Я, Легионер читать онлайн - Георги Лозев

Я, Легионер

Георги Лозев

Книга болгарина Георги Лозева – это документальное повествование о его службе во Французском Иностранном легионе. Собственные впечатления, рассказы товарищей по Легиону, некоторые исторические сведения, – всё это делает книгу крайне ценной для тех, кто интересуется этой профессиональной армией, которая окутана тайнами и легендами, не всегда соответствующими действительности. Действительность же, как обычно, бывает еще интереснее легенд. Об этом вы и узнаете из книги Георги Лозева.

Георги Лозев

Я, Легионер

© Георги Лозев. 2014

© Издательство, оригинал-макет, 2014

* * *

«Я – легионер, номер 187992, решил рассказать вам о том, что я пережил и о чем узнал во время своей службы в легендарном Французском Иностранном легионе. Он был моей семьёй в течение нескольких лет, и то время оставило самый глубокий след в моей жизни. Большинство имен в этой книге соответствует именам реальных людей, но это не историческое исследование. Моя книга – роман, в котором я собрал рассказы своих товарищей и истории, которые я услышал, сидя в пивных с легионерами. Я рассказал и о том, что я видел своими глазами и испытал сам. Есть такая поговорка “Легионер на один день – легионер навсегда”», – говорит болгарин Георги Лозев, своим жизненным путем доказавший истинность этих слов. Георги был неотъемлемой частью Французского иностранного легиона, и, читая его книгу, становится ясно, что для него это не просто военная служба, а призвание на всю жизнь.

В 1996 г., когда ситуация в Болгарии была исключительно тяжелой и не было никаких перспектив положительных перемен, он решил попробовать свои шансы во Франции. «В 1996 г. я продал мотоцикл, который был связан со всеми моими молодежными мечтами, и с рюкзаком на спине поехал за границу. Я путешествовал несколько недель, пока не оказался на пороге казармы Лекурб в Страсбурге. Это была моя первая встреча с Французским Иностранным легионом».

В 2009 г. состоялся его дебют как писателя: на болгарском книжном рынке появилась книга с интригующим заголовком «Я, легионер». Эта книга родилась потому, что ее автор во время службы в Легионе дал самому себе обещание ее написать. Он рассказывает не только о своих собственных переживаниях, трудностях и успехах в рядах Французского иностранного легиона, но и поднимает завесу тайны вокруг легенд, связанных с этой профессиональной армией.

Введение

Я – легионер, номер, 187992, решил рассказать вам о том, что я испытал и узнал во время своей службы в легендарном французском Иностранном легионе. Он был моей семьей в течение нескольких лет, и то время оставило самый глубокий след в моей жизни. Большинство имен в этой книге, соответствует именам реальных людей, но это не историческое исследование, а повествование. Моя книга – роман, в котором я собрал рассказы своих товарищей. Кроме того, в книгу вошло то, что я своими глазами видел и испытал, а также истории, которые я услышал, сидя в пивных с легионерами.

В разделе об истории легиона я пытался рассказать то, что прочитал и узнал о Легионе во время службы и в последующие годы после того как вышел из его рядов.

Каждый год тысячи парней со всего мира приходят во французский Иностранный легион. Он был основан в 1831 году французским королем Луи-Филиппом[1 - Луи-Филипп, 69-й король Франции, правивший с 1830-го по 1848-го года (прим. перев.)], который решил объединить в одну часть всех служивших короне иностранных наемников. Нынешние солдаты Легиона служат в Афганистане, Центральной Африке, Гайане и других менее известных точках мира. Они готовы умереть, не спрашивая, – у них нет права спрашивать.

У легионеров нет прошлого, а их будущее зависит только от приказов офицеров. Железная дисциплина является основой коммуникации в этой уникальной армии. Каждый легионер должен прослужить, по крайней мере, пять лет. Легион становится его семьей. Нет встречающих в аэропорту при возвращении после выполнения очередной миссии легионеров. Всего несколько военных грузовиков ожидают этих людей на взлетно-посадочной полосе.

Рождество отмечается всем составом, каждый полк от самого обыкновенного солдата до генерала, вместе садится за праздничный стол. «Легион – твоя семья», гласит один из лозунгов, но Рождество – семейный праздник, поэтому все остаются «дома». Доля легионера тяжелее, чем наемника, он отрезан от всего. У него нет личной жизни, его мысли под контролем, каждый шаг вписывается в его личное досье, и любой проступок карается суровым карцером.

Кто выбирает такую жизнь и почему? Причин много, и они иногда имеют личный характер, поэтому мы не всегда можем в них разобраться, но когда преобладает приток людей из одного государства, значит причина – глобального характера.

Таким образом, после Октябрьской революции тысячи белогвардейцев нашли убежище в Легионе. В 1945 году офицеры немецкой армии, потерявшие своего кумира, также были включены в ряды Легиона. В 90-х годах начался приток из бывших социалистических стран.

В Легион поступают люди, готовые на все, потому что они доведены до отчаяния, люди, которые не видят своего будущего на родине, или просто авантюристы, любители сильных ощущений.

Путь к Белому кепи долгий и трудный[2 - Белое кепи – шапка, часть униформы Французского иностранного легиона (прим. перев.)]. Он начинается в вербовочном отделении, потом в «родном доме» в городе Обань, следует «ферма» в Пиренеях, где такие слова как «Я устал», «У меня нет сил», «Не могу» должны быть забыты. Кроссы, броски и боевая подготовка сопровождаются медицинскими обследованиями и психотестами. Один из десяти кандидатов продолжает подготовку. Это реальная четырёхмесячная селекция, которая показывает, кто войдет в ряды Легиона, а кто – нет. Только там можно узнать, что крепкое тело и мышцы не дают гарантии выдержать 10-километровый кросс, или 80-километровые броски. Все заложено в сознании, которое контролирует волю и мораль, часто оказывается, что внешний вид потенциального солдата не соответствует его боевым качествам. Те, кто остаются, пройдя через четыре месяца ада, не столь сильны как гориллы, сколь твердо уверены, что нет пути назад.

Существует еще нечто, что некоторые сентиментальные души должны преодолеть – ностальгия. Она не имеет места в рядах Легиона, потому что может привести к депрессии. Родина далеко, а между прошлом и нынешним – пропасть. Под влиянием этих невероятных психических и физических нагрузок многие новички не выдерживают и пытаются дезертировать или просто сдаются ротным командирам, заявляя, что с их желанием служить покончено. Их ожидает карцер и поэтапное возвращение к гражданской жизни.

Оставшиеся после четырехмесячного обучения попадают в разные боевые подразделения, и все начинается снова – учения, броски, маневры. В Легионе испытаниям нет конца. Традиции и железная дисциплина, иногда достигающая фанатизма, – спутник карьеры легионера, несмотря на звания и стаж. Нравственность, ум и здоровье постоянно подвергаются испытаниям. Легионер – участник миссии – гораздо менее занят, потому что его силы берегутся для настоящих боевых действий, тогда как при учениях и маневрах солдат выжат почти до смерти.

Иностранный легион является частью французской

армии. Это элитный корпус пехоты и единственным различием между ним и другими частями мировой военной элиты является то, что его двери открыты для желающих служить со всего мира.

Легион дает право каждому изменить свою жизнь – как иностранцам, так и тем кто преследовался законом, но он не группа преступников и авантюристов, а армия, которая сохранилась на протяжении веков благодаря своей железной дисциплине и традициям. В рядах Легиона различия в цвете кожи, национальности и религии не имеют значения. Физическая сила, благородство и нравственность – это определяющие факторы в легендарном подразделении.

Единственное, что нужно легионеру, – это уверенность в своих силах, и если она достаточно велика, она может даже превратить слабость в силу. Я посвящаю эту книгу всем, кто служил в рядах французского Иностранного легиона, ветеранам, которые выковали идеалы и создали традиции, моим братьям по оружию, которые и по сей день продолжают служить с честью, выполняя данное слово.

Болгария, 1996

Я ехал по узкой дороге, вьющейся вдоль берега Черного моря. Мотоцикл, казалось, катится сам по себе, а я погрузился в раздумья. Был конец моего отпуска, и я был вынужден вернуться к будням. К сожалению, это мне не нравилось. Я успешно окончил Университет, но не имел никаких перспектив впереди. Мне не светило ни найти работу по специальности, ни начать малый бизнес.

Все мои планы на будущее рушились. Страна шла к гибели[3 - Зимой 1996/1997 гг. страна оказалась в состоянии гиперинфляции]. Законов не было. Правда, нет худа без добра – мы были свободными, и это был единственный просвет в тяжелой ситуации. Однако очень быстро мы поняли, что желанная демократия и свобода, без куска хлеба ни гроша не стоит. Критиковали и критикуем, этого мы не могли себе позволить при тоталитаризме, но нынешнее правительство не заботилось о людях, их проблемы не были его проблемами. Политики должны были поделить власть, и так София превратилась в Чикаго 30-х. Единственной разницей было то, что не было сухого закона, и пили вволю. Я провел последние школьные годы, протестуя против догм старого тоталитарного режима. Я надеялся, что после падения Берлинской стены люди будут жить лучше, будут счастливы и свободны, но все это были идеалистические идеи шестнадцатилетнего подростка. Позже, в Горно-геологическом университете, я понял, что в наше время каждый должен заботиться о себе сам и сам искать способ выживания. Постепенно мы все превращались в волков-одиночек.

«Нужно найти выход!» – такова была первая мысль, пришедшая мне в голову, пока я ехал между горами и пляжами. Но какое может быть решение, куда я мог направиться? Я ломал голову, а решение не приходило. Я погрузился в созерцание красивых пейзажей, которые окружали меня, дорогу и мотоцикл. В математике задачи без решения остаются нерешенными. Может быть, и в жизни проблема без решения – не проблема? Вы должны ее оставить и перейти к следующему этапу, до того как впасть в депрессию. Я был погружен в воспоминания, когда мысль мелькнула в моей голове: «Решение проблемы – вне Болгарии». Несмотря на прошлую жизнь на родине, я должен был воспользоваться свободой, которую мы обрели после краха коммунизма. Я должен был уехать на Запад, чтобы увидеть, как там живут люди. Я должен был своими глазами увидеть, такая ли там прекрасная жизнь, как все рассказывали. На сей раз я ехал на полной скорости по шоссе к Софии. Я решил оставить Болгарию, которая разваливалась, хотя понимал, что моя жизнь будет нелегкой. С того момента, как я покину родной дом, я останусь один, – ни родственников, ни настоящих друзей, ни тех, кто мог бы помочь в трудной ситуации. Но нужно решить эту проблему, не имеющую решения. Нужно начат жизнь заново! На мгновение я почувствовал себя свободным. Мои мысли уже стали ясными, и я знал, что делать. Решение было принято, и час пробил.

Я получил немецкую визу под предлогом покупки машины в Берлине. Объединенная Германия уже была частью Европейского сообщества, так что визы давали право путешествовать по странам Шенгенской зоны. Я нуждался в деньгах, и должен был продать свой мотоцикл. Это был самый трудный момент, потому что мои подростковые годы были связаны с ним. Я чувствовал себя так, как будто продал свою мечту быть беспечным ездоком и приятные воспоминания о тусовках. Но места для ностальгии не было, я похоронил прошлое. В день отъезда у меня были только деньги, вырученные от продажи всех своих ценностей и решимость отправится в никуда. Я обнял мать, которая застыла у двери квартиры. Она не верила, что ее сын уезжает просто так, без определенного маршрута, движимый единственным желанием отправиться на Запад. Ее глаза были полны слез, но она понимала, что сын ее хочет взять свою жизнь в собственные руки, хотя бы и вступив на тропу авантюриста. «Удачи всем сердцем тебе желаю, но никогда не забывай – здесь живут люди, которые тебя любят». Это были последние слова, которые я услышал перед тем как устремился к новой жизни.

Легионер Цибульский, Варшава, 1996

В Варшаве жизнь сильно изменилась с момента падения Берлинской стены. Железная дисциплина и нравственность, введенные жесткой рукой коммунизма, исчезли. Польша, на территории которой был подписан Варшавский договор и которая в течение 50 лет служила интересам Советского Союза, вдруг пошла иным путем. Правительство видело только один выход для своей страны – вступление в Европейский Союз.

После окончания Холодной войны и распада социалистического лагеря каждая страна – участница Варшавского договора – должна была спасать себя поодиночке. Люди тоже должны были понять, что государство больше кормить их не будет и вскоре безработица станет спутником повседневной жизни. Начался процесс перераспределения государственных денег. Правительственный аппарат превратился в мафию, контролирующую крупный бизнес. На более низких уровнях формировались различные группы. Молодые люди, вместо того чтобы искать работу в умирающей промышленности, как правило, предпочитали заняться каким-нибудь бизнесом, а наиболее выгодным в данный момент был импорт автомобилей – в основном угнанных из Западной Европы.

В одну из таких групп попал Лех Чеслик. Только за год до того как заняться этой деятельностью, молодой человек активно занимался спортом и готовился стать профессиональным боксером. Все изменилось так быстро, что он даже не заметил, как его мечты стать чемпионом остались в прошлом и те же ребята, с которыми в последнее время тренировался на ринге, начали угонять машины. Лех был довольно умелым, и с помощью группы экспертов по автомобильным системам безопасности стал одним из самых опытных угонщиков автомобилей в Польше. Как только полякам разрешили разъезжать в Шенгенском пространстве, группировка отправила его доставить несколько Мерседесов из Германии. Из Берлина Лех переехал в Страсбург и начал импортировать в Польшу и французские автомобили.

Уже в двадцать лет молодой человек накопил тысячи долларов и катался на спортивной модели БМВ, которую он сам украл в Берлине. И девушка у него была, фотомодель, дочь босса группировки, который однажды сказал ему прямо, что ему пора жениться. Он обещал Леху, что после свадьбы он будет работать в

Варшаве, в основном офисе компании, где все законно. Перед парнем вырисовалась блестящая карьера и упорядоченная жизнь. Готовили пышную церемонию, были приглашены более двухсот нуворишей Польши, а со стороны Леха ожидалось менее двадцати человек.

За день до свадьбы отрепетировали все формальные ритуалы, чтобы все потом прошло прекрасно. После того как проводил невесту, Лех оставил свой БМВ перед ее домом и решил пройтись пешком до дома, где он будет ночевать в последний раз. Когда он активно занимался боксом, он всегда предпочитал пробежаться или пройтись по улицам Варшавы – вместо того чтобы ждать автобуса. Сегодня двенадцать километров от дома его родителей показались ему горным переходом, силы закончились. Почти четыре года Лех не делал таких прогулок, и когда он прошел мимо зала, где некогда тренировался, понял, что он почти потерял спортивную форму.

В тот же вечер Леха вдруг его охватила тоска по прошлой жизни. В те времена, когда у него было меньше денег, он был счастливее. Он потерял своего лучшего друга, с которым он не расставался с детства и который не принял предложение Леха участвовать в бизнесе с угнанными автомобилями. Из-за легких денег Лех бросил и девушку, которую любил всем сердцем. Ева была его первой любовью в школе, и они были неразлучны. Она сделала все возможное, чтобы убедить его не связываться с бандой, но ей не удалось. Всего через неделю после того как они расстались, Лех встретил Терезу, которая была похожей на куклу Барби. В ее объятиях он быстро забыл свою первую школьную любовь.

Вдруг перспектива с завтрашнего дня зажить с Терезой в новой роскошной квартире, подарке будущего тестя, ему уже не показалась такой заманчивой. Ему было хорошо в обществе Терезы, и он хвастался ею перед своими друзьями, но любит ли он ее? Лех сел немного отдохнуть на скамейку, откуда был виден дом, где жила Ева. Она была девушкой, которая разделяла его мечты, и он по-настоящему любит именно ее, а не ту богатую красавицу, которая интересуется только внешним блеском. Хочет ли он всю жизнь провести с избалованной красоткой? В последнее время отец Терезы постоянно вмешивался в их отношения, и Лех осознавал, что тот будет его боссом не только в офисе, но и в доме, и это ему вовсе не нравилось. Оставалось всего часов десять до пышной церемонии, которая бы связала его с новой буржуазией Варшавы. Вдруг Лех решил, что нужно отказаться от этого брака, но ведь отец Терезы не простит такого оскорбления и, конечно, отомстит, могут пострадать и его родственники. Он чувствовал себя в туннеле, из которого нет выхода.

Придя домой, Лех, лег спать, но в голове была только одна мысль: «Как избежать свадьбы?» Он посмотрел на плакат Майка Тайсона, который вернул Леха во времена вольных мечтаний. Сейчас он должен был расплачиваться за страсть к наживе, которая увела его от спорта и верных друзей. Люди завидовали его удаче и быстрому успеху, но Лех чувствовал себя одиноким и несчастным. Внезапно в его сознании возник образ парня, который всего две недели назад покинул банду и решил изменить свою жизнь.

Вацлав Ковалевский тоже был спортсменом, даже завоевывал награды на национальных первенствах юниоров в плавании вольным стилем. После спортивной школы Вацлав мечтал пойти учиться дальше, стать тренером, но его вовлекли в банду, сказав, что он будет работать в качестве водителя. Он охотно согласился время от времени привозить автомобили из Франции и Германии, но вскоре понял, в чем дело. Во время своей последней поездки в Страсбург Лех почувствовал, что Вацлав неспокоен, и, когда поезд остановился на станции, спросил его, что происходит. Пловец был непреклонен:

– Выхожу из игры. Знаю, что ты классный парень и меня не подведешь. Мне никто не говорил, что я буду замешан в кражах, а теперь уже поздно. Я не хочу, чтоб у меня были проблемы в Варшаве или чтоб пострадал кто-нибудь из моей семьи, поэтому просто скажи им, что я задержан местной полицией или пропал без вести.

– В чем дело, парень? – резко спросил Лех. – Почему ты испугался в последнюю минуту?

– Я не вор! И эта работа не по мне.

– Знаешь, ты не можешь просто так бросить нашу группу, – попытался Лех запугать Вацлава.

– Да, я знаю, но я нашел способ это сделать. Не делись ни с кем, потому что, может быть, и тебе пригодиться! – Говоря эти слова, Вацлав вручил ему одну из брошюр, которые он держал в руках, и ушел со словами: – До свиданья, друг мой!

Молодой человек скрылся в толпе пассажиров на вокзале, Лех застыл на месте, все еще не веря в происходящее. Встречаясь с человеком, который принес ему ключ и пульт дистанционного управления для другой кражи, Лех объяснял, что Вацлав исчез во время поездки:

– Наверное, пока я спал, он сошел в Германии. Видимо, он решил попробовать себя в качестве строителя, дриснул нашего ремесла.

Побег Ковалевского не был серьезной проблемой, водителей было легче найти, чем опытных воров, и в течение недели из Варшавы направили нового парня.

Сейчас, в ночь перед свадьбой, Лех вспомнил об этой брошюре, которую спрятал за плакатом Майка Тайсона. Он бережно достал брошюру и словно снова услышал слова Вацлава: «Может быть, и тебе пригодится». Брошюра была написана на польском языке. С первой страницы на него смотрело строгое лицо молодого человека в белой фуражке, а под ним стояла надпись: «Если вы хотите изменить свою жизнь, включитесь в состав Иностранного легиона!»

Были и адреса центров вербовки, где кандидаты должны были представиться. Было ясно подчеркнуто, что Легион дает своим солдатам новую идентичность, если они этого желают, и что французский язык преподается во время военной подготовки, но не является обязательным условием при вступлении в Легион.

Времени было в обрез, оставалось только шесть часов до свадьбы. Решение было принято, Лех Чеслик в последний раз украл автомобиль и поехал в Страсбург. В спешке он не взял с собой достаточно денег, а, к сожалению, бак был полон только наполовину. Тем не менее, этого было достаточно, чтобы уехать на безопасное расстояние от Варшавы. Лех в панике, что удирает с собственной свадьбы, забыл взять даже заграничный паспорт. Единственным документом Леха, который всегда был у него в кармане кожаной куртки, были водительские права.

Собирался пересечь границу, как обычно, на поезде, но его план был полной импровизацией. Денег, которые у него были, должно было хватить ему до границы. Лех хорошо поел и запасся несколькими булочками в дорогу. Он решил ехать, спрятавшись в каком-нибудь туалете поезда, сев на самой границе. Лех припарковался рядом с железнодорожной линией и бросил машину.

С того момента трудности и начались. Легкая жизнь в последние годы избаловала парня, но из-за того, что еще будучи подростком, он усиленно тренировался, он все еще чувствовал себя годным вступить в ряды легендарного Легиона.

Он сумел проскользнуть незамеченным в поезд и с помощью небольшой отвертки, разобрал подвесной потолок одного из туалетов. Оказалось, что места было меньше, чем ожидалось, но другого выбора не было.

После того как поезд переехал границу, молодой человек покинул свое укрытие, прошел быстро через вагон-ресторан, украл несколько забытых на столах булочек и снова спрятался. Так он добрался до

Берлина, где должен был сделать пересадку. Он уже проголодался, съел две булочки, а третью оставил, до Страсбурга же было еще далеко. В немецком поезде Лех не смог спрятаться таким же образом, но все-таки проскользнул в туалет, перед тем как контроллеры встали у дверей. Он прятался из вагона в вагон, исчезал в туалетах, но за час до прибытия поезда в Страсбург контроллеры все-таки заметили его. Они поймали парня, когда голод заставил его заново искать вагон-ресторан. Контролеры отвели его в отдельное купе и попытались допросить его.

Парень говорил немного по-немецки, но большую часть времени покачивал головой, ничего не понимая.

Его обыскали, но не нашли ничего кроме водительских прав, набора отверток, помятой булочки, завернутой в пластиковый пакет и брошюры Легиона. Один из мужчин был готов выбросить в мусорное ведро булочку, но Лех бросился на него, вырвал булочку из рук и быстро стал грызть. Два других контролера заставили парня сесть снова, выворачивая ему руки, вырвали булочку изо рта, но на этот раз вернули ее в пакет.

Затем тщательно рассмотрели брошюру и, увидев обведенный адрес в Страсбурге, спросили Леха на английском, куда он направляется. Парень ответил также на английском:

– French Foreign Legion.

– Legion Etrang?re? – спросил другой по-французски.

– Yes[4 - Французский иностранный легион – да (англ. – франц. – прим. перев)], – подтвердил Лех.

Немцы собрались и стали думать, что с ним делать. На границе между Францией и Германией документы уже не подлежали проверке, и чьим же властям следовало было его передать? В это время поезд прибыл во Францию и вскоре подъехал к Страсбургу. Двое остались караулить Леха, а один пошел консультироваться с представителями французских властей, примут ли они нарушителя. Оказалось: так как он был арестован в немецком поезде, французская полиция отказывается им заниматься, и он должен быть возвращен на территорию Германии.

Леха не разобрал всех подробностей, но понял, что они не дадут ему слезть с поезда. Его единственным шансом был побег. Его вещи были на противоположном сиденье. Он вежливо спросил, может ли покушать и, получив утвердительный ответ, схватил сумку, водительские права и брошюру и побежал к все еще открытой двери поезда.

Прыгая на платформу, он услышал свисток контролера позади себя и побежал еще быстрее. Он должен был проститься с кожаной курткой и отверткой, которые остались на сиденье. Лех бежал по железнодорожным путям, пытаясь слиться с толпой пассажиров. Примерно через пять минут он понял, что никто не гонится за ним и пошел медленнее.

Когда Лех покинул район станции, он открыл брошюру и, тыча в адрес, начал спрашивать у прохожих дорогу. Пожилой господин, поняв, что парень ищет центр вербовки Легиона, махнул рукой автомобилю жандармерии, проезжавшему мимо. Жандармы остановились и спросили, в чем дело. Человек показал на Леха и сказал: «Этот молодой человек ищет офис Иностранного легиона, но сначала проверьте, не преступник ли он».

Леха ожидал объяснений, как ему добраться до центра вербовки, и был ошеломлен, когда на него надели наручники и засунули его в машину. Пакет с булочкой и правами выпали на заднее сиденье. Когда Леха привели в участок и попытались допросить, он только повторял: «Legion Etrang?re». Жандармы не знали, что делать с парнем, у него не было документов, удостоверяющих личность. Водительское удостоверение, видимо, осталось в их машине. Лех провел ночь в камере, где, по крайней мере, были туалет и раковина.

На следующее утро прибыл один из командующих офицеров и, узнав об этом деле, улыбнулся и сказал: «C’est un futur Lеgionnaire, il va se battre pour la France! Accompagnez-le jusqu’au portail du quartier Lecourbe! C’est un ordre!», объяснив, что это будущий легионер, который будет сражаться за Францию, и приказал отвести парня в казарму Лекурб.

Лех не понимал, что происходит. За последние сутки у него и маковой росинки во рту не было, и когда его снова привели к машине, больше всего он обрадовался пакету с булочкой, который был все еще на заднем сиденье. Дежурство жандармов подходило к концу, они тоже устали, и когда Лех спрятал пакет под рубашкой, не обратили на это ни малейшего внимания. Они просто хотели избавиться от парня как можно скорее, и, остановив машину у ворот казарм Лекурб, сняли наручники с рук поляка и указали на надпись «Legion Etrang?re». Лех улыбнулся и вздохнул с облегчением: наконец-то он достиг своей конечной цели. Он поблагодарил французов, хотя так и не понял, почему его задержали так надолго, прежде чем привезти сюда. Из ворот казармы выскочил солдат в такой же белой шапочке, как на картинке, и поздоровался с жандармами, которые объяснили, в чем дело. Легионер кивнул и жестом пригласил Леха, усадил перед телевизором и спросил его:

– Понимаешь по-русски?

– Немножко понимаю, – сказал поляк.

– Bien, tu vas regarder le film en russe, – продолжил легионер по-французски и запустил фильм на русском.

Лех посмотрел фильм с интересом, а когда солдат спросил его на нескольких языках: «Понял? Разумеш? You understand? Compris?», парень ответил ясно по-русски: «Да, понял».

– ОК., – улыбнулся молодой легионер и приказал ему следовать за ним.

– Хочешь Legion Etrang?re? – снова спросил легионер, который был венгерского происхождения и изучал русский язык в социалистические годы.

– Да, хочу! – коротко ответил поляк.

Пока вели его к какому-то офису, Лех увидел других парней, одетых, как и он, в шорты и футболки. Они чистили коридоры и туалеты. Его ввели в комнату, где первым вопросом было:

– Passport?

– Passport, no, but driving, – ответил на этот раз по-английски поляк.

– OK. Donne-moi ton permis de conduire. – Легионер сделал знак, что хочет увидеть водительские права.

Лех вынул пакет и осторожно начал его разворачивать.

– Donne-le-moi, Dеp?che-toi!! – крикнул солдат, заставляя Леха поспешить, и выхватил пакет из рук.

В то мгновение, когда Лех увидел снова свою булочку, его желудок свело от голода, и голод словно заблокировал его мозг. Легионер вынул помятую и надкушенную булочку и бросил ее в мусорное ведро, сосредоточив внимание на водительском удостоверении.

Легионер в свою очередь тоже прыгнул, закрутил его руку и прижал к стене, крича ему успокоиться:

– Toi tu es fou, mec! Calme-toi! Tu es mort de faim ou quoi?

– Все нормально! Все хорошо! OK! – Лех смог овладеть собой, пытаясь объяснить на русском свои действия.

Затем очень медленным движением он положил булочку на пол, и после того как она полетела обратно в корзину, Лех только посмотрел печальным взглядом на нее и проглотил слюну. Легионеру не потребовалось иных слов. Он понял, что парень, по-видимому, умирал с голода, и повел его на кухню.

В тот момент жизнь угонщика машин перевернулась на 180 градусов, и судьба повела его по иному пути. Лех Чеслик пошел по нему как новый человек. Вскоре он будет engagе volontaire (добровольцем) Цибульским и вся его жизнь сведется к регистрационному номеру 188001.

Алжир, 1831

AUX LEGIONNAIRES

Quand on a bouffе son pognon

On a g?chе par un coup d’cochon

Toute sa carri?re,

On prend ses godasses sur son dos

Et on file au fond d’un paquebot

Aux lеgionnaires.

On y trouve de copains de partout

Y en a d’Vienne, Y en a d’Montretout

J’as ordinaires,

Des aristots et des marlous

Qui se sont donnеs rendez-vous

Aux lеgionnaires.

Y a des avocats, des mеdecins

D’anciens notaires,

M?me des curеs qui sans fa?on

Baptisent le Bon Dieux d’sacrеs noms

Aux lеgionnaires…

Под французским флагом служили многие иностранцы еще со времен Карла VII и Людовика XI[5 - Французские короли с

1422 по 1483 г. (прим. Перев.)]. Это, в основном, англичане, ирландцы, немцы, швейцарцы, поляки, которые защищали интересы королевства, находясь в распоряжении различных капитанов, иногда тоже иностранного происхождения – как, например, знаменитый маршал XVIII века Морис де Сакс.

После революции сформировалось несколько легионов – немецкий, польский и итальянский. В 1815 году иностранные полки были объединены под названием «Королевский легион». Всего несколько лет спустя, однако, их состав значительно уменьшился, и был образован полк под командованием немецкого князя и французского маршала Людвига Алоиса фон Хоенлое-Бартенштайна. Полк просуществовал лишь до 15 января 1831 года. Что не хватало всем этим полкам, почему они не смогли оставить такой след в истории, какой оставил Иностранный легион, созданный всего три месяца спустя, унаследовав большую часть солдат из этих иностранных корпусов?

Мы узнаем ответ, только если лучше ознакомимся с нынешним Легионом. Он объединяет солдат более 140 национальностей, которые, однако, не делятся по национальному признаку на отдельные батальоны, а служат вместе под одним знаменем. У этих воинов одна честь, и они поклялись служить своей новой Родине Легиону – LEGIO PATRIA NOSTRA.

Уверенность, что Легион является их убежищем и родиной, которую они сами выбрали, поднимает дух легионеров и дает им необходимое мужество, чтобы сражаться и выстаивать в героических битвах – в таких, например, как битва при Камероне.

Легионеры, из которых был сформирован первоначальный состав Легиона, по большей части были опытными бойцами, потерявшими свою работу после окончания имперских войн Наполеона, или же революционерами, преследуемые различными европейскими правительствами. В законе о создании Иностранного легиона, который подписал Луи-Филипп, наиболее важным положением является возможность служить под объявленным самим добровольцем именем, без необходимости предоставления документов. Именно этот пункт закона, принятого 10 марта 1831 года, придает таинственность образу легионера и создает мифологизированный образ Иностранного легиона, который бытует и в наши дни.

С начала своего существования Легион постоянно подвергается критике. Многие высшие офицеры не были согласны с решением короля о создании этого корпуса в королевстве. Один из первых командиров Легиона, полковник Бернье, который принял на себя командование 9 сентября 1832 года, даже осмелился сказать о своих собственных солдатах: «Это шайка приобрела в гражданской жизни навыки и привычки, несовместимые с жизнью во время миссии».

Каждое начало трудно, но легионеры быстро доказали, что умеют сражаться. Их боевое крещение произошло в Алжире, под изолированным форпостом Мезон Каре, построенным еще во времена Османской империи и носившем сначала имя Борджа Эль-Кантара. Когда в 1832 году пост Мезон Каре находился под угрозой и нуждался в подкреплении, туда отправился только что сформированный Иностранный легион. Все сомневались в легионерах и считали их сорвиголовами, но 27 апреля они отбили врага и, сохранив крепость за Францией, доказали, что они суровые бойцы и выполнили данную клятву – лучше умереть в бою, чем в больнице.

Кроме битв с арабскими племенами, легионеры вели суровую борьбу и с тяжелыми природными условиями. Они начали осушать болота вокруг Мезон Каре, которые были причиной для многих серьезных заболеваний среди солдат. С каждым днем эта банда авантюристов внушала все больше ужаса врагам и завоевывала все большее уважение колониальных солдат.

Тогда некоторые из генералов напомнили королю, что в Алжире есть иностранцы, которые сражаются за Францию, но у их полка нет собственного флага. Так 24 июля 1833 Легион получил свой первый флаг. Он был вручен новому командиру, полковнику Комбэ, лично старшим сыном короля – герцогом Орлеанским. На флаге написано: «От короля Франции Иностранному легиону». Несмотря на все это, генералы в штаб-квартире в Париже оставались настроены скептически. Часто были слышны возгласы: «Что? Эти пьяницы, воры и бандиты – и есть превосходные солдаты?» Легионеры, однако, не обращали внимания на комментарии высших офицеров с континента, они поклялись, что они будут сражаться за Францию и не жалеть своих сил.

В начале без флага, устава, герба и права на медали, Легион выковывает свои собственные идеалы и получает признание офицеров, командующих колониальной армией. Это правда, что большинство добровольцев, набранных в первых центрах вербовки в Бар-ле-Дюк, Оксере и Ажени, были неудачниками или преступниками, которые получили шанс начать новую жизнь. Правда и то, то эти люди не имели военного опыта, но суровые условия, военная дисциплина и болезни быстро просеяли «чернь», и остались только самые лучшие.

Офицеры поняли, что легионеры – хорошие солдаты, но у них нет моральных принципов, достоинства, и сразу появился первый девиз Иностранного легиона – «Достоинство и дисциплина».

Легионеры прославили себя и как строители. Винтовка и кирка непрерывно меняются местами на протяжении солдатской жизни. Время отдыха между многими сражениями использовалось для ремонтных работ и реконструкции строений в форте.

Через двенадцать лет после прибытия Иностранного легион в Алжир, руками легионеров был построен целый город-шедевр, который стал его домом. В протяжении 120 лет этот город-казарма, Сиди-Бель-Аббес, был домом легионеров со всего мира и называется Maison M?re de la Lеgion Etrang?re (Дом-мать Иностранного легиона).

Легионер Форд, Джорджия, 1996

В небольшом городке Афины, но не в Греции, а в штате Джорджия, находится филологический факультет Штатского университета UGA. Там молодой преподаватель французского языка и истории Франции по имени Джеймс Форд углубился в изучение истории Иностранного легиона. Сначала это было его хобби, но со временем превратилось чуть ли не в навязчивую идею. Он много прочитал об эпохе, в которую первые легионеры мужеством и самопожертвованием заслужили свой флаг и почести короля Луи-Филиппа. Для Джеймса было тайной, есть ли в Легионе сегодня странные авантюристы и опытные бойцы из иностранных армий.

Об иностранном легионе СМИ очень редко упоминали, и мало кто знал, что его солдаты отправляются французским правительством в самые горячие и самые опасные точки планеты. Из простого любопытства и интереса историк Джеймс пришел к смелому решению в корне изменить свою жизнь, оставить университет и отказаться от своей преподавательской карьеры, поехать в Париж, чтобы найти это закрытое общество суровых мужчин. Он никому не рассказывал об этой своей идее, которая казалась странной, даже сумасшедшей.

С другой стороны, ничего в его личной жизни не удерживало его. У него не было девушки, и большую часть своего свободного времени он проводил в Интернете или библиотеке, а также в занятиях спортом. Он вставал в пять утра, начинал день пятикилометровым кроссом, затем готовился к лекциям. Его единственным стремлением было узнать побольше о мире и истории. После того как в его голове родилась идея о Легионе, Джеймс более активно занялся спортом, так как он прочитал, что первые месяцы обучения проходят под знаком тяжелых физических испытаний, и хотел быть в отличной форме. Студенты

заметили, что за последние несколько месяцев, их лектор не только похудел, но и поменял рубашки и галстуки на спортивный костюм, а портфель – на сумку.

В одной из своих последних лекций Джеймс говорил много о французских колониях в Африке и решил упомянуть об Иностранном легионе. Студенты, заинтересовались этой темой и стали задавать ему самые разные вопросы.

– Ведь все эти легионеры были преступниками? – спросила одна девушка. – Что-то вроде как в фильме «Грязная дюжина», так?

– Не совсем так, – Джеймс начал с энтузиазмом. – Они были добровольцами, и хотя многие из них были объявлены вне закона, решение вступить в Легион было их личным выбором, никто не заставлял их.

– Означает ли это, что, кроме преступников, были и люди, которые не были вынуждены бежать от кого-то?

– Да, конечно, были и такие. Как я начал объяснять вам, у мужчин, решившихся вступить в Иностранный легион, были разные мотивы. Были добровольцы знатного происхождения, которые вступали как обыкновенные солдаты и дослуживались до звания высших офицеров. Некоторые из них отдали свои жизни во славу Легиона, всегда вставая во главе атаки. Несмотря на неоднородный состав, легионеры очень сплочены, и такие различия как национальность, раса или религия не имеют никакого значения. Легион – это их Родина, и миссия их свята.

– А были ли американцы, наши сограждане, которые сражались в этих колониальных войнах в рядах Легиона?

– Как вы знаете, наша нация была основана сыновьями иммигрантов, и, так же как и Легион, всегда принимала и продолжает принимать иммигрантов со всего мира. Вообще-то мы сформировались как независимая нация примерно в то же время, когда иностранные добровольцы, служившие французскому королю, группировались в разные полки, а в 1831 году из них создали Легион. Об американцах в первые годы существования Легиона трудно сказать, но есть свидетельство об одном из наших военных XIX века. Я думаю, что его звали Мадсен и он руководил Федеральном управлением полиции United States Marshals Service Министерства юстиции Соединенных Штатах в конце XIX и в начале ХХ века в Оклахоме. Мадсен служил в XIX веке в Легионе, и после окончания контракта, приехал в США и сделал карьеру на Диком Западе. Это типичный пример настоящего авантюриста.

– Как я понимаю, это была шайка преступников, авантюристов и сумасшедших эксцентрических дворян, – начал рассуждать скептически один из студентов.

– Я думаю, они были похожи на группу наемников, а вы говорите о них так, будто они морские пехотинцы.

– По сути, они не уступают ни в чем нашим морским пехотинцам, потому что сегодня Иностранный легион принимает участие в разных миссиях Организации Объединенных Наций или НАТО. Вы можете сами увериться в этом, если углубитесь в исследовании о французском контингенте, участвовавшем в 1991 году в операции «Буря в пустыне». Там наши солдаты воевали плечом к плечу с легионерами.

– Вы хотите сказать, что Иностранный легион существует и поныне?

– Не только существует, но и активно участвует в самых опасных миссиях НАТО. Не удивительно, что Организация Объединенных Наций хочет, чтоб французский контингент участвовал в миссиях в Африке. Франция всегда посылает свой Легион, так как именно легионеры являются самыми опытными бойцами на этом жарком континенте.

– Сегодня в Легион приходят преступники, как и раньше?

– Насколько я знаю, он уже является частью французской армии, но его двери открыты для кандидатов со всего мира. Что же касается людей с неясным прошлым и уголовным досье, я думаю, что это остается чем-то вроде военной тайны, и даже если существуют такие люди и сейчас, вряд ли мы найдем какие-либо сведения о них. Я знаю только то, что сейчас не так легко быть принятым в ряды Иностранного легиона. Существует очень строгий отбор кандидатов, и только десять процентов успешно проходят через медицинское обследование и справляются с кандидатскими тестами. Потом предстоит еще одно испытание – в течение четырех месяцев обучения будущие легионеры отрезаны от мира и подвергаются ежедневно сверхчеловеческим нагрузкам. Там происходит своего рода естественный отбор, и в конечном итоге остаются самые лучшие.

– Откуда вы знаете так много об этом Иностранном легионе, ведь никто не говорит об этом в СМИ?

– В библиотеке я нашел книгу «Иностранный легион» Андре Поля Комора, в которой подробно описана история Легиона от его создания в Алжире до эпохи деколонизации, когда легионеры навсегда покидают свои родные казармы в Сиди-Бель-Аббесе.

– А как вы узнали, что он существует и сегодня? – продолжали любопытствовать студенты.

– Ну, тема заинтриговала меня, и я просто из любопытства углубился в тему, разыскивая любую информацию о Легионе в Интернете. Как вы знаете, паутина не охватила Европу, и она несколько отстала с Сетью, и я не смог найти так уж много сведений. Было много сайтов, которые находились в стадии разработки, так что в будущем, если кто-нибудь из вас заинтересуется, то сможет найти более полную информацию. Теперь вернемся к теме занятия «Франция и колониальные войны».

Студенты, однако, были весьма заинтригованы тем фактом, что Иностранный легион все еще существует и сегодня, а также и тем, что среди солдат, вероятно, были скрытые бандиты. Они не переставали задавать вопросы своему преподавателю и не захотели менять тему. Самым странным для студентов было то, что за люди могут добровольно вступать в ряды Легиона, зная, что жизнь там отнюдь не легкая и среди бойцов могут быть и преступники. На этот вопрос Джеймс не ответил. Он даже сам не понял, что подтолкнуло его к этому шагу… Он только знал: что-то заинтересовало его настолько сильно, что он не успокоится до тех пор, пока он не увидит Легион своими глазами.

Две недели спустя молодой преподаватель из штата Джорджия гулял по улицам Парижа. Он всегда интересовался этим волшебным городом, который, по мнению некоторых, был романтической столицей мира. Прежде чем поступить в Легион, Джеймс решил организовать себе недельную экскурсию, посетив Лувр, музей «Орсэ», Версаль, прогулялся по Сене на кораблике и закончить ужином в «Лидо».

Историей Франции он заинтересовался еще в подростковом возрасте, пока изучал этот такой трудный в произношении язык. Он начал читать комиксы на французском о галлах и франках, а затем перешел на романы Александра Дюма, поступил на филологический факультет, и сегодня принял решение, встретиться с глазу на глаз с живой историей – с историей Иностранного легиона.

После роскошного ужина в «Лидо» Джеймс Форд прогулялся в последний раз по Елисейским полям. Его деньги были на исходе, но это не беспокоило его, потому что на следующее утро его жизнь изменится навсегда.

Еще в шесть утра с туристической картой в руках американец направился к станции метро «Шатле-ле-Аль». Он знал, что должен был прибыть в Форт де Ножен, где находится центр вербовки Легиона в Парижского регионе. С рюкзаком за спиной и картой в руках в пригородах Парижа Джеймс более походил на американского студента на каникулах, а не на будущего легионера. Когда он впервые спросил прохожего о казарме Легиона, человек посмотрел на него странно и подумал, что ослышался. Американец говорил прекрасно по-французски, но

прохожий попросил его повторить вопрос дважды, и лишь когда убедился, что действительно речь идет о Форте де Ножен, указал дорогу американцу и пошел своей дорогой.

Наконец наступил момент, когда преподаватель Факультета иностранных языков остановился перед широкими воротами центра вербовки Легиона и начал мечтательно смотреть на них.

Сержант, командовавший нарядом, подошел к Джеймсу и спросил его, что он ищет.

– Иностранный легион – коротко ответил американец, который все еще держал карту в руках, как будто был на тренировке по спортивному ориентированию. Сержант осмотрел его с ног до головы и решил, что это лицо не является кандидатом в легионеры.

– Если вы ищете музей Легиона, месье, он находится в Обани. Здесь казармы, и мы не принимаем туристов. Обань – это небольшой город на окраине Марселя, поэтому, если вы так хотите посетить Музей Иностранного легиона, вам придется поехать на юг Франции.

Военный повернулся и направился в сторону ворот, но Джеймс последовал за ним со словами:

– Я ищу не музей, а именно казарму Форт де Ножен, где, согласно сведениям из Интернета, принимают кандидатов в Иностранный легион. Я здесь для того, чтобы попытать счастья в Легионе.

– Я хорошо расслышал? – резко переспросил снова сержант и посмотрел пронзительно на Джеймса. – Вы говорите по-французски лучше, чем я, и не выглядите как человек, попавший в беду, вы откуда?

– Из Соединенных Штатов, из Джорджии.

– Если бы вы были из русской Джорджии (Грузии), скорее всего, я бы вас понял, но кандидаты из США действительно редкость во время краха социализма. Еще более странным для меня является то, что вы говорите свободно по-французски.

– Я преподаватель французского языка.

– Это еще в меньшей мере объясняет, зачем вы здесь, но это не моя проблема, и меня это не касается. В последний раз спрашиваю, вы уверены, что хотите служить в рядах Иностранного легиона?

– Да, я уверен, – убедительный ответил Джеймс.

– Ну, дай мне свой паспорт! – Вдруг сержант заметно изменил вежливый тон. Он говорил уже не с заблудившимся туристом, а с кандидатом в легионеры.

– С этого момента каждый легионер – твой командир, и у тебя всего лишь одно единственное право – подчиняться приказам, каждый раз – с полной отдачей. В дальнейшем мы, а позже и комиссия в Обани, решим, годишься ли ты в легионеры.

Это был первый шаг на пути к новой жизни, которая не имела ничего общего с преподавательской деятельностью. Желание Джеймса стать частью истории Легиона была его сильнейшим мотивом. Кто-то со стороны с трудом бы понял Джеймса, но он чувствовал, что идет по правильному пути.

Испания, 1835

…Quinze ans on fait ce dur mеtier

A moin qu’un’ball’vienn’prend’pitiе

De not’mis?re

Alors l’chacal’aiguise ses crocs,

En disant j’vais croquer les os

D’un Lеgionnaire.

Mais ?a n’est pas admis chez nous

Un copain dit au bord d’not’trou

Quelqu’bout d’ pri?re,

Deux morceau d’bois en croix, un nom,

Qu’importe si c’nom l? c’est pas l’bon

C’t’ un Lеgionnaire.

Луи-Филипп считал, что для легионеров, хотя показали они себя как ударные отряды, нет необходимости быть привязанными к Франции. Для короля они были обыкновенными наемниками, и единственное, что он им должен, это выплачивать им жалование. И так, несмотря на успехи в Алжире, легионеры были вынуждены вернуть флаг французскому королю, так как в 1835 году Легион был передан испанской королеве. Его миссия была защищать интересы двухлетней испанской принцессы Изабелл и ее регента Марии Кристины Бурбон-Сицилийской – матери инфанты. Другим претендентом на престол был инфант дон Карлос, которого поддерживало все население Каталонии, что делало задачу очень сложной.

Легионеры подчинились року молча. В первых боях в Алжире они создали то, что позже назовут «Духом Легиона». Солдаты уже гордились принадлежностью к колониальной армии и нашли новую родину и новую семью в лице своего полка.

Маршалл Месон отнял у них флаг, но не мужество, потому что парни, которым мало кто доверял, были горды служить своему Иностранному легиону. Миссия в Алжире сплотила батальоны, и они отправились в Испанию с одной целью – доказать свои боевые качества.

Армия Дона Карлоса уже видела себя победителем в этой гражданской войне, так как армия регентши Марии Кристины не была слишком надежной, но в один прекрасный день на сцене сражения появилась новая сила. Эту армию звали странно – Иностранный легион. Казалось, солдаты и офицеры этого легиона – мужчины, которые любили войну больше, чем свою собственную жизнь.

Уже зная о славе Легиона, один из самых жестоких лидеров Карлистов – молодой воин Мартинес – с нетерпением ждал встречи с этим пресловутым Легионом. Наконец наступил день, когда храбрые офицеры инфанта были посланы возглавить тысячную армию, которая должна была разгромить триста легионеров капитана Феррелля, охранявших одну из самых важных стратегических точек.

Сентябрь, ночное небо перед битвой было покрыто облаками. Все погрузилось в непроглядную тьму. Мартинес решил нанести неожиданный удар по противнику на рассвете, когда, как он считал, постовые будут усталыми и, возможно, уснут. Он прокрался в темноте со своей ротой, и когда приблизился к лагерю Легиона, поднял саблю и приказал своим людям броситься в беспощадную атаку, пока не перебьют эту банду наемников. Рота Карлистов атаковала фронтально лагерь Легиона, убежденная, что застанет врага врасплох, но когда испанцы подошли достаточно близко, они были ошеломлены несколькими залпами.

Легионеры ждали их в боевой готовности. Первый залп остановил атаку. Второй свинцовым ливнем с еще большей мощью обрушился на головы Карлистов, которые были не ожидали стрельбой легионеров. «Вперед!» – снова приказал Мартинес. «Разгромите эту банду ублюдков!» Новый приказ был заглушен третьим залпом, который вызвал всеобщую панику среди солдат. Они были в ужасе.

Легионеры были отличными стрелки и не промахивались. Они охраняли проход и не отступали ни на сантиметр. Штурм Карлистов продолжался шестнадцать часов, но не успел пробить оборону. Вечером все роты армии Дона Карлоса отступили, чтобы отдохнуть после этой страшной битвы. Офицеры-карлисты решили продолжить атаки лишь на следующий день.

Капитан Феррелль, однако, придерживался иного мнения. Полководец приказал своим людям атаковать. Легионеры вышли из своего укрытия и набросились, как звери, на роту Мартинеса, которая покинула поле боя. Карлисты были поражены мужеством иностранных солдат и не смогли ответить на атаку. Капитан Феррелль, однако, воин, который жил одними только битвами, и решил преследовать противника до конца. Карлистам были в кошмаре, утром их было, по крайней мере, в три раза больше, чем легионеров, и теперь эта «банда псов» преследует их. Как бы ни было стыдно, у них не было выбора, и они обратились в бегство.

Мартинес был одним из немногих, кто остался на поле боя. Он предпочел погибнуть с честью, чем быть покрытым позором. Пуля попала ему в плечо, и он упал на землю. Легионеры прошли мимо него и продолжали преследовать бегущих Карлистов. Мартинес увидел, что эти люди продолжили свою атаку, но без гнева, а совершенно спокойно, как будто это не было вопросом жизни и смерти. Тогда он понял, что он слишком недооценил этих храбрых иностранцев, которые сражались с гордостью львов. Перед тем как потерять сознание,

он восхитился этими отважными людьми, для которых война была буднями.

Когда Мартинес открыл глаза, то решил, что он в раю. Четыре женщины заботились о нем посменно с единственной целью – спасти его. Он встал и спросил, что случилось с его отрядом. Одна из девушек разрыдалась, а другая вышла и позвала какого-то старика. Дрожащим голосом, пожилой человек поведал:

– Армия иностранцев, сеньор, вас победила. Все ваши люди, сеньор, мертвы. Вы единственный оставшийся в живых.

– Да, я был со своей ротой до конца, а где же остальная часть нашей армии? Все же нас было по крайней мере тысяча.

– Ах, сеньор, хуже, гораздо хуже. Иностранцы преследовали вашу армию, сеньор, до замка Гимера. Мой сын и несколько человек из деревни отправились туда, чтобы помочь вашим людям, но иностранцы осадили замок и сказали, что штатские не имеют права участвовать в войне и расстреляли всех, кто был без формы. – На глаза старика навернулись слезы. – Мой сын был среди них. Ваши солдаты сложили оружие и были освобождены.

– Эти люди позволили себе навязать свои законы здесь, в Испании! Я обещаю тебе, старик, они пожалеют об этом. Лично я отомщу за твоего сына и за остальных селян.

Мартинес не мог поверить, что тысячная армия была уничтожена тремястами иностранными наемниками. Он был полон гнева, но в глубине души испытывал уважение к этим бесстрашным людям, которые не только осмелились покинуть свое укрытие и встретить многочисленного противника, но и преследовали врага до победного конца. Произошло чудо – легионеры исполнили свою почти невозможную миссию.

Через неделю Мартинес полностью выздоровел и покинул деревню под влюбленные взгляды девушек, которые впервые имели честь ухаживать за дворянином.

***

Год спустя после драматических боев Мартинес продолжил неустанно преследовать батальоны Легиона. Он выполнил и перевыполнил свое обещание отомстить за убитых жителей деревушки.

Молодой офицер научился много чему из военной премудрости как раз у своего врага. Конечно, легионеры были испытанными бойцами, было почти невозможно победить их, когда они укрепились в некоем бастионе, поэтому Карлисты начали атаковать их из засады, когда те перемещались. Несмотря на то, что легионеры были суровыми воинами и воевали не на жизнь, а на смерть, иностранцы не были в состоянии противостоять многочисленной армии, во время внезапных нападений они могли быть уничтожены до последнего человека. Мартинес побеждал их во многих сражениях и убил многих из них, но никогда ему не удавалось заставить их сдаться – они всегда сражались до смерти.

Карлисты оккупировали страну, но пока Легион был на сцене, дороги в Мадрид были перекрыты. Армия иностранцев понесла многочисленные потери и некоторые роты были выведены с фронта, чтобы воссоединиться со своими товарищами и подготовиться к решительному сражению – битве чести, в которой, скорее всего, все они погибнут. Армия Дона Карлоса тоже готовилась к решительному бою. Как всегда, она превосходила легионеров в численности и снова была уверена в своей победе.

Наступил день, когда Иностранный легион, по всей вероятности, будет уничтожен до последнего легионера. Мартинес ждал этот день с начала войны, и ему не терпелось броситься в атаку.

Когда армия была готова, к удивлению Карлистов, три офицера Легиона приблизилась к ним. До сих пор легионеры никогда не принимали и не посылали парламентеров. Мартинес, который так хорошо знал врага, глазам своим не верил. Что, наконец-то они испугались и собрались сдаться? Те самые легионеры, которые были готовы умереть только во имя чести, верные данному слову?

Не снова ли это какая-то ловушка или тактика этих хитрых воинов, рассуждал офицер, но все-таки пошел навстречу посланцам. Полководец легионеров был лаконичен:

– Мы здесь, чтобы сообщить вам, что мы получили приказ от короля Франции вернуться. Он нуждается в нас в других местах. Это означает, что вы больше не наши враги. Мы должны подготовиться к дороге.

Мартинес не мог поверить своим ушам. Они не могут уйти просто так в поле, как будто ничего не случилось за все эти годы длительной кровавой войны. Смешанные чувства наполнили его сердце. В этот момент он вспомнил о любви, которую испытывал к девушке из дворца, но и о том, как королева Мария-Кристина унизила его перед его возлюбленной.

Из-за этих печальных эпизодов своей юности во дворце Мартинес стал суровым воином, и он неоднократно выступал против Иностранного легиона. Жизнь словно связала его с этой странной армией, на которую он выливал свою ненависть к королеве, но в тоже время подсознательно восхищался этими хладнокровными бойцами.

Три иностранных офицера уже вернулись к своим солдатам, как вдруг услышали топот скачущей лошади и удивились, увидев приближающегося к ним в бешеном темпе офицера. Командующий Иностранным легионом встретил всадника, недавнего врага.

Мартинес крикнул, задыхаясь:

– Я готов вступить в ваши ряды и выполнять ваши приказы.

– Я могу принять вас, так как мои роты понесли огромные потери, но не могу сохранить вам звание офицера. Вы можете начать сразу же, но лишь как обычный легионер.

– Я готов служить солдатом, единственное, чего я хочу, – отправиться в путь с вами.

– В таком случае вы должны сдать мне саблю, и с этого момента включаю вас в состав Первой роты.

Испанский офицер выполнил приказ командира и замаршировал в рядах своей новой роты. Несколько лет спустя легионер Мартинес был ранен пулей под Севастополем. Он погиб, проявив исключительное мужество. Из врага Легион стал для Мартинеса домом и семьей, и он отдал свою жизнь за него.

Болгария, 1996

Я смотрел на дорогу, ведущей меня на Запад, и солнце, которое близилось к закату. У меня было ощущение, что с минуту на минуту оно коснется Земли. Автомобили, которые проезжали мимо, мне были не интересны. Я знал, что у меня был шанс доехать автостопом на грузовике. Так я и покинул Болгарию – на грузовике компании СОМАТ, которую недавно приобрела немецкая фирма «Вилли Бетц». Оставался час, прежде чем солнце исчезнет полностью.

Приближение темноты меня не беспокоило, очередная ночевка под открытом небом летней ночью не была бы проблемой. Только мои шансы доехать автостопом уменьшались пропорционально с наступлением темноты. Большинство водителей останавливались на ночлег перед заходом солнца, и я два часа простоял на дороге, ожидая пробуждение Фортуны.

На востоке небо было покрыто облаками. Я вспомнил, что пересек Сербию, Хорватию, Словению и Австрию, так и не увидев солнца. Ливни, по-видимому, преследовали меня и здесь, в Германии. Солнца уже почти не было видно, остался только маленький красный пучок света на горизонте, который скоро погрузится в темноту, и с минуту на минуту можно было ожидать проливной дождь. Вдруг я услышал знакомый звук двигателя большого тягача «Мерседес Бенц». Я проголосовал, указывая на запад большим пальцем. Шум тормозов огромной машины был самым приятным звуком для моих ушей в тот момент. Считанные секунды спустя я уже находился в кабине рядом с бородатым водителем, оставив дождь позади. Дождь отмывал и мои воспоминания, и проблемы прожитых в мире коммунизма двадцати трех лет. Я ехал прямо к своей цели, к небольшому кусочку

заката, который все еще придавал кроваво-красный цвет небу. Этот последний свет давал мне надежду, что я найду лучшую жизнь, потому что я был готов бороться за нее.

Очень хорошо иметь веру и желание бороться, но в нашем мире нужно также иметь деньги, а они кончались быстро. Передвигаясь автостопом по Германии и Франции, я сэкономил немало денег и смог побывать в разных городах, в зависимости от того, куда меня забрасывала судьба. Возможности, которые мне предлагала новая жизнь на Западе, отнюдь не были столь привлекательными, как их описывали по той стороны стены. Конечно, я не согласился на ни одно предложение работать нелегально за сомнительную плату, потому что у меня все еще были деньги и я мог позволить себе выбирать. Я пока не осознавал полностью, что это не экскурсия, и вскоре мне придется соглашаться на любую работу, не предъявляя претензий. Жизнь иммигрантов, с которыми я познакомился во время этой поездки, была не из легких. Все они жили без документов, работали без контрактов за мизерную плату и получали деньги на кусок хлеба. Некоторые из них вкалывали как сумасшедшие на стройках и зарабатывали больше, но без официальных документов, будущего у них не было.

Я быстро понял, что без вида на жительство и официального контракта я всегда буду человеком второго сорта. Оптимизм меня не покидал, и хотя мои деньги были на исходе и питался я все реже и реже, я не терял надежды найти свой шанс. Должно было быть и другое решение, кроме того, чтобы стать нелегалом.

***

Ворота с надписью LEGION ETRANGERE и красно-зеленый флаг были перед моими глазами. Как будто Провидение привело меня сюда. Я не мог объяснить себе, что же это было, но я знал, что какая-то необъяснимая сила – удача, судьба, Бог или даже дьявол привела меня к этим воротам. Я случайно увидел на станции в Страсбурге плакат с надписью «Regarde La Vie Autrement!» («Посмотри на жизнь по-новому!»). Я поинтересовался, о чем идет речь, и понял, что на плакате изображен солдат французского Иностранного легиона. До сих пор для меня Легион был легендой из прошлого, и я понятия не имел, что он действительно существует и поныне. По нашу сторону Берлинской стены не просачивалась никакой информации о нем, или, по крайней мере, до меня она не доходила. К моему счастью эта легендарная армия не изменила своему основному принципу – принимать иностранцев. Идея попробовать свой шанс именно в Легион вытеснила все варианты нелегальной работы. Теперь я стоял перед воротами, и я знал, что мой путь пройдет отсюда. Я проехал более двух тысяч километров автостопом, чтобы встать как раз здесь, на пороге казармы Лекурб. Я оглянулся в последний раз на город и на прохожих, которые спешили вслед за своими проблемами, и смело нажал на кнопку звонка. Дверь открылась, и легионер в белой фуражке, такой же, как с плаката, посмотрел на меня с головы до ног, затем нахмурил брови, как будто захотел запугать меня. Но я улыбнулся и сказал ему на чистом французском:

– Volontaire, – слово «доброволец» должно было объяснить все.

– Дай мне паспорт или какое-нибудь удостоверение личности с фотографией, – сказал легионер, который имел звание младшего сержанта.

Но тогда я совсем не разбирался в воинских званиях, и для меня это был простой легионер. Я протянул ему паспорт, и он взял документ и начал рассматривать, как будто это был мой билет или какой-то пропуск.

– Русский? – спросил он.

– Нет, болгарин, – сказал я ему.

– Болгары, русские, – одно и то же, очередной коммунист в наших рядах, – впервые засмеялся легионер.

Он задержал мой паспорт, пока я пересекал порог казармы «Лекурб», не задумываясь о том, что этот шаг изменит всю мою жизнь. После этого рокового шага мне предложили посмотреть фильм на русском, который показывал все этапы, чрез которые должны были пройти добровольцы, чтобы стать настоящими легионерами. В фильме офицер объяснял, что по истечении пятилетнего контракта легионеры имеют право на французское гражданство. Тогда для меня свобода означала французский паспорт. Первый контракт, который добровольцы со всего мира подписывали, тоже был сроком на пять лет. После этого они могли продолжить свою военную карьеру, вновь подписывая новый контракт на год или на три. Если легионер отслужил пятнадцать лет, то он имеет право на пенсию, которая выплачивается в любой точке мира. После этих первоначальных разъяснений фильм рассказывал о жизни легионеров в разных полках, разбросанных по всему миру. Перед моими глазами проходили кадры из экваториальных джунглей Французской Гвианы, космической базы Ариана, побережья Джибути, пальмы острова Майотта и пляжи архипелага Муруроа. Все это казалось невероятным и произвело на меня очень сильное впечатление. Я был твердо уверен, что это была та жизнь, которую я хотел. В тот момент легенда по имени Иностранный легион, пленила мою душу. Я был взволнован фактом, что начинал свою новую жизнь на Западе таким интересным приключением, но после конца фильма началась реальность, которая не была столь «романтичной».

Сержант вошел в комнату, где я смотрел фильм, и спросил, есть ли у меня вопросы. Я убедил его, что все ясно и у меня вопросов нет, после чего он достал формуляр, который я должен был заполнить. Вопросы были написаны по-французски, но ниже был их русский перевод. Я ответил на все вопросы, притом писал по-французски, я ведь окончил французскую школу «Альфонс де Ламартин» в Софии, которая при коммунизме называлась «Георгий Кирков»[6 - Георгий Йорданов Кирков (болг. Георги Йорданов Кирков 1867–1919) – болгарский писатель-сатирик, профсоюзный деятель, один из организаторов Болгарской рабочей социал-демократической партии (тесных социалистов), позже коммунистов, (прим перев).]. Когда вернул формуляр легионеру, он посмотрел на меня с удивлением.

– Ого! Ты даже умеешь писать по-французски. Ты, кажется, сделаешь военную карьеру, – улыбнулся он.

– Почему бы и нет, – ответил я серьезно.

Когда закончил со всеми подробностями, связанными с подписанием предварительного контракта, я понял, что передо мной оставалось достаточно препятствий до действительного получения места в этом элитном корпусе.

К вечеру прибыли еще два добровольца – немец и словак. Каждый из нас говорил на разных языках, но все мы были здесь ради одного и того же – стать легионерами и, естественно, мы пожали друг другу руки как друзья.

– Эрвин, – представился словак с широкой добродушной улыбкой, которая заверяла нас в его добрых намерениях, так как своей бритой головой и огромным мускулистым телом он внушал уважение.

– Карл, – сказал немец в свою очередь.

– Георгий, – представился и я. Это был первый и последний раз, когда я упоминал свое имя. После Обани я называл только фамилию или чаще всего регистрационный номер.

Легионер привел нас в большую спальню с двадцатью койками. Каждая из них была идеально заправлена и покрыта блестящим красным одеялом. В нижней части были свернуты две белых простыни, которые были скрещены как кости на пиратском флаге. Помещение сверкало чистотой, а пол блестел как в музейном зале. Увидев все это, я понял, какая дисциплина царит здесь.

– Каждое утро в шесть часов я хочу видеть ваши койки и спальню именно в таком виде! – Начал объяснять легионер, сопровождая

свои слова жестами. – Все должно быть опрятным и чистым. Пока что вашим единственным оружием будут веники, совочки и тряпки.

Он показал нам большую кладовую, где было все необходимое, чтобы вычистить целое здание, а затем посмотрел на нас насмешливо и спросил:

– Est-ce que c’est clair? You understand? Понимаешь?

– Да, понимаю, – ответил я по-французски, а мои новые товарищи только кивнули утвердительно.

– ОК, завтра увидим. Теперь вы можете принять душ, а затем Bonne nuit! Good night! OK?

Сержант странными гримасами и жестами хотел объяснить нам, что мы должны поторопиться – искупаться и лечь спать.

– Давайте, ребята, шевелите задницами! Очень скоро ваша жизнь изменится, и вы увидите конец спокойствию!

Я был единственным, кто понимал все сказанное легионером, так что я поспешил взять свои туалетные принадлежности. Немец и словак последовали за мной, и с тех пор, если они не понимали жестов старшины, они обращались ко мне с вопросом в глазах, или просто делали то же, что и я. После душа каждый из нас лег спать молча, каждый со своими воспоминаниями о бывшей гражданской жизни.

Вопросы вновь закрутились у меня в голове: «Пройду ли медицинское обследование в Обани?», «Выдержу ли физические нагрузки во время четырехмесячного обучения?», «Какой полк выбрать?», «Отправят ли меня во Французскую Гвиану?»… Если я хотел добиться успеха, я должен был быть уверен в себе, поэтому я перестал задавать себе вопросы. Я знал, что готов пройти через любые трудности, чтобы стать частью этого общества храбрых воинов. Кадры из Французской Гвианы, Джибути, острова Майотта и атолла Муруроа заполнили мою голову экзотическими пейзажами и спрашивал себя, было ли все так замечательно, как в фильме, который был своего рода рекламой. «Доберусь ли я, в самом деле, когда-нибудь до какой-либо из этих далеких французских колоний?» С этим вопросом в голове я наконец заснул. Мы, трое добровольцев, поставили в тот день наши жизни на карту, и когда эта карта выпадет из колоды, будет слишком поздно вернуться назад.

На следующий день романтический фильм-реклама с его экзотическими пейзажами испарился. Ни свет, ни заря мы занялись уборкой всего здания. До завтрака уже все блестело чистотой. Это было моим первым corvеe (наряд) в Иностранном легионе. В семь утра старшина легионер проинспектировал нашу работу.

– Ладно, всегда можем убраться и получше, но для первого раза сойдет. – После этих слов он жестом показал следовать за ним. – Теперь, наконец-то, вы заслужили свой завтрак. «La lеgion est dure mais la gamelle est s?re» («В Легионе тяжело, но жратва обеспечена»).

В полдень нас уже было восемь, но я все еще был единственным, который понимал по-французски. Среди новичков было три поляка, русский и чех, и все пятеро говорили по-русски. Чех был самым старшим, ему было за тридцать, и он мне объяснил, что приехал сюда из-за денег и французского гражданства. Поляки были спортсменами, которые прибыли с единственным желанием доказать свои качества вояк, они намеревались сделать военную карьеру. Русский был демобилизованным солдатом, и у него не было другой профессии, кроме этой. Вот так вкратце они рассказали о себе. Правду ли они говорили или нет, не имело значения, потому что прошлое осталось позади.

После обеда успели быстрее справиться с уборкой, так как к нам присоединились еще пять человек. К вечеру сержант, который отвечал за нас и придумывал нам все новые и новые задачи, решил оставить нас в покое в комнате с телевизором. Пока большинство смотрело телевизор, ничего не понимая, Эрвин, огромный словак, пытался выучить немного французский по учебнику, который он носил с собой. Я видел, как этот огромный мужчина потел и хмурился над своей книжкой и улыбнулся. Он поднял голову и жестом попросил меня помочь.

Я с удовольствием подал ему руку, чтобы вытянуть его из болота новых и странно звучащих слов, в которое он попал. Произношение определенно было проблемой для словака. Позже, во время моей службы я понял, что используемый легионерами французский сильно отличается от языка романов Бальзака, Виктора Гюго и Александра Дюма. Легионерский язык был перемешан словами и фразами из английского, немецкого и даже русского. Каждый говорил со своим акцентом, но это не имело значения, важно было понимать приказы и, что еще важнее, их выполнять. Во время своей службы Эрвин узнал, что французский в Легионе не так уж сложен, но тогда он действительно беспокоился. Когда я заглянул в его учебник, увидел, что он написан на непонятном для меня языке. Этот язык определенно не был славянским, иначе я бы что-то усек. Я вопросительно посмотрел на Эрвина. Он улыбнулся и сказал: «Мадьяр, Мадьяр». Оказалось, что словак был наполовину венгром.

– Если понимаешь это, одолеешь и французский, – заверил я его, говоря по-русски.

Он отвечал мне по-словацки, язык, родственный с чешским, и когда я не понимал, он подыскивал русские слова. Конечно, по-венгерски я ничего не понимал. Иногда мы использовали и жесты, но самым главным было то, что мы могли общаться между собой. Таким образом словак, размерами с гориллу, стал моим самым лучшим другом в приемном пункте в Страсбурге.

На следующий день ранним утром прибыл еще один поляк. Никогда не забуду, как этот парень вошел в столовую казармы. Вроде бы он поссорился с нашим сержантом, но я так не понял, что произошло. Мы видели только, как легионер, которой отвечал за нас, привел на завтрак новоприбывшего поляка в гражданской одежде и разрешил ему есть все, что захочет и сколько захочет. Откуда появился этот парень? Новичок наполнил поднос пятью булочками, пятью кусочками масла, джемом, медом, сыром и шоколадом и, кроме всего этого, выпил литр молока. Было видно, что голод заблокировал его мозг до такой степени, так как лишь после того он перестал есть и увидел наши любопытные взгляды, он почувствовал, что он не один в столовой. Он встал и представился: «Лех». Позже в Кастельнодари это имя было забыто, и он стал легионером Цибульским. После рукопожатий со всеми, он попытался извиниться за что-то перед старшиной, который смотрел на него с широкой улыбкой.

– В Легионе тяжело, но жратва обеспечена! Из тебя выйдет хороший легионер, парень, – сержант рассмеялся. – То, что ты ищешь, находится здесь. Еды в Иностранном легионе всегда хватало.

Десять дней спустя нас уже было пятнадцать парней, готовых поехать в Обань. Наши дни в Страсбурге проходили между уборкой здания и телевизором. Монотонность повседневной жизни в центре вербовки не охладила пыла никого из кандидатов. Только одного поляка вернули на гражданку из-за лишнего веса. Ему объяснили, что он имеет право похудеть и попробовать свои шансы снова через шесть месяцев. Теперь все переходили к следующему этапу, где в Обани нас ожидала Дом-мать Иностранного легиона. Там, после многократных тестов и медицинских обследований военная комиссия будет решать, кто из нас способен и заслуживает быть зачисленным на четырехмесячное обучение учебный полк Легиона, расположенный на базе в Кастелнодари.

Крымская война, 1854

Верные данному слову, легионеры сражались за дело испанской королевы, пока король Франции не издал приказ о возращении Легиона. Только тогда Луи-Филипп дал себе отчет, сколько наемников из тысяч, отправившихся три года

тому назад, поплатились своими жизнями. Из пяти тысяч, которые поехавших в Испанию, только пятьсот пересекли Пиренеи и вернулись во Францию. Нужно было набирать новых добровольцев, чтобы создать новый сильный Легион.

Воскресший легион был отправлен в Алжир в 1837 году и сразу же вступил в битвы за древний город Константина. Созданный еще за 3000 лет до новой эры под названием Кирти, город был реконструирован римским императором Константином в 311 г. и был переименован в его честь. Построенная на скале высотой 600 метров крепость веками считалась неприступной. Под управлением Ахмед-Бея, город устоял перед атаками французов в 1836 году. В начале 1837 года французские колониальные войска были усилены за двумя батальонами легионеров, а в октябре того же года, Иностранный легион уже воюет плечом к плечу с зуавами – добровольцами из кабильских племен, живущих на территории Марокко и Алжира, включенных в колониальную армию в 1830 году. Вместе им удалось сделать немыслимое – проделать лазейку в стене крепости, и проникнуть в древний город. В то время как защитники Константины пытались организовать отчаянное сопротивление, Ахмед-бей улизнул из крепости. После ожесточенных атак солдаты бея были вытеснены улица за улицей, и в конце концов последний крупный город в Алжире оказался под властью французов.

Для Легиона Константин это только начало серии славных битвах после возвращения в Алжир. В 1839 году легионеры овладели и крепостью Джиджели, которая находилась под контролем османских корсаров еще с XVI века, когда она была завоевана Кэр-эд-Дином, известным в Европе под именем Барбаросса.

Отважные воины-легионеры прославились и как строители. Они построили каменную дорогу между городами Дуэро и Буфарик, которая долго называлась «Шоссе Легиона».

Иностранный легион продолжал приобретать все большую известность, и в 1841 году число добровольцев значительно возросло. Таким образом, из воскресшего после войны в Испании Легиона формируются два иностранных полка. Первый стал основателем Дома-матери Иностранного легиона в Сиди-Бель-Аббесе, а второй поддерживал французское военное присутствие в портовом городе Бонн. Эти два полка принимают участие во всех военных операциях в Алжире и не раз и не два удерживали славные победы. В 1847 году герцог Домаль руководил легионерами при подавлении восстания в области Лезоресе. Он был четвертым сыном Луи-Филиппа и Марии-Амели Бурбонской, и в том же году был признан губернатором французских колоний в Африке.

Под Заатчой легионерам противостоял более серьезный соперник в лице шейха Бу Зиан, прославившегося еще в 1833 году, когда его 4000 повстанцев отбили армию Ахмед-Бея. Бу Зиан называл себя вождем – потомком Мухаммеда и повел повстанцев из пустыни на «Священную войну». Кровопролитие продолжалось семь месяцев, и 26 ноября 1849 года решающая битва была выиграна с помощью Легиона и Зуавов. Бу Зиан попал в руки французов, и перед расстрелом, крикнул в небо: «Вы были сильнее, и если на то воля Аллаха, да будет так!» В полночь все минареты города были взорваны.

***

В 1853 году началась Крымская война. В основе конфликта стояло желание Николая I, который хотел установить контроль над Святой Землей в Иерусалиме, которая в то время принадлежала Османской империи. Русский царь не предусмотрел, однако, то, что в феврале 1854 года французский император Наполеон III и королева Великобритании Виктория стали союзниками султана. Таким образом, после 700 лет непрерывных конфликтов французы и англичане в первый раз сражались плечом к плечу. Настоящей трудностью для союзников, однако, оказалась тяжелая русская зима. Еще в сентябре 1854 года, холод в окопах остановил объединенные войска Османской империи, Великобритании и Франции. Тогда Наполеон III вспомнил о своем Иностранном легионе, и Первый иностранный полк был вызван помочь в атаках против России.

Во время суровой зимы в окопах под Севастополем Рафаэль Виено был человеком, который подбадривал легионеров и был вместе с ними в самые трудные моменты войны.

Полковник Виено окончил французскую военную академию «Сен-Сир», которая является аналогом американского Вест-Пойнта. Ему было пятьдесят, когда он принял командование Первого иностранного полка и повел его воевать в Крыму. 14 ноября 1854 года, ураган утопил многие французские корабли, перевозящие одежду, амуниции, корм, провиант и все необходимое для осады. Потеря этого драгоценного груза еще более осложнила жизнь солдат. В течение этих месяцев ожидания весны главным врагом легионеров и остальных бойцов союзной армии была холера. В отличие от других, легионеры не имели права жаловаться и, молча, несли свою ношу. Их командир, старый и закаленный воин, который повел их смело уже при первых сражениях. Полковник Виено был примером мужественного воина и постоянно поднимал дух своих солдат.

Сплоченные вокруг своего командира, легионеры штурмовали редут Шварца в ночь на первое мая. Русские отступили, а Первый иностранный полк покрыл себя славой, но его командир остался на поле боя навсегда. Рафаэль Виено, встав как всегда, во главе атаки, был сражен несколькими вражескими пулями. Его именем была названа казарма в Сиди-Бель-Аббесе, а позже и Дом-мать Иностранного легиона в Обани. Сегодня казарма имени Виено является центр вербовки для кандидатов со всего мира, давая им шанс стать легионерами. В июне 1854 года командующим бригады Легиона становится племянник императора, Пьер Бонапарт, который уже проявил себя как командир Второго иностранного полка. Русский генерал Франц Тотлебен защищал Севастополь до августа 1855 года, когда легионеры становятся первыми, которые входят в город. Легионерам могли бы заслужить гораздо больше уважения и медалей, если бы после успешной атаки и вторжения в Севастополь не доказали то, что они и гуляки, и пьяницы. Страсть их к вину и веселью показала их пиратский норов, и они снова завоевали славу безумно храбрых наемников и сорвиголов. Севастополь помнит бесспорный героизм легионеров, но не забывает и о тоннах спиртного, выпитых в честь победы солдатами.

В этой войне приняли участие некоторые из величайших фигур в истории Легиона. Кроме Пьера Бонапарта и полковника Виено, следует отметить, генерала Карбучия, полковника Шабриера, Виталис-Пашу, капитана Мена и незабываемого героя Камерона капитана Данжу.

Генерал Карбучия происходил из знатной семьи на Корсике. Движимый стремлением к военной карьере, он окончил «Сен-Сир» и всего лишь в 19 был включен в пехоту. Он вступает в состав колониальных войск еще в самом начале завоевания Алжира, а позднее его выдающиеся качества воина дали ему право взять на себя командование Второго иностранного полка Легиона. Карбучия с неслыханной смелостью вел своих солдат только к победам. Он проявил храбрость во многих битвах, и его имя остается связанным с завоеванием Алжира, но он получает признание и в другой области, что удивительно для всех – в археологии. Полковник Карбучия и его легионеры обнаружили древнюю столицу Нумидии и раскопали руины древнего города Ламбезис, оккупированного со II по IV века Третьим легионом Августа. По стопам своих предшественников из римских легионов Второй иностранный полк во главе с полковником

восстанавливает контуры древней римской провинции.

В 1854 г. Жан-Люк Карбучия отправился на Крымскую войну, в чине генерал-майор бригады легионеров, но в том же году он заразился холерой и умер около Галлиполи.

Полковник де Шабриер, как большинство офицеров в Легионе, окончил военное училище «Сен-Сир». В июне 1855 года он был включен в ряды Второго иностранного полка под Севастополем. После Крымской войны де Шабриер остался в его рядах, и в 1857 году, принял командование им во время экспедиции в Алжире. Под Ишидереном полковник де Шабриер повел Второй иностранный полк к победе. Ему французская армия обязана и успехом миссии в Кабилии, возглавляемой маршалом Рандоном. Два года спустя де Шабриер присоединяется к генералу Макмахону, во время войны в Италии, где им пришлось воевать с австрийцами, во главе с маршалом Ференцем Дюла. В то время как Макмахон завоевал известность и стал герцогом Мадженты, Де Шабриер заслужил уважение своих солдат. Всегда уважаемый в Легионе, Анри Луи Мари-де-Гран-Лакроа де Шабриер пал в битве под Маджентой в 1859 г., но легионеры не забыли его. Сегодня казарма Второго пехотного полка армии в Ниме носит его имя.

Виктор Виталис вступил в Легион в 1844 году и закончил свой первый контракт в Алжире как сержант-артельщик. Он зажил со своей семьей, которая являлась частью высшего общества в Стамбуле, но гражданская жизнь ему надоела спустя всего четыре месяца, и Виктор возвратился в Легион как рядовой солдат. Виталис быстро поднимается по лестнице, и уже в 1854 году становится старшим сержантом. Он участвует в Крымской войне в части полковника Виено и в первой же атаке отличается своей храбростью. Он был ранен под Севастополем, но сразу, как только выздоровел, вместе с полковником де Шабриером отправился в Алжир, где получил несколько ранений в битве под Ишериденом. Восстановив свои силы, Виталис снова возвратился в армию, на этот раз под командованием капитана Данжу в Мексику. После 23 лет выдающейся службы в рядах Легиона в 1867 году, он получил французское гражданство. Вернувшись во Францию, он продолжил свою военную карьеру как майор пехоты и организовал миссию с зуавами в 1870 году. Его продолжительная карьера во французской армии закончилась в 1874 году, когда в 49 лет Виктор Виталис вернулся в Турцию. Его военный опыт бы оценен султаном, который назначил его дивизионным генералом. Виктор достиг самого высокого поста в Турции и стал военным губернатором Восточной Румелии[7 - Автономная провинция Османской империи, существовала с 1878 по 1885 года, когда объединилась с Болгарским княжеством (прим. перев)]. После Объединения Болгарии в 1885 году он вернулся в Стамбул, где стал правой рукой султана и с тех пор именовался Виталис-паша.

***

После Крымской войны легионерам не дали покоя, они вернулись в Алжир, где их ожидала другая славная битва – под Ишериденом. На территории, оккупированной Бенни Ратеном, среди скалистого рельефа Большой Кабилии, имели место многочисленные восстания. В горах Джурджур, на высоте 1000 метров над уровнем моря, Ишериден являлся ключевой позиции кабилов. Перед тем как добраться до центра восстания, легионеры однако снова поменяли ружья на лопаты и за восемнадцать дней построили двадцать шесть километров дороги. По этой дороге они смогли перевезти пушки «12», снаряды и боеприпасы, необходимые для атаки Ишеридена. После завершения строительных работ легионеры снова взяли оружие и начали подниматься к ключевым позициям противника. Среди скал и траншей Ишеридена была пятитысячная армия одного из самых свирепых племен Джурджура. Свинцовый ливень пролился на французов. Кабилы постоянно получали помощь от местных женщин, которые приносили им продовольствие и боеприпасы и ухаживали за ранеными. Французская атака была приостановлена, но храбрые зуавы сделали последнюю попытку разбить врага и попали под смертельный град пуль. В то время Первый батальон Второго иностранного полка обошел траншеи и бросился в очередную атаку. Легионеры передвигались уверено вперед, перед ними восседал на своем коне их бесстрашный командир. Сначала повстанцы были перепуганы и открыли беспорядочную стрельбу. После нескольких залпов картечью по наступающему батальону удивление повстанцев превратилось в панику, когда они увидели, что солдаты без страха приближаются к их позициям. Некоторым командир Легиона показался самым дьяволом, потому что пули не попадали в него, и паника овладела рядами повстанцев. Атакованные по флангам этим бессмертным батальоном, который даже не останавливался, чтобы прикрыться от выстрелов врага, кабилы отступили. Их отступление превратилось в паническое бегство, а в их головах остался один вопрос – кто возглавлял этот батальон демонов? По некоторым данным, это был капитан Дефор де Бессоль, но существует и версия, что это был сам майор Мангин.

В этой тяжелой битве, в которой даже генерал Макмахон был ранен, капрал Мори проявил мужество, и его предложили наградить орденом Почетного легиона. Капрал Мори служил под чужим именем, и хотя несколько раз ему уже предлагали вручить медали во время Крымской войны, он решил остаться анонимным. Такое высокое отличие, как Орден Почетного легиона, вынуждает его раскрыть подлинную личность, и выяснилось, что капрал – это сам принц Убальдини, имеющий солидное состояние в Италии. После битвы под Ишериденом Убальдини продолжил свою карьеру в Легионе и стал капитаном.

Легионер Фудзисава Токио, 1996

Уже четыре года Фудзисава служил сержантом в одной из танковых бригад японской армии. Он отличился как самый лучший стрелок в эскадроне, но в последнее время его энтузиазм служить своей стране значительно уменьшился. Он пожертвовал своей молодостью во имя военной карьеры. Фудзисава тренировался усиленно, полностью выкладывался на стрельбах, учениях, изучал боевые тактики, но никогда не видел ничего реального и даже не приближался к нему, он не участвовал в настоящей миссии, и это лишало его мотивации. Он уже не чувствовал волнения и эмоций первого года службы, когда он гордился каждым выполненным нормативом. Ощущение, что он воин, которой защищает интересы своей родины, исчезло, и он ходил в часть только потому, что там было его рабочее место. Он часто размышлял о философии самураев, готовых умереть за своего сегуна. Они кончали собой, когда не могли выполнить свою миссию.

Самураи были самыми великими воинами, о которых с благоговением рассказывали в Японии. Японская армия была одной из самых древних, но после Второй мировой войны, в соответствии с конституцией страны, ее солдаты не имели права покидать территорию своих островов. Фудзисава был обречен служить только в своей стране. Восхищение мужеством и хладнокровием самураев только усиливало его желание в один прекрасный день испытать себя в реальных военных действиях. Мир изменился, но сержант танковой бригады часто засматривался на меч, висящий над его кроватью. Этот древний самурайский меч принадлежал какому-то прадеду Фудзисавы, и правнук воспринимал этот меч как послание. Видимо, его предки ожидали от своего наследника, что тот будет защищать честь своей страны и своей семьи, как они сами делали когда-то. Молодой сержант был смущен. Воинская честь осталась в

прошлом вместе с владельцем меча, так как Япония, очевидно, уже не нуждалась в самураях. Всегда дисциплинированный Фудзисава, хотя и с меньшим энтузиазмом, продолжал доблестно служить, пока однажды он не услышал, как два солдата говорят о какой-то армии в Европе, где у каждого есть шанс испытать себя. Она участвовала во всех крупных конфликтах в мире – за последние два столетия. Под впечатлением услышанного молодой человек был по-настоящему заинтригован, и отправился на поиски дополнительной информации об этой армии, называемой Иностранным легионом. Наконец ему удалось найти книжку бывшего японского легионера. Там было описано, как проходит подбор кандидатов в главном центре вербовки в городе Обань, где-то на юге Франции. Автор рассказывал о последних миссиях славного Легиона, чьи солдаты участвовали как Голубые каски Организации Объединенных Наций в Камбодже, Руанде и Чаде в Африке, а в Персидском заливе они были рядом с американцами в операции «Буря в пустыне». В то время они принимали участие в кровопролитиях на территории бывшей Югославии. Фудзисава пришел в восторг от идеи принять участие в настоящем бою, и эта армия, составленная из солдат со всей планеты, не выходила у него из головы. Однажды, перечитывая книгу в пятый раз, сержант-танкист решил попробовать свои шансы в рядах французского Иностранного легиона.

Фудзисава сидел молча рядом со своим отцом в маленькой скромной столовой их квартиры, а мать подавала традиционные суши. Телом он был там, но мысли завели его на далекие поля сражений, где солдаты Иностранного легиона сражались, защищая честь своих предков. Независимо от того был ли конфликт религиозного или политического характера, легионеры всегда участвовали в битвах в далеких и экзотических странах. Они были настоящими профессионалами в глазах молодого сержанта.

– У тебя проблемы, сынок? – прервал мысли Фудзисавы пожилой отец. – Я вижу твое лицо озабочено.

– Нет, папа – ответил, вздрогнув Фудзисава, который моргал, как будто только что проснулся. Однако его отец зорко за ним наблюдал, ожидая правды.

– Единственное, что я должен тебе сказать, это то, что я прекратил мой контракт с армией. Я решил изменить свою судьбу.

– Ты давно повзрослел, и только ты один можешь решить, что делать со своей жизнью.

– Да, именно поэтому хочу тебе сказать, что через две недели я уезжаю в Европу. Там я попытаю свою удачу.

– Почему ты решил, что удача от тебя отвернулась?

– Я просто хочу попробовать свои силы в армии, где собираются добровольцы со всего мира. Это элитный корпус, который участвует в каждой более или менее серьезной настоящей битве на нашей планете. После всех тренировках и годах в нашей армии хочу увидеть, действительно ли я достоин быть воином. Я хочу участвовать в настоящей миссии, с настоящим врагом.

– Настоящая битва, сын мой, – это битва за жизнь, а не за смерть. Истинный воин не просто солдат, который ищет славы, – он уверенный в себе человек, у которого нет необходимости постоянно доказывать свою силу, не имея на то существенных причин.

– Ты говоришь так только потому, что хочешь уберечь меня от опасности, папа, но я уже принял решение, и ничто не может меня остановить!

– Хорошо, сынок, я надеюсь, ты останешься в живых, и желаю тебе стать не только храбрым, но и мудрым воином. Я дам свое благословение тебе, но я хочу, чтобы ты обещал мне что-то до того, как ты уехал.

– Да, папа, что ты хочешь, чтобы я тебе обещал?

– Когда покончишь со своими приключениями, с этой армией иностранцев, не оставайся в Европе, вернись сюда заботиться о матери. Я стар, и скоро наступит день, когда ты будешь главой семьи. Счастье нашего дома зависит от тебя.

– Ты не настолько стар, папа, но я обещаю вернуться живым и здоровым, и ты увидишь меня снова, как сейчас, и мы вместе займемся домом.

– Я надеюсь, что будет так.

Через две недели после этого разговора бывший сержант японской армии сидел, удобно расположившись, в самолете из Токио в Париж. У него был с собой небольшой словарь, откуда заучивал французские выражения. Японец говорил немного по-английски и знал латинский алфавит, но произношение французских слов было очень трудным для него. Согласно прочитанной Фудзисавой брошюре о Легионе, язык не являлся обязательным условием при приеме кандидатов. Во время этого длительного перелета он был настолько погружен в свой словарь, что не сомкнул глаз ни на миг.

Японец усердно оформлял французские предложения, означающие, что он доброволец, который хочет служить в Легионе, и ищет дорогу к казармам. Он записывал фразы в блокнот и повторял: «Je Suis volontaire!», «Je servir Lеgion Etrang?re», «О? trouver caserne Lеgion». Когда бывший танкист прилетел в Париж, в его голове был какой-то странный набор французских слов и фраз: «Je Lеgion, caserne et volontaire servir, armеe».

Париж – самый посещаемый город в мире. Улицы были полны туристов.

Японские группы гуляли организованно по Елисейским полям, но Фудзисаву не интересовали достопримечательности. Он прошел мимо Эйфелевой башни, даже не поднимая головы, чтобы посмотреть на нее. Перешел мост «Альма», не обращая внимания на переполненные туристами катера, проплывающими под ним. Мечта многих японцев была увидеть Париж, но молодой человек шел к своей единственной цели – Обань, казармы Иностранного легиона. Японец имел при себе только адрес Alma mater Иностранного легиона в Обани и понятия не имел о существовании Форта де Ножен, центра вербовки в Париже. Таким образом, из всех достопримечательностей и памятников японца интересовал только Лионский вокзал, откуда на юг Франции отправляются поезда. Когда он наконец добрался до кассы, то положил большие усилия сказать грамматически правильно, что ему нужен поезд в Обань: «Voyage Aubagne, train Aubagne». Ему несколько раз объяснили, что он должен пересесть на другой поезд в Марселе, и когда ему показали время пересадки, отпечатанное на билете, японец кивнул, что понял и снова с большим усилием воли, сказал: «Compris, compris».

Потомок самураев ехал уверенно к своей мечте. За его спиной остался Париж с толпами туристов, красивыми зданиями, мостами над Сеной и художниками рядом с ними. У японца не было времени вникнуть в средневековую европейскую культуру. Его дух был уже в рядах легионеров, и теперь тело просто догоняло дух.

Обань

Вероятность быть принятым в Легион была примерно десять процентов, иногда даже и меньше. Каждую неделю из разных уголков мира в Обань прибывало кандидатов триста, из которых после тестов военная комиссия выбирала человек 30. Эти тридцать выбранных еще не становились легионерами. Для них все настоящие испытания были еще впереди. Они должны были пройти четырехмесячное обучение в школе Иностранного легиона. Статистика показывает, что в ходе обучения, который был и естественным отбором кандидатов, еще двадцать процентов выбывали из борьбы за место в Легионе.

Было шесть утра, и автобус из казармы имени Виено приехал забрать нас с вокзала в Обани. Я и мои новые товарищи горели нетерпением попасть в первый настоящий полк Иностранного легиона. Автобус остановился у ворот Alma mater легионеров. Старшина, который сопровождал нас по дороге из Страсбурга, отдал честь постовому, и автобус пересек порог казармы «Виено». Как только мы вышли из

автобуса, мы были переданы невысокому капралу ирландского происхождения. Он говорил очень быстро и с сильным акцентом, так что я ничего не понимал из того, что он говорил. Мои спутники привыкли полагаться на меня в качестве переводчика и ждали моего ответа или объяснения. Какой-то русский спросил меня, что мы должны делать, но на этот раз и я не понимал.

Ирландец начал нервничать.

– Зыткнись, бордель! Говорящие по-французских есть, да? – он смотрел и ждал, чтобы кто-нибудь отреагировал. Видимо, он хотел знать, говорит ли кто-нибудь из нас по-французски. Мы стояли, как вкопанные, пока я не решился заговорить.

– Я понимаю по-французски, но если можете, говорите медленней.

– OK That’s good – вздохнул ефрейтор с облегчением и стал говорить значительно медленнее. Только сильный акцент остался. – Корошо, шлушай, сичас, ты повесишь другим, что я ждешь командую. – Он посмотрел строго и продолжил: – Ici la Lеgion, moi CAPORAL. Вы мой солдат! – Он показал нам свои погоны и повторил:

– Caporal, естя для вас мама и папа, здесь нет гражданки, ясно?

– Да, я вас понимаю – ответил я и повернулся к полякам и русским, говоря, что он наш шеф.

– Fuck! Toi you don’t understand, rien compris, – ирландец сердито накричал на меня, что я ничего не понял. – Вот легиона. Нет время на переводы. Ты подчиняться приказам и остальные идут за тобой. Now мы начинаем. Каждый раз ты должны отвечать «OUI, Caporal» или «NON, Caporal», но всегда «Caporal». Ясно это?

– Oui, Caporal, – ответил я.

– OK. Теперь, каждый, повторите!

– Oui, Caporal! – ответили хором все.

– Now, ты говорите французский, встан спереди. ОК. Оштальные – в две колонки. Go, go! – Ирландец начал встраивать нас, пока мы не оформили колонну. – Теперь ты интеликент, который француский говорить, у тебя одна минута, чтобы объяснить другим, что здесь, в Первом иностранный полк, всегда движется колонна. Яшно?

– Oui, Caporal, – снова ответил я и начал объяснять по-русски другим, которые кивали головами, что все поняли.

Мы вошли в здание, где ночевали кандидаты в легионеры, там один за другим снова сдали свою гражданскую одежду и принадлежности, получили только шорты и футболки. Единственное, что нам было позволено сохранить из гражданских вещей, были кроссовки. Конечно, этой привилегией пользовались только те, у кого на ногах были кроссовки. Тем, у кого не было, дали спортивные туфли военного образца. Мы переоделись, и нас повели на второй этаж, где нас распределили по спальным помещениям – в зависимости от свободных мест.

Так как мы были новичками, нам выпала честь вычистить все здание. Комнаты были пустыми, потому что кандидаты в легионеры не имели права входить туда днем. Я лишь вечером познакомился с соседями по комнате, когда все пришли после вечерней проверки. В моей комнате было два чеха, русский, афроамериканец и три француза. С этого момента моя роль лидера-переводчика кончилась.

В девять вечера потушили свет, и мы должны были быть в постели, потому что день легионеров начинается рано. Перед сном я услышал, как французы испуганно шептались, что этой ночью оканчивается дежурство ирландца, и он будет заменен другим капралом, еще более сумасшедшим и, вероятно, будет гнуть нас. Они называли нового капрала «Кинг-Конг» и говорили, что он чудовище для новичков и принуждает много кандидатов в легионеры вернуться к гражданке. Здесь, в Обани, я снова дал себе отчет, насколько мне был полезен французский язык. Благодаря ему я понимал, что происходило и говорилось вокруг меня. Таким образом, мне стало ясно, что большинство из ответственных за нас офицеров и капралов горячились, чтобы напугать нас и подвергнуть испытаниям наше мужество и желание стать легионерами.

Во время моей первой ночи в этом иностранном полку я проснулся от свиста и криков нового капрала. Я ничего не понял из его могучего рева, но у моих соседей по комнате уже был опыт, и они знали, что делать. Теперь я, в свою очередь не понимая, что происходит, последовал за ними бегом к лестнице.

Мы собрались во внутреннем дворе здания, где начали весьма хаотично формировать несколько колонн. Я уже стоял в колонне, но все еще слышал топот и крики Кинг-Конга, который будил соней пинками.

Наконец он появился перед нами с двумя парнями под мышками. Капрал был похож на великана, который нес двух ягнят. В следующую секунду он бросил свою ношу в грязь перед нами и закричал голосом, казалось, вышедшим из недр египетских пирамид: «Встаньте в строй, ленивые ублюдки».

Увидев эту сцену, я понял, почему ребята в моей комнате его называли Кинг-Конгом. Он был в самом деле огромным, но это было не единственным, что вызывало страх и панику. Я не принимал его всерьез, пока не встретил впервые его взгляд. Когда все мы построились и встали смирно, огромный капрал прошел перед нами, устремив свой суровый взгляд на каждого из нас. Кинг-Конг уставился на последнего из первого ряда, парень не удержался и повесил голову. Сию же минуту кандидат получил пощечину, а за ней пророкотало:

– Посмотри мне в глаза, придурок! – доброволец посмотрел снова в глаза огромного капрала, но на этот раз его тело задрожало. – Чо ищешь здесь, засранец малый? Почему ты хочешь служить? – спросил Конг.

– Чтобы изменить… Ах, изменить… ааа… – попробовал ответить парень, заикаясь.

– Что изменить, гражданское дерьмо?

– Преобразить, свою жизнь, mon caporal.

Хотя и дрожащим голосом, парень нашел в себе силы ответить и по-прежнему выдерживал свирепый взгляд гиганта. Кинг-Конг склонился над ним, и все мы ожидали, что в следующую секунду он его отдубасит, но ефрейтор заговорил спокойнее.

– Думаешь, что можешь преобразить свою жизнь здесь? Честно говоря, я в это не верю. Ты просто поменяешь трусы, а затем вернешься к своей тихой гражданке.

Конг наклонился и застыл лицом к лицу с парнем, затем прокричал:

– Понятно?

– Oui, аааа… Mon Caporal, – ответил, чуть не плача, парень, который был очень травмирован, и все его тело дрожало. Кинг-Конг, после того, как психологически раздавил парня, повернулся ко всем нам:

– Начнем с первого урока. Мой ранг Caporal-chef, но это не имеет ничего общего с офицерскими званиями. Я всего лишь младший сержант, и нет необходимости называть меня mon caporal-chef. Ваш ответ всегда должен быть кратким, и у вас одно единственное право, отвечать мне «Oui, Caporal-chef».

Тогда я понял, что кроме ефрейторского, в Легионе есть и другие звания. Я начал рассматривать погоны, которые были на квадрате, повешенном на его груди, и заметил, что в дополнение к двум зеленым полоскам, которые носили ефрейторы, была и третья окрашенная желтым. Через две секунды увидел, что туловище младшего сержанта двигалось ко мне.

– Чо ты смотришь? Я тот, который вас рассматривает, а не наоборот! Вы должны стоять смирно и смотреть прямо перед собой, и когда я прохожу, вы должны смотреть мне в глаза!

Как только он встал передо мной, я встретился с ним взглядом. В ту же секунду я понял, что это было не шоу. Его серо-голубые глаза смотрели на меня, как будто искали малейшее проявление слабости, которое заставило бы меня сдаться. Как будто он питался и мог насытиться этим страхом, который он искал.

Это был взгляд сумасшедшего. Он остановился передо мной, но я не опускал головы и даже пытался подражать ему, отвечая тем же взглядом. Адреналин поднимался, я чувствовал, что мое

сердце бьется быстрее. Наконец он заговорил снова.

– Ты что-нибудь понял из того, что я сказал?

– Oui, Caporal-chef, – спокойно ответил я, будучи уверен в правильном ответе.

Но он наклонился надо мной, так же, как он сделал с другим парнем, и закричал:

– Здесь, в армии, не говорят тихо, как в школе! Здесь я хочу, чтобы ответ разразился громом, я хочу услышать силу вашего голоса! Это ясно?

Я ощутил, как этот огромный мужчина смотрел на меня свысока и чувствовал себя неловко, но выпятил грудь и, пристально глядя слегка бешеным взглядом в его серо-голубые глаза, закричал изо всех сил:

– Oui, Caporal-chef!

– Теперь все, хочу вас услышать, поняли, что я сказал?

– Oui, Caporal-chef! – ответили все вместе, хотя и не все понимали по-французски, но нам уже стало ясно, как нужно отвечать.

– Oui, Caporal-chef! – послышался голос с сильным акцентом, прозвучавший вне строя, где-то за сержантом.

Это был японец, который прибыл ранее в тот же день. Его имя было Фудзисава, и он появился позади Кинг-Конга неизвестно откуда. Он, видимо, ждал, чтобы гигант окончил свою речь, прежде чем попросить разрешения войти в строй.

– А ты, маленький камикадзе, где пропадал до сих пор? – Огромный легионер не мог поверить своим глазам. – Я обошел все комнаты и не нашел тебя, ты что – под кроватью дрых?

Фудзисава стоял смирно, не двигаясь, как будто говорили не ему. Он, так или иначе, ничего не понимал из того, о чем его спрашивали. Кинг-Конг начал нервничать и схватил маленького японца одной рукой, поднимая его к своему лицу. Холодные глаза, излучавшие безумие, бешено смотрели на японца. Капрал снова спросил его, где он был раньше:

– O? еtais tu, bordel de merde? Я тебя не видел в комнатах, отвечай, камикадзе, пока не стало слишком поздно!

Несмотря на то, что был поднят в воздух огромным легионером, японец спокойно ответил совершенно твердым голосом:

– Я не понимать французский.

Младший сержант опустил его обратно на землю и начал объяснять свой вопрос с помощью жестов, смешивая слова из разных языков. Он окончил несколькими английскими словами, которые Фудзисава определенно понял.

– When I was in your room, where were you?[8 - Когда я был в своей комнате, где ты был? (английский) (прим. Перев)]

– Moi, проснись раньше. Moi, пойти в ванную комнату. Moi, wake avant. Moi, go to bathroom. Moi, douche, toilette[9 - Я, встал раньше. Я, пошла в ванную Moi, wake up avant. Я, душ, туалет (прим. Перев)] – В конце концов, ответил японец на какой-то мешанине английского и французского.

Кинг-Конг поднял его снова, но на этот раз без гнева и вернул японца в строй. После этого сержант заговорил на французско-английском, надеясь, что Фудзисава поймет.

– Здесь Легион! Все и каждый всегда должны быть вместе! Сто человек должны реагировать как один! Do you understand, petit kamikaze?[10 - Понимаешь, маленький камикадзе (прим. Перев)]

– Oui, Caporal-chef, – ответил лаконично японец.

– Кто отвечает за комнату этого камикадзе? – спросил Кинг-Конг, обращаясь ко всем нам. – Я хочу посмотреть на этого ублюдка! Пусть он выйдет перед строем!

Худой, очень высокий француз вышел из строя и подошел неуверенно к огромному человеку.

– Ты ублюдок дерьмовый!

– Oui, Caporal-chef!

– Ты кусок дерьма, который ничего не понял о Легионе! Сегодня ты бросил товарища, который не понимает по-французски. Если бы вы были на войне, он был бы мертв! – Конг умолк на мгновение, как будто вспомнил о чем-то, и потом продолжил:

– На этой неделе только ты будешь чистить туалеты и, пока будешь чистить дерьмо своих товарищей, я хочу, чтобы ты подумал над своими обязанностями. Когда до тебя дойдет, что ты несешь ответственность за людей в комнате, мы поговорим снова. Возвращайся в строй и подумай, хочешь ли ты чистить дерьмо пять лет.

– Oui, Caporal-chef! – француз повторил и вернулся к нам в строй.

В тот момент я понял, что идет дождь, и мы все промокли. Это был летний дождь, но было раннее утро, может быть, четыре утра, и было довольно прохладно. Некоторые из моих новых товарищей дрожали от холода. Огромный капрал стоял перед нами под дождем, и завел новую речь:

– Вы все шайка дрочунов и сами даже не знаете, почему вы здесь. Вы не имеете ни малейшего представления о том, что вас ожидает. Сегодня вам кажется, что это курорт, но глубоко ошибаетесь, и в день, когда вы поймете, что такое Легион, уже будет слишком поздно! Эту ночь мы простоим вместе под дождем, и будем размышлять, что мы здесь делаем. Ищем ли мы приключений и является ли Легион нашим приключением? Некоторые из вас, романтические ротозеи, думают, что все как в кино. Ха-ха-ха, ребятишки, ничего романтического в рядах Иностранного легиона нет, и еще в меньшей мере во время операции. Если вы пройдете через испытания и останетесь с нами, в нашем старом Легионе, когда-нибудь вы поймете меня, конечно, если вы до этого не сдохнете. Вы все еще можете уйти отсюда здоровыми и невредимыми, так что подумайте хорошенько сейчас! Достаточно выйти перед строем и захотеть вернуться к вашей прежней лентяйской жизни… Думайте сейчас, потому что завтра может быть поздно!

Кинг-Конг продолжал ходить перед строем с безумным взглядом. Время от времени он выкрикивал: «Банда дураков, вы пожалеете об этом». Мы стояли во дворе под дождем и ломали голову, в своем ли уме этот человек. Уже в первые десять минут после речи парней семь или восемь вышли перед строем и захотели вернуться на гражданку.

Кинг-Конг засмеялся и закричал снова:

– Давай, банда идиотов, идите домой, поменяйте трусы снова! Вернитесь к маме, потому что со мной мало вам не покажется.

Мы простояли так, пока не пришло время для завтрака, и я чувствовал, что это был мой первый контакт с легендой, называемой «Иностранный легион». Сказка становилась былью, но эта быль стала невыносимой для некоторых из нас, и прежде чем мы отправились завтракать, пятнадцать кандидатов вышли из строя.

Наконец-то мы вошли в столовую. Из-за недосыпания и холодного дождя я был голоден, как волк. Я взял дополнительно хлеба с тремя пакетиками меда и увидел, что парни, стоявшие за мной, последовали моему примеру. Я никогда не ценил горячее кофе так, как в то утро. Мне посчастливилось быть в первой колонне, которая первой и вошла в столовую на завтрак, последней же колонне оставалась всего три минуты на завтрак. Я как раз доедал последний кусочек хлеба, когда высокий негр из последней колонны схватил за горло небольшого француза, крича на него на каком-то непонятном диалекте. Француз отреагировал молниеносно и вонзил вилку в руку африканца, который ослабил хватку, но он ударил головой своего противника в нос, и тот упал на землю. Два других француза бросились на негра, который был ранен. Они повалили его на землю и начали его пинать. Трое африканцев вскочили из-за стола и бросились к месту драки. Произошла бы большая катавасия с трагическим концом, если бы не вмешались Кинг-Конг и легионеры из кухни. Они ворвались в центр драки, обездвижили и драчунов, и кандидатов, которые были рядом. Вдруг все стихло, и первое, что нарушило молчание, был голос Кинг-Конга.

– Всем лечь ничком! Быстрее! Думаете, вы крутые, сейчас посмотрю, чего вы стоите. В позицию для отжимания!

Началась хорошая физическая нагрузка и те, кто не успевали следить за темпом младшего сержанта, получали в награду пинки. Капралы из кухни также помогали в раздаче ударов, но тем, кому посчастливилось

испытать удары Кинг-Конга, больше не могли сдвинуться с места.

«Вверх! Вниз! Вверх! Вниз!» Продолжал кричать медвежий голос. Я думал, что это упражнение не закончится, пока мы все не получим по пинку. Моя футболка была еще пропитана дождевой водой и не впитывала пот. Капли пота, смешанные с дождевой водой, падали с моего тела на кафель столовой. Мышцы на руках горели от напряжения, но у меня не было желания попробовать пинки, так что я делал нечеловеческие усилия, чтобы держать руки в более или менее горизонтальной позиции. «Вверх! Вниз! Верх! Вниз!». И капли пота падали в том же ритме.

В какое-то время, нас остановили на положении «Вниз», и я слегка расслабился, распластавшись на плитках, но почуял, что один из капралов приближается ко мне, и снова выпрямился, как струна. Мое тело продолжало выполнять приказы «Вверх! Вниз! Вверх! Вниз!» Я больше не чувствовал своих мышц и не представлял себе, как все еще мог подниматься. Я был в странном трансе и двигался, как заведенный, но вдруг легкая боль в животе прервала мой гипноз, и я снова почувствовал жжение в мышцах. Боль была не острой, и наиболее вероятной причиной были съеденные впопыхах кусочки хлеба, но проблема была в том, что боль вывела меня из состояния транса, и теперь у меня не было сил подняться. Я знал, что скоро я получу пинок, но мои руки исчерпали весь свой запас сил, и я остался на полу, не поднимаясь. Тяжелые шаги Кинг-Конга приближались ко мне, но вместо пинка, я услышал, как он сказал:

– Давай, вставайте, придурки! Вижу, что у вас больше нет сил драться.

Этот приказ наполнил меня счастьем, и мое тело ожило. Я вскочил на ноги, пряча усталость. Я дошел до финала этого упражнения, и меня не наказали, и это означало для меня очень многое. Я опять встретил бешеный взгляд Кинг-Конга и выдержал его успешно во второй раз, после чего он начал новую речь:

– Если кто-то хочет еще драться, я готов. Ну, что случилось, обосрались? Где храбрецы, которые захотели потасовки?

Конечно, никто не осмелился – видимо, среди нас не было недоумков, и Кинг-Конг и продолжил с назиданиями:

– Вы не на улице, а здесь драки запрещены! Здесь есть дисциплина и порядок, и если вы были бы легионерами, еще сегодня полковник вас бросил бы в карцер. Но вам повезло, что вы все еще гражданские засранцы, поменявшие трусы, так что те, кто сегодня подрались, им место не среди нас. Еще сегодня все, кто вмешался в драку, вернутся на улицу и могут драться вволю. Ни один из вас не смог уразуметь, что означает слово «дисциплина», и это говорит о том, что ваше место не здесь.

– Caporal-chef! – посмел перебить ефрейтора француз, который начал спор – Черножопые все затеяли, эти грязные подонки из Сенегала и этот…

– Заткнись, быдло! – тут же огрызнулся Кинг-Конг и продолжил свою речь: – Это еще раз доказывает, что твое место не здесь, идиот. Вы должны понять, что Легион не делится ни на расы, ни на религии, ни на футбольные команды. Мы одна команда, и мы все легионеры. Нам не важно, кто кем был на гражданке. Мы не говорим о чернокожих, о желтых или белых, мусульманах или христианах, есть только номер и имя, которое дает нам Легион, и только по ним мы различаем наших товарищей. А вы, кто еще не стали легионерами, у вас даже нет этого имени и этого номера, так что, вы здесь никто и у вас нет права на мнение. Единственное ваше право внимательно слушать и выполнять приказы, и если вы не способны на это, лучше было бы, чтобы вы исчезли бы отсюда прямо сейчас! Так что сегодня, кроме тех, кто дрался, вернутся к своей жалкой жизни, и те, кто глазели с первых рядов и не сделали ничего, чтобы остановить этих засранцев. В Легионе все вместе заботимся о дисциплине, и все реагируем как один, всегда действуем вместе – парами или группами. Даже я без помощи капралов в столовой не смог бы навести порядок в несколько секунд, и я, может быть, убил бы кого-нибудь из тех придурков, которые не заслуживают такой чести, – огромный младший сержант вздохнул глубоко и закончил свою речь словами: – Думаю, вы заметили – слова «спасибо» в Легионе не существует. Ни я поблагодарил капралов за помощь, ни они меня, за то, что я спас их столовую от погрома. В Легионе нет места благодарностям, просто наша обязанность работать в команде.

***

На дворе стоял ранний сентябрь, но погода в Обани продолжала напоминать нам о жарком лете, которое шло к концу. Будили нас каждое утро в полпятого и оставляли в заднем дворе размышлять. Мы были изолированы от всего и от всех, единственные люди, которые общались с нами, были дежурные легионеры из роты, вербовавшей добровольцев. На этом заднем дворе у нас была волейбольная площадка, вокруг которой мы делали пробежки утром, чтобы согреться, было и несколько турников и брусьев, чтобы мы упражнялись в ожидании решения комиссии. Мы проводили свои дни как заключенные, а нашими тюремщиками были легионеры. Единственная разница была лишь в том, что мы пришли сюда добровольно, и нашей целью было остаться, а не уйти. Мы ждали вызова на очередной медицинский осмотр и ожидали с нетерпением решения судьбы.

Каждую пятницу группа из тридцати кандидатов уезжала в Кастельнодари, чтобы пройти через настоящие испытания легионерской жизни. Единственной целью всех претендентов, собранных из разных уголков планеты на заднем дворе, было попасть в эти группы «Богоизбранных». Мы с нетерпением мы ждали медицинского обследования, тесты на интеллектуальный уровень, психотесты, а также и через физический норматив – тест Купера. В Обани единственным нормативом, связанным со спортивной формой, который мы должны были выполнить, был именно тест Купера. Здесь главным испытание носило психологический характер, потому что мы вдруг потеряли свободу и спокойствие гражданской жизни. Мы превратились в добровольных заключенных.

В то время, пока мы ждали вызова на медицинский осмотр, были также дни, когда нас отправляли на работу. Моей первой работой в Легионе было перемыть всю посуду на кухне. Я справился успешно, и в следующий раз был отправлен на склад, где вместе с одним старшиной подготавливали форму для 27-х «Богоизбранных». Он выглядел очень спокойным и не имел ничего общего с ненормальным Кинг-Конгом. Его глаза были совершенно нормальными, и даже тон его был доброжелателен, пока я делал свое дело. Очевидно, не все легионеры были сумасшедшими. Для меня было странно, как этот человек после многих лет службы в Легионе сохранил свой спокойный и мягкий характер. Когда он передал мне пакет с зелеными беретами, которые мне надо было распределить, я отвлекся, увидев эти береты. Для меня такой берет был мечтой, и это был мой первый физический контакт с чем-то, что символизировало Иностранный легион. Зеленые береты были отличительным знаком этого элитного корпуса, в ряды которого я стремился быть принятым.

– Эй, парень, поторопись! – голос сержанта извлек меня из моих размышлений. – Если в самом деле хочешь носить Зеленый берет, тебе нужно поспешить с распределением. Все здесь расписано по часам, и нет лишнего времени.

Он посмотрел на меня с улыбкой, и я почувствовал себя мальчишкой, который держал в руках игрушку своей мечты. Его слов было достаточно, чтобы заставить меня поторопиться и собрать багаж избранных, которые на следующий день уезжали в

Кастель.

***

Я увидел Фудзисаву, который сидел один на скамейке около волейбольной площадки. Единственным другом японца был его разговорник, и он пытался выучить по нему что-нибудь. Фудзисава определено казался отшельником. Остальные кандидаты были собраны в группы по национальностям и языкам, на которых они говорили. Наиболее многочисленными были группы поляков и русских, а по языку – группа франкофонов. Кроме французов, были ребята из Таити, Северной и Центральной Африки, Гваделупы, Мартиники и Мадагаскара. Нынешние и бывшие французские колонии были широко представлены, так как история Легиона была связана с ними. Значительными были и группы чехов, которые, как и при социализме, были объединены со словаками, за ними следовали румыны и венгры. Наконец, нужно упомянуть группу англоговорящих, которая была представлена бывшими наемниками из Южной Африки, англичанами, ирландцами, шотландцами и двумя американцами.

Эти два представителя Северной Америки были совершенно противоположными. Один из них был белый интеллектуал, другой – черный любитель тусовок, который непрерывно пел и жаловался, что нет выпивки. Чернокожий спал в моей комнате и каждую ночь перед сном пел «Killing me softly».

Южная Америка была представлена толстеньким бразильцем, который никогда не расставался со своим футбольным мячом и который не смог пройти первый медицинский осмотр из-за лишнего веса. Кроме него, были два аргентинца и один мексиканец.

Все мои друзья из Страсбурга нашли себе группу по гражданству, а немец Карл примкнул к англоговорящим, потому что он говорил хорошо на этом языке. Я, несмотря на знание языков, в первые дни моего пребывания в Обани часто оставался один, потому что я был единственным представителем своей нации. Мой друг Эрвин, к моему удивлению, перестал представляться как словак и присоединился к группе венгров. Он больше не говорил со мной с помощью рук, мимики и трудных славянских слов. Первым среди своих пригласил меня русский по фамилии Кудрявич, которому я часто переводил в Страсбурге.

– Брат говорит по-французски. Он будет нам помогать, так что мы будем понимать все, что легионеры нам говорят, – этими словами он познакомил меня со своими товарищами, и все русские стали обращаться ко мне за справками и советом.

Русская душа велика. Меня приняли радушно, и Кудрявич сказал мне, что с этой минуты, поскольку я являюсь частью их группы, если будут проблемы или драка, я могу рассчитывать на их помощь. Большинство моих новых друзей были бывшими военными Советской Армии, были даже спецназовцы-афганцы. Эти ребята целыми днями тренировались и постоянно испытывали свои рефлексы. Они были лучшими на турнике, и никто не мог с ними соперничать в отжимании на одной руке. Никто не хотел иметь проблем с русскими, а я был единственным иностранцем, принятым ими, и все они называли меня просто «брат».

Самая малочисленная группа была представлена двумя корейцами. Их звали Ким и Кан, но так как никто не говорил с ними, мы никогда не были уверены, кто Ким, и кто Кан. Однажды я поздоровался с одним из них – говорят, что это был Кан, и попытался заговорить с ним по-английски. К моему удивлению, он ответил. Хотя понимать его английский мне было очень трудно, главное было то, что нам удалось установить контакт.

Однажды, когда я уже больше доверял Кану, решил поздороваться и с Кимом, но единственным ответом был легкий кивок головы. Корейцы тренировались своим способом, у них преобладала медитация. Они приехали в Обань за месяц до меня и уже прошли успешно все тесты и экзамены. Ким и Кан ожидали решения комиссии.

В юношеском возрасте я практиковал тхэквондо, который был национальным спортом в Корее, поэтому я решил спросить его, занимался ли он этим боевым искусством дома. Кан улыбнулся и сказал мне, что он учитель тхэквондо четвертого дана, и у него была школа боевых искусств. Я не понял, что точно случилось со школой, но из-за сомнения в моих глазах, Кан решил преподать мне урок.

Один я сумел до тех пор установить контакт с азиатами, и мои русские друзья подтрунивали надо мной, что я говорю по-корейски лучше, чем другой кореец, так как тот всегда молчал. Ким, в отличие от Кана был полностью замкнут в себе. Каждый вечер он уединялся и медитировал под лучами заходящего солнца. Правда, Кан говорил со мной больше, чем со своим соотечественником. Они оба, кажется, понимали друг друга глазами и совсем не многими словами.

Я был уверен, что дисциплинированные азиаты будут приняты в ряды легиона, но в один прекрасный день, к моему удивлению, мой друг Кан был отчислен в группу, возвращающуюся к гражданской жизни. Когда Ким понял, что происходит, тоже вышел из строя, и присоединился к своему соотечественнику. Видимо, у него не было намерения остаться одним в Легионе. Даже одиночка, как он, нуждается в сродной душе. Так за день корейская группа исчезла. Позже я узнал, что Кан взял пищу из кухни и отнес в комнату, а ответственный по комнате вместо того чтобы объяснить, что это запрещено, пошел и настучал на корейца дежурному капралу. После корейцев прибыл мальчик из Китая, но комиссия обнаружила, что он несовершеннолетний, и он оставил полк в тот же день.

Фудзисава остался единственным кандидатом, который был в полном одиночестве, всегда спокоен, сидел на скамейке около волейбольной площадки с разговорником в руках. Японец стал известен среди добровольцев после ночной речи Кинг-Конга, когда совершенно спокойно подошел к нему и поразил своей сдержанностью этого верзилу. Большинство называло его «Одинокий камикадзе», но никто не пытался разговаривать с ним.

Настал день, когда меня вызвали на первый медицинский осмотр. После моего имени дежурный капрал прокричал: «Фудзияса». Японец вышел перед строем и вежливо спросил:

– Фудзисава хочет сказать? Фудзисава меня.

– Только тебя, наверное, могут звать так, Йокосава, так что ты идешь с нами! – Он повернулся ко всем нам, которых он вызвал и крикнул: – Давай, быстрее, стройтесь в колонну и за мной!

Начинался отбор, и во время медосмотра выбывали около одной трети кандидатов. Это было похоже на рулетку, но только вместо шарика, который определял наши судьбы, было мнение военного врача. Он только осматривал наши зубы, взвешивал нас, а все остальное основывалось на его первом впечатлении. Если кто-нибудь из вас, читающих эту книгу, в один прекрасный день решит поступать в Легион, я бы посоветовал – в первую очередь пойти к зубному, а лишь только потом – в центр вербовки.

Мы стояли в зале ожидания лазарета Первого иностранного полка в трусах, и я с нетерпением ждал своей очереди. Если кандидат получал одобрение, то ему делали вакцинацию от гриппа. Никогда в жизни я не чувствовал себя столь счастливым от того, что мне сейчас сделают прививку, но этот укол действительно сделал меня счастливым. Те, которым не сделали прививки, покинули Иностранный легион в тот же день.

После каждого осмотра дежурный капрал нас строил и сообщил нам имена кандидатов, которые должны были оставить борьбу за место в Легионе. Один за другим проходили экзамены, психотесты и тесты на коэффициент интеллекта, и я чувствовал, как приближаюсь к своей мечте. Наконец наступил день единственного испытания физической выносливости

– тест Купера. Фудзисава прошел вместе со мной этот первый круг и, несмотря на одиночество, выглядел довольным.

Мы должны были в течение двенадцати минут пробежать не менее 2800 метров. На этот раз, все зависело от меня, и я верил в свой успех. В ночь перед тестом я почувствовал, что заболеваю, но это не испугало меня, и я не думал, что легкая простуда остановит меня в моей борьбе за место в Легионе. На следующее утро я проснулся с болью в горле, которая напомнила мне о простуде. Я почувствовал легкую тяжесть в мышцах, и дал себе отчет, что выполнить норматив будет не так просто, как я думал раньше.

Я непрерывно растирал мышцы икр и бедер и старался не думать о простуде. Я пытался сосредоточиться только на своем огромном желании стать легионером и пробежать в отведенные минуты как можно больше. Дежурный капрал вытащил список из двенадцати имен участников испытания и начал объявлять их столь торжественно, как будто мы были финалистами Олимпиады.

– Янчак!

Это был поляк, спокойный мальчик, высокий и худой. Он был одним из тех, кто оставался в золотой середине и не бросался в глаза.

– Феррари!

Я всегда думал, что этот парень был итальянцем, а он оказался франкоязычным арабом из гетто в Марселе.

– Пулаш!

Он был албанцем, единственным представителем своей национальности, но, как и я, сперва примкнул к русским, таким же образом его приняли франкофоны, так как он говорил прекрасно по-французски. В этот момент я был не одинок, так как только два дня назад прибыли четыре болгарина.

– Фудзисава!

Впервые японское имя было произнесено правильно.

– Мюллер!

Оказалось, что это был Карл, немец которого я знал еще из Страсбурга. Он выглядел вполне уверенным в себе.

– Павлов!

Он был наиболее уважаемыми среди русских – капитан Советской Армии, который воевал в Афганистане. Его спокойствие было незыблемым.

– Гашпарович!

Это была фамилия Эрвина, моего друга из Страсбурга. Огромный словак присоединился к группе в момент, когда я начал беспокоиться, действительно ли я выбран для участия в заключительном этапе отбора.

– Ковалевский!

Высокий поляк, который также был довольно сильным, присоединился к группе с широкой улыбкой.

– Мамаду!

Молодой негр, скорее толстенький, чем крепкий, вышел из строя и встал рядом с финалистами. Насколько я помню, он был из Нигерии.

– Лозев!

Наконец я услышал свое имя и совершенно забыл о простуде и боли в мышцах. Я поспешил присоединиться к группе участников заключительного этапа испытаний в Обани.

– Чеслик!

Другой поляк, которого я знал по Страсбургу, присоединился к нам.

– Форд!

В данный момент Джеймс Форд был единственным представителем США – чернокожий американец выпал из борьбы за место в Легионе на прошлой неделе.

Дежурный капрал построил нас в две колонны, и мы, до того как покинули роту, пробежали один раз вокруг здания. Пока мы пробегали через задний двор, где новоприбывшие добровольцы смотрели на нас с уважением, я услышал голоса двух моих соотечественников. Они выкрикивали мое имя и поддерживали меня как фанаты, как будто я представлял команду Болгарии на этом финале. У меня не было времени познакомиться с этими парнями, потому что с тех пор как они приехали, меня непрестанно водили из роты добровольцев в лазарет или в госпиталь в Марселе на медицинские и лабораторные исследования.

Я никогда не забуду их поддержку, которая улучшила мое самочувствие, когда мы направились к стадиону. Мы пробежали в легком ритме километра три. Нас сопровождали двое старшин поляков и старший сержант с Таити, которые были нашими судьями, и они должны были зафиксировать покрытие этого столь важного норматива. Когда мы добрались до стадиона, нам дали пять минут на отдых, а затем нас построили на стартовой линии.

В последний раз старшина объяснил нам, что будем бежать в течение двенадцати минут, и в конце двенадцатой минуты он даст сигнал свистком, тогда каждый из нас должен остаться на месте. Чтобы пройти успешно этот тест, мы должны были пробежать не менее 2600 метров. Из предыдущей группы я слышал, что минимум это 2800 метров, так что оставалось некое сомнение, какой же точно норматив придется преодолеть, но старт был дан, и это не имело значения.

Я понесся, как стрела. Был уверен в себе, потому что с раннего детства занимался различными видами спорта. В гимназии я всегда был первым на расстоянии шестисот метров, а сегодня мои соотечественники подняли мою уверенность на неимоверную высоту. Я слышал в сознании их крики: «Давай, Жора, покажи им!»

Первый круг я прошел с большим отрывом – сказалась эйфория: меня поддержали мои соотечественники, ставшие моими настоящими фанатами. Во время второго круга все изменилось. Симптомы простуды появились снова, и боли в горле заставили закашляться. Это нарушило ритм моего дыхания, и я был вынужден замедлить темп. Только начал я восстанавливать дыхание, когда Ковалевский пролетел мимо меня и вырвался вперед. В этот момент я сделал большую ошибку, которая могла стоить мне места в Легионе.

Моя самоуверенность заставила меня забыть о простуде и вместо того, чтобы сосредоточиться на ритме своего дыхания, я бросился догонять поляка. Первое место не имело никакого значения в тот день, но мое эго хотело этого. Я вплотную приблизился к поляку и напряг все силы во втором круге. Я догнал его и побежал рядом с ним, и в этот момент увидел, что Ковалевский был как новенький, а я – смертельно усталым. Я понял, какую роковую ошибку допустил я, потому что прислушивался только к голосу амбиций. Я исчерпал свои силы в самом начале этого важнейшего теста.

Я должен был сделать по крайней мере еще пять кругов, чтобы покрыть норматив. Хотя и с опозданием, я отказался от соревнования с поляком, и он за считанные секунды вырвался метров на двадцать вперед. Чтобы отвлечься от идеи фикс снова догнать его, я начал думать о мотоцикле «Harley Davidson», моей вечной мечте. Я представил себе звук огромного двигателя, у которого цилиндры образовывают букву «V», символизирующую победу, и окончил третий круг.

В начале четвертого круга, я подумал, что, если успешно закончу этот тест, в один прекрасный день превращу свою мечту в реальность, оседлаю эту машину и помчусь беспечно по ROUTE 66, пересекая американские штаты от Атлантического до Тихоокеанского побережья. Поляк опережал меня уже на полкруга, но это не беспокоило меня. Я был погружен в свои мечты, и просто бежал.

Истощение все же вывело из меня меланхолии, и пятый круг был битвой со слабостью. Мои физические силы исчерпались, оставалась одна сила духа. Мое тело хотело сдаться, и предательская мысль, вызванная болью в мышцах, пыталась дотянуться до моего разума и заставить дух отказаться. Что случилось с уверенностью, с которой я начал эту гонку? Что случилось с эйфорией порожденной криками моих соотечественников? Я чувствовал себя обманутым своим собственным эго, и в следующую секунду я собирался бросить все. Я уже был готов сдаться, когда отчаянный крик из глубины моей души взял все под свой контроль: «Нет, ты не остановишься!» Песня моей любимой группы Manowar зазвучала в моей голове – «Нет пути назад! Сожги мост за тобой!»

Это уже был не просто тест Купера, а момент, в котором моя судьба меняла свое направление. Это была

борьба за мою новую жизнь. После того как песня закончилась, боли, жжение в мышцах и отчаяние навалились на меня снова. Я понятия не имел, был ли я уже на пятом или на шестом круге. Я думал, что просто упаду, когда вдруг вспомнил, почему я прибыл сюда. Я не покинул свою родину просто в поисках приключений. Я был здесь с одной-единственной целью – помочь семье. Отец скончался, а мать была одна. Я был самым старшим братом, я должен был бороться и дать пример младшим, которые все еще ходили в школу. Я мог бы предать себя и свои мечты, но не их. Если бы я смог вступить в ряды Легиона, своей солдатской зарплатой я бы помог им пережить худшие зимние месяцы в условиях экономического кризиса[11 - Зимой 1996/1997 гг. страна оказалась в состоянии гиперинфляции (прим. Перев)].

Именно эти мысли дали мне силы продолжать бежать. Мое сердце наполнилось радостью, я победил слабость и снова побежал спокойно. Я чувствовал, что кто-то дышит мне в затылок, и я знал, что скоро догонит меня, но теперь это меня не беспокоило. Теперь я знал, что сегодня я пройду через все препятствия и первую зарплату легионера отправлю одинокой маме.

Прозвучал свисток старшего сержанта и вытащил меня из воспоминаний о доме и из благородных мыслей. Это был конец двенадцатой минуты, тест Купера был окончен. Я остановился, но почувствовал, что у меня закружилась голова, и чтобы не упасть, присел, будто бы завязывая шнурки на кроссовках. Я пытался восстановить дыхание, когда я заметил Фудзисаву, который был всего в нескольких метрах передо мной и делал мне знак подняться. Я предпочел бы лежать на земле, но нашел в себе силы и медленно выпрямился. Японец обогнал меня в последние секунды двенадцатой минуты, но это не имело значения для выполнения норматива. Я посмотрел вокруг и увидел, что не только Фудзисава обогнал меня. В метрах пятидесяти перед ним был другой поляк, которого я знал по Страсбургу – Лех Чеслик, он пытался обогнать своего соотечественника, но Ковалевский был по крайней мере на двадцать метров впереди. Я уже решил, что поляки были теми, кто имел честь выиграть сегодняшнее соревнования, но тут увидел на полкруга передо мной и более чем в ста метрах впереди Ковалевского русского капитана Павлова.

Офицер-афганец не зря пользовался уважением своих соотечественников. Казалось, он только что окончил свою утреннюю пробежку и спокойно стоял на месте. Все-таки я гордился собой, так как был на пятом месте, но не был единственным на пятом месте, рядом со мной был третий поляк – Янчак, чья улыбка говорила, что он доволен достигнутым. Впервые я увидел Фудзисаву улыбающимся, а также и его обнадеживающие жесты, которым он хотел объяснить мне, что мы все выполнили нормативы. Радостные эмоции снова наполнили мое сердце, и силы, казалось, внезапно вернулись ко мне. Я оглянулся, чтобы посмотреть, что случилось с другими кандидатами. Я сразу понял, что все они боролись как настоящие мужчины и были лишь в метрах двадцати позади меня и Янчака. Ближе к нам были Эрвин и Карл. За пять метров от них, позади, был американец Форд, а десятью метрами дальше были Феррари, Пулаж и Мамаду.

Старший сержант нас снова и построил и совершенно спокойным голосом сказал, что мы покрыли все нормативы. Даже Пулаж и Мамаду, которые были последними, почувствовали себя чемпионами.

На обратном пути к части я бежал рядом с Фудзисавой, который почувствовал, что мои силы иссякли за последние секунды теста. Японец подбадривал меня жестами и на ломаном французском говорил: «Казармах рядом». Я почувствовал Фудзисаву близким другом и точно так же, кивком головы, ответил, что я благодарен ему за моральную поддержку.

Перед ротой кандидатов в добровольцы какой-то главный сержант объяснил нам, что у нас есть только пятнадцать минут искупаться, переодеться и постираться. А потом нас ожидал экзамен, отражающий наш интеллектуальный уровень.

Под холодной водой душа, я вспомнил о простуде, и боль в горле проколола меня снова. Времени было в обрез, я знал, что прошел через самое тяжелое испытание, и не собирался сдаваться в последнюю минуту. В этот день решалась моя судьба. Я был готов к экзамену, и до того как услышал свисток дежурного ефрейтора, который собирал нас, я задумался, будут ли на японском вопросы для Фудзисавы. В зале, где проводился экзамен, я понял, что в очередной раз решающим фактором будет время. У нас было только пять минут, а нужно было ответить на семьдесят вопросов. Хотя большинство из них не были сложными, но времени было в обрез, а в спешке было легко ошибиться. Албанец Пулаж встал и объяснил, что он не умеет ни читать, ни писать по-французски. До сих пор его считали французкоговорящим, и капралы дали ему тест на французском. Ефрейтор объяснил, что нет теста на албанском, и предложил отвечать по-русски или по-английски. Но Пулаж запротестовал, приводя в пример Фудзисаву, чьи тесты были на японском. Его возражение не было принято, его удалили из зала и в тот же вечер он вернулся к албанским нелегалам на стройках в Марселе, откуда пришел. Мой тест был на русском, но я не собирался жаловаться. Я знал, что русские и болгары для большинства легионеров были одним и тем же, так как мы пишем на кириллице. Русский язык не был помехой, в последнее время я часто практиковал его с помощью моих друзей из России.

Я был на шестьдесят третьем вопросе, когда капрал вырвал лист из моих рук, дав мне знак – время истекло. Мы остались в зале, потому нас ожидали еще три подобных теста, последний был несколько иным. Нам дали обычную карту с несколькими улицами, где были разные магазины, аптека и кинотеатр. Мы рассматривали ее в течение пяти минут, затем капралы ее забрали, а еще через пять минут роздали нам чистые листы бумаги, на которых мы должны были нарисовать по памяти ту же карту с названиями улиц. После тестов на коэффициент интеллекта, следовал психотест. Павлов рассмеялся и повернулся ко мне.

– Брат, если мы здесь, мы не должны быть нормальными. Думаю, что в этом тесте нет необходимости.

– Может быть, они хотят доказать, что мы все сумасшедшие, – засмеялся и я.

День испытаний был окончен и к вечеру главный старшина нас выстроил перед зданием и объявил окончательные результаты нашей группы:

– Кандидаты Мамаду и Пулаж отстранены после сегодняшних тестов. Они вернутся к гражданской жизни. Остальные пойдут на собеседование в комиссию DRHLE, отвечающую за состав Легиона, за которой будет последнее слово о приеме вас в Легион.

В тот день я был действительно счастлив, и именно приподнятое настроение помогло мне побороть простуду и забыть о боли в горле. Я победил слабость еще при первом тесте, я знал, что ничто не могло остановить меня в стремлении стать легионером. Единственное, чего я не знал в ту минуту, было то, что в Кастельнодари ожидали человек тридцать, а кандидатов, отвечающих требованиям, было примерно шестьдесят. На следующей неделе нас вели к офицерам комиссии DRHLE. Они неоднократно расспрашивали нас о прошлом, подвергая нас перекрестному допросу. Среди кандидатов рота, несущая ответственность за состав Легиона, называлась «Гестапо» из-за жестких допросов, которым мы подвергались.

Сначала интервью проводилось на русском, а переводчиком был русский ефрейтор. На следующий день я предстал перед

главным старшиной, сербом, который хотел, чтобы я говорил по-болгарски, а не по-французски. Болгарский и сербский очень близки, но некоторые слова, которые одинаково произносятся в обоих языках, имеют совершенно разный смысл – и я должен был быть очень осторожными в том, что говорил. Я хотел быть уверен, что он меня понимал правильно, а он смотрел на меня с недоверием. Вдруг напал на меня со странными вопросами типа: «Мочишься ли под себя ночью?», «Куришь ли марихуану?», «Ты не педераст?», «А с кокаином как?». Я спокойно отрицал все обвинения, и вроде бы, судя по выражению его лица, у него исчезли все сомнения.

После двух дней допросов я снова попал в задний двор к роте кандидатов. Мы были вместе с вновь прибывшими, которых ожидали первые осмотры, а мы ждали окончательного результата. Была среда, а решение должно было объявлено в пятницу. Я сделал все, что зависело от меня, и чувствовал себя спокойным. Что-то подсказывало мне, что у меня все в порядке.

Я был в небольшой группе моих соотечественников, которые засыпали меня вопросами. Я почувствовал себя старым заключенным, который советует новичкам. Я объяснил им, что, кроме по национальности, мы делимся и в зависимости от стадии подбора. В самом низу были они, новички, которые должны были слушаться, не протестуя, – в противном случае они теряли право продвинуться дальше. Далее следуют кандидаты, которые прошли медицинские обследования, и их начинали отбирать. Затем шла моя группа – те, кто успешно прошел все испытания, но ждет решения комиссии DRHLE. И, наконец, сливки общества – самыми уважаемыми в заднем дворе роты были так называемые «красные». Они носили военную форму, их головы уже были обриты.

В эту пятницу тридцать парней, заслуживших красную полоску на плечах, поедут в казарму Данжу, и тридцать новых будут отобраны. Все было уже в руках судьбы. Даже если бы я вставал в полпятого каждое утро, это бы ничего не изменило: судьба уже проснулась и начертала мой путь. Мои соотечественники, которые так отзывчиво поддерживали меня, когда я отправился на тест Купера, были убеждены в моем успехе. Я объяснил им, что окончательное решение будет объявлено в пятницу утром.

Я постоянно давал им советы: что отвечать офицерам, как реагировать на провокации других кандидатов. Я рассказывал им об экзаменах, так же, как всего за месяц до этого русские объясняли мне, через что они прошли. Я посоветовал своим соотечественникам использовать время, чтобы подготовиться к тесту Купера, который не следует недооценивать – это не просто легкая пробежка.

В четверг двое из моих соотечественников выбыли из борьбы, и ряды нашей небольшой группы совсем поредели. Один решил вернуться в Болгарию к своей подруге, которую оставил беременной, а другой не получил право на прививку против гриппа из-за лишнего веса. Нас осталось всего двое, я и парень по имени Владимир, который самым внимательным образом слушал мои советы. Владо был женат, и у него была дочурка. Единственной причиной, которая заставила его прибыть сюда, было желание помочь своей семье пережить экономический кризис и обеспечить им лучшую жизнь.

В четверг после обеда я и остальные, которые ожидали окончательного решения Гестапо, были вызваны в последний раз к одному лейтенанту, и в очередной раз нам был задан вопрос:

– Почему хотите служить? Почему хотите стать легионером?

– Я хочу сделать военную карьеру! – Я ответил также и в первый раз, по совету русских. До сих пор ответ всегда был достаточно хорош, но сегодня офицер посмотрел на меня с удивлением и продолжил:

– Ты уверен в этом? Я просмотрел досье, составленное в DRHLE, и, насколько я могу судить, ты никогда не служил. Вряд ли у тебя есть представление о военной жизни, так как ты был простым студентом.

– Да, я не служил ни в какой армии, потому что я решил, что хочу служить именно в Иностранном легионе. – Это был последний ответ, который я дал до того, как решение будет принято.

Никогда не забуду ту пятницу и то чувство, с которым я ожидал услышать окончательный результат длительного отбора. В ту ночь в первый раз я проснулся до свистка дежурного ефрейтора и впервые с нетерпением ждал крика «Rеveil!» (подъем). В тот день я должен был узнать, остаюсь ли я в Легионе или возвращаюсь к гражданской жизни, где снова бы путешествовал автостопом в поисках работы. Все мои мысли были сосредоточены на роковом моменте утреннего построения, когда из шестидесяти кандидатов, прошедших все осмотры и тесты, только половина услышит свои имена.

Военная комиссия уже выбрала тех из нас, кто был годен к службе в Иностранном легионе, и в этот момент мы узнаем, кто остается, а кто уходит. Я думал обо всех, кто пошел вместе со мной по этому пути, начиная со Страсбурга. Большинство из них стояли в строю рядом со мной и ждали решения своей судьбы.

Я думал о моих соотечественниках, которые покинули борьбу так быстро, как будто они пришли только для того, чтобы поддержать меня во время теста Купера. Я вспомнил о корейце Кане, из которого, несомненно, сделали бы хорошего солдата, но его судьба отправила его в другое место. Под конец я задумался о Фудзисаве, который прошел все тесты со мной, но из-за трудностей с японским языком «Гестапо» отложило его кандидатуру на неделю, и ему пришлось остаться в ожидании, пока комиссия позже примет решение. Японец никогда не показывал волнения или проявления каких-либо чувств. Он всегда был таким спокойным, как будто пребывал в летнем лагере, где самой большой его проблемой было разобраться в этом сложном французском языке.

Было восемь утра, и я стоял, вытянувшись как струна, потому что это было самое важное построение в моей жизни кандидата в легионеры. Сегодня за нас отвечал тот самый ирландец, который встретил мою группу из Страсбурга, и именно он должен был объявить окончательные результаты соревнования. Он вынул список, в котором были записаны имена отобранных, и начал читать. Каждый, кто услышал свое имя, выходил из строя кандидатов в легионеры и становился за спиной ирландца, читающего имена.

За спиной ефрейтора начались формироваться две колонны, готовые отправиться в долгий путь к Белому кепи. Ирландец уже объявил двадцатое имя, но я не терял надежды. Этим утром я проснулся довольно рано, так что моя судьба должна была понять, что мое место было там, в колоннах за капралом. Я навострил слух, когда ирландец с сильным акцентом объявлял чье-то имя. Я был уверен, что удача, которая меня привела сюда, не оставит меня именно сейчас. Я призывал всех богов войны, вспоминая о моей любимой хевиметалл группе Manowar, и в моей голове прозвучало:

Gods of war I call you.

Gods of war I call you.

My sword is by my side.

I seek a life of honor, free from

all false pride.

I will crack the whip with a bold

mighty hail.

Cover me with death if I should

ever fail.

Glory, majesty, unity!

Hail, Hail, Hail

Hail, Hail, Hail

Боги войны я призываю вас!

Боги войны я призываю вас!

Мой меч со мной!

Я ищу в жизни честь,

А не ложную гордость!

Я взмахну бичом смело, громко крича.

Пусть смерть придет ко мне,

Если сможет!

Величие, Слава, Единство,

Я призываю вас!

Слава! Слава! Слава!

Слава! Слава! Слава!

(это мой вариант перевода английского текста. Важна не буквальность каждого слова, а дух)

Кажется, в первый раз в своей жизни я молился, используя слова песни «Молитва воина». В этот

момент совершенно неосознанно я просил поддержки у сверхъестественной силы, и следующее имя, которое ирландец произнес, было: «Лозев Гуери… Гуеори… Гуерги!» Он сильно запнулся, произнося мое имя, и я уже был уверен, что речь идет обо мне. Я почувствовал волну энергии, которая наполнила мое сердце, и поднял руки, как футболист, который забил самый важный гол в своей карьере.

В следующую секунду я уже бежал к колоннам, которые образовались за спиной ирландца. Лишь когда я занял свое место среди отобранных, чтобы ехать в Кастельнодари, я успокоился. Напряжение от долгого ожидания окончательного решения уже исчезло. Удача мне улыбнулась, поцеловала меня, теперь все зависело только от меня и от моего желания бороться за место легионера.

В тот момент я почувствовал, что готов на все, и знал, что не сдамся перед трудностями, которые меня ожидали в ближайшие месяцы. Судьба дала мне шанс, и я должен был быть достойным его. Я осознал, что это был день, который перевернул всю мою жизнь. Действительно ли я сделаю военную карьеру или вернусь к гражданской жизни после первого контракта? В данный момент это не имело никакого значения, потому что самым главным было то, что моя мечта стать легионером сбылась. Этот день был так важен для меня, что я пообещал себе в один прекрасный день написать книгу о Легионе и его солдатах, собранных со всех уголков земного шара. Это обещание я дал, когда молился сверхъестественной силе, которая, как мне кажется, изменила мою судьбу и привела меня в новый мир под названием «ЛЕГИОН – НАША РОДИНА»

И вот сегодня, двенадцать лет спустя после той пятницы, я почувствовал, что пришло время выполнить это обещание, и решил сделать лучшее, на что я способен, – написать эти страницы. Я знаю, что самое главное в жизни – всегда пробовать свой шанс и идти за своей мечтой до конца.

Мексика, 1863

Я не могу позволить себе писать книгу об Иностранном легионе, не поведав вам о битве под Камероном – о подвиге шестидесяти смелых легионеров, которым удалось удержать две тысячи мексиканцев. Эту историю рассказывают каждое 30 апреля тем, кто принимает участие в празднике годовщины этой славной битвы.

И я бы не сказал, что в этот памятный день капитан Данжу и почти весь состав Третьего полка встретили смерть, наоборот, они все стали бессмертными героями и стали примером последующим поколениям будущих легионеров.

Жан Данжу был сыном фабриканта головных уборов и трикотажных изделий. Все семеро детей помогали своему отцу. Однако когда Жану было девятнадцать, он решил изменить свою жизнь и поступил в престижную военную школу «Сен-Сир». Данжу начал свою военную карьеру в 51-ом пехотном полку, и три года спустя был отправлен в Иностранный легион. Во время службы во Втором иностранном полку в Алжире, во время учений, в его руках взорвалась винтовка, которая разбила вдребезги пальцы и ладонь. Пришлось ампутировать руку, и молодому офицеру приказали оставить действительную службу. Данжу отказался выполнить приказ, для него разработали деревянную руку, и он отправился в Крым. Там Данжу доказал, что даже с протезом легионер остается легионером. В последующие годы он участвовал в нескольких миссиях, но стал легендой в 1863 году, когда повел Третью роту против двух тысяч мексиканцев.

В истории этой битвы осталось имя Филиппа Мена, одного из немногих, кто устоял до конца. Он служил сержантом в Четвертом егерском батальоне. Во время Крымской войны Мен показал свою невероятную силу духа. После захвата Севастополя он был награжден орденом Почетного легиона, но, несмотря на это, он уезжает в Алжир, как солдат, в составе Второго зуавского полка. Мен служил и в пехоте в Африке, и только в 1863 году решил попытать счастья в Иностранном легионе. Сразу после вступления в Легион он был отправлен в Мексику, где попал под Камерон и стал частью легенды.

Во время войны в Италии Второй иностранный полк потерял своего полковника, и более половины своего состава. Следующая миссия, после которой остался только один полк Легиона, была в Алжире. В то время в самый разгар Гражданской войны в Соединенных Штатах Наполеон III увидел возможность создания новой французской колонии и отправил свою армию в Мексику. Легионеры стремятся к новым приключениям, и Новый мир, названный испанцами «Эльдорадо», манит их. Они выказали желание участвовать в этой миссии 15 августа во время праздника Святого Наполеона. Казарма была украшена многочисленными плакатами, изображавшими славные битвы Иностранного легиона, прославившегося менее чем за тридцать лет – завоевание Алжира, миссия в Испании, Сражение на Альме, Малахов курган, Севастополь и Битва при Мадженте. В конце ряда был повешен пустой плакат. Когда полковник прибыл выпить за здоровье императора с солдатами, он заметил большой холст, на котором не было ни картины, ни надписи. Он удивился, и спросил легионеров, почему среди эпических битв повешен пустой плакат. В зале эхом разнесся громкий крик о стремлении к новым приключениям: „Partons pour le Mexique!“ (Отправляемся в Мексику).

Французская армия в Пуэбле понесла значительные потери, но французское правительство, похоже, забыло о своем элитном иностранном полке, который ожидал с нетерпением отправки в Америку. Легионеры собрались вместе и решили послать официальный запрос императору, сказав, что они подписали контракт сражаться и готовы прийти на помощь французской армии. Хотя эта просьба была рассмотрена высокомерными политиками как слишком заносчивая и некоторые офицеры Легиона наказаны, в январе 1863 года полковник Жанингро и его легионеры получили приказ отправиться в Мексику.

9 февраля 1863 года две тысячи солдат Первого батальона Иностранного легиона сели со своим полковником на корабль и отправились в Новый Свет. Через месяц-полтора трудного путешествия через океан легионеры наконец прибыли в Вера-Крус. Их первый контакт с Америкой не внушает оптимизма, так как они попадают в почти полностью покинутый людьми город. Кроме того, воины получили первые приказы от штаб-квартиры французской армии, и казалось, что их миссия заключалась в обеспечении связи между Техейра и Чикиуите. Они были немного разочарованы – они приехали в Мексику сражаться наряду с армией генерала Форреля, а должны были оставаться в так называемых Tierras Calientes[12 - Жаркие земли (исп. – прим. перев)]. Это область в северной Мексике известная опустошенными городами и покрытыми черными птицами небом.

На первый взгляд, задача Легиона, выглядела довольно простой, так как вражеские отряды не были видны, но не напрасно на этих землях не было ни души. Болезни начали морить легионеров. Первое столкновение Иностранного полка происходит не с так называемой Гериллой, а с эпидемией Vomito negro (Черная рвота). У легионеров появились ужасные головные боли, а потом – лихорадка и судороги, приводящие к кровавой рвоте. Зараженные быстро умирали, а врачи были бессильны против неизвестной болезни. Несмотря на эпидемию и суровые условия, легионеры молча выполняли приказы. Полк Иностранного легиона понес значительные потери еще до того как вступить в битву.

Тем временем армия генерала Форреля проигрывала сражение за сражением мексиканским повстанцам. Французские войска в Пуэбле нуждались в

поддержке, и 14 апреля из Соледад отправился военный конвой с оружием, продовольствием, боеприпасами и четырьмя миллионами франков в золотых монетах. Когда полковник Жанингро узнал о конвое, он вызвал Третью роту, расположенную в Пасо-дель-Мачо. Но она понесла значительные потери из-за тропических заболеваний и насчитывала всего 62 бойца. Лейтенант Ганс – единственный выживший офицер, тоже заболел и не был в состоянии воевать. В этот момент колонна находилась в 50 км от Чикиуте. Полковник Жанингро подозревал, что боевики попытаются напасть на драгоценный груз, но не мог позволить себе оставить Чикиуте, один из самых важных стратегических пунктов. С другой стороны, нельзя было оставить все деньги и боеприпасы под охраной только солдат, сопровождающих конвой из Соледада. У полковника не было выбора, и, несмотря на свое состояние, Третья рота должна была приступить к разведке. Капитан Данжу предложил взять на себя командование этими шестьюдесятью двумя солдатами. Младшие лейтенанты Климент Моде и Жан Вилен решили сопровождать капитана Данжу, и так, с тремя офицерами во главе, рота отправляется на выполнение миссии в ночь на 29 апреля. Миссия легионеров приближалась к Пало Верде и проводила разведку на месте. Они шли всю ночь без перерыва, через Пасо-дель-Мачо, затем через Пасо Анчо, и на рассвете прибыли к окраине заброшенной деревни Камерон. Рота прибыла в Пало-Верде к семи тридцати утра, и наконец капитан Данжу дал отбой. Капрал Манин отправился с несколькими легионерами на поиски воды, другие разгружали мулов, а третьи кололи дрова. План после этого привала был таков – Третья рота должна была вернуться к Чикиуте, но вдруг постовой заметил вдали облако пыли. Капитан Данжу посмотрел в бинокль и увидел, что к ним приближался разъезд мексиканской кавалерии. «К оружию! Враг!» – выкрикнул он и начал тушить костер. Третья рота не имела ни минуты покоя, и даже фляжки остались без капельки воды.

В считанные секунды легионеры выстроились в колонну и пошли навстречу противнику. У капитана Данжу была одна цель – не допустить мексиканцев приблизиться к конвою. Однако, похоже, что мексиканская кавалерия не получила приказ атаковать и отступила. Легионеры устремились за ними следом, мимо подлеска. Наступление в пересеченной местности было очень медленным и мучительным. Капитан понял, что отошел далеко от области, которую должен был охранять, и решил вернуться к дороге. Он повел своих людей к Камерону, но в трехстах метрах от фазенды Тринидад легионер Конрад был сбит вражеской пулей. Данжу решил отправиться к Пасо-дель-Мачо, где мог бы найти подкрепление, но мексиканская кавалерия появилась снова. Капитан понял, что уже слишком поздно возвращаться в Пасо-дель-Мачо, и приказал Легиону идти на врага. На этот раз мексиканцы были уверены в численном превосходстве и приближались мелкой рысью. Легионеры заняли позицию и спокойно ожидали противника. Мексиканские всадники бросились в яростную атаку, но не смогли пробить каре. Шестьдесят легионеров отразили нападения сотен кавалеристов, и повстанцы отступили.

Третья рота капитана Данжу могла бы праздновать победу, но оказалось, что оба мула, перевозящие груз и боеприпасы, убежали, испугавшись пальбы. Захваченные сражением, легионеры не заметили отсутствия животных, и эта потеря оказалась роковой, так как у солдат осталось очень мало пуль и никакой пищи и воды. Капитан Данжу отдавал себе отчет, что его позиция на ровной местности неблагоприятна, чтобы отбить атаку кавалерии, и решил переместить роту. Он нашел идеальное место выстроить каре на южной стороне дороги, окруженной с одной стороны насыпью, а с другой – живой изгородью из кактусов.

Кавалеристы президента Бенито Хуареса вернулись с подкреплением, и вторая атака началась. Но лошади повстанцев не смогли проскочить через насыпь, и легионеры отразили их легко. Таким образом, во второй раз мексиканская Герилья отступила перед огнем легионеров.

В этот момент капитан Данжу увидел, что его ребята удержали многочисленного врага, и решил укрыться в постоялом дворе в Камероне и сражаться до конца. С песней «Да здравствует император» его рота пришла к заброшенному постоялому двору. Капитан Данжу послал на крышу сержанта Морзики – разглядеть позиции противника. К Камерону приближалась по крайней мере тысяча всадников. Легионеры готовы были встретить очередное нападение, когда один из офицеров Хуареса подошел к ним с белым флагом в руках. Парламентер обещал сержанту Морзики, что если легионеры сдадутся, полковник Милан оставит всех в живых. Ответ Данжу лаконичен:

– У нас есть пули, и мы не сдадимся.

Начался бой. Капитан постоянно подбадривал своих легионеров, хотя знал, что у них нет шансов без провианта и почти без боеприпасов победить многочисленного противника. Подмоги не было, а пули были на исходе. К десяти утра Данжу собрал своих людей и призвал их поклясться:

– Легионеры, поклянитесь мне, что не сдадитесь… и что будете держаться до последнего вздоха!

Битва продолжилась и попытки мексиканцев ворваться в постоялый двор становились все более ожесточенными. Капитан Данжу был рядом со своими солдатами, но к полудню вражеская пуля попадала ему в грудь. Младший лейтенант Вилен берет на себя командование. Отчаянная оборона продолжалась, когда вдруг легионеры услышали барабанную дробь, но, к их огорчению, это не были подкрепления, на которые они надеялись, а части мексиканской пехоты, присоединяющиеся к кавалерии. Полковник Милан был уверен, что Легион сдастся этой огромной армии, и в очередной раз предложил им прекратить бессмысленное сопротивление, но получил быстрый ответ непосредственно от сержанта Морзики: «Катитесь ко всем чертам». Легионеры поклялись своему капитану и свое слово сдержат. Капитана Данжу уже не было в живых, но его пример мужества, чести и верности продолжал поддерживать его храбрых солдат в эти критические моменты боя. В два часа дня пуля попала лейтенанту Вилену прямо в лоб. Остался только один офицер, младший лейтенант Моде, который, в свою очередь, взял командование на себя. Климент Моде, офицер с самом большом в батальоне количеством медалей и наград, стал как бы знаменосцем. То, что осталось от Третьей роты, объединилось вокруг храброго лидера и продолжило сопротивление. Легионеры не ели и не пили воду уже вторые сутки, но, несмотря на истощение, они продолжали сражаться. Полковник Милан не поверил своим глазам:

– Это не люди, а демоны! – сказал он.

К закату последнее предложение было отправлено сержанту Морзики, но он даже и не дал себе труда ответить. Десяток людей осталось вокруг Моде, и они продолжали упорное сопротивление, но в шесть часов вечера боеприпасы начали иссякать. Сержант Морзики, который дважды отклонил предложения противника, в свою очередь, получил вражеские пули. Остались только младший лейтенант Моде, капрал Мен и легионеры Като, Константин и Винсент. Они продолжали бой до конца. Пробил час последних пуль.

– Зарядите ружья! – приказал лейтенант Моде. – Стреляйте только по моему приказу, потом идем в штыки!

Легионеры выполнили клятву капитану Данжу. Мексиканцы приблизились, потому что увидели, что никто не стрелял. Они ворвались во двор

гостиницы, когда вдруг услышали крик «Огонь!» – и последние патроны легионеров в очередной раз отразили нападение мексиканцев. Последние пятеро оставшихся в живых бросились, вооруженные одними штыками, на врага.

Повстанцы Хуареса стреляли в легионеров в упор. Легионер Като бросился, прикрывая телом лейтенанта Моде, и был убит девятнадцатью пулями. Несмотря на самопожертвование, Моде был прострелян в бедро и в правую ягодицу. Винсент был ранен в плечо, но он встал рядом с капралом Мен и Константином. Трое угрожали врагу штыками. Мексиканский офицер решил спасти этих храбрых мужчин и остановил своих людей, которые готовились расстрелять легионеров следующим залпом. Он обратился к капралу Мен по-французски:

– На этот раз вы должны сдаться!

Мен дает себе отчет, что мексиканец вмешался, чтобы спасти их и выказать им свое уважение. Ефрейтор ответил:

– Сдадимся, если вы оставите нам оружие и снаряжение, и если обещаете позаботиться о нашем лейтенанте, который ранен.

– Ни в чем не могу вам отказать! – сказал мексиканский офицер и поставил точку в эпической битве.

Это был полковник Анхел Лусидо Камбас, выросший во французской буржуазной семье, но судьба вернула его в Мексику, где он противостоял французской армии. Привязанность к Франции побудила его спасти последних трех легионеров. Капрал Мен и его бойцы стояли, угрожая штыками. Они не верили в спасшее их чудо. Филипп Мен хотел убедиться, что это не сон, и снова поставил свои условия:

– Мы сдадимся, если вы обещаете рассказать всем, что выполнили свой долг!

Полковник Анхел Лусидо Камбас поклялся, что они будут относиться к легионерам с уважением и ухаживать за ранеными. Три легионера сохранили за собой оружие и снаряжение, все мексиканские солдаты смотрели на них с благоговением.

Сам враг преклонился перед мужеством легионеров. Раненные в бою при Камероне были доставлены в больницу в Халапе. Несмотря на все заботы, младшему лейтенанту Моде не удалось поправиться – Третий полк потерял своего последнего офицера, который был похоронен со всеми воинскими почестями перед выстроенным войском Хуареса.

Только спустя день после битвы полковник Жанингро прибыл с подкреплением, но увидел только братскую могилу Третьего полка Легиона. Мексиканцы теперь были далеко, и уже было слишком поздно их преследовать. Среди трупов легионеры нашли все еще дышавшего барабанщика Лая. Несмотря на два огнестрельных ранения и семь ударов холодным оружием, он чудом только потерял сознание. Барабанщик пошел на поправку и был награжден орденом Почетного легиона.

Среди руин постоялого двора полковник Жанингро нашел протез капитана Данжу и забрал его с собой. Деревянная рука стала символом Иностранного легиона. Сначала она была сохранена как реликвия в Сиди-Бель-Аббесе, а когда легионеры оставили Алжир, она была доставлена в Обань, в склеп Музея Первого иностранного полка. Каждого 30 апреля, когда отмечается великая битва при Камероне, легионеры преклоняются перед рукой капитана Данжу.

888888888888888888

Через два месяца после битвы, полковник Дюпен со сто пятьюдесятью всадниками союзных армий в Мексике, и сто двадцатью легионерами Первого батальона нанес поражение частям Хуареса, которые участвовали в битве при Камероне. Война продолжилась я еще два года, полковник Камбас, спасший под Камероном капрала Мен и легионеров Венселя и Константина, погиб в бою. Его тело было завернуто во флаг Легиона и сопровождалось до Уатуска, где, в свою очередь, легионеры отдали ему честь.

Благодаря жертве Третье роты, ценный груз, перевозимый конвоем прибыл в целости и сохранности под Пуэблу. Следующие составы продолжали идти без проблем по дороге, обеспеченной Иностранным легионом, и, наконец, французской армии удалось захватить Пуэблу. Победа в военном плане была безусловной, но политика Наполеона III изменилась после Гражданской войны в США. Американцы признавали легитимность только правительства Хуареса и возобновили помощь повстанцам, чтобы те укрепили свою власть. Под давлением политиков французский император вывел войска из Мексики.

Хотя французская миссия в Мексике не удалась, это был самым большим успехом до тех пор Иностранного легиона. Третья рота написала одну из величайших страниц в истории Легиона. Саможертвы этих невероятно храбрых воинов принуждает штаб-квартиру в Париже, наконец, признать легионеров как героев. Наполеон III решил никогда не оставлять их на убой во имя каузы других государств. Он приказал вышить на флаге Иностранного полка «Камерон», а имена Данжу, Вилена и Моде выгравировать золотыми буквами на стене музея «Дом Инвалидов» в Париже. Кроме того, на месте легендарной битвы воздвигнут памятник, который говорит:

Их было меньше чем шестьдесят,

Они стояли против целой армии.

Ее мощь их помела.

Скорее жизнь, а не мужество

Бросила этих французских солдат

30 апреля 1863 года.

В память о них, Родина возвела им этот памятник.

Чудом оставшийся в живых капрал Мен был освобожден мексиканцами в июле 1863 года, и в конце миссии в Мексике он получил звание лейтенанта. В 1868 году он направился к новым приключениям во Вьетнам, но там был репатриирован в связи с болезнью. Когда в 1870 году восточная Франция была оккупирована немцами, армия князя де Сакса штурмует Базей, в конце эпической битвы разыгрывается та же сцена, как под Камероном. На этот раз роль мексиканского постоялого двора играла гостиница «Буржери», а Легиона – так называемая Голубая дивизия, и там среди последних оставшихся в живых собрались вокруг майора Ламберта, снова появился Филипп Мен. Этот неутомимый боец вышел из рядов Легиона и вступил в Третий полк морской пехоты, позднее вошедший в состав Голубой дивизии. В гостинице «Буржери» остались лишь несколько бойцов, которые не сдались и удерживали немецких захватчиков. Среди них был и капрал, выживший под Камероном. Боеприпасы опять были на исходе и он встретил в штыки идущих на него немцев. Фортуна снова была с ним. Чудом выживший в Мексике, Филипп Мен снова высмеялся в лицо смерти, и ему даже удалось вырваться из плена и присоединился к армии Луары, которая отражала немецкие атаки. Приключения этого солдата продолжались и в последующие года рядом с пехотинцами из Сенегала. Ангел-хранитель парил до конца военной карьеры отважного воина. В 1878 году, после двадцати восьми лет службы, Филипп Мен отправлен отставку с почестями и славой.

Кастельнодари

В первый раз, со времен моего приезда во Францию, было холодно и шел проливной дождь. Погода изменилась неожиданно. Лето кончилось, но в моем сердце солнце все еще светило, и ничто не могло испортить мне настроение.

Нас было парней тридцать, одетых в новую военную форму и мы гордо несли зеленые береты на головах. В сопровождении сержанта и капрала, инструкторов Четвертого иностранного полка, мы выстроились на вокзале в Марселе, откуда поезд отвез нас в военную базу в Кастельнодари. Мы были что-то вроде железной руды, которая будет переплавлена, очищена и обработана на заводе. Из нас должны были сделать самую крепкую закаленную сталь. На вокзале в Марселе моя самооценка была по-прежнему высокой. Урок тест Купера не был достаточен, так как я обвинял в моей минутной слабости

простуду. Я верил в свою волю и был убежден, что сержанты-инструкторы в Кастели нечем меня напугать. Я занимался с шестилетнего возраста спортом, и хотя никогда не был чемпионом, я чувствовался постоянно в отличной физической форме.

Среди парней, у которых был билет на поездку в школу полка Иностранного легиона, был немец Карл, Эрвин из Словакии, с которыми я начал это приключение в Страсбурге. Я увидел своего главного оппонента во время тест Купера – поляка Ковалевского, сейчас под именем Клис. Конечно, одним из нас был и уважаемый всеми русскими капитан Красной Армии Павлов. Единственный представитель Соединенных Штатов, Джеймс Форд, также был выбран на заключительный этап отбора, от которого мы уже не имели права уйти по своей воле. Все горели желанием попробовать свои силы в Кастели. Если мы действительно это заслужим, после четырех месяцев мы бы снова вернулись на ту же станцию, откуда нас бы распределили по разным полкам Легиона.

Поезд был составлен и ждал нас, и мы стояли смирно перед новым сержантом, который объяснял нам, что, поскольку мы находимся под его командованием, и никто не может и шаг сделать без его личного разрешения. Мы не могли двигаться самостоятельно. Жить в боевой роте означало жизнь по парам и с того момента мы сопровождались нашим товарищем. Мы были должны понять, что во время акции мы зависим от наших товарищей, а сами мы были никем. В этом случае, сержант не оставил нас ни на минуту в покое, так как его задача была завести нас в Кастель и чтоб никто не заблудиться по дороге. Когда инструктор закончил свою речь, мы поставили свои сумки в поезд, затем ефрейтор издал приказ войти в поезд.

– Давайте, поспешите! Кто зайдет последним, тот первый встанет на вахту.

Те, кто поняли приказ, поспешили залезть в поезд. Последним вошел здоровенный венгр, который понятия не имел, что сказал капрал. Он попробовал усесться удобно на свободное место, но тогда сержант жестом приказал ему пойти к ефрейтору, который стоял рядом с нашими сумками в начале вагона.

– Ты ничего не понял! – капрал начал. – Или может ты глухой?

– Я знал нет – попытался ответить по-французски венгр.

– Хорошо, теперь смотри, ты останешься здесь на дежурстве!

– Oui, Caporal! – ответил венгр и встал смирно.

– Нет, не смирно, вольно! Ты будешь сторожить багаж, и присматривать за твоими товарищами, чтоб никто не удрал. – Капрал начал объяснять жестами, обязанности венгру.

– Oui Caporal, compris caporal! – ответил вдруг доброволец, который, видимо, наконец, понял, о чем шла речь.

– Хорошо – вздохнул с облегчением ефрейтор. – Сейчас просто расслабься, не смирно, а вольно. Ты наблюдаешь за всем, и если возникнет проблема, зовешь меня. Давай, вольно!

И, наконец, венгр встал вольно вблизи сумок, хотя все еще стоял неподвижно и очень сковано. Это была его первой вахтой в легионе. Еще в начале путешествия большинство моих новых друзей уснули и использовали эти четыре часа в поезде отдохнуть. Я и глазом не моргнул ни на минуту. Я смотрел в окно поезда участки земли, через которые проезжал поезд, людей на станциях, небольшие сельские дома, крупные хозяйства и средневековые замки, которыми был украшен пейзаж. Даже если у меня не было мотоцикла, сама поездка взволновала меня – это было начало большого приключения. Несмотря на плохую погоду, я продолжал созерцать пейзаж, который был виден из окна вагона. На самом деле, я никогда не думал быть военным, я любил свободу и не выносил ограничения, но я обожал испытания, которые я встречал по пути, и Иностранный легион был самым большим из них.

Большое желание столкнуться со всеми препятствиями и трепет перед неизвестностью должны были заполнить эту пустоту не только за четыре месяца обучения в Кастели, но и за все время пятилетнего контракта.

На станции в Кастельнодари нас ждал автобус Четвертого иностранного полка. Через пять минут мы были уже у ворот казармы имени капитана Данжу. Учебный полк Легиона был назван в честь героя сражения при Камероне, здесь добровольцы должны были понять, что значит «l’esprit lеgionnaire» (легионерский дух). Сержант приказал водителю остановиться у ворот казармы и сказал нам выйти. Как только мы выстроились перед порогом части Четвертого иностранного полка, он начал новую речь:

– Некоторые из вас не оставят эту часть так счастливы. Сегодня, вы думаете, что вы легионеры, но по-прежнему вы ничто. Хотя вы не верите, вы увидите, как некоторые разревутся и захотят вернуться к гражданской жизни, но будет уже поздно. Вы зачислены в армию и вам придется пережить эти четыре месяца. Некоторые из вас не выдержат, другие удерут, а третьи поступят в госпиталь. Затем начнутся экзамены, а на конец мы решим, кто из вас годен остаться, а кто нет. Удачи. – Этим сержант закончил очередное слово.

Тогда он посмотрел на нас строго, крикнул нам построиться и пойти маршевым шагом:

– Gardez-vous! Pas cadencе, droit devant, en avant marche!

Впервые в моей жизни я маршировал как легионер. Я знал только, что должен идти с левой ноги, и каждый раз, когда сержант считал «Un, deux, trois, quatre… Un, deux, trois, quatre», была очередь левой ноги. Это было довольно легко. Это был уникальный марш, медленный и простой. Видно было, что он был изобретен для всякого сброда.

Мы промаршировали через ворота казармы имени капитана Данжу и остановились у ворот Третьей роты. Там нашу небольшую группу разделили и двенадцать новичков пошли с сержантом Второй роты. Они вступили во взвод, который вскоре должен был начать обучение. Мы были под командованием сержанта из Третьей роты, уроженца Мадагаскара, с трудном для произношения и длинным именем, которое я сначала не мог запомнить.

– Давайте, заходите! С этого момента Третья рота будет вашим новом домом! – закричал он и загнал нас в комнату с черной доской. – Через несколько минут вы будете представлены командиру нашего взвода сержанту Халилю.

Когда наш командир вошел в комнату, сержант крикнул:

– Смирно!

– Вольно! Сядьте и добро пожаловать! – были первые слова, которые я услышал от нашего командира взвода, который, казалось, был уравновешенным, и мне это понравилось.

– Я командир Четвертого взвода Третьей роты. Коротко S4. S4 – это вы, и мы проведем вместе эти четыре месяца. За это время вы должны научиться работать в команде, а я должен из вас сделать настоящий взвод, готовый к бою.

Старший сержант Халиль был из Ливана, и ему было 38 лет. Он не кричал нервно, как большинство унтер-офицеров, которых увидел в Обани и всегда говорил спокойным голосом. Он был в очках, в которых, стоя у доски, он был больше похож на профессора, чем на легионера. Вдруг я почувствовался, словно я вернулся на университетские лекции и с интересом слушал объяснения нашего командира взвода, который предупреждал нас, что самым трудным будет первый месяц обучения. Мы проведем его на природе, живя в ферме. Там с утра до вечера, а иногда и ночью, мы будем делать упражнения, и привыкать к жизни в Иностранном легионе. Помимо спорта и физических нагрузок, мы должны быть изучать французский, обращение с оружием, традиционные песни, Кодекс чести, и в конце также включены несколько уроков по истории Иностранного легиона.

Месяц обучения на ферме должен был закончиться долгим переходом, называемый инструкторами «Походом к Kеpi Blanc», потому

что после пересечения Пиренеев мы бы получили Белое кепи[13 - Белое кепи – шапка, часть униформы Французского иностранного легиона (прим. перев.)], символ Иностранного легиона. Те, кто успешно завершат этот традиционный марш будут официально приняты в семью Легиона и тогда он стал бы их родиной. После того оставались три месяца обучения, с маршами и маневрами в горах, но мы всегда бы возвращались наш новый дом – в казарму имени капитана Данжу. В конце обучения нас ожидали экзамены, по всем предметам, которые мы проходили за эти четыре месяца. Кроме того, нам предстояло и покрытие нормативов на физическую выносливость. Только те, кто прошли через все это бы получили честь быть включены в боевые полки Иностранного легиона. Перед уходом сержант Халиль, оставил нас в распоряжении сержанта с Мадагаскара.

– S4 смирно! – повысил голос впервые наш командир, потом улыбнулся и сказал спокойно: – Остаетесь с сержантом Раза. Его имя Раза Финимпанана, но так как здесь, в Легионе нет времени болтать, вы будете называть его сержантом Раза. После этих слов, наш командир отделения вышел, и мы распустились.

– Смирноо! – крик сержанта Разы напомнил, что мы в Легионе и спокойная атмосфера, которую создал наш командир, была всего лишь иллюзией. – Подготовка уже началась, и вы должны стоять прямо, как струна, после того как вы услышали команду «Смирно». С этого момента у вас не будет ни субботы, ни воскресенья, в течение четырех месяцев у вас будет покоя, но я обещаю вам, что ваши дни будут заполнены множеством интересных моментов. Иногда дня не будет достаточно и мы заполним и ваши ночи интересными мероприятиями. Времени у нас в обрез, всего четыре месяца, так что вы должны сосредоточиться и дать лучшее из себя, чтобы стать легионерами. Вы также должны научиться выполнять безупречно приказы ваших прямых командиров – ефрейторов-инструкторов. Сейчас я отдаю вас в распоряжение капрала Ружа и хочу увидеть ваши шкафчики, убранные по образцу, который вам покажет он.

Ружа был румыном лет тридцати пяти, но так как он прошел через обучение с хорошими результатами в спорте, был выбран стать инструктором после первых четырех месяцев. Уже два года, он занимался новичками добровольцами и мы видели в его глазах струящиеся безумствие, он был готов сделать все возможное, чтобы перевоспитать нас.

– Как сказал сержант Халиль, S4 означает Четвертый взвод и Четвертый взвод это вы. Если вы услышите «S4, коридор» это означает, что вы должны выстроиться в коридоре. Когда услышите «S4, вниз», я хочу, чтобы вы выстроились перед зданием нашей, Третьей роты. Вы все S4, и должны реагировать, как один. Так что если кто-то опоздает, это означает, что вся рота опоздала, а затем следует приказ «S4, занять положение для отжиманий».

Даже те из нас, кто не понимал по-французски хорошо, выучили этот приказ в Обани и заняли положение для отжиманий. Ружа посмотрел на них с улыбкой и продолжил:

– S4, вы взвод, боевая единица, и всегда должны помогать друг другу. Таким образом, тот, кто понимает по-французски, должен помогать тому, кто не понимает!

Мы начали объяснять тем, которым еще язык был неясным. От шепота и объяснений настал шум, который был прерван криком капрала.

– Молчать! Начнем с того, что, по-видимому, известно всем. S4, занять положение для отжиманий!

Началось продолжительное упражнение, и те, кто не успевали следовать ритму Ружы, получали пинок в ягодицы. Отжимания было одно из упражнений, которым я занимался с самого раннего возраста, и, как увидел, в Легионе оно было главным наказанием, которому мы подвергались сразу же после прибытия в Страсбург. Я продолжал делать отжимания, уверенный в своих силах. Половина роты уже пала на пол, и получала за это пинки ефрейтора. Вдруг, как будто Руже, вдруг надоело пинать, но он ускорил темп криками «En haut! En bas!» («Вверх! Вниз!»).

Я не понял, что это упражнение закончится только тогда, когда последний из нас останется без сил и рухнет на кафельный пол коридора. Настала и моя очередь. Вдруг я почувствовал, что у меня не было сил подняться, и когда невероятным усилием напрягая в очередной раз мышцы, они отказали, я рухнул на холодный пол. Я был полностью исчерпан. В минуту, когда я ожидал получить профилактический пинок, инструктор закричал:

– Вставай, присоски, и все по комнатам! У нас уйма работы сегодня.

Первой задачей было убраться в шкафчиках. Вся одежда, полученная в Обани, должна была сложена, образуя квадрат размером тридцать на тридцать сантиметров. Затем она должна была быть разделена на категории: спортивный костюм, военная одежда, парадная форма, рубашки…

Мы почти навели порядок, когда снова прозвучал крик Ружи:

– S4, коридор!

Мы не успели реагировать достаточно быстро и не выстроились вовремя и следующая команда была:

– S4, в положение для отжиманий!

Мы повторили упражнение, которое недавно проделывали, но на этот раз все мы рухнули, так как силы даже самых выносливых, были исчерпаны.

– Встать! Норматив на построение в коридоре десять секунд. Возвращайтесь по комнатам!

Мы вернулись и те, кто говорил по-французски, объяснил тем, кто не понимал этот язык, что есть норматив выстроиться в коридоре, и мы должны быть готовыми быстро реагировать на приказ капрала. Все стояли на чеку, готовые быстро отреагировать на команды инструктора, и когда крик «S4, couloir» нарушил молчание опять, все мы бросились как сумасшедшие, но в желании выполнить норматив, начали толкаться и бороться за место в строе. Ружа считал секунды ледяным тоном: «Un, deux, trois, quatre». После того как спокойно отсчитал до десяти и увидел, что некоторые до сих пор еще толкались и суетились, последовало:

– S4, en position pour les pompes!

Большинство из нас свалились до двадцатого отжимания, потому что мы уже дважды перегружали мышцы.

– Встать! Я вижу, сил у вас нет на упражнения, поэтому я вам найду другое развлечение.

Ружа прошел по комнатам, но вместо того проконтролировать, как мы убрали шкафчики, он взял все наши вещи, бросил их на пол, и приказал все убрать. Только мы начали складывать, когда новая команда эхом пронеслась в здании Третьей роты.

– S4, en bas![14 - Вниз (франц. – прим. перев.)]

Мы сразу же бросили уборку и побежали вниз по лестнице к выходу. Перед зданием было больше места, чем в коридоре, и мы успели построиться. Ружа удовлетворенно смотрел на нас, когда какой-то француз пробормотал в строю: «Если так будет продолжаться, то сегодня мы не успеем собраться».

– Что я слышу? – инструктор посмотрел на нас строго. – Спешите убрать шкафчики что ли? Не волнуйтесь, ночь впереди, и у нас есть достаточно времени. Теперь я предлагаю вам побегать, чтоб аппетит появился к ужину.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (http://www.litres.ru/georgi-lozev/ya-legioner/?lfrom=931425718) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

notes

Примечания

1

Луи-Филипп, 69-й король Франции, правивший с 1830-го по 1848-го года (прим. перев.)

2

Белое кепи – шапка, часть униформы Французского

иностранного легиона (прим. перев.)

3

Зимой 1996/1997 гг. страна оказалась в состоянии гиперинфляции

4

Французский иностранный легион – да (англ. – франц. – прим. перев)

5

Французские короли с 1422 по 1483 г. (прим. Перев.)

6

Георгий Йорданов Кирков (болг. Георги Йорданов Кирков 1867–1919) – болгарский писатель-сатирик, профсоюзный деятель, один из организаторов Болгарской рабочей социал-демократической партии (тесных социалистов), позже коммунистов, (прим перев).

7

Автономная провинция Османской империи, существовала с 1878 по 1885 года, когда объединилась с Болгарским княжеством (прим. перев)

8

Когда я был в своей комнате, где ты был? (английский) (прим. Перев)

9

Я, встал раньше. Я, пошла в ванную Moi, wake up avant. Я, душ, туалет (прим. Перев)

10

Понимаешь, маленький камикадзе (прим. Перев)

11

Зимой 1996/1997 гг. страна оказалась в состоянии гиперинфляции (прим. Перев)

12

Жаркие земли (исп. – прим. перев)

13

Белое кепи – шапка, часть униформы Французского иностранного легиона (прим. перев.)

14

Вниз (франц. – прим. перев.)