Господин барон читать онлайн - Михаил Дулепа

Господин барон

Михаил Дулепа

Началась эта история в те легендарные времена, когда деньги сами сыпались в умело подставленные руки, а молодая кровь бурлила в жилах опьяневших от вседозволенности оболтусов. Именно тогда Александр Могила приобрел у какого-то проходимца совершенно официальный диплом, дарующий право на титул барона и владение замком на задворках Европы. А теперь ему предстояло отправиться в собственную вотчину. И уже вскоре бывший строительный чиновник средней руки погрузился в череду невероятных приключений, порою переходящих в злоключения. Но к чести новоявленного барона, он в самых каверзных ситуациях не посрамил своей фамилии и даже приобрел среди подданных верных друзей и соратников…

Михаил Дулепа

Господин барон

© Дулепа М., 2015

© ООО «Издательство «Эксмо», 2015

* * *

– И вот прикинь – этот дятел, на полном серьезе, пытается спросить у меня пропуск на вынос материальных ценностей! У меня!

Я кивнул, не вслушиваясь в подробности, и подозрительно присмотрелся к приведенным в отчете цифрам. Было понятно, что половина из них липовая, и следовало как-то эту половину определить, чтобы не лажануться, предъявляя претензии.

– Тогда я беру его за кадык и требую поэтапно – письменный список претензий к выносимому, его должностную инструкцию, документально оформленное подтверждение его способности определить ценность проносимого предмета и так далее! Потом требую прихода того кретина, что поставил этого дурака на пост, потом начинаю выяснять…

Что было дальше, я не слушал, поскольку подобных историй с моим начальником в месяц случалось не меньше десятка. Он, впрочем, на особое внимание не рассчитывал, его интерес заключался в другом – как можно больше мешать мне работать.

Как сам Митрич утверждает, его основная задача на занимаемом посту – всеми способами портить сотрудникам жизнь, чтобы они начали работать, но не перегибать палку настолько, чтобы разбежались. В первый раз я подумал, что он шутит, но все было абсолютно серьезно, принцип претворялся в жизнь строго в соответствии с формулировкой. Как при этом Митрич ухитрялся одновременно быть хорошим руководителем, высококлассным спецом и просто нормальным человеком, для меня все еще было секретом. Как только разгадаю – подсижу его и сам стану начальником. Несмотря на то что по основному профилю нашей конторы – ни в зуб ногой.

Пока Митрич громогласно описывал, какие в годы его молодости совершались проделки в среде рабочей молодежи, я просматривал бумаги, пытаясь найти хоть что-то понятное без справочника. В строительстве я ничего не соображаю и учиться не собираюсь, что не мешает мне быть замом начальника управления уже пятый год. Кажется, мной довольны. Я не лезу в мелочи, занимаюсь текучкой, иногда позволяю на себя кричать, иногда сам ору (исключительно на начальников, за что пользуюсь некоторым уважением сотрудников), вхожу в положение подчиненных, давая им мелкие поблажки (которые они потом отрабатывают сторицей), ищу утечки бюджета (очень осторожно, чтобы не найти что-то, чего находить не следует), пью с различными людьми то водку, то чай – в общем, создаю видимость занятости. Считается, что я «хороший специалист». Многие даже думают, что я «мировой мужик». Иногда все соглашаются, что я «первостатейная сволочь», это случается, когда на меня спихивают урезание премиальных или сокращения штата. На деле я просто работаю как могу. Кто-то ведь должен!

– И что ты думаешь? Этот балбес недоглядел за джамшутами, в результате между унитазом и закрытой дверью – ровно пять сантиметров! Зато между бачком и стенкой – метр! Ну ты прикинь?

Я покивал головой и с довольной улыбкой выписал на бумажку пару фраз из отчета. Все, теперь никуда не денутся! С удовольствием ткнув кулаком в бок сидящего на моем столе директора, вытащил из-под его задницы пару бумажек, сравнил с выписанным, вручил для ознакомления и, наконец, от души потянулся.

– Митрич! Такой прекрасный день, а ты чем занимаешься? Гнобишь хороших ребят, терроризируешь подчиненных? Вот зачем ты стажера заставил палкой работяг гонять?

Он, поглядев на данные, хмыкнул:

– Что поделать, с таким бюджетом быть добрыми мы себе позволить не можем, надо как-то еще мотивировать пролетариат. Как говорит наш любимый Шеф: «Деньги должны доставаться с трудом, иначе их не ценишь!» К тому же «Скорую» я вызвал заранее!

Седой, грузный, солидный мужчина, признанный профессионал в своей области вдруг тихонечко соскочил со стола, подкрался к двери и пинком ее распахнул. Сидящая на своем месте секретарша с нескрываемым ехидством посмотрела на него и отвернулась к неизменной «косынке». Мы знали, что она подслушивает, чем мы заняты каждый в своем кабинете, но поймать ее на горячем не удалось пока ни разу. Также ни разу не удалось понять, чем она на самом деле занята в те моменты, когда на нее никто не смотрит. Девушка притворялась, что раскладывает пасьянс, но мы уже выяснили, что это одна и та же партия, которую Олечка сохранила еще три года назад. Мы даже искали намек в том, какие именно карты в этом раскладе задействованы. Ничего не нашли.

Митрич вздохнул, повернулся ко мне и кивнул через плечо:

– Может, кого из молодых заставить за ней следить? Слышал, есть такие специальные шпионские программы на компьютер, а?

– Не выйдет. Они ее боятся больше, чем нас.

Обладательница красного диплома и звания «Мастер спорта» по дзюдо «Бешеный Бегемотик» Олечка согласно кивнула, тронула курсором карту, но так и не передвинула. Сдается мне, что когда она все-таки это сделает, то в мире что-то произойдет. Что-то жуткое.

– Ой, чую я недоброе, ой копает под нас эта рыжая! – Митрич картинно заломил руки и тут же, без перехода, как за ним водится, перескочил на другую тему: – Надо искать нового программиста. Кандидатуры нет на примете? И пошли жрать уже!

Мы вышли в коридор, по которому туда-сюда слонялись без дела (то есть по очень важным рабочим надобностям) сотрудники.

– Был же какой-то кандидат? Слышал – опыт, стаж, все такое?

– Ага, сразу после института, но с пятилетним опытом работы. Он на первом курсе зарегистрировал свою фирмочку и раз в полгода себя в ней повышал. К диплому значился спецом высшего класса, притом что подрабатывал на жизнь мелкими шабашками! – Митрич одобрительно покачал седой головой.

– Уволил?

– Такой талант?! Зачем, я его в плановый пристроил. Пусть опыта наберется.

– Нехорошо ты поступил, они его плохому научат. Пьянство, плети, содомский грех – вот что такое этот ваш плановый отдел.

Стоящие в ожидании лифта две сотрудницы планового польщенно захихикали.

– Пусть учат! Поработает у них, пропитается витающей в воздухе ненавистью ко всему живому и дышащему, и мы его через полгодика переведем. На работу с клиентами!

– Сразу с клиентами? Тебе его не жалко?

– Если не выживет, то нет. Горе проигравшему!

– Как его кадровичка пропустила?

– Она сразу в декрет ушла, унеся эту тайну с собой. Кого она родит?

Рядом стоящие в лифте сотрудники изо всех сил делали вид, что не слушают. Уши их разворачивались к нам и азартно

подрагивали.

– После пятнадцати лет работы в кадрах? Не знаю, но уже страшно! Кто там сейчас?

– Еще одна «стаж, большой опыт». Из этих, которые «как я вижу себя в компании через три года»!

– Ну и как же ты видишь себя через три года?

– Подписывающим приказ о твоем расстреле!

– Ну и фантазия у тебя! Может, уволить дуру, пока не прижилась?

И мы, не сговариваясь, печально вздохнули. Больной вопрос. Уволить легко, только кто ж работать будет?

– У этой хотя бы задница красивая. Кстати о задницах – где Шеф?

– Вопреки всем слухам, он мне не докладывается.

Не имея ни профильного образования, ни каких-то особенных способностей, я получил должность благодаря связям.

Шеф говорит, что взял меня из-за фамилии. На деле он просто ностальгирует по тем временам, когда наша дружная компашка молодых обормотов помогала ему зарабатывать первый миллиард, попутно зашибая первые в своей жизни реальные деньги. Мы повстречались не в самый лучший день моей жизни, причем абсолютно случайно, разговорились… Наверное, это была та еще сцена – посреди унылого осеннего скверика сидит на лавочке похмельный мрачный мужик в драной куртке, и маленький холеный толстячок в костюме, ценой с квартиру среднего гражданина, азартно напрыгивает на него с воплями «А помнишь?!».

Слово за слово, он предложил мне работу. Единственным условием, которое я выдвинул, был отдельный кабинет. Не выношу общих комнат, толкотни, болтовни и прочей офисной радости. По моему мнению, тот, кто придумал «опен-офис» с «кубиклами» (слова-то какие поганые!), был посланцем Сатаны на земле. Потребовал в шутку, ничего от жизни хорошего уже не ожидая, только не учел особенностей уровня, на который вознесся мой бывший приятель.

Через два дня Митрич недоуменно смотрел на меня и напряженно шевелил седыми бровями, пытаясь придумать занятие и должность, соответствующие отдельному кабинету, неплохой зарплате и нулевому знанию предмета. В результате я стал «заместителем директора по общим вопросам», кем-то вроде личного адъютанта, в ответе за все и всегда во всем виноватый. С чувством юмора у Митрича все в порядке, так что после изгнания с насиженных мест бухгалтерш (что обеспечило лично мне дружную ненависть этих злобнейших порождений Бездны) и небольшой перепланировки помещения мы расположились в двух соседних кабинетах с общей приемной. На его двери табличка «Каторгин Дмитрий Иванович», на моей «Могила Александр Николаевич».

Шеф считает, что мы прекрасная пара.

После обеда, хитроумно переведя внимание начальника на случайно выбранную жертву и приоткрыв окно, чтобы немножечко сквозило, я сел в кресло и придвинул очередную стопку бумаг, собираясь понять, чего хотят от нас на этот раз. То есть понятно чего – денег, но вот под каким предлогом?

Следующие два часа я продирался сквозь нагромождение выглядящих заковыристыми матюками специфических терминов, попутно мечтая о дыбе с плетями для завотделом эксплуатации и о чае с пирожным для себя.

Мечты прервал стук в уже открытую дверь.

– Александр Николаевич, там… к вам.

– Меня нет.

Олечка оглянулась, потом отрицательно помотала головой:

– Александр Николаевич, давайте вы будете?

– Если это от режимников, то меня нет тем более.

– А…

– Если налоговая, то я вообще умер. Вон, даже табличка на двери.

– Это…

Я поднял глаза. Коренастая, плотная девушка, воплощение всесокрушающего напора, энергичная, по слухам, даже во сне, смотрела на меня с каким-то очень странным выражением. Так могла бы смотреть на настоящий, цельный, ароматный лесной орех пресловутая белочка, задолбавшаяся грызть ради государственного блага изумруды. В общем было в этом взгляде для понимающего человека что-то угрожающее. Голодное такое.

– Это к вам!

В ее голосе звучала мрачная угроза.

– Ну давай.

Я отложил бумажки в сторону и невежливо потягивался, глядя, как в мой кабинет входит пожилой суховатый иностранец.

То, что это именно иностранец, было ясно по множеству признаков.

Во-первых, это какая-то особенная выправка, непонятно почему ассоциирующаяся с «ейне колонне марширт». Во-вторых, что-то в длинном, костистом лице прямо говорило «не здешней кашей выкормлен».

В третьих, наши люди, как правило, не одеваются для визитов по моде примерно шестисотлетней давности.

Чулки и круглые пышные штаны с разрезами и гульфиком, широкополая шляпа, украшенная серебряными значками, сложного кроя жилетка с белой рубахой под ней, тяжелые башмаки на деревянной подошве и большая кожаная папка под мышкой – все это намекало, что передо мной или сумасшедший, или ролевик-реконструктор, или иностранец.

Попытку секретарши оставить дверь приоткрытой я пресек, быстро вскочив и заперевшись изнутри. Старик, промаршировав все два метра от двери до стола, развернулся на месте, приложил руки к груди и поклонился:

– Господин барон! Я рад приветствовать вас лично! Это невероятное счастье, увидеть вас наконец воочию!

Значит, все-таки сумасшедший.

– Какой еще – барон?

Старик вежливо осведомился:

– Вы Александэр Николае Могила?

Подавив желание проверить по ведомости, как меня зовут, я кивнул.

– Вы родились в городе Грачевске в одна тысяча девятьсот семьдесят первом году?

Отрицать правду было как-то неловко, я снова кивнул.

– Вы происходите из старинного рода Могила?

Ну, кажется, в церковных книгах наша фамилия с восемнадцатого века встречается. Пришлось кивнуть.

– Значит, вы есть барон Могила и мой, соответственно, работодатель.

Не желая спорить с безумцем, я кивнул опять:

– Допустим. И что вас привело сюда?

Старик оглянулся, я тут же предложил ему присесть, но он сначала дождался, пока я сам займу свое место за столом, и лишь потом опустился на краешек стула, выпрямившись еще больше.

– Видите ли, ваша милость, я ежегодно отправлял отчеты. Зная, что вы заняты своими делами, я занимался своими – управлял замком и хозяйством, распоряжался средствами, представлял вас в городском совете. Но сейчас я не могу заместить вас, необходимо, господин барон, ваше личное присутствие.

– Вот как? Почему же?

Старик говорил по-русски с легким акцентом, но вполне понятно:

– Как вы наверняка знаете, недавно в округе Эскенланд был проведен референдум. Народ нашей страны дружно проголосовал за отделение от Федерации и восстановление древнего герцогства.

Сообщать, что слышу об Эскенланде впервые, я постеснялся. Пожилой человек, иностранец, зачем грубить? У них в европах герцогств полно, ну еще одно отделилось… от кого, кстати?

– Да, вроде бы слышал что-то об этом. Но почему вы пришли ко мне?

– Потому что вы – барон Могила!

– Я?

– Вы!

Минуту мы смотрели друг на друга с милыми улыбками, и я в первый раз пожалел, что это не налоговая. Там все просто – они хотят денег и чтобы жертва искренне страдала, расставаясь с этими деньгами, а тут… чего он хочет от меня?

Видимо, прочитав вопрос на моем лице, старик слегка смутился, опустил глаза, нервно расправил складки на штанах и начал объяснять:

– Это вопрос процедуры. Мало назваться герцогством, надо и быть им! Герцогство без герцога – это смешно, не правда ли?

Сейчас есть несколько претендентов на корону, но для подтверждения их права занять трон необходимо, чтобы, в соответствии с древними законами нашей земли, совет двенадцати владетельных баронов утвердил кандидатуру. – Я открыл было рот, но он, неправильно поняв, тут же зачастил: – Да, конечно, если бы претендент был назначен уже правящим герцогом, то он просто вступил бы в наследство, но поймите, последний раз трон занимали в шестнадцатом веке! Мы нашли прямого потомка правящей фамилии, это достойный человек, он понимает свой долг перед родиной и согласен занять трон, но без совета баронов его коронация была бы возмутительно беззаконной! И поскольку мы решили вернуть былые порядки, то обязаны соблюдать все положенные обычаи! Вам надо просто два месяца прожить в замке, а потом проголосовать за достойного во всех отношениях…

– И зачем это вам нужно?

– Нам? – Он непонимающе наклонил голову, потом подпрыгнул и радостно выпалил: – Чтобы войти в состав Федерации, конечно!

Я помассировал переносицу, вспомнил, что он говорил, сформулировал вопрос и постарался максимально вежливо его изложить:

– Тогда нахрен выходили?

Старик тут же вскинулся, решительно сложил руки на груди и отчеканил:

– Это вопрос национальной гордости, господин барон! Одно дело быть всего лишь округом Средней Вендии и совсем другое – федеральной землей Эскенланд! Поэтому…

Он встал, выпрямился по стойке «смирно» и, глядя куда-то мимо меня, нараспев произнес:

– Я прошу вас, ваша милость барон Могила, вернуться в свой замок, чтобы лично подтвердить права на него и на земли, которыми вы управляете по праву благородной фамилии, и через два месяца принять участие в совете баронов, на котором будет выбран наш новый герцог!

Нет, он все-таки сумасшедший.

Так, начнем сначала.

– Вы… кстати, как вас зовут?

– Эгельберт фон Шнитце, ваша милость. Я уже двадцать два года ваш управляющий. – Он посмотрел на меня с удивлением. – А до того – тридцать лет помощник моего отца, Эгадайга фон Шнитце, прежнего управляющего замком и поместьем.

– Господин фон Шницель…

– Фон Шнитце, господин барон.

– Да хоть фон Шашлык! Почему вы считаете, что я – барон?!

– Но как же, ваша милость? Вы купили права на титул и замок почти двадцать три года назад. Э-э, господин барон?

Я прикрыл глаза ладонью и вздохнул:

– Паспорт!

Кажется, в моем голосе было слишком много чувства, документ оказался в моей руке прежде, чем я договорил. Паспорт как паспорт. Герр Эгельберт фон Шнитце, в самом деле. Пододвинув клавиатуру я быстро проверил – паспорт и должен был выглядеть именно так. Более того, фон Шнитце значились как старый дворянский род, управляющий замком, ныне принадлежащим… баронам Могила.

Минуту спустя я нашел и сайт баронства, точнее – музея «Замок Гравштайн». На одной из фотографий сидящий передо мной старик что-то втолковывал группе экскурсантов.

Вернув документ, я снова закрыл глаза.

Надо же, а ведь нам казалось, что это офигенно смешной развод.

Пять оболтусов, никого старше двадцати пяти, дружные, злые, готовые если не на все, то на многое, чтобы заработать и пробиться наверх. Шеф, тогда еще совсем не такой толстый, не такой богатый и такой же, как мы, азартный предложил аферу на грани закона, и мы впряглись. Он заработал гораздо больше нас, но тех крох, которые мы откусывали от чужих капиталов, хватало, чтобы почувствовать себя немыслимо оборотистыми и удачливыми, нас постоянно тянуло на глупости. Я, благодаря матери-учительнице сносно говорящий на трех европейских языках и еще четыре более-менее понимающий, читал местные газеты и как-то долго ржал над объявлением «продается баронство Гравштайн», в переводе – «могильный камень», или, проще говоря, «надгробие». Сумма была не маленькой, но и не слишком большой, тогда через наши руки проходило столько шальных денег, что мысль купить баронство по цене автомобиля запала в голову, и вскоре веселая компания подвыпивших молодых ребят заявилась к испуганному агенту. Мы были честно убеждены, что это развод, наподобие «Паспорта гражданина мира» или продажи участков на Луне, восторгались красивым документом и разводами разноцветной туши на пергаментном листе с большой печатью, но стряпчий с самой серьезной мордой утверждал, что приобретаемый мной титул и какая-то там земля на задворках Европы будут внесены во все положенные книги и я в самом деле смогу называться бароном.

Единственным условием, выдвигаемым к покупателям, являлось благородное происхождение. Вспомнив, что были у меня знатные однофамильцы, я назвался румынским боярином (поди проверь!) и под хлопанье вылетающих пробок принесенного с собой шампанского подписал, «аристократично» коверкая свое имя. После чего попросил «жулика» отправить в мои владения пожелание нового хозяина – восстановить замок и всячески способствовать возвышению Надгробия, принадлежащего Могиле.

Кажется, тот пергамент еще где-то лежит, только не помню где.

– Значит, я – владелец замка?

– Да, господин барон.

– И вы – управляющий замком? Как там это… сенешаль?

– Можно сказать и так, господин барон.

Ну что тут поделаешь? Или передо мной хитрый мошенник, подделавший сайт, или я в самом деле уже двадцать лет с лишним являюсь законным владельцем титула и земель!

– Почему замок тогда так мало стоил?

– Долги, господин барон.

– Что, этих нескольких тысяч хватило их покрыть?

– Э-э… нет, господин барон.

Я, не убирая руку от лица, раздвинул пальцы и посмотрел на старика. Тот смущенно откашлялся:

– Видите ли, прежний владелец замка был категорически против какого-либо коммерческого использования как самого замка, так и земель вокруг него. Я ожидал ваших распоряжений, но у меня была только вот эта бумага. – Он вдруг полез в папку и очень осторожно, почти боязливо, продемонстрировал мне файлик со знакомым, слегка затертым «распоряжением». – Приняв ее в качестве основания для действий, я от вашего имени сдал часть помещений, нашел арендаторов земли, кое-что заложил, средства обратил на ремонт и восстановление. Я могу отчитаться за все суммы до последнего эре, копии документов сейчас в гостинице, а оригиналы, как положено, в замке.

Подумав несколько секунд, я перешел на немецкий. Английский Олечка с Митричем понимают не хуже меня, а вот немецких клиентов у нас еще не было.

– То есть у меня сейчас еще и деньги имеются?

– Не очень много, господин барон. На счетах вашего замка они не задерживаются, это весьма крупная собственность.

Ну да, конечно. Крупная недвижимость – дело хлопотное и затратное. Еще бы узнать поточнее – насколько крупная?

– Для уменьшения налогов я от вашего имени согласился на участие в программе музеев, к тому же это скромный, но постоянный доход. К сожалению, почти целиком уходящий на текущие нужды. Конечно, сам замок и земля вокруг него стоят немало, к тому же он дает титул, так что…

Последнее предложение было произнесено очень вкрадчиво.

– Дайте угадаю, чтобы продать замок, мне надо приехать и поучаствовать в избрании этого вашего герцога?

Фон Шнитце опустил блеснувшие глаза и почти равнодушно

заметил:

– Конечно, это был бы лучший вариант. К тому же сейчас у нас просто замечательное время! Замок стоит на скале, возвышающейся над морем, летний ветер, напоенный ароматом воздух… Я приказал подготовить ваши покои, окна выходят на один из живописнейших в наших краях городов!

Никогда бы не подумал, что по-немецки можно так напевно-искушающе мурлыкать.

– Мне надо подумать. К тому же необходимо собраться, завершить срочные дела, купить билеты, наконец!

Старик согласно кивнул и вытащил из папки еще несколько бумаг.

– Я уже забронировал для вас билет, господин барон. Прошу простить мою дерзость… но вы нужны своей земле! К тому же от вашего имени я распорядился оформить документы, вот, прошу. – И он протянул мне «документ».

На листе пергамента размером в книжный лист псевдоготикой указывалось, что предъявитель сего – барон Александер Могила фон Гравштайн, следующий по своим надобностям. Фотки не было, зато снизу на шнурке висела печать. Свинцовая.

– Думаете, это заменит паспорт с визой?

Старик, видимо, тоже сомневался, поэтому, пожевав губами, осторожно согласился:

– Может быть, и не везде. Но по традициям нашей страны, вы должны иметь именно такой документ.

Я бросил «подорожную» на стол и снова закрыл глаза рукой.

Итак – я барон? Если этот «псих» не псих, а тот «жулик» не жулик, то да, я – барон. Следовательно, мне принадлежит замок в каких-то диких дебрях немытой Европы, наполненных чудиками в странных штанах с гульфиками, расхаживающих друг перед другом в шляпах, покрытых серебряными образками.

Замок – это хорошо! Это просто замечательно, это вам не ипотечная однушка, в которой я обитаю после развода. Замок, море, живописный город… Чертов старик знал, чем соблазнять. Продать замок, вернуться сюда… или не возвращаться, забрать девчонок и поселиться где-нибудь… или не продавать, а жить прямо там?

Старик сидел тихо и, кажется, даже дышал через раз.

– Еще один вопрос.

– Слушаю, господин барон?

– Что это за наряд?

Старик оглядел себя, с нескрываемой гордостью одернул бархатную жилетку с кожаной подкладкой и ответил:

– Это, господин барон, наша национальная одежда! Надеюсь, вам она понравится!

Нет, продать и как можно быстрее бежать из тех мест!

«Неожиданный результат референдума одной из областей Средне-Вендской федеральной земли привел к резкому росту национального самосознания. Обозреватели с удивлением отмечают возникновение подобных тенденций и в окружающих областях…»

    «Nuheter Politiken Zeitung».

– Так, значит, ты у нас бла-ародный, едрышкино полено? Вот чуял я в тебе какую-то чуждость трудовому человеку, подозревал! Не зря ты руки в туалете моешь каждый раз, не зря! Это благородное нутро себя показывает!

– Митрич, перестань. Руки я мою, потому что отец врач.

– Отец – уважаемый человек, врач! Мать и вовсе – учительница! А сынок кто? Тьфу, баронишко оказался!

– Ты что, как Олечка, у двери подслушивал?

Начальник, влетевший в мой кабинет сразу после ухода фон Шнитце, посмотрел отеческим взглядом, потом снисходительно покачал головой.

– Николаич, ты хоть бы головой думал. Ну ладно, она молодая, глупенькая. – Из-за двери послышалось жутковатое рычание, и Митрич специально повысил голос: – И вообще – жен-щи-на! Но я-то человек опытный, я ж с детства на стройке! Мне все понятно: и как розетки стоят, и как вентиляция проложена, и куда к стене стакан лучше прижать…

– Значит, я всегда под колпаком?

– А як же! Ты давай, признавайся, откуда у тебя замок в Европе? Ну нельзя в нашей конторе столько украсть!

– Это ты зря, я тут кое-что… черт! Забей, короче, это еще тех времен подарочек, когда Шеф был строен и кудряв.

– Ништо до революции? Ой-е! Чего старик от тебя хочет-то?

– Чтобы я милостиво обозрел владения где-то в заднице мира. И поучаствовал в тамошней политической жизни.

– Ну так вали отсюда!

Я мрачно на него посмотрел, Митрич ответил невинным взором шестидесятилетнего младенца.

– Серьезно, Николаич, давай развейся! Ты третий год без отпусков пашешь, смотайся, дай подчиненным хоть коробку скрепок спокойно домой унести! Как к тебе теперь обращаться, «ваша светлость»? Или «ваше высокородие»?

– Говори уж просто – «господин барон».

– Давай пиши заявление, сколько тебе там надо? Ну, туда неделя, там неделя, на опохмел неделя, обратно же…

Попытавшись припомнить обстоятельства, по которым меня выгодно целый месяц держать подальше от работы, ничего такого не придумал, так что еще минут пять покочевряжившись для вида, я все-таки написал бумагу, которую директор тут же завизировал.

– Вот! А теперь иди, и чтоб по возвращении представил отчет! И как ты там интересы феодального строя отстаивал, и какие виды из окна, и как там брюкву сеют – все доложишь. Ну и насчет права первой ночи тоже поинтересуйся, раз ты у нас такой уж сеньор!

От кинутого в него ластика Митрич многоопытно уклонился, заржал и вышел. Я, еще раз осмотрев стол и бумаги, прикинул, насколько фатально оставить контору и что нужно доделать в первую очередь, вдруг с удивлением понял, что исчезни я даже на три месяца… ну нет, не на три – но два без меня точно проживут и даже не слишком нашалят. Хотя кое-кого нужно загрузить на весь этот срок, причем так, чтобы не справились, чтобы сразу по прибытии и после раздачи сувениров запереться и отодрать проштрафившихся по всей строгости инструкции.

Решительно отключив комп, я напялил пиджак и вышел.

При виде бедной, унижаемой жестокими начальниками секретарши снова стало не по себе. Девушка сидела, положив ногу на ногу и откинувшись на спинку стула. Мягкая туфелька ритмично постукивала по ножке стола, в открытом ящике виднелся стетоскоп. Олечка, проследив за моим взглядом, аккуратно задвинула ящик и медленно, грациозно развернулась ко мне.

– Так вы, Александр Николаевич, настоящий дворянин? И у вас имеется целый замок? – Голос был медовым и опасным. Не дай бог оплошать, из этих объятий не удастся вывернуться. Возьмет на болевой – и в ЗАГС!

Из-за двери кабинета Митрича послышалось перханье, словно кто-то пытался сдержать смех. Н-да, у этого зубра, небось, еще и не такое случалось, ему-то смешно…

– Я… завтра. Все завтра! – И, отважно проскользнув по стенке, выскочил в коридор. Подумать только! Взрослый мужик, всякое повидал, от неба в клеточку до крышки заколачиваемого гроба – изнутри, а эту пухленькую девчонку стремаюсь. Давно бы уже взял да…

Что именно «да» я на всякий случай думать не стал. Поговаривали, что у Олечки бабка ведьма, вдруг в самом деле мысли подслушивать умеет?

На выходе стояли сразу пятеро, хотя рабочий день был в разгаре. И все, включая того самого охранника, с нескрываемым любопытством смотрели на меня! Ну вот как же они узнали? Олечка проболталась? Так она все время с нами была! Кто еще? Как можно было узнать?!

С каменным выражением лица я прошел мимо. За спиной послышалось:

– Вот, ну посмотри, как вышагивает! Видно же! Я с самого первого дня подозревал!

Может, у нас в стенах слуховые трубы проложены, как в древних замках? Строители все же, могли такое учудить?

По дороге домой я обдумывал все это

сумасшествие.

Отчеты, как выяснилось, фон Шнитце регулярно отправлял по указанному адресу – в мою старую школу. Я думал, что будет ну офигеть как смешно, когда завуч узнает, что Сашка Могила стал бароном. Не учел, что спустя два года школу закроют. Впрочем, к делу это не относится. Важно, что я прямо кишками чую какой-то подвох, но не съездить и не проверить лично… да я в жизни себе не прощу! Значит, надо собираться.

Дочка отозвалась на втором гудке.

– Анюк? Привет, лапушка! Как дела?

– Па! Привет, ты откуда? Па, у нас все хорошо, Ленка второе место на городских соревнованиях взяла, у меня все класс… Нет, мам, не она. Мам, это мое! Ма-а, отдай!

Вздохнув и поморщившись, я прислушался.

В телефоне, как всегда отобрав у дочки трубку, орала женщина.

Бывшая, так ее, супруга!

Дивная провинциалочка, приехавшая в столицу и как-то незаметно оказавшаяся моей женой. Белокурая, большеглазая, не слишком красивая, но очень, очень милая.

Гадюка натуральная.

Честно родившая мне двух дочерей.

Прежде чем выставить меня из моей же квартиры и переписать на себя бизнес раньше, чем до него добрались следователи.

Старшей, Аньке, тринадцать. Младшей, Ленке, десять.

Вижусь я с ними раз в месяц, поскольку мамаша, выходившая за перспективного столичного бизнесмена, считает, что если в сорок мужик не имеет миллиона, то он не мужик.

Что, впрочем, не мешает ей тянуть с меня бабло под любыми предлогами.

Что, впрочем, не мешает мне его не давать, оплачивая только расходы дочек.

В общем, обычная история.

Прислушавшись к воплям, я отметил для себя – купить девчонкам подарки и поздравить Ленку, потом почесал затылок и вклинился в очередную фразу:

– Элька, корова белобрысая! Я на пару недель в Европу еду, по делам…

– Какие еще дела у бандита?! Снова стал машины угнанные перегонять?!

– Зараза языкатая, кончай ор!

– Ну, что тебе?

В очередной раз подивившись ее способности мгновенно менять громкость, я закончил:

– Еду куда-то на север, там дела внезапно образовались. Не твое дело какие!

Она шумно фыркнула, но промолчала. Кроме сволочного характера, недюжинной смекалки и ангельской внешности, Эля обладала практически кошачьим любопытством.

– Вернусь – заберу девок на неделю!

– Это с каких еще шишей? Ты там что, обворовал наконец своего ненаглядного Шефа? Давно пора, ваша гоп-компания уже…

Я снова убрал трубку от уха, не желая слушать раскручивающую скандал бабу. Девчонок она отпустит, просто ради того, чтобы потом тщательно их расспросить на предмет подтверждения тезиса «Мой бывший – бесперспективный неудачник», но нервы потреплет, это как пить дать.

Ну, зато с ней никогда не было скучно.

Дождавшись завершающего взвизга, отключил телефон и полез в кладовку.

После развода все, что она мне отдала, это два чемодана с одеждой и какими-то памятными вещами – фотками родни, которые я забрал с «исторической родины», уезжая на поиски счастья в столицу, сувенирными безделушками и прочими магнитиками. Я, еще не поверив, что соскочил, не стал дергаться насчет остального, а потом было уже поздно, да и не хотелось лезть в дрязги. Странное дело, ни я, ни Элька не считали отчего-то, что мы расстались насовсем: я пару раз вмешивался, когда ее прижимали – жена удачно расширяла дело, пожалуй, справляясь лучше, чем я сам, а когда меня года три назад сбила машина, то первым, кого я увидел, очнувшись, была бывшая. Тут же, понятное дело, объяснившая, какой я дурак и что так мне и надо. Словно и не сидела двое суток у кровати, шипя на врачей.

Но вот сходиться вместе надолго мы уже не рисковали. Подеремся еще, дочек напугаем. Они ж по малолетству не понимают, что иногда и подраться бывает полезно. Или уже понимают? Черт, Аньке тринадцать…

«Диплом о баронстве», или как там его, нашелся быстро, в папке бумаг с той, самой первой моей работы, с подколотой к нему фоткой. На ней пятеро молодых, азартных, чуточку пьяных парней фоткались на фоне Эйфелевой башни. Мы как раз сдали очередную фуру и решили метнуться, посмотреть, как люди живут. На фотке все были отчаянно молоды и беззаботны – «Ну, пацаны, прикиньте, мы в Париже! Ну блин, в самом деле! Ну дела-а!».

Димка через три месяца в первый раз попробовал героин – он спешил жить, сливая все заработанное на любое доступное удовольствие. И денег, и жизни хватило на три года. Васька исчез через пять лет. Просто уехал утром на работу, и никто его больше не видел. Ромку зарезали в драке – любил строить из себя крутого, да нарвался на еще более подкрученных. Мишка умер сам. Инфаркт в тридцать шесть лет. За месяц до того, как ко мне в гости пришло «маски-шоу». Остались только я, да Шеф. Погоняло ему дали не только потому, что он был самым главным, а из мультика о Врунгеле. Мелкий, наглый до изумления и без одного пальца.

Погладив фотку, я развернул пергамент, пощупал, ковырнул печать. Достал фон-шнитцевскую подорожную, присмотрелся, сравнивая – да, печать именно эта, были заметны одинаковые сколы и неровности. Значит, не врал старик. Хотя какой смысл ему врать? Что из меня вытянуть можно? Только ливер, да и тот жизнью траченный. Решено – еду!

На следующий день, убедившись, что на работе никто не сияет от счастья, что целых две недели (два месяца – это перебор!) будет лишен моего внимания, к полудню сбежал. Выкрутив пробки, перекрыв кран и отдав ключ соседке, судя по пристальности взгляда, до пенсии трудившейся не в библиотеке, как сама она заливает, а не меньше чем важняком в прокуратуре, двинулся на встречу со своим… а он точно сенешаль? Может, кастелян? Или еще какое-нибудь слабо знакомое слово? Черт, нужна шпаргалка, чтоб совсем себя неучем не выставлять. Я ж в баронстве ни бум-бум, как впрочем и в боярстве. Ничего, авось выкручусь!

Билеты оказались в эконом-класс. Иного от фон Шнитце я и не ожидал, «благородная прижимистость», переходящая в скупость, для уроженцев тех мест штука заурядная. Еще дома, отыскав на картах «свой» замок, присмотрелся – небольшой полуостров, если прокладывать тропки через море от всех окрестных государств – точнехонько ровное расстояние получится… ну, если Федерацию не считать, им-то лишь через полукилометровый перешеек пройти, и все, Эскенланд.

Был я там когда-то, ровно один раз. И попутчик, стоя рядом у борта парома, объяснил, что это самое скучное место в регионе. Только приливные отмели километровой ширины, дюны да поля. Если верить вики, то замков на полуострове сохранилось два, Гравштайн и Эскенборг, остальные бароны жили по усадьбам. У нас иной дачный кооператив куда больше, а туда же – баронства! Одно слово – Европа. Все мелкое, стабильное и не меняется веками, судя по моему управляющему (кстати, оказавшемуся известнейшим популяризатором истории народа эсков, автохтонов Эскенланда).

«История народа эсков сколь интересна, столь и драматична. Многовековое пребывание под пятой иноземных завоевателей и несгибаемое желание получить свободу и самоуправление весьма повлияли на национальный характер, даровав эскам своеобразность взгляда на жизнь, ставшего известным всем соседям.»

    Эгельберт фон Шнитце «История Эскенланда».

    «Это да,

анекдотов про них ходит прилично»

    Комментарий ручкой на полях.

Перелет прошел никак. Никому не было дела до летящего в личный замок барона, даже на паспортном контроле меня задержали секунд на тридцать. Шенген, оформленный секретарем Шефа, и распечатка проспекта какой-то гостиницы на побережье в качестве отмазки, по каким это я тут делам, – клерк мазнул по мне взглядом, стандартно-безразличный «вилькоммен», и уже в такси я размышлял, что произошло бы, предъяви я вместо паспорта – подорожную. Впрочем, у местных наверняка нашелся бы закон или инструкция на подобный случай. Да еще фон Шнитце, все это время не выпускавший меня из виду, словно я мог сбежать! У него в глазах читалось желание приковать меня к себе наручниками!

Пятнадцать минут спустя, после выхода из аэропорта, мы уже получили билеты в кассе вокзала. До отправления оставалось еще минут двадцать.

– Ждите здесь, я сейчас.

– Господин барон? Вы куда? Я могу вам помочь?

– В туалет я и ширинку способен расстегнуть сам! – Постоянное внимание управляющего раздражало, так что в заветную дверь я вломился с лицом «типичного русского туриста», пугнув какого-то бюргера.

И тут же нашел себе развлечение!

– Куррва! Уррою!

– Извините, вы, должно быть, ошиблись…

Никуда от родины не деться. Точнее – от худших ее представителей.

Здоровое, недавно обгоревшее на солнце тело, покачиваясь, прижало к стенке молодую девчонку лет восемнадцати и что-то той предъявляло. Девка, судя по произношению, из местных, судорожно трепыхалась, полузадушенно пытаясь объяснить недоразумение.

Оглянувшись и никого не увидев (только шумно сопел кто-то в запертой кабинке), я сделал вид, что иду и никого не трогаю, а когда успокоенный борец с заокеанским врагом опять повернулся к пацанке – подшагнул и с ходу пробил под задранную руку в бок.

Тело обмякло и с хрипом сползло под умывальник.

Не патриотично, разумеется, в далеком краю не помочь соотечественнику, но с другой стороны, лучше десять минут лежать, чем год сидеть, так что я ему в чем-то помог. Хороший удар в челюсть – он вообще решает пять из десяти проблем!

И порождает еще десять.

– Спасибо!

– Да-да…

Подвиг подвигом, а природа звала.

Когда я покинул кабинку, ко мне тут же обратились с вопросом:

– Надо заявить в полицию?

Она… гхм. Нет, не она. Оно? Или все-таки он?

Светлые волосы до середины спины, перьями окрашены в розово-сиреневое, на лице не макияж – раскраска, в носу серьга, в губе серьга, в брови серьга, в ухе штук пять серег. Потертая кожанка с эмблемой какого-то колледжа, штаны-«бермуды», которые я за юбку принял, сандалии. Ногти на ногах крашеные. В разные цвета.

Нет, девочкой Это не выглядело.

Пока мыл руки, пригляделся к лежащему на полу. Или сознание потерял, или уснул – в любом случае ничего не требует, никому жить не мешает… славно.

– У тебя претензии к этому?

– Нет, но…

– Претензии ко мне?

– Наоборот, я очень вам…

– Тогда забудь.

– А… ага, это разумно!

И Оно тут же повернулось к зеркалу и начало что-то поправлять в прическе. Уже открывая дверь, я услышал в спину:

– И еще раз спасибо!

В кабинке кто-то так и сипел. Запор у него, что ли?

Фон Шнитце переминался снаружи со страдальческим видом, пришлось идти за ним, занимать места. Поездка должна была продлиться час, почему он не взял машину?

Скорее всего, потому, что на поезд скидка была, а на прокат машины – нет.

Минут через пять в кресло через проход плюхнулось Оно, уронило рюкзак перед собой, вывалив на пол половину содержимого – планшет, тетради для рисования, пара толстых книг. Одна привлекла мое внимание – «Средние века для чайников – жизнь при дворе феодала».

– Интересуетесь? Берите.

Я, взяв протянутую книгу, пролистал. Много текста, картинки, сноски, в одном месте мелькнула карикатурка. Хм, полезная штука.

– Можно? – Существо, дотянувшись, бесцеремонно сцапало мой плеер, тут же воткнуло в уши. – О, восточноевропейский фолк?

– У меня дома это почему-то называется шансон.

– Класс! Обожаю этнику!

Голландский, судя по некоторым словечкам, неформал, увлеченно слушающий в ночном поезде «С добрым утром» Трофима и даже пытающийся что-то подпевать… М-да. Европа.

Следующие полчаса я листал книгу, иногда поглядывая на уснувшего сразу после отправления фон Шнитце. Старикан крепкий, конечно, только годы берут свое, устал.

– Я скачал эту музыку себе, хорошо?

– Понравилось?

– Забавно. Надо язык выучить, чтобы понимать лучше. Интонации не все передают.

– Не все стоит понимать.

– Лучше понимать друг друга и то, чем руководствуется собеседник, чем попадать в ситуации вроде той. Правильно поговорив, можно решить любую проблему!

Мы переговаривались через проход вполголоса. Большинство пассажиров или читали, или спали, только мы двое беседовали.

– Так уж любую.

– Уверен!

– Ну, оставайся при своих заблуждениях. Кстати, можно вопрос?

– Конечно.

– Ты парень или девушка?

– Хм, а то, что мы встретились в мужском туалете, ничего не значит?

– В тех местах – практически ничего.

– О, в самом деле. Можете называть Эск, в колледже привык.

– Аском никто не дразнит? – Я протянул руку.

– Иногда. – Пожатие мужское, хотя рука слабовата. – Полное имя – Элегар Эско Элизе Хелена Орланд ван Эске, герцог Эскенландский. Точнее, наследник.

Первая мысль, все-таки парень! Вторая, хотя Хелена же, значит – герцогиня? Третья, как подал, зараза! Вот где «блаародный», а ведь даже не выпрямился толком, одной интонацией и жестами показывает превосходство.

– А я Александр Николаевич Могила, как выяснилось – барон фон Гравштайн.

– Ха! Я знал, у вас в лице есть что-то такое…

Прикрыв глаза, я вздохнул – и этот туда же!

– Вы знаете, что ваш замок довольно долго был пиратским гнездом?

– Первый раз слышу. Кстати, когда это ты герцогом успел стать? Мы же еще за тебя не проголосовали?

– Вы не проголосовали за то, что я – легитимный правитель, которому вы готовы служить, титул мне от предков достался. И вообще, может быть, я откажусь!

– Куда ты денешься… За мной вон – управляющий приехал. – Я кивнул на похрапывающего фон Шнитце. – За тобой, небось, сразу десяток завалились?

– Не, эсэмэску прислали. Каникулы, решил съездить. – Эск вдруг посмотрел на книгу и протянул ее мне. – Возьмите, господин барон. Я уже прочитал, а вам, кажется, пригодится.

– Точно справитесь без шпаргалок, господин герцог?

– Куда деваться… мы в одной заднице, да?

Я не совсем понял, но кивнул.

Эск вскочил, попрощался и ушел, напевая что-то сильно похожее на «Ушаночку». М-да, это он интуитивно «бегут-стучат колесики» выбрал? Талант, однако.

Фон Шнитце проснулся ровно за минуту до остановки, видимо, по привычке.

Герцог мелькнул где-то в другом конце перрона, меня же утащили к стоянке, сунули на заднее сиденье старенького «Мерседеса». Спустя четверть часа, я без каких-либо формальностей пересек границу Федерации и въехал в самоопределившийся Эскенланд. Еще через десять минут из темноты проступила громада внушительной замковой стены, ограждавшей мое владение от тихо спящего городка.

Во дворе, несмотря на поздний

час, скопилось немало встречающих – какие-то мужики, почему-то ни разу не в «национальной одежде», несколько женщин, парочка ребятишек. Все они смотрели на меня с какой-то слишком явной радостью. Примерно как мы в детстве на подъезжающую тележку мороженщицы.

– Господин барон, все готово! – Фон Шнитце подошел, нервно потирая руки.

– Что – готово?

– Люди собрались.

– Зачем?

– Для того чтобы я мог представить им нового владетеля этой земли.

Закрыв глаза рукой, я сложил в уме обрывки и намеки, после чего, наконец, догадался, какую именно задницу имел в виду наш студент-герцог. Кажется, накрылся мой отдых.

Со встречающими разделался простым «Завтра» и зверски скорченной рожей, после чего ухватил старика и ворвался в замок. На окружающее я практически не обращал внимания, летел вперед, подгоняемый доносящимися из-за спины короткими «направо», «налево» и «осторожно, ступенька». Наконец, в каком-то подобии кабинета с антикварной мебелью решил, что сойдет, и рухнул в кресло, уставившись на фон Шнитце, как чекист на врага народа. М?да, ночь, шум ветра за окном, в кресле с высокой спинкой сидит барон-иноземец и устраивает допрос несчастному провинившемуся старику-патриоту.

Патриот, поняв, что придется все-таки говорить правду, помялся еще чуть-чуть, но, сообразив, что дальше молчать опасно, откашлялся и начал издалека.

Небольшой полуостров, а во время высоких приливов и вовсе «часть суши, окруженная водой». В прошлом, очень-очень далеком прошлом, почти легендарном – маленькое самостоятельное государство. Было это настолько давно, что уже никто толком и не помнит, когда именно. Редкие периоды независимости сменялись приходом очередных захватчиков, которых вскоре прогоняли другие, третьи, десятые, местные обычаи переплетались с обычаями пришельцев, местные законы разбавлялись законами чужими, но что с того? Люди живут, им бы поесть чего, детей вырастить да денежку на старость отложить, а как эта денежка называется, пфенниг, эре, пенс или цент – какая разница?

Впрочем, с наступлением долгих сытых времен местным захотелось чего-то большого и чистого. Ну что может быть невиннее намерения вернуть старые имена земле предков? Ведь это просто название одного из федеральных округов, они, как добропорядочные граждане, имеют право на подобный каприз? К проблеме подошли с положенной в тех местах практичностью, составили подробный план и привели его в действие. Не учли только одной маленькой детали, о которой и рассказывал мне сейчас Шнитце.

– Мы не хотели давать повода некоторым не слишком разумным людям… повода обвинить нас в… э-э… некоторой поспешности принятия решений.

Я поощрительно хмыкнул.

– В чем же именно вы налажали?

Фон Шнитце, еще раз откашлявшись и нервно посмотрев за окно, продолжил:

– Наша страна, как всем известно, состоит из восемнадцати федеральных земель. Да, мы часть одной из них, так уж сложилось, но у нас есть своя история и своя гордость! Вы, конечно, слышали о великой борьбе эсков за восстановление герцогства в его исторических границах?

– Ни разу.

– Как?! Это длится веками, нет ни одного человека в герцогстве, который остался бы равнодушен! Явка на референдум составила девяносто девять процентов, и мы знаем всех не участвовавших!

– Вы их спрашивали поименно?

– Конечно! Вдруг мы не учли какие-то пожелания наших соотечественников?

Вот и шути тут.

– Недавно мы все-таки нашли способ, показавшийся разумным и правильным. В одной из политических игр прошлых веков неудачливый претендент на владение нашей землей пытался провести референдум. В те времена и слова такого не знали, к тому же у других сторон было попросту больше грубой силы, поэтому идея с народным волеизъявлением не прошла. Но – предложивший ее в тот момент имел все права на это, поскольку формально считался главой государства! Мы подняли предложение двухвековой давности, проверили и установили, что оно в самом деле оказалось не отмененным, а отложенным в связи с известными событиями. К сожалению, в оригинальном тексте были некоторые… м-м… не совсем корректные формулировки. К примеру, там предполагалось отменить «чуждые законы», оставив только «исконные обычаи».

– Подразумевалось, что сверху укажут, какие из этих обычаев исконные?

– Вероятно, так. – Старик еще раз посмотрел за окно и вздохнул. – Тем не менее, текст был, документ все еще имел силу, и мы решили, что времени на обдумывание ушло достаточно, оставалось только возобновить процедуру, что в компетенции окружного фольксраата, и провести сам плебисцит. Но формулировка… Видите ли, господин барон, поскольку формулировку двухсотлетней давности не изменяли, то в результате получилось, что мы… В самом деле слегка поспешили. Видите ли, это довольно сложный вопрос, тут надо рассматривать разные стороны, к тому же…

– Конкретнее!

Он вздрогнул и, странно кося в сторону, полушепотом завершил:

– Получилось так, что мы отменили в стране все законы. Вплоть до того времени, когда наша страна еще была свободна.

Отменили. Законы. Дикая, блин, Европа!

– Ну отмените решение референдума, чего тянуть?

Старик вдруг гордо выпрямился и процедил через губу:

– Мы живем в свободной, демократической стране! Решение фольксраата невозможно отменить! – Но тут же обмяк. – К тому же теперь по закону правом принимать подобные решения обладают только бароны. Видите ли, в тексте обсуждаемого изменения было написано «Возвращение к законам, принятым во времена независимости», однако как-то забылось, что наша страна последний раз была полностью независима в одна тысяча сто седьмом году. Но поймите, нам очень хотелось наконец вернуть свое имя!

– Проведите еще один референдум!

– Если бы… – Он печально на меня посмотрел, подвигал бумаги и еще раз вздохнул. – Вот как раз этот закон все еще работает. Он, видите ли, записан в древнейшем рукописном своде законов страны. Право голоса теперь принадлежит только баронам! И лишить их этого права, передав его всем гражданам, может только герцог!

– А утвердить наследника герцога могут только бароны.

– Именно так. И произойти это, в соответствии с традицией, должно в последний день лета. То есть через два месяца.

– А до тех пор…

– Судебная, законодательная и исполнительная власть принадлежит вам, господин барон, и вашим… э-э… коллегам. Каждому в пределах своих земель.

– И ты заманил меня сюда, чтобы я работал судьей и мэром?

– Мэра вы можете назначить… – Быстро подняв на меня глаза, фон Шнитце поежился. – Но да. Я виноват, так как не раскрыл все подробности. Это моя вина, господин барон, только умоляю меня понять… Баронство Гравштайн – это одиннадцать тысяч человек, им нужна справедливая, а главное – законная власть! Конечно, кроме писаных законов, есть обычаи, здравый смысл наконец, жизнь продолжается. Через два месяца выбранный и коронованный герцог, в соответствии с заключенным с ним договором, подпишет свой первый указ, и все прежние законы снова обретут силу.

– А до тех пор?

Старик снова уставился куда-то в угол:

– До тех пор, я надеюсь, вы исполните свой долг перед

подданными.

Молча встав, я подошел к сумке и вытащил из нее подаренную книгу. На обложке бородатый мужчина в странном наряде свысока наблюдал за столпившимися перед ним изможденными людьми. Услышав за спиной шорох, я обернулся – старик открыл свою папку и вытащил точно такую же книгу, только уже основательно захватанную и с десятком разноцветных закладок. Поймав мой взгляд, фон Шнитце печально посмотрел в ответ и пожал плечами. Мол, что поделать, Шурик, такие дела.

– Завтра. Все – завтра! Кыш отсюда, господин барон изволят почивать!

– Да, господин барон! Ваша постель уже приготовлена.

Спальня, как оказалось, примыкала к кабинету. Кровать мелкая, неудобная, но я смог рухнуть наискосок, почти целиком уместившись под балдахином.

Итак, Александэр, что мы имеем?

Имеем головняк. Во-первых, ситуация стремная, во?вторых, если я соглашусь на мольбы этого интригана, то получу массу геморроя с сомнительными удовольствиями. А если выяснят, что никакого я не боярского рода? Ну что же, бабушка намекала что-то на татарские корни деда. Не выйдет с фальшивым румынским боярством – буду настоящим татарским мурзой!

Перевернувшись на отчаянно скрипящем ложе, я уставился в потолок, потом вскочил и подошел к окну.

Был у меня приятель, он с удовольствием купался в бассейне, неплохо плавал. Но когда во время морской прогулки мы начали прыгать с яхты и ему сказали, что здесь глубина почти километр – тут же начал тонуть, причем не особо барахтаясь. Когда вытащили, даже не мог толком объяснить, что произошло. Только старался держаться подальше от борта. А казалось бы, какая разница, сколько до дна, если больше, чем твой рост?

Вот и сейчас – ну баронство, ну титул, и чего? Та же работа, глаза боятся, а руки уж как-нибудь. Только что же теперь мне делать? Что вообще положено делать в таких случаях? Я в самой-самой европейской дыре, где ни закона, ни нормальных людей, и мне надо как-то два месяца, пользуясь одной только популярной книжкой и здравым смыслом, прожить, занимаясь… да в общем все тем же.

Говорить с людьми, убеждать их, решать мелкие проблемы, судить мелкие дрязги… ну что в этой унылой глуши может произойти серьезного? А в награду – целый замок! В самом деле, отпуск, еще и девчонок сюда привезу! А чего – море есть, живописные развалины – наличествуют, Европа опять же! Эльке нос утру, мол, барона бросила, коза! Митрича рассказом порадую, он такие закавыки любит. Вот только благородное поведение… ну да, буду кивать, что у меня на родине так принято, я их традиций не знаю, потому веду себя как привычно боярину!

Что, кстати, мне положено делать в подобных ситуациях? Припоминалось только одно – высунувшись в окно древней башни и с удовольствием полной грудью вдохнув свежего воздуха с моря, я заорал:

– Таги-и-ил!

Полегчало.

Уже когда я закрывал старую деревянную ставню, откуда-то издалека донеслось:

– Кемерово-о-о!

Наши – повсюду.

Веселой ночи, зёма!

«В настоящее время отложены туристические экскурсии на знаменитые эскенландские ватты. Мы надеемся, что вскоре все желающие насладятся незабываемыми прогулками по этой местной достопримечательности!»

– Дештапто-те, ромене! – Грозная и печальная мелодия вырвала из сна вернее, чем пинок. – Дин сомнул чел де мо-арте!

Еще не успев сообразить, что происходит, я оказался на ногах, вертя головой в поиске источника звука и пытаясь распутать покрывало, которое намотал крест-накрест, спасаясь от сквозняка. Причина экстренного пробуждения обнаружилась на тумбе рядом с кроватью.

Будильник. Большой, тяжеленный, в прочном деревянном футляре.

С гимном Румынии в качестве сигнала. Нет, выбор, конечно, неплохой: первая строчка, «Пробудись, гордый румын, от мертвого сна», ну просто очень подходит к случаю, опять же музыка красивая, но… Там дальше слова про «варваров-тиранов», что в данной ситуации звучит весьма двусмысленно.

Так и не решив, было это изощренное издевательство или простодушная попытка польстить национальному чувству (от местных вполне можно ожидать, патриотизм тут в чести), я решил, что спать больше не буду. Тем более что великим предкам пока нечем гордиться. Пора уже заняться делом!

Для начала я умылся.

Парня из провинциального молдавского городка трудно удивить тазиком и кувшином с водой, но вот отсутствие нормальной сантехники… Хотя, вспомнив, как знакомый купил двухэтажную квартиру в километре от Кремля и жил там месяц без канализации, я порадовался – у меня-то горшок был. Большой, с аккуратной крышечкой. Я даже засомневался, но приложенный рулон вполне современной туалетной бумаги убедил, что так и задумано.

Покончив с этим, подошел к окну и выглянул, опершись на суровый камень древних стен. Все было как мне и описывал фон Шнитце – вид, воздух, красоты пейзажа. Вот только старый мошенник умолчал о некоторых подробностях.

Да, замок стоит на скале, а баронские покои к тому же на предпоследнем этаже основного строения. Это подразумевает ежедневное мотание на пять-шесть этажей вверх-вниз по сотне раз. Кстати, запах моря – это здорово, но в таких количествах он называется иначе! Другая сторона башни, по картам, выходит на живописный заливчик, где базируются местные рыбаки, но отсюда его не видно – крыши, крыши, крыши, много зелени, кусок крепостной стены и пустого замкового двора. Зашибись, до чего интересно! И в довершение всего промозглость: для теплолюбивого человека, вроде меня, местные шестнадцать-семнадцать градусов при повышенной (море ведь!) влажности создают довольно некомфортные условия.

Ну да хорошо, бывали ситуации и посмешнее. Итак, что у меня есть?

Я считаюсь бароном и хозяином замка, причем никого не настораживает, что я почти четверть века тут не появлялся. У меня имеется управляющий, довольно пройдошистый старикан, местный краевед. Замок – моя собственность, на том основании, что я – из боярского рода Могил, угасшего, помнится, еще в восемнадцатом веке. Эти самые бояре там то правили, то воевали с правителями, черт с ними – как мне-то себя вести с народом? С учетом того, что я – варвар из далекой страны?

Ну, сначала надо посмотреть на сам народ.

Что Молдавия, что Румыния, что Россия – отсюда образы сливаются, поэтому на любую нестыковку просто говорю, что так у нас принято, пусть ищут, где это самое «у нас». Я вообще о Румынии знаю только, что там находится известный заповедник драконов – помню по книжке, которую старшенькой на ночь читал. Правда, книжка детская, но тут могут и не знать. Дракула – тот еще книжный персонаж, а лицо историческое, значит, и драконы вполне могут водиться. Бояре-то есть? Есть, я тому пример! Ну и с остальной мифической фауной так же. Поэтому дракона на личный герб!

Угу, вылезающего из ямы.

Самозванно присваивать настоящий герб рода Могил не буду – там стандартный для наших мест «молдавский бык», а быковать меня жизнь отучила. Ну что же, стану говорить, что в связи с временной оккупацией Бессарабии семье пришлось уйти в подполье и оттого многие знания потерялись. Только помню, что красное поле и девиз – «Не возьмешь!» или что-то вроде, а дальше сами пусть

придумывают.

Придя к душевному согласию с самим собой, я оглядел комнату хозяйским взглядом.

Общее впечатление – чистенько, но бедненько. То есть в местных традициях. Пнув ногой дверь в кабинет, где вчера оправдывался фон Шнитце, я сделал большой шаг вперед и оглядел примерно два десятка людей с фотоаппаратами.

– Год даг, ваша милость. – Поклонившись и тут же повернувшись ко мне спиной, старик продолжил экскурсию. – Это сам господин барон. Бояре рода Могила оказывали заметное влияние на юго-восток Европы в пятнадцатом-шестнадцатом веках, и мы рады, что столь древний род оказался владетелем наших мест. Господин барон этим летом постоянно проживает в замке, но не стоит ему мешать.

Мой суровый взгляд управляющий, естественно, не заметил и мог считать, что сказал все правильно. Несколько дам оценивающе прошлись взглядами уже по мне. Ну что же, стесняться нечего, брюхо не висит, трусы без дырок. Вот носки стоило бы надеть, но уже поздно.

– Год даг, Эгельберт, как закончите – с докладом ко мне.

– Да, ваша милость. Прошу всех следовать за мной, мы направляемся в трапезную. – Туристы послушно потянулись к выходу, приветливо кивая мне. Одна дамочка, уходя, на прощание вскинула дорогущий объектив, поводила вверх-вниз, примериваясь, и наконец щелкнула.

Судя по направлению прицела, ее интересовал мой пупок.

Хорошо, что у меня нет привычки ходить голышом после умывания. Хотя вряд ли этих можно пронять таким образом, они едут за впечатлениями, а тут – такое! Живой барон в естественной среде обитания!

Кстати, мне бы тоже в трапезную не помешало. Или, может, разрешить туристам меня подкармливать? Через прутья клетки?

Фон Шнитце вернулся, когда я, забивая голод, осиливал очередную главу из «Самоучителя для начинающих феодалов», и тут же заявил:

– Следующая экскурсия через три часа.

– Сколько в день?

– Две в будни и три по выходным, но можно заказать отдельно.

– Почем нынче эскенландская старина?

– Пять евро за часовую экскурсию. В Эскенборге берут десять, но там гораздо лучшая сохранность.

Старик удрученно вздохнул и покачал головой.

– Обед в трапезной платный?

– Э-э… там вообще никого не кормят. Уже примерно восемьдесят лет.

– Сувенирный магазин?

– Во дворе, рядом с мастерскими. – В голосе управляющего послышалась новая нотка. – Вы хотите что-то предложить?

– Пошли завтракать… Вы давно на ногах?

– Как всегда, с пяти утра.

Трудяга. Ничего, денег не просит – значит, пусть трудится!

– У нас есть национальные блюда?

Старик возмущенно набрал воздуха в грудь, но, прежде чем он что-то смог ответить, я перебил:

– Отлично. В трапезной продавать в дорогу завтрак, состоящий из местных деликатесов. Выберите пострашней. Побегав по лестницам, нагуляют аппетит, как раз и предлагать на дорожку. Продумайте упаковку, чтобы можно было есть в автобусе.

На обратном пути, когда уже нельзя будет предъявить претензии к оригинальному вкусу предложенного. Хотя, откуда тут разнообразие? Картошка и рыба, наверное?

Так и оказалось. Впрочем, все свежее, так что завтраком я остался доволен.

– Эгельберт, а почему никто за двадцать лет не спросил – где, собственно, барон?

– Зачем, ваша милость?

– Хватит уже «милостивкать». Вне рабочих ситуаций мы просто Александр и Эгельберт, идет?

Старик с достоинством поклонился.

– Благодарю, Александэр. Так вот – зачем? Я управляющий, я получил распоряжение, и я его выполняю. Какое дело всем до того, как я его получил? Это было бы вмешательством в чужую жизнь.

Блаженные места. Практически Райский Сад! У нас каждый дворник норовит узнать, что ты, как ты и зачем. И указать, в чем ты не прав.

– К тому же из двенадцати баронств земли эсков только три остались в руках местных уроженцев, остальные были куплены самыми разными людьми. Иногда весьма занятыми и потому не имеющими возможности… или желания… явиться сюда лично.

– Документы приготовили?

Документов оказалось восемь полок толстенных папок. Ничего, и не с таким справлялся!

Первым шоком стало то, что старик все двадцать три года ни разу не повысил себе зарплату! Нет, я бы мог с ходу назвать десяток подработок мимо кассы, но почему-то верилось, что ничем подобным он не занимался.

Затем – «поэтапное восстановление замка и территории». Какое, к черту, «восстановление» – на фотках начала девяностых видны лишь голые каменные стены! Точность отчетов доходила до «прокладки – 2 эре в год», с поименным перечислением, куда эта прокладка пошла, при какой степени износа была заменена и во сколько встала утилизация.

М-да, вот где впору звезду «Героя труда» вручать. Придумать, что ли, награду для подобных случаев?

Час спустя я захлопнул очередную папку.

– Неплохо, Эгельберт, очень неплохо.

– Вы… уже?

Старик посмотрел на меня, на папки и намекнул:

– Может быть, вам стоит ознакомиться со счетами поближе?

– Фон Шнитце, если я говорю «уже» – значит, «уже». Последние годы я только такой возней с документами и занимаюсь. Даже надоело.

– Как скажете, господин барон! – Уловив тон, управляющий тут же вытянулся по стойке «смирно». – Желаете обойти замок?

– Давайте. Только не экскурсию, а полный осмотр владения.

Сам замок состоял из основного строения, донжона то есть, двух башен, пяти зданий поменьше, возрастом от двухсот до шестисот лет, хозяйственных построек, типа кузни или бывшей конюшни, и подземелий неопределенной протяженности. Все это было окружено капитальнейшей стеной с двумя воротными проемами.

Два дома занимали арендаторы, но у них даже вход был свой, отдельный.

Внутренности замка ничем особым не отличались – длинные коридоры, крашенные в два цвета, вытертый камень, никак не облагороженный ни портьерами, ни фресками. Местами и штукатурки не хватало, брутальная голая кладка.

Завершили обход в местных застенках. Ничего так тюрьма, чистенько, просторненько. Нары удобные, в дверях решетки, пять камер по одной стороне коридора.

– Уютно, вполне можно сдавать небогатым студентам. Темновато, правда, но это ничего.

– Э-э… раньше тут был винный погреб, но я решил, что для большей наглядности туристам следует…

– Разумно, Эгельберт, разумно. Что ж это за древний замок без зловещей тюрьмы, набитой невиновными узниками? Где, кстати, тюрьма была на самом деле?

Спустя пять минут, я тупо пялился перед собой, пытаясь представить, как можно было жить в этом. Шкаф, натуральный стенной шкаф! Тут не то что подкоп копать, тут выпрямиться нельзя было. И я еще думал, что пятнадцать человек на восьмиместную камеру – тесно!

В пыточной, за тяжеленной металлической дверью, обнаружился неплохой набор средств «углубленной работы с носителями информации».

– Сюда туристов водите?

Я погладил дыбу и мечтательно улыбнулся. Фон Шнитце отчего-то нервно поежился.

– Раньше водили, но департамент туризма потребовал…

– Разрешаю. Водите. Кстати, принесите сюда немного краски, пусть посетители за дополнительную плату мажут друг друга «кровищей». К тому же сделаем так…

Фон Шнитце, быстро выхватив блокнот, записывал мои предложения. Видимо, душа эскенландца радовалась каждой возможности

заработать… ну да я тоже не против.

– Теперь главное – что у нас на счетах?

Старик замялся, хотя я уже понял – денег нет.

– Увы, как я и говорил, подобная собственность требует много…

– Да? Тогда с завтрашнего утра введите в программу экскурсии дополнительную платную услугу – завтрак с владельцем замка.

Заодно меня будут кормить вовремя.

– Я хотел это предложить, господин барон, но…

– Не нужно стесняться, особенно в подобных делах.

Вообще-то, мои мысли насчет того, куда пойдет выручка, наверняка отличались от фантазий управляющего. Но зачем огорчать старика, рассуждая об этом вслух? Хотя замок хорош! Этакое суровое древнее гнездо… как там, оно еще и пиратское?

Мне вдруг захотелось чего-то учудить.

Так, похоже, Сашка-Могила просыпается! Чур меня, чур… не те времена, призраков тревожить, я ж эту тихую глубинку вдребезги разнесу!

Уняв желание заулюлюкать и примерить найденные в рыцарском зале доспехи, продолжил:

– Кто сейчас в штате?

– Я и мой младший сын, ему помогает жена и дети – они в данный момент на каникулах. Наша семья, по договору с баронами, имеет право занимать всю южную башню. Договор подписан двести двенадцать лет назад, технически мы не вассалы баронов, мы управляющие замком. Смею надеяться, наша семья неплохо справляется?

Я только поднял бровь и согласно кивнул.

– Кто еще?

– Трое служащих музея – мужчины, изображают стражников. Повар, мадам ван Шторре. Раньше были два фермера, но после референдума уехали. У них в стране тоже недавно прошел референдум, и они считали, что почему-то тут обязательно начнется стрельба.

– Фермеры? Чем занимались?

– У нас имеется хозяйство… Я рассчитывал, что удастся воссоздать полную картину жизни средневекового замка. Кузня и гончарная мастерская, с сувенирами, собственные продукты, огород, завести овец, свинок…

– У вас нет родни в Румынии?

– Простите? Нет, я коренной эск.

Странно. Показалось, наверное.

Оглядев двор – в углу мялись, не решаясь заговорить с начальством, двое служителей, на стене слышались звонкие голоса, где-то стучал молоток – я открыл было рот, но в этот момент через главные ворота в замок проник Враг.

Их можно узнать в любом обличье, их штампуют в глубинах ада, и эманация боли и ужаса окружает их навечно. Он шел, как злое умертвие из страшной сказки, где он проходил – исчезали улыбки, гасли огни, начинали плакать дети… Приблизившись ко мне, маленький плотный человечек в сером костюме приветливо кивнул и быстро вытер платком лысинку.

– Гот даг, господин барон! Позвольте представиться – налоговый инспектор Отто Шрайбер. У меня есть несколько вопросов к вам лично и к вашему… – он зловеще сверкнул глазками в сторону Эгельберта, – управляющему.

– Вопросов?

– О, тут нет никаких вопросов. Я, видите ли, неправильно выразился. Я твердо знаю, что за вами серьезная недостача!

Все желание оставаться простым замдиректора внезапно исчезло.

– Эгельберт, что там в законах по поводу налогов? Кто имеет право их собирать?

– Сложный вопрос. Определенно, вы должны будете отдавать часть доходов вашему сюзерену, только в данный момент…

– Этот тип может считаться слугой моего герцога?

– Ну что вы, это же…

– Стража!

Инспектор снисходительно улыбался, слушая нас.

– Боюсь, – змеиная улыбка скользнула на тонких губах, – мне придется доложить об этом своему начальству.

– Фон Шнитце, это была угроза?

– Ну что вы, господин барон!

– А я говорю – угроза. Стража!

Два мужика в ливреях приблизились, опасливо косясь то на меня, то на гостя.

– Этого типа, за оскорбление моей благородной особы, приговариваю к тюремному сроку на два месяца. В камеру его!

Опаска опаской, а ухватили они его живо и тут же поволокли, болезного. Инспектор, не понимая, что происходит, только разевал рот. Ничего, не все ж только им людей мучить? Когда-то должна и ответка прилететь. У самой двери в подвал чиновник наконец завопил, ухватился за дверной косяк и начал что-то требовать. Стражники обернулись, увидели мой подтверждающий кивок и, не обращая внимания, рывком затащили жертву произвола в замок. Звук закрывшейся за ними двери вызвал в душе непонятное удовлетворение. Пожалуй, стану-ка я настоящим раубриттером! Даже не просто риттером, а целым бароном-разбойником! Буду проезжих грабить, крестьян тиранить и выпускать пиратские копии популярных альбомов!

Фон Шнитце, отойдя от шока, наконец воззвал к моему разуму:

– Но это же государственный налоговый чиновник!

– Не вопрос, старина. Как только явится человек от его господина, объяснит причину наглого поведения слуги и принесет необходимую виру, мы отпустим узника.

– Его господина?!

– Ну да. Того, кому этот тип приносил клятву верности.

– Может, у вас на родине так и принято, но в наших краях…

– Тогда будет сидеть.

Вытащив из-под мышки управляющего папку, я достал книгу, нашел запомнившуюся вчера цитату и зачитал вслух:

– Простолюдин при встрече с бароном обязан снять шапку и поклониться. Этот ваш инспектор имеет дворянские корни?

– Э-э…

– Иначе его могли ожидать штраф, плети, а порой и виселица. – Я повернул книгу текстом к ошеломленному старику. – Поймите, я же не зверь, отправлять человека… пусть даже мытаря, под плети или даже на виселицу. Это, согласитесь, чересчур, так?

Фон Шнитце нерешительно кивнул.

– А простить одного – завтра десятеро на шею сядут и ноги свесят. Куда мне деваться? Первое все-таки нарушение, лучше просто запереть, чтобы подумал над своим поведением. Вот во второй раз – ну там уже и выпороть можно, за неуважение к власти. И только в третий, пожалуй, вешать. Даже если очень хочется сразу, в первый.

Эгельберт молчал долго, ища и опровергая про себя все новые и новые доводы, потом пожал плечами:

– Если рассматривать проблему с этой стороны, то все разумно. Только что скажут в его управлении? Там работают очень серьезные люди!

– Тогда сообщите им, что в результате нарушения инспектором одного из наших новых старых законов, пришлось, в соблюдение формальных процедур, предоставить ему возможность ознакомиться с работой музея более плотно. Пусть оформляют зарубежную командировку, поскольку мы настаиваем, что именно он должен заниматься этим. И добавьте, что мы не в претензии, даже предоставим ему бесплатное помещение и обеспечим питание, но просим впредь более серьезно относиться к факту независимости Эскенланда и уважать наши древние обычаи.

– Господин барон, а если он подаст жалобу? Это международный конфликт!

– Жалобу? Ну хорошо, сделаем вот что – во?первых, ему запрещено передавать какие-либо письма до окончания срока. Мобильник тоже отобрать. Во-вторых, объявите, что любой горожанин или турист может навестить замок и за небольшую плату кинуть в сборщика налогов чем-нибудь не слишком травмирующим или слегка огреть его палкой. За это пообещайте ему треть от сборов по выходе из заточения. Но только когда отсидит весь срок!

– Он может не согласиться!

– Тогда мы повесим его как самозванца. Настоящий налоговик никогда не отказывается от денег.

Управляющий поморщился, но согласно

кивнул.

– И кстати – раз мы ему платим, то пусть отрабатывает полностью! Например, громко жалуется, что мы кормим его одной селедкой и не даем пить!

– Вдруг он откажется?

– Откажется – в самом деле будем кормить и не давать. Пока не согласится.

– У вас очень странные методы убеждения деловых партнеров.

– На родине научился. В Румынии еще и не такое увидишь!

Черт, надо хоть что-нибудь прочитать об этой «стране предков». В замке же есть библиотека, я видел, когда проходили. Правда, новых книжек там не наблюдалось, но все равно, хоть от чего-то отталкиваться нужно.

– Хорошо. Фон Шнитце?

Старик, со странным выражением лица смотревший на дверь, ведущую в тюрьму, вздрогнул и повернулся.

– Вы говорили о фермерах? Зачем нам нужны фермеры?

– Да, действительно… больше не нужны. Я не справлюсь, а нанять новых сейчас довольно затруднительно.

Выяснилось, что сын управляющего подкинул идею реализовать не только визуальную, но и прочие картины былого. Вкусовую и, главное, обонятельную – воссоздав в прямом смысле «атмосферу прошлого». Так что сейчас в конюшне находилось несколько единиц «запахоиздавателей», привезенных с одной из окрестных ферм, а вот обиходить их было некому – все обитатели замка оказались закоренелыми горожанами, в лучшем случае – бывшими рыбаками.

– Эгельберт, я же в сущности деревенский паренек! Справиться с дойкой четырех коров…

– И еще – пять коз.

– И пяти коз, пару дней, пока не найдется замена – уж как-нибудь! Идем!

В себе я совершенно не был уверен, поскольку последний раз брался за вымя (коровье, конечно) еще в школе. Но почему-то вдруг захотелось!

Спустя десять минут струйки со звоном бились в абсолютно такой же, как был у нас дома, подойник, а непочтительная корова то и дело махала на своего барона хвостом.

– Помнят ручки-то! А?!

Именно в этот момент раздался звонок. Еще раз отмахнувшись от разошедшейся коровы, я вытащил мобильник, включил на громкую связь и…

– Па! Привет!

– Здорово, Ленок! Как там моя победительница?

– Клаааас! Я вторая приплыла!

– Молодец!

– Анька говорит, ты уехал куда-то?

– Да, на пару недель. – Стоящий рядом фон Шнитце душераздирающе вздохнул. – Мать вас везет куда-нибудь?

– Ма… Ма, отдай!

Ну вот. Она их под дверью караулит?

– Элька, зараза, дай с ребенком побеседовать!

– Наговоришься еще. Ты где? Ленку надо везти в санаторий, и ты мог бы…

И как раз в этот момент…

– Са-аша… что это за звуки?

Корова, как назло, мгновенно отозвалась очередным мычанием. Видимо, родную душу почувствовала!

– Да вот, замковый хлев инспектирую.

– Инспекти-ируешь? Докатился! На заработки отправился, коровам хвосты крутить? И дочерей хочешь забрать, по свежему навозу бегать?!

Дальнейший ее монолог прерывался только мычанием коров и блеянием коз. Мне было высказано все накопившееся за последний месяц (с прошлого раза), мне было указано на мое место в мироздании (невысоко, ну да никто не сомневался), мне было обещано подать в суд и отправить отрабатывать (уже на родной земле) и прочая, прочая.

Все это слушал то краснеющий, то бледнеющий Эгельберт и абсолютно безразличные коровы с козами. Я, как всегда, пропускал вопли бывшей мимо ушей. Наконец, после очередного взвизга я вставил «Ленка, я потом перезвоню», услышал далекое «Пока, папка!» и, наконец, закончив с последней, особо непоседливой козой, отключил мобилку, отлил в крышку одного бидона молока и кивнул давно наблюдающему из темного угла зверю.

Кошка настороженно уставилась на полную крышку парного молока, потом подняла взгляд на меня. Я разрешающе закрыл глаза. Когда открыл – крышка была уже наполовину пуста.

Через полчаса, проверив животных и удалив отходы их жизнедеятельности (правда, пришлось долго себя убеждать, что вот эта сверкающая чистотой тачка – в самом деле для навоза), я вышел во двор, присел на скамейку у стены и начал чесать за ухом довольную кошку.

– Кхм?

– Эгельберт?

Управляющий, сбежавший, когда дело шло к третьей корове, смущенно застыл рядом.

– Мне показалось, что ваша бывшая супруга немного…

– Да, та еще стерва. Я считаю, Эгельберт, что все зло от баб!

– Но у вас же две дочери, насколько я знаю?

– Я выращу из них настоящих мужиков! – Если, конечно, смогу выдрать из цепких лап бывшей. Пока надолго не удавалось, но вдруг бароны в этом деле сильнее замдиректоров?

– Значит, ваш брак был неудачным?

– Ага. Хотя обычно девочки меня любят. Вот, к примеру, эта красавица. – Я почесал кошку за ухом. – Так и липнет, только вошел, сразу глаз положила. И хвост. И лапу.

– Мне очень жаль вас огорчать, господин барон, но это кот.

Я поднял разнежившегося зверя, заглянул под хвост. Действительно самец.

– И, кроме вас, вряд ли найдется кто-то, кто был бы в восторге от его существования.

– Что так?

– Он появился в замке месяц назад и уже успел всем насолить. Лишь поначалу он ласковый и мурлыкает…

– Со многими такая фигня. Как его звать?

– «Этот кот». Но чаще – «скотина мохнатая». Хотя, надо признать, вас он почему-то уважает.

Ну да, чует, что тапкой по морде не отделается.

Я посмотрел на жмурящегося кота, он ответил невинным взглядом, и мы одновременно отвернулись.

– Думаю, мы с ним сработаемся.

Тем временем за спиной послышалось звяканье. Я было лениво оглянулся и тут же подпрыгнул вместе с котом – фон Шнитце выливал, наклонив бидон, молоко!

– Что вы делаете?!

– Это молоко получено с нарушением санитарных норм Евросоюза, его следует уничтожить.

Я подошел, приобнял его за плечи и намекнул:

– Фон Шницель, где этот чертов Союз, а где теперь мы? В холодильник, живо, завтрашней группе туристов предложите как «натуральный продукт»! Не забудьте добавить, что сам господин барон не гнушается принять участие в изготовлении! Да, и в ассортимент сувенирной лавки добавьте желудочных и чего-нибудь от поноса. По тройной цене.

Не всем молоко полезно. Горожане это не всегда знают.

День потихоньку клонился к вечеру, пора было ложиться спать. Ранняя утренняя дойка, похоже, на ближайшие дни моя неизбывная реальность. Ну, лучше убирать навоз за коровами, чем стоять в часовой пробке… тем более что после коров меня будет ждать баронский замок, а не стройуправление.

Поужинав, я уже без сопровождения спустился в «тюрьму».

Шрайбер при виде меня вскочил и затряс решетку камеры.

– Это произвол и похищение!

– Имя?

– Эдгар Фиск, господин барон. Работаю тут, ну… – Здоровяк-«стражник» даже кепку стянул, начав мять в руках.

– Капризничал?

Фиск оглянулся на возмущенно шипящего налоговика и пожал плечами:

– Да не очень.

– Бандиты!

– Только шипел и пытался укусить, когда я ему одеяло принес.

– Не замерзнет?

– Убийцы!

– Я тут сплю иногда, когда… ну, у меня супруга… понимаете.

– Еще как. Вы сможете дежурить всю ночь?

– Насильники!

Мы с Фиском удивленно обернулись, и Шрайбер, сообразив, что крикнул что-то не то, смутился.

– Конечно. Я же тут, при замке, и живу. В доме слуг нам квартиру господин фон Шнитце выделил. В городе она бы куда дороже встала, выгодно. Опять же – замок.

Парень почему-то окончательно смутился.

Ну что же, «несчастный пленник» накормлен, напоен, снабжен постелью и в случае чего без помощи не останется. Шикарные условия! Но почему бы не пожелать ему спокойной ночи?

– Вы бы, милейший, не шумели так! – Я оглянулся и с преувеличенной заботой, наклонившись к прутьям решетки, предупредил: – Осторожнее, тут ночью может быть неуютно.

– Я ничего не боюсь! Что тут может быть такого? Обычный туристический объект! Но учтите, когда я выйду…

Наклонившись к решетке и как можно шире улыбнувшись, я ответил:

– Выйдете? Когда вас вынесут, мой дорогой. Вы знаете такую страну, как Трансильвания?

– Ну да, конечно. Там правил когда-то Дракула, это все знают!

– А где эта страна, вам известно?

– Ну… в Венгрии?

– Почти правильно. В Румынии! Той самой, откуда пошел весь род Могила. Вам никто не говорил, как на местный язык переводится эта фамилия? Спокойной ночи, мой друг, мой сладкий, – я демонстративно принюхался, – полнокровный друг… Не все же вам кровь сосать, пришло и наше время! Спокойной ночи и дивных снов!

Когда я уходил, он мелко крестился. Кажется, стражник тоже был близок к этому. Ах эти северяне, они такие романтики!

Заглянувший в окно месяц я встречал, лежа на скрипучей кровати, снова по диагонали. Видимо, врут про гигантов-скандинавов, им тут можно было бы спать только сидя или, как я, наискосок.

Что же сегодня было хорошего? Да, в сущности, ничего. Денег нет, поработать придется, к тому же фон Шнитце весь день как-то ловко обходил вопрос о моих судейских обязанностях.

С мытарем я, конечно, погорячился, но в том-то вся прелесть, что ничего мне предъявить нельзя. Если, конечно, я правильно понял суть происходящего. Но официальные структуры проявят свое присутствие дня через два-три, а до тех пор…

Насторожившись и протянув руку к будильнику, я взглянул в сторону дальнего угла. Что-то темное, мрачное со зловещей медлительностью приближалось ко мне, готовясь прыгнуть. Вот непонятная тень сжалась для прыжка и спустя мгновение…

– Мяу?

Я отпустил «оружие». Утром расколошмачу.

Кот мягко прыгнул на кровать, прогулялся от ног до головы, ничтоже сумняшеся потоптался у меня на груди и улегся, щекоча лицо усами.

– Что, дикая тварь из древнего замка, к шее тянешься, под покровом ночи? Ну, подобное к подобному. Будешь… Упырем. Согласен?

– Мррр.

Прижав мурлыку рукой, я снова расслабился.

В щелях ставен чуть шуршал ветер, тишина стояла такая – горожанину не поверить! Последней мыслью почему-то было «Если выпало в империи родиться, лучше жить в глухой провинции у моря. Повезло».

«В книжных магазинах Северной Европы наблюдается повышенный спрос на историческую тематику. Особый интерес у читателей вызывают книги с описанием древних обычаев и легенд…»

    Das Bokanmeldelse.

Следующий день начался скучно. Утром привычная побудка, завтрак (пока еще в одиночку), шныряющие по всему замку галдящие экскурсанты, довольный кошак, получивший кусок жареной рыбы, и… скука.

Участвовать в управлении баронством я не собирался. Во-первых, в мэры провинциального райцентра лезть не хочу. Во-вторых, фон Шнитце подсунул мне на подпись два документа, по которым полиция и служащие муниципалитета теперь работали на меня, точнее, от моего имени. К счастью, на эти два месяца у города вполне хватало денег на текущие расходы и оплату служб, и вдвойне счастье, что необходимости принимать у них присягу не было – с той серьезностью, с какой все служащие замка-музея воспринимают мой баронский статус, могло бы статься, что и после возвращения в состав Федерации ребята вполне серьезно стали бы считать себя моими вассалами.

Полагаю, сам Эгельберт об этом подозревал, и не будь необходимости в моем присутствии на совете баронов, ничего бы я так и не узнал об этой милой, но несуразной стране. Ну, раз уж все делают вид, что все идет совершенно как должно, я тоже попытаюсь. Поэтому во время встречи барона, начальника полиции и мэра никто не стал поднимать вопрос «Чьи в лесу шишки?»: все дружно сделали вид, что у меня все необходимые полномочия, я попросил присылать мне ежедневные отчеты, но сверх того обходиться собственным умом. «Старшина городской стражи» и «милостью барона управляющий владением Гравштайн» облегченно вздохнули, заверив, что все будет просто замечательно! Видимо, такое «конституционное баронство» их устраивало полностью. Единственный изданный мной указ гласил, что все должно идти так, как должно идти. Его вполне хватило для обеспечения моего незримого присутствия в делах административных.

Местные понимали, что с этим референдумом попали впросак, но признаться вслух? Никогда! Насколько эти ребята могут быть упертыми, я смутно подозревал и решил, что хорошенько развлекусь за их счет, не залезая в мелкие подробности их жизни. Нет уж, мы, бароны, и без управления своими землями народ очень занятой. Если не в крестовый поход сходить, то в библиотеке посидеть хотя бы…

Ничего более-менее интересного в книжных шкафах не оказалось. Из исторических трудов – только «Айвенго» и другие рыцарские романы, по Румынии – все тот же Брем Стокер и тоненький сборник «Традиции и суеверия Восточной Европы». Большая часть остальной библиотеки – альбомы, альманахи и подшивки журналов полувековой давности. Что ж поделать, выбирать не приходится, придется кушать что дают.

– Господин барон?

– Эгельберт, ну сколько повторять?

– Простите, Александэр, привычка.

Ага, четверть века никого так не называл, небось отводит душу.

– Ну так что?

– Помните, вы говорили о местных деликатесах? Я готов продемонстрировать… – Он еще договаривал, а я уже несся к двери. Нет, есть не хотелось, но скука может быть развеяна!

Мадам ван Шторре пустила меня на свою территорию с настороженностью. Мол, барон-то он, может, и барон, а вдруг варенье украдет? Пожилая, но весьма деятельная дама. Как выяснилось – превосходно кидающая ножи. Собственно, когда я ворвался на кухню, пришлось быстро оттуда выскакивать – нож, пролетающий перед лицом, заставил немного понервничать. В последующей беседе извиняющаяся кухарка объяснила, что видела какой-то фильм, где какой-то повар вот так кидался заточенными предметами, загорелась идеей и уже лет десять принимает участие в ежегодных ярмарочных представлениях в качестве «Прекрасной амазонки, способной метнуть любой клинок». Эти мне эскенландские пенсионеры с их увлечениями! Пришлось хвалить и смотреть короткую показательную программу – портить отношения с женщиной, которая готовит мне еду, я не собираюсь. Вполне ловко метнув подряд пять кухонных ножей, вилку и топорик для мяса (последний с закрытыми глазами и стоя спиной к мишени), повариха, мило краснея, присела в книксене. Я поаплодировал.

В следующий момент, взвизгнув, старушка кинулась из кухни наутек.

Посмотрев ей вслед, я перевел взгляд на стоящего у выхода из подвала управляющего. Тот с торжественными видом прошел к столу и водрузил на него странный сверток, который нес в руках.

– Самое узнаваемое блюдо эскенландской кухни, можно сказать – символ страны! Прошу, вот. – Он развернул ткань и снял крышку с трехлитровой

кастрюли. – Сягдимирль!

Я попытался отвернуться, потом задержать дыхание, но все было бесполезно!

– Кажется, он испортился, – предположил я.

– Нет-нет, он всегда так пахнет. Этот – свежий. Вот настоявшийся, как положено, в самом деле попахивает. Для ценителя это… очень, да. Весьма!

Я пытался проморгаться. Запах… очень, да. Именно что – весьма! Невольно попятившись, задел мишень и подумал, что если мне поднесут кусочек, схвачу топор и буду отбиваться!

– Готов спорить, что тут у вас чертовски мало краж из домов.

– Да, действительно, мы на предпоследнем месте в регионе!

– Еще бы. Не дай бог в темноте на себя кастрюлю с этим опрокинешь, потом не то что жена домой – полиция в тюрьму не пустит!

– Вы преувеличиваете, господин барон. – Старик явно обиделся. – Это обычный деликатес! Раньше в любом доме любого эска стояла в погребе кастрюлька с сягдимирлем, теперь он не так популярен, но это символ страны! Каждая местная домохозяйка умеет его готовить! Это самый старый из наших деликатесов! – И он, пододвинув кастрюлю и нарезанный хлеб ко мне, начал объяснять подробности процесса приготовления.

Раз пять за время произнесения этого монолога я пытался донести до рта бутерброд с наложенной на него серо-буро-зеленой комковатой массой, но каждый раз меня начинало мутить. Иногда переспрашивал, пытаясь показать внимание к национальным традициям:

– Значит, пока не заведутся личинки? А если водоросли недостаточно пролежали на солнце? Что, всего трех недель хватает? – И в таком духе, стараясь пореже дышать.

Фон Шнитце заливался соловьем:

– Вкус? О, этот незабываемый вкус! Он очень… специфический.

– Вы этот уже пробовали? Он точно не испортился?

– Увы, у меня больная печень, деликатесы – это не для меня!

Ну да, а жареную ветчину на ужин жрать полукилограммовыми кусманами – это такая специальная диета? Посмотрев на «деликатес», я решительно закрыл кастрюлю и отодвинул подальше. Ну ее к черту, вежливость, мне здоровье дороже!

– Как вы думаете, Эгельберт, откуда возникла вообще идея такого блюда?

Старик пожал плечами:

– Наверное, оттого, что уж ракушек и водорослей у нас тут всегда полно.

Понятно. У нас-то слишком много умных, поэтому любимое занятие – выжирать мозг ближнего, а тут мирные люди живут, ракушками обходятся.

– Почему кастрюля полная?

– М-м-м… я хотел приберечь его к праздникам. Достоинство сягдимирля – возможность долго хранить!

– Ценно. Храните дальше, и так, чтобы подальше от меня! – Старик печально вздохнул и убрал свой «незабываемый» деликатес. Да, штучка действительно экзотичная и запоминающаяся, но зачем мне слава отравителя? Надо придумывать что-то попроще. – Знаете, Эгельберт, пожалуй, это слишком… экстремально. Оставим для особых гостей, отнесите потом куда-нибудь… в подвал, например. А вместо этого сделаем кое-что попроще.

Привет из детства – простейший чесночный соус, который каждая хозяйка готовит по-своему. Я машинально резал, тер, смешивал, посмеиваясь про себя. Местная кухня пресновата, что ни говори, вот и побалуем эсков остреньким.

Наконец все было готово. Старик положил немного на хлеб, откусил, прислушался к ощущениям и медленно начал краснеть.

– Нравится?

– Хм-хххх!

– Странно. Ведь рецепт от ваших соседей…

– Да-а?

Пришлось пододвинуть ему стакан воды. А нечего было своего барона неизвестной гадостью потчевать!

– Вы пейте, пейте… Знаменитая фрекен Бок готовила что-то подобное. Я только некоторые ингредиенты поменял и чуть поменьше взял перца.

– Ме-е?

– Да, пресновато. Как вы думаете, это запомнится посетителям?

Управляющий тут же закивал. И налил еще стакан воды. Неужели я что-то не так сделал? Ну, зато впечатление у туристов останется надолго.

Проведя под пристальным, запоминающим все тонкости взглядом вернувшейся поварихи еще полчаса, я выложил на тарелку национально-ностальгическое блюдо.

– Мам-ма-лы-ха? Какое странное название. Но мама-лыха не может быть нашим национальным блюдом. Кукуруза появилась в Европе с семнадцатого века, это факт. Кухня эсков гораздо старше!

– О, Эгельберт, тут все очень интересно! Видите ли, древние эски знали кукурузу задолго до того, как ее распробовали варвары. Увы, поскольку каждый, кто ест мамалыгу с чесночным соусом, продлевает себе жизнь на десять лет минимум, все завоеватели запрещали это блюдо, и в результате, сами понимаете, рецепты остались лишь в нескольких семьях. А в действительности это самое что ни на есть эскенландское блюдо!

Фон Шнитце задумался, машинально лизнул испачканный в соусе палец, снова выпучил глаза и, отдышавшись, спросил:

– Откуда вы это знаете?

– Старики рассказывали. Так что смело вводим мамалыгу в состав сувенирной корзинки. Немного соуса, рыба, мамалыга и зелень… Это и будет «Традиционный гравштайнский перекус»! Не забудьте заказать упаковку с логотипом замка.

– Лучше предложить что-то более привычное.

– Угу, как на тысячу километров вокруг – все та же картошка, рыба и сосиски? Нет уж, кто рискнул сунуться в наше жилище, должен получить впечатления по полной!

Ну не говорить же ему, что мне уже надоела рыба, да и просто скучно?

Эскенланд – прекрасное место, если не обращать внимания на погоду, и сон под шум моря тут замечательный, и люди тут простые и приятные… даже чересчур. Но всего двух дней хватило, чтобы я начал искать повод что-нибудь учудить.

Скука плюс воспоминания из прошлого… нет-нет-нет, лучше уж изводить бедного управляющего, чем устроить что-то в самом деле неразумное. Держись, Шурик, держись! Не время шалить всерьез!

– Эгельберт, я вот вспомнил – у меня на родине бытует мнение, что без законов люди сразу кинутся крушить и ломать все вокруг. Как там горожане?

Старик нахмурился, виновато посмотрел на меня, отвел глаза.

– Боюсь, это в самом деле так, господин барон. Три дня назад кто-то оставил пакет с мусором на улице. Дважды за неделю неизвестные передвинули скамейку в сквере у ратуши, а кто-то написал всякие глупости на стене – краской!

– Ужас! Бесчинства прокатились по мирному городу. Неужели так резко пала мораль горожан?

Управляющий помялся, но кивнул с серьезным видом:

– Признаться, это затронуло и меня. Вчера я, – он оглянулся и понизил голос, – слушал музыку в одиннадцать вечера! До сих пор чувствую себя как-то… Приподнято, что ли? С детства так не шалил.

– Эскенланд погружается в пучину анархии.

– Возможно, мы сами этого хотели?

– Ничего, вот не привезут вам однажды утреннюю газету, тогда поймете, как много вы потеряли.

– О, вы, конечно, шутите, Александэр? Как ее могут не привезти?

Нашу беседу прервал звонок.

Спустя минуту фон Шнитце повернулся ко мне и с какой-то детской обидой сообщил, что счета замка и его самого – заморожены.

И я понял, что больше удерживаться не смогу. Кто-то очень хочет, чтобы я начал безобразить? Ну так я готов!

Что же я могу придумать?

Посягать на собираемые муниципалитетом деньги я не собирался, хотя, в принципе, мог. Но проще и разумнее заработать самому. Формально я, конечно, повелитель этого городка и окрестных земель – пока нет герцога. И считаюсь владыкой

по решению как раз этих людей, но одно дело считаться, а совсем другое пользоваться случайно полученными правами. Могут ведь вспомнить, что не так далеко отсюда крестьянская армия когда-то вполне успешно разбила рыцарское войско. И даже нового барона пригласить… ввиду естественной убыли старого.

То есть тут я, как дома президент – номинально самый главный и самый страшный, и законы все за меня, и все мне кланяются, только в случае чего исполняться будут процентов пять моих указов. Ну, с поправкой на ментальность, возможно, и чуть больше, но только если они не будут иметь отношения к деньгам и слишком сильно затрагивать местную жизнь. Поэтому…

Остановившись у окна, я всмотрелся в городские крыши и вдруг вспомнил напутствие Митрича.

– Я вот думаю, Эгельберт, а не ввести ли нам для горожан практику обязательных сексуальных отработок, скажем, по субботам?

– А-а… Э-э… – Каким бы просвещенным европейцем ни был мой управляющий, но сейчас я видел, что в его несчастной голове шестеренки мыслей теряют соприкосновение с реальностью, проворачиваясь вхолостую. Пришлось сжалиться:

– И разрешить откупаться от них.

– О! – Шестеренки мигом обрели сцепление и завертелись в положенном им ритме. – Вообще-то, подобные законы, хоть и не столь радикальные, принимали многие правители, но, боюсь, это вызовет ненужную напряженность в обществе. Думаю, нам следует поискать что-то менее непривычное.

– Да, пожалуй… опять же вдруг кто-то не захочет откупаться? Нанимать специалистов, готовить помещение, составлять списки, вести учет… Ну его, Эгельберт, обойдемся традиционными методами.

– Очень разумное решение, господин барон!

Черт! Ну как ему привить чувство юмора? В смысле – человеческое, а не европейское?

– Тогда давайте думать, как нам заработать денег на оперативные расходы. Кстати, мне нужен значок с определенной символикой. Где бы раздобыть? – Управляющий тут же позвонил куда-то в город. – А пока ждем, давайте прикинем, сколько нам нужно.

Выяснилось, что сравнительно немного. Только вариантов заработка было еще меньше.

Замок, как меня уверял старик, заложить нельзя, трясти горожан не стоит – мои проблемы, мне и решать. Идею повысить арендную плату программерской компании, арендующей помещение, я с печалью отложил, аренда оформлена на несколько лет, и под этот договор фон Шнитце уже что-то взял в кредит. Так что я пока видел только одно решение – туристы. «Завтрак у Могилы» – первый послезавтра, коробочки с «традиционным перекусом» уже готовы, но это копейки, управляющий не зря свой хлеб ел, все что можно уже сделано. Нужно что-то еще!

– Эгельберт, как мог получить деньги мой предшественник лет этак восемьсот назад? Законным путем.

– Может быть, возвести желающего в рыцарское достоинство?

В голове мелькнули слова из читаемой книги – «щитовые деньги». Так, это уже интереснее!

– И зачем нормальному человеку становиться рыцарем?

– Во-первых, титул. Во-вторых, рыцари не платят налогов.

– Как… совсем?!

– Да, господин барон.

– Я стану миллиардером!

– Боюсь, это лишь кажущаяся выгода. Вряд ли правительства других стран…

– Эгельберт! Ты только представь, сколько на свете людей, готовых на что угодно ради возможности сказать при случае «Я, по праву благородного происхождения, могу не платить налоги!» – и плевать, что не платят только здесь.

– Есть, правда, условие – только сыновья рыцарей могут стать рыцарями!

– Черта с два! – Я уже листал заветный томик. – Вот, глядим – «приняты за доблесть и привычку сражаться», значит, выбор кандидатур не так уж мал.

– Но в «Конституциях Мелфи»…

– Отмененных месяц назад?

– Черт бы побрал этот референдум!

– Согласен. Тем не менее, я могу даровать рыцарство вполне однозначно. Вот еще одно условие: «Посвящаемый должен владеть благородной землей». То есть у кого имеется земля, дающая право на дворянство, того я просто обязан зачислить в рыцари. Отрежу кусок своей…

– Невозможно! Все площади уже используются!

– Фон Шницель, не зли меня! Что тут, нет ни клочка свободной земли?

– Есть. У самого замка, площадью чуть больше половины акра.

– Хватит. Нарежем на участки два на два метра, будут ленными владениями.

– Лен должен обеспечивать рыцаря!

– Если он неспособен выкрутиться на четырех квадратных метрах – мне такой вассал не нужен!

– И все-таки я обязан настаивать! По закону… нет, вы не смейтесь, господин барон, это очень умный закон, и к нему стоит прислушаться!

– Ну, говори.

– Предлагаю нарезать по четыре сотки – таков минимальный размер дачного участка в Федерации.

– Хорошо, согласен. Потом станут нормальными дачниками. О, вот же: «Требуя от претендентов дохода не меньше двадцати фунтов в год с принадлежащей ему земли». То есть тридцатку евро в год заработал – годен. Один парничок с клубникой поставят, и формальность соблюдена.

– Этому правилу семь столетий. Нужно учесть инфляцию!

– Ничего не знаю, тут никакая такая «инфляция» не упомянута.

Мы спорили еще около часа, то листая каждый свой экземпляр «Жизни феодала», то выдирая его из рук оппонента. Наконец сошлись, что шестерых претендентов в дачный кооператив «Рыцарь» я вполне потяну по всем понятиям. Две кандидатуры были забиты сразу – глава городской, то есть баронской, полиции и местный мэр. Во-первых, как только они станут моими ленниками, все сказанное ими будет идти как бы и от меня, что облегчит их работу в новых условиях (избавляя меня от необходимости лезть в ежедневную рутину), во?вторых, подарок весомый, мне ничего не стоит, а местным будет приятно, что первые мои рыцари – эски.

К тому же я хорошо помнил, что «вассал не должен поднимать руку на сеньора и вообще злоумышлять на него», а надежных людей надо иметь в любой среде, это и для имиджа полезно, пока что у меня есть слуги-министериалы, но этого мало. Фон Шнитце с семьей не мои вассалы, и больше занимается идеологией, чем реальной политикой.

Интересно, как будут смотреться золотые шпоры на современной обуви?

Еще можно им герб пожаловать… черт, мне бы кто его нарисовал.

Пока я размышлял, стоит ли вводить в обязательную форму местной полиции алебарды и мечи, управляющий принес заказанный мною предмет.

– Так-так… – Я повертел значок в руках. – На сайте есть моя фотография?

– Я не решился без вашего согласия.

– Отлично! Сейчас сделаем. – Я оделся официально, прикрепил значок на лацкан, встал перед зеркалом. Пришлось потрудиться для получения нужного выражения лица, попеременно заставляя мышцы занять положение чего-то среднего между «денег нет», «ну ты, осел, куда вылез?» и «эх, врезать бы тебе!».

Искомый эффект удалось достигнуть, сложив все три личины и добавив «у меня от вас зубы ноют!», ссутулившись и встав на фоне неоштукатуренной стены.

– Снимаю… Готово. Зачем вам именно этот значок?

– Магия, Эгельберт. Очень сильная магия!

– Я думал, что вы наденете эксенландский или румынский.

– И его тоже, но потом. – Еще фотка, но уже в рубашке-поло, сидя нога на ногу в древнем резном кресле, без значка и с истинно румынским выражением лица «да, я немного выпил, но все

равно всех вас люблю». – Теперь вот эту – я показал на первую – не перепутайте! Разместить на сайте баронства.

– А вторую куда?

– Придержите пока, я скажу потом. Как разместите, отошлите информацию об этом и ссылку на сайт… ну, к примеру, в офис тех ребят, что сообщили вам о заморозке счета. Кстати, чем они мотивировали?

– Тем, что сотрудник, посланный за подтверждением, не вернулся в срок и, соответственно, они заблокировали все наши счета как подозрительные.

– Да? Ну и отлично. Готов поспорить, что позже выяснится невозможность послать к нам нового инспектора, поскольку бюджет на зарубежные поездки исчерпан, или потому что попадание в средневековую тюрьму запрещено профсоюзом… не важно. Разместите объявление, вот текст. – Я быстро набросал рекламку.

– И все-таки, господин барон…

– Эгельберт! Во-первых, мы настрижем деньжат с каждого желающего, как за самый лучший курс выживания. Во-вторых, у нас будет сотня-две, вместе с родителями и друзьями, бесплатных рекламных агентов, рассказывающих о музее ежедневно. В-третьих, мы устроим состязания и настоящий турнир!

– Где взять столько участников?

– Были бы зрители, а участников найдем!

Не убежденный до конца, но переставший спорить управляющий ушел, так и не убрав с лица выражение глубочайшего сомнения, а я подбросил значок с флагом Северной Кореи, тот, что нацепил для первой фотографии, и положил его в ящик стола. Все мы тут люди взрослые и понимаем, что за слова придется держать ответ, особенно в такой двусмысленной политической ситуации, но что мешает обойтись без слов? Тем, кто намеки понимает, хватит и пары фоток. А если нет, то придется идти дальше… к примеру вывесить над башней флаги всех стран, которые когда-либо эсков завоевывали. И при этом забыть про флаг Федерации. А то ишь – счета они заморозили!

Насвистывая, спустился по лестнице, машинально пробегая пролеты, и спохватился, только когда понял, что отмотал уже несколько лишних. Кажется, вот тут был проход в «пыточную». Одна ступенька оказалась слишком выщербленной, я сделал шаг в сторону, оперся на стенку…

Последней мыслью барона, улетающего куда-то вниз, вслед за провалившимися камнями, было: «Теперь в замке появится привидение!»

«Только этим летом! Невероятный шанс отправить вашего сына в век рыцарства и приключений! Баронство Гравштайн объявляет набор пажей!

Посвящение в оруженосцы с выдачей сертификата от владельца древнейшего баронства герцогства Эскенландского! Полное обучение длится шесть недель, по окончании обучения лучших выпускников сам барон посвятит в рыцари!

Спешите, количество мест ограничено!»

Так… это моя рука. Болит. Это… еще одна моя рука. Тоже болит. Это моя нога. Шевелим – двигается. Не болит! Это мой череп. Нет, не мой… Мой должен быть волосатый, вот он… стоп, тогда это чей?

С кряхтением поднявшись с груды земли, нашпигованной камнями, поднял голову. Высоко-высоко надо мной еле светилась дыра, в которую я провалился. Чертов фон Шницель, предупреждать надо!

Хотя там, кажется, были какие-то надписи. Наверное, иногда не стоит заходить за ограждение.

Череп в самом деле оказался не моим. К тому же, кроме черепа, больше ничего вокруг не наблюдалось, и надо было решать, что делать. Вариант первый, позвонить наверх, сразу отпал – телефон в кармане не обнаружился, да и сам карман, вместе с куском штанины, тоже. Вариант второй, залезть туда, откуда я упал, тоже пришлось отложить как невыполнимый. Слишком высоко, я упал в какое-то подобие трубы или скорее тайного колодца, и очень повезло, что успел схватиться за какие-то выступы, высота здесь метров пятнадцать.

Правда, часть этих выступов потом упала на меня, ну да ладно.

Вариант третий, самый разумный – сидеть здесь и орать время от времени. Сейчас день, максимум к завтрашнему вечеру кто-нибудь догадается проверить всю башню. Или нет? Я еще раз ощупал себя – ушибы, пара ссадин, десяток синяков. Удача дураков любит, и судя по соотношению высоты падения и полученных травм – научная карьера мне не светит, разве что административная. Ну, раз я не такой уж и умный, то хоть пройдусь, посмотрю, что тут есть. Точнее, пощупаю – если на месте падения была полумгла, то уже в трех шагах начинался настоящий мрак.

Взявшись за стенку левой рукой и следуя правилу прохождения лабиринтов, я осторожно отошел шагов на десять, оглянулся – нормально иду. Еще десять шагов – длинный коридор, однако! Но пятно света все так же виднеется. Продолжаем…

Я осторожно нащупывал дорогу перед собой. Камни сухие и прохладные, кладка старая, но прочная, на полу почти нет мусора. Пожалуй, имеется шанс на то, что здесь проводились какие-то работы по реставрации, а значит… я оглянулся, свет пропал. Ага, возвращаемся, и покричим, для начала минуту-другую.

Десять минут спустя, я без всяких криков признал, что удача меня, может быть, и любит, но какой-то странной любовью, потому что поменяв левую на правую руку, и все по-прежнему держась за стену, я так и не пришел к месту «приземления». Еще полчаса спустя (а может, и пять минут, трудно следить за временем, шатаясь по древним подвалам в полной темноте) я таки начал кричать. Звуки эха, прилетавшие в ответ, были настолько жуткими, что я быстренько заткнулся. Признав, что заблудился окончательно, присел у стены. Под рукой звякнуло, я машинально нащупал что-то металлическое – монетка. Так, должно быть, сидел мой неведомый предшественник, попав в подвал пару веков назад, умер, кости истлели, только череп да содержимое карманов осталось.

Глупо как-то. Вот помру тут от голода… хотя нет, сначала от жажды, потом от голода. Буду лежать тут, гнить потихоньку, никому не мешая. Мумифицируюсь, из карманов мелочь просыпется. И лет через триста новый владелец замка пойдет исследовать подвалы, заблудится, упадет без сил, нащупает монетку и умрет, а труп будет лежать, вот так же воняя…

Стоп!

Я с шумом втянул воздух носом и вскочил – запах был знаком! И не труп это вовсе, а совсем даже вкуснятинка! Кастрюля с сягдимирлем, которую фон Шнитце унес куда-то в подпол рядом с кухней!

Потерев еще одну шишку на лбу (нечего подпрыгивать в темноте!), я глубоко вздохнул, успокоился и аккуратно принюхался.

Воняло справа. Значит, нам туда дорога!

Следующие метров триста извилистых коридоров, странных залов и полурассыпавшихся лестниц я прошел исключительно носом. Что-то хрустело под ногами, кажется, один раз я чуть не провалился в ловчую яму, и вообще, Индиана Джонс был бы мной доволен, но я шел, и полз, и лез! И наконец, уперся в дверь. Простую, деревянную, с двумя железными полосами. Запертую, конечно.

Еще немного поорав для приличия – вряд ли кто-то сунется в подвал с Этой кастрюлей даже на самые жалобные вопли! – я стал прикидывать, где нахожусь. Еще раз прогулялся взад-вперед, добыв еще два синяка. Черт побери, когда старик водил меня здесь, то все коридоры были гораздо прямее, а потолки выше! Подобрав камень, начал обстукивать стену на предмет пустоты. Наконец, в одном месте кладка на стук отозвалась чуть по другому. Решив, что лучше рискнуть еще раз упасть в какой-нибудь колодец, чем остаться

у запертой двери, как несчастный индеец Джо, я разбежался, и…

Никогда больше такой глупости не сделаю. Тем не менее, когда я откашлялся от облака пыли и перестал подвывать от боли в ушибленном плече, то смог нащупать еще одну дыру. Из-за которой не тянуло сягдимирлем, а вовсе даже чуть заметно тянуло свежим ветерком!

Лаз оказался очень узким, но неизвестное количество времени и примерно две тысячи проклятий спустя я протиснулся мимо каких-то досок и костей, нащупал над собой еще один каменный потолок и с отчаяния попытался приподнять его, как крышку.

Скрипнуло.

Взвизгнуло. Взвизгнуло еще раз и забормотало по-английски. Я поднатужился…

– Эгельберт, разве еще день?

– Д-да, господин барон.

– Тогда я здесь посижу. – Я плюхнулся на теплый камень и с шипением посмотрел на яркие солнечные лучи, после чего попытался зажмуриться. Глаза после трех часов полной темноты никак не хотели привыкать к свету.

Туристы, столпившись в сторонке, что-то оживленно обсуждали.

Наверное, не каждый день им доводится видеть, как кто-то вылезает, приподняв могильную плиту, и начинает вести непринужденный разговор с экскурсоводом. Похоже, тут был потайной ход…

– Господин барон, я никак не мог найти вас, чтобы сообщить – власти Федерации заявили, что намерены жестко пресекать любые посягательства на свободу волеизъявления эскенландцев. Из налогового управления прислали извинения, но сказали, что ничего не могут сделать – именно по приведенным вами причинам.

– Вот как? Тогда снимите на сайте мою первую фотку и поставьте вместо нее вторую. И снова пошлите уведомление об обновлении по тому же адресу.

– М-м… я не совсем понимаю смысл.

– Не важно. Первую все равно оставьте… вдруг еще пригодится. – Я попытался отстраниться от яркого, после потемков подземелий, света, в тень замковой стены. Туристы, похоже, не поняли, почему это барон жмется к камню, стараясь избежать солнечных лучей. Теплый он, вот и жмусь! – Знаете, Эгельберт, я, пожалуй, пойду. Самое время немного подкрепиться.

От взгляда, каким я обвел туристов, те попятились. Немного подумав, я сдвинул каменную крышку обратно – еще поналезут, любопытные такие, потом ищи их, – и пошел в направлении хозяйственных построек. Жрать хотелось, но сначала надо умыться и переодеться.

«– Черт побери, я думал, это все сказки, но ведь видел своими глазами! Впрочем, он вполне адекватен, сотрудники музея ничуть не боятся, а как только можно было, избегая солнца, пройти по двору, он направился в коровник, видимо, там и кормится. Значит, не какой-то там безумный монстр. Хотя выглядит внушительно и жутковато. Зато запашок от него! Слабый, но отвратительный!

– Чего ты хочешь? Он, небось, родился в те времена, когда о дезодорантах даже и не слышали! Фотки есть?

– Только со спины!

– Ого, в самом деле крупный. Где, говоришь, это было? У меня скоро отпуск…»

    С туристического форума.

– Господин барон?

– Что, Эгельберт?

Судя по официальности обращения, я был нужен управляющему как высшая власть.

– Возникла небольшая проблема.

– Да? И какая?

Я сидел у окна в своем кабинете, задумчиво глядя в прозрачно-синее небо. Упырь разлегся на коленях, подставив уши под мою руку, рядом на столике дымилась чашечка кофе… Принести ее сюда из кухни еще горячей было логистическим подвигом. В голове громоздились планы, и я чувствовал себя настоящим Доктором Зло. Ну или хотя бы Санитаром Неприятность. У меня отпуск, имею право!

– Один из беженцев…

– От кого – куда?

– Откуда-то из Африки в Федерацию.

Кое-кто не успел уловить момент, когда вокруг него поменялась страна и законы. Некто в национальной цветастой одежде пришел за пособием, обнаружил, что контора закрыта и, выражая свое искреннее возмущение, взялся за привычное орудие… нет, не за «калашников», за камень. Им он выбил все стекла в конторе, потом побуянил и даже слегка сопротивлялся страже. И возник казус – с одной стороны, он испортил имущество, но оно принадлежит не городу. С другой стороны, все находящееся в округе и не имеющее прямого владельца – мое. Стража, которой слишком активный задержанный успел наставить синяков и пару раз укусить, тоже моя. Надо что-то делать, только, что именно? Да и нужно ли?

– Эгельберт, мне и такую мелочь самостоятельно решать? Посмотрите свои мудрые книги и распорядитесь. Что там требуется, наверняка же хватает прецедентов? Вот и выполняйте.

Кофе остывал, вместе с ним уходили остатки любви к человечеству. Беженцы, пособия… Я бы занялся благотворительностью. Человек десять точно бы облагодетельствовал: мужиков, лет сорока, штук шесть, и женщин с детьми, три-четыре. И кормежка бы нашлась, и крыша над головой, и занятие – этот замок еще чинить и чинить! И работали бы они не постоянно, а только шесть дней в неделю! Скоро сюда слетятся кандидаты в оруженосцы, мне за неделю нужно получить из музейного здания нормальное помещение.

Эх, королевство маловато, разгуляться негде! Может, захватить пару соседних баронств? Федераты решили не вмешиваться, так что «с опорой на внутренние силы» можно слегка пошалить. Завоевать, насадить везде истинную веру… кстати, надо поинтересоваться, какая именно у нас сейчас вера – истинная? И что с этого можно получить.

Александр Эскенландский! Звучит же?

– И потом, конечно, стану я тираном, старая, простая, верная стезя… – Песенка сама выползла из глубин памяти. Подходяще, что уж тут. – Ёц-тоц, хорошо, буду самым главным. Будет голос зычен, а рука тверда, ага.

И все же как тут с религией? Какой именно «боже» храни Шурика Наипервейшего? Эх, будь это сказка, я бы еще и домой приехал, как новый Рюрик. Прямо вижу, как захожу в Кремль под ликующие вопли народа, бояре кланяются, нынешний Местоблюститель шапку Мономаха подсовывает, и все кричат «Слава, слава!» – а я такой…

Что именно я сделаю – домечтать не удалось. Со двора уже минуту доносились какие-то странные звуки: скулеж – не скулеж, крик – не крик – что-то среднее. Пришлось поднять недовольного кошака, вставать самому, выглядывать в окно… и вся томность момента пропала! Внизу, как раз под окнами баронских покоев, мои верные слуги настойчиво совали головой в петлю какого-то африканца, видимо, того самого «политического беженца».

– Немедленно прекратить!

Не люблю подобных типов, но не настолько же! Хотя… да нет, все же… с другой стороны… ладно, потом подумаю. Не вешать же? Или все-таки стоит?

Чересчур усердные исполнители с явным облегчением прекратили. Полуобморочный негр, дергая связанными за спиной руками, вывернулся из их хватки, отполз к стенке, в ужасе подвывая. Так, запомним исполнительность, позже похвалить надо за старание, а еще зарубим на носу – впредь никаких двусмысленных высказываний и постоянный контроль за исполнением! Ну фон Шницель ну я тебе сейчас покажу!

Показать не удалось – управляющий, предчувствуя нагоняй, заранее отгородился протоколом задержания и ксерокопией старого текста с подчеркнутым пунктом. «Покушение на имущество господина – вира со свободного человека, раба же следует повесить.» Н-да…

– Почему он – раб?

– У него нет

имущества на продажу, значит, он не купец. У него нет инструментов, значит, он не ремесленник. У него нет оружия…

Фон Шнитце методично перечислял признаки социальных групп, и по всему выходило, что данный индивидуум подходит под единственное определение – раб.

Ну вот, а я как раз думал о том, где взять рабочих для очистки рва.

– Эй, чернобровый-белозубый, ты зачем бил стекла?

– Дэнег нет, семья голодный, сам голодный! Они виноват! – Жертва судебной системы, нутром поняв, что мне не хочется его вешать (я все-таки определился), быстро осмелел. – Законав нэ-эт? Можно всо! Я дом биль, патаму чта дэнег не даль!

– Закон – это то, что признают законом люди.

– Чэ-е?

– Чего-чего… Говорю, что закон тут я. Зачем ты моего стражника укусил?

– Кушать хотель, денег нэт, пасобия нэт, пачему не даваль? Буду жаловаться!

– Кому?

– В ООН! Ми бэженец!

– Ребята, вы неправильно вешаете. Сначала петлю на шею, а уже потом перекидывать через крюк и подтягивать.

– Э-э! Тут пырава чилавэка!

– Так они для человека, ты-то при чем?

– У меня дэты!

– Значит, будет кому тебя похоронить и оплакать.

Чернокожий, разинув рот, посмотрел на стражника, деловито снимающего веревку, и снова печально заскулил. Со стороны двухметрового плечистого негра это выглядело странно. Видимо, в его картине мира подобное наказание за подобный проступок было вполне естественным.

– Эй ты, молчать, слушать!

– Э, ничиво нэ делаль, я…

– Молчать!

Вытянулись по стойке «смирно» все, даже стражник с поднятыми вверх, к веревке, руками.

– Приказываю – сего человека для возмещения убытка определить в замковые рабы.

– Господин барон, по «Правде эсков» от одиннадцатого века никакой приговор не может быть отменен раньше, чем через сутки после вынесения решения суда. И по той же «Правде» сей человек должен быть повешен до смерти. – Фон Шнитце неопределенно пожал плечами и перешел на «низкую речь»: – Не очень хочется, но у нас тут три тысячи его соплеменников, нужно твердо указать на нашу готовность сохранить порядок!

– Суд был?

– М-м… формально – нет. Только ваше распоряжение.

– Найди статью, по которой ему причитается срок. Вот по ней он и виноват – заранее приговариваю к двум месяцам исправительных работ, или пока приносимая им польза не перекроет нанесенный ущерб.

– Слушаюсь, господин барон.

– Этого – в камеру!

Стражники и два полицейских подхватили негра и быстро поволокли в подвал. Надо нанять хоть одного нормального человека, транслирующего местным мои задумки, а то эти суровые ребята, слабо понимающие человеческие шутки, тут натворят еще…

– Объясните ему, что кто не работает, тот не ест.

– Будет выполнено. Да, герр Шрайбер жаловался стражнику, что вчера кто-то выл в подземельях.

Ну, это я был. Когда плечом ушибленным да каменную кладку рушить – такие звуки издаешь, самому страшно!

– И ночью тоже кто-то выл, это уже сам Эдгар подтвердил. У него опять… маленькие неприятности с женой, и он ночевал в комнате тюремщиков. Сказал – выло далеко, но жутко.

А это точно не я. Или придется признать, что по ночам я лунатиком брожу по замку.

М-да, веселый у меня домик.

Стоило повернуться к башне с оставленным кофе, как за спиной кто-то откашлялся.

– Господин фон Гравштайн?

Черный костюм-тройка, безукоризненный галстук, белоснежная сорочка, запонки и блестящие туфли. Не, это не рабочий человек.

– Я Давид Блюмшилд, представитель банка «Блюмшилд и сыновья».

Ну точно, не рабочий.

У ворот мялся какой-то жалкий мужичок, но было ясно, что они не вместе. Тот, что мялся, – мелкий, шустрый и принюхивается, словно кот дворовый, а этот – породистый. Вражина.

– Барон Могила фон Гравштайн. По какому делу вы прибыли?

– Видите ли, наш банк уже двести лет занимается кредитованием землевладельцев под залог их собственности. Бароном Элиасом фон Гравштайн сто сорок два года назад заключен договор на предоставление долгосрочной ссуды. С тех пор он многократно переоформлялся, но в данный момент…

Я вздохнул. Уж очень это вступление напоминало пару эпизодов из моей деловой жизни, продолжение я мог предсказать заранее.

– Давайте короче.

– Короче? Как хотите! – Он открыл папку, такую же, как была у фон Шнитце, только гораздо… гламурнее, что ли. Вытащив из нее лист, состроил деловое выражение лица и зачитал: – В соответствии с подпунктом семнадцатым девятого параграфа дополнительного приложения к договору об условиях займа, при блокировании счетов барона, мы имеем право арестовать имущество для обеспечения возврата наших денег.

Эгельберт подпрыгнул:

– Это незаконно! Вы не имеете права требовать исполнения…

– Теперь – имею. – Банкир перебил вмешавшегося управляющего и развел руками. – Конечно, закон о регулировании обязательных гарантий при займе, принятый восемьдесят лет назад, не позволял прибегнуть к данному подпункту, но вы отменили и его тоже. Так что я заявляю права на этот замок и земли вокруг. Разумеется, от лица банка.

Он с очевидным удовольствием закрыл свою папку и уставился на меня.

И почему-то увял, когда я ему радостно улыбнулся в ответ.

– Эгельберт, я понял!

– Что вы поняли, господин барон?

– Понял, чего не хватает! Все просто и давно описано классиками! Вот этот тип, он же еврей?

– По некоторым признакам я мог бы заключить, что…

– Богатый?

– Вероятно, господин барон.

– Тогда почему все еще на свободе? Я вчера читал «Айвенго», там есть точная инструкция, как положено поступать в данном случае.

– Э-э… я хотел дождаться вашего решения, господин барон.

– Хорошо. Оно таково – этого за решетку!

Блюмшилд, почувствовав, что шутками здесь не пахнет, начал пятиться к воротам. И в этот момент второй стражник их закрыл и заложил засов.

– Я гражданин Федерации! Только посмейте, и к вечеру здесь будет вся армия и полиция!

– Газеты читать надо. Никого здесь не будет.

– Мое руководство этого не потерпит! Вы будете иметь серьезные неприятности!

– Стража! – Я махнул рукой, подтверждая цель, и повернулся к банкиру. – Благодарю вас, мой дорогой, вы станете жемчужиной экспозиции! Мытарь уже сидит, людоеда поймали утром, теперь будет настоящий еврей-ростовщик! Черт побери, да я на одном вашем показе отобью все затраты на ремонт!

Блюмшилд еще протестовал и махал договором, не понимая, к чему идет дело, а к нему уже со странно просветлевшим лицом направлялся прислушивавшийся Фиск.

Через минуту я наблюдал выполнение знакомого приема – вопящий и негодующий узник хватается за косяк, его уже привычным рывком отдирают, и он под скрип закрывающейся двери скрывается из вида.

М-да, непорядок. Надо дверь смазать.

Или оставить, для пущего драматического эффекта?

– Александэр?

– Что, Эгельберт?

– Вы сказали – людоеда?

– Полагаете, тот здоровенный чернокожий не людоед?

– Ну-у, я не уверен, но думаю…

– Правильно, тут никогда нельзя быть уверенным окончательно. Давайте так – пока наш политэмигрант не начнет выполнять всю норму до конца, пайку ему давать половинную. И посмотрим, как он станет реагировать на соседей. Кстати, разместите на сайте баронства вакансию

«Тюремщик для еврейского ростовщика». Требования – жестокость, непримиримость, готовность работать в пыточной.

– Какую прикажете установить оплату?

– Сколько у этого гонорар? В час?

– Александэр, мы не можем себе позволить такие расходы!

– Расходы? Это нам будут платить!

– Боюсь, господин барон, вы…

– Просто сделайте.

Старик сморщился, но кивнул и быстро зашагал к своей башне. Во дворе остались лишь я и еще один тип, все это время пытавшийся слиться со стенкой. Он, похоже, значительно умней предыдущего требователя. Хотя что-то в их физиономиях очень совпадало. Я поманил пальцем, и пытавшийся незаметно добраться до закрытых ворот человечек приблизился.

– Ну-с, кто же вы такой, любезный?

– Я-а?

– Вы, вы.

– Хотел предложить вашей милости свои услуги.

– Портной? Скрипач? Математик? Дантист?

Он закрыл глаза и отрицательно помотал головой:

– Нет, ваша милость, я думал, что вам, может быть, понадобится управляющий?

– Уже есть. Фамилия?

– Кац… Кацмант… т. – Он обернулся на дверь в подвал и повторил на французский манер: – Кацмантт. Из… Исабель.

– Исабель Кацмантт. И откуда же вы?

– Гасконец, ваша милость.

– Гасконец?

– Именно так, ваша милость! – Он несколько раз решительно кивнул, подтверждая слова.

Я посмотрел на кругленького, низенького, с длинным кривым носом и красноречиво печальными глазами собеседника:

– Франция прекрасная страна, у меня с ней связано столько воспоминаний! Вы были на Монпарнасе?

– Я там довольно долго прожил.

– В Сантэ? – Одну из самых знаменитых французских тюрем нам показывали местные коллеги. Как достопримечательность, снаружи.

Видимо, она «гасконцу» тоже была известна, судя по тому, как вильнул его взгляд. Возможно, даже изнутри.

– Так, Изя, сколько ты прожил в Союзе?

– Не понимаю, господин барон, я живу в прекрасной Франции с самого…

– Тебя к людоеду на постой определить?

– Мне было шестнадцать лет, когда родители эмигрировали.

– Значит, еще кое-что помнишь. Это из памяти не вытравить. – Я прикинул все плюсы и минусы, подумал о последствиях и сложностях, а потом кивнул: – Вы приняты, если отрастите усы. Начальник стражи без усов – это как-то неправильно.

– Но это долго, ваша милость! Может, я в процессе?

– Вот отрастите, тогда и ищите место! Мне нужен бравый усач-вояка, а не брюхоногий клерк с трехдневной щетиной.

Кацмант, на мгновение став очень похожим на Шефа, задумчиво прищурился, оглянулся на дверь и спросил:

– Александр Николаевич?

– Ась?

– У вас тут… в самом деле людоед?

– Ты ему в пасть загляни. Такими зубами только берцовую кость разгрызать! И в глаза посмотри, потом скажешь, что в них увидел. Он у меня сегодня утром двух стражников чуть не сожрал!

Любопытно, что он увидит. Как говорила одна моя романтичная подружка – в чужих глазах мы видим чаще всего свое отражение.

Два часа спустя у нас было семь тысяч претендентов на роль тюремщика, пришлось устраивать аукцион. Еще через три часа прилетел победитель, дрожащими руками принял от меня плеть и связку ключей, заорал «Вот теперь пусть объясняет о подпунктах в договоре!» и убежал в подземелье. Кажется, у него схожие с моими проблемы. Ну, пусть хоть тут душу отведет.

Посмотрев вслед радостно орущему палачу-любителю, я попросил фон Шнитце:

– Давайте только без особых жестокостей. Объясните, что бить заключенных можно лишь при попытках к бегству.

– Тогда этот меняла из камеры не выйдет.

– В том-то и дело, Эгельберт, в том-то и дело. Добровольно – и с песней!

Интересно, хитрый старикашка специально стал вешать несчастного негритоса под моим окном? На заднем дворе есть вполне рабочая пара колодок, в которых любят фотографироваться туристы, и почти настоящая виселица, рядом с почти настоящей плахой, а они сюда его притащили. И только-только собравшийся расслабиться барон добровольно и с песней побежал решать проблемы. Что же, никто не назовет меня неблагодарным и зажавшим ответный подарок!

– Эгельберт, вы сказали, что тут еще три тысячи иностранцев? Обойдите-ка тех, что у нас в баронстве, и предупредите: те из них, кто не занят каким-либо ремеслом, будут направлены на общественные работы, с обеспечением горячим трехразовым питанием и местами для ночлега в подвалах замка. Ну и списки желающих составьте. Управитесь до ночи?

Справится – дам еще работу, например переписать всю «мою» собственность. Лично и от руки.

Ибо нефиг тут интриги разводить!

«Отмечается массовая паника среди оставшихся на территории округа Эскенланд политических беженцев, многие, бросив все, перебираются в другие округа Средней Вендии, что вызывает серьезную озабоченность у департамента эмиграции и правозащитных организаций».

    Daglig Freiheit.

«Кто-нибудь знает, как эски этого добились? У нас сработает?»

    Комментарий к статье.

Не то. И это не то. А это вообще словно из магазина сельхозинвентаря…

Может, это? Я с сомнением покачал в руке шпагу. Нет, не подходит под образ, это семнадцатого века фасончик, хоть и новодел, а мне что-нибудь подревнее нужно, для авторитета. Меч… не знаю, что в этой железяке люди находят. Длинное неудобное пыряло, нож-переросток. Не мое! Топор… хм, вещь, однако. Только опять же в руке не лежит. Длинноват. Что еще?

И тут я увидел Ее! Длинная ручка, темляк, грозное мерцание навершия.

Подхватив со стойки булаву, я прикинул вес, махнул крест-накрест… Вещь! Вот это по мне!

– Александэр? Что случилось?

Я машинально спрятал булаву за спину и оглядел порушенный стеллаж. Надо же, а ведь только слегка уголок задел.

– Все в порядке, Эгельберт. Оно просто почему-то упало.

Управляющий, нахмурившись, оглядывал разрушения, а я тем временем проскользнул мимо него в дверь. Оружие я выбрал, теперь пора одеваться для церемонии. За окном светало, скоро откроют двери замковой часовни, в которой Ульфрик сын Эсара и Эррайн сын Эдгара провели ночь. Предполагается, что в молитве, но я бы поставил на нескончаемую ссору.

Когда вчера вечером закрывали двери, то эти двое спорили о порядке возмещения разрушенной до основания бушующими варварами (версия мэра) и слегка поцарапанной при патрулировании (версия полицмейстера) ограды в городском саду. Поскольку оба они были местными уроженцами, то вряд ли спор уже закончен, тут все делают основательно и от души.

– Ваше платье, господин барон.

– Спасибо, Эгги.

Младший сын управляющего, двадцативосьмилетний Эгельберт-младший, или просто Эгги, кивнул, уносясь куда-то по лестнице. Мы с фон Шнитце-старшим, не сговариваясь, спихнули на парня всю организацию торжеств, а главное – освещение происходящего, так что заняться ему было чем.

По зрелом размышлении я решил не лезть в политику. Эти двое – мои «подданные», их возведение в рыцарское достоинство еще как-то можно обосновать, но мечты о толстых пачках банкнот, которые мне суют жаждущие приставки «сэр» миллионеры, так и останутся мечтами. Формально, до Совета и передачи всех прав обратно эскам, я какой-никакой, но «источник чести», только… большие ребята могут неправильно понять такие намеки. С другой стороны, я могу и пажей заводить,

и оруженосцев принимать на обучение, с выдачей сертификатов. Главное – не зарываться, тут копеечку ухватил, там фартинг, здесь эре – глядишь и скопилось чего-то. Правда, по составленному фон Шнитце плану реставрации замка до ее завершения еще двадцать три года, а до тех пор все прибыли будут уходить на эту древнюю груду камней исторического значения, но… куда, собственно, спешить?

Подобрав с подставки два клинка в ножнах, я двинулся во двор.

Вот еще забота – рыцаря надо опоясать мечом и нацепить ему золотые шпоры. По классической церемонии, он должен тут же вскочить на коня и доказать, что весь из себя отважный наездник… Ага, как же.

Мэр, Эррайн Эдгарович, килограммов сто тридцать весит, добавить доспехи, и вскакивать будет смысл только на бегемота, потому что лошадку он раздавит. Полицмейстер, Ульфрик Эсарович, наоборот, из тех мелких шустрых парней, что перестают живчиками бегать по стенам и потолку только в седой и дряхлой старости. Кстати, мои рыцари неплохие бойцы, оказывается, чемпионы местные. В прошлом – обоим по пятьдесят, так что порывистой юностью тут и не пахнет.

Зато профессионализма и жизненного опыта хватает, а мне именно этого от них и нужно.

Тем не менее, я должен их опоясать и даровать мечи. В замковом «рыцарском зале», куда для антуража стащили все острые ржавые железки, нашедшиеся в округе, была пара неплохих клинков, но я, подумав, решил дарить что-то попроще. Жирно будет, да и туристам надо же на что-то глазеть с вожделением. Так что вчера, еще до запирания дверей часовни за двумя претендентами, мне привезли заказанные по каталогу новоделы. Для одного меч будет слишком коротким, для другого тяжеловатым, но кто сказал, что рыцарем быть просто?

– Все готово, господин барон.

– Вижу.

Во дворе, несмотря на раннее утро, было битком. От запертых дверей маленькой церквушки раскатали длинную красную дорожку до самого входа в донжон. С одной стороны стояли чиновники, все в национальных, глаза б мои их не видели, костюмах (шляпа-жилетка-круглые штаны-деревянные башмаки), с другой – полицейские в парадных мундирах. И тех, и других всего человек сорок, так что между стоящими вполне можно было пролезть, но все остальные дисциплинированные подданные стояли ровно на метр за спиной почетного караула, приблизиться не пытались, перешептывались и помахивали флажками, подглядывая то на меня, то на часовню.

– Скоро?

– Думаю, уже пора, господин барон.

Замковая церковь, оказывается, тоже достопримечательность.

Был тут месточтимый святой, почтивший десять веков тому своим присутствием барона Гравштайна, моего предшественника. Почитал он его аж три года, сидя в темнице, превозмог массу неудобств и, наконец, помер, отчего сразу был признан святым – других чудес за ним не значилось. Тем не менее, уважали святого Эгберта крепко. Та, первая темница давно разрушена, а на ее месте возвели церковь, злые завоеватели ее тоже разрушили, местные опять отстроили, и так шесть раз подряд – эски ребята упорные. В результате церквушка заслуженно именовалась памятником архитектуры XII–XVIII веков и выглядела подобающе.

Кстати, стояла она в том месте, где, по преданию, некогда был языческий жертвенник.

В стороне вдруг нервно заперхали, покашливания волной прошли по толпе.

Я повернулся, и начальник стражи смущенно потупился. «Исабель» заявился на следующее утро. Усы были шикарные, маршал Буденный обзавидовался бы! Клей тоже оказался качественным, так что я, в попытках определить его прочность, чуть не приподнял бедного гасконца в воздух. Такая оперативность и радовала, и огорчала – с одной стороны, все мои распоряжения будут выполнены быстро и креативно, с другой стороны, на этого типа хотелось надеть наручники заранее. Ну, бачили очи, що куповали…

– Претендентов проверил?

– Да, Александр Николаевич. Почти сотня человек, после обеда, как мы и собирались, начнем отборочные состязания.

– И не забудь отдать управляющему половину тех денег, что возьмешь за подсуживание.

– Александр Николаевич! Как вы могли подумать, что я буду брать…

– Если бы я подумал, что ты не возьмешь, я бы тебя еще вчера уволил.

– Наговариваете вы на бедного… – он кашлянул, – гасконца.

– Все вы бедные, как в столицу приезжаете. Что д’Артаньян, что ты… Программу состязаний проработал?

– Скачал типовой сценарий детско-юношеского праздника. Только вместо коробки конфет и вымпела – приглашение в личные пажи вашей милости.

– Дипломы об участии?

– Все готово!

Пусть я и решил, что штамповать сэров не буду, но это же не повод отказываться от дополнительного заработка? Претенденты в пажи получат за свои деньги и старания красивые дипломы на память. Ну и пускай этот диплом раз в двести дешевле места участника? Зато он красивый. А с теми, кто хитростью или силой пробьется в финал, можно будет уже и поработать. У меня тут целый замок, ему нужны рабочие руки, желательно бесплатные. Хотя все равно придется персонал увеличивать, вчера экскурсантов набралось на три полноценных захода, и могли бы еще один провести. Эгельберт был счастлив. Ну что же, сейчас лето, каникулы, почему не поднанять студентов? Хм, или взять тех, кто не сможет быстро бегать или что там задумал мой главстражник? Пообещать им не пажеское место, а министериальское?

Скрип распахивающихся ворот оборвал размышления.

Я попытался представить, что эти двое сейчас видят. Вот они всю ночь провели в споре об этой несчастной ограде и редких молитвах. Вот открывается дверь, и Эгги отступает в сторону, а за ним – коридор в плотной толпе и красная дорожка. Стоят напротив друг друга полицейские и чиновники, у каждого в руке факел (городской пожарный инспектор чуть инфаркт не получил, когда увидел), не слишком яркий в предрассветных сумерках, все молчат, легкий прохладный сквозняк проносится по двору. Вот всхрапывает лошадь, какой-то ребенок тихо канючит, чтобы его взяли на руки, а то не видно. И на другом конце двора, чуть-чуть (на три ступеньки, если точнее) над толпой стоит странный тип, их барон.

Высокий мужик, слегка небритый, в старинном, но явно не здешнем платье, в высокой меховой шапке. И в левой руке у него два меча.

Непорядок, однако. Мечи должен был подать один из стражников, я просто забыл их ему отдать. Ладно, сейчас что-нибудь придумаем.

Высокая толстая фигура в национальном костюме и маленькая тонкая фигурка в мундире вдруг, не сговариваясь, выпрямились, выставили подбородки и, явственно чеканя шаг, прошли под восхищенными взглядами подчиненных ко мне.

– Вы хоть молились?

– Конечно, господин барон! Каждые полчаса, как подобает.

Мэр грузно опустился на колено, полицмейстер сделал это гораздо изящнее. Оба ревниво косились на соседа – тот, кого я сейчас назову, станет первым рыцарем Эскенланда за много-много лет! Пусть на пять минут – но первее! Я узнавал, остальные бароны еще халяву не прочухали, да и не все еще приехали даже.

Эррайн сурово шмыгал носом, Ульфрик нервно теребил обшлаг.

Ну что же, хватит тянуть. Посмотрев на толпу, я на секунду задумался, взглянул на мечи. У меня с координацией все в порядке, и нигде

не сказано, что…

Мечи легли на плечи коленопреклоненных одновременно.

– Подданные баронства Гравштайн! Я, Александэр Николае Могила, барон фон Гравштайн посвящаю этих людей в рыцарское достоинство, дабы они могли и впредь служить нашей земле. Есть ли среди присутствующих кто-то, знающий причины, по которым эти двое не могут быть рыцарями?

Горожане всерьез задумались. Вообще-то я затеял это отступление от протокола, чтобы еще раз напомнить, кто тут барон, но почему бы в самом деле не спросить аборигенов, хочется ли им таких рыцарей? Дело серьезное, между прочим. Не каждый век власть всерьез интересуется, хотят ли люди таких начальников над собой.

Не уловив ни одного решительного возражения на лицах, я трижды плашмя ударил мечами по плечам:

– Да будет так! Посвящаю вас, дети Эскенланда, в рыцари. Встаньте!

Обескураженные одновременным посвящением, претенденты поднялись с колена. Очень хотелось почудить, к примеру, вместо традиционной пощечины – ущипнуть, но я понимал неуместность шалости и просто притянул их обоих, одновременно, для ритуального объятия. Потом душу отведу, а сейчас – изволь тащить лямку, Шурик! Раз уж согласился начальствовать, то будь любезен оправдывать доверие. Бароном работать – это не только кофий кушать да бесчинствовать, это еще и церемонии выстаивать, от и до, причем именно так, как ждут от меня вот эти смешные люди, старательно делающие вид, что все идет именно так, именно по их личному выбору. Впрочем, это занятие нравится не только им.

Эгельберт и Эгги вынесли на подушечках пояса и шпоры, тут же подскочили еще какие-то типы и закрутилась ритуальная неразбериха. Наконец, оба свежеудостоенных сэра снова встали передо мной на колени, переглянулись и протянули сложенные лодочкой ладони. Кажется, ребятам понравилась идея одновременной присяги. Я взял их руки в свои, спустя минуту, оба встали уже будучи моими вассалами. Замечательно, теперь они имеют и право, и возможность служить мне так, как должны!

– Сэр Ульфрик, я, как ваш сюзерен, требую исполнения службы – вы возьмете под свою руку полицию и будете хранить порядок в баронстве.

– Благодарю вас, барон, и клянусь приложить все силы.

– Сэр Эррайн, я, как ваш сюзерен, требую исполнения службы – вам поручено управление городом Гравштайн.

– Благодарю и клянусь…

Толпа, уловив, что церемония закончена, радостно заорала, за воротами что-то блямцнуло, и сразу два оркестра заиграли сразу две мелодии, явно соревнуясь. Сэры, странно косясь по сторонам, привыкали к тому, что они теперь рыцари, их подчиненные гордо глядели на тех, у кого не было таких замечательных начальников. То, что по сути ничего не изменилось, замечал только я.

Вот она какова, печать власти…

Вассалы, рыцари, бароны… Дикое Средневековье!

Словно отвечая моим словам, свистнули, фоня, динамики в замковом дворе, и тут же из них понеслась какая-то лихая местная мелодия, мгновенно заглушившая оркестры. Я сразу начал зевать, очень уж напоминало колыбельную. Но здесь это считалось маршем.

Полицейские привели своему шефу настоящего коня, на которого сэр Ульрих молодцевато вскочил, не используя стремян, магистратские, как, впрочем, и положено, подошли к делу солидно – сэр Эррайн был водружен на декорированную платформу, получил в руки знамя и тут же стал им размахивать под музыку. В общем, гулянка начиналась весело – с учетом того, что по совету управляющего мы подгадали посвящение в рыцари к выходному дню, здоровье горожан сегодня подвергнется серьезному испытанию.

Спустя десять минут замковый двор опустел, все дружно кинулись в зал городской ратуши, где намечалась совместная гулянка, точнее – ее официальная часть.

Мне на память оставили только кучку навоза от «рыцарского скакуна».

Впрочем, от хлева уже спешил с тележкой молодой парень…

Эх, вот так стараешься, придумываешь им впечатляющую церемонию. Чего только стоило выбить из Эгельберта «настоящий румынский костюм» – старик почти кричал и пытался выброситься из окна, когда я показал ему примерного боярина – в кафтане с золотой вышивкой и в высокой меховой шапке.

И зачем было так нервничать? Эгги решил все за десять минут, сделав заказ в магазине театрального реквизита. Вместо сюрко – нормальный кафтан на меху. Шапка – натуральная волчья. Осталось от съемок исторической драмы в шестьдесят втором году, тогда носители меха еще не истреблялись фанатиками матушки-природы, так что наряд выглядел вполне достойно.

Странное ощущение легкой не обиды, а скорее – досады на верных подданных. Не то чтобы я сильно хотел сидеть в тесном, как тут ни крути, зале ратуши и слушать разговоры о местных событиях, интересных лишь самим гравштайнцам, но могли бы и пригласить…

– Господин барон? Завтрак готов, прикажете подавать?

С другой стороны, пусть сами там сидят! Видел я смету этих посиделок, пакетик сухариков и банка пива, вот максимум, что достанется при такой бережливости каждому гостю! А у меня будет нормальный…

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (http://www.litres.ru/mihail-dulepa/gospodin-baron/?lfrom=931425718) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.