На фронтах Великой войны. Воспоминания. 1914–1918 читать онлайн - Андрей Черныш

На фронтах Великой войны. Воспоминания. 1914–1918

Андрей Васильевич Черныш

Живая история (Кучково поле)

Публикация мемуаров А. В. Черныша (1884–1967), представителя плеяды русских офицеров – участников Первой мировой войны, полковника Генерального штаба, начальника связи 17-го корпуса 5-й русской армии, осуществляется совместно с Государственным архивом РФ и приурочена к 100-летию начала Первой мировой войны.

Первые три части воспоминаний охватывают период службы автора с 1914 по 1916 год и представляют уникальные свидетельства очевидца и участника боевых действий в районах реки Сан под Перемышлем, переправы через реку Буг, отхода русской армии к Владимиру-Волынскому. Последняя часть мемуаров посвящена службе А. В. Черныша в Добровольческой армии в 1918 году.

А. В. Черныш

На фронтах Великой войны: Воспоминания. 1914–1918

Генштабист в двух войнах России

Андрею Васильевичу Чернышу досталось прожить долгую жизнь. Он родился 12 (25) октября 1884 года и скончался 27 декабря 1967 года. А. В. Черныш не относится к числу известных персон Великой и Гражданской войн, хотя активно участвовал в обеих. Публикуемые мемуары написаны в эмиграции, как и многие сотни других подобных воспоминаний, и извлечены из Государственного архива Российской Федерации, куда они попали из знаменитого Пражского архива.

Воспоминания разбиты на блоки, с внутренним оглавлением. В пометках к названию мелькает фраза о воспоминаниях «других участников». Видимо, Черныш собирался или пробовал собрать воспоминания сослуживцев либо использовать их в работе. Так поступали многие мемуаристы русского зарубежья. Однако в результате перед читателем – собственно воспоминания А. В. Черныша. Можно предположить более обширный замысел автора, который по каким-то причинам не состоялся.

Некоторые мемуаристы пишут, не ориентируясь на публикацию, – пишут для себя, делятся пережитым с детьми. В случае с А. В. Чернышом публичность явно предполагалась. Он делает примечания и пояснения для будущего читателя, в оглавлении есть пометки, как следует перекомпоновать разделы. Наконец, сам выбор тем: обстоятельный очерк первых недель войны, затем боевые эпизоды из позиционной борьбы на протяжении года (в 1915–1916 годах) и, наконец, первый период пребывания в Добровольческой армии (август – октябрь 1918 года) – время тяжелейших боев в Ставропольской губернии. Сам выбор сюжетов для освещения в мемуарах характеризует воспоминателя. Из весьма богатой боевой службы многое осталось «за кадром». Нельзя сказать, чтобы он гнался за красочностью и «батальностью» изложения. Да и выдающимся литературным даром автор, пожалуй, похвастаться не мог. Вероятно, Андрей Васильевич прежде всего выбрал сюжеты, оставившие наибольший след в душе.

Обозначим основные вехи биографии мемуариста, хотя сколько-нибудь полного биографического очерка дать пока невозможно. Кубанец, родом из Ейска, православный. В службу вступил 31 августа 1901 года, имея за плечами четырехклассное городское училище. Затем последовала учеба в Тифлисском пехотном юнкерском училище. Из училища Черныш выходит подпоручиком (22.04.1905) в 89-й пехотный Беломорский полк, а затем служит в 141-м Можайском – именно этот полк Черныш называет в тексте родным. Первый кадровый состав Можайского полка погибнет в начале Великой войны, в несчастливом наступлении в Восточную Пруссию. Справочные издания показывают участие Черныша в Русско-японской войне 1904–1905 годов, однако ни Беломорский, ни Можайский полки на эту войну не отправлялись. Очевидно, был добровольный перевод молодого офицера в действующую армию. Правда, после окончания училища у добровольца уже не было шансов поучаствовать в баталиях – война заканчивалась. Служба приносит следующие чины – поручика (09.08.1908) и штабс-капитана (09.08.1912). В 1912 году Черныш успешно завершает учебу в Императорской Николаевской академии Генерального штаба. По выпуску из академии приказом по Генеральному штабу № 27 за 1913 год он прикомандирован к своему 141-му Можайскому пехотному полку на год для командования ротой. Это так называемый строевой ценз, который обязаны были отбыть офицеры Генерального штаба, основная служба коих отныне предполагалась на штабных должностях. На Великую войну наш герой выходит обер-офицером для поручений при штабе 17-го армейского корпуса. Вскоре последовал чин капитана (09.08.1914). С 28 июля 1915 года он занимает должность старшего адъютанта штаба того же корпуса, то есть заведует всем штабным делопроизводством. Именно об этом периоде службы рассказывается в публикуемых мемуарах.

Начинаются воспоминания обстоятельным рассказом о начале войны на австрийском участке фронта. Капитан Черныш – офицер штаба корпуса, и с этой весьма выигрышной для читателя позиции дает подробную и обстоятельную панораму похода к границе и первых месяцев войны. 17-й армейский корпус не выделялся особыми качествами, в этом смысле как раз и показателен. В начале войны он терпит чувствительное поражение, затем действует ровно, с успехом – в наступлении 1916 года. Мемуарист дает характеристики командирам, описывает настроение частей, слухи и многие другие сюжеты, которых не найти в официальной документации. Некоторые из упоминаемых действующих лиц впоследствии писали сами, так что читатель имеет возможность сопоставить разные мнения об одних и тех же событиях. Например, обстоятельный очерк о второочередных (состоявших из призванных запасных) дивизиях уже в эмиграции опубликовал генерал Симанский[1 - Симанский П. Н. Мобилизация русских войск 1914 г. и ее недостатки. Второочередные дивизии // Война и революция. 1926. № 1/2. С. 130–140.]. В 17-м корпусе он командует как раз такой – 61-й пехотной – дивизией, которой трудно дались первые бои. Генерал на ее примере показывает слабые места русской мобилизации и организации подготовки к войне.

Жизнь штаба в условиях начавшейся войны, сам переход к фронтовому быту описаны очень интересно. В числе прочего отмечены сюжеты, постфактум вызывавшие повышенное внимание писателей русского зарубежья. Это поколенческая разница – военная молодежь и немолодой генералитет. Среди генералов, как мы видим глазами А. Черныша, встречались комичные фигуры, просто не отвечавшие задачам новой, невероятно масштабной и непривычно технологичной войны. Таков у Черныша инспектор артиллерии корпуса генерал Развадовский. Генштабовская молодежь несла значительную часть рутинной нагрузки; три молодых капитана в шутку звались «тремя китами», на которых держалась штабная работа.

В то же время читатель видит и хороших офицеров среднего поколения: таков начдив генерал Булатов, ушедший «на корпус», на повышение. Отметим, что на сегодняшний день его судьба после 1917 года неизвестна. Яркий заслуженный боевой командир исчез для историков в круговерти междоусобицы. Таких судеб – сотни. На походе на Черныша была возложена организация службы связи – нужнейшая и неблагодарная служба, как он сам пишет. Сразу же выяснилось, что по мобилизации в команду связи штаба присланы люди, не имеющие представления о телефоне. Обучение на ходу, на походе оказалось единственно возможной реакцией на просчет мобилизационного планирования.

Воспоминания позволяют увидеть черточки военного быта,

отчасти – фольклора войны. Известна «железная» бригада, затем дивизия – 4-я стрелковая – генерала А. И. Деникина. В 17-м же корпусе репутацию «кремневой» заслужила 3-я пехотная дивизия, как раз в командование ею генерала Булатова. Еще до начала боевого соприкосновения войска нервируют слухи о «польских легионерах» (в краю, где можно предполагать недружественность части польского населения), волнуются и штабы… Шифр, используемый для секретной связи со штабом армии, настолько незатейливый, что телеграмму, предназначенную лично начальнику штаба, несущий ее офицер расшифровывает без ключа на ходу. Потом сознается в «преступлении», все благодушно смеются. Это не единичный случай. Пошедший в восточно-прусский поход 13-й армейский корпус не имел при себе шифра и переписывался со штабами открытым текстом. Это добавило лишний кирпичик в катастрофу 2-й армии. Действительно, сознание старших начальников не успевало за новыми скоростями и масштабами в военном деле.

Одним из уязвимых мест Русской императорской армии была известная разобщенность между родами войск. Артиллеристы дорожили своей кастовой сплоченностью, не готовы были тактически гибко взаимодействовать с пехотой, существовал гвардейско-армейский антагонизм, конница была склонна третировать пехоту… Об этом написано немало, в том числе и русскими офицерами постфактум, в зарубежье. Черныш демонстрирует свой пример. Приданная корпусу кавалерийская дивизия получает упрек в пассивности от штаба корпуса. На следующий день она красиво атакует в конном строю австрийские окопы, несет большие потери, но прорывает вражескую позицию, берет батарею. Захваченные пушки присланы прямо с поля боя в штаб корпуса в качестве ответа на недавний упрек. Еще на следующий день в наступление идет пехота корпуса, нужна кавалерия для развития успеха, – однако кавалеристы безучастны, начдив заявляет об утомлении недавним боем… История характерная, и не только как повод для рассуждений о несогласованности действий. Такие случаи – продукт определенной военной культуры, в которой красота подвига, соревновательность и специфическая «обидчивость» вполне полноправны. В начале Великой войны командиры в больших чинах ходили в атаки в густых цепях, со стеком в руках, ругаясь по-французски – это оттуда… Похожее было и у германцев. Война и невиданный стремительный прогресс техники быстро излечили от старомодной эффектности. Однако за изменением тактики и техническим усовершенствованием нельзя не увидеть гибели военного джентльменства, того духа, который роднил военных даже враждующих армий. Стилистика Второй мировой войны будет удручающе иной.

В мемуары привносится привычная стилистика прилежного генштабиста: скрупулезно указываются маршруты движения и направления операции, обозначается линия фронта, автор дополняет текст схемами, идет речь о положении в соседних корпусах. То есть перед читателем действительно разворачивается панорама военных событий, в связи и последовательности. В то же время офицер на войне не забывает восхититься красотой древней Волыни, на территории которой происходят военные действия.

Второй блок воспоминаний охватывает период августа 1915 – июня 1916 годов, от конца великого отступления до победных дней Брусиловского наступления. Что важно – корпус в результате отступления из австрийской Галиции возвращается примерно в те же места, с которых начинал войну. Он снова на Волыни. Черныш характеризует своими примерами обстановку тяжелого летнего отступления, печально известного снарядного голода. В штаб корпуса прибыло два ящика винтовок, и возникает серьезное обсуждение – какой части передать такое богатство. Автор отмечает, как угнетало войска отступление без давления противника, в целях бесконечных выравниваний фронта по отошедшим соседним корпусам. Солдаты приписывали отход общей слабости, и уныние было больше, чем при очевидных поражениях от неприятеля. Позиционная война на обжитой позиции сменяется подготовкой наступления. В начале войны корпус терпит весьма чувствительное поражение. Теперь же, когда корпус переходит в наступление, автор отмечает высокий боевой дух, неспровоцированный никакой «политработой» (за отсутствием таковой в императорской армии). Артиллеристы работают у орудий, сбросив мундиры, в жаре и грохоте, одержимые желанием «накласть» австрийцам, отыграться за поражение и долгое сидение в окопах. Грубоватая солдатская мотивация не должна скрыть от нас непритворного воодушевления рядового Великой войны.

А. В. Черныш по штабной службе видит много известных персон и передает в своих мемуарах сведения об их репутации. Он упоминает о начдиве А. И. Деникине, о командующем Юго-Западным фронтом генерале А. А. Брусилове, А. М. Каледине и других.

Вскоре после успешного наступления фронта Черныш покидает штаб корпуса. Он занимает должность штаб-офицера для поручений отделения генерал-квартирмейстера штаба 1-й армии (с 30.06.1916; на 03.01.1917 оставался в этой должности). За назначением последовал и штаб-офицерский чин подполковника (15.08.1916). Сам Черныш вскользь пишет 0 том, что в штабе армии уже совсем не чувствуется война и этой службой он тяготился. 1-я армия с апреля 1916 по июль 1917 года входила в состав Северного фронта. Другая, давно ставшая позиционной война и другой противник – разницу в боевой ценности австрийского и германского неприятеля понимали и начальствующие лица, и солдаты. Армией командовал генерал от кавалерии А. И. Литвинов. Любопытно, что в начале войны они были соседями по одной, пятой, армии: генерал Литвинов командовал в ней 5-м корпусом, а Черныш служил в штабе 17-го.

Осень 1917 года, знаменовавшая собою начало конца «старой» (как вскоре станут говорить) русской армии, принесла Андрею Васильевичу самостоятельное штабное назначение. Он становится исполняющим должность начальника штаба 105-й пехотной дивизии 32-го корпуса. По состоянию на 1 марта 1918 года Черныш указан исполняющим должность начальника штаба 105-й пехотной дивизии с 19 октября 1917 года[2 - Ганин А. В. Корпус офицеров Генерального штаба в годы Гражданской войны 1917–1922 гг. Справочные материалы. М., 2009. С. 470.]. Этот период своей службы – скорее всего, весьма тягостный – Черныш не описывает. Однако некоторые штрихи, которые касаются интересного и малоизвестного сюжета – «досиживания» русских частей на замершем фронте в зимние и весенние месяцы 1918 года, – добавляет. На фронте Великой войны Черныш просидел дольше очень многих – по май 1918 года. Штаб штампует увольнительные, солдаты делят казенное имущество и разъезжаются, война так или иначе закончена. Через условную уже линию фронта прошли германские войска, направлявшиеся в глубь Украины. Автор, сидя «на линии фронта», оказался глубоко в тылу германских войск, уже как будто и не вражеских. Еще одна гримаса Брестского мира и последующих политических конфигураций: родители в Ейске, оттуда доходят слухи о Добровольческой армии; жена в Орле (довоенное место квартир 141-го Можайского полка, надо полагать, во время службы Черныш и породнился с местной семьей), на красной территории; за спиной немцы, которые хозяйничают на Украине. Черныш описывает эти обстоятельства и выбирает путь на юг, наметив

возможности связи с семьей. Любопытны моменты, связанные с полубутафорской враждебностью германцев к добровольцам. Следуя по Днепру на пароходе, автор отмечает отсутствие ощущения новых – гетманских – порядков на Украине и полное обывательское равнодушие к политическому украинству. Зато цветет фольклор – стены парохода исписаны нелицеприятными заметками по поводу властей и переворотов в Киеве. Характерный штрих, повторяющийся в русской военной мемуаристике: австрийцы в роли оккупантов породили желание только продемонстрировать им крайнее пренебрежение. Русские офицеры не раз писали, что победная поза австрийцев в 1918 году воспринималась не иначе как недоразумение.

За годы Великой войны Андрей Васильевич, уже имея орден Св. Станислава 3-й степени (19.05.1912), был неоднократно награжден. Он стал кавалером орденов Св. Анны 4-й степени (18.03.1915), Св. Владимира 4-й степени с мечами и бантом (14.05.1915), Св. Анны 2-й степени с мечами (14.05.1915), Св. Станислава 2-й степени с мечами (24.05.1915). Мечи означают, что награды получены за заслуги на поле боя. Для штабного чина – это свидетельство инициативности и смелости.

«Германский» Таганрог и красный Ейск летом 1918 года, тайные рейсы с помощью местных рыбаков… Черныш не заостряет внимания на любопытном эпизоде, но он выразителен сам по себе. Ейские комиссары, местные большевики, уже запятнавшие себя убийствами, – парни с городских окраин, известные автору с детства. Маленькие городки всегда наиболее выразительно демонстрируют механизмы и мотивации междоусобицы.

В Добровольческую армию А. В. Черныш попадает в августе 1918 года. Уже взят Екатеринодар, армия только что переформирована, впереди освобождение всего Северного Кавказа. В это же время поступит в армию и П. Н. Врангель; о действиях его дивизии Черныш не раз упоминает.

Поступив в армию, он получает отпуск в Киев для устройства личных дел и по возвращении приступает к новой службе. А. В. Черныш родился в 1884 году, Гражданская война очень «молодая», средний возраст комбатанта в ней заметно ниже такового же в Мировой войне. Так что 33–35 лет, война и высшее военное образование за плечами – это весьма солидно, это высококвалифицированный и опытный человек. Для Гражданской – возраст молодых командармов. Из известных персон первого ряда на белой стороне в таком возрасте были, например, В. О. Каппель, А. Г. Шкуро, С. Н. Булак-Балахович, Д. А. Лебедев, Г. И. Клерже, К. Я. Колзаков, А. П. Кутепов, Ф. А. Пучков. Это те, кто выходил на войну капитанами и штабс-капитанами. Черныш сразу попадает в штаб 3-й дивизии генерала М. Г. Дроздовского. В ее основе – участники знаменитого похода Яссы – Дон. Именно тяжелые бои августа – начала ноября на Ставрополье и описаны в заключительной части мемуаров.

Добровольцы и кубанцы во Втором Кубанском походе столкнулись со сравнительно плохо организованным, но весьма многочисленным и смелым врагом. Ядро красных войск составляли недавние солдаты Кавказского фронта, черноморские матросы, часть кубанской казачьей молодежи, перенимавшие казачью воинскую сноровку иногородние крестьяне Кубанской и Терской областей. Поэтому бои на Ставрополье обошлись Добровольческой армии чрезвычайно дорого. Ставрополь и Армавир обескровили полки. А впереди были еще зимние бои в Терской области.

Победоносный Кавказский фронт выполнил историческую задачу и даже январским наступлением 1917 года в сторону Месопотамии помог англичанам взять Багдад, оттянув часть турецких сил. Все плоды побед отобрала революция. 5 (18) декабря 1917 года между русскими и турецкими войсками было заключено так называемое Эрзинджанское перемирие. Это привело к массовому отходу русских войск из Западной (турецкой) Армении на территорию России. Центр тяжести борьбы в Закавказье переместился на армяно-турецкое противоборство. Для России война с Турцией была завершена с подписанием Брестского мира, что означало формальное прекращение существования Кавказского фронта и возможность возвращения на родину для всех русских войск, еще остававшихся на территории Турции и Персии. К началу 1918 года турецким силам в Закавказье противостояли лишь небольшие силы местных, в основном армянских, добровольцев. Солдаты стали стремительно покидать фронт, пробиваясь с боями в Россию. Турки постарались отыграть свои поражения и вторгнуться в Восточную (русскую) Армению. Начали создаваться контуры независимых государств и армий в Закавказье, над армянами нависла тень нового геноцида. Наступление войск Османской империи было остановлено только в конце мая, в результате Сардарапатского сражения. Солдаты Кавказского фронта вынуждены были отбиваться от национальных отрядов, которые охотились за оружием, быть свидетелями и участниками уже вовсю полыхавших схваток между терскими казаками и горцами. Наиболее громким событием в этом ряду стала Шамхорская бойня – нападения на идущие с фронта эшелоны со стороны азербайджанских повстанцев. Результатом стали тысячи жертв. Все эти события вряд ли добавляли миролюбия. А у многих черноморских матросов за спиной были страшные «еремеевские» ночи, которые они устраивали офицерам и «буржуям» в Крыму и других пунктах побережья. Вот этот контингент и стал одной из главных составляющих красных войск, противостоящих Добровольческой армии.

На Северном Кавказе образовался целый ряд «советских» республик, подобно таким же по соседству, как Донская или Донецко-Криворожская. Это Кубанская, Черноморская, Ставропольская, Терская республики в составе РСФСР. В условиях начала Второго Кубанского похода Добровольческой армии, опять-таки под дирижерством С. Орджоникидзе, 1-й съезд Советов Северного Кавказа (5–7 июля 1918 года) постановил объединить Кубано-Черноморскую, Терскую и Ставропольскую советские республики в единую Северо-Кавказскую советскую республику в составе РСФСР, со столицей в городе Екатеринодар. В декабре 1918 года Президиум ВЦИК принял постановление об ее упразднении. Республика потеряла территорию в результате побед белых войск – так завершилась история «первой» советской власти на Кавказе. Погасить мощную революционную волну, поднявшуюся на противоречиях казаков и иногородних, на огромной массе солдат с далекого фронта, который оказался как бы вне России, на национальных противоречиях богатого и пестрого края, досталось Добровольческой армии как раз изначального, отборного состава. Огромные потери, тяжелые жертвы летне-осенних боев 1918 года не раз отмечены в воспоминаниях. Именно эти месяцы боевой страды в рядах 3-й стрелковой, будущей Дроздовской, дивизии довелось провести нашему герою.

Андрей Васильевич обрывает мемуары на своем отбытии из Дроздовской дивизии. Уход сопряжен с обидой, – ему не досталось место начальника штаба, новый начдив генерал Май-Маевский привел своего. Видимо, этот период Гражданской войны для Черныша наиболее памятен. Затем он будет в Кавказской армии, пройдет и Крымскую эпопею, однако они предметом воспоминаний не стали. Действительно, осенние бои под Ставрополем и Армавиром оказались очень тяжелыми и кровопролитными для Добровольческой армии. В этих сражениях добровольцы перемололи неорганизованные, но многочисленные красные войска Северного Кавказа. Красные

хоть и действовали в режиме революционных полчищ, плохо управляемые и тактически малограмотно, но в порыве, а иногда и упорстве им отказать нельзя. Об этом не раз написано автором. Добровольцы привычно сражались в условиях большого, зачастую кратного, численного преимущества противника. Отметим и то, что события на Северном Кавказе летом – осенью 1918 года отразились в мемуарах известных персон, а также в широко известных художественных произведениях. Это мемуары П. Н. Врангеля и А. И. Деникина, книги А. Толстого и А. Серафимовича…

Читатель увидит, что мнение генштабиста-полковника о своем начдиве не самое высокое. Вождение войск в трудных боях под Ставрополем со стороны Дроздовского не было уверенным, не носило печати боевого вдохновения. Об этом автор пишет не раз и весьма настойчиво, говоря о своем разочаровании талантами известного генерала. В частности, он упоминает о полученном начдивом от главнокомандующего А. И. Деникина выговоре. Для такого человека, как Дроздовский, это было унизительное наказание, и именно так оно и было воспринято. Хотя, по обстоятельствам, недовольство действиями дивизии было вполне обоснованным. Черныш, как зрелый военный, считал такой демарш главкома ошибочным. Интересно, что этот частный, в общем-то, сюжет знаком многим читателям в весьма красочном изложении А. Н. Толстого в «Хождении по мукам». В романе вообще чуть ли не страницами скрыто звучит белая мемуаристика. У Толстого Дроздовский возмущенно заявляет: «За честь почту – быть рядовым!» – выказывая готовность оставить командование дивизией, коль скоро его действия вызывают недовольство командования. Черныш описывает сюжет, овеянный легендой, – ранение обиженного командованием генерала М. Г. Дроздовского, оказавшееся для него роковым. Андрей Васильевич обрисовывает отрицательные последствия специфически добровольческого настроя несомненного героя. Так, Дроздовский аккумулирует своих соратников в офицерском батальоне. Это те, кто ушел с ним с Румынского фронта, участники легендарного похода. Их берегут, даже в ущерб боевым потребностям, Дроздовский тяжко переживает каждую потерю, при этом колебания и нерешительность как раз и обращаются в неоправданные потери и неустойки… Все это из области света и теней того нового, добровольческого, орденского строительства армии, которое вырастало на белой стороне Гражданской войны. Квалифицированный наблюдатель, Черныш, не бывший среди «первых начавших», психологически способен взглянуть со стороны, и этот взгляд довольно критичен. В полководческом даровании он М. Г. Дроздовскому отказывает. Достойно внимания, что очень лестно автор отзывается о генерале Боровском, тоже начдиве в тот период. В последующей «белой легенде» эта фигура никогда не будет в первом ряду, в отличие от Дроздовского. Еще одна известная персона, которую вблизи, в сложный период, видит мемуарист – генерал В. З. Май-Ма-евский. Он только что назначен начдивом 3-й дивизии вместо раненого М. Г. Дроздовского, дивизия отступает после тяжелых боев… Генерал Май-Маевский вызывает несколько ироничное отношение мемуариста, хотя он и наслышан о весьма высокой боевой репутации генерала.

Черныш упоминает свое кратковременное возвращение в штаб 3-й дивизии в Каменноугольном бассейне, то есть зимой или весной 1919 года. Но этот эпизод и вся дальнейшая служба остаются за пределами повествования: мемуары завершаются отъездом из дивизии после тяжелейших боев за Ставрополь. Участие Черныша в боях не осталось без внимания: в октябре он произведен из подполковников в полковники[3 - Там же. С. 375.]. Составленный 2 октября 1918 года список чинов Генерального штаба для выбора в суд чести офицеров Генштаба содержит в числе 86 фамилий и фамилию А. В. Черныша – старшего адъютанта штаба 3-й дивизии, состоящего в Добровольческой армии с 18 августа того же года[4 - Там же. С. 536.].

Весной 1919 года, с 19 апреля по 6 мая, Черныш состоит начальником штаба 2-й Терской казачьей дивизии. Терские части, в большинстве своем, действовали разрозненно, отдельными полками и сотнями в различных отрядах. Интересно, что начальник этой дивизии, генерал-лейтенант А. М. Николаев, в эмиграции тоже оказался в Болгарии. По состоянию на 15 июня (с исправлениями по 15 августа) 1919 года А. В. Черныш показан штаб-офицером штаба 4-го конного корпуса ВСЮР[5 - Там же. С. 598.]. Этот конный корпус воевал в составе Кавказской армии под командованием генерала П. Н. Врангеля, которая летом 1919 года брала Царицын и отстаивала его в ходе красного контрнаступления, продвигалась по Волге к Саратову с занятием Камышина. Корпусом, в составе 1-й конной и Сводно-Горской дивизий, в июле – октябре 1919 года командовал генерал С. М. Топорков, а начальником штаба был полковник М. М. Георгиевич. Это тот самый капитан Генштаба, который, будучи старшим адъютантом штаба 35-й пехотной дивизии 17-го корпуса, выручил ее в сложных обстоятельствах при растерявшихся старших начальниках во время Великой войны. Данный эпизод читатель найдет в первой части воспоминаний А. В. Черныша.

Во «врангелевском» списке офицеров-генштабистов по состоянию на 5 октября 1920 года полковник Черныш показан как «преподаватель Алексеевской юнкерской школы»[6 - Ганин А. В. «Мозг армии» в период «русской смуты». М., 2013. С. 736.]. Наконец, на 1 августа 1922 года Черныш числится штатным преподавателем Александровского военного училища в Болгарии. Указанный список исправлен по 1 марта 1924 года, однако по интересующей нас персоне никаких изменений он не содержит[7 - Ганин А. В. Корпус офицеров Генерального штаба в годы Гражданской войны 1917–1922 гг. С. 738.]. «Алексеевская школа» и «Александровское училище» – это одно и то же учебное заведение. Как видим, судьба автора оказалась с ним связана не на один год.

После образования в 1924 году Русского Общевоинского союза и до начала 1930-х годов Александровское училище представляло собой кадрированную часть в составе 1-го армейского корпуса. Офицеры последних выпусков были прикомандированы к училищу. Осенью 1925 года училище насчитывало 157 человек, в том числе 143 офицера. Последний, шестой выпуск состоялся в конце июня 1923 года в Болгарии, после чего училище как военно-учебное заведение перестало существовать. В Болгарии александровская ячейка сосредоточилась в Пернике, где осел и Черныш. Ее возглавлял генерал Любимов. На столетии училища, которое отмечалось группами александровцев в Париже, Софии и Варне, Черныш не назван, хотя празднование в Болгарии благодаря поддержке болгарских офицеров, окончивших когда-то училище, состоялось вполне торжественно. Очевидно, будучи связан по службе с училищем весьма долго, он, как неалександровец, в дружную училищную семью не влился. И написать воспоминания о многолетней службе в училище также не захотел.

В 1928–1932 годах училище издавало в Варне ежемесячный листок «Александровец»[8 - В «Александровце» № 25/26 генерал А. Курбатов, практически единолично ведший это издание, скрупулезно приводит все наименования училища за сто лет: «Сиротский корпус, Александринский сиротский корпус, Александровское военное училище, 3-е военное Александровское училище, снова Александровское военное училище, Офицерские повторительные курсы Кавказской Добровольческой армии,

Ейские ускоренные курсы для подготовки офицеров пехоты, Пехотная генерала М. В. Алексеева юнкерская школа, Военное генерала М. В. Алексеева училище и, наконец, Александровское генерала М. В. Алексеева военное училище».]. Всего вышло 55 номеров под редакцией генерала А. А. Курбатова. В 19-м выпуске (он посвящен галлиполийской жизни училища) впервые встречается имя полковника Черныша. Он показан в числе штатных преподавателей вскоре после прибытия из Крыма. Собственно, уже в Галлиполи были налажены правильные занятия. Таким образом, как офицер-генштабист Андрей Васильевич не один год посвятил преподаванию и подготовке офицеров для Русской армии. Тогда жила надежда, что Русская армия на чужбине еще пойдет в свой «весенний поход».

Осенью 1925 года Черныш числится в составе Алексеевского полка в Болгарии. На 1935 год он – председатель Общества галлиполийцев в Пернике.

Во Второй мировой войне эмиграция оказалась перед тяжелым выбором. Русский корпус – формирование белой эмиграции, которое начал явочным порядком создавать генерал М. Ф. Скородумов в Сербии в начале сентября 1941 года, для того чтобы вести его в Россию. Начинание не состоялось, немцы запретили русскому формированию из эмигрантов отправляться на родину. В результате уделом корпуса стала тяжелая борьба с титовскими партизанами, а попутно защита сербского населения от хорватских усташей. История этого формирования достаточно хорошо известна, многое написали сами бывшие корпусники, среди которых представлены многие сохранившиеся в эмиграции ячейки императорских и белых полков русского Юга. В корпусе большой процент чинов был из Болгарии. Это объяснялось как географической близостью, так и политическими конфигурациями Второй мировой войны. Очевидно, А. В. Черныш вполне органично, с немалым числом окружавших его эмигрантов-соотечественников и бывших сослуживцев, оказался на своей последней воинской службе. В Русском корпусе Черныш с 1942 года преподаватель Военно-училищных курсов, на штабной работе в штабе 2-го полка.

Когда закончилась война, офицеру-ветерану было уже за 60. Он остался в Европе и скончался в австрийском Зальцбурге 27 декабря 1967 года. Известно, что был женат – очевидно, это вторая семья Черныша. Корпусники выпустили в 1963 году в США и в 1999 году в Петербурге две книги своих воспоминаний. А. В. Черныша нет среди авторов – видимо, снова за перо он не брался.

Воспоминания русского офицера Андрея Васильевича Черныша добавляют свои черты к тому портрету России и Русской императорской армии, который пишется сейчас исследовательскими и публикаторскими усилиями историков, издателей, потомков и энтузиастов.

А. Посадский

На фронтах Великой войны: Воспоминания. 1914–1918

Часть I

С 17-м армейским корпусом от Москвы до Сана под Перемышлем

Первый период, 25 июля – 21 августа 1914 года

1. Штаб 17-го корпуса. Первое впечатление

По мобилизационному плану[9 - На начало войны действовал план стратегического развертывания, принятый в мае 1912 г.] я числился в списках офицеров Генерального штаба[10 - Офицеры Генерального штаба – то есть офицеры, окончившие Императорскую Николаевскую академию Генерального штаба. Предназначались для занятия штабных должностей, состояли на отдельном учете.] 17-го армейского корпуса, предназначаясь на должность 1-го обер-офицера для поручений. Мобилизация застала меня командующим ротой 141-го полка Можайского, моего родного полка. Я отбывал ценз командования[11 - Для офицеров, причисленных к Генеральному штабу, полагалось отбыть т. н. ценз строевой службы – командование в течение года ротой.] по закону для причисленных к Генеральному штабу обер-офицеров. На второй же день мобилизации, 19 июля[12 - По юлианскому календарю.], я сдал роту и получил предписание отправиться к месту назначения в штаб 17-го армейского корпуса. А еще через два дня я уже был в Москве в этом штабе и представился новому начальству. Это крупное сравнительно учреждение я нашел где-то, кажется, на Арбате (Москву я плохо знаю), в весьма скромном на вид и по размерам домике. И все в этом домике оказалось простым и скромным. Командир корпуса, генерал от инфантерии (генерального штаба) Яковлев[13 - Яковлев Петр Петрович (1852 – после 1917). Окончил Межевой корпус. На службе с 08.1869. Окончил 3-е военное Александровское училище (1871); выпущен прапорщиком в 1-ю арт. бригаду. Капитан (1878). Окончил Николаевскую академию Генерального штаба (1881). На штабных должностях. Полковник (1886). Старший адъютант штаба Московского ВО (12.1886–11.1888). Нач. штаба 18-й (11.1888–03.1892) и 35-й (03.1892–06.1896) пех. див. Командир 7-го грен. Самогитского полка (06.1895–03.1898). Нач. штаба 17-го арм. корпуса (03.1898– 07.1901). Ген. – майор (1898). Начальник Московского военного училища (07.1901–10.1903). Начальник Александровского военного училища (10.1903–06.1905). Ген. – лейтенант в 1904-м. Начальник 3-й грен. див. (06.1905–04.1909). 15.04.1909 назначен командиром 17-го арм. корпуса. Ген. от инфантерии (1910). Участник ПМВ. В 08.1914 поручено командование южной группой корпусов 5-й армии. Кавалер ордена Св. Георгия 4-й ст. (04.08.1916) за прорыв фронта противника под Сопановом 22.05–03.06.1916. После Февральской революции отстранен от должности и 02.04.1917 зачислен в резерв чинов при штабе Киевского ВО. 14.07.1917 уволен со службы по болезни с правом ношения мундира и пенсией. Дальнейшая судьба неизвестна.] – старик с седой бородой и такими же большими усами, бодрый, высокий, несколько худощавый, весьма представительный, с добрым, располагающим выражением на лице, произвел на меня приятное впечатление. И в самом деле, генерал Яковлев была типичная русская натура: добрый, весьма доступный для самого последнего солдата, отзывчивый, справедливый, спокойный, в меру строгий. А умение его разговаривать с солдатом на простом, понятном всякому простолюдину языке делало командира корпуса весьма популярным в среде подчиненных ему войск, особенно солдатской массы. До сих пор помню хорошо то впечатление, которое произвела на солдат, в подавляющей массе запасных, сказанная им в Москве речь после молебна на сборном пункте частей штаба корпуса и приданных к нему учреждений перед посадкой для отправления на театр войны. Простая, вышедшая от чуткого русского сердца речь произвела на солдат хорошее, самое нужное в те серьезные моменты впечатление. Слов ее не помню сейчас, говорилось о серьезности переживаемого родиной времени, о том, что настал час доказать каждому из нас на деле, что мы действительно готовы принести в жертву самое дорогое для человека, свою жизнь – «За веру, царя и отечество», что эту готовность жертвовать собою равным образом можно проявить и в самых передовых боевых линиях, и в обозе. А слушающие как раз были в подавляющей массе из этой последней категории. Мы, группа офицеров, ясно слышали невольно вырывавшиеся у многих солдат-запасных слова одобрения по поводу сказанного командиром корпуса и симпатии по его адресу.

К сожалению, – я это произношу с особой скорбью, досадой даже, – генерал Яковлев это свое, скажу прямо, самое крупное качество, – бодрить войска, вливать в них дух и энергию и просто благотворно действовать на них одним лишь своим видом – использовал весьма редко в боевой страде войск корпуса с ее бескрайной многогранностью всевозможных переживаний.

Как

боевой начальник, водитель войск корпуса, генерал Яковлев оставлял желать многого, о чем скажу впоследствии.

Недурное впечатление на меня произвели и офицеры штаба, как генерального штаба, так и других отделений штаба. Несколько иное я вынес из знакомства со своим новым непосредственным начальником, начальником штаба. Генерал-майор Стремоухов[14 - Стремоухов Николай Петрович (1861–1938). На службе с 09.1878. Окончил Пажеский корпус (1880), выпущен прапорщиком в Лейб-гвардии Егерский полк. Окончил Николаевскую академию Генерального штаба (1888). На штабных должностях. Полковник (1897). Нач. штаба 27-й пех. див. (01.1901–04.1903). Командир 174-го пех. Роменского полка (04.1903–09.1906). Участник Русско-японской войны 1904–05. Ген. – майор (1906). Ген. для особых поручений при командующем войсками Иркутского ВО (09.1906–06.1909). Нач. штаба 17-го арм. корпуса (06.1909–10.1914). Участник ПМВ. Кавалер Георгиевского оружия (06.01.1915). Командующий 17-й пех. див. (10.1914–1915). Ген. – лейт. (22.01.1915) с утверждением в должности. Нач. штаба 7-й армии (05.1915–10.1915). Состоял в распоряжении главноком. армиями Юго-Западного фронта (с 10.1915). Командир 34-й пех. див. (03.1916–09.1917). Отчислен от должности по болезни с назначением в резерв чинов при штабе Одесского ВО (09.1917). Уволен со службы 08.10.1917 с правом ношения мундира и пенсией. Участник Белого движения на Юге. В 1918 в резерве чинов при штабе Добровольческой армии. С конца 1918 по 1920 – председатель контрольной комиссии Комитета содействия ВСЮР. В эмиграции в Югославии, служил в Военном министерстве в Загребе.] был не менее добр, чем командир корпуса, но нервный, суетливый, он дергал всех и создавал иногда тем в штабе неприятную, тяжелую для работы атмосферу. В первые же месяцы войны (о чем еще буду говорить в своем месте) его нервозность, суетливость и характерно-паническое иногда выражение на лице сильно докучали нам и создали в штабе не один анекдот про него. Этому, как нарочно, способствовала и наружность генерала Стремоухова. Ниже среднего роста, сухощавый, сутулый, с типичным лицом жидка, он и в характере имел что-то от этого «симпатичного» племени.

До 25 июля, когда штаб сел в поезд, чтобы ехать на войну, особой деятельности в штабе не было. Больше других работала «инспекторская часть». Мы, генерального штаба, подготовляли карты театра (нашего театра) войны. Немало-таки было с ними возни, пока мы их рассортировали. Заготовляли различные практичные, по последнему слову техники по этой части, блокноты и блокнотики для приказов и распоряжений. Лично я, кроме того, занялся организацией и снабжением техническими средствами будущей команды связи штаба корпуса, так как начальник штаба имел в виду возложить на меня вообще ведание службой связи в корпусе. Купили мы одну мотоциклетку. Я первый поехал на ней еще в Москве и первый же ее повредил, потерпев на ней аварию публично на улице, у Михайловского манежа[15 - Михайловский манеж находится в Петербурге. Очевидно, имеется в виду московский Манеж постройки 1817 г. близ Кремля.]. Повреждение было, однако, любезно исправлено фирмой, отпустившей нам мотоцикл. Впоследствии на фронте он служил хорошо и весьма полезно. Личный состав связи, однако, собирался слабо. Лишь 17-й саперный батальон выслал потребное число солдат-специалистов. Полки же корпуса людей, которые от них требовались, не присылали, и я получил их лишь в пути, при следовании в Ковель[16 - Ковель – древний город на Волыни, известен с IX в. В 1914 г. уездный город Волынской губернии. Известен ожесточенными боями в его окрестностях в гг. ПМВ. Ныне в составе Украины.], куда наш корпус направлялся, когда мы встречались по дороге с эшелонами своих полков.

2. Отъезд на фронт. В пути

25 июля около пяти часов эшелон штаба корпуса, напутствуемый пожеланиями собравшихся проводить многих москвичей, тронулся «на боевой фронт». Настроение всех было серьезно-приподнятое. Каждый, вероятно, из нас отдавал себе отчет, что предстоит впереди нечто чрезвычайно важное и грозное, но была сильна вера в свои силы и уверенность, что мы, русские (невольно вспоминались слова гениального русского полководца А. В. Суворова: «Помилуй Бог! мы – русские»), с такой стихией поднимающиеся «на врага», все преодолеем.

В подмосковном районе, пока мы проезжали бесчисленные дачные поселения, переполненные жителями главным образом из интеллигентной среды, овациям и приветственным в честь нас кликам не было конца.

Наутро прибыли в Вязьму, где стояли сравнительно долго. Здесь квартировал наш 17-й мортирный артиллерийский дивизион, уже также готовящийся к отъезду на фронт с нами. От него мы получили партию лошадей верхового типа для офицеров штаба. Я получил отличную молодую кобылицу. Лошади эти были поставлены в дивизион по военно-конской повинности.

В дальнейшем пути мы стали переплетаться с эшелонами войск корпуса, различными частями 3-й и 35-й дивизий. Во время этих встреч я и пополнил телефонную команду штаба до нормы штата получением солдат из полков. Многие из этих «специалистов» вовсе не были знакомы с телефонами. Пришлось несколько раз в пути на продолжительных стоянках выводить команду на свободное пространство вблизи остановок эшелона и знакомить ее со службой телефонной связи.

Раза два собирал нас, офицеров генерального штаба (по штату таковых полагалось четыре: штаб-офицер для поручений, старший адъютант и два обер-офицера для поручений; первым был подполковник Головинский[17 - Головинский Алексей Васильевич (?—?). Окончил Академию Генерального штаба (1902). На 01.01.1909 капитан, младший офицер Александровского военного училища. На 06.04.1914 ротный командир того же училища. Полковник (06.04.1914) с переводом в 91-й пех. Двинский полк. Участник ПМВ. Командир батальона того же полка (1914–01.1915). Командир 138-го пех. Болховского полка (24.01.1915–24.04.1917). Кавалер Георгиевского оружия (07.02.1916) и ордена Св. Георгия 4-й ст. (02.12.1916). Командующий бригадой 35-й пех. див. с 24.04.1917. Ген. – майор (1917) с утверждением в должности. В РККА. Нач. штаба Самарского укрепрайона (4 мес.); помначальника упрформа Туркестанского фронта (1 мес.); инспектор ВУЗ там же (4 мес.); заведующий обучающимися Военной академии (8 мес.). Пом. начальника адм. управления полевого штаба РВСР (9 мес.). Для особых поручений при военной инспекции штаба РККА (с 10.05.1921). Штатный групповой лектор Военной академии РККА. На 01.03.1923 руководитель практическими занятиями по администрации Военной академии.], вторым – капитан Громыко[18 - Громыко Иван Ильич (1878–1969). Окончил Полоцкую учительскую семинарию. На службе с 08.1902. Окончил Чугуевское пехотное юнкерское училище (1905). Выпущен подпоручиком в 1-й Финляндский стрелк. полк. Окончил Николаевскую военную академию (1911). Штабс-капитан (1911), капитан (1913). Старший адъютант штаба 17-го арм. корпуса (с 19.05.1914). Участник ПМВ. С 06.1915 – и. д. пом. начальника отделения управления ген. – квартирмейстера штаба главноком. армиями Юго-Западного фронта. Подполковник (10.04.1916), и. д. начальника того же отделения. Полковник (15.08.1917). Участник Белого движения на Юге. На 24.08.1919 врем. и. д. начальника общего отделения отдела дежурного Ген. штаба Добровольческой армии. В эмиграции в США. Умер в Сан-Франциско.] и последними двумя – я и штаб-ротмистр Хольд; мы двое были тогда еще причисленными к генеральному штабу), начальник штаба корпуса и знакомил нас с нашей

службой, с распределением между нами главных ролей. Я окончательно получил назначение ведать связью в корпусе, а мой друг Хольд – разведкой.

В Бресте я встретил друзей и знакомых по гарнизону г. Орла, звенигородцев. От них я узнал, что 13-й армейский корпус[19 - Состоял из 1-й и 36-й пех. див.; погиб в Восточной Пруссии при катастрофе 2-й армии, впоследствии восстановлен.] и, значит, мой родной полк, 141-й Можайский, направляются в район Ломжа – Остроленка[20 - Ломжинская губерния в восточной части Царства Польского; Остроленка – уездный центр.]. Пока мы стояли на ст. Брест, через нее в разных направлениях прошла масса войсковых эшелонов самых разных частей. Мы не могли не удивиться такому колоссальному передвижению войск, которое, как потом мы осведомлялись у некоторых комендантов станций, протекало гладко, по мобилизационному плану. И невольно чувствовалась в этих грандиозных потоках десятков и сотен тысяч людей, направлявшихся в разные стороны, встречающихся и переплетающихся на первый взгляд в хаотическом беспорядке, а на самом деле – в строгом расписании или, по-железнодорожному – по «графикам», необъятная, скрытая пока мощь Российской Императорской армии.

С Бреста на более-менее крупных станциях уже можно было почитать в местных газетах известия о первых боевых столкновениях и стычках кавалерийских частей противных сторон. Эти сведения относились главным образом к Галицийскому театру, нашему фронту. Мы, конечно, с жадностью набрасывались на эти газеты. А подъезжая к Ковелю, 29 июля, мы уже слышали о лихих набегах некоторых наших конных частей вглубь неприятельской территории, в Галиции.

3. В Ковеле

29 июля мы прибыли в Ковель, район которого был назначен для сосредоточения нашего корпуса. Штаб занял для себя одну из прогимназий[21 - Прогимназия – общеобразовательное учреждение в Российской империи с программой 4-классного училища, что соответствовало четырем младшим классам гимназии; учреждены в 1864 г., делились на мужские, женские и военные.]. Здесь мы раскинулись уже по-боевому, и все отделения штаба заработали. Постепенно мы осознавали положение нашего корпуса, соседей и намечающуюся боевую цель. Здесь впервые мы получили от штаба 5-й армии[22 - В составе 5-го, 17-го, 19-го, 25-го корпусов.] из Бреста руководящие распоряжения и приказы, которые осведомили нас, что мы входим 4-м, левофланговым корпусом в состав 5-й армии, сосредоточивающейся на фронте Холм – Ковель. Наш непосредственный сосед справа, 5-й армейский корпус, сосредоточивался в районе м. Мацтов (25 верст западнее Ковеля). Слева до соседа был большой промежуток в 60 верст. Тут, в районе Луцка, сосредоточивался 21-й армейский корпус, входивший в состав 3-й армии. Наше сосредоточение протекало гладко и довольно быстро. Оно прикрывалось конницей 7-й и Сводной (впоследствии 16-й) кавалерийской дивизий. Первой командовал генерал Тюлин[23 - Тюлин Михаил Степанович (1862–1935). Окончил 3-ю Санкт-Петербургскую военную гимназию. На службе с 09.1879. Окончил Николаевское кавалерийское училище (1881), выпущен корнетом в Лейб-гвардии Кирасирский Ее Величества полк. Окончил Николаевскую академию Генерального штаба (1889). На штабных и административных должностях. Начальник Новочеркасского казачьего юнкерского училища (08.1899–05.1903). Начальник Тверского кавалерийского юнкерского училища (05.1903–12.1904). Окружной дежурный Ген. штаба Московского ВО (12.1904–08.1908). Ген. – майор (1905). Командир 2-й бригады 1-й кав. див. (08.1908–05.1912). Ген. – лейтенант (1912). Начальник 7-й кав. див. (штаб во Владимире-Волынском) (05.1912). Участник ПМВ. С 11.1914 начальник 2-й Кубанской казачьей див. Кавалер Георгиевского оружия за бои лета 1914 (23.04.1915). 17.09.1915 назначен оренбургским губернатором и наказным атаманом Оренбургского казачьего войска. После Февральской революции отстранен от должности и 17.03.1917 зачислен в резерв чинов при штабе Кавказского, а 26.04.1917 – Московского ВО. Ген. от кавалерии (02.10.1917). 02.10.1917 уволен со службы по болезни с правом ношения мундира и пенсией. В РККА. В Комиссии по разработке кавалерийских уставов при Организационном управлении Всероглавштаба (с 17.01.1919). В списке Генштаба РККА от 07.08.1920. С 16.01.1922 штатный преподаватель Военной академии РККА. В 1930 преподавал в Тимирязевской академии. Автор неопубликованных воспоминаний «Записки для моих детей и внуков».], второй – генерал А. Драгомиров[24 - Драгомиров Абрам Михайлович (1868–1955). На службе с 10.1885. Окончил Пажеский корпус (1887); выпущен подпоручиком в Лейб-гвардии Семеновский полк. Окончил Николаевскую академию Генерального штаба (1893). На штабных должностях. Полковник (1902), ген. – майор (1912). Командовал кав. бригадами. Участник ПМВ. Вступил в войну начальником 2-й отдельной кав. бригады. Ген. – лейтенант (1914) за отличие. Кавалер ордена Св. Георгия 4-й ст. (25.09.1914) и 3-й ст. (08.02.1915). С 12.1914 – начальник 16-й кав. див. (развернутой из 2-й отд. кав. бр.). С 04.1915 командир 9-го арм. корпуса. Ген. от кавалерии (13.08.1916). С 08.1916 командующий 5-й армией. Главноком. армиями Северного фронта (с 29.04.1917). Снят с должности после резкой оценки Декларации прав военнослужащих. В распоряжении военного министра (с 31.05.1917). В конце 1917 уехал на Дон. Активный участник Белого движения на Юге. 2-й заместитель председателя Особого совещания и помощник Верховного руководителя Добровольческой армии (08–10.1918), председатель Особого совещания (10.1918–09.1919). Летом 1919 вел в Париже переговоры с правительствами А. В. Колчака и стран Антанты о помощи Югу России. Командующий войсками Киевской обл. (09–12.1919). С 02.01.1920 состоял в распоряжении главноком. ВСЮР. В 03.1920 состоял председателем Военного совета по выборам нового главноком. В Русской армии. 04.09.1920 назначен председателем Комитета ордена Св. Николая Чудотворца. В 1920–1924 генерал для поручений при главноком. Русской армии. В эмиграции в Сербии и во Франции. Активный чин РОВС; в 1924–1939 генерал для поручений при председателе РОВС. Во время ВМВ выступал в поддержку движения ген. А. А. Власова и в начале 1945 был назначен в резерв чинов при штабе РОА. Умер во Франции.].

Эшелоны войск корпуса непрерывно прибывали и по высадке направлялись: части 3-й дивизии – в район юго-западнее Ковеля, 35-й дивизии – юго-восточнее Ковеля. Квартировавшие в Ковеле части 17-й дивизии ушли на присоединение к своей дивизии, в район западнее Грубешова[25 - Грубешов – уездный город Люблинской губернии в Царстве Польском, на реке Гучве.], где сосредоточивался 19-й армейский корпус.

Работа наша в штабе шла спокойно и состояла главным образом в учете прибывающих частей корпуса, направлении их к отведенным им местам и установлении с ними связи. Для связи с дивизиями проведены были телефонные линии, для ординарческой службы и летучей почты был придан штабу один эскадрон 7-годрагунского Кинбурнского полка (ротмистр Стреха). Все шло в общем довольно гладко, кроме, впрочем, связи со штабом армии, сначала из-за передвижения его в Холм, а потом – еще не освоились с пользованием проводами правительственного телеграфа, да и отделение наше почтово-телеграфное прибыло только почти накануне выступления корпуса. Выручала приданная корпусу радиостанция искрового телеграфа[26 - Радиотелеграф, т. е. радиостанция.].

Состав корпуса определился: 3-я, 35-я и 61-я пехотные дивизии, 17-й мортирный армейский дивизион, 42-й Донской казачий полк,

17-й саперный батальон и 17-й авиаотряд. Ожидался и второй – 29-й мортирный дивизион и один тяжелый скорострельный. 61-я пехотная дивизия, как второочередная, равно как и 42-й Донской полк и 29 мортирный дивизион, также второочередной – запаздывали своим сосредоточением.

Сведений о противнике не было почти никаких. Кое-что мы знали от раненых 7-й кавалерийской дивизии о ее столкновениях с австрийской конницей и небольшими пехотными частями, главным образом из числа пограничного ландштурма, о захвате города Сокаля и уничтожении здесь железнодорожной станции и моста через Буг. О крупных войсковых соединениях, их передвижениях ничего не было еще известно, хотя, как потом мы узнали, Сводная кавалерийская дивизия генерала Драгомирова проникала очень глубоко в Галицию, чуть не до самого Львова.

3 августа, наконец, несколько неожиданно, противник обнаружил себя под самым Владимир-Волынском. То была кавалерийская дивизия венгерская, поддержанная пехотой и артиллерией. Она давала реванш за разгром нами Сокаля и рейд Сводной кавалерийской дивизии вглубь Галиции, который имел результатом порчу и погром многих важных в военном отношении сооружений, в том числе моста чрез р. Буг у г. Камионка[27 - Камионка-Струмилова – местечко в Галиции, Австро-Венгерская империя.]. Но об этих подробностях мы узнали, конечно, много спустя. А тогда нам сообщали, что большие массы конницы, поддержанные пехотой и артиллерией, атакуют Владимир-Волынск. В городе, как полагается для обывателя, густо заправленного к тому же жидовой, поднялась паника, которая не без влияния осталась и на коменданта ст.

Владимир-Волынск. Он счел момент критическим и, истолковав в пользу своего самочувствия данные ему начальством инструкции, начал взрывать железнодорожные сооружения, еще более усугубив тем тревогу в городе. Однако находившаяся в городе значительная часть квартировавшего здесь 67-го лейб-Бородинского полка[28 - Автор неточен: 68-й Бородинский лейб-пехотный императора Александра III полк. Сформирован в 1813 г. В ПМВ в 17-й пех. див. 19-го арм. корпуса. За указанный бой получил Высочайшую благодарность.], которая еще не ушла на присоединение к дивизии в район Холма, сохранила полное присутствие духа и спокойствие. Заняв окопы, подготовленные для такого, предвиденного заранее, случая, выдержанным пулеметным и ружейным огнем блестяще лейб-бородинцы отбивали атаки венгров, упрямо лезших в конном строю на город. Впрочем, и об этих деталях мы узнали потом. А тогда, не зная, что скрывается за неприятельской конницей и каковы намерения противника, мы встревожились до некоторой степени. Корпус еще не совсем собрался. Начальник штаба засуетился и занервничал. Обстановка требовала решения. Но оно как-то туго рождалось. Помогло полученное новое сообщение из Владимир-Волынска от командира лейб-бородинцев о том, что попытки противника овладеть городом пока окончились для него неудачно, но что весьма желательно прибытие в Владимир-Волынск артиллерии. Тогда немедленно было приказано начальнику 3-й дивизии выслать во Владимир-Волынск бригаду пехоты с дивизионом артиллерии. Бригада под командой помощника начальника дивизии, генерал-майора Осипова[29 - Осипов Евгений Матвеевич (1859–?). На службе с 09.1878. Окончил 2-е военное Константиновское училище (1880), выпущен подпоручиком, переведен в гвардию. Капитан (1897), полковник (1903). Командир 10-го пех. Новоингерманландского полка (03.1908–04.1914). Ген. – майор (1913). Командир 2-й бригады 7-й пех. див. (04.1914). Командир бригады 3-й пех. див., командующий 3-й Заамурской пограничной пех. див. (03.1916). Ген. – лейтенант (20.10.1916).] по железной дороге отправилась во Владимир-Волынск. Прибыла она туда, когда потерпевший неудачу противник так же быстро исчез, как и появился. Нервность у нас в штабе миновала, наступило спокойствие.

4. Начало марш-маневра

4 августа мы получили приказ о наступлении в направлении на Владимир-Волынск. Первоначальной целью марша ставилось подравнивание корпусов армии и занятие ею исходного положения для предстоящего наступления.

К вечеру мы написали приказ по корпусу за № 1 о движении двумя колоннами, подивизионно: 3-я пехотная дивизия – по большаку на Владимир-Волынск, 35-я – восточнее железной дороги, по дороге на с. Муличов. С утра 5-го все двинулось вперед. Впервые увидел, что из себя представляет штаб корпуса на походе, на войне. Это весьма громоздкое учреждение: большой обоз, в котором ехали корпусное казначейство, контроль, корпусной суд, почтово-телеграфное отделение. Это последнее особенно резко врезалось мне в память картинностью своего путешествия за штабом. Его начальник, почтенный седовласый типичный русский старичок – с белой бородой, суетливый, с визгливым голосом, – всегда торжественно восседал наверху сильно нагруженной различной кладью настоящей русской телеги, запряженной тройкой лошадей; недоставало только бубенцов. Телега эта – единственная во всем корпусе – самым аккуратным образом следовала в голове обоза и норовила держаться вслед за командиром корпуса, вопреки тщетным усилиям начальника обоза поставить ее в колонну повозок на соответствующее место. Командир корпуса и весь штаб корпуса были верхом. Это была громадная группа всадников, сопровождаемая конвойной казачьей сотней. Как в обозе обращал на себя внимание начальник почтово-телеграфного отделения, так в группе всадников – прокурор корпусного суда, полковник военно-судебного корпуса офицеров (фамилию его я забыл). Из всего состава суда он неизменно ехал за командиром корпуса должным образом подконьяченный и с неизменной флягой с коньяком. Два автомобиля штаба следовали пустыми.

Перед выступлением штаба корпуса по поручению начальника штаба я лично отнес на Ковельскую почтово-телеграфную контору секретный пакет с экземпляром приказа по корпусу о движении 5 августа (№ 1) и сдал его заказным письмом. Когда мы вышли на Владимир-Волынский большак, а город остался верстах в двух позади нас, начальник штаба, тревожно спохватившись, подозвал меня и приказал мне немедленно сесть на автомобиль и мчаться возможно скорее назад, в город, на почту и взять обратно пакет с приказом. Мысль, что отправленный по почте пакет может попасть в руки врага, неожиданно стала его мучить и до крайности угнетать.

Сев в автомобиль, я «помчался», но не очень. «Большак» представлял море песка. Автомобиль вяз, завязал и с трудом вылезал. Много я исколесил пространства, обходя большак далеко стороною. Но и тут не повезло: завязли в топкое место. Долго безуспешно возились, форсируя до предела мотор, пока не подъехала случайная повозка, запряженная парою волов. Моментально запрягли мы волов в автомобиль и соединенные усилия волов и мотора автомобиль вытащили. Дальше поехали без задержек. По счастью, пакет с приказом – заказное письмо – не был еще отправлен, и я взял его обратно. Догнал я штаб корпуса в момент прихода его на ночлег в м. Турийск. Начальник штаба еще не слезал с лошади. Заметив меня издали, он тревожно насторожился, и, когда я, подойдя к нему, протянул руку с пакетом, он облегченно глубоко вздохнул и сказал: «Ну, слава богу! Вы знаете, я близок был к этому». И показал рукою на кобуру с револьвером.

Когда потом я рассказал об этом офицерам штаба,

все удивились такой нервозности начальника штаба и пожалели очень, что он уже так нервничает, что в будущем неизбежно должно было неблагоприятно отразиться на работе штаба и далее – на действиях войск корпуса.

На 6 августа по директиве штаба армии мы должны были продолжать движение. Для писания приказа вечером 5-го в Турийске сели за стол все с командиром корпуса во главе и стали вырабатывать содержание и редакцию приказа. Писал приказ подполковник Головинский, мы же все принимали участие в обсуждении того, что надо написать. Понятно, что при таком способе составления приказа возникали споры и бесконечные разговоры, потому что каждому хотелось торжества его предложения или замечания, поправки; время уходило, войска оставались долго без распоряжений, а эти последние выходили поздно и далеко не в совершенной форме как плод коллегиального творчества. Помню, что в Турийске долго не приходили к окончательному решению по вопросу, оставлять ли на переправе через р. Турию по большой дороге на Владимир-Волынск на втором переходе роту пехоты для охраны моста или не оставлять? Мнения разделились поровну. В конце концов, мы, молодежь, уступили мнению командира корпуса, и рота с пулеметами и несколькими казаками была назначена, хотя мы остались в убеждении, что эту роту надо считать погибшей для первых боев и вообще надолго. Так оно потом и оказалось. Командир 12-го Великолуцкого полка очень долго и тщетно старался присоединить эту роту к полку: она сделалась какой-то неуловимой.

Должен заметить, что решение оставить роту для обеспечения моста подкреплялось до некоторой степени тем, что в этом районе среди польского населения было много враждебного нам элемента и были сведения об организации польских легионов и партий для партизанских против нас действий. Этим сведениям придавалось излишне много значения и уделялось внимания. Разговоры о польских легионах[30 - Польские легионы действительно существовали при австро-венгерской армии; 16 августа 1914 г. по инициативе Ю. Пилсудского был объявлен набор; в результате в трех легионерских бригадах сражалось 15–18 тысяч человек. Заметного отклика в польском населении это начинание не имело.], пущенные в обиход едва ли не из штабов, плели на все лады, особенно когда они возникали в солдатской среде. В результате создалась какая-то почти тревожная у войск настороженность, что будто во всякий момент поляки-легионеры могут причинить какую-либо неприятность. Эта настороженность и была причиной возникшей 6 августа на походе в 3-й дивизии, а именно в 9-м Ингерманландском полку, легкой паники.

С рассветом дивизии в том же порядке двинулись дальше: 3-я – снова по большой дороге, 35-я – на с. Туличов – д. Осса – с. Свойчов – Хобултов.

Близ с. Солович на рассвете в колонне 9-го Ингерманландского полка раздалось несколько выстрелов. И вмиг по колонне разнеслось, что напали «легионеры», которых никто, впрочем, так и не видел. Произошло замешательство, некоторые солдаты, сбрасывая снаряжение, побежали, их примеру последовали и несколько повозок. Но скоро усилиями начальствующих лиц все приведено было в порядок, и дальнейшее движение продолжалось спокойно.

На ночлег колонны остановились: 3-я дивизия – в районе с. Верба – Охновка, 35-я – в районе с. Гнойно – Свойчов. Штаб корпуса стал в господском дворе, в с. Верба.

О дальнейшем движении распоряжений из штаба армии не было, и корпус в таком положении простоял два дня. Связь со штабом армии была установлена по железнодорожному телеграфу от ст. Овадно. Во Владимир-Волынске было спокойно. Вошли в связь с 7-й кавалерийской дивизией в районе Владимир-Волынска. От высланных штабом корпуса разъездов (драгуны-кинбурнцы ротмистра Стрехи) стали поступать сведения о присутствии каких-то крупных сил противника к югу от Владимир-Волынска, в районе с. Грибовица – Калушов, которые якобы укрепляют там позиции. Этим донесениям мы не давали полной веры, так как разъезды наши были не «интеллигентные», унтер-офицерские. Тем не менее представлялось необходимым проверить полученные сведения, дабы не идти вслепую. В Вербу был приглашен начальник 7-й кавалерийской дивизии, генерал Тюлин, и командир корпуса лично его просил обследовать район к югу от Владимир-Волынска и очистить его от возможных неприятельских разведывательных частей. На другой день это и было исполнено. Никаких «крупных сил противника» нигде обнаружено не было. Но, исполнив это поручение, 7-я кавалерийская дивизия, к нашей досаде, почему-то отскочила к району с. Киселин, и таким образом снова фронт корпуса остался без должного освещения. Конницы же у нас не было, кроме назначенного нам второочередного 42-го Донского полка, но он еще не прибывал к корпусу.

В Вербе, в день прибытия еще раз и последний – больше никогда этот вопрос не выступал на сцену – много разговаривали о «польских легионах»: снова поступили сведения от местных жителей и частей 5-го корпуса, что в лесах, что к северо-западу от Владимир-Волынска, скрывается много польских легионеров. Был выслан батальон пехоты с артиллерией от 3-й дивизии для обследования и очистки лесов в районе немецких колоний, что в пяти верстах западнее с. Верба.

На другой день к вечеру 7 августа батальон вернулся, нигде никого не встретив.

5. Приказ по армии о дальнейшем наступлении и его целях. Исполнение

В Вербе 8 августа мы получили директиву штаба армии о наступлении армии. Ею предписывалось наступать и атаковать противника, который будет встречен на пути, при этом левый фланг армии, то есть наш 17-й корпус, должен был держаться в общем направлении на г. Жолкиев[31 - Город в Галиции недалеко от Львова, основан в XVI в. гетманом Жолкевским.]. 7-я кавалерийская дивизия должна была, обеспечивая левый фланг армии, быть связью с правым флангом нашей 3-й армии.

На другой день мы выступили в том же порядке, спокойно и ночевали в районе южнее и юго-восточнее Владимир-Волынска. Штаб корпуса ночевал в этом последнем у западного выхода по шоссе на м. Устилуг[32 - Селение под г. Владимир-Волынский Волынской губернии. Имение Стравинских, куда регулярно летом приезжал композитор И. Ф. Стравинский.]. При проходе через город 3-я пехотная дивизия переплелась с частями 10-й пехотной дивизии 5-го корпуса, которая через Владимир-Волынск шла в с. Пятыдни.

Вечером в штаб корпуса явился генерал-майор Орлов[33 - Орлов Александр Васильевич (1862–1914). Окончил Симбирский кадетский корпус. На службе с 09.1883. Окончил 2-е военное Константиновское училище (1884); выпущен подпоручиком в 79-й пех. Куринский полк. Офицер-воспитатель Донского кадетского корпуса в течение почти 8 лет. Полковник (1903). Командир 238-го Клязьминского резервного батальона (02–12.1904). Командир 238-го пех. Клязьминского полка (12.1904–05.1905). Командир 115-го пех. Вяземского полка (05.1905–06.1912). Ген. – майор (1912), за отличие. С 06.1912 командир 2-й бригады 25-й пех. див. Участник ПМВ. Командир бригады 61-й пех. див. Погиб в ходе неудачных боев 17-го арм. корпуса под Ивангородом. Похоронен в Петрограде.], помощник начальника 61-й пехотной дивизии, и доложил командиру корпуса о прибытии в город по железной дороге двух полков 61-й пехотной дивизии, которые мы, впрочем, уже видели, когда входили в город; они занимали казармы квартировавших во

Владимир-Волынске частей 17-й пехотной и 7-й кавалерийской дивизий. Связь с генералом Орловым тотчас же была установлена по телефону.

10 августа движение продолжалось: 3-я п. дивизия – по большаку на с. Грибовица, 35-я дивизия – по дороге на с. Бубнов, Иваниче. Штаб корпуса следовал за 3-й дивизией. Все шло мирным порядком; о противнике не было никаких сведений.

Ночевали: 3-я дивизия и штаб корпуса – в с. Грибовица, 35-я – в районе с. Иваниче. К вечеру в с. Мышов подошла и голова бригады 61-й пехотной дивизии.

В Грибовице, когда мы уже разослали войскам корпуса распоряжения о продолжении марша на 11 августа, был получен приказ о приостановке дальнейшего движения. Спавший уже генеральный штаб и командир корпуса были подняты, и снова началась спешная рассылка приказаний об отмене приказа. Потом постепенно все улеглось опять. Лишь я бодрствовал, следя за рассылкой распоряжений. Но не прошло и двух часов после рассылки «контр-ордра», как получен был новый «ордр», отменявший «контр-ордр» и предписывающий продолжать марш. Второй подъем начальства и генштаба и новые распоряжения об исполнении первоначального приказа о движении 11 августа. Когда я разослал их, уже приближался рассвет. Так мне почти и не удалось в эту ночь прилечь отдохнуть. Причина таких перемен распоряжений так и осталась для нас не совсем выясненной, тем более что никаких боевых столкновений армии еще не было.

Несмотря, однако, на последовавшие в течение ночи «ордры» и «контр-ордры», никакого «безордра» не произошло благодаря ночному бодрствованию и работе штаба. Войска выступили с ночлега своевременно. Часам к трем дня 3-я дивизия, а за нею и мы подошли к р. Бугу у д. Джарки. За Бугом перед нами простиралась, насколько глаз хватал, Галиция – неприятельская территория, но никакого неприятеля все еще не было. А обнаруженная и быстро исчезнувшая на левом берегу какая-то партия противника, вероятно, принадлежавшая к ландштурму, не вызвала к себе нашего внимания.

Авангард 3-й пехотной дивизии – 9-й Ингерманландский полк полковника Карнаухова[34 - Карнаухов Михаил Михайлович (1867–1918). Окончил Оренбургский Неплюевский кадетский корпус. На службе с 08.1886. Окончил 3-е военное Александровское училище (1888); выпущен в 159-й пех. Гурийский полк. Окончил Николаевскую академию Генерального штаба (1897). Штабс-капитан (19.05.1897). На штабных должностях в Туркестанском и Кавказском ВО. Нач. штаба 1-й Кавказской стрелк. бригады (06.1908– 05.1913). Командир 9-го пех. Ингерманландского полка (с 13.05.1913), с которым вышел на войну. Участник ПМВ. Кавалер Георгиевского оружия (09.03.1915). Ген. – майор (1915) за отличия. Нач. штаба 41-го армейского корпуса (09.1915–04.1916). Кавалер ордена Св. Георгия 4-й ст. (01.03.1916). Начальник снабжения Кавказской армии (с 20.06.1916). Командующий 39-й пех. див. (08–10.1917). Состоял в резерве чинов при штабе Кавказского ВО с 10.1917. Погиб в 1918 в Тифлисе.] (генерального штаба, мой преподаватель по Тифлисскому юнкерскому училищу[35 - Существовало в 1866–1921 гг. Имело двухгодичный курс обучения, с 1901 г. – трехгодичный. В гг. ПМВ выпускало прапорщиков по ускоренной программе.]), тотчас начал переправу на сколоченных из подручного материала плотах. Но операция эта происходила медленно из-за слабой грузоподъемности плотов.

Размеры реки были средние, ширина до 25–30 саженей, бродов поблизости не было. Наш берег был возвышенный и сильно командовал над плоским и низким австрийским берегом. Передовые части ингерманландцев разошлись веером для прикрытия переправы прочих войск и продвинулись вперед к с. Войславице.

Командиру 17-го саперного батальона полковнику Исакову[36 - Исаков Константин Николаевич (1869 – после 1917). Окончил 1-й Московский кадетский корпус. На службе с 08.1887. Окончил Николаевское инженерное училище. Выпущен подпоручиком (09.08.1888) в 6-й понтонный батальон. Окончил Николаевскую инженерную академию (1896). Штабс-капитан с переводом в военные инженеры. В распоряжении начальника инженеров Варшавского ВО (с 06.1896); в распоряжении окружного инженерного управления Кавказского ВО (с 20.02.1897). Капитан (05.04.1898). Участник Русско-японской войны 1904–05. Состоял в распоряжении начальника инженеров Приамурского ВО (с 14.02.1904). Корпусной инженер 1-го Сибирского армейского корпуса (с 25.06.1904). Подполковник (25.01.1905) за боевые отличия. Состоял в распоряжении Главного инженерного управления (с 25.11.1905). Пом. начальника Тифлисской (с 09.03.1906) и Кутаисской инженерных дистанций (с 18.07.1907). Нач. штаба Кавказской саперной бригады (08.1907–10.1910). Полковник (1908, за отличие). Нач. штаба инспектора полевых инженерных войск Кавказского ВО (10.1910–05.1911). Командир 17-го саперного батальона (с 20.05.1911), с которым вышел на Великую войну. Командир 21-го саперного батальона (07–11.1916). Корпусной инженер 38-го арм. корпуса (с 11.1916) и и. д. отдельного руководителя работ 6-го участка Западного фронта (на 02.04.1917). Ген. – майор в апреле 1917. Дальнейшая судьба неизвестна.] (он же корпусный инженер), чрезвычайно энергичному, имевшему несколько таких же энергичных помощников из числа офицеров своего батальона, было приказано приступить немедленно к постройке постоянного моста через Буг и упорядочить технически, с целью ускорения, переправу авангарда 3-й дивизии. Нечего и говорить, что у полковника Исакова дело закипело. Мы с высокого берега из д. Джарки любовались работой саперов. Весь берег кишел ими, точно муравьями. Весь двуколочный обоз батальона оживленным аллюром и в каком-то прямо красивом порядке засновал по берегу взад-вперед, подвозя материал для постройки моста. Место для него было выбрано прямо против деревни Джарки, у заброшенной водяной мельницы, где представлялось возможным сократить длину моста использованием островка, отделяющего рукав для мельницы от главного русла реки.

В этот день впервые мы увидели свой корпусный авиационный отряд, под командой штабс-капитана Ткачева[37 - Вероятно, ошибка автора. В. М. Ткачев, выдающийся русский летчик, командовал в чине подъесаула 20-м корпусным авиационным отрядом в другой армии. 17-м авиаотрядом командовал И. И. Кравцевич, впоследствии генерал, инспектор авиации ВСЮР.]. Он прибыл лётом и спустился аппарат за аппаратом у д. Джарки. Спуск ознаменовался одним грустными инцидентом. Смотреть, как спускаются и садятся чудовищные птицы, сбежались все, что были поблизости – и масса солдат, и жители деревни; при этом один из аппаратов при спуске задел какую-то бабу и смертельно ее ушиб. Некоторые истолковали этот несчастный случай за дурной знак. И, как увидим дальше, это оправдалось.

Распоряжением штаба армии для ускорения нашей переправы к нам в Джарки для наводки моста высылалась часть понтонного батальона. Жаль было, что об этом там не сообразили ранее. Зря поэтому потеряли мы два дня в Джарках.

Подошла в Джарки и бригада 61-й пехотной дивизии с двумя батареями и начальник этой дивизии, генерал-майор Симанский[38 - Симанский Пантелеймон Николаевич (1866–1938). Окончил Псковский кадетский корпус (1883). На службе с 09.1883. Окончил 2-е военное Константиновское училище (1885), выпущен подпоручиком, переведен в гвардию. Окончил Николаевскую академию Генерального штаба (1891), капитан. Старший адъютант штаба 35-й пех. див. (11.1891– 09.1896). Прикомандирован к Александровскому военному училищу для преподавания военных наук (09.1896–05.1900). Подполковник (1896).

На штабных и преподавательских должностях. Полковник (1900), ген. – майор (1909). С 03.1909 командовал 2-й бригадой 35-й пех. див. Участник ПМВ. Командующий 61-й пех. див. (07.1914–07.1917). Кавалер Георгиевского оружия (06.01.1915). В резерве чинов при штабе Московского ВО с 07.1917. Ген. – лейт., командир 47-го арм. корпуса. Участник Белого движения на Северо-Западе. С 25.10 по 22.11.1918 начальник 1-й стрелк. див. Отдельного Псковского добровольческого корпуса, с 30.12.1918 по 01.1919 командир Либавского отряда. В эмиграции в Польше, военный историк, писатель, председатель Российского общественного комитета в Польше. Умер в Варшаве.] со штабом.

6. Переправа через Буг и марш-маневр в новом направлении

К вечеру 13 августа понтонный мост был готов, постоянный саперный заканчивался. Наутро 14-го мы собирались продолжать марш по старой директиве. Но последовало изменение. 5-му и 17-му корпусам приказано было повернуть значительно направо и быстро наступать в общем направлении на Томашов[39 - Город в в Брезинском уезде Петроковской губернии Царства Польского.]. Это решение было принято командующим армией, генералом Плеве[40 - Плеве Павел Адамович (1850–1916). Окончил Варшавскую гимназию. На службе с 08.1868. Окончил Николаевское кавалерийское училище (1870), выпущен корнетом в Лейб-гвардии Уланский Его Величества полк. Окончил Николаевскую академию Генерального штаба (1877). Участник Русско-турецкой войны 1877–78, обер-офицер при штабе 13-го арм. корпуса (07.1877–09.1878). На штабных должностях. Правитель дел в Николаевской академии Генерального штаба (11.1884–12.1890). Командир 12-го драгунского Мариупольского полка (12.1890–01.1893). Ген. – майор (1893), за отличие. Начальник Николаевского кавалерийского училища (06.1895–06.1899). Командир 2-й кав. див. (06.1899–11.1901). Ген. – лейтенант (1901), за отличие. Начальник войскового штаба войска Донского (11.1901–03.1905). Участник Русско-японской войны 1904–05. Ген. от кавалерии (1907), за отличие. С 03.1909 – командующий войсками Московского ВО. Участник ПМВ. Командующий 5-й армией. Кавалер ордена Св. Георгия 4-й ст. (18.09.1914). Во время Лодзинской операции руководил всеми русскими войсками в районе Лодзи. В 01.1915 получил вновь сформированную 12-ю армию, вскоре переименованную в 5-ю. С 12.1915 главноком. армиями Северного фронта, по состоянию здоровья в 02.1916 освобожден от командования и назначен членом Государственного совета. Умер в Москве.] под влиянием слагавшейся на правом фланге 5-й и 4-й армий обстановки.

Там противник крупными, превосходными силами уже вел наступление на Люблин – Холм и в разрез между этими пунктами. Правофланговый корпус нашей армии, 25-й и следующий, 19-й – уже ввязались в тяжелые бои с наступавшим из района Томашова противником. 5-й и 1-й – до сих пор не только никого перед собой не встретили, но и не имели еще о противнике почти никаких сведений. Наши южные 3-я и 8-я армии вторглись уже глубоко в Галицию, направляясь на Львов и тесня перед собой противника. Невольно создалось впечатление, что главная масса Австро-венгерской армии направлялась для удара на Люблин – Холм.

Отсутствие противника перед 5-м и 17-м корпусами как бы указывало, что правый фланг направленных сюда сил обрисовывался где-то в районе Томашова.

Как потом выяснилось – это и было почти что так. Отсюда и явилось у командующего нашей армией решение широким маневром в ? оборота направо от прежнего направления вывести два левых своих корпуса (5-й и 17-й) к Томашову примерно и ударить во фланг тем силам противника, которые давили на два правых корпуса (25-й и 19-й), надеясь при удаче совершенно опрокинуть замыслы противника на своем фронте и оказать влияние на положение на фронте нашей 4-й армии[41 - Создана на базе управления и войск Казанского ВО. Командующий – престарелый генерал А. Е. Зальца.].

Это решение и распоряжение для его исполнения показалось нам очень интересным и, приступая к его исполнению, помню, мы, генеральный штаб, горели особым желанием поскорее достигнуть возможных крупных результатов. Лишь немного озадачивала нас загадочная тишина, молчание огромного лесисто-болотистого пространства в треугольнике Рава Русска – Белз – Жолкиев. В начале августа, как выше упоминалось, наша конница там побывала и ничего значительного не обнаружила. Но прошло уже несколько дней с тех пор. Обстановка тут могла измениться. А к тому же при исполнении предписанного маневра приходилось к этому загадочному пространству повернуться флангом. Вот почему сделано было все возможное, чтобы обезопасить себя с этой стороны от всяких неожиданностей. 7-я кавалерийская дивизия генерала Тюлина, следовавшая левее 35-й дивизии, по нашей просьбе была подчинена командиру корпуса.

14 августа, когда рассвело, все, что стояло у д. Джарки, двинулось одной колонной за авангардом 3-й пехотной дивизии. Буг перешли по отличному понтонному мосту.

Левая колонна – 35-я дивизия – перешла реку у Сокаля по шоссейному мосту. Ее движение слева прикрывала двигавшаяся левее и несколько уступом впереди 7-я кавалерийская дивизия[42 - Она должна была, двигаясь вдоль болотистой реки Солонки, охватывать на ней переправы. – Примеч. автора.]. Для ее поддержки близко к ней следовал боковой авангард 35-й дивизии – 139-й Моршанский полк полковника Гутора (не генерального штаба).

Дивизии следовали: 3-я – по дороге на с. Войславице, Хоробрув, м. Ворелж, Городище, Гульче, Лиски, Новоселки; 35-я – на с. Шмиткув, Бузина, Длужиев, Васимов.

Штаб корпуса следовал с 3-й дивизией. Стояла чудная летняя погода. Дороги в Галиции оказались лучше наших. Страна была богата хлебом. На многочисленных по пути нашего следования хуторах и имениях помещичьих было много зернового фуража, который был еще или на полях, или в скирдах уже. Тут мы брали уже не стесняясь, как то было на Волыни. Особенно довольны были артиллеристы, что не нужно рыскать в поисках фуража. Все было всегда под руками.

Марш в этот день был утомителен. Каждая колонна прошла не менее 30 верст. Шли с раннего утра до темноты и в темноте еще подтягивались хвосты.

Помню, когда мы обгоняли части 3-й дивизии на привалах, те говорили, что очень утомились. Галицийские селения по пути были пустынны. Большинство жителей их покинуло. Некоторые селения, где было много еврейского населения, были полусожжены. В этот период войны, когда наши войска вторгались в пределы неприятельской территории, часто наше приближение к какому-либо селению отмечалось очень часто вспыхивавшими почти мгновенно в них пожарами. Сначала мы удивлялись, что в пустом почти селении вдруг ни с того ни с сего, что называется, пылали хаты, чаще же хозяйственные постройки. Но скоро все выяснилось. Оказывается, это были условные сигналы противнику о нашем приближении. Видимые очень далеко, они верно указывали ему о наших передвижениях. Нечего и говорить, что шпионами-сигнальщиками были почти исключительно жиды. Отсюда возникла особенная к ним ненависть у наших войск, а казаки были к ним беспощадны. В 1-й Донской казачьей дивизии разъезды, побывавшие и в этом районе, почти поголовно выжигали в селениях еврейские кварталы. Это было ответом на их «пожарные сигналы» с одной стороны, как месть за шпионскую их работу, а с другой – введение противника в заблуждение об истинном направлении нашего движения.

О противнике и в этот день не было сведений на фронте

корпуса. Хотя 35-я дивизия по подходе к месту ночлега – с. Васимов – Пшеводов – слышала артиллерийскую канонаду где-то в северо-западном направлении. То же знала и 3-я дивизия, заночевавшая в районе Новоселки – Телятин – Радков.

В темноте уже штаб корпуса прибыл в Новоселки, место намеченного ночлега. Главная улица забита была остановившимися войсками 3-й пехотной дивизии, которые от переутомления как стали на пыльной дороге, так и полегли почти все поголовно и спали, кто где прилег. Тут же от раненых тобольцев[43 - 38-й Тобольский графа Милорадовича пехотный полк. Сформирован в 1703 г. В ПМВ в 10-й пех. див. 5-го арм. корпуса.] (10-я дивизия 5-го корпуса) мы узнали, что их полк, будучи в авангарде, вел у Лащова сильный бой с большими силами австрийцев.

До поздней ночи мы сидели в доме священника с. Новоселки, составляя приказ на 15 августа. Утомление было крайнее: помню, сидя засыпали на мягких стульях поповских.

Наш же «совет-коллегия» для составления приказа доконала нас окончательно.

На 15-е приказ по 17-му корпусу предписывал наступать в общем направлении на Белжец. Предвидя очень вероятную встречу с противником, он распределял войска корпуса по колоннам так, что в этом распределении намечался будущий боевой порядок корпуса. Правая колонна – 3-я дивизия должна была, придерживаясь тесной связи с соседом направо – 10-й дивизией 5-го корпуса у Лащова, наступать на с. Посадов, Жерники, Подлодов. 35-я – на с. Кржевица, Щенятын, Торношин, Заставе, Махнов. Бригада 61-й дивизии намечалась быть резервом и должна была идти на некотором расстоянии за 35-й дивизией. Левый фланг по-прежнему прикрывался 7-я кавалерийской дивизией.

Наш сосед справа 5-й корпус собирался на 15-е атаковать 10-й дивизией противника у Лащова, силы которого определялись боем с ними тобольцев около дивизии.

7. 15 августа. Первые бои. Неудача

Выступление войск с ночлегов началось рано, на рассвете 15-го. Утро было прекрасное и погодой, и первыми сведениями. Подполковник Головинский ездил за ориентировкой в штаб 5-го корпуса, в Жулице, и привез оттуда известие о крупной победе наших войск: 10-я дивизия при содействии 11-го Псковского полка 3-й дивизии атаковала у Лащова австрийские силы, охватила их с обоих флангов и даже с тыла и после небольшого сопротивления взяла в плен целиком австрийскую дивизию с артиллерией и всеми потрохами[44 - Разгромлена 15-я венгерская пехотная дивизия, потерявшая 4000 пленными, 2 знамени и 22 орудия.]. Весть эта облетела всех с быстротою молнии и произвела необычайно радостное впечатление. Утренняя наша воздушная разведка в направлении Томашова также давала как будто бы благоприятные сведения: по многим путям в районе Томашова было обнаружено массовое движение обозов в южном направлении. И нам так хотелось верить, что противник начинает очищать район Томашова под угрозой нашего удара им во фланг. А отсутствие до полудня сведений о встрече с противником на фронте нашего корпуса рисовало уже нам картину выхода его в тыл австрийцам.

Штаб корпуса уже собирался выступать из Новоселки, чтобы следовать за левой колонной, за бригадой 61-й пехотной дивизии, как намечалось приказом по корпусу. Но задержались мы вследствие желания начальника корпуса получить еще донесения из колонн, особенно из 35-й дивизии и 7-й кавалерийской, куда был послан с этой целью мотоциклист. Эта задержка с выходом штаба корпуса имела неблагоприятные последствия: командир корпуса в самую серьезную минуту лишен был возможности управлять войсками корпуса и влиять на события на фронте их. Прибывший наконец мотоциклист сообщил, что к 7-й кавалерийской дивизии он не мог проехать, ибо там бой. Какой бой, кого с кем – этого добиться от него не могли. Но по виду его, растерянному, как у ошпаренного, мы могли заключить, что начавшийся в левой колонне бой неблагоприятен для нас. Началась тогда суета. Посылались ординарцы один за одним. Мне приказано было вести к штабу 35-й дивизии линию телефона. Для быстроты были погружены на автомобиль несколько катушек кабеля и аппаратов и старший телефонист с группой своих людей поехал их разматывать. Однако до штаба дивизии было далеко – раз, а другое – никто не знал, где он в данный момент находится.

После полудня мы услышали в стороне левой колонны артиллерийскую стрельбу, а несколько спустя были ясно видны разрывы, характерные красноватые разрывы австрийских шрапнелей. Скоро в той стороне запылали пожары, горели деревни, не то Васимов, не то Ульговек. И было в этих пожарах что-то зловещее. Мы думали, что неприятельская артиллерия зажгла селения. Но было это и так и не так. Потом мы узнали, что были и поджоги злоумышленные, сигнальные. И когда на одной из хат в Васимове поймали жида, что-то, видимо, сигналившего, казаки беспощадно расправились со всеми жидами.

Из 3-й пехотной дивизии были сведения, что она, хотя и медленно, но продвигается вперед, ввязавшись с тоже наступавшим противником во встречные бои у Жерники – Подлодов. Все шло тут нормально, очень осторожно, именно в духе генерала Ползикова[45 - Ползиков Петр Владимирович (1854–1938). На службе с 09.1869. Окончил Пажеский корпус (1873), выпущен прапорщиком в Лейб-гвардии Егерский полк. Участник Русско-турецкой войны 1877–78. Флигель-адъютант болгарского князя Александра Баттенберга. Штабс-капитан (11.07.1882). 12.10.1878 зачислен в Николаевскую академию Генерального штаба, но в 03.1881 по домашним обстоятельствам отчислен в полк. Капитан (30.08.1888). Полковник (30.08.1893). Офицер-воспитатель Пажеского корпуса (11.1884–08.1893). Командир Севастопольского крепост. пех. батальона (07.1894–08.1897). Начальник Батумского военного госпиталя (04.1898–10.1899). Командир 21-го пех. Муромского полка (10.1889–05.1904). Ген. – майор (1904), за отличие. Командир 2-й бригады 37-й пех. див. (05.1904–01.1907). Начальник 1-й Финляндской стрелк. бригады (01.1907–09.1910). Ген. – лейтенант (1910) за отличие. Начальник 3-й пех. див. (09.1910–11.1914). Участник ПМВ. Освобожден от должности, произведен в ген. от инфантерии с увольнением со службы (1914/1915). В эмиграции во Франции.], начальника 3-й дивизии, начальника очень осторожного, даже слишком иногда, вследствие этого медлительного, со склонностью к нерешительности, как потом мы его узнали. Полковник Серебрянников[46 - Серебрянников Владимир Григорьевич (1874–1937). Окончил 2-й Московский кадетский корпус. На службе с 08.1892. Окончил Военно-училищный курс Московского пехотного юнкерского училища (1894), выпущен в 20-ю арт. бригаду. Окончил Николаевскую академию Генерального штаба (1900), штабс-капитан. На штабных должностях. Участник Русско-японской войны 1904–05. Начальник строевого отдела штаба Севастопольской крепости (12.1904–06.1906). Подполковник (1905). Старший адъютант штаба Одесского ВО (05.1907–08.1913). Полковник (1909). Нач. штаба 3-й пех. див. (08.1913–12.1914), с которой выступил в поход. Участник ПМВ. Нач. штаба 13-й пех. див. (12.1914–1915). Командир 10-го грен. Малороссийского полка, пом. нач. штаба Двинского ВО (1915). Кавалер Георгиевского оружия (10.11.1915). Командир 289-го пех. Коротоякского полка (1916); начальник военно-дорожного отдела управления начальника военных сообщений Западного фронта (05.1916–03.1917). И. д. пом. начальника военных сообщений армий Румынского фронта по румынским дорогам (с 03.1917). Ген. – майор (1917) с утверждением в должности. Позже и. о. начальника военных сообщений

Румынского фронта. В РККА добровольно с 1918. Начальник военных сообщений Западной армии; в резерве службы по военным сообщениям при ЦУПВОСО; инспектор при начальнике ЦУПВОСО. В списках Генерального штаба РККА от 15.07.1919 и 07.08.1920. С 07.1921 для особых поручений при ЗР. После Гражданской войны в 3-м управлении военных сообщений штаба РККА. Арестован 01.08.1930 по обвинению во вредительстве на железных дорогах. Вину признал, хотя на допросах вел себя стойко. 18.07.1931 был осужден к ВМН, с заменой 02.12.1931 на 10 лет ИТЛ. Вторично осужден к ВМН и расстрелян в 09.1937.], его начальник штаба, был того же характера, вполне под стать своему дивизионеру[47 - Т. е. начальнику дивизии.]. Это сочетание характеров впоследствии нередко было причиной неудачи наших хороших замыслов. От него же оба эти начальника и пострадали лично: и генерал Ползиков, и полковник Серебренников в октябре, когда мы яростно преследовали австрийцев, под Кельцами[48 - Кельцы (Кельце) – город в центральной Польше, в 170 км к югу от Варшавы.], были оба отрешены от своих должностей за проявленную нерешительность.

К вечеру, часам к пяти, до нас стали доходить сведения, частично, не в порядке донесений, как того мы тщетно добивались, о сильных боях во всей левой колонне, боях, развивавшихся неблагоприятно для нас.

На это указывал и огонь неприятельской артиллерии. Разрывы его шрапнелей имели тенденцию распространяться в северо-восточном направлении, от Васимова, к Проневодову и далее; а направление выстрелов было как будто с юго-востока на северо-запад, то есть как раз под прямым углом к направлению наступления левой колонны. Иначе говоря, противник, по-видимому, появился и атаковал 35-ю дивизию и бригаду 61-й дивизии слева, во фланг им и даже несколько в тыл.

Настроение у нас в штабе резко изменилось. Командир корпуса, человек вообще спокойный, под влиянием нервного начальника штаба стал также нервничать. Положение его и в самом деле было трудное. Генерал далеко не решительный, тут, видимо, не знал, что предпринять. Обстановка была уже, несмотря на отсутствие информирующих донесений, почти ясна: 35-я дивизия и бригада 61-й дивизии получают удар оттуда, откуда мы больше всего и опасались, слева, во фланг. Но что можно было тут предпринять, чтобы изменить ее? Никакого резерва у командира корпуса не было. Сам он был далеко от поля событий. Никакой связи почти не было. Моя попытка выбросить вперед, в сторону 35-й дивизии, телефонную линию не давала результатов. Лучшим выходом, пожалуй, было самому ему с частью штаба выехать вперед, не ожидая больше выяснения обстановки и питаясь больше всевозможными частными сведениями, которые при неудаче всегда рисуют картину много мрачнее, чем она на самом деле есть. В руках у командира корпуса были находящиеся при штабе: 1 рота пехоты, 17-й саперный батальон, 1 эскадрон драгун и 1 сотня казаков. С таким резервом, когда в дело втянут весь корпус, конечно, многого сразу не сделаешь, но можно было надеяться по пути подобрать, остановить, устроить отходившие части. А там, бог весть, что могло быть: история ведь дает нам многое множество примеров, когда из ничего, казалось бы, создавалось не только кое-что, а очень многое. Во всяком случае надо было что-то попытаться предпринять. А этого сделано не было. Командир корпуса пребывал в том положении, которое характеризуется как худшее решение, когда нет никакого решения. Он все еще выжидал.

Часов около шести появились отходящие части 7-й кавалерийской дивизии. Одни из них проходили по дороге от Радкова через Новоселки и далее куда-то в тыл, другие – западнее Новоселок. Скоро вслед за сим разнеслась весть, что неприятельская кавалерия направляется на Новоселки с юго-востока. Опасность угрожала, таким образом, непосредственно штабу корпуса. Это вывело начальство из какого-то оцепенения. Роте приказано было занять южную и юго-восточную окраину деревни, эскадрону и сотне выдвинуться в направлении на д. Лиски для прикрытия штаба и освещения местности в этом направлении. Это все было, так сказать, прилично. А дальше было – неудачно. Начальник штаба посоветовал, что штабу немедленно надо уйти из Новоселок, отступить; куда – намечено было Старое Село. Немедленно поданы были автомобили и штаб помчался по дороге на Потуржин. Шаг был вдвойне неудачен. Вместо того чтобы отправить сначала обоз, учреждения штаба и вообще все, что в данный момент только мешало и связывало нас, а самим выбрать другой пункт, ближе к войскам и истинной обстановке, мы ушли дальше от этого, в еще большую неизвестность. Поспешный отъезд командира корпуса с личным составом штаба породил – иначе и быть не могло – паническое настроение в хозяйственной части штаба, в обозе и учреждениях. Все это, конечно, устремилось вслед за автомобилями. Несколько повозок было брошено по пути, просто отпряжены лошади и повозки брошены. А казначейство, контроль, суд приобрели такую инерцию, что казначей с сундуком выдохся только в Ковеле. Второе – путь отхода своего штаб выбрал нецелесообразно. Проще и логичнее было раз уж уходить, так уходить от неприятеля, то есть в сторону с. Телятин, а не почти мимо него, на По-туржин. Конница противника, от появления которой все и сорвалось с места, могла же наблюдать отступательное движение и действительно она его наблюдала, как мне лично пришлось в этом убедиться. Когда штаб собирался уходить из Новоселок, я по собственной инициативе попросился у начальника штаба поехать вперед для выяснения обстановки, хотя бы в районе, ближайшем к штабу. С собою взял трех казаков-конвойцев и по пути присоединил офицера связи, посланного с такой же целью. Сначала я направился по дороге на Радков. Эскадрон ротмистра Стрехи пошел в направлении на Лиски. По пути я встретил 2–3 эскадрона белорусских гусар[49 - 7-й гусарский Белорусский императора Александра I полк. Сформирован в 1803 г. В ПМВ в 7-й кав. див. 19-го арм. корпуса.]. Спрашивал у офицеров, откуда они, где остальные. Отвечали, что идут в тыл куда-то после «блестящей атаки». Приблизившись к лесу, что в 1? верстах от Новоселки, мы спешились, вышли на южную опушку. Тишина. Никого. Достал бинокль и стал обшаривать всю впереди лежащую местность. Поле было пусто совершенно. Но через несколько минут я заметил неприятеля. Около батальона австрийской пехоты в строю вроде нашего строя «поротно» и роты «повзводно» спускалось по скату со стороны Васимова, направляясь на Радков. Я продолжал следить за ними. Но скоро батальон исчез в складках местности и пропал. Сколько я его ни ждал, он больше так и не появился. Никаких других частей противника, ни крупных, ни мелких, нигде больше не было видно.

Потеряв надежду далее проследить движение обнаруженного австрийского батальона, мы снова сели на коней и поехали влево на восток. Мне хотелось обогнуть находящийся здесь на самой нашей государственной границе другой лес и выйти в направлении на австрийскую д. Лиски, относительно которой еще днем ходили слухи, что она занята конницей противника. Деревня эта горела. Кроме того, я решил обследовать и упомянутый лес, нет ли в нем противника. Когда мы проехали с полверсты, заметили наш казачий разъезд (от конвойной сотни штаба корпуса), который вышел из упомянутого мною леса и по опушке направлялся к его северной оконечности,

куда шли и мы. Для меня стало ясно, что в лесу противника нет. Когда мы огибали лес с севера, встретили дозор драгун от эскадрона ротмистра Стрехи. Я спросил их, где эскадрон; они мне его показали. Стреха собирался уходить на Новоселки, считая свою задачу по прикрытию отхода штаба корпуса исполненной. Я попросил его задержаться и предложил обследовать со мною местность между лесом и д. Лиски до этой последней. Он согласился.

Скомандовал эскадрону разомкнуться, после шеренги были разведены на большую дистанцию. Командир эскадрона поехал впереди эскадрона, рядом с ним я. Офицеры эскадрона – перед своими взводами. Вперед вдоль леса был выслан дозор с целью наблюдения за лесом[50 - См. схему 1.].

Двигаться нам пришлось сначала по лощине, поднимаясь к гребню, который шел перпендикулярно нашему направлению, на линии д. Лиски, которая сначала не была видна. Неизвестность, что нас ждет впереди, невольно заставила всех нервно насторожиться до крайности. Нервные же окрики ротмистра Стрехи на людей эскадрона и его команды таким необычайно крикливым голосом, что я даже не узнавал командира эскадрона: голос был как будто не его. И замечательное психологическое явление: вся эта крайняя нервная напряженность через голос командира тотчас передалась не только людям, но даже коням и настроила их подобным же образом. Шли мы шагом, поднимаясь на гребень. Когда мы его почти достигли и перед нами открылись влево дымящаяся д. Лиски, впереди, за гребнем, лощина, а за ней дальше подъем на командующую высоту, вершина которой увенчана была каким-то кладбищем с группою деревьев, – раздались ружейные выстрелы, не часто, но и не редко. Пули засвистели над нами с характерным щелканьем. Ясно было, что нас заметили и стали обстреливать. Раньше, чем мы успели с ротмистром сообразить, откуда и что, как весь эскадрон в мгновение ока, что называется, повернул и галопом понесся обратно, к исходному положению в лощину. У меня было впечатление, что в этом «маневре» уже не мы, а лошади, инстинктивно чувствуя впереди опасность, управляли нами. По крайней мере, когда я попытался снова взять управление моим животным, – молодая кобылица, первый раз под седлом, – то мне это абсолютно не удалось, пока эскадрон, окрикиваемый командиром, не пришел в себя и не остановился. Переглянувшись с ротмистром, мы оба засмеялись, хотя еще и нервным смехом, что «драпанули»-таки под огнем. И словно желая загладить свой неблаговидный проступок, мы одновременно, без слов почти, решили, что попытку надо повторить. Несколько команд, резко произнесенных, и повернутый эскадрон снова пошел вперед.

Однако повторилось почти что то же самое. Выстрелы, дрогнувшие несколько всадников где-то в 4-м взводе, и снова все понеслось назад. Тогда нам стало не только смешно, но и досадно. И мы решили поехать вперед с ротмистром без эскадрона, сами. Это и исполнено было нами без всякого «маневра». От досады за какое-то малодушие мы точно в отместку себе напряжением воли заставили себя простоять открыто на гребне несколько минут. Мы рассмотрели на этот раз все, что было нам видно. Противника, который по нас стрелял, мы так и не узрели, и решили, что это небольшая группа его, пост или патруль, который, видимо, занимал видневшееся впереди в 1–1? версте, на командующей высоте кладбище, или отдельные могилы. Деревня Лиски ничем живым себя не обнаружила и, по-видимому, была совершенно пуста и от жителей, и от противника. Спокойно, шагом мы вернулись к эскадрону. На этот раз по нас ни одного выстрела. Так мы получили первое боевое крещение. В эскадроне ротмистра Стрехи я никогда больше не бывал в «деле»; как не видел и его боевых действий. Но слышать – слышал не раз. Эскадрон уже не поворачивал под огнем, скорее наоборот, стремился добраться до противника и уничтожить его. Свидетельство этому – масса наград, полученных людьми эскадрона, и сам его командир был украшен белым крестиком[51 - Имеется в виду Георгиевский крест.].

Наступили сумерки. Пришлось подумать о возвращении к штабу, тем более что мы не знали толком, где он остановился. Разговор был о Старом Селе, но уверены в этом мы не были, к тому же в создавшейся обстановке мало ли какие могли быть изменения. Разыскивать же штаб ночью – перспектива не из приятных. Ввиду этого мы решили следовать к штабу. Поравнявшись с северной окраиной леса, где я встретился с драгунами ротмистра Стрехи, я с офицером связи и нашими казаками повернул направо, чтобы, выехав из лощины на гребень, посмотреть на восток. Я знал, что сегодня оттуда, от нашей переправы через Буг у д. Джарки, ожидались 2-я бригада 61-й дивизии, ее артиллерия, обоз, парки, наша корпусная конница – 42-й Донской казачий полк. Группой в семь всадников рысью мы въехали на гребень и тотчас заметили: 1) на северо-западной опушке леса[52 - См. схему 2.], что в трех четвертях версты приблизительно восточнее д. Лиски, стояла группа австрийских кавалеристов, в бинокль отчетливо были видны красные штаны. Как только они нас заметили, моментально скрылись в лес[53 - Я думаю, что тут была конница противника, наблюдатели которой отсюда могли ясно видеть уход штаба корпуса в Новоселки. – Примеч. авт.]. Еще восточнее, далеко, – где именно, трудно было распознать в сумеречной мгле, – стреляла батарея: отчетливо были видны вспышки орудийных выстрелов, но звуков слышно не было, также невозможно было определить, куда стреляла батарея, так как нигде не видно было разрывов выпускаемых ею снарядов. Никаких продвижений войск нигде заметно не было.

Смеркалось, когда мы миновали Новоселки. У леса, что в одной версте севернее села, мы видели брошенные повозки из обоза штаба корпуса. Досадно было сознавать, что тут в тылу, спокойном тылу, который никакого противника не видел, а лишь болезненно его воображал, – так панически удирали, и что немалая доля вины в этом лежала на штабе корпуса.

У выхода из с. Потуржин мы встретили группу всадников, казаков-донцов. На вопрос, кто они, какой части, был ответ:

42-го Донского полка. «Где командир?» – «Сзади». В это время подъехал и сам он, полковник Никушкин[54 - Очевидно, донец недворянского происхождения.]. Я назвал себя. Изложил ему обстановку и советовал повернуть полк и идти вместе с нами в Старое Село. Полковник Никушкин стоял на том, что он имеет приказание идти в Новоселки и должен его исполнить. Я его предупредил, что в окрестностях Новоселок есть противник, и сейчас село может быть им уже и занято. Тем не менее он остался непреклонным. Тогда я предложил ему направить полк в Новоселки и ехать в штаб за получением указаний. На этом мы расстались. Полковник Никушкин лично отвел полк в Новоселки, где никого не было, и сам после этого отправился в штаб корпуса, в Старое Село, куда прибыл спустя час приблизительно после моего возвращения.

Штаб корпуса я нашел в Старом Селе, в доме священника. Что тут происходило, и в селе, и около штаба, невозможно описать. Около дома со штабом была масса людей разных частей, раненые стонали, повозки – все это перемешалось в хаотическом беспорядке. В комнате, где работал штаб, также негде было повернуться. За столом командир корпуса, начальник штаба и офицеры генштаба заняты были приготовлением распоряжений.

Тут же был прибывший из штаба 5-го корпуса генерального

штаба капитан Лесевицкий[55 - Лесевицкий (Лисевицкий) Николай Петрович (1873–1918). На службе с 09.1893. Окончил Петровский Полтавский кадетский корпус и 3-е Александровское военное училище (1895), выпущен подпоручиком во 2-й мортирный арт. полк. Капитан (1906). Окончил Николаевскую академию Генерального штаба (1907). Старший адъютант штаба 41-й пех. див. (11.1909–01.1911). Старший адъютант штаба Гренадерского (01.1911–03.1914) и 5-го арм. (с 03.1914) корпусов. Участник ПМВ. И. д. начальника штаба 67-й пех. див. (с 02.1915). Подполковник (1915). Кавалер Георгиевского оружия (ВП 05.05.1915) и ордена Св. Георгия 4-й ст. (26.09.1915). Полковник (06.12.1915). Нач. штаба 7-й Особой пех. бригады (с 07.1916 г.). Командир 202-го пех. Горийского полка (1917 г.). И. д. ген. для поручений при командующем 3-й арм. (с 22.07.1917). Участник Белого движения на Юге. В конце 1917 ген. – квартирмейстер полевого штаба Кубанской арм., в 01–02.1918 командир добровольческого отряда на Кубани. Во время 1-го Кубанского похода остался больным в аулах. Расстрелян в 03.1918 в м. Горячий Ключ.]. Картина боя 15 августа в ее результатах постепенно вырисовывалась. 35-я и особенно 61-я дивизия получили чувствительный удар и понесли значительный урон.

Вот что произошло в 35-й дивизии.

До полудня дивизия шла спокойно, имея впереди, в авангарде, 137-й пехотный Нежинский полк[56 - 137-й Нежинский пехотный Ее Императорского Высочества Великой Княгини Марии Павловны полк. Сформирован в 1863 г. В ПМВ в 35-й пех. див. 17-го арм. корпуса.] полковника Пронина[57 - Пронин Александр Семенович (1867–после 1919). Окончил 2-й кадетский корпус. На службе с 09.1885 г. Окончил 1-е военное Павловское училище (1887), выпущен в 95-й пех. Красноярский полк. Капитан (1900). На 12.1905 в Лейб-гвардии Семеновском полку. Участник подавления восстания в Москве. Полковник (1907). Командир 137-го пех. Нежинского полка (с 07.1913 г.). Участник ПМВ. 15.08.1914, находясь в авангарде 35-й пех. див. на биваке у фольварка Турин, полк подвергся внезапной атаке противника и понес тяжелое поражение. В бою П. тяжело ранен. Отчислен от должности 07.01.1915. В резерве чинов при штабе Двинского ВО ввиду привлечения к следствию (вместе с начальником 35-й пех. дивизии ген-лейтенантом П. П. Потоцким) по обвинению в халатности (25.01.1915). Уволен от службы по болезни. Участник Белого движения на Востоке. В Народной армии Комуча – командир бригады 4-й стрелк. див. В армии адм. А. В. Колчака начальник 8-й Камской стрелк. див. (до 07.1919). Ген. – майор в 1919 г.], влево – боковой авангард – 139-й Моршанский полк[58 - 139-й пехотный Моршанский полк. Сформирован в 1700 г. В ПМВ в 35-й пех. див.] полковника Гутора[59 - Гутор Александр Евгеньевич (1866 – после 1921). Окончил Михайловскую Воронежскую военную гимназию и 4-й Московский кадетский корпус. На службе с 08.1884. Окончил 3-е военное Александровское училище и Михайловское артиллерийское училище (1887). Выпущен в 1-ю арт. бригаду. Позже служил в 6-й арт. бригаде. Окончил Николаевскую академию Генерального штаба (1898). Капитан (1898). На штабных должностях. Прикомандирован к Александровскому военному училищу для преподавания военных наук (09.1901–01.1905). Подполковник (14.04.1902). Нач. штаба 3-й грен. див. (01.1905–12.1911). Полковник (02.04.1906). Командир 139-го пех. Моршанского полка (с 12.1911). Произведен в ген. – майоры с увольнением от службы по болезни с правом ношения мундира и пенсией и зачислением в пешее ополчение по Московской губернии (12.12.1914). В РККА. Начальник разведотдела штаба Западного ВО; помощник начальника военно-хозяйственного управления штаба Западного ВО; начальник учебно-организационного отделения военно-учебных заведений управления штаба Западного фронта (1,5 мес.); начальник Полевого отделения военно-учен. арх. того же фронта (0,5 мес.); нач. информ. историч. отделения штаба Западного фронта (с 16.02.1920). Завуч 31-х Самарских пех. курсов (08.1920–04.1921). С 15.04.1921 пом. начальника 31-х Смоленских курсов. Уволен в бессрочный отпуск.], а еще левее, несколько уступом назад – 7-я кавалерийская дивизия генерала Тюлина. Нельзя сказать, чтобы о противнике не думали и шли беспечно. Наоборот, встречи с ним ожидали, особенно после маленького инцидента, послужившего причиной некоторого даже замешательства в колонне главных сил дивизии. Когда голова дивизии, 138-й Болховский полк[60 - 138-й пехотный Болховский полк. Сформирован в 1863 г. В ПМВ в 35-й пех. див. 17-го арм. корпуса.], прошла д. Кржевица, влево из леса, что тянется вдоль болотистого ручья Ржечица, вдруг выскочила группа наших всадников и бросилась в сторону колонны главных сил 35-й дивизии с криком «неприятельская кавалерия!» Болховцы засуетились, пришли в некоторое замешательство, но потом скоро успокоились, остановились и приготовились к отражению конницы. Однако последняя оказалась мифической.

В полдень дивизия подходила к с. Тарношин, где начальник дивизии, генерал-лейтенант Потоцкий[61 - Потоцкий Петр Платонович (1855 – после 1915). Окончил Петровскую Полтавскую военную гимназию. На службе с 08.1872. Окончил Николаевское инженерное училище (1875), выпущен подпоручиком в 3-й саперный батальон. Участник Русско-турецкой войны 1877–78. Окончил Николаевскую академию Генерального штаба (1882). Состоял при Виленском ВО. Старший адъютант штаба 30-й пех. див. (11.1882– 08.1884). Капитан (1883). На штабных должностях. Полковник (1892). Командир 95-го пех. Красноярского полка (12.1899–05.1903). Ген. – майор (1903). Нач. штаба 11-го арм. (05.1903–03.1904), 21-го арм. (03.1904– 09.1905) корпусов. Нач. штаба Варшавской крепости (09.1905–05.1907). Начальник Варшавской крепостной пех. бригады (05.1907–07.1910). Ген. – лейт. (1910). Нач. 28-й (07.1910–04.1913), 35-й (04.1913–10.1914) пех. дивизий. Во время Галицийской битвы в ходе наступления 5-й армии 35-я див. потерпела 15.08.1914 серьезное поражение в бою у с. Тарношин. Временно командующий 17-м арм. корпусом (с 15.08.1914). Отчислен в резерв чинов при штабе Киевского ВО. 02.05.1915 уволен со службы с производством в ген. от инфантерии.], решил остановиться на привал, чтобы покормить людей. Тарношин – большое селение, разделялось на две части, сообщение между которыми было возможно по мосту в восточной части селения, по дороге из Ульговек[62 - См. схему 3.].

Втянувшись в село, движение остановилось. Авангард, нежинцы, оказался у хутора, уткнувшись головой в лес. Полк составил ружья, как был в колонне по дороге. Солдаты тотчас рассыпались в разные стороны. Командир полка вызвал к хутору офицерское собрание, притянувшее к себе почти всех офицеров. Какое осталось впереди охранение – сведения разноречивые. Едва собрание раскинулось, как послышались выстрелы в лесу, восточнее хутора. Скоро прибежали оттуда дозоры и сообщили о наступлении австрийцев. Поднялась суматоха, замешательство, паника. Из леса показались лавы неприятельской конницы. Поднялась беспорядочная стрельба. Большая часто полка бросилась к Тарношину. Командир полка пытался повести часть полка вперед и установить подобие боевого порядка, но был тяжело ранен в живот. Тревога быстро докатилась до главных сил дивизии, в Тарношин. Болховцы и зарайцы[63 - 140-й пехотный Зарайский полк. Сформирован в 1863 г. В ПМВ в 35-й пех. див. 17 арм. корпуса.] немедленно поднялись и первые стали разворачиваться у южной окраины села. Под влиянием бегущих нежинцев и первые цепи болховцев также было повернули назад. Но тотчас подтолкнуты были вперед командиром полка, полковником Кононовичем[64 - Кононович Иосиф Казимирович, командовал полком с ноября 1910 г. по январь 1915 г.].

Им же раньше всего была выдвинута вперед вся пулеметная команда, которая быстро развернула впереди цепей, западнее дороги все свои восемь пулеметов. Как раз в это время вслед за конницей противника из леса показалась многочисленная пехота в густых строях. Она ринулась было за отступавшими врассыпную пехотинцами, но «пулеметная батарея» поручика Симина обдала ее таким огнем, что она повернула назад, ища убежище в лесу и в канаве на опушке леса[65 - Авангардные батареи как стояли на дороге, так и снялись с передков и открыли было огонь. Но сильно обстрелянные ружейным и пулеметным огнем, они понесли большие потери. Однако сняться и уйти не смогли, так как передки с запряжками и зарядные ящики в панике ускакали к Тарношину. – Примеч. авт.]. Тем временем выстроился боевой порядок болховцев, в некоторые роты которых были влиты и собранные усилиями командира Болховского полка группы пехотинцев. Скоро болховцев поддержала и артиллерия. Оставшийся при главных силах дивизион полковника Гобято[66 - Гобято Леонид Николаевич (1875–1915). Окончил 3-й Московский кадетский корпус. На службе с 08.1893. Окончил Михайловское артиллерийское училище (1894). Выпущен подпоручиком полевой пешей артиллерии. Михайловская артиллерийская академия (1902). Участник Русско-японской войны 1904–05. С 1904 командир батареи 4-й Восточно-Сибирской стрелк. арт. бригады. Капитан (23.03.1904). В 05.1904 в бою у Цзинчжоу применил стрельбу с закрытых позиций при помощи угломера. Участник обороны Порт-Артура. Начальник артмастерских, затем пом. командира Квантунской крепостной артиллерии по наблюдению за технической частью стрельбы. Сконструировал ряд образцов шестовых мин, для метания которых использовались 47-мм морские орудия. Они стали прообразом миномета. Подполковник (1905), за боевые отличия. Кавалер ордена Св. Георгия 4-й ст. (25.02.1907). Командовал батареями в 4-й Восточно-Сибирской стрелк. арт. бригаде и 3-й арт. бригаде. Окончил Офицерскую артиллерийскую школу (1908). Штаб-офицер, заведующий обучающимися в Офицерской артиллерийской школе (1908–1911). Полковник (1909). Участник ПМВ. Командир 2-го дивизиона 35-й арт. бригады (26.07.1914–1915). Ген. – майор (1914). В 1915 командир 32-й и 35-й арт. бригад. Погиб при защите крепости Перемышль. 19.05.1915, узнав об отступлении пехоты на правом берегу р. Сан, выехал в боевые порядки одного из полков, остановил его отход и восстановил положение, после чего был смертельно ранен. Ген. – лейт. посмертно. Автор научных трудов по технике и тактике артиллерии.] (профессор артиллерийской академии) развернулся правее и левее болховцев и подверг противника жестокому обстрелу. Вслед за болховцами из-за села развернулись и зарайцы полковника Дормана[67 - Дорман Михаил Антонович (1868–1918). Окончил Оренбургский Неплюевский кадетский корпус. На службе с 08.1886. Окончил 2-е военное Константиновское училище (1888), служил в гренадерских частях. Капитан (1898). Окончил Николаевскую академию Генерального штаба (1900). На штабных должностях. Подполковник (1901). Участник Русско-японской войны 1904–05. Нач. штаба 1-й пех. див. (10.1904–08.1910), полковник. Командир 140-го пех. Зарайского полка (08.1910–01.1915). Участник ПМВ. Ген. – майор (1915). Нач. штаба 21-го арм. корпуса (01.1915–01.1917). Кавалер ордена Св. Георгия 4-й ст. (25.04.1916). Командующий 185-й пех. див. (с 01.1917). В 01.1918 нач. штаба 21-го арм. корпуса. В РККА в Западном участке отрядов завесы. Вел активную антисоветскую деятельность, руководил западным отделением монархического союза «Наша Родина» в Смоленске. Арестован органами ЧК в Смоленске 06.09.1918, расстрелян.]. Распространяясь все дальше и дальше уступами вправо и вперед, последние правым своим флангом достигли леса, вошли в него и стали теснить противника с его левого фланга. В таком духе бой развивался до вечера. Сначала австрийцы не имели артиллерии, но к вечеру появилась какая-то батарея за лесом. Огонь ее, впрочем, был малодействителен. Никакие усилия противника на его правом фланге не дали ему возможности ни одного шага ступить вперед от канавы на опушке леса. Наш огонь, особенно артиллерийский, и «пулеметной батареи» поручика Симина пригвоздил его здесь крепко. На левом же фланге, юго-западнее хутора явный успех был на нашей стороне. Тут зарайцы теснили австрийцев, захватив много пленных. Однако развить этот успех и сделать его общим помешали события в боковом авангарде и особенно в бригаде 61-й пехотной дивизии. Вследствие неудачи здесь, 35-я дивизия с наступлением темноты была отведена к д. Ульговек. Потери наши были чувствительны – Нежинский полк, дорого заплативший за свою беспечность. Замечательно, что в Русско-японскую войну те же нежинцы так же пострадали один раз за свою беспечность у Ляояна, на Сыквантунской сопке, когда, оставив винтовки в окопах, они пошли к кухням, а японцы атаковали[68 - Имеются в виду события вечера 1 сентября (н. ст.) 1904 г. в ходе Ляоянского сражения во время Русско-японской войны.]. Зарайцы имели потери и от своей артиллерии, которая в лесу обстреливала их вместо противника. Две батареи, бывшие с нежинцами в авангарде, так и остались на дороге у хутора. Стояли они там очень долго, так как австрийцы их почему-то не забрали. А в сентябре (в конце месяца), когда 17-й корпус шел из-под Перемышля на Вислу, к Ивангороду, 35-я артиллерийская бригада, узнав, что их батареи до сих пор стоят у хутора под Тарношином, послала запряжки и взяла свои пушки.

Бой в бригаде 61-й пехотной дивизии имел другое течение. К сожалению, сведения о нем у меня не столь подробны. Бригада была атакована во время движения у с. Васимов с фланга, с юга и даже юго-востока. Здесь противник в больших силах всех родов войск вышел из района Белза, оттеснил нашу 7-ю кавалерийскую дивизию после горячих за него схваток и вышел в район Васимова и восточнее его[69 - См. схему 4.]. Молодые полки не сразу сдали. Сопротивление фланговому натиску противника было оказано приличное. Уступила поле бригада, когда была охвачена и с востока и расстреляла весь имевшийся при ней запас патронов. Парков же не было. Они, как и обоз ее, а также и четыре батареи еще были в пути на присоединение к корпусу, между ним и переправой через Буг у д. Джарки.

Понеся чувствительные потери, бригада стала отступать и к вечеру оказалась в д. Ульновек, перемешавшись с частями 35-й дивизии.

Этими неудачами день 15 августа еще не был исчерпан. Следовавшая почти мирным порядком к корпусу на присоединение другая бригада 61-й дивизии, четыре батареи 61-й артиллерийской бригады и обоз дивизии на походе в районе м. Варенж подверглись неожиданному нападению конницы и пехоты противника. Полки сравнительно дешево отделались, хотя и понесли потери; все батареи погибли, были порублены конницей. Обоз – так же, он остался на месте и в конце августа при вторичном нашем вторжении в Галицию был подобран 7-й кавалерийской дивизией.

Таким образом, первое «дело» корпуса 15 августа было более чем неудачным. Вышло по словам Суворова: «Кто обходит, тот сам обойден». Собирались ударить по флангу и тылу врага, получили сами удар во фланг и тыл. Причины:

1) неблагоприятное появление противника с фланга, что не могло быть устраненным;

2) неисполнение 7-й кавалерийской дивизией и боковым авангардом 35-й дивизией их задач;

3) отсутствие в решительную минуту управления войсками корпуса;

4) беспечность

непростительная некоторых войсковых частей;

5) отсутствие забот о тыле при изменении операционного направления.

8. Отход на линию Добужек – Дутров – Радостов – Верещин. Успокоение. Упрочение левого фланга

Ночью на 16 августа в Старом Селе были отданы распоряжения об отходе и занятии корпусом позиции на высотах по линии с. Добужек – Кмичин – Дутров – Радостов – Верещин. На рассвете 16-го 3-я дивизия спокойно заняла участок Добужек – Дутров – дорога: Телятин – Старое Село; 35-я – дальше, до Верещина. В районе Вшинев – Верещин сосредоточилась и устраивалась 61-я дивизия[70 - 7-я кавалерийская дивизия наблюдала за флангом в районе Долгобычева. – Примеч. авт.].

Противник активности не проявлял и даже почти не появлялся перед фронтом корпуса. 42-й Донской полк, ночевавший 15/16 в Новоселках, лишь к вечеру 16-го очистил это селение, не тревожимый противником. С 5-м корпусом условились войти в связь у Добужек – Надольце. Ночь 15/16 мы в штабе почти не спали, а если и пришлось 1–2(часа) соснуть, то – просто на полу, как попало. Около штаба уже не было ни раненых, ни повозок. Все располагалось по своим местам. Утром 16-го получено было из штаба армии распоряжение, что, ввиду создавшейся на правом фланге армии обстановки, в 25-м и 19-м (корпусах), где противник проявлял особую активность, и удаленность левого фланга армии, временное управление в оперативном отношении 5-м и 17-м корпусами возлагалось на генерала Яковлева. Командир корпуса тотчас передал временно командование корпусом начальнику 35-й дивизии генералу Потоцкому. Не знаю, может быть, для генерала Плеве такое управление левым флангом и являлось необходимым, но практически эта импровизация могла привести и к весьма нежелательным последствиям, так как фактически она вылилась в какое-то спихивание с себя неприятных дел на подчиненного. Работы в своем корпусе для генерала Яковлева было более чем достаточно; необходимо было прежде всего возможно скорее устранить некоторое расстройство частей в результате боев 15 августа, а главное – натянуть выпущенные было вожжи управления, чтобы войска почувствовали снова, что ими твердо руководят. Между тем генерал Яковлев понял свою роль так, – по крайней мере практически это так вылилось, – что он командир над двумя командирами корпусов[71 - И что для этого ему прежде всего необходимо переехать в м. Тышовцы – центральный пункт в тылу двух корпусов. – Примеч. авт.]. Это же дало повод и генералу Потоцкому спихнуть с себя неприятные дела по дивизии на назначенного им временно командующим дивизией командира 35-й артиллерийской бригады генерал-майора Мейснера[72 - Мейснер Виктор Вольдемарович (1859–1928). На службе с 07.1877. Окончил 2-ю Санкт-Петербургскую военную гимназию и Михайловское артиллерийское училище. Прикомандирован к Лейб-гвардии 1-й арт. бригаде. Капитан гвардии (02.04.1895), переименован в чин подполковника. Окончил Офицерскую артиллерийскую школу. Командир 1-й батареи 24-й арт. бригады (12.1896–06.1904). Полковник (1904) за отличие. Командир 1-го дивизиона той же бригады (06.1904–07.1910). Ген. – майор (1910) за отличие. Командир 35-й арт. бригады (07.1910–03.1915). Участник ПМВ. Инспектор артиллерии 33-го арм. корпуса (03.1915–11.1916). Ген. – лейтенант (26.04.1915). С 11.1916 по болезни состоял в резерве чинов при штабе Петроградского ВО. В 05.1917 уволен от службы с той же формулировкой. В армии Украинской державы – генеральный значковый, нач. штаба Корпуса морской береговой обороны Черного моря. В эмиграции во Франции. Умер в Париже.]. Он также решил переехать с начальником штаба в Старое Село. Когда к нему обращались с вопросами по дивизии, он даже отвечал, что это не его дело, что у вопрошавших есть начальник дивизии. А генерал Мейснер, когда ему сообщили, что он должен вступить в командование дивизией, воскликнул просто: «Что же я буду делать, ведь я же ничего не знаю!» Фактически дивизией заправлял старший адъютант генерального штаба капитан Георгиевич[73 - Георгиевич Михаил Миланович (Милошевич) (1883–1969). Окончил Владимирский Киевский кадетский корпус и Константиновское артиллерийское училище (1903). На службе с 09.1900. Из училища выпущен подпоручиком в 19-ю конно-арт. батарею. Окончил Николаевскую академию Генерального штаба (1909). Штабс-капитан (1909). Окончил Офицерскую кавалерийскую школу (1910). Участник ПМВ. Подполковник (15.06.1915). Старший адъютант штаба 2-го кав. корпуса (1915). И. д. нач. штаба 12-й кав. див. (с 16.08.1915). Полковник (1916). Кавалер Георгиевского оружия (27.01.1917). С 04.03.1917 и. д. нач. штаба 107-й пех. див. (на острове Эзель), тяжело ранен и взят в плен после занятия острова германскими войсками в 10.1917. Трижды неудачно бежал из плена. Летом 1918 бежал успешно и прибыл в Добровольческую армию, где назначен нач. штаба 1-й Кубанской конной див. (с 01.1919). Позже состоял в штабе Кавказской армии и был нач. штаба 1-й конной див. Нач. штаба 4-го конного корпуса в Кавказской армии (06.1919–11.11.1919). Ген. – майор (29.09.1919). В Русской армии в Крыму после ранения командовал сводными отрядами из юнкерских училищ. В Галлиполи назначен начальником Корниловского военного училища, с которым прибыл в Болгарию в 1922. Выслан болгарским правительством в Сербию, где и проживал до ВМВ. В Русском корпусе, с 28.05.1942 инспектор классов 1-го юнкерского батальона 1-го полка, затем во 2-м и 3-м полках, нач. учебной части, инспектор классов Военно-училищных курсов корпуса (обер-лейтенант), с 10.02.1945 начальник отделения штаба корпуса. С 04.1945 в РОА. В конце войны переехал в Германию, затем эмигрировал в Австралию, где был назначен начальником отдела РОВС в Австралии и Новой Зеландии. Умер в Сиднее. Автор воспоминаний «Свет и тени» (Сидней, 1968).]. Кажется это и к лучшему было: дивизия с честью вышла из трудной обстановки в результате боев 15-го.

Итак, 16-го после обеда командир корпуса со штабом отправился в м. Тышовцы, чтобы там обосновать ставку своей новой роли. У южного выхода из Старого Села мы увидели выстроившихся нежинцев. Стоял хорошего состава батальон со знаменем. Командир корпуса поздоровался и задал несколько вопросов командующему полком, старшему штаб-офицеру, который отвечая, доложил, что это все, что осталось от Нежинского полка. Мы этому поверили в тот момент. Но потом оказалось, что это неверно. Через три дня Нежинский полк значительно возрос в своем составе вернувшимися к полку бродившими и разыскивавшими его чинами, которые наиболее поддались панике 15 августа и развили наибольшую инерцию по пути спасения себя.

У с. Наброж мы встретили обоз 17-го гусарского Черниговского полка, под командой знакомого мне по гарнизону г. Орла офицера, который спрашивал нас о местонахождении полка. Мы не могли удовлетворить его ответом. Между с. Наброж и м. Тышовцы наш путь пресекала колонна трофеев 10-й дивизии, взятых ею 15-го. Впервые мы увидели пленных австрийцев, обоз их, лазаретные линейки и пр. Все это направлялось в Грубешов.

Около 4–5 часов мы прибыли в м. Тышовцы. Здесь встретили генерала А. Драгомирова со штабом, начальника Сводной дивизии[74 - Генерал А. Драгомиров в это время возглавлял 2-ю отдельную кавалерийскую бригаду; очевидно, речь идет о временном соединении из двух бригад.] (Гусарская и Уланская бригады без артиллерии). Дивизия стояла в районе Тышовцов. Расположившись в одном из больших домов на площади, мы тотчас занялись установлением связи и

писанием приказа «по группе корпусов». Через Тышовцы с фронта 5-го корпуса направлялись в тыл раненые и пленные. Первые большею частью мрачно рисовали картину их фронта. Говорили о сильном натиске противника, больших своих потерях и трудности удержания фронта. Мы не особенно верили этому, так как официальные сведения рисовали не столь мрачными красками положение, тем не менее под влиянием пережитого уже, что ли, но мы настроены были не особенно хорошо. В Тышовцах мы стали получать сводки о положении на фронте армии, в которых все говорилось о сильных боях в 19-м корпусе под Комаровым, и что доблестный корпус успешно борется с превосходными силами австрийцев.

Наутро 17-го наша роль «командующих группой» кончилась: распоряжением генерала Плеве генерал Яковлев возвращался к своей коронной должности.

После обеда мы выехали из Тышовцов обратно по тому же пути, на Наброж, Лыкошни. Вправо, на фронте 5-го корпуса, раздавалась сильная артиллерийская канонада. Видна была масса высоких красных разрывов австрийских шрапнелей. В с. Наброж мы заехали в штаб 3-й дивизии и познакомились с обстановкой на фронте ее. В общем, было спокойно. Лишь на правом фланге, в 9-м Ингерманландском полку, против д. Кмичин, в связи с атаками на фронте 5-го корпуса, противник пытался преодолеть болотистую лощину по длинной плотине. Но метким огнем пулеметов ингерманландцев он легко отбрасывался с большими потерями. В штабе 3-й дивизии, расположенном в сливовом саду, ели много слив, а затем влезали на высокую наброжскую колокольню, чтобы обозреть оттуда фронт. Но ничего, кроме тех же шрапнельных разрывов, красных, высоких – австрийских и белых низких – наших, ничего распознать не удалось. Одно было ясно, что на фронте 5-го корпуса противник проявляет большую активность, но, видимо, безуспешно.

Между сс. Кришни и Лыкошни останавливались и смотрели на стрельбу одной батареи 3-й артиллерийской бригады, занимавшей укрытую здесь позицию, к югу от большой дороги. Батарея пыталась обстрелять большую австрийскую колонну, двигавшуюся в тылу фронта противника по дороге Стенятын – Лащов, в направлении последнего. Колонну и мы видели невооруженным глазом. Однако дистанция была предельная, и наши снаряды не долетали колонны. Она продолжала спокойно двигаться. О движении сил противника в тылу его фронта перед нашим корпусом мы и еще получали сведения, что несколько удивляло нас и успокаивало. Мы все время опасались за прочность именно нашего левого фланга, который был выигран противником в бою 15-го, несколько откинут назад и, в сущности, стал почти параллельно нашему тыловому пути на Владимир-Волынск. К тому же обеспечение его 7-й кавалерийской дивизии у Долгобычева, не считалось нами надежным. Из опыта действий этой дивизии до сих пор, особенно за 15 августа, мы вынесли не только разочарование, но и возмущение ее поведением, и вернее не поведением дивизии, которая была прекрасна, а ее начальника, генерала Тюлина. Этот последний не только не был тем вождем, которые создают историю конницы, а и вообще не отвечал требованиям, предъявляемым военному. Постоянным его стремлением было «осадить за пехоту». А некоторые его донесения, как результат разведывательной деятельности дивизии, мы, тогда пылкая, резкая молодежь, считали просто возмутительными, о чем я еще упомяну ниже[75 - И какая досада: за набег на Сокаль, когда мы еще собирались в Ковель, генерал Тюлин получил Георгиевский крест, который по праву должен был принадлежать командиру 7-го Кинбурнского драгунского полка полковнику Рубец, который по собственной инициативе ворвался в Сокаль и разгромил там австрийцев. К счастью нашему и пользе делу за действия 15-го генерал Тюлин был отрешен от командования дивизией и предан суду. Однако и заместитель был далеко не блестящим. – Примеч. авт.]. К тому же 7-я дивизия уже не была подчинена командиру корпуса.

Впрочем, противник пытался, хотя и слабо, надавить на наш левый фланг, стремясь охватить его от с. Потуржин в направлении на Вишнюв – Верещин. Контрударом части 35-й дивизии и устроившейся 61-й дивизии 16–17 августа противник здесь был отброшен к Потуржин – Василюв. При этом особенно жаркое дело было в лесу, что между Верещин и Потуржин. Он был завален австрийскими трупами. Здесь впервые участвовал в деле с успехом и 42-й Донской казачий полк, содействовавший атаке частей 35-й и 61-й дивизий.

Повернув от Лыкошина на Старое Село, мы неожиданно наткнулись на огромную пехотную колонну, которая плелась без дорог, просто по полю, направляясь на с. Лыкошин. Оказалось, это была бригада 81-й пехотной дивизии, следовавшая на присоединение к 5-му корпусу, в состав которого она была включена.

В Старое Село мы заехали, – там были штабы 35-й и 61-й дивизий, – но ставку свою обосновали в деревушке Моложов, в целях избавиться от сутолоки тылов дивизий, наполнявших Старое Село, «не сидеть на штабах» этих дивизий и более спокойно, в тиши работать. Это оказалось очень удачным. Отослав и «свой тыл» в с. Мягкое, чтобы не мозолили глаза различные корпусные контролеры, суды и прочее, мы почувствовали себя спокойно и пришли, так сказать, в норму. Вечером наблюдали феерическую картину в направлении на Лащов, грандиозный фейерверк артиллерийских разрывов неприятельских снарядов, особенно были красивы красные разрывы шрапнелей, высоко в небе. Крестьяне же с ужасом прятались по хатам, крестясь и бормоча молитвы.

18-го перемен на фронте не было. Противник и мы не проявляли активности. Он даже почти не стрелял, если не считать крайнего правого нашего фланга, где по-прежнему продолжались активные попытки противника в связи с его действиями против 5-го корпуса. Наши дивизии упрочивали свое положение, укрепляя занятые позиции, как предписывалось им приказом по корпусу.

Сводки из штаба армии по-прежнему говорили об успешных боях у генерала Горбатовского[76 - Горбатовский Владимир Николаевич (1851–1924). Окончил 2-ю Санкт-Петербургскую военную гимназию. На службе с 08.1868. Окончил 1-е военное Павловское училище (1870), выпущен подпоручиком в 5-й грен. Киевский полк. По собственному желанию командирован в действующую армию, участник Русско-турецкой войны 1877–78, отличился под Плевной. Капитан (1878), подполковник (1880), полковник (1892). Командир Красноярского рез. батальона (07.1893–03.1899), 44-го пех. Камчатского (03.1899–10.1901), 4-го гренад. Несвижского (10.1901–02.1904) полков. Ген. – майор (1904), участник Русско-японской войны 1904–05. В Порт-Артуре. Начальник Алексеевского военного училища (04.1905–05.1909). Ген. – лейтенант (1908). С 05.1909 начальник 3-й гренадерской див. С 05.1914 командир 19-го арм. корпуса, с которым выступил в поход. Участник ПМВ. 25.08–31.08.1914 у Томашова выдержал тяжелые бои с превосходящими силами 2-го, 9-го и 6-го австрийских корпусов. Ген. от инфантерии (1914). Затем на прибалтийском ТВД. Весной 1915 стабилизировал фронт после потери Южной Курляндии. С 12.06.1915 командующий 13-й армией Северо-Западного фронта, 20.08.1915 возглавил 12-ю армию Северного фронта. С 20.03.1916 командующий 6-й армией Северного фронта, с 12.12.1916 – 10-й армией. С 04.1917 в резерве чинов. В эмиграции в Эстонии. С 22.01.1920 председатель Комиссии для устройства раненых и больных чинов Северо-Западной армии.], в 19-м корпусе и серьезном положении в 25-м корпусе, на правом фланге 5-й и на левом фланге 4-й

армий, в Гренадерском корпусе генерала Мрозовского[77 - Мрозовский Иосиф Иванович (1857–1934). На службе с 08.1874. Окончил Полоцкую военную гимназию (1874) и Михайловское артиллерийское училище (1877), выпущен подпоручиком в 34-ю полевую арт. бригаду. Участник Русско-турецкой войны 1877–78. Окончил Михайловскую артиллерийскую академию (1882). Переведен в гвардию. Полковник (1895). Участник Китайского похода 1900–1901, начальник артиллерии Южно-Маньчжурского отряда (19.12.1900–18.08.1901). Командир 2-го дивизиона 5-й арт. бригады (04.1902–01.1904). Ген. – майор (1903), за отличия. Участник Русско-японской войны 1904–05. Командир 9-й Восточно-Сибирской стрелк. арт. бригады (02.1904–08.1905). И. д. начальника артиллерии 1-го арм. корпуса (08.1905–02.1906). Ранен. Кавалер ордена Св. Георгия 4-й ст. (28.07.1907) за бои под Ляояном. И. д. начальника артиллерии Петербургского ВО (02.1906–08.1908). Ген. – лейтенант (1907) с утверждением в должности. Начальник 1-й гвардейской пех. див. (08.1908–05.1912). Командир Гренадерского корпуса с 05.1912. Ген. от инфантерии (1913), за отличие. Участник ПМВ. Кавалер ордена Св. Георгия 3-й ст. (27.09.1914). В 09.1915 назначен командующим войсками Московского ВО. Во время Февральской революции 01.03.1917 посажен под домашний арест, а 10.03.1917 уволен со службы по болезни с правом ношения мундира и пенсией. После Октябрьского переворота уехал на юг России. Эвакуирован в Галлиполи. Участник Рейхенгалльского монархического съезда в 1921. В 1925 в составе Дроздовского арт. дивизиона во Франции. Жил в Ницце, один из руководителей Общества единения русских в Ницце.]. Но самым важным для нас было сообщение о том, что с целью оказать содействие нашим 4-й и 5-й армиям войска победоносной 3-й армии двинуты в северо-западном направлении, правым флангом на Сокаль – Белз, что сулило нам избавление от угроз противника нашему открытому флангу. Однако 3-я армия была далеко, а тут противник проявлял беспокоившее нас очень шевеление из района Ворен в направлении на Долгобычев и еще восточнее. Мы тогда еще не знали, что это была просто обеспечивавшая правый фланг австрийцев конница, около 2–3 бригад с легкой пехотой. А донесение начальника 7-й кавалерийской дивизии о замеченном движении на Долгобычев «одиннадцати колонн противника» (так и сказано было в его донесении, повторявшем дословно донесение одного из разъездов) совершенно напугало нас. Здесь у места будет выразить крайнее удивление, как такой крупный начальник, как начальник кавалерийской дивизии, имевший в своем распоряжении такой хороший орган управления, как штаб дивизии, с двумя офицерами генерального штаба, – без критики, без проверки, мог сообщить в высший штаб, повторяя явно вздорное донесение какого-то начальника разведки, возможно даже унтер-офицерского? Удивительно бездарно и невежественно в военном отношении!

Не допуская, конечно, чтобы на самом деле двигалась нам в тыл несметная сила противника в виде 11 колонн, мы все же сильно были обеспокоены деятельностью его, угрожавшей нам слева.

Посланный для проверки донесения начальника кавалерийской дивизии наш самолет штабс-капитана Ткачева облетел район Белз – Сокаль – Варяж – Долгобычев; особенного сосредоточения сил противника нигде не заметил. Тем не менее в штаб армии мы доносили о своем беспокойстве за левый фланг и тыл. Ответом на это была присылка к нам Сводной кавалерийской дивизии генерала Драгомирова. Ему поручалась задача силами его и 7-й кав. дивизии под его общим руководством осветить, по возможности очистить район Долгобычева от противника и прочно обеспечить левый фланг армии, прикрывая направление на Владимир-Волынск. 18-го в полдень генерал Драгомиров с дивизией был в Моложове, где получил от нас ориентировку, а на другой день у Долгобычева соединенными усилиями двух конных дивизий противник был оттеснен к югу.

На фронте у нас в это время было почти полное затишье. Наши мортирные батареи полковника Андреева[78 - Андреев Николай Яковлевич (1862 – после 1916). Окончил 1-ю Московскую военную гимназию. На службе с 1879. Окончил 1-е военное Павловское и Николаевское инженерное училища. Выпущен в 4-й понтонный батальон. Капитан (1904). Окончил Офицерскую артиллерийскую школу. Подполковник (29.08.1909), более восьми лет командовал батареей. Полковник (1912), командир 17-го мортирного арт. дивизиона (с 01.12.1912). Участник ПМВ. На 01.08.1916 в том же чине и должности.] разогнали скопище противника в с. Телятин. В тылу фронта противника были еще отмечены передвижения колонн все в том же северо-западном направлении.

9. Отход к Владимир-Волынску. Перелом

При таком положении, когда фронт корпуса упрочился, а противник перед ним, по всем видимостям, был значительно ослаблен, 19-го около полудня, как снег на голову, свалился приказ генерала Плеве об отходе армии на линию Рейовец – Тератын – Владимир-Волынск.

17-му корпусу указывалось прикрыть Владимир-Волынское направление.

Отдан был приказ по корпусу о постепенном скрытом снятии войск с позиции и об отходе с наступлением темноты в направлении на Тихобуж и Крылов, где намечались большой привал и переправа затем через Буг. Командиру 17-го саперного батальона тотчас было приказано о наводке в районе Тихобужа моста.

Вечером, когда еще было светло, штаб корпуса 61-й пехотной дивизии и некоторые другие части двинулись по дороге на Мирче. 35-я дивизия должна была сосредоточиваться у Крылова, где имелся постоянный мост.

Помнится, с тяжелым настроением мы уходили. В Мирче я с капитаном Громыко немного отстал и заехал в господский двор напиться воды. Первое, что бросилось нам в глаза во дворе, это – брошенные 35-й артиллерийской бригадой два зарядные ящика. Это из числа тех запряжек, что во время внезапного нападения противника на Нежинский полк под Тарношином, ускакали в тыл, бросив свои батареи. Вот куда их черт занес в панике. И как это может человек вдруг так обалдеть и превратиться в форменное наитрусливое животное. Подававший нам воду какой-то молодой человек из господ осведомился тревожным голосом, что, вероятно, на наше место придут другие наши войска, в чем мы поспешили его уверить, хотя было как-то позорно стыдно перед этим шляхтичем. Когда мы выезжали из двора, зарядные ящики 35-й бригады уже запрягались присланными запряжками. По дороге мы еще долго с горечью в сердце беседовали с капитаном Громыко на тему о том, что перед какими-то австрийцами нам пришлось отступить, потерпели поражение – какой срам! Часов около 11 мы подходили уже к Тихобужу. По дороге в д. Жиковица видели уже расположившийся штаб 61-й дивизии. В Тихобуже штаб корпуса уже разместился в шикарном господском доме. Было очень людно, весь тыл наш присоединился, и когда сели ужинать за огромный стол на живописной террасе, выходившей в парк, человек 30 народу, тяжесть душевного состояния быстро прошла. А когда прокурор корпусного суда (… полковник[79 - В тексте неразборчиво. – Примеч. ред.]) сообщил слышанный им слух, что в Галиции нашими войсками уже взят Львов, настроение повысилось. Тот же прокурор остроумно предлагал не смущаться неудачей и смотреть на наши первые бои как на «усиленную рекогносцировку» (его подлинное выражение). По существу, он оказался прав.

Замечательно, как быстро в тылу, да и на фронте вообще, распространяются всякие чрезвычайные сведения. Когда прокурор сообщил нам слух о

взятии Львова, было начало 20-го числа, Львов фактически был еще в руках противника, хотя и близок к падению, а в тылу всюду уже толковали о его взятии.

С рассветом мы выступили из Тихобужа, переправились через Буг по наведенному энергичным полковником Исаковым мосту ниже с. Космув и спокойно направились во Владимир-Волынск, куда прибыли во вторую половину дня. Дивизии расположились: 3-я – в районе Оране – Суходолы – Новоселки; 35-я – в районе Калушов – Бубнов – Моркостав; 61-я – во Владимир-Волынске. Получено было приказание о выходе из состава корпуса 61-й дивизии и о направлении ее в Брест в распоряжение (непосредственно) командующего армией. Сводный конный корпус (Сводная и 7-я кавалерийская дивизия) прикрывал корпус с фронта и с левого фланга.

На 21-е приказом по корпусу войскам указывалось на необходимость выбора позиций и их укрепления. 42-му Донскому полку приказано было выслать разведку на Крылов, Литовиж – Джарки. Противник слабо двигался вперед за нашим отходом. Лишь к вечеру 21-го имелись сведения о появлении его передовых частей (конницы) кое-где на Буге, да был им занят Грубешов.

С отходом нашей армии на линию Рейовец – Тератын – Владимир-Волынск между 5-м корпусом – в районе Тератын и 17-м – в районе Владимир-Волынска образовался большой разрыв, около 40 верст[80 - См. схему 5.].

Ввиду этого 21 августа последовало распоряжение штаба армии о переброске нами корпусных тылов на направление Устилуг – Корытница – Бережцы, вдоль правого берега Буга, имея в виду передвижение и корпуса в район Устилуга. Мы возопили и запротестовали, особенно корпусный интендант, генерал-майор Ильин[81 - Ильин Иван Васильевич (1860 – после 1933). На службе с 12.1877. Окончил Чугуевское пехотное юнкерское училище. Старший адъютант штаба 17-го арм. корпуса (с 01.1890). Штабс-капитан (1896), капитан (06.05.1900). Участник Русско-японской войны 1904–05. Подполковник, и. д. интенданта 17-го арм. корпуса. Корпусной интендант 17-го арм. корпуса (с 12.06.1906). Полковник (1906), ген. – майор (1913). На 10.07.1916 в той же должности. Участник Белого движения на Юге. На 08.01.1919 председатель Межведомственной реквизиционной комиссии войск Новороссийской обл. в Одессе. Эвакуирован из Одессы.]. Он и без того, вследствие передвижений корпуса, еще не мог организовать как следует снабжение его продовольствием, а теперь новая перемена, ломавшая и то немногое, что удалось уже наладить, ставила тыл в невозможное положение. Протест был уважен и перемена тылового пути корпуса отменена. В этот же день нами получены были из штаба армии радостные сообщения о наших крупных победах: войска 3-й армии взяли Львов, а в 4-й армии под Травниками группой генерала Мрозовского[82 - Дело под Суходолом, со взятием 5000 пленных и 8 пулеметов.] был нанесен противнику сокрушительный удар, в результате которого вклинившийся между 4-й и 5-й нашими армиями 10-й австро-венгерский корпус был совершенно разгромлен.

Настроение сразу повысилось. Приказано было подготовиться о сосредоточении[83 - Так в тексте.] корпуса в районе Устилуг – Городло – Стрыжов для предстоящего наступления армии вновь. Слова прокурора корпусного суда, что первая операция была лишь «усиленной рекогносцировкой», и в самом деле начинали сбываться.

Первый период боевых действий корпуса на этом заканчивался. С переходом его в район Устилуг – Городло – Стрыжов, начинается второй период – победоносного следования в Галицию, на Сан.

Часть II

С 17-м армейским корпусом от Москвы до Сана под Перемышлем

Второй период, 22 августа – 10 сентября 1914 года

1. Сближение 17-го корпуса с прочими корпусами армии

22 августа 17-й корпус, согласно директиве командующего армией, переходил в район Грубешова, на левый берег Буга. Этот марш вызывался необходимостью подравнять армию для нового наступления, притянув 17-й корпус ближе к остальным корпусам, ибо с движением их вперед не было уже такой нужды в непосредственном прикрытии путей на Владимир-Волынск – Ковель.

35-я дивизия должна была переправиться через Буг по наведенному нашими саперами мосту, в районе с. Корытница; 3-я дивизия – по шоссейному мосту у м. Устилуг.

Штаб корпуса длинной колонной следовал по шоссе из Владимир-Волынска на Устилуг.

Хотя о цели продвижения корпуса толком мы еще не знали, но чувствовали, что это для нового перехода в наступление, поэтому сразу у всех настроение приподнялось. Помню хорошо, как в длинной кишке колонны штаба корпуса на песчаной дороге – шоссе оказалось просто старым «большаком» с большими песками – повозки: корпусной почты (тройка), интендантства, контроля, суда и пр., перегоняли друг друга и много балагурили.

Часов в 9 утра мы были уже в Устилуге. Проголодались страшно. Первым долгом зашли к какому-то жиду, из коих состояло все местечко, и занялись едой. Свежий хлеб и различные печения еврейской пекарни нам очень понравились.

Между тем головы колонн дивизии подошли к Устилугу и 35-я дивизия, не заходя в местечко, пошла на Залужье и далее по правому берегу Буга; 3-я, пройдя через Устилуг, стала переправляться на левый берег. Мост оказался хорошим, прочным, и переправа совершилась гладко. Саперы полковника Исакова поддерживали строгий порядок.

Штаб корпуса по переходе через Буг остановился в деревне Лушкове, где и оставался до конца переправы 3-й дивизии. Тут опять ели: аппетит после 13 верст перехода свежим августовским утром не унимался.

Когда 3-я дивизия вся вытянулась по дороге на Стрыжов, мы двинулись к Городло. Здесь встретили голову 35-й дивизии, которая подошла уже сюда после переправы через Буг севернее этого селения. В Городло командиру корпуса представлено было первое прибывшее в корпус пополнение. Любо было смотреть на выстроенные маршевые роты: солдаты точно на подбор, с новенькими винтовками, в новом обмундировании с иголочки, что называется, в таком же снаряжении, они производили самое приятное впечатление. Командир корпуса приказал назначить всех в 137-й Нежинский полк.

К вечеру мы пришли в село Кобло, где и ночевали. 3-я дивизия ночевала в районе с. Стрыжов – Гусыпне. 35-я – в районе Кобло – Копылов – Гребепне.

Сведений о противнике почти не имелось никаких. Ранее еще было известно, что Грубешов занят неприятельской конницей, которая дальше и не показывалась, вероятно, ввиду сожженного частями 5-го корпуса при отходе моста в городе через реку Гучва. Один из неприятельских разъездов был 22 августа замечен нашими у с. Шпиколосы, две версты западнее Кобло. Было донесение, что этот разъезд остановился там на ночлег. Ввиду этого, по приходе нашем в Кобло, был выслан от конвойной (9-й) сотни донцов специальный разъезд для захвата неприятельского разъезда. Но ничего из этого не вышло. Донцы ночью побывали в Шпиколосах и никого там не нашли.

Почти тотчас по приходе нашем в Кобло из штаба 5-го корпуса попросили присылки офицера генерального штаба за получением приказа по армии. Вследствие нашего передвижения мы фактически потеряли связь со штабом армии. Единственным средством поддержания ее в то время была наша искровая станция; но она еще не успела связаться со штабом армии и, таким образом, получить что-либо от него или передать ему в этот момент мы могли лишь через нашего соседа, 5-й корпус, который, благодаря стоянию на месте уже третьи сутки, имел

налаженную связь.

Должно заметить, что в то время ни мы, ни штаб армии еще не приобрели опыта, сноровок быстро устанавливать и все время поддерживать надежную проволочно-телеграфную связь.

Имея значительные средства технической связи телеграфной роты и корпусного почтово-телеграфного отделения, мы ими тогда почти не пользовались. Должным образом оценили эти средства и научились ими пользоваться, доходя в этом до виртуозности, значительно позже, к концу 1914 г.

Посланный в штаб 5-го корпуса, с. Таратынь, генерального штаба капитан Громыко привез приказ по армии и по 5-му корпусу.

2. Новый переход в наступление

Приказ предписывал армии перейти в энергичное наступление. Обстановка рисовалась благоприятной: крупные успехи в Галиции и на фронте 4-й армии к югу-юго-востоку от Люблина. Говорилось о слабости противника перед фронтом армии. 17-й корпус должен был наступать на Тышовцы – Томашев.

Тотчас были отданы распоряжения дивизиям на 23-е о наступлении. 3-я дивизия должна была перейти р. Гучву у с. Гродек и наступать на Черничин – Сагрынь. 35-я дивизия – через Грубешов на Вербковице. При встрече с противником предписывалось энергично его атаковать и разбить. Командиру саперного батальона было приказано подготовить дивизиям переправы через Гучву, чтобы по возможности не задерживать их наступления.

С рассветом войска корпуса выступили. К 10 часам утра примерно обе колонны 35-й и 3-й дивизии спокойно, без всяких затруднений и препятствий, перешли Гучву: 3-я – у Тептюкова-Гродека, по мельничным плотинам, 35-я – по наведенному саперами в Грубешове мосту, рядом со старым полусгоревшим мостом. Противника обнаружено не было.

За Грубешовым мы встретили начальника 3-й дивизии со штабом. Он доложил о движении своей колонны и получил указания на ночлег, если обстановка позволит, в д. Теребине.

Командир корпуса со штабом последовал с колонной 35-й дивизии на Вербковице.

Когда голова 35-й дивизии вошла в село Вербковице, западнее нее послышалась артиллерийская стрельба. Авангард развернулся, и главные силы также поспешили в Вербковице. В чем было дело, мы пока не знали. Хотя по шрапнельным разрывам было ясно, что стреляет артиллерия нашего соседа откуда-то из района севернее д. Пересоловице, мы дивизии уже не видели: она взяла влево на д. Конопне. Зато севернее господского двора Эльжбецин мы увидали развертывание каких-то крупных пехотных частей, которые быстро наступали на с. Гостынне. Батарея 5-го корпуса продолжала стрелять, посылая снаряды в направлении на Гостынне. Мы – горячая молодежь – не выдержали и поскакали вперед, по дороге на Гостынне, чтобы посмотреть, что там делается. Когда мы выехали на возвышенность несколько западнее Эльжбецина, то увидели следующую картину: от Эльжбецина левым флангом вдоль большой дороги на Гостынне наступал в боевом порядке Витебский полк[84 - 27-й пехотный Витебский полк. Сформирован в 1703 г. В ПМВ в 7-й пех. див. 5-го арм. корпуса.] 7-й дивизии 5-го корпуса. Наступали витебцы быстро, безостановочно. Справа, от д. Пересоловице, их поддерживала батарея. Вдали, между Конопне и Гостынне, быстро отступали какие-то пехотные части противника в разреженных строях. Они скоро скрылись с глаз. Версты две еще проехали мы вперед с капитаном Громыко по полю, которое прошли австрийцы, и были поражены: все оно усеяно было брошенными предметами снаряжения, патронами, валялись целые ранцы с полными выкладками. Словом, остались следы явного, поспешного – выражаясь мягко – отступления неприятеля. Удовлетворенные виденным, в приятном возбуждении, мы вернулись в Эльжбецин, куда прибыл уже штаб корпуса в полном своем составе. Наступал вечер.

Таким образом, первый же день нашего возобновленного наступления показал нам, что перед фронтом у нас и у соседа нашего справа (а потом мы узнали, что и в 19-м, и 25-м корпусах) болтались какие-то слабые части противника, поспешно отступавшие перед одними лишь авангардами.

Дивизии заночевали: 35-я – в Гостынне, 3-я – в Теребине, куда пришла спокойно, без всяких препятствий.

Мы расположились в огромном господском доме Эльжбецине. По словам жителей и некоторым оставшимся следам, в этом самом доме ночевала недавно австрийская конница. Ее ли рук дело или жителей Вербковице, только все в сказочно богато обставленном огромном барском доме буквально было перевернуто вверх дном. Не было ни одного предмета чудной обстановки и разнообразной утвари, который не был бы сдвинут с места, раскрыт или опустошен. Грабеж дикий, необузданный сопровождался варварством, вандализмом. Чувство глубочайшего возмущения, негодования невольно охватывали нас при виде подобной картины. Кто был ее творцом? Противник бежавший или местные жители? Не знали мы. Вероятно, это было дело рук тех и других. Первые начали, вторые продолжили.

3. По следам недавних боев

На утро 24-го наступление продолжалось: 35-я шла на Дуб, 3-я – на Пышовцы.

Небольшие пехотные и кавалерийские части противника отступали перед нами, не ввязываясь в бой. После полудня мы прибыли в Дуб, где и остановились на ночлег. Дивизии к вечеру имели небольшие столкновения с арьергардными частями противника, которые нами были сбиты. Имелись и трофеи: в районе Дуба было взято до 100 пленных, а у Пышовцов 3-я дивизия захватила мостовой парк неприятеля – понтоны, при помощи коих был наведен мост через реку Гучву. Уже в сумерках перед частями 35-й дивизии проскользнула большая колонна пехоты противника, около двух батальонов. Она поспешно отходила по гребню высот южнее с. Зубовице – Волица – Бржозова в западном направлении.

Опросом пленных устанавливалось, что перед нами были неприятельская конница, поддержанная пехотой. Им приказано было отходить. Интересно было знать, как пленным рисовалось положение у них на фронте. Одного врача, взятого в числе других в плен, мы спросили, как у них дела на фронте? Он отвечал спокойно и уверенно, что ничего, мол, все идет хорошо, вызвав у нас не только улыбки, но и смех. Когда мы ему сказали о понесенных австрийской армией поражениях под Люблином, он отнесся к этому недоверчиво. Ясно было, что им протрубили о недавних, явно преувеличенных победах на путях к Люблину и Холму. Как потом мы узнали, австрийское командование перед нами добросовестно пребывало в приятном заблуждении, что мы, то есть 5-я армия наша, разбита. Тем тягостнее было для них в этом очень скоро разочароваться.

Село Дуб, где мы ночевали в тесном доме ксендза[85 - Польское наименование католического священника.], уже видало боевые картины. Сельцо являлось единственной отдушиной в тылу доблестного 19-го корпуса в его пятидневном бое у Комарова[86 - Героический эпизод в оборонительном сражении 5-й русской армии генерала П. А. Плеве против 4-й австро-венгерской армии генерала Ауффенберга в районе Томашова.] с превосходными силами противника 15–19 августа. Занимая здесь у Комарова позицию фронтом на юг, юго-запад, запад, а в конце еще и на северо-запад, отличные войска генерала Горбатовского геройски выдержали и не дрогнули под натиском бесчисленных атак превосходящего значительно числом неприятеля, даже и тогда, когда и с. Дуб, единственный путь в тыл, на короткое время захвачено было противником и когда, по выражению солдат корпуса, они

находились «у кругу».

25-го наступление или, вернее, преследование уходящего противника продолжалось в направлении на Томашов. Мы следовали за 35-й дивизией через с. Зубовице в м. Комаров. Это местечко очень живописно расположено на северном кругом склоне одного из гребней значительных возвышенностей, беспорядочно между собою переплетающихся и заполняющих все пространство до самого Томашова. Будучи еще покрыты во многих местах лесом больших площадей или небольшими рощами, возвышенности создавали на упомянутом пространстве крайне пересеченную местность. Невольно мы задержались в Комарове на площади у церкви, откуда в северном направлении внизу расстилалась обширная, низменно-болотистая котловина с чуть приподнятыми краями. Вот эта котловина и была той внутренностью позиции, которую доблестному 19-му корпусу пришлось так героически и так долго отстаивать. Нечего и говорить, что и по размерам, и по топографии эта внутренность насквозь и со всех сторон простреливалась[87 - У церкви, где мы останавливались, было брошено противником несколько патронных двуколок и масса патронов. – Примеч. авт.].

Из Комарова мы поднялись на возвышенности по шоссе, идущем вначале по глубокой выемке, на д. Коромовка (на нашей двухверстке это шоссе не показано, проведена проселочная дорога).

Когда мы подошли к Коромовке, колонна 35-й дивизии остановилась. Впереди в авангарде раздавались артиллерийские выстрелы. То наш авангард сбивал задерживающегося противника, который, пользуясь пересеченной местностью, пытался остановить наше движение. Это повторялось несколько раз.

Но до развертывания главных сил дело не доходило. Движение же, однако, этим сильно тормозилось и в колонне главных сил вызывало много недовольства бесцельным стоянием, томлением в неизвестности. Особенно злились артиллеристы. У них, с одной стороны, был большой зуд пострелять и возможность этого несколько раз казалась такой близкой, что разочарование в ней раздражало; а с другой – нудное движение толчками изнуряло сильно артиллерийские запряжки.

Почти то же самое происходило и в левой колонне – в 3-й дивизии.

Вечером уже, когда корпус остановился на ночлег: 35-я дивизия – в районе сс. Селец – Звартов – Верахане, 3-я – в районе с. Вожучин – Рахане. Штаб корпуса в Селеце.

Помню, мы расположились в оставленном хозяевами господском доме. Все имущество, обстановка – были на своем месте, и лишь не было ни одной живой души. Местные жители сообщили нам, что «пан» ушел с «австриаками», и что в доме заложены будто бы бомбы. Последнему мы не особенно верили, но комнаты тщательно все же осмотрели. Нашлись, однако, среди полуштатского элемента штаба и такие, которые, не сознаваясь открыто, верили в «бомбы», и мы долго над ними потешались и изводили их.

Вечером поздно у нас побывали начальник штаба 7-й кавалерийской дивизии, генерального штаба полковник Приходькин[88 - Правильно – Приходкин Дмитрий Дмитриевич (1870–1944). Окончил Петровский Полтавский кадетский корпус. На службе с 08.1888. Окончил Михайловское артиллерийское училище (1891), выпущен в 32-ю арт. бригаду. Затем в конной артиллерии. Окончил Николаевскую академию Генерального штаба (1899). На штабных должностях. Капитан (1901). Участник Русско-японской войны 1904–05. Подполковник (1904). Прикомандирован к Елисаветградскому кавалерийскому училищу для преподавания военных наук (10.1905–09.1909). Полковник (1908). Нач. штаба 12-й пех. див. (10.1909–11.1911). Нач. штаба 7-й кав. див. с 11.1911, с которой выступил в поход. Участник ПМВ. Командир 10-го гусарского Ингерманландского полка с 06.1915. Нач. штаба Сводной кав. див. с 11.06.1916. Ген. – майор, нач. штаба 6-го кав. корпуса (02–03.1917). В армии Украинской державы, генеральный хорунжий. Состоял для поручений при начальнике Генерального штаба (11.1918). Участник Белого движения на Юге, состоял в резерве чинов. Вероятно, скончался в СССР.]. Он сообщил нам много интересного по части сведений о наших соседях слева, с которыми кавалерийская дивизия вошла в связь: то были части 44-й и 69-й дивизий 21-го корпуса[89 - Включал также 33-ю пех. див.] (генерал Шкинский[90 - Шкинский Яков Федорович (1858–1938). Окончил Нижегородскую графа А. А. Аракчеева военную гимназию. На службе с 09.1875. Окончил 2-е военное Константиновское училище (1877), выпущен подпоручиком с прикомандированием к Лейб-гвардии Волынскому полку. Участник Русско-турецкой войны 1877–78. Окончил Николаевскую академию Генерального штаба (1883). На штабных и военно-административных должностях. Полковник (1892). Начальник военных сообщений Кавказского ВО (03.1899–06.1901). Ген. – майор (1900). Ген. – квартирмейстер штаба Кавказского ВО (06.1901–07.1905). Участник Русско-японской войны 1904–05. И. д. начальника военных сообщений при главноком. на Дальнем Востоке (07.1905–04.1906). Ген. – квартирмейстер Главного штаба (04.1906–05.1907). Ген. – лейт. (1906). Командир 18-й пех. (05.1907–02.1908), 3-й гвард. пех. (02.1908–06.1910) дивизий. Командир 1-го Сибирского арм. корпуса (06.1910–04.1911). Пом. командующего войсками Виленского ВО (04.1911–04.1914). Ген. от инфантерии (1912). Командир 21-го арм. корпуса (с 04.1914), с которым выступил в поход. Участник ПМВ в составе 3-й армии Юго-Западного фронта. 07.10.1915 назначен командующим войсками Иркутского ВО и войсковым наказным атаманом Забайкальского казачьего войска. После Февральской революции отстранен от должности и уволен от службы по болезни с правом ношения мундира и пенсией. Уехал на Кавказ. В 1918–1919 сотрудничал с ВСЮР. В 12.1919 находился в Новороссийске. В эмиграции в Югославии.]) 3-й армии. Мы еще ранее, до нашего отступления из Моложова (у Старого Села), 19 августа знали, что для содействия 5-й армии часть войск правого фланга нашей армии из района Камионки (на р. Буг) была сдвинута в северо-западном направлении. Теперь мы почти сомкнулись с 21-м корпусом. Наша 3-я дивизия была теперь в непосредственной с ним связи, так что три кавалерийских дивизии: Сводная (генерала А. Драгомирова), 7-я и 9-я теперь уже не имели как бы места на флангах, ибо они исчезли, получился сплошной и колоссальный фронт пехоты.

Узнали мы еще, что части 44-й и 69-й дивизий разбили накануне около дивизии противника у Лащова. Опять Лащов – злосчастное для австрийцев место: второй раз они терпят здесь крупное поражение. Снова взято у них много пленных и около 30 орудий.

Вот почему перед нашим фронтом противник столь поспешно уходил: 21-й корпус грозил ему почти с тыла, поражение его у Лащова совершенно открывало к тому путь. Но ввиду нашего подхода 21-й корпус после Лащова круто повернул на юго-запад и в дальнейшем шел в связи с нами, так как задача, для которой он выдвигался сюда, отпала: ни в каком содействии войск 3-й армии 5-я армия не нуждалась.

Сообщил нам еще полковник Приходькин, что их дивизия, действуя в районе Долгобычев – Вареиж набрела на обоз 61-й дивизии, брошенной ею во время боев 15 августа. Обоз этот они не могли тогда забрать о собою, но все же кое-что ценное с него сняли и, между прочим, запас карт на дивизию, каковые он нам и передал.

На 25-е мы ожидали более серьезной встречи с противником. Еще ранее имелись сведения об укреплении противником сильной позиции на командующих высотах северо-восточнее Томашова, у с. Майдан-Гурко. Теперь же эти сведения подтверждались. Ясным и совершенно понятным также нам казалась необходимость для противника задержать

поток наших сил от Холма на этом последнем удобном, по местным условиям, рубеже. Дальше никаких таких рубежей не было. Да и поздно было бы, так как мы хлынули бы массой четырех корпусов, уже ничем не сдерживаемых, в Галицию, в тыл их восточному фронту. Деталей положения на этом фронте мы еще не знали, но общая картина рисовалась нам ясно и понятно, достаточно посмотреть на приводимую ниже схему[91 - См. схему 6.]. Ожидая, таким образом, серьезного боя, мы на 26-е отдали в этот смысле и распоряжения, именно атаковать и сбросить противника с его укрепленной позиции у Майдан-Гурко.

4. Бой у Майдан-Гурко

Дивизии выступили о рассветом. Штаб корпуса также рано снялся, имея в виду стать в д. Верахане, на большаке и отсюда руководить действиями войск. Я, как начальник связи, выступил из Сельца еще ранее, во главе «моего отряда» из телефонных двуколок с людьми штабной команды связи. Я получил от начальника штаба задачу – установить связь с дивизией из Верахане. Утро было чудесное, с легким туманцем. Поплутав немного по плохой лесной дороге, мы часа через полтора прибыли в Верахане. Здесь я нашел 137-й Нежинский полк, назначенный в непосредственное распоряжение командира корпуса как резерв. Выбрав удобное место, я приказал начальнику команды связи, унтер-офицеру Червонцеву открыть телефонную станцию и тянуть линию вперед, через лес, в направлении на д. Юстиновку, где на южной опушке установить центральную. О ней дивизиям послано было уведомление с указанием включить свои телефоны.

Часам к девяти наша линия и станции были готовы. Но долго и тщетно мы ждали телефонной связи от дивизий.

Между тем начался бой. Хотя расстояние до боевой линии и было небольшое, всего каких-нибудь верст семь, тем не менее, благодаря сильно пересеченной местности и огромному лесу, выстрелов не было слышно. Первой вступила в дело 35-я дивизия. Двигаясь по большаку Верахане – Томашов, она скоро вынуждена была развернуться на опушке леса, северо-западнее Юстиновки. Авангард же ее, 138-й Болховский полк, вылез на южную опушку леса, что севернее высоты 336[92 - См. схему 7.], но здесь был встречен с упомянутой высоты сильнейшим огнем противника. Скоро левее болховцев развернулся 140-й Зарайский полк. Попытки этой бригады выйти из леса и подняться на склоны высоты 336 вначале были безуспешны. Противник, сидя в окопах на сильно командующей высоте, засыпал наступающих огнем всех видов, до тяжелой артиллерии включительно, не будучи сам должным образом нами обстреливаем, ибо батареи 35-й бригады долго разыскивали себе места, где бы можно было стать на позицию: сильно мешал сплошной, густой лес.

Почти одновременно с 35-й дивизией, правее нее развернулась 7-я дивизия[93 - Входила, вместе с 10-й пех. див., в 5-й арм. корпус; имела громкие дела на Волыни в 1914 и 1916 гг.] 5-го корпуса, наступавшая по шоссе Замостье – Томашов. Ее первоначальные попытки атаковать позиции австрийцев между шоссе и большаком также были задавлены неприятельским огнем.

3-я дивизия, ведомая своим очень осторожным начальником, генералом Ползиковым, вступала в дело медленно.

В такой нерешительности тянулся бой далеко за полдень, развиваясь все сильнее и распространяясь все больше влево в направлении с. Ярчов.

Мы пообедали и стали уже томиться неизвестностью о положении фронта. В этот момент, наконец, заговорил телефон 35-й дивизии. Но первые сведения были неутешительными: сильный огонь противника, особенно артиллерийский, очень мешает продвижению дивизии, наши же батареи все еще не могут открыть должного огня. Перспектива затяжного кровавого боя невольно рисовалась в нашем воображении. Вдруг раздаются глуховатые, но густые орудийные выстрелы. То командир 17-го мортирного артиллерийского дивизиона, полковник Андреев, бывший в колонне 35-й дивизии, нашел, наконец, в лесу какую-то полянку, которой хватило лишь на одну батарею, и начал гвоздить по высоте 336. Стало как-то веселее. Это был как бы хороший почин или сигнал для прочих многочисленных наших батарей. Они и заговорили, и у нас, и у соседа справа. Целый ряд их, числом не менее десяти, обрушился на злосчастную высоту 336, наиболее сильный пункт неприятельской позиции. Легко себе представить, какой там был ад. Гора окуталась дымом и пылью. Бывшие на ней на полузакрытых позициях неприятельские батареи, в их числе одна тяжелая, очень скоро были задавлены. Особенный эффект давали батареи 3-й артиллерийской бригады. Развернувшись южнее села Подгорце и не имея пока перед собою, на фронте 3-й дивизии, объектов для действия, они также обрушились на высоту 336 и вообще на участок неприятельской позиции, атакованный 35-й дивизией. Их косой и даже частью фланговый огонь оказался наиболее губительным для противника. Покровительствуемые столь могущественной огневой поддержкой, задавившей огонь противника, болховцы и зарайцы дружно очень полезли на высоту 336 и овладели ею. Такой же успех одновременно почти был достигнут и у соседей справа, 7-й дивизии. А вслед за этим победа и поражение противника стали быстро распространяться по всему фронту на восток – юго-восток. Противник поспешно отступил, а местами бежал. Потери его, особенно в районе высоты 336, были огромны.

Известие о победе было сообщено нам 35-й дивизией по телефону. Его принял капитан Громыко. Он прибежал с телефона в штаб, где были все в сборе, с командиром корпуса во главе, и радостно, громко сообщил почти буквально следующее: «Победа полная; противник разбит, бежал; болховцы захватили много пушек». «Ура!» – выкрикнули некоторые из нас, не выдержавши от радости. Весть о победе тотчас дошла до резервного полка, 137-го Нежинского, стоявшего неподалеку, у леса. И когда командир корпуса вышел, приготовляясь выехать вперед к войскам, на место боя, подошел командующий Нежинским полком, полковник Бекаревич[94 - Бекаревич Георгий Степанович (1867–?). Окончил Могилевскую духовную семинарию. На службе с 12.1887. Окончил Чугуевское пехотное юнкерское училище, выпущен в 12-й пех. Великолуцкий полк. Окончил Офицерскую стрелковую школу. Капитан (1902). Участник Русско-японской войны 1904–05. Ранен. Подполковник (1912). Участник ПМВ. Полковник (1914), за боевые отличия. Командир 139-го пех. Моршанского полка с 12.1914. На 08.1916 в том же чине и должности. На 1935 проживал в Ленинграде. Осужден решением ОС НКВД СССР 09.03.1935 как социально опасный элемент. Реабилитирован.] (ст. штаб-офицер 139-го Моршанского полка; после дела 15 августа у с. Тарношин, вследствие ранения и предания суду командира 137-го Нежинского, был назначен временно командующим этим полком) и доложил, что полк очень сожалеет, что ему пришлось томиться в резерве, а не драться впереди вместе со своими сотоварищами по дивизии, что и офицеры, и солдаты жаждут загладить свой промах 15-го под Тарношином. Командир корпуса приказал полковнику Бекаревичу вести полк в Майдан-Гурко.

Как только мы выехали из большого леса, спускаясь в лощину[95 - См. схему 6.], в которой вправо от дороги начиналось с. Вепрово Озеро, влево мы увидели группу орудий, не похожих на наши пушки. То были трофеи болховцев.

Бравый унтер подошел к командиру корпуса и доложил о захвате 13 орудий на горе, о том, как они чуть не захватили еще одной батареи, которая все-таки успела удрать, о самом бое и проч.

Кроме этих трофейных пушек и

группы болховцев при них, до самого Майдан-Гурко мы никого из частей не встретили: все было впереди, далеко. Проехав второй небольшой лес, мы свернули влево, по проселку на Майдан-Гурко. Он пролегал как раз через высоту 336. Въехав на нее, мы невольно остановились: нашим взорам предстала ужасная картина царства смерти – в неприятельских окопах валялась масса трупов, несколько поодаль, сзади лежало и полулежало в ужасных позах несколько артиллерийских запряжек, пораженных нашим огнем в тот момент, когда они, видимо, пытались взять в передки свои пушки. Все это были результаты работы наших батарей, особенно таковых 3-й дивизии.

С гребня высот у Майдан-Гурко нам открылся беспредельный обзор к югу и юго-западу. Виднелся Томашов. Но нигде никаких войск не было заметно. Не слышно было и выстрелов.

Противник, – силы его можно было определить у Майдан-Гурко до бригады пехоты – таким образом, был раздавлен навалившейся на него массою войск почти трех дивизий[96 - Интересно отметить, что здесь, как и при разгроме 44-й дивизией под Лащовом, были части 14-го австрийского корпуса, того самого, от которого 15 августа под Тарношин – Васимов пострадали 35-я и 61-я дивизии и 7-я кавалерийская. Таким образом, день 15-го был отмщен. – Примеч. авт.].

Пять дней непрерывного марша в напряженном состоянии, ввиду имевшегося почти все время соприкосновения с противником, а последний день и с большим боем, сильно измотали войска. Преследования поэтому почти не было.

А конница, целых три кавалерийских дивизии, ведомая отнюдь не теми начальниками, что создают ее историю, болталась где-то сзади, без толку.

Дойдя до с. Лащовка, Руда Волошска, Пржеорск, наши дивизии остановились и там ночевали. Части 5-го корпуса вошли в Томашов. Штаб корпуса расположился в Майдан-Гурко, в сельской школе.

5. Дневка 27-го – большая ошибка

Твердый был начальник генерал Плеве, наш командующий армией, настойчивый, неумолимый. Но 26-го он почему-то сдал в своей твердости, видимо, смягченный достигнутыми успехами. По просьбе командиров корпусов, – особенно домогался командир 5-го корпуса, генерал Литвинов[97 - Литвинов Александр Иванович (1853–1932). Окончил 1-ю Московскую военную гимназию. На службе с 08.1870. Окончил 3-е военное Александровское и Михайловское артиллерийское училища (1873). Выпущен подпоручиком в 1-ю конно-арт. бригаду, затем служил во 2-й конно-арт. бригаде. Участник Русско-турецкой войны 1877–78. Окончил Николаевскую академию Генерального штаба (1882). Капитан (1882). Старший адъютант штаба 4-й кав. див. (11.1882–09.1884). Полковник (1889). Нач. штаба 2-й кав. див. (04.1890–01.1891). Начальник Елисаветградского кавалерийского юнкерского училища (01.1891–06.1896). Командир 4-го лейб-драгунского Псковского полка (06.1896–06.1899). Ген. – майор (1899). Ген. для поручений при войсковом наказном атамане войска Донского (06.1899–09.1900). Начальник военных сообщений Варшавского ВО (09.1900–11.1904). Нач. штаба Виленского ВО (11.1904– 10.1906). Ген. – лейтенант (1905). Командир 1-й кав. див. (10.1906–03.1911). Ген. от кавалерии (1911). Командир 5-го арм. корпуса (с 03.1911). Во главе корпуса вступил в войну. Участник ПМВ. Кавалер ордена Св. Георгия 4-й ст. (25.09.1914). В ноябре 1914 на совещании командного состава в Седлеце назначен командующим 1-й армии вместо отрешенного ген. П. К. Ренненкампфа. 02.04.1917 уволен со службы с правом ношения мундира и пенсией. С 1918 в РККА.] – на 27-е была дана армии дневка. Это была досадная ошибка. Верно, что войска сильно были измучены. Уж очень всем хотелось передохнуть. Но бывает обстановка, повелевающая выжимать из войск все, на что они только способны. Кому ж неизвестен яркий исторический пример, данный великим мастером военного дела, российских войск победоносцем, Александром Васильевичем Суворовым, когда он, спеша предупредить противника на р. Требии, шел к ней усиленными переходами, не обращая как бы внимания на чрезмерное утомление войск, растерял до 50 % состава отряда отсталыми; достиг переправ ранее противника; тотчас вступил с ним в бой; дрался день, другой, на третий – лучший из его генералов, князь Петр, как он звал генерала Багратиона, взмолился к нему, что нет уж сил, что у него в ротах осталось по 40 человек. «А у Макдональда нет и по 20! Атакуй, с чем Бог послал!» – ответил ему Суворов. И атаковали: противник был побежден. Прямо нечеловеческими усилиями. Эти усилия исторг из своих войск великий полководец по велениям обстановки. Не добейся он этого, может быть, дальнейшее течение его Итальянской кампании приняло бы совершенно иной оборот.

Положим, тут у нас вопрос о том, выжать из войск еще усилия или не нужно, не стоял так остро, но истинное понимание обстановки, как она слагалась в эти дни в районе Томашов – Рава Русска и решение, ею вызываемое, требовали проявления еще некоторых усилий, и толь ко одних усилий, без жертв.

Подробно обстановки на фронте наших 3-й и 8-й армий мы не знали. Но суть нам была известна. Сопоставляя же то, что за четыре дня нашего стремительного наступления мы (только 17-й корпус) встретили более или менее серьезного противника лишь у Томашова, а 5-й, 19-й и 25-й корпуса его почти не имели, словом, то, что с фронта 5-й армии противник исчез, – с тем, что в районе Равы Русской и к югу идут сильные бои – 27-го, сидя в школе в Майдан- Гурко и слыша в направлении Равы Русской глухой орудийный гул и тучи пыли с дымом в облаках над этим районом, – мы верно прозревали слагавшуюся обстановку: с нашего фронта австрийцы почти все там, против 3-й армии, и для содействия ей и для возможно полного эффекта поражения противостоящего неприятеля, с глубоким охватом его левого фланга, нам надлежало идти и идти вперед возможно быстрее, и отнюдь уж не останавливаясь на дневки. Сутки были упущены. Противник получил некоторую возможность избежать полной катастрофы. На 28-е мы были в районе Рудка-Брусло, 20 верст на запад от Равы Русской, а 29-го, когда противник был в полном самом поспешном отступлении, – в районе Сенявка – Радруж. Можно себе представить, какой бы разгром постиг его, если бы мы там (Сенявка – Радруж) были не 29-го, а 28-го, когда он был еще у Рава Русска – Магырув – Вишенька, как это наглядно показывает ниже приведенная схема[98 - См. схему 8.].

6. Преследование. Впустую

28-го мы выступили из-под Томашова для преследования разбитого противника. Через село Лащовка мы вышли на шоссе Томашов – Белжец. Над нашими головами летал неприятельский самолет. Впервые мы видели его. Из колонн по нему открыли ружейный огонь. И пошла такая хаотическая пальба, которую с большим трудом начальники прекратили. Облетев район Томашова, разведчик повернул назад и скрылся в южном направлении.

Думается, что все им виденное было главным мотивом для решения австрийского командования – немедленно отходить, пока еще есть к тому возможность, ибо все пространство в районе Томашова кишело огромными колоннами, как лавина надвигающимися на тыл 4-й австро-венгерской армии. «Вот тебе и разбитая 5-я русская армия», – небось думали в австрийском штабе.

Около полудня мы въехали на ст. Белжец, или вернее – на место, где была она, ибо мы нашли тут кучи угля, пепла и еще много громадных костров: станция и все, что ее окружало, представляло груду развалин пожарища. Кто ее сжег, нам было неизвестно. Все пожарище было покрыто группами пеших и конных, попадались и

двуколки. Все жарили, пекли, варили и во всех видах ели яйца, огромные склады которых были нами захвачены здесь. Мы тоже последовали этому примеру и наелись австрийских яиц до тошноты.

Движение войск сильно затормозилось: весь район Белжеца был переполнен войсками, наши колонны переплелись с колоннами 21-го корпуса[99 - 33-я и 44-я пех. дивизии, а также упоминаемая автором 69-я второочередная.] и кавалерийских дивизий. Будучи послан к начальнику 3-й дивизии с приказанием, я с трудом протискивался по шоссе к югу от Белжеца среди обозов, парков, двуколок, принадлежавших различным час тям и двигавшихся в разных направлениях, казалось, в полном хаосе. Обратила мое внимание одна обозная колонна, почти сплошь состоявшая из австрийских походных кухонь и повозок, даже с австрийскими же и лошадьми. Хотел спросить, кому принадлежит этот обоз. Но как раз в этот момент со мной встретился всадник-офицер, оказался приятелем-однокашником по академии, штабс-капитаном Новицким[100 - Очевидно, Новицкий Порфирий Порфирьевич (1884 – после 1917). На службе с 15.02.1901. Окончил Ташкентское городское 4-классное училище, Тифлисское пехотное юнкерское училище (1906). Выпущен подпоручиком в 168-й пех. Миргородский полк. Окончил Николаевскую военную академию (1912). Штабс-капитан (22.04.1913). Участник ПМВ. Капитан (22.04.1915). Старший адъютант штаба 43-го арм. корпуса с 10.1915. И. д. штаб-офицера для поручений при штабе 43-го арм. корпуса с 01.1916. Подполковник (02.04.1917). И. д. нач. штаба 120-й пех. див. с 04.1917.], котор ый на ходу успел сказать, что обоз принадлежит его доблестной, молодой (второочередной) 69-й дивизии (21-го корпуса), которая имеет уже массу трофеев. Начальника 3-й дивизии я нашел за Белжецем по дороге в с. Бржезина. По всему полю стояла пыль от проходивших войск. Тут же проскакал штаб 9-й кавалерийской дивизии, которая теперь только, к сожалению, выскакивала вперед для преследования противника.

Вернувшись, я уже не застал штаба на «Белжецкой яичнице», а догнал его за с. Белжец, по дороге на Ловчу.

Двигались медленно, с остановками. Так как в авангарде колонны – 35-я дивизия – то и дело натыкались на отдельные партии противника. Местность была очень пересеченная, лесистая. Приходилось обследовать разведкой подозрительные рощи и лесные площади, не засел ли там противник. Наученная горьким опытом 15 августа у Тарношина, дивизия теперь была осторожна. До боевых столкновений, впрочем, ни разу в этот день не доходило, ибо колонн целых частей неприятеля не попадалось. Все были какие-то обрывки, отбившиеся и скорее ищущие случая сдаться в плен. Все они двигались почти перпендикулярно к нашему направлению и скрывались по лесам.

Поздно, в темноте, мы пришли в Ловчу, остановившись в первой попавшейся тесной и грязной хате. Нескольким человекам из нас пришлось раскинуть гинтера[101 - Т. е. разложить чемодан-кровать системы поручика И. И. Гинтера.] на чердаке за недостатком места внизу. Часть деревни, когда мы подходили, еще горела. Войска корпуса заночевали в районе Ловча – Рудка – Брусно. О противнике стало окончательно известно, что он поспешно и повсеместно отступает, стараясь, видимо, ускользнуть, чтобы не быть захлестнутым нами с севера.

Мы не раскидывались со штабом в эту ночь. Отдали лишь краткие распоряжения для продолжения с рассветом преследования противника, причем указаны были лишь направления каждой дивизии; 35-й на Грушов, 3-й – на Немиров, то есть прямо на юг. Это уже помимо директив свыше. Со штабом армии связь была утрачена. Мы же, молодежь, понудили наше солидное начальство, командира корпуса и начальника штаба к энергичному продолжению движения на юг: мы еще все же надеялись что-либо захлестнуть от бывшего фронта 4-й австрийской армии. И наша надежда едва не сбылась. Опоздали, может быть, на несколько (3–4) часов.

Движение было того же характера, что и накануне. У д. Рудка, на противоположном (северном) от нас берегу ручья мы сделали привал. И только что сели подзакусить, селение, где еще никто из нас не был, вспыхнуло.

Посланные казаки конвойной сотни, имевшей, между прочим, очень энергичных и толковых офицеров, ни души живой не нашли. Точно сама деревня воспламенилась от одного нашего приближения. Между тем ясно было, что поджог – сигнал противнику о нашем приближении: подходила колонна главных сил 35-й дивизии.

К вечеру войска корпуса прошли железную дорогу Рава Русска – Любачув на участке Слотвины – Горинец. Сколько-нибудь крупных частей противника не видели. Замечали лишь следы его поспешного отхода: отбившиеся партии, брошенные повозки, оружие, патроны, бродившие лошади.

Ночевали в районе Сенявка – Радруж – Слотвины. Штаб корпуса – в одной из дорожных казарм, близ ст. Слотвины. При этом в занятом районе уже после того, как войска расположились, было изловлено несколько партий отбившихся от своих частей австрийцев. Этот бродячий, без фронта, противник, помню, создавал в штабе корпуса весьма нервное напряжение, так как пока что выяснялось, что имеется дело с партией, а не с серьезными силами противника, все оставались в напряжении; ночью же приходилось принимать особые меры обеспечения верной доставки распоряжений и донесений.

Вошли в искро-телеграфную связь со штабом армии. Однако он не остановил нас и не дал нам нового направления, хотя уже и ясно было, как день, что мы слишком вклинились поперек движения 3-й нашей армии.

30-го мы еще продолжали движение на юг. Штаб корпуса шел в голове правой колонны 35-й дивизии, шедшей, вследствие плохих дорог, побригадно. Около полудня, выходя из лесистой полосы между ручьями Слотвинка и Вишня, против с. Грушов, мы, наконец, увидели влево[102 - См. схему 9.] верстах в 5–7, в направлении с. Завадов неприятельскую колонну, которая спускалась с возвышенности. В голове нашей колонны заметили неприятеля. Мортирная батарея в это время подходила к опушке леса. Она тотчас снялась в лесу и прямой наводкой открыла огонь по замеченной колонне. Дистанция оказалась почти предельной. И, пожалуй, лучше было бы, если бы мортиры и не открывали огня. Тогда эта колонна была бы нашим трофеем, так как мы могли бы ее накрыть и пресечь ей путь неожиданно. Теперь же противник понял грозившую ему опасность и принял меры. К с. Клонице – Дрогомысль он развернул заслон, прикрываясь которым, продолжал уходить на с. Нагачув.

Шедший в голове колонны 138-й Болховский полк был двинут начальником дивизии вперед. Болховцы очень быстро развернулись и повели наступление по обе стороны дороги на Клонице. Противник не выказал особенного сопротивления. Болховцы скоро заняли Клонице и, не останавливаясь в нем, продолжали наступать дальше, тесня противника. Правее болховцев пошли затем нежинцы. Тем не менее колонна противника, хотя и сильно пощипанная, с отъеденным хвостом, успела выскользнуть. За нею гнались до самого Нагачува. Вероятно и еще бы дальше гнались полки 35-й дивизии, но впутались они снова в свои войска, части 10-го корпуса[103 - Включал 9-ю и 31-ю пех. дивизии; обе показали себя незаурядно в ходе войны.], правофлангового 3-й армии.

3-я дивизия несколько отстала. Она достигла Завадов – Вержбляны. На ее пути было брошено противником бесчисленное количество повозок, кухонь, лошадей, парков, складов с продовольственными и боевыми запасами. 9-й Ингерманландский полк,

шедшей 30-го в авангарде 3-й дивизии, с большим трудом прошел через Немиров, совершенно забитый обозами и парками противника. Было насчитано до 3000 повозок, зарядных ящиков и всевозможных других упряжек.

Штаб корпуса расположился в Грушове. Селение было очень небольшое. Но в нем находились казармы крупной кавалерийской части (кажется, здесь квартировала бригада венгерской конницы) и штаб. Мы тут нашли огромное количество обмундирования и конского снаряжения; особенно много было одеял и попон; также мы приобрели для себя здесь отличные английские седла. В помещении главного начальника гарнизона, отличном, даже роскошном особняке, окруженном парком, мы и разместились. Перед нами тут постоял какой-то крупный австрийский штаб, как говорили жители – штаб армии. Это возможно, потому что здесь мы нашли большой запас чудного издания австрийских карт 5-верстного масштаба. Мы с удовольствием ими потом пользовались, так как они необычайно были ясны и точны.

К вечеру сюда из 35-й дивизии поступило много пленных и различных трофеев. На последние началась какая-то охота даже всеми чинами штаба. Кажется, не было солдата при штабе, писаря, денщика, который бы не имел австрийской лошади с полным снаряжением, австрийской винтовки или карабина, или револьвера с соответствующим запасом патронов в кожаном австрийском ранце; австрийского одеяла; все питались австрийскими консервами, галетами и даже попадались плитки шоколада.

Все это разбросано было противником почти на всех путях в районе Рава Русска – Немиров – Грушов.

На 31 августа мы уже отдали распоряжение войскам оставаться на месте, так как ясно было, что пора убрать корпус куда-то назад, ибо он оказался на пути движения частей нашей 3-й армии. Мы стали ждать для того распоряжения штаба армии.

На этом преследование наше с маневром во фланг и тыл противнику окончилось. Войска, особенно 35-я дивизия, выказали много энергии и резвости и не их вина, что им пришлось уже пройтись лишь по отдавленным хвостам ускользнувшего противника. Потеря суток под Томашовом, как упоминается выше, тому причиной.

7. Вывод корпуса из района 3-й армии

В Грушове мы постояли одни сутки. Отдыхали. В штаб все время доставляли партии пленных и различные трофеи. Войска отдыхали.

Из штаба армии пришла директива, коей корпуса армии, главным образом 5-й и 17-й, оттягивались назад, чтобы очистить район, по которому двигалась 3-я армия. Ее правый фланг, 21-й корпус, направлялся на Любачув.

Во исполнение этого 1 сентября мы выступили из Грушова на Любачув. Туда же двинулись и дивизии: 35-я из района Начачув – Дрогомысль, 3-я из района Завадов – Вержбляны. Замечательную картину представлял из себя наш штаб, когда мы вышли из Грушова. Наша штабная конница значительно возросла в числе, ибо помимо конвойной сотни и эскадрона Кинбурнских драгун, следовало еще до полусотни конных: все писари, денщики, чины команды связи, хозяйственные чины – все это было «конно и оруж-но». У всех оказалось по австрийской лошади с полным снаряжением и все до зубов были вооружены различным австрийским оружием.

В Любачуве мы только переночевали в доме какого-то богатого «мазепинца»[104 - Изменивший России и царю Петру в ходе Северной войны гетман И. Мазепа стал символом национального предательства; здесь: «мазепинец» – галичанин австрийской ориентации.], который при подходе русских бежал.

Все в его доме мы нашли совершенно разгромленным. На следующий день мы перешли через Дахнув и Цешанув в Люблинец Новый. Дахнув и Цешанув – жидовские местечки – были совершенны сожжены.

Когда мы еще были в Любачуве, приезжал из Ромашова (куда перешел штаб армии) в Олешице (на шоссе, западнее Любачува) наш командующий армией, генерал Плеве. Там он собирал всех командиров корпусов и имел с ними беседу. На этом свидании он выразил особую благодарность командиру 19-го корпуса, генералу Горбатовскому за бои его корпуса 15–19 августа под Комаровым (о них я упомянул на стр. 6 и 7[105 - См. с. 58 настоящего издания.]). Главной темой беседы была предстоящая операция по форсированию р. Сана. Затем также много обсуждали вопрос о снабжении войск, особенно хлебом. Действительно, в этот период нашей боевой деятельности хлеба мы почти совсем не получали. Наши интенданты не могли удовлетворительно разрешить эту задачу. Война оказалась слишком подвижной, и к такой обстановке еще не успели приспособиться. Хорошо еще, что театр войны имел богатые местные средства продовольствия. Да в последнее время помогли трофейные запасы, отбитые у противника.

В Люблинце мы недолго стояли. Обстановка требовала движения вперед. Имелись сведения о беспрепятственном движении частей нашей 3-й армии к Сану. Противник в сильном расстройстве, потеряв почти все свои обозы, продолжал отходить.

8. Движение к Сану и его форсирование

3 сентября, согласно новой директиве командующего армией о движении к Сану, корпус выступил из района Люблинец – Жуков двумя колоннами на Цешанув, Дахнов, Олешице. Штаб корпуса двигался по шоссе. Шли спокойно, мирным порядком. У Дахнова наш путь пересекли гренадеры Астраханского полка[106 - 12-й гренадерский Астраханский императора Александра III полк. Сформирован в 1700 г. В ПМВ в 3-й грен. див. 25-го арм. корпуса.], и мы дивились, каким образом они тут очутились, когда 3-я гренадерская дивизия – 25-й корпус[107 - Включал, помимо 3-й гренадерской, 46-ю пехотную дивизию; входил в состав 4-й армии.] – была далеко вправо.

Между Дахновым и Олешице на шоссе, против с. Футоры, мы были остановлены офицером штаба армии, который передал нам, что сюда переходит штаб армии, и что корпусу надлежит немедленно установить с ним связь проволочным телеграфом. Я был позван в помещение установленного уже телеграфа штаба армии. Он разместился в огромном господском доме. Я сделал необходимые распоряжения, и телеграфная рота нашего 17-го саперного батальона тотчас потянула отсюда линию.

Ночевали мы в с. Старое Село, а дивизии – в районе его, по обе стороны шоссе. Этот ночлег мне лично памятен тем, что имел много неприятностей от начальства из-за неудовлетворительной работы связи. Это были первые опыты поддержания связи со штабом полевым телеграфом. Самая неблагодарная служба: никогда нет покоя и уверенности, что работа ее будет безотказная. В данном случае, благодаря большому движению по шоссе, наша телеграфная линия часто прерывалась. Хорошо еще, что расстояние было небольшое – 10 верст – до штаба армии. Первые же опыты связи назад, согласно установленному нашим уставом полевой службы основному принципу, что младший ищет связи со старшим, дали неудовлетворительные результаты. Сразу выяснилась необходимость, чтобы старший, не ожидая, когда младший придет к нему со своим концом проволоки, сам шел бы навстречу или даже и до самого его, младшего, штаба. Впоследствии так это и делалось и давало отличные результаты.

4 сентября движение продолжалось. Имелись уже сведения, что противник бросил линию Сана. Сильно укрепленный долговременно Ярославский тет-де-пон[108 - Тет-де-пон (франц. t?te de pont, от t?te – голова, начало и pont – мост) – предмостное укрепление для обеспечения переправы.] очищен им. А такой же тет-де-пон у Сенявы с боя захвачен частями 3-го Кавказского корпуса[109 - Включал 21-ю и 52-ю

пех. дивизии, с отличием сражался против австрийцев: восстановлен в Добровольческой армии в 1919 г.] 4-й армии. Таким образом, становилось очевидным, что переправа наша через Сан должна произойти свободно, без особых задержек.

И действительно, уже в начале перехода этого дня по шоссе нас обогнал понтонный батальон, направленный к Ярославу штабом армии.

Погода в этот день была отвратительная: моросил нескончаемый осенний дождь. Когда мы стали приближаться к Ярославу, по пути нам навстречу стали попадаться группы крестьян. Все они несли много шанцевого инструмента, крупного, – топоры, лопаты, большие поперечные пилы, кирки, мотыги. Для нас это было лишним доказательством того, что противник поспешно уходил, бросив свои склады, которые до нашего прихода, конечно, пограбило окрестное население.

Отлично применены были к местности укрепления Ярославского тет-де-пона: ближайший к шоссе редут мы заметили только тогда, когда подошли к нему почти вплотную. Остановились. Слезли с коней и пошли его смотреть. Основательные постройки. Валялось много светящихся патронов.

К вечеру, сильно намокшие, мы остановились на ночлег в паршивенькой деревушке Конюшков, в домике директора пивоваренного завода. Дивизии расположились в с. Маковиско, Сурохов, Конюшков. Шоссейный мост через Сан у Ярослава был разрушен противником. Ниже его наши понтонеры наводили два моста на понтонах. Выше Ярослава по железнодорожному мосту, который был лишь поврежден, переправлялись части 21-го корпуса. Наш сосед справа, 5-й корпус, тоже подошел к самому Сану у Шовско, обозы же его по недоразумению прошли по шоссе к Конюшкову и вместе с обозами понтонного батальона совершенно забили дорогу. Пробка эта рассосалась лишь к рассвету 5-го.

Ни о каком противнике ничего не было известно. Наша конница была уже далеко за Саном, преследуя в беспорядке отступавшего неприятеля.

Утром 5 сентября по двум понтонным мостам стали переходить на левый берег Сана 17-й и 5-й корпуса, и к полудню они целиком были там. Наши дивизии прошли через Ярослав и расположились на западной и юго-западной его окраинах, выдвинув авангарды по дорогам на Канчуга и Дубецко.

Город Ярослав произвел на нас хорошее впечатление. Чистый, благоустроенный, богатый, красиво расположенный на высоком берегу, который подходил здесь близко к Сану, удаляясь затем в северном пригороде резко к западу.

С особенно приятным чувством вступали в этот древний русский град. Население не особенно пряталось. Многие магазины даже открылись, и мы нашли в них чудные галицийские наливки. Остановились в одном громадном шикарном «Хотеле» на одной из лучших улиц. Через город проходили наши войска под звуки оркестров. Помню, мимо нас прошел 9-й Ингерманландский императора Петра I полк. Обмундирование, снаряжение на людях было уже достаточно затасканное, на лицах похудевших, серых видно было утомление от беспрерывных маршей и плохо проведенных ночей. Но в глазах всех сверкала радость, и виден был большой подъем душевный. Предупрежденные, видимо, командиром полка полковником Карнауховым (генерального штаба, один из моих преподавателей в Тифлисском военном училище), что будут проходить мимо командира корпуса, роты особенно подтянулись и старались идти в ногу и сохранять образцовый порядок строя. Это парадное дефилирование войск производило прекрасное впечатление, необычайно всех бодрило, заставляя забывать усталость, и вселяло в нас чувство гордости и сознание необычайной мощи нашей армии, лавиной катящейся по древлерусской земле.

Ярослав так нам понравился, что мы настраивали уже себя на удовольствие задержаться в нем. Но скоро в этом были разочарованы.

Вечером поздно получен был приказ из штаба армии – 17-му корпусу выдвинуться в южном направлении от Ярослава, чтобы блокировать Перемышль с северо-запада и запада до реки Сан выше крепости.

Это распоряжение нас немного удивляло; корпуса армии раньше нас подошли к Сану и начали его форсировать; еще 4-го, то есть накануне, части 21-го корпуса должны были уже перейти выше Ярослава на левый берег. Дальше у Радымно переправлялись (или должны были переправляться) 11-й, 9-й и 10-й корпуса. Войск больше чем достаточно, чтобы изолировать Перемышль совершенно. Единственно, чем можно было объяснить бросок нашего корпуса к Перемышлю, что войска 3-й армии стали и отдыхали, промедление же в пресечении путей от Перемышля на северо-запад-запад было нежелательно.

Как бы то ни было, а 6 сентября мы выступили из Ярослава на юг. В стороне Перемышля раздавались глухие выстрелы крепостной артиллерии.

Остановился наш корпус в районе с. Рокетница. Тотчас была направлена разведка в сторону Перемышля, выслан сильный разъезд от 42-го Донского полка на Прухник-Дубецко. Этому разъезду ставилась задача – непременно дойти до Дубецко, а оттуда осветить шоссе на запад и в сторону Перемышля. На 7 сентября предполагалось занять корпусом более широкий район, чтобы сесть по возможности на все пути из Перемышля и тем осуществить блокаду его с северо-запада-запада. Но скоро получилось распоряжение, коим эта задача с корпуса снималась и предписывалось перейти ему в район Пржеворска. В Рокетнице мы первый раз получили почту из России и страшно рады были ей.

7-го это и было исполнено. Корпус занял район Пржеворск – Дебов – Уржеювице – Мацковка. Штаб корпуса расположился в Пржеворске в доме польского магната князя Любомирского[110 - При переходе из Рокетницы в Пржеворск нам пришлось пройти через сторожевое охранение 33-й дивизии 21-го корпуса, который теперь только выдвигался к западу от Сана. – Примеч. авт.].

Штаб армии перешел в Ярослав. В состав корпуса прибыл тяжелый дивизион из двух гаубичных и одной пушечной батарей новеньких орудий. Передавалась снова в состав нашего корпуса и 61-я пехотная дивизия, прибывшая со штабом армии в Ярослав и составившая временно гарнизон города.

Спешно исправлялась железная дорога от Сокаля на Рава Русска – Любачув – Ярослав для подвоза армии продовольствия и боевого снабжения. Из Владимир-Волынска прокладывалась линия для соединения его рельсовым путем с австрийской сетью в Сокале.

Двое суток простояли мы в Пржеворске. О противнике были слабые сведения. Было известно в общем, что идет еще преследование его нашей конницей по пути на Делебицу и на Ясло, в Карпаты.

В районе Ярослава и к западу от него скопилась масса войск. У Пржеворска стоял наш корпус, южнее – 5-й, сюда шел 10-й, у Ланцута 19-й, еще западнее 25-й – в затылок один другому.

Поэтому, а также ввиду новых замыслов, – тогда нам еще неизвестных, – нашего высшего командования, начался вывод корпусов 5-й армии, затиснутой между 4-й и 3-й армиями, назад за Сан и переброска их к северу.

10 сентября наш корпус выступил из района Пржеворска на Лезахов (на Сане), перешел здесь по понтонному мосту через Сан и расположился в районе Сенявы. Штаб ночевал в богатом имении какого-то польского магната (фамилию его я забыл), заядлого русофоба. Огромный дом видел в своих стенах уже много наших штабов и войсковых частей (помню, на дверях мы читали надписи и 25-го корпуса, и 3-го Кавказского, и даже Гвардейского[111 - Объединял войска лейб-гвардии; в начале войны включал 1-ю и 2-ю гвардейские пехотные, 1-ю и 2-ю гвардейские

кавалерийские дивизии и гвардейскую стрелковую бригаду.]), а потому подвергся изрядному разгрому. Громаднейшие рамы с картинами подлинных кистей знаменитых художников зияли пустотой: полотна были большей частью вырезаны. Здесь к корпусу присоединилась бригада 61-й дивизии.

11 сентября корпус, согласно распоряжению штаба – перейти к Кржешову, двинулся дальше по отвратительным после дождей грунтовым дорогам. Наши автомобили с великими усилиями пролезали по разбитым путям.

Ночевали в селе Дабровица (против Лежайска), а дивизии в ней и других селениях в районе Дабровицы.

12 сентября перешли в Кржешов на Сане. Здесь корпус простоял несколько дней и затем двинулся к Люблину, куда перебрасывалась вся 5-я армия для новых операций.

На этом собственно и заканчивается первая Галицийская операция для 17-го корпуса.

9. Заключение

За время Галицийской операции 17-й корпус сделал 500 верст марша, с 5 августа по 13 сентября. Если выбросить отсюда стоянки на месте, получится, что за 25 дней пройдено 500 верст, в среднем по 20 верст в день. Из них 6 дней – с боями. Приведенная общая схема пути движения корпуса в Галицийскую операцию[112 - См. схему 10.] невольно поражает грандиозной подвижностью, которой характеризовалась эта первая огромная по своему масштабу операция 1914 года, ибо путь этот корпус вычертил, будучи в составе армии, то есть маршировал одновременно и наравне с прочими корпусами 5-й армии. Серьезных боевых столкновений было лишь два. Из них первое – случайное, неудачное. Второе – преднамеренное, обдуманное – удачное.

Случайно при первой неудаче оставленные врагу трофеи возвращены сторицей в открытом, правильно веденном втором бою.

Неудачи в первом бою объясняются исключительно и абсолютно ошибками и несоответствием своему командному месту некоторых старших войсковых начальников. Рядовое же массовое офицерство и солдаты вели себя неизменно доблестно во всех положениях.

Операция показала еще отличную выучку и тактическую подготовку войск. Широкое применение маневра с должным использованием могущества современного огня находило достаточное употребление.

Лишний раз русский воин вписывал в военную историю новые страницы своей необычайной выносливости и терпения. Непрерывные походы, бессонные ночи в постоянном нервном напряжении при отсутствии налаженного питания и снабжения – все это преодолевалось лишь наличием названных природных качеств, подкрепленных отличной выучкой.

Словом, первая же операция в Галиции в 1914 году потребовала от войск необычайной подвижности и широкого маневра. И 17-й армейский корпус, один из ряда ему подобных корпусов императорской русской армии, с полным успехом выдержал первое боевое испытание.

Часть III

17 – й армейский корпус под Кременцом

Из Великой войны, август 1915 – июнь 1916 года

I. Последние отходы 1915 года

1. Линейная стратегия

Тяжело вспоминать невеселое лето 1915 года. Уже во вторую половину весны этого года было трудно. Бои почти не прекращались. Сильный не численностью, а своей огневой мощью в изобилии имевшейся артиллерии, с горами снарядов за ней, противник – австрийцы, сильно разбавленные немцами – то тут, то там теснил нас. Истомленные и сильно поредевшие наши части доблестно отстаивали так называемые заранее укрепленные позиции, часто состоявшие лишь из одних прерывчатых сильно линий окопов, без достаточных укрытий от огня и совершенно без искусственных препятствий. Без выстрела ходили в короткие наступления на рассвете и в бесчисленные контратаки. Верная спутница красивых огромных побед 1914 года многострадальной пехоты – артиллерия болела душой за невозможностью оказывать ей нужную помощь и содействие, ибо ее снаряды исчислялись единицами, да и те были на строгом учете в батареях. Пехотные пополнения шли, но были безоружны. Разбросанное по полям боев оружие, бережно собиравшееся при движении вперед, теперь большею частью оставалось за противником. Вспоминается факт, делавший большое событие, когда однажды, в июне месяце, в штаб корпуса, под Буском, – войска стояли на р. Буге, – прибыло два ящика с новыми винтовками. Ящики были вскрыты в присутствии командира корпуса, а весь почти штаб с начальником штаба во главе с чувством удовольствия осматривали ружья, считали, брали в руки и затем серьезно обсуждали вопрос, кому – какой части предпочтительнее перед другими выдать эти винтовки.

Вот при таких условиях летом 15 года мы отходили и отходили. Прорыв фронта одного полка вызывал отход дивизии; дивизия влекла за собой отход корпуса; неудача в одном корпусе часто являлась причиной отвода всей армии на новую линию, где заранее была намечена и обыкновенно до некоторой степени подготовлена позиция. Немало их переменили мы на пространстве от Перемышля до Кременца[113 - Кременец – древняя крепость (разрушена в середине XVII века) и город Галицко-Волынского княжества. В 1793–1917 гг. – в составе Российской империи (Волынская губерния), с 1921 г. в составе Польши, с 1939 г. – СССР, ныне районный центр Тернопольской области Украины.] (Волынской губернии, к югу от Дубно, на р. Икве). Они невольно притягивали как бы войска к себе. Без снарядов, без необходимых запасов патронов и ружей искали возможности вознаградить себя, упрочить свое положение в подготовленных позициях. Отсюда главным образом и развилась какая-то «линейная стратегия»: дивизия терпит неудачу – корпус отходит, неустойка в одном корпусе, вся армия отводится на новую линию с «подготовленной позицией». Это крайне неприятно отражалось на моральном состоянии войск, которые обычно не разбирались в истинных причинах отхода, а видели и считались лишь с фактом, что отходят по приказанию, без какого бы то ни было непосредственного воздействия в этом смысле противостоящего неприятеля. Объясняли общей слабостью и досадовали, а порой и сильно унывали.

На пространстве от Перемышля до Кременца – 200 верст – мы отходили вынужденно из 10 раз лишь однажды, да и то не совсем из-за неудачи именно у нас: отходить приказано было свыше.

2. «Мы отходить не желаем»

Эта «линейная стратегия» до того изводила нас, что однажды, когда нам особенно показался бессмысленным предписанный штабом армии отход, мы открыто возроптали, запротестовали и на предварение о подготовке к отходу заявили, что «отходить не желаем». Лично мне пришлось передавать по аппарату Юза[114 - Буквопечатающий телеграфный аппарат, назван по имени изобретателя-американца.] в штаб армии это всеобщее желание войск, от командира корпуса до рядового солдата. Такой факт имел место, когда корпус занимал фронт к югу от Камионка (Струмилова на р. Буге), на линии с. Стрептув – Милятин – Новоселки – Задворже. Штаб корпуса был в Буске, штаб армии (8-й) – в Бродах. Левее нас держал фронт 7-й корпус, еще левее – 6-й[115 - Включал 4-ю и 16-ю пехотные дивизии.], входивший уже в состав 2-й армии. Так вот, из-за неудачи в 6-м корпусе и приказано было отходить корпусам – 7-му и 17-му – 8-й армии.

Наш протест – нежелание отходить – был тотчас доложен командующему армией, генералу Брусилову[116 - Брусилов Алексей Алексеевич (1853–1926). На службе с 01.08.1871. Окончил Пажеский корпус (1872). Служил в 15-м драгунском Тверском полку. Участник Русско-турецкой войны 1877–78 (на

Кавказском театре). С 1883 – в постоянном составе Офицерской кавалерийской школы. Полковник (30.08.1892). Начальник школы в 1902–1906. Ген. – майор (1901), ген. – лейт. (1906). Командовал 2-й гвард. кав. див., 14-м арм. корпусом; пом. командующего войсками Варшавского ВО в 1912–1913. Ген. от кавалерии (1912) за отличие. Командир 12-го арм. корпуса (с 15.08.1913). Участник ПМВ, командующий 8-й армии. Кавалер ордена Св. Георгия 4-й (23.08.1914) и 3-й ст. (18.09.1914). Ген. – адъютант (1915). Георгиевское оружие (27.10.1915). 17.03.1916 назначен главноком. Юго-Западным фронтом. За прорыв позиций противника летом 1916 награжден Георгиевским оружием, украшенным бриллиантами (20.07.1916). 21.05.1917 назначен Верховным главноком. После неудачного для русских армий июньского наступления 19.07.1917 сменен ген. Л. Г. Корниловым. Проживал в Москве как частное лицо. Ранен в ногу случайным снарядом во время уличных боев между силами ВРК и штаба Московского ВО. В 08–12.1918 под арестом ВЧК и домашним арестом. С 1919 в РККА. С 05.1920 состоял в Особом совещании при главкоме РККА. Подписал «Воззвание к офицерам армии барона Врангеля». С 06.1920 главный инспектор Центрального управления коннозаводства и животноводства при Наркомземе. В 1923–1924 инспектор кавалерии РККА. С 1924 состоял для особо важных поручений при РВС. Умер в Москве. Похоронен на кладбище Новодевичьего монастыря.] и произвел на него, по-видимому, приятное впечатление как доказательство не сломленного высокого духа войск корпуса. По крайней мере, нам не только не было сделано разноса или внушения за ослушание, а как-то даже, как будто гладя по головке, ласково убедили, что приказ уже нельзя отменить и что он, командующий армией, и сам против отхода и уверен, что его войска по первому его знаку готовы ринуться вперед и т. д., словом сказали как бы, что «это – последний раз, мы больше не будем».

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (http://www.litres.ru/a-v-chernysh/na-frontah-velikoy-voyny-vospominaniya-1914-1918/?lfrom=931425718) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

notes

Примечания

1

Симанский П. Н. Мобилизация русских войск 1914 г. и ее недостатки. Второочередные дивизии // Война и революция. 1926. № 1/2. С. 130–140.

2

Ганин А. В. Корпус офицеров Генерального штаба в годы Гражданской войны 1917–1922 гг. Справочные материалы. М., 2009. С. 470.

3

Там же. С. 375.

4

Там же. С. 536.

5

Там же. С. 598.

6

Ганин А. В. «Мозг армии» в период «русской смуты». М., 2013. С. 736.

7

Ганин А. В. Корпус офицеров Генерального штаба в годы Гражданской войны 1917–1922 гг. С. 738.

8

В «Александровце» № 25/26 генерал А. Курбатов, практически единолично ведший это издание, скрупулезно приводит все наименования училища за сто лет: «Сиротский корпус, Александринский сиротский корпус, Александровское военное училище, 3-е военное Александровское училище, снова Александровское военное училище, Офицерские повторительные курсы Кавказской Добровольческой армии, Ейские ускоренные курсы для подготовки офицеров пехоты, Пехотная генерала М. В. Алексеева юнкерская школа, Военное генерала М. В. Алексеева училище и, наконец, Александровское генерала М. В. Алексеева военное училище».

9

На начало войны действовал план стратегического развертывания, принятый в мае 1912 г.

10

Офицеры Генерального штаба – то есть офицеры, окончившие Императорскую Николаевскую академию Генерального штаба. Предназначались для занятия штабных должностей, состояли на отдельном учете.

11

Для офицеров, причисленных к Генеральному штабу, полагалось отбыть т. н. ценз строевой службы – командование в течение года ротой.

12

По юлианскому календарю.

13

Яковлев Петр Петрович (1852 – после 1917). Окончил Межевой корпус. На службе с 08.1869. Окончил 3-е военное Александровское училище (1871); выпущен прапорщиком в 1-ю арт. бригаду. Капитан (1878). Окончил Николаевскую академию Генерального штаба (1881). На штабных должностях. Полковник (1886). Старший адъютант штаба Московского ВО (12.1886–11.1888). Нач. штаба 18-й (11.1888–03.1892) и 35-й (03.1892–06.1896) пех. див. Командир 7-го грен. Самогитского полка (06.1895–03.1898). Нач. штаба 17-го арм. корпуса (03.1898– 07.1901). Ген. – майор (1898). Начальник Московского военного училища (07.1901–10.1903). Начальник Александровского военного училища (10.1903–06.1905). Ген. – лейтенант в 1904-м. Начальник 3-й грен. див. (06.1905–04.1909). 15.04.1909 назначен командиром 17-го арм. корпуса. Ген. от инфантерии (1910). Участник ПМВ. В 08.1914 поручено командование южной группой корпусов 5-й армии. Кавалер ордена Св. Георгия 4-й ст. (04.08.1916) за прорыв фронта противника под Сопановом 22.05–03.06.1916. После Февральской революции отстранен от должности и 02.04.1917 зачислен в резерв чинов при штабе Киевского ВО. 14.07.1917 уволен со службы по болезни с правом ношения мундира и пенсией. Дальнейшая судьба неизвестна.

14

Стремоухов Николай Петрович (1861–1938). На службе с 09.1878. Окончил Пажеский корпус (1880), выпущен прапорщиком в Лейб-гвардии Егерский полк. Окончил Николаевскую академию Генерального штаба (1888). На штабных должностях. Полковник (1897). Нач. штаба 27-й пех. див. (01.1901–04.1903). Командир 174-го пех. Роменского полка (04.1903–09.1906). Участник Русско-японской войны 1904–05. Ген. – майор (1906). Ген. для особых поручений при командующем войсками Иркутского ВО (09.1906–06.1909). Нач. штаба 17-го арм. корпуса (06.1909–10.1914). Участник ПМВ. Кавалер Георгиевского оружия (06.01.1915). Командующий 17-й пех. див. (10.1914–1915). Ген. – лейт. (22.01.1915) с утверждением в должности. Нач. штаба 7-й армии (05.1915–10.1915). Состоял в распоряжении главноком. армиями Юго-Западного фронта (с 10.1915). Командир 34-й пех. див. (03.1916–09.1917). Отчислен от должности по болезни с назначением в резерв чинов при штабе Одесского ВО (09.1917). Уволен со службы 08.10.1917 с правом ношения мундира и пенсией. Участник Белого движения на Юге. В 1918 в резерве чинов при штабе Добровольческой армии. С конца 1918 по 1920 – председатель контрольной комиссии Комитета содействия ВСЮР. В эмиграции в Югославии, служил в Военном министерстве в Загребе.

15

Михайловский манеж находится в Петербурге. Очевидно, имеется в виду московский Манеж постройки 1817 г. близ Кремля.

16

Ковель – древний город на Волыни, известен с IX в. В 1914 г. уездный город Волынской губернии. Известен ожесточенными боями в его окрестностях в гг. ПМВ. Ныне в составе Украины.

17

Головинский Алексей Васильевич (?—?). Окончил Академию Генерального штаба (1902). На 01.01.1909 капитан, младший офицер Александровского военного училища. На 06.04.1914 ротный командир того же училища. Полковник (06.04.1914) с переводом в 91-й пех. Двинский полк. Участник ПМВ. Командир батальона того же полка (1914–01.1915). Командир 138-го пех. Болховского полка (24.01.1915–24.04.1917). Кавалер Георгиевского оружия (07.02.1916) и ордена Св. Георгия 4-й ст. (02.12.1916). Командующий бригадой 35-й пех. див. с 24.04.1917. Ген. – майор (1917) с утверждением в должности. В РККА. Нач. штаба Самарского укрепрайона (4 мес.); помначальника упрформа Туркестанского фронта (1 мес.); инспектор ВУЗ там же (4 мес.); заведующий обучающимися Военной академии (8 мес.). Пом. начальника адм. управления полевого штаба РВСР (9 мес.). Для особых

поручений при военной инспекции штаба РККА (с 10.05.1921). Штатный групповой лектор Военной академии РККА. На 01.03.1923 руководитель практическими занятиями по администрации Военной академии.

18

Громыко Иван Ильич (1878–1969). Окончил Полоцкую учительскую семинарию. На службе с 08.1902. Окончил Чугуевское пехотное юнкерское училище (1905). Выпущен подпоручиком в 1-й Финляндский стрелк. полк. Окончил Николаевскую военную академию (1911). Штабс-капитан (1911), капитан (1913). Старший адъютант штаба 17-го арм. корпуса (с 19.05.1914). Участник ПМВ. С 06.1915 – и. д. пом. начальника отделения управления ген. – квартирмейстера штаба главноком. армиями Юго-Западного фронта. Подполковник (10.04.1916), и. д. начальника того же отделения. Полковник (15.08.1917). Участник Белого движения на Юге. На 24.08.1919 врем. и. д. начальника общего отделения отдела дежурного Ген. штаба Добровольческой армии. В эмиграции в США. Умер в Сан-Франциско.

19

Состоял из 1-й и 36-й пех. див.; погиб в Восточной Пруссии при катастрофе 2-й армии, впоследствии восстановлен.

20

Ломжинская губерния в восточной части Царства Польского; Остроленка – уездный центр.

21

Прогимназия – общеобразовательное учреждение в Российской империи с программой 4-классного училища, что соответствовало четырем младшим классам гимназии; учреждены в 1864 г., делились на мужские, женские и военные.

22

В составе 5-го, 17-го, 19-го, 25-го корпусов.

23

Тюлин Михаил Степанович (1862–1935). Окончил 3-ю Санкт-Петербургскую военную гимназию. На службе с 09.1879. Окончил Николаевское кавалерийское училище (1881), выпущен корнетом в Лейб-гвардии Кирасирский Ее Величества полк. Окончил Николаевскую академию Генерального штаба (1889). На штабных и административных должностях. Начальник Новочеркасского казачьего юнкерского училища (08.1899–05.1903). Начальник Тверского кавалерийского юнкерского училища (05.1903–12.1904). Окружной дежурный Ген. штаба Московского ВО (12.1904–08.1908). Ген. – майор (1905). Командир 2-й бригады 1-й кав. див. (08.1908–05.1912). Ген. – лейтенант (1912). Начальник 7-й кав. див. (штаб во Владимире-Волынском) (05.1912). Участник ПМВ. С 11.1914 начальник 2-й Кубанской казачьей див. Кавалер Георгиевского оружия за бои лета 1914 (23.04.1915). 17.09.1915 назначен оренбургским губернатором и наказным атаманом Оренбургского казачьего войска. После Февральской революции отстранен от должности и 17.03.1917 зачислен в резерв чинов при штабе Кавказского, а 26.04.1917 – Московского ВО. Ген. от кавалерии (02.10.1917). 02.10.1917 уволен со службы по болезни с правом ношения мундира и пенсией. В РККА. В Комиссии по разработке кавалерийских уставов при Организационном управлении Всероглавштаба (с 17.01.1919). В списке Генштаба РККА от 07.08.1920. С 16.01.1922 штатный преподаватель Военной академии РККА. В 1930 преподавал в Тимирязевской академии. Автор неопубликованных воспоминаний «Записки для моих детей и внуков».

24

Драгомиров Абрам Михайлович (1868–1955). На службе с 10.1885. Окончил Пажеский корпус (1887); выпущен подпоручиком в Лейб-гвардии Семеновский полк. Окончил Николаевскую академию Генерального штаба (1893). На штабных должностях. Полковник (1902), ген. – майор (1912). Командовал кав. бригадами. Участник ПМВ. Вступил в войну начальником 2-й отдельной кав. бригады. Ген. – лейтенант (1914) за отличие. Кавалер ордена Св. Георгия 4-й ст. (25.09.1914) и 3-й ст. (08.02.1915). С 12.1914 – начальник 16-й кав. див. (развернутой из 2-й отд. кав. бр.). С 04.1915 командир 9-го арм. корпуса. Ген. от кавалерии (13.08.1916). С 08.1916 командующий 5-й армией. Главноком. армиями Северного фронта (с 29.04.1917). Снят с должности после резкой оценки Декларации прав военнослужащих. В распоряжении военного министра (с 31.05.1917). В конце 1917 уехал на Дон. Активный участник Белого движения на Юге. 2-й заместитель председателя Особого совещания и помощник Верховного руководителя Добровольческой армии (08–10.1918), председатель Особого совещания (10.1918–09.1919). Летом 1919 вел в Париже переговоры с правительствами А. В. Колчака и стран Антанты о помощи Югу России. Командующий войсками Киевской обл. (09–12.1919). С 02.01.1920 состоял в распоряжении главноком. ВСЮР. В 03.1920 состоял председателем Военного совета по выборам нового главноком. В Русской армии. 04.09.1920 назначен председателем Комитета ордена Св. Николая Чудотворца. В 1920–1924 генерал для поручений при главноком. Русской армии. В эмиграции в Сербии и во Франции. Активный чин РОВС; в 1924–1939 генерал для поручений при председателе РОВС. Во время ВМВ выступал в поддержку движения ген. А. А. Власова и в начале 1945 был назначен в резерв чинов при штабе РОА. Умер во Франции.

25

Грубешов – уездный город Люблинской губернии в Царстве Польском, на реке Гучве.

26

Радиотелеграф, т. е. радиостанция.

27

Камионка-Струмилова – местечко в Галиции, Австро-Венгерская империя.

28

Автор неточен: 68-й Бородинский лейб-пехотный императора Александра III полк. Сформирован в 1813 г. В ПМВ в 17-й пех. див. 19-го арм. корпуса. За указанный бой получил Высочайшую благодарность.

29

Осипов Евгений Матвеевич (1859–?). На службе с 09.1878. Окончил 2-е военное Константиновское училище (1880), выпущен подпоручиком, переведен в гвардию. Капитан (1897), полковник (1903). Командир 10-го пех. Новоингерманландского полка (03.1908–04.1914). Ген. – майор (1913). Командир 2-й бригады 7-й пех. див. (04.1914). Командир бригады 3-й пех. див., командующий 3-й Заамурской пограничной пех. див. (03.1916). Ген. – лейтенант (20.10.1916).

30

Польские легионы действительно существовали при австро-венгерской армии; 16 августа 1914 г. по инициативе Ю. Пилсудского был объявлен набор; в результате в трех легионерских бригадах сражалось 15–18 тысяч человек. Заметного отклика в польском населении это начинание не имело.

31

Город в Галиции недалеко от Львова, основан в XVI в. гетманом Жолкевским.

32

Селение под г. Владимир-Волынский Волынской губернии. Имение Стравинских, куда регулярно летом приезжал композитор И. Ф. Стравинский.

33

Орлов Александр Васильевич (1862–1914). Окончил Симбирский кадетский корпус. На службе с 09.1883. Окончил 2-е военное Константиновское училище (1884); выпущен подпоручиком в 79-й пех. Куринский полк. Офицер-воспитатель Донского кадетского корпуса в течение почти 8 лет. Полковник (1903). Командир 238-го Клязьминского резервного батальона (02–12.1904). Командир 238-го пех. Клязьминского полка (12.1904–05.1905). Командир 115-го пех. Вяземского полка (05.1905–06.1912). Ген. – майор (1912), за отличие. С 06.1912 командир 2-й бригады 25-й пех. див. Участник ПМВ. Командир бригады 61-й пех. див. Погиб в ходе неудачных боев 17-го арм. корпуса под Ивангородом. Похоронен в Петрограде.

34

Карнаухов Михаил Михайлович (1867–1918). Окончил Оренбургский Неплюевский кадетский корпус. На службе с 08.1886. Окончил 3-е военное Александровское училище (1888); выпущен в 159-й пех. Гурийский полк. Окончил Николаевскую академию Генерального штаба (1897). Штабс-капитан (19.05.1897). На штабных должностях в Туркестанском и Кавказском ВО. Нач. штаба 1-й Кавказской стрелк. бригады (06.1908– 05.1913). Командир 9-го пех. Ингерманландского полка (с 13.05.1913), с которым вышел на войну. Участник ПМВ. Кавалер Георгиевского оружия (09.03.1915). Ген. – майор (1915) за отличия. Нач. штаба 41-го армейского корпуса (09.1915–04.1916). Кавалер ордена Св. Георгия 4-й ст. (01.03.1916). Начальник снабжения Кавказской армии (с 20.06.1916). Командующий 39-й пех. див. (08–10.1917). Состоял в резерве чинов при штабе Кавказского ВО с 10.1917.

Погиб в 1918 в Тифлисе.

35

Существовало в 1866–1921 гг. Имело двухгодичный курс обучения, с 1901 г. – трехгодичный. В гг. ПМВ выпускало прапорщиков по ускоренной программе.

36

Исаков Константин Николаевич (1869 – после 1917). Окончил 1-й Московский кадетский корпус. На службе с 08.1887. Окончил Николаевское инженерное училище. Выпущен подпоручиком (09.08.1888) в 6-й понтонный батальон. Окончил Николаевскую инженерную академию (1896). Штабс-капитан с переводом в военные инженеры. В распоряжении начальника инженеров Варшавского ВО (с 06.1896); в распоряжении окружного инженерного управления Кавказского ВО (с 20.02.1897). Капитан (05.04.1898). Участник Русско-японской войны 1904–05. Состоял в распоряжении начальника инженеров Приамурского ВО (с 14.02.1904). Корпусной инженер 1-го Сибирского армейского корпуса (с 25.06.1904). Подполковник (25.01.1905) за боевые отличия. Состоял в распоряжении Главного инженерного управления (с 25.11.1905). Пом. начальника Тифлисской (с 09.03.1906) и Кутаисской инженерных дистанций (с 18.07.1907). Нач. штаба Кавказской саперной бригады (08.1907–10.1910). Полковник (1908, за отличие). Нач. штаба инспектора полевых инженерных войск Кавказского ВО (10.1910–05.1911). Командир 17-го саперного батальона (с 20.05.1911), с которым вышел на Великую войну. Командир 21-го саперного батальона (07–11.1916). Корпусной инженер 38-го арм. корпуса (с 11.1916) и и. д. отдельного руководителя работ 6-го участка Западного фронта (на 02.04.1917). Ген. – майор в апреле 1917. Дальнейшая судьба неизвестна.

37

Вероятно, ошибка автора. В. М. Ткачев, выдающийся русский летчик, командовал в чине подъесаула 20-м корпусным авиационным отрядом в другой армии. 17-м авиаотрядом командовал И. И. Кравцевич, впоследствии генерал, инспектор авиации ВСЮР.

38

Симанский Пантелеймон Николаевич (1866–1938). Окончил Псковский кадетский корпус (1883). На службе с 09.1883. Окончил 2-е военное Константиновское училище (1885), выпущен подпоручиком, переведен в гвардию. Окончил Николаевскую академию Генерального штаба (1891), капитан. Старший адъютант штаба 35-й пех. див. (11.1891– 09.1896). Прикомандирован к Александровскому военному училищу для преподавания военных наук (09.1896–05.1900). Подполковник (1896). На штабных и преподавательских должностях. Полковник (1900), ген. – майор (1909). С 03.1909 командовал 2-й бригадой 35-й пех. див. Участник ПМВ. Командующий 61-й пех. див. (07.1914–07.1917). Кавалер Георгиевского оружия (06.01.1915). В резерве чинов при штабе Московского ВО с 07.1917. Ген. – лейт., командир 47-го арм. корпуса. Участник Белого движения на Северо-Западе. С 25.10 по 22.11.1918 начальник 1-й стрелк. див. Отдельного Псковского добровольческого корпуса, с 30.12.1918 по 01.1919 командир Либавского отряда. В эмиграции в Польше, военный историк, писатель, председатель Российского общественного комитета в Польше. Умер в Варшаве.

39

Город в в Брезинском уезде Петроковской губернии Царства Польского.

40

Плеве Павел Адамович (1850–1916). Окончил Варшавскую гимназию. На службе с 08.1868. Окончил Николаевское кавалерийское училище (1870), выпущен корнетом в Лейб-гвардии Уланский Его Величества полк. Окончил Николаевскую академию Генерального штаба (1877). Участник Русско-турецкой войны 1877–78, обер-офицер при штабе 13-го арм. корпуса (07.1877–09.1878). На штабных должностях. Правитель дел в Николаевской академии Генерального штаба (11.1884–12.1890). Командир 12-го драгунского Мариупольского полка (12.1890–01.1893). Ген. – майор (1893), за отличие. Начальник Николаевского кавалерийского училища (06.1895–06.1899). Командир 2-й кав. див. (06.1899–11.1901). Ген. – лейтенант (1901), за отличие. Начальник войскового штаба войска Донского (11.1901–03.1905). Участник Русско-японской войны 1904–05. Ген. от кавалерии (1907), за отличие. С 03.1909 – командующий войсками Московского ВО. Участник ПМВ. Командующий 5-й армией. Кавалер ордена Св. Георгия 4-й ст. (18.09.1914). Во время Лодзинской операции руководил всеми русскими войсками в районе Лодзи. В 01.1915 получил вновь сформированную 12-ю армию, вскоре переименованную в 5-ю. С 12.1915 главноком. армиями Северного фронта, по состоянию здоровья в 02.1916 освобожден от командования и назначен членом Государственного совета. Умер в Москве.

41

Создана на базе управления и войск Казанского ВО. Командующий – престарелый генерал А. Е. Зальца.

42

Она должна была, двигаясь вдоль болотистой реки Солонки, охватывать на ней переправы. – Примеч. автора.

43

38-й Тобольский графа Милорадовича пехотный полк. Сформирован в 1703 г. В ПМВ в 10-й пех. див. 5-го арм. корпуса.

44

Разгромлена 15-я венгерская пехотная дивизия, потерявшая 4000 пленными, 2 знамени и 22 орудия.

45

Ползиков Петр Владимирович (1854–1938). На службе с 09.1869. Окончил Пажеский корпус (1873), выпущен прапорщиком в Лейб-гвардии Егерский полк. Участник Русско-турецкой войны 1877–78. Флигель-адъютант болгарского князя Александра Баттенберга. Штабс-капитан (11.07.1882). 12.10.1878 зачислен в Николаевскую академию Генерального штаба, но в 03.1881 по домашним обстоятельствам отчислен в полк. Капитан (30.08.1888). Полковник (30.08.1893). Офицер-воспитатель Пажеского корпуса (11.1884–08.1893). Командир Севастопольского крепост. пех. батальона (07.1894–08.1897). Начальник Батумского военного госпиталя (04.1898–10.1899). Командир 21-го пех. Муромского полка (10.1889–05.1904). Ген. – майор (1904), за отличие. Командир 2-й бригады 37-й пех. див. (05.1904–01.1907). Начальник 1-й Финляндской стрелк. бригады (01.1907–09.1910). Ген. – лейтенант (1910) за отличие. Начальник 3-й пех. див. (09.1910–11.1914). Участник ПМВ. Освобожден от должности, произведен в ген. от инфантерии с увольнением со службы (1914/1915). В эмиграции во Франции.

46

Серебрянников Владимир Григорьевич (1874–1937). Окончил 2-й Московский кадетский корпус. На службе с 08.1892. Окончил Военно-училищный курс Московского пехотного юнкерского училища (1894), выпущен в 20-ю арт. бригаду. Окончил Николаевскую академию Генерального штаба (1900), штабс-капитан. На штабных должностях. Участник Русско-японской войны 1904–05. Начальник строевого отдела штаба Севастопольской крепости (12.1904–06.1906). Подполковник (1905). Старший адъютант штаба Одесского ВО (05.1907–08.1913). Полковник (1909). Нач. штаба 3-й пех. див. (08.1913–12.1914), с которой выступил в поход. Участник ПМВ. Нач. штаба 13-й пех. див. (12.1914–1915). Командир 10-го грен. Малороссийского полка, пом. нач. штаба Двинского ВО (1915). Кавалер Георгиевского оружия (10.11.1915). Командир 289-го пех. Коротоякского полка (1916); начальник военно-дорожного отдела управления начальника военных сообщений Западного фронта (05.1916–03.1917). И. д. пом. начальника военных сообщений армий Румынского фронта по румынским дорогам (с 03.1917). Ген. – майор (1917) с утверждением в должности. Позже и. о. начальника военных сообщений Румынского фронта. В РККА добровольно с 1918. Начальник военных сообщений Западной армии; в резерве службы по военным сообщениям при ЦУПВОСО; инспектор при начальнике ЦУПВОСО. В списках Генерального штаба РККА от 15.07.1919 и 07.08.1920. С 07.1921 для особых поручений при ЗР. После Гражданской войны в 3-м управлении военных сообщений штаба РККА. Арестован 01.08.1930 по обвинению во вредительстве на железных дорогах. Вину признал, хотя на допросах вел себя стойко. 18.07.1931 был осужден к ВМН, с заменой 02.12.1931 на 10 лет ИТЛ. Вторично осужден к ВМН и расстрелян в 09.1937.

47

Т. е. начальнику дивизии.

48

Кельцы (Кельце) – город в центральной Польше, в 170 км к югу от Варшавы.

49

7-й гусарский Белорусский императора Александра I

полк. Сформирован в 1803 г. В ПМВ в 7-й кав. див. 19-го арм. корпуса.

50

См. схему 1.

51

Имеется в виду Георгиевский крест.

52

См. схему 2.

53

Я думаю, что тут была конница противника, наблюдатели которой отсюда могли ясно видеть уход штаба корпуса в Новоселки. – Примеч. авт.

54

Очевидно, донец недворянского происхождения.

55

Лесевицкий (Лисевицкий) Николай Петрович (1873–1918). На службе с 09.1893. Окончил Петровский Полтавский кадетский корпус и 3-е Александровское военное училище (1895), выпущен подпоручиком во 2-й мортирный арт. полк. Капитан (1906). Окончил Николаевскую академию Генерального штаба (1907). Старший адъютант штаба 41-й пех. див. (11.1909–01.1911). Старший адъютант штаба Гренадерского (01.1911–03.1914) и 5-го арм. (с 03.1914) корпусов. Участник ПМВ. И. д. начальника штаба 67-й пех. див. (с 02.1915). Подполковник (1915). Кавалер Георгиевского оружия (ВП 05.05.1915) и ордена Св. Георгия 4-й ст. (26.09.1915). Полковник (06.12.1915). Нач. штаба 7-й Особой пех. бригады (с 07.1916 г.). Командир 202-го пех. Горийского полка (1917 г.). И. д. ген. для поручений при командующем 3-й арм. (с 22.07.1917). Участник Белого движения на Юге. В конце 1917 ген. – квартирмейстер полевого штаба Кубанской арм., в 01–02.1918 командир добровольческого отряда на Кубани. Во время 1-го Кубанского похода остался больным в аулах. Расстрелян в 03.1918 в м. Горячий Ключ.

56

137-й Нежинский пехотный Ее Императорского Высочества Великой Княгини Марии Павловны полк. Сформирован в 1863 г. В ПМВ в 35-й пех. див. 17-го арм. корпуса.

57

Пронин Александр Семенович (1867–после 1919). Окончил 2-й кадетский корпус. На службе с 09.1885 г. Окончил 1-е военное Павловское училище (1887), выпущен в 95-й пех. Красноярский полк. Капитан (1900). На 12.1905 в Лейб-гвардии Семеновском полку. Участник подавления восстания в Москве. Полковник (1907). Командир 137-го пех. Нежинского полка (с 07.1913 г.). Участник ПМВ. 15.08.1914, находясь в авангарде 35-й пех. див. на биваке у фольварка Турин, полк подвергся внезапной атаке противника и понес тяжелое поражение. В бою П. тяжело ранен. Отчислен от должности 07.01.1915. В резерве чинов при штабе Двинского ВО ввиду привлечения к следствию (вместе с начальником 35-й пех. дивизии ген-лейтенантом П. П. Потоцким) по обвинению в халатности (25.01.1915). Уволен от службы по болезни. Участник Белого движения на Востоке. В Народной армии Комуча – командир бригады 4-й стрелк. див. В армии адм. А. В. Колчака начальник 8-й Камской стрелк. див. (до 07.1919). Ген. – майор в 1919 г.

58

139-й пехотный Моршанский полк. Сформирован в 1700 г. В ПМВ в 35-й пех. див.

59

Гутор Александр Евгеньевич (1866 – после 1921). Окончил Михайловскую Воронежскую военную гимназию и 4-й Московский кадетский корпус. На службе с 08.1884. Окончил 3-е военное Александровское училище и Михайловское артиллерийское училище (1887). Выпущен в 1-ю арт. бригаду. Позже служил в 6-й арт. бригаде. Окончил Николаевскую академию Генерального штаба (1898). Капитан (1898). На штабных должностях. Прикомандирован к Александровскому военному училищу для преподавания военных наук (09.1901–01.1905). Подполковник (14.04.1902). Нач. штаба 3-й грен. див. (01.1905–12.1911). Полковник (02.04.1906). Командир 139-го пех. Моршанского полка (с 12.1911). Произведен в ген. – майоры с увольнением от службы по болезни с правом ношения мундира и пенсией и зачислением в пешее ополчение по Московской губернии (12.12.1914). В РККА. Начальник разведотдела штаба Западного ВО; помощник начальника военно-хозяйственного управления штаба Западного ВО; начальник учебно-организационного отделения военно-учебных заведений управления штаба Западного фронта (1,5 мес.); начальник Полевого отделения военно-учен. арх. того же фронта (0,5 мес.); нач. информ. историч. отделения штаба Западного фронта (с 16.02.1920). Завуч 31-х Самарских пех. курсов (08.1920–04.1921). С 15.04.1921 пом. начальника 31-х Смоленских курсов. Уволен в бессрочный отпуск.

60

138-й пехотный Болховский полк. Сформирован в 1863 г. В ПМВ в 35-й пех. див. 17-го арм. корпуса.

61

Потоцкий Петр Платонович (1855 – после 1915). Окончил Петровскую Полтавскую военную гимназию. На службе с 08.1872. Окончил Николаевское инженерное училище (1875), выпущен подпоручиком в 3-й саперный батальон. Участник Русско-турецкой войны 1877–78. Окончил Николаевскую академию Генерального штаба (1882). Состоял при Виленском ВО. Старший адъютант штаба 30-й пех. див. (11.1882– 08.1884). Капитан (1883). На штабных должностях. Полковник (1892). Командир 95-го пех. Красноярского полка (12.1899–05.1903). Ген. – майор (1903). Нач. штаба 11-го арм. (05.1903–03.1904), 21-го арм. (03.1904– 09.1905) корпусов. Нач. штаба Варшавской крепости (09.1905–05.1907). Начальник Варшавской крепостной пех. бригады (05.1907–07.1910). Ген. – лейт. (1910). Нач. 28-й (07.1910–04.1913), 35-й (04.1913–10.1914) пех. дивизий. Во время Галицийской битвы в ходе наступления 5-й армии 35-я див. потерпела 15.08.1914 серьезное поражение в бою у с. Тарношин. Временно командующий 17-м арм. корпусом (с 15.08.1914). Отчислен в резерв чинов при штабе Киевского ВО. 02.05.1915 уволен со службы с производством в ген. от инфантерии.

62

См. схему 3.

63

140-й пехотный Зарайский полк. Сформирован в 1863 г. В ПМВ в 35-й пех. див. 17 арм. корпуса.

64

Кононович Иосиф Казимирович, командовал полком с ноября 1910 г. по январь 1915 г.

65

Авангардные батареи как стояли на дороге, так и снялись с передков и открыли было огонь. Но сильно обстрелянные ружейным и пулеметным огнем, они понесли большие потери. Однако сняться и уйти не смогли, так как передки с запряжками и зарядные ящики в панике ускакали к Тарношину. – Примеч. авт.

66

Гобято Леонид Николаевич (1875–1915). Окончил 3-й Московский кадетский корпус. На службе с 08.1893. Окончил Михайловское артиллерийское училище (1894). Выпущен подпоручиком полевой пешей артиллерии. Михайловская артиллерийская академия (1902). Участник Русско-японской войны 1904–05. С 1904 командир батареи 4-й Восточно-Сибирской стрелк. арт. бригады. Капитан (23.03.1904). В 05.1904 в бою у Цзинчжоу применил стрельбу с закрытых позиций при помощи угломера. Участник обороны Порт-Артура. Начальник артмастерских, затем пом. командира Квантунской крепостной артиллерии по наблюдению за технической частью стрельбы. Сконструировал ряд образцов шестовых мин, для метания которых использовались 47-мм морские орудия. Они стали прообразом миномета. Подполковник (1905), за боевые отличия. Кавалер ордена Св. Георгия 4-й ст. (25.02.1907). Командовал батареями в 4-й Восточно-Сибирской стрелк. арт. бригаде и 3-й арт. бригаде. Окончил Офицерскую артиллерийскую школу (1908). Штаб-офицер, заведующий обучающимися в Офицерской артиллерийской школе (1908–1911). Полковник (1909). Участник ПМВ. Командир 2-го дивизиона 35-й арт. бригады (26.07.1914–1915). Ген. – майор (1914). В 1915 командир 32-й и 35-й арт. бригад. Погиб при защите крепости Перемышль. 19.05.1915, узнав об отступлении пехоты на правом берегу р. Сан, выехал в боевые порядки одного из полков, остановил его отход и восстановил положение, после чего был смертельно ранен. Ген. – лейт. посмертно. Автор научных трудов по технике и тактике артиллерии.

67

Дорман Михаил Антонович (1868–1918). Окончил Оренбургский Неплюевский кадетский корпус. На службе с 08.1886. Окончил 2-е военное Константиновское училище (1888), служил в гренадерских частях. Капитан (1898). Окончил Николаевскую академию Генерального штаба (1900). На штабных должностях. Подполковник (1901). Участник Русско-японской войны 1904–05. Нач. штаба 1-й пех. див. (10.1904–08.1910),

полковник. Командир 140-го пех. Зарайского полка (08.1910–01.1915). Участник ПМВ. Ген. – майор (1915). Нач. штаба 21-го арм. корпуса (01.1915–01.1917). Кавалер ордена Св. Георгия 4-й ст. (25.04.1916). Командующий 185-й пех. див. (с 01.1917). В 01.1918 нач. штаба 21-го арм. корпуса. В РККА в Западном участке отрядов завесы. Вел активную антисоветскую деятельность, руководил западным отделением монархического союза «Наша Родина» в Смоленске. Арестован органами ЧК в Смоленске 06.09.1918, расстрелян.

68

Имеются в виду события вечера 1 сентября (н. ст.) 1904 г. в ходе Ляоянского сражения во время Русско-японской войны.

69

См. схему 4.

70

7-я кавалерийская дивизия наблюдала за флангом в районе Долгобычева. – Примеч. авт.

71

И что для этого ему прежде всего необходимо переехать в м. Тышовцы – центральный пункт в тылу двух корпусов. – Примеч. авт.

72

Мейснер Виктор Вольдемарович (1859–1928). На службе с 07.1877. Окончил 2-ю Санкт-Петербургскую военную гимназию и Михайловское артиллерийское училище. Прикомандирован к Лейб-гвардии 1-й арт. бригаде. Капитан гвардии (02.04.1895), переименован в чин подполковника. Окончил Офицерскую артиллерийскую школу. Командир 1-й батареи 24-й арт. бригады (12.1896–06.1904). Полковник (1904) за отличие. Командир 1-го дивизиона той же бригады (06.1904–07.1910). Ген. – майор (1910) за отличие. Командир 35-й арт. бригады (07.1910–03.1915). Участник ПМВ. Инспектор артиллерии 33-го арм. корпуса (03.1915–11.1916). Ген. – лейтенант (26.04.1915). С 11.1916 по болезни состоял в резерве чинов при штабе Петроградского ВО. В 05.1917 уволен от службы с той же формулировкой. В армии Украинской державы – генеральный значковый, нач. штаба Корпуса морской береговой обороны Черного моря. В эмиграции во Франции. Умер в Париже.

73

Георгиевич Михаил Миланович (Милошевич) (1883–1969). Окончил Владимирский Киевский кадетский корпус и Константиновское артиллерийское училище (1903). На службе с 09.1900. Из училища выпущен подпоручиком в 19-ю конно-арт. батарею. Окончил Николаевскую академию Генерального штаба (1909). Штабс-капитан (1909). Окончил Офицерскую кавалерийскую школу (1910). Участник ПМВ. Подполковник (15.06.1915). Старший адъютант штаба 2-го кав. корпуса (1915). И. д. нач. штаба 12-й кав. див. (с 16.08.1915). Полковник (1916). Кавалер Георгиевского оружия (27.01.1917). С 04.03.1917 и. д. нач. штаба 107-й пех. див. (на острове Эзель), тяжело ранен и взят в плен после занятия острова германскими войсками в 10.1917. Трижды неудачно бежал из плена. Летом 1918 бежал успешно и прибыл в Добровольческую армию, где назначен нач. штаба 1-й Кубанской конной див. (с 01.1919). Позже состоял в штабе Кавказской армии и был нач. штаба 1-й конной див. Нач. штаба 4-го конного корпуса в Кавказской армии (06.1919–11.11.1919). Ген. – майор (29.09.1919). В Русской армии в Крыму после ранения командовал сводными отрядами из юнкерских училищ. В Галлиполи назначен начальником Корниловского военного училища, с которым прибыл в Болгарию в 1922. Выслан болгарским правительством в Сербию, где и проживал до ВМВ. В Русском корпусе, с 28.05.1942 инспектор классов 1-го юнкерского батальона 1-го полка, затем во 2-м и 3-м полках, нач. учебной части, инспектор классов Военно-училищных курсов корпуса (обер-лейтенант), с 10.02.1945 начальник отделения штаба корпуса. С 04.1945 в РОА. В конце войны переехал в Германию, затем эмигрировал в Австралию, где был назначен начальником отдела РОВС в Австралии и Новой Зеландии. Умер в Сиднее. Автор воспоминаний «Свет и тени» (Сидней, 1968).

74

Генерал А. Драгомиров в это время возглавлял 2-ю отдельную кавалерийскую бригаду; очевидно, речь идет о временном соединении из двух бригад.

75

И какая досада: за набег на Сокаль, когда мы еще собирались в Ковель, генерал Тюлин получил Георгиевский крест, который по праву должен был принадлежать командиру 7-го Кинбурнского драгунского полка полковнику Рубец, который по собственной инициативе ворвался в Сокаль и разгромил там австрийцев. К счастью нашему и пользе делу за действия 15-го генерал Тюлин был отрешен от командования дивизией и предан суду. Однако и заместитель был далеко не блестящим. – Примеч. авт.

76

Горбатовский Владимир Николаевич (1851–1924). Окончил 2-ю Санкт-Петербургскую военную гимназию. На службе с 08.1868. Окончил 1-е военное Павловское училище (1870), выпущен подпоручиком в 5-й грен. Киевский полк. По собственному желанию командирован в действующую армию, участник Русско-турецкой войны 1877–78, отличился под Плевной. Капитан (1878), подполковник (1880), полковник (1892). Командир Красноярского рез. батальона (07.1893–03.1899), 44-го пех. Камчатского (03.1899–10.1901), 4-го гренад. Несвижского (10.1901–02.1904) полков. Ген. – майор (1904), участник Русско-японской войны 1904–05. В Порт-Артуре. Начальник Алексеевского военного училища (04.1905–05.1909). Ген. – лейтенант (1908). С 05.1909 начальник 3-й гренадерской див. С 05.1914 командир 19-го арм. корпуса, с которым выступил в поход. Участник ПМВ. 25.08–31.08.1914 у Томашова выдержал тяжелые бои с превосходящими силами 2-го, 9-го и 6-го австрийских корпусов. Ген. от инфантерии (1914). Затем на прибалтийском ТВД. Весной 1915 стабилизировал фронт после потери Южной Курляндии. С 12.06.1915 командующий 13-й армией Северо-Западного фронта, 20.08.1915 возглавил 12-ю армию Северного фронта. С 20.03.1916 командующий 6-й армией Северного фронта, с 12.12.1916 – 10-й армией. С 04.1917 в резерве чинов. В эмиграции в Эстонии. С 22.01.1920 председатель Комиссии для устройства раненых и больных чинов Северо-Западной армии.

77

Мрозовский Иосиф Иванович (1857–1934). На службе с 08.1874. Окончил Полоцкую военную гимназию (1874) и Михайловское артиллерийское училище (1877), выпущен подпоручиком в 34-ю полевую арт. бригаду. Участник Русско-турецкой войны 1877–78. Окончил Михайловскую артиллерийскую академию (1882). Переведен в гвардию. Полковник (1895). Участник Китайского похода 1900–1901, начальник артиллерии Южно-Маньчжурского отряда (19.12.1900–18.08.1901). Командир 2-го дивизиона 5-й арт. бригады (04.1902–01.1904). Ген. – майор (1903), за отличия. Участник Русско-японской войны 1904–05. Командир 9-й Восточно-Сибирской стрелк. арт. бригады (02.1904–08.1905). И. д. начальника артиллерии 1-го арм. корпуса (08.1905–02.1906). Ранен. Кавалер ордена Св. Георгия 4-й ст. (28.07.1907) за бои под Ляояном. И. д. начальника артиллерии Петербургского ВО (02.1906–08.1908). Ген. – лейтенант (1907) с утверждением в должности. Начальник 1-й гвардейской пех. див. (08.1908–05.1912). Командир Гренадерского корпуса с 05.1912. Ген. от инфантерии (1913), за отличие. Участник ПМВ. Кавалер ордена Св. Георгия 3-й ст. (27.09.1914). В 09.1915 назначен командующим войсками Московского ВО. Во время Февральской революции 01.03.1917 посажен под домашний арест, а 10.03.1917 уволен со службы по болезни с правом ношения мундира и пенсией. После Октябрьского переворота уехал на юг России. Эвакуирован в Галлиполи. Участник Рейхенгалльского монархического съезда в 1921. В 1925 в составе Дроздовского арт. дивизиона во Франции. Жил в Ницце, один из руководителей Общества единения русских в Ницце.

78

Андреев Николай Яковлевич (1862 – после 1916). Окончил 1-ю Московскую военную гимназию. На службе с 1879. Окончил 1-е военное Павловское и Николаевское инженерное училища. Выпущен в 4-й понтонный батальон. Капитан (1904). Окончил Офицерскую артиллерийскую школу. Подполковник (29.08.1909), более восьми лет командовал батареей. Полковник (1912), командир 17-го мортирного арт. дивизиона (с 01.12.1912). Участник ПМВ. На 01.08.1916 в том же чине и должности.

79

В тексте

неразборчиво. – Примеч. ред.

80

См. схему 5.

81

Ильин Иван Васильевич (1860 – после 1933). На службе с 12.1877. Окончил Чугуевское пехотное юнкерское училище. Старший адъютант штаба 17-го арм. корпуса (с 01.1890). Штабс-капитан (1896), капитан (06.05.1900). Участник Русско-японской войны 1904–05. Подполковник, и. д. интенданта 17-го арм. корпуса. Корпусной интендант 17-го арм. корпуса (с 12.06.1906). Полковник (1906), ген. – майор (1913). На 10.07.1916 в той же должности. Участник Белого движения на Юге. На 08.01.1919 председатель Межведомственной реквизиционной комиссии войск Новороссийской обл. в Одессе. Эвакуирован из Одессы.

82

Дело под Суходолом, со взятием 5000 пленных и 8 пулеметов.

83

Так в тексте.

84

27-й пехотный Витебский полк. Сформирован в 1703 г. В ПМВ в 7-й пех. див. 5-го арм. корпуса.

85

Польское наименование католического священника.

86

Героический эпизод в оборонительном сражении 5-й русской армии генерала П. А. Плеве против 4-й австро-венгерской армии генерала Ауффенберга в районе Томашова.

87

У церкви, где мы останавливались, было брошено противником несколько патронных двуколок и масса патронов. – Примеч. авт.

88

Правильно – Приходкин Дмитрий Дмитриевич (1870–1944). Окончил Петровский Полтавский кадетский корпус. На службе с 08.1888. Окончил Михайловское артиллерийское училище (1891), выпущен в 32-ю арт. бригаду. Затем в конной артиллерии. Окончил Николаевскую академию Генерального штаба (1899). На штабных должностях. Капитан (1901). Участник Русско-японской войны 1904–05. Подполковник (1904). Прикомандирован к Елисаветградскому кавалерийскому училищу для преподавания военных наук (10.1905–09.1909). Полковник (1908). Нач. штаба 12-й пех. див. (10.1909–11.1911). Нач. штаба 7-й кав. див. с 11.1911, с которой выступил в поход. Участник ПМВ. Командир 10-го гусарского Ингерманландского полка с 06.1915. Нач. штаба Сводной кав. див. с 11.06.1916. Ген. – майор, нач. штаба 6-го кав. корпуса (02–03.1917). В армии Украинской державы, генеральный хорунжий. Состоял для поручений при начальнике Генерального штаба (11.1918). Участник Белого движения на Юге, состоял в резерве чинов. Вероятно, скончался в СССР.

89

Включал также 33-ю пех. див.

90

Шкинский Яков Федорович (1858–1938). Окончил Нижегородскую графа А. А. Аракчеева военную гимназию. На службе с 09.1875. Окончил 2-е военное Константиновское училище (1877), выпущен подпоручиком с прикомандированием к Лейб-гвардии Волынскому полку. Участник Русско-турецкой войны 1877–78. Окончил Николаевскую академию Генерального штаба (1883). На штабных и военно-административных должностях. Полковник (1892). Начальник военных сообщений Кавказского ВО (03.1899–06.1901). Ген. – майор (1900). Ген. – квартирмейстер штаба Кавказского ВО (06.1901–07.1905). Участник Русско-японской войны 1904–05. И. д. начальника военных сообщений при главноком. на Дальнем Востоке (07.1905–04.1906). Ген. – квартирмейстер Главного штаба (04.1906–05.1907). Ген. – лейт. (1906). Командир 18-й пех. (05.1907–02.1908), 3-й гвард. пех. (02.1908–06.1910) дивизий. Командир 1-го Сибирского арм. корпуса (06.1910–04.1911). Пом. командующего войсками Виленского ВО (04.1911–04.1914). Ген. от инфантерии (1912). Командир 21-го арм. корпуса (с 04.1914), с которым выступил в поход. Участник ПМВ в составе 3-й армии Юго-Западного фронта. 07.10.1915 назначен командующим войсками Иркутского ВО и войсковым наказным атаманом Забайкальского казачьего войска. После Февральской революции отстранен от должности и уволен от службы по болезни с правом ношения мундира и пенсией. Уехал на Кавказ. В 1918–1919 сотрудничал с ВСЮР. В 12.1919 находился в Новороссийске. В эмиграции в Югославии.

91

См. схему 6.

92

См. схему 7.

93

Входила, вместе с 10-й пех. див., в 5-й арм. корпус; имела громкие дела на Волыни в 1914 и 1916 гг.

94

Бекаревич Георгий Степанович (1867–?). Окончил Могилевскую духовную семинарию. На службе с 12.1887. Окончил Чугуевское пехотное юнкерское училище, выпущен в 12-й пех. Великолуцкий полк. Окончил Офицерскую стрелковую школу. Капитан (1902). Участник Русско-японской войны 1904–05. Ранен. Подполковник (1912). Участник ПМВ. Полковник (1914), за боевые отличия. Командир 139-го пех. Моршанского полка с 12.1914. На 08.1916 в том же чине и должности. На 1935 проживал в Ленинграде. Осужден решением ОС НКВД СССР 09.03.1935 как социально опасный элемент. Реабилитирован.

95

См. схему 6.

96

Интересно отметить, что здесь, как и при разгроме 44-й дивизией под Лащовом, были части 14-го австрийского корпуса, того самого, от которого 15 августа под Тарношин – Васимов пострадали 35-я и 61-я дивизии и 7-я кавалерийская. Таким образом, день 15-го был отмщен. – Примеч. авт.

97

Литвинов Александр Иванович (1853–1932). Окончил 1-ю Московскую военную гимназию. На службе с 08.1870. Окончил 3-е военное Александровское и Михайловское артиллерийское училища (1873). Выпущен подпоручиком в 1-ю конно-арт. бригаду, затем служил во 2-й конно-арт. бригаде. Участник Русско-турецкой войны 1877–78. Окончил Николаевскую академию Генерального штаба (1882). Капитан (1882). Старший адъютант штаба 4-й кав. див. (11.1882–09.1884). Полковник (1889). Нач. штаба 2-й кав. див. (04.1890–01.1891). Начальник Елисаветградского кавалерийского юнкерского училища (01.1891–06.1896). Командир 4-го лейб-драгунского Псковского полка (06.1896–06.1899). Ген. – майор (1899). Ген. для поручений при войсковом наказном атамане войска Донского (06.1899–09.1900). Начальник военных сообщений Варшавского ВО (09.1900–11.1904). Нач. штаба Виленского ВО (11.1904– 10.1906). Ген. – лейтенант (1905). Командир 1-й кав. див. (10.1906–03.1911). Ген. от кавалерии (1911). Командир 5-го арм. корпуса (с 03.1911). Во главе корпуса вступил в войну. Участник ПМВ. Кавалер ордена Св. Георгия 4-й ст. (25.09.1914). В ноябре 1914 на совещании командного состава в Седлеце назначен командующим 1-й армии вместо отрешенного ген. П. К. Ренненкампфа. 02.04.1917 уволен со службы с правом ношения мундира и пенсией. С 1918 в РККА.

98

См. схему 8.

99

33-я и 44-я пех. дивизии, а также упоминаемая автором 69-я второочередная.

100

Очевидно, Новицкий Порфирий Порфирьевич (1884 – после 1917). На службе с 15.02.1901. Окончил Ташкентское городское 4-классное училище, Тифлисское пехотное юнкерское училище (1906). Выпущен подпоручиком в 168-й пех. Миргородский полк. Окончил Николаевскую военную академию (1912). Штабс-капитан (22.04.1913). Участник ПМВ. Капитан (22.04.1915). Старший адъютант штаба 43-го арм. корпуса с 10.1915. И. д. штаб-офицера для поручений при штабе 43-го арм. корпуса с 01.1916. Подполковник (02.04.1917). И. д. нач. штаба 120-й пех. див. с 04.1917.

101

Т. е. разложить чемодан-кровать системы поручика И. И. Гинтера.

102

См. схему 9.

103

Включал 9-ю и 31-ю пех. дивизии; обе показали себя незаурядно в ходе войны.

104

Изменивший России и царю Петру в ходе Северной войны гетман И. Мазепа стал символом национального предательства; здесь: «мазепинец» – галичанин австрийской ориентации.

105

См. с. 58 настоящего издания.

106

12-й гренадерский Астраханский императора Александра III полк. Сформирован в 1700 г. В ПМВ в 3-й грен. див. 25-го арм. корпуса.

107

Включал, помимо 3-й гренадерской, 46-ю пехотную дивизию; входил в состав 4-й армии.

108

Тет-де-пон (франц. t?te de pont, от t?te – голова, начало и pont – мост) – предмостное укрепление для обеспечения переправы.

109

Включал 21-ю и 52-ю пех. дивизии, с отличием сражался против австрийцев: восстановлен в Добровольческой армии в 1919 г.

110

При переходе из Рокетницы в

Пржеворск нам пришлось пройти через сторожевое охранение 33-й дивизии 21-го корпуса, который теперь только выдвигался к западу от Сана. – Примеч. авт.

111

Объединял войска лейб-гвардии; в начале войны включал 1-ю и 2-ю гвардейские пехотные, 1-ю и 2-ю гвардейские кавалерийские дивизии и гвардейскую стрелковую бригаду.

112

См. схему 10.

113

Кременец – древняя крепость (разрушена в середине XVII века) и город Галицко-Волынского княжества. В 1793–1917 гг. – в составе Российской империи (Волынская губерния), с 1921 г. в составе Польши, с 1939 г. – СССР, ныне районный центр Тернопольской области Украины.

114

Буквопечатающий телеграфный аппарат, назван по имени изобретателя-американца.

115

Включал 4-ю и 16-ю пехотные дивизии.

116

Брусилов Алексей Алексеевич (1853–1926). На службе с 01.08.1871. Окончил Пажеский корпус (1872). Служил в 15-м драгунском Тверском полку. Участник Русско-турецкой войны 1877–78 (на Кавказском театре). С 1883 – в постоянном составе Офицерской кавалерийской школы. Полковник (30.08.1892). Начальник школы в 1902–1906. Ген. – майор (1901), ген. – лейт. (1906). Командовал 2-й гвард. кав. див., 14-м арм. корпусом; пом. командующего войсками Варшавского ВО в 1912–1913. Ген. от кавалерии (1912) за отличие. Командир 12-го арм. корпуса (с 15.08.1913). Участник ПМВ, командующий 8-й армии. Кавалер ордена Св. Георгия 4-й (23.08.1914) и 3-й ст. (18.09.1914). Ген. – адъютант (1915). Георгиевское оружие (27.10.1915). 17.03.1916 назначен главноком. Юго-Западным фронтом. За прорыв позиций противника летом 1916 награжден Георгиевским оружием, украшенным бриллиантами (20.07.1916). 21.05.1917 назначен Верховным главноком. После неудачного для русских армий июньского наступления 19.07.1917 сменен ген. Л. Г. Корниловым. Проживал в Москве как частное лицо. Ранен в ногу случайным снарядом во время уличных боев между силами ВРК и штаба Московского ВО. В 08–12.1918 под арестом ВЧК и домашним арестом. С 1919 в РККА. С 05.1920 состоял в Особом совещании при главкоме РККА. Подписал «Воззвание к офицерам армии барона Врангеля». С 06.1920 главный инспектор Центрального управления коннозаводства и животноводства при Наркомземе. В 1923–1924 инспектор кавалерии РККА. С 1924 состоял для особо важных поручений при РВС. Умер в Москве. Похоронен на кладбище Новодевичьего монастыря.