От царства к империи. Россия в системах международных отношений. Вторая половина XVI – начало XX века читать онлайн - Коллектив авторов

От царства к империи. Россия в системах международных отношений. Вторая половина XVI – начало XX века

Коллектив авторов

Historia Russica

В монографии прослеживаются изменения места и роли России в системах отношений между государствами на протяжении второй половины XVI – начала XX в. под влиянием совокупности различных причин, в том числе и субъективно-личностного характера. Работа основана на широком круге отечественной и зарубежной литературы, на опубликованных материалах, а также на документах из отечественных архивов, впервые вводимых в научный оборот.

От царства к империи. Россия в системах международных отношений. Вторая половина XVI – начало XX века

© Институт Российской истории РАН, 2015

© Коллектив авторов, 2015

® Центр гуманитарных инициатив, 2015

Предисловие

История международных отношений и внешней политики России в их контексте всегда привлекала внимание исследователей. Но заметно возросший в последнее 20-летие интерес к этой проблематике способствовал появлению целого ряда новых работ. Среди них – коллективные и индивидуальные монографии, учебники и учебные пособия, касающиеся как истории, так и теории международных отношений, статьи, освещающие региональные вопросы и конкретные сюжеты. Эти труды различны по проблемно-хронологическому охвату событий, по подходам и задачам, которые ставили их авторы, по формулировкам ключевых понятий и определению базовых факторов и основных тенденций в развитии международных отношений, наконец, по авторским оценкам[1 - См.: Удалов В. В. Баланс сил и баланс интересов // Международная жизнь. 1990. № 5. С. 16–25; Богатуров А. Д., Плешаков К. В. Динамика международной стабильности // Международная жизнь. 1991. № 2. С. 35–46; Нарочницкая Н. А. Национальный интерес России // Международная жизнь. 1992. № 3–4. С. 114–123; Плешаков К. В. Миссия России. Третья эпоха // Международная жизнь. 1993. № 1. С. 21–30; Нарочницкая Н. А. Россия – это не Восток и не Запад. Она нужна миру именно как Россия и должна остаться ею // Международная жизнь. 1993. № 8. С. 140–146; Зотова М. В. Россия в системе международных отношений XIX века. М., 1996; Дубровин Ю. И. Теория, история и современные международные отношения. Новосибирск, 1999; Ведение в теорию международных отношений // Труды исторического факультета МГУ. Серия III. Instramenta studiorum (8) / отв. ред. А. С. Маныкин. М., 2001; Казинцев Ю. И. Международные отношения и внешняя политика России. XX век. Ростов н/Д; Новосибирск. 2002; Уткин А. И. Вызов Запада и ответ России. Национальный интерес. М., 2002; Системная история международных отношений: В 4 т. / под ред. А. Д. Богатурова. М., 2002–2004; История международных отношений и внешней политики России 1648–2000 / под ред. А. С. Протопопова. М., 2003; Российская внешняя политика и международные отношения в ХIХ-XX вв. // Материалы Межрегион. науч. конф. / отв. ред. А. Г. Айрапетов. Тамбов, 2003; Ревякин А. С. История международных отношений в Новое время. М., 2004; Дегоев В. В. Внешняя политика России и международные системы: 1700–1918. М., 2004; История международных отношений. Основные этапы с древности до наших дней/под ред. Г. В.Каменской. М., 2007; Медяков А. С. История международных отношений в Новое время. М., 2007; Георгиева Н. Г., Георгиев В. А. Россия в системе международных отношений ХIХ – начала XX в. М., 2008; Асташин В. В., КубышкинА И. История международных отношений (XV- начало XXв). Волгоград, 2008; Основы общей теории международных отношений / под ред. А. С. Маныкина. М., 2009.].

Интерес учёных вызван желанием попытаться выявить и осмыслить закономерности процессов, происходящих в этой сфере деятельности человеческого общества, опираясь на изучение опыта прошлого. Между тем, даже понятие «система международных отношений» толкуется специалистами по-разному. Этот вопрос, поднятый в отечественной историографии Б. Ф. Поршневым в конце 1960-х гг., пока не получил общепринятой трактовки. В своё время Поршнев поставил под сомнение тезис французского социолога Р. Арона, утверждавшего, что система международных отношений складывается лишь тогда, когда возникает «всеобщая универсальная связь всех со всеми», что произошло только в середине XVIII века[2 - Поршнев Б. Ф. Франция, английская революция и европейская внешняя политика в середине XVII в. М., 1970. С. 7, 10, 31.]. Поршнев же полагал, что понятие «система международных отношений» применимо и к более ранним периодам[3 - См.: Санин Г. А. Геополитические факторы во внешней политике России второй половины XVII – начала XVIII века и Вестфальская система международных отношений // Геополитические факторы во внешней политике России. Вторая половина XVI – начало XX века. М., 2007. С. 104.]. Авторы книги согласны с таким подходом.

Спорные вопросы этим далеко не исчерпываются. Одни исследователи считают возможным говорить о «системности» международных отношений в целом, другие – о «модели» международных отношений, действовавшей в тот или иной период. Не до конца выяснена периодизация и хронологические рамки существования той или иной системы. Отсутствует единая терминология: например, используются как равнозначные выражения «равновесие сил» (с вариантами «европейское равновесие», «равновесие Европы»), и «баланс сил» и «баланс интересов». Разное содержание вкладывается в понятия: «европейский концерт», «великая держава» и т. д. По-разному трактуются «конфликт интересов», соотношение «государственного» и «национального» интересов и многие другие. Бытует утверждение, что всю систему международных отношений, начиная с Вестфальского мира, следует называть Вестфальской, а Венскую, Крымскую и Берлинскую – рассматривать как «подсистемы» (А. Д. Богатуров), или как «модели» (А. С. Маныкин).

Но если одни историки заявляют об отсутствии претензий «на полное освещение всех событий и окончательные выводы» (А. С. Протопопов, с. 4), то другие подчёркивают свой субъективизм и «право на собственное видение вещей» (В. В. Дегоев, с. 4, 5). Не считая целесообразным втягиваться в дискуссию, авторы этой книги касались спорных вопросов лишь по мере необходимости. Включение в неё историографического аспекта в полном объёме неизбежно усложнило бы задачу и существенно увеличило объём текста.

Авторы книги считают возможным определять Вестфальскую, Утрехтско-Ништадтскую, Венскую, Крымскую и Берлинскую системы, как самостоятельные. Та или иная система возникала после крупного военного конфликта и оформлялась обычно на международном конгрессе, который фиксировал в договорах или трактатах новое территориально-политическое устройство и сложившееся соотношение сил. Все системы рассматриваются авторами в динамике: становление, оформление, развитие, происходящее через ряд кризисов, развал и складывание новой системы. Двигателем изменений являлась борьба держав за военно-политическое и экономическое лидерство в системе.

Задача, которую ставили перед собой авторы книги, заключалась в том, чтобы проследить изменение места и роли России в системах отношений между государствами на протяжении второй половины XVI – начала XX вв. под влиянием совокупности различных причин, в том числе и субъективно-личностных. В работе авторы опирались не только на широкий круг отечественной и зарубежной литературы, но и на опубликованные и извлечённые из отечественных архивов неизвестные ранее

материалы. К сожалению, по объективным для авторского коллектива причинам, не все периоды этого процесса могли быть освещены в равной степени и с достаточной полнотой, поэтому имеются хронологические лакуны. Кроме того, каждая глава написана в стиле свойственном её автору, который акцентировал тот или иной аспект изучаемой им проблемы.

На процесс складывания системы межгосударственных договоров Русского государства с сопредельными странами во второй половине XVI в. влиял ряд факторов. Самым значимым среди них была перманентная конфронтация Русского государства с двумя основными геополитическими противниками – Польско-Литовским государством и Швецией. В геополитическом отношении все межгосударственные договоры Русского государства были тесно связаны, прежде всего, с Балтийским вопросом, составной частью которого с середины XVI в. стало исторически сложившееся противостояние Москвы и Польско-Литовского государства. Важную роль играла также практика фиксирования в межгосударственных договорах Русского государства фактов прекращения войны или продления перемирия (Польско-Литовское государство и Швеция) и отказа от прямой конфронтации (Крымское ханство).

После окончания Тридцатилетней войны 1618–1648 гг. и подписания Вестфальского мира положение Русского государства на международной арене изменилось. Хотя в числе гарантов Вестфальского мира значился великий князь Московский, Русскому государству потребовалось значительное время, чтобы стать полноправным членом международной лиги. На этот процесс влиял комплекс причин. Русское государство, сближаясь с габсбургской коалицией, не могло войти в её состав в силу противоречий с Речью Посполитой. Но Русское государство сумело стать незаменимым союзником последней в борьбе с Османской империей, несмотря на то, что претензии Москвы на польский престол (при условии заведомой неприемлемости русской кандидатуры) создавали серьезные затруднения на этом пути. В результате Европа – в первую очередь австрийские Габсбурги и папская курия – была вынуждена смириться с усилением роли России за счёт Речи Посполитой, которой пришлось заключить с ней Вечный мир на условиях Андрусовского перемирия. Присоединение к антиосманской коалиции определило положение России в Вестфальской системе.

Свою главную геополитическую задачу в конце XVIII в. – выйти к Балтийскому морю – Россия решала в контексте назревшего в 1690-х годах кризиса Вестфальской системы. Политика России стимулировала развитие кризиса, поскольку Северная война началась почти на полтора года раньше войны за испанское наследство, с которой обычно связывают кризис этой системы. Спорный в историографии вопрос о хронологических рамках становления России, как великой европейской державы, получает новое освещение во взаимосвязи с переменами в Европе.

В конце XVII в. ведущие европейские державы – Англия, Франция, Габсбургская монархия – видели в России второстепенную страну, которую хотели использовать при решении собственных проблем как противовес в соперничестве с Османской империей или Швецией. Заключив Ништадтский мир в 1721 г., Россия не только решила свою главную задачу, но сумела воспрепятствовать созданию антироссийского блока. Превратившись в решающую силу в Северном союзе, Россия стала важным звеном в формировании Утрехтско-Ништадтской системы международных отношений.

Дипломатам елизаветинской России пришлось бороться за повышение статуса империи в сообществе европейских великих держав того времени. В ходе завершающего этапа кризиса Утрехтско-Ништадтской системы Россия меняла своё отношение к складывающимся в Европе противостоящим блокам, чтобы достичь собственных целей. В годы Семилетней войны (1756–1763 гг.) Россия превратилась в главную силу антипрусской коалиции, а после окончания войны могла бы в перспективе играть ведущую роль в Европе. Будущее соотношение сил должен был определить Аугсбургский конгресс, созываемый по завершении войны. Однако из-за династических коллизий Россия вышла из войны, надолго утратив завоёванные прежде позиции на международной арене. Общеевропейский мирный конгресс не состоялся, и юридического оформления новой европейской системы международных отношений с ведущей ролью России в ней не произошло.

В XVIII в. императрица Екатерина II и её сотрудники по внешнеполитическому ведомству проделали колоссальную работу, позволившую обеспечить подобающее место империи в мире. Россия становится ведущей морской и сухопутной державой на Европейском континенте. Коренная перемена ранее существовавших отношений между державами привел к складыванию новой системы международных отношений (автор называет её «Петербургской»), в которой Россия заняла лидирующие позиции.

После окончания наполеоновских войн Россия наряду с Великобританией играла ведущую роль в европейском концерте великих держав, что отразилось в истории создания, развития и разрушения Венской системы международных отношений. Выступив инициатором создания Священного союза, Россия стала непременным участником всех европейских конгрессов, конференций и совещаний, на которых решались вопросы общеевропейской жизни. Более того, когда, по мнению стран-участниц союза, отдельным странам угрожала «революционная зараза», проблемы внутренней политики также выносились на общее обсуждение. Если Венская система была создана с целью урегулирования постнаполеоновских изменений территориальной карты Европы, то Священный союз был призван не допустить произвольных изменений в социальной и политической жизни европейских стран, что и являлось основным условием его существования.

После поражения в Крымской войне 1853–1856 гг. Россия во многом утратила позиции в мире. Созданная победителями Крымская система отношений поставила империю в жёсткие рамки международной изоляции. Российская дипломатия прилагала значительные усилия для восстановления статуса державы на международной арене. Политика сдерживания, проводившаяся западными державами, вынуждала Петербург использовать тактику лавирования и временных союзов. Личность канцлера А. М. Горчакова, с его сильными и слабыми сторонами отложила отпечаток на характер внешней политики России, строившейся на компромиссах, не всегда выгодных, а зачастую в перспективе не плодотворных. Тем не менее отмена постановлений Парижского мира о нейтрализации Черного моря, которую сумел осуществить Горчаков, в известной мере способствовала росту престижа Российской империи.

Созданное на Берлинском конгрессе территориально-политическое устройство оказалось непрочным. Выявление причин, хода и итогов кризисов, постепенно подрывавших Берлинскую систему, показывает, что противоречия между европейскими великими державами в других регионах мира определяли общую расстановку сил на международной арене. Эти противоречия на Ближнем и Дальнем Востоке, в Центральной Азии и Африке, разрешавшиеся договорами и соглашениями по колониальным вопросам, существенно влияли на перегруппировку держав, корректировали их позиции в ходе кризисов на Балканах. С другой стороны, положение осложняли усиление воздействия финансово-экономических

факторов на внешнюю политику, рост соперничества между балканскими государствами за доминирование в регионе, а также появление на международной арене новых влиятельных игроков – Японии и США.

В ходе Первой мировой войны одновременно с крушением прежней системы межгосударственных отношений в результате постепенно происходившего изменения соотношения сил держав исподволь закладывались основы системы послевоенного мироустройства. Поражения на фронте, экономическая разруха и внутриполитическая нестабильность существенно ослабляли внешнеполитические позиции России. Важный этап этого процесса пришёлся на март – октябрь 1917 г., когда у власти в стране после падения самодержавия оказалось Временное правительство. Его руководители пытались добиться от союзников подтверждения данных ими обязательств учитывать интересы России после окончания войны. Эти попытки оказались безуспешными. Утрата авторитета военной силы, рост финансово-экономической зависимости от западных стран-кредиторов неизбежно и закономерно вели к падению международного престижа государства.

Последовательное рассмотрение складывавшихся на протяжении второй половины XVI – начала XX в. систем международных отношений показывает, как и почему менялись роль и место России в них. Авторы книги надеются, что их труд будет способствовать дальнейшему изучению внешней политики России в контексте развития международных отношений.

* * *

Авторы приносят сердечную благодарность начальнику АВПРИ МИД РФ И. В. Поповой, заведующей читальным залом архива А. В. Абраменковой, сотруднику архива О. Ю. Волковой; директору ГАРФ С. В. Мироненко; сотруднику ИТД «Остров» А. С. Гребенщикову, сотруднику журнала «Родина» д. ф. н. С. А. Экштуту.

Глава первая

Русское государство в системе межгосударственных договоров в 70-х – начале 80-х гг. XVI в. (А. В. Виноградов)

В договорные отношениями с сопредельными странами Русское государство вступает с конца XV в. В отношении Великого княжества Литовского – это договор 1494 г. положивший конец русско-литовскому конфликту 1492–1493 гг.; в отношении Крыма – это союзный договор 1474 г.; в отношении Швеции – это мирный договор 1483 г. Практика заключения договоров с Крымом продолжалась на протяжении всего XVI столетия, причем речь шла уже не о долговременном союзе, как это имело место в эпоху Ивана III и Менгли-Гирея I, а о соглашениях, имеющих целью нейтрализовать возможный союз Крыма с Польско-Литовским государством.

Вопрос о соответствии форм и методов внешней политики Русского государства эпохи правления Ивана Грозного, нормам дипломатической практики, принятым в сопредельных странах, давно поднят в отечественной историографии. Особое место занимает вопрос о принципах заключения договоров Русского государства с сопредельными странами. При этом традиционно превалирует рассмотрение ситуации сложившейся к концу правления Ивана Грозного, когда с заключением ряда договоров с западными и северо-западными соседями России Речью Посполитой и Швецией был положен конец Ливонской войне.

Тактика дипломатических сношений России

При этом некоторые историки приходят к неожиданным выводам. Так, А. И. Филюшкин, рассматривая практику заключения московскими дипломатами межгосударственных договоров в 60-х – начале 80-х гг. XVI в., отметил, «что заключение договора не обязательно означало его соблюдение, мало того, нередко обе стороны с самого начала знали, что договор соблюдаться не будет»[4 - Филюшкин А. И. Изобретая первую войну России и Европы. Балтийские войны второй половины XVI века глазами современников и потомков. СПб., 2013. С 104–105.]. Этот «правовой нигилизм» А. И. Филюшкин объяснял особенностями политической культуры Московской Руси главным образом тем, что отношения московских государей с сопредельными державами определялись категориями христианской этики. Данная точка зрения неоднократно высказывалась отечественными историками.

Несомненно, что в московской посольской документации различались «братские» и «суседские» державы. Достаточно четким были определения «любовь и дружба», «дружба и братство», «недружба». Важное (но не ключевое) значение имел вопрос о титулатуре – в рассматриваемый период о признании сопредельными монархами царского титула Ивана Грозного. Все это приводило к многократно рассматриваемым историками коллизиям при заключении межгосударственных договоров в правлении Ивана Грозного. При этом упускается главное – наличие системы межгосударственных договоров Московской Руси.

Договорными отношениями на постоянной основе, т. е. с постоянно заключаемыми договорами о продлении перемирия Русское государство к 70-м гг. XVI в. была связана Речью Посполитой и Шведской короной. Отношения с ними определялись к этому времени затяжным военным конфликтом, получившим в отечественной историографии наименование «Ливонская война». Этот конфликт традиционно датируется 1558–1583 гг., однако в последнее время такая датировка и правомерность применения термина «Ливонская война» ко всем войнам, которые вело Русское государства на западном и северо-западном направлении в 50–80-х гг. XVI в. подвергается критике. Так, А. И. Филюшкин предлагает разделять собственно Ливонскую войну – 1558–1561 гг. т. е. войну Русского государства против Ливонского ордена, русско-литовскую войну 1561–1570 гг., московскую или «Баториевую войну» Речи Посполитой против Русского государства 1578–1582 гг. и русско-шведскую войну 1578–1583 гг.[5 - «Ливонская война или Балтийские войны? К вопросу о периодизации Ливонской войны. Балтийский вопрос в конце XV–XVI в. М., 2010. С. 80–94. В дальнейшем эту концепцию А. И. Филюшкин развил в своей монографии, которая увидела свет в 2013 г. с характерным названием: «Изобретая первую войну России и Европы. Балтийские войны второй половины XVI в. глазами современников и потомков». СПб., 2013.] Его точка зрения не бесспорна, поскольку хронологически разграничить эти военные конфликты можно только условно. Так, с 1570 г. по 1579 г. между Речью Посполитой и Русским государством формально не было состояния войны, однако Москва вела в 1577 г. военные действия против польско-литовских владений в Ливонии. Конфликт Русского государства со Шведской короной касался не только Ливонии, но и так называемой Ингрии (побережья Финского залива) и Карелии.

Взаимоотношения Русского государства с западными соседями – участниками борьбы за Ливонию – выстраивались в тесной связи с взаимоотношениями с Крымом, имевшими традицию договорных отношений. В силу ряда обстоятельств эта традиция исчерпала себя к началу 40-х гг. XVI в., однако с 60-х гг. возродилась.

Для московской дипломатии главной целью заключения русско-крымских договоров было предотвращение крымских нападений на территорию Русского государства. Большинство договоров заключаемых Русским государством с Крымом, так и не были окончательно ратифицированы и введены в действие. В истории русско-крымских дипломатических связей в XVI в. существовали значительные периоды, когда после срыва заключенных договоров обе стороны не предпринимали действий с целью возобновления договорных отношений. Однако после разрыва крымской стороной договора 1539 г. (затем

последовало нападение 1541 г.) следующая попытка заключить договор была предпринята только в 1563 г.

Таким образом, практически все договорные отношения Русское государство устанавливало с враждебными соседями. У Москвы не было долговременных союзников. Попытки русской дипломатии обеспечить продолжительный союз с Англией и Габсбургской монархией не удались. В современной историографии, правда, имеется предположение, что с Англией в результате миссии А. Г. Совина в 1570 г. «тайное союзное соглашение все-таки было заключено, хотя и не оформлено должным образом»[6 - Богатырев С. Н. Павел Юстен: протестанский епископ и королевский дипломат. С. 54. Посольство в Московию 1569–1572 гг. СПб., 2000. С. 55.].

К 70-м гг. XVI в. система международных договоров Русского государства определяется наличием взаимных договорных обязательств по сохранению мира и за исключением Крыма по установлению пограничных рубежей. При этом все договорные акты тесно связаны с общими геополитическими проблемами России. Так, договоры с Речью Посполитой, Швецией, Данией обуславливались в первую очередь Балтийским вопросом. Второй составляющей системы договоров Русского государства с Речью Посполитой являлся вопрос о спорных территориях отвоеванных Москвой у Великого княжества Литовского в ходе многочисленных военных конфликтов XV–XVI вв. Договорные акты Русского государства и Крыма увязывались с взаимоотношениями Москвы и Речи Посполитой.

Все внешнеполитические партнеры Русского государства стремились внести в двусторонние договоры статьи направленные или против интересов третьих сторон, или, наоборот, в их защиту. Особенно это характерно для польско-литовской дипломатии. В отдельных случаях московская дипломатия вынуждена увязывать заключение новых договоров с уже существующими, либо отказываться от их заключения. Военные действия против сопредельных стран Русское государство начинает с учетом системы межгосударственных договоров. Как отметил Б. Н. Флоря, решение о начале русско-шведской войны 1590–1593 гг. принималось исходя из того, что в данном вопросе «свобода действий русского правительства не ограничивалась каким-либо формальным соглашением с Речью Посполитой»[7 - Флоря Б. Н. Русско-польские отношения и балтийский вопрос в конце XVI – начале XVII в. М., 1973. С. 37.].

К 70-м гг. система договоров связывала Русское государство с четырьмя сопредельными странами – Речью Посполитой, Швецией, Данией и Крымом. Главным противником являлась Речь Посполитая, с которой Москву связывали наиболее интенсивные дипломатические контакты. Как известно, в 1569 г. в значительной степени под влиянием долговременного вооруженного конфликта с Москвой Польско-Литовская конфедерация превратилась в единое государство – Речь Посполитую. В отношениях Великого княжества Литовского и Московского государства с XV в. действовала, может быть, наиболее отлаженная и совершенная система договоров по сравнению со всеми соседними государствами.

В ходе консолидации Польско-Литовского государства на протяжении XVI в. заключение договоров с Москвой традиционно находилось в сфере деятельности канцелярии Великого княжества. Противни договоров составлялись на «старобелорусском языке»[8 - Вопрос о наименовании языка делопроизводства Великого княжества Литовского является предметом многолетней дискуссии, изложение которой выходит за рамки настоящего труда.], а не на латыни – официальном языке делопроизводства короны Польской. Тем не менее польская политическая элита активно участвовала в дипломатических связях с Русским государством. Корона включала своих представителей в состав посольств заключающих договоры о перемирии. Польские сенаторы участвовали наряду с литовскими «панами радными» в переговорах при прибытии московских посольств на территорию Великого княжества Литовского.

Такая практика сохранилась и после 1569 г.: русские дипломатические представители в Речи Посполитой принимались как на территории Великого княжества Литовского, так и на территории короны Польской. Переговоры вела выделенная из состава объединенного («спольного») сената Речи Посполитой созданного в соответствии с решениями Люблинского сейма 1569 г. комиссия коронных и литовских сенаторов («панов радных»)[9 - Лаппо И. И. Великое княжество Литовское за время от заключения Люблинской унии до смерти Стефана Батория (1569–1586). СПб., 1901. Т. 1. С. 688–691.]. В зависимости от места приема послов в ней доминировали либо представители Великого княжества Литовского либо короны Польской. В любом случае в состав комиссии должны были входить и коронные и литовские сенаторы. Во время пребывания посольства М. Г. Салтыкова-Морозова в Вильно в 1601 г. литовские паны радные заявляли «в государя нашего государстве в коруне Польской и в великом княжестве Литовском в обычаях ведется, ни одни без одного, Литовские паны без Польских, большого дела делать не могут; также Польские паны-рада без Литовских панов-рад не делает»[10 - Памятники дипломатических сношений Московского государства с Польско-литовским государством. Ч. 4 (1598–1608 гг.) Сборник Русского исторического общества (далее – Сб. РИО). Т. 127. М., 1912. С. 127.]. Однако в периоды «бескоролевий» имели место сепаратные переговоры русских дипломатических представителей с литовской частью «спольного» сената – радой панов Великого княжества, что было следствием дезинтеграции Речи Посполитой. Между политической элитой Великого княжества Литовского и Короны при определении политической линии в отношении Русского государства существовали серьезные противоречия, которые активно пыталась использовать в своих интересах русская дипломатия.

Традиции русско-польско-литовских дипломатических отношений предусматривали заключение всех договорных актов только «большими послами». Монархи обеих стран целовали крест на противнях договора в их присутствии. Местом заключения договоров по традиции, установившейся с конца XV в. была Москва. Только в исключительных случаях, как правило, связанных с «бескоролевьями» договор заключался на территории Речи Посполитой. После заключения договора в Москве следовала его ратификация, которая происходила на территории Речи Посполитой в одном из мест пребывания королевского двора, как правило, либо в Кракове, или в Варшаве, либо в Вильно после прибытия ответного московского посольства. Обычно московские посольства везли в Речь Посполитую польско-литовский противень договора – текст, скрепленный печатями послов, который должен быть заменен так называемой ратификационной грамотой короля[11 - Флоря Б. Н. О текстах русско-польского перемирия 1591 г. Славяне и Россия. М., 1972. С. 71.].

Считалось, что эти «ратификационные грамоты» должны были просто воспроизводить выработанный в Москве текст («слово в слово»), на котором «целовали» крест московские государи и который вручался отбывающим польско-литовским послам. Это положение специально фиксировалось в т. н. «припесях» к договору, на которых послы «целовали крест» и скрепляли его своими печатями[12 - РГАДА. Ф. 79. Оп. 1. Ед. хр. 10. Л. 491 об. и др.]. Однако на практике обе стороны стремились внести изменения в текст уже согласованных договоров при их заключении или ратификации, как

правило, по инициативе монархов. Наиболее известны действия Ивана Грозного при выработке московского договора 1578 г. и действия Сигизмунда III Вазы при ратификации московского договора 1591 г. в Янковицах. Это, естественно, приводило к конфликтам.

Выработка и согласование противней договора была основной задачей двухсторонних переговоров. За него отвечали в Москве посольский дьяк и находящийся в составе польско-литовского посольства великий писарь, подканцлер, или даже канцлер Великого княжества, а на территории Речи Посполитой московские «большие дьяки», находившиеся в составе московского посольства, и «подкомиссия», выделенная из состава «большой» сенаторской комиссии, в составе канцлера, подканцлера, одного или нескольких писарей Великого княжества Литовского. Так, в январе 1602 г. «справливали перемирную грамоту» с московскими послами канцлер Лев Сапега, подканцлер Г. Война и два великих писаря М. Война и Г. Пелгримовский[13 - РИО. Т. 127. С. 154.]. Именно в ходе выработки договоров завязывались личные связи московских посольских дьяков и литовских канцлеров и подканцлеров И. М. Висковатого и О. Воловича, А. Я и В. Я. Щелкаловых и Льва Сапеги, а также многочисленные московские контакты великого писаря литовского М. Б. Гарабурды, имевшего огромный опыт совместной работы с московскими дипломатами.

Состояние войны между двумя государствами продолжалось с 1562 г. (в исторической науке иногда встречается дата начала войны 1561 г.). Военные действия прекращались краткосрочными перемириями в 1563 г. и в 1566–1567 гг. на время переговоров «больших послов». Сроки краткосрочных перемирий фиксировались путем обмена посланий монархов двух стран, либо посланий московских думных чинов и литовских «панов радных». К 1570 г. обе стороны обоюдно заинтересованные в прекращении конфликта пошли на переговоры с целью заключения договора о перемирии. Это было достигнуто в рамках обычной практики дипломатических сношений путем обмена гонцами. Принципиальное согласие на переговоры определялось отправлением с гонцом «опасной грамоты» и соответственно польско-литовского аналога – «кглейта» для проезда «больших послов». Это было предпринято в феврале 1569 г. Иваном Грозным, который отправил к королю гонца Ф. И. Мясоедова с «опасной грамотой» для проезда «больших послов»[14 - Памятники дипломатических сношений Московского государства с Польско-литовским государством. Ч. 3(1560–1570 гг.)//Сб. РИО. Т. 71. М., 1890. С. 589–590.]. В сентябре 1569 г. гонец А. Халецкий доставил лист короля, извещающий московского государя о скором прибытии «больших послов»[15 - Там же. С. 613–614.]. Таким образом, в начале 1570 г. Русское государство и Речь Посполитая находились накануне длительных и важных переговоров.

Вторым главным противником Русского государства являлась Швеция, хотя Москва не считала, как известно, ее равноценным дипломатическим партнером. Состояния войны формально не было, исходя из условий «Дерптского договора о перемирии в Лифляндии» 1564 г., однако мирные отношения после прихода к власти в сентябре 1568 г. короля Юхана III отсутствовали. Союзный договор, заключенный в феврале 1567 г. послами свергнутого короля Эрика XIV, был фактически дезавуирован Иваном Грозным. Шведская сторона в условиях войны с Данией в конце 60-х гг. была заинтересована в достижении мирного соглашения. Однако эти надежды не оправдались: посольство П. Юстена после унизительного приема в 1569–1570 гг. в Новгороде Великом и в Москве было сослано в Муром. Правительство Ивана Грозного, исходя из заниженной оценки военно-политического потенциала Швеции, на договорные отношения не шло, активно используя «протокольные препятствия».

Принципиальной особенностью русско-шведских договоров являлось их заключение новгородскими наместниками. Попытки шведской стороны изменить эту практику отвергались Москвой. В 1567 г. Иван Грозный согласился, чтобы впредь Шведская корона сносилась непосредственно с Москвой, но затем вернулся к прежнему порядку, причем в унизительной форме[16 - Коваленко Г. М. Посольство П. Юстена в контексте спора о «посольском обычае. Посольство в Московию 1569–1572 гг. С. 67–83.]. Подобное положение, при отсутствии соглашения о компромиссе в Ливонии ввиду разрыва февральского договора 1567 г. таило в себе серьезную угрозу Русскому государству, особенно после прекращения войны Швеции с Данией в 1570 г. Дания играла особую роль в планах правительства Ивана Грозного по закреплению завоеваний в Ливонии дипломатическим путем. Две стороны не находились в состояния войны, но их разделял конфликт связанный с отказом русской стороны выполнять условия Можайского договора 1562 г., по которому остров Эзель и некоторые владения в Ливонии переходили под власть Датской короны. Это было следствием конфликта в связи с ратификацией договора королем Фредериком II в Копенгагене[17 - См.: Филюшкин А. И. Изобретая первую войну. С. 107–108. Договор был ратифицирован в декабре 1562 г. посольством И. М. Висковатого.]. К тому же Грозный в середине 60-х гг. взял курс на союз с шведским королем Эриком XIV, наиболее упорным противником Дании. Хотя к началу 70-х гг. отношения Русского государства со Швецией ухудшились, о каком либо урегулировании отношений с Данией речь не шла.

Дипломатические связи между сторонами ограничивались в 60–70-х гг. только контактами при проезде через датскую территорию русских дипломатических представителей ко двору австрийских Габсбургов. Позиция Дании в Ливонском конфликте не имела для правительства Ивана Грозного первостепенного значения. Напротив, датская сторона желала возобновить дипломатические связи, чтобы выяснить судьбу остатков своих ливонских владений находящихся в руках шведов. Они обязаны были по Штеттинскому миру 1570 г., завершившего датско-шведскую войну 1563–1570 гг. вернуть их Дании, но не намеревались этого делать. Король Фридерик II рассчитывал на помощь Ивана Грозного в этом вопросе в обмен на посредничество в урегулировании его конфликта со Швецией. Ситуация осложнялась конфликтом короля Фридерика II с его братом «ливонским королем» принцем Магнусом, вассалом Ивана Грозного из-за конфискованных у него Датской короной шлейзвиг-гольштейнских владений. Кроме того существовала проблема территориального разграничения на границе Русского государства с Норвегией, входившей тогда в состав Датской короны.

В июле 1575 г. в Старицу прибыл датский посол И. Эйзенберг. 7 июля после аудиенции у Ивана Грозного состоялись переговоры с комиссией думных чинов в составе А. Ф. Нагого и В. Щелкалова[18 - См.: Форстен Г. В. Балтийский вопрос в XVI и XVII столетиях (1544–1648). Т. 1. Борьба за Ливонию. СПб., 1893. С. 648–652.]. Посольство Эйзенберга завершилось провалом – все датские предложения были отвергнуты в лично произнесенной речи Ивана Грозного на отпускной аудиенции 15 июля. Он рассчитывал сам захватить те крепости Ливонии, на которые претендовала Дания, и дал понять послам, что после Штеттинского мира с Швецией не рассматривает Данию как дружественное государство и не намерен соблюдать условия Можайского договора.

Особое место во внешней политики Русского государства занимали отношения с Крымом, представлявшим перманентную угрозу для его южных областей и потенциальную угрозу самому

историческому центру – Москве. Понятие «состояние войны» к русско-крымским отношениям не применимо, поскольку дипломатические связи между двумя государствами сохранялись и при регулярных крымских нападениях на московские «украйны» и при крупномасштабных походах крымских ханов. Практика заключения межгосударственных договоров между Крымом и Русским государством начинает формироваться в конце XV в. Тогда складываются два вида договорных актов – договоры как таковые («докончания») и предварительные присяги крымских послов в Москве («шертные записи»). Как правило, ни один из русско-крымских договоров в XVI в. не проходил «окончательную ратификацию». Так в 1564 г. посольству А. Ф. Нагого удалось привести хана Девлет-Гирея I к шерти[19 - Приведение к шерти («шертование), принятое в мусульманских странах обязательство монарха соблюдать договор.] на русско-крымском «докончании» (2 января 1564 г.), закрепленным крестоцелованием Ивана Грозного (5 марта 1564 г.). Договор (русский противень) содержится в русской посольской документации по связям с Крымом и опубликован Ф. Лашковым[20 - РГАДА. Ф. 123. Оп. 1. Ед. хр. 10. Л. 398 об. – 402 об.; Известия Таврической ученой архивной комиссии (ИТУАК). № 9. Симферополь, 1890. С. 35–38.]. Данный документ был затем отправлен в Крым для принесения «окончательной шерти» ханом, но этот вариант договора, был вновь в 1565 г. дезавуирован крымской стороной после отказа удовлетворить претензии на восстановление «мусульманских юртов». В 1567 г. Девлет-Гирей I пытался заставить московских послов признать новый крымский вариант договора, но встретил жесткий отказ А. Ф. Нагого и Ф. А. Писемского, после чего последовал открытый конфликт Москвы и Крыма. К 1570 г. вопрос о заключении русско-крымского соглашения был фактически снят.

Сложность восстановления существовавшей до первой четверти XVI в. системы договоров Русского государства с Крымским ханством объяснялось геополитическими факторами, осложнявшими русско-крымские отношения: проблема заключалась не в территориальном разграничении, но в исторических претензиях на возвращение «мусульманских юртов» Нижнего и Среднего Поволжья (в отношении Астрахани они были обоснованными, в отношении Казани – во многом декларативными). Кроме того существовала проблема военно-политического присутствия Москвы на Кавказе в первую очередь вопрос о судьбе «городка на Тереке», что затрагивало интересы Османской Порты.

Обозначившееся к 70-м гг. военно-политическое присутствие Русского государства на Кавказе создавало перспективу установления союзных отношений Москвы с государством Сефевидов – основным геополитическим противником Османской империи. Однако реальные шаги к заключению русско-персидского союзного договора стали предприниматься обеими сторонами только в 80-х гг. в контексте вынашиваемыми габсбургской дипломатией планами включения России в антиосманскую лигу, что в свою очередь должно было закрепляться договорными актами. Таким образом, Восточный вопрос постепенно становится вторым основополагающим геополитическим фактором системы международных договоров Русского государства наряду с Балтийским вопросом. Этот процесс шел на протяжении почти столетия и принял окончательные формы только к 60-м гг. XVII в.

Союзных договоров у Русского государства к началу 70-х гг. фактически не было. Попытки заключить долговременный русско-английский союз даже в случае его реализации, в силу геополитических причин не могли существенно облегчить Москве решение основных внешнеполитических задач.

Раздел Ливонского наследства

В геополитическом отношении в 70–80-х гг. практически все договорные акты Русского государства были связаны с попыткой решить Балтийский вопрос. Задача выхода к Балтике и разграничения территории бывшего Ливонского ордена была центральной во всех договорах заключаемых Русским государством с Речью Посполитой, Швецией Данией. А. И. Филюшкин предлагает рассматривать Балтийский вопрос как борьбу за доминирование на Балтике и Ливонский вопрос как соперничество передел бывших владений Ливонского ордена[21 - Филюшкин А. И. Ливонская война или Балтийский войны? С. 93–94.]. К 1570 г. вся территория Ливонии была фактически поделена на четыре зоны оккупации: русскую, польско-литовскую, шведскую и датскую. Все участники раздела Ливонии стремились закрепить за собой порты, контролирующие балтийскую торговлю. В то же время борьба за выход к Балтике Русского государства и Швеции помимо Ливонского вопроса затрагивала другие спорные территории.

Проблема раздела «Ливонского наследства» неразрывно связана с Литовским вопросом – осуществляющимся с 80-х гг. XV в. военно-политическим давлением Москвы на Великое княжество Литовское, и его ответных действий с целью захвата и отвоевания спорных территорий. Претензии Москвы были значительны – всю территорию Великого княжества московские государи считали «своей отчиной», а контрпретензии Вильно охватывали как минимум возврат «Северской земли» как максимум Смоленска, Новгорода и Пскова[22 - О взаимных претензиях во время переговоров см.: РИО. Т. 59. С. 72.]. В отношениях со Швецией раздел «Ливонского наследства» был тесно связан с карельской проблемой. И только Датская корона в конфликте из-за Ливонии не имела к Москве территориальных претензий.

В началу 70-х гг. русская дипломатия попыталась одновременно заключить договоры о перемирии с противниками – Речью Посполитой и Шведской короной. В отечественной историографии доминирует точка зрения, согласно которой Москве нужна была «мирная передышка», ввиду обострения отношений с Крымом и обозначившейся после похода турок на Астрахань в 1569 г. угрозы долговременной конфронтации с Портой[23 - Новосельский А. А. Борьба Московского государства с татарами в первой половине XVII в М.; Л., 1948. С. 28–29; Греков И. Б. Османская империя, Крым и страны Восточной Европы в 50–70-е годы XVI века // Османская империя и страны Центральной, Восточной и Юго-Восточной Европы в XV–XVI вв. М., 1984. С. 266.].

Переговоры о заключении русско-польско-литовского договора о перемирии происходили в Москве в мае-июне 1570 г. Он был разработан с польско-литовским посольством в Москве 20 июня и утвержден крестоцелованием государя Ивана Васильевича и послов в Москве 24 июня[24 - РИО. Т. 71. С. 722. Русский противень договора опубликован в составе русской посольской документации по связям с Речью Посполитой (РИО. Т. 71. С. 724–729) и в составе посольских книг ЛМ (Книга посольская Метрики Великого княжества Литовского, содержащая в себе дипломатические сношения Литвы в государствование короля Сигисмунда Августа с 1545 по 1572 год. Ч. 1. Издана по поручению Императорского Московского общества истории и древностей российских князем М. Оболенским и проф. И. Даниловичем. М., 1843 (далее – КПЛМ. Ч. 1). № 189. С. 293–297). Польско-литовский противень также был опубликован в составе русской посольской документации по связям с Речью Посполитой (РИО. Т. 71. С. 729–734).]. В. Похлебкин классифицировал данный акт как «Первое русско-польское перемирие XVI века»[25 - Похлебкин В. В. Внешняя политика Руси, России и СССР за 1000 лет. Справочник. Вып. 2. Кн. 1. М., 1995. С. 393.]. Дело в том, что фактически это был первый договор о перемирии в пятой по счету

русско-литовской войне, которая одновременно являлась первой войной Русского государства и Речи Посполитой. Так как этот военный конфликт был основной составляющей Ливонской войны в исторической литературе иногда встречается его определение как «перемирие в Ливонской войне».

Причины начала переговоров в отечественной и в зарубежной историографии, трактуются как явное желание сторон обеспечить «мирную передышку», ввиду абсолютной бесперспективности продолжения военных действий в условиях истощения ресурсов. Как известно вопрос о месте и начале переговоров был согласован в ходе обмена посланиями государя Ивана Васильевича с королем Сигизмундом II Августом. Польско-литовское посольство в составе Яна Скротошина (Ян Кротовский из Кротошина) воеводы инновроцлавского, Миколая Тальвоша каштеляна минского Рафаила Злешня (Лещинского) старосты радзиевского и писаря Великого княжества Литовского Андрея Ивановича было отправлено в августе 1569 г. из Люблины[26 - Дата верительной грамоты (листа) 1 августа 1569 г. (КПЛМ. Ч. 1. С. 290; РИО. Т. 71. С. 640).]. Посольство прибыло в Москву 3 марта 1570 г.[27 - РИО. Т.71. С. 630; Бантыш-Каменский Н. Н. Обзор внешних сношений России. М., 1894. Ч. 3. С. 101.] Позиция польско-литовской стороны была обозначена в «посольских речах»[28 - РИО. Т. 71. С. 640–642; КПЛМ. Т. 1. № 188. С. 290–293.]. Ответ послам был дан лично государем в речи на аудиенции послов 10 июня[29 - РИО. Т. 71. С. 677–690.]. Иван Грозный вообще контролировал весь ход переговоров.

О том насколько успешным было его личное участие, в историографии до сих пор идут острые дискуссии. В ряде работ фактическое руководство Ивана Грозного действиями русских дипломатов оценивается крайне негативно. Другие исследователи указывают, что переговоры проходили под знаком принятого по инициативе государя плана создания «Ливонского королевства», что резко усилило позиции московской дипломатии, «а это характеризует Ивана IV как гибкого политика»[30 - Флоря Б. Н. Иван Грозный. М., 1999. С. 257.]. В целом проблема определения царем линии русской дипломатии в переговорах с польско-литовскими послами в 1570 г. требует специального исследования.

В деловой части приема участвовали бояре М. Я. Морозов, Н. Р. Захарьин-Юрьев, печатник И. М. Висковатый и Посольский дьяк А. Васильев, которые составили «ответную» комиссию думных чинов с 10 мая[31 - РИО. Т. 71. С. 642.]. Ход переговоров обстоятельно изложен и в отечественной и зарубежной историографии[32 - Грааля И. Иван Михайлов Висковатый. М., 1994. С. 309–316; Хорошкевич А. Л. Россия в системе международных отношений серединыXVI века. М., 2003. С. 539–553.]. Все исследователи выделяют ключевые направления действий польско-литовской дипломатии – стремление вести переговоры не только от имени своего монарха, но и шведского короля, сохранение принципа uti possidetis в территориальном разграничении между Великим княжеством Литовским и Русским государством, при крайне жесткой позиции относительно московских завоеваний в Ливонии. Козырем польско-литовской стороны явился впервые проведенный зондаж о возможности выдвижения кандидатуры Ивана Грозного на престол Речи Посполитой в случае смерти короля Сигизмунда II Августа. Москва делала ставку на датского принца Магнуса для которого создавалось Ливонское королевство и проводились одновременно переговоры с шведским посольством Павла Юстена.

13 июня польско-литовская сторона предложила компромисс – заключить краткосрочное перемирие без определения в договоре линии границ не только между Великим княжеством Литовскимо и Русским государством, но и в Ливонии. Русская сторона 18 июня приняла эти условия и 20 июня началось составление противней договора. Срок перемирия был определен в три года, с момента ратификации договора польско-литовской стороной. В целом договор 1570 г. отражал существующее соотношение сил между Речью Посполитой и Русским государством.

2 мая 1571 г. в Варшаве московский договор был утвержден польским королем Сигизмундом II Августом[33 - РИО. Т. 71. С. 796. «Ратификационная королевская грамота» т. е ратифицированный польско-литовский противень договора имеется в посольских книгах: ЛМ – КПЛМ. Ч. 1. № 192. С. 304–308. В русской посольской документации ратифицированный Польско-литовский противень отсутствует. Указано только, что по возвращении он был 29 июня вручен послами Ивану Грозному, который распорядился, чтобы посольский дьяк А. Я. Щелкалов проверил «грамота написана с списка слово в слово» // РИО. Т. 71. С. 797.]. Ратификации предшествовали переговоры с посольством в составе князя Ивана Магметовича Канбарова, князя Григория Федоровича Мещерского, князя Григория Васильевича Путятина и дьяка Петра Протасьева. Пребывание посольства очень мало рассматривалось в отечественной историографии[34 - Бантыш-Каменский Н. Н. Обзор внешних сношений России. Ч. 3. С. 101.]. По сведениям, доставленным послами в Москву, впервые польско-литовская сторона увязывала сохранение перемирия с возможностью избрания московских царевичей на польско-литовский престол. При этом Москва должна была заключить с Речью Посполитой союз против Турции и Крыма. Предусматривался и компромисс в разделе Ливонии на антишведской основе. Конкретные формы соглашения не оговаривались. Впрочем, пока это были только проекты, так как данным планам в Речи Посполитой существовала оппозиция[35 - Флоря Б. Н. Русско-польские отношения и политическое развитие Восточной Европы во второй половине XVI – начале XVII в. М., 1978. С. 33–39.]. В целом существование перемирия ставилась в зависимость от судьбы польско-литовского престола.

Естественно, официально польско-литовская сторона это не признавала, в традиционной форме гарантируя соблюдения перемирия, что было отражено в листе короля Сигизмунда II Августа Ивану Грозному от 7 мая 1571 г.[36 - РИО. Т. 71. С. 797–798.] Однако при заключении и ратификации московского договора 1570 г. польско-литовская сторона фактически начала политический зондаж относительно возможности унии между двумя государствами. Таким образом, в начале 70-х гг эта ключевая проблема в отношениях Русского государства и Речи Посполитой уже была обозначена. Москва учитывала непредсказуемость ситуации в Речи Посполитой, когда в случае кончины бездетного Сигизмунда II Августа договор 1570 г. мог потерять силу. Тем не менее в отношениях с Речью Посполитой Москва пока имела заключенный и ратифицированный договор о перемирии, который гарантировал ее территориальные приобретения на западных рубежах и обеспечивал статус-кво в Ливонии.

Теперь правительство Ивана Грозного занялось урегулированием отношений с Швецией, так как в Москве находилось посольство Павла Юстена. Оно прибыло в сентябре 1569 г. в Новгород Великий с целью урегулирования конфликта, возникшего между Русским государством и Швецией после государственного переворота в сентябре 1568 г. и повлекшего детронизацию короля Эрика XIV и вступление на престол Юхана III. Русско-шведский договор 1567 г. потерял силу. Для Грозного помимо расчетов на союз с Швецией в борьбе против Речи Посполитой это означало крах матримониальных планов, связанных с запутанной историей его сватовства к Екатерине Ягеллонки супруге нового короля Юхана III.

В мае-июне 1570 г. с посольством шли переговоры в Москве. Руководители

русской дипломатии стремились максимально использовать фактор создания так называемого Ливонского королевства во главе с принцем Магнусом и заключение Московского договора о перемирии с Речью Посполитой. Точка зрения, сложившаяся в зарубежной и частично в отечественной историографии о том, что во время переговоров русская сторона «свела все проблемы к вопросу о дипломатическом ритуале в отношениях между Россией и Швецией»[37 - Богатырев С. Н. Павел Юстен: протестанский епископ и королевский дипломат. Посольство в Московию 1569–1572 гг. С. 51.], отражает лишь одну сторону проблемы – озлобленность лично государя срывом его очередного брачного проекта и свержением союзного монарха. Когда на переговорах с польско-литовсим посольством обозначился прогресс, шведские дипломаты были выпровожены в Углич. С сентября 1570 г. по ноябрь 1571 г. посольство находилось в Муроме.

За это время главной внешнеполитической проблемой для правительства Ивана Грозного стала крымская угроза. Летом 1571 г. начался поход хана Девлет-Гирея I на Русское государство. На аудиенции крымских гонцов в Братошине Иван Грозный вынужден был признать претензии Гиреев на «мусульманские юрты» Нижнего и Среднего Поволжья. В последующие месяцы шла напряженная дипломатическая игра с Бахчисараем. Турецкая сторона стремилась свести на нет вырванное у Ивана Грозного крымскими гонцами на аудиенции в Братошине согласие на уступку Казани и Астрахани. В конечном итоге к началу 1572 г. обозначилась угроза нового крымского нападения.

В декабре 1571 г. переговоры со шведами были возобновлены в Новгороде с тем, чтобы сосредоточиться на южном направлении. Русскому государству явно недоставало сил для одновременной подготовки к отражению нового крымского нашествия, неизбежного после отклонения требований Девлет-Гирея I об уступке «мусульманских юртов», и к наступательным действиям против шведов в Ливонии, а также против шведской Финляндии. Переговоры шли под личным контролем государя при явном силовом давлении русской стороны.

Договор был заключен 7 января 1572 г.[38 - Памятники дипломатических сношений Московского государства с Шведским государством // РИО. Т. 129. СПб., 1910. С. 216. Текст договора опубликован в составе русской посольской документации // РИО. Т. 129. С. 219–221 (шведский противень); С. 221–222 (русский противень).] Эта «подкрепленная грамота» 1572 г. впервые была неравноправным договором. Его условия были весьма жесткими для шведской стороны: 1) выплата 10 000 ефимиков компенсации за бесчестие русского посольства в Швеции; 2) направление в Русское государство 200 конных воинов; 3) присылка специалистов по горному делу. Все это отчасти компенсировалось декларацией о беспрепятственной торговле между двумя сторонами. Перемирие устанавливалось до 25 мая 1572 г.

В отечественной историографии превалирует точка зрения, согласно которой навязанная Иваном Грозным «форма договора содержит по сути дела лишь односторонние обязательства Швеции»[39 - Коваленко Г. М. Посольство П. Юстена в контексте спора о «посольском обычаи». Посольство в Московию 1569–1572 гг. С. 87.]. В целом договор не урегулировал и не мог урегулировать русско-шведских противоречий.

С июля 1572 г. началась подготовка новых переговоров, но Иван Грозный не проявил интереса к продлению перемирия. Развитие международной ситуации на время отодвинуло шведский вопрос на второй план. Крымское нападение летом 1572 г. было успешно отражено, а в Речи Посполитой с кончиной Сигизмунда II Августа наступило «великое бескоролевье». Оно продолжалось с июня 1572 г. по июнь 1576 г. – до избрания короля Стефана Батория[40 - «Бескоролевье» прерывалось только в январе-июне 1574 г. пребыванием в Речи Посполитой короля Генриха Валезия.]. «Великое бескоролевье» в корне изменило ситуацию с перемирием, которое истекало к маю 1574 г. В Великом княжестве, наиболее заинтересованном в его сохранении, реальной властью обладала рада панов в короне Польской – сенат во главе с архиепископом гнезинским, который по Люблинскому соглашению должен был включать в себя представителей Великого княжества Литовского, но в условиях «бескоролевья» фактически состоял только из представителей Короны. Интересы обоих государств составляющих Речь Посполитую далеко не во всем совпадали, в том числе и по вопросам внешней политики, что усложняло ситуацию с выбором короля. В результате вопрос о продлении перемирия оказался неразрывно связан с предвыборной борьбой.

Между радой панов Великого княжества Литовского и коронным сенатом сохранялись огромные противоречия относительно того как связать сохранение перемирия с возможным избранием Ивана Грозного или его сына Федора на польско-литовский престол[41 - Флоря Б. Н. «Русско-польские отношения и политическое развитие Восточной Европы во второй половине XVI – начале XVII в». М., 1978. С. 46–119; LulewichH. Gniewow о unie ciag dalszy // Stosunkipolsko-lieyewskie wlatali 1569–1588. W., 2002. S. 80–284.]. Сохранение перемирия де-факто формально до прибытия новых «великих послов» обговаривалось в период первого бескоролевья» при приеме литовских дипломатов – гонца Ф. Воропая в сентябре 1572 г. и посланника М. Гарабурды в январе-феврале 1573 г. именно в этом контексте. При этом если Воропай формально имел полномочия от объединенного сената, то М. Гарабурда был представителем только Великого княжества Литовского. Иван Грозный усмотрел в этом признак возможного распада Речи Посполитой и счел возможным активизировать военные действия в Ливонии. После переговоров с Гарабурдой последовала кампания 1573 г. в Ливонии, направленная против шведов, но затрагивающая и владения Речи Посполитой. Тем не менее, как констатирует В. В. Новодворский, «цель с которой Гарабурда ездил к Иоанну была достигнута: перемирие не было нарушено, хотя и не вполне»[42 - Новодворский В. В. Борьба за Ливонию между Москвою и Речь Посполитою. СПб., 1904. С. 14.].

После элекции Генриха Валуа («Валезия»), но до его прибытия в Речь Посполитую, с посланником А. Тарановским в июле 1573 г. польско-литовская сторона предлагала сохранить перемирие до обмена послами с новым королем. Грозный согласился продлить перемирие до августа 1574 г. В период кратковременного правления «Валезия» Иван Грозный занимал выжидательную позицию, что было целиком оправдано. После бегства «Валезия» польско-литовская сторона просила продлить перемирие до элекционного сейма.

В августе 1574 г. польско-литовское посольство Б. Завацкого и М. Протасьевича было принято Иваном Грозным в Старице[43 - Акты относящиеся к истории Западной России (АЗР). Т. 3. СПб., 1848. Док. № 58. С. 173–174, 176.]. В историографии существует предположение, что послам удалось продлить перемирие до Успеньева дня 1576 г. (август)[44 - Новодворский В. В. Борьба за Ливонию между Москвою и Речью Посполитою. СПб., 1904. С. 22.]. Косвенным подтверждением этого является фрагмент послания объединенного («спольного») Сената Речи Посполитой Грозному от 8 июня 1575 г., доставленный Ф. Ельчаниновым[45 - Памятники истории Восточной Европы (далее ПИВЕ). Т. VII. Посольская книга по связям России с Польшей (1575–1576). М.; Варшава, 2004. С. 18.]. Русская сторона, как известно, ставила сохранение перемирия в зависимость от исхода предвыборной борьбы в Речи Посполитой.

Вопрос о наличии письменного соглашения о

продлении перемирия между русской и польско-литовской стороной в ходе «великого бекоролевья» до сих пор не прояснен[46 - Филюшкин А. И. Изобретая первую войну… С. 741.]. Договорных актов действительно не существует, однако имеются многочисленные посольские послания к московскому государю как от объединенного («спольного») сената, так и от рады панов Великого княжества Литовского, которые могут интепретироватся как соглашения о продлении перемирия[47 - Новодворский В. В. Борьба за Ливонию… приложение. С. 11.]. Таким образом «бескоролевье» давало Москве временную свободу рук в Ливонии. Шведская корона не могла не учитывать возможность появления Ивана Грозного или его сына на престоле Речи Посполитой. В результате в 1575 г. шведская сторона пошла на мирные переговоры.

В июле 1575 г. был заключен русско-шведский договор о перемирии. Его необходимость определялась неготовностью обеих сторон возобновлять крупномасштабный военный конфликт. Как известно, Грозный в 1573–1575 гг. предпринял успешное наступление против шведов в Ливонии, ответом на которое могли стать действия шведов в направлении Орешка и Карел. Однако для организации военной кампании у Юхана III не хватало военных ресурсов. В итоге решили начать переговоры. В июле на реке Сестре состоялся посольский съезд[48 - Ход переговоров отображен в статейных списках русских послов // РИО. Т. 121. С. 324–335, 335–341.].

Шведская сторона вновь подняла вопрос о равноправности сторон, т. е. об отмене унизительного посольского обычая сношения с русскими властями через Новгород Великий. Шведская сторона также отвергла требования дать Ивану Грозному 200 вооруженных всадников для борьбы против Крыма. Как всегда острым оставался вопрос непризнания Иваном Грозным Юхана III в качестве «брата». Однако в конечном итоге общая заинтересованность достигнуть перемирия возобладала. Обе стороны старательно обходили вопрос о Ливонии. Формально договор касался прекращения военных действий на финско-карельской границе и в Ингрии (Ингерманландии). Главным содержанием договора было обязательство шведской стороны не нападать на Новгород Великий, Орешек и Карелы.

Договор был заключен 13 июля 1575 г.[49 - РИО. Т. 121. С 339. Договор опубликован в составе русской посольской документации по сношениям с Швещией. Русский противень // РИО. Т. 129. С. 339–341; Щербатов М. М. История Российская. Т. V. Ч. IV. Стлб. 130–132, шведский противень // РИО. Т. 129. с. 341–343.] Срок перемирия определили в два года от дня св. Ильи, т. е. 20 июля 1575–20 июля 1577 г. Договор был утвержден русскими и шведскими послами. С русской стороны это были боярин князь Василий Федорович Сицкий-Ярославский, князь Петр Иванович Барятинский и дьяк Терентий Григорьевич Лихачев.

В августе 1575 г. текст договора был доставлен к Ивану Грозному в Старицу, но царь не спешил с ратификацией, выжидая развития ситуации в Речи Посполитой. Только в июне 1576 г. ратифицированная грамота была отправлена королю. Одновременно Грозный в послании Юхану III выражал согласие на новый посольский съезд. Повторно это предложение направили в ноябре, причем Грозный уже предлагал провести переговоры не на границе, а в Москве. Это изменение порядка русско-шведских дипломатических «ссылок» должно было содействовать согласию шведов на переговоры. Шведская корона, однако, отказалась. К этому времени в результате русской военной кампании 1576 г. в Ливонии в руках Юхана III оставался только Таллин с окрестностями.

Новая русская военная кампания 1577 г. в Ливонии не затрагивала русско-шведского конфликта, так как была направлена против владений Речи Посполитой, но наделе речь шла о скорой конфронтации со Швецией. В эйфории от захвата почти всей Ливонии, Иван IV угрожал Юхану III войной на финской границе, но отказался от этих намерений. В июне 1577 г. в результате обмена посланиями было установлено перемирие сроком на девять месяцев до мая 1578 г. Иван Грозный твердо рассчитывал удержать большую часть Ливонии, даже в случае возобновления войны против Речи Посполитой, надеясь на невмешательство в конфликт Шведской короны. Однако он недооценил противника.

Уверенность Ивана Грозного в сохранении завоеванных территорий Ливонии в 1577–1578 гг. в значительной степени определялась известиями из Речи Посполитой. Одновременное избрание королями Максимилиана II сенаторами на сейме в Варшаве 7 ноября – 15 декабря 1575 г. и Стефана Батория на «сепаратном съезде» шляхты 18–28 января 1576 г. породило в Москве надежду на затяжную борьбу между претендентами на престол с перспективой развала Речи Посполитой, однако развитие событий пошло по неблагоприятному для Русского государства сценарию. На престоле Речи Посполитой водворился Стефан Баторий. Правда, для Ивана Грозного новый король, увязший в осаде мятежного Гданьска и занятый урегулированием сложных взаимоотношений между Великим княжеством Литовским и Короной, до времени не представлял угрозы.

Тем не менее обе стороны были настроены продлить перемирие, существовавшее в период «великого бескоролевья». Как известно, король с самого начала являлся сторонником возобновления войны с Москвой, однако ввиду исключительно тяжелого внутриполитического и внешнеполитического положения Речи Посполитой не стал затягивать отправление посольства, которое в июле 1576 г. отбыло из Варшавы[50 - Дата королевского листа 12 июня 1576 г. Книга посольская Метрики Великого княжества Литовского, содержащая в себе дипломатические сношения Литвы в государствование короля Стефана Батория (с 1573 по 1580 г.) / Изд. М. Погодин, Д. Дубенский. М., 1843 (далее – КПЛМ). Ч. 2. С. 1.]. Послы (Ю. Груденский и Л. Буховецкий) прибыли в Москву 26 октября 1576 г.[51 - РГАДА. Ф. 79. Оп. 1. Ед. хр. 10. Л. 200 об.]. Переговоры вела комиссия думских чинов: Н. Р. Захарьин-Юрьев, князь В. А. Сицкий, А. Ф. Нагой, А. Я. Щелкалов и В. Я. Щелкалов[52 - Там же. Ед. хр. 10. Л. 217–217 об.]. Их профессионализм проявился в наступательном характере дискуссий с послами.

Польско-литовская сторона хотела сохранить перемирия до новых переговоров. Такую позицию Иван Грозный расценил как признак неустойчивого положения Стефана Батория, но согласился сохранить перемирие. В середине ноября посольство было отпущено, но договора не заключили. В послании Ивана Грозного Стефану Баторию выражалось согласие на новые переговоры и «опасные» грамоты для проезда посольства[53 - РГАДА. Ф. 79. Оп. 1. Ед. хр. 10. Л. 242 об.-245 об. опубликовано в составе посольских книг, см.: ЛМ-КПЛМ. Ч. 2. № 9. С. 15–17; РГАДА. Ф. 79. Ед. хр. 10. Л. 245 об.-246.]. В сложившейся практике это означало, что де-факто до прибытия «больших послов» между Речью Посполитой и Русским государством будет сохранено перемирие.

Стефан Баторий, считая военное столкновение Речи Посполитой и Русского государства неизбежным, стремился выиграть время для стабилизации внутриполитического положения и урегулирования межгосударственных отношений с сопредельными державами, в первую очередь с Портой и Крымом. Этим объяснялась задержка с отправлением и снаряжением посольства. Оно было отправлено в марте 1577 г. из Торуни, спустя несколько месяцев после завершения работы сейма (19 октября – 29 ноября 1576 г.), на котором король столкнулся с жесткой позицией политической элиты Великого княжества Литовского, требующей устранения угрозы

со стороны Москвы дипломатическим путем[54 - Дата. верительного листа 28 марта 1577 г., см.: КПЛМ. Ч. 2. С. 24; РГАДА. Ф. 79. Оп. 1. Ед. хр. 10. Л. 319 об.]. Стефан Баторий и постепенно становившейся ключевой фигурой в сенате коронный подканцлер (а позже канцлер) Ян Замойский стремились дождаться такого развития событий, при котором политическая элита Великого княжества Литовского твердо выскажется за войну. Такая тактика короля в значительной степени облегчила Ивану Грозному действия в Ливонии.

Посольство в составе С. Крайского воеводы мазовецкого, М. Сапеги воеводы минского и Ф. Скумина-Тышкевича подскарбия надворного литовского длительное время пребывало в Орше, не решаясь перейти границу ввиду пребывания Ивана Грозного в Ливонии, так как ему было предписано следовать только в Москву. С октября по декабрь 1577 г. Иван Грозный и Стефан Баторий вели странную дипломатическую игру, возлагая друг на друга ответственность за затягивание прибытия посольства. А. И. Филюшкин полагает, что это было проявлением «политической близорукости и эгоцентризма русского царя»[55 - Филюшкин А. И. Изобретая первую войну с 742.]. На самом деле время тянули обе стороны. В результате посольство прибыло в Москву лишь 9 января 1578 г.[56 - Там же. С. 745. Материалы по приеме посольства Крайского опубликованы А. И. Филюшкиным в приложении к своей монографии по списку хранящемуся в Отделе Рукописей РГБ (с. 745–771), которой соответствует списку 10 польской посольской книги, хранящейся в HUFLE.]

Инструкции, на основании которых они произнесли свои «посольские речи» содержали противоречия, которые не остались незамеченными в Москве[57 - КПЛМ. Ч. 2. № 12. С. 17–24; Филюшкин А. И. Изобретая первую войну. С. 747–748.]. Заявляя претензии относительно положения дел в «земле Инфляндской», польско-литовская сторона выражала готовность заключить договор «вечного мира» или продлить перемирие сроком на девять лет. Оно обуславливалось возвращением всех завоеваний в Ливонии. Иван Грозный как и всегда лично контролировал ход переговоров, которые вела с 15 января «ответная» комиссия думных чинов в составе боярина Н. Р. Захарьина-Юрьева, думных дворян Б. Я. Вельского В. Г. Зюзина Д. И. Черемисова и дьяков А. В. Щелкалова, А. Шарфединова, П. Ершова-Михайлова[58 - РГАДА. Ф. 79. Оп. 1. Ед. хр. 10. Л. 347; Филюшкин А. И. Изобретая первую войну. С. 749.]. Таким образом, руководство комиссией государь, как и в 1576 г., доверил своему шурину, но реально главную роль играли его приближенные во главе с Вельским.

Переговоры шли очень трудно. Польско-литовские послы огласили два варианта договора. Первый предусматривал «вечный мир» на условиях возвращения всех отторгнутых с 1563 г. от Великого княжества территорий (Полоцк и ряд крепостей) и всей Ливонии. Второй вариант предусматривал заключения перемирия на девять лет с сохранением uti possidetis на московско-литовской границе, согласно условиям договора 1570 г., но возвращение всех завоеванных с 1573 г. по 1577 г. территорий в Ливонии. Русская сторона категорически отвергла эти предложения, настаивая на исключении пункта о Ливонии. Традиционный вопрос о «царском титуле» Ивана Грозного решили традиционным способом – в русском противне сохранить, из польско-литовского убрать. В конечном итоге 28 января 1578 г. был заключен договор о продлении перемирия сроком на три года.

По классификации В. Похлебкина это было «Второе русско-польское перемирие XVI в.» (в период Ливонской войны)[59 - Похлебкин В. В. Внешняя политика… Справочник. Вып. 2. Кн. 1. С. 395.]. Русский противень договора опубликован в составе русской посольской документации и посольских книг Литовской Метрики[60 - Щербатов М. М. История Российская. Т. V. Ч. IV. Стб. 143–150; КПЛМ. Ч. 2. № 17. С. 29–34.]. Два варианта противня – тот, который повезли домой польско-литовские послы, внесенный затем в посольские книги Литовской Метрики и тот, который вскоре повезло в Речь Посполитую посольство Карпова-Головина – различаются, Этот документ имел редкую среди русско-польско-литовских договоров судьбу: он не был утвержден королем и отправлен назад с гонцом В. Лопатинским. Различаются и два варианта польско-литовского противня, которые также опубликованы в составе русской посольской документации и в составе посольских книг Литовской Метрики[61 - Щербатов М. М. История Российская. Т. V. Ч. IV Стб. 150–156; КПЛМ. Ч. 2. № 17. С. 34–38.]. Важно отметить: в русской документации оба противня договора помещены в составе документации «по отпуску» посольства Карпова-Головина, а не «по приему» польско-литовского посольства, как это обычно практиковалось.

Это не случайно, поскольку заключая перемирие Иван Васильевич Грозный стремился методами казуистики исключить из него права Речи Посполитой на «Инфляндскую землю». Поэтому в русском противне договора он зафиксировал владение всей Ливонией как свою «вотчину» и обязательство Стефана Батория отказаться от всяких прав на нее. Естественно, в польско-литовский противень эти положения не вошли. Там вообще Ливония не упоминалась, а содержалась только фактическая роспись русско-литовских рубежей.

Польско-литовские послы в ходе обсуждения категорически заявили что «по государя своего приказу» в «перемирные грамоты» этого записывать не будут[62 - РГАДА. Ф. 79. Оп. 1. Ед. хр. 10. Л. 395 об.]. В итоге Иван Васильевич распорядился, чтобы в польско-литовский противень предъявленный послам вопрос о «Инфлянской земле» не вносили, что и было сделано составлявшим «грамоты» подъячим Захаром Григорьевичем Свиязевым[63 - Там же. Л. 405 а.]. По традиции послы потребовали, чтобы бояре, ведшие с ними переговоры, «вычитали» грамоты, а затем приложили к польско-литовскому противню свои печати[64 - Там же. Л. 406 об.]. Также они потребовали «вычесть припесь» – обязательство соблюдать договор, на которой «целовали крест» в присутствии государя[65 - Там же. Л. 408–408 об.]. Иван Грозный «целовал крест» на «припеси» к русскому противню, содержащему отказ Речи Посполитой от прав на его «вотчину». Таким образом, по замечанию В. В. Новодворского «договор собственно не состоялся: царь скрепил присягою только свою грамоту, а послы лишь свою»[66 - Новодворский В. В. Борьба за Ливонию. С. 67.].

В дальнейшем, когда с посольством П. И. Головина государь вознамерился навязать польско-литовской стороне текст противня не скрепленный печатями послов, Стефан Баторий отказался ратифицировать договор. Впрочем, М. М. Щербатов указал, что обвинять Ивана Грозного в том, что с этим посольством «он не такие грамоты прислал, каковы были подписаны и заключены послами», бессмысленно, так как в любом случае «послы имели свои списки с грамот»[67 - Щербатов М. М. История Российская. Т. 5. Ч. 2. Стлб. 546.]. В момент ратификации послы не устраивали шумной «протестации». В их действиях была своя логика – избежать начала крупномасштабных военных действий одновременно в Ливонии и на восточной границе Великого княжества Литовского, к чему Речь Посполитая не была готова. Тем не менее «мина» под договор была заложена.

В отечественной историографии заключение трехлетнего перемирия, которое по меткому замечанию Г. В. Вернадского «ни одна из сторон не намеревалась соблюдать»[68 - Вернадский Г. В. Московское царство. Тверь, 1997. Т. 1. С. 141.], расценивается неоднозначно. В. Д. Королюк считает его успехом Грозного,

отмечая то обстоятельство, что польско-литовские послы отказались включить положение о Ливонии «в свой текст перемирной грамоты»[69 - Королюк В. Д. Ливонская война. М., 1954. С. 97–98.]. Шире распространена точка зрения А. А. Зимина, который констатировал, что «фактически же перемирия заключено не было, ибо Иван IV подписал (на самом деле “целовал крест”. – А. В.) один вариант докончания, в котором Ливония (в том числе Лифляндия и Курляндия) объявлялась русским владением, а польские послы – другой, не содержавшей этого пункта[70 - Зимин А. А. В канун грозных потрясений. М., 1986. С. 52.]. А. И. Филюшкин констатировал, что таким образом был «упущен шанс достичь решения ливонского вопроса мирным путем»[71 - Филюшкин А. И. Изобретая первую войну. С. 744.]. Тем не менее лично Иван Васильевич рассматривал заключение договора весьма позитивно, считая, что это развязывало ему руки в Ливонии. Теперь следовало закрепить успех решением давно существовавших конфликтов с Датской короной.

К этому времени Можайский договор 1562 г. о территориальном разграничении в Ливонии фактически утратил силу, так как в ходе датско-шведской войны 1563–1570 гг. ряд ливонских крепостей, которые согласно договору должны были принадлежать датчанам, захватили шведы. В 1576 г. большинство из них перешло в руки Ивана Грозного в ходе кампаний в Ливонии. В мае 1578 г. датский король Фредерик II отправил в Русское государство посольство Якоба Ульфреда для заключения нового договора. Для активизации русско-датских контактов король решил использовать «транзитные перемещения» московских дипломатов через Данию в Империю. Ульфред отбыл из Дании вместе с послом Грозного Ж. И. Квашниным, возвращающимся от императора Рудольфа II.

Датская сторона стремилась урегулировать с Москвой вопросы о судьбе ливонских крепостей «уступленных» датской короне при распаде Ливонского ордена и признания прав на сохранившиеся владения. Был предусмотрен вариант предоставления русской стороной выкупа (100 тыс. талеров). Ход переговоров изучен Ю. Н. Щербачевым[72 - Щербачев Ю. Н. Два посольства при Иване IV Васильевиче // Русский вестник. СПб., 1887. Т. 189. Вып. 7. С. 88–175.]. Русская сторона жестко отвергла все претензии датчан, как и во время переговоров 1575 г. указывая, что датская корона, заключив мир со Швецией, фактически аннулировала договор 1562 г. Было объявлено, что вся Ливония является «вотчиной» московского государя, а остров Эзель должен быть передан «ливонскому королю» Магнусу как компенсация за конфискованные у него шлезвиг-гольштейнские владения. Датчане на переговорах занимали оборонительную позицию – русская сторона не шла на компромисс о ливонских владениях, а к предложениям заключить союз против Швеции и Речи Посполитой датчане явно не были готовы. Договор был заключен 28 августа 1578 г. в Александровской слободе[73 - Текст договора (оба противня) опубликован в издании книги Якоба Ульфельдта. Путешествие в Россию. М., 2002. С. 549–570.].

Главным содержанием договора стало 15-летнее перемирие (1 сентября 1576 г. – 1 сентября 1593 г.) с уступкой всех ливонских городов и замков. Впрочем, датчане к этому времени уже ничем не владели в Ливонии, кроме острова Эзеля. От прав на него Иван Грозный отказывался при условии, что Датская корона передаст его принцу Магнусу. Правда, переход «ливонского короля» под протекторат Речи Посполитой сделал проблему Эзеля неактуальной. Зато возник конфликт из-за остатков ливонских владений Магнуса, которые принадлежали ему до кончины в 1583 г.

Как известно, в дальнейшем датская корона безуспешно пыталась требовать у Речи Посполитой его владения, что даже привело к кратковременному военному конфликту. В целом договор ослабил позиции Датской короны на Балтике, но единственным положительным для датчан результатом явилось согласие Ивана Грозного на урегулирование конфликтов на норвежской границе. Александровский договор означал окончательный выход Дании из числа участников борьбы за «Ливонское наследство». Слабость датской дипломатии на переговорах привела к опале Якоба Ульфреда. Датский противень договора был послан в Копенгаген с посольством А. Г. Давыдова, но в ратификации было отказано так как «король отрекся подтвердить оный договор будто, бы послы его сделали оный в Москве по неволе»[74 - Бантыш-Каменский Н. Н. Обзор внешних сношений России. Ч. 1. М., 1894. С. 212.]. Однако де-факто договор оставался в силе, так как островом Эзелем Дания владела до 1645 г.

Крымская карта в отношениях с Речью Посполитой

Пребывание датского посольства совпало с резкой активизацией попыток Москвы урегулировать отношения с Крымом. После кончины хана Девлет-Гирея I летом 1577 г. отношения Крыма и Русского государства были неопределенными. Положение на престоле нового хана Мухаммед-Гирея II (1577–1584) изначально оставалось неустойчивым, продолжался его конфликт с братьями, получивший в историографии название как «…кризис наследования ханской власти в Крыму в 1577–1588 гг.»[75 - Беннигсен А., Лемерсье-Келькеже Ш. Восточная Европа Средневековья и раннего Нового времени глазами французских исследователей. Казань, 2009. С. 220–248.]. К концу 1577 г. в Бахчисарае с посланником Е. Л. Ржевским договорились об обмене «большими послами» с целью заключения договора.

На возобновление попыток Москвы добиться мирного соглашения с Бахчисараем повлияло резкое обострение отношений Русского государства с Речью Посполитой. Как известно, оба государства с начала 1578 г. стремились привлечь Крым на свою сторону. Иван Грозный предполагал осуществить посольский размен еще в январе-феврале 1578 г. в момент пребывания в Москве польско-литовского посольства, но крымское посольство вернулось обратно. Посольский размен был совершен только в августе 1578 г. В Крым двинулось посольство князя В. В. Масальского, в Москву – посольство Араслана-мурзы Яшлавского («Сулешева»). Посольство князя Масальского везло в Бахчисарай русский проект договора, который рассмотрен А. И. Филюшкиным[76 - Филюшкин А. И. Проекты русско-крымского военного союза в годы Ливонской войны // Труды кафедры истории России с древнейших времен до XX века. Т. II. СПб., 2007. С. 329–331.]. Его выводы нуждаются в некоторых уточнениях. Филюшкин верно отмечает, что в данном документе «в отличие от проектов договоров 1563–1564 гг. опущен пункт о союзе против литовского короля». Но отсутствие этого пункта возмещается устными инструкциями данными посольству. Совершенно справедливо А. И. Филюшкин отметил фрагмент, «где Россия берет на себя обязательство не нападать на татарские улусы, причем в этих нападениях не должны участвовать “ливонские люди”, а которые твои воеводы и ливонские люди без твоего ведома нашу землю и улусы повоюют»[77 - РГАДА. Ф. 123. Оп. 1. Ед. хр. 15. Л. 261.]. Но тем не менее, утверждение Филюшкина о том, что данном случае речь шла о признании Крымом де-юре в случае принесения ханом шерти «вхождения Ливонии в состав России» далеко не бесспорна.

На наш взгляд, упоминание о «ливонских людях» должно было продемонстрировать прочность позиций Москвы в Ливонии. Интересно, что в Москве предусматривали возможность требований крымской стороны о внесении в «шертную грамоту» пункта о том, «чтоб на его улусы царя и великого князя людям войною не приходити ни казанским ни

астроханским людям и прочим… и казакам не приходити»[78 - Там же. Л. 227 об.-228.]. Послам предписывалось «не конкретизировать принадлежность государевых людей» а пункты о казаках отвергнуть, ссылаясь на обычаи писать «грамоты по старине»[79 - Там же. Л. 228.]. Правительство Ивана Грозного, где важную роль в это время играл бывший посол в Крыму А. Ф. Нагой учитывало при отправлении посольства князя Масальского сложности заключения договора с Крымом.

В посольских «речах» содержалась предложенная русской стороной следующая церемония утверждения нового договора: «Ты бы брат нащ велел о добром деле договор учинить и о крепкой дружбе утвердити и шерть бы еси сам бы брат наш в головах и брат твой калга Адыл-Кирей царевичь и иные твои братья царевичи и дети твои царевыичи и каречеи и князья и уланы и все твои приближенные люди на шертной грамоте учинили каков список с шертной грамоты мы к тебе прислали с послом своим со князем Василием и ты бы брат наш с того списка написать велел шертную грамоту и к той шертной грамоте свой золотой нишан велел подвесить и послал бы еси своего доброго человека и с ним вместе нашего посла князя Василия с товарищами отпустив и шертную грамоту к нам прислал и как будет у нас твой посол и мы перед твоим послом тебе брату своему по прежнему обычаю правду учиним и посла своего со своею грамотою с золотой печатью с ним вместе отпустим с великими поминками»[80 - Там же. Л. 203 об.-204].

Но это была идеальная схема заключения договора трудно осуществимая на практике. На самом деле в Москве не сомневались, что в русский текст договора крымская сторона неизбежно внесет изменения. Характер этих изменений и степень уступок определялись в «наказной памяти» посольству Масальского с учетом практики переговоров о заключении договора проведенных в Крыму посольством Нагого в 60-х гг. «Наказная память» разрабатывалась в августе-сентябре 1578 г. и, как отметил Филюшкин, неоднократно корректировалась по мере нарастания неуверенности русского правительства в том, что хан не ведет «двойную игру»[81 - Филюшкин А. И. Проекты русско-крымского военного союза… С. 329.].

Так категорически предписывалось препятствовать традиционным уловкам крымской стороны к немедленной ратификации договора. Русским послам следовало обратить особое внимание на то, как именно «царь похочет к шертной грамоте нишан золотой привесить»[82 - РГАДА. Ф. 123. Оп. 1. Ед. хр. 15. Л. 228 об.-229.]. Он должен был «по старине» подвешен «снизу». В Москве знали и такую уловку крымской стороны как «написать» на «золотом нишане» «тамгу», т. е. лаконично исполненный родовой и государственный знак тюркских и монгольских правителей. В этом случае «золотой нишан» был равнозначен «алому нишану», и договор считался немедленно вступившим в силу. Посольству Масальского были даны на этот счет развернутые инструкции. Рекомендовалось тщательно проверять полную идентичность противней, отправляемых в Москву и оставляемых в Крыму. В «наказной памяти» повторялся категорический отказ брать «не такову грамоту какову шертную грамоту взяти мне велено»[83 - Там же. Л. 229.].

Особенно тщательно надлежало сверять списки городов, входивших в зону безопасности на рубежах страны, т. е. тех мест на которые крымская сторона обязывалась не совершать нападений. Как уже говорилось должны быть отвергнуты требования крымской стороны внести в договор вопрос о казаках в плане обязательства Москвы препятствовать их нападений на крымские улусы, так как «в прежних грамотах про казаков именно не написано». Как и прежде отвергалось русской стороной всякое упоминание в договоре о пресловутых «поминках». В целом следовало исходить из того, что «какова шертная грамота (в Москве. – А. В.) написана и с нею противень (должен быть. – А. В.) послан»[84 - Там же. Л. 231.].

В Москве придавали важное значение вопросу о титулатуре. Русский проект содержал следующий порядок: «Великой Орды великого царя Магмет Киреево слово с своим братом со царем и великим князем Иваном Васильевичом всеа Русии от сего дня быти нам…»[85 - Там же. Л. 258 об.]. В «наказной памяти ««посольству князю В. В. Масальскому» была предусмотрена ситуация когда в крымском противне хан «захочет писати великого князя Ивана Васильевича всеа Русии», т. е. без царского титула[86 - Там же. Л. 229 об.]. Русским послам было предписано «стояти накрепко» с тем, чтобы «царь царским именем писати в шертной грамоте»[87 - Там же. Л. 229 об.-230.]. При этом предусматривался и вариант отказа русской стороны от заключения договора[88 - Там же. Л. 230.].

В целом русский проект договора лежал в русле прежних традиций. Как и в проекте 1563 г. содержалась формулировка: «Тот то кто мне друг тот и тебе друг, кто мне недруг тот и тебе недруг». Сохранялась формулировка «не воевати» «мне Магмет-Кирею царю и моему брату калге (наследнику ханского престола. – А. В.) Адыл-Кирею царевичю и братьем моим царевичам и детям моим царевичам и каречеем и князьям и мурзам и казакам и всем нашим людям ближним и дальним и всем нашим донским людям твоих брата нашего царя и великого князя земель»[89 - Там же. Л. 259.]. Далее следовало: «мне царю Магмет-Кирею, и брату моему царевичу Адыл-Гирею, и иным моим братьям царевичаем и моим детям царевичем и карачеем и моим и уланам и князем и мурзам и казакам и всем ближним людем и дальнем и всяким воинским людемтвоих брата моего царя и великого князя Ивана украинных городов не воевать»[90 - Там же. Л. 259 об-260.]. Далее следовал список «украйных городов»: Путивль, Рыльск, Новгород-Северский, Стародуб, Чернигов. Почеп Трубчевск, Брянск, Карачеев, Козельск, Белев, Одоев, Мценск, Тула, Дедилов, Новосиль, Плова (Плавск) Солова, Михайлов, Пронск, Донков, Ряжск, причем все города перечислялись по конкретным «украйнам». Особый раздел в наказной памяти содержал инструкции относительно поведения во время принесения ханом «шерти». Необходимо было следить, чтобы «царь куран поцеловал» и чтобы его клятва была точно «слово в слово» переведена толмачем[91 - Там же. Л. 230 об.].

Вступление в силу договора должно было осуществиться «по старине» – после нового посольского обмена, в ходе которого будет осуществлено «крестоцелования» государя и окончательное «шертование» хана… Отметим, что Иван Грозный испытывал, как оказалось не вполне обоснованную уверенность в том, что хан пойдет на «шертование». Между тем переговоры с посольством А. Яшлавского («Сулешева») ознаменовались возобновлением крымских требований об уступке Астрахани, как условии заключения договора. Крым действительно вел «двойную игру» – почти одновременно с отправлением посольства в Москву во Львов для переговоров со Стефаном Баторием отправилось посольство Ибрагима Белецкого (польский шляхтич, перешедший на службу хану).

Там в сентябре 1578 г. при посредничестве Порты было достигнуто предварительное соглашение о заключении в Бахчисарае союзного договора Крыма с Речью Посполитой, для чего в Бахчисарай отправлялось посольство М. Брониевского. При этом Стефан Баторий рассчитывал с помощью союзного договора вовлечь Крым в войну против Русского государства, а Порта стремилась урегулировать отношения Крыма с Речью Посполитой с тем, чтобы крымская орда двинулась в поход против Ирана, война османов с которым уже начиналась. В

этих условиях хан одновременно отказался от заключения в Бахчисарае договора и с посольством кн. В. В. Масальского и с польским посольством М. Брониевского. При этом формально переговоры с обеими послами были приостановлены в связи с отбытием хана на персидский фронт.

Таким образом, попытка сделать Крым союзником фактически завершились неудачей для обеих сторон. Однако вплоть до начала войны между Речью Посполитой и Русским государством летом 1579 г. и при дворе Стефана Батория и при дворе Ивана Грозного предполагали заручиться обещанием крымских нападений на «украйны» противника либо, сохранением «дружественного нейтралитета» со стороны хана Мухаммед-Гирея II. Подобные надежды существовали и в 1579–1580 гг., о чем свидетельствуют инструкции, даваемые обеими сторонами своим задержанным в Крыму посольствам. Эти надежды рухнули только с началом летом 1581 г. как раз в момент начала третьей кампании Батория против Русского государства. Открытая вооруженная борьба в Крыму между ханом и его братьями Алп-Гиреем и Селамет-Гиреем создала принципиально новую ситуацию превратив Крымское ханство в фактор нестабильности и неопределенности для обеих сторон.

Мятежные «царевичи» бежали на территорию Речи Посполитой и обратились за военной поддержкой к Стефану Баторию (июль 1581 г.). В конфликт вмешалась Порта – один за другим в королевский лагерь под Псковом, а затем в Вильно прибывали османские эмиссары с требованием отправить «царевичей» в Стамбул. Со своей стороны хан Мухаммед-Гирей II требовал вернуть братьев в Крым. В конечном итоге в феврале 1582 г. оба Гирея были отправлены в Стамбул с посольством И. Филипповского. В этих условиях не могло быть и речи о крымско-польско-литовском союзном договоре против Москвы. Однако осенью 1578 г. ни король Стефан Баторий, ни царь Иван Грозный не могли предполагать такого развития событий и рассчитывали использовать крымский фактор.

Между тем именно осенью 1578 г. появились признаками грядущих осложнений с Речью Посполитой – первые свидетельства того, что ратификация московского договора пройдет далеко не гладко. 30 августа 1578 г. в Александровскую слободу прибыл королевский гонец Петр Гарабурда, отправленный в марте 1578 г. из Варшавы, т. е. еще до возвращения польско-литовского посольства[92 - Дата королевского листа 12 марта 1578 г. // КПЛМ. Ч. 2. С. 38; РГАДА. Ф. 79. Оп. 1. Ед. хр. 10. Л. 503 об.]. Там только что закончился сейм принявший решение начать войну с Русскими государством, если переговоры польско-литовского посольства в Москве не приведут к уступкам со стороны Ивана Грозного.

В послании, выдержанном в осторожных, но жестких тонах, Стефан Баторий давал понять, что если Москва продолжит наступательные действия в Ливонии, перемирие не будет ратифицировано[93 - Бантыш-Каменский Н. Н. Переписка между Россией и Польшею. М., 1862. Ч. 1. С. 155; Щербатов М. М. История Российская. Т. 5. Ч. 3. Стлб. 534–535.]. Ознакомившись с документом, Иван Васильевич распорядился задержать посла и отправить его в Боровск. Когда стало ясно, что ратификации московского договора королем не будет, Иван Грозный после аудиенции отпустил посла в январе 1579 г. со своим посланием к королю, требуя отпустить его послов, но это не смогло изменить ситуацию. Ратифицировать заключенный в Москве договор должно было посольство в составе Михаила Долматовича Карпова, Петра Ивановича Головина и дьяка Тараса-Курбата Григорьевича Грамотина, которое выехало из Москвы 16 мая 1578 г.[94 - РГАДА. Ф. 79. Оп. 1 Ед. хр. 10. Л. 497; Бантыш-Каменский Н. Н. Переписка между Россией и Польшею. Ч. 1. С. 155.]

Посольство снаряжалось почти месяц – «приговор» о его отправлении зафиксирован 20 апреля 1578 г.[95 - РГАДА. Ф. 79. Оп. 1. Ед. хр. 10. Л. 415.] Иван Грозный надеялся «обрадовать» короля посольским разменом с Крымом, и послы должны были информировать польско-литовскую сторону, что он произойдет в самое ближайшее время. Возможность союза Речи Посполитой с Крымом рассматривалась в Москве как реальная угроза. «Наказная память» «…посольству помимо всего прочего требовала “проведовати о ссылках” Батория с Крымом и султаном»[96 - Там же. Л. 455.]. Вообще инструкции послам свидетельствуют о том, что руководители русской дипломатии видели трудности с ратификацией польско-литовской стороной московского договора, хотя и не предполагали безоговорочного отказа.

Между тем Стефан Баторий, который с мая находился во Львове, ожидая крымское посольство и османских эмиссаров (чавушей), явно ставил прием послов в зависимость от исхода переговоров с крымцами и османами. Поэтому он предписал затягивать следование посольства, о чем, в частности, свидетельствует указной лист, отправленный из Львова 3 июня 1578 г. литовским приставам маршалку господарскому Дмитрию Скумину Тышкевичу и тивуну и городничему Троцкому Мартину Стравицкому[97 - РГАДА. Ф. 389. Оп. 1. Ед. хр. 60. Л. 212 об.-213.]. Первоначально король предполагал принять послов в Люблине после возвращения из Львова, затем рассматривалась возможность доставить послов во Львов после завершения переговоров там с османами и крымцами[98 - Новодвоский В. В. Борьба за Ливонию… С. 78.] Затягивая переговоры, король вообще отложил прием послов на неопределенное время.

В пути умер посол М. Д. Карпов и руководство дипломатической миссией перешло к П. И. Головину. Стефан Баторий оттягивал прием посольства и после завершения львовских переговоров. Даже когда они закончились, послы были не допущены к королю. Сами русские дипломаты прекрасно понимали суть происходившего. «А ис под Львова король пошел а Краков, а в Кракове стоял долго и послов московских для того держал, дожидался своего посла как из Крыма приедет, а до тех пор как его посол из Крыма приедет послам московским у него не бывати», – информировали приставы русских дипломатов[99 - РГАДА. Ф. 79. Оп. 1. Ед. хр. 11. Л. 36–36 об.].

Аудиенция послов у короля в Кракове 5 декабря 1578 г. в присутствии объединенного («спольного) сената Речи Посполитой закончилась отказом короля ратифицировать заключенный в Москве договор о продолжении перемирия[100 - Там же. Л. 46 об.]. Переговоров с послами не вели и 11 декабря они выехали из Кракова, но их пребывание в Речи Посполитой затянулось до лета. Стефан Баторий упорно задерживал послов: он выжидал возвращения своих посольств из Крыма и Стамбула, ответа на свои демарши в Стокгольме, словом – исхода всех предпринятых действий по дипломатической подготовке войны с Русским государством. Формально послы следовали за королем из Кракова к Вильно для проведения отпускной аудиенции на территории Великого княжества.

Затянувшееся пребывание послов в Великом княжестве Литовском, (в Кракове им не вручили даже письменного «ответа») завершилось краткими переговорами в Вильно 10 июня 1579 г. Позиция польско-литовской стороны озвученная М. Гарабурдой была предельно жесткой. Утверждалось, что польско-литовские послы в Москве действовали «не по королевскому россказанию», т. е. не имели права «целовать крест» на «припесе» к договору, в русском противне содержалась перечень замков и территорий в Ливонии, на уступку которых послы не имели полномочий. Русская сторона обвинялась в подлоге – московский государь «в грамоте писал не те городы которые в инфлянской земле»[101 - Там же. Л. 92–92 об.]. По

сути, польско-литовская сторона воспользовалась при срыве ратификации договора нарушениями при его заключении со стороны Ивана Грозного. Письменный «ответ» врученный М. Гарабурдой послам был по существу объявлением войны[102 - Там же. Л. 83–84 об.]. Это заставило правительство Ивана Грозного скоординировать курс в отношении Швеции.

Трудные переговоры о перемирии

Ставилась цель добиться перемирия на трех возможных театрах военных действий – карельском, ингерманландском и ливонском. Переговоры шли через новгородских наместников, и перемирие было заключено до 1581 г. Но это был минимальный выигрыш времени для Ивана Грозного. Как известно, Швеция сумела воспользоваться благоприятной ситуацией, начав крупномасштабные военные действия на всех трех направлениях. Трагизм положения заключался в том, что одновременно потерпели крах все попытки русской дипломатии достигнуть перемирия с Речью Посполитой.

В ходе войны с нею Иван Грозный направил два посольства, пытаясь добиться заключения перемирия. Обе попытки не принесли успеха. В современной отечественной историографии эти события почти не рассматриваются. Напротив, в дореволюционной историографии им придавалось большое значение в контексте военных кампаний Батория 1580–1581 гг.[103 - Бантыш-Каменский Н. Н. Переписка между Россией и Польшею. Ч. 1. С. 164–171; Новодворский В. В. Борьба за Ливонию. С. 139–218.]. Первой попыткой заключить мир явились переговоры с посольством И. В. Сицкого-Р. М. Пивова которые шли под Великими Луками в августе-сентябре 1580 г., под Невилем, в октябре 1580 г., и в Варшаве в феврале 1581 г.[104 - Посольство князя Ивана Васильевича Сицкого и Романа Михайловича Пивова было отправлено в июле 1580 г. (Бантыш-Каменский Н. Н. Переписка между Россией и Польшею. С. 162) и вернулось 15 марта 1581 г. (РБАДА. Ф. 89. Оп. 1. Ед. хр. 12. Л. 20). Верительная грамота датирована 24 июля 1580 г. (КПЛМ. Ч. 2. С. 86–87). В русской посольской документации содержатся обстоятельные отписки: грамота Ивану IV с Р. Клементьевым дост в марте 1581 г. (РГАДА. Ф. 79. Оп. 1. Ед. хр. 12. Л. 5–12 об.) и представленный по возвращению статейный список (Там же. Л. 20–165).] Пребывание посольства на театре военных действий на фоне явных военных успехов Батория неизбежно повлекло за собой эскалацию польско-литовских требований на всех этапах переговоров.

Послы прибыли под Великие Луки 28 августа и были приняты «на стану» Баторием 29 августа[105 - РГАДА. Ф. 79. Оп. 1. Ед. хр. 12. Л. 37.]. На аудиенции они потребовали «исправления посольства» в Вильно, а не под осаждаемой королем русской крепостью, что было отвергнуто. Послы находились под усиленной охраной, наблюдая обстрел крепости. 2 сентября, стремясь воспрепятствовать захвату Великих Лук, они согласились на переговоры при условии прекращения обстрела на это время[106 - Там же. Л. 46.]. Позиция польско-литовской стороны была предельно жесткой. 2–3 сентября все мирные инициативы Ивана Грозного – уступка захваченного Полоцка, а также уже находящихся в руках Речи Посполитой Курляндии и владений бывшего короля Магнуса были отвергнуты. Контрпретензии польско-литовской стороны распространялись на Северскую землю, Смоленск, Новгород, Псков и всю Ливонию. Впрочем, от требований Новгорода и Пскова она готова была отказаться. Исчерпав лимит уступок, послы решили 8 сентября запросить новых инструкций от Ивана Грозного[107 - Там же. Л. 99 об.-100.]. Польско-литовская сторона дала согласие. После падения Великих Лук послов в плотном окружении королевской армии доставили под Невель.

Второй этап переговоров состоялся под осажденным войском Батория, а затем взятым Невилем в октябре 1580 г. На аудиенция у Стефана Батория и на переговорах 10 октября были предъявлены новые польско-литовские требования[108 - Там же. Л. 104.]. Речь шла о немедленном отказе от всей Ливонии и захваченных королевской армией русских крепостей. Между тем в доставленных с русским гонцом Сущевым новых инструкциях. Иван Грозный добавлял к уступкам ряд пунктов в Ливонии, но требовал возвращения Великих Лук и Невиля. Эти предложения вновь были отвергнуты. Последняя попытка достигнуть соглашения предпринятая послами 14 октября, – предложение немедленно заключить перемирие до прибытия новых послов по принципу uti possidetis – провалилась. Тем не менее коронные сенаторы и литовские паны радные, посовещавшись с королем, согласились продолжить переговоры по получении новых инструкций послам от государя. Послы двинулись в обозе возвращающихся домой после победоносной кампании войск Стефана Батория. 24 октября они прибыли под Полоцк, затем в Крев, Мстибогов. В январе 1582 г. им было велено следовать в Варшаву.

В Варшаве 4 февраля и 13 февраля 1582 г. послы провели два раунда переговоров с комиссией «спольного» сената после аудиенций у короля. 4 февраля они изложили последние доставленные им с гонцом Р. Клементьевым мирные предложения государя, которые предусматривали сохранение русского контроля над Ливонией при отказе от замков Кокенгаузена (Куконоса), Ашерадена (Воршевада), Ленненвардена (Левенварда) и Кройцбурга (Круборга). Иван Грозный требовал возвращения захваченных Великих Лук и Велижа, соглашаясь на уступку Усвята и Озерища[109 - Там же. Л. 140.]. Польско-литовская сторона жестко отклонила эти требования, и переговоры были прерваны в ожидании оглашения послами окончательных предложений Ивана Грозного.

Последние уступки русской стороны заявленные послами сенаторам и панам радным 13 февраля – возвращение всех ливонских крепостей, захваченных после вступления Стефана Батория на престол, в обмен на возврат русских крепостей захваченных Баторием с 1579 г. были ими отклонены[110 - Там же. Л. 150.]. После отпуска гонца Репчука Клементьева с жестким посланием Стефана Батория Ивану Грозному 16 февраля состоялись последние переговоры, в форме обмена речами во время отпускной аудиенции у короля. Русская сторона предложила заключение перемирия на полгода на условиях uti possidetis до приезда новых послов. В ответ литовский канцлер О. Волович огласил намерение Батория потребовать возврата Северской земли, Смоленска, Пскова и Новгорода Великого. В. В. Новодворский проницательно отметил, что «это заявление не было со стороны Батория простою, только дипломатическою угрозою». Речь шла о будущем «крайнем пределе» требований в случае военных успехов. По мнению Новодворского, это было «требование sine qua non заключения мира»[111 - Новодворский В. В. Борьба за Ливонию… С. 207.].

Однако Иван Грозный рассчитывал добиться мира. 15 апреля 1581 г. было отправлено посольство Остафия Михайловича Пушкина и Федора Андреевича Писемского[112 - РГАДА. Ф. 79. Оп. 1. Ед. хр. 12. Л. 196 об.]. Оно прибыло в Вильно 24 мая 1581 г.[113 - КПЛМ. Ч. 2. № 63. С. 161.], где шли переговоры (26 мая – 2 июня), а затем в королевском лагере под Полоцком (8 (18)-9 (19) июля). Виленский этап переговоров продемонстрировал жесткую позицию польско-литовской стороны. Уже в речи Воловича на аудиенции послов у короля 26 мая прозвучало требование уступки всей Ливонии. В начале были оглашены «ритуальные условия вечного мира» – возврат Смоленска и Северской земли, после этого и приступили к переговорам о перемирии.

Они шли весьма напряженно. Русская сторона сначала настаивала на уступке только Румбога и Вольмара (Владимереца-Ливонского). Затем

после угрозы прервать переговоры послы огласили «крайние условия» мира, зафиксированные в данном им наказе, – уступка всей Ливонии кроме Нейгауза (Новгородка Ливонского), Нейшлосса (Сыренска), Неймюлена (Адежа), Ругодива (Нарвы). Иван Грозный соглашался на уступку Речи Посполитой Полоцка Озерище и Усвята, взамен на возвращение Великих Лук Холма, Велижа и Заволочья. После совещания короля с сенаторами польско-литовская сторона предъявила свои «окончательные условия» – уступка Ливонии со всеми укрепленными пунктами при сохранении в них артиллерии, выплата компенсаций за военные издержки в размере 4 000 000 золотых. Великие Луки, Холм и Заволочье возвращаются Русскому государству, но Себеж король предложил передать Речи Посполитой, а в случае отказа угрожал разрушить его до основания.

В начале июня переговоры были прерваны по обоюдному согласию – русские послы запросили инструкций у государя. Ответ польско-литовской стороны был 5 июня отправлен в Москву с гонцом Иваном Камыниным вместе с «отписками» – грамотой послов Ивану IV[114 - КПЛМ. Ч. 2. № 66. С. 137–139; РГАДА. Ф. 79. Оп. 1. Ед. хр. 13. Л. 6 об.-21.]. Донесения послов, доставленные 16 июня, свидетельствовали о невозможности достижения мира, тем более, что одновременно с И. Камыниным прибыл королевский гонец К. Держик с листом Батория, содержавшим аналогичные требования. Тем не менее Иван Грозный согласился только на незначительные уступки в Ливонии. Перемирие предполагалось заключить на семь лет. В новых инструкциях – «речах» и «наказной памяти» – послам предписывалась достигнуть мира, но только на основании представленного перечня уступок[115 - Там же. Л. 93 об.-103, 110 об.-126 об.]. В послании королю, отправленному с Держиком Иван Грозный обвинил его в попрании не только «посольских обычаев», но и принципов взаимоотношений между христианскими государями.

В июле 1581 г. в королевском лагере под Полоцком состоялись очередные переговоры. Польско-литовская сторона вновь заявила о невозможности заключения мира без уступки ливонских городов и Себежа. Напряженные дебаты завершились заявлением коронных сенаторов и литовских панов-радных сообщить окончательное решение после изложения итогов переговоров королю[116 - Там же. Л. 233 об.-240 об.]. Не содействовало успеху дела и пребывание папского посредника А. Поссевино, который безуспешно призывал русских послов к уступкам.

9 (19) июля польско-литовская сторона объявила об отклонении русских предложений, и 21 июля посольство было отпущено[117 - Там же. Л. 245об.-249.]. Оно вернулось в сентябре 1581 г. уже после начала третьего похода Батория с ознаменовавшейся осадой Пскова[118 - Там же. Л. 140 об.]. В обстановке резкого ухудшения военного положения Русского государства осенью 1581 г. обе стороны начали дипломатический зондаж о возобновлении мирных переговоров.

Они должны были проходить при папском посредничестве[119 - Папскому посредничеству и миссии А. Поссевино уделялось огромное внимание в отечественной и зарубежной историографии. Из последних работ следует отметить вступительную статью Л. И. Годовиковой к публикации дипломатических документе и сочинений папского эмиссара: Поссевино А. Исторические сочинения о России XVI в. М., 1983. С. 5–20 и труд немецкого ученого Вальтера Делиуса «Антонио Поссевино и Иван Грозный. К истории церковной унии и Контрреформации в XVI столетии», опубликованного также с отдельными трудами и письмами Поссевино: Иван Грозный и иезуиты. М., 2005 / предисл. И. В. Курукина; коммент. Л. И. Годовиковой. С. 3–12.]. Такое решение было вынужденным шагом для обеих сторон – и Баторий и Иван Грозный сознавали необходимость посредничества ввиду особо непримиримого личного конфликта между ними. Согласие на посредничество с польско-литовской стороны было достигнуто в ходе переговоров А. Поссевино с королем в Вильно в июне 1581 г. В августе 1581 г. в королевском лагере под Полоцком состоялись первые контакты легата с русскими дипломатами, неприведшие к ощутимому результату. В августе-сентябре состоялись переговоры А. Поссевино с Иваном Грозным в Старице. 12 сентября он дал окончательное согласие на папское посредничество. 14 сентября А. Поссевино двинулся в Новгород оставив для связи при дворе Ивана Грозного нескольких своих доверенных лиц. Итак, обе стороны готовы были принять посредничество «хитрого иезуита».

Вопрос о начале переговоров был окончательно согласован в королевском лагере под Псковом, куда 5 октября прибыл А. Поссевино. Вплоть до 8 ноября польско-литовская сторона не была уверена в согласии Ивана Грозного начать переговоры. Получив сведения от оставленного в Москве переводчика А. Полонского, что посольство уже выступило из Александровой стороны, королевское окружение стало готовиться к переговорам. В их ходе литовские паны радные стремились доминировать с тем, чтобы нейтрализовать откровенно конфронтационные по отношению к Москве настроения сторонников коронного канцлера Замойского. Король вынужден был лавировать. В итоге в польско-литовскую делегацию вошли в представитель короны браславского воеводы князь Януш Збаражский (который возглавил её) и два представителя Великого княжества Литовского маршалко двороного Ольбрехт Радзивилл и писарь Михаил Богданович Гарабурда, ставший в переговорах с «московитами» секретарем делегации.

Интенсивная подготовка к переговорам велась и в Александровой Слободе. Еще до отъезда послов оттуда 27 октября был отправлен гонец Захар Болтин[120 - РГАДА. Ф. 79. Оп. 1. Ед. хр. 13. Л. 386 об.; Бантыш-Каменский Н. Н. Переписка между Россией и Польшею. Ч. 1. С. 174.]. Данная ему «наказная память» предусматривала игнорирование протокольных вопросов, неизбежных при его приеме в королевском лагере и ставила главной целью уведомить польско-литовскую сторону в твердом намерении Ивана Грозного начать переговоры[121 - РГАДА. Ф. 79. Оп. 1. Ед. хр. 13. Л. 377–386 об.]. Гонец повез грамоту Ивана IV Стефану Баторию и «опасную грамоту» для проезда послов к месту переговоров. Болтина сопровождали доверенное лицо и переводчик Поссевино Полонский. 12 ноября они прибыли в королевский лагерь[122 - Там же. Л. 539 об.].

15 ноября Болтин предстал перед Баторием в его шатре[123 - Там же. Л. 540.]. Король как всегда не встал при произнесении царского имени и не спросил о здоровье государя. Прием прошел чисто формально, гонец ответил, что у него не имеется «речей помимо грамот». Собственно, никаких «речей» и не требовалось. Главное заключалось в принципиальном согласии обеих сторон начать переговоры. На следующий день состоялась краткая аудиенция гонца у Поссевино[124 - Там же. Л. 541.]. В тот же день гонец был «на отпуске» у короля. Литовский канцлер О. Волович вручил королевские листы московскому государю и «глейт» – «опасную грамоту» для проезда послов. Однако место проведения переговоров не было согласовано.

17 ноября, получив документы от Поссевино, 3. Болтин выехал из королевского лагеря. Путь его лежал в Новгород, куда должны были прибыть русские послы – князь Роман Петрович Елецкий и Роман Васильевич Алферьев-Нащокин. Этот выбор царя оказался на удивление удачным – оба, особенно князь Елецкий, проявили себя как первоклассные дипломаты. Приговор об отправлении датирован 3 ноября 1581 г.[125 - Там же. Л. 386 об.] Посольство отбыло из

Александровой Слободы в тот же день[126 - Там же. Л. 504.]. Послы двигались в Новгород, куда прибыли 19 ноября[127 - Там же. Л. 536 об.], и там задержались. Переговоры могли сорваться, так как у послов пока не было «опасных грамот» для продвижения по занятой войсками Речи Посполитой территории. Послы нервничали – они не имели сведений о том, насколько успешным было пребывание в королевском лагере гонца Болтина.

Наконец 21 ноября в Новгород благополучно прибыл 3. Болтин с «опасными грамотами». Однако место и сроки проведения переговоров согласовали только 1 декабря, когда в Новгород из королевского лагеря под Псковым прибыл гонец, сын боярский Федор Бегичев с посланием от Поссевино. Местом проведения переговоров был выбран Запольский Ям, по определению В. В. Похлебкина «местечко между г. Порховым и той частью Псковского уезда, которая называется Завеличьем и где проходит гряда водораздела между реками бассейна р. Великой и бассейна р. Шелони[128 - Похлебкин В. В. Внешняя политика… Справочник. Вып. 1. Кн. 2. С. 398.]. В реальности основные переговоры шли в Киверовой горе[129 - О месте проведения переговоров см.: Лурье 3. А., Смирнова С. С, Филюшкин А. И. К вопросу о месте проведения переговоров о перемирии России и Речи Посполитой в 1581–1582 гг. // Studia Slavica et Balcanica Petropolitana. 2011. № 2 (10). СПб., 2011. С. 173–200.]. Посольский съезд был назначен на 10 декабря. 2 декабря послы выступили из Новгорода и к 7 декабря прибыли в Бышковичи, где встретились с А. Поссевино. Первый «съезд» состоялся в Киверовой горе 13 декабря.

Он ознаменовался конфликтом. Польско-литовская сторона считала, что в предъявленной послами «верущей грамоте» от имени государя нет полномочий на заключение мирного договора. Пререкания заняли весь день, и только 14 декабря начались собственно переговоры[130 - РГАДА. Ф 79. Оп. 1. Ед. хр. 13. Л. 557 об.-561; Успенский Ф. И. Переговоры о мире между Москвой и Польшей. Одесса, 1887. С. 52–54.]. Они ознаменовались новым конфликтом – русская сторона следуя инструкциям Ивана Грозного, стремилась ограничить польско-литовские претензии «городами в Инфлянской земле»[131 - Там же. Л 561 об.; Там же. С. 54–55.], а польско-литовские послы категорически настаивали на обсуждении вопроса об «уступке» всех захваченных в тому времени Баторием территорий в том числе бывших до начала конфликта в 1562 г. «на московской стороне». Ссылки русских на перемирие 1578 г. были отвергнуты[132 - Там же. Л. 567 об.; Там же. С. 57–58.]. 14 декабря определились позиции – литовские послы требовали «в сторону Господара своего чотыре замки: Нарев, Адеж, Серенсок и Новгородок Инфляншъский оставуючы» «московские послы» – «Господару ихъ Лук Великих Хольму Заволочья, Велижа, Невля и всихпрыгородковъ псковских уступить»[133 - КПЛМ. Ч. 2. С. 216.].

В тот же день начался затяжной спор из-за интересов «Короля Швецкого». 15 декабря требования польско-литовской стороны ужесточились: встал вопрос об уступке Великих Луг[134 - РГАДА. Ф. 79. Оп. 1. Ед. хр. 13. Л. 568 об.-574.]. 18 декабря А. Поссевино пытался примирить позиции сторон, но безуспешно[135 - Поссевино А. Исторические сочинения о России XVI в. М., 1983. С. 157–158.], и переговоры были прерваны. 18 декабря послы отправили отчет государю. Ключевым вопросом русские дипломаты считали вопрос о «собежских землях», т. е. о г. Себеже[136 - Там же. Л. 582.]. Вместе с отчетом гонец повез послание А. Поссевино Ивану Грозному. Переговоры 20, 23 и 25 декабря не привели к какому-либо результату, а между тем день 27 декабря был определен Стефаном Баторием как последний день переговоров. В этот день разразился очередной острый кризис. Польско-литовская сторона получила распоряжение канцлера Замойского положить конец переговорам, если ее требования будут отвергнуты.

После ожесточенных препирательств 28 декабря русские послы вынуждены были признать наличие указаний Ивана Грозного, в крайнем случае пойти на сдачу всех пунктов в Ливонии, но для этого требуется окончательное подтверждение государя. 29 декабря шли переговоры об обмене пленными. Тем временем прибыл гонец с инструкциями от Ивана Грозного, который в принципе соглашался на все условия польско-литовской стороны, но в то же время требовал от послов «стоять накрепко» и идти на уступки только в самом крайнем случае. Кроме того Иван Васильевич, оставаясь верен себе, требовал в обмен на уступки признания польско-литовской стороной его титула «князя Смоленского», который должен быть внесен в польско-литовский противень. В новогоднюю ночь русские послы встретились с Поссевино и информировали его о последних инструкциях государя.

В начале января переговоры возобновились и 6–7 января разразился очередной кризис. При чтении польско-литовского противня М. Гарабурдой не только был пропущен Смоленский титул Ивана Грозного, но не говорилось о возврате русских крепостей. Утром 8 января Поссевино уведомил русских послов о визите князя Збаражского и Гарабурды, заявивших, что если переговоры в тот же день не будут продолжены, представители Речи Посполитой возвращаются под Псков. Под угрозой срыва переговоров русская сторона официально объявила А. Поссевино о готовности принять все требования Стефана Батория. Польско-литовская сторона согласилась на возврат русских крепостей. 8 января переговоры продолжились. Они свелись к конфликту из-за царского титула Ивана Грозного. Вновь польско-литовская сторона категорически требовала изъять титул Ивана Грозного «Смоленский»[137 - Там же. Л. 583–585 об.]. Русские послы «говорили много и стояли накрепко», но делу это не помогло. Благодаря посредничеству Поссевино, стороны пришли к компромиссу – в русском противне договора сохранялась принятая в Русском государстве титулатура государя, в польско-литовском отсутствовала[138 - Там же. Л. 586–589.].

В вопросе о включении в договор территорий контролировавшихся Швецией уступила польско-литовская сторона: решение было отложено до ратификации[139 - Там же. Л. 593 об.]. 9 января возник конфликт из-за вопроса о подписи Поссевино под противнями договора, разрешившийся согласием сторон на составление особого документа за его подписью. 13 и 14 января вырабатывались противни договора. По требованию русской стороны в них было зафиксировано, что государь уступает Ливонию как свою «вотчину».

Общие условия территориального разграничения, кроме Ливонии, были определены следующим образом: «…А зделали, государь, мы с литовскими послы на том: в твою государеву сторону городы – Луки, Великие, Заволочье, Невль, Холм, да псковские пригороды все, которые были за Стефаном королем, и Себежа не жечь, бытии ему по прежнему ко Пскову; а в Стефанову королеву сторону ливонские города все, которые были за тобою государем, да Велиж в королеву сторону, а земля Велижу по старым рубежом, как было витебской земле с торопецкую землею, витебская з городом с Велижем к Витебску, а торопецкая к Торопцу»[140 - Успенский Ф. И. Переговоры. С. 81.].

В итоге было оговорено возвращение Речью Посполитой Русскому государству Великих Луг, Невиля, Холма и Себежа. Особо оговаривался вопрос о возвращении «пригородов» Пскова – Опочки, Порхова и других мест, занятых во время осады города польско-литовскими войсками. Русское государство отказывалось от «Полоцкого повета» и от Велижа. В Ливонии Речи Посполитой переходили 40 городков и

укрепленных мест, включая те, которые находились под контролем шведских сил. К 4 марта 1582 г. русские гарнизоны должны были покинуть 26 крепостей и замков[141 - Смирнов Н. В. Ливонская война и города Ливонии // Балтийский вопрос. С. 465.]. Признавался статус Курляндского герцогства как вассального государства Речи Посполитой. Войска Речи Посполитой немедленно отводились от Пскова.

Поздним вечером 15 января все послы целовали крест[142 - РГАДА. Ф. 89. Оп. 1. Ед. хр. 13. Л. 617.]. При этом, по сведениям Поссевино, произошел очередной конфликт – русские послы призывали М. Гарабурду целовать крест по православному обряду, исходя из декларированной им конфессиональной принадлежности. Тот отказался и «целовал крест» вместе с коллегами католиками. Были оговорены условия ратификации – литовским послам надлежало быть «у тебя государь наперед к Троицину дню», русские послы после этого – у короля к Успеньеву дню[143 - Там же. Л. 618.]. 17 января послы доложили Ивану Грозному об успешном исходе переговоров. 28 января государь повелел им немедленно следовать в Москву, куда они вернулись 11 февраля 1582 г. доставив текст договора[144 - РГАДА. Ф. 79. Оп. 1. Ед. хр. 14. Л. 1.].

Списки договора имеются в русской посольской документации. Оба противня опубликованы М. М. Щербатовым[145 - Щербатов М. М. История Российская. Т V. Ч. IV. Стб. 176–193. Кроме того русский противень опубликован в составе протоколов Ям-Запольского перемирия А. Поссевино: Поссевино А. Исторические сочинения. С. 182–188.]. В составе посольских книг ЛМ также имеются оба противня[146 - КПЛМ. Ч. 2. № 82. С. 230–236; № 83. С. 236–242.]. В исторической литературе нет единой оценки Ям-Запольского перемирия. Б. Н. Флоря полагает, что русские дипломаты на переговорах «добились цели, поставленной перед ними царем», в текст договора о перемирии не были включены земли в Ливонии, занятые шведами[147 - Флоря Б. Н. Иван Грозный. С. 377.]. А. А. Зимин, напротив, считает что «в весьма тяжелом для России» исходе переговоров повинен Иван Грозный, который «стремился любой ценой и как можно скорее заключить мир с Баторием, тешась надеждой поправить дела за счет шведских владений в Прибалтике»[148 - Зимин А. А. В канун грозных потрясений. С. 7.8]. А. И. Филюшкин же утверждает, что «дипломатическое оформление конца Ливонской войны, переговоры в Киверовой горе с участием папского легата Антонио Поссевино можно отнести к числу блестящих побед русской посольской службы»[149 - Филюшкин А. И. Проиграла ли Россия Ливонскую войну? // Тезисы докладов участников VII Международной конференции «Комплексный подход в изучении древней Руси». «Древняя Русь. Вопросы медиевистики». 2013. № 3 (53). С. 142.].

Столь же противоречива оценка деятельности А. Поссевино. В трудах Н. М. Карамзина и С. М. Соловьева отмечалось, что Поссевино склонялся на сторону Батория. В. В. Новодворский считал, что иезуит был «посредником беспристрастным»[150 - Новодворский В. В. Борьба за Ливонию… С. 275.]. А. А. Зимин подчеркивал, что «если брать объективные итоги посредничества хитроумного иезуита, то, несомненно, они в основном привели к удовлетворению польских претензий – Ливония перешла под власть Речи Посполитой»[151 - Зимин А. А. В канун грозных потрясений. С. 78.]. Тем не менее и король Стефан Баторий и коронный канцлер Ян Замойский явно опасались представителя римской курии. Дело в том, что посредничество в период Ям-Запольских переговоров было только средством для достижения А. Поссевино задач поставленных перед ним римской курией – антитурецкого союза и «соединения церквей». А эти амбициозные задачи явно шли вразрез с интересами Речи Посполитой. Как бы то ни было вооруженный конфликт Русского государства и Речи Посполитой был завершен.

Границы держать по старым рубежам

Ям-Запольский мир нуждался в утверждении обеими сторонами. Было оговорено, что первоначально договор ратифицирует русская сторона. Ратификация состоялась в Москве уже в июне 1582 г. Польско-литовское посольство было отправлено из Риги в апреле 1582 г.[152 - Верительные грамоты от 2 апреля 1582 г.; КПЛМ. Ч. 2. Док. № 93. С. 253; PГAДА. Ф. 79. Оп. 1. Ед. хр. 14. Л. 146 об.] В составе посольства ключевыми фигурами по-прежнему являлись князь Збаражский и Гарабурда. Третий посол Миколай Тальвош был известен по участию в посольстве 1570 г. Позиция сторон определялась продолжающимся военным конфликтом Русского государства и Швеции. Король Стефан Баторий и коронный канцлер Замойский стремились в этих условиях защитить свои интересы в Ливонии. Речь шла о претензиях Речи Посполитой на шведскую Прибалтику «Шведскую Эстонию». Ситуация накануне и в ходе переговоров посольства Збаражского в Москве рассмотрена Б. Н. Флоря[153 - Флоря Б. Н. Россия, Речь Посполитая и конец Ливонской войны // Советское славяноведение. 1972. № 2. С. 25–35. В этой работе Б. Н. Флоря убедительно доказал, что вопрос о притязаниях Речи Посполитой на шведскую Прибалтику доминировал на переговорах посольства Збаражского и являлся логическим продолжением линии польско-литовской дипломатии, принятый на Ям-Запольских переговорах.].

Польско-литовское посольство прибыло 16 июня, а 18 июня состоялась аудиенция у Ивана IV[154 - РГАДА. Ф. 79. Оп. 1. Ед. хр. 14. Л. 138 об.]. 21 июня начались переговоры, которые вела «ответная» комиссия думных чинов главе с Н. Р. Захарьиным-Юрьевым в состав которой вошли ключевые фигуры московской политической элиты – Б. Я. Вельский, А. Ф. Нагой, посольский дьяк А. Я. Щелкалов и казначей Р. В. Алферьев[155 - Там же. Л. 151.]. Иван Васильевич третий раз доверил руководство переговорами с польско-литовскими послами своему шурину, включив в состав комиссии наиболее доверенных лиц. Грозный как всегда лично контролировал ход переговоров. Переговоры шли весьма напряженно. Обсуждались собственно русско-польско-литовские проблемы, остававшиеся нерешенными после прекращения военных действий, и вопрос о «Шведской Эстонии».

В первый день стороны изложили взаимные претензии по территориальному разграничению и обмену пленными[156 - Там же. Л. 142–161.]. 12 июля польско-литовская сторона сделала предложение о военном союзе против Швеции, связав его принятие с решением всех спорных проблем. Русская сторона отвергла этот проект, предложив заключить самостоятельное соглашение по шведским владениям в Прибалтике. Таким образом вопрос от ратификации перемирия отделился от вопроса о судьбе шведских владений в Прибалтике. Основной текст договора был согласован 1 июля Щелкаловым и Гарабурдой[157 - Там же. Л. 176.]. Серьезные проблемы по обмену пленными решили выделить в отдельные протоколы. 10 июля русская сторона огласила общие принципы взаимоотношений и порядок ратификации договора[158 - Там же. Л. 205 об.-218 об.].

13 июля после аудиенции у государя состоялось оглашение русского и литовского противней договоров[159 - Там же. Л. 219.]. Договор утвержден 15 июля 1582 г. крестоцелованием Ивана IV с одновременным крестоцелованием и приложением печатей польско-литовских послов[160 - Там же. Л. 244 об.-246. Русский противень договора зачитывал А. Я. Щелкалов, польско-литовский – Гарабурда (Там же. Л. 244 об.). Публикация договора существует в составе посольских книг ЛМ: Московский русский противень (КПЛМ. Ч. 2. № 97. С. 259–263) и ратифицированный в Варшаве польско-литовский противень (КПЛМ. Ч. 2. № 98. С. 263–268).]. Помимо договора в Москве были

разработаны и заключены, по определению В. В. Похлебкина, «Записи к учиненному к Киверовой горе перемирию»[161 - Похлебкин В. В. Внешняя политика В. В. Справочник. Вып. 2. Кн. 1. С. 401.]. Все они датированы 13 июля 1582 г.

Первая запись определяет порядок обмена и выкупа польско-литовских и русских пленных соответствующими сторонами[162 - Русский противень // РГАДА. Ф. 79. Оп. 1.Ед. хр. 14. Л. 219 об.-225 об.; Польско-литовский противень // Там же. Л. 225 об.-232 об.]. Вторая запись была посвящена порядку выкупа из польско-литовского плена конкретных русских военачальников[163 - Русский противень // Там же. Л. 233–236 об.; Польско-литовский противень // Там же. Л. 237–240 об.].

Особое значение имела третья запись о ненападении на спорные (т. е. контролировавшиеся Швецией, но считавшиеся в Речи Посполитой «своими») «ифляндские и новгородские города» до окончания десятилетнего перемирия, составленная в Москве в июле 1582 г.[164 - Русский противень (Там же. Л. 248 об.-252 об.; Ф. 389. Оп. 1. Ед. хр. 591. Л. 627–628 об.) опубликован в составе посольских книг ЛМ (КПЛМ. Ч. 2. С. 268–269). Польско-литовский противень (РГАДА. Ф. 79. Оп. 1. Ед. хр. 14. Л. 252 об.-256) не опубликован.] Таким образом, действие Ям-Запольского договора распространялось и на шведские владения в Северной Эстонии. Нападение на эти земли со стороны Русского государства приравнивалось к нападению на территорию Речи Посполитой.

Как констатировал Б. Н. Флоря, данное соглашение «ставило Речь Посполитую по отношении к России в роль своеобразного гаранта сложившейся (и невыгодной для русских национальных интересов) системы русско-шведских отношений»[165 - Флоря Б. Н. Русско-польские отношения и балтийский вопрос. С. 17.]. Решение заключить договор с тремя дополнительными актами было принято русской стороной между 12 и 15 июля. Б. Н. Флоря полагает, «что после заявления от 12 июля царю и его советникам стало совершенно ясно, что дело идет в близком будущем к польско-шведской войне»[166 - Там же. С. 33.].

В этих условиях Иван Грозный предпочел сосредоточиться на отвоевании оккупированных шведами Ивангорода, Ямы, Копорья и Карел, исходя из того, что Речь Посполитая сможет отвевать у шведов города «шведской Эстонии». Это мнение царя отражало недооценку военно-политического потенциала Швеции. В результате Русское государство самоустранялось от польско-шведского конфликта. Ход событий показал, что к военному столкновению со Швецией Речь Посполитая была не готова. Подписанный в Москве документ оставался в силе вплоть до заключения августовского договора 1587 г.

Обе стороны извлекли урок из переговоров о перемирии 1578 г. В дальнейшем практика заключения отдельных договорных актов, относящихся к «вифлянским городам» при продлении Ям-Запольского перемирия сохранялась. Позиция русской стороны была озвучена в двух речах (до и после «крестоцелования»), произнесенных на отпускной аудиенции 15 июля лично Иваном Грозным[167 - РГАДА. Ф. 79. Оп. 1. Ед. хр. 14. Л. 245–245 об., 246 об.-247.], в которых он выразил удовлетворение достигнутым результатом. Между тем ряд спорных вопросов так и не нашел разрешения.

В Ям-Запольском договоре был заложен долговременный конфликт, который являлся предметом острых споров по территориальному разграничению в течение десятилетий. Речь шла о г. Велиже, с областями уступленными Речи Посполитой. Не совсем ясная формулировка договора: «А земля Велижу по старым рубежом, как было Витебской земли с Торопецкую землею – Витебская земля з городом Велижем к Витебску, а Торопецкая к Торопцу» толковалась обеими сторонами по-разному. Представители Речи Посполитой требовали в дальнейшем уступки Велижа с прилегающими территориями, а русская сторона оспаривала это[168 - Флоря Б. Н. О текстах русско-польского перемирия 1591 г. // Славяне и Россия. М., 1972. С. 75; Шаламанова Н. Б. К вопросу об изучении источников по истории внешней политики России в конце XVI в. Новое о прошлом нашей страны! М., 1967. С. 181–183.].

Польско-литовское посольство отбыло 16 июля 1582 г.[169 - РГАДА. Ф. 79. Оп. 1. Ед. хр. 14. Л. 290.] Первый этап ратификации Ям-Запольского договора был пройден. Политическая линия правительства Ивана Грозного при переговорах отражала реальную ситуацию. Страна была не готова к новой эскалации войны в Прибалтике в союзе с Речью Посполитой. Поэтому Москва обязалась учитывать (по крайней мере, в ближайшей перспективе) интересы Речи Посполитой в конфликте со Швецией. Однако предложение военного союза было отвергнуто.

Для ратификации договора королем Стефаном Баторием в Речь Посполитую в августе 1582 г. было направлено посольство во главе с князем Д. П. Елецким[170 - Там же. Л. 295. В состав посольства также входили И. М. Пушкин и Ф. П. Петелин.]. Переговоры в Варшаве в октябре 1582 г. выявили проблемы в сохранении перемирия. Формальной целью посольства являлась ратификация уже заключенного договора. На деле в ходе переговоров польско-литовская сторона стремилась увязать свою ратификацию договора с предъявлением новых требований[171 - Бантыш-Каменский Н. Н. Переписка между Россией и Польшею. Ч. 1.С. 182–183.]. Подобная практика при ратификации договоров сохранялась десятилетия.

Посольство прибыло в Варшаву 9 октября[172 - РГАДА. Ф. 79. Оп. 1. Ед. хр. 14. Л. 417.]. Аудиенции у короля и переговоры с комиссией объединенного сената шли с 13 октября по 20 октября. Следует учесть, что в это же время в Варшаве происходил сейм, на котором обсуждались серьезные внешнеполитические вопросы и прибытие послов было специально приурочено к этому событию. Это объяснялось желательностью для короля ратифицировать договор в присутствии сенаторов и послов шляхты, что вытекало из складывающегося в этот период в Речи Посполитой «конституционного обычая» утверждения всех межгосударственных актов сеймом. Русская сторона принимала такой порядок как непременную часть посольского обычая.

Кроме того, король стремился к тому, чтобы политическая элита государства была в курсе переговоров. Присутствие в Варшаве почти всех польских сенаторов и литовских панов радных ощутимо влияло на ход переговоров. Так, пир в честь послов у короля 18 октября носил откровенно демонстрационный характер. Хотя посольский обычай и был соблюден – поднята чаша за здоровье государя – король Стефан Баторий пил сидя[173 - Там же. Л. 496.]. На пиру на почетных местах по левую руку от короля рядом с канцлером Замойским усадили Филона Кмиту, старосту оршанского носителя уряда воеводы смоленского и Миколая Догогостайского воеводу, только что отвоеванного у Русского государства Полоцка. Посланный на пиру к послам от короля с извещением, что он желает выпить «за здоровье государя вашего» маршалок дворный коронный А. Опалинский пространно говорил о том, чтобы оба государя «стояли заодин на бусурман»[174 - Там же. Л. 495 об.]. В ответной речи, поднимая чашу за здоровье короля князь Дмитрий Елецкий осторожно не затрагивал эту тему[175 - Там же. Л. 429.]. Стремление столкнуть Москву с Крымом явно ощущалось и во время переговоров.

Ход переговоров подробно отображен в русской посольской документации[176 - По возвращении послами был представлен статейный список (Там же. Л. 433 об.-543 а).]. Общую обстановку на переговорах послы оценивали как напряженную. Польско-литовская сторона увязывала ратификацию перемирия с территориальным разграничением в так называемых

Велижских землях. В итоге решили направить на рубеж комиссии для разграничения. Существовали и проблемы политического порядка.

Стефан Баторий предполагал использовать в своих целях продолжавшийся русско-шведский конфликт. Затягивая его, он предполагал начать военно-политическое давление на Швецию, чтобы добиться территориальных уступок. В случае мирного исхода король опасался, что шведы получат крепости, на которые претендует Речь Посполитая. Планы короля целиком разделял и активно отстаивал во время работы сейма коронный канцлер и гетман Ян Замойский.

Помимо этого существовала крымская проблема. Отношения Речи Посполитой с Крымом после пребывания на ее территории мятежных «царевичей» Гиреев оставались крайне напряженными. На сейме королю не удалось провести финансирования набора наемников для укрепления южных рубежей Речи Посполитой от крымских нападений. Стефан Баторий и Ян Замойский стремились в этих условиях спровоцировать русско-крымский конфликт. Однако попытки обусловить ратификацию договора союзом с Речью Посполитой против Крыма были решительно пресечены послами. Только после напряженного обмена мнениями по общеполитическим вопросам встал вопрос о ратификации договора. Интрига заключалась в том, что польско-литовская сторона могла потребовать пересмотра уже заключенного в Москве договора, и действительно, начала предпринимать шаги в этом направлении, однако послы жестко стояли на полном соответствии утвержденных в Москве и ратифицируемых в Варшаве текстов[177 - А. И. Филюшкин полагает, что Посольство Дм. Елецкого сумело разыграть великолепную политическую комбинацию, устроить целый дипломатический спектакль, в результате которого договор был подписан на основе одного из предварительных вариантов, утвержденных Иваном Грозным» (Филюшкин А. И. Проиграла ли Россия Ливонскую войну. С. 142). Автор полагает, что речь в данном случае шла только об основном варианте договора. Прочие проекты посольство везло в случае отказа польско-литовской стороны от ратификации.].

Договор был ратифицирован в Варшаве 20 октября 1582 г. крестоцелованием короля Стефана Батория на аудиенции послов[178 - Там же. Л. 516 об. Ратифицированный польско-литовский противень договора («королевская грамота») опубликован в составе посольских книг ЛМ (КПЛМ. Ч. 2. № 98. С. 263–268).]. Король утвердил его в присутствии всего состава сейма. Как писал современник событий Р. Гейденштейн: «Клятва дана была королем при огромнейшем собрании всех сословий, при чем на месте где проходил сейм был поставлен алтарь, и архиепископ после того, как были прочитаны секретарями листы договора подсказывал ему слова»[179 - Гейденштейн Р. Записки о Московской войне. СПб., 1889. С. 305.]. На самом деле, церемония чуть не была сорвана из-за очередных конфликтов протокольного характера. Послы потребовали, чтобы король «целовал крест» на обеих польско-литовских противнях договора – на записи послов и ратификационной грамоте. Баторий выполнил это требование после долгих препирательств. Это создало прецедент в посольском обычае, чем в дальнейшем русская сторона всегда стремилась воспользоваться.

Быстрое утверждение Ям-Запольского мира обеими сторонами, несомненно, связано с продолжающимся русско-шведским конфликтом. В Варшаве русские послы получили информацию о серьезных противоречиях между Речью Посполитой и Швецией из-за раздела «ливонского наследства». Эту информацию подтверждали и последующие русские посланники и гонцы направлявшиеся к Стефану Баторию. Совершенно очевидно, что в правящих верхах Речи Посполитой рассчитывали затянуть конфликт, надеясь при этом получить свободу рук для изменения в свою пользу территориального разграничения со Швецией. Однако эти расчеты не оправдались. В мае 1583 г. начались русско-шведские мирные переговоры.

Шведская проблема продолжала давить на Ивана Грозного на протяжении всей «Баториевой войны». Шведы максимально использовали ситуацию военных действий Батория против Русского государства для укрепления своих позиций в Ливонии. Как известно, Иван Грозный надеялся на перелом в военной ситуации после Ям-Запольского мира, но этого не произошло. Ход событий на театре военных действий и дипломатические маневры всех сторон, вовлеченных в конфликт в течение 1582 г., развивались динамично.

В начале 1582 г. Иван Грозный потребовал возобновления крупномасштабных военных действий. К апрелю предпринятое русское наступление в Эстонии закончилось неудачей, но одновременно после провала польско-литовско-шведских переговоров в Стокгольме обозначилась угроза военного конфликта между Швецией и Речью Посполитой. Некоторое время стороны не определяли своих планов. К июлю под влиянием слухов о русско-польско-литовских переговорах, об антишведском союзе, сопровождавшихся ратификацией Ям-Запольского мира король Юхан III перешел к планам крупномасштабного наступления с целью захвата Пскова, Ладоги и Порхова. К осени 1582 г. обозначилась неудача шведских войск, завязших под стенами Орешка и Ладоги, и одновременно стало ясно, что воинственные планы короля Стефана Батория против Швеции не получили одобрения на Варшавском сейме.

С осени 1582 г. начинаются осторожные русско-шведские контакты, осуществляющиеся от имени главнокомандующего Делагарди. К весне 1583 г. Иван Грозный и его советники пришли к мнению о необходимости завершения конфликта. Царь пошел на переговоры, которые происходили в Плюсе с мая по август 1583 г. В отечественной историографии плюсские переговоры практически не исследованы. При этом в отечественной историографии, по существу, нет ясного определения самого Плюсского договора.

Б. Н. Флоря характеризует его как «двухлетнее русско-шведское перемирие на основе status quo»[180 - Флоря Б. Н. Россия, Речь Посполитая и конец Ливонской войны. С. 35.]. В. В. Похлебкин, исходя из того что срок действия всех заключенных в ходе русско-шведских переговоров договорных актов оказался ограничен 1585 г., предлагает следующее наименование: 1) Русско-шведские плюсские перемирные договоры 1583–1585 гг. 2) Плюсский мирный договор между Россией и Швецией. 3) Русско-шведский Плюсский мирный договор. 4) Договор о мире между царем Иваном IV Грозным и королем Швеции Юханом III. 5) Плюсский мир 1583–1585 гг. 6) Плюсское перемирие 1583–1585 гг. 7) Перемирие в Плюсе между Русским государством и Швецией в 1583 г.[181 - Похлебкин В. В. Внешняя политика… Справочник. Вып. 2. Кн. 1. С. 173.] При этом В. В. Похлебкин подчеркивает, что в ходе двух этапов («туров») переговоров было выработано два договорных акта. Первый – в мае 1583 г. «Плюсский прелиминарный перемирный договор». Второй – в августе 1583 г. «Первый плюсский русско-шведский перемирный договор» 1583 г.[182 - Там же.]

Итоги Плюсского мира были весьма тяжелыми для Русского государства. Оно сохранило Ивангород, часть Ижорской земли (Ингерманландии) с Ямом и Копорьем, Карелу (Кексгольм) с уездами, однако потеряло Нарву. Этот факт имел непреходящее значение и заключал в себе неизбежную основу для последующих конфликтов. Плюсский мир оставался в силе до конца 80-х гг.

Итак, Русское государство в результате договорных актов с Речью Посполитой и Швецией лишилась практически всего на Балтике. При этом оба

перемирных акта таили в себе большие опасности для Москвы, так как не гарантировали продление срока их действия без предъявления новых требований как территориального, так и политического характера. Это показали уже события 1584 г., когда кончина Ивана Грозного усложнила ситуацию и с продлением Ям-Запольского мира и с продлением Плюсского мира.

Продление Ям-Запольского договора было поставлено под вопрос во время пребывания в Москве польско-литовского посла Льва Сапеги, который прибыл 22 марта 1584 г. с целью решить спорные вопросы о территориальном разграничении и обмене пленными[183 - РГАДА. Ф. 79. Оп. 1. Ед. хр. 15. Л. 32 об.].

В ходе посольства выделяются два периода-апрель и июнь-июль. При этом и характер переговоров, и состав участников с русской стороны претерпевали серьезные изменения. Вначале переговоры (2 апреля) вела комиссия думных чинов – князь Ф. М. Мстиславский, окольничий С. В. Годунов, посольский дьяк А. В. Щелкалов. Длительная пауза в переговорах была связана как с обострением внутриполитического положения в Москве, так и с определением польско-литовской стороной своей линии в новых условиях после кончины Ивана Грозного. 21 апреля по просьбе Л. Сапеги в Речь Посполитую был отпущен дворянин из его свиты его родственник Лукаш Сапега для получения новых инструкций[184 - Там же. Л. 72.]. С формальной точки зрения позиция Л. Сапеги была безупречна: традиции посольского обычая требовали получения всего комплекса документов (верительный лист, посольские «речи» и т. д.), адресованных новому государю Федору Ивановичу. Но Л. Сапега в донесениях королю и сенату высказался за ужесточение позиции польско-литовской стороны на переговорах. Со своей стороны руководители русской дипломатии попытались прозондировать намерения польско-литовской стороны, для чего в Речь Посполитую был отправлен посланник А. Измайлов с извещением о кончине Ивана Грозного, а затем гонец П. Толстой. Оба русских дипломата были приняты королем Стефаном Баторием в Гродно в мае.

При переговорах с Измайловым явно выявилась тенденция польско-литовской стороны к ужесточению позиций по всем спорным вопросам и, самое главное, намерение пересмотреть сроки действия Ям-Запольского договора. Толстой прямо отметил в своем статейном списке «А про урочные лета (срок действия перемирия) говорили то де было со старым великим князем а не с нынешним великим князем»[185 - Там же. Л. 170.]. В конце мая оба русских дипломата вернулись, и вскоре Л. Сапеге были доставлены новые инструкции. Их привез прибывший 17 июня гонец Лукаш Сапега[186 - Там же. Л. 182 об.]. Переговоры возобновились после аудиенции Л. Сапеги у государя 22 июня и шли до 17 июля, когда последовала отпускная аудиенция. Тяжелейшая внутриполитическая обстановка, сложившаяся в Русском государстве после кончины Грозного, несомненно, влияла на ход переговоров.

С 26 июня в ответную комиссию думных чинов входили уже князь. Д. П. Елецкий, А. Я. Щелкалов, В. Я. Щелкалов[187 - Там же. Л. 227.]. Изменение в составе участников переговоров отражали изменения в расстановке сил в правящих верхах Москвы. Символично, что главную роль в переговорах наряду с братьями Щелкаловыми на их финальной стадии сыграл князь Дмитрий Петрович Елецкий, масштаб личности которого по существу до сих пор не оценен в отечественной историографии. Весьма активен был А. Я. Щелкалов, неоднократно выступавший с аргументированными и жесткими «речами» содержащих позицию русской стороны. 22 июня Сапега в посольских «речах» изложил позицию польско-литовской стороны[188 - Там же. Л. 215 об.-225 об.]. 27 июня русская сторона дала ответ на польско-литовские предложения (по существу, ультиматум)[189 - Там же. Л. 227–255 об.]. 1 июля Лев Сапега предоставил письменный список с детальной аргументацией претензий польской стороны[190 - Там же. Л. 267 об.-285 об.].

Озвученная Львом Сапегой 22 июня в посольских «речах» и в представленном письменном 1 июля «ответном списке» позиция польско-литовской стороны заключалась в следующем:

1) Речь Посполитая считает, что ограничение сроков Ям-Запольского перемирия десятью годами прекращается в связи со смертью Ивана IV, что по справедливому мнению Б. Н. Флоря означало, что сам Ям-Запольский мирный договор прекращает свое действие[191 - Флоря Б. Н. Русско-польские отношения и политическое развитие Восточной Европы. С. 122.].

2) Для заключения нового договора о продлении перемирия (по сути, нового мирного договора) в Речь Посполитую должны быть отправлены новые «великие послы».

3) Условием заключения нового минного договора будет признание Москвой прав Речи Посполитой на Северскую и Смоленские земли.

4) Перемирие заключается Л. Сапегой только до приезда в Речь Посполитую нового московского посольства.

10 июля русская сторона дала ответ, согласившись направить «больших послов» и заключить временное перемирие, однако условием дальнейших переговоров поставило сохранение границ определенных Ям-Запольским договором[192 - РГАДА. Ф. 79. Оп. 1. Ед. хр. 15. Л. 296–331 об.]. После дискуссий началось составление текстов «договорных записей», а 14 июля после ознакомления с ними договор был заключен. В. В. Похлебкин классифицирует этот акт, как «Временную перемирную запись 1584 г. или протокол подтверждения перемирия 1582 года в связи со смертью Ивана Грозного и вступлением на престол Федора I Ивановича»[193 - Похлебкин В. В. Внешняя политика… Справочник. Вып. 2. Кн. 1. С. 401.]. Это именно «запись, взятая у литовского посла у Льва Сапеги», т. е. посольская запись, не подлежащая ратификации монархами обеих стран[194 - В составе русской посольской документации имеются русский противень (РГАДА. Ф. 89. Оп. 1. Ед. хр. 15. Л. 324. об.-327 об.) опубликован в приложении к «Истории Российской» М. М. Щербатовым (Щербатов М. М. История… Т. VI. СПб., 1904. № 15. Стлб. 593–596) и польско-литовский противень так называемая договорная запись Льва Сапеги (РГАДА. Ф. 89. Оп. 1. Ед. хр. 15. Л. 328–331об.), который также опубликован в приложении к «Истории Российской» М. М. Щербатова (Щербатов М. М. История… Т. VI. СПб., 1904. № 4. Стлб. 596–598).].

17 июля состоялась отпускная аудиенция с последующим пиром в честь посла, на котором краткую приветственную речь произнес лично государь Федор Иванович[195 - РГАДА. Ф. 79. Оп. 1. Ед. хр. 15. Л. 334–334 об.]. При этом он попросил Льва Сапегу по возвращении «поклониться брату нашему Стефану королю»[196 - Там же. Л. 334 об.]. Русская сторона, таким образом, давала понять, что удовлетворена достигнутым соглашением, что, конечно, не соответствовало действительности. Последняя речь А. Я. Щелкалова 17 июля подводившая итог переговоров содержала осторожную, но жесткую оценку претензий польско-литовской стороны[197 - Там же. Л. 332 об.-333 об.]. Н. Н. Бантыш-Каменский совершенно верно определил главную составляющую достигнутого соглашения – «границы содержать во всех местах по старым рубежам»[198 - Бантыш-Каменский Н. Н. Переписка России с Польшею. Ч. 2. М., 1862. С. 4.]. Срок перемирия устанавливался до 30 мая 1585 г., т. е. «на девять месяцев и четыри дни»[199 - Щербатов М. М. История… Т. VI. Стлб. 34.]. Лев Сапега был отпущен 28 июля 1584 г.

В истории русско-польско-литовских отношений первое посольство Льва Сапеги в известном смысле стало началом «новой эры» – эпохи его доминирования на московском направлении внешней политики Речи Посполитой

продолжавшейся более трех десятилетий. Московской правящей элите впервые пришлось столкнуться с этим незаурядным дипломатом и государственным деятелем Польско-Литовского государства.

Давление, предпринятое польско-литовской стороной в отношении фактической ревизии Ям-Запольского мира, предвещало серьезные опасности для Русского государства. Постоянная угроза со стороны Речи Посполитой делала невозможной возобновление борьбы со Швецией не только за эстонские владения, что запрещалось «дополнительным соглашением» к Ям-Запольскому договору, но фактически и за побережье Финского залива. Как отметил Б. Н. Флоря: «В сложившейся ситуации переход к активной внешней политике в данном регионе был для России возможен лишь в том случае, если бы в международном положении Речи Посполитой произошли такие перемены, которые либо связали ее внешнеполитическую активность на восточном направлении, либо сделали ее не заинтересованной в выполнении соглашения 1582 года»[200 - Флоря Б. Н. Русско-польские отношения и балтийский вопрос. С. 17.].

Сложность ситуации в Балтийском вопросе усугублялась для Москвы тенденцией к компромиссу между Швецией и Речью Посполитой. В 1584–1585 гг. антирусский курс короля Стефана Батория, направленный на сотрудничество со Швецией против Москвы казался весьма долгосрочным. Сохранялась опасность восстановления союзных отношений Речи Посполитой и Крыма. Однако сложности внешнеполитического положения России были смягчены геополитическими факторами – началом новой фазы затяжной династической «ссоры великой» в Крыму в 1584 г. на фоне продолжающейся ирано-турецкой войны. Это позволило русской дипломатии выиграть в течении 1585 г. тяжелейшую борьбу за сохранение Ям-Запольского перемирия[201 - Второй договор о продлении Ям-Запольского перемирия был заключен в Варшаве посольством кн. Ф. М. Троекурова 20 февраля 1585 г.].

* * *

Система межгосударственных договоров сложившаяся в 1582–1583 гг. продемонстрировала удивительную жизнестойкость и просуществовала в неизменном виде вплоть до конца 90-х гг. Для сохранения этой системы русской дипломатии пришлось вести упорную борьбу. В итоге даже русско-шведский конфликт 1590–1593 гг. не привел к разрыву перемирия с Речью Посполитой. В целом система межгосударственных договоров, выстроенная в 1582–1583 гг русской дипломатией вплоть до начала XVII в. препятствовала созданию против Русского государства коалиции с участием, по крайней мере, двух основных геополитических противников – Речи Посполитой и Швеции. Крах системы межгосударственных договоров, созданной русской дипломатией, произошел в значительной степени под влиянием факторов внутриполитического характера, которые привели к Смутному времени.

Глава вторая

Россия в Вестфальской системе. 1648–1686 гг. (Е. И. Кобзарева)

Тридцатилетняя война, завершившаяся подписанием Вестфальского мирного договора (заключенного на двух конгрессах: в Оснабрюке и Мюнстере), расколола Европу на два враждебных лагеря – габсбургскую и антигабсбургскую коалиции. Австрийские и испанские Габсбурги были связаны фамильными узами. Священная Римская империя германской нации (в дальнейшем мы будем использовать термин Империя) представляла собой конгломерат земель и княжеств. Власть над Империей, принадлежавшая австрийским Габсбургам как избранным императорам, в период Тридцатилетней войны была сильно ослаблена. С восшествием на престол Леопольда I (1658–1705), сменившего Фердинанда III (1608–1657), гегемония Габсбургов в Империи была восстановлена, хотя реально Леопольд I мог чувствовать себя полноправным властелином, решая вопросы внешней и внутренней политики лишь в наследственных владениях (в дальнейшем мы будем называть это государство Австрийской монархией). Ряд немецких княжеств, являвшихся частью Империи, в том числе Бранденбург-Пруссия, поддерживал габсбургскую коалицию, к которой принадлежала и Дания.

Франция, где правил в это время Людовик XIV (1643–1715), стремилась утвердить свою гегемонию в Европе, ослабив Габсбургов. Эта гегемония опиралась на Вестфальский мир и Пиренейский договор 1659 г. с Испанией. Людовик XIV всеми силами пытался привлечь на свою сторону Швецию, которой до завершения Тридцатилетней войны подчинялась прибрежная полоса юго-западной Прибалтики, до этого принадлежавшая полякам. По Вестфальскому миру Швеция получила Западную Померанию и другие немецкие земли, став континентальным государством. Правда, уже Первая северная война (1655–1660) продемонстрировала, что удерживать континентальные владения Швеции не под силу. В дальнейшем она выступала союзником Франции, часто вела войны на ее деньги, поскольку Париж щедро финансировал как Стокгольм, так и других своих союзников.

Борьба двух коалиций в значительной мере определила сущность Вестфальской системы, которую разрушила война за Испанское наследство (1701–1714). Полвека существования Вестфальской системы можно подразделить на два периода – до и после Нимвегенских мирных договоров, положивших конец Голландской войне (1672–1679). Коалиционные войны между габсбургской и антигабсбургской коалициями в 50–70-х гг. XVII в. создавали очаг международной напряженности в Западной Европе, а могущество Франции достигло апогея. Однако после Нимвегенских мирных договоров уже ни одна держава не хотела мириться с этим, что привело и к перегруппировке сил: Швеция порвала с Францией и заключила союз с Австрийской монархией (1680 г.).

Во второй половине XVII в. ведущими европейскими державами являлись Франция и Империя. Гораздо меньшую политическую роль играли Испания, Республика Северных Соединенных Провинций и Швеция. Англия, по-прежнему имевшая прочные позиции, была поглощена внутренними катаклизмами. Дания после сокрушительного поражения в Тридцатилетней войне (1618–1648 гг.) уже не могла претендовать на статус великой державы.

Сильное влияние на расстановку сил в Европе оказывала Турция. Само становление империи Габсбургов шло в условиях противостояния Порте, по словам Б. Ф. Поршнева, «Австрийский дом Габсбургов поднялся как антитеза “нехристям” – туркам»[202 - Поршнев Б. Ф. Франция, Английская революция и европейская политика в серединеXVII в. М., 1970. С. 10.]. Вместе с тем в борьбе с Габсбургами с XVI в. происходило сближение Порты и Франции, хотя их союз так никогда и не был оформлен никакими договорами. Во второй половине XVII в. Порта вновь превратилась в желанного союзника для Франции. Стало возможным участие османов в антигабсбургской коалиции, в войнах как против Империи, так и Бранденбурга.

Однако Людовик XIV, подобно своим предшественникам, никогда не вступал в открытый союз с Портой. По словам Т. П. Гусаровой, король «не хотел лишний раз компрометировать себя в глазах европейского общественного мнения связями с врагами христианства»[203 - Гусарова Т. П. Австрийские Габсбурги в войне с османами в 1683–1699 гг. (от осады Вены до Карловицкого мира) // Османская империя и страны Центральной, Восточной и Юго-Восточной Бвропы в XVII в. М., 2001. Ч. 2. С. 244.]. Тем не менее Франция сохраняла верность союзническим отношениям с Османской империей, никогда их не нарушая. По инициативе кардинала де Ришелье в XVII в. было положено начало созданию

восточноевропейского барьера – группе держав в составе Речи Посполитой, Османской империи и Швеции. Эта коалиция была направлена против Империи.

Наиболее уязвимым звеном группировки была Речь Посполитая. При решении вопроса о польском престоле неоднократно сталкивались интересы Франции и Австрийской монархии (польский король избирался элекционным сеймом, на котором противостояли друг другу проавстрийские и профранцузские группировки). Задачей Леопольда I было вывести Швецию из числа стран, входящих в состав восточноевропейского барьера[204 - Преображенский В. Д. Франко-русские отношения в XVI–XVII веках // Ученые записки Ярославского пед. института. Ч. 2. Взаимоотношения Франции и России при Ришелье и Мазарини. Вып. 9 (19). История СССР. 1947.]. Вместе с тем давление на Европу со стороны Османской империи значительное усилилось, и после того как в 1683 г. турки осадили Вену борьба с султаном стала основной задачей внешней политики Австрийской империи, которая уже не могла вести войну с Францией.

Место России в Вестфальской системе международных отношений уже рассматривалось в историографии[205 - Санин Г. А. Геополитические факторы во внешней политике России второй половины XVII – начала XVIII века и Вестфальская система международных отношений // Геополитические факторы во внешней политике России. Вторая половина XVI – начало XX века. К столетию академика А. Л. Нарочницкого. М., 2007. С. 104–137.], но ряд аспектов этой проблемы заслуживает более подробного изучения. Анализ периода с 1654 г. – начала русско-польской войны, до 1686 г., когда Россия и Речь Посполитая заключили Вечный мир, позволяет поставить ряд вопросов. Как менялось место Русского государства в системе международных отношений, и как эта система влияла на его политику? Как политика Москвы воспринималась и учитывалась европейскими государствами? Наконец, как в этот период соотносились основные направления внешней политики Русского государства: борьба за Украину, борьба с татарами и султаном, балтийское направление?

Б. Ф. Поршнев, полемизируя с французским социологом Р. Ароном, обоснованно отмечал, что «неоправданно ограничить… понятие международной системы только теми государствами, между которыми существуют прямые регулярные сношения и прямой взаимный учет военной силы»[206 - Поршнев Б. Ф. Указ. соч. С. 43.]. Говоря об отношениях России с другими государствами, следует отметить, что она не имела постоянных союзнических связей, но вела длительную войну с Речью Посполитой. Казаки, ведшие борьбу за Украину против Речи Посполитой и против татар, являлись реальной силой, которую нельзя было сбрасывать со счетов, когда речь шла о политике в Восточно-Европейском регионе.

В период Тридцатилетней войны Россия ориентировалась на сближение со странами антигабсбургской коалиции, прежде всего со Швецией, на которую рассчитывала как на союзника в борьбе против Речи Посполитой во время Смоленской войны (1632–1634 гг.). В Оснабрюкском и Мюнстерском мирных договорах царь Алексей Михайлович, правивший в 1645–1676 гг., фигурировал в качестве гаранта мира, как союзник Швеции. В то же время в списке упоминаемых в договорах государств Россия стояла всего лишь на предпоследнем месте – на последнем месте была Трансильвания. Но даже такое вхождение России в число гарантов мира порой порождало в Европе недоумение. По мнению французского историка А. Рамбо, «Королева Швеции (Христина. – Е. К.) вызвала удивление у французской дипломатии, когда она назвала великого князя московского одним из своих союзников»[207 - Rambaud A. Introduction // Recueil des instructions, donnеes aux ambassadeurs et minestres de France depuis les traitеs de Westphalie jusqu'a la rеvolution fran?aise. V. 8. Russie. T. I. Paris, 1890. P. X.].

Россия, приняв Украину под государеву руку, в 1654 г. начала борьбу с Речью Посполитой. Это стало переломным моментом в процессе изменения места России в системе международных отношений. В истории ее внешней политики в рамках Вестфальской системы можно выделить несколько периодов.

Первый – 1654–1667 – состоит из двух этапов. На начальном – в 1654–1661 гг., завершившимся с подписанием Кардисского русско-шведского мира, Россия вела войны одновременно с Речью Посполитой и Швецией. На заключительном этапе – с 1661 по 1667 г. – Россия, продолжив войну с Речью Посполитой, добилась подписания Андрусовского перемирия и превратилась в ведущую державу Восточной Европы.

В ходе второго периода – 1667–1672 гг. – Россия укрепляла свой престиж на международной арене. В третьем периоде – 1672–1686 гг. – можно выделить два этапа. На первом – 1672–1681 гг. – Русское государство участвовало в русско-польско-турецкой войне; на втором – 1681–1686 гг. – оно дипломатическими средствами добивалось перерастания враждебных отношений с Речью Посполитой в мирные, что завершилось подписанием Вечного мира.

Возрастание политического влияния России. 1654–1667 гг.

Позиции России в Европе стали неизменно усиливаться с началом войны за Украину. Алексей Михайлович уподоблялся Ивану Грозному, а в Приказ Тайных дел были отобраны документы, связанные с Ливонской войной. Прибывшему в Варшаву в 1649 г. русскому послу Кунакову сообщили о выходе книги, сулившей молодому царю великое будущее. В книге предсказывалось, что «нынешний Казимер последний в Польше король, а Алексей Михайлович такой славы достигнет, как Александр Македонский»[208 - Gr?nebaum F. Frankreich inm Ost- und Nordeuropa. Die franz?sisch-russischen Beziehungen von 1648–1689. Wiesbaden, 1968. S. 135. Anm. 48.]. В дальнейшем мы будем иметь возможность убедиться, что подобное сравнение делалось неоднократно.

В 1653 г., в период подготовки к войне с Речью Посполитой, русскими были снаряжены посольства в Швецию и Соединенные Провинции, а также в Австрийскую монархию, Францию и Данию – во все великие державы того времени, кроме Англии, где продолжалась революция. Не торопились отправлять посольство и в Испанию, возможно, потому, что она находилась на противоположном конце Европы и в значительной мере по своему географическому положению вряд ли могла оказать существенное влияние на события в Восточной Европе.

В обращенных к европейским государям грамотах давалось правовое объяснение причин, в силу которых царь начал войну с Речью Посполитой. Значение этих посольств было велико. Как отмечал французский историк Ж.-К. Флассан, «до 1654 года Россия была для нас несущественным фактором; с 1654 по 1723 год она вызывала затруднения, главным образом косвенные, так как она нападала на наших общих союзников на Востоке[209 - Rambaud A. Introduction… P. VI. См. также: Борисов Ю. В. Дипломатия Людовика XIV. М., 1991. С. 339.] (Речь Посполитую, Швецию, Порту. – Е. К.)».

С началом войны с Речью Посполитой русские войска в 1654 г. заняли значительную часть территорий, которые до этого находились под властью поляков: Смоленск, обширные земли в Восточной Белоруссии, а к осени 1655 г. вступили в Ковно, Вильно, Минск, дошли до Гродно, Бреста, Львова. В Европе были встревожены усилением позиций России. Людовик XIV в грамоте Алексею Михайловичу выразил отрицательное отношение к начавшейся войне: «…вы понимаете, какое недовольство вызывает то, что вы предприняли»[210 - Грамота Людовика XIV Алексею Михайловичу. 29 ноября 1654 г. // Recueil des instructions. V. 8. Russie. S. 45.]. К. Мачехнину приехавшему в Париж в 1654 г., была дана царская грамота, черновой вариант которой содержал

просьбу оказать помощь России и не оказывать поддержки Речи Посполитой. В окончательной редакции грамоты эта просьба была снята[211 - Заборовский Л. В. Россия, Речь Посполитая и Швеция в середине XVII в. Из истории международных отношений в Восточной и Юго-Восточной Европы. М., 1981. С. 30–31.].

В середине XVII в. Балтика оставалась зоной конфликтов России, Швеции и Речи Посполитой, а после начала русско-польской войны на севере Европы возник большой очаг напряженности. Шведский король Карл X Густав напал на Речь Посполитую – его стремительный поход к Варшаве 1655 г., положивший начало Первой Северной войне, вошел в историю под названием «Потоп». Против Швеции выступили государства габсбургской коалиции: Дания, Бранденбург, позиция которого, впрочем, отличалась непостоянством, в дальнейшем ряды коалиции пополнил император Фердинанд III; возобновилась борьба за Восточную Померанию, остававшуюся под властью шведов.

Практически впервые после Ливонской войны вновь началась борьба России и Швеции за обладание Западной Двиной – крупнейшей водной артерии Восточной Европы. Шведы отказались признать за Россией сделанные присоединения и поставили под сомнение правомерность включения в царский титул термины «Белая Россия» и царь «Литовский, Волынский, Подольский»[212 - Флоря Б. Н. Русское государство и его западные соседи (1655–1661 гг.). М., 2010. С. 49.]. Несмотря на то что Россия сама вела войну с Речью Посполитой, в 1656 г. Алексей Михайлович разорвал дипломатические отношения с Швецией, опасаясь ее чрезмерного усиления. Франции, рассчитывавшей упрочить свои позиции в Речи Посполитой и предоставить полякам возможность сохранить силы, русско-шведская война была на руку. Французы были заинтересованы в том, чтобы поляки и шведы объединились в борьбе против русских, поскольку стало очевидным, что Швеция не может удержать всю Речь Посполитую. Париж упорно отстаивал тезис об исходящей из России опасности для Европы[213 - Преображенский В. Д. Указ. соч. С. 25; Gr?nebaum F. Op. cit. S. 13–17; Кобзарева E. И. Дипломатическая борьба России за выход к Балтийскому морю в 1655–1661 гг. М., 1989. С. 114.]. Об угрозе формирования польско-шведского союза[214 - Мазарини Дж. – Гравелю. 29 марта 1660 г. // Lettres du cardinal Mazarin. T. 9. Paris, 1895. P. 570–572.]в Москве стало известно через русских послов, которые осенью вели переговоры с поляками в Вильно[215 - Грушевский М. С. Iсторiя Укра?ни-Руси. Т. ГХ. Ч. П. Кигв, 1931. С. 1241–1242.].

Активно поддерживал Речь Посполитую император Фердинанд III, не желая ее ослабления и усиления России и Швеции. Он угрожал в случае нападения шведов на Речь Посполитую начать войну против них и вместе с тем пытался убедить Стокгольм вступить в союз с поляками и напасть на Россию. Рассматривалась также возможность заключения союза Швеции и Франции против Австрийской монархии[216 - Wоjcik Z. Stosunki politizcni polsko-austriackie w drugiej polowie XVII wieku // Slaski Kwartalnik Historyczny Sobоtka. 1983. R. XXXVIII. № 1. S. 490; Федорук Я. Вiленський договiр 1656 року. Схiдноевропейська криза i Укра?на у серединi XVII столiття. Ки?в, 2011. С. 125–127.].

В конце 1655 г. в Москву прибыло посольство из Вены в составе А. Аллегретти и И.-Т. Лорбаха с предложением о посредничестве в русско-польских переговорах; послы пригрозили, что если царь не помирится с Речью Посполитой, на ее сторону встанет Франция. Австрийское посредничество носило антимосковский характер. В то же время, содействуя русско-польскому замирению, Фердинанд III надеялся на формирование русско-польского союза, который мог воспрепятствовать участию Швеции в войне с Империей[217 - Федорук Я. Указ. соч. С. 184. Gr?nebaum F. Op. cit. S. 16.].

Сторонником русско-шведской войны являлся папа Александр VII, считавший, что, если эта война начнется, Россия заключит мир с Речью Посполитой[218 - Федорук Я. Указ. соч. С. 370. ?murlo E. Rom und Moscau im Jahre 1657. Eine Episode aus der Geschiclite des p?pstischen Stuhles // Zeitschriften f?r Osteurop?ische Geschichte. Bd. 5 (NeueFolge. Bd. 1). 1931. S. 180.]. Но Русское государство все больше начинало рассматривать себя как союзника габсбургской коалиции, в первую очередь – несмотря на продолжавшуюся русско-польскую войну – как союзника Речи Посполитой по борьбе с антигабсбургской коалицией.

Россия, столкнувшись с проблемой ведения войны на два фронта, попыталась достичь примирения с Речью Посполитой. Осенью 1656 г., уже после начала русско-шведской войны и выступления царя в поход к Риге, состоялись русско-польские переговоры в Вильно. У Речи Посполитой были свои причины для переговоров. Заинтересованная в союзе с Данией, Австрийской монархией и Бранденбургом, она видела основное препятствие к его заключению в отсутствии договоренности с Москвой[219 - Федорук Я. Указ. соч. С. 303, 357.], которая тоже могла бы примкнуть к габсбургской коалиции. В Империи реально обсуждался вопрос о союзе с Россией[220 - Шварц И. Австро-русские дипломатические отношения в первые годы Северной войны // Русская и украинская дипломатия в Евразии: 50-е годы XVII века. М., 2000. С. 35.], которая на протяжении всего 1656 г. вела со своей стороны переговоры о союзе с Данией и Бранденбургом.

Таким образом, контур габсбургской коалиции в составе Империи, Речи Посполитой, Дании и России впервые прорисовался на завершающем этапе Тридцатилетней войны, в 1643 г.[221 - Вайнштейн О. Л. Россия и Тридцатилетняя война 1618–1648 гг. Очерки из истории внешней политики Московского государства в первой половине XVII в. М., 1947. С. 205–208; Поршнев Б. Ф. Указ. соч. С. 243 и след.] В Европе полагали, что цель Виленских переговоров – добиться вхождения в состав габсбургской коалиции России[222 - Федорук Я. Указ. соч. С. 381.].

В Вильно также решался вопрос, кто займет польский престол после Яна Казимира, правившего в 1648–1668 гг., т. е. предполагалось провести выборы «vivente rege». Таким способом Речь Посполитая рассчитывала найти себе союзников в противостоянии со Швецией. В 1655 г., в период «Потопа», обсуждалась возможность возведения на польский престол Фердинанда III или его сына с дальним прицелом втянуть Империю в войну со Швецией. Однако ослабленная Тридцатилетней войной Австрийская монархия не была к этому готова. Другими кандидатами на польский престол выступали бранденбургский курфюрст Фридрих-Вильгельм и трансильванский князь Дьёрдь II Ракоци.

Поляки связывали с избранием королем Алексея Михайловича (или в качестве запасного варианта – царевича Алексея Алексеевича) единственную возможность вернуть утраченные во время войны с Россией земли. Царь, явно переоценивая свои возможности, также выступал соискателем, опасаясь, что Речь Посполитая окажется под влиянием кого-то из соседей[223 - Флоря Б. Н. Русское государство и его западные соседи (1655–1661 гг.)… С. 139.]. Польско-литовская делегация соглашалась пойти на территориальные уступки России, если Алексей Михайлович одержит победу на выборах. Предварительно принятую кандидатуру царя, согласно заключенному Виленскому соглашению, по требованию поляков предстояло утверждать на сейме.

В условиях наступления русских войск европейские державы с тревогой отнеслись к возможности возведения Алексея Михайловича на польский престол – это привело бы к чрезмерному усилению позиций России. Когда во время переговоров в Вильно были предъявлены претензии на варшавский престол, у польских комиссаров сложилось впечатление, что австрийские посредники А. Аллегретти и И.-Т. Лорбах стремятся сорвать

переговоры. Один из русских послов спрашивал А. Аллегретти: «Что ж ты за посредник, что доброе дело ломаешь, а не клеишь?»[224 - Флоря Б. Н. Русское государство и его западные соседи (1655–1661 гг.)… С. 127; Федорук Я. Указ. соч. С. 361, 364–367, 388–389, 397.]

Папа Александр VII указывал на необходимость защитить интересы католичества. Он считал, что следует попытаться склонить Москву сохранять лояльные отношения с католиками. Формально курия выражала готовность поддержать русскую кандидатуру при условии, что царевич Алексей Алексеевич примет католичество[225 - Федорук Я. Указ. соч. С. 357; ?murlo E. Op. cit. S. 183–184.] – на это Россия явно не могла согласиться. Вместе с тем курия намеревалась договориться о совместном с Россией выступлении против Османской империи. Получив информацию о посольстве И. И. Чемоданова в Венецию в 1656 г., папская курия направила своего уполномоченного на встречу с ним во Флоренции. Предполагалось, что русской делегации будут преподнесены щедрые дары[226 - ?murlo E. Op. cit. S. 190–191.].

Вместе с тем в августе 1656 г. начались польско-шведские мирные переговоры при французском посредничестве. Швеция пыталась добиться уступки поляками Королевской Пруссии, предлагая Фридриху-Вильгельму заключить союз против Речи Посполитой, разделив захваченные у поляков земли[227 - Флоря Б. Н. Русское государство и его западные соседи (1655–1661 гг.)… С. 132; Федорук Я. Указ. соч. С. 425–428.]. Воспользовавшись моментом, Франция решила попробовать упрочить свои позиции в Речи Посполитой, пугая ее перспективой избрания Алексея Михайловича польским королем. Кардинал Дж. Мазарини указывал в письме французскому послу в Швеции д’Авогуру, что неминуемым последствием избрания царя польским королем станет утрата поляками своей независимости.

Кардиналу представлялось вероятным, что поляки прибегнут к помощи Фердинанда III и тогда Речь Посполитая окажется под властью Империи. И в дальнейшем, после завершения Первой северной войны и заключения Оливского мира (1660 г.), Франция опасалась, что польская корона достанется Империи, России или Бранденбургу или произойдет раздел Речи Посполитой между этими странами[228 - Инструкция де Терлону. 1662 г. // Recuiel des instructions… V. 2. Suede. T. 2. 1885. P. 36, 39.]. По мнению Мазарини, французский король сделает все возможное, чтобы воспрепятствовать передаче короны австрийскому или российскому претендентам[229 - Мазарини Дж. – д’Авогуру М. 14 октября 1656 г. // Lettres du cardinal Mazarin. Т. 7. Paris, 1893. P. 412–414. См. также: Преображенский В. Д. Указ. соч. С. 27; Gr?nebaum F. Op. cit. S. 18–19, 27–28.].

Д’Авогур и французский посол в Речи Посполитой де Люмбр стремились убедить поляков, что избрание царя на польский престол вызовет негативную реакцию в Европе[230 - Федорук Я.Указ. соч. С. 350; WalewskiA. HistoryawyzwoleniaPolskizaponowanie Jana Kazmierza (1655–1660). Т. 1. Krakоw, 1866. S. 267.]. Аргументы возымели действие – Речь Посполитая не пошла по пути примирения с Россией. Полякам удалось вернуть захваченные шведами земли. Хотя после Виленских переговоров кандидатура Алексея Михайловича была утверждена на сейме, в 1658 г. поляки перестали соблюдать условия соглашения, и Ян Казимир остался польским королем. Русско-польская война возобновилась. Польско-австрийский договор был подписан через месяц после заключения Виленского соглашения, но Австрийская монархия направила свои войска на помощь Речи Посполитой только в 1657 г., после смерти Фердинанда III.

В итоге России так и не удалось найти союзников по борьбе против Швеции. В начале 1661 г. А. Л. Ордин-Нащокин говорил, что в русско-польских мирных переговорах в качестве посредников могут принять участие представители Дании, Англии, Бранденбурга, Курляндии. Как указывает Б. Н. Флоря, «его (Нащокина. – Е. К.) воображению рисовался целый международный конгресс»[231 - Флоря Б. Н. Русское государство и его западные соседи (1655–1661 гг.)… С. 632.].

В принципе Россия могла присоединиться к антипольской коалиции в составе Трансильвании, Швеции, Бранденбурга, Франции, хотя последняя противилась разделу Речи Посполитой. Русское государство, продолжая войну со Швецией, не воспользовалось благоприятным моментом для нанесения поражения Речи Посполитой. В свое время в конце 20-х гг. XVII в. такую коалицию предлагала Франция; в этом случае на польский престол был бы возведен трансильванский князь Г. Бетлен[232 - Кобзарева Е. И. Вестфальская мирная система и Россия // Отечественная история. 1999. № 1. С. 146–152.]. В 1657 г. Б. Хмельницкий заключил союз с Трансильванией и Швецией и пытался привлечь к этому союзу Россию.

Как не без основания полагает Б. Н. Флоря, Москва не присоединилась к формировавшейся коалиции из-за того, что в Посольском приказе были недостаточно информированы о текущих событиях[233 - Флоря Б. Н. Русское государство и его западные соседи (1655–1661 гг.). М., 2010.]. Со стороны такая перегруппировка сил, видимо, представлялась наиболее вероятной. Бранденбург и Швеция, как считали во Франции, вместе с Трансильванией и Крымским ханством могли разделить Речь Посполитую (хотя хан вряд ли реально мог присоединиться к сложившейся коалиции)[234 - Recuiel des instructions donnеes aux ambassadeurs et ministres de France. Paris, 1888. V. 4. Pologne. T. 2. P. 21.].

«Gazette de France» в конце 1657 – начале 1658 г. охарактеризовала позицию России следующим образом: «Великий московский князь (Людовик XIV так и не признал за Алексеем Михайловичем царского титула. – Е. К.) всегда балансирует, чтобы понять, какую партию он должен возмущать в Польше или Швеции»[235 - Gr?nebaum F. Op. cit. S. 20.] притом, что эти страны принадлежали к разным коалициям. В итоге Русское государство осталось без союзников, в условиях, когда шведы могли направить против него все силы.

В 1658 г., когда ситуация на Украине обострилась, Россия на гребне военного успеха начала переговоры со Швецией, приведшие к заключению Валиесарского перемирия, согласно которому шведы передавали русским ливонские города. В период подготовки к переговорам в Нарву прибыл с миротворческой миссией французский офицер Ж. Деминье, привезший грамоту Людовика XIV[236 - Грамота Людовика XLV Алексею Михайловичу. 20 ноября 1657 г. // Recuiel des instructions… V. 8. P. 47.]. Это был первый случай после приема в Москве французского посла Курменена в 1629 г., когда Франция направила в Россию своего уполномоченного. Однако русская сторона отвергла посредничество, поскольку оно исходило от союзника Швеции[237 - Флоря Б. Н. Указ. соч. С. 372; Gr?nebaum F Op. cit. S. 24–25.].

Оливский мир положил конец попыткам Швеции расширить свои континентальные владения, хотя Швеция закрепила за собой Эстляндию и почти всю Лифляндию. Из-за обострения ситуации на Украине и возобновления войны с Речью Посполитой Россия не смогла удержать за собой завоеванных земель – Кардисский мир 1661 г. повторил условия Столбовского мира 1617 г., по которому Россия была отрезана от Балтийского моря.

Так завершился заполненный войнами с Речью Посполитой и Швецией первый этап периода вхождения Русского государства в европейскую систему международных отношений. Попытка вести борьбу со Швецией, сблизившись с габсбургской коалицией, окончилась неудачей – Россия осталась без союзников. Характерной чертой этого периода стало возрастание интереса к России со стороны Австрийской монархии и со стороны Франции, которые были напуганы перспективой ослабления Речи Посполитой в результате войн со Швецией и Русским

государством. И Людовик XIV и Фердинанд III, а затем и Леопольд I являлись противниками возведения Алексея Михайловича на польский престол, хотя эта перспектива была маловероятной.

Несмотря на то что Россия по-прежнему являлась европейской периферией, ее связи с западноевропейскими странами приобретали все более оживленный характер. Вместе с тем планы А. Л. Ордина-Нащокина об общеевропейском конгрессе с участием многочисленных стран остались неосуществленными. События этого периода отразили слабую степень включенности России в систему международных отношений: она оказывалась, скорее, пугающим фактором, чем активным участником событий, способным повлиять на их развитие.

В то же время встал вопрос об участии Русского государства в борьбе с Портой. В России получили распространение идеи единства интересов всех славян в борьбе с «бусурманами». Еще при венчании на царство Ивана Грозного впервые была сформулирована идея о призвании России – изгнать турок из Константинополя[238 - Каптерев В. Приезд бывшего Константинопольского патриарха Афанасия (Пателара) в Москву в 1653 году // Чтения в обществе любителей духовного просвещения. М., 1889. Год 27. Октябрь. С. 368.]. Первые предпринятые Россией попытки создать европейскую антитурецкую коалицию относятся к концу XVI в. В 80-е гг. XVI в. римская курия проявляла особую заинтересованность в том, чтобы Россия присоединилась к такой коалиции. Тогда же стало очевидно, что реализации подобных планов препятствуют противоречия, существующие между габсбургской и антигабсбургской коалициями[239 - Чарыков Н. В. Посольство в Англию дворянина Григория Микулина в 1600 и 1601 гг. (по документам московского главного архива Иностранных дел) //Древняя и новая Россия. 1876. Т. 2. № 8. С. 361–364; Жордония Г. Очерки из истории франко-русских отношений конца XVI и первой половины XVII в. Ч. 1. Тбилиси, 1959. С. 204–235. Флоря Б. Н. Иван Грозный. М., 2002. С. 364–365.].

Идеи совместно противостоять «неверным» получили дальнейшее развитие в связи с началом Кандийской войны (1645–1669 гг.), когда Порта боролась с Венецией из-за Кандии – крепости на Крите. Практически Кандия являлась последним оплотом на пути турок в Европу. Как указывает Б. Ф. Поршнев, в это время вырисовывалась картина превращения войны «в крестовый поход всего христианского мира под идейной эгидой папства и при первенствующей роли польского короля» (в этот момент польский престол занимал Владислав IV. – Е. К.)[240 - Поршнев Б. Ф. Указ. соч. С. 225–230, 247, 259–260.].

За создание широкой антиосманской коалиции, за объединение всех исповедовавших греческую веру ратовали православные греки. В конце 40-х гг. XVII в. константинопольские греки установили связи с Б. Хмельницким, стремились содействовать заключению союза России и Украины, принятию казаками русского подданства. Русский историк В. Каптерев обратил внимание на доклад, который в 1649 г. дипломат Арсений Суханов подал в Посольский приказ о встрече греческого патриарха Паисия с гетманом.

Патриарх хотел известить царя, что турецкий султан велел крымскому хану совершить нападение на русские земли. Валахи, «мультяне» (жители Молдавского княжества), запорожские казаки, как сообщал патриарх, собирались летом идти в поход к Константинополю. К ним должны присоединиться сербы, греки. Вместе с тем турки терпели поражение со стороны Венеции. В том же докладе прозвучала мысль, что было бы желательно, чтобы Константинополь оказался под властью России. «…Говорят де все христиане, чтоб им то видеть, чтобы Царьградом владети великому государю царю и великому князю Алексею Михаиловичу, нежели немцом»[241 - Каптерев Н. Ф. Указ. соч. С. 370.]. Не вполне ясно, кого в данном случае подразумевали под «немцами», скорее всего, речь шла о венецианском доже Франческо Молии.

Просьбы к царю оказать помощь в борьбе с османами поступали и позже, тем более что во второй половине XVII в. давление на Европу со стороны Османской империи усилилось. В 1653 г., одновременно с прибытием посольства с Украины с просьбой о подданстве, в Москву приезжал бывший константинопольский патриарх Афанасий III Пателларий. Он советовал царю вступить в войну с султаном, овладеть Константинополем и взойти на константинопольский престол[242 - Там же. С. 370–376; Ченцова В. Г. Источники фонда «Сношения России с Грецией» Российского государственного архива древних актов по истории международных отношений в Восточной и Юго-Восточной Европе в 50-е гг. XVII в. // Русская и украинская дипломатия в Евразии… С. 151–178.].

Таким образом 40-е гг. возникли предпосылки для установления дипломатических отношений России с Венецией. В 1655 г. Москва принимала венецианского посланника Альберто Вимина, который напомнил, что еще при Иване Грозном венецианцы ходили походами на турок[243 - Ответные статьи Альберто Вимина. 12 ноября 1655 г. // Памятники дипломатических сношений древней России с державами иностранными (далее – ПДС). СПб., 1871. Т. X. С. 903–904.]. В 1656 г. в Венецию было снаряжено ответное посольство стольника И. И. Чемоданова, чтобы договориться об оказании Венецией денежной помощи России в борьбе с султаном[244 - Шаркова И. С. Посольство И. И. Чемоданова и отклики на него в Италии // Проблемы истории международных отношений. Сборник статей памяти академика Е. В. Тарле. Л., 1972. С. 207–223.]. По словам стольника, царь «всегда о том тщание имеет, чтоб православное християнство из бусурманских рук высвободить». Если республика согласится помочь, то Алексей Михайлович брал обязательство после установления мира с Речью Посполитой и Швецией заключить договор с Венецией против Оттоманской Порты. Но республика, не рассчитывая получить русскую помощь, не согласилась предоставить России деньги.

Представители же православных греков сравнивали царя, единственного православного монарха, с Александром Македонским (подобно тому, как это делалось в польской книге, изданной в 1649 г.), возлагая на него свои надежды. Они подчеркивали, что благодаря русскому оружию были побеждены мусульмане[245 - Статейный список И. И. Чемоданова и А. Посникова. Протокол переговоров 20 декабря 1656 г., 27 января 1657 г. // ПДС. Т. X. С. 974, 1056–1057.]. Православные греки передали посланнику книгу «Одоление на Турское государство», где подчеркивалось, что Россия должна возглавить борьбу против Порты, опять же проводилось сравнение Алексея Михайловича с Александром Македонским[246 - Уо Д. К. «Одоление на Турское царство» – памятник антитурецкой публицистики XVII в. // ТОДРЛ. Т. 33. Л., 1970. С. 91–92.].

В связи с посольством Чемоданова французский посол в Речи Посполитой де Люмбр констатировал: «…кажется, что царь желает смешаться с цивилизованными нациями. У него в голове большой замысел, а именно освободить Грецию от ига»[247 - Gr?nebaum F. Op. cit. S. 20.]. Однако до их осуществления было далеко – пока еще даже от Черного моря Россию отделяло Крымское ханство. Вместе с тем прорисовывалась перспектива русских походов в Крым к Азову – эти походы должны были совершаться главным образом силами казаков, которые уже осаждали эту крепость в 1637–1642 гг. Если бы Османская империя направила свои силы против Речи Посполитой и России, давление на Европу уменьшилось бы. Таким образом, посольство Чемоданова можно рассматривать как проявление некоторых тенденций со стороны России к сближению

с габсбургской группировкой.

В 1657 г. к власти в Стамбуле пришел великий визирь Мехмед-паша Кюпрюлю. Он считал, что единственный способ пополнить опустевшие сундуки – это вести войны. Вновь стал актуальным союз Порты с Францией. Заинтересованность Венеции, да и Европы в целом, а также папской курии в России как союзнице в борьбе с Османской империей росла. Однако должно было пройти время, чтобы вопрос о вхождении Русского государства в состав антиосманской коалиции стал актуальным, хотя после завершения войн с Швецией европейские державы могли направить основные силы против «неверных».

Кардисский мир 1661 г. с Швецией был подписан, но Кандийская война продолжалась. На этом этапе в России задумывались об участии в антитурецкой коалиции. В 1660 г. русский дипломат А. Л. Ордин-Нащокин высказывал идею объединить силы всех европейских государств в борьбе с османами. В одной из отписок царю Нащокин, уже после отставки с поста руководителя Посольского приказа, рассматривал перспективу установления мира России и Речи Посполитой: вероятно, именно в это время у него родилась идея объединить русские и польские силы в борьбе против татар и Османской империи. Тогда, по его мнению, был бы положен конец вмешательству «неверных» в европейские дела[248 - Флоря Б. Н. Русское государство и его западные соседи… С. 607, 632.]. Однако никаких дипломатических акций против султана Россия не предприняла, а борьба Европы с турками продолжала развиваться своим чередом.

Давление со стороны осман усилилось: в 1663 г. турецкие войска начали наступление на Трансильванию. В 1663–1664 гг. в Европе стали прорисовываться контуры антитурецкой коалиции в составе принявшей на себя основной удар Австрийской монархии и немецких княжеств. Осенью 1663 г. в Регенсбурге обсуждалась возможность участия в этой коалиции папы, Венеции, Речи Посполитой, России, Швеции, Трансильвании, Молдавии, Валахии. Из Империи с просьбой о помощи были отправлены послы во Францию, Швецию, Англию, Италию.

Но несмотря на попытку папы Александра VII установить контакт с Чемодановым, Русское государство в большей мере воспринимали как противника Речи Посполитой, чем как союзника по борьбе с султаном. Даже Франция казалась папе предпочтительнее, чем Россия. Папская курия выступила с инициативой объединить против Османской империи усилия всех стран и направила своего уполномоченного к Людовику XIV просить, чтобы французы защитили Европу от «неверных».

Для России этого времени характерна относительная изоляция от европейских государств. В первой половине 60-х гг. XVII в. продолжалась русско-польская война, а в 1663–1664 гг. произошло фактическое деление Украины на Лево- и Правобережную. В 1667 г. между Россией и Речью Посполитой было заключено Андрусовское перемирие.

Сближение России с Габсбургским блоком. 1667–1672 гг.

Ситуация настоятельно требовала расширения контактов России с Западной Европой. С 40-е гг. на запад все чаще отправляли посольства и, по словам Б. Ф. Поршнева, они деятельно прощупывали «почву в широком диапазоне»[249 - Поршнев Б. Ф. Указ. соч. С. 33.]. Но в XVII в. Русское государство не располагало постоянными резидентами в европейских странах – первым стал В. И. Тяпкин, пребывавший в Речи Посполитой в 1673–1677 гг.

Московским властям приходилось принимать решения, опираясь на вторичную информацию, поступавшую из европейских газет, которые до середины 60-х гг. XVII в. в Посольском приказе получали нерегулярно – в основном их привозили иностранцы. К тому же эти газеты выходили в странах, принадлежащих к габсбургской коалиции, и освещали политику под определенным углом зрения. Одновременно для русского руководства важную роль играли известия, поступавшие непосредственно от иностранцев.

Неудачи, которые Россия, частично в силу отсутствия необходимых сведений об актуальных событиях, потерпела во второй половине 50-х гг. XVII г., показали, что страна остро нуждается в соответствующей информации. В эти годы А. Л. Ордин-Нащокин, получивший большое влияние на царя, пытался найти агентов, которые сообщали бы в Москву о происходящем, но надежных корреспондентов приобрести не удалось[250 - Флоря Б. Н. Русское государство и его западные соседи… С. 646.].

Тем не менее благодаря его усилиям в 1665 г. была учреждена Рижская и Виленская почта, по которой в Россию стали присылать раз в две недели газеты из Империи и Голландии, на их материале в Посольском приказе составлялись куранты – обзоры иностранной прессы. Эти издания позволяли, хотя и с некоторой задержкой, составить довольно полное представление о развитии международных отношений, об основных войнах, которые велись. После заключения Андрусовского перемирия, судя по вопросникам, ориентируясь на которые послы должны были собирать известия о событиях в Европе, московские власти располагали информацией практически обо всех важных событиях – послам предстояло в первую очередь уточнять сведения, полученные в Посольском приказе.

С заключением Андрусовского перемирия статус России изменился – она стала ведущей державой в Восточной Европе[251 - Wojcik Z. From the Peace of Oliva to the Truce of Bakhchisarai. International Relations in Eastern Europe. 1660–1681 //Acta Poloniae Historica. V. 34. 1976. P. 256–280.]. Следует говорить о новом периоде в истории ее внешней политики, и соответственно включенности в Вестфальскую систему. Нараставшая угроза для Речи Посполитой и России со стороны султана и татар, с одной стороны, и замирение с поляками – с другой, создавали предпосылки для совместной борьбы двух держав и для участия России в создании антиосманской коалиции. Активную роль в этом сыграл Ордин-Нащокин, назначенный главой Посольского приказа. Благодаря его стараниям заметно активизировался внешнеполитический курс России, стали налаживаться связи с Западной Европой для создания антиосманской коалиции.

Тем временем началась «деволюционная» война Франции и Испании за Испанские Нидерланды (1667–1668 гг.); Соединенные Провинции, всерьез обеспокоенные конфликтом, заключили Тройственный союз с Англией и Швецией, требуя, чтобы Франция отказалась от сделанных завоеваний. Император стремился высвободить себе руки, чтобы вмешаться в борьбу, поддержав Испанию. Правда, в итоге он так и не вступил в войну, но заключил с Францией тайный договор о разделе Испании и ее колониальных владений.

В 1665 г. османские войска осадили Кандию. Ей на помощь направили отряды Испания, папа, итальянские и немецкие князья. Османы и татары нанесли серьезный ущерб Империи, «запустошили» австрийские земли «по самой Дунай реку»[252 - Статейный список пребывания И. А. Желябужского и Т. Кузьмина в Священной Римской империи. 1672 г. // ПДС. СПб., 1856. Т. IV. С. 640.]. Однако Леопольд I не стал переходить в наступление и в 1665 г. заключил мир на невыгодных условиях – Австрийская монархия не хотела себя связывать войной с султаном и не собиралась тратить на нее средства[253 - Гусарова Т. П. Австрийские Габсбурги и проблема борьбы с османами… С. 166–167.].

Европейские войны как на этом этапе, так и в дальнейшем, притом, что император недооценивал угрозы, исходившей со стороны Порты, препятствовали складыванию единого антиосманского фронта, который в 60–70-е гг. так и не был создан. Кандийская война не переросла рамок регионального конфликта.

Правда, по наблюдениям современников, Порта никогда не вела двух войны одновременно и, пока шла Кандийская война, не совершала нападения на Австрийскую монархию[254 - Wоjcik Z. Miedzy traktatem andruszowskim a wojna turecka. Stosunki polsko-rosyjskie 1667–1672. Warszawa, 1968.].

Угроза со стороны осман стала вполне реальной для Речи Посполитой и России: возможно, к 1667 г. в Стамбуле возникла идея воевать с этими странами[255 - Wоjcik Z. From the Piece of Oliva… P. 265.]. Речь Посполитая более чем кто-либо была заинтересована в приобретении союзников, в первую очередь в лице Москвы. Не случайно 18 и 19 статьи Андрусовского договора предполагала совместную борьбу России и Речи Посполитой против турецкого султана и крымского хана. В свою очередь активным сторонником русско-польского союза, а также установления союза с Леопольдом I стал А. Л. Ордин-Нащокин. В случае заключения такого союза Порта была бы вынуждена сохранять мир с Россией[256 - Флоря Б. Н. Начало открытой османской экспансии в Восточной Европе (1667–1671 гг.) // Османская империя и страны Центральной, Восточной и Юго-Восточной Европы… С. 76; Wоjcik Z. Miedzy traktatem andruszowskim a wojna turecka… S. 128.]. При этом Ордин-Нащокин до конца оставался убежденным сторонником уступок Речи Посполитой[257 - Копреева Т. Н. Неизвестная записка А. Л. Ордина-Нащокина о русско-польских отношениях второй половины XVII в. // Проблемы источниковедения. Вып. К. М., 1961. С. 195–220; Замысловский Е. Е. Сношения России с Польшей в царствование Федора Алексеевича. СПб., 1888.].

Россия пыталась договориться с европейскими государствами о совместной борьбе против Порты, снаряжая посольства в Европу с сообщениями о заключении Андрусовского перемирия. В наказы послам были включены призывы ко всем христианским государствам заключить союз против Османской империи, и подчеркивалась необходимость вызволить греков и всех христиан из-под турецкого ига[258 - Wоjcik Z. Miedzy traktatem andruszowskim a wojna turecka… S. 130.].

Формально посольства снаряжались, чтобы довести до сведения европейских государей новость о победе, одержанной над Речью Посполитой. До 1667 г. русское государство не предпринимало подобных акций – в Европу отправлялись посольства в основном с целью сообщить монархам наиболее могущественных держав о вступлении на русский престол нового царя. Так было в 1645 г., в связи с началом царствования Алексея Михайловича. Некоторым исключением стали дипломатические акции в 1634 г., когда Россия поставила европейские государства в известность о завершении Смоленской войны, и в 1653–1654 гг., когда Москва направила в ряд европейских столиц гонцов с сообщением о начале войны с Речью Посполитой.

Теперь Россия, предлагая создать антиосманскую коалицию, стремилась добиться, чтобы на международной арене признали результаты русско-польской войны. Хотя до договора о Вечном мире было еще далеко, Москва явно рассчитывала закрепить достигнутый успех. В этом плане имеющиеся возможности были оценены ею вполне реалистично. Вместе с тем Россия преувеличивала степень готовности европейских стран заключить направленный против Порты союз.

Достаточно хорошо ориентируясь в расстановке сил на международной арене, московские власти сочли нужным послать своих уполномоченных в государства, которые играли ведущую роль в габсбургской и антигабсбургской коалициях. В мае-июне 1667 г. были снаряжены посольства, посетившие несколько стран – Испанию, Францию, Соединенные Провинции, Англию, Данию, Швецию, Бранденбург, Венецию, Австрийскую монархию. Примечательно, что в 1667 г. Россия обращалась к тем же государствам, к которым в 1665 г. обращался Леопольд I.

И царь, и император просили о помощи Англию, Францию, Швецию, Испанию. Правда, остается неясным, располагали ли в Москве информацией о попытках Леопольда I создать антиосманскую коалицию[259 - В нашем распоряжении имеются выполненные в марте переводы курантов, где сообщалось, что Леопольд I направил посольства в Бранденбург, к различным немецким князьям, во Францию, однако при этом не указывалось, с какой целью эти посольства были отправлены (Перевод с голландских курантов. 28 января – 13 февраля 1665 г. // Вести-Куранты. 1656 г. 1660–1662 гг., 1664–1670 гг. М., 2009. Ч. 1. Л. 1).]. Вместе с тем круг государств, в которых побывали представители Москвы, был значительно шире, чем в 1645 г. В 1667 г. в Венецию поехал Т. фон Келлерман – второй раз после визита туда посольства в 1656 г. В Испанию был отправлен П. И. Потемкин, что положило начало дипломатическим контактам Мадрида с Москвой. На обратном пути он также посетил Францию.

Русским уполномоченным предписывалось поставить вопрос об участии в русско-польских мирных переговорах в качестве посредников представителей ряда стран: Австрийской монархии, Испании, Дании, Бранденбурга, Франции, Англии, Швеции. Предложение было сделано и государствам, принадлежавшим к антигабсбургской коалиции. Все, кроме Испании, выразили согласие стать посредниками при урегулировании русско-польских отношений. Конечно, это не означало, что перечисленные державы были готовы реально принимать участие в переговорах.

По-настоящему и сама Россия не собиралась воспользоваться их услугами, так как чувствовала себя достаточно уверенно для решения мирных переговоров самостоятельно. Тем не менее в силу разных причин Россия считала нужным бросить пробный камень, выразить свое лояльное отношение к европейским монархам. К тому же перемирие было заключено на длительный срок, и вопрос об отправке послов в Москву уже не стоял ни перед одним европейским государем.

В роли посредника, как и прежде, согласился выступить Леопольд I. Его согласие носило неформальный характер: в сложившейся расстановке сил влияние Австрийской монархии на Речь Посполитую выросло. Однако отношение Леопольда I к войнам Речи Посполитой, России и Османской империи было неоднозначным.

С одной стороны, Империя была заинтересована в установлении мира между Москвой и Варшавой для участия русских и поляков в борьбе против Османской империи[260 - Санин Г. А. Внешняя политика России во второй половине XVII века // История внешней политики России. Конец XV–XVII век (От свержения ордынского ига до Северной войны). М., 1999. С. 329–330; Статейный список пребывания И. А. Желябужского и Т. Кузовлевау цесаря. Запись 14 декабря 1668 г…. С. 656–657.]. Как и прежде, речь шла об ослаблении османского натиска на Европу в случае завершения Кандийской войны, о возможном отказе Порты от нападения на Венгрию и Морею притом, что угроза такого нападения усиливалась. Войны Речи Посполитой и России с султаном позволяли императору продолжать воевать с Францией, не отвлекаясь на борьбу с османами. С другой стороны, он сильно рисковал – если в польско-турецкой войне Речь Посполитая потерпит поражение, то турки могут направить основные силы в Трансильванию, создав непосредственную угрозу Империи.

На активизацию Яном Казимиром и Алексеем Михайловичем борьбы с турками надеялся и папа римский Александр VII, считавший осман худшими врагами католиков[261 - Wоjcik Z. Miedzy traktatem andruszowskim a wojna turecka. Stosunki polsko-rosyjskie 1667–1672. Warszawa, 1968. S. 24–25; Шмурло Е. Русская кандидатура на польский престол в 1667–1669 годах (Политика Римской курии) // Сборник, посвященный П. Н. Милюкову. Praha. 1929. С. 263–308.]. Вслед за Леопольдом I он выражал радость по поводу завершения русско-польской

войны.

Вместе с тем в 1667 г. в повестке дня вновь оказался вопрос о судьбе польского престола. К 1667 г. Людовик XIV, шведский король Карл XI, курфюрст бранденбургский Фридрих-Вильгельм I, изменивший позицию и присоединившийся к антигабсбургской коалиции, делали ставку на кандидатуру принца Конде, а также пфальцграфа Нейбургского. Против них выступали папа и Леопольд I. Папа поддерживал Михаила Вишневецкого, а император не мог предложить своего претендента на престол, но был готов сделать достаточно много, чтобы француз не прошел.

В 1667 г. Россия вновь после попытки 1656 г. выдвинула своего ставленника – царевича Алексея Алексеевича. Алексей Михайлович пытался заручиться поддержкой в этом вопросе со стороны Австрийской монархии и Испании, рассчитывая, что обе ветви Габсбургов не желали упрочения позиции Франции в Речи Посполитой. Ордин-Нащокин (вероятно, памятуя о Виленскихпереговорах 1656 г.) поддерживал избрание царевича на польский престол, полагая, что таким образом удастся добиться возвращения русских земель[262 - Fahlborg В. Sveriges yttrepolitik 1668–1672. Stockholm-Goteborg-Uppsala, 1961. S. 34–35.].

Московские власти надеялись, что Леопольд I, испанский король Карлос II и даже венецианский дож Доменико II Кантарини окажут дипломатическую поддержку России при решении вопроса о варшавском троне в обмен на помощь, которую Россия предоставит Австрийской монархии и Испании (а возможно, и Венеции) в борьбе с османами. При этом Москва сильно преувеличивала османскую угрозу этим странам и готовность императора вести активную борьбу с Портой. Если в 1656 г. московские власти действовали, главным образом рассчитывая на свои связи с литовской аристократией, то теперь, хотя эти связи восстановились, речь шла в основном о возведении русского царевича на престол при содействии стран габсбургской коалиции. Но Москва явно переоценивала свою роль на международной арене.

Переговоры в Вене вел И. А. Желябужский. Как позволяют судить источники австрийского происхождения, царь обещал предоставить Австрийской монархии несколько миллионов гульденов и 40 тыс. чел.[263 - Wоjcik Z. Miedzy traktatem andruszowskim a wojna turecka… S. 128.] Так как русские послы часто блефовали, называя завышенные суммы и преувеличенную численность военного контингента, вполне возможно, что о таком блефе речь идет и в данном случае. Как доносил Людовику XIV французский посол в Речи Посполитой Безье, «царь предлагает такие большие силы и деньги, что они точно превосходят возможности и выходят за пределы воображения других претендентов»[264 - Цит. по: Gr?nebaumF. Op. cit. S. 44–45.].

Во время аудиенции у Леопольда I Желябужский обсуждал возможность заключения брака между царевичем и одной из австрийских принцесс. В статейном списке, поданном им по возвращению в Москву, отмечалось, что император намерен просватать свою сестру за царевича Алексея Алексеевича[265 - Статейный список пребывания И. А. Желябужского и Т. Кузовлева у цесаря. Протокол переговоров 20 декабря 1668 г. // ПДС. Т. IV. С. 665–666.]. Но на самом деле желаемое выдавалось за действительное – никаких намерений у императора скрепить свои связи с Россией брачными узами не было. В Вене не желали, чтобы Россия упрочила свои позиции за счет Речи Посполитой. Известия о матримониальных планах Москвы дошли до Римской курии, которая вновь поддержала русскую кандидатуру при условии, что царевич примет католичество[266 - Шмурло Е. Указ. соч.].

И в Испании посольство стольника П. И. Потемкина, как свидетельствует испанский отчет о переговорах, также ставило перед Карлосом II вопрос о поддержке Габсбургами русской кандидатуры на польский престол. Хотя намекалось, что царевич может перейти в католичество, русские не собирались выполнять это условие. Скорее всего, об этом упоминалось в дипломатических целях – формально вопрос предстояло решать собравшимся в Москве патриархам[267 - Там же.]. При переговорах с русской стороны давалась гарантия, что Россия и Речь Посполитая не будут объединены в одно государство. По одной из версий, Потемкин добивался, чтобы Филипп IV просил Леопольда I выдать свою сестру за русского царевича.

Вновь подчеркивалась готовность России в качестве платы за оказанную поддержку предоставить Габсбургам миллионы гульденов и 40 тыс. чел. – тогда и деньги, и войска Австрийская монархия и Испания поделили бы между собой. Были названы те же нереальные цифры, что и при переговорах с императором; однако в Мадриде это предложение не было воспринято всерьез – перспектива вступления Романова на польский престол вызывала у испанцев, как и у императора, большие опасения[268 - Wоjcik Z. Miedzy traktatem andruszowskim a wojna turecka… S. 130–131.].

По сведениям, имеющимся в обзоре европейских событий – «Theatrum Europaeum» (периодически издаваемом многотомном издании, каждый том которого включал сотни страниц), Потемкин, возвращаясь из Испании, приехал в Париж, чтобы уговорить Людовика XIV проявить благосклонность к попыткам сына царя стать польским королем[269 - Цит. по: Gr?nebaum F. Op. cit. S. 50.]. Однако стольнику не удалось добиться благоволения Парижа: монарх выразил удовлетворение по поводу завершения русско-польской войны, но уклонился от переговоров об участии в антиосманском союзе[270 - Путешествия русских послов. Тексты статейных списков. М., 1954 (СПб., 2008). С. 227–315; Санин Г. А. Указ. соч. С. 328.].

Как указывалось в переведенных на русский язык австрийских курантах, с просьбой поддержать русскую кандидатуру при выборах польского короля Т. Келлерман обратился к венецианскому дожу Джованни Пезаро, обещая, что ему будут предоставлены многие тысячи людей для борьбы с турецким султаном. Вполне возможно, что сначала в распоряжение издателя газеты поступили точные цифры, но, побоявшись ошибки, он решил, что указанные размеры войска непомерно велики[271 - Перевод с цесарских курантов. 17 сентября 1668 г. // Вести-Куранты… № 113. Л.125.].

В голландских курантах были опубликованы переведенные в Посольском приказе сведения о том, что русский уполномоченный просил оказать поддержку московскому претенденту на польский престол даже в Царьграде. Впрочем, в Соединенных Провинциях к этим известиям отнеслись с явным недоверием[272 - Перевод с голландских печатных курантов. 5 января 1669 г. // Там же. № 132. Л. 6.]. Голландские куранты сообщали, что из-за претензий России выборы польского короля стали делом, «к которому были прикованы глаза всего христианства»[273 - Gr?nebaum F. Op. cit. S. 44.]. Конечно, в условиях, когда в Европе шла Голландская война, подобное высказывание было преувеличением.

В то же время с целью не допустить вступления русского претендента на польский престол, определенные шаги предпринимала Франция. Ее посол в Речи Посполитой Безье считал, что для этого следовало начать переговоры о создании соседями Речи Посполитой лиги, которая могла бы объединить всех соседей России[274 - Ibid. S. 43–44.].

Хотя речь шла, скорее, об оказании давления, чем о реальной войне, весной-летом 1668 г. французские дипломаты неоднократно отмечали желательность того, чтобы Швеция (которой в лиге отводилась ведущая роль) перебросила войска на границу с Россией, чтобы предупредить ее интервенцию. Париж, внушая Стокгольму мысль, что в России Швецию считали основным противником избрания царевича на польский престол, хотел отомстить шведам, заключившим

тройственный союз с Англией и Соединенными Провинциями, и стремился ослабить этот союз.

В результате шведы были сильно встревожены претензиями Москвы на польский престол, преувеличивая ее реальные возможности. В Стокгольме боялись союза Речи Посполитой и России и русской угрозы[275 - Fahlborg B. Op. cit. S. 25, 45–46, 64–65.]. В курантах были помещены переведенные с немецкого языка известия о переброске шведских войск в Лифляндию[276 - Перевод с цесарских печатных и письменных курантов, которые подал Л. Марселис. 14 августа [1668 г.]. Переведены 17 сентября // Вести-Куранты… № 99. Л. 166 (скорее всего, это текст корреспонденции Даниила Брандеса, из Гданьска писавшего царю о происходивших событиях); см. также: Перевод с цесарских печатных курантов. 8 августа 1668 г. Переведены 15 октября // Там же. № 105. Л. 170.]. Конфликта не произошло, однако показательна сама попытка втянуть Россию в борьбу между габсбургской и антигабсбургской коалициями, столкнув Москву и Стокгольм. Правда, в отличие от периода Первой северной войны, теперь не Вена пыталась оказать давление на Москву, а Париж прилагал усилия, чтобы повлиять на Стокгольм.

Безье также действовал через Бранденбург[277 - Wоjcik Z. Miedzy traktatem andruszowskim a wojna turecka… S. 145. Przypis 76.]. Фридрих-Вильгельм направил посла Донхоффа с предупреждением, что если Москва не откажется от польской короны, то Бранденбург выступит против Русского государства[278 - Ibidem. S. 151.]. Общая реакция Европы на активизацию политики Москвы, как и в 50-е гг. XVII в., была отрицательной. Никто не хотел дальнейшего усиления позиций России на международной арене, хотя было очевидно, что русский претендент не пройдет, и заставить Россию отказаться от ее планов не потребует много сил. Как показали события, русская кандидатура на польский престол не нашла необходимой поддержки у поляков и, после отречения Яна Казимира элекционный сейм в июне 1669 г. избрал польским королем Михаила Корибута Вишневецкого.

Отсутствие реальной заинтересованности в Русском государстве как в союзнике по борьбе с Портой привело к тому, что переговоры 1667 г., которые русские посланцы вели в европейских столицах, не принесли результатов. Однако замысел создать коалицию для борьбы с Портой, втянуть в ее состав Россию и Речь Посполитую продолжал обсуждаться европейскими дипломатами, поскольку сбрасывать Россию со счетов становилось все труднее. В качестве основных участников коалиции эти два государства рассматривала и папская курия[279 - Шмурло Е. Указ. соч. С. 263–264.], хотя еще недавно папа отказался признать новые царские титулы (т. е. факт присоединения земель по Андрусовскому перемирию). С 1669 г. и персидский шах был заинтересован в формировании антиосманской коалиции в составе Австрийской монархии, Речи Посполитой, России и Персии[280 - Eickhoff E. Venedig, Wien und die Osmanen. Umbrach in S?dosteuropa 1645–1700. Klett-Cotta, 1988. S. 290.].

Нужда Варшавы в союзнике для борьбы с Портой привела к началу русско-польского сближения. Основным препятствием на этом пути являлось нежелание поляков смириться с территориальными уступками, на которые им пришлось согласиться в 1667 г. Вплоть до заключения Вечного мира 1686 г. Речь Посполитая постоянно отказывались признать условия Андрусовского договора. В конце 1671–1672 гг. в результате московских переговоров решили, что помощь полякам будет осуществлена силами казаков и калмыков. Русским же предстояло оказать Речи Посполитой дипломатическую поддержку[281 - Флоря Б. Н. Начало открытой османской экспансии… С. 101 // Османская империя и страны Центральной, Восточной и Юго-Восточной Европы… С. 99.]. В дальнейшем шли переговоры об объединении войск двух государств для борьбы с Османской империей.

На этом этапе Россия заметно укрепила свой престиж. Изменился и стиль ее поведения на международной арене, а русские послы стали чаще появляться в столицах крупнейших европейских государств. Но переоценка собственных возможностей привела к попытке добиться избрания русского претендента на польский престол.

Новая группировка сил и назревание кризиса. 1672–1686 гг.

В ходе третьего периода расстановка сил существенно изменилась. В условиях польско-русско-турецкой (1672–1681) и Голландской (1672–1679) войн надежды европейских держав на то, что Порта направит войска в северном направлении, оправдались. В 1672 г., вскоре после завершения Кандийской войны, турецкие войска вторглись в Подолию и взяли Каменец-Подольский. Учитывая внутреннюю нестабильность Речи Посполитой, русские не могли полагаться на нее как на союзника[282 - Там же. С. 99–100.], и оказались правы. В том же году Речь Посполитая на позорных условиях заключила Бучачский мир: вся Правобережная Украина до Днепра за исключением Каменец-Подольского отныне подчинялась власти гетмана П. Д. Дорошенко, союзника султана. Сейм договор не утвердил. И все же заинтересованность поляков в русских, как в союзнике по борьбе с султаном значительно возросла.

Россия фактически включилась в войну с Портой. В Варшаве и в Москве стали прорабатывать новые варианты антиосманской коалиции. В составленном в 1673 г. польском мемориале в первую очередь намечалось втянуть в антиосманскую коалицию Россию и Бранденбург. Предполагалось привлечь на сторону поляков Дорошенко, предоставив ему всю полноту власти на Украине. Составители плана ставили задачу освободить из-под турецкого ига христианские народы Балкан и надеялись на поддержку со стороны папы римского[283 - Wоjcik Z. Jan Sobieski 1626–1696. Warszawa, 1982. S. 220–221.].

Голландская война, начавшаяся нападением Франции на Соединенные Провинции, переросла в общеевропейский конфликт. Габсбургская коалиция – Соединенные Провинции, Австрийская монархия, Бранденбург, Дания противостояла Франции; ее союзником выступала Швеция, напавшая на Бранденбург. Главным стал вопрос о принадлежности Восточной Померании. Благодаря польско-русско-турецкой войне Леопольд I смог полностью переключиться на Голландскую войну. Но из-за двух очагов международной напряженности, один из которых находился в Западной, другой – в Восточной Европе, угроза со стороны Порты стала более осязаемой для всей Европы. Путешествовавший в 1672 г. по России Лаврентиус Ринубер доносил саксонскому курфюрсту: «Так Европе угрожают на востоке турки, на западе – галлы»[284 - Цит. по: Gr?nebaum F. Op. cit. S. 63.].

Выполняя взятые на себя обязательства оказать поддержку Речи Посполитой на дипломатическом уровне, Москва отправила в европейские страны ряд посольств с предложением принять участие в войнах против Порты[285 - Максимов Н. Н. Идея антиосманского союза в практике русской дипломатии в начале 70-х гг. XVII в. (1672–1673) // Славянский сборник. Вып. 4. Саратов, 1990. С. 54–81.]. В 1667 г. Россия, сообщая миру об одержанной победе, уже ставила вопрос о создании антитурецкой коалиции. Но теперь практически впервые специально снаряжались посольства, чтобы предложить различным государствам вступить в союз против Османской империи. Состав государств, в которых побывали гонцы, оставался тем же, что и в 1667 г. (добавилась лишь Саксония). В Вену, Венецию, к папе римскому, в Саксонию и Бранденбург поехал П. Менезиус. В Англию, Францию, Испанию повез царские грамоты А. Виниус. Швецию, Данию и Соединенные Провинции предстояло посетить Е. И. Украинцеву Не вполне ясно, отдавали ли себе московские

власти отчет в том, что рассчитывать на содействие большинства стран не приходится.

Идея сформировать широкую коалицию получила в адресованных разным государям грамотах дальнейшее развитие. М. Д. Каган в свое время отметила, что царские грамоты, которые вручили П. Менезиусу по содержанию были близки к текстам вымышленных грамот турецкого султана к польскому королю. В этой переписке получил отражение вопрос об антитурецкой коалиции 70-х гг. и вступлении в войну Русского государства. При создании документов использовалась манера переписки Ивана Грозного[286 - Каган М. Д. Легендарный цикл грамот турецкого султана к европейским государям – публицистическое произведение второй половины XVII в. // Труды отдела древнерусской литературы. Т. 15. 1958. С. 225–240.]. Но в грамотах 1672 г. речь шла уже не столько о том, что турки поработили «греческое царство», а о враждебности Османской империи по отношению ко всем христианам, о необходимости объединения сил всех христиан против «неверных». Москва призывала европейские державы завершить Голландскую войну, чтобы противостоять «бусурманам». Например, в грамоте Людовику XIV выражалось пожелание, чтобы он урегулировал отношения с Соединенными Провинциями и направил войска против султана.

Конечно, попытка создать широкую антиосманскую коалицию не принесла результатов. Московские гонцы в большинстве стран получили отказ оказать помощь в борьбе с турками в связи с Голландской войной. К тому же намерение России добиваться избрания царевича польским королем вызывало озабоченность в Европе. Так, «Gazette de France» писала в начале 1674 г., что под видом ведения переговоров о создании антитурецкой коалиции царь преследует свои интересы в Варшаве[287 - Gr?nebaum F. Op. cit. S. 67.].

Особое внимание в Москве уделялось вопросу о сближении с папской курией. В 1672 г. во время заседания Боярской думы А. С. Матвеев, возглавлявший Посольский приказ, говорил об особом месте курии в организации отпора османам, о желательности возобновить контакты с папой[288 - Максимов Н. Н. Указ. соч. С. 263.]. Посольство 1672 г. способствовало восстановлению связей с Римом притом, что курия, продолжая политику 60-х гг. XVII в., действительно активно включилась в дело создания антиосманской коалиции. Как указывали в ноябрьских отписках Украинцев и Виниус, папа выразил готовность направить посольства в разные государства с просьбой помочь Речи Посполитой в борьбе с Портой. По словам Виниуса, целью этой акции было «всякими мерами то государство из челюстей того неприятеля изхитить»[289 - Отписка А. Виниуса Алексею Михайловичу. 28 ноября 1672 г. // НДС. Т. IV С. 883; Отписка Е. Украинцева Алексею Михайловичу. 28 ноября 1672 г. // Там же. С. 888.]. Нунций Буонвиси поддержал идею создания коалиции в составе Речи Посполитой, России и Австрийской монархии.

Однако когда дело дошло до обсуждения конкретных союзов, Вена и Варшава не приняли предложения, сославшись на то, что основные переговоры должны проводиться именно у них (там же ставились главным образом другие вопросы, в первую очередь вопрос о польском престоле)[290 - Eickhoff E. Op. cit. S. 290.]. Когда в Вену прибыл Менезиус, Леопольд I, более других опасавшийся нападения со стороны Османской империи, ограничился в грамоте царю выражением желания общими силами давать отпор туркам[291 - Грамота Леопольда I. 16 мая 1673 г. Перевод (Прислана 2 июля). // ПДС. Т. IV С. 936–937.]. Не принесла результатов и поездка нунция в Варшаву в 1673 г., в ходе которой он предлагал полякам отказаться от ратификации Бучачского мира и продолжить войну с османами[292 - Eickhoff E. Op. cit. S. 292.].

Русские предложения создать коалицию нашли отклик у Фридриха-Вильгельма. Однако попытки России и Бранденбурга заключить антитурецкий союз, в котором впоследствии приняли бы участие Речь Посполитая и Австрийская монархия, не дали результатов. Ни Алексей Михайлович, ни Фридрих-Вильгельм не были готовы оказывать вооруженную помощь польскому королю – Бранденбург вел борьбу за Восточную Пруссию[293 - Грамота Фридриха-Вильгельма Алексею Михайловичу. Перевод. 11 февраля 1673 г. // НДС. Т. IV. С. 894–898; Форстен Г. В. К внешней политике великого курфюрста… //ЖМНП. 1900. Июль. С. 49–52; Август. С. 305.].

Между тем избрание в начале 1674 г. польским королем Яна Собеского ориентировавшегося на Францию породило большое беспокойство как в России, так и в Европе – ведь фактически решался вопрос о том, на чьей стороне будет воевать Речь Посполитая. Русскому уполномоченному следовало подчеркнуть, что Собеский, являясь противником России и Леопольда I, собирается заключить мир с султаном и выступить против Австрийской монархии, чтобы она не воевала с Францией.

Из этого ясно, что у русских сложилось четкое представление о расстановке сил на международной арене. Россия хотела, чтобы Леопольд I сразу направил в Москву своих послов с целью договориться о союзе против Османской империи[294 - Наказ посольству П. И. Потемкина, дьяка Я. Чернцова к папе римскому. Наказ 10 июня 1674 г. // ПДС. Т. IV. С. 1121–1129.], что способствовало бы сохранению Речи Посполитой в сфере влияния Австрийской монархии. Леопольд I и его союзники в свою очередь ставили вопрос о том, не окажет ли Россия помощь Речи Посполитой в борьбе с Османской империей[295 - Наказ посольству П. И. Потемкина, дьяка Я. Чернцова к папе римскому. Наказ 10 июня 1674 г. // ПДС. Т. IV. С. 1121–1129.]. В свою очередь страны габсбургской коалиции вознамерились вовлечь Россию в Голландскую войну в качестве союзника. По сравнению с периодом Первой северной войны эти попытки активизировались: теперь Россия была в большей мере, чем раньше, включена в систему международных отношений.

В переговорах с Потемкиным в конце 1674 г. Леопольд I взамен своей помощи в войне с Портой намеревался получить помощь русских в борьбе со шведами. Потемкина уверяли, что Империя, завершив коалиционную войну, перебросит войска на границу с Речью Посполитой, и просили отправить войска на русско-шведскую границу в Лифляндии, дабы предотвратить вступление Швеции в Голландскую войну на стороне Франции[296 - Статейный список П. И. Потемкина, дьяка Я. Чернцова. Протокол переговоров 15 декабря//ПДС. Т. IV. С. 1315–1317.]. Но Москва не была заинтересована разрывать отношения со Стокгольмом, так как шла война против османов, и действия в любой момент могли активизироваться. Таким образом, переговоры не увенчались успехом.

Добиваясь победы в Голландской войне, Людовик XIV стремился, по выражению французского историка Ф. Блюша, к «обходным союзам»[297 - Блюш Ф. Людовик XIV. М., 1998. С. 297.]. 11 июня 1675 г. французский король и Яном Собеским заключили Яворовский договор. Предполагалось, что Речь Посполитая помирится с Портой и при условии получения французских субсидий будет оказывать противодействие Бранденбургу Фактически это означало бы войну Речи Посполитой против Леопольда I.

После заключения Бучачского и Яворовского договоров османское давление на Речь Посполитую уменьшалось, но усилилась угроза нападения султана на Трансильванию, что для Леопольда I означало отказ от проведения активной политики в западном направлении. Он собирался противодействовать замирению Речи Посполитой с Портой: это позволяло и дальше вести войну с Людовиком XIV. В результате заинтересованность Леопольда I в том, чтобы Россия активно поддержала

Речь Посполитую в борьбе с османами, возросла.

Так же как Людовик XIV, поддерживая Яна Собеского, создавал «обходной союз», участники габсбургской коалиции хотели заключения «обходного союза» с Россией. В любом случае переговоры Русского государства с западными партнерами, русско-шведские переговоры (или русско-шведский конфликт, на который надеялись приезжавшие в Россию европейские послы) оказывались для западных держав второстепенными по отношению к основному конфликту.

В Москве побывали: посланец Бранденбурга И. Скультетус в 1673 г., затем в 1675 г., а также австрийские представители А. Ф. де Баттони и И. Г. Терлингер в 1675 г., голландский посол К. ван Кленк (1675–1676 г.), который в связи с дальней дорогой появился спустя несколько месяцев после приезда остальных. Еще позже прибыл датский дипломат фон Габель (1676–1677 г.).

Посланцы Леопольда I уверяли, что Варшава будет проводить ту или иную политику в зависимости от того, какую позицию займет Москва. Они отметили, что поскольку Россия не предоставила обещанной помощи, Речь Посполитая оказалась в фарватере французской политики. Если царь выполнит свои обязательства по отношению к Яну Собескому, то последний продолжит войну с Турцией. Посланцы подчеркивали, что в случае поражения Османской империи Алексей Михайлович «получит себе великую славу на вечные времена», «прославится… у всех християнских великих государей».

Вместе с тем в Вене пришли к пониманию того, что Россия стала сильнее Речи Посполитой – это касалось в первую очередь военного потенциала двух стран. Поэтому теперь поляки должны идти на уступки русским, и если Австрийская монархия сохранит свое влияние в Речи Посполитой, Варшаве придется заключить мир на условиях Андрусовского перемирия. Осознав, что Ян Собеский в достаточной мере упрочил свои позиции, и вопрос об избрании царевича польским королем уже не стоит, де Баттони и Терлингер говорили о готовности Леопольда I признать права русского царевича на варшавский престол, «хотя б и всю Полшу и Литву Господь Бог царскому величеству поручил». Москва выразила готовность противодействовать установлению мирных отношений Речи Посполитой с Османской империей.

Но австрийские посланцы хотели большего: они подталкивали Россию выслать войска на границу со Швецией, чтобы умерить ее аппетиты. Тогда вынужденные держать войска в Лифляндии шведы ограничат число людей, направляемых против Фридриха-Вильгельма, а Россия получит возможность отвоевать земли, захваченные шведами в период Смуты. Хотя ранее Леопольд I выражал готовность отправить войска на границу, его посланцы заявили, что не могут оказывать России помощь в борьбе против Турции, с которой на 20 лет заключено перемирие. В ответ русские объявили, что не разорвут дипломатических отношений с Швецией[298 - Пребывание в России австрийских посланников А. Ф. де Баттони и И. Г. Терлингера. Протокол переговоров 4,22 сентября 1675 г. // ПДС. Т. V. С. 213–214,261–263.].

Весной 1676 г. после смерти Алексея Михайловича на русский престол вступил его старший сын Федор Алексеевич. Однако существенных изменений во внешнеполитическом курсе России не произошло. Политика европейских стран по отношению к Москве также осталась прежней. В том же году русское правительство снарядило посольство в составе окольничего И. В. Бутурлина и думного дворянина И. А. Прончищева для ведения порубежных переговоров со шведами на р. Меузице. Послы должны были предъявить шведам обвинения в умалении чести и достоинства русских царей и потребовать территориальных уступок России. При этом Россия перебрасывала на границу со Швецией войска, как и добивались де Баттони и Терлингер. Соответствующее обязательство Москвы по отношению к участникам габсбургской коалиции напоминало обязательство Вены перебросить войска на силезскую границу.

Когда во время переговоров в Москве 29 апреля ван Кленк пытался заставить русских вести боевые действия, то услышал следующее: «…толко те рати при его царского величества великих и полномочных послех у Свейского рубежа будут не для того, чтоб с его королевским величеством всчать войну, но чтоб цесарское величество Римской, и королевское величество Дацкой, и союзные их с его королевским величеством были во успокоении». Участники габсбургской коалиции, как указывали московские представители власти, не должны надеяться на их вооруженную помощь[299 - Пребывание в России Кунраада Фан-Кленка. Протокол переговоров 29 апреля/9 мая 1677 г. Цит. по: Посольство Кунраада Фан-Кленка к царям Алексею Михайловичу и Феодору Алексеевичу. СПб., 1900 (Рязань, 2008). С. 505. Примеч. 2 кс. 504.] Людовик XIV был удивлен тем, что русские не будут воевать со шведами, но этот отказ вызвал у него вздох облегчения[300 - Цит. по: Gr?nebaum F. Op. cit. S. 73.].

Давление со стороны России привело к тому, что Швеция, как и рассчитывали ее противники, ограничила переброску войск, направляемых против Бранденбурга. В результате Фридриху-Вильгельму удалось одержать ряд побед над Карлом XI[301 - Кобзарева Е. И. «Война подступила к горлу»: русско-шведские переговоры 1676 г. // Проблемы истории России и Северной Европы от Средних веков до наших дней (к 90-летию И. П. Шаскольского). СПб., 2009. С. 65–72.]. По мнению российских властей, если бы царь не направил войска на границу и не стал проводить переговоров со шведами, шведский король, овладев землей курфюрста, объединил бы свои силы с силами французского короля, разорил бы Датское королевство[302 - Наказ С. Е. Алмазову, дьяку С. Румянцеву. 9 мая 1679 г. // РГАДА. Ф. 53. Сношения России с Данией. Оп. 1. 1679 г. Д. 1. Л. 160–161 а.].

Практически впервые дипломатическая акция Москвы, которая вела переговоры с представителями Карла XI, имела целью оказать поддержку габсбургской коалиции в расчете на помощь в борьбе против Османской империи. При переговорах в 1686 г. русские напоминали, что и в 1676 г. Бранденбургу была оказана помощь[303 - Статейный список посольства Б. П. Шереметева, И. И. Чаадаева, П. И. Никифорова. Протокол переговоров 5 апреля 1686 г. // ПДС. Т. VII. 1866. С. 178.], но реально русское государство ничего взамен не получило. Новые попытки Бранденбурга и Дании в 1676–1678 гг. втянуть в габсбургскую коалицию Россию привели к тому, что она продолжала настаивать на требованиях, предъявленных Карлу XI, хотя и сохраняла мирные отношения со Швецией[304 - Форстен Г. В. К внешней политике великого курфюрста Фридриха-Вильгельма бранденбургского//ЖМНП. 1900. Сентябрь. С. 2–8.].

Франция в середине 70-х гг. тщетно добивалась союза Речи Посполитой и Швеции, направленного против России, и ставила препоны нормализации отношений между Варшавой и Москвой. Французский дипломат в Речи Посполитой епископ Туссен де Форбен-Жансон в 1675 г. отчитываясь перед Людовиком XIV, констатировал: «Со своей стороны я много работаю, чтобы помешать заключению этого союза и воспрепятствовать мерам, которые вел[икий] московский князь вместе с польским королем хотел бы принять против великого государя[305 - Цит. по: Gr?nebaum F. Op. cit. S. 71.] (Людовика XIV. – Е. К.)».

Между тем давление на Европу со стороны Порты усилилось. В 1676 г. к власти в Стамбуле пришел великий визирь Кара-Мустафа, при котором вынашивались планы захватить Вену и Прагу, пройти через германские земли и встретиться на берегу Рейна с французским

королем[306 - Pastor von L. F. Geschichte der P?pste im Zeitalter des f?rstlichen Absolutismus von der Wahl Innozenz’X bis zum Tode Innozenz XII (1644–1670). Bd. XIV. Abt. 2. Rom, 1960. S. 694.]. В 1678–1683 гг. С. Тёкёли, опираясь на Францию и Османскую империю, возглавил антигабсбургское движение в Венгрии (позже, в 1690 г. он стал князем Трансильвании). Вместе с тем стремление Франции сблизиться с султаном и усилить влияние на Речь Посполитую по сравнению со временем заключения Яворовского договора возросло, что вело к замирению поляков с османами. В 1676 г. Ян Собеский заключил Журавнинский мир с Портой, уступив ей Подолию и Правобережную Украину.

Переговоры поляков с султаном в 1677–1678 гг. продемонстрировали, что он не собирался идти на уступки им на Украине и сближаться с Варшавой. Порта старалась лишь предотвратить участие Речи Посполитой в антиосманских коалициях. Таким образом, Османская угроза полякам сохранилась. Подобная ситуация их явно не устраивала. В 1677 г. Речь Посполитая впервые после 1657 г. возобновила союз с Австрийской монархией. Последующие события окончательно предопределили переориентацию Варшавы на Леопольда I, тем более, что Людовик XIV больше не собирался тратить денег на заключение «обходных союзов», оказывать какую-либо помощь Речи Посполитой в борьбе с османами[307 - Флоря Б. Н. Войны Османских стран… С. 136–138.].

Тем временем в 1676 г. по решению казацкой Рады Правобережная Украина попросила, чтобы Россия приняла ее в подданство. Столицей всей Украины становился Чигирин. Русские и левобережные казацкие полки перешли Днепр. В ответ турецкие войска осадили Чигирин (1677–1678 гг.). Эти действия подтолкнули Европу к созданию антиосманской коалиции.

Вдохновителем дела, щедро финансируя его, стал папа Иннокентий XI. Он призывал Австрийскую монархию и Францию завершить переговоры и помочь Речи Посполитой, где, как он справедливо указывал, на карте стояли интересы христианства. Было очевидно, что Вена не может начать войны с Портой, не заручившись союзом с Варшавой. В 1679 г. нунций Паллавичини представил на рассмотрение австрийскому рейхстагу проект создания антиосманской коалиции, в состав которой должна была войти Франция. Но вопрос о присоединении к коалиции враждебного Вене Парижа так и не был решен[308 - Eickhoff E. Op. cit. S. 351; Pastor von L. F. Op. cit. P. 753–761.].

В 1679 г. с момента начала переговоров в Нимвегене посольство боярина И. В. Бутурлина и окольничего И. И. Чаадаева поехало в Гродно, а затем в Вену с предложением создать союз России, Речи Посполитой и Австрийской монархии. Переговоры русских представителей в папской курии, а также во Франции не дали результатов[309 - Ibid. S. 739–740; Статейный список посольства И. В. Бутурлина, И. И. Чаадаева, Л. Т. Голосова. Запись 6 апреля 1679 г. // ПДС. Т. V. С. 744–745.]. Но в Речи Посполитой усиливалось влияние проавстрийских группировок, придерживавшихся антиосманской ориентации[310 - Флоря Б. Н. Войны Османской империи… С. 132–133; Wоjcik Z. Rzeczpospolita wobec Turcji i Rosju 1674–1670. Studium z dziejоw polskiei polityki zagranicznej. Wroclaw; Warszawa, 1976. S. 167, 184–185, 194–195.], и Людовик XIV не сумел удержать Варшаву в сфере своего влияния[311 - Gr?nebaum F. Op. cit. S. 84.].

Франция всерьез опасалась формирования антитурецкой коалиции и не желала к ней присоединяться независимо от того, насколько успешной будет кампания против Москвы[312 - Цит. по: Gr?nebaum F. Op. cit. S. 81.]. В Париже полагали, что новая война и ущерб, который венгерские повстанцы нанесут Империи соответствуют интересам всего христианства. Франция продолжала препятствовать сближению Речи Посполитой и Австрийской монархии, правда, Людовик XIV взял на себя обязательство, пока существует антиосманская лига, не нападать на наследственные имперские земли[313 - Pastor von L. F. Op. cit. S. 748.].

Теперь султан мог претендовать на роль халифа, который установит свою власть над магометанским населением бывших Казанского и Астраханского ханств. Но несмотря на взятие Чигирина, османы были вынуждены отступить. Россия могла или заключить мир с Портой, отказавшись от Правобережной Украины (что и произошло в 1681 г.), или вступить в союз с Речью Посполитой (а возможно, и с Австрийской монархией).

В свою очередь для Варшавы в условиях отсутствия надежных союзников также отчетливо прорисовывалась перспектива сближения с Россией в борьбе против султана, что вело к усилению позиций Русского государства за счет Речи Посполитой – это уже осознали в Вене. Ян Собеский был вынужден идти по этому пути, что означало окончательный отказ от ориентации на Францию. Становилось неизбежным участие России в антиосманских коалициях[314 - Eickhoff E. Op. cit. S. 203.]. В то же время папская курия неоднозначно относилась к такой перспективе, еще не смирившись с тенденцией усиления Русского государства за счет Речи Посполитой.

1656–1661 гг. были ознаменованы русско-шведской войной, и хотя Русское государство не смогло присоединиться к габсбургской коалиции, активное участие в польско-русско-турецкой войне 70-х гг XVII в. предопределило отказ России от вступления в вооруженную борьбу с Швецией. В 80–90-е гг. XVII в. вопрос об этом фактически не ставился. Так как с окончанием Голландской войны противостояние габсбургской и антигабсбургской коалиций временно ослабло, проблема присоединения Русского государства к Габсбургам утратила актуальность.

Итогом этого периода существования Вестфальской системы стало превращение России в активного участника борьбы против турецкого султана и крымского хана. Этому содействовала и заинтересованность Варшавы в Москве как в союзнике против османов, которая возросла с началом русско-польской войны. Последнее обстоятельство означало готовность Варшавы идти на уступки.

В то же время в 1667–1679 гг., когда Леопольд I был поглощен коалиционными войнами, несмотря на постоянно возраставшее давление на Европу со стороны султана, усилия России по созданию антиосманской коалиции не приносили успеха. В Европе боялись усиления Русского государства за счет Речи Посполитой, поэтому переговоры были начаты Леопольдом I и папской курией на самом последнем этапе.

На завершающем этапе существования Вестфальской системы борьба с султаном, наступление которого на Европу продолжалось, вышла на первый план. Обеспокоенная возвышением Франции Австрийская монархия не сразу признала права Людовика XIV на территории, которые он присоединил вдоль восточных границ страны. По Вестфальскому миру Леопольд I признал за Францией Эльзас, часть Лотарингии, после Нимвегенского мира – Комбре и Валансьен, а в 1681 г. примирился с захватом Страсбурга. Леопольд I в большей степени чем раньше мог направлять силы на борьбу с османами, но не торопился этого делать, желая возобновления войны с Францией. Произошла перегруппировка основных держав. Леопольд I, Карл XI, Вильгельм III Оранский и Карлос II вступили в союз, которому противостояли Людовик XIV, Фридрих-Вильгельм I и датский король Христиан V.

Вопрос об отношении папской курии к России все еще не утратил актуальности. Сохранились размышления побывавшего в Турции в 1678 г. члена католического монашеского ордена Меньших Капуцинов Фра Пауло де Лагни. По его мнению, османы могли нанести поражение Речи Посполитой и России. Капуцин предлагал создать священную лигу в составе России, Речи Посполитой, Австрийской монархии, Персии, Испании[315 - Pastor von L. F. Op. cit. S. 698.]. С другой стороны, в

отдаленном будущем Фра Пауло виделась угроза превращения России в черноморскую державу и упрочение ее позиций в Юго-Восточной Европе.

Русские, считал он, могли закрепиться на Черном море и построить флот на Каспийском, Черном и Балтийском морях, что нанесло бы ущерб римско-католическому миру. Однако было очевидно, что, по крайней мере, в ближайшие десятилетия Русское государство не станет морской державой, располагающей собственным флотом. Получив выход к Черному морю, Россия, скорее всего, столкнулась бы с противостоянием Австрийской монархии, поскольку уже в рассматриваемый период Леопольд I стремился установить свой контроль над устьем Дуная, над Молдавией и Валахией[316 - Ibid. S. 698.].

В 1681 г. был заключен русско-турецкий Бахчисарайский договор, который установил перемирие на 50 лет. Русско-турецкая граница проводилась по Днепру. Россия не могла претендовать на Правобережную Украину, которая осталась под протекторатом Петра Дорошенко. На деле Османская империя длительное время не ратифицировала договор, переговоры об этом продолжались до 1685 г.

В 1681 г. во Францию вновь поехал П. И. Потемкин, чтобы обсудить проблему антиосманского союза[317 - Донесение о приеме московских послов П. И. Потемкина и С. Волкова. Март-май 1681 г. // Сборник РИО. СПб., 1881. Т. 34. С. 6.], но Франция оставалась верна своему намерению сорвать создание антиосманской лиги[318 - Pastor von L. F. Op. cit. P. 763–764.], а в 1682 г. Ян Собеский принял предложения Леопольда I о союзе. Порта же, завершив войну с Россией и Речью Посполитой и тем самым освободив себе руки, начала наступление на Империю, осадив в 1683 г. Вену. Это событие стало переломным этапом в формировании антитурецкой коалиции – вся Европа поднялась на борьбу с Османской империей. В 1683 г. Речь Посполитая и Австрийская монархия вступили в союз.

В 1684 г. была создана Священная лига – антиосманский союз Империи, папской курии, Венеции, Бранденбурга, Лотарингии, нескольких мелких германских княжеств и Речи Посполитой. Ее гарантом являлся папа Иннокентий XI[319 - Wоjcik Z. Jan Sobieski. 1629–1696. Warszawa, 1983. Wyd. 1. S. 354; Кочегаров К. А. Речь Посполитая и Россия в 1680–1686 гг. Заключение договора о Вечном мире. М., 2008. С. 158–159.]. Он считал, что ядром коалиции должен стать союз Речи Посполитой и Австрийской монархии. Вместе с тем борьба с османами в значительной мере утратила религиозный характер, превратившись в соперничество за экономические и политические интересы. Иннокентий XI был готов идти на религиозные компромиссы[320 - Гусарова Т. П. Австрийские Габсбурги в войне с османами в 1683–1699 гг… С. 250, 279.], когда речь шла о заключении союза «в общую ползу всего християнства, на последнюю погибель Турского государства»[321 - Пребывание Я. X. Жировского и С. Блюмберга в Москве с В. В. Голицыным и П. В. Шереметевым. Протокол переговоров 19 мая 1684 г. // ПДС. СПб., 1862. Т. 6. С. 522.]. В Империи поняли, что вести войну на два фронта – с Францией и османами – невозможно[322 - Pastor von Г. F. Op. cit. P. 812.].

Империя и папская курия поставили вопрос о присоединении Москвы к Священной лиге. В Русском государстве в 1682 г. к власти пришло правительство царевны Софьи, которая стала регентшей при царевичах Иване и Петре. Сильное влияние на правительницу оказывал канцлер В. В. Голицын, который придерживался профранцузской ориентации. При неурегулированности русско-польских отношений Россия давала согласие участвовать в борьбе против Османской империи лишь при условии, что в состав лиги войдет Франция. По мнению К. А. Кочегарова, это условие или должно было восприниматься как неприемлемое, или являлось призывом к объединению всего христианского мира[323 - Кочегаров К. А. Указ. соч. С. 259–260.]. В свою очередь Франция добивалась, чтобы Россия вошла в союз с Данией и Бранденбургом – потенциальными союзниками в противоборстве с Швецией. За это ратовал датский посол фон Горн при поддержке Б. Голицына – кузена, В. В. Голицына, однако влиятельный канцлер воспрепятствовал присоединению России к планируемому союзу[324 - Бушкович П. Петр Великий: борьба за власть (1671–1725). СПб., 2008. С. 144–145.].

В этот момент проблема урегулирования отношений с Русским государством приобретала все большую остроту для Речи Посполитой. Иннокентий XI вслед за Леопольдом I смирился с неизбежным усилением позиций Москвы за счет Варшавы и полагал, что ради антиосманского союза Речь Посполитая заключит мир с Россией на условиях Андрусовского перемирия. Этого же добивался папский нунций О. Паллавичини, привезший в 1684 г. Яну Собескому копию папского послания царям Петру и Ивану, в котором они титуловались «киевскими» и «смоленскими»[325 - Кочегаров К. А. Указ. соч. С. 245.]. Рим и Вена желали австро-русского сближения, рассчитывая воспрепятствовать выходу Речи Посполитой из Священной лиги[326 - Махатка О. Взаимоотношения России, Австрии и Польши в связи с антитурецкой войной в 1683–1699 гг. Автореф. дис… канд. ист. наук. Л., 1958. С. 10.]. Папская курия предпринимала попытки наладить прямые отношения с Россией, но на этом этапе они не увенчались успехом[327 - Кочегаров К. А. Указ. соч. С. 85, 244–245.].

В 1684 г. от Леопольда I в Москву прибыло посольство С. Блюмберга и И. К. Жировского, которое выражало желание, чтобы между Россией и Речью Посполитой был заключен мир, а их войска направлены на борьбу с Турцией к Азову – ключу к морю. Австрийские послы полагали, что со временем русские земли будут простираться «до крайных полуночи углов», «до последнего Чорного моря пролив». По их мнению, в будущем Россия может захватить Босфор и Дарданеллы[328 - Пребывание Я. X. Жировского и С. Блюмберга в Москве. Протокол переговоров 16 мая 1684 г. //ПДС. Т. VI. С. 510.]. Датчанин фон Габель, побывавший в России в 1676–1677 гг. с целью добиться присоединения России к габсбургской коалиции, также говорил, что вскоре русским будет легко «до самого Черного моря разпространити» территорию России[329 - Письмо Ф. фон Габеля Ю. А. Долгорукому. 25 октября 1676 г. Перевод // РГАДА. Ф. 53. Оп. 1. 1676 г. № 2. Л. 59. Gr?nebaum F. Op. cit. P. 74.]. Но в Австрийской монархии мало верили, что Россия сможет закрепиться на Черном море.

Позиция Франции по отношению к Австрийской монархии уже не была столь непримиримой. Людовик XIV пытался убедить Вену что не будет воевать с Империей, пока продолжается война с Портой. Как предполагает Т. П. Гусарова, он подумывал за счет Порты упрочить позиции в Средиземноморье. Это позволило бы обеспечить интересы французской торговли в Леванте и способствовало бы реабилитации в глазах Европы политики Людовика XIV[330 - Гусарова Т. П. Австрийские Габсбурги в войне с османами в 1683–1699 гг… С. 269.]. Король обещал, что если увидит объединение христианских монархов против султана, то поможет своими войсками[331 - Выписки из статейного списка С. Г. Алмазова. Посольство Б. П. Шереметева, И. И. Чаадаева. 1686 г. // НДС. Т. 7. 1866. С. 34–35; Посольство Б. П. Шереметева, И. И. Чаадаева. Протокол переговоров 5 апреля 1686 г. // Там же. С. 220.].

Учитывая предшествующие русско-французские переговоры, гипотеза К. А. Кочегарова о том, что русские хотели добиться объединения сил всех христиан, представляется наиболее правдоподобной. В 1685 г. в Париж было отправлено посольство С. Е. Алмазова с предложением стать участником антиосманской коалиции, однако Франция отказалась: она не может принять участие в коалиции из-за враждебных

отношений с Империей, в то время как Людовик XIV сохраняет вечный мир и дружбу с султаном[332 - Материалы посольства во Францию С. Б. Алмазова, дьяка С. Ипполитова. 1685 г. // Recueil des instructions… V. 8. P. 83.].

* * *

В итоге в 1686 г. сформировалась общеевропейская антифранцузская, а вместе с тем и антитурецкая Аугсбургская лига в составе Соединенных Провинций, Австрийской монархии, Испании, Швеции, Баварии. Султан был напуган перспективой вступления в нее России. В Константинополе говорили, что если Русское государство вступит в войну, то турки будут разбиты в течение года[333 - Бабушкина Г. К. Международное значение крымских походов 1687 и 1689 гг. // Исторические записки. 1950. Т. 33. С. 163.]. В этом же году Россия и Речь Посполитая вынужденная согласиться на условия 1667 г. под давлением папской курии, заключили Вечный мир, а вместе с тем оборонительный и наступательный союз против султана. Хотя договор не был ратифицирован сеймом, и территориальные претензии Варшавы к Москве сохранялись, Вечный мир был воспринят в Европе с большой радостью.

Вскоре из Москвы в Вену было направлено посольство ближнего боярина Б. П. Шереметева и окольничего И. И. Чаадаева. Но Россия так и не вступила в союзный договор – Леопольд I лишь брал на себя обязательство не заключать мир с султаном без согласия царя[334 - Статейный список пребывания в Австрии Б. П. Шереметева, И. И. Чаадаева, думного дьяка П. И. Никифорова, дьяка И. Волкова. Протокол переговоров 6 апреля 1686 г. // НДС. Т. VII. С. 186–190.]. Не удалось договориться о союзе и с венецианским дожем. Как предполагает В. А. Артамонов, Россия отказывалась заключать союзы, чтобы сохранить свободу рук[335 - Артамонов В. А. Указ. соч. С. 300.].

По настоянию противников Порты В. В. Голицын совершил два похода в Крым в 1687 и 1689 гг. Таким образом, Россия впервые приняла участие в коалиции европейских государств, что знаменовало новый этап взаимоотношений с Западом. Хотя походы продемонстрировали, что к этому времени военный потенциал Русского государства был сопоставим с военным потенциалом европейских держав, из-за плохой организации походов не удалось добиться результатов, на которые надеялись в Варшаве и в Вене, и которые оказали бы заметное влияние на ход борьбы европейских государств с Османской империей[336 - Wоjcik Z. Jan Sobieski… S. 466–467.].

После Нимвегенского мира Россия приняла деятельное участие в переговорах о создании антиосманской коалиции. Это свидетельствовало о существенном возрастании ее роли в системе международных отношений. Крымские походы оказали серьезную помощь союзникам России, так как отвлекли силы турок и крымских татар, но не привели к ликвидации опасного очага агрессии на Юге[337 - См.: Бабушкина Г. К. Международное значение Крымских походов 1687 и 1689 гг. // Исторические записки. Т. 33. М., 1950.].

Место России в Вестфальской системе международных отношений определяли враждебные отношения с Речью Посполитой и Швецией. Они затрудняли для Москвы возможность присоединиться к габсбургской или антигабсбургской коалиции. Вместе с тем после завершения Первой северной войны, а особенно после заключения Андрусовского перемирия постепенное усиление роли России за счет Речи Посполитой вызывало настороженность в Европе.

В то же время Австрийская монархия прилагала большие усилия, чтобы добиться замирения Москвы и Варшавы и поддержки Габсбургской коалиции Россией, вступлением ее в войну против Швеции. Соответствующие попытки предпринимались в 50-е гг. XVII в. в связи с русско-шведской войной и в 70-е гг. В 1676 г. по просьбе Вены Россия оказала дипломатическое давление на Швецию, угрожая войной, что позволило Австрийской монархии и ее союзникам одержать ряд побед, в то время, как Россия не получила взамен ничего.

В условиях изменения баланса сил между Речью Посполитой и Россией ее сближение с Австрийской монархией было затруднено из-за попыток Алексея Михайловича добиться, чтобы он или царевич Алексей Алексеевич был избран польским королем. Политике Австрийской монархии всеми средствами противодействовала Франция, стремясь, чтобы Речь Посполитая и Швеция объединили свои силы против России.

С середины 60-х гг. XVII в. (главным образом после заключения Андрусовского перемирия) Россия поддерживала идею создания широкой антиосманской коалиции. Длительное время этот замысел не находил существенной поддержки со стороны европейских государств. Кандийская война и польско-русско-турецкая война 70-х гг. XVII в. позволили Австрийской монархии принять участие в Голландской войне, что замедляло формирование общеевропейской антиосманской коалиции.

Вместе с тем основной проблемой для Восточной Европы стала политическая ориентация Речи Посполитой, за которую боролись Австрийская монархия и Франция. Людовик XIV стремился, проводя политику создания восточноевропейского барьера, замирить Порту и Речь Посполитую и вовлечь последнюю в противостояние с Австрийской монархией. В свою очередь Вена прилагала усилия, чтобы использовать Варшаву против султана. Натиск на Европу со стороны Османской империи и ставшая очевидной невозможность союза поляков с османами привели Яна Собеского к сближению с Империей для борьбы с Портой.

В то же время в 70-е гг. стало очевидно, что в этом отношении Россия, обладая достаточно высоким для Восточной Европы военным потенциалом, является незаменимым союзником Речи Посполитой. Вместе с тем это означало, что Варшава вынуждена идти на замирение и сближение с Москвой, соглашаясь на территориальные уступки, положенные в основу Андрусовского перемирия. Соответственно, Австрийская монархия и Папская курия, которые выступили инициаторами создания антиосманской коалиции, были вынуждены смириться с уменьшением политической роли Речи Посполитой и превращением России в ведущее государство Восточной Европы.

Осада турками Вены привела к осознанию необходимости бороться с их постоянно возраставшим натиском, который создавал угрозу для всей Европы. Это ускорило формирование Священной лиги. Фактически присоединившись к ней в 1686 г., Россия впервые стала участником общеевропейской коалиции. После заключения Русским государством Вечного мира с Речью Посполитой, подтвердившего условия Андрусовского перемирия, Австрийская монархия и Папская курия были вынуждены признать те изменения в расстановке сил в Восточной Европе, которые произошли с завершением русско-польской войны в 1667 г.

Глава третья

Россия и формирование Утрехтско-Ништадтской системы в первой четверти XVIII в. (Г. А. Санин)

Положение России в Вестфальской системе менялось в зависимости от решения ею своих основных национальных проблем и от эволюции самой системы международных отношений. Россия уже вошла в круг ведущих государств Восточной Европы, с ней вынуждены были считаться и поддерживать активные дипломатические отношения, заключать союзы или воевать Речь Посполитая, Швеция, Дания, Священная Римская империя германской нации (в дальнейшем изложении испльзуется также термин Империя), Персия, Османская империя. За льготы в торговле с Россией соперничали английские и голландские купцы.

Действия российской дипломатии постепенно приобретали европейский охват. В 1653, 1667 и 1671 гг. специальные русские

дипломатические миссии были направлены к императору Священной Римской империи, во Францию, Испанию, Венецию, Швецию, Данию, Голландию с сообщениями о воссоединении Украины с Россией, об Андрусовском перемирии России и Речи Посполитой, о заключении ими антиосманского союза и призывом присоединиться к этому союзу[338 - Санин Г. А. Отношения России и Украины с Крымским ханством в середине XVII в. М., 1987. С. 36; Его же. Внешняя политика России во второй половине XVII века // История внешней политики России. Конец XV–XVII век. (От свержения ордынского ига до Северной Войны). М., 1999. С. 324–329, 337.]. С 1686 г. Россия вместе с государствами, входившими в Священную лигу, вела успешную войну против Османской империи, а в феврале-марте 1697 г. официально вошла в состав Лиги.

По мере решения стоявших перед страной геополитических проблем возникали новые, более сложные задачи, соответствовавшие возросшим силам и возможностям государства. Возвращение утраченных в 1618 г. западных русских земель перерастало в геополитическую проблему воссоединения Украины с Россией. В 1654–1686 гг. Россия частично решила ее, вернув утраченные во время «смуты» Смоленск, Новгород-Северский, Чернигов, в состав России вошла Левобережная Украина, Киев и Запорожье. Геополитическая проблема обороны южной границы переросла к концу 1670-х гг. в проблему выхода России к Черному морю. После взятия в 1696 г. Азова на горизонте забрезжила проблема черноморских проливов Босфор и Дарданеллы[339 - Санин Г. А. Эволюция южного направления внешней политики России в XI–XVII вв. Зарождение проблемы черноморских проливов // Россия и Черноморские проливы (XVIII–XX столетия). М., 1999. С. 33; Его же. Русско-крымские и русско-турецкие отношения в связи с изменением границ России в XVI–XVII вв. // Российская империя от истоков до начала XIX века. Очерки социально-политической и экономической истории. М., 2011. С. 157; Его же. Положение Украины в составе России во 2-й половине XVII века и внешняя политика России // Там же. С. 195.], со всей остротой вставшая после Кючук-Кайнарджийского мира 1774 г. Тяжелым последствием «смуты» начала XVII в. была утрата последнего клочка балтийского побережья с устьем Невы и западным берегом. Предпринятая в 1656–1661 гг. попытка решить геополитическую задачу выйти к Балтийскому морю окончилась неудачей.

В ходе войны 1654–1667 гг. против примыкавшей к австрийским Габсбургам Речи Посполитой, Россия и Украина объективно были ближе к профранцузской группировке. Место России в Вестфальской системе изменилось после заключения в январе 1667 г. Андрусовского перемирия с Речью Посполитой, в котором не учитывались претензии Османской империи на Украину, что стало причиной антитурецких войн 1670–1690-х гг.

Россия в разрушающейся Вестфальской системе. 1689–1702 гг.

Россия впервые стала участником коалиции европейских стран в годы Русско-турецкой войны 1686–1699 гг., поскольку государства Священной лиги признали условия Андрусовского договора и Вечного мира 1686 г. Крымские походы В. В. Голицына положили начало решению проблемы выхода к черноморским берегам. Обычно Крымские походы рассматриваются только как поражение русской армии и украинских казаков. В действительности эти походы выполнили главную задачу: «российская армия сковала значительные силы татар, лишив турецкого султана в войне против государств Священной лиги помощи со стороны крымского хана, вынудила турок разделить свои силы и отвлечь их на оборону Азова, Казикерменя, Очакова. Крымские походы российской армии дали помощь союзным австрийским и венецианским войскам добыть ряд побед в Венгрии, Далмации и Мореи»[340 - Iсторiя Украiнськоi РСР. Т. 2. Визвольна вiйна i возз‘эднання Украiни з Росiею. Початок розкладу феодалiзму та зародження капiталiстичних вiдносин. (Друга половина XVII–XVIII ст.). Ки в, 1979. С. 102.].

Таким образом, между победой Яна Собеского под Веной и Крымскими походами Голицына Священная лига без участия России не смогла достичь сколько-нибудь заметных результатов ни на Дунае, ни на Правобережной Украине, ни на других театрах военных действий[341 - Санин Г. А. Приднестровье в антитурецких войнах России и Речи Посполитой 1672–1700 гг. // История Приднестровской Молдавской республики. Тирасполь, 2000. Т. 1. С. 170–171.]. Последующие социальные потрясения в России, связанные с падением царевны Софьи, отставкой Голицына, и утверждением на троне юного Петра, конечно же, снизили военную активность России. Вплоть до первого Азовского похода правительственные войска ограничивались обороной и активные военные действия вели казаки Дона, Запорожья, Левобережной и Правобережной Украины.

Только в 1690–1694 гг. они совершили шесть крупных нападений на турецкие крепости в низовьях Днепра – Очаков и Казикермень, предприняли поход на белгородских (аккерманских) и буджацких татар. Кроме того, в мае 1690 г. разгромили крупную татарскую орду под Белой Церковью. В сентябре 1694 г. 20 000-й казацкий отряд совершил крупный поход на Буджацкую орду[342 - Icторiя Укра?нськоi РСР… Т. 2. С. 102–104.]. Боевые действия казацких отрядов сдерживали военную активность татар и вынуждали крымских ханов не удаляться от Перекопского перешейка[343 - Санин Г. А. Отношения России и Украины с Крымским ханством в середине XVII в. М., 1987. С. 131–176.]. Таким образом, и в 1689–1694 гг. Россия по-прежнему блокировала основные силы крымского хана, способствуя военным успехам Священной лиги. Подготовку к активным военным действиям правительство Петра I начало в 1694 г.

Такая временная пассивность России, в общем, устраивала Империю. В дипломатической переписке 1689–1695 гг. и Вена, и Москва поздравляли друг друга с одержанными победами. Российскую сторону тревожило, что в Вену прибыл турецкий посол с извещением о смерти султана Мухаммеда IV и с предложением начать мирные переговоры. Посольский приказ просил сообщить, какие условия мира предложила Османская империя. В ответ император Леопольд I уверял, что ни в какие переговоры без участия России вступать не намерен, и спрашивал к какой турецкой крепости пойдут российские войска. Выступив в марте 1695 г. в первый Азовский поход, Петр I немедленно сообщил об этом Леопольду I[344 - Бантыш-Каменский Н. Н. Обзор внешних сношений России (по 1800 г.). М., 1897. Ч. I. С. 32–36.].

Заметного успеха в войне с Турцией Россия достигла во втором Азовском походе в 1696 г. Петр I взял штурмом турецкую крепость Азов в устье Дона. В феврале – марте 1697 г. Россия заключила союзный договор с Леопольдом I и Венецией и вошла в Священную лигу. Таким образом, по мере решения проблемы воссоединения Украины с Россией изменялась и южная проблема геополитики: от укрепления обороны границы и освоения «дикого поля» Россия переключалась на борьбу за выход к черноморским берегам.

Но взятие Азова еще не решало задачу выхода к южным морям: Черное море, проливы Босфор и Дарданеллы оставались недоступны, коалиционную войну нужно было продолжать. К этому времени другие участники Священной лиги в основном достигли своих целей и понемногу сворачивали военные действия. Чтобы «оживить» затухающую войну, в 1697 г. в Европу отправили Великое посольство, в составе которого был и Петр I.

Союзники спешили закончить войну против Турции главным образом потому, что надвигался кризис Вестфальской системы международных

отношений: с часу на час ожидали смерти испанского короля Карла II Габсбурга, которая неизбежно спровоцировала бы войну за его наследство. Король франции Людовик XIV пытался взять под свой контроль не только Центральную Европу, но и заокеанские колонии Испании и Англии, и океанские пути к ним. «Кто тем, или иным путем овладеет Мадридом, этим самым приобретет все те колоссальные, в несколько раз превосходящие всю Европу территории, которыми Испания владела со времен Колумба, Кортеса, Писсаро и других конкистадоров и которые она вовсе не успела растерять к началу XVIII в.», – обоснованно утверждал Е. В. Тарле[345 - Тарле Е. В. Очерки истории колониальной политики западноевропейских государств (конец XV- начало XIX вв.) М., 1965. С. 213–214.]. Поэтому все более заметную роль среди соперников Франции начинают играть морские державы: Англия и Республика Соединенных Провинций Нидерландов (Голандия). И все же главным оставалось соперничество австрийских Габсбургов и французских Бурбонов из-за владений испанской короны во Фландрии, Бельгии, Северной Италии и за влияние в германских землях.

Какое же место занимала Россия в этом клубке европейских противоречий? Единого мнения о месте России в Вестфальской системе международных отношений конца XVII в. в отечественной историографии нет. Крупнейший специалист по внешней политике России петровского времени Л. А. Никифоров писал: «сфера участия России в европейских международных отношениях ограничивалась соседними странами Восточной и Юго-Восточной Европы. Участия в делах западноевропейских Россия не принимала»[346 - Никифоров Л. А. Указ. соч. С. 9–10.]. В. С. Бобылев полагает, что «наметившиеся изменения в политической жизни Европы не остались без внимания русской дипломатии. Интересно отметить, что состояние международных отношений на континенте ею не просто констатировалось, но анализировалось и даже прогнозировалось»[347 - Бобылёв В. С. Внешняя политика России эпохи Петра I. M., 1990. С. 25.]. По мнению автора этих строк, к концу века Россия стала одной из ведущих политических сил на востоке и юго-востоке Европы. Складывались добротные предпосылки для перехода России в новое качество полноправного члена европейского концерта[348 - Санин Г. А. Заключение // ИВПР Конец XV–XVII век. (От свержения ордынского ига до Северной войны). М., 1999. С. 411.].

Остается неясным, почему Посольский приказ оставил без внимания намерения Империи и Священной лиги быстрее заключить мир с Османской империей. Переговоры Вена начала за спиной России в феврале 1697 г., еще до отъезда из Москвы Великого посольства (посольство выехало 9 марта 1697 г.)[349 - Молчанов Н. Н. Указ. соч. С. 103.]. Только 1 мая 1698 г. Леопольд I грамотой сообщил Петру I, что при посредничестве Англии и Республика Соединенных Провинций ведет предварительные переговоры и предложил направить русских представителей на мирный конгресс в ноябре в Карловицах. Факт тайных от России переговоров свидетельствует, что европейские страны хотя и пренебрегали интересами России, тем не менее охотно втягивали ее в свои конфликты. Извинения, принесенные Вильгельмом III Оранским 27 июня, а еще до этого, 14 мая 1698 г. Генеральными Штатами, показывают: вовсе не считаться с Россией ведущие европейские государства уже не могли.

Финалом неудачной попытки активизировать военные действия Священной лиги стала неофициальная встреча 26-летнего Петра I и 58-летнего Леопольда I 18 июня 1698 г. Император славился хитростью, был опытен, осторожен, а иногда и нагл. Его опытность и хитрость взяли верх над энергией и прямотой царя. Леопольд I уклонился от обсуждения вопроса войны с Турцией, и беседа свелась к светскому разговору. Эта встреча еще раз подчеркнула пренебрежение Европы целями и позицией России. Польза от этой встречи была только в том, что русский царь предстал перед Европой как человек воспитанный, скромный и с хорошими манерами, хотя и несколько экстравагантный, что отметили придворные императора. Но важно и другое: Европа присматривалась к России и ее монарху.

На встрече с имперским вице-канцлером графом Ф. У. Кинским Петр I снова и на этот раз довольно резко предлагал продолжить наступательную войну, говорил о нарушении императором и Священной лигой условий союза, отказался признать мир с Турцией на условиях «кто чем владеет, да владеет» (uti posidetis) и заявил, что Россия будет требовать город Керчь. Кинский ответил, что принцип uti posidetis признали все участники переговоров, и Леопольд I заключит мир на этих условиях[350 - Молчанов Н. Н. Указ. соч. С. 37.]. Замысел Петра I оживить войну Лиги против Турции потерпел неудачу. Царю не оставалось ничего другого, как согласиться участвовать в переговорах, чтобы не осложнять отношений с участниками Священной лиги и не оказаться в изоляции на предстоящем конгрессе.

Переговоры проходили в сербском городе Карловицы на берегу Дуная. 14 января 1699 г. участники Лиги каждый в отдельности подписали мирные договоры с Османской империей. Император вернул себе все ранее утраченные земли Венгрии и Трансильвании, приобрел часть Сербии и значительную часть Словении. К Венеции отошли Морея и некоторые острова Архипелага в Эгейском море, Адриатическое побережье Далмации до Рагузы. Речь Посполитая вернула себе Подолию с Каменец-Подольском[351 - Артамонов В. А. Страны Восточной Европы в войне с Османской империей. 1683–1699 // Османская империя и страны Центральной, Восточной и Юго-Восточной Европы в XVII в. (далее – ОИСЦВЮВЕ). М., 2001. Ч. 2. С. 320.]. Петр I предписывал русским дипломатам дополнительно к захваченному Азову и заложенному в 1698 г. Таганрогу требовать передачи России Керчи и права свободного мореплавания по Черному морю, на это турки не соглашались. Оставшись без поддержки союзников, Россия была вынуждена подписать лишь перемирие на условиях «кто чем владеет, да владеет»[352 - Гриневский О. А. Прокофий Возницын, или мир с турками. М., 1992. С. 118–123, 133–155.]. Противоречия с Турцией отодвигались на второй план. Международная обстановка в Европе требовала отложить на будущее решение проблемы Черного моря.

Совместных конференций на Карловицком конгрессе не было. По предварительному соглашению каждый из союзников вел переговоры на свой страх и риск. Начали послы императора, за ними – остальные представители стран в порядке вступления в Священную Лигу Русский посол П. Б. Возницын договаривался последним[353 - Там же. С. 102.]. Протокол есть протокол, но этот досадный факт наглядно показывает реальный вес и степень влияния России в Европе: ее уже признавали членом «европейской семьи», но на «званом обеде» усаживали как бедную родственницу в дальнем конце стола. Как верно констатирует Т. П. Гусарова, «на политическом горизонте Европы возникла новая сила – Россия, которую западноевропейские державы еще не принимали всерьез, как о том свидетельствуют результаты Великого Посольства Петра и его визит в Вену. Но не считаться с этой силой уже было нельзя»[354 - Гусарова Т. П. Австрийские Габсбурги в войне с османами в 1683–1699 гг. // ОИСЦВЮВГ. Ч. 2. М., 2001. С. 286–287.]. В турецком вопросе с интересами России союзники фактически не посчитались. Напротив, в Балтийском регионе можно наблюдать определенный рост ее влияния[355 - Санин Г. А. Петр I – дипломат… С. 25.].

Политические проблемы

Балтийского моря обсуждались во время неофициальной встречи с курфюрстом Бранденбургским Фридрихом III в Кенигсберге. Вечером 24 мая 1697 г. курфюрст пригласил члена Великого посольства на ужин и за бокалом вина заговорил о совместной войне против Швеции, о союзном договоре, обещая Петру I помощь в этой войне. Царь должен был гарантировать Фридриху III владение Восточной Пруссией и королевские почести ему и его послам[356 - Там же.].

В условиях продолжавшейся войны против Османской империи начинать боевые действия в Прибалтике была совершенно не ко времени, но и прямо отказываться, тоже не стоило. Поэтому стороны заключили только устное соглашение, договорившись «помогать друг другу против неприятелей, а особенно против Швеции, подали друг другу при этом руки, поцеловались и утвердили соглашение клятвой»[357 - Богословский М. М. Указ. соч. С. 93.]. Важно подчеркнуть, что хотя Петр I и отказался юридически оформить союз против Швеции, но в принципе не отверг эту идею окончательно и бесповоротно, а как бы отложил ее решение на будущее.

Переговоры с курфюрстом разве что побудили царя еще раз подумать о возможности войны за выход к балтийскому побережью как центральной задачи внешней политики, но не более того. Из Кенигсберга Петр I поспешил в Голандию, чтобы воспользоваться благоприятной, как он полагал, европейской ситуацией и «оживить» затихавшую войну с Османской империей. 9 мая 1697 г. в голландской деревушке Рисвик открылся мирный конгресс, завершавший войну Аугсбургской Лиги против Франции.

Особых надежд по поводу мира в Европе Петр I не питал. Оставленному в Москве для ведения посольских дел дьяку Андрею Виниусу он писал 29 октября: «Мир с французом учинен, и третьево дни был фейерверк в Гааге и здесь (в Амстердаме. – Г. С.). Дураки зело рады, а умныя не рады для того, что француз обманул, и чают вскоре опять войны, о чем пространнее буду писать впреть». Как верно заметил В. С. Бобылев: «Он, (Петр I. – Г. С.) несомненно, разделял точку зрения последних»[358 - Бобылёв В. С. Внешняя политика России эпохи Петра I. M., 1990. С. 25.]. Таким образом, к концу октября 1697 г. у царя сложилось твердое мнение о том, что новая европейская война между Габсбургами и Францией неизбежна. Остается непонятным, почему правильно оценив ее приближение, Петр I столь долго не замечал намерения Вены быстрее заключить мир с Османской империей. Это был явный политический просчет.

После того как 25 сентября состоялось официальное представление Великого посольства Генеральным Штатам, начался обмен визитами с послами европейских держав. «Таким образом, в этот раз русские послы за границей впервые вступили в круг общеевропейского дипломатического этикета», – констатировал М. М. Богословский[359 - Богословский М. М. Указ. соч. С. 210; Санин Г. А. Петр I и его внешняя политика… С. 24.]. Откровенный намек на возможность общей с Россией войны против Швеции сделали послы Дании Христиан-Зигфрид фон Плессен и Христиан фон Ленте фон Сарлгаузен, бывшие с визитом у царя 29 сентября. Они сообщили, что король Дании Христиан V «ища всякой приязни с царем, изволил отправить посланника к Москве»[360 - ПДС Т. VIII. С. 991–1001.]. Дело в том, что весной 1697 г. гольштинский герцог Фридрих IV Август женился на сестре Карла XII Гедвиге-Софии, и Гольштиния, на которую претендовала Дания, попала под контроль Швеции.

В Копенгагене решили заключить военный союз с Россией, и 17 июля в Москву прибыл чрезвычайный посланник Павел Гейнс[361 - Молчанов Н. Н. Дипломатия Петра Великого… С. 138.]. Петр I все еще надеялся подтолкнуть Священную лигу к войне с Турцией, но на всякий случай не стал отвергать союз с Данией. Он предписал сотрудникам Посольского приказа предложить Гейнсу ждать царя в Москве для продолжения переговоров[362 - Бантыш-Каменский Н. Н. Обзор внешних сношений России… Ч. 1. С. 236.].

Накануне войны за Испанское наследство разгорелся острый конфликт по польскому вопросу. Как писал французский историк Франсуа Блюш «возник еще один casus belli (повод к войне): польский трон свободен в связи со смертью Яна Собеского (1696). Есть два кандидата, желающих его занять, и польскому сейму надлежит выбрать: принца де Конти, кузена (внучатого племянника. – Г. С.) Людовика XIV, или Августа, саксонского курфюрста, поддерживаемого императором и всей империей»[363 - Блюш Ф. Людовик XIV.. С. 518–519.].

Если в отношениях с Данией, Швецией, Голандией Россия в 1697–1698 гг. выступала как равноправный партнер, то в отношениях с Речью Посполитой (и Саксонией), она вела себя как хозяин положения, как решающая сила. 6 августа 1697 г. саксонский курфюрст Фридрих-Август I вступил в Польшу при поддержке выдвинутого к границе Великого княжества Литовского корпуса русских войск, под угрозой вторжения захватил хранившуюся в Кракове королевскую корону и 15 сентября короновался под именем Августа II, в чем была заинтересована и Вена.

Тем не менее Людовик XIV не терял надежды посадить на польский трон своего кузена. Ведь во время войны против Аугсбургской лиги принц де Конти завоевал славу удачливого и решительного командира[364 - Там же. С. 503, 526.]. Этот отчаянный авантюрист 6 сентября 1697 г. поднялся на борт корабля знаменитого французского корсара Жана Барта и во главе эскадры из пяти фрегатов и трех корветов отправился из Дюнкерка в Гданьск. Положение Августа II было весьма сложным: в поддержку Конти уже поднялся 11-тысячный отряд литовского гетмана Сапеги, сторонники принца грозились поднять всю Речь Посполитую. Пришлось вновь идти на поклон к Петру I. 3 октября саксонскому послу в Голландии была вручена грамота Петра I к главнокомандующему русской армией М. Г. Ромодановскому, которая предписывала немедленно помочь польскому королю в борьбе против его неприятелей, для чего по просьбе короля Августа II ввести свои войска в Речь Посполитую. В случае нужды король с согласия Сената мог вручить эту грамоту Ромодановскому[365 - Санин Г. А. Петр I и его внешняя политика… С. 24, 25.].

В итоге магнатская оппозиция не спешила поддержать Конти с оружием в руках, власти Гданьска продержали эскадру принца Конти на рейде, запретили его солдатам покидать корабли, а горожане не пожелали доставлять французским морякам продовольствие. В середине ноября 1697 г. Людовик XIV признал неудачу, и эскадра Ж. Барта с принцем Конти покинула Гданьск[366 - Блюш Ф. Людовик XIV.. С. 522.]. Таким образом, в вопросе о троне Речи Посполитой российская дипломатия одержала верх, что стало одним из первых дипломатических успехов Петра I.

Обычно историки утверждают, что идею войны против Швеции за балтийское побережье Петру I подсказал Август II во время известного их свидания в Раве-Русской[367 - Богословский М. М. С. 565.]. В действительности переговоры с королем в Раве начал сам Петр I. Позднее, когда он и его генералы писали «Гисторию Свейской войны», в написанном собственноручно введении царь отметил, что он первым предложил польскому королю союз против Швеции, в ответ на просьбу Августа II помочь в борьбе с непокорными магнатами[368 - Гистория Свейской войны. (Поденная записка Петра Великого). Вып. 1 / сост. Т. С. Майкова. М., 2004. С. 198.]. Война со Швецией вызывалась всем ходом исторического развития России, комплексом причин внутреннего и внешнеполитического характера. Как справедливо писал С. М. Соловьев: «Мысль о

Северной войне была мыслью веков. Она была унаследована Петром, и как только сложилась благоприятная обстановка, он начал претворять ее в жизнь»[369 - Тельпуховский Б. С. Северная война. М., 1946. С. 28.]. В Раве-Русской зародился Северный Союз, и новый политический курс России, Саксонии, Речи Посполитой и Дании. Формальное заключение союза с Саксонией состоялось 11 ноября 1699 г. на переговорах в селе Преображенском.

Впрочем, встречу Петра I и Августа II, их устный договор о войне за балтийские берега можно оценивать и на гораздо более высоком уровне, чем просто союз России и Саксонии против Швеции. В контексте всей европейской ситуацией это вело к распаду Вестфальской системы международных отношений и началу складывания новой. Проходил этот процесс при деятельном участии Петра I. Большое значение при этом имели поиски союзников. Благополучно завершились переговоры о союзе с Данией. По условиям русско-датского договора от 21 апреля 1699 г. Россия вступала в войну только после заключения мира с Османской империей, без чего было крайне рискованно начинать шведскую войну[370 - Бантыш-Каменский Н. Н. Обзор… С. 237.].

Распределили и театры военных действий: Россия должна была наступать в Ижорской земле, в Карелии и на Нарву; Саксония брала на себя отвоевание Ливонии и Риги; Дания ставила целью восстановить право сбора Зундской пошлины со шведских судов, вернуть утраченное ею в 1697 г. господство над Гольштинией. Начало войны задержала смерть короля Христиана V. Его сын Фредерик IV вступил на датский трон 4 сентября 1699 г. и потребовалось время, чтобы «подновить» принятые обязательства.

В войну со Швецией союзники вступили не одновременно. В феврале 1700 г. Август II неожиданно двинул 7-тысячный саксонский корпус в Лифляндию, овладел устьем Даугавы и осадил Ригу. Но военные действия развивались вяло, и в сентябре Август II снял осаду, получив от рижан 1,5 млн талеров. В июле 1700 г. Дания ввела войска в Гольштинию, вынудив гольштинского герцога бежать в Швецию. Карл XII воспользовался поддержкой английского и голландского флотов, блокировавших Копенгаген, и высадился в тылу наступающих датских войск. Под дулами корабельных орудий шведского, английского и голландского флотов 8 августа 1700 г. Фредерик IV капитулировал, подписав в Травендале договор, по условиям которого Дания обязывалась выйти из Северного Союза.

Это обеспечило Швеции безопасность с юга и лишило возможности Северный союз вести борьбу на море, поскольку ни Россия, ни Саксония флота не имели[371 - Бобылёв В. С. Внешняя политика… С. 36–37.]. Швеция теперь могла бросить все свои силы в Восточную Прибалтику. 9 августа 1700 г. – на другой день после получения известия о заключении с султаном Константинопольского мира, и ничего не зная о капитуляции Дании, – Россия объявила войну Швеции.

Обычно крах Вестфальской системы и формирование новой, Утрехтской системы, международных отношений связывают со смертью испанского короля Карла II Габсбурга (1 ноября 1701 г.) и войной за испанское наследство, начавшейся в мае 1702 г. и завершившейся Утрехтским и Раштаттским договорами (11 апреля 1713 г. и 7 марта 1714 г.). При таком подходе Северная война (1700–1721 гг.) предстает как побочный продукт распада Вестфальской системы. Точнее рассматривать Северную войну и Ништадтский мир как один из основных факторов крушения прежней и формирования новой системы международных отношений.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (http://www.litres.ru/kollektiv-avtorov/ot-carstva-k-imperii-rossiya-v-sistemah-mezhdunarodnyh-otnosheniy-vtoraya-polovina-xvi-nachalo-xx-veka/?lfrom=931425718) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

notes

Примечания

1

См.: Удалов В. В. Баланс сил и баланс интересов // Международная жизнь. 1990. № 5. С. 16–25; Богатуров А. Д., Плешаков К. В. Динамика международной стабильности // Международная жизнь. 1991. № 2. С. 35–46; Нарочницкая Н. А. Национальный интерес России // Международная жизнь. 1992. № 3–4. С. 114–123; Плешаков К. В. Миссия России. Третья эпоха // Международная жизнь. 1993. № 1. С. 21–30; Нарочницкая Н. А. Россия – это не Восток и не Запад. Она нужна миру именно как Россия и должна остаться ею // Международная жизнь. 1993. № 8. С. 140–146; Зотова М. В. Россия в системе международных отношений XIX века. М., 1996; Дубровин Ю. И. Теория, история и современные международные отношения. Новосибирск, 1999; Ведение в теорию международных отношений // Труды исторического факультета МГУ. Серия III. Instramenta studiorum (8) / отв. ред. А. С. Маныкин. М., 2001; Казинцев Ю. И. Международные отношения и внешняя политика России. XX век. Ростов н/Д; Новосибирск. 2002; Уткин А. И. Вызов Запада и ответ России. Национальный интерес. М., 2002; Системная история международных отношений: В 4 т. / под ред. А. Д. Богатурова. М., 2002–2004; История международных отношений и внешней политики России 1648–2000 / под ред. А. С. Протопопова. М., 2003; Российская внешняя политика и международные отношения в ХIХ-XX вв. // Материалы Межрегион. науч. конф. / отв. ред. А. Г. Айрапетов. Тамбов, 2003; Ревякин А. С. История международных отношений в Новое время. М., 2004; Дегоев В. В. Внешняя политика России и международные системы: 1700–1918. М., 2004; История международных отношений. Основные этапы с древности до наших дней/под ред. Г. В.Каменской. М., 2007; Медяков А. С. История международных отношений в Новое время. М., 2007; Георгиева Н. Г., Георгиев В. А. Россия в системе международных отношений ХIХ – начала XX в. М., 2008; Асташин В. В., КубышкинА И. История международных отношений (XV- начало XXв). Волгоград, 2008; Основы общей теории международных отношений / под ред. А. С. Маныкина. М., 2009.

2

Поршнев Б. Ф. Франция, английская революция и европейская внешняя политика в середине XVII в. М., 1970. С. 7, 10, 31.

3

См.: Санин Г. А. Геополитические факторы во внешней политике России второй половины XVII – начала XVIII века и Вестфальская система международных отношений // Геополитические факторы во внешней политике России. Вторая половина XVI – начало XX века. М., 2007. С. 104.

4

Филюшкин А. И. Изобретая первую войну России и Европы. Балтийские войны второй половины XVI века глазами современников и потомков. СПб., 2013. С 104–105.

5

«Ливонская война или Балтийские войны? К вопросу о периодизации Ливонской войны. Балтийский вопрос в конце XV–XVI в. М., 2010. С. 80–94. В дальнейшем эту концепцию А. И. Филюшкин развил в своей монографии, которая увидела свет в 2013 г. с характерным названием: «Изобретая первую войну России и Европы. Балтийские войны второй половины XVI в. глазами современников и потомков». СПб., 2013.

6

Богатырев С. Н. Павел Юстен: протестанский епископ и королевский дипломат. С. 54. Посольство в Московию 1569–1572 гг. СПб., 2000. С. 55.

7

Флоря Б. Н. Русско-польские отношения и балтийский вопрос в конце XVI – начале XVII в. М., 1973. С. 37.

8

Вопрос о наименовании языка делопроизводства Великого княжества Литовского является предметом многолетней дискуссии, изложение которой выходит за рамки настоящего труда.

9

Лаппо И. И. Великое княжество Литовское за время от заключения Люблинской унии до смерти

Стефана Батория (1569–1586). СПб., 1901. Т. 1. С. 688–691.

10

Памятники дипломатических сношений Московского государства с Польско-литовским государством. Ч. 4 (1598–1608 гг.) Сборник Русского исторического общества (далее – Сб. РИО). Т. 127. М., 1912. С. 127.

11

Флоря Б. Н. О текстах русско-польского перемирия 1591 г. Славяне и Россия. М., 1972. С. 71.

12

РГАДА. Ф. 79. Оп. 1. Ед. хр. 10. Л. 491 об. и др.

13

РИО. Т. 127. С. 154.

14

Памятники дипломатических сношений Московского государства с Польско-литовским государством. Ч. 3(1560–1570 гг.)//Сб. РИО. Т. 71. М., 1890. С. 589–590.

15

Там же. С. 613–614.

16

Коваленко Г. М. Посольство П. Юстена в контексте спора о «посольском обычае. Посольство в Московию 1569–1572 гг. С. 67–83.

17

См.: Филюшкин А. И. Изобретая первую войну. С. 107–108. Договор был ратифицирован в декабре 1562 г. посольством И. М. Висковатого.

18

См.: Форстен Г. В. Балтийский вопрос в XVI и XVII столетиях (1544–1648). Т. 1. Борьба за Ливонию. СПб., 1893. С. 648–652.

19

Приведение к шерти («шертование), принятое в мусульманских странах обязательство монарха соблюдать договор.

20

РГАДА. Ф. 123. Оп. 1. Ед. хр. 10. Л. 398 об. – 402 об.; Известия Таврической ученой архивной комиссии (ИТУАК). № 9. Симферополь, 1890. С. 35–38.

21

Филюшкин А. И. Ливонская война или Балтийский войны? С. 93–94.

22

О взаимных претензиях во время переговоров см.: РИО. Т. 59. С. 72.

23

Новосельский А. А. Борьба Московского государства с татарами в первой половине XVII в М.; Л., 1948. С. 28–29; Греков И. Б. Османская империя, Крым и страны Восточной Европы в 50–70-е годы XVI века // Османская империя и страны Центральной, Восточной и Юго-Восточной Европы в XV–XVI вв. М., 1984. С. 266.

24

РИО. Т. 71. С. 722. Русский противень договора опубликован в составе русской посольской документации по связям с Речью Посполитой (РИО. Т. 71. С. 724–729) и в составе посольских книг ЛМ (Книга посольская Метрики Великого княжества Литовского, содержащая в себе дипломатические сношения Литвы в государствование короля Сигисмунда Августа с 1545 по 1572 год. Ч. 1. Издана по поручению Императорского Московского общества истории и древностей российских князем М. Оболенским и проф. И. Даниловичем. М., 1843 (далее – КПЛМ. Ч. 1). № 189. С. 293–297). Польско-литовский противень также был опубликован в составе русской посольской документации по связям с Речью Посполитой (РИО. Т. 71. С. 729–734).

25

Похлебкин В. В. Внешняя политика Руси, России и СССР за 1000 лет. Справочник. Вып. 2. Кн. 1. М., 1995. С. 393.

26

Дата верительной грамоты (листа) 1 августа 1569 г. (КПЛМ. Ч. 1. С. 290; РИО. Т. 71. С. 640).

27

РИО. Т.71. С. 630; Бантыш-Каменский Н. Н. Обзор внешних сношений России. М., 1894. Ч. 3. С. 101.

28

РИО. Т. 71. С. 640–642; КПЛМ. Т. 1. № 188. С. 290–293.

29

РИО. Т. 71. С. 677–690.

30

Флоря Б. Н. Иван Грозный. М., 1999. С. 257.

31

РИО. Т. 71. С. 642.

32

Грааля И. Иван Михайлов Висковатый. М., 1994. С. 309–316; Хорошкевич А. Л. Россия в системе международных отношений серединыXVI века. М., 2003. С. 539–553.

33

РИО. Т. 71. С. 796. «Ратификационная королевская грамота» т. е ратифицированный польско-литовский противень договора имеется в посольских книгах: ЛМ – КПЛМ. Ч. 1. № 192. С. 304–308. В русской посольской документации ратифицированный Польско-литовский противень отсутствует. Указано только, что по возвращении он был 29 июня вручен послами Ивану Грозному, который распорядился, чтобы посольский дьяк А. Я. Щелкалов проверил «грамота написана с списка слово в слово» // РИО. Т. 71. С. 797.

34

Бантыш-Каменский Н. Н. Обзор внешних сношений России. Ч. 3. С. 101.

35

Флоря Б. Н. Русско-польские отношения и политическое развитие Восточной Европы во второй половине XVI – начале XVII в. М., 1978. С. 33–39.

36

РИО. Т. 71. С. 797–798.

37

Богатырев С. Н. Павел Юстен: протестанский епископ и королевский дипломат. Посольство в Московию 1569–1572 гг. С. 51.

38

Памятники дипломатических сношений Московского государства с Шведским государством // РИО. Т. 129. СПб., 1910. С. 216. Текст договора опубликован в составе русской посольской документации // РИО. Т. 129. С. 219–221 (шведский противень); С. 221–222 (русский противень).

39

Коваленко Г. М. Посольство П. Юстена в контексте спора о «посольском обычаи». Посольство в Московию 1569–1572 гг. С. 87.

40

«Бескоролевье» прерывалось только в январе-июне 1574 г. пребыванием в Речи Посполитой короля Генриха Валезия.

41

Флоря Б. Н. «Русско-польские отношения и политическое развитие Восточной Европы во второй половине XVI – начале XVII в». М., 1978. С. 46–119; LulewichH. Gniewow о unie ciag dalszy // Stosunkipolsko-lieyewskie wlatali 1569–1588. W., 2002. S. 80–284.

42

Новодворский В. В. Борьба за Ливонию между Москвою и Речь Посполитою. СПб., 1904. С. 14.

43

Акты относящиеся к истории Западной России (АЗР). Т. 3. СПб., 1848. Док. № 58. С. 173–174, 176.

44

Новодворский В. В. Борьба за Ливонию между Москвою и Речью Посполитою. СПб., 1904. С. 22.

45

Памятники истории Восточной Европы (далее ПИВЕ). Т. VII. Посольская книга по связям России с Польшей (1575–1576). М.; Варшава, 2004. С. 18.

46

Филюшкин А. И. Изобретая первую войну… С. 741.

47

Новодворский В. В. Борьба за Ливонию… приложение. С. 11.

48

Ход переговоров отображен в статейных списках русских послов // РИО. Т. 121. С. 324–335, 335–341.

49

РИО. Т. 121. С 339. Договор опубликован в составе русской посольской документации по сношениям с Швещией. Русский противень // РИО. Т. 129. С. 339–341; Щербатов М. М. История Российская. Т. V. Ч. IV. Стлб. 130–132, шведский противень // РИО. Т. 129. с. 341–343.

50

Дата королевского листа 12 июня 1576 г. Книга посольская Метрики Великого княжества Литовского, содержащая в себе дипломатические сношения Литвы в государствование короля Стефана Батория (с 1573 по 1580 г.) / Изд. М. Погодин, Д. Дубенский. М., 1843 (далее – КПЛМ). Ч. 2. С. 1.

51

РГАДА. Ф. 79. Оп. 1. Ед. хр. 10. Л. 200 об.

52

Там же. Ед. хр. 10. Л. 217–217 об.

53

РГАДА. Ф. 79. Оп. 1. Ед. хр. 10. Л. 242 об.-245 об. опубликовано в составе посольских книг, см.: ЛМ-КПЛМ. Ч. 2. № 9. С. 15–17; РГАДА. Ф. 79. Ед. хр. 10. Л. 245 об.-246.

54

Дата. верительного листа 28 марта 1577 г., см.: КПЛМ. Ч. 2. С. 24; РГАДА. Ф. 79. Оп. 1. Ед. хр. 10. Л. 319 об.

55

Филюшкин А. И. Изобретая первую войну с 742.

56

Там же. С. 745. Материалы по приеме посольства Крайского опубликованы А. И. Филюшкиным в приложении к своей монографии по списку хранящемуся в Отделе Рукописей РГБ (с. 745–771), которой соответствует списку 10 польской посольской книги, хранящейся в HUFLE.

57

КПЛМ. Ч. 2. № 12. С. 17–24; Филюшкин А. И. Изобретая первую войну. С. 747–748.

58

РГАДА. Ф. 79. Оп. 1. Ед. хр. 10. Л. 347; Филюшкин А. И. Изобретая первую войну. С. 749.

59

Похлебкин В. В. Внешняя политика… Справочник. Вып. 2. Кн. 1. С. 395.

60

Щербатов М. М. История Российская. Т. V. Ч. IV. Стб. 143–150; КПЛМ. Ч. 2. № 17. С. 29–34.

61

Щербатов М. М. История Российская. Т. V. Ч. IV Стб. 150–156; КПЛМ. Ч. 2. № 17. С. 34–38.

62

РГАДА. Ф. 79. Оп. 1. Ед. хр. 10. Л. 395 об.

63

Там же. Л. 405 а.

64

Там же. Л. 406 об.

65

Там же. Л. 408–408 об.

66

Новодворский В. В. Борьба за Ливонию. С. 67.

67

Щербатов М. М. История Российская. Т. 5. Ч. 2. Стлб. 546.

68

Вернадский Г. В. Московское царство. Тверь, 1997. Т. 1. С. 141.

69

Королюк В. Д. Ливонская война. М., 1954. С. 97–98.

70

Зимин А. А. В канун грозных потрясений. М., 1986. С. 52.

71

Филюшкин А. И. Изобретая первую войну. С. 744.

72

Щербачев Ю. Н. Два посольства при Иване IV Васильевиче // Русский вестник. СПб., 1887. Т. 189. Вып. 7. С.

88–175.

73

Текст договора (оба противня) опубликован в издании книги Якоба Ульфельдта. Путешествие в Россию. М., 2002. С. 549–570.

74

Бантыш-Каменский Н. Н. Обзор внешних сношений России. Ч. 1. М., 1894. С. 212.

75

Беннигсен А., Лемерсье-Келькеже Ш. Восточная Европа Средневековья и раннего Нового времени глазами французских исследователей. Казань, 2009. С. 220–248.

76

Филюшкин А. И. Проекты русско-крымского военного союза в годы Ливонской войны // Труды кафедры истории России с древнейших времен до XX века. Т. II. СПб., 2007. С. 329–331.

77

РГАДА. Ф. 123. Оп. 1. Ед. хр. 15. Л. 261.

78

Там же. Л. 227 об.-228.

79

Там же. Л. 228.

80

Там же. Л. 203 об.-204

81

Филюшкин А. И. Проекты русско-крымского военного союза… С. 329.

82

РГАДА. Ф. 123. Оп. 1. Ед. хр. 15. Л. 228 об.-229.

83

Там же. Л. 229.

84

Там же. Л. 231.

85

Там же. Л. 258 об.

86

Там же. Л. 229 об.

87

Там же. Л. 229 об.-230.

88

Там же. Л. 230.

89

Там же. Л. 259.

90

Там же. Л. 259 об-260.

91

Там же. Л. 230 об.

92

Дата королевского листа 12 марта 1578 г. // КПЛМ. Ч. 2. С. 38; РГАДА. Ф. 79. Оп. 1. Ед. хр. 10. Л. 503 об.

93

Бантыш-Каменский Н. Н. Переписка между Россией и Польшею. М., 1862. Ч. 1. С. 155; Щербатов М. М. История Российская. Т. 5. Ч. 3. Стлб. 534–535.

94

РГАДА. Ф. 79. Оп. 1 Ед. хр. 10. Л. 497; Бантыш-Каменский Н. Н. Переписка между Россией и Польшею. Ч. 1. С. 155.

95

РГАДА. Ф. 79. Оп. 1. Ед. хр. 10. Л. 415.

96

Там же. Л. 455.

97

РГАДА. Ф. 389. Оп. 1. Ед. хр. 60. Л. 212 об.-213.

98

Новодвоский В. В. Борьба за Ливонию… С. 78.

99

РГАДА. Ф. 79. Оп. 1. Ед. хр. 11. Л. 36–36 об.

100

Там же. Л. 46 об.

101

Там же. Л. 92–92 об.

102

Там же. Л. 83–84 об.

103

Бантыш-Каменский Н. Н. Переписка между Россией и Польшею. Ч. 1. С. 164–171; Новодворский В. В. Борьба за Ливонию. С. 139–218.

104

Посольство князя Ивана Васильевича Сицкого и Романа Михайловича Пивова было отправлено в июле 1580 г. (Бантыш-Каменский Н. Н. Переписка между Россией и Польшею. С. 162) и вернулось 15 марта 1581 г. (РБАДА. Ф. 89. Оп. 1. Ед. хр. 12. Л. 20). Верительная грамота датирована 24 июля 1580 г. (КПЛМ. Ч. 2. С. 86–87). В русской посольской документации содержатся обстоятельные отписки: грамота Ивану IV с Р. Клементьевым дост в марте 1581 г. (РГАДА. Ф. 79. Оп. 1. Ед. хр. 12. Л. 5–12 об.) и представленный по возвращению статейный список (Там же. Л. 20–165).

105

РГАДА. Ф. 79. Оп. 1. Ед. хр. 12. Л. 37.

106

Там же. Л. 46.

107

Там же. Л. 99 об.-100.

108

Там же. Л. 104.

109

Там же. Л. 140.

110

Там же. Л. 150.

111

Новодворский В. В. Борьба за Ливонию… С. 207.

112

РГАДА. Ф. 79. Оп. 1. Ед. хр. 12. Л. 196 об.

113

КПЛМ. Ч. 2. № 63. С. 161.

114

КПЛМ. Ч. 2. № 66. С. 137–139; РГАДА. Ф. 79. Оп. 1. Ед. хр. 13. Л. 6 об.-21.

115

Там же. Л. 93 об.-103, 110 об.-126 об.

116

Там же. Л. 233 об.-240 об.

117

Там же. Л. 245об.-249.

118

Там же. Л. 140 об.

119

Папскому посредничеству и миссии А. Поссевино уделялось огромное внимание в отечественной и зарубежной историографии. Из последних работ следует отметить вступительную статью Л. И. Годовиковой к публикации дипломатических документе и сочинений папского эмиссара: Поссевино А. Исторические сочинения о России XVI в. М., 1983. С. 5–20 и труд немецкого ученого Вальтера Делиуса «Антонио Поссевино и Иван Грозный. К истории церковной унии и Контрреформации в XVI столетии», опубликованного также с отдельными трудами и письмами Поссевино: Иван Грозный и иезуиты. М., 2005 / предисл. И. В. Курукина; коммент. Л. И. Годовиковой. С. 3–12.

120

РГАДА. Ф. 79. Оп. 1. Ед. хр. 13. Л. 386 об.; Бантыш-Каменский Н. Н. Переписка между Россией и Польшею. Ч. 1. С. 174.

121

РГАДА. Ф. 79. Оп. 1. Ед. хр. 13. Л. 377–386 об.

122

Там же. Л. 539 об.

123

Там же. Л. 540.

124

Там же. Л. 541.

125

Там же. Л. 386 об.

126

Там же. Л. 504.

127

Там же. Л. 536 об.

128

Похлебкин В. В. Внешняя политика… Справочник. Вып. 1. Кн. 2. С. 398.

129

О месте проведения переговоров см.: Лурье 3. А., Смирнова С. С, Филюшкин А. И. К вопросу о месте проведения переговоров о перемирии России и Речи Посполитой в 1581–1582 гг. // Studia Slavica et Balcanica Petropolitana. 2011. № 2 (10). СПб., 2011. С. 173–200.

130

РГАДА. Ф 79. Оп. 1. Ед. хр. 13. Л. 557 об.-561; Успенский Ф. И. Переговоры о мире между Москвой и Польшей. Одесса, 1887. С. 52–54.

131

Там же. Л 561 об.; Там же. С. 54–55.

132

Там же. Л. 567 об.; Там же. С. 57–58.

133

КПЛМ. Ч. 2. С. 216.

134

РГАДА. Ф. 79. Оп. 1. Ед. хр. 13. Л. 568 об.-574.

135

Поссевино А. Исторические сочинения о России XVI в. М., 1983. С. 157–158.

136

Там же. Л. 582.

137

Там же. Л. 583–585 об.

138

Там же. Л. 586–589.

139

Там же. Л. 593 об.

140

Успенский Ф. И. Переговоры. С. 81.

141

Смирнов Н. В. Ливонская война и города Ливонии // Балтийский вопрос. С. 465.

142

РГАДА. Ф. 89. Оп. 1. Ед. хр. 13. Л. 617.

143

Там же. Л. 618.

144

РГАДА. Ф. 79. Оп. 1. Ед. хр. 14. Л. 1.

145

Щербатов М. М. История Российская. Т V. Ч. IV. Стб. 176–193. Кроме того русский противень опубликован в составе протоколов Ям-Запольского перемирия А. Поссевино: Поссевино А. Исторические сочинения. С. 182–188.

146

КПЛМ. Ч. 2. № 82. С. 230–236; № 83. С. 236–242.

147

Флоря Б. Н. Иван Грозный. С. 377.

148

Зимин А. А. В канун грозных потрясений. С. 7.8

149

Филюшкин А. И. Проиграла ли Россия Ливонскую войну? // Тезисы докладов участников VII Международной конференции «Комплексный подход в изучении древней Руси». «Древняя Русь. Вопросы медиевистики». 2013. № 3 (53). С. 142.

150

Новодворский В. В. Борьба за Ливонию… С. 275.

151

Зимин А. А. В канун грозных потрясений. С. 78.

152

Верительные грамоты от 2 апреля 1582 г.; КПЛМ. Ч. 2. Док. № 93. С. 253; PГAДА. Ф. 79. Оп. 1. Ед. хр. 14. Л. 146 об.

153

Флоря Б. Н. Россия, Речь Посполитая и конец Ливонской войны // Советское славяноведение. 1972. № 2. С. 25–35. В этой работе Б. Н. Флоря убедительно доказал, что вопрос о притязаниях Речи Посполитой на шведскую Прибалтику доминировал на переговорах посольства Збаражского и являлся логическим продолжением линии польско-литовской дипломатии, принятый на Ям-Запольских переговорах.

154

РГАДА. Ф. 79. Оп. 1. Ед. хр. 14. Л. 138 об.

155

Там же. Л. 151.

156

Там же. Л. 142–161.

157

Там же. Л. 176.

158

Там же. Л. 205 об.-218 об.

159

Там же. Л. 219.

160

Там же. Л. 244 об.-246. Русский противень договора зачитывал А. Я. Щелкалов, польско-литовский – Гарабурда (Там же. Л. 244 об.). Публикация договора существует в составе посольских книг ЛМ: Московский русский противень (КПЛМ. Ч. 2. № 97. С. 259–263) и ратифицированный в Варшаве польско-литовский противень (КПЛМ. Ч. 2. № 98. С. 263–268).

161

Похлебкин В. В. Внешняя политика В. В. Справочник. Вып. 2. Кн. 1. С. 401.

162

Русский противень // РГАДА. Ф. 79. Оп. 1.Ед. хр. 14. Л. 219 об.-225 об.; Польско-литовский противень // Там же. Л. 225 об.-232 об.

163

Русский противень // Там же. Л. 233–236 об.; Польско-литовский противень // Там же. Л. 237–240 об.

164

Русский противень (Там же. Л. 248 об.-252 об.; Ф. 389. Оп. 1. Ед. хр. 591. Л. 627–628 об.) опубликован в составе посольских книг ЛМ (КПЛМ. Ч. 2. С. 268–269). Польско-литовский противень (РГАДА. Ф. 79. Оп. 1. Ед. хр. 14. Л. 252 об.-256) не опубликован.

165

Флоря Б. Н. Русско-польские отношения и балтийский вопрос. С. 17.

166

Там же. С. 33.

167

РГАДА. Ф. 79. Оп. 1. Ед. хр. 14. Л. 245–245 об., 246 об.-247.

168

Флоря Б. Н. О текстах русско-польского перемирия 1591 г. // Славяне и Россия. М., 1972. С. 75; Шаламанова Н. Б. К вопросу об изучении источников по истории внешней политики России в конце XVI в. Новое о прошлом нашей страны! М., 1967. С.

181–183.

169

РГАДА. Ф. 79. Оп. 1. Ед. хр. 14. Л. 290.

170

Там же. Л. 295. В состав посольства также входили И. М. Пушкин и Ф. П. Петелин.

171

Бантыш-Каменский Н. Н. Переписка между Россией и Польшею. Ч. 1.С. 182–183.

172

РГАДА. Ф. 79. Оп. 1. Ед. хр. 14. Л. 417.

173

Там же. Л. 496.

174

Там же. Л. 495 об.

175

Там же. Л. 429.

176

По возвращении послами был представлен статейный список (Там же. Л. 433 об.-543 а).

177

А. И. Филюшкин полагает, что Посольство Дм. Елецкого сумело разыграть великолепную политическую комбинацию, устроить целый дипломатический спектакль, в результате которого договор был подписан на основе одного из предварительных вариантов, утвержденных Иваном Грозным» (Филюшкин А. И. Проиграла ли Россия Ливонскую войну. С. 142). Автор полагает, что речь в данном случае шла только об основном варианте договора. Прочие проекты посольство везло в случае отказа польско-литовской стороны от ратификации.

178

Там же. Л. 516 об. Ратифицированный польско-литовский противень договора («королевская грамота») опубликован в составе посольских книг ЛМ (КПЛМ. Ч. 2. № 98. С. 263–268).

179

Гейденштейн Р. Записки о Московской войне. СПб., 1889. С. 305.

180

Флоря Б. Н. Россия, Речь Посполитая и конец Ливонской войны. С. 35.

181

Похлебкин В. В. Внешняя политика… Справочник. Вып. 2. Кн. 1. С. 173.

182

Там же.

183

РГАДА. Ф. 79. Оп. 1. Ед. хр. 15. Л. 32 об.

184

Там же. Л. 72.

185

Там же. Л. 170.

186

Там же. Л. 182 об.

187

Там же. Л. 227.

188

Там же. Л. 215 об.-225 об.

189

Там же. Л. 227–255 об.

190

Там же. Л. 267 об.-285 об.

191

Флоря Б. Н. Русско-польские отношения и политическое развитие Восточной Европы. С. 122.

192

РГАДА. Ф. 79. Оп. 1. Ед. хр. 15. Л. 296–331 об.

193

Похлебкин В. В. Внешняя политика… Справочник. Вып. 2. Кн. 1. С. 401.

194

В составе русской посольской документации имеются русский противень (РГАДА. Ф. 89. Оп. 1. Ед. хр. 15. Л. 324. об.-327 об.) опубликован в приложении к «Истории Российской» М. М. Щербатовым (Щербатов М. М. История… Т. VI. СПб., 1904. № 15. Стлб. 593–596) и польско-литовский противень так называемая договорная запись Льва Сапеги (РГАДА. Ф. 89. Оп. 1. Ед. хр. 15. Л. 328–331об.), который также опубликован в приложении к «Истории Российской» М. М. Щербатова (Щербатов М. М. История… Т. VI. СПб., 1904. № 4. Стлб. 596–598).

195

РГАДА. Ф. 79. Оп. 1. Ед. хр. 15. Л. 334–334 об.

196

Там же. Л. 334 об.

197

Там же. Л. 332 об.-333 об.

198

Бантыш-Каменский Н. Н. Переписка России с Польшею. Ч. 2. М., 1862. С. 4.

199

Щербатов М. М. История… Т. VI. Стлб. 34.

200

Флоря Б. Н. Русско-польские отношения и балтийский вопрос. С. 17.

201

Второй договор о продлении Ям-Запольского перемирия был заключен в Варшаве посольством кн. Ф. М. Троекурова 20 февраля 1585 г.

202

Поршнев Б. Ф. Франция, Английская революция и европейская политика в серединеXVII в. М., 1970. С. 10.

203

Гусарова Т. П. Австрийские Габсбурги в войне с османами в 1683–1699 гг. (от осады Вены до Карловицкого мира) // Османская империя и страны Центральной, Восточной и Юго-Восточной Бвропы в XVII в. М., 2001. Ч. 2. С. 244.

204

Преображенский В. Д. Франко-русские отношения в XVI–XVII веках // Ученые записки Ярославского пед. института. Ч. 2. Взаимоотношения Франции и России при Ришелье и Мазарини. Вып. 9 (19). История СССР. 1947.

205

Санин Г. А. Геополитические факторы во внешней политике России второй половины XVII – начала XVIII века и Вестфальская система международных отношений // Геополитические факторы во внешней политике России. Вторая половина XVI – начало XX века. К столетию академика А. Л. Нарочницкого. М., 2007. С. 104–137.

206

Поршнев Б. Ф. Указ. соч. С. 43.

207

Rambaud A. Introduction // Recueil des instructions, donnеes aux ambassadeurs et minestres de France depuis les traitеs de Westphalie jusqu'a la rеvolution fran?aise. V. 8. Russie. T. I. Paris, 1890. P. X.

208

Gr?nebaum F. Frankreich inm Ost- und Nordeuropa. Die franz?sisch-russischen Beziehungen von 1648–1689. Wiesbaden, 1968. S. 135. Anm. 48.

209

Rambaud A. Introduction… P. VI. См. также: Борисов Ю. В. Дипломатия Людовика XIV. М., 1991. С. 339.

210

Грамота Людовика XIV Алексею Михайловичу. 29 ноября 1654 г. // Recueil des instructions. V. 8. Russie. S. 45.

211

Заборовский Л. В. Россия, Речь Посполитая и Швеция в середине XVII в. Из истории международных отношений в Восточной и Юго-Восточной Европы. М., 1981. С. 30–31.

212

Флоря Б. Н. Русское государство и его западные соседи (1655–1661 гг.). М., 2010. С. 49.

213

Преображенский В. Д. Указ. соч. С. 25; Gr?nebaum F. Op. cit. S. 13–17; Кобзарева E. И. Дипломатическая борьба России за выход к Балтийскому морю в 1655–1661 гг. М., 1989. С. 114.

214

Мазарини Дж. – Гравелю. 29 марта 1660 г. // Lettres du cardinal Mazarin. T. 9. Paris, 1895. P. 570–572.

215

Грушевский М. С. Iсторiя Укра?ни-Руси. Т. ГХ. Ч. П. Кигв, 1931. С. 1241–1242.

216

Wоjcik Z. Stosunki politizcni polsko-austriackie w drugiej polowie XVII wieku // Slaski Kwartalnik Historyczny Sobоtka. 1983. R. XXXVIII. № 1. S. 490; Федорук Я. Вiленський договiр 1656 року. Схiдноевропейська криза i Укра?на у серединi XVII столiття. Ки?в, 2011. С. 125–127.

217

Федорук Я. Указ. соч. С. 184. Gr?nebaum F. Op. cit. S. 16.

218

Федорук Я. Указ. соч. С. 370. ?murlo E. Rom und Moscau im Jahre 1657. Eine Episode aus der Geschiclite des p?pstischen Stuhles // Zeitschriften f?r Osteurop?ische Geschichte. Bd. 5 (NeueFolge. Bd. 1). 1931. S. 180.

219

Федорук Я. Указ. соч. С. 303, 357.

220

Шварц И. Австро-русские дипломатические отношения в первые годы Северной войны // Русская и украинская дипломатия в Евразии: 50-е годы XVII века. М., 2000. С. 35.

221

Вайнштейн О. Л. Россия и Тридцатилетняя война 1618–1648 гг. Очерки из истории внешней политики Московского государства в первой половине XVII в. М., 1947. С. 205–208; Поршнев Б. Ф. Указ. соч. С. 243 и след.

222

Федорук Я. Указ. соч. С. 381.

223

Флоря Б. Н. Русское государство и его западные соседи (1655–1661 гг.)… С. 139.

224

Флоря Б. Н. Русское государство и его западные соседи (1655–1661 гг.)… С. 127; Федорук Я. Указ. соч. С. 361, 364–367, 388–389, 397.

225

Федорук Я. Указ. соч. С. 357; ?murlo E. Op. cit. S. 183–184.

226

?murlo E. Op. cit. S. 190–191.

227

Флоря Б. Н. Русское государство и его западные соседи (1655–1661 гг.)… С. 132; Федорук Я. Указ. соч. С. 425–428.

228

Инструкция де Терлону. 1662 г. // Recuiel des instructions… V. 2. Suede. T. 2. 1885. P. 36, 39.

229

Мазарини Дж. – д’Авогуру М. 14 октября 1656 г. // Lettres du cardinal Mazarin. Т. 7. Paris, 1893. P. 412–414. См. также: Преображенский В. Д. Указ. соч. С. 27; Gr?nebaum F. Op. cit. S. 18–19, 27–28.

230

Федорук Я.Указ. соч. С. 350; WalewskiA. HistoryawyzwoleniaPolskizaponowanie Jana Kazmierza (1655–1660). Т. 1. Krakоw, 1866. S. 267.

231

Флоря Б. Н. Русское государство и его западные соседи (1655–1661 гг.)… С. 632.

232

Кобзарева Е. И. Вестфальская мирная система и Россия // Отечественная история. 1999. № 1. С. 146–152.

233

Флоря Б. Н. Русское государство и его западные соседи (1655–1661 гг.). М., 2010.

234

Recuiel des instructions donnеes aux ambassadeurs et ministres de France. Paris, 1888. V. 4. Pologne. T. 2. P. 21.

235

Gr?nebaum F. Op. cit. S. 20.

236

Грамота Людовика XLV Алексею Михайловичу. 20 ноября 1657 г. // Recuiel des instructions… V. 8. P. 47.

237

Флоря Б. Н. Указ. соч. С. 372; Gr?nebaum F Op. cit. S. 24–25.

238

Каптерев В. Приезд бывшего Константинопольского патриарха Афанасия (Пателара) в Москву в 1653 году // Чтения в обществе любителей духовного просвещения. М., 1889. Год 27. Октябрь. С. 368.

239

Чарыков Н. В. Посольство в Англию дворянина Григория Микулина в 1600 и 1601 гг. (по документам московского главного архива Иностранных дел) //Древняя и новая Россия. 1876. Т. 2. № 8. С. 361–364; Жордония Г. Очерки из истории франко-русских отношений конца XVI и первой половины XVII в. Ч. 1. Тбилиси, 1959. С. 204–235. Флоря Б. Н. Иван Грозный. М., 2002. С. 364–365.

240

Поршнев Б. Ф. Указ. соч. С. 225–230, 247, 259–260.

241

Каптерев Н. Ф. Указ. соч.

С. 370.

242

Там же. С. 370–376; Ченцова В. Г. Источники фонда «Сношения России с Грецией» Российского государственного архива древних актов по истории международных отношений в Восточной и Юго-Восточной Европе в 50-е гг. XVII в. // Русская и украинская дипломатия в Евразии… С. 151–178.

243

Ответные статьи Альберто Вимина. 12 ноября 1655 г. // Памятники дипломатических сношений древней России с державами иностранными (далее – ПДС). СПб., 1871. Т. X. С. 903–904.

244

Шаркова И. С. Посольство И. И. Чемоданова и отклики на него в Италии // Проблемы истории международных отношений. Сборник статей памяти академика Е. В. Тарле. Л., 1972. С. 207–223.

245

Статейный список И. И. Чемоданова и А. Посникова. Протокол переговоров 20 декабря 1656 г., 27 января 1657 г. // ПДС. Т. X. С. 974, 1056–1057.

246

Уо Д. К. «Одоление на Турское царство» – памятник антитурецкой публицистики XVII в. // ТОДРЛ. Т. 33. Л., 1970. С. 91–92.

247

Gr?nebaum F. Op. cit. S. 20.

248

Флоря Б. Н. Русское государство и его западные соседи… С. 607, 632.

249

Поршнев Б. Ф. Указ. соч. С. 33.

250

Флоря Б. Н. Русское государство и его западные соседи… С. 646.

251

Wojcik Z. From the Peace of Oliva to the Truce of Bakhchisarai. International Relations in Eastern Europe. 1660–1681 //Acta Poloniae Historica. V. 34. 1976. P. 256–280.

252

Статейный список пребывания И. А. Желябужского и Т. Кузьмина в Священной Римской империи. 1672 г. // ПДС. СПб., 1856. Т. IV. С. 640.

253

Гусарова Т. П. Австрийские Габсбурги и проблема борьбы с османами… С. 166–167.

254

Wоjcik Z. Miedzy traktatem andruszowskim a wojna turecka. Stosunki polsko-rosyjskie 1667–1672. Warszawa, 1968.

255

Wоjcik Z. From the Piece of Oliva… P. 265.

256

Флоря Б. Н. Начало открытой османской экспансии в Восточной Европе (1667–1671 гг.) // Османская империя и страны Центральной, Восточной и Юго-Восточной Европы… С. 76; Wоjcik Z. Miedzy traktatem andruszowskim a wojna turecka… S. 128.

257

Копреева Т. Н. Неизвестная записка А. Л. Ордина-Нащокина о русско-польских отношениях второй половины XVII в. // Проблемы источниковедения. Вып. К. М., 1961. С. 195–220; Замысловский Е. Е. Сношения России с Польшей в царствование Федора Алексеевича. СПб., 1888.

258

Wоjcik Z. Miedzy traktatem andruszowskim a wojna turecka… S. 130.

259

В нашем распоряжении имеются выполненные в марте переводы курантов, где сообщалось, что Леопольд I направил посольства в Бранденбург, к различным немецким князьям, во Францию, однако при этом не указывалось, с какой целью эти посольства были отправлены (Перевод с голландских курантов. 28 января – 13 февраля 1665 г. // Вести-Куранты. 1656 г. 1660–1662 гг., 1664–1670 гг. М., 2009. Ч. 1. Л. 1).

260

Санин Г. А. Внешняя политика России во второй половине XVII века // История внешней политики России. Конец XV–XVII век (От свержения ордынского ига до Северной войны). М., 1999. С. 329–330; Статейный список пребывания И. А. Желябужского и Т. Кузовлевау цесаря. Запись 14 декабря 1668 г…. С. 656–657.

261

Wоjcik Z. Miedzy traktatem andruszowskim a wojna turecka. Stosunki polsko-rosyjskie 1667–1672. Warszawa, 1968. S. 24–25; Шмурло Е. Русская кандидатура на польский престол в 1667–1669 годах (Политика Римской курии) // Сборник, посвященный П. Н. Милюкову. Praha. 1929. С. 263–308.

262

Fahlborg В. Sveriges yttrepolitik 1668–1672. Stockholm-Goteborg-Uppsala, 1961. S. 34–35.

263

Wоjcik Z. Miedzy traktatem andruszowskim a wojna turecka… S. 128.

264

Цит. по: Gr?nebaumF. Op. cit. S. 44–45.

265

Статейный список пребывания И. А. Желябужского и Т. Кузовлева у цесаря. Протокол переговоров 20 декабря 1668 г. // ПДС. Т. IV. С. 665–666.

266

Шмурло Е. Указ. соч.

267

Там же.

268

Wоjcik Z. Miedzy traktatem andruszowskim a wojna turecka… S. 130–131.

269

Цит. по: Gr?nebaum F. Op. cit. S. 50.

270

Путешествия русских послов. Тексты статейных списков. М., 1954 (СПб., 2008). С. 227–315; Санин Г. А. Указ. соч. С. 328.

271

Перевод с цесарских курантов. 17 сентября 1668 г. // Вести-Куранты… № 113. Л.125.

272

Перевод с голландских печатных курантов. 5 января 1669 г. // Там же. № 132. Л. 6.

273

Gr?nebaum F. Op. cit. S. 44.

274

Ibid. S. 43–44.

275

Fahlborg B. Op. cit. S. 25, 45–46, 64–65.

276

Перевод с цесарских печатных и письменных курантов, которые подал Л. Марселис. 14 августа [1668 г.]. Переведены 17 сентября // Вести-Куранты… № 99. Л. 166 (скорее всего, это текст корреспонденции Даниила Брандеса, из Гданьска писавшего царю о происходивших событиях); см. также: Перевод с цесарских печатных курантов. 8 августа 1668 г. Переведены 15 октября // Там же. № 105. Л. 170.

277

Wоjcik Z. Miedzy traktatem andruszowskim a wojna turecka… S. 145. Przypis 76.

278

Ibidem. S. 151.

279

Шмурло Е. Указ. соч. С. 263–264.

280

Eickhoff E. Venedig, Wien und die Osmanen. Umbrach in S?dosteuropa 1645–1700. Klett-Cotta, 1988. S. 290.

281

Флоря Б. Н. Начало открытой османской экспансии… С. 101 // Османская империя и страны Центральной, Восточной и Юго-Восточной Европы… С. 99.

282

Там же. С. 99–100.

283

Wоjcik Z. Jan Sobieski 1626–1696. Warszawa, 1982. S. 220–221.

284

Цит. по: Gr?nebaum F. Op. cit. S. 63.

285

Максимов Н. Н. Идея антиосманского союза в практике русской дипломатии в начале 70-х гг. XVII в. (1672–1673) // Славянский сборник. Вып. 4. Саратов, 1990. С. 54–81.

286

Каган М. Д. Легендарный цикл грамот турецкого султана к европейским государям – публицистическое произведение второй половины XVII в. // Труды отдела древнерусской литературы. Т. 15. 1958. С. 225–240.

287

Gr?nebaum F. Op. cit. S. 67.

288

Максимов Н. Н. Указ. соч. С. 263.

289

Отписка А. Виниуса Алексею Михайловичу. 28 ноября 1672 г. // НДС. Т. IV С. 883; Отписка Е. Украинцева Алексею Михайловичу. 28 ноября 1672 г. // Там же. С. 888.

290

Eickhoff E. Op. cit. S. 290.

291

Грамота Леопольда I. 16 мая 1673 г. Перевод (Прислана 2 июля). // ПДС. Т. IV С. 936–937.

292

Eickhoff E. Op. cit. S. 292.

293

Грамота Фридриха-Вильгельма Алексею Михайловичу. Перевод. 11 февраля 1673 г. // НДС. Т. IV. С. 894–898; Форстен Г. В. К внешней политике великого курфюрста… //ЖМНП. 1900. Июль. С. 49–52; Август. С. 305.

294

Наказ посольству П. И. Потемкина, дьяка Я. Чернцова к папе римскому. Наказ 10 июня 1674 г. // ПДС. Т. IV. С. 1121–1129.

295

Наказ посольству П. И. Потемкина, дьяка Я. Чернцова к папе римскому. Наказ 10 июня 1674 г. // ПДС. Т. IV. С. 1121–1129.

296

Статейный список П. И. Потемкина, дьяка Я. Чернцова. Протокол переговоров 15 декабря//ПДС. Т. IV. С. 1315–1317.

297

Блюш Ф. Людовик XIV. М., 1998. С. 297.

298

Пребывание в России австрийских посланников А. Ф. де Баттони и И. Г. Терлингера. Протокол переговоров 4,22 сентября 1675 г. // ПДС. Т. V. С. 213–214,261–263.

299

Пребывание в России Кунраада Фан-Кленка. Протокол переговоров 29 апреля/9 мая 1677 г. Цит. по: Посольство Кунраада Фан-Кленка к царям Алексею Михайловичу и Феодору Алексеевичу. СПб., 1900 (Рязань, 2008). С. 505. Примеч. 2 кс. 504.

300

Цит. по: Gr?nebaum F. Op. cit. S. 73.

301

Кобзарева Е. И. «Война подступила к горлу»: русско-шведские переговоры 1676 г. // Проблемы истории России и Северной Европы от Средних веков до наших дней (к 90-летию И. П. Шаскольского). СПб., 2009. С. 65–72.

302

Наказ С. Е. Алмазову, дьяку С. Румянцеву. 9 мая 1679 г. // РГАДА. Ф. 53. Сношения России с Данией. Оп. 1. 1679 г. Д. 1. Л. 160–161 а.

303

Статейный список посольства Б. П. Шереметева, И. И. Чаадаева, П. И. Никифорова. Протокол переговоров 5 апреля 1686 г. // ПДС. Т. VII. 1866. С. 178.

304

Форстен Г. В. К внешней политике великого курфюрста Фридриха-Вильгельма бранденбургского//ЖМНП. 1900. Сентябрь. С. 2–8.

305

Цит. по: Gr?nebaum F. Op. cit. S. 71.

306

Pastor von L. F. Geschichte der P?pste im Zeitalter des f?rstlichen Absolutismus von der Wahl Innozenz’X bis zum Tode Innozenz XII (1644–1670). Bd. XIV. Abt. 2. Rom, 1960. S. 694.

307

Флоря Б. Н. Войны Османских стран… С. 136–138.

308

Eickhoff E. Op. cit. S. 351; Pastor von L. F. Op. cit. P. 753–761.

309

Ibid. S. 739–740; Статейный список посольства И. В. Бутурлина, И. И. Чаадаева, Л. Т. Голосова. Запись 6 апреля 1679 г.

// ПДС. Т. V. С. 744–745.

310

Флоря Б. Н. Войны Османской империи… С. 132–133; Wоjcik Z. Rzeczpospolita wobec Turcji i Rosju 1674–1670. Studium z dziejоw polskiei polityki zagranicznej. Wroclaw; Warszawa, 1976. S. 167, 184–185, 194–195.

311

Gr?nebaum F. Op. cit. S. 84.

312

Цит. по: Gr?nebaum F. Op. cit. S. 81.

313

Pastor von L. F. Op. cit. S. 748.

314

Eickhoff E. Op. cit. S. 203.

315

Pastor von L. F. Op. cit. S. 698.

316

Ibid. S. 698.

317

Донесение о приеме московских послов П. И. Потемкина и С. Волкова. Март-май 1681 г. // Сборник РИО. СПб., 1881. Т. 34. С. 6.

318

Pastor von L. F. Op. cit. P. 763–764.

319

Wоjcik Z. Jan Sobieski. 1629–1696. Warszawa, 1983. Wyd. 1. S. 354; Кочегаров К. А. Речь Посполитая и Россия в 1680–1686 гг. Заключение договора о Вечном мире. М., 2008. С. 158–159.

320

Гусарова Т. П. Австрийские Габсбурги в войне с османами в 1683–1699 гг… С. 250, 279.

321

Пребывание Я. X. Жировского и С. Блюмберга в Москве с В. В. Голицыным и П. В. Шереметевым. Протокол переговоров 19 мая 1684 г. // ПДС. СПб., 1862. Т. 6. С. 522.

322

Pastor von Г. F. Op. cit. P. 812.

323

Кочегаров К. А. Указ. соч. С. 259–260.

324

Бушкович П. Петр Великий: борьба за власть (1671–1725). СПб., 2008. С. 144–145.

325

Кочегаров К. А. Указ. соч. С. 245.

326

Махатка О. Взаимоотношения России, Австрии и Польши в связи с антитурецкой войной в 1683–1699 гг. Автореф. дис… канд. ист. наук. Л., 1958. С. 10.

327

Кочегаров К. А. Указ. соч. С. 85, 244–245.

328

Пребывание Я. X. Жировского и С. Блюмберга в Москве. Протокол переговоров 16 мая 1684 г. //ПДС. Т. VI. С. 510.

329

Письмо Ф. фон Габеля Ю. А. Долгорукому. 25 октября 1676 г. Перевод // РГАДА. Ф. 53. Оп. 1. 1676 г. № 2. Л. 59. Gr?nebaum F. Op. cit. P. 74.

330

Гусарова Т. П. Австрийские Габсбурги в войне с османами в 1683–1699 гг… С. 269.

331

Выписки из статейного списка С. Г. Алмазова. Посольство Б. П. Шереметева, И. И. Чаадаева. 1686 г. // НДС. Т. 7. 1866. С. 34–35; Посольство Б. П. Шереметева, И. И. Чаадаева. Протокол переговоров 5 апреля 1686 г. // Там же. С. 220.

332

Материалы посольства во Францию С. Б. Алмазова, дьяка С. Ипполитова. 1685 г. // Recueil des instructions… V. 8. P. 83.

333

Бабушкина Г. К. Международное значение крымских походов 1687 и 1689 гг. // Исторические записки. 1950. Т. 33. С. 163.

334

Статейный список пребывания в Австрии Б. П. Шереметева, И. И. Чаадаева, думного дьяка П. И. Никифорова, дьяка И. Волкова. Протокол переговоров 6 апреля 1686 г. // НДС. Т. VII. С. 186–190.

335

Артамонов В. А. Указ. соч. С. 300.

336

Wоjcik Z. Jan Sobieski… S. 466–467.

337

См.: Бабушкина Г. К. Международное значение Крымских походов 1687 и 1689 гг. // Исторические записки. Т. 33. М., 1950.

338

Санин Г. А. Отношения России и Украины с Крымским ханством в середине XVII в. М., 1987. С. 36; Его же. Внешняя политика России во второй половине XVII века // История внешней политики России. Конец XV–XVII век. (От свержения ордынского ига до Северной Войны). М., 1999. С. 324–329, 337.

339

Санин Г. А. Эволюция южного направления внешней политики России в XI–XVII вв. Зарождение проблемы черноморских проливов // Россия и Черноморские проливы (XVIII–XX столетия). М., 1999. С. 33; Его же. Русско-крымские и русско-турецкие отношения в связи с изменением границ России в XVI–XVII вв. // Российская империя от истоков до начала XIX века. Очерки социально-политической и экономической истории. М., 2011. С. 157; Его же. Положение Украины в составе России во 2-й половине XVII века и внешняя политика России // Там же. С. 195.

340

Iсторiя Украiнськоi РСР. Т. 2. Визвольна вiйна i возз‘эднання Украiни з Росiею. Початок розкладу феодалiзму та зародження капiталiстичних вiдносин. (Друга половина XVII–XVIII ст.). Ки в, 1979. С. 102.

341

Санин Г. А. Приднестровье в антитурецких войнах России и Речи Посполитой 1672–1700 гг. // История Приднестровской Молдавской республики. Тирасполь, 2000. Т. 1. С. 170–171.

342

Icторiя Укра?нськоi РСР… Т. 2. С. 102–104.

343

Санин Г. А. Отношения России и Украины с Крымским ханством в середине XVII в. М., 1987. С. 131–176.

344

Бантыш-Каменский Н. Н. Обзор внешних сношений России (по 1800 г.). М., 1897. Ч. I. С. 32–36.

345

Тарле Е. В. Очерки истории колониальной политики западноевропейских государств (конец XV- начало XIX вв.) М., 1965. С. 213–214.

346

Никифоров Л. А. Указ. соч. С. 9–10.

347

Бобылёв В. С. Внешняя политика России эпохи Петра I. M., 1990. С. 25.

348

Санин Г. А. Заключение // ИВПР Конец XV–XVII век. (От свержения ордынского ига до Северной войны). М., 1999. С. 411.

349

Молчанов Н. Н. Указ. соч. С. 103.

350

Молчанов Н. Н. Указ. соч. С. 37.

351

Артамонов В. А. Страны Восточной Европы в войне с Османской империей. 1683–1699 // Османская империя и страны Центральной, Восточной и Юго-Восточной Европы в XVII в. (далее – ОИСЦВЮВЕ). М., 2001. Ч. 2. С. 320.

352

Гриневский О. А. Прокофий Возницын, или мир с турками. М., 1992. С. 118–123, 133–155.

353

Там же. С. 102.

354

Гусарова Т. П. Австрийские Габсбурги в войне с османами в 1683–1699 гг. // ОИСЦВЮВГ. Ч. 2. М., 2001. С. 286–287.

355

Санин Г. А. Петр I – дипломат… С. 25.

356

Там же.

357

Богословский М. М. Указ. соч. С. 93.

358

Бобылёв В. С. Внешняя политика России эпохи Петра I. M., 1990. С. 25.

359

Богословский М. М. Указ. соч. С. 210; Санин Г. А. Петр I и его внешняя политика… С. 24.

360

ПДС Т. VIII. С. 991–1001.

361

Молчанов Н. Н. Дипломатия Петра Великого… С. 138.

362

Бантыш-Каменский Н. Н. Обзор внешних сношений России… Ч. 1. С. 236.

363

Блюш Ф. Людовик XIV.. С. 518–519.

364

Там же. С. 503, 526.

365

Санин Г. А. Петр I и его внешняя политика… С. 24, 25.

366

Блюш Ф. Людовик XIV.. С. 522.

367

Богословский М. М. С. 565.

368

Гистория Свейской войны. (Поденная записка Петра Великого). Вып. 1 / сост. Т. С. Майкова. М., 2004. С. 198.

369

Тельпуховский Б. С. Северная война. М., 1946. С. 28.

370

Бантыш-Каменский Н. Н. Обзор… С. 237.

371

Бобылёв В. С. Внешняя политика… С. 36–37.