Темное море читать онлайн - Джеймс Камбиас

Темное море

Джеймс Камбиас

Звезды научной фантастики

На планете Ильматар под многокилометровой толщей льда и воды команда ученых с Земли исследует разумных аборигенов. Экспедиции приходится нелегко, ведь все прямые контакты с ильматарианами запрещены более развитой расой шоленов, первых инопланетян, с которыми столкнулись земляне, освоив межзвездные перелеты. Технологически шолены намного опережают людей и считают их слишком агрессивными существами, способными своим прогрессорством довести невинную цивилизацию до гибели. Когда ильматариане по ошибке убивают знаменитого журналиста с Земли, напряжение между людьми и шоленами резко возрастает, а возникший дипломатический конфликт грозит обернуться полномасштабной войной. Противники еще не знают, что слепые и отсталые ильматариане, одинаково чуждые и землянам, и шоленам, далеко не так просты, как кажутся, и в грядущем конфликте они сыграют особую роль, ведь при первом контакте любая ошибка может оказаться роковой.

Джеймс Камбиас

Темное море

Copyright © 2014 by James L. Cambias. All rights reserved

© Анастасия Борисенко, 2015, перевод

© Михаил Емельянов, 2016, иллюстрация

© ООО «Издательство АСТ»

* * *

Моему отцу

Глава первая

К концу второго месяца на станции «Хитоде» Роб Фриман был готов убить Анри Керлерека восьмьюдесятью пятью разными способами. Среди обитателей станции он оказался третьим: первое место уверенно держал Осип Палашник со ста сорока тремя вариантами расправы, на втором располагалась Надя Кайли с девяносто семью. Количество и изощренность изобретаемых казней напрямую зависели от того, сколько времени каждый из них проводил в компании Анри.

Осип, первый пилот субмарины, вынужденный работать бок о бок с Керлереком много часов в неделю, отдавал предпочтение быстрым и грубым методам, подходившим для тесного пространства кабины. Надя делила с Анри лабораторию – то есть вскрытия ей приходилось делать на кухонном столе или на полу в собственной спальне, – а потому ее арсенал составляли редкие яды и изысканно-сложные комбинации.

В обязанности Роба входили подводные камеры и управление беспилотниками. Во время учебы он наивно полагал, что будет снимать экзотический живой мир Ильматар, изучать уникальные природные системы, помогая научной группе разобраться в биологии и экологии отдаленной обледенелой планеты, но уже в первую неделю после прилета обнаружил себя в роли личного оператора Анри, мальчика на побегушках и вынужденной благодарной публики.

Его список казней начинался с «придушить А. К. этим его идиотским ожерельем с египетским крестом» и продолжался намерениями перерезать воздуховод в водолазном костюме, затолкать Керлерека в термальный источник, бросить посреди океана без инерциального компаса и скормить энокампусу. Впрочем, некоторые читатели популярной на станции новостной ленты «Смерть А. К.!» полагали, что по отношению к энокампусу последнее – зверство.

Желание прикончить Анри впервые настигло Роба на вечеринке, которую Надя и ее муж, Пьер Адлер, устроили у себя в каюте, не успел транспорт снабжения покинуть орбиту и отправиться в полугодовое путешествие обратно к Земле. Четверым гостям едва хватало места, и, чтобы не перегружать вентиляцию, дверь оставили открытой. Угощали дынями с гидропонного хозяйства станции, в которых залили принесенный Палашником картофельный самогон. Сначала выпивали алкоголь с фруктовым привкусом, затем проспиртованную дыню резали на дольки, пока закусывающий оказывался не в состоянии держать нож.

– У меня новая идея! – провозгласила Надя после третьей дольки. – Надо положить лист бумаги на пару месяцев рядом с реактором – пусть как следует облучится, а потом написать письмо вроде как от поклонника и подсунуть ему под дверь. Он сохранит признание для коллекции и подохнет от радиации!

– Слишком долго, – не одобрил Осип. – Даже если Керлерек будет таскать письмецо в кармане, это растянется на годы.

– Зато позабавимся, глядя, как он лысеет, – отрезала Надя.

– Я бы попросту запер его в отсеке с реактором и оставил там насовсем.

Роб удивился:

– О ком речь?

– Об Анри Керлереке, – шепнула Алисия Неогри, зажатая между ним и спинкой кровати, полупьяная от дыни.

– Лучше облучите его гель для волос, – посоветовал Пьер. – Так он каждый день будет получать новую дозу, к тому же источник окажется прямо около мозга.

– Вот еще! Никакого мозга там нет уже много лет!

– Закачайте в дыхательную смесь хлор вместо аргона, – предложил кто-то, кого Роб не видел, – и вдруг повисла тишина.

В дверях стоял Анри собственной персоной, как обычно, с сияющей улыбкой до ушей.

– Никак решили кого-то прикончить? Речь, надеюсь, идет не о нашем любимом директоре станции? – Он оглянулся, убедившись, что доктор Сен не может подслушать. – А я знаю безотказный способ: треснуть его по голове крупным окороком или бараньей ногой – чем-нибудь в этом роде, а когда явится полиция, скормить им ее, чтобы уничтожить улику. Ни за что не заподозрят!

– Это у Роальда Даля в рассказе было, – пробормотала Надя. – И баранья нога там была замороженной!

Но Анри ее не услышал.

– Согласитесь, красивый ход: полиция слопает орудие убийства! Пожалуй, как вернусь на Землю, напишу детективный роман. Что ж, всем доброй ночи! – Он помахал рукой и зашагал в сторону третьего блока.

* * *

В то утро Робу хотелось прибить Анри как-нибудь поизощреннее. Керлерек разбудил его в 21:00 – за целых три часа до подъема! – и под строжайшим секретом вызвал в ныряльную.

Ныряльная, или комната для погружений, занимала нижнюю часть первого блока. Это было просторное круглое помещение со снаряжением для подводного плавания, развешанным по стенам, скамейками для переодевания и круглым бассейном в центре, через который исследователи с Земли могли выйти в темный океан Ильматар. Комната была самой холодной на станции; морская вода низкой температуры остужала ее до того, что конденсат на стенах застывал сложными геометрическими узорами.

Анри ждал его возле лестницы и захлопнул люк сразу, как только Роб скользнул вниз.

– Наконец можно спокойно поговорить! У меня к тебе важное дело.

– Чего?

– Сегодня вечером, в семь, мы с тобой выходим в океан. Никому ни слова! И никаких записей в экспедиционном журнале.

– Что? Зачем? И ты для этого разбудил меня в такую рань?!

– Я хотел быть уверен, что нас никто не услышит.

– Анри, прекращай свои шпионские игры! Я не собираюсь ничего делать, пока ты не объяснишь, что происходит.

– Пойдем, взглянешь сам, – Анри потащил его за собой к выходу в третий блок; осторожно приоткрыл люк, выглянул наружу и, жестом приказав Робу следовать за ним, поспешил к лаборатории, которую они делили с Надей Кайли.

Это было крохотное помещение, размером с две спальные каюты, в беспорядке заваленное местными артефактами, слайдами без подписей и ильматарской живностью в банках. Посередине стоял массивный серый пластиковый контейнер в рост человека. Его поверхность украшали маркировки на кириллице и небесно-голубая эмблема МАК ООН.

Анри прижал большой палец к сенсорному замку, и дверца открылась. Внутри оказался громоздкий скафандр, полностью черный – весь, даже стекло шлема, – и совершенно

гладкий, без единого шва.

– Отличный костюм. Ну и что в нем такого секретного?

– Это не обычный гидрокостюм, – пояснил Анри. – Я с трудом его выцарапал, больше такого ни у кого нет. Скафандр-невидимка, разработка российского флота для дезактивации интерактивных подводных мин и эхолокационных ловушек. Поверхность полностью поглощает звук. Невидим для всех типов гидролокаторов. Даже ласты низкошумовые.

– И как он работает? – В Робе проснулся технарь.

Анри пожал плечами.

– Это уж пускай техники беспокоятся. По мне, главное, чтобы работал. И пусть попробует не заработать! Он обошелся мне в шесть миллионов евро.

– Ладно, допустим, у тебя самый крутой акваланг на планете. Но зачем его прятать? Уверен, биогруппа придет в восторг, когда сможет подобраться к местной живности так, чтобы та их не засекла.

– Еще чего! Вот закончу с делами, пусть глазеют на своих червей и креветок сколько влезет. Но сперва я воспользуюсь этим костюмом, чтобы разглядеть ильматариан. Представь, Робер! Я смогу проплыть рядом с домами и, может, даже заглянуть внутрь! Подберусь так близко, что смогу их потрогать! А они даже увидеть меня не смогут!

– А как же правила насчет контакта?

– А кто говорит о контакте? Ты же слышал – ильматариане меня не заметят! Я буду среди них, смогу сделать крупные планы, но в этом костюме останусь для них невидимым!

– Доктор Сен озвереет, когда узнает.

– Когда он узнает, все будет кончено. Что мне сделает директор станции? Домой отправит? Я вернусь на Землю героем и на ближайшем корабле!

– Космические агентства тоже не обрадуются.

– Робер, еще на Земле я кое-что подсчитал. По-твоему, сколько человек регулярно просматривают сайты агентств или подписаны на их рассылку? По всему миру – около пятидесяти миллионов. А знаешь, сколько посмотрели фильм о моей последней экспедиции? Девяносто шесть миллионов! У меня в два раза больше подписчиков, а значит, я в два раза влиятельнее. Агентства должны быть в восторге от меня!

Роб подозревал, что цифры Анри выдумывает на ходу, как уже случалось, но, пожалуй, в его утверждении, что Анри Керлерек, знаменитый ученый-исследователь и бесстыдная проститутка от журналистики, популярнее всей остальной космической программы, была доля истины.

Роб чувствовал, как его затягивает бешеный вихрь самомнения Анри, но решил сопротивляться:

– Мне бы не хотелось попасть в неприятности.

– Тебе не о чем беспокоиться. Вот как мы поступим: ты тихонько спустишься вниз около половины седьмого и все подготовишь. Тащи с собой камеры и парочку импеллеров потише. Еще захвати беспилотник или два. Я надену костюм прямо здесь, и в 19:00 мы выходим. Импеллеры дотянут нас до кратера Мори-3, там недалеко есть поселение ильматариан.

– Далековато для импеллера. Мори-3… это километров шестьдесят будет?

– Три часа туда, три обратно и, пожалуй, часа два там. Вернемся около трех, сразу после завтрака. Если повезет, нас и не хватятся.

– А если хватятся?

– Тогда скажем, что снимали природу, – Анри начал застегивать контейнер. – Говорю тебе, никто ничего не заподозрит. Если что, предоставь объясняться мне. А теперь – ни слова больше! У нас еще масса дел. Я собираюсь выспаться после обеда, чтобы к вечеру быть бодрым и полным сил. Советую последовать моему примеру. И никому ничего не говори!

* * *

Широкохвосту не по себе. Сосредоточиться на докладе не удается: он то и дело проверяет смотку с собственным текстом. Следующим говорить ему, и это – его первое выступление перед Научным обществом Горькой Воды, своего рода экзамен. Широкохвост надеется, что члены Общества сочтут его работу достаточно интересной, чтобы принять в свой круг.

Гладкошкурка 24-я с Мусорной кучи заканчивает доклад о высоководных созданиях и отвечает на вопросы слушателей, причем непростые. Широкохвост ужасно боится, что, когда наступит его черед, он станет посмешищем для компании высокоученых книжников. Наконец поток иссякает, и Долгощуп 16-й с Горькой Воды щелкает клешнями, призывая к тишине.

– А теперь поприветствуем Широкохвоста 38-го с Песчаного Склона. Он живет далеко, а нам поведает о древних языках. Просим, Широкохвост!

Широкохвост едва не упускает смотку, вовремя подхватывает ее и торопится в конец зала. Помещение идеально для выступлений: наклонный пол позволяет каждому услышать докладчика напрямую, а стены из пемзы отлично поглощают шум. Он находит свободный конец смотки и начинает речь, аккуратно протягивая шнурок между кормовыми усиками. Те нащупывают узлы на веревке, их порядок соответствует числам, а числа обозначают слова. Он помнит, как старается вязать аккуратнее и затягивать туже, ведь этот экземпляр предназначен для библиотеки Долгощупа здесь, в Горькой Воде. Смотка состоит из цельного шнура, ужасно дорогого и неудобного в работе – не то что черновик, бывший путаницей обрывочных заметок, связанных друг с другом как попало.

Стоило начать, и страх улетучивается. Собственная увлеченность предметом придает Широкохвосту уверенности, и, по мере того как растет его воодушевление, речь становится более быстрой. В паузах он слышит, как шуршат и скребутся слушатели, и думает, что это хороший знак. По крайней мере они не впадают в спячку!

В основе доклада – описание эхогравюр из разрушенного поселения по соседству с его родным кратером Бесконечное Изобилие. Широкохвост уверен, что, сопоставляя гравюры с цифрами, расположенными под ними, можно восстановить лексикон древних строителей. Он зачитывает кое-что из собственного перевода найденных в развалинах обозначений.

По окончании на него обрушивается шквал вопросов. Громадный старик Круглоголов 19-й с Нижнего Течения задает парочку весьма каверзных. Он – признанный знаток древних поселений и культуры их основателей и жаждет удостовериться, что провинциальный выскочка не метит на его место.

Круглоголов и несколько его коллег быстро нащупывают слабые места в аргументации Широкохвоста. Кое-кто из них ссылается на исследования покойного Толстоуса 19-го с Быстрого Течения, и Широкохвост чувствует укол зависти: у него нет возможности приобрести такой редкий текст. Вопросы продолжают сыпаться, и в Широкохвосте закипает обида за свою работу, но он сдерживается изо всех сил. Пусть даже доклад провалится, он должен оставаться учтивым!

Наконец все позади, он сматывает шнур и устремляется к своему месту в дальнем конце зала. Он бы с радостью проскользнул мимо, потихоньку выбрался за дверь и поплыл к дому, не останавливаясь, но это будет выглядеть грубо.

Незнакомый Широкохвосту исследователь торопливо занимает место докладчика и сражается со спутавшейся смоткой. Долгощуп усаживается рядом с Широкохвостом и под сурдинку говорит, постукивая по его панцирю:

– Прекрасное выступление! Полагаю, вы сделали несколько очень важных открытий.

– Вы так считаете? А я уже думаю, не пустить ли смотку на починку сетей.

– Из-за вопросов? Не волнуйтесь, вопросы – хороший знак. Если слушатели их задают, значит, думают над докладом, а именно для этого мы здесь и собрались. Не слышу повода отказать вам в членстве, и, думаю, остальные коллеги со мной согласятся.

Широкохвоста захлестывает поток самых разнообразных чувств: и облегчение, и воодушевление, и

неподдельное счастье. Он едва удерживается, чтобы не заговорить вслух, торопливо постукивает в ответ:

– Я вам так признателен! Хочу переработать смотку, чтобы дать ответ на некоторые вопросы Круглоголова…

– Разумеется. Думаю, кое-кто тоже захочет получить копию. Ага, начинается!

Выступающий начинает зачитывать со смотки доклад о новой методике измерения температуры источников, но Широкохвост слишком счастлив, чтобы внимательно слушать.

* * *

В 18:00 Роб валялся в постели и старался придумать достойный предлог, чтобы никуда не идти. Сказаться больным? Лгун из него выходил неважный. Он попытался спровоцировать рвоту – можно свалить на проблемы с желудком из-за того, что наглотался морской воды. Не удалось. Самочувствие, как назло, было лучше некуда.

Может, просто не выходить? Остаться в койке, а дверь запереть? Не побежит же Анри жаловаться доктору Сену на то, что Роб отказался от тайной вылазки. Хотя с него станется устроить скандал под дверью, ругаться и клянчить, пока Роб не сдастся.

Да и, если по правде, Робу хотелось поучаствовать. Но он предпочел бы выйти в океан без Анри, самому испытать бесшумный скафандр, подобраться к ильматарианам на расстояние вытянутой руки, поснимать их крупным планом, а не довольствоваться парой расплывчатых кадров, сделанных беспилотником с дальней дистанции. Кто на «Хитоде» не мечтал об этом! Отправить их сюда, на дно ильматарского океана, без возможности приблизиться к его обитателям было все равно, что уложить озабоченных подростков голыми в кровать и запретить прикасаться друг к другу.

Роб взглянул на часы – 18:20. Он встал и повесил футляр с камерой на плечо. Чтоб он провалился, этот Анри!

До ныряльной Роб добрался, никого не встретив. В отличие от космического транспорта, на станции круглосуточных вахт не несли: с 16:00 до полуночи все спали, оставив единственного бедолагу бдеть в контрольной рубке, на случай непредвиденных ситуаций.

Сегодня дежурил Дики Грейвз, но Роб не сомневался, что Анри уже придумал, как его обдурить; внешние гидрофоны станции не среагируют на их авантюру.

Сняв беспилотник с подставки, он запустил быструю проверку. Дрон напоминал гибкую рыбину около метра длиной – еще один подарок от флота, на этот раз американского. Бесшумным он не был, но в движении издавал звук, имитирующий звук плывущей макрели. Возможно, ильматариане примут его за представителя местной фауны и не обратят внимания. Роб активировал лазерное соединение между своим компьютером и процессором дрона. Все работало. Приказав механизму оставаться на месте и ждать команды, он опустил его в воду. Потом на всякий случай включил и сбросил в бассейн второго дрона.

Теперь импеллеры. Штуки довольно простые: мотор, аккумулятор и два винта встречного вращения. Сверху – рукоятка, чтобы держаться; под большим пальцем – переключатель скоростей. Работали они, в общем, негромко, но, по мнению Роба, не тише любого обычного снаряжения для подводного плавания на старушке-Земле. Какой-то поставщик-японец неплохо на них наварился. Роб отыскал два устройства с полными аккумуляторами и повесил на край бассейна, чтобы их было легко достать.

Следующая задача оказалась труднее – одеться без посторонней помощи. Роб стянул потертый и слегка попахивающий термокомбинезон и разделся догола. Сначала идет подгузник – они с Анри проведут в море восемь часов, и промокшие внутренности скафандра означали бы верную смерть от переохлаждения. Затем – пара теплых флисовых кальсон, похожих на детские пижамные штанишки. Температура воды была значительно ниже нуля, только давление и соленость позволяли ей оставаться жидкой. Ни один способ сохранить тепло не будет лишним.

Дальше – водонепроницаемый костюм в два слоя, тоже с утеплением. Как бы промозгло не было в раздевалке, натянув аммуницию, Роб успел раскраснеться и взмокнуть. Потом шел подшлемник: обтягивающий флисовый капюшон со встроенными наушниками. Теперь шлем – прозрачный и круглый пластиковый аквариум, больше похожий на шлем космонавта, чем на обычное снаряжение подводника. Он герметично пристегивался к костюму. Его затылочная часть была нашпигована электроникой: биорегистратор, микрофоны, эхолокатор и навороченный дисплей с опцией вывода данных на внутреннюю часть лицевой панели. Еще там имелся небольшой самогерметизирующийся клапан, позволявший принимать пищу в шлеме, и трубка подачи пресной воды, из которой Роб сделал пару глотков, прежде чем перейти к следующему этапу.

Тяжело дыша от усилий, он с трудом натянул громоздкий рюкзак системы подачи кислорода APOS, аккуратно запустил устройство, прежде чем подсоединить шланги к шлему, и несколько раз вдохнул, чтобы убедиться, что все работает. Экспедиция на Ильматар в принципе стала возможной только благодаря оборудованию APOS. Система извлекала кислород из морской воды методом электролиза и обеспечивала приемлемое для человека давление. Крошечные сенсоры и достаточно сложный компьютер подстраивали подачу под нужды исследователя.

Кислород смешивался с циркулирующим по закрытому контуру аргоном: при колоссальном давлении на дне ильматарского океана на одну часть кислорода полагалась тысяча частей аргона. Сама станция и субмарины были укомплектованы такими же, но более крупными установками, что позволяло людям выживать под шестикилометровой толщей воды и льда. Тонны аргона, необходимые для обеспечения жизни экспедиции, добывались здесь же робокораблем, просеивавшим атмосферу планеты-гиганта, спутником которой была Ильматар.

Установки APOS позволяли жить и работать на дне местного океана. В отместку планета требовала целых шесть дней для подъема со дна. Разница в давлении, составлявшем триста атмосфер внизу и половину стандартной величины на поверхности, означала, что вздумавшего подняться быстро не то что сплющит, а просто разорвет.

Этим риски не ограничивались. Все члены экипажа должны были принимать курс лекарств, нейтрализующих негативное влияние высокого давления. Каждый день на станции «Хитоде» укорачивал жизнь Роба на неделю.

Оставив APOS включенной (микропроцессору хватало ума качать ему воздух из помещения), Роб натянул три пары перчаток, пристегнул плавники, надел пояс с утяжелителями, включил наплечный фонарь, присел на корточки спиной к бассейну и аккуратно кувырнулся в воду. Вместо леденящего холода ощутил приятную прохладу и поддул еще воздуха внутрь гидрокостюма, чтобы продержаться на плаву, пока не придет Анри.

Приказав дронам следовать за ним на расстоянии четырех метров, Роб открыл на лицевой панели маленькое окно для их видеосигнала. Проверил собственную наплечную камеру. Все было в норме.

На часах было уже 19:20. Где Анри?

Керлерек неуклюже ввалился в ныряльную десять минут спустя. Громоздкий скафандр делал его похожим на большую черную жабу. Крышка из пеноматериала, которая должна была прикрывать лицевую панель, свисала на грудь, и Роб видел, что француз весь красный и истекает потом. Анри вразвалку доковылял до края бассейна и бултыхнулся спиной вперед, подняв фонтан брызг. Через мгновение он вынырнул на поверхность рядом с Робом.

– Боже, ну и жарища в этой штуковине. Не поверишь, как же в ней жарко! В кои-то веки я воде рад. Все

взял?

– Все. Только как ты собираешься снимать в этой штуке? Камера мгновенно разрушит эффект невидимости.

– Я с большой камерой возиться не собираюсь. Снимать будешь ты – издалека. Плюс есть пара микрокамер в шлеме. Одна смотрит вперед, захватывая то, что вижу я, другая направлена на мое лицо. Подключайся!

Они установили лазерное соединение, и Роб вывел на лицевую панель еще два окна. В одном был виден он глазами Анри – бледная кожа и небритые щеки под пузырем шлема, в другом – сам Керлерек крупным планом. Огромное подсвеченное зеленым лицо в каплях пота напоминало Волшебника из страны Оз после трехдневного запоя.

– Давай выберемся наружу и опробуем мой костюм твоим эхолокатором. Ты не сможешь меня обнаружить!

Честно говоря, в этом Роб сомневался. Неизвестные ему русские вполне могли срубить пару миллионов швейцарских франков, всучив Анри и его спонсорам из «Сьянс монд» неудавшийся образец или подделку.

Они оба нырнули, оказавшись под первым блоком всего в паре метров от дна. Пробивавшийся из бассейна свет, вычерчивал в мутной воде бледный конус, а вокруг лежала густая тьма.

Анри двинулся прочь от станции, не выключая лобовой фонарь и проблесковый маячок, пока они не отплыли на несколько сотен метров.

– Отлично, – сказал он наконец, – начинай запись.

Роб направил на него камеру и зафиксировал.

– Ты в кадре.

Обычный голос француза тут же сменился спокойным, задушевным и всезнающим тоном Анри Керлерека, звезды научпопа.

– Итак, я нахожусь посреди непроглядно-темного океана планеты Ильматар и готовлюсь протестировать суперсовременный бесшумный гидрокостюм, который позволит мне приблизиться к местным жителям, оставшись незамеченным. Сейчас я закрою лицевую панель специальным звукоизоляционным покрытием. Мой оператор попытается обнаружить меня с помощью гидролокатора. Поскольку ильматариане обитают в полностью лишенной света среде, они не чувствительны к его видимому спектру, так что я оставлю включенными лобовой фонарь и проблесковый маячок.

Роб открыл окно, передающее изображение с эхолокатора, и начал запись. Сначала в пассивном режиме – на основании внешних шумов и рисунка помех компьютер выстроил не слишком четкий образ окрестностей. Ни следа Анри, хотя Роб мог видеть, как покачивается его лобовой фонарь, когда тот проплывал взад-вперед в десяти метрах от него.

«Неплохо, – нехотя сказал себе Роб. – Эти русские кое-что понимают в глушении эхосигналов». Он решил попробовать активный локатор и дал пару пробных импульсов. Картина окрестностей сделалась четкой, скалы и дно замерцали цветом, складываясь в фантасмагоричный пейзаж, в котором зеленый был мягкой поверхностью, а желтый – твердой. Сам океан оставался полностью черным. Силуэт Анри вырисовывался на фоне него едва заметной темно-зеленой тенью. Даже при компьютерном синтезе активного и пассивного сигналов он оставался практически неразличимым.

– Великолепно! – провозгласил Анри, когда Роб передал ему картинку. – Я же говорил: абсолютно невидим! Разумеется, мы отредактируем эту часть – будет лишь картинка с сонара и мои пояснения за кадром. А теперь пошли. Путь предстоит неблизкий.

* * *

Научное общество Горькой Воды просыпается. Слуги Долгощупа снуют по дому, прислушиваясь у входа в гостевые спальни, и сообщают тем, кто уже не спит, что завтрак накрыт в главном зале.

Просыпаться к накрытому столу – роскошь, и Широкохвост наслаждается ей, как хорошей едой. Дома у него все бы умерли с голоду, доверь он приготовление завтрака подмастерьям. Он сразу начинает беспокоиться: как там без него? Эти трое, конечно, не слишком глупы и вполне способны присмотреть за системой труб и посевами – если только все идет как надо. Широкохвост волнуется: а если прорвет трубу или спутаются сети? Он уже представляет возвращение домой к руинам и хаосу.

А вот у Долгощупа очень уютно. Настоящий дворец! Источник Горькой Воды не сравнится по величине с Бесконечным Изобилием или другими крупными поселениями, зато Долгощуп владеет им целиком. Все в радиусе десяти кабельтовых принадлежит ему. С целой армией слуг и наемных работников даже его подмастерьям вряд ли часто приходится самим поднимать клешню.

Широкохвост не хочет пропустить завтрак. Кладовые Долгощупа так же богаты, как и все поместье. Направляясь к главному залу, Широкохвост вновь восторгается обильной растительностью на полу и стенах. У него на трубах и то растет меньше. Интересно, дело только в количестве хозяйственных отходов или Долгощуп настолько богат, что может направить излишек теплой воды прямо в дом? Ни того ни другого Широкохвост, с его зябкими владениями и сомнительными правами на поток, себе позволить не может.

Чем ближе к главному залу, тем сильнее вода пропитана запахами разнообразной пищи. Судя по звуку, с полдюжины членов Общества уже здесь. О кухне Долгощупа многое говорит тот факт, что единственный звук, который услышал Широкохвост, – шум работающих челюстей.

Он втискивается между Гладкошкуркой и тихим типом, имя которого не может вспомнить, пробегает усиками по лежащим перед ним яствам и чувствует еще больший восторг, перемешанный с завистью. Тут лепешки из прессованного кислолиста, цельные яйца тягачей, свежие желеперья и мелкие ползуны, названия которых он не знает. Аккуратно нанизанные на шипы, они все еще извиваются.

Широкохвост помнит подобный пир лишь раз: когда наследует поместье Песчаный Склон и дает поминальный обед в честь старого Плоскотела. Он тянется за третьим желейным пером, когда Долгощуп в дальнем конце зала громко щелкает клешней, привлекая внимание.

– Я хочу предложить Обществу небольшую экскурсию, – говорит он. – В десяти кабельтовых вверх по течению от моих границ есть небольшой источник. Вода в нем слишком холодна и горька, чтобы стоило подводить трубы. Я не позволяю работникам ставить там сети и помню, как встречаю пару-тройку любопытных существ, кормившихся у источника. Предлагаю отправиться туда: возможно, нам удастся найти что-нибудь примечательное.

– Можно испытать там методику Остробрыжа по измерению температуры воды, – предлагает Гладкошкурка.

– Отличная идея! – одобряет Долгощуп.

Остробрыж бормочет что-то об отсутствии необходимого оборудования, но остальные быстро его переубеждают. После окончания трапезы – Широкохвост замечает, как кое-кто из компании прячет лакомства в поясной мешок и утаскивает себе последнее яйцо тягача, – все направляются к камням на границе владений Долгощупа.

Плыть выходит куда быстрее, чем идти по дну, так что компания книжников движется чуть выше расставленных сетей. С такой высоты Широкохвост лишь в общих чертах представляет то, что находится ниже, но владение слышится ухоженным и аккуратным – тщательно спланированная сеть каменных труб разбегается от основного источника, разнося теплую и насыщенную питательными веществами воду к многочисленным колониям растительности и микроорганизмов. На протечках труб, отходах плантации и домохозяйства питаются тучи мелких плавунов, в свою очередь привлекая из холодных вод созданий побольше. Широкохвост с одобрением отмечает, как удобно расположены сети – ступенчатыми рядами вдоль основного течения. С

легкой завистью прикидывает, что один улов сетей должен приносить Долгощупу такой же доход, как его собственное владение целиком.

За пограничными камнями группа инстинктивно сбивается плотнее. Разговоры стихают, все старательно вслушиваются, прощупывая окрестности эхосигналами. Замыкающий группу Долгощуп уверяет их, что в окрестностях его источника нет ни бандитов, ни падальщиков, но даже он раз или два на всякий случай посылает проверочный импульс. Правда, все, что они обнаруживают, – несколько диких личинок, стремительно улепетывающих при приближении взрослых.

* * *

По дороге к поселению у источника Анри и Роб говорили мало. Все их внимание было сосредоточено на навигационных дисплеях внутри шлемов. Ориентироваться на Ильматар обманчиво легко: возьми пеленг по инерциальному компасу, задай курс импеллеру – и вперед. Но порой Роб задумывался, что бы они здесь делали без электроники. Звезды закрывал километровый слой льда, о сколько-нибудь существенном магнитном поле у этой планеты говорить не приходилось. Даже верх от низа удавалось отличить, только включив прожектор, и при условии, что ты видишь дно и не попал в скопление ила. Но, чтобы оставаться на одной глубине, требовались данные эхолокатора и датчиков давления. Без навигационных приборов человек на Ильматар был слеп, глух и беспомощен.

К пяти утра они почти добрались до поселка.

– Теперь только видео, – сказал Анри. – Нам стоит вести себя как можно тише. Сможешь снимать с сотни метров?

– Потом придется вычистить шумы и повысить четкость, но да, вполне.

– Отлично. Вставай там… – Анри неопределенно махнул рукой в темноту.

– Где?

– Возле горы валунов, пеленг… пеленг, гм, сто, метрах в пятидесяти отсюда.

– Допустим.

– Стой там и чтоб ни звука! Я иду к источнику. Пусть за мной следует один из дронов.

– Хорошо. Что ты собираешься делать?

– Прогуляюсь к поселению.

Покачав головой, Роб нашел относительно удобное место между камней. Дожидаясь, пока уляжется ил, он заметил, что валуны не были естественным выходом породы: камни носили следы обработки и, похоже, были остатками какого-то сооружения. Кое-где даже сохранились резные узоры. Роб постарался все заснять: ксенологи «Хитоде» прикончили бы его за упущенную возможность.

Анри шагал, поднимая облака ила. Пока он не прекратит взбаламучивать воду, от большой камеры толку не будет, так что Роб целиком положился на беспилотников. Один из них следовал за Анри метрах в десяти, второй завис над ними, направив объектив вниз.

Из-за частиц ила в воде лазерное соединение работало с помехами, но Робу и не нужна была особая четкость. Изображение с камер дронов сохранялось в их памяти, так что ему достаточно было не выпускать машинки из виду. Так как он успел расположиться с комфортом и освободить руки, то вызвал виртуальный джойстик, чтобы не полагаться только на голосовые команды или ужасно неудобное управление глазами.

– Ты посмотри! – воскликнул вдруг Керлерек.

– Что? Где?

Объектив впередсмотрящей камеры качнулся вверх, и в кадре показались восемь ильматариан, плывущих строем метрах в десяти от дна. Все были взрослыми, на всех – ремни и портупеи, на которых они таскали поклажу. Один или двое держали копья. С тех пор как первый беспилотник передал из-подо льда изображение ильматариан, было принято сравнивать их с гигантскими омарами, но, наблюдая своими глазами, как они проплывают вверху, Роб был готов поспорить. С огромными хвостовыми плавниками и затупленной головой, аборигены больше походили на бронированных китов-белух. Взрослые достигали трех-четырех метров в длину. У каждого – по дюжине конечностей, аккуратно прижатых к нижней части панциря: шесть задних ходильных ног, четыре ногочелюсти посередине и большие клешни, как у богомола, на передней паре. Кроме того, у них имелись кормовые усики, позволявшие наскабливать пищу, и длинные щупальца под головой. Сама голова представляла собой гладкий, лишенный черт купол, расширявшийся над шеей подобно немецкому шлему времен Второй мировой, за который ильматариане и получили свое научное название – Scalletocephalus structor. Пассивные микрофоны Анри улавливали щелканье, хлопки ильматарских сонаров и отдельные пронзительные сигналы, похожие на писк клавесина.

Люди следили, как группа проплывает над головой Керлерека.

– Что они делают, как думаешь? – спросил Роб.

– Точно не знаю. Возможно, это охотничий отряд. Я за ними.

Оператор хотел возразить, но сразу понял бесполезность затеи:

– Не уходи далеко.

Анри оттолкнулся от дна и поплыл следом за ильматарианами. Человеку, даже при плавниках, было нелегко поспевать за ними. Анри начал задыхаться и обливаться потом уже через несколько минут преследования, но не сдавался.

– Останавливаются, – с облегчением сказал он десять минут спустя.

Местные жители направлялись к небольшому кратероподобному образованию, которое компьютер Роба определил как источник Мори-3б. Через камеры дронов было видно, как Анри подкрадывается к аборигенам. Сперва он неуклюже пытался быть незаметным, потом плюнул на все и попросту влез между ними. Роб ожидал какой-то реакции, но ильматариане, казалось, были слишком заняты своими делами.

* * *

Скалы нет. Широкохвост помнит здесь гору из старых панцирей, спаянных вместе грязью и отложениями источниковой воды: она в пяти щупальцах от него поперек течения. Теперь ее нет. Не подводит ли его память? Он шлет новый сигнал. Вот же она, ровно там, где и должна быть.

Странно. Он делает шаг к скоплению панцирей.

– …ты меня слышишь? Широкохвост! – Это Долгощуп. Он выныривает ниоткуда прямо перед носом Широкохвоста и заметно взволнован.

– Я здесь. Что не так?

– Ничего, – говорит Долгощуп. – Я ошибся.

– Постой. Расскажи.

– Очень странно. Я помню, как слышу тебя возле камней, а потом – внезапная тишина. Будто тебя там нет. Помню, как шлю сигнал за сигналом и не слышу ответа.

– Я припоминаю похожее ощущение. Скала есть – и вот ее нет.

К ним приближается Гладкошкурка.

– Что происходит?

Выслушав объяснения, она спрашивает:

– Здесь не может быть отражающего слоя? Там, где горячая вода смешивается с холодной, такое случается.

– Я не чувствую, чтобы температура воды менялась, – говорит Долгощуп. – А течение здесь достаточно сильное для равномерного перемешивания.

– Послушаем, – предлагает Широкохвост. Они молча становятся хвост к хвосту, развернувшись головами в разные стороны. Широкохвост расслабляется, позволяя звукам извне выстроить в его мозге картину происходящего. Кто-то карабкается на скалу чуть в стороне – возможно, Остробрыж тащит свои горшки с теплочувствительными растениями.

Круглоголов и тихий тип болтают между собой в полукабельтове от них. Точнее, болтает Круглоголов, а его собеседник время от времени вежливо щелкает клешней. Еще двое шуршат сетями выше по течению.

Но есть еще кое-что. Что-то движется неподалеку. Широкохвост не может его услышать, но оно перекрывает другие звуки, нарушая картину. Он прикасается к ноге Гладкошкурки:

– Необычный эффект в воде передо мной, медленно перемещается слева направо.

Она поворачивается и слушает в том направлении, пока Широкохвост выстукивает то же сообщение по панцирю

Долгощупа.

– Думаю, я слышу то, что ты имеешь в виду, – говорит Гладкошкурка. – Будто огромный ком очень мягкой грязи или глыба известняка.

– Точно, – подтверждает Широкохвост, – если не считать того, что он движется. Я пошлю импульс, – он изо всех сил напрягает мышцу-резонатор и посылает такой мощный сигнал, что несколько мелких плавунов замирают, оглушенные у него над головой. Остальные члены Общества бросают свои дела.

Он отчетливо слышит весь простирающийся вокруг пейзаж: тупо молчит грязь, резким эхом отзываются скалы, островки растительности звучат смазанно и приглушенно. А прямо по центру, всего в нескольких щупальцах перед ним, в воде пустота. Что бы это ни было, оно большое, почти с молодую взрослую особь, и стоит вертикально, словно пограничный камень.

* * *

Анри вошел в раж. Закадровый текст он гнал уже на ходу, временами забывая переключиться на дружелюбный и умудренный дикторский тон и разражаясь счастливым кудахтаньем. Роб тоже был взбудоражен, наблюдая через камеры, как Анри подходит к ильматарианам почти вплотную.

– А теперь мы видим группу аборигенов, собирающих пищу вокруг одного из горячих источников на дне океана. Некоторые из них используют самодельные сети для ловли рыбы, в то время как эти трое, находящиеся ближе всего ко мне, очевидно, соскабливают водоросли со скал.

– Анри, ты опять используешь земные названия. Это не рыба и не водоросли.

– Сейчас без разницы. Если понадобится, потом я наложу правильный текст. Зрители поймут меня лучше, если я буду использовать привычные им слова. Потрясающе, правда? Я мог бы потрепать их по спине, если бы захотел.

– Не забудь, никакого контакта!

– Да-да, – и снова тон медиазвезды: – Точная природа социальной организации ильматариан до конца не изучена. Мы знаем, что они живут сообществами до ста особей, распределяя между собой обязанности по производству пищи, ремеслам и обороне. Добыча, которую эти особи доставят в свое сообщество, будет разделена поровну между всеми его членами.

– Анри, нельзя такое сочинять из головы. Кто-то из зрителей наверняка захочет проверить. Мы не знаем, как именно они распределяют ресурсы.

– Значит, мы не можем быть уверены, что это неправда. Робер, люди не хотят слышать, что инопланетяне похожи на нас. Они хотят истории о мудрых ангелах и благородных дикарях. Кроме того, я уверен, что прав. Ильматариане ведут себя в точности как ранние человеческие общины. Не забывай, по образованию я археолог и это могу отличить!

Он снова натянул маску ведущего:

– Выжить в этих ледяных водах непросто. Ильматарианам приходится использовать каждый доступный источник энергии, чтобы избежать голода. Сейчас я собираюсь подойти ближе, чтобы взглянуть на них за работой.

– Не перестарайся. Они могут тебя учуять или еще что.

– Я осторожен. Как качество картинки?

– Вода мутная. Я пустил дрона снимать тебя сверху, но единственное четкое изображение идет с камеры твоего шлема.

– Тогда я наклонюсь, чтобы было лучше видно. Как теперь?

– Лучше. Крутой материал! – Роб проверил картинку с дрона. – Эй, Анри, а почему они все уставились в твою сторону?

* * *

– Мы обязаны его поймать, – говорит Долгощуп. – Не припомню книг о чем-то подобном.

– Как поймать то, что мы едва можем обнаружить? – спрашивает Широкохвост.

– Окружим его, – предлагает Гладкошкурка и подзывает остальных. – Сюда, скорее! Вставайте в круг.

Выщелкивая бесчисленное множество вопросов, остальные члены Общества Горькой Воды собираются вокруг них – кроме Остробрыжа, слишком занятого установкой вокруг источника своих теплоуловителей.

– Продолжайте непрерывно сигналить, – говорит Долгощуп. – Как можно громче. У кого сеть?

– Вот она! – откликается Дранолап.

– Хорошо. Ты можешь его обнаружить? Набрасывай сверху!

Тварь начинает лениво всплывать, поднимая со дна осадок и рассекая воду хвостом со слабым, но различимым шумом. Под руководством Долгощупа члены научного общества выстраиваются вокруг нее, как солдаты, охраняющие караван. Дранолап подплывает сверху, держа сеть наготове. Мгновение борьбы – тварь пытается увильнуть в сторону – и ученые сжимают круг.

Она прорывает сеть острым когтем и бьет ногами. Широкохвост чувствует, как коготь скользит по его панцирю.

Подходят Долгощуп и Круглоголов с веревками наготове – и вскоре конечности существа обездвижены. Оно оседает на дно.

– Полагаю, нужно доставить его в мою лабораторию, – высказывается Долгощуп. – Я уверен, мы все хотим изучить это примечательное создание.

Тварь продолжает рваться, но сеть и веревки достаточно прочны. Кем бы оно ни было, это существо слишком тяжело, чтобы с ним плыть, поэтому Научное общество, нагруженное добычей, идет по дну, а Долгощуп устремляется вперед, чтобы позвать на помощь слуг. Никто не прекращает сигналить, опасаясь, что рядом таятся другие странные и молчаливые существа.

* * *

– Робер! Бога ради, помоги мне!

Лазерное соединение забивали помехи: его перекрывали то сеть, то ильматариане, то ил. Видеоизображение Анри превратилось в серию статичных кадров, отражавших ужас, панику и отчаяние.

– Не бойся! – отозвался Роб, хотя совершенно не представлял себе, что делать. Как он мог вызволить Анри, не обнаружив себя и не нарушив к чертям все протоколы о контакте? Даже если он себя обнаружит, как справиться с полудюжиной матерых аборигенов?

– О, mon Dieu![1 - Мой Бог! (Фр.)] – Анри начал бормотать по-французски нечто напоминающее молитву. Роб отключил звук, чтобы подумать в тишине, а еще потому, что казалось неправильным подслушивать в такие моменты.

Он пытался прикинуть варианты. Позвать на помощь? Слишком далеко от станции, субмарина будет добираться не меньше часа. Ринуться в бой самому? Робу отчаянно не хотелось этого делать, и не только потому, что это было бы нарушением правил о контакте. С другой стороны, признавать себя трусом тоже неприятно. Пропустим пока этот вариант…

Отвлечь напавших? Это могло сработать. Стоит попытаться, по крайней мере. Роб велел дронам развить максимальную скорость и порылся в библиотеке компьютера в поисках подходящего аудио. «Полет валькирий»? «О, Фортуна»? Нет времени умничать: он выбрал первый пункт в плейлисте и врубил Билли Холидей на полную мощность динамиков дрона.

Камеры Роб оставил рядом с импеллером Анри, а на своем подобрался к группе ильматариан поближе.

* * *

Широкохвост слышит странные звуки первым и предупреждает остальных. Шум исходит от пары незнакомых ему плавучих существ, быстро приближающихся слева. Звук не похож ни на что из знакомого Широкохвосту, – смесь низких тонов, свиста, жужжания и треска. Все подчиняется некоему ритму, и Широкохвост уверен: это крики животных, а не просто шум.

Плавуны проходят почти над головами, затем вдруг синхронно разворачиваются для нового броска, точно дрессированные животные на выступлении.

– Эти существа принадлежат Долгощупу? – спрашивает Широкохвост у остальных.

– Не думаю, – отвечает ему Гладкошкурка. – Не припомню, чтоб видела их в доме.

– Есть у кого-нибудь сеть?

– Не жадничай, – говорит Круглоголов. – У нас ценная добыча. Не стоит ей рисковать, пытаясь ухватить кого-то еще.

Широкохвост собирается возразить, но понимает,

что Круглоголов прав. Первый пленник определенно важнее. И все же…

– Предлагаю вернуться сюда за ними после того, как поспим.

– Решено!

Плавуны продолжают носиться над головами и вопить, пока не появляются слуги Долгощупа, чтобы помочь донести добычу.

* * *

Роб надеялся, что ильматариане в панике разбегутся от дронов, но те едва их заметили, даже при максимальной громкости звука. Он не знал, были ли они слишком тупы, чтобы обратить внимание на незнакомый объект, или достаточно умными, чтобы не отвлекаться.

Он прибавил скорость, приближаясь к маленькой группе. Достаточно церемоний! Фонарь Анри маячил метрах в пятидесяти впереди: световое пятно подпрыгивало и качалось в такт движениям аборигенов. Роб замедлил ход, остановившись в десяти метрах от группы. Два больших прожектора на импеллере позволяли отчетливо их различать.

Довольно нежничать и скрываться! Он включил гидрофон скафандра:

– Эй!

На случай проблем в правой руке он зажал универсальный нож.

* * *

Широкохвост рад избавиться от странного существа. Он устал и голоден, и все, чего он хочет, это оказаться дома у Долгощупа и закусить пастой из прожилочника и вываренной в горячей воде икрой.

Потом он слышит новый звук. Жалобный вой сопровождается бурлением воды. Слева, примерно в трех длинах тела, плывет что-то крупное. Оно издает громкий крик. Пойманное существо начинает биться сильнее.

Широкохвост прощупывает нового гостя сигналом. Тот весьма необычен. Тело у него цилиндрической формы, как у разломника, но от спины отходит пучок соединенных конечностей, покрытых мягкой кожей. Тварь издает новый крик и размахивает парой ног.

Широкохвост направляется в ее сторону, пытаясь понять, что это за зверь.

Может, это не одно, а два существа? А что оно делает? Пытается защитить свою территорию? Широкохвост держит собственные клешни сложенными, чтобы не выказывать угрозу.

– Осторожно! – кричит Долгощуп.

– Не волнуйся, – он останавливается, но, очевидно, он и так уже слишком близко. Существо кричит снова и идет в атаку. Широкохвост не хочет, чтобы книжники с Горькой Воды видели его бегство, поэтому расставляет клешни и поджимает ноги, готовый сцепиться с неизвестным чудовищем.

Перед тем как налететь на него, неизвестная тварь резко меняет курс и исчезает. Тщательно прислушиваясь на случай, если она вернется, Широкохвост возвращается к членам общества, и они продолжают путь к жилищу Долгощупа.

Никто не может припомнить более странной прогулки. Долгощуп кажется ужасно довольным.

* * *

Роб остановил импеллер и подождал дронов. Что делать дальше, он понятия не мел. Отпугнуть ильматариан не удалось, а напасть на них он не мог: что бы ни случилось с Анри, Роб не хотел быть первым землянином в истории, причинившим вред инопланетянину.

Видеоканал по-прежнему был открыт. Лицо Анри казалось довольно спокойным, почти безмятежным.

– Анри? – позвал Роб. – Я испробовал все, что мог придумать. Я не могу тебя вытащить. Их слишком много.

– Все в порядке, Робер, – отозвался Анри. Его голос звучал неожиданно весело. – Я не думаю, что они собираются причинить мне вред. Иначе зачем бы им понадобилось столько возиться, пытаясь изловить меня живым? Слушай, я думаю, они поняли, что я разумное существо, такое же, как они. Это первый настоящий контакт с ильматарианами. Я буду послом человечества.

– Ты думаешь? – В кои-то веки Роб надеялся, что Анри прав.

– Уверен. Оставь канал открытым. Пусть все увидят, как вершится история.

Пока ильматариане затаскивали Анри в большое беспорядочное строение у источника Мори-3а, Роб подвесил над ним одного из дронов как передатчик. Исчезая внутри, Анри ухмыльнулся на камеру.

* * *

Загадочное существо уложено на полу Долгощупова кабинета, хозяин приближается к нему. Остальные толпятся вокруг, наблюдают и готовы помочь. Широкохвост держит новую смотку и ведет запись. Долгощуп начинает:

– Наружный покров толстый, но эластичный и практически идеально поглощает звук. Самый громкий сигнал едва вызывает какое-то эхо. Конечностей четыре. Передняя пара, судя по всему, кормовая, в то время как задняя, очевидно, служит одновременно и как ходильные ноги, и как нечто вроде двойного хвоста для плавания. Круглоголов, известны ли вам записи о подобных существах?

– Я определенно не припоминаю таких. Похоже, это создание абсолютно уникально.

– Пожалуйста, запишите это, Широкохвост. Первый надрез я делаю вдоль брюшка. При нарушении целостности покрова выходит огромное количество пузырьков. Существо реагирует весьма энергично – проверьте, надежны ли веревки. Наружный покров отслаивается очень легко, соединительная ткань отсутствует как таковая. Под ним я обнаруживаю нечто вроде еще одного слоя. Внутренние полости существа удивительно теплые на ощупь.

– Бедное создание, – говорит Дранолап. – Мне не хочется причинять ему боль.

– Никому из нас не хочется, я уверен, – говорит Долгощуп. – Надрезаю следующий подслой. Он исключительно плотный и волокнистый. Вновь слышу выход пузырьков. Температура сверхъестественно высока – точно вода в трубах недалеко от источника.

– Как оно может существовать при такой температуре? – удивляется Круглоголов.

– Вы ощущаете запах крови, Долгощуп? – уточняет Остробрыж.

– Нет, крови я не чувствую. В воде есть странный привкус, но полагаю, это от тканей и межтканевого пространства. Отсоединяю подслой. Невероятно! Под ним присутствует еще один слой. Здесь абсолютно другая текстура – мясистая, а не волокнистая, и очень теплая. Я ощущаю дрожь и судорожные движения.

– Кто-то хоть раз слышал такие звуки? – спрашивает Гладкошкурка. – Не похоже ни на одно из известных мне животных.

– Я помню, та, другая тварь звучала похоже, – отвечает Широкохвост.

– Прорезаю и этот слой. Ага, наконец мы добрались до внутренностей! Кровь имеет весьма странный вкус. Подойдите все и ощутите, как горячо это существо. И вот это! Какая-то твердая структура внутри плоти.

– Оно больше не двигается, – замечает Круглоголов.

– Давайте теперь исследуем голову. Кто-нибудь, помогите мне отсоединить панцирь. Просто тяните. Отлично. Благодарю вас, Дранолап. Сколько пузырьков! Интересно, что это за структура?

Широкохвост ведет запись так быстро, как может, затягивая неровные узелки, чтобы поспеть за Долгощупом. Его переполняет восторг. Это фантастически важное открытие, и он в числе первых приложит к нему клешню. Присоединение к Научному обществу Горькой Воды – лучшее, что он помнит в жизни. Широкохвост воображает новые свершения в будущем.

Глава вторая

Обратный путь был ужасен. Перед глазами Роба вновь и вновь вставали обстоятельства гибели Анри. До станции он добрался на несколько часов позже, чем они рассчитывали, измотанный до предела и почти не в себе. Слабым утешением было то, что ему не пришлось никому рассказывать о случившемся – для этого имелась видеозапись.

Последствия его, конечно, не миновали. Но, так как ближайший корабль снабжения ожидался только через двадцать месяцев, возмездие затянулось. Роб знал, что его вернут на Землю, и подозревал, что больше в космос не отправится.

Никто его не винил, по крайней мере, в открытую. После короткого доклада доктор Сен окинул Роба

взглядом поверх своих маленьких, как у Ганди, очков:

– Должен сказать, что вы оба поступили весьма безответственно. Но я уверен, ты это понял и без меня.

Сен также удалил ленту «Смерть А. К.!» из станционной сети, но, должно быть, у кого-то осталась копия. На следующий день неизвестные подкинули ее в компьютер Роба, добавив последний пункт: «Вот бы ильматариане сцапали его и расчленили». Теперь это уже не казалось смешным.

После гибели Анри Роб провалялся в постели почти неделю. Сначала действительно был измотан, потом – подавлен, а в последнюю пару дней – просто боялся, что будут говорить о нем люди. Анри никто не любил, но Роб не думал, что ему предстоит принимать поздравления. Поэтому он отсиживался в каюте, выходя только во время ночной вахты, чтобы запастись едой и пошарить по станции.

Доктор Сен и Элена Сарфатти, офицер медицинской службы, заглядывали к нему на несколько минут каждый день. Сен все еще готовил официальный отчет и постоянно расспрашивал о каждой минуте с того момента, как Анри показал ему скафандр, и до того, как Роб вернулся на станцию в одиночестве.

Допрос, правда, казался скорее нудным, чем тяжелым: самое страшное осталось на видео, и об этом говорить не приходилось.

С доктором Сарфатти все было хуже: она хотела, чтобы Роб говорил с ней о своих чувствах.

– А можно мне просто антидепрессантов дать?

– Только если объяснишь, почему тебе кажется, что ты в них нуждаешься.

– Потому что я слышал, как кричит парень, которого вскрывают инопланетяне!

Обычно они полчаса кружили вокруг да около, прежде чем она выдыхалась и отдавала таблетки. Иногда это были антидепрессанты, иногда – транквилизаторы, а однажды доктор Сарфатти заставила его принять стимулятор памяти. И это было ошибкой: следующие шестнадцать часов каждый раз, когда Роб вспоминал об Анри (а, отсиживаясь в своей комнате, ему особо не о чем было думать), в его голове немедленно всплывала полная и очень детальная картина всего произошедшего.

Неделю спустя Роб наконец вернулся к работе – скорее, от скуки. С молчаливой поддержки Сена он перестроил свое расписание, чтобы свести к минимуму встречи с экипажем. Пристрастился работать в ночную смену, отсыпался днем и сидел в своей каюте, пока остальные не отправлялись спать. Еду ему оставляли на камбузе, где ее было легко разогреть. Казалось, Роб вернулся на старшие курсы, с их свободным посещением и учебой по ночам.

* * *

Широкохвост не помнит себя от усталости, когда добирается до Бесконечного Изобилия. Селение выглядит ровно так, каким он его помнит: высокий холм в два кабельтова в поперечнике, на вершине – главный источник, накрытый каменным куполом, и от него разбегаются трубы, питая систему меньших каналов. Каждая принадлежит одному из землевладельцев, ее диаметр установлен законом; нарушение потоковых прав – это преступление и настоящий грех.

По нижним склонам холма и на равнине вокруг источника пограничные камни отмечают пределы владений. Все вокруг покрыто ответвлениями трубопроводов, вдоль которых размещаются посевы сельскохозяйственных культур, в зависимости от предпочитаемой температуры и скорости потока.

Владение Широкохвоста – Песчаный Склон – находится на широкой стороне холма, куда холодное течение с диких земель наносит ил. Когда он минует пограничные камни, даже вода начинает пахнуть по-новому: знакомо и успокаивающе. В своем имении Широкохвост наконец расслабляется. Как и все землевладельцы, он по-настоящему спокоен только в пределах собственных границ.

Как обычно он приподнимается, выпрямив ноги, и дает громкий сигнал, проверяет, все ли в порядке. Дом откликается уверенным и – к сожалению – слишком чистым эхо. Сеть труб работает тихо: ни шуршания протечек, ни бурления засоров.

Трубопровод Широкохвоста непохож на остальные в Бесконечном Изобилии. Он использует математические модели, основанные на пропорциях кровеносных сосудов крупных животных, чтобы выверить диаметр ответвлений. Его урожаи почти на одну восьмую больше, чем у бывшего хозяина, Плоскотела, но все равно меньше, чем на любом другом участке в селении.

Дом стоит посередине имения: три длинных зала со сводчатыми каменными крышами для защиты. Трубы подводят к нему теплую воду, а ниже по течению слив поддерживает буйный рост жесткопера. Широкохвост пересекает границу и дает сигнал, чтобы привлечь внимание. Достигнув двери, он скидывает смотки и вещевые мешки, затем снова громко зовет подмастерьев. Никакого ответа.

Как всегда… Без сомнения, развлекаются где-то с другими подмастерьями и арендаторами, вместо того чтобы работать. Широкохвост вылезает наружу и прислушивается. Из дома собраний, что в центре селения рядом с куполом, доносится гул множества голосов. Что-то обсуждают? Широкохвосту сейчас совершенно не до собраний. Но он землевладелец, и будет неправильно остаться дома.

Общий дом переполнен, односельчане теснятся панцирь к панцирю. От разговоров и щелчков сонаров стоит невыносимый шум.

Широкохвост с трудом прокладывает себе путь в заднюю часть помещения, на свое любимое место в углу, где плита из пористого камня заглушает часть эха. Если еще этот невежа Толстоног с Песчаной Долины прекратит потирать ногочелюсти, то удастся услышать, о чем речь.

На месте докладчика Гребнеспин 58-й с Жесткого Уступа, вцепился в камень всеми восемью ногами, точно боится, что сейчас его оттуда стянут. Впрочем, могут и попытаться, если он не перестанет пыжиться и нести чушь. Слушатели давно скучают и думают о еде – крикуны в задних рядах начинают сигналить в унисон, пытаясь создать стоячую волну и полностью заглушить выступающего.

– Открытая вода принадлежит всем! Возьмите любой прецедент! Все, что выше уровня поднятой клешни, – общая вода. А значит, улов высоких сетей не принадлежит владельцу земли, а должен идти в общие кладовые.

– Сети сами на шесты не наденутся! – кричит кто-то. – Если высотный улов пойдет в общие кладовые, какой смысл нам маяться с их установкой?

– Тогда купим на общие деньги несколько неводов, и пусть молодняк их тягает! – отмахивается Гребнеспин. – Улов будем делить на всех: и землевладельцев, и арендаторов.

Это вызывает бурную реакцию. Около половины собравшихся – арендаторы: плетельщики сетей, резчики по камню, охотники. Ремесленникам по душе мысль получать улов за просто так, и они шумно поддерживают Гребнеспина. Охотники сами не прочь поставить сети над частными владениями, ни с кем не делясь, так что ведут себя потише. Землевладельцам идея не нравится в принципе, и они об этом говорят. Подмастерья шумят ради шума, надеясь, что разразится драка.

Широкохвост недоволен затеей Гребнеспина сильнее многих других. Песчаный Склон расположен на верхней окраине поселения, открыт всем холодным течениям, и поток в его трубах прохладен и слаб. На земле выживают только медленно растущие виды вроде отросточника и жгутоцвета, и бусин за них дают мало. Почти половину дохода Широкохвоста составляет улов, и он только что установил три дорогие высокие сети.

Он ждет, пока уляжется шум, и высказывается прежде, чем Гребнеспин успевает продолжить:

– Как насчет того, чтобы обязать землевладельцев платить ренту за право установки сетей? Например, восьмую

часть улова.

Кому-то идея приходится по душе, но большинство землевладельцев настаивают, чтобы им не мешали ставить на своей земле все, что они хотят, и есть все, что поймают. Охотникам мысль о ренте не нравится – от нее клешней подать до введения сборов на улов в открытой воде, чему они противятся почти на каждом собрании.

Гребнеспин тоже против:

– Если позволить землевладельцам брать в аренду общие воды, те больше не будут общими. Правами улова начнут торговать направо и налево, покупать, продавать и перезакладывать. Вода из общей станет собственностью крупнейших землевладельцев. Я уже вижу общие воды, запруженные сетями, где никто не сможет спокойно плавать.

Теперь охотники расходятся окончательно. Они против всего, что могло бы прорвать трал или запутать оттяжку. А никому из арендаторов не улыбается мысль сделать землевладельцев еще богаче. Широкохвоста моментально оглушают несколькими яростными сигналами. Когда к нему возвращается слух, Гребнеспин уже призывает к голосованию.

Борьба нешуточная. Арендаторы, конечно, поддерживают Гребнеспина. Многие готовы проголосовать за все, что он предложит, как по команде. Нехотя присоединяются и охотники – выступление Широкохвоста убеждает их, что выбирать приходится между общественными сетями и путаницей частных, а от общественных они хотя бы будут получать часть добычи.

После голосуют землевладельцы. Каждый имеет один голос как житель поселения и дополнительные голоса – в зависимости от потоковых прав. У Широкохвоста дополнительно только полголоса, его доля в потоке слишком мала. Но у крупных собственников, таких как Плоскогруд 6-й со Стороны Источника, их до шести. Объединившись, землевладельцы получают решающий перевес и, как правило, могут протолкнуть любое решение, но сейчас они разобщены. Богатых хозяев огромных поместий не особо заботит улов, зато им по нраву идея кормить арендаторов и подмастерьев безо всяких затрат для себя. Кое-кто заодно хочет уверить мастеровых и охотников, что не притязает на общие воды. Мелким собственникам, таким как Широкохвост, план Гребнеспина поперек горла, но голосов у них недостаточно. В конце концов решение проходит с минимальным отрывом.

Следующей выступает Семиножка 26-я с Арочного Камня, предлагает перераспределить потоковые права в зависимости от напора, а не размера трубы. Она говорит об этом на каждом собрании, но ее доводы «за» настолько сложны, что до сих пор никто не может понять, есть ли в идее хоть какой-нибудь смысл. Широкохвост слишком зол, чтобы стоять и спокойно слушать, так что он пробирается к выходу, яростно сигналя взрослым односельчанам, мешающим ему пройти, и отпихивая подмастерьев.

Тишина снаружи оглушает, будто он полностью потерял слух. Какая-то мелюзга спит, свернувшись прямо на дорожке, и Широкохвост отпинывает личинок прочь с совершенно ненужной силой.

Он устал и голоден, а еще предстоит навести порядок в доме, и, чтобы оставаться на ногах, ему не помешала бы парочка «жал». Крупноголовка 34-я со Съестного Дома продает «жала» и не задает лишних вопросов. Ее лавка – через дорогу от дома собраний, на крохотном клочке земли без каких-либо потоковых прав. Передняя часть лавки, по сути, стоит на общей земле, только кухня и личные комнаты Крупноголовки заходят за граничные камни.

Широкохвост пролезает внутрь и стучит по раковине у двери, чтобы вызвать хозяйку. Та появляется сразу же и проверяет комнату эхосигналом.

– Широкохвост? Что собрание, закончилось?

– Осмысленная часть – да. Утвердили дурацкий план Гребнеспина по запрету высоких сетей. А мне нужны стимуляторы.

Крупноголовка приносит ему пару «жал», и Широкохвост кормовыми усиками распечатывает острый конец одного из них.

Легкая боль – и затем приятное покалывание, по мере того как нейротоксин растекается по организму. Он расслабляет напряженные мускулы, придает бодрости. Широкохвост распечатывает второе «жало» и смакует ощущения, затем просит еще одну пару.

После полудюжины «жал» звук собственного пульса почти оглушает. Широкохвост неуклюже роется в сумке одной из ног и с трудом выуживает три бусины. Заплатив Крупноголовке, он неторопливо ползет домой, стараясь двигаться как можно плавнее, но, разумеется, ослабевшие ноги подводят на каждом шагу.

Судя по звукам, из дома собраний начинают расходиться. Широкохвост не задерживается, он устал и голоден, не хочет ни с кем говорить.

Ему почти удается добраться до дома. Широкохвост беспрепятственно пересекает пограничные камни и движется к двери, когда его настигает громкий сигнал, от которого едва не раскалывается панцирь. На общей дорожке за границей поместья стоит Гребнеспин.

– Широкохвост! Сюда!

– Что тебе?

– Я разочарован. Как правило, ты голосуешь в мою пользу.

– Как правило, у тебя хорошие идеи. Теперешняя ужасна. Мне нужны мои высокие сети.

– Но ты получишь долю в общей добыче! Сможешь посвятить свое время другим занятиям и не останешься голоден!

– От собственных сетей я получаю больше. Мелюзга, запутывающая невод, многого не наловит. Они разбегутся или сами сожрут улов.

– Можем поставить кого-нибудь присматривать за ними.

– Этому «кому-то» надо платить. Дороговато, на мой взгляд.

– Ты слишком скуп, Широкохвост.

– Я скуп потому, что у меня холодный и неплодородный участок. Я не могу тратить время и средства на завоевание дружбы арендаторов или подмастерьев!

– Это полезные друзья. Они уравновешивают власть крупных собственников.

– А мелкие собственники вроде меня оказываются в жерновах между теми и другими.

– Это потому, что тебя некому защитить. Если б ты был моим другом, я помог бы отстаивать твои интересы. И мои друзья тоже.

– Отбирая у меня сети? Хватит, Гребнеспин! Мне нужно поесть и поспать.

Гребнеспин придвигается ближе, щелкает тише.

– Я готовлю новое предложение к следующему собранию. Оно повлечет за собой большие перемены. Поддержишь меня – сможешь урвать себе кое-что, может, даже больше потоковых прав.

– Я не собираюсь ничего урывать. Я хочу лишь спокойно пользоваться тем, что у меня есть, и чтобы меня оставили в покое.

– Ты глуп, Широкохвост. Говорят, в Бесконечном Изобилии ты самый умный, но ты только и делаешь, что попусту тратишь время на древние камни и полустершуюся резьбу. У землевладельца должны быть занятия попрактичнее. Политика, например.

– Уйди с моей земли! – сигналит Широкохвост. Его уже тошнит от щедрых обещаний и грандиозных схем, он хочет войти в свой дом и перед сном пропустить между усиков хорошую книгу.

– Не стоит говорить со мной так.

– Вон!

Гребнеспин шагает вперед, за пограничные камни, поднимает клешню – и в измученном, затуманенном «жалами» сознании Широкохвоста взвивается древний инстинкт. Захватчик на моей территории! Он кидается на Гребнеспина и что есть силы толкает его. Гребнеспин складывает клешни и толкает в ответ. Мгновение или два они пытаются оттеснить друг друга, взрывая ногами дорожку в поисках опоры.

Затем один из усиков Широкохвоста попадает в клешню Гребнеспина – щелчок, и пара верхних сегментов оказывается отсечена. Боль окончательно лишает разума. Широкохвост вскидывает одну из клешней и опускает ее острием позади головного щитка Гребнеспина.

Тот не ждет удара, а между участками панциря на голове и спине в этот миг есть просвет. Конец клешни аккуратно взрезает мягкую кожу и глубоко вонзается в плоть под ней.

Оба на мгновение застывают. Широкохвост в ужасе от произошедшего. Гребнеспин бешено водит усиками, но его тело остается неподвижным. Затем Широкохвост выдергивает клешню, и его противник падает замертво.

– Гребнеспин! – сигналит Широкохвост, пытаясь заставить его подняться, но из раны позади головного щитка телесная жидкость хлещет как из источника, а сам Гребнеспин не двигается.

Широкохвост отступает на шаг, во что-то врезается. Это один из пограничных камней. Широкохвост ошалело вслушивается, пытаясь прийти в себя, и новое открытие потрясает его. Тело Гребнеспина – на общей земле, похоже, во время драки они вышли за пределы владений. И если смерть чужака на частной земле – личное дело хозяина, на общей это убийство.

Широкохвост не знает, что делать. Зато знает его тело. Уже слишком долго он не ест и не спит, а после схватки и последних сил не остается. Шатаясь, он проходит мимо пограничных камней на свою территорию и лишается чувств.

* * *

По некоему безмолвному соглашению Роб берет на себя обслуживание дронов и сенсорного оборудования. С Сергеем они общаются, оставляя восковым карандашом записки на двери мастерской. Что до работы оператора, с тех пор как Анри полностью монополизировал его услуги, остальные привыкли вести съемку и обрабатывать изображения самостоятельно.

На пятый день после возвращения к работе Роб стал находить человечков. Первый стоял на скамейке в мастерской: маленькая фигурка из ваты и скотча, пушистая ладонь поднята в приветственном жесте. Роб решил, что Сергей собрал его от нечего делать и, когда закончил работу, оставил фигурку на полке. На следующий день их оказалось уже два: девочка из теста сидела на микроволновке в камбузе, а проволочный танцор балансировал посередине стола, за которым Роб обычно ужинал.

Роб потратил полчаса, чтобы обойти «Хитоде» и проверить, не охватило ли ее обитателей новое повальное увлечение. Может, теперь все делали фигурки, чтобы занять время или украсить станцию? Но других человечков не нашел. В своей каюте во время дневной вахты он пролежал пару часов без сна, снова чувствуя себя четырнадцатилетним и пытаясь понять, не были ли фигурки частью общего злобного плана посмеяться над ним.

На третью ночь их было уже полдюжины. Одна, из обрезков пластика, сидела на раковине в ближайшем туалете, у его каюты во втором блоке. Вторая был в камбузе – ее свернули из листа нори. Третья – вылепленная из герметика – примостилась на спинке стула в мастерской. Еще одна – оригами из фольги – лежала в ящике с инструментами. И проволочный ангел висел над люком во второй блок, где Роб не мог его не заметить, возвращаясь к себе в каюту. Шестой человечек сидел на его подушке. Это была девочка из ватных шариков и фольги: пушистые волосы покрашены в черный, а на маленьком хлопковом лице – крошечная улыбка. Она держала сложенную записку: «Может, позавтракаем в 22:00?»

Роб не умел делать фигурки, но неплохо рисовал от руки. Он пожертвовал страницей из своего дневника и набросал шарж на себя в окружении человечков. Подпись гласила: «Договорились». Повесил рисунок на дверь и лег спать.

Станция жила по 24-часовому расписанию, и для простоты день отсчитывали с начала первой вахты. Так что в 22:00 до подъема даже самых ранних пташек оставался час. В 21:30 Роб закончил налаживать гибкое соединение в одном из дронов и следующие полчаса слонялся, не зная, чем заняться. Отправиться на встречу с таинственным незнакомцем? Принять душ и переодеться?

К 21:45 Роб решил не отступать и встретить таинственного корреспондента лицом к лицу, кем бы он ни оказался. Если кто-то столь изощренно решил макнуть его в дерьмо из-за смерти Анри, то он был полной задницей, и ему следовало сказать об этом прямо в глаза.

В 21:50 Роб весь на нервах сидел в камбузе, думая, не были ли человечки дурацкой шуткой. Но ровно в 22:00 появилась Алисия Неогри и щелкнула выключателем.

– Почему ты сидишь в темноте? – спросила она.

– О, я…

– Залег в засаде, чтобы подсмотреть, кто придет? – Она поставила на стол человечка, сделанного из пластиковых трубочек. – Что у нас на завтрак?

Решение, что приготовить, на «Хитоде» всегда давалось нелегко. Для команды ученых, выросших в мире сельскохозяйственного перепроизводства, где даже самые редкие ингредиенты были доступны на любом рынке, скудный выбор гидропонной фермы казался практически невыносимым. В итоге каждый привозил собственные припасы, и натуральный обмен становился образом жизни.

Роб, будучи американцем, потратил большую часть разрешенных десяти килограммов на сахар и кофеин, а потом вдруг в деталях вспомнил, как ходил еще мальчишкой в поход с кузенами и ел там яичницу, и потому ни с того ни с сего взял сто граммов яичного порошка.

– У меня еще остался яичный порошок. Можем сделать болтунью.

– А может, омлет? У меня есть сыр, а тут завалялось несколько свежих грибов, – увидев лицо Роба, Алисия рассмеялась. – Готовку беру на себя.

Пока Роб тер сыр и резал грибы, она капнула на сковороду немного синтетического масла и нагрела ее.

Повара на Ильматар быстро забывали о старых привычках. Огромное давление на дне океана сказывалось во всем. Вода не кипела, пока не нагревалась до температуры, достаточной, чтобы расплавить олово, хлеб не поднимался, а продукты вроде риса и макарон варились сами при комнатной температуре. К тому же сказывался ограниченный набор продуктов. Гидропонный огород производил разнообразную зелень, помидоры, картошку и соевые бобы, но никаких зерновых. На станции были креветки и кое-какие виды моллюсков, но никакого мяса. Молочные продукты и яйца хранились только в виде порошка.

В принципе персонал «Хитоде» всегда мог перейти на чистую глюкозу и синтетические жиры из пищевого ассемблера. Их можно было потреблять по отдельности или смешивать в подобие жирного сиропа, что казалось тошнотворным даже на слух, если только ты не возвращался после целого дня в холодной воде, мечтая лишь об одном – калориях в чистом виде. Без гидропонной фермы пострадал бы моральный дух коллектива, а вот без ассемблера экипаж «Хитоде» умер бы с голода.

Алисия готовила хорошо, по крайней мере для Ильматар. Роб с восхищением наблюдал, как она одной рукой подкидывает омлет на сковородке, переворачивая его. Ничего вкуснее он не ел с тех пор, как покинул Землю.

– Ну, в чем дело? – спросил он, проглотив несколько ложек. – При чем тут человечки?

Похоже, Алисия смутилась.

– Я надеялась, что они тебя подбодрят, – пояснила она. – Но не хотела тебя тревожить.

Роб попытался осмыслить ситуацию. Они не дружили – по крайней мере, он знал ее не лучше, чем кого-то еще на «Хитоде». Почему она о нем заботится?

– Спасибо, – сказал он наконец. – Мне правда очень приятно.

Они снова встретились за завтраком на следующее утро. Доедая поджаренный бобовый пирог, Роб откашлялся, стараясь говорить непринужденно:

– Знаешь, тебе необязательно так рано вставать. Мы можем встретиться завтра в час, если так удобнее.

– Все уже будут на ногах.

– Ну да.

– Что за свидание в присутствии

посторонних?

– А у нас свидание? – спросил он, слегка оторопев.

Алисия рассмеялась, и Роб к ней присоединился, надеясь перевести все в шутку.

Они договорились, что продолжат совместные ранние завтраки, но в тот же вечер, в 15:00, когда большая часть экипажа отдыхала после ужина, Роб сел играть с Алисией в карты в общей гостиной. В комнате было с полдюжины других сотрудников станции, но, если не считать нескольких тайком брошенных взглядов, никто не отреагировал на его присутствие.

Ободренный, он начал встречаться с Алисией все раньше и раньше вечером, пока наконец они не вышли на камбуз к ужину вместе со «второй сменой», в 13:00. Роб понял, что с нетерпением ждет встреч с Неогри, и перестроил свое расписание так, чтобы видеться с ней чаще. Постепенно он проводил все больше времени за пределами своей каюты в компании других людей и почувствовал, что ему это нравится. Прошла неделя, другая, но Роб их даже не заметил.

Он как раз начал задумываться, согласится ли Алисия с ним переспать, когда явились инопланетяне.

* * *

Торможение было жестким. Тижос лежала, пристегнувшись ремнями к койке, по такому случаю выдвинувшейся из обычно гладкой кормовой стенки каюты. Термоядерные двигатели взревели, и Тижос с силой вдавило в подушки. Она попыталась оценить перегрузки – в два раза выше нормальной гравитации на Шалине? В три раза? Сколько выдержит корабль, прежде чем распадется на части?

Все их путешествие носило неприятный оттенок излишней поспешности. Только для выхода с орбиты использовали полдесятка подвесных ускорителей, а к двигательному отсеку прикрепили сбрасываемые баки, позволявшие быстрее перемещаться в инопространстве. Затраты по доставке всего этого на орбиту в кратчайший срок ошеломляли – миссия стоила дороже, чем целый год обычных межзвездных исследований.

Вместо того чтобы выйти на длинную, тщательно продуманную и низкозатратную орбиту сближения, они на дополнительном топливе промчались в опасной близости от местной звезды, а теперь выжигали половину оставшегося ради довольно жесткого спуска.

Тижос взглянула на дисплей, спроецированный в центр кабины. В этот момент корабль проходил над верхней границей облаков гигантской планеты, которую люди называли Укко. Предстояло еще отклониться с нынешнего курса, перейдут на орбиту ее спутника – Ильматар – и в последний раз запустить тормозной двигатель, чтобы начать вращаться вокруг него. После таких расточительных маневров на корабле едва хватит топлива для возвращения на Шалину по экономной четырехмесячной траектории через инопространство.

Двигатели смолкли, и Тижос отстегнула ремни: невесомость она переносила гораздо лучше. Вызвав внешний иллюминатор, Тижос наблюдала, как в атмосфере Укко под черным пологом неба вращаются красные и желтые вихри. Ильматар уже виднелась впереди, поднималась над вершинами облаков, как маленький белый серп.

Дисплей показал, что до следующего торможения и новой необходимости пристегнуться около двух часов. Самое время поработать над личным проектом.

Тижос присоединилась к рабочей космической группе, чтобы изучать жизнь на других планетах, но покидать Шалину ей еще не приходилось. Миссия на Ильматар давала редкую возможность познакомиться сразу с двумя инопланетными видами – людьми и местными жителями. Экспедиция не должна была здесь задержаться, так что придется использовать любую возможность для сбора максимума информации за имеющееся в ее распоряжении время. После некоторых раздумий она придумала хитрую схему.

Люди потратили немало времени на изучение ильматариан, и значит, если Тижос удастся поработать с кем-нибудь из человеческих исследователей, просмотреть их материалы, это позволит изучить оба вида одновременно. План казался ей вполне эффективным, поэтому в свободное время она учила английский и испанский – два самых распространенных земных языка.

Тижос достигла достаточного уровня, чтобы прочесть некоторые научные работы людей. У тех была необычная методика приращения научного знания, основанная на конфликте. Одни исследователи описывали свои находки в обособленных документах, а другие пытались опровергнуть изложенные там доводы. Каким-то образом из спора рождалось Согласие.

Иногда текущая общепризнанная истина радикально менялась: примечательно, что люди использовали один и тот же термин – «революция» – для описания смены научной парадигмы и жестокого социального потрясения. Все, что они делали, было результатом состязания или жесткой логики. «Как это непохоже на сочувственное и подпитывающее единомыслие шоленов», – думала Тижос. Она ни с кем не делилась своей мыслью, но порой ей казалось, что возможность не согласиться с другими даже приятна.

* * *

Грубохват и компания тщательно прислушиваются, припав к земле под нависшей скалой. Та возвышается над бесплодным участком дна, но здесь удобно подкарауливать путешественников. Гонцы и торговцы, направляясь из селений Глубокого Разлома к источникам Трех Куполов, проходят поблизости, а до ближайших безопасных мест в любом направлении сотни кабельтовых. Беспечный странник может стать легкой добычей, а на помощь ему позвать будет некого.

В шайке Грубохвата сейчас восемь отличных бойцов, а он помнит, как разогнал двенадцатерых всего с тремя соратниками. То, что та дюжина, по большей части, была недоросшим молодняком, он старается не думать.

Грубохват снова вслушивается, нет ли чем поживиться, – и его охватывает восторг. Похоже, целый караван – три или четыре тягача и, пожалуй, с полдюжины взрослых особей. По мере их приближения он различает, как торговцы беспечно перещелкиваются, нимало не заботясь, что их слышно на весь океан. Такая добыча не по зубам ни дикой мелюзге, ни полуголодным изгнанникам, и караванщики не ждут беды, не подозревая, что зашли на территорию Грубохвата.

Слева от него оживляется Щитобойка, но Грубохват удерживает ее и очень тихо говорит:

– Последний. Передай дальше.

Остальные беззвучно занимают позиции для быстрого рывка и короткой жестокой схватки.

Первый тягач проходит над ними. Судя по шумному движению плавников, у него большой груз. Два разговорчивых торговца держатся позади. Следующий тягач размером поменьше и легко нагружен. «Ведут на продажу», – думает Грубохват. Дальше – еще один и, судя по звуку, трое или четверо взрослых.

Грубохват подбирает ноги. Над ним проходит последний тягач. Судя по звуку, он стар, с истрепанными плавниками и едва поспевает за караваном. В полной тишине Грубохват поднимается со дна и плывет к тягачу, направляя себя мощными ударами хвоста. Когда остается полкабельтова, он дает сигнал, чтобы лучше сориентироваться в обстановке. На спине тягача один взрослый, позади тянутся две грузовые сети с горшками. Наездник слышит Грубохвата и зовет на помощь товарищей, ушедших вперед.

Головолом и Хвосторез сразу направляются к тюкам: даже если торговцам удастся удрать, шайке достанется добыча. Щитобойка и Щуплоног вслед за Грубохватом бросаются к тягачу и его перепуганному наезднику. Полухвост, как всегда, отстает.

Слышно, как разворачиваются другие тягачи, – но они чересчур неуклюжи, чтобы сделать это быстро. Где Одноус и Твердобок?

Грубохват

слышит их сигналы далеко впереди и представляет, что они, должно быть, прошли по дну, прежде чем всплыть и броситься на добычу. Хитро – наверняка идея Одноуса. Иногда Грубохват задумывается, не слишком ли тот умен…

Перепуганный торговец слезает с тягача. Дурак! В несколько мощных ударов хвоста Грубохват нагоняет заморыша. Не бродяга, это точно, панцирь богато оброс водорослями и паразитами. Раскормленный. Должно быть, и не помнит, каково голодать. Грубохват налетает на него сзади и пытается ухватить за клешню, но трус сворачивается клубком, пряча ноги и клешни у мягкого брюшка. У Грубохвата нет времени с ним возиться, так что он вгоняет конец клешни между парой спинных щитков и нажимает, пока тонкая мембрана не подается.

Грубохват поднимает голову и прощупывает окрестности эхосигналом. Одноус и Твердобок, хвост к хвосту, яростно дерутся с тремя торговцами – погонщиками третьего тягача. Щитобойка и Щуплоног спешат им на помощь. Хвосторез возится на дне, пытаясь вскрыть грузовые тюки. Жадный болван, мог бы помочь добыть еще! Молодой тягач улепетывает, его хозяин беспомощно тянется следом, запутавшись в поводьях. Два торговца во главе каравана тоже решают спастись бегством и понукают своего тягача, а тот тяжело набирает скорость.

Заметив Шитобойку и Щуплонога, три драчуна кидаются врассыпную, торопясь за удирающими товарищами. Щитобойка нагоняет одного и вцепляется массивными клешнями там, где присоединяется хвост. Слышно обезумевшее пощелкивание, потом жуткий треск, и истекающее жидкостью тело оседает на дно.

Улов хорош! В двух тюках с последнего тягача – горшки с икрой ледобрея и кожаные мешки с мякотью дымоцвета. На втором – только малая сеть с личным барахлом и едой в дорогу. С другой стороны, ездовые животные и сами по себе чего-то стоят.

У шайки только один раненый: Твердобок потерял усик, но тот отрастет, а на способность сражаться это не влияет. Грубохват представляет, как на вырученные бусы наймет новых бойцов или даже купит пару свирепых детенышей прямо из школы. Больше шайка – больше возможностей! Он ныряет ко дну, чтоб отведать икры, прежде чем Хвосторез слопает весь горшок в одиночку.

* * *

Тижос присоединилась к Гишоре у шлюза посадочного модуля, как только корабль закрепился на орбите Ильматар. Гишора возглавлял экспедицию, а значит, ему приходилось постоянно прикасаться, обнюхивать и поглаживать Тижос для установки нормальной связи «руководитель – подчиненный». Никому из них это не нравилось. Гишора по природе был застенчивым одиночкой, почти таким же сдержанным, как люди. Начальником миссии он оказался лишь потому, что обладал непревзойденным знанием человеческих социальных обычаев и языков. Как следствие, его контакты с Тижос были поверхностными и краткими, достаточными для соблюдения приличий, но без создания по-настоящему прочной гормональной связи.

Они надели скафандры и забрались в модуль вслед за пилотом. До старта осталось около двадцати минут, и Гишора решил использовать эту возможность, чтобы побеседовать с подчиненной.

– Тижос, я установил закрытое соединение, так что мы можем говорить без опаски. Скажи, ты закончила свои приготовления?

– Надеюсь. Я провела предварительную оценку того, как контакт мог сказаться на ильматарианах. Вероятно, моим выводам недостает точности – у меня было очень мало информации, кроме официального сообщения с Земли.

– Понимаю. Ты сможешь уточнить их внизу, когда появятся новые данные. Помни, мы здесь для того, чтобы изучить, понять и исправить возможный ущерб, но не для того, чтобы судить.

– Кое-кто на борту считает иначе, – возразила Тижос. Гишора знал, что она имеет в виду.

– Я решил включить в экипаж Ирону, чтобы фракция протекционистов не чувствовала себя обделенной. Но, полагаю, даже он согласится, что от него мало пользы при сборе данных. Так что у меня есть убедительная причина оставить его на орбите, где он не причинит вреда.

– Позволю себе любопытство. Гишора, ты взял его с собой, чтобы было чем пригрозить землянам? Если они не захотят сотрудничать с нами, им придется столкнуться с Ироной?

Руководить грустно ответил:

– Тижос, мы прибыли не для того, чтобы угрожать или чего-то требовать. Этого мне хотелось бы избежать. Нам нужно только изучить все данные о случившемся и постараться предотвратить будущие ошибки.

– А если люди откажутся принять нашу помощь?

– Даже в этом случае мы с тобой продолжим выполнять свою работу. И да, мне спокойнее от сознания, что я могу вызвать Ирону, если применение силы окажется необходимым.

Теперь в его голосе звучали повелительные нотки, и Тижос ощутила теплую чувственную волну, покорно принимая мнение руководителя.

Из кабины донесся голос пилота:

– Запуск через двенадцать секунд.

– Хорошо, – отозвался Гишора. – Мы готовы и ждем.

Мгновение спустя они услышали позади шипение маневровых двигателей, слабая гравитация прижала их к сиденьям – и тут же отпустила.

– Готово, – доложил пилот. – Начинаем торможение через тридцать шесть минут.

Гишора сделал корпус модуля возле их сидений прозрачным – внизу разворачивалась бескрайняя поверхность Ильматар: плоская ледяная равнина, расчерченная линиями крест-накрест и испещренная отдельными темными мазками. В нескольких местах ледник прорывала скала и поднималась, серая и бесплодная, отбрасывая длинную тень. Спутник практически не имел атмосферы, поэтому ни облака, ни дымка не заслоняли вид.

Вот оно! Ровно на границе света и тени, там, где пересекались две трещины во льду, Тижос разглядела крошечный сверкающий огонек. С такой высоты сама база землян была не видна, но посадочный маячок был различим. Старательно вглядываясь, Тижос почти видела вокруг мерцающего проблеска темное размазанное пятно – там, где люди нарушили первозданную поверхность. Язва на лице планеты.

Глава третья

Суд скор и его результаты предсказуемы. Дом собраний заполняет толпа: друзей Широкохвоста и сторонников Гребнеспина тут почти поровну. Полдюжины землевладельцев со стрелометами стоят в ополчении, охраняя порядок.

Судья Долгоус 62-й с Глубокого Разлома открывает заседание, предлагая Широкохвосту изложить свою версию событий.

– Я помню, как после собрания мы спорим о голосовании по поводу сетей. Гребнеспин заходит на мою территорию, я велю ему уйти. Он отказывается, и мы деремся. Он отщипывает кончик моего усика, я бью его клешней, он умирает.

Свидетелей произошедшего нет, кроме пары личинок, чье мнение никого не волнует, но судья вызывает Щелехвоста 5-го Рыбака и просит описать положение трупа. Мелкотел 19-й Доктор подтверждает, что повреждение, повлекшее смерть, соответствует ране от вертикального удара клешней. Наконец судья просит Широкохвоста прояснить некоторые моменты.

– Ты помнишь, как собираешься убить Гребнеспина?

– Я помню, что очень зол, и кидаюсь на него не думая.

– Помнишь ли ты о том, что находишься на общей земле?

– Нет, не помню. Схватка начинается в моем владении, и я слишком погружен в нее, чтобы замечать, где мы. Помню также, что Гребнеспин сопротивляется и отказывается уйти. Не смягчает ли это вину?

– Закон ясен. Ты не можешь убить другого взрослого на общей земле, даже если схватка начинается в

твоих границах. Закон твоего владения заканчивается у граничных камней.

– Но разве его смерть умышленна? Я не помню, как замышляю причинить ему вред.

– К сожалению, солгать о намерениях очень легко. Общий закон может судить только действия. Ты сожалеешь об убийстве Гребнеспина?

– Очень. Я не помню, что хорошо к нему отношусь, но я не рад, что он мертв.

Судья спрашивает, хочет ли кто-нибудь высказаться. Все молчат. В доме собраний становится очень тихо, и судья выносит приговор:

– Закон ясен: лишение жизни другого взрослого на общей земле является убийством. Зрелость Гребнеспина никем не оспаривается, а Широкохвост признает, что лишил его жизни на общей дороге. Наказание за убийство тоже ясно: лишение собственности и изгнание. Поместье Песчаный Склон теперь принадлежит второму по старшинству из подмастерьев Гребнеспина, а Широкохвост в пределах этого поселения объявляется вне закона. Желает кто-нибудь даровать ему убежище?

Землевладелец – высшая власть на своей территории. Если другой землевладелец из Бесконечного Изобилия решится взять Широкохвоста к себе арендатором – он в безопасности, по крайней мере, в границах владений защитника.

Никто не подает голоса. Из бывших собственников плохие арендаторы, а те, кто вспоминает Гребнеспина с теплотой, не дадут покоя защитнику его убийцы. Широкохвост даже чувствует некоторое облегчение: ему претит мысль оказаться запертым в чужом владении на правах меньших, чем у подмастерья или свежепойманного детеныша.

Судья продолжает:

– В связи с обстоятельствами преступления я спрашиваю, согласен ли кто-либо сопроводить его до границ поселения?

Толстоног 34-й из Песчаной Долины и Долголоб 10-й с Пустого Склона вызываются добровольцами. Ни один из них не принадлежит к компании Гребнеспина, оба достаточно велики и имеют при себе оружие. Если какие-то арендаторы или подмастерья попытаются налететь на осужденного толпой, чтобы развлечься, Толстоног и Долголоб смогут дать им отпор.

Лишение собственности означает, что Широкохвост 38-й (теперь без Песчаного Склона; профессионального прозвища у него пока тоже нет) не может даже ступить за свои бывшие граничные камни. Теперь все принадлежит юному Гладкоклешню 14-му, даже бусины и долги. Подмастерья, и те переходят к нему вместе с владением, как домашний скот.

Тяжелее всего расставаться с библиотекой. У Широкохвоста несколько дюжин книг, часть из которых он написал сам. Гладкоклешень может их продать или пустить на вязанки, как захочет. У него репутация трудяги, а не чтеца.

С Толстоногом и Долголобом по сторонам Широкохвост движется по общей дороге к оконечности поселения. К ним присоединяется кое-кто из его друзей – Твердошкур 74-й из Западной Пещеры, Хребетник 22-й с Холодного Источника и Большеног 22-й Веревочник, а за ними следуют закадычные приятели Гребнеспина. Кто-то громко сигналит, слышны выкрики: «Убийца! Разбить ему панцирь!» – но дальше воплей дело не идет.

Широкохвост все еще пытается осознать свое изгнание. Когда процессия проходит мимо Песчаного Склона, на него накатывает чувство страха и одиночества, несмотря на толпу вокруг. Инстинкт силен и велит защищать свою собственность. Широкохвост с трудом заставляет себя сделать шаг и еще один, крепко прижимая к корпусу сложенные клешни.

Постепенно толпа редеет: ничего интересного не происходит, и зеваки начинают скучать. Друзья Гребнеспина удовлетворены приговором и не собираются преследовать изгнанника в холодных водах. У подмастерьев хватает работы. К тому времени, когда они достигают окраины поселения, с Широкохвостом остается только его эскорт и пара друзей.

У граничных камней они останавливаются, чтобы проститься.

Твердошкур спрашивает:

– Куда ты пойдешь?

– Не знаю точно, – отвечает Широкохвост. – Не хочу быть мусорщиком, как Кривоклешень 89-й.

Он указывает хвостом на крошечную лачугу, где ведет полуголодное существование старый изгнанник, прямо возле границ поселения.

– Как насчет охоты?

– Не думаю. По крайней мере не здесь. Слишком много приятелей Гребнеспина тут охотятся или ставят сети. Не хочу проблем. Я собираюсь навестить пару старых друзей-книжников. Может, кто-то из них мне поможет.

Недолгое успокоение Широкохвосту приносит мысль, что, даже будучи убийцей, он остается ученым, автором уважаемого труда.

– Удачи, – говорит Толстоног.

Хребетник дает ему сумку икринок и полоски мяса плавунов. Они соприкасаются усиками на прощание, а затем Широкохвост разворачивается и плывет вперед – прямо в холодные воды. Остальные какое-то время стоят и слушают, а потом разворачиваются, возвращаясь к теплому источнику.

* * *

Роб как раз шел на камбуз, чтобы в очередной раз позавтракать наедине с Алисией, когда прозвучал сигнал тревоги. По всей станции вспыхнул свет, и ожила редко используемая система общего оповещения.

«Внимание всем! – зазвучал из каждого терминала и коммуникатора голос доктора Сена. – Я прошу вас собраться в кают-компании четвертого блока через десять минут. В настоящий момент станции ничто не угрожает, но есть крайне важный вопрос, который я хотел бы обсудить со всеми без отлагательств».

Роб ускорил шаг, и, так как он был уже одет и на полпути к кают-компании, они с Алисией вошли туда первыми.

– Что происходит? – спросила Алисия.

Роб вытащил компьютер и запустил быструю проверку станционных систем.

– Все в норме – мы не тонем, аварий нет. Запасов тоже вроде достаточно.

– Посмотри данные с орбиты, – посоветовал Осип Палашник, заходя в зал сразу за ними. Судя по прическе, он недавно вскочил с постели, но был полностью одет и бодр.

Алисия и Роб чуть не столкнулись лбами над экраном. Газовый гигант Укко выглядел на нем большим красным диском, зеленые окружности намечали орбиты его спутников. По одной из них перемещался небольшой золотой диск – Ильматар. Но теперь вокруг нее появилась маленькая красная орбита, по которой двигался красный же треугольник. Роб коснулся его, и компьютер услужливо открыл новое окно.

«Космический корабль: шоленское (аквиланское) межзвездное судно, классовый идентификатор МАК ООН – INFLUX».

Роб наскоро просмотрел технические характеристики инопланетного корабля – большая часть все равно была дня него тарабарщиной. Одно было понятно наверняка: корабль большой – гигантский бублик сто метров в поперечнике, а дырку в центре заполняли двигатели и топливные баки. Он вмещал до сотни членов экипажа, имел два посадочных модуля и почти бесконечные запасы топлива. Если верить разведданным, оружия на нем быть не должно. Но что мешает набить военными беспилотниками трюмы любого корабля?

Снарядить такую махину и отправить за тридцать световых лет стоило целое состояние. Что она здесь делает? Роб, кажется, знал ответ, и от этого его охватили дурные предчувствия.

Комната постепенно заполнялась. Роб и Алисия сели, но, после того как в кают-компанию набились все двадцать восемь членов экипажа, им остались видны только спины и животы. Роб встал и помог Алисии влезть на стул.

Доктор Сен взобрался на большой обеденный стол и теперь почти касался лысиной потолка.

– Спасибо всем, что так быстро собрались. Во-первых, позвольте мне вас успокоить: никакой чрезвычайной

ситуации нет. Мы в полной безопасности.

Позади Роба кто-то буркнул:

– Блин, я надеюсь, он вытащил нас из постелей не для того, чтобы это сказать!

– Тем не менее, – продолжил доктор Сен, – как, возможно, некоторые из вас уже знают, на орбите находится космический корабль.

В кают-компании сразу послышались щелчки и тихие возгласы: каждый вытащил карманный компьютер, чтобы проверить.

– Это шоленское межзвездное судно, посадочный модуль сейчас движется к нашей базе на поверхности. Я получил сообщение от командующего шоленами. Судя по всему, они узнали о случившемся с покойным доктором Керлереком и прибыли, чтобы оценить ситуацию и убедиться, что мы не нарушили ни одно из соглашений, регулирующих контакты с инопланетными видами.

– Как они узнали так скоро? – спросил Анджело Понти. – Мы даже на Землю не смогли сообщить.

– Это не совсем так, перед Землей я отчитался. Мы с доктором Каставерде решили, что гибель доктора Керлерека – достаточно важное происшествие, чтобы использовать беспилотник-курьер. Мы отправили его через два дня после трагедии.

Наступило молчание: двадцать семь человек производили мысленные подсчеты. Ильматар находилась в тридцати световых годах от Земли, но, если срезать через гиммель-пространство, расстояние уменьшалось примерно в миллион раз, так что пусть будет 300 миллионов километров. Беспилотник состоял из крохотного передатчика и ракеты-носителя на твердом топливе и мог преодолевать сто километров в секунду. Таким образом, путь до Земли занимал всего месяц, что означало…

– Шолены подслушивали! – заорал Дики Грейвз. – Они никак не могли успеть получить известие с Земли и потом снарядить корабль.

– Я не уверен, что такое предположение правомочно, – осторожно возразил доктор Сен. – У них могут быть лучшие ускорители, чем у нас, а сообщения – транслироваться через передатчики в гиммель-пространстве. В любом случае, сейчас это не главное. Важно то, что на «Хитоде» готовятся спуститься два шолена. Лифт к ним поднимается прямо сейчас. У нас всего два дня, чтобы подготовиться к визиту.

– Что, если мы не позволим им спуститься? – выкрикнул Дики. – Велим проваливать, и пусть возвращаются к себе домой!

– Настрой на конфронтацию ни к чему не приведет, доктор Грейвз. Соглашение дает обеим сторонам право проводить инспекции за пределами их планетных систем. Мы обязаны допустить шоленов к осмотру станции и опросу всех, кто был вовлечен в инцидент с Керлереком, – все старательно не смотрели на Роба Фримана. – Однако, думаю, мы существенно упростим себе жизнь, если шолены не найдут ничего, что может указать на контакт с ильматарианами или создать ошибочное впечатление. Лучше вернуть на место артефакты из местных поселений, зашифровать видеозаписи, включающие кадры аборигенов, и перемаркировать секции биологических образцов. Нам также понадобится группа, которая тщательно прочешет участок дна вокруг станции, чтобы убедиться: ничто из нашего оборудования или бытовых отходов не осталось снаружи.

– Но зачем эти прятки? – спросила Алисия. – Мы не сделали ничего плохого. Все, что мы здесь делали, разрешено договором, разве нет?

– Разумеется, доктор Неогри. Однако сейчас все дело в пиаре. Если шолены подадут на нас жалобу и в качестве доказательств предъявят хранившиеся на станции образцы тканей ильматариан или их артефакты, это повлияет на общественное мнение на Земле. Боюсь, отсутствия вины недостаточно, мы должны предотвратить любую возможность быть превратно понятыми.

На Роба по-прежнему никто не смотрел. Он откашлялся и поднял руку:

– Доктор Сен, шоленам нужно, чтобы кто-то все им тут показал?

– Да, в любом случае потребуется сопровождающий. Я собирался выступить в этом качестве сам, но, если ты хочешь что-то предложить, думаю, мы все с удовольствием выслушаем.

– Раз уж они все равно будут допрашивать меня об Анри, почему мне не побыть экскурсоводом?

– Очень здравое предложение, и я рад передать тебе этот участок работы. Начать необходимо как можно скорее! У нас всего два дня.

* * *

База землян на поверхности Ильматар находилась на дне длинной расщелины во льду, которую земляне называли Линией Шеклтона. Посадочное поле и маяк располагались на ее краю прямо над базой; чтобы спуститься, шоленам пришлось загерметизировать скафандры и воспользоваться открытой платформой на склоне утеса, приводимой в движение механизмом, имевшим, на взгляд Тижос, весьма ненадежный вид. Радио в их скафандрах было настроено на другую волну, чем у встречавшего их землянина, так что весь спуск они провели в молчании.

Сама база представляла собой приземистый, покрытый пеноматериалом цилиндр размером не больше посадочного модуля, стоявший на расчищенном клочке льда. По соседству теснились силовая установка, мачта антенны, какое-то оборудование для выработки ракетного топлива изо льда и зияло отверстие шахты, ведущей сквозь ледяную толщу к скрытому внизу океану. В некотором отдалении располагалась плазменная печь для утилизации отходов, на километры вокруг которой белизну пятнал уродливый слой черной сажи. Территорию базы окружали залежи мусора из строительного оборудования и лома.

Еще один человек в скафандре встретил их у шлюза и сделал несколько приветственных жестов, прежде чем все прошли внутрь. Судя по выдавленным на люке обозначениям, шлюз был рассчитан на четырех человек, так что два землянина и пара шоленов поместились едва-едва.

Внутри базы было тесно, жарко и плохо пахло. Экипаж состоял из трех мужских особей и одной женской, все одеты в очень грязные утеплители для скафандров. Самец с безволосой головой сделал шаг вперед и вытянул руку в жесте приветствия:

– Добро пожаловать на Шеклтон! Я Клаудио Каставерде, заведующий базой. Мы приготовили для вас комнату, если хотите отдохнуть.

– Очень мило с вашей стороны, но мы отдохнули в модуле, – сказал Гишора. Он говорил на самом распространенном языке Земли намного свободнее, чем умела Тижос. – Мы должны спуститься на основную станцию как можно скорее.

– Подъемник сейчас на пути наверх. Внутри никого нет, он будет здесь через несколько часов. Тем временем, если вы хотите чего-нибудь выпить или перекусить, мы как раз собирались обедать. Не желаете присоединиться?

При мысли о еде в столь дурно пахнущем месте у Тижос пересохло во рту от отвращения, но Гишора был опытным дипломатом:

– Благодарю. Это доставит нам огромное удовольствие.

На самом деле пищу землян они, разумеется, не ели. Тижос знала, что шолены могут без вреда для себя употреблять крахмалы и сахара, но у людей была опасная привычка сдабривать любую еду животными белками, которые почти наверняка вызвали бы аллергическую реакцию.

Они с Гишорой пообедали тем, что привезли с собой. Их рацион составляли простые комки из смеси углеводов и жиров, но каждый был приправлен специально подобранными ароматизаторами, психостимуляторами и феромонами и предназначался для употребления в определенной последовательности. Трапеза началась с мягких овощных вкусов, приправленных стимуляторами, продолжилась крепкими пряностями и дезингибиторами для легкости беседы и закончилась афродизиаками и мягкими психоактивными веществами со вкусом

маринованных фруктов. К концу обеда Тижос смягчилась и ощутила расположение ко всем присутствующим.

Во время еды Гишора обсуждал с землянами их научную работу. Безволосый – Каставерде – изучал ионосферу и магнитные поля Ильматар и их взаимодействие с более мощными полями гигантской планеты, вокруг которой она вращалась. Женщина при помощи лазерных отражателей наблюдала за движением ледяных плит. Остальные двое мужчин отвечали за техническое обслуживание базы и подъемника. И все четверо, похоже, мечтали устроить для шоленов экскурсию по своим владениям. Тижос, сжав зубы, согласилась выйти полюбоваться на мусоросжигательную печь под непрекращающуюся болтовню человеческой самки об этой мерзкой вещице.

– Оболочку мы сделали из наружной обшивки отделяемых грузовых отсеков. Внутри она выложена местным базальтом. Мы с Сатоси две недели таскали вездеходом санки с камнями от ближайшего обнажения породы. Горелка на водородной плазме, подпитка чистым кислородом, вся органика полностью сгорает за несколько минут. Никакой опасности заражения.

– Но от нее много сажи, – сказала Тижос. – Это видно даже с орбиты.

Женщина странно повела плечами.

– Изначально предполагалось сваливать отходы где-нибудь в горах и не трогать ближайший миллиард лет. Но вы, ребята, велели нам все сжигать. А от горения образуется зола.

– Вы могли бы вывозить ее с планеты.

– Вы серьезно? – Голос человеческой особи по радио взлетел до раздражающе высоких тонов. – Десять кило горючего на каждый килограмм мусора? Мы и так пережигаем на топливо весь лед, который вы разрешаете нам добывать.

Тижос подняла глаза на станцию и увидела, что капсула подъемника показалась над краем шахты.

– Я была рада беседовать с вами, но показался подъемник. Мне нужно идти.

Несмотря на все попытки заставить землян поторопиться, прошло больше часа, прежде чем Тижос и Гишора смогли занять капсулу. Потом пришлось ждать, пока погрузят оборудование и двое землян проверят все системы. Поэтому, когда стена льда начала скользить вверх мимо крошечного иллюминатора, Тижос испытала несравненное чувство облегчения.

Подъемник представлял собой маленький жилой модуль размером почти с базу на поверхности. В нем стояли четыре кровати для землян, стол, маленькое устройство по переработке отходов и шкаф, наполненный дегидрированной человеческой едой. У шоленов был собственный пищевой репликатор, дистиллированная вода для питья и куча времени для беседы. Спуск занимал тридцать шесть часов, за которые их тела должны были адаптироваться к высокому давлению.

Тижос получила истинное удовольствие от спуска. Наконец-то они с Гишорой могли свободно поговорить о работе – об Ильматар и землянах. Словно вернувшись во времена ученичества, Тижос почти трое шолинских суток бесхитростно наслаждалась обществом другого умного и любознательного шолена. Их чувственная игра перестала быть нудной рабочей обязанностью.

Она кратко рассказала ему о планете и ее обитателях.

– Разумеется, – предупредила она, – большая часть имеющейся у нас информации об Ильматар получена от землян. С тех пор как у меня последний раз была возможность ознакомиться с их находками, они могли открыть много нового.

– Я попрошу тебя сравнить свои данные с тем, что мы здесь увидим, – сказал Гишора. – Отмечай все расхождения. Если обнаружишь, что земляне что-то скрыли, сразу дай мне знать.

– Ты же вроде говорил, что мы прилетели не осуждать.

– Верно. Но мы должны стремиться к точности и беспристрастности. Я предупреждал тебя против чрезмерной подозрительности, но и слишком доверять им не стоит.

– Понимаю.

– Продолжай, – попросил Гишора.

Тижос вызвала изображение на терминал.

– Спутник Ильматар вращается вокруг гигантской планеты, которую земляне называют Укко. Насколько я знаю, происхождение этих названий связано с мифологией одной из человеческих культур, уничтоженной очень давно более агрессивной культурой. Ильматар соответствует стандартной модели спутника гигантской планеты, расположенной далеко за пределами зоны обитаемости центральной звезды: скалистое ядро, покрытое толстым слоем водного льда, диаметр – 6400 километров. Нагрев под действием приливных сил растопил внутреннюю часть ледового слоя, создав океан глубиной в два километра, покрытый километровой коркой льда.

– Поэтому нам предстоит такой долгий спуск. Я понял физическое устройство. Расскажи мне о тех, кто здесь живет.

– Живой мир Ильматар напоминает схожие экосистемы на других покрытых льдом океанических спутниках. Нам известны еще три таких же. На всех четырех расположенные на дне вулканические кратеры являются источниками энергии, выделяя горячую воду и углеродные или сернистые соединения. Местные организмы используют перепад температур и химическую энергию источников.

– Скажи мне, как такая низкоэнергетическая система может поддерживать разумную жизнь?

– Если верить человеческим изысканиям, ильматариане произошли от более мелких видов, падальщиков и хищников, обитающих вокруг энергетических кратеров. В какой-то момент они развились достаточно, чтобы начать культивацию хемосинтезирующих организмов, и постепенно разработали сложную систему, аналогичную земледелию, используя каменные трубы и каналы для сохранения и распределения насыщенной энергией воды из кратеров.

– Какого рода сообщества они формируют?

– Опять же информация, которой я располагаю, включает только археологические данные и дистанционную съемку. Судя по всему, ильматариане живут небольшими общинами, сконцентрированными вокруг действующих кратеров. У них есть некое подобие разделения труда: земляне наблюдали, как одни и те же особи на регулярной основе выполняют конкретные виды работ.

– Звучит очень похоже на шоленов, – сказал Гишора. – Маленькие общины, заботливое распоряжение ресурсами, взаимопомощь.

– Хотелось бы узнать о них больше, – отважилась сказать Тижос.

– Мы сможем изучить записи землян, – сказал Гишора. – Я уверен, что ты ждешь этого с таким же нетерпением, как и я.

– Со всей искренностью – да.

– Тижос, этот спуск может оказаться для нас последней возможностью поговорить без чужих ушей. Скажи, много ли внимания ты уделяла дома политике Согласия?

– Не слишком. Я посещаю собрания моей общины и рабочей группы, – она не добавила, что давно перестала слушать, что говорили на этих встречах.

– Я предполагаю, ты знаешь, что наше общество не достигло согласия по поводу землян.

– Да, – Тижос колебалась всего мгновение. – Лично я по этому вопросу придерживаюсь позиции невмешательства.

– Как и я, – сказал Гишора. – Но меня расстраивает то, что большинство сторонников данной позиции выступают за полное самоустранение из космоса.

– Это огорчает и меня. Мне кажется, большинство рабочих космических групп считают так же.

– Некоторые, но не большинство. Ирона отправился в эту экспедицию потому, что занимает видное положение среди сторонников интервенционизма в отношении землян. Они хотели бы ограничить деятельность людей пределами их собственной планеты, а возможно, и вынудить их принять стандарты управления, аналогичные нашим.

– Я знаю. Ирона говорил со мной

об этом несколько раз во время пути. Не понимаю, зачем ты взял его на борт.

– У меня не было выбора. Интервенционисты выступают за освоение космоса – в конце концов, чтобы вмешиваться в дела существ, обитающих на другом конце межзвездного пространства, нужны корабли.

– Тебе требовалась поддержка Ироны, чтобы склонить Согласие в пользу экспедиции, и за это пришлось включить его в состав участников?

– Именно. А это значит, что выводы, которые мы здесь сделаем, должны поддерживать позицию Ироны.

– То есть мы знаем выводы еще до сбора данных?

– Боюсь, нам придется стать хорошими политиками и плохими учеными. Все наши надежды на продолжение космических исследований связаны с фракцией интервенционистов. Я точно знаю, что ради этой экспедиции Ирона рисковал собственным авторитетом. Если мы вернемся на Шалину и объявим, что для вмешательства нет нужды, он потеряет влияние, а противоположная сторона поставит нам на вид огромные затраты на организацию миссии.

– Ты говоришь будто сам интервенционист, – заметила Тижос.

– Вовсе нет! Я ненавижу идею навязывания нашего Согласия людям и не уверен, что мы смогли бы победить в противостоянии с Землей. На их планете людей вдесятеро больше, чем нас на Шалине.

– Но у нас же преимущество в технологиях!

– Я знаком с прогнозами их возможностей, – сказал Гишора. – Они меня не убедили. Да, наши знания намного превосходят все, что есть у людей, но мы поколение за поколением отучались эффективно их использовать. У Шалины всего один завод по производству космических кораблей, а на Земле нам известно, по крайней мере, восемь. Сейчас у нас двенадцать межзвездных судов, каждое из которых превосходит все, что могут построить земляне; у них кораблей не меньше тридцати – тех, о которых нам точно известно.

– Тогда, боюсь, я не понимаю, чего ты хочешь добиться, – призналась Тижос. – Ты одновременно опасаешься вмешательства и поддерживаешь его.

– Мы должны представить отчет, который поддержит позицию Ироны, но в то же время не перевесит общее мнение в пользу интервенционистов.

– Звучит непросто. Особенно учитывая, что в дело вовлечены инопланетяне.

– Очень непросто. Но подумай, чем это обернется в будущем: Ирона и его фракция будут нам обязаны, и так мы сможем их контролировать.

– Скажи, не хочешь ли ты поесть, – прервала его Тижос.

– Будь добра, – согласился Гишора.

Она запустила репликатор, чувствуя, что осваивается в роли ведомой. Приятное чувство – оно освобождало ее от ужасных решений, которые приходится принимать Гишоре.

Когда они начали трапезу, Тижос задала последний вопрос:

– Ты хочешь сохранить баланс между фракциями, но очень многое зависит от действий людей. Как предсказать поведение инопланетных созданий?

Гишора закинул пищевой комок в рот и лениво потянулся.

– Земляне без ума от правил и гордятся тем, что их поведение рационально. Просчитать их поступки не сложнее, чем анализировать данные, выдаваемые компьютером: если знаешь вводные и понимаешь правила игры, определить результат не составит труда. Из всех проблем эта беспокоит меня меньше всего. Люди, судя по всему, абсолютно предсказуемы.

* * *

Грубохват не подозревает о нападении, пока болт, скользнувший вдоль прочного головного щитка, не вырывает его из глубокого сна. Он дает импульс и, к своему ужасу, вокруг россыпи камней, где расположилась на отдых шайка, обнаруживает много вооруженных фигур. Часть нападающих движется по дну, выстроившись полумесяцем и постепенно сжимая круг. Остальные парят наверху, готовые перехватить любого, кто попытается удрать. Их не меньше двух дюжин.

– Проснись! – Грубохват стучит по панцирю Твердобока и подает сигнал остальным. – Ополченцы!

Те, должно быть, из Трех Куполов; там живет много торговцев, и бандитов они не жалуют, даже если те не грабят местные караваны. Встретить их здесь – неожиданно, но не невозможно, Грубохвату просто не повезло, что ополчение прочесывает именно этот район.

Где Хвосторез? Грубохват вспоминает, что тот должен стоять на страже. Трус! Наверное, уже удирает. Грубохват и сам бы не отказался, но как сбежать, чтобы по пути тебя не нашпиговали болтами?

– Одноус! – кричит он. – Бери Головолома и Твердобока и пытайтесь вырваться. Мы задержим их здесь.

Это, конечно, ложь, но, раз дошло до драки, кем-то придется жертвовать. Как только группа Одноуса отдаляется на полкабельтова, остальные бросаются врассыпную. Теперь бедолага Одноус с компанией – самая крупная мишень, и Грубохват слышит, что их обступают ополченцы.

Та часть отряда, что плывет сверху, осыпает удирающих болтами. Парочка пролетает мимо Грубохвата, он петляет. Полухвоста накрывает сетью, он пытается освободиться, пока полдюжины болтов не отправляют его на дно.

Один из ополченцев идет наперерез Грубохвату. Тот не собирается дожидаться, чтоб его повязали во время схватки, и пытается проскользнуть мимо врага. Не удается… Ополченец пыряет его копьем, и Грубохвату приходится уворачиваться, чтобы не получить в голову обсидиановый наконечник. Оправдывая свое имя, он перехватывает древко копья одной клешней и ломает его.

Теперь ополченец решает ухватить его за ногу. Грубохват оглушает противника сильным ударом по голове – нападающий на мгновение ослабляет захват. Грубохвату того и надо: он резко ныряет – скалы и камни у дна путают эхо. Ополченец сигналит раз, другой, но, видно, сам не горит желанием драться один на один, а его приятели преследуют Головолома и Одноуса. Грубохват потихоньку петляет меж валунов, затем поднимается выше и бросается наутек. За ним не гонятся.

Он плывет, пока хватает сил, и останавливается едва живой от усталости. Опасливо прислушивается – погони нет. Звуки схватки стихают вдали. Решается спуститься пониже и найти укрытие для отдыха. Дно тут илистое, и Грубохват закапывается в грязь, пока снаружи не остаются одни усики; лежит и размышляет, удалось ли уйти кому-то еще. В нескольких кабельтовых отсюда есть скалистый подъем, там назначено место сбора. Впрочем, в сборе и месте нет толку, пока не уйдут ополченцы.

* * *

То, что он вызвался таскать шоленов по округе, не освободило Роба от уборочных работ. Как специалисту по фото- и видеосъемке доктор Сен поручил ему просмотреть все визуальные данные в станционной сети и удалить из них кадры с живыми и мертвыми ильматарианами.

В компьютерных технологиях шолены не настолько превосходили людей, как во всем остальном, но и не отставали. Следовало предположить, что, кто бы от них ни явился, в земных системах он будет понимать. Так что Роб не мог просто удалить опасные кадры, их приходилось чем-то заменять. Он откопал кое-что из своих первых видео, из тех времен, когда только прибыл на Ильматар и не слишком уверенно ориентировался. Тут хватало кадров со съемками ила, заглушки объектива, его собственных пальцев или темной воды, которые можно было использовать в работе.

При этом научные группы, разумеется, не обрадовались бы полностью утраченным кадрам, поэтому все вырезанное Роб тщательно шифровал и сохранял на диске с этикеткой «Хентай». Для правдоподобности он перебросил туда же пару видео из личной коллекции.

Просидев весь день в станционной сети, он оказался одним из первых,

кто увидел новую ленту с заголовком: «Как конкретно шоликам стоит пойти на хрен?» На протяжении дня список способов рос на глазах.

Д. Грейвз: Сразу.

О. Палашник: И подальше.

Г. Вайс: В разные стороны.

Фушар: К энокампусу.

П. Адлер: К двум разным энокампусам.

Сергей: Молчали бы.

Х. Ишикава: Это был комментарий или предложение по существу?

Сергей: Второе.

А. Понти: Со всей ответственностью.

РобинБобин: И к корове, и к быку, и к кривому мяснику…

Раду З.: В строгом соответствии с межзвездными соглашениями.

А. Понти: Это как-то против идеи Фушара, нет?

Аноним: Любым приятным им способом, если мне дадут посмотреть!

Н. Кайл: Если ты хорошо попросишь, они, думаю, против не будут.

Аноним: А то и предложат присоединиться.

П. Адлер: Как я понял, сложнее будет как раз не дать им заняться этим у всех на виду.

А. Понти: Ну, может, они оба самцы или самки.

Г. Вайс: Некоторых из нас это не останавливает.

П. Адлер: Для шоленов это точно не проблема. Сексуальные роли у них зависят от статуса, а не от пола. И демонстративность играет непоследнюю роль.

ГГдГ: Как им будет угодно!

Мадам Икс: К тому, кто начал эту идиотскую ленту.

Д. Грейвз: Выходит, ко мне. Не нравится – не играй.

Ильматар: Просмотрев несколько журнальных статей о воспроизводстве шоленов, хочу предложить следующие варианты: 1) «миссионерская» позиция; 2) поза «лотоса»; 3) поза «орущего вомбата».

Аноним: Твое кунг-фу орущего вомбата ничто, по сравнению с пьяной обезьяной!

В. Сен: Я искренне надеюсь, что это обсуждение будет завершено, а лента вычищена к прибытию наших гостей, до которого, если верить моему хронометру, остается 26 часов.

* * *

Роб сделал перерыв и пообедал. Есть одновременно со всеми было непривычно, но приятно. Алисию он видел мельком: она торопилась в ныряльную, чтобы продолжить уборку снаружи, успела только улыбнуться и помахать ему.

К концу вечерней смены Роб страшно вымотался. Он не спал уже более тридцати часов, так что решил отправиться в постель в 16:00, одновременно с остальными.

В его каюте была Алисия.

– Я уже сомневалась, что ты решишь отдохнуть, – сказала она.

– Кофе закончился. Иначе, может, и не стал бы.

– Я ужасно устала таскать тяжести, у меня болит все тело. А у тебя, думаю, руки-ноги затекли от постоянного сидения за столом. Может, взаимный массаж?

– Э, да, конечно… Стой! Я не очень силен во всех этих тонких штучках…

– Я заметила.

– В общем, пока мы не начали, можно я уточню: ты имела в виду массаж как массаж или секс?

Пауза повисла настолько долгая, что Роб начал прикидывать, не ляпнул ли сейчас что-то равное засовыванию головы в щеподробилку. Наконец Алисия улыбнулась:

– Сначала одно, потом другое.

Полузабытые навыки массажа Роб получил в школьной команде по плаванию, основывались они целиком и полностью на грубой силе. Впрочем, судя по всему, Алисию это вполне устраивало: она стонала и вздыхала с явным удовольствием. Роб растирал ее мышцы от икр до предплечий, пока у самого не заболели руки.

После работы в океане ее кожа до сих пор была холодноватой на ощупь, но под его ладонями она розовела и становилась теплой. Как почти все на «Хитоде», Алисия была в отличной форме: мышцы тверды как дерево, а жира меньше, чем у умирающего с голоду.

Когда пальцы уже не гнулись, Роб похлопал ее по плечу:

– Моя очередь!

Алисия разочарованно всхлипнула, но покладисто оседлала его бедра и начала разминать затекший загривок и плечи. Если они и дошли в этот вечер до секса, Роб его не запомнил, потому что сразу крепко уснул.

* * *

Подмастерье Долгощупа ничуть не удивлен, услышав возле границ Горькой Воды сигнал Широкохвоста. Похоже, полуголодные ученые-изгнанники, являющиеся в гости без приглашения, здесь не в новинку.

Подмастерье тут же проводит его к хозяину. Долгощуп занят трубами: под его началом группа арендаторов и подмастерьев устанавливает в один из главных протоков любопытный предмет. Тот напоминает циркуляционную турбину, на оси которой закреплен пучок скрученных стеблей жгутоцвета, в свою очередь накрепко привязанных к тяжелому камню.

– Широкохвост! Не припомню, как ты предупреждаешь меня о своем появлении, – говорит Долгощуп. – Но, в любом случае, я очень рад.

– Я изгнанник, – признается Широкохвост. – Изгнан из Бесконечного Изобилия за убийство землевладельца на общей земле.

Долгощуп обдумывает его слова.

– Опиши преступление.

– Помню, в доме собраний идет спор по поводу установки сетей. Предводитель противной фракции пытается перетянуть меня на свою сторону. Мы спорим. Я голоден и устал. Он отказывается покинуть мою территорию. Я уверен, что нахожусь на своей земле, и дерусь с ним. Убиваю его и затем узнаю, что мы на общей земле.

– Печальная ошибка. Я, конечно же, удивлен, но повторяю: тебе здесь рады. В Горькой Воде ты под моей защитой.

– Спасибо, – Широкохвост чувствует огромное облегчение. Долгощуп – приверженец старых традиций и, если он назвал кого-то гостем, будет держать слово.

Впервые после суда Широкохвост спокоен. Он больше не изгнанник, а в границах владения Долгощупа находится в безопасности как гость свободного землевладельца.

Хозяин прерывает его мысли сигналом:

– Довольно болтовни – ступай в дом и первым делом что-нибудь съешь. Ты звучишь так, будто внутри панциря пусто! Я рассчитываю, что мы как следует поговорим, когда работа будет закончена.

И тут же оборачивается к одному из своих работников.

– Ты, безмозглый детеныш! Ощупай это соединение. Половина потока утекает сквозь шов. Заделай его, как до?лжно!

* * *

Роб проспал девять часов, слопал огромный завтрак и отработал еще одну вахту, пакуя вещи Анри Керлерека, чтобы его каюту могла занять Уна Карлссен. Так для инопланетян освободилось два смежных помещения.

Алисия вызвалась ему помогать, но Роб отказался.

– В этих каютках двоим не развернуться, – объяснил он. – Обещаю, что не кинусь резать вены в приступе запоздалого раскаяния.

И все равно, разбирать пожитки Анри было странно. Все, что раньше бесило своей манерностью, теперь выглядело печально и чуть ли не трогательно. Египетский крест, найденный, если верить Анри, в гавани Александрии. Форменная рубашка французских подводников, которую он надевал, когда хотел выглядеть как мачо. Летный костюм с нашивками миссий на Титане, Европе и Ильматар.

Роб старался вести себя почтительно, аккуратно сворачивал вещи и укладывал их в сумки из огнеупорной ткани. Внезапно он задался вопросом, что бы нашли те, кому пришлось бы упаковывать имущество Роберта Фримана? Несколько выцветших футболок с названиями музыкальных групп и марок пива. Инструкции к видеооборудованию. Перстень выпускника Калтеха. Две рубашки с эмблемами съемочных групп – ему случалось подрабатывать в кино.

Анри был эгоистом и занозой в заднице, но его, по крайней мере, будут помнить. Если Роб пропадет в глубинах ильматарского океана и никогда не вернется на Землю, заметит ли это кто-нибудь? Пяток родных, может, с десяток знакомых и тот, кому поручают вырезать имена на мемориале погибшим астронавтам в Космическом центре Кеннеди…

Покончив с каютой, Роб провел еще пару часов, сражаясь с плесенью в уборной, ближайшей к комнатам инопланетян.

Окинув станцию свежим взглядом, он был вынужден

признать, что ее обитатели – жуткие неряхи. Они с энтузиазмом взялись прятать подозрительные артефакты, но никому и в голову не пришло заняться банальной уборкой вроде оттирания стен да выметания сора из углов.

Дизайнеры Японского космического агентства превзошли себя, снабдив «Хитоде» самоочищающимися туалетами и пластиковыми стенами с антигрибковым покрытием, но со временем исследователи космоса переставали обращать внимание на пятна и запахи, воспринимая их как неизбежное неудобство в одном ряду с низкой гравитацией и постоянным холодом.

Когда до встречи оставалось четыре часа, Роб опрометчиво прилег на минутку и проснулся за десять минут до прибытия инопланетчиков.

Он натянул свой единственный чистый комбинезон и бросился по тоннелю в четвертый блок, где бо?льшая часть экипажа уже толпилась в общей гостиной. Доктор Сен стоял рядом с дверью шлюза, облаченный в безупречно белый шелковый костюм – определенно самую элегантную вещь на планете. «В остальном – не слишком привлекательная толпа», – подумал Роб, оглядев собравшихся. После многих месяцев без солнца у большинства обитателей станции был бледный и нездоровый цвет лица, даже у темнокожих от природы кожа приобрела жутковатый серый оттенок. Выгодно отличались только супруги Исикава, проводившие рабочее время под лампами гидропонной фермы.

На всех были надеты комбинезоны астронавтов, ставшие многим узковатыми в плечах и груди: регулярное плавание развивало отдельные группы мышц. Комбинезоны носили опознавательные знаки полудюжины космических агентств, но у всех на правом плече выделялась нашивка МАК ООН. Одна большая, дружная космическая семья.

– Вижу подъемник, – послышался из стыковочного отсека голос Уны Карлссен. – Он на последней декомпрессионной остановке. Три минуты!

Забавно, как они все нервничали. Подъемник опускался с поверхности в течение тридцати шести часов, а здесь считали секунды до его пристыковки. Чтобы прервать напряженное молчание, доктор Сен, откашлявшись, заговорил:

– Давайте приложим усилия, чтобы этот визит прошел спокойно. Если шолены не найдут ничего, на что смогут пожаловаться, меньше шансов на то, что такие проверки повторятся.

– Я все же думаю, нам стоило представить парочку собственных претензий, – заметила Мария Ускавара. – Они не имеют права являться сюда и мешать нашей работе.

Сен терпеливо улыбнулся.

– Я уже подготовил подробное письмо в МАК ООН по этому вопросу, но мы не можем не впустить их сейчас.

– Особенно если учесть, что на входную дверь забыли приделать замок, – театральным шепотом проговорил Пьер Адлер.

Повисла очередная напряженная пауза, потом снова раздался голос Уны:

– Одна минута.

Снаружи послышался металлический скрежет – подъемник зашел на посадочные рельсы и начал скользить по ним, чтобы точно припасть к стыковочному шлюзу. Он опустился на поддерживающие кронштейны с тяжелым ударом, а потом лязгнули, вставая на место, захваты для стыковки. Последовала пауза, во время которой насосы накачивали воздух в пространство между двумя люками. Уна распахнула внутреннюю дверь и проверила датчик давления на люке подъемника: разница была минимальной. Она повернула уравнительный вентиль, а когда прекратилось шипение выходящего воздуха, открыла дверь, чтобы выпустить инопланетчиков из подъемника.

Их было двое. Шолены оказались крупнее людей, покрыты лоснящейся темно-серой шкурой и не носили одежды, за исключением поясов с накладными карманами. В ограниченном пространстве станции они передвигались на четырех задних ногах, близоруко разглядывая все вокруг и пробуя воздух быстро двигающимися фиолетовыми языками. Из-за горизонтальной стойки и лиц, удивительно напоминающих морды млекопитающих, они походили на гигантских бесшерстных выдр.

– Добро пожаловать на «Хитоде». Я Викрам Сен, директор станции.

– Я называюсь Гишора, представляю вам Тижос, – сказал главный, указав на свою спутницу.

Гишора был самцом, обладал устрашающего вида когтями на верхних конечностях и ярко окрашенными гениталиями. Самка, Тижос, была крупнее, и на ее груди виднелась едва различимая сумка. Приветствуя друг друга, шолены обычно обнимались так, что казалось, уже начинают любовную игру. С людьми они ограничились кратким объятием и несколькими движениями языка, чтобы ощутить запах. Доктор Сен подчинился этой процедуре с вежливым смирением человека, который не слишком любит собак, но мирится, когда те лижут ему лицо.

Роб, прежде не видевший живых шоленов, поймал себя на мысли, что внимательно наблюдает за их движениями. Даже если не обращать внимания на лишнюю пару ног, гостей нельзя было перепутать ни с одним из земных позвоночных. Когда инопланетяне повернулись, Роб разглядел сегментированный хребет – несколько сочлененных костей, похожих на бедренные.

Доктор Сен по-прежнему изображал гостеприимство:

– Разрешите показать комнаты, которые я для вас подобрал. Мы проследим, чтобы багаж благополучно выгрузили, а затем можем обсудить ваши планы по дальнейшему расследованию.

– Я согласен, – сказал Гишора.

– В таком случае, прошу, следуйте за мной, – пригласил доктор Сен. Он дал знак Робу, помогавшему нести багаж визитеров, – тот состоял, в основном, из еды и снаряжения для подводных работ (в одежде они явно не нуждались).

Сен повел гостей в первый блок, к каютам по соседству с его собственной.

Небольшая группа сотрудников «Хитоде» следовала за ними, и Роб ловил недовольные взгляды. Молчание прервал Симеон Фушар, когда они достигли выделенных для шоленов кают.

– Мы хотели бы узнать, в чем цель вашего визита, – начал он. – Это серьезное вмешательство в нашу работу, и мы должны понимать, зачем вы здесь.

Гишора обернулся и посмотрел на Фушара, затем – на Сена.

– Мы прибыли из-за инцидента, повлекшего смерть землянина. Он нарушил правила о контакте.

– Я знаю! Керлерек был идиотом и погиб из-за этого. Это грустно и неприятно, но это уже случилось. Зачем здесь вы? Что вы можете сделать такое, чего не можем мы сами?

– Мы должны разобраться, как могло произойти нарушение и какие последствия оно влечет для обитателей этой планеты.

– Не имеете права! Доктор Сен готовит подробный отчет, вам будет отправлена копия. Или вы считаете, что мы не собирались сообщать правду об инциденте с Керлереком?

– Доктор Фушар, пожалуйста, – попросил Сен. – Сейчас неудачное время для спора. Я уверен, что наши гости устали после путешествия, хотели бы отдохнуть и распаковать вещи.

– Нет, я не буду молчать! Они говорят, что прибыли для расследования, будто они – полиция, а мы – преступники. Я говорю, что у них нет такой власти, и никакого преступления здесь не совершалось.

– Симеон! – оборвал его доктор Сен, потянув за руку. Он склонился к уху Фушара, голос его был довольно тихим, но Роб все услышал: – Мне ситуация нравится не больше, чем тебе, но злость и прилюдные стычки нам ничем не помогут.

– Тьфу! Ты слишком уступчив, Викрам. Вспомни, с какой ты планеты! – Фушар отступил, что-то бормоча себе под нос по-французски.

Сен развернулся к инопланетчикам:

– Надеюсь, вы простите доктору Фушару его вспышку. Понятно, что он огорчен происходящим.

– Я не понимаю, что вызвало его

гнев, – заметил Гишора.

– Я думаю, дело в том, что он не хотел бы стать объектом расследования. В настоящий момент я готовлю отчет о гибели доктора Керлерека и приведшим к ней обстоятельствам. Позвольте мне вас уверить, что он будет абсолютно точен и правдив. Ваше желание провести собственное расследование предполагает, что вы не верите в наше желание сообщить правду. Между людьми это считается оскорблением.

– Я понимаю, – сказал Гишора. – И я приношу извинения, если наши действия оскорбительны. Но, боюсь, мне придется продолжить исполнение возложенного на меня поручения. Сейчас я должен поговорить с Тижос наедине, а затем мы хотели бы расспросить свидетеля инцидента.

Глава четвертая

Широкохвост просыпается в передней жилища Долгощупа. Он помнит, как еле вползает в дом и тут же засыпает, обессилев. Вода вкусно пахнет, и запах приводит его в столовую, где Долгощуп с работниками ужинают целым молодым тягачом.

– Я рад, что ты присоединишься к нам, – приветствует его Долгощуп. – Помню, как натыкаюсь на тебя в холле и думаю поручить кому-нибудь из подмастерьев переместить тебя в спальню.

– Прошу прощения, – говорит Широкохвост. – От Бесконечного Изобилия сюда долгий путь.

– Что ж, отщипни себе немного, – приглашает Долгощуп. – Тут на всех хватит. Может, я гоняю слуг, как учитель – личинок в холодных водах, но никто не покинет Горькую Воду голодным.

– Могу я поинтересоваться назначением любопытного устройства, которое помню, как вижу, у вас по прибытии? Оно предназначено для перемешивания воды?

– Принцип работы похожий, но мое приспособление измеряет силу потока. Я черпаю идею в работе Долгонога, где он приводит цитаты из древних писаний с руин Холодного Разлома. Поток в трубе проворачивает лопасти турбины, ось которой соединена с пучком жгутоцвета, жестко закрепленным на блоке. Таким образом, поворот турбины скручивает пучок, насколько хватает силы потока. Если воткнуть в пучок стержень у самого блока, то можно увидить, насколько плотно свернуты волокна, а значит – насколько силен поток.

– Потрясающе!

– Я хочу установить такие устройства во всех моих трубах и отрегулировать их размер. Надеюсь так уменьшить протечки и перерасход потока. Это средство уже помогает мне выявить неэффективность в расходовании воды.

– Я знаю в Бесконечном Изобилии землевладелицу, которая хочет перераспределить потоковые права. Такой прибор – то, что ей нужно! – Но тут Широкохвост вспоминает, что не может вернуться домой, и горестно умолкает.

Долгощуп тактично меняет тему:

– Ты помнишь четырехногое существо? С горячими пузырьками?

– Конечно! Я не помню себя, встречающего нечто более необычное.

– В ходе исследований в нем открыто немало любопытных свойств. Подозреваю, что верхний покров может быть искусственной оболочкой. Отдельные его части можно разделить на волокна, как плетеную ткань.

– Искусственной? Но кто может создать такой материал и зачем его надевать на странное существо?

– Помню, как задаю себе те же вопросы. А теперь у меня есть идея: ты можешь отправиться на поиски ответа.

– Я?

– Все складывается как нельзя лучше. В твоей… ситуации… приходится избегать любых поселений, но в холодных водах у тебя есть все права.

– Там, где закон молчит, неважно, что я вне закона?

– Именно! Есть и другие резоны. Ты знаешь об этом создании не меньше любого из членов Научного общества Горькой Воды. Однако, в отличие от некоторых из них, ты молод и силен.

– И мне больше нечем заняться. Я слышу тебя, Долгощуп, и считаю, что это отличная идея. Если ты снарядишь экспедицию, я согласен ее возглавить.

– Великолепно! Предлагаю встретиться и обсудить наши планы, после того как поедим и поспим.

* * *

Люди выделили для них две комнаты, разместив каждого по отдельности, в соответствии с заведенным у них порядком. Но настаивать на изменении жилищных условий Тижос и Гишоре не пришлось: одна каюта просто стала рабочим помещением, предназначенным для сбора информации и обработки записей, вторая превратилась в спальню, где они могли свернуться тесным клубком для отдыха или случки.

Шолены прекрасно видели, что люди с нетерпением ждут, когда нежданные визитеры закончат работу и уедут, поэтому Тижос не приходилось рассчитывать на спокойное изучение материалов, собранных по Ильматар. Она лишь бегло просмотрела записи землян, ища хоть какие-то доказательства контакта.

Информация оказалась изматывающе неполной. Тижос нашла сделанные с помощью дронов записи издаваемых аборигенами звуков и несколько размытых видеоизображений, снятых с дальнего расстояния. Люди располагали большой коллекцией артефактов из покинутых поселений, но ей приходилось довольствоваться их изображениями в каталоге. Оставалось лишь надеяться, что у нее будет возможность увидеть какие-то вещи своими глазами и прикоснуться к ним.

Единственного выжившего свидетеля инцидента с Керлереком они опросили на следующий день после прибытия на «Хитоде». Другие люди называли его Робом Фриманом, и он рассказал обо всех событиях с момента, когда погибший человек привлек его к своему мероприятию, до возвращения на станцию.

Тижос история показалась исключительно интересной, она надеялась выпытать как можно больше подробностей об ильматарианах и о том, что они делали с погибшим землянином.

– Скажи, чего, по-твоему, они хотели? – спросила она.

– Чего хотели? Убить его. И убили!

– Избранный ими способ выглядит слишком сложным. Объясни, зачем им понадобилось переносить его в укрытие и держать пленником почти час, чтобы после убить перед большим скоплением односельчан. Скажи, не увидел ли ты какой-то ритуальной цели в их действиях?

– Гм, я, честно говоря, не ксенолог.

– Скажи, наблюдал ли ты подобное поведение раньше?

Гишора позволил ей какое-то время расспрашивать землянина, затем вмешался:

– Тижос, боюсь, твои вопросы ничего не добавят к тому, что мы хотим узнать. Нам следует обратиться с ними к кому-то более сведущему, – Он вновь перешел на язык людей: – Объясни еще раз, почему ты и Анри Керлерек захотели приблизиться к аборигенам?

Человек с шумом выпустил воздух, прежде чем начать говорить.

– Анри хотел снять классное видео с ильматарианами, чтобы показать его на Земле. Он так по жизни делает. Делал…

– Мы бы хотели узнать, кто на Земле мог получить доступ к этой информации.

– Блин, да практически кто угодно! В смысле какие-нибудь дремучие племена на Амазонке без доступа к Интернету могли бы остаться в неведении, пока все не просочилось бы в прессу, но остальные – без проблем. Анри так зарабатывал на жизнь, понимаете? Отправлялся в странные места, снимал странные штуки, возвращался домой и рассказывал об этом.

– Скажи, кто кроме Анри Керлерека получил бы выгоду от собранных вами данных? – спросил Гишора.

Человек по очереди загибал пальцы, пока говорил:

– Его издатели на Земле, кем бы они ни были, Интернет-провайдеры, научные журналы – да все, интересующиеся Ильматар! Плюс парни, которые делают фигурки инопланетян, и разные спецы по сравнительной биохимии, а еще, я думаю, космические агентства и их подрядчики. И миллион-другой еще каких-нибудь ребят, о которых я сразу не вспомню.

– Я хочу знать,

означает ли это, что деятельность Анри Керлерека представляла большой экономический интерес?

– Косвенно – да, наверное. Он всегда этим хвастался, и я думаю, не был так уж неправ.

– Скажи, повлияло ли это на твое решение присоединиться к нему? – спросил Гишора.

Человек какое-то время молчал.

– Ну, может, немного, – признался он. – В смысле, не было б у него денег, Анри бы не добыл костюм, и мы не были бы так уверены, что не вляпаемся в крупные неприятности. Но он не пытался меня подкупить или что вы там думаете, – землянин оглядел комнату, затем снова посмотрел на Гишору. – Я пошел с ним, потому что решил, что это прикольный проект. Меня никто не тянул.

– Ты сказал, что любой мог иметь доступ к собранным вами материалам. Скажи, входят ли в это число главы правительств и люди, принимающие решения в военной сфере?

– Думаю, да. Они тоже могут зайти на сайт Анри или посмотреть его видео, как и любой человек. А все находки экспедиции технически вроде как принадлежат МАК ООН. Так что, думаю, Пентагон или китайцы при желании могут просмотреть все что им угодно. Сам Анри был французом, а потому входил в европейскую бюрократическую корпоративно-интеллектуальную сеть.

Тижос удивилась, когда Гишора спросил о военных: вопрос звучал совершенно бессмысленно. Она торопливо заговорила, чтобы успеть спросить о своем, прежде чем Гишора продолжит:

– Скажи, какие меры вы приняли, чтобы не допустить контакта с аборигенными существами?

– Как я уже говорил, у нас был костюм-невидимка и замаскированные дроны. Я отправился в обычном гидроскафандре, держался далеко позади вместе с импеллерами и следил за Анри по лазерной видеосвязи. Все должно было получиться: он сумел подобраться к ним совсем близко, и его не заметили. Думаю, проблема оказалась в том, что он окончательно обнаглел и вклинился прямо между ними.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/d-kambias/temnoe-more/?lfrom=931425718) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

notes

Примечания

1

Мой Бог! (Фр.)