Режим чтения
Скачать книгу

Николай Рерих. Мистерия жизни и тайна творчества читать онлайн - Анна Марианис

Николай Рерих. Мистерия жизни и тайна творчества

Анна Марианис

Золотой фонд эзотерики

В этой книге подробно описан жизненный и творческий путь великого русского художника, мыслителя, общественного деятеля Н. К. Рериха. Особое внимание уделено самым таинственным страницам биографии Рериха, связанным с его сотрудничеством с Учителями гималайского Белого Братства и с той духовной миссией, которая была вверена ими художнику. Чтобы дать читателю представление о живописном творчестве Н. К. Рериха, в книгу включено приложение – цветные репродукции около 300 картин и их фрагментов.

Анна Марианис

Николай Рерих. Мистерия жизни и тайна творчества

© Марианис А., текст, 2015

© ООО «Издательство «Эксмо», 2015

Вместо предисловия

Эта книга посвящена жизни и творчеству самого плодовитого и вместе с тем таинственного художника мира. Подобно Леонардо да Винчи, о тайнах жизни и творчества которого не утихают споры в течение пяти столетий, жизнь и творчество Рериха полны тайн, а философские идеи, лежащие в основе его мировоззрения, принадлежат будущему. О Рерихе создано множество фильмов, написаны десятки книг в России и за рубежом; его творчество, а также научная и общественная деятельность стали предметом многочисленных научных исследований. Но несмотря на это, лишь небольшая часть его творческого наследия изучена нами на сегодняшний день, а его жизнь по-прежнему полна загадок.

Все, что связано с жизнью и творчеством Рериха, не укладывается в общепринятые рамки. Начнем с того, что само количество написанных им картин феноменально, а их точное число до сих пор неизвестно. Духовный Учитель Рерихов, говоря о результатах творческой деятельности художника, назвал цифру в семь тысяч произведений. Из этого количества работ лишь менее половины находится в известных музеях и частных коллекциях. Остальная часть картин Рериха рассеяна по всему свету. Но и это количество – около трех тысяч полотен – уже поражает воображение. Ни один другой художник мира не оставил после себя такого огромного живописного наследия.

А ведь Рерих был не только художником. Он был автором огромного числа литературных работ, написанных в самых разных жанрах – от философской лирики и белых стихов до научных статей по истории русского искусства и культуры, от художественных эссе и повестей до очерков по проблемам современной науки. Не всякий профессиональный писатель или публицист написал за свою жизнь такое количество литературных работ, какое оставил миру художник Рерих. Добавим, что литературное наследие Рериха в настоящее время мало исследовано и в силу этого не оценено по достоинству.

Еще один аспект, или сторона, творческого наследия Николая Рериха – это его научно-исследовательская деятельность. Оригинальные, опередившие свое время взгляды были высказаны Рерихом как ученым в археологии и истории, особенно в истории русского искусства и культуры. Будущим поколениям ученых еще предстоит оценить прозорливость идей Рериха в данных областях науки.

Непревзойденное значение в истории науки имеют и результаты экспедиционной деятельности Н. К. Рериха в странах Востока. Этнография, история, география, история культуры и искусства, мифология, духовные традиции и религии Востока, ботаника, археология – каких только областей науки не касался Рерих во время своей многолетней экспедиционной работы в странах Азии! Невозможно не упомянуть и о ценности высказанных Н. К. Рерихом и его супругой, Е. И. Рерих, философских представлений о прошлом и будущем российской истории и о высшем назначении России и славянских народностей. «Русская идея» в интерпретации членов семьи Рерихов заслуживает самого пристального изучения.

Еще две самостоятельные и исключительно ценные стези творческой деятельности Н. К. Рериха – это его педагогическая и общественно-просветительская работа. Рерих как педагог и организатор, директор лучшей в России художественной школы и создатель самой совершенной системы художественного образования своей эпохи, и Рерих как пацифист, борец за мир и культуру, за принятие инициированного им международного закона об охране культурных ценностей – все это отдельные, самостоятельные темы исследований.

Наконец, помимо более-менее разработанных тем, в рериховедении есть и проблемные темы, мало исследованные. Таковыми являются тема сотрудничества семьи Рерихов с их духовными Учителями – Махатмами и тесно связанная с этим проблема общественной деятельности Н. К. Рериха во время Центрально-Азиатской и Маньчжурской экспедиций. Как известно, эти темы, затронутые в публикациях ряда авторов, получили разнообразную и при этом далеко не всегда адекватную интерпретацию.

Обилие и разнообразие перечисленных здесь областей деятельности Н. К. Рериха не могут не порождать вопроса: как могли все эти сферы занятий реализоваться в жизни одного человека? Как могло хватить одной-единственной жизни для всего того, что сумел совершить и оставить нам Рерих? Этому нет объяснения. И приходится признать, что Рерих был не просто гением, он был гением-загадкой. Именно поэтому жизнь и творчество Рериха в названии этой книги обозначены понятием мистерии. И творчество Рериха, и вся его жизнь действительно были некоей Мистерией, таинственным духовным действом, оказавшим огромное влияние на культурную эволюцию всей планеты.

Думается, что подлинное значение творческой и общественной деятельности Рериха для всего мира откроет нам лишь будущее.

Часть первая

Жизнь и творчество в России, Европе, Америке

(1874–1923 годы)

Глава 1

Детство

На Васильевском острове и в Изваре

9 октября (по старому стилю – 27 сентября) 1874 года в Санкт-Петербурге в семье известного нотариуса появился на свет мальчик, которому суждено было стать знаменитым на весь мир художником, исследователем, общественным деятелем.

Самая ранняя детская фотография Николая Рериха. 1877

Младенца назвали Николаем, провиденциально связав его имя с понятием победы. А фамилия Рерих («славой богатый») досталась будущему художнику от предков-скандинавов. Согласно семейным преданиям, фамилию Рерих носил в XIII веке рыцарь ордена тамплиеров. В России представители рода Рерихов появились в начале XVIII века. В семье Рерихов сохранилось предание о том, что один из генералов шведского короля Карла XII, воевавшего с Петром Первым, отказался выполнить приказ командования – уничтожить церковь, прикрывавшую атаку противника, – заявив: «С Богом не воюю». Этот мятежный генерал потом поступил на службу в российскую армию, за что император пожаловал ему имение недалеко от Костромы.

Герб семьи Рерихов

Прадед Николая Рериха – Иоганн Рерих – был известным специалистом в области кораблестроения. Дед Н. К. Рериха, Фридрих Рерих, родился в 1800 году в Газенпоте (сейчас это латвийский город Айзпут), там же получил образование, а затем переехал в Ригу, где служил архивариусом в губернском управлении. Дед Н. К. Рериха прожил необычайно долгую жизнь (он умер в возрасте 104 лет); Николай Константинович посвятил ему свой очерк, который так и назвал: «Дедушка». Двое старших братьев деда избрали своим уделом военную службу, долго служили в Кавалергардском
Страница 2 из 46

полку и участвовали в Отечественной войне 1812 года.

Отец Николая, Константин Федорович Рерих, родился в Курляндии, в Газенпоте; впоследствии перебрался в Петербург. Там он стал известным и уважаемым нотариусом, владельцем собственной нотариальной конторы, считавшейся в Петербурге образцовой. Мать художника, Мария Васильевна, в девичестве Калашникова, происходила из старинной псковской купеческой фамилии.

Уже на склоне лет Николай Константинович посвятил отцу небольшой очерк, в котором писал:

«Что мы знали об отце? Мало что знали. Мельком слышали, что он работал по освобождению крестьян. Был членом Вольно-Экономического Общества.

Знали, что друзьями его были Кавелин, Костомаров, Микешин, Мордовцев, Менделеев, Андреевский… Знали, что, кроме юридической работы, он писал драматические вещи. Но где они? Помню манускрипт одной драмы; он был писан мягким карандашом и стерся до неудобочитаемости.

Был членом Сельскохозяйственного клуба. Устроил в Изваре дорогую сельскохозяйственную школу, но не захотел дать неизбежную взятку, и школу прикрыли за левизну. Хотел устроить орошение крестьянских лугов шлюзами. Их растащили. Машины и локомобиль спалили. Ни за что!

<…> Урывками слышали мы о делах, но внутренний облик отца оставался несказанным. Знали, что люди весьма ценили его юридические советы, доверяли ему. Помогал он в деле Добровольного флота. Помню адмирала Кази, Бубнова. <…>

Семья К. Ф. Рериха.[1 - В то время, когда была сделана фотография, самый младший брат Николая, Борис, еще не появился на свет. – Прим. авт.]Слева направо: Мария Васильевна с сыном Владимиром, Лидия, Константин Федорович, Николай

Много было недосказанного. Наверно, были какие-то разочарования. Друзья поумирали раньше, а новые не подошли. Были какие-то рухнувшие построения. Лучшие мечты не исполнились. Мало кто, а может быть, и никто не знал, чем болело сердце».[2 - Рерих Н. К. Отец // Рерих Н. К. Листы дневника. В 3-х т. Т. 2. М., МЦР, 1995. С. 101.]

Родители будущего живописца были людьми солидными, обеспеченными, уважаемыми в обществе. В их семье было четверо детей; у Николая была старшая сестра Лидия и два младших брата: Владимир и Борис.[3 - В то время, когда была сделана фотография, самый младший брат Николая, Борис, еще не появился на свет. – Прим. авт.]

Семья Рерихов жила на Васильевском острове на Университетской набережной, в доме № 25. Недалеко от дома плескались волны Невы, высились здания Академии художеств, Санкт-Петербургского университета, Академии наук.

Уже в зрелые годы Николай Константинович не раз будет возвращаться к впечатлениям своих детских лет. «Так и жили на Васильевском острове, на набережной против Николаевского моста. Наискось было Новое Адмиралтейство. На спуск военных судов приходили крейсера и палили прямо нам в окна. Весело гремели салюты и клубились белые облачка дыма. На набережной стоял памятник адмиралу Крузенштерну. Много плавал, открыл новые земли. Запомнилось о новых землях», – напишет Н. К. Рерих в одном из очерков.[4 - Рерих Н. К. Самое первое // Рерих Н. К. Листы дневника. Т. 2. С. 97.]

Маленький Коленька, белокурый и синеглазый, отличался резвостью, любознательностью и разнообразием интересов. Красота окружающей природы с самых ранних лет глубоко впечатляла его душу; рассказанные няней и матушкой сказки будили воображение, заставляя видеть образы сказочных героев в очертаниях облаков, причудливых формах деревьев и холмов.

Самые светлые воспоминания детства были связаны у Рериха-младшего с пребыванием в Изваре – имении отца под Петербургом, недалеко от станции Волосово, где семья Рерихов проводила летние месяцы. Там, на природе, мальчика всегда ждали столь любимые им новые впечатления. Ему все нравилось в имении. Раскинувшиеся вокруг леса и луга радовали глаз красотой, неудержимо маня к себе. На дворе усадьбы резвились щенки, с которыми было так весело и забавно играть; были там и жеребята, и маленькие лошадки вроде шотландских пони, на которых любил кататься Коля, и даже ручной волчонок. «Двух лет не было, а памятки связались с Изварою, с лесистым поместьем около станции Волосово, в сорока верстах от Гатчины, – писал художник в одном из автобиографических очерков. – Все особенное, все милое и памятное связано с летними месяцами в Изваре».[5 - Там же.]

Память навсегда сохранила милую сердцу обстановку старинной усадьбы: «Дом изварский старый, стены, как крепостные, небось и посейчас стоит. Все в нем было милое. В прихожей пахло яблоками. В зале висели копии голландских картин в николаевских рамах. Большие уго?льные диваны красного бархата. Столовая – ясеневая. Высокий стенной буфет. За окнами старые ели. Для гостей одна комната зеленая, другая голубая. Но это не важно, а вот важно приехать в Извару.

<…> Ландо шуршит по гравию мимо рабочего двора, среди аллей парка. А там радость. За березами и жимолостью забелел дом. И все-то так мило, так нравится, тем-то и запомнилось через все годы.

Извара, имение Рерихов под Санкт-Петербургом

Нужно сразу все обежать. Со времен екатерининских амбар стоит недалеко от дома – длинный, желтый с белыми колоннами. Должно быть, зерно верно хранится подле хозяйского глаза. По прямой аллее надо бежать к озеру. Ключи не замерзают зимою. Дымятся, парят среди снегов, вода светлая и ледяная. Дикие утки и гуси тут же у берега».[6 - Рерих Н. К. Самое первое // Рерих Н. К. Листы дневника. Т. 2. С. 97–98.]

Интересно, что любимый с детства уголок – случайно ли? – нес в себе неуловимую связь с Индией. Название поместья – Извара – произошло от санскритского слова «Исвара», как оно передавалось раньше, или, в современном произношении, «Ишвара». Как писал Николай Константинович, «от самого детства наметилась связь с Индией. Наше именье «Извара» было признано Тагором как слово санскритское. По соседству от нас во времена екатерининские жил какой-то индусский раджа и до последнего времени оставались следы могольского парка».[7 - Рерих Н. К. Индия // Там же. С. 115.]

А еще в гостиной старого дома висела на стене картина, с самых ранних лет приковывавшая к себе внимание мальчика. На картине была изображена величественная гора в лучах закатного солнца. Лишь спустя много лет выяснилось, что это было изображение Канченджанги – священной вершины, с которой в Индии связано так много легенд и поверий… «Была у нас старая картина, изображавшая какую-то величественную гору и всегда особенно привлекавшая мое внимание. Только впоследствии из книги Брайан-Ходсона я узнал, что это была знаменитая Канченджанга»,[8 - Рерих Н. К. Индия // Рерих Н. К. Листы дневника. Т. 2. С. 115.] – отмечал будущий мастер гор, запечатлевший красоту Гималаев в сотнях и тысячах чудесных пейзажей.

Николай Рерих с братьями Владимиром (слева) и Борисом

А когда родители навещали Колину бабушку по линии матери, Коля бывал в псковской земле, жил в старинном доме с большим заросшим садом. «Остров, древний псковский город на реке Великой. Крепость на острове. 1879 год. Мы гостили у бабушки Татьяны Ивановны Коркуновой-Калашниковой. На Липенке – старинный дом с большим заросшим садом. Нижний этаж белый каменный, а верхний и чердак деревянные – охряные, со ставнями и белыми наличниками окон. Под косогором Великая, а за ней парк
Страница 3 из 46

какого-то большого поместья с белым екатерининским домом. В саду у бабушки много ягод, немало и репейника».[9 - Рерих Н. К. Три меча // Там же. Т. 2. С. 98.]

Этот репейник богатое воображение Коленьки быстро превратило в драконов, с которыми, конечно же, надо было сразиться. Живший во дворе бабушкиного дома строительный подрядчик, имевший где-то свои мастерские, подарил пятилетнему рыцарю меч – деревянный, выкрашенный под медь. Этим мечом маленький Коля лихо рубил головы «драконам» – большим репейникам, заполонившим бабушкин сад…

Запомнился будущему художнику и образ дедушки по отцу, жившего вместе со всей семьей Рерихов. Как уже говорилось, он прожил до 104 лет, несмотря на пристрастие к постоянному курению. В кабинете у дедушки было много занятных вещей: от старинных картин и кресел с фигурами драконов до масонских эмблем и знаков: «Хороши у дедушки часы с длинной музыкой. В шкафах с разноцветными стеклами книги с золотыми корешками. Висят черные картины. Одна, кажется нам, давно висит вверх ногами, но дедушка не любит, чтобы у него что-либо трогали.

Много приятных вещей у дедушки. Красный стол можно вывернуть на десять фигур. Можно перебрать цветные чубуки в высокой стойке. Можно потрогать масонские знаки (не дает надевать) и ширмы со смешными фигурами.

А когда дедушка бывает добрый и нога у него не болит, он откроет правый ящик стола.

Тут уж без конца всяких занятных вещей.

А сам-то дедушка какой миленький! Беленький, беленький! В «гусарском» халатике.

Полюбили мы бегать к дедушке после всяких занятий».[10 - Рерих Н. К. Дедушка // Рерих Н. К. Врата в будущее. М., ЭКСМО, 2010. С. 172–173. Примечание: здесь и далее ссылки даются не на книгу, составленную самим Н. К. Рерихом, а на сборник статей Н. К. Рериха, впервые изданный в ЭКСМО в 2010 году. – Авт.]

А занятий у маленького Рериха было много, самых разных.

С самого раннего возраста у мальчика обнаружился живейший интерес к истории родной страны. Художник вспоминал уже на склоне лет, в 1940 году: «В нашей изварской библиотеке была серия стареньких книжечек о том, как стала быть Земля Русская. От самых ранних лет, от начала грамоты, полюбились эти рассказы. В них были затронуты интересные, трогательные темы. Про Святослава, про изгоя Ростислава, про королеву Ингегерду, про Кукейнос – последний русский оплот против ливонских рыцарей. Было и про Ледовое побоище, и про Ольгу с древлянами, и про Ярослава, и про Бориса и Глеба, про Святополка Окаянного. Конечно, была и битва при Калке, и пересказ «Слова о полку Игореве», была и Куликовская битва, и напутствие Сергия, Пересвет и Ослябя. Были и Минин с Пожарским, были и Петр, и Суворов, и Кутузов… Повести были собраны занимательно, но с верным изложением исторической правды».[11 - Рерих Н. К. Не замай! // Рерих Н. К. Листы дневника. Т. 2. С. 328.]

Через всю жизнь пронесет художник особую, проявившуюся уже в раннем детстве любовь к образам героев и к понятиям героизма и подвига…

Помимо истории и археологии Николая с самого детства влекла к себе музыка. Художник вспоминал: «Одна из первых радостей была в музыке. Приходил к нам старенький слепой настройщик. Приводила его внучка. После настройки рояля он всегда что-нибудь играл. Рояль был хороший – Блютнер с надписью Лешетицкого. Слепой настройщик, должно быть, был отличным музыкантом, и игра его запомнилась.

Бывало, ждешь не дождешься, когда кончится настройка. Как бы не помешал кто долгожданной игре. Гостиная была голубая, на стене Канченджанга. Теперь знаю, что именно эта любимая гора была в розовом закате. Слепой играл что-то очень хорошее. Было удивительно, что слепой играет…

Потом – «Руслан и Людмила» и «Жизнь за царя» в Большом театре. Балеты: «Роксана», «Баядерка», «Дочь Фараона», Корсар»… Казалось, что музыканты играют по золотым нотам.

<…> Итальянская опера нравилась меньше. Мазини, Патти не поражали. «Риголетто», «Травиата», «Лючия» – что-то в них было чуждое. «Аида» и «Африканка» были ближе. Хор африканцев, певший почему-то о Браме и Вишну, был подобран на рояле. Впрочем, играть днем рядом с кабинетом отца не разрешалось.

Уже много позднее открылся новый путь – Беляевские концерты, Римский-Корсаков – «Снегурочка». Далеко прослышалось имя Мусоргского, дяди Елены Ивановны».[12 - Рерих Н. К. Радость // Рерих Н. К. Листы дневника. Т. 2. С. 99–100.]

Большое впечатление произвела на юного Рериха музыка Вагнера, которую даже в среде образованных людей не все тогда принимали. Как отмечал Николай Рерих, «с первого приезда Вагнеровского цикла мы были абонентами. Странно вспомнить, что люди, считавшиеся культурными, гремели против и считали Вагнера какофонией. Очевидно, каждое великое достижение должно пройти через горнило отрицания и глумления».[13 - Рерих Н. К. Радость // Там же. С. 100.]

Любовь к музыке Николай Константинович пронес через всю свою жизнь. Музыка сопровождала семью Рерихов повсюду, где бы ни довелось им жить. И в далеких Гималаях, в долине Кулу, где художник прожил последние годы своей жизни, вся семья Рерихов по вечерам собиралась вместе и слушала старые пластинки с записями классической музыки.

Гимназия

В 1883 году период домашнего обучения закончился и Николая отдали в одно из лучших частных образовательных заведений Петербурга, гимназию Карла фон Мая. Опытный педагог во время экзаменов бросил на нового ученика пристальный взгляд и сказал: «Будет профессором!» Его предсказание сбылось.

Карл фон Май, директор гимназии, в которой учился Н. К. Рерих

Программа обучения была насыщенной, преподавание большинства предметов велось на немецком языке. Особых трудностей с обучением у мальчика не было, учеба давалась ему легко.

Гимназические интересы Николая были весьма разносторонними: он увлекался историей и географией, участвовал в археологических раскопках, собирал минералогическую и нумизматическую коллекции, ездил на охоту, зачитывался повестями и рассказами Гоголя.

Очарование Востоком вошло в душу Рериха тоже с детских лет. Загадочная картина из Извары с изображением Канченджанги оказалась будто свыше посланным намеком о будущем художника, которого тогда еще никто не знал. Кто мог в те годы предположить, что ему суждено не только увидеть воочию и запечатлеть на своих картинах эту священную гору Индии, но и исходить Гималаи вдоль и поперек, пройдя по опасным, абсолютно неизведанным районам высочайших гор мира, никем до него не исследованным, не нанесенным на карты мира?

Интерес к Востоку пробуждали в душе подростка и беседы с друзьями его отца. Не случайно впоследствии Рерих, уже будучи знаменитым на весь мир художником, вспоминал: «Си-Шань – западные горы, за ними Монголия. Вспоминаю, когда впервые слышал о ней. В детстве в книгах о Чингис-хане, в географии четвертого класса гимназии и дома, когда собирались у нас Голстунский, Позднеев и другие монголисты и восточники. Говорили и о Бадмаеве».[14 - Рерих Н. К. Полвека // Рерих Н. К. Листы дневника. Т. 3. М., МЦР, 1995. С. 147.]

Н. К. Рерих. Канченджанга. 1936

Николая Рериха неодолимо влекли к себе тайны прошлого. С детства он интересовался историей. А вскоре любовь к истории дополнилась у Николая увлечением ее неизменной спутницей – археологией. Ему было всего девять лет, когда в Извару приехал видный археолог
Страница 4 из 46

Лев Константинович Ивановский (1845–1892), чтобы вести в ее окрестностях археологические раскопки. Любознательный воспитанник гимназии заинтересовался новым для него занятием, и ученый разрешил ему принимать участие в раскопках. «Около Извары почти при каждом селении были обширные курганные поля от Х века до XIV, – вспоминал художник впоследствии. – От малых лет потянуло к этим необычным странным буграм, в которых постоянно находились занятные металлические древние вещи. В это же время Ивановский производил исследования местных курганов, и это тем более подкрепило желание узнать эти старые места поближе. К раскопкам домашние относились укоризненно, но привлекательность от этого не уменьшалась. Первые находки были отданы в гимназию, и в течение всей второй половины гимназии каждое лето открывалось нечто весьма увлекательное».[15 - Рерих Н. К. Археология // Рерих Н. К. Листы дневника. Т. 2. С. 107.]

Рерих-младший с недетскими серьезностью и постоянством занялся раскопками и исследованием близлежащих курганов. Страсть к археологическим раскопкам переросла рамки простого увлечения и стала одним из любимейших занятий будущего знаменитого художника. Полевая археологическая работа привлекала Рериха возможностью живого, непосредственного прикосновения к прошлому. «Ничто и никаким способом не приблизит так к ощущению древнего мира, как собственноручная раскопка и прикасание, именно первое непосредственное касание к предмету большой древности, – писал художник в зрелые годы. – Никакое книжное изучение, никакие воспроизведения не дадут ту благодетельно зажигающую искру, которая зарождается от первых непосредственных прикасаний. Это не сентиментальность, не самоубеждение, ибо живет очарование старинных предметов, украшенных и замечательных в форме и соотношениях. Когда же предметы эти особенно близки с теми историческими обликами, которые как-то самосильно вошли и поселились в сознании, тогда все становится еще ближе и неотрывно убедительнее. <…>

Н. Рерих – гимназист. 1884

Много очарования было в непосредственном прикосновении к предметам большой древности. Много не передаваемой словами прелести заключалось в бронзовых позеленелых браслетах, фибулах, перстнях, в заржавелых мечах и боевых топорах, полных трепета веков давних. Около курганов сплетались старинные легенды. Ночью там проходить страшились. Увлекательно молчали курганные поля, обугрившиеся сотнями насыпей».[16 - Рерих Н. К. Полвека // Рерих Н. К. Листы дневника. Т. 3. С. 148.]

Конечно, археологические раскопки привлекали юного Рериха не только полевой исследовательской работой, но и общением с природой, прелесть которого открылась ему с самых ранних лет. Позднее художник не раз запечатлевал археологические изыскания на своих рисунках. Раскопки не раз становились предметом литературных работ Рериха – не только научных археологических статей, но и публицистики.

Землекопы. 1890-е

План раскопок кургана. 1890-е

Воспитанники гимназии Карла фон Мая. 1880-е годы. Н. Рерих – шестой справа в верхнем ряду

Живым продолжением истории стала для подростка и нумизматика. Несколько старинных монет, подаренных дедушкой, заложили основу для нумизматической коллекции. Уже в зрелом возрасте Рерих напишет: «У нас было нумизматическое собрание. А. А. Ильин очень поощрял его, хотя мы с ним и расходились в сущности нашего отношения к нумизматике вообще. Он был специалистом-нумизматом, для которого сорочий или несорочий хвост на рубле был замечательным признаком, а мы прежде всего любили стилизацию и декоративность знаков. <…> Вообще, если в главнейших образцах разложить в хронологическом порядке нумизматическое собрание, то довольно наглядно получится картина эволюции или инволюции страны».[17 - Рерих Н. К. Нумизматика // Рерих Н. К. Листы дневника. Т. 2. С. 108.]

Помимо истории и археологии, гимназиста Рериха очень увлекала география. На уроках географии, которые проводил директор гимназии, Карл Иванович фон Май, ученики чертили карты Азии, раскрашивали желтой краской песчаные пустыни и белой – гималайские ледники; наносили на карты хребты высочайших гор мира. «Не только чертились богато расцвеченные карты, но и лепились цветными пластилинами рельефные изображения со всеми так милыми нам горами. Поощрялись большие размеры и новые комбинации запоминаемых раскрасок. По правде говоря, такая внушительность изображения была очень увлекательна. На праздниках устраивались географические шествия, сопровождаемые самодельными стихами. Помню, как А. Бенуа изображал желтый Хуан-Хэ, а блондин Калин – голубой Яньцзы-цзян. Мне досталась Волга»,[18 - Рерих Н. К. Полвека // Рерих Н. К. Листы дневника. Т. 3. С. 148.] – вспоминал Н. К. Рерих.

А еще Николая с детских лет впечатляли рассказы и повести Гоголя. «Гоголь часто ставился в ученических спектаклях и всегда был мне близок, – писал художник. – Именно не реализм Гоголя, но его высокая духовность и тонкая потусторонность особенно увлекали. В те же области уводили и встречи с «дидом» Мордовцевым и с Микешиным, и учреждение общества имени Тараса Шевченко, и постановка живых картин украинских – все это разнообразно сближало с мастерством Гоголя. Были эскизы, посвященные Хмельницкому, и «Страшной мести», и «Майской ночи».[19 - Там же.]

Как отмечал впоследствии сам художник, эти три весьма разные области интересов – археологические раскопки, география и литературное творчество Гоголя – отразились в его сознании в каком-то особом, непостижимом синтезе, став как бы первыми вестниками его будущих достижений, как научных, так и духовных: «Самые первые мои курганные находки не только совпадали с любимыми уроками истории, но в воспоминаниях близко лежат и к географии и гоголевской исторической фантастике. <…> Как будто от разных областей звучат курганные находки, или географические карты, или яркие образы творчества Гоголя. Но проходят десятилетия; через полвека вспоминаются эти будто бы различные предметы в одном общем укладе. Именно они своими убедительными зовами сложили многие возможности»,[20 - Там же.] – отмечал Рерих. И резюмировал: «Итак, первые курганные находки, красочные и рельефные карты и образы Гоголя. Конечно, не случайно память отделяет эти наслоения. Такие вехи под разными знаками вспыхнули не однажды потом. Разве не навсегда приблизилась история и очарование старинных культур? Разве не для многого вооружила география с ее такими практическими настойчивыми заданиями? И разве многообразное, но единосущное дарование великого Гоголя, разве оно, как в высокодуховных взлетах, так и в улыбке быта, разве оно тоже не дало посох прочный и легкий?»[21 - Рерих Н. К. Полвека // Рерих Н. К. Листы дневника. Т. 3. С. 149.]

М. О. Микешин, скульптор, художник (1835–1896)

В подростковом возрасте Николай серьезно увлекся рисованием. И вновь Провидение помогло Николаю – его рисунки попали на глаза старому другу его отца, известному скульптору Михаилу Осиповичу Микешину.

Скульптор поинтересовался у друга, кто учит его сына рисовать, и, узнав, что никаких специальных занятий по рисованию, кроме гимназического курса, Николай не имел, стал сам давать подростку уроки рисования. С 1891 года юный Рерих регулярно
Страница 5 из 46

заглядывал в мастерскую Микешина, где получал первые серьезные уроки рисования и живописи.

На лесных тропах

Другим увлечением Николая стала охота. Заняться охотой его заставили обстоятельства: с детских лет его преследовали серьезные простудные заболевания. Николай Константинович отмечал: «Уже со школьных лет обнаружились всякие легочные непорядки. Затем они перешли в тягостные долгие бронхиты, в ползучие пневмонии, и эти невзгоды мешали посещению школы. Как только осенью мы возвращались из Извары в Питерские болота, так сейчас же начинались нескончаемые простуды, и уберечься от них было почти невозможно. Наконец, после третьего класса гимназии, домашний доктор серьезно призадумался и решил радикальный исход. «Нужно и зимою ездить в деревню, пусть приучается к охоте. В снегах и простуду как рукой снимет». По счастью, этот врачебный совет был исполнен. В это время управляющим в Изваре был Михайло Иванович Соколов, почти что Топтыгин по виду и по своей любви к охоте и лесу. Открылась совершенно новая страница радости. На лыжах ходили за лисицами, «тропили» рысей, посылали лесничих выведать медвежьи берлоги – много увлекательных радостей. А уже когда настанет весна с глухариными и тетеревиными токами и с тягою вальдшнепов, тут уже всякие простуды должны уйти. Потом и без ружья можно бы провести ночь в лесу или на лыжах пробираться по сугробам. Но вначале, особенно же под руководством занятного Михайло Ивановича, вся обстановка охотничья казалась какою-то сказкою».[22 - Рерих Н. К. Охота // Рерих Н. К. Листы дневника. Т. 2. С. 105.]

Рисунки Н. Рериха: «Иван лесник» и «Лисица». 1894

Впечатления, полученные во время охотничьих приключений, стали темами рисунков Николая.

Конечно, основной целью охотничьих походов юного Рериха была не добыча медведей и рысей, а общение с природой. Как вспоминал он сам, «Убийственная часть этого занятия скоро отпала, просто сама собой отмерла, стала несовместимою. Но впечатления весенних ночей и восходов, гомон птичьего базара, длинные хождения по зимним лесам – все это навсегда вносит особый склад жизни. Недаром охотничьи команды являются самыми зоркими и подвижными воинскими частями – они больше всего соприкасаются с природою».[23 - Рерих Н. К. Охота // Рерих Н. К. Листы дневника. Т. 2. С. 105.]

Общение с природой было ярчайшей страницей жизни будущего художника с детских лет. Юный Рерих был прирожденным романтиком. Он умел понимать саму душу природы и ценить ее красоту как никто другой, ему, казалось, были открыты ее сокровенные тайны, ее тайный язык… Именно потому он и сможет впоследствии так вдохновенно отражать ее красоту в своих изумительных полотнах – и тем самым открывать ее сокровища всем остальным…

Блуждая по лесу с ружьем в руках, он засматривался на причудливые очертания облаков, видя в них то неведомых животных, то прекрасные замки, то образы легендарных героев… «От самых ранних лет небесное зодчество давало одну из самых больших радостей, – вспоминал позднее художник. – Среди первых детских воспоминаний прежде всего вырастают прекрасные узорные облака. Вечное движение, щедрые перестроения, мощное творчество надолго привязывало глаз ввысь. Чудные животные, богатыри, сражающиеся с драконами, белые кони с волнистыми гривами, ладьи с цветными золочеными парусами, заманчивые призрачные горы – чего только не было в этих бесконечно богатых неисчерпаемых картинах небесных! Без них и охота и первые раскопки не были бы так привлекательны, и в раскопках и в большинстве охот глаз все-таки устремлен вниз, и это не наскучит, лишь зная, что вверху уже готова заманчивая картина. Сколько раз из-за прекрасного облака благополучно улетал вальдшнеп или стая уток и гусей спасалась неприкосновенно![24 - Рерих Н. К. Небесное зодчество // Там же. Т. 2. С. 259.]»

И уже на склоне лет, будучи известным всему миру художником, Рерих вспоминал: «<…> Картины «Небесный бой», «Видение», «Веления Неба», «Ждущая. Карелия» и многие другие построены исключительно на облачных образованиях».[25 - Там же.]

Излишне говорить о том, насколько важна была для юного Рериха эта охотничья эпопея – это стало для него необходимой закалкой, тренировкой и физических, и душевных качеств, необходимых в будущих экспедициях. Если бы у него не было этого опыта долгих хождений по заснеженным лесам – ему пришлось бы несравненно труднее во время долгих переходов по тибетским высотам, в условиях не просто сложных, а экстремальных, на обледенелых тропах, на лютом морозе, под ураганными ледяными ветрами.

Н. Рерих в юности

Впоследствии, когда Рерихи уже были в Америке и знали о предстоящем им путешествии по Гималаям, их духовный Учитель сообщил художнику: «Щит Мой над мыслью поездки в Тибет. <…> Вспомни, Рерих, как привел к раскопкам, как привел к охоте – теперь пригодится».[26 - Высокий путь. В 2-х т. Т. 1. М.: Сфера, 2002. Запись от 31.03.1922 г.]

Сам Николай Рерих писал в одном из своих автобиографических очерков: «Бывало, мы уходили в лес на несколько дней. Не однажды подолгу плутали. В то время уезды, смежные с Псковскою областью, были очень лесисты. Так, один раз мы проплутали целых три дня, пока выяснилось, что подошли к самой станции Дивенской. Это блуждание по разнородному лесу, по обширным моховым болотам с опасными бездонными «окнищами» потом долго вспоминалось. Местный проводник в каждой опушке и роще признавал давно знакомые места, но приближаясь, мы оказывались где-то очень далеко от дома. Но никто не сетовал, и новые впечатления лесного царства навсегда отразились. Курганы – летом, охота – зимою и весною дали настоящие радости».[27 - Рерих Н. К. Охота // Рерих Н. К. Листы дневника. Т. 2. С. 105.]

Наряду с талантом художника рано проявился и литературный дар Рериха. Юный Николай сначала записывал в тетради народные предания, легенды, сказания, затем стал писать и собственные рассказы. Уже в подростковом возрасте он прекрасно владел пером и писал статьи и очерки, публиковавшиеся в столичных журналах. Значительная их часть была посвящена его охотничьим приключениям и наблюдениям за природой, без общения с которой он не мыслил своего существования. Рериху было всего 15 лет, когда его первые охотничьи рассказы увидели свет в журналах «Природа и охота» и «Русский охотник».

Отец Иоанн Кронштадтский

Другой многозначительной вехой, ярко запечатлевшейся в сознании юного Николая, стало общение с одним из величайших духовных светочей России, отцом Иоанном Кронштадтским. Отец Иоанн благоволил семье Рерихов и был фактически духовником родителей Николая и его самого. Его приходы в дом на всю жизнь запомнились юному гимназисту. В очерке Н. К. Рериха, посвященном любимому пастырю, читаем: ««Батюшка завтра придет». При таком сообщении весь дом наполнялся незабываемым торжественным настроением. Значит, что придет о[тец] Иоанн Кронштадтский, будет служить, затем останется к трапезе, и опять произойдет многое необычное, неповторимо замечательное. В зале установлялся престол. От раннего утра и домашние все и прислуга в особо радостном, повышенном настроении готовились встречать почитаемого пастыря. Какие это были истинно особые дни, когда Христово слово во всем вдохновенном речении Великого Прозорливца
Страница 6 из 46

приносило мир дому. Это не были условные обязанности. Вместе с о[тцом] Иоанном входило великое ощущение молитвы, исповедание веры.

Мы жили тогда на Васильевском острове, как раз против Николаевского моста. Окна выходили на Неву, а с другого угла была видна набережная до самого Горного института. По этой набережной издалека замечалась заветная, жданная карета, и торопливо-заботливо проносилось по дому: «идет», «приехал». И опять входил благостно улыбающийся, как бы пронизывающий взором о[тец] Иоанн и благословлял всех, сопровождая благословения каждому каким-то особым, нужным словом. Кому-то Он говорил: «Радуйся», кому-то «Не печалуйся», кому-то – «В болезни не отчаивайся». Все эти быстрые слова имели глубочайшее значение, открывавшееся иногда даже через продолжительное время.

Отец Иоанн Кронштадтский (1829–1909)

Затем говорилось: «Помолимся». После чего следовало то поразительно возвышающее служение, которое на всю жизнь не забудет тот, кто хоть однажды слышал и приобщался ему. Поистине, потрясающе незабываема была молитва Господня в устах о[тца] Иоанна. Невозможно было без трепета и слез слушать, как обращался этот Высокий Служитель к самому Господу с такою верою, с таким утверждением, в таком пламенном молении, что Священное Присутствие проникало все сердца.

Продолжением того же священного служения бывала и вся трапеза с о[тцом] Иоанном. Мы, гимназисты, от самых первых классов, а затем и студенты, навсегда вдохновлялись этим особо знаменательным настроением, которое продолжает жить нестираемо десятки лет – на всю жизнь. Тут же за трапезой происходили самые замечательные указания и прозрения. Часто говорилось: «Пусть ко мне придет такой-то – нужно будет». А затем, через многие недели, слушавшие понимали, зачем это было нужно. Или: «Давно не видал такого-то», и через некоторое время все понимали, почему проявлялась такая забота».[28 - Рерих Н. К. Светочи // Рерих Н. К. Листы дневника. Т. 1. С. 43.]

В этом же очерке Николай Константинович описал интересный случай из его жизни, связанный с провидческой способностью святого. Во время одного из своих визитов в дом Рерихов отец Иоанн подозвал к себе Николая, в то время – гимназиста младших классов, и, налив старый портвейн в блюдечко, дал мальчику выпить вино из своих рук. Видимо, удивленная этим, матушка Николая заметила: «Он у нас вина не пьет», но о[тец] Иоанн на это ответил: «Ничего, ничего, скоро нужно будет».[29 - Там же. С. 44.]

Через две недели после этого случая Николай заболел брюшным тифом, и при выздоровлении врач велел давать мальчику для подкрепления именно тот самый портвейн.

Любимый пастырь и в дальнейшем проявлял заботу о здоровье будущего художника, в школьные годы особенно подверженного простудным заболеваниям. «Не болей – придется много для Родины потрудиться», – сказал однажды Рериху отец Иоанн. На всю жизнь запомнил Николай Рерих и благословение, данное отцом Иоанном на изучение истории и художества. Как вспоминал Николай Константинович, одна из последних встреч его с отцом Иоанном была уже в Академии художеств. Окруженный толпою студентов и преподавателей священник после литургии проходил через залы академического музея. Увидев в толпе Рериха, он на расстоянии благословил его и тут же, через головы людей, передал ему один из своих последних заветов.[30 - Рерих Н. К. Светочи // Рерих Н. К. Листы дневника. Т. 1. С. 44.]

Прозорливость, высокая духовность и широта мысли великого подвижника навсегда запечатлелись в душе начинающего художника.

Глава 2

Студенческие годы

В Академии художеств

Счастливые школьные годы летели так быстро… Весной 1893 года Николай Рерих окончил гимназию Карла фон Мая, и перед ним встал вопрос о выборе будущей профессии и, соответственно, высшего учебного заведения для продолжения образования. По его собственному признанию, он уже в 16-летнем возрасте задумывался о том, чтобы поступать в Академию художеств. Помимо искусства, Николая неодолимо притягивала к себе наука: история, археология, философия. В итоге юноша решил обучаться одновременно в Академии художеств и на историческом факультете Санкт-Петербургского университета. Но, увы, выбор молодого человека не был поддержан его отцом. Константин Федорович Рерих, один из известнейших нотариусов Санкт-Петербурга, хотел, чтобы старший сын получил более практичную профессию юриста и стал продолжателем его дела, владельцем принадлежавшей ему нотариальной конторы. В ту эпоху при выборе будущей профессии воля родителей имела для молодых людей колоссальное значение; в большинстве семей именно родительская воля определяла этот важнейший выбор. Однако Николай не пожелал безоговорочно принять точку зрения отца. Возникший семейный конфликт, ставший для Николая первым жизненным испытанием, удалось решить компромиссом: по условию, поставленному отцом, юноша получил право поступать в Академию художеств, но при этом должен был учиться не на историческом, а на юридическом факультете университета. На деле же, выполняя родительскую волю, молодой человек не поступился своими научными интересами: он ухитрялся заниматься и на юридическом, и на историческом факультетах одновременно. Как писал об этом сам Рерих, «семейный гордиев узел был разрешен тем, что вместо исторического факультета я поступлю на юридический, но зато буду держать экзамен и в Академию художеств. В конце концов получилось, что на юридическом факультете сдавались экзамены, а на историческом слушались лекции».[31 - Рерих Н. К. Университет // Рерих Н. К. Листы дневника. Т. 2. С. 163.]

Н. Рерих. 1893

Поступление в Академию было связано с большим волнением. Юноша готовился к вступительному экзамену со всей серьезностью; уроки рисования во время подготовки ему давал художник-мозаист Иван Иванович Кудрин. На вступительном экзамене надо было сделать рисунок гипсового слепка с головы античной статуи. Николай Константинович вспоминал: «Сколько чувств будило здание Академии. Музей, скульптуры, темные коридоры, а там где-то внутри и школа, связанная со многими любимыми именами… Удастся ли попасть туда?

Летом 1893 года работа с И. И. Кудриным в Музее Академии. Перерисованы все головы, которые ставятся на экзамен. «Не увлекитесь тушевкой, – учит Кудрин, – главное, покажите, как строите».[32 - Рерих Н. К. Академия // Там же. С. 102.]

На экзамене была поставлена голова Антиноя. Как вспоминал Николай Константинович, «рисовали три часа и с трепетом подали. С трудом могли дождаться результатов экзамена. Прихожу в большой вестибюль Академии – там меня встречает один ученик и начинает утешать: «Не в этом, так в будущем году». – «Неужели провал?» – «В списке вас нет». Но тут же стоит швейцар Академии Лукаш – мы его очень любили – он укоризненно усовещивает шептателя: «Чего смущаете, раньше чем говорить – прочли бы список толком». Принят, и даже хорошо[33 - Рерих Н. К. Академия художеств // Там же. С. 160.]».

Наступили годы учебы. Рериху, совмещающему учебу в Академии художеств с занятиями на двух факультетах университета, приходилось быть предельно собранным, чтобы успеть следовать столь насыщенной программе обучения. Как писали биограф семьи Рерихов П. Ф. Беликов и В. П. Князева, распорядок дня Николая Рериха в те
Страница 7 из 46

годы был приблизительно таким: подъем в девять утра, с десяти до часа дня – занятия в Академии художеств; с часа до трех – университетские занятия, с трех до пяти – домашняя работа над эскизами; с пяти до девяти – вечерние классы и практические занятия в Академии; с девяти до двенадцати ночи – чтение, литературная работа, встречи с друзьями, посещение различных студенческих кружков. В праздничные дни и каникулы Николай любил бывать на природе, занимался археологическими раскопками и охотой.[34 - Беликов П. Ф., Князева В. П. Николай Константинович Рерих. Самара, 1996. С. 14.]

Уже первые работы Рериха во время его учебы в Академии были посвящены любимой им теме – истории Древней Руси. Он пришел в Академию с четко определившимися интересами и предпочтениями: его привлекала прежде всего историческая живопись. И уже с ранних пор Николай Рерих сознавал, что его подход к исторической живописи существенно отличается от подхода, воплощенного в работах его знаменитых предшественников – В. Сурикова, В. Васнецова, В. Верещагина, А. Рябушкина… Конечно, самые первые работы Рериха несли на себе неизбежное влияние стиля выдающихся живописцев той эпохи. Но ему предстояло создать и воплотить в красках свой собственный подход к исторической живописи, и он сделал это блестяще убедительно – как художник и как ученый, историк и археолог. Позднее С. Эрнст напишет об исторической живописи Рериха: «Его подход к старине весьма отличен от всех прежних приближений к ней. На полотнах Рериха не видно ни всем известных, увенчанных историей и легендой героев, ни обычной подстроенности сюжета, ни театральности композиции, ни ее неоправданной нарядности, словом, не видно всего того, на что так были падки многие русские исторические живописцы. Художнику открылось не прикрашенное и не ложное лицо старины – открылось во всей своей здоровой, древней и сильной истине».[35 - Эрнст С. Р. Н. К. Рерих // Рерих: жизнь, творчество, миссия. С. 171.]

«Отречение Петра». 1893

В 1893 году, в первый год занятий в Академии, Рерих создает эскизы «Плач Ярославны», «Святополк Окаянный», «Пскович», «Избушка пустынная», а также работу на евангельский сюжет – «Отречение Петра». За эскиз «Плач Ярославны» молодой художник получает высшую оценку – первый номер первого разряда.

В 1894 году любимая Рерихом тема Древней Руси отражается в новых работах: рисунках «Ушкуйник» и «Зверя несет» и выполненной маслом композиции «Иван-Царевич наезжает на убогую избушку».

С юных лет Рерих выказывал любовь к фольклорным героям, столь часто становившимся впоследствии персонажами его картин. Николай писал из Извары своему приятелю по Академии художеств, Л. М. Антокольскому (племяннику знаменитого скульптора М. М. Антокольского): «Какая глубина в этой народной старине! Например: Иван-Царевич – ведь это весенний луч, пробивающийся сквозь царство смерти, зимы, чтобы освободить красавицу Лето. Не узкая, а общая, всесветная идея».[36 - Рерих Н. К. Из письма от 24 июня 1895 г. http://rerich9.sitecity.ru/ltext_0204005540.phtml?p_ident=ltext_0204005540.p_0804012603]

«Ушкуйник». 1894

«Иван-Царевич наезжает на убогую избушку». 1894. (Не сохранилась)

Заслуживают внимания и другие мысли, высказанные Н. Рерихом в этом же письме: «С удовольствием читал, что Ты не соблазняешься заказами – поставил же себе задачу более высокую, чем выполнение маленьких заказов, – на это есть своего рода чернорабочие. Этой судьбы и мы не минем, если, чего Боже упаси, из нас толку не будет. А пока только есть силы, будем вперед идти, будем стараться сказать свое слово в искусстве. У нас задача не только покорить натуру, но стать ее вечным властелином. Оживотворить натуру – заставить ее говорить нашими словами. Творить. <…>

Не слишком останавливайся на этюдах – лучше побольше сил положи на эскиз, это глубже. Во всяком случае, человек, поставивший себе большую задачу, хотя бы и не выполнивший ее вполне, все же лучше маленького человечка, ограничившегося маленькой задачей, даже и доведенной до конца. Кто не сочиняет, тот протоколист, а не художник истинный».[37 - Там же.]

Эти строки говорят о том, что уже в те юные годы Николай Рерих выработал для себя определенную идейную позицию в творческой деятельности, которой неукоснительно следовал и в дальнейшей жизни.

В 1895 году художником были созданы эскизы к «Утру богатырства Киевского» и «Вечеру богатырства Киевского», «В греках», а также навеянная оперой Римского-Корсакова работа «Садко у морского царя».

Не все удавалось молодому художнику сразу: его техника рисунка оставляла желать лучшего. Биографы отмечают, что этому способствовало то обстоятельство, что у молодого Рериха в свое время не установилось взаимопонимания с преподавателем рисования в Академии, Павлом Петровичем Чистяковым. Чистяков был талантливейшим педагогом своего времени и к тому же замечательным рисовальщиком. Посмотрев эскизы Рериха, он посоветовал молодому художнику «не оригинальничать, а сделать порутиннее». В этом совете был определенный резон: техника студента не поспевала за его творческими замыслами; сюжеты эскизов Рериха были слишком сложны для того, чтобы он мог воплотить их графически на должном уровне. Так, увидев эскиз Рериха на заданную тему «Медный змий», П. П. Чистяков посоветовал начинающему художнику не выдумывать своего сюжета, а взять его у Доре. Но Николай Рерих не мог ограничиваться слепым подражанием кому бы то ни было – это просто противоречило его натуре. В итоге студент и маститый педагог так и не пришли к взаимопониманию, что в дальнейшем негативно отразилось на технике рисунка Рериха, чего, возможно, не было бы, если бы Рерих внимательнее прислушивался к советам Чистякова.

Сам Николай Константинович в автобиографических очерках вспоминал: «Головной класс – профессора Лаверецкий и Пожалостин. На ближайшем экзамене перевод в фигурный. Там Чистяков и Залеман. Чистяков за Аполлона перевел на следующем экзамене в натурный. А сам во время работы как закричит: «У вас Аполлон-то француз, ноги больно перетонили»».[38 - Рерих Н. К. Академия // Рерих Н. К. Листы дневника. Т. 2. С. 103.] Студент, впрочем, не растерялся и быстро исправил положение, вернув ногам Аполлона античные пропорции.

В натурном классе, куда был успешно переведен Николай Рерих, ему предстояло работать уже не с гипсовыми слепками античных статуй, а с натурщиками.

За стенами Академии

Николаю Рериху с самых юных лет было свойственно то, что называется «творческой многогранностью». Широта его интересов, неутомимая жажда знаний просто поражали. Его одновременно влекло и к искусству, и к науке. Программа обучения как в университете, так и в Академии художеств была обширной и достаточно сложной для освоения. Но студент Рерих все равно не мог ею удовлетвориться. Его интересовали и естествознание, и древняя история, и античная литература, и музыковедение, и бог знает что еще. Он успевал посещать концерты музыки Вагнера и русских композиторов, бывать в операх, читать Бальзака и Льва Толстого, работать в Публичной библиотеке и бывать на археологических раскопках, ходить на этюды и писать собственные рассказы, публиковавшиеся в тогдашних петербургских журналах. Своими увлечениями он подчас заражал приятелей-сокурсников. Так, другой
Страница 8 из 46

ученик Куинджи, Аркадий Рылов, в своих воспоминаниях писал: «…я любил русские былины и интересовался славянской песней и музыкой. Этим я обязан товарищу моему Н. Рериху. Мы с ним были неизменными посетителями беляевских симфонических концертов в Дворянском собрании, состоявших исключительно из русской музыки. На этих концертах обыкновенно впервые исполнялись новые произведения Римского-Корсакова, Глазунова, Лядова, Аренского и других под управлением авторов.

Митрофан Петрович Беляев, известный русский музыкальный деятель и меценат, прекрасно издавал в Лейпциге произведения русских композиторов и устраивал в России и за границей концерты, симфонические и квартетные, русской музыки. <…>

Мы с Рерихом и еще кое с кем из товарищей сидели на хорах, в антракте занимали пустые места внизу».[39 - Рылов А. А. Воспоминания. Ленинград: Художник РСФСР, 1977. С. 78.]

Помимо тяги к самообразованию и широчайших творческих интересов Рерих осознанно стремился к нравственному и духовному самосовершенствованию; он делал попытки объединить в этом стремлении и других студентов. В 1894 году у Николая возникла идея создания кружка по самообразованию для будущих художников, и он приступил к разработке устава кружка академистов, целью которого было углубленное самообразование. Около двух лет ушло на создание программы занятий философией, эстетикой, естествознанием, историей (как общей историей, так и историей искусств и культуры), а также психологией и другими предметами. Правда, Николая постигло разочарование: большинству студентов, ради которых юный Рерих создавал проект кружка, программа его занятий показалась слишком сложной и обширной, и идею создания кружка пришлось отставить. Как вспоминал сокурсник Николая Аркадий Рылов, «по инициативе Рериха образовался было кружок по изучению древнерусского и славянского искусства. Собирались раз в месяц в квартире профессора Военно-медицинской академии И. Р. Тарханова. Мне поручено было приготовить реферат о поэзии славян. Я прочел в библиотеке кое-что по этому вопросу, но реферата, к моему удовольствию, читать не пришлось, так как кружок распался».[40 - Рылов А. А. С. 78–79.] Показательно само стремление молодого художника к столь интенсивному самообразованию и к созданию организации, способной открыть путь к знаниям всем желающим: потенциал будущего выдающегося исследователя и просветителя проявился в душе Рериха уже в студенческие годы. И если однокурсникам разработанная им программа показалась невыполнимой, то сам Николай упорно следовал ее реализации в жизни.

Н. Рерих

Остается лишь удивляться, где юный Рерих находил время для всего намеченного им – и это притом, что зарабатывать себе на жизнь он тоже начал уже в студенческие годы. В немалой степени этому способствовала и довольно сложная семейная ситуация: поскольку в выборе будущей специальности Николай проявил самостоятельность – в противовес мнению отца, ему неудобно было постоянно обращаться к нему за помощью в финансовых вопросах. А между тем обучение в Академии художеств было недешевым, несмотря на субсидии студентам: покупка красок, бумаги, холстов постоянно требовала денег. А еще хотелось сходить в театр, на концерт, съездить на раскопки, купить необходимые для самообразования книги и журналы…

Основным заработком Николая Рериха во время обучения в Академии стала, как и для многих других русских художников, иконопись. Церковные заказы на иконы давали молодому художнику стабильный доход, но не всегда приносили ему творческое удовлетворение: Рерих не любил работать по каким-либо шаблонам, а в иконописи обойтись без них было невозможно. Кроме иконописи, Рерих зарабатывал и иллюстрированием в журналах. Как сообщал сам художник, «было отвоевано право стать художником. Первые рисунки в «Звезде» и в «Иллюстрации[41 - Полное название издания – «Всемирная иллюстрация». – Прим. авт.]».[42 - Рерих Н. К. Начало // Рерих Н. К. Листы дневника. Т. 2. С. 101.]

Еще одним средством зарабатывания на жизнь была для Николая литература – его очерки и рассказы, стихи и философские сказки нередко публиковались в столичных журналах.

Говоря о жизни и интересах Николая Рериха в студенческие годы, невозможно не упомянуть о его характере и отношениях с сокурсниками. Несмотря на свою общительность, искреннюю доброжелательность и широкий круг знакомств, Рерих многим казался достаточно обособленным, непростым человеком. Как отмечал биограф Рериха Сергей Эрнст, уже в мастерской Куинджи проявилась характерная черта молодого художника: он любил работать не в общем классе, на глазах у других студентов, а наедине. Он не был склонен открывать душу первому встречному, как это часто делают молодые люди его возраста. Кроме того, его образ жизни был абсолютно чужд той богемности, которая часто свойственна молодым художникам. И за стенами Академии Николай не отличался любовью к большим компаниям. Он не был участником шумных и веселых студенческих пирушек, не терял время, как другие, болтая с приятелями ни о чем. Его занятия подчинялись четкому ритму и жесткой дисциплине, он старался не терять попусту ни минуты – да и как было иначе, если смыслом его существования был поиск не легкомысленных развлечений, а знаний, причем знаний больших, разносторонних. Круг интересов Николая Рериха неизмеримо превосходил интересы и увлечения его ровесников. Программа самообразования, намеченная им, требовала для реализации большой внутренней самодисциплины. Чтобы успеть осуществить все, к чему стремились его душа и ум, он вынужден был жить не так, как большинство молодых людей его возраста. Рерих заметно отличался от сверстников своей духовно-нравственной и интеллектуальной зрелостью – и они интуитивно чувствовали это.

Н. Рерих в студенческие годы

В его душе жил неповторимый, необычайно богатый духовный мир, понять который могли далеко не все окружавшие его сверстники. Этот мир отметил своего обладателя особой духовной и психологической утонченностью, которая поневоле выделяла его из общей среды. Это создавало иллюзию некоторой отчужденности, замкнутости, обособленности Рериха от остальных. Конечно, не все понимали причину этой обособленности. Завистники и недоброжелатели, которых у Николая хватало уже в студенческие годы, шептали о его честолюбии и эгоизме. Впрочем, им мало кто верил – с одной стороны, Рерих был для всех загадкой, а с другой – его любили за приветливость, незлобивость и доброжелательность.

Характерной чертой Рериха в юности была и необычайная душевная утонченность, не свойственная большинству «вольных студентов». В компании сверстников молодой человек краснел при каждом бранном слове или плоских шутках, за что, по его собственным воспоминаниям, сокурсники называли его «красной девицей» и «Белоснежкой». Впрочем, эта черта юного Рериха отнюдь не говорила о некоей психологической изнеженности или, тем более, слабости его характера: юноше, краснеющему от пошлых слов, тем не менее ничего не стоило во время охоты в лесу в одиночку погнаться за медведем, не дожидаясь отставшего егеря-помощника.

Университет

Одновременное обучение в Академии художеств и на юридическом факультете
Страница 9 из 46

Санкт-Петербургского университета, куда Николай Рерих поступил в том же 1893 году, не создавало для талантливого юноши особых трудностей. По свидетельству самого Николая Константиновича, университету он уделял все же меньше времени, чем занятиям в Академии художеств. И это при том, что программа его обучения в университете оказалось куда более насыщенной, чем у подавляющего большинства студентов. Интересуясь гораздо больше историей, чем юриспруденцией, молодой Рерих фактически получал одновременно два университетских образования: на историческом факультете его видели чаще, чем на юридическом.

Уже тогда, в годы обучения в университете, закладывался профессиональный, научный интерес Рериха к культуре Востока. Интерес к Востоку стимулировался и тем, что в числе друзей его отца были и востоковеды. Николай Константинович вспоминал: «Дома у нас бывали Менделеев, Советов, восточники Голстунский и Позднеев. Закладывался интерес к Востоку. А с другой стороны, через дядю Коркунова шли вести из медицинского мира. Звал меня в Сибирь, на Алтай. Слышались зовы к далям и вершинам. <…>

Куинджи очень заботился, чтобы университетские занятия не слишком страдали. Затем Кормон в Париже тоже всегда отмечал университет.

Исторический, а не юридический факультет считал меня своим».[43 - Рерих Н. К. Университет // Рерих Н. К. Листы дневника. Т. 2. С. 163.]

В университете увлечение Рериха историей и археологией реализовалось на профессиональном уровне. Разрешение на проведение самостоятельных археологических раскопок Рерих получил, еще будучи гимназистом, в 1892 году. В студенческие годы Николай стал членом Русского археологического общества. Впоследствии, он писал: «В бытность в университете Спицын и Платонов провели в члены Русского Археологического Общества, где я потом был пожизненным членом. Этим путем произошло сближение со всею археологической семьею. <…> Археологическая комиссия дала несколько командировок для исследования древностей Новгородских Пятин и Тверской и Псковской областей. Археологический Институт просил устроить экскурсии, в которых принимали участие не только члены Института, но и гости, например Милюков, Беклемишев, Глазов…».[44 - Рерих Н. К. Археология // Рерих Н. К. Листы дневника. Т. 2. С. 107.]

С 1892 года сначала гимназист, а затем студент Рерих проводил раскопки в Петербургской, Псковской, Новгородской, Ярославской, Тверской, Смоленской губерниях, составив впоследствии весьма солидную коллекцию найденных археологических артефактов. Позднее Рерих вместе с князем Путятиным проводил раскопки на Валдае.

Являясь членом Русского археологического общества, Рерих и там находил возможность заниматься востоковедением: «Кроме славянского отделения я посещал и заседания Восточного отдела…»,[45 - Там же.] – писал о своих научных интересах художник. В Восточном отделе Русского археологического общества Рерих познакомился с выдающимся египтологом Б. А. Тураевым. Впоследствии Тураев будет заниматься со старшим сыном Рериха, Юрием, с гимназических лет увлеченным историей и культурой Востока.

Рерих и Стасов

В годы обучения в университете Рерих познакомился с человеком, оказавшим на его научную и общественную деятельность большое влияние – это был известный российский литературный, художественный и музыкальный критик, исследователь и популяризатор русской культуры Владимир Васильевич Стасов.

Стасов был страстным патриотом России, вел исследовательскую работу в Публичной библиотеке, публиковал свои статьи по истории русской культуры, изучал русское, восточное и западноевропейское искусство, а вдобавок ко всему еще и занимался активной общественной деятельностью.

Рерих давно уже был знаком с работами В. В. Стасова. Многие идеи известного критика были созвучны взглядам всерьез интересующегося российской историей и культурой Николая, и молодой художник наверняка мечтал о знакомстве с именитым критиком. Собственно, встретиться со Стасовым было довольно просто: именитый критик заведовал художественным отделом Публичной библиотеки, в залах которой подолгу просиживал студент Рерих за изучением летописей, старинных миниатюр и других источников. Осенью 1895 года Рерих пришел к Стасову, принеся с собой рукопись своей статьи о значении искусства для современности. Стасов, быстро просмотрев статью, раскритиковал ее, однако последующая беседа с автором его явно заинтересовала, и он пригласил Рериха приходить еще, чтобы «потолковать». Николай воспользовался приглашением, и это положило начало долгому и плодотворному сотрудничеству известного культурного деятеля с молодым художником.

В. В. Стасов и Н. К. Рерих в Публичной библиотеке

У Стасова и у Рериха было достаточно много общих интересов: исследования в области русской истории, археологии и культуры; искусство России и стран Востока; общественно-просветительская деятельность и пропаганда национального культурного наследия, которой давно уже занимался Стасов и только начинал заниматься Рерих, – все это сделало их общение интересным и плодотворным для обоих. Стасову особенно импонировало горячее желание Рериха исследовать наиболее древний период русской истории и культуры и пропагандировать достижения русского национального искусства. Патриотизм Рериха, его глубокие познания в области истории русской культуры, а также искренняя любовь молодого художника к национальной культуре были сразу же оценены Стасовым и стали той основой, на которой развивалось их сотрудничество.

Однако во взглядах молодого художника и именитого критика сразу же обнаружились и существенные расхождения. Рерих с самого начала отметил однобокость и тенденциозность суждений Стасова в области современного искусства. Стасов видел подлинное искусство лишь в реально-бытовом изображении жизни. Он не понимал и не принимал художников нового типа. Критик любил мастеров Возрождения, но не воспринимал импрессионистов и многих других западных живописцев-новаторов. Горячо поддерживая передвижников, Стасов не принимал искусства Нестерова, Врубеля и других художников, впоследствии вошедших в «Мир искусства», называя их «декадентами», то есть последователями упаднического, суррогатного искусства. Для Рериха – истинного знатока искусства и человека широких взглядов – такие оценки, конечно, были неприемлемы. Но в области истории, археологии, а также истории русской культуры и искусства Стасов был для молодого художника авторитетом, поэтому, даже во многом не соглашаясь с взглядами своего старшего друга на искусство, Николай Рерих всегда искренне уважал его.

В мастерской Куинджи

Но вернемся к занятиям юного студента Рериха в Академии художеств.

Николай пришел в Академию на стыке двух эпох ее существования. Именно в ту эпоху в Академии начались реформы, о которых художник писал: «Нашему поколению пришлось ознакомиться с двумя эпохами Академии. Мы начали работу при старых профессорах вроде Вилливальде, Шамшина, Подозерова, Лаверецкого, Пожалостина, и при нас на наших глазах совершилась реформа. Пришли передвижники. Можно было свободно избрать себе руководителя, и традиционный академизм, о котором так много говорилось, сменился
Страница 10 из 46

свободою работы».[46 - Рерих Н. К. Академия художеств // Рерих Н. К. Листы дневника. Т. 2. С. 158.]

В 1893 году был разработан новый устав Академии, в 1894 году была проведена реформа. Преподавательский состав был обновлен, часть прежних преподавателей ушла, пришли новые профессора, в числе которых были глубоко почитаемый студентами Академии И. Репин, В. Маковский, А. Куинджи и другие. Действительными членами Академии стали такие выдающиеся художники как В. Суриков, В. Васнецов, В. Поленов, М. Антокольский.

Как отмечал Николай Константинович, все старшекурсники Академии спешили перейти из натурного класса (его вел П. П. Чистяков) в мастерскую какого-либо преподавателя, выбрав для себя таким образом будущего руководителя.

В 1895 году, при окончании натурного класса Академии, перед Рерихом встал вопрос: в чью мастерскую перейти, к Репину или к Куинджи? «Труден был выбор между Репиным и Куинджи не только потому, что один был жанристом, а другой пейзажистом, но по самому характеру этих мастеров»,[47 - Там же.] – отмечал впоследствии Николай Константинович.

При встрече с Рерихом Репин очень хвалил его этюды, хотя, как писал Рерих, знаменитый живописец вообще не скупился на похвалы. Однако в 1895 году, когда Рериху предстояло уже определиться с выбором руководителя, в мастерской Репина просто не было свободных мест для учеников. Репин предложил Рериху записать его учеником в свою мастерскую на следующий год, отметив, что ему весьма лестно было бы иметь у себя такого ученика.

Но роль кандидата в ученики на будущий год не устраивала деятельного студента. Как вспоминал художник, «Воропанов предложил: «Пойдем лучше к Куинджи». Пошли. Посмотрел сурово: «Принесите работы». Жили мы близко – против Николаевского моста – сейчас и притащили все, что было. Смотрел, молчал, что-то будет? Потом обернулся к служителю Некрасову, показал на меня и отрезал коротко: «Это вот они в мастерскую ходить будут». Только и всего! Один из самых важных шагов совершился проще простого».[48 - Рерих Н. К. Академия // Рерих Н. К. Листы дневника. Т. 2. С. 103.]

Этот выбор был не просто верным, но и провиденциальным – Куинджи стал для Рериха наставником не только в живописи. Его мудрые, основывавшиеся на большом жизненном опыте советы не раз вспоминались молодому Рериху в непростых жизненных ситуациях. «Стал Архип Иванович учителем не только живописи, но и всей жизни»,[49 - Там же.] – писал Николай Константинович.

А. И. Куинджи (1841–1910). Портрет работы В. Васнецова. 1869

Жизненный путь Архипа Ивановича Куинджи был действительно необычным. Родившийся в бедной семье грека-сапожника в Мариуполе, он уже в шесть лет остался сиротой и воспитывался родственниками отца. Его образование ограничилось несколькими классами начальной школы. Ребенком он пошел работать: был пастушком, мальчиком на побегушках, долгое время служил ретушером у фотографов. Он жил в нищете, подчас голодал, но вместо еды и одежды покупал краски и кисти. Могучий талант и неслыханное упорство помогли ему осуществить почти неосуществимую мечту – стать настоящим художником, большим мастером, вопреки всему. У него не было никакой финансовой поддержки от родственников, не было и специального образования. Как писал Н. Рерих, «Куинджи трижды держал экзамен неудачно, и на третий раз из тридцати экзаменовавшихся только он один не был принят».[50 - Рерих Н. К. Академия художеств // Рерих Н. К. Листы дневника. Т. 2. С. 160.] Лишь в 1868 году, в 26-летнем возрасте, ему удается поступить в Академию, из которой он вскоре ушел, начав участвовать в выставках передвижников.

Его «философия жизни» и взгляды относительно того, каким должен быть художник, были просты и суровы:

«Хоть в тюрьму посади, а все же художник художником станет», – говаривал мой учитель Куинджи. Но зато он же восклицал: «Если вас под стеклянным колпаком держать нужно, то и пропадайте скорей! Жизнь в недотрогах не нуждается!» Он-то понимал значение жизненной битвы, борьбы Света со тьмою».[51 - Рерих Н. К. Твердыня пламенная // Рерих Н. К. Врата в будущее. С. 535–536.]

В этом же очерке Рерих передавал известный всем ученикам Куинджи – да и не только им – характерный диалог, состоявшийся у знаменитого мастера с художником-любителем:

«Пришел к Куинджи с этюдами служащий; художник похвалил его работы, но пришедший стал жаловаться: «Семья, служба мешают искусству». – «Сколько вы часов на службе?» – спрашивает художник. «От десяти утра до пяти вечера». – «А что вы делаете от четырех до десяти?» – «То есть как от четырех?» – «Именно от четырех утра». – «Но я сплю». – «Значит, вы проспите всю жизнь. Когда я служил ретушером в фотографии, работа продолжалась от десяти до шести, но зато все утро от четырех до девяти было в моем распоряжении. А чтобы стать художником, довольно и четырех часов каждый день».

Так сказал маститый мастер Куинджи, который, начав от подпаска стада, трудом и развитием таланта занял почетное место в искусстве России. Не суровость, но знание жизни давало в нем ответы, полные осознания своей ответственности, полные осознания труда и творчества».[52 - Рерих Н. К. Мастерская Куинджи // Рерих Н. К. Листы дневника. Т. 2. С. 44.]

В живописи Архипа Ивановича Куинджи и его ученика Николая Рериха впоследствии обнаружится много общих черт. Оба были великими мастерами пейзажа. Оба не удовлетворялись существующими тогда красками и экспериментировали с целью улучшения их состава и создания новых сочетаний красок для передачи на полотнах более ярких, насыщенных цветов. «Иллюзия света была его богом, и не было художника, равного ему в достижении этого чуда живописи», – писал о Куинджи другой выдающийся живописец, Репин.

Куинджи достиг больших высот в передаче на полотнах солнечного и лунного света, а также эффектных цветовых контрастов. Архип Иванович серьезно интересовался работами профессора Петербургского университета Ф. Ф. Петрушевского – физик изучал технологию живописи, красочные пигменты, светоносность палитры, соотношение основных и дополнительных цветов[53 - Беликов П. Ф., Князева В. П. Николай Константинович Рерих. С. 26.] и многие другие тайны красок.

Колористические приемы, открытые Куинджи, не могли не оказать своего положительного влияния на его учеников; Богаевский, Борисов, Рылов, Пурвит, Вроблевский, Рерих – все они в той или иной мере применяли и творчески развивали идеи своего учителя. И самым непревзойденным колористом из всех учеников Куинджи стал именно Рерих…

Почти сенсационную славу принесла Куинджи картина «Ночь на Днепре». Говорят, некоторые из зрителей, впервые увидев это полотно, не могли поверить, что такое свечение можно передать одними лишь красками, и потихоньку заглядывали за раму, чтобы посмотреть – нет ли там лампы, подсвечивающей изображение на картине?

Казалось, жизнь наконец-то стала к Куинджи милостивой. Его искусство получило всеобщее признание, он стал знаменитым, это принесло ему и материальное благополучие и независимость. Но, как это почти всегда бывает, слава породила и много сплетен вокруг имени Куинджи. Рерих, которому и самому было дано в полной мере изведать всю тяжесть пути гения, неизменно окруженного завистью и, как следствие, клеветой, писал: «Сам Куинджи знал всю тяготу борьбы за правду. Зависть
Страница 11 из 46

сплетала о нем самые нелепые легенды. Доходило до того, что завистники шептали, что Куинджи вовсе не художник, а пастух, убивший в Крыму художника и завладевший его картинами. Вот до чего доползала змея клеветы. Темные люди не могли переварить славу Куинджи, когда статья о его «Украинской ночи» начиналась словами: «Куинджи – отныне это имя знаменито». Писали о Куинджи и дружили с ним такие люди, как Тургенев, Менделеев, Достоевский, Суворин, Петрушевский. <…> Одни эти имена уже обостряли язык клеветы…».[54 - Рерих Н. К. Мастерская Куинджи // Рерих Н. К. Листы дневника. Т. 2. С. 45.]

Став знаменитым и материально обеспеченным, Куинджи не изменил своего скромного образа жизни. Как писал Рерих, «Его частная жизнь была необычна, уединенна, и только ближайшие его ученики знали глубины души его. Ровно в полдень он восходил на крышу дома своего, и, как только гремела полуденная крепостная пушка, тысячи птиц собирались вокруг него. Он кормил их из своих рук, этих бесчисленных друзей своих, голубей, воробьев, ворон, галок, ласточек. Казалось, все птицы столицы слетались к нему и покрывали его плечи, руки и голову. Он говорил мне: «Подойди ближе, я скажу им, чтобы они не боялись тебя». Незабываемо было зрелище этого седого, улыбающегося человека, покрытого щебечущими пташками, – оно останется среди самых дорогих воспоминаний. Перед нами было одно из чудес природы, мы свидетельствовали, как малые пташки сидели рядом с воронами и те не вредили меньшим собратьям».[55 - Рерих Н. К. Мастерская Куинджи // Рерих Н. К. Листы дневника. Т.2. С. 43.]

Архип Иванович щедро раздавал деньги бедным и нуждающимся, особенно заботился он о молодых художниках. Все свое состояние он в конечном итоге завещал в особый фонд, целью которого было покровительство художественному образованию.

«Куинджи, посылая денежную помощь бедным, добавлял: «Только не говорите, от кого»»,[56 - Рерих Н. К. Куинджи // Там же. С. 294.] – вспоминал в своих очерках Рерих. «Одна из обычных радостей Куинджи была помогать бедным – так, чтобы они не знали, откуда пришло благодеяние».[57 - Рерих Н. К. Любовь непобедимая // Рерих Н. К. Врата в будущее. С. 476.]

Любимому учителю Рерих посвятил не один свой очерк. Стоит пролистать страницы воспоминаний Рериха о наставнике:

«…Мощный Куинджи был не только великим художником, но также был и великим Учителем жизни».[58 - Рерих Н. К. Там же.]

Молодому Рериху на всю жизнь запомнились мудрые суждения Куинджи и о человеческих характерах, и об особых жизненных ситуациях. В той школе жизни, которую предстояло пройти Николаю Рериху, жизненный опыт Куинджи во многом помог ему.

«Куинджи умел быть суровым, но никто не был таким трогательным. Произнеся жестокую критику о картине, он зачастую спешил вернуться с ободрением: «Впрочем, каждый может думать по-своему. Иначе искусство не росло бы».

Куинджи знал человеческие особенности. Когда ему передали о некоей клевете о нем, он задумался и прошептал: «Странно! Я этому человеку никакого добра не сделал».[59 - Рерих Н. К. Куинджи // Рерих Н. К. Листы дневника. Т. 2. С. 294.]

«Коли загоните в угол, даже овца кусаться начнет» – так знал Куинджи природу человеческую.

«Одни способны написать даже грязь на дороге, но разве в том реализм?» – говорил Куинджи, изучая свет луны.

«Сделайте так, чтобы иначе и сделать не могли, тогда поверят», – говорил Куинджи об убедительности.

<…> Когда же Куинджи слышал оправдания какой-то неудачи, он внушительно замечал: «Этто, объяснить-то все можно, а вот ты пойди да и победи».

Прекрасную победу одерживал Куинджи, когда писал приволье русских степей, величавые струи Днепра, когда грезил о сиянии звезд…».[60 - Там же. С. 295.]

Одной из главных черт Куинджи как педагога был дух свободы творческого самовыражения. Его система преподавания основывалась не на догматической приверженности признанным методикам, а на уважении творческой индивидуальности будущих художников. Эта черта была особенно важна для Рериха с его неповторимо индивидуальным творческим потенциалом. Биограф Рериха С. Эрнст писал о мастерской Куинджи: «Здесь веяло то бодрое чувство жизни, которым был богат сам учитель, здесь ценили самую живопись, здесь поощряли развитие индивидуальности, позволяли затрагивать те темы, к которым чувствовалась склонность (Куинджи любил разнообразие замыслов)».[61 - Эрнст С. Р. Н. К. Рерих // Рерих: жизнь, творчество, миссия. С. 170.]

Архип Иванович по-особенному относился и к работе с натуры. С одной стороны, он требовал от учеников умения запоминать прекрасные природные уголки так, чтобы картина потом создавалась не с этюдов, а по памяти. С другой стороны, Куинджи считал, что художник не должен быть механическим копировальщиком природных красот и пейзажи на картинах не должны напоминать безликие фотографии. Главным в картине для Архипа Ивановича было отношение к изображаемому самого художника.

Куинджи со своими воспитанниками. Третий справа в верхнем ряду – Н. Рерих

Много лет спустя ученица Рерихов в Америке Зинаида Григорьевна Фосдик так запишет запомнившиеся ей слова Николая Константиновича о пейзажной живописи: «Н. К.[62 - Н. К. Рерих. – Прим. ред.] сделал набросок одной скалы карандашом. Между прочим, он говорит, что художник обыкновенно рисует [с натуры] прибой, небо, скалы, и часто получается фотография, то есть то, что лишь слепой не увидит. А главное – это подметить в природе настроение и передать его на полотне».[63 - Фосдик З. Г. Воспоминания о Рерихах. М., 2014. Запись от 22.04.1922.]

Не имевший собственных детей Куинджи относился к своим ученикам по-отечески. Некоторых он даже поддерживал материально, но главное – он действительно был для них не только педагогом-наставником живописи, но и учителем жизни, а иногда – и защитником от несправедливых претензий. Как писал об учителе Николай Константинович, «…боец был Куинджи, не боялся выступать за учащихся, за молодых, а его суровые, правдивые суждения в Совете Академии были грозными громами против всех несправедливостей. Своеобычный способ выражений, выразительная краткость и мощь голоса навсегда врезались в память слушателей его речи».[64 - Рерих Н. К. Мастерская Куинджи // Рерих Н. К. Листы дневника. Т. 2. С. 45.]

Молодые художники чувствовали незаурядные человеческие качества этого сурового на вид педагога и питали к нему искреннюю, неподдельную любовь. Да и сами куинджисты, как их называли в Академии, многому, видимо, научились у любимого наставника: в их среде царил особый дух товарищества, сплоченности и взаимной поддержки. Это подчеркивал и Николай Константинович в своих воспоминаниях: «И между собою ученики Куинджи остались в особых неразрывных отношениях. Учитель сумел не только вооружить к творчеству и жизненной борьбе, но и спаять в общем служении искусству и человечеству».[65 - Там же.]

«Гонец»

В 1895–1896 годах Николай Рерих написал две картины на русские темы: «Утро богатырства Киевского» и «Вечер богатырства Киевского». Эти картины передавали былинную историю русского богатырского воинства: по преданию, когда богатырю старого поколения – Святогору – пришло время покинуть мир, он отдал часть своей силы Илье Муромцу, символически передав прежние славные традиции новому поколению богатырей. На картине «Утро богатырства
Страница 12 из 46

Киевского» изображен стоящий на горе гроб Святогора и едущий вниз с горы Илья Муромец.

Но, как повествуют далее былинные предания, новое поколение богатырей загордилось своей силой. Богатыри стали говорить, что способны победить в бою даже высшие, небесные силы, и тем самым прогневили их. В качестве наказания за гордыню небожители наслали на богатырей чары, заставившие их окаменеть. На полотне «Вечер богатырства Киевского» изображен окаменевший богатырь на коне – так закончилась история легендарного богатырства.

«Вечер богатырства Киевского». 1895 (1896)

В 1896 году у художника возник план по созданию целой серии произведений, посвященных жизни Древней Руси. Он решил назвать серию «Начало Руси. Славяне». В ней Рерих намеревался отразить многие значимые моменты древнерусской истории. Первым в этой серии стало полотно «Гонец: восстал род на род». Эта картина должна была стать своеобразным прологом для последующих произведений. В записных книжках художника были изложены сюжеты других картин, которые должны были войти в эту серию:

«1. Славяне. (Поселок. Сходка. Говорит выборный. Взаимные отношения старого и молодого элементов.)

2. Гадание. (Перед походом. Старик и кудесник у Даждьбоговой криницы.)

3. После битвы (междоусобной).

4. Победители. (С первым снегом – домой с добычей.)

5. Побежденные. (На рынке в Царьграде. Параллель между пышными византийцами и большим живым куском мяса – толпою пленных. Купцы арабы. Служилые варяги.)

6. Варяги (в ладьях – на море).

7. Полунощные гости (весенний наезд варягов в славянский поселок).

8. Князь. (Прием дани. Постройка укреплений. Идолы.)

9. Апофеоз. Курганы».[66 - Цит. по: Беликов П. Ф., Князева В. П. Николай Константинович Рерих. С. 30.]

Этот список не был единственным, были у Рериха и другие варианты сюжетов картин для задуманной им серии. Куинджи и Стасов, конечно же, одобрили и поддержали замысел молодого художника. Историческая живопись Рериха была уникальна: благодаря синтетическим познаниям художника в его картинах искусство гармонично сочеталось с наукой, фантазия – с подлинными данными истории, археологии, этнографии. Ученый и художник в одном лице, Рерих отражал жизнь древних славян не просто красиво и эмоционально – он отражал ее правдиво. Он писал: «1896 год. Академия Художеств. Уже складывается сюита «Славяне». Задуманы «Гонец: восстал род на род» и «Сходятся старцы», и «Поход», и «Город строят». Читаются летописи. Стасов открывает сокровища Публичной библиотеки. В Изваре из старого птичника переделана мастерская. Собраны волчьи и рысьи меха. Нужно славянам и оружие. В придорожной кузне почерневший кузнец кует меч, настоящий, железный, точь-в-точь, как мы находили в курганах. Долго этот меч находился в кладовой».[67 - Рерих Н. К. Три меча // Рерих Н. К. Листы дневника. Т. 2. С. 99.]

В этой мастерской, ранее служившей сараем, Рерих писал своего «Гонца». Этой картине суждена была особая роль: она стала его дипломной работой в Академии художеств. Начиная работу над «Гонцом», Рерих не знал, что окончание Академии для него и других воспитанников Куинджи станет весьма необычным.

В 1897 году в Академии вспыхнули студенческие волнения. Начались они с того, что тогдашний ректор Академии, человек авторитарный и резкий, разговаривал с одним из учащихся в таком грубом тоне, что студенты созвали общее собрание и потребовали, чтобы ректор извинился перед оскорбленным учеником. Преподавательский коллектив категорически отверг это требование, и в ответ на это студенты объявили забастовку и не явились на занятия. Куинджи переживал из-за случившегося и сделал попытку урегулировать конфликт – без ведома руководства Академии пришел на студенческую сходку и просил академистов приступить к занятиям.

Но «высокие покровители» Академии художеств явно неадекватно восприняли попытки авторитетного, любимого студентами педагога уладить конфликт. Возмущенный поступком знаменитого художника, великий князь Владимир Александрович, бывший почетным президентом Академии, обвинил Куинджи в том, что он оказывает «вредное влияние» на студентов, и потребовал, чтобы он подал в отставку. Рерих писал об этой ситуации в своем очерке: «Куинджи умел защитить неправо пострадавшего. Ученики Академии часто не знали, кто смело вставал на их защиту. «Этто, не трогайте молодых».

Н. Рерих за работой в своей мастерской в Изваре

Куинджи выказал большую самоотверженность, когда великий князь Владимир и граф [И. И.] Толстой предложили ему немедленно подать в отставку за защиту учащихся. Друзья советовали ему не подавать, но он ответил: «Что же я буду поперек дороги стоять? Вам же труднее будет».[68 - Рерих Н. К. Куинджи // Рерих Н. К. Листы дневника. Т. 2. С. 294.]

Куинджи подал в отставку и покинул Академию. Однако именитый президент Академии художеств явно не рассчитал истинный масштаб «вредного влияния» Куинджи на учеников. Вслед за Архипом Ивановичем из Академии ушли и все его ученики, Николай Рерих в их числе. Руководство Академии, не ожидавшее такого поворота дел, оказалось в весьма невыгодном положении. Чтобы как-то исправить его, были предприняты «дипломатические» попытки вернуть взбунтовавшихся студентов в Академию. Преподаватель В. В. Матэ от имени руководства предложил Рериху место в мастерской Репина, а также пообещал, что после окончания Академии его за государственный счет пошлют на стажировку за границу. Но студент Рерих ответил: «Василий Васильевич, помилуйте, ведь такая поездка на тридцать сребреников будет похожа»». В этой ситуации один «доброжелатель» уже шепнул Куинджи: «Рерих вас продал», но Архип Иванович только засмеялся в ответ: «Рерих мне цену знает…».[69 - Рерих Н. К. Начало // Там же. С. 102.]

Аналогичным образом отреагировали на подобные предложения руководства и другие ученики Куинджи. Как писал Николай Рерих, «за нашего Архипа Ивановича мы дружно стояли. Где же был другой такой руководитель искусства и жизни?! Никакими заграничными командировками нельзя было оторвать от него».[70 - Там же.]

Поскольку попытка «купить» лучших учеников Куинджи не удалась, раздосадованному руководству Академии ничего больше не осталось, кроме как допустить юных бунтарей к защите дипломов по работам, которые им надлежало представить по окончании Академии. Дипломной работой Рериха стала картина «Гонец: восстал род на род» (см. Приложение, № 1 (форзац)).

«Волнительно было с «Гонцом» в 1897 при окончании Академии, – вспоминал Рерих много лет спустя. – Мы ушли из Академии вместе с Куинджи, его выжили великий князь Владимир и граф И. И. Толстой. Ожидали, что наше восстание за учителя будет осуждено Академией.

Так отчасти и случилось. Не могли не дать звания, но смотрели косо».[71 - Рерих Н. К. Начало // Рерих Н. К. Листы дневника. Т. 2. С. 101.]

Впрочем, каким бы косым взглядом ни смотрело на «Гонца» руководство Академии, всем – и преподавателям, и критикам, и любителям живописи – было ясно, что картину написал истинный художник, талантливый и самобытный. С. Эрнст писал, что работой «Гонец» Рерих «громко и ясно заявил о своей уже сложившейся «художнической особи»»: «В «Гонце», написанном широкими густыми мазками (темно-зеленоватая река, темное небо, груда темных приречных построек, ярко-желтый
Страница 13 из 46

месяц), Рерих выявил первоначальную формулу своего искусства и наметил дальнейший свой путь, – отмечал биограф. – Прежде всего, Рерих – прирожденный живописец, об этом свидетельствует весь красочный наряд «Гонца», хотя и оставляемый далеко позади последующими открытиями и вдохновениями автора, но для своего времени представлявший интерес первостепенной новизны. С истинно живописным чувством сопоставлены эти темные, густые колера и таким уместным к ним контрастом звучит золотой кусок молодого месяца. Свежо найдены и общие очертания построек на берегу и посланцев, плывущих на челноке. Трогает и то лирическое чувство северной природы, что движет все полотно, – художник рассказывает о летней, может быть, близкой к осени, чуть сырой, притаившейся ночи, когда еле-еле журчит речная струя, берега молчаливы и таинственны и вся земля покоится в тишине. Эти ноты сближают картину Рериха с пейзажными холстами Левитана и его школы, в конце века создавших чудесный и единственный гимн скромной прелести русских лугов, рек и лесов. Третьим отличительным признаком «Гонца» будет то непосредственное и свежее чувство прошлого, что так поразило тогдашних зрителей и что вот уже долгие годы воодушевляет все работы художника».[72 - Эрнст С. Р. Н. К. Рерих // Рерих: жизнь, творчество, миссия. С. 170–171.]

В «Гонце» Рерих показал себя уже сложившимся мастером не только исторической, но и пейзажной живописи. Картина еще несла на себе влияние Куинджи, но вместе с тем свидетельствовала о появлении самобытного художника, воплотившего в своих работах свой индивидуальный, новый подход к исторической живописи.

П. М. Третьяков (1832–1898). Портрет работы И. Репина

Интересен и исторический момент, отраженный Рерихом в «Гонце». Полное название картины «Гонец: восстал род на род» – говорило о драматическом эпизоде в жизни славянского племени. С какой целью, куда был послан гонец в этот драматический момент междоусобицы? В чем состояла его миссия – просить ли помощи у соседей или предупредить их об опасности? Мы этого не знаем, и эта неизвестность, недосказанность лишь усиливает чувство тревожности, создаваемое картиной. Лицо гонца – старика, сидящего в узкой лодке, – несет на себе печать тяжелых раздумий и удрученности, плечи чуть ссутулились, как бы под тяжестью невидимой ноши. Чувствуется, что на его плечах лежит нелегкая, ответственная задача, от решения которой зависит, может быть, вся дальнейшая жизнь племени, вступившего в междоусобицу. Молодой гребец, держащий в руках весло, стоит спиной к зрителю. Этот прием – изображение персонажей, в не картинных, непосредственных, жизненных позах, часто спиной к зрителю – будет встречаться и на других полотнах художника. Из-за этого приема зритель словно становится участником ситуации, изображенной на картине.

«Гонец» был хорошо встречен и широкой публикой, и художественной критикой. Особый подход Рериха к исторической тематике, связанный с психологическим, эмоциональным проникновением в тайны русской истории, был отмечен всеми. Сюжет картины, на первый взгляд скромный и лишенный особых эффектов, тем не менее играл особую роль: он заставлял всех, кто смотрел на это полотно, задумываться о загадочных и драматических моментах начальных эпох русской истории.

В ноябре 1987 года состоялась конкурсная выставка и торжественное вручение дипломов на звание художника. Третьяков, пожаловавший на выставку, приобрел картину для своей знаменитой галереи. «На конкурсную выставку приехал Третьяков, – вспоминал Рерих. – Наметил для Москвы Рущица, Пурвита и моего «Гонца». Было большое ожидание. Наконец Третьяков подходит: «Отдадите «Гонца» за 800 рублей?» А он стоил тысячу, о чем говорить! Пришел Третьяков ко мне наверх в мастерскую. Расспрашивал о дальнейших планах. Узнал, что «Гонец: восстал род на род» – первая из серии «Славяне». Просил извещать, когда остальные будут готовы».[73 - Рерих Н. К. Начало // Рерих Н. К. Листы дневника. Т. 2. С. 102.]

Жизнь изменила первоначальные планы: Петр Михайлович Третьяков вскоре умер. Серия не осуществилась полностью в том составе, в котором художник планировал ее. Но наиболее значимые сюжеты, намеченные в те годы Рерихом, все же обрели воплощение в его новых картинах.

Глава 3

«Занятый человек все успеет…» (1898–1899 годы)

Служба и творческие интересы

В следующем, 1898 году Рерих заканчивает свою учебу в Санкт-Петербургском университете. Любимые им темы – историю искусств и историю Древней Руси – Николай смог совместить с юриспруденцией. Неиссякаемый интерес молодого художника к истории Древней Руси и ее искусству смог проявиться даже на юридическом факультете, в области юриспруденции. Дипломной работой Николая Рериха на юридическом факультете становится исследование на тему: «Правовое положение художников в Древней Руси». Как отмечал сам Рерих, «пригодились и «Русская Правда», и «Летописи», и «Стоглав», и «Акты Археографической Комиссии»».[74 - Рерих Н. К. Университет // Рерих Н. К. Листы дневника. Т. 2. С. 163.]

Во время сдачи государственного экзамена профессор В. В. Ефимов, наслышанный об успехе «Гонца», поинтересовался: «На что вам римское право – ведь, наверное, к нему больше не вернетесь?» Профессор оказался прав, юриспруденция не стала профессиональным призванием Рериха. Постоянная служба, предложенная Рериху после окончания университета, была связана с областью искусства и журналистики.

Незадолго до защиты диплома, в том же 1898 году, Николаю предоставляется возможность устроиться на постоянную службу. Причем ему одновременно предлагают две хорошие должности – помощника директора музея при Императорском обществе поощрения художеств (ИОПХ) и помощника редактора журнала «Искусство и художественная промышленность», начавшего издаваться Обществом поощрения художеств как раз в те годы. Оба предложения делаются Рериху не без влияния его старшего друга, В. В. Стасова, который был одним из инициаторов создания журнала и добрым другом тогдашнего директора музея ИОПХ.

Н. К. Рерих в конце 1890-х

Получив перспективные предложения, вчерашний студент не столько обрадовался возможности обрести финансовую независимость, сколько призадумался – хватит ли у него времени все успеть, не пожертвовав при этом своими художественными занятиями? Сможет ли он заниматься столь ответственной административной работой и при этом сохранить свою творческую свободу?

Однокурсники и хорошие знакомые стали пугать Рериха тем, что подобная служебная нагрузка несовместима с занятиями искусством. Озадаченный Николай в беседе с Куинджи упомянул о стоящей перед ним проблеме, и учитель жизни вновь дал ему свой мудрый совет. Н. К. Рерих вспоминал: «<…> Помню, как после окончания Академии Художеств Общество Поощрения Художеств пригласило меня помощником редактора журнала. Мои товарищи возмутились возможностью такого совмещения и прочили конец искусству. Но Куинджи твердо указал принять назначение, говоря: «Занятый человек все успеет, зрячий все увидит, а слепому все равно картин не писать»».[75 - Рерих Н. К. Мастерская Куинджи // Рерих Н. К. Листы дневника. Т. 2. С. 44.]

Более полно содержание своей беседы с Куинджи Николай Константинович не без юмора
Страница 14 из 46

передавал потом своим ученикам в Америке. Зинаида Фосдик писала в своем дневнике: «…Н. К. рассказал, что, когда он окончил Академию, ему предложили место помощника редактора газеты,[76 - В действительности – журнала. – Прим. авт.] которое он хотел принять. Но его товарищи закричали, что он погибнет, и тогда он пошел за советом к Куинджи. А тот его спросил: «А вы как, боитесь этого?» Н. К. говорит: «Нет, не боюсь». Куинджи ему ответил: «Ну и хорошо, а то иначе послал бы вас к дьяволу».[77 - Фосдик З. Г. Воспоминания о Рерихах. Запись от 06.11.24.]

Правда, вскоре после начала работы судьба уготовила Рериху испытание. Директором музея Общества поощрения художеств был в то время Д. В. Григорович, единомышленник и соратник В. В. Стасова, имевший обширные связи в литературных и художественных кругах. У Григоровича сложились очень хорошие отношения с его молодым помощником, Рерихом. Но в 1899 году Григорович умер и на должность директора музея был назначен Михаил Петрович Боткин. Известный коллекционер, живописец и член совета Академии художеств, Боткин был известен своими крайне консервативными взглядами на искусство, а также тяжелым характером и склонностью к интриганству. Между тем, незадолго до назначения Боткина на должность директора музея ИОПХ Рерих в одной из своих статей критиковал его за ошибки, допущенные им при реставрационных работах в Софийском соборе в Новгороде. Поэтому, когда Николай Константинович узнал о том, кто именно был назначен на должность директора музея вместо Григоровича, его первым желанием было вообще оставить свою должность и уйти из музея. Но вице-президент ИОПХ И. П. Балашов уговорил Рериха вместо этого вместе с ним поехать к Боткину домой под предлогом осмотра его известной коллекции. Михаил Петрович с удовольствием показал гостям свою коллекцию, а затем сказал, что статья Рериха, в которой он критиковал его за ошибки, допущенные им, то есть Боткиным, при реставрации, была ему интересна и полезна. Кроме того, Боткин заявил, что он очень рад видеть своим помощником такого молодого и энергичного человека, как Рерих.[78 - Рерих Н. К. Учеба //Рерих Н. К. Листы дневника. Т. 2. С. 111.] Казалось, что в отношении Боткина к Рериху не было явной враждебности. Но на деле дальнейшие отношения Боткина с его молодым коллегой складывались очень непросто. Однако Боткин моментально показал свою двуличную и лицемерную природу: через пару дней после визита к нему Рериха с Балашовым он уже рассказывал своим знакомым, что молодой художник приезжал к нему, чтобы извиниться перед ним за резкую критику в его адрес. В будущей работе Рериха в ИОПХ интриганство и двуличие Боткина стоили ему много нервов.

Время показало, что решение Николая Рериха принять обе предложенные ему в 1898 году должности было правильным: вопреки сомнениям многих друзей, молодой художник смог совместить постоянную службу со всеми своими творческими занятиями и интересами. Как сообщал С. Эрнст, с 1899 года Рерих был не только помощником главного редактора журнала, но и помощником секретаря общества (редактором журнала и секретарем ИОПХ в то годы был Н. Собко). Но, несмотря на ответственную должность и занятость по службе, у молодого художника находилось время и силы и для живописного и литературного творчества. В 1898–1900 годах он не только работал над картинами своей славянской серии, но и активно занимался публицистикой. К этому времени относятся интересные, полные новых идей статьи Рериха: «На кургане» (1898), «Искусство и археология» (1898), «Некоторые древности Шелонской пятины и Бежецкого конца» (1899), «Иконный терем» (1899), «По пути из Варяг в Греки» (1900).[79 - Как сообщает Сергей Эрнст, эти статьи были опубликованы в «Записках Императорского археологического общества», «Искусстве и художественной промышленности», «Новом времени» и «С.-Петербургских ведомостях». – Прим. авт.] Статьи были посвящены любимым темам художника: археология и ее значение в изучении славянской истории и культуры, история древнерусского искусства, самобытный характер культуры Древней Руси и влияние, оказанное на нее соседями-скандинавами, проблема охраны культурных памятников старины.

По стилю эти работы представляют собой публицистику, местами близкую к художественной прозе, но в них были затронуты многие научные и социальные проблемы. Излагая свои мысли не сухим академическим стилем, а живым и образным языком, Рерих, очевидно, намеренно стремился сделать свои идеи доступными широкому кругу читателей, приобщая их таким образом к изучению целого ряда культурных явлений. И теперь, спустя много десятилетий после выхода в свет этих работ, они не утратили своей актуальности.

Свои взгляды на историю искусств и археологию Рерих излагал не только в публицистике. В 1898–1899 годах он в качестве внештатного преподавателя прочитал курс лекций в Петербургском археологическом институте. Тема курса была сформулирована следующим образом: «Художественная техника в применении к археологии». Но помимо основной темы в этом курсе лекций был затронут весьма широкий круг вопросов: происхождение древнеславянского искусства, значение археологического материала для современного художественного образования, проблема синтеза науки и искусства, искусство и религия, высший духовный смысл искусства и его значение в развитии человечества и многое другое.

Проблема синтеза и взаимодействия искусства и науки была одной из самых интересных тем этого лекционного курса. Следует особо отметить, что Рерих затронул эту проблему одним из первых в России.

Несмотря на занятость по службе, тяга к общению не оставила молодого художника. Общение с друзьями Рерих очень ценил и спустя много лет писал: «После университета у меня в мастерской в Поварском переулке собирался очень ценный кружок – Лосский, Метальников, Алексеев, Тарасов… Бывали хорошие беседы, и до сих пор живет связь с Лосским и Метальниковым. Зародилось и «Содружество» – С. Маковский, А. Руманов – группа писателей и поэтов. Просуществовало оно не так долго, но создало хорошую дружбу, оставшуюся на долгие годы, и посейчас».[80 - Рерих Н. К. Мысль // Рерих Н. К. Листы дневника. Т. 2. С. 106.]

Идейное противостояние. Передвижники и мирискусники

Надо отметить, что в общественной и публицистической деятельности Рериху приходилось касаться не только «преданий старины глубокой» – культурная жизнь страны в те времена била ключом и была полна всевозможных противоречий, различных идейных течений и столкновений мнений и интересов. Рерих начинал свою творческую деятельность в одну из самых трудных и бурных эпох в жизни России, эпоху значительных социально-политических, идеологических и мировоззренческих перемен. Искусство, литература, философия не могли остаться в стороне от этих процессов. Волны изменения общественного сознания на рубеже эпох, ломка прежних стереотипов и рождение новых идеологий отражались и в новых тенденциях и направлениях живописи. Товарищество передвижников, горячо поддерживаемое В. В. Стасовым, заметно утратило свое прежнее влияние на умы сограждан. Поклонников живописи стали привлекать поиски новых форм и новых идей в искусстве. Таким образом, сформировались два лагеря – с одной стороны, передвижники и их
Страница 15 из 46

поклонник Стасов, с другой – апологеты «нового искусства», возглавляемые известным российским антрепренером Сергеем Павловичем Дягилевым.

Вокруг Дягилева сплотились молодые художники и критики Бенуа, Сомов, Бакст, Нувель, Философов. Свое объединение они назвали «Миром искусства»; в 1898 году был учрежден журнал с одноименным названием – рупор идей мирискусников, как вскоре стали их называть. В этом журнале согласились участвовать и такие признанные мастера как Репин, Серов, Левитан, В. и А. Васнецовы, Врубель, Нестеров, Коровин, Поленов. В ряды своих единомышленников Дягилев вербовал не только художников, но и музыкантов, критиков, писателей и поэтов, артистов. Ему удалось привлечь к финансированию журнала М. К. Тенишеву и С. И. Мамонтова.

С. П. Дягилев (1872–1929)

Таким образом, составилась более чем серьезная оппозиция Стасову и передвижникам. Владимир Васильевич стал активно собирать силы для противодействия «декадентам», обращаясь с предложениями о совместных действиях ко многим представителям творческих кругов Санкт-Петербурга. Писал он о своих планах и Рериху, приглашая его принять активное участие в защите его идейной позиции – в противовес «декадентам».

Издававшийся при ИОПХ журнал «Искусство и художественная промышленность», в котором Рериху была предложена должность помощника редактора, стал для В. В. Стасова и его единомышленников противовесом в идейной борьбе с мирискусниками. Редактором этого журнала был Н. П. Собко – друг Стасова.

Отношение Рериха к «Миру искусства» долгое время было неоднозначным. Организатор нового идейного направления в искусстве – Дягилев – давно уже присматривался к Рериху, безошибочно угадав в нем талантливейшего самобытного мастера, не чуждого новых тенденций и подходов. На предложение Дягилева о вступлении в «Мир искусства» Рерих ответил отказом, и в некоторых своих статьях критиковал «Мир искусства» за присутствие на выставках этого объединения работ «рутинно-декадентских, в своем роде старых и шаблонных».[81 - Рерих Н. К. Наши художественные дела. IV // «Искусство и художественная промышленность». 1899. Март, № 6. С. 479–490.] Еще больше не нравились художнику западнические тенденции мирискусников. Но все же в отношении Рериха к новому объединению никогда не было той категоричности и резкой критичности, которая сквозила в оценках В. В. Стасова.

Рерих во многом симпатизировал передвижникам: он разделял их веру в высокое общественное назначение искусства; ему были близки патриотические настроения в их живописи и идеологии, любовь к народу и родной культуре. Но в отличие от неукротимого Стасова Николай Константинович высоко ценил живопись Васнецова, Врубеля, Серова и других художников, сотрудничавших с «Миром искусства». Поиск новых подходов в искусстве был свойствен и самому Рериху как художнику, но это не нравилось апологету передвижников Стасову.

Помимо «Мира искусства» и передвижников в Петербурге существовала и достаточно малочисленная группа последователей староакадемической живописи, идейным лидером которой был М. Боткин. О борьбе течений в искусстве той поры Рерих писал: «Староакадемическое крыло держалось М. Боткиным. О нем можно бы написать целую книгу. У него были и неприятные черты, но зато он был страстный собиратель. Знал Александра Иванова, Брюллова, Бруни – был свидетелем той «римской» группы, о которой всегда занимательно слышать. Конечно, наша группа, а особенно «Мир Искусства» был ненавистен Боткину. Но такая борьба неизбежна.

Бывали и такие диалоги. Встречаю Боткина, выходящего с выставки «Мира Искусства». Он бросает мне: «Все сжечь». – «Неужели все?» – «Все». «И Серова?» – «И Серова». – «И Врубеля?» – «И Врубеля». – «И Александра Бенуа?» – «И Бенуа». – «И мои?» – «И ваши». – «И ваши нужно сжечь?» Боткин вскидывает руками и спешит дальше. Уж эти аутодафе! До чего они полюбились от самых древних времен! Но эта сожигательская группа в Академии Художеств была в значительном меньшинстве».[82 - Рерих Н. К. Академия художеств // Рерих Н. К. Листы дневника. Т. 2. С. 158.]

«Новая живопись»

В 1898 году Рерих завершил новую картину, также запланированную в рамках его славянского цикла, – «Сходятся старцы». Это полотно большинство критиков отнесли к «новой живописи», в отличие от «Гонца», бывшего образцом классической русской живописи. Как отмечала искусствовед Е. И. Полякова, «Новая живопись, вовсе не порывая с реальностью, отходит от иллюзорно-бытового ее изображения. Для новой живописи важно не столько воссоздание действительности, сколько отношение к ней художника, который волен выбирать средства и приемы, непривычные для ревнителей традиционного искусства. Центр новой живописи – не изображение факта, но сама душа автора, его отношение к изображаемому, его внутренний мир».[83 - Полякова Е. И. Николай Рерих. М.: Искусство, 1973. С. 49.] И далее Е. Полякова приводит цитату из статьи художника и критика 90-х годов М. Далькевича, посвященной этой картине, в которой также говорится об отличии новой живописи от старой, академической: «Факты, люди, их отношения являются не целью, а только средством для выражения духовного мира художника. Такие картины прямо и непосредственно действуют на душу зрителя и впечатление, производимое ими, отличается силой и цельностью…

Характерной в этом отношении является самая значительная картина на выставке – «Сходятся старцы» г-на Рериха. Это не жанр, не историческая картина и тем более не пейзаж, хотя и по внешности и по настроению она заключает в себе элементы всех этих родов живописи: это просто высокохудожественное произведение, свидетельствующее о крупном таланте автора».[84 - Там же. С. 50.]

В процессе работы над этой картиной Н. К. Рерих написал три эскиза, два из которых находятся в России (см. Приложение, № 9 (форзац)), а третий эскиз и само полотно, огромное по размерам – в США.

О живописной манере, в которой написана картина, Далькевич писал: «Написана она широко и грубо, нет ничего яркого, отчетливо выделенного, выпуклого: все в ней серо, неопределенно. Такою же широкой, грубой и неопределенной рисуется в нашем воображении и эта седая старина, яркость образов которой теряется в туманной дали веков».[85 - Там же.] Позднее биограф Рериха Эрнст отметит: «…в глухой предрассветный час у священного дуба сошлись предводители родов решать судьбы «своих людей». В сумраке не видно лиц, не видно никаких «развлекающих» деталей, и вся картина полна сгущенного, чуть жуткого настроения. Примечательно и ее письмо – темные, широкие, как бы небрежные мазки, набросанные с импрессионистическим чутьем (в этом смысле очень показателен эскиз картины, находящийся в собрании А. А. Коровина)».[86 - Эрнст С. Р. Н. К. Рерих // Рерих: жизнь, творчество, миссия. С. 172.]

Картина экспонировалась на выставке в Академии художеств и вызвала неоднозначные оценки. Суриков, Васнецов, Верещагин весьма положительно восприняли картину (Верещагин назвал ее «единственной вещью на выставке», как и М. Далькевич); но строгий академист Репин, не оценив новый, оригинальный подход к живописному выражению исторической тематики, увидел в ней лишь недостатки в технике рисунка и письма и отозвался о картине отрицательно. Стасов согласился с этой
Страница 16 из 46

чрезмерно критической оценкой, что стало неприятным сюрпризом для Рериха, узнавшего об этом. Но как бы то ни было, в низкой оценке Репиным технического мастерства Рериха была доля правды, и художник сам знал об этом. В свое время Куинджи, видимо, не обратил должного внимания на отдельные недостатки художественной техники своего воспитанника. Рерих понимал, что восполнить пробелы в технической стороне живописного мастерства ему поможет только стажировка за границей, в мастерской какого-либо крупного европейского художника-педагога, и уже в то время планировал поездку в Париж. Стасов не одобрял планов молодого художника и советовал ему вместо заграничной поездки просто «засесть за натуру и рисовать с нее упорно». Однако советуя Рериху не ехать в Европу, Стасов просто опасался, что Рерих, пообщавшись с европейскими коллегами, «заразится» новыми тенденциями в живописи и, отступив от пропагандируемого Владимиром Васильевичем реализма, встанет на путь «декадентства».

Опасения критика вполне могли осуществиться: Рерих по своей натуре был новатором, человеком широких взглядов, его живо интересовало все новое, в котором были далеко не только отрицательные тенденции, как это казалось консервативному и тенденциозному в своих взглядах на живопись Стасову.

В следующем, 1899 году Рерих представляет на суд публики новую свою картину, «Поход». По словам самого художника, Куинджи сначала критиковал его за эту работу, но потом вновь пришел в его мастерскую и сказал: «Впрочем, не огорчайтесь, ведь пути искусства широки – и так можно!».[87 - Рерих Н. К. Академия // Рерих Н. К. Листы дневника. Т. 2. С. 103.]

О «Походе» С. Эрнст писал: «Острым взглядом увидел художник долины и холмы, расцветшие сотни лет назад, леса крепкоствольные и людей тогдашних, безликих, «сросшихся» с деревьями и лугами и непобедимых этим. Посмотрите, как неожиданно и «истинно» изображен «Поход» (1899): по холмистой русской равнине, еще крытой снегом, поздним вечером медленно движется крестьянская рать, движется нестройной «разбившейся» толпой, поднимаясь ленивым потоком на холм. Подобное построение исторической композиции было столь чуждо пониманию современников, что даже такой поклонник русских тем как Стасов обронил в «Новостях» такие строки: «Жаль только, что все к зрителю спиной, и притом почти все опустили головы, словно от меланхолии, и глядят себе под ноги, ни у кого не видать никакой храбрости, мужества или хоть бодрости. Ведь, кажется, их никто на войну плетью не гонит».[88 - Эрнст С. Р. Н. К. Рерих // Рерих: жизнь, творчество, миссия. С. 171–172.]

«Поход». 1899

Что, казалось бы, вызвало столь иронический отзыв Стасова о «Походе»? Ведь на картине была представлена та самая реальность, изображение которой он всегда считал истинным искусством. Очевидно, отражение реальности на картинах для критика означало изображение центральных персонажей, человеческих характеров, посредством которых раскрывался бы сюжет картины и ее смысл. Но в живописи Рериха человеческие фигуры почти всегда оказывались не центральными персонажами картины, а ее частью, «хоровыми массами», действовавшими на фоне природы, что лишний раз подчеркивало их неразрывное единство с нею. Современница Рериха Н. Жаринцова писала о его творчестве: «В наши дни битва между «механической цивилизацией» и «культурой духа» (пользуясь выражениями самого Рериха) приближается к решающей черте. Когда художник, которому дано отображать цвета, звуки и мысли Бесконечности, остается всем сердцем погруженным в океан связывающих с ней вибраций, он делает Бесконечность осязаемой для всех. Но только в том случае, если погружение художника в эту стихию спонтанно-искреннее, только тогда его можно считать приближающимся к вершине, где эта битва разворачивается.

Н. К. Рерих на фоне картины «Поход». 1899

<…> «Человек не может быть царем природы – он ее ученик. Я никогда не питал склонности к писанию просто портретов. Место человека во Вселенной – вот что было важно», – сказал мне однажды Рерих.

Эта исключительность ума и сердца в сочетании с художественным дарованием – причина убедительности его творений. Они наполняют тебя желанием вслушаться в шепоты Вечности. Молчание северных озер Рериха говорит. Тяжесть его скал и древних стен дышит жизнью».[89 - Жаринцова Н. Николай К. Рерих. Лондон, 1920. http://rerich9.sitecity.ru/ltext_0204010156.phtml?p_ident=ltext_0204010156.p_2909161730]

Стасов во многом не понимал Рериха, как не понимал он и Серова, Нестерова, Врубеля, Малявина. В дальнейшем разногласия между Рерихом и Стасовым в их взглядах на искусство только усилились.

Зато Сергей Дягилев, не оставлявший надежд переманить к себе молодого талантливого художника, обратился к Рериху с просьбой дать ему «Поход» для выставок «Мира искусства». Рерих ответил Дягилеву отказом под тем предлогом, что обещал дать эту картину для IV «Весенней выставки» Академии художеств, на которой она экспонировалась. Но в то время художник впервые задумался о возможности своего участия в выставочной деятельности «Мира искусства». Как отмечал Рерих в своем дневнике, его сотрудничество с Дягилевым воспринялось бы в творческих кругах на уровне скандала, но, по-видимому, неизбежная критика со стороны В. В. Стасова и близких ему деятелей Николая Рериха не пугала.

Картина «Поход», судя по всему, не сохранилась до нашего времени; во всяком случае, ее местонахождение неизвестно. В том же или следующем году Рерих написал другую картину – «За родину. Рать», которая и по сюжету, и по стилю была созвучна картине «Поход».

Глава 4

Любовь, борьба и творчество

Судьбоносная встреча

Работая в музее ИОПХ и в журнале, занимаясь живописью и литературным творчеством, активно участвуя в общественно-культурной жизни страны, Николай Константинович не оставлял и любимую им археологию. Археологические интересы однажды привели его туда, где он встретил свое счастье – будущую спутницу жизни, единомышленницу, соратницу и земную музу-вдохновительницу в одном лице.

Это произошло летом 1899 года. Русское археологическое общество направило Николая Константиновича в командировку в Псковскую, Тверскую и Новгородскую губернии для изучения вопроса о сохранении памятников старины.[90 - Беликов П. Ф., Князева В. П. Николай Константинович Рерих. С. 41.] По пути Рерих решил встретиться с князем Путятиным, также давно занимавшимся археологией и охотно помогавшим коллегам из Археологического общества, и заехал в его имение в Бологом. Но в имении князя не оказалось, он был в это время в отъезде. Войдя в дом, Николай Константинович спросил, здесь ли живет князь Путятин. Увидевшая его первой Елена Ивановна ответила утвердительно, но, толком не рассмотрев гостя, сразу сообщила о его приезде своей тете – княгине Путятиной. Дело было ближе к вечеру, княгиня велела лакею провести Николая Константиновича в кабинет ее мужа, где он и остался на ночь. С семьей князя и своей будущей невестой художник познакомился на следующий день за завтраком. В имении, дожидаясь князя, он пробыл три дня. Когда Рерихи были в Америке, Елена Ивановна рассказывала своей ученице Зинаиде Фосдик, что художник расположил к себе Путятиных тем, что дипломатично и тонко завел разговор о древности своего рода и
Страница 17 из 46

своей фамилии Рерих, – вся семья Путятиных увлекалась изучением старинных родословных.[91 - Фосдик З. Г. Воспоминания о Рерихах. Запись от 05.08.22.]

Эти три дня, проведенные в ожидании князя в его доме, Николай Константинович запомнил на всю свою жизнь. Красота и ум 20-летней Елены, племянницы жены князя Путятина, произвели на него неотразимое впечатление. Выяснилось, что она дочь покойного архитектора Ивана Ивановича Шапошникова, известного своим талантом и прогрессивными общественными взглядами.

Тетя Елены во втором браке стала женой князя Путятина, и Елена с матерью почти каждое лето проводили в гостях у Путятиных в их имении. Елена Ивановна принадлежала к славному роду Голенищевых-Кутузовых, ее мать, Екатерина Васильевна Шапошникова (урожденная Голенищева-Кутузова), была двоюродной внучкой великого полководца. Дальним родственником Елены Ивановны был и выдающийся композитор М. П. Мусоргский, в свое время любивший бывать в имении Голенищевых-Кутузовых, общаясь с матерью Елены и ее сестрами.

Позднее художник вспоминал: «В летнее время уже шли раскопки, исполнялись поручения Археологической комиссии. Во время одной такой раскопки, в Бологом, в имении кн. П. А. Путятина я встретил Ладу, спутницу и вдохновительницу. Радость!»[92 - Рерих Н. К. Университет // Рерих Н. К. Листы дневника. Т. 2. С. 163.]

Но в реальной жизни за право вступить в брак молодой паре пришлось немало побороться…

Елена Ивановна тоже обратила внимание на молодого художника; как потом она рассказывала Зинаиде Фосдик, ей понравились его «чистые глаза». По приезде в Петербург Николай Константинович стал искать встречи с Еленой. Ее мать не приглашала Николая к ним домой, но девушка нашла возможность два или три раза посетить мастерскую художника. Во время ее последнего визита художник сделал ей предложение. Елена Ивановна ответила согласием, но просила его до поры до времени держать в тайне их намерения. Девушка прекрасно понимала, что ее родня воспротивится ее браку с художником. Она оказалась права – как только художник открыто попросил у Екатерины Васильевны руки Елены, и ее мать, и вся их родня дружно воспротивились этому браку.

Елена Ивановна в юности. 1895

Елена Ивановна принадлежала к великосветской знати Санкт-Петербурга, за ней ухаживали женихи-миллионеры, и родные Елены и представить себе не могли, чтобы девушка из высшего света со столь блестящей внешностью, умом и воспитанием могла выйти замуж за молодого художника, не имевшего за плечами солидного состояния. Материальное положение художников во все времена и во всех странах оставляло желать лучшего, и это обстоятельство было главной причиной сопротивления родственников Елены ее браку с художником.

Между тем юная Елена была не похожа ни на сверстниц, ни на своих родственников. В ее душе жил мир утонченных духовных переживаний. Она видела вещие сны и с раннего детства обладала ясновидением. Еще будучи ребенком, она могла предсказывать многие важные события своей будущей жизни. Всегда знала о грядущих несчастьях, о смертях своих родственников. Ей грезились апокалиптические видения, имевшие отношение к будущей судьбе всего мира. У Елены был старший брат, позднее родилась младшая сестра, но оба они умерли в детстве. В семье Елену называли Ляля, она была любимицей всей многочисленной родни. Мать заставляла Елену с гимназических лет выезжать в свет, на балы, которые заканчивались под утро. Великосветский образ жизни очень тяготил девочку. У Елены не было духовной близости с матерью, зато она была очень привязана к отцу. Отец ее умер, когда ей было 19 лет, и его смерть она предчувствовала за долгие годы до этого несчастья. После окончания гимназии Елена мечтала поступить в университет. Но родители не позволили ей сделать это. Мать считала, что девушке не нужно университетское образование, отец в принципе понимал ее тягу к знаниям, но боялся, что дочь увлечется народническими идеями и сблизится с революционно настроенной молодежью. Елене осталось лишь продолжать заниматься самообразованием. После смерти отца мать позволила ей поступить в высшую музыкальную школу профессора И. Боровки при Санкт-Петербургской консерватории. Здесь проявился незаурядный музыкальный талант Елены; с ней занимался сам директор школы, который прочил ей карьеру пианистки и утверждал, что на этом пути ее ждет блестящее будущее.

Елена была одной из первых красавиц столичного Петербурга. Родственники надеялись, что при ее красоте и обаянии она выйдет замуж за состоятельного человека, что в их понимании было основой благополучной и счастливой жизни. Но у Елены были свои представления о счастье, весьма отличные от взглядов ее родных и сверстниц. Целью ее жизни было вовсе не богатство и не жизнь в золотой клетке, а познание и духовная самореализация. Она чувствовала себя чужой в обществе богатых женихов из аристократических семей. За ней ухаживал единственный сын и наследник миллионера, которому принадлежало Волжское пароходство; о таком женихе мечтали все петербургские красавицы. Он сделал ей предложение, но Елена отказала ему. Материальные интересы никогда не превалировали в ее душе над духовными потребностями. Конечно, ее родные не могли понять этого. Елену с юных лет интересовали книги, музыка и искусство – настоящее, духовное искусство. А поскольку в ту эпоху замужество было едва ли не главным средством самореализации для девушки из дворянской семьи, то Елена твердо решила выйти замуж только за представителя творческой среды. Когда же такой человек – в лице Николая Рериха – наконец-то появился в ее жизни, вся ее родня выступила против этого брака.

Е. И. Рерих. 1900

Мать Николая Константиновича тоже не одобряла выбора сына, она мечтала найти ему жену по своему вкусу. Однако она не стала оказывать давление на Николая. Елене пришлось много труднее – родственники в категорической форме требовали от нее отказаться от брака с художником, и молодой девушке надо было проявить много терпения, выдержки и дипломатии, чтобы отстоять свой выбор наперекор родне.

Началась долгая борьба, завершившаяся в конце концов победой молодой пары – им удалось отстоять свое решение и буквально отвоевать свое счастье.

Тяжелая пора

В 1900 году семью Рерихов постигло несчастье – умер глава семьи, Константин Федорович Рерих. Он всегда очень много работал и, как это часто бывает у мужчин, не берег своего здоровья, много курил. «Не любил лечиться отец. Уже давно врачи требовали отдых. Но он не знал жизни без работы. Просили его не курить или уменьшить курение, ибо грозило отравление никотином, но он отвечал: «Курить – умереть и не курить – умереть»»,[93 - Рерих Н. К. Отец // Рерих Н. К. Листы дневника. Т. 2. С. 101.] – писал Николай Константинович в очерке, посвященном отцу.

Перед смертью Константина Федоровича мучило тяжелое нервное расстройство; ему казалось, что все ополчились против него и думают только о том, как бы ему навредить. Врачи мало чем могли помочь, беспокойство больного только усиливалось. Мария Васильевна тяжело переживала болезнь мужа, видимо чувствуя, что он скоро оставит этот мир. Переживал и Николай, причем сразу за обоих родителей: состояние отца внушало серьезную тревогу, а
Страница 18 из 46

мама постоянно плакала из-за этого. В одном из писем Елене Ивановне молодой художник писал: «Теперь у меня настроение отчаянное, да и у всех нас такое же. Завтра будет окончательная консультация относительно отца. А если его не возьмутся поместить? – тогда нам всем остается погибать. А если с ним что-либо произойдет во время помещения, – тогда вечный упрек будет. А если ему худо будет в больнице? Всякие такие вопросы мучают всех ужасно, все ходят с головною болью. <…> Сейчас в доме мертвая тишина – перед грозой. Были доктора и все ушли к знакомому А. А. Бруммеру для совещания. <…>

Мамаша за это время стала как бы прозрачная и все плачет <…>. Даже и мне, хотя, как Ты знаешь, мы с отцом не много-то понимали друг друга, но и то делается жутко».[94 - Рерих Н. К. Из письма Е. И. Шапошниковой от 28.06.1900 г. // ОР ГТГ, ф. 44/158.]

Как следует далее из письма, после консультации врачи решили поместить Константина Федоровича на лечение в частную клинику. У Николая ныло сердце: он предчувствовал недоброе. «У меня щемит сердце, чую скверное», – писал он в том же письме невесте.

Вскоре молодой человек навестил отца в клинике. Константин Федорович чувствовал себя вроде бы неплохо, но Николай не мог подавить в себе чувства тоски. «Отец чувствует себя хорошо. Вчера я навестил его; редко я чувствовал себя в таком скверном положении, особенно было скверно, когда он собрался провожать меня до станции, – ибо из больницы ему выходить, конечно, не разрешено»,[95 - Рерих Н. К. Из письма Е. И. Шапошниковой от 07.07.1900 г. // ОР ГТГ, ф. 44/160.] – писал художник Елене Ивановне.

Плохие предчувствия не обманули Николая: его отцу не суждено было выйти из клиники. Он умер ночью, во сне.

Елена Ивановна, как могла, поддерживала молодого художника своими письмами в эту тяжелую для него пору.

После смерти Константина Федоровича его нотариальная контора была ликвидирована, наследство разделено между всеми членами семьи. Мечта Константина Федоровича так и не сбылась: ни один из его трех сыновей не захотел унаследовать его профессию вместе с принадлежавшей ему нотариальной конторой. Один брат Николая, Владимир, с юности интересовался сельским хозяйством; он стал агробиологом, занимался исследовательской и преподавательской работой. Самый младший в семье Рерихов, Борис, стал архитектором и художником и тоже преподавал.

Свою часть отцовского наследства Николай решил потратить на поездку за границу на учебу – он уже давно мечтал поработать в мастерской какого-нибудь известного европейского преподавателя живописи. В сентябре 1900 года Рерих уехал в Париж, где открылась Всемирная выставка с огромным художественным отделом, и после выставки остался там на год для работы в мастерской Кормона.

В Париже

Настроение молодого художника в момент отъезда из Петербурга за границу было тяжелым: недавние похороны отца, скорбь и печаль матери оставили незаживающую рану в душе, а помимо этого, тяжким грузом лежала на сердце неопределенность в отношениях с Еленой Ивановной. Николай прекрасно понимал, что, несмотря на внешнюю любезность Екатерины Васильевны по отношению к нему, она не хотела видеть его мужем своей дочери. Насколько сложные чувства в тот момент владели душой молодого человека, видно из письма, написанного им Елене Ивановне прямо из поезда: «Милая моя Лада, итак, я еду. Не многим пожелаю я такого состояния, каково мое теперь. Что-то сломалось, не я – наоборот, я после вчерашнего конца разговора нашего, я стал даже цельнее, но сломалось что-то вокруг меня; я чувствую, что я что-то порвал, вырвался из какого-то заколдованного круга.

И все же, мое самое хорошее осталось невредимо, осталось, чтобы расти и крепнуть. Я верю в Тебя, моя хорошая, и, быть может, все к хорошему.

Знаешь, у Тебя большая душа и глубокая. Когда ехал на вокзал, вдруг нестерпимо захотелось мне заехать к Тебе и еще раз, хоть минутку посмотреть [зачеркнуто] и разок поцеловать Тебя, мою славную. <…>

А вдруг Ты забудешь меня? А вдруг Тебя развлекут? А вдруг Ты заболеешь. Такие вопросы мучают меня – нет, нет, да и подымутся, нет, нет, да и засосут. Напиши, милая, успокой меня».[96 - Рерих Н. К. Из письма Е. И. Шапошниковой от 16.09.1900 г. // ОР ГТГ, ф. 44/163.]

Но сила воли помогала превозмочь плохое настроение, отодвинуть в сторону личные переживания и эмоции ради той цели, которая привела его в Париж: учеба, совершенствование своего мастерства.

По дороге в Париж Рерих ненадолго остановился в Берлине, откуда совершил краткую поездку в Дрезден, а затем отправился во Францию. И вот наконец овеянный славой Париж – Мекка всех современных художников, крупнейший центр мирового искусства, где к тому же проходит Всемирная выставка.

Вскоре после приезда молодой художник писал Стасову:

«2 ноября н[ового] с[тиля] 1900 г., вечер.

Глубокоуважаемый, дорогой Владимир Васильевич.

Сейчас я устроился в мастерской. Мой адрес теперь: Rue de Faubourge St. Honorе, 235. Представьте себе: довольно большая комната, простая постель, умывальник, 3 стула, мольберт, белый стол, на нем лампочка, освещает она небольшой круг – все остальное убежало в темноту. За столом сижу я – пишу Вам. На улице шумит жизнь, а в комнате тихо, и голые стены и маленькая дверка дают какое-то тюремное настроение, и мне одному скучновато. Хорошо еще, что работа не допустит такой пакости, как хандра. Правильно Вы говорите: дальше от всяких больших компаний. Может быть, эта одиночная дорога и труднее многих, но зато достигнутое именно этим путем будет попрочнее многого прочего».[97 - Рерих Н. К. Из письма В. В. Стасову от 02.11.1900 // http://rerich9.sitecity.ru/ltext_0204010156.phtml?p_ident=ltext_0204010156.p_0102201026]

Оказавшись в Париже, этой Мекке современного искусства, Рерих не очаровывается суетностью знаменитого города, обилием быстро сменяющих друг друга впечатлений. Он снимает большую комнату на одной из улиц и превращает ее в свою мастерскую. Захватывающее течение парижской жизни, широкие бульвары, бесчисленные кафе, пестрая толпа, проносящаяся под окнами его мастерской, не занимают его воображения.

Сокровища Лувра и творения современных французских художников не закрывают от Рериха другую сторону парижской жизни – а именно, ее современную пустоту, мелкую, никчемную суетность, отсутствие в жизни сотен тысяч снующих по улицам людей истинно духовных устремлений.

Уже в те молодые годы Рериху была свойственна удивительная зрелость суждений обо всем, что открывалось его взору; он умел видеть суть явлений, не обманываясь их внешней блестящей оболочкой. И тогда, в 1900 году, судя по письмам художника Е. И. Шапошниковой, он составил себе такое впечатление о Париже, с которым позднее вполне согласится его духовный Учитель, Махатма Мориа, сообщавший Рерихам в 1923 году: «Учите души Порумы и Логвана читать опустошение человечества до явления дикости. Удержите их в понимании разрушения Европы».[98 - Высокий путь. Т. 1. Запись от 30.05.23.] Речь здесь шла, конечно, о духовно-нравственном разрушении, духовной деградации западного общества.

Пюви де Шаванн (1824–1898)

Николай Константинович выделяет немало времени для знакомства с французским искусством. Обилие новых впечатлений, близость к вековым шедеврам помогают на время забыть о личных проблемах, приглушить боль разлуки с любимой. Сменяют друг друга впечатления –
Страница 19 из 46

выставки, салоны, музеи художественные и исторические, величественные готические соборы с их «ажурной» архитектурой, знаменитый Лувр, загадочная улыбка Джоконды… Молодой художник внимательно изучает французскую живопись. Из современных французских художников его больше всего привлекают работы Пюви де Шаванна, умершего за два года до приезда Рериха в Париж, и современного мэтра живописи Фернана Кормона. Ранние импрессионисты не особенно полюбились Рериху, больше понравились работы Менара, Латуша, Симона и Бенара.[99 - Эрнст С. Р. Н. К. Рерих // Рерих: жизнь, творчество, миссия. С. 175.]

Живопись де Шаванна производит на Рериха такое впечатление, что в будущем, вспоминая своих учителей, он, наряду с именами Куинджи и Кормона, будет упоминать и Пюви де Шаванна. На полотнах французского художника оживает «золотой век», бытие, основанное на мире и гармонии людей, живущих на природе, в постоянных трудах.

На вопрос о стиле его работ Пюви де Шаванн в свое время ответил: «Если хотите, это символизм». Но, опять-таки, это был символизм особого рода.

Искусство Рериха многое роднило с живописью де Шаванна. Так же, как и работы французского художника, картины Рериха трудно отнести к какому-либо известному стилю или направлению в живописи. В письме Елене Ивановне Николай писал: «Не помню, писал ли я тебе о Пюви де Шаванне. Чем более я всматриваюсь в его работы, чем больше слышу о его рабочих приемах, его жизни, привычках, тем больше я изумляюсь большому сходству многого, что есть у меня».[100 - Рерих Н. К. Из письма Е. И. Шапошниковой (март 1901 г.) // Лада. С. 123.]

Второй из современных французских художников, творчество которого произвело впечатление на Рериха, – Фернан Кормон – становится его основным учителем в Париже. Помимо Кормона Рерих посещал и других художников-педагогов. В письме Елене Ивановне он писал: «Был я у Кормона; показал ему кое-что из фотографий и новых набросков; он остался доволен, очень полюбилось ему мое стремление к картинам и творчеству, и в конце концов он пригласил меня приходить к нему по воскресеньям утром беседовать и показывать работы – это для начала очень нехудо. Так что руководительство мною будет такое: 1) Кормон – рисунок и композиция. 2) Менар – сторона пейзажная, а на закуску мне бы хотелось побыть у Вистлера, у него здесь тоже есть Академия».[101 - Рерих Н. К. Из письма Е. И. Шапошниковой, конец ноября 1900 г. // ОР ГТГ, ф. 44, д. 173.]

Ф. Кормон (1845–1924)

Вряд ли можно было найти учителя лучше, чем Фернан Кормон: он был известен как первоклассный педагог, в мастерской которого стажировались многие известные художники, в том числе и русские. Кроме того, сама тематика живописи Кормона была очень близка тому, что интересовало молодого русского художника. Французский мэтр живописи изображал на своих полотнах древнейшие эпохи существования рода человеческого – жизнь первобытных людей, а также сцены из германского, скандинавского, индийского эпоса. Эти темы интересовали и Николая Рериха. Кормон прекрасно владел техникой рисунка и прививал эту технику своим ученикам. Его картины не отличались разнообразной цветовой гаммой, их колорит был достаточно однообразен, но своих воспитанников он побуждал как можно больше работать с цветом.

О своем французском наставнике Рерих позднее писал: «Нужно сказать, что Фернан Кормон несколькими своими указаниями заложил многое незабываемое. Некоторые его считали неисправимым академиком и очень формально сухим человеком. По моим наблюдениям, это было не так. О себе Кормон говорил очень показательно: «Если бы мне пришлось начать снова, я бы сделался скульптором». Действительно, когда вы рассматриваете в Люксембургском музее его «Каина», вы понимаете всю тонкость суждений Кормона о себе. Красок он не знал, но в то же время он очень поощрял краски в учениках. Рассматривая мои эскизы, он сказал: «Мы слишком изощренны (рафинированы) – мы у Вас будем учиться»».[102 - Рерих Н. К. Кормон // Рерих Н. К. Листы дневника. Т. 2. С. 119.]

Н. К. Рерих. 1900-е годы

О методах работы Кормона с учениками Рерих позднее вспоминал: «Ученики знали как бы двух Кормонов. Один приходил в Академию, сурово поправлял рисунок и не вдавался ни в какие рассуждения об искусстве. Другой же Кормон приглашал к себе некоторых учеников, и в праздничные дни у него собиралась целая оживленная группа, встречавшая совсем другого Кормона. В эти минуты подчас он мне напоминал Анатоля Франса. Не скупился на очень меткие и тонкие определения. Умел похвалить, но в то же время успевал бросить какое-то ведущее слово. Приносили к нему на показ всякие работы и рисунки, и масляные этюды и эскизы, от законченных и до самых зачаточных».[103 - Там же.]

Николай Рерих и в мастерской Кормона остался верен себе: он сказал учителю, что не любит работать в общей мастерской и предпочитает делать это в одиночестве. Ответ Кормона на это его обнадежил: «…он как-то сочувственно улыбнулся и сказал: «Все наши школы – чепуха (blague), человек становится художником, когда остается один. Если имеете средства – возьмите мастерскую, работайте один и приносите мне этюды. С удовольствием и я к вам зайду». Согласитесь сами, что такое суждение довольно необычно для сухого члена Института, каким для многих представлялся Кормон».[104 - Там же.]

Молодой художник с удовольствием последовал совету Кормона.

В письме невесте он пишет о том, как распределяется его рабочий день: «День будет разбиваться так: 9–1 работа в общей мастерской, 2–4 у себя. От 5–7 опять в мастерской. Картин пока писать не буду (на этом особенно настаивает Куинджи), буду только рисовать и делать эскизы».[105 - Рерих Н. К. Из письма Е. И. Шапошниковой, конец ноября 1900 г. // ОР ГТГ, ф. 44, д. 173.]

По словам Рериха, Куинджи не советовал ему заниматься написанием картин в Париже, призывая его обратить внимание только на технику рисунка. Но Кормон не требовал от своих учеников заниматься только рисунком или, напротив, только композицией – они могли по своему желанию совмещать то и другое. Так и сделал художник, создав в Париже несколько эскизов, одобренных его французским учителем. Как писал Рерих, из его эскизов Кормону понравились «Идолы», «Поход Владимира на Корсунь», «Волки», «Вороны» и эскизы для «Веча». «Можно было ожидать, что краски идолов будут чужды Кормону, но он хотя и приговаривал «farouche, farouche»,[106 - Дикий (фр.).] но все-таки показывал остальным ученикам, одобрительно восклицая: «Это для будущего»,[107 - Рерих Н. К. Кормон // Рерих Н. К. Листы дневника. Т. 2. С. 119.] – отмечал художник.

С сюжетом одного из созданных в то время эскизов у Рериха произошел необычный случай, который он так описывал в письме Елене Ивановне: «Вчера был со мной курьезный случай. Сочинил я эскиз «Мертвый царь» – когда скифы возят перед похоронами тело царя по городам его. Вечером же был у знакомых и втянули меня в столоверчение, в которое, как я, помнишь, говорил Тебе, вовсе не верю. Можешь представить себе мое изумление, когда стол на мой вопрос «который из моих сюжетов лучший?» выстукивает: «Скифы мертвого человека хоронят». Никто из присутствующих не мог знать этого сюжета, ибо я сочинил его в тот же день и никому еще не рассказывал. Вот-то чудеса! А все-таки в стол еще не верю, надо еще как-нибудь испытать».[108 - Рерих Н. К. Из
Страница 20 из 46

письма Е. И. Шапошниковой (б/д, октябрь 1900 г.) // ОР ГТГ, ф. 44, д. 169.]

Подобные «испытания» действительно имели место в последующей жизни Рериха, и в этом нет ничего удивительного: загадочный случай не мог не вызвать у молодого пытливого художника и исследователя интереса к подобного рода явлениям.

Между тем оставшейся в Петербурге невесте художника приходилось нелегко. Мать Елены и вся ее родня оказывали давление на девушку, требуя ее отказаться от мысли о браке с художником. Как сообщает сама Елена Ивановна в автобиографии, в 1901 году ранней весной они с матерью также поехали за границу. Официальным предлогом для этой поездки стало санаторно-курортное лечение и желание пожить в Италии. Но скорее всего, у данной поездки была и еще одна, негласная цель, связанная с попыткой решения все той же проблемы – отношений Елены с ее избранником, не признанным ее родней.

Так, Зинаида Фосдик в своем дневнике упоминает, что Елена Ивановна поехала за границу в 1901 году по инициативе своих родственников, а в одном фрагменте дневниковых записей отмечает, что девушка, замученная давлением со стороны своей родни, «…пустилась на хитрость, сказав, что она не прочь покончить со всем, но хочет получить свои письма, которые писала ему (т. е. Н. К. Рериху. – Авт.), обратно. А для этого они должны поехать в Париж, и она лично их получит. По приезде в Париж она и мать пригласили Н. К. якобы требовать [возвращения] писем. Е. И.[109 - Е. И. – здесь и далее – Е. И. Рерих. – Прим. авт.] отослала мать из комнаты и все ему рассказала. Затем они уехали в Италию, и Н. К. ездил за ними в Лидо и другие места».[110 - Фосдик З. Г. Воспоминания о Рерихах. Запись от 02.09.28.]

Во время всего этого противостояния Елена три раза видела сны-видения практически одного и того же содержания. В этих снах перед ней появлялся ее умерший отец и указывал ей выходить замуж за Николая Константиновича. Первый и второй сны были почти одинаковы. Дверь комнаты, в которой она находилась, открывалась, входил отец и, пристально глядя на нее, произносил: «Ляля, выходи за Н. К.». После этого она сразу же просыпалась.

Во время третьего сна она увидела большой зал, в котором стоял огромный накрытый стол, уставленный всевозможными яствами. За столом вместе с ней сидела вся ее родня. Вдруг в большое окно, открытое в сад, влетает белый лебедь с черным кольцом на шее, опускается к ней на грудь и обвивает ее шею крыльями. В то же время открывается дверь, появляется высокая фигура ее отца, и он опять произносит то же, что и в прежних ее снах: «Ляля, выходи за Н. К.».

Последний сон о замужестве приснился ей в святочное время, в ночь на 14 января 1901 года, «в трудное время невыясненных обстоятельств в связи с замужеством», как отмечала потом Елена Ивановна в своей автобиографии, написанной по указу ее духовного Учителя. В тот вечер Елена легла спать с мыслью – может быть, отец придет к ней во сне и скажет, как и когда все решится? Ей приснилось, что она стоит на перроне Павловского вокзала, ждет поезда, на котором должен приехать ее отец. Подходит телеграфист и подает ей телеграмму, в которой она читает: «Прибуду сейчас – отец». Она поднимает голову и видит идущего ей навстречу отца. Отец подходит, берет ее за руки и говорит: «К Вознесению[111 - Праздник Вознесения отмечается на сороковой день после Пасхи. – Прим. авт.] все устроится, все будет хорошо».

Сон оказался вещим – осенью того же года состоялось бракосочетание Николая Константиновича с Еленой Ивановной.

Возвращение из Парижа

Летом 1901 года Николай Рерих возвращается в Петербург. Поставленные цели были достигнуты: учеба в мастерской Кормона многое дала художнику в плане совершенствования техники рисунка и живописи. Сразу же встал вопрос и о поиске новой работы. Как раз в то время освободилась должность секретаря Общества поощрения художеств, на нее был объявлен конкурс. Рерих выставил свою кандидатуру на этот пост. Претендентов на это место было достаточно много; Стасов в те годы по-прежнему хорошо относился к Рериху, но настоятельно рекомендовал назначить на эту должность художника В. Рупини.[112 - Беликов П. Ф., Князева В. П. Николай Константинович Рерих. С. 45.] Тем не менее секретарем ИОПХ был назначен Рерих. Это назначение удивило очень многих: как отмечал биограф семьи Рерихов П. Беликов, Рерих и по возрасту, и по связям, и по опыту работы явно уступал другим претендентам.[113 - Там же.] Правда, он сумел очень хорошо зарекомендовать себя на посту заместителя директора музея ИОПХ. Может быть, именно последнее обстоятельство сыграло роль в назначении секретарем ИОПХ молодого художника, а может быть, в его жизнь опять вмешалось Провидение, продиктовав в очередной раз свою волю. Во всяком случае, назначение Рериха на весьма солидную должность сыграло немаловажную роль в его личной проблеме, связанной с женитьбой.

Н. К. Рерих. 1900

Е. И. Рерих. 1900

У родственников Елены Ивановны, не желавших ее брака с художником, была выбита почва из-под ног: теперь уже никто не мог сказать, что общественный статус и материальное положение Рериха оставляют желать лучшего.

Как вспоминала в своем дневнике З. Фосдик, «…к Вознесению,[114 - Праздник Вознесения отмечается на сороковой день после Пасхи. – Прим. авт.] как она (Елена Ивановна. – Авт.) видела во сне, Н. К. официально сделался ее женихом, ибо получил должность секретаря Великой Княгини[115 - Н. К. Рерих получил должность секретаря школы ИОПХ. Великая княгиня Мария Николаевна была одной из главных покровительниц школы ИОПХ. – Прим. авт.] и, будучи знаменитым художником, занимал уже настолько видное положение, что ее семья не могла идти против него».[116 - Фосдик З. Г. Воспоминания о Рерихах. Запись от 02.09.28.]

По поводу бракосочетания Елены и Николая в дневнике ученицы Рерихов была еще одна запись, которая, вероятно, многих удивила бы: «А кроме того, она с ним была уже обручена, хотя и тайно, но многие догадывались [об этом], и это уже было бы для нее компрометирующим».[117 - Фосдик З. Г. Воспоминания о Рерихах. Запись от 02.09.28.] Одним словом, в борьбе за свое счастье молодая пара использовала все возможные средства – и в конце концов победила.

Бракосочетание Елены Ивановны и Николая Константиновича состоялось 28 октября 1901 года, вскоре после возвращения художника из Франции. Венчание происходило в церкви при Академии художеств, на Васильевском острове. Молодожены поселились в доме Кенига, на Пятой линии Васильевского острова.

Глава 5

Зов прошлого

На службе в ИОПХ

Обязанности, легшие на плечи Н. К. Рериха в связи с принятой им должностью секретаря Общества поощрения художеств, отнимали у него много времени и сил. Секретарь руководил делопроизводством и считался значительным лицом во всей хозяйственно-административной деятельности общества. К тому времени в составе ИОПХ находились художественно-промышленная школа, художественно-промышленные мастерские, музей, постоянная художественная выставка, аукционный зал. Общество занималось также издательской деятельностью.

Служба в качестве секретаря требовала досконального знания всех сфер деятельности общества, а кроме того, умения общаться с самыми разными людьми – сотрудниками и членами общества, далеко не все из которых были настроены по
Страница 21 из 46

отношению к художнику доброжелательно. Чего стоило одно введение Рериха в курс дел графом П. Сюзором, председателем финансовой комиссии ИОПХ. Об этом памятном событии Н. К. Рерих писал в своем очерке «Учеба»: «…после моего избрания секретарем Общества председатель финансовой комиссии Сюзор пригласил меня вечером «потолковать о финансовых делах». Речь шла о большом бюджете и о разных цифрах, превышавших 200 000 рублей. Быстро Сюзор называл разные детальные цифры. Устно подводил итоги и делал всякие сложные сопоставления. Я также устно подавал реплики, и таким образом мы пробеседовали часа три. Затем совершенно неожиданно Сюзор попросил меня через два дня представить весь бюджет, включив в него все те многие детальные соображения, которые он называл. Я попросил его дать мне какие-либо записки по этому поводу, но он сказал, что записок он не имеет и даже не может повторить устно все им сказанное. При этом он добавил, улыбаясь: «Я удивлялся, видя, как вы надеетесь на свою память и ничего не записываете». Действительно, пришлось вызвать все силы памяти, чтобы не ударить лицом в грязь».[118 - Рерих Н. К. Учеба // Рерих Н. К. Листы дневника. Т. 2. С. 112.] Несмотря на подобное отношение, молодой художник смог проявить свой организаторский талант уже в первые годы своей работы в ИОПХ. По словам С. Эрнста, «Как секретарь общества Рерих много содействовал оживлению его, проведению в жизнь разнообразных мероприятий, направленных на поднятие интереса к нему среди широких слоев публики».[119 - Эрнст С. Р. Н. К. Рерих // Рерих: жизнь, творчество, миссия. С. 179.]

В последующей работе Рериху доставила немало трудностей оппозиция в лице вице-президента Академии художеств графа И. И. Толстого (принимавшего участие в выживании Куинджи из Академии), директора Художественной школы ИОПХ Е. И. Сабанеева, а также М. П. Боткина и близких к ним лиц. Будучи всегда исключительно корректным, спокойным, доброжелательным человеком, Рерих тем не менее отличался подчеркнутой независимостью в оценке художественных явлений, а также упорством и настойчивостью в достижении поставленных целей, что далеко не всем приходилось по вкусу.

Члены Императорского общества поощрения художеств. 1901–1905

В 1902 году, когда молодому художнику более всего приходилось бороться за свое место в жизни, он написал стихотворение «К ним», красноречиво отразившее его внутренний настрой и жизненное кредо:

К НИМ

Я выше вас, глупцы слепые!

Всегда в грязи ползете вы,

На своды неба голубые

Поднять не смея головы.

И вечно жалуясь, страдая

Самими созданной тоской,

Со страхом гибель ожидая,

Вы все согнулись под сумой.

Я выше вас! Мечтам послушный,

Я видел небо, рай и ад —

И горе жизни равнодушной

И смерть меня не устрашат.

Я не копил сокровищ груду —

И этим горд! Вы не могли

Подняться с ними от земли,

А я без них парю повсюду!

    06.11.1902

Археология

Несмотря на большую загруженность на службе и интенсивную работу над новыми картинами, Рерих находил время и для занятий археологией и коллекционированием картин. Его увлечения разделяла Елена Ивановна, которая, к удивлению своих родственников, вместе с Николаем Константиновичем принимала участие в раскопках.

В 1902 году Рерих занимался раскопками курганов в Новгородской губернии. При раскопках было найдено множество артефактов: каменные неолитические орудия и сотни прекрасных янтарных украшений. Их возраст был датирован 4000 тысячами лет. Эти украшения стали крупным археологическим открытием, впоследствии высоко оцененным европейским ученым сообществом. Было очевидно, что на месте Новгородской и Тверской губерний, где Рерих продолжил раскопки, в эпоху неолита существовала высокая древняя культура, неизвестная исторической науке.

Во время раскопок не обходилось и без приключений. Одну из рискованных ситуаций, случившихся на озере, художник очень живо описал в коротком очерке. «Понемногу привыкаешь к опасностям, и они становятся как бы неизбывностью жизни, – писал Н. К. Рерих. – Однажды в поисках каменного века посреди бурного Новугородского озера потекла лодка. Вода быстро прибывала. Пробовали заткнуть течь – не помогло. А ветер крепчал. Гребцы сумрачно переговаривались. Один греб изо всех сил, а другой вместе с нами двумя откачивал воду:

– Не доедем.

– Говорил, нужно было взять у Кузьмы новую лодку.

– Не доехать. Сиверко захлестывает.

– А плавать умеете?

– Нет, не умеем.

– Ну, тогда еще хуже.

Моя милая Лада и тут проявила твердость и спокойствие.

– Все-таки глупо тонуть, – только и сказала, а сама работала не хуже гребца. Вот у кого учиться мужеству. И почему это слово от мужа, когда пример часто придет от женщины? Вдали показалась синяя пологая коса. Гребец осмелел:

– Ин, доедем.

Но другой продолжал настаивать:

– Куда тебе. Того гляди все полотнище высадит.

А через полчаса авральной работы стало ясно, что мы продвинулись к берегу:

– Быват, и корабли ломат, а быват, и не ломат.

– Не иначе, что Преподобный Сергий вынес из западни. А была западня, вот уж западня! Ну, теперь огонек запалим, обсушимся.

Не прошло и часу, как мы причалили к илистой косе. Где тут обсушиваться, когда на песке блеснули вымытые волнами стрелки и скребки.

– Спину-то, Елена Ивановна, пожалейте. Не поденная работа, – улыбается Ефим, а сам легко ступает в лаптях по топкому илу».[120 - Рерих Н. К. Западни // Рерих Н. К. Листы дневника. Т. 2. С. 127–128.]

Е. И. и Н. К. Рерих. 1905

Археологические находки Н. К. и Е. И. Рерих

Особый сюрприз ожидал художника и его жену во время раскопок на озере Пирос. Найденные там Рерихами человеческие фигурки произвели сенсацию в петербургском археологическом сообществе. Не обошлось, впрочем, без инсинуаций со стороны завистников, о чем Рерих рассказывал в одном из своих очерков. «Большое огорчение доставил и мне и Елене Ивановне Н. И. Веселовский, когда в собрании Археологического Общества он объявил найденные нами на озере Пирос неолитические человекообразные фигурки подделками. Я его спросил, если это подделки, то кто же мог их сделать. Веселовский со своим обычным невозмутимым видом отвечал: «Мало ли кто, может быть, рабочие подбросили». Такое совершенно необоснованное суждение внутренне много подорвало мое уважение не только к Веселовскому, но и к другим, которые смущенно промолчали во время этого несправедливого и ненаучного наскока. На следующий год Веселовский с группою студентов отправился на места наших неоконченных раскопок (обычно так не поступают) и нашел такие же человекообразные фигурки. Тогда в том же обществе Веселовский сделал громогласный доклад о своих необычных находках, а мне пришлось только сказать: «Не знаю, которое же из ваших сообщений правильно, настоящее или прошлогоднее». На это Веселовский, смутившись, продолжал говорить о подлинности найденных им фигурок».[121 - Рерих Н. К. Археология // Рерих Н. К. Листы дневника. Т. 2. С. 107.]

Открытие, сделанное Рерихом на озере Пирос, вызвало большой интерес европейских специалистов во время археологического съезда, проходившего во Франции в 1905 году, на котором Рерих продемонстрировал найденные им фигурки.[122 - Беликов П. Ф., Князева В. П. Николай Константинович Рерих. С. 55.]

Николая
Страница 22 из 46

Константиновича, видимо, особенно интересовали культуры каменного века. Он исследовал их во время раскопок, проводимых в северо-западной части России и в странах Европы – Скандинавии, Франции, Швейцарии.[123 - Рерих Н. К. Археология // Рерих Н. К. Листы дневника. Т. 2. С. 107.] Коллекция археологических находок, составленная Рерихом, насчитывала около 2500 экспонатов.[124 - Эрнст С. Р. Н. К. Рерих // Рерих: жизнь, творчество, миссия. С. 179.]

Рерих как историк и культуролог

Тайны древности

Как мы помним, проблемы истории древней культуры, в особенности России и Востока, интересовали Рериха с самых юных лет. «…человеку, не умеющему понимать прошлое, нельзя мыслить о будущем», – впоследствии утверждал Н. К. Рерих. С годами художник, бывший также историком и археологом, высказал такие идеи в данной области, которые явно опередили его время, идя вразрез с мнениями многих маститых ученых. Литературные работы Рериха 1903–1908 годов, посвященные истории искусства и культуры, представляют собой выдающийся вклад в российскую и мировую культурологию. Как и ранее, художник излагал свои взгляды не в академических трудах, написанных сухим научным стилем, а в научно-популярных статьях и очерках, что делало их доступными самым широким читательским кругам. Таковы очерки «По старине» (1903), «Радость искусству» (1908), «Древнейшие финские храмы» (1907), «Подземная Русь» (1911), «Иконы» (1910) и другие работы.

Древность, и в частности каменный век, особенно привлекали Рериха, причем не только как художника, но и как историка – он считал, что многие загадки истории и тайны эволюции человечества могут быть раскрыты при изучении именно древнейших эпох человеческой цивилизации.

Художник не скрывал своего интереса к языческой духовной культуре Руси и абсолютно объективно оценивал неоднозначную роль церкви в истории древнего искусства: «Еще полуслепые, ищем мы подлинный облик обитателей прекрасных городищ. Еще не прозревшие, чувствуем прелесть покинутых культов природы, о чем совершенно не в силах передать нам древнейшие летописи христианского времени. Звериный обычай жизни, бесовские игрища, будто бы непристойные песни, о которых толкует летописец, подлежат большему обсуждению. Пристрастие духовного лица – летописца – здесь слишком понятно. Церковь не приносила искусство. Церковь на искусстве становилась. И, созидая новые формы, она раздавливала многое, тоже прекрасное».[125 - Рерих Н. К. Радость искусству // Рерих Н. К. Врата в будущее. С. 108–109.]

Рерих неустанно подчеркивал, что подлинная жизнь людей каменного века науке неизвестна. Представление о людях древнейших эпох как о современных дикарях, представителях выродившихся племен, художник считал в корне неверным: «Понимать каменный век как дикую некультурность будет ошибкою неосведомленности. В дошедших до нас страницах времени камня нет звериной примитивности. В них чувствуем особую, слишком далекую от нас культуру. Настолько далекую, что с трудом удается мыслить о ней иным путем, кроме уже избитой дороги – сравнения с дикарями.

Современные вымирающие дикари-инородцы с их кремниевыми копьями так же похожи на человека каменного века, как идиот похож на мудреца, – это только дегенераты. Несколько расовых черт – единственная связь между ними. Человек каменного века родил начала всех блестящих культур, он мог сделать это, в то время как дикарь наших дней утратил всякую власть над природой, а вместе с ней и чувство прекрасного».[126 - Рерих Н. К. Радость искусству // Рерих Н. К. Врата в будущее. С. 111.]

Рерих-историк был убежден, что наука по-настоящему еще не приблизилась к раскрытию тайн древнейших эпох человеческой истории, что даже классификация основных периодов древней истории весьма условна и приблизительна. Как писал художник «между временем палеолита и неолита часто ощущается что-то неведомое. Влияли ли космические условия, сменялись ли неведомые племена, завершала ли свой круг известная многовековая культура, но в жизни народа выступили новые основания. Очарование одиночества кончилось, люди познали прелесть общественности. Интересы творчества делаются разнообразнее; богатства духовной крепости, накопленные одинокими предшественниками, ведут к новым достижениям».[127 - Там же. С. 114.]

Именно такого человека каменного века – не примитивного дикаря, а пытливого исследователя и потенциального художника, стремящегося к красоте и ценящего ее, – Рерих изображал на своих полотнах, посвященных древности. В 1908 году художник написал картину «Задумывают одежду», изображающую женщин доисторических времен, занимающихся рукоделием (см. Приложение, № 20). По поводу сюжета этой картины Рерих писал: «Много лет тому назад у меня была картина «Задумывают одежду». В этой картине были выражены первые мысли женщины об одежде, первые орнаменты, первые руны украшения. Удивительно было сознавать, насколько эти первичные орнаменты были сходны с украшениями наших дней.

Древний не только умел осилить изящество техники, он знал и ценил качество материала, и в этом было выражено врожденное чувство красоты. А там, где это высокое чувство проявляется, там уже не дикость, но своеобразная культура».[128 - Рерих Н. К. Весна Священная // Рерих Н. К. Врата в будущее. С. 462.]

Древняя Русь

Как историк, археолог и историк культуры, художник имел свои взгляды на историю русской культуры, не совпадавшие с официально принятыми в ту эпоху представлениями. Н. К. Рерих был категорически не согласен с взглядами большинства историков той поры, которые утверждали, что все культурные достижения пришли в Россию с Запада, а древние эпохи национальной истории не были отмечены никакими культурными накоплениями.

Рерих-ученый был твердо убежден, что на территориях русских земель уже во времена каменного века жили не дикие примитивные племена, а народы, обладавшие развитой культурой. К этому убеждению художник пришел прежде всего благодаря своим археологическим исследованиям. Николай Константинович подчеркивал, что на территории России уже в эпоху неолита была развитая культура, ничем не уступавшая культурам древнейших цивилизаций мира: «Неолит же русский изобилует и богатством своим, и разнообразием предметов искусства. В русском неолите находим все лучшие типы орудий.

Балтийские янтари, находимые у нас с кремниевыми вещами, не моложе 2000 лет до Р. Х. Площадки богатого таинственного культа в Киевской губернии, где находятся и полированные орудия, по женским статуэткам обращают нас к Астарте Малоазийской XVI и XVII века до Р. Х.

При Марафоне некоторые отряды еще стреляли кремниевыми стрелами! Так переплетались культуры.

Русский неолит дал груды орудий и обломков гончарства на берегах рек и озер. С трепетом перебирая звонко звенящие осколки и складывая разбитые узоры сосудов, изумляешься силе воображения, заключенной в них. Особо заметим осколки гончарства. Тот же орнамент богато украшал и одежду, и тело, и разные части деревянных построек, все то, что время истребило».[129 - Рерих Н. К. Радость искусству // Рерих Н. К. Врата в будущее. С. 115.]

Н. К. Рерих. 1901

В своих лекциях и статьях художник утверждал, что в Древней Руси была великая и самобытная культура, не уступавшая европейской. В качестве
Страница 23 из 46

доказательств этому Рерих приводил развитое искусство и высокую культуру Киевской Руси и Древнего Новгорода, о ранних эпохах существования которых науке мало что известно.

Художник писал: «В древней, в самой древней Руси много знаков Культуры; наша древнейшая литература вовсе не так бедна, как ее хотели представить западники. Но надо подойти к ней без предубеждения – научно»;[130 - Рерих Н. К. Университет // Рерих Н. К. Листы дневника. Т. 2. С. 163.]

«Думая о старине, мы должны помнить, что настоящее понимание допетровской Руси испорчено. Чтобы вынести оттуда не петушиный стиль, чтобы не вспомнить только о дуге и рукавицах, надо брать одни первоисточники. Все перетолкования прошлого века должны быть забыты».[131 - Рерих Н. К. Радость искусству // Рерих Н. К. Врата в будущее. С. 101.]

Не однажды Рерих подчеркивал и тот факт, что современной исторической науке мало что известно о древнейших эпохах существования Руси: «После скандинавского века всякая достоверность исчезает. Приблизительность доходит до нескольких столетий. Мы только можем знать, что для жизни требовались красивые вещи, но какая была жизнь, какие именно требовались предметы искусства, как верили в это искусство бывшие жители – мы не знаем».[132 - Там же. С. 109.]

В 1908 году в статье «Радость искусству» Николай Константинович отмечал: «Не может ли возникнуть вопрос: каким образом Киев в самом начале истории уже оказывается таким исключительными центром культуры и искусства? Ведь Киев создался будто бы так незадолго до Владимира? Но знаем ли мы хоть что-нибудь о создании Киева?

<…> Не будем презирать и предания. В Киеве будто бы был и апостол – проповедник. Зачем попал в далекие леса проповедник? Но появление его становится вполне понятным, если вспомним таинственные, богатые культы Астарты Малоазийской, открытые недавно в Киевском крае. Эти культы уже могут перенести нас в XVI – XVII века до нашей эры. И тогда уже для средоточия культа должен был существовать большой центр.

Можно с радостью сознавать, что весь великий Киев еще покоится в земле в нетронутых развалинах. Великолепные открытия искусства готовы также и для наших дней. То, что начато сейчас раскопками Хвойко, надо продолжить государству в самых широких размерах. Останавливаемся на исследовании Киева только потому, что в нем почти единственный путь углубить прошлое страны».[133 - Там же. С. 106–107.]

Рерих имел свою позицию и в оценке многих традиций древнерусского искусства, в частности, иконописи. Сейчас в это с трудом верится, но во времена Рериха художественное значение русских икон понимали лишь единицы. Большая часть современников Рериха считала иконы лишь предметом культа, не имеющими никакой эстетической ценности. Николай Рерих был одним из самых первых художников и общественных деятелей, кто публично заявил об огромной художественной ценности старинных икон, не боясь в свой адрес насмешек и скепсиса со стороны современников. «Только недавно осмелились взглянуть на иконы, не нарушая их значения, со стороны чистейшей красоты; только недавно рассмотрели в иконах и стенописях не грубые, неумелые изображения, а великое декоративное чутье, овладевшее даже огромными плоскостями. Может быть, даже бессознательно авторы фресок пришли к чудесной декорации. Близость этих композиций к настоящей декоративности мы мало еще умеем различать, хотя и любим исследовать черты, и детали, и завитки орнамента старинной работы»,[134 - Рерих Н. К. Радость искусству // Рерих Н. К. Врата в будущее. С. 106–107.] – писал Николай Константинович.

Одним из первых Рерих начал бороться не только за утверждение в обществе истинных взглядов на значение русской иконописи, но и за охрану старинных икон как величайших произведений искусства. «Мало мы еще ценим старинную живопись, – утверждал художник еще в 1903 году. – Мне приходилось слышать от интеллигентных людей рассказы о странных формах старины, курьезы композиции и одежды. Расскажут о немцах и других иноземных человеках, отправленных суровым художником в ад на Страшном суде, скажут о трактовке перспективы, о происхождении форм орнамента, о многом будут говорить, но ничего о красоте живописной, о том, чем живо все остальное, чем иконопись будет важна для недалекого будущего, для лучших «открытий» искусства. Даже самые слепые, даже самые тупые скоро поймут великое значение наших примитивов, значение русской иконописи. Поймут, и завопят и заахают. И пускай завопят! Будем их вопление пророчествовать – скоро кончится «археологическое» отношение к историческому и к народному творчеству и пышнее расцветет культура искусства».[135 - Рерих Н. К. По старине // Рерих Н. К. Врата в будущее. С. 71.]

По иронии судьбы, старания иных представителей клерикальных кругов в наше время направлены на очернение творческого наследия Н. К. Рериха и его философских взглядов. В адрес великого художника раздаются лживые обвинения в «отходе от православия», хотя в действительности Рерих сделал для православной культуры куда больше, чем большинство современных священнослужителей.

Между Западом и Востоком

Еще одна важная идея Рериха как ученого-историка состояла в том, что древнерусское искусство по своей природе было синтетическим, впитавшим в себя лучшие традиции, с одной стороны, Востока, а с другой – Запада, чему способствовало, конечно, само географическое положение Руси, ее уникальное расположение между Европой и Азией. Отсюда происходило и особое отношение Рериха к национальному вопросу: с одной стороны, глубоко патриотичное, с другой – чуждое всякого шовинизма. Художник писал: «Мимо нас проходят пестрые финно-тюрки. Загадочно появляются величественные арийцы. Оставляют потухшие очаги неведомые прохожие… Сколько их! Из их даров складывается синтез действительно неонационализма искусства. К нему теперь обратится многое молодое. В этих проникновениях – залог здорового сильного потомства. Если вместо притупленного национального течения суждено сложиться обаятельному «неонационализму», то краеугольным его сокровищем будет великая древность, – вернее: правда и красота великой древности».[136 - Рерих Н. К. Радость искусству // Рерих Н. К. Врата в будущее. С. 108.]

Признавая самобытность основ древнерусской культуры, Рерих говорил также о несомненных влияниях на нее соседних культур. Рериха особенно интересовало влияние, оказанное на Русь северной, скандинавской культурой и Востоком, Азией.

Художник не раз подчеркивал положительное воздействие скандинавской культуры на северные земли Древней Руси, но по поводу возникновения русской государственности у него были свои взгляды, альтернативные норманнской теории. Рерих был уверен, что не с прихода варягов началось формирование государственного строя Руси. Продолжая свою мысль о неизвестных науке древнейших эпохах истории России, Николай Рерих писал: «Несомненно, радость Киевского искусства создалась при счастливом соседстве скандинавской культуры. Почему мы приурочиваем начало русской Скандинавии к легендарному Рюрику? До известия о нем мы имеем слова летописи, что славяне «изгнаша Варяги за море и не даша им дани»; вот упоминание об изгнании, а когда же было первое прибытие варягов? Вероятно, что скандинавский век
Страница 24 из 46

может быть продолжен вглубь на неопределимое время.

Как поразительный пример неопределенности суждений об этих временах нужно привести обычную трактовку учебников: «прибыл Рюрик с братьями Синеусом и Трувором», что по толкованию северян значит: «конунг Рурик со своим Домом (син хуус) и верною стражею (тру вер)».

Крепость скандинавской культуры в Северной Руси утверждает также и последнее толкование финляндцев о загадочной фразе летописи: «земля наша велика…», и т. д., и о посольстве славян. По остроумному предположению, не уличая летописца во лжи, пресловутые признания можно вложить в уста колонистов-скандинавов, обитавших по Волхову. Предположение становится весьма почтенным, и текст признаний перестает изумлять.

Бывшая приблизительность суждений, конечно, не может огорчать или пугать искателей; в ней – залог скрытых сейчас блестящих горизонтов![137 - Рерих Н. К. Радость искусству // Рерих Н. К. Врата в будущее. С. 107.]»

Еще одна научная проблема, интересовавшая Рериха-историка и археолога, – это влияние восточной, азиатской культуры на развитие Древней Руси и формирование ее самобытной культуры. Об интересе Н. К. Рериха к Востоку его старший сын – Юрий Николаевич Рерих, непревзойденный востоковед-энциклопедист, писал: «Азия, Восток всегда привлекали внимание Николая Константиновича Рериха. Его интересовали общие корни славянства и индоиранцев, восточные истоки Древней Руси, красочный кочевой мир наших степей. И в художественном творчестве, и в научных исканиях художника Север, Русь с Великим Новгородом (ведь именно Рерих был зачинателем раскопок Новгородского кремля) неизменно сочетались с Востоком, с кочевым миром Внутренней Азии, с миром древнеиндийской культуры и мысли.

Этим двум основным устремлениям художественного творчества и своего научного интереса Николай Константинович оставался верен всю свою творческую жизнь. Эти основные интересы его творчества навсегда остались как бы путеводными огнями на его пути художника и ученого. <…>

В доме отца Николая Константиновича частыми посетителями были профессора-монголоведы А. М. Позднеев и К. Ф. Голстунский».[138 - Рерих Ю. Н. Листки воспоминаний // Рерих: жизнь, творчество, миссия. С. 23–24.]

Николай Рерих уже в молодости был убежден в родственности духовных и культурных традиций Древней Руси и Востока, Индии. Возможно, именно поэтому тайны переселения народов и происхождения праславян, далеких предков русичей, особенно интересовали Рериха как историка. Его единомышленником в данном вопросе был выдающийся ученый Виктор Викторович Голубев,[139 - Голубев В. В. (1878–1945) – русский ученый-востоковед, археолог, историк искусства. – Прим. авт.] востоковед, историк искусства и археолог, с которым Рерих встречался в Париже; при этом, по свидетельству Ю. Н. Рериха, оба исследователя строили планы в отношении будущих археологических экспедиций в Индию.[140 - Рерих Ю. Н. Листки воспоминаний // Рерих: жизнь, творчество, миссия. С. 24.]

Во время Трансгималайской экспедиции 1925–1928 годов Николай Рерих и его старший сын, востоковед Юрий Рерих, кропотливо искали и изучали следы переселения народов, анализировали все, что сближало искусство, обычаи и антропологические признаки индо-тибетских народов с народами западноевропейской и славянской культур. Проведенная в те времена уникальная полевая научно-исследовательская работа уже на конкретных примерах убедила Рериха, что гипотеза об индоарийском историческом прошлом славян, да и всех других народов Европы, верна. Не случайно художник позднее писал: «Индия – не чужбина, а родная сестра Руси».

Остается лишь удивляться, тому, насколько прозорливым и дальновидным оказался Рерих как ученый-историк.

Собирательство

Помимо археологических раскопок Рерихи занимались коллекционированием старинных картин. У Николая Константиновича была замечательная коллекция живописи старых голландских мастеров. О своих коллекционерских предпочтениях Николай Рерих писал: «Не однажды нас спрашивали, отчего мы начали собирать именно старых нидерландцев? Но кто же не мечтает о Ван Эйке, Мемлинге, Ван дер Вейдене, Ван Реймерсвале, Давиде, Массейсе? Кроме того, в каждом собирательстве есть и элемент судьбы. Почему-то одно подходит скорее и легче. Открываются возможности именно в том, а не в другом, так и было.

Порадовал Блэз, оба Питера Брейгеля, Патинир, Лука Лейденский, Кранах. За ними подошли Саверей, Бриль, Момпер, Эльсгеймер, Ломбард, Аверкамп, Гольциус, старший Ван дер Вельде, Конинг – и в них было много очарования, щедрости построения и декоративности. Затем неизбежно появились Рубенс, Ван Гойэн, Остаде, Ван дер Нэр, Ливенс, Неффс, Теньер, Рюнздаль… Друзья не удивлялись, что эти славные мастера вошли в собрание по неизбежности. Дело в том, что душа лежала к примитивам с их несравненными звучными красками и богатством сочинений».[141 - Рерих Н. К. Собирательство // Рерих Н. К. Листы дневника. Т. 2. С. 112–113.]

Нередко Рериху приходилось покупать картины настолько старые, что изображение на них было совсем темным, почерневшим от давности. Художник сам реставрировал эти картины. Вскоре к этому занятию приобщилась и его жена, Елена Ивановна.

В очерке «Собирательство» Николай Константинович вспоминал, какую радость давал ему сам процесс нахождения картин старых мастеров. Подчас художнику удавалось отыскивать настоящие шедевры при самых необычных обстоятельствах. Это касалось картин, настолько потемневших, что до реставрации было невозможно рассмотреть, что на них изображено. Н. К. Рерих покупал такие картины, руководствуясь только интуицией, чутьем опытного коллекционера, и оно не подводило его. Приобретенная им однажды «наугад» картина в старинном переплете оказалась работой Рубенса. Картина Ван Орлея оказалась покрытой сверху изображением, написанным безвестным художником и не представлявшим никакой художественной ценности. Рерихи (жена художника всегда участвовала в реставрации картин) начали счищать позднейший слой живописи и под ним обнаружили прекрасную работу знаменитого мастера.

Шедевр Питера Брейгеля был найден художником тоже только благодаря его необычной интуиции. Н. К. Рерих пришел на распродажу одного собрания картин и увидел неприметную, порыжевшую от времени картину, висевшую под самым потолком. Картина заинтересовала художника, но на просьбу показать ее продавщица, явно разочарованная результатами аукциона, только махнула рукой, сказав, что не стоит снимать картину – все равно ведь он ее не купит. Рерих стал настаивать. Тогда продавщица согласилась достать картину, но при условии, что художник ее обязательно купит, чтобы ей потом не вешать ее опять на место. Как писал Рерих, при реставрации картины под многими слоями грязи обнаружился зимний пейзаж Брейгеля.[142 - Рерих Н. К. Собирательство // Рерих Н. К. Листы дневника. Т. 2. С. 113.]

У Рерихов было, вероятно, самое лучшее в России собрание живописи старых голландских мастеров; были также работы французских и итальянских художников, много старинных русских икон[143 - Некоторые иконы из собрания Рерихов сейчас находятся в постоянной экспозиции Государственного музея искусства народов Востока. – Прим. авт.] – всего более 500 ценнейших
Страница 25 из 46

произведений искусства. После революции это собрание было национализировано большевистскими властями и передано в Эрмитаж. В одной из работ художник вспоминал: «Грабарь напрасно журит за собирание только голландцев. Были и итальянцы и французы, а главное тянуло Е. И. и меня к примитивам.[144 - Здесь – обобщенное название старинных школ живописи, включая русскую иконопись. – Прим. авт.] Это собрание дало нам много радости и перевалило за пятьсот. Где оно? Грабарь уверяет, что оно в Эрмитаже, но некие американцы покупали картины нашего собрания в Вене у антиквара».[145 - Рерих Н. К. Собрания // Рерих Н. К. Листы дневника. Т. 3. С. 283.]

Семья

Елена Ивановна разделяла практически все интеллектуальные интересы мужа. Но не следует думать, что она жила только интересами своего супруга. Именно она первая открыла для себя, а затем и для Николая Константиновича, источник неиссякаемой мудрости – книги современных индийских философов Рамакришны и Вивекананды.

Были известны Рерихам и художественные книги Е. П. Блаватской (с основным ее философским трудом, «Тайной Доктриной», супруги познакомились уже после отъезда из России). Елена Ивановна с юных лет очень много читала; на чтение она находила время и после того, как стала матерью двух сыновей.

Н. К. Рерих с сыновьями Юрием и Святославом (1914–1915)

В 1902 году в семье Рерихов родился первенец, названный Юрием (официальное имя мальчика было записано как Георгий). Забот и ответственности у Елены Ивановны заметно прибавилось. В 1904 году на свет появился младший сын, Святослав. Будущие интеллектуальные интересы маленьких Рерихов обозначались с самых ранних пор. Оба мальчика с детства прекрасно рисовали, тем более что первые уроки рисования им давал выдающийся педагог, к тому времени преподававший в Рисовальной школе ИОПХ, – их собственный отец. Старший сын особенно увлекался историей, географией, рассказами о путешествиях и военным делом, а младшего, помимо рисования, тянуло к живой природе.

Родители с настойчиво прививали детям любовь к природе и красоте во всех ее проявлениях, стремились укреплять проснувшееся в них с самых ранних лет стремление к знаниям.

Маленькие Рерихи отличались большой одаренностью. Особая система воспитания и домашнего образования, которую создали для своих детей Рерихи, помогла им развить их творческие задатки. Сыновья Рерихов стали необыкновенно талантливыми людьми – каждый в своей сфере профессиональных занятий.

О своих сыновьях Елена Ивановна писала в одном из писем единомышленнице: «Вы спрашиваете, каковы мои сыновья? Могу сказать – с самого детства они были моей радостью и гордостью. Оба необыкновенно даровиты, талантливы, но каждый идет своим путем. <…> Оба в силу даровитости – трудные. Оба большие труженики».[146 - Рерих Е. И. Из письма от 25.02.53. Примечание: здесь и далее ссылки на письма Е. И. Рерих даются по источникам, указанным в Библиографии, стр. 677. – Авт.]

Глава 6

Живописное творчество в 1901–1906 ГОдах

Новый стиль (1900–1902 годы)

1900 год открыл второй этап в творчестве Рериха; именно в те годы начал складываться его живописный стиль. Как отмечал Сергей Эрнст, «большой новостью этих дней в творчестве Рериха является принятие им тех определенных законов художественного воплощения, что принято называть ныне истертым словом – стилизация».[147 - Эрнст С. Р. Н. К. Рерих // Рерих: жизнь, творчество, миссия. С. 175.]

Поясняя суть стилизации и ее отличие от реализма, которому художник следовал в своем раннем творчестве, искусствовед писал: «Есть два рода художников – одни видят и живописуют всю красоту земную в той плоскости, в тех соотношениях, в тех красках, в которых она предстает взорам их, открытым ясно и простодушно; сердце же и глаз других не хочет принять пестрого, колеблющегося и беспокойного ковра «Афродиты земной» и перерабатывает свой художнический материал в формы, может быть, несколько неожиданные, но служащие вящей выразительности, крепости и своеобычности. Примерами этому наполнена вся история искусства, возьмем ближайших к нам импрессионистов и Гогена, Ге и Врубеля, Сурикова и Рериха. Вкус художника в это время склонился как раз к такому стилистическому мероприятию – Рерих отныне задерживает все свои видения не в тех натуралистических формах, что мы видим на больших картинах первого периода, кончающегося 1900 годом, а строит свои композиции по тем мудрым и строгим правилам, что подсказывает ему личное стилистическое чутье (конечно, не менее мудр и строг и каждый истинный реалист, ибо всякое искусство есть уже стилизация, более заметная у одних и менее у других)».[148 - Эрнст С. Р. Н. К. Рерих // Рерих: жизнь, творчество, миссия. С. 175–176.]

«Зловещие». 1901. Фрагмент

Сергей Эрнст добавляет, что переход Рериха к новому живописному стилю был не резким, а постепенным. Картина 1900 года «Красные паруса» («Поход Владимира на Корсунь)» (см. Приложение, № 10) уже несла в себе признаки перехода к новому стилю. С одной стороны, она была близка к «Гонцу», но с другой – в ней уже были заметны приемы стилизации в изображении ряда элементов картины – воинов с копьями и парусов.

Еще сильнее влияние новой манеры сказывается в следующей картине художника – «Зловещие». Мрачный колорит, передающий ощущение тревоги и надвигающейся беды, обобщенность очертаний берегов, стилизованные силуэты черных воронов – вестников несчастий – все это, отдаляя живопись Рериха от чистого реализма в трактовке персонажей картины, одновременно усиливает эмоциональное воздействие полотна на зрителей.

«Север». 1902. Фрагмент

Последующие картины художника, в частности, созданные в 1901 году в нескольких вариантах «Идолы» (см. Приложение, № 18) и «Заморские гости» (см. Приложение, № 2 (форзац)), а также написанные в следующем, 1902 году полотна «Север», «Заповедное место» и «Городок зимой» все более свидетельствуют о том, что в творчестве живописца сложился новый стиль.

Как пишет Эрнст, «Рерих оставляет первоначальную программность, определенную «историческую сюжетность» своих картин. <…> Рерих нашел золотую меру формы и содержания, меру, удерживающую их в добром соседстве и придающую им только бо?льшую выразительность и самостоятельность. <…> Живопись художника самодовлеюща, в ней нет ни самой малой доли раскраски, столь часто встречаемой в исторических полотнах недавнего прошлого, и есть та искренность и простота, что так пленительны и в замыслах его».[149 - Эрнст С. Р. Н. К. Рерих // Рерих: жизнь, творчество, миссия. С. 177–179.]

Вместе с тем во многих картинах тех лет еще сильно влияние реализма: таковы картины «Ждут», «Идолы (Языческое)», и другие полотна художника. На картине «Ждут» древние охотники – пожилой и юный, возможно, отец с сыном – притаившись в лесу, подкарауливают добычу. Картина полна внутреннего динамизма; напряженность охотников, кажется, невольно передается зрителю.

«Ждут». 1901

«Идолы (Языческое)». 1901

Полотно «Идолы (Языческое)» столь же реалистично показывает нам другую сторону жизни далеких предков, а именно – архаичные верования славян. На древнеславянском капище, окруженном частоколом, мы видим старца, пришедшего помолиться древним богам.

Написанная в том же 1901 году картина «Заморские гости» (см.
Страница 26 из 46

Приложение, № 2) стала одним из самых широко известных произведений Рериха. Видимо, ее сюжет имел особое значение для самого художника, впоследствии не раз возвращавшегося к этой теме и создавшего несколько вариантов данной работы. Вполне возможно, что это полотно стало живописным выражением взглядов Рериха-историка, ученого, исследовавшего скандинавское влияние на культуру Древней Руси. Конечно, бывало, что варяги приходили на Русь не только в качестве добрых соседей, но и в качестве врагов, совершавших опустошительные набеги на северные русские города. Но и культурное влияние скандинавов на Русь было неоспоримым, что убедительно показал Рерих в своих исторических статьях.

Интересен тот факт, что в своем литературном творчестве художник отразил тему «Заморских гостей» раньше, чем в живописном. Фрагмент из его работы «По пути из варяг в греки», написанной в 1900 году, является точным описанием картины, созданной в следующем, 1901 году:

«Плывут полунощные гости.

Светлой полосой тянется пологий берег Финского залива. Вода точно напиталась синевой ясного весеннего неба; ветер рябит по ней, сгоняя матово-лиловатые полосы и круги. Стайка чаек спустилась на волны, беспечно на них закачалась и лишь под самым килем передней ладьи сверкнула крыльями – всполошило их мирную жизнь что-то малознакомое, невиданное. Новая струя пробивается по стоячей воде, бежит она в вековую славянскую жизнь, пройдет через леса и болота, перекатится широким полем, подымет роды славянские – увидят они редких, незнакомых гостей, подивуются они на их строй боевой, на их заморский обычай.

Длинным рядом идут ладьи; яркая раскраска горит на солнце. Лихо завернулись носовые борта, завершившись высоким, стройным носом-драконом. Полосы красные, зеленые, желтые и синие наведены вдоль ладьи. У дракона пасть красная, горло синее, а грива и перья зеленые. На килевом бревне пустого места не видно – все резное: крестики, точки, кружки переплетаются в самый сложный узор. Другие части ладьи тоже резьбой изукрашены; с любовью отделаны все мелочи, изумляешься им теперь в музеях и, тщетно стараясь оторваться от теперешней практической жизни, робко пробуешь воспроизвести их – в большинстве случаев совершенно неудачно, потому что, полные кичливого, холодного изучения, мы не даем себе труда постичь дух современной этим предметам искусства эпохи, полюбить ее – славную, полную дикого простора и воли.

Около носа и кормы на ладье щиты привешены, горят под солнцем. Паруса своей пестротою наводят страх на врагов; на верхней белой кайме нашиты красные круги и разводы; сам парус редко одноцветен – чаще он полосатый: полосы на нем или вдоль или поперек, как придется. Середина ладьи покрыта тоже полосатым наметом, накинут он на мачты, которые держатся перекрещенными брусьями, изрезанными красивым узором, – дождь ли, жара ли, гребцам свободно сидеть под наметом.

На мореходной ладье народу довольно – человек 70; по борту сидит до 30 гребцов. У рулевого весла стоят кто посановитей, поважней, сам конунг там стоит».[150 - Рерих Н. К. По пути из варяг в греки // Рерих Н. К. Врата в будущее. С. 60.]

Художник создал несколько вариантов этой картины. Вариацией на ту же тему является картина «Иноземные гости», написанная в начале 1900-х годов (см. Приложение, № 11 (форзац)).

В 1901 или 1902 году Рерих написал также два декоративных панно «Утро княжей охоты» (см. Приложение, № 17) и «Вечер княжей охоты».[151 - Варианты названий – соответственно «Княжая охота. Утро» и «Княжая охота. Вечер». – Прим. авт.] Панно предназначались для оформления столовой дворца великой княгини Ольги Александровны в ее имении Рамонь (Воронежская губерния). Эти работы весьма близки ранней живописи Рериха, но тем не менее в них присутствуют подчеркнутые декоративные эффекты, что говорит о формировании в искусстве художника нового стиля.

В 1902 году на свет появляются новые полотна мастера, многообразно отражающие любимую им тему – языческую Русь, быт древних северных народов. Много пересудов вызвала картина «Город строят[152 - Встречается вариант названия: «Строят город». – Прим. авт.]» (см. Приложение, № 12 (форзац)). Она была написана в уже опробованной Рерихом «эскизной» манере – широкими мазками, вызывающими ассоциацию с мозаичным изображением. На близком расстоянии картина не производила впечатления, ее (как, впрочем, практически все полотна, написанные маслом) надо было смотреть с расстояния нескольких шагов. Не все восприняли ее позитивно, но выдающиеся художники и все подлинные ценители живописи сразу же оценили ее достоинства. По рекомендации Серова картина была приобретена в Третьяковскую галерею.

«Город строят». 1902. Фрагмент

Сам художник писал об этом сюжете: «…Картина «Строят город». В ней мне хотелось выразить стремление к созиданию, когда в разгаре сложения новых твердынь нагромождаются башни и стены».[153 - Рерих Н. К. Священный Дозор // Рерих Н. К. Держава Света. Рига, 1992. С. 241.]

Как писал об этой картине Эрнст, «тут хорошо сказалось мудрое стремление мастера к той экономии средств выражения, которую принято называть у нас «примитивизмом», – художник «скупо» и «ладно» строит свою картину (так же ладно, как древние плотники в белых рубахах строят высокие городские башни), каждая линия, каждый мазок на счету, все складывается в гармонию сильную и простую».

«Древняя жизнь». 1904

В последующих работах художника также сквозит стремление к лаконизму и простоте средств выражения. Картину «Древняя жизнь» (1904) Эрнст сравнивал со старой японской живописью.

В 1902 году были написаны «Поединок» и «Чайка»; в 1903 году мастер создал новое полотно «Строят ладьи[154 - Встречается название «Ладьи строят». – Прим. авт.]» (см. Приложение, № 4 (форзац)), очень близкое и по сюжету, и по живописной манере к картине «Город строят». Те же мотивы зазвучат и в картине «Славяне на Днепре» (см. Приложение, № 27), написанной в 1905 году.

Архитектурные этюды 1903–1904 годов

Еще одним увлечением Рерихов было посещение старинных городов и знакомство с их архитектурными памятниками и историческими местами. В 1903 и 1904 годах Рерихи побывали более чем в сорока городах России, с заездом в страны Балтии. В 1903 году (с мая по сентябрь) супруги посетили Ярославль, Кострому, Казань, Нижний Новгород, Владимир, Суздаль, Юрьев-Польский, Ростов Великий, Москву, Смоленск, Вильно, Троки, Гродно, Ковно, Митаву, Ригу, Венден, Изборск, Печоры, Псков, Тверь, Углич, Калязин, Валдай и Звенигород. По словам Эрнста, путешествие Рерихов имело определенную «идейную композицию»: «…с одной стороны – Псков, Печоры, Изборск, «выросшие на великом пути, напитавшиеся лучшими соками ганзейской культуры», с другой – фантасмагория «цветистых», «московских» Ярославля и Ростова Великого, в середине – Владимир и Юрьев-Польский, чье искусство повествует о романских влияниях на Русь».[155 - Эрнст С. Р. Н. К. Рерих // Рерих: жизнь, творчество, миссия. С. 185.]

Очевидно, что одной из целей путешествия было ознакомление со всем разнообразием архитектурных стилей древнерусского зодчества, впитавшего в себя лучшие культурные традиции соседних стран.

Повсюду Николай Константинович писал этюды, запечатлевавшие и дивную красоту древнерусской архитектуры, и
Страница 27 из 46

старинные соборы тех городов Латвии, Литвы и Эстонии, которые Рерихи посетили во время своих поездок. Благодаря этому путешествию возникла уникальная серия, насчитывающая около 90 написанных маслом этюдов, запечатлевших древнейшие архитектурные ансамбли России. Елена Ивановна тем временем делала фотографии этих исторических памятников. Качество сделанных ею снимков было таково, что многие из них потом были использованы Грабарем в его «Истории искусства»; использовались они и в других изданиях, посвященных истории русской архитектуры.[156 - Рерих Н. К. Литва // Рерих Н. К. Листы дневника. Т. 2. С. 36.] Тот факт, что супругам удалось увековечить – и в живописи, и на фотографиях – немало исторических памятников, имел огромное значение для истории русской культуры. В годы Отечественной войны многие архитектурные памятники погибли под бомбежками и артобстрелами, и только этюды Рериха и фотографии его жены сохранили для будущих поколений и для истории искусства память о погубленных шедеврах.

Эрнст отмечал: «Архитектурные этюды» – слишком скромное и поэтому неверное заглавие для многообразного и величественного зрелища достопамятной отечественной старины, запечатленной на холсте широкой и свежей кистью, выразительно обобщающей и тонкой в передаче того легкого благостного покоя и света, коим так сильны все памятники древнего искусства. Было бы хорошо назвать эту сюиту «Пантеоном нашей былой Славы», «Российскими Елисейскими Полями».[157 - Эрнст С. Р. Н. К. Рерих // Рерих: жизнь, творчество, миссия. С. 166–214.]

Зимой 1904 года эта серия этюдов экспонировалась на отдельной выставке в Императорском обществе поощрения художеств. Выставку посетил император и выразил желание приобрести всю серию для Русского музея императора Александра III. Но – увы! – в тот же день началась война с Японией, и данный вопрос был отложен. Вскоре серия в числе других работ русских художников была отправлена на выставку в Сен-Луис (США), где была отмечена серебряной медалью. Но потом разразилась катастрофа: из-за долгов организатора выставки Гринвальда все картины, экспонировавшиеся на ней, были проданы с аукциона. Серия архитектурных этюдов Рериха разошлась по всей Америке. Спустя несколько десятилетий большая часть этих работ все же вернулась в Россию: она была выкуплена американской последовательницей Рерихов Кэтрин Кемпбелл и передана в дар Государственному музею искусства народов Востока (Москва).

Архитектурные этюды Рериха были не только выдающимся произведением искусства и к тому же уникальным историческим свидетельством, запечатлевшим для будущего облик прекрасных творений древнерусского искусства. Этот масштабный живописный проект был тесно связан с последующей публицистикой Рериха 1906–1916 годов и имел огромное общественное значение, являясь мощным призывом к сохранению старинных памятников культуры. «Художественные достоинства этюдов не должны закрывать для нас и большое общественное значение их, ибо они явились одним из первых сильных голосов, прозвучавших защитой древнего национального достояния России, защитой ее старого искусства, ее души, которой грозят необъятные полчища лжи, забвения и уничтожения»,[158 - Там же. С. 186.] – подчеркивал в своей работе о Рерихе Сергей Эрнст.

На картинах Рериха запечатлелись уникальные красоты древних храмов Ростова Великого (см. Приложение, № 6 (форзац), № 34), Костромы, Ярославля (см. Приложение, № 5 (форзац), № 33), Суздали, Изборска, Нижнего Новгорода, Печор, Смоленска, Юрьев-Польского (см. Приложение, № 7 (форзац)), Углича. Каждый из вошедших в эту серию этюдов был ценным и в историческом, и в художественным смысле произведением, и в своем полном составе архитектурная серия Рериха производила сильнейшее впечатление. Никто больше из русских художников – ни до, ни после Рериха – не смог так увековечить красоту ценнейших жемчужин древнерусского зодчества.

«Воскресенский монастырь в Угличе». 1904. Фрагмент

«Смоленск. Крыльцо женского монастыря». 1903. Фрагмент

Влюбленный в древнерусское искусство, художник описывал красоту увиденных архитектурных ансамблей не только кистью и красками, но и пером, и неустанно призывал к охране старины, к бережному обращению с древними памятниками зодчества. В литературных очерках Рериха, посвященных красотам русских городов, чувствуются тревога молодого художника за судьбу памятников русского искусства: «Где бы ни подойти к делу старины, сейчас же попадаешь на сведения о трещинах, разрушающих роспись, о провале сводов, о ненадежных фундаментах. Кроме того, еще и теперь внимательное ухо может в изобилии услыхать рассказы о фресках под штукатуркой, о вывозе кирпичей с памятника на постройку, о разрушении городища для нужд железной дороги».[159 - Рерих Н. К. По старине // Рерих Н. К. Врата в будущее. С. 70.]

Сергей Эрнст в своей монографии отметил, что «Подобных статей, воззваний, «обращений», всегда впечатляющих своеобычным стилем литературной формы, порой разрастающихся в большое исследование, как «Радость Искусству» (1908) и «Древнейшие финские храмы» (1908), порой звучащих кратким, вдохновленным призывом, как то: «Спас Нередицкий» (1906), «Голгофа искусства» (1908) или «Слово напутственное» (1916), написано художником большое количество».[160 - Эрнст С. Р. Н. К. Рерих // Рерих: жизнь, творчество, миссия. С. 187.]

Та же цель охраны старинных памятников искусства преследовалась Рерихом и в его многочисленных сообщениях, докладах, лекциях, прочитанных им в различных обществах и собраниях. По сути, это было начало осуществления великой идеи художника – идеи создания общественного движения за сохранение культурного наследия прошлого. Пройдет несколько десятилетий – и Рерих станет инициатором Знамени Мира, Пакта Культуры, или Пакта Рериха, – первого на планете международного юридического акта, направленного на защиту мирового культурного наследия…

Работы 1904–1905 годов

В 1904 году Рерих вновь обращается к столь любимой им исторической тематике. Для оформления интерьера комнаты в Талашкине мастер создал по заказу М. К. Тенишевой проект декоративного майоликового фриза «Каменный век. Север», для которого им были написаны в свойственной ему оригинальной манере три панно – «Олени», «Охота на тюленей», «Пляска» (см. Приложение, № 19).

В том же году художник отдал дань и любимой им древнерусской истории, написав маслом картину «Александр Невский поражает ярла Биргера» (см. Приложение, № 13 (форзац)).

Наряду с большими работами Рерих написал целую серию небольших этюдов родной природы. В 1901 и 1905 годах семья Рерихов проводила летние месяцы в Окуловке Новгородской губернии и Березке Тверской губернии; природа этих прекрасных мест была запечатлена художником на его многочисленных этюдах.

Особого внимания заслуживают картины религиозной тематики, созданные художником в те годы. В 1904–1905 годах Рерихом были написаны быстро ставшие известными полотна на религиозную тематику: «Борис и Глеб» (1904), «Архангел» (1904 или 1905) и полное глубочайшего философского символизма «Сокровище ангелов» (1905).

«Каменный век. Север». «Олени». 1904. Фрагмент

«Каменный век. Север». «Охота на тюленей». 1904. Фрагмент

«Сокровище ангелов». 1905.
Страница 28 из 46

Фрагмент

По словам С. Эрнста, все работы художника на религиозные темы были выполнены «…в духе возрожденной древней традиции; мастер берет каноны старого искусства, исследует их ясно, проходит их искус и затем уже «на земле, овеянной их присутствием» строит свои иконы, где столь чудесно сочеталось искание современного художественного глаза с утонченными правилами старины…».[161 - Эрнст С. Р. Н. К. Рерих // Рерих: жизнь, творчество, миссия. С. 182.]

Картина «Сокровище ангелов» (1905) по праву считается одной из самых значительных и таинственных работ мастера и отличается глубоким философским символизмом (см. Приложение, № 25). Рерих планировал создать на ее основе фреску для настенной росписи, но эти планы так и не были осуществлены.

Художник предпослал своему живописному произведению следующую поясняющую притчу, или скорее легенду, написанную белым стихом, в стиле былин:

За двенадцатым небом стоят города ангельские, чистые.

Сами Власти там правят бесплотные.

Ходят там ангелы дружинами тесными.

За стенами, по широкой долине в трубы трубят.

Все спокойно, и добро, и зло.

За долиною, за горбатым холмом, за древами бытия лежит сокровище ангелов.

Самоцветный камень.

В нем добро и зло.

Краеугольный камень.

На нем мир стоит.

Вся земная твердь на камень опирается.

Бытие все на камне узорами начертано.

Пуще всего хранят камень архангелы.

Архистратиг сам у камня дозор ведет.

От усталости не помнит себя, а все сторожит. Угрожают копьями архангелы.

Стерегут камень от лихого прохожего.

Непутевый не разбил бы их сокровище.

Как бы врозь не пошло и добро, и зло.

Как бы змей не пожрал мучимого.

Сокровищем держатся все города ангельские.

Без сокровища-камня – разлетятся ангелы.

Всем конец придет.

Картина произвела на современников сильное впечатление, о чем осталось много свидетельств в периодике той эпохи.

Репродукции не передают всю красоту этого полотна (как, впрочем, и всех остальных картин Рериха). Крылья Архистратига написаны широкими эскизными мазками, создающими иллюзию переливающихся, подобно перламутру, нежных оттенков розового, фиолетового, голубого, сиреневого цветов. Живая игра красок создает необычный колористический эффект, напоминающий переливы и блики мозаики. Внушителен многозначительный и строгий взгляд Небесного воителя.

В противоположность этому, на картине «Архангел» (см. Приложение, № 26), связанной с «Сокровищем ангелов» и стилистически, и тематически, изображен небожитель совсем иного типа. В отличие от строгого Архистратига, Архангел является воплощением кротости и смирения; исключительно выразительный взгляд больших глаз полон доброты, сострадания и грусти. «Во многой мудрости много печали» – именно это древнее изречение вспоминается при виде прекрасного небесного воина.

«Архангел». 1904–1905

Некоторые искусствоведы считают работу «Архангел» эскизом, выполненным художником для картины «Сокровище ангелов», поскольку эти работы действительно отличаются единством стиля; другие полагают, что это самостоятельное произведение.

«Сокровище ангелов» стало одной из первых картин, на которой художником была затронута тема Небесного, или Светлого, Града – идеального города, управляемого сообществом ангелов или высокодуховных мудрецов. Этой теме в дальнейшем будет посвящено немало произведений мастера.

Невозможно не отметить, что созданный в «Сокровище ангелов» образ «городов ангельских» соответствует аналогичным образу и понятию, появившимся в живописи Рериха в индийский период творчества, – образу Шамбалы, восточной обители Света, особой страны или скорее места, населенного высокодуховными людьми, целью которых является самосовершенствование и служение человечеству. Еще больше сходства с преданиями о Шамбале сюжету «Сокровища ангелов» добавляет образ таинственного камня, в котором заключены и Добро, и зло, а следовательно, огромная духовная сила. Пройдут годы – и в книгах учения Агни-Йоги, переданного Рерихам их духовным Учителем, а также в литературных работах Рериха вновь появится образ чудесного камня – метеорита, называемого на Востоке Чинтамани. По преданиям, этот камень упал в Гималаях в незапамятной древности с далекой звезды из созвездия Орион и с тех пор хранится Братством духовных Учителей Востока. В этом метеорите заключена колоссальная космическая энергия, способная ускорять духовное развитие всего человечества. Но как мог Рерих так предвидеть все это за годы до начала общения с Учителем М., руководителем гималайского Братства Адептов? Ведь ангельская стража на картине «Сокровище ангелов» – это точный образ духовного воинства Шамбалы, а Камень Добра и зла – столь же узнаваемый символ Камня Чинтамани! Остается лишь предположить, что не только супруга художника,[162 - Об этом см.: Ковалева Н. Е. Елена Рерих. Путь к посвящению. М.: ЭКСМО, 2013.] но и он сам, обладали даром прозрения и интуитивного постижения многих явлений духовного плана.

В качестве прообраза Камня, в котором заключены Добро и зло, Рерих использовал один из знаменитых Йеллингских камней – древнего наследия викингов. Установленные в местности Йеллинг (Эллинг) в Дании около X века, эти камни представляют собой древнейшие памятники письменности викингов. Оба камня покрыты руническими письменами; на них выбиты надписи о королях, установивших их. Больший из камней украшен замысловатыми рельефами: на одной его стороне изображено предположительно распятие, на другой – змея, обернувшаяся вокруг льва.

Этот камень установил король Харальд по прозвищу Синезубый, при котором Дания приняла христианство. Оба камня находятся рядом с церковью, которая была возведена позже, но на том же месте, где ранее стояла более древняя деревянная церковь. Этот интересный исторический артефакт и послужил прообразом чудесного Камня Добра и зла, изображенного Рерихом на его «Сокровище ангелов».

«Сокровище ангелов». Деталь

«Архангел». Деталь

«Меч Мира». Деталь

Еще одна интересная деталь «Сокровища ангелов» и тематически связанной с этой работой картины «Архангел» заключается в том, что на обоих полотнах впервые в живописи Рериха появляется знак триады, который впоследствии станет символом инициированного Рерихами движения Знамени Мира. Впоследствии знак триады – три окружности или круга, расположенные треугольником (две окружности внизу и одна вверху), – не раз отобразится на картинах художника. Этот символ, встречаемый во многих культурах мира с глубокой древности, народами Востока воспринимался как один из символов всемирного братства духовных Учителей планеты – Шамбалы. Но об этом Рерихи могли узнать только после знакомства с Учителем Морией и соприкосновения с культурой Востока непосредственно в ходе многолетних экспедиций по странам Азии. И тем не менее знак триады каким-то таинственным образом появился на картинах художника уже в 1904–1905 годах, во время работы над «Сокровищем ангелов» и «Архангелом». Он изображен в качестве детали головного убора архистратига (картина «Сокровище ангелов») и Архангела. Впоследствии художник изобразит тот же знак на головном уборе воина с полотна «Меч Мира».

В 1907 году художник создал еще
Страница 29 из 46

несколько картин духовного содержания: «Пещное действо», «Владыки нездешние» (см. Приложение, № 65), «Илья Пророк» и другие полотна.

В основу картины «Пещное действо» (см. Приложение, № 38) положена библейская легенда VI века до н. э. о том, как трое иудейских юношей, взятых в плен вавилонянами, отказались выполнить приказ царя Навуходоносора и поклониться золотому идолу, за что царь приказал бросить их в раскаленную печь. Однако отроки были спасены благодаря чудесной помощи Архангела Михаила и вышли из огненной печи невредимыми. На основе этой легенды был создан церковный чин – обряд, сопровождавшийся красивым хоровым пением.

В 1908 году Рерих написал картину «Св. Георгий Победоносец», в 1909 году – эскиз «Пантократор» (см. Приложение, № 72), выполненный в иконописной манере, а в 1911 году появились на свет картина «Сошествие во ад» (Рерих еще раз обратится к этому евангельскому сюжету в 1933 году) и темперный эскиз «Книга Голубиная (Помин о четырех королях)». В 1922 году Николай Рерих написал еще одну картину, названную «Голубиная книга» (вариант названия – «Книга Голубиная»).

«Книга Голубиная (Помин о четырех королях)». 1911

Отмечая широчайшее разнообразие тематики картин, созданных Рерихом в эти годы, Сергей Эрнст высказал очень ценную идею, точно отражающую главную черту живописи Рериха: «…должно отметить, что в глубине каждого творения Рериха всегда чувствуется некое духовное волнение, некая мысль о мире вышнем и тайном, невидимые силы озаряют вдохновения мастера и единым роднят все его дары, пусть то будет даже первобытный пейзаж, пляска древних или их сходбище».[163 - Эрнст С. Р. Н. К. Рерих // Рерих: жизнь, творчество, миссия. С. 203–204.]

Эта духовная искра, присутствующая в каждой картине Рериха, нашла яркое выражение в религиозной живописи мастера.

Наряду с Высшим, небесным миром в картинах Рериха получает отражение и противоположный ему мир колдовства. Таким образом, уже в те годы в картинах мастера находит отражение идея борьбы добра со злом и существования «запредельных» сил – как высших, так и низших. Невозможно не вспомнить здесь об увлечении Рериха мистическими повестями Гоголя с их, как писал художник, «потусторонностью». То, что Гоголь выразил в своих литературных работах, Рерих отразил в своих картинах.

В 1905 году художник написал картину «Колдуны» (см. Приложение, № 28), а в 1906-м – «Змиевну»,[164 - Н. К. Рерихом были написаны несколько вариантов обеих картин. – Прим. авт.] созданную по мотивам древних преданий.

Сюжет «Змиевны» (см. Приложение, № 14 (форзац)) основан на космогоническом мифе: златокудрая дева – один из символов солнечных сил. Она похищена и находится в плену у Змия-Дракона; чтобы освободить ее, богатырь должен убить Дракона.

Есть, впрочем, и эзотерическое истолкование смысла картины: златокудрая дева – высшее «я», или душа человека, а сторожащий ее дракон – символ низших тенденций, негативных свойств характера, присутствующих в сознании самого воина, то есть любого человека, стремящегося к самосовершенствованию. Чтобы освободить душу, то есть обрести просветление, надо убить дракона, то есть трансмутировать, переработать низшие качества своей натуры.

«Пленяет в этих полотнах та чуткость, та вкрадчивость, с которой художник сумел подойти к запретному миру (эту черту часто можно встретить в работах Рериха, великого угадчика и провидца), и выведать тайны…»[165 - Эрнст С. Р. Н. К. Рерих // Рерих: жизнь, творчество, миссия. С. 184.] – писал С. Эрнст о картинах, посвященных «запретному» магическому миру.

«Змиевна». 1906. Фрагмент

Впрочем, Рерих не был мистиком по натуре – в «потусторонних» явлениях, в существование которых одни верили, а другие – нет, он видел не что-то сверхъестественное и сверхприродное, а именно еще не изученные наукой загадки природы, которые рано или поздно станут доступными рациональному познанию и объяснению.

К особенно интересным работам 1905 года можно причислить и написанную маслом картину «Дозор», а также эскизы для майоликового фриза, украсившего фасад здания страхового общества «Россия» в Петербурге, о которых будет сказано в дальнейшем.

В рисунках Рериха той эпохи изредка проявлялась и социально-политическая тематика: в том же 1905 году, когда вслед за расстрелом мирного шествия рабочих 9 января вспыхнула первая русская революция, Рерих создает рисунок «Царь» (см. Приложение, № 23), изображающий, вероятно, правителя-тирана, исподлобья взирающего на согбенные спины раболепно склонившихся перед ним подданных.

Рерих в Талашкине

Незабываемые впечатления подарило Н. К. Рериху участие в деятельности художественного центра княгини Марии Клавдиевны Тенишевой в ее имении Талашкино. Расположенное в 15 километрах от Смоленска в живописном месте среди лесов, Талашкино стало как бы осуществлением мечты самого Рериха о приобщении широких народных масс к искусству.

В конце 1900-х годов М. К. Тенишева организовала Смоленскую художественную (рисовальную) школу и открыла в своем имении художественные мастерские, где местную молодежь из крестьян обучали рисованию, лепке, художественной вышивке, кружевоплетению, резьбе по дереву и многим другим видам еудожественных ремесел. Мастерские производили предметы прикладного искусства, продававшиеся с успехом в специальном магазине в Москве и за рубежом. Ее целью было сохранение и развитие народного прикладного искусства, пропаганда его достижений и в России, и за рубежом.

Терем в Талашкине. 1903

М. К. Тенишева (1858–1928)

Мария Клавдиевна была широко образованной, художественно одаренной женщиной, меценаткой, покровительствовавшей развитию искусств, и великолепным организатором. Она сама занималась живописью, училась у Репина в училище технического рисования Штиглица в Петербурге; совершенствовала свое мастерство в Париже и в Италии. Кроме того, по свидетельству Репина, она прекрасно пела, а ее муж, Вячеслав Николаевич Тенишев, аккомпанировал ей на виолончели.

Тенишева была известна и своими коллекциями картин, старинных книг, вышивок, икон, предметов прикладного искусства, созданных крестьянами. Ее коллекции выставлялись в Лувре и имели большой успех у публики; за продажу их Марии Клавдиевне предлагали огромные деньги, но она вернула все свои коллекции на родину. Княгиня много помогала художникам и делу художественного образования в России; была лично знакома со многими знаменитыми живописцами. Многие художники поддерживали ее начинания в Талашкине – было очевидно, что быстрое развитие фабричного производства скоро поглотит народные художественные промыслы, а значит, их надо поддерживать, сохранять, развивать, чем неутомимо и занималась Тенишева. Княгиня была знакома с Серовым, Левитаном, Александром Бенуа, К. Коровиным, Билибиновым, Головиным. Гостями Талашкино не раз были Репин, Васнецов, Врубель, Малютин, Поленов, Нестеров, Стеллецкий, Грабарь, Елена Поленова, Якунчикова и другие художники. Николай Рерих не просто навещал имение княгини – он сотрудничал с М. К. Тенишевой на протяжении многих лет, приезжал в Талашкино вместе с супругой, Еленой Ивановной, и сыновьями, жил и работал там.

Предметы интерьера, изготовленные в талашкинских мастерских по эскизам
Страница 30 из 46

Н. К. Рериха

В 1903–1904 годах Николай Константинович написал эскизы, по которым в талашкинских мастерских был создан комплект мебели: стол, кресло, диван, книжный шкаф. Эта мебель предназначалась для комнаты, интерьер которой оформлялся им же: для этого Рерих написал три панно для декоративного фриза на тему «Каменный век. Север», о которых уже говорилось. В эти же годы, вдохновленный опытом талашкинских мастерских, художник написал статью «Обеднели мы», которая была опубликована в сборнике «Талашкино», изданном в Петербурге в 1905 году.

Выставочная деятельность

В те годы Николай Константинович принимал активное участие в художественных выставках. В 1902 году художник наконец-то принял приглашение Дягилева и предоставил свои картины для участия в выставках, организованных «Миром искусства». Его картины экспонировались на выставках в Петербурге и Москве (1902 год) и в Петербурге (1903 год). С академической выставки 1902 года императором было приобретено полотно «Заморские гости» (один из вариантов картины), Русский музей императора Александра III (так назывался тогда знаменитый музей) приобрел картину «Зловещие», а на московской выставке, состоявшейся осенью того же года, Третьяковская галерея купила полотно «Город строят».

1903 год стал последним годом существования объединения «Мир искусства» в его первом составе: противоречия между художниками – москвичами и петербуржцами – обострились настолько, что московские художники уже в 1902 году стали создавать свое, новое объединение, которое решено было назвать «Союзом русских художников». К 1903 году противоречия только увеличились, и во время публичных дебатов на открытии пятой выставки «Мира искусства» было решено распустить объединение и прекратить выпуск одноименного журнала. Большая часть участников «Мира искусства» влилась в ряды созданного «Союза русских художников». Помимо этого в Петербурге возникло еще одно объединение, «Современное искусство». Рерих не примкнул ни к одной из вновь созданных организаций, но это не помешало ему участвовать в выставках обоих объединений. С. Эрнст в своей книге о Рерихе сообщает, что в 1903 году «Современное искусство» в салоне на Морской устроило персональную выставку произведений художника.

Слава Рериха как художника росла, и вскоре его стали приглашать устраивать свои выставки за рубежом. В 1904 году Рерих получил от общества «Манес» («Manes») приглашение организовать персональную выставку в Праге; далеко не каждый даже очень талантливый художник получал в таком молодом возрасте международное признание и приглашение проводить выставки за рубежом. Выставка открылась в 1905 году и вызвала восторженные отзывы в пражских газетах. Сам художник не смог присутствовать на ее открытии из-за занятости.

Глава 7

Служитель муз

Рисовальная школа ИОПХ

Необыкновенные организаторские способности и деловые качества Рериха были замечены руководством Общества поощрения художеств. В 1906 году последовало повышение по службе – Н. К. Рериха назначили на должность директора Рисовальной школы ИОПХ. Недоброжелатели Рериха, в первую очередь М. П. Боткин, выступали против нового назначения, но большинством голосов кандидатура Рериха была утверждена.

Для художника началась пора еще более интенсивной и ответственной работы. Роль директора школы художественного образования как нельзя больше отвечала всему мировоззрению Рериха – главным его желанием, основным стремлением его жизни было открыть путь к истинному искусству и Красоте самым широким кругам общества, сделать художественное образование доступным всему народу. В очерке «Credo» Рерих писал: «Искусство – для всех. Каждый чувствует истину красоты. Для всех должны быть открыты врата «священного источника». Свет искусства озарит бесчисленные сердца новою любовью. Сперва бессознательно придет это чувство, но после оно очистит все человеческое сознание. И сколько молодых сердец ищут что-то истинное и прекрасное! Дайте же им это. Дайте искусство народу, кому оно принадлежит. Должны быть украшены не только музеи, театры, школы, библиотеки, здания станций и больницы, но и тюрьмы должны быть прекрасны. Тогда больше не будет тюрем…».[166 - Рерих Н. К. Credo // Рерих: жизнь, творчество, миссия. С. 7.]

Руководство школой ИОПХ стало для Николая Рериха важной ступенью практической реализации его творческого кредо и общественной позиции. И ступенью отнюдь не простой. От бывшего директора школы Е. А. Сабанеева Рериху досталось незавидное наследство. Сабанеев принадлежал к наиболее консервативному кругу сотрудников ИОПХ и пользовался поддержкой графа И. И. Толстого, гофмейстера двора его величества, вице-президента Академии художеств и главного помощника великого князя Владимира Александровича (именно он при поддержке И. И. Толстого выжил Куинджи из Академии художеств). На стороне Сабанеева и его методов руководства был и известный интриган – давний недруг Рериха М. П. Боткин. Преподавательский состав школы ИОПХ в те годы отличался таким же консерватизмом, как и ее руководство; преподавание велось устаревшими академическими методами, и прежняя высокая репутация школы была утрачена. Александр Бенуа, который долгое время был настроен если не враждебно, то, во всяком случае, излишне критично по отношению к Рериху, тем не менее по достоинству оценил его заслуги в реформировании школы ИОПХ и превращении ее в передовое в столице учебное заведение. Относительно состояния школы в период директорства Сабанеева Бенуа писал: «От г[осподина] Сабанеева Рерих получил такое наследство, которое всякий другой призадумался бы принять, тем более что это наследство находилось под опекой лиц, достаточно могущественных и вполне однородных с г[осподином] Сабанеевым».

Н. К. Рерих в своем кабинете в здании ИОПХ. 1910–1914

С. Эрнст также отмечал: «Стоит вспомнить, что Рерих получил в 1906 году школу, «застывшую на точке» 80-х годов прошлого века: число ее классов не увеличивалось, хотя обстоятельства времени настойчиво этого требовали, преподавание в ней велось по тому же методу, в тех же рамках, что и двадцать лет тому назад (а ведь за эти 20 лет сколь много и каких резких перемен произошло во всем искусствопонимании). Из этого-то «трудного» материала Рерих <…> начинает строить новое здание, строить постепенно, не спеша, выбирая лучшие камни из старых, добавляя и скрепляя их новыми…».[167 - Эрнст С. Р. Н. К. Рерих // Рерих: жизнь, творчество, миссия. С. 191.]

Чтобы иметь возможность противостоять консерватизму «могущественных лиц» – а без этого едва ли можно было существенно изменить положение дел в школе – Рерих заручился поддержкой принцессы Евгении Максимилиановны Ольденбургской, попечительницы общины Святой Евгении и председательницы Общества поощрения художеств. Поддержка из высших кругов помогала Рериху неуклонно проводить в жизнь школы свои решения, несмотря на попытки консервативных чиновников помешать его планам, но она не могла полностью оградить его от зависти, интриг, сплетен и всевозможных помех в работе со стороны его недоброжелателей. Последние долго не оставляли Рериха в покое. Их враждебность выражалась в самых разных формах, начиная от посылки молодому,
Страница 31 из 46

энергичному директору анонимных писем с призывами оставить работу в школе и «почивать на лаврах»,[168 - Несколько таких писем имеется в фонде Рериха (№ 44) в отделе рукописей ГТГ. – Прим. авт.] и заканчивая попытками заблокировать на заседаниях Совета директоров школы предлагаемые им административные решения.

Много неприятностей, больших и малых, доставил Рериху Боткин. Об интригах своего давнего недоброжелателя Николай Константинович писал: «При выборах в академики[169 - В 1909 году Рерих стал академиком, членом Российской Академии художеств. – Прим. авт.] именно Боткин произнес речь против меня, но когда избрание все же состоялось, то на другое утро Боткин уже был у меня, целовался и говорил, улыбаясь: «Ну и была битва, слава Богу, победили». Он не знал, что еще накануне вечером Щусев и Беренштам позвонили по телефону о положении дела.

Так же точно Боткин был против моего назначения директором Школы, но когда и оно все же состоялось, он с улыбками и объятиями спешил оповестить о победе. Опасный был человек, но все-таки поблагодарю его за учебу, за вкоренившийся обычай быть на дозоре. И другие члены комитета занимались той же учебою».[170 - Рерих Н. К. Учеба //Рерих Н. К. Листы дневника. Т. 2. С. 111–112.]

Ученица Рерихов в Нью-Йорке Зинаида Фосдик в своем дневнике приводила со слов самого Николая Константиновича характерный пример отношения к нему Боткина: «Вообще, когда Боткин говорил ему: «А я думаю взять ваш кабинет себе», Н. К. отвечал: «Отлично, правильно, берите!» А тот ему: «Ну а вы где же будете?» – «Найду, не беспокойтесь», – отвечал Н. К. А тот этого пугался и говорил: «А не лучше ли оставить по-прежнему?» – «Да ведь вы же хотели?» – «Ну, я передумал. Я с вами останусь в кабинете». – «Как хотите, и это можно», – говорил Н. К.».[171 - Фосдик З. Г. Воспоминания о Рерихах. Запись от 06.10.29.]

Впрочем, основные каверзы Боткин преподносил Рериху даже не на уровне личных отношений, а в виде сопротивления тем нововведениям, которые Николай Константинович стремился осуществить как новый руководитель школы. Но из всех подстроенных западней Рериху удавалось выходить достойно. В дневнике З. Фосдик отражено еще одно воспоминание Николая Константиновича о его противостоянии надоедливому и упертому чиновнику: «Когда Боткин ему (Н. К. Рериху. – Авт.) сказал, что он не позволит читать лекции в музее, а закроет его, Н. К. ему ничего не ответил, а уйдя от него, устроил собрание учителей, и вынесли резолюцию, по которой закрытый музей – не музей, а склад, и поэтому им нужно строить свой. Эту резолюцию Н. К. на общем собрании прочел Боткину, и при этом Боткина начали прозывать хранителем склада. Тому поневоле пришлось взять назад свое решение».[172 - Фосдик З. Г. Воспоминания о Рерихах. Запись от 14.07.29.]

Из-за Боткина и других врагов, как явных, так и скрытых, дальнейшая работа Рериха в ИОПХ стала для него настоящей школой выработки терпения и умения выстраивать деловые отношения со всеми, в том числе и с врагами. В непростых условиях противостояния интриганам Рериху оказывали неоценимую помощь присущие ему душевные качества – художник обладал редкой выдержкой, спокойствием и еще более редким качеством искренней доброжелательности по отношению абсолютно ко всем людям, вне зависимости от того, как относились к нему они сами. Даже зная моральную природу своих врагов и будучи осведомленным об их кознях, Рерих никогда не опускался до каких-либо мелочных личных чувств по отношению к ним. В конце концов эти бесконечные терпение, мудрость и доброжелательность художника покорили даже М. Боткина. Как писала З. Фосдик, «[Н. К.] говорил о Боткине, что тот после 17-ти лет вражды к Н. К. однажды пришел к нему и сказал: «Вы мой друг и всегда были им». И это была истинная победа».[173 - Там же. Запись от 06.10.29.]

Конечно, в первые годы работы художнику было особенно трудно переносить интриги и сплетни враждебно настроенных чиновников и наиболее консервативной части преподавателей школы ИОПХ. Немалую психологическую поддержку оказывала ему в тот момент любимая жена, Елена Ивановна. В своем дневнике Зинаида Фосдик под впечатлением рассказов Николая Константиновича о работе в школе ИОПХ писала: «В тридцать лет Н. К. был уже директором Школы [Общества Поощрения] Художеств. Пришлось ему перенести много интриг и неприятностей. Бывало, на собраниях [совета] директоров он сидел и молчал, все слушал, все переносил, а как приходил домой – ей (Елене Ивановне. – Авт.) до трех часов ночи приходилось его успокаивать, пока он ей все рассказывал, не скрывая перед ней своих огорчений и волнений».[174 - Там же. Запись от 18.07.22.]

Но несмотря на сопротивление консервативно настроенных чиновников и части учителей, Рерих настойчиво проводил свою линию в руководстве школой ИОПХ, шаг за шагом упорно реформируя ее и возвращая ей былое (утраченное во время директорства Сабанеева) значение в культурной жизни Санкт-Петербурга и всей страны.

То, что школа ИОПХ была действительно уникальным учреждением в России, Рерих не раз отмечал в своих воспоминаниях: «…школа Общества Поощрения Художеств всегда оставалась истинно народною школой. Она была вполне доступна и по дешевизне обучения, а кроме того, у нас бывало до 600 бесплатных учащихся. Кроме того, никакие ни сословные, ни расовые отличия не служили препятствиями. Без преувеличения можно сказать, что в буквальном смысле рядом с великим князем трудился рабочий какого-нибудь завода. И программа школы никого не стесняла, ибо каждый совершенно свободно мог избирать и совершенствоваться в тех предметах, которые ему были ближе и нужней».[175 - Рерих Н. К. Цветы художества //Рерих Н. К. Листы дневника. Т. 1. С. 55.]

Реформирование школы Рерих начал с обновления преподавательского состава. В школу были приглашены преподаватель Академии художеств Матэ, давний друг Рериха А. Рылов, Билибин и другие преподаватели. Новые педагоги принесли с собой другие, более прогрессивные методики преподавания и иное отношение к своим ученикам.

Реформы коснулись и учебной программы, а также структуры школы. Классы керамики, резьбы, живописи по стеклу и рукоделий были превращены в мастерские, в которых учащиеся теперь не только постигали основы прикладного искусства, но и превращались в настоящих мастеров – создателей произведений искусства. Кроме того, в школе были открыты новые классы графики, медальерного искусства, съемки с натуры и изучения стилей, рисования с живых цветов и стилизации, обсуждения эскизов и рисования с животных. Включение в программу школы столь широкого спектра направлений и отраслей искусства стало, по сути, практической реализацией педагогического credo Рериха: «По-моему, главное значение художественного образования заключается в том, чтобы учащимся открыть возможно широкие горизонты и привить им взгляд на искусство как на нечто почти неограниченное».[176 - «Слово», 1908, 11 сентября.]

Вскоре в школе ИОПХ были открыты и новые мастерские: иконописи, рукоделия, ткачества, чеканки.

Деятельность этих мастерских давала школе, существующей фактически на основе самоокупаемости, хороший доход. Впоследствии Зинаида Фосдик записывала со слов Елены Ивановны Рерих, всегда принимавшей большое участие в делах школы ИОПХ: «<…> Она (Е. И. Рерих. – Авт.) мне
Страница 32 из 46

много рассказала об их школе в Петрограде, где уделялось много внимания прикладному искусству: мастерские иконописи, гобеленов, рисования по фарфору, выделки посуды; мастерские выделки мебели, где заведовал прекрасный резчик по дереву <…>; классы вышивки. Проводились аукционы – раз в месяц. У них был один господин, который дешево скупал старинные вещи и хорошо на них зарабатывал, а школе давал из этого процент, и это приносило школе 6000 в год! Продавались только истинно художественные вещи – маленькие картины, рисунки, флаконы старинные, чашки, посуда, отрезы материй, безделушки. Имело это громадный успех.

Выставки учеников тоже давали школе и имя, и престиж, ибо выставлялись художественные работы и успех был огромный».[177 - Фосдик З. Г. Воспоминания о Рерихах. Запись от 14.03.23.]

О выставочной деятельности школы стоит сказать подробнее – она была очень активной. Помимо ежегодных отчетных выставок Николай Константинович периодически приезжал с выставками ученических работ ко двору императора в Царское Село; несколько раз в году сам император со всей своей семьей приезжал на выставки.[178 - Там же. Запись от 02.08.22.]

Проводившиеся школой ИОПХ ежегодные отчетные выставки посещал весь культурный Санкт-Петербург. С. Эрнст включил в свою работу о Рерихе фрагмент книги Н. Макаренко о деятельности школы: «…в пригожий майский день большой угрюмый зал ИОПХ на Морской являет взору широкий веселый праздник. Чего, чего тут только нет! Целая стена занята строго сияющими иконами, столы заполнены пестрым, нарядным роем майоликовых ваз и фигур, тонко расписанных украшений чайного стола, дальше богато лежат шитые шелками, золотом и шерстью ковры, подушки, ширинки, бювары, стоит уютная, украшенная тем же «хитрым рукоделием» мебель, в витринах разложены красивые мелочи, на стенах расположились проекты самых разнообразных вещей, начиная с громоздких предметов комнатного убранства и кончая какой-нибудь фарфоровой безделушкой, обмеры и копии с памятников старинного художества, интересные результаты ежегодной работы архитектурного и графического классов; на окнах колоритными густыми пятнами красуются «детища» класса живописи по стеклу; дальше перед зрителем белая толпа созданий класса скульптуры, живые наброски класса рисования с животных, а наверху уже ждет целая галерея работ маслом и рисунков… И вся эта масса «разносторонних» творений живет, движется, полная молодого нетерпения, полная молодого задора… Все счастливые находки искусства наших дней получают в ней должный отклик, и развитие ее идет в контакте с художественными запросами современности. А что же лучше и почетнее может рекомендовать всякую художественную школу, нежели этот драгоценный и редкий контакт».[179 - Макаренко Н. Школа Императорского общества поощрения художеств. 1839–1914 гг. Пг., 1914. Цит. по: Эрнст С. Р. Н. К. Рерих // Рерих: жизнь, творчество, миссия. С. 193.]

Рисовальная школа Императорского общества поощрения художеств. 1905–1911

В конце этой цитаты, отмечается «Прекрасная же метаморфоза эта произошла благодаря созидательной энергии, организаторской мудрости одного художника, по справедливости могущего записать свое директорство в ряд самых видных достижений своей жизни».[180 - Там же.] В этой оценке деятельности Н. К. Рериха в качестве руководителя школы ИОПХ не было ни грамма лести. Все его современники – даже недоброжелатели – признавали неоспоримые заслуги художника в поднятии деятельности школы на принципиально новый уровень. А это, в свою очередь, внесло неоценимый вклад в дело развития художественного образования в Санкт-Петербурге в целом.

Рерих ввел в работу школы много нового, способствующего художественному образованию и эстетическому развитию учащихся. Во время своих зарубежных поездок, предпринятых сразу после вступления в должность, Николай Константинович видел за границей немало полезного. В частности, его впечатлили так называемые народные программы художественного образования, существующие в Германии. Как писал в свое время Николай Константинович, «…по программе, наперед установленной на всю зиму, группы в 30–50 человек каждая, большей частью рабочие, знакомятся с музеями под руководством сведущих лиц… Неужели у нас нельзя устроить нечто подобное?»

В дальнейшем Рерих организовал в школе ИОПХ расширенный аналог подобного ознакомления учащихся с музеями. Для повышения уровня эстетического развития учеников были организованы регулярные посещения музеев, а также экскурсии учащихся под руководством педагогов в Новгород, Псков, Ярославль, Кострому, Москву. В школе устраивались лекции по различным вопросам искусства, а впоследствии был основан Музей Русского Искусства, цель которого состояла в том, чтобы представить художественную деятельность лиц, причастных школе, и собрать коллекцию произведений русских художников всех направлений, как современных, так и принадлежащих прошлым эпохам.

С той же целью – совершенствования эстетического воспитания учеников – по инициативе Рериха в школе ИОПХ были учреждены и занятия музыкой, в частности хоровым пением. Сам художник писал: «В Школе Общества Поощрения Художеств, кроме разнообразных мастерских, мы вводили также, и хоровое пение, и очень хотелось обогатить программу введением и музыки. Ведь художественные дарования развиваются так своеобычно».[181 - Рерих Н. К. Академия художеств // Рерих Н. К. Листы дневника. Т. 2.]

Таким образом, идея синтеза всех искусств, ставшая основой культурного строительства, развернутого Рерихами в США в 1921–1923 годах, впервые проявилась уже в России, в Рисовальной школе ИОПХ. В дальнейшей педагогической и организационной деятельности Рериха эта идея находила все более полную реализацию.

При школе существовала собственная печатная мастерская, выпустившая в свет несколько интересных изданий. Это были сборники, посвященные работам учащихся, книга Н. Макаренко «Школа Императорского общества поощрения художеств. 1839–1914 гг.», «Русская Геральдика» и периодический «Ежегодник школы ИОПХ», который, правда, выпускался не так долго.

Извечные проблемы

Задачи Рериха на посту директора школы ИОПХ заключались не только в том, чтобы обеспечить организацию учебного процесса наиболее эффективным способом. Одной из главных задач директора школы было материальное обеспечение ее деятельности, и эта задача была одной из самых сложных. Несмотря на то, что школа (как и само Общество поощрения художеств, при котором она была создана) носила название Императорской школы и имела в составе попечительского совета членов царствующей династии, проблема ее финансирования всегда стояла очень остро. О бюджете школы предстояло заботиться в основном ее директору, то есть Н. К. Рериху. Граф Сюзор в беседе с Рерихом при принятии им должности директора школы так и сказал: «Делайте что хотите, продавайте, покупайте, но дефицита не должно быть».[182 - Фосдик З. Г. Воспоминания о Рерихах. Запись от 09.03.30.]

Н. К. Рерих

Николай Константинович писал: «Со стороны все выглядело пышно. Две с половиной тысячи учащихся. Восемьдесят преподавателей. Два дома – на Морской и в Демидовом переулке. Четыре загородных отделения. Превосходный музей, собранный
Страница 33 из 46

Григоровичем. Выставки. Высокие покровители, именитые члены, и за всем этим – нужда, пресекавшая все лучшие начинания».[183 - Рерих Н. К. Нужда // Рерих Н. К. Листы дневника. Т. 2. С. 252.]

Частных пожертвований и средств, полученных от продажи на выставках предметов искусства, созданных учениками школы, не всегда хватало для обеспечения ее деятельности. Периодически возникали вопросы, откуда взять деньги на ремонт, оборудование дополнительных учебных помещений, стипендии для неимущих учеников, материальные пособия для нуждающихся в них преподавателей и т. п. Вспоминая о стоявших перед ним тогда проблемах, Н. К. Рерих отмечал, что иной раз школе помогали пожертвованиями не известные всем миллионеры, а обычные состоятельные горожане, понимавшие значение художественного образования. В одном из очерков художник писал: «Сколько раз искали деньги на самые необходимые нововведения в школе, и частенько ни копейки не находили. Нужен был неотложный ремонт дома, и всего-то на пять тысяч рублей. Нечаев-Мальцев сказал Ильину – председателю финансовой комиссии: «Делайте, а деньги найдутся». Все поняли, что миллионер хочет покрыть этот расход. Когда же в конце года Ильин сообщил о перерасходе бюджета на пять тысяч, тот же Нечаев-Мальцев пожевал губами и сказал: «Жаль, значит, деньги не нашлись».

И другие пять тысяч нужны были на надстройку мастерской. Никто не отозвался. Наконец старуха Забельская дала эти деньги, усмехнувшись при этом: «Если уж от министеров получить неможно, то уж, верно, нам придется раскошелиться».[184 - Там же.]

Но и единовременные пожертвования, сделанные добрыми людьми, не решали проблему финансирования в целом. Когда в очередной раз вставал вопрос о том, где найти деньги на какие-либо неотложные нужды, члены финансового комитета ИОПХ предлагали Рериху повысить плату за обучение. Однако молодой директор неизменно сопротивлялся принятию такого решения, зная, что среди учащихся школы были представители не только состоятельных, но и беднейших слоев населения, не говоря уже о том, что приблизительно 600 учеников из самых бедных семей были вообще освобождены от платы за обучение. «…менее всего хотелось отягощать учащихся, среди которых было много неимущих. Плата в нашей школе была самая низкая, и эта основа должна была быть нерушимой», – писал Рерих. – Составление бюджета было самым злосчастным днем. Знаешь о всех нуждах, а доходные статьи – не резиновые! Советуют – «прибавьте на художественные аукционы или на выставки». Но такие прибавки проблематичны. Легко приписать ноль, а как его выполнить! А если народ не придет на аукцион или не захочет купить на выставке? Комитет Общества затруднялся иногда выдать стипендию в двадцать пять рублей и делил ее на две. Хороша была стипендия в десять рублей! Инспектор и руководитель класса Химона получал сто рублей. Когда же он заболел и я просил Нечаева дать пособие, то получился ответ, что нужда – лишь от неправильного распределения бюджета. Велик бюджет – в сто рублей! Сколько хлопот было, чтобы устроить полуслепому Врубелю нищенскую пенсию в пятьдесят рублей!»[185 - Рерих Н. К. Нужда // Рерих Н. К. Листы дневника. Т. 2. С. 252.]

У преподавательского коллектива была возможность обеспечить школе устойчивое финансирование – достаточно было зарегистрировать школу как находящуюся в составе какого-либо ведомства. Школа ИОПХ была уникальным в своем роде учебным заведением в силу того, что не принадлежала ни к какому ведомству, была как бы сама по себе, и это обеспечивало ее руководству максимальную свободу: никто не диктовал ни преподавателям, ни ученикам свои условия и не насаждал в школе свои порядки и государственную идеологию. Сам Николай Константинович, так пояснял данную ситуацию: «Наше учреждение не входило ни в одно ведомство. Было само по себе, и это очень озабочивало Государственный Совет. Каждый год ко мне приезжал чиновник, предлагая приписаться к любому ведомству. «Куда хотите – или к Императорскому Двору, или к Народному Просвещению, или к Торговле и Промышленности. Куда хотите, но не можем же мы для вас держать отдельную графу – точно особое министерство».

Начинались соблазны усиленною пенсией, чинами и орденами. Чечевичная похлебка была заманчива, но того дороже была нам свобода. Всегда я спрашивал соблазнителя: «Если припишемся куда-либо, то ведь оттуда будет прислана программа и придет какой-то инспектор?» Мне отвечали: «Но ведь это пустая формальность, канцелярская отписка».

Но мы были достаточно умудрены, и никакая похлебка не действовала. Иначе, похлебав, пришлось бы потом расхлебывать. Правда, наш исключительный устав был для многих бревном в глазу. Григоровичу в свое время удалось провести неподведомственное положение Общества и Школы. Ради этого стоило потерпеть даже и нужду».[186 - Рерих Н. К. Нужда // Рерих Н. К. Листы дневника. Т. 2. С. 253.]

И все же, как отмечал далее Рерих, несмотря на нужду, школа процветала. От желающих учиться в ней не было отбоя, количество учеников в период директорства Рериха неуклонно возрастало с каждым годом. На вопрос о том, в какой художественной школе они учатся, учащиеся с гордостью отвечали: «У Рериха». Правда, преподаватели иногда жаловались на переполнение классов – как уже говорилось, огромная популярность школы в Петербурге и даже за его пределами не облегчала материального положения ее учителей.

Что касается «высоких покровителей» школы – императорской семьи и членов царствующей династии – то в своих очерках Н. К. Рерих достаточно иронично писал об их отношении к школе и к искусству в целом. З. Г. Фосдик в своем дневнике приводила некоторые фрагменты воспоминаний Николая Константиновича о его общении с покровителями школы: «Сегодня он [Н. К. Рерих] нам рассказывал, как Государь со всей семьей ездил осматривать их музей,[187 - Имеется в виду музей Императорского общества поощрения художеств в Санкт-Петербурге. – Прим. авт.] а он и Е. И. с остальными работниками музея его принимали. Вдовствующая Государыня очень много беседовала с Н. К., а Государь первым разговора вообще не начинал. Всегда приходилось самому начинать разговор, нарушая этикет (ибо первым должен заговорить Государь), поскольку он обычно не знал, о чем говорить, и разговора бы вообще не было».[188 - Фосдик З. Г. Воспоминания о Рерихах. Запись от 23.07.22.]

Также, по словам Зинаиды Фосдик, художник «…рассказывал, как Государь однажды подарил их школе дом и землю Морского ведомства в центре города. Он, то есть Н. К., приехал в Морское ведомство, а там удивились и сказали: «Нам ничего не было сообщено, может быть, Его Величество думал что другое». Так школа и не получила [дар]».[189 - Там же. Запись от 09.03.30.]

Помимо таких «даров» жизнь подбрасывала Рериху сюрпризы и пожестче. В очерке «Столкновения» художник не без юмора вспоминал о конфликтах с невежественными представителями властей, происходивших во время устройства и персональных выставок самого художника, и школьных художественных выставок.

«При устройстве моей выставки в «Современном Искусстве» вдруг получаю спешное сообщение о том, что ген[ерал] Клейгельс запретил выставку. Спешу узнать, в чем дело. Оказывается, генерал не может пропустить моих этюдов с натуры, сделанных в кормоновской
Страница 34 из 46

мастерской. Еду к генералу на Гороховую и высказываю мое недоумение и негодование. Генерал, распушив свои бакенбарды, возражает: «Невозможно, представьте себе, придут дамы с дочерьми! Нет, нет, вообще невозможно». Я говорю: «А как же статуи в Летнем Саду?» Генерал отвечает: «Летний Сад не в моем ведении». Можно себе представить генерала Клейгельса в роли арбитра невинности».[190 - Рерих Н. К. Столкновения // Листы дневника. Т. 2. С. 276.]

Этот конфликт завершился компромиссом: Рерих снял один свой рисунок и при этом получил разрешение открыть выставку. Аналогичная ситуация возникла при открытии отчетной годовой ученической выставки в Школе поощрения художеств. В ИОПХ приехал помощник градоначальника генерал Вендорф и категорически запретил открывать выставку. Как писал Рерих, причина этого распоряжения оказалась все та же – генеральская «цензура» никак не могла пропустить фигуры обнаженных натурщиков в живописных и скульптурных работах натурного класса. «Прихожу в выставочный зал и застаю полное смущение, – писал Николай Константинович. – Генерал гремит о невозможности открыть выставку. Говорю ему: «Ведь эта выставка является годовым отчетом нашей Школы». Генерал упорствует: «Это не мое дело. В таком случае снимите работы натурного класса». Возражаю: «Как же можно снять работы старшего выпускного класса?» Генерал раздраженно находит выход: «В таком случае хоть прикройте недопустимые места». Объясняю генералу, что я сам не берусь решить, где начинается и где кончается недопустимость, и потому прошу его в присутствии преподавателей самолично указать, что именно должно быть прикрыто. Генерал проследовал по выставке и так размахался, что, кроме целого ряда работ натурного, живописного и скульптурного классов, прикрыл даже и копии с античных фигур. Когда разбушевавшийся генерал уехал, я в присутствии преподавателей созвал учащихся старших классов и спокойно сообщил им об оригинальном постановлении генерала, предложив прикрыть все указанные места. Не прошло и часа, как ко мне приходят улыбающиеся учащиеся и таинственно сообщают, что повеление исполнено. Иду вниз на выставку и застаю там необычайное оживление. Оказывается, из разноцветной папиросной бумаги устроены замысловатые юбочки и штаны и вся выставка расцвечена самыми замысловатыми костюмами. При этом наши лучшие ученицы и ученики заявляют, что ведь генерал не ограничил, в каком стиле сделать прикрытие».

Как следует далее из очерка Рериха, оригинальное распоряжение генерала и остроумие, проявленное учениками школы при его выполнении, создали выставке шумную популярность в городе.

«К вечеру выставочный зал гудел от нахлынувшей толпы, и рецензенты, ухмыляясь, что-то записывали, – продолжал Н. К. Рерих описание этого случая. – На следующий день и яблоку негде было упасть на выставке. Вся эта толпа шумела, смеялась, возмущалась… Газеты негодовали. Ко мне спешно приехал второй помощник градоначальника Лысогорский. Смущенно начинает: «Профессор, ведь это скандал». Отвечаю: «Да еще какой прискорбный скандал. Я чрезвычайно сожалею о распоряжении генерала Вендорфа, повлекшем такой неслыханный эпизод»».[191 - Рерих Н. К. Столкновения // Листы дневника. Т. 2. С. 277.]

Как писал художник далее, в результате долгих переговоров с помощником градоначальника был найден компромисс: один из худших этюдов был снят с выставки, чтобы самолюбие генерала не слишком пострадало, а вместе со снятым этюдом убрали все юбочки и штанишки с остальных работ.

Но не все столкновения с властями заканчивались так безобидно. В другом очерке Рерих описал еще одну ситуацию, ярко характеризующую нравы некоторых представителей власти (к тому же из среды дворянства) в ту эпоху. В данном случае невинно пострадавшим оказался не кто иной, как М. П. Боткин. Рерих вспоминал: «Однажды у нас были гости, и мы спокойно беседовали, когда прибежал взволнованный Максим, служитель, и, не стесняясь присутствующими, заявил дрожащим голосом: «Барон Врангель очень больно Михаила Петровича Боткина в глаз ударил». Оказывается, в выставочном зале произошла целая драма. Устраивалась выставка старинной живописи, а по пожарным условиям градоначальник запретил открытие. Боткин пошел предупредить выставочный комитет об этом запрещении, а Врангель, думая, что виновником всего является сам Боткин, грубейшим образом кулаком ударил его в глаз. Было очень прискорбно, ибо именно в этом случае Боткин не был виноват. Думается, что это потрясение было началом смертельной болезни Боткина».[192 - Рерих Н. К. Эпизоды // Листы дневника. Т. 2. С. 258.]

Глава 8

«Загадка Рериха» (1906–1914 годы)

Художник, организатор, ученый, педагог

Если незаурядный талант организатора и педагога, свойственный Рериху, снискал ему справедливое уважение современников, то необычайная разносторонность его занятий не переставала оставаться для них загадкой. Он был одновременно выдающимся художником, педагогом, историком, археологом, публицистом, общественным деятелем. Разнообразие его интересов и масштаб его общественной и творческой деятельности удивляли даже выдающихся деятелей искусств, которые и сами отличались незаурядными творческими способностями. «Он успевает все. Прежде всего успевает быть художником, – писала в своей книге о Рерихе искусствовед Е. И. Полякова. – Художником, изумляющим своей работоспособностью. Не только многосторонностью деятельности, но самим количеством живописных работ. Они исчисляются не десятками – сотнями. В 1907 году в Париже выставляется сто тридцать работ. В 1910 году на выставке Союза русских художников – шестьдесят работ. Сотни картин собираются уже в тысячи. Такая работоспособность, постоянство творческого импульса – загадка для многих собратьев по искусству. И разнообразие деятельности тоже загадка».[193 - Полякова Е. И. Николай Рерих. С. 104.]

Многосторонность творческих интересов Рериха и его головокружительные успехи и в профессиональной, и в творческой деятельности породили неоднозначное отношение к нему со стороны современников, в том числе представителей творческой элиты. Порядочные и творчески одаренные люди видели в нем гения, завистливые и недалекие – карьериста. В этом не было ничего удивительного: путь любого гениального человека во все эпохи сопровождался завистью, клеветой и сплетнями. Если завистники средневековой Италии объясняли феноменальные успехи Леонардо да Винчи чернокнижием и связью с дьяволом, то их собратья в Петербурге двадцатого столетия пытались приписать успехи Рериха якобы свойственному ему карьеризму, а не таланту.

Однако мыслящие, творчески реализовавшиеся люди прекрасно понимали, в чем заключалась «загадка Рериха». Характерны в этом плане воспоминания о встречах с Рерихом известного художника и искусствоведа Игоря Эммануиловича Грабаря, который, с одной стороны, признавал, что «Рерих, прежде всего, бесспорно блестяще одарен», а с другой – неоправданно резко (и явно необъективно) оценивал некоторые личностные качества Николая Константиновича и его духовные интересы.

«Для меня была совершенной загадкой жизнь Рериха, – писал Грабарь. – Бывало, придешь к нему в его квартиру, в доме «Общества поощрения», вход в которую был не с
Страница 35 из 46

Морской, а с Мойки, и застаешь его за работой большого панно. Он охотно показывает десяток-другой вещей, исполненных за месяц-два, прошедших со дня последней встречи: одна лучше другой, никакой халтуры, ничего банального или надоевшего – все так же нова и неожиданна инвенция, так же прекрасно эти небольшие холсты и картины организованы в композиции и гармонизованы в цвете.

Проходит четверть часа, и к нему секретарь приносит кипу бумаг для подписи. Он быстро подписывает их, не читая, зная, что его не подведут: канцелярия была образцово поставлена. Еще через четверть часа за ним прибегает служитель: Великая княгиня приехала. Он бежит, еле успевая крикнуть мне, чтобы я оставался завтракать. Так он писал отличные картины, подписывал умные бумаги, принимал посетителей, гостей – врагов и друзей, – одинаково радушно тех и других, первых даже радушнее, возвращался к писанию картин, то и дело отрываемый телефонными разговорами и всякими очередными приемами и заботами. Так проходили день за днем в его кипящей, бившей ключом жизни. За все время наших встреч он почти не менялся: все тот же розовый цвет лица, та же озабоченность в глазах, сохранявшаяся даже при улыбке, только льняного цвета волосы сменились лысиной и желтая бородка побелела».[194 - Грабарь И. Э. Моя жизнь. Автомонография. Этюды о художниках. (Сост. В. М. Володарский). М.: Республика, 2001. http://igor-grabar.ru/monografia-iskusstvo11.php]

Конечно, разгадка необычных способностей Рериха была в его талантливости, энергичности и потрясающей работоспособности. Он не терял ни секунды, ценил каждое мгновение жизни. Исключительно интенсивный режим труда задавал тон всей его жизни. При этом сам художник спокойно, даже с юмором воспринимал различные обстоятельства, возникающие подчас из-за того сверхинтенсивного темпа, в котором ему приходилось жить и работать. В одном из воспоминаний о той поре своей жизни он писал:

«Поездки вообще нелегко устраивались; пока я был секретарем Общества Поощрения, постоянно возникали какие-то спешные обстоятельства, и приходилось по телеграмме спешно возвращаться. Помню, как после свадьбы была разрешена поездка в Москву, а через три дня получилась телеграмма, вызывающая на спешное заседание Комитета. Пришлось вернуться.

Запоминается и другой курьезный эпизод. Мы были тогда около станции Окуловка, вдруг получается телеграмма от принцессы Ольденбургской с просьбою быть у нее на другой день в восьмом часу утра. (Мой доклад у нее был самым ранним). Вечером же я уехал в Питер, и едва успел переодеться – поспешил с докладом. Доклад продолжился около часа, и мне показалось, что я, если не буду заезжать домой, то еще поспею на утренний Севастопольский поезд на Николаевский вокзал. Так и случилось, и после полудня я уже был в Окуловке. День был жаркий, а нужно было несколько верст пройти около полотна железной дороги. И вот, сняв пальто, я зашагал во фраке и цилиндре к вящему изумлению стрелочников и прочих встречных. Кончилось тем, что наша прислуга чуть не упала в обморок, приняв меня за привидение, ибо никто не мог ожидать такого быстрого возвращения».[195 - Рерих Н. К. Эпизоды // Рерих Н. К. Листы дневника. Т. 2. С. 258.]

Еще одним свойством Рериха была необыкновенная творческая самоорганизованность, особая системность работы при крайне разнообразных интересах и занятиях. По свидетельству П. Ф. Беликова, художник практически всегда работал не над одной картиной, как большинство его собратьев, а над несколькими; в его мастерской стояло несколько мольбертов с начатыми произведениями. Прекрасные полотна появлялись на свет необыкновенно быстро. Столь же быстро Николай Константинович писал и свои литературные работы.

Эти качества – творческую многогранность, трудолюбие, самоорганизованность, системность и интенсивность труда – унаследовали и сыновья Рерихов.

Круг общения

Помимо своих разнообразных увлечений Рерих находил время для широкой общественной деятельности. Он был членом более десятка различных обществ, причем как российских, так и зарубежных, занимающихся вопросами искусства, художественного образования, защиты культурного наследия прошлого и тому подобными проблемами. Во многих из них художник занимал административные посты, требущие от него активного участия в их деятельности, что занимало много времени. Он был вице-президентом ИОПХ, председателем комиссии по учреждению Музея допетровского искусства и быта, членом Российского общества архитекторов, членом-учредителем Общества возрождения художественных ремесел, и так далее.

Елена Ивановна вспоминала: «Н[иколай] К[онстантинович] в свою бытность директором Школы Императорского Общества Поощрения Художеств был занят целыми днями, ибо школа была открыта от 9 утра до 10 часов вечера, да еще полдня по воскресеньям. А кроме того, в скольких других учреждениях Н. К. состоял председателем, или основателем, или членом комитета, и сколько вечеров уходило на такое добровольное служение. Зимою он имел очень мало времени для своего художества, иногда проходили целые недели, и он не мог взяться за кисть; только летом в течение трех месяцев он работал от утра до ночи».[196 - Рерих Е. И. Из письма от 01.02.39.]

И помимо всего этого, Рерих еще находил время для общения с ближайшими друзьями в обычной домашней обстановке. О друзьях и добрых знакомых Николая Константиновича стоит сказать подробнее. Художнику довелось встречаться со многими выдающимися людьми – представителями российской творческой элиты той эпохи. Рерих с большой теплотой вспоминал о них в своих автобиографических очерках:

«Кроме друзей из живописно-художественного мира всегда были близки еще три группы – а именно зодчие, музыканты и писатели. На расстоянии многих лет часто даже вообще невозможно вспомнить, как именно образовывались эти дружеские отношения. С зодчими, которые потом даже избрали меня членом Правления их Общества, дружба складывалась вокруг строительства. Пришел Щусев – один из самых замечательных архитектурных творцов. С ним делали мозаику для Почаева, часовню для Пскова… С Покровским делали Голубевскую церковь под Киевом, мозаики для Шлиссельбурга. Иконостас для Перми. С Алешиным делались богатырские фризы у Бажанова… Много чего делалось, и керамиковые фризы для Страхового Общества, и панно для молельни в Ницце, и панно для Правления Московско-Казанской дороги… А там уже начинался храм в Талашкине с М. К. Тенишевой… После подошел тоже замечательный архитектор Щуко… Была дружба с Марианом Перетятковичем, который один из первых воспринял идею охранения Культурных ценностей…

Музыкальный круг образовывался и около Елены Ивановны, о которой ее профессор Боровка говорил, что она могла иметь блестящее будущее пианистки. Так же и Степа Митусов[197 - С. С. Митусов – двоюродный брат Е. И. Рерих. – Прим. авт.] всегда был живым звеном с музыкальным миром. В нем были заложены крупные музыкальные способности. Семья Римских-Корсаковых… Стравинский, который потом пришел за сюжетом для совместного создания балета, из чего выросла «Весна Священная»».[198 - Рерих Н. К. Друзья // Рерих Н. К. Листы дневника. Т. 2. С. 110.]

Рерих подчеркивал, что незабываемые часы общения с друзьями привносили в его жизнь много ценных идей,
Страница 36 из 46

обогащали сознание, побуждали к новым замыслам, навсегда запечатлевались в душе. Не случайно художник называл общение с друзьями «кузницей мыслей» и писал: «От Владимира Соловьева, Стасова, Григоровича, Костомарова, Дида Мордовцева, Менделеева, Куинджи и до Иоанна Кронштадтского много незабываемых речений навсегда осталось в жизни. Костомаров умел бросить меткое слово, зажигал своим бурным огнем Стасов, Менделеев даже во время шахматной партии бросал замечательные вехи».[199 - Рерих Н. К. Мысль // Рерих Н. К. Листы дневника. Т. 2. С. 106.]

Как писал Николай Константинович, особая дружба связывала его не только с собратьями – художниками, но и с выдающимися писателями и поэтами. Рерих часто встречался и беседовал с Л. Андреевым, А. Блоком, Ф. Сологубом, В. Брюсовым, М. Горьким.

«Из писателей – дружеские отношения с Горьким, Леонидом Андреевым и с некоторыми корифеями старшего поколения. Мы любили и ценили Мережковского, и если бы он написал лишь одного «Леонардо да Винчи», то уже был бы великим писателем. Особые отношения были с А. М. Ремизовым. С одной стороны, мы как будто и не часто встречались, но зато внутреннее ощущение было особо задушевное»,[200 - Рерих Н. К. Друзья // Там же. С. 110–111.] – вспоминал позднее художник.

Восхищенный глубиной и духовностью идей Рериха, Леонид Андреев назвал его искусство «Державой Рериха». Максим Горький также понимал главную особенность творчества Рериха, его духовную основу, и называл его «величайшим интуитивистом».

Рерих был знаком и со многими учеными.

В академической среде другом и единомышленником Рериха был индолог, профессор Виктор Викторович Голубев. С В. В. Голубевым Рерих встретился в 1913 году в Париже. Беседа с известным востоковедом обрадовала Николая Константиновича: выяснилось, что Голубев полностью разделяет давнее убеждение Рериха в существовании общих корней русской и индийской культуры.

Впоследствии художник писал: «Уже давно мечтали мы об основах индийского искусства. Невольно напрашивалась преемственность нашего древнего быта и искусства от Индии. В интимных беседах часто устремлялись к колыбели народной, а нашего славянства в частности.

Конечно, могли говорить нам: мечты неосновательны, предположения голословны, догадки полны личных настроений. Нужны были факты.

<…> В. В. Голубев снарядил экспедицию в Индию. Были всякие трудности. Несколько участников погибло от жары и лихорадки, но зато были привезены снимки и предметы, и, главное, наблюдения, которым должен радоваться каждый русский. <…>

Теперь все догадки получали основу, все сказки становились былью.

Обычаи, погребальные «холмы» с оградами, орудия быта, строительство, подробности головных уборов и одежды, все памятники стенописи, наконец, корни речи – все это было так близко нашим истокам. Во всем чувствовалось единство начального пути.

Ясно, если нам углубляться в наши основы, то действительное изучение Индии даст единственный материал. И мы должны спешить изучать эти народные сокровища, иначе недалеко время, когда английская культура сотрет многое, что нам так близко».[201 - Рерих Н. К. Индийский путь // Рерих Н. К. Врата в будущее. С. 171.]

Виктор Голубев поддержал желание художника организовать долгосрочную научную экспедицию в Индию, в ходе которой можно было бы получить научные доказательства единства корней двух великих культур – России и Индии. Следовательно, уже в те годы Рерихи приняли решение побывать в Индии, как только сложатся обстоятельства для этой поездки. Но их желание осуществилось лишь спустя 10 лет…

«Мир искусства»

В 1910 году после раскола в «Союзе русских художников», из которого вышли почти все петербургские художники, в Санкт-Петербурге было образовано выставочное объединение, вновь названное «Миром искусства». Дягилев не стал участвовать в его выставочной деятельности. Туда вошли многие бывшие «мирискусники» – Бенуа, Грабарь, Добужинский, Бакст, Лансере, Сомов, Серов. К этому объединению присоединились Рерих, Кустодиев, Петров-Водкин и другие художники. Председателем нового «Мира искусства» выбрали не кого-либо из членов прежнего объединения, а Н. К. Рериха – настолько был велик его авторитет как выдающегося художника и непревзойденного организатора.

Миссия, возложенная на Рериха, была исключительно сложна. В те годы в среде российских художников постоянно происходили идейные брожения; это выливалось в столкновения разных тенденций, взглядов, мнений. Рериху предстояло примирить подчас противоположные точки зрения для налаживания общей работы объединения, и, вероятно, только он, с присущим ему чувством такта и незаурядными дипломатическими способностями, мог сделать это. Художник понимал и ценил живопись разных направлений, от классицизма до модернизма; привлекал к работе объединения и маститых мастеров кисти, и молодых талантливых художников. Толерантность и доброжелательность Рериха передавались и его коллегам по объединению; члены нового «Мира искусства» также старались относиться к представителям различных направлений живописи без нетерпимости и предвзятости. Благодаря этому объединение концентрировало вокруг себя все новые творческие силы и обретало все больший авторитет.

Встреча членов «Мира искусства»

«Союз русских художников» также не прекратил своей деятельности; его членами являлись такие известные мастера как Васнецов, Архипов, Малявин, Коровин, Юон и другие. Рерих принимал участие в выставках обоих объединений; его картины можно было видеть и в других выставочных центрах страны. Полотна художника часто путешествовали за границу, в европейские страны, где экспонировались на выставках русского искусства.

Раскопки в Новгороде

Как всегда, Рерих не оставлял в те годы и занятий археологией. В 1910 году с помощью меценатов ему удалось собрать деньги на раскопки Новгородского Кремля, о чем художник мечтал уже несколько лет.

Ход раскопок Н. К. Рерих описал в одной их своих статей в свойственной ему художественной манере: «Уже спустились на шестой аршин. Срубы не прекращаются. Вещи идут уже из XII–XIII веков.

Из боков траншеи уже просачивается вода. Каждое утро приходится ее откачивать ведрами. В сырой земле трудно и неприятно работать. Поэтому появление материка приветствуется одинаково и нами, и рабочими.

Материк показался на глубине 6 аршин 5 вершков. Подчищаем яму и подводим итоги.

Ожидание нас не обмануло. Если год тому назад я писал только по догадке, что Великий Новгород лежит под землей, нетронутым, то теперь могу это повторить уже на деле.

В Кремле культурный слой невредим и ждет исследователей. В толщине от 4-х до 7-ми аршин. Кремль насыщен всякими строениями разных веков».[202 - Рерих Н. К. Подземная Русь // Рерих Н. К. Врата в будущее. С. 153.]

Если бы финансирование начатых художником раскопок было стабильным, их результаты были бы еще более впечатляющими. Пожертвованных на раскопки денег, увы, хватило ненадолго. Но главное было сделано – Рерих положил начало крайне важным исследованиям, подтвердившим его догадки о существовании в Древней Руси общества с высоким уровнем развития культуры. Спустя десятки лет дело Рериха продолжили советские археологи, и найденные ими артефакты позволили
Страница 37 из 46

историкам реконструировать многие подробности быта древнего Новгорода.

В том же 1910 году в Музее антропологии и этнографии имени Петра Великого в Санкт-Петербурге проходила выставка, для которой Николай Константинович предоставил более 30 000 предметов каменного века из своей археологической коллекции.

Потери

1910 год принес Рериху большую потерю – смерть первого настоящего учителя жизни, Архипа Ивановича Куинджи.

Он умирал тяжело. В статье, посвященной тридцатилетию со дня смерти любимого учителя, Николай Константинович писал: «Ушел большой художник, большой человек, большое сердце. Незабываемый! <…> Невольно поминалась народная пословица, что «добрые люди трудно помирают». Болезнь сердца, удушье со страшными болями, все это сломило крепчайший организм. Болезнь развивалась быстро, и в 1910 году уже не оставалось сомнения, что фатальный конец близок».[203 - Рерих Н. К. Куинджи // Рерих Н. К. Листы дневника. Т. 2. С. 293.]

Летом в связи с резким ухудшением самочувствия Куинджи Рериха срочно вызвали из Прибалтики. Куинджи мучили тяжелые приступы со страшными болями, из-за которых его сознание временами туманилось. Рерих и другие ученики Куинджи по очереди дежурили у его постели по ночам. Как писал Николай Константинович, «бывали и жуткие минуты: так, когда я и Зарубин дежурили ночью, Архип Иванович вдруг привстал на постели и, вглядываясь куда-то между нами, глухо спросил: «Кто тут?» Мы ответили: «Рерих и Зарубин». – «А сколько вас?» – «Двое». – «А третий кто?» Было жутко».[204 - Там же.]

Архип Иванович понимал, что умирает, и перед смертью хотел повидать всех своих учеников. Но, как писал Рерих, собрать всех за короткое время было очень трудно – обострение болезни произошло в летнее время, когда все были в разъездах. Тем не менее Рерих сделал все, чтобы выполнить последнее желание учителя. «Вроблевский был в Карпатах, Пурвит в Риге, Рущиц за Краковом, Богаевский и Латри – в Крыму, и остальные все далеко, – писал художник. – Я сделал целое расписание – кому и куда написано. В минуты облегчения от страданий Архип Иванович требовал этот лист и обсуждал, когда к кому могло прийти письмо, когда кто откуда мог выехать, по какой дороге. Осведомлялся, нет ли телеграмм, спрашивал: «Но ведь они торопятся? Они знают, что спешно?» Это было очень трагично. Куинджи любил учеников. Это была какая-то особенная любовь, которая иногда существует в Индии, где понятие Учителя – Гуру – облечено особым пониманием. <…> Значителен и мудр был лик его в гробу».[205 - Рерих Н. К. Куинджи // Рерих Н. К. Листы дневника. Т. 2. С. 293.]

В этом же году в больнице для душевнобольных покинул мир другой талантливый художник и друг Николая Рериха – Михаил Врубель. Он ушел из жизни очень рано, но успел оставить немало прекрасных полотен. В своих очерках-воспоминаниях Николай Рерих писал о том, каким трудным был творческий и жизненный путь Врубеля как художника-новатора, не понимаемого и не принимаемого сторонниками староакадемической живописной школы и прочими консерваторами: «… даже когда Врубель заболел и был признан неизлечимым, то Академия Художеств продолжала его ненавидеть, настолько он был противоположен в своей сущности. Когда мы хлопотали о пенсии ему, то именно из недр Академии посыпались возражения и множество кандидатов, которые, конечно, и в подметки Врубелю не годились».[206 - Рерих Н. К. Блок и Врубель // Там же. С. 122.]

Вехи самопознания

Познание самого себя первая задача. На ней стоит все будущее.

    Рерих Н. К. «Подземная Русь»

Среди всего разнообразия интересов в жизни Николая Рериха была сторона, известная далеко не всем. Она была связана с духовными устремлениями художника и его супруги-единомышленницы. С юных лет и Николай, и Елена Рерихи стремились к самопознанию и самосовершенствованию, и после того как они соединили свои судьбы в браке, эта тяга к духовной самореализации проявлялась все сильнее, несмотря на занятость художника работой, а его жены – семейными делами.

Примерно с середины 1900-х годов молодых супругов заинтересовала индийская философия, причем первой к книгам индийских философов приобщилась Елена Ивановна, а затем к ее увлечению присоединился Николай Константинович. Помимо книг Рамакришны и Вивекананды, Бхагавадгиты и других жемчужин индийской мудрости Рерихи очень любили поэзию Тагора, отличавшуюся философичностью и духовной утонченностью. Читали они и художественные книги Е. П. Блаватской (с ее фундаментальными философскими трудами, в то время еще не переведенными на русский язык, они познакомились чуть позже).

А. М. Бутлеров

Н. П. Вагнер

В. М. Бехтерев

Кроме того, обоих Рерихов интересовали непознанные явления природы и человеческой психики; они внимательно следили за научными исследованиями той эпохи в области различных загадочных явлений.

В те годы и в западном мире, и в России огромной популярностью пользовался спиритизм. Феноменальные явления, изредка происходящие на спиритических сеансах, вызвали интерес к этому занятию и в академических кругах. В странах Запада исследованиями спиритизма занимались (проводя спиритические сеансы) некоторые выдающиеся ученые той эпохи, интересующиеся также эзотерическим философским наследием: У. Крукс, К. Фламмарион, О. Лодж, Ч. Ломброзо.

В России спиритизмом также заинтересовался ряд ученых, в числе которых были самые известные в столице профессора, академики Петербургской Академии наук: химик А. М. Бутлеров, зоолог Н. П. Вагнер, психиатр В. М. Бехтерев.

Как говорится в интересном исследовании религиоведа В. С. Раздьяконова,[207 - Раздьяконов В. С. «Великое дело» ученых спиритов: история Русского общества экспериментальной психологии и спиритический кружок Н. П. Вагнера // Вестник РГГУ. Серия «Философские науки. Религиоведение». М., 2013. С. 141–153.] зоолог Николай Петрович Вагнер стал инициатором основания Русского общества экспериментальной психологии и спиритического кружка, действовавшего с целью изучения спиритизма как научного феномена. Таким образом, в среде русских ученых возник так называемый экспериментальный спиритизм, который – как и следовало ожидать – сразу же встретил мощную оппозицию в лице скептически настроенных ученых. Вскоре интерес к спиритизму в российском обществе, равно как и в научных кругах, приобрел такой размах, что противники подобного направления исследований прибегли к кардинальным мерам: по инициативе Д. И. Менделеева в 1875 году при Санкт-Петербургском университете создали комиссию для изучения спиритических явлений. После месяцев работы комиссия вынесла вердикт: «Спиритические явления происходят от бессознательных движений или от сознательного обмана, а спиритическое учение (вера в духов) есть суеверие». Это заключение, сделанное комиссией под председательством Д. И. Менделеева, было по сути тенденциозно и, кроме того, очень слабо обосновано; ученые не приняли во внимание множество фактов, свидетельствующих о реальном проявлении необычных (паранормальных) явлений во время спиритических сеансов; не учли они и весьма аргументированное оппонирование их скоропалительному выводу со стороны сторонников спиритизма, таких как Н. П. Вагнер. Именно поэтому данное заключение комиссии вызвало
Страница 38 из 46

резкую негативную реакцию со стороны многих представителей интеллигенции. Д. И. Менделееву возражали профессора-академики Вагнер и Бутлеров, писатель Ф. Достоевский (постоянный участник спиритических сеансов) и многие другие известные деятели. Очевидно, в силу этого Д. И. Менделеев позднее признал: «Я не отрицаю, что в спиритизме есть сюжеты для науки».

Но главное состояло в том, что даже после признания спиритизма суеверием охотников заниматься столоверчением в России ничуть не поубавилось. Конечно, причина массового увлечения спиритизмом состояла прежде всего в том, что – независимо от того, что думали по этому поводу ученые, – в ходе спиритических сеансов имели место факты, свидетельствующие в пользу реального существования каналов связи с мирами иных измерений. Непредвзято относящиеся к спиритизму ученые (в том числе – члены Русского общества экспериментальной психологии) также свидетельствовали о том, что спиритические сеансы нередко сопровождаются паранормальными явлениями. Этим явлениям невозможно было дать научного объяснения с позиций традиционной узко-материалистической парадигмы науки, но отрицать реальное существование подобных феноменов, приписывая их только «бессознательным движениям или сознательному обману», было явной натяжкой. Подобный необъяснимый факт, как уже говорилось, имел место и в жизни Н. К. Рериха в 1900 году. Поэтому живо интересующиеся всем непознанным Рерихи изредка принимали участие в спиритических сеансах.

Безусловно, спиритизм в качестве массового увлечения был вреден и, более того, опасен, о чем позднее не раз писала Е. И. Рерих в своих письмах. Но Рерихи принимали участие в спиритических опытах не ради развлечения; они относились к подобным явлениям вдумчиво и аналитически. Иногда художник приглашал к участию в этих опытах и своих хороших знакомых.

Однажды участником спиритического сеанса стал друг Рериха Игорь Грабарь, не веривший (как и сам Н. К. Рерих ранее) ни в каких духов. Интересные воспоминания Игоря Эммануиловича о произошедшем на том сеансе дают повод лишний раз задуматься о природе спиритических феноменов.

В своей автомонографии И. Грабарь писал: «…кто-то сказал нам в редакции, что Рерих зовет нас – Дягилева, Бенуа, меня и еще кой-кого – прийти к нему вечером на Галерную (тогда он не был еще секретарем «Общества поощрения»), прибавив, что у него будет знаменитый медиум Янек, вызванный в Петербург, помнится, из Варшавы специально для царя и царицы, до страсти увлекавшихся спиритизмом. Я был не любитель столоверчений: мне бывало всегда жаль времени, понапрасну потраченного на пустяки, и было противно превращаться на целый вечер в объект беззастенчивого издевательства ловких, но недостаточно умных шарлатанов. Бенуа уговорил меня, однако, пойти, сказав, что это может быть забавно и просто интересно.

Так как я был глубоко убежден, что все пресловутые «материализации» и прочие фокусы не могут производиться одними только патентованными шарлатанами без содействия кого-нибудь из своих, из лиц, принадлежащих к дому, в который медиум приглашен, то я условился с двумя из гостей, моих единомышленников, кажется, с Раушем фон Траубенбергом и еще кем-то, кого не припомню, что я «разомкну цепь» и попытаюсь в темноте пошарить и пошалить. Нас, как водится, предупредили, что «размыкание цепи – опасно для жизни» и в лучшем случае может навлечь на виновников такой удар дубинкой по голове со стороны вызываемого духа, от которого не поздоровится. Кроме того, Рерих нас всех оповестил, что Янек самый сильный современный медиум и в его присутствии материализация духа принимает совершенно реальные формы, вплоть до полной осязательности. К нему благосклонен и потому постоянно является некий горний дух, воплощающийся в образе обросшего волосами человека, но «боже упаси до него дотронуться: будет беда».

Огни потушены. В комнате нестерпимая жара от множества народа, составившего над столом цепь из рук. Вдруг раздаются странные звуки: не то гитары, не то балалайки. Что-то в комнате задвигалось и застучало.

– Началось, – послышался шепот.

Под столом было особенно неспокойно. Видимо, дух пыжился изо всех сил материализоваться. Я решил, что настало время действовать, потихоньку высвободил свои руки от соседей справа и слева и, опустив их под стол, стал шарить. Через несколько минут я нащупал какую-то шкуру; провел руками по ее складкам, легко набрел на что-то твердое – не то темя, не то колено, которое шкура покрывала, и стал рвать ее к себе. Шкура не уступала, ее крепко держали, но возня была заметна, и через несколько минут я почувствовал сильный удар кулаком в спину, от которого вскрикнул и поднялся. Еще кто-то через мгновение зажег электричество, и все кончилось. Сеанс был сорван, вернее, был признан «не вполне удавшимся»».[208 - Грабарь И. Э. Моя жизнь. Автомонография. Этюды о художниках. (Сост. В. М. Володарский). http://igor-grabar.ru/monografia-iskusstvo11.php]

Судя по всему, И. Грабарь и после этого странного случая остался при своих убеждениях относительно природы спиритических феноменов. Более того, будучи скептически настроенным ко всем явлениям духовного и оккультного порядка, Грабарь – как, впрочем, и все, кто не разбирался в данных вопросах, – совершенно неверно оценивал отношение Рериха к подобным вещам. В своей книге Грабарь писал: «…Рерих не только остался на всю жизнь пребывать в оккультных эмпиреях, но впоследствии значительно усилил и усовершенствовал свои оккультно-трансцендентальные, потусторонне-практические приемы».[209 - Грабарь И. Э. Моя жизнь. Автомонография. Этюды о художниках. (Сост. В. М. Володарский).]

Разумеется, это мнение было в корне ошибочным. Но и при жизни Рерихов, и сейчас, в наше время, есть немало тех, кто оценивает научные и духовные интересы Рерихов, связанные с философско-эзотерическим наследием Востока, именно как непонятные и далекие от реальности «оккультные эмпиреи». В действительности, конечно, и Николай, и Елена Рерихи интересовались не «оккультными эмпиреями», а практикой духовного самосовершенствования, преподанной им Учителем Мориа. Основой этой практики были не «потусторонне-практические» приемы, а вполне посюстороннее нравственное самосовершенствование и углубленная духовная и творческая работа с целью развития всех высших способностей сознания и психики. Не случайно много лет спустя С. Н. Рерих писал о своем отце: «Он считал, что его творческая жизнь, его искусство – это только пособники самоусовершенствования. Он всегда работал над самим собой прежде всего. Он хотел подняться над тем, кем он был, и закончить свою жизнь более совершенным человеком. И в этом он преуспел».[210 - Рерих С. Н. Мой вечный Учитель // Рерих: жизнь, миссия, творчество. С 46.]

И. Э. Грабарь (1871–1960)

Однако духовно-нравственное самосовершенствование не имеет ничего общего с псевдооккультизмом, который всегда осуждали Рерихи и который некоторые даже интеллигентные люди (в том числе и И. Грабарь), как правило, не отличают от истинной духовности.

Спиритические эксперименты, проводимые иногда Н. Рерихом, не были для него самоцелью, они были связаны лишь с попыткой понять природу загадочного явления. Но как только Рерихи поняли истинную природу
Страница 39 из 46

спиритических феноменов (это произошло после их вступления в общение с их духовным Учителем, Махатмой Морией), спиритизм навсегда перестал интересовать их. Более того, Е. И. Рерих в своих письмах последователям не раз предупреждала всех об опасностях спиритизма и недопустимости занятий им: «Очень хорошо делаете, остерегая против увлечения спиритизмом. <…> Вы правильно называете спиритизм и все занятия магией духовным развратом, ибо спиритизм есть насилие, есть открывание дверей, в большинстве случаев, сущностям из низших слоев Тонкого Мира и, конечно, так же, как и магия, не может входить в эволюцию».[211 - Рерих Е. И. Из письма от 11.08.34.]

Следует отметить и еще одно обстоятельство. Биограф семьи Рерихов П. Ф. Беликов подчеркивал, что, интересуясь необычными явлениями и духовными учениями, художник никогда не утрачивал объективного, критического отношения к ним. Рерих был не только художником, но и ученым, и подходил ко всем явлениям жизни не как мистик, безоговорочно верящий в чудеса, а как исследователь. О том же свидетельствовали и ближайшие сотрудники Рериха, знающие о его духовных интересах. Личный секретарь Рериха Владимир Шибаев писал в своем очерке о нем: «Рерих верил в основу древневосточных философских систем, причем всегда подчеркивал необходимость строго научного подхода ко всем областям знания. Хотя многие считали его мистиком из-за его интереса и любви ко всему необычному, он ничего не брал на веру, если это противоречило истине, не было научно обосновано или было неподтверждаемо. К примеру, если философия Востока настаивала на силе мысли, которую можно развить до такой степени, что она сможет даже двигать предметы, то он настаивал на подробном научном исследовании, прежде чем принять это, поступал так всегда. В Гималаях мы видели многое из того, что на Западе кажется необычным зачастую просто потому, что в Европе этим не занимались и потому ничего не достигли в этих областях. Рерих считал, что «не следует умалять того, чего не ведаешь».[212 - Шибаев В. А. Из воспоминаний очевидца // Рерих: жизнь, миссия, творчество. С. 92.]

Шибаеву вторил М. В. Бабенчиков: «Не называйте Рериха «мистиком». Не возводите хулу на знание, недоступное вам. Помните, что «отрицающий великую реальность всего сущего так же невежествен, как отрицающий беспроволочный телеграф, радий, передачу снимков на расстояние и все те реальные научные вещи, которые так недавно казались сказкой».[213 - Бабенчиков М. В. Мысли о Рерихе // Рерих: жизнь, миссия, творчество. С. 246.]

П. Ф. Беликов подчеркивал, что Рерихи продвигались в своем постижении мира духовных явлений осторожно, тщательно взвешивая и анализируя факты. «Следует отметить, с какой осторожностью, осваивая формулу «руками человеческими», Н. К. относился ко всему «сверхъестественному». Среди русской интеллигенции конца XIX – начала XX вв. наблюдалось сильное увлечение оккультизмом и спиритизмом, с чем Н. К. столкнулся очень рано и, судя по письмам к Е. И., имел с нею на эту тему беседы. Не забудем, что Н. К. был уже знаком с произведениями Е. П. Блаватской и часто встречался с авторитетными для него лицами, принадлежность которых к различным оккультным группировкам несомненна. Тем не менее, соприкоснувшись с неопровержимым для себя фактом «сверхъестественного» при сеансе со столиком, Н. К. не поддался очевидности необъяснимого для него факта, не принял его «на веру».[214 - Беликов П. Ф. Рерих. Опыт духовной биографии. Новосибирск, 1994. С. 55.]

Характерно и следующее высказывание из литературных работ Рериха, на которое также обратил внимание П. Беликов: «Уже не смеемся, а только не доверяем перевоплощению. С недоумением подбираем «странные» случаи. Иногда страшимся их. Уже не бросаем их в кучу огулом. То, что четверть века назад было только смешно, теперь наполняется особым значением».[215 - Рерих Н. К. Марфа Посадница // Рерих Н. К. Врата в будущее. С. 183.]

В процессе духовного самосовершенствования Рерихам помогали присущий им от рождения огромный духовный потенциал и интуиция, являющиеся результатом долгого опыта. В эзотерической философии Востока, основные положения которой Рерихи разделяли, говорится о том, что человек живет на свете не единожды. После смерти физического тела душа-сознание переходит в мир иной, а затем вновь воплощается на земном плане в новой личности и продолжает земной путь самосовершенствования. Чем больше воплощений пройдено человеком и чем больше труда он приложил в прошлых жизнях, тем богаче его духовный потенциал. Как писал П. Беликов в своей монографии, Рерихи во многих прошлых воплощениях были учениками и сотрудниками Учителя Мориа. Благодаря сверхсознательной памяти опыта прошлых жизней, появлявшейся в виде интуитивных знаний, путь их духовной самореализации был исключительно быстрым и успешным. Но он был основан не на углублении в «оккультные эмпиреи», как считал И. Грабарь, а на гармоничном сочетании духовного знания и рационального жизненного опыта.

Глава 9

Станковая и монументально-декоративная живопись в 1905–1914 ГОдах

Новый этап

По мнению искусствоведов и биографов Рериха, 1906 год стал началом нового, зрелого этапа в живописном искусстве художника. В его живописи появилось много нового и в идейном, и в техническом отношении.

Первые картины Рериха были написаны маслом, но масло не удовлетворяло его – художника тянуло к более светлым, чистым, ярким краскам. Помимо масла Николай Константинович стал использовать разные техники, писал акварелью, гуашью, пастелью, темперой. К 1906 году он практически полностью отказался от масла, перешел на темперу, и на его картинах засияли яркие, чистые краски, словно сошедшие с икон Андрея Рублева. Иногда художник использовал и пастель. Художник и искусствовед Игорь Грабарь писал о Рерихе: «Он еще раз в корне переменил манеру и художественную установку, вступив в лучший, наиболее блестящий период своей художественной деятельности. Убедившись в излишней черноте картин своего предшествовавшего периода, Рерих бросил масляную живопись, перейдя исключительно на темперу. Появились те красивые, гармонические по цветам композиции, которые стали нарицательными для обозначения существа рериховского искусства: настоящее, бесспорное, большое искусство, покорившее даже скептика Серова. Особенно хороши были эскизы его театральных постановок – к «Игорю», «Пер Гюнту», «Весне священной»».[216 - Грабарь И. Э. Моя жизнь. Автомонография. Этюды о художниках. (Сост. В. М. Володарский). http://igor-grabar.ru/monografia-iskusstvo11.php]

В небольшой заметке «Живопись» Рерих писал о красках, с которыми он работал в самом начале своего творческого пути: «Прежде всего потянуло к краскам. Началось с масла. Первые картины написаны толсто-претолсто. Никто не надоумил, что можно отлично срезать острым ножом и получать эмалевую плотную поверхность. Оттого «Сходятся старцы» вышли такие шершавые и даже острые. Кто-то в Академии приклеил окурок на такое острие. Только впоследствии, увидав Сегантини, стало понятно, как срезать и получать эмалевую поверхность.

Масло вообще скоро надоело своею плотностью и темнотою. Понравилась мюнхенская темпера Вурма. Много картин ею написано. Стенопись в Талашкине тоже вурмовская. Серову эти краски понравились, и он
Страница 40 из 46

просил меня для него их выписывать. С войною вообще прервалось, и сама фабрика закрылась. В то время привлекла яичная темпера. В нашей иконописной мастерской были всякие опыты. Были комбинации с клеевой темперой. Воздушность и звучность тонов дали свободу технике. С Головиным были беседы о темпере, но он часто предпочитал пастель. С маслом темпера не сравнима. Суждено краскам меняться – пусть лучше картины становятся снами, нежели черными сапогами…».[217 - Рерих Н. К. Живопись // Рерих Н. К. Листы дневника. Т. 2. С. 104.]

Говоря о «снах» и «черных сапогах», художник имел в виду поведение разных видов красок при их старении: темпера от времени выцветала, а масляные краски темнели.

В последующие годы Рерих продолжал экспериментировать с красками, пытаясь создать темперу наиболее ярких и чистых тонов, с устойчивым химическим составом.

Став директором школы Общества поощрения художеств, Николай Константинович даже пытался организовать при школе химическую лабораторию, в которой велись бы работы над созданием новых видов красок. Позднее он писал: «Я советовал В. А. Щавинскому заняться техникой красок, чтобы иметь доброкачественные русские. Он начал; мы мечтали открыть при Школе Поощрения Художеств целую техническую экспериментальную мастерскую. Но Щавинский был убит. Полезная мысль завяла».[218 - Рерих Н. К. Живопись // Рерих Н. К. Листы дневника. Т. 2. С. 104.]

Н. К. Рерих у мольберта в своей мастерской в здании ИОПХ

В дальнейшем, по словам Беликова и Князевой, художник пересмотрел цветовую архитектонику своих картин; в них чаще стали появляться яркие локальные цветовые пятна. Рерих стал использовать в своих произведениях многослойную манеру письма старых мастеров (накладывание одного красочного слоя на другой), что давало его живописи богатейшие цветовые оттенки.[219 - Беликов П. Ф., Князева В. П. Николай Константинович Рерих. С. 71.]

Во время поездки в Европу весной 1906 года Николай Константинович совместил поставленную перед ним ИОПХ задачу ознакомления с организацией художественного образования с путешествием по Италии. С апреля по сентябрь он побывал в самых знаменитых итальянских городах, известных богатством художественных традиций: Милане, Генуе, Павии, Пизе, Сан-Джеминиано, Сиене, Риме, Ассизи, Перуджии, Флоренции, Болонье, Равенне, Вероне, Венеции, Падуе.

Это путешествие подарило мастеру незабываемые впечатления. Он создал немало этюдов с видами прелестных архитектурных ансамблей старой Италии. Старинные памятники Сан-Джеминиано (см. Приложение, № 66) и других итальянских городов, где побывал Рерих, запечатлелись на холстах во время этой поездки.

Художник мечтал показать архитектурные красоты итальянской земли и супруге. В письмах он приглашал Елену Ивановну приехать к нему и пожить в Италии, но этому плану помешала нехватка денег.

После путешествия по Италии Рерих посетил Швейцарию, проведя там несколько недель на лоне прекрасной девственной природы, среди горных кряжей. Сергей Эрнст считает, что именно произведения, созданные Рерихом во время этих странствий, открыли «…следующий период творчества художника, который можно назвать колористическим по преимуществу, ибо с этих пор живопись особенно привлекает внимание Рериха, красочный наряд определяет всю структуру, даже сюжет полотна, и художник создает картины, исключительные по колористической новизне и удаче, оставляющие далеко позади достижения прошлых лет».[220 - Эрнст С. Р. Н. К. Рерих // Рерих: жизнь, творчество, миссия. С. 190–191.]

В том же, 1906 году Рерих написал два великолепных полотна, «Бой» и «Поморяне. Утро», вызвавших усиленное внимание как публики, так и художественной критики. Картина «Бой» (см. Приложение, № 16 (форзац)) изображала морское сражение викингов на фоне червонно-кровавого заката, грозных темных туч и вспененных волн холодного северного моря. Картина «Поморяне. Утро» (см. Приложение, № 15 (форзац)) являла собой полную противоположность «Бою»: художник изобразил на ней безмятежный пейзаж и простую мирную жизнь обитателей древнеславянского городка.

«Бой» стал первой картиной в живописной сюите (художник часто называл серии своих картин сюитами) «Викинг». В эту же серию вошли его новые полотна «Песня о викинге» (1907), «Триумф викинга» (1908), «Песня о викинге (Светлой ночью)» (1909), созданная в эскизной манере картина «Варяжское море» (1909–1910) и ее новый вариант «Выступление в поход (Варяжское море)» (1910). К этой серии можно отнести и тематически связанную с ней работу «Могила викинга» (1908). Посвященная жизни древних скандинавов сюита характерна особым, холодным колоритом, подчеркивающим суровую, величавую красоту северной природы.

«Могила викинга». 1908

С. Эрнст писал о картине «Песня о викинге» (см. Приложение, № 80): «Глубокой печалью звучат серые, синие и бледно-оранжевые тона «Песни о викинге» – тусклыми тенями залегли в ранние сумерки шхеры, одиноко плывет чуть позлащенная закатная тучка и безнадежна грусть девушки, скандинавской Ярославны, тоскующей у этих тихих вод…».[221 - Эрнст С. Р. Н. К. Рерих // Рерих: жизнь, творчество, миссия. С. 200–201.]

Европейской тематике посвящена и написанная пастелью картина 1910 года «Старый король» – в ней художник создал образ доброго правителя, вышедшего ранним утром как бы поприветствовать свой маленький уютный городок.

Романтика северных стран отразилась не только в сюжетной, но и в пейзажной живописи художника. После проведенного в Финляндии лета 1907 года мастер создает несколько пейзажных этюдов, запечатлевших неброскую, своеобразную красоту северной природы. Это «Вентила», «Олафсборг», «Пунка-харью» (см. Приложение, № 73), «Иматра», «Седая Финляндия», «Сосны», «Камни», «Лавола» и другие работы.

Обращаясь к мотивам «стран полночных», художник не оставлял и столь любимую им древнерусскую тему. В 1908 году он написал картину на темы древнерусской истории «Собирают дань» (см. Приложение, № 3 (форзац)). Это полотно, как и все работы Рериха на исторические темы, исключительно точно передает подробности жизни и быта жителей Древней Руси: детали одежды и обуви крестьян, вооружение дружины, разнообразие припасов, приносимых в качестве дани. Наконец, сама сцена сбора дани – все реально, жизненно, в этом нет ни малейшего налета театральной условности. Интересно показаны и характеры героев картины. Как уже говорилось, художник очень редко изображал лица персонажей своих полотен крупным планом. Но эта картина особенно интересна тем, что в ней Рерих несколько отошел от своего обычного подхода к трактовке исторических тем, показав не только общие детали жизни древних славян, но и характеры или, во всяком случае, настроения отдельных персонажей. Властный седобородый князь или его наместник-распорядитель, строго взирающий с возвышения на подданных, выстроившихся в очередь с приготовленным для отдачи добром; решительный военачальник, стоящий во главе дружины; гамма настроений на лицах принесших дань русичей – покорно-усталых, озабоченных, недовольных, а может, и несколько удрученных – все это прочитывается на этой картине.

В 1911 году мастер создает еще одно полотно на древнерусскую тему – «Человечьи праотцы» (см. Приложение, № 29). Древнеславянский Орфей, сидящий на зеленом
Страница 41 из 46

пригорке, среди бескрайних полей, играет на свирели, а неподалеку от него расположилась группа медведей, зачарованных музыкой. Данные истории и археологии свидетельствуют, что для некоторых древнерусских племен медведь был тотемным животным: могучему обитателю лесов поклонялись как прародителю, видя в нем воплощение силы и добродушия.

Но думается, в сюжете этой картины наиболее значимым для художника было даже не отражение столь любимых им древнеславянских поверий и мифов, а другое – чувство единства и ненарушимой гармонии человека и природы, свойственное древним философам пантеистическое мировосприятие, в котором весь мир связывала воедино волшебная нить всеобщей одушевленности. Невозможно не согласиться со словами Е. И. Поляковой: «Первозданные истоки бытия для Рериха не темно-уродливы, но прекрасны, это – ступень к грядущему, к истинному золотому веку, о котором грезили и Пювис, и Марес, который придет когда-нибудь к человечеству. Пантеизм, ощущение всего существующего как сущего, одушевленного, единого – органическая основа мировоззрения художника, определяющая и формы его отражения мира».[222 - Полякова Е. И. Николай Рерих. С. 109.]

Очень поэтично выразил настроение, пронизывающее всю эту поэтичную, светлую картину, С. Эрнст: «…в летний день по муравным холмам залегли бурые медведи прослушать игреца на жалейке (так своеобразно отразил художник эллинский миф об Орфее), и чудится, что поет не свирель, а солнечный, веселый голос всей земли, зовущий к жизни и травы, и воды, и всякого зверя, и всякого человека».[223 - Эрнст С. Р. Н. К. Рерих // Рерих: жизнь, творчество, миссия. С. 203.]

Природа на картинах Рериха всегда выглядит особенной, полной духовных сил и тайн.

Многие биографы Рериха и искусствоведы отмечают, что пейзажи Рериха – не просто пейзажи; они полны философского символизма и особого духовного настроя, который передается и зрителю. Даже извечный оппонент Рериха, Александр Бенуа, уловил суть этого настроя и написал в одной из своих статей: «Кому знакомо молитвенное отношение к суровым скалам, к душистому ковылю, к дреме и говору леса, к упрямому набегу волн и к таинственному походу солнца, те поймут то, что я считаю истинной сферой Рериха. Из седой древности доносятся до нас какие-то забытые, полупонятные заветы и о том же твердит все то, что еще не отравлено современной пошлостью, все, что не запятнано в природе».[224 - Бенуа А. Н. Художественные письма. Рерих на выставке Салона. «Речь», 1909, 28 января.]

Светлый город

Приблизительно в эти же годы в творчестве художника вновь (после «Сокровища ангелов») зазвучала тема Светлого города, или Небесного Града, которую он будет развивать и в дальнейшем.

В 1912 году Рерих написал картину «Пречистый град – врагам озлобление» (см. Приложение, № 22). О сюжете этой картины, над которой Рерих работал уже в 1911 году, находясь за границей, Николай Константинович сообщал Елене Ивановне: «Белый город со святыми внутри окружен пламенем, и демоны кидают камни в него». В 1912 году мастер создал два варианта этой картины.

В отличие от обреченных и поверженных в прах земных городов, вечно существует и противостоит демоническим полчищам в огне духовных битв Небесный город Светлого воинства святых…

Как уже говорилось, тема Пречистого Града, или Светлого города, перекликается с интересовавшим Рериха легендарным образом скрывшейся от мира чудесной страны праведников. Этот образ-идея присутствует в фольклоре многих народов; алтайские староверы называют эту страну Беловодьем, а буддисты Востока – Шамбалой. Фактически, Светлый город является символом, воплощением этой страны. Художника привлекали распространенные по всему миру легенды о захороненных городах или народах, ушедших под землю, – в этих преданиях он видел преломление идеи существования чудесной страны, скрывшейся от мира.

В 1913 году Рерих создает первый вариант картины «Чудь подземная» (см. Приложение, № 58). Существует второй вариант названия этой картины – «Чудь под землю ушла».[225 - В 1928 или 1929 году художник создал второй вариант этой картины, ныне находящийся в частной коллекции. – Прим. авт.] Чудь – одно из названий заповедной земли, подобной легендарному граду Китежу. С тематикой «Чуди», равно как и с темой войны, перекликался и сюжет не сохранившегося до наших дней огромного декоративного панно Рериха «Сеча при Керженце» (1913), написанного художником для оформления Казанского вокзала в Москве. К сожалению, эта интересная работа не дошла до наших дней, сохранился лишь небольшой эскиз к ней. В основу панно был положен эскиз декоративного занавеса (см. Приложение, № 30), выполненного художником в 1911 году для оперы Н. А. Римского-Корсакова «Сказание о невидимом граде Китеже и деве Февронии», поставленной труппой С. Дягилева в Париже в 1911 году в театре «Шатле».

Сам художник писал о легенде, положенной в основу этой работы: «Среди историй о подземных городах рассказ о Керженце под Нижним Новгородом обладает особой красотой. <…> Русская легенда о Керженце относится ко времени монголо-татарского ига. Она рассказывает, что, когда приблизились победоносные татаро-монгольские орды, древнерусский город Керженец не смог защитить себя. Тогда весь святой народ этого города пришел в храм и молился о спасении. И свершилось чудо: перед самыми глазами безжалостных завоевателей город торжественно опустился в озеро, которое впоследствии стало считаться священным. Хотя легенда говорит о времени татарского ига, вы можете понять, что основа легенды намного более древняя, и вы можете найти следы типичных переселений. Эта легенда имеет не только много вариантов, но и вдохновляет многих современных композиторов и художников. Каждый может вспомнить прекрасную оперу Римского-Корсакова «Город Китеж».[226 - Рерих Н. К. Подземные жители // Рерих Н. К. Шамбала. С. 140–141.]

По другой легенде, войско орды было встречено на подступах к Китежу русским воинством; в неравной битве все русские воины до единого полегли на поле брани, но Китеж все равно не достался врагу – он опустился на дно озера, которое после этого стало считаться священным…

О картине «Сеча при Керженце» Ф. И. Сыркина пишет: «Тема героического сражения русского воинства с татарскими ордами передана композитором в форме симфонической картины, полной эпической силы, былинности, национального звучания. Рерих исходил из музыкальной драматургии, когда, стремясь найти ее пластическое подобие, обратился к прообразам древнерусской живописи и воссоздал не самую битву, а дал ее «иконописное» истолкование. Отсюда характерная стилизованная композиция, плоскостная трактовка фигур воинов, коней, оружия, знамен и хоругвей, зелено-киноварно-охристый колорит, звонкий и напряженный, нарядная орнаментика золотых узорчатых трав и цветов по нижнему краю занавеса, полыхающие киноварью небо и озеро среди зеленых пятен гор и лугов, четкая прочерченность контуров. Это яркое и наивное полотно-примитив, своеобразно излагающее грозные события, словно бы все соткано из драгоценных нитей – так оно целостно и едино по своей фактуре. На премьере в Париже занавес по требованию парижской публики показывался двенадцать раз. Закономерно, что сугубо декоративный эскиз театрального
Страница 42 из 46

занавеса был впоследствии использован Рерихом для проектов росписей Казанского вокзала в Москве».[227 - Сыркина Ф. И. Рерих и театр // Н. К. Рерих. Жизнь и творчество. Сборник статей. М.: 1978. http://www.ivorr.narod.ru/biblio/roerich_publ/biblio_roerichsbook.htm]

Одновременно с «Сечей при Керженце» в 1913 или 1914 году художник написал другое огромное по размерам панно – «Покорение Казани». Оно тоже, как и «Сеча при Керженце», предназначалось для интерьера Казанского вокзала в Москве и тоже не сохранилось. Эту интереснейшую работу уничтожили по распоряжению невежды-чиновника, временно назначенного на должность руководителя Академии художеств, куда картина была отдана на хранение во время событий Октябрьской революции. Сохранился лишь эскиз «Взятие Казани», выполненный мастером для этого панно (см. Приложение, № 77). Невозможно не отметить красоту ярких и смелых цветовых решений эскиза, тщательно выписанные контуры изображения, придающие выраженному символизму композиции особую монументальность.

С особой силой в творчестве Рериха в этот период проявилась идея связи небесного мира с земным, отражения небесных битв на земном плане.

На картине «Небесный бой» (1909, второй вариант – 1912), которая оказалась созвучной полотну «Бой», в небе над притихшим городком происходит настоящее облачное сражение (см. Приложение, № 59). Кто знает, какие битвы происходят в высших мирах, далеких от мира людей? И не отразятся ли небесные сражения на жизни обитателей маленьких городков?..

Пройдет еще много лет, прежде чем Рерихи познакомятся с учением Агни-Йоги, одним из главных положений которого является идея тесной взаимосвязи между земным и высшим планами бытия. Но тем не менее многие идеи этого учения воплотились в творчестве Рериха уже в те годы.

В поисках истины

Еще одна идея, которую мы постоянно в той или иной форме встречаем во многих картинах Рериха, – это идея духовных поисков. Эту идею олицетворяют на картинах Рериха как женские, так и мужские персонажи.

В 1909–1910 годах мастер создает пленительный образ северянки, мечтающей о дальних странах: это не сохранившаяся до наших дней картина «Ункрада» (см. Приложение, № 21) 1909 года и написанные в 1910 году картины «За морями – земли великие» (см. Приложение, № 70) и «Дочь викинга» (см. Приложение, № 31).

Искусствоведы не перестают восхищаться по-научному точной передачей живописцем деталей костюма древней северянки. Это и не удивительно, ведь картину писал не просто художник, но художник-ученый – историк и археолог. Очень хорошо пишет об этой стороне живописи Рериха Е. И. Полякова (заранее просим прощения у читателя за длинную цитату из ее книги): «Это вообще принцип живописи Рериха. Ладьи «Заморских гостей» – те самые ладьи-дракары, что выставлены норвежцами в музее, рядом с плотом «Кон-Тики». «Каменный век» точен, как музейный макет. Девушка с картины «За морями – земли великие» одета так, что костюм ее можно выставить в этнографической витрине как образец одежды северного племени.

Вышивка белой рубахи, узор пояса, ожерелья, перстни, кожаная обувь, подвешенные к поясу нож, гребешок, сумочка – все изображено с педантической, можно сказать, с фотографической точностью, все кажется зарисованным с натуры, да и зарисовано с натуры – с археологических находок.

«За морями – земли великие». 1910. Фрагмент (детали костюма)

Но кто воспринимает картину «За морями – земли великие» как этнографический эскиз? Кто увидит в «Небесном бое» музейную реставрацию древней жизни? <…> Ни один ученый не найдет ошибки в форме хижин, городищ, челнов, луков, колчанов, орнаментов одежды, если их пишет Рерих, – все это этнографически верно, все определено огромным опытом археолога, открывателя бесспорных следов материальной культуры.

Но самый скрупулезно точный, самый верный деталям из русских художников воспринимается как самый обобщенный, самый скупой на детали, самый далекий от быта из русских художников.

Зная все детали древней одежды или оружия, всегда сохраняя эту верность, он никогда не подчеркивает, не «докладывает» ее зрителям. Напротив, взгляд скользит по деталям, не останавливаясь, схватывая лишь общий ритм цвета и узоров. Гребешок у пояса девушки незаметен совершенно – зритель увидит его, если будет специально, очень внимательно рассматривать картину, к чему автор его вовсе не приглашает. Ему важен ритм движения девушки, ритм тяжелых складок ее одежды, слияние белой фигуры с зеленым холмом, с серыми камнями, с морем.

И чем дальше, тем больше будут умаляться в картинах человеческие фигуры, тем сильнее будет степень обобщенности, очищения от быта.

Это сочетание почти символической обобщенности и подробной археологической достоверности создает главную особенность живописи Рериха».[228 - Полякова Е. И. Николай Рерих. С. 111–112.]

Но сам художник подчеркивал прежде всего идейную основу своих работ, а не безупречно переданные исторические детали картин. «Северянка, навстречу дальнему ветру, мечтает о неведомых чудесных землях, о той сказочной стране, которая живет в сердце человеческом»;[229 - Рерих Н. К. Эстония // Рерих Н. К. Листы дневника. Т. 2. С. 76.]

«В разных концах земли женщины мечтают: «За морями земли великие». Именно этот облик женщины, устремившейся к крайнему берегу в осознании сужденных сокровищ духа, казался мне в этой картине»[230 - Рерих Н. К. Женщинам //Рерих Н. К. Врата в будущее. С. 400.] – так объяснял смысл своих картин сам художник. Тема духовных поисков прослеживается и в других картинах мастера.

Может быть, о тайнах жизни, неведомых путях судьбы и поисках высшего знания мечтает и девушка, смотрящая в ночи на чудесные россыпи «Звездных рун» (1912, см. Приложение, № 57).

Уже тогда Рерих на своих полотнах изображал женщину носительницей духовного начала, обладательницей утонченной души, стремящейся ко всему духовному, возвышенному и светлому. Позднее он напишет в своих эссе: «Ведь именно женщине было суждено первой благовестить о Воскресении. <…>

Перечислять совершенное и вдохновленное женщиной – значило бы описать историю мира. Если мы говорим о внесении Прекрасного во всю полноту жизни, если мы знаем, что сужденная эволюция покоится на краеугольных камнях Красоты и Знания, то кто же будет самым верным союзником и проводником этих основ в глубине человеческого сознания»?.[231 - Рерих Н. К. Женщинам // Рерих Н. К. Врата в будущее. С. 400.]

Столь же часто на полотнах мастера возникают и образы мужчин – искателей духовного знания. Уже в российский период творчества Рериха мы видим на его картинах образы отшельников, ушедших от суетного мира на лоно природы, в поля и горы.

Написанная в 1910 году картина «У дивьего камня неведомый старик поселился» и позднее – «Экстаз» (1918, см. Приложение, № 75) посвящены той же теме духовных поисков, одной из центральных в творчестве художника. В 1941 году художник создал вариант картины «У дивьего камня неведомый старик поселился». Новое полотно, посвященное тому же сюжету, называлось «Отшельник (Неведомый старик)» (см. Приложение, № 81).

Рерих создавал не только картины, но и иллюстрации к книгам. В 1913 году в связи с 300-летием правления в России династии Романовых был издан «Летописный и Лицевой Изборник Дома Романовых» – богато иллюстрированный сборник,
Страница 43 из 46

посвященный царствованию дома Романовых. Вначале предполагалось издать 12 выпусков (или томов) данного издания, но в действительности было издано только два тома. Н. К. Рерих принимал участие в подготовке этого издания и как член редколлегии, и как художник. В издании было помещено несколько его иллюстраций и изображений картин, в частности, репродукция картины «Вайделоты» (1913 или 1914). Эта картина была посвящена древней дохристианской вере Литвы, жрецов которой называли вайделотами (см. Приложение, № 74). Этой вере был присущ культ огня, и в обязанности жрецов и жриц входило поддержание священного пламени неугасимым.

Монументально-декоративная живопись 1905–1914 годов

Необычный талант Н. К. Рериха проявился во всех жанрах художественного творчества: он занимался и станковой, и монументально-декоративной, и театральной живописью. Наверное, не было такого вида художественного творчества, в котором художник не попробовал бы себя и не достиг успеха.

В 1905–1914 годах Рерихом было создано особенно много произведений в жанре монументально-декоративной живописи, как светской, так и религиозной. В 1905 году он принял участие в оформлении фасада здания страхового общества «Россия» в Петербурге, создав эскизы для фриза и девяти вставок между окнами верхнего этажа и трех вставок над окнами второго этажа (сохранилось не так много фрагментов этого фриза).

В 1909–1910 годах Рерих работал над эскизами впечатляющего и размерами, и содержанием «Богатырского фриза» для интерьера столовой частного дома предпринимателя Ф. Г. Бажанова в Петербурге. «Богатырский фриз» состоял из 20 панно: 8 больших и 12 маленьких. Сюжеты 8 больших панно были взяты из русских былин: «Вольга», «Микула», «Илья Муромец», «Соловей-разбойник», «Садко», «Баян» (см. Приложение, № 37), «Витязь» (см. Приложение, № 35); восьмое панно, «Городище», было по размеру более узким, чем семь остальных.

Многие искусствоведы останавливались на рассмотрении этой значительной и весьма впечатляющей работы художника. В. П. Князева писала об этой серии: «Высота панно – 2,03 м. Общая длина больших панно – 25,75 м».[232 - Князева В. П. «Богатырский фриз» [Н. К. Рериха] // Н. К. Рерих. Жизнь и творчество. Сб. ст. М.: 1978. С. 105–117. http://www.alyoshin.ru/Files/publika/knyazeva/knyazeva_rer.html#1] Кроме того, над окнами на оконных наличниках было размещено еще 12 декоративных полотен значительно меньшего размера, с орнаментальными изображениями растений и птиц.

Фрагмент фриза на здании страхового общества «Россия» в Санкт-Петербурге. 1905

«Живопись его, силуэтная, широкая, чего требует само помещение, построена на сочетании полных тонов; так, в «Вольге» господствуют синий и желтый (являющиеся вообще лейтмотивом всего фриза), в «Садко» главной темой звучит тоже синий, цвет воды и неба, и так далее»,[233 - Эрнст С. Р. Н. К. Рерих // Рерих: жизнь, творчество, миссия. С. 207.] – отмечал С. Эрнст.

Л. В. Короткина подчеркивала: «Живопись этих панно привлекает красотой и богатством цветовой гаммы. Сине-лиловые и голубые дали создают особую атмосферу далекой древности».[234 - Короткина Л. В. Николай Константинович Рерих. СПб.: Художник России, Золотой век. 1996. С. 30.] Относительно созданного художником особого колорита «Богатырского фриза» Л. В. Короткина добавляет, что «исследования шлифтов, проведенные в лаборатории Эрмитажа, показали, что Рерих добивался нужного тона при помощи особого приема: он накладывал одну на другую краски разного цвета».[235 - Там же.]

В 1911 году Николай Константинович создал проект надгробия композитору Н. А. Римскому-Корсакову, а в 1913 году написал эскиз мозаики орнаментального характера для памятника А. И. Куинджи на Смоленском кладбище (см. Приложение, № 36).

Значительную роль в монументально-декоративном искусстве Рериха играет религиозная живопись. Как отмечает Л. В. Короткина, начиная с 1906 года Рерих работал в содружестве с крупнейшими архитекторами – А. В. Щусевым и В. А. Покровским, расписывал стены, делал эскизы для мозаик. «Особенно много Рерих трудился над росписями и мозаиками для культовых сооружений. С 1906 по 1914 год он выполнил более тридцати эскизов для пяти церквей и частично их росписи».[236 - Там же. Рерих. С. 24.]

В 1903–1907 годах в имении ученого-востоковеда В. В. Голубева в селе Пархомовка под Киевом была построена церковь Покрова Богоматери по проекту архитектора В. А. Покровского. Рерих написал серию эскизов мозаик и росписей для внутреннего и наружного украшения церкви. По эскизам Рериха были созданы две мозаики («Покров Богоматери» и «Нерукотворный Спас») на наружных стенах церкви, но большая часть планов художника по украшению храма так и осталась неосуществленной. Один из эскизов, созданных Рерихом для церкви Покрова Богоматери, назывался «Царица Небесная над Рекой Жизни»; впоследствии художник использовал этот эскиз при работе над интерьером храма Святого Духа в Талашкине.

«Покров Богоматери». Выполненная В. А. Фроловым по эскизам Рериха мозаика в церкви Покрова (село Пархомовка Киевской губернии). 1906

«Спас». Эскиз мозаики для церкви Покрова (село Пархомовка Киевской губернии). 1906

В 1906–1907 годах Рерих также работал над эскизами мозаик в церкви Апостолов Петра и Павла на Пороховых заводах под Шлиссельбургом (ныне – поселок Морозовка), построенной также по проекту В. А. Покровского. Художник создал эскизы «Святые Борис и Глеб» (1906 год, см. Приложение, № 32), «Спас Нерукотворный», «Святые Апостолы Петр и Павел», «Св. Михаил Архистратиг». Увы, церковь с мозаиками, созданными по эскизам Рериха, не сохранилась до наших дней: она была разрушена в годы Великой Отечественной войны.

В 1907 году Николай Константинович занимался оформлением иконостаса фамильной церкви Каменских в женском монастыре в Перми; для этого им были написаны иконы «Царские Врата», «Предстоящие», два «Архангела» и круг «Праздников». Эти работы были выполнены художником по старинным, самым ортодоксальным канонам русской иконописи.[237 - Эрнст С. Р. Н. К. Рерих // Рерих: жизнь, творчество, миссия. С. 204.]

В течение нескольких лет Рерих плодотворно сотрудничал с другим крупнейшим архитектором своего времени – А. В. Щусевым. В 1910 году Рерих создал эскиз «Спас и князья святые» для мозаики главного портала Троицкого собора Почаевской лавры в Тернопольской губернии (собор был построен по проекту А. В. Щусева в 1906–1908 годах).

Церковь Петра и Павла в поселке Морозовка на Пороховых заводах под Шлиссельбургом. 1906

«Спас и апостолы». Эскиз для мозаики на стене церкви Петра и Павла в поселке Морозовка под Шлиссельбургом. 1906

В 1914 году художник завершил работу над эскизами фресок для часовни Святой Анастасии в Пскове, построенной также по проекту А. В. Щусева. Росписи в интерьере часовни были выполнены в светлой цветовой гамме; среди орнаментов были изображены псковские святые. Эти работы по стилю были близки канонам русской иконописи XVII века.

Особо следует сказать о выполненном Рерихом по просьбе княгини Тенишевой художественном оформлении храма Святого Духа во Фленове под Талашкином. М. К. Тенишева не случайно попросила расписать храм именно Н. К. Рериха – судя по ее воспоминаниям, сотрудничество и общение с художником значило для нее очень много. С самого начала общения с Н. К. Рерихом она
Страница 44 из 46

безошибочно угадала в нем не только художника-гения, но и человека необычайного духовного потенциала. «Он человек, живущий духом, Господней искры избранник, через него скажется Божья правда»,[238 - Тенишева М. К. Святые минуты // Рерих в России. М.: МЦР, 1993. С. 71.] – писала она о Рерихе.

Над этим масштабным проектом, включающим создание эскизов для мозаик и росписей, а также самих росписей, Рерих работал в 1911, 1912 и 1914 годах. Первый эскиз, «Спас Нерукотворный» (картон для мозаики над входом в церковь) был выполнен художником уже в 1909 году.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (http://www.litres.ru/anna-marianis/nikolay-rerih-misteriya-zhizni-i-tayna-tvorchestva/?lfrom=931425718) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

notes

Примечания

1

В то время, когда была сделана фотография, самый младший брат Николая, Борис, еще не появился на свет. – Прим. авт.

2

Рерих Н. К. Отец // Рерих Н. К. Листы дневника. В 3-х т. Т. 2. М., МЦР, 1995. С. 101.

3

В то время, когда была сделана фотография, самый младший брат Николая, Борис, еще не появился на свет. – Прим. авт.

4

Рерих Н. К. Самое первое // Рерих Н. К. Листы дневника. Т. 2. С. 97.

5

Там же.

6

Рерих Н. К. Самое первое // Рерих Н. К. Листы дневника. Т. 2. С. 97–98.

7

Рерих Н. К. Индия // Там же. С. 115.

8

Рерих Н. К. Индия // Рерих Н. К. Листы дневника. Т. 2. С. 115.

9

Рерих Н. К. Три меча // Там же. Т. 2. С. 98.

10

Рерих Н. К. Дедушка // Рерих Н. К. Врата в будущее. М., ЭКСМО, 2010. С. 172–173. Примечание: здесь и далее ссылки даются не на книгу, составленную самим Н. К. Рерихом, а на сборник статей Н. К. Рериха, впервые изданный в ЭКСМО в 2010 году. – Авт.

11

Рерих Н. К. Не замай! // Рерих Н. К. Листы дневника. Т. 2. С. 328.

12

Рерих Н. К. Радость // Рерих Н. К. Листы дневника. Т. 2. С. 99–100.

13

Рерих Н. К. Радость // Там же. С. 100.

14

Рерих Н. К. Полвека // Рерих Н. К. Листы дневника. Т. 3. М., МЦР, 1995. С. 147.

15

Рерих Н. К. Археология // Рерих Н. К. Листы дневника. Т. 2. С. 107.

16

Рерих Н. К. Полвека // Рерих Н. К. Листы дневника. Т. 3. С. 148.

17

Рерих Н. К. Нумизматика // Рерих Н. К. Листы дневника. Т. 2. С. 108.

18

Рерих Н. К. Полвека // Рерих Н. К. Листы дневника. Т. 3. С. 148.

19

Там же.

20

Там же.

21

Рерих Н. К. Полвека // Рерих Н. К. Листы дневника. Т. 3. С. 149.

22

Рерих Н. К. Охота // Рерих Н. К. Листы дневника. Т. 2. С. 105.

23

Рерих Н. К. Охота // Рерих Н. К. Листы дневника. Т. 2. С. 105.

24

Рерих Н. К. Небесное зодчество // Там же. Т. 2. С. 259.

25

Там же.

26

Высокий путь. В 2-х т. Т. 1. М.: Сфера, 2002. Запись от 31.03.1922 г.

27

Рерих Н. К. Охота // Рерих Н. К. Листы дневника. Т. 2. С. 105.

28

Рерих Н. К. Светочи // Рерих Н. К. Листы дневника. Т. 1. С. 43.

29

Там же. С. 44.

30

Рерих Н. К. Светочи // Рерих Н. К. Листы дневника. Т. 1. С. 44.

31

Рерих Н. К. Университет // Рерих Н. К. Листы дневника. Т. 2. С. 163.

32

Рерих Н. К. Академия // Там же. С. 102.

33

Рерих Н. К. Академия художеств // Там же. С. 160.

34

Беликов П. Ф., Князева В. П. Николай Константинович Рерих. Самара, 1996. С. 14.

35

Эрнст С. Р. Н. К. Рерих // Рерих: жизнь, творчество, миссия. С. 171.

36

Рерих Н. К. Из письма от 24 июня 1895 г. http://rerich9.sitecity.ru/ltext_0204005540.phtml?p_ident=ltext_0204005540.p_0804012603

37

Там же.

38

Рерих Н. К. Академия // Рерих Н. К. Листы дневника. Т. 2. С. 103.

39

Рылов А. А. Воспоминания. Ленинград: Художник РСФСР, 1977. С. 78.

40

Рылов А. А. С. 78–79.

41

Полное название издания – «Всемирная иллюстрация». – Прим. авт.

42

Рерих Н. К. Начало // Рерих Н. К. Листы дневника. Т. 2. С. 101.

43

Рерих Н. К. Университет // Рерих Н. К. Листы дневника. Т. 2. С. 163.

44

Рерих Н. К. Археология // Рерих Н. К. Листы дневника. Т. 2. С. 107.

45

Там же.

46

Рерих Н. К. Академия художеств // Рерих Н. К. Листы дневника. Т. 2. С. 158.

47

Там же.

48

Рерих Н. К. Академия // Рерих Н. К. Листы дневника. Т. 2. С. 103.

49

Там же.

50

Рерих Н. К. Академия художеств // Рерих Н. К. Листы дневника. Т. 2. С. 160.

51

Рерих Н. К. Твердыня пламенная // Рерих Н. К. Врата в будущее. С. 535–536.

52

Рерих Н. К. Мастерская Куинджи // Рерих Н. К. Листы дневника. Т. 2. С. 44.

53

Беликов П. Ф., Князева В. П. Николай Константинович Рерих. С. 26.

54

Рерих Н. К. Мастерская Куинджи // Рерих Н. К. Листы дневника. Т. 2. С. 45.

55

Рерих Н. К. Мастерская Куинджи // Рерих Н. К. Листы дневника. Т.2. С. 43.

56

Рерих Н. К. Куинджи // Там же. С. 294.

57

Рерих Н. К. Любовь непобедимая // Рерих Н. К. Врата в будущее. С. 476.

58

Рерих Н. К. Там же.

59

Рерих Н. К. Куинджи // Рерих Н. К. Листы дневника. Т. 2. С. 294.

60

Там же. С. 295.

61

Эрнст С. Р. Н. К. Рерих // Рерих: жизнь, творчество, миссия. С. 170.

62

Н. К. Рерих. – Прим. ред.

63

Фосдик З. Г. Воспоминания о Рерихах. М., 2014. Запись от 22.04.1922.

64

Рерих Н. К. Мастерская Куинджи // Рерих Н. К. Листы дневника. Т. 2. С. 45.

65

Там же.

66

Цит. по: Беликов П. Ф., Князева В. П. Николай Константинович Рерих. С. 30.

67

Рерих Н. К. Три меча // Рерих Н. К. Листы дневника. Т. 2. С. 99.

68

Рерих Н. К. Куинджи // Рерих Н. К. Листы дневника. Т. 2. С. 294.

69

Рерих Н. К. Начало // Там же. С. 102.

70

Там же.

71

Рерих Н. К. Начало // Рерих Н. К. Листы дневника. Т. 2. С. 101.

72

Эрнст С. Р. Н. К. Рерих // Рерих: жизнь, творчество, миссия. С. 170–171.

73

Рерих Н. К. Начало // Рерих Н. К. Листы дневника. Т. 2. С. 102.

74

Рерих Н. К. Университет // Рерих Н. К. Листы дневника. Т. 2. С. 163.

75

Рерих Н. К. Мастерская Куинджи // Рерих Н. К. Листы дневника. Т. 2. С. 44.

76

В действительности – журнала. – Прим. авт.

77

Фосдик З. Г. Воспоминания о Рерихах. Запись от 06.11.24.

78

Рерих Н. К. Учеба //Рерих Н. К. Листы дневника. Т. 2. С. 111.

79

Как сообщает Сергей Эрнст, эти статьи были опубликованы в «Записках Императорского археологического общества», «Искусстве и художественной промышленности», «Новом времени» и «С.-Петербургских ведомостях». – Прим. авт.

80

Рерих Н. К. Мысль // Рерих Н. К. Листы дневника. Т. 2. С. 106.

81

Рерих Н. К. Наши художественные дела. IV // «Искусство и художественная промышленность». 1899. Март, № 6. С. 479–490.

82

Рерих Н. К. Академия художеств // Рерих Н. К. Листы дневника. Т. 2. С. 158.

83

Полякова Е. И. Николай Рерих. М.: Искусство, 1973. С. 49.

84

Там же. С. 50.

85

Там же.

86

Эрнст С. Р. Н. К. Рерих // Рерих: жизнь, творчество, миссия. С. 172.

87

Рерих Н. К. Академия // Рерих Н. К. Листы дневника. Т. 2. С. 103.

88

Эрнст С. Р. Н. К. Рерих // Рерих: жизнь, творчество, миссия. С. 171–172.

89

Жаринцова Н. Николай К. Рерих. Лондон, 1920. http://rerich9.sitecity.ru/ltext_0204010156.phtml?p_ident=ltext_0204010156.p_2909161730

90

Беликов П. Ф., Князева В. П. Николай Константинович Рерих. С. 41.

91

Фосдик З. Г. Воспоминания о Рерихах. Запись от 05.08.22.

92

Рерих Н. К. Университет // Рерих Н. К. Листы дневника. Т. 2. С. 163.

93

Рерих Н. К. Отец // Рерих Н. К. Листы дневника. Т. 2. С. 101.

94

Рерих Н. К. Из письма Е. И. Шапошниковой от 28.06.1900 г. // ОР ГТГ, ф. 44/158.

95

Рерих Н. К. Из письма Е. И. Шапошниковой от 07.07.1900 г. // ОР ГТГ, ф. 44/160.

96

Рерих Н. К. Из письма Е. И. Шапошниковой от 16.09.1900 г. // ОР ГТГ, ф. 44/163.

97

Рерих Н. К. Из
Страница 45 из 46

письма В. В. Стасову от 02.11.1900 // http://rerich9.sitecity.ru/ltext_0204010156.phtml?p_ident=ltext_0204010156.p_0102201026

98

Высокий путь. Т. 1. Запись от 30.05.23.

99

Эрнст С. Р. Н. К. Рерих // Рерих: жизнь, творчество, миссия. С. 175.

100

Рерих Н. К. Из письма Е. И. Шапошниковой (март 1901 г.) // Лада. С. 123.

101

Рерих Н. К. Из письма Е. И. Шапошниковой, конец ноября 1900 г. // ОР ГТГ, ф. 44, д. 173.

102

Рерих Н. К. Кормон // Рерих Н. К. Листы дневника. Т. 2. С. 119.

103

Там же.

104

Там же.

105

Рерих Н. К. Из письма Е. И. Шапошниковой, конец ноября 1900 г. // ОР ГТГ, ф. 44, д. 173.

106

Дикий (фр.).

107

Рерих Н. К. Кормон // Рерих Н. К. Листы дневника. Т. 2. С. 119.

108

Рерих Н. К. Из письма Е. И. Шапошниковой (б/д, октябрь 1900 г.) // ОР ГТГ, ф. 44, д. 169.

109

Е. И. – здесь и далее – Е. И. Рерих. – Прим. авт.

110

Фосдик З. Г. Воспоминания о Рерихах. Запись от 02.09.28.

111

Праздник Вознесения отмечается на сороковой день после Пасхи. – Прим. авт.

112

Беликов П. Ф., Князева В. П. Николай Константинович Рерих. С. 45.

113

Там же.

114

Праздник Вознесения отмечается на сороковой день после Пасхи. – Прим. авт.

115

Н. К. Рерих получил должность секретаря школы ИОПХ. Великая княгиня Мария Николаевна была одной из главных покровительниц школы ИОПХ. – Прим. авт.

116

Фосдик З. Г. Воспоминания о Рерихах. Запись от 02.09.28.

117

Фосдик З. Г. Воспоминания о Рерихах. Запись от 02.09.28.

118

Рерих Н. К. Учеба // Рерих Н. К. Листы дневника. Т. 2. С. 112.

119

Эрнст С. Р. Н. К. Рерих // Рерих: жизнь, творчество, миссия. С. 179.

120

Рерих Н. К. Западни // Рерих Н. К. Листы дневника. Т. 2. С. 127–128.

121

Рерих Н. К. Археология // Рерих Н. К. Листы дневника. Т. 2. С. 107.

122

Беликов П. Ф., Князева В. П. Николай Константинович Рерих. С. 55.

123

Рерих Н. К. Археология // Рерих Н. К. Листы дневника. Т. 2. С. 107.

124

Эрнст С. Р. Н. К. Рерих // Рерих: жизнь, творчество, миссия. С. 179.

125

Рерих Н. К. Радость искусству // Рерих Н. К. Врата в будущее. С. 108–109.

126

Рерих Н. К. Радость искусству // Рерих Н. К. Врата в будущее. С. 111.

127

Там же. С. 114.

128

Рерих Н. К. Весна Священная // Рерих Н. К. Врата в будущее. С. 462.

129

Рерих Н. К. Радость искусству // Рерих Н. К. Врата в будущее. С. 115.

130

Рерих Н. К. Университет // Рерих Н. К. Листы дневника. Т. 2. С. 163.

131

Рерих Н. К. Радость искусству // Рерих Н. К. Врата в будущее. С. 101.

132

Там же. С. 109.

133

Там же. С. 106–107.

134

Рерих Н. К. Радость искусству // Рерих Н. К. Врата в будущее. С. 106–107.

135

Рерих Н. К. По старине // Рерих Н. К. Врата в будущее. С. 71.

136

Рерих Н. К. Радость искусству // Рерих Н. К. Врата в будущее. С. 108.

137

Рерих Н. К. Радость искусству // Рерих Н. К. Врата в будущее. С. 107.

138

Рерих Ю. Н. Листки воспоминаний // Рерих: жизнь, творчество, миссия. С. 23–24.

139

Голубев В. В. (1878–1945) – русский ученый-востоковед, археолог, историк искусства. – Прим. авт.

140

Рерих Ю. Н. Листки воспоминаний // Рерих: жизнь, творчество, миссия. С. 24.

141

Рерих Н. К. Собирательство // Рерих Н. К. Листы дневника. Т. 2. С. 112–113.

142

Рерих Н. К. Собирательство // Рерих Н. К. Листы дневника. Т. 2. С. 113.

143

Некоторые иконы из собрания Рерихов сейчас находятся в постоянной экспозиции Государственного музея искусства народов Востока. – Прим. авт.

144

Здесь – обобщенное название старинных школ живописи, включая русскую иконопись. – Прим. авт.

145

Рерих Н. К. Собрания // Рерих Н. К. Листы дневника. Т. 3. С. 283.

146

Рерих Е. И. Из письма от 25.02.53. Примечание: здесь и далее ссылки на письма Е. И. Рерих даются по источникам, указанным в Библиографии, стр. 677. – Авт.

147

Эрнст С. Р. Н. К. Рерих // Рерих: жизнь, творчество, миссия. С. 175.

148

Эрнст С. Р. Н. К. Рерих // Рерих: жизнь, творчество, миссия. С. 175–176.

149

Эрнст С. Р. Н. К. Рерих // Рерих: жизнь, творчество, миссия. С. 177–179.

150

Рерих Н. К. По пути из варяг в греки // Рерих Н. К. Врата в будущее. С. 60.

151

Варианты названий – соответственно «Княжая охота. Утро» и «Княжая охота. Вечер». – Прим. авт.

152

Встречается вариант названия: «Строят город». – Прим. авт.

153

Рерих Н. К. Священный Дозор // Рерих Н. К. Держава Света. Рига, 1992. С. 241.

154

Встречается название «Ладьи строят». – Прим. авт.

155

Эрнст С. Р. Н. К. Рерих // Рерих: жизнь, творчество, миссия. С. 185.

156

Рерих Н. К. Литва // Рерих Н. К. Листы дневника. Т. 2. С. 36.

157

Эрнст С. Р. Н. К. Рерих // Рерих: жизнь, творчество, миссия. С. 166–214.

158

Там же. С. 186.

159

Рерих Н. К. По старине // Рерих Н. К. Врата в будущее. С. 70.

160

Эрнст С. Р. Н. К. Рерих // Рерих: жизнь, творчество, миссия. С. 187.

161

Эрнст С. Р. Н. К. Рерих // Рерих: жизнь, творчество, миссия. С. 182.

162

Об этом см.: Ковалева Н. Е. Елена Рерих. Путь к посвящению. М.: ЭКСМО, 2013.

163

Эрнст С. Р. Н. К. Рерих // Рерих: жизнь, творчество, миссия. С. 203–204.

164

Н. К. Рерихом были написаны несколько вариантов обеих картин. – Прим. авт.

165

Эрнст С. Р. Н. К. Рерих // Рерих: жизнь, творчество, миссия. С. 184.

166

Рерих Н. К. Credo // Рерих: жизнь, творчество, миссия. С. 7.

167

Эрнст С. Р. Н. К. Рерих // Рерих: жизнь, творчество, миссия. С. 191.

168

Несколько таких писем имеется в фонде Рериха (№ 44) в отделе рукописей ГТГ. – Прим. авт.

169

В 1909 году Рерих стал академиком, членом Российской Академии художеств. – Прим. авт.

170

Рерих Н. К. Учеба //Рерих Н. К. Листы дневника. Т. 2. С. 111–112.

171

Фосдик З. Г. Воспоминания о Рерихах. Запись от 06.10.29.

172

Фосдик З. Г. Воспоминания о Рерихах. Запись от 14.07.29.

173

Там же. Запись от 06.10.29.

174

Там же. Запись от 18.07.22.

175

Рерих Н. К. Цветы художества //Рерих Н. К. Листы дневника. Т. 1. С. 55.

176

«Слово», 1908, 11 сентября.

177

Фосдик З. Г. Воспоминания о Рерихах. Запись от 14.03.23.

178

Там же. Запись от 02.08.22.

179

Макаренко Н. Школа Императорского общества поощрения художеств. 1839–1914 гг. Пг., 1914. Цит. по: Эрнст С. Р. Н. К. Рерих // Рерих: жизнь, творчество, миссия. С. 193.

180

Там же.

181

Рерих Н. К. Академия художеств // Рерих Н. К. Листы дневника. Т. 2.

182

Фосдик З. Г. Воспоминания о Рерихах. Запись от 09.03.30.

183

Рерих Н. К. Нужда // Рерих Н. К. Листы дневника. Т. 2. С. 252.

184

Там же.

185

Рерих Н. К. Нужда // Рерих Н. К. Листы дневника. Т. 2. С. 252.

186

Рерих Н. К. Нужда // Рерих Н. К. Листы дневника. Т. 2. С. 253.

187

Имеется в виду музей Императорского общества поощрения художеств в Санкт-Петербурге. – Прим. авт.

188

Фосдик З. Г. Воспоминания о Рерихах. Запись от 23.07.22.

189

Там же. Запись от 09.03.30.

190

Рерих Н. К. Столкновения // Листы дневника. Т. 2. С. 276.

191

Рерих Н. К. Столкновения // Листы дневника. Т. 2. С. 277.

192

Рерих Н. К. Эпизоды // Листы дневника. Т. 2. С. 258.

193

Полякова Е. И. Николай Рерих. С. 104.

194

Грабарь И. Э. Моя жизнь. Автомонография. Этюды о художниках. (Сост. В. М. Володарский). М.: Республика, 2001. http://igor-grabar.ru/monografia-iskusstvo11.php

195

Рерих Н. К. Эпизоды // Рерих Н. К. Листы дневника. Т. 2. С. 258.

196

Рерих Е. И. Из письма от 01.02.39.

197

С. С. Митусов – двоюродный брат Е. И. Рерих. – Прим. авт.

198

Рерих Н. К. Друзья // Рерих Н. К. Листы дневника. Т. 2. С. 110.

199

Рерих Н. К. Мысль // Рерих Н. К. Листы дневника. Т. 2. С. 106.

200

Рерих Н. К. Друзья // Там же. С. 110–111.

201

Рерих Н. К. Индийский путь // Рерих Н. К. Врата в будущее. С.
Страница 46 из 46

171.

202

Рерих Н. К. Подземная Русь // Рерих Н. К. Врата в будущее. С. 153.

203

Рерих Н. К. Куинджи // Рерих Н. К. Листы дневника. Т. 2. С. 293.

204

Там же.

205

Рерих Н. К. Куинджи // Рерих Н. К. Листы дневника. Т. 2. С. 293.

206

Рерих Н. К. Блок и Врубель // Там же. С. 122.

207

Раздьяконов В. С. «Великое дело» ученых спиритов: история Русского общества экспериментальной психологии и спиритический кружок Н. П. Вагнера // Вестник РГГУ. Серия «Философские науки. Религиоведение». М., 2013. С. 141–153.

208

Грабарь И. Э. Моя жизнь. Автомонография. Этюды о художниках. (Сост. В. М. Володарский). http://igor-grabar.ru/monografia-iskusstvo11.php

209

Грабарь И. Э. Моя жизнь. Автомонография. Этюды о художниках. (Сост. В. М. Володарский).

210

Рерих С. Н. Мой вечный Учитель // Рерих: жизнь, миссия, творчество. С 46.

211

Рерих Е. И. Из письма от 11.08.34.

212

Шибаев В. А. Из воспоминаний очевидца // Рерих: жизнь, миссия, творчество. С. 92.

213

Бабенчиков М. В. Мысли о Рерихе // Рерих: жизнь, миссия, творчество. С. 246.

214

Беликов П. Ф. Рерих. Опыт духовной биографии. Новосибирск, 1994. С. 55.

215

Рерих Н. К. Марфа Посадница // Рерих Н. К. Врата в будущее. С. 183.

216

Грабарь И. Э. Моя жизнь. Автомонография. Этюды о художниках. (Сост. В. М. Володарский). http://igor-grabar.ru/monografia-iskusstvo11.php

217

Рерих Н. К. Живопись // Рерих Н. К. Листы дневника. Т. 2. С. 104.

218

Рерих Н. К. Живопись // Рерих Н. К. Листы дневника. Т. 2. С. 104.

219

Беликов П. Ф., Князева В. П. Николай Константинович Рерих. С. 71.

220

Эрнст С. Р. Н. К. Рерих // Рерих: жизнь, творчество, миссия. С. 190–191.

221

Эрнст С. Р. Н. К. Рерих // Рерих: жизнь, творчество, миссия. С. 200–201.

222

Полякова Е. И. Николай Рерих. С. 109.

223

Эрнст С. Р. Н. К. Рерих // Рерих: жизнь, творчество, миссия. С. 203.

224

Бенуа А. Н. Художественные письма. Рерих на выставке Салона. «Речь», 1909, 28 января.

225

В 1928 или 1929 году художник создал второй вариант этой картины, ныне находящийся в частной коллекции. – Прим. авт.

226

Рерих Н. К. Подземные жители // Рерих Н. К. Шамбала. С. 140–141.

227

Сыркина Ф. И. Рерих и театр // Н. К. Рерих. Жизнь и творчество. Сборник статей. М.: 1978. http://www.ivorr.narod.ru/biblio/roerich_publ/biblio_roerichsbook.htm

228

Полякова Е. И. Николай Рерих. С. 111–112.

229

Рерих Н. К. Эстония // Рерих Н. К. Листы дневника. Т. 2. С. 76.

230

Рерих Н. К. Женщинам //Рерих Н. К. Врата в будущее. С. 400.

231

Рерих Н. К. Женщинам // Рерих Н. К. Врата в будущее. С. 400.

232

Князева В. П. «Богатырский фриз» [Н. К. Рериха] // Н. К. Рерих. Жизнь и творчество. Сб. ст. М.: 1978. С. 105–117. http://www.alyoshin.ru/Files/publika/knyazeva/knyazeva_rer.html#1

233

Эрнст С. Р. Н. К. Рерих // Рерих: жизнь, творчество, миссия. С. 207.

234

Короткина Л. В. Николай Константинович Рерих. СПб.: Художник России, Золотой век. 1996. С. 30.

235

Там же.

236

Там же. Рерих. С. 24.

237

Эрнст С. Р. Н. К. Рерих // Рерих: жизнь, творчество, миссия. С. 204.

238

Тенишева М. К. Святые минуты // Рерих в России. М.: МЦР, 1993. С. 71.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Здесь представлен ознакомительный фрагмент книги.

Для бесплатного чтения открыта только часть текста (ограничение правообладателя). Если книга вам понравилась, полный текст можно получить на сайте нашего партнера.

Adblock
detector