Белое пламя дракона читать онлайн - Илья Крымов

Белое пламя дракона

Илья Крымов

Драконов бастард #1

Если ты волшебник и хочешь чего-то добиться в этой жизни, найди себе достойного господина, ибо волшебник без господина – это волшебник без будущего. Тысячи лет назад величайший из магов Джассар Ансафарус молвил, что отныне волшебникам не дозволено самим властвовать и всем владеть, а лишь советом и службой могут они поддерживать троны своих господ – смертных государей. Слово Джассара стало законом магии, и с тех времен по сию пору закон тот сам следит за своим соблюдением, безжалостно карая нарушителей.

Тобиусу двадцать лет, и три четверти жизни он провел за неприступными стенами Академии Ривена, постигая Искусство в меру сил своих. Но вот выпускные экзамены остались позади, и молодой волшебник должен выбрать себе достойного повелителя, на службе у которого он сможет проявить все свои таланты, дабы выжить самому и помочь выжить другим.

Илья Крымов

Белое пламя дракона

От автора

Это первая книга, повествующая о Тобиусе и Валемаре. Описываемые далее события имели место быть за несколько лет до событий романа «Драконов бастард».

На момент завершения «Драконова бастарда» «Белое пламя дракона», будучи его предтечей, нуждалось в полноразмерной переработке, поэтому сначала автор предложил издательству роман, написанный в реалиях уже более проработанного варианта мира, и лишь после этого взялся переделывать первоисточник.

Автор приносит читателям извинения, если эти обстоятельства причинили им неудобства.

Также автор выражает особенную благодарность Дарье Сергеевне – за то, что она терпеливо читала неотредактированные наброски этой книги в далеком две тысячи десятом году и безжалостно критиковала.

Вместо пролога

Гномский «торжок», или гоблинский «куп», – это, по сути, одна и та же игра. Разнятся они в основном формой карт и их названиями. Гномы играли пятиугольными картами, гоблины – треугольными, но правила «торжка» и «купа» повторяли друг друга практически полностью. Что характерно, сия схожесть, одна из ничтожного количества тех вещей, которые были у гномов и гоблинов общими, являлась причиной особенно сильной ненависти между этими двумя племенами. Кто первым придумал игру? Кто у кого ее украл? Гномы и гоблины спорили об этом гораздо больше, чем играли в «торжок» или «куп», а тем временем игру успели освоить люди, невысоклики и прочие существа по обе стороны от Хребта. В нее играли короли, играли простолюдины, в нее играли в дорогих салонах и на лавочках подле деревенских домов. В нее играли на огромном пне, служившем столом для посетителей таверны торговой стоянки Синедол, что располагалась у пересечения дорог Подсолнухов и Герани близ города Кавернхилл.

За пнем собралась компания из шести человек: наемный охранник, священник, приказчик, возницы, цитар в красной рубахе и молодой волшебник. Играли в «степенный» «торжок», а не в «прыткий», то есть карт наперегонки не швыряли, не кричали, не кляли друг друга, не хватались за специальные деревянные дубинки, требуя у противника выбросить тройку молотов: «Я же знаю, что она у тебя есть, хитроморда». Нет, в «степенном» «торжке» надо быть тоньше, следить за лицами других игроков, за своим лицом, блефовать, обманывать и набирать нужную комбинацию, а также надеяться, что пятигранные кости подсобят.

Игроки то и дело посматривали на волшебника, который глядел только на свою руку[1 - Имеются в виду карты, розданные на руки конкретному игроку.] и ни на что больше не отвлекался. Он выиграл две последние партии и не забрал банк только потому, что понял: если не даст остальным шанса отыграться, в ход пойдет острое железо.

Из оставшихся пятерых игроков достойно держал себя только приказчик, а больше прочих нервничал священник, чьи руки дрожали, а лоб потел. Цитар вел себя так, словно ему уже все равно, словно он в любом случае вырежет свою часть денег при помощи кинжала. Охранник хмурился на свою руку, возница будто сомневался, сильная у него комбинация или стоит сбросить пару карт и взять другие? Он то и дело менял их местами, силясь взглянуть на расклад с новой стороны.

Волшебник бросил кости, ему выпали «двойка» и «пятерка», но он пропустил свою возможность сбросить лишние карты, показывая остальным, что уверен в себе.

– Вскрываемся, – сказал приказчик.

Священник уронил свои карты, у него была пара. У охранника и цитара тоже не вышло ничего вразумительного, возница удивил ремесленным набором из пяти младших плотницких карт, сам приказчик выложил на стол трех подмастерий и две пятерки – молотов и кирок. Последнее слово осталось за волшебником, который, не чинясь, показал собравшимся большую кузнечную артель – пять старших карт кузнечной масти: горн, кузнеца, подмастерья, наковальню и десятку молотов.

– «Торжок» закончен, – сказал волшебник, привставая.

Вслед за ним привстал цитар. Это был крупный, широкоплечий, явно не обделенный силой человек. На широком кожаном поясе с заклепками висели ножны с кривым кинжалом и метательный топорик. Охранник напрягся, он был не настолько импульсивен, но у него имелись при себе палаш и желание вернуть деньги. Возница втянул нечесаную голову в плечи, священник завывал, пряча лицо в руках, а приказчик не предпринимал вообще ничего.

Что ж, подумал последний, если они преуспеют, я попытаюсь вернуть часть моих денег, но если нет, то окажусь не при делах. Расчет приказчика был вполне верным: ведь и охранник и возница были в караване, который сопровождал и он. Если волшебник останется без денег, возможно, им троим удастся оставить с носом и цитара. Священника можно не брать в расчет, он не боец и вообще неприятный тип. Насколько приказчик понимал, этот божий человек являлся странствующим проповедником, а также собирал пожертвования. Вот он уже начал стонать о каких-то несчастных сиротах, которые теперь останутся без пищи. Ничтожный кусок навоза не думал о них, когда ему шла хорошая карта, но, проиграв жертвенные деньги, не смог выдержать этого достойно, а теперь пытается давить на жалость. А еще святой отец! Приказчика передернуло.

Напряженное бездействие как-то затянулось. Волшебник и цитар смотрели друг другу в глаза, охранник выжидающе поглядывал на приказчика, который не передавал ему никаких посылов к действию. Тем временем священник понял, что мольбами денег не выклянчить, и внезапно изменился в лице.

– Все это происки Раздувателя Огня! Грязная магикская ворожба! Покайся, сын…

– Вот-вот, наведенные чары, – тихо и угрожающе согласился цитар, не сводя глаз с волшебника, который не шелохнулся и ничего не ответил.

Приказчик почувствовал, что пора готовиться к отступлению на безопасное расстояние. Вся складывавшаяся ситуация становилась возможной лишь потому, что волшебник был молод, безбород, одет в потертую ношеную полумантию и не внушал ни трепета, ни почтения. Жезл у него, конечно, был о-го-го, таким и голову разбить можно, но при этом, однако, оставалась надежда, что магик в силу неопытности окажется уязвим. С опытным волшебником никто бы за один игральный стол и не сел.

– Он умеет читать

мысли честных людей! – надрывался священник, уже начиная верить в собственные слова как в стихи из Слова Кузнеца.

– Мыслей читать не умею, – тихо молвил маг, – но лица – легко.

Рука цитара выхватила кинжал, однако нож волшебника выпорхнул из ножен раньше и замер у цитарского горла. Причем руки волшебника даже не шелохнулись, его нож действовал сам. Священник взвизгнул и отскочил, споткнулся о стул, рухнул на пол и принялся барахтаться, путаясь в полах рясы. Охранник, на которого маг скосил свои жуткие желтые глаза, убрал руку от пояса, возница замер, как лягушка пред ужом, а приказчик, будучи человеком довольно умным, уже наблюдал за происходящим с расстояния в десять шагов.

Неизвестно, что произошло бы дальше, волшебник вполне мог перерезать цитару горло, исповедуя вечный принцип своей касты относительно тех, кто покушается на ее благосостояние. Да и кто вообще станет беспокоиться за жизнь какого-то цитара? Одним конокрадом больше, одним меньше, думал приказчик.

Распахнулась дверь, и в помещение проник дневной свет, а за ним и свежий воздух, который, впрочем, очень быстро испортился, потому что люди, вошедшие в общий зал, пахли конским потом и пылью. Это были солдаты при мечах и мушкетах.

– Мы ищем магика, – объявил офицер выглянувшему из-под стойки трактирщику.

Дрожащий палец оного указал в сторону большого пня.

– Чар… э-э… мм… это вы магик?

– Это я.

Нож медленно отлип от цитарского горла, оставив на коричневой коже тончайший красный след, перевернулся в воздухе и угнездился в родных ножнах.

– С вами ищут встречи по государственному делу, извольте пройти.

Волшебник неспешно ссыпал деньги в кошель, оставив на столе примерно четверть своего выигрыша.

– Изволю.

Торговля никогда не была легким ремеслом в Вестеррайхе. Особенно если ты не служил крупному торговому дому, который мог обеспечивать караваны хорошей охраной. Гораздо тяжелее шло дело у бродячих торговцев, которые колесили по дорогам на своих фургонах-лавках. Бывало, этот народ сбивался в целые аламуты[2 - Таборы.], чтобы лучше обеспечивать свою безопасность и сообща отбиваться от лихих людей.

С ходом времени дорожные торговцы обзавелись целой культурой – собственными обычаями, приметами, особыми словечками и средой обитания. Частью этой среды были торговые стоянки, особые места близ развитых торговых путей, обычно устроенные под открытым небом, где торговый и деревенский люд мог продавать и покупать, будучи вне досягаемости городских законов. На торговых стоянках имелись увеселительные заведения, ночлежки, загоны для скота, охраняемые склады и, разумеется, прилавки, где торговали оптом и в розницу. Королевская власть предоставляла защиту таких мест самим торговцам, а потому взимала довольно скромную пошлину и не приставала почем зря.

Стоянка Синедол была по-настоящему вольной и не подчинялась ни торговым домам, ни довлеющему королевскому закону. За время своей жизни она раздалась вширь, став целым палаточным городом, немногочисленные настоящие здания которого являлись большими и малыми хибарами, легкими как в постройке, так и в демонтаже. Кривые грязные улочки, змеившиеся между скотными загонами, торговыми рядами и мастерскими, сходились в сердцевине Синедола, на торговом пятаке, усеянном крапинами навоза и тысячами следов.

Черной скалой поверх моря человеческих голов и спин животных высился большой фургон-сундук, окруженный пешими и конными солдатами. Судя по гербам, принадлежала эта бронированная громадина ривенскому казначейству. Эскорт провел волшебника внутрь охраняемого периметра к фургону, после чего один из солдат постучал в дверь:

– Мы вернулись, сир!

Когда дверь открылась, на раскладную лесенку ступила обутая в блестящий кожаный сапог нога господина маленького роста. Он был облачен в черные дорожные одежды из дорогой ткани, а темно-желтый бархатный плащ на его плечах скрепляла золотая цепь, отмеченная гербом ривенского казначейства. Из-под берета выбивались на круглое лицо вьющиеся каштановые волосы и торчали острые кончики поросших шерсткой ушей. Невысоклик критически приподнял бровь и посмотрел на сопровождавших Тобиуса солдат:

– Что-то как-то незрело он выглядит. Вы точно того привели?

– Единственный магик здесь, сир, – ответил старший. – Вон у него и жезл при себе, и зенки желтые…

– Без бороды, без посоха… – продолжил невысоклик, капризно кривя губы.

– Волшебство кроется не в бороде и не в посохе… сир?

– Сир Реджинальд Истер-Килибенс.

– Чем я могу служить вам, сир?

Невысоклик вздохнул, спустился на землю и пошел к другому, более заурядному фургону с таким видом, что волшебник был вынужден последовать за ним.

– Ты сослужишь мне службу, если скажешь – что можно с этим сделать?

Солдаты открыли заднюю дверь фургона, и волшебник увидел другого волшебника. Тот валялся на скамье, взирая в потолок пустыми остекленевшими глазами, и пускал пену. Густую, пузырящуюся, окрашенную во все крикливо-яркие цвета радуги пену.

– Ничего.

– Вот так сразу? Ты хотя бы взгляни на него, чар.

– Я и отсюда пену вижу. Он глотнул «пыльцы фей». Это такой питьевой наркотик для магов.

– Ага… и?

– И он будет недееспособен несколько суток, пока его астральное тело не «переварит» все те хаотичные потоки энергии, которые оно впитало.

– Ойле-вэйле-ау! – выругался сир Реджинальд и в сердцах чуть не пнул коровью лепешку, но вовремя вспомнил о цене своих сапог. – Точно ничего нельзя сделать? Может, промывание?

– Промывание очистит его материальное тело, но энергии уже просочились в астральное, а такого промывания я сделать не могу.

– Этсч! Ладно! Мы примерно знали все это, когда ехали сюда. Так получилось, чар, что я назначен ответственным за крайне ценный груз, понимаешь? Это деньги ривенского казначейства. Со мной усиленный отряд, и в подмогу нам был направлен вот этот пускающий радужную пену кусок худмэ!

Тобиус позволил себе поморщиться. Он не был знаком с бесчувственным магом и заранее не питал к нему теплых чувств, так как презирал собратьев по Дару, гробящих этот самый Дар эзотерическими наркотиками, но что о себе думает этот коротышка, когда смеет поносить волшебника в присутствии другого волшебника[3 - Стоит отметить, что невысоклики вообще крайне спокойно относились к любым волшебникам. Они считали повелителей Дара лишь еще одним видом ремесленников, а трепетать перед горшечниками или ткачами, по их мнению, было глупо.]?

– Нам придется рекрутировать тебя.

– Простите?

– Ты заменишь его, чар, – бесцеремонно повторил сир Реджинальд, – ибо нам без мага никак. Не в сложившейся обстановке.

– У меня были свои планы на дальнейшую дорогу.

– А у меня были планы заплатить вот этому пускающему пузыри мерзавцу два золотых за то, чтобы он просто маячил на горизонте. На всякий случай, смекаешь? Но теперь я могу заплатить два золотых тебе. Нам нужен маг, который сумеет постоять за себя и за груз, ясно? Ты хочешь заработать?

Тобиус хотел. Он уже некоторое время скитался по дорогам Ривена, следуя туда, куда тянула его Путеводная Нить, и на пути своем жил за счет

того, что удавалось перехватить побочным заработком. В принципе волшебники редко оказывались без лута в кармане, но чтобы зарабатывать, нужна была собственная практика, а Тобиус лишь совсем недавно закончил обучение в Академии и еще не нашел подходящего места.

– Куда вы двигаетесь?

– Это секретная информация, смекаешь? Я ведь руковожу сбором податей, на мне шесть десятков вооруженных бойцов и фургон с деньгами. Могу сказать, что направляемся мы дальше на запад, и точка.

– На запад, – медленно проговорил молодой волшебник, – по пути.

– Вот и отлично! Один золотой сейчас, второй – по заключении службы.

Невысоклик лизнул большой палец и протянул руку. Тобиус лизнул свой большой палец и прикоснулся к пальцу сира Реджинальда. Конечно, традиционный невысокликов способ заключать сделки имел официальную юридическую силу только в далеком Холмогорье или, например, на землях Гизонской шляхты, но история не знала случаев, когда кто-то из маленького народа нарушал такую клятву где бы то ни было.

После того как сир Реджинальд с ворчанием оплатил на местном постоялом дворе место для бесчувственного волшебника, пока тот не оклемается, сетуя, что эта скотина не стоит и медяшки, отряд покинул Синедол и отправился по дороге Подсолнухов.

Вопреки ожиданиям, невысоклик поехал не в бронированном фургоне, а верхом. На свинье. В лучших традициях скаковых свиней, тот хряк походил на плод любви дикого кабана и домашней хрюшки, которая была слишком изнежена и медлительна, чтобы уметь хорошо бегать. Но получившийся в итоге зверь имел крайне внушительные клыки и, несмотря на короткие ноги, мог развивать и поддерживать приличную скорость. А еще он был очень большим.

Волшебник, питавший стойкую неприязнь к верховой езде на любом живом существе, забрался на крышу фургона, чем вызвал множество удивленных взглядов. Спереди и сзади ехали фургоны с солдатами, преимущественно мушкетерами, а верхом казначейский поезд сопровождали кирасиры.

Хотя лошади держали довольно высокий темп, свин умудрялся не отставать. Привалы были редкостью, и делались они лишь для того, чтобы охрана поочередно могла справить нужду и перекусить, ни о каком отдыхе не могло быть и речи. К вечеру отряд добрался до почтовой станции, где занял специальные казенные квартиры, а поутру двинулся дальше, к реке Салле, где сир Реджинальд, пользуясь государственными привилегиями, вне очереди влез на паром. Действовал невысоклик нагло и местами грубо, но очень эффективно.

Через два дня отряд въехал в ворота Максенрокка. Грязные улицы захолустного городишки не притягивали взгляда решительно ничем, и, проследив за выносом сундучка с податями из здания магистрата, сир Реджинальд повел поезд прочь из города. На следующий вечер они успели добраться до замка мелкого лорда, имя которого значилось в бумагах невысоклика, и, осуществив процедуру перемещения налоговых сумм, остались на ночь. Нельзя сказать, что лорд и его домочадцы очень обрадовались мытарям, но отказать государственной службе они не могли.

Тобиус сидел на краешке скамьи за столом в одном из больших залов, которые были отведены для ночевки солдат. Часть вышеупомянутых людей несла дежурство во дворе замка, охраняя бронированный фургон с деньгами, другая часть отсыпалась в преддверии второй смены, поэтому зал практически пустовал.

Хотя столы были длинными и за ними имелось вдосталь свободного места, высокий жилистый человек присел рядом с Тобиусом. Маг знал, кто он, хотя и не был с ним знаком. Этот тип отличался от остальных охранников, предпочитая мундиру носкую дорожную одежду темных тонов, а мушкет ему заменял большой арбалет, судя по механическому рычагу, изящному изгибу плеч и украшению в виде драконьей головы в передней части ложа – дорогой соломейский экземпляр. Длинные сальные волосы падали на вытянутое острое лицо с глубоко посаженными глазами, а с широкого тонкогубого рта не сходила тень усмешки.

– Выпьем по кружечке, чар?

– Матисс, верно?

– Матисс Кордол, вольный стрелок, путешественник и ценитель женской красоты, к вашим услугам.

Перед волшебником появилась кружка с пенной шапкой, вторую наемник держал сам. Тобиус взялся за ручку, и кружки стукнулись одна о другую. Первый глоток был скромным, маг дал своему языку шанс заблаговременно выявить возможное присутствие ядов, но зря – в пиве было только пиво.

– Просто хотел предупредить вас, чар, что здесь что-то неладно.

Тобиус замер, но промолчал, разрешая арбалетчику говорить дальше.

– Я тоже временно на государственной службе, так сказать, и по окончании маршрута мне обещаны неплохие деньги, а потому, как наемник наемнику, я доложу вам, что с этими ребятами что-то не так. Их командир, Реджинальд, не доверяет им. Ну, по крайней мере, не всем. Он нанял меня, чтобы я был его личным телохранителем в пути.

Тобиус продолжал молчать.

– Не знаю, что здесь происходит, но если станет жарко, особо не доверяйте этим солдатам свою спину.

– А вам спину можно доверить?

– Мне? – усмехнулся наемник вставая. – Если станет жарко, у меня появятся более важные заботы, нежели ваша спина. Своя, например. Ладно, пойду исполнять обязанности, а то наниматель будет недоволен.

Хотя Тобиус понимал, что слова Матисса Кордола не могли считаться безоговорочной истиной, на следующий день он внимательнее приглядывался к солдатам. Волшебники по природе своей склонны к паранойе, и склонность эту очень трудно подавить.

Он спрыгнул с фургона на землю в одну из редких остановок, когда солдатам выделили немного времени на справление нужд, и приблизился к Реджинальду. Тот отвел свинью от дороги и принялся подкармливать желудями из специальной сумки, а Матисс Кордол сидел невдалеке, так, чтобы видеть и нанимателя и солдат.

– Славный хряк, – сказал Тобиус, разглядывая подогнанную под свиное тело упряжь.

– Так и есть. Буду кормить его до тех пор, пока не потеряет способность скакать, а потом на мясо пущу, – со свойственной его народу практичностью сказал невысоклик, ласково гладя кабана по крупной башке.

– Впервые вижу скаковую свинью в Ривене. Ваших сородичей на крайнем западе немного.

Круглое личико невысоклика немного сморщилось. Он понял, что беседа началась с ничего не значащих фраз, а значит, маг собирается подобраться к чему-то серьезному.

– Да, мой народ имеет привычку глубоко врастать в родную землю, но дедушка, некогда состоявший в штате обслуги при духовном посольстве Церкви, направленном в Ривен, заметил, что хватка горячо обожаемой им религиозной организации в сих землях не так сильна. А еще он заметил, что в Ривене нет законов, ограничивающих расселение невысокликов в пределах их исконных историко-этнических территорий, и при должном усердии и капельке везения здесь можно неплохо зажить. Поэтому он попросил ривенского подданства, устроился на службу к одному небедному лорду, привез из Холмогорья молодую жену, а из жизни ушел, будучи состоятельным и уважаемым управленцем. Мой батюшка вступил в ривенскую армию, в составе которой принимал участие в Третьем Пламенном походе, откуда вернулся живым

и почти невредимым. Ему пришлось отдать на поле боя всего лишь руку и уберечь своего лорда-командира от стрелы, чтобы привезти домой дворянский титул с правом наследования. Поэтому я, Реджинальд Истер-Килибенс, имею честь именовать себя сиром и служить королевским сборщиком податей. Как вам эта короткая история успеха?

– Впечатляюще, сир. Вы достигли немалых высот, хотя люди, возможно, порой препятствовали этому, потому что вы не человек.

– Не без этого, конечно.

– Но я вижу, что ваши солдаты вас уважают.

– О, это да! Хорошие ребята! Соль земли!

Вскоре Тобиус узнал поименно, кто особенно из шести десятков охранников являлся солью земли, кто был «неплохими ребятами», а о ком невысоклик ничего определенного сказать не мог. Заняв свое место на крыше фургона, волшебник предавался невеселым мыслям. Главное, чего он не понимал, – это какого ахога по дорогам Ривена едет фургон, увешанный гербами казначейства и окруженный ненадежной охраной?

Следующим днем поезд въехал в ворота большого и богатого города Добесмарша, из здания магистрата которого под бдительным присмотром Реджинальда Истер-Килибенса были вынесены сундучки с податями. Закупив провизии, отряд двинулся дальше без передышки, и к концу дня было решено заночевать на придорожном постоялом дворе «Под головой тролля». Бронированный фургон загнали под навес и окружили караулом, пока часть солдат отдыхала в общем зале.

Кроме случайных путников в «Под головой тролля» захаживали вилланы из соседней деревни, потому что на постоялом дворе наливали весьма неплохой сидр и делали скидку постоянным клиентам.

Тобиус, перекусив вполне сносным рагу, подсел к троице солдат, резавшейся в «прыткий» «куп». Карты традиционной гоблинской колоды были треугольными, грани игральных костей – тоже. Солдаты сначала подозрительно отнеслись к волшебнику, что являлось нормой, но когда он два раза подряд проигрался по мелочи, недоверие спало. Отстраненно следя за игрой, а также делая вид, что рассматривает огромный булыжник, висевший над камином, кой местные хозяева пытались выдать за голову настоящего тролля, Тобиус прислушивался к разговору, происходившему невдалеке. Благо это было нетрудно.

Невысоклик беседовал со старостой ближайшей деревни, который из-за глуховатости постоянно громко переспрашивал и так же громко отвечал. Матисс Кордол примостился неподалеку от нанимателя в уголке потемнее, и когда его задел взгляд мага, словно почувствовав это, усмехнулся с закрытыми глазами.

– Чи-и-иво?!

– Я говорю: дорогой Подсолнухов!

– А-а-а! Нет, сир, там не проедете никак!

– Почему?

– Чии-и-во?!

– Почему, говорю, этсч тебя дери?!!

– А-а-а! Дык перекрыли дорогу ишшо вчерась люди его милости лорда с Красного холма. Говорят, в деревне, что дальше по дороге, разыгралась бельмастая хворь, и теперича, покуда братья святого Маркуса ее не удавят, солдаты никого не пропустят! А у меня в той деревне деверь батрачит, не знаю, жив ли он до сих пор! Придется вам, сир, через Туманную лощину ехать, либо же бо?льшим крюком, через дорогу Хмеля! Эдак вы неделю потеряете, но все лучше, чем через Туманную ехать!

– Чар, вы как, ходите?

Тобиус шлепнул на кучу карт свою, затем бойкий ход игры продолжился. Он вернул себе проигранное и оставил солдат в покое. Как волшебнику, ему предназначалась отдельная комната, в которую он поднялся, заперся и провел остаток ночи в медитации.

К одиннадцати часам следующего дня отряд наткнулся на преграду. Дорогу перекрывал блокпост, вокруг которого при свете солнца поддерживались костры. К выехавшему вперед сиру Реджинальду подступились солдаты с гербом в виде красного полукруга на доспехах. Их лица были закрыты промоченными в травяном настое тряпками, а глаза слезились от дыма. Тобиус выбрался немного вперед, к невысоклику и его телохранителю, чтобы лучше слышать.

– …Никак, сир.

– Не пегая[4 - Катормарский мор, или «пегая кобыла». На развитой стадии болезни тело человека покрывается обширными черными и желтушными пятнами.] ли, часом, проскакала?

– Да бог с вами, сир! Бельмастая хворь, не иначе! Так братья сказали! Вам теперь путь по Хмельной дороге. Большой крюк сделаете, но ежели торопитесь, то вертайте чуток взад и оттуда налево, в Туманную лощину. Места там пустынные, но их дурная слава сильно преувеличена!

– Спасибо за совет, воин, так и поступим.

Когда невысоклик уже развернул свою свинью, к солдату приблизился Тобиус.

– Бельмастая хворь, значит? – осведомился он. – Это, брат, штука опасная. Добрые братья Маркуса сказали вам, чтобы вы жгли в кострах черноплодную рябину, можжевельник и калину?

– Э… так точно, сударь, – ответствовал красноглазый.

– Молодцы, молодцы, продолжайте жечь – и, быть может, не заболеете.

Отряд вернулся к последнему пропущенному повороту и двинулся новым путем, взяв значительно южнее дороги Подсолнухов. Путь лежал в небольшую лощину, уместившуюся среди пары холмистых гряд. Чуть в сторонке тем же направлением бежала неширокая речка, которая изредка пересекалась с дорогой, из-за чего поезду приходилось въезжать на ненадежного вида деревянные мостики. Постепенно дорога делалась все более запущенной, бросалось в глаза отсутствие придорожных камней, отмечавших лиги, а те камни, что стояли на своих местах, не обновлялись так давно, что надписи на них не читались. Правда, однажды встретился покосившийся от времени дорожный столб с разбитым фонарным плафоном, висевшим на цепи, словно забытый всем миром висельник. Косая грязная доска на том столбе все еще кое-как доносила до сведения путников, что впереди их ждет Туманная лощина.

Пока светило солнце, отряд двигался более-менее бойко, но ближе к вечеру по сторонам от дороги раскинулись поросшие ряской и водяными лилиями пруды, чьи испарения придавали воздуху настораживающий зеленоватый оттенок. Дорога стала вести себя как стремящаяся скрыться в траве змея – она то пропадала, заставляя поезд сбавлять темп, то вновь появлялась. В ранних сумерках, когда до придвинувшейся стены небольшого леса было рукой подать, вернулся небольшой отряд конных разведчиков.

– Впереди дурное место, сир.

– Опасность засады?

– Скорее просто дурное. Это висельное дерево.

– Ого! Поглядим!

Вскоре то, что так заинтересовало невысоклика, стало видно всем. Большой дуб с непомерно широким перекрученным стволом и раскидистыми, но голыми ветками, обвешанными гнилыми тонкими остатками веревок с пустыми петлями, а меж древесных корней тускло белело некоторое количество костей.

– Отдых, парни! Марш из фургонов, и разомнитесь как следует!

Сир Реджинальд покинул седло и, потирая затекшее седалище, неспешно направился к дереву. Тобиус встал рядом с ним. Оба – и невысоклик и человек – вглядывались в облепленный мхом ствол, пытаясь разглядеть в глубоких бороздах коры ожидаемый образ.

– Вон там, – направил их взгляды Матисс Кордол, указывая гораздо выше уровня человеческой головы.

Когда-то давно на стволе умелой рукой был вырезан рельеф, изображавший изогнутую драконью шею с драконьей же головой, однако с тех пор дерево успело сильно вырасти, прежде чем

окончательно состариться и погибнуть.

– Настоящее висельное дерево, ты погляди.

– Одно из последних наверняка. – Тобиус сделал шаг и протянул руку, но в последний момент перед прикосновением отдернул ее. – Во время войн Веры на ветвях этих деревьев не было свободного места, а после Церковь настояла на том, чтобы все они были сожжены, потому что пространство вокруг них, сколько ни освящай, вскоре вновь начинало сочиться скверной.

– Недоглядели святые отцы. Судя по наличию остатков веревок, как минимум десять лет назад им еще пользовались, – проговорил невысоклик. Он свистом подозвал к себе хряка и, вытащив из седельной сумки курительные принадлежности, протянул магу кисет. Сам сир Реджинальд сунул в зубы короткую трубку-носогрейку с вместительной чашей.

– Отличный табак, – одобрил Тобиус, раскурив свою длинную трубку из белой керамики.

– Посылка с исторической родины, лучший табак в Восточной четверти, да.

Они некоторое время наслаждались курением поистине прекрасного табака, выпуская струи сизого дыма, а потом Тобиус вдруг обронил:

– Мы идем в засаду.

– Да неужто? – Невысоклик повел себя так, будто ему только что поведали «тайну», что, мол, вода мокрая.

– Тот блокпост был фальшивым. Они жгли костры как во времена буйства кровавой чумы или катормарского мора, хотя все лекари Вестеррайха давно признали неэффективность этой меры защиты от миазмов. К тому же бельмастая хворь хоть и заразная до ужаса мерзость, но, чтобы заболеть, нужно вступить в непосредственный контакт с больным, а на дальние расстояния по воздуху она не передается. Опять же ни один маркусит не повелел бы жечь в огне рябину, калину или можжевельник. Солдаты просто лгали.

Сир Реджинальд ничего не ответил. Докурив, он вернулся в седло и отдал приказ двигаться. Солдаты, обычно стремившиеся растянуть редкий отдых, разместились в фургонах очень быстро – никому из них не хотелось задерживаться в дурном месте хотя бы одну лишнюю минуту. Впереди ждал небольшой, но темный лесок.

Вскоре солнце совсем зашло, но вместо того чтобы попытаться найти место для ночного бивака, раз уж на этот раз о крыше на ночь речи не шло, поезд продолжил двигаться дальше, хотя и очень медленно. Часть солдат покинула фургоны и теперь шагала рядом с ними, освещая неверный путь светом застекленных ручных фонарей.

– Терпение, парни, – неустанно твердил сир Реджинальд с преувеличенной бодростью, – в этих местах есть одна старая, заброшенная деревня! Доберемся до нее. Переночуем, а утром вернемся на дорогу Подсолнухов еще до десятого часа!

Из-за облаков показалась молодая луна, а в отдалении среди лесной черноты появились сонно парящие огоньки.

– Светляки с прудов залетели, смотрите лучше под ноги! – ворчал невысоклик.

Первая пуля угодила бы ему в грудь, кабы не росчерк темноты, вырвавший сира Реджинальда из седла, словно языком слизнувший. Матисс Кордол приземлился, перекувырнулся и, отпуская нанимателя, отработанным движением вскинул арбалет, который миг назад висел на ремне у наемника за спиной. Опасно быстрое натяжение тетивы, ложащийся на ложе, а затем уносящийся в темноту болт. Первый вопль. А потом началась стрельба, и криков стало много.

– Туши фонари! – вскричал сир Реджинальд.

Скатившийся с фургона Тобиус выпустил в лес два роя светящихся мотыльков, освещая пространство среди деревьев, пока сам поезд окутывала темнота, – солдатам сразу стало легче целиться. Часть нападавших пошла врукопашную, в то время как охране приходилось тратить силы для удержания перепуганных лошадей и искать убежища за фургонами.

– Нас непременно попытаются окружить! – обратился к магу сир Реджинальд. В руках у него был короткий по человеческим меркам меч и пистолет.

Тобиус кивнул и, приготовив заклинание Щит, воспарил над землей. Полетел он низко, но быстро, ловко маневрируя между стволами благодаря Енотовым Глазам, а вокруг него летело, кружась, несколько иллюзорных копий его самого. Оправданность этого приема была доказана, когда залп, прозвучавший из кедровой рощицы, в основном пришелся по иллюзиям, а в Щит волшебника попало всего две пули. Он силой воли сгустил из воздуха дюжину водяных сфер, ударил ими в ответ и послал вдогонку Морозное Дыхание, превратив крошечный клочок леса в белую от снега и инея зимнюю идиллию, вместе с семью разбойниками. Кружа по лесу вкруг места схватки, маг то и дело натыкался на небольшие группки врагов, заходившие в тыл, и, как правило, замораживал их либо приводил в беспамятство всесокрушающими ударами Столба Твердой Воды. Так он отдалился от поезда довольно прилично, а когда понял, что биться больше не с кем, полетел обратно. Тем более что звуков стрельбы уже не слышалось. Однако, вернувшись, он замер на дороге с белым лицом.

Кровь. Очень много крови. Изуродованные тела людей и лошадей тут и там. В некоторых кусках узнавался скаковой хряк невысоклика. С жезлом наготове маг двинулся вперед, ощущая характерный запах парных потрохов и их содержимого, перемешанный с железистым запахом крови. Их разорвали на части зубами и когтями, а потом разбросали по небольшому участку дороги, и все это ярко блестело в свете парящих тут и там мотыльков.

– Оно посчитало меня мертвым… повезло, – слабо послышалось слева.

Матисс Кордол был пришпилен к дереву пикой, а тот, кто так услужил ему, валялся подле с отрубленной головой среди еще троих мертвецов. Трофейную саблю наемник выронил, разряженный арбалет тоже лежал в корнях возле его ног, кровь текла по животу и ногам, и почерневшие от нее пальцы пытались зажимать рану вокруг древка. Тобиус приблизился и положил руку на оружие, отчего Кордол зарычал сквозь зубы:

– Если ты выдернешь…

– Кишки полезут наружу, знаю, доверьтесь мне, сеньор Кордол, я неплохо умею чинить людей.

Тобиус наложил на раненого Обезболивающее, прижал рану и извлек пику. Он работал быстро и умело, сращивая поврежденные ткани и не допуская потери крови. Под конец волшебник позаботился о том, чтобы предотвратить сепсис, и сделал так, что не осталось даже шрамов. За быстрой операцией следил сам оперируемый.

– Ловко, – признал он, – но жутко. Вы, однако, целитель от бога.

– А теперь, покуда вы не отдаете концы, расскажите, пожалуйста, – какого ахога здесь произошло?

Из слов Матисса Кордола следовало, что какое-то время все шло ладно, насколько ладно может идти налет на казначейский поезд посреди ночного леса. Даже когда несколько солдат ударили в спину своим сослуживцам, Реджинальд Истер-Килибенс смог реорганизовать оборону и устроить налетчикам Содренские Пляски, а телохранитель был рядом и успел сполна отработать все обещанные деньги, пока его не оттеснили. Драться с троими – дело нелегкое, особенно если четвертый поджидает удобного момента, чтобы ткнуть пикой. Когда его пригвоздили к дереву, он подумал, что все, конец, а жаль, ведь лояльная охрана успешно била врага. Но все круто изменилось.

– Я услышал какой-то странный треск, а потом оно вырвалось из леса с рыком, похожим на стон, с ходу порвало нескольких лошадей и набросилось на людей.

– Что за «оно»?

– Чудовище.

Ахог знает, что это была за тварь, нагромождение лап, голов, когтей и клыков, укрытое бурой шерстью. Огромная тварь. И хотя у меня в кишках засела сталь, я решил, что моя доля лучше, чем у них. – Взгляд темных глаз скользнул по едва теплым останкам. – Но хуже всего, чар, было то, что оно не тронуло наших врагов. Перебило охрану, животных, но не тронуло врага, ясно?

– Чего же тут неясного? – пробормотал Тобиус. – У налетчиков было ручное чудовище. И не такое случается в мире. У нас в Академии есть один волшебник, который вырастил себе питомца размером с утес, а другой сам может превращаться в тварь навроде дракона.

Наемник молчал – он не знал, что на это можно ответить.

– Я не вижу здесь останков нашего работодателя.

– Потому что их здесь нет. Налетчики захватили его и увели вместе с фургоном.

– Значит, мы должны его вернуть.

– Вы не поверите, чар, но я хотел сказать именно это.

– Послюнявленный палец?

– Послюнявленный палец.

Волшебник с удивлением взглянул вольному стрелку в глаза, понимая, что видит человека с какими-то принципами. Кордол всем своим видом производил впечатление отсутствия таковых, и делал он это сознательно, так что, получив задаток и поприветствовав брюшиной пику, беспринципный человек должен был поскорее убраться прочь и радоваться, что рядом ошивался целитель, столь удачно его подлатавший. Но Кордол поступил наоборот. Тобиус же, будучи магом, то есть существом по природе своей эгоистичным и заботящимся лишь о себе, обязан был соблюдать лишь те клятвы, которые сопровождались специальными словоформулами, и тем не менее… он ведь слюнявил палец.

– Хм, хорошо, конечно, что оказалось нас тут двое таких замечательных храбрецов, готовых исполнить свой долг и рискнуть жизнями за лутовую цену, но лично я не знаю, куда двигаться дальше.

– Я знаю. – Кордол снял с мертвого солдата ножны, проверил, как выходит из них палаш, и надел пояс с ножнами на себя. – Коротышка заблаговременно рассказал мне, что заброшенная дорога должна привести к заброшенной деревне. Если не там угнездилась разбойничья шайка, то где же еще?

– Он это знал – и все равно вел поезд туда?

– Он лишь предполагал.

Кордол проверил исправность арбалета и, орудуя ножом, принялся мародерствовать. Он вспарывал пояса, подкладки, шарил в сапогах и тихо ругался, когда видел, что местами его опередили и кто-то из врагов уже нашел заветные тайники.

– Ты не мог бы не…

– Мертвым не нужны деньги, а мне они еще могут пригодиться. – Выпрямившись с несколькими серебряными монетами в руке, наемник улыбнулся. – Как думаете, чар, кто такой наш сир Реджинальд?

– Понятия не имею. Но он не мытарь.

– Ривенский государственный служащий, ага, как же! Я родился и вырос в Эстрэ и видел много невысокликов в своей жизни, но вот что интересно: за время своих скитаний по Вестеррайху, за пределами Эстрэ я встречал их только в Шехвере и Диморисе, да и то лишь близ границ земель Гизонской шляхты. Этот народец накрепко врастает в землю, у них даже дома – часть ландшафта, а тут вдруг объявляется один такой коротыш на другом конце Вестеррайха и рассказывает сказочку про переселившегося деда. Вы, как рив, можете позволить себе поверить в это, но я эстриец, и я не куплюсь. Готовы идти? Двинемся по лесу, за дорогой наверняка следят, и всех этих светящихся жуков лучше убрать. И еще, я не большой ходок по ночным лесам, так что если к утру доберемся, будет уже хорошо.

– Если он будет еще жив и если не встретимся нос к носу с той тварью, которая порвала наших, – кивнул волшебник, сплетая на ходу заклинание. – Вот сейчас мотыльки погаснут, и вы увидите мир в новых цветах. Это Енотовые Глаза.

Заклинание, наложенное на Кордола, стало сопротивляться, чем немало удивило Тобиуса. Чары будто… не хотели быть наложенными на этого человека, но подчинились создателю, стоило немного надавить. Стрелок рассмеялся, осматривая мир глазами ночного существа, и выразил бурную радость. Вместе с магом они сошли с дороги и двинулись по ночной тьме, прекрасно разбирая путь и стараясь загодя высматривать возможные секреты.

К заброшенной деревне, устроившейся в низине, вышли до рассвета. Она притаилась ближе к западной оконечности лощины, окруженная и частично захваченная лесом. Довольно крупная некогда деревня, нет, даже село, если судить по виду развалин часовни, обнесенное щербатым местами павшим, а местами покосившимся частоколом. И оно явно было несколько более обитаемо, чем положено заброшенному селу. Там горело множество костров, освещавших преимущественно центральную площадь, а вокруг источников света передвигались человеческие фигурки, отзвуки чьих пьяных голосов разносились далеко округ.

– Дерите меня ахоги, их там не меньше полусотни.

– Скорее больше, в домах тоже кто-то да есть. А ведь я многих успокоил в лесу.

Они крались в темноте почти без остановок, благо луна была далека от зенита, и лишь на границе села надолго замерли, ожидая увидеть вражеский караул или что-то в этом роде, но напрасно. Проникнуть сквозь зазоры в частоколе оказалось проще простого, и лазутчики двинулись мимо домов, пялившихся слепыми провалами окон, мимо прогнивших оград, заросших сорняками огородов, по пустынным улицам, давно забывшим звуки собачьего лая. Кордол остановился и указал на землю, Тобиус увидел человеческий череп и несколько костей.

– Старые.

– Истер-Килибенс говорил, что на деревню напала крупная банда и вырезала всех подчистую лет эдак семь – десять назад, и с тех пор в Туманной лощине никто не живет, – шепотом поделился наемник.

По настоянию Тобиуса они забрались в один из пустых заброшенных домов и затаились. Магу необходимо было прощупать пространство в попытке обнаружить другого мага, ибо, по его словам, там, где появляется ручное чудовище, где-то рядом должен ошиваться кто-то из владетелей Дара. Но никаких признаков присутствия другого мага Тобиус не выявил. После этого они сменили «гнездо», переместившись на полуразрушенный чердак заброшенного дома, из которого можно было следить за шумными людьми, напивающимися вокруг костров. Бронированный фургон казначейства тоже стоял там, в большом пятне света, и вокруг него суетились люди с молотками и железными прутьями, безуспешно пытаясь отодрать дверь. Периодически к ним присоединялся еще один человек, мужчина с заросшим бородой лицом, при появлении которого остальные начинали суетиться активнее. Видя, что дверь все еще не открыта, он орал на них, после чего удалялся в один из немногих более-менее целых домов на площади, в окнах которого горел свет.

– Коротышки не видать, – сказал Кордол, цокнув языком.

– Чудовища тоже.

– Это большое поселение, тварь может прятаться где угодно, и я не уверен, что мои стрелы произведут на нее впечатление.

– Мои Огненные Стрелы произведут. Нужно вытащить Истер-Килибенса, если он еще жив, а когда он окажется хотя бы в относительной безопасности, я все здесь разнесу к ахогам собачьим. Возможно, под конец даже удастся сдать кого-нибудь властям.

Матисс с опасливой ухмылкой глянул на Тобиуса, думая наверняка о том, что такому бойкому,

пусть и молодому, магику ничего не стоит привести свою угрозу в исполнение.

– Я проникну в тот дом и поищу нашего незадачливого нанимателя, а вы…

– Я наложу на вас чары Глазоотвода.

– О-хо-хо, сегодня на мне испробовали больше заклинаний, чем за всю предыдущую жизнь! Может, стоит чаще сотрудничать с магами, и жизнь станет проще?

– Может быть, – пожал плечами Тобиус, сплетая систему чар. – Но вблизи от нас у простых смертных значительно повышается вероятность потенциального травматизма. Волшебнику что, он тварь живучая, а вот простые люди мрут быстро, иногда не успеваешь даже оглянуться, а они уже…

– Как те несчастные на дороге.

– Все. – Тобиус завершил наложение заклинания. – Теперь они не будут на вас смотреть.

– Точно?

– Они будут отворачиваться и постараются не вставать у вас на пути.

– Страшно подумать, что может сделать не тот человек, если ему в руки попадут такие умения.

– Довольно болтовни, сеньор Кордол, идите туда, а я присмотрю за вами и, если понадобится, прикрою. Можно было бы и прямо сейчас наведаться на этот праздник жизни, но, боюсь, кто-нибудь ненароком прирежет невысоклика, пока я буду наводить здесь порядок.

Тобиус следил, как вольный стрелок крадется по улице, опасаясь света костров. Он держал арбалет перед собой и тихонько приближался к людям, ожидая, что в любой момент его заметят, и тогда придется уносить ноги. Но они не замечали. Пьяные и не очень пьяные взгляды соскальзывали со сгорбленной долговязой фигуры, которая липла к стенам, отбрасывая неверные тени в свете костров, а она кралась дальше. Постепенно осмелев, наемник двинулся почти в открытую, а после ему и вовсе начало нравиться происходящее. Смертные, получившие возможность соприкоснуться с магией, по неопытности часто заигрывались, и Тобиусу пришлось наблюдать, как его напарник едва не заглядывает в лица тех, кто совсем недавно пытался его прикончить. Кордол прошел мимо осажденного фургона и замер сбоку от двери, ведшей в обжитой дом. Наконец он дождался, пока бородач вновь выйдет, и скользнул внутрь, прежде чем дверь закрылась.

Тобиус следил за округой, применив Истинное Зрение, ища зацепки, хоть какие-то знаки того, что в пристанище разбойничьей шайки окопался другой маг. Обычно такие вещи сразу бросались в глаза хотя бы потому, что волшебники, будучи существами территориальными и индивидуальными, стремились оградить и разметить собственную территорию. Как правило, они окружали себя защитными и оповестительными чарами, магическими ловушками и всем прочим в том же духе. Тобиус искал признаки, но не находил ничего.

Бородач на этот раз очень долго распекал нерадивых взломщиков на радость остальной шайке. Заметив веселье, он прошелся и по гулякам, обдав их грязной, словно помои, руганью, отнял у кого-то бутылку и сам приложился к горлышку. Когда он пошел обратно, Тобиус напрягся, готовясь вступить в дело. Бородач скрылся в здании, и мгновения стали растягиваться патокой, пока не прозвучал звук порохового выстрела. Маг вскочил и тут же опрокинулся навзничь, потому что следом за выстрелом раздался звук падающей на землю двери фургона и рокот взрыва. Ударная волна прокатилась во все стороны, руша самые обветшалые дома, обдавая людей смертельным жаром, и мир потонул в огне. Фургон взорвался.

Когда маг пришел в себя, избавился от писка в ушах и белых пятен в глазах, когда вылез из развалин рухнувшего дома, он увидел настоящую бойню уже второй раз за несколько часов. Даже для его закаленного рассудка это было тем еще испытанием. Развороченные обломки фургона, клочья огня, разбросанные тут и там, занявшиеся хибары, едкий дым, ошметки человеческих тел, посеченных, несомненно, поражающим элементом в виде монет… железных. Неестественный цвет пламени говорил об особых алхимических добавках. Все это запечатлевалось в мозгу Тобиуса застывшими гравюрами, накладываясь одно на другое и образуя уродливую картину, пахнущую скотобойней и пиротехнической лабораторией. Где-то внутри подала тоненький голосок мысль о том, что, возможно, кого-то удастся спасти. Тобиус и сам не знал, зачем бы ему спасать кого-то из этих препоганых людей даже при возможности, но какая-то часть его «я» всегда занималась глупостями вроде мыслей о спасении всех людей в мире и подбивала хотя бы попытаться, на что наставники в Академии часто качали головой.

– Бомбануло так бомбануло, – поделился своим мнением Матисс Кордол, приближаясь в слабеющем свете огненного зарева. Рядом с ним нетвердой походкой двигался Реджинальд Истер-Килибенс. – Выбрались через окно с другой стороны, чудом не попали под рухнувшую крышу. Не залатаете ли нашего нанимателя, чар? Они действительно успели подпортить его шкурку.

Лицо невысоклика походило на один сплошной синяк, бугристый и грозящий вскоре полиловеть. А еще кто-то порезал его щеки, нанес длинные кривые борозды от уголков рта до ушей, при этом не рассекая плоть полностью. Стоило ему открыть рот – и щеки бы порвались.

– А теперь, – промолвил волшебник, закончив сращивать поврежденные ткани, – вы объясните, какого ахога взорвался этот ваш проклятый…

Раздался треск. Не резкий и мимолетный, как когда что-то ломается, а продолжительный и ритмичный, извлекаемый преднамеренно. Из наполовину рухнувшего дома выбрался бородач. Одной рукой он пытался зажимать рану на груди, а другой вращал в воздухе трещоткой.

– Надо было целиться в голову! – рявкнул Кордол на нанимателя.

– А не надо было меня дергать! – ответил тот.

– Клянусь душой, именно это я слышал перед тем, как на нас навалился ураган когтей! Надо бежать!

Над Туманной лощиной раздался переливающийся хриплый рев в несколько глоток, и был он беспощадно близок, не оставляя людям и невысоклику надежды на побег. Бородач закашлялся, харкая кровью, и упал ничком, проклятая трещотка наконец умолкла. Однако на окраине деревни раздался треск, как раз резкий и мимолетный, будто что-то огромное сметало гнилые заборы и рушило остовы заброшенных домов. Оно появилось очень скоро, выметнулось к совсем ослабевшему огню безобразным темным комом шерсти и пронзило ночь шестью пылающими зеленью огоньками.

Тренькнула тетива, и их стало пять. Рыкнув, чудовище ринулось к людям, но Тобиус возвел заклинание Щит, которое выдержало первый удар туши, хоть и с треском, а потом он ударил в ответ Воющим Клинком и буквально рассек многолапое нечто на две части. Какие-то мгновения оно еще шевелилось, но потом затихло, и зеленые огни погасли, а к прежним запахам примешались едкие, незнакомые никому, кроме Тобиуса, ароматы консервирующих бальзамов. На своем исходе эта тревожная ночь соизволила все же затихнуть.

– Что это?

Тобиус временил с ответом, разглядывая зловонное нагромождение плоти и шерсти, сидя на корточках. Три головы, двенадцать лап, а значит, всего двенадцать клыков и шестьдесят когтей.

– Химера, – наконец выдал он, – созданная из трех медведей. Обычная, я бы даже сказал, безыскусная химера. Три медвежьих трупа, расчлененных, а потом собранных в одно огромное уродливое целое, наполненное магическим бальзамом, помогавшим ей

имитировать жизнь.

– Это одна из самых мерзких и страшных тварей, которых я видел в своей жизни, и мне казалось, что если мы сегодня выживем, то нам очень повезет. А вы разрубили ее одним ударом. Как это понимать?

– Как есть, так и понимайте, сир Реджинальд, – промолвил Тобиус. – Боевая магия может уничтожить практически все что угодно, а это существо предназначалось только для того, чтобы пугать и убивать простых смертных. Ни пули, ни стрелы, ни мечи ее не остановили бы, а вот магия – легко.

Волшебник прошел к трупу бородача и поднял с земли сломавшуюся при падении трещотку.

– А это артефакт, обеспечивавший подчинение, причем на удивление ладно сделанный. Вот только покойник сей ни разу не маг. Он пользовался трещоткой и, судя по остаточным следам его астрального тела, постоянно держал ее при себе. Но он не маг.

Свет проник в Туманную лощину на правах полновластного хозяина, ибо солнце не смущало ни название этого заброшенного местечка, ни его дурная слава. К этому времени трое путников уже некоторое время взбивали пыль на обочине дороги Подсолнухов, пока их не нагнала карета, запряженная четверкой лошадей. Из кареты вышел закованный в броню гном, сжимавший в руке массивный пороховой пистолет, способный прошить любую кирасу как фольгу и оставить в человеке дырку величиной с небольшую дыню. Гномы были мастерами создавать компактное оружие с чудовищной убойной силой.

Заглянув в карету, сир Реджинальд Истер-Килибенс вернулся к своим работникам и сунул каждому из них в руку по золотой монете.

– И это все? – не удержался от того, чтобы скривиться, Матисс. – После того, что мы…

– Это все, что было обещано, – твердо ответил невысоклик, – за любые неприятности, имевшие место быть во время вашей работы.

И он и гном погрузились в карету, после чего она развернулась и быстро помчалась в обратную сторону.

– Вот ведь низок паршивый! – сплюнул в пыль наемник.

– Ну, он действительно с нами расплатился, – пожал плечами волшебник, пряча золотой кругляш в своей сумке.

Через два часа они оба мылись в бадьях с горячей водой, которые для них заботливо подготовила прислуга придорожного постоялого двора «Точные весы», в комнате, поделенной на две части занавесью.

– Но ты не знаешь самого интересного, – рассказывал вольный стрелок, который с попустительства Тобиуса решил вдруг перейти на «ты». – Когда я пробрался в дом, Истер-Килибенса там охраняли пятеро, но ни один не заметил, что он подрезает веревки крошечным ножичком из рукава. Прежде чем я пустил в ход меч, он освободился, выхватил у одного из них нож и метнул ему же в глотку. Очень короткое расстояние, у ножа не было времени для набора скорости, но он воткнулся по рукоять, будто им выстрелили из арбалета, хм. Я убил троих, а он в это время выпустил кишки еще одному, причем наш дорогой сир Реджинальд был хром и хорошо виден врагам, в отличие от меня. Как человек, повидавший много головорезов, скажу тебе точно: этот невысоклик – опытный убийца. Вот и думай теперь – что все это было и как нам удалось выжить?

Волшебник молчал, сидя в успокаивающе-обжигающей воде и крутя в руках трещотку, пока приятная молодая служанка старательно скребла ему спину. Позже они с Кордолом спустились в общий зал, заняли отдельный стол и сделали заказ, ни в чем себе не отказывая. Сначала принесли вино и легкую закуску, чтобы гостям веселее было ждать основных блюд, и они выпили за то, чтобы и впредь удавалось сохранить собственные шкуры в целости, а собственные кошели – в тягости. Волшебник медленно покручивал трещотку, извлекая из нее нервные непостоянные звуки, чем несколько раздражал наемника.

– Выбрось уже эту дрянь и забудь. Мы живы благодаря тебе, и пора бы возблагодарить Господа-Кузнеца за то, что с нами был маг, вот что!

– Я был не очень полезен: столько людей полегло.

– Но мы-то живы!

– Неверные люди под руководством того, кто знает об их неверности и ведет нас в ловушку, зная, что нас ждет ловушка: взорвавшийся фургон. Единственное, чего он не знал, – это то, что у врага есть химера.

– Я тоже об этом задумывался, но поскольку невысоклик явно не был тем, за кого себя выдавал, и мне не хочется пересекать дорогу типам вроде него, я решил выбросить это из…

– Химера была обычной, я убил ее одним заклинанием. Тот волшебник, что был до меня, смог бы так?

– Марв? – задумался вольный стрелок. – Я знал его всего пару дней, но думаю, он вполне мог бы шарахнуть парой-тройкой заклинаний. – Тобиус молчал, позволяя ему развить мысль. – Но он вдруг решил побаловаться тяжелыми наркотиками, которые выбивают из колеи на… сколько там?

– От нескольких суток до полутора недель.

– А эта радужная дрянь оставляет на употребляющем следы?

– О, поверь, маг, сидящий на «пыльце фей», не похож на здорового человека. У него выпадают волосы, отвисает, приобретая неестественные цвета, кожа, а глаза становятся снулыми, как у дохлой рыбы.

– Нет, вообще не похоже. От нормальных людей он отличался лишь своим колпаком в звездах и привычкой постоянно смотреть в книгу.

– Значит, нанявшись охранять казначейский поезд, он решил вдруг начать употреблять «пыльцу фей». Скажи-ка, Матисс, где это произошло и когда?

– Хм? В Кавернхилле. Ночью он куда-то отправился, а когда пришло время выезжать следующим утром, Марвина притащили стражники. Он уже пускал радужную пену.

– Кавернхилл, хм? И что, я первый волшебник, которого попытался нанять невысоклик?

– Нет, сначала он заставил стражников показать ему, где живут городские маги, и попытался сунуться к ним, но двое из этих бородатых… мудрецов лишь бошками мотали – мол, сильно мы заняты, – а третий вообще отказался принимать. Когда Истер-Килибенс не смог найти Марву замену, он богохульствовал так долго и так громко, что у грешников в Пекле наверняка покраснели уши. На его удачу один из стражников, притащивших Марва, прошлым днем дежурил на воротах и якобы видел покидающего город странствующего волшебника. Он указал нам в сторону Синедола, мы и поехали.

Тобиус сидел молча и рассеянно покручивал в руке трещотку. Он не обратил внимания на появившиеся блюда и на вопросы, которые ему задавал наемник. Наконец, встрепенувшись, он достал из своей сумки медную чашу с линией тайнописных знаков по ободку, наполнил ее вином и опустил внутрь медальон, снятый с шеи. После прочтения заклинания маг обратился к образу того, кто появился в вине. Образ ответил. Матисс Кордол смотрел и слушал, не смея мешать, а потом в вино была опущена трещотка, и образ растаял. Медальон вернулся на шею.

– Я в любом случае собирался это сделать, но мне хотелось иметь более-менее веские причины для того, чтобы потревожить наставников.

Кордол рассмеялся и поднял кружку с вином:

– А ты очень хитер, чар Тобиус!

– И, к слову, очень коварен, – улыбнулся волшебник, поднимая медную чашу, в которой не было ничего, кроме вина, и чокаясь с новым другом.

На протяжении нескольких следующих недель Тобиус и Матисс пропутешествовали на запад по землям Ривена вместе. Их путь получился довольно извилистым, и они успели попасть еще в несколько

щекотливых ситуаций, растеряв вместе с тем почти все заработанные деньги. Но когда очередная развилка разделила их дороги, расставались они друзьями.

Им конечно же не было известно, что вскоре после того, как трещотка попала в руки артефакторов Академии Ривена и те извлекли из нее информацию о создателе, в Кавернхилл был послан Хазактофем Дыба, волшебник с весьма неординарной репутацией, который часто решал для Академии весьма специфические проблемы.

После незваного ночного визита в лабораторию-мастерскую Баркелия Чучельника, наиболее влиятельного из трех волшебников города, Дыба поспешил убраться оттуда подальше и, найдя подходящее место в одном из темных переулков ночного Кавернхилла, позволил себе перевести дух. Он прикрыл глаза и спустя минуту беззвучного шевеления губами негромко заговорил:

– Я опоздал, до него добрались раньше. У трупа отняты руки ниже локтей, а на глазах лежат золотые крахестоуны. Да, наказан как вор, протянувший руки к неприкосновенным деньгам и расплатившийся смертью за золото. Да, почерк агентов Золотого Трона. Мне нечего здесь делать… Что? Нет, монет я не забрал и никому не посоветовал бы этого делать. Они принадлежат теперь тому, кому должны принадлежать.

Хазактофем Дыба покинул город, не дожидаясь утра.

Часть первая

Волшебник появился при въезде в деревню, у хлипких ворот в плетеной ограде. Он появился не так, как должны появляться волшебники, – то есть пришел по дороге, а не возник в яркой вспышке или прилетел верхом на огромном орле.

На деревенских улицах было почти пусто, вилланы эту часть дня проводили кто с веретеном, кто на старой мельнице, кто в пекарне. К тому же началась страда, а лето любит работяг – не бездельников. Никто не встречал гостя, кроме нескольких лающих собак да важного гусака, прохаживавшегося под одним из заборов в стеблях кошачьей мяты. Бойницы древнего краснокирпичного замка, раскалившегося под солнечными лучами, следили за магом несколько недоверчиво и настороженно.

Сей магик был еще совсем юнцом, от силы двадцать лет да маленький хвостик; высокий, широкоплечий, жилистый и подтянутый, словно ныряльщик за жемчугом с островов Палташского моря. Судя по лицу, в предках у него имелись не простые люди, а, возможно, породистые дворяне. Приятное впечатление портили разве что глаза… желтые, с тонкими вертикальными зрачками. У обычных людей такой оказии не встречалось, но волшебники в Академии Ривена, как известно, все сплошь были мутантами, так что удивляться не приходилось.

Вытерев пот со лба и поправив ремень сумки, врезавшийся в плечо, магик направился вниз по улице, высматривая какой-нибудь постоялый двор. В деревне оказался на удивление пригожий трактир, именовавшийся «Под короной». Было в нем два этажа, у входа висела деревянная вывеска, над дверью располагался козырьком небольшой балкончик, оконные стекла блестели чистотой, а на черепичной крыше лениво поскрипывал флюгер.

– К вам можно?

Прежде чем добраться до этой глухомани, молодой волшебник истоптал с десяток дорог и прошелся по Императорскому тракту. Он бывал и в городах, и в селах, сиживал в трактирах, тавернах и на постоялых дворах, но такого пригожего местечка еще не видел. В «Под короной» было чисто, уютно и вкусно пахло, недавно помытые полы влажно блестели, сквозь стекла ясно виднелась обласканная солнцем улица, стулья казались надежными, столы были убраны, стойка из лакированного дерева так и вовсе сверкала.

Из кухни на чужой голос вышел трактирщик, немолодой уже плотный мужчина с большими залысинами и заплетенной в косицы седой бородой. Он производил впечатление общей опрятности и чистоплотности.

– Никак потерялись, уважаемый?

– Отнюдь, сударь, я пришел туда, куда стремился прийти.

– О! – воскликнул трактирщик, становясь перед магом. – От кого же вы так хотели убежать, раз избрали путь в наш медвежий край?

– Меня сюда привела Путеводная Нить.

Трактирщик открыл было рот, но так и замер, когда до него дошла суть услышанного.

– Ох! Вы… вы волшебник? – Он окинул гостя цепким взглядом, и глаза его остановились на тяжелом бронзовом жезле, который висел в кольце на поясе гостя. – Вы маг?

– Тобиус, маг Академии Ривена.

– Ну так добро пожаловать! – Трактирщик расплылся в широкой улыбке, являя истертые за долгую жизнь, но еще крепкие пеньки зубов, и сделал приглашающий жест в сторону стойки. – Волшебник в нашей глуши! Вот это здорово! Я рад! Искренне рад, гость вы мой разлюбезный!

Тобиус настороженно уселся на высокий стул – его нечасто встречали так радушно.

– Мне бы горло промочить с дороги, – сказал волшебник, укладывая сумку на соседний стул и развязывая кошель.

– Уберите монету, чар, я угощаю!

Он не стал возражать и позволил трактирщику поставить на стол кружку преотличного темного пива, после чего тот принес из кухни поднос с кровяной колбасой, молодым луком, чесноком, козьим сыром и краюхой свежего хлеба. Орудуя собственным ритуальным ножом, сиречь кинжалом, Тобиус начал с аппетитом есть. Лишь когда гость насытился, хозяин подлил в его кружку еще пива и решил продолжить разговор:

– Так и что же там в мире творится, чар? Не бушует ли пегая? Не лютует ли Инвестигация? Не готовятся ли коварные эльфы выступить из Лонтиля войной?

Волшебник удивленно приподнял брови:

– О чуме ничего не слышно уж десять лет, и слава Господу-Кузнецу за это. Святой Официум продолжает вести свой бесконечный бой с малефикарумами, а уж лютует он больше обычного или нет, мне неведомо – к вашему покорному слуге у инвестигаторов интереса нет, и на том спасибо. Эльфы вроде бы сидят в своем лесу и носу оттуда не кажут. За последние месяцы, думается мне, как и за все последние годы, все самое интересное происходит у нас, в Ривене, а остальной Вестеррайх лишь смотрит да гадает: что будет дальше?

Пальцы задумавшегося трактирщика пробежались по косицам, в которые была заплетена его борода.

– И что же происходит в королевстве, чар? До нас новости добираются медленно, и не всему можно верить. А после того как бродячие торговцы перестали приезжать, мы и вовсе оказались отрезаны от остального мира.

Волшебник сделал маленький глоток и отправил в рот кусок колбасы.

– Ну, что происходит, что происходит, – заговорил он, прожевав колбасу, – лорд-наместник, как настоятельно рекомендуется его величать, набирает рекрутов в армию. С архаддирского рынка к нам идут все новые и новые партии оружия, сабли, пики, алебарды, мушкеты. Доспехи, разумеется, тоже. Вольферин заказал гномам Стальной Артели сто новых пушек, и к концу года из Кхазунгора прибудут паровые корабли с артиллерией. Какими деньгами все это оплачивается, догадаться несложно – налоги возросли на порядок, и сборщики податей не передвигаются по дорогам иначе как в сопровождении усиленной охраны. Армия растет, а соседи нервничают, люди тихо ропщут, но открыто выступать против узурпатора никто не спешит.

– Стало быть, росомаха продолжает носить корону горностая[5 - Герб рода Вольферинов – росомаха, в то время как герб бывшей королевской династии Ривена Карторенов –

горностай.]?

– Формально герцог Вольферин так и не короновал себя, но даже в этом шатком положении никто пока не пытается выступать против него. Любое народное движение нуждается в лидере, а у недовольных новой властью в Ривене лидера нет.

Трактирщик и маг немного помолчали. Тобиус прислушивался к жужжанию мух под потолком и чувствовал приятный ветерок, пробиравшийся в обеденный зал с улицы. Казалось, что вокруг почти нет людей, не доносились снаружи ничьи голоса, редкая собака решалась побрехать, но, быстро устав, пряталась в спасительной тени своей конуры. Весь мир как будто задремал, разморенный жарой, и волшебнику нравилось это ощущение.

– Как же достопочтенные чары из Академии относятся к происходящему? – спросил наконец Томас Бэйн.

– Никак, – последовал ответ. – Академия не вмешивается в политику, она присягала Ривену, а не династии Карторенов. Если бы король Бейерон призвал магов на помощь, они бы пришли, но вместо этого он отрекся от трона и удалился в изгнание.

– На редкость трусливый поступок, не так ли?

Желтые глаза мага вспыхнули как угли, на которые кто-то подул.

– Нет, не так. Король отрекся от престола и тем самым спас Ривен от гражданской войны. За спиной Валарика Вольферина стоял архимаг Шивариус Многогранник и множество волшебников-наймитов из Марахога и Ридена. С ними на одной стороне и магами Академии на другой битва за корону могла бы выжечь половину страны волшебным пламенем и заморозить вторую половину в вечных льдах. Во время гражданской войны договоры о правилах ведения межгосударственных войн не работают, боевые маги могут не сковывать себя в выборе приемов. Я уверен, наймиты не стали бы соблюдать международных договоренностей и пустили бы в ход все боевые заклинания, которыми владели. Академии пришлось бы ответить, и разрушения стали бы катастрофическими.

Тобиус оставил на стойке пустую кружку и поднялся.

– Мне нужна комната на ночь, я очень устал с дороги и хотел бы отдохнуть перед завтрашним днем.

– О, непременно, благо свободных комнат у меня предостаточно! – оживился трактирщик. – Прошу на второй этаж!

От волшебника не укрылось то, что, несмотря на все свое доброе обхождение и желание услужить, этот человек был насторожен и внимательно присматривался к чужаку. Его последний вопрос отбрасывал тень провокации, Тобиус в этом не сомневался.

– Ах да, я же не представился, когда вы назвали свое имя, чар! Простите старого дурака! Томас Бэйн меня звать, будем знакомы!

На втором этаже трактира имелось пять маленьких комнаток для постояльцев, все оказались пусты. Сам трактир был построен развернутой литерой «V», внутри которой располагался небольшой дворик с колодцем, огороженный низеньким забором, а на «острие» этой «V» находился, собственно, вход с улицы.

Комнатка, предложенная волшебнику, оказалась центральной и располагалась над дверью, ведущей в трактир. Она единственная имела небольшой округлый балкончик. На чистом полу лежала старая медвежья шкура, стены покрывали деревянные панели, на одной из которых висело изображение Святого Костра, ближе к окну и дверке на балкон имелся маленький очаг из серого камня, напротив него у стены стояли стол и стул, кровать слева от двери, изголовьем к стенке, справа – большая пустая бадья.

– Не мешало бы помыться после дороги.

– Сейчас натаскаем и подогреем воду из колодца, моргнуть не успеете!

С помощью двоих подростков трактирщик вскоре заполнил бадью водой, предоставил большой кусок щелочного мыла, пахнущие чистотой льняные полотенца и пообещал прислать Хильду, чтобы потереть гостю спину. От последней услуги Тобиус отказался.

Оставшись в одиночестве, маг скинул на пол запыленную полумантию некогда сливового цвета, знававшую и лучшие времена, пропитанную по?том застиранную сорочку, серые бриджи и высокие походные сапоги, от которых попахивало немытыми ногами. Брошенная на кровать сумка заворочалась и по-кошачьи замурчала, но тот, кто обитал внутри, решил, что можно еще немного подремать. Рядом с сумкой был брошен пояс с жезлом, кинжалом и кошельком.

Вода в бадье стыла быстро, но маг любил купаться в обжигающе горячей влаге. После нескольких пассов и простеньких словоформул над бадьей поднялся густой белый пар. Бросив в воду зеленоватый кристалл ароматической соли, Тобиус опустился в пахнущее травами тепло. Вскоре он отскреб себя до блеска, выстирал одежду в отдельном тазу и завалился спать.

Уже после заката его разбудил стук в дверь. Служанка Хильда пришла с ведрами, чтобы слить воду, но обнаружила лишь сухую чистую бадью. Тобиус не стал объяснять, что давно испарил всю воду и вывел ее в виде облака через балкон наружу.

Он слышал голоса, доносившиеся снизу, стук кружек о столешницы и вкусные запахи.

– Я бы не отказался от ужина, сударыня, – сонно произнес он.

– Сию минуту, чар!

– А после, пожалуйста, не будите меня до утра. Завтра будет важный день.

– Куда вы, чар?

– В замок. – Он закинул сумку на плечо и провел ладонью по ткани полумантии, выглаженной нехитрыми чарами минуту назад.

– В замок? С какой же это це… то есть а как же завтрак? – спросил трактирщик растерянно.

Хочет послать кого-нибудь из слуг и предупредить, подумал Тобиус.

– После! Сначала дело!

Маг вдохнул полной грудью, прислушиваясь к щебету птиц и сонному собачьему лаю. Он-то думал, что встал рано, но деревенские люди отправились в поля засветло, по утренней росе.

– Я знаю, куда я пришел, сударь. Это Хог-Вуд, ссыльный аллод, в котором брошен доживать свои годы наш отрекшийся король. Я пришел, чтобы предложить ему в услужение мой жезл. Что у вас там под стойкой? Арбалет? Он вам не понадобится.

Томас Бэйн медленно положил обе руки на стойку, оставив взведенный арбалет внизу. Он не выглядел испуганным или враждебным, скорее сосредоточенным и решительным. Человек в общем-то хороший, решил про себя волшебник, но с чужаками осторожен. Это правильно.

– Вот, значит, зачем вы пришли, чар Тобиус? Что именно ведет вас?

– Желание служить достойному человеку, – пожал плечами волшебник. – И Путеводная Нить, разумеется.

Он вышел из тенистой прохлады трактира на еще красное поутру солнце, осмотрел аккуратные ладные домишки с дерновыми и сланцевыми крышами, шпили старинных замковых башен в отдалении – и крайне ясно ощутил, что действительно хочет здесь остаться. Порой волшебникам приходится долго мерить шагами дороги мира, прежде чем они находят место, подходящее им, – ведь считалось, что у волшебников не может быть дома в привычном понимании этого слова. Волшебник должен найти место, которое его примет, и у этого места должен быть настоящий хозяин. Именно у него волшебник обязан попросить разрешения остаться. Так утверждал Джассар, а все, что утверждал Джассар, как известно, становилось законами магии. Конечно, за последние века маги, бывало, нарушали эти законы или пытались их обходить. Своего места в мире они больше не искали, селились в больших городах, там, где удобнее да сытнее. Добром такое вопиющее отношение к традициям и законам кончиться не могло, как верил Тобиус.

Замок

из красного кирпича казался древним. Если у него когда-то и был ров, то земля давно засыпала его и поросла редкой травой. Строители прошлого не очень удачно выбрали место для возведения этого жилища, оно стояло не на стратегически выгодном возвышении, как полагалось, а на равнине, словно какой-то легкомысленный летний дворец, не предназначенный для выдерживания осады. Разномастные башенки говорили не то о рассеянности зодчего, не то о намеренном смешении нескольких архитектурных стилей старого Грогана. На одной из башен реял выцветший вымпел.

Тобиус прошел мимо раскрытых ворот кузницы, источавших извивающийся в утренней прохладе жар, обогнул стайку деревенских детей, игравших под присмотром старого виллана, и направился к замковым воротам. При них маялись в доспехах двое алебардщиков. Солнечный диск еще не раскалился вовсю, но они уже предусмотрительно обмотали шлемы белой тканью, чтобы металл не так сильно нагревался.

– Эй! Берегись! Оно поехало! – донеслось слева.

Волшебник услышал треск и грохот – по деревенской улице катилось огромное каменное колесо, несомненно являвшееся частью мельничного жернова. Тобиус сделал широкий шаг назад, пропуская колесо мимо. Следом за ним бежало несколько человек.

– Здоров! – бросил проносящийся мимо здоровяк, остриженный на диморисийский манер – «под горшок». Пробежав чуть дальше, он резко остановился и вернулся к волшебнику: – А ты кто будешь?

– Тобиус, маг Академии Ривена.

– А… О… Ага… А… Маг! О-го-го! А я Тобиуш, старосты сын! Знакомы будем, тезка! – широко улыбнулся здоровяк, бесцеремонно хлопнув мага по плечу. – А ты это, колесо жерновичное остановить не можешь, а? Мы его еле вытащили, а теперь…

– Могу. – Тобиусу откровенно не хотелось заниматься такой ерундой прямо сейчас. – Но придется ударить по нему молнией, так что…

– А! Ого! Не, тогда не надо! Нам знаешь как мельница новая нужна! О-го-го! Даже две! Старая не справляется! Глядишь, и развалится со дня на день, а мука же нужна! Вот мы на речке Каменистой и строим! Как жатва пойдет, пшеницу соберем – тогда только успевай молоть! Да!

– Понятно, – неуверенно кивнул Тобиус, – только успевай.

– А, ну бывай! Нам эту гадину еще обратно катить!

Здоровяк бросился догонять колесо, оставив мага в некоторой растерянности.

Стражники, караулившие ворота, следили за приближающимся человеком. Чтобы не тратить зря времени, волшебник снял с шеи медальон Академии и показал его им.

– Ищу работу. Оповестите господина.

– Процедура вам известна, чар.

– Разумеется, – ответил маг, протягивая медальон.

Приняв его, солдат скрылся за воротами, а через минуту его место занял другой. Тобиус стоял и терпеливо ждал, рассматривая довольно новые створки, обитые железом, небольшие окошки в боковых башенках, из которых защитники замка могли бы вести огонь, красные кирпичи различных оттенков. Ветер за века успел основательно покрошить их, отчего земля вокруг замка имела красноватый цвет и на ней плохо росла трава. С юга тянуло сырым запахом недалекой речки и ароматом коровьего навоза. Деревенская идиллия.

– Следуйте за мной, чар, – попросил солдат, выглянувший из ворот.

Вместе они пересекли мощенный желтоватым булыжником внутренний дворик с колодцем и вошли в помещения донжона. Оказавшись внутри, Тобиус остановился и прикрыл глаза, прислушиваясь к своим ощущениям. Магия. Несомненно, древняя магия пропитывала эти стены. Ничего удивительного – замок строили еще во времена Гроганской империи, а тогда мало какая большая стройка обходилась без магического вмешательства. Лишь благодаря магии, пропитывавшей эти стены, замок еще не превратился в пыль.

Солдат вел его по тенистым и прохладным коридорам. Запустение и грязь побочных проходов бросались в глаза на фоне хорошо вычищенного пути, которым наверняка постоянно пользовались. Тут и там валялись обломки сгнившей мебели, которую еще не успели выбросить, на стенах виднелись остатки рассыпавшихся гобеленов, паутина свисала с потолочных балок обрывками погребальных саванов и бесшумно колыхалась от каждого сквозняка. Местами на каменных плитах, украшавших стены, проглядывал старинный герб с кабаньей головой.

– Уборка идет давно? – спросил маг.

– Очень. Конца и края ей нету, – буркнул солдат, не оборачиваясь. – Челядинов мало, а работы непочатый край. Сколько ни чистят, чище не становится. Еще здесь творится разная ахоговщина, это тоже не помогает делу.

– Ахоговщина? На предмет?

Служивый замешкался с ответом. Боится спугнуть новичка, подумал Тобиус.

– Я должен знать о таких вещах, иначе как смогу управиться с ними, если получу работу?

– Да… ну, люди говорят, что внутри замок больше, чем снаружи. И помещения иногда меняются местами. Но в последнее я не верю – плутают просто с непривычки, вот и все. А вот в то, что внутри он больше, – это да… если такое может быть.

Если маги-зодчие использовали при возведении четвертое измерение, то да, вполне возможно, подумалось Тобиусу.

Стражники стояли в коридорах по одному и на достаточно большом расстоянии друг от друга, их явно было немного в замковом гарнизоне. Дверь, к которой Тобиуса подвел провожатый, охранялась двоими алебардщиками в блестящих шлемах и кирасах поверх армейских мундиров.

– Вам сюда, чар.

Тобиус вошел в просторную комнату, посредине перегороженную старинной дубовой ширмой с вырезанными на ней изображениями лонтильских единорогов. Перед ширмой имелся стол, заваленный бумагами, а за столом сидела женщина… девица лет пятнадцати-шестнадцати. В мужском платье. Такие камзолы и панталоны с белоснежными чулками и сапожками мягкой кожи дворянки восточного Вестеррайха носили для участия в охоте или во время конных прогулок. Но дамы консервативного западного Вестеррайха никогда не позволяли себе подобных вольностей в одежде. Как и у самого волшебника, волосы этой девы имели цвет безлунной ночи и были собраны в хвост на затылке. Личико «сердечком» обрамляло несколько закрученных буклей, большие карие глаза поблескивали колючей подозрительностью, что несколько не сочеталось со вздернутым носиком и пухлыми губами, как написал бы менестрель, «созданными для поцелуев». На правой скуле девушки темнела родинка.

Среди бумаг на столе лежал медальон Тобиуса.

– Вы моложе, чем я думала.

– А вы… э… чуть более женщина, чем я себе представлял, миледи.

– Намекаете на то, что ожидали увидеть моего отца вместо меня?

Тобиус поклонился принцессе Хлое Карторен:

– Миледи, приношу свои извинения.

– Вы лучше присядьте и отведайте вина, чар, а потом мы побеседуем.

– Я бы предпочел холодной воды так рано утром…

– Сначала явились без приглашения, потом надерзили члену королевской семьи, теперь отказываетесь от проявленного гостеприимства. Что дальше? Плюнете мне в лицо?

Волшебник почувствовал себя… неудобно, как будто попал в яму с разъяренной волчицей.

Тем временем ее высочество наполняла два хрустальных бокала из винного штофа. Тобиус вынужденно принял предложенное питье.

– За новые начинания! – провозгласила принцесса Хлоя.

В том, что его попытались

опоить, Тобиус убедился, когда прохладное питье обожгло его горло, словно глоток кипятка, и голова немного закружилась. К счастью, «отрава» не представляла опасности для его организма, девушке явно не хватало опыта в отравительстве волшебников.

– А теперь отвечай, – принцесса Хлоя резко встала, и в тонкой ручке появилась изящная шпага, – кто тебя послал?

– Миледи, кто меня только не посылал, будьте конкретнее, пожалуйста.

– Довольно! Ты шпион узурпатора или какой-то из его шавок! Кто тебя послал? Гогенфельд? Де ля Ратта? А может, сам Вольферин?

– А… ну, в этом смысле никто меня не посылал, я сам пришел.

– Ври больше! Ни один волшебник по своей воле не заберется в такую глушь! Ваша порода только и знает, что селиться в городах и жиреть на продаже мелких артефактов да простеньких зелий!

– А еще бальзамов от облысения, противомозолевых декоктов и омолаживающих мазей. Такая практика действительно существует, увы, – признал Тобиус, не сводя глаз с подрагивающего острия шпаги у себя перед лицом. – Но я не из таких: нет торговой жилки.

– Не верю!

– Миледи, вы попытались отравить меня святой водой, разбавленной в вине, – это ли не истинное коварство? Впредь освящайте само вино, это будет более действенно, а если настоится на церковном серебре – так и вовсе замечательно выйдет. Хорошо, что это была всего лишь разбавленная вода.

– Святая вода не разбавляется!

– Вода – это вода, а вино – это вино. Пожалуйста, уберите клинок от моего лица, и мы с вами поговорим как цивилизованные люди.

Дверь распахнулась, внезапный сквозняк едва не повалил тяжеленную ширму на девицу, волшебник быстро отошел к стенке, чтобы одновременно видеть и свою незадачливую отравительницу, и неожиданного визитера. Также он заметил, что за ширмой прятался милый интерьер с большой кроватью, зеркалом, шкафом и распахнутым светлым окном, через которое внутрь ворвался теплый ветер. Похоже, принцесса Хлоя устроила себе кабинет в собственной опочивальне.

В сопровождении двоих солдат появился высокий массивный мужчина, широкоплечий, с выдающимся мощным подбородком и выпуклой грудью. На вид ему можно было дать лет эдак сорок, черные волосы с проседью, роскошные усы, которые сами по себе походили на открытое объявление войны, аккуратная бородка; в маленьких глазах-антрацитах поблескивало злое недоверие. Достоинства фигуры подчеркивал красный мундир с эполетами.

– Что здесь происходит? – прорычал он. – Какого ахога в покоях миледи находится посторонний?! Всех на гауптвахту, сук-кины дети!

Алебардщики стояли бледные и недвижимые, как восковые статуи.

– Бальден, это шпион! Схватите его! – приказала принцесса, стараясь вернуть неподъемную дубовую ширму на место.

Офицер скрипнул зубами.

– Ты магик? – спросил он резко.

– Тобиус, маг Академии Ривена.

– Ясно. Сир желает тебя видеть. Это я забираю. – Офицер взял со стола медальон и небрежным движением руки поставил тяжелую ширму на место. – В его шпионском происхождении мы разберемся, миледи, но об этой вашей выходке милорд узнает обязательно!

Неловко поклонившись покрасневшей от гнева принцессе, Тобиус поспешил за офицером.

По пути он думал, что первая встреча с персоной королевских кровей в его жизни походила на жуткий абсурд. Широкоплечий офицер уверенно вышагивал впереди. Судя по наличию позолоченных шпор и походке, этот человек был из знатной семьи и немалую часть своей жизни провел в седле. Длиннющая кавалерийская шпага на его перевязи то и дело задевала ножнами пол.

– Ты шпион? – неожиданно спросил офицер.

– Нет.

– А если бы был таковым, то признался бы?

– Полагаю, что нет, сударь, – растерянно ответил Тобиус. – Иначе я был бы никудышным шпионом.

– Признавайся без страха. Если ты шпион, голову тебе рубить мы не будем, а перекупим. Сколько бы тебе ни платили, мы дадим втрое больше. А ты за это будешь сообщать своим хозяевам только то, что тебе позволим мы. В архаддирской разведке это называется «двойной агент», как мне рассказывал мой старый друг Мерат.

– Я не агент. Ни двойной, ни тройной, и вообще никакой. Меня привела Путеводная Нить, дабы я предложил свой жезл и свои знания нынешнему господину этих земель.

– Ну, поешь-то ты ладно. Посмотрим, как твои песенки понравятся ему. Сир – человек проницательный, в этом я ему не чета. Нам сюда, тебя встретят в большом чертоге, можешь гордиться оказанной честью.

Стражники открыли перед магом и офицером большие двустворчатые двери, все еще пахнущие свежей древесиной и маслом для петель.

Большой чертог оказался довольно… небольшим. Если бы он был хоть чуть больше и богаче украшен, мог бы с натяжкой, но гордо именоваться «тронным залом». На стенах висели поеденные молью охотничьи трофеи былых времен вперемежку со старинным насквозь проржавевшим оружием; неподвижно свисали темно-красные гардины, скованные тяжестью вековой пыли; в настенных кольцах, несмотря на утреннее время, все еще чадили факелы. Потолок был раскрашен кистью неизвестного художника, но картины давно поблекли, а часть лепнины отвалилась. На люстре, рассчитанной на сотню свечей, виднелось от силы три десятка огарков, увешанных гирляндами расплавленного воска.

Волшебник прошествовал по дырявой во множестве мест ковровой дорожке ближе к высокому креслу, на котором восседал сухопарый мужчина лет шестидесяти. Твердый, словно выточенный из мореного дуба, он был сед как лунь, имел умный морщинистый лоб с высокими залысинами, усы, переходящие в пышные бакенбарды, и немного выцветшие, но все еще живые синие глаза. Облаченный в простую носкую одежду, этот человек ничем, кроме гордого горбоносого профиля, не напоминал самого себя, изображенного на ривенских лостерциях.

– Его милость лорд Хог-Вуда Бейерон Карторен! – провозгласил офицер, встав по стойке «смирно» и звякнув шпорами.

– Не стоит так разгораться, генерал, это неуместно.

Тобиус вынул из поясного кольца жезл. При этом офицер, оказавшийся генералом, схватился за шпагу, но жест Бейерона его остановил. Волшебник опустился на одно колено, склонил голову и упер рукоятку жезла в пол, как полагалось поступать магу, приветствуя венценосную персону. Замерев в таком положении, Тобиус ждал, пока Бейерон заговорит первый.

– По?лно вам, чар, поднимайтесь и дайте взглянуть вам в глаза. Я не доверяю тем, кто скрывает от меня свои глаза.

Тобиус встал прямо.

– Встреча с вами большая честь для меня, сир.

– Что привело вас в нашу глухомань?

– Путеводная Нить, сир.

– Хм, Нить. Никогда не понимал того, с каким упорством некоторые из вас доверяют ей свои судьбы. Чего изволите искать, чар…

– Тобиус, маг Академии Ривена, сир. Я пришел, чтобы предложить вам свою службу.

– Очень интересно. И какие же выгоды вы изволите преследовать, надеясь занять место моего придворного мага?

Вопрос тут был вполне справедлив – ведь маги, как известно, всегда и во всем искали свою выгоду.

– Крыша над головой, пища на столе и возможность служить достойному человеку – вот и вся моя выгода.

– Прозвучало весьма скромно, хотя без патетики тоже не обошлось. И тем более приятно,

что иного я бы и не смог вам предложить. Волшебник нам нужен, это правда, но мои новые владения куда скромнее прежних, всего богатства – строевой лес да скалы в нем, ни тебе злата, ни серебра, а вот проблем скопилось выше башенных шпилей. За те несколько лет, что я обитаю в Хог-Вуде, вы первый маг, который попросился ко мне на службу.

Тобиус украдкой подумал о золотых горах, которые сулил ему генерал Бальден, пытаясь «перекупить шпиона». Проверял. Чуть что не так – и волшебник мог бы угоститься четырьмя с лишним футами холодной стали.

– Я пришел, чтобы предложить вам свою службу, сир, а что до трудностей – так для их устранения меня и воспитывали.

Бывший монарх задумчиво огладил баки.

– Слова порывистого молодого человека, а не мудрого волшебника.

– Волшебник по определению обязан обладать мудростью, сир, это вопрос не возраста, а призвания.

– У чара чрезмерно раздутое самомнение, – ухмыльнулся генерал Бальден. – Ставлю сто лостерциев на то, что когда-нибудь оно выйдет ему боком!

– Скажите, чар, как продвигаются военные реформы герцога Вольферина? – спросил Бейерон, рассматривая медальон волшебника.

– Армия растет, и налоги растут вместе с ней…

– …И маги присягают его светлости, надевая красные ленты поверх черных мундиров, – закончил Карторен.

– Да. Это… это пятно на репутации Академии, которое не скоро удастся смыть.

– Осуждаете собратьев по Дару?

– Магия была дана нам, чтобы служить людям, а не убивать их.

Отрекшийся король вздохнул и велел генералу вернуть медальон.

– Это маленький забытый край, но люди здесь хорошие, и так распорядился Господь-Кузнец, что после целой вечности забвения у них появился я, их новый сюзерен. Этот замок пустовал веками, династия Хогследеров покинула его, а потом и вовсе пресеклась. Нам действительно нужен маг, который помог бы наладить жизнь в Хог-Вуде, но пока что мне нечего предложить в качестве оплаты, а работы будет невпроворот. Вы готовы взяться за такое дело?

– Готов, сир. Изволите принять мою присягу?

– Что? Разве волшебники все еще присягают?

– Некоторые – да.

– А вы консерватор, чар Тобиус. Ну что же, я готов принять вашу присягу.

Волшебник поднял жезл, словно факел, освещающий путь во мгле, его голос зазвучал гулко и торжественно:

– Я, маг Тобиус, присягаю на имени Джассара Ансафаруса и клянусь служить вам верой и правдой, поддерживая советом и Искусством всякое ваше начинание до тех самых пор, пока не умру либо не буду освобожден от этой клятвы!

Большой чертог погружался в полумрак, в то время как бронзовый жезл с массивным позолоченным набалдашником пульсировал внутренним светом. В глазах волшебника пылал огонь чистой магии – синий, с прорезающимися бирюзовыми лепестками, а вокруг него по воздуху водили хоровод вспыхивающие тайнописные знаки: руны, литеры, глифы и иероглифы.

Бейерон поднялся с места:

– Я, Бейерон из дома Карторенов, принимаю твою клятву, маг Тобиус!

Магические знаки смазались и, слившись в единый поток света, ударили отрекшегося короля в грудь – тот даже не покачнулся, лишь волосы его немного взъерошились, как от налетевшего ветерка.

– Клятва дана и принята, сир.

В посветлевшем чертоге стало легко рассмотреть бледное лицо генерала Бальдена со встопорщенными усами.

– Ахоговщина, – пробормотал военный, хмурясь.

– Я распоряжусь, чтобы вам подыскали более-менее чистые покои, чар Тобиус.

– Благодарю, сир, но я лучше пока попользуюсь гостеприимством господина Бэйна.

– Как пожелаете. Кстати, за ужином я часто собираю вокруг себя некоторых друзей из местных, на эдакий маленький совет. Отныне и вы, чар, должны присутствовать. Вместе мы подумаем о делах, в которых пригодилась бы ваша помощь.

– Непременно, сир.

Вскоре маг покинул замок и вновь оказался на зарождающейся летней жаре. Стоял юн месяц, как-никак молодой, но горячий. Дорога пересекала западную, прилегавшую к замку оконечность деревни с севера на юг и шла мимо замковых врат за околицу, через засеянные поля. Она огибала небольшие холмы и, судя по уже знакомому свежему ветерку, вела к реке либо озеру. Лес обступал деревню кольцом, но на расстоянии достаточном, чтобы люди могли возделывать поля.

Рабочий день был в разгаре, деревня пустовала, вокруг царила разморенная тишина. Волшебник направился к трактиру.

– Добрый человек, постой, пожалуйста! – Старик, присматривавший за ребятней, подался вперед, подслеповато щурясь. – Не скажешь ли, сколько мне еще жить осталось?

– Нет, – качнул головой Тобиус. – Я этого не умею. Но судя по цвету кожи, глаз, судя по рукам и дыханию, вы вполне здоровы для своего возраста и в ближайшем времени можете не ждать Молчаливого Фонарщика[6 - В Вестеррайхе и некоторых прочих частях Валемара персонификация смерти представляется людям как фигура в черном балахоне, сжимающая костлявыми пальцами шест, на котором висит одинокий фонарь. Души умерших следуют за светом этого фонаря во мраке и попадают туда, куда им до?лжно попадать.].

– И то славно! – хрипло рассмеялся старик. Он вынул из-за пазухи трубку и стал набивать ее табаком. – Сядьте, отдохните со мной, уважаемый. В жизни всегда надо уметь остановиться и перевести дух, да.

Волшебник пожал плечами и сел рядом на скамейку, являвшуюся цельным куском толстого древесного ствола.

– Курите?

Тобиус достал из сумки свою трубку, длинную, тонкую, сделанную из белой керамики, с вылепленным на чаше портретом его самого.

– Чудная трубка у вас, чар, – хмыкнул дед, протягивая мешочек с табаком.

– У вас тоже непростая.

– Трофейная.

Трубка у старика была действительно знатной – массивная чаша из цельной аримеадской пенки, вырезанная в виде мужской головы с завитой бородой, горбатым носом и в пышной чалме со скошенным набок султаном. Мундштук у той трубки был плавно искривленным, выточенным по аримеадской традиции из янтаря, а края чаши из белых стали коричневыми от постоянного пользования.

Табак оказался крепким, давал сильное горькое послевкусие. Даже слишком сильное. С годами старик наверняка стал хуже чувствовать вкус, поэтому табаки послабее не радовали его. Молодой маг и старый виллан сидели молча в тени дома с яркой красно-оранжевой черепицей и выпускали дымные облака. Им не о чем было говорить, но курение обладало способностью хотя бы на краткое время объединять совершенно разных людей.

Один из играющих на улице детей, мальчишка, упал и расцарапал колено. Тобиус хотел было встать, но дед остановил его:

– Не надо. Не научится хорошо бегать – всю жизнь падать будет. Мартин, глист колченогий, твою растудыть, а ну беги к бабке, она тебя зельем обмажет!

– Не хочу-у-у! – завыл ребенок. – Оно жжется люто!

– Живо давай, отрок, неча землю кровью питать, чай, не на войне! И не огрызайся мне, не то смотри, я те трепку устрою!

– Злой ты, деда, – утирая последние слезы, ответил мальчик, проходя мимо.

– А ну я сейчас как встану…

Мальчика унесло точно ветром. Старик улыбнулся вслед внуку, отчего вокруг его глаз собралось немереное количество морщин:

– Сорванец.

Докурив трубку, Тобиус выбил чашу, прочистил мундштук

и поднялся:

– Спасибо, добрый человек, пойду я.

– Вы к нам надолго, чар?

– Возможно, что навсегда, – пожал плечами волшебник.

– Эт хорошо, – улыбнулся старик. – Я Мартин Гофер-старший. А тот глист мой потомок, Мартин Гофер-младший-младший.

– Дважды младший?

– Да. Ведь Мартин Гофер-младший – это его отец!

– Тобиус, маг Академии Ривена.

– Добро, чар Тобиус, добро!

Деревенька была небольшой, от трактира до замковых врат рукой подать. Десяток улочек, много дворов, заборов, амбаров, сараев, огородов и садов, коровники, свинарники, прочие постройки для домашней живности, колодец с журавлем, а больше ничего. Даже частокола у деревни не имелось, один лишь плетень, и для собственной часовни она была маловата.

– Ну как? – спросил трактирщик, стоило Тобиусу показаться на пороге.

– Я поступил на службу к его милости.

Томас Бэйн с облегчением вздохнул и улыбнулся:

– Добро пожаловать, чар Тобиус.

– Погощу у вас наверху еще какое-то время.

– Сколько угодно! А теперь будьте любезны отзавтракать.

Вскоре отяжелевший от съеденной рисовой каши с сахаром и изюмом, яичницы с беконом и луком, залитой кружкой эля, волшебник поднялся в свою комнату. Усевшись на кровать, Тобиус достал из сумки фолиант, оправленный в твердую бронзовую обложку, украшенную силуэтом летящего мотылька с лицевой стороны. На несколько часов он погрузился в чтение своей книги заклинаний. Время от времени волшебник выхватывал прямо из воздуха длинное ярко-синее перо, с которого сыпались искорки, и вписывал на страницы новые строки.

В ногу уткнулось что-то прохладное и мягкое. У ступни волшебника на полу сидело нечто похожее на мяч из мягкого каучука, только черный, блестящий и упруго подскакивающий. У этого мяча не было ничего, кроме широченного рта, полного крупных квадратных зубов, и ушей, по форме напоминавших кошачьи. Безглазое нечто улыбалось Тобиусу.

– Выспался?

Существо издало звук, похожий на кошачье мяуканье:

– Мр-р-ря!

Лаухальганда запрыгал по комнате, исследуя каждый фут, после чего выскочил на балкон, под солнышко.

Уморившись, вскоре волшебник и сам не заметил, как задремал в душноватом тепле. Гораздо позже его разбудил стук в дверь.

– Пора, чар Тобиус, сир ведь приглашал вас на ужин?

У лестницы его терпеливо поджидал Томас Бэйн, уже без фартука, но в аккуратном зеленом камзоле, отчего-то сильно напоминавшем перешитую пехотную форму.

– Поторопимся, негоже заставлять сира ждать!

Молодой маг спустился в общий зал, наполненный людьми, и ровный гомон немедля стих. Вилланы, вернувшиеся с полей и пастбищ, собрались вечерком под общей крышей в зале со множеством свечей, чтобы пропустить по кружке. Все они разом повернули головы к новому в деревне человеку. Тобиус неспешно прошествовал к выходу, где ждали двое замковых стражников. Почетный эскорт. Один из них этим утром водил мага к ее высочеству.

– Имя и звание? – потребовал Тобиус.

– Рядовой Эрвин, чар! – громко ответил солдат, но потом замешкался: он не знал – должен ли отдавать волшебнику честь?

– Я тебя запомню.

Краем глаза Тобиус заметил, как Томас Бэйн оценивающе смотрит на него. Этот человек был похож на мурза – большого лесного хищника из семейства кошачьих. Он казался слишком тяжелым на подъем, спокойным и ленивым, но это впечатление было смертоносно обманчиво.

Стол, за которым могли уместиться два десятка человек, стоял в малом чертоге, и большинство гостей уже собралось.

Отрекшийся король беседовал с двоими мужчинами, один из которых был… здоровым таким кабаном поперек себя шире, обритым наголо, но с длинными вислыми усами. Он носил дорогой по местным меркам бордовый камзол, подпоясанный толстым красно-белым канатом. Второй мужчина был несколько выше и гораздо моложе первого, здоровый такой бык с широченными плечами, сильными руками и бочкообразной грудью. Волшебник признал в нем давешнего знакомца Тобиуша.

Принцесса к ужину сменила стиль одежды: сверху ее облачение все еще напоминало закрытый камзол, но снизу появилась пышная юбка, что означало – на ее высочестве, несомненно, платье. Она стояла вполоборота к остальным и с немой тоской смотрела на языки пламени в большом камине.

Генерал Бальден изменился разительно, на фоне всех прочих гостей он казался яркой птицей с Зеленых островов, каким-то ветром занесенной на обычный птичий двор, чему немало способствовал цветастый мундир и яркое перо на шляпе с заломленным полем. Военный скучающе вертел в пальцах огромный охотничий тесак с рукояткой из оленьего рога.

– А, вот и наш новый маг! Про этого юношу я тебе и говорил, господин Гофер. Подойдите, чар Тобиус, здесь все свои, и со всеми, как мне кажется, вам придется работать.

– Очень приятно, будем знакомы! – пропыхтел усач, сжимая протянутую руку Тобиуса сильными толстыми пальцами. – А это мой старший сынок Тобиуш…

– Знакомы, – кивнул волшебник.

– Это господин Мартин Гофер-младший, староста и просто очень хороший человек, – порекомендовал усача Бейерон. – С остальными вы уже знакомы, как я знаю.

Пожилой слуга возвестил о том, что стол накрыт и можно садиться.

Обильная трапеза не поражала изощренностью кулинарных шедевров, столь любимых, к примеру, архаддирскими чревоугодниками. Дичь, вареная и жареная; тушенная в вине баранина и говядина, большие глубокие тарелки с ягодами, несколько бадей с соленьями, горячие караваи, испеченные на замковой кухне. Запивать еду предлагалось пивом и элем. Также на столе присутствовали старые, почерневшие от времени кувшины с марочным вином долгой выдержки, привезенные из Виноградной долины Архаддира и с Аримеадского архипелага. Пожалуй, лишь вина и могли назваться роскошью на этом ужине, особенно архаддирское «Когалье».

Сначала Тобиус пытался расслышать, о чем говорили во главе стола, но быстро бросил это дело, так как король с трактирщиком беседовали слишком тихо. Генерал и принцесса молча ужинали, при этом ее высочество демонстрировала высокий этикет, а генерал Бальден кромсал своего несчастного рябчика охотничьим тесаком с какой-то яростной решимостью. Можно было расслышать громкую косноязычную речь Мартина Гофера-младшего. Напротив Тобиуша пустовало одно накрытое место.

Волшебнику выпало сидеть рядом с молодым вилланом, и он слушал, как тот предавался не столь далеким воспоминаниям о делах минувшего дня, о каменном колесе от жернова, которое скатилось с пригорка и так там до сих пор и лежит, например. Внимательный волшебник замечал редкие и краткие взгляды, которые молодой виллан нет-нет да и бросал в сторону принцессы Хлои. А ведь Тобиуш тот еще акселерат, подумалось Тобиусу, ровесник ее высочества, едва вышедший из подросткового возраста. Лет шестнадцати-семнадцати, но на вид – ни дать ни взять двадцатипятилетний бугай.

– Слушай… эмм… тезка, – Тобиус указал на пустое место через стол, – кто там обычно сидит?

– Там? Это всегдашнее место бра…

Двери малого чертога медленно раскрылись, и Тобиуш указал на вошедшего:

– А вот он и сидит. Здравствуйте, брат Марк!

Невысокий сутулый монашек в серой рясе из некрашеной шерсти, висевшей мешком

на его костлявой фигуре, кивнул в ответ. Лицо его казалось крайне невыразительным и сонным, нос-картопля и тонкие губы тоже не добавляли красоты, а под ермолкой наверняка пряталась тонзура. Его живот обхватывали сразу два пояса – кусок веревки, положенный по уставу, и широкий кожаный пояс с кольцами и крючками для ношения инструментов – долота, стамески, небольшого рубанка и много чего еще. Также там помещалось несколько тубусов из бычьей кожи, удобных для ношения чертежей. До поры Тобиус надеялся, что ряса монаха была серой из-за пыли, но тот подошел поближе к столу, и стало ясно, что грубая материя изначально имела этот мышиный цвет.

Брат Марк передал тяжелый плотницкий пояс слуге, омыл руки и лицо в поднесенной медной чашке, затем уселся за стол, поприветствовав всех молчаливым кивком, и молитвенно сложил руки. Беззвучно помолившись, он так же молча сотворил над столом знак Святого Костра.

– Это брат Марк, – прошептал Тобиуш на ухо волшебнику. – Духовник ее высочества. Я слыхал, он прибыл к нам из Ордерзее, а в Ордерзее его послали из самого Астергаца!

– Он петрианец?

– Чего?

– Он монах ордена святого апостола Петра?

– А мне почем знать? – шепотом удивился сын старосты.

Действительно, откуда бы ему знать? Хорошо, если в такой глуши бродячего священника видят хоть раз в полгода, что уж говорить о клириках из Астергаца.

Монах принялся жевать сырую зелень с солью и хлебом, а беседы постепенно возобновились.

– …С этим нужно сделать что-то, иначе… – донеслось до Тобиуса. – …Эта крыса заходит слишком далеко!

Томас Бэйн в приступе гнева потряс сжатым кулаком, а Бейерон согласно кивнул ему и перевел взгляд на волшебника.

– Чар Тобиус, скажите, как вам понравился Каребекланд?

– Пожалуй, так же, как и другие великие уделы Ривена, в которых я побывал, сир.

– Вы были в Тефраске?

– Я видел его неприступные стены издали, сир, но мой путь шел мимо.

– А Хогсдальн? Вы были в этом городе?

– Провел там ночь по пути сюда.

– А когда вы углубились в чащу Хог-Вуда, никто не чинил вам преград?

– Ну, медведи и волки опасны по ночам, да всякая мелкая нечисть иногда рыщет невдалеке, но в целом я прошел спокойно.

– В наших лесах водится гнусь и похуже осклизгов, – сказал Томас Бэйн и посмотрел на бывшего короля, прося разрешения продолжить. – Альфонсо де ля Ратта, например.

– Крыса, – процедил Бальден сквозь зубы.

– Самая что ни на есть! – кивнул староста, утирая пропитавшиеся элем усы.

– Пора бы рассказать вам о некоторых наших проблемах, – решил отрекшийся король.

– Я весь внимание, сир.

Наступила почтительная тишина.

– Корень всех наших нынешних бед заключен в том, что я, даже изгнанный из Ордерзее и запертый в Хог-Вуде, продолжаю представлять опасность как законный правитель Ривена. Как считает узурпатор. По идее Валарик Вольферин, сместив меня с трона, должен был бы тихо избавиться от всех живых Карторенов – меня, моей дочери и моего племянника, который сейчас, к счастью, далеко за пределами страны. Но, отказавшись от борьбы за трон и полагаясь на любовь народа, я смог выторговать неприкосновенность для себя, дочери и тех моих сторонников, которые ушли вместе со мной. Защищать меня в изгнании вызвался генерал Бальден. Он же набрал полсотни верных ему солдат, в которых не сомневался. Теперь предоставленный мне Хог-Вуд есть не что иное, как аллод, в котором я могу жить как хочу, или, точнее, как могу, пока лорд Вольферин не пожелает окончательно избавиться от меня. Мы ожидаем, что рано или поздно он нанесет удар, посему я прошу вас простить поведение моей дочери этим утром. Она стремится защищать и оберегать своего старого родителя всеми силами, но по молодости и неопытности может перегнуть палку.

Уши принцессы вспыхнули. Сама она упрямо отказывалась стыдиться своего поведения, но, услышав, как отец извиняется за нее, едва не вскричала от стыда. Что-то подсказало Тобиусу, что теперь на добрую дружбу с миледи рассчитывать не стоит.

– Перехожу к сути. Не имея возможности приставить тюремщиков ко мне, Вольферин приставил тюремщика ко всему Хог-Вуду. Его имя Агастус Гогенфельд, лорд Каларуа, происходящий из довольно старого рода. У этого человека есть некоторые причины недолюбливать меня лично и желать мне зла, что он и делает исподтишка. Томас, тебе слово.

Трактирщик громко прочистил горло:

– Лорд Гогенфельд тайно нанял на службу человека по имени Альфонсо де ля Ратта, как он сам себя зовет, уроженца Армадокии.

– Далеко он забрался от дома, – хмыкнул Тобиус.

– И то верно. Под рукой у этого де ля Ратты сотня профессиональных наемников. Один раз генерал смог прижать их к ногтю, но, увы, не перебить… Так вот уже довольно долго эта, простите мой архаддирский, погань пьет нашу кровь! Де ля Ратта свил гнездо где-то в лесах и оттуда нападает на отдаленные деревни. На фоне этого беззакония сущей мелочью кажется то, что мерзавец либо разворачивает, либо опять же грабит бродячих торговцев, которые и раньше-то не так часто приезжали в нашу глухомань! Поставки пива и эля из Хогсдальна прекратились, и уж извините мне мой шкурный интерес, но скоро в «Под короной» нечего будет наливать. Торговля стала, так как раньше мы ездили торговать в Хогсдальн, а ныне этот город под властью лорда Гогенфельда.

– А генерал Бальден не может повторить свой успех?

В ответ на этот невинный вопрос военный перестал мучить ошметки птички и поднял голову.

– Не выйдет. – Голос генерала походил на густое клокочущее рычание. – У армадокийца почти вдвое больше людей. Но не это важно. Мои солдаты настоящие орлы! Каждый стоит четверых! У него есть боевые кони, а мои все пешие, поэтому у врага более широкий выбор тактики и маневров! Лошади дают возможность быстро нападать и отступать! У него – новенькие мушкеты, а у нас на весь замок только несколько арбалетов! В открытом столкновении я просто положу солдат, а второй раз застать врага врасплох мне уже не повезет. Но опять же, сир, я готов немедленно выступить по одному вашему приказу!

– Сиди, генерал, не стоит уходить в ночь. И утром тоже не ходи. С походом повременим.

– А как вы проучили де ля Ратту в первый раз?

– Двигался с небольшим отрядом по заданию милорда. Один из солдат, прислушавшись к земле, сообщил о приближении кавалерии. Мы устроили засаду и в нужный момент натянули поперек дороги веревку, а потом случилась стычка. Я славно рубанул их командира, лишил этого продажного пса одного глаза и взял трофей!

Бальден продемонстрировал тесак и громко ударил рукояткой из оленьего рога о стол. Хлоя одарила генерала неодобрительным взглядом.

– Кажется, все мы забываем об одной действительно важной вещи.

Этот тихий голос разлился в воздухе бесплотным шепотком и принудил остальных сотрапезников к тишине. Дотоле жевавший хлеб с луком и молча глядевший в свою тарелку монах впервые поднял голову, и Тобиуса пробила дрожь. Лицо божьего человека абсолютно ничего не выражало. Гладкое, лишенное морщин – следа пережитых страстей, – при более внимательном рассмотрении оно казалось ненастоящим, как и серые глаза, необычайно

бесстрастные, похожие на две серебряные монеты. Эти неживые глаза буравили взглядом саму душу. Несомненно, брат Марк состоял в ордене святого апостола Петра.

– Альфонсо де ля Ратта – малефикарум. Этот человек связан с Тьмой и практикует темное колдовство. Сила его не в стали, купленной за золото, а в могуществе, купленном за душу. Если чар Тобиус намерен противостоять ему, пусть знает, что враг силен и суть его есть зло.

Отрекшийся король задумчиво кивнул. Генерал сжал рукоятку ножа, как бы говоря, что добрая сталь враз может избавить честных людей от такой пакости, как колдовство. Мартин Гофер-младший и его сын сильно побледнели. Их, простых людей, сама мысль о темной магии ввергала в суеверный ужас. Разве что Томас Бэйн сохранял спокойствие.

– Я справлюсь, – решительно сказал Тобиус. – Сначала восстановим товарооборот, потом я придумаю способ найти и изловить этого человека, а если понадобится, я сам вступлю с ним в бой. – Глаза волшебника вспыхнули злыми янтарными углями.

– Вот это разговор! – одобрил Гофер-младший.

– Дело сдвинулось с мертвой точки, – улыбнулся Томас Бэйн.

– Лучше бы вам нас не подводить, чар, – грозно сказал генерал Бальден.

Принцесса громко хмыкнула.

– Мне нужна коровья слюна, – тем временем продолжал маг, – и три солнечных дня.

– Э-э… мм, слюну раздобуду, не извольте сомневаться! – пообещал староста.

Ужин пошел веселее, разговоры стали непринужденнее.

– Кстати, Мартин, помнишь, что ты говорил мне недавно? – Бейерон сделал неопределенный жест рукой, как бы напоминая.

– А, да! Точно! Господин чар, тут такое дело, – Тобиуса перекосило от столь безграмотного обращения, – какой-то ахо… дрянь какая-то, уж вы меня простите. Это лихо воду мутит, рыбакам нашим сети просто-напросто рвет! Белье у прачек ворует, а еще девок щиплет под водой, паскуда, когда они это…

– Господин Гофер хочет сказать, что что-то завелось в реке, – произнес отрекшийся король. – Помимо простого озорства, это «что-то» мешает постройке водяной мельницы, на которой заняты и молодой Тобиуш, и наш добрый монах. Кстати, брат Марк, вы освятили воду?

– Я омыл в реке лицо и ноги, – тихо ответил серый монашек, – а потом долго смотрел в воду, но не узрел в ней зла. К сожалению, то, что поселилось в реке, мне неподвластно.

– Обязательно посмотрю, что можно сделать, – пообещал Тобиус, – завтра же утром. А теперь прошу простить, мне пора выступать в дозор.

– Ночью? – спросил отрекшийся король.

– Ночь – это время, когда зло бодрствует, поэтому когда наступает ночь, начинается и мой дозор.

Откланявшись, волшебник вышел во внутренний двор и осмотрелся. На фоне звездного неба, если стоять у колодца лицом к воротам, справа торчала громадина самой высокой круглой башни замка, за спиной остался массивный донжон, впереди возвышалась арка ворот с крытой галереей сверху, на первых этажах башен, стоявших по бокам от ворот, располагались помещения кордегардии. Между воротами и донжоном в замковый ансамбль вклинивалась очень низкая пузатая крепостная башня, весьма широкая и основательная. Ее даже башней назвать особо не получалось из-за того, что по высоте она не превышала уровня крепостных стен, из нее еще росла тонкая башенка с двумя бартизанами[7 - Сторожевая башенка, пристроенная наверху где-нибудь на углу основной башни.] наверху.

Стражники выпустили волшебника в ночь, и он двинулся по улочкам, глубоко дыша еще пахнущим дневным жаром ночным воздухом. Деревня спала, потому что вилланы имели привычку ложиться едва ли не с заходом солнца, чтобы вставать затемно и начинать рабочий день до жары. Чахлые огоньки каганцов и лучин в окнах виднелись лишь изредка. Волшебник вынул из сумки книгу заклинаний: этой ночью он должен был провести кое-какие работы на местности. В его новые обязанности входила защита вверенной ему земли, а также всего и всех, кто жил на ней.

Маг заглядывал в каждый двор, подходил к каждому дому, выискивая следы незваных гостей. Отводя от себя негодующее внимание собак, чтобы лай не будил вилланов, он обнаружил несколько «тропок», по которым в деревню часто проникала мелкая нечисть из леса, но ничего особенно интересного или опасного. Волшебник «оборвал» эти «тропки», а затем укрыл амбары и курятники отпугивающими заклинаниями.

Он подходил к каждому дверному проему, к каждым воротам и наносил на древесину нужные закорючки своим ритуальным ножом. Если хозяева и замечали какой-то скрежет на улице, то предпочитали делать вид, что не слышат, – пока неизвестное лихо не ломилось к ним в дом посреди ночи, эти люди не спешили хвататься за топоры и вилы.

К полуночи он обошел почти все дворы и огороды, накладывая простейшие, но действенные чары от мелкой полевой и лесной нечисти. Обходя один из домов, стоящих на околице, волшебник натолкнулся на нечто очень неприятное. Взуверт, тварь величиной с кошку, но похожая на сине-зелено-желтую гусеницу с десятью длинными членистыми ногами, примостилась под стеной дома, в котором еще горела лучина и плакал младенец. Эта тварь вращала тонким длинным языком, протягивая его к бычьему пузырю на окне.

Тобиус не задумываясь ударил Серебряной Леской. Тварь, однако, заметила его раньше и успела отпрыгнуть. Паралич задел ее на излете, но подействовал слабо из-за нечеловеческой физиологии существа. Тобиус ринулся в погоню. Взуверт добрался до плетеной ограды, которую раньше перемахнул бы не замедляясь, но ослабленный чарами прыжок не удался. Из жезла выметнулась светящаяся посеребренная нить в виде лассо, обвила тварь и потащила ее к Тобиусу. Нечисть повизгивала, брыкалась и дергалась, пока маг не опустил на нее сапог. Покончив с этим, Тобиус вернулся к дому и развеял все следы появления ночного гостя.

Взуверты, низшая нечисть, даже не нечисть, а просто животные с задатками ментальных способностей, мелкие энергетические вампиры. Для взрослого человека они не опасны, как и для детей, способных взять в руки камень или палку, но для младенцев эти существа представляли очень серьезную угрозу. А через младенцев – и для их семей. Находя дом с маленьким ребенком, взуверт заставлял дитятю плакать по ночам, только на это и хватало его интуитивных телепатических возможностей. Естественно, плачущий младенец не давал спать всей семье, мучил мать, отца, братьев и сестер. Спустя множество ночей беспрерывного плача люди, весь день работавшие не покладая рук, приходили в крайне тяжелое состояние. Обстановка в семье, ставшей жертвой взуверта, накалялась, начинались ссоры, рукоприкладство, а от него и до более серьезных вещей недалеко. И все это побочный вред от твари, которая просто питалась отрицательными эмоциями, таясь в ночи под стеной дома.

Волшебник, постояв немного у окна, не услышал ничего, кроме тихой колыбельной. Вот и славно.

Тобиус хотел было уже возвращаться в «Под короной», но остановился на полпути и с досадой ударил кулаком в ладонь. Кладбище! Он укутал защитными чарами деревню, но еще не проверил кладбища, а это все равно что выстроить неприступную крепость и забыть закрыть перед врагом ворота. Деревенские погосты в Ривене

надо проверять обязательно, ведь это не Эстрэ, где кладбищенскую землю освящают не реже раза в пять лет.

Очень не хотелось посещать такое место ночью, к тому же волшебник уже порядком устал и хотел спать. Именно в такие минуты он ненавидел свою природную ответственность. Тобиус выругался сквозь зубы и сорвал широкий лист лопуха, росший под ближайшим забором. Затем волшебник достал из сумки ломтик обычной винной пробки и длинную толстую иголку. Он сдул с лопуха пыль, сгустил в него немного воды из воздуха, уложил на воду пробку, а на пробку – иголку. После простейшего заговора игла слабо засветилась и, поворачивая кусочек пробки на воде вместе с собой, указала острием на восток. Правда, игла помогала в крайне ограниченном количестве случаев, а в условиях магической аномалии или на освященной земле она оказывалась бесполезной.

Деревенское кладбище находилось в десяти минутах ходьбы от околицы на восток, где полей и огородов практически не было, ближе к лесу, чем к деревне. К удовольствию Тобиуса, место оказалось совершенно спокойным, никаких духов, никаких возмущений в магическом поле, самое образцовое кладбище.

– Здесь все спокойно, – раздался тихий голос за спиной.

– Ах ты ж, твою кормилицу! – Волшебник подпрыгнул от испуга и развернулся, сжимая в руке жезл.

Среди надгробных камней с полустертыми знаками Святого Костра, заложив руки за спину, стоял брат Марк. В свете звезд маленький монах сильно напоминал привидение. На жезл он даже не взглянул.

– Брат Марк?

– Да, чар Тобиус, это я. Можете не тратить время на погост: как только мы поселились в замке, я заново освятил его и впоследствии не раз повторял ритуал. В ближайшее время мертвые будут лежать смирно.

– Это… обнадеживает. Полагаюсь на вас в деле защиты мертвых, ибо к некромантии я совершенно неспособен.

– Со всем тщанием принимаю эту важную обязанность, – кивнул серый монашек. – Не составите мне компанию на обратном пути? Вы ведь закончили все свои дела на эту ночь, не так ли?

– Следили за мной? – с подозрением спросил волшебник.

– Наблюдал, – спокойно кивнул монах. – Вы очень ловко разделались с тем зверем.

Это обстоятельство Тобиуса не обрадовало. Монах ходил следом за ним полночи, а он даже и не заметил. И все же обратно в деревню они пошли вместе, хотя Тобиус старался держаться на расстоянии нескольких шагов от своего спутника. Волшебник создал полдюжины светящихся мотыльков, которые порхали вокруг, освещая путь. Оказываясь слишком близко к брату Марку, эти сгустки света, облеченные в форму насекомых, начинали мигать и быстро рассеивались, так что приходилось творить новых.

– Завтра утром будьте любезны зайти ко мне, чар Тобиус. Мы должны провести беседу.

– Хорошо, – не стал упорствовать тот, хотя в животе тут же поселилось холодное и колючее чувство.

– Вы ожидали этого приглашения?

– Ожидал, – признался маг. – С тех пор как понял, что вы петрианец.

– Замечательно. Пожалуйста, постарайтесь прийти пораньше, я каждый день работаю на стройке, а после полудня, возможно, нам не удастся побеседовать.

– Хорошо, брат Марк.

– Спасибо за понимание.

Кое-что еще крутилось у мага на языке, но он хорошенько подумал, прежде чем облечь мысль в слова.

– Брат Марк… я… я примерно представляю, на что способны… адепты вашего ордена. Вы сами могли бы, я так полагаю, скрутить малефикарума в рог и… или нет?

– Увы мне, недостойному, – ответил монах бесцветным голосом, – слабое здоровье никогда не позволяло вашему покорному слуге присоединиться к боевому крылу своего ордена или послужить Святому Официуму. Мне недостает опыта и знаний, чтобы вступать в открытый бой с силами зла, но я всегда молюсь за тех, у кого эти силы есть.

Остаток пути оба провели в молчании. Маг уже вплотную приблизился к деревенской ограде, когда наконец заметил, что монашек испарился. Выругавшись, он поспешил к трактиру.

В доме старосты и прилежащих к нему хозяйственных пристройках отчего-то царило оживление. Тобиус не стал интересоваться, а сразу устремился к заветной двери. Всю полученную во время дневного сна магическую силу, гурхану, он израсходовал и опять страшно хотел спать. Но открыть дверь трактира ему не дали: она распахнулась сама, со смачным треском врезав Тобиусу в лоб.

– Ах, вот вы где! – К валяющемуся в пыли магу подскочил Мартин Гофер-младший.

– Да-да, я здесь, – слабым голосом ответил волшебник, пытаясь понять, какие из звезд действительно мерцают на небе, а какие – лишь в его голове.

– А я ищу вас аки бешеный! – проорал староста, потрясая кулаками, усами, щеками и всем остальным телом.

– Я заметил, господин Гофер, – выдавил волшебник, поднимаясь на ноги.

– Быстрей бежим ко мне, господин чар, поспешайте!

– Слова «господин» и «чар» имеют одно и то же значение. Употреблять их вместе – это тавтология.

Несмотря на дикую усталость и грядущую встречу с братом Марком, Тобиус не мог сказать «нет». В Академии учили, что молодому волшебнику нельзя воротить нос от любой работы, когда он только-только укоренился. Маг должен утвердиться, показать, что он всем нужен и все может, убедить жителей, что без него в важных делах не обойтись.

– Да не стопоритесь же вы, скорее! Яшма телится, нужна ваша помощь!

– Кто-кто?

Староста тянул Тобиуса к своему дому.

– Да Яшма, одна из коровок моих! Никак отелиться не может, бедная, мается! Молодая, неопытная! Да идите же вы быстрее!

Спустя час, сопровождаемый обещаниями старосты отблагодарить «как положено», Тобиус наконец вырвался на свободу и побрел к трактиру. В общем зале было темно и пусто, единственный слабый огонек светил путеводной звездой со стойки. Томас Бэйн не спал, он зачем-то протирал свои неприлично чистые пивные кружки, насвистывая какую-то мелодию, и ожидал единственного постояльца.

– Осмелюсь спросить, как прошел отел?

– Там форменный дом скорби, – выдохнул маг. – Весь род Гоферов и еще какие-то мужики собрались глазеть и нервировать бедную первотелку. Я боялся, что есть осложнения, а эта трусиха попросту перепугалась с непривычки. Пришлось успокоить, и все пошло как по маслу. Я так вымотался…

– Приятных снов, чар Тобиус.

Поднявшись к себе, волшебник не глядя бросил сумку у кровати, приставил к ней тяжелый жезл и уснул, как только голова коснулась подушки.

Он проспал всего шесть часов и, проснувшись посвежевшим, сверился со своим внутренним хронометром. Несмотря на усталость прошлой ночи, Тобиусу потребовалось меньше времени на восстановление, нежели простому человеку. Проделав все утренние процедуры, в чистой одежде и с мятным дыханием волшебник спустился в общий зал.

На фоне утреннего запустения бросалось в глаза, что один из столов завален до краев свертками из провощенной бумаги и глиняными горшками. Полюбопытствовав, Тобиус обнаружил в свертках благоухающие шматы ветчины, сала, целый сырой огузок, буженину, копченые ребрышки, белоснежный сыр и творог. В высоких кувшинах содержались жирные сливки, желтое, как солнце, масло, свежее молоко, варенец, простокваша и сметана, которую можно было резать ножом и намазывать

толстым слоем на хлеб.

– Благодарности от деревенского головы, – сообщил Томас Бэйн, выходя из-за стойки. – Мартин только что заскакивал, выгрузился и дальше побег. Поздравляю с первым заработком!

– И куда я все это дену?

– Понимаю вас, чар, – кивнул трактирщик. – Могу предоставить место для хранения, у меня, знаете ли, отменный погреб и кладовка прямо под ногами.

– Буду очень признателен, господин Бэйн.

– Кстати, Мартин принес вам слюну, в отдельном горшке, я отложил его, чтобы грешным делом не перепутать с другими. Принести?

– Не стоит, я уже знаю, чем я займусь сегодня. Отнесите слюну в мою комнату, она понадобится, когда вернусь.

– А как же завтрак?

– Потом, все потом.

Тобиус покинул «Под короной» и направился к замку. Попутно он заглянул в ворота кузницы, откуда доносились мерные звуки ударов молота по наковальне. Дети играли на улице, но присматривал за ними не старик, а нескладный рыжий и довольно бледный паренек лет шестнадцати с явными следами недосыпа и веснушками на лице. Вилланы группами по несколько человек шли в поля, на волшебника посматривали украдкой с любопытством.

Алебардщиков, несущих вахту у ворот, он не знал, но они, как видно, знали его.

– К его милости, чар?

– Нет, к брату Марку. Он еще не ушел?

– Да не, он наверняка в орудийной башне.

– Это та приплюснутая толстуха с пушечными портами?

– Она самая, чар.

Тобиус прошел во внутренний двор и свернул направо. В орудийную башню вели небольшие деревянные ворота, за ними находилось обширное полукруглое помещение первого этажа, пустое, пахнущее сыростью и плесенью. Там же была и широкая лестница, ведшая сначала на второй этаж, где примерно в таком же зале некогда стояли пушки, и дальше, на плоскую крышу, огороженную парапетом. Из орудийной башни росла другая, небольшая башенка с двумя бартизанами. Некогда они, возможно, и служили для защиты замка, хотя и были расположены в несуразном для такого дела месте, но позже их переделали в две маленькие комнатки, накрыв острыми крышами.

Брат Марк расположился непосредственно в орудийном помещении на втором этаже приплюснутой башни, он сам выбрал это место в качестве своей кельи, преимущественно из-за простора и уединения. Самому монашку не требовалось много жизненного пространства, а вот рабочего – требовалось, и еще как. Помещение было заставлено разными столами, письменными и чертежными; столами, на которых выстроились сложные системы из стеклянных сосудов и трубочек перегонных кубов. Имелась также большая контора с кипами чистых и исписанных бумаг. Стены покрывали развешанные чертежи, нанесенные на отрезки тонкой кожи и вышитые на полотне изречения из Слова Кузнеца, но главенствующее место занимал все-таки большой, откованный в меди Святой Костер, причем не схематичный, а фигурный – с лепестками пламени, пожирающими Молотодержца, привязанного к столбу. Низенькая койка и миниатюрная тумбочка занимали очень мало места. Судя по постельному белью, брат Марк еще не ложился.

Когда пришел Тобиус, монах возился с одной из старинных пороховых пушек. За годы, проведенные без ухода, орудие пришло в полную негодность, деревянный лафет рассохся и развалился, саму пушку покрывали следы ржавчины, а в стволе собралось столько грязи, что ее можно было выгребать ладонями, чем и занимался брат Марк.

– Доброе утро.

– Благословенное начало дня, – согласился петрианец. – Следует посвятить этот день Господу нашему Кузнецу, вознося молитву не только словом, но и делом. – Монах оставил пушку и направился к настенному умывальнику. – Вы верите в непоколебимую силу Господа-Кузнеца и любовь Его к своим смертным чадам, чар Тобиус? Вы верите, что души наши вознесутся светозарными мечами в Его Оружейную и будут ждать часа Последнего Побоища, дабы послужить ангелам Его супротив тварей Пекла?

– Разве кто-нибудь на моем месте решился бы ответить «нет»?

Монах вытер отмытые руки и сел за стол, заваленный чертежами. Среди них попадались и свитки со сломанными сургучными печатями церковного образца. Клирик указал волшебнику на стул и взялся точить гусиное перо.

– В нашем мире, чар Тобиус, все устроено очень умно и сложно, – бесцветным голосом заговорил брат Марк. – Так сотворить мир мог только Господь-Кузнец, никому больше это не под силу. Он вложил порядок в бытие, которое до Его вмешательства было ужасающим хаосом. И завещал Он нам Заповеди, дабы они вносили порядок в жизнь людей, смиряя хаос, и делали все хорошо, правильно, целостно. Так вот порядок нашей с вами беседы будет таков, что вопросы задаю я, а вы смиренно и искренне отвечаете на них. Начнем с того, поняли ли вы меня.

– Понял. – Магам было лучше не вступать с божьими людьми в споры, если вопрос не касается жизни или смерти, особенно с братьями апостола Петра.

– Начнем. – Перо заскрипело по бумаге, монах быстрым и аккуратным почерком составил оглавление допросного листа, указал дату, свое имя, имя допрашиваемого, после чего остановился. – Чар Тобиус, верите ли вы в Господа-Кузнеца?

– Верю.

– Так и запишем: «верует». Вы религиозный человек? Посещаете службы? Исповедуетесь?

– Нет.

– Вы когда-нибудь бывали в храме божьем, чар Тобиус?

– Был, конечно, однажды…

– Так и запишем: «посещает храмы».

Тобиус не выдал своего недоумения и приготовился к тому, что впереди ждет западня.

– У вас есть патент, доказывающий высочайшее дозволение Святой Церкви заниматься магическим ремеслом?

– Есть.

– Представьте. – Монах быстро, но дотошно изучил документ, выполненный на толстой коже, с множеством печатей и оттисков. – Действителен. Так и запишем: «патент есть». Какова ваша специализация, чар Тобиус? Вы элементалист, стихиарий, големостроитель, анимаг, витамаг, бестиолог, артефактор, быть может?

– Э нет…

– А может быть, вы некромант или демонолог?

– Нет, я…

– Тогда, может быть, вы маг-зодчий, боевой, иллюзионист?

– Постойте, я…

– А может быть, вы колдун или практикуете магию Крови?

Волшебник громко выдохнул:

– Серая магия.

– Простите, не слышал о такой.

– Мутация генома довольно редкой разновидности, вот что это.

– Поподробнее, пожалуйста.

– Тут не о чем особо подробно рассказывать. Как просвещали меня наставники, я никогда не смогу занять высокое место в магической иерархии, потому что серые маги не способны добиться высшей искусности в отдельном магическом направлении. Вместо этого такие, как я, достигают порой неплохих результатов в нескольких магических направлениях сразу. Иными словами, я как подмастерье нескольких мастеров – могу научиться нескольким ремеслам, но не могу стать мастером ни в одном из них. Хотя дипломную работу я сдавал по артефакторике и получил диплом как артефактор среднего уровня.

– Отчего же не высшего?

– Способностей не хватает, рано или поздно упираюсь в потолок, когда другие продолжают расти.

– Любопытно. Мутация как-то связана с цветом ваших глаз?

Тобиус помедлил с ответом:

– Нет. Наставники говорили, что это побочный эффект мутации организма. Такое бывает. По мелочи.

– Хм. Так и запишем: «без определенной

специализации». Продолжим. Вы когда-нибудь занимались неугодным Церкви магическим искусством? Например, некромантией или демонологией?

– Нет, никогда не занимался. Если на то пошло, то можете отметить, что я вообще не способен к некромантии или демонологии.

– Так и запишем: «не занимался». А к чему вы способны?

– Ну, я довольно неплохой артефактор, овладел несколькими приемами строительной магии, имею познания в алхимии и трансмутации неживой материи, лекарских техниках и зельеварении… и всякого еще по мелочи. Правда, преподаватели всегда отмечали у меня склонность к боевой и целительской магии.

Монах поднес перо к бумаге, но помедлил.

– В каком возрасте вас взяли на обучение, чар Тобиус?

– То ли в пять, то ли в шесть. Рыбак, который меня «выловил», не уточнил даты моего рождения у родителей, ему было важно лишь то, что я еще не слишком взрослый и смогу стать цивилизованным магом.

– Вы помните свою семью?

– Смутно.

– Кого помните лучше всего?

– Мать, наверное, или сестру. Не знаю, чье это было лицо.

Волшебники не заводили семей. Никогда. Они могли иметь любовниц, могли иметь детей, но не могли исполнять родительских обязательств. Не были способны и даже не пытались этого исправить. Джассар Ансафарус сказал, что магия – важнейшее из искусств, и маги должны предаваться ей самоотверженно, блюсти ее своим первейшим интересом и самой главной ценностью в жизни. Так было сказано, и сказанное стало законом магии, опираясь на который ортодоксальная Академия Ривена забирала малолетних детей с Даром у родителей и воспитывала сама. У мага не должно быть иной семьи, кроме Академии, и иного интереса, кроме магии, он не имеет права любить что-то сильнее, чем ее.

– Вы хотели бы встретиться с ними?

– Нет.

– Отчего же?

– А зачем? В детстве многие об этом мечтают, но, покидая стены Академии, мы являемся уже совершенно иными существами. Это своего рода форма морального уродства, если хотите. Наша семья – Академия Ривена, и иной нам не надо. Порой нам даже неинтересно, откуда мы родом, потому что не являемся больше людьми в привычном понимании этого слова.

– А вы? Вы помните, откуда вы взялись?

– Я… я точно помню лопасти ветряной мельницы. Наверняка я сын мельника и не испытываю неудобства по этому поводу.

Волшебник пристально вглядывался в лицо серого монашка, скованное неизменным выражением бессмысленной расслабленности. Его тонкие губы растянулись в прямую полоску, морщин не было, жуткие серые глаза смотрели и будто ничего не видели. Если душа человеческая действительно есть меч, коим ангелы в конце времен будут разить демонов, как утверждает Амлотианская Церковь, то петрианцы преуспели в вытравливании из своих «мечей» любых посторонних примесей, сиречь страстей. Они прижизненно стали как мечи – серыми, твердыми, холодными, не ведающими ни страха, ни жалости, словно неживые.

– Вывод, так и запишем: «маг не показывает признаков неблагонадежности». Мне этого достаточно. – Брат Марк осыпал бумагу мелким песком, избавляясь от лишних чернил, ссыпал его на пол, перечитал документ, потом вынул из рукава железный перстень-печатку. Сургуч серого цвета нашелся на столе с алхимическим инструментарием. – Я больше не смею вас задерживать, чар Тобиус. Вы должны сходить к реке, не так ли? Надеюсь, у вас получится то, чего не вышло у меня.

– Это все? – прямо спросил волшебник. – Действительно все?

– А разве есть что-то еще? Со временем я направлю этот документ в свой орден, и копия его перейдет в руки Святого Официума. Если у вас есть что добавить…

– Пожалуй, нет. Ну, я пойду?

– Ступайте с Богом, – безразлично кивнул монах, надевая пояс с плотницкими инструментами.

Волшебник покинул замок в смешанных чувствах. Он не понимал, как ему стоит относиться к происшедшему, не понимал, что руководило петрианцем. Тот даже не пытался как-то вывести волшебника из равновесия, а ведь Тобиус этого ждал. Ни для кого не секрет, что изначально догмы амлотианской веры порицают любые виды магии: если чудо не от Кузнеца, значит, от Раздувателя Огня, и точка.

Тобиус стал спускаться вниз по склону, где пятеро дюжих мужиков во главе с Тобиушем Гофером пытались совладать с упрямым каменным колесом.

– Как дело идет?

– Не видно разве? – Красный и мокрый от натуги Тобиуш оставил попытки и подошел, утирая пот с мокрого лба.

– Посторонитесь-ка.

Вилланы позволили волшебнику сесть на массивное каменное колесо, после чего оно вдруг взлетело. На глазах поразевавших рты людей колесо неспешно полетело к деревне, держась не слишком высоко над землей.

– Я сам доставлю это к реке, доброго дня!

Держа колесо в воздухе силой мысли и сидя на нем верхом, маг пересек западную часть деревни, вызвав приступ восторга у детворы, которая долго преследовала его, и направился над пыльной деревенской дорогой к холмам.

Если верить старым картам, река Ильма, которую местные звали Каменистой, питалась водами великого Якона и отделялась от его широченного русла намного северо-западнее, за пределами ривенских границ. То была не особо широкая водяная ленточка. Лес не подступал к ней вплотную, возможно, из-за обилия светлого песка и гальки на пологом берегу. Тростник и камыш кое-как укоренились у водной кромки, но не везде, отчего, особенно возле бродов, оставалось вдосталь свободного места, пригодного для стирки и купания.

Тобиус поднялся выше по течению, туда, где оно было сильнее и где, предварительно выстроив запруду, люди занимались возведением водяной мельницы. Оставив опешившим строителям каменное колесо, маг вновь спустился ниже по течению, где Ильма раздавалась вширь и мельчала, отчего деревенским женщинам было удобно стирать там белье.

Он уселся на крупный теплый голыш и стал таращиться в воду, слушая ее журчание, птичий щебет и жужжание оводов, спасающихся от хищных стрекоз. Глазу мага видно неописуемо больше, чем глазу обычного смертного: сгустки энергии, духи природы, призраки прошлого и тени будущего – все это волшебники при должной сноровке могли видеть благодаря тому, что их души были открыты потокам магии, пронизывающим мироздание.

Поглядев в воду четверть часа, Тобиус не увидел ничего, кроме чистых искристых потоков влаги, покрытых водорослями камней и плывущих рыб.

Волшебник скинул сумку на песок, потрепал края расстегнутой полумантии, выгоняя тепло, еще раз глянул в реку и решительно взялся за жезл. Тяжелый бронзовый артефакт со спиральным строением рукояти и массивным набалдашником, снабженным небольшими шипами, напоминал скорее устрашающую булаву, нежели изящный инструмент чаротворчества. Он привычно лежал в руке, успокаивая своим весом, и послушно откликался на энергетические позывы хозяина.

Маг отдал почести четырем сторонам света, олицетворяющим четыре первостихии: поприветствовал землю в лице Севера, огонь в лице Юга, воду в лице Запада и воздух в лице Востока, раскинул руки и принялся читать заклинание. От его слов волны магии веером распространялись вперед и в стороны, погружаясь в воду. Заклинание было завершено, но ничего не происходило. Серый маг постоял

с раскинутыми руками пару минут, устало вздохнул и нагнулся взять сумку, когда за его спиной раздался журчащий смех. Тобиус резко развернулся, держа жезл перед собой.

На поверхности бегущей реки стояла фигура, сотканная из водных потоков. То был юноша, изящный, гибкий, с кудрявыми текучими волосами и открытым лицом, совсем без одежды, но бесполый, что неудивительно для существ такого порядка. Тело его колебалось, как в мареве раскаленного воздуха, но сохраняло постоянные очертания.

– Стало быть, все-таки дух реки… Значит, это ты таскаешь у женщин белье, щиплешь их под водой и рвешь рыбацкие сети?

Звонкий журчащий смех стал магу ответом.

– Надеюсь, ты понимаешь, что так не пойдет? Это нехорошо – вредить людям.

Юноша склонил голову набок и приподнял извивающуюся бровь, выражая насмешливое недоверие – неужели нельзя?

Основной чертой характера духов стихии воды являлось любопытство и желание повеселиться. Хозяин Ильмы казался сравнительно молодым и неопытным, ведомый любопытством, он наверняка исследовал все, что попадает в реку, но если камни, водоросли и рыбы были для него обыденностью, то чужеродные люди и все, что они с собой несут, представлялось крайне занимательным.

– Послушай, давай договоримся с тобой, хорошо? Оставь людей и их дела в покое, и я не стану больше надоедать тебе, ладно?

Дух сначала скрестил жидкие руки на груди, затем задумчиво потер подбородок, слив его воедино с пальцами, а потом скорчил такую рожу, что ответ его становился очевидным. Хозяин реки прямо «сказал», что будет делать то, что хочет, и как хочет, со всем, что попадет в его владения.

– Я надеюсь уладить вопрос мирным путем… – В своих увещеваниях волшебник неосмотрительно близко подошел к реке и немедленно поплатился за оплошность.

Волна, вырвавшаяся на берег, слизнула Тобиуса как корова языком. В водах реки дух схватил волшебника за грудки и, широко улыбаясь, сначала протащил его по дну, затем как следует закрутил и подбросил вверх. Тобиус взлетел над водой, глупо болтая конечностями и судорожно глотая воздух, упал обратно, и его вновь стало возить по дну то в одну сторону, то в другую. Река поставила его ногами на дно, не давая ни всплыть, ни поплыть по течению. Когда Тобиус почувствовал, что находится на волоске от того, чтобы утонуть, река его отпустила. На берег волшебник выползал едва-едва живой. Он судорожно кашлял, выплевывая воду, хрипел и дрожал. Однако, несмотря ни на что, жезл так и остался в его пальцах.

Тобиус взобрался на камень и едва смог ровно усесться на нем. Его одежда основательно пострадала, кожа местами кровоточила от мелких и крупных ссадин. С ним еще мягко обошлись, по-дружески, можно сказать, примерно это и происходит, когда сущность такого порядка ради интереса берет человека в качестве игрушки и начинает с ним забавляться. Случайно или по воле духа человек умирает, а дальше дух сам решает – хочет он продолжить убийства или же они ему неинтересны.

– Еще до заката ты пожалеешь о своей… наглости, – выдохнул волшебник, – клянусь именем Джассара, я отомщу.

Водный юноша журчаще рассмеялся.

Восстановив дыхание и оглядевшись, Тобиус расчистил себе место на песке и, дрожа, принялся чертить круглую магическую схему – систему чар. В центре схемы Тобиус поместил знак стихии земли, затем полез в сумку и, достав маленький неграненый алмаз, уложил его в заранее приготовленное место, разместил точно так же гранит, оникс, нефрит, лазурит и изумруд. Волшебник вытер каплю воды, повисшую на кончике носа, поднялся на ноги и ударил по чертежу потоком магической силы. Над линиями стала подниматься фигура из жирного чернозема и глины, хотя вокруг лежал только песок и речные камни. У призванного существа были очень широкие плечи и мощная грудь, толстые руки с непропорционально большими предплечьями и четырьмя мощными каменными когтями на каждой. Грудь переходила в тонкую талию, а дальше в короткие ноги-тумбы. Вместо мускулов из земляного тела выглядывали камни, шея напоминала лошадиную и даже имела гриву из длинных стеблей сочной травы. Приплюснутая голова без ушей и носа пугала пастью, полной острых осколков обсидиана и кварца. В глубоких глазных впадинах горели зеленые искры. Элементаль земли в холке едва доходил магу до пояса.

– В тридцати футах от берега вырой углубление диаметром семь на семь футов и выложи его глиной.

Элементаль немедленно занялся работой, вырыл чашеобразное углубление в песке и буквально выплевал на его дно толстый слой глины.

Тобиус встал над ямой и, как хандуитский факир, выдохнул туда облако гудящего пламени. Пришлось как следует подождать, чтобы убедиться, что глиняный слой превратился в керамику.

– Проложи траншею отсюда и до кромки реки.

Элементаль исполнил приказ немедленно и точно. Вода должна была бы хлынуть по наклонной траншее в яму, находившуюся ниже уровня реки, но дух Ильмы лишь насмешливо покачал головой – река не пойдет туда, куда он ее не пустит.

Тогда Тобиус приказал слуге выстроить из камней стену, не особо высокую, но так, чтобы со стороны реки не было видно, что происходит за нею. Скорости и качеству работы элементаля могла бы позавидовать целая артель каменщиков. Оказавшись защищенным от реки, маг просто сел на противоположном краю ямы и стал ждать. Солнце помаленьку сушило его потрепанную одежду, и тепло располагало к дневному сну, но боль в ссадинах не позволяла терять бдительность.

Наконец хозяин реки не вытерпел – его любопытство пересилило все, и он проломил стену, чтобы увидеть – чем же занят волшебник? Водный поток проскользнул прямо в глиняное углубление.

– Завалить траншею!

Элементаль немедленно исполнил приказ, отрезав хозяина реки от его обиталища, а Тобиус быстрыми заклинаниями выстраивал вокруг клетку из потоков энергии, чтобы не оставлять ни единого шанса на побег.

– Как и было обещано.

Тобиус применил совершенно пустяковое заклинание, настолько простое, что любой, даже самый никчемный, неофит смог бы его сотворить, – чары, предназначенные для осушения луж. Тело водяного стало источать пар, и он с ужасом воззрился на свои медленно истончающиеся руки.

– Зря ты разозлил волшебника.

Дух попытался атаковать, но Тобиус резко ударил его жезлом, разрушив структуру жидкого тела, превратив его в лужу, после чего хозяин Ильмы восстановился с видимым трудом, медленно, через силу.

– Ты скоро иссохнешь, и это будет означать смерть. Но я готов смилостивиться над тобой в обмен на истинное имя.

Дух реки испуганно отшатнулся, но покинуть яму не смог, потому что не мог передвигаться по земле в отрыве от источника своих сил иначе, как по тем же законам, по которым течет обычная вода, а она, как известно, не имела привычки течь вверх. К тому же если бы он выплеснулся наружу, то его просто поглотил бы песок. Заклинание каждое мгновение испаряло жидкое тело, оно становилось меньше, теряя форму.

– Мне уже пора обратно, так или иначе, река больше не потревожит людей.

Серый волшебник развернулся, закинул на плечо сумку и пошел прочь. Когда в спину полетел жалостливый булькающий звук, Тобиус

остановился и довольно усмехнулся. Он подошел к глиняной чаше и без промедления ткнул живую воду жезлом. Дух беззвучно закричал, но его мучения продлились недолго. Маг отнял жезл, на набалдашнике которого светилась крохотная синяя искорка. В понимании любого другого то был лишь сгусток света, но глазам волшебника многое виделось иначе.

– Все ясно, – хмыкнул Тобиус, прежде чем металл поглотил надпись. – Освободи его.

Элементаль немедленно освободил траншею, вода Ильмы хлынула внутрь и объединилась со своим хозяином. Оказавшись в родной стихии, тот легко скинул осушающее заклинание, вернул прежний облик и повернулся к берегу, чтобы увидеть на жезле свое сверкающее имя.

– Я запрещаю тебе досаждать людям, рвать их сети, воровать вещи, мешать стройке мельницы. Будешь заводить в сети рыбу и крутить мельничное колесо. Посмеешь ослушаться – я твое русло узлом завяжу, понастрою здесь плотин, буду каждое лето иссушать тебя до размера ручейка, а каждую зиму заковывать в лед по самое дно.

Дух реки больше не смеялся, он опустил колышущиеся плечи и провалился в воду.

– А теперь ты.

Элементаль не выказал никаких признаков нетерпения, но вся его воля непрерывно стремилась обратно в свой план бытия.

– Вот мешок, собери мне чистого кварцевого песка, и чтоб без всяких камней и прочих ракушек.

Тобиус получил полный мешок практически немедленно, после чего силой воли разрушил плетение, державшее элементаля в Мире Павшего Дракона, и покинул пустой берег.

Он очень устал, тело болело, речной песок раздражал кожу. Его разводы выступали повсеместно на одежде белесыми пятнами, и подсохшие потеки крови тоже не улучшали впечатления. Серый волшебник сотворил на себя Исцеление, дабы залечить многочисленные ссадины, и подвесил еще одно на петлю[8 - Подвесить на петлю – заклинание, дополненное магическим атрибутом, известным как Петля. Самый частый способ использования – чары Исцеления, которые сами срабатывают на волшебнике, если его тело получило повреждения. Этот способ неудобен тем, что заклинание срабатывает при любой травме – как при переломе, так и при обычной ссадине.].

Медленно обогнув холмы, он побрел по дороге меж полей, спеша вернуться в деревню.

Оказавшись во дворе замка, серый маг встретил генерала Бальдена, который деловито изучал большой пехотный арбалет.

– Доброго дня, генерал.

– Доброго, чар, – буркнул военный, не отрываясь от своего занятия.

– Куда-то собрались?

– На охоту.

– Насколько мне позволяют судить мои познания в области оружия, вы держите в руках тяжелый пехотный арбалет шехверского производства, какими пользуются элитарные отряды наемных стрелков и собственно шехверские пешие арбалетчики.

Бальден оторвался от оружия и с легчайшим налетом удивления посмотрел на волшебника:

– Верно. Стреляли из такого?

– Нет. Не так давно путешествовал с одним человеком, у которого был похожий, только соломейский, кажется. Очень большая пробивная способность.

– Верно.

– Идете на медведя?

– Нет, на волка.

– Волка? – удивился маг.

– Не простого волка, а огромного волка! Мы видели его серебристую шкуру дважды. Один раз я даже попал в него, но эта сволочь просто унесла мой болт в себе! Посмотрим, будет ли благосклонна удача на этот раз!

– Значит, большой волк с серебристой шкурой?

– Именно!

– Может, передумаете отстреливать такое диво?

– О чем вы, чар?

– Да так, ни о чем… А говоря «мы», вы кого имели в виду?

– Меня! – Принцесса Хлоя вышла из врат донжона, на ходу натягивая кожаные перчатки.

На ее высочестве был охотничий костюм зеленого и желтого цветов. Также она надела беретик с тонким красным пером и пояс с охотничьим ножом. Слуга передал принцессе колчан и лук.

– Боже мой, чар, у вас такой раздавленный вид, что мне вас почти жаль! – воскликнула Хлоя, оглядывая мятого, покрытого разводами песчаной грязи волшебника. При этом ее высочество прикрыла рот, будто пытаясь скрыть насмешливую улыбку. – Как ваши дела? Повезло ли?

Маг только развел руками, давая оглядеть себя и словно говоря: «Ну посмотрите, в каком я состоянии, неужели похоже, что я хоть в чем-то преуспел?»

– А вы действительно собираетесь стрелять из этого допотопного струнного инструмента?

– Вы явно ничего не смыслите в охоте, чар, – ответила принцесса с улыбкой, полной чувства собственного превосходства.

Едва выйдя за ворота, ее высочество молниеносно выхватила стрелу, вскинула лук вверх, натянула его на разрыв и отправила снаряд в небо, после чего как ни в чем не бывало продолжила путь. Стрела с треском врезалась в брусчатку у ног волшебника, и ее обломки разлетелись в стороны. Он испуганно отпрыгнул.

– Ну-ну, утерла мне нос… – процедил Тобиус.

Вскоре он добрался до большого чертога. Бейерон приветствовал волшебника из кресла. В руках отрекшийся король держал листок бумаги, который, видимо, читал до появления Тобиуса. Тот заметил сломанную сургучную печать синего цвета.

– Вид у вас какой-то пожеванный, чар.

– Задание выполнено, сир.

– Мм? Какое задание?

– Я усмирил реку.

Всегда делай вид, что магия дается тебе так же просто, как дыхание, помнил Тобиус слова наставников, чем более могущественным ты кажешься, тем более великими людям представляются твои свершения, даже если свершения эти на самом деле скромны. Он последовательно, без лишних подробностей объяснил, что именно появилось в реке и как он справился с этим.

– Я не большой знаток магии, но мне кажется, вы проделали отличную работу. – Бейерон по привычке повернул на пальце массивный перстень с крупным сапфиром. – Ступайте, чар. И не думайте, что я что-то забуду. Каждая ваша услуга Хог-Вуду будет записана и щедро оплачена, когда в моей казне появятся хоть какие-то деньги.

– Деньги можно потратить на куда более важные приобретения. Например, укрепить замок и построить для деревни приличную крепостную стену, дабы она стала настоящей пограничной крепостью…

– У вас далекоидущие планы, как я погляжу. Серьезно рассчитываете, что это осуществимо?

– Вполне, – ответил волшебник. – Нужно тщательно обследовать ваш лен на предмет важных ресурсов – камня, железа, угля и прочего. Древесины много, это и так видно. Поняв, чем мы в итоге располагаем, можно выстраивать планы на будущее. Мне преподавали основы военного дела и экономики, так что, оглядываясь вокруг, я вижу перспективы.

– В Академии учат такому?

– Вы бы удивились, сир, если бы узнали, чему еще, кроме магии, учат в Академии.

Днем трактир по большей части пустовал – все столы, кроме одного, в обеденном зале были свободны. Мартин Гофер-старший сидел с кружкой темного пива и курил, выпуская дымные кольца. Солнечный свет из окна падал на пол возле его ноги и медленно отползал в сторону. Эта неспособность солнца добраться до него дарила старику ощущение некоего сонного уюта. Напротив патриарха клана Гоферов сидел Томас Бэйн. Трактирщик не пил и не поддерживал беседы, а просто составлял компанию единственному посетителю, то и дело проваливаясь в полудрему.

– Чар Тобиус вернулся, – сонно заметил старик.

– Как ваши успехи, чар?

– С рекой

проблем больше не будет, господин Бэйн. Добрый день, господин Гофер.

– Добрый, добрый. Пропустите кружечку?

– Благодарю, но нет времени, нужно работать.

– Погодите-ка, чар, – окликнул его Мартин Гофер-старший. – Я же к вам по делу пришел. Имя телочке надо бы, той, кою вы вчера принять помогали. Вот и решил я, что, окромя вас, лучше никто не справится.

– «Счастливое», что ли, имя хотите? Бросьте, корова – не корабль, имя на ее способность плавать никак не повлияет. Хотя… раз на то пошло, то пусть будет Хлоя. В честь миледи.

– Хлоя? – усомнился Гофер-старший, вынимая трубку изо рта. – Болотное какое-то имя-то или нет?

– Нет, конечно! – воскликнул маг. – Скорее лесное. Мне вот так и вовсе сразу сосновый бор представляется. К тому же сами рассудите, господин Гофер, стал бы наш король свою единственную дочь называть именем, подходящим болотной ведьме?

– Хм. Тоже верно. Хм. Хлоя, значит. А что! А пускай будет Хлоя! Наша Хлоя, может, и не принцесса, но красоты и грации у нее никак не меньше будет, чем у миледи!

– Ну ты как скажешь, Мартин, – покачал головой трактирщик, – так на голову не наденешь!

Вскоре Хильда принесла волшебнику обед в виде нескольких кусков свежего хлеба, намазанных толстым слоем сметаны, посыпанной солью, зеленью и измельченным чесноком; нарезанной красивыми ломтями и поджаренной ветчины, трех варенных вкрутую яиц, очищенных от скорлупы и порезанных на половинки, а также глубокой пиалы жареного риса. Запивать предлагалось кружкой амарантового эля.

Весь следующий час Тобиус провел за стиркой и латанием одежды, а также за соскабливанием песка с себя самого в бадье.

Чистый и сытый волшебник укутался в простыню, хитро? обвязав ее вокруг себя, и решил, что пора вернуться к работе. Он выложил на кровать часть содержимого своей сумки: книгу заклинаний, несколько запертых шкатулок, плотно завязанных мешочков, всякую мелочь вроде штопора, связки разномастных иголок, перьев, чернильниц, деревянного многогранника для выявления предсказательского дара, нескольких колец, помятых листов бумаги… и Лаухальганду. Именно Лаухальганда сейчас был нужнее всего.

– Выспался?

– Мр-р-р!

– Придется немного поработать.

– Мр-р-ря?

– Как обычно. Надеюсь, упрямиться не будешь?

– Мр-р!

– Вот и славно.

Сначала Лаухальганда выплюнул средних размеров пузатый котел из черного металла с короткой рукояткой сбоку. За котлом последовала четырехногая металлическая подставка для собственно котла, толстое медное блюдо, толстый кожаный валик, обвязанный ремнями, прямоугольная деревянная доска с металлическим листом, приделанным к поверхности, ступа, пестик, маленькие жерновки, несколько подставок для пробирок, сами пробирки, затем разнообразные колбы, реторты, змеевики и еще всякое по мелочи.

Тобиус поставил котел, подставку, блюдо, доску и жернов на стол, уложил там же кожаный валик с ремнями, затем взял необходимые стеклянные принадлежности, остальное оставив на кровати.

Дальше из Лаухальганды появились ларцы, шкатулки, ковчежцы, банки, мешочки. Все это складывалось на кровати, что-то волшебник клал на стол, что-то оставлял.

Засыпав в котел кварцевый песок, серый маг примерно прикинул объем мешочка, потом вскрыл горшочек с коровьей слюной и вылил в котел две трети. Дальше маг взял медное блюдо и щелчком зажег над ним тонкий лепесток красного пламени. Поставив котел на подставку, а блюдо под котел, он зашарил по мешочкам и шкатулкам в поиске ингредиентов. Тобиус отстегнул ремни на пухлом кожаном валике и развернул его. Внутри валик был снабжен прокладкой из мягкой овечьей шерсти, на которой лоскутки кожи придерживали инструментарий зельеварителя: нож с коротеньким острым лезвием и длинной тонкой рукоятью, маленький серп, три мерные ложки разных размеров, три кисти тоже разных размеров и помазок с короткой ручкой, но пышной кисточкой. Самой маленькой мерной ложкой он доставал из каждого мешочка порошки разных оттенков, сушеные листья, цветки, несколько корешков. Что-то пришлось размельчить с помощью жерновов, но в итоге все ингредиенты оказывались в котле.

Оттуда шел жар. Заглянув внутрь, серый волшебник убедился, что песок уже расплавился, став светящейся вязкой красно-оранжевой субстанцией – жидким стеклом. Тобиус взял свою книгу. В принципе сложного заговора не требовалось, только заклинание и минимальный заряд магической силы. После завершения всех ритуалов он оставил котел в покое: стекло должно было побулькать немного.

К этому времени Лаухальганда выбрался на балкончик и подставил свои матовые бока греющему солнечному свету. Тобиус и сам не смог бы точно определить – что такое Лаухальганда? Он склонялся к мысли, что это существо являлось живой и одушевленной пространственной аномалией. Очень полезной и очень странной. Внутрь Лаухальганды можно было затолкать комод, что не отразилось бы ни на его обозримых внешних параметрах, ни на массе или плотности его шарообразного тела. Многих магов-пространственников такая растяжимость ставила в тупик.

Следующие три часа волшебник проспал, восстанавливая силы, а проснувшись, немедленно склонился над кипящей стеклянной массой. Чуткий нос сообщил, что все готово. Тобиус поставил на стол несколько крепко сцепленных скобами металлических формочек и стал заливать в их отверстия струйки жидкого стекла. Закончив с этим, серый маг очень медленно остудил формочки. Когда изделия полностью остыли, он раскрыл формочки и, орудуя крохотным молотком, извлек наружу десять абсолютно одинаковых стержней мутноватого стекла не длиннее мизинца. Их он разложил рядом на доске для нарезки ингредиентов и вынес на балкон.

– Не занят?

– Фря!

– Тогда можешь посторожить их, чтобы никакие сороки или другие любители блестяшек не позарились?

– Мря!

– Вот и молодец.

Наконец разделавшись с делами, Тобиус завалился спать по-настоящему. Занятия магией всегда отнимали ахоговски много сил, и молодым волшебникам приходилось подолгу спать или медитировать для их восстановления.

Разбудил стук в дверь.

– Чар Тобиус, просыпайтесь, пора!

– Кого там ахоги на хвосте принесли?.. – сквозь сон спросил Тобиус.

– Нас ждут!

– Что-то случилось, господин Бэйн? – уже более осмысленно отозвался волшебник.

– Слава Кузнецу, нет, все в порядке! Его милость ждет.

– Иду, – проворчал маг, создавая светящегося мотылька. – А по какому поводу?

– Ужин!

– Опять?

– Разумеется!

– Сир дает званые ужины каждый вечер?

– Не каждый. Но и не так чтобы редко.

Досушив и выгладив одежду, Тобиус повесил на пояс жезл, подумав, оставил сумку в комнате и пошел проверить балкон. Лаухальганда спал, не покидая поста. Серый маг бережно перенес всхрапывающее существо на кровать, доску с заготовками поставил на стол, еще раз осмотрел помещение и вышел.

Томас Бэйн вновь ждал его у лестницы. Они спустились в общий зал, полный народу, и прошли к крыльцу, где их дожидались двое алебардщиков.

Тот же малый чертог и те же люди, за исключением Тобиуша Гофера, который так уработался за день, что получил тепловой удар и отходил, лежа дома. В тот вечер на столе

преобладали рыбные блюда. Бейерон степенно беседовал с Мартином Гофером-младшим, генерал Бальден сидел в уголке при параде, поигрывая охотничьим тесаком с рукояткой из оленьего рога, ее высочество принцесса Хлоя на этот раз изволила нарядиться в изысканное платье и выглядела довольно взрослой для своих лет. Подобающий корсаж, фасон и вполне целомудренный разрез декольте придавали юной Хлое ту самую недостающую толику женского шарма, без которой образ ее был неполон. Принцесса даже решила сделать прическу, уложив волосы в пышную копну на макушке. Брат Марк умиротворенно поглядывал в ночь через окно. Он сутулился, держал руки за спиной и перебирал истертые деревянные четки.

Непосредственно во время ужина Бейерон объявил о первых успехах Тобиуса по службе, а генерал Бальден рассказал, что на охоте он вновь встретил серебристого волка, который очень быстро скрылся в лесу, так что вояке пришлось довольствоваться тушей секача. Непосредственно перед окончанием ужина волшебник спросил у брата Марка – можно ли ему еще чем-нибудь посодействовать строительству мельницы? Монах довольно долго сидел неподвижно, таращась на Тобиуса. Этим утром он повел себя не так, как ожидал волшебник, и тот решил не терять бдительности. Божьи охотники веками присматривают за магами, выискивают среди них скверну и беспощадно прибегают к помощи огня, замечая этой скверны следы. Такое положение вещей никогда не способствовало установлению доверительных отношений между клиром и магическим сообществом. Тобиус решил быть втрое осторожнее против прежнего, имея дело с монахом, причины чьих поступков остаются для него тайной.

Наконец брат Марк едва заметно кивнул:

– Делайте так, как велит вам сердце, чар Тобиус.

Ночь выдалась теплой, но не жаркой. Когда утром в дверь постучали, на груди мага заворочался Лаухальганда.

– Чар Тобиус, вам пора вставать!

– Кто сказал? – Маг спрятался под одеяло с головой. – Какого ахога, Хильда?

– Вас ожидают!

Поворчав еще немного, волшебник встал, быстро умылся, натер зубы мятным зельем, с тоской осмотрел щеки и подбородок, на которых не росло ни одного волоска, оделся и спустился вниз. Томас Бэйн указал на раскрытую дверь, где на пороге, перебирая четки, стоял монах.

– Брат Марк? Доброе утро.

– Благословенное начало дня, – кивнул монах. – Вы позавтракали, чар Тобиус?

– Да как-то не успел еще.

– Тогда завтракайте и собирайтесь.

– Куда?

– Совершать богоугодное деяние, если вы не против помочь Церкви.

Спустя четверть часа серый волшебник вышел из трактира и зашагал рядом с семенящим монашком.

– Куда мы идем?

– Вы знаете, чем деревня отличается от села, чар Тобиус?

– Э-э… мм… неожиданный вопрос. Много чем, например, часовней?

– Именно так. Деревня и село различаются обычно по количеству дворов и ограждению, но главное отличие – это полноценный храм божий.

– Очень интересно. – Тобиус шмыгнул носом, гадая – куда петрианец клонит? – Мы идем строить часовню?

– Нет, чар Тобиус. Часовню мы строить не идем. Ее уже построили задолго до нас.

– Это обнадеживает, – кивнул волшебник. – А почему мы идем в сторону погоста?

– В сторону леса.

Больше монах ничего не сказал.

В то утро, весьма солнечное, свежее и не по-летнему прохладное, лес не казался чем-то пугающим и чуждым, наоборот – вокруг летали сонные бабочки, ветер покачивал ветви деревьев, кустарник и раскидистые лапы папоротников, заставлял шуршать листву. Лесное царство встречало чужаков запахом гниющего опада с оттенками сырости.

– Так куда мы идем?

– Прежде чем отправиться в Хог-Вуд, я осведомлялся о состоянии прихода, и в архивах было указано, что тридцать четыре года назад здесь еще был храм. Часовня. Ныне ее поглотил лес. В мелких деревнях, как эта, обычно есть молитвенные постаменты, но так получилось, что некогда это селение стало крайним на юге сих земель, а следовательно, нуждалось в полноценном храме. Цепь храмов по периметру фронтира с Дикой землей должна быть неразрывной, вы знаете.

– Знаю.

Тобиус действительно читал об этом. Церковь некогда выстроила по периметру западных и южных границ Вестеррайха, соприкасавшихся с Дикой землей, храмы, которые образовывали единую цепь от Ривена до самой Сарвасты включительно. Считалось, что эти храмы держат на себе некую «стену святости», не пускающую темные сущности Дикой земли в Вестеррайх. Насколько действенным этот способ был изначально, неизвестно. Известно, однако, что многие из храмов первой «цепи», или же первого основания, как принято говорить, давно заброшены и поглощены лесами Дикой земли. Позже Церковь не раз строила новые «звенья», и эта импровизированная цепь стала походить на безумный зигзаг.

– Неужели здесь стоит один из храмов первого…

– Второго основания. Первая часовня, если она еще не рассыпалась, находится где-то за Ильмой, и найти ее не представляется возможным. Спустя время часовню второго основания поставили здесь. Видите ли, чар Тобиус, вплоть до последних веков Гроганской эпохи за Ильмой стояла цитадель Га-нор, но в год гибели империи она была уже лет семьдесят как заброшена и поглощена лесом Дикой земли. В Га-норе поклонники Пылающего некогда жгли свои еретические костры…

– С той же целью, с которой чада Господа-Кузнеца разжигают пламя под образами Молотодержца, полагаю?

Монах предпочел не услышать Тобиуса и продолжил:

– Когда Га-нор оказался потерян, гроганцы поставили открытый алтарь Пылающего где-то в этой местности, но после изгнания элрогиан из Вестеррайха и воцарения в сердцах людей света истинной веры алтарь был уничтожен. Древние амлотиане проторили себе путь к Га-нору, восстановили крепость и построили в ней храм первого основания. К сожалению, крепость вновь оказалась заброшена всего через полтора столетия, и еще очень долго сей край был незащищен, пока здесь не поставили храм второго основания, точнее – часовню. Позже гораздо севернее поставили и храм третьего основания, но местная часовня все еще служила делу веры. Последний священник ухаживал за этим приходом, пока не умер тридцать четыре года назад от старости, а нового пастыря диоцез не прислал. Место очень глухое, дальше только Дикие земли, и постепенно люди позволили лесу поглотить храм.

– И теперь мы идем в лес искать потерянную часовню.

– Нет, я ее уже нашел, – ответил брат Марк. – Когда мы приехали в Хог-Вуд, я первым делом освятил кладбище, замок, а потом объехал все деревни в баронстве, освящая молитвенные постаменты Молотодержца. У старожилов я узнал примерное местонахождение часовни. Мартин Гофер-старший был в ней опален и ходил туда на восстанные службы всю жизнь, пока не умер отец Онифаций. Я стал искать часовню и нашел.

– Рад за вас.

– Я бы тоже радовался. Если бы смог войти в нее, не опасаясь за свою жизнь.

– Хм? – Маг поднял брови, в желтых глазах блеснула искра интереса.

– Я поднялся на первую ступеньку часовни и, поскользнувшись, едва не разбил затылок. С кем не бывает, верно? Но странности продолжились. Попытавшись отодрать гнилую доску, которой некогда заколотили дверь, я дернул ее так, что получил

ею же по лбу и едва не попал себе кривым ржавым гвоздем в глаз. Я был готов и это списать на собственную неуклюжесть, но когда, идя меж рядов старых скамей, я получил удар одной из них по колену, мне пришла в голову мысль, что что-то нечисто в столь запущенном доме божьем.

– И? – выжидающе спросил Тобиус.

– Я утвердился в этой мысли, когда меня выбросило наружу вверх тормашками, предварительно помотав в воздухе над скамьями, а страшный голос приказал мне никогда больше не появляться на том месте.

Волшебник присвистнул, задумчиво глядя на высоченную сосну с отметинами чьих-то когтей на коре.

– Может, Господь-Кузнец вами недоволен? Вы все посты соблюдаете?

– Если бы за несоблюдение постов Он карал выбрасыванием из храма, то добрая половина Вестеррайха не смогла бы попадать на восстанную службу. Тут что-то иное. Я освятил стены часовни и землю вокруг нее, потом попытался войти снова, и пришлось прятаться от летящего кувшина.

Размеренный и спокойный голос монаха отвлек Тобиуса от мыслей про следы на дереве.

– Хм, значит, освящение ничего не дало. Стало быть, мелкую нечисть и беспокойных духов отметаем сразу. Еще на ум приходит дух-шутник, невидимый проказник. Это существо не является порождением зла, однако оно имеет отношение к старым богам, так что вас должно было испугаться… Брат Марк, вы обладаете благодатью Господней?

Вопрос носил личный характер и мог считаться довольно щекотливым. Все петрианцы в боевом крыле ордена обладали этой самой благодатью, но серый монашек не так давно признался, что не принадлежал к непосредственно охотникам на ведьм.

– Я не имею права обсуждать это с вами, устав возбраняет. Но у меня есть священнический сан, а значит, моего освящения достаточно, чтобы вселять трепет в языческих божков, ибо со мной сила Его, любовь Его и истина Его…

– Но дубина никогда не бывает лишней. Значит, вы взяли меня, чтобы магия помогла там, где не по… кхм…

– Вы слышите? – Петрианец остановился посреди тропы, по которой они продвигались все последнее время.

– Что?

Монах молча указал пальцем вверх и склонил голову чуть набок, словно прислушиваясь. Серый маг последовал его примеру. Сначала он слышал только ветер в ветках елей, но потом появился какой-то высокий свист.

– Кажется…

Свист и речь брата Марка оборвались одновременно с глухим стуком. Монашек упал навзничь, а сосновая шишка величиной с человеческую голову, которая так метко припечатала клирика по ермолке, упала шагах в пяти.

– Ахог побери…

Земля легонько вздрогнула под ногами волшебника, он медленно обернулся и вздрогнул сам. В холке спрыгнувшая с дерева белка имела без малого семь футов, а когда села на задние лапы, то набрала все девять с половиной. Спереди у нее была рыжая шерсть, остальное тело покрывала серая. Поразительной пушистости изогнутый хвост покачивался сзади, пока острая мордочка с любопытством тянулась к людям, шевеля мокрым носом, но особое внимание притягивали когти на лапах зверя и огромные желтые резцы.

– Ахог побери…

Белка еще сильнее потянулась вперед, становясь на все четыре лапы. Она принюхивалась, подозрительно глядя на маленьких пришельцев сверкающими черными глазами. Собственно, гигантский зверь не проявлял желания на кого-то нападать, а вот есть он действительно хотел. В пищу обычные белки употребляли преимущественно растительность, так что бояться вроде бы не следовало. Однако неизвестно как изменились предпочтения маленького зверя, когда он стал большим. Подобные вещи наряду с изменениями климата, перестройкой экосистемы и генетической мутацией могли превратить вполне мирное существо в свирепого хищника.

Тобиусу пришлось отступать: белка явно не боялась его и придвигалась все ближе и ближе, дергая чутким носом. Резцы ее представлялись опасным оружием даже против рыцарских лат, так что стоило поостеречься.

Белку заинтересовал лежащий без сознания монах, и она нависла над ним. Тогда волшебник крутанул кистью левой руки, и в воздухе возник… кирпич. Самый настоящий красный кирпич приличных размеров и хорошего качества. Он упал на беличью голову, и зверь, сердито фырча и озираясь, занял оборонительную стойку. Наибольшее подозрение вызывал волшебник, но он уже отошел сравнительно далеко и не шевелился, всем видом уверяя в своей непричастности. Зверь хотел было вернуться к обнюхиванию монаха, но на голову ему свалился второй кирпич. Белка, зарычав как настоящий хазгал[9 - Гигантский белый лев, обитающий на просторах Правого Крыла, в околопустынных саванных областях. Некоторые народы считают его разумным и священным животным.], резким скачком преодолела пространство, отделявшее ее от мага.

Тобиус шепнул всего одно слово, и по его воле в воздухе возникла объемная иллюзия в виде большого лесного ореха. Увидев это великолепие, зверь моментально позабыл про гостей и с каким-то почти человеческим благоговением потянулся к обманке, жадно нюхая воздух, – иллюзии у Тобиуса всегда выходили на славу. По воле волшебника обманка поплыла в сторону, белка так же медленно последовала за отдаляющимся орехом, приоткрывая пасть, полную более мелких, но очень острых на вид зубов. Неизвестно, чем закончилась бы встреча людей с этим гигантом леса, когда белка обнаружила бы обман, но это не суть важно, ибо пока зверь тянулся к ореху, он не замечал брата Марка, который поднялся с дубинкой в руке. Белка рухнула под большим малиновым кустом и затихла.

– Отличный удар, брат Марк!

– Благодарю. Вы не видели мою ермолку?

Монах мутным взглядом осмотрел землю вокруг. У него на темечке поблескивала тонзура, солидную часть которой теперь занимала крупная шишка. Поискав головной убор еще немного, петрианец заметно пошатнулся и тяжело уселся под ель на ржавую перину из прошлогодних иголок. Дубинку он положил рядом и застыл, прикрыв глаза.

– Сможете идти, или обратно мне вас нести на себе?

– С Его помощью пойду сам. Но голова сильно кружится, а посему мне пока лучше немного посидеть.

Брат Марк дышал с хрипотцой, но размеренно и в ближайшее время прекращать это полезное занятие не собирался. Тобиуса заинтересовала дубинка, снаружи деревянная, почти в локоть длиной, обитая тонкими полосами металла и не очень толстая. Маг взял ее в руку и сразу понял, что предмет намного тяжелее, чем должен быть, исходя из его размера. Дубинка брата Марка имела внутри полость, залитую свинцом, и ею враз можно было выбить мозги даже из-под очень добротного шлема.

– А вы тот еще жук, брат Марк, – пробормотал Тобиус.

Издревле людям, служившим Господу-Кузнецу, запрещалось иметь при себе какое бы то ни было оружие, кроме ударного. Копье и топор – есть атрибуты солдата, а что до меча, то взять его в руки для божьего человека значило уподобиться ангелам, что, по догмам амлотианства, не есть хорошо. Посему издревле они защищались тупым дробящим оружием: посохами, шестами, дубинками, булавами и, разумеется, молотами, ибо молот – это священное орудие Господа-Кузнеца. Как ни странно, орудуя молотом, священнослужители отчего-то не боялись богохульственно уподобить себя Создателю всего сущего.

Это логическое несоответствие порой подмечали приверженцы других конфессий, но тут амлотиане держались выше споров и разглагольствований. Особенно громкоголосых еретиков легче было сжечь, нежели что-то им доказывать.

– Интересно, откуда она здесь взялась?

– Эти белки, – заговорил брат Марк, не открывая глаз, – здесь давно. Они были здесь всегда, упоминаются даже в имперской хронике.

– Это аномалия. Я перечитал множество книг из библиотеки Академии, но нигде не сказано, что на юго-западных границах или в их близи когда-либо происходили какие-то катаклизмы с выбросами остаточной магии.

– На все воля Его.

– Это одна из самых диких областей королевства, здесь нет нормальной государственной и церковной власти, магов тоже мало, никому и дела нет до такого медвежьего угла. Я веду к тому, что никто не знает, что здесь водится, в каком количестве и с какого времени.

Брат Марк с трудом поднял голову, принял из рук Тобиуса найденную ермолку, отряхнул ее от хвои и осторожно водрузил на шишку.

– Можете идти?

– Боюсь, что нет. Трудно держать голову.

– Возможно сотрясение. На себе тащить вас тоже несподручно. Думаете, Исцеление поможет?

– Благодарю за усердие, но прошу воздержаться от магических воздействий в отношении меня.

Магия и вера в Господа-Кузнеца сочетались как огонь и лед. Волшебники теряли свою силу под сводами амлотианских храмов и становились слабы как младенцы. Примерно то же происходило со священнослужителями в местах концентрации природной магической силы и близ капищ языческих богов, что часто являлось одним и тем же.

После падения Грогана в течение ста с лишним лет на территории нынешнего Вестеррайха гремели так называемые войны Веры, когда юная и воинственная Амлотианская Церковь сражалась на просторах Вестеррайха против адептов имперского религиозного культа и гроганских волшебников, которые тоже решили защитить свое место в будущем этой земли. Почти весь цвет имперского магического сообщества погиб еще раньше, в Алиостре, когда правящую династию постигло Возмездие Далии. Но даже это не помогло стремительно набиравшему силу амлотианству разделаться с волшебниками окончательно, и сподвижники Церкви поняли, что ради будущего молодой религии им придется примириться хотя бы с цивилизованными магами. Лишь тогда они признали законными создание Великого Собора Магов и решения, принятые на нем. То был великий шаг, ведь изначально амлотиане стремились уничтожить магов как явление, исходя из постулата: «Все чудеса, что не от Господа-Кузнеца, происходят от Великого Нечистого, а значит, должны быть пресечены». Тем не менее некоторые группы волшебников постигла особенно суровая участь, единицы выживших некромантов смогли бежать на восток, за Хребет, к адептам Аглар-Кудхум, а люменомантов и вовсе всех уничтожили.

В те времена большое значение возымел труд Фортуры Акинандского. Монах в своем трактате «Природа чародейства» выдвигал теорию, подкрепленную весомыми аргументами, которая утверждала, что взаимная нетерпимость святой веры и магии произрастает не из конфликта святого начала с нечестивым, а из конфликта двух вер. Фортура предположил, что магия несовместима с верой в Господа-Кузнеца по той причине, что и сама является верой. Прежде всего верой мага в существование магии, в свою способность ею управлять. Конечно, магия – это не Бог и Создатель всего сущего, маги не поклоняются ей как демиургу, но тем не менее испокон веков они служат ей, соблюдают определенные правила и производят некоторые ритуалы, чтобы получить ее силу. То есть делают то же самое, что и жрецы пред алтарями своих божеств. Молитва мага – заклинание, его молитвенник – книга заклинаний, его паства – неофиты, его храм – место силы, его бог – само Искусство. А поскольку волшебники не стремятся насаждать свою «веру» в умах простых смертных, оставляя эту прерогативу Церкви, у той нет веских причин жаждать их поголовного истребления.

Вздохнув, Тобиус вытащил из сумки книгу заклинаний и довольно быстро отыскал в ней нужное. Присев рядом с белкой и положив правую руку на ее покатый лоб, он стал размеренным голосом декламировать словоформулы.

– Просыпайся, малыш, – ласково позвал он, завершив свои манипуляции.

Белка задергала задними лапами, потянулась, открыла глаза и неспешно встала. Тобиус поднял брата Марка, благо это было нетрудно, приказал зверю наклониться, осторожно усадил монаха на беличью спину и повел своего нового питомца в сторону деревни. Маг использовал самое обычное заклинание из арсенала бестиологов – Приручение.

Обратный путь занял почти вдвое больше времени. Немногочисленные вилланы, встречавшиеся на улице в это время дня, громко ахали при виде огромной белки и шарахались в стороны, несколько женщин возле колодца похватали детей и бросились прочь, громко завывая. Тобиус приказал изумленной страже открыть ворота, провел зверя во внутренний двор и там сдал брата Марка на руки боязливо приблизившимся слугам.

– Осторожнее с ним, приложите к голове компресс и не давайте спать до завтра.

Маг повернулся к зверю и погладил белку по мягкому меху, монстр дернул ухом с кисточкой, и только. Под чарами Приручения даже самые свирепые животные становятся милыми и кроткими, они беспрекословно подчиняются волшебнику и даже отстраняются от своих основных инстинктов.

– Что здесь происходит?

– Я решил создать цирк дрессированных белок, разве не видите?

Ее высочество вышла из цитадели следом за военным.

– Что случилось, генера… о боже, чар Тобиус, что это?!

– Господь ниспослал брату Марку знамение в виде безобразно огромной сосновой шишки точно в тонзуру. Ермолка, конечно, смягчила удар божественного откровения, но недостаточно. Тащить брата Марка на себе мне было лень, и я воспользовался услугами вот этого милого существа. Хотя если подумать, – Тобиус почесал кончик носа, – шишку уронило именно оно.

– Понятно! – перебила принцесса. – Что вы делали в лесу?

– Ну, заходит сегодня утром ко мне брат Марк и говорит: «Любезный друг, что-то захотелось мне грибков! А не сходить ли нам по грибки?» На что я и отвечаю: «А действительно, чего бы и не сходить, летом-то!» Вот и пошли.

Принцесса хмурилась, пристально глядя на Тобиуса, будто решая, верить этому бреду или нет. Генерал Бальден вообще не слушал его, он уставился на белку, которая флегматично стояла на своем месте и не обращала на него внимания.

– Брат Марк водил вас к заброшенной часовне?

– Мы не дошли.

– Ясно. Так от белки нужно избавиться, это дикий зверь, которому не место…

– Куда я ее дену? – удивился волшебник.

– Мы пустим ее на мясо! – кровожадно заявил военный, поглаживая рукоятку из оленьего рога. – А из шкуры сделаем шубу!

– Тортика в обиду не дам, – отрезал волшебник, внезапно почернев лицом. – Тортик, если кто-то попытается тебя чем-нибудь уколоть, сразу отгрызай голову.

Белка дернула ухом.

Тобиус поклонился принцессе и отправился проверить, как слуги расположили брата Марка, а вернувшись во двор, застал генерала рядом с белкой. Военный внимательно рассматривал ее,

потирая подбородок и то и дело отдавая короткие приказы солдату и конюху, крутившимся вокруг зверя.

– Что задумали, ваше высокопревосходительство?

– Создать кавалерию. Беличью, да простит мне Господь-Кузнец эту дурость!

Тобиус удивленно хмыкнул и решил задержаться. Генералу Бальдену действительно требовалось занятие. Деревенская жизнь душила этого человека своим медленно текущим бездействием, в замке дел не находилось, ведь держать в кулаке полсотни солдат – это так, мелочи для военачальника с опытом Бальдена. Чтобы клинок не ржавел, его нужно постоянно пускать в ход.

Конюх проводил замеры, думал, как бы удачней подойти к животному, которое никогда не использовалось в качестве… да ни в каком качестве белки никогда не использовались. Разве что колесо крутили в позолоченной клетке да воротниками становились.

– Ладно, оставлю его здесь. Кормить ягодами, фруктами, орехами. Завтра обновлю заклинание, чтобы вас тут всех не перегрыз.

Волшебник направился в трактир. Как обычно в дневное время, общий зал пустовал, но столы блестели, пол был чист, а под потолком не наблюдалось и единой паутинки.

– Уже вернулись, друг мой? – Хозяин заведения вышел из кухни, неся в руке тарелку с кусочками жареной курятины. – Ваше предприятие закончилось не так, как было задумано, я полагаю?

– Верно.

– Садитесь, я налью вам пива.

Волшебник с облегчением снял с плеча сумку и уложил ее на соседний стул.

– Угощайтесь. Курочка только что с огня – объедение!

Тобиус принял тяжелую кружку светлого пива, слизнул часть пены и поставил сосуд на стойку. Ему некуда было торопиться.

– Что-то случилось у старой часовни?

– Мы туда даже не добрались.

Тобиус откусил курятины, приятно хрустнув румяной корочкой, прожевал и запил сладким холодным пивом. Его история о походе в лес была коротка.

– Бывает, – кивнул трактирщик, – в наших краях можно встретить чудо и позаковыристее, чем белка размером с коня. А вообще-то дело важное. Надеюсь, вы поможете брату Марку осуществить задуманное?

– Я уже взялся и дело это доведу до конца.

Поблагодарив за трапезу, Тобиус отправился к себе. Уединившись, он сбросил пропотевшую верхнюю одежду и вдруг понял, что ему нечем заняться.

– Бдишь?

– Мр-р! – Лаухальганда с утра так и не оставил балкончика, он честно исполнял просьбу – охранял стекляшки от всевозможных посягательств.

– Молодец.

Тобиус улегся на кровать и долго перебирал в голове словоформулы, схемы, рецепты, пока в конце концов, разморенный летним теплом, все-таки не заснул. Лишь вечером его разбудили звуки музыки и песен.

Прислушавшись, маг понял, что они идут скорее снаружи, хотя и внизу, в общем зале, тоже было шумно. Пошатываясь спросонья, он вышел на балкончик и, щурясь, огляделся. Вся деревня была освещена. Люди повытаскивали наружу лавки, факелы, светильники, освещен был каждый дом. Небольшие столы, поставленные на главной улице, ломились от еды, ворота всех дворов также были распахнуты, у трактира играло несколько местных музыкантов, в середине улицы на выделенном пятачке скакала в задорных деревенских танцах молодежь.

– Давно это началось?

– Мр-р-ря!

– И как, интересно?

– Мр-р-р!

– Ладно, можешь оставить пост, я пока занесу их.

Тобиус осторожно перенес светящиеся мягким голубым светом стеклянные палочки на стол. Он проверил одежду и спустился вниз. За столами яблоку негде было упасть, разносчики метались от стойки во все концы помещения и обратно, наливали пиво, приносили закуски, уносили грязную посуду. Руководила всем Хильда, как самая старшая и опытная из работниц «Под короной».

– Где господин Бэйн?

Девушка кивком указала на открытую дверь.

Томас Бэйн стоял под окнами своего трактира и играл на скрипке. Рядом с ним дергал за струны старинной лютни староста, чуть правее незнакомый коренастый виллан задорно наигрывал на флейте. Последним в этом небольшом оркестре был здоровенный мужик с черной всклокоченной бородой, который шумел трещотками.

– Мы вас разбудили, чар Тобиус, уж простите! – Трактирщик кивнул, не прекращая водить смычком по струнам. – Как вам наш небольшой мондфайертаг?

– Что, простите?

– Праздник месяца! Или луны, как вам больше по вкусу!

– Я никогда не слышал о таком празднике!

– А у нас это старая традиция! Правда, каждый месяц праздновать не получается – дела да тревоги, а вот в этот раз Мартин всех подстегнул.

– Ну а что же, надо же было чара магика удивить! – хохотнул Мартин Гофер-младший, перебирая мозолистыми пальцами струны. – Да вы идите, веселитесь, ваше мажество, чай, не старый пень, чтобы на месте торчать!

Тобиус взял с одного из столов румяную лепешку из кислого теста и пошел по улице, с интересом оглядываясь, следя за танцорами. Он вежливо кивал тем, кто его приветствовал, внимательно оглядывал всех Истинным Зрением, попутно проверяя свои защитные заклинания. Возле дома семьи Гоферов в окружении детей сидел на лавке Мартин Гофер-старший.

– И, значит, потом… – Старик умолк на середине фразы и стал задумчиво смотреть в одному ему видимые дали.

– А что дальше было, деда?

– Что? – удивился тот. – Так вы что, меня слушали, что ли?

– Да! – дружно заголосила ребятня.

– Вот те на! – всплеснул руками Гофер-старший. – Теперь мне еще придется придумывать правдоподобную концовку для всей той белиберды, которую я вам наговорил! Ну, ребятушки, такого вероломства я от вас не ожидал! Я… О! Чар Тобиус, идите-ка сюда! Как вам эта свистопляска?

– Вообще-то нравится. Даже очень. – Тобиус проглотил последний кусочек лепешки.

– Садитесь уж рядом.

– Дед, а что дальше-то было? – подал голос самый младший Гофер, выражая интерес всех детей.

– Цыц, заморыши! Я думаю! И неча меня теребить! Так вот… э… вот, чар сейчас вам фокус покажет! Выручайте, мне бы передохну?ть.

Тобиус понимающе кивнул и показал детям пустые руки, затем сложил их вместе и стал тереть, пока меж ладоней не посыпался песок, искрящийся, переливающийся и светящийся яркими цветами. Разведя ладони, маг показал две горсти этого самого искристого песка, отмечая, с каким вниманием смотрят на него маленькие зрители.

Суровые наставники из Академии, увидь они, чем занимается их выпускник, пришли бы в брезгливое негодование. Еще бы! Волшебники просто терпеть не могли, когда их хотя бы косвенно, хотя бы полусловом сравнивали с фокусниками, – это являлось жутким оскорблением. Правда, только в Ривене. А вот в Мистакоре, архаддирском университете магии, существовал целый факультет Дыма и Искр, который обучал слабых по природе пиромантов работе с дымом и искрами. Эти волшебники устраивали целые огненные представления, поражая зрителей яркостью магических фейерверков и замысловатыми иллюзиями, сотканными из дыма.

Маг стал ловко манипулировать песком, пересыпая его из ладони в ладонь под самыми разными углами, в его жестах сквозила таинственная грация. Песок по желанию Тобиуса менял цвет, светился ярче, тусклее; замирал, изображая то дракона, то фею, то горбатую бабку, стоящую с протянутой рукой, то рогатого ахога, то ужасного гренделя, то эльфского лучника, то белого рыцаря,

то хобгоблина верхом на варге. Искусные видения летали по небесной лазури, то встречались, то расставались, а порой и дрались друг с другом на радость юным зрителям.

Ссыпав весь песок в одну ладонь, волшебник взял щепоть в другую, сжал кулак, подул в него и, раскрыв, показал чу?дную бабочку со сверкающими крылышками. Бабочка взлетела, вызывая восторженные вздохи и посыпая детвору яркими искорками, которые успевали погаснуть, прежде чем попадали в жадно тянущиеся вверх ручонки. Маг взял еще одну щепоть и создал крупного светляка с ярким зеленым брюшком. Волшебный жук деловито пошевелил «усами» и взлетел. Он поднялся на уровень крыш, но не улетел, а стал парить над улицей. Тобиус сложил ладони лодочкой, заговорщицки улыбнулся детям и подул – бабочки и светляки самых разнообразных цветов взлетели россыпью под радостные визги. Они разлетелись по деревне, прибавляя не просто света, а разноцветного праздничного настроения. Многие свидетели маленького пустячного волшебства радостно аплодировали и кричали. Тобиус встал, слегка поклонился и опять вернулся на скамью.

– Красиво.

– Спасибо, господин Гофер.

– Дед, ну скоро ты уже? – с тягучими интонациями напомнил о себе самый младший Гофер.

– Эх ты ж! Покоя мне не будет, я так вижу! Э, чар, послушайте, мне тут снова помощь нужна. Эти спиногрызы все сказку из меня тянут, а я по этой части никогда силен не был. Подмогните, а?

– Как же я вам помогу? Я не…

– Вы же волшебник как-никак! Вы и сами герой сказок и легенд! Так что сидите и рассказывайте, а я сейчас вернусь.

Глядя в спину удаляющемуся старику, Тобиус был уверен, что Гофер-старший в ближайший час не вернется. А дети тем временем серьезно настроились не выпускать из коготков нового рассказчика и выбить из него сказок получше да побольше.

– Рассказывайте давайте! – воскликнул Гофер-младший-младший.

Тобиус серьезно задумался над тем, что бы он мог рассказать. Нет, он знал много сказок из книги, известной как «Старые байки», но те сказки рассказывались волшебникам и о волшебниках.

– Ладно. Расскажу вам. И даже покажу. Но придется довольствоваться историей! Понятно?

Внимательная тишина юных слушателей на фоне музыки и чужих голосов подарила некоторое воодушевление.

– Итак… кхм! – Волшебник задумался, возвращаясь к страницам прочитанных книг. Сколько же их было, сколько трактатов, атласов, хроник! – Происходило это в стародавние времена, такие далекие, что вы не сможете даже вообразить! До того как родился Сарос Гроган, первый Император-дракон, до того как пришел Джассар Ансафарус, Маг Магов. В те далекие времена жили-были люди, совсем такие же, как вы. Самые что ни на есть человеческие люди. Настолько обычные, что у них не было даже магии…

Яркая иллюзия, сплетенная из Тобиусовых чар, оформилась в изображение мировой карты, которое сменилось картинкой старинного города, заполненного крошечными мельтешащими человечками.

– Люди рождались, жили и погибали, страдая от хворей, голода, непогоды. Тяжел и короток был их век, пока однажды с далекого-далекого востока не приплыли эльфы Арнадона.

Иллюзия показала зрителям самую восточную часть Правого Крыла – Священный Далийский Предел, Красный Лес, древнейшую державу в Мире Павшего Дракона.

– Они пришли из Далии, страны великих чародеев. Далийские эльфы были столь могущественны, что могли своими заклинаниями разрушать горы и осушать моря, посылать с небес молнии и трясти землю так, чтобы она раскалывалась на части.

В ушах детей зазвучали отзвуки грома, а их взглядам предстало безумство стихий, шторма, грозы, молнии, огненные смерчи, и посреди всего этого темнела крошечная фигурка в развевающемся плаще. Тобиус и сам слабо представлял, как должны выглядеть настоящие далийские чародеи, поэтому вынужденно импровизировал, сплетая свою иллюзию.

– Но помимо великих чародеев, в Далии жили и другие эльфы – младшие и малые. И те и другие были в рабстве у великих чародеев тысячи лет, служа им денно и нощно, пока не восстал среди них Арнадон Непокорный, эльф, который призвал на помощь Матерь Древ и увел свой народ из Далии, первый эльф, который сказал своему хозяину священное слово!

– Какое слово? – пискнула крохотная девчушка с косичками.

– Какое слово? Хм, он сказал… он сказал своему хозяину «нет».

Эльф, облаченный в одну лишь набедренную повязку, разорвал цепи своих кандалов, поднял меч и начал рубить цепи своих собратьев. На глазах детей развернулась битва, в которой далийские чародеи метали с небес горящую серу и белые молнии, а освобожденные рабы посылали в ответ тучи стрел. В конце битвы из недр земли поднялась Матерь Древ. Ее Тобиус тоже представлял весьма смутно, но юным зрителям образ зеленой девы-великанши с руками-ветвями понравился, и они с замирающим дыханием шикали друг на друга, увлеченные шевелящимися волшебными картинками.

– Уйдя к морю, Арнадон Непокорный построил на берегу тысячи ладей, и весь освобожденный народ эльфов отправился на поиски нового дома.

Тысячи зеленых парусов рассы?пались по пенистому простору моря и принялись качаться на волнах, пока над ними проплывали дневное и ночное светила.

– Долго Арнадон водил свой народ по морским просторам. Он побывал на сотнях островов и сражался в тысячах битв. В те далекие времена зародилась ненависть островных орков ко всему эльфийскому роду, ибо Арнадон побеждал прославленных оркских вожаков одного за другим, держа путь к новому дому.

Развернувшаяся морская баталия выбила из маленьких зрителей вздохи восторга. Тобиус показывал им, как стремительные и изящные ладьи эльфов скользили меж уродливых черных галер орков, как остроухие витязи сражались с зеленошкурыми берсерками на палубах сцепившихся кораблей и как те корабли уходили на дно, обагренные кровью павших.

– Многие капитаны Арнадонова флота, верно шедшие за ним по всем морям, то и дело решали, что уже нашли свой дом. Их бесстрашный предводитель шел дальше, а они оставались и селились на островах юго-восточных морей, больших и малых, где создавали свои островные княжества и строили собственные флоты. Фоморы их имя и по сей день, и ныне морские эльфы живут на своих островах, ходят под синими парусами на серебристых дельфиньих ладьях и ведут бесконечную охоту на орков в Хамидонском и Палташском морях. Однако когда фоморы уже обрели свой дом, другие эльфы еще продолжали его искать. Арнадон провел свой флот через пролив Шиграшиар, и лишь когда на горизонте появились берега Лонтиля, он изрек: «Мы достигли нашего дома!»

Волшебник показывал детям, как ладьи под зелеными парусами причаливают к берегам, поросшим древними деревьями, как эльфы входят в тысячелетний лес и сажают в его землю росток священного златосерда.

– Так беглые рабы обрели свой новый дом среди древ Лонтиля, леса столь великого, что ни одно из королевств Вестеррайха не сможет сравниться с ним по величине. Там они сдружились с племенами сумеречных гоблинов и вскоре вместе с ними стали воевать против человеческих царств юга, которые Арнадон возжелал покорить для упрочнения своей юной державы. Война та шла долго, и крови

на ней проливались целые реки. Древние люди в те времена даром что не владели магией, но были многочисленны и смелы. С огнем и железом они шли на Лонтиль, валя его деревья и порубая его защитников, сражаясь и погибая от рук эльфийских витязей, от метких стрел и могущественных заклинаний. Поколение за поколением древние человеческие цари отправляли тысячи воинов в лес, и как бы велики ни были их потери, Лонтиль отступал под их натиском, и силы эльфов редели.

Тобиус сплел иллюзию, которая являла картину Битвы Средь Горящих Древ. Он постарался обойтись без всех тех ужасов, которые обычно являет взору настоящая война, но детей было легко впечатлить, так что они с восторженными криками смотрели на легендарное сражение людей и эльфов среди пылающего леса.

– Арнадон Непокорный, бессмертный король, победивший в бесчисленных сражениях и не знавший страха, обвел взором горящий лес и воителей, убивавших друг друга без жалости, и увидел он, что люди, сколь бы слабы и недолговечны они ни были, никогда не отступят перед народом Лонтиля. Никогда не признают над собой власть Арнадона и никогда не позволят эльфам укорениться в священном лесу, покуда те не выкажут уважения! Арнадон призвал царей к миру и, дабы новый союз был прочен, отдал им в жены трех своих дочерей. С тех пор в крови правителей южных земель во все времена текла кровь величайшего среди эльфов, Арнадона Непокорного. Он же преподнес людям самый ценный дар из всех возможных – магию. Тот дар был наречен Даром Беглецов, он открыл в древних людях способность постигать волшебство, и уже от них, первомагов, пошли все волшебники рода людского, такие как я. Конец! А теперь все по домам, а то кого-нибудь точно в жабу превращу!

Дети брызнули в разные стороны, заливисто хохоча и выкрикивая что-то вроде: «Я Арнадон Непокорный! – Нет, я Арнадон, а ты орк! Защищайся, зеленая образина!»

– Хорошо справились, чар, молодец! – хлопнул его по спине патриарх клана Гоферов.

– Это было несложно, иллюзии всегда удавались мне на славу.

– О, мы все с удовольствием следили за сказом, загляденье – не поспоришь! Кстати, о загляденьях, гляньте-ка, кто пришел!

Ее высочество принцесса Хлоя удостоила своим присутствием небольшое деревенское празднество. Она явилась в сопровождении генерала Бальдена, который разоделся как на парад. То есть как обычно, ибо яркий наряд этот человек любил едва ли не больше традиций армейской муштры. Надо отметить проявленную ее высочеством мудрость в подборе одеяния: она выбрала бордовое повседневное платье столичной дворянки среднего класса. То есть на настоящем балу в такой дешевизне появляться было бы неприлично, но на деревне всяко за первую модницу сойдешь.

Тобиус прищурился, высматривая своего деревенского тезку. Тобиуш стоял, прижавшись к стенке дома рядом с миловидной девицей из местных, с которой только что танцевал. Девушка пыталась пробиться к слуху своего кавалера, но тот словно оцепенел, уставившись на ее высочество. Тобиус послал парню волну холодного воздуха. Та коснулась щеки Тобиуша, и сын старосты невольно дернулся в сторону волшебника. Маг и виллан встретились взглядами. Тобиус легонько кивнул в сторону Хлои, виллан мелко замотал головой. Тогда маг кивнул настойчивее, виллан сделал страшные глаза и замотал головой уже заметнее. Девица отчаялась достучаться до Тобиуша и пошла искать себе нового кавалера. Тобиус незаметно показал тезке кулак и опять кивнул на принцессу, но Тобиуш оцепенел окончательно и перестал реагировать хоть на что-нибудь.

– Вот баран.

– Кто? – заинтересовался Гофер-старший.

– Ваш внук Тобиуш.

– А, это да! Настоящий баран!

– И заячье сердце!

– Э… вот этого за нашим родом никогда не водилось!

– А вы гляньте.

Старик, близоруко щурясь, выглядел внука.

– Эк его скособочило! Словно хлюпаря в реке углядел!

– Недалеко от истины.

Бальдена от Хлои оттеснила сплоченная и стратегически правильно действующая группа женщин, состоявшая из молодых незамужних девиц и двух весьма миловидных вдов.

Тобиус поднялся с лавки, отряхнулся и решительно пошел вперед.

– Миледи, – волшебник отвесил вполне придворный поклон, – окажете ли честь, одарив танцем!

– Чар, вы не пьяны ли, часом? – Девушка высокомерно изогнула тонкую бровку.

– Я трезв как гоблин, подписывающий долговую расписку. Но, как видите, очередь из кавалеров еще не выстроилась. Боятся.

– За свою дерзость…

– Так мы танцуем, или же вы предпочтете продолжать стоять в гордом одиночестве, как вон те три девицы – конопатая, колченогая и косоглазая?

– Ахог с вами! – сквозь вымученную улыбку прошипела ее высочество, кладя свою изящную кисть в длинные тонкие пальцы волшебника. – Один танец.

– Отлично. Господин Бэйн, будьте любезны, диморисийскую калабенку!

– Все, что в наших силах, чар Тобиус! – откликнулся трактирщик. – И!..

Музыканты заиграли очень быстрым темпом. Во вступительном разделе к Хлое и Тобиусу присоединились сразу три пары, танцевальная площадка ожила, как только для ее высочества нашелся партнер. Сначала волшебник и принцесса приноравливались друг к другу, а когда выяснилось, что оба танцуют более чем уверенно, движения стали раскованнее.

Вскоре все следы неловкости, возникшей при появлении Хлои, рассеялись, и Тобиус плавно вывел партнершу из танца.

– Благодарю за честь. – Маг поклонился, развернулся на пятках и направился в «Под короной». Свою посильную помощь он оказал.

Следующим утром его не будили, так что проснулся постоялец от запаха яичницы с беконом. По обыкновению исполнив все утренние процедуры и с унынием потрогав гладкий подбородок, волшебник оделся в освеженную одежду, выставил на балкон стеклянные палочки и спустился в общий зал.

– С добрым утром, чар Тобиус! Как спалось?

– Спасибо, прекрасно, господин Бэйн. Нельзя ли чего-нибудь пожевать?

– Хильда, чар Тобиус яствовать изволит!

Маг выбрал себе стол, уселся в относительной затененности и стал поглядывать на внутренний дворик трактира через окошко. Девушка принесла поднос с тарелкой горячего душистого хлеба и кружку светлого пива, следом за ней Томас Бэйн нес, держа рукоять прихватками, большую чугунную сковороду, на которой шкварчало пять яиц с насыщенно-оранжевыми желтками и десяток полосок благоухающего шипящего бекона. Все это великолепие было присыпано специями, жареным луком, солью, мелкими кусочками чеснока, а также укутано в горячую, смешавшуюся с жиром сметану.

Девушка присела в неуклюжем книксене и унеслась на кухню.

– Не возражаете, если я посижу рядом? – спросил трактирщик, протягивая Тобиусу нож и массивную двузубую вилку.

– Прошу. – Волшебник крутанул в ловких пальцах приборы и немедленно приступил к еде.

Трактирщик степенно уселся на стул, по привычке протер и без того чистую столешницу тряпочкой и подпер подбородок рукой. В этом положении он сонно наблюдал, как Тобиус уминает завтрак за обе щеки.

– Вкусно?

– Офэн!

– Запивайте, иначе язык сожжете. Я налил вам славный эль из последней партии, которую получил до всей этой, хм, торговой блокады.

Тобиус продолжал вершить свою

методичную расправу над завтраком, думая о том, как прозрачно ему напомнили об одной из насущных проблем, требующих внимания. Маг откинулся на спинку и тяжело выдохнул с чувством сытого умиротворения.

– Добавки?

– Если будете так со мной обходиться, господин Бэйн, то и глазом не моргнете, как у меня появятся новые подбородки, я буду свистеть при ходьбе, хрипеть при беге и беспрестанно пускать ветры.

Трактирщик лишь посмеялся в ответ.

Немного отдышавшись, Тобиус закинул сумку на плечо и вышел на солнце. Он довольно быстро обошел деревню, проверяя свои защитные чары, после чего отправился в замок. На воротах стояли знакомые стражи, Эрвин и его приятель, имени которого Тобиус так и не выспросил.

Серый волшебник прошел через барбакан во двор, остановился и понаблюдал за белкой, которая спокойно сидела почти на том же месте, что и вчера. Туловище зверя обхватывали кожаные ремешки – наметки будущей подпруги. Генерал Бальден всерьез вознамерился сделать пушного зверя скаковым, и, пожалуй, с его упорством из этого могло что-то да получиться. На всякий случай Тобиус обновил Приручение, осторожно погладил лобастую башку животного и отправился к пузатой башне – в гости к брату Марку.

Монах был застигнут за утренней молитвой.

– Доброе утро, брат Марк! Простите, что отвлекаю!

Тот, однако, не отвлекся. Он продолжил читать заученный наизусть молитвенный речитатив, пока не довел его до конца, только потом осенил себя знаком Святого Костра и поднялся с колен.

– Благословенное начало дня, чар Тобиус. Восславим Господа-Кузнеца светлой мыслью и благородным трудом.

Крупную голову монашка покрывала теперь не ермолка, а повязка из белой ткани с бантиком под подбородком. Совиные глаза покраснели от недосыпа больше прежнего.

– Как самочувствие? Чердачок не гудит?

– Чердачок? Благодарю, уже легче.

– Отлично! Тогда разрешите внести предложение!

Монах скупо кивнул.

Взявшись за кусочек угля, Тобиус склонился над листком чистой шершавой бумаги и начал чертить от руки. Движения его отличались точностью, гибкостью и скупостью. За считаные минуты он расчертил на листке схему постройки, расставил названия некоторых ее элементов, нанес показатели площади, длину и ширину стен.

– Я хочу построить ее на реке. Видел, что ваши работники используют в строительстве мелкий и битый голыш, для фундамента сойдет, но строить из него стены не годится. Нужно еще дерево…

– Лучшего нам не дано, ввиду того что сами мы не можем добывать камень, – ответил монах бесстрастно. – Вниз по реке есть каменистый пустырь подле скал, там много больших камней, из которых можно было бы вытесать правильные блоки, будь у нас каменщики. Но их, увы, нет.

– Я выстрою ее из отменного кирпича и о растворе позабочусь. На вас останется крыша и само колесо. Работу сдам в кратчайший срок.

– Вот как? Откуда вы возьмете кирпич?

– Не беспокойтесь об этом, брат Марк. Мне лишь нужно ваше согласие. Не хочу лезть к вам на стройку без позволения.

Петрианец помолчал совсем недолго:

– Глупо отвергать протянутую руку помощи, это слишком похоже на гордыню. Вы сделаете доброе дело, если сможете осуществить задуманное.

– Благословляете?

– Именем Господа-Кузнеца благословляю.

Тобиус вышел из орудийной башни, вдохнул полной грудью, посмотрел на небо и немного помрачнел. Вверху плыл массив грозовых облаков, которые наползали на солнечный диск. Это было совсем некстати.

Самая высокая башня замка, которую стражники прозвали Одинокой, росла из крепостных сооружений в южной их части и возвышалась даже над донжоном. Она была круглой, немного сужалась кверху, имела остроконечную крышу и водостоки в виде длинношеих горгулий, из чьих пастей во время дождя лилась вода.

Тобиусу пришлось побегать по донжону и найти нужный выход на галереи крепостных стен, чтобы добраться до ее подножия. Дверь оказалась забита досками, которые волшебник отодрал голыми руками. Он вошел в большой круглый зал, темный и пропахший пылью, винтовая лестница находилась прямо в центре и уходила в потолок. Волшебник резво поднялся на второй, затем на третий, четвертый и пятый этажи. Всякий раз он оказывался в новом зале с небольшими оконцами для минимального проникновения света, и каждый следующий зал был немного меньше предыдущего. На седьмом этаже окна оказались настоящими – большими, светлыми, закрытыми дорогим, хотя и донельзя грязным стеклом. Вместо потолка теперь был пыльный и грязный внутренний конус крыши.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (http://www.litres.ru/ilya-krymov/beloe-plamya-drakona/) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

notes

Сноски

1

Имеются в виду карты, розданные на руки конкретному игроку.

2

Таборы.

3

Стоит отметить, что невысоклики вообще крайне спокойно относились к любым волшебникам. Они считали повелителей Дара лишь еще одним видом ремесленников, а трепетать перед горшечниками или ткачами, по их мнению, было глупо.

4

Катормарский мор, или «пегая кобыла». На развитой стадии болезни тело человека покрывается обширными черными и желтушными пятнами.

5

Герб рода Вольферинов – росомаха, в то время как герб бывшей королевской династии Ривена Карторенов – горностай.

6

В Вестеррайхе и некоторых прочих частях Валемара персонификация смерти представляется людям как фигура в черном балахоне, сжимающая костлявыми пальцами шест, на котором висит одинокий фонарь. Души умерших следуют за светом этого фонаря во мраке и попадают туда, куда им до?лжно попадать.

7

Сторожевая башенка, пристроенная наверху где-нибудь на углу основной башни.

8

Подвесить на петлю – заклинание, дополненное магическим атрибутом, известным как Петля. Самый частый способ использования – чары Исцеления, которые сами срабатывают на волшебнике, если его тело получило повреждения. Этот способ неудобен тем, что заклинание срабатывает при любой травме – как при переломе, так и при обычной ссадине.

9

Гигантский белый лев, обитающий на просторах Правого Крыла, в околопустынных саванных областях. Некоторые народы считают его разумным и священным животным.