Крот против оборотня читать онлайн - Сергей Зверев

Крот против оборотня

Сергей Иванович Зверев

Сотрудница музея Анна Славина обнаруживает, что прибывшее из Лувра на выставку колье «Рубиновые слезы» – подделка. Одновременно с этим в уголовный розыск поступает информация о странной гибели специалиста по древнему искусству профессора Богомолова и мастера-ювелира Чебышева. Сыщики не исключают, что все три факта связаны между собой. В банду криминального авторитета Слепня, который не раз проявлял интерес к музейному антиквариату и сокровищам, срочно внедряется капитан управления собственной безопасности Антон Копаев. Он прикидывается рецидивистом, специалистом по драгоценным камням. Однако бандиты вскоре начинают подозревать, что среди них появился «крот»…

Сергей Зверев

Крот против оборотня

© Зверев С. И., 2015

© Оформление. ООО «Издательство «Э», 2015

* * *

Глава 1

Тихий шелест шагов посетителей Пушкинского музея послушно следовал за стройной молодой женщиной-экскурсоводом из зала в зал. Завораживающий голос переносил из эпохи в эпоху, перечислял имена, даты, события. Гулко отдаваясь под высокими потолками современных и стилизованных интерьеров, он овевал притихших людей незримой атмосферой эпох, дымкой истории.

– А сейчас мы с вами перейдем в зал искусства Средних веков и эпохи Возрождения. – Экскурсовод, сделав приглашающий жест рукой и опустив указку, первая двинулась к выходу. – Прошу сюда. Сейчас вы увидите поистине уникальную выставку ювелирных украшений из фондов Лувра, которая была привезена к нам в рамках проведения Дней французско-российской дружбы. Здесь представлены изделия самых знаменитых и неизвестных ювелиров, чьи работы в разные века заказывались французскими монархами.

Зачарованные посетители, проходя мимо застекленных витрин, мимо белых бюстов, поднимали брови в недоумении и восхищении, слегка перешептывались и качали головами во время пауз экскурсовода. С легкой улыбкой она смотрела, как люди по-разному реагируют на такое великолепие. Кто-то хихикал, толкая спутницу локтем в бок и шепча, что вот, мол, тебе бы такое надеть. Кто-то облизывал пересохшие губы, не в состоянии скрыть лихорадочный блеск в глазах. Но большая часть посетителей смотрела с восхищением.

– А вот эта часть экспозиции, – остановилась экскурсовод под портретами, – посвящена русской королеве Франции. Посмотрите внимательно на этот портрет, вглядитесь в лицо этой рыжеволосой красивой женщины. Подпись латиницей гласит «Анна Киевская». Это княжна Анна Ярославна – дочь Киевского князя Ярослава Мудрого, которая стала женой французского короля Генриха I. Часть драгоценных украшений привезена была Анной из Киевской Руси в виде приданого, часть подарена мужем, или это дары, поднесенные королеве во время царствования на французском престоле.

– Как капельки крови, – прошептал кто-то среди притихших посетителей.

– Как слезинки, – вторил тонкий женский голос. – Бедненькая…

– Вы сейчас все обратили внимание на уникальное колье, – подошла ближе к экспозиции экскурсовод. – Оно сделано из золота очень высокой пробы, что является редкостью для изделий раннего Средневековья. Технологий повышения пробы в те времена еще не знали. А капельки темно-красного камня, украшающие колье, – это искусно выточенные слезинки из минерала, называемого рубином. Такой чистоты камень встречается крайне редко. Это колье называется «Рубиновые слезы», а автор работы, как и история появления колье, неизвестен. Существует несколько версий. По одной – это работа древних скифских мастеров, о чем говорит мотив золотого плетения, по другой – это изделие мастеров ранней Византии. Есть и совсем романтическая гипотеза, что это колье подарено было братом Кием своей сестре Лыбедь в честь основания города Киева. А теперь мы пройдем…

Невысокая молодая женщина в очках с крупной тяжелой оправой и тугим узлом темных волос, забранных в хвост на затылке, нарушила тишину фойе главного входа звуком каблуков своих туфель.

– Здравствуйте, Анна Николаевна, – улыбнулась ей контролер. – Вы же вроде в отгулах сегодня?

– Убегаю, Нина Ивановна, убегаю, – пояснила женщина. – Растяпа я! Вчера зарядник для мобильного телефона в столе оставила. Скажите, а Богомолов сегодня не появлялся?

– Да здесь он, – кивнула контролер на служебный коридор. – Только он сегодня какой-то… как из-за угла мешком накрытый.

– Какой, какой? – рассмеялась Анна Николаевна.

– Ну, пришибленный какой-то. Я с ним поздоровалась, а он аж испугался. Потом долго извинялся и все из рук ронял. А позже стал по кабинетам ходить. Всё что-то искал.

– Ну, вы, Нина Ивановна, как скажете, так скажете! «Из-за угла мешком накрытый». Вы просто ходячий кладезь фольклора.

– Ноги с утра гудят. Мне бы сидячим кладезем стать, я бы не возражала.

– Так посидите, сегодня я что-то экскурсий не слышу.

– Как же! Как эти французские побрякушки выставили, так тут никакого угомону нет. Третья группа с утра идет. Юля к вечеру у нас охрипнет совсем.

В коридоре что-то упало. И женщины, бросившись смотреть, наткнулись на щуплого мужчину с редкими непослушными волосами на макушке и мелкими чертами бледного лица. Он собирал на полу рассыпавшиеся канцелярские папки и что-то шептал вслух про косые руки.

– Владислав Артурович! – Анна Николаевна бросилась помогать мужчине. – Вы что-то ищете?

– Ой, Славина! Я… не могли бы вы эти папки вернуть в кабинет? Вы их просто на мой стол бросьте, а я потом разберу. Мне, собственно, только одна и нужна… Вот эта. Ах ты!

– Что такое?

– Не она! Я, наверное, ту у себя на кафедре оставил.

– Владислав Артурович! – Собрав наконец папки в стопку, Анна Николаевна пристально посмотрела на мужчину: – У вас все в порядке? Вы себя хорошо чувствуете?

– Славина, голубушка, – вытирая потное лицо несвежим серым платком, ответил он. – Ну как можно себя чувствовать в моем возрасте? Вы… бросьте папки, ладно, а я после обеда заеду, разберусь.

Шлепая себя по карманам в поисках то ли ключей от машины, то ли сигарет, мужчина поспешил к выходу из музея, провожаемый снисходительным взглядом контролера.

Владислав Артурович Богомолов подрабатывал в музее консультантом по художественно-прикладному творчеству Древней Руси. Был он профессором, признанным знатоком старинной иконографии, помимо преподавания в МГУ, числился консультантом и экспертом еще в десятке больших и малых организаций, членом огромного количества обществ и комиссий.

Те, кто знал профессора Богомолова близко, восхищались его непостижимой работоспособностью. Правда, таких людей было очень мало, буквально единицы могли похвастать, что они, например, бывали у профессора дома или имели с ним нечто похожее на дружеские отношения. На дни рождения он никого не приглашал, на чужие не ходил, каждый раз страшно раскаиваясь и рассыпаясь в извинениях, но ссылаясь на всякие сложившиеся обстоятельства и обязательства.

Странным был профессор Богомолов, весь в себе, замкнут, как устрица в скорлупе. Но со всеми был приветлив, всем улыбался вымученной улыбкой, как бы вспоминая, а не обещал ли он нечто собеседнику,

не обязался ли что-то сделать. И когда с ним прощались, даже как-то облегченно вздыхал.

И сейчас, вырвавшись за пределы колоннады музея, протрусив по лестнице к служебной стоянке, он с облегчением вытер лоб, нашарил в кармане брелок сигнализации и открыл дверцу темно-серого пыльного «Рено Логан» с истертыми и поцарапанными бамперами. Опустив оба передних стекла, профессор завел машину, нахмурился, что-то опять вспоминая, и довольно уверенно вырулил на Колымажный переулок. Владислав Артурович явно нервничал, выделяясь неровностью управления машиной даже на московских улицах. Он миновал три развязки, выскочил на Новый Арбат и уже на пересечении Кутузовского проспекта и Большой Дорогомиловской, где поток уплотнился, нажал ногой на тормоз.

Ощущение мгновенного холода, пронзившего все внутри, знакомо каждому водителю, потому что каждый хоть раз в жизни попадал в ситуацию, щекочущую нервы. Педаль неожиданно ушла в пол, а на капот стремительно надвинулся задний бампер большого черного внедорожника. Владислав Артурович в панике рванул руль вправо, уже мысленно ощущая неизбежный удар, шипение пробитого радиатора, звон стекол. Кто-то отчаянно и зло засигналил, рядом завизжала резина резко тормозящей машины, а перед глазами вспучился кузов «Газели».

От удара машину занесло. Профессор больно ударился грудью о рулевую колонку, успев вспомнить, что нельзя было ослаблять натяжение ремня безопасности. Дыхание мгновенно перехватило, острая боль пронзила до самого сердца, а потом голова ударилась о боковое стекло.

Он потерял сознание и не видел, что под машиной что-то пыхнуло, раздался сильный хлопок, и днище автомобиля сразу лизнуло пламя, отражаясь зловещим красным цветом в стеклах окружающих машин. Поток транспорта мгновенно разделился на две части. Те, кто успел, проскочили дальше по проспекту и уехали, от греха подальше. Те, кто ехал сзади, сигналили и пятились назад, и только несколько водителей кинулись на помощь.

– Дверь, дверь ломать надо! Он же в кабине… Сгорит… мать….

Кто-то подбежал с бесполезным двухлитровым огнетушителем и принялся бестолково пускать порции углекислоты, кто-то притащил кусок брезента и пытался сбить языки пламени. Но огонь вырывался из-под днища автомобиля, из зоны недосягаемости. Наконец прибежал парень в спецовке с монтировкой в руках и попытался попробовать подцепить дверь, но жар отогнал и его.

Огонь полыхал уже в кабине, с треском лопнули стекла, одежда на человеке, который склонился головой на руль, загорелась, вспыхнули волосы, вспучилась кожа на лице. Парень с монтировкой, прикрывавший лицо от жара, вдруг согнулся пополам, и его вырвало прямо на асфальт. В воздухе отчетливо запахло горелой плотью. Еще одна женщина побледнела и повалилась на руки мужчине. Где-то далеко на западе с переливами зазвучала полицейская сирена, да по дороге бегали люди, что-то истошно и нервно крича в трубки мобильных телефонов.

Нашлись, правда, и такие, кто старательно снимал горящую машину на встроенные камеры своих телефонов. Еще до вечера в Сети появятся кадры этой трагедии, да начнет увеличиваться количество просмотров, побивая все рейтинги.

Антон смотрел в иллюминатор самолета на туманный горизонт, на редкие облака, проплывавшие вспученными шапками пены, но не видел ничего этого. Сегодня он покидал родной город. «Навсегда». Это слово будто насильно вкрадывалось в голову, но было оно нелепым, противным. Слово из далекого детства, когда он потерял мать. Она ушла «навсегда» так неожиданно, так нелепо, погибнув от руки пьяного милиционера-насильника.

С тех пор это слово приобрело для Антона особый смысл, мрачный смысл, роковой. Для большинства людей «никогда» означает всего лишь «не сейчас», «может быть, позже», «нет, ну, и фиг с ним». Для Антона оно означало страшный болезненный рубец в душе, разделивший жизнь до и жизнь после. Светлая, теплая, как материнские руки, жизнь школьника из Екатеринбурга – школа, спортивная секция, дом, уроки, приятели во дворе. И мама, такая улыбчивая, добрая, понимающая. А потом – непонятный удар, холод известия, неискренние улыбки чужих дядей и тетей, которые хотят ему добра. Жуткое кладбище, ужасная черная земля, сваленная в кучу, лицо матери, которое закрывается НАВСЕГДА крышкой гроба, гроб, опускаемый в зловещую черную яму, тоже НАВСЕГДА. И стук комков земли по крышке… стук, стук-стук, стук, стук-стук-стук…

И интернат с чужими лицами воспитателей навсегда, и лица чиновников из мэрии, которые слащаво улыбались и говорили, что мальчикам жить без родителей нельзя и что квартиру они ему вернут обязательно, когда он станет совершеннолетним. И он втянулся в эту жизнь «навсегда», стиснув зубы, холодно глядя перед собой и видя там только одну цель: стать таким, чтобы была возможность найти убийцу и покарать его. Сделать все и стать.

И он стал таким. Он замкнулся, выдержал прессинг жестоких сверстников в интернате, изматывал себя в спортивных секциях, добился, чтобы в военкомате его записали в нужную команду. И он не просто попал в воздушно-десантные войска, а именно в разведывательно-штурмовую бригаду. Это была закалка мышц и воли, а для ума и для прокладки жизненного пути он выбрал юридический институт МВД, который закончил с отличием и в результате получил право выбора места работы по своему усмотрению. И он выбрал, потому как уже знал, что в тот район, подальше от областного центра, и отправили работать убийцу.

Антон не понимал, как у преступника могли оказаться сильные покровители, которые скрыли его вину и завели следствие в тупик. Значит, он не один такой среди людей в погонах? Это открытие было первым на пути к прозрению. И все-таки он нашел его, вычислил по датам перевода, сумел посмотреть ему в глаза, копнуть в его душе.

Многое изменилось с тех пор. Особенно в душе Антона Копаева, капитана полиции и кавалера двух орденов. Теперь он едет в Москву, чтобы работать уже в штате Главного управления собственной безопасности МВД. Он будет приезжать в родной город, будет навещать могилу матери, но прошлое уходит, и он уезжает из своего города «навсегда». Правда, это «навсегда» для него уже не такое безысходное, как в детстве. Впервые в жизни.

Антон Копаев повзрослел и перестал быть мстителем-одиночкой. Он уже борец не за себя и научился видеть шире, понимать шире. Многому его научил его бывший шеф в Екатеринбурге полковник Быков…

Пожилой крупный мужчина с седыми редкими волосами, стоявшими ежиком на голове и с такой же точно щетиной, делавшими его похожим на большого седого ежика, зашевелился в кресле и снова затих. Антон мысленно облегченно вздохнул. Пока сосед не задремал, он извел своего молодого попутчика рассказами и собственными умозаключениями.

Антон открыл наконец крышку ноутбука на коленях и включил его.

– Что пишут? – тут же раздался голос рядом.

Черт! Все-таки проснулся! Вот не спится человеку. В его-то годы. Да я бы на его месте и сейчас бы…

– Все как обычно, – ровным голосом ответил Антон, глядя на ленту новостей. – Зарезали, застрелили, столкнулись несколько машин, украли ребенка, депутата

Государственной Думы уличили в занятии коммерческой деятельностью, военного чиновника поймали на хищении нескольких миллиардов.

– Это да, – потягиваясь и принимая вертикальное положение, согласился сосед. – В нашей стране не новости плохие, а те, кто их мусолит, да на обозрение выставляет. Вот у меня один знакомый есть, художник. Решил выставками заниматься. Нашел спонсоров, стал своим друзьям-художникам помогать выставляться на различных площадках города. И столкнулся он с одной очень интересной проблемой. Позвонил в газету, предложил им репортажик сделать о выставке молодого, но очень талантливого художника. А ему там говорят, что тема скучная для населения. Если бы произошло убийство, то они бы мгновенно репортера отправили. Подивился мой знакомый, ругнулся по причине незнания жизни и на телевидение. Ты не представляешь, что ему там ответили!

– Почему? Представляю, – без энтузиазма ответил Антон. – Ему сказали, что, если бы произошло убийство, труп новорожденного ребенка обнаружили, или подвал, где молодой маньяк восемь лет держал и насиловал двух старушек, тогда бы они в два счета направили корреспондента. Угадал?

– Н-ну! – рассмеялся сосед и хлопнул Антона по плечу. – А ты не новичок в этой жизни! Уловил. Но… я вот всю жизнь проработал в полиции. Она, когда ты еще под стол без штанов бегал, называлась милицией. Не буду объяснять, кто и с какого перепугу ее переименовал, но изменилось в ней мало что со сменой названия. Может, даже и хуже стало.

– Это почему же? – заинтересовался Антон.

– А ты посуди, – понизил голос сосед, – чтобы переаттестацию пройти да на должности остаться, надо было отслюнявить некоторую сумму. А исходя из должности и звания, эти суммы были совсем уж чудовищных размеров. Кто очень хотел, те кредиты в банках брали, но у большинства имевших большие звезды на погонах такие деньги были. Были, потому и звезды были. А потом наоборот, есть звезды, значит, будут и деньги. Но это так, отвлечение. Главное, что те, кто наживался на своей должности, кто использовал служебное положение в целях наживы, как у нас говорят, у тех деньги были, и они себя выкупили. А у честного мента откуда такие «бабки»? К тому же милицию сократили на двадцать процентов во время реформы, и угадай с трех раз, кто ушел в числе этих двадцати процентов из органов? Честные или воры? Во-от, поэтому я и говорю, что стало хуже.

– А вы из каких? – широко и беззащитно улыбнулся Антон.

– Я? – насупился было сосед, но потом тоже расплылся в улыбке. – Я из честных. А ты другого ответа ждал? Ладно, если серьезно, то я из тех незаменимых работников, без которых ни один начальник не обойдется. Я даже на собеседование не ходил. Кто-то же должен работу гнать, отчетность создавать. Как-то вот до полковника дослужился.

– И ушли?

– Ушел! – засмеялся сосед. – Не ушел, а даже уехал. Прощай, старая жизнь, прощайте, серые милицейские будни! Уезжаю я, парень, далеко и надолго. Дочь у меня десять лет назад за границу уехала по приглашению. Программист она у меня от бога, не знаю, в кого. Вот и осела там в научном центре. А сейчас уже и вид на жительство получила, хороший контракт подписала. И коттедж ей дали, и машину. Замуж выходит, за своего, правда, с ней еще тогда уезжал. Вот забирает меня дочка к себе жить. Хватит, говорит, бобылем лавки во дворе протирать.

– Кажется, вы радуетесь, что навсегда покидаете родину, – заметил Антон.

– А я плакать должен? – вдруг разозлился сосед, но тут же сбавил тон, потому что на них стали оборачиваться. – Я плакать, по-твоему, должен? Родина-мать! А была она мне матерью? Она нам мать? Что это за мать, которой до своих детей нет никакого дела? Заметь, не о плохих детях говорю, не об отщепенцах и предателях, а о нормальных. О тех, которые служили ей, старались для нее, жизнями рисковали. Я, знаешь ли, под пулями тоже бывал. И в своем городе, и в командировках на Кавказе. А живет хорошо кто, жрет сладко кто, квартирами распоряжается в городе кто, пенсиями? У меня на первом этаже чета пожилых людей живет. У них пенсии вдруг стали такие большие, такие льготы всплыли неожиданно, что я глазам не поверил. А оказывается, сын их – депутат областной думы, вот и подсуетился.

– Ну, это да, – кивнул Антон.

– Опостылело все, парень, – устало откинулся на спинку сосед. – Не поверишь, как опостылело. Доживешь до моих лет и вспомнишь мои слова. Я понимаю, что наверняка через какое-то время меня снова назад потянет. По дворику своему скучать начну, по мужикам, с кем в домино резались, по мату виртуозному. Наверное, потянет назад. Но это когда еще будет, а пока я еду с удовольствием и злорадством в душе. Вот тебе дулю с маслом! Упустила ты, родина-мачеха, хорошего специалиста-программиста, и еще упустишь, вот и я к ней уеду.

– Не мне вас судить, – пожал плечами Антон.

– Конечно. Ты и сам, наверное, из этих, молодых да ранних. Ладно, извини, на личности переходить не будем. Просто не хочу я их защищать. Ведь не родину мы защищаем, а ее руководителей. А я их защищать не хочу. Не хочу защищать тех, кто распустил чиновников-воров. Ведь кого за шиворот ни возьми, ни тряхни, из него не миллионы, миллиарды сыпятся. Ты можешь представить себе миллиард? Я не могу. Могу только двадцать две тысячи представить – это моя пенсия.

Антон открыл было рот, но решил все же промолчать. Кстати, еще год назад он бы не промолчал. И два, и три года назад – тоже. Он бы кинулся в словесную драку, он бы такого наговорил в лицо каждому, кто не хочет бороться, тем самым помогая негодяям плодиться и размножаться. А сейчас? Сейчас, поварившись в этой среде, Антон стал смотреть на людей иначе. Не все бойцы по натуре, не каждый готов отдать последнее борьбе, не каждый готов заплатить ту цену, которую платит, например, Антон, посвятив всего себя этой грязной работе.

Грязненькая ведь работа, ее в белых перчатках не сделаешь. Приходится часто переступать через самого себя. И не это самое страшное, самое страшное, что порой приходится переступать и через людей. Простых, тихих, мирных, забитых жизнью, родившихся уже с характерами амеб, растений. Они ни в чем не виноваты, не все рождены для борьбы.

И методы, которыми приходится пользоваться Антону, далеки от гуманизма. Сколько на нем крови, крови преступников, крови откровенных бандитов, нелюдей, крови, которую он пролил, защищая других, защищая себя в неравных схватках. Имел он на это право или должен был дать убить себя, искалечить? И все только потому, что лишь суду разрешено определять виновность того или иного человека? А кровь на руках убийцы матери Антона, а кровь других людей на руках преступников? Нет, суд судом, но и человек должен решать своей совестью, нельзя жить по принципу «моя хата с краю, ничего не знаю».

А этот отставной полковник? Можно его судить? Почему-то не хочется. Хотя родина – она всегда родина, даже если тебя обидела. А она в данный момент такая, и это зависит от каждого из нас. И кто не борется со злом, не борется за то, чтобы сделать родину лучше, тот просто не имеет права обсуждать ее. Вот и вся логика.

Антон заставил себя погасить неуместное

раздражение в душе и сосредоточиться на ленте новостей. Во-первых, отвлекает, помогает скоротать время, – во-вторых, полезно быть в курсе последних событий. Стрельба в воздух на свадьбе, крупная авария с участием десяти машин без смертельных исходов, драка в ночном клубе, полицейский требовал миллион с виновного в ДТП со смертельным исходом… Негатив, негатив, негатив…

Умер знаменитый мастер-ювелир Сергей Иннокентьевич Чебыш. Да? Есть еще такие мастера? Антон считал, что все изделия сейчас штампуются чуть ли не на конвейере. Потом он вспомнил, что даже поточное изделие нужно сначала придумать, разработать дизайн. Жаль, красивая профессия. И человек, видимо, был талантом в этой области, если… Основатель современной школы… вырастил целую плеяду талантливых учеников… автор десятков работ, хранящихся в частных и государственных коллекциях по всему миру. Человек-эпоха…

М-да, приходит время, уходят люди и эпохи. Антон стал смотреть дальше и чуть было не пропустил сообщение об очередной аварии на Кутузовском. Но глаз зацепился за знакомые слова, созвучные с предыдущей темой. Авария… не справился с управлением… машина загорелась… погиб ученый, хорошо известный в кругах искусствоведов, историк, профессор Богомолов. Трагически ушел из жизни признанный знаток, крупный специалист… преподавал… числился консультантом по европейскому ювелирному искусству Средних веков и эпохи Возрождения… участвовал в работе комиссии… комитета. Не очень хорошо неделя началась в творческой среде.

– Интересное совпадение, не считаете? – вдруг раздался голос соседа. – Хотя у вас мозг на это не заточен.

– Вы о чем? – поинтересовался Антон.

– Совпадения. В рамках Москвы среда музейных работников, ученых– близких к ним профессий и мастеров-художников не так уж и велика. В смысле процентного отношения к численности жителей. Я, конечно, не столичный житель, но понимаю, что сегодня Москва – это коммерческий город, деловой центр мирового масштаба. И из всех профессий в ней преобладают менеджеры различного звена. А если проще говорить, то там больше всего торгашей и финансистов. Денежки через нее текут, а потом по всей стране, как щупальца спрута…

– Ассоциации у вас, – покачал головой Антон.

– Нормальные. Я же не сказал, что метастазы. Мутный это город – Москва, вот что я вам скажу, юноша. И аферы там крутятся уже не только российского масштаба.

– А может, вы клевещете на столицу? – стараясь скрыть иронию, сказал Антон. – Может, это светлый, передовой во всех отношениях город? С огромными проспектами, высокими домами и счастливыми улыбчивыми людьми на улицах.

– Про транспаранты забыл, – проворчал сосед, снова откидываясь на спинку кресла и закрывая глаза. – И портреты членов Политбюро. Развлекаешься, думаешь, что я старый ворчун?

– Ну почему, просто пытаюсь вести светский разговор, ратую за справедливое существование множественности мнений.

– Ты сам сказал, что это город, передовой во всех отношениях. А почему же ты в отношении преступности не согласен? Тут-то он почему перестал у тебя быть передовым? Логика хромает, юноша, логика.

– Ладно, – согласился Антон. – Будь по-вашему. Значит, вы считаете, что эти две смерти связаны между собой. Мафия убирает свидетелей?

– А хрен ее знает, – пожал плечами сосед. – Только ты вспомни мои слова через какое-то время. Это еще всплывет в другом свете. Грязь кругом, мразь и гадость. Жить тошно, когда каждый норовит себя поставить выше других, каждый готов другому на голову… нагадить, ногу другому подставить, чтобы к финишу первым прийти. И вообще живут так, как будто он голубых кровей, а остальные – быдло. А ведь как раз хамы и скоты из быдла и вышли. Запомни, парень, самые гнусные поступки совершают те, кто из гнусного и вышел. Бывший раб никогда не станет джентльменом, он всегда будет джентльменов ненавидеть и попирать при первом же удобном случае.

– Мрачная у вас философия.

– Порожденная жизнью, – сквозь зубы процедил сосед.

Осадок от этой беседы остался неприятный. Антон и сам был кое в чем согласен с полковником, но чтобы вот в таких красках! Да, люди… Он снова вернулся к просмотру новостей.

Новые обвинения по делу «Оборонсервиса», дочь прокурора одной из областей подозревается в совершении ДТП в нетрезвом состоянии… обвиняется в получении взятки… подозревается в совершении хищения в особо крупных размерах… А что-нибудь позитивное есть? Что-нибудь светлое, для души? Может, где-то новый храм открыли, может…

Прошел аукцион… среди лотов работы известных европейских мастеров ювелирного искусства XVII–XIX веков… в Пушкинском музее в рамках Дней Франции в России выставлена экспозиция ювелирных украшений французских монархов из коллекции Лувра.

Антон вспомнил мрачные намеки о причинах смерти ювелира и гибели профессора и мысленно выругался. Черт бы побрал этого полковника в отставке с его пессимизмом. Читаешь о ярком событии в культурной жизни столицы, а тут сразу его намеки на ум приходят.

Открытие нового торгово-развлекательного центра… Открытие нового торгового комплекса за МКАД позволит вам… Новый деловой центр открылся вчера… Тьфу на тебя, полковник! «Город торгашей и финансистов». Антон с раздражением закрыл ноутбук и по примеру полковника откинулся на спинку кресла, закрыв глаза. Хотелось все-таки думать о хорошем, светлом, чистом…

Глава 2

Виктор Сергеевич Корнеев, небритый, невыспавшийся, в рубашке с заметно грязным воротником, сидел в кабинете заместителя начальника ГУВД Москвы и откровенно клевал носом. Хозяин кабинета – полковник Лазарев – наоборот, был подчеркнуто подтянут, выбрит до синевы на щеках, а его холеные пальцы деловито барабанили по крышке почти стерильно чистого рабочего стола. Корнеев был заместителем начальника МУРа, а всю эту неделю еще и временно исполняющим обязанности начальника. Работы у него было выше головы, он не спал вторые сутки, не был дома трое суток, и мысли его сейчас витали где-то между душевой кабиной, муровским буфетом со знаменитыми булочками и чистой белой хрустящей постелью.

– Ты, Корнеев, – с неудовольствием посмотрел на него Лазарев, – вообще-то сейчас весь МУР возглавляешь. Надо как-то соответствовать, что ли. Я имею в виду внешний вид. На тебя смотрят офицеры, пример берут. Я понимаю, что работы много, но я вот без дела не сижу, а успеваю и за внешним видом следить и… бриться хотя бы.

– Я, Алексей Юрьевич, не то что побриться, я помыться не успеваю. Тут бы не завшиветь, а вы о примере говорите. Я и дома-то уже столько не был, что… Ладно, – махнул рукой Корнеев, – я вас слушаю.

– Я о гибели оперуполномоченного уголовного розыска из окружного УВД на западе Москвы хотел с вами поговорить.

– А, этот случай. Я в курсе: старший лейтенант Козлов Петр. И что? Там же занимается главк собственной безопасности министерства.

– Я полагаю, Виктор Сергеевич, что честь управления обязана нас подтолкнуть к участию в расследовании этого… происшествия. Попрошу вас ознакомиться с материалами и доложить мне свои соображения.

– Вас на совещания дергают? – Корнеев

догадался, что Лазарев просто хочет хорошо выглядеть, делая вид, что он в курсе всего, что происходит в городе. – С материалами, которые имеются в дежурной части, я ознакомился. Дело там непонятное. Эти склады почти на Кольцевой, труп уголовника, и тоже с пистолетом. Внешне похоже, что они убили друг друга в перестрелке, но в нашем деле опираться на внешний вид не стоит.

– Что за уголовник, вы навели справки о нем?

– В базе данных он у нас есть. Серый!

– Это кличка?

– Нет, кличка у него Сеня Морячок. А «серый» на нашем сленге означает, что давно нигде не фигурировал и не всплывал по контактам, то есть преступник завязал или надолго лег на дно. Дежурный следователь из Следственного управления, который выезжал с бригадой, – молодая девочка, опыт у нее – птички клювик. Я посылал своего парня, так что у меня информация фактически из первых рук.

– Так что же вы мне голову морочите? – возмутился Лазарев. – Оказывается, вы все практически знаете.

– Вы же мне не сказали, по какому вопросу просите зайти, вот я и ждал. Как только вы спросили, я вам и ответил. По-моему, все правильно и в рамках субординации.

– Что-то мне не нравится твое настроение, Корнеев.

– Мне оно самому не нравится. А причина простая – я всю неделю как мокрая соль.

– В смысле? Почему мокрая соль?

– Не высыпаюсь, – хмыкнул Виктор Сергеевич, наблюдая за реакцией полковника.

Собственно, реакции никакой не было. Лазарев недоуменно смотрел на сыщика и хмурился, видимо, от мысли, что Корнеев либо пьян, либо тихо умом тронулся на этой работе. При чем тут соль? Корнеев попытался объяснить и показал рукой сначала солонку, из которой не высыпается соль, потом подложил руки под щеку и изобразил, как ему хочется спать, а он не высыпается уже неделю. Дальше в лес – больше дров!

– Я настоял, Алексей Юрьевич, чтобы на это дело поставили старшего следователя Храпова, – произнес он, чтобы уйти от своей неудачной шутки и вернуться к теме разговора.

– Следователя Храпова? – брезгливо сморщил нос Лазарев. – А его разве не уволили? Господи, и как его там держат? Это же алкоголик, он же совсем опустился, у него вид, как… как…

Корнеев воспользовался тем, что полковник никак не подберет слова к болезненной для него теме внешнего вида офицеров, и поспешил вставить:

– Храпов, при своей тяге к алкоголю и внешней неопрятности, является самым опытным следователем. Я бы сказал, что у него опыт помножен на талант. Он у них там до такой степени незаменим, он им такие дела вытаскивал, что ни один более или менее нормальный начальник не посягнет. Его, наоборот, защищают и выгораживают. И заметьте, что он не зазнался и своим положением не пользуется в корыстных целях. Он профессионал! Профессионал до мозга костей! А тут очень много неизвестных, и все остальное очень непонятное.

– Ладно, мне, в конце концов… нам важен результат, и если начальство Храпова считает возможным с ним нянчиться, на здоровье…

Дмитрий Владимирович Храпов проснулся от раздражающего звука будильника в своем мобильном телефоне. Мерзкий, противный, тошнотворный звук, но он сам такой выбрал именно для того, чтобы иного выхода, как только подняться и выключить его, не было.

Тошнотворный – это точно, особенно если учесть, что вчера Дмитрий Владимирович опять сорвался и перебрал. Как там говорят? Головка бо-бо, денежки тю-тю? Звонок будильника сверлил и сверлил больной мозг. Терпеть это было невозможно. Дмитрий Владимирович отбросил одеяло и сел на диване, спустив босые ноги на пол. Линолеум приятно холодил ступни, по полу тянуло утренней прохладой с лоджии. Головой бы на этот пол, лбом бы к нему прижаться.

Со вздохами и стенаниями следователь поднялся и нащупал на столе мобильник. С третьего раза он нажал нужную кнопку, и аппарат замолчал. Блаженная тишина! Век бы слушал и слушал. Где-то тут стакан и две таблетки… А, черт, вчера он был в таком состоянии, что… Похмелье, похмелье! Граммов пятьдесят бы махнуть, и сердечко снова заработает, и сосудики придут в нужный тонус, и мир откроется снова живыми красками, а не будет давить на виски болезненной серостью.

Дмитрий Владимирович взял за железное правило не похмеляться алкоголем. Понимал, что, начни, и понравится. И скоро будешь «не просыхать» сутками. И тогда неизбежное: увольнение из прокуратуры, такие же алкаши, лавка во дворе, а потом… В лучшем случае смерть на дешевой кровати в городской больнице, в худшем – под лавкой во дворе.

Мысль о том, что следует бросить пить, Дмитрий Владимирович от себя гнал. Отмахивался как от назойливой мухи, как от комара, который звенит и звенит ночью где-то над ухом. Не хотелось думать, что ты, умный и сильный, пусть когда-то сильный, мужик, не можешь этого сделать. Воли не хватает. Сила воли – какие коварные слова! Они в состоянии втоптать в грязь любого человека, независимо от статуса и былых заслуг. И не обязательно слыть сильно пьющим, можно вообще ничем не выделяться среди себе подобных. Не можешь бросить курить – нет силы воли, не можешь пойти к начальству и потребовать – нет силы воли, не можешь уйти от жены – нет силы воли, не можешь отказать настырному сослуживцу, который вот уже год занимает и занимает у тебя деньги самым бессовестным образом, – нет силы воли. Ярлык, который легко прилепить и тяжело отодрать.

Как все это началось? Да как обычно начинается у людей, переутомляющихся на работе, у людей, которым позарез нужна ясная и чистая голова. Нужно подстегнуть организм, чтобы хоть еще пару часиков поработать сегодня, продержаться, потому что у тебя интересная работа, работа, без которой ты не можешь, которая и есть твоя жизнь. А потом? Потом рюмочку от усталости, рюмочку для настроения, для аппетита, потому что сегодня день пятой Конституции Албании или островов Фиджи.

«Почему я пью? – думал Дмитрий Владимирович, стоя согнувшись и держа голову под струей холодной воды. – Потому что не могу не пить. Брошу, и начнутся проблемы на работе, потому что появятся проблемы с работоспособностью. И выгонят, невзирая на прошлые заслуги. Не перестану пить – также выгонят, невзирая на прошлые заслуги. Получается, что пей – не пей, а конец один. Вот в чем правда жизни! Конец».

Дмитрий Владимирович разделся и залез под душ. Одной рукой он держал лейку над головой, второй крутил краны, делая воду то сильно горячей, то сильно холодной. Контрастный душ был единственным спасением по утрам. По таким утрам. Только взбодрить сосуды, заставить бежать кровушку через все усталые измученные члены, только заставить сердечко качать, качать и качать. Старое оно, слабо качает. Устало.

Слово «конец» стало слишком часто приходить на ум. Семьи уже нет, давно нет. И любовниц давно уже нет. А что есть? Только жизнь «на троих» – он, работа и водка. И взбодрить к жизни некому и нечем. Когда тебе за пятьдесят, то ты очень отчетливо начинаешь понимать, что все. Многого уже у тебя не будет. Ни пылкой любви, ни карьерного роста, ни творческих успехов. Невольно выстраивается ритм на доживание до пенсии, а потом на доживание… Просто на доживание.

Вот, наверное, в чем дело. В том,

что исчезает перспектива в жизни, реальность подменяется искаженным восприятием мира – а это дает алкоголь. С ним и радоваться веселее, и грустить можно до слез, и слиться так, чтобы всю посуду вместе со шкафами переколотить. А еще точнее – одиночество. Вот корень всех зол в человеческой среде.

На кухне пустынно. Сварив себе кофе, Дмитрий Владимирович выпил чашку, закурил и посмотрел на холодильник. Ничего не хочется, в рот не лезет. Решительно встав, он открыл его, достал коробку холодной ряженки. Потом снова сел, отрезал кусок хлеба и стал откусывать, запивая большими глотками. Холодная ряженка, кислая, с большими комками, приятно.

Следующим разочарованием была картина форменной рубахи и форменных брюк, которые он увидел частично на стуле, а частично на полу возле стула. Это его вчера не только в лужу угораздило коленом наступить, а еще и вырвало. Прямо на грудь. В чем же идти? А тут еще… в ГУВД с утра надо. Открыв дверку стиральной машины, он зло зашвырнул туда грязную одежду. А что с чистой? Открыв шкаф, он увидел сиротливо висящую на плечиках льняную. Последняя чистая вещь.

Ругаясь и обзывая себя всякими обидными словами, Дмитрий Владимирович сгреб грязные рубашки прямо из корзины с бельем и затолкал в барабан стиральной машины.

Докатился, старший следователь Следственного управления!

Подполковник Корнеев в форме, тщательно выбритый и надушенный приятным парфюмом, сидел на переднем сиденье, чуть повернувшись боком, и рассказывал. Храпов Корнеева знал давно, лет, наверное, пять. Приходилось им сталкиваться по работе неоднократно, и каждый раз следователь убеждался в особых талантах «муровца». Например, находить общий язык практически с любым человеком, независимо от ситуации. Важное качество для сыщика.

Вот и Храпов сейчас смотрит на него, хмурится, почти злится… нет, не получается злиться на то, что подполковник выглядит выспавшимся, что он опрятный, выбритый. Вот Дмитрий Владимирович побриться не успел, и лицо у него после вчерашнего серое, и одежда мятая, а нужно было быть в форме, потому так сегодня этого служба требовала.

– Марьина Роща, – констатировал Храпов, глядя в окно, когда они проехали Рижский вокзал. – Исконно бандитские места.

– Везде своих группировок хватало. Солнечногорские, одинцовские, люберецкие. Вон ждет нас!

Храпов пригнулся в машине, чтобы посмотреть через боковое стекло. Так и есть. Медом им тут, что ли, намазано? И что они всегда лезут на места преступлений? Ведь делать им тут нечего, в осмотрах участия не принимают, людей не опрашивают. Ну, какого…

Полковник Лазарев из ГУВД Москвы расхаживал, заложив руки за спину, прямой как палка, и что-то вещал, явно нравоучительное. Перед ним чуть ли не навытяжку стоял наряд полиции в составе прапорщика и старшего сержанта. Молодые парни с широченными довольными лицами сдерживали иронию, но сейчас зайдут за угол и наверняка начнут ржать от души. И два капитана поодаль тоже посматривали на Лазарева с иронией. Недолюбливали Лазарева в Управлении, и в прокуратуре недолюбливали. Лез он все время всех воспитывать, поучать. Поборник морали и правопорядка. А самому в автосервисе машину после аварии бесплатно починили. Точнее, не ему, а дочери. И принял он это как само собой разумеющееся. Как должное, как уважение народа к себе лично.

Храпов поздоровался, ощущая на себе осуждающий взгляд Лазарева. Тем не менее полковник руку ему подал и заговорил вежливо:

– Вот, Виктор Сергеевич вам сейчас изложит суть. У нас в Управлении есть мнение, что это событие не должно остаться без внимания. Погиб офицер полиции, и необходимо разобраться в ситуации досконально.

– Я уже почти все изложил, – чуть улыбнулся Корнеев, идя впереди. – Осторожнее, здесь специально доски положили, а то не перейти. Представляете, как после вчерашнего дождя тут группа лазила? Вот здесь, в этом складском помещении…

К Лазареву подошли двое в костюмах, назвавшиеся представителями компании. Полковник, кажется, с удовольствием остановился с ними и не пошел в складское помещение.

Корнеев ругался, дважды отряхивал штанину, но видно было, что настроение у него улучшилось. Они вошли через неплотно прикрытые, старые, ржавые ворота в огромный склад из арочных бетонных конструкций. До этого именно склада ремонт еще не добрался, хотя в квартале отсюда логистический комплекс уже начал функционировать. Пыль, хлам, запах псины, следы протечек с потолков. Корнеев уверенно вел следователя.

– Вот, – показал он на стену из красного кирпича, – это у них подсобное помещение было. Там их и нашли.

– И как их нашли, – спросил Храпов, посмотрев сыщику в глаза, – если сюда никто не ходит и не ходил уже несколько недель?

– Мне приходила в голову эта мысль, – улыбнулся Корнеев. – Во-первых, сторож ночью слышал выстрелы, но побоялся заходить, потому что тут нет освещения. А утром смена по его настоянию отправилась выяснять, что за грохот был. И потом, тут работают проектировщики, которые иногда приходят для замеров. Выстрелы, кстати, сторож слышал около двух ночи.

Корнеев шагнул в разбитый и развороченный дверной проем и включил фонарь. Бетонный пол был буквально усеян битым кирпичом, всяким строительным мусором, обломками каких-то досок. Хорошо были видны два темных пятна, которые могли быть только пятнами крови.

– Морячок лежал вон там у стены, – стал показывать Корнеев. – Пуля попала ему в грудь чуть правее сердца. Видимо, он был еще жив какое-то время, оставаясь в бессознательном состоянии.

– Почему ты так решил? – задумчиво осматривая помещение, спросил Храпов.

– Непосредственно после выстрела он лежал на спине. Это было видно по направлению течения крови из раны, а потом пошевелился и чуть повернулся на правый бок, и след вытекающей крови изменил направление. В таком положении он и умер.

– И что нам это дает?

– Это нам дает, Дмитрий Владимирович, картину поединка. Один был тут, второй вошел, почти одновременно выстрелили, оба упали. И пульс проверить, и добить было некому. Кому-то надо было эту картинку нам показать и выдать ее за действительную.

– Или стрелявший очень спешил и не проверил пульс у жертвы, – добавил Храпов. – А оперативник?

– Оперативника пуля не пощадила. Точно в сердце. Он упал немного боком вот здесь у входа.

– И тебя, Виктор, снова что-то смущает?

– Я повидал на своем веку достаточно трупов. И здесь, и во время командировок на Кавказ. Рука у Козлова была расслаблена. Понимаете, когда смерть настигает человека, то у него мышцы кисти либо сокращаются до предела и потом из руки ничего почти невозможно вытащить, не выламывая пальцы, или расслабляются, делаются как тряпки, и тогда из руки все вываливается. У Козлова пистолет должен был выпасть из руки, когда он еще стоял.

– Вложили в руку потом? – догадался Храпов, к чему клонит сыщик. – Тогда скажи мне, ясновидящий, а зачем и кому нужно было разыгрывать этот спектакль?

– Вот этого я не знаю, – вздохнул Корнеев, осторожно обходя места, где лежали трупы. – Обычно людей убивают по веским и специфическим причинам скрыть что-либо, если это не маньяк

и не мститель. Здесь мы имеем место с тем фактом, что двоих человек «убрали». То, что обоих в одном месте… значит, они замешаны в одном деле, а нам хотят как раз сказать об обратном. О мертвых плохо не говорят, но, думаю, этот Козлов был связан каким-то образом с криминалом. Я негласно навел справки о нем.

– А второй?

– Второй был аферистом, причем в свое время довольно известным. Потом «лег на дно», готовился к чему-то и почти на год выпал из поля зрения уголовного розыска. Мы не поверили, что он завязал, хотя он упорно избегал контактов с ворами. В преступном мире у него была кличка Сеня Морячок, на правом плече он имел наколку с корабликом, лентами бескозырки и девушкой, машущей платочком вслед кораблю. Говорили, что романтика юности. А, вообще-то, на счету Сени с десяток ювелирных магазинов и торговых точек, где торгуют побрякушками. Две судимости, и ни разу не доказали, что он организатор, оба раза шел «паровозом».

Следователь покивал головой и вышел из подсобки под высоченные гулкие потолки склада. Осмотрев свои потрепанные брюки и машинально отряхнув руки, хотя он ими ничего не трогал, Храпов стал обходить помещение по периметру. Наверное, искал места, через которые погибшие могли попасть на склад, минуя скрипучие ворота.

– Ну что, Дмитрий Владимирович, есть какие-то мысли? – окликнул следователя Корнеев.

– Есть, – проворчал Храпов. – Даже две. Первая: на хрена мне это дело с «оборотнями в погонах», когда у меня и так дел висит без продыху? Вторая: какой гад мне это дело подсуропил?

– Это я, – широко улыбнулся Корнеев.

Храпов повернулся к нему, некоторое время смотрел молча и без всякого выражения, потом снова двинулся делать обход.

– Ну, собственно, я так и думал, – наконец сказал он, не оборачиваясь. – Значит, Витя, я тебе понадобился. Спасибо, конечно, за доверие, лестно, но… Всегда есть одно «но», которое сильно мешает.

– Я думаю, что все решаемо, – рассмеялся Корнеев.

Через два часа они сидели в кабинете Храпова в Серебряном переулке. Сыщик поглядывал на часы, но виду не подавал, что торопится. Собственно говоря, и без вмешательства руководства ГУВД по городу он обязан был принять самое активное участие в расследовании обстоятельств гибели одного из сотрудников уголовного розыска окружного УВД.

Храпов листал материалы, собранные дежурным следователем, выезжавшим на место преступления, и первые ответы на запросы, и первые результаты многочисленных экспертиз. Это были пока еще крохи, капельки огромного потока информации, который скоро станет нарастать и нарастать, угрожая захлестнуть следователя с головой. Но практически этот поток дает мало полезного. Из него кропотливо приходится выбирать по крупинкам все ценное и важное, которое надо не пропустить, рассмотреть в мутном потоке, выудить, проанализировать, соотнести с другими фактами, сделать правильные выводы.

Очень хорошо знал подполковник Корнеев, и не менее хорошо знал старший следователь следственного управления Храпов, что предстоящая работа мало чем похожа на те, что обычно показывают в детективных сериалах. Не будет головокружительных погонь, перестрелок с бандитами. Когда следователь или оперативник, помогающий в его работе, допускают перестрелки, гонки с преследованиями по городским улицам – это недостаток их работы, это огромный им минус, это показатель низкого профессионализма.

Преступника вычисляют, сидя за столом, проводя сотни нудных допросов, собирая по крохам доказательства, формулируя обвинение. А потом выезжают бойцы спецподразделения или приходят оперативники, чьей работой и является именно задержание, и тихо берут нужное лицо в самом для него неожиданном месте и в самый для него неожиданный момент. И потом тоже продолжаются нудные и долгие допросы, допросы, допросы, перемежающиеся с очными ставками, процедурами опознания, другими следственными действиями. И очень много бумажной волокиты. Все протоколируется, все актируется, все подтверждается документами.

– Мне пара ребят понадобится, – не отрываясь от бумаг, произнес Храпов. – Толковых.

– С чего это «пара»? – привычно возразил Корнеев. – Вам положен один оперативник в помощь. А толковые в МУРе все. Можете по мне судить.

Храпов поднял глаза на улыбающегося подполковника и вздохнул:

– Вот почему так всегда, Витя? Как очень важное дело, так на него ставят меня…

– Вы умный, Дмитрий Владимирович, – мгновенно отреагировал сыщик.

– …а как особого отношения к этому делу попытаешься допроситься, – пропустив замечание, продолжил Храпов, – так тебя ставят в общую очередь на общих основаниях. Знаешь, за что я тебя люблю, Виктор Сергеевич? Умеешь ты отказывать так, что на тебя не обижаются. И общий язык, сколько я помню, ты всегда и со всеми находишь. Ладно, одного так одного.

– Если понадобится срочная помощь, то я дам и трех, и пятерых, – уже без улыбки добавил Корнеев. – Так какие первые впечатления?

– Такие же, как и у тебя. Убийство это. Причем никто особенно и не старался лезть из кожи, чтобы это скрыть. Камуфляж из разряда «тяп-ляп». Кое-как попытались скрыть улики, кое-как подставили мотивировку. Оружие, я думаю, наследило в преступной среде до самой невозможности. Это тоже нам для развлечения, чтобы проверяли на причастность по десяткам эпизодов. А по сути, там все просто. Но пока не будем гадать…

Трель внутреннего телефона прервала тираду следователя. Он снял трубку и, не успев толком ответить, замолчал, внимательно слушая. Судя по его лицу, звонило начальство. Вставив несколько междометий, Храпов опустил руку, потом аккуратно, даже как-то нежно положил телефонную трубку на аппарат.

– Вот за что я люблю сложные и важные дела, – скупо улыбнулся он. – Тебя сразу освобождают от массы дел предыдущих, унылых, тоскливых и очень неприятных.

Как и когда умудрились в строящемся жилом доме устроить квартиру такого рода, Антону оставалось только догадываться. По сути, у себя в Екатеринбурге они занимались кустарщиной, а здесь продуманная система со всеми необходимыми элементами защиты и предосторожности.

Теперь, возможно, на долгие годы эта квартира станет для Антона домом. Приличных размеров, двухкомнатная, обставленная мебелью и оснащенная всей необходимой бытовой техникой. Но это только с виду. Особенности начинались сразу со входа. Внешне стандартная металлическая дверь оказалась очень тяжелой. Очевидно, внутри установлена была не только бронепластина, защищающая замок, но и бронеплита, защищающая обитателя от пуль. И два экрана над дверью, которые транслировали изображение лестничной площадки с двух точек. Фактически полный обзор, но камер Антон при беглом осмотре стен снаружи так и не обнаружил.

В каждом помещении имелись датчики движения. Приемник был встроен в мобильный телефон Антона, который он получил от Борисова. При срабатывании любого датчика сигнал поступал на приемник, с указанием помещения и интенсивности движения. Практически сигнал своим телефоном Антон мог принять из любой точки страны, потому что он передавался через спутник.

Стекла на окнах и стекла на лоджии были

изготовлены по специальной технологии и были непрозрачны для любого вида аппаратуры. Имелся пульт, сигналом с которого можно было изменить структуру стекла и без всяких ухищрений включать в квартире свет, который был бы невидим с улицы.

Была здесь и совершенная система звукоизоляции стен, потолков и полов. Но самый большой сюрприз прятался в задней стенке шкафа-купе. Здесь стена отодвигалась, и можно было попасть в соседнюю квартиру. Точнее, в квартиру другого подъезда дома, который выходил на другую сторону дома. А еще у Антона был ключ от одной неприметной двери возле лифтовой шахты. Кто бы мог подумать, но там имелась железная лестница, ведущая с первого на последний этаж и служившая для перемещения рабочих, проводивших сервис лифтового хозяйства.

Борисов давно ушел, а Антон все осваивался со своей служебной квартирой, со своей крепостью возле Измайловского парка. Да, когда-то кто-то хорошо поработал, готовя ее. Мощный ноутбук на столе, сейф в спальне. В сейфе два пистолета, кое-какое снаряжение и спецсредства. Полная автономия, если еще едой запастись. Хотя на этот счет тоже предусмотрено, как сказал Борисов.

Разум подсказывал Антону, что залогом успешной работы в Москве будет все же не техническое оснащение, а знание этого огромного города. Скорее всего, работать ему придется по всей стране, как прямо заявили тогда и Борисов, и заместитель министра. Штат главка МВД – этим многое сказано. Но и Москва – это не только один из многочисленных городов страны, это средоточие многих явлений, центр особой вселенной, это мощный магнит, притягивающий аферистов, дельцов, нечистых на руку воротил теневого бизнеса. Увы, Москва стала столицей не только государств, она стала столицей всего. Это неизбежная философия развития любого государства. А значит, огромная часть его заданий будет проведена именно здесь.

И Антон засел за карту, приказав себе не менее двух часов в день заниматься ее запоминанием. Схема метро… визуальная картинка с цветом линий и названием станций… станции пересадки… основные крупные объекты, расположенные вблизи этих станций… Основные улицы, главные радиальные проспекты… основные объекты на этих улицах… пересечения с концентрическими улицами… Следующим этапом будет изучение и запоминание части города внутри Садового кольца, потом, так же поэтапно, по округам. И улицы, и основные объекты…

Вообще-то, работа не такая уж и сложная. Большей частью она просто нудная, но любой человек, не обладающий сверхъестественной памятью, может ее выполнить. Для примера, кажется невероятным запомнить десять страниц осмысленного текста. Именно осмысленного, понятного, связанного. Но час или два, в зависимости от способностей, позволят практически любому человеку выучить этот текст наизусть простым методом зубрежки. Однако у Антона память была тренированная долгими упражнениями, особенно упражнениями на развитие зрительной памяти. Благодаря этому можно было надеяться на заметные результаты за пару недель, а на приблизительный конечный результат – знание Москвы на уровне среднего уроженца столицы – примерно за месяц.

На столе завибрировал телефон и пополз к краю. Антон открыл глаза и накрыл мобильник рукой. Так, звонок на служебную «симку», а этот номер никто не знает, и никому его давать Антон не должен. Для личных контактов есть вторая. СМС-сообщение, и «номер не определен». В принципе, так и должно быть. Короткий текст «номер 3», что означало срочно прибыть на конспиративную квартиру по определенному адресу, которому «тройка» и соответствует. «– 3.1» – это вторая известная Антону конспиративная квартира полковника Борисова… и последняя, ему известная.

Если Антон срочно прибыть не может, то он должен позвонить на оперативный номер и сообщить об этом, а также свой вариант встречи и возможность ответить на звонок шефа, если тот сочтет нужным это сделать. Были и другие коды, обозначаемые другими «номерами», как, например «срочно связаться по телефону», «ждать дома», даже был вариант «срочно прибыть в Управление».

Шеф открыл дверь с трубкой телефона, прижатой к уху. Он кивком велел заходить и не торчать в дверях. Посмотрев на спину расхаживающего по комнате Борисова, Антон догадался, что тот получает неприятную информацию, что он не доволен и зол, но будет это скрывать. За время общения с полковником Антон уже научился кое-что понимать в его настроении и характере.

– Так, ну, давай к делу, – бросив телефон на диван, велел Борисов и грузно уселся в большое кресло, забросив ногу на ногу.

Смотрел он хмуро, но Антон понял, что лично к нему это не относится. Просто в голове у Григория Максимовича все еще крутится полученная информация, и он ее анализирует.

– Хватит тебе, Антон, в девочках ходить, пора и замуж! Я включаю тебя в операцию. Дело не очень сложное и не очень серьезное, просто не хочу, чтобы ты без дела прохлаждался. Если есть у меня свободный сотрудник, то почему бы мне его не бросить на некий участок работы, который оказался временно обнажен. Так что для разминки тебе – дело убитого полицейского.

И Борисов обстоятельно рассказал, как и при каких обстоятельствах были обнаружены тела двоих людей с пистолетами в руках и пулевыми ранениями. И что один из них числился оперуполномоченным окружного УВД, а второй был относительно известным в определенных кругах вором, специализирующимся на кражах ювелирных изделий. Предполагается, что оба погибших были застрелены кем-то еще и что их поединок, картина, что они застрелили друг друга, был инсценирован.

Антон открыл было рот, чтобы начать задавать вопросы, но Борисов сразу же заявил, что пистолеты старые, серии «ПММ», и пропали они с армейских складов в Дагестане, куда свозилось изъятое у убитых боевиков или из вскрытых схронов оружие. Номера спилены не очень аккуратно, и один из стволов удалось даже идентифицировать. По картотеке рисунки каналов стволов уже встречались во время совершения преступлений. Эксперты определили, что из одного пистолета совершено два преступления – в Ростовской области и в Краснодарском крае. Из второго были убиты двое полицейских в Дагестане.

– То есть вы намекаете, что оба ствола специально привезли для таких случаев в Москву? Все концы на Кавказе?

– Примерно так. Не с чем связать, а кавказский след тем и удобен, что заведет в такие дебри, из которых следователь не скоро выпутается. Но это – липа.

– Почему?

– Потому что уголовник по кличке Сеня Морячок крал исключительно в Москве и сбывал украденное московским же барыгам. По сведениям уголовного розыска, он никогда не имел дел с кавказцами, и иногородними в том числе. Работал он практически всегда один. Нанимал помощников, но в деле они не состояли.

– Старший лейтенант Козлов, это второй погибший, на Кавказе в командировках или иными путями никогда не был. По службе характеризуется ни так ни сяк. Нарушения дисциплины были, нарекания от руководства тоже. Друзей не было, заметных криминальных связей не зафиксировано, на повышение не планировался.

– Не пойман, вот и не вор, – резюмировал

Антон.

– В смысле?

– В смысле, что за руку его просто не поймали. Копошился парень в своей работе на своей оперативной зоне, вроде что-то раскрывал, что-то находил, задания выполнял. А чем он жил, что еще там делал, никто толком не знает. А такие вот неприметные частенько «крышуют» ларьки, имеют шашни с уголовной шушерой. Ему эта должность в полиции нужна была для корыстных целей, а не для того, чтобы с преступностью бороться.

– Знаток, – усмехнулся Борисов.

– Такие типчики что в Екатеринбурге, что в Москве имеются.

– Есть на этого, как ты говоришь, типчика еще кое-что. Но это уже по нашей линии, нашими стараниями полученное. Отчасти поэтому Козлов еще работал в органах и его возможные делишки не афишировались. Имеется у этого парня покровитель. Их отношения не особенно были на виду, но нам удалось их зафиксировать. Козлов был близок с полковником Бельшицким из МВД. Многие побаивались связываться и смотрели на дела Козлова сквозь пальцы. Даже слишком.

– Как это?

– Пару раз старший лейтенант мог вылететь со службы со страшным треском. Один раз по поводу злоупотребления служебным положением, второй – по поводу укрывания преступления.

– А что из себя представляет Бельшицкий?

– Нормальный офицер, чиновник в погонах, грамотен в вопросах документооборота, занимается в основном взаимодействием с другими ведомствами и министерствами. Говорят, что у него хорошие связи, но я их следов не обнаружил. В том смысле, что не видно, чтобы он ими пользовался каким-то образом ради выгоды для себя. Знаком со многими ответственными работниками, жена у него в структуре Министерства обороны, в департаменте образования работает, в таможенном комитете связи есть, в вузовской системе.

– А что из себя представляет уголовник Сеня Морячок?

– Осторожный, аккуратный, с выдумкой. Я бы сказал, что интеллигент от криминала. Но две ходки на зону все равно имел. Думаю, парень достаточно двуличный и хитрый. Кстати, украденное почти не изымалось во время следствия. Либо умудрялся спрятать, либо и правда успевал сбыть. Только во второй раз он кое-что сдал, чтобы пару лет скостить себе, а в первый раз все говорило о том, что его дружки-барыги кинули. «Рыжье» взяли, а «бабки» отстегнуть не успели. Вроде с него и взятки гладки.

– Он грабил ювелирные магазины?

– Не только. В наше время существует масса мест, где золотые украшения имеются в большом количестве. И он эти места умело вычислял и брал. Мастерские по изготовлению, по ремонту, скупки, ломбарды, отделы в универмагах, частные коллекции.

– Частные коллекции, – задумчиво повторил Антон. – Мастерские по изготовлению, ювелиры-мастера.

– Ты о чем? – насторожился Борисов. – Ну-ка, членораздельно!

– Когда я летел в Москву, то просматривал новости. И мне попалось два сообщения, которые любопытным образом перекликаются с вашим заданием, Григорий Максимович. Просто «Год ювелира» какой-то начинается. Я прочитал упоминание о смерти старого московского мастера-ювелира Чебыша. Не слышали о таком?

– Нет, и что? Чем тебя удивила смерть, как ты сам признался, старого человека?

– Сам факт смерти старого человека ничего загадочного в себе не несет, – терпеливо ответил Антон. – Просто хочу отметить, что это не просто мастер, это, как указывалось, основоположник целой школы ювелирного искусства, человек, воспитавший целую плеяду, и так далее. Между прочим, его работы хранятся в нескольких музеях мира и частных коллекциях. Вижу, что вас этот факт не впечатлил. Тогда скажу о втором происшествии, случившемся в тот же день. Трагически погиб в автомобильной катастрофе на Кутузовском проспекте профессор Богомолов. Известный и признанный специалист по истории ювелирного искусства, консультант ряда учреждений и член ряда обществ и комиссий. А тут еще и уголовник, который тоже, судя по вашим словам, прослыл в некотором роде специалистом по ювелирному искусству. Уж тут вы отпираться не будете и признаете смерть Сени Морячка в некотором роде загадочной.

– А интересный ты парень, – покачал головой Борисов. – У вас там на Урале все такие или это влияние Бажова? Хозяйка Медной горы и другие сказочные персонажи?

– Вы удивитесь, но они не совсем сказочные, – прошептал Антон, с опаской оглянувшись по сторонам.

– Ладно, ладно! – улыбнулся полковник. – Без мистики мне тут! Вся эта история может вообще ничего не означать. Напрасно ты сразу начинаешь склоняться к одной версии – ювелирной. Старик умер, вот происшествие! Ювелир? И что? А ты знаешь, насколько бывают более убедительными и другие совпадения? Три смерти в пределах Москвы, в которой население, если мне память не изменяет, семь миллионов человек. Да временно проживающих еще миллиона три. Три человека из десяти миллионов – это вообще ни о чем! Гораздо больше можно найти совпадений среди людей, умерших насильственной смертью. По роду деятельности, например, имеющих отношение к медицине. Это будут десятки, если не сотни людей.

– Простите, – запротестовал Антон.

– Нет, ты дослушай меня, уральский гость! Кого-то медицина связывает, а кого-то автотранспорт. Ты ведь не будешь возражать, что все погибшие в автокатастрофах и не по своей вине имели общее именно это? А у кого-то общее – страсть к рыбалке, к охоте. А кто-то из убитых имел отношение к строительству. Значит, их убила строительная мафия? За последние трое суток у нас из области строительства около двенадцати смертей. И это не количество рабочих, которые упали с лесов по пьянке!

– Ясно, – констатировал Антон, опустив голову.

– Да ничего тебе не ясно, капитан, – вдруг рассмеялся Борисов. – Ишь, голову сразу повесил. Я всего лишь хотел тебя убедить, что нельзя придерживаться одной версии. В нашей работе их нужно держать в голове и отрабатывать десятками. Только так правильно! Чем ты их больше придумаешь и отработаешь, тем больше гарантия в том, что первая, пришедшая тебе в голову, все-таки правильная и единственная. Не кидайся сразу на одну, не отметай другие только потому, что тебе, видите ли, так кажется.

– Так вам кажутся эти смерти имеющими отношение к заданию или нет?

– Разумеется, кажутся, – ответил Борисов. – Больше тебе скажу: ты молодец, что следишь за информацией, и молодец, что углядел эти совпадения. Но хвалить я не люблю, потому что хорошая работа – это единственно приемлемая форма выполнения задания. Учти это! Теперь суть твоего задания…

Глава 3

Крепкий мужчина с массивной челюстью и шеей борца, с седоватыми не по возрасту волосами, аккуратно выстриженными в непокорный ежик, стоял у парапета ограждения на втором этаже ГУМа. Его чуть насмешливый взгляд голубых глаз скользил по лицам проходивших мимо людей. Светлые льняные брюки, рубашка навыпуск, сильная загорелая грудь и руки в карманах брюк. Он вполне бы сливался с толпой примерно так же одетых мужчин этим жарким московским летом, но его выделяли уверенный взгляд, основательная посадка головы на широких плечах, упрямая складка губ.

Были в этом мужчине лет сорока воля и власть. Или жажда власти, если ее еще не было. Как-то сразу становилось ясно, даже после

беглого взгляда, что это не водитель серьезного бизнесмена, слесарь соседнего ЖЭКа, не консультант магазина строительных материалов. Этот человек был создан для власти, для того чтобы быть лидером, править лодкой жизни, а не сплавляться на ней, с трудом лавируя между камнями.

– Вероничка? – вдруг окликнул он женщину, выходившую из бутика с большим пакетом. – Вот так встреча! Ты как здесь? Хотя…

Вскинув четко и профессионально очерченные брови, женщина внимательно смотрела на насмешливое лицо мужчины. Легкая тень досады или неудовольствия пролетела, и ее тут же сменила приятная улыбка.

– Николай? А ты что тут…

– Да вот, – неопределенно двинул плечом мужчина, – на Петровку по делам заскакивал, а потом решил зайти сюда. У коллеги завтра день рождения, надо посмотреть что-нибудь для бритья, после бритья… чтобы приличная марка была. А ты, значит, на шопинге? Геннадий балует?

– Ну, извини, я ведь… – начала было женщина, но мужчина перебил ее, беря за локоть.

– Посидим? По чашечке кофе, поболтаем? Я все-таки не видел тебя тысячу лет. То, что я у вас был на Восьмое марта, не считается, там я был гость. А вот чтобы так просто посидеть, вспомнить молодость.

Он усадил ее за свободный столик у перил, сел напротив и сложил кисти в замок перед лицом, глядя загадочно и томно.

– Ну, – попыталась взять инициативу в свои руки женщина, – как поживаешь, что не заходишь? Или вы с Геной на работе видитесь?

– При нашей работе, – усмехнулся мужчина, – с соседом по кабинету и то не видишься неделями. В органах служим, и служба у нас «дни и ночи».

– Ладно тебе! Ты полковник, ты не на оперативной работе, вполне можешь жить не в таком напряженном ритме.

– А ты хорошо выглядишь, Вероника, – неожиданно сменил тему разговора Николай. – Косметологи, салоны, солярии. Почти не изменилась за эти годы.

– Перестань! – махнула Вероника ухоженной ручкой, но по глазам было видно, что лесть не прошла мимо. – Как я могу выглядеть! Баба сорокалетняя. Мы же ровесники и с тобой, и с Геной. Так что я теперь Вероника Андреевна, а ты уже вон Николай Анатольевич!

– Нет, – покачал головой полковник, – не «вон уже». Все словно вчера было. Студенты-юристы, вечеринки, лекции, семинары, практики, каникулы. Молодость, порывы и всегда солнечная погода, даже когда на улице проливной дождь или метель.

– Как поэтично, – немного смущенно улыбнулась Вероника, пригубив принесенный официанткой кофе. – Ты всегда умел красиво говорить.

– Это да, – рассмеялся Николай и откинулся на спинку кресла. – Я все тогда умел делать красиво. И говорить, и ухаживать. Ты ведь чуть-чуть… Эх! Молодость, наивность. До сих пор никак не пойму, почему ты выбрала Генку, а не меня.

– Ты всегда был нахальным, – отрезала она, – а женщинам нахальство нравится только в определенных дозах.

– Помнится, что тебе оно нравилось во всех дозах, – вдруг серьезно и тихо ответил Николай. – Я помню эти минуты, помню, как ты…

– Жучков! – Глаза Вероники метнули темные молнии. – Мы, кажется, договаривались с тобой раз и навсегда! Что было, то было. И не вспоминать и не обсуждать!

– А забывать мы договаривались? – устало спросил Николай. – Вот я и не могу забыть.

– Коля, прошу тебя, давай не будем.

– Конечно, – улыбнулся полковник, – я для тебя могу сделать все что угодно. Приказывай! Хотя такое приказывать нельзя, жестоко это. Могу только молчать и улыбаться, как самый обыкновенный друг юности и друг семьи.

Они поболтали еще минут двадцать, выпили по второй чашке кофе, после чего Вероника заторопилась. То ли от чувства облегчения, что эта встреча наконец закончилась, то ли навеяло в самом деле что-то, но она наклонилась, позволила мужчине поцеловать себя в щеку, чисто по-дружески, и направилась к выходу.

Полковник Жучков посидел некоторое время, барабаня пальцами по столу и глядя вниз на людской поток. Потом его из состояния оцепенения вывел звонок мобильного телефона. Коротко обменявшись незначительными фразами, он отключился, оставил на столе деньги и поспешил к другому выходу.

Серая «Хонда» миновала МКАД и понеслась дальше, уверенно маневрируя в потоке машин. Ближе к Коломне она сошла с трассы и углубилась в лес. Примерно через час вынырнула из лесного массива и остановилась на берегу Москвы-реки. Здесь водная гладь просматривалась далеко в обе стороны. На противоположном берегу местами желтели песчаные пляжи, с обилием кустарников и невысоких деревьев.

Николай Анатольевич Жучков неторопливо выбрался из машины, сунул руку под сиденье и достал старенький, истертый до белизны пистолет «ТТ». На ствол оружия был плотно накручен глушитель, судя по металлу, недавно изготовленный. Сунув пистолет себе под рубашку за спину, Жучков пошел по берегу в сторону невысокого обрыва и извилистой дорожки, сбегавшей к воде.

Старого друга Геннадия Бельшицкого он увидел издалека. Мужчина стоял, подперев плечом дубок, и задумчиво курил. Жучков посмотрел под ноги Бельшицкого. Там валялось уже три окурка. Или нервничает старый друг, или давно приехал.

– Гена! Ты здесь? – позвал Жучков.

Бельшицкий обернулся, кивнул, бросил окурок себе под ноги, тщательно его затоптав, и проворчал:

– Наконец-то. Что за игры в шпионов, Коля? Как будто я не знаю, чем мы занимаемся.

– Не скажи, – рассмеялся Жучков и приобнял друга за плечи. – Это не мы играем, это заказчик играет. А они все люди пуганые, куста боятся. Но это я образно, потому что тут кустов как раз хватает. Пошли, я, кажется, его машину слышал.

Бельшицкий кивнул и не очень весело побрел по тропинке к спуску.

– Так в чем там дело? – не оборачиваясь, спросил он.

– Опять таможня, – недовольно вздохнул сзади Жучков. – Делов на пять копеек, а препятствий как перед танковой колонной Гудериана. Там и документы в порядке, и разрешения все есть, и справки. Человек даже за канитель готов заплатить. Он ведь коллекционер, а не перекупщик, приятнейший дядька, между прочим.

– А ты уверен, что там все чисто с документами?

– Ген, я ведь для этого тебя и прошу вмешаться. – Жучков догнал друга и пошел рядом. – Мне криминал не нужен, тебе криминал не нужен, а уж нашему иностранному другу тем более. У тебя люди на таможне свои есть, ты их просишь, чтобы они быстренько убедились без всякой волокиты, что документы в порядке, и пропустили гостя. Все! Никаких неприятностей, кроме приятностей в виде зеленых банкнот. Он богатый, Гена, ему спокойствие и респектабельность дороже.

– Ох, подведешь ты меня со своими аферами, Коля, – проворчал Бельшицкий. – Если сам факт нашей тайной встречи так далеко от Москвы станет достоянием гласности, это уже будет подтверждением преступных намерений. Во что ты ввязался!

– Вот здесь мы его и подождем, – вдруг остановился Жучков, обходя по краешку узкую полоску берега.

В этом месте река вдавалась в берег глубоким заливом. В таких вот заливах часто образуются омуты, которые очень любят сомы. Жучков покрутил головой, прислушиваясь и всматриваясь в противоположный берег. Кажется, никого и ничего постороннего нет.

– А меня ты зачем ему привез? – снова стал ворчать

Бельшицкий. – Вполне могли сами договориться.

– А затем, – ответил Жучков, глядя в спину друга, – что ты меня аферистом считаешь, и дела мои аферами, а на него посмотрел бы и понял, что он вполне приличный человек.

Бельшицкий махнул рукой и пошел вдоль воды, глядя в нее унылым взглядом. Жучков проворно вытащил из-под рубашки пистолет, поднял его на уровень глаз и дважды выстрелил другу в спину. Тихие хлопки нельзя было расслышать и в десяти метрах. На рубашке, на уровне левой лопатки, тут же стали расплываться пятна крови вокруг рваных дырочек. Бельшицкий остановился, скособочившись на левую сторону, попытался обернуться, но силы и сознание покинули его, и он боком упал в воду с недоумением на лице.

Жучков некоторое время постоял, прислушиваясь, достал из кармана платок, тщательно протер оружие и с небольшим размахом швырнул его в воду. Потом подобрал небольшой камень, завернул его в платок и тоже швырнул подальше от берега. Неторопливо отойдя к деревьям, прибавил шагу и, прячась за деревьями, поспешил назад к своей машине.

Старший научный сотрудник Анна Николаевна Славина готовила экспозицию к возвращению в Лувр. Представители французской стороны в лице мадам Валери торопились, ссылаясь на то, что планы приходится менять. Они, видите ли, не удовлетворены итогами аукциона, и теперь им нужно корректировать свои коммерческие планы в ущерб планам культурного обмена.

Завотделом, Ольга Геннадьевна Липатова, торопливо проходила мимо, раздавая указания сотрудниками, когда ее окликнула Славина.

– Да, что у вас?

– Ольга Геннадьевна, я что-то не пойму. Вот эти подвески, диадема и перстень, я хорошо их помню…

– Что случилось, что с вами?

– Это подделка! – побледнев, заявила Славина.

– В смысле? – нахмурилась Липатова, сведя к переносице тонкие брови. – А нам какое дело… Что?

– Подделка. Кажется, за время выставки их кто-то подменил. Я не берусь судить, потому что слишком волнуюсь, но нам нужно срочно провести экспертизу и… Вызывать ми… полицию.

Среди сотрудников, находившихся рядом и слышавших этот разговор, воцарилась тишина. Липатова тут же подозвала всех к себе и самым строгим голосом велела держать язык за зубами. Еще ничего не известно, и каждое оброненное неосторожно слово может нанести музею такой удар по репутации, что… Сотрудники, переглядываясь с перепуганными лицами, согласно кивали и разглядывали украшения французских монархов. Славина подозревает подмену в пяти экспонатах, а если больше? Вот это скандал!

Совещание для руководства ГУВД Москвы собрали в кабинете начальника. За длинным столом сидели руководители управлений, заместители начальника ГУВД, а также несколько офицеров из МВД. Полковник Борисов тоже сидел на этом совещании и не понимал, зачем устраивать этот спектакль здесь. Вызвали бы виновных и потенциально виновных к ним на Житную, прополоскали бы мозги, а потом взялись тихо за работу. К чему этот показательный скандал?

Представитель кадровой службы рубил воздух ребром ладони и требовал самого тщательного разбирательства, самого строгого осуждения и еще чего-то, чему Борисов объяснения не нашел. Туманно говорил представитель и, если разобраться, абсолютно безграмотно. Обсуждать было рано, потому что обстоятельства гибели офицера полиции Петра Козлова пока не ясны. То, что его тело лежало рядом с телом вора, ни о чем еще не говорило и обвинением быть не могло. И вообще, вину определяет суд, а не административный гонор.

Слово взял заместитель начальника городского управления Лазарев и строго наказал провести служебное расследование, а также тесно взаимодействовать со следствием. МУР, по его словам, просто обязан разобраться в этом деле и расставить соответствующие знаки над соответствующими буквами. В общем, толок воду в ступе, потому что эти тирады большинство из присутствующих из уст полковника Лазарева слышали уже не раз.

Потом поднялся еще один полковник, чьего присутствия Борисов поначалу не заметил. Оказалось, что он из главка уголовного розыска и наконец-то, пролил свет на цель этого мероприятия.

– Товарищи офицеры. – Басовитый голос полковника заглушил шелест страниц ежедневников и блокнотов. – Тут мои коллеги много говорили об ответственности, об обязанностях и другие важные слова. Я просто поясню, что дело не только в гибели старшего лейтенанта Козлова и не совсем в том, что его тело нашли рядом с телом известного уголовника Сени Морячка. Случиться там могло всякое, и следствие разберется в обстоятельствах этой трагедии в Марьиной Роще.

– Мы тоже должны выводы сделать… – буркнул с места представитель кадров.

– Сделаем и выводы, и все остальное, – пообещал полковник. – Дело это, как можно предположить, имеет связь с другим шумным делом, которое может стать шумным и неприятным для всех нас. Вчера вечером обнаружилось, что часть экспонатов выставки ювелирных изделий из коллекции Лувра, выставлявшихся у нас в Пушкинском музее, оказалась подменена на дешевые подделки.

– Ничего себе, – не сдержался кто-то из офицеров. – Вот это работа. Две недели дешевка лежала среди дорогущих исторических ценностей, и никто не замечал.

– Когда я сказал, что подделки дешевые, – пояснил, не смутившись, полковник, – то имел в виду истинную цену коллекционных экспонатов. Подделки выполнены на очень хорошем уровне, выполнены мастерски. И догадался о подмене только специалист, и то лишь при ближайшем рассмотрении, когда экспозиция уже готовилась к отправке во Францию. Давайте не будем обсуждать эти нюансы, оставим их женским языкам для кухонных разговоров. Считайте, что поставлена задача оперативными силами городского УВД в кратчайшие сроки раскрыть это преступление и вернуть похищенные украшения.

– Кратчайшие – это сколько? – снова раздался голос из-за стола.

– Через две недели выставка должна отбыть во Францию. Вот и считайте сами! Отбыть в полном комплекте и без подделок. Дольше задерживать ее в России нельзя во избежание скандала на всю Европу. В противном случае, а я не сгущаю краски, полетят головы и погоны. И не только у нас в министерстве, но и в вашем управлении. Это дело нашей чести, товарищи офицеры.

Колдун он, что ли? Борисову пришли на ум вчерашние слова Антона Копаева, и он поежился. Может, у них там на Урале в самом деле живы еще всякие шаманские штучки? Шутка, конечно, но как он там вчера намекал на свои ощущения? Что начался «Год ювелира»? Тут подмена, там умер старик – мастер, каких свет не видывал, тут убили вора – специалиста по ювелирным кражам, там воткнулся в другую машину на оживленном проспекте консультант по ювелирному искусству.

Он вспомнил, как солидно внушал молодому капитану о совпадениях и о том, что нельзя хвататься за одну версию. А капитан-то, кажется, не сильно и ошибался. Если вообще ошибался. Ладно, пусть парень работает. Надо ослабить поводок и посмотреть, как и куда его нюх выведет. А работа полковника в этом деле – официальная сторона.

Борисов вытащил из кармашка папки красный листок для записи и быстро написал на нем «надо поговорить». Свернул листок и толкнул его

через стол подполковнику Корнееву, который все еще замещал начальника МУРа. Корнеев развернул, прочел и с неудовольствием посмотрел на Борисова. Не любите вы нас, подумал Борисов, думаете, что мы только и следим, кто из вас случайно оступится, не так и не туда посмотрит. Ну и ладно, не оступайтесь.

После совещания – когда офицеры потянулись к выходу – он молча подошел к Корнееву и протянул руку, добавив:

– Давненько не виделись.

– Да уж, с вашей службой видеться – потом ночь не спать.

– Ладно краски сгущать. Мы не инквизиция и не опричники, а недостатки в работе есть у всех. Даже у нас.

– Ну что, ко мне? – предложил Корнеев тоном хозяина.

– Да уж, от глаз подальше. Дело очень серьезное, Виктор Сергеевич, и мы можем друг другу здорово помочь. И следствию тоже.

Корнеев бросил быстрый взгляд и отвернулся, как будто пропустил фразу мимо ушей. Борисов этот взгляд все же заметил.

– Да-да, следствию. Очень длинные хвосты намечаются в деле старшего лейтенанта Козлова. И сегодняшняя накачка выросла из того же болотца с мутной водичкой.

Полковник смотрел на следователя Храпова и внутренне жалел его, потому что ярко представлял то, что этот уже не очень молодой человек сейчас ощущал. Восемь утра, вчера был крайне напряженный день, а он пьющий, по лицу видно, что пьющий. И не похмеляется! И не увольняют! Не врал Корнеев про него, не врал.

А Корнеев достал из кармана пузырек и поставил на стол перед следователем. Храпов покосился, вытирая обильный пот с лица, потом взглянул на Борисова.

– Я в прошлую пятницу ездил на шашлыки к одному старому дружку, – безмятежным тоном стал рассказывать Григорий Максимович. – Места, я вам скажу, под Отрадным сказочные! И под эту сказку, да под шашлычок, а мой приятель умелец, перебрали мы как следует… А в субботу меня на работу вызывают. Вот-вот, Дмитрий Владимирович! Я вас очень даже понимаю. У Корнеева связи в аптеке. Он такие вещи достает, что без рецепта не отпускают. Берите, берите, три минуты, и вы человек!

Связи были не у Корнеева, а у самого Борисова. И таблетки эти достал он именно для сегодняшней встречи, только не знал, что именно сегодня они очень понадобятся. Храпов не стал ломаться. Как и большинство пьющих и давно пьющих людей, он перестал стесняться своего состояния, махнув на это рукой. Не нравится – не смотрите, не устраиваю – увольняйте. После двух принятых таблеток пот хлынул из следователя, как из прохудившегося брезентового ведра. Он ушел за маленькую дверь в стене, а через пару минут появился в свежей рубашке, с мокрыми причесанными волосами и немного побледневшим лицом.

Довольный Борисов сделал вид, что вообще не участвовал в спасении самочувствия следователя и принялся рассказывать о том, что его оперативники нарыли про погибшего оперативника Козлова, утаив пока сведения только о странной дружбе старшего лейтенанта из окружного УВД и полковника из МВД Бельшицкого. Он прекрасно знал, что еще вчера следователя Храпова вызвал непосредственный начальник и приказал в процессе следствия плотно и активно работать с полковником Борисовым из Главного управления собственной безопасности МВД. Но не знал, что вчера Храпов на этот приказ нахмурился и высказался в том смысле, что когда начинаются нарушения в процессе следствия, то и дело до суда обычно не доходит. Начальник погрозил пальцем и велел идти работать.

Сегодня Дмитрий Владимирович несколько изменил свое отношение к приказу начальства. Этот здоровенный полковник из министерства не лез с вопросами, не требовал сведений и информации о вскрывшихся связях. Он ничего не требовал, а, наоборот, делился информацией, и информацией важной. Она, конечно, была из разряда оперативной, но теперь им совместно предстояло сделать ее элементы конкретными уликами против преступников.

Борисов видел, как на лице следователя меняется выражение. Отчасти потому, что он подобрел к нему самому, отчасти самочувствие после таблеток улучшалось буквально на глазах. Что значит качественный препарат!

– За информацию спасибо, – кивнул Храпов, закуривая и с наслаждением затягиваясь сигаретой. Наверное, впервые с наслаждением за сегодняшний день. – Придется мне планы допросов кардинально поменять. Ну, не беда, был бы толк. Смотрите, какая ерунда получается, господа полковники и подполковники. Я еще никому не говорил и пока говорить не намерен, но в музее мы обнаружили пальчики. Очень неосторожно там один человек оставил след своего безымянного пальца с характерным кольцевым рисунком папиллярных линий. Эксперт утверждает, что стекла тщательно обработаны средством для мытья стекол типа «Клиф». Уборщица пользуется для обработки поверхностей средством «Силит». Ей такое завхоз покупает.

– Что вас настораживает? – поинтересовался Корнеев. – Что это может оказаться пальчиком вора?

– Почему «может»? Оказался. Да и нет в штате работников музея судимых.

– Он есть в нашей картотеке? – понял Борисов.

Храпов солидно кивнул и снова затянулся сигаретой. Видимо, ничто человеческое ему было не чуждо, в том числе и элементы гордости. Шутливой, но гордости и некоторого позерства.

– И в картотеке, – сказал он, – и в морге. Лежит, голубок, в «судебке» рядом с телом вашего Козлова.

– Сеня Морячок, – вздохнул Корнеев. – Значит, не зря он отлеживался «на дне», значит, втихаря готовил дельце. А судя по масштабам и по результатам, готовил даже не он, а кое-кто поумнее. И Сеню он привлек как специалиста, а потом убрал. И убрал руками Козлова. Или что там у них случилось в ту ночь?

– Есть у меня один опер, – с улыбкой заговорил Борисов. – Молодой, толковый, не по возрасту опытный. И знаете, что он мне буквально два дня назад сказал? Он сказал, что совпадений много, что «Год ювелиров» начался. А ведь он ничего еще не знал, только вычитал в наших СМИ про смерть старика-ювелира Чебыша да про несчастный случай с консультантом этого и еще ряда музеев, профессором Богомоловым.

– Вы ему премию выпишите, этому своему сотруднику, – посоветовал Храпов. – Вот вам заключение эксперта, которое гласит, что Сергей Иннокентьевич Чебыш никакими хроническими заболеваниями не страдал, патологий и иных изменений жизненно важных органов не имел, за исключением тех, что обусловлены возрастными изменениями. Это раз. Второе, господа полковники и подполковники. Перед смертью старый ювелир пребывал в состоянии крайнего возбуждения, я бы сказал, даже нервного расстройства. Это могло привести к остановке сердца, но это не смерть от старости, это смерть, если хотите, в состоянии стресса. Так что вопрос о причинах остается пока открытым.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (http://www.litres.ru/sergey-zverev/krot-protiv-oborotnya/?lfrom=931425718) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.