Режим чтения
Скачать книгу

Киевская Русь читать онлайн - Георгий Вернадский

Киевская Русь

Георгий Владимирович Вернадский

История. География. Этнография

Эта книга о том, как образовалось, крепло, развивалось и погибло первое русское государство. Возникшее в IX веке под властью Рюриковичей, воспринявшее через Византию христианскую культуру, обретшее военную силу, в период расцвета оно занимало обширную территорию между Черным и Балтийским морями. Но амбиции удельных князей раздробили его на части, а затем монгольское нашествие подвело черту под его историей. Лишь спустя столетия русские вновь смогли объединиться в единое целое, но уже вокруг другого центра – не Киева, а Москвы. В своем фундаментальном труде Георгий Вернадский последовательно описывает этапы становления Киевской Руси, говорит об источниках формирования русской цивилизации, подробно рассказывает о быте, культуре, экономике, религии, социальной организации древнерусского общества. Георгий Вернадский (1888—1973) – выдающийся русско-американский историк, профессор Йельского университета, ученик Василия Ключевского и сын великого мыслителя Владимира Вернадского.

Георгий Вернадский

Киевская Русь

Глава I

Место Киевской Руси в истории

1. Европа ли Россия?

С точки зрения географии Европа – это западное продолжение Азии – азиатский мыс. Однако в традиционной географической школе эта территория рассматривается как отдельный континент, ограниченный на востоке Уральскими горами. С этой позиции России отводится своего рода промежуточное положение, и она разделяется на две части: Азиатская Россия – на восток от Уральской гряды и Европейская Россия – на запад от нее. Таким образом, с точки зрения элементарной географии на вопрос «Европа ли Россия?» можно ответить без колебаний. Но только часть России входит в состав Европы.

И все?таки такой ответ, хотя и определенный, вряд ли является удовлетворительным, поскольку традиционное деление страны на две части искусственно: Уральская гряда низка и не нарушает целостности широтных природных зон, столь характерных для русского географического ландшафта. Более того, этот вопрос постоянно задается вовсе не в географическом смысле. Под Европой подразумевается не географическая, а историческая и культурная общность.

Вопрос в таком случае должен формулироваться более определенно: Европа ли Россия в историческом и культурном смысле? Принадлежит ли Россия, исторически и культурно, к европейскому союзу наций?

На вопрос, задаваемый в подобной форме, чаще всего отвечают отрицательно, во всяком случае иностранцы. Г-н Дж. Мариотт может быть избран как типичный приверженец негативистского взгляда.

«Россия не является, – пишет он, – и никогда не являлась членом европейской семьи. Еще со времен падения Римской империи и миграций, вследствие завоеваний викингов и тевтонцев, между скандинавами, англичанами, немцами, французами, иберами и итальянцами сложилась определенная степень родства, несмотря на все значительные различия в их развитии. Даже Польша, благодаря своей приверженности западной форме христианства, имела некоторое родовое сходство с Европой. Россия же нет»[1 - Sir J. A. R. Marriott, Anglo-Russian Relations, 1689 – 1943 (2d ed. London, Methuen & Co., 1944), p. 1.].

У самих русских всегда существовали две точки зрения, классическими представителями которых можно считать «славянофилов» и «западников» девятнадцатого века. Западники рассматривали Россию как восточную часть Европы и объясняли различия между Россией и Западной Европой «отставанием» исторического процесса в России в связи с неблагоприятным географическим положением, монгольским нашествием тринадцатого века и другими причинами.

«Славянофилы», напротив, готовы были признать существование коренного отличия России от Европы и, вместо рассуждений об отставании русской цивилизации, подробно останавливались на ее самобытности и самодостаточности. Главным идеологом этого направления в том, что касается вопроса, который интересует нас здесь, был Николай Данилевский. В своей книге «Россия и Европа» этот автор изложил теорию различающихся «культурных типов», представленных разными нациями и группами наций в их истории. Он согласился с величием «германо-романской» цивилизации, но отказался признать ее «общечеловеческой» – единственным путем прогресса. Этой теорией он попытался доказать право «славянского культурного типа» на самостоятельное развитие. По его мнению, цивилизацию, которую обычно называют «европейской», нужно именовать «германо-романской». Отождествлять «европейский» с «германо-романским» значило бы, с его точки зрения, совершать логическую ошибку. Но поскольку подобное отождествление обычно происходит, он спрашивает себя: «Принадлежит ли Россия к Европе в этом смысле (то есть к германо-романской Европе)?» Его ответ – выразительное «нет»[2 - Н. Я. Данилевский, Россия и Европа (СПб., 1871), с. 60. Впоследствии различия между Россией и «романо-германской Европой» блестяще обсуждались князем Н. С. Трубецким – основателем «евразийской» философской школы. См. его Европа и человечество (София, 1920).].

Какую позицию займем мы относительно этой старой полемики? Прежде всего можно предположить, что сам предмет спора на сегодняшний момент устарел, поскольку, с точки зрения историка, больше не существует Европы в традиционном понимании. За последние триста лет Европа расширилась политически: каждая ведущая европейская держава подчинила себе огромные территории на других континентах, иной раз даже поглощая целые неевропейские народы. Она увеличилась также демографически, за счет эмиграции, в результате которой новые «европейские» нации утвердились в обеих частях Америки, в Австралии и Африке. В более близкое к нам время Европа продолжила технологическую и промышленную экспансию, приводя в движение силы, которые, однажды освободив, она уже не в состоянии контролировать.

Поскольку европейские страны одна за другой – Испания, Португалия, Голландия, Великобритания, Франция, несколько позднее Германия – каждая создали свою колониальную империю, они, таким образом, вышли за пределы собственно Европы и в конце концов поколебали единство региона. Россия тоже, хотя и не приобрела заморских колоний, постоянно двигалась на восток через бесконечные территории, пока не обнаружила, что подчинила себе огромный субконтинент. Таким образом появилось несколько «мировых держав», тогда как центр Европы, сокрушенный в результате двух мировых войн, теперь раздроблен политически и разнороден культурно. В каких же отношениях с Европой находятся эти мировые державы? «Европа» ли Соединенные Штаты? Да – в смысле культурных основ и традиций; нет – в том смысле, что США создали собственную культуру, которая сейчас, в свою очередь, оказывает влияние на Европу.

Европа ли Великобритания? Опять да, в смысле ее исторического происхождения; и опять нет, поскольку, являясь ведущим членом Британского Союза, она живет своей собственной жизнью.

И тогда Европа ли Россия? Да, в том смысле, что русская цивилизация имела множество контактов c европейской культурой – даже в германо-романской интерпретации – начиная со Средних веков. Нет, в том смысле, что Россия – сама по себе целый мир, целый субконтинент не
Страница 2 из 32

только географически, но и политически и культурно.

Даже мировые державы не вечны. Сглаживающий эффект индустриализации быстро стирает старые культурные различия между отдельными нациями. Использование атомной энергии создает императив «единого мира», хотя мирового объединения и нельзя достичь за одну ночь. В это объединение каждая нация должна внести и уже внесла свой вклад. Перенося этот аргумент назад на более ранние периоды истории, мы начинаем осознавать, что нельзя судить весь исторический процесс по европейским стандартам, да и в самой Европе всегда существовали центробежные тенденции.

Следовательно, чтобы ответить на вопрос, поставленный в названии этого раздела, мы сначала должны прийти к общему мнению по другому вопросу: а что такое Европа? Спор, таким образом, заходит в тупик. Но сам факт, что вопрос задавался именно по поводу России, говорит о присутствии чувства, что если Россия и Европа, то лишь частично, и что часто, если не всегда, ее историческая колея расходилась c путями других европейских держав.

Как бы то ни было, суждение Мариотта об абсолютной культурной обособленности России, вне всякого сомнения, уязвимо. На протяжении долгого времени в русской и европейской истории наблюдались не только различные, но и сходные процессы, и во внимание следует принимать как те, так и другие. Связи между Россией и Европой множились на каждой ступени средневекового и последующего развития, и, оставляя пока в стороне современную эпоху, можно сказать, что эти взаимоотношения были весьма тесными в киевский период.

2. Положение Руси в средневековом мире

История любой нации определяется не только ее собственными материальными и духовными ресурсами, но также и ее внешним окружением. Ни одна нация никогда не являлась и не является полностью изолированной. Сейчас уже совершенно ясно, что даже в ранние периоды, задолго до революции в средствах связи, определенные виды взаимодействия между народами были неизбежны.

Благодаря своему географическому положению Китай был изолирован больше, чем какая?либо другая страна. Однако даже в древности тонкая струйка морской торговли связывала Китай с Индией и Аравийским полуостровом, а через них со Средиземноморьем; сухопутный торговый путь через Туркестан, контролировавшийся кочевниками, приобрел большое значение в периоды Римской империи и раннего Средневековья.

В римскую эпоху, которая в русской истории соответствует сарматскому периоду, Русь, безусловно, не была обособлена; напротив, древнерусские племена в то время были рассеяны по чужим территориям[3 - См.: Древняя Русь. Гл. 3.]. Сходное положение преобладало в гуннский и хазарский периоды. В более позднюю эпоху само процветание Киевского государства основывалось на внешней торговле.

Теперь нам предстоит рассмотреть вопрос о международном положении Киевской Руси и тех изменениях, которые оно претерпело за киевский период (878 – 1237 гг.). Вначале необходимо подчеркнуть, что во времена раннего Средневековья динамика международных отношений была совсем не такой, как в наши дни. Основные европейские нации уже находились в процессе формирования, но центр притяжения, и политический, и культурный, располагался не в Европе, Западной или Центральной, а в Византии.

Византийская империя значительно превосходила империю Каролингов в области экономики, так же как и в дипломатии. Фактически она являлась одной из двух мировых держав того времени, второй был Арабский халифат.

В то время Западная Европа никоим образом не могла претендовать на сколько?нибудь значительную роль в развитии науки и техники. Эта роль принадлежала Халифату, где возрождались традиции эллинистической учености. Арабский язык стал языком ведущих ученых и врачей. До Крестовых походов Византия была в определенной мере связующим звеном между арабским миром и Западной Европой. Испания, завоеванная арабами в VIII веке, являлась вторым каналом, через который Запад впитывал арабскую науку.

Поскольку Русь имела тесные контакты с народами Центральной и Северной Европы, в ней преобладали именно византийские влияния, как того и следовало ожидать, принимая во внимание доминирующую роль Империи в ту эпоху. Что же касается халифата, то Русь была лишена прямой связи с ним. Неблагоприятным обстоятельством являлось то, что власть над причерноморскими степями в конце десятого века перешла от хазар к диким племенам кочевников, таких, как печенеги и половцы; тот факт, что русские сами уничтожили Хазарскую империю, едва ли облегчал им ситуацию.

Однако препятствие в виде степных кочевников не было непреодолимым, и Русь всегда поддерживала отношения с христианскими государствами Закавказья, а через них с Сирией. За степями, в которых господствовали кочевники, также находились такие важные торговые и культурные центры, как Хорезм и Бухара. В X веке Бухарой правила просвещенная персидская династия Саманидов. Позже, в XI веке, их сместили дикие сельджуки, приведя к упадку цивилизацию Туркестана. На севере мусульманское государство волжских булгар, с которым Русь имела тесные торговые отношения, достигло, кажется, не только материального благополучия, но и сравнительно высокого уровня культуры. Потенциально оно могло служить посредником между Русью и арабской культурой, но, по?видимому, Русь не особенно воспользовалась этой возможностью.

Экономически Русь поддерживала оживленные отношения с Востоком и через волжских булгар, и через Тмутаракань, пока не утратила контроль над этим городом в конце XI века. В дальнейшем половцы – по крайней мере в периоды мира – позволяли хорезмским и другим восточным купцам торговать с русскими. Однако около 1000 г. н. э., приток восточного серебра в Киевскую Русь сократился, возможно в связи со свержением Саманидов.

Эпоха Крестовых походов (1096 – 1270 гг.) внесла радикальные изменения в международную ситуацию. Сила Византии в это время сокращалась, а Запада возрастала. В 1204 г. западные рыцари захватили и безжалостно разграбили Константинополь, после чего Латинская империя была установлена в Греции, где просуществовала до 1261 г. Русская торговля, которая ранее тяготела к Константинополю, теперь переместилась на западные рынки.

Политически, через Венгрию, Польшу и Богемию, Русь в период Крестовых походов участвовала в европейских делах значительно активнее, чем раньше. То воинственные, то миролюбивые русские в отношениях с Западом за двенадцатое столетие преуспели в установлении своего рода равновесия между Восточной и Центральной Европой. Этот баланс был нарушен в начале тринадцатого века при создании государств германских крестоносцев в Пруссии и Латвии. Тогда же впервые дали о себе знать монголы, совершившие набег в половецкие степи в 1223 г.

Таким образом, международное положение Руси в киевский период было благоприятно для нее на юге, менее благоприятно на западе и совершенно неблагоприятно на юго- востоке, где постоянные набеги кочевников подтачивали ее силы и истощали ее ресурсы.

3. Различные и сходные тенденции в истории Руси и Европы

Деление «всемирной истории» на Древнюю историю, историю Средних веков, Новую и Новейшую историю одно из традиционных обобщений, которое
Страница 3 из 32

становится почти бессмысленным при ближайшем рассмотрении, особенно с точки зрения действительно всего мира – то есть принимая во внимание историческое развитие не только Европы, но и других континентов. По сути дела, это общепринятое деление было произведено, имея в виду только историю Европы, и только относительно европейской истории оно имеет какой?либо смысл.

В Европе Средние века были главным образом периодом феодализма. Феодальные институты развились в результате вырождения Римской империи, ее распада под давлением «варваров», преимущественно германцев, приспособления тевтонских институтов к романским и наоборот.

В катастрофах пятого столетия была уничтожена не вся Римская империя, а только ее западная часть. На востоке Империя выстояла и просуществовала еще тысячу лет под именем Византии. На развитие Византийской империи, в свою очередь, оказывали влияние новые социальные и политические тенденции, и постепенно некоторые образования, подобные феодальным, появились на Востоке, но до завоевания крестоносцами Константинополя они никогда не играли такой роли, как на Западе. В период так называемой «Латинской империи» (1204 – 1261 гг.) феодальные институты западного типа были полностью перенесены на греческую почву. Но реставрация Византийской империи еще раз воспрепятствовала процессу феодализации.

Обращаясь дальше на восток, определенные феодальные тенденции можно заметить в социальной организации мусульманских государств, но они отличались по характеру от западных. Что же касается кочевых племен евразийских степей, то они жили в абсолютно другой среде, не только географической, но также экономической и социальной.

Хотя Русь никогда не входила в состав Римской империи (здесь мы можем полностью согласиться с Мариоттом), анты и другие древнерусские племена имели контакты с северо-восточными землями Империи, как, например, в Крыму. Впоследствии же Русь была вовлечена в орбиту Византии и экономически, и культурно.

С другой стороны, русские с незапамятных времен жили рядом со степными кочевниками; временами они были почти затоплены персидскими и тюркскими потоками. Степная империя процветала за счет торговли, и покровительство трансконтинентальным сухопутным путям, особенно шелковому пути из Китая к Средиземному морю, всегда было одной из главных задач степных императоров.

Можно предположить, что построенная на другом фундаменте экономическая и социальная структура Руси раннего Средневековья отличалась от европейской. Так оно и было во многих отношениях.

Как убедительно показывает Анри Перен, завоевание арабами Северной Африки, Сицилии и Испании затруднило на время торговые отношения между Западной Европой и странами Леванта[4 - Henry Pirrenne, Economic and Social History of Medieval Europe (New York, Harcourt, Brace and Co., 1937); также Medieval Cities (Princeton, Princeton University Press, 1925) и Mohammed and Charlemagne (New York, W. W. Norton& Co., 1939) того же автора.], и именно потребностью открыть новые пути на Восток руководствовались древние скандинавы в смелом походе из Балтийского моря к Азову. В каролингской Европе торговля была долгое время (с восьмого по десятое столетие) на самом низком уровне. Экономической базой феодализма являлась убогая сельскохозяйственная культура, и, со всеми необходимыми оговорками, рост ранних феодальных институтов означал установление «натурального» или «закрытого» хозяйства.

Византия с ее развитой торговлей и прибыльными ремеслами выгодно выделялась на фоне аграрной и феодальной Европы. Не «натуральное хозяйство», а «монетарная экономика» господствовала в Византийской империи. Заметьте, что Италия со времен Юстиниана частично контролировалась Византией, по меньшей мере до конца десятого века. Экономически в период Каролингов Италия принадлежала скорее к византийскому миру, чем к европейскому.

Русь тоже являлась частью византийского мира, кроме того что она была непосредственно связана торговлей с Востоком. Хотя противопoложно мнению Ключевского и его школы сельское хозяйство являлось таким же важным элементом русской экономики, как и торговля, социальное значение его становления отличалось от западного, поскольку эти две сферы деятельности на Руси были более тесно связаны, особенно в форме оживленной торговли зерном. В любом случае в Киевской Руси, как в Византии, монетарная экономика превалировала над натуральным хозяйством. И, в отличие от Запада, не феодальное поместье, а город был главным фактором экономической и социальной эволюции страны.

Но если в социально-политическом развитии Руси и Западной Европы в Средние века существовали значительные различия, то имелись также и многочисленные сходства. В Киевской Руси строй «торгового капитализма» был наложен на неразвитые родоплеменные отношения. Ранняя социальная организация славянских и германских племен была во многих отношениях сходной, результатом чего являются поразительные аналогии в древнем обычном праве славянских и германских народов. Раннюю редакцию киевского свода законов – «Русскую правду» – можно отнести, вместе с «Салической правдой» (Lex Salica) и другими западными Leges, к одному и тому же общему типу «варварского права» (Barbaric Laws).

Много общего было и в организации княжеских властных органов. На Руси, как на Западе, управление обществом строилось на опыте домашнего господства правителей. Возвышение майордома во Франкском королевстве в седьмом и восьмом веках стало одним из характерных проявлений именно этого процесса. На Руси, как на Западе, князь старался упрочить свое положение, предоставляя особую защиту помощникам по управлению собственными имениями. «Правда» сыновей Ярослава имеет много общих черт с «Capitularia» Каролингов. Однако политические влияния русского и западного правителя существенно различались. И князь на Руси, и король на Западе должны были делить власть с могущественной аристократией, но в Киевской Руси существовал еще и третий важный политический компонент, которого не было на Западе: город.

4. Понятие о восточноевропейской истории

До сих пор я говорил о Европе этого периода как о едином социально-политическом образовании. На самом же деле разные народы жили там вместе, но совместность или сходность их жизни только относительны. Общая церковь и общая империя обычно считаются двумя столпами общности средневековой Европы, феодальный строй признается как ее третий фундаментальный институт. Однако мы не должны забывать, что территория, на которой действовали эти три фактора, географически не охватывает всю Европу.

Чаще всего когда мы говорим о «средневековой Европе», то имеем в виду только западную и центральную ее части. Якобы «общая империя» – Священная Римская империя германской нации – фактически была не общей, а ограниченной в пространстве, поскольку уравновешивалась Византийской империей на юго-востоке. Точно так же и римско-католическая церковь признавалась не всеми; многие восточноевропейские народы отдавали предпочтение греческому православию. А как мы только что видели, экономические и социальные основы византийского Востока заметно отличались от таковых на феодальном Западе.

Следовательно, мы должны признать существование не одной, а двух средневековых Европ –
Страница 4 из 32

Западной и Восточной. При этом историческая роль Восточной Европы долгое время недооценивалась. Даже сейчас в общих работах по средневековой истории под «Европой» обычно подразумевают Западную Европу, а к Восточной Европе относятся как к ненужному придатку, если вообще принимают во внимание.

Этнически Западную Европу населяют по большей части романские и германские народы, Восточную – славяне, греки и несколько других групп. В пренебрежении к восточноевропейской истории не последнюю роль, несомненно, сыграли расовые предрассудки, особенно традиционное презрение германцев к славянам. Показательно, что даже такой выдающийся мыслитель, как Гегель, не нашел места для славян в своей «Философии истории». Как он объясняет:

«Эти племена действительно основали государства и успешно противостояли различным народам, встававшим на их пути. Иногда они, как авангард – как нация, находившаяся между Западом и Востоком, принимали участие в борьбе между христианской Европой и нехристианской Азией. Поляки даже освободили осажденную Вену от турок; и славяне были в определенной степени вовлечены в орбиту Западного Разума. Однако вся эта группа народов остается вне нашего рассмотрения, потому что до сих пор она не выступала как самостоятельный элемент в ряду обнаружения Разума в Мире»[5 - G. W. F. Hegel, Samtliche Werke, H. Glockner, ed. (Stuttgart, 1928), XI, 447. Необходимо отметить, что Гегель предвидел возможность великого будущего славян и особенно России. В письме от 28 ноября 1821 г. Борису фон Юкскеллю, происходившему из прибалтийских немцев и русских, он пишет следующее: «Вам посчастливилось принадлежать к стране, занимающей столь значительное место на поле всемирной истории и которая, без сомнения, имеет еще более высокое предназначение. Кажется, что другие современные государства, более или менее, достигли цели своего развития; возможно, они уже прошли свою высшую точку, и их положение теперь не изменяется. Россия, напротив, потенциально самое могущественное государство, носит в себе громадные возможности дальнейшего развития ее глубокой природы».].

О степени влияния националистических теорий даже на современные американские гуманитарные науки можно судить по труду Джона Бургеса «Основы политической науки», впервые опубликованному в 1917 г. и переизданному в 1933 г. По мнению этого автора, греки и славяне продемонстрировали «низкий уровень политической способности» («a low order of political genius»), и поэтому «совершенно необходимо, чтобы политическая организация, на самом высоком уровне, греческой и славянской наций была бы взята на себя иноземной политической силой»[6 - John W. Burgess, The Foundations of Political Science, with an introduction by Nicholas M. Butler (New York, Columbia University Press, 1933), p. 32.]. Далее он предполагает, что германские народы «как политические нации по преимуществу», должны бы «принять на себя руководство созданием и управлением государств»[7 - Там же, с. 40.].

Единственная причина, по которой американский ученый мог дать подобный совет, кроется в непонимании исторической роли греческого и славянских народов.

Относительно греков старое неведение и предрассудки были давно развеяны благодаря блестящему развитию византинистики. Со времени появления в XVII веке работ великого Дю Канжа и других исследователей византологическая традиция поддерживалась целым рядом французских и бельгийских ученых, а также русскими, немецкими, английскими, американскими, итальянскими, венгерскими, румынскими, польскими, чешскими, болгарскими, югославскими византинистами и, конечно, самими греками. Огромный прогресс в этой области был достигнут за последние пятьдесят лет, и великая историческая роль Византии теперь ясна всем.

Византия, однако, была только одним из политических и культурных центров Восточной Европы в Средние века. Угроза церковного раскола не позволяла приверженцам римско-католической веры, например полякам, признать культурное лидерство византийцев. С другой стороны, несмотря на то, что они хранили верность Риму, поляки – как и венгры – принадлежали, географически и экономически, к Восточной Европе, а не к Западу. Можно сказать, что они составляли особую часть Восточной Европы, в тесном контакте с которой находились некоторые другие народы: литовцы, белорусы, украинцы и румыны. Кроме того, народы этого района поддерживали оживленные отношения с Центральной Европой, в частности с чехами и словаками.

Именно сферу польского культурного влияния можно назвать ядром Восточной Европы в период позднего Средневековья и начала новой эры. И именно польским, украинским и чешским историкам принадлежит честь постановки проблемы восточноевропейской истории как самостоятельного предмета исследования.

Первая кафедра истории Восточной Европы в европейском университете была учреждена в 1894 г. во Львове (тогда Лемберг Австрийской Галиции). Ее первым руководителем стал известный украинский ученый Михаил Грушевский. В 1904 г. он опубликовал значительную работу, посвященную взаимосвязям русской истории и истории восточных славян, где рассматривал Украину как часть Восточной Европы, а не России[8 - M. Грушевський, Звичайна схема «русскоi» iсторii й справа рацiонального укладу iсторii схiдного словянства (СПб., 1904), т. 1., с. 298 – 304.]. В период между двумя мировыми войнами проблема восточноевропейской истории стала предметом активного обсуждения, в котором сыграли заметную роль несколько польских и чешских историков. Главным вопросом дискуссии была связь между понятиями «славянская Европа» и «Восточная Европа».

Основную трудность в этом отношении представляет вопрос, куда отнести Россию. Она, безусловно, в основном славянская нация, но является ли Россия органической частью Восточной Европы? Должны мы включать Россию в группу восточноевропейских народов или нет? Если говорить о новой эре, то очевидно, что Россия – самостоятельное целое, под Россией я здесь подразумеваю Советский Союз, включая и Украину и Белоруссию.

А какой была ситуация в Средние века? В позднем Средневековье, то есть в четырнадцатом и пятнадцатом веках, Украина и Белоруссия входили в состав польско-литовской федерации; и обе, следовательно, с политической точки зрения относятся к Восточной Европе.

В киевский период украинские и белорусские земли принадлежали к русской федерации, и их место в истории должно определяться вместе с положением всей Руси. Поскольку территория Киевской Руси не выходила за пределы «Европы» с общепринятой точки зрения, то формального препятствия для включения ее в «Восточную Европу» не существует. Однако это было бы весьма обманчиво и немного добавило бы к нашему пониманию как русской, так и восточноевропейской истории. Несмотря на ее связи с Балканами, с одной стороны, Венгрией и Польшей – с другой, Русь уже тогда представляла собой отдельное социально-политическое образование. Более того, исторически Киевская Русь была ядром впоследствии континентальной, «Евразийской», России. С геополитической точки зрения территория Киевского государства может быть определена не только как «Восточная Европа», но и как «Западная Евразия». Культурно Русь этого периода может рассматриваться как северная граница Византии.

5. Вызов геополитики

Расширение России
Страница 5 из 32

вылилось в занятие ею огромной и протяженной территории, простирающейся от Балтийского моря до Тихого океана и от Памира до Северного Ледовитого океана. Этот субконтинент лучше всего обозначить как «Евразия», не только потому, что он объединяет части как Европы, так и Азии, но также поскольку он представляет географическое единство, которое столь же отлично от Европы, как оно отлично от нероссийских частей Азии.

С точки зрения почвы и растительности Евразия состоит из широтных ландшафтных зон: тундры, лесной, промежуточной лесостепной, степной и, наконец, зоны пустынь. Эти ареалы играли и до определенного предела все еще играют важную роль в российской экономике. Не менее значимыми были политические следствия взаимоотношений между лесной и степной зонами. Последняя вместе с прилегающими пустынями служила в древности в качестве района обитания различных кочевых орд маньчжурского, монгольского и тюркского происхождения. Могучие степные империи создавались с незапамятных времен на этой территории, следуя друг за другом с короткими перерывами[9 - См.: Древняя Русь. Гл. 3, 4, 5.].

Степная зона простирается на запад от Монголии до Карпат и проникает в середину Дунайского региона. В древние времена она предлагала отличную дорогу для монгольских кочевников без каких?либо естественных препятствий до Карпатских гор. Как только кочевая империя утверждалась в евразийских степях, она начинала тяготеть к подчинению собственному контролю всей степной зоны, равно как и частей прилегающей лесостепной территории.

Временами вместо одной огромной империи в степях доминировал пояс более мелких ханств, некоторые из них взаимно объединялись, другие же противостояли себе подобным. Так, после падения Гуннской империи авары поселились в Венгрии, хазары и мадьяры – в северочерноморском регионе, а два тюркских ханства образовались в Казахстане и Монголии.

В конце девятого века мадьяры мигрировали на запад до середины Дунайского региона (современная Венгрия), столетие спустя Хазарская империя была уничтожена русскими. Но русские не были способны сами контролировать черноморские степи, поскольку новые тюркские орды постоянно проникали из Казахстана. Затем в тринадцатом столетии монгольское нашествие захлестнуло всю европейскую Россию.

Монгольская империя была более обширной, нежели Гуннская: монголы собрали под свое господство всю Евразию. После освобождения России от монгольского ига процесс постепенно повторился в обратном направлении: в результате с течением времени русские преуспели в объединении под своею властью большинства территорий, где раньше правили монголы.

Интересно отметить, что в своем натиске монголы продвинулись на запад через степную зону и в процессе продвижения постепенно распространили свою власть на лесную зону. Русские, напротив, направились на восток через лесную зону и лишь после установления контроля над нею проникли в степную и пустынную зоны.

Принимая все это во внимание, рассмотрим теперь положение Киевской Руси с геополитической точки зрения. В киевский период русские занимали лишь европейскую часть России. На юге они сперва распространили свой контроль на Крым, регионы Азова и Нижней Волги, но потеряли эти территории к концу одиннадцатого века, когда под принуждением половцев покинули степную зону и отступили на север в лесостепную и лесную зоны. На востоке регион Средней Волги удерживался булгарами, с которыми русские находились в тесных торговых отношениях с девятого века, что не мешало им время от времени сталкиваться. В начале тринадцатого века восточнорусские князья продемонстрировали свое очередное намерение подчинить булгар своему контролю, сделав предварительный шаг к обладанию всем бассейном Волги. Но их натиск был блокирован монголами, которые завоевали как булгар, так и русских.

Если бы даже русским не удалось контролировать всю европейскую Россию в киевский период, занимаемое ими пространство кажется достаточно широким, особенно по сравнению с территориями европейских соседей. Географически днепровский речной путь стал стержнем Киевской Руси, и русские имели выход к Балтийскому и Черному морям, хотя половецкие рейды делали использование Черного моря опасным. Рассуждая в ключе геополитики в интерпретации Макиндера и его последователей, можно сказать, что русские в киевский период контролировали значительную часть «сердцевины земли»[10 - H. J. Mackinder. Democratic Ideals and Reality (New York: H. Holt, 1919), 2d ed., 1942.] и все же, несмотря на это, оказались неспособными отразить монгольское нашествие. Одной из причин их уязвимости стала неудача в установлении полного контроля над «сердцевиной земли»; если бы им удалось контролировать все течение реки Волги, равно как и южные степи, они оказались бы гораздо лучше подготовлены к встрече монгольского нападения.

Другой причиной несчастья русских в тринадцатом веке явился факт подчинения России одновременному давлению как с востока, так и с запада. Германский натиск с запада обрел силу как раз в период монгольского вторжения с востока. Но возможно, главную роль в неудаче русских сыграло отсутствие защиты «сердцевины земли» с восточной стороны. Евразийские степи представляли действительную «сердцевину земли» в конфликтах этого периода. Благодаря большой протяженности на запад степной зоны европейская Россия была геополитически частью Евразии, и до эры военной артиллерии для русских едва ли существовала надежда остановить кочевников, вероятнее всего объединившихся.

Киевский период характеризовался разобщенностью среди кочевников: страдая от половцев, русские тем не менее в этот период не подвергались реальной опасности быть сокрушенными ими. Но монгольское нашествие подорвало баланс власти между лесной и степной зонами в пользу последней.

Урок, который извлекли русские из монгольского ига, состоял в том, что безопасность от кочевого востока может быть обретена лишь через контроль над всей Евразией. К этой цели они приближались постепенно и через ряд стадий. Экспансия на восток началась в середине шестнадцатого столетия; первым шагом России было обеспечение контроля над всем течением реки Волги. В следующем столетии была оккупирована вся Сибирь. Колонизация Сибири явилась скорее спонтанным движением казаков и охотников, нежели формальным завоеванием, но московские государственные деятели знали, как извлечь все преимущества из народного движения. В случае экспансии в Казахстан и Туркестан в восемнадцатом и девятнадцатом столетиях инициатива скорее принадлежала правительству, а не народу.

В тот же самый период были завоеваны южные степи, равно как и Крым и Кавказ – или же, если мы можем сослаться здесь на события десятого века, – завоеваны вновь. Таким образом, задача, которую русские не смогли реализовать в киевский период, была выполнена.

6. Значение киевского периода в русской истории

Древняя Русь обычно ассоциируется в сознании западного читателя с автократией и рабством. Возникло даже предположение, что тоталитаризм прямо происходит из «русской души». И разумеется, в 1883 г. русский граф Уваров провозгласил, что Россия базируется на «православии, самодержавии и народности».
Страница 6 из 32

Оглядываясь назад, на время Уварова, в свете преимущества знания последующих событий, мы знаем, что когда он произнес свое суждение, неограниченной монархии оставалось менее восьмидесяти лет существования. Крепостничество было уничтожено менее чем через тридцать лет после декларации Уварова.

Фактически же в течение всей имперской эры (1721 – 1917 гг.) периоды реакции перемежались периодами либерализма. Последние двенадцать лет имперского режима принадлежали конституционному эксперименту, хотя и ограниченному по своему размаху. Но даже до этого, с 1864 г., самодержавие до определенного предела контролировалось местными институтами самоуправления (земство) и хорошо сбалансированной судебной практикой.

Во времена Московского царства в шестнадцатом и семнадцатом столетиях власть царя была фактически, если не законно, ограничена народным собранием (Земский собор), системой местного самоуправления и церковью. Одновременно демократические институты процветали в казацких общинах, особенно в Запорожье и в войске Донском.

Четырнадцатое и пятнадцатое столетия стали периодом формирования Московского государства. Нарождающееся московское самодержавие было само подчинено куда более жесткому и неумолимому абсолютизму монголов, и власть московских великих князей частично складывалась по этому сильному стереотипу. Однако в монгольской период Московия контролировала лишь часть современной российской территории, центральнорусскую «Месопотамию», то есть бассейны Верхней Волги и Оки. Другие русские земли в это время имели иную политическую и социальную среду.

Как это ни кажется парадоксальным, монгольский период отличался расцветом демократических институтов в северорусских городах-государствах Новгороде и Пскове, несмотря на факт номинальной власти монгольских ханов в Северной Руси и того, что великий князь Московский чаще избирался, нежели не избирался новгородским князем.

На Украине монгольское владычество пришло к концу в середине четырнадцатого столетия, то есть ранее почти на столетие, нежели в Московии; в Белоруссии этот период еще короче. Эти два народа в конце концов поменяли монгольское господство на литовское, в то время как Западная Украина (Галиция) была аннексирована Польшей в 1349 г. В 1385 г. сформировался союз Польши и Литвы, сперва династический, а позднее и реальный.

В четырнадцатом и пятнадцатом столетиях Великое княжество Литовское являлось нежесткой федерацией, к которой присоединились Украина и Белоруссия, как и многие автономные единицы. В конце концов была установлена аристократическая конституция, и таким образом по контрасту как с самодержавной Москвой, так и с демократическим Новгородом утвердились аристократическая Украина и Белоруссия. Эти три элемента власти – монархический, аристократический и демократический, которые в монгольский период развивались отдельно в трех различных географических регионах Древней Руси, сосуществовали в каждой из русских земель в течение киевского периода в разных пропорциях и комбинациях. Именно это многообразие политического опыта делает киевский период захватывающе интересным для исследователя правительственных институтов.

Итак, одного взгляда на политическую историю России достаточно для избавления от мифа тоталитаризма как внутренне присущего русской ментальности. Московское самодержавие родилось не из какой?то предполагаемой врожденной симпатии «русской души» к автократии, но из жесткой необходимости организации военной силы, достаточной для низвержения монгольского ига и обеспечения контроля над территорией, слишком большой для стратегической защиты. В пятнадцатом и шестнадцатом столетиях Московия стала военным лагерем. Усилия как правителей, так и народа сконцентрировались на обороне. Политическая свобода была принесена в жертву во имя национального спасения.

Возможно, что русские освободились бы от монгольского ига гораздо раньше, чем они это сделали, если бы одновременно им не угрожали с Запада. Столкнувшись с дилеммой войны на два фронта, два русских князя в тринадцатом столетии каждый по?своему испытали противоположные политические курсы. На Западной Украине князь Даниил Галицкий обратился за помощью к Западу и проиграл. В Восточной Руси князь Александр Невский принял сюзеренитет от монголов, с тем чтобы освободить руки по отношению к Западу, и выиграл. Разбив шведов в устье Невы в 1240 г., он обеспечил Новгороду доступ к Балтике. Двумя годами позже он спас Россию от немецкого вторжения, уничтожив немецких рыцарей в знаменитом Ледовом побоище.

Крепостничество было другой ценой, заплаченной русскими во имя выживания. Хотя рабство существовало как в Киевской, так и в Московской Руси, рабы не представляли собою большого слоя населения. В Киевской Руси оно соседствовало с «капиталистической» экономикой, подобно тому, как это было в США до Гражданской войны.

С другой стороны, крепостничество как феодальный институт едва ли было известно в Киевской Руси. В монгольский период процесс прикрепления свободных крестьян к большим поместьям быстро прогрессировал и в Московии, и в Литовской Руси. Крепостничество было официально введено на Украине и в Белоруссии хартией (привилегии) великого князя Казимира в 1447 г. В Московии с 1581 г. определенные годы были провозглашены «запрещенными», то есть перемещение крестьян из одного поместья в другое в эти годы не разрешалось. Крепостничество было в конечном итоге подтверждено кодексом законов («Уложение») в 1649 г.

В противоположность Московскому и Литовскому государствам, Киевская Русь была страной свободных политических институтов и вольной игры социальных и экономических сил. Киевский период также отмечен христианизацией Руси; он является свидетелем взлета блестящей цивилизации, особенно проявившейся в архитектуре, литературе и прикладных искусствах, подобных филиграни и эмали.

Хотя монгольская агрессия нанесла тяжелый удар по киевским институтам и культуре и вылилась в формирование абсолютистского государства в Московии, развитие элементов киевской цивилизации не было совсем остановлено. Некоторые традиции киевского периода развились в Новгороде и Пскове, другие – на Украине и в Белоруссии; иные же – в самой Москве. С точки зрения истории права, основания хартии города Пскова (1397 – 1467 гг.), первый Литовский статут (1529 г.) и до определенного предела даже первый московский кодекс законов («Судебник») 1497 г. нужно искать в «Русской правде» киевского периода.

Наряду с достижениями в киевский период, жизнь в Киевской Руси имела много негативных аспектов. Постоянные вторжения тюркских кочевников с юго-востока, так же как и внутренние войны между русскими князьями, не давали покоя населению и создавали угрозу для жизни. Постоянно расширяющаяся пропасть между высшими и низшими классами выливалась в периодические экономические и социальные кризисы. Но, несмотря на все ее недостатки, Киевская Русь тепло воспринималась народной памятью, что выражено в русских эпических песнях – былинах. Никакой другой период истории страны не воспринимается в русском фольклоре с такой симпатией и благодарностью, как киевский.

В Киевской
Страница 7 из 32

Руси должно было быть нечто заставляющее людей забыть ее негативную сторону и помнить лишь достижения. Это «нечто» было духом свободы – индивидуальной, политической и экономической, – который преобладал в России этого периода и по отношению к которому московский принцип полного подчинения индивида государству представлял разительный контраст.

Глава II

Имперский план и его неудача

1. Имперский план: мечты и реалии

Политическая история Киевской Руси открывается столетием смелого предприятия: попыткой скандинавских властителей Киева создать огромную империю, простирающуюся от Балтийского до Черного моря и от Карпатских гор до Каспийского моря. Была предпринята серия смелых кампаний как на море, так и на суше, направленных на главные цели – Константинополь и Закавказский регион; одно время устья Волги и Дуная контролировались русскими.

Это амбициозное усилие может быть рассмотрено в двух плоскостях – как эпизод экспансии викингов и как этап русской истории. К концу девятого века викинги контролировали Северное и Балтийское моря и не только совершали набеги на прилегающие части европейского континента и Британские острова, но смогли также прочно утвердиться в Северо-Западной Европе. Они появились в России и проникли на юго-восток до региона Азова даже ранее, нежели принято думать. Путешествуя вдоль западных берегов Франции и Иберийского полуострова, они также исследовали Средиземноморье и в конце концов создали свое собственное государство на Сицилии.

Константинополь (Миклагард) – имперская столица – была той точкой, где в конечном итоге встретились черноморский и средиземноморский потоки экспансии. Именно на этом фоне авантюризма викингов следует рассматривать имперские мечтания русских князей Киева. Хотя широкий размах их политических планов выглядит удивительным, он соответствует общей картине Европы этого периода. Однако мы не должны забывать, что к концу девятого столетия скандинавские пришельцы на Руси уже смешались в значительной мере с местным населением, став частью русского фона. Это в особенности верно относительно шведов региона Азова, которые заимствовали даже само имя «русь» у местного населения[11 - См.: Древняя Русь.]. Святослав, наиболее храбрый из киевских князей, не только носил славянское имя, но и был по своему физическому облику и одежде типичным южным славянином, прототипом запорожских казаков. Его внук Ярослав Мудрый с точки зрения антропологии если и обладал, то весьма малым количеством нордических черт. И хотя основная часть дружины или свиты первых киевских князей состояла из скандинавов, славяне из нее не исключались, и как скандинавы, так и славяне были заинтересованы не только в войне, но и в торговле. Русские славяне имели опыт длительных военных кампаний и международной торговли, берущий начало по крайней мере в шестом веке, когда анты проникли в Дунайский регион. В седьмом веке некоторые из антских племен твердо обосновались в восточной части Балканского полуострова, впоследствии известной как Булгария. В седьмом и восьмом веках анты и русь помогли хазарам отразить арабские рейды на Кавказ[12 - Там же.]. Под руководством хазар антские славяне активно участвовали в международной торговле, и от Масуди и других восточных авторов мы знаем, что анто-славянские купцы имели постоянные подворья в хазарской столице Итиль, а также предположительно в других хазарских городах. Антославянские войска составляли значимый элемент в хазарской армии[13 - Там же.].

Таким образом, оказывается, что скандинавские князья Киева должны были иметь значительную поддержку своих имперских планов среди высших классов славян. В их империалистических предприятиях грабеж был прологом к торговле – побудительный мотив имперского замысла первых киевских князей был, по сути, коммерческим; их стратегия была направлена на контроль широкой сети торговых путей в Черноморском и Каспийском регионах. Географическим ядром этой системы был регион Азова, в особенности Керченский пролив, уже удерживаемый русскими каганами с конца восьмого века. Для полноты структуры им необходим был контроль над Нижней Волгой и Нижним Дунаем. В случае полного успеха их предприятий взятие Константинополя – то есть Босфора и Дарданелл – выступало в качестве коронного приза. Однако их атаки на Константинополь были мотивированы не столько надеждой его захвата, сколько желанием заставить византийцев открыть свои рынки для русской торговли. Мы обнаруживаем тут точную параллель надеждам гуннов в прошлом. Последняя византийско-гуннская война в конце пятого столетия стала результатом отказа византийцев открыть дунайские торговые города для гуннской коммерции[14 - Там же.]. Властвуя над Черным морем и укрепившись в Булгарии, русские были в состоянии диктовать свои условия и без фактического контроля над Константинополем. Итак, даже частичная реализация имперского плана обещала богатое вознаграждение.

Существовало два центра русской активности этого периода – Киев и Тмутаракань, и, хотя определенная степень координации между политикой киевских князей и русских каганов, видимо, была достигнута, установление полного единства было нелегким, если и вовсе возможным делом. Власть киевских князей сперва признавалась лишь несколькими русскими племенами. Позднее другие племена вовлеклись в киевскую политическую сферу, но некоторые с неохотой; таким образом, в ряде случаев связь между Киевом и местными центрами была слаба и нестабильна.

Существовало значительное различие между отдельными племенами с точки зрения их экономических и культурных уровней, но еще большие расхождения были внутри каждого племени. Хотя высшие классы в основе своей, вероятно, были коммерчески заинтересованными в начинаниях киевских князей, значительная часть населения оставалась довольно индифферентной. Здесь мы видим традиционный контраст между городами и сельскими общинами. Более того, некоторые из племенной аристократии с подозрением относились к киевскому империализму.

Князь Олег и его непосредственные наследники имели перед собою двуединую задачу: организовать государство и завоевательные кампании. Каждая задача была сама по себе огромной; в дополнение во внешней политике внимание киевских князей было волей-неволей разделено между Византийской империей и Хазарским каганатом; любая из этих проблем требовала всю полноту усилий киевских властителей и широкие ресурсы.

Как обнаружилось в последующих событиях, у князей не было достаточной силы для ведения войны на два фронта: против Византии и против Востока. Святослав подошел к успеху ближе, нежели любой из его предшественников, но перестарался и закончил неудачей. Однако его победа над хазарами имела судьбоносные последствия для Руси, поскольку надлом Хазарского каганата открыл ворота для печенегов, за которыми последовали тюркские племена из Закаспийского региона, и ни сам Святослав, ни его последователи не имели достаточной власти, чтобы остановить тюркский поток, устремившийся в черноморские степи.

2. Первый успех: Олег

Около 878 г. Олег, первоначально властитель Новгорода, захватил Киев и в конце концов
Страница 8 из 32

установил свою власть в Южной Руси[15 - Там же.]. Скорее он, нежели его новгородский предшественник Рюрик, может считаться первым скандинавским князем, ставшим монархом всей Руси. Именно по этой причине личность Олега оставила более глубокий отпечаток на исторической памяти русского народа, нежели персона Рюрика. В русских летописях, равно как и в устной традиции, Олег известен как Вещий, Далекоглядящий, Мудрый, Святой. Этот эпитет кажется происходящим от игры со значением имени в скандинавском варианте: Хелги (первоначальная скандинавская форма имени Олег) означает «святой»; русское прилагательное «вещий» является, таким образом, не чем иным, как перевод от Хелги. По-норвежски Вещий Олег именуется Хелги.

В русской традиции Олег прославляется как мудрый правитель и удачливый воин; он в особенности почитался за свой ум во взаимоотношениях с врагами. История доносит до нас, что после победоносной кампании против греков, которая привела его к вратам Константинополя, греки начали переговоры, послав ему изысканные яства и вина. Быстро сообразив что к чему, Олег отказался отведать угощение, подозревая, что пища и вино, возможно, отравлены. После этого греки оставили уловки и приняли условия мира.

Последнее сказание об Олеге, повествующее о его смерти, противоречит его репутации прозорливого человека. Согласно легенде, популяризированной А. С. Пушкиным в его поэме «Песнь о вещем Олеге», князь был предупрежден кудесником: он примет смерть от своего коня. Под впечатлением этого пророчества он постарался не ездить на нем. Позднее, когда ему показали скелет коня, он наступил на него, пренебрегая предсказанием: в ту же минуту из останков выползла змея, ее укус оказался смертельным для Олега.

Легенда с очевидностью назидательна, ее цель – доказать, что даже мудрейший человек беспомощен перед Судьбой. Та же идея нашла поэтическое выражение в двенадцатом столетии в знаменитом «Слове о полку Игореве»: «И сказал Боян, мудрый поэт: “Ни проницательный и удачливый человек, ни зеленый юнец не могут избежать Божьего суда”»[16 - Слово, с. 37.].

Характерно, что русские легенды об Олеге, включая повествование о его смерти, имеют близкие параллели в скандинавской саге об Одде. В саге говорится, что Одд умер от укуса змеи в Норвегии, куда он возвратился после своих подвигов на Руси[17 - А. И. Ляшенко, Летописные сказания о смерти Олега Вещего, АНОРИ, 29 (1924), с. 254 – 288.].

Очевидно, что Киев не мог быть последней целью натиска Олега с севера. Он должен был послужить ему базой для дальнейшего движения на юг, нацеленного на открытие путей к Черному и Азовскому морям, с Закавказьем и Константинополем в качестве финального приза. Однако его непосредственной задачей было сделать саму базу достаточно сильной, а свой контроль над речными путями между Новгородом и Киевом абсолютным. Согласно «Повести временных лет», именно Рюрик начал строить сеть укреплений в землях словенов, кривичей и мери[18 - Ип., кол. 15.], то есть в районах Новгорода, Смоленска и Ростова. Отряды варягов были расквартированы во вновь построенных фортах, и три племени должны были выплачивать дань за их содержание. Итак, Олег хотел лишь следовать политике Рюрика по консолидации власти на севере.

Киевская база была расширена с покорением древлян – воинственного племени, обитавшего в это время в бассейне Припяти, на северо-западе от земли полян, то есть собственно региона Киева. Олег установил для них дань в мехах (около 880 г.). Дальнейшему наступлению на юг и юго-восток, по рекам Днепр и Буг, противились мадьяры. Земли на восток от Среднего и Нижнего Днепра контролировались хазарами.

Хазарская проблема стала первостатейной по значимости для Олега. Подобно своим киевским предшественникам Аскольду и Диру, ему, должно быть, не терпелось установить связь с русским каганатом в регионах Азова и Тмутаракани. Приблизительно в первый или второй год своего правления в Киеве Олег частично преуспел в этом начинании. Его посланцы и, возможно, некоторые его подразделения, направленные для усиления армии русского кагана, могли использовать речные пути, протянувшиеся через степи от изгиба Днепра до Азовского моря.

Воодушевленный помощью, полученной от Олега, русский каган послал грабительскую экспедицию к Каспийскому морю, которая высадилась в его юго-восточной части в районе Мазендарана около 880 г. Однако экспедиция закончилась катастрофой[19 - Дорн, с. 5.]. Очевидно, что ситуация предполагала более тесное единение сил между Киевом и Тмутараканью. Для достижения этой цели следовало избавиться от хазарского контроля над славянскими племенами к востоку от Среднего Днепра. И конечно, следующим шагом Олега стало распространение своей власти на эти племена. Около 882 г. он нанес поражение северинам, после чего они прекратили выплату дани хазарам и взамен согласились платить «легкую дань» Олегу.

Под впечатлением победы над северинами их северо-западные соседи – радимичи – добровольно согласились (885 г.) платить Олегу ту же дань, что прежде они выплачивали хазарам. В этом случае дань была в серебряных монетах (шеляг). Затем внимание Олега сместилось на юго-запад. Летописец вскользь неясно упоминает, что он начал войну против уличей и тиверцев[20 - Согласно д-ру Менгесу, тиверцы были тюркского происхождения. См.: К. Menges, Etymological Notes on some Pacanag Names, Byzantien, 17 (1945), pp. 261 – 263.] – двух южнорусских племен, которые населяли бассейны Нижнего Днестра и Буга. Оба племени в это время до определенного предела находились под контролем мадьяр, и мы можем предположить, что в своей оппозиции Олегу они действовали как вассалы мадьярского воеводы Арпада. Итак, хотя летописец представляет этот конфликт как войну между Олегом и двумя южнорусскими племенами, в действительности это была война между Олегом и мадьярами.

Мадьяры контролировали в это время всю юго-западную территорию Украины – бассейны Нижнего Днепра, Буга и Днестра. До этого, как можно предположить, мадьярский воевода являлся также сюзереном Киева, где Аскольд и Дир действовали как его наместники или вассалы. Захват Олегом Киева означал конец мадьярского владычества над ним, и после убийства им Аскольда и Дира отношения между Олегом и мадьярским воеводой должны были обостриться. Каждая из сторон имела претензии к другой. Предположительно мадьяры хотели восстановить власть над регионом Киева; новый властитель Киева, с другой стороны, нуждаясь в доступе к Черному морю, должен был или договариваться с мадьярами, или вытолкнуть их со своего пути.

Конфликт между Олегом и мадьярами, уличами и тиверцами, очевидно, имел место около 890 г., в любом случае не позднее 893 г., поскольку в следующем году мадьяры были уже вовлечены в войну с дунайскими булгарами[21 - О мадьярско-булгарских отношениях этого периода см.: К. Грот, Моравия и мадьяры (СПб., 1881), с. 282 – 304; В. Златарски, История на Булгаската држава през средните векове, I, pt. 2 (София, 1927), с. 290 – 294.]. Судя по тональности фрагмента, упоминающего о ней в «Повести временных лет», война между Олегом и мадьярами была решающей. Инициатива по подготовке мадьярского вторжения в Булгарию около 894 г. может быть приписана византийской дипломатии. По «Повести временных лет», император Лев Мудрый «нанял» мадьяр
Страница 9 из 32

против булгар, которые в это время угрожали безопасности византийских владений на Балканах[22 - Это событие датируется в Ипатьевском и Лаврентьевcком списках 902 г., что, очевидно, является ошибкой. Согласно В. Златарски, война между булгарами и мадьярами началась около 894 г.; согласно Гроту, около 889 г. Я принимаю датировку Златарски. См. также: G. Moravesik, Byzantinoturcica, I (Budapest, 1942), 58 – 68.]. Булгары были разбиты, а их страна разграблена. В отчаянии они обратились за помощью к патзинакам (печенегам) – тюркскому народу, обитавшему в Казахстане, одна из орд которого скиталась тогда в черноморских степях. Сумели ли печенеги проникнуть сквозь оборону хазар вдоль нижнего течения Волги и Нижнего Дона, или же хазары по известным им причинам разрешили им пересечь Дон в западном направлении, не известно.

Атакованные одновременно булгарами с юга и печенегами с востока, мадьяры были полностью разбиты (около 897 г.), у них оставался единственный выход – освободить юг России. Одна их группа двинулась на запад вверх по Дунаю и в итоге достигла Паннонии. Другая пошла на север по направлению к Киеву и разбила свои палатки на его окраинах[23 - Появление мадьярских орд перед Киевом датируется в «Повести временных лет» 898 г. (Ип., кол. 19).]. Оказавшись неспособными захватить город, они повернули на запад к Трансильвании. Эта группа называлась «черные угры» в «Повести временных лет». В конце концов обе группы объединились, установив свой контроль над регионом Среднего Дуная и Тисы, то есть на территории сегодняшней Венгрии (около 899 г.) [24 - См.: Грот, Указ, соч., с. 305 – 327.].

Оккупация Венгрии мадьярами стала судьбоносным событием в истории славян, из которых три группы – западная, восточная и южная – теперь оказались частично отделенными друг от друга мадьярским клином. Непосредственным результатом мадьярского вторжения было падение королевства Великой Моравии. Его большая часть была оккупирована мадьярами. Белая Хорватия, то есть Галиция, присягнула в верности Олегу. В повествовании летописца о походе Олега в 907 г. против Константинополя как хорваты, так и их соседи дулебы (в регионе Волыни) упоминаются среди русских племен, участвовавших в кампании. Для Олега наиболее важным результатом мадьярской миграции было то, что весь днепровский речной путь от Киева до Черного моря оказался теперь в его распоряжении. В поздних источниках остров Св. Григория (Хортица) на Днепре, ниже порогов, и остров Св. Этерия (Березань) в днепровском устье упоминаются как главные стоянки русских купцов на пути к Константинополю. Предположительно плавбазы на обоих островах были основаны Олегом сразу после ухода мадьяр.

В перечне русских племен, принявших участие в кампании Олега в 907 г., мы также находим имя тиверцев, чьи поселения были в устье Днестра. Возможно, они были завоеваны Олегом в водной экспедиции, начавшейся из Березани. Однако войска Олега могли также достичь тиверцев с севера, высадившись вдоль Днестра из Галиции.

Обратимся теперь к походу Олега 907 г. Согласно «Повести временных лет», это была комбинация кавалерийского рейда через Булгарию и морской операции. В последней, как говорят, участвовало две тысячи лодок. Русские достигли Константинополя одновременно с суши и с моря, и окраины имперской столицы были безжалостно разграблены. Греки преградили доступ к внутренней части Константинополя – Золотому Рогу – цепями, но, по истории летописца, Олег приказал поставить лодки на колеса и таким образом по крайней мере часть русской эскадры добралась посуху к расположенным выше богатствам Золотого Рога. Греки запросили мира, согласившись платить дань и заключить торговый союз, выгодный для русских. Перед отходом от Константинополя Олег, согласно преданию, водрузил свой щит на ворота города.

Прямого упоминания об этой кампании в византийских источниках нет, и многие историки выражают сомнение относительно подлинности русского повествования. Среди тех, кто отказывается принять его, немецкий ученый Герхард Лэр и бельгийский специалист в области византинистики Анри Грегуар[25 - G. Lahr, Die Anfange des russischen Reiches (Berlin, 1930), pp. 95 – 99; H. Gregoire, Le Legende d’Oleg et l’expedition d’Igor, Bulletin de l’Academie Royale de Belgique, 23 (1937), pp. 80 – 94.]. Однако большинство исследователей как русской, так и византийской истории все же рассматривают жизнеописание «Повесть временных лет» в целом как достоверное. Византинист Георгий Острогорский подверг воззрения Грегуара детальной критике[26 - G. Ostrogorsky, L’Expedition du prince Oleg contre Constantinopole en 907, AIK, II (1939), pp. 47 – 61.], убедительность которой наверняка Грегуар не склонен признать. Я же с нею согласен.

По моему мнению, лучшим доказательством истинности повествования «Повести временных лет» является содержание русско-византийских договоров 907 и 911 гг. О первом в «Повести» есть лишь краткое упоминание, относительно второго – полный текст. Достоверность последнего очевидна, поскольку словесное оформление русского текста делает абсолютно ясным, что это – перевод с греческого, демонстрирующий все черты формального стиля византийских документов подобного типа. Итак, содержание обоих договоров столь выгодно русским, что ни один византийский император того времени не согласился бы подписать такой документ без принуждения, связанного с военным поражением.

Далее, как указывает Острогорский, хотя в византийских источниках не существует прямого упоминания о походе Олега, можно найти некоторые непрямые свидетельства. В своей книге «О церемониях» Константин Багрянородный упоминает об участии вспомогательных русских судов в критской экспедиции 910 г. Они, вероятно, были посланы Олегом в знак его дружбы с императором. Можно также подчеркнуть, что в арабском труде «Табаи аль-Хайа-ван», принадлежащем Марвази (написан около 1120 г.) русские, по преданию, достигли Константинополя «несмотря на цепи в заливе». Как предполагает В. Ф. Минорский, это, возможно, является ссылкой на кампанию Олега 907 г.

Согласно условиям договора 907 г., греки должны были заплатить огромную контрибуцию – по двенадцать гривен за каждую уключину двух тысяч русских лодок – и в дополнение выделить специальные фонды для важнейших русских городов (Киева, Чернигова, Переяславля, Полоцка, Ростова, Любека и других). Из этих фондов византийское правительство должно было обеспечить обильную пищу для купцов этих городов в течение их пребывания в Константинополе, а также снабдить их лодки едой и всем необходимым для обратного пути из Константинополя на Русь. Во время визита русских в Константинополь их размещали в пригороде, близ церкви Св. Богородицы. Им разрешалось входить в город, не имея при себе оружия, группами не более пятидесяти человек, в сопровождении византийского комиссара. Характерно, что русские купцы при торговых сделках не должны были платить какую?либо пошлину[27 - Резюме соглашения 907 г. см.: Повесть временных лет, Лавр., кол. 31, 32; Ип., кол. 23, 24.].

Договор 907 г. стал основанием дальнейшему коммерческому взаимодействию между русскими и греками. В соглашение 911 г. было добавлено несколько юридических деталей технического порядка[28 - Текст договора 911 г. см.: Лавр., кол. 33 – 37; Ип., кол. 25 – 29.]. Разрешение проблем взаимных оскорблений, убийств, воровства и других преступлений, совершенных гражданами
Страница 10 из 32

одной страны против граждан другой, подверглось урегулированию, особое внимание уделялось случаям бегства рабов. Все условия основывались на духе полного равноправия двух наций. Возможно, наиболее замечательной чертой договора является взаимное обещание оказывать помощь потерпевшим кораблекрушение торговцам чужеземного происхождения. Это противоречит так называемому «береговому праву», практиковавшемуся в большинстве европейских стран в это время, согласно которому в случае кораблекрушения местные властители должны были конфисковать все выброшенные на берег вещи потерпевшего бедствие торговца и обратить в рабство его вместе с командой. Закон был отменен в Италии в двенадцатом столетии, а в Англии и Фландрии в тринадцатом веке первоначально только по отношению к ганзейским купцам. Общий же отказ от практики «берегового права» в Европе произошел еще позже.

3. Первые неудачи: Игорь

Успех Олега в Черном море открыл дорогу русской торговле, оживив коммерческое взаимодействие между русскими и греками, что создавало основу благосостояния для княжества.

Картина того, как осуществлялась русская торговля с Константинополем в десятом веке, может быть получена из сочинения Константина Багрянородного «Об управлении империей». Согласно этому автору, существовало регулярное расписание для сбора товаров и их отправки. В ноябре киевский князь и члены его дружины начинали объезд славянских племен для сбора дани (полюдье). Из других источников мы знаем, что главными товарами в русской экспортной торговле в это время были меха, воск и рабы. Все это доставлялось киевскому князю во время посещения платящими дань племенами. Некоторые из них, как известно, платили деньгами. Князь и его дружина проводили таким образом всю зиму, с тем чтобы возвратиться в Киев в апреле. Одновременно славяне, живущие в верховьях Днепра, начинали делать лодки из выскобленных стволов деревьев, и уже весной, когда озера и реки освобождались ото льда, их перегоняли в Киев и продавали «русским», то есть князю, его свите и киевским купцам.

Затем лодки оснащали уключинами и загружали. Мы можем легко вообразить лихорадочную деятельность по сбору флотилии, в которую, очевидно, вовлекались тысячи людей. Каждый год в апреле и мае Киев выглядел как большая верфь, где кипела работа. Как только все было в состоянии готовности, флотилия двигалась вниз до днепровских порогов. Здесь лодки разгружали и тянули по суше вместе с товарами вдоль берега реки, ниже быстрин их вновь загружали. Позднее, когда печенеги, полные сил, пришли в черноморские степи, пересечение порогов стало опасной операцией для русских: уязвимые во время перемещения груза волоком, они подвергались атакам кочевников.

Ниже порогов вновь собранная флотилия останавливалась на острове Св. Григория, где русские язычники под огромным дубом приносили в жертву своим богам петухов. Следующая остановка была в устье Днепра на острове Св. Этерия, здесь лодки оснащались парусами. Затем они плыли на запад вдоль северного побережья Черного моря к устью Днестра, откуда после остановки шли к устью Дуная. От дельты Дуная они следовали к Констанце, Варне и Месембрии, которая во времена творческой активности Константина (около 953 г.) являлась последней точкой русского путешествия.

На обратном пути (не описанном Константином) русские везли более деликатные товары – шелковые ткани, специи, вина и фрукты. Поскольку этот груз требовал гораздо меньше корабельного пространства, часть лодок, возможно, продавалась грекам и булгарам или же просто оставлялась, освобожденная от уключин, парусов и другой экипировки.

Вряд ли можно определить с какой?либо степенью точности объем товаров, переправлявшихся каждое лето из Киева в Месембрию, однако правомерно порассуждать об этом. Из воспроизведенной Константином картины создается впечатление, что флотилия была огромна. Предположительно она состояла из нескольких сотен лодок, возможно – более тысячи. Конечно, они представляли собою, по определению Константина, monoxila, то есть каждая из них делалась из монолитного ствола дерева. Но такие стволы, срубленные в девственных лесах Северной Руси, должны были быть громадными.

Аналогичные лодки использовались запорожскими казаками в шестнадцатом и семнадцатом столетиях[29 - См.: Д. И. Еварницкий, История запорожских казаков (СПб., 1892), I, с. 454 – 456.]. Казаки фактически имели лодки двух типов: речные и морские. Казацкое слово для обозначения лодки – «чайка» берет начало от тюркского «чэй» – река и изначально было приложимо к маленьким лодкам, но позднее стало обозначать также и другой их тип. Речная лодка являла собою чистый и простой моноксилон – каноэ. Она использовалась для рыболовства и для перевозки малых грузов; ее грузоподъемность составляла десять человек. Подобные каноэ, без сомнения, использовались русскими киевского периода для аналогичных целей, но киевский моноксилон, ориентированный на византийскую торговлю, должен был быть значительно больше и по типу более схожим с морской или казацкой чайкой. Для этого ствол дерева служил лишь основанием, на котором из тяжелых дубовых досок воздвигалась сама лодка. Чайка имела длину от пятнадцати до двадцати метров, ее вершина была шесть-семь метров, а высота около шести метров. Она вмещала от пятидесяти до семидесяти вооруженных казаков, от четырех до шести легких пушек и значительное количество амуниции и еды. Судно было экипировано мачтой и двадцатью – сорока веслами. Предполагая, что лодки русской флотилии десятого века имели сходство с мореходными казацкими лодками и что ежегодная флотилия насчитывала не менее пятисот единиц, общий объем перевозимого груза должен был составлять порядка десяти тысяч тонн. А если предположить, что половина объема использовалась для транспортировки «живого товара» – рабов или иных целей, то при самом скромном подсчете собственно товар весил около пяти тысяч тонн.

Это – небольшой объем груза для торгового флота по нашим меркам. Однако он весьма впечатляет при сравнении с общепринятыми стандартами практики Средневековья. Даже в четырнадцатом и пятнадцатом столетиях общий товарный объем годичных перевозок из Италии в Германию через перевал Сен-Готтард – один из основных путей европейской континентальной торговли в Средние века – обычно составлял 1250 тонн[30 - И. М. Кулишер, Лекции по истории экономического быта Западной Европы (Петроград, 1918), с. 173.]. Совокупный тоннаж итальянских и ганзейских торговых флотилий этого периода был гораздо больше, но в десятом веке западная морская торговля не могла представить чего?либо схожего с русско-византийской торговлей. Итак, если мы рассматриваем ежегодную русскую флотилию в границах каролингской коммерции, то должны прийти к заключению, что размеры русской зарубежной торговли были значительно выше западноевропейских объемов этого периода.

Описание Константином русской флотилии является ценным источником не только для исследования русской торговли, но также и для изучения русского государства и способа правления в первой половине десятого столетия. Согласно этому писателю, сердце русского государства находилось в Киеве, и лишь киевский
Страница 11 из 32

регион назывался в собственном смысле Русью. Все остальное являлось «окраиной Руси», состоящей из славянских племен, которые платили дань киевскому князю. Однако было бы неправильным заключить, что все эти земли были просто киевскими колониями. Картина, данная Константином, неполна, ее можно дополнить свидетельствами из других источников. Прежде всего, следует упомянуть, что множество племен подчинились Киеву на различных условиях. Некоторые платили дань в натуральном выражении, другие – деньгами; одни несли более тяжелую, другие лишь «легкую», то есть номинальную, повинность. Далее мы должны рассмотреть свидетельства русско-византийского договора 907 г., согласно которому греки обязаны были выделить отдельные фонды для ведущих русских городов – Киева, Чернигова, Переяславля и т. д. Как отмечает летописец, в каждом из этих городов властвовал собственный князь. И разумеется, из преамбулы к русско-византийскому договору 911 г., равно как и из договора 945 г., мы знаем, что ни Олег, ни Игорь не были единственными правителями Руси, другие князья упоминаются как подчиняющиеся власти великого князя. Итак, мы имеем феодальную лестницу с сюзереном во главе и вассалами внизу. Далее, хотя нам мало известно об отношениях между Киевом и Тмутараканью в это время, из скудных свидетельств мы можем предположить, что последний город все еще управлялся собственным князем – каганом.

В любом случае политическая структура Руси в первой половине десятого века при всей ее примитивности была гораздо более сложна, чем можно представить, базируясь лишь на свидетельствах повествования Константина Багрянородного. Видимо, степень субординации племенных князей по отношению к киевскому князю в различных случаях варьировалась. Некоторые из них скорее были союзниками, нежели вассалами.

Положение князя в провинциях, где дань взималась натурой самим великим князем, возможно, было наиболее тяжелым. Однако даже в таких случаях должно было существовать определенное соглашение относительно доли великого князя в местных налоговых сборах, и, если договоренность нарушалась с его стороны, местный князь, очевидно, прибегал к противодействию, как мы видим из истории смерти князя Игоря в «Повести временных лет».

Обратимся к Игорю и его политике. Согласно традиции, Игорь был потомком Рюрика, и нет никаких поводов сомневаться в этом. Однако можно предположить, что он был скорее внуком Рюрика, нежели его сыном, как утверждается в «Повести временных лет». При Олеге Игорь должен был играть всецело подчиненную роль. Он упоминается лишь однажды по поводу его женитьбы, и даже здесь упоминается, что этот союз был организован Олегом (903 г.).

Женой Игоря была Ольга – уроженка Пскова. У нее скандинавское имя, но она должна была быть славянской девушкой, как вскоре будет объяснено. В то время как Игорь описывается в летописи с малой симпатией, его жена возвеличивается как «мудрейшая среди женщин». Поскольку Ольга в конце концов стала христианкой, ее популярность у летописцев может быть легко объяснена. Однако язычество Олега и Святослава не лишало этих князей похвалы летописцев. Должно быть, в природе Игоря было что?то объяснявшее холодность летописцев по отношению к нему. В истории его смерти он подается как жадный и коварный человек. Возможно, что таким он и был.

По свидетельству «Повести временных лет» у Игоря и Ольги был только один сын – Святослав. Ко времени смерти Игоря (945 г.) он был ребенком, появившимся на свет, по Лаврентьевскому списку, в 942 г. Если принять на веру дату женитьбы Игоря по «Повести временных лет» (903 г.), Ольге было гораздо за сорок или даже за пятьдесят во время рождения Святослава, если ко времени своего замужества она была совсем девочкой. Очевидно, Святослав не был ее первым ребенком. Если мы признаем, что он имел старших братьев, то одного из них можно предположительно отождествить с «Халгу, королем Руси», упомянутым в еврейском документе, в так называемом «Письме хазарского еврея десятого века», впервые опубликованном Шлехтером в 1912 г. О нем полнее будет сказано в заключение этого раздела. Достаточно отметить здесь, что Халгу – очевидно, то же имя, что и Хелги – в русском произношении Олег.

Согласно «Повести временных лет», князь Олег умер в 913 г. (возможно, в 912 г.). Кажется возможным, что, удачно завершив свои переговоры с Византией и получив Черное море для русской торговли, он обратил свое внимание на Каспийское море и Закавказский регион. Предпосылкой для этого было тесное взаимодействие между Киевской Русью и тмутараканскими русскими. В 909 – 910 гг. шестнадцать русских кораблей, предположительно посланных тмутараканским каганом, появились на южных берегах Каспийского моря. Русские попытались высадиться в Ензели, но были отбиты[31 - Дорн, с. 4 – 6.]. Со всей очевидностью это была разведывательная экспедиция, за которой должна была последовать действительная кампания, подготовка к которой началась сразу же после первой.

Поход был осуществлен после смерти Олега (913 г.). Его преемник Игорь должен был лично вести свою дружину в Тмутаракань, естественную базу для наступления. Однако он не пошел дальше, поскольку новости о восстании древлян побудили его возвратиться в Киев с частью своих войск. Другая часть осталась в Тмутаракани. Русские поднялись вверх по Дону к волжскому волоку и вниз по Волге спустились к Каспию. Они получили разрешение хазарского кагана на экспедицию в обмен на обещание поделить трофеи.

Русские разграбили юго-западные берега Каспийского моря, используя Апшеронский полуостров (регион Баку) в качестве базы для сохранения трофеев. Они поддерживали базу в течение нескольких месяцев, после чего на тяжело нагруженных награбленными вещами судах направились домой. Несмотря на отданную кагану установленную соглашением долю добычи, в устье Волги они были коварно атакованы его гвардией и полностью разбиты. Согласно Масуди, около тридцати тысяч русских погибли и лишь некоторые уцелели (914 г.) [32 - Marquart, pp. 333 – 335.].

Тем временем Игорь подавил восстание древлян, наложив на них в наказание более тяжелую дань. Его злоключения, однако, не закончились, поскольку в 915 г. на Русь (то есть в киевские земли) вторглись печенеги. С ними как?то удалось достичь соглашения, и они отправились с рейдом на Булгарию. Пять лет спустя (920 г.) они появились вновь, и Игорю пришлось с ними сразиться. Из этих кратких сведений в «Повести временных лет» можно увидеть, что в это время печенеги еще не представляли какой?либо реальной опасности для Руси. Их главная орда все еще находилась к востоку от Волги. Впоследствии в балканской кампании Игоря 944 г. печенеги действовали как его союзники.

В «Повести временных лет» не содержится информации о политике с 920 по 941 г. Предположительно это был период мира, в течение которого русские собрали силы для дальнейших экспедиций против Анатолии и Закавказья. «Повесть» описывает лишь анатолийскую кампанию (941 г.); арабские источники говорят о русском походе в Закавказье (943 – 944 гг.), в то время как еврейские документы проливают некоторый свет на взаимосвязь между ними.

Начнем с анатолийской кампании Игоря. Малая Азия была в это время частью Византийской империи. Причины разрыва Игоря
Страница 12 из 32

с греками неизвестны; его морская экспедиция в Анатолию в 941 г., очевидно, была совместной операцией киевских и тмутараканских русских. «Письмо хазарского еврея» упоминает «Халгу, короля русских» в связи с русской войной против греков и последующим «выводом» русских в «Персию» (Закавказье) [33 - П. К. Коковцов, Еврейско-хазарская переписка в X веке, с. 120. См. также: И. Брутскус, Письмо хазарского еврея X века (Берлин, 1924); В. Мошин, Хелгу хазарского документа, Slavia, 15 (1938), с. 191 – 200.]. Согласно моему предположению, Халгу, или Олег, был сыном Игоря. Он не мог быть князем Киевской Руси, поскольку киевский стол принадлежал самому Игорю. Поэтому мы можем предположить, что он был князем, или каганом, тмутараканских русских.

Русские высадились на побережье Анатолии на Черном море и разграбили византийские провинции Вифинию и Пафлагонию, продвигаясь на запад до Никомедии, до того момента, как византийским полководцам удалось собрать достаточное войско для отражения агрессоров. Когда последние добрались до своих судов, их флотилия была атакована византийской морской эскадрой и легко побеждена при помощи знаменитого «греческого огня»[34 - «Греческий огонь», также называемый «жидким» или «морским» огнем, являл собою взрывчатое соединение, выбрасываемое специальной трубкой или сифоном, которое загоралось, ударяясь о корабль.].

В то время, когда сам Игорь вернулся в Киев, большая часть тех, кто остался от русской армии, двинулась в Тмутаракань, откуда двумя годами позже они предприняли кампанию против Закавказья. В это время богатый город Бардаа в Азербайджане оказался главной целью русского натиска. Русские в этом случае последовали по пути Саварти, который атаковал Бардаа между 750 и 760 г. По моему предположению, Саварти мог быть шведом[35 - См.: Древняя Русь.]. Русская кампания в Азербайджане описана в деталях в арабской хронике Ибн-Мискавейха, который жил в конце десятого – начале одиннадцатого века (он умер около 1030 г.). Он пишет: «В этом 332 г. хиджры (943 – 944 гг.) армия народа, названного русскими, вторглась в Азербайджан, где они атаковали и захватили Бардаа, беря в плен его жителей. Они – могучий народ с большим размахом и великой смелостью. Им неизвестно поражение, и никто из них не поворачивается спиной к врагу, пока не убьет его или сам не будет убит»[36 - Ibn-Miskawaih, The Eclipse of the Abbasid Caliphate, V, pp. 67 – 74. См. также: А. В. Флоровский, Известия о Древней Руси арабского писателя Мискавейхи, СК, I (1927), с. 175 – 186; А. И. Якубовский, Ибн-Мискавейх, о походе русов в Бердаа, ВВ, 24 (1926), с. 63 – 92; V. Minorsky, Hudud al-Alam (Oxford, Luzac and Co., 1937), pp. 144, 398 – 400.].

Приблизившись к городу, русские обратились к жителям со следующим воззванием: «Между нами нет спора по поводу религии; мы лишь хотим власти; нашим долгом является хорошо относиться к вам, а вашим быть верными нам». Поскольку город отказался капитулировать, русские штурмовали его и приказали всем жителям эвакуироваться в течение трех дней. Те, кто остался после этого срока, были либо убиты, либо должны были выплатить огромный выкуп.

Используя Бардаа в качестве своей базы, русские разграбили его окрестности и собрали огромное количество трофеев. Там они провели несколько месяцев, но в конце концов были окружены и разгромлены превосходящими их мусульманскими силами. Их предводитель был убит в сражении. Остатки русской армии «направились к реке Кур, были готовы суда с командой, на которых они отправились из дома. Они погрузились и отправились, и Бог спас их от мусульман».

В еврейском документе, приведенном ранее, говорится, что король Халгу погиб «в Персии» с основной частью своего войска. Мы можем предположить в таком случае, что «предводитель» русских, упомянутый в истории Ибн-Мискавейха, был Халгу.

Катастрофические последствия закавказской кампании и потеря сына Олега (если Халгу был его сыном) не отвратили Игоря от еще одной попытки ударить по Византии. Согласно «Повести временных лет», он нанял ватагу варягов «за морем» (то есть в Скандинавии), равно как и орду печенегов, с тем чтобы укрепить киевские войска. Среди славянских племен согласились участвовать в кампании словене, кривичи и тиверцы.

Летом 944 г. армия Игоря достигла берегов Дуная, где и была встречена посланцами византийского императора, которые привезли богатые подарки как для русских, так и для печенежских предводителей и предложили мир. Игорь собрал свою свиту на военный совет. Воспоминания о разрушительной силе «греческого огня» все еще преследовали русских бояр, и совет проголосовал за принятие византийского предложения. Формальное мирное соглашение было подписано в 945 г.

Византийско-русский договор 945 г. может быть охарактеризован как подтверждение и продолжение договоров 907 и 911 гг. Он более детализирован и точен, нежели ранние соглашения. Лишь в одном пункте урезаны привилегии русских купцов: условие относительно освобождения от пошлинных платежей не было включено в Игорев договор. В дополнение к статьям торгового и юридического порядка имеются два примечательных политических пункта относительно Крыма («Корсунская земля», Корсунская страна) и черных булгар (пункты 8 и 11) [37 - Хрестоматия, I, 13. Д. Бромберг в своих «Топонимических и исторических очерках» (Byzantion, 13, 1938, с. 33 – 50) попытался доказать, что под именем «земля Корсунь» подразумевается не Крым, а Добруджа. Его гипотеза неубедительна.].

Текст этих пунктов довольно неясен, и их содержание интерпретировалось учеными различным образом. Насколько я их понимаю, они составляют специальное соглашение между «русским князем» и византийским императором, согласно которому князь брался защищать Крым от черных булгар, а император обещал свою помощь князю в его конфликте с теми городами Крыма (очевидно, находившимися под хазарской властью), которые не признают его власть; таким образом, соглашение утверждало альянс между русскими и византийцами против хазар и черных булгар.

Теперь возникает вопрос, кто был «русским князем», упомянутым в пунктах 8 и 11 соглашения? Им не мог быть Игорь, поскольку его титул был «великий князь». Титул упомянут во многих пунктах договора (1, 2, 16). Однако, согласно пункту 1, договор был заключен не только от имени «великого князя», но и от имени «Игоря, великого князя русских, и всех князей, всех людей земли русской». Каждый член княжеской семьи, включая жену Игоря Ольгу, был представлен своим собственным посланником. Представлены были две русские женщины, каждая специальным посланником: Сфандра, жена Улеба (Глеба), и Предслава. Могла ли быть Предслава вдовой Халгу (Олега) Тмутараканского?

В любом случае русские из Тмутаракани должны были быть представлены на переговорах, которые повели к заключению договора, и, возможно, властитель Тмутаракани подразумевается под титулом «русский князь» в пунктах 8 и 11 договора.

Из текста соглашения, если я правильно понимаю, становится очевидным, что князь тмутараканских русских контролировал в середине десятого столетия некоторые части Восточного Крыма в дополнение к Тмутаракани. Он также, как оказывается, контролировал как восточное побережье Азовского моря, так и устье Дона. Этот регион был одним из центров аланов-ас со второго века. Поскольку, согласно моей догадке, под «черными булгарами» подразумеваются
Страница 13 из 32

волжские булгары[38 - См.: Древняя Русь.], именно благодаря своему контролю бассейна Нижнего Дона «русский князь» был в состоянии предотвратить вторжение черных булгар в Крым.

Договор 945 г. должен рассматриваться как важное достижение политики Игоря. Однако лично он не был удовлетворен, поскольку подарки, полученные от императора, не были достаточными для покрытия расходов его неудавшейся кампании 944 г. Для этого похода, как нам известно, он нанял печенегов и варягов, чтобы усилить свой натиск на Константинополь. Очевидно, он надеялся заплатить им часть трофеев. Но трофеев не было, а вспомогательные войска требовали установленной платы. Игорь удовлетворил печенегов, позволив им разграбить Булгарию. Но оставались еще варяги со своими притязаниями. Именно в свете разрешения этих требований мы можем лучше всего понять отношения между Игорем и его воеводой Свенельдом. Свенельд сыграл важную роль в событиях, поведших к смерти Игоря, и позднее стал одним из главных помощников сына Игоря – Святослава. И все же имя Свенельда не включено в перечень русской знати в договоре 945 г. Очевидное заключение сводится к тому, что во время подписания договора он не считался русским (то есть киевским русским или тмутараканским русским). Предположительно он был одним из нанятых варягов; более точно – командиром варяжского отряда, нанятого Игорем.

Согласно летописи Никона, Игорь гарантировал Свенельду право собирать дань с уличей и древлян[39 - Эта информация о Свенельде введена в летопись Никона вслед за описанием подавления Игорем восстания древлян.]. Это, очевидно, было сделано, чтобы уладить вопрос с варяжскими требованиями. Уличи в это время еще не признали власть великого князя, и Свенельд должен был сперва завоевать их.

Хотя варяги были таким образом удовлетворены, русская дружина Игоря стала ворчать: «Отроки Свенельда изоделись оружием и одеждой, а мы наги. Пойдем, князь, с нами за данью, и себе добудешь, и нам». После этого Игорь повел свою дружину в землю древлян и, несмотря на их протесты, собрал с них дань в дополнение к полученной Свенельдом. Очевидно, что большая часть ее ушла к его окружению, и Игорь еще раз возвратился в землю древлян в сопровождении немногих, оставшихся с ним, для получения личной доли дани. На этот раз древляне не потерпели вымогательства. Согласно красочной истории «Повести временных лет», их князь Мал сказал народу: «Если повадится волк к овцам, то выносит все стадо, пока не убьют его; так и этот: если не убьем его, то всех нас погубит». Затем древляне атаковали Игоря и его маленькую свиту и убили всех их.

4. Передышка: Ольга

Ко времени смерти Игоря его сын Святослав был просто мальчиком, и именно поэтому его вдова, княгиня Ольга, взяла власть в свои руки. Благодаря своему окончательному обращению к христианству и последующей канонизации Ольге уделено огромное внимание в русских летописях, равно как и в исторической традиции. Даже строгое наказание, которому она подвергла древлян, чтобы отомстить за смерть Игоря, описывается летописцем с очевидным обожанием ее мудрости и возможностей.

В определенном смысле решение Ольги принять христианство является само по себе свидетельством ее разумности и тонкости интеллекта. Но в дополнение имеется еще и свидетельство ее возможностей как правительницы. В целом она должна была быть замечательной женщиной.

Ольга родилась около 890 г. в Пскове, возможно, в славянской семье. Пытаясь установить ее национальное происхождение, мы должны начать с антропологических данных ее великого внука Ярослава Мудрого, сына Владимира Святого. Согласно недавнему исследованию скелета Ярослава, его череп не относится к нордическому типу; он схож с черепами новгородских словенов. От кого мог приобрести Ярослав славянские черты? Его матерью была Рогнеда, княгиня Полоцкая скандинавского происхождения. Его отец Владимир был сыном Святослава и домоуправительницы Ольги Малуши. Дед Владимира Игорь был, как мы знаем, скандинавского происхождения. С тем чтобы объяснить славянский антропологический тип потомков Владимира, мы должны предположить, что либо его мать или бабушка, или та и другая были славянского происхождения. Согласно Шахматову, его мать Малуша была норвежкой, а имя Малуша является русской версией скандинавского имени Малфрид. Если это так, то Ольга единственная среди предков Ярослава может быть ответственной за его славянский тип. Остается, однако, возможность, что как Ольга, так и Малуша, обе были славянского происхождения. Имя Ольга, разумеется, скандинавское (Хелга); она могла получить его во время своего бракосочетания.

Ольга была богатой женщиной. Еще до кончины Игоря она владела поместьями с землей в различных частях княжества. В летописях упоминается, что город Вышгород близ Киева принадлежал ей; кроме того, она имела деревню Ольжичи в районе Десны и несколько деревень в районах Пскова и Новгорода. После смерти Игоря Ольга должна была стать наиболее богатой землевладелицей на Руси. Это – важный момент, поскольку ее административные реформы были начаты и проверены в ее собственных владениях.

Ее главной целью стало предотвращение впредь инцидентов, подобных тому, что повлек за собою смерть ее мужа. Поэтому она отменила обычай полюдья – зимней экспедиции князя по сбору дани. Вместо этого страна была разделена на несколько районов, каждый из которых находился под властью наместника князя или местного органа по сбору налогов. Такой местный орган стал известен как погост. Иными словами, дань, собираемая с автономных племен, была заменена одинаковыми налогами, выплачиваемыми всем населением. В ходе реализации этой реформы большинство местных князей лишились своей власти, а автономия племен была радикально урезана. Это привело к централизации финансовой администрации, по крайней мере по отношению к Западной Руси (земле древлян) и Северной Руси (новгородская земля). Киевский край находился в ведении постоянной княжеской администрации еще до правления Олега.

Ко времени смерти Игоря значительное количество русских бояр должно уже было быть крещено. Как «христианская Русь», так и «языческая Русь» упомянуты в русско-византийском договоре 945 г.. Согласно «Повести временных лет», Ольга была крещена в Константинополе в 955 г. Этой информации противоречит официальное описание ее приема в императорском дворце в Константинополе у Константина Багрянородного. По этому документу, датой визита Ольги в Константинополь является 957 г.; он также объясняет, что ко времени ее визита она уже была христианкой.

Большинство русских историков пытаются разрешить эту загадку, предполагая, что Ольга ездила в Константинополь дважды: в 955 г., когда она была крещена, и еще раз – в 957 г. Эта теория кажется искусственной и едва ли обоснованной, и в этом все более убеждаешься, поскольку в описании Константина не содержится и намека, что ее прием во дворце в 957 г. не был первым. Более того, путешествие киевской княгини в Константинополь не было обычным событием, и, если бы Ольга предприняла два путешествия, это, вероятно, было бы зафиксировано в ее жизнеописании. Гораздо более вероятно, что княгиня была крещена в Киеве в 955 г., так же как был позднее крещен ее
Страница 14 из 32

внук Владимир в 988 г. Ее крещение, очевидно, было поддержано Константинополем, поскольку она приняла христианское имя Елена, бывшее именем жены императора Константина. Аналогичным образом Владимир позднее принял имя Василий в честь правящего императора.

Хотя обращение Ольги в христианство должно было укрепить христианскую партию Киевской Руси, за ним не последовало обращения всего народа. Языческая партия была еще сильна, сплачиваясь вокруг ее сына Святослава, мальчика в возрасте чуть более десяти лет во время крещения его матери. Бесполезными были усилия Ольги рассказать ему о христианской вере – он отказывался слушать.

Как и в некоторых других случаях обращения славян в христианство, например, в Болгарии, оппозиция перемене вероисповедания была отчасти политической. Учитывая тесную связь между церковью и государством в Византии, можно полагать, что как только иной народ подвергался обращению, византийский император настаивал на признании новообращенными не только власти константинопольского патриарха как главы церкви, но также и себя как политического сюзерена.

Для предотвращения подчинения императору каждая славянская нация старалась ограничивать также власть патриарха. Поэтому славянские лидеры в каждом случае пытались организовать свою церковь как автокефальный институт. В качестве предварительного шага они настаивали на ее существовании как национальной единицы – диоцеза патриарха Константинополя, возглавляемого митрополитом или архиепископом. Когда подобная претензия была отвергнута, булгары временно изменили свою приверженность константинопольскому патриарху в пользу римского папы[40 - См.: Древняя Русь.]. В конце концов Болгарская церковь получила статус автокефальной от патриарха.

В случае Ольги языческая партия на Руси не могла предотвратить ее личное обращение, но со всей очевидностью находилась в оппозиции к обращению народа до той поры, пока Русской церкви не будет гарантирована некоторая автономия. С целью ходатайствовать об автономии Ольга и приехала в Константинополь в 957 г. Ее миссия не принесла желаемого результата, поэтому она повторила политику булгарского хана, обратившись к Западу – в ее случае к императору Священной Римской империи Оттону I.

Согласно летописцу, продолжившему хронику Регино, в 959 г. посланцы княгини прибыли к императору Оттону, прося о направлении в Россию епископа и священников, и в 960 г. монах Сент-Альбанского монастыря был рукоположен в епископы Руси, но никогда так и не побывал в этой стране, поскольку заболел и умер в марте 961 г. Монах монастыря Св. Максимина в Триере Адальберт был вслед за этим посвящен и действительно отправился в Киев, но не был принят и возвратился в Триер в 962 г. М. Д. Приселков полагает, что его провал должен был быть результатом непонимания между Ольгой и Оттоном[41 - Приселков, с. 12, 13.]. Ольга потребовала, чтобы Русская церковь была организована как автономный диоцез под руководством архиепископа или митрополита. Оттон послал ей лишь епископа с ограниченными полномочиями; Русская церковь должна была быть организована как простая епархия под полным контролем германского духовенства, что представлялось неприемлемым для русских. Интерпретация Приселкова выглядит довольно вероятной.

Неудача Ольги в обеспечении национальной организации для Русской церкви вылилась в подъем языческой партии. Ее лидер, сын Ольги Святослав, получил полноту власти в Киеве.

5. Великое приключение: Святослав

Короткий период царствования Святослава I (962 – 972 гг.) – один из наиболее драматических эпизодов средневековой русской истории. Работа по созданию фундамента внутренней силы Киевского царства, которая характеризовала правление Ольги, теперь была завершена, и вся дремлющая энергия русских воинов, их воля к имперской экспансии были раскованы, подобно тому как мгновенно распахиваются ворота большой плотины. Извергшийся поток казался сначала неотразимым, угрожающим (как это и случилось) всем сопредельным землям. Могучие удары следовали один за другим с быстротой молнии: устрашающие легионы Святослава наносили удары в различных краях с огромной быстротой. Очевидно, что русские походы этого периода были хорошо спланированы и подготовлены заранее под личным контролем властителя.

«Повесть временных лет» уподобляет Святослава леопарду за быстроту его движений. Его мало занимали жизненные удобства. «Не возил за собою ни возов, ни котлов, не варил мяса, но, тонко нарезав конину, или зверину, или говядину и зажарив на углях, так ел; не имел он шатра, но спал, постилая потник с седлом в головах».

Правдивая картина внешности и поведения Святослава может быть обнаружена в книге византийского историка Льва Диакона во фрагменте, который описывает его встречу с императором Иоанном Цимисхием на Дунае в 971 г.

«Император прибыл на берег Дуная верхом на коне, в золотых доспехах, в сопровождении огромной свиты всадников в блестящем облачении. Святослав пересек реку в чем?то наподобие скифской лодки; у него в руках было весло, также как и у его людей. По внешнему виду он выглядел так: он был – среднего роста – не слишком высок, не слишком низок. У него были густые брови, голубые глаза и курносый нос; он брил бороду, но носил длинные и густые усы. Его голова была выбрита, за исключением локона волос на одной стороне как знака благородного происхождения его рода. У него была толстая шея, широкие плечи, и в целом он выглядел красиво сложенным. Он казался мрачным и диким. На одном его ухе висело золотое ушное кольцо, украшенное двумя жемчужинами, между которыми был посажен рубин. Его белые одежды не отличались от одежд его людей и были лишь чище».

Эта картина Святослава очень похожа на портреты казацких гетманов шестнадцатого и семнадцатого столетий, включая даже локон волос на выбритой голове – так называемый оселедец.

Святослав соблюдал законы ведения войны. Он никогда не атаковал будущего противника без формального объявления войны. Посланец должен был доставить сообщение, которое всегда было очень коротким: «Выступаю против вас». Подобно Олегу, Святослав имел своей главной целью объединение сил Киевской Руси с Тмутараканской Русью, с тем чтобы расширить свой контроль над регионом Азова и в конечном итоге открыть дорогу к Каспийскому морю. Для этого было необходимо разбить хазар. Случилось так, что развитие событий в Крыму дало ему подходящий повод для начала наступления. Как нам известно из анализа договора Игоря 945 г., существовал спор между тмутараканскими русскими и хазарами по поводу контроля над определенными городами в Крыму. В 962 г. хазары попытались подчинить крымских готов, и об этом событии мы знаем из фрагментов греческого документа этого периода – так называемой «Записки готского топарха»[42 - Ф. Вестберг, Записка готского топарха, ВВ, 15 (1908), с. 71 – 132, 227 – 286.]. Неспособные отбросить хазар своими собственными силами, готы послали представителя к своим «союзникам» (крымским русским, согласно вероятному объяснению А. А. Васильева[43 - A. A. Vasiliеv, The Goths in the Crimea (Cambridge, Mass., The Mediaeval Academy of America, 1936), pp. 128, 129.]), прося последних собраться и обсудить ситуацию. На этой встрече было единогласно решено искать
Страница 15 из 32

покровительства «властителя к северу от Дуная, который обладал бы сильной армией и был горд своими военными силами, от народа которого они не отличались по обычаям и манерам». Хотя имя правителя этого народа не упомянуто в документе, очевидна ссылка на Святослава и киевских русских. Было отправлено посольство в Киев и заключен договор, по которому крымские готы и русские признавали Святослава как своего сюзерена, а он, в свою очередь, обещал защищать их от хазар. При возвращении домой члены посольской миссии наблюдали интересный астрономический феномен: «Сатурн был в начале пересечения Водолея, в то время как солнце проходило через зимние знаки». Согласно астрономическим вычислениям, в период со второй половины декабря 874 г. до середины декабря 1021 г. Сатурн лишь однажды занимал положение между звездами, отмеченными в «записке» топарха, а именно в начале января 963 г. Это – один из редких примеров, когда дата исторического события может быть жестко зафиксирована с помощью астрономии[44 - Idem, p. 121.].

Именно в 963 г., а не в 965 г. (дата, указанная в «Повести временных лет») Святослав атаковал хазар. Его главный удар был направлен на Саркел (Белая Вежа), хазарскую крепость на Нижнем Дону. После ее взятия Святослав подчинил Ясы (осетины) в бассейне Нижнего Дона и затем направился на юг в район Кубани, где косоги (черкесы) заявили ему о своей верности. Без сомнения, первая хазарская кампания была завершена его вступлением в Тмутаракань. На основе предшествующего договора между Святославом и крымскими народами он должен был быть признан в Тмутаракани как русский каган.

Непосредственная хазарская опасность для Крыма и региона Азова была устранена, но великий князь Киевский не был удовлетворен: его намерением было завоевать всю Хазарскую империю. Для этого ему нужно было контролировать все течение реки Волги, которое в средней части находилось в руках волжских булгар, а в нижней – хазар. Проход к царству волжских булгар преграждался вятичами, которые в это время все еще являлись вассалами хазарского кагана. Соответственно следующий удар был направлен против этого племени, которое, согласно «Повести временных лет», было побеждено в 966 г., хотя хронология этого периода нуждается в корректировке. Предположительно они сдались в 964 г., после чего Святослав был готов атаковать волжских булгар. Их столица Булгар подверглась штурму, была взята и разграблена русскими около 965 г.

И только тогда Святослав смог начать подготовку для финальной атаки на хазар. Однако в этот момент его внимание было отвлечено событиями на Балканах. Для понимания балканского фона в этот период необходимо иметь в виду отношения между Византийской империей и Болгарским царством. Константинополь встретил сильную угрозу со стороны болгар в начале десятого века, а затем в девятьсот шестидесятых годах. Используя свой обычный метод натравливания одной «варварской» нации на другую, византийская дипломатия теперь решила адресовать Святославу просьбу о помощи против болгар. Калокир, патриций и главный магистрат Херсонеса, получил соответствующую инструкцию императора Никифора Фоки вступить в переговоры со Святославом.

Выбор посла был очень важен. Херсон являлся одной из немногих опорных точек в Крыму, все еще находившихся под контролем Империи; Святослав был признанным правителем большей части территории Крыма. Он не нуждался в дополнительных побудительных мотивах, поскольку был столь же заинтересован в Балканах, как и в Хазарии. Следуя по стопам своего предшественника, русский князь отслеживал ход событий в Каспийском и Балканском регионах. В то время как его операции против Хазарии еще не завершились, византийское предложение представляло собой такую прекрасную возможность вмешаться в балканские дела, что он не мог и помыслить об отказе. Однако, как хитрый политик, он попросил о субсидии для подготовки к болгарскому походу и получил ее. Лев Диакон сообщает, что Калокир заплатил ему 1500 фунтов золота в качестве задатка.

Внутренняя сторона этих переговоров кажется еще более запутанной. Есть основания предположить, что Калокир играл свою собственную игру, будучи скрытым противником императора Никифора. Как пишет Лев Диакон, «нанимая Святослава против болгар, он должен был доверительно намекнуть русскому князю, что его кампании на Балканах не должны ограничиться Болгарией. Возможно, что посол надеялся свергнуть императора Никифора с русской помощью и захватить трон для себя»[45 - См. также: H. Д. Знойко, О посольстве Калокира в Киев, ЖМНП, 8 (1897), с. 253 – 264.]. В случае удачи преимущества такой игры не только для Калокира, но и для Святослава были бы ощутимыми.

В любом случае в 967 г. Святослав напал на Болгарию, ведя за собой не менее чем сорокатысячную армию и имея Калокира во главе шестнадцатитысячного вспомогательного подразделения греков. К осени Северная Болгария была наводнена русскими, и Святослав создал свой зимний штаб в Переяславце (Малый Преслав), крепости, которая обеспечивала контроль за дельтой Дуная. В отчаянии болгарский царь обратился к печенегам, прося их с тыла напасть на русских. Возможно, что к этому времени новые орды печенегов были пропущены через Дон хазарами, что дало им возможность вторгнуться на территорию Руси. Вместо того чтобы атаковать Святослава, печенеги направились прямо к Киеву и осадили его. Мать Святослава – Ольга, жившая вместе с его сыновьями в Киеве, сумела послать гонца, умоляя сына спасти город. Оставив сильный гарнизон для поддержки Переяславца, Святослав повел свою дружину назад из Болгарии на Киев (968 г.). Он разбил печенегов без особого труда, после чего обратился к незавершенному плану уничтожения Хазарской империи. В русских источниках отсутствует информация об этой второй хазарской кампании, хотя она упоминается Ибн-Хавкалом. Согласно этому писателю, в 358 г. хиджры (968 – 969 гг.) русские разграбили как Булгap на Волге, так и Хазарию, включая города Итиль и Самандар. Мы видели, что Булгар, вероятно, был завоеван тремя годами раньше; предположительно он служил начальной точкой для экспедиции 968 г., когда русские спустились по Волге на лодках от Булгара до Итиля, разграбили город и пошли дальше на Самандар[46 - В. В. Григорьев. Россия и Азия (СПб., 1876), с. 6 – 10.]. Это было концом Великой Хазарской империи.

Не существует сведений, что сам Святослав участвовал в экспедиции; проведение ее, возможно, он доверил кому?либо из своих полководцев. Его сердце было в дунайской Болгарии. В 969 г. он объявил своей матери и боярам: «Не любо мне сидеть в Киеве, хочу жить в Переяславце на Дунае, ибо там середина земли моей, туда стекаются все блага: из Греческой земли – паволоки, золото, вина, различные плоды, из Чехии и из Венгрии серебро и кони, из Руси же меха, и воск, и мед, и рабы». Он согласился, однако, отложить свой отъезд до смерти матери: Ольга была стара и больна. Она сделала одолжение своему сыну, скончавшись три дня спустя. Согласно ее завещанию, не было никаких поминок; христианский священник совершил последний обряд над ее телом.

Вскоре после похорон Святослав двинулся на Болгарию. Поскольку он предполагал покинуть Киев навсегда, то оставил трех своих сыновей в качестве наместников: Ярополка – в Киеве,
Страница 16 из 32

Олега – в земле древлян, а Владимира – в Новгороде. Тем временем болгары уладили свои расхождения с императором. Русский князь находился теперь перед единым фронтом болгар и византийцев. С другой стороны, Калокир был теперь открыто на стороне Святослава, подстрекая греков восстать против императора Никифора. И действительно, в Константинополе произошел дворцовый переворот, но им воспользовался не Калокир. Лучший и наиболее одаренный полководец Иоанн Цимисхий завоевал любовь императрицы и вместе с ней – власть. Никифор был убит, а его вдова вышла замуж за Иоанна, который теперь был провозглашен императором. Изменения на византийском троне не затронули, однако, русскую войну. Новый император был готов продолжить ее со всей присущей ему энергией, а Калокир потерял все шансы на поддержку внутри императорского двора.

Тем временем Святослав быстро продвинулся внутрь Болгарии и захватил столицу – Великий Преслав; молодой царь Борис был взят в плен со всей семьей. Но в 971 г. удача оказалась благосклонной к Иоанну Цимисхию. Разбитые в нескольких битвах русские наконец нашли прибежище в крепости Доростол (Силистрия), где и были осаждены. Их потери росли, а запасы еды таяли, они запросили перемирия. В июле 971 г. Святослав заключил договор с греками, по которому он оставлял свои притязания на Болгарию и Крым и обещал не начинать войн с греками[47 - Текст договора см: «Повесть временных лет», Лавр., кол. 72, 73; Ипат., кол. 61, 62; Хрестоматия, I, 17. Дата договора, равно как и хронология русско-византийской войны в целом, были предметом сильных разногласий между учеными в области русской и византийской истории. Многие принимают 972 г., а не 971 г. как дату договора (и соответственно 973 г., a не 972 г. как дату смерти Святослава). Я не собираюсь рассматривать всю проблему, но лично не вижу оснований для изменения даты 971 г., данной в русском тексте договора.]. На этих условиях русским было разрешено вернуться домой. После заключения мира произошла встреча между Иоанном Цимисхием и Святославом, описанная Львом Диаконом.

Однако болгары (или же это были византийцы?) обратились к печенегам, информируя их, что Святослав возвращается в Киев с богатыми трофеями и немногочисленным войском. Печенеги поэтому постарались перекрыть дорогу отступающим русским, заняв берега Днепра в районе порогов. Получив известия об этом перемещении, Святослав и его свита решили провести зиму в устье Днепра. Однако они ничего не выиграли, поскольку когда следующей весной двинулись на север, то были, как и планировалось, атакованы печенегами. Часть русских прорвалась через их ряды, но Святослав был убит в схватке. Куря, князь печенегов, приказал сделать из его черепа кубок, инкрустированный золотом, и пил из него. Таков был конец Святослава и с ним первой русской имперской мечты.

Глава III

Обращение к христианству

1. Русское язычество

Наше знание религии древних славян далеко от истины вследствие малого количества источников[48 - О славянском язычестве см.: L. Leer, La Mythologie slave (Paris, 1901); L. Niederle, Zivot star?ch Slovanu, II, pt., I (Prague, 1916); 2d ed., 1924; A. Br?ckner, Mitologia Slava (Bologna, 1923).]. Более того, нелегко различать верования, общие всем славянским племенам, и те, что отличают каждое из них. С этой точки зрения трудно установить какие?либо определенные границы между славянским язычеством в целом и русским язычеством как религией русских славян. В любом случае можно сказать, что русское язычество, без сомнения, обладало некоторыми собственными характеристиками и представляло, благодаря географическому фону России, скорее многообразие верований, нежели религию какого?то славянского племени. Даже более религий других племен русское язычество не было единой системой догм, но скорее комплексом разнородных религиозных верований. Различия в религии русских славян были столь велики, что более точно говорить о двух или даже трех русских религиях вместо одной.

Почитание родовых предков исторически составляло наиболее глубокий уровень русских религиозных верований. Это было сопряжено с более общей идеей размножения как глубинной силой каждого рода и семьи. Отсюда почитание Рода и Рожаницы. Слово «род» означает «клан», но в ранний период должно было также иметь дополнительное значение «поколение», в смысле производства потомства. Грамматически – это существительное мужского рода. «Рожаница» (единственное число от «рожаницы») производно от «рода»; грамматически оно женского рода. Вместе род и рожаницы представляют силы воспроизводства, внутренне присущие каждому роду. Еще в двенадцатом столетии многие русские все еще приносили дары хлебом, творогом и медом Роду и Рожанице, несмотря на увещевания духовенства воздержаться от языческих обычаев. В ранние периоды почитание Рода могло иметь фаллическое выражение[49 - Br?ckner, Оp. cit., pp. 189, 190.]. Более точно – каждый род почитал своего пращура, и каждое домашнее хозяйство предполагало защиту своего хранителя – домового.

Вера в духов леса и речных нимф так же стара, как и вера в домовых. Прокопий в середине шестого века заявлял, что славяне почитали «реки и нимф и некоторых других духов». Почитание деревьев упоминается в докиевских и киевских источниках. После крещения Руси почитание деревьев было запрещено духовенством, но обычай украшения деревьев во время народных праздников, устраиваемых в лесах, сохранялся в некоторых дальних российских краях даже в девятнадцатом столетии. Нимфы рек и деревьев были известны на Руси как русалки[50 - Согласно Зеленину, русалки представляют тех женщин и девушек, смерть которых была «нечистой», т. е. результатом насилия; см.: D. К. Zelenin. Russische (Ostslavische) Volkskunde, p. 392.]. Праздники в их честь назывались «русалии». Термин предположительно происходит от латинского rosalia, древней церемонии украшения могил умерших родственников гирляндами роз.

Вера в духов леса и воды была частью общего почитания сил природы. Четыре времени года понимались как стадии в борьбе между солнцем и морозом, воплощающейся в пробуждении и конце плодоношения ежегодно, равно как и в смерти и размножении животных и человека.

В общем, поклонение силам природы было приспособлено к рабочим циклам в земледелии и скотоводстве, и отсюда все то, что может быть названо народной сельской религией древних славян Руси с ее примитивным символизмом и периодическими праздниками[51 - Орлов, История, I, 222 – 228; Н. В. Малицкий. Древнерусские культы сельскохозяйственных святых, ГА, II, № 10 (1932).]. Многие следы этой религии сохранились в фольклоре. Следом за обращением Руси в христианство языческие празднества приспосабливались к христианским праздникам или сливались с ними.

Народной религии были не известны священники и храмы. Но над нею был установлен более организованный языческий культ, воплощающий сложное поклонение. Социально это должна была быть религия высших классов. Этот высший слой русского язычества предположительно владел многими храмами, хотя в письменных источниках упоминаются лишь статуи языческих богов, воздвигнутые на холмах под открытым небом. Немногое известно о священниках (волхвах), которые отвечали за языческую обрядность или организацию своей касты. Предположительно они играли менее важную роль на Руси, чем среди
Страница 17 из 32

балтийских славян.

Корни славянской религии уходят в глубь прошлого, тесно связанные с древним индоевропейским основанием. Согласно Мейе[52 - A. Meillet, Linguistique historique et linguistic gеnеrale (Paris, 1921), pp. 23 – 324.], первоначальное понятие для обозначения «божества», которое может быть выведено из совпадения древних индоевропейских языков, получило выражение в символе deiwos. Мы обнаруживаем devah в санскрите, devas в литовском, deus в латыни, dia в древнеирландском. В «Авесте» существует схожее понятие daeva, которое обозначает, однако, не «богов», а «демонов». Понятие deiwes должно соотноситься с санскритским dyaus (небо, день), которое также имеет параллели в греческом и латинском. Идея «божества» здесь, очевидно, связана со «светом». Другая цепь понятий представлена санскритским bhaga, чему соответствует bagha «Авесты» и славянский бог. Bhaga имеет двойное значение «распределенного благосостояния» и «бога, который его распределяет». Аналогичным образом славянское понятие «бог» соотносимо с богатством. Таким образом, мы имеем две категории божеств или две стадии в развитии идеи божества: света и богатства.

В ведийской мифологии первый из этих двух принципов был представлен Дьяусом, «сиянием», богом неба. Его греческая параллель – Зевс. В древнеславянских текстах Зевс воспроизводится как Зевес или как Дий. Во вставках русского переводчика в славянский список проповедей Григория Назианзина, равно как и в апокрифическом «Откровении апостолов», упоминается бог Дий. Я не думаю, что он может быть простым отражением Дия – греческого Зевса. Признавая внутренние трудности интерпретации имени, я склонен видеть в Дие прямую русскую параллель ведийского Дьяуса, в особенности потому, что в русских вставках в проповеди Григория Назианзина мы также встречаемся с женским именем Дивиа, подлежащим сравнению с санскритским diva (небо). Можно добавить, что в «Слове о полку Игореве» мы обнаруживаем демона, персонифицированного как грифон по имени Див. Это следует скорее связать со староиранским daeva (демон), нежели с санскритским diva.

В эпической мифологии периода «Махабхараты» Дьяуса сменил Сварга, бог неба. Его русской параллелью является Сварог, предположительно также представляющий небеса; правда, в русском словаре к переводу «Хронографии» Иоанна Малалы (ок. 491 – 578) он отождествляется с Гефестом, тогда Сварога надо рассматривать также как бога огня. В некоторых русских источниках огонь именуется Сварожич, то есть сын Сварога. Возможно, что Сварог представлял небеса как высший принцип света, из которого исходит огонь.

Со Сварогом связан другой русский бог – Дажьбог. Как мы только что видели в словаре к переводу Малалы, Сварог отождествляется с Гефестом; в другом словаре сын последнего Гелиос (бог Солнца) отождествляется с Дажьбогом. Источник первой части имени Дажь – был интерпретирован двумя различными путями. В 1865 г. А. Афанасьев предположил происхождение от санскритского dah (гореть) [53 - А. Афанасьев. Поэтические воззрения славян на природу, I (М., 1865), с. 65.]. В настоящее время общим мнением является, что «дажь» должен быть выведен из славянского глагола «дать». Согласно этой интерпретации, Дажьбог – «даритель благосостояния». С моей точки зрения, происхождение от «дать», если и является состоятельным вообще, может быть объяснено как вторичное производное в народной этимологии. Таким образом, Дажьбог оказывается скорее представляющим творческую и экономическую функцию солнца. Важно, что в «Слове о полку Игореве» русские именуются «детьми Дажьбога». Позже в русском фольклоре Дажьбог был вытеснен Ярилом – символом солнца и плодородия.

В источниках киевского периода в дополнение к Дажьбогу мы находим еще одного бога – Хорса, представляющего солнце в астрономическом смысле. Говоря о путешествии князя Всеслава на восток – то есть против направления движения солнца, – автор «Слова о полку Игореве» говорит, что Всеслав «пересек путь великого Хорса». Что же касается имени Хорса, В. Ф. Миллер предположил его происхождение от авестовского hvare-Khsaeta (солнца).

Другой важный русский бог – Стрибог. Его стихией была атмосфера; он осуществлял управление ветрами, которые названы в «Слове о полку Игореве» «внуками Стрибога». Относительно имени этого бога Роман Якобсон предложил возможную параллель между именами Стрибог и индоарийским Шри-деви. Шри на санскрите означает «красота», «удача»; Шри-деви – богиня Удачи. Следует отметить, что Стрибог по?русски – не женское, а мужское имя. С другой стороны, «стри» как на санскрите, так и на языке «Авесты» означает «женщина». В «Махабхарате» женщина поэтически божественна: Шри стри. Очевидно, что перед нами загадка. Мог ли Стрибог быть изначально женским божеством? В эпической мифологии «Махабхараты» некоторые божества представлены то как женские, то как мужские. Так, Дьяус, бог неба, всегда является мужским богом, но в его способности дарителя дождя «представлен женщиной, беременной в течение девяти месяцев и затем рождающей дождевую воду, состоящую из солнечных лучей»[54 - E. W. Hopkins, Epic Mythology, Grundriss der indoarischen Philologie und Altertumskunde, III, pt. IB (Strasbourg, 1915), p. 78.].

Дажьбог, Хорc и Стрибог кажутся составляющими нечто наподобие триады, эманирующей из Сварога. Дажьбог, как мы уже знаем, был открыто назван сыном Сварога. Хорс, представляющий солнечный свет, и Стрибог, представляющий атмосферу (воздух), должны были также рассматриваться как эманация небес, то есть Сварога. Все три могут в таком случае именоваться Сварожичи. В данной связи следует отметить, что один из богов балтийских славян в Щецине именовался Триглав («трехголовый»). Он может быть связан с богом или богами Ретра (Радогость), на которого Титмар Мерсебургский ссылается как на Зварасици. Это, очевидно, иная транскрипция Сварожича и может быть легко представлена множественным числом (Сварожичи), хотя Титмар применяет это имя лишь к одному богу – к первому лику божеств Ретра. Однако сам Титмар говорит, что языческий храм Ретра находился в «трехрогом» замке, то есть замке с тремя башнями, по одной над каждыми воротами. Предположительно каждые ворота охранялись Сварожичем.

В этой связи следует рассмотреть и имя Трояна. Этот бог упоминается в русских источниках по крайней мере дважды – в «Откровении апостолов» и в «Путешествии святой девственницы через ад». В «Слове о полку Игореве» используется прилагательное «троянский». Оно может быть производным от Трояна, но, по мнению как Анри Грегуара, так и Романа Якобсона, производно не от Трояна, а от Трои. Эта проблема нуждается в дальнейшем рассмотрении.

Что же касается имени Троян, многие ученые предположили его происхождение от имени римского императора Траяна. Эта гипотеза едва ли правдоподобна. С моей точки зрения, «троянский», подобно «триглавому», производно от «три» (дерево). Это имя должно было применяться к триаде Сварожичей. Троянский, я полагаю, могло быть эпитетом Сварога – их отца; следует упомянуть в данной связи, что по?украински троянский означает «отец трех сыновей» (тройняшек)[55 - В. Д. Гринченко, Словарь украинской мовы (Киев, 1909), II, 798.] и оно также могло существовать в древнерусском языке. Оно хорошо подходило к Сварогу. Идея триады играла значительную роль в индоарийской мифологии, и Дива (небо), синоним
Страница 18 из 32

Сварога, имеет также параллельную форму – Тридива. Здесь следует упомянуть и еще один термин индоарийской мифологии – Трьямбака, эпитет Шивы и его прототипа Рудры. Трьямбака буквально означает «имеющий трех матерей»[56 - Hopkins, Оp. cit., p. 220. По мнению Хопкинса, «простейшим объяснением Трьямбака может быть, что Шива имел не трех матерей, а трех Матерей-богинь».]. Если индоарийское божество может быть представлено как триада, почему бы славянскому божеству с индоарийским основанием не мыслиться как отцу триады?

В индоарийской мифологии Небо и Земля рассматриваются как «универсальные родители», от которых происходят все другие боги. Предположительно то же самое происходит и в индоарийском потоке славянской мифологии. Сварожичей можно рассматривать как рожденных в браке Сварога и Земли. Мы знаем, что культ великой богини был широко распространен в Южной Руси в скифский и сарматский периоды. Воспроизведение богини – популярный мотив в древнерусском народном искусстве. В былинах часто приводится «Мать Земля» с эпитетом «сыра» (мать сыра земля). Даже в христианские времена мы обнаруживаем в России некоторые следы культа Земли, как, например, обычай поверять земле свои грехи.

Все это делает весьма возможным, что в древнерусском язычестве в добавление к культу Сварога и Сварожичей также практиковалось почитание великой богини – Матери Земли. Однако никаких свидетельств такого культа не сохранилось в письменных источниках.

Особняком от группы Сварога стоит божество иранского происхождения Симаргл, которое можно отождествить с Сенмурвом иранской мифологии и Симургом из «Шахнаме» Фирдоуси. В фольклоре некоторых кавказских племен оно известно как Паскудж. Сенмурв воспроизводился как «птица-собака», функцией которой было распространение семян жизни на воде и на земле. В определенном смысле это был символ плодородия, и его культ в конце концов должен был деградировать в непристойные оргии; важно, что русское слово паскудный – предположительно производное от Паскудж – означает «одиозный», «грязный», «плохой»[57 - К. В. Тревер, Собака-птица: Сенмурв и Паскудж, ГА, 100 (1933), 293 – 328. Симаргл упоминается в «Повести временных лет», 980 г. В некоторых поздних текстах имя было разделено на два (Сим и Ргл), благодаря чему до появления исследования Тревера многие ученые были готовы видеть в Симаргле два божества вместо одного.].

Теперь мы подходим к Перуну, богу грома и молнии, который традиционно рассматривается как главный персонаж древнерусского пантеона. Это имя связано с литовским Перкунас и санскритским Парджанья[58 - Meillet, Оp. cit., p. 333.].

Бог «творец молнии» упоминается Прокопием в его описании славян, и, хотя он не приводит имени, его свидетельство может рассматриваться как первое появление Перуна в письменных источниках (шестой век). Позднее имя Перун было упомянуто в русско-византийских договорах десятого века, что показывает отождествление Перуна с династией Рюриковичей в Киеве до его обращения в христианство. Поскольку сами князья, равно как и многие их приближенные, были скандинавского происхождения, мы можем предполагать, что в Перуне они почитали своего скандинавского бога – Тора. Тор был также известен на Руси под своим собственным именем Тур в русской транслитерации[59 - См.: S. Rozniecki, Perun und Thor, ASP, 23 (1901), 462 – 520; Br?ckner, op. cit., p. 72.].

Происхождение Велеса (Волоса) неясно. В «Слове о полку Игореве» вдохновенный поэт Баян назван «внуком Велеса», из чего, как кажется, вытекает, что последний был богом поэзии и оракулов, схожим с Аполлоном. В резюме первого договора Олега с Византией (907 г.) Велес характеризуется как бог скота. Скот в древнерусском имеет значение «деньги» и «скот». В данном случае Велес, очевидно, упомянут как покровитель торговли. В других источниках он появляется как защитник скота. Недавно г-жа Чадвик предположила, что культ Велеса должен был развиться на Руси под скандинавским влиянием и что даже само имя Велес должно быть нордического происхождения[60 - Chadwick, pp. 86 – 89.].

Для рассмотрения остается еще одно русское божество – Мокош. На санскрите «мокша» означает «освобождение», «искупление». Понятие используется для выражения слияния с божеством, состояния высшего блаженства человеческой души. Это, однако, абстрактное философское понятие, а Мо- кош выступает в качестве конкретного божества. Согласно Грекову, Мокош – финское божество.

Из предшествующего обозрения древнерусских божеств должно быть ясно, что русский пантеон имел очень сложные истоки. По крайней мере два различных культа практиковались в Древней Руси – Сварога и Хорса, а также Перуна и Велеса. Существование этого религиозного дуализма подтверждается археологическими свидетельствами. Нужно помнить, что на территории Древней Руси практиковались две формы погребального обряда: захоронение в землю и кремация. Первую предпочитали аланы, вторую – скандинавы и часть древних славянских племен, которая именуется Прокопием склавенами (словенами). Анты Прокопия, представлявшие восточную группу древнеславянских племен, находились, как нам известно, под значительным аланским влиянием, и, конечно, некоторые из этих антских племен хоронили своих умерших вместо кремации[61 - См.: Древняя Русь.].

Очевидно, что культ Перуна как бога молнии должен быть связан с кремацией. Соответственно Перуна нужно рассматривать скорее как бога словенов, а не антов. И соответственно захоронение в землю, практиковавшееся антами, является свидетельством существования среди них другого культа, предположительно Сварога и Хорса.

Один из центров антов и аланов был в регионе Азова. И с этим регионом – более точно, с Тмутараканью – может отождествляться почитание по крайней мере одного из божеств группы Сварога – Хорса; как раз на своем пути в Тмутаракань князь Всеслав «пересек путь Великого Хорса» согласно «Слову о полку Игореве». Предположительно не только культ Хорса, но и других индоиранских божеств нашел плодородную почву в регионе Азова и соответственно среди всех русских племен.

Рассматривая религиозную географию языческой Руси под политическим углом зрения, мы можем увидеть, что в то время, как Киевское государство росло под защитой Перуна, Тмутараканский каганат мог зависеть от защиты со стороны богов группы Сварога и Хорса. В конце концов Владимир установил идолов обеих групп богов в Киеве, но эта попытка языческого синкретизма не была долговременной, сменившись новой верой – христианством.

2. Святой Владимир до своего обращения (972 – 987 гг.)

Ко времени смерти Святослава три его сына управляли Русью в качестве наместников. Ярополк правил Киевом, Олег – землей древлян, а Владимир – Новгородом. Именно в Киев полководец Святослава Свенельд привел остатки армии убитого князя.

К потенциальному политическому треугольнику конфликтующих амбиций трех сыновей Святослава теперь был добавлен новый тревожный элемент – честолюбивые планы Свенельда. Как мы видели, этот лидер претендовал на управление землей древлян даже при Игоре. Когда он вернулся в Киев со своими ветеранами болгарской кампании, он должен был скорее стать соправителем Ярополка, нежели его советником. Кажется, он использовал эту возможность для интриги против
Страница 19 из 32

его брата Олега, князя древлян. Очевидным объектом желаний Свенельда была власть над самой землей древлян.

Характерный эпизод излагается в «Повести временных лет». Сын Свенельда Лют отправился в землю древлян на охоту. Князь Олег также охотился и убил Люта как браконьера. «И с того началась вражда между Ярополком и Олегом, и постоянно подговаривал Свенельд Ярополка, стремясь отомстить за сына своего: “Пойди на своего брата и захвати волость его”». В последовавшей войне (976 г.) Олег был разбит и погиб во время панического отступления его дружины, сброшенный с моста перед городом в ров. Когда нашли его тело, «пришел Ярополк, плакал над ним и сказал Свенельду: “Смотри, этого ты и хотел!”».

После этого эпизода в летописи имя Свенельда более не упоминается. Либо он вскоре после этого умер, либо впал в немилость. На следующей стадии братоубийственной борьбы между сыновьями Святослава в качестве главного советника Ярополка упоминается Блуд, а не Свенельд.

Согласно летописцу, у Ярополка была жена-гречанка, которая до того была монахиней. Святослав захватил ее в болгарской кампании и выдал за своего сына, «поскольку она была красива». Сам Ярополк благосклонно относился к христианству, и христианская партия была на подъеме в течение его кратковременного правления.

Воинственное возрождение язычества при Владимире было, очевидно, реакцией языческой партии против восхождения духа христианства в Киеве.

Когда новость о смерти Олега достигла Владимира, он понял ее как предостережение для себя и бежал в Скандинавию. Ярополк остался единственным князем Руси. Однако ненадолго, ибо Владимир вернулся с отрядами варягов, нанятых за рубежом. Верный духу своего отца, Владимир отправил своему брату послание об объявлении войны.

Первым ходом Владимира стал захват управляемого варяжским князем Рогволодом Полоцка, важного пункта на пути из Новгорода в Смоленск. Владимир попросил руки его дочери Рогнеды. Этот эпизод послужил материалом для эпической поэмы, из которой летописец, должно быть, и почерпнул свою информацию. Рогволод «спросил у дочери своей: “Хочешь ли за Владимира?” Она ответила: “Не хочу разуть Владимира, но хочу за Ярополка”». Снятие сапогов с мужа было одним из символических актов, совершаемых невестой в ходе древнерусской брачной церемонии. Разозленный отказом Рогнеды, Владимир привел к Полоцку сильную армию, состоявшую из варягов, словенов, чуди и кривичей; он атаковал город, убил Рогволода и двух его сыновей и женился на ней силой. Затем он двинулся на юг против Ярополка.

Последний был предан своим главным советником Блудом, по совету которого он согласился вести переговоры с Владимиром. Варяжские сподвижники Владимира предательски убили Ярополка (977 г.). Предположительно Блуд принадлежал к киевской языческой партии и приветствовал Владимира в качестве языческого лидера. Согласно летописцу, Ярополк был предупрежден своим вассалом Варяжко, что не следует доверять брату, но не обратил внимания на его сигнал. Варяжко (имя является уменьшительным от варяга) был, вероятно, христианином. Следует отметить, что Варяжко посоветовал Ярополку бежать к печенегам и собрать там армию. Можно предположить, что мир между Киевом и печенегами был восстановлен вскоре после смерти Святослава. Совет Варяжко проливает некоторый свет на природу братоубийственной войны. В целом народ соблюдал нейтралитет, и оба соперничающих князя должны были полагаться на своих вассалов и нанимать вспомогательные войска. Свита Владимира была усилена варягами, и поэтому Варяжко предложил Ярополку усилить его дружину печенегами.

После убийства Ярополка Варяжко действительно бежал к этому племени, если нам следует доверять истории летописца. При поддержке печенегов он «долго воевал с печенегами против Владимира, с трудом привлек его Владимир на свою сторону, дав ему клятвенное обещание». Вероятно, что в это время Владимир нанял некоторые из тюркских орд, которые использовал несколько лет спустя в своем походе против волжских булгар.

Этот шаг, как можно предположить, позволил ему избавиться от варяжских наемников, которые вели себя в Киеве, как в завоеванном городе. Он отобрал некоторых из них, которым мог доверять – «хороших, мудрых и храбрых людей», – и позволил другим проследовать в Константинополь, чтобы предложить свои услуги там. Опережая их, Владимир послал курьера, несшего следующее сообщение императору: «Вот идут к тебе варяги, не вздумай держать их в столице, иначе натворят тебе такое же зло в городе, как и здесь, но рассели их по разным местам, а сюда не пускай ни единого».

Хотя в этом послании Владимир продемонстрировал свое дружелюбие к Византии, он находился в жесткой оппозиции христианству у себя дома. Он установил идолы языческих богов на холме в стороне от своего дворца в Киеве, а его дядя и наместник в Новгороде Добрыня действовал в том же духе. Согласно «Повести временных лет», идолы в Киеве представляли следующих божеств: Перуна, Хорса, Дажьбога, Стрибога, Симаргла и Мокоша. Во времена Владимира языческий культ характеризовали человеческие жертвоприношения: это был период мрачной языческой реакции.

Существует предположение (Погодина[62 - А. Д. Погодин, Варяжский период в жизни князя Владимира, Владимирский сборник (Beograd, 1938), с. 28 – 30.]), что это возрождение язычества порождено в основном давлением на Владимира его варяжских вассалов. Разумеется, человеческие жертвоприношения более похожи на скандинавское, нежели на славянское язычество. С другой стороны, известно, что среди христианских мучеников этого периода преследований были также и варяги. Более того, Перун не являлся единственным богом, чье почитание поддерживалось Владимиром. Пантеон последнего был синкретистским, и языческое возрождение как целое не может быть объяснено исключительно присутствующим в нем скандинавским элементом.

Методы достижения власти Владимира говорят о нем, как о жестоком и беззастенчивом, хотя и проницательном, политике. Возможно, он и был таким человеком, но следует также иметь в виду, что летописец сознательно рисовал его портрет – в первый период его правления, до его обращения – в особенно мрачных тонах, с тем чтобы более рельефно подчеркнуть величие его нравственного преображения после этого события. Итак, когда летописец говорит, что Владимир «имел триста содержанок в Вышгороде, триста – в Белгороде и триста – в Берестово», это кажется преувеличением, если мы не предположим, что девушки, содержавшиеся им в этих местах в таком количестве, не были его наложницами, а являлись рабынями для продажи, которых в конце концов вывозили в Константинополь. Лучших среди них он мог оставлять для себя.

Хотя не существует возможности проверить количество содержанок Владимира, известно, что до своего обращения он имел по крайней мере семь жен, включая Рогнеду и гречанку – вдову Ярополка.

Владимир никогда не пытался вернуть балканские владения своего отца, но, кажется, намеревался с самого начала своего царствования вновь установить контакты между Киевом и регионом Азова. В то же время он уделял большое внимание открытию западного пути для расширения русской торговли в этом направлении. Хотя не столь
Страница 20 из 32

широкая по своему размаху, нежели у Святослава, его собственная политика в этот период была достаточна агрессивна, западные кампании чередовались с восточными.

Его первый шаг в западном направлении был сделан в галицийском треугольнике, на пересечении Украины, Чехии и Польши, с целью предотвращения прямых контактов Польши и чехов. Он двинулся на поляков и захватил Перемышль, Нервен и значительное количество западноукраинских городов (981 г.), с той поры известных как «червенские города». Имя Червен позднее было истолковано как древнерусское прилагательное, означающее «красный», затем этот регион в конце концов стали называть «Красной Русью» (Червонная Русь) [63 - См.: А. В. Логинов, Червенские города (Варшава, 1855).].

Двумя годами позже Владимир предпринял поход против литовского племени ятвягов и захватил их страну в верхнем бассейне реки Неман, очевидно намереваясь открыть для России неманский речной путь к Балтике. К востоку от Днепра прежде всего ему надлежало вновь завоевать вятичей, которые восстали после смерти Святослава. Необходимы были две кампании (981 – 982 гг.). Затем он атаковал радимичей и завоевал их (984 г.). Возникла и была записана летописцем народная поговорка относительно этой экспедиции. Имя полководца Владимира было Волчий Хвост. После победы киевляне высмеивали радимичей, говоря, что они бежали от волчьего хвоста.

В 985 г. Владимир повторил путь Святослава, атаковав волжских булгар. Предположительно он надеялся в случае победы спуститься вниз по Волге до ее устья, как сделали воины его отца. В этот поход князь с его русской дружиной отправились на лодках, а его тюркские союзники, торки, следовали по суше верхом. Кампания закончилась победой, но она не была решающей. Здесь вновь летописец вспоминает остроумную пословицу. Полководец Владимира, его дядя Добрыня, заметил ему: «Осмотрел пленных колодников: все они в сапогах. Этим дани нам не платить – пойдем, поищем себе лапотников». Владимир заключил мир с булгарами, которые подтвердили его характерной формулой: «Тогда не будет между нами мира, когда камень станет плавать, а хмель – тонуть».

3. История обращения Владимира (988 – 989 гг.)

Возрождение язычества в Киеве в 80?х годах X века не могло не встретить жесткой оппозиции; оно было также анахронизмом в свете международной панорамы этого периода. Как мы знаем, к тому времени христианская вера уже пустила корни на Руси. Христианское влияние исходило из различных регионов – из Моравии, из Византии, из Скандинавии. Первая русская епархия появилась при патриархе Фотии в 867 г., предположительно в Тмутаракани. Из договора Игоря 945 г. мы знаем, что часть его воинов была христианами, что в Киеве в это время уже существовала христианская церковь св. Элии. Затем около 955 г. княгиня Ольга была обращена в христианство[64 - См.: Древняя Русь.].

Итак, почва в России была хорошо подготовлена к обращению. Хотя в 80?х годах X века христиане еще составляли меньшинство в Киеве и не сопротивлялись с оружием в руках усилению язычества при Владимире, их жертвенность должна была привлечь значительные симпатии народа. Морально они победили.

Что же касается международной ситуации, в десятом столетии язычество везде находилось в состоянии упадка, Русь окружали нации, исповедовавшие христианство, иудаизм и мусульманство. Хазары были обращены в иудаизм около 865 г.; волжские булгары приняли ислам в 922 г. Одновременно христианство быстро прогрессировало среди западных соседей Руси. В период между 942 и 968 г. были обращены многие племена балтийских славян; в 960 г. был крещен польский князь Мешко, а в 974 г. – датский король Гарольд Блотанд. Олаф Тригвассон, король Норвегии с 995 г., стал христианином в 976 г. В 985 г. к вере Христа обратился герцог Геза Венгерский.

С точки зрения активного интереса Владимира к западной экспансии Руси он должен был находиться под впечатлением распространения христианства в этом ареале. А его контакты с волжскими булгарами повернули его лицом к исламу. Из опыта своего общения с соседями он должен был давно понять необходимость принятия одной из великих религий, с тем чтобы положить конец религиозной изоляции Руси.

Кажется, что сперва был рассмотрен исламский вариант. Согласно Марвази (арабскому автору двенадцатого века), Владимир отправил посланца к властителю Хорезма, выражая интерес своего народа к религии Мохаммеда. Тогда на Русь был послан учитель религиозных исламских законов[65 - Marvazi, pp. 36, 118, 119. История Марвази была повторена Ауфи в «Джаваме уль-хекаят ве лаваме ур-реваят» («Собрание рассказов и светочи преданий», 1228 г.), В. Бартольд, пер. и ред. ВОЗ, 9 (1896), с. 263 – 265.]. Русская «Повесть временных лет» рассказывает иную историю, согласно которой инициатива в этом деле принадлежала волжским булгарам, пославшим миссию в Киев, доказывая Владимиру необходимость принять ислам. Обе версии могут быть примирены до некоторого предела, поскольку возможно, что волжские булгары консультировались с хорезмийцами, а ученый из Хорезма мог принять участие в булгарской миссии в Киев. В целом, однако, версия «Повести временных лет» более достоверна. Как мы знаем, в 985 г. Владимир развязал непринципиальную войну против волжских булгар, которая закончилась мирным договором. Кажется довольно естественным, что булгары могли захотеть воспользоваться этим в целях религиозного прозелитизма. Более того, история Марвази запутанна во многих отношениях. Согласно «Повести временных лет», после встречи с булгарским посланником Владимир собрал своих вассалов и старейшин города для обсуждения ситуации, и было решено изучить все известные русским религии – ислам, иудаизм, греческое и латинское христианство, – с тем чтобы прийти к определенному заключению.

История, по которой Владимир выслушивал проповедников различных вер и посылал русских представителей в страны, где они были приняты, объединяет реальные исторические тенденции. Посланцы более всего оказались под впечатлением греческого богопочитания. После присутствия на службе в константинопольском соборе Св. Софии они, по рассказу «Повести временных лет», доложили: «Нет на земле такого зрелища и красоты такой, и не знаем, как и рассказать об этом, – знаем мы только, что пребывает там Бог с людьми, и служба их лучше, чем во всех других странах. Не можем мы забыть красоты той, ибо каждый человек, если вкусит сладкого, не возьмет потом горького; так и мы не можем уже здесь жить». Выслушав все сообщения, вассалы Владимира добавили еще один аргумент в пользу греческого православия: «Если бы плох был закон греческий, то не приняла бы бабка твоя Ольга крещения, а была она мудрейшей из всех людей».

В этот момент случилось так, что поворот событий в Византийской империи сделал сближение между Русью и Византией необходимым для юного византийского императора Василия II (976 – 1025 гг.). К концу своего царствования он стал одним из могущественных властителей Византии за всю ее историю, но в течение первых тринадцати лет он сталкивался с почти непреодолимыми препятствиями в попытке восстановить международный престиж и внутреннюю стабильность империи. Его предшественник Иоанн Цимисхий преуспел в вытеснении Руси из Болгарии. Спустя несколько лет стало
Страница 21 из 32

ясно, что болгары в большей степени воспользовались плодами победы Цимисхия над Святославом, нежели византийцы, поскольку Болгария быстро обрела силу, утверждая свою независимость от Византии. В 986 г. болгарский царь Самуил нанес тяжелое поражение войскам Василия.

Одновременно новый император должен был бороться за свой трон и жизнь против могущественных противников, представлявших аристократическую реакцию в Византии. Центр оппозиции находился в Анатолии. Сперва против него восстал родственник Цимисхия Варда Склир (976 – 979 гг.); мятеж был подавлен с помощью другого анатолийского аристократа Варда Фоки, племянника императора Никифора Фоки, который был убит Цимисхием. Однако восемь лет спустя сам Варда Фока стал лидером оппозиции (987 г.). Постепенно он установил контроль над всей Анатолией и в начале 988 г. подошел к Константинополю. Положение императора Василия казалось критическим, и он был спасен лишь благодаря своевременной помощи, полученной от киевского князя Владимира.

Посланники Василия прибыли в Киев в январе или феврале 988 г. Целью их миссии было уговорить Владимира послать отряд варягов в Константинополь, чтобы оказать поддержку маленькой армии Василия. За эту помощь Василий был готов заплатить высокую цену. Посланникам было поручено пообещать Владимиру руку принцессы Анны, сестры Василия. Владимир со своей стороны должен был, разумеется, согласиться на крещение[66 - Лучшее описание византийско-русских переговоров 988 г. см.: Г. Острогорский, Владимир Святой и Византия, Владимирский сборник, с. 31 – 40.].

С тем чтобы понять значение оказанной ему чести предложением женитьбы на принцессе Анне, мы должны вспомнить о жесткости византийского дворцового установления, запрещавшего брачные связи между членами имперского клана и иностранцами. В своей книге «О церемониях» Константин Багрянородный жестко осуждает императора Константина V (748 – 775 гг.), который разрешил своему сыну жениться на хазарской принцессе, а также императора Романа (920 – 944 гг.), отдавшего свою внучку замуж за болгарского царя Петра.

Те члены императорского дома, которые были «порфирогенетами» («рожденными в пурпуре») – то есть рожденными в императорском дворце, – рассматривались как особы священные. Характерно, что когда в 968 г. епископ Лиутпранд Кремонский прибыл в Константинополь как посланник германского императора Оттона I, чтобы просить руки «порфироносной» византийской принцессы (предположительно той же Анны, тогда пятилетней девочки) для сына императора Оттона II, то византийский император Никифор Фока высокомерно отказал. Четырьмя годами позже новый правитель Иоанн Цимисхий, значительно более тонкий политик, чем Никифор, согласился выдать замуж принцессу Феофану за молодого Оттона. Она, однако, не была «багрянородной».

Вследствие этой чести, а также существования сильной христианской партии при его дворе Владимир принял предложение Василия и был крещен, очевидно, в феврале 988 г. Он получил христианское имя Василий в честь императора.

Bладимир честно выполнил свою часть сделки, послав в Константинополь шеститысячную армию варягов. Они прибыли в имперскую столицу летом 988 г., и с помощью этих войск Василий разбил противника. Варда Фока вынужден был спешно отступить; варяги преследовали его и в итоге разгромили в битве при Абидосе 13 апреля 989 г., в которой сам Варда погиб.

Избежав опасности, император Василий чувствовал себя все меньше и меньше расположенным посылать свою сестру на Русь, что, конечно, не могло не раздражать Владимира. Предположительно с этим персональным вопросом была связана более общая проблема – организация будущей Русской церкви. Это стало предметом обсуждения Владимира с византийскими посланниками в феврале 988 г. Полагаю, каждый властитель языческой нации должен был настаивать на определенной автономии будущей христианской церкви в своей стране, и, как нам известно, неудача княгини Ольги в крещении Руси была отчасти результатом ее неспособности добиться такой автономии. Весьма вероятно, что византийские послы пообещали в 988 г. не только Анну, но также и епископа, наделенного достаточной властью для организации Русской церкви как автономной епархии. Ни одно из обязательств не было выполнено, и Владимир решил оказать давление на Византию, атаковав византийские владения в Крыму.

В крымской кампании 989 г. его цель должна была быть частично стратегической и частично церковной. Русские контролировали часть Крыма как при Игоре, так и при Святославе; последний был вынужден отказаться от всех притязаний на территорию после поражения от Иоанна Цимисхия в 971 г. Теперь Владимир заявил претензии на землю как на свое наследственное имущество. Стратегически она была очень важна киевским князьям, поскольку являлась связующим звеном между их владениями и Тмутараканью. Более того, она могла быть атакована с суши, что давало возможность избежать развязывания морской войны, в которой византийцы имели преимущество «греческого огня».

Церковные последствия кампании не менее очевидны. Завоевав Крым, Владимир мог надеяться получить контроль над несколькими епископскими епархиями: Херсонесом (Корсунь), Дорой, Фулле, Сагдеей (Сурож) и Боспором (Керчь), не говоря уже о Тмутаракани, где, как мы полагаем, была основана первая русская епархия в 867 г.

Владимир направился в Крым весной 989 г. К июлю пала Корсунь. В истории осады, описанной в «Повести временных лет», говорится, что он получил совет от Анастаса, человека из Корсуни, раскопать и перерезать трубы, которые снабжали город водой из находившихся за его пределами источников. Когда поставка воды была отрезана, у жителей осталась одна возможность – сдаться. История характерно показывает, что в Корсуни были прорусски настроенные люди. В Восточном Крыму, который контролировался Игорем и Святославом, часть населения была русской, и прорусская партия там должна была быть еще более сильной, чем в самой Корсуни.

После взятия Корсуни император в конце концов должен был согласиться на выход своей сестры замуж за победителя; принцесса прибыла в побежденный город, и свадьба отмечалась там. Затем Владимир вернул город императору в качестве veno – подарка жениха.

Тем не менее Византия все еще не изъявляла желания идти на уступки в деле автономной организации Русской церкви. В данной связи весьма важно, что после падения Корсуни папские посланники посетили там Владимира. Поскольку не было заключено никакого соглашения, мы можем предположить, что либо посланники не обладали полномочиями давать определенные обещания, либо предлагаемые ими условия относительно планируемой организации церкви не удовлетворили Владимира.

Тогда князь обратился к крымским епископам, чтобы получить священников и церковные книги для Руси. Присутствие принцессы Анны, «багрянородной» принцессы, должно было очень увеличить его престиж в глазах епископов и духовенства крымских городов. Из истории болезни и чудесного исцеления Анны, обнаруженной в приложении «К жизни св. Стефана Сурожского», нам известно, что она предприняла поездку из Корсуни через Фулле в Керчь[67 - В. Г. Василевский. Труды, III (Петроград, 1915), с. 96, 97.]. Без сомнения, Владимир также направился в
Страница 22 из 32

Керчь, и мы можем также предположить, что в этой связи он посетил Тмутаракань, переправившись через пролив, где он должен был принять титул кагана. Из «Похвалы» митрополита Илариона мы знаем, что он носил этот титул и рассматривался, таким образом, в качестве наследника русских каганов Тмутаракани. Город также должен был иметь для него значение и как место расположения старейшей русской епархии, если, конечно же, он был таковым.

Весной или летом 990 г. Владимир вернулся в Киев, привезя с собой не только свою невесту, но также множество крымских священников, мощей святых, священных сосудов и икон. Он был теперь готов начать христианизацию Руси.

4. Основание фундамента Русской церкви (990 – 1037 гг.)

Вслед за возвращением в Киев Владимир приказал повергнуть и уничтожить статуи языческих богов. Идол Перуна был привязан к конскому хвосту и проволочен к Днепру. Всему населению Киева, в одинаковой степени богатым и бедным, предписывалось идти к реке для крещения. Аналогичные указания исходили от его наместников в Новгороде и других городах.

Языческие святилища были заменены христианскими церквями. Большинство последних должно было состоять из спешно построенных деревянных часовен, но Владимир не стал терять времени при постройке первого величественного киевского каменного собора – Успения Богородицы, также известного как Десятинная церковь. Ее возведение началось в 990 г. и завершилось в 996 г.

Церковь получила свое название «Десятинная», так как князь гарантировал для нее десятину со всей Руси, выплачиваемую из княжеской казны. В 996 г. он издал важное «Церковное уложение», позднее пересмотренное между 1007 и 1011 г. Кроме указа о десятине, уложение положило начало церковным подворьям. С постройкой все большего количества церквей появлялись также епархии. К концу царства Владимира их было уже семь: Новгородская, Черниговская, Владимиро-Волынская, Полоцкая, Туровская, Белгородская и Ростовская. К этим новым епархиям мы можем присоединить Тмутараканскую, которая существовала еще до Владимира.

Спорным вопросом в изучении первоначальной организации Русской церкви были ее отношения с Византией. Известно, что первым митрополитом Киева, рукоположенным патриархом Константинопольским, был Феотемпт, прибывший в Киев около 1037 г. До этого, кажется, не было прямых отношений между константинопольским патриархом и Русской церковью.

В 1913 г. М. Д. Приселков предположил, что Владимир, не придя к соглашению с византийскими властями, обратился к Болгарии и отдал Русскую церковь под власть архиепископа Очрида[68 - Приселков.]. Эта теория кажется на первый взгляд очень остроумной, и в течение ряда лет я был готов ее принять. Однако, более внимательно изучив проблему, я должен был ее отвергнуть. Приселков фактически был неспособен предложить какие?либо прямые доказательства своей болгарской теории. Не существует упоминания о зависимости Русской церкви от архиепископа Очрида в каких?либо источниках – русских или болгарских.

По моему мнению, сам Владимир дает определенный ключ к разрешению проблемы. В преамбуле к церковному установлению он говорит, что получил святое крещение «от греческого императора Михаила и от патриарха Константинополя Фотия». Ссылка, очевидно, относится к первому обращению русских в 867 г. Известно, что в это время была уже учреждена первая русская епархия, но, к сожалению, в источниках не содержится упоминания о месте пребывания первого русского епископа. Согласно предположению Е. Е. Голубинского, это должно было быть в Тмутаракани. Эта теория более чем вероятна и, по моему мнению, должна быть общепризнанна[69 - Е. Е. Голубинский. История, I, ч. 1 (2?е изд., М., 1901), с. 163 – 182.].

Наследник Фотия Игнатий поднял статус русского прелата с епископа до архиепископа. Существовало два класса архиепископов в византийской иерархии: большинство прямо подчинялось патриарху, и положение каждого из них, таким образом, приравнивалось к митрополитскому; было, однако, значительное количество таких, которые наслаждались большими властными полномочиями и были признаны в качестве автокефальных. Власть автокефального архиепископа была фактически равной патриаршей. К этому классу принадлежал архиепископ Очрида, и, согласно Голубинскому, архиепископ первой русской епархии, то есть Тмутаракани, принадлежал к тому же классу.

С этой точки зрения ссылка Владимира на первое крещение русских становится понятной. Он, очевидно, подразумевал, что Русская церковь уже имела главу с автокефальной властью. Предполагая, что его приходом была Тмутаракань, мы должны теперь рассмотреть ситуацию в Тмутараканской епархии. Приход упоминается (под эллинизированным именем Таматарка) в некоторых византийских перечнях епархий десятого века и в конце одиннадцатого века (1078 – 1088 гг.).

Единственно возможным временем, когда епархия Тмутаракани могла быть переведена на Русь, был период победоносной кампании Владимира в Крыму (989 г.).

Предположение, что архиепископ Тмутаракани был главой Русской церкви в течение правления Владимира, хорошо гармонирует с общей картиной церковной жизни этого периода, известной нам по другим источникам. Киевская епархия никогда не упоминается в источниках той поры. Предположительно архиепископ Тмутаракани время от времени посещал столицу, а в перерывах епископ близлежащего Белгорода совершал богослужение в Киеве, когда в этом возникала необходимость. Характерно, что прелат Иоанн, упомянутый как глава Русской церкви в период 1008 – 1024 гг., носил титул архиепископа, а не митрополита. Приселков по этой причине отождествляет его с архиепископом Очридом. С моей точки зрения, гораздо более вероятно, что его епархией была Тмутаракань.

Наместником князя Владимира там был его сын Мстислав. В последующей междоусобице между другим сыном Владимира Ярославом и Мстиславом последнему не только удалось сохранить Тмутаракань, но и увеличить свое владение, завоевав Чернигов. В 1026 г. он заключил сделку со своим братом, по которой контроль над Русью был разделен между ними, Ярослав получил Новгород, Киев и предположительно Ростов.

Рассматривая разделение власти с точки зрения церковных последствий этого акта, мы видим, что восемь русских епархий, пять епископств были расположены в уделе Ярослава (Новгород, Белгород, Туров, Владимир-Волынский, а также Ростов), одна – в нейтральном районе Полоцка и две – в уделе Мстислава (Тмутаракань и Чернигов).

Очевидно, что Ярослав имел преимущество над своим братом по количеству епископств. С другой стороны, ведущая епархия Тмутаракани осталась на территории Мстислава. Единственным путем, открытым для Ярослава по части обеспечения независимости от вмешательства своего брата в церковные дела, было соглашение с Константинополем. Мы знаем, что в 1037 г. он принял митрополита для Киева, посланного патриархом. Переговоры должны были начаться значительно раньше. Дело было деликатным, поскольку от Мстислава можно было ожидать возражений по поводу любой попытки его брата подорвать власть Тмутаракани. Однако в 1036 г. Мстислав умер, не оставив наследника мужского пола, и его удел отошел к Ярославу, который был теперь свободен в своих действиях. Соглашение с
Страница 23 из 32

Константинополем было в конечном итоге одобрено: митрополит Киевский стал главой Русской церкви, и Тмутаракань была сведена в своей роли к одной из русских епархий.

5. Значение обращения: первоначальная оценка

Обращение в христианство – одна из наиболее важных вех в истории русского народа. Это не было чисто религиозным событием: христианство для Руси в это время означало более высокую цивилизацию. В глазах самих русских обращение делало их частью цивилизованного мира.

Ко времени правления сына Владимира – Ярослава – новая вера уже прочно укоренилась на Руси. Его современник, митрополит Иларион, выразил взгляд образованных русских на значение обращения с силой и красноречием, едва ли превзойденными с того времени. В знаменитом «Слове о законе и благодати» Иларион провел разграничение между Ветхим и Новым Заветом, дав широкую картину взлета христианства. В своей «Похвале» Владимиру Иларион хвалит его «за собственное крещение и крещение всего русского народа». Он хвалит Владимира за его способность – после обращения – любить невидимые и небесные ценности более, нежели материальные.

Прелат заключает свою «Похвалу», которую он должен был произнести в соборе Св. Софии, обращением к умершему князю: «Востань, о честная глава, из гроба твоего! Востань, отряси сон! Ибо не умер ты, но спишь до всеобщего востания. Востань, не умер ты! Не надлежало умереть тебе, уверовавшему во Христа, который есть жизнь, дарованная всему миру». Затем Иларион приглашает Владимира взглянуть на прогресс христианства на Руси и порадоваться ему вместе с живыми.

Следует вспомнить, что семь столетий спустя и при других обстоятельствах обращение Илариона к мертвому властителю, призывающее его восстать, было повторено известным русским ритором восемнадцатого столетия – архиепископом Феофаном Прокоповичем – в его знаменитом похоронном слове Петру Великому.

Принимая во внимание почитание памяти Владимира людьми первого поколения после него и последующими поколениями русских, можно было бы ожидать, что Владимир, креститель Руси – князь, «равный апостолам», – будет признан святым вскоре после своей смерти. Однако он не был канонизирован до тринадцатого столетия. Можно предположить, что причиной этой задержки была византийская оппозиция русским требованиям его канонизации. Византийские власти не могли легко простить князю его независимость в церковных делах. Но если греки отказались возблагодарить его лично, они воздали хвалу Русской церкви, в создание которой он в конце концов внес больший вклад, нежели любой иной русский властитель. Русские, до того именовавшиеся византийцами «северными варварами», были признаны греками два столетия спустя после смерти Владимира «наиболее христианской нацией».

Глава IV

Киевское государство (990 – 1139 гг.)

1. Владимир как христианский правитель (990 – 1015 гг.)

Мотивы обращения Владимира в христианство могли быть в основном политическими. Однако, приняв крещение, он отнесся к новой вере со всей возможной ответственностью. Мы уже рассмотрели философскую оценку Илариона деятельности князя. Более субъективный взгляд и более детальные описания трудов Владимира находим в «Повести временных лет» и сочинении монаха Иакова «Память и похвала князю Владимиру», написанном в середине XI века.

Эти описания, исходящие из монастырей, не могут рассматриваться как объективные свидетельства: они неизбежно пристрастны. Труд Иакова написан в жанре жития святых. Летописец – тоже монах, – естественно, может идеализировать личность «Крестителя Руси», так же как он был склонен подчеркивать отрицательные черты в характере Владимира, пока тот был язычником. Однако эти описания жизни князя, принадлежащие перу монахов, не напыщенные панегирики. Под покровом официального блеска легко можно разглядеть реальные характерные черты, а в некоторых случаях информация, данная ранними биографами Владимира, подтверждается другими доступными источниками.

В программе Владимира по крещению Руси можно выделить три направления: строительство церквей, образование и благотворительность. Сразу после возвращения с крымской кампании и крещения киевлян он «приказал рубить церкви и ставить их по тем местам, где прежде стояли кумиры». Первая церковь – церковь Святого Василия, покровителя Владимира, – была возведена по этому указу на холме, где раньше находился идол Перуна. Затем был построен более сложный по архитектуре собор – церковь Успения Богородицы в Киеве, или Десятинная церковь, о которой я упоминал и чьи фундаменты сохранились до нашего времени.

Для распространения образования Владимир приказал собрать детей из лучших семей и послать их в школы в книжное учение. «Матери же детей этих плакали о них, ибо не утвердились еще они в вере и плакали о них как о мертвых». Иллюстрацию к этому месту из «Повести временных лет» находим в «Житии» Св. Феодосия, который учился в школе в Курске в начале XI века – очевидно, одной из школ, организованных по приказу Владимира. Хотя его мать не имела ничего против учебы в школе, она стала волноваться, когда мальчиком овладели новые христианские идеи, преподаваемые там, и он решил уйти в монастырь. Мать безуспешно пыталась переубедить Феодосия – даже телесные наказания не помогли, – и он в конце концов стал монахом. Этим ее воля была сломлена, и она сама вступила в монастырь.

Широкая благотворительность Владимира описана в «Повести временных лет» в яркой, реалистичной манере, не оставляющей места сомнению. «…Повелел он всякому нищему и убогому приходить на княжий двор и брать все, что надобно, питье и пищу и из казны деньги. Устроил он и такое: сказав, что “немощные и больные не могут дойти до двора моего”, приказал снарядить телеги и, наложив на них хлебы, мясо, рыбу, различные плоды, мед в бочках, а в других квас, развозить по городу, спрашивая: “Где больной, нищий или кто не может ходить?” И раздавали тем все необходимое».

Монах Иаков добавляет, что это делалось не только в Киеве, но и в других городах.

Пиры – важная черта русской социальной жизни с незапамятных времен – теперь приобрели новое значение, став выражением христианского братства и любви. Поскольку пиры Владимира были проявлениями первоначального христианства, летописец упоминает о них сразу после записи о благотворительности князя. «И такое делал он для людей своих: велел он по всем дням недели на дворе своем в гриднице устраивать пир, чтобы приходить туда боярам, и гридям, и сотским, и десятским, и лучшим мужам – при князе и без князя. Бывало на обедах тех множество мяса – говядины и дичины, – было все в изобилии».

Гостеприимство князя, кажется, поразило воображение народа больше, чем что?либо другое, и во всех ранних былинах воспеваются его развлечения с богатырями и другими людьми. Именно как радушный хозяин Владимир преимущественно фигурирует в русском фольклоре; в памяти русского народа он навсегда остался как «Красное Солнышко».

О том, насколько добросовестен был Владимир в своем стремлении распространить новую веру на русскую жизнь, лучше всего можно судить по истории из «Повести временных лет» о его сомнениях по поводу наказания преступников. Он, видимо,
Страница 24 из 32

понял завет Христа буквально и со всей серьезностью. Так же его понимали многие другие русские в киевский период и Лев Толстой в наше время. Обученному в Византии духовенству потребовалось много усилий, чтобы убедить Владимира в том, что церковь не отрицает государственного порядка.

Владимир же жил в страхе Божьем. «И умножились разбои, и сказали епископы Владимиру: “Вот умножились разбойники; почему не казнишь их?” Он же ответил: “Боюсь греха”. Они же сказали ему: “Ты поставлен Богом для наказания злым, а добрым на милость. Следует тебе казнить разбойников…”». Владимир прибег к казням, но новый метод наказания преступников использовался недолго, смертную казнь скоро заменили на денежные штрафы.

Внешняя политика Владимира в этот период не была агрессивной. Как замечает летописец: он «жил в мире с окрестными князьями – с Болеславом Польским, и со Стефаном Венгерским, и с Андроником Чешским. И были между ними мир и любовь. Исключая один поход против галицких хорватов, очевидно для подавления мятежа, он сконцентрировал свое внимание на защите южных русских рубежей от печенегов, которые по меньшей мере трижды совершали набеги на Русь (в 992, 995 и 997 гг.), но каждый раз были отбиты, хотя и с большими трудностями.

Чтобы защитить страну от кочевников, Владимир построил несколько линий укреплений по северным берегам степных рек. В этом он служил примером для последующих поколений русских правителей. Зоны укреплений как защита от кочевников строились русскими на юге и востоке России еще в конце XVIII века, а в Туркестане даже в XIX веке. Во времена Владимира крепости были основаны на берегах Десны, Остера, Трубежа, Сулы, Стугны. Там селились выходцы с севера и северо- востока: словены, кривичи, вятичи и чудь. Самым большим из этих новых или восстановленных городов был Переяславль, ставший столицей одноименного княжества, украины (пограничная земля, отсюда Украина) по преимуществу.

Следуя примеру отца, Владимир управлял отдаленными городами через сыновей и наместников. В последний период правления Владимира его сын Ярослав княжил в Новгороде, Святополк – в Турове, Борис – в Ростове, Глеб – в Муроме, Святослав – в Древлянской земле, Изяслав – в Полоцке и Мстислав – в Тмутаракани. Конец жизни Владимира был омрачен зарождающимся конфликтом с самым одаренным из его сыновей – Ярославом Новгородским, который отказался продолжать выплачивать новгородскую дань Киеву. Размер ежегодной дани, собираемой в Новгороде, составлял три тысячи гривен, две трети которой должно было отправляться в киевскую казну, а оставшаяся треть распределяться новгородским князем на местные нужды. В 1014 г. Ярослав прекратил все выплаты отцу, несомненно, под давлением новгородцев, которые были недовольны своим зависимым положением в государстве. В ответ Владимир начал готовиться к военной кампании против Новгорода. Но в ходе этих приготовлений он заболел и вскоре был спасен смертью от трагедии вооруженного столкновения с собственным сыном (1015 г.).

2. Междоусобная борьба сыновей Владимира (1015 – 1036 гг.)

После смерти Владимира началась кровавая междоусобица его сыновей. Недостаток братской любви между ними частично можно объяснить тем, что они были только сводными братьями. До своего крещения великий князь имел много жен, и в отношениях между разными семьями, вне всякого сомнения, существовало большое напряжение. Из его многочисленного потомства Ярослав, Мстислав и Изяслав считаются сыновьями Рогнеды. Святополк – сомнительного происхождения, сын вдовы Ярополка, на которой Владимир женился, когда она уже была беременной, если верить летописцу. Мать Святослава – чешская жена Владимира, Борис и Глеб – сыновья болгарской женщины, согласно «Повести временных лет». Однако, как описывается в «Сказании» о страданиях последних двух, впоследствии причисленных к лику святых, Глеб в момент убийства был совсем дитя (1015 г.). Если так, то он должен был быть сыном первой христианской жены князя, византийской княжны Анны[70 - Княжна Анна умерла в 1011 г. Согласно Баумгартену, Владимир после ее смерти женился еще раз (Baumgarten, Gеnеalogies, p. 7 – 8).].

Судя по всему, Владимир намеревался передать свое государство Борису, одному из самых младших сыновей, которому во время своей последней болезни он доверил командование войсками, посланными против печенегов. Борис уже возвращался из похода и как раз достиг берегов реки Альты, когда получил известие о смерти отца и захвате киевского трона Святополком. Дружина убеждала Бориса выступить против последнего, предупреждая, что в обратном случае Святополк убьет его. Позиция Бориса была типичной для той тонкой верхней прослойки русских людей, которые приняли христианство со всей серьезностью. Он не хотел противиться злу насилием, ему была ненавистна мысль о войне со старшим братом, поэтому он распустил дружинников и спокойно дожидался убийц. Его убили, но самой своей смертью Борис остался навсегда живым в памяти народа как символ братской любви. Борис и его брат Глеб, тоже убитый наемниками Святополка, стали первыми русскими, канонизированными церковью. Другой брат, Святослав из Древлянской земли, бежал на запад, но был перехвачен посланниками Святополка на пути в Венгрию. Изяслав Полоцкий оставался нейтральным, и ему не досаждали, Мстислав Тмутараканский тоже не видел для себя угрозы со стороны Святополка. Можно предположить, что между ними было какое?то соглашение, возможно договор о ненападении. В любом случае Мстислав был занят расширением своих владений в Азовском регионе. В 1016 г. с помощью византийских войск он воевал с остатками хазар в Крыму[71 - Хазарский поход не упоминается в русских источниках, но кратко описывается византийским историком Иоанном Скилицей.].

Единственным братом, который отважился подняться против Святополка, был Ярослав Новгородский, причину чего новгородцы видели в своем недовольстве киевским верховенством над ними. Война между этими двумя людьми была скорее борьбой между Новгородом и Киевом, чем просто личной враждой братьев. Она длилась четыре года (1015 – 1019 гг.), и оба противника использовали наемные войска из других стран. Ярослав нанял варяжские отряды, а Святополк печенегов. После первого поражения Святополк бежал в Польшу и заключил союз с королем Болеславом I. Вместе они смогли отвоевать Киев у Ярослава (1018 г.), который, в свою очередь, бежал в Новгород. Решив, что опасность миновала, Святополк поссорился со своим польским союзником, и Болеслав возвратился домой, взяв с собой двух сестер Ярослава и бояр, симпатизировавших Ярославу, судя по всему, в качестве заложников. Он также воссоединил с Польшей червенские города. Триумф Святополка, однако, оказался кратким, потому что Ярослав через некоторое время атаковал его снова. Святополк опять нанял отряды печенегов и опять проиграл. Это поражение стало окончательным, он умер (1019 г.), вероятно, где?то в Галиции, так как бежал на запад. Теперь у Ярослава появился новый противник – его брат Мстислав. К этому времени тот твердо закрепился в Восточном Крыму и Тмутаракани. В 1022 г. косоги (черкесы) признали его своим сюзереном, после того как он убил в схватке их князя Редедю. Этот эпизод, видимо, описан в былине, на основании
Страница 25 из 32

которой он и записан в «Повести временных лет».

Укрепив свое окружение хазарами, косогами и, возможно, яссами, Мстислав выступил на север и занял земли северян, бесспорно договорившись с населением, так как они давали ему воинов. Когда он достиг Чернигова, Ярослав еще раз возвратился в Новгород и снова обратился за помощью к варягам. Хакон Слепой ответил, приведя в Новгород сильное варяжское войско[72 - В русском оригинале Лаврентьевского списка имя записано как Иякун, в Ипатьевском списке – Акун, в древнескандинавском – Хакун. См.: Thomsen, Origin, р. 131 – 132.].

Решающая битва произошла при Листвене (недалеко от Чернигова), победа досталась Мстиславу (1024 г.). Ярослав решил пойти на компромисс, и братья договорились поделить Русь на две части по руслу Днепра. Хотя Киев при этом отошел к Ярославу, он предпочел остаться в Новгороде. Мстислав же сделал своей столицей Чернигов (1026 г.). Следует отметить, что одна из русских земель к северу от водораздела Днепра – Полоцкая – не затрагивалась договором. С этого момента она оказалась в определенной степени самостоятельной.

Ярослав и Мстислав поддерживали тесный союз, и в 1031 г., используя смерть короля Болеслава и последовавшие за ней беды Польши, они отбили червенские города и разграбили польские земли. Согласно «Повести временных лет», они также захватили в плен много поляков и разослали их в разные места. Ярослав расселил своих пленников по реке Рось. Интересно отметить, что в период сотрудничества между братьями-князьями Киев временно утратил свое господствующее положение в русской политике. Теперь в качестве ведущих политических центров выступали Новгород и Чернигов. За этой политической переменой можно предположить изменение направления главных торговых путей. Новгород, как и прежде, контролировал северную часть водного пути товаров из Балтики на юг, но из Чернигова товары теперь отправлялись по степным рекам и волокам в Азовский регион, а не по нижнему течению Днепра в Черное море и Константинополь. Возможно, это произошло потому, что низовья Днепра в то время преграждались печенегами. Но сдвиг южного торгового пути мог также быть результатом сознательной политики Мстислава, представляющего в таком случае интересы купцов Тмутаракани. Азовский регион лежал на перекрестке нескольких торговых путей: в Туркестан, в Закавказье и – через Крым – в Константинополь.

Без сомнения, именно чтобы установить полный контроль над Азовским регионом, Мстислав предпринял поход на яссов, которые жили в низовьях Дона к северу от Азовского моря. Они признали его власть в 1029 г.[73 - В летописи Никона (Полное собрание русских летописей, IX, 79) говорится, что яссы были покорены Ярославом в 1029 г. Упоминание имени Ярослава в этом случае – результат ошибки переписчика. Ссылка явно на Мстислава.]

Летописец описывает Мстислава так: «Могуч телом, красив лицом, с большими очами, храбр на ратях, милостив, любил дружину без меры, имения для нее не щадил, ни в питье, ни в пище ничего не запрещал ей». Как правитель Тмутаракани, Мстислав, видимо, носил титул кагана. Интересно отметить, что в «Слове о полку Игореве» черниговского князя Олега, который тоже какое?то время управлял Тмутараканью, также называют каганом. Таким образом, правление Мстислава – это в определенном смысле попытка заменить господство на Руси Киева господством Тмутаракани и возродить древнерусский каганат докиевских времен. В тот период, судя по всему, Тмутаракань являлась своего рода духовной столицей Руси.

Мстислав был увлеченным строителем. Во время схватки с Редедей он дал обет в случае победы построить в Тмутаракани церковь, посвященную Богоматери, и сдержал свое обещание. Когда он перенес столицу в Чернигов, то заложил величественный храм в честь Христа Спасителя. Летописец отмечает, что к моменту смерти Мстислава церковь была выше, «сколько можно, стоя на коне, достать рукою». Знаменательно, что по своему архитектурному стилю церкви Мстислава следовали канону восточновизантийского искусства (Закавказья и Анатолии). В этом случае, как и во многих других, художественные влияния распространялись по путям торговых связей.

Можно предположить, что существовала миграция населения между Тмутараканью и северными областями. Мстислав привел в Чернигов большой отряд косожских воинов. Некоторые из них, возможно, осели в той части земли северян, которая позднее стала известна как Переяславльская. Хотя об этом не упоминается в летописях, само название реки в этой области, Псёл, является тому косвенным подтверждением, поскольку оно косожского происхождения: на языке черкесов «псол» означает «вода». Река Псёл впадает в Днепр с востока. Недалеко от этого места, на западном берегу Днепра, находится город с названием Черкассы, что по?древнерусски значит «черкесы». Это название не встречается, однако, в источниках киевского периода и впервые упоминается в XVI веке. В то время не только косогов по?русски называли черкесами, но также и украинских козаков; это говорит о том, что в сознании русских московского периода существовала определенная связь между косогами и козаками. И действительно, украинские ученые XVII века считали, что слово «козак» произошло от слова «косог». С другой точки зрения, козак (теперь обычно по?русски пишется «казак») произошло от тюркского «казак», что означает «свободный житель пограничной земли». Одним словом, вопрос непростой, и мы не можем здесь уделить ему необходимого внимания. Достаточно лишь сказать, что косоги Мстислава, возможно, поселились там, где через пять веков появились запорожские казаки как сильная военная община.

Возвращаясь к политике Ярослава как правителя Новгорода, мы прежде всего должны упомянуть привилегии, дарованные им северной столице по законам 1016 и 1019 гг., дабы вознаградить новгородцев за поддержку в гражданской войне. К сожалению, не сохранились ни оригиналы, ни копии этих законов. В некоторых списках новгородских летописей их тексты заменены на текст «Русской правды». Несомненно, что само составление так называемой «Правды» Ярослава как?то связано с выходом этих законов. Во вступительной статье к «Правде» провозглашается равенство виры[74 - Вира – денежная пеня за убийство человека.] новгородцев и киевлян. По-видимому, это являлось важным пунктом новгородских требований.

Поход Ярослава на чудь в Эстонии тоже, очевидно, был продиктован интересами новгородцев. Этот поход представлял собой попытку распространить в западном направлении контроль новгородцев над южными берегами Финского залива и прилегающими территориями. На завоеванной территории в 1030 г. Ярослав основал город, названный Юрьевым в честь его святого покровителя (Юрий – старая русская форма имени Георгий). После германского завоевания балтийских провинций в XIII веке город стал называться Дерпт (теперь Тарту).

3. Время Ярослава Мудрого (1036 – 1054 гг.)

В 1036 г. Мстислав отправился на охоту, но там разболелся и умер. Его единственный сын умер тремя годами раньше. Ярослав стал неоспоримым властителем всей Руси, исключая полоцкие земли. Теперь как правитель Тмутаракани он мог претендовать на титул кагана. О том, что Ярослав действительно принял этот титул, свидетельствует обращение к нему
Страница 26 из 32

как к кагану в «Слове» Илариона.

Первым деянием Ярослава после смерти брата было отражение нападения печенегов на Киев. Когда он прибыл из Новгорода с армией варягов и славян, кочевники уже захватили предместья города. Однако воины Ярослава выбили их, и победоносный князь решил остаться в Киеве, сделав его своей столицей.

Именно в это время нормализовались отношения между Русской церковью и Константинопольским патриархатом. В соответствии с соглашением, достигнутым между Ярославом и Константинополем, Русская церковь должна была возглавляться митрополитом Киевским, посвящаемым в сан патриархом Константинопольским. В других русских городах епископы должны были номинально посвящаться в сан митрополитом – понималось, что при выборе кандидатов будут учитываться пожелания князя. Не позднее чем в 1039 г. первый митрополит Киевский Феофан прибыл на Русь из Константинополя.

Сделав Киев политической и духовной столицей, Ярослав делал все, чтобы превратить этот город также в культурный и интеллектуальный центр, приняв за образец Константинополь. Византийскими мастерами были построены великолепный Софийский собор, несколько других церквей, новая крепость и так называемые Золотые ворота. Много внимания уделялось распространению просвещения. По свидетельству летописца, Ярослав «к книгам имел пристрастие, читая их часто и ночью, и днем. И собрал писцов многих, и перелагали они с греческого на славянский язык и на письмо. Переписали они и собрали множество книг…». Ярослав поместил книги в Софийском соборе. Грандиозный план переводов и Софийская библиотека вместе привели к становлению в Киеве важного центра образования и науки. Без всякого преувеличения, вслед за Грушевским, этот центр (училище) можно назвать первой русской учебной академией[75 - М. Грушевский, Три академии, Киiвськи збiрники, I (Киев, 1931 [1930 на титульном листе]). Три академии, о которых идет речь, – училище Ярослава, Киевская духовная академия (основанная в семнадцатом веке) и Украинская академия наук (основана в 1918 г.).].

Щекотливой проблемой для внутренней политики Ярослава было урегулирование вопроса о статусе Новгорода, так как многие новгородцы могли быть против переноса Ярославовой столицы в Киев. Когда в 1036 г. он сделал это, ему еще раз пришлось подтвердить пожалованные городу ранее привилегии. В «Русскую правду» тоже были внесены изменения: добавлен закон, ограничивающий количество поставок продовольствия сборщикам виры от местного населения[76 - Речь идет о выплате виры князю.]. Новгороду был дан новый епископ, Лука Жидята, новгородец, видимо, еврейского происхождения. Князем в северный город Ярослав назначил своего старшего сына Владимира. Главным храмом Новгорода была Софийская церковь, первоначально построенная из дерева. Когда она сгорела, Владимир возвел новую из камня. Этот собор до сих пор считают одним из самых замечательных памятников древнерусского зодчества (1045 г.). Во внешней политике этого периода значительное внимание Ярослав уделял расширению западных русских границ. В 1038 г. он нанес удар ятвягам, литовскому племени, а два года спустя еще раз вторгся в Литву. В 1041 г. он совершил поход против польского племени мазовшан. В следующем году его сын Владимир завоевал финское племя емь, чтобы укрепить контроль Новгорода над Финским заливом. Со временем дружественные отношения были установлены между Ярославом и польским королем Казимиром; в 1043 г. князь женился на одной из сестер Казимира, и «отдал Казимир, вместо свадебного дара, восемьсот русских пленных, захваченных еще Болеславом, когда тот победил Ярослава». В 1047 г. Ярослав помог Казимиру покорить Мазовию.

В это время в отношениях между Византией и Русью наступил острый кризис. Приблизительно в 1042 г. начался раздор между греческими и русскими купцами в Константинополе, несколько русских было убито[77 - Существует две русских версии истории русско-византийской войны 1043 г. и три византийских. См. также: Грушевский, II, с. 35 – 37 и 559 – 560; М. Левченко, История Византии (М. – Л., 1940), с. 190; Chadwick, pp. 104 – 111.]. Русь, судя по всему, сразу потребовала возмещения ущерба, но получила отказ, и в 1043 г. «послал Ярослав Владимира, сына своего, на греков и дал ему много воинов». Воеводой поставили тысяцкого Вышату. У него был сын Ян, и один из источников летописца – история «Повести временных лет», видимо, основана на рассказе Яна. Необходимо отметить, что успех русского похода в Византию предполагает господство русских на всем протяжении нижнего течения Днепра, а самое главное, в районе больших порогов. После смерти Святослава этот регион контролировался печенегами, но, очевидно, они утратили свои позиции после победы над ними Ярослава в 1037 г. Владимир в 1043 г. выступил в поход морем. Русский флот сильно пострадал и от шторма, и от «греческого огня», после чего значительная часть русского войска высадилась где?то в Болгарии. Вышата остался с ними. Теперь война приняла совсем не такой оборот, как в предыдущем походе против Византии. Остатки русского флота, хотя и поврежденные штормом, разбили греческую эскадру, но высадившиеся войска сдались византийцам, которые ослепили многих пленников. Сам Вышата был привезен в Константинополь, но позже освобожден и отправлен в Киев. Последовало перемирие на три года, после чего отношения между Константинополем и Киевом осложнились снова, но, судя по всему, до войны дело не дошло.

Затем, в 1051 г., Ярослав совершил смелую попытку установить независимость Русской церкви от Константинополя. По его инициативе Собор русских епископов избрал русского, всем известного Илариона, митрополитом Киевским. Он не был признан константинопольским патриархом Михаилом Керуларием. Русская акция, несомненно, вызвала большое смятение в Константинополе, так как то время было периодом сильной напряженности между патриархом и Папой Римским. Русских, видимо, подозревали в намерении извлечь выгоду из сложившегося положения и перейти в лоно Римской церкви. В таком случае русская акция стала важным фактором в углублении раскола между Римской и Греческой церквями[78 - Приселков, с. 93 – 95, 109 – 111.].

Мы не знаем, как был улажен русско-византийский конфликт, но это случилось не позднее 1052 г., поскольку в «Повести временных лет» мы находим следующую запись, датированную 1053 г.: «У Всеволода родился сын Владимир от царевны греческой». По-видимому, Всеволод женился на принцессе в 1052 г., что вряд ли было бы возможно без восстановления дружественных отношений между Византией и Русью. Но этого брака едва ли хватило бы для компенсации русским за отказ от идеи независимости Русской церкви. Скорее всего, одновременно между Киевом и Константинополем было заключено новое торговое соглашение на условиях, выгодных для Руси.

Что случилось с Иларионом после его смещения с должности, не известно. М. Д. Приселков предположил, что он принял высший монашеский сан и в конце концов удалился в Печерский монастырь под именем Никона. Но это только предположение, каким бы мастерским оно ни было. По совпадению, которое кажется многозначительным, Ярослав умер в том же 1054 г., в котором произошел окончательный разрыв между Восточной и Западной церквями.

Для характеристики личности Ярослава
Страница 27 из 32

мы располагаем не только свидетельствами из литературных источников, но также результатами антропологического и анатомического анализа его скелета и черепа, которые, как отмечалось ранее, подтверждают данные литературных источников, по меньшей мере в одном важном пункте. Так, в «Повести временных лет» упоминается, что князь был хромым, в другом источнике того времени утверждается, что в детстве он с трудом ходил. Анатомический анализ показал, что у ребенка была болезнь, препятствующая ходьбе, а позднее он сломал ногу[79 - Д. Г. Рохлин, Итоги анатомического и рентгенологического изучения скелета Ярослава; В. В. Гинзбург, Об антропологическом изучении скелетов Ярослава Мудрого, Анны и Ингигерд; М. М. Герасимов, Опыт реконструкции физического облика Ярослава Мудрого. Статьи опубликованы в ИИМ, 7 (1940), 46 – 66 и 72 – 76.].

4. Триумвират (1054 – 1093 гг.)

Старший сын Ярослава, Владимир, умер на два года раньше отца. Как мы знаем, он занимал важный пост наместника в Новгороде. Владимир самостоятельно провел две военные кампании – против финского племени емь в 1042 г. и против Византии в 1043 г. Судя по всему, если бы Владимир был жив к моменту смерти отца, то Ярослав ему передал бы свое княжение; никто из оставшихся пяти сыновей, кажется, не был достаточно подготовлен к такому делу. В конце жизни, если верить «Повести временных лет», Ярослав больше других любил своего четвертого сына, Всеволода. Но оставить ему великокняжеский престол было абсолютно исключено, потому что старшие братья не согласились бы с таким решением, и к тому же Всеволод не обладал необходимыми для лидера качествами.

Перед самой смертью Ярослав решил оставить власть на определенных условиях всем своим сыновьям вместе, как семейной группе. Текст его завещания записан в «Повести временных лет». Оно настолько важно для понимания последующих политических событий, что невозможно не привести его здесь полностью.

«Вот я покидаю мир этот, а вы, сыновья мои, имейте любовь между собой, потому что все вы братья, от одного отца и от одной матери. И если будете жить в любви между собой, Бог будет с вами и покорит вам врагов. И будете жить в мире. Если же будете в ненависти жить, в распрях и ссорах, то погибнете сами и погубите землю отцов своих и дедов, которые добыли ее трудом своим великим; но слушайтесь брат брата, живите мирно. Вот я поручаю престол мой в Киеве старшему сыну моему и брату вашему Изяславу; слушайтесь его, как слушались меня, пусть будет он вам вместо меня; а Святославу даю Чернигов, а Всеволоду Переяславль, а Вячеславу Смоленск»[80 - См. также: Пресняков, Княжое право, с. 34 – 42.]. Заметьте, что, хотя Ярослав раздал города своим сыновьям, формального разделения государства не было, так как только великокняжеский престол в Киеве наделялся полной политической властью. На основе этого завещания была установлена иерархия политического старшинства русских городов для соотнесения с генеалогическим старшинством князей. На деле, вместо главенства Изяслава в княжеской семье, три старших брата – Изяслав, Святослав и Всеволод – сформировали триумвират. Они попытались править Русью вместе. Однако это оказалось не такой простой задачей. Главным дестабилизирующим фактором был князь Полоцкий, Всеслав, внук Изяслава и правнук Святого Владимира. Изяслав был посажен в Полоцк Владимиром и, как мы видели раньше, соблюдал нейтралитет в междоусобной борьбе своих братьев, последовавшей за смертью Владимира. В результате Полоцкая земля оставалась автономной в течение всего правления Ярослава. Принадлежащие к роду Владимира, если не к семье Ярослава, полоцкие князья не согласились с завещанием Ярослава, так как оно исключало их участие в объединенном управлении Русью. С другой стороны, они не были связаны им и сохраняли полную свободу действий.

Роковая личность Всеслава добавляет картине зловещий оттенок. Неуравновешенный и надменный, он считался чернокнижником и, видимо, был сведущ в искусстве магии. В «Повести временных лет» находим следующую запись по случаю его вступления на стол Полоцкий (1044 г.): «…Мать же родила его от волхвования. Когда мать родила его, на голове его оказалось язвено [то есть сорочка], и сказали волхвы матери его: “Это язвено навяжи на него, пусть носит его до смерти”». В «Слове о полку Игореве» Всеслав изображен как человек, наделенный сверхъестественной силой, как оборотень.

Кроме полоцких князей, собственный внук Ярослава, Ростислав, сын Владимира Новгородского, который умер раньше князя – своего отца, тоже не получил доли в общем правлении Руси сыновьями Ярослава и имел еще больше причин для недовольства, чем Всеслав Полоцкий. Было бы естественно для двух изгоев – Всеслава и Ростислава – прийти к соглашению и объединить свои силы против триумвирата, как, очевидно, они и поступили, хотя в летописях и нет прямых свидетельств этого.

Ростислав сделал свой первый ход, захватив город Галич, откуда он был, однако, изгнан членами триумвирата. Затем он пошел на Тмутаракань, которая входила в долю Святослава Черниговского и управлялась его сыном Глебом как наместником – тем самым Глебом, который позже измерил глубину Керченского пролива и записал ее на так называемом «Тмутараканском камне». Ростислав выгнал Глеба из Тмутаракани, но, когда Святослав пришел на помощь своему сыну, захватчик оставил город, поскольку не хотел поднять оружия против родного дяди, как объясняет летописец. Это совершенно типичное отношение, свидетельствующее о силе принципа старшинства среди потомков Ярослава. Однако, как только Святослав возвратился в Чернигов, Ростислав напал на Глеба еще раз и сел княжить в Тмутаракани, получая дань «с косогов и с других народов» (1066 г.). Именно в этот момент Всеслав начал враждебные действия против триумвирата. Вероятно, стремительное нападение Ростислава на Тмутаракань было совершено по совету Всеслава. В «Слове о полку Игореве» говорится, что Всеслав знал чудесный способ, как достичь Тмутаракани из Полоцка за одну ночь. Поскольку Всеслав, кажется, ни разу не был в городе сам, автор «Слова» явно имеет в виду Ростислава, как его исполнителя.

Можно предположить, что с Ростиславом в качестве союзника Всеслав мечтал повторить политическую комбинацию 1026 г., когда два князя управляли северо-западом и юго- западом Руси, таким образом контролируя торговый путь из Балтийского моря к Азову. План провалился благодаря вмешательству третьей силы – византийской дипломатии. Греки обеспокоились агрессивными действиями Ростислава в районе Крыма, где город Херсонес все еще находился под византийским контролем. Под предлогом переговоров греческий наместник Херсонеса Катепано прибыл в Тмутаракань и на государственном пиру отравил напиток Ростислава. Князь умер неделю спустя. О популярности Ростислава в Крыму свидетельствует тот факт, что по возвращении в Херсонес наместник был побит камнями разгневанным народом[81 - См.: Грушевский, II, с. 53.].

В это время Всеслав отчаянно сражался с триумвиратом, но, потерпев поражение, согласился на переговоры. Он был вероломно схвачен на переговорах о перемирии и привезен в Киев как пленник (1067 г.). Это нарушение клятвы членами триумвирата рассматривается летописцем как главная причина
Страница 28 из 32

их последующих бед; по его мнению, таким поступком они вызвали Божий гнев, и степные кочевники появились как инструмент Бога в наказании грешных русских князей. Напомним, что в конце X и первой половине XI века южные русские степи контролировались печенегами, которые многократно нападали на Русь и даже послужили причиной гибели одного из самых могущественных русских князей – Святослава I. Но к концу правления Ярослава опасность со стороны печенегов была ликвидирована русскими.

Их успеху частично способствовал тот факт, что печенеги в то время испытывали давление на востоке со стороны другого тюркского кочевого племени – половцев, пришедших из Казахстана. Победа над печенегами, таким образом, оказалась бессмысленной, так как половцы, заменившие их в причерноморских степях, были более сильным и жестоким противником, который начал беспокоить приграничные районы Переяславльской земли в 1061 г. В 1068 г. они, без сомнения воодушевленные известием о разногласиях между русскими князьями, атаковали и разбили русских. Каждый из членов триумвирата бежал в свой город, но если Святослав был в состоянии защищать Чернигов, а Всеволод удержать Переяславль, то Изяслав в Киеве столкнулся с народным бунтом. Бунтовщики освободили Всеслава из заточения и объявили его князем Киева (1068 г.). Этот эпизод поэтически отражен в былине «Волх Всеславович». Изяслав отправился в Польшу, попросил помощи у короля Болеслава II и получил ее. Забыв о своих магических способностях, Всеслав бежал в Полоцк, не сделав и попытки сразиться с польской армией, превосходящей его по силе. У киевлян не оставалось другого выбора, как снова принять Изяслава, оговорив условие, что тот не будет преследовать зачинщиков восстания. Сам он действительно этого не делал, но до его вступления в город посланный вперед сын Изяслава казнил много знатных жителей, и виноватых и невинных (1069 г.). Вернув стол, Изяслав при первой возможности избавился от поляков.

Триумвират теперь был восстановлен, но ненадолго. В 1072 г. три брата присутствовали на празднествах в Киеве по случаю переноса мощей святых Бориса и Глеба. Приблизительно в это же время они утвердили свод законов, известный как «Правда» Ярославичей. Но уже в 1073 г. триумвират был разрушен тайным заговором двух его членов – Святослава и Всеволода – против третьего, Изяслава. Тот снова отправился в Польшу, но на этот раз помощи не получил. Тогда он обратился к императору Германии Генриху IV и к папе Григорию VII, высказывая желание сделать Русь «владением Св. Петра». Этим он, однако, ничего не достиг, так как его брат Святослав, теперь великий князь Киевский и Черниговский, был не только могущественным князем, но и искусным дипломатом и сам выказал готовность к религиозному компромиссу с Римом. Святослав также укрепил дружественные отношения со Священной Римской империей и Польшей: в 1076 г. русские войска поддержали поляков против чехов.

Смерть Святослава в 1076 г. сделала возможным возвращение Изяслава в Киев. Вернувшись, он тут же забыл о своих обещаниях папе. К своему брату Всеволоду, которому он обещал Чернигов, Изяслав был более внимателен и присоединился к его выступлению против сыновей Святослава, отказавшихся отдать город. Дяди победили племянников, но Изяслав в битве погиб (1078 г.) и, по мнению летописца, верностью младшему брату искупил свои грехи.

Всеволод теперь был единственным живым членом бывшего триумвирата. Он остался в Киеве, назначив своего одаренного сына, Владимира Мономаха, наместником Чернигова. В правление Всеволода (1078 – 1093 гг.) продолжались постоянные междоусобные распри, начинали которые преимущественно сыновья Святослава, не желавшие смириться с потерей Чернигова. Самый способный из них, Олег, вспыльчивый аристократ и храбрый воин, в конце концов захватил Тмутаракань. В отчаянии Святославичи обратились за поддержкой к половцам, которые были более чем рады возможности грабить Русь, оставаясь союзниками русских князей.

Неудачливый во внешней политике, Всеволод не был удачлив и в управлении внутренними делами. Летописец пытается оправдать князя, ссылаясь на его болезнь и возраст, а вину возлагает на молодую дружину, чьим советам он следовал, вместо того чтобы слушать старых дружинников.

5. Правление Святополка II (1093 – 1113 гг.)

После смерти старших братьев Всеволод сконцентрировал в своих слабых руках всю власть триумвирата. Однако принцип родового старшинства не был забыт, и сразу после ухода Всеволода Святополк Изяславович занял Киевский стол, предоставив своему двоюродному брату – сыну Всеволода, Владимиру Мономаху, княжить в Чернигове. Это было нарушением принципа старшинства, поскольку раньше Чернигов принадлежал второму члену триумвирата, Святославу, и его сыновья теперь предъявляли свои права на город. В 1094 г. один из них, Олег, пришел к Чернигову из Тмутаракани с половецким войском, и Владимир решил пойти на компромисс. Он заключил мир с Олегом и, отдав ему Чернигов, ушел в Переяславль. В определенном смысле первоначальный триумвират сыновей Ярослава теперь восстанавливался его внуками. Но во втором триумвирате было еще меньше согласия, чем в первом, особенно из?за подозрительности и отчужденности Олега. Хотя он и восстановил свои права на Чернигов, Олег не мог так легко забыть свои прежние обиды и подозревал братьев в готовности использовать первый подходящий предлог, чтобы изгнать его еще раз. Он сам дал повод для этого своей двусмысленной политикой по отношению к половцам.

Получив известие о смерти Всеволода, половцы направили Святополку мирные предложения, но тот проигнорировал их, а послов схватил. Несмотря на то что позже он всех освободил, половцы были в ярости и напали на Русь. Победив объединенные силы Святополка и Владимира в ожесточенной битве, они сломили оборону русских в Треполе и рассеялись, грабя и разоряя все вокруг. После краткой осады Торческа жители, ослабленные голодом, сдали половцам укрепленный город. Опустошая южные районы киевских и переяславльских земель, половцы уводили с собой толпы русских пленников. Впечатляюще описываются страдания населения на страницах «Повести временных лет»: «…Измученные, стужей скованные, в голоде, жажде и беде, с бледными лицами, почерневшими телами, в неведомой стране, с языком воспаленным, раздетые бредя и босые, с ногами, исколотыми тернием, со слезами отвечали они друг другу, говоря: “Я был из этого города”, а другой: “А я – из того села”; так вопрошали они друг друга со слезами, род свой называя и вздыхая, взоры возводя на небо к Вышнему, ведающему сокровенное».

В 1094 г. Святополк заключил мир с половцами и взял в жены дочь хана Тугоркана. Владимир, однако, не вступал в это соглашение, и, когда в 1095 г. половецкое посольство прибыло в Переяславль, он приказал всех убить. Летописец повествует, что он поступил так по настоянию своей дружины. Снова началась война, и Святополк выступил на стороне брата против захватчиков, несмотря на свой брак. Оба призывали Олега на помощь, но тот сохранял нейтралитет. Война неудачно складывалась для русских. Были разрушены и разграблены окрестности Переяславля. Половцы напали и на сам город, но были отбиты, а тесть Святослава, хан Тугоркан, в этой битве
Страница 29 из 32

погиб. В это же время, однако, другой хан, Боняк Манги, совершил набег на Киев и сжег несколько церквей и дворцов.

Обеспокоенные нейтралитетом Олега, Святополк и Владимир послали ему ультиматум: или ты с нами, или ты против нас. Олег не обратил на него внимания. Тогда его двоюродные братья выбили Олега из Чернигова. Он пошел в Смоленск, где княжил его родной брат Давыд, и, собрав там войско, направился в низовья Оки к Мурому, принадлежащему сыну Владимира – Изяславу. Тот отказался покориться, вышел на битву за город, но погиб в сражении, а Олег вошел в Муром. Когда известие о смерти сына достигло Владимира, он написал Олегу замечательное письмо, проникнутое духом терпимости. Принимая смерть Изяслава как Божий суд, он призывал Олега положить конец вражде и прийти к взаимопониманию. Ответом Олега был захват города Ростова в Суздальской земле. В таких обстоятельствах старший сын Владимира – Мстислав, могущественный новгородский наместник, взял дело в свои руки и, напав на Олега, преследовал его от одного города до другого, пока тот не отступил до Рязани. Мстислав тогда отправил Олегу следующее послание: «Не бегай никуда, но пошли к братии своей с мольбою не лишать тебя Русской земли. И я пошлю к отцу просить за тебя». Олег принял предложение, и наследственная вражда была закончена.

Можно отметить, что в описанном случае Владимир и его сын Мстислав выказали завидную выдержку и политическую мудрость. Мир, а не месть был их целью. Как только Олег согласился на переговоры, они предложили созыв примирительного собрания всех князей, чтобы разрешить существующие разногласия. Встреча состоялась в Любече в 1097 г., в ней участвовали следующие князья: Святополк II, Владимир Мономах, Давыд – сын Игоря, князя Волынского, Василько – сын Ростислава, два сына Святослава II – Давыд и Олег. На встрече, таким образом, были представлены все линии потомков Ярослава. Заметьте, что даже сыновья Ростислава участвовали в переговорах, несмотря на то что их отец еще при жизни был лишен доли в общем наследстве. Напомним, что до своей тмутараканской авантюры Ростислав пытался закрепиться в Галиции; именно здесь каждый из трех его сыновей в итоге получил себе небольшой удел. Старший из них, Рюрик, умер в 1092 г., и, таким образом, к моменту встречи в Любече их оставалось двое: Володар и Василько. На встрече присутствовал только Василько.

Решения этого съезда записаны в «Повести временных лет» в следующей форме. Князья сказали друг другу: «Зачем губим Русскую землю, сами между собой устраивая распри? А половцы землю нашу несут розно и рады, что между нами до сих пор идут войны. Да отныне объединимся чистосердечно и будем блюсти Русскую землю, и пусть каждый владеет отчиной своей: Святополк – Киевом, Изяславовой отчиной, Владимир – Всеволодовой, Давыд и Олег и Ярослав – Святославовой [то есть Черниговом], и те, кому Всеволод роздал города: Давыду [сыну Игоря] – Владимир [Волынский], Ростиславичам же: Володарю – Перемышль, Васильку – Теребовль».

Эта важная декларация вносит новый элемент в отношения между князьями. Хотя принцип старшинства и не был аннулирован, теперь признавались особые права каждой княжеской ветви на наследство отцов. Таким образом, на съезде в Любече старались учесть притязания каждого, и можно было надеяться, что определенный, пусть даже невысокий, уровень стабильности достигнут.

Нелегко, однако, было князьям преодолеть свою алчность и взаимное недоверие. На сей раз ответственность за нарушение мира лежит на Давыде Волынском. Он заподозрил Василько Галицкого в намерении захватить Волынь (собственный удел Давыда) и решил искать поддержки у Святополка, говоря тому, что узнал о заговоре Владимира Мономаха и Василько против них обоих. Святополк в конце концов поверил ему и, пригласив Василько в Киев, вероломно схватил его и передал Давыду, чьи люди ослепили несчастного галицкого князя.

Ослепление политических соперников, особенно потенциальных кандидатов на трон, было установленной практикой в Византии, но до случая с Василько русские князья никогда не прибегали к этому средству в борьбе друг с другом. Известие о преступлении потрясло всю Русь. «Владимир, услышав, что схвачен Василько и ослеплен, ужаснулся, горько заплакал и сказал: “Не бывало еще в Русской земле ни при дедах наших, ни при отцах наших такого зла”». Святославичи (сыновья Святослава), Давыд и Олег, тоже были глубоко потрясены и говорили: «Этого не бывало еще в роде нашем». Владимир и Святославичи немедленно съехались, чтобы обсудить ситуацию. Кроме ужасного увечья, нанесенного Василько, поступок Святополка являлся нарушением Любечского соглашения. Это было подчеркнуто в общем послании Святополку: «Если бы было у тебя какое обвинение против него, то обличил бы его перед нами…» Святополк пытался избежать ответственности, обвиняя во всем Давыда Волынского.

Неудовлетворенные объяснением, Владимир и Святославичи решили наказать его и выступили к Киеву. Киевляне заволновались и, боясь казавшейся неизбежной гражданской войны, выслали к Владимиру вдову Всеволода (тещу Владимира) и митрополита с обращением: «Молим, княже, тебя и братьев твоих, не погубите Русской земли». Владимир оказался перед моральным выбором: спустить нарушение Любечского соглашения и оставить безнаказанным ослепление Василько или взять на себя ответственность за новое кровопролитие. В этой сложной ситуации он уступил своей теще, «послушал ее как мать свою, и митрополита также чтил за сан святительский и не ослушался мольбы его». Прекращая войну, Владимир и Святославичи возложили на Святополка задачу наказания Давыда.

Запуганный и Святополком и Володаром (братом Василько), Давыд освободил Василько. Это, однако, не удовлетворило его противников, и они начали войну, которая еще больше разрослась за счет конфликта между Святополком и Ростиславичами (сыновьями Ростислава Владимировича). В конце концов князья снова съехались на совет в Юветичах и решили дело, лишив Давыда Волынского княжества. Ему отдали город Бужск для пропитания (1100 г.).

В следующем году состоялась еще одна встреча князей, на которой они заключили мир с половцами. Этот мир продлился недолго, потому что в 1103 г., по словам летописца: «Вложил Бог в сердце князьям русским мысль благую – Святополку и Владимиру», – они решили пойти войной на половцев и захватить их земли. Князья предложили Святославичам принять участие в походе. Олег, ссылаясь на болезнь, отказался, а Давыд принял предложение. Кампания была очень удачной: двадцать половецких князей были убиты и один взят в плен. Была захвачена огромная добыча – овцы и коровы, лошади и верблюды, кибитки и рабы.

Половцам потребовалось четыре года, чтобы восстановиться. В 1107 г. два половецких князя – старый Боняк и Шарухан – совершили набег на Переяславльские земли. Они, однако, были отбиты и понесли большие потери. Четыре года спустя наступила кульминация. В 1111 г. союзные войска трех русских князей – Святополка, Владимира и Давыда – прошли глубоко в степь, достигнув Дона. Город Шарукань сдался, и его жители встречали русских дарами – рыбой и вином. Основные половецкие силы были тогда разбиты на берегах Сальницы. Триумф русских был беспрецедентным, а
Страница 30 из 32

поскольку главную роль в походе сыграл Владимир Мономах, его популярность резко возросла.

Хотя Святополк и принимал участие в походах против половцев, его внимание в основном было обращено на запад. Он выдал одну из своих дочерей замуж за польского короля Болеслава II (1102 г.), а другую – за сына короля Венгрии (1104 г.). Эти династические браки имели целью укрепить дружественные связи между Русью, Польшей и Венгрией, но Святополк, кажется, был больше заинтересован в развитии торговых отношений, чем в дипломатии как таковой. Набеги половцев, должно быть, несколько лет осложняли путь в Византию по Днепру, и русские купцы хотели расширять экономические связи с западными странами. Поскольку Святополк пытался монополизировать торговлю солью на Руси, он, надо полагать, мечтал получить галицкие соляные рудники, но нельзя было надеяться, что Ростиславичи уступят их. Он мог, однако, закупать соль на Величковских копях в Польше.

Хотя русские одержали внушительную победу над кочевниками к концу правления Святополка II, опустошения, произведенные половцами до кампании 1111 г., были достаточно серьезными, чтобы расстроить экономическую и социальную жизнь южных районов Руси. Потери населения, по всей вероятности, были ужасными. Те, кто избежал смерти и плена, были разорены. Многие вынужденно брали деньги в долг у киевских богачей или состоятельных землевладельцев, а будучи не в состоянии возвратить долги, соглашались работать на условиях кредиторов.

Таким образом, пока часть населения несла потери, владельцы больших поместий в непострадавших районах страны выигрывали от обилия дешевой рабочей силы, а киевские ростовщики от получения процентных доходов по непомерным ставкам. Высокие цены на соль, вследствие монополии Святополка, увеличивали общее недовольство. Прославленная победа над половцами на некоторое время отвлекла общественное мнение, но требовались радикальные реформы, чтобы исключить финансовые злоупотребления. Нельзя было ожидать подобных реформ от Святополка, так как он сам активно участвовал в финансовых спекуляциях.

6. Гражданский законодатель: Владимир Мономах

Смерть Святополка 16 апреля 1113 г. освободила силы оппозиции. 17 апреля в Киеве собралось чрезвычайное городское вече. В обычных условиях подобное собрание после смерти князя было бы созвано митрополитом и боярами, но их санкция на это вече нигде в летописях не упоминается. Вероятно, оно было собранием только демократических элементов, и его дух был революционным. Вече решило призвать Владимира Мономаха, князя Переяславского, взойти на Киевский престол. Как записано в Ипатьевской летописи: «Услышав это, Владимир заплакал горько и не пошел, печалясь о [двоюродном] брате».

Мотивы отказа понятны. Прежде всего, он, безусловно, не хотел принять Киевский стол из рук только демократической части населения, потому что это подразумевало бы репрессивные меры против бояр покойного Святополка. Более того, от Владимира ждали бы официального отречения от политики покойного двоюродного брата, с которым он поддерживал дружественные отношения. Наконец, он колебался вступать на Киевский стол без согласия на то собрания всех князей, так как в противном случае он мог столкнуться с упорным сопротивлением со стороны князей старших ветвей – и братьев Святополка, и Святославичей.

Каковы бы ни были его мотивы, он отказался идти в Киев. Тогда начались мятежи. «Киевляне же разграбили двор тысяцкого Путяты, пошли и на евреев и их пограбили». Поскольку беспорядки становились все более опасными, церковные чины и представители высших классов заволновались и, хотя прежде они, казалось, не одобряли решения вече призвать Владимира, теперь отправляли ему панические послания, умоляя спасти порядок в государстве: «Приходи, княже, в Киев; если не придешь, то знай, что много бед произойдет, не только Путятин двор, не только сотских и евреев пограбят, но нападут и на невестку твою, и на бояр, и на монастыри, и будешь ты ответ держать, княже, если разграбят и монастыри».

Теперь, когда аристократическая часть общества поддержала демократическую, призывая его на великокняжеский стол, стало ясно, что только посредничество Владимира может предотвратить социальную революцию. Он не уклонился от ответственности и пошел в Киев, где, по словам летописца, «встретили же его митрополит Никифор с епископами и со всеми киевлянами с честью великой. Сел он на столе отца своего и дедов своих, и все люди рады были, и мятеж улегся». Анализируя эти апрельские события, мы должны различать непосредственные действия киевских «революционеров» и их общую программу. Первые акции были направлены против представителей администрации Святополка (тысяцкого и сотских) и его финансовых советников (евреев). Разграбление домов высоких должностных лиц и ростовщиков было, несомненно, спонтанным действием взбунтовавшейся толпы. Ясно, однако, что их руководители вынашивали более радикальные планы – конфискацию имущества высших классов в целом, то есть бояр, купцов и монастырей. Между прочим, отметим, что не нужно думать, будто движение было антисемитским. Общего еврейского погрома не произошло. Состоятельные еврейские купцы пострадали за свою связь со спекуляциями Святополка, особенно с его ненавистной монополией на соль.

Первым шагом Владимира была замена киевского тысяцкого на человека, которому он доверял. Затем он собрал совещание высших официальных лиц для изменения законодательства относительно займов и наемного труда. Кроме нового киевского тысяцкого в совещании участвовали тысяцкие из Белгорода и Переяславля, два других дружинника Владимира и дружинник князя Олега Черниговского. Присутствие последнего свидетельствует о том, что Олег признал Владимира великим князем Киевским. Принять личное участие в совещании, проводимом в интересах низших слоев, было, однако, выше сил Олега, и он послал вместо себя дружинника.

Совещание постановило прекратить злоупотребления краткосрочными ссудами и ограничить проценты по долгосрочным кредитам. Кроме того, была несколько ограничена власть хозяина над наемными рабочими и запрещено обращать их в рабство. Для легализации продажи себя в рабство обнищавшим человеком теперь требовались определенные формальности как гарантия против мошенничества.

Эти меры вряд ли могли удовлетворить радикальное крыло оппозиции. Однако они оказались достаточными, чтобы восстановить общественное доверие к княжеской власти.

Нужно иметь в виду, что поддержка Владимиром низших классов была не только результатом его просвещенного государственного ума, но и свидетельством его глубоко христианской души. Гражданское законодательство являлось для него продолжением христианского милосердия. В своем знаменитом «Поучении» он наставляет сыновей: «…Подавайте сироте и вдовицу оправдывайте сами, а не давайте сильным губить человека». Собственную политику он описывает в том же духе – он «бедного смерда и убогую вдовицу не давал в обиду сильным».

«Поучение» Владимира является не только ценнейшим произведением древнерусской литературы, но и общественным документом большой значимости. Оно раскрывает древнерусского князя с наилучшей стороны.
Страница 31 из 32

Два столпа христианства для Владимира – страх Божий и любовь к ближнему, главным проявлением которой является сострадание.

Будучи глубоко ответственным человеком, он подчеркивает, сколь важно для князя уметь держать слово. «Если же вам придется крест целовать братии или кому?либо, то, проверив сердце свое, на чем можете устоять, на том и целуйте, а поцеловав, соблюдайте, чтобы, преступив, не погубить души своей». Из летописей явствует, что Владимир действительно следовал этому правилу в отношениях с другими русскими князьями.

Истинный христианин, Владимир, однако, не был аскетом. Он восхищался природой и любил жизнь во всех ее проявлениях. Труд, а не аскетическое уединение – его совет сыновьям. В краткой автобиографии, которая составляет важную часть «Поучения», он рассказывает о своих главных военных кампаниях и охотах. Он не похваляется собственными военными победами, в его повествовании нет и тени тщеславия. Феодальный дух княжеской славы абсолютно не свойствен ему. О походе на половцев в 1111 г. он говорит лаконично: «… На Дон ходили со Святополком и с Давыдом, и Бог нам помог». Он говорит больше о трудах, чем о подвигах, что прекрасно согласуется с его любимым изречением: «Лень – мать всех пороков».

Владимир придает большое значение просвещению и учебе: «Что умеете хорошего, то не забывайте, а чего не умеете, тому учитесь – как отец мой, дома сидя, знал пять языков…» Владимир сам был хорошо образован и увлекался чтением. Как у многих его современников, его любимыми религиозными книгами были Псалтырь и Ветхий Завет.

Владимир был сыном Всеволода от первой жены, греческой принцессы, вероятно из семьи Мономахов, откуда и его фамилия. Семейные связи, несомненно, отразились в его дружественном расположении к Византии. Кроме прочего, это расположение проявлялось в поддержке грекофильских тенденций в Русской церкви, за что его порицают некоторые современные русские историки националистического духа.

7. Первые два Мономашича (1125 – 1139 гг.)

Популярность Владимира Мономаха подтверждается фактом, что после его смерти (1125 г.) его старший сын Мстислав сел на Киевский стол без сопротивления как со стороны киевлян, так и со стороны других князей. Даже Ольговичи Черниговские не возражали, по крайней мере открыто.

Мстислав I (1125 – 1132 гг.) оказался таким же решительным и честным правителем, как и его отец. Он был сыном Владимира от первой жены, английской принцессы Гиты, дочери Гарольда II. Нордические связи Мстислава еще больше укрепились после его женитьбы на шведской принцессе Христине, дочери короля Инга Стейнкельса. В скандинавских источниках Мстислава называют Гаральдом. При жизни отца он сначала княжил в Новгороде, затем был титулованным князем Белгорода. Покидая Новгород, Мстислав оставил там сына Всеволода, которого новгородцы с радостью признали своим князем (1117 г.). Таким образом, он на самом деле не порывал связи с этой северной метрополией, и знаменательно, что после смерти своей первой жены он женился на дочери новгородского посадника (1122 г.).

Популярность Мстислава в Новгороде очень помогла ему, когда он стал княжить в Киеве. Будучи великим князем, он сумел установить контроль над всем родом Мономашичей. Его братья управляли следующими городами: Ярополк – Переяславлем, Вячеслав – Туровом, Юрий – Суздалем и Андрей – Волынью. Мстислав также вступал в дела Галиции, где правили Ростиславичи, и Чернигова, удела Ольговичей. В обоих княжествах происходила борьба между старшими и младшими князьями семьи. Мстислав и в том и в другом случае поддерживал старшего. Однако и там и тут победил младший. Энергичный Всеволод, сын Олега, захватил Чернигов в 1127 г., а ловкий Владимирко, сын Володаря, был признан князем Перемышля (в то время галицкая столица) примерно в 1130 г. Но, пытаясь противостоять попыткам Мстислава вмешиваться в семейные дела, и Ольговичи, и Ростиславичи вынуждены были признать его как великого князя.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (http://www.litres.ru/georgiy-vernadskiy/kievskaya-rus-11978690/?lfrom=931425718) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

notes

1

Sir J. A. R. Marriott, Anglo-Russian Relations, 1689 – 1943 (2d ed. London, Methuen & Co., 1944), p. 1.

2

Н. Я. Данилевский, Россия и Европа (СПб., 1871), с. 60. Впоследствии различия между Россией и «романо-германской Европой» блестяще обсуждались князем Н. С. Трубецким – основателем «евразийской» философской школы. См. его Европа и человечество (София, 1920).

3

См.: Древняя Русь. Гл. 3.

4

Henry Pirrenne, Economic and Social History of Medieval Europe (New York, Harcourt, Brace and Co., 1937); также Medieval Cities (Princeton, Princeton University Press, 1925) и Mohammed and Charlemagne (New York, W. W. Norton& Co., 1939) того же автора.

5

G. W. F. Hegel, Samtliche Werke, H. Glockner, ed. (Stuttgart, 1928), XI, 447. Необходимо отметить, что Гегель предвидел возможность великого будущего славян и особенно России. В письме от 28 ноября 1821 г. Борису фон Юкскеллю, происходившему из прибалтийских немцев и русских, он пишет следующее: «Вам посчастливилось принадлежать к стране, занимающей столь значительное место на поле всемирной истории и которая, без сомнения, имеет еще более высокое предназначение. Кажется, что другие современные государства, более или менее, достигли цели своего развития; возможно, они уже прошли свою высшую точку, и их положение теперь не изменяется. Россия, напротив, потенциально самое могущественное государство, носит в себе громадные возможности дальнейшего развития ее глубокой природы».

6

John W. Burgess, The Foundations of Political Science, with an introduction by Nicholas M. Butler (New York, Columbia University Press, 1933), p. 32.

7

Там же, с. 40.

8

M. Грушевський, Звичайна схема «русскоi» iсторii й справа рацiонального укладу iсторii схiдного словянства (СПб., 1904), т. 1., с. 298 – 304.

9

См.: Древняя Русь. Гл. 3, 4, 5.

10

H. J. Mackinder. Democratic Ideals and Reality (New York: H. Holt, 1919), 2d ed., 1942.

11

См.: Древняя Русь.

12

Там же.

13

Там же.

14

Там же.

15

Там же.

16

Слово, с. 37.

17

А. И. Ляшенко, Летописные сказания о смерти Олега Вещего, АНОРИ, 29 (1924), с. 254 – 288.

18

Ип., кол. 15.

19

Дорн, с. 5.

20

Согласно д-ру Менгесу, тиверцы были тюркского происхождения. См.: К. Menges, Etymological Notes on some Pacanag Names, Byzantien, 17 (1945), pp. 261 – 263.

21

О мадьярско-булгарских отношениях этого периода см.: К. Грот, Моравия и мадьяры (СПб., 1881), с. 282 – 304; В. Златарски, История на Булгаската држава през средните векове, I, pt. 2 (София, 1927), с. 290 – 294.

22

Это событие датируется в Ипатьевском и Лаврентьевcком списках 902 г., что, очевидно, является ошибкой. Согласно В. Златарски, война между булгарами и мадьярами началась около 894 г.; согласно Гроту, около 889 г. Я принимаю датировку Златарски. См. также: G. Moravesik, Byzantinoturcica, I (Budapest, 1942), 58 – 68.

23

Появление мадьярских орд перед Киевом датируется в «Повести временных лет» 898 г. (Ип., кол. 19).

24

См.: Грот, Указ, соч., с. 305 – 327.

25

G. Lahr, Die Anfange des russischen Reiches (Berlin, 1930), pp. 95 – 99; H. Gregoire, Le Legende d’Oleg et l’expedition d’Igor, Bulletin de l’Academie Royale de Belgique, 23 (1937), pp. 80 – 94.

26

G. Ostrogorsky, L’Expedition du prince Oleg contre Constantinopole en 907, AIK, II (1939), pp. 47 –
Страница 32 из 32

61.

27

Резюме соглашения 907 г. см.: Повесть временных лет, Лавр., кол. 31, 32; Ип., кол. 23, 24.

28

Текст договора 911 г. см.: Лавр., кол. 33 – 37; Ип., кол. 25 – 29.

29

См.: Д. И. Еварницкий, История запорожских казаков (СПб., 1892), I, с. 454 – 456.

30

И. М. Кулишер, Лекции по истории экономического быта Западной Европы (Петроград, 1918), с. 173.

31

Дорн, с. 4 – 6.

32

Marquart, pp. 333 – 335.

33

П. К. Коковцов, Еврейско-хазарская переписка в X веке, с. 120. См. также: И. Брутскус, Письмо хазарского еврея X века (Берлин, 1924); В. Мошин, Хелгу хазарского документа, Slavia, 15 (1938), с. 191 – 200.

34

«Греческий огонь», также называемый «жидким» или «морским» огнем, являл собою взрывчатое соединение, выбрасываемое специальной трубкой или сифоном, которое загоралось, ударяясь о корабль.

35

См.: Древняя Русь.

36

Ibn-Miskawaih, The Eclipse of the Abbasid Caliphate, V, pp. 67 – 74. См. также: А. В. Флоровский, Известия о Древней Руси арабского писателя Мискавейхи, СК, I (1927), с. 175 – 186; А. И. Якубовский, Ибн-Мискавейх, о походе русов в Бердаа, ВВ, 24 (1926), с. 63 – 92; V. Minorsky, Hudud al-Alam (Oxford, Luzac and Co., 1937), pp. 144, 398 – 400.

37

Хрестоматия, I, 13. Д. Бромберг в своих «Топонимических и исторических очерках» (Byzantion, 13, 1938, с. 33 – 50) попытался доказать, что под именем «земля Корсунь» подразумевается не Крым, а Добруджа. Его гипотеза неубедительна.

38

См.: Древняя Русь.

39

Эта информация о Свенельде введена в летопись Никона вслед за описанием подавления Игорем восстания древлян.

40

См.: Древняя Русь.

41

Приселков, с. 12, 13.

42

Ф. Вестберг, Записка готского топарха, ВВ, 15 (1908), с. 71 – 132, 227 – 286.

43

A. A. Vasiliеv, The Goths in the Crimea (Cambridge, Mass., The Mediaeval Academy of America, 1936), pp. 128, 129.

44

Idem, p. 121.

45

См. также: H. Д. Знойко, О посольстве Калокира в Киев, ЖМНП, 8 (1897), с. 253 – 264.

46

В. В. Григорьев. Россия и Азия (СПб., 1876), с. 6 – 10.

47

Текст договора см: «Повесть временных лет», Лавр., кол. 72, 73; Ипат., кол. 61, 62; Хрестоматия, I, 17. Дата договора, равно как и хронология русско-византийской войны в целом, были предметом сильных разногласий между учеными в области русской и византийской истории. Многие принимают 972 г., а не 971 г. как дату договора (и соответственно 973 г., a не 972 г. как дату смерти Святослава). Я не собираюсь рассматривать всю проблему, но лично не вижу оснований для изменения даты 971 г., данной в русском тексте договора.

48

О славянском язычестве см.: L. Leer, La Mythologie slave (Paris, 1901); L. Niederle, Zivot star?ch Slovanu, II, pt., I (Prague, 1916); 2d ed., 1924; A. Br?ckner, Mitologia Slava (Bologna, 1923).

49

Br?ckner, Оp. cit., pp. 189, 190.

50

Согласно Зеленину, русалки представляют тех женщин и девушек, смерть которых была «нечистой», т. е. результатом насилия; см.: D. К. Zelenin. Russische (Ostslavische) Volkskunde, p. 392.

51

Орлов, История, I, 222 – 228; Н. В. Малицкий. Древнерусские культы сельскохозяйственных святых, ГА, II, № 10 (1932).

52

A. Meillet, Linguistique historique et linguistic gеnеrale (Paris, 1921), pp. 23 – 324.

53

А. Афанасьев. Поэтические воззрения славян на природу, I (М., 1865), с. 65.

54

E. W. Hopkins, Epic Mythology, Grundriss der indoarischen Philologie und Altertumskunde, III, pt. IB (Strasbourg, 1915), p. 78.

55

В. Д. Гринченко, Словарь украинской мовы (Киев, 1909), II, 798.

56

Hopkins, Оp. cit., p. 220. По мнению Хопкинса, «простейшим объяснением Трьямбака может быть, что Шива имел не трех матерей, а трех Матерей-богинь».

57

К. В. Тревер, Собака-птица: Сенмурв и Паскудж, ГА, 100 (1933), 293 – 328. Симаргл упоминается в «Повести временных лет», 980 г. В некоторых поздних текстах имя было разделено на два (Сим и Ргл), благодаря чему до появления исследования Тревера многие ученые были готовы видеть в Симаргле два божества вместо одного.

58

Meillet, Оp. cit., p. 333.

59

См.: S. Rozniecki, Perun und Thor, ASP, 23 (1901), 462 – 520; Br?ckner, op. cit., p. 72.

60

Chadwick, pp. 86 – 89.

61

См.: Древняя Русь.

62

А. Д. Погодин, Варяжский период в жизни князя Владимира, Владимирский сборник (Beograd, 1938), с. 28 – 30.

63

См.: А. В. Логинов, Червенские города (Варшава, 1855).

64

См.: Древняя Русь.

65

Marvazi, pp. 36, 118, 119. История Марвази была повторена Ауфи в «Джаваме уль-хекаят ве лаваме ур-реваят» («Собрание рассказов и светочи преданий», 1228 г.), В. Бартольд, пер. и ред. ВОЗ, 9 (1896), с. 263 – 265.

66

Лучшее описание византийско-русских переговоров 988 г. см.: Г. Острогорский, Владимир Святой и Византия, Владимирский сборник, с. 31 – 40.

67

В. Г. Василевский. Труды, III (Петроград, 1915), с. 96, 97.

68

Приселков.

69

Е. Е. Голубинский. История, I, ч. 1 (2?е изд., М., 1901), с. 163 – 182.

70

Княжна Анна умерла в 1011 г. Согласно Баумгартену, Владимир после ее смерти женился еще раз (Baumgarten, Gеnеalogies, p. 7 – 8).

71

Хазарский поход не упоминается в русских источниках, но кратко описывается византийским историком Иоанном Скилицей.

72

В русском оригинале Лаврентьевского списка имя записано как Иякун, в Ипатьевском списке – Акун, в древнескандинавском – Хакун. См.: Thomsen, Origin, р. 131 – 132.

73

В летописи Никона (Полное собрание русских летописей, IX, 79) говорится, что яссы были покорены Ярославом в 1029 г. Упоминание имени Ярослава в этом случае – результат ошибки переписчика. Ссылка явно на Мстислава.

74

Вира – денежная пеня за убийство человека.

75

М. Грушевский, Три академии, Киiвськи збiрники, I (Киев, 1931 [1930 на титульном листе]). Три академии, о которых идет речь, – училище Ярослава, Киевская духовная академия (основанная в семнадцатом веке) и Украинская академия наук (основана в 1918 г.).

76

Речь идет о выплате виры князю.

77

Существует две русских версии истории русско-византийской войны 1043 г. и три византийских. См. также: Грушевский, II, с. 35 – 37 и 559 – 560; М. Левченко, История Византии (М. – Л., 1940), с. 190; Chadwick, pp. 104 – 111.

78

Приселков, с. 93 – 95, 109 – 111.

79

Д. Г. Рохлин, Итоги анатомического и рентгенологического изучения скелета Ярослава; В. В. Гинзбург, Об антропологическом изучении скелетов Ярослава Мудрого, Анны и Ингигерд; М. М. Герасимов, Опыт реконструкции физического облика Ярослава Мудрого. Статьи опубликованы в ИИМ, 7 (1940), 46 – 66 и 72 – 76.

80

См. также: Пресняков, Княжое право, с. 34 – 42.

81

См.: Грушевский, II, с. 53.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Здесь представлен ознакомительный фрагмент книги.

Для бесплатного чтения открыта только часть текста (ограничение правообладателя). Если книга вам понравилась, полный текст можно получить на сайте нашего партнера.

Adblock
detector