Седьмой флот читать онлайн - Сергей Качуренко

Седьмой флот

Сергей Качуренко

«Седьмой флот» – первая книга из мистико-детективной трилогии «Выбор» о приключениях отставного милицейского полковника Сергея Ивановича Кучера по прозвищу Слон.

Может ли милицейский полковник в отставке оставаться в стороне, когда его бывшего товарища обвиняют в кровавом убийстве? Пусть даже в прошлом этот человек жестоко предал его, но сердце подсказывает: на хладнокровное убийство тот не способен. Тем более все указывает на то, что участие Сергея Ивановича Кучера в этом деле мистическим образом предначертано! Впереди главного героя ожидают погони, скрытое наблюдение, освобождение заложников, а еще – непростой моральный выбор. И обо всем этом с оптимизмом, юмором, а главное с подкупающей реалистичностью рассказывается в повести «Седьмой флот».

Автор трилогии, Сергей Качуренко, опытный оперативный работник, в прошлом более 20 лет проработавший в киевской милиции. Его детективные сюжеты динамичны, полны неожиданных поворотов и интересных деталей и воспринимаются читателями скорее как документальные события, а не художественная проза.

Сергей Качуренко

СЕДЬМОЙ ФЛОТ

Посвящается нашим боевым подругам

События, описанные в настоящем времени, никогда не происходили в реальной жизни.

Все действующие лица в романе являются вымышленными, и любое сходство с реальными людьми прошу считать случайным совпадением.

Некоторые факты и ситуации взяты из жизни, но место, время, имена людей и их характеры изменены. Все они являются архетипами, то есть персонажами, смоделированными на основе общего характеризующего образа.

Редакция: Галина и Роман Боднарюк, Галина Максимцев. Дизайн фотоколлажей и рисунки автора.

Золото убило больше душ, чем железо тел.

    Вальтер Скотт

Глава первая. ДОХОД

Сейчас, когда автомагистраль Киев-Одесса отдаленно и в некоторых местах напоминает европейский автобан, ехать по ней особенно в сезон летних отпусков – одно удовольствие. Не то, что раньше.

В недалеком прошлом натянутые нервы водителей легковушек часто сдавали еще на полдороги. Они просто не выдерживали многокилометровых подъемов и бесконечных закрытых поворотов старой разбитой и перегруженной автотранспортом дороги. Движение в один ряд, обгоны запрещены, а на пути одни только громадные и неповоротливые фуры. Ползет такая груженая «коробка» в гору на первой передаче, а за ней выстраивается длинная вереница машин с раздраженными и изнывающими от жары путешественниками.

Но все это в прошлом. Теперь, когда едешь с комфортом и даже с некоторым однообразием, грозящим медленным погружением в дремоту, можно, не отвлекаясь от дороги, немного подсобраться с мыслями. А подумать есть над чем. Ведь еще вчера я никуда не собирался ехать.

Вечерний телефонный звонок застал меня врасплох. Я долго не мог сообразить, чего от меня добивается следователь Приморской районной прокуратуры города Одессы. Говорил настороженно и при этом ничего толком не объяснял. Просто настаивал на моем немедленном приезде в Одессу и несколько раз повторил, что от этого зависит жизнь одного знакомого мне человека. Никакой фамилии, никаких подробностей я так и не услышал.

И что же оставалось делать? Конечно же, соглашаться. Да и любимый город у моря я всегда рад видеть. Не скрою – пришлось потрудиться, чтобы уговорить жену не ехать вместе со мной. Ведь с Одессой у нас многое связано, а к тому же лето в самом разгаре. В ход была пущена вся сила убедительности и предоставлены неоспоримые доказательства моего обязательного отбытия в город нашей юности. Жена, как верная боевая подруга, уже с первой минуты была готова собирать чемодан, но уступила перед вескими доводами бывалого сыщика. Да и дел в столице у нее было предостаточно. Как всегда, обошлось без обид.

Меня же настораживал явно завышенный уровень секретности и конспирации, предложенный прокурорским следователем. Именно эта настороженность, которую услышала и прочувствовала жена в телефонном разговоре, побудила ее к поездке. Само содержание телефонного разговора поставило меня в некомфортное положение. Если дословно передать разговор жене – значит дать ей повод волноваться, что само собой противоречит моим принципам. Ну, а если соврать, то это еще большее нарушение. А еще добавьте к этому ее пристальный взгляд и немую мольбу: «Только не ври!». Пришлось импровизировать на ходу. Ложью это назвать трудно – я просто слегка додумал некоторые подробности. Сказал, будто бы всплыло дело двадцатилетней давности, по которому я вел расследование и теперь меня просят уточнить некоторые детали. В итоге, как принято выражаться на оперативно-следственной фене: «соскочил вчистую».

А явно завышенный уровень секретности состоял в следующем. После того как я согласился приехать в Одессу, собеседник закончил разговор почти шпионской фразой: «Вам нужно доехать до рыбного базара у моста через Хаджибеевский лиман, припарковаться на автостоянке и набрать телефонный номер, который я Вам пришлю завтра утром в СМС-сообщении». Как вам такое?

***

И вот я у назначенного места. Лиман искрится яркими бликами, отражая, как в зеркале лучи раскаленного южного солнца. На автостоянке у рыбного базара, как всегда, многолюдно. У самого въезда на автомобильный мост, нависая над каменистым берегом лимана, приютилось неказистое с виду здание «общепитовской» кафешки с романтичным названием «Чайка». К моему удивлению, оно ничуть не изменилось за все эти годы. Все тот же серый фасад с рядами окон в железных рамах – типичный «аквариум». А ведь это популярное у дальнобойщиков заведение знакомо мне еще с курсантских времен.

Когда я учился в Одесской школе милиции, курсанты старшего курса принимали участие в съемках кинофильма «Выгодный контракт». По сюжету этого приключенческого детектива времен брежневского застоя курсант милиции участвует в расследовании пустякового хулиганства, а в результате раскрывается деятельность целой шпионской сети. Некоторые эпизоды фильма снимались на территории нашей школы, где мы выступали в качестве «массовки». А когда съемки проходили в таких людных местах, как одесский ипподром и кафе «Чайка», то курсантов задействовали для оцепления съемочной площадки.

И снова, как тогда, изнывая от жары под палящими лучами солнца, я маячил возле кафе. Знаковое место получается!

Укрывшись в тени пирамидального тополя, я набрал присланный мне накануне номер неизвестного абонента. После двух гудков вызова приятный женский голос пригласил меня зайти в кафе и присесть за столик в левом углу от стойки. Знакомая манера конспирации вызвала невольную улыбку и сильнее оживила воспоминания об участии в съемках фильма. Ну, прямо дежавю какое-то! Ведь по сюжету фильма местом для конспиративных встреч у преступников было именно это кафе.

Я в точности выполнил рекомендации и приготовился к встрече. Но ко мне никто не подходил, поэтому я решил немного поосмотреться.

В душном зале посетителей почти не было. В основном все сидели на террасе – лето знойное и так приятен легкий ветерок с лимана. Помещение же было пропитано густым смешанным запахом жареного кофе, табака и борща. Вот только приглушенная мелодичная

музыка явно не соответствовала общепитовскому антуражу. «Здесь был бы уместен шансон или, в крайнем случае, кантри», – подумал я, барабаня пальцами по столу в такт усыпляющей мелодии. Наконец ко мне подошла немолодая официантка, поздоровалась и предложила ознакомиться с меню. Внутри черной канцелярской папки с надписью «Чайка» поверх прейскуранта лежала сложенная салфетка. На ней аккуратным почерком было выведено: «9-я станция Большого Фонтана, ул. Красных Зорь, в тупике, 19.00. Набрать тот же номер». Ну что ж – негласная часть оперативного мероприятия была выполнена, но мне нужно было отыграть свою роль честно и до конца. То есть я решил пообедать и заказал борщ, картофельное пюре с отбивной котлетой и кофе. Первое блюдо оказалось выше всяких похвал! Наваристый и густой южно-украинский борщ отличался от киевского большим количеством сладкого перца и душистой зелени. Но больше всего мне понравился хлеб: свежеиспеченный, пахучий, с хрустящей корочкой – настоящий домашний хлеб.

В помещении было душно, а воздух казалось, еще больше нагрелся от горячего борща и нахлынувшего тяжелого предчувствия. Постепенно внутри нарастала тревога, навеянная таинственностью всей этой истории, в которую я, по всей видимости, уже ввязался. Хоть бы не вляпаться!

***

Одесса встретила меня бесконечными заторами на дорогах. Автомобильные пробки для украинских городов стали уже привычным явлением. А в южной пальмире даже в былые времена владельцев машин советского автопрома, а тем более диковинных иномарок было предостаточно. Портовый город – окно в «забугорную» жизнь. А тем более в наши дни. Добавьте к этому возросшее на порядок количество коммунального транспорта, и получится «картина маслом», как говорят одесситы.

Только с третьей попытки мне удалось правильно повернуть с Фонтанской дороги на улицу Красных Зорь. Это типичный одесский переулок, застроенный частными домовладениями. Кое-где остались еще дома старой постройки, но в основном переулок напоминал район Беверли-Хиллз в миниатюре. Шикарные особняки – образцы самых разных архитектурных направлений тесно прижимались друг к другу, демонстрируя прохожим предпочтения и вкусы своих домовладельцев.

Отыскав место в тени, я припарковался возле глухого забора и, не выходя из машины, набрал все тот же телефонный номер. И опять приятный женский голос коротко сообщил: «Ждите!», а через несколько минут в переулке появилась белая иномарка. Новенькая «Ауди» остановилась метрах в десяти от меня. В зеркало заднего вида я видел, как из салона неспешно выбрался высокий худой юноша лет двадцати пяти. Осмотревшись, он подошел к моей машине.

– Сергей Иванович? – уточнил незнакомец и, неожиданно сложившись втрое, бесцеремонно уселся на переднее сидение рядом со мной. – Это я Вам звонил. Моя фамилия Панфилов и я тоже Сергей.

Изучив удостоверение следователя прокуратуры Приморского района Одессы, я посмотрел на своего нового знакомого. Открытое приветливое лицо, короткая спортивная стрижка. Одет естественно по-летнему, но угадывался некий чиновнический стиль. Светлые плетеные туфли, брюки оливкового цвета из тонкой лоснящейся ткани и белая рубашка с короткими рукавами. Тонкая змейка золотой цепочки на шее казалась почти белой на фоне шоколадного морского загара. В нагрудном кармане рубашки рядом с добротной перьевой ручкой виднелся металлический корпус недешевого телефона. Ну и часы на руке – явно не китайские.

Наверное, нужно сделать отступление и немного рассказать о так называемом чиновническом стиле. Он угадывается в том, что на фоне легкой, больше подходящей для отдыха одежды присутствуют акценты, указывающие на принадлежность человека к служебной деятельности. Так, например, молодые сыщики советских времен наряду с гражданской одеждой любили носить кожаные ремни от форменных милицейских брюк. Такой себе тонкий намек получается.

Позиции чиновнического стиля укрепились в годы так называемого «застоя», ознаменовавшегося периодом тотального дефицита. Некоторые одесские опера боролись с этим явлением весьма специфическими методами. Они прибегали к разным ухищрениям и оперативным «разводам», чтобы экспроприировать у местных фарцовщиков дефицитную одежду, контрабандные табачные изделия и другие атрибуты их промысла. Кроме сигарет, джинсов и виниловых грампластинок с концертами зарубежных исполнителей у подпольных предпринимателей можно было изъять «во временное пользование» и перьевые ручки фирмы «Паркер». Они пользовались огромной популярностью среди одесских чиновников тех лет. Именно «Паркер» был обязательным атрибутом чиновнического стиля одежды и должен был соседствовать в нагрудном кармане рубашки с пачкою американских сигарет фирмы «Мальборо» или «Кэмел». А некоторые индивиды пристраивали туда и служебные удостоверения, нарочито демонстрируя гражданам свою принадлежность к правоохранительным органам. А вот местные карманники, зная об этом, воспринимали такую «визитку» как персональное предупреждение. Лично я не припомню случая, чтобы в те годы у милиционера вытащили удостоверение из нагрудного кармана. Но это было тогда, а сейчас работники правоохранительных органов прячут свои документы как можно дальше и глубже, да еще и пристегивают их к одежде специальными цепочками и карабинами.

Мой собеседник спрятал удостоверение в боковой карман брюк и, чему-то улыбаясь, сказал:

– Не буду скрывать – мне пришлось навести о Вас справки, – начал он, как бы извиняясь. – Знаю, что Вы отставной полковник милиции, знаю, что сейчас ведете частную юридическую практику и знаю, что Вам можно доверять.

– А последний пункт – это, из каких источников, если не секрет?

– Не секрет, но сейчас это не важно. У меня есть знакомые в Киеве, которые Вас неплохо знают. А о главном моем источнике информации Вы узнаете сами, но позже. Скоро все станет понятным. А чтобы перейти к делу, скажу, что меня попросил вызвать Вас в Одессу мой подследственный Леонид Недоходов…

– «Доход?! Лёнька!» – чуть не вырвалось у меня. – «Сосед по курсантской койке и собрат по залетам!».

– Как же, знаю! – подтвердил я вслух.

Волной воспоминай меня что называется, накрыло с головой. Леонид Викторович Недоходов – коренной одессит с неуемным чувством юмора и незаурядными умственными способностями, которые он часто использовал с немым вопросом: «Чего бы еще такого учудить?». И мы чудили естественно в свободное от учебы время. Беспечно веселились в шумных компаниях, выпивали, устраивали разборки с курсантами мореходки – нашими постоянными конкурентами на танцплощадках. В общем, «исполняли номера», за которые потом дружно отдувались перед замполитом школы.

«Вот дорожка памяти и привела меня в закоулок, который долгие годы я старался обходить стороной», – подумал я и взглянул на Панфилова. Следователь молча кивнул, понимая мое состояние.

Так почему же я долгое время не заглядывал в этот потаенный закоулок памяти? Да потому что там хранилась печать предателя мужской дружбы и, вспоминая об этом, я всякий раз пытался забыть к ней дорогу. И вот теперь сама жизнь вернула меня в этот тягостный закоулок и, как знать, может заскорузлый от времени узел, наконец-то

удастся развязать.

А случилось тогда вот что: на последнем курсе нашего обучения в школе милиции будущие офицеры проходили стажировку в районных отделах милиции. Мы с Лёнькой оттачивали оперативное мастерство в уголовном розыске Жовтневого района Одессы. За время стажировки Доход умудрился без моего участия пару раз «залететь по пьянке». Его отозвали в школу и неожиданно для всех нас отчислили. Это небывалый случай! Могли отчислить, например, за многократные нарушения дисциплины или неуспеваемость во время перевода на следующий курс или в середине учебного года. Но так, чтобы выгнать из школы и одновременно уволить из органов перед самыми выпускными экзаменами – такое было впервые. Тем более что отец Лёньки занимал в то время довольно высокий пост в администрации города.

Курсанты были в недоумении и потрясении от такого жесткого решения руководства. А молва упрямо твердила, что здесь в первую очередь замешаны личные неприязненные отношения замполита нашей школы с Лёнькиным отцом. Ведь они когда-то вместе работали в уголовном розыске, а потом чего-то не поделили. Но партийный босс школы умело обставил инцидент и преподнес его так, будто бы сами курсанты осуждают поведение своего однокурсника. Будто бы никто не может поручиться за Недоходова и «в разведку» с ним не пойдет. В общем, формулировка звучала типично: «Таким не место в рядах советской милиции!».

А кому тогда место?! Кто из нас мог упустить возможность по тихому выпить, а впоследствии не раз «залетал» и попадал под прессинг суда курсантской чести? Излюбленный метод советской власти – вершить суд, прикрываясь общественным мнением. Такой подход нещадно бил по людям, делая их изгоями. Но самым гадостным было то, что общественным обвинителем курсанта Недоходова сделали меня. Без меня, меня же и женили. Каким образом? Да очень просто! Замполит пару часов катался по мне «танком», пытаясь «расколоть», чтобы написать от моего имени «повинку». Убеждал, что не надо калечить себе судьбу и сводить на нет перспективу дальнейшего карьерного роста. В конце концов, я сломался, но не до конца. В объяснении я написал примерно так: «Виноват. Мы с Недоходовым всегда «выступали» единым тандемом. Мы – два сапога пара. Наше поведение позорит честь советского милиционера». Вот эта последняя фраза и была использована в качестве главного обвинительного аргумента. А о том, что я разделил ответственность с Недоходовым – ни слова.

Только спустя много лет я узнал, что Лёнька обвиняет во всех своих бедах именно меня. Если бы я узнал об этом раньше, то, наверное, смог бы еще тогда «разрулить» ситуацию. А так на душе у Дохода остался крепкий «швартовый узел», который намертво сковал айсберг обиды со скалой обвинений. Да и не хотелось мне ворошить прошлое. Наверное, зря…

А еще я знал, что Недоходову все же удалось получить офицерское звание и продолжить службу во внутренних войсках. Он долгое время работал опером в одесском следственном изоляторе и, по словам наших общих знакомых, продолжал «закладывать за воротник по-черному».

Из омута воспоминаний меня вывел голос Панфилова:

– Недоходов в пьяном угаре убил свою бывшую жену.

– Да ладно?! – встрепенулся я. – Лёнька не мог…

– Доказательная база – стопудовая. Хоть сейчас предъявляй обвинение! Но лично мне во всей этой истории многое не нравится. Толком не могу понять, что именно, а Вы сейчас дали подсказку. Он действительно не дотягивает на роль душегуба! Вы же знаете, что «бытовуха» обычно проходит на фоне аффекта. Потом всегда раскаяние, охи-вздохи. А тут – полный отказ! Да и мозги он не пропил окончательно. Нормально рассуждает, плачет, божится. В общем, что-то не срастается. Адвокат у Недоходова прямо скажем – никакой. Потому что бесплатный, из назначенных следствием. Он, что есть, что его нет! Вот и приходится самому во всем разбираться. А на последнем допросе Недоходов и говорит, что совсем потерял надежду. Даже молиться начал.

– Молиться?! Кто, Лёнька?! – помня его атеистические взгляды, с удивлением переспросил я. – Хотя… в такой ситуации…

– Вот именно, – продолжил Панфилов. – Домолился Ваш Лёнька до того, что архангел ему явился во сне. Прилетел и говорит: «Тебе помогут Бокал со Слоном».

Я внимательно посмотрел на следователя. Потом вспомнил, что в Одессе очень любят разные розыгрыши со скрытыми камерами и начал осматриваться по сторонам. Панфилов, наверное, понимал мое состояние и терпеливо ждал. Потом до меня дошло, что одесситы не умеют злобно шутить. А Недоходов вряд ли мог такое придумать и подстроить, если брать во внимание наши с ним отношения.

Да и жизненный опыт подсказывал мне, что именно так все и происходит. Я имею в виду сновидения с архангелами. То есть после того, как кардинально меняется к худшему привычная жизненная обстановка, наступает пик внутреннего накала. Потом следует вопль души о поиске выхода и спасении, а следом? моментальный прорыв, несущий в себе информацию с желательной программой выхода из ситуации. Только Панфилову всего этого я не рассказал,? не было ни времени, ни желания. Да и уверенности в том, что он не примет меня за мистически-экзальтированную личность, тоже не было. Поэтому, помолчав, я спросил:

– Ну, Слона Вы нашли, а где Бокал?

Мне было известно, что еще один наш бывший однокурсник Вадим Федорович Бокальчук, удостоенный курсантским прозвищем Бокал, давно уволился из милиции и основал свой бизнес. Со временем даже выбился в местные депутаты. Говорят даже, что его считают одним из «отцов» города Николаева.

– Я вчера говорил с ним по телефону, – ответил следователь. – Бокальчук сказал: «Пусть начинает Слон, а потом, если надо, то и я подключусь».

– Понятно. Но я смутно представляю себе свою роль в этой истории. В качестве кого я буду участвовать?

– Не знаю, – признался Панфилов, глядя прямо перед собой. – Что-то вроде консультанта или частного сыщика. Понимаете, мне очень хочется помочь Недоходову, только не знаю почему! Точно не из жалости. А Вашего участия в деле я хочу, наверное, больше, чем мой подследственный. Тоже не знаю почему. Просто хочу, чтобы совесть потом не мучила. Может с моей стороны эгоистично, но считайте это попыткой не замарать честь мундира. Простите, я, наверное, несу чушь! Вы можете подумать, мол, страхуется и хочет докопаться до сути чужими руками. Не так ли?

– Лучше так, чем скрупулезно собрать бумажки, тупо подшить дело и отправить в суд, – ответил я почти машинально, а сам подумал, что не часто приходится иметь дело с такими следователями, как Панфилов. Да, он молод и не имеет еще должного опыта работы, но вот так при первой встрече говорить о совести и о своем внутреннем несогласии, наверное, смог бы не каждый. Мне даже стало стыдно за свой вопрос об участии в расследовании. Этот юноша выиграл первый «раунд». Особенно подкупило признание: «Сделать все возможное, чтоб совесть не мучила».

– Сколько вы можете уделить времени, помогая мне в этом деле? – подливая масла в огонь, спросил следователь.

– Сколько будет нужно, – попытался я исправиться.

– В таком случае, – он посмотрел на часы, – в тридцать шестом доме по этой улице для вас снята комната. Не пентхаус, конечно, но… Там есть где поставить машину. Об оплате не

беспокойтесь – я все уладил. А на Ваш незаданный вопрос по поводу конспирации, могу ответить так: кому-то очень не терпится отправить Недоходова за решетку. Городская прокуратура просто достала! Меня уже обвиняют в личной заинтересованности. Короче, установку дали такую: «Еще вчера дело должно быть в суде». Поэтому, в отличие от Вас, у меня времени – минус ноль!

***

Комната, арендованная для меня Панфиловым, была уютной, но тесной и душной, как впрочем, и большинство съемных помещений на юге в разгар летнего сезона. Хотя нужно поблагодарить хозяйку за допотопный, но надежный вентилятор.

Я лежал на видавшем виды раскладном диванчике и «пролистывал» в уме события стремительно пролетевшего дня. Вопрос о конспирации был снят, но зато появились другие, не менее значимые вопросы, на которые я пока не находил ответа. Ко всему добавилась усталость и недовольство из-за нестерпимой жары. Единственное, что прибавляло силы, – это стремление помочь старому закадычному друзяке, попавшему в беду. Жаль, конечно, что не получилось у нас настоящей дружбы. За мишурой шального куража, который увлекал нас когда-то в пропасть безответственности и наплевательского отношения к себе и окружающим, за бездумной бравадой, заканчивающейся очередной попойкой, могли ли мы тогда увидеть то, что связывает людей крепко накрепко? Я думал о том, что бы с нами стало, если бы каждый из нас вовремя наступил на горло своему змею. Но да разве после драки кулаками машут? Теперь главное, чтобы все разрешилось.

С улицы доносилась развеселая музыка, и слышался гул оживленных голосов. Это в глубине двора, в заплетенной виноградом беседке, развлекались карточной игрой и светской беседой отдыхающие квартиросъемщики. Для них возле хозяйского дома была оборудована пристройка, состоящая из трех комнат и одной общей кухни. Отдельно, в огороде стояла душевая кабинка и туалет. Моя же комнатка была в хозяйском доме и предназначалась, наверное, для особых постояльцев. В общем, домовладение представляло собой частный мини пансионат постсоветского типа.

Хозяйка поместья – молдаванка средних лет по имени Мария, как видно, держала своих постояльцев в узде. Частенько слышался ее звонкий голос. Вот сейчас она распекала какого-то Мишу за не выброшенный вовремя мусор и налетевших из-за этого в кухню мух. Однако ко мне Мария отнеслась подчеркнуто вежливо, а по всем признакам чувствовался инструктаж следователя Панфилова.

– Для остальных проживающих, Вы – мой родственник, – наставляла меня хозяйка, а потом доверительно добавила. – Сергей Давидович – большой друг нашей семьи!

Имидж молодого следователя продолжал возрастать в моих глазах. Его забота и предупредительность трактовалась мной, как обустройство хорошо прикрытого тыла. А это всегда придает уверенности и способствует относительному покою жизнедеятельности. Только в подобных случаях главное не расслабляться.

Было около одиннадцати часов вечера, когда я разобрался со своими вещами и сходил в душ. Потом напился крепкого обжигающего чаю с ванильными сушками, которые любезно предложила мне Мария, и завалился спать.

***

Проснулся я от странных криков, доносившихся с улицы. На часах было половина седьмого утра. Мужской голос, усиленный каким-то громкоговорящим устройством, оповещал просыпающихся жителей переулка: «Молоко! Кому свежее молоко! Спешите порадовать свой организм!»

«Таки да! Я, несомненно, в Одессе!» – сделал я глубокомысленный вывод и попытался сползти с поскрипывающего дивана. – «Ни в одном другом городе вы не услышите такой утренний «промоушн» молочника, обеспокоенного здоровьем сограждан».

Несмотря на раннее утро, в моей коморке уже было душно, а выйдя на улицу, я убедился, что в такую жару спасение одно – море. Только вместо пляжа мне предстоял визит к Недоходову в следственный изолятор. И, опять же, не так, как это принято у нормальных людей, а с конспиративной прелюдией.

На трамвае я доехал до вокзала и ровно в половине десятого, маяча у входа в зал продажи билетов, набрал все тот же телефонный номер. Услышав привычный ответ: «Ждите!», стал подыскивать укромное место в тени. Но спрятаться под сенью векового платана так и не успел. По-видимому, человек, с которым я должен был встретиться возле вокзала, прибыл в условленное место раньше меня.

– Вы от Панфилова? – послышался за спиной уверенный мужской голос.

От здания вокзала ко мне подошел небольшого роста плотный мужичек лет сорока. Он назвался Анатолием и предложил пройти с ним на автостоянку. Мы сели в «не убиваемую» семерку с одесскими номерами последней советской серии и покатили по жарким улицам города. Только одно обстоятельство мне было известно точно – вскорости я повидаюсь с Лёнькой. И этот факт заставлял сердце учащенно биться и способствовал обильному потовыделению.

– Я работаю старшим опером в следственном изоляторе, – пояснил Анатолий и провел краткий инструктаж. – Вы тоже якобы опер, только из областного СИЗО. Это «отмазка» для нашего дежурного на всякий случай. Я договорился, так что вопросов не будет. Но мало ли что. Доставка Недоходова в оперчасть заказана на одиннадцать часов. Времени у нас будет не больше часа, только разговаривать придется в моем присутствии. Можете смело мне доверять. Панфилов – мой друг.

Изрядно попотев в пробках, но, все же вовремя добравшись до изолятора, мы беспрепятственно прошли в кабинет Анатолия. Он сразу же распорядился, чтобы привели Недоходова и уже через пару минут конвойные ввели арестованного.

Конечно же, я сразу узнал Лёньку, хотя годы и образ жизни, как говорят, взяли свое. Посреди кабинета стоял грузный дядька с седой неопрятной шевелюрой и пытался разгладить трясущимися ладонями свою измятую одежду. Волосы и расстегнутая рубаха были мокрые.

– В камере градусов пятьдесят жары. Вот и обливаемся водой, чтобы не сдохнуть, – пробубнил он, будто бы оправдываясь, а потом вдруг вздрогнул всем телом и медленно повернулся ко мне. Его загоревшее лицо стало бледнеть. Постояв так с полминуты, Доход отвернулся к стене и беззвучно зарыдал. У меня тоже ком стоял в горле. Я не знал, что сказать, да и не мог ничего говорить в тот момент. Только подошел и положил руку ему на плечо.

– Ну, хватит… успокойся! Мы все уладим! – бормотал я, подыскивая слова утешения.

– Я знал, что ты приедешь! – всхлипывал Недоходов. – Я загадал: если приедешь – значит, ты не стукач. Хоть я до конца и не верил в это. Честно!

– Ладно, Лёня! Потом об этом поговорим. Времени мало, – я усадил его на стул, а сам занял рабочее место Анатолия.

Хозяин же кабинета предусмотрительно уселся на стуле у входной двери, чтобы «одним ухом» контролировать происходящее в коридоре.

– Я не убивал Людмилу! – хриплым голосом заверил Леонид. – Хоть и не помню ничего в тот день, но знаю точно – не убивал! Пьян был «в стельку»! А ведь почти ничего не пил! – он помолчал, глубоко вздохнул и продолжил. – Правда, накануне нажрался в усмерть, вот и подумал, что пошло «на старые дрожжи». А пил я на базаре, в ларьке у армян. Они там шаурму жарят. Выпил стакан и «поплыл». Сын армянина притащил меня домой и уложил спать.

Недоходов опять замолчал, а я снова увидел слезы на его лице.

– Мы с Людой давно в

разводе, но живем в одной квартире, – объяснял Лёня, время от времени вытирая платком лицо. – Двухкомнатная хрущевка «вагончиком» – как тут разъехаться?! Да она, вроде бы, и смирилась. Дома я старался бывать редко. Чаще по ночам работал. Я охранником на базе отдыха в Лесках подрабатываю. А можно мне закурить?

Анатолий подал ему пачку «Кэмела», после чего Доход отвернулся к окну и жадно закурил. Мы же, молча, ждали продолжения рассказа.

– Накануне того дня подвернулась мне халтурка на сотню гривен, – раздавив в пепельнице окурок и прокашлявшись, заговорил Недоходов. – Ну, потом, конечно, выпил. Изрядно. Заночевал там же на базе в Лесках, а утром решил поехать домой, чтобы «затарить» холодильник. Люда была бы рада. А по дороге шаурма подвернулась, будь она не ладна! Чокнулся с армянином, выпил и отключился. Даже тост до конца не дослушал. Не помню, как оказался дома в кровати. В общем, проспал я до следующего утра. А утром пошел на кухню и увидел… Люду…

Он, как будто поперхнулся оставшимся в легких дымом и опять заплакал. Анатолий поднялся со стула и подошел к маленькому столику в углу кабинета. Там быстро налил из электрочайника стакан воды и протянул его Недоходову.

– Лица ее никогда не забуду! – сделав несколько больших глотков, выкрикнул Леонид. Он поставил стакан на подоконник, сжал кулаки и напрягся всем телом. – Она лежала на полу в кухне и как-то удивленно смотрела в окно. Сначала я подумал, что ей плохо. Но я хорошо знаю, как выглядит мертвый человек. Ее шея была вся синяя. А кругом – битая посуда, остатки пищи. Не знаю, сколько времени я находился в ступоре, а потом меня охватил ужас и я просто сбежал.

И опять в кабинете стало тихо. Я не хотел его торопить, хотя некоторые вопросы уже появились. Доход снова закурил и продолжил:

– По дороге купил водки, приехал в Лески и пил, пока не вырубился. Там меня и взяли на следующий день.

– Быстро, – вставил я и решил уточнить. – А как именно на тебя вышли?

– Так соседи ж видели, как меня тащил домой сын армянина. Видели, как вечером Люда вернулась домой. А ночью слышали крики и шум борьбы. Что еще нужно? Отпечатки в квартире только мои и Людмилы. В момент убийства я был в квартире, а потом сбежал. В общем, все против меня! Что делать, Серега?!

– Пока не знаю.

Действительно, все складывалось против Недоходова. Он сам сказал, что ничего не помнит, а для следствия это все равно, что признаться.

– Да! Я ничего не помню! – словно прочел он мои мысли. – Но я точно знаю, что не смог бы так с ней поступить. Да! Мы разошлись из-за моих пьянок, но драк у нас никогда не было. Я тихий, когда бухой. Мне и в СИЗО дали возможность доработать до пенсии потому, что хоть и пьяница, но спокойный и по работе «залетов» не было. Вот, спроси у Толи, он меня знает. Я ведь только год, как отсюда уволился.

– Да уж. Что, правда, то, правда, – подтвердил хозяин кабинета. – Леонид Викторович хоть и замкнутый был на службе, мало с кем общался, но работу знал досконально. Среди «контингента» в авторитете ходил, не беспредельничал, как некоторые, и тем более не крысятничал.

– Вот! Видишь?! – Доход заговорил уже спокойнее, глядя куда-то сквозь решетку в окне. – Я теперь много думать начал! По правильному, по-людски. Детей нет, жены тоже нет. Друзей давно растерял. Зато обид и недовольства накопил – через край! Вот и тебя, Слон, простить не мог. Извините, что употребил запанибратское обращение, товарищ полковник!

– Перестань! Не время сейчас желчь выпускать! С нашими делами потом разберемся. Сейчас надо думать, как тебя вытаскивать.

– Прости, Серый! И тут недовольство прет. А ведь я сам во всем виноват! Я ведь умный, но слабохарактерный. Стойкость у меня появляется тогда, когда надо много выпить. Ладно, шутить, тоже не получается.

Он криво усмехнулся, а потом собрался с мыслями и продолжил:

– Вот, что не выходит у меня из головы. Прямо стоит перед глазами. Я Панфилову об этом говорил, а он головой крутит и на протокол осмотра ссылается. Мол, нет там такого. Но я же видел!! Видел и даже в руках держал! Правда, только потом об этом вспомнил…

– Ты сейчас о чем? – не выдержал я.

– Ну, там, на столе в кухне были спички. Понимаешь, коробок со спичками.

Я покосился на Анатолия. Он тоже смотрел на меня, а выражение его лица говорило: «Да-а-а! Допился Леонид Викторович!».

– Да поймите, вы! – заламывая руки, причитал Доход. – Не было у нас в квартире спичек! Плита-то электрическая! Да и сам коробок необычный. Помнишь, Серега, в советские годы были спичечные коробки из деревянного шпона? И цвет такой ядовитый, чернильный. А еще наклейка: «Олимпиада-80». Медведь олимпийский с дебильной улыбкой. А внутри спички с красными головками. Я коробок потом опять на стол бросил. Ну, перед тем, как сбежать.

В кабинете воцарилась тишина. Мне захотелось безотлагательно поговорить с Панфиловым, хоть я и не представлял себе, как этот спичечный коробок может повлиять на ход следствия. Да и где сейчас этот коробок?

Дальше разговор проходил чисто в протокольном формате: я задавал вопросы и кратко записывал в блокнот важные для себя данные. Узнал, где на базаре найти армянина и его сына. Кто из соседей давал показания и так далее.

– Ну, какие наши дальнейшие действия? – спросил я Анатолия после того, как конвоиры увели Недоходова.

– К сожалению, не смогу вас подвезти, – невпопад ответил опер. – А по делу? Ну, что тут скажешь? Жалко Викторовича. А дальнейшие инструкции для Вас такие: Панфилов сказал, чтобы Вы ехали на адрес и шли на пляж. Он с Вами свяжется. Да, еще! Просил Вам передать, что таки удалось продлить срок следствия.

Ну что ж, культурная программа – это хорошо! Заодно можно будет спокойно собраться с мыслями. После разговора с Доходом я не получил данных, которые нужно было срочно проверять, тем более что у нас со следователем теперь появилось время. Интересно, как ему удалось продлить срок следствия, не смотря на давление сверху? В одном я был точно уверен – не мог Лёнька человека убить.

Глава вторая. НЮРА

Знаменитый одесский пляж с таким же названием, как и кафе на Хаджибеевском лимане мне знаком с детства. На одиннадцатой станции Большого Фонтана когда-то жила сестра моей бабушки. Поэтому я часто гостил у них летом, а купаться мы всегда ходили на «Чайку».

В детстве я по какой-то причине недолюбливал фрукты, из-за чего бабушка с дедом очень расстраивались. Они даже купили мне ласты и маску для подводного плаванья, а взамен я должен был каждый день съедать по килограмму абрикосов или вишни. В то время на пути к пляжу был сплошной продуктовый базар, куда местные дачники выносили для продажи свой урожай. Теперь здесь все по-другому. Кафе, бары, игровые автоматы, оборудованные детские площадки. И вооруженная охрана у шлагбаума на въезде в зону пляжа. Только охрана не для защиты отдыхающих. А из-за того, что сразу за пляжем на самом берегу выстроен элитный жилой комплекс для небедных одесситов.

Я с удовольствием поплавал и теперь лежал на песке в тени большого пляжного зонта.

Обязательный атрибут всех пляжей – это пирожки и разные сладости домашнего приготовления. И, что характерно, в отношении этого бизнеса я никогда не слышал антирекламы. Не припомню и случаев, чтобы кто-то отравился

беляшом или вафельной трубочкой со сгущенкой. Успокоив себя такими мыслями, я съел два пирожка с капустой, которые купил у загорелой, пышногрудой тетки в ослепительно белом кружевном фартуке.

– Ну, как водичка? – послышался за спиной знакомый голос. – Здравствуйте, Сергей Иванович.

– Привет, Сергей Давидович! Все замечательно, если не считать самого повода моего пребывания в Одессе. Я слышал, что Вам удалось «продлиться»?

– Да. Пошел на хитрость, – присаживаясь рядом на свободный топчан, ответил Панфилов. – Анатолий из СИЗО сумел грамотно оформить гипертонический криз у Недоходова. Я, вроде бы, как и не причем. Правда, в городской прокуратуре меня чуть на куски не порвали, но деваться не куда – постановление о продлении дела по болезни утвердили.

– Хорошо! Это дает нам некоторое время. Хотя, если за этим делом бдят заинтересованные люди, контроль только усилится. А что там за история со спичечным коробком? – опять я задаю Панфилову проверочные вопросы, словно прощупываю его. Пора бы уже довериться!

Он посмотрел на меня поверх темных очков и, как говорят в Одессе: «До меня дошло, что он понял, о чем я имел сказать».

– Да, история со спичками может показаться болезненной фантазией на фоне приступа белой горячки, – заговорил он, глядя на море. – А с другой стороны, я не думаю, что Недоходов мог такое выдумать. Зачем? Но если это не бред и Ваш Доход не убивал жену? Тогда налицо либо неаккуратность настоящего убийцы, либо специально оставленный знак. Вот эту последнюю догадку я отгоняю от себя, как назойливую муху, но она возвращается. В общем, решил пока не «засвечивать» в деле историю с коробком. Мало ли какая будет реакция?

– А может, наоборот, раздуть ее? – предложил я выход. – Преподнести, как психическое расстройство подозреваемого и настоять на проведении экспертизы на предмет вменяемости? Тогда у нас появится куча времени.

– Поезд ушел, – вздохнул Панфилов. – Если я сейчас, после продления назначу экспертизу, меня точно обвинят в заинтересованности и отберут дело.

– Да, Вы правы, – согласился я и вспомнил казус, который произошел со мной вскоре после окончания школы милиции. – А хотите, расскажу поучительную историю о судебно-психиатрической экспертизе?

Панфилов согласился, и я начал рассказывать.

***

Одним из первых моих раскрытых преступлений была кража из заводского общежития. Один пьяница украл телевизор у своего соседа. Я собрал материалы, передал их в следственный отдел, и, как это всегда бывает, следователь нашел массу недоработок. Срок задержания подозреваемого на период доследственной проверки истекал, а санкцию на арест прокурор не подписывал. Мы понимали, что если отпустить злодея на подписку о невыезде, то сразу можно объявлять его в розыск, а дело приостанавливать и прятать далеко в шкаф. Оставалось одно – назначить судебно-психиатрическую экспертизу, чтобы он не скрылся до суда.

– Он же алкаш, – растолковывал мне следователь. – Вот и побудет пока в больнице Павлова. Только есть одна трудность: наркологическое отделение сейчас переполнено. Ты парень молодой, видный, а заведующая отделением – приятная женщина. Так что бери конвой, коробку конфет и поезжай. Попробуй ее обаять, а то от меня она уже шарахается.

Он оформил все необходимые документы, и так получилось, что повезли мы задержанного в выходной день после обеда. В состав конвоя входили три бывалых милицейских прапорщика: конвоиры Вова и Витя и пенсионер-водитель, которого все называли Палычем. Вова и Витя по возрасту были старше меня. Простые сельские парни, проработавшие в милиции уже не один десяток лет. Эта парочка напоминала мне персонажей старого советского мультика, где были «двое из ларца, одинаковых с лица». Но у Вовы имелась одна отличительная особенность – он никогда не расставался со своей гармошкой. Это была настоящая трехрядка, бережно хранящаяся в потертом кожаном чемоданчике. А прятал свое сокровище Вова в уазике Палыча под задним сидением. В таком составе и с таким «снаряжением» мы и приехали в больницу на улицу Фрунзе.

Как не странно, но мне удалось быстро договориться с заведующей отделением, и пока оформлялись документы, мы дружно перекуривали сидя на скамейке возле приемного отделения.

Был жаркий летний день, поэтому конвойную машину Палыч отогнал в тень под деревьями. А для проветривания распахнул все дверцы.

По аллеям больничного сквера прогуливались одетые в серые пижамы пациенты. Наверное, чисто из праздного любопытства к нам подошла группа «выздоравливающих» – человек семь. По их лицам было понятно, что перед нами пациенты именно наркологического отделения. Завязался разговор, как говорится, ни о чем. В группе любопытствующих выделялся человек с лицом типа «помятый Бельмондо». Он явно был их вожаком, но мне почему-то очень не понравились его глаза. Они в точности соответствовали атмосфере того заведения, в котором мы находились.

К вожаку подошел тщедушный «синячок» в обвислой пижаме и что-то шепнул на ухо.

– Зачем вам гармошка? – тут же спросил «Бельмондо», а его расширенные зрачки быстро забегали по орбитам поблескивающих глаз.

Ответ не заставил себя ждать. Наш Палыч, расслабленный послеобеденной жарой и «светским» разговором, возьми и чистосердечно признайся, мол, гармошка Вовина и он большой виртуоз по части исполнения украинского фольклора.

– Ну, тогда пусть играет, – утвердительно предложил вожак.

Разговоры стихли, и наступила драматургическая пауза больше похожая на немую сцену. А ведь пока мы общались с больничным контингентом, к лавочке подтянулись и другие пациенты, поэтому возле милицейского уазика уже скопилось человек двадцать.

В наступившей тишине еще более убедительно и устрашающе прозвучала повторная команда вожака:

– Играй, дядя!

Вове очень захотелось отвесить Палычу подзатыльник, о чем свидетельствовала его бойцовская стойка и решительный взгляд, но к тому времени водитель успел заскочить в кабину уазика и захлопнуть за собой дверцу. Так и сидел наш Палыч за рулем, отвернув голову в сторону и надвинув фуражку на глаза.

Наверное, нужно отметить, что в те далекие советские времена на вооружении милиции не было никаких специальных средств. Ни резиновых дубинок, прозванных народом «прожекторами перестройки» или «таблетками от глупости», ни баллончиков со слезоточивым газом. В помине не было и спецподразделения «Беркут».

Как назло, никого из персонала больницы на территории тоже не было видно. Что же оставалось делать? Играть. Может хоть этим удастся привлечь к себе внимание?

Вова с гармошкой наперевес уселся на капот машины и заиграл польку. Народ оживился. Кто-то начал пританцовывать и лихо присвистывать.

– Пой! – коротко скомандовал «Бельмондо», после чего последовала подборка украинских народных песен. Народ подпевал. К импровизированной сцене продолжали подтягиваться люди в больничных пижамах. А парочка крепких санитаров, вместо того, чтобы оказать нам помощь, хохотали и катались по клумбе.

Начались танцы. В какой-то момент среди танцующих пар я заметил Витю, который неистово кружил какую-то бесформенную бабенку с синюшным лицом.

– Может позвонить «02»? – услышал я за спиной чей-то голос. На

пороге приемного отделения стояла пожилая нянечка в белом халате. По выражению моего лица она поняла, что это нужно было сделать уже давно…

На следующий день наш «ансамбль» был приглашен на утреннее совещание в кабинет начальника Главка. Такого количества больших звезд на погонах мне тогда еще не приходилось видеть. С холодком в животе я ожидал крепкого «раздолбона», и к этому все шло, но генерал имел неосторожность спросить у старших офицеров:

– Ну, что будем делать с этими трубадурами?

В ответ кто-то из присутствующих сказал:

– На гастроли пусть едут… по психбольницам…

В просторном кабинете стоял такой хохот, что начальник Главка со слезами на глазах только махнул рукой и, давясь от смеха, скомандовал:

– Пошли вон отсюда!

***

– Да уж. Зачётно вы в дурке отметились, – оценил милицейскую байку Панфилов, но быстро сменил тему и утвердительно произнес. – А спичечного коробка-то нет. Недоходов соизволил вспомнить о нем только на третий день. Я сразу же переговорил с зональными операми. Ну, чтобы они по-тихому еще раз перешерстили квартиру. Пересмотрели все, но ничего не нашли. Во всяком случае, мне так доложили. Вы же понимаете: милиция раскрыла убийство, поставила себе «галочку» и передала материалы в прокуратуру. Зачем же теперь портить показатели? Выискивать какие-то доказательства, чтобы в итоге дело опять считалось нераскрытым? Что, они – дураки? – немного помолчав, следователь неожиданно предложил. – Сергей Иванович, обращайтесь ко мне на «ты», для удобства.

– Да мне и так удобно. И дело даже не в возрасте! Не воспринимайте это, как установленную границу между нами. На мой взгляд, все это условности, хотя в официальных отношениях нужно придерживаться «протокола». У нас с Вами ситуация другая. Можете воспринимать это, как знак уважения, – сказал я и протянул ему руку. – А в принципе, я согласен. Но буду варьировать согласно обстоятельствам.

Это было наше первое рукопожатие…

Бывали случаи в моей жизни, когда я не мог заставить себя обращаться к человеку на «ты», хотя мы были равны с ним и по возрасту, и по статусу. Да и человек этот не был против такого обращения. И вовсе это ни барьер в общении и никакие не комплексы, как может показаться на первый взгляд. Просто человек выстраивает внутри себя некую дистанцию, чтобы оставалось место для деловых контактов. Чтобы не допустить панибратства и не смешать воедино сугубо служебные отношения и товарищеский междусобойчик. А тем более в присутствии подчиненных. Но это как у кого сложилось по жизни. Как по мне, то лучше такая избирательность, чем нарочито фамильярничать и демонстрировать окружающим, насколько ты близок с уважаемым и авторитетным человеком.

– Я говорил уже, что верю в невиновность Недоходова, – продолжал Сергей Давидович (да, именно Давидович – в Одессе не говорят «Давыдович»). – Но я стараюсь, чтобы это не было слепым доверием. Ну, посудите сами. В протоколе осмотра спичечный коробок не зафиксирован. Писавший протокол милицейский следователь сказал мне, что в кухне повсюду было разбросано множество всяких мелочей, а вот спичечного коробка он не помнит. Все мелочи описаны в протоколе, как осколки посуды, остатки еды и прочий бытовой мусор. Окурков, кстати, не было. На плите пусто. Чайник электрический. Ну, как можно было спьяну придумать про какой-то коробок?! Да еще не простой, а раритетный? Я таких никогда и не видел.

– Если учесть, что Доход, – какой-никакой опер, то он мог бы придумать что-нибудь более правдоподобное, – теперь пришла очередь моим мыслям вслух. – Если, конечно, это не жалкая попытка запутать следствие. Ведь что нам дает этот коробок? На данный момент, ничего. Но Лёнька, похоже, не юлит – он просто знает, что убить не мог. И почему-то верит, что коробок с олимпийским медведем – это подтверждение его невиновности. Интуиция что ли? Ведь для нас, даже, если мы его найдем, в деле мало что изменится. Наверное…

– А мне сегодня звонил Бокальчук, – так, как будто это не столь важно, сообщил Панфилов. – Спрашивал о Вас и о наших делах. Сказал, что отправил Вам в помощь своего человека. Вот контакт.

Он протянул мне клочок бумаги с номером мобильного телефона. Под неровным рядком цифр было выведено: «Нюра».

– Да я и сам не знаю, что бы это значило, – перехватив мой удивленный взгляд, усмехнулся Панфилов. – Бокальчук убеждал меня, что это не человек, а кладезь. Так и сказал: «Залезет в любую щель, нароет все, что не попросите. В общем, научит вас, панов, работать».

Я сразу узнал бокальчуковский стиль конкретно выражаться. Вадим всегда был требователен к людям. Впрочем, как и к себе самому. В этом был весь Бокальчук. И, как ни странно, но именно это качество притягивало к нему людей.

– Вот интриган! – изобразил я недовольство. – Вечно Вадим что-то учудит. Теперь какая-то Нюра будет нас учить работать. Ну да ладно – учиться всегда полезно и никогда не поздно.

Перед уходом, Панфилов предложил «отужинать по-людски». Я, конечно же, не возражал, после чего он еще раз пожал мне руку и ушел, отряхивая на ходу песок со штанин.

Искупавшись и обсохнув, я направился в сторону дома. По дороге перекусил в кафе с привычным для Украины названием «У Вахтанга», после чего решил позвонить новому протеже Бокальчука.

От «Чайки» на улицу Красных зорь можно пройти по заросшей и замусоренной платановой аллее, которая когда-то служила парадным проходом от трамвайной линии на Фонтанской дороге до самого пляжа. Теперь она больше походила на неухоженную рощу с непроходимыми зарослями кустарника и кучами строительного мусора. В тени раскидистого каштана я присел на бетонные останки парковой скамейки и набрал телефонный номер. К моему удивлению мне ответил мужской голос и, не давая опомниться, быстро расставил все точки над «i»:

– Здравствуйте Сергей Иванович. Сразу объясняю: Нюра – это «погоняло», потому что фамилия моя Панюрин. А Вы – Слон. И все, что мне нужно о вас знать, я знаю. О трудностях Вашего человека мне рассказал папа. «Папой» для удобства мы с Вами будем называть, сами знаете кого. Теперь скажите, куда и во сколько я должен подъехать.

– Через час у фонтана «Похищение Европы», – быстро ответил я и посмотрел на часы.

В ответ прозвучало короткое «Окей!», после чего наш брифинг был окончен. Слова, которыми Бокальчук охарактеризовал рабочие качества Нюры, похоже, нашли свое подтверждение.

Ровно через час я прибыл в условленное место. Благо дойти до него от дома Марии можно за пять минут. Укрывшись в тени акаций от нещадно палящего солнца, расположился на каменном парапете, служившем оградой довольно необычного фонтана. В чем его необычность? В том, что это впечатляющее сооружение вовсе не похоже на традиционный фонтан, а представляет собой объемный бассейн авангардной формы с нависающей над ним громоздкой скульптурной композицией по мотивам греческой мифологии. Огромный железный бык, застывший в мощном прыжке, уносил куда-то на своей холке статую хрупкой девушки. Но и это еще не все. Было одно обстоятельство, которое отодвигало на задний план и мускулистую тушу быка, и точеную фигурку девушки…

Не знаю, из какого металла отлита вся эта композиция, но с годами его поверхность почернела и покрылась темно-зеленым

налетом. Зато бычье «достоинство», изображенное скульптором довольно реалистично, было отполировано до золотого блеска. Кто и с какой целью это сделал, оставалось загадкой. Хотя у меня зародилась одна версия.

В центральном коридоре нашей школы милиции стоял бюст Дзержинского. Так вот он был отлит из такого же металла. А у курсантов существовал обычай: проходя мимо бюста, нужно было обязательно потереть «железному» Феликсу нос. Так сказать, на удачу. Вот поэтому железный шнобель главного чекиста страны Советов всегда блестел, из-за чего суровое лицо Феликса Эдмундовича было похоже на маску коверного клоуна.

Оставалось только предположить, на какую именно удачу загадывали одесситы и гости южной пальмиры, когда с усердием натирали железное бычье «достоинство»…

Неожиданно зазвонил мой телефон. Это был Нюра:

– Поздравляю! За Вами «хвост», – послышалось в трубке. – Садитесь на трамвай в сторону центра. Сойдете на шестой станции. Там есть базар. Гуляйте, покупайте что-нибудь.

Спрятав телефон в карман, я побрел на трамвайную остановку. Решил не вертеть головой по сторонам в поисках «хвоста», потому что это могло насторожить неизвестных наблюдателей. «А вот интересно, с какого времени меня «пасут»?» – думал я, дожидаясь трамвая. – «Теперь понятно, почему Панфилов прибег к таким методам предосторожности. А может это его рук дело? Стоп! В таких случаях, главное – не пороть горячку».

На базаре было многолюдно, не смотря на послеобеденное жаркое время. Приезжие отдыхающие и коренные одесситы различались не только по цвету кожи, но и по скорости передвижения в сутолоке базарных рядов. Я затолкался в гущу народа где-то на овощных рядах, расположенных недалеко от остановки трамвая. Пошел на запах малосольных огурцов. Холодный огурчик, кусочек сала с ароматным черным хлебом – вот был бы перекус! Но моим желаниям не суждено было сбыться. Кто-то неожиданно ухватился сзади за пояс моих брюк, а спокойный голос, похожий на тот, что я слышал в телефоне, сказал четко и внятно: – Когда я Вас отпущу, медленно повернетесь кругом и пойдете за белой шляпой.

Выполнив указание, я проталкивался между людьми, а впереди маячила белая шляпа типа сомбреро. Еще виднелась часть бритого затылка, переходящего в тонкую, как у девушки шею. «Шляпа» зашла в зал игровых автоматов. Я вошел следом. Внутри было прохладно и немноголюдно. Понадобилось несколько минут, чтобы привыкнуть к сумраку прокуренного помещения после солнечного света. Вот только никого в белой шляпе все равно не было видно. В дальнем углу зала за столом под вывеской «Администратор» сидели два пацана лет двадцати. Один из них кивком головы пригласил меня подойти и для убедительности показал из-под стола край белого сомбреро.

– Нюра – это я, – негромко сказал юноша. – Меняйте деньги и садитесь к любому автомату там, где рядом никого нет.

Я не имел ни малейшего понятия об этих играх, но сделал, как было велено. Через какое-то время улыбчивый юноша умостился на высоком стуле у соседнего автомата.

– Делайте, как я, и слушайте, – манипулируя светящимися кнопками и рычагами, пояснил Нюра. – Не думал я, что будет так серьезно. За Вами «ходят» на двух машинах. Только не старайтесь их высмотреть. Пусть спокойно работают. Главное сейчас, чтобы не вычислили меня.

Я старался слушать и одновременно нажимать какие-то кнопки.

– Завтра у Вашей хозяйки освобождается комната в пристройке, – продолжал он. – Я уже договорился. Поселюсь там со своей девушкой.

Потом он положил передо мной на стойку автомата брошюрку с названием «Дорожные кроссворды».

– Здесь Ваши «командировочные» от «папы». Купите новый телефон и пакет подключения. В кроссвордах найдете телефонный номер – это чистая линия связи со мной. Теперь говорите, что я должен сделать. По делу Недоходова я знаю все, что знает следователь Панфилов.

«Да, чувствуется бокальчуковская хватка!» – подумал я и начал свой инструктаж:

– На Люстдорфской дороге в районе Дерибасовки есть базарчик. Там какие-то армяне жарят шаурму. Мне нужна полная установка на них и почасовой расклад того дня, когда они выпивали с фигурантом. Что пили и сколько. Еще очень нужно по-тихому, но тщательно осмотреть квартиру Недоходова на улице Левитана. Меня интересуют все спичечные коробки, но сам ничего не трогай. Только фиксируй. И наконец, нужно поговорить с соседями. Кто, когда и что видел? Это все.

– Я понял, – отозвался Нюра. – Теперь Вы можете уходить.

Забрав брошюру, я вышел на улицу. По дороге домой старался не думать о слежке. Думал о только что закончившемся разговоре. Этот щуплый паренек, к моему удивлению, за время короткого общения сумел расположить к себе. Я вдруг понял, что говорил с ним на равных, как с опытным сыщиком. Обычно такое происходит, когда общаешься с хорошим профессионалом с устоявшимися личностными характеристиками, а не с двадцатилетним пареньком.

Интересная штука – жизнь! Как она любит неожиданно подбрасывать сюрпризы для размышления. Поди, разберись теперь с теорией отношений отцов и детей, где четко обозначено – кто старше, опытнее, тот и мудрее.

Я все больше убеждаюсь в том, что наши дети чаще воспитывают именно своих родителей, а не наоборот. Мы же просто не хотим этого замечать и признавать: «А как же честь родительского «мундира»?!». Но вот вам яркий пример.

***

У моего сына есть друг Вовка. Он после девятого класса решил уйти из школы и поступил в речное училище. Семья малообеспеченная и многодетная – нужно думать о профессии. К тому же Вовкин папа любит заглянуть в чарку.

Однажды я заметил, что на привычном месте в прихожей отсутствует спортивный рюкзак сына, и спросил его об этом. Оказалось, что мой Димка отдал рюкзак другу, потому что тому не с чем было ходить в училище.

– Вы же мне купили новый рюкзак, а старый нужен был только для тренировок, – объяснил свой поступок сын.

Как же меня тогда «порвало»! Стоя в нарочитой позе «праведного исповедника» я рассказывал своему чаду, как трудно зарабатывать деньги. И что если бы Вовкин папа не пил, то их семья меньше бедствовала. Сын молча выслушал увещевания предка, а потом, не сказав ни слова, ушел.

На следующий день, когда я только собирался приступить к обеду, сын зашел на кухню и демонстративно положил передо мной на стол, забранный у Вовки рюкзак. Молча положил, развернулся и ушел. А я тупо переводил взгляд с тарелки супа на рюкзак, испытывая ощущения человека, которого только что ударили кувалдой по голове. Потом я все же нашел в себе силы извиниться, а сын меня сразу простил. Тем же вечером мы оба отправились к Вовке и вместе с рюкзаком подарили ему маленький термос для чая. А если бы меня заклинило в «позе Макаренко»?..

***

Возвратившись в свою душную коморку, я первым делом разобрался с «командировочными». Деньги всегда кстати. И они не бывают лишними, поэтому глупо было бы изображать горделивого и не нуждающегося богача. Ближе к вечеру позвонил Панфилов, и мы условились встретиться в девять вечера на трамвайном кольце у входа в Аркадию.

Моя машина была припаркована в углу двора возле хозяйского дома, рядом со стареньким «Фольксвагеном» с белорусскими номерами. Но ехать на ней в Аркадию, а тем более возвращаться назад после

«людского» ужина аж никак не хотелось. Поэтому я покинул свои «хоромы» около восьми часов вечера, а на Фонтанской дороге без труда поймал частника. Круглолицый паренек, чинно развалившийся за рулем старенького «Москвича-комби» согласился по дороге в Аркадию заехать в какой-нибудь супермаркет, в котором есть отдел электроники. И хоть в Одессе я неплохо ориентируюсь, но до сих пор не знаю, куда он меня привез.

Оставив небольшой задаток, я поднялся на второй этаж большого магазина «Сельпо», где находился отдел бытовой техники. О возможной слежке, конечно же, не забыл. Людей в магазине было немного, а просторное помещение способствовало возможности поупражняться в поисках «хвоста». Зеркально-стеклянные прилавки и высокие стеллажи оказывали мне в этом неоценимую поддержку. Озираясь по сторонам, прошел меж рядами с телевизорами, компьютерами и кухонными комбайнами. Потом остановился у витрины с мобильными телефонами, стараясь не выпускать из вида вход в торговый зал. Следом за мной в отдел так никто и не вошел. «Наверное, чтобы не «отсвечивать», стоят внизу возле лестницы и наблюдают за выходом» – предположил я. Подобрав подходящую недорогую модель телефона и стандартный пакет подключения, я попросил продавца уложить все в небольшой пакет и отнести на кассу. Если наблюдателей здесь нет, то может «опекуны» на выходе не поймут, что именно я купил? Но на выходе из магазина тоже не было ничего подозрительного.

– Пока меня не было, никто не подходил? – возвратившись к машине, спросил я у водителя.

– Да просился тут один до центра. Я сказал, что поедем через Аркадию, а он сразу же отвалил.

Подобный разведопрос вполне мог быть приемом подстраховки. На тот случай, если они нас потеряют по дороге. Если только это не плод моей фантазии, то работают не дилетанты. Меня уже начинало немного напрягать. Вообще, мало приятного, ощущать за собой слежку. Неприятно и непонятно. Почему ход расследования рядовой «бытовухи» подкреплен таким оперативным сопровождением? Появилось ощущение, как перед входом в неизвестное помещение, где предположительно засел вооруженный бандит.

Мне никогда не нравилось носить с собой оружие, но я подумал, что в данных обстоятельствах пистолет за поясом был бы отнюдь не лишним. Хоть ум и отказывался принимать это предчувствие схватки, ибо доводов по имеющимся у него данным он не находил. Но интуиция мне подсказывала, что это только несколько всплывших пузырьков на поверхности закипающей каши. А что там заваривается внутри казана, мы пока не знаем.

И вообще, как-то не вписывалась фигура отставного, «малопьющего» вертухая в общий ход событий. «А может, мы чего-то не знаем о Доходе? Надо еще раз с ним поговорить. Ведь он же мог куда-то вляпаться, а теперь его просто хотят «убрать со сцены»? Может долг, какой на нем висит? Минуточку! А если Лёнька здесь вообще не причем? Просто обстоятельства так сложились. Кто-то воспользовался рядовым бытовым убийством, чтобы «слить» самого Панфилова? Вот и «пасут». Нет! Слишком мудрено! Ведь тогда все эти шпионские страсти, придуманные следователем, просто теряют смысл. Что-то я совсем запутался».

С такими мыслями я был доставлен в Аркадию. Панфилов ждал, прохаживаясь возле арки у центрального входа. Дневная жара понемногу спадала. Вечерело. По аллеям парка двигались навстречу друг другу потоки людей. Со стороны моря неторопливо шествовали утомленные солнцем пляжники. В противоположном направлении двигались многочисленные желающие развлечься и отдохнуть в ресторанах и клубах Аркадии.

Заранее заказанный столик был накрыт на террасе ночного клуба «Ибица». Умостившись на мягком диванчике и ознакомившись с меню, я вдруг испытал голодный приступ. В результате был сделан до неприличия щедрый заказ. Проще говоря, попросил принести всего и побольше. От крепких спиртных напитков я отказался уже давно, поэтому ограничился фужером сухого вина. Зато Панфилов, помимо не менее весомого перечня блюд, заказал бутылку армянского коньяка, что вызвало у меня немой вопрос.

– Я один столько не выпью, – поспешил объясниться следователь. – Сейчас подойдет еще один человек. Для Вас это сюрприз! В хорошем смысле слова. Вы же спрашивали о моем источнике информации.

По причине голода, я не стал заморачиваться догадками о сюрпризе, а безотлагательно налег на салат.

– Здорово, Слоняра! – услышал я чей-то радостный возглас. Передо мной стоял тучный лысоватый мужичок в шикарном костюме и хитровато щурился. Его абсолютно круглое лицо озаряла лучезарная улыбка. Конечно же, я его узнал и, поднявшись с диванчика, расплылся, что называется, аналогично.

Юрка Молодязев еще с курсантских времен отличался чисто одесской внешностью и манерами. Еще в молодости он был похож на Жванецкого, а теперь это сходство просто поражало.

Я знал, что перед уходом в отставку Юрий Всеволодович занимал должность заместителя начальника экспертно-криминалистического управления одесской милиции. А еще знал, что он сумел защититься, и после выхода на «вольные хлеба» преподавал на юрфаке Одесского универа.

Молодязев имел привычку быстро-быстро потирать ладонями перед тем, как что-то сказать. При этом он смешно втягивал голову в плечи и хитровато щурился. Так он делал всегда: и когда был чем-то доволен, и когда выходил отвечать к доске, если, конечно знал, что нужно отвечать. Сейчас происходило то же самое.

– Одесса жила спокойно, так нет! Приехал столичный гость, и в центральной аптеке скупили весь анальгин! – с одесским акцентом заговорил Юрка и крепко меня обнял. – А моя Зоя сказала мне: «Юра! Это тот Слон, что я знаю?! Если да, то в Одессе опять будет дефицит на горилку!».

– Это уже не тот Слон! – растроганно ответил я. – Встречу с «зеленым змием» я закончил лет десять назад. И счет в этой встрече: два – ноль в пользу змия! Но это не значит, что он победил. Он выиграл, а победил я!

– Вечно ты со своими философскими ребусами! – отмахнулся Юра и принялся разливать коньяк. – Ты же, Панфилов, не в завязке? Не, ну как вам это нравится?! Слон и не пьет! Нужно не забыть рассказать эту хохму Зое. В ее коллекции она займет второе место после хохмы про развал Советского Союза. Да, Серый! И мы когда-то были вороными! Ну да ладно, потом поговорим за жизнь. Давайте выпьем за встречу! А потом за Дохода, шоб он был здоров!

Я с удовольствием уплетал очередной салат и сочную отбивную, а Панфилов перед вторым тостом торжественно представил мне Молодязева, как своего непосредственного куратора по аспирантуре:

– Я во многом советуюсь с Юрием Всеволодовичем. По делу Недоходова он знает все. Ознакомился с экспертизами и сильно заинтересовался происхождением телесных повреждений у погибшей. В частности ударом по шее. Конечно, в пылу ссоры и драки можно было ударить так сильно под подбородок, чтобы убить. Но, с другой стороны, если драка имела место, то должны быть и другие побои? А на теле только синяки на запястьях рук. Так, как будто ее удерживали за руки. Недоходов – мужик хоть и крепкий, но тихий. А главное, далекий от каких-то бойцовских навыков. Это подтверждают все, кто его знает.

– Да. Удар был сильный, хлесткий и выверенный, – профессиональным языком заговорил Молодязев. – Били в переднюю правую часть шеи,

в область сонной артерии. В результате – разрыв трахеи и перелом третьего шейного позвонка с повреждением продолговатого мозга. Практически мгновенная смерть. В боевом курсе спецслужб такой удар применяется для бесшумного «снятия» часовых. Но любой нормальный адвокат этот факт легко может опровергнуть, задав вопрос эксперту: «А мог бы у простого физически сильного человека при данных обстоятельствах случайно получиться такой удар?» И эксперт ответит утвердительно. Вот такие мои выводы.

– Ну, а что ты думаешь о спичечном коробке? – спросил я Юру, чтобы как-то свериться с нашими предположениями.

– Тут могут быть только три версии, – он начал загибать пальцы. – Учитывая состояние Дохода, нельзя отбрасывать его больное воображение, а может и «глюки» в состоянии пьяного угара. Это раз. Далее – мог «наследить» настоящий убийца. Это два. И, наконец, то, на что я пытаюсь не обращать внимания, но оно не дает мне покоя. Как та мозоль от новых итальянских штиблет, что Зоя купила мне на Привозе ко дню милиции. Коробок – это специально оставленный знак. Эх, найти бы его! Шевелите извилинами, юноши!

Он постучал вилкой по фужеру, как лектор, заостряющий внимание аудитории, а раскрасневшийся от коньяка Панфилов весь напрягся. Этот тон заставил и меня напрячь извилины, после чего я вспомнил о своей покупке. Извинившись и прихватив с собой пакет, я подошел к стойке бара. Там рядом с барменом стоял наш официант.

– Мне нужно поставить телефон на подзарядку, – только и успел я сказать.

– Без проблем! – откликнулся молодой парнишка-официант и тут же удалился в подсобку, унося с собой мой пакет.

– Теперь вот что. И это важно! – начал я, возвратившись на свое место. – У меня есть помощник. Не по годам толковый парень. Толковый, потому что сразу «срисовал» слежку за мной. Да, да! Не подумайте, что это плод больного воображения! Я уже «проверился» и почти уверен. Говорю это, потому что наблюдать за нами могут и здесь. Только вот не знаю, следят исключительно за мной или это часть общей разработки. То есть «тащить» могут и Вас, уважаемый Сергей Давидович. А теперь и Юрий Всеволодович «засветился». Может, разбежимся пока не поздно? Мол, «я не я, и хата не моя». Что скажете?

– Ну, теперь-то я точно пойду до конца! Я им покажу, как наезжать на прокуратуру! – раздухорился Панфилов. Очевидно, сказывались четыре выпитых рюмки коньяка.

– А ну-ка ша, Сережа! – скомандовал ему Молодязев. – Все может быть гораздо серьезнее, чем ты видел в российских мыльных операх про ментов. И честь твоего прокурорского френча здесь не причем. Сергей Иваныч очень правильно заговорил о безопасности. А не боятся только дураки! Ты молодой еще и своих детей у тебя пока нет. А у нас со Слоном уже и внуки имеются! Он именно это имел в виду.

– А я шо? Я как Вы, – сконфуженно пробормотал Панфилов.

– Вот и добре, – смягчился Юра. – А теперь вот что! На сегодня деловых разговоров уже достаточно. Если слежка серьезная, с «прослушками и прибамбасами», то мы уже, как шутят в Одессе, наговорили лет на пять. Наливай и будем говорить за жизнь! Все остальное завтра.

Мы еще около часа сидели и болтали о разном, хотя душевного расслабленного разговора так и не получалось. Приходилось, говоря по блатному, «фильтровать базар». Новый телефон быстро подзарядился, и после того, как официант вернул мне пакет, я активировал карточку и позвонил Нюре. После первого гудка он сбросил вызов, а это могло означать, что мой помощник ждал звонка и теперь у него есть мой новый номер.

Примерно через час Молодязев вызвал себе такси и, распрощавшись, уехал первым. Панфилов за всех рассчитался и подвез меня на своей машине до поворота на улицу Красных зорь. Всю дорогу он отмалчивался, думая о чем-то, и по нему совсем не было видно, что он недавно выпивал. Расставшись со следователем, я прошел через двор дома, где в беседке все еще «резались в дурака», и завалился спать. Вот только уснуть, долго не получалось. Скажу прямо: тяжело расслабиться под чьим-то наблюдением.

Проснулся не от криков молочника, а от назойливого пиликанья моего «старого» телефона. Звонил Панфилов. «А как же режим секретности?» – подумалось мне сквозь уходящий сон.

– Доброе утро, – послышался бодрый голос следователя. – Удивлены? Конспирацию я отменил! После вчерашнего не вижу в этом никакого смысла. К десяти утра ко мне в прокуратуру приедет Юрий Всеволодович. Вы тоже подъезжайте. Будем думать… Кстати! Вас тут спрашивал какой-то поп.

– Не понял! Конечно, у меня есть знакомые священники, но… Или это кличка?

– А я знаю?! Да нет, вроде бы настоящий поп.

– И что сказал этот служитель культа?

– Звонил не лично он, а его референт, – пояснил Панфилов и вдруг завозмущался. – Ну, надо же! У попов референты! У следователя прокуратуры даже писаря нет! Короче – беспредел! В общем, оставил для Вас номер телефона.

Не скрою, что кое-какие догадки по этому поводу у меня все-таки были. Но умственно напрягаться с утра не хотелось. Я неспешно натянул шорты и пошел к умывальнику, обустроенному в отдельно стоящей беседке возле колодца. Во дворе суетились белорусы, которые вместо утреннего выхода на пляж собирались в дальнюю дорогу домой. Они так загрузили свой старенький «Фольксваген», что мне показалось, будто он стонет. По всей видимости, освобождалась комната, которую должен занять Нюра со своей подружкой. Скорее бы! Будет поспокойнее…

Глава третья. БАТОН

В коридорах районной прокуратуры на улице Черняховского было многолюдно и душно.

Зато кабинет Сергея Давидовича Панфилова оказался оборудованным, что называется, по последнему слову: мощный кондиционер, компьютер с принтером, телефонный коммутатор с факсом, на стене плоский телевизор. В углу кабинета стоял журнальный столик с кофейным сервизом и электрочайником. В одном из кресел возле этого столика разместился Молодязев с запотевшим фужером газировки в руке.

Увидев меня, он попытался изобразить свою фирменную улыбку, но получилось плохо. Да и рук при этом он не потирал.

– Здорово, Серега! Тебя тут, говорят, попы ищут. Отпевать, что ли? – не удержался и «черно» пошутил Юрий Всеволодович. – Все-все! Не буду! Не до шуток сейчас. Убили Славика Костюченко! Помнишь, Серый, был у нас на курсе неприметный такой «женатик»? «Пуфиком» мы его кликали. Ну, помнишь?!

Конечно, я помнил Славу. А «Пуфик», потому что пухлый и постоянно улыбающийся. Ошеломленный этой новостью, я буквально рухнул в свободное кресло. Панфилов, сидя за столом, прижимал к уху телефонную трубку и что-то быстро записывал.

– Это звонит опер из Суворовского, – пояснил Молодязев. – Тот, который ночью выезжал на место.

Чтобы не мешать следователю, Юра переклонился ко мне через стол и негромко сказал:

– Кстати, не суши себе мозги! Поп, который тебя ищет, – это Батон.

Он специально замолчал, чтобы оценить мою реакцию.

«Так вот в чем дело?! Интуиция таки меня не подвела. А Батон, наконец-то, нашел свое!» – подумал я и ощутил, как внутри становится радостно и, не смотря на трагическую весть необъяснимо спокойно. Новый информационный пазл точно встал на свое место, и теперь вся картина просматривалась целиком.

Коренной одессит Сан Саныч Саечкин получил свое курсантское прозвище из-за

фамилии: сайка, булка, батон. Но ничего общего в его внешности с хлебобулочными изделиями не было. Сутулый, жилистый, с длинными руками и большими кулаками он больше смахивал на примата. Да и в лице было что-то такое схожее. Но из-за развитого интеллекта, веселого нрава и гротескового чувства юмора никто и не думал давать Александру Александровичу кличку, соответствовавшую его внешности. Да и в лоб от него можно было получить очень быстро.

Я представил себе Батона в рясе и бессовестно прыснул, сдерживая смех.

– Простите меня, это нервное! – попытался я оправдаться, потому что Юра и Панфилов смотрели на меня как-то «остекленевши». – Представил Саечкина в рясе и не сдержался.

С Батоном мы виделись лет пятнадцать назад. Оба тогда еще служили. Сашка был «важняком» по линии УБОП, но еще тогда я заметил что-то странное в его поведении. Честно говоря, подумал, что он «сидит на наркоте». Глаза сверкающие, полные слез и смотрят, как будто в никуда. «Нет, у «нариков» по-другому», – уговаривал я себя. – «У них блеск мутный и горячий. Блеск хищника, от которого исходит азарт, опасность и угроза». Но тогда у меня еще не было опыта, чтобы я смог правильно идентифицировать состояние человека. Все познается с годами и в сравнении…

– Да уж. Многие тогда испытали шок! – согласился Молодязев, угадав мои мысли. – Батона даже хотели списать «по больничке» из-за странности в поведении. Еле до выслуги продержался. А потом, вдруг – бац! Монастырь! Да, Серега, чужая душа – потемки. Но Сан Саныч все равно остался своим пацаном. Со всеми нашими общается, всегда интересуется, не нужна ли кому помощь. Да и на новом поприще успел заделаться каким-то «бугром». Дали приход, церковь достраивает.

– И оперативная хватка осталась прежней. Быстро на меня вышел, – согласился я.

– Так это проще простого! – разъяснил Юра. – Ты же должен помнить Семена Пуртева? Мы теперь дразним его «Сеня-летописец». Он уже давно на пенсии и ведет какой-то мелкий бизнес в торговле. Так вот Сеня создал сайт нашего, так называемого, олимпийского курса. Кто хочет, регистрируется и переписывается с однокурсниками на форуме. Так и держим друг друга в поле зрения. Через сайт все узнали о трудностях Дохода и о том, что Слон в Одессе.

Что-то насторожило меня в рассказе Молодязева. Но что именно? «Известие о моем приезде? Нет, не то. Скорее другое – олимпийский курс!».

Действительно, в восьмидесятом году наша школа принимала участие в охране порядка на олимпийских играх в Москве. Поэтому и называли наш курс олимпийским.

– Мужики! А ведь наклейка на спичках – «Олимпиада-80», – сказал я настороженно и тихо, будто надеялся, что меня не услышат. Наступила пауза, и было слышно, как шумит кондиционер.

– Ну, так я вам вот что скажу, – заговорил Панфилов. – Так сказать в тему о спичках, – он уже закончил разговаривать по телефону и отрешенно смотрел на лист бумаги со своими записями. – Костюченко был убит по сценарию «заказного» убийства. Пуля в грудь и контрольный выстрел в голову. Пистолет с глушителем оставлен возле тела. Потерпевший приехал поздно вечером домой в поселок Котовского. У него там частный дом. Собирался ставить машину в гараж, но так и не успел. Машина осталась перед воротами с включенным двигателем. Никто ничего не слышал. Жена среди ночи проснулась, увидела, что муж так и не вернулся домой после работы и пошла, посмотреть на улицу. Ну, и увидела. А теперь, главное! В руку убитого был вложен спичечный коробок с наклейкой «Олимпиада-80».

– Хочу водки! – медленно по слогам произнес Молодязев.

Панфилов тут же поднялся, открыл сейф и достал неполную бутылку коньяка.

– Да бросьте вы, Сережа! – замахал руками Юрий Всеволодович и, выбравшись из кресла, подошел к окну. – Хотеть не вредно! Вредно будет сейчас набухаться! А ведь это вызов, мужики! Лично нам вызов. Бывшим курсантам олимпийского курса. Так что расслабься, Давыдов – это не за тобой пасут. Защитишь свой кандидатский минимум!

Он обращался как будто к кому-то за окном. А я в этот момент думал о Лёньке. Первостепенной задачей сейчас было найти его коробок. Это верный путь к настоящему убийце и шанс для Недоходова поскорее выйти на волю. Интересно, что удалось «нарыть» Нюре? Пора бы ему уже отзвониться.

– Так! Подбираем сопли и начинаем действовать! – тоном большого начальника распоряжался Молодязев. – Ты, Сергей Давидович, делаешь тщательнейший повторный осмотр квартиры Дохода. Только лично сам делаешь! Оперов с собой не бери. Я поеду к Пуртеву и будем подымать всех наших. Ты, Серега, отправляйся с визитом к «его преосвященству». Одновременно тряси своего «внештатника». Все! Разбежались!

Но трясти Нюру мне не пришлось. Пока я добирался на такси до «Сиреневой рощи», на мой новый телефон пришло обнадеживающее СМС-сообщение: «Коробок под шкафом на кухне. На базаре всего одна точка с шаурмой. У армян осталась пустая бутылка, обещали сохранить. По соседям – глухо. Это все. Уже поселяемся. До вечера!».

Я ответил: «Спасибо!» и сразу же позвонил Панфилову, чтобы тот оставался на месте и ждал меня. Ворчливый таксист развернул машину на полдороги и отвез меня назад к зданию прокуратуры. Чтобы поднять ему настроение, я пообещал «двойной счетчик» и попросил подождать. Понадобилось всего пару минут, чтобы передать следователю полученные от Нюры данные и вернуться в такси. Настроение у меня заметно улучшилось – теперь можно и к Батону! Его референт должен был ждать меня у входа в монастырь.

***

«Сиреневая роща» – хорошо знакомое место. Последний раз я был в монастыре на шестнадцатой станции Большого Фонтана лет пятнадцать назад. Тогда мы отдыхали в Одессе вместе с женой. Она же и была инициатором поездки в монастырь. Меня же порядком напрягала эта экскурсия, поэтому я заранее выпросился не заходить внутрь, а посидеть на скамейке в сквере. Тогда именно Батон подвозил нас к монастырю из центра. Пытаясь как-то отшутиться по поводу этой поездки, я сказал Саечкину, что сейчас модно показывать свою причастность к религии и духовности. А Батон неожиданно для меня ответил на полном серьезе, и его ответ я запомнил так хорошо, как будто разговор состоялся на прошлой неделе:

– Ты, брат, только не мешай ей! Она своё ищет.

– Что значит «своё»?! – недоумевал я. – Чего ей по жизни не хватает? В семье у нас нормально. Дети растут вроде правильными. Я вот пить бросил!

– «Своё» – это значит искать соответствие своему внутреннему состоянию в каких-то внешних проявлениях, – спокойно и непонятно для меня объяснил Сан Саныч.

– Это ты сейчас с кем разговаривал?! – я пытался шутить, чтобы как-то перевести разговор в иное русло. Понимал, что Саечкин на голову выше меня в своих рассуждениях. Поэтому, наверное, и судачили о нем, будто Сашко «стукнутый».

***

Сейчас в монастыре многое изменилось. Построили красивые въездные ворота в виде колокольни, отреставрировали церкви, облагородили территорию. Повсюду много зелени и совсем нет мусора. В таких местах люди ведут себя намного цивилизованнее. Как бы подтягиваются изнутри, приближаясь к невидимой границе таинственного.

Возле распахнутых ворот на массивном деревянном табурете чинно восседал грузноватый дядька и что-то жевал.

– Как мне найти отца Александра? –

поздоровавшись, спросил я.

Он тяжело поднялся и молча ушел куда-то за ворота. А спустя минуту возвратился уже не один. С ним рядом шел худощавый парнишка в длинном сером подряснике. Светлые волосы были аккуратно зачесаны назад и связаны в узел на затылке. Юноша поклонился и пригласил меня идти за ним. Не успев дойти до главной аллеи, мы услышали позади грозный окрик дядьки-привратника: – А вы куда, молодые люди, в таком бесовском одеянии?! Не пущу!! Побойтесь Бога!

Обернувшись, я увидел пляжного вида парочку в коротких спортивных шортах и цветастых майках. Что ж, монастырь – освященное место и требует к себе соответствующего отношения. Дресскод парня и девушки абсолютно не соответствовал требованиям церковного устава. Рыжеволосая барышня раздраженно выговаривала привратнику какие-то колкости, а лысый парень внимательно смотрел в мою сторону. Во всяком случае, мне так показалось. Эта парочка вполне могла быть моим «хвостом». Но если так, то зачем скандалить и привлекать к себе внимание? «Это уже какая-то маниакальность с моей стороны», – занимался я самоуспокоением. – «Ведь если телефоны прослушиваются, то они знают, куда я поехал. Зачем же тогда меня «тащить», да еще и так грубо? Засели бы на территории и ждали. Ну, и хватит об этом! Сейчас главное не зациклиться на слежке, а спокойно все фиксировать и вести себя непринужденно».

Парень с девушкой в монастырь так и не прошли. Мой провожатый шел впереди, а я любовался ухоженной территорией. Рассматривал красиво оформленные клумбы, аккуратно подстриженные деревья и газоны. Вокруг переливались на солнце золоченые купола с устремленными в небо крестами. Кое-где пронзая кроны других деревьев и подражая крестам, тянулись ввысь корабельные сосны. Обстановка просто сказочная! Казалось, что жара в этом уютном монастырском саду не была такой изматывающей. Она превратилась здесь в невидимый теплый покров, пропитывающий листву и заставляющий цветы на клумбах благоухать еще сильнее. Я с удовольствием ощущал, что нестерпимый летний зной по какой-то причине не выжигал, а мягко окутывал мое тело.

Мы свернули на дорожку, выложенную красивым узорчатым камнем. Зелени вокруг стало еще больше. Приходилось наклоняться, чтобы не задеть головой созревающие на ветках яблоки. В глубине сада виднелся темный бревенчатый сруб, напоминавший карпатскую часовню. У резного крыльца на простой деревянной лавке сидел Сан Саныч Саечкин в черном подряснике. Я сразу понял, насколько был не прав, когда рассмеялся, представив Батона в облачении. Скорее его вид в милицейской форме мог вызывать смех.

Сейчас передо мной предстал священнослужитель, что называется, с эталонной внешностью. Стройный, широкоплечий шатен без малейшего намека на возрастной живот. Темные с проседью волосы спадали на плечи, а короткая борода была аккуратно подстрижена.

– Вот только не знаю, как обращаться к тебе: «батюшка» или «святой отец»? – выдавил я из себя, оказавшись в стальных объятиях Батона. Не смотря на нехватку кислорода, я понял, что говорю со слезой в голосе.

– Если услышу что-то подобное, то буду называть тебя рабом Божьим! – наигранно строго ответил Саечкин. Его голос тоже дрожал. – Пошли, Серый, погуляем, – разжав объятья, он указал кивком головы вглубь монастырского лесопарка.

Сразу за срубом начиналась грунтовая дорожка. Очень скоро она превратилась в узенькую тропку, а ухоженный фруктовый сад – в затененный прохладный лесок. Метрах в пятидесяти от сруба посреди небольшой уютной полянки стоял деревянный стол, вкопанный в землю и пара длинных лавок по бокам. На дощатой столешнице россыпью лежали разноцветные яблоки, а рядом стояли пластиковые бутылки с водой. Мы расселись по лавкам напротив друг друга и с минуту просто сидели молча.

– Ну что, Серый, не ожидал меня увидеть таким? – лукаво прищурившись, поинтересовался Саечкин. – Если куришь – кури. Ничем другим снять стресс не предложу.

– Да, Саша, необычно как-то, – я говорил, запинаясь, тщательно подыскивая слова. – Из оперов и вдруг резко в священники. А курить в таком месте неохота…

– В монахи, Слон, в монахи, – поправил меня Сан Саныч. – Священником я уже потом стал, в процессе карьерного роста, так сказать. И не вдруг. Я же не мог всем подряд рассказывать, что еще смолоду разные сигналы начал получать.

– Сигналы?

– Да, сигналы. Не веришь?

– Верю, Саша, верю, – подтвердил я, вспомнив свои персональные сигналы под кодовым названием «Хватить пить!». – Типа у меня их не было?! Сначала чуть слышные, как далекий звон колокольчика, а потом – «Бо-ом!!». Как набат огромного колокола внутри башки!

– Я понимаю, о чем ты, – улыбнулся он. – Правда, у меня было немного иначе. Но ты прав: все идет по нарастающей. Нужно же Богу до человека как-то достучаться? Не сразу же обухом по головушке лупить?! Изменять себя поначалу страшно, а некоторым даже жутко, поэтому с нами панькаются, уговаривают, мягко намекают. Ну а если уже надо срочно спасать душу, вот тогда и кости трещать начинают. А как иначе-то?

– Да уж. С нами по-другому нельзя. И точно ты подметил о страхе! Так страшно было, что сквозь матрац на пол капало.

– Ну, у меня до этого не дошло. Наверное, я более понятливый, – Батон хитро улыбался. – Хотя врач скорой помощи хотел меня из кабинета прямиком в дурдом отвезти. Понимаешь, сижу, подшиваю дело для суда, – и тут началось! Дыхание сбилось, пошевелиться не могу, стены кабинета растворились в полутьме. Чувствую, будто куда-то проваливаюсь. И тут замечаю, как в кабинет входит мой начальник. Что-то говорит мне, заглядывает в глаза, тормошит. А я, как та мумия египетская! Он понять ничего не может. Сначала подумал, что я пьяный в хлам, но запаха-то нет! Хорошо еще, что шеф – мужик что надо! Кипиша подымать не стал, только по-тихому скорую вызвал. Врачи меня ощупали, а потом сказали, что с такими симптомами они пациентов в дурку возят. Но шеф упросил их оформить вызов, будто бы у меня давление прыгнуло. И попросил отвезти домой.

– Толковый мужик твой шеф, – заключил я. – Просто спас тебя. В таких случаях комиссуют мигом.

– Все равно нашлись доброжелатели, – вздохнул Саечкин. – «Вломили наверх», что называется по полной программе. Гонцы из управы налетели. Шефу объявили служебное несоответствие, а меня отправили на военно-врачебную комиссию. Ну, думаю кранты! Два года до пенсии…

– …и белый билет без выходного пособия!

– Вот и я так подумал. Но произошло нечто странное. Прошел я уже почти всех врачей, а тут мне из регистратуры госпиталя позвонили и говорят, что нужно повторно пройти психиатра. А я ж его самым первым прошел. Ох и поиздевался надо мной старый еврейчик! Поплелся я по новой к нему, а сам думаю: «Амба!». Он же в этой комиссии самый главный. Но дядечка этот не стал из меня психа делать, а неожиданно перевернул все с головы на ноги. Вот тогда я и испытал настоящий шок! Смотрит он на меня строго-строго, а потом расплылся и говорит: «Ты, сыночек, абсолютно здоровый человек. И таков будет вердикт нашей комиссии. А состояния твои не входят в компетенцию медицины. Тебе с твоими реактивными ступорами нужно идти к священникам».

– Ничего себе, дядечка-психиатр! – удивился я. – А то ведь бытует мнение, что эти врачи все как один от слова

«псих».

– Значит, не все, – продолжал Сан Саныч. – Потом около месяца я все решался, идти мне в церковь или нет. В какую конфессию податься? Какая из них правильная? А то там у них такие «тёрки» идут! Потом пораскинул умищем и понял, что Бога никакими тёрками разделить нельзя. А священники – всего лишь люди. Какая разница, к кому из них идти? Вот если у тебя что-то сильно заболит, ты же не станешь перед визитом собирать досье на врача? Ты просто побежишь к любому из них за помощью. Так и здесь: если ты веришь в то, что Бог хочет тебе что-то сказать, то Он это сделает через любого священника, к которому ты искренне обратишься за помощью. Для тебя главное – это услышать то, что Он хочет сказать. Просто нужно слушать не отдельные фразы, а попытаться уловить суть. Ну, в общем, решился я. Прихожу в церковь, в ту, что к дому поближе, а там два священника о чем-то переговариваются. Подошел к ним и прямо без утайки все и выложил.

– Ну, ты экстримал!

– Потому что больше не мог в себе держать. А они мне в один голос и говорят: «Тебе, брат, в монастырь надо». В монастырь, так в монастырь! И вот я здесь. А те непонятные состояния со временем перешли в глубокий молитвенный диалог. Я просто начал учиться понимать Бога. И теперь мне не страшно с Ним разговаривать…

– Так что же, получается?! – обескуражено воскликнул я. – Это «Бо-ом!!» нужно понимать, как приглашение к диалогу? А что со мной нельзя было поговорить без помощи всяких ужасных гадов и кикимор?!

– А ну-ка подробнее с этого места! – сдерживая смех, попросил Батон.

– Да, пожалуйста! Однажды, после череды каких-то праздников первую трезвую ночь мне пришлось провести на работе. Был очередной усиленный вариант несения службы. А меня назначили ответственным по управлению. Ну, вот лежу я в кабинете на раскладушке и силюсь уснуть. Но было такое ощущение, что через все тело пропускают слабый электрический ток. Меня вдруг охватил панический животный страх, которому я не находил причины. Вдруг я увидел почти реально, как стены, пол и потолок кабинета разъехались в стороны. Завис я вместе с раскладушкой в кромешной тьме, а из нее прямо на меня стали прыгать какие-то гады и кикиморы. Они царапали меня когтями и душили холодными, влажными лапами. А вонь стояла такая, что начали слезиться глаза! Уши просто в трубочку сворачивались от страшного высокочастотного визга. И тогда я подумал: «Вот, оказывается, почему люди боятся смерти?!». Абсолютно неожиданно для себя я вдруг стал молиться: «Боже! Если ты есть, то помоги! А если поможешь, то я брошу пить». Почти сразу все глюки исчезли. Я почувствовал, как тело расслабилось, а потом я провалился в тяжелый, «кисельный» сон без сновидений. В кабинете было прохладно, но я почему-то проснулся мокрый до нитки. Еще подумал: «Ну, вот ты и начал мочиться под себя, с чем и поздравляю!». Но подушка под головой тоже была мокрая. Это меня немного успокоило. Пришлось быстро собирать постель и бежать в умывальник, так как на работу уже приходили люди.

– Да, Серый, твой случай более впечатляющий, – рассмеялся отец Александр. – Бог решил, что разговаривать с тобой бесполезно и попробовал достучаться до тебя с помощью триллера под названием «Белка».

– Ну, спасибо! Но это еще не все. Я потом долго думал о ночном происшествии. Конечно же, решил никому не рассказывать, потому что, как ты правильно заметил, симптомы очень напоминали приступ белой горячки. Вот только пить я не бросил, хотя и пообещал. А в результате, еще дважды пришлось пересмотреть этот триллер. И снова были молитвы и обещания. Опять Он помогал, а я в итоге Его обманывал. Мне становилось стыдно и неудобно, как тому персонажу из «Двенадцати стульев», который воровал и стеснялся от того, что ворует. В конце концов, я здорово на себя разозлился! Просто до ненависти! И как ни странно, эта озлобленность стала для меня основным сдерживающим фактором. Потом, правда, попустило. Успокоился и просто завязал. Раз и навсегда!

Наступила тишина, а спустя минуту Саечкин негромко заговорил изменившимся голосом:

– Все, что происходило с нами, Серега, – это звенья Божьего промыслительного акта спасения всех людей. Сюда, в монастырь, каждый день приходят те, кто испытал на себе зов Бога. Далеко не все понимают изначально, что с ними происходит. Каждого человека Он ведет индивидуально согласно линии его судьбы. А я служу Ему и людям, поэтому имею возможность постигать, насколько Бог милосерден и человеколюбив. И ты, наверное, уже знаешь, насколько велика разница между истинной любовью Бога и тем, как мы ее себе представляем.

– Это точно, особенно если учесть ситуацию, в которой оказался Доход. Пока это не вписывается в рамки моего понимания. А что ты обо всем этом думаешь? Про Славика Костюченко уже слышал?

Сан Саныч кивал головой и одно за другим переворачивал яблоки на столе. Я наблюдал, с каким спокойным усердием он это делает и пытался припомнить все, что было связано с Костюченко.

Славик был из тех, кто в курсантской среде особо ни чем не выделялся. Еще до поступления в школу милиции он успел жениться. Когда мы учились еще на первом курсе, у Пуфика родился сынишка. Из-за этого он имел разрешение в свободное от учебы и службы время находиться дома. Поэтому в казарме почти не ночевал и в курсантских вечерних посиделках не участвовал. Но, не смотря ни на что, был веселым и общительным парнем. Мы с ребятами не раз бывали у Славы в гостях. Костюченко жил с родителями и женой в большом доме в поселке Котовского. Приятные работящие люди, миниатюрная жена-хохотушка, ползающий по всему дому Пуфик-младший с пустышкой во рту. Мне всегда было уютно и тепло в их доме.

А сынишка со временем выплюнул пустышку, подрос и выучился. По словам Молодязева, он сейчас успешно борется с преступностью на должности старшего опера в Суворовском районе. Каково сейчас ему?

– У Славика осталось двое детей, – будто угадав мои мысли, сказал Саечкин. – Через три года после первенца Андрюшки Вера родила дочку. Лизой назвали. Крестница моя. Полная противоположность брату. Тот хоть и сорвиголова, но опер от Бога! А Лиза – тихая, скромная девушка, работает в банке. Ко мне частенько захаживает. Кстати, я прямо сейчас к ним поеду. Хочешь со мной?

Я кивнул, а Батон достал из-под полы подрясника телефон, нажал пару кнопок и распорядился: «Давай, подъезжай к воротам!».

На белом микроавтобусе с табличкой «Служебный» у лобового стекла мы долго колесили по улицам Одессы. Молоденький водитель в белой рубашке с короткими рукавами уверенно и спокойно маневрировал в сплошных автомобильно-трамвайных заторах. Поэтому, расположившись на «галерке» в глубине прохладного салона мы успели еще о многом поговорить. Ведь от монастыря до поселка Котовского нужно было ехать через весь город.

Сан Саныч рассказал мне, что близко общается с Семеном Пуртевым, Молодязевым и еще несколькими нашими однокурсниками.

– Сначала почти все от меня отвернулись, – хитро улыбаясь, говорил он. – Подумали, что Батон «пулю» башкой поймал. Шарахнулись в разные стороны, как от прокаженного, но со временем пообвыкли. Взгляды и убеждения с годами гибкими становятся. А тот кто застрял в своей ватной категоричности, того и колбасит по сей день. Такие остаются один на один со своей

желчью. Комплекс всеобиженности – специфика ментальности некоторых закостенелых индивидуумов. У подобных нытиков все вокруг виноваты. Типа весь мир против них ополчился. Вот и возомнили себя великими мучениками. Зато только они знают, как правильно надо жить. Вот только сами не живут так, как поучают других. Взять, к примеру, Дохода. Умный же мужик, а на поверку – олух Царя Небесного! Ну, если уж донесли тебе доброжелатели, что тебя предал ближний твой, так поговори с ним! «Перетри» тему, так сказать. Так нет! Сразу в позу! Никак не дойдет до Лёньки, в чем смысл жизни. Будто фамилию свою оправдывает – Недоходов. Может для этого и погоняло дали, как бы в противовес – глядишь когда-нибудь и дойдет. Приходил он ко мне ранней весной. Все на жизнь жаловался. Тебя не забыл помянуть. А ведь в череде его жизненных событий факт позорного исключение из школы – это всего лишь одно маленькое звено. А он все свои беды только к нему и сводит. Неразумно это, да и опасно. Можно в такое болото угодить, что и не выберешься. Вот его и тормознули по-взрослому. Так что твои кикиморы и гады – это еще не самый болезненный вариант. А ты, небось, знаешь, почему он на тебя окрысился?

– Знаю, – выдохнул я и почувствовал, как заныло под ложечкой.

Лицо стало мокрым от пота. Как будто я сижу на верхней лавке в парной, а какой-то шутник плеснул ушат воды на раскаленные камни и запер дверь.

– Конечно же, я виноват. Мне нужно было сразу с ним поговорить, – мой голос доносился как будто со стороны. – Я ж узнал об этой подставе пять лет назад, когда мы встречались с нашими. Сеня Пуртев мне все и рассказал. Я тогда здорово оправдывался. А нужно было сразу разыскать Дохода и все разрулить. Может, и не случилось бы всего этого.

– Отпускаются тебе грехи, – серьезно сказал Саечкин и положил руку на мое плечо. – Считай, что я принял твою исповедь.

А мне сразу стало легче. И было удивительно от того, что прощение хоть одним человеком, настолько освобождает душу от терзаний.

– Только не натягивай на себя лишнего, – посоветовал он. – Все, что произошло с Леонидом, касается каждого из нас. Правда, мы пока еще не знаем, кого и как конкретно. Потому что еще не открыта причина всего происходящего. Поэтому и не можем до конца определить меру своей ответственности. Но все обязательно разрешится, и довольно скоро. Не зря ведь Господь собрал нас всех в одной ситуации. И чтобы ты знал: непосильно быть ответственным за все дела остальных. Раздавит…

Потом я рассказал Батону о последних находках по Лёнькиному делу. О спичечных коробках, о непонятной слежке и о своем новом помощнике. А еще о том, что теперь у меня есть своя «штаб-квартира» с прикрытием.

– «Топтуны» и штаб-квартиры у нас тоже имеются, – усмехаясь, сказал Батон. – Не думай, что я только молюсь и сижу, сложив руки. Сказал же, что скоро все выяснится. А может, слежки-то никакой и нет?

– Может, и нет, – согласился я и почувствовал, как опять заныло под ложечкой.

Мы уже подъезжали к дому Костюченко. На улице, застроенной добротными частными домами, царила горестная тишина, которая только усиливалась молчаливым присутствием множества людей. У ворот дома, который я сразу же узнал, были припаркованы машина скорой помощи, милицейский УАЗ и несколько легковушек. С обеих сторон улицы на тротуарах собирались небольшими группами жители поселка. Во дворе тоже было многолюдно. Нам навстречу вышел подтянутый, смуглый капитан милиции и сразу бросился в объятия Саечкина.

– Ну, как же это, дядя Саша?! – только и успел сказать капитан. Он навзрыд по-детски заплакал, уткнувшись лицом в рясу священника.

Я понял, что это Андрей, сын Костюченко. Потом мы зашли в дом, и меня сразу же накрыло волной тягостной прострации. Я автоматически высказывал стандартные слова соболезнования и поддержки родителям Славы, а сам только и думал о том, как поскорее выбраться на улицу. Хоть там и жарко, но нет этого гнетущего невидимого «покрывала», сотканного из горя и боли от невосполнимой утраты.

Жена Славика пыталась держаться, и говорила спокойно, но с внутренним надрывом. Сказала, что помнит меня и рада видеть, а потом обессиленно разрыдалась, уткнувшись лицом в грудь Батона. Дальше я уже смутно воспринимал все происходящее.

Начал приходить в себя после того, как попрощавшись с родными Костюченко, мы вышли во двор. Там встретились с Пуртевым и Молодязевым. Потом один за другим стали подъезжать наши бывшие однокурсники. Мы обнимались, с трудом сдерживая слезы. Кто-то сильно изменился за эти годы, а кого-то можно было узнать сразу. Кто-то по-дружески переговаривался с Батоном, а кто-то, сдержанно поздоровавшись, держался на расстоянии. К сожалению, кардинальная перемена мировоззрения одного человека воспринимается его окружением как отход от привычных устоев или даже как измена общепринятым принципам. Такие «белые вороны» часто выпадают из категории «своих». А к чужакам всегда отношение скептическое и настороженное.

Не смотря ни на что, в монастырский микроавтобус затолкалось человек десять. И, учитывая обстоятельства, многие возжелали помянуть Костюченко, а заодно и отметить нашу встречу. Выгрузилась ватага в центре города, недалеко от Соборки, а Саечкин, извинившись, уехал в свою обитель.

После долгих споров мы, наконец, решили, где лучше всего организовать застолье и провести остаток дня. А уже через полчаса компания расположилась в небольшом прохладном зале уютного ресторанчика недалеко от Сабанеева моста. Усевшись рядом с Молодязевым, я ощутил, насколько проголодался и как молниеносно пролетел этот волнительный день.

Правда, до ресторана дошли не все. Один откололся сразу еще на Соборке, сославшись на занятость. Двое других откланялись по дороге, получив какие-то экстренные сообщения на свои мобильники. А после того, как уже в ресторане помянули Славика, нашу компанию покинули еще двое. В итоге нас осталось пятеро. Кроме Молодязева и сидевшего напротив меня Сени-летописца остались поддержать застолье еще два коренных одессита.

Рядом с Пуртевым расположился Шура Самчуков по прозвищу Профессор. Неправдоподобно худой и сутулый дядечка в больших роговых очках, в костюме и при галстуке, действительно похожий на почтенного научного деятеля. Но Александр Сергеевич Самчуков был наделен не только профессорской внешностью. Он и, по сути, был настоящим профессором. Только профессором в области разработок витиеватых и многоходовых оперативных комбинаций. Аналитик и тактик высочайшего уровня. Данное обстоятельство позволило ему всего через пару лет после окончания школы милиции приобрести известность и авторитет среди всего оперативного состава Одессы и области. Самчуков до сих пор служил в областном аппарате управления сыска. Только никто не знал ни его должности, ни звания, а на мой вопрос об этом Шура загадочно улыбнулся и, отмахнувшись, сказал: «Оно тебе надо?».

Между худосочным Профессором и тучноватым Молодязевым восседал Витя с редкой для советского милиционера фамилией Зимбер. Ну, действительно звучит как-то непривычно: «Товарищ полковник Зимбер». Глядя на него я думал, что если бы в советское время творчество Булгакова было более доступно, то еще в школе милиции Витя, наверное, получил бы «погоняло»

Швондер. Но не из-за схожести их характеров, а по созвучию фамилий. Тем более что внешне он напоминал знаменитого одесского юмориста Семена Карцева, который, кстати, сыграл роль Швондера в моем любимом фильме «Собачье сердце».

Витя появился на свет где-то под Одессой и рос в семье местного участкового. Наверное, именно тогда он уже взял в руки милицейский жезл. Потому и проработал всю жизнь в ГАИ. Сейчас господин Зимбер возглавлял известную в Одессе юридическую фирму. Но это была лишь видимая часть «айсберга». Неофициально Виктор Петрович обладал способностью решать любые вопросы, связанные с одесским автомобильным рынком и не только. Говоря о таких людях, одесситы уважительно восклицают: «Ну, сааэршенно багатый человек!»

С Пуртевым мы виделись и общались чаще, чем с другими. Сеня всегда был молчуном, любил читать и отдавал предпочтение журналистике. Еще в курсантские годы он славился своими рефератами по криминологии и правоведению.

– Вот что, мужики! – прервал затянувшееся ковыряние в тарелках молчун Пуртев. – Я не хотел при всех говорить. Будто чувствовал, что большому «хуралу» эта информация ни к чему. В общем, ждал, когда останутся проверенные бойцы из нашего взвода. Так и получилось…

– Ну, не томи, оратор! – проворчал жующий Зимбер.

– Короче, месяц назад у себя дома в Скадовске умер наш взводный Володя Вишенцев. Вечером заснул, а утром не проснулся. Говорят, сердце.

– Какая-то черная полоса! – резюмировал, поправляя очки Самчуков.

– Я сегодня, как только узнал, сразу же выложил на сайт сообщение о гибели Костюченко, – продолжал Пуртев. – Начали приходить отзывы, соболезнования, а среди них оказалось и сообщение о смерти Вишенцева. Вот только не знаю, кто его прислал. Обратный электронный адрес оказался одноразовым.

Наступила тишина. Такая себе пауза, напоминавшая немую сцену из гоголевского «Ревизора». Помолчав, Пуртев продолжил:

– Если вспомнить любимое выражение нашего начальника курса о том, что рыба начинает портиться с головы, то получается, что вся эта свистопляска началась именно с командира взвода. Ведь по хронологии событий Вишенцев первым покинул этот мир. Понимаете, о чем я?!

– Ты что, намекаешь на серию? – спросил Самчуков. – Сам же сказал, что сердце. Хотя? Я ведь знаю о спичечных коробках. Думаю, что Доход и Костюченко были как-то связаны между собой. Надо Лёньку потрясти. А смерть Вишенцева, как по мне, простое совпадение.

– Ну, конечно! – картинно развел руками Пуртев. – Костюченко и Недоходов – потенциальные компаньоны! Да что их могло связывать, Шура?! Где Славик, а где Доход? Они и виделись-то последний раз лет десять назад.

– Согласен, – вступил я в разговор. – По-моему здесь дело в другом. И у нас нет пока оснований связывать одесские убийства со смертью Вишенцева. Но проверить не помешает. Нужно кому-то поехать в Скадовск и на месте все уточнить.

– Кстати о серии, – Молодязев слегка наклонился вперед, переходя на полушепот. – Следователь сегодня изъял спичечный коробок в квартире Дохода. А мы то думали, что Лёнька просто сбрендил по пьяни! Так вот, коробок точно такой же, как и тот, что нашли у Костюченко. С олимпийским мишкой.

– Прокуратура, как всегда на высоте, – желчно заметил Зимбер. – Спасибо еще, что до суда не дошло! А то «присел» бы наш Доход лет на десять. Работнички, мать их…

– Вы только не кипишуйте, уважаемый Виктор Петрович! – шутя, успокоил его Молодязев. – Не то заляпаете фрикасе свой ослепительный галстук!

– Да ну тебя, Юрка! Я ж серьезно! – отмахнулся от него Зимбер.

Но Юрий Всеволодович спокойно продолжил:

– Наверное, кто-то из ментов во время осмотра зафутболил коробок под шкаф. Ну, чтобы меньше было писанины в протоколе. Здесь я преступного умысла не вижу. Обычное ментовское головотяпство. Так вот, внутри коробка семь целых спичек с красными головками и одна обломанная, без «головы». А коробочек-то странненький – сейчас таких и не выпускают.

– А бутылку у армян изъяли? – поинтересовался я.

– А как же! – подтвердил Молодязев. – К нашему счастью они не успели посуду вывезти. Копили на черный день. Но интересно другое! Старший «шаурмист», тот, что выпивал вместе с Доходом, после пьянки тоже резко «потух и вырубился» почти на сутки. Так что водочка, скорее всего, оказалась с добавками. Экспертиза покажет.

Еще какое-то время умудренные опытом одесские сыщики вспоминали похожие случаи из практики. Поминки Костюченко плавно перешли в мемуарно-деловое русло. В общем жизнь продолжалась. И это обстоятельство было лучшим и решительным ответом на неизвестно откуда нанесенный нам удар.

– Ну, за старую гвардию! – предложил тост Самчуков. – Вот ведь, как получается. Спустя столько лет довелось встретиться, и, надо же, при таких поганых обстоятельствах! Сейчас самое главное быть вместе и не бояться этого мелкого гада! Вот только поверить трудно, что, скорее всего, это кто-то из наших. А что им движет – разберемся!

Мы выпили, после чего Профессор подсел поближе ко мне:

– Лично меня, Слон, заинтересовала слежка за тобой. Молодязев мне еще вчера «маякнул». А для меня это дело принципа. Потому что мне, как никому другому, положено знать обо всех скрытых оперативных мероприятиях в городе. А я об этом ничего не знаю! Так что принимаю эту недоработку лично на свой счет! С этого момента за тобой будет установлено контрнаблюдение.

Не дожидаясь моей реакции, он встал и снова обратился к присутствующим:

– Учитывая ваш неофициальный статус в этом деле, нужно будет действовать аккуратно. А это значит, скрытно и на «кошачьих лапах». Согласны? А посему нарекаю нашу операцию кодовым названием: «Седьмой флот»!

В этот момент у него был такой вид, будто Профессор сделал какое-то важное научное открытие.

Конечно же, всем нам был известен этот устаревший сугубо розыскной термин. Дело в том, что в структуре МВД Союза все основные профильные управления имели свои порядковые номера. Седьмое управление МВД занималось секретными оперативными разработками в тылу неприятеля: скрытые наблюдения, внедрение оперативников в преступную среду и тому подобное. А «Седьмой флот» – это уже чисто одесское название, как аналог седьмого флота ВМС США, который выполняет секретные форс-мажорные задания по всему миру.

***

Около полуночи в сопровождении Пуртева и Молодязева я был доставлен домой на такси. Они проводили меня к дому Марии, после чего мы распрощались.

На улице Красных зорь было безлюдно, но совсем не тихо. Со стороны «Чайки» доносилось глухое буханье и грохотание ночной дискотеки, а над Аркадией в небо взлетали разноцветные букеты фейерверков. В нашем дворе ночная жизнь тоже протекала своим чередом. Из беседки, заплетенной виноградом, слышалась развеселая музыка. Были слышны приглушенные разговоры. Мне совсем не хотелось верить, что в этой феерической располагающей к отдыху обстановке кто-то ведет за мной скрытое наблюдение. Я вдруг ощутил себя на отдыхе, а все события прошедшего дня показались далекими и нереальными. Но это состояние продолжалось недолго.

Зайдя к себе в коморку и привычно осмотревшись, я заметил следы пребывания в ней посторонних. «Контролька» на чемодане была не на месте. «Контролька» – это уголок носового

платка, будто бы случайно зажатый замком-молнией в крышке чемодана. От края платка до планки с кодовым замком я всегда оставлял шесть зубчиков ленты замка. Сейчас их было намного больше. Все остальные вещи были на местах и ничего из комнаты не пропало. Все это только подтверждало мои догадки о том, что работали не дилетанты.

У хозяйки пансионата Марии был заведен порядок: перед уходом на пляж все постояльцы должны были оставлять ключи от комнат в аптечном шкафчике на веранде дома. А ценные вещи и документы можно было сдавать хозяйке. Для этих целей в ее комнате стоял невысокий массивный сейф, одновременно выполнявший роль подставки под телевизор. Я тоже придерживался установленного порядка на счет сохранности ключей, а вот услугами сейфа не пользовался. Ничего особо ценного с собой у меня не было.

Закончив осмотр вещей, я решил безотлагательно поговорить с Марией. Тем более что ее звонкий голос я слышал среди других, доносившихся со двора. Увидев меня на пороге беседки, раскрасневшаяся Мария поднялась с лавки и представила своего постояльца подвыпившей шумной компании:

– Это мой родич по мужу из Киева. Сергей Иванович. Тоже на отдыхе.

Краснолицый мужик моих лет и похожей комплекции поставил на стол граненый стакан с пивом, вытер о свою же футболку руки и отрекомендовался:

– Борис! Очень приятно! Мы с женой из Питера, – пожимая мне руку, он качнул головой в сторону тучной дамы в очках с обгоревшими на солнце плечами. – А та, что рядом – Рая из Донецка. Отдыхает одна!

Последнюю фразу он произнес столь многозначительно, что поначалу я испытал легкое замешательство. Не зная, что сказать, стоял и с дурацким выражением лица тупо пялился на эффектную женщину лет сорока с «хвостиком». Более попугайского смешения цветов и стилей мне видеть не приходилось. Короткая стрижка особы бальзаковского возраста представляла собой ядовитый микс из ярко-оранжевых, каштаново-шоколадных и огненно-красных пятен. Смысл этой цветовой комбинации был ведом, наверное, исключительно парикмахеру. Чуть одутловатое лицо покрывал щедрый лоснящийся слой «штукатурки». В общем, если бы утром я повстречал ее без макияжа, то вряд ли бы узнал. Темно-синие тени и густо окрашенные ресницы дисгармонировали с прозрачной зеленью глаз. Вдобавок к этому еще и темно-красный маникюр на длинных и загнутых ногтях. Такие женщины ошибочно думают, что прихорашиваясь подобным образом, они расставляют сети для представителей противоположного пола. На самом деле этим боевым окрасом нормального мужика можно только напугать. А сама женщина может попасться в сети, расставленные «ловеласами-динамовцами» или отъявленными альфонсами.

– А это молодожены из Херсона. Паша и Даша! – продолжал докладчик, указывая рукой на Нюру и худенькую белобрысую девчонку с веснушками не только на лице, но и на руках. – У них медовый месяц. Вот решили отпраздновать. Прошу присоединяться к нашей компании!

– Спасибо, но вынужден отказаться. Жара доконала. Завтра обязательно исправлюсь! – заверил я, увлекая за собой Марию. – Похищаю у вас хозяйку, но всего на пару минут.

Поднявшись на крыльцо дома, я негромко спросил:

– Сегодня к Вам кто-нибудь приходил? Может, искали жилье, или еще по какому поводу?

– Ну, да, – подтвердила Мария. – Паспортистка наша приходила и милиция с ней в штатском. Она книгу регистрации проверяла, а эти, что с ней, книжечки свои показали и сказали, что из горуправления. Какой-то рейд проводят по нелегалам. Расспрашивали меня про жильцов. Я про Вас – ни-ни! Претензий ко мне не было, а один из этих меня просто задолбал! Полчаса читал лекцию о паспортном режиме.

Я понимал, что по меркам Марии «полчаса» – это означает минут десять. Но даже, если на самом деле лекция длилась пять минут, этого вполне было достаточно, чтобы обработать мою комнату.

– А сколько их было, не считая, паспортистки?

– Ну, с этим тошнотиком были еще двое. Только они даже в комнату не заходили. Во дворе пошастали и сидели на крыльце. Вроде так… – Мария развела руками, но для меня эта информация была исчерпывающей.

Поблагодарив хозяйку, я взял из комнаты туалетные принадлежности и пошел к умывальнику. Теплилась надежда, что из беседки меня заметит Нюра. Так и случилось. Он вышел как бы на перекур и уселся на скамейке, стоявшей недалеко от умывальника.

– По твоей информации все получилось. Спасибо! – сказал я, умываясь. – А откуда вообще взялась эта бутылка? Ну, та, которую на базаре распили армянин с Недоходовым.

– Так он сам же ее туда принес, – тихо ответил Нюра. – Сказал, что «забашляли» за халтуру.

– А что за халтура, не знаешь?

– Знаю, конечно, – ухмыльнулся мой помощник. – Доход пока не потух армянину похвастался. Какие-то крутелыки загнали к нему на базу в Лесках свой джип. Попросили Дохода приглядеть за машиной, а заодно и помыть.

– Что-то дешево «забашляли». Одной бутылкой…? Не-е, – протянул Нюра. – Стал бы Доход этим хвастаться? Еще стольник сверху подогнали.

– Тогда понятно. Спасибо. Рад, что теперь ты будешь рядом. А то какие-то «левые» менты сегодня проверяли здесь паспортный режим. Похоже, что из-за меня. В вещах моих порылись. В общем, не расслабляемся и работаем.

Закончив водные процедуры, я вернулся к себе в каморку и тут же завалился на скрипучий диван.

Спал в ту ночь мертво, как говорится, без задних ног.

Глава четвертая. БОКАЛ

В половине шестого утра проснулся и понял, что спать больше не хочется. Ощутил себя бодрым и вполне отдохнувшим, поэтому решил пройтись к морю.

Два фактора способствовали приподнятому настроению. Первый показатель – это, конечно же, утренняя прохлада. Ну, а второй – сугубо личный момент, позволяющий человеку не растратить запас суточной бодрости и энергии всего за пару минут. Я имею в виду состояние внутреннего эфира, который у меня этим утром был чист, как звенящий горный хрусталь. Согласитесь, что не всегда так бывает. Порой проснется человек, потянется в постели и, ощутив себя полным сил, идет умываться. А вместе с ним может проснуться и его внутренний «червяк». У каждого он проявляет себя по-разному. У кого-то это тлеющие внутри обиды или невысказанные кому-то претензии. А кто-то затаил в себе недовольство в адрес правительства или испытывает тремор из-за возможного захвата Земли инопланетянами. «Червячок» приступает к своей сверлильно-бурильной работе, после чего весь запас энергии моментально поглощается этим жупелом. А человек умывшись и почистив зубы, становится похожим на воздушный шарик, из которого в одночасье выпустили весь воздух…

Ранние утренние часы особенно располагают к размышлениям, как говорится, пока голова еще свежая. А нахлынувшие воспоминания как нельзя лучше этому способствуют и отнюдь не портят приподнятое утреннее настроение. Шагаешь себе размеренно и наблюдаешь как бы со стороны за потоком воспоминаний плавно перетекающих в день сегодняшний. Особенно когда идешь по знакомым с детства местам.

Южный город только-только начинает просыпаться, а неугомонные пляжники уже маршируют растянутым строем в направлении моря.

Вспомнилось, как с раннего детства мама приучала меня к утреннему купанию. Когда мы отдыхали всей семьей на море, то уже в шесть утра папа

убегал в столовую занимать очередь на завтрак. А мы с мамой бежали на пляж, чтобы успеть разложить полотенца поближе к воде, обеспечив себе на целый день, удобный подход к морю. А к восьми утра весь пляж уже был застелен полотенцами, простынями и покрывалами. Дойти до воды по узким песчаным дорожкам между ними было сложно, тем более в полуденные часы, когда песок нещадно обжигал босые ноги.

Мне захотелось пройтись до пляжа не напрямик, а по знакомой с детства дороге – через десятую станцию Фонтана. Там есть особое место, откуда еще издали можно увидеть море. Раньше до этого перекрестка на углу Ванного переулка я всегда хотел добежать первым и сообщить, к чему нужно готовиться взрослым. Если море спокойное, значит, мы с дедом поплывем к волнорезу собирать мидий, чтобы вечером приготовить на костре вкуснейший плов. Если же были волны, да еще и с белыми пенистыми бурунчиками, то маму и бабушку это отнюдь не радовало. Они понимали, что им вряд ли удастся выловить меня из моря хоть на несколько минут.

– Ты уже синий, как пуп! – кричала бабушка, пытаясь заманить меня на берег. В качестве приманки она потрясала литровой банкой с варениками.

Воспоминания. С их помощью я удивительным образом могу перенестись в прошлое и встретиться там с самим собой. А разве только я один? Погружаться в свое прошлое умеют все люди, обладающие хорошей памятью. Но далеко не все используют возможность изменить при этом свои неприглядные памятные следы. Каким образом? Думаю, что это несложно. Выражаясь современным языком, нужно переформатировать себя в настоящем времени. Проще говоря – увидеть и признать былые ошибки, а потом постараться не повторять их в будущем. Тогда и отпадет желание узнавать из посторонних источников о том, как сложится твоя жизнь. То есть уже не захочется доверять судьбу непонятно кем составленным гороскопам или «мутновидящим программистам».

«Ох и занесло же меня в дебри с утра пораньше!» – подумал я, остановившись на заветном месте. – «А море-то сегодня спокойное, как никогда. Вот бы и день так прошел!».

Отдыхающих на пляже было не много. Зато рыбаков на пирсах и волнорезах – предостаточно. Да и рыбацких лодок я насчитал не меньше десятка.

Подойдя к воде, вдохнул свежий морской воздух, смешанный с ароматом прелых водорослей. Это любимый запах жены. Когда мы приезжали на море, то первым делом Оля окуналась в воду и с наслаждением вдыхала пьянящий аромат. А потом смеялась и шутила: «Ну, все! Я получила то, что хотела. Можно ехать домой!».

Искупавшись, я решил побродить босиком по бетонному пирсу и позаглядывать в ведерки любителей утренней рыбалки. Серебристые спинки рыб блестели в утренних лучах солнца, нагоняя аппетит. Пришлось подумать о завтраке, но оказалось, что мои мысли каким-то непостижимым образом уже долетели до «Сиреневой рощи» и вернулись оттуда телефонным звонком. Референт отца Александра поздравствовался и сообщил, что батюшка ожидает к завтраку. Получив мое согласие, он сказал, что за мной приедет машина. Я же пообещал быть готовым к восьми утра и ожидать транспортное средство возле «быка».

Дома быстро привел себя в порядок и даже успел выпить чашечку кофе в беседке. Как бы случайно проходя мимо, не смог отказаться от приглашения Нюры.

– Вы не забыли, что мы Паша и Даша? – усмехаясь, напомнил он, подмигивая своей спутнице. – Какие будут указания?

– Счастливо провести медовый месяц! – отшутился я. – А если серьезно, то сейчас я поеду в монастырь. Машина будет к восьми возле «быка». В общем, проводите меня, а заодно понаблюдайте. Кстати, «хвостов» может быть несколько. Местные коллеги организовали контрнаблюдение. Поди, теперь разберись, где свои, а где чужие! Но посмотреть все равно надо.

– Это уже делается, – заверил меня Нюра и обнял за плечи Дашу. – Мы тоже организовали контрнаблюдение. Думаю, что должно получиться. Ведь тому, кто наблюдает за объектом, легче определить: сам он это делает или у него есть «конкуренты». Но я не думал, что их окажется столько!? Вот и не лезьте на рожон. Ваше дело наблюдать здесь, в окрестностях. Меня «тащить» не надо.

Мне оставалось только удивляться, откуда у этого мальчишки такие познания в оперативно-розыскной работе. Интересно, чем он занимается в обычной жизни? Ну, да не мое это дело!

На часах было без четверти восемь. Я поблагодарил за кофе и, выйдя со двора, отправился к назначенному месту. Следом за мной из калитки неспешно вышла Даша. В руках у нее был объемный пластиковый пакет с мусором. Она шла позади меня к мусорным бакам, которые стояли у Фонтанской дороги. Оттуда хорошо просматривался сквер с «быком», обе трамвайные остановки и длинный участок автотрассы.

Дойдя до фонтана, осмотрелся. Прямо на парапете расположились двое молодых парней. Громко смеясь и жестикулируя, они что-то рассказывали друг другу. Рядом с ними на тротуаре стоял поблескивающий на солнце новенький светло-синий скутер. Похоже, что это и было контрнаблюдение молодой команды моего помощника. А на противоположной стороне дороги, у обочины, стоял знакомый монастырский микроавтобус.

***

Уже через полчаса мы с Батоном и приехавшим раньше меня Молодязевым сидели за тем же столом в лесопарке за часовней. Только на этот раз пахло не яблоками, а жареным картофелем и рыбными котлетами.

– Откушивай, Сергей Иваныч, поплотнее! Ибо путь тебе предстоит не близкий, – тоном проповедника, увещевал меня Саечкин.

– Вот-вот! Сам же давеча сказал, что нужно кого-то отправить в Скадовск, – не отрываясь от монастырского завтрака, вторил ему Молодязев. – «Флот» решил эту миссию доверить Слону. То есть инициатору…

– Спасибо за доверие! – отозвался я, совсем не удивляясь столь неожиданному повороту. – Я всегда знал, что инициатива наказуема.

– А заодно и с Бокалом повидаешься, – продолжал Юрий Всеволодович. – Вадим обещал помочь. До Николаева тебя довезут в «карете» его преосвященства…

– Очень смешно, ваше высокодурство! – молниеносно парировал Саечкин.

– Ну, что ты, в самом деле?! Это ж я так, по-дружески! – обнял его за плечи Молодязев. – Только не обижайся!

– На обиженных кадила падают, – хитро улыбнувшись, ответил Саечкин.

– Не понял? – тщательно пережевывая котлету, заметил я. – Как это может кадило упасть на чью-то голову?

– Может, – заверил меня Батон. – Сам видел. Цепь оборвалась и – тыдыщ!! Прямо мужику по кумполу. А позже он сам мне признался, что дюже обижается на свою любимую тещу.

– Нет, ну, с головой у Сан Саныча, полный порядок, – важно заключил Юра. – Я ж тебе, Слон, говорил.

– Говорил, говорил. Только надо бы поскорее с Доходом решать, пока мозги у него совсем не поплавились. Дави, Юрка, на Панфилова!

– Само собой. Я давлю на Давидовича, а он – на экспертизу. Пообещали до вечера выдать заключение по бутылке. Если к водке что-то подмешали, то это уже повод, чтобы изменить Доходу меру пресечения. А вот спички, как доказательство, прокурорский генералитет отметает начисто. И с убийством Костюченко они почему-то связи не усматривают. Буратины неотесанные! Кстати, о дереве. В коробке, что в руке у Славика нашли было шесть спичек с красными головками, а седьмая сломанная.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО

«ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (http://www.litres.ru/sergey-kachurenko/sedmoy-flot/?lfrom=931425718) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

notes

Примечания