Взорвать царя! Кромешник из будущего читать онлайн - Юрий Корчевский

Взорвать царя! Кромешник из будущего

Юрий Григорьевич Корчевский

Боевая фантастика Ю. Корчевского

В кровавое царствование Ивана Грозного опричников в народе прозвали кромешниками – такой кромешный ужас они наводили на страну.

Но наш современник, заброшенный в эту беспощадную эпоху, сам устроит царским карателям кромешный ад!

Он будет отстреливать опричников как бешеных собак.

Он станет тайным агентом архиепископа, дабы спасти Новгород от царского погрома.

Под видом юродивого он взбаламутит Москву, ибо «нельзя молиться за царя-ирода – Богородица не велит!».

Он возглавит «пороховой заговор», чтобы взорвать царскую карету.

Но по силам ли одному человеку, пусть даже кромешнику из будущего, изменить ход истории?..

Юрий Корчевский

Взорвать царя! Кромешник из будущего

© Корчевский Ю.Г., 2016

© ООО «Издательство «Яуза», 2016

© ООО «Издательство «Эксмо», 2016

Глава 1

Кромешники

Словно что-то надломилось в душе Андрея после возвращения. В понедельник он вышел на работу и, как всегда, в цех. А в голове настолько свежи и сильны были воспоминания о плаваниях, о своем доме в Переяславле, купеческом житье-бытье, что работать он толком не смог. Подошел главный инженер, Василий Михайлович, спросил участливо:

– Андрей, ты не заболел, часом?

– Да вроде нет.

– Молчишь, в одну точку смотришь, за цехом не наблюдаешь…

– Простите, задумался.

Усилием воли Андрей сконцентрировался на работе, отработал смену и, едва дождавшись ее окончания, заторопился домой. Однако и родные стены не успокоили. Андрей поднялся со стула и посмотрел на себя в зеркало. Как есть уважаемый купец, а не инженер. Работа, которая еще вчера казалась интересной, захватывала, вдруг показалась обычной, серой – даже скучной. Просто зарабатывание денег. И так вдруг тоскливо на сердце стало, что запершило в горле, что на глазах предательски выступили слезы. Там, в той жизни, пятьсот с лишним лет назад, он сделал себя сам. Из нищего пришельца без ломаного гроша в кармане он смог сделаться состоятельным купцом. Да, ему повезло, в его руки попали небольшие трофейные деньги от татарина, только другой промотал бы все, а он смог не только сохранить доставшееся ему добро, но и приумножить его. И год, проведенный в той жизни, был ярким, полным приключений и знакомств. Но даже рассказать об этом друзьям нельзя, сочтут тихим сумасшедшим. И не приснилось ему все это в пьяном угаре, не пригрезилось. Самолет-то в тайге лежит, пощупать, посмотреть его можно. Но теперь он в другом времени, другой жизни.

Надо выбросить из головы воспоминания.

Он вышел на улицу. Но как выбросить из памяти воспоминания, если вот она, река Ока, с набережной видна.

Отработав неделю, к пятнице он уже втянулся, пришел в себя. Ночью перестал видеть сны, в которых он вновь был в Переяславле. И не золото-серебро ему снилось, а встречи с людьми: с Полиной, Георгием – да хоть с боярином Селивановым.

После работы Андрей стал заходить в городскую библиотеку, брать книги по истории Руси, в первую очередь – Карамзина, Соловьева. Но чем больше он читал, тем сильнее хотел вернуться назад, в то время. Да, оно было жестким, даже жестоким. И для того чтобы в нем выжить, необходимо было быть сильным, смелым, способным дать отпор. А еще трудиться в поте лица. И при всем при этом быть честным, держать данное людям слово. О купце, давшем слово, скрепившем договор рукопожатием и не сдержавшем обещание, через месяц знали почти все в заинтересованных кругах. Такой человек больше не имел шансов быть уважаемым, с ним никто не хотел иметь деловых отношений. Фактически это был конец бизнеса. Сейчас же это редкость. Нажиться, обманув, в порядке вещей.

Через две недели Андрей совсем извелся. Как-то раз он шел из магазина, где запасался провизией на неделю, взгляд его упал на витрину комиссионки. Пожалуй, это был последний из таких магазинов. Зашел, причем просто так, без цели, ноги сами понесли. Походил среди старых вещей, увидел старинное зеркало в бронзовой оправе. Чем-то прельстило оно его, напомнило о его купечестве. Посчитал деньги в кошельке и взял. Тяжеловатое зеркало, и даже не оно, а рама – металл все-таки. Нанял такси – не тащить же его. Повесил на стену в прихожей, полюбовался. Через неделю, выходя на работу, заметил, что запылилось. Ладно, вернусь – протру.

Усталый пришел, поужинал, вспомнил о зеркале. Тряпку нашел, слегка смочил, стал протирать, а рука неожиданно сквозь стекло прошла. Чего скрывать, испугался слегка.

Всю последующую неделю Андрей ни о чем другом думать не мог. Что за фокусы с зеркалом? Не поленился в комиссионку сходить, желая найти прежнего владельца. Может, он сможет прояснить странность? Но магазин закрылся, и не на обеденный перерыв, а совсем – объявление на дверях повесили.

Он решился на эксперимент еще раз, только уже без тряпки. Осторожно дотронулся до прохладного стекла и увидел, как кисть за стекло прошла. Потом всю руку за стекло сунул. Не нащупал ничего, пустота. Отважился просунуть голову: темно, не видно ни зги. Рисковать не стал, решил поразмыслить. Почему у него получаются странные вещи? Он не такой, как все?

Неделю колебался. И хотелось попробовать заглянуть за зеркало, и боялся. А в субботу, после дружеских посиделок с водочкой с Павлом и Сашей все-таки решился. Водка ли тому виной или за неделю созрел? Провел через зеркало руку, а потом и сам шагнул. Темно, никаких звуков, только вроде вода недалеко журчит. Руки в стороны вытянул и наткнулся на каменные неровные своды. Повернулся назад, хотел вернуться, а зеркала нет. Выматерился – сам приключения себе нашел. Похоже, в этом месте ночь, надо подождать до утра.

Он улегся на землю, поразмышлял над своим любопытством и тупостью. Какого черта его понесло? Почему с Павлом ничего не происходит, а только с ним? Так и уснул.

Проснулся он от света, заливающего вход в пещеру, – солнце уже встало.

Андрей выбрался из пещеры, отряхнул от пыли одежду. Берег реки, деревья стоят; судя по небольшой траве и нежно-зеленой листве – май.

– Стой! – раздалось сзади.

Андрей еще удивился – кто его может окликать? Неужели знакомые? Но голос был грубым, незнакомым.

Андрей остановился, обернулся.

К нему бежал мужик в кафтане, сжимая в руке рукоять сабли.

Андрей едва не подпрыгнул на месте. Он снова в другом времени! Только на этот раз уже не удивился так сильно.

Однако подбегавший был настроен явно враждебно. Какого черта? Ведь он никому не сделал ничего плохого!

Подбежав и переведя дух, мужик грозно спросил:

– Ты кто таков?

– Купец рязанский, Андрей.

– Ага, земщина! Не выкорчевал еще ваше племя Иоанн Васильевич!

– А разве есть за что?

– А то! Поворачивайся, шагай!

– Да ты, собственно, кто такой? Я купец, человек свободный.

– А я опричник государев! Волю его исполняю.

Андрея как дубиной по голове ударили. Иван Васильевич, опричник! Так ведь это 1565 год, может – немного позже. Именно в этом году Иван, прозванный Грозным, ввел опричнину. Нет, наверное – все-таки позже, году в 1566–1567. Рязанщина – не Москва, пока сюда новые веяния дойдут. Жалко, что оружия никакого он с собой не взял – даже ножа. Ложку свою, правда, прихватил, памятуя конфуз на ушкуе. А нож как-то упустил из виду.

Опричник тем временем

развеселился:

– Крестьян беглых я искал, а нашел беглого купца! Повезло!

– Почему ты считаешь, что я беглый?

– А где тогда твое судно али обоз?

– В Переяславле, где же им еще быть? У меня там и дом свой. Сам подумай, куда и зачем мне бежать?

– Вину за собой чуешь, вот и сбежал.

– С голыми руками, без денег, семьи и челяди?

– Жизнь дороже! Бросил все и убег. Шагай, старший разберется, кто ты такой и как тут оказался! Где Переяславль и где Пермский край?

О Господи! Опять Пермский край! Тут явно какая-то аномальная зона! Но идти к старшему Андрею совсем не хотелось. Он вообще не хотел попадать в это время, самое, пожалуй, бесчеловечное, когда кровь людская текла, как водица. Правителем Иван IV был жестоким. Ему бы остановиться после взятия Казани и Астрахани, только история не знает сослагательного наклонения. После смерти жены Анастасии в 1560 году, отставки избранной Рады, смерти митрополита Макария в 1563 году, измены и бегства из Московской Руси изменника князя Курбского вера Великого князя в дворянство пошатнулась. Иван IV твердо верил в свою богоизбранность и богоподобие и страстно хотел власти неограниченной.

Третьего декабря 1564 года Иван IV со своей второй женой Марией Темрюковной, казной, библиотекой и иконами переезжает в Александровскую слободу, находящуюся в 65 верстах от Москвы, пишет гневное письмо митрополиту, боярам и народу, но, смилостивившись, 6 февраля 1565 года он возвращается в Москву. Бояре и челядь его не узнали: поседевшие волосы, трясущиеся руки, бегающий взгляд и хриплый голос.

Он ввел опричнину с войсками и землями, подчиненную и подвластную только ему. Фактически государство в государстве, но подчиненное и преданное лично ему.

В опричные земли вошло 60 процентов земель Московского государства и 20 крупных городов: Москва, Вязьма, Суздаль, Козельск, Медынь, Великий Устюг, а также все города, где добывалась соль, эта белая валюта.

Царь приблизил к себе людей незнатных. Среди них особой жестокостью отличались Малюта Скуратов, любимец царя Алексей Басманов и его сын Федор, князья Афанасий Вяземский и Василий Грязной. Да, были среди опричников люди княжеского звания: Одоевский, Хованский, Трубецкой, и также бояре и служилый люд. Они приносили царю клятву верности, отрекались от семьи и общепринятых норм поведения. Царь именовал себя «игуменом», а опричников – «монашеской братией». Правда, в народе их звали по-иному – кромешниками. Символами службы царю стали метла и собачья голова (выгрызть и вымести измену!).

Опричники орудовали на земщине, как на вражеской территории – жгли, убивали, грабили. Причем они не гнушались разорять церкви и монастыри. И казнили они с особой жестокостью, наслаждаясь мучениями безвинных жертв. Напротив Троицких ворот Кремля был построен окруженный каменной стеной опричный двор, на котором вершился неправедный суд.

Теперь, когда Андрея вел опричник, он раздумывал: попробовать сбежать? Положение его незавидное: оружия нет, сопротивляться он не сможет, и даже если убежит – местность малонаселенная, он будет быстро пойман. Да и что-то надо есть, где-то жить. Пещеру укрытием считать нельзя – именно возле нее Андрей был замечен опричником.

Шли молча, вышли к деревушке Лаврентьев Лог. Из деревни доносились крики, слышался женский плач.

На единственной улочке у низкого заборчика стояли три лошади. У одной избы на земле сидели несколько крестьян. По избам шастали двое опричников.

– Григорий, смотри, кого я поймал! – похвастался опричник, конвоировавший Андрея.

К ним подошел, по-видимому, старший из троицы.

– Никак купец?

– Купец, – подтвердил Андрей.

– Знатная добыча! Молодец, Васька!

Васька расплылся в улыбке.

– Калиту проверил?

– Нет еще.

– Ща посмотрим!

Григорий нагло залез грязными пальцами в кошелек Андрея и вытащил из него все деньги.

– О, серебро!

Медяки он отдал Василию, а серебро оставил себе.

– Совесть имей! Деньги не твои, положи назад! – запротестовал Андрей. – Зачем разбойничаешь?

И тут же получил от Васьки кулаком в ухо. Опричники не обратили внимания, что монеты не похожи на деньги Иоанна Грозного.

– Еще раз рот откроешь – я тебе башку срублю! – лениво заметил Григорий. – Нам царь-батюшка все дозволил, только перед ним одним ответ держать будем. Афанасий, ты где?

Из дальней избы выбежал третий опричник.

– Нет больше никого. Деревня – голытьба одна.

– Зато купчишку поймали. Хватит выть! Поднимайтесь! – закричал Григорий крестьянам.

Пойманные поднялись. Двое мужиков и четыре женщины выглядели испуганными.

– Шевелите ногами!

Крестьяне пошли по дороге.

– А тебе особое приглашение требуется? – заорал Григорий на Андрея.

Он присоединился к крестьянам.

Опричники вскочили на лошадей. Григорий поехал впереди, двое опричников – сзади. К их седлам были привязаны метлы и смердящие песьи головы. От запаха Андрея едва не стошнило. Интересно, куда их ведут?

Всех привели к постоялому двору. Заведя во двор, заперли в сарае. Со стороны самого трактира слышались пьяные песни – опричники гуляли на награбленное.

В сарае, довольно обширном, уже были люди.

Андрей уселся на поленья рядом с мужиком средних лет. По его одежде нельзя было понять род его занятий. Не крестьянин – это точно, но и не купец.

– Сейчас, как напьются, куражиться начнут и суд неправедный править, – сказал мужик.

– Откуда знаешь?

– Я здесь уже третий день. Ни еды не дают, ни воды. Вчера прямо во дворе зарубили саблями хозяина и прислугу. Тела на задний двор утащили. А потом баб сильничать стали – совсем ополоумели.

– Так они, как нас поймали, все про суд говорили. Разве нас не поведут в Пермь или еще куда?

– Купец, ты что – с кромешниками не сталкивался? Никого и никуда они не поведут. Поизмываются и зарубят.

Ничего себе перспектива! Хоть снова в пещеру беги, пусть в другое время переносит.

– Тебя как звать? – спросил мужика Андрей.

– Терентий. Охотник я. Все шкурки, что за зиму промыслил, отобрали у меня, нечестивцы!

– У меня всю калиту вычистили.

– Скажи спасибо, что живота не лишили, – у них это запросто.

Андрей был шокирован. Переварив услышанное, он наклонился к Терентию.

– Добром это не кончится. Бежать отсюда надо.

– Куда?

– Это второй вопрос. А первое – сбежать отсюда.

– Это можно. Вон в том углу горбыль на крыше прогнил – я утром сегодня видел. Выломать его – пара пустяков. Только ведь поймают, убьют.

– Нас в любом случае убьют, а так хоть есть шанс. Сколько их?

– Было шесть.

– И нас трое привели. Итого – девять. – Андрей обвел взглядом людей в сарае.

– Мужиков мало – семеро, и без оружия. А силой их не одолеешь. Бежать надо.

– У тебя есть куда бежать, купец?

– Меня Андреем звать. Был дом в Переяславле – добротный.

– Почему «был»?

– Давно я дома не был. Если здесь, можно сказать – в глуши, на окраине – так бесчинствуют, представляю, что творится там.

Терентий наклонился к уху Андрея.

– Говорят, царь умом тронулся, кровь младенцев пьет.

– Брехня насчет младенцев.

– Вот и я так же думаю.

– Так ты побежишь со мной?

– Обожду, может – обойдется. А помочь – помогу. Когда?

– А прямо сейчас.

Они прошли в угол сарая. Охотник подпрыгнул, уцепился за стропила и легонько ударил второй рукой по

горбылю. Прогнившее дерево с глухим треском сломалось.

– Давай руку!

Терентий помог Андрею взобраться и пролезть в узкое отверстие.

– Давай со мной! – бросил на него сверху последний взгляд Андрей.

– Подожду.

– Тогда спасибо и удачи тебе.

Андрей спрыгнул с сарая, оказавшись за пределами постоялого двора. Не раздумывая, он бросился к реке в надежде сесть на попутное судно или лодку – нужно было как можно скорее убраться с постоялого двора.

Андрей уже достиг ближайших деревьев, когда его заметил один из опричников, стоявших у ворот. Он вскочил на коня и кинулся за сбежавшим пленником.

Услышав стук копыт, Андрей оглянулся и увидел преследователя. Убегать он не стал – разве от лошади убежишь? Торопливым взглядом он стал искать на земле толстую ветку, сук, палку. Повезло – он быстро нашел толстый, уже высохший сук длиной метра полтора. Поднял. Тяжеловато!

Он встал за дерево для защиты от сабли, если опричник окажется шустрым, и поднял свою импровизированную палицу.

Как только из-за дерева показалась морда лошади, Андрей взмахнул сучковатой палкой. Она прошла над мордой и гривой коня. Встречные скорости лошади и палицы сложились. Мощный удар в грудь выбил опричника из седла, и он рухнул на землю, потеряв сознание.

Отбросив в сторону палку, Андрей подскочил к нему, расстегнул пояс с ножом и ножнами, подобрал вылетевшую из руки опричника саблю и вложил ее в ножны. С тревогой посмотрел в сторону постоялого двора. Но оттуда по-прежнему доносилась разухабистая песня, ни его бегства, ни погони опричника никто не заметил. Ну вот и славненько!

Андрей споро раздел опричника до исподнего, надел поверх своей одежды кафтан опричника и его шапку. Опричник был немного крупнее его, и кафтан не казался на Андрее «с чужого плеча». Опоясавшись ремнем с саблей, он вытащил ее до половины из ножен. Дрянь сабля. Железо плохонькое, лезвие в зазубринах. Ладно, пусть пока побудет антуражем, потом можно поменять. А что с опричником делать? Он хрипло дышал, не приходя в сознание, вероятно, удар палкой поперек груди переломал ему ребра, выбил дух. Бросить здесь? Очнется, доковыляет до своих – все кинутся в погоню. А как же? Кромешника, государева слугу обидели, ударили, раздели! К тому же распаленное вином и пивом самомнение играло здесь далеко не последнюю роль. Догнать пленника! Догнать и казнить показательно, чтобы другим неповадно было!

Андрей правильно представлял себе реакцию опричников, поэтому не церемонился с покалеченным кромешником. Он за ним гнался верхом, чтобы догнать и приволочить за лошадью на веревке на постоялый двор. А там и покуражиться всласть можно. Раз бежал от государевых слуг, значит, вину за собой чует. А раз виноват – достоин казни.

Не хотелось Андрею в первый же день мараться душегубством, но выбора у него не было. Или они его, или он опричника – здесь и сейчас. К тому же на одного человека, хотя его и человеком назвать трудно, уменьшится отряд кромешников, веселящихся сейчас на постоялом дворе.

Он вытащил из ножен нож, полюбовался. Нож был боевой, отменного качества, с серебряной всечкой на рукояти – явно трофей из дворянского дома. И туда добрались!

Андрей без колебаний ударил опричника ножом в грудь, и тело задергалось в агонии. Он обтер нож об исподнее убитого и вложил его в ножны. Даже служилые бояре, проявлявшие чудеса смелости на бранном поле, не решались в своем же имении дать отпор кромешникам, надеялись на праведный суд, на царя, на свои бывшие заслуги. Однако их вязали и резали, как баранов. Потом казнили жен, детей, челядь, выносили из дома все, что приглянулось, а имение зачастую сжигали. Лучших людей, защиту и опору государства изводили под корень. Кто из них оказался смекалистее и дальновиднее, съезжали семьями и челядью в соседние страны. Только таких немного оказалось, уж слишком вера в государя была велика. Закончилось все тем, что, когда в 1571 году Москву осадили крымские татары, оказать сопротивление, защитить столицу от Девлет-Гирея оказалось некому. Опричники разбежались, «сказались в нетях». Столица сгорела, а сам Иван Грозный едва спасся. Одно дело грабить и убивать своих безоружных, не оказывавших сопротивления соплеменников, другое – противостоять сильному и жестокому врагу.

Опосля опомнился царь Иван, увидел вокруг себя угодников, но не воинов. Отменил он опричнину, и покатилась по земле русской вторая волна казней – теперь уже опричного люда. Но это было потом, а сделанного уже не воротишь.

Андрей оттащил тело подальше в лес, чтобы не сразу нашли – время выгадать. Может, подумают, что опричник уехал в одиночестве пограбить, или к зазнобе – дисциплина в опричном войске хромала.

Он вышел на грунтовку, поймал за уздцы лошадь, смирно щиплющую траву, неловко забрался в седло. Андрей решил ехать вдоль берега. Встретится попутное судно – хорошо, нет – успеет отъехать подальше от кромешников.

Сидеть в седле было неудобно, твердое седло било в пятую точку и натирало внутренние поверхности бедер. К стыду своему, ездить верхом на лошади Андрей не умел – вообще сейчас третий раз в жизни сел в седло. Со стороны казалось просто, а на деле… Руля нет, и все команды – голосом или пятками.

К счастью, лошадь была покладистой, норов свой не показывала, но и передвигалась она неспешным шагом. Однако до вечера Андрей успел одолеть километров пятнадцать-двадцать. Хотелось есть и пить, но вокруг не то что ни одного постоялого двора – ни одной деревни.

На ночь он снял с лошади удила и пустил пастись. Если он сам голодает, то чего животину мучить? К тому же сытая она завтра резвее пойдет.

Сам Андрей устроился под кустом. Ярко светили звезды, рядом на поляне всхрапывала лошадь. Он обдумывал свое положение. Попал он в самое жестокое и кровавое время. Не было на Руси правителей более жестоких – не зря царь получил свое прозвище. И Русь с воцарением Ивана IV не стала более сильной, она обезлюдела.

Андрей пожалел, что мало знает о времени правления Ивана IV. Он полагал, что попадет во время своего первого переноса, ну да наши желания не всегда совпадают с нашими возможностями. Конечно, был дом в Переяславле, деньги – а теперь? Все надо начинать с нуля, учитывая, что люди видные – это дворяне, чиновники или просто богатые, у которых можно что-то отобрать, – подвергнутся репрессиям в первую очередь. Отсюда следовал вывод – не обзаводиться недвижимым имуществом и быть как можно дальше от змеиного гнезда, от Москвы, где разгул опричнины наиболее силен и заметен. Мелькнула спасительная мыслишка – зачем ему это надо? Есть лошадь, можно вновь добраться до пещеры и очутиться в своем времени. И пусть опричники, Иван Грозный уйдут, как в страшном сне.

Однако после некоторых раздумий Андрей отверг малодушную мысль. Доведется ли ему еще раз перенестись в другое время? Судьба подарила ему невиданный шанс, а он возжелал тут же вернуться назад. Струсил? Ну нет, надо попробовать жить в предложенных условиях – вдруг это испытание внешних сил? Да и интересно было, это точно не отнять. А в пещеру он всегда успеет вернуться, только не пришлось бы потом жалеть о своем малодушии.

Незаметно Андрей уснул.

Разбудил его какой-то жучок, который полз по лицу и щекотал лапками. Он смахнул его рукой и окончательно

проснулся.

Судя по положению солнца, было уже часов десять утра. Он спустился к реке, умылся, напился воды. Одно радует – из любого ручья или реки можно пить, не опасаясь. Никаких химикатов, сбросов канализационных вод в помине не было.

Поесть бы сейчас не мешало. Он подошел к лошади, заправил удила, сел верхом. Сразу напомнила о себе отбитая с непривычки пятая точка. Ой, мама, ему же еще ехать!

– Но!

Лошадь лениво пошла вдоль берега. Пустить ее галопом Андрей не решался, опасаясь, что не удержится в седле. Может быть, деревни где-то и были, но в отдалении от реки, и Андрей их не видел. Беспокоило его то, что не видно было дорог, тропинок. Если места обжитые, люди всегда ходят к реке – порыбачить, набрать воды, постирать. Пару раз он отдыхал, давая передышку лошади и своим отбитым чреслам.

Ближе к вечеру, когда еще было светло, Андрей наткнулся на кострище. Рядом лежало поваленное дерево, и за его пенек, находящийся у самого уреза воды, было удобно привязывать судно. Это было место ночевок судовых команд. Он хотел остаться здесь, понимая, что рано или поздно кто-то причалит к удобному месту. Он снял с лошади седло, уздцы и отпустил пастись. Сам уселся на седло боком – это было удобнее, чем сидеть на голой земле.

Внезапно ему показалось, будто что-то звякнуло. Он посмотрел под ноги, но там была только трава. Начал ощупывать на себе кафтан опричника, и нашел за подкладкой что-то твердое. Не церемонясь, он взрезал подкладку ножом, и в руке оказался небольшой, в полкулака, тугой узелок. Андрей развязал его и увидел два столбика монет: один серебряный, второй – золотой. А опричник был не так уж и прост! Наверняка от собратьев своих утаивал часть добычи и прятал в подкладку. Пригодятся теперь монеты, только не кромешнику.

Андрей пересчитал деньги. Было тринадцать монет серебром и шесть золотых талеров, все монеты еще ганзейских стран. Их явно кто-то берег на черный день, только достались они грабителю в лице опричника. Как причудлива жизнь! Только что он был беден, как церковная мышь, а теперь село купить может. Прямо по поговорке «Не было ни гроша, да вдруг алтын». Еще бы как-то конвертировать деньги в еду – уже двое суток во рту не было ни крошки. В желудке сосало, и все мысли были только о еде.

Андрей отцепил от седла метлу и забросил ее подальше. Собачью голову он выбросил еще вчера, чтобы не смердела невыносимо. Теперь при нем – никаких символов опричнины, нечего встречных пугать, коли на пути попадутся.

Он вытащил из ножен саблю и несколько раз взмахнул ею над головой. Восторгаться было нечем: мало того что железо плохое, так она еще и сама по себе сбалансирована плохо, к руке не прикладиста. Однако хоть и путается под ногами, пусть пока повисит на ремне, может, пригодится.

Андрей стал придремывать, когда послышался плеск воды. Сонливость сразу пропала, и он вскочил на ноги.

К берегу под веслами направлялся ушкуй. На носу стоял молодой парень, держа в руке веревку. Увидев Андрея, он крикнул:

– Помоги ошвартоваться! – и бросил ему конец.

Андрей веревку поймал, живо обвязал ее вокруг пенька и подтянул, выбирая слабину. Ушкуй ткнулся носом в берег. С него сбросили сходни – доску с набитыми поперечинами, и на берег сбежали двое парней, а за ними – степенно, как и подобает, спустился купец.

Собрата Андрей определил сразу. Скорее всего, купец был владельцем ушкуя.

Купец поздоровался первым, как и подобает гостю, хотя Андрей не был хозяином стоянки.

– Добрый вечер!

– И тебе здоровья, купец! На ночевку?

– Именно.

Откуда – сверху или снизу по течению реки шел ушкуй – Андрей за дремой не заметил.

Ушкуйники стали споро рубить сухостой и разводить костер – им надо было дотемна приготовить кулеш.

– Куда идем, уважаемый? – спросил Андрей.

– В Москву.

– Возьмете пассажиром?

Купец внимательно посмотрел на Андрея.

– Ты из наших будешь, не пойму я что-то?

Кафтан на Андрее был похож на стрелецкий, но покрой и цвет его не соответствовали.

Андрей молча снял ремень с саблей и кафтан.

– Купец? – удивился ушкуйник. – А вырядился непонятно…

– С обозом шел. Кромешники напали, еле отбился.

– Кромешники? – сразу обеспокоился купец. – Далече?

– Верст тридцать, у постоялого двора.

– Знаю такой.

– Считай, нет постоялого двора. Зарубили они и хозяина и прислугу. Опричники там людей взаперти держат, суд вершат.

– Ох, прости господи, уберег! Я ведь там заночевать хотел. Ты-то из каких будешь?

– Рязанский я. И дом у меня там. Теперь не знаю, что с челядью стало и кто в доме хозяин.

– Да, тяжелые времена настали. Сначала боярам и князьям кровь пускали, а теперь до купечества и до ремесленников добрались.

– Меня Андреем звать. Ну так что, берешь?

– Как не взять, не помочь своему? Обязательно! Толубеев, Никита, – представился он. – Товар-то сгинул?

– И слуг живота лишили.

– Беда! Есть-то будешь?

– Два дня не ел.

– Скоро кулеш поспеет.

Часа через полтора кулеш был готов. Первую ложку, по традиции, попробовал купец, кивнул. Вторым полез в котел гость – это было его почетное право. А дальше по кругу – судовая команда. Ведерный котел опустел в несколько минут.

Утром, едва забрезжил рассвет, ушкуйники вновь разожгли костер. Дневальный набрал в котел воды и подвесил его над огнем. Команда пока умывалась, приводила себя в порядок.

Андрей заметил, как в километре от них среди деревьев мелькнули лошади.

– Никита, похоже, к нам – нежеланные гости! Надо отчаливать!

– Где? – всполошился купец. – Ох ты! Быстро все на судно! Антип, выливай воду из котла, быстро!

Команда засуетилась. Ушкуйники быстро покидали на судно личные вещи, занесли котел, взбежали на ушкуй сами. Антип отвязал швартовы, пробежал по сходням и вытянул их за собой. Веслами оттолкнули ушкуй от берега. Легкий ветерок надул парус, и ушкуй заскользил вниз по течению. Плохо, что река неширокая. Если у кромешников луки есть, команде туго придется.

Никита сидел на корме за рулевым веслом. Андрей уселся рядом и следил за берегом.

Буквально через несколько минут после отхода судна на берег выскочила группа из пяти всадников. Было видно, как за седлами болтались метлы.

– Никита, кромешники!

– Вижу. Теперь им нас не остановить.

– Эй, – закричал один из всадников, – велим пристать к берегу! На судне беглый тать!

Сложив руки рупором, Никита приставил их ко рту:

– На борту чужих людей нет!

– Приставайте к берегу, мы проверим!

Никита отмахнулся. Но опричники не отставали, они скакали на лошадях следом. Конечно, лошадь может обогнать судно, но в такой гонке ее хватит ненадолго, часа на два-три. Потом лошадям отдых нужен. А судно плывет себе и плывет, подгоняемое течением и парусом. Можно приналечь на весла и еще ускориться – но зачем?

Преследование продолжалось около часа. Глядя на бесполезные потуги опричников, ушкуйники отпускали в их адрес шутки.

Поняв бесплодность погони, опричники сбавили ход, а потом и вовсе остановились. Они размахивали кулаками и осыпали ушкуйников проклятиями.

– Накося выкуси! – Антип сделал неприличный жест.

Опричники остались позади.

Никита выругался.

– Вот песьи головы! Поесть не дали.

– Отплывем подальше и поедим.

Никита помолчал.

– А ну как ты и вправду беглый тать? – Видимо, его терзали

сомнения.

– Богом клянусь, вот тебе крест. – Андрей вытащил из-за ворота крестик на цепочке и показал его Никите. – Сбежал я из ихнего узилища через крышу. Меня кромешник заметил, в погоню кинулся. Пришлось его… – Андрей сделал красноречивый жест поперек горла. – И кафтан его на мне был – тот, что я на стоянке бросил.

– Бросил! – хмыкнул Никита. – Его Антип подобрал. Чего, говорит, хорошей одеже пропадать?

– Нет на мне чужой крови – кроме как кромешника этого. Сроду чужого не брал, не подличал, – не мог успокоиться Андрей.

– Да верю, садись.

А дальше пошли и вовсе уж знакомые места – тот же ручей Егошиха, речка Мотовилиха.

Через несколько дней они добрались до слияния Камы и Волги и повернули направо. Тут уж на весла пришлось сесть. Чтобы размяться, сел за весло и Андрей.

Вскоре показались стены Казани.

– Мытари татарские скоро быть должны, – сказал Андрей.

– Да ты что, купец, запамятовал? – немало удивился Никита. – Уже четырнадцать годков тут мытарей нет – как наши Казань взяли. И Волга теперь вся наша, и Астрахань. Разбойники пошаливают, не без этого, а мытарей нет нигде.

А Андрей себя ругал. За прошедшее время ситуация изменилась, и ему бы приглядываться, прислушиваться да на ус мотать. Он решил впредь быть благоразумнее.

На следующий день был попутный ветер, и гребцы отдыхали.

Андрей подсел к Никите:

– Как торговля идет?

– Когда как. Иной год удачливый, а другой… – Никита махнул рукой. – О прошлом годе цена на рухлядь упала. Представляешь, за шкурку соболя три копейки давали! Едва в убытке не оказался.

Для Андрея сказанное вскользь упоминание о копейке было внове, а спросить неудобно. Что же он тогда за купец, если в деньгах не разбирается? Сделав вид, что решил посоветоваться с Никитой, он протянул ему серебряную монету.

– Как думаешь, на сколько копеек она потянет?

– Тут и думать нечего – сто. Говоришь ты для москвича странно.

– В Литве долго жил, потом на Урале.

– А, понятно.

Они добрались до Желтоводной ярмарки под Нижним. Сколько лет прошло с той поры, как Андрей собирался на нее, а она все та же – шумит, торгует. Большая, причалы растянулись на версту.

Купец сделал остановку на ярмарке на сутки – подкупил провизии, походил по торгу, узнавая цены. С ним ходил Андрей – ему было интересно.

Цены изменились. Теперь за мешок пшеницы надо было отдавать денег втрое больше. И непонятно было, виной тому политика Ивана IV или цены росли постепенно. Ведь фактически Андрей жил в этих местах сто лет назад – целый век.

Что его удивило, так это оружие. На прилавках и в лавках оружейников появилось огнестрельное оружие – пищали и пистолеты. Были они тяжелы даже с виду, неказисты, требовали мешкотного заряжения, громко бабахали и при выстреле сильно отдавали в плечо, окутывая стреляющего облаком черного дыма. Почти по всем параметрам они уступали лукам и арбалетам, а по скорострельности – в несколько раз, но Андрей знал, что за этим оружием – будущее. Пройдет еще некоторое время, и сабли останутся только для нарядов.

Андрей купил на торгу беляшей с мясом, запил их горячим сбитнем. Как давно он не пробовал этой простой, сытной и вкусной пищи!

С ценами он освоился – для человека торгового это жизненно необходимо. Несмотря на другой век, он вновь хотел попробовать себя в ипостаси купца – ведь был уже опыт, причем удачный. Одно удивило его. На ярмарке людей нерусских полно – татар, мордвинов, черемисов, он разговор их слышит и понимает. Мимо татары прошли, разговаривали, а он их понял. Потом два немца – и здесь толмача не потребовалось. Похоже, перенос влиял на него положительно, он приобретал новые для себя знания и возможности.

Утром, едва рассвело, ушкуйники пустились в путь. Теперь они плыли по Оке, Волга осталась севернее. Миновали Переяславль, потом Солотчинский монастырь. На траверзе Переяславля Андрей к борту припал, вглядывался в каменные стены крепости, в высившиеся колокольни новых храмов, которых не было при нем. Расстроился город. Вот только Полины там уже нет, как и других знакомых ему людей. И монастырь больше стал, взмыла вверх колокольня новой церкви. Видимо, и насельников прибавилось.

Через несколько дней они пришвартовались в Коломне. Город разросся, разбогател, и ярмарка тоже знатная стала.

Никита задержался в Коломне на два дня, решив продать здесь часть товара. А потом – вверх по Москве-реке.

Еще издалека Андрей увидел знакомый силуэт колокольни Ивана Великого. Они подошли ближе, и сердце его восхищенно забилось: Боже, какая красота! На Красной площади красовался храм Василия Блаженного – во времена прежнего переноса Андрея его не было.

Ушкуй причалил к пристани. Когда Андрей предложил Никите деньги, тот замахал руками:

– Что ты! И так пострадал, обоза и товара лишился – да едва ли не самой жизни. Ступай с Богом, доведется – так еще встретимся.

– Спасибо, Никита! – растроганно поблагодарил купца Андрей и отвесил ему глубокий земной поклон. Если бы не купец, ему пришлось бы туго.

Он задумался: что теперь делать? Для начала надо на постоялый двор – снять комнату, поесть горяченького и отоспаться. Потом подумать, что дальше делать? Недалеко когда-то стоял постоялый двор, и Андрей направился туда. Снял комнату, сытно и не спеша потрапезничал, а потом долго лежал на деревянной кровати, перебирая варианты. Из Москвы надо было уезжать.

Дело шло к вечеру, и Андрей решил выспаться. Перина мягкая, дверь в комнате закрывается на засов для безопасности постояльцев. На ушкуе он, как и вся команда, спал на голых досках палубы.

Выспался он от души и проснулся от солнечного света, бьющего в окно, да от дразнящего запаха жареного мяса с кухни, располагавшейся на первом этаже.

Сходив в туалет и умывшись, Андрей прошел в трапезную. Он хотел плотно позавтракать, чтобы не искать потом другие заведения.

Он съел половину жареной курицы, закусывая ее пирожками с луком и яйцом и запивая все это свежим пивом. Почувствовав себя сытым и слегка хмельным, направился в город – интересно было посмотреть, как изменилась Москва, что появилось нового. А главное было – посетить торг, узнать цены, поговорить с купцами: как торговля идет, не притесняют ли мытари и опричники.

Сам город изменился в лучшую сторону – появилось много каменных домов. Все-таки достали горожан частые пожары. Конечно, деревянную избу поставить проще, дешевле и быстрей, только недолговечной оказывается постройка. Москва горела едва ли не каждый год, иногда выгорая дотла. А уж если враг осадил – осада всегда сопровождалась пожарами. Иногда враги – чаще татары – забрасывали через стены горшки с «греческим огнем» или стреляли стрелами с горящей паклей.

Но чаще возгорания происходили из-за неисправных печей или кузниц. Дворы стояли тесно, дорога московская земелька. Стоило вспыхнуть одному дому, как ветер разносил угольки на соседей, и вскоре полыхала вся улица.

Андрей прошелся по центру. Проезжая часть некоторых улиц уже была вымощена булыжником, на других улицах лежали дубовые плашки. Скорее всего, тут жили богатые люди, не желавшие пачкаться в грязи.

Потом он прошел на торг – это было его главной целью. Лавок на торгу было много, но половина из них была закрыта. На торгу было также многолюдно, но вот

веселья поубавилось. Исчезли скоморохи, бродячие музыканты со своими свирелями, дудками, сопелками и лютнями. Неприятно удивили Андрея возросшие цены на продукты, в первую очередь – на зерно. Зерно – это пшеница, рожь, овес; и в первую очередь мука, а потом – хлебушек. Без него русскому человеку – как китайцу без риса.

Купцы дружно ссылались на неурожай, и лишь один обмолвился, что крестьяне бегут от Москвы подальше и что скоро уже некому будет сеять и убирать хлеб.

– Поля чертополохом заросли. Видел я такое однажды, когда мор случился, – пожаловался купец. – Зерна нет, цены выросли, у народа денег нет… Хуже того! – Купец наклонился к Андрею: – В опричные земли попали почти все солеварни, цены на соль вверх пошли. Быть беде!

Это купец верно подметил. Как без соли сделать заготовки на зиму – соленые огурцы, квашеную капусту, рыбу посолить-повялить, сало посолить? Он сразу сообразил, что земли московские по весне, а может, и в конце зимы ждет голод. И чем больше он разговаривал с торговым людом, тем сильнее крепла в нем уверенность – пока опричники в силе, надо держаться от первопрестольной подальше.

Он отправился в Немецкую слободу, к оружейнику. Наши кузницы железо из криц болотных ковали, получалось не очень хорошо. Лучшая сталь была немецкой и шведской. Андрей четко знал – только он сам своим оружием может себя защитить. На опричников надежды нет, они сами бесчинствуют и потому от лихого люда не защитят. Наслушался он сегодня на торгу страшилок про кромешников. Даже если только третья часть из них правда, это еще один повод уехать из Москвы. Нечего было и думать начинать свое дело. По навету его могли лишить товара, денег, а то и самой жизни.

– Гутен таг, герр…

– …Андрей. Мне нужна пара пистолетов и запас пороха и пуль.

– Господин желает вместе с поясом и пороховницами?

– Наверное.

– У меня есть для вас пара прекрасных пистолетов из Нюрнберга. Колесцовые замки, отличная работа.

– Покажите.

Продавец выложил на прилавок оружие. Пистолеты и в самом деле выглядели значительно аккуратнее, чем те, которые он видел на Желтоводной ярмарке под Нижним.

Немец ключом завел пружину, щелкнул курком.

– Все работает, можете убедиться.

– Покажите подробнее, сколько насыпать пороха и чем прибивать пулю?

Разговор шел на немецком. Как ни странно, Андрей все понимал. Это было удивительно. До своего переноса в другое время он знал лишь английский, и то в пределах института. Немец медленно, объясняя каждое действие, показал Андрею, как заряжать пистолет, как чистить его.

За покупку пары пистолетов оружейник подарил Андрею пороховую мерку и пулелейку. Но и денег содрал изрядно. Однако Андрей о деньгах не жалел, он знал, что хорошее оружие стоит недешево, а при необходимости может спасти ему жизнь.

Ремень с пистолетом он надел под кафтан и порадовался, что оружие не видно стороннему наблюдателю. Довольный покупками, он поблагодарил немца и вышел на свежий воздух.

Глава 2

Владычный полк

Андрей вернулся на постоялый двор. Он выспался, с аппетитом поел и рассчитался с хозяином. Надо было уходить из Москвы – деньги таяли. Андрей почему-то сразу решил, что будет добираться до Господина Великого Новгорода. Город-государство, хоть и русский, и православный, Москве не подчиняется. По крайней мере, до похода Ивана Грозного на Новгород у него в запасе несколько лет.

До Волока Ламского Андрей добрался на попутной лодке, отдав копейку. А там застрял. Он был у волока, через который перетаскивали посуху корабли – лодьи, ушкуи. Только вот не везло. Два дня либо кораблей не было вовсе, либо их перетаскивали в сторону Москвы. Торопиться ему было некуда, и он, потеряв два дня на бесплодные ожидания, пошел пешком, надеясь встретить попутный обоз.

Перед тем как идти, он зарядил пистолеты. Ремни с ними висели у него под кафтаном и снаружи были не видны. Нож, конечно, на боку висел, как и у многих. А вот саблю он оставил на ушкуе, когда они до Москвы доплыли. Железо дрянное, да и не воин он, чтобы с саблей на боку ходить. Кроме того, саблей уметь владеть надо.

Однако и на дороге ему не везло. За весь день один обоз попался, да и то встречный.

Переночевал Андрей в лесу под елью. Опавшая хвоя мягкая, под елью всегда сухо, воздух чистый. А за день он прошагал верст двадцать, устал, на кафтане и сапогах осел слой пыли.

Проснувшись, Андрей нашел ручей, умылся и напился. Вот только покушать было нечего. Да это не беда, в любом селе или просто на перекрестках дорог постоялые дворы стоят, где можно было вкусно поесть.

Грунтовая дорога, наезженная, но пыльная и приглушала звуки. Он уже отошел от места ночевки версты три, когда услышал впереди крики, звон оружия и удары. Сойдя с дороги и прячась за деревьями, он подобрался поближе.

На дороге стоял небольшой обоз. Две телеги, открытый возок в середине и еще две телеги. И вокруг этого небольшого обоза кипел бой, самый натуральный.

Пару минут Андрей приглядывался, пытаясь понять, кто с кем бьется. На купеческий обоз не похож – на подводах груза не видно. На крестьянский – тем более: одежда не та, и для крестьян уж больно хорошо вооружены и бьются умело. А у крестьянина главное оружие – топор за поясом, им и работать можно, и воевать.

На обоз напали опричники. Только теперь Андрей разглядел на краю поляны лошадей, у которых из-за седел торчали метлы.

Опять кромешники! Причем их было много, раза в два больше, чем обозников.

Ближняя к Андрею подвода была метрах в десяти. Он увидел, как на ездового кинулся с саблей опричник. Он явно был опытен, сабля так и сверкала в его руке, и он непрерывно наносил ею удары.

Обозник не менее умело оборонялся, отступая. Вот он оказался прижат к задку телеги, не переставая отбиваться, но опричник нанес удар поперек груди. Андрей увидел, как сабля рассекла рубашку ездового, и раздался отвратительный скрежещущий звук. «Да у ездового под рубашкой кольчуга! – дошло до Андрея. – Вон даже в прорехе железо блеснуло. Очень интересно, что это за обозники такие, которые под рубашки кольчуги надевают?»

Он пока наблюдал. Холодного оружия, вроде сабли или сулицы, у него не было. Да и если бы оно было – ни опыта, ни умения владеть им. Против опричника, напавшего на ездового, Андрей не продержался бы и несколько секунд – он это четко понимал. Ох, не простой это обоз! Обычных крестьян опричники давно бы уже покрошили в капусту. Но преимущество в численности сказывалось, опричники понемногу выбивали из боя обозников, постепенно окружая обоз.

Обороняясь, защитники медленно отступали, собираясь вокруг открытого возка. Кто там, в возке? Кого же так самоотверженно и рьяно защищают обозники?

Андрею со своего места было видно плохо, бой сместился в сторону возка, и он перебежал за деревьями поближе. Он не решался вступить в бой – там были бойцы явно сильнее и опытнее его. И он решил выждать.

Дерущиеся закрывали центр, внутри которого стоял возок.

Андрей взобрался по веткам на дерево – невысокое, метра четыре. О, теперь другое дело, видно было великолепно, как на ладони.

В возке сидел монах или какой-то другой служитель церкви в черном подряснике; рядом с ним – еще один мужчина в цивильной рубашке держал в руках что-то похожее на походный сундучок или шкатулку. Несколько

оставшихся в живых обозников вплотную окружили возок и дрались яростно, не щадя себя.

Опричники тоже несли потери, их телами была усеяна дорога и поляна. Одному из опричников удалось вскочить на задок возка, он рубанул цивильного пассажира саблей по голове, но и сам рухнул, получив удар саблей в живот. Опричников оставалось трое против одного живого обозника, и тот вертелся ужом, едва успевая отбивать атаки.

Андрей осторожно слез с дерева, вытащил пистолет, проверил, есть ли порох на полке, взвел курок и направился к обозу. В пылу схватки сражающиеся не обратили на него никакого внимания.

Андрей приблизился, и когда до опричников оставалось метров пять, хладнокровно выстрелил одному из них в спину. От удара тяжелой свинцовой пулей того швырнуло вперед, и он упал под колесо возка. Нисколько не медля, Андрей достал второй пистолет и взвел курок. Сражающиеся на мгновение замерли, пораженные грохотом выстрела, однако разглядеть толком ничего не могли за клубами дыма.

Черный порох, в отличие от современных, при выстреле давал большое дымное облако, изрядно пахнущее серой.

Как только дым поднялся вверх, на Андрея бросился опричник с саблей в руке. Медлить было нельзя, и Андрей с трех метров выстрелил ему в грудь. Слава богу, пистолет не дал осечки, иначе лежать бы ему зарубленным.

Опричника отшвырнуло назад, к возку.

Диспозиция мгновенно изменилась. Только что опричников было трое, а защитник – один. Теперь же опричник остался один, и к тому же раненный в руку, а защитников стало двое. Вот только стрелять Андрею было уже не из чего, оба его пистолета были разряжены, а чтобы их зарядить, нужно было время, не менее пяти-семи минут. Их у Андрея не было.

Он сунул пистолеты на подвески ремня и поднял с земли саблю убитого опричника.

В это время обозник яростно атаковал последнего кромешника. Тот едва успевал, защищаясь, подставлять под удары саблю. В какой-то момент обозник в запале приоткрылся, и опричник всадил ему конец сабли в шею, ниже кадыка. Фонтаном ударила кровь, глаза обозника помутнели, сабля выпала из его рук, и защитник упал.

Но и опричник ослабел от потери крови из раненой руки, а последняя атака отняла у него все силы. Он стоял, качаясь, опираясь на саблю.

Андрей подскочил к нему прыжком и наотмашь ударил кромешника саблей по шее. На лицо его попали капли брызнувшей крови, и опричник упал.

Над местом схватки воцарилась тишина, даже птицы не пели.

Андрей оглядел поле боя. Да тут трупов двадцать! Погибли все.

Неожиданно со стороны возка послышался голос:

– Подойди ко мне, добрый человек.

С пола возка поднялся монах. Когда саблей ударили его соседа, он инстинктивно упал на пол, и это его спасло.

Андрей приблизился.

– Спасибо тебе, что помог; в самую трудную минуту на выручку пришел, не побоялся.

– Извини, святой отец, уж больно кромешников не люблю. А еще не люблю, когда нападают большинством.

– Славно! Как тебя звать?

– Андреем.

– А фамилия? Откуда ты?

– Зачем фамилия? Вдруг ты в пыточную избу меня передать хочешь?

– Упаси тебя бог! Как тебе такое в голову пришло? За добро злом не отвечают.

– Всяко бывало.

– Ох, беда! И толмача моего убили. Его-то за что? Человек был тихий, богобоязненный, три языка знал! – монах покачал головой. – Ты мне поможешь?

– Конечно, святой отец.

– Меня Гермогеном зовут, я монах с подворья Хутынского монастыря.

– Это где же такой? Не слыхал.

– Так в Великом Новгороде.

– Прости, отец Гермоген. В Новгороде я не был.

– Так ты купец?

– Уже нет. Чем я могу помочь тебе?

– Тела моих людей собрать надо, на телеги погрузить и до первого монастыря или церкви довезти. Их нужно на кладбище похоронить как положено. Парни отважно сражались и заслужили обряд отпевания.

– Отец Гермоген, один я не справлюсь, тебе помогать придется.

Они начали вдвоем грузить тела на телеги. Тела были тяжелыми, потому как под рубахами у всех были кольчуги. А с виду и не скажешь!

Потом Андрей собрал оружие – причем и защитников, и опричников. Оружие стоило дорого, зачем его бросать? Под конец стал привязывать уздцы одной лошади к задку телеги другой, а закончив, остановился.

– Отец Гермоген, веревка найдется?

– Зачем?

– Лошадей опричных тоже хочу увести.

– Оставь, пустое. Если продашь на торгу, на след наведешь.

Об этом Андрей как-то не подумал.

– И умойся. Лицо у тебя в крови, только людей пугать.

Андрей нашел ручей, вымыл лицо и руки.

Отец Гермоген уже сидел в возке. Андрей подошел, вытащил пистолеты, положил их на облучок и старательно зарядил. Монах внимательно следил за его действиями.

– Отец Гермоген, тебе-то чего смотреть? Твое оружие – слово Божье.

– Оно так. Только ведь Господь помогает мне вот этими инструментами и твоими руками.

Спорить с монахом Андрей не стал – знал, что бесполезно. Зарядив пистолеты, он сунул их в подвеску ремней. Затем из кучи оружия, сваленного на одну телегу, он выбрал себе саблю получше. Выбирал не по красоте ножен, а по стали клинка. Потом опробовал лезвие на волосах руки. Сабельным боем Андрей не владел, но в металлах разбирался отлично – все-таки инженер.

Отец Гермоген смотрел на Андрея не отрываясь, и у Андрея возникло стойкое ощущение, что он приглядывался, оценивал, взвешивал.

Выбрав себе саблю по руке и качеству, Андрей подвесил ее в ножнах на пояс.

– Ну что, трогаемся?

– Да, пора, – согласился отец Гермоген. – Вот что, Андрей. Если со мной в дороге случится что, передай этот сундучок в Софийский храм в Новгороде, архиепископу Пимену.

– Не случится.

– На все воля Божья.

– Коли так, передам, если сам жив буду.

– Ну вот и славно. Трогай.

Андрей уселся на первую телегу – на ней было грудой свалено оружие – и взялся за вожжи.

– Но, милая!

Лошадь пошла, и за ней – весь обоз. Как ни странно, но за ними пошли несколько лошадей опричников.

Так обоз со страшным грузом мертвых тел шел верст десять. Потом показалось небольшое село. Села отличались от деревень тем, что в них были церкви.

– Правь прямо к церкви! – прокричал Андрею с возка отец Гермоген – вроде Андрей сам не понимал.

Обоз по единственной улице подъехал к церкви.

Гермоген вышел, держа в руках походный сундучок.

«Что у него там? – недоумевал Андрей – Он все время держит его в руке. Золото? Сомнительно, слишком легко несет». Уж сколько весит золото, Андрей знал – такой сундучок весил бы пуда два, и в одной руке нести его человеку в годах, каким был Гермоген, было бы затруднительно.

Почти сразу из дверей небольшой церкви выбежал священник. Он поклонился Гермогену, а тот осенил его крестным знамением. О чем они говорили, Андрей не слышал, но вскоре на колокольне зазвонил колокол, и к церкви потянулись люди. Мужики стали рыть могилы на кладбище за церковью. Часть из них сразу же ушла и вернулась часа через три с гробами – их привезли на подводах. Покойников уложили в домовины, и сам Гермоген счел молитву.

Обозников похоронили, по традиции должны были быть поминки, но отец Гермоген подошел к Андрею:

– Согласен ли ты, сын человечий, сопровождать меня в Великий Новгород и защищать по дороге?

– Согласен, мне все равно по пути.

– Отлично! Господь услышал мои молитвы. Ты православный ли?

Андрей молча вытянул из-под ворота рубахи нательный

крестик.

– Нехорошо без поминок уезжать. Не чужие мне люди были, но мне надо срочно прибыть в Новгород. Полагаю, Господь нас простит.

– Тогда едем.

К возку привязали лошадь – на телеге лежало оружие убитых.

– Братьям по вере пригодится. Трогай.

Андрей уселся на облучок. Теперь ехать стало лучше, обоз состоял из возка и телеги, и управляться с ним стало проще.

– А лошадей с подводами куда? – оглянулся на село Андрей.

– Местный священник распорядится, он человек разумный. Наверное, в бедные семьи отдаст.

Лошадь – даже не боевая, не скакун, а тягловая – стоила немалых денег. В крестьянском хозяйстве без нее никуда – ни землю вспахать, ни дров на зиму привезти.

Отец Гермоген несколько раз оборачивался. Андрей заметил, что он сидел, полуобернувшись на облучке.

– Погони опасаетесь?

– Ее. Думаю, не случайное нападение было. Кабы не братия из Владычного полка, я бы уже беседовал с Господом.

Про Владычный полк Андрей слышал в первый раз.

– Про какой полк ты говоришь, отец Гермоген?

– Не знаешь, что ли?

– Нет, – покачал головой Андрей.

– В Господине Великом Новгороде три рати. Две из них постоянные – дружина князя и Владычный полк, подчиненный архиепископу Пимену. А на случай войны есть еще ополчение – им тысяцкий ведает. И запасы – копья, луки, стрелы – все у него хранятся.

– Ей-богу, отец Гермоген! Про Владычный полк не слыхал ранее.

– Такой не только в Новгороде, но и в других епархиях есть – да в той же Москве окаянной, – вырвалось у монаха.

– Не любишь ты Москву, отец Гермоген.

– Не люблю. А за что ее любить? Как ирод этот сел на престол, так создал опричнину – порождение дьявола. Тьфу! – Гермоген перекрестился.

Ехали они почти дотемна, а когда на землю стали опускаться сумерки, остановились на постоялом дворе. Прислуга поставила лошадей в стойло, насыпала им овса, дала воды.

Гермоген снял комнату, но прежде прошел в трапезную.

– Ты что кушать будешь? – обратился он к Андрею.

– Я бы чего подешевле – щец с хлебом.

– Э, нам завтра силы нужны, а щи – еда несытная. Заказывай, что хочешь, я заплачу. Ты вроде как на службе у меня.

– Так ведь пост, отец Гермоген.

– Э, Андрей! Пост не соблюдают воины, болящие и странствующие. Не знал?

– Знал, Писание читал, но как-то вылетело из головы.

Гермоген сам сделал заказ: Андрею мясного – курицу, жаренную целиком, с гречневой кашей, пироги с капустой, сыто. Сам же поел жареной рыбы с хлебом и запил молоком.

– Вот теперь пойдем отдыхать.

Они зашли в комнату. Гермоген поставил на стол сундучок и сам запер дверь на запор.

– Ты уж прости, тебе на лавке спать придется – кровать одна.

– Мне не привыкать.

– И помни: что бы ни случилось, береги сундучок.

– Да помню я, отец Гермоген!

– Не серчай, дело важное.

– Да кому твои бумаги нужны? – подковырнул его Андрей.

– Откуда знаешь про бумаги? – глаза Гермогена остро блеснули.

– Догадался. Если бы в нем было золото, сундучок был бы неподъемным. За тряпье ты бы так не держался. Вот и остаются бумаги.

– Молодец, наблюдательный.

– Это не главное мое достоинство.

– Жалко, толмача моего убили – рядом со мной в возке сидел. Потеря большая, пока такого сейчас найдешь…

– Тоже мне, беда!

– Да ты хоть один язык окромя русского знаешь? – возвысил Гермоген голос на Андрея.

– А как же? Целых сорок! – пошутил Андрей.

Гермоген неожиданно произнес фразу на греческом – и Андрей ее понял, с ходу перевел. Гермоген продолжил на латинском – этот древний язык применялся дипломатами, врачами и священниками. Андрей и эту фразу перевел – к своему удивлению.

Гермоген уставился на него подозрительно:

– Ты не шпион ли Ионов?

– Упаси Господь! Я его в глаза никогда не видел, а кромешников не одного уже жизни лишил. Да ты сам видел!

– Видел.

И Гермоген заговорил на немецком. В Новгороде немецкий знали многие: купцы, ремесленники, бояре, служилый люд – те, кто часто общался с заморскими гостями.

Андрей и эту небольшую речь перевел.

Гермоген удивился, глаза его округлились. Он встал и обошел Андрея, приглядываясь:

– Ты где языкам обучился?

– Жизнь научила. Я ведь во многих странах был, не только на Руси.

– Хм, занятно.

Насчет стран Андрей солгал. Гермоген вперился глазами в Андрея. Ну-ну, поиграем в гляделки. Взгляд у Гермогена был тяжелый, испытующий, проникающий в самую душу. Андрей глаз не отвел.

– Да, похоже, ты не лжешь, и нечистых помыслов у тебя нет.

– Я и не сомневался.

– Дерзишь!

– Не думал.

– Вот что. Есть у меня мысль… Ты ведь человек свободный.

– Ото всего.

– В самый раз. Предлагаю тебе для начала вступить во Владычный полк.

– Нет, Гермоген, не воин я; не мое это.

– Месяца на три. Азам боя поучишься, саблей владеть, копьем.

– Доброе слово, подкрепленное пистолетом, надежнее.

– Серой твой пистолет воняет, аки дьявол.

– За таким оружием будущее.

– Что ты можешь знать о будущем? Даже я, служитель Господа, не знаю, что будет завтра. Так вот, словечко я за тебя перед архиепископом замолвлю. Помашешь сабелькой, а потом ко мне, в канцелярию.

– Зачем?

– Толмачом – неуж не понял?

– Скучная работа, бумаги переводить не по мне.

– Ты гляди, какой ершистый! Саблей он махать не хочет, над бумагами сидеть не будет… Вот сегодняшнее событие – это часть нашей службы.

– Службы кому?

– Церкви и Великому Новгороду. Золотых дворцов не обещаю, но комнату на подворье выделю. Будешь сыт, одет, обут, а уж дальше – как себя проявишь. Надеюсь, писать умеешь?

Андрей засмеялся.

– Ты чего?

– Я еще считать умею, причем лучше тебя.

– Один из смертных грехов – гордыня.

– Я не бахвалюсь, просто сказал.

– Ох, непрост ты, парень, ох, непрост!

– Конечно, каждый человек – загадка!

– Позже поговорим, а сейчас спать надо, путь трудный.

Они легли отдыхать. Гермоген поворочался, потом спросил:

– Так я не понял, ты согласен?

– Согласен, у меня нет выбора.

– Руками работать можно, на паперти стоять – выбор есть всегда.

– Философия и схоластика.

Андрей уснул. Гермогену же не спалось. Такого человека, как Андрей, он еще не встречал. Многих людей он видел насквозь, а этот умен, многие языки знает, владеет огненным боем, и кто его знает, какими еще достоинствами обладает. Для простого купца – слишком многими. Стало быть, парень или сущая находка, или шпион – тех же схизматиков. У папы римского сила и власть велики, давно алчет Русь в свою веру обратить. Надо к парню приглядеться повнимательнее.

Утром они позавтракали, прислуга вывела лошадей, запрягла их в возок и в телегу. Тронулись в путь.

– Отец Гермоген, – обратился к монаху Андрей, – ты ведь не в первый раз едешь по этой дороге?

– Да, ты прав, я ее наизусть знаю. В год по два-три раза к митрополиту ездить приходится. А что?

– Съехать бы нам с дороги, другим путем направиться. Если опричники вас поджидали, значит, знали, где проезжать будете.

– Да? Пожалуй.

На первом же перекрестке Андрей повернул направо. Если поворачивать налево, то дорога приведет к Смоленску, владениям Иоанна.

Им повезло. Буквально через десять верст, в глухом урочище их уже ждали. Не получив известия о захвате важных бумаг, как и о возвращении посланного отряда, опричники решили повторить попытку.

Окольными путями Андрей с отцом Гермогеном

добирались две недели. Утром они завтракали и ехали до обеда. Потом останавливались – лошадь не судно, она отдыха требует. Ей воды напиться надо, травы пощипать. Причем нельзя ее кормить одной травой, надо и овес давать.

И все-таки добрались они до Новгорода. Уже на ближних подступах встречные, увидев Гермогена, ломали шапки и кланялись. Андрей понял, что Гермоген – личность в Новгороде известная.

Проехав городские ворота, они направились к Софийскому храму.

Андрей остановился перед оградой храма.

– Идем со мной, – пригласил его Гермоген.

Подхватив сундучок, монах направился к храму. Андрей не отставал.

Увидев Гермогена, один из священников тут же подошел и проводил их в боковой придел.

Из боковой двери навстречу Гермогену вышел седой священник. Они облобызались.

– Поручение твое, архиепископ, исполнено. Бумаги в сундучке. Во многом бумаги, да и я сам, целы только благодаря этому молодому человеку.

Священник кивнул, а Гермоген продолжил:

– Толмач убит, как и воины Владычного полка. Но Господь не оставляет нас своим попечением. Андрей знает многие языки и согласен вступить во Владычный полк.

– Не торопишься ли ты, Гермоген?

– Я потом все расскажу, наедине. Куда его определить?

– На подворье. Завтра решим.

– Хорошо, святейший.

Андрей с Гермогеном проследовали в возке на подворье Хутынского монастыря. Послушники взяли под уздцы лошадей и повели их к конюшне.

– Пойдем, Андрей, на вечернюю молитву, потом – трапезничать.

Они помолились вместе с братией, а потом направились в трапезную. По случаю поста ели постную пищу – пшенную кашу, заправленную конопляным маслом. Как уж ее готовили монахи – неизвестно, но каша была отменно вкусной, и Андрей уже хотел было попросить добавки, но постеснялся.

– Брат Илья, покажи Андрею гостевую комнату. Пусть отдыхает, мы проделали долгий путь.

Илья склонил голову.

– Ступай за мной, путник.

Комната оказалась небольшой кельей с толстенными стенами и маленьким узким окном. Войдя, Андрей перекрестился на икону в углу.

Илья вышел, а Андрей разделся, снял сапоги и рухнул на жесткий топчан. Ощущение безопасности и усталость сделали свое дело – он мгновенно уснул.

Утро началось непривычно – его разбудил Илья.

– Рано еще, дай выспаться, – пробормотал Андрей.

Но Илья был непреклонен. После умывания – на заутреню, потом – скромный завтрак. Затем Андрея посадили на повозку. Ездовым был послушник.

– Куда едем? – поинтересовался Андрей, но послушник молчал.

Они ехали час-два – лошадь едва тащилась. Но Андрею некуда было спешить.

Вскоре они подъехали к монастырю. Их заметили издалека, распахнули ворота.

И началась у Андрея новая жизнь.

Жил он в большой комнате на сорок человек. Вставали рано, молились в церкви, завтракали и – занятия до обеда. Андрея учили владеть саблей, копьем, метать сулицу – и все это нужно было уметь делать в кольчуге. Весила она немало, килограммов десять. Первое время утомляла, причиняла неудобства – даже почесаться нельзя было. Но к исходу месяца Андрей к ней привык.

После полуденной молитвы и обеда – короткий отдых и снова занятия: рукопашный бой, метание ножа и топора. Режим был жесткий, исключений из правил ни для кого не существовало.

После вечерней молитвы и ужина парни падали без сил, спали без сновидений.

После первого месяца занятий старший выбрал наиболее способных бойцов, подающих надежды, и назначил их десятниками – это первая ступень военной иерархии. Андрея эта участь миновала, но он и не собирался делать карьеру воина. Занимался он усердно, не отлынивал, но просто по сути своей ему было интересно узнавать новое, приобретать ранее незнакомые навыки. Временами он ловил на себе внимательный взгляд монаха Викентия, бывшего здесь старшим и отвечавшего за обучение. Андрей чувствовал, что за ним наблюдают, оценивают.

Через два месяца его вызвали к Викентию. Войдя в большую келью монаха, служащую ему одновременно кабинетом и спальней, Андрей увидел Гермогена.

– Здравствуйте, отец Гермоген!

– И тебе доброго здоровья, Андрей! Как идет обучение?

– Нормально.

Гермоген повернулся к Викентию. Тот подтверждающе кивнул.

– Занимается он усердно, однако выдающимся бойцом ему не быть.

Такой оценки себя, любимого, Андрей не ожидал.

– Викентий, мне надо побеседовать с Андреем.

Монах молча вышел.

– Прочти, – Гермоген протянул ему лист пергамента.

Сначала Андрей не мог понять, на каком языке написан пергамент. Однако когда он начал читать вслух, все встало на свои места. Это был древний арамейский язык, на котором говорил Христос.

Гермоген выслушал перевод, кивнул. Забрав у него из рук лист пергамента, он протянул Андрею следующий. Этот лист был написан на английском и читался легче. Прочитав, Андрей и его перевел.

Сначала он читал текст механически, но потом, увидев удивленное лицо Гермогена, прочитал текст еще раз, для себя.

Письмо было списано с подлинника, в котором Иван Грозный обращался к английской королеве с предложением дружбы и выражением согласия на благосклонность к торговле на Руси английских купцов.

– Верно ли толмачишь, Андрей?

– Истинно! Дважды перечитал.

– Интересно! – Гермоген задумался. – Ладно, иди занимайся. Похоже, я в тебе не ошибся.

Андрей встал.

– Надеюсь, тебя не надо предупреждать, что кому-либо говорить о письме нельзя. Даже Викентию.

– А ты сомневался, отец Гермоген?

– Предупредил. За длинный язык можно поплатиться.

В конце письма не было подписи, но по тексту Андрей понял, кто его автор. Да и подлинник писал не он, а толмач из Посольского приказа. Иоанн только расписался и скрепил свиток государевой печатью. Но если так, то новгородцы имеют своего шпиона в самих верхах, в ближайшем окружении царя. Но не исключено, а вероятнее всего, абсолютно точно, что такой шпион, а может быть, и несколько, есть и в Новгороде, в многочисленных службах архиепископа. Ведь Новгород – республика, и самые важные решения принимаются на вече, где правят бал бояре. Кто-то из них склоняется к Польше, кому-то люба Москва. Вот в их рядах и есть осведомители.

Все это Андрей просчитал быстро.

– Ты что стоишь, Андрей? Али спросить чего хочешь?

– Как близко к царю Иоанну стоит ваш человек?

– Ты что, как ты мог подумать такое? – сразу побагровев, замахал руками Гермоген.

– Гермоген, я ведь читал письмо и понял, о чем речь. Его в лучшем случае держали в руках три человека – сам царь, толмач и писец. Ну, может быть, дьяк Посольского приказа. Кто-то же из них сделал список?

«Списком» называли копию.

– Ты слишком умен, Андрей, и умеешь из малого делать правильные выводы.

– Гермоген, я не все сказал. Если рядом с царем на самом верху, куда доступ только приближенным, стоит ваш человек, то шпионы Иоанна есть и в Новгороде. И, скорее всего, среди бояр. Но не исключено, что и среди братии Софийского храма.

– В Святой Софии? – Голос Гермогена сорвался. Вместо багрового он сделался бледным.

Он посидел так несколько минут.

– Кто?

– Откуда мне знать?

– Я пришел к такому же выводу через несколько лет, а ты – почти сразу. Это невероятно! Я доложу самому Пимену, предположение слишком серьезно.

– Да, подозрение серьезное, но не беспочвенное.

– Кто среди бояр на Москву смотрит, я

знаю.

– Это еще не повод обвинять в измене.

– Верно. Но среди окружения архиепископа? Не верю.

– Как бы поздно не было потом.

– Неуж за деньги перешли?

– Вспомни Иуду.

– Хорошо, иди.

Так уж получилось, что они сказали друг другу не все. Часть просто умолчали, часть высказали намеками, но друг друга поняли. Для более далеко идущих выводов у Андрея не хватало информации и знания местных особенностей. Кто из бояр или священников какую политику ведет, в чем их интерес?

Гермоген же – наоборот. Он жил тут давно и знал, кто чем дышит. Кроме того, он знал ситуацию в Москве и других княжествах. Хоть многие из них сейчас под Москвой, но и там есть недовольные. Только вот выводов быстрых и верных он сделать не мог. Святой Софии и архиепископу Пимену он был предан, но одной преданной службы мало, ему не хватало той остроты мышления, способности к логике и анализу, которыми владел Андрей. Гермоген это почувствовал и решил не ждать, когда Андрей пройдет курс «молодого бойца»; он задумал завтра же поговорить с архиепископом и взять Андрея в свою канцелярию.

Служба его у Пимена была большей частью тайной. Были писари, писали бумаги, но это была видимая часть службы. А еще была часть службы, скрытая от посторонних.

По уложению архиепископ Новгородский возглавлял Совет при вече, а также в распоряжении Пимена находились городские и церковные деньги. Потому Пимен, радея за веру православную и город, одновременно собирал сведения о вероятных противниках. Его интересовало все – и экономика, и политика. И служба для этого была, которую возглавлял Гермоген, – нечто вроде тайной канцелярии, контрразведки под прикрытием церковно-дипломатической службы.

Конечно, Андрей всех тонкостей не знал, но догадался. Что это за возничие, у которых под рубашками кольчуги, а у монаха, которого они везли, – занятный сундучок? Неспроста!

Тем не менее что-то у Гермогена не срослось. Пимен ли не соизволил, либо Гермоген был неубедителен, но Андрей остался в монастыре. Он тренировался с оружием, бегал вокруг монастыря с камнем на горбу, как и другие.

Между тем тело его от постоянных физических нагрузок окрепло. Он научился хотя бы защищаться саблей, но больше всего ему понравилось метание копий. Здесь он достиг неплохих результатов, удостоившись похвалы Викентия. И уж совсем неожиданно для себя он научился владеть кнутом. У них в десятке был один сельский парень, и кнут у него был особый – из бычьей кожи, с длинным хлыстом. Ударом его, резким, как выстрел, парень ломал жерди за пять метров от себя. Другие посмеивались, а Андрей попросил:

– Научи. – Он еще помнил, как пользовался кнутом его ездовой.

По вечерам они выходили в дальний угол, и парень показывал, а Андрей повторял. Теоретиком и учителем селянин оказался плохим, но удар Андрею он поставил. За месяц тренировок бывший купец научился попадать в свечку на семи шагах.

– Это что, это баловство! – сказал как-то селянин. – Ударом такого хлыста человеку запросто хребет ломают, а уж если еще и резко дернуть на себя рукоять сразу же после удара, то и кожу содрать можно. У меня кнут простой. А есть умельцы – на конец хлыста небольшой свинцовый грузик помещают. Делают разрез на кончике, туда вставляют свинец и все опускают в воду. Как хорошо намокнет, выставляют на солнце. Кожа дает усадку, и грузик как клещами держать будет, не выскочит.

– Ты прямо умелец, как кат.

«Катами» на Руси называли палачей.

Парень сначала едва ли не обиделся, но потом понял – не оскорбить его Андрей хотел.

– Кнут – не оружие, на него внимания никто не обращает, особливо когда на облучке сидишь, – не сабля ведь. А пригодиться может. А ты не пробовал кистенем?

– Кистенем? – удивился Андрей. – Так это же разбойничье оружие!

– С чего ты взял? – Теперь пришел черед удивляться селянину. – С ним князья на охоту ездят, зайцев на лошадях бить. Да что зайцев – волков! Оружие удобное: внешне не видно, и шума нет.

– Хм! – Андрей задумался. При нем кистенем никто не пользовался, а из многочисленной литературы он почерпнул предубеждение к этому виду метательно-дробящего оружия.

– Смотри.

Селянин поставил на полено щепочку, воткнув ее в щель. Отошел на пару шагов, взмахнул рукой. Щепка треснула и отлетела. Самого кистеня Андрей почти не заметил, мелькнуло что-то – и все.

– Покажи.

Селянин вытряхнул из рукава кистень. Выглядел он как небольшой шар, только из свинца. Андрей взял его в руку. Тяжелый! Шар был оплетен, как в корзинке, тонкой бечевкой.

– Кистень еще железный может быть, и не обязательно круглый – я видел граненый. И вместо веревки – стальная жилка али цепочка. Попробуй!

Андрей привязал на свое запястье веревку и метнул в полено кистень. Не попал, кистень дернулся веревкой назад и пребольно ударил Андрея по колену. Он едва не взвыл.

– О, понял! А если точно в голову?

– Только кости с мозгами полетят во все стороны. Купи себе такой и занимайся сам. Наука невелика, опыт только нарабатывать надо.

Андрею кистень понравился своей скрытностью – даже летом его вполне можно было носить в рукаве рубашки. Он купил в Новгороде у оружейника стальной кистень. Свинцовый мягковат, а стальным вполне можно было промять стальной шлем на голове, случись такая необходимость. И вечерами, когда молодые бойцы уже лежали на жестких топчанах, он отрабатывал удары. Каждый день – один час.

В конце срока обучения приехал десятник из Владычного полка – муж серьезный, опытный. Он испытывал лично каждого бойца, проводя поединок. Оружие было учебное – деревянное, дабы не нанести увечий.

Андрею удалось продержаться против опытного противника пару минут.

– Все, ты убит, – заявил десятник.

– Бой не реальный, не согласен.

– Хочешь повторить?

– На моих условиях. Я сейчас.

Андрей сбегал в келью, надел пояс с пистолетами, а в рукав спрятал кистень. Вернувшись, он увидел, что на площади его уже ждали, образовали круг.

– Десятник, возьми щит.

Десятник покраснел от возмущения и сцепил зубы. Ну, сейчас он покажет этому выскочке!

Вокруг них стояли молодые бойцы, Викентий, монахи.

– Бой! – махнул рукой Викентий.

Андрей не стал медлить. Он выхватил заряженный пистолет и выстрелил в верх щита, только щепки полетели.

– Все, ты убит! – заявил он десятнику.

– Так нечестно! Оружие разное! – возразил десятник.

– А в реальном бою? Ты будешь спрашивать противника, какое у него оружие?

– Один-один! – подвел итог Викентий.

– Не согласен, повторим! – Десятнику было стыдно признать свое поражение.

– Хорошо.

Как только Викентий махнул рукой, объявляя начало боя, десятник бросился на Андрея. Тот мгновенно упал и резко выбросил вперед кистень, целясь в нижний край щита. От удара по низу щит своим верхом пошел вперед, открыв голову десятника. Андрей выхватил второй пистолет и выстрелил. Нет, не в голову – выше.

– Убит!

– Опять нечестно! – заерепенился десятник.

Ну надо же так! Приехал проверять выучку молодых бойцов, а тут, пусть и в учебном бою, но совсем зеленый боец дважды одержал над ним победу.

– М-да, не по правилам, – подвел итог Викентий, – про огненный бой речи не было.

– Я пистолеты в реальном бою применял, потому жив остался.

– Ерунда твои пистолеты! Выстрелил и остался безоружен. Их же

заряжать долго!

– Верно. Но для ближнего боя еще сабля остается, кистень. А для дальнего боя пищали есть.

– И как ты эту дуру носить будешь? В ней же полпуда веса!

– В общем – ничья, – дипломатично заявил Викентий.

Признавать поражение опытного, прошедшего не один реальный бой десятника было совестно, да и оба учебных боя в самом деле прошли не по правилам. Но Викентию было приятно, что его ученик не подкачал, проявил находчивость. Не зря он их гонял три месяца.

В целом десятник пополнением остался доволен. Два десятка новичков для небольшого по численности Владычного полка – прибавка заметная.

Владычный полк имел две сотни воинов и немного уступал по численности княжеской дружине. Полк без крайней необходимости в бой не кидали – с теми же ливонцами, но он постоянно нес потери. Его воинов использовали для охраны лиц, исполняющих тайные или опасные поручения. Стычки с разбойниками, коих на дорогах было изрядно, происходили регулярно. А в последней сражались еще и с кромешниками. Новгородцы держались независимо, чем раздражали опричников, и в полку была постоянная, хоть и небольшая убыль. Платили воинам неплохо, жилье и питание обеспечивала казна – кто в здравом уме добровольно уйдет? Опять же престижно: не где-нибудь у купца в охране – у самого архиепископа на службе. Но отбор был строгий. Пьяниц, дебоширов и людей других вероисповеданий не брали.

Утром, после молитвы и завтрака, пополнение ушло вместе с десятником. Андрей тоже встал в строй, однако Викентий его отозвал:

– Насчет тебя указание от Гермогена было, жди.

Новобранцы ушли. В монастыре сразу стало как-то пусто, хотя сами монахи и послушники монастыря остались. Но это были люди, отдавшие себя служению Богу, а не воинским забавам. Однако при всем при том при любом нашествии врагов монастыри с их укрепленными стенами всегда становились оплотом сопротивления. Туда стекался люд с окрестных деревень и сел, укрываясь от врага. В монастырях всегда хранилось оружие, и монахи отважно оборонялись. Постоять за свою землю с оружием в руках для Божьих людей всегда было честью и долгом. Из их числа появлялись прославленные монахи-воины, сохранившие память о себе в былинах и сказаниях.

После обеда в возке приехал Гермоген. Сначала он прошел к Викентию, беседовал с ним, потом послушник позвал Андрея.

– Здравствуй, Андрей!

– Доброго здоровья, отец Гермоген.

– Окончилась твоя учеба, пора за дело приниматься. Честно говоря, заждался я. Собирайся, поедем.

– Я готов, вещей у меня нет.

– Тогда едем с Богом.

Послушник распахнул ворота, и возок с Гермогеном и Андреем на облучке выехал на дорогу.

На подворье Хутынского монастыря Андрею отвели комнату – небольшую, с узким окном, на третьем этаже. Из обстановки – стол с табуретом, деревянный топчан и сундук для вещей.

– Располагайся, держи ключ. На этом этаже люди отца Гермогена. Чужих здесь не бывает, но двери всегда держи на замке. Воровства у нас не бывает, все служки проверенные, но тебе регулярно придется работать с бумагами. Видеть их никто не должен.

– Понял.

– Молитвы, завтраки, обеды и ужины – по расписанию, как в монастыре. Думаю, для тебя это не внове.

Андрей кивнул.

– Подчиняешься отцу Гермогену, а с хозяйственными вопросами: жалованье, одежда, письменные принадлежности – да мало ли чего, – это ко мне. Я ключарь подворья, меня зовут Фома.

– А меня – Андрей.

– Я знаю, – улыбнулся ключарь. – Можешь сходить в город – купить что надобно. Вот тебе деньги за три месяца, которые ты в монастыре пробыл. – Ключарь полез в калиту, достал монеты, вручил Андрею и ушел.

Андрей пересчитал монеты – выходило один рубль пятьдесят копеек. Не мало, но и не много. Но опять же – жилье и харчи бесплатные.

Андрей повертел в руках ключ – массивный, замысловатый, с заковыристой бородкой. Затем замкнул дверь и отправился в город – ему хотелось видеть новые лица. За три месяца в монастыре одни и те же лица приелись, тем более что и общения-то не было, только учебные бои да пробежки с тяжестями.

Через квартал от подворья кипел торг, и Андрей свернул туда: надо было купить новую рубашку и исподнее белье. Сменного белья не было, и приходилось стирать через день.

Он купил себе обновки, прошелся по торговым рядам, поспрашивал по старой купеческой привычке цены.

Изобилие в рядах поражало. Здесь было все, что только можно было возжелать: любые ткани и одежды, посуда керамическая и стеклянная, обувь на все времена года – туфли и сапоги, даже поршни из шкуры зайца, тапочки на восточный манер из войлока с загнутыми носами; изделия из кожи – ремни, безрукавки, тафьи.

А уж оружейные лавки и вовсе поражали воображение. Андрей поймал себя на мысли, что если бы сюда прислали современных милиционеров – ошалели бы просто: ножи обеденные, боевые, сабли, копья и рогатины, щиты, стрелы, луки, арбалеты и даже недавно появившееся огнестрельное оружие.

В овощных рядах глаза разбегались: от репы до яблок, на любой вкус.

Оглушали своими криками расхваливающие товар торговцы рыбой. Свежая, соленая, вяленая, копченая рыба всех сортов и видов – от местного карася до вяленой белорыбицы.

В отличие от торговцев рыбой златокузнецы, как называли тогда ювелиров, были степенные и молчаливые. К их товарам подходили покупатели столь же важные, дородные, с пухлыми кошельками.

В отдельных углах продавали скот – овец, коров, свиней. Рядом торговали лошадьми, сбруей, телегами. Имей только деньги – и купишь все, что твоей душеньке угодно. Толчея была изрядная. Кто-то пришел купить, некоторые – приглядеться. Были и воры, промышлявшие в тесноте и толкучке и срезавшие калиты с поясов.

По торгу ходили городские стражники, не дававшие вспыхивать спорам и дракам. Кого-то толкнули в толчее, другие подозревали, что их обвесили. Все как всегда, как сто лет назад.

Оглушенный людским говором, криками продавцов, блеянием, мычанием и ржанием живого товара, Андрей, слегка уставший, выбрался из людского водоворота и пошел на подворье. Оставив покупки, он отправился побродить по улицам. Негоже, служа Великому Новгороду, не знать города.

Новгород делился на пять концов – вроде современных районов: Плотницкий, Словенский, Неревский, Гончарный и Загородный. Концы разделялись на сотни, сотни – на улицы. Каждая улица или квартал была местом работы и жилья мастеровых одного направления – кузнецов или кожевенников, ткачей или гончаров. От каждой улицы избирался уважаемый человек – старшина, разрешавший цеховые споры, следивший за порядком и представлявший интересы выборщиков в Совете.

В отличие от Москвы, новгородцы вели себя более раскованно. Женщины могли ходить по улицам без сопровождения мужчин, владеть лавками, работать. Многие были грамотны. При встрече с боярином люди не кланялись в пояс, ломая шапки, – московского подобострастия здесь не было и в помине.

Андрей ходил по улицам до вечера, запоминая расположение, названия – в дальнейшем это могло пригодиться. И обустроены улицы были лучше московских: тротуары из досок, уложены на жерди; мостовые из камня или дубовых плах. После дождей не было непролазной грязи, в которой запросто можно было утопить сапоги.

И в дальнейшие дни, по мере того как Андрей узнавал город, он нравился ему все

больше и больше.

Конечно, жесткий распорядок в монастыре и на подворье немного досаждал, даже раздражал. Но, как говорится, со своим уставом в чужой монастырь не ходят. Опоздал на завтрак – остался голодным.

Андрея сначала посадили переводить тексты писем. Тексты были ни о чем, неинтересные. Например, он переводил с немецкого – кто что купил да что и сколько на торгу стоит. Описывал явно какой-то бюргер из небольшого немецкого городка.

С текстом Андрей справился быстро. Он перевел три письма и отнес переводы отцу Гермогену. Тот бегло прочитал тексты переводов.

– Молодец, быстро справился. Даю тебе работу посложнее. – Он дал Андрею свиток со сломанной печатью.

– Мы это письмо перехватили. Гонец, который его вез, убит и, от кого и кому письмо, сказать уже не сможет. И письмена странные: наши толмачи три дня бились, но даже подступиться не смогли. Попробуй, проверь свои силы.

Андрей взял свиток, развернул пергамент. Вот ведь загадка! В свое время, учась в институте, он освоил только английский, а после переноса в средние века владел любым языком. Просто невероятное что-то!

Письмо было написано явно непростым человеком, похоже – писарем человека властного, богатого.

– Отец Гермоген, письмо на уйгурском.

Отец Гермоген, обычно не показывавший эмоций, удивился, брови его вскинулись.

– Погоди-ка, это татарское?

– Не совсем. Письмо писано от татарина к татарину, но человеком высокого звания. Только они, для секретности, держали при дворах уйгуров и всю переписку вели на этом языке.

– О том знаю, но встретился только в первый раз. Сочти!

Андрей пробежал глазами по тексту, потом еще раз.

– Вроде как письмо крымского хана Девлет-Гирея в Ливонию. Кому – не знаю, не понимаю. Просит согласия прислать посла для переговоров. О чем сами переговоры, не сказано.

Гермоген даже привстал с жесткого кресла.

– Верно ли ты понял?

– Найдите другого толмача, пусть подтвердит.

– Кабы это было просто! Повезло, что еще ты язык сей знаешь, редкость!

В возбуждении Гермоген стал ходить по комнате.

– Прочти дословно!

Андрей перечитал текст письма. В некоторых местах Гермоген его останавливал и просил повторить.

– Да, похоже, ты не ошибся. Письмо от крымского хана – но вот кому?

Андрей лишь пожал плечами. Откуда ему это знать, если в начале письма, в приветствии нет имени или фамилии? Наверняка хан опасался, что послание может попасть в чужие руки, что, кстати, и произошло. Мало того что применялся язык редкой и малочисленной народности, перевести с которого смогут едва ли несколько сот человек во всей Руси, так и обращения нет, которое указывало бы на должность или хотя бы звание. Скажем, «светлейший князь» или что-то в этом роде, могущее дать подсказку.

– Придется о перехваченном письме доложить архиепископу, слишком важные сведения.

– Пока только намерения действий.

– Крымский хан не из тех людей, которые болтают попусту. Скорее всего, он хочет договориться с неведомым пока нам человеком о совместных действиях.

– Тогда против Москвы.

– Почему так думаешь?

– Сил потрепать, пограбить другие, более слабые государства у крымчаков хватает. Москва слишком сильна, хану союзник нужен.

– Хм, ты как будто мои мысли прочитал, сам об этом также подумал. Если хан пойдет на Москву, для новгородцев это благо.

– Испуганный ханским набегом Иоанн не двинет силы на Новгород?

– Ты проницателен не по годам и догадлив. Однако же Девлет-Гирей за спиной поддержку чувствует.

– Османская империя?

– Именно.

– А Иоанн как обезумел. Видных бояр, верных слуг государевых казнит, в ссылки ссылает, к себе же приближает людей незнатных и ничтожных. Случись война с крымчаками, татары Москву кровью зальют. Нам это тоже невыгодно.

– После Москвы следующей целью станет Новгород?

Гермоген внимательно посмотрел на Андрея и кивнул.

– Москва сейчас как забор стоит между Крымом и Северными землями. Падет она – тут же крымчаки и ливонцы начнут нашу землю терзать. Потому следует, если опасность для Москвы серьезна, вовремя через своих людишек известить Иоанна, но чтобы он не понял, откуда эти известия. Слава богу, честных, радеющих за веру, за Москву людей в окружении Иоанна еще хватает. Другое плохо: большую силу при царе взял Скуратов-Бельский.

– А, Малюта Скуратов? Палач и изверг!

– Слышал уже?

– А кто не знает?

– Против митрополита Филиппа сей Малюта – порождение порока – настроен, козни учиняет, государю в ухо нашептывает. Как бы беды не было.

Кто же мог предполагать, что меньше чем через год митрополита отлучат от сана за его выступление против жестокостей и казней, заточат в монастырь, где летом 1568 года по приказу Ивана IV Малюта Скуратов собственноручно задушит Филиппа в его келье? Видимо, Гермоген, несомненно, более осведомленный во многих делах государства Московского, предчувствовал, как над митрополитом сгущаются тучи.

Хотелось Андрею сказать Гермогену, что беда грозит не только митрополиту, но и всему Новгороду, да нельзя было. Во-первых, до похода Ивана еще несколько лет, а будущее свое никому знать не дано. Во-вторых, даже если бы и удалось убедить Гермогена – вроде звезды так говорят, подозрение пало бы на него. Откуда, милый человек, ты царские планы знаешь? Не шпион ли ты, часом?

– Ты вот что, Андрей, погуляй пока, но далеко не уходи. Полагаю, надобен сегодня будешь.

– Хорошо, отче.

Андрей ушел в свою комнату, и через окно видел, как выехал со двора возок Гермогена. А ведь не иначе как Гермоген к архиепископу Пимену за советом поехал!

Ждать пришлось до вечера. Уже и вечернюю молитву Андрей отстоял, уже и поужинал – и только тогда его к Гермогену позвали.

– Дело серьезное тебе поручаю, Андрей. Ты вроде говорил, что в Москве бывал.

– Так и есть, только давно.

– Город, стало быть, знаешь?

– Не без этого.

– Никакого геройства от тебя не требуется. Послание передать надо, только спрятать его необходимо. В случае опасности бумагу уничтожить – сжечь, изорвать на мелкие кусочки. Никому, и в первую очередь кромешникам, в руки оно попасть не должно.

– Значит, так и будет.

– Верю. Только саблю или чего иное, в глаза бросающееся, не бери. Выглядеть ты должен не как воин или человек на службе. Так, офеня; или к родне едешь.

– Тогда бы мне одежду другую.

– У ключаря возьми. И короб еще, для мелочи.

– Мне пешим идти или на судно попутное устроиться?

– Выбирай сам. Прости, лошадь не дам. Какой офеня на лошади? Только внимание к себе привлекать.

– Все исполню, как скажешь.

– Когда готов будешь, скажи – я письмо отдам.

Андрей нашел ключаря и переоделся в потрепанную, но чистую одежду – в такой обычно офени на торгу были. Ключарь вопросов не задавал.

Андрей вернулся к Гермогену, получил от него письмо и подробные инструкции, кого в Москве найти и даже – как человек выглядит. Еще Гермоген дал ему мешочек с монетами.

– Деньгами не разбрасывайся попусту, но и голодным не ходи. Если будешь надобен в Москве, можешь задержаться, сколько потребно. А как вернешься, сразу меня найдешь. Переночуй здесь. Вечер уже, ворота городские закрыты; а утром – в путь. Благослови тебя Господь! – И Гермоген перекрестил Андрея на прощание.

Глава 3

Москва

Андрей отлично выспался, позавтракал, и, собираясь,

запрятал письмо под стельку сапога. Не Бог весть какое укромное место, но письмо не потеряется, и сразу его не найдут. Повесил на плечо ремень от короба. В нем болталась всякая мелочь вроде бус, платков, дешевых браслетов, височных колец, застежек для плаща – такими товарами обычно торговали коробейники.

Управившись, он направился к пристани. Пешком до Москвы идти далеко, ноги собьешь. Коня ему не дали, и потому оставался один вариант – по реке, на судне.

На поиски судна ушло часа три. Кто-то только пристал к берегу и разгружался, другие уже загрузили товар, но Андрею с ними было не по пути, они шли на Валаам, или вниз, к Киеву, или в другие места.

Тем не менее попутное судно Андрей нашел. Договорившись, он отдал задаток и растянулся на палубе под навесом.

Матросы бегали по лодье, заканчивая приготовления к отходу. Андрей сам был когда-то на месте хозяина, понимал заботы. Но сейчас он был безмятежен. Вся его служба состояла в перевозке письма, фактически, выражаясь современным языком, сейчас он был почтальоном. Нож на поясе, кистень в рукаве, на перевязи под кафтаном – пара пистолетов. На первый взгляд – ничего необычного, привлекающего внимания. Но оно ему как раз и не нужно. Проскочить, пробраться серой неприметной мышкой в Москву, исполнить поручение – и все. Конечно, в Москве его могут нагрузить другим заданием – Андрей был в этом уверен. Хотя бы отвезти на обратном пути послание во Псков или другой город. Надежный гонец не каждый день или даже не каждую неделю бывает, не всякому можно довериться.

Сбросили швартовы, оттолкнулись веслом от причала, отошли на центр реки, а уж потом уселись за весла. Ветер был легкий, но встречный.

Андрей обозревал берега, отмечая про себя происшедшие изменения. На левом берегу роща выросла, на противоположном деревня появилась – все-таки столетие прошло, сколько воды с тех пор утекло!

Часа через три пристали к берегу, видимо, не торопился хозяин. Развели костер на берегу, сварили неизменный кулеш. Андрей уговаривался на перевоз с харчами, потому к котлу пригласили и его. Черпали варево по очереди, как издавна велось. Первым пробовал хозяин. Пообедав, снова тронулись в путь. И все как-то неспешно.

Андрей понял, что хозяин лодьи тянет время – или попутчиков ждет, или не хочет на ночевку становиться в опасном месте. Были на реке места для ночевок, где было безопасно. А были и такие, где грабили часто. Купцы на стоянках пересказывали друг другу, где именно на них нападение было – так и разбойники места меняли. Лихих людей было много: беглые крестьяне, бежавшие каторжники, просто авантюристы. Взять в руки дубину и крушить ею головы – чего проще, чем пахать и сеять! Да и князья охраной дорог не были озабочены.

Каждый заботился о себе сам. Купцы, идущие с обозами, вооружали ездовых и нанимали охрану. Корабельщики тоже имели оружие для защиты и, не раздумывая, пускали его в ход. И чем непонятней была ситуация в княжестве, тем все больше появлялось воров, грабителей, конокрадов и прочего людского мусора – впрочем, как во времена любой смуты.

Кромешники царю Ивану помощниками в борьбе с разбойниками не были, люди их боялись больше, чем татей.

Андрей понял, что за сто лет ничего в плане безопасности не изменилось.

Судно пристало у берега к вечеру. Пока еще было видно, собрали хворост, нарубили сухостоя, развели костер.

Когда закипела вода в котле, рядом пристало еще одно судно. Вместе отбиваться от непрошенных гостей проще. Команды судов совместные стоянки приветствовали и вели себя доброжелательно.

После ужина люди улеглись спать, выставив у костров караульных.

Ночь прошла спокойно, к утру только зябко стало, сыростью тянуло от воды.

После завтрака подняли паруса. Ветер дул попутный и ровный. Но когда вошли в Ладогу, ветер окреп до сильного, и волны поднялись не меньше, чем на море. Суденышко швыряло, переваливая с борта на борта, Андрея периодически окатывало брызгами – низкие борта лодьи были плохой защитой от воды.

Хозяин судна, он же купец, с тревогой поглядывал на север, оттуда шли тяжелые тучи.

– Как бы урагана не случилось, – сказал он, проходя по палубе.

На корме у рулевого весла стоял кормчий, он удерживал судно недалеко от берега. Случись налететь шквалу – надо успеть пристать к бухточке, укрыться.

Каждый год озеро, известное своим бурным нравом, топило несколько кораблей. Причем бури налетали внезапно и так же быстро прекращались.

Но Бог был милостив, суденышко успело войти в реку прежде, чем разбушевался шторм.

Они отошли от озера версты три и пристали к берегу. Здесь ветер почти не ощущался, только трепал верхушки деревьев. Дело шло к вечеру, и купец решил не рисковать судном. Может паруса или снасти порвать, а то и вовсе на берег выбросить. Ладно, если еще без пробоины в борту обойдется.

Добирался Андрей до Москвы две недели, но в целом плавание было благополучно. Судно пристало к причалу на Яузе-реке.

Андрей расплатился, вскинул на плечо короб. С ним оказалось неудобно. Короб был плетеный из ивовых прутьев, легкий, но объемистый, и потому мешался. Зато маскировка. Каждый видит – офеня перед ним.

Для начала он зашел на постоялый двор, пообедал в трапезной. На пустое брюхо по Москве бродить – так и сил никаких не хватит.

После еды взбодрился и, припомнив инструкции отца Гермогена, направился по указанному адресу. Конечно, ни о какой нумерации домов и речи быть не могло, поскольку самих номеров не было. Местоположение указывалось так: «От церкви Святой Матрены на Куличках по переулку, третий дом от угла».

Вот и у Андрея адрес был указан так же. Найти Гостиный двор, от него по Рыбному переулку – направо, четвертый дом.

Подвод и телег у Гостиного двора было сонмище – там велась оптовая торговля. Продавали на десятки, а то и на сотни пудов любого товара – рыбы, тканей, зерна. Наиболее почетными и серьезными покупателями были царский двор и патриархия.

Андрей пробрался через узкий и запруженный переулок. Толчея, крики грузчиков, ржание лошадей – прямо вавилонское столпотворение.

Он прошел первый дом, второй. А у третьего остановился, поскольку следующий дом был его целью, но во дворе творилось нечто непонятное. Оттуда раздавались крики, звуки ударов, плач женщин.

Вдруг ворота распахнулись, и со двора вывели связанного человека в разорванной рубахе. Андрей сразу узнал этого человека по описанию – это был тот, кому предназначалось письмо, находящееся у него в сапоге.

Следом за связанным человеком шли два кромешника с саблями наголо. За ними, цепляясь за кафтаны, бежали простоволосые и босые женщины. Они кричали, что хозяин их перед царем-батюшкой ни в чем не виноват.

Один из кромешников, не глядя, полоснул саблей одну из женщин, но в последний момент повернул кисть, и удар пришелся плашмя. Женщина упала.

За арестованным выехала телега, груженная разнообразными узлами, на ее облучке восседал опричник. За телегой верхом на лошади выезжал еще один, видимо, старший. Рожа его была самодовольной, посадка горделивой.

Андрей опустил глаза – как бы не выдать себя ненавистным взглядом.

Опричники погнали арестованного в центр.

Андрей приотстал от процессии на полквартала, но продолжал идти следом – ему необходимо было знать, куда поместят этого

человека.

Шли они недолго. Немного не доходя до Ивановской площади, завели арестованного в каменный дом.

Андрей остановил случайного прохожего:

– Мил-человек, подскажи – что за дом такой?

– Вот тот? Лучше обходи его стороной – это Пыточный приказ. А хозяином в нем – Малюта Скуратов, слыхал про такого?

Андрей пожал плечами – не ведаю, мол, а сам задумался. Что теперь делать? Ведь Гермоген не дал ему других адресов и других людей, к которым можно было бы обратиться. И это было неосмотрительно! Вдруг человек заболел или хуже того – помер естественной смертью? Или в узилище помещен – вот как сейчас? Возвращаться в Новгород несолоно хлебавши? Обидно. Сюда путь в две недели, назад… А ради чего? Доложить Гермогену об аресте? Первое поручение – и такая неудача. Не бывать такому!

Андрей задумался. Что можно предпринять? Во-первых, надо узнать, за что арестован боярин и где он содержится. В принципе, это не так сложно.

Находившихся в узилище не кормили и давали только воду, чтобы узники не померли от жажды раньше срока. А еду приносила родня. Хуже всего было тем, у кого в городе не было родных: им приходилось рассчитывать на милосердие сокамерников – вдруг поделятся куском хлеба? Да еще на священников. Те посещали узников, отпуская грехи и передавая им еду, собранную сердобольной паствой.

Андрей зашел в ближайшую харчевню, заказал курицу, сала и хлеба на вынос в берестяном туеске. Заказ выполнили быстро.

– Не возьмешь ли мой короб на сохранение? Я вернусь скоро, еще до заката.

– Пусть стоит, хлеба не просит, – с этими словами хозяин взял короб и поставил его в угол.

Андрей направился к Пыточному приказу.

Само название этого заведения внушало обывателю страх и ужас. Прохожие, проходя мимо, ускоряли шаг и крестились.

Андрей забарабанил кулаком в дверь. Тяжелая дубовая дверь, могущая выдержать осаду, отворилась, и появился красномордый кромешник.

– Чего тебе?

– Родичу покушать принес.

– Фамилия?

– Боярин Родин.

– Есть такой, сегодня доставлен. Давай передачу.

– Сам-то не сожрешь?

– Царева слугу недоверием обижаешь?

– Прости, коли обидел.

Привратник заглянул в туесок, понюхал. Курица, жаренная на вертеле, пахла восхитительно, даже у сытого слюни бы потекли.

– Слышь, служивый, повидаться бы мне с боярином…

– Не положено! – грозно насупил брови опричник.

– Нешто мы не понимаем! А за труды твои вознаграждение будет…

Опричник обернулся:

– Рубль серебром.

– Много.

– Тогда иди с Богом.

– Ладно, согласен, ты и мертвого уговоришь.

Андрей отвернулся, порылся в мешочке с деньгами, выудил монету и вручил ее стражнику.

– Погодь маленько.

Дверь закрылась. Стражник ушел и унес туесок с едой.

Его не было долго – четверть часа, как не более. Потом загремел запор.

– Проходи.

Андрей протиснулся в щель.

Темный, без окон, коридор освещался факелами. Было душно, воздух спертый.

Они спустились по ступенькам в подвал.

– Я тебя запру в его камере, только недолго.

– Уговорились.

Стражник загремел засовом, открыл дверь и буквально втолкнул туда Андрея.

Камера была невелика – две на две сажени. Небольшое окно, густо забранное железной решеткой, выходило во двор. На полу лежала охапка соломы, на которой сидел узник.

Сколько у него времени, Андрей не знал, и потому сразу шагнул вперед, к боярину.

– Здрав буди, боярин! Не так я хотел с тобой свидеться.

– Ты кто такой? Что-то лицо мне твое незнакомо.

Андрей наклонился к уху боярина и произнес условные слова – пароль.

– Я от отца Гермогена, из Великого Новгорода. Поклон тебе и письмо привез.

– Запоздал!

– Я видел, как тебя из дома уводили. За что тебя сюда?

– Царю кто-то навет на меня сделал.

– Просто так сюда не упекут. Пытками добьются любого признания, не многие это выдерживают.

– Не о том кручина моя, дело пострадает. И еще…

Боярин сделал паузу:

– За домашних боюсь – за боярыню, за детей.

– Я могу вывезти их из города, скажи только куда.

– Славно. Боярыня знает куда. Только слуг не осталось. Как за мной пришли, все разбежались.

– Я помогу, только из вещей взять придется самое необходимое, на первое время. Главное – деньги.

– Так ей и передай.

– У тебя есть кто-нибудь, кому письмо Гермогена передать можно? Не возвращаться же мне с ним!

Боярин пытливо всмотрелся в глаза Андрею.

– Боязно говорить.

– Второго такого случая может не представиться, – поторопил его Андрей.

– Ладно, слушай. Боярин Гаврилов, на Стромынке дом из белого камня – в два поверха. Скажешь…

Договорить боярин не успел. Загремел замок, отворилась деревянная, окованная железом дверь.

– Выходи, скоро стража меняться будет, – поторопил Андрея опричник.

Андрей обнял боярина – для стража он все-таки родственник.

Опричник громыхнул ключами, запирая дверь, и вывел Андрея на улицу.

– Ты когда еще на службе будешь?

– Послезавтра, в ночь, – опричник явно хотел заработать еще рубль.

Андрей отошел от Пыточного приказа. В первую очередь – дело, и потому он сразу направился на Стромынку.

Идти пришлось далеко, он торопился.

Вот вроде и нужный дом. Андрей постучал в ворота. Однако привратник даже калитку не открыл.

– Боярин не принимает.

– Меня примет. Передай – важные известия.

– Скажу. А уж примет или нет – одному Богу известно, – привратник не спеша ушел.

Не было его довольно долго. Потом послышались шаги, и калитка отворилась.

– Заходи. Только боярин предупредил, что если попусту побеспокоишь, прикажет высечь вожжами на конюшне.

– Ох и грозен у тебя боярин!

– Не в духе что-то сегодня.

Привратник проводил Андрея в трапезную. Боярин сидел за столом, развалившись в кресле.

Андрей, войдя, повернулся на красный угол, где висела икона, и перекрестился. Боярин с любопытством наблюдал за ним.

– Ты ли будешь боярином Гавриловым? – поинтересовался Андрей.

– Он самый и есть, – усмехнулся боярин. – Сказывай, зачем пришел?

– Известен ли тебе боярин Родин?

– Вроде слышал такую фамилию, только не припомню где.

– Он сегодня царскими опричниками брошен в узилище Пыточного приказа.

Боярин сразу изменился в лице:

– Ну-ну, поподробнее.

– А зачем? Он же тебе не знаком!

– Сядь и помолчи, когда боярин говорит.

Андрей пожал плечами, однако сел на лавку.

– Терентий, выйди! – приказал боярин.

Привратник вышел.

– Говори!

– Я к его дому подходил уже. Немного не дошел, как смотрю – боярина двое опричников выводят, связанного, а следом – телега с узлами.

– Дальше, не тяни.

– Я проследил. Его в Пыточном приказе, что у Кремля, заперли. Я в трактире еды купил – и к стражнику. За рубль серебром он меня с ним свел – я родичем представился.

– А кто ты ему? – Глаза боярина остро блеснули.

– Знакомый из Великого Новгорода, письмецо привез.

Боярин вздрогнул всем телом.

– Послание от кого?

– От отца Гермогена.

– Цело послание-то?

– Цело.

– Отдай.

Но теперь уже Андрей засомневался. Отец Гермоген говорил отдать письмо лично в руки только Родину, для того и внешность описал. Однако ситуация изменилась, и надо ли было отдавать послание Гаврилову?

Боярин истолковал его сомнение правильно.

– Что, не говорил Гермоген про меня?

– Не сказывал, только про Родина.

Боярин назвал заветные слова

пароля.

– Убедил?

– Вроде.

Андрей скинул сапог и достал из-под стельки послание. Было оно примятым и слегка попахивало, но боярин выхватил его из рук Андрея и торопливо развернул.

– Сам читал?

– Как можно?

– Тьфу ты, не по-русски писано, толмач нужен.

– Могу перевести.

– Да ведь ты не знаешь, по-каковски писано? – изумился боярин.

– Мне все едино.

– Тогда чти, – боярин протянул послание.

Письмо было на латинском – этот язык, в основном, знали служители церкви и лекари.

Андрей довольно быстро и без запинок прочитал текст.

Боярин задумался.

– Еще раз и помедленнее, а то как пьяный пономарь на службе.

Андрей еще раз, уже медленнее, перевел.

– Ага, уяснил.

Боярин забрал письмо и бросил его в печь, в огонь.

– Что делать собираешься?

– Родин просил семью из города вывезти.

– Хорошо. Я тебе подводу с ездовым дам, охрана уж на твоей совести. Своих боевых холопов дать не могу, опознает кто – ко мне след будет. Ты же из Владычного полка?

– Был там. Сейчас на подворье Хутынского монастыря.

– Узнаю ключаря Фому, его рука – уж больно ты на офеню похож.

– Под этим прикрытием и пришел.

– Посиди, узвара выпей с баранками.

– Благодарствую.

Боярин вышел. Андрей успел попить из кружки грушевого узвара с нижегородской баранкой, когда боярин вернулся.

– Лошадь и подвода готовы. Ездовой глухонемой, жестами показывать будешь. Но силен как буйвол. Если что – поможет, потом отпустишь.

– Понял.

Боярин проводил его к подводе и показал на возничего.

Андрей уселся в телегу, и боярин сразу ушел. Телега тронулась с места, и Андрей знаками показывал глухонемому, как ехать. По пути забрал в трактире свой короб – для маскировки он еще мог пригодиться.

К дому боярина подъехали уже в сумерках. На стук в ворота долго никто не открывал. Наконец послышался испуганный женский голос:

– Кто?

– От боярина с поручением.

Послышались легкие шаги, калитка распахнулась.

– Где он? Что с ним? Он жив?

– Жив. Просил меня перевезти вас с семьей в известное место, сказал – ты знаешь.

– Господи, да как же? Вещи не собраны! – чувствовалось, что боярыня в панике.

– Боярин сказал – взять деньги и детей, а из вещей только самое необходимое, что на одной телеге помещается. И надо поторапливаться!

– Да, да! Что же это я стою? – Боярыня взбежала на крыльцо. В доме поднялась суматоха.

Андрей и глухонемой возничий терпеливо ждали.

Через час Андрей не выдержал, зашел в дом. В прихожей высилась груда узлов с вещами.

– Боярыня, вас сколько?

– Я, двое деток и служанка.

– А вещей на три телеги набрали! – укоризненно покачал головой Андрей. – Места в телеге просто нет. Берите деньги, украшения, драгоценности – и все.

– Что значит «все»? – В гневе боярыня топнула ногой.

– Не исключено, что сюда уже идут опричники. Боюсь, что все это придется оставить. Жизнь дороже.

Боярыня испугалась – картина ареста мужа была слишком яркой. Она вывела детей, и Андрей посадил их в телегу. Потом вынесла изрядного размера тяжелый узел.

– Можно ехать.

Подвода выехала со двора.

Андрей запер дверь в доме, потом ворота и отдал ключи боярыне.

– Куда едем?

– В Сергиев Посад.

Андрей мысленно охнул. Туда на подводе было три-четыре дня езды. Если кромешники вдруг вспомнят о семье, догонят верхами.

Когда выезжали из города, их остановила стрелецкая застава.

– Не положено ночью никого выпускать, – заявили стрельцы.

– Жена с ребенком недужат, к целителям везу.

– Бабская болезнь?

– Лихоманка приключилась. Опасаюсь, не заразная ли?

– Езжай! – Стрельцы отошли подальше, боясь заразиться.

Ехали до полуночи. Остановились в деревне, еле уговорив крестьянина пустить переночевать – все же детям и женщинам было бы удобнее под крышей. Сам Андрей и возчик спали на сеновале. Воздух здесь был чистый, свежий, пахло сеном.

Утром, не поев, они тронулись в путь. У селянина есть было нечего, кроме толокняной каши-затирухи, но в соседнем селе был постоялый двор с харчевней. Все наелись, повеселели.

Уже после полудня их обогнал небольшой отряд опричников. Андрей насторожился, расстегнул две пуговицы на кафтане, чтобы в случае опасности было сподручнее выхватить пистолеты, но обошлось.

Весь путь Андрей проделал пешком, держась рукой за задок телеги. Подвода и так была полна, на взгорках лошадь с трудом тащила телегу с грузом. Андрей молил Бога, чтобы не пошел дождь: тогда дороги надолго развезет, и они застрянут. Но добрались. Андрей был весь в пыли: кафтан, штаны, сапоги – пыль покрывала его ровным слоем.

Он помог боярыне занести узел с ценностями, попрощался. Потом жестами объяснил глухонемому, что ему следует ехать домой. Рот ездового расплылся в улыбке, и он показал Андрею большой палец.

Теперь следовало подумать, что делать дальше. В общем-то поручение Гермогена он выполнил: письмо доставил, боярыню из Москвы вывез, хотя разговора об этом в Новгороде не было. И Гаврилов ничего не сказал, не написал ответного письма. А коли так – можно возвращаться в Новгород.

Решив так, Андрей повеселел, подхватил свой короб на ремень и пошел по грунтовой дороге.

К Сергиеву Посаду, как к духовной столице Руси, сходились многие дороги. Какой-нибудь попутчик попадется на телеге, подберет. Вот вроде недалеко от Москвы Сергиев Посад, а люди разные. В Москве все больше алчные, за копейку в драку кинутся. В Посад же, на поклонение святым мощам народ богобоязненный, сердобольный ходит.

Так и случилось. Андрея догнала телега, на которой сидели два монаха в серых от пыли подрясниках.

– Садись, прохожий человече. Коли по пути, подвезем, – предложил один из них.

– Спасибо, – поблагодарил Андрей, укладывая на телегу короб и усаживаясь сам.

Понемногу завязался разговор. Оказалось, монахи возвращались в Тверь – в общем-то в нужном Андрею направлении. Он был доволен, что часть пути удастся проехать на телеге, и так от Москвы до Сергиева Посада пешком пришлось за телегой идти. Он не роптал, однако ноги от долгой ходьбы устали.

Лесная дорога пошла под уклон, делая плавный поворот. Проехав немного, путники увидели тарантас, почти лежащий на боку. Рядом с огорченным видом стояли женщина и молодая девушка. У слетевшего колеса возился кучер.

Монахи подъехали и остановились.

– Бог в помощь! – монахи спрыгнули с телеги.

– Вот только что отвалилось. Такой ужас, мы едва не перевернулись! – пожаловалась женщина. Андрей обратил внимание на то, что девушка лет семнадцати, стоящая рядом, была чудо как хороша. Румяные щечки, атласная кожа лица и рук, русые волосы, синие глаза… Судя по одеждам – купчиха и ее дочь.

Андрей и монахи ухватились за тарантас, приподняли его, а кучер ловко надел на ось колесо.

– Чека выскочила, недосмотрел! – повинился он. – Спасибо за помощь, добрые люди.

– Запасная чека-то есть?

– Есть! – повеселевшим голосом ответил кучер. Он взобрался на облучок, достал чеку и ловко вбил ее в ось.

Обе женщины поблагодарили монахов и Андрея. Но только они уселись в тарантас, а кучер взобрался на облучок, как из леса вышли два мужика устрашающего вида. Здоровенные, рослые, откормленные, мускулы на руках так и играют. В руках они держали деревянные дубины со вбитыми в них железными шипами. Такая палица запросто могла пробить любой

шлем, заодно разбив и череп. Вот только одеты они были в какие-то обноски, драные и засаленные.

«Разбойники», – сразу догадался Андрей.

– Гля, Ваньша, какая добыча! У баб, наверное, деньга водится!

Длинным кнутом кучер хлестнул одного из татей. Однако он или не рассчитал удар, или ударил слабо, только разбойник успел схватиться за хлыст и резко дернуть. Рукоять кнута вылетела из руки кучера.

Второй разбойник, не мешкая, сделал огромный прыжок, сверкнув босыми ногами, и ударил кучера палицей.

Женщины завизжали от ужаса. Кучер же, обливаясь кровью, обильно текущей из разбитой головы, упал под колеса тарантаса.

Монахи стали усердно молиться.

Все произошло очень быстро. Андрей надеялся, что тати заберут деньги и скроются – просил же его Гермоген не встревать ни в какие драки, ничем себя не выдавать, если только не возникнет угроза жизни самого Андрея или сохранности послания. Но и сидеть спокойно на телеге, видя бесчинства разбойников, он не мог.

Андрей спрыгнул с телеги. Один из монахов попытался удержать его за руку:

– Не ходи, убьют!

А разбойник, куражась своей силой, схватил купчиху за волосы и рывком выдернул ее из тарантаса.

– Ваньша, эта твоей будет!

Рванув пуговицы, Андрей выхватил пистолет. С трех метров, почти в упор, он выстрелил разбойнику в грудь. Не медля, сунул разряженный пистолет за пояс, выхватил второй и взвел курок.

Купеческая дочь в тарантасе дико визжала.

Дым быстро снесло в сторону ветерком, оставив только запах серы, и Андрей, к своему удивлению, увидел, что разбойник стоит, с недоумением глядя на рану в своей груди – оттуда обильно струилась кровь.

Свинцовой пистолетной пули в тридцать грамм вполне хватало, чтобы обычного человека сбить с ног и убить. Этот же бугай стоял и с удивлением пялился на рану. Потом покачнулся, поднял свою палицу и кинулся на Андрея. Тот поднял пистолет и выстрелил татю в лицо.

Рядом, разодрав рукав кафтана, просвистела палица. Кожу на руке обожгло. Но разбойник упал, почти коснувшись ног Андрея простреленной головой. В силе и выносливости этому ублюдку не откажешь, но с простреленной башкой никто еще не жил.

Девушка снова, как бензопила на больших оборотах, дико завизжала – это второй разбойник обежал тарантас и теперь поднимал свое устрашающего вида оружие, метя Андрею в голову. Он прыгнул в сторону, и палица ударила в землю, образовав вмятину. Черт, оба пистолета разряжены!

Этот разбойник двигался несколько медленнее первого, убитого, потому и был на вторых ролях. Но он был так же велик и силен, как и первый.

Андрей вскочил на подножку тарантаса, резким рывком вытряхнул из рукава в ладонь грузик кистеня. Снизу, без замаха, вложив в бросок всю свою силу, он бросил кистень, целясь татю в лицо.

Увернуться бугай не успел – кистень попал ему в нос и в глаз. Разбойник взревел не хуже раненого медведя и стал размахивать перед собой палицей. По его лицу обильно струилась кровь, стекая на одежду. Андрею казалось, что в татя вселился какой-то злой дух, как в норманна во время боя, сделав его берсерком. Удары палицы выламывали из тарантаса щепки, и эти щепки разлетались в разные стороны.

Но с одним глазом тяжело определить дистанцию. Татю казалось, что Андрей совсем рядом, и он бил, немного недоставая, и наступал. Андрею приходилось пятиться, поглядывая за плечо. Если он запнется и упадет – конец! Своей палицей амбал просто вобьет его в землю, расплющит!

Мысли в голове Андрея метались, он искал выход. Левой рукой он выхватил из ножен нож, но чем он может сейчас ему помочь, если тать держит в руках палицу, не подпуская его близко? Ближе полутора-двух метров, учитывая длину руки, к нему невозможно приблизиться.

Андрей бросился бежать по дороге. Ему надо было хоть немного оторваться, выгадать секунду.

Решив, что его противник струсил, разъяренный тать бросился за ним. Но вес и ранение были против разбойника, он стал отставать.

Андрей перебросил нож в правую руку, ухватил рукоять поудобнее, остановился и обернулся.

Преследователь был метрах в семи. Андрей со всей силы метнул нож, целясь в живот бугаю – ведь при попадании в грудь нож, угодив в ребро, может не достать до сердца, нанеся неглубокую, не смертельную рану.

Нож попал разбойнику в живот, войдя чуть повыше пупка почти по рукоять. Но проклятый бугай продолжал бежать. Да что он, заговоренный?

Андрей снова вытряхнул кистень в ладонь – другого оружия у него больше не было. И когда разбойник, видя перед собой близкую цель, вскинул палицу для удара, Андрей метнул кистень, вложив в бросок всю силу и ненависть.

Груз ударил татя прямехонько в лоб. Раздался хруст костей. Разбойник замер на мгновение, покачнулся и повалился на спину. Он был еще жив, хрипел и был без сознания. Было понятно, что это уже агония и жить ему осталось минуты.

Андрей подошел, выдернул из раны на животе нож, обтер его об одежду разбойника, вложил нож в ножны и побрел к тарантасу и подводе, едва переставляя ноги – почему-то после схватки он сразу обессилел.

Едва дойдя до тарантаса, он уселся на подножку. Наступила тишина, никто не шевелился и ничего не говорил.

Потом с телеги соскочили монахи и, не сговариваясь, кинулись к тарантасу, к Андрею.

– Сильно ранен?

– Вроде нет.

– У тебя вся рука в крови.

Это еще первый разбойник разодрал ему палицей рукав и поцарапал, причем в одном месте и глубоко, кожу.

– Сейчас, погоди.

Один из монахов сбегал к телеге, порылся в поклаже и принес чистую тряпицу. Он умело перевязал Андрея.

– Мха бы приложить, чтобы рана не гноилась, да нет его у нас.

– И на том спасибо.

К тарантасу подошла купчиха, которую за волосы выкинул в кусты разбойник. Платье ее уже не выглядело опрятным, кое-где оно было порвано и запачкано пылью. Низко, почти до земли, она поклонилась Андрею. Ему стало неудобно – женщина все-таки.

– Не знаю, как и благодарить тебя, смелый человек. Кабы не ты, нас бы обеих обесчестили бы и ограбили.

– Я же мужчина, – смутился еще больше Андрей, – и должен слабых защищать.

– Не каждый, у кого борода и штаны, защитник, – купчиха метнула презрительный взгляд на монахов. – Вот кучера нашего, Игнатия, жаль, славный был человек.

– Похоронить его надо по-человечески, – сказал один из монахов. – Уложим его на телегу, довезем до ближайшей деревни и похороним на погосте, как положено по христианскому обычаю – с молитвой и отпеванием.

Втроем они подняли тело убитого кучера и погрузили его на телегу.

После ударов палицей тарантас выглядел ущербно, но двигаться мог.

– Садитесь, поедем. Святые отцы, давайте вперед, мы за вами.

Андрей взобрался на облучок, на место кучера, и маленький обоз тронулся.

Версты через три показалась деревня. Купчиха дала деревенским денег, и они быстро сделали гроб. Другие вырыли могилу. Монахи сочли молитву, и мужики опустили гроб в могилу.

Когда могилу засыпали, Андрей поинтересовался у купчихи:

– Вы куда направлялись?

– В Тверь, родня мужева там.

– Тогда нам по пути. Возьмете?

– С нашим удовольствием, денег заплатим.

– Не все деньгами меряется.

Андрей забрал с телеги монахов свой короб, пристроил его сзади на тарантасе и не спеша зарядил пистолеты. Дорога ошибок не прощала. Если бы не пистолеты, Андрей мог бы и не справиться с грабителями,

крепки они на рану оказались.

Ехали они до первого постоялого двора, где остановились на обед. Купчиха заказала обед за свой счет на всех, и получилось что-то вроде поминок по убитому кучеру – даже пива выпили.

Купчиха вдруг покосилась на монахов:

– Пост ведь, а вы скоромное ели и пиво пьете!

– Путешествующим не возбраняется.

После обеда Андрей осмотрел тарантас. Палицей была разбита правая часть, но ехать можно. Колесные оси были густо смазаны дегтем, все чеки стояли на месте и не качались. Андрею не хотелось, чтобы на ходу отвалилось колесо, как это произошло раньше. Не случись роковой поломки, глядишь, все были бы живы.

– Барышни, все готово, можно ехать.

Выехали они вместе с монахами. Те держались позади. Отдохнувшие и накормленные овсом лошади шагали бодро.

Купчиха завела разговор:

– Тебя как звать, молодец?

– Андреем.

– А меня – Авдотьей. Дочь мою Аглаей зовут.

– Вот и познакомились.

– Ты вроде торговец, судя по коробу.

– Ага, как есть офеня.

– Женат? Детишки есть?

– Не сподобился еще.

– Сколько же тебе годков-то?

– Двадцать семь.

– О, пора уже семьей обзавестись.

– Как богатство наживу – так сразу.

– А ты ступай в услужение к мужу моему. Я словечко замолвлю – нам такие работники нужны. Разбойников-то ты здорово одолел, прямо как воин.

Андрею стало смешно. Он сам купцом был, а сейчас на службе у Гермогена, фактически у архиепископа Пимена, в дальнейшем – патриарха. Ему же предлагают на побегушках у неведомого купца служить. Конечно, женщины рядом с ним себя под защитой чувствуют, благодарны ему за помощь. Только почему купец отправил их в Тверь без охраны? Нет своих холопов – найми охочих людей, желающих полно. И еще одна мыслишка закралась: не хочет ли купчиха свою дочь ему сосватать? Дочь, конечно, и в самом деле хороша, красива даже. И фигура, и лицо – все без изъянов. Только молчит. Когда разбойники с Андреем дрались, визжала, стало быть – не глухонемая.

Большинство красавиц характер имеют скверный, к тому же – глупы. Смотришь на нее издалека – любуешься, а как рот открыла – все впечатление пропало. Дура дурой, двух слов связать не может.

– Андрей, ты чего молчишь? – вернула его к действительности купчиха.

– Думаю.

– Это хорошо, может, надумаешь до Твери. А живешь где?

– В Великом Новгороде.

– Далековато. А мы в Москве, на Солянке. Дом у нас там свой – каменный, с поверхом, – не удержалась от хвастовства купчиха.

Начало смеркаться, и Андрей забеспокоился. Если ночь застигнет в дороге – плохо.

Но, видимо, сегодня Господь был к ним милостив. На перекрестке дорог стоял большой постоялый двор. Конечно, место оживленное, и поставил его здесь умный человек, путники всегда останавливаться будут.

Они въехали во двор. Андрей с помощью прислуги завел лошадь в стойло, а тарантас закатил в тележный сарай.

– Овса или сена лошади задать? – спросил слуга.

– Сена сейчас, овса – утром.

– Как скажешь.

– И про воду не забудь.

– Обязательно.

Купчиха уже сняла две комнаты на втором этаже – большую комнату для себя и для дочери, маленькую – для Андрея.

– Мы приведем себя в порядок и спустимся в трапезную.

– Как скажете, – поклонился слуга.

Сейчас Андрей исполнял обязанности кучера, помогая по мелочи – тот же дорожный сундук поднести. Однако он не угодничал, чувствовал и вел себя независимо.

У себя в комнате он снял кафтан и рубаху – надо было осмотреть порезы. Он размотал тряпицу и застыл в удивлении: кожа была абсолютно чистой, никаких следов порезов. Не веря своим глазам, он провел по коже ладонью. Гладко, как и до ранения. Чудеса, да и только! Он подошел к зеркалу, но и в отражении не увидел ничего необычного, не углядел ни шрамов, ни порезов. Прямо как в Переяславле. Андрей вдруг вспомнил, что на постоялый двор тарантас заехал в одиночестве. А где же монахи? Он надел рубаху, сбежал вниз, в трапезную, и поймал за руку слугу:

– Двоих монахов не видел?

– Не было.

Странно! Андрей выбежал во двор: ни телеги, ни монахов. Для очистки совести он прошел за ворота и там увидел телегу и двух сидящих на ней монахов.

– Святые отцы, я что-то не понял, вы почему здесь? Лошадь в стойло поставить надо, заслужила. А вам – ужинать и в комнату: отдыхать.

Монахи переглянулись.

– Видишь ли, добрый человек, мы стеснены в средствах. Сейчас достаточно тепло, и мы можем переночевать на телеге.

– Э нет, так не пойдет. Заводите лошадь во двор, распрягайте – и в стойло. А деньги… – Андрей порылся в мешочке. Уж коли взяла его на свой кошт купчиха, он немного сэкономит. Не будет большого греха, если он из денег Гермогена даст малую толику монахам.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (http://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=21161852&lfrom=931425718) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.