Режим чтения
Скачать книгу

Воспоминания читать онлайн - Даниэла Стил

Воспоминания

Даниэла Стил

«Никогда не забывай, кто ты на самом деле», – с детства Сирине твердила бабушка, принцесса ди Сан-Тибальдо. Но что толку в титуле, когда ты никому не можешь о нем рассказать? После Второй мировой войны привычный мир рухнул. Сирина лишилась не только статуса, но и самого главного – семьи. Горделивая осанка и необычная красота, унаследованные от бабушки, – что принесут они девушке? Страдания или, наоборот, чудо великой любви – неистовой, сметающей все преграды на пути к настоящему счастью?

Даниэла Стил

Воспоминания

Тем, кто смотрит на мир широко раскрытыми глазами.

Посвящение, какого никогда не было прежде:

Мне, до конца моей жизни.

Со всей моей любовью, Оливия

Могила – всего лишь пустота. Тот, кого я люблю, живет в моих воспоминаниях, в вещах, хранящих его запах, в интонациях, которые внезапно всплывают в памяти, и я долго-долго вслушиваюсь в них, склонив голову…

… Какая горечь вначале – и как радостно обнаружить в один прекрасный весенний день, что ничто не изменилось: ни запах земли, ни журчание ручья, ни нежность свежих побегов на каштане…

… В удивлении склониться над крохотными чашечками диких анемонов, любоваться бесконечным ковром фиалок, гадая, какого же они оттенка – розовато-лилового или синего? Любоваться незабываемыми очертаниями гор, всем телом ловить, замирая от нерешительности, лучи восходящего солнца… и начать жить заново!

    Колетт «Возвращение из любви»

Danielle Steel

Remembrance

Copyright © 1981 by Danielle Steel

© Ручкина Л., перевод на русский язык, 2014

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2015

© Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес (www.litres.ru), 2014

Глава 1

Поезд монотонно катился сквозь итальянскую темноту, колеса выстукивали ритмичную дробь по рельсам. Вагон был забит толстыми фермерами, полуголыми детьми, помятыми служащими и ордами американских солдат. В воздухе стоял удушливый, заплесневело-кисловатый запах, как в доме, в котором не убирали много лет; к нему примешивался запах немытых потных тел. Но никто не решался открыть окно. Старухи, попади они под струю прохладного ночного воздуха, вмиг бы подняли крик и визг, как если бы на них напал насильник. Они восприняли бы сквозняк как оскорбление. Старых людей раздражало буквально все: жара, холод, усталость, голод. Несомненно, у них имелись все основания для раздражения. Эти люди измучились: они долго голодали, мерзли, страдали. Они пережили ад многолетней войны. И вот теперь эта война закончилась. Шел третий месяц мира – август 1945 года. Поезд, вторые сутки не останавливаясь, ехал вперед.

Сирина села на этот поезд в Париже и, не обменявшись ни с кем ни единым словом в течение всего пути, миновала Францию и Швейцарию, и вот теперь, наконец, ехала по Италии. Ее путешествие близилось к концу… Колеса выстукивали аккомпанемент ее мыслям. Сама она сидела, забившись в угол, закрыв глаза, прислонившись головой к оконному стеклу. Она устала… Господи, как же она устала! Каждый дюйм тела ныл, ныли даже руки. Сирина сжалась, словно от озноба, хотя на самом деле ей не было холодно. В вагоне стояла удушающая жара, ее белокурые волосы прилипли к вспотевшей шее. Поезд начал замедлять ход и спустя несколько мгновений остановился. Некоторое время Сирина продолжала сидеть не шевелясь, не зная, найдет ли силы встать и выйти на перрон, хотя бы немного подышать свежим воздухом. Шел девятый день путешествия, а она все еще не добралась до дома.

Сирина постоянно думала о доме… Она с трудом сдержала радостный возглас, когда поезд пересек Альпы. Но это только начало. На самом деле, напомнила себе Сирина, медленно открывая глаза и жмурясь от света станционных фонарей, ее путешествие по-настоящему еще и не начиналось. И не начнется вплоть до завтрашнего утра, когда она, наконец, доберется до своей цели и все узнает…

Сирина сонно осмотрелась по сторонам, потягиваясь, вытянула длинные стройные ноги под сиденье напротив. Перед ней сидя спали две женщины: одна – очень худая, другая – чрезмерно толстая, между ними был зажат тощенький ребенок. Сирина безучастно смотрела на них. В ее глазах нельзя было ничего прочесть, они напоминали два изумрудно-зеленых озера, наполненных ледяной водой, удивительных по красоте, но почти лишенных теплоты. Однако что-то непонятное таилось в глубине глаз этой юной девушки. Они влекли к себе, словно призывая заглянуть в эту глубину и одновременно налагая запрет. Внутренний мир Сирины оставался загадкой. Ее точеное аристократическое лицо светилось, как белый мрамор, но это было лицо неприступной красавицы. Сирина старалась выглядеть высокомерной, тщательно скрывая свою нежность и ранимость.

– Извините, – мягко прошептала Сирина, пробираясь на цыпочках мимо спящих женщин и переступая через ноги старика. Иногда ей становилось не по себе от собственных мыслей, но она так устала от изможденных лиц пожилых людей! С момента своего приезда Сирина видела только стариков. Неужели кроме них никого не осталось? Везде одни старухи, старики да горстка детей, разглядывающих в окна солдат. Солдаты были единственными молодыми людьми, которые теперь встречались повсюду. Американцы, одетые в военную форму, с широкими улыбками, ровными зубами и сияющими глазами. Сирину совершенно не волновало, на чьей стороне воевали эти солдаты. Они были частью происходившего, носили форму… А ее цвет не имел для нее никакого значения…

Почувствовав пристальные взгляды солдат, высыпавших вслед за ней на платформу, Сирина отвернулась. Но даже стоя к ним спиной, она чувствовала их присутствие: слышала, как они переговариваются между собой, смеются, негромко обмениваясь шутками в тишине поздней ночи, нарушаемой лишь скрежещущими металлическими звуками, издаваемыми поездом.

– Вы курите? – внезапно услышала Сирина совсем рядом.

Она отрицательно покачала головой и как-то сжалась, словно защищаясь от всего случившегося с ней раньше и от того, что окружало ее теперь. Юное прекрасное лицо отражало непосильное бремя тяжести и страдание.

Несмотря на изрядно поношенную, измятую одежду, она выглядела обворожительно. Белокурые волосы выбивались из-под темно-зеленого шарфа, повязанного на деревенский манер. Но это выглядело неубедительно. Сирина не была похожа на дочь крестьянина, что бы на себя ни надела. Ее манера держаться, походка сразу же выдавали ее. В облике девушки таилось нечто невыразимо прекрасное. Видеть ее в этой нелепой одежде казалось странным. Хотелось подойти к ней и спросить, почему она так одета и что делает в этом переполненном поезде, среди такого сброда. Хотелось задать и другие вопросы: откуда она едет, куда, почему у нее такой отсутствующий взгляд?

Сирина молча стояла на перроне в своем помятом ситцевом платьице. Высокая, стройная, юная и… такая одинокая.

Взглянув на глубокие складки, образовавшиеся на дешевой ткани юбки, девушка попыталась разгладить их изящной рукой и вдруг вспомнила. Этот жест… Мать так же расправляла морщинку на безукоризненном белом шелковом платье на вечере в саду дворца… Сирина зажмурилась, пытаясь отогнать воспоминание. Но это не помогло…

Расправив хрупкие плечи, Сирина быстро прошла по платформе и грациозно
Страница 2 из 32

впорхнула в вагон, словно вскочила в седло породистого скакуна, собираясь умчаться в темноту ночи. Каждое ее движение излучало необыкновенную грацию. Со стороны казалось, что она важная персона. Впрочем, Сирина и была ею.

– Простите, – вновь мягко прошептала она, пробираясь к своему месту. Усевшись, она тихо вздохнула и откинула голову назад, но на этот раз глаза ее остались открытыми. Сирина страшно устала, но спать ей не хотелось. Разве могла она уснуть теперь, когда осталось всего несколько часов до конца? Еще несколько часов… всего несколько часов… несколько часов. Поезд набирал ход, вновь подхватывая ее мысли перестуком колес. Сирина вглядывалась в ночную темноту, ощущая всем сердцем, всей душой, каждой частицей своего тела, что она вернулась домой. Уже одно только звучание родной итальянской речи доставляло ей радость.

За окном проплывал знакомый пейзаж, такой успокоительный, такой родной после нескольких лет, проведенных с монахинями в монастыре штата Нью-Йорк. Поездка туда четыре года назад тоже казалась бесконечным путешествием. Сначала вместе с бабушкой и Флавио, одним из немногих оставшихся слуг, они пробирались через границу в Тичино. В Швейцарии их встретили две вооруженные женщины и две монахини. Именно там Сирина рассталась со своей бабушкой, крепко прильнув к ней в последний раз, заливаясь слезами и умоляя не оставлять ее. Она уже и так многого лишилась двумя годами раньше в Риме, когда… Сирина не могла думать об этом, стоя в холодном воздухе итальянских Альп, в последний раз чувствуя объятия бабушки…

– Отправишься с ними, Сирина… Там ты будешь в безопасности.

Они все решили еще за месяц до этого. Впереди ее ждала Америка. Такая чужая и такая далекая.

– Когда все закончится, ты вернешься домой.

«Когда все закончится… Но когда же все это закончится?» Там, на границе Италии и Швейцарии, Сирина чувствовала, что уезжает на всю жизнь… Нет! На десять жизней… В свои четырнадцать она уже пережила два года войны, лишений и всеобщего страха. Взрослые жили в постоянном страхе перед Муссолини. Дети сначала делали вид, будто это их мало волнует. Но очень скоро ход событий заставил волноваться всех. Рано или поздно страх начинал душить человека.

Сирина никогда не забудет, как ее отца тащили солдаты Муссолини… Как он старался не кричать, держаться мужественно, напрасно пытаясь взглядом защитить свою жену. А затем жуткие звуки, когда солдаты издевались над отцом у дворца. Убили его на следующий день… Расстреляли вместе с полудюжиной других у стен дворца Венеции, где располагалась штаб-квартира Муссолини. Мать Сирины, принцесса ди Сан-Тибальдо, ползала на коленях, умоляя солдат о пощаде, а люди в мундирах насмехались и издевались над ней. Один, схватив мать за волосы, грубо поцеловал ее, затем сплюнул и швырнул на землю. Через несколько мгновений все кончилось. Отец Сирины бессильно повис на столбе, к которому его привязали. Бросившись к нему, мать успела в последний раз сжать его в объятиях, прежде чем, словно ради развлечения, расстреляли и ее. И из-за чего все это? Из-за того, что они были аристократами… Из-за того, что ее отец ненавидел Муссолини.

Италия в то время была отравлена фашизмом, ядом особого свойства. Ядом, замешенным на ненависти, паранойе, алчности и страхе. Ужас заставлял брата идти против брата, мужа против жены, общество болело какой-то чудовищной страстью, суть которой Сирина никак не могла понять. Ее отец считал Муссолини преступником и открыто говорил об этом. Однако его брат был другого мнения… С началом войны Серджио ди Сан-Тибальдо стал ручной собачонкой Муссолини. Это Серджио выдал своего брата, обвинив его в связях с союзниками. Предательство Серджио объяснялось тем, что, сумей он избавиться от Умберто, он становился обладателем очень многого. Как младший сын, Серджио почти ничего не унаследовал от отца, ему досталась лишь небольшая ферма в Умбрии, которую Серджио ненавидел с детства. К тому же он был не вправе даже продать ее. Он мог пожизненно пользоваться ею и был обязан оставить ее в наследство своим детям, а если их не будет, то детям Умберто. Старший же брат унаследовал все: титул, деньги, привлекательную внешность, дворец, в котором жила семья на протяжении семи поколений, коллекцию картин, положение в обществе, обаяние и Грациеллу, что, разумеется, стало той последней искрой, от которой в душе Серджио вспыхнуло пламя ненависти к старшему брату.

Он больше всего ненавидел Умберто за то, что тот обладал Грациеллой – красавицей с удивительными зелеными глазами и золотистыми волосами. Она была необыкновенной, и Серджио любил ее с самого детства. Он любил ее всегда – когда они вместе проводили летние месяцы в Умбрии, в Сан-Ремо или в Рапалло. Тогда Грациелла была еще маленькой девочкой. Однако она всегда любила Умберто. Все любили Умберто… абсолютно все… но особенно Грациелла.

Во время заупокойной мессы в соборе Санта-Марии Серджио, всхлипывая, спрашивал себя, почему все так произошло. Почему Грациелла вышла замуж за Умберто? Почему она бросилась к нему, когда его расстреляли? Никто из присутствующих на похоронах не знал, какую роль сыграл Серджио в смерти своего брата и его супруги. Друзья всегда считали его слабовольным человеком. И никто из них не знал правды. Никто, кроме бабушки Сирины. Это она использовала все свои связи, чтобы узнать правду. Только у нее хватило смелости выразить всю свою ненависть Серджио так, что, когда боль чуть притупилась, Серджио, как никогда прежде, глубоко ощутил весь кошмар совершенного им. И ради чего? Ради беломраморного дворца? Ради любви женщины, умершей у ног своего мужа и никогда не любившей никого, кроме него?

– Ради чего ты все это сделал? – требовала ответа плачущая мать. – Из любви к Муссолини? К этому подонку, Серджио? К этому мерзавцу? Ты убил моего первенца ради него?

Серджио дрожал, видя гнев матери. Он понял, что остаток своей жизни придется прожить с этой ужасающей правдой. Стоя перед матерью, он все отрицал: отрицал, что предал Умберто, отрицал, что вообще делал что-либо. Но она знала правду, и Сирина тоже. Ее блестящие зеленые глаза гневно смотрели на него во время похоронной церемонии… Не в силах бороться с режимом Муссолини и не желая предавать гласности гнусность предательства, совершенного ее младшим сыном, старая принцесса ди Сан-Тибальдо увезла Сирину и старых слуг из Рима. Теперь дворец принадлежал Серджио – так сказала она, стоя в последний раз в холле, отделанном черным и белым мрамором. Ей хотелось навсегда забыть о своем втором сыне и об этом дворце. Отныне он ей не сын! В последний раз принцесса ди Сан-Тибальдо взглянула на Серджио, и слезы наполнили ее мудрые глаза. Она медленно покачала головой и вышла.

Ни она, ни Сирина никогда больше не видели ни Серджио, ни этого дворца, ни Рима. Сирине было четырнадцать лет, когда она в последний раз вышла из искусно инкрустированных бронзовых дверей дворца на виа Юлия, и тем не менее, когда она приехала в Альпы через четыре года, ей казалось, что она покинула Рим только вчера. Прошедшие четыре года были очень трудными: все это время она пыталась заглушить в своей памяти звуки ударов, которыми солдаты осыпали отца, отчаянный взгляд матери, когда на следующий
Страница 3 из 32

день она бросилась из дома, едва причесавшись, с широко раскрытыми от ужаса глазами, в наброшенном на плечи красном пальто; вид тел родителей, брошенных солдатами около ворот, распластанных на мраморных ступенях, и кровь, медленно капавшая на траву… собственные крики, когда она увидела их, лежащих там… Мертвые родители стояли перед глазами даже тогда, когда она прощалась с бабушкой, отправляясь в безопасное место. Но где теперь безопасно? Опасно везде… Нигде не будет отныне безопасно. На всем белом свете у нее осталась одна бабушка.

– Я буду писать тебе, Сирина. Обещаю. Каждый день. Когда в Италии вновь станет спокойно, ты вернешься сюда и будешь жить со мной. Обещаю тебе, дорогая. Обещаю…

Несмотря на огромную силу воли, произнося последние слова, старая принцесса всхлипнула и крепко прижала к себе Сирину, последнюю частицу плоти и крови, эту последнюю нить, соединяющую ее с любимым первенцем. Теперь, когда Сирина уедет, у нее не останется никого. Но выбора не было. Слишком опасно оставлять здесь ребенка. Трижды за последние два месяца солдаты приставали к Сирине на площади Сан-Марко. Даже в простой, невзрачной одежде девочка выглядела слишком красивой, слишком рослой и чересчур женственной для своих четырнадцати лет. Однажды солдат преследовал Сирину от школы до самого дома и уже у дверей, грубо схватив за руки, прижал к стене и поцеловал, прильнув к ней всем телом. Кто-то из прислуги видел это. Видел перепуганную Сирину, которая молчала, боясь, что на этот раз заберут ее или бабушку. Она боялась солдатских лиц, их смеха, их взглядов. Старая принцесса знала, что опасность подстерегает девочку каждый день. Не было силы, способной сдержать солдат, не было способа защитить Сирину от сумасшествия, с каждым днем становящегося все более и более диким. Каждую минуту могло произойти новое несчастье, и Алисия ди Сан-Тибальдо решила спасти внучку. Когда епископ предложил ей вывезти девочку из Италии, принцесса не задумываясь согласилась. В тот же день после обеда она спокойно рассказала Сирине о своем плане. Девочка расплакалась, умоляя не отправлять ее так далеко. Ведь можно уехать на ферму в Умбрию, спрятаться там, можно отрезать волосы, носить ужасные платья, работать в поле… Делать все, что угодно, только бы не расставаться с бабушкой… Но мольбы Сирины остались безответными. Позволить ей остаться в Италии означало подвергать ее каждодневному риску. В любой момент ее могут убить, обидеть, изнасиловать. Единственное, что могла сделать бабушка ради спасения Сирины, – это увезти ее подальше из Италии до окончания войны. И сейчас, у границы с Швейцарией, они обе отлично понимали, что расстаются надолго.

– Ты скоро вернешься, Сирина. Я буду ждать, моя дорогая. Что бы ни случилось.

Глядя на слезы, струившиеся по щекам внучки, сжимая ее хрупкие плечи, Алисия ди Сан-Тибальдо молила Бога, чтобы все именно так и было.

– Ты мне обещаешь? Обещаешь? – глотая слезы, с трудом произнесла Сирина.

Бабушка молча кивнула, в последний раз поцеловала девочку, затем подала знак женщинам и величаво отошла назад. Монашки взяли Сирину под руки и увели. Той ночью ей пришлось пройти несколько миль до монашеской обители. На следующий день вместе с группой других детей ее отвезли на автобусе за сотню миль к другим монахиням. Оттуда, уже с другой группой детей, Сирина перебралась в Лондон, откуда ей предстояло выехать в Соединенные Штаты. Предстоял долгий и трудный путь – бомбардировки не прекращались ни в Лондоне, ни на море. Путь, избранный Алисией, был опасным, но давал шанс на спасение. Остаться в Италии означало так или иначе подвергаться огромной опасности. К тому же после содеянного Серджио принцесса чувствовала себя виноватой перед Умберто и Грациеллой. Она никому не рассказывала об этом… Никому, кроме Сирины… Еле различимая фигура внучки, облаченная в темно-коричневое одеяние, остановилась перед поворотом, Сирина в последний раз помахала бабушке рукой и исчезла из виду.

Для Сирины путешествие оказалось долгим и утомительным. Пять суток она провела в лондонском бомбоубежище, потом они выехали за город и на грузовом судне покинули Дувр. Плавание через Атлантику прошло безрадостно. На протяжении всего пути Сирина почти не разговаривала – английского она не знала, а говорить на французском с монахинями не хотелось. Потеря родителей, дяди, бабушки, дома и, наконец, родины отняла у несчастной все силы. Ничего не осталось… Одинокая девочка-подросток стояла на палубе, облаченная в серое и коричневое, ветер трепал длинные пряди ее светло-золотистых волос. Монахини внимательно следили за ней, но не докучали девочке расспросами. Сначала они боялись, что Сирина может пойти на какой-нибудь отчаянный шаг, но со временем поняли ее состояние. Многое можно узнать о ребенке, наблюдая за его поведением. Сирина держалась с необыкновенным достоинством. Чувствовалась внутренняя сила, гордость и в то же время горечь и боль от понесенных потерь. На корабле были и другие дети, пережившие смерть близких – родителей, братьев и сестер… Но по сравнению с ними Сирина лишилась чего-то неизмеримо большего. Узнав о совершенном дядей предательстве, она потеряла веру в людей. Единственным человеком, которому она доверяла сейчас, была бабушка. Кроме нее, Сирина не верила никому. Ни слугам, ни солдатам, ни правительству. Никому. В бездонных зеленых глазах Сирины застыла глубокая печаль, больно резавшая по сердцу, и неизмеримое страдание, отчаяние, которое появляется в глазах детей лишь во время войн.

Порой ее печаль становилась менее заметной. Иногда в монастыре Сирина даже смеялась. Но такое случалось очень редко. Почти всегда она оставалась серьезной, напряженной, молчаливой и писала одно за другим письма бабушке, задавая ей тысячи вопросов и описывая мельчайшие подробности своей жизни.

Весной 1943 года письма от бабушки перестали приходить. Первое время Сирине еще как-то удавалось объяснять их отсутствие, но очень скоро предчувствие чего-то ужасного лишило ее покоя. Каждую ночь она ложилась в постель и не могла уснуть, строя самые страшные предположения, воображая кошмары, боясь и ненавидя Серджио… Сирине казалось, что дядя приехал в Венецию и убил ее бабушку. Убил, потому что бабушка знала правду о том, кто виноват в смерти его брата. Серджио боялся, что об этом узнают и другие, поэтому и решил убить ее. Придет время, он попытается убить и Сирину. «Пусть попробует, – подумала девушка, прищурив яркие зеленые глаза с неожиданной для себя злобой, – пусть попробует. Но прежде я убью его и посмотрю, как он будет умирать медленно и мучительно…»

– Сирина?

В коридоре вспыхнул свет, и у двери появилась мать-настоятельница.

– Что-то случилось? Ты получила из дома плохие известия?

– Нет.

Стены комнаты вернулись на свои места. Сирина села на кровати и, обхватив колени руками, отрицательно покачала склоненной головой.

– Ты уверена?

– Да, спасибо, матушка. Благодарю вас за заботу.

Сирина была откровенной только с бабушкой, от которой вот уже два месяца не получала писем. Быстро опустив ноги на холодный пол, она встала, облаченная в простенькую хлопковую ночную рубашку, светлые волосы ее рассыпались по плечам. Обращенное к настоятельнице лицо
Страница 4 из 32

девушки в расцвете своих шестнадцати лет, с аристократическими точеными чертами вполне заслуживало чести быть увековеченным в мраморе.

– Можно я присяду? – Мать-настоятельница нежно посмотрела на Сирину.

– Разумеется, матушка.

Мать Констанция опустилась на единственный деревянный стул, имевшийся в комнате. Сирина, немного поколебавшись, села на кровать, испытывая неловкость.

– Могу я чем-нибудь помочь тебе, девочка?

Вот уже четыре года в монастыре находились дети, вывезенные из Европы, большинство из которых возвратятся обратно, если их родители выживут в ужасах войны. Сирина была постарше других. Когда она появилась в обители, самому старшему ребенку здесь было двенадцать лет, другим – по пять, шесть, семь, девять. Все дети чувствовали себя легко, словно никогда не слышали о войне, не испытали настоящего страха. Но страх жил в них, и временами по ночам детям снились кошмары. Но тем не менее они казались счастливыми. Никто не поверил бы, что довелось им пережить до того, как они прибыли сюда. Ужасы войны не сказались на них. Однако Сирина резко отличалась от остальных. Только мать-настоятельница и еще две монахини знали о прошлом девочки. О нем им написала Алисия ди Сан-Тибальдо. Она полагала, что монахини должны знать, что пришлось пережить девочке, но сама Сирина ни словом не обмолвилась о случившемся.

– Что тебя беспокоит, дитя мое? Ты себя неважно чувствуешь?

– Нет, все в порядке…

Сирина растерялась – не приоткрыть ли ей священную дверь? Мать Констанция чувствовала, что следует проявить настойчивость. Девушке необходимо выговориться.

– Я… дело в том… – Внезапно слезы потекли по ее щекам. – Вот уже почти два месяца я не получаю писем от бабушки.

– Понимаю… – кивнула мать Констанция. – Но она могла куда-нибудь уехать…

Сирина отрицательно покачала головой и смахнула слезы грациозным движением руки.

– Куда ей уезжать?

– Может быть, в Рим? По семейным делам…

Внезапно взгляд Сирины сделался жестким.

– Там у нее больше нет никаких дел!

– К тому же почта работает с перебоями. Даже из Лондона письма приходят сюда с большим опозданием.

Письма из Италии приходили в обитель по запутанным подпольным каналам и кружным путем. Доставить письмо из Италии в Америку было очень трудно. Но, тем не менее, они приходили… всегда приходили…

Сирина внимательно взглянула на настоятельницу.

– Думаю, дело не в этом.

– Могла бы ты написать кому-нибудь другому?

– Только одному человеку.

Марчелла, их старая служанка! Муссолини разрешил принцессе оставить лишь одну служанку. Несколько преданных слуг выразили готовность бескорыстно служить своей госпоже, но и на это власти не дали разрешения. Епископ умер прошлой зимой… Осталась только старая служанка…

– Завтра я напишу Марчелле. – Девушка радостно улыбнулась. – Мне следовало бы догадаться об этом раньше.

– Уверена, с твоей бабушкой все в порядке…

Сирина кивнула, но сомнения не оставили ее. Бабушке было уже восемьдесят… Всякое могло произойти.

Письмо, отправленное Марчелле, возвратилось через четыре недели нераспечатанным. На нем стояла пометка почтальона, гласившая, что «Марчелла Фабиани больше не живет по указанному адресу». Неужели они отправились на ферму? Может быть, жизнь в Венеции стала трудной? Тревога росла, Сирина окончательно замкнулась. Через неделю она отправила письмо бабушке на ферму в Умбрию. Но и это письмо не нашло адресата. Сирина отправила письмо мажордому и получила его нераспечатанным с пометкой «умер». В течение первых недель и затем месяцев ужас и отчаяние сменились тупой болью. Что-то произошло, в этом не приходилось сомневаться, но узнать, что же именно, не было никакой возможности. Никого не осталось, за исключением Серджио, разумеется… Только после окончания войны у нее появится возможность вернуться в Италию и выяснить все.

Для этого у нее имелось достаточно денег. Прощаясь с Сириной, бабушка дала ей толстую пачку американских долларов. Девочка не знала, откуда у бабушки американские деньги, однако на следующий день, оставшись одна в ванной, Сирина насчитала тысячу. И еще десять тысяч долларов монахини получили по тайным международным каналам. Эти деньги должны были пойти на оплату расходов, связанных с пребыванием Сирины в монастыре. Девочка знала, что значительная часть этой суммы еще не была израсходована. Каждую ночь, лежа в постели, она мечтала, как с их помощью вернется в Италию после войны. Она отправится прямо в Венецию и там все выяснит. Если с бабушкой что-то случилось по вине Серджио, тогда она немедленно поедет в Рим и убьет его.

Эту мысль Сирина лелеяла на протяжении почти двух лет. Война в Европе закончилась в мае 1945 года, и с того момента Сирина планировала возвращение на родину. Другие дети ждали известий от родителей, но Сирине достаточно было только оформить документы и достать билет. Не требовалось даже разрешения монахинь. Ей уже исполнилось восемнадцать лет, а в поезде она встретила свое девятнадцатилетие. Казалось, на то, чтобы добиться разрешения на проезд, ушла целая вечность, но все же, наконец, оно пришло.

Мать Констанция отвезла девушку в нью-йоркский порт и устроила на корабле. Прощаясь, она крепко обняла Сирину.

– Помни, дитя мое, что бы ни случилось, не в твоей власти изменить прошлое. Прими то, что есть, и надейся на лучшее.

Слезы наполнили огромные зеленые глаза Сирины, сверкавшие ярче изумрудов. Юная девушка стояла перед старой монахиней, разрываемая противоречивыми чувствами признательности и ужаса, скорби и сожаления.

– Вы были так добры ко мне все эти годы, матушка. Благодарю вас.

Сирина порывисто обняла монахиню. Прозвучал корабельный гудок, на этот раз пронзительнее прежнего, и мать Констанция покинула каюту. Ее последние слова были:

– Храни тебя Бог.

Это было девять дней назад. Воспоминания о матери Констанции все еще всплывали в памяти, когда Сирина наблюдала, как наступает рассвет. Она с изумлением смотрела на розовато-серое небо, а поезд продолжал мчаться мимо полей, не обрабатывавшихся уже несколько лет. На них виднелись воронки от бомб. У Сирины сжималось сердце от боли за свою страну, за тех людей, что были вынуждены переносить лишения и страдания, пока сама она жила в Америке в полной безопасности. Сирина чувствовала себя так, словно была чем-то обязана всем им, словно должна отдать им часть себя, часть своего сердца, своей жизни. В то время как она вкусно ела и сладко спала на берегу Гудзона, итальянцы страдали, боролись и умирали… Сердце Сирины бешено колотилось под стук колес мчавшегося вперед поезда. Она смотрела на восходящее солнце, золотившее раннее утреннее небо. Наконец-то она была дома…

Полчаса спустя поезд прибыл на вокзал Санта-Лючия. Медленно, почти не дыша, Сирина вышла из поезда, пропустив вперед старых женщин, детей, беззубых стариков и солдат. Девушка стояла на перроне вокзала, который можно было сравнить с черным ходом в Венецию, припоминая знакомую картину, которую она наблюдала дважды в год, когда ребенком вместе с родителями возвращалась из Рима. Но теперь родителей нет, да и она вернулась сюда отнюдь не с каникул. Перед ней лежал новый мир и новая жизнь. Сирина неторопливо вышла на привокзальную площадь,
Страница 5 из 32

окунувшись в яркий солнечный свет, заливавший старинные здания и отражавшийся в воде канала. Несколько гондол покачивались у причала, целый флот лодок виднелся на водной глади у пирса. Гондольеры зычно зазывали пассажиров. С ее появлением все пришло в сумасшедшее движение. Сирина впервые за последние годы счастливо улыбнулась.

Ничто как будто не изменилось, и в то же время все стало другим. Война закончилась, огненный смерч пронесся над страной. Сирина, как и многие итальянцы, потеряла всех своих близких. Сияющая золотом Венеция уже не раз была свидетельницей подобных трагедий и опять выстояла. Господи! Какое счастье вернуться на родину и жить жизнью своей страны!

– Синьорина! – прокричал гондольер, с восхищением глядя на длинные стройные ноги девушки. – Синьорина!

– Да… гондолу, будьте добры.

– К вашим услугам. – Гондольер низко поклонился и помог ей устроиться. Сирина назвала адрес и откинулась на спинку сиденья. Искусно управляя своим судном, гондольер повел его в потоке гондол и лодок, скользивших по Большому каналу.

Глава 2

Гондольер уверенно вел гондолу по Большому каналу. Сирина погрузилась в нахлынувшие воспоминания: воспоминания, которых она страшилась целых четыре года… Залитая солнечным светом фигура Духа-Хранителя на здании таможни, казалось, проводила ее взглядом, когда они проплыли мимо. Гондола покачивалась в знакомом до боли ритме. Сирина помнила его с детства и любила. Не изменившиеся за многие столетия достопримечательности Венеции выплывали буквально повсюду. От их поразительной красоты перехватывало дыхание. Вот Золотой собор во всем своем великолепии, а вот собор Писсарро… Внезапно выплыл мост ди Реальто. Они проплыли под ним, продвигаясь дальше по Большому каналу мимо многочисленных дворцов: Гримани, Пападополи, Пизани, Мосениго, Контарини, Грацци, Резонико – мимо самых знаменитых и красивых дворцов Венеции, пока, наконец, неторопливо не проплыли под Академическим мостом, затем мимо дворца Садов Франчетти и дворца Дарио, потом справа показалось стройное здание церкви Санта-Мария делла Салюте. Проскользнув перед дворцом Дожей и колокольней, гондола неожиданно оказалась перед собором Сан-Марко. Гондольер приостановил гондолу, и Сирина насладилась открывшимся ей прекрасным зрелищем, почти лишившим ее дара речи. Она чувствовала то, что, должно быть, чувствовали во все времена венецианцы, возвращавшиеся домой из долгих морских странствий, возвращавшиеся, чтобы с наслаждением вновь открыть то, что оставили дома.

– Прекрасно, а, синьорина?

Гондольер с гордостью посмотрел на собор Сан-Марко, затем перевел взгляд на девушку. Сирина молча кивнула. Как странно вернуться после стольких лет отсутствия и увидеть, что ничто не изменилось. Весь мир оказался перевернутым вверх дном, но война не коснулась Венеции. Бомбы падали поблизости, но по какой-то счастливой случайности сама Венеция не пострадала. Гондола проплыла под мостом ди Палья, затем под мостом ди Соспири и мостом Вздохов, а потом свернула в сеть более мелких каналов, минуя менее известные дворцы и старинные статуи, венчающие величественные фасады. Повсюду виднелись красивые здания и площади, привлекавшие в Венецию людей на протяжении тысячи лет.

Однако Сирина уже не восхищалась творениями архитектуры. С того момента как они свернули в сеть маленьких каналов, лицо ее сделалось напряженным, брови нахмурились при виде знакомых берегов, проплывавших мимо. Гондола приближалась к концу пути, и теперь до ответа на мучившие Сирину вопросы осталось совсем немного.

Гондольер повернулся к девушке, желая уточнить адрес, но, заметив выражение ее лица, удержался от вопроса. Он все понял. Уже многие вот так же возвращались домой. Главным образом солдаты. Некоторые возвращались после плена, разыскивая своих матерей, возлюбленных, жен. Ему хотелось узнать, кого надеется отыскать эта юная красавица и где она была. Но кого бы девушка ни искала, ему хотелось, чтобы она нашла. До родного дворца осталось всего несколько сотен футов, Сирина уже видела его. Она видела шторы на окнах, ставни на некоторых из них, узкий канал, ведущий к каменным ступеням, поднимающимся к железной площадке причала. Когда гондола приблизилась к зданию, Сирина встала.

– Хотите, я позвоню?

На дверях висел большой старомодный колокольчик и молоток, но Сирина поспешно покачала головой. Гондольер подал руку и помог ей сойти на причал. Она взглянула на темные окна, пытаясь отгадать, какую историю они приготовили для нее.

Сирина решительно и резко дернула цепь колокольчика, закрыла глаза и стала ждать, вспоминая о прошлом, когда вот так же ее рука касалась этого колокольчика… ждала, считая мгновения, пока появится одно из знакомых лиц, за ним ее бабушка, улыбающаяся, жаждущая обнять свою Сирину, подняться вместе с ней по ступенькам в главную залу, стены которой увешаны коврами, картинами… Маленькие миниатюрные бронзовые фигурки лошадей Сан-Марко, стоящие на верхней площадке лестницы…

Но на этот раз ответом была тишина, нарушаемая лишь плеском воды у причала. Сирина поняла: ответа не будет.

– Никого нет, синьорина? – поинтересовался гондольер. Вопрос был совершенно напрасным. Нет, разумеется, никого не было дома, дворец пустовал уже несколько лет. На мгновение взгляд Сирины остановился на дверном молотке: может, испробовать и его, чтобы вызвать кого-нибудь из глубин здания, заставить их распахнуть двери, заставить часы идти назад?..

– Эй!.. Эй! – раздался вдруг раздраженный окрик сзади. Повернувшись, Сирина увидела торговца зеленью, проплывавшего на лодке мимо и с подозрением смотревшего на нее.

– Разве не видно, что никого нет?

– Вы не знаете, где хозяева? – спросила Сирина, вновь испытывая наслаждение от звука родной речи. Казалось, она никогда не уезжала отсюда. Словно и не было четырех лет, проведенных в Америке.

Торговец зеленью пожал плечами:

– Кто знает? – Затем философски добавил: – Война… множество людей сменили местожительство.

– Вы не знаете, что стало с женщиной, которая жила в этом доме?

В голосе девушки послышалось отчаяние. Гондольер внимательно посмотрел ей в лицо.

– Дом продан, синьорина, – неожиданно сказал почтальон, медленно проплывавший мимо.

– Кому? Когда? – с трудом выговорила Сирина. Продан? Дом продан? Она предположить такого не могла. Но почему бабушка решила продать дом? Осталась без денег? Подобная мысль никогда прежде не приходила Сирине в голову.

– Дом продали еще в прошлом году, когда шла война. Его купил кто-то из Милана. Новые хозяева сказали, что, когда война закончится, они отойдут от дел и переедут в Венецию… Отремонтируют дом… – Почтальон пожал плечами.

– Отремонтируют дом?.. – растерянно переспросила Сирина.

Что, черт подери, он имел в виду? Что они имели в виду? Отремонтировать бронзу? Бесценные антикварные мраморные полы? Безупречные сады, разбитые за домом? Что они собирались отремонтировать?

Почтальон приблизил гондолу к причалу и взглянул ей в лицо.

– Она была вашей знакомой… та старая дама?

Сирина кивнула, не желая больше ничего добавлять.

– Знаете, она умерла. Два года назад. Весной… – печально проговорил почтальон, не отрывая взгляда от прекрасного
Страница 6 из 32

лица девушки.

– От чего?

Сирина почувствовала внезапную слабость. Ей показалось, что она теряет сознание. Надежды ее оказались напрасны… Бабушки больше нет.

– Знаете, ведь она была очень старой, синьорина. Ей было почти девяносто.

Сирина рассеянно покачала головой и тихо проговорила:

– Нет, весной ей исполнилось восемьдесят.

– А… – Почтальон сочувственно смотрел на Сирину. – Из Рима приезжал ее сын, но он пробыл всего два дня. Все вещи, как я узнал позже, он отослал в Рим. Все, все ее вещи. И почти сразу же выставил дом на продажу. Однако прошел почти год, прежде чем его купили.

«Итак, опять Серджио, – подумала Сирина, стоя перед родным домом, – Серджио… Он все отослал в Рим».

– А ее письма? – Голос Сирины прозвучал раздраженно, боль утраты была нестерпима. – Куда попадали отправляемые ей письма? Их тоже переправляли ему?

Почтальон кивнул:

– Кроме писем, адресованных слугам. Их он приказал отсылать обратно.

Значит, Серджио получил все ее письма. Почему же он ей ничего не сообщил? Почему никто ничего не написал ей? Больше двух лет она сходила с ума, ждала, надеялась, мучаясь вопросами, и никто не мог ей ответить. Этот мерзавец Серджио должен был написать ей!

– Синьорина? – Почтальон и гондольер ждали. – С вами все в порядке?

Сирина едва заметно кивнула:

– Да… Спасибо… Я только…

Она попыталась объяснить, но не выдержала и разрыдалась. Мужчины сочувственно вздохнули.

– Прошу прощения, синьорина.

Сирина молча кивнула. Почтальон двинулся дальше. Остался один гондольер.

Бросив прощальный взгляд на ворота, девушка в последний раз прикоснулась пальцами к колокольчику, словно дотрагиваясь до частицы своего осязаемого прошлого. Затем повернулась и медленно подошла к гондоле, чувствуя себя так, словно какая-то очень важная часть ее души умерла. Итак, Серджио наконец получил то, чего так страстно хотел, – титул. Сирина ненавидела его. Ей хотелось, чтобы этот титул принес ему несчастье, чтобы Серджио умер более ужасной смертью, чем ее отец, чтобы…

– Синьорина? – Гондольер видел, как ее лицо исказилось от гнева и страдания. Ему хотелось узнать, какая мука терзает душу этой юной девушки. – Куда прикажете вас доставить?

Сирина размышляла несколько мгновений, не зная, что ответить. Направиться сразу на вокзал? Нет, она пока не готова. Пока еще рано. Сначала предстояло еще кое-что сделать. Она медленно повернулась к гондольеру, отчетливо вспоминая небольшую церквушку. Надежды мало, но, может быть, кто-то знает еще что-нибудь.

– Отвезите меня, пожалуйста, в церковь Марии Чудотворицы.

Гондольер протянул руку, чтобы помочь девушке спуститься в гондолу, и легонько оттолкнулся от причала, в то время как Сирина не спускала глаз с фасада дома, который навсегда останется в ее памяти, но которого ей больше никогда не увидеть. Это будет ее последним путешествием в Венецию. Ей незачем больше возвращаться сюда.

Церковь Марии Чудотворицы осталась прежней – почти полностью скрыта высокими стенами и поразительно проста по архитектуре. Лишь тем, кто входил внутрь, церковь Марии Чудотворицы показывала свои чудеса: мраморные стены, панно, удивительные статуи поражали своей красотой. Сирина несколько мгновений постояла молча, ощущая присутствие бабушки, как это случалось всегда, когда они вместе ходили на воскресную мессу. Затем медленно направилась к алтарю, опустилась перед ним на колени, отчаянно стараясь не думать о том, что теперь делать, куда идти…

Боль потери была невыносимой. Две горькие слезинки скатились по щекам к точеному подбородку. Собрав последние силы, Сирина поднялась и прошла в комнатку в дальней части церкви, надеясь отыскать там священника. Войдя, она увидела пожилого священника, сидящего на простом стуле и читающего обернутый кожей молитвенник.

– Падре?

Священник устремил проницательный взгляд на Сирину. Его лицо не было знакомо девушке.

– Не могли бы вы мне помочь? Мне хотелось бы узнать о своей бабушке.

Священник вздохнул и медленно поднялся. После окончания войны многие приходили сюда с подобной просьбой. Люди умирали, переезжали, пропадали без вести.

– Не знаю, смогу ли помочь вам. Мне нужно посмотреть записи в книге. Ее имя?

– Принцесса Алисия ди Сан-Тибальдо, – тихо проговорила Сирина, отнюдь не собираясь произвести впечатление, но тем не менее манеры священника изменились: он стал более внимателен. «Неужели титул так много значит? – подумала Сирина. – Неужели есть какая-нибудь разница? Почему?» Теперь все казалось таким несущественным. Титулы, имена, деньги. Единственное, что имело для Сирины значение, – это то, что бабушка умерла.

Что-то шепча себе под нос, священник долго шелестел страницами. Наконец он кивнул головой и взглянул на Сирину.

– Вот. – Он повернул книгу так, чтобы она смогла прочесть. – Вот здесь. 9 апреля 1943 года. Умерла естественной смертью. Церковный священник совершил положенный ритуал. Она похоронена в церковном саду. Хотите взглянуть?

Сирина кивнула и торжественно проследовала за священником через узкую дверь в залитый ярким солнечным светом сад, в котором цвели цветы и стояли небольшие древние могильные памятники, а вокруг них росли невысокие деревья. Священник неторопливо направился в дальний конец сада, где виднелось всего несколько новых могил. Молча указав на небольшой камень из белого мрамора, он взглянул на Сирину, повернулся и ушел, оставив ее одну, пораженную увиденным. Поиски закончены, ответ найден. Бабушка покоится здесь, под сенью невысоких деревьев, укрытых стенами церкви Марии Чудотворицы. Она уже была здесь, когда Сирина писала ей одно письмо за другим, моля Бога, чтобы бабушка была жива. Сирине хотелось разозлиться, стоя сейчас здесь, ей хотелось ненавидеть, хотелось отомстить. Но ненавидеть было некого, бороться не с кем. Все окончено в этом саду, и Сирина испытывала сейчас только глубокую печаль.

– Прощай, бабуля, – прошептала Сирина, поворачиваясь, чтобы уйти. Глаза ее застилали слезы. Она не зашла попрощаться со священником, но около ворот он сам подошел к ней и дважды почтительно пожал на прощание руку.

– До свидания, принцесса… До свидания…

Принцесса? На миг Сирина застыла от удивления, затем повернулась и внимательно посмотрела на него. Принцесса… Он назвал ее принцессой?.. Затем медленно кивнула. Да, теперь, когда бабушка ушла из жизни, Сирина стала принцессой. Но этот титул сейчас мало что значит…

Пока Сирина плыла на гондоле, ее мучила одна и та же мысль – Серджио. Что сделал он с деньгами, полученными за дом? Что сделал с сокровищами ее родителей, с драгоценностями, принадлежавшими бабушке? Внезапно ей захотелось получить объяснения, свести счеты с человеком, уничтожившим ее семью, вернуть все, что он у нее отнял. Но, поразмыслив над этим как следует, Сирина поняла, что Серджио не сможет вернуть ей всего того, чего она лишилась. И все же в Сирине горело желание увидеть своего дядю, потребовать у него ответа, заставить его вернуть хотя бы часть наследства.

И вот теперь, сидя в гондоле, неторопливо плывшей по Большому каналу к собору Сан-Марко, Сирина знала, куда ей надо ехать. Венеция принадлежала бабушке, она была ее частью. Венеция принадлежала ей. Но Венеция не была домом для Сирины.
Страница 7 из 32

Она всегда была чужой, незнакомой, волнующей, загадочной, таинственной… Сирина должна отправиться дальше. Должна проделать весь путь и дойти до своих истоков. Она должна поехать домой.

– Хотите попасть в собор, синьорина?

– Нет. – Сирина медленно покачала головой. Она уже закончила свои дела в Венеции. Пора двигаться дальше. – Нет, спасибо. Отвезите меня обратно на Санта-Лючия.

Неторопливо они проплыли под мостом ди Соспири, затем мостом Вздохов, и Сирина закрыла глаза. Почти инстинктивно гондольер затянул печальную песню. Через мгновение они вновь оказались под яркими солнечными лучами и выплыли на простор Большого канала, миновали красоты собора Сан-Марко, колокольни, дворца Дожей, удаляясь от центра, минуя один за другим чудесные творения Венеции. Сирина уже не плакала. Она молча смотрела на них, пытаясь запомнить навсегда, сознавая, что никогда сюда не вернется.

Когда они добрались до вокзала, Сирина рассчиталась с гондольером, дав щедрые чаевые, за которые он горячо поблагодарил ее.

– Куда вы направляетесь теперь, синьорина?

– В Рим.

Он медленно кивнул.

– Вы не были там после войны?

Девушка покачала головой.

– Там теперь все по-другому.

Но вряд ли сильно отличается от того, что она нашла здесь. Для нее изменилось все и повсюду.

– У вас есть родственники в Риме?

– Нет… Я… У меня была только бабушка здесь.

– Значит, вы посещали ее дом?

Сирина кивнула, и гондольер понимающе покачал головой.

– Мне очень жаль, что так случилось.

– Мне тоже.

Она натянуто улыбнулась и протянула ему руку. Гондольер пожал ее изящные пальчики и помог выбраться на берег.

– Возвращайтесь в Венецию, синьорина! – улыбаясь, прокричал он ей вслед, не отрывая от нее взгляда.

Сирине ничего не оставалось, как пообещать ему вернуться. Подхватив маленький чемоданчик, она направилась к вокзалу.

Глава 3

Когда поезд подъезжал к Риму, лицо Сирины мертвенно побледнело. Ей казалось, что в любой момент может произойти нечто ужасное. За окном мелькали знакомые места, и Сирине казалось – впервые за все эти годы, – что ее душа обнажена. Если бы кто-нибудь заговорил в этот момент с ней, она наверняка ничего не расслышала бы.

За окном проплывали городские кварталы. Внезапно Сирина поняла, что страстное желание увидеть родные места не исчезло за эти мучительные годы, оно лишь затаилось и ждало своего часа. И этот час настал… С трудом дождавшись, когда поезд начал замедлять ход, Сирина достала с верхней полки свой чемоданчик и направилась в конец вагона. Как только поезд остановился и двери вагона открылись, Сирина соскочила на перрон и побежала. Инстинктивно, не думая, что делает, она бежала мимо женщин, детей, солдат, охваченная этим диким, неопределенным чувством. Ей хотелось кричать во всю мочь: «Смотрите все! Я наконец дома!»

Но вскоре воспоминание о страшной казни родителей охладило ее восторг. Неужели ее ждет новое предательство? Но она должна увидеть свой дом! Хоть раз… Или она приехала сюда в поисках своего дяди? За объяснениями и утешениями?..

Остановив такси, Сирина бросила свой чемоданчик на заднее сиденье. Водитель, повернув голову, с интересом посмотрел на девушку, но даже не попытался ей помочь. Он смотрел на нее долго и пристально. Этот откровенный, полный желания взгляд заставил ее потупить глаза.

– Куда?

Сирина растерялась, не зная, что сказать. Действительно, куда? К дому, который принадлежал ее родителям, а теперь дяде? Но готова ли она встретиться с ним? Хочется ли ей вновь увидеть этот дом? Внезапно решимость Сирины исчезла. Дрожащими руками она поправила платье и тихо прошептала:

– Сады Борджа.

Водитель равнодушно пожал плечами и включил зажигание.

Сидя на заднем сиденье, Сирина жадно разглядывала проносившиеся за окном знакомые улицы, площади города, притягивавшего ее к себе как магнит. Она вновь ощутила себя ребенком, волосы ее растрепались – ими поигрывал мягкий ветерок, врывавшийся в салон через приоткрытое окно, глаза широко раскрылись. Впереди уже виднелась виа Витторио Венето, и очень скоро показались темные пространства садов с освещенными кое-где прогулочными дорожками, цветочными клумбами, едва видневшимися в темноте. Внезапно до нее дошло, какие странные мысли могли прийти в голову водителю. Сады Борджа в девять-то часов вечера? Сирина старалась не думать об этом. Отсчитав водителю деньги за проезд, откинула с плеч волосы, подхватила свой чемоданчик и вышла из машины. Глубоко вздохнув, она не спеша пошла вперед, словно единственное, что занимало ее, – это желание насладиться красотой Рима.

Сирина шла по поросшим травой дорожкам парка, поглядывая на велосипедистов, проносившихся мимо, на женщин, прогуливавших собак, на играющих повсюду детей. Было уже поздно, но стояло лето, война закончилась, к тому же завтра не нужно идти в школу. Повсюду царила какая-то праздничная атмосфера – люди улыбались, смеялись, и так же, как и во всех странах Европы, группами прогуливались молодые американские солдаты. Одни из них шли со своими подружками, беседуя и смеясь, другие старались познакомиться с проходящими мимо молоденькими женщинами, помахивая плитками шоколада, шелковыми чулками и пачками сигарет. Молодые люди говорили, наполовину шутя, наполовину всерьез, и почти всегда получали в ответ добродушную улыбку или приглашение. Даже отказы были доброжелательными, но только не от Сирины. Когда к ней приблизились два солдата, лицо ее сделалось каменным, и она посоветовала им оставить ее в покое.

– Пойдем, Майки. Ты же слышал, что сказала дама…

– Да, но ты хоть разглядел ее?

Тот, который пониже ростом, свистнул, когда Сирина быстрым шагом прошла мимо в направлении виа Венето и смешалась с толпой. Эти заигрывания не представляли никакой опасности. Просто она была симпатичной девушкой, а солдатам нечем заняться, к тому же это был Рим.

– Сигарету, синьорина?

Еще один солдат помахал пачкой сигарет перед самым ее лицом. Они попадались повсюду, но на этот раз Сирина только отрицательно покачала головой. Ей не нравилось, что мундиры заполнили город. Ей не хотелось видеть людей в форме. Ей хотелось, чтобы все было так, как до войны. Но это невозможно, и она отлично понимала это. На каждом шагу встречались шрамы войны. В городе тут и там попадались оставшиеся надписи на немецком, а теперь их заменяли на американские указатели. Итальянцы вновь оказались оккупированными.

Сирине сделалось грустно. Когда-то она приходила в сады Борджа поиграть… Иногда Сирина бывала здесь с матерью. Время от времени она и красавица мать в огромной шляпе и с чудесными смеющимися глазами, смех которой звучал как колокольчик, пускались в интересные приключения… Сирина закрыла лицо руками. Ей не хотелось больше ничего вспоминать. Но призракам, преследовавшим ее последние годы, теперь незачем отправляться за ней в далекие земли. Она сама пожаловала к ним в гости.

Сирина безотчетно свернула к фонтану ди Треви и остановилась, зачарованная им. Несколько минут она стояла неподвижно, опершись на ограду, наблюдая за струями воды, чувствуя свежесть ветерка, наполненного брызгами. Затем, медленно приблизившись к фонтану, Сирина бросила в него монету. Улыбнувшись, она неторопливо направилась дальше
Страница 8 из 32

по виа дель Тритоне к собору Варберини, где долго стояла, раздумывая, куда идти дальше. Было почти одиннадцать вечера… Сирина вдруг поняла, что ей негде ночевать. Нужно отыскать какой-нибудь отель, пансионат… Но пока она решала, куда идти, ноги, казалось, уже выбрали направление. Когда Сирина поняла, где оказалась, ей стало не по себе.

Крошечная часть сознания советовала отдохнуть, подождать до утра. Ведь у нее был такой долгий и утомительный день… Но неожиданно для себя Сирина решилась. Она знала, куда ей идти, и никакая усталость уже не могла помешать попасть к знакомому дому на виа Юлия. Сирина должна его увидеть, хотя бы на миг! Делая последний поворот, она почувствовала, как быстрее забилось сердце, шаги сами собой ускорились. И вот, освещенный уличными фонарями, за деревьями показался фасад дворца из мерцающего белого мрамора, с высокими французскими окнами и балконами… Нижние этажи и широкие мраморные ступени, начинавшиеся от самых парадных ворот, скрывались за высокой оградой… Этот шедевр архитектуры окружали бесчисленные клумбы и газоны.

– Боже мой… – едва слышно прошептала Сирина. В темноте казалось, что с домом не произошло никаких перемен, что все осталось таким, каким было прежде. Казалось, сейчас из окна покажется знакомое лицо и отец выйдет из дверей дворца с сигарой подышать воздухом и покурить. Матери Сирины не нравилось, когда он по ночам курил сигары в спальне, поэтому время от времени ему приходилось отправляться на прогулку в сад. Просыпаясь по ночам, Сирина – тогда еще маленькая девочка – нередко видела, как отец курил в саду. Она и сейчас бессознательно пыталась отыскать его силуэт в ночном мраке. Но разумеется, никого не было, окна дома закрыты. Сирине представилось, как дядя спит здесь, в этом доме. И уже от одной мысли, что он может находиться там, внутри, у нее пропало всякое желание видеть его, бороться с ним… Какое это имеет теперь значение?

Сколько раз в мечтах Сирина представляла себе, как окажется перед родным домом… Она никак не могла оторвать от него глаз, не в силах ни приблизиться, ни уйти, ни шевельнуться. Нет, ближе она не подойдет. Теперь мечты закончились.

Сирина медленно повернулась, не зная, как быть, глаза ее наполнились слезами, но голова горделиво откинулась назад. Продолжая держать в руке свой чемоданчик, Сирина различила в темноте фигуру женщины, стоявшей у ворот и внимательно наблюдавшей за ней. На ее массивные плечи была накинута шаль, волосы стянуты в пучок… Когда Сирина наконец повернулась, собираясь уйти, женщина вдруг бросилась к ней, издав пронзительный крик и вытянув вперед руки. Шаль соскользнула с ее плеч и упала на землю. Женщина стояла перед Сириной, дрожа всем телом, с влажными от слез глазами, протягивая к девушке руки.

Сирина застыла от удивления, но, вглядевшись в изборожденное морщинами лицо, радостно вскрикнула и, разразившись рыданиями, обняла старую женщину. Перед ней была Марчелла, последняя служанка, жившая с бабушкой в Венеции… И вот совершенно неожиданно она оказалась здесь, в их старом доме в Риме. Старуха и юная девушка стояли, крепко обнявшись, боясь отпустить друг друга хотя бы на миг из объятий или из воспоминаний, бывших для них общими.

– Дорогая… девочка моя… как ты? Что ты тут делаешь?

– Как умерла бабушка? – Ни о чем другом Сирина не могла думать.

– Во сне… – Марчелла громко всхлипнула и отступила на шаг, пытаясь хорошенько рассмотреть Сирину. – Твоя бабушка сильно состарилась.

Глядя Сирине в глаза, служанка покачала головой. Удивительно, как она похожа на мать. Еще мгновение назад Марчелла думала, что видит призрак.

– Почему никто не сообщил мне?

Марчелла неловко пожала плечами, затем отвела глаза в сторону.

– Я думала, твой дядя… Но он не успел, до того как… – Марчелла поняла, что Сирина ничего не знает о том, что произошло после смерти Алисии ди Сан-Тибальдо. – Разве никто не написал тебе, дорогая?

– Никто… Но почему ты не написала мне?

Марчелла застенчиво улыбнулась.

– Я не умею писать, Сирина… Твоя бабушка всегда говорила, что мне нужно учиться читать и писать… – Она беспомощно махнула рукой, увидев улыбку Сирины.

– Все нормально.

Все нормально. Как легко произносятся эти слова после двух наполненных ужасом лет. От скольких мучительных и тревожных часов Сирина была бы избавлена, если б Марчелла смогла написать ей о смерти бабушки.

– А… – Сирине неприятно было произносить это имя даже сейчас. – Серджио?

Несколько мгновений стояла тишина, затем Марчелла вздохнула.

– Его нет, Сирина.

– Где же он? – Глаза Сирины внимательно следили за глазами старухи. Она проехала четыре тысячи миль, ждала два с половиной года ответа на свой вопрос. – Где же он, Марчелла?

– Умер.

– Серджио? Почему?! Как?

На какое-то мгновение в ее душе вспыхнуло чувство удовлетворения. Вероятно, предвидя близкий конец, прихвостни Муссолини убили и его.

– Не знаю всех подробностей. Синьор Серджио наделал много долгов. Ему пришлось продать дом в Венеции… – Словно оправдываясь, Марчелла показала на мраморный дворец за спиной: – Он продал и этот… всего лишь через два месяца после смерти твоей бабушки. Это синьор Серджио привез меня в Рим.

Служанка смотрела в глаза Сирины, ожидая увидеть в них осуждение за то, что она поехала с человеком, предавшим ее родителей, ненавидеть которого стала даже его мать. Да, ей пришлось вернуться в Рим вместе с ним. Но ей больше некуда было податься. У старой Марчеллы никого не было, кроме Алисии ди Сан-Тибальдо.

– Не знаю, что там у них случилось. Но они на него рассердились. Синьор Серджио перед смертью сильно пил… – Марчелла многозначительно посмотрела на Сирину. Серджио приходилось жить с тяжким грехом на душе: убийство родного брата, жены брата… – Синьор Серджио занимал деньги у дрянных людей, я так думаю. Однажды они пришли сюда, во дворец, поздно ночью. Кричали на него. Синьор Серджио тоже не молчал. А потом… сюда заявились люди дуче. Они были злы на него… может быть, из-за тех, других. Не знаю. Как-то вечером я слышала, как они грозились убить его…

– И они его убили?

Глаза Сирины вспыхнули торжеством: наконец-то Серджио воздалось за предательство!

– Нет, – спокойно ответила Марчелла, покачав головой. – Он сам покончил с собой, Сирина. Застрелился в саду через два месяца после смерти твоей бабушки. У него ничего не осталось… Одни долги. Адвокаты сказали мне, что на уплату его долгов пошло все, и даже деньги, полученные от продажи обоих домов и всего остального имущества.

Итак, ничего не осталось… Не важно. Не ради этого стремилась она домой.

– А дом? – Сирина посмотрела на Марчеллу странным взглядом. – Чей он теперь?

– Не знаю. Я никогда не видела новых хозяев. Они сдали дворец американцам сразу же, как кончилась война. До этого он пустовал. Я живу здесь одна. Каждый месяц адвокат выдает мне деньги. Хозяева захотели, чтобы я осталась здесь жить и следила за порядком.

– А эти американцы… Они живут здесь сейчас?

– Нет еще. До сих пор они здесь только работали днем. На следующей неделе собираются поселиться… А до этого использовали здание под свои конторы. Вчера сказали, что въедут сюда во вторник… – Она пожала плечами, сразу став той самой Марчеллой,
Страница 9 из 32

которую Сирина знала с детства. – Вчера они мне сказали, что им нужна пара девушек в помощь мне. Поэтому для меня ничего не меняется, Сирина! – Старушка пристально посмотрела на девушку. – А ты? Как твои дела? Где ты была все эти годы? Ты жила у монахинь?

– Да. – Сирина медленно кивнула. – И ждала срока, чтобы вернуться сюда.

– А теперь? Где ты остановилась?

Сирина пожала плечами:

– Не важно.

Внезапно она почувствовала себя странно свободной, не принадлежащей ни месту, ни человеку, ни времени. За последние двенадцать часов все ниточки, так или иначе связывавшие ее с прошлым, порвались. Теперь Сирина осталась совсем одна, но она знала, что выживет.

– Я собиралась найти отель, но решила сначала прийти сюда и…

Марчелла опустила голову, пытаясь скрыть слезы.

– Принцесса…

Она произнесла это слово так тихо, что Сирина едва его расслышала, а когда поняла, почувствовала легкую дрожь, пробежавшую по спине. Это слово пробуждало воспоминания о бабушке… Принцессе… Сирина ощутила, как вновь накатила волна одиночества, и нежно коснулась плеча Марчеллы.

– Все эти годы я провела… с твоей бабушкой, затем здесь, в этом доме… – Марчелла небрежно махнула рукой в сторону здания, возвышавшегося за спиной Сирины. – И вот я опять здесь, во дворце. А ты… – Марчелла с горечью указала на маленький потертый чемоданчик, – как нищенка, в лохмотьях, ищешь отель. Нет! – Она произнесла последнее слово почти гневно. – Нет! Ни в какой отель ты не пойдешь!

– Что же ты предлагаешь, Марчелла? – нежно улыбнулась Сирина. Голос старой служанки она помнила с самого детства. – Ты предлагаешь мне жить вместе с американцами?

– Господь милосердный! – улыбнулась Марчелла. – Не с американцами, а со мной! Вот так-то!

С этими словами она подхватила чемоданчик, крепко взяла Сирину за руку и потянула ее в сторону дворца. Но девушка не сдвинулась с места.

– Не могу.

Марчелла внимательно всмотрелась в глаза девушки. Она понимала, как тяжело юной принцессе. Долгое время ее тоже мучили кошмары: она никак не могла забыть страшную смерть синьора Умберто и его жены.

– Сирина, ты должна остаться со мной. Ты не можешь жить одна в Риме, – решительно проговорила старушка и мягко добавила: – Это твой дом. Дом твоего отца…

Сирина с грустью покачала головой, глаза ее наполнились слезами.

– Нет, теперь это дом не моего отца.

Марчелла видела ужас в глубоких зеленых глазах, такой же, как в утро гибели ее отца, и понимала, что сейчас говорит не с женщиной, а с ребенком.

– Все хорошо, Сирина. Пойдем, счастье мое… Марчелла позаботится о тебе… Все будет хорошо.

Старушка обняла Сирину, и они застыли, крепко держа друг друга, словно обнимаясь через разделявшие их годы.

– Пойдем, дорогая.

Неожиданно Сирина сдалась и позволила увести себя. Когда Марчелла бережно вела ее к заднему входу во дворец, Сирина почувствовала, как ею овладевает неимоверная усталость, словно весь день спроецировался в одно мгновение, и у нее больше не было сил терпеть это мучение. Все, чего ей хотелось сейчас, – это прилечь и перестать думать, перестать вспоминать.

Они остановились перед дверью дома ее родителей. Марчелла быстро вставила тяжелый ключ в замочную скважину и повернула. Дверь скрипнула именно так, как это помнила Сирина. Через мгновение они оказались в прихожей для слуг. Краска на стенах пожелтела; занавески все те же, только они уже не были ярко-голубыми, а сделались серыми; пол тот же, только надо было начистить его, как прежде… Даже часы на стене были теми же. Сирина изумленно прислушалась к себе – впервые за многие годы она не чувствовала ни гнева, ни боли. Наконец-то она вернулась домой.

Она завершила свой круг, но не осталось никого, кто мог бы разделить с ней эту радость, никого, кроме Марчеллы, кудахтавшей, как старая наседка, всю дорогу, пока вела Сирину по знакомому коридору в комнату, в которой некогда жила Тереза – молодая симпатичная служанка, работавшая в верхних комнатах. Подобно многим, она давным-давно ушла из дворца, и теперь в ее комнату Марчелла вела Сирину, захватив по пути старые глаженые простыни и одеяла из платяного комода. Все заметно обветшало и состарилось, но оставалось чистым, и каждая частичка этого дома была до боли знакома. Сирина поняла это, когда опустилась в кресло, наблюдая, как Марчелла стелит кровать. Она молчала. Просто сидела и смотрела.

– Ты в порядке, Сирина?

Марчелла то и дело бросала на нее взгляды, опасаясь, что шок от всего, что ей довелось узнать за сегодняшний день, окажется чересчур сильным. Хотя старушка и не умела ни читать, ни писать, зато хорошо знала людей и по глазам Сирины видела, что девочке пришлось пережить слишком многое.

– Раздевайся, девочка моя. Завтра утром я постираю твою одежду. Но прежде чем уснешь, немного горячего молока.

С молоком были трудности, но у старой служанки было немного припасено, и она с радостью поспешила поделиться с Сириной последним, что имела.

Сирине было хорошо и уютно. Вернуться домой, к Марчелле для нее было все равно, что вновь стать двухлетней девочкой.

– Через пару минут вернусь с горячим молоком. Обещаю! – Старушка нежно улыбнулась Сирине, свернувшейся на узкой кровати в этой простенькой комнатке. Стены были выкрашены белой краской, на окнах висели узкие выцветшие занавески, на полу лежал небольшой ковер, сохранившийся еще со времен Терезы. На стенах никаких картин. Но Сирина ничего этого не замечала. Уткнувшись в подушку, она закрыла глаза, и когда Марчелла через несколько минут вернулась с драгоценным молоком и сахаром, то нашла Сирину уснувшей. Старушка остановилась в дверях, выключила единственную лампу, освещавшую комнату, и застыла в темноте, разглядывая молодую девушку в лунном свете, вспоминая ее совсем маленькой. Она любила засыпать вот так же, только тогда она была гораздо меньше… Какой обеспокоенной показалась ей Сирина этим вечером… Какой озлобленной, настороженной… Марчелла с болью вспомнила обо всем, что приключилось с этой девочкой, поняла, что смотрит на последнюю оставшуюся в живых принцессу семейства Тибальдо. Принцесса Сирина ди Сан-Тибальдо… спит в комнате служанки во дворце отца.

Глава 4

Утром солнечный свет залил маленькую комнату и кровать с раскинувшейся на ней девушкой. Сирина была похожа на юную богиню, ее волосы, рассыпавшиеся по подушке, отливали золотом. Марчелла застыла в дверях, пораженная яркой красотой девушки.

– Чао, Челла. – Сирина с трудом открыла глаза и улыбнулась. – Уже поздно?

– У тебя что, свидание? Всего лишь день в Риме, а ты уже занята? – проворчала Марчелла.

Сирина села на кровати и улыбнулась. На душе у нее было легко – казалось, с плеч ее сняли тяжелую ношу. Она наконец обрела покой. По крайней мере сейчас она все знала. Теперь следовало подумать, как жить дальше.

– Что будешь на завтрак, синьорина? – Марчелла поспешила поправиться: – Прошу прощения, принцесса.

– Что? Не смей называть меня так! Так называли бабулю!

Сирина была и удивлена, и рассержена одновременно. Теперь другая эра, другое время. Однако Марчелла, распрямив согбенную спину, решительно подошла к кровати.

– Теперь тебя. И ты обязана носить этот титул ради нее и ради тех, что жили до нее! Нужно уважать то, кем и чем ты
Страница 10 из 32

являешься!

– Я – это я. Сирина ди Сан-Тибальдо. И больше не о чем говорить!

– Чепуха! – Марчелла сердито посмотрела на девушку. – Никогда не забывай, кто ты есть! Твоя бабушка никогда об этом не забывала…

– У нее не было необходимости. К тому же она не жила в мире, в котором живем мы. С этим покончено, Марчелла. Оно умерло с… – Она чуть было не сказала «с моими родителями», но не смогла произнести этих слов. – Оно умерло с целым поколением людей, которых наш очаровательный дуче уничтожил. В живых остались такие же, как и я, у которых нет и десяти лир за душой, которые вынуждены искать работу мойщиков посуды. Разве это означает быть принцессой, Челла?

– Всё тут… – Марчелла картинно ткнула пальцем в свою огромную грудь, затем приложила палец к голове и добавила: – И здесь. А не в том, что ты делаешь или не делаешь, и не в том, сколько у тебя денег. Принц или принцесса – это вовсе не деньги. Под конец у твоей бабушки тоже не было денег. Но она всегда оставалась принцессой. В один прекрасный день ты тоже станешь ею.

Сирина решительно покачала головой.

– Мир сильно изменился, Марчелла. Поверь мне. Я знаю.

– Да что ты, собственно говоря, видела, с тех пор как вернулась?! Железнодорожный вокзал, что еще?

– Людей. В поезде, на улицах, солдат, молодежь, стариков. Они стали совершенно другими, Челла. Они и гроша ломаного не дадут за титул принца, вполне возможно, что и раньше ничего бы не дали. Лишь одни мы носились со всем этим как с писаной торбой, и если у нас хватит ума, мы должны позабыть об этом… – Сирина неожиданно улыбнулась. – Неужели ты и вправду полагаешь, что американцы придают титулу хоть какое-то значение? Если ты скажешь им, что прячешь принцессу в своем подвале, думаешь, они пошевелят хоть пальцем?

– Я вовсе не прячу тебя, Сирина. – Марчелла расстроилась. Ей не хотелось и не нравилось слушать об этом новом мире. Ей был дорог ее старый мир. Весь старый мир. Она верила в старый порядок, в то, как он действовал. – Ты останешься здесь, со мной.

– Почему? – Сирина несколько мгновений со злостью смотрела на старую служанку. – Потому что я принцесса?

– Потому что я люблю тебя. Любила и всегда буду любить. – Марчелла гордо взглянула на нее.

На глаза Сирине навернулись слезы, она порывисто протянула старушке руки.

– Прости, не хотела тебя обидеть! Просто мне больно вспоминать старые дни. Все, что я любила, ушло. Для меня главным были люди, которых я любила. Мне не нужен этот проклятый титул. Лучше бы бабушка была сейчас жива…

– Но ее нет… Титул – это все, что она оставила тебе в наследство. Ей всегда хотелось, чтобы ты этим гордилась. Неужели тебе не хочется быть принцессой, Сирина?

– Нет, – девушка величественно покачала головой, – я хочу есть. – За весь вчерашний день она съела лишь кусок хлеба с сыром на вокзале. И теперь готова была проглотить быка. Старушка укоризненно покачала головой.

– Ты ничуть не повзрослела! Такая же невозможная, какой была всегда! Свежая… грубая…

Марчелла ворчала, а Сирина с улыбкой лениво потянулась, лежа в кровати.

– Я же говорила тебе. Принцессы очень капризны. Что ты хочешь? Испорченная кровь.

– Прекрати шутить такими вещами! – сердито оборвала ее Марчелла.

– Только если ты прекратишь относиться к этому так серьезно. – Сирина нежно посмотрела на нее. – Теперь у меня полно других забот, требующих первоочередного внимания.

Ничего не сказав, Марчелла отправилась ставить кофе – еще один элемент роскоши, который по нынешним послевоенным временам было чрезвычайно трудно доставать. Но от Сирины она ничего не прятала.

– Она рождена быть принцессой, – бормотала себе под нос Марчелла, готовя завтрак. – Подумать только, не пользоваться титулом! Странно! Очевидно, она слишком долго пробыла в Америке. Самое время вернуться домой и вспомнить старые времена…

Через десять минут она позвала Сирину завтракать, и блестящая юная красавица появилась в синем банном халате, который ей дали в монастыре, волосы ее были расчесаны и отливали золотом в лучах утреннего солнца.

– Что у нас на завтрак, Челла?

– Тосты, сыр, варенье, персики и кофе.

Сирина благодарно поцеловала испещренную морщинами щеку. Прежде чем сесть за стол, она поклялась, что съест совсем немного, несмотря на страшный голод.

– И все это мне, Марчелла?

Сирине было неловко уничтожать сокровища доброй старушки. В то же время она отлично понимала, что если откажется есть, то сильно обидит ее. Поэтому она ела аккуратно и с видимым удовольствием. Кофе они поделили пополам, все до последней капли.

– Ты выглядишь словно ангел.

Сирина закрыла глаза и счастливо улыбнулась. Старая женщина нежно прикоснулась к гладкой и нежной щеке девушки и тоже расплылась в улыбке:

– Добро пожаловать домой, Сирина.

Сирина вытянула длинные стройные ноги и улыбнулась:

– Ты искушаешь меня… Но я не останусь здесь.

– Неужели тебе этого не хочется? – Марчелла обиженно отвернулась.

– Разумеется, хочу. Но не могу же я просто взять и поселиться тут. Мне нужно где-то жить, нужна работа… Как ты думаешь, смогу я найти работу в Риме?

– Господи! Зачем тебе работать?! – обеспокоенно воскликнула старушка. Ей так хотелось сохранить прошлое. Сирина улыбнулась, поняв это.

– Потому что мне нужно есть.

– Ты можешь жить здесь.

– И есть твои продукты?!

– Как только американцы въедут на верхние этажи, у нас всего будет предостаточно.

– А как ты объяснишь им мое присутствие здесь, Марчелла?

– Какое им дело, кто ты такая? – перешла к обороне Марчелла.

– Но они могут иметь другое мнение, Челла.

– Тогда ты можешь работать на них. Секретаршей. Ты ведь говоришь по-английски. Не так ли?

– Да, конечно, но они не возьмут меня в секретарши. Для этого у них есть свои люди. С какой стати им нанимать меня? – Неожиданно ее глаза сверкнули зеленым огнем. – У меня есть идея.

– Что ты придумала? – насторожилась Марчелла, которая отлично помнила, что означает этот взгляд. Ей всегда становилось немного не по себе в таких случаях, но в большинстве своем идеи Сирины оказывались неплохими.

– Скажи мне, с кем я могу поговорить по поводу работы?

Марчелла задумалась на мгновение.

– Мне дали адрес на тот случай, если я найду девушку помогать мне по дому. – Она подозрительно взглянула на Сирину. – Но зачем он тебе?

– Хочу посмотреть, какая работа у них есть.

Одно дело – провести ночь в уютной комнатке Марчеллы, и совершенно другое – вечно жить в подвале дома, который когда-то был ее собственным. Сирина была не готова подняться на верхние этажи. Но если дадут работу, ей придется это сделать. Просто она должна убедить себя, что это чужой дом. Однако, когда она свернула за угол в конце виа Национале, прошла мимо бань Диоклетиана и отыскала нужный дом, внутри у нее все как-то странно сжалось. А вдруг ей не дадут работу? Что тогда делать? Вернуться в Америку? Или же остаться здесь, в Риме? Но чего ради? «Ради своей души», – ответила Сирина на этот вопрос и решительно распахнула дверь, ведущую в офис, устроенный американцами. Она должна остаться в Риме. От этой мысли ее лицо озарилось улыбкой.

Входя в здание, она чуть не столкнулась с высоким мужчиной с юношеской улыбкой и густой шевелюрой светлых волос, выбивавшихся из-под военной
Страница 11 из 32

фуражки. Фуражка лихо съехала набок, и было просто удивительно, как это она не падала. Мужчина не отрывал восторженного взгляда от зеленых глаз Сирины. На какое-то мгновение у нее возникло желание улыбнуться ему, но она поспешно отвела глаза. Каким бы симпатичным ни был мужчина и как бы дружески он ни смотрел, военная форма всякий раз напоминала ей о пережитых ужасах.

– Прошу прощения. – Мужчина прикоснулся к ее локтю, словно готовясь принести извинения, на случай если она не говорит на его языке. – Вы говорите по-английски?

Его ослепила совершенная красота девушки. Но он также успел заметить и то, как напряженно отстранилась она от него. Решив, что красавица не поняла его, он, обворожительно улыбнувшись, произнес по-итальянски:

– Прошу прощения, синьорина…

Сирина склонила голову и сухо ответила:

– Грациа.

Поведение девушки, возможно, и удивило бы его, но за эти короткие мгновения он успел заметить боль, таившуюся в бездонных зеленых глазах. Видно, и этой Снегурочке досталось…

Майор Фуллертон тяжело вздохнул и, негромко насвистывая, стал торопливо спускаться по лестнице к поджидавшему внизу лимузину. Этим утром ему предстояло решить множество дел, среди которых был и телефонный разговор с невестой, и встреча с Сириной быстро вылетела у него из головы.

Войдя в офис, Сирина неторопливо осмотрелась и направилась к двери, на которой виднелась надпись «РАБОТА» и чуть ниже та же надпись на итальянском: «LAVORO». На ломаном английском она объяснила, какая именно работа ее интересует. Она не хотела показывать служащим офиса, насколько хорошо владеет английским языком. «Это не их дело», – решила она. И кроме того, она не хотела работать переводчицей или, как предложила Марчелла, секретаршей. Все, чего ей хотелось, – это скрести полы в своем старом доме, рядом с Марчеллой, а для такой работы владения английским языком почти не требовалось.

– Вы знакомы с нынешней экономкой, мисс?

Сирина кивнула.

– Это она направила вас к нам?

Американцы говорили с итальянцами громко, очевидно, полагая, что все они одновременно и глупы, и глухи. Сирина снова утвердительно кивнула.

– Насколько хорошо вы говорите по-английски? Немного? Вы меня понимаете?

– Да, немного… Достаточно, – проговорила Сирина, добавив при этом про себя: «Вполне достаточно, чтобы мыть полы и чистить серебро». Очевидно, женщина, сидевшая за столом, подумала то же самое.

– Отлично. Майор переезжает во дворец во вторник. С ним будет его адъютант, а также сержант и три ординарца. Полагаю, их разместят в верхних комнатах, которые раньше занимала прислуга.

Сирина сразу же поняла, о каких комнатах шла речь. В комнатах, располагавшихся под самой крышей, было жарко, но зато они хорошо проветривались, в них многие годы проживали слуги, служившие ее родителям. Комнаты получше располагались внизу, и она обрадовалась, что именно их заняли они с Марчеллой.

– Нужна еще одна девушка… Как вы считаете, можно пока вдвоем справиться с делами?

– Да, – поспешно ответила Сирина. Ей стало не по себе от мысли, что в их доме может появиться посторонний человек.

– Экономка стара… Как быть с тяжелой работой?

– Я буду ее делать. – Сирина поднялась во весь рост и постаралась казаться выше. – Мне девятнадцать.

– Хорошо. В таком случае, возможно, нам вообще не понадобится другая девушка, – пробурчала себе под нос американка, и Сирина внезапно поняла, что если она будет выполнять всю тяжелую работу и побудит их отказаться от услуг второй девушки, то ей придется большую часть времени проводить наверху с «ними»! Однако это стоило того, чтобы не иметь внизу, где располагаются они с Марчеллой, постороннего человека. Действительно можно сойти с ума: жить с Марчеллой в доме, принадлежавшем когда-то ее семье, и работать на солдат американской армии. Что, черт подери, она тут делает? Сирина не была уверена, что поступает правильно, но, тем не менее, она осталась.

– В понедельник мы направим кого-нибудь осмотреть дом и дать дополнительные распоряжения. Позаботьтесь, пожалуйста, чтобы комнаты были чистыми, особенно спальня хозяина. Майор, – женщина кокетливо улыбнулась, – привык к самым изысканным апартаментам.

Последнее замечание Сирину мало беспокоило. Поднявшись, американка вручила Сирине несколько бумаг, которые требовалось подписать, и разъяснила, что платить ей будут в лирах первого и пятнадцатого числа каждого месяца. Ее зарплата составит пятьдесят долларов в месяц плюс комната и питание. Сирине это показалось совсем неплохо. Очень неплохо…

Всю дорогу до дома и по пути в свою маленькую комнатушку в нижнем этаже дворца, которую делила вместе с Марчеллой, она напевала мелодии старинных итальянских песен.

– Ой, ой, какая счастливая! Должно быть, тебя взяли на работу к генералу.

– Нет, – с улыбкой ответила старушке Сирина. – Или мне следует сказать «да»? Они наняли меня работать на моего единственного генерала: на тебя.

Какое-то мгновение Марчелла никак не могла понять, в чем дело.

– Что?

– Ты же слышала. Я буду работать на тебя. Начиная с понедельника. Или еще раньше, если захочешь.

– Здесь? – Марчелла выглядела ошарашенной. – Во дворце?

– Совершенно верно.

– Нет! – Марчелла, мгновенно разъярившись, накинулась на Сирину: – Ты меня обманула! Я дала тебе адрес, чтобы ты могла найти приличную работу!

– Эта работа вполне приличная, – сказала Сирина и тихо добавила: – Мне хочется остаться здесь, с тобой… К тому же мне совсем не хочется работать в конторе.

– Но не в таком качестве! Санта-Мария… что за блажь?! Нет, ты просто сошла с ума! Разве такое возможно?!

– А почему бы и нет?

– Потому что ты – принцесса!

Глаза Сирины метали зеленые молнии, когда она взглянула на старую женщину, проработавшую на их семью сорок семь лет.

– Марчелла, те дни давно прошли. И каков бы ни был мой титул, я и гроша ломаного не дам за мое имя. Ничего. Если бы ты не приютила меня, мне пришлось бы спать в какой-нибудь дыре, и если бы американцы не дали мне возможности скоблить полы, я очень скоро умерла бы от голода. Теперь я ничем не отличаюсь от тебя, Марчелла. И если я довольствуюсь этим, то тебе тем более следует быть довольной.

Не зная, что сказать, старушка молчала.

Поздно вечером Сирина наконец-то отважилась подняться на верхние этажи. Как ни странно, посещение оказалось не таким болезненным, как она боялась. Почти вся мебель, которую Сирина так любила, исчезла. Остались лишь несколько диванов, рояль и в комнате матери огромная античная кровать с балдахином. В этой комнате Сириной овладела печаль. Именно на этой кровати она видела свою мать, такую сияющую и красивую, по утрам, когда заглядывала к ней на минутку перед тем, как отправиться в школу… Лишь в этой комнате Сирина дала свободу своим слезам. В других она постояла некоторое время, разглядывая немногие оставшиеся вещи, напоминавшие ей о вечерах, проведенных здесь днях, об обедах. Рождественские праздники в компании друзей родителей, чаепития, когда к ним из Венеции приезжала бабушка… приезды Серджио… и многое другое. Прогулка по дому напоминала тихое странствие, и когда Сирина вернулась в свою комнату, она выглядела до странности спокойной, словно мучившие ее призраки наконец-то решили
Страница 12 из 32

угомониться. Не осталось ничего из того, чего она так боялась. Теперь это был просто дом, и она сможет работать на американцев, выполняя все, что положено, будет жить во дворце и останется в Риме.

Глава 5

На следующий день Сирина поднялась на рассвете. Вымыв свои золотистые волосы, собрала их в пучок на затылке, повязала голову темным хлопковым платком. Потом надела старое синее платье, в котором еще в монастыре в Нью-Йорке вместе с младшими девочками ходила в рощу собирать ягоды. Старенькое платье в нескольких местах уже было заштопано и немного выцвело. Сирина надела темные чулки, грубые башмаки и повязала чистый белый фартук. Затем с серьезным лицом посмотрела в зеркало. Вне всякого сомнения, наряд ее мало походил на наряд принцессы. Но даже темный платок не мог скрыть ее прекрасного лица – казалось, наоборот, он лишь контрастнее подчеркивал нежно-персиковый цвет кожи щек и блеск зеленых глаз.

– Ты странно смотришься в этом наряде, – неодобрительно проговорила Марчелла, разливая кофе по чашкам. На небе за холмами появились первые лучи восходящего солнца. – Почему бы тебе не надеть что-нибудь поприличнее?

Сирина ничего не ответила. Она молча улыбалась, потягивая горячий кофе.

– Что подумают американцы, увидев тебя в этом старом платье, Сирина?

– Подумают, что я хорошая работница, Марчелла. – Зеленые глаза, устремленные поверх края чашки, совершенно спокойно встретили осуждающий взгляд служанки. Сирина выглядела старше и мудрее своих лет.

– А… чепуха!

Марчелла была взволнована и обеспокоена сильнее, чем вчера. Вся эта затея казалась ей более чем странной. Хуже того, она чувствовала себя виноватой в том, что дала Сирине адрес. Она все еще надеялась, что девушка забудется и заговорит с американцами на своем отличном английском и что после этого на следующий же день ее возьмут секретаршей к офицеру, и тогда она будет работать в одной из прекрасных комнат наверху.

Но уже через полчаса даже Марчелла забыла о своих надеждах. Они обе носились вверх и вниз по лестнице, помогая адъютанту таскать коробки, прикидывая, что в какую комнату поставить. В основном американцам помогала Сирина. Марчелла была слишком стара, чтобы бегать туда-сюда по лестницам. Девушка быстро сновала по дому, и порой казалось, что она находится в тысяче различных мест одновременно, почти не произнося ни слова, постоянно помогая, будто у нее дюжина рук.

– Спасибо. – Старший ординарец улыбнулся девушке, когда ближе к обеду она внесла в комнату шесть чашек кофе для него и пяти его подчиненных. – Без тебя нам бы не справиться.

Он не был уверен, поняла ли она его. Он знал, что она немного говорит по-английски и что легко поймет интонации его голоса и его широкую улыбку. Это был плотный человек лет пятидесяти, с лысой головой и теплыми карими глазами.

– Как тебя зовут, девушка?

Сирина колебалась лишь мгновение, затем, поняв, что рано или поздно дело все равно дойдет до этого, тихо проговорила:

– Сирина.

– Сайрина, – повторил он, произнося ее имя на американский манер.

Видя, как он целый день работал с таким же упорством, как и его подчиненные, Сирина ничего не имела против него. Он был добрым человеком и отличным работником. Он часто помогал ей, забирая у нее из рук тяжелые коробки, не обращая внимания на ее попытки возражать. Просто забирал их в свои огромные ручищи и нес наверх. Он был первым человеком в военной форме, который сумел завоевать одну из ее редких улыбок.

– Меня зовут Чарли. Чарли Крокмен.

Он протянул свою здоровенную лапищу, а она свою изящную ладошку. Глаза их на мгновение встретились, и он опять улыбнулся.

– Сегодня ты здорово поработала.

– Ты тоже… – застенчиво улыбнулась она.

Чарли весело рассмеялся:

– Что ты, сегодняшняя работа не идет ни в какое сравнение с тем, как придется потрудиться завтра.

– Еще больше? – Сирина удивилась. Они и так уже заполнили почти каждую комнату коробками, папками, стеллажами, багажом, столами, лампами, стульями и сотнями других всевозможных вещей. «Куда же они собираются втащить еще что-то?» – подумала она, но Чарли Крокмен сказал:

– Я не об этом. С завтрашнего дня мы приступаем к настоящей работе. Майор появится здесь завтра утром. – Он мученически закатил глаза. – Поэтому нам лучше сейчас вновь приняться за работу, чтобы к концу дня все распаковать и расставить по местам.

– А я слышал, будто он отправился в Сполето на уик-энд, – сказал один из работников, но Чарли Крокмен отрицательно покачал головой:

– Только не он. Насколько я знаю майора, он появится здесь еще до полуночи, усядется за своим столом и будет просматривать дела. Во время войны майор Фуллертон геройски действовал на полях сражений, теперь ему предстоит сделать первые шаги в решении важных проблем на поприще столоначальника…

Сирина сделала вид, будто не понимает их разговора, и через несколько минут незаметно выскользнула из комнаты. Марчеллу она отыскала в уютной кухне. Старушка сидела на стуле, опустив ноги в таз с водой и закрыв глаза. Сирина положила руки ей на плечи и начала легонько их массировать. Марчелла улыбнулась:

– Это ты?

– Кто же еще, по-твоему?

– Мой маленький ангел.

Они обе улыбнулись. День выдался очень длинным.

– Почему бы тебе не позволить мне приготовить обед сегодня, Челла?

Но старая служанка и слушать не хотела об этом. Она уже готовила в духовке цыплят, а на плите подходило тесто. На столе лежал свежий лук, принесенный с огорода, морковь, немного базилика и томатов, которые Марчелла начала выращивать совсем недавно. Обед удался на славу. Сирина с трудом сопротивлялась одолевавшему ее сну, помогая убирать со стола и настаивая на том, чтобы Марчелла легла спать – та была слишком стара, чтобы работать так много.

– И сегодня я приготовлю для тебя теплое молоко с сахаром. Это приказ! – скомандовала Сирина, с улыбкой глядя на старую женщину, приютившую ее несколько дней назад.

Марчелла склонила голову.

– Ах, принцесса… ты так великодушна…

Зеленые глаза девушки гневно блеснули, сделав шаг назад, она гордо вскинула голову.

– Прекрати эти штучки, Марчелла!

– Прости.

Сегодня старой служанке не хотелось спорить. Она слишком устала, все тело болело. Уже давно ей не приходилось так много работать. Несмотря на то что Сирина взяла на себя большую часть работы, вся эта суета вымотала ее окончательно. Марчеллу мучило сознание, что она почти все спихнула на Сирину. Сначала она пыталась удержать ее, нашептывая украдкой: «Принцесса…» Однако Сирина сердито цыкнула на нее и принялась выполнять свои обязанности.

– Давай-ка ложись спать, Челла. Через минуту я принесу тебе теплого молока.

Зевнув, Марчелла встала и, шаркая ногами, направилась к себе, но, что-то вспомнив, нахмурила брови и остановилась в дверях.

– Нужно еще подняться наверх…

– Зачем?

– Закрыть комнаты. Не знаю, смогут ли они сделать это как следует. Хочу проверить входную дверь, прежде чем отправиться спать. К тому же меня просили следить, чтобы свет везде был погашен.

– Я поднимусь и все сделаю сама.

После секундного колебания Марчелла согласилась. Она слишком устала, чтобы спорить, к тому же Сирина вполне могла сделать все это сама.

– Хорошо, но только сегодня.

– Да,
Страница 13 из 32

мэм!

Налив молоко в чашку, Сирина отправилась за сахаром. Несколькими минутами позже она появилась в дверях крохотной спальни Марчеллы, однако чуть слышное похрапывание, доносившееся с кровати, красноречиво свидетельствовало, что она опоздала. Улыбнувшись, Сирина неторопливо вернулась на кухню, села за стол и не спеша выпила молоко. Затем вымыла чашку с блюдцем, вытерла насухо и поставила на полку. Потом открыла дверь и по черной лестнице медленно начала подниматься вверх.

В главном холле все было в порядке. Огромный рояль стоял на своем месте, как десятки лет до этого, люстра светила так же ярко, как и тогда, когда были живы родители Сирины. Непроизвольно она подняла к ней голову, улыбаясь сама себе, вспоминая, как любовалась ею, будучи еще совсем маленькой. Эта люстра была одной из главных достопримечательностей званых вечеров, которые устраивали родители. Сирина останавливалась на округлых мраморных ступенях лестницы и смотрела на мужчин, облаченных в смокинги, на женщин в блестящих вечерних туалетах, шествовавших через холл в сад, усыпанных бликами, отбрасываемыми хрустальной люстрой. Там, в саду, они стояли у фонтана и пили шампанское. Иногда она устраивалась в ночной рубашке как раз за изгибом лестницы, подглядывая за ними, и сейчас, вспоминая об этом, Сирина поднималась по ступеням и улыбалась. Теперь, когда все ее близкие ушли из жизни, она вновь здесь, в этом доме, и от этого в ней пробуждалось странное чувство. Воспоминания в одно и то же время и радовали, и бросали в озноб. Они переполняли ее желаниями и сожалениями. Так она поднялась на второй этаж и медленно двинулась по коридору. И тут на нее неожиданно накатила тоска, ей неудержимо захотелось зайти в свою комнату, посидеть на своей кровати, посмотреть из своего окна на сад, просто заглянуть в нее, побыть там и вновь ощутить себя частью своей комнаты. Рука машинально сняла запылившийся платок с головы, и золотистые волосы, получив свободу, рассыпались по плечам. Жест этот, конечно же, отличался от того, каким она снимала шляпку – атрибут школьной формы, каждый день возвращаясь домой и взбегая вверх по лестнице в свою комнату. Она остановилась в дверях, комната была наполовину пуста. Теперь здесь стояли стол, книжный шкаф, несколько полок, несколько стульев… ничего из знакомой мебели, ничего из принадлежавших ей вещей. Все давным-давно исчезло.

Сирина решительно подошла к окну. Фонтан… сад… огромная ива – все осталось точно таким, как раньше. Она вспомнила, как стояла именно на этом самом месте, прижавшись к стеклу, слегка запотевавшему от дыхания, не желая делать уроки и мечтая удрать во двор поиграть. Если сейчас закрыть глаза, то можно услышать их всех: отца, мать, их друзей и гостей, смеющихся, беседующих, прогуливающихся, играющих в крокет или же сплетничающих о своих римских знакомых… Она видела себя среди них в роскошном голубом костюме… или шелковом платье… или в огромной прекрасной шляпе… может быть, с несколькими свежесрезанными розами в руках…

– Кто ты? – неожиданно услышала Сирина у себя за спиной. Вскрикнув, она, словно защищаясь, вскинула руки и в ужасе отпрыгнула, быстро повернувшись и опершись о стену обеими руками. Все, что она успела рассмотреть в темноте, – это силуэт мужчины. В комнате по-прежнему было темно, свет в коридоре горел неярко, и проку от него было мало. Но вот мужчина шагнул вперед, она увидела знаки различия, блеснувшие на его мундире. Он был в форме, и Сирина вспомнила, как днем Чарли говорил что-то насчет того, что майор будет сидеть за своим столом еще до наступления полуночи.

– Вы… – едва слышно прохрипела она, в то время как все ее тело била дрожь, – майор?

– Сначала ты мне должна ответить…

Голос человека, одетого в военную форму, звучал угрожающе твердо, но он не двигался с места и даже не попытался включить свет. Мужчина просто стоял и смотрел на нее сверху вниз, раздумывая, почему она кажется ему такой знакомой. Он чувствовал, что в ней есть что-то знакомое, даже в лунном свете, проникавшем в комнату из сада. У него было чувство, что он где-то ее уже видел. Майор наблюдал за ней с того самого момента, как она вошла в комнату, ставшую его кабинетом. Едва он погасил свет, как услышал ее шаги на лестнице. Сначала его рука автоматически потянулась к пистолету, лежавшему на столе, но очень скоро он понял, что пистолет ему не понадобится. Теперь ему хотелось узнать, кто она такая и зачем явилась в его кабинет в десять часов вечера.

– Я… поднялась наверх погасить свет… Прошу прощения.

– В самом деле? Ты не ответила на мой вопрос. – Голос его звучал холодно и ровно. – Я спросил, кто ты такая.

– Сирина. Я здесь работаю. – Эту фразу она произнесла уже на хорошем английском, решив в данных обстоятельствах не притворяться. Лучше, если он сразу поймет, кто она, иначе он может арестовать ее или уволить, а ей этого очень не хотелось. – Я работаю здесь прислугой.

– Что ты делаешь наверху, Сирина? – уже мягче спросил майор.

– Мне показалось, я слышала звуки… шум… И я поднялась взглянуть, в чем дело.

– Ясно.

Девушка явно лгала. В течение нескольких часов, находясь в этой комнате, он не шумел, даже когда гасил свет.

– Ты очень храбрая, Сирина… И что бы ты сделала, окажись я злоумышленником? – Майор выразительно посмотрел на хрупкие плечи, изящные руки девушки.

– Не знаю. Позвала бы кого-нибудь… на помощь… наверное.

Майор включил свет и взглянул на девушку. Она была прекрасна – высока, стройна, в ее глазах пылал зеленый огонь, а волосы отливали золотом, как на картинах Бернини.

– Думаю, тебе известно, что никто не сможет помочь тебе. Здесь никого нет.

Сирина внимательно всмотрелась в лицо человека, стоявшего перед ней. Есть ли угроза в только что сказанных им словах? Осмелится ли он напасть на нее в этой комнате? Действительно ли он полагал, что они здесь одни? Перед ней стоял не просто еще один американский офицер – перед ней стоял человек, привыкший командовать, привыкший к тому, что все его желания исполнялись.

– Вы ошибаетесь. Мы здесь не одни. – В зеленых глазах девушки вспыхнул огонь ярости.

– Неужели?

Неужели она привела кого-то с собой? Какая наглая, самоуверенная девчонка! Вероятно, она и ее приятель забрались во дворец, чтобы заняться любовью. Он поднял бровь, а Сирина отступила на шаг.

– Ты привела с собой дружка?

– Я живу здесь со своей… тетей, – неожиданно выпалила девушка.

– Здесь? Во дворце?

– Она ждет меня внизу.

Это была откровенная ложь, но он ей поверил.

– Она тоже работает здесь?

– Да. Ее зовут Марчелла Фабиани.

Надеясь, что майор еще не встречался с Марчеллой, Сирина пыталась создать образ дракона, готового по первому ее требованию напасть на врага. Но в мозгу невольно промелькнул образ старой, толстой, тяжело дышащей Марчеллы, и Сирина едва не застонала вслух. Если этот человек захочет обидеть ее, здесь нет никого, кто пришел бы ей на помощь.

– В таком случае ты Сирина Фабиани, как я понимаю?

Он еще раз внимательно окинул ее взглядом, и девушка помедлила лишь мгновение, прежде чем утвердительно кивнула:

– Да.

– Меня зовут майор Фуллертон, как ты уже догадалась. Это мой кабинет. И я не хочу больше видеть тебя здесь. Разве что днем, когда тут надо будет
Страница 14 из 32

прибрать, и то только в том случае, если я тебя позову. Понятно?

Сирина кивнула. Несмотря на серьезный тон, каким это было сказано, у нее сложилось впечатление, что он смеялся над ней. Вокруг его глаз плясали морщинки, дававшие основание предположить, что он не был настолько серьезен, каким хотел казаться.

– Есть дверь между дворцом и твоей комнатой?

Майор продолжал с интересом разглядывать ее. Сирина тоже не могла отвести от него глаз. У него были густые светлые вьющиеся волосы, широкие плечи и, как ей показалось, сильные руки. Ладони красивой формы, с длинными изящными пальцами… длинные ноги… Да, он выглядел весьма привлекательно, но в то же время и ужасно заносчиво. Интересно, из какой он семьи? Майор напомнил ей римских плейбоев. Возможно, именно поэтому он и спросил ее насчет двери между ее комнатой и дворцом… Сирина гордо вскинула голову.

– Да, майор, есть. Она ведет прямо в спальню моей тети.

Фуллертон с трудом сдержался, чтобы не рассмеяться. Но у него не было настроения продолжать пикировку.

– Понятно. В таком случае мы постараемся не беспокоить твою тетю. Я сделаю так, чтобы дверь между дворцом и вашими комнатами навсегда закрыли, чтобы… у тебя не появлялся соблазн бродить где попало. К тому же с завтрашнего дня с внешней стороны дворца будет выставлен часовой, и тебе не придется прибегать мне на помощь.

– Я не приходила вам на помощь, майор. Я пришла взглянуть, нет ли тут жулика. Это моя обязанность, – совершенно искренно сказала Сирина, и Фуллертон опять чуть не рассмеялся, – оберегать дом.

– Уверяю, я глубоко признателен тебе за твои труды, Сирина. Но впредь это не будет входить в твои обязанности.

– Отлично.

– В таком случае всего хорошего. – Майор на мгновение замешкался. – Спокойной ночи.

Сирина осталась неподвижной.

– А дверь? – спросила она.

– Дверь?!

Секунду майор растерянно моргал, ничего не понимая.

– Дверь, ведущая в наши комнаты. Вы прикажете закрыть ее завтра?

Это означало, что им с Марчеллой придется выходить на улицу и заходить в дом с парадного крыльца всякий раз, когда зазвонят в колокольчик или будет нужно выполнять работу в основном здании дворца.

Для Марчеллы это было бы огромным осложнением, впрочем, и для нее самой тоже немалой помехой. Однако майор не мог больше сдерживаться и улыбнулся. Действительно, девушка была очень смешной, упрямой, смелой и такой решительной. Ему захотелось побольше узнать о ее жизни, о прошлом, где она научилась английскому. Разволновавшись и потеряв контроль, Сирина позволила ему заметить, что отлично говорит по-английски.

– Думаю, можно оставить дверь в покое. Но ты не должна бродить ночью по верхним этажам. В конце концов, – сказал он, загадочно глядя на нее, – ты можешь случайно забрести в мою спальню… Что-то не помню, чтобы сегодня ты постучала, прежде чем войти в мой кабинет.

Сирина покраснела до самых корней волос и впервые опустила глаза. Майору стало неловко перед столь юной особой. Он понял, что вел себя несправедливо по отношению к ней. Сирина все еще смотрела на свои грубые башмаки, когда он смущенно кашлянул и, распахнув дверь настежь, решительно произнес:

– Доброй ночи.

Высоко подняв голову, Сирина прошла мимо него и негромко произнесла по-итальянски:

– Доброй ночи.

Он слышал, как она спускалась вниз по лестнице, как через несколько секунд стучала башмаками по бесконечно длинному мраморному холлу. Увидел, как внизу погас свет, слышал, как в отдалении негромко стукнула закрывшаяся дверь. Может быть, дверь, которая вела в спальню ее тети? Фуллертон улыбнулся, припомнив ее отчаянную храбрость.

Да, странная девушка… К тому же настоящая красавица. Но в Нью-Йорке его ждет Пэтти Азертон… И он словно наяву увидел свою невесту в вечернем платье из синего бархата, с бархатной накидкой, отделанной белым мехом. Ее иссиня-черные волосы контрастировали со светлой кожей и большими, как у куклы, синими глазами. Улыбаясь, майор подошел к окну и стал смотреть на сад, но, глядя вниз, он, как это ни странно, думал не о Пэтти. Из памяти не шли зеленые решительные глаза Сирины. Интересно, о чем она думала, глядя на этот сад? Что она тут искала? Или кого? Хотя, впрочем, какое это имеет для него значение? Она ведь была и останется всего лишь служанкой, нанятой для поддержания порядка во дворце.

Но тем не менее мысль о юной красавице долго не покидала его…

Глава 6

– Сирина! Прекрати сейчас же! – сердито крикнула Марчелла, когда Сирина склонилась, чтобы как следует отмыть ванну в комнате Чарли Крокмена. Несчастная женщина не могла видеть свою драгоценную девочку за подобной работой.

– Марчелла, все в порядке…

Сирина отмахнулась от старой служанки, как от большой добродушной собаки. Но та попыталась забрать тряпку из рук Сирины.

– Ты прекратишь?

– Нет!

На этот раз в глазах Марчеллы засветилось отчаяние. Она присела на край ванны и прошептала Сирине:

– Если ты не послушаешься меня, я все им расскажу.

– Расскажешь им? О чем?! – Сирина с улыбкой откинула в сторону длинный золотистый локон, падавший на глаза. – Что я не знаю, что делаю? Вероятно, они и сами это уже заметили.

Сирина, опустившись на корточки, усмехнулась. Вот уже почти месяц, как она старательно работала на американцев, и это ее вполне устраивало. У нее была еда, крыша над головой, она жила с Марчеллой, единственной оставшейся в живых из всей ее семьи. «Чего ж еще желать?» – почти ежедневно спрашивала себя Сирина. И сама же отвечала: «Гораздо большего». Но большего не было. Это все, что у нее было. Она написала письмо матери Констанции, сообщив, что благополучно добралась до дома. Рассказала о смерти бабушки, о том, что вновь живет в родительском доме в Риме, хотя и не объяснила, в каком качестве.

– Итак, Сирина?

– Чем ты меня пугаешь, старая колдунья?

Они пререкались так уже около двух недель, говоря друг с другом яростным шепотом на итальянском. Однако эта пикировка была приятным перерывом. Этим утром Сирина работала не покладая рук с шести утра и почти до самого полудня.

– Если не будешь вести себя подобающим образом, я тебя разоблачу!

Сирина с удивлением посмотрела на старушку.

– Как? Украдешь всю мою одежду?

– Как тебе не стыдно! Нет, расскажу майору, кто ты на самом деле!

– А, ты опять за старое. Марчелла, дорогая моя, сказать тебе по правде, не думаю, чтобы это хоть как-то их волновало. Ванны должны быть вычищены, и совершенно не важно, кто это сделает – принцесса или простая служанка. А судя по тому, как упорно майор работает за столом каждый вечер, не думаю, что он будет шокирован этим известием.

– Ошибаешься!

Марчелла с угрозой посмотрела на девушку, и Сирина покачала головой.

– Что это означает?

Переехав во дворец, майор проникся теплыми чувствами к Марчелле, и Сирина заметила, как они часто беседовали. За несколько вечеров до этого разговора она даже видела, как Марчелла штопала ему носки. Однако сама после их первой встречи старалась держаться от него подальше. Майор казался чересчур догадливым, чтобы Сирине захотелось вертеться вокруг него. Но в то же время она несколько раз видела, как он наблюдал за ней, при этом в глазах у него светилось множество вопросов. Слава богу, что ее бумаги в полном порядке, на случай если он
Страница 15 из 32

вздумает их проверить.

– Ты опять болтала с майором?

– Он очень хороший человек, – заявила Марчелла, взглянув с укором на юную принцессу, продолжавшую стоять на коленях на полу в ванной комнате Чарльза Крокмена.

– И что из этого? Он же не наш друг, Марчелла. Он солдат. Работает здесь так же, как и мы. И его совершенно не касается, кем я была.

– Он считает, что ты очень хорошо говоришь по-английски, – проговорила Марчелла.

– Ну и что?

– Может быть, он поможет тебе найти работу получше.

– Не нужна мне работа получше. Мне нравится эта.

– Ах… неужто? – В глазах Марчеллы заблестели слезы. – А мне помнится, как на прошлой неделе ты плакала из-за трещин на ладонях. И не ты ли не могла спать по ночам, потому что у тебя сильно болела спина? А как твои колени от постоянного скобления пола, а твое…

– Хорошо… хорошо! Хватит! – Сирина вздохнула и вновь склонилась к тазу с мыльной водой. – Неужели тебе не понятно, Челла? Это же мой дом… наш дом, – быстро поправилась она.

Глаза старой служанки предательски заблестели, и она нежно похлопала Сирину по щеке.

– Ты заслуживаешь гораздо большего, дитя мое…

У Марчеллы разрывалось сердце, когда она думала о том, как судьба несправедлива к этой девочке. Не успев вытереть слезы, она неожиданно увидела Чарли Крокмена.

– Извините, – пробормотал он и поспешил исчезнуть.

– Не за что, – крикнула ему вдогонку Сирина.

Ей нравился этот человек, но она редко разговаривала с ним по-английски. Ей нечего было ему сказать, как, впрочем, и остальным военным, обосновавшимся во дворце. Для нее все перестало иметь какое-либо значение. Все, за исключением того, что она должна жить здесь, во дворце. Сирина цеплялась за воспоминания, ей казалось, что она у себя дома. И единственное, что занимало все ее мысли, когда она переходила из одной комнаты в другую, так это уборка, мытье, натирание полов воском, стирание пыли, а по утрам, застилая постель майора, она представляла, будто убирает постель своей матери. Единственное, что отгоняло мечту, – это то, что в комнате стоял крепкий запах лосьона, табака, специй, а не роз и лилий, собранных в долине, как было десять лет назад.

Закончив чистить ванну Чарли Крокмена, Сирина взяла ломоть хлеба, кусок сыра, апельсин и нож и не торопясь отправилась в сад. Присев на траву и опершись спиной на любимое дерево, она стала смотреть на холмы.

В это же время по саду прогуливался майор. Увидев Сирину, он долгое время наблюдал, как девушка аккуратно очищала апельсин, а затем лежала на траве, глядя на листву дерева. Какая-то таинственная аура окружала работящую племянницу Марчеллы. Он очень сомневался в их родстве, но бумаги ее были в полном порядке, и работала она весьма упорно. Какая в таком случае разница, кто она? Однако странность в том и заключалась, что для него это было очень важно. После неожиданной встречи в темном кабинете он часто думал о ней, стоя у окна и глядя на эту иву.

Не выдержав, майор приблизился к месту, где отдыхала девушка, и осторожно присел рядом, глядя ей в лицо. Увидев Фуллертона, Сирина села, расправила на коленях фартук, прикрыв ноги в толстых чулках, и только потом посмотрела на него.

– Вы всегда удивляете меня, майор.

Вновь он отметил, что она говорила по-английски лучше обычного, и внезапно поймал себя на мысли, что готов признаться ей, что она сама все время удивляет его. Но вместо этого он только улыбнулся. Легкий сентябрьский ветерок взъерошил его светлые волосы.

– Ты любишь это дерево, не так ли, Сирина?

Девушка кивнула, глядя на него с детской улыбкой, и протянула апельсин. Для нее это был огромный шаг. В конце концов, он тоже был солдатом. А до сих пор она ненавидела всех солдат. Но в нем было нечто такое, что вызывало доверие, побуждало верить ему. Может быть, сказывалось, что он был другом Марчеллы?.. Взяв половину апельсина, Фуллертон ласково посмотрел на Сирину и молча принялся отламывать дольки.

– Когда я была маленькой девочкой, под моим окном росло такое же дерево… Иногда я разговаривала с ним по ночам.

Сирина внезапно покраснела, чувствуя себя ужасно глупо, но майор лишь удивился, а глаза его отметили гладкость ее кожи, изящные линии ног, вытянутых на траве.

– Ты разговаривала и с этим?

– Иногда, – призналась она.

– Этим ты и занималась тогда, в моем кабинете?..

Девушка медленно покачала головой, вдруг сделавшись грустной.

– Нет, мне просто хотелось увидеть его. Мое окно… Окно моей комнаты располагалось так же, как и то.

– А сама комната? – тихо спросил он. – Где она?

– Здесь, в Риме.

– Ты бываешь там? – Он сам не понимал почему, но ему хотелось узнать о ней как можно больше.

В ответ девушка лишь пожала плечами.

– Теперь в моем доме живут другие.

– А твои родители, Сирина? Где они?

Задавать людям такой вопрос после войны было опасно, и он отлично понимал это. Медленно, со странным выражением глаз она повернулась.

– В моей семье все погибли, майор. Все до единого… – И поспешила добавить: – Кроме Марчеллы.

– Извини. – Фуллертон опустил голову и провел рукой по траве, пропуская ее сквозь пальцы. Он никого не потерял в этой войне. И знал, как радовалась его семья, что он остался жив. У него погибли друзья, но никто из кузенов, братьев, дядьев или дальних родственников. Эта война почти не затронула мира, в котором жил он. К тому же очень скоро он отправится домой…

Подошедший ординарец прервал их разговор. Генерал Фарнхэм приказал немедленно явиться. Майор с сожалением оглянулся через плечо на Сирину и поспешно направился в дом. В тот день она его больше не видела.

Когда поздно вечером Сирина, пожелав Марчелле спокойной ночи, забралась в свою постель, то обнаружила, что вспоминает о встрече в саду, вспоминает длинные изящные пальцы, играющие с травой, широкие плечи и серые глаза. В его облике присутствовало нечто поразительно прекрасное.

Странно, но ее мысли совсем не походили на мысли Брэдфорда Фуллертона, в этот же самый миг размышлявшего о ней. Он стоял у окна в своем кабинете и смотрел на иву. Свет не горел, китель висел на спинке стула, галстук лежал на рабочем столе.

Брэдфорд представлял Сирину настолько отчетливо, что буквально видел солнечные блики, отражавшиеся в ее глазах в тот миг, когда она протянула ему половинку апельсина… И впервые за время своего долгого пребывания в Италии он внезапно почувствовал физическое влечение, острое, словно голод. Тело его требовало ее, как никого другого. Перед самым концом войны он ездил домой на недельный отпуск и занимался любовью с Пэтти. После приезда в Италию он хранил ей верность, и у него не было желания нарушать ее. До сих пор… Сейчас же все его мысли занимала Сирина: ее стройная шея, изящные руки, то, как сужалась талия, перехваченная тонкими завязками повязанного поверх платья белого фартука. Это было как сумасшествие. Вот только что он стоял, помолвленный с самой прекрасной женщиной Нью-Йорка, а теперь неожиданно воспылал страстью к итальянской служанке. Но имело ли это какое-то значение? Он знал, что нет, знал, что хотел ее, и не просто физически, – ему хотелось большего от Сирины. Ему хотелось узнать ее секреты. Хотелось узнать, что таили ее огромные загадочные зеленые глаза.

Казалось, он простоял так, глядя в окно, долгие часы. И
Страница 16 из 32

вдруг совершенно неожиданно увидел ее: подобно величественному призраку, она прошла мимо дерева и затем спокойно села в темноте. Длинные волосы ниспадали на плечи и чуть покачивались от дуновения легкого ночного ветерка, глаза ее были закрыты, тело скрылось под чем-то напоминающим одеяло, когда она вытянула ноги, устроившись на траве. Фуллертон разглядел голые ступни… И почувствовал, как его тело напряглось и как все внутри его устремилось к этой таинственной девушке. Словно потеряв контроль над собой, он отошел от окна, вышел из комнаты, тихо закрыв за собой дверь, и торопливо сбежал вниз по длинным маршам мраморных ступеней. Выйдя в коридор, прошел в боковую дверь, которая, как он знал, вела в сад, и, прежде чем смог остановить себя, беззвучно пошел по траве, пока не очутился позади нее, зябко поеживаясь на ветерке и дрожа от охватившего желания. Почувствовав его присутствие, Сирина повернулась и молча посмотрела на него широко раскрытыми, удивленными глазами. Несколько долгих мгновений он тоже не мог произнести ни слова. Глаза их встретились, она ждала, он молча опустился рядом с ней на траву.

– Ты разговаривала со своим деревом?

Голос его звучал нежно, он ощущал тепло, исходившее от ее тела. Фуллертон не знал, что сказать, и казался сам себе ужасно глупым. Заглянув в ее лицо, увидел, что оно блестело от слез.

– Сирина? Что случилось?

Девушка после минутного колебания слабо пожала плечами и едва заметно улыбнулась. Ему захотелось заключить ее в объятия, но он все еще не осмеливался. Он не знал, что она может подумать, как, впрочем, не знал, что и сам думал по этому поводу.

– В чем дело?

Она вздохнула и неожиданно положила голову ему на плечо и закрыла глаза.

– Иногда… – чуть слышно проговорила она в прохладной темноте, – иногда очень одиноко… после войны. Никого не осталось. Никого…

Он медленно кивнул, стараясь понять охватившую ее боль.

– Да, очень тяжело… – Затем, не в силах сдержать вопрос, постоянно вертевшийся у него в голове, спросил: – Сколько тебе лет, Сирина?

– Девятнадцать. – Голос казался бархатным в темноте, затем, улыбнувшись, девушка спросила: – А тебе?

Он тоже улыбнулся:

– Тридцать четыре.

Внезапно ему показалось, что теперь девушка приняла его в круг своих друзей. С прошедшего полудня между ними начало происходить нечто непонятное. Сирина убрала голову с его плеча, и ему вдруг стало не хватать этого небольшого давления, и, как никогда прежде, он ощутил страстное влечение к ней, глаза его жадно рассматривали каждую черточку лица.

– Сирина…

– Да, майор?

Он рассмеялся:

– Ради бога, не называй меня так!

Его отказ напомнил ей о том, как она набрасывалась на Марчеллу за то, что та звала ее принцессой, и она тоже рассмеялась.

– Ладно, как же мне тогда звать вас? Сэр? – Теперь она поддразнивала его скорее как опытная женщина, нежели как девушка.

Он посмотрел на нее пристальным, долгим взглядом своих глубоких серых глаз, затем прошептал:

– Да… может быть, тебе следует звать меня «сэр».

Однако прежде чем она смогла ответить, он заключил ее в объятия и поцеловал с наслаждением и страстью, о существовании которой у себя даже не подозревал. Он чувствовал, как все его тело приникло к ней, руки крепко сжимали ее в объятиях, ему не хотелось отпускать ее губ. Когда губы ее уступили его натиску, их языки коснулись друг друга. Он задыхался от желания, когда наконец отпрянул от нее, а она, казалось, растаяла в его объятиях, издав легкий вздох.

– О, Сирина…

Ничего не говоря, он вновь поцеловал ее. На этот раз дыхание перехватило у Сирины. Девушка медленно покачала головой, словно стряхивая наваждение, печально посмотрела на него глазами, полными слез.

– Мы не должны делать этого, майор… Мы не можем.

– Почему?

Он не был уверен, что она ошибается, но знал, что не хочет останавливаться.

– Сирина…

Ему хотелось сказать, как он ее любит, но это было бы настоящим сумасшествием. Как мог он любить ее? Ведь он едва знал ее. И все же он чувствовал, что существовала какая-то необыкновенная связь между ним и этой девушкой.

– Не надо.

Она подняла руку, и он поцеловал ее изящные пальцы.

– Это нехорошо. У вас своя жизнь. Это всего лишь колдовские чары Рима, – проговорила она, печально улыбаясь.

Сирина видела фотографию Пэтти Азертон на столике в его спальне.

Но майор, глядя на тонкие черты этого удивительного лица, освещенного лунным светом, мог думать только о Сирине. Он еще раз нежно поцеловал ее губы, прежде чем отстраниться и вновь начать рассматривать ее. Сирина не понимала, почему позволяет ему все это, хотя с самого начала чувствовала, чем все это закончится. Но это же сумасшествие… американец… солдат? К чему все это приведет? От этой мысли она съежилась.

– Почему ты плакала, Сирина?

– Я же сказала. Мне одиноко. Грустно… Я вспоминала о… – Она не знала, как сказать. Не хватало слов. – О том, что ушло.

– О чем? Расскажи мне.

Ему хотелось знать о ней все. Почему она смеялась, почему плакала, кого любила, кого ненавидела и почему.

– Ах… – На мгновение она вздохнула. – Как я могу рассказать, как это было? Потерянный мир… другое время, наполненное прекрасными дамами и великолепными мужчинами…

Ей внезапно вспомнились родители и их друзья, очень многих из них уже нет на этом свете или же они куда-то уехали. На мгновение она замолчала, словно вспомнив всех, чьи лица преследовали ее в последнее время, и майор увидел, как в глазах ее опять появились слезы.

– Не нужно, Сирина.

Он крепко обнял девушку, а слезы медленно катились по ее щекам.

– Прости.

– Это ты прости. Мне жаль, что тебе пришлось пережить такое.

Затем он улыбнулся про себя, вспомнив историю о том, будто она племянница Марчеллы. Это с трудом укладывалось в «потерянный мир прекрасных дам и великолепных мужчин». Он долго всматривался в утонченные черты ее лица, страстно желая узнать, кто же она на самом деле, однако само по себе это имело для него мало значения и, возможно, никогда не будет иметь. Она была необыкновенной и одинокой, он же желал ее сильнее, чем кого бы то ни было, сильнее женщины, с которой был помолвлен. Фуллертон совершенно не понимал, почему это происходило, но это было так. Его душа рвалась сказать, что он ее любит, но рассудок отлично понимал, что это настоящее сумасшествие. Как можно любить девушку, которую едва знаешь? И тем не менее он знал, что это именно так. И, чувствуя его руки вокруг себя, Сирина тоже это знала. Он опять поцеловал ее – долго, крепко, страстно и с жадностью. Затем, ничего не говоря, поднял девушку, поцеловал еще раз и медленно повел к задней двери дворца. Он не осмеливался произнести ни слова. Сирина долго смотрела на него, прежде чем скрылась в помещении для прислуги, которое она делила с Марчеллой, и тихо прикрыла за собой дверь.

Глава 7

Следующие несколько дней майор Фуллертон был сам не свой. Он бездумно исполнял свои обязанности, ничего не замечая. Сирина тоже двигалась как во сне. Она не понимала, что произошло между ней и майором, и вовсе не была уверена, что хочет, чтобы все повторилось еще раз. Многие годы ненавидела она войну, солдат, мундиры, любую армию – и тем не менее совершенно внезапно оказалась в объятиях майора, не думая ни о ком, кроме него. Чего же он
Страница 17 из 32

хотел от нее? Она знала ответ на этот вопрос, или думала, будто знает, но расстраивалась всякий раз, когда вспоминала о фотографии, стоявшей на столике в его спальне. Просто ему хотелось переспать со своей итальянской служанкой – вот и все. Обычная история военных лет. Тем не менее она вспоминала о его прикосновениях и поцелуях под ивой и понимала, что хочет от него большего. Трудно сказать, кто из них двоих выглядел более несчастным, пока каждый исполнял свои обязанности. Их мучения видели все, но понимали лишь двое. Ординарец майора Чарли Крокмен два дня назад обменялся понимающим взглядом с Марчеллой, но и эти двое предпочитали молчать. Майор рвал и метал, потеряв два дела с важными приказами, но, слава богу, потом, когда уже вдоволь набушевался, снова отыскал их. Сирина полировала одну и ту же створку двери на протяжении почти четырех часов, а затем ушла, оставив все свои тряпки и щетки у входной двери. Она смотрела сквозь Марчеллу и легла спать, не притронувшись к ужину.

С той ночи под ивой они не говорили друг с другом. На следующее утро Сирина поняла, что это бесполезно и что майора снедают одновременно и вина, и страх. Он не сомневался, что Сирина невинна во всех отношениях и, несомненно, девственница. Девушка и без того пережила достаточно, так что незачем добавлять к этому еще и боль военного романа. К тому же у него есть невеста. Но проблема заключалась в том, что каждое утро, каждый вечер и каждую минуту его мысли занимала далеко не Пэтти. Каждое мгновение перед его глазами стояла Сирина. Так продолжалось до воскресного утра, когда он увидел ее, работавшую в огороде Марчеллы. Он понял, что больше не в силах терпеть и должен немедленно поговорить с ней, по крайней мере попытаться объяснить положение вещей, прежде чем окончательно потеряет рассудок.

Так он и появился перед ней – в брюках цвета хаки и легком синем свитере, засунув руки в карманы. Она поднялась, с удивлением глядя на него, убирая с лица волосы.

– Да, майор?

На мгновение ему показалось, что в ее тоне прозвучало обвинение, но через миг она уже улыбнулась. Фуллертон тоже просиял и понял, что чертовски рад ее видеть. Ему необходимо было поговорить с ней. Пытаясь уклониться от встреч с ней, он довел себя чуть ли не до безумия.

– Мне хотелось бы поговорить с тобой, Сирина, – начал он, затем смущенно добавил: – Ты очень занята?

– Ну… да.

Она показалась ему какой-то повзрослевшей, когда отложила в сторону инструменты и выпрямилась, ее зеленые глаза встретились с его серыми.

– Впрочем, не так чтобы очень. Не хотите ли присесть вон там?

Она указала на небольшую металлическую скамейку, изрядно проржавевшую, но все еще симпатичную, оставшуюся от лучших времен. Сирина тоже хотела поговорить с ним сейчас, тем более что вокруг не было никого, кто мог бы их видеть. Все порученцы отдыхали по случаю выходного дня, Марчелла отправилась в церковь, а потом собиралась зайти к подруге. Сирина осталась дома поработать в саду. Она с утра сходила в церковь, и Марчелла даже и не пыталась зазвать ее в гости к своей старой подруге. На улице, как обычно, несли службу два часовых, кроме них, во дворе никого больше не было.

Майор молча прошел следом за ней до маленькой скамейки, и они присели. Он закурил и уставился вдаль на холмы.

– Сирина, прости меня. Думаю, что я вел себя не лучшим образом на прошлой неделе. Наверное, я сошел с ума.

Его взгляд был искренним и открытым, и она медленно кивнула:

– Я тоже. Не понимаю, что случилось.

– Ты расстроилась?

Этим вопросом он мучился уже четыре дня. Или же она испугалась? Он понимал, что испугался и сам, но не знал почему.

– Иногда расстраивалась, – она медленно улыбнулась, а затем вздохнула, – иногда нет. Я испугалась… мне было неловко… и…

Она посмотрела на него, ничего больше не говоря, и вновь он испытал всепоглощающее желание заключить ее в объятия, прикоснуться к ней, и еще большее желание – овладеть ею здесь же, прямо под этим деревом, под лучами осеннего солнца, прямо на этой траве. Он закрыл глаза, словно от боли. Сирина коснулась его руки.

– В чем дело, майор?

– Во всем. – Он медленно открыл глаза. – Не понимаю, что чувствую… что происходит. – Затем внезапно всем своим существом он понял, что не в силах больше бороться с охватившим его чувством. – Я люблю тебя. О господи… – Он привлек ее к себе. – Я люблю тебя!

Когда его губы отыскали ее, она почувствовала, как в ней вспыхнуло желание, но и еще нечто гораздо большее. Ей захотелось стать его частью, чтобы обрести цельность. Случилось так, словно здесь, в родительском доме, в их старом саду, она нашла свое будущее, словно она принадлежала этому белокурому американскому майору с самого начала, словно он был рожден для нее.

– Я тоже люблю тебя… – Эти слова она произнесла шепотом и, произнося их, улыбалась, хотя в ее глазах стояли слезы.

– Ты пойдешь со мной?

Она понимала, что он имеет в виду, понимала, что он не хочет принуждать ее. Он хотел, чтобы она понимала, что делает, чтобы ей тоже хотелось этого.

Она медленно кивнула, повернув лицо к нему. Он торжественно взял ее за руку, и они пошли через сад. Сирина чувствовала себя так необычно… словно они только что поженились… Берешь ли ты его, этого мужчину?.. Да… Она чувствовала, как ее голос прозвучал из самых глубин души, когда они вместе поднялись по ступеням крыльца, когда он закрыл за ними дверь. Они неторопливо поднимались по лестнице, его рука лежала у нее на талии, они направлялись в спальню, принадлежавшую когда-то ее матери. Но когда она оказалась на пороге, ее внезапно охватила дрожь, глаза расширились от страха и воспоминаний.

– Я… я… не могу…

Она говорила едва слышным голосом, и он согласно кивнул. Если она не может, он не станет заставлять ее. Ему хотелось лишь держать ее в своих объятиях, чувствовать ее близость, прикасаться к ней, скользить губами по ее восхитительному телу.

– Любимая моя… Я никогда не стану заставлять тебя… я люблю тебя…

Слова падали и запутывались в ее восхитительных волосах, в то время как его губы скользили по ее шее, груди. Губами он осторожно расстегнул темное хлопковое платье, страстно мечтая о каждой клеточке ее тела, вкушая ее, словно нектар, блуждая языком по ее нежной коже. Она начала тихонько постанывать.

– Я люблю тебя, Сирина… Я люблю тебя.

Это было правдой, он и любил, и желал ее с такой силой, с какой до этого момента не желал ни одной женщины. Забыв, что она сказала на пороге, подхватил ее на руки и уложил на кровать, начал медленно ее раздевать. Она не сопротивлялась, ее руки блуждали по его телу, поглаживая, задерживаясь, снова приходя в движение, пока он не ощутил такого мощного взрыва собственного желания, что больше не мог сдерживать себя.

– Сирина, – хрипло прошептал он, – я хочу тебя, моя любимая… я хочу тебя…

Однако в его словах звучал и вопрос. Он всматривался в ее лицо, в ее глаза, и она кивнула. Он снял с нее оставшуюся одежду, и она предстала перед ним совершенно обнаженная. Он быстро разделся и лег рядом с ней, крепко прижавшись всем телом. Затем – сначала очень медленно, потом со все большей силой – он стал проникать в нее, понемногу все глубже и глубже, пока она не вскрикнула от боли, тогда он быстро ринулся вперед, зная, что это следует
Страница 18 из 32

сделать резко, сразу же. Затем первая боль ушла, и она прильнула к нему, а он начал ласкать ее, обучая чудесам любви. Они занимались любовью до тех пор, пока внезапная страсть не выгнула ее дугой и она не издала крика, в котором, однако, не было боли. После этого и он дал себе волю и ощутил, как раскаленное золото потекло по его венам и он, казалось, воспарил по усыпанному драгоценными камнями небу. Вот так, тесно прижавшись друг к другу, они унеслись от реальности, как им казалось, навечно. Придя в себя, он увидел, что она лежит в его объятиях, прекрасная, как разноцветная бабочка, расправившая крылья у него на ладонях.

– Я люблю тебя, Сирина.

С каждым уносившимся в прошлое мгновением эти слова приобретали новое, более глубокое значение. На этот раз с улыбкой женщины она повернулась к нему, поцеловала, нежно заключив в кольцо своих рук. Казалось, прошло много часов, прежде чем он нашел в себе силы отстраниться от нее и, приподнявшись на локте, с улыбкой на лице любоваться этой невероятной золотой смесью женщины и ребенка.

– Привет, – проговорил он так, словно только что встретил ее. Она посмотрела на него и рассмеялась. Она смеялась над выражением его лица, над только что произнесенным им словом, над призраками, которых они оба отогнали в сторону, не грубо, но решительно. Она лежала в кровати, некогда принадлежавшей ее матери, смотрела вверх на полог из голубого атласа, напоминавший небо.

– Красиво, правда?

Он поднял глаза вверх на атласные драпировки, затем повернулся к ней и вновь улыбнулся. Сирина неожиданно рассмеялась, и этот смех придал ей вид таинственного ребенка.

– Да. – Она поцеловала его в кончик носа. – Тут всегда было красиво.

– Что? – спросил он недоуменно.

– Эта кровать, эта комната…

Он нежно улыбнулся, глядя на нее.

– Ты часто приходила сюда с Марчеллой?

Фуллертон задал этот вопрос так простодушно, что Сирина не смогла удержаться и рассмеялась. Теперь она должна рассказать ему. Она обязана. Дружественные духи тайно обвенчали их в саду и соединили на материнском ложе. Пришло время рассказать ему правду.

– Я не приходила сюда с Марчеллой. – Она на мгновение коснулась его руки, стараясь подыскать нужные слова. Затем, глядя прямо в его глаза, сказала: – Я жила здесь, майор.

– Не кажется ли тебе, что теперь ты могла бы звать меня Брэд? Неужели я прошу слишком многого?

Он склонился над ней и нежно поцеловал. Сирина улыбнулась в ответ и чуть отстранилась.

– Хорошо, Брэд.

– Что значит – ты жила здесь? С Марчеллой и своей родней? Вся твоя семья работала здесь?

Отрицательно покачав головой, она с серьезным выражением на лице уселась на кровати, обернув вокруг себя простыню, и крепко сжала руку возлюбленного.

– Эта комната была спальней моей матери, Брэд. А твой кабинет – моей комнатой. Вот почему, – голос ее звучал так тихо, что он едва различал слова, – вот почему я пришла туда в тот вечер…

Ее глаза не отрывались от его глаз, он в полном изумлении смотрел на нее.

– О господи! Так кто же ты?!

Сирина молчала.

– Значит, ты не племянница Марчеллы? – Он давно подозревал это.

– Нет.

Последовала еще одна пауза, затем Сирина глубоко вздохнула, выпорхнула из кровати и присела перед ним в глубоком церемониальном реверансе.

– Я имею честь быть принцессой Сириной Александрой Грациеллой ди Сан-Тибальдо…

Теперь она стояла перед ним во всей своей необыкновенной красоте, совершенно обнаженная, посреди спальни своей матери, а Брэд Фуллертон в изумлении не сводил с нее глаз.

– Ты… кто?

Однако он все прекрасно расслышал. Когда она начала повторять сказанное, он быстро поднял руку и внезапно засмеялся. Значит, вот кто она такая, эта итальянская «служанка», которую он так стремился соблазнить, вот она какая «племянница» Марчеллы! Все это казалось ему замечательным, совершенно невероятным и восхитительно сумасшедшим настолько, что он никак не смог успокоиться и перестать смеяться, глядя на Сирину. Она тоже рассмеялась, заразившись его смехом. Когда она наконец вновь оказалась в его объятиях, он стал серьезным.

– До чего же странная у тебя жизнь, дорогая… Живешь здесь, работаешь на армию… – Внезапно он вспомнил, какой работой ей пришлось заниматься в последний месяц, и жизнь ее более не казалась ему смешной. На самом деле она казалась ужасно жестокой. – Как же, черт подери, такое могло случиться?

И она рассказала ему все… Как Серджио предал ее отца, о смерти родителей, о времени, проведенном в Венеции, о бегстве в Штаты, о своем возвращении. Она рассказала ему всю правду. Правду о том, что у нее ничего не было, что теперь у нее не осталось никого, кроме старой служанки, работающей во дворце. Что у нее нет ни денег, ни собственности, за исключением прошлого, предков и имени.

– У тебя есть нечто гораздо большее, чем все это, любимая. – Он нежно посмотрел на нее, лежавшую рядом с ним. – Ты обладаешь волшебным даром, особой грацией, которой наделены очень немногие люди. Где бы ты ни оказалась, Сирина, этот дар сослужит тебе большую службу. Ты всегда будешь выделяться на фоне других. Ты необыкновенная. Марчелла совершенно права. Ты самая что ни на есть настоящая принцесса… Принцесса…

Теперь ему стала понятна окружавшая ее магия. Она принцесса… его принцесса… его королева. Он посмотрел на нее с такой нежностью, что от его взгляда у нее на глаза навернулись слезы.

– За что ты любишь меня, майор?

Задавая этот вопрос, она показалась удивительно повзрослевшей, мудрой и печальной.

– Охочусь за твоими деньгами, – усмехнувшись, ответил тот.

Он сейчас выглядел гораздо моложе своих лет.

– Так я и думала. Полагаешь, у меня их достаточно? – улыбнулась она, глядя ему в глаза.

– Сколько их у тебя?

– Около двадцати двух долларов после последней получки.

– Отлично. Я их забираю. Как раз то, что мне нужно. Но сначала…

И он начал нежно целовать высокую грудь своей принцессы. Он целовал ее до тех пор, пока Сирина не застонала сладко и они вновь не предались любовным утехам. Насытившись, он крепко прижал ее к себе и долго молчал, раздумывая, через какие испытания ей пришлось пройти в своей жизни только для того, чтобы вернуться домой, вернуться в свой дворец, где, слава богу, он отыскал ее. И теперь он никогда ее не отпустит. Неожиданно взгляд скользнул по фотографии в серебряной рамке, стоявшей на туалетном столике рядом с кроватью. Сирина, почувствовав, куда он смотрит, тоже повернулась посмотреть на Пэтти, улыбавшейся им обоим с фотографии. Она ничего не сказала, но посмотрела прямо в глаза Брэду. В них застыл немой вопрос. Он тихо вздохнул и покачал головой.

– Не знаю, Сирина. Пока что я не знаю ответа на этот вопрос.

Она понимающе кивнула. Внезапно ее охватило беспокойство. Что будет, если она его потеряет? И в то же время она понимала, что это неминуемо. Та, другая женщина была частью его мира, тогда как Сирина к нему не принадлежала и, вероятно, никогда не будет принадлежать.

– Ты ее любишь? – Голос Сирины был тих и печален.

– Думал, что да…

Сирина молча кивнула. Брэд осторожно взял ее за подбородок и приподнял ее лицо вверх, заставляя посмотреть ему в глаза.

– Я всегда буду говорить тебе правду, Сирина. Мы помолвлены с этой женщиной… Сейчас я, честно говоря, понятия не имею,
Страница 19 из 32

что буду делать, но люблю я тебя. Честно и искренне… Я понял это в тот самый миг, когда увидел, как ты на цыпочках в темноте шла по моему кабинету.

Они оба улыбнулись.

– Мне нужно многое обдумать. Я не люблю Пэтти так, как люблю тебя. Она для меня была лишь частью знакомого, привычного мира…

– Но я же не часть того мира, Брэд.

– Мне это совершенно не важно. Ты – это ты.

– А твоя семья? Будут ли они довольны этим? – Выражение ее глаз говорило о том, что она в этом сильно сомневалась.

– Им очень нравится Пэтти. Но это еще ничего не значит.

– Неужели? – Сирина попыталась выскользнуть из постели, но он не позволил ей это сделать.

– Нет. Мне тридцать четыре. И я имею право жить своей жизнью. Если бы я хотел жить как они, то давно бы уже уволился из армии и работал бы у одного из друзей моего отца в Нью-Йорке.

– Чем бы ты занимался? – Ей стало безумно интересно узнать о нем как можно больше.

– Скорее всего работал бы в банке. Или же участвовал в каких-нибудь выборах. Моя семья не стоит в стороне от политической жизни Штатов.

Сирина устало вздохнула, и губы ее сложились в циничную улыбку.

– Моя семья также была вовлечена в здешнюю политическую жизнь.

Она посмотрела на него с печалью, мудростью и веселой искоркой в глазах. Брэд с радостью отметил, что она видит иронию сложившейся ситуации.

– Там все немного иначе.

– Надеюсь. Ты тоже хочешь окунуться в политику?

– Может быть. Но, по правде говоря, я предпочел бы остаться в армии. Надеюсь сделать свою карьеру здесь.

– А как твоя семья относится к этому? – Сирина внезапно почувствовала огромную власть семьи над ним. – Им нравится твоя идея?

– Нет. Но такова жизнь. И это моя жизнь. И я люблю тебя. Никогда этого не забывай. Я сам принимаю решения. – Брэд вновь посмотрел на фотографию. – Кстати, и по этому поводу тоже. Поняла?

Она кивнула:

– Поняла.

– Отлично.

Он снова принялся ее целовать, и мгновение спустя они вновь предались сладостным утехам любви.

Глава 8

– Что?! Что ты сделала?! – Совершенно пораженная, Марчелла не спускала с нее глаз. На какой-то миг Сирина испугалась, что Марчелла может рухнуть в обморок.

– Успокойся, ради всего святого. Я ему все рассказала. Вот и все.

– Ты все рассказала майору?! – У Марчеллы был такой вид, словно ее вот-вот хватит удар. – Что ты рассказала ему?

– Все. О моих родителях. Об этом доме… – Сирина пыталась казаться невозмутимой, но у нее ничего не получилось, и она нервно улыбнулась.

– Что же заставило тебя пойти на это?

Марчелла пристально смотрела на нее. Значит, она оказалась права. Сирина влюбилась в этого красивого молодого американца. Теперь оставалось надеяться на то, что Бог услышит ее молитвы и он женится на ней. Судя по всему, майор был прекрасно воспитан, имел деньги, и она давно решила про себя, что он очень приятный молодой человек.

– Я просто рассказала ему, и все. Мы с ним разговаривали, и мне показалось нечестным не рассказать ему правды.

Марчелла была слишком старой и слишком много видела на своем веку, чтобы поверить Сирине на слово, но она лишь согласно кивнула, делая вид, будто поверила в эту сказку.

– И что же он сказал?

– Ничего… – Сирина улыбнулась. – Что он меня любит… Не думаю, чтобы он придавал особое значение титулу. Господи, – сказала она, с улыбкой глядя на Марчеллу, – для него я по-прежнему служанка, убирающая верхние комнаты.

– И это все?! – Марчелла внимательно следила за ее реакцией.

– Конечно. Ну… мне кажется… Теперь мы с ним друзья…

Слова, казалось, пролетели не замеченными Марчеллой, она задумалась на какое-то мгновение и наконец решила задать вопрос, который давно вертелся у нее в голове:

– Ты его любишь, Сирина?

– Я его… К чему… – Сирина начала путаться в словах, затем, отбросив в сторону всякие уловки, кивнула: – Да, люблю.

Марчелла подошла к ней и крепко обняла.

– Он тоже любит тебя?

– Думаю, да. Но… – Сирина глубоко вздохнула и, высвободившись из объятий старой служанки, заходила взад и вперед по комнате. – Это ничего не меняет, Челла. Мне приходится смотреть правде в глаза. Это обыкновенный военный роман… В один прекрасный день майор уедет домой, в мир, который он хорошо знает.

– И заберет тебя с собой, – твердо сказала Марчелла.

– Не думаю. А если бы он меня и взял, то только из жалости…

– Не выдумывай!

Насколько Марчелла могла понять, все неплохо устраивалось. Но Сирину мучили плохие предчувствия.

– Все не так просто.

– Все будет, как ты захочешь. Ты же любишь его настолько, что поедешь вместе с ним?

– Конечно, но дело не в этом. Там у него своя жизнь, Челла. Он не такой человек, чтобы привезти домой военную невесту…

– Военную невесту! – Марчелла буквально подпрыгнула на месте. – Военную невесту! Ты сошла с ума! Очумела! Ведь ты же принцесса, или ты забыла об этом? Быть может, и ему не рассказала?

Старушка так разволновалась, что Сирина невольно рассмеялась.

– Нет, рассказала. Но все это ерунда. У меня ничего нет, Челла. Нет ничегошеньки. Вообще ничего. Ни денег, ничего. Что подумает его семья, когда он привезет меня с собой?

За одну ночь она стала поразительно мудрой в некоторых вопросах, но Марчелла и слышать ничего не хотела.

– Они подумают, что ему повезло, вот что они подумают.

– Может быть…

Но Сирина так не считала. Она помнила лицо, которое часто видела на фотографии…

«Моя семья очень любит Пэтти…» – продолжали звучать сказанные им слова. Будут ли они рады ей? Вряд ли. Ей стало стыдно. Так, словно ее унизили вместе с дядей Серджио и дуче. Ее родина лежала в руинах, то же самое случилось и с ее жизнью. Когда девушка направилась в сад, Марчелла долго смотрела ей вслед.

Октябрь для Сирины стал месяцем мечтаний. Она и Брэд с величайшей аккуратностью выполняли свои обязанности, и каждый вечер после ужина он отправлялся в свою комнату, в то время как Сирина уходила в свою. Когда Марчелла засыпала, а ординарцы, как правило, удалялись, девушка на цыпочках пробиралась в главное здание и неслышно поднималась по мраморным ступеням в его спальню. Брэд уже с нетерпением ждал ее прихода, готовый рассказать множество смешных историй, в том числе о письмах, полученных от младшего брата, угощал белым вином или шампанским, различными сладостями, показывал фотографии, сделанные им на прошлой неделе. И каждый вечер неизменно наступало время любовной страсти, чудо бесконечных открытий и удовольствий, которые она познала в его объятиях. Постепенно фотографии Пэтти переселились в его рабочий кабинет, и теперь они никогда не попадались ей на глаза. Влюбленные проводили ночь, уютно устроившись в объятиях друг друга, но незадолго до шести утра – как раз перед тем, как поднимутся все остальные, – просыпались. Некоторое время сидели на кровати, наблюдая за восходом солнца, глядя вниз на знакомый сад, затем обменивались последним поцелуем, последним объятием. Сирина отправлялась в свою комнатку, и каждый начинал свой день. Казалось, будто они только что поженились, поскольку каждый из них жил лишь мечтой о встрече в конце длинного дня.

Как-то раз, в один из последних дней октября, Сирина пришла к Брэду и нашла его сильно огорченным и расстроенным. Она спросила, в чем дело, но он не расслышал.

– Что? – Он сидел в кресле и
Страница 20 из 32

отрешенно смотрел на огонь. – Извини, Сирина, что ты сказала?

– Я сказала, что ты выглядишь взволнованным, мой любимый. – Ее голос едва слышно прозвучал у самой его шеи, Брэд глубоко вздохнул и положил голову на ее плечо.

– Нет. Просто задумался.

Глядя на него, Сирина в который раз подумала, какие у него прекрасные серые глаза. Теперь она знала, что он умен и очень добр. Порой даже слишком. Он был человеком, чьим величайшим достоинством являлось сострадание. Он постоянно старался понять и помочь своим подчиненным. Иногда, случалось, из-за этого он не мог проявить достаточной твердости как руководитель.

– О чем ты думаешь, Брэд?

Он задумчиво посмотрел на Сирину и решил, что должен все рассказать. Он хотел подождать до завтрашнего утра, но для предстоящего разговора любое время было неподходящим.

– Сирина… – Сердце девушки перестало биться, когда она услышала тон, каким он это сказал. Брэд уезжает из Рима. – Сегодня утром я получил телеграмму…

Она закрыла глаза и молча слушала, стараясь сдержать подкатившие слезы. Она понимала, что должна держаться мужественно, но все внутри внезапно превратилось в какую-то желеподобную массу. Глаза ее на мгновение раскрылись, и она увидела боль, светившуюся в глазах любимого. Боль такую же, какая вспыхнула в ней.

– Ну, успокойся, родная, все не так уж плохо.

Он заключил ее в объятия, губы его нежно касались ее мягких золотистых волос.

– Ты уезжаешь? – Эти слова она произнесла хриплым шепотом. Он решительно покачал головой:

– Конечно же, нет! – Он чуть отстранился от нее, глаза его смотрели с любовью и в то же время печально. – Нет, любимая. Не уезжаю…

Затем он решил кинуться в омут головой и выложить ей все сразу.

– Это Пэтти. Она приезжает сюда. Не знаю почему. Пишет, что эта поездка – свадебный подарок ее отца. Честно говоря, мне показалось, она встревожена. В последнее время я писал ей гораздо реже. К тому же она позвонила мне вчера утром, сразу же после… Не знаю, но я не мог говорить с ней.

Брэд поднялся и медленно прошелся по комнате, в глазах светилась тревога.

– Я не мог сказать ей тех слов, которых она ждала… – Повернувшись к Сирине, он добавил: – Я не могу обманывать ее. Не знаю, что делать. Вероятно, следовало бы написать ей обо всем несколько недель тому назад, разорвать нашу помолвку, но… я не был уверен.

Сирина тихо кивнула, боль словно ножом полоснула по сердцу.

– Ты все еще любишь ее, да? – спросила она, хотя этот вопрос прозвучал скорее как утверждение.

– Не думаю. Я не видел ее уже много месяцев, все кажется таким нереальным… Тогда я вернулся домой в первый раз после трех лет отсутствия. Все казалось головокружительным и романтичным, и наши семьи так нас подбадривали. Словно в кино…

– Но ты же собирался жениться на ней.

Он медленно кивнул.

– Этого так все хотели… – Внезапно Брэд почувствовал, что должен быть до конца искренним. – Тогда мне тоже этого хотелось. Но теперь…

Сирина на мгновение закрыла глаза и постаралась подготовиться к боли, которая, как она чувствовала, не заставит себя долго ждать. Затем вновь посмотрела на него, но не с гневом, а с печалью. Она понимала, что не может бороться с той симпатичной темноволосой женщиной. С той, которая уже завоевала его сердце. А Сирина была никто. Обыкновенная горничная, работающая в верхних комнатах, как сама она сказала Марчелле. Самое отвратительное заключалось в том, что это было правдой.

– Я знаю, что ты думаешь, – проговорил он упавшим голосом, опускаясь в кресло около окна и проводя рукой по взъерошенным курчавым волосам. До того как Сирина пришла к нему, он уже провел несколько часов, размышляя, взвешивая, задавая себе вопросы, на которые не находил ответов. – Сирина, я люблю тебя.

– Я тоже люблю тебя, Брэд. Но я также отлично понимаю, что наши отношения весьма романтичны, но не реальны. Та девушка, ее семья… они знают тебя. Ты знаешь их. Там твоя жизнь. Что же в действительности может быть между нами? Необыкновенные воспоминания? Миг нежности? – Она пожала плечами. – Скорее наши отношения в большей мере напоминают кино. Они ничто для настоящей жизни. Ты не можешь взять меня с собой. Мы с тобой не можем стать мужем и женой. Ты должен жениться на Пэтти и сам отлично это понимаешь.

Глаза Сирины наполнились слезами, он бросился к ней и стиснул в крепких объятиях.

– А если я не хочу?!

– Ты должен. Ты помолвлен.

– Я могу разорвать помолвку.

Но вся загвоздка состояла в том, что он сам не знал, чего хотел. Он любил эту девушку. Но одновременно любил и Пэтти. Не это ли он переживал сейчас? Какие чувства он испытывал по отношению к Сирине? Нет, не просто возбуждение и страсть, а нечто совершенно другое. Ему хотелось защитить ее, лелеять, он испытывал к ней почти отеческие чувства. Ради нее ему хотелось остаться здесь. И он отлично осознавал, что в конце каждого дня мечтал о встрече с ней. Он привык рассчитывать на ее присутствие, ее рассудительные слова, ее спокойствие. Сидя за столом и размышляя над очередной проблемой, он, бывало, слышал ее негромкий голос подле себя, и дело сдвигалось с мертвой точки. Она придавала ему силу, о которой Пэтти не имела ни малейшего понятия. Сирина пережила печаль и утраты и от этого сама стала сильнее, и этой силой она щедро делилась с ним. Рядом с ней он чувствовал себя способным штурмовать горные вершины, в ее объятиях нашел такую страсть, какой не знал никогда прежде. Но будет ли все это длиться вечно? И мог ли он в самом деле взять ее с собой домой? Он еще не знал этого. Пэтти Азертон принадлежала его кругу, его культуре, она являлась частью уже сложенной мозаики. Вполне закономерно, что им предстояло соединить свои судьбы. Но так ли это? Глядя в бездонные зеленые глаза Сирины, он не испытывал прежней уверенности. Он не мог отказаться от страсти, теплоты, нежности, силы этой девушки. Но может быть, он все-таки должен?..

– О господи, Сирина… Я просто не знаю, как быть. – Он прижал ее к себе и ощутил, что она дрожит. – Я чувствую себя полным дураком. Знаю, что должен сделать решительный шаг. Но загвоздка в том, что ты об этом знаешь, а Пэтти – нет. По крайней мере я должен сказать ей правду.

Брэд испытывал невыносимую вину за случившееся, и все внутри у него разрывалось.

– Нет, Брэд, не должен. Ей совершенно не обязательно знать. Если ты женишься на Пэтти, ей незачем знать обо мне.

Просто еще одна военная романтическая история любви между американским солдатом и итальянкой. Таких историй вокруг вполне достаточно, с горечью подумала Сирина и, собравшись с силами, вытеснила озлобленность из своего сердца. Она не имела права сердиться. Она отдала ему всю себя – что сделано, то сделано, – прекрасно зная о существовании другой женщины, отлично понимая, что их отношения могли окончиться ничем. Она рискнула сыграть и, видимо, проиграла. Но она ничуть не сожалела об этой игре. Она любила его и знала: что бы он ни испытывал по отношению к своей нареченной, он тоже любит ее, Сирину.

– Когда она приезжает? – Ее горящие глаза устремились на него.

– Завтра.

– О боже! Почему ты не сказал мне?

– До сегодняшнего дня я и сам не знал, когда именно она приедет. Я только что получил вторую телеграмму.

Он привлек ее в свои объятия.

– Хочешь, чтобы я сейчас ушла? – В
Страница 21 из 32

голосе Сирины Брэд услышал браваду и, отрицательно покачав головой, еще крепче прижал к себе.

– Нет… О господи, не делай этого… Ты нужна мне! – И тут же ощутил внезапно накатившую волну вины. Он медленно отстранился от Сирины. – Ты хочешь уйти?

На этот раз пришла очередь Сирины отрицательно покачать головой, не отрывая взгляда от его глаз.

– Нет.

– О, девочка моя… – Он зарылся лицом ей в шею. – Я так люблю тебя… Я чувствую себя таким слабаком.

– Нет, что ты. Просто ты человечен. Такое случается… Мне кажется, – устало вздохнув, мудро проговорила она, – такое случается каждый день.

Но с Брэдом ничего подобного никогда прежде не случалось. Никогда он не чувствовал себя таким растерянным. Две женщины, которые ему нравились, которых он желал, и он не имел ни малейшего представления, на какой же из них остановить свой выбор.

– Пойдем, – сказала Сирина, поднимаясь и беря его за руку.

Когда он взглянул на нее, ему показалось, что она стала мудрой и зрелой женщиной. Он даже не вспомнил, что ей всего девятнадцать. Она казалась древней и мудрой, как само время, которое будто бы остановило свой бег и, нежно улыбаясь, протягивало к нему свои руки. Брэд медленно поднялся на ноги.

– Ты выглядишь таким усталым, мой любимый.

Внутри у нее все ныло и разрывалось от боли, но она не подавала виду. Наоборот, вместо этого на ее лице светилась любовь к нему и исходившая от нее спокойная сила. Та самая сила, которая помогла ей пережить смерть родителей, бегство в Штаты, потерю любимой бабушки во время войны. Та самая сила, которая помогла ей вернуться домой и жить во дворце в комнатке для прислуги, помогала надраивать ванны, полы, забывая о том, что когда-то она была принцессой. Теперь эту же силу она передавала ему. Сирина молча привела его в спальню, остановилась у кровати матери и неторопливо начала раздеваться. То был вечерний ритуал, установившийся между ними. Иногда Брэд помогал ей, а порой только смотрел, восхищаясь изящной красотой юного тела, руками и стройными ногами. Но сегодня его руки рвались к ее телу. Лунный свет плясал на ее отливавших платиной волосах. Его собственная одежда оказалась на полу, сваленная в кучу, прежде чем он снял с нее последний клочок ткани и, быстро подхватив на руки, опустил на кровать, навалившись сверху, жадно припав к манящим губам.

– О, Сирина, дорогая… Я так люблю тебя…

В лунном свете она прошептала его имя, и на долгие часы, до самого восхода солнца, они забыли о существовании другой женщины, и снова и снова Сирина принадлежала ему.

Глава 9

Майор Фуллертон, высокий, стройный и красивый, стоял на летном поле военного аэродрома на окраине Рима. Лишь глаза его выдавали обеспокоенность, темные круги указывали на то, что он мало спал минувшей ночью. Закуривая сигарету, он заметил что руки у него дрожат. Казалось смешным так нервничать перед встречей с Пэтти, но он ничего не мог поделать с собой. Ее отец, конгрессмен Азертон, устроил так, что дочь летела на военном самолете, который должен был приземлиться минут через десять. Брэд подумал, что было бы неплохо перед выходом из дома пропустить порцию виски. Внезапно он увидел самолет, который кружился высоко вверху, затем неторопливо начал снижаться, заходя на посадочную полосу, и наконец, мягко коснувшись бетона, покатил по дорожке в сторону поспешно возведенного здания, где он его и поджидал. Брэд стоял совершенно неподвижно, наблюдая, как по трапу сошли два полковника, майор, за ними группка сопровождавших их военных, затем женщина, облаченная в военный мундир, и наконец… Сердце его учащенно заколотилось, когда он увидел Пэтти, стоявшую на верху трапа и смотревшую по сторонам. Увидев его, она замахала рукой, весело улыбаясь. В меховом пальто и темных чулках, спускаясь по трапу, она касалась перил элегантной маленькой рукой, облаченной в черную лайковую перчатку. Пэтти не была красивой, как Сирина. Не бросалась в глаза. Но была очень хорошенькой со своей бриллиантовой улыбкой, широко раскрытыми, как у куклы, глазами, слегка вздернутым носиком. За лето, которое она провела вместе с родителями и присоединившимися к ним друзьями в Ньюпорте, в их небольшом, с четырнадцатью спальнями, коттедже, на ее лице высыпали мелкие веснушки. Хорошенькая маленькая Пэтти Азертон. Брэд почувствовал, как внутри что-то сжалось. Он хотел было побежать ей навстречу, но что-то удержало его. Неторопливо подойдя к девушке и задумчиво улыбаясь, он проговорил:

– Привет, красавица! Могу прокатить тебя по Риму, или тебя кто-то встречает?

Он шутя чмокнул ее в лоб, и она засмеялась, озарив его ослепительной улыбкой в стиле «Мисс Америка».

– Разумеется, солдат! Но мне нравится твоя идея посмотреть на Рим.

Она подхватила его под руку и крепко прижалась. Брэду пришлось собраться с силами, чтобы не зажмуриться – он опасался, что глаза могут выдать одолевавшие его чувства. Ему этого не хотелось, как, впрочем, и не хотелось играть с ней в игры или казаться смешным. Он хотел сразу же сказать ей правду, тут же, в аэропорту, глядя ей в глаза… Пэтти, я влюбился в другую женщину… Я должен разорвать нашу помолвку… Я больше не люблю тебя. Но так ли на самом деле? Неужели он действительно больше не любит Пэтти Азертон?

Устроившись на заднем сиденье машины, Пэтти внезапно обхватила его руками за шею и жадно прильнула к губам, оставив след от ярко-красной губной помады, так хорошо гармонировавшей с цветом шляпки.

– Эй, крошка, потише.

Он быстро сунул руку за носовым платком, пока водитель убирал чемоданы в багажник.

– Это еще почему? Я промчалась четыре тысячи миль, чтобы увидеть тебя. – Глаза ее сияли чуть-чуть ярче, чем следовало бы, словно она уже знала, словно предчувствовала, что что-то не так. – Неужели за все это я не заслужила поцелуя?

– Разумеется, заслужила. Но не здесь.

Брэд похлопал ее по руке. Пэтти сняла перчатки, и он увидел, как сверкнуло обручальное кольцо, которое подарил ей этим летом.

– Хорошо, – сказала она, взглянув на него как бы между прочим. В том, как она стиснула зубы, он разглядел в ней черты ее властолюбивой матери. – В таком случае поехали во дворец. К тому же, – она сладко улыбнулась, – мне не терпится увидеть его. Папуля говорит, он божественен.

– Да. – Брэд почувствовал, как все его тело пронзила дрожь. – Но не лучше ли сначала отправиться туда, где ты остановилась? Кстати, где ты остановилась?

– У генерала и миссис Брайс, – самодовольно ответила она, сознавая себя дочерью конгрессмена Азертона.

В этот миг Брэд почувствовал к ней неприязнь за ее высокомерие. Как сильно отличалась она от скромной Сирины, какой грубой казалась в сравнении с ней! Неужели это та самая хорошенькая девочка, с которой он провел так много времени в Ньюпорте и к которой так страстно воспылал чувствами, когда прошлым летом приезжал в отпуск? Сейчас она уже не казалась ему такой привлекательной. Сидя в машине и отдавая водителю приказ отвезти их к нему домой, он искоса наблюдал за ней, разглядывая мягкие волны ухоженных волос, дорогую красную шляпку из велюра.

– Пэтти, что заставило тебя приехать сюда сейчас? – Брэд поднял стекло, отделявшее их от водителя, и смотрел прямо в глаза Пэтти. Он все время держался настороже, хотя и не мог объяснить
Страница 22 из 32

почему. – Я же сказал, что постараюсь вернуться домой к рождественским праздникам.

– Знаю. – Пэтти старалась казаться беззаботной и веселой, и ей это почти удавалось. Почти… – Я так скучала… – Она игриво чмокнула его в щеку, вновь оставив след от губной помады. – Ты так редко пишешь мне… А что? Ты не рад, что я приехала сюда, Брэд?

– Нет. Вовсе нет. Просто я ужасно занят в данное время. И… – Он уставился в окно и подумал о Сирине, прежде чем вновь обратиться к Пэтти с явным упреком в голосе: – Следовало бы спросить у меня.

– Неужели? – Она вопросительно изогнула одну бровь, и вновь он уловил поразительное сходство Пэтти с ее матерью. – Ты сердишься?

– Нет, разумеется, нет. – Он похлопал ее по руке. – Но согласись, Пэтти, шесть месяцев назад здесь проходил фронт. У меня тут много работы. И мне будет нелегко заниматься делами, когда рядом будешь ты.

Отчасти в словах его была правда, но подлинная причина лежала гораздо глубже. Пэтти, казалось, это почувствовала и посмотрела на него испытующе.

– Понимаешь, папуля поинтересовался, что мне хотелось бы получить в качестве свадебного подарка, и я выбрала поездку. Конечно… – она взглянула на него слегка осуждающе, – если ты слишком занят, чтобы показать мне город, уверена, что генерал и миссис Брайс с удовольствием окажут мне эту услугу. К тому же я всегда могу отправиться в Париж. У папули там много друзей.

Это прозвучало настолько жалко и откровенно цинично, что Брэду стало не по себе. Он не мог не видеть контраста между закамуфлированными угрозами обратиться к «папуле» и восторженными воспоминаниями Сирины, которая шепотом рассказывала ему о своем отце, о его ссоре с братом, ее последствиях и политических преследованиях, которые в конце концов привели его к смерти. Что знала Пэтти о подобных вещах? Ничего. Она знала одно: ходить по магазинам, играть в теннис, проводить лето в Ньюпорте, посещать балы, носить бриллианты, ходить в клубы «Эль Марокко» и «Сток-клаб», крутиться, как на карусели, по вечеринкам в Бостоне и Нью-Йорке.

– Брэд… – Брошенный на него взгляд был отчасти сердитым, отчасти печальным. – Ты не рад, что я приехала к тебе?

Ее нижняя губа оттопырилась, но синие глаза сияли. Глядя на нее, Брэд спрашивал себя, есть ли на свете хоть что-то, что имело бы для нее значение. Как он догадывался, у нее только одно желание – всегда добиваться своего.

Еще летом он находил ее очаровательной, умной, женственной и намного привлекательнее девушек, с которыми водил знакомство до войны. Но теперь был вынужден признать, что единственное ее отличие от остальных, пожалуй, состояло в том, что она оказалась чуть умнее и немного хитрее их. Внезапно ему захотелось понять, не подстроила ли она всю эту помолвку. Вне всякого сомнения, она сознательно заставила его возжелать ее тело тогда, на скамейке в Ньюпорте. Колечко с алмазами казалось скромной платой за то, что таилось между ее красивых ног.

– Ну, Брэд?

Она все еще ждала ответа на свой вопрос, и ему пришлось заставить себя собраться.

– Да, Пэтти, я рад видеть тебя. – Но в голосе прозвучала нотка, свойственная несчастному, давно женатому мужу. Он не чувствовал себя любовником, сидя сейчас рядом с ней в машине, глядя на ее хорошенькое личико, на красную шляпку, на меховое пальто. – Я просто немного удивлен.

– Сюрпризы – приятная вещь, Брэд. – Пэтти сморщила маленький носик. – Я их обожаю…

– Знаю.

Он улыбнулся ей нежнее, вспомнив, как радовалась она его подаркам, цветам, небольшим вещицам, а однажды – поездке в экипаже, запряженном лошадьми, лунной ночью. Эту поездку он организовал специально для нее. Брэд напомнил ей о ней, и она улыбнулась.

– Когда ты собираешься вернуться домой? – Капризные ноты вновь появились в ее голосе.

– Не знаю.

– Папуля говорит, что мог бы устроить это довольно скоро, если, разумеется, ты позволишь ему это. – Пэгги подмигнула. – Вот был бы нам подарок к Рождеству.

Услышав ее слова, Брэд разволновался. Перспектива расстаться с Сириной до того, как он сам будет готов к этому, наполнила его тревогой. Он так крепко стиснул руку Пэтти, что, казалось, она заметила ужас, мелькнувший в его глазах.

– Пэтти, не смей никогда делать ничего подобного. Я живу своей жизнью и сам распоряжаюсь ею. Ты поняла?

Голос его прозвучал хрипловато, она внимательно всмотрелась в его глаза.

– Поняла? – повторил Брэд.

– Поняла, – поспешно ответила она. – И гораздо лучше, чем ты думаешь.

Он хотел было спросить, что она хочет этим сказать, но промолчал. Что бы она ни думала или подозревала, он ничего не хотел об этом слышать. Рано или поздно придется поговорить с ней. Предстоит сделать выбор, возможно, даже рассказать ей о том, что случилось в последние месяцы. Но не сегодня. Брэд понимал, что Пэтти поступила мудро, приехав именно сейчас. Если у нее и был шанс сохранить его подле себя, то только теперь. Она совсем не зря решила напомнить ему о себе, явившись собственной персоной.

– Боже праведный, Брэд! – Пэтти удивленно смотрела на дворец. – Это он?

Брэд кивнул.

– Но ведь ты всего лишь майор!

Эти слова нечаянно сорвались у нее с языка, и, рассмеявшись, она поспешила прикрыть рот рукой, затянутой в перчатку.

– Рад, что тебе понравилось.

Помогая ей выбраться из машины, Брэд отвлекся от одолевавших его мыслей, но все же ощутил, как по телу прокатилась нервозность. Он собирался отвезти ее к генералу, а не привозить сюда. Они наверняка столкнутся с Сириной, и Брэд боялся не справиться с ситуацией.

– Я быстренько покажу тебе дом, Пэтти, и отвезу к Брайсам.

– Я никуда не тороплюсь. Я отлично выспалась в самолете.

Пэтти счастливо улыбнулась ему и царственной походкой поднялась по ступеням в главный холл. Там один из ординарцев распахнул перед ней огромные двери, и Пэтти оказалась под великолепной люстрой. Она успела заметить огромный рояль, затем, повернувшись к следовавшему за ней Брэду, не в силах скрыть своего изумления, вопреки самой себе проговорила:

– Война – странная штука, а, майор?

– Абсолютно верно. Не хочешь ли подняться наверх?

– Разумеется, с удовольствием.

Пэтти двинулась следом за Брэдом по лестнице, провожаемая взглядами ординарцев. Никто из них уже давно не видел столь эффектной женщины. Буквально все в ней кричало о больших деньгах и высшем классе. Она выглядела так, словно сошла с обложки журнала «Вог», привезенного сюда, за четыре тысячи миль от дома. Ординарцы обменялись красноречивыми взглядами. Да, это девушка что надо. Один из ординарцев шепнул другому:

– Господи Иисусе! Приятель… ты только взгляни на эти ножки!

Брэд вел ее из одной комнаты в другую, знакомя с персоналом, работавшим в кабинетах, секретаршами, глядевшими на нее во все глаза. Они немного посидели в картинной галерее, где он обычно принимал гостей. Внезапно Пэтти пристально посмотрела на него и задала вопрос, которого он так боялся:

– Неужели ты не собираешься показать мне свою комнату?

Брэд провел ее в свой кабинет, намеренно миновав комнату со старинной, украшенной балдахином кроватью.

– Пожалуйста, если ты так хочешь.

– Конечно. Полагаю, она такая же роскошная, как и все остальные. Бедный Брэд, – шутя посочувствовала она, – до чего же трудную жизнь тебе приходится вести здесь! И
Страница 23 из 32

думать, что люди жалеют тебя, все еще торчащего в послевоенной Европе!

Однако в том, как она это сказала, прозвучало нечто большее, нежели простое удивление или подтрунивание. В ее словах сквозило обвинение, подозрение, пренебрежение и раздражение. Брэд почувствовал все это, когда вел ее по мраморному холлу и распахнул чудесные резные двойные двери.

– Боже милостивый, Брэд! И все это для тебя?

Пэтти повернулась к нему и заметила, как он покраснел до корней волос. Ничего не сказав, Брэд вышел на балкон, пролепетав что-то по поводу прекрасного вида. Однако его привлекал не вид. Он мечтал хоть мельком взглянуть на Сирину. В конце концов, ведь это был и ее дом тоже.

– Я и понятия не имела, что ты живешь в такой роскоши, – рассеянно проговорила Пэтти, выйдя следом за ним на маленький балкончик.

– А что, ты против?

Он заглянул ей в глаза, стараясь понять, что же она чувствует на самом деле. Действительно ли она любит или же только хочет заполучить его? Этот вопрос он задавал себе вот уже в который раз.

– Не против… разумеется, нет… но это великолепие вынуждает меня спросить: захочешь ли ты когда-нибудь вернуться домой?

– Разумеется, вернусь. Со временем…

– Но пока нет?

Она пыталась отыскать в его взгляде другой ответ. Но в серых глазах таилась тревога, и он отвел взгляд в сторону. И тут же увидел Сирину, неподвижно сидящую под деревом. Брэд замер как зачарованный. Пэтти также увидела ее и быстро взглянула в глаза жениха.

– Брэд?

Он долго не отвечал, пристально вглядываясь в нечто совершенно новое, открывшееся ему в Сирине, нечто такое, чего он никогда не видел прежде: спокойное достоинство, торжественность и почти невыносимая красота. Ему показалось, что смотреть на нее – все равно что смотреть на небо, отраженное в спокойной водной глади, а остаться с Пэтти – все равно что плыть на утлом суденышке в вечно бушующем штормовом море.

– Прости, – он повернулся к Пэтти, – не расслышал, что ты сказала.

– Кто она?

Глаза Пэтти сузились, а полные накрашенные губы сжались в тонкую линию.

– О ком ты?

– Не играй со мной в эти игры, Брэд! Ты отлично слышал. Кто она? Твоя итальянская шлюха?

В ней вспыхнула буря ревности, и, ничего еще не зная наверняка, она уже дрожала от ярости. Но и Брэд внезапно потерял контроль над собой. Он резко схватил облаченную в мех руку Пэтти и крепко, до боли, сжал ее.

– Никогда не смей говорить мне ничего подобного! Она одна из здешних служанок. И, как большинство людей этой страны, прошла через адовы муки. Вынесла гораздо больше, чем ты можешь представить со своими идеями о «ратных делах», танцуя с солдатами на пунктах отправки и каждый раз посещая «Эль Марокко» с друзьями.

– Это правда, майор? – Глаза Пэтти не отрывались от него. – Если она не твоя маленькая шлюха, тогда почему же так дорога тебе?

Не отдавая себе отчета, Брэд схватил ее плечи и встряхнул. Когда он заговорил, голос его зазвучал громко и хрипло:

– Перестань так называть ее!

– Почему? Ты в нее влюблен, Брэд? – невинно поинтересовалась Пэтти, а затем ядовито добавила: – А твои родители знают об этом? Знают они, чем ты тут занимаешься? Спишь с какой-то дрянной малолетней итальянской девкой.

Брэд замахнулся, собираясь ударить ее, но вовремя опомнился, дрожа от ярости. Он посмотрел в сторону Сирины и увидел, что та стоит прямо под балконом – на лице застыл ужас, глаза полны слез.

– Сирина!

Но она тут же исчезла, и Брэд ощутил острую горечь потери. Что она слышала? Грязные обвинения Пэтти, ее слова о его родителях и про «дрянную малолетнюю итальянскую девку»?

Внезапно Брэд понял, что отныне ему совершенно плевать на Пэтти Азертон. Он выпустил ее плечи и отошел на шаг назад с угрюмым выражением на лице.

– Пэтти, я ничего не знал о твоем приезде, иначе попросил бы тебя не приезжать… Я намерен жениться на женщине, которую ты только что видела. Она далеко не то, что ты о ней думаешь, хотя в действительности это для меня не имеет никакого значения. Я люблю ее. И мне жаль, что я не сказал тебе об этом раньше.

Пэтти смотрела на него с ужасом, смешанным с отчаянием, в ее глазах появились слезы.

– Нет! Ты не смеешь так поступить со мной, черт бы тебя побрал! Я не позволю тебе этого! Ты сошел с ума, жениться на прислуге?! Что вы с ней будете делать? Жить здесь? Ты не сможешь взять ее с собой обратно в Нью-Йорк, твои родители выгонят тебя!..

Она продолжала ругаться, из глаз потекли слезы.

– Дело вовсе не в этом, Пэтти. Это моя жизнь, а не моих родителей. К тому же ты и понятия не имеешь, о чем говоришь. – Голос его внезапно зазвучал спокойно и твердо.

– Я знаю, что она одна из здешних служанок.

Он медленно кивнул, затем долго и пристально посмотрел на Пэтти.

– Я не намерен обсуждать это с тобой. Это дело касается только нас с ней, и мне жаль, что нынешним летом я совершил ошибку. Но не думаю, что мы были бы счастливы, если бы поженились.

– Итак, ты намерен бросить меня, не так ли? – Она нервно рассмеялась сквозь слезы. – Вот так просто? А что потом? Привезти домой свою маленькую шлюху? Господи Иисусе, ты, должно быть, сошел с ума, Брэд! – Затем, прищурив глаза, добавила: – А как же быть с твоей болтовней о том, как сильно ты меня любишь?!

– Я и любил… Тогда…

– А теперь нет?

У Пэтти был такой вид, словно ей хотелось ударить его, но она не решалась.

Но Брэд был непоколебим.

– Не настолько, чтобы жениться на тебе, Пэтти. – Голос его звучал теперь ровно, несмотря на все сказанное ею. – Это было бы большой ошибкой.

– О, неужели?! – Она сняла кольцо со своей руки и сунула ему в руку. – Думаю, что именно сейчас ты совершаешь самую ужасную ошибку, приятель. Но я предоставляю тебе возможность самому убедиться в этом.

Ничего не говоря, он вошел следом за ней в комнату. Пэтти неожиданно увидела свою фотографию, которую Брэд вновь поставил на рабочий стол. Она быстро пересекла комнату, взяла серебряную рамку и с силой швырнула ее в стену. Звук разбитого стекла разорвал повисшую между ними тишину, и Брэд увидел, что Пэтти залилась слезами. Подойдя, он положил ей руки на плечи.

– Извини меня… Пэтти.

– Иди к черту! – Она резко повернулась к нему и злобно прошипела: – Надеюсь, ты скоро сдохнешь! В самом деле, майор Фуллертон, я сделаю все, чтобы ваша жизнь стала столь же невыносимой, какой стала теперь моя!

– Не говори глупостей, Пэтти.

Ему было жаль ее и хотелось верить, что в действительности несчастная женщина так не думала.

– Почему нет?! Думаешь, я говорю это просто так?

– Надеюсь.

Он отлично выглядел, стоя сейчас перед ней. Последний взгляд Пэтти был полон ненависти.

– Не дурачь себя, Брэд! Я не какая-то дешевка. Не жди, что брошусь к твоим ногам и стану умолять… И не надейся, что когда-нибудь прощу тебя. Будь уверен – этого не будет никогда!

С этими словами Пэтти повернулась и вышла из комнаты. Брэд неторопливо спустился по лестнице и в холле предложил сопроводить ее к Брайсам, но она взглянула на него с ледяной яростью и сказала:

– Хватит и одного водителя, чтобы отвезти меня к ним. Брэд, отныне я не хочу тебя больше видеть!

– Ты пробудешь в Риме еще несколько дней? Может быть, мы обсудим все завтра, в более спокойной обстановке? Нет причин, чтобы мы не могли остаться друзьями. Знаю, это больно, Пэтти, но так будет
Страница 24 из 32

лучше.

Она лишь покачала головой:

– Мне больше не о чем с тобой говорить, Брэд. – Глаза ее округлились. – Я ненавижу тебя! И если ты надеешься, что я успокоюсь, ты просто сумасшедший! Обещаю тебе, в Нью-Йорке все узнают, чем ты тут занимаешься! А если ты привезешь с собой эту девку, над тобой станет смеяться весь город.

По тому, как Брэд смотрел на Пэтти, было ясно, что его ничуть не страшат ее угрозы.

– Не делай того, о чем потом пожалеешь.

– Кому-то следовало бы сказать тебе то же самое, но только до того, как ты решил бросить меня.

С этими словами она вышла за дверь, громко захлопнув ее за собой. Некоторое время Брэд неподвижно стоял, размышляя, следует ли ему пойти за ней. Ординарцы и секретарши тактично исчезли, как только услышали начало ссоры, Брэд был один… Он неторопливо поднялся по мраморной лестнице. Ему требовалось побыть одному, обдумать происшедшее. Но даже сейчас он не испытывал ни малейшего сожаления. Брэд не любил Пэтти. В этом он был теперь абсолютно уверен. Он любил Сирину и должен устроить свои отношения с ней подобающим образом. Одному Богу известно, что она услышала, когда Пэтти орала на балконе. Вспомнив слова, сказанные Пэтти, Брэд внезапно понял, что не должен терять ни минуты, а сразу же найти Сирину. Но едва он вышел из кабинета, чтобы отправиться на ее поиски, как его остановила секретарша. Срочный звонок из штаба в Милане. Прошло два часа, прежде чем он смог освободиться.

Когда Брэд постучал в дверь, то тут же услышал голос Марчеллы.

– Сирина?

Марчелла быстро распахнула дверь, но, увидев Брэда, залилась слезами, комкая в руках носовой платок.

– Ее нет?

Он оторопел, когда Марчелла, рыдая, покачала головой.

– Нет.

Внезапно Марчелла накинулась на него, что-то быстро говоря по-итальянски. Брэд сжал вздрагивающие плечи старушки.

– Марчелла, где она?

– Не знаю… не знаю.

Когда она зарыдала еще горестнее, до Брэда дошел весь ужас случившегося. Показав на пустую комнату, Марчелла прошептала:

– Собрала свой чемодан и… ушла.

Глава 10

Брэд сидел рядом с Марчеллой почти час, стараясь по кусочкам сложить картину случившегося и попытаться представить, куда могла направиться Сирина. В общем-то получалось не так уж и много мест. Разумеется, она не поедет в Венецию, в дом, принадлежавший бабушке, поскольку теперь там жили новые хозяева. Насколько помнила Марчелла, в Венеции других родственников у нее не было. У Сирины не было ни друзей, ни родственников, к которым она могла бы поехать. Единственное, что приходило в голову Брэду, это то, что она могла поехать обратно в Штаты. Но она не могла уехать туда так вот сразу. Сначала требовалось получить визу и сделать кое-какие приготовления. Может быть, она попытается получить визу в Америку завтра утром. Тогда можно будет позвонить в американское посольство и все уточнить. Брэд чувствовал себя бессильным, опустошенным и испуганным.

Он подробно расспросил Марчеллу о случившемся. Та рассказала, как Сирина вбежала через дверь, ведущую в сад, в комнату и заперла дверь. Старушка попыталась войти, но Сирина ее не пустила.

Через полчаса она вышла из комнаты – глаза красные, сама бледная, с чемоданом в руке – и сказала, что уходит. В ответ на слезы и мольбы старой служанки ответила, что у нее нет другого выхода. Сначала Марчелла подумала, что ее уволили… Говоря это, она искоса, с извиняющимся видом посмотрела на майора, пояснив, что подумала, будто все это из-за него. Но Сирина убедила ее, что он тут ни при чем, что случившееся не имеет к нему никакого отношения и что она должна тотчас же уехать из Рима. Марчелла спросила, не стряслась ли с ней какая беда, потому что девушка была настолько не в себе, что трудно было сказать, была ли она только расстроена или же сильно напугана. Со слезами обняв ее напоследок, Сирина умчалась прочь. Марчелла сидела в своей комнате и беспомощно плакала почти два часа, до тех пор пока не постучал майор. Несчастная женщина подумала, что это Сирина вернулась.

– Вот и все, что я знаю, майор… – сказала Марчелла, вновь ударившись в слезы и припав к его плечу. – Но почему она ушла?! Почему? Не понимаю…

Брэд попытался успокоить старушку. Как он мог объяснить ей, что произошло? Теперь ему придется жить с этим кошмаром.

– Марчелла, послушай…

Старушка зарыдала еще громче.

– Ну послушай… я обещаю, что завтра же привезу ее обратно…

– Откуда?

Действительно, откуда? Бесплодные надежды. Долгие годы не видеть Сирины, и вот теперь, когда она вернулась, Марчелла потеряла ее вновь.

– Не знаю где, Марчелла, но я ее отыщу.

Сжав напоследок плечо старой женщины, Брэд медленно побрел к себе в комнату. Он просидел в темноте, как ему показалось, несколько часов, по многу раз прокручивая в голове обрывки разговоров, бесед, которые вел с Сириной. Но как бы далеко он ни углублялся в воспоминания, ничего путного не приходило в голову. У нее не осталось никого, кроме Марчеллы, и он в который раз с отчаянием понял, насколько сильно было потрясение, раз она решилась оставить эту старую женщину и свое единственное прибежище. Острое чувство вины пронзало его, когда он вспоминал о ссоре с Пэтти. Брэд пытался представить, что могла услышать Сирина с такого расстояния, о чем могла подумать, глядя на них, стоявших на балконе, а затем услышав мерзкие слова, брошенные Пэтти.

После нескольких часов, проведенных в поисках ответов на бесконечные вопросы, вертевшиеся у него в голове, мозг его начал сдавать. Ничего другого не оставалось – только ждать. Он направился в спальню и долгое время стоял неподвижно, глядя на кровать. Сегодня у него не было никакого желания спать под голубым балдахином. Эта кровать казалась до боли пустой без женщины, которую он любил. «А если я не найду ее?» – спросил он себя. Нет, он непременно отыщет ее! Даже если ему придется перевернуть вверх дном и прочесать всю Италию, Швейцарию и Францию. Он вернется обратно в Штаты, сделает все возможное и невозможное и обязательно отыщет и тогда скажет, как сильно он ее любит, и попросит стать его женой. Стоя перед кроватью, он ничуть не сомневался в своих чувствах, и ни единая мысль о Пэтти не шевельнулась у него в голове на протяжении долгих часов размышлений о Сирине. Снова и снова пытался он отгадать, куда она могла направиться.

И лишь когда где-то в глубине дома часы пробили половину шестого, Брэд внезапно резко вскочил с кровати и с удивлением уставился в окно.

– О боже ты мой!

Как же он мог забыть? Ведь об этом следовало вспомнить в первую очередь. С сумасшедшей скоростью Брэд бросился в ванную, умылся, побрился и без десяти минут шесть закончил одеваться. Секретаршам и ординарцам оставил записку на столе, объяснив, что его срочно вызвали по неотложному делу, а личного секретаря в записке просил проявить любезность и «прикрыть его задницу». Оставив записки на самых заметных местах, Брэд набросил на плечи плотный жакет и бросился вниз по лестнице. Нужно было поговорить с Марчеллой, и он облегченно вздохнул, увидев полосу света под ее дверью, когда спускался по лестнице. Он тихонько постучал в дверь, и мгновение спустя старая Марчелла открыла ему. Сначала она посмотрела на него с удивлением, затем с недоумением, заметив, что он был в гражданской одежде, а не в мундире, в
Страница 25 из 32

котором привыкла видеть его каждый день.

– Да?

Марчелла оторопело шагнула назад, приглашая его войти. Он покачал головой и улыбнулся, тепло взглянув на нее своими серыми глазами.

– Марчелла, кажется, я знаю, где ее искать. Но мне нужна твоя помощь. Ферма в Умбрии… Ты можешь мне объяснить, как туда доехать?

Марчелла, казалось, окаменела, затем кивнула, задумчиво нахмурив брови. Когда она взглянула в его глаза, в ней затеплился огонек надежды.

Старушка принесла карандаш и бумагу и, показав на стул, сказала:

– Я объясню тебе, а ты запиши.

Он с радостью подчинился ее приказу и через несколько минут уже вылетел из двери, сжимая листок бумаги. Обернувшись в последний раз, помахал ей рукой и бросился бегом к навесу, где стоял джип, которым он пользовался в тех случаях, когда под рукой не было водителя. Марчелла стояла на пороге дворца. Глаза ее застилали слезы надежды.

Путь из Рима до Умбрии оказался долгим и нелегким, дороги находились в отвратительном состоянии, с глубокими колеями, запруженные военными машинами, пешеходами, телегами, доверху забитыми курами, сеном и фруктами. Чувствовалось, что не так давно тут пронеслась война. Там и тут виднелись следы разрушений, временами Брэд думал, что ни ему, ни его джипу не выбраться живыми. Он захватил с собой все свои документы, и если бы джип развалился, то решительно реквизировал бы все, что оказалось под рукой, лишь бы добраться до фермы.

Как бы там ни было, но уже в темноте он наконец добрался до Умбрии. Двигаясь по незаселенной местности по ориентирам, о которых ему рассказала Марчелла, он начал уже было сомневаться, той ли поехал дорогой. Остановив машину, Брэд огляделся. Было темно – даже луна скрылась за плотными облаками, плывшими по небу. Он в отчаянии смотрел на едва различимый горизонт. Неожиданно вдалеке он увидел кучку строений, прижавшихся друг к другу, словно в надежде согреться, и, догадавшись, что наконец-то нашел ферму, устало вздохнул. Развернув джип, он отыскал узкую тропинку и двинулся вдоль нее сквозь высокие кусты в направлении строений, замеченных им вдали.

Спустя некоторое время он выехал на нечто, что когда-то было большим внутренним двором или чем-то наподобие площади. Перед ним возвышался большой дом, справа виднелись сараи, а слева и позади него еще какие-то строения. Даже в темноте было видно, что ферма имела внушительные размеры и что сейчас на ней никто не жил. Дом выглядел заброшенным и потрепанным непогодой, двери сараев сорвало с петель, во дворе между булыжниками выросла трава по пояс, а фермерское оборудование небрежно валялось где попало, видимо, уже несколько лет.

Брэд стоял и раздумывал, куда же теперь направиться. Обратно в Рим? В деревню? На соседнюю ферму? Но поблизости ничего не было. Здесь никого не было, ни единой души и, разумеется, Сирины тоже. Даже если б она и пришла сюда в поисках убежища, то вряд ли могла бы здесь остаться. Брэд печально заглянул в темноту сараев, затем в дом. И вдруг ему почудилось, будто что-то шевельнулось в дальнем темном углу. Животное? Кошка? Почудилось? Или же кто-то, сжавшийся от страха при виде незваного гостя, замер в ожидании? Понимая, как глупо было с его стороны отправиться в подобное путешествие в одиночку, он пристально всмотрелся в направлении темного пятна и медленно двинулся обратно к джипу. Подойдя к машине, перегнулся через борт, достал пистолет, снял его с предохранителя, взвел курок и двинулся вперед, держа в другой руке невключенный фонарь.

Теперь он почти не сомневался, что там действительно что-то шевелилось. Он смутно различил темную фигуру, скрючившуюся в углу. Мелькнула мысль о собственном легкомыслии – он может запросто погибнуть ни за что ни про что на этой всеми покинутой ферме, среди итальянских полей, куда его занесло в поисках женщины через шесть месяцев после окончания войны. Казалось совершенно нелепым умереть сейчас – так думал он, дюйм за дюймом продвигаясь вперед вдоль дома, слыша бешеный стук собственного сердца.

Приблизившись к тому месту, где он заметил движение, Брэд вжался в тесную нишу – жалкое подобие убежища – и резко вытянул вперед руку с электрическим фонарем. Нажав на кнопку, он одновременно направил в ту же точку пистолет. Как и его жертва, Брэд на мгновение ослеп от яркого света, но затем разглядел с ужасом, что перед ним вовсе не кошка. Кто-то присел на корточки, стараясь спрятаться, темная кепка надвинута на самые брови, руки прикрывали голову.

– Эй ты, а ну выходи оттуда! Со мной отряд американской армии!

От этих слов он почувствовал себя немного глупо, не зная, что еще сказать в сложившейся ситуации. А нечто темное, угловатое, облаченное в темно-синее, шевельнулось, двинулось вперед, распрямилось и встало во весь рост, уставившись на него. Брэд радостно вскрикнул и улыбнулся. Перед ним стояла Сирина, с широко раскрытыми глазами, бледным от страха лицом, на котором медленно появлялось удивление по мере того, как он к ней приближался.

– Иди сюда, черт бы тебя подрал! Кому говорят, выходи оттуда!

Но Брэд не стал ждать, когда девушка придет в себя, а сам бросился к ней и, прежде чем она успела вымолвить слово, стиснул в объятиях.

– Черт бы тебя побрал, сумасшедшая девчонка, я же мог застрелить тебя!

Широко раскрытые зеленые глаза блестели в лучах фонаря. Девушка смотрела на него, ошарашенная случившимся.

– Как ты нашел меня?

Он посмотрел на нее сверху вниз и нежно поцеловал сначала в глаза, а затем в губы.

– Не знаю. Утром мне пришла в голову мысль отправиться сюда, а Марчелла объяснила дорогу. – Он нахмурился, посмотрев на нее. – Не следовало делать этого, Сирина. Мы все так переволновались…

Сирина медленно покачала головой и отстранилась, от него.

– Пришлось. Я не могла больше там оставаться.

– Могла бы подождать, поговорить.

Брэд не выпускал ее руки.

– Тут не о чем говорить. Не так ли? – Она заглянула ему в глаза. В ее взгляде застыла боль, которая заставила ее бежать из Рима. – Я слышала все, что она говорила обо мне… Она права. Я всего лишь твоя итальянская шлюха, служанка…

Брэд сжал ее руку.

– Она просто сука, Сирина. Теперь я это знаю. Прежде я этого не видел. А то, что она сказала, – неправда. Она ревнует, вот и все.

– Ты рассказал ей о нас?

– Мне не пришлось этого делать.

Брэд нежно ей улыбнулся. Они стояли так долгое время, окруженные темнотой и тишиной. Что-то волнующее было в том, что они находились совсем одни на покинутой ферме.

– Когда-то здесь, наверное, было здорово.

– Да. – Сирина улыбнулась, глядя на него. – Мне нравилось. Тут был настоящий рай для ребенка: коровы, свиньи, лошади, множество добродушных рабочих на полях, фрукты в саду, неподалеку есть где поплавать. Самые лучшие воспоминания детства связаны с этим местом.

– Знаю…

Они обменялись выразительными взглядами, и Сирина вздохнула. Она все еще никак не могла поверить, что он нашел ее. Подобные вещи не случаются в реальной жизни. Такое бывает только в книгах, в кино. За тысячи миль от цивилизации – и вдруг вместе, и совсем одни.

– Она не разозлится, что ты уехал из Рима?

Сирина посмотрела на него с любопытством, и Брэд медленно покачал головой:

– Не сильнее, чем когда я разорвал нашу помолвку.

Сирина оторопела.

– Почему ты это сделал,
Страница 26 из 32

Брэд? – Она почти рассердилась. – Из-за меня?

– Из-за себя. Когда я увидел ее, то понял, что я испытываю по отношению к ней, – Брэд вновь покачал головой, – вернее, ничего. Или, черт подери, что-то близкое к этому. Я почувствовал страх. Она вздорная особа, хитрая и властолюбивая. Я ей для чего-то потребовался. Не знаю для чего, но когда я ее слушал, то понял это. Она хотела, чтобы я стал куклой, марионеткой, чтобы занялся политикой, как ее отец или как мой, чтобы сделал из нее нечто значительное и в то же время плясал под ее дудку. Она просто пустышка, Сирина. И когда я ее увидел, то получил ответы на все вопросы, которые мучили меня месяцами. На все, на все до единого. Просто прежде я не замечал всего этого. А когда Пэтти увидела, как я смотрел на тебя, она все поняла. Именно в этот момент ты и услышала ее.

Пока он говорил, Сирина не спускала с него глаз.

– Она очень разозлилась, Брэд. Я испугалась за тебя. – Девушка выглядела удивительно юной, стоя перед ним во дворе фермы. – Я так испугалась… – Она зажмурилась. – Я должна была бежать… я думала, что если я исчезну, то для тебя все станет гораздо проще… – Голос ее медленно затих, и он опять протянул к ней руки.

– Разве я не говорил тебе, что люблю тебя?

Сирина улыбнулась в темноте.

– Мне кажется, именно поэтому ты приехал сюда. – Она задумчиво посмотрела на него и покачала головой. – С ней все кончено, да?

Брэд кивнул и счастливо рассмеялся.

– И у нас теперь все может начаться по-настоящему…

– Уже началось, – ответила Сирина, протягивая к нему руки, а он нежно прикоснулся к ее волосам.

– Я хочу жениться на тебе, Сирина. Ты ведь это знаешь?

Но принцесса отрицательно покачала головой:

– Нет.

Он посмотрел на нее с улыбкой.

– Хочешь сказать, ты об этом не догадываешься?

– Нет. – Сирина не отрывала от него глаз. – Это означает, что я люблю тебя всем сердцем, но я никогда не выйду за тебя замуж.

Она проговорила это так решительно, что он посмотрел на нее с недоумением.

– Почему, черт возьми?

– Потому что это будет неправильно. У меня нет ничего, что бы я могла дать тебе взамен, кроме сердца. А тебе нужна женщина из твоего мира, такая же, как ты, из твоего класса, из твоей страны, такая, чтобы знала тебя, твои привычки, такая, которая смогла бы помочь тебе, если в один прекрасный день ты вдруг решишь заняться политикой. Я же буду только приносить тебе боль… – «Военная невеста-итальянка… служанка» – слова Пэтти все еще звенели у нее в ушах. – «Итальянская шлюха»… Другие будут называть меня так же.

– Черта с два они будут! Сирина, неужели ты забыла, кто ты есть?

– Вовсе нет. Ты помнишь, кем я была. Но теперь я уже больше не та. Ты же слышал, что сказала Пэтти.

– Прекрати! – Брэд взял ее за плечи и нежно сжал их. – Ты моя принцесса.

– Нет… – Глаза ее ни на мгновение не отрывались от его. – Я твоя горничная.

Брэд привлек девушку к себе и тихо проговорил:

– Я люблю тебя, Сирина. Я ценю в тебе все, что ты собой представляешь, все, что ты есть. Я горжусь тобой, черт подери! Неужели ты не позволишь мне самому решать, что мне подходит, а что нет?

– Нет. – Она улыбалась ему, глядя с печалью, смешанной с любовью. – Ты сам не знаешь, что делаешь. Поэтому я и не позволю тебе делать это.

– Тебе не кажется, что поговорить об этом мы можем и позже? – Брэд буквально валился с ног от усталости. – Есть ли тут место, где мы могли бы переночевать? Или ты решила никогда больше не спать со мной?

– На оба вопроса ответ будет один – нет. – Девушка озорно улыбнулась, глядя на него. – Вокруг нет ничего на многие мили. Я собиралась спать в сарае.

– Ты что-нибудь ела сегодня?

– Я захватила с собой немного сыра и салями, но съела все это еще днем. Я собиралась уйти отсюда завтра утром и отправиться на рынок. Но сейчас ужасно хочется есть.

– Пошли.

Брэд обнял Сирину за плечи и не спеша повел к машине. Открыв дверцу, помог девушке залезть в джип и достал рюкзак, в который запихнул полдюжины сандвичей, о чем вспомнил в самую последнюю минуту перед отъездом. Там же оказались несколько яблок, кусок пирога и плитка шоколада.

– Как? Неужели нет шелковых чулок? – улыбнувшись, спросила Сирина с набитым ртом.

– Ты их получишь, но только в том случае, если выйдешь за меня замуж.

– О… – Она пожала плечами, откидываясь на спинку сиденья. – В таком случае мне никогда не получить шелковых чулок. Только шоколад.

– Господи, ну до чего ты упряма!

– Да, – гордо заявила Сирина и улыбнулась.

В ту ночь они уснули в джипе обнявшись. Он отыскал ее, все хорошо, и, прежде чем провалиться в сон, она согласилась вернуться в Рим вместе с ним. А когда взошло солнце, они умылись водой из колодца и съели по яблоку. Сирина показала Брэду ферму, которую так любила в детстве, когда ее жизнь была совершенно другой. Целуя ее перед старым сараем, Брэд поклялся себе, что, каких бы усилий ему это ни стоило, он все же убедит ее, и в один прекрасный день она согласится стать его навсегда.

Глава 11

Когда на следующий день Сирина вернулась в Рим, Марчелла спала. Оставив чемоданчик в маленькой прихожей, чтобы та поняла, что она вернулась, девушка на цыпочках отправилась с Брэдом к знакомой кровати. Там они всласть предались радостям любви. Фотография Пэтти исчезла навсегда, и Сирина чувствовала себя свободной, счастливой и радовалась жизни.

На следующее утро Марчелла устроила ей разнос за побег из дома: в течение двух часов кричала так, что чуть не надорвалась. Затем, разразившись слезами, крепко прижала Сирину к себе и умоляла больше никогда не покидать ее.

– Не буду, обещаю, Челла. Я всегда буду жить здесь.

– Не всегда. – Марчелла критически посмотрела на Сирину. – Не всегда, а столько, сколько нужно.

– Я буду жить здесь всегда, – спокойно возразила Сирина. – По крайней мере в Риме – здесь мой дом.

Она давно уже оставила мысль о возвращении в Штаты.

– Может быть, и не всегда. – Марчелла выразительно посмотрела на девушку.

– Не понимаю, о чем ты говоришь, и не думаю, что хочу все это слышать. – Сирина повернулась, чтобы пойти поставить кофе. Она отлично знала, что именно имеет в виду Марчелла.

– Он любит тебя, Сирина.

– Я тоже люблю его. Этого более чем достаточно, чтобы не сломать ему жизнь. Он разорвал помолвку с той американкой. Считает, что у него для этого были веские основания. Может быть, он и прав. Но я никогда не выйду за него, Челла. Никогда. Нам нельзя быть вместе. Это разрушит его жизнь. Его семья очень дорога ему, а они станут ненавидеть меня. Они меня не примут. Поэтому, что бы он тебе ни говорил или что бы ты ни думала по этому поводу, ответ мой будет один – никогда, Марчелла. Я уже сказала ему об этом и повторяю то же самое тебе. Хочу, чтобы ты это поняла. Ты должна с этим согласиться, так же как и я. Я же это приняла, поэтому, полагаю, сможешь и ты.

– Ты сошла с ума, Сирина! Его родственники будут в восторге от тебя.

– Уверена, что нет. – У нее в ушах еще звучали слова, сказанные Пэтти. Она вручила Марчелле ее кофе и ушла в свою комнатку раскладывать вещи.

После этих бурных событий жизнь мирным чередом текла весь ноябрь. Они с Брэдом были счастливы, как никогда. Марчелла успокоилась. Казалось, в мире не может произойти ничего плохого. Вместе с Брэдом они пообедали в День благодарения. Он
Страница 27 из 32

научил ее готовить фаршированную индейку. Брэд заказал для этого случая каштаны, особо редкое варенье из клюквы, а Марчелла приготовила сладкий картофель, груши и лук. Вместе они уселись за праздничный стол. Это был первый в жизни обед Сирины на День благодарения.

– За первый из многих.

Глядя на нее счастливыми глазами, Брэд поднял бокал вина. Но Сирина с ужасом осознавала, что этот обед может быть последним. В течение года его наверняка переведут домой, и мгновений, подобных этому, уже никогда не будет в ее жизни. Когда она думала об этом, ей хотелось забеременеть, но Брэд был очень осторожен. Сирина знала, что, когда Брэд покинет Рим, наступит конец всему. Не станет Брэда, не будет в память о нем ребенка, и только воспоминания о минутах, подобных этой, будут согревать ей душу.

– О чем ты думаешь? – спросил он ее, когда они сидели у камина и отблески огня отражались в ее изумрудных глазах.

– О тебе.

– Что именно обо мне?

– Что я люблю тебя… «Что я буду невыносимо скучать, когда ты уедешь…» Но этого она никогда не скажет ему, хотя подобные мысли постоянно вертелись у нее в голове.

– Если ты действительно любишь меня, – начал он, подтрунивая над ней, и она улыбнулась, – то выходи за меня.

Это стало игрой, в которую они часто играли, однако он знал, что впереди у него много месяцев, чтобы убедить ее. Так он считал до следующего дня.

Брэд сидел за столом, конверт валялся на полу. Тупо уставившись на приказ, он боролся с желанием разрыдаться. Римская идиллия закончилась. Его переводили в другое место. В течение семи дней.

– Не может быть. – Лицо Сирины сделалось белым, таким же, как и его, когда он прочитал приказ вслух. – Так быстро? Я думала, что уведомляют за месяц.

– Не всегда. Во всяком случае, не на этот раз. Я уезжаю в Париж через неделю.

По крайней мере, всего лишь в Париж. Он сможет приезжать к ней, а она – к нему. Но все это было не так просто, и они уже больше не смогут жить ставшей привычной для них жизнью, не будет совместных ночей на огромной кровати с балдахином, утренних часов, проведенных вместе, постоянных взглядов в течение дня, моментов, когда он украдкой пробирался во время ленча в ее комнатку, чтобы только поцеловать ее, чтобы перемолвиться словом, пошутить, просто взглянуть на нее, просто услышать ее голос… Ничего этого не будет! И когда он думал обо всем этом, ему не хотелось жить. Он откровенно посмотрел на нее и спросил, наверное, в десятитысячный раз:

– Согласна ли ты выйти за меня замуж и уехать со мной?

Сирина медленно покачала головой:

– Я не могу выйти за тебя, и ты знаешь почему.

– Даже теперь?

– Даже теперь. – Она попыталась ободряюще улыбнуться. – Разве ты не можешь взять меня с собой как свою прислугу?

Он рассерженно посмотрел на нее и тряхнул головой, словно стряхивая только что сказанные ею слова.

– Совсем не смешно. Я серьезно, Сирина. Ради Христа, пойми же, что происходит. Для нас все кончается. Через неделю я уезжаю в Париж, и одному Богу известно, куда потом отправлюсь оттуда, может быть, обратно в Штаты. Я не смогу взять тебя с собой, если мы не поженимся. Неужели ты не проявишь благоразумие и не выйдешь за меня, чтобы мы не потеряли то единственное, чем мы оба так дорожим?

– Я не могу сделать этого.

Когда она произнесла эти слова, в горле стоял ком. В ту же ночь, когда Брэд заснул в ее объятиях, Сирина проплакала несколько часов подряд. Она вынуждена расстаться с ним, если по-настоящему любит. А она его любила. И она знала, что для нее это будет самой трудной задачей за всю ее жизнь – оторвать от него свое сердце. Каждый день она старалась укрепить себя в этой мысли, но в сердце своем она чувствовала такой ужас при одной лишь мысли потерять его, что не знала, как все это перенесет. Целыми днями Марчелла кричала на нее, ругала, умоляла, упрашивала. Брэд, со своей стороны, тоже подверг ее осаде, но все было тщетно. Сирина настолько уверовала, что, выйдя замуж за Брэда, она разрушит его жизнь, что не желала ничего и слышать. Последняя ночь была самой мучительной и горькой. Девушка сжимала его в объятиях, гладила по волосам, стараясь запечатлеть в памяти каждое мгновение.

– Сирина?

Она наклонилась, чтобы лучше разглядеть его лицо.

– Да, любовь моя?

– Я так сильно люблю тебя… и буду всегда любить… Я никогда не смогу полюбить другую…

– И я тоже, Брэд.

Когда он спрашивал, в глазах у него стояли слезы. Наконец он понял, что придется уехать из Рима одному.

– Ты будешь писать мне?

– Конечно же, буду. Всегда.

Всегда. Эти обещания, как она слишком хорошо знала, со временем померкнут. Однажды настанет день, он женится и забудет о ней, или захочет забыть, и в тот самый момент все между ними будет кончено. А она никогда не забудет его.

– А ты будешь писать мне? – В глазах Сирины тоже стояли слезы.

– Конечно же, буду. Но я бы хотел взять тебя с собой.

– В своем кармане, может быть, в тайнике или в чемодане… – Она улыбнулась ему и поцеловала в кончик носа. – Париж так красив, ты полюбишь его.

– Через две недели ты приедешь навестить меня, верно? За это время я должен буду приготовить все необходимые документы. Займусь этим сразу же, как только приеду туда.

Она проведет с ним уик-энд на его квартире, если, конечно, удастся. Брэд заставил ее пообещать, что она будет приезжать к нему часто, как только сможет. Он также сказал, чтобы она захватила с собой Марчеллу. Ему не хотелось, чтобы она в одиночку ехала в поезде. Но они не смогут приехать вместе, напомнила ему Сирина. Одна из них должна будет остаться и работать во дворце. Для Брэда последняя неделя пролетела как в тумане. В день отъезда у него почти не осталось сил, он чувствовал себя опустошенным. Перед восходом солнца он сидел на кровати и смотрел на Сирину, лежавшую рядом с ним, прикрытую лишь волной шелковистых волос. Осторожно коснувшись золотых волос возлюбленной, он разбудил ее, и они опять предались радостям любви. Крепко прижав к себе Сирину, Брэд внезапно понял, что это их последний интимный миг в Риме. Через два часа он отбывает, и все, что тогда им останется, – это случайные уик-энды, которые они будут проводить вместе в Париже, прежде чем он окончательно уедет в Штаты. Крепко прижимаясь к нему, Сирина почувствовала, как он весь напрягся. Она нежно прикоснулась к нему пальцами, затем кончиком языка. Она многому научилась на любовном ложе с Брэдом, но в основном все шло от сердца, инстинктивно. Ей хотелось доставить ему удовольствие и отдать себя всеми доступными способами. В последний раз он тихо застонал от ее прикосновений, от ее поцелуев, от их влечения друг к другу. С трудом оторвавшись от ее губ, он вновь проник в нее и… Сирина догадалась, что именно произошло. Она надеялась, что его последний подарок окажется сыном.

Когда час спустя они встретились в его кабинете, Брэд еще раз прижал ее к себе и поцеловал, они вместе посмотрели на поблекший сад и вспомнили, каким прекрасным он был летом и осенью. Затем он нежно поцеловал ее в последний раз.

– Ты приедешь ко мне через две недели?

– Приеду.

Но оба не были в этом уверены.

– Если не приедешь, я сам вернусь в Рим.

И что тогда? Бездна одиночества для обоих на долгие годы. Сирина, полагая, будто недостаточно хороша, чтобы выйти за него замуж, обрекала их на
Страница 28 из 32

невосполнимую потерю.

– Сирина, ну пожалуйста… давай поженимся.

Она лишь покачала головой, не в силах говорить от боли, не в силах видеть, как он уходит. Слезы заливали лицо.

– О господи, как я люблю тебя, Сирина!

– Я тоже люблю тебя. – Это все, что она успела сказать, прежде чем в кабинете появились ординарцы.

Когда Брэд ушел, она застонала, словно раненое животное, оперлась на стену и замерла, глядя в сад. Через несколько минут он уедет… она потеряет его навсегда… Эта мысль становилась мучительно невыносимой. Задыхаясь, Сирина бросилась в сад. Она знала, что он обязательно увидит ее, когда будет выезжать со двора. Так и случилось. В окне машины, неудержимо рвавшейся вперед, мелькнуло печальное и бледное как полотно лицо Брэда. Он смотрел на нее через заднее стекло до тех пор, пока автомобиль не увез его прочь и не скрылся из виду.

Сирина медленно повернулась и пошла в дом, весь ее вид выражал нестерпимую боль. Она прошла в свою комнату и заперла за собой дверь. Марчелла не сказала ей ни слова. Слишком поздно упрекать. Сирина приняла решение, и теперь ей предстоит жить согласно этому решению, даже если оно и убьет ее. Через два дня Марчелла начала беспокоиться, что так и произойдет. На третий день Марчелла разволновалась не на шутку. Сирина отказывалась подниматься с постели, отказывалась есть, казалось, совсем потеряла сон – просто лежала, беззвучно плача и глядя в потолок. Она не поднялась, даже когда позвонил Брэд и пришел ординарец позвать ее к телефону. Марчеллу охватила паника, и на следующий день она сама отправилась к ординарцу.

– Мне нужно позвонить майору, – решительно заявила она, стараясь говорить таким тоном, словно речь шла исключительно о служебных делах. Она стояла перед секретарем в чистом переднике и свежевыглаженном платке, покрывавшем голову.

– Майору Аплби? – Секретарь посмотрел на нее с удивлением. Приезда нового майора ждали не раньше завтрашнего утра. Может быть, старуха решила уволиться? Интересно, не уволится ли теперь ее племянница? Никто не видел Сирину с тех пор, как уехал майор Фуллертон.

– Нет. Хочу позвонить майору Фуллертону в Париж. Я заплачу за разговор. Прошу вас дозвониться ему и дать мне возможность поговорить с ним наедине.

Секретарь посмотрел на решительно настроенную Марчеллу и пообещал сделать все возможное.

– Я позову вас, как только дозвонюсь.

Ему повезло, и менее чем через час он соединился с майором Фуллертоном, сидевшим в новом кабинете, пытаясь понять, почему Сирина не подошла к телефону, когда он звонил. У него пока не было для нее хороших известий. Ему отказали в оформлении документов, необходимых для ее поездки в Париж. В ответ прозвучали какие-то неясные намеки на братание, которое неодобрительно воспринимается руководством, и намекнули, что «следует покончить с неблагоразумным поведением». Брэд вспыхнул от ярости, услышав такой ответ. Все, чем он мог ее утешить, – это пообещать приехать в Рим через несколько недель, но когда представится подобная возможность, этого он и сам не знал. Он сидел и смотрел на дождь за окном, на дворец Бурбонов, когда раздался звонок из Рима. Брэд обрадовался, услышав знакомый голос.

– Я звоню по просьбе Марчеллы, майор. Она сказала, что дело у нее очень срочное и личное. Я только что послал за ней. Подождите минуточку, если вы не возражаете.

– Хорошо.

Брэда внезапно охватил страх. Что, если что-то случилось? С Сириной мог произойти несчастный случай, она могла опять удрать на свою богом забытую ферму, могла упасть в пруд, могла сломать ногу, могла…

– Как дела? Там все в порядке, Палмерс?

Его молодой помощник услышал обеспокоенность в голосе майора и улыбнулся:

– Все отлично, сэр.

– Все на месте? – Он спрашивал его о Сирине, но не осмеливался произнести вслух ее имя.

– Все до единого. Хотя с тех пор, как вы уехали, мы что-то не видим племянницы Марчеллы, сэр. Марчелла говорит, что она приболела и через несколько дней поправится.

О боже праведный! Это могло означать все, что угодно, но прежде, чем Брэд успел по-настоящему испугаться, вновь раздался голос секретаря:

– Подошла Марчелла, сэр. Надеюсь, вы сможете поговорить с ней, или мне пригласить кого-нибудь помочь с переводом?

– Нет, мы поймем друг друга.

Интересно, сколько из его подчиненных знали о его отношениях с Сириной? Как бы осмотрительно они себя ни вели, но каким-то непонятным образом подобные вещи становятся всеобщим достоянием Несомненно, этот слух долетел и до Парижа.

– Спасибо, Палмерс, был рад поговорить с тобой.

– И я с вами, сэр. Передаю трубку.

– Майор? – Голос старой женщины долетел до него, как глоток свежего воздуха.

– Да, Марчелла. Как дела? Как Сирина?

В ответ на него обрушился водопад быстрой итальянской речи, из которого он почти ничего не разобрал, кроме слов «есть», «пить» и «спать», но он не совсем понял, кто именно ел, пил и спал и почему Марчелла была этим так обеспокоена.

– Погоди минуточку, Марчелла! Остановись! Пьяно! Медленнее! Не понимаю! Медленнее! Это Сирина?

– Да.

– Больна?

В ответ зазвучала еще более быстрая итальянская речь, и он опять принялся умолять старую женщину говорить медленнее. На этот раз она послушала его.

– Она ничего не ест, ничего не пьет, не спит и не встает с постели. Она только плачет, плачет и плачет… – всхлипывала Марчелла. – Она так умрет, майор, я знаю. Я видела, как точно так же умерла моя мать.

– Ей девятнадцать, Марчелла. Она не умрет. – «Я ей не позволю», – подумал он про себя. – Ты пыталась заставить ее подняться?

– Да. Чуть не каждый час. Но она не хочет подниматься, она меня не слушает. Она ничего не делает. Ей очень плохо. Она больна.

– Ты вызывала врача?

– У нее совсем другая болезнь. Она больна вами, майор.

Эта сумасшедшая девчонка отказалась выйти за него замуж, считая, что таким образом спасает его, а теперь они оба находились на грани нервного срыва!

Глаза его сузились, и он пристально посмотрел на декабрьский дождь.

– Позови ее к телефону. Я хочу поговорить с ней.

– Она не подойдет. – Голос Марчеллы вновь зазвучал взволнованно. – Вчера, когда вы звонили, она не стала подходить.

– В таком случае сегодня вечером, когда я позвоню, ты заставишь ее подойти к телефону, даже если тебе придется тащить ее до него. – Он беззвучно выругался по поводу того, что в комнате для слуг не было телефонного аппарата. – Я хочу с ней поговорить.

– Ясно, все поняла.

– Ты сможешь?

– Я сделаю. Вы ездили за ней в Умбрию, теперь я притащу ее к телефону. Мы сотворим чудо. – Старуха улыбнулась своей беззубой улыбкой. Действительно, потребуется чудо, чтобы вытащить Сирину из постели.

– Проследи, чтобы она сначала походила хоть несколько минут. Иначе у нее не будет сил идти. Погоди минуточку… – Он на мгновение задумался. – У меня есть мысль. Кто-нибудь занимает сейчас гостевую комнату?

Марчелла миг раздумывала, затем ответила:

– Никто, майор.

– Отлично. Об остальном я позабочусь.

– Вы собираетесь перевести ее туда? – Марчелла оторопела. Каким бы ни было ее прошлое и титул, но все же Сирина была лишь работницей в этом дворце, причем самого низкого статуса. Не важно, что все эти месяцы она спала в одной постели с майором, – разве это могло быть основанием, чтобы ее
Страница 29 из 32

перевели в одну из гостевых комнат, как почетную гостью? Марчелла опасалась, что могут возникнуть неприятности.

– Я переведу ее туда, нравится это ей или нет, дай мне Палмерса. Он перенесет ее туда тотчас же, как она будет готова. А ровно через час… – он посмотрел на часы, – я перезвоню.

– Что я скажу сержанту Палмерсу? – спросила Марчелла.

– Мы ему скажем, что она очень больна, что там у вас слишком влажно и мы опасаемся воспаления легких.

– Что нам делать, когда приедет новый майор?

– Марчелла… не думай об этом. Дай мне Палмерса, хочу поговорить с ним. А ты отправляйся к Сирине и приготовь ее.

– Да, майор. – Марчелла чмокнула его в трубку. – Я люблю вас, майор. Если она не выйдет за вас замуж, то я – с удовольствием.

Брэд рассмеялся:

– Марчелла, ты бесподобна!

Теперь он знал, как должен поступить. Сирина причиняла вред не только ему, но и самой себе, а он не собирался позволять ей вредить им обоим. Отдавая приказания Палмерсу, Брэд был настроен самым решительным образом. И если не удастся убедить ее по телефону, то он сам отправится в Рим, даже если ему не дадут разрешения. Но прежде чем идти на такие крайние меры, час спустя он позвонил на телефонную станцию, и его соединили с Римом. До этого он договорился с Палмерсом, что тот перенесет телефон в гостевую комнату, и когда прозвучал звонок, то первым ответил Палмерс, затем Брэд услышал какой-то шум, приглушенные голоса, хлопанье двери и, наконец, едва различимый, почти как шепот, ее слабый голос:

– Брэд? Что случилось? Они перенесли меня из моей комнаты.

– Отлично. Именно это я и приказал им сделать. А теперь я хочу, чтобы ты меня выслушала, Сирина. Я больше не намерен тебя слушать. Я люблю тебя! Я хочу, чтобы ты вышла за меня замуж. Своим упрямством ты убиваешь нас обоих. Ты хочешь умереть, а я, уехав из Рима, чувствую себя так, словно уже умер. Это глупо… глупо, ты меня слышишь? Я люблю тебя. Теперь, во имя всего святого, придешь ли ты в себя и приедешь ли в Париж, чтобы выйти за меня замуж, или же мне придется вернуться назад и вытащить тебя оттуда?

В трубке повисла тишина. Он словно видел, как она размышляет. Чего он не мог видеть – это того, что Сирина откинулась на подушки, слезы струились из ее глаз, руки, державшие телефонную трубку, дрожали, а сама она силилась сдержать себя и не сказать того, что само рвалось с языка. Внезапно с большим усилием она проговорила:

– Да…

Ее ответ прозвучал едва слышно, как шепот, и он не был уверен, правильно ли расслышал то, что она сказала.

– Что ты сказала? – Он затаил дыхание.

– Я сказала, что выйду за тебя замуж, майор.

– Черт подери, вот это верно! – Он пытался сказать это уверенным тоном, но руки его дрожали сильнее, чем у нее, внезапно к горлу подкатил ком, мешавший говорить. – Прямо сейчас займусь документами, дорогая, и постараюсь вытащить тебя сюда как можно быстрее.

«Боже мой! Боже мой, – подумал он, – она сказала «да»! Она все-таки сказала!» Ему хотелось переспросить еще раз, но он не осмелился. Брэд не собирался давать ей шанс передумать. Не сейчас…

– Я люблю тебя всем сердцем, дорогая.

Глава 12

Утром в день отъезда из Рима Сирина долгое время стояла в саду под своей ивой, плотно запахнув жакет. Солнце только взошло, и было холодно. Она посмотрела на далекие холмы, затем перевела взгляд на мраморный фасад дома, который она покидала во второй раз. Сирина вспомнила, как уезжала отсюда в прошлый раз вместе с бабушкой в Венецию. Тогда они выезжали поспешно, а окружавшая атмосфера пугала своей суровостью. Накануне она потеряла родителей и, выбегая по мраморным ступеням из дворца, спрашивала себя, вернется ли когда-нибудь обратно. Теперь она поймала себя на мысли, что опять задает себе тот же вопрос. Она выходит замуж и на этот раз чувствует себя готовой уехать, в конце концов, дворец больше не принадлежал ей и никогда не будет ее. Глупо делать вид, будто это по-прежнему ее дом. Лишь небольшие комнатушки, которые она делила с Марчеллой, были ее, но и они предоставлялись до тех пор, пока она будет вытирать пыль и надраивать полы. Сирина, тихо вздохнув, подняла глаза и взглянула на окна рабочего кабинета Брэда, затем взгляд переместился на небольшой балкончик и окна спальни матери…

– Прощай… – прошептал ветер, пролетавший мимо.

Последние мгновения перед отъездом оказались самыми напряженными и болезненными. Последнее объятие плачущей Марчеллы, хотя обе они одновременно смеялись сквозь слезы. Марчелла отказалась от предложения Сирины поехать вместе с ней. Рим был для нее родным домом, к тому же она знала, что о ее принцессе теперь будет кому заботиться. Сирина пообещала часто писать и не сомневалась, что найдется кто-нибудь, кто прочтет Марчелле ее письма, а если Брэд сумеет устроить, то она позвонит ей. Через несколько минут автомобиль уже мчал Сирину к вокзалу. Мимо пролетали знакомые места. Мелькнул фонтан ди Треви, Испанские ступени, площадь Навона. Наконец она на вокзале, в толпе людей, спешащих на поезда, несущих чемоданы, сумки, преисполненных надеждой, некоторые казались усталыми или взволнованными, как и Сирина. Она попрощалась с провожавшим ее ординарцем и поднялась в вагон.

– Спасибо, – улыбнулась она на прощание.

Слезы, которые она пролила вместе с Марчеллой, давно высохли, и теперь Сирина думала только о Брэде. Она не чувствовала, что уезжает, – ей казалось, что она возвращается домой.

– Прощай… – чуть слышно прошептала она, когда поезд тронулся и начал медленно набирать скорость. Знакомые очертания города постепенно отступали и пропадали вдали. В ее глазах не было слез, она думала о Париже и о том, что ждет ее там.

Поезд прибыл в Париж чуть позже полудня. Подъезжая к городу, Сирина увидела Эйфелеву башню, памятники, о которых она ничего не знала, затем поезд медленно вполз в Лионский вокзал. Сирина, поднявшись, прижалась лицом к вагонному стеклу, стараясь отыскать среди встречающих Брэда. Тут и там виднелись небольшие группы встречавших людей, но его нигде не было видно, и Сирина начала волноваться, что не сможет его найти. Вокзал был огромный, и внезапно она почувствовала себя ужасно одинокой. Когда поезд наконец остановился, Сирина взяла чемодан, небольшую корзинку с продуктами, приготовленную Марчеллой, и вместе с другими пассажирами нерешительно ступила на перрон. Она огляделась по сторонам, взгляд ее скользил по длинной платформе, пробегая по незнакомым лицам, а сердце бешено и гулко колотилось в груди. Она знала, что Брэд не мог забыть о ее приезде. Знала она и как его отыскать, если по какой-либо причине они не встретятся на вокзале, и тем не менее она сильно разволновалась.

– Думаешь, он забыл о тебе?

Молодой человек, с которым Сирина познакомилась в поезде, посмотрел на нее с дружеской улыбкой, и не успела она кивнуть, как ее юный попутчик вытянулся в струнку и отдал честь кому-то у нее за спиной. Девушка повернулась и оказалась лицом к лицу с Брэдом. Ее прекрасные зеленые глаза широко раскрылись, лицо вспыхнуло от возбуждения, ей хотелось радостно кричать, смеяться, но прежде чем она успела вымолвить хоть единое слово, подполковник Брэдфорд Джервис Фуллертон, стиснув ее в своих объятиях, поднял в воздух. Юный солдат-американец исчез, пожав плечами и
Страница 30 из 32

улыбнувшись.

Глава 13

В то утро в честь приезда Сирины Париж облачился в свои самые чудесные краски. Над головой раскинулось голубое небо, яркая зелень мелькала там и тут, проносились фасады зданий, отделанных белым мрамором и золотом, богатые дворцы. Люди повсюду были счастливы и радостны: в вязаных шапочках, красных шарфах, с раскрасневшимися на морозном воздухе лицами, глаза их сияли. Приближалось Рождество, и это Рождество было первым после окончания войны, впервые за шесть лет парижане могли отметить его с настоящей радостью.

Сидя в штабной служебной машине и держась за руки, влюбленные катили по широким бульварам, по узким улочкам, миновали Нотр-Дам, поднялись к Елисейским Полям, обогнули Триумфальную арку, влились в поток машин, двигавшихся вокруг площади Звезды, представляющей собой удивительный перекресток, на который выходят двенадцать главных улиц, соединяющихся под Триумфальной аркой, и который водители с сумасшедшей скоростью стремятся проскочить, выезжая на бульвар. Пока Сирина смотрела по сторонам, широко раскрыв глаза, они подъехали к авеню Гочи, где в элегантном «Отель Партикульер» остановился Брэд. До войны это здание, похожее на особняк, принадлежало одному из известнейших во Франции винопроизводителей. В суровые дни войны, как раз перед самой оккупацией Парижа, винопроизводитель решил отправиться в Женеву к сестре, оставив дом на попечение слуг. Немцы завладели им и пользовались все годы войны, однако проживавший в нем офицер оказался цивилизованным человеком, и потому дом не понес существенных разрушений. В настоящее время домовладелец серьезно болел и не мог вернуться в свой дом. Американцы взяли здание в аренду сроком на год. И вот теперь в нем разместился Брэд Фуллертон. Это были не столь роскошные апартаменты, как во дворце Тибальдо, но довольно сносные. Прислуживала ему пожилая супружеская пара.

Подъехав, Сирина увидела красивый сад и окружавшую его ухоженную живую изгородь. С внешней стороны высилась кованая металлическая ограда. Остановив машину перед воротами, водитель вышел и открыл их. Машина подкатила к самому крыльцу и остановилась. Брэд повернулся к Сирине.

– Итак, любовь моя, приехали.

– Великолепно.

Девушка улыбнулась, глядя только на Брэда и совершенно не проявляя интереса к дому: ее интересовало лишь то, что светилось в его глазах. Когда он наклонился и поцеловал ее, в них, казалось, вспыхнули искры. Затем он помог ей выйти из автомобиля и повел в дом.

Быстро поднявшись по ступенькам крыльца, они подошли к массивной двери, которую тут же распахнул перед ними невысокий лысый мужчина с прищуренными голубыми глазами и сияющей улыбкой. Рядом с ним стояла миниатюрная улыбчивая женщина.

– Месье и мадам Лависсе, моя невеста, принцесса ди Сан-Тибальдо.

Сирина смутилась, услышав свой титул, и протянула руку для приветствия. В ответ оба несколько натянуто поклонились:

– Рады приветствовать вас.

– И мне очень приятно с вами познакомиться. – Сирина окинула взглядом открывшуюся за их спинами часть дома и добавила: – Здесь так чудесно.

Супругам Лависсе комплимент пришелся по душе, как если бы дом был их собственным, и они тут же пригласили Сирину пройти ознакомиться с домом.

– Он, вынужден, к сожалению, признать, уже не тот, что прежде, – извинился Пьер, показывая ей внутренний садик, – но мы с женой делали все возможное, чтобы сохранить все, как было прежде, для месье барона.

Владелец вот уже пять лет не видел своего дома и, вероятно, теперь, в возрасте семидесяти пяти лет от роду, пораженный тяжкой болезнью, вряд ли его увидит. Преданные старые слуги хранили дом для него, а он щедро платил им. Сначала он доверил им солидную сумму на покрытие всех расходов, а теперь, после окончания войны, стал еще ежемесячно посылать им дополнительный чек. В свою очередь, они заботились об этом прекрасном доме с неослабной любовью и вниманием. В начале войны они перенесли и спрятали в подвале в потайной комнате наиболее ценные вещи. Немцы за время оккупации не сумели их отыскать. И теперь, в период пребывания американцев в Париже, супруги Лависсе относились к дому как к своему собственному.

Так же как и в римском дворце, холлы были отделаны мрамором, однако здесь мрамор был мягкого светло-розового оттенка. Вдоль коридора на равном расстоянии друг от друга стояли банкетки в стиле Людовика XV, бледно-розовый бархат которых украшало золотое шитье. На стенах красовались два прекрасных полотна Тернера, изображавшие красочный заход солнца в Венеции. В стену был встроен большой комод в стиле Людовика XV, верхняя часть которого была отделана мрамором. Там и здесь стояли уникальные по красоте предметы мебельного гарнитура. Из холла открывался вид на сад, узкие французские окна выходили на мощеные дорожки, вдоль которых были расположены клумбы с цветами. Сейчас сад не являл всей своей красоты. Когда они прошли в центральную залу, Сирина застыла в изумлении. Стены комнаты были задрапированы темно-красной тканью и белым бархатом, в ней стояла массивная мебель времен Наполеона, несколько кресел-качалок, обтянутых полосатой тканью, две огромные китайские вазы высились по обе стороны бесценного стола. Портреты членов семьи барона, выполненные в полный рост, и огромный камин, в который свободно мог зайти человек и в котором пылал огонь, производили неизгладимое впечатление. Комната была убрана так, что вызывала трепетный восторг и замирание сердца у каждого, кто в нее входил. Невольно возникало желание поудобнее устроиться в одном из кресел перед камином. С нескрываемым восторгом Сирина смотрела на миниатюрные китайские произведения искусства, персидские ковры, серию небольших портретов кисти Зона, изображавших барона и его сестер в детском возрасте. Затем Брэд прошел в другую, меньшую по размеру комнату, отделанную деревом. Здесь тоже имелся камин, правда, гораздо меньшего размера, в котором так же радостно плясало пламя. Три стены занимали шкафы с красиво переплетенными книгами. Тут и там на полках виднелись пустые места, на которые указал Пьер, состроив презрительную гримасу. Это был единственный след, единственный ущерб, причиненный дому немцами. Офицер, живший здесь во время войны, покидая дом, часть книг прихватил с собой. Однако Пьер полагал, что им еще повезло, поскольку ничего из других вещей взято не было. Немец оказался человеком чести и больше ничего с собой не взял.

На том же этаже располагалась красивая небольшая овальная комната для завтраков, окна которой выходили в сад, а за ней парадная столовая, одну стену которой занимала удивительная картина, изображавшая сцену из жизни китайской деревни. Холст хранился с восемнадцатого века, был написан в Англии первоначально для графа Йоркширского, однако один из предков барона перекупил эту картину непосредственно у художника и переправил во Францию. Проходя с восхищением по комнатам, Сирина вспоминала дом бабушки в Венеции. Этот дом был не таким большим, но не менее прекрасным. Итальянский дворец, в котором жила она, отличался огромными размерами и более броской архитектурой, однако в этом доме находились удивительные по уникальности и красоте вещи, и хотя он уступал размерами, тем не менее,
Страница 31 из 32

производил более сильное впечатление. Когда Сирина бродила по комнатам, она тихо поинтересовалась у Брэда, как удалось сохранить всю эту прелесть во время войны и оккупации. Особенно ее тронуло то, что старый мажордом – домоуправитель настолько доверял Брэду, что достал из своего тайника по-настоящему прекрасные вещи.

– Этот старик – нечто особенное, – шепотом проговорил Брэд, показывая на Пьера, когда они поднимались за ним следом по лестнице наверх. Мари-Роза, его жена, пошла на кухню приготовить Сирине что-нибудь перекусить. – Судя по тому, что он мне рассказал, большая часть вещей по-прежнему спрятана в подвале. Думаю, лучшие вещи все еще находятся там.

Но, насколько понимала Сирина, Пьер не мог спрятать в подвале мебель, поэтому просто невероятно, что ничто из этих удивительных творений, которые она видела вокруг себя, не было повреждено или вывезено.

Наверху располагались четыре прекрасные спальни. Огромная спальня хозяина была отделана сочно-голубым атласом и гладким полированным деревом. Здесь находились красивый шезлонг, уютное и удобное канапе, небольшой стол и камин. Из окна открывался превосходный вид на сад и небольшую часть Парижа, рядом располагалась маленькая студия, которую Брэд иногда использовал как рабочий кабинет, а также гардеробная, отданная в полное распоряжение Сирины. За гардеробной располагалась еще одна спальня, отделанная в красно-розовых тонах, принадлежавшая последней баронессе. Пьер пояснил, что две другие спальни предназначались для гостей. Одна отделана в сочно-зеленых тонах, с картиной, изображавшей сцену охоты, над камином висела целая серия рисунков на ту же тему. Следовавшая за ней спальня была выдержана в серых тонах, с картинами, изображавшими пасторальные сцены.

– Еще выше – чердак, – улыбнулся Пьер, ему нравилось показывать дом.

– Дом просто великолепен, Пьер, – похвалила Сирина. – Не знаю, что и сказать. Он гораздо красивее всего, что мне приходилось видеть до этого в Италии и в Америке. Согласен, Брэд?

Глаза девушки светились восторгом. Пьер подумал, что от одного только взгляда на эту пару на сердце становится легче.

– Я же говорил вам, что ей понравится этот дом, не так ли? – улыбнулся Брэд Пьеру.

– Да, сэр. А теперь не согласится ли мадемуазель пройти вниз в библиотеку… Уверен, Мари-Роза уже приготовила кое-что вкусненькое для вас.

Его предположение оказалось абсолютно верным, в чем они убедились, войдя в библиотеку и обнаружив на столе блюда с сандвичами и небольшими пирожными, рядом стоял высокий кувшин горячего шоколада.

Брэд не мог дождаться, когда же Пьер оставит их наедине. Что тот, кстати, не замедлил сделать. Как только он вышел из комнаты, Брэд тут же обнял Сирину и жадно поцеловал.

– О господи, мне показалось, что я никогда не останусь с тобой наедине. Девочка моя, как же я скучал без тебя!

– А я без тебя.

Словно молния, Сирину пронзило воспоминание о боли, пережитой в первые дни, проведенные без него. Она крепко прильнула к нему.

– Я так боялась, Брэд… что никогда больше не увижу тебя, что… – Она крепко зажмурилась и поцеловала его в шею. – Никак не могу поверить, что я здесь, с тобой, в этом прекрасном доме… словно это сказочный сон, и я боюсь просыпаться.

Она огляделась вокруг со счастливой улыбкой, и Брэд снова поцеловал ее.

– Если ты проснешься, я буду рядом. Но это не все – к тому времени как ты проснешься, ты будешь моей женой.

– Что? – Сирина с изумлением посмотрела на него. – Так скоро?

– А что? Ты собираешься передумать?

Новоиспеченный подполковник – сразу же после отъезда из Рима Брэд получил повышение в звании – вовсе не выглядел озабоченным, когда взял сандвич, приготовленный для них Мари-Розой, и вновь опустился на кушетку.

– Не говори глупости. Просто я думала, что потребуется больше времени на приготовление. – Она посмотрела на него, озаренная внезапной догадкой, и игривая улыбка заплясала в глазах. – Надо полагать, это означает, что мы поженимся сегодня?

– Более или менее. Наполовину поженимся, если уж быть точным.

– Наполовину? – удивилась Сирина. – То есть ты хочешь сказать, что я буду замужем, а ты нет?

– Ничего подобного, мы оба поженимся, но придется совершить две церемонии: одну гражданскую, в городе, исключительно для официальной регистрации, вторую – на следующий день в любой церкви по твоему выбору. Я, собственно говоря, не настаиваю на церковной церемонии, но подумал, что тебе будет приятно. – Брэд смущенно посмотрел на Сирину. – Нас мог бы обвенчать и армейский капеллан, но тут неподалеку есть чудесная небольшая церквушка, и я подумал… Если хочешь…

Он покраснел как мальчишка. Сирина взяла в свои ладони его лицо и поцеловала.

– Известно ли вам, как сильно я люблю вас, сэр?

– Нет, расскажите.

– Всем сердцем и душой.

– И все? – Он попытался состроить расстроенную физиономию, но у него ничего не получилось. – А как насчет остального?

– У тебя грязные мысли. Остальное будет твоим только после свадьбы.

– Что? – На этот раз Брэд был просто шокирован. – Что ты хочешь сказать?

– Именно то, что ты подумал. Я взойду на алтарь как девственница… относительная!

Сирина озорно усмехнулась, а Брэд разочарованно застонал.

– Ладно… Кстати, а после какой свадьбы? Сегодняшней или той, что будет завтра?

– Разумеется, той, что завтра. У нас в Италии такие же порядки, что и здесь.

Сирина демонстративно манерно и чопорно опустилась на кушетку и бросила на него взгляд поверх края чашки с шоколадом.

– Ну, это еще не самая сумасшедшая из твоих выходок.

Брэд решительно взял у нее из рук чашку и, поставив ее на стол, принялся целовать Сирину, поглаживая рукой ногу, поднимаясь все выше.

– Брэд! Прекрати сейчас же!

В этот момент вошел Пьер, вежливо покашливая и намеренно громко захлопывая за собой стеклянные двери. Сирина поправила юбку, рассерженно глядя на улыбавшегося Брэда.

– Да, Пьер?

– Машина подана, сэр.

Брэд нежно посмотрел на Сирину.

– Дорогая, это первый раунд. Не хочешь ли ты подняться на несколько минут наверх и привести себя в порядок перед отъездом?

– Что? Уже?! – Внезапно Сирину охватила паника. – Но ведь я только что с поезда. Я так ужасно выгляжу!

– Только не для меня.

Сирина поспешно направилась к двери. На пороге она обернулась и рассеянно посмотрела на Брэда.

– Сейчас вернусь. Не уезжай без меня.

Уже скрывшись в розовом мраморном зале, Сирина услышала громкий смех Брэда. Оставшись один, он прислушался – до него донесся звук ее торопливых шагов вверх по лестнице. Ему показалось, что прошла вечность, хотя Сирина отсутствовала всего десять минут. Когда она вернулась, то выглядела как настоящая невеста. Неделю назад в Риме Марчелла сшила ей простое платье из белой шерсти с широкими плечами, с простым круглым воротником, короткими рукавами, сильно приталенное и со свободно развевающейся юбкой. Ткань была отличной, Марчелла купила ее на свои сбережения, собранные за последние несколько месяцев, в подарок Сирине. Она попросила ее надеть это платье на свадьбу. И вот теперь, неторопливо спускаясь по лестнице, с волосами, убранными в узел, завязанный в форме восьмерки, с сияющими глазами, в красивом, отлично сшитом платье, она выглядела как самая что
Страница 32 из 32

ни на есть принцесса. Она держалась очень прямо, и, когда приблизилась вплотную, Брэд увидел на шее единственную нитку жемчуга и такие же жемчужные сережки в ушах. Сирина повернулась к нему, и он поцеловал ее в губы.

– Ты великолепна, Сирина.

Она улыбнулась ему, на мгновение подумав, что у нее могла бы быть такая же свадьба, как те, на которые она ходила с родителями много лет назад. Прекрасные дамы величаво скользили по мраморным лестницам в платьях, напоминавших белые облака, отделанных разноцветными лентами, за ними на многие ярды стелился длинный шлейф из белого атласа. Но тогда были другие времена. Сегодня пришел день ее свадьбы, и она не сомневалась, что испытывала те же чувства, что и другие невесты. Как все странно! Только сегодня утром она ехала в поезде и понятия не имела, что этот день – день ее свадьбы. Она знала, что свадьба скоро, но не через четыре же часа после приезда! Счастливыми глазами девушка посмотрела на Брэда, и он потянулся за коричневым пальто, которое она несла в руке наперевес. Тут внезапно вперед скромно вышел Пьер и сказал:

– Нет, подполковник… нет.

– Нет? Что значит нет? Что-то не так?

– Да, – решительно покачал головой старый мажордом. Он поднял палец вверх, как дирижер симфонического оркестра, и обратился к ним обоим: – Пожалуйста, подождите. Одну минуту. Я сейчас вернусь.

Он исчез, и стук его башмаков подсказал им, что он направился куда-то вниз. Брэд недоумевающе пожал плечами, не понимая, что происходит, в то время как сердце Сирины учащенно забилось от возбуждения. Через полчаса она станет миссис Брэдфорд Джервис Фуллертон.

– Не могу поверить! – Она хихикнула и улыбнулась, совсем как маленькая девчонка.

– Во что, любимая? – Он бросил взгляд на часы, надеясь, что они не опоздают из-за Пьера.

Сирина казалась совершенно беззаботной.

– Не могу поверить, что мы сейчас поженимся. Все это как в сказке… – Но вдруг став серьезной, Сирина спросила: – Твои родители знают?

– Разумеется.

Ответ прозвучал слишком поспешно, и Сирина взглянула на Брэда с подозрением.

– Брэд?!

– Да?

– Ты говоришь мне правду?

– Конечно.

Сирина присела на одну из бархатных банкеток.

– Что они сказали?

– Поздравили. – Он усмехнулся, искоса посмотрев на нее, и она в ответ состроила ему рожицу.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (http://www.litres.ru/daniela-stil/vospominaniya/?lfrom=931425718) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

notes

Примечания

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Здесь представлен ознакомительный фрагмент книги.

Для бесплатного чтения открыта только часть текста (ограничение правообладателя). Если книга вам понравилась, полный текст можно получить на сайте нашего партнера.

Adblock
detector