшелонов. «Если к этому прибавить эшелоны бригад имени Щорса, “Смерть фашизму”, имени Флегонтова, – говорилось в письме одного из минских комсомольских руководителей, направленном в Центральный штаб партизанского движения, – то увеличение достигнет 5, если не 6 раз. Это происходит потому, что работа подрывных групп недостаточно контролируется, а партийные и комсомольские организации не взялись еще за борьбу против очковтирательства».

Можно предположить, что приблизительно в такой же пропорции – примерно в 5 раз завышалось число подорванных вражеских эшелонов и в других партизанских донесениях. Вероятно, так же обстояло дело и со злосчастными рельсами, плановые задания по которым спускал своим подчиненным товарищ Пономаренко. Он сам в июне 1943 года в отчете о состоянии партизанского движения вынужден был особо отметить «недостоверность информации некоторых отрядов. Преувеличение потерь противника, ложные очковтирательские сведения, приписывание себе результатов действий других отрядов».

После войны Пономаренко признавал: «Минирование дороги осуществлялось партизанами-одиночками и диверсионными группами, которые, получая задание заминировать определенные участки, уходили из партизанских лагерей с запасом взрывчатых веществ и выполняли порученное им задание. Как правило, партизаны не ожидали результатов минирования. Результаты по большей части уточнялись по сведениям местных жителей, посредством агентуры, доносившей командованию партизанских соединений о результатах минирования в том или ином месте, или по захваченным документам противника и показаниям пленных». Подобные методы определения результатов диверсий открывали широкое поле для очковтирательства. Нередко партизаны опирались только на слухи, а один и тот же подорванный эшелон записывали на свой счет сразу несколько партизанских соединений.

Также и И.Г. Старинов, главный диверсант-подрывник Красной армии (за рубежом его уважительно называли «Бог диверсий»), после войны признавал, что, «несмотря на мужество и отвагу советских партизан, несмотря на всенародную их поддержку населением, в годы Великой Отечественной войны не удалось отрезать вражеские войска от источников их снабжения, хотя такая задача партизанам ставилась и планы прекращения движения на железных дорогах и ночного движения автотранспорта составлялись и Верховным Главнокомандующим утверждались». Сам Илья Григорьевич к диверсиям всегда подходил творчески. В анналы вошло организованное им уничтожение штаба 68-й немецкой пехотной дивизии в оккупированном Харькове осенью 1941 года с помощью мощнейшей радиоуправляемой мины. Другую, отвлекающую мину, Старинов специально поставил в одном из лучших городских особняков так, чтобы немецкие саперы их обнаружили, а после этого, не опасаясь других сюрпризов, дали добро на размещение там штаба дивизии, который и был подорван другой миной, спрятанной глубоко в подполе. Но таких виртуозов своего дела, как Старинов, было немного.

Он сокрушался: «В беседе со Сталиным П.К. Пономаренко предлагал от длительной подготовки одиночек или групп классиков-диверсантов перейти к широко организованной планомерной массовой диверсионной работе, решительно искореняя кустарщину, разобщенность. Опыт же убедительно доказывал, что именно отлично подготовленные диверсанты наносили врагу больший урон и, как правило, без потерь со своей стороны».

О фактах очковтирательства и других неблаговидных поступках рассказал на допросе 24 сентября 1943 года бывший офицер для особых поручений Украинского штаба партизанского движения капитан Александр Дмитриевич Русаков: «Александр Сабуров. До войны он был политруком пожарной охраны НКВД в Киеве. Вся его партизанская карьера построена на обмане людей, на необычайной лживости. В Москве о нем создалось мнение, как o человеке, творившем чудеса. Ему присвоили звания генерал-майора и Героя Советского Союза. Лишь позже все раскрылось, стало известно, что Сабуров обманщик и врун. Но решили умолчать об этом».

Александр Дмитриевич дал весьма неприглядные характеристики и другому партизанскому командиру: «Подполковник Емлютин, бывший начальник райотдела НКВД в Курской области. Население Курской и Орловской областей хорошо знает партизана Емлютина. Это банда насильников, грабителей, мародеров, терроризирующих местных жителей, сам Емлютин – садист, живущий только убийствами».

Конечно, Русаков хотел купить себе жизнь и старался рассказывать то, что было приятно слышать следователю – полковнику власовской армии. Однако бросается в глаза, что, перечислив более десятка руководителей партизанского движения, капитан столь негативно охарактеризовал только Емлютина и Сабурова. Фамилию и должность 1-го секретаря Черниговского подпольного обкома А.В. Федорова он привел вообще без всяких комментариев, а говоря о легендарном С.А. Ковпаке, упомянул только о его малограмотности, цыганском происхождении и о том, что Сидор Артемьевич долго отказывался носить генеральскую форму. Нет, вероятно, Емлютин и Сабуров чем-то выделялись в худшую сторону, раз Русаков назвал именно их.

Капитан также показал, что «на мой вопрос, как быть с перебежавшими к партизанам бойцами
Страница 29 из 29

РОА и военнопленными, генерал Строкач (начальник Украинского штаба партизанского движения. – Б.С.) сказал: “Кого надо – расстрелять, а остальные пускай повоюют; ведь сейчас война, а потом НКВД с ними разберется”». И ведь действительно разобралось, отправив в лагеря многих партизан из числа бывших власовцев.

Русаков следующим образом объяснил подозрительное отношение НКВД ко всем жителям оккупированных территорий, в том числе и к партизанам: «Откровенно говоря, тем, которые побывали на этой (немецкой. – Б.С.) стороне, вообще не верят. Также и партизанам. Они знают то, что им не нужно было бы знать… Партизаны побыли в немецком тылу, читали вражескую литературу, узнали критику на Сталина и большевизм». Правдивость этой части его показаний сомнений не вызывает.

Вместе с тем диверсии, совершаемые партизанами, серьезно осложняли транспортные перевозки немцев, особенно в Белоруссии, где такие акции совершались наиболее часто. Например, 29 августа 1942 года начальник военных сообщений группы армий “Центр” с тревогой докладывал: «Общее положение железнодорожного сообщения в тылу группы армий “Центр” между Брестом и фронтом внушает все большие опасения ввиду нападений партизан. Следствием этого является явное уменьшение пропускной способности на значительной части железной дороги. Если до сих пор это не сказывалось непосредственно на общем снабжении фронта, так как полное и безоговорочное использование всех возможностей позволяло создать некоторый баланс, теперь же это стало недостаточным.

Общая провозная способность упала, и без решительных мероприятий сохранить ее на прежнем уровне не представляется возможным.

Если до сих пор все важные летние перевозки для группы армий “Центр” от Смоленска к фронту удавалось осуществлять своевременно, то за последние недели, когда производилась переброска новых крупных соединений, пришлось столкнуться с фактом наличия партизан между Брестом и Смоленском. Это сказалось весьма отрицательно на перевозках, именно так, как мы предполагали еще в начале мая.

Однако удалось временно сконцентрировать все силы на выполнении этого передвижения войск, и такого рода последствия действий партизан остались в пределах допустимого… С 1 по 24 августа отмечено 32 успешных налета. В некоторых случаях с тяжелыми последствиями и длительными задержками движения… Ночные налеты партизан на поезда наносят больший ущерб, чем отказ от движения в ночное время вообще, как это имеет место теперь.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (http://www.litres.ru/boris-vadimovich-sokolov/front-za-liniey-fronta-partizanskaya-voyna-1939-1945/?lfrom=931425718) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Здесь представлен ознакомительный фрагмент книги.

Для бесплатного чтения открыта только часть текста (ограничение правообладателя). Если книга вам понравилась, полный текст можно получить на сайте нашего партнера.

Adblock
detector