Одной смерти мало читать онлайн - Валерий Еремеев

Одной смерти мало

Валерий Еремеев

Перед двумя сотрудниками уголовного розыска стоит задача обнаружить и обезвредить опасного киллера. Один из них еще совсем юный, делающий первые шаги на непростом пути оперативника, но обладающий несомненными талантами к дедукции и главное – огромным желанием работать. Другой – опытный, но поломанный системой и склонный к конформизму сыщик. Сработаются ли они? Смогут ли объединить усилия, опыт и талант для достижения поставленной цели? Ведь для того, чтобы поймать преступника необходимо пройти по самой грани, оделяющей добро от зла. Выполнят ли они задачу, не заступив за черту? А соблазн сделать шаг в сторону очень велик.

Валерий Еремеев

Одной смерти мало

Пролог

Смерть всегда была его неразлучным спутником. Где бы он ни находился, куда бы ни направлялся, он всегда чувствовал на себе тяжелый взгляд ее пустых глазниц и так привык к этому, что порой забывшись, мог даже мысленно обратиться к ней, спросить о чем-либо и сам же себе ответить, как если бы ему отвечала она сама. Но теперь все изменилась. Смерти надоело просто быть его спутником. Теперь она собиралась войти в него и забрать с собой. Она подбиралась к нему медленно, крадучись, словно кошка на своих мягких лапах. Он знал, что остается немного, но страха не было. Боли не было. Что было, так это чувство всепоглощающего покоя и безмятежности. Наконец-то это случилось, а раз случилось, значит, так тому и быть, тем более, что смерть оказалась вовсе не такой, какую он представлял себе, когда был еще молодым да глупым – мерзкой и липкой, с кривыми когтистыми пальцами и оскалом гнилых зубов, между которыми плотоядно подрагивает черный острый язык.

Нет, она оказалась совсем другой – с бездонным синим небом над головой, запахом спелой земляники и мягкой зеленой травы, пением птиц и стрекотом кузнечиков. И если бы не холод, поднимающийся по его ногам и какая-то свинцовая тяжесть в спине, причиной чего была застрявшая в позвоночнике пуля, его смерть можно было бы даже назвать идеальной. Но идеального ничего не бывает. Если и на солнце есть пятна, то и у смерти безусловно есть минусы. В его случае эти минусы были совсем маленькими. Переживем, недолго уже.

Оторвав взгляд от синей небесной дали, он посмотрел в сторону своего убийцы, который сидел от него в двух шагах прямо на земле и тяжело дышал от быстрого бега. Лицо убийцы во многих местах была исцарапано острыми ветками, из рассеченной в двух местах губы текла сукровица, разодранные на коленях штаны и рубаха без многих пуговиц были испачканы и покрыты семенами репейника. Тут же рядом лежал пистолет с отщелкнутым назад затвором – поняв, что добыча ускользает и не имея больше сил продолжать этот изнурительный бег по пересеченной местности, убийца выстрелил в него, использовав последний оставшийся в обойме патрон. Выстрелил, надеясь только на удачу, ибо даже самому искушенному мастеру не дано на таком расстоянии попасть точно в цель из хлопушки под названием пистолет Макарова.

Убийце повезло. Он попал. Вот только не удача решает, куда полетит пуля. Решает судьба. Тот, кто думает, что пуля дура, ничего не знает, ни о жизни, ни тем более о смерти. Пуля не дура. Она попадает только куда нужно и когда нужно.

Подтягиваясь на локтях, волоча за собой ставшие неподвижными ноги, он сумел доползти до старого дуба и затаится. Патроны у него еще были. Силы прицелиться тоже. Когда его убийца в свою очередь взобрался на пригорок, то на целых полторы секунды оказался совершенно беззащитным. Нужно было только нажать на курок. Но он не стал этого делать. Зачем? Какой смысл убивать того, который только что уже убил тебя?

Ему оставалось только расслабиться и ждать конца. Он так и сказал своему убийце, когда тот подбежал ближе и их глаза встретились.

– Все… конец…

И убийца сразу ему поверил, потому что даже не попытался забрать его пистолет, который лежал рядом с ним. Он только вытер с грязного лица пот вперемешку с кровью и сел на землю, пытаясь восстановить дыхание. Отдышавшись, он схватился за трубку мобильного телефона, нажал на кнопку, посмотрел на дисплей и тут же бросил ее на траву рядом с ПМ. Сказал:

– Черт. В этой глуши нет связи. Я не могу вызвать помощь. Куда тебя?

– Какая разница… Сказал, все…

Убийца кивнул и замолчал. Похоже, он тоже разбирался в смерти. Не совершал ненужных движений, пытаясь остановить кровь, не уговаривал облегчить душу и выдать интересующую его информацию. Просто смотрел и ждал и чем больше ждал, тем больше ему нравился.

– В первый раз убиваешь? – спросил он и не узнал своего голоса, который звучал так, словно рот был наполовину набит ватой.

Убийца ничего не сказал, но по каким-то неподдающимся анализу признакам было видно, что в первый.

– Хочешь убить еще раз?

И снова молчание.

– Хочешь… По глазам вижу, хочешь… Убивать это круто… Ты это теперь знаешь… Особенно, когда убиваешь тех, кто сильнее тебя… На несколько секунд богом становишься… Живет себе человек, важный, на одних поплевывает, о других подошвы вытирает… И кажется ему что так всегда будет, не думает он, что завернет он за угол, а там его ждет… бог… И все… Тот, кто думал, что он все контролирует и разруливает, уже больше ничего разрулить не может… Потому что он повстречался с богом… с тобой… Если ты попробуешь еще раз, ты поймешь, о чем я.

Ваты во рту прибавилось, двигать челюстями становилось все труднее. Он сунул в карман руку, но вытащить из него лежащий там предмет уже не хватило сил.

– Там… записная книжка… найдешь номер… Активируется в следующий понедельник ровно в десять часов… У тебя будет только три минуты… За это время нужно успеть сделать вызов… Это диспетчер… Он снимет трубку… ты назовешься. Скажешь: «уборщик 5681», позывной твой значит… Если работы нет, получишь другой номер, по которому позвонишь в следующий раз… в указанное время… Если есть работа, скажет, кто заказчик и как с ним связаться.

Он сделал вынужденную паузу, чтобы отдохнуть и после продолжить:

– Звони только с людного места, с нового телефона и номера. После разговора обязательно уничтожь телефон и сим-карту… И пароль не забудь: «уборщик 5681». Цифры год убийства президента Линкольна, только наоборот…

Он умер, а убийца еще долго сидел на траве, пока не понял, что ничего он уже больше не услышит. Встав перед телом на колени, обшарил его карманы. Номер диспетчера был записан в коричневый, потрепанный блокнотик – единственный на страничке с буквой «Д».

Глава 1. Гибель серых богов

Пакет был приготовлен заранее. Карасанюку осталось только выложить его на стол и подвинуть вперед по направлению к гостю, настолько, насколько позволяла длина руки.

– Ровно половина, как договаривались. Остальное, когда выполните свою работу. Я должен получить четкие доказательства, что все сделано, как нужно.

Гость, сидевший в двух метрах от Карасанюка, снисходительно усмехнулся. Его мимика лучше всяких слов говорила о том, что только совершенно далекий от предмета их разговора человек, может сомневаться в том, что все будет сделано, как нужно.

Карасанюк, неожиданно для себя тоже выдавил нечто похожее на улыбку, хотя изначально держал себя сообразно своему характеру – строго, высокомерно, как со

всеми, кому платил деньги: с наемным персоналом, с женщинами по вызову, с чиновниками всех мастей. Он считал, что имеет на это право. На строгость. Раз даешь деньги, значить можешь и должен требовать с того, кому их даешь. Требовать же можно только строго, иначе ты просто даром выбросишь деньги – истина, которую обязан знать каждый начинающий менеджер.

И все-таки Карасанюк улыбнулся. Криво, но даже эта несвойственная ему реакция, привела к тому, что он вдруг смутился, что тоже было ему несвойственным, так что он даже счел за необходимость как-то объясниться, хотя все, что нужно уже было сказано и гостю оставалось только уйти.

– Вы не очень-то похожи на киллера, – сказал Карасанюк.

– А вы не очень-то похожи на человека, который держит за яйца всю деловую элиту и силовые структуры нескольких регионов, – принял подачу и тут же отбил ее назад гость.

Это была правда. Оба, и гость, и Карасанюк выглядели вполне заурядно, как могли бы выглядеть средней руки чиновники, вузовские преподаватели или редактора провинциальной газеты. Ну, как-то так.

– А как по-вашему должен выглядеть человек, который держит за яйца эту самую элиту? – полюбопытствовал Карасанюк.

– Наверное, так же, как в вашем представлении, должен выглядеть киллер, – не смущаясь, парировал гость.

Они снова сдержанно улыбнулись друг другу и Карасанюк отметил одну особенность в облике гостя, которая у него самого напрочь отсутствовала – широко раскрытые, по-детски любопытные глаза человека, у которого абсолютно чистая совесть. Выглядело это странным, учитывая профессию гостя, и Карасанюк опять не удержался, чтобы не высказать эту мысль вслух, хотя конечно, не очень надеялся на ответ. Лично он бы на месте гостя, забрал бы деньги и ушел, но гостю их разговор, видимо, показался забавным.

– Так и есть. У меня чистая совесть. Вы очень наблюдательны.

– Чистая совесть? У вас? Но вы же…эээ… киллер!

– И что с того? Как будто бы киллеру противопоказано быть хорошим человеком с чистой совестью.

– Не обращайте внимания. Я не собирался вас обижать, – сказал Карасанюк и соврал.

Разумеется, собирался. Не то чтобы сильно и не то чтобы обидеть. Уесть, скорее всего. Просто ему показалось несправедливым, что какой-то мокрушник, пусть и высокой пробы, по ночам может спокойно спать, в то время как его, Карасанюка, все чаще и чаще стали посещать весьма противоречивые мысли. А ведь он, если вдуматься и мухи за всю жизнь не тронул. Собственными руками.

Собеседник оставался невозмутим.

– Пустое. Меня трудно обидеть. Разве что был бы очень признателен, если бы вы воздержались от употребления самого слова «киллер», как и других заграничных заимствований. Куда ни кинь, сплошная иностранщина. Скоро вообще ничего своего не останется.

– Тогда что ж, «убийца»? – сугодничал Карасанюк.

Гость с сомнением покачал головой.

– Слишком общее понятие. Убийцей может быть кто угодно. Лично у меня это слово вызывает ассоциацию с бухим небритым мужиком в заляпаном жиром спортивном трико, который только что в пылу пьяной ссоры зарезал на кухне собутыльника.

– Хорошо, – сказал Карасанюк, не без сарказма, – Я буду называть вас душегубом. Прекрасное слово, не находите? Есть в нем что-то этакое, посконное. От корней.

Карасанюк даже посмеялся от такой своей красноречивости. Давно он так не разговаривал с посторонним. В смысле, чтобы просто так, не по делу. Гость, надо было полагать, тоже испытывал жажду в общении, потому что легко шел на контакт.

– Слово хорошее, спору нет, но оно, так или иначе, предполагает наличие у моих подопечных какой никакой, но души, чего я у них уже давненько не наблюдал. Поэтому, зовите меня просто, уборщик.

– В смысле мусор убираете, – догадался Карасанюк. – Выносите, так сказать, сор из избы.

– Ну что вы. Выносить сор из избы – это совсем другая профессия. Я же просто прячу мусор под коврик.

Карасанюк понял, что гость тоже кривляется во всю только делает это намного тоньше чем он. Надо было заканчивать эту дурацкую игру в слова.

– Говорят, что некоторые люди предчувствует свою близкую смерть. Это правда? – спросил он, чтобы изменить тему беседы.

Гость загадочно улыбнулся.

– Есть категория людей, которые должны постоянно предчувствовать смерть. Только при таком условии они могут протянуть подольше. Когда же они перестают ее предчувствовать, они гибнут. Такой вот парадокс. Что же касается некоего конкретного предчувствия, то я с этим не сталкивался. Правда, замечал, что некоторые перед близким концом, начинают себя как-то странно вести. Не так, как ведут себя в обычной жизни. Кое-кто, например, начинает вдруг что-то напевать, несмотря на то, что у них него ни слуха, ни голоса. Другие, скупые на слова, ни с того, ни с сего становятся не в меру разговорчивыми. Так, словно хотят наверстать то, что не успели сделать при жизни. Это, конечно, не значит, что что-то там чувствуют. Все это скорее на подсознательном уровне.

– А как вообще становятся киллерами… извините, уборщиками?

Теперь уже настала очередь гостя, чтобы посмеяться.

– Примерно так же как становятся такими как вы… уже не знаю, как вас величать, серым кардиналом что ли, о котором ничего никому не известно, а может даже серым богом.

– Богом? – удивился Карасанюк. – Скажете тоже. Я не настолько глуп, чтобы брать на себя такую непосильную ответственность.

– Я имел в виду не единого бога – Отца, а такого бога как в язычестве. Бога весьма определенного профиля, регулирующего отношения между средствами производства и производительными силами на отдельно взятой ограниченной территории. Впрочем, дело в не этом. Я хочу сказать, что никакого единого рецепта, как стать уборщиком не существует.

– Меня интересует не рецепт, а то, как люди приходят к такому решению.

– Наверное, ждете от меня какого-нибудь душещипательной истории. Какой-нибудь военный, получивший в горячей точке ранение, оказавшись в отставке, понимает, что больше никому не нужен. Все от него отворачиваются. Денег не хватает, всюду процветает коррупция. А у него больной туберкулезом ребенок, которому нужно хорошее питание и уход. А тут еще как назло в общаге, где он ютиться с семьей, газ с электричеством отключили за неуплату. И тогда, через старых армейских знакомых он обзаводиться снайперской винтовкой и него начинается совершенно иная жизнь. Так?

Карасанюк чуть смутился, потому что в самом деле о чем-то таком думал.

– В моем случае, все гораздо проще, – продолжил гость. – Я всегда мечтал стать уборщиком. И я им стал, когда для этого сложились определенные условия. Мне нравиться убирать. Я умею это делать. Я делаю это очень красиво.

– Странная мечта! Обычно дети мечтают стать кем-то другим. Я, например, мечтал о профессии пожарного. Наемный убийца, каким словом его не назови – это не комильфо. Обществом, ну или его подавляющим большинством такая профессия не приветствуется.

– Вы думаете?! – оживился гость. – А по моему, так очень даже приветствуется. Только вслух об этом не говорят. Вы хотя бы кинематограф возьмите. «Профессионал», «Никита», «Леон», «Механик» плюс еще несколько сотен картин, которым не так повезло попасть в тренд, как четырем первым. На нашей стороне всегда были симпатии зрителей. Флегматичные

затворники, немногословные, но уверенные в себе люди, за кажущейся толстокожестью которых бьется большое, горячее сердце, готовое прийти на помощь по первому зову. А вы можете назвать хотя бы одну киноленту, в котором бы с симпатией изображали такого человека как вы.

Карасанюк задумался. Он знал только один фильм, посвященный нелегкой судьбе похожего на себя человека, но называть не стал, понимая, что симпатичен там для зрителей только актер, сыгравший главную роль, а уже никак не образ самого героя. Еще он вдруг подумал о том, что любой вид искусства, рассматривая одну из своих главных тем – борьбы добра со злом, неизменно бы поместил его, Карасанюка на сторону зла, а вот его гость, если бы и не полностью олицетворялся б со светлыми силами, был бы, по меньшей мере, их ситуативным союзником. Ему стало неприятно. Он уже жалел, что ввязался в этот нелепый разговор, который сам же и затеял.

– Рад, что вы так трепетно относитесь к своей работе, – очень строго и холодно сказал он. – Можно надеяться, что все будет сделано, как надо. Имейте в виду, осечки я не прощу.

– Осечек не будет.

– Все-таки я даже представить не могу, каким образом вам удастся подступиться к… оппоненту. Он ведь тоже как бы… бог. У этого бога очень сильная свита из ангелов-хранителей.

– Иногда бывает так, что двери открываются сами. Их даже не надо ломать. А ангелы – хранители отлетают по другим делам.

– Что вы имеете в виду?

– Объясню на примере. Представьте, что кто-то заказал мне вас… Ну, представьте. Через вашу охрану, как вы понимаете, не пробиться, но, тем не менее, мы сейчас сидим с вами одни во всей квартире, в которой нет, ни жучков, ни системы наблюдения. Вы пришли сюда сами… Один, без охраны.

– Хотите, сказать, что собираетесь сидеть и ждать, пока объект захочет с вами потереть за жизнь? Некогда ждать.

– Всякое может случиться. Но речь сейчас не о нем, а о вас, Павел Геннадиевич. Дело в том, что объект – это вы.

Лицо и ладони Карасанюка покрылись липким потом. Он понял, что это ловушка. И в эту ловушку он загнал себя сам. Он попытался вскочить, но ноги не слушались.

Гость поднялся, вскидывая руку, в которой держал револьвер системы «Наган». Прицеливаясь, он ясно увидел в глазах жертвы кроме всепоглощающего страха некую долю брезгливого разочарования. Видимо от того, что такой человек, как он будет застрелен не из супер современного «Файв-севена» или «Беретты», а из допотопного, как скелет динозавра вохровского револьверчика.

– Не бери в голову, старик, – сказал он. – Пушка надежная. Годами может лежать в состоянии боевой готовности и выстрелить, когда появиться такая необходимость. Ты же хотел, чтоб без осечек? Осечек не будет.

Он выстрелил. Перед тем, как спрятать оружие картинно дунул над вертикально поднятым стволом. Забрал со стола деньги завернутые в газетный лист с портретом президента Януковича. Подошел к кувыркнувшемуся со стула телу. Пуля попала прямо в сердце, вызвав внутреннее кровоизлияние. Отступил на два шага и полюбовался сделанным. Сказал вслух:

– Чистая смерть. Красивая…

* * *

Рассветало. Прохладный майский воздух был весь пропитан выхлопом мотоциклетных двигателей. С низким мерным жужжанием, словно стая гигантских шмелей-мутантов катила по узкому двуполостному шоссе колона байкеров.

– Проблемы, Багет?! Помочь?! – стараясь перекричать рев, спросил один из участников тусовки, выбивающегося из колоны приятеля.

– Да я так, отлить!

– А, ну догоняй быстрее!

Слегка согнув голову, байкер рванулся вперед, в то время как названый Багет, широкоплечий дылда на дорогом байке, в черной косухе, кожаных обтягивающих ноги штанах и черной с серебристыми разводами бандане, без шлема, съехал с шоссе и затормозил на обочине. Махнул рукой еще кому-то, дескать, помощь не требуется, проезжайте, а я догоню, но несмотря на это, один из ехавших почти в самом конце, все-таки решил составить ему компанию. Байк у него был попроще, собранный отечественными умельцами, да и сам он был помельче. Зато на его голове красовалась самая настоящая каска солдата вермахта.

Не глуша моторов, они стояли, наблюдая, как проезжают мимо остатки колонны и собравшиеся сзади автомобили.

Когда стало тише, байкер в немецкой каске внимательно посмотрел на здоровяка. Спросил:

– Вы получили подтверждение?

– Да. Вчера ночью мой человек был в той квартире. Видел тело. Я не ожидал, что вы справитесь так быстро.

– Я профессионал. Надеюсь, ваш человек не оставил после себя следов?

– Нет. У меня тоже работают профессионалы.

– Ключи от квартиры?

– От них избавились. Думаю, покойника обнаружат сегодня ближе к обеду.

– Домработница?

Багет кивнул, доставая из-за пазухи куртки сверток.

– Держите остаток сумы, как договорились.

Байкер в каске спрятал принятый от Багета пакет. Со своей стороны протянул собеседнику цифровую фотокамеру.

– Я сделал несколько снимков. Думал, вам будет интересно.

– Это было необязательно. Ну, разве что одни глазком.

Проглядев на дисплее фотоаппарата снимки мертвого тела, сделанные в разных ракурсах, Багет сам стер их с карты памяти.

– Чистая работа, – сказал он, возвращая камеру. – И снимки хорошие. Был бы я садистом, я, наверное, испытывал бы удовольствие, созерцая их. Но я человек нормальный и мне невыразимо прискорбно, что мы с покойным не смогли найти общий язык. Как вам удалось подобраться к нему так близко? Этот тип и шагу ступить не мог без сопровождения двух десятков своих горилл. А вы вот так запросто…

– В каждом отдельном взятом правиле, есть свои отдельно взятые исключения. Вы, например, тоже человек закрытый. И вас тоже охраняют так, что мало не кажется. Но, тем не менее, я же с вами сейчас разговариваю. Тет-а-тет, без посторонних.

Багет кивнул, так и не усмотрев в заявлении собеседника ничего угрожающего лично для себя. Он даже мысленно усмехнулся. Он позаботился о том, чтобы их встреча прикрывалась снайпером, и задумай собеседник, чей затылок в этот момент должен был находиться в перекрестье оптического прицела, что-то плохое, никакая немецкая каска не спасла бы его от пули. Если Паша Карасанюк и позволял себе изредка расхаживать переодевшись в шмотки обычного обывателя, словно Гарун Аль Рашид по Багдаду, то он, Женя Горбатый, никогда не совершит подобной ошибки. Да, он тоже иногда любил покинуть инкогнито свою усадьбу для участия в байкерских тусовках, где его знали под прозвищем Багет, но всегда и везде его люди были рядом, незримые, но готовые в любой момент вмешаться и избавить его от неприятностей.

– Постойте, если вы были так близко от него, то, может быть, он успел что-то сказать? – спросил Багет. – Было бы интересно это услышать.

– Уверяю, ничего интересного в его словах не было. Нес какую-то ахинею. Кстати, его тоже занимал вопрос, как я смогу к вам подобраться?

Лицо Багета и без того, не излучающее, добродушие стало очень злым.

– Не понял… А почему вы должны были ко мне подбираться?

– Чтобы сделать с вами то же, что я сделал с ним. Он вас мне заказал.

– Заказал? – лицо Багета исказилось гримасой неподдельного возмущения, словно он не проделал со своим соперником аналогичной процедуры, причем сам-то был еще жив. – Ну не сука ли он? А я идиот до сих пор в душе сомневаюсь,

правильно ли поступил? Ну, козлина! Даже жалко, что он уже сдох, потому что я бы с удовольствием доплатил, чтобы эта гнида сперва хорошенько помучалась.

Багет еще какое-то время извергал в адрес покойного проклятья, пока не догадался проанализировать услышанное под другим углом.

– Что ж вы сказали этому уроду в ответ на его предложение?

– Согласился. Уж больно заказ интересный. Такими предложениями не разбрасываются. Не каждый день мне предлагают убить такого, как вы, Евгений Семенович.

Багет с интересом посмотрел на киллера, не понимая, шутит он или говорит серьезно.

– Что и задаток взяли?

– Взял. Половину от всей сумы. Ну, как и в вашем случае.

– Теперь можете оставить его себе просто так.

– Профессиональная честь не позволит. Обязательства перед мертвыми весят не меньше, чем перед живыми. Я человек слова.

Бандана на голове байкера стала мокрой от пота, но на его лице не дрогнул ни один мускул. Человек опытный, он бывал в разных переделках и как Женя Горбатый и как Багет. К тому же там он был вовсе не один.

– Допустим, ты меня убьешь, – голос Горбатого перешел в хрип. – Как же ты тогда вторую половину получишь?

– Боюсь, никак. Придется считать, что у меня акция. Закажите два трупа сразу и второй обойдется вам в полцены.

Пока киллер говорил, Багет поднял согнутую в локте руку и выпрямил сложенные вместе указательный и средний пальцы – знак снайперу, что его хозяин находиться в смертельной опасности. Ничего не произошло. Он повторил жест, но с тем же успехом.

В руке киллера появился револьвер.

– Погодите, – протестующе замотал головой Багет. – Если вы такой честный верните задаток. Подбросьте деньги Пашкиным наследникам. А я компенсирую вам все ваши издержки. Назовите любую сумму.

– Вы не поняли… Я работаю не только ради денег… Мне нравиться…убирать.

Багет сильно крутнул ручкой газа и резко рванулся с места, поднимая колесами клубы пыли. Ехал он быстро, но недолго. Ровно столько, насколько позволила длина тонкого стального троса, крючок которого уборщик успел зацепить ему за ремень. Багета в буквальном смысле вырвало из седла мотоцикла, как с помощью привязанной к двери нитки вырывают шатающийся молочный зуб.

Спрятав револьвер, киллер развернул мотоцикл и съехал вниз по тропинке, увлекая за собой тело Багета. Через несколько секунд на шоссе остался лежать только поцарапанный байк. Еще через полминуты перед ним остановилась фура. Два вышедших дальнобойщика, осмотрев валяющейся на асфальте мотоцикл, принялись оглядываться по сторонам.

– Ну и где этот, с мотыка? Нет никого, – спросил то ли сам себя, то ли напарника шофер постарше. – Странно как-то.

– Может он за завтраком селедку молоком запивал? Вот и приспичило. Байк бросил и бегом в кусты? На ходу штаны расстегивал?

– Не думаю. Он падал, видишь? – старший показал носком сандалии на погнутое крыло, – только интересно, где теперь сам? Может по другую сторону выбросило?

Дальнобойщики перешли на другую сторону шоссе и посмотрели там. Никого не было. Вернулись к фуре.

– Слушай, что мы с тобой паримся, – с задором предложил молодой. – Неужто два здоровых мужика, таких как мы, не смогут затащить этот металлолом в кузов. Интересно, сколько он весит?

– Зачем тебе эти проблемы? Этот металлолом может стоить как вся наша фура. Я знаю, что говорю.

– Тогда тем более. Что ему здесь валяться? Я ж не сказал, что мы его присвоить должны. Мы просто его сбережем, чтобы кто другой не увел. А как хозяин объявиться, вернем ему… за вознаграждение. Ну, а если не объявиться, тогда конечно… Зачем добру пропадать?

– А если его похитили, хозяина, тогда что? А ну иди за деревья посмотри, может он там.

Молодому эта идея пришлась не по душе.

– Тебе надо сам и иди. Я лучше байк посторожу. А то ездят тут… всякие.

Старший сплюнул, спустился по ведущей с откоса тропинке и пошел по ней. Скоро он скрылся за деревьями лесополосы, отделявшей шоссе от поля. А еще через несколько минут раздался его крик.

Молодой дернулся было в ту сторону, потом остановился, потоптался на месте, поискал глазами по земле, поднял камень, но найдя его недостаточно тяжелым, чтобы служить оружием, выбросил. Вернулся к кабине. Вооружился увесистой монтировкой и только после этого, беспрерывно оглядываясь, отправился следом за напарником.

Напарник нашелся быстро. Он стоял, согнувшись у молодой березы, росшей у самого края поля белый как резиденция американского президента.

– Ты чего, Серега? – удивился младший, но посмотрев вперед, сам побледнел, выронил монтировку и с трудом удержался, чтобы не плюхнуться задом на землю.

В десяти – пятнадцати шагах от них, на тропинке лицом вверх лежал человек в кожаных штанах и съехавшей на бок бандане. Его живот от грудной клетки до самого паха был зверским образом разодран, а вывалившие внутренности были разбросаны на расстояние нескольких метров…

С другой стороны поля за ними наблюдал мотоциклист в немецкой каске. Отняв от глаз бинокль, он улыбнулся и произнес в никуда:

– Красивая смерть. Не очень чистая, но все равно… Красивая…

Глава 2. Фунтик

День был выходным.

Леонид Васильевич Коньков, исполняющий обязанности начальника оперативно-розыскного отдела регионального управления уголовного розыска наводил дома порядок.

Он вытер с мебели накопившуюся многодневную пыль, тщательно пропылесосил ковры и вымыл пол. Обильно побрызгал водою из распылителя стоящий в углу комнаты в большом керамическом вазоне фикус. Полюбовался на то, как играет в собравшихся на листьях каплях воды солнце. Остался доволен.

Взял в руки большой пакет со всяким хламом, от которого давно пора было избавиться, он вышел из квартиры и спустился вниз. В глаза ударило весеннее солнце. Леонид Васильевич зажмурил глаза, что не помешало заметить, как к нему навстречу спешит соседка по подъезду.

Коньков нахмурился, чувствуя, что его сейчас будут о чем-то просить.

Соседка подошла ближе. В ее глазах стояли слезы, нижняя губа дрожала от обиды и возмущения. Точно будет просить, решил Леонид Васильевич и нахмурился еще больше.

– Лёнечка, родной, на тебя одна надежда!

– Что случилось, Ольга Филипповна?

– Деньги украли! В маршрутке! Кошелек вытащили.

Коньков страдальчески вздохнув, словно это были его деньги.

– Много?

– Не в том дело сколько. Главное, что последние, больше нет. Я на почту ездила за коммуналку платить. Поэтому и взяла всю пенсию сразу, дура. Вчера только получила. Ну, возьми, сколько надо, зачем же все с собой брать? Помоги, Лёнечка, найди этого негодяя. Ты же хороший милиционер. Таких как ты, наверное, нет больше.

Леонид Васильевич стал совсем мрачный, хотя, проблема, в принципе, была решаемая. Достаточно было позвонить капитану Руденко из РОВД. Правда в этом случае, он будет капитану обязан, а быть обязанным Коньков не любил. С другой стороны у жильцов дома он пользовался авторитетом человека надежного и готового всегда прийти на помощь и не хотел портить себе репутацию, тем более, что сам о себе держался аналогичного мнения. К тому же Леонид Васильевич иногда заходил к Ольге Филипповне если не на котлеты, то на пельмени или на деруны со сметаной. Овдовев три года назад и выдав замуж двух дочерей, разъехавшихся по разным городам,

Коньков жил один, и совершенно не умея готовить, питался либо в общепитовских заведениях, либо консервами. И только у Ольги Филипповны он мог отвести душу, поев действительно вкусной домашней пищи, которую так любил. Да и кто не любит.

Расспросив соседку, Леонид Васильевич пошел в соседний двор, где находились контейнеры с мусором. На обратном пути, избавившись от пакета, он набрал по мобильному Руденко.

– Чего тебе? – не очень любезно и с полным ртом спросил капитан. Леонид Васильевич тоже решил не церемониться.

– Час назад на твоей территории, в маршрутке у пожилой женщины вытащили кошелек. Кошелек старый, коричневого света. Внутри кроме денег, две маленькие детские фотографии. Его надо вернуть со всем содержимым.

Руденко ответил длинной тирадой, из которой следовало допущение, что Коньков ковыряет в носу от скуки, если уж тревожит коллег по всякой ерунде, а также недоумение в связи с видимым отсутствием связи между ним, капитаном Руденко и украденным кошельком.

– Не звезди, – возразил Коньков коротко.

Руденко малость подумал.

– Ну, раз ты так категорично ставишь вопрос, то конечно… Попробую. В конце концов, мы оба с тобой знаем, что нераскрытых преступлений не бывает. Бывают плохо мотивированные сыщики. Поэтому, оттанцуешь. Заявление, надеюсь, она не писала?

– Нет.

Совершив благое дело, Леонид Васильевич направился к большой круглой беседке, где обычно в это время его поджидал другой его сосед – Максим Петрович Казак с шахматной доской. И Коньков и Казак очень любили играть в шахматы. Коньков, потому что почти всегда выигрывал, а Казак за то, что во время игры партнер рассказывал массу занимательных историй. Максим Петрович понимал, что истории эти Леонид Васильевич рассказывает специально, чтобы отвлечь его внимание и в очередной раз выиграть, но мирился с этим, потому что слушать Конькова было в самом деле интересно. Казак даже советовал приятелю написать книгу, но Леонид Васильевич только отмахивался, говоря, что писанины ему и на работе хватает.

Не увидев в беседке ни Максима Петровича, ни шахмат, Коньков вспомнил, что выходной был только у него – отгул за отбытое накануне дежурство. Для других это был обычный будний день. Постояв немного в растерянности, он стал думать, что делать дальше. Вариантов была масса, но выбрать какой-то один помешал сигнал мобильного.

На другом конце находился начальник управления уголовного розыска Бурчинский Валерий Андреевич.

– Ты где? – спросил Бурчинский.

– В Караганде.

– Я так и думал. Через тридцать минут ты у меня.

– У меня сегодня отгул. Забыли?

– Через двадцать девять минут и пятьдесят пять секунд.

– Я устроил генеральную уборку. Все что можно вымыть – вымыто, что можно вычистить – вычищено, что можно постирать – постирано. Вся одежда мокрая. Будут проблемы с дресс-кодом.

– Двадцать девять минут и сорок пять секунд, – ответил на это Бурчинский и повесил трубку.

Коньков приехал раньше. Через двадцать три минуты он уже прошел через вертушку дежурной части, столкнувшись в начале коридора с тремя розовощекими, коротко стриженными подростками. Леонид Васильевич подумал о том, что в располагавшейся в соседнем здании детской комнате милиции опять случилось ЧП вроде пожара или затопления и к ним временно перенесли несколько кабинетов. Когда-то давно такое действительно было. Не обращая ни на кого внимания, он пошел прямо в кабинет главного.

Начальник управления уголовного розыска недовольно скользнул глазами по надетой на Конькове красной майке с черными буквами FBI, задержался на сделанных из старых, обрезанных джинсов шортах, на небольшом ноже, висящем на поясе, без которого Коньков никогда не выходил из дому, и совсем уж остановился на кожаных босоножках подчиненного из которых радостно поблескивали отполированными ухоженными ногтями голые пальцы, вид которых был несколько подпорчен тем, что большие пальцы на обеих ногах были заклеены пластырем.

– Мог бы сразу в трусах прийти, я бы и не удивился. Нет, шорты зачем-то одел, – сказал он.

Комментировать замечание Коньков счел непродуктивным и спросил в свою очередь:

– Что случилось?

– В одной из квартир, кстати, неподалеку отсюда, обнаружен труп мужчины. По ходу, огнестрел. Труп обнаружила женщина, нанятая специально, чтобы раз в неделю делать в квартире уборку. Убитый ее наниматель. Поедешь, посмотришь, что там к чему.

– То есть, в квартире он был один? Других домашних не было?

– Не знаю. Похоже на то.

– Отлично. Есть предложение. Квартиру опечатываем и я отправляюсь домой отдыхать дальше. А завтра как проснусь, так сразу же и займусь этим трупом. Куда он денется? Идет?

– Нет. Прокуратура уже там, младшие братья из районного отдела. Да и еще… Тут к нам стажеров с юрфака направили, одного я прикрепил к тебе опером. Он сейчас у тебя в отделе. Возьмешь с собой. Мальчик сообразительный. И с характером. Я с ним разговаривал. Я было хотел его к Полянецкому направить, но он настоятельно попросился именно в оперативный. Теперь исчезни с моих глаз.

– Я вас тоже очень люблю, Валерий Андреевич, – ответил Леонид Васильевич, прикрывая за собой двери.

Рабочее помещение майор Коньков делил с двумя сотрудниками отдела – Маргаритой Руденко и Виктором Пивоваром. Бурчинский несколько раз предлагал перейти в отдельный кабинет, который ему, в самом деле полагался, как руководителю отдела, но Коньков все отнекивался, ссылаясь на то, что руководитель он с приставкой «и.о.». На самом деле, одиночества Леониду Васильевичу хватало и дома.

Войдя к себе, Коньков даже не смог поздороваться с коллегами, настолько его поразило увиденное: за его рабочим столом, в развязной позе, сидел один из тех, кого он встретил в коридоре и принял за малолетнего преступника. Но это было еще полбеды. Все его вещи, до этого лежавшие на столе, были собраны и уложены в стоящую у стены картонную коробку. Вместо них на столе стоял чужой ноутбук, папка из дорогой черной кожи и два мобильных телефона.

– Исчезни, сопляк, – негромко, но грозно сказал Коньков.

Пацан недовольно посмотрел на странно одетого человека, чей околопятидесятилетний возраст явно входил в диссонанс с темно русой без единого седого волоска коротко стриженной шевелюрой и наводил мысль о краске для волос. Потом перевел еще более недовольный взгляд на Виктора Пивовара, догадываясь, что стал жертвою розыгрыша с его стороны. Придя некоторое время назад и представившись стажером, он спросил, где будет его рабочее место, на что Пивовар указал ему на стол Конькова, присовокупив, что работавший там накануне уволился и можно с чистой совестью сложить его вещи в коробку. Мол уволившийся ему только спасибо скажет. Однако, стажер был человеком с характером, это Бурчинский верно заметил, и не хотел показать, что уж очень то испугался пришельца, не говоря уже о некорректном заявлении. На «сопляка» он, конечно же обиделся и в долгу оставаться не собирался.

– Это что еще за прикольный старикашечка? – спросил он того же Пивовара. – Я думал, что у вас тут оперативно-розыскной отдел, а не дом престарелых.

Леонид Васильевич не стал дожидаться, что ответит Пивовар, железной рукой выдернул оккупанта из-за стола и швырнул в угол, туда, где стояла

пластиковая корзина для бумаг. Этого показалось мало. Шагнув вперед, рассерженный Коньков подцепил мусорную корзину и высыпал содержимое наглецу на голову. Туда же, на пол полетела и кожаная папка. Ноутбук и мобильники, которые при падении могли поломаться, Коньков не тронул, хотя руки чесались.

– Это ваш стажер, Васильевич, – пояснила Маргарита Руденко. – Вы бы с ним помягче. Резвый пацаненок.

– Так, резвый. Я заметил. На язык.

Коньков занял освободившееся место. Захлопнул крышку ноутбука. Сказал, строго посмотрев на сидящего у дверей:

– Я майор Коньков Леонид Васильевич. Руководитель твоей стажировки… С пола встань, когда с тобой разговаривают!

Стажер сбросил на пол корзину для бумаг, в которую, несмотря на название, бросали не только бумаги, но и остатки чая из заварочного чайника, и теперь к его лицу в нескольких местах прилипли чаинки. Коньков пригляделся к нему внимательно. У молодого человека были широкие плечи и тренированные руки, но все равно он выглядел как школьник. Причиной тому было слишком наивное круглое лицо, дополнявшееся к тому же такими оттопыренными ушами, какие бывают только у детей, снимающихся в журнале «Ералаш» и носом покрытым красными пятнами от выдавленных недавно угрей.

– Фамилия, имя, отчество? – как на допросе спросил его Леонид Васильевич.

– Шпак Игорь Сергеевич, – ответил стажер, отряхиваясь.

– Шпак? Ну, где-то так ты и выглядишь. Как шпак. Но я буду звать тебя Фунтик.

– Почему?

– Ты похож на поросенка Фунтика из старого мультфильма. Ударение на слове поросенок. Будешь откликаться на Фунтика?

Стажер не нашелся, что ответить.

– Молчание знак согласия. Лет сколько?

– Двадцать три… Через месяц будет.

– А на вид я бы не дал и пятнадцати лет.

– Двадцать три – мой любимый возраст! – воскликнула Руденко. – Не знаю, кому как, но мне наш стажер нравится.

– Вечно тебя, Марго, на малолеток тянет! – проворчал Коньков. – Сколько вокруг нормальных зрелых мужиков. Сама уже не девочка, тридцатник скоро.

Руденко совсем не смутилась.

– Ничего не скоро. Двадцать семь только.

Названный Фунтиком уже пришел в себя и вступил в разговор.

– Некрасиво называть возраст женщины без ее согласия в присутствии третьих лиц.

Коньков нахмурился.

– Ну, вот что, третье лицо, указывать начальнику, что прилично, а что нет, будешь после того, когда вместе с ним пуд соли съешь. Или ванну водки выпьешь. В остальных случаях только, когда он тебя об этом попросит. Иначе, это может быть понято как нарушение норм служебной этики. Я говорю что-то смешное?

Стажер в самом деле нашел в себе силы широко улыбнуться.

– Просто странно все это, – ответил он. – Человек, заявившийся на службу в самопальных шортах, в которых одна штанина короче другой, читает мне лекцию про нормы служебной этики.

Руденко от неожиданности уронила на пол дырокол, Пивовар закашлялся, но Леонид Васильевич и бровью не повел.

– Ну, ты и наглец, Фунтик. Я вот думаю, не спустить ли тебя с лестницы, наглеца?

Майор выдержал томительную паузу. Пацан ему в принципе нравился. Тюх, лезущих за словом в карман, он не любил. И не без юмора. Пока он молчал, стажер наклонился, словно пытаясь заглянуть под стол Конькова.

– Ты что это, журавлем прикидываешься?

– У вас волосы покрашены. Вот пытаюсь рассмотреть, может и на ногах педикюр есть? Молодитесь? Мучает комплекс престарелого мачо?

– Наглый, но наблюдательный. Ладно, дам тебе еще один шанс. У тебя к носу приклеилась чаинка. Сможешь назвать торговую марку чая, так и быть оставлю в отделе. Поедем на самое настоящее убийство. Не сможешь, отправлю в архив, бумажки перекладывать.

Стажер снял чайный листок с носа и выбросил в урну. Ответил без тени заминки:

– «Аскольд», зеленый, ган паудер.

– Ты смотри, точно. Ну ладно, тогда запоминай: когда прибудем на место преступления, с глупыми замечаниями не лезть. Внимательно слушать, что будут говорить старшие. Главным образом я. Смотреть во все глаза. Все замечать, ничего не пропускать. Вопросы есть?

– Почему у вас нож на поясе?

– Попал в одну переделку, еле живой остался. Давно очень. Ты тогда еще пешком под стол ходил. Может, расскажу, когда-нибудь, если сработаемся. С тех пор, если нет пистолета, то хотя бы нож всегда ношу с собой. Если тебе так удобнее, можешь относиться к этому как к одной из моих многих странностей. По делу вопросы есть?

– Нет.

– Тогда пойди и умой морду.

Фунтик, взялся за ручку дверей.

– И запомни, нет у меня никаких комплексов, – крикнул ему вслед Леонид Васильевич. – Нет!

Двери за стажером закрылись. Коньков посмотрел на коллег

– Нет, ну вы видали, каков гавнюк?

– Ага, – согласился Пивовар. – Правда, я не понимаю, как он с чаем так угадал. Мы с Марго ему ничего про это не говорили. Так, десятком слов перекинулись и все.

– Я знаю, какими вы словами тут перекидывались, – почти прорычал Коньков, который тоже догадывался, что его стол был оккупирован не с бухты-барахты.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (http://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=21996500&lfrom=931425718) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.