Чаша. Последний обряд читать онлайн - Вадим Черников

Чаша. Последний обряд

Вадим Валерьевич Черников

Кир Глинников уверен, что поиски завершены. Тайна «Чёрной книги» разгадана, многовековое противостояние окончено и могущественный противник побеждён…

Но для древнего Ордена, быстро восстановившего своё влияние, всё только начинается. Используя результаты поисков Кира, новый магистр Ордена делает вывод о том, что есть реальная возможность выйти на след Чаши Нового Завета, и разрабатывает новый план. Поставив на карту всё своё могущество и само существование, Орден начинает заключительный этап поисков, целью которого становится находка Чаши. Ордену давно известно, каким образом и в каких целях её использовать. Всё уже подготовлено для последнего обряда…

Магистр понимает, что достичь успеха без участия в поисках самого Кира невозможно, и действует решительно и жестоко. Поставленный перед дилеммой: найти или умереть, Кир Глинников вступает в финальную, смертельную схватку…

Вадим Черников

Чаша. Последний обряд

© Черников В. В., 2014

© ООО «Издательство «Вече», 2014

* * *

Моей любимой

Еще одно, последнее сказанье —

И летопись окончена моя,

Исполнен долг, завещанный от Бога

Мне грешному. Недаром многих лет

Свидетелем Господь меня поставил

И книжному искусству вразумил;

Когда-нибудь монах трудолюбивый

Найдет мой труд усердный, безымянный,

Засветит он, как я, свою лампаду —

И, пыль веков от хартий отряхнув,

Правдивые сказанья перепишет…

    А. С. Пушкин «Борис Годунов»

Пролог

Первосвященник Каиафа, полный мужчина лет сорока с чёрной, аккуратной бородкой, спешил. Как обычно, когда за ним посылал отец, совсем недавно занимавший этот пост. Как обычно, ничего хорошего ему это не сулило. Сегодня же было и вовсе некстати.

Анна указал сыну на сиденье рядом и начал разговор без подготовки:

– Я слежу за ним. Этот пророк из Галилеи. А ты, первосвященник Каиафа?

– Может ли быть хорошее из Галилеи? – с коротким смешком ответил тот.

Анна, припечатывая останки его хорошего настроения угрюмым взглядом, произнёс:

– Тебе отчего-то весело?

Каиафа мгновенно сбросил улыбку и пожал плечами:

– Разве ты ещё не решил его судьбу? Разве нет?

Анна, чётко выделяя «я», покивал тяжёлой головой:

– Да, я уже давно всё решил. Мне надоели грязные бунты и кровопролития. В последнее время наш народ легко идёт на них. А там недалеко и до вмешательства Рима. За Пилатом дело не станет. Он недоволен своим местом, а следовательно, и нами. А в Риме, в свою очередь, недовольны им. Пилат, кроме прочего, отвечает за поставку хлеба в империю. В Египте засуха, зерно придётся закупать в Парфии. Иудея разорена и разграблена прокуратором. Где ему брать золото, Каиафа, как только в храмовой сокровищнице?

– Он не посмеет! Мы уже показали ему силу веры нашего народа! – покраснев, воскликнул Каиафа.

Анна, с кривой ухмылкой, осадил порыв сына:

– Его Кесарийский позор? Он нам ещё его припомнит. Не сомневайся. Но… Вернёмся к нашему пророку. Итак, он вошёл в город…

Каиафа быстро и равнодушно доложил:

– Да. Народ восторженно приветствовал его. Они встречали его пальмовыми ветвями. Ученики его кричали: «Не сын ли это божий с нами?» – «Осанна! Осанна! Грядый во имя Господне!» Потом он вошёл в храм, выгнал менял и продавцов голубей… Сейчас он в Вифании, в доме одной женщины. А менялы вернулись на свои места.

– И как же вёл себя сам пророк? Наслаждался победой, ликовал, веселился? – перебил его Анна.

– Это важно? Наверное, я не знаю… – пожал плечами Каиафа.

– Это важно! Это очень важно! Важнее и быть ничего не может! – буквально взорвался Анна. – Ты упускаешь всё или почти всё, первосвященник Каиафа. Где он сейчас! Да то, где он сейчас, – наименее важное из всего. Разве он вообще скрывается от кого-то? Нет! Но то, что Иисус был грустен, а не ликовал, когда его встречали у ворот, во сто крат важнее…

Каиафа поёжился, но Анна уже спросил его самым обычным тоном:

– Что кричали встречавшие его? Ты слышишь меня, не ученики, нет, люди, встречавшие его у ворот Иерусалима?

Каиафа настороженно молчал.

Анна, наклонился к нему и тихо прошептал:

– Они кричали то же самое, и ещё кричали они, постилая одежды на дорогу перед ним: «Благословенно грядущее во имя Господа нашего царство отца нашего Давида! Осанна в вышних!»

Каиафа угрюмо опустил голову, но Анна, встав, навис над ним, опираясь на посох, и гневно продолжил:

– И ещё, первосвященник храма Иерусалимского Каиафа! Не на осле ли и ослице въехал в город сегодня утром пророк по имени Иисус из Назарета, рождённый в Вифлееме?

Каиафа, ещё ниже опустив голову, пробормотал:

– На осле, сыне подъярёмной… Семя Давидово…

Анна, строго посмотрев на него, сел обратно в высокое кресло и наставительно произнёс:

– Если наш народ хорошо знает и верит предсказаниям пророков, от Ездры до Малахии, то нам хотя бы надо знать и помнить Писания лучше него. И быть внимательным к поступкам человеческим и знакам. Они могут оказаться делами и знаменьями свыше!

Каиафа, тревожно перебирая пророчества, засуетился:

– Вифлеемская звезда… И Назореем наречётся… Что же делать? Надо было не пускать его в город!

Анна насмешливо прервал его:

– Большей глупости невозможно и придумать.

Каиафа растерялся окончательно, но отец не стал добивать его. Выдержав долгую паузу, он продолжил:

– Мы подождём. Подождём. Пока народ не устанет от празднеств. И от пророков. Которые говорят, но не делают. Будем ждать и наблюдать. За каждым шагом. Особенно за теми, кто называет себя его учениками. Иди, сын. Мне нужно подумать.

Каиафа, с явным облегчением, быстро вышел из дверей.

Анна тихо и устало прошептал ему вслед:

– А хочется поверить… Хочется.

Анна поудобнее устроился на сиденье, обняв посох обеими руками, и прикрыл светло-голубые, мутные от возраста глаза морщинистыми, тяжёлыми веками. Он ждал. И не обманулся в своих ожиданиях. Тихие шаги за дверями, стук створки и шелест одежды скоро указали на его правоту.

Иосиф, которого все звали Аримафейским, уважаемый и богатый член синедриона, терпеливо ждал, пока Анна откроет глаза, чтобы произнести:

– Он пришёл снова.

– Зови. – Анна принял подобающую позу.

Иосиф выскользнул за дверь, в которую почти сразу же уверенно вошёл тот, кто был здесь вчера. Которого Анна отправил назад без ответа. Потому что ему, первосвященнику, нужно было подумать.

Сегодня его ответ был готов, и он презрительно произнёс:

– Иуда, ты по-прежнему готов предать своего учителя?

– Более чем вчера, первосвященник, – так же презрительно бросил в ответ Иуда. Он стоял прямо, сверкая желтоватыми глазами и держа руки спокойно вдоль тела. Хитон его был чист и опрятен, борода расчёсана, ноздри хрящеватого носа подёргивались и лишь неестественная бледность выдавала его… Всё это Анна мгновенно оценил и расценил как нужно.

– Что же… – развёл руками Анна. – Запретить тебе это сделать я не могу. Спрашивать о причинах твоего поступка тоже не стану.

– Придумай что-нибудь сам, первосвященник, – перебил его Иуда. – Мне лишь нужен твой ответ.

– Пусть погибнет один человек, а не весь народ. К примеру? – усмехнулся Анна.

– Пусть так. – Иуда не дрогнул. – Так что же, первосвященник?

– Мы дадим тебе знать, а ты

приведёшь нас к нему, – бросил Анна в ответ.

– Хороший план. – Иуда повернулся, чтобы уйти, но Анна сразу же бросил ему в спину:

– Хороший. Но ты кое-что позабыл…

– Что? – Иуда обернулся, и на его губах заиграла мерзкая улыбка.

– Вчера ты спросил, что мы дадим тебе, – протянул Анна.

– И что же? – в глазах Иуды разлилось тихое торжество. Его план сработал.

– Деньги. – Анна усмехнулся грязной, скомканной улыбкой. Он всё правильно придумал.

– Деньги, – эхом повторил Иуда.

– Да.

– Деньги? Какие деньги? – Иуда откровенно улыбался.

– Твои деньги. За такую услугу храм готов заплатить. А ты должен взять, – усмехнулся Анна почти весело, но его глаза буквально пронзали Иуду насквозь.

– Должен взять? – Иуда свернул улыбку. – Я ничего не должен. Никому.

– Все мы кому-то и что-то должны, – наставительно произнёс Анна. – Впрочем, решать тебе.

Иуда молчал, опустив голову. Анна сделал вид, что встаёт, опираясь на посох. Он, кряхтя, проворчал:

– Иди. Уже поздно. Больше не возвращайся. Разговор окончен.

Иуда поднял глаза на первосвященника, и тот опустился снова на стул.

– Сколько же храм готов мне дать?

– Скажем… Тридцать сребреников. Сумма достойная… Хотя и небольшая. Но Храм не настолько богат, чтобы отблагодарить тебя по заслугам. – Анна опустил подбородок на рукоять посоха и смотрел под ноги Иуде.

– Пусть будет так. – Иуда протянул руку и пошёл прямо к Анне, но тот проворно бросил ему мешочек, который тот поймал на лету. Подбросил вверх и снова поймал, слушая глухое бряцание монет. И кинул его за пазуху.

Смерив Анну взглядом, Иуда снова направился было к двери. Но слова Анны снова остановили его.

– Храм не выдаёт деньги, Иуда. Он принимает их. – Анна говорил торжественно и твёрдо.

– И что же? – Иуда не обернулся. – Ты их мне дал. Я взял. Что ещё?

– Подойди туда. – Анна показал концом посоха в угол комнаты, где стоял высокий хлипкий столик с принадлежностями для письма.

Иуда посмотрел в угол и перевёл взгляд на Анну:

– Вот как? Тебе нужна от меня расписка… Что ж. Ты получишь её.

– Конечно, получу. Не забудь указать сумму И причину тоже. – Анна принял суровый облик и застыл в кресле, пока Иуда быстро писал.

– Не беспокойся, – кивнул Иуда.

Написав, и оторвав кусок пергамента, Иуда быстро подошёл к Анне. Первосвященник протянул руку, но Иуда, не доходя до него, опустил свою вниз, и пергамент сухим, мёртвым листком, упал, коснувшись лишь пальцев Анны, на мозаичный пол.

– Тебе придётся наклониться, чтобы поднять. Наклонись, первосвященник, – хищно проговорил Иуда и быстро вышел из комнаты.

Анна, не обращая внимания на его слова, смотрел на кусок пергамента, который на его глазах сворачивался в маленькую трубочку, принимая первоначальную форму свитка, от которого он был оторван. Первосвященнику показалось, что он похож на свернувшуюся змею. Но взять его всё же было нужно и Анна, кряхтя, полез за ним. Старческая спина уже не гнулась и, как он ни старался, ему всё же пришлось опуститься на колени…

Часть первая

Глава первая

Июль 1194-го года. Остров Кипр

Рыцари падали под градом стрел. Пыль клубами вздымалась вверх и не успевала оседать, вихрилась к безжалостному, белому солнцу. Всадники с кривыми, широкими саблями были повсюду. Тяжко рухнул с испуганной лошади последний телохранитель. В голубой плащ короля вцепились несколькими руками сразу. Сильно, глухо ударили по шлему сзади. Последнее, что он видел, заваливаясь на круп коня и теряя сознание, был белый щит с красным крестом, забрызганный грязно-бордовой кровью…

Король проснулся быстро и разом, как от толчка. Никто его конечно же не толкал, но усталый мозг как будто принял какой-то тревожный сигнал и передал его телу. Он сел на кровати, взъерошенный и испуганный. Прислушался… Тишина. Только трещали цикады, да лимонные деревья за окном тихонько шуршали своими жёсткими листочками. Но нет… Вот опять… Что это? Стон или женский плач? Или то и другое… Горестный вздох снова эхом пронёсся под каменными сводами замка. Прервался сдавленным плачем и закончился стоном. Сомнений больше не было…

Король затрясся короткой, крупной дрожью, но тут же взял себя в руки и резко встал с кровати. Он зачерпнул несколько пригоршней родниковой воды из стоявшей рядом большой чаши, плеснул себе на лицо. Потом наклонился и долго пил воду прямо через край. Не вытирая мокрого лица и губ, накинул плащ, вдел ноги в мягкие арабские туфли с острыми, загнутыми вверх носами, оглянулся вокруг. Взгляд его упал на кинжал, и он схватился за его рукоять с надеждой. Снова ощутив в руке оружие, король вздохнул увереннее, выскользнул из спальни и пошёл небольшой крытой колоннадой к саду. На звуки, которые страшили его больше всего на свете и манили сильнее всего в мире. Он должен был убедиться сегодня окончательно и решить, что будет дальше.

Женские вздохи, в которых царили жалость и бессилие, отчаяние и судьба, вели его к дальнему углу сада. К фонтану. Король, к которому неожиданно вернулось всё его мужество, шёл на голос, не убирая лица от ветвей, шлёпавших его по лицу, не замечая кустов, царапавших его голые ноги. Он получит ответ… Сегодня. Вот уже впереди, среди деревьев, растущих здесь гуще и превративших дорожку к фонтану почти в лесную тропинку, мелькнуло что-то бледное. Бело-серое, как облако пара. Он ускорил шаг и выскочил, наконец, к фонтану, не замечая глубокой царапины на щеке, не ощущая боли…

Прямо в фонтане, скрытая до колен массивным, мраморным поребриком, дрожа в водяных искорках, стояла женщина в белом длинном платье-саване. Король замер на месте, а женщина повернула к нему прекрасное матово-бледное лицо, на котором темнели огромные, бездонные глаза, и как будто попыталась улыбнуться. Но в то же мгновение её лицо буквально перекосило мукой страдания, жалости и бессилия. Она тихо, мучительно застонала, бледная слеза скатилась по её щеке и упала в воду фонтана, блеснув под луною маленьким бриллиантом… Женщина, тело которой снизу стало превращаться в змеиное, горестно взмахнула рукой и как будто обрушилась в воду, оборвав свой последний стон. Обрушилась полузмеёй, полуженщиной. Чудовищем.

Король развернулся и побежал назад, не разбирая дороги. Через минуту он выскочил из сада, оказавшись почти у моря, на крутой скале. Он остановился на краю, потом сделал несколько шагов назад и устало опустился на гранитную, широкую лавку, на которой так любил сидеть, наблюдая за морем. Странное спокойствие охватило его вместе с первым лучиком всходящего из моря солнца, вместе с расцветающим горизонтом, с просыпающейся природой дивного острова.

Он опустил голову: Мелузина. Это была она, королева Мелузина. Прародительница и проклятие рода Лузиньянов. Сомнений нет. Фонтан. Конечно… Там, у «Фонтана жажды», когда-то встретил её граф Раймонд. Но не сдержал он клятвы и жена его, неувядающая красавица, змеиная колдунья Мелузина превратилась в призрака. Появляясь тогда, когда кому-то из Лузиньянов грозила скорая погибель. Плача и стеная. Ничем не может она теперь помочь своим потомкам… Лишь предупреждает их. Пришла за ним. Что же, подумал он, значит, всё кончено. Так скоро. Осталось время подумать и завершить все дела. Сколько его осталось, король не знал, поэтому

нужно было спешить, но он не мог не встретить этот восход сегодня. Не мог не увидеть это ежедневное чудо, восхитительное оживание природы и мира. Может быть, его последнее утро…

«Фонтан жажды» – вспомнил король и вновь захотел пить. Именно неутолимая жажда терзала уже много лет графа Ги де Лузиньяна, властителя Кипра. Она мучила его с тех пор, как семь лет назад, 3 марта 1187 года, он, Ги де Лузиньян, король Иеруалимский, последний коронованный в храме Воскресения у Гроба Господня, повёл своё войско при Хаттине в битву с Салах-ат-Дином. После жуткого марша по безводной пустыне, уступив настоятельным призывам Великого магистра Ордена тамплиеров Жерара де Ридфора. Страшную битву, в которое христианское войско было почти полностью уничтожено, а Иерусалим вскоре был занят мусульманами. Где был навсегда утерян Животворящий крест. Где… Всё рухнуло. Осталась только жажда. Неукротимая жажда.

Выкупив остров Кипр у тех же тамплиеров при посредничестве короля английского Ричарда Львиное Сердце, Ги снова стал королём. Но не проходило и дня, когда не вспоминал он ту несчастную битву, не задавался вопросом, почему он, опытный и смелый рыцарь, грамотный и осторожный полководец, пошёл на эту авантюру. Позволил Ридфору уговорить его. И почему не спросил магистра тогда, когда остальных тамплиеров, одного за другим, казнили у них, пленных, на глазах… Почему? Теперь не спросишь и самого Жерара де Ридфора. Вновь попав в плен к Салах-ат-Дину, благородство которого имело свои резоны, магистр был казнён. Благородство? Или обычная предосторожность? Может быть, магистр уже выполнил свою роль? Глухие слухи о предательстве магистра, по чьему приказу тамплиеры сдали после Хаттина несколько важных крепостей без боя, доходили до Кипра всё чаще. Всё настойчивее звучали они, призывая короля задумываться. Всё мучительнее и логичнее всплывали факты и последствия. Всё чётче оценивал он свою и чужую роль в неудачах крестоносного войска…

Оценивал… Скоро он избавится от всех мучений и будет держать ответ перед Тем, от Кого не скроется ничто. Там всё станет окончательно ясно, с неожиданным облегчением подумал Ги и опустил взгляд вниз. В руке его, позабытый, угрюмо сверкнул на солнце длинный, прямой клинок кинжала. Солнце уже рассыпало короткую пока золотую дорожку по сине-зелёной глади моря, протягивая лучи из-за горизонта к берегу. Казалось, к самым ногам короля. По расплавленному золоту к острову приближался большой корабль с кроваво-красными крестами на парусах. Посланник нового магистра Ордена Храма плыл к королю Кипра с визитом.

Король вгляделся в рукоять кинжала: гравировка Чаши со свитком, наполовину входящим в неё, привлекла его внимание. Кинжал Жерара де Ридфора… Он оказался у Ги случайно: отпуская его из плена, Салах-ад-Дин, любящий щегольнуть своим рыцарским отношением к пленным (если он не убивал их, а получал богатый выкуп), отдал Лузиньяну его доспехи и имущество. В которых и оказался кинжал магистра. Лузиньян не раз видел его у Ридфора на боку. Самого магистра отпустили много позже, а Ги позабыл о кинжале. Обнаружил его совсем недавно и вот, сейчас он оказался с ним этой ночью. К чему? Почему? – задавал себе риторические вопросы король, рассматривая кинжал на расстоянии, как гремучую змею.

Почему? Да, именно, почему Орден так быстро отреагировал на его сообщение о кинжале и немедленно выслал корабль с одним из высокопоставленных советников с просьбой вернуть его? Лузиньян сосредоточился на этой мысли, и она показалась ему серьёзной. Так, гравировка, выпуклая, каждая деталь сделана чётко, вплоть до печати на свитке… Стоп! Лузиньян попытался нажать ногтем на свиток, но тот был слишком мал для этого. Что-то острое! Золотая застёжка на плаще крепилась булавкой. Он отломил булавку и попытался нажать на свиток сверху… Больно уколол палец, выругался, слизнул каплю крови, исполнился решимости, высунул язык от напряжения, прищурился… Получилось раза с седьмого, но получилось! С лёгким щелчком свиток ушёл в чашу, круглый набалдашник рукояти отскочил вверх, освобождая две ребристые пластины. Вокруг штыря рукояти был обёрнут небольшой свиток. Король снял его, расправил трубочку и быстро прочёл…

Предательство! Всё так и есть. Жерар де Ридфор – предатель. Текст короткого сообщения, в котором магистр отдавал распоряжение своему ближайшему рыцарю, по странному стечению обстоятельств (теперь ясно, что ничего странного тут не было) не успевшему к самой битве, засыпать колодцы на пути крестоносного войска. Так и есть! Измученное жаждой (снова смертельно захотелось пить) войско было разгромлено при Хаттине планово и безнадёжно…

Лузиньян вскочил и почти побежал обратно, припадая по пути к многочисленным родникам и фонтанчикам, которыми буквально кишела по его приказу королевская резиденция. Шанс, стучало в его голове. Шанс оправдать своё имя. Что же делать? Готово! Он отправит послание королю Ричарду. Тот всегда недолюбливал рыцарей Ордена Храма, он даст ход делу! Ах, зачем он поторопился и известил Орден о кинжале? Но уже всё равно… Кинжал утерян, утоплен в море, выкраден, пропал! Так бывает… Разыграть невинную любезность не составит труда. Стоп!

Король, уже добежавший обратно до спальни, сел на кровать. Ричард… Кинжал. Нельзя отдавать все улики в одни руки. Кинжал нужно спрятать. Или… Или отдать кому-то. Чтобы увезли подальше. Кинжал без сообщения ничего не стоит. Как футляр без драгоценного ожерелья внутри. Или стоит? Эта эмблема, гравировка… О чём она говорит? Только ли о том, как работает механизм тайника? Нет… Тут дело серьёзнее. Орден хранит какую-то тайну, и предательство магистра – не только его личное дело. Тут замешана вся система храмовников. И кинжал уничтожать нельзя. Отправить его подальше отсюда? Пожалуй… Эту тайну он уже не разгадает… Мелузина появилась, и дни его сочтены. Кому? Куда?

В двери спальни постучались. Король спрятал кинжал под подушку и принял подобающий вид. Слуга, мельком увидев кровь на щеке и исцарапанные ноги короля, не удивился, но с коротким поклоном доложил о том, что задержаны три монаха и просят у него аудиенции. Лузиньян отпустил слугу и расценил сообщение как некий знак, решив принять монахов ещё до завтрака, в нарушение всего этикета. Слуга снова не удивился, только показал королю на зеркало и удалился. Манеры при дворе короля-рыцаря были довольны демократичны и Лузиньян просто не обращал внимания на различные условности. Тем более что, взглянув в зеркало, он оценил правоту теперь слуги, а недавно оруженосца, прошедшего с ним много битв и скитаний. И два трона тоже.

Когда через полчаса король, выглядевший, как необходимо и положено королю, спустился на террасу, к нему привели трёх оборванных, измождённых монахов. Прихлёбывая воду со льдом, король выслушал короткий рассказ старшего – старика с седыми длинными волосами и бородой, и решение у него созрело почти мгновенно. Преследуемые тамплиерами, монахи держали путь из Эфиопии к берегам неведомого озера на востоке. Король спросил о причинах преследования и впился взглядом в лицо старика. Старик, близкий к отчаянию, бросил взгляд на корабль с красными крестами, деловито швартующийся в гавани, тяжело встал на колени перед королём и

сказал:

– Король Ги де Лузиньян! Помазанный у Гроба Господня… Удали слуг и я отвечу тебе.

По взмаху руки с кровавым перстнем слуги исчезли с террасы.

– Здесь, – старик отошёл в сторону и король увидел небольшой деревянный ящик, – мощи Апостола Матфея.

Король, который жил в те времена, когда мощи и другие святые регалии и реликвии появлялись с регулярной частотой одновременно и во многим местах, ничуть не удивился:

– Почёт им и уважение, старик. Но разве тамплиеры – безбожники и почему следует скрывать от них мощи всеми уважаемого и чтимого апостола? Или же вы везёте не только их?

Старик потоптался на месте в нерешительности, но всё же пробормотал, понизив голос:

– Это не всё, король. Мы везём старинный пергамент, завещанный нам самим апостолом Матфеем. Мы сохраняли его тысячу лет. Теперь от тебя зависит, попадёт ли он в руки к безбожникам или продолжит свой путь по воле Господней туда, где мы обретём покой и выполним свой долг. Наши силы на исходе. Решай…

– Покажи, старик! – наклонился к нему король, но тот отрицательно покачал головою.

– Нет. – Старик отошёл на шаг назад, придерживая за пазухой оборванного хитона что-то. Глаза его горели синей решимостью и готовностью к смерти.

– Ты не показываешь, но просишь помощи, – недовольно проворчал король.

– Именно так.

– Но я могу отобрать его силой, ведь так?

– Так.

– И что тогда? Если я это сделаю, ты уничтожишь его?

– Я не вправе.

– Тогда я так и сделаю.

– Делай. И прими на себя ответственность за всё, что будет после. Делай и отвечай. Если тебе ещё недостаточно того, что ты уже сделал, последний король Иерусалимский Ги де Лузиньян. Если тебе недостаточно…

– Старик!

– Я жду решения короля. Но ещё более я жду решения христианина.

Вечером король, сидя на своей лавочке, смотрел, как корабль тамплиеров спешно отправлялся в обратный путь. Взбешённый советник, получивший наивный ответ по-поводу исчезновения кинжала, расхаживал по палубе, бросая взгляды на бухту и город. Лузиньян же вспоминал вовсе не скандальную аудиенцию, а лицо старика… Три монаха отплыли из другой бухты ещё днём, снабжённые небольшим, но крепким судёнышком, провизией, водой и даже деньгами. Увозя с собою в сторону строптивых волн Понта Эвскинского свою тайну, свой свиток, на который король так и не решился взглянуть. Увозили они и кинжал магистра тамплиеров, который мог в некоторых случаях служить им пропуском, а в остальных – убить их. Если советник (а он не производил впечатления идиота, как и все руководители Ордена) не поверит простому до наивности объяснению Лузиньяна. В наличии при своём дворе шпионов-тамплиеров Ги не сомневался. Рано или поздно станет известно и про монахов, и про кинжал. А ещё теперь старик знал, как работает механизм тайника, спрятанного в кинжале… Пригодится ли ему это знание и сам кинжал? Неважно. Король поступил так, как поступил. Тайны наложились одна на другую, подумал Ги, нисколько не жалея, что узнал сегодня лишь одну из них, а во второй даже не попытался разобраться. Неисповедимы пути…

Закат окрасил тёмно-бордовым цветом белую днём резиденцию короля. Под цвет вина, который советник привёз ему в подарок от магистра Ордена Храма. И передал напоследок с лёгким полупоклоном. Хорошее вино…

Через два дня граф Ги де Лузиньян, потомок древнего франкского рода Пуату, последний король Иерусалимский и король Кипра умер в своей резиденции. Ему было тридцать четыре года. Поговаривали, что смерть наступила от отравления. Граф же перед смертью лишь просил пить и спешил к какой-то женщине. Со странным именем, которого никто, кроме его родного брата, не знал.

Глава вторая

Секретно

Оперативная справка

Дело № 174/12/АР

«ЧАША»

15 августа 2012 года в Москве погиб сотрудник посольства Федеративной Республики Германии Вольфганг Шмидт. Шмидт, деятельность которого в России находилась под контролем сотрудников нашего отдела, попал в поле внимания в связи с тем, что неоднократно пользовался услугами бывшего полковника ФСБ Никитенко Б. П. и собирал различную информацию об отдельных российских гражданах. Сотрудник отдела майор Сизов А. С., по согласованию с руководством, предоставлял ему требуемую информацию за денежное вознаграждение. Денежные средства сдавались в кассу установленным порядком. Последним человеком, которым интересовался Шмидт, оказалась Лиза-Грета Шлассен (в замужестве Хомутова). Из справки следовало, что Грета Шлассен, гражданка Швейцарии, является внучкой гитлеровского учёного, штурмбаннфюрера СС Отто Рана, пропавшего в 1937 году при невыясненных обстоятельствах. В связи с этими данными, а также с тем, что досье, переданное Сизовым Шмидту, в этот же день, из номера исчезло, смерть Шмидта (падение из окна своего номера отеля «Арарат-Хайят») была квалифицирована как насильственная.

Гражданин Хомутов В. П., контакты которого со Шмидтом были установлены задолго до его смерти, в ходе наблюдения за Шмидтом стал главным подозреваемым в его смерти, и отдел начал его разработку. 16 августа Никитенко, на своей машине, посетил Хомутова. В машине также находились два гражданина Соединённого Королевства: Джонсон и Хартли. Проверка этих граждан результатов, заслуживающих внимания, не принесла, и они выехали из России 18 августа.

20 августа в доме и на участке Хомутова были найдены три трупа, один из которых принадлежал Хомутову Смерть наступила в ночь с 19 на 20 августа в результате огнестрельных ранений. Перед убийством Хомутов был жестоко избит. Не исключено, что его пытали с целью получения информации. Жена Хомутова Грета и его телохранитель Стрельников П. С. исчезли. Кроме того, вечером 19 августа в Швейцарии, в своём замке была убита мать Греты Магда Шлассен и её управляющий. Замок был подожжён, но пожар удалось локализовать.

Причины и мотивы этих преступлений были неясны, и было принято решение о задержании Никитенко. Он был задержан 22 августа и дал показания о том, что Хомутов являлся руководителем российского отделения тайной международной организации – так называемого «Ордена». Цели и направления деятельности организации Никитенко были неизвестны, но он указал на группу людей, деятельность которых интересовала Хомутова и Джонсона (оказавшегося руководителем, т. н. магистром Ордена). Информация от Никитенко и обработанные данные из личного компьютера Хомутова указали на то, что Орден занимается поисками в России неких таинственных артефактов.

В результате было выяснено, что 13 августа Хомутов перевёл два миллиона рублей на счёт сайта «Орден свободного поиска», сотрудники которого Глинников К. А., Жарков В. С., Попов Н. А. и Анциферова А. С. занимаются самостоятельными поисками неких предметов, интересующих Орден. Свой интерес Хомутов тщательно скрывал от руководства Ордена, но Джонсон, через Денисенко, также вышел на след сайта.

Было принято решение об установке наблюдения за сотрудниками сайта, но оказалось, что они уехали на остров Валаам, а потом в Санкт-Петербург, где их следы были потеряны.

В то же время, после тщательной проверки электронной почты сайта и Хомутова, было установлено, что Глинникову и его людям негласно предоставляет информацию некое третье лицо. Был сделан вывод о том, что

этот неизвестный заказчик обладает некоторыми данными и использует искателей «втёмную». Оперативные мероприятия вывели на И. Н. Белецкого – крупного антиквара и миллионера, президента корпорации «Парус» в Санкт-Петербурге. Сотрудница сайта Анциферова оказалась его родной внучкой, но об интересе деда не догадывалась.

Было отдано распоряжение о слежке за Белецким, в результате которой 25 августа он и сотрудники сайта были найдены и задержаны в Санкт-Петербурге, в одном из подземелий, куда их привели поиски. Помощник Белецкого, Ян Лайзанс, был убит при задержании. Кроме задержанных в подвале оказались: трупы Джонсона (он же шотландский лорд Седрик Гамильтон), его помощника Хартли, гражданина Нидерландов Ван Неескенса и ещё трёх человек (охрана Белецкого). Сотрудники сайта не пострадали.

В результате поисков сотрудниками сайта в Москве, Подмосковье, на Валааме и в Санкт-Петербурге были найдены несколько старинных артефактов, представляющих серьёзный научный и исторический интерес (опись прилагается), а также склеп, предположительно с останками князя, соратника Петра, Якова Долгорукова.

Грета Хомутова-Шлассен и Стрельников П. С. объявлены в Федеральный розыск.

Начальник отдела «П»

Полковник Михайлов А. М.

Генерал Губаш отработанным движением убрал листы в папку и закрыл дело, оставив перед собою лишь опись, вздохнул и широко улыбнулся:

– Судя по всему, всё «на тоненького»… Успели в последний момент. Иначе в том подвальчике ещё на пять трупов стало бы больше. Да, Александр Михайлович? – нарочито-невинно, почти копируя герцога в исполнении Броневого из фильма «Тот самый Мюнхгаузен», спросил он Михайлова.

Полковник, который за неделю знакомства с новым начальником Управления, успел сделать о непосредственном руководителе несколько выводов, промолчал. Тем более что Броневой не только герцогов играл, но и вполне реальных исторических персонажей и в беспощадном профессионализме одного из них сомневаться не приходилось. Генерал тоже спрятал улыбку и углубился в опись. Отношения между офицерами не особенно складывались, да никто из них и не стремился их особенно ни сложить, ни склеить. Михайлов быстро сделал выводы о высоком уровне подготовки нового начальника, неожиданно переведённого из (конечно же) Питера, и в то же время особенно радоваться было нечему.

Генерал, для которого назначение стало изрядной неожиданностью и принесло как удовлетворение, так и неизбежные хлопоты по перевозу семьи из одной столицы в другую, перенастройку всего жизненного уклада, тоже был пока не в своей тарелке. Кроме того, Губаш не мог не понимать, что после такого громкого (хотя для всех его как бы и не было вовсе) дела, которое, не без шероховатостей, но Михайлов всё же довёл и завершил, авторитет полковника в глазах начальства заметно вырос. Не говоря уже о том, что Михайлов умудрился при этом именно что и не привлечь к нему внимания газет и прочей, мешающей органам жить информационной чепухи, что ценилось руководством часто выше самих результатов. После такого успеха, подтвёрждённого реальными находками, именно кандидатура Михайлова стояла первой в списке на его, Губаша, теперешнюю должность. Поэтому все перестановки были неожиданными для обоих. И оба офицера чувствовали некое неудобство в присутствии друг друга.

Михайлову, тем не менее, было легче. Он спокойно надел на себя мундир субординации и установил логичную и прочную, хотя и прозрачную, стеночку, за которой и обосновался, не теряя новое начальство из виду. Цену себе и своему последнему делу он знал сам. Причём гораздо более важную, чем те, кто, собственно, «наверху» её оценил по-своему. Документы на высокую государственную награду были уже направлены в соответствующие комиссии. А должность… Девизом его всегда было дело, а не награды и звания. Хотя обида, конечно, оставалась, но она не иссушала душу отнимая способность к самооценке. Михайлов понимал (по крайней мере, думал, что понимал) смысл сделанного им. И отдавал себе отчёт в том, что искателями сделано намного больше. Его же роль была вполне логичным дополнением, сохранившим им жизни. И позволившим не потерять ими найденное. Важное… Потому и, после недолгого размышления, успокоился на достигнутом. Тем более что конец этой истории, этого дела был далеко не так очевиден, как значилось в самом деле, лежащем на столе у генерала.

Губаш же, естественно, не знал всего, что сложилось в голове у Михайлова в довольно логичную систему, но быстро понял, что для выстраивания отношений начальник – подчинённый особенных усилий не потребуется. Михайлов был опытным, уравновешенным и (по наведённым справкам) карьерой не грезил или, хуже того, не бредил. Генерал быстро вычислил то, против чего полковник молчаливо или громко мог возразить (словом и делом) и формулу «я – начальник, ты – дурак» вывел из обращения с ним навсегда. После чего отношения вошли в деловое русло с ровным течением, без заводей и омутов. Что устраивало обоих.

Пока, по крайней мере, потому что генерал Губаш на будущее установил чёткий рубеж, за которым или полковник Михайлов уйдёт на другой участок работы (или неважно куда), или он сам двинется выше и их пути пойдут параллельными, не пересекающимися прямыми. Потому что оба уже поняли: сработаться у них не получится. Поняли не разумом, не анализом профессиональных данных. Чем-то внутри, что ничем не разовьёшь и что в навык никогда не перейдёт…

Генерал посмотрел на Михайлова, который своим глубоким взглядом как будто подтвердил его мысли, и вновь углубился в опись, потому что ответа на свой вопрос он так и не получил. Игры разумов продолжались, но пора было перейти к главному.

– Хорошо. По нашей работе понятно, так или иначе. Результат достигнут и это главное, – миролюбиво, но твёрдо заявил Губаш. Михайлов не шелохнулся. Он ждал вопросов, и генерал перешёл к сути:

– Итак, теперь по поискам этих, как вы их назвали, искателей? Журнал такой был, «Искатель», в наше время. Хороший журнал, кстати… Так вот. Глинников и компания…

Генерал замолк и выразительно помолчал, но Михайлов откинулся на высокую спинку стула и ждал, пока тот закончит. Губаш встал и прошёлся по кабинету. Его в меру, в свои годы, погрузневшая фигура заслонила проём окна, с беззвучно шумевшей внизу Лубянской площадью, а выражение лица стало неразличимым, благодаря солнечному свету. Оттуда, от окна, прозвучал его тихий голос:

– Неужели вы, Александр Михайлович, думаете, что мне неизвестно о вашем «Особом мнении» по этому делу, которое вы изложили заместителю Председателя в своей докладной записке?

– Конечно, я так не думаю, Константин Алексеевич, – ответил Михайлов и снова умолк.

– Иначе на это место назначили бы меня… – продолжил мысленно фразу Михайлова генерал и сел обратно за свой массивный стол.

– Тогда давайте поговорим на эту тему, – начал он. – Судя по всему, мы имеем дело со странными вещами, которые самым неожиданным образом не только впрямую коснулись нашей страны, но и на России замкнулись. Или даже здесь и начались… Давайте так. Я изложу вам то, что я уяснил из вашей докладной, плюс выводы, которые сделал и задачи, которые поставило руководство. А вы дополните меня и разъясните некоторые

моменты.

Предложение генерала было сделано красиво, уважительно и профессионально. Михайлов тоже сделал вполне человеческое лицо и твёрдо кивнул, разрушая на время свою стенку:

– Конечно, Константин Алексеевич, я вас слушаю.

Губаш улыбнулся почти открыто и начал:

– Итак, речь идёт о ларце, который тамплиеры нашли в Иерусалиме при раскопках Храма Соломона в XI веке нашей эры. Данный ларец не был пуст, и рыцари стали хранить его в строжайшей тайне для определённой цели, передавая секрет исключительно от магистра к магистру. После чего могущество Ордена стало расти, пока в 1317 году он не был разгромлен французским королём Филиппом Красивым и Папой. Тем не менее последний магистр Ордена Жак де Моле (которого через несколько лет сожгут на костре) успел отдать приказ, и реликвия была заранее вывезена из Франции (где была штаб-квартира Ордена в замке Тампль) во Фландрию. На следующий день королевские стражники начали аресты рыцарей по всей Европе. Фландрия исключением не стала, и отряд рыцарей выехал из прибрежной крепости в гавань Сен-Леже, где их ждал корабль и поверенный магистра рыцарь Пьер де Болони. Отряд сумел оторваться от погони, и реликвия-ларец благополучно уплыл на корабле к месту назначения. Пока всё верно?

– Да. Корабль назывался «Орёл». А местом назначения была Шотландия, – отозвался Михайлов.

– «Орёл». Красиво. Как и один из первых русских кораблей, построенный Петром в Воронеже в 1668 году. Символично, – прозрачно намекнул Губаш, заинтересовывая Михайлова и располагая его к откровенности своею осведомлённостью.

Отметив это, генерал продолжил:

– Конечно, в Шотландию, где отлучённый от церкви тем же Папой король Роберт Брюс принимал под свои знамёна для борьбы с англичанами всех. Тем более опытных рыцарей Ордена Храма… Только «Орёл» попал в конечный пункт много позже срока. И оказался в Балтийском море. Каким образом, Александр Михайлович?

– Судя по всему, разразилась страшная буря и корабль пронесло мимо острова Рюген в Балтийское море и дальше – в Финский залив. Где де Болони, опасаясь за сохранность реликвии, закопал его в устье Невы на Заячьем острове. Может быть, корабль выбросило туда, но затем экипажу удалось сняться с мели. В любом случае, «Орёл» сумел все-таки приплыть в Шотландию, – коротко доложил Михайлов.

– Так-так. И всё это было бы лишь сюжетом для романа, если бы ларец с содержимым не был найден именно на Заячьем острове Петром Первым… – задумчиво протянул Губаш.

– Именно так. В 1703 году при закладке Петропавловской крепости, – кивнул полковник.

– Таким образом, незадачливый хранитель не только лишил Орден своей реликвии, но ещё и не мог точно указать конкретное место. Всё было очень примерно. И именно в таком виде и было передано тамплиерам, сбежавшим в Шотландию. Но, кроме того, тайна стала известна ревностным христианам – членам Ордена Андрея Первозванного, которого Брюс очень почитал. Настолько, что флаг Шотландии с тех пор – Андреевский белый крест на синем фоне. И занесена в так называемую «Чёрную тетрадь», которая и оказалась в итоге в руках потомка королевского рода Якова Брюса – ближайшего сподвижника Петра. Знаменитого чернокнижника, учёного, фельдмаршала и прочая и прочая… – продолжил Губаш.

– Лишить-то лишил, но она не была утеряна безвозвратно. А фраза «остров в холодном море» стала шифром к разгадке местонахождения ларца. Поэтому и тамплиеры (где ведущую роль стал играть клан Гамильтонов) и их противники Брюсы начали её поиски, – возразил Михайлов.

– Да-да… И дошли до России. И до Петра с его идеей выхода к Балтике. И через четыре столетия ларец был обнаружен Петром, и стало наконец-то известно его содержание. А оно было интересным… Расскажите версию искателей, Александр Михайлович? – попросил генерал.

– Всё же тут не только версия Глинникова, но она подтверждается письмом или, скорее, духовным завещанием императора Петра Великого. Да и магистр Седрик Гамильтон в подвале тоже косвенно подтвердил… В ларце был древний пергамент, написанный на неизвестном языке, прочесть который мог только тот, кому он предназначался. Выходит, что это – анти-Евангелие, смысл которого в том, чтобы подорвать сами основы веры, внушить человечеству, что две тысячи лет христианства – миф, а Христос был лишь одним из пророков. Либо всё же поддался искушению и дальнейшие его поступки не имеют никакого сакрального, духовного смысла, – несколько смущённо закончил Михайлов и бросил на генерала тревожный взгляд.

Губаш всё понял и поспешил поддержать полковника:

– Александр Михайлович, я кое-что упустил в начале разговора, прошу меня простить! Потому что, если бы я изначально не рассматривал то, о чём мы сейчас с вами говорим, всерьёз, разговора не было бы вообще. Или он шёл бы в другом ключе, где ваше «особое мнение» так и осталось бы вашим… Так что давайте спокойно и обо всём.

Михайлов кивнул и быстро спросил:

– А руководство?

– Тем более что и руководство склонно рассматривать итог этих поисков лишь как промежуточный, – мгновенно ответил генерал.

Полковник вздохнул с облегчением, запоминая, тем не менее, слово «промежуточный». Важное слово. Прозвучавшее впервые.

Губаш тем временем продолжил:

– Итак, Пётр и братья Брюсы – Яков и Роман – нашли ларец. Петру удалось прочесть свиток, хотя он изначально предназначался не для него. Хотя кто это может знать наверное? Он устоял и даже каким-то образом уничтожил его. Ларец он оставил при себе, но в 1720 году Пётр пишет своё завещание (за пять лет до смерти), кладёт его в тот же ларец (для подтверждения, видимо) и прячет рядом с телом своего сподвижника, сенатора Якова Долгорукова. Не в Петропавловской крепости, а на Васильевском острове. Поиски наших искателей завершились тем, что этот тайник найден, ларец и завещание, как и склеп Долгорукова, мы сейчас изучаем. В подлинности послания императора и останков сенатора сомнений нет никаких. Ларец же есть, но его как бы и нет. Потому что ни возраст, ни происхождение его экспертизе не поддаются. Что ещё?

– Ещё орден Андрея Первозванного, «Чёрная тетрадь», которая оказалась у Белецкого, страница, вырванная из неё, которую нашли на Валааме искатели. Две табакерки и картина, обнаруженные ими же в ходе поисков. Сухарева башня и её хранитель, – напомнил Михайлов.

– Да, орден… Тоже и без всяких сомнений принадлежит Петру. Остальные находки, насколько я понял из дела, полностью подтверждаются нашими документами и выстраивают логику поисков Глинникова практически безошибочно? – быстро спросил Губаш.

– Практически… – подтвердил полковник.

– Только? – генерал развернулся к Михайлову, но тот не отвечал, ожидая продолжения. И оно последовало после некоторой паузы:

– Только вот дело в том, что господин Белецкий, случайный обладатель «Чёрной книги», искал совсем не то, что в итоге оказалось в ларце с гравировкой Чаши и свитка, не так ли?

Губаш снова встал и прошёл по кабинету несколько шагов, отвечая сам себе вслух:

– Так ли, так ли… И обосновавшийся здесь Орден потомков тамплиеров, Хомутов и Гамильтон, да и загадочный Скрынников, наш былой сослуживец, искали не только и не столько ларец со свитком. То есть, собственно, анти-Евангелие. И уж, конечно, не

«Чёрную тетрадь», которая оказалась лишь ключом к находке ларца. Так что же они искали? И что, кстати, пытались изначально найти Глинников и его компания?

Михайлов вздохнул и тихо произнёс:

– Находку ларца и завещания императора мы не можем считать второстепенными. Это важнейшие реликвии, раскрывающие историю России. Да что там… Европейскую и мировую историю. Они самоценны и… И бесценны, товарищ генерал.

– Без сомнений! И всё же? Что они все искали, прежде всего? – Генерал остановился перед Михайловым и не мигая смотрел ему прямо в глаза, ожидая ответа.

– Чашу, – ответил Михайлов веско.

Глава третья

– Именно! – мотнул головой Губаш, прошёл к столу и постучал рукой по «делу». – Именно Чашу Грааля, или Чашу Нового Завета! И не где-нибудь за морями-океанами, а в России. В двадцать первом веке! Ладно, тамплиеры и Белецкий! У них на руках были конкретные указатели, передаваемые веками предания, та же тетрадь, наконец. Но наши-то искатели откуда вообще взялись? И почему именно они все эти ниточки связали в верёвочку и нашли её конец? За пару недель всего! Понятно, что до этого они несколько лет работали над темой Чаши, были намётки у Глинникова и Жаркова, но всё же… Семьсот лет поисков и две недели! Всё это не просто странно, а более чем…

– Антилогика, – вспомнил Михайлов последний сентябрьский разговор с Кириллом и остальными. – Антилогика получилась, так они и сказали.

– Вот именно. Анти. А нам нужно, чтобы победила именно логика, Александр Михайлович. Потому что, насколько я понимаю, пока с нею только в поисках тетради сложилось. Остальной, так сказать, ход мыслей Глинникова и его искателей нам неведом. В то же время легко предположить, что искатели в процессе поисков тетради и ларца продвинулись намного дальше и что-нибудь сопутствующее, которое может привести их непосредственно к находке Чаши, обнаружили. Либо?

– Либо их поиски могут продолжаться самостоятельно. Или по заказу третьей стороны. Или под контролем, – сделал неутешительный вывод Михайлов.

Генерал сел за стол:

– Именно так. Но нас все эти варианты абсолютно не устраивают. Не забудем и о том, что Орден лишился своего магистра, а также, скажем, российской агентуры: Хомутова, Шмидта, Денисенко… Но фрау Шлассен-Хомутова исчезла, как и Стрельников. И нет сомнений в том, что Орден быстро восстановит свою руководящую структуру и обратит пристальное, если не основное теперь уже внимание на Россию. На Глинникова и на поиск Чаши. В этих условиях для нас возможен только один вариант – работа искателей под нашим контролем. И строжайшая секретность всего дела, которое далеко не закончилось.

– Почему вы думаете, что именно к Глинникову и его группе будет такое пристальное внимание? – внимательно посмотрел Михайлов на генерала.

Губаш ответил ему не менее внимательным взглядом и закончил:

– Будем пока считать это моим предположением, исходящим из смысла поисков ларца. Не сомневаюсь, кстати, что и вы задавались вопросом о том, почему именно искателям так повезло? И можно ли это объяснить только везением и профессиональными навыками? И чтобы облечь наши сомнения и вопросы в некую форму, необходимо нарастить на них факты. Как мясо на кость. Поэтому в нашем Управлении создаётся временно действующая рабочая группа. Без всяких, даже внутренних, приказов и документов. В неё вхожу я, вы и ещё один человек, которого вы рекомендуете. Только один.

– Майор Сизов, – немедленно ответил Михайлов.

– Подполковник Сизов, – веско произнёс Губаш. – С сегодняшнего дня – подполковник. Его заслуги в этом деле руководством отмечены, согласно вашему рапорту, поддержанному мною. Не сомневался, что вы будете рекомендовать именно его. Что ж… Ему, по крайней мере, не нужно объяснять суть и вводить в курс дела, а в профессиональных качествах сомневаться не приходится. И всё же… Александр Михайлович, детали дела я требую, именно требую обсуждать только между нами. Сизов должен знать лишь в части касающейся и не более того. Остальные же сотрудники, которых мы будем привлекать для различных розыскных мероприятий, будут знать задачу на время её выполнения. Всей аналитической информацией обладать будем только мы с вами. Именно такой, скажем, формат работы мы обсуждали с руководством, и он будет утверждён. Если вы, конечно, не против.

– Нет, конечно. Благодарю за доверие. – Михайлов, понимая, что разговор окончен, встал, но Губаш жестом остановил его:

– Давайте, Александр Михайлович, в таком случае выпьем чаю и обсудим первые шаги. Которые необходимо уже совершать, потому что грядут очередные длинные праздники, но нам пока не до них…

Михайлов сел обратно, а генерал достал из другой папки прозрачный файл, в котором белели несколько листков, и положил на стол перед полковником.

– Вы прочтите пока, а я распоряжусь насчёт чая. Вам какой, Александр Михайлович?

– Зелёный, спасибо.

– Пока не за что, – просто ответил генерал и вышел, плотно прикрыв за собою тяжёлую дверь.

Михайлов, чувствуя всё возрастающую неловкость от своих недавних и нелестных мыслей о новом начальстве, прислушался к себе, но к однозначному ответу так и не пришел. Доверительный и в то же время профессиональный разговор вступил в явное противоречие с чем-то внутри него, тонко попискивавшим об опасности. Тем не менее он достал документ с грифом «Совершенно секретно», наедине с которым его оставил генерал, и прочёл короткую справку.

Председателю ФСБ РФ

Согласно оперативным данным Службы Внешней Разведки РФ, донесениям сотрудников дипломатических миссий, агентурным сведениям, сообщаю, что Орден тамплиеров в настоящее время является одной из самых древних и засекреченных организаций, выстроенных по многовековым традициям тайных обществ. Отличительными чертами Ордена является строгая подчинённость руководителю (т. н. магистру), применение любых средств для достижения своих целей, ликвидация свидетелей и использование разнообразных властных и государственных структур во всех странах мира в своих целях. Штаб-квартира Ордена до недавнего времени находилась в г. Эдинбурге (Шотландия, Соединённое Королевство), но само это название является номинальным. Никаких собраний и тайных сходок Орден не практикует с целью конспирации. За исключением крайне редких заседаний руководящего органа (т. н. Тайного Совета). Внедрить своих агентов в Тайный Совет не представляется возможным, так как этот орган формируется исключительно по принципу семейственности (крови) и делегирует полномочия руководителю (магистру). Орден располагает серьёзными финансовыми возможностями, из чего следует, что члены Тайного Совета могут являться влиятельными промышленными магнатами (или семьями) в разных странах мира.

Последние данные, полученные от агента, занимавшего положение рядового члена Ордена и внедрённого в Общество в 2010 году, получены в ноябре с.г. После чего связь с агентом прервана, и установить его местонахождение до сих пор не удалось. Предположительно, агент ликвидирован.

Из предоставленных агентом сведений, которые можно оценить как общие, можно сделать следующие выводы. Стратегической задачей деятельности Ордена является сохранение и поиск различных предметов (артефактов),

связанных с зарождением и развитием христианства, и дальнейшее их использование в своих целях в соответствии со своими представлениями и традициями Ордена. Главной целью является подрыв устоев христианской вообще и православной в частности церквей, извращение и развенчивание религии, использование ложных постулатов для дестабилизации общественной жизни как в отдельных странах (Россия), так и в целых регионах (Европа). Конечной целью Ордена является установление Нового порядка в общественной жизни и, возможно, коренная перестройка политических систем и основ современного мира.

С этой целью Орден внедряется в важные сферы государственной, политической и общественной жизни всех европейских и ряда других стран, где христианство является традиционной основой и историческим укладом жизни.

Строгая конспирация деятельности Ордена основана на личной преданности и ответственности всей семьи, родственников всех поколений и степеней родства за сохранение членом Ордена тайны, которые будут уничтожены в случае малейшей утечки информации. В связи с этим в Орден не принимаются одинокие, не связанные родственными узами члены. Члены Ордена без колебаний идут на самоубийство в случае опасности разоблачения и, тем более, задержания. Родственники погибшего и не выдавшего сведений члена всю жизнь остаются на попечении Ордена. Таким образом, практически никаких конкретных данных об этой организации за последние 170 лет собрать не удалось. Такое отношение к своим членам ещё раз указывает на высокую степень опасности Ордена.

В этой связи можно в большой долей уверенности предположить, что Россия играет в планах Ордена особую роль и деятельность здесь является одной из важнейших составляющих его политики. Возросшее внимание Ордена к России особенно заметно в последнее время в связи с возрождением Русской православной церкви и занятием ею своего исконного места в общественной и государственной жизни страны.

Вывод: степень опасности – наивысшая.

Заместитель руководителя

Службы внешней разведки РФ».

Михайлов аккуратно вложил страницы обратно в файл и положил на стол перед собою. Документ был серьёзный сам по себе, не говоря уже о том, кому и от кого он был адресован. То, что Губаш ознакомил его с ним, означало множество вещей: доверие, заинтересованность в Михайлове, строжайшая секретность и важность грядущей работы. Кроме того, и это было самым тревожным, в документе присутствовала лишь информативная часть. Общие фразы, которые нагнетали опасность при полном (а это именно так) отсутствии фактической базы. И ни одной фамилии. Для полковника это означало ещё и то, что его работа по делу, за которую он вскоре получит награду, на самом деле – прикрытие почти полного провала. Потому что Гамильтон, Никитенко, Хомутов, не говоря уже о «мелочи», были попросту мертвы. Несколько важных свидетелей из «среднего звена», такие как Грета и Стрельников, исчезли. И произошло это как раз в ходе его, Михайлова, расследования. Этот документ был как упрёк ему. Тут не награждать, а наказывать надо было, решил полковник и тоскливо заёрзал на стуле. Очень хотелось закурить, но это-то как раз было невозможным. Настроение вмиг испортилось, потому что Михайлов привык оценивать свою работу сам. Строго и беспощадно.

Появление генерала, самолично нёсшего поднос с чашками, Михайлов воспринял даже с некоторым облегчением и взялся за чай. Губаш, бросив взгляд на Михайлова, понял его состояние и отметил, но добивать не стал. Что полковник тоже оценил. Два профессионала молчали, но Михайлов не собирался начинать первым, и Губаш вынужден был продолжить разговор:

– Согласен с вами. Документ пустой, как барабан. Только начальству достаточно и его для постановки задач. А нам придётся искать конкретных лиц, факты, документы и выходить на предотвращение возможных действий и операций Ордена в России.

– А они будут? – довольно просто спросил Михайлов, вызвав у Губаша ироничную улыбку Полковник ждал от него конкретики и догадывался, что она у генерала в наличии имеется.

Губаш откинулся на стуле и, сделав глоток крепкого кофе, вздохнул:

– Без сомнений. Дело в том, что есть более конкретная информация, которая пока не вышла за рамки нашего ведомства. Я мог бы ограничиться документом, который вы только что прочли, но… Считаю, что вы должны знать. По сообщению нашего агента, в октябре сего года Английской службой Ми-6 (в рамках расследования подготовки неудавшегося покушения на вновь испечённую жену наследника престола, да-да!) был задержан один из организаторов, гражданин Британии.

Попытку самоубийства удалось предотвратить чудом, и к нему были применены спецсредства. Королевская семья и всё такое. Церемониться на стали. В результате (кроме собственно информации по покушению) задержанный под воздействием психотропных препаратов рассказал о некоем Ордене, который имеет непосредственное отношение ко многим интересным вещам. К примеру, к покушению на Папу Римского в 1981 году; к неожиданному и массовому появлению в последнее время в различных странах мира апокрифических Евангелий от Иуды, от Фомы и других. К так называемой Кумранской рукописи и другим древним документам, которые вдруг стали находить в неплохом состоянии. А также к появлению в СМИ информации, порочащей священников католических приходов и других скандалах в церкви. Но всё это, как говорится, уже в прошлом и доказать сложно…

Михайлов задумчиво молчал, и генерал продолжил:

– С другой стороны, он мог быть просто сумасшедшим или религиозным фанатиком…

– Если бы? – усмехнулся Михайлов.

Губаш тоже усмехнулся:

– Если бы задержанный неожиданно не скончался в тюрьме от сердечного приступа, после первого допроса, каким-то образом узнав о том, что его семья на следующий день погибла в автокатастрофе. Уже после его смерти скоропостижно скончался его отец, а сестра (вероятно) покончила с собой. Таким образом, всё это позволяет предположить, что речь шла именно об Ордене тамплиеров, а этот допрос стал первым подтверждением его деятельности и целей, а также методов, которые они готовы применить. Что вы думаете об этом, Александр Михайлович?

Михайлов понял, что последующие его игры в молчанку уже становятся излишними, и решительно начал:

– Судя по всему, мы имеем дело с действительно серьёзной организацией, опасность которой мы до сих пор так и не оценили по-настоящему.

– Что вы имеете в виду? – забеспокоился Губаш.

– «Кто управляет прошлым – управляет будущим» – как говорил Оруэлл, – вздохнул полковник.

Генерал откинулся на стуле и ждал продолжения. Михайлов же сам ещё раз «переварил» парадоксальную фразу и закончил:

– Вывод такой, что Орден занимается, если можно так его назвать, духовно-историческим терроризмом. Выстраивая исторические события нужным ему образом, он переворачивает (пытается) целые пласты жизни той или иной страны, общественного уклада, отношения к тому или иному событию, факту, в нужном для себя русле. А это будет почище денег или, так скажем, мирской власти. Тем более, когда речь идёт о вере, религии и церкви в целом как двухтысячелетней основе жизни миллионов людей. Именно, управляя прошлым, подстраивая его под себя, они

выбивают духовный стержень из умов целых поколений и стремятся перейти к настоящему, а затем и к будущему, уничтожив самосознание целых стран, а то и наций.

– Так-так… – покивал головой Губаш. – И что же из всего этого следует, учитывая то, что как ни конспирируйся, но всё же Орден серьёзно засветился два раза за полгода? И провалы эти – крупные и громкие, как ни крути.

– Только то, что Орден готов пойти ва-банк! – нахмурился Михайлов.

– Или уже пошёл… – поддержал его Губаш. – Но почему?

– Потому что, рассматривая деятельность классических террористических организаций, мы (да все спецслужбы тоже) обычно видим их ближайшие цели, не всегда учитывая дальнейшие. Мы предотвращаем, пресекаем, если удаётся, уничтожаем. В крайнем случае, выходим на организатора… И считаем, что дело успешно завершилось. Только вот если организация существует много веков, значит, и задачи у неё глобальные, а остальное только лишь промежуточные этапы. Видимо, они считают, что готовы к решительным действиям и момент этот пришёл.

– Другими словами, используя свои многовековые знания и современную ситуацию, Орден готов перейти к действиям, которые приведут к контролю за властью в той или иной стране или даже к более глобальным проектам? – тревожно закончил Губаш.

– Я не уверен, что они и раньше так не делали, если уж начистоту. Но теперь мир настолько взаимосвязан, что выстраивание цепи исторических событий по своему усмотрению может привести к захвату власти в некоторых странах, являющихся лидерами в той или иной области, или к появлению совершенно неожиданных личностей в роли лидеров. А вышибание (именно так!) духовной основы из жизни целых народов – к глобальным изменениям, – сделал вывод Михайлов и вздохнул. – И всё же информации крайне мало. Нужна какая-то зацепка, кроме наших недавних событий. Ведь искатели своими поисками конкретно разворошили Орден и заставили его действовать и проявиться, что им было совсем не нужно… Именно в этот момент – крайне опасно. Но они, тем не менее, всплыли на поверхность в самое неподходящее для них время.

– Отсюда выводы? – быстро спросил генерал.

– Их два. Первый – они уже мало чего опасаются и тогда наше дело, мягко говоря, трудное. Остаётся силовой вариант в плотном контакте с зарубежными спецслужбами и широкомасштабная международная операция. С одобрения президентов, правительств и прочих руководителей высшего ранга. Или второй – им крайне важно найти то, что искали Глинников и его команда, и ради этого они готовы пожертвовать даже тайной существования Ордена. Тогда наши шансы увеличиваются, по крайней мере, процентов до пятидесяти.

– Согласен. Либо третий вариант, аккумулирующий оба перечисленных, – хмуро кивнул генерал. – Таким образом, вопрос во времени. И в том, что его, очевидно, у нас очень мало…

– Или им выгодна такая засветка, – неожиданно обронил Михайлов.

– Ну, это уж слишком сложно, хотя… – задумался генерал.

Михайлов понял, что генерал недоговаривает, и ждал, пока Губаш не выложил на стол последний козырь в виде информации. Что тот и сделал:

– Погибший террорист, кроме прочего, что уже произошло, сказал кое-что о грядущих событиях. Орденом подготовлено и уже в начале следующего года должно произойти некое событие в Ватикане, способное оказать серьёзное негативное влияние на христианскую католическую церковь. И это уже будущее, Александр Михайлович. Причём ближайшее…

– Но для таких масштабных проектов нужны серьёзные финансовые возможности, – задумался Михайлов.

– У вас есть сомнения по поводу финансовой состоятельности Ордена? Ведь сокровища тамплиеров так никто и не нашёл… – усмехнулся Губаш.

– Это уж слишком… – усмехнулся Михайлов.

– Слишком что? Легенды? – прищурился Губаш. – А что вы скажете о прошлогоднем выступлении лорда Джеймса Блэкхитского в Палате лордов Британского правительства? В котором тот ошарашил всех информацией о тайной финансовой операции по переводу пятнадцати триллионов долларов в один из британских банков в 2009 году? Тремя траншами.

– Фантастическая сумма, – кивнул Михайлов.

– Именно. Но удивляет не только она. Получатель – Королевский банк Шотландии в Эдинбурге.

– Вот как? И что же лорды?

– Молчание. Гробовое молчание. Кстати, не знаю, совпадение это или нет, но главное здание банка располагается в Эдинбурге на площади Святого Андрея…

– Ясно. Жду указаний, товарищ генерал, – чётко отреагировал Михайлов и встал.

Губаш так же по-военному вытянулся и произнёс:

– Они будут сразу после праздников. Когда вы и я подумаем каждый в своём направлении на основе этих данных. А пока… Первым делом необходимо организовать серьёзную и быструю работу по Кириллу Андреевичу Глинникову.

– В каком смысле? – переспросил Михайлов.

– В смысле выяснения его биографии, родителей, дедушек-бабушек и прочих данных о его предках и вообще обо всём, что с ними связано. Раскопать всё и вытащить! Причём быстро! Вот этим и озадачьте наших архивистов и вообще всех, кто близок к историческим кругам. Фамилия Глинников и всё, любую мелочь вокруг и около него.

– Понял. А как же Жарков и остальные?

– Остальных – постольку-поскольку. Времени итак мало. Главное, Глинников! Надеюсь, именно здесь мы и найдём хоть какой-то ключик к некоторым вопросам. И попытаемся на них ответить, – резко закончил Губаш, подавая полковнику руку и заканчивая разговор: – Хороших праздников и… – он достал из кармана пиджака конверт и вложил его в руку Михайлова. – Тут вам премия, как раз к рождению сына. И поздравления от всего Управления. Передайте привет супруге. Как назвали, даже не спрашиваю, потому что тут и выбора у вас нет. Всего доброго!

Михайлов потупился и тихо сказал:

– Да, Михаилом назвали, вы правы… Спасибо. И вам… счастливого Нового года.

Михайлов кивнул вслед за улыбкой генерала и пошёл к двери, но обернулся и тихо произнёс:

– Вот ещё что… В таком случае, Константин Алексеевич, мы имеем дело с организацией, которая не только борется за власть и влияние. Плюс к этому она, судя по всему, ведёт многовековую борьбу с христианской верой и церковью. Но и это ещё не всё…

– Что же ещё? – обернулся к нему Губаш.

– Они во что-то верят. Или в кого-то… Вот что. Бороться против веры можно, если только и ты во что-то веришь.

– Вопрос – во что и в кого верит Орден?

– Именно так, – кивнул Михайлов и вышел.

Губаш постоял какое-то время у стола в задумчивости. Затем он что-то вспомнил и вновь открыл дело, быстро листая страницы и вглядываясь в фотографии. Наконец, он дошёл до фотокарточки Хомутова и долго вглядывался в неё. Сомнений не было: он где-то видел этого человека. Тревога, не покидавшая его с момента получения назначения на новую должность, опять зазвенела внутри него. Уже не колокольчиком, а корабельной рындой. Хрипло и глухо. Тоскливо.

Генерал встал и подошёл к окну, пока память доставала со своих антресолей нужную коробочку и снимала с неё пыльную крышку…

За окном снова пошёл снег. До Нового года оставалось три дня.

Глава четвёртая

Зима нового года выдалась настоящей: морозной, снежной и, что самое важное, солнечной. Последнее обстоятельство для Москвы, небо которой частенько серело облаками и тучами в

любое время года, было самым что ни на есть приятным обстоятельством. Втянуться в работу после долгих новогодних праздников под лучиками холодного, но всё же солнышка, было легче. День тоже, после 21 декабря, пошёл на прибавку, и рассветать стало чуть раньше. А если учесть, что 22-е тоже не принесло никаких эксцессов по любому из апокалиптических календарей, то всё это вместе взятое означало, что весна была неизбежна, а за нею и лето. И так далее. Снега, правда, было даже многовато. Зато и многочисленной столичной чиновничьей братии было чем заняться и работа по доведению до граждан неустанных усилий мэрии по борьбе с нежданными зимой снегопадами велась непрерывно. Надо отдать должное, что и техника работала также неустанно. Впрочем, впереди ещё были как минимум два месяца зимы, которая вполне могла набрать силу и в конце февраля. А уж март был вообще самым противным в смысле погоды и он тоже был ещё впереди…

Поговорив сам с собою на тему погоды, Кир налил себе горячего чаю, приоткрыл балконную дверь, оставив небольшую щёлку, и взялся за сигарету. Он закурил и с высоты второго этажа стал смотреть на весёлые стайки студентов, спешащих мимо окон на занятия. Институт с названием, которого он, видимо, никогда не запомнит, находился где-то «в окрестностях», как сказал Ник, что добавляло энергетики тихому переулку в центре столицы. Метрах в двухстах солидно поблёскивал окнами театр «Ленком», в другой стороне шумела Тверская, а дальше – зеленовато-бронзовый Пушкин, ГЦКЗ «Россия» и всё остальное, составлявшее славу и гордость столицы и всей страны. В переулке же царила тишина, и завистливое придыхание риэлтеров вполне отчётливо оформлялось здесь в сказочный термин «Тихий центр»… «Самый центряк»! – без сантиментов подытожил довольный Ник, когда Кир показывал им новый офис, в котором они впредь собирались работать.

С той поры прошло полтора месяца. Бывшие искатели потихоньку привыкали к трёхэтажному особнячку и отдельным кабинетам, секретарше и охране внизу, к комнате для совещаний и новым компьютерам. Точнее, привыкали Кир, бывавший здесь почти каждый день, и Ник. Так что работой пока что это назвать было нельзя. Так, привыкание. Хотя что привыкать-то к хорошему? Это быстро… – усмехнулся сам себе Кир. Действительно, хорошего на них свалилось начиная с сентября совсем немало. Он даже боялся всё перечислять, но память упрямо работала сама по себе и бороться с нею в это прекрасное утро не хотелось. Кир с удовольствием предоставил ей относительную свободу. Потому что его жизнь, казалось, только началась и он о ней, такой, даже и мечтать боялся. Не верится и сейчас. Тем не менее сон оказался явью.

Поженились они с Анной в ноябре, когда и без того холодная осень подёрнула первой изморозью лужицы и голые деревья. Свадьба была скромной и немноголюдной, что и Кира и Анну вполне устраивало. Кроме Вени с Людмилой, Ника с Леной, Таней и Андрейкой были только Анины родители, да Михайлов заехал к вечеру уже, после работы, или, как он сам её называл, «службы». Его жена была на последнем месяце беременности долгожданным мальчиком, и полковник тоже не задержался, оставив пару конвертов молодой семье от себя и командированного по службе Сизова.

Да ничего этого и не нужно было по большому счёту ни Киру, ни Анне. Самое главное уже произошло. И не в загсе, а в той самой маленькой деревянной церкви, на венчании… Где Анна, не стесняясь, счастливо плакала, а Кир глотал казавшиеся сладкими слёзы и крепко сжимал её руку. Да что там… даже Ник хлопал ресницами, Веня натужно кряхтел, а Анина мать вообще обливалась слезами, к удивлению отца.

Никаких ресторанов и кафе тоже не потребовалось: Анна твёрдо заявила, что праздновать будет только в доме у Вени, а Кир благодарно развёл руками. Там и «гуляли» до утра, точнее, тихо и светло сидели своим кругом, потому что родители к ночи уехали, перецеловав на прощание нового родственника и новых знакомых. Ник, правда, запустил в потемневшее вечернее небо «нехилый», как он сам выразился, фейерверк, порадовав в основном себя и Андрейку. На том празднование и ограничилось.

Венин дом, ставший к тому времени настоящей штаб-квартирой и общежитием одновременно, потому что к вновь прибывшим жильцам в виде Ника и Тани к зиме прибавилась и Людмила, как ни странно, вмещал всех. Людмила оставила свои питерские хоромы-комнаты вернувшемуся из армии сыну, который пока не видел Вени и только начал приходить в себя после маминого безапелляционного решения. Как и привыкать к неожиданной свободе, постепенно ощущая все её прелести, вкупе с жилплощадью. Так что принятие сыном новой жизни было уже тоже делом недолгого времени.

Тем более что Людмила вряд ли в этом нуждалась. Она спокойно и деловито поставила себя на место старшей женщины в доме, чему Лена противилась ровно неделю, пока тоже не поняла, что свободное время – штука полезная. И употребила его на Ника, к взаимному удовольствию обоих. Да и Андрейка внёс свою детскую, а потому вескую лепту. Через несколько дней после появления Людмилы он окончательно оценил обстановку и логично стал называть Людмилу «бабой Людой», а потом и просто «бабуской». Людмила коротко улыбнулась, прижала голову «внучка» к своему крепкому бедру и продолжила, как ворчал счастливый Веня, «захват власти». Сам профессор быстро превратился, по словам Ника, в «подкаблучника с чувством собственного достоинства», получая в ответ не слишком долгие поучения отца сыну и лекции о пользе домостроя. «Скорее, матриархата», – огрызался Ник и бежал к своей Леночке по первому её взгляду.

Женщины, таким образом, быстро нашли общий язык, поделили территории просто и мудро – по этажам: старшим достался первый, а молодым – второй. Венин кабинет, тем не менее, так и остался его суверенной территорией, на чём настояла мудрая Людмила, к тихой радости профессора. Это решение стало хорошим уроком и для Лены, выделившей Нику «компьютерный угол» в бывшей кладовке на их этаже. Тане, на которую Ник быстро и легко (как с недавних пор решались многие, бывшие раньше непреодолимыми, проблемы) оформил опекунство, тоже досталась небольшая комнатка, в которой она периодически уже принимала новых подружек. Перевод её в школу городка тоже прошёл спокойно и буднично. Таким образом, всё устроилось по уму-разуму и по старой поговорке про необидную тесноту.

Оказалось, это было только начало. Потому что Людмила уже предъявила Вене «под светлы очи» план перестройки дома, в который профессор-гуманитарий честно и безуспешно пытался вникнуть аж три минуты, после чего признал своё полное и позорное поражение. Засим и было решено следующим летом начинать строительство «нормального» дома. Последним аргументом стало железобетонное: «и кабинет большой, вместо этого твоего платяного шкафа сделаем», против которого вообще возражать не хотелось. Робкий, но главный вопрос профессор всё же задал, как потом рассказывал пересмешник Ник, типа: «Где деньги, Зин?» На что тут же получил ответ в виде требуемой суммы, от размера которой он ощутил сильную тревогу и неудобство. Людмила не стала мучить профессора дальше, а просто заявила, что требуемые средства будут у неё со дня на день, так как она решила всё же уступить табакерку с «Лосиной

охотой», сделавшей своё дело, давнему по ней воздыхателю: питерскому коллекционеру-миллионеру. Сумму Людмила заломила запредельную, здраво рассудив, что раз интерес не угас почти десять лет, то заплатит как миленький. И не ошиблась. Антиквар, скрепя сердце и всё остальное, жалуясь на дальнейшее «бесштанное существование», деньги нашёл, и к концу года сделка состоялась. Людмилу не остановило даже то, что автор табакерки Жарков и впрямь оказался дальним орловским родственником профессора. Последний, впрочем, и не подумал возражать.

– Очень захотелось жить, – так объяснил Веня доверительно Киру, и тот его прекрасно понял, потому что и сам испытывал нечто подобное.

С нового года Людмила вышла на работу в Пушкинский музей, куда спокойно перевелась из Эрмитажа. С недавних пор питерское прошлое стало в Москве неким пропуском куда угодно, да и «кадр» она была ценный, не говоря уже о том, что очереди в музейные работники (с такой зарплатой) тоже не наблюдалось. Но тут Людмила была непреклонна и спокойно заявила, что обеспечивать семью – обязанность мужа (хотя о свадьбе пока не было даже разговоров), и занялась привычной и любимой работой. Веня, как образно изложил ситуацию Ник, «взял ноги в руки» и побежал на поиски заработков, тем более что ситуация с дальнейшим сосуществованием коллектива искателей пока подвисла на уровне идей и обсуждений перспектив.

Как ни странно, Вениамин и добежал вполне быстро, получив, опять-таки по словам Ника, «пинка для рывка». В результате профессор Жарков стал автором простой в своей гениальности идеи: создания цикла документальных фильмов о краеведческих музеях России. Учитывая опыт только что завершившихся поисков, Жарков предложил отойти от унылого созерцания шедевров в кавычках и без, с оханьями и аханьями экспертов. Тем более что в провинциальных хранилищах шедевры для каждого были свои: от картин Васнецова (что вполне соответствовало) до музейчика сапог и скорняжного дела. Профессор выдвинул мысль о том, что необходимо сосредоточиться на какой-либо тайне, связанной именно с этим музеем, экспонатом, исторической личностью, наконец, и уже отсюда рассказать обо всём остальном. С другой стороны, таких «идей» в головах, на бумаге и в столах редакторов каждого телеканала пылились десятки. Жарков же сумел каким-то образом убедить одного из таких руководителей. Как ему это удалось, никто толком не знал и не понял, но факт оставался фактом.

С тех пор собиратель «музейных легенд» Жарков стал регулярно готовить необременительные сценарии для цикла передач «Краеведческие загадки» и периодически выезжать в сами музеи на съёмку. Цикл запустился на канале «Культура», следовательно, деньги были небольшими, но стабильными, не говоря уже о моральном удовлетворении как самого Жаркова, так и Людмилы. Которая, как и все женщины, не была лишена честолюбия и вполне очевидно гордилась своим, как его прозвал Ник, «Ти-Ви-Профессором».

Сам Ник резких движений не делал и пинков от Лены не получал. Может быть, эти действия просто стоило расставить в обратном порядке? – намекнул как-то Веня, но Ник не отреагировал, как, впрочем, и Лена. Учёба Ника продолжалась, кое-какие накопления от сотрудничества с Хомутовым также были, поэтому Ник спокойно наслаждался жизнью, планируя свадьбу на весну, играя с Андрейкой и заботясь о сестре.

На самом же деле он откровенно ожидал, когда определится со своим будущим Кир, являвшийся для него теперь непререкаемым и единственным авторитетом. Кроме того, Ник не забывал упоминать о своей роли в поисках (опуская начало своей деятельности), напирая на успехи в деле Якова Долгорукова и особенно на находку на Валааме. При этом Ник потирал лоб, на котором воображаемые следы от лиственницы, в которую он упирался, доставая страницу, будто бы оставили пару шрамов или преждевременных морщин. Со временем его подвиги обрастали новыми подробностями, как и полагалось легендам. Лене эти рассказы не надоедали, а остальные посмеялись да и привыкли…

Как бы там ни было, а все, так или иначе, ожидали решения Кира. Он это понимал, к ноябрю понял окончательно и прекратил плыть по спокойному течению семейной жизни, а направил их кораблик к вполне конкретному берегу. Им оказалась его не слишком далеко ушедшая от первоначальной по замыслу, но более практичная по сути идея о создании «Агентства исторических расследований». Главный упор здесь предполагалось сделать не на сайте, с его «случайными связями», а на работе с вполне конкретными людьми, семьями, фирмами и организациями (именуемыми в дальнейшем как «заказчики») по поиску того, что им было нужно. Розыск исторических корней, родственников, подтверждение дворянского статуса и вытекающие отсюда имущественные претензии, наконец. Возможно было и оказание услуг кинокомпаниям, ищущим подтверждение своим сценариям, научным и музейным организациям и так далее, и тому подобное. Другими словами, всё нужное и важное каждому человеку и откуда он «есть пошёл».

О чём Кир и заявил всем в начале декабря, нагрянув с Анной к профессору в баньку. Ник сразу же крикнул «Ура!» и «Браво, босс!» и кинулся к ноутбуку. Веня задумался. Людмила спокойно и одобрительно закивала.

Анюта вздохнула, так как она была единственной, как ни странно, не одобрявшей эту идею почти категорически. Дело в том, что дед, Белецкий, умер в конце октября. Никаких особенных обвинений ему не предъявили и по этой причине тоже и по другой… Через полгода, то есть в апреле, Анна вступала в законное распоряжение завещанием. Тем более что никто оспаривать его не собирался: отец замахал на дочь руками сконфуженно, а мать твёрдо, к немалому удивлению Анны, отрезала:

– Нам ничего не нужно. Тебе отписано, а мы уж доживём свой век на том, что сами заработали.

На том все обсуждения и закончились. Компанией пока распоряжался совет акционеров, да и покупатели были тут как тут: несколько предложений о продаже компании «Парус» поступили Анне уже через неделю после смерти деда. Анна, нисколько не сомневаясь, решила компанию продать, не желая становиться бизнесвумен и вновь вникать в тонкости консалтинга и девелопмента, содрогаясь при одном воспоминании о своей унылой учёбе в «Плешке». Так что будущее казалось безоблачным, но Кир мягко и решительно вернул её в действительность и рассказал о новом проекте… В итоге Анна пожала плечами и согласилась, к облегчению Кира. Теперь же просто вздыхала, глядя на радость Ника, и тихонько слушала новую жизнь внутри своего, уже ставшего округляться, живота. Она ждала первых толчков и боялась их одновременно. Как все впервые беременные женщины.

Кир же, наблюдая за тем, как его коллеги единодушно приняли его решение, думал о том, что они, к сожалению, знали далеко не всё…

Глава пятая

О своей задумке организовать «Агентство» Кир сначала сообщил Михайлову, отношения с которым были периодическими и, на первый взгляд, малопродуктивными. Тетради Белецкого Кир больше так и не увидел, хотя несколько раз задавал вопросы Михайлову Ответ был один: работают эксперты. Кир настаивать не стал, хотя и постарался показать Михайлову своё недоумение и даже обиду. Удалось ли ему это, он не знал: Михайлов вёл себя ровно и невозмутимо-профессионально. О

ларце и послании Петра спрашивать в таком случае было делом вообще бессмысленным, решил Кир. И не спрашивал.

Картину с кораблём, правда, вернули, и теперь она красовалась в кабинете Кира. Табакерка с «Заячьей охотой» тоже вскоре должна была возвратиться к искателям, и Людмила рассчитывала использовать её так же, как и «Лосиную». Питерский антиквар уже, по его словам, «снял не только штаны, но и исподнее» и начал вновь собирать немалую сумму.

Как бы то ни было, Кира и его искателей тактично, но уверенно отодвинули в тень и как будто забыли. Веню и Людмилу это совершенно не удивляло, Ника обижало, Кира же и Анну настораживало. Но когда Кир и Ник начали поиск помещения для офиса и просмотрели несколько более-менее приемлемых вариантов (недалеко от метро и не слишком на окраине), Михайлов позвонил и назначил Киру встречу в центре столицы.

Придя по указанному адресу, Кир увидел небольшой особнячок, свежий желто-белый фасад которого говорил о недавнем ремонте. Пригласив его войти, Михайлов поднялся на второй этаж, открыл дверь в комнату для совещаний, где стояли приличных размеров овальный стол и стулья с высокими спинками. На одном из стульев сидел непримечательный пожилой мужчина в сером костюме и неброском галстуке. Он спокойно пил кофе из небольшой чашки и коротким жестом пригласил Кира присоединиться к нему. Михайлов, не дожидаясь приглашения, тоже опустился на стул и затих. Кир сел напротив мужчины и спокойно ждал. По всему выходило, что нежданный гость (хотя кто тут был в гостях, а кто хозяин, ещё предстояло выяснить) ждал именно его и Михайлов был, как говорится, «в курсе». Ответы не заставили себя ждать, потому что мужчина уверенно начал:

– Здравствуйте, Кирилл Андреевич. Наконец-то мы познакомимся. Меня зовут Константин Алексеевич и, во избежание следующих вопросов, я являюсь непосредственным начальником полковника Михайлова.

Кирилл кивнул и тоже сказал:

– Здравствуйте. Информации вполне достаточно.

– Вот именно, – улыбнулся, несомненно, генерал, – подумал Кир и решил так впредь и называть нового знакомого про себя.

Генерал же продолжил:

– Как говорится, страна не забыла своих героев, Кирилл Андреевич. Тем более что и дальнейшее поведение вас и ваших подчинённых было, так скажем, безукоризненным. Ненужная или преждевременная информация об итогах ваших, без сомнения, удачных поисков никуда не просочилась. Это делает честь вам и вашей команде. Потому что исследования продолжаются, и не только в плане оценки самих находок, или, как там сейчас модно говорить, артефактов, но и по сбору документов, подтверждающих сам ход расследования. Скрынников, Бокий, Хомутов – всё это фигуры, которые тянут за собою целый исторический пласт, так сказать…

Кир молчал и спокойно смотрел на генерала, не говоря ни слова. Он давно ждал чего-то подобного, уже примерно понял, куда приведёт в итоге этот разговор, и готовился. Точнее, собирался с духом в первую очередь и с мыслями – во вторую. Неизвестно почему, но собеседник ему активно не нравился, и Кир пытался не дать ему это почувствовать. Потому что за внешней простоватостью Константина Алексеевича явно скрывался профессионал. Генерал внимательно следил за реакцией и мимикой Кира, в то время как слова, явно и точно подобранные, складывались во фразы как бы сами собою. Сначала похвалил, потом намекнул на важность сохранения тайны, затем явно подтвердил, что поиски ведутся полным ходом… Теперь пора и к главному, подумал Кир, но генерал не спешил. Поняв, видимо, что-то по лицу Кира, собеседник взял паузу:

– Ох, простите… Кофе, чай? Да, вы же курите? Курите…

– Кофе, пожалуйста, – ответил Кир, а Михайлов промолчал.

Генерал пододвинул к Киру большую хрустальную пепельницу и вышел. Кир переглянулся с Михайловым, который ответил ему спокойно-угрюмым взглядом и прикурил сигарету. Михайлов с завистью посмотрел на него, но сам от сигареты воздержался. Издержки субординации, почему-то с удовольствием подумал Кир, а генерал уже вернулся обратно в сопровождении стройной секретарши с подносом. Она тихо поздоровалась и поставила перед Киром чашечку кофе и сахар, а перед Михайловым – чашку зелёного чая. Из чего Кир заключил, что генерал хорошо знает вкусы и предпочтения своего подчинённого. Кроме того, проявленная забота говорила и о том, что Михайлов далеко не «на побегушках». Что ж, наблюдения многообещающие, решил Кир и взялся за свой кофе. С другой стороны, ему тут же расхотелось играть в физионостические и фразеологические игры, что генерал почти мгновенно понял и перешёл к главному.

– Кирилл Андреевич, у меня к вам есть несколько предложений…

– Слушаю вас, Константин Алексеевич, – ответил Кир, а генерал понимающе улыбнулся.

– Первое. Как я понимаю, вы ищете помещение для офиса и собираетесь продолжать свои исторические изыскания, только немного в ином русле… Так вот… Это здание – ваше. В смысле, арендовано для вашего агентства. Сколько эта аренда стоит, вы, конечно, примерно понимаете и представляете, но этот вопрос вас не должен волновать. Работайте спокойно, с комфортом и, так сказать, в престижном месте, – веско сказал генерал, но Кир не отреагировал, а спокойно отпил глоток кофе.

– Второе, – вздохнул генерал. – С клиентурой мы вам тоже поможем. На первых порах, для авторитета и рекламы нового агентства, это будет совсем нелишним. Не сомневаюсь, вы это понимаете…

Кир тоже вздохнул, кивнул и затянулся. Генерал с неудовольствием посмотрел на струю дыма, но промолчал, а Кир невозмутимо спросил:

– Всё это, конечно, не просто хорошо, а даже замечательно. Только что взамен, Константин Алексеевич?

– Ничего, – ответил генерал, но Кир сразу же перебил его:

– Давайте не будем больше играть друг с другом. Ничего сейчас, может завтра обернуться всем. Я в принципе ничего не имею против того, чтобы помогать вам, Александру Михайловичу и тем, для кого вопросы моей работы будут важны и интересны… То есть государству, стране. В принципе я только за…

– Но? – спросил генерал.

– Но я также принципиально против работы под контролем, Константин Алексеевич. Мне совсем не улыбается знать, что все разговоры здесь будут записываться, а ваша милая секретарша будет обо всём докладывать вам или кому-либо ещё. Это во-первых. А во-вторых, что намного важнее… Я не собираюсь делать то, что сочту, то есть именно я сочту, ненужным, преждевременным или просто вредным. Понимаете?

Генерал спокойно покивал головой и вздохнул:

– Боюсь, что вы, Кирилл Андреевич, как раз не всё понимаете, точнее, воспринимаете всё, с одной стороны, сложнее, а с другой – легче, чем есть на самом деле. Поэтому давайте по порядку. По офису вопрос решён независимо от вашего согласия или отказа. Будем считать это заслуженной наградой за прошлые заслуги. Никаких прослушек здесь нет и не планируется. Секретаршу вы вольны сменить или оставить, она здесь от прошлых хозяев пока задержалась. Охрана – обычный ЧОП, который вы тоже можете выбрать сами. Мало того, что вы будете заниматься любимым делом, а это сейчас мало кому удаётся, ох как мало, Кирилл Андреевич… Вы ещё и сможете им заниматься в хороших условиях, спокойной обстановке и им же, любимым делом, зарабатывать. Что ещё нужно мужчине? Это по

первой части ваших сомнений. Второй вопрос: о возможных заказах. Они тоже будут поступать в порядке, установленном вами и никем иным. Мы можем только попросить о приоритете и первоочередном выполнении тех или иных. Но только, подчёркиваю, попросить. И хорошо оплатить, кстати. Что немаловажно, я думаю…

– Конечно, – кивнул Кир. – Но это не главное…

– Подождите, пожалуйста! – прервал его генерал, чьё лицо приобрело властное выражение. – Я ещё не закончил… Подозреваю, что немаловажным фактором вашего независимого поведения является и то, что в апреле ваша жена вступает в законное наследование имуществом своего деда. Поверьте, мы могли бы устроить кучу проблем ей и соответственно вам, разгребать которые можно годами и в итоге очень сильно устать… Уж, организовать «наезд» на компанию – дело простое и, кстати, прибыльное. Нужно только захотеть и слегка помочь или просто не мешать конкурентам.

Кир откинулся на стуле и бросил взгляд на Михайлова, который смотрел в чашку и, казалось, всецело был занят этим важным делом.

– Неохотно, но очень отчётливо верю… – проворчал он, а генерал быстро кивнул, ещё раз подтверждая свои тяжёлые слова.

– Но, во-первых, мы этого делать не собираемся. А во-вторых, отнять всё не получится даже у нас, и этого вполне хватит для безбедной и обеспеченной жизни. Вам и вашим даже внукам. Так что особенно волноваться не следует. Разве что работа станет вашим хобби, не более. Как видите, считать нас исчадиями чего бы то ни было не стоит, Кирилл Андреевич.

– А кем стоит? – немедленно спросил Кир.

– Профессионалами, которые привыкли доводить все дела до логического конца. Или просто до конца. Тем более что высокое руководство с нами согласно, – улыбнулся генерал, а Михайлов сменил позу и оставил наконец рассматривание чашки.

– То есть руководство поставило конкретную задачу. И просит меня помочь вам, профессионалам? – подвёл итог Кир, а Михайлов кивнул.

– Именно так, – развёл руками генерал и замолчал.

Кир несколько мгновений подумал и начал:

– Насколько я понимаю, речь идёт о том, чтобы найти Чашу. Всё-таки именно об этом… Найти её физически, как объект.

– Вы правы, Кирилл Андреевич, – серьёзно ответил генерал. – Именно об этом. Это – первоочередная задача, потому что дело до конца не доведено. И, поверьте, у нас есть все основания думать, что если не мы, то кто-то другой попытается это сделать. Точнее, уже пытается…

– Вы о жене Хомутова? – точно выстрелили Кир, и получил в ответ тяжёлый, чисто «генеральский» взгляд.

Тем не менее Губаш ответил спокойно:

– О ней или о ком-то другом… Здесь не так важны конкретные фигуры, как сам смысл их действий и поисков. Пока Чаша, которую именно ваши, Кирилл Андреевич, поиски, доказательства и выводы географически и, что важнее, духовно привязали к нашей стране, не найдена, дело не закрыто и не закончено. Правда, мы знаем не все выводы и ждём, что вы нам о них расскажете, потому что наши эксперты пока ничего не нашли…

– Выводы очень простые, Константин Алексеевич, – вздохнул Кир, встал и прошёлся по комнате. – Чаша в России, но искать её бесполезно, о чём я сказал своим ребятам ещё в сентябре. То же могу повторить и вам. А вместе с этим ещё раз подтвердить, что участвовать, а тем паче возглавлять розыски того, что, считаю, не может быть найдено, я смысла не вижу.

Генерал коротко кивнул:

– Другими словами, вы отказываетесь. Что ж, мы с Александром Михайловичем примерно так и думали. И всё же не могу не предупредить: наши возможности небезграничны, и вы должны понимать, что вы, ваша семья и друзья, да и, возможно, ещё многие, находятся в опасности. В реальной, Кирилл Андреевич, опасности. От которой ЧОПы не уберегут, да и мы не всегда сможем помочь. Потому что те, кто ищет Чашу, думают совсем не так, как вы. Да и мы, если честно, тоже склонны думать в прямо противоположном направлении. А посему поиски Чаши уже продолжаются, хотите вы того или нет. Дело далеко не за крыто. Далеко…

Кир сел на своё место и пробормотал:

– Неужели вы не понимаете, что её нельзя найти?

Генерал помолчал с минуту, но Кир больше не сказал ни слова. Наконец, Губаш поднялся. За ним встал и Михайлов.

– До свидания, Кирилл Андреевич, – улыбнулся генерал. – Мне ваша позиция понятна, и я склонен её уважать. Все наши договорённости остаются в силе, я, как вы помните, дал слово и намерен его сдержать. И всё же хочу вас попросить: если, паче чаяния, вам что-либо станет известно или каким-то образом всплывут те или иные детали… Полковник Михайлов мне всё передаст. Впредь советую вам и вашим близким быть осторожными, потому что, как я уже говорил, наши возможности… Теперь они станут ещё более неэффективными.

– То есть наша безопасность – снова только наша забота? – невесело усмехнулся Кир.

– Скажем так: в основном ваша забота, – цинично подвёл итог генерал и вышел. Михайлов коротко пожал руку Кира и поспешил за начальством.

Кир остался в теперь уже своём офисе один и наедине с самыми различными мыслями, которые, так или иначе, были неуютными и тревожными.

Глава шестая

Аэробус тяжело и уверенно опустил толстенькую сигару своего тела на заиндевевший асфальт аэропорта. Высокие сугробы замелькали вдоль посадочной полосы, зарябили стволы голых берёзок за бетонным забором «Домодедово». Серебристый лайнер облегчённо припарковался у синей кишки перехода-выхода. Перелёт Женева – Вильнюс – Москва закончился. Пассажиры, успевшие оценить погоду в иллюминаторы, согласились со словами командира корабля о том, что мороз действительно двадцать градусов. Они зябко кутались в какие-то куртки, наматывали змеи разноцветных шарфов, доставали шапочки и перчатки…

Вообще-то, неподготовленность авиатуристов к различной погоде – отдельная «песня», независимо от национальности и возраста этой категории пассажиров. В различных уголках мира, во всех аэропортах, можно встретить людей в шортах и пляжных шлёпках холодной осенью, в одних костюмах зимой или тёплом пальто, куртке, пуховике, соответственно, летом. Кто-то летит из тёплых стран к себе домой, кто-то, наоборот, из холода в жару, но с одеждой угадывают немногие. Почему нельзя заранее подумать, посмотреть, наконец, погоду в Интернете и так далее? Ведь сегодня информационные, по крайней мере, границы практически стёрлись? Тем не менее большинство сдают нужные вещи в багаж и потом мёрзнут или изнывают от жары, ожидая его выдачи…

Усталая бортпроводница в такт своим мыслям с чмоканьем открыла дверь самолёта и дежурной улыбкой прощалась с разношерстно одетой пассажирской публикой. Она одобрительно кивнула лишь красивой даме, закутанной в длинную норковую шубу, в высоких тёплых сапогах на толстой танкетке и меховой шапке. Дама тоже растянула рот в подобии улыбки, и бортпроводница поспешно отвернулась. Улыбка женщины выглядела, как прицел-пике хищной птицы на добычу. Перед тем как железные когти вцепятся в живую плоть, а рот-клюв ударит точно и почти не больно. Потому что насмерть.

Грета мгновенно заметила реакцию бортпроводницы, свернула-скинула, как перчатку с руки, улыбку и приняла вид скучающей бизнесвумен, уставшей от недолгого, но всё же полёта. Перекинув небольшую дорожную сумку в другую руку, она уверенно

направилась к пограничному контролю. Волноваться она уже давно отвыкла, а паспорт гражданки Литвы и лёгкий акцент вполне соответствовали друг другу. Остальное сделали руки парикмахера и её собственные. Чёрные волосы, короткая причёска каре с чёлкой, закрывающей лоб, линзы и блёклая розовая помада на губах сделали своё дело лучше любых операций или затасканных тёмных очков. Из зеленоглазой, светловолосой и белокожей женщины, приковывавшей взгляды мужчин, Грета перевоплотилась в совершенно другую даму, будто бы сменив летнюю змеиную кожу на зимнюю. Она, конечно, была на то и зимней и в сочетании с длинной шубой делала её практически незаметной в мужских глазах, но как раз это ей и было сейчас нужно. И сработало: молодой пограничник посмотрел на фото в паспорте, щёлкнул штампом, едва взглянув на «оригинал», и Грета не торопясь пошла к выходу по «зелёному коридору». Таможенники в её сторону и не посмотрели, но они-то её в любом случае не беспокоили. Ничего противозаконного она с собою, конечно, не везла…

Солидный, но не шикарный «ауди» с молчаливым шофёром подхватил её прямо у выхода. Путь на Рублёвку был неблизким, что Грету вполне, как ни странно, устраивало. Можно было подумать. В последнее время, несмотря на то что она в основном только этим и занималась, мысли никак не складывались в определённую систему. Что-то мешало. А без системы она жить почти не могла… Грета, не обращая внимания на недовольный взгляд шофёра, достала мундштук и вставила туда длинную, коричневую сигарету. Крепкий дым ожидаемо оказал плодотворное воздействие: мысли потекли по нужному, системному руслу.

Августовским утром, когда она, покачиваясь, вышла из больницы в сопровождении крепкого, молчаливого мужчины и села на заднее сиденье чёрного «мерседеса», Грета не собиралась задавать никаких вопросов. Перемотанная бинтами и заклеенная пластырем, она полулежала на широком кожаном диване-сиденье и смотрела на просыпающуюся ненавистную столицу. Мужчина, который десятью минутами раньше принёс ей в палату одежду и посоветовал собираться, так же молча возвышался рядом с водителем. Он только открыл мини-бар, которым Грета могла воспользоваться. Разноцветные бутылки мягко переливались в стеклянных глубинах шкафчика «под красное дерево». Но Грета не хотела. Она вообще ничего не хотела и не могла. Истерика перешла в другое, полурастительное состояние апатии и созерцания мира как бы со стороны. Она всё видела, слышала, понимала, но участвовать в этом не желала.

Грета безучастно наблюдала, как открылись ворота и машина прошелестела во двор огромного трёхэтажного дома. В таком же ключе она провела и следующие несколько дней, когда её поселили в шикарной комнате, под надзором пожилого, немногословного врача и сиделки. Перевязки сменялись капельницами, уколы чередовались с анализами, бульоны менялись местами с супами-пюре… При этом никаких душещипательных или утешительных бесед не было, психологов и прочих «ковырятелей мозгов» тоже не наблюдалось. Именно за это, единственное, Грета и была благодарна неизвестным лекарям и их хозяевам.

Впрочем, вскоре она поняла, что это скорее метод лечения, чем некое сострадание. Вполне разумный, кстати. Потому что через неделю, вопреки даже её железной воле, физическое выздоровление стало влиять и на психологическое. Тело, заживляя раны и наливаясь силой, уверенно потянуло за собою и мозг. Сопротивляться было бесполезно. Жизнь победила.

Врач, несмотря на свой отстранённый вид, заметил это почти сразу, коротко «доложил» ей свой вердикт, в котором не было ничего страшного (уже): ушибы рёбер, лёгкое сотрясение мозга, переохлаждение, небольшие внутренние разрывы и зажившие мочки ушей. Осложнения на почки, которого он опасался, удалось избежать. И испарился. Вместе с двумя заключениями: «можно вставать» и «дальше сами, если вам, конечно, угодно жить». Сиделка коротко указала на кнопку звонка и внутренний телефон. И тоже исчезла.

День прошёл в одиночестве, пока Грета не проголодалась… Она впервые обошла свою «палату», нажала на ручку двери, которая мягко щёлкнула, открывая перед ней вид на зимний сад и на весь третий этаж особняка. Грета запахнула тёплый халат и пошла на разведку. Почти сразу же она наткнулась на то, что искала прежде всего: огромная ванная комната с джакузи, длинными зеркалами, белым ковром на полу, пахнущая настолько прекрасно гелями, травами, цветами и прочими банными делами, что Грета тут же скинула халат…

В следующее мгновение, правда, она пожалела об этом. Из зеркала на неё взглянула почти незнакомая женщина, поблёкшая как цветок осенью. Грета пересилила себя и подошла ближе, оглядывая своё тело и стараясь не обращать пока внимания на лицо. В глаза бросилось то, что она явно прибавила несколько килограммов. Прежде всего, округлились бёдра и грудь. На ум сразу же пришли (почему-то) русские слова «поправилась» и «дошла». Первыми определялось то, что кто-то прибавил в весе, а вторыми – что похудел. Очевидная разница между словами и последствиями, особенно когда речь шла о женской фигуре, всегда раздражала Грету, к радости Хомутова. Теперь же Грета склонна была скорее согласиться… Но она тут же откинула эти мысли и осторожно пошла к душу. На ванную она пока не решилась, тем более что и лежать больше не хотелось.

Простояв под струями с десяток минут, Грета вспомнила ещё и словосочетание «заново родилась», хотя это было, она понимала, не так. И всё же тело задышало всеми порами и клеточками, и, присев на пуфик, она уже могла взглянуть на себя. Многое ей не понравилось, хотя уже не выглядело таким безнадёжным, как десять минут назад. Она тут же взялась за дело, тем более что самой разнообразной и дорогущей косметики в смежной с ванной комнате было даже слишком много. Первым делом, на ковёр упали светлые, поблёкшие локоны, и Грета сразу помолодела на пару лет, проведя рукой по коротким волосам. Затем пришла очередь щипчиков, теней, карандашей, пудры и помады. Только с серёжками пока, нужно было повременить. Она знала, что стоит ей нажать на кнопку – и рядом будут стилисты-визажисты-парикмахеры, но хотелось самой. Жить-то дальше придётся тоже самой…

«Уборка себя», как горько пошутила Грета, закончилась к вечеру. Она вернулась к себе в комнату, открыла шкаф и, в чём она не сомневалась, нашла там самую разнообразную одежду. Почему-то захотелось самого что ни на есть незатейливого и удобного. Видимо, новая причёска подействовала, решила Грета. Она влезла в лёгкие, расклешёные джинсы, свободную рубаху-ковбойку и сабо на небольшой платформе. И решила продолжить осмотр самостоятельно, хотя голод уже волной сжимал желудок. Организм властно требовал пищи, на поиски которой Грета в первую очередь и отправилась.

Искомое нашлось быстро: в большой, полукруглой зале, на которую она набрела, свернув за угол, был накрыт стол. Рядом стоял невозмутимый официант. Ужин был восхитительным, и Грета, ничуть не смущаясь, «налегла» на аргентинскую говядину, свежайшие морепродукты и позволила себе стакан красного вина. Официант, тактично принял участие в выборе блюд, явно обладая информацией о том, что нужно, что можно, а что всё-таки нежелательно. Второй бокал был бы уже именно лишним…

День так и закончился.

Хозяин или хозяева не появились. Грета, оценила его или их тактичность, хотя и сделала противоречивый вывод о том, что кому-то интересна её персона. Сомнений у неё не осталось: никакой романтикой или заботой здесь не пахнет. Видимо, речь пойдёт примерно о том же, в результате чего она оказалось сначала в придорожной канаве (в прямом и переносном смысле), потом в больнице, а затем и здесь. Настроение вновь испортилось, но делать было нечего. Оставалось ждать, обдумывая различные варианты, чем Грета и занялась, пока не уснула. В первый раз с какими-то снами…

Хозяин появился к вечеру следующего дня. Ужин был накрыт для двоих, и обошлось без всякого обслуживающе-прислуживающего персонала. Грета, почувствовавшая, что сегодня будет именно так, вышла в вечернем платье. Мужчина, сидевший у камина с бокалом чего-то коричневато-золотистого, обернулся и одобрительно кивнул головой, пока Грета составляла первичный осмотр. Её ожидания никак не оправдались: вместо пожилого, или, скорее, старого богатея, импозантного и холёного, навстречу встал невысокий мужчина лет тридцати пяти, длинноволосый блондин с белёсыми ресницами и маленькими, тёмными глазками-буравчиками. Несколько размытый подбородок и узкие губы дополняли облик хозяина.

Мужчина, видимо, отдавал себе отчёт в том, что его внешность не особенно оказывает влияние на женщин, и смирился с этим. С другой стороны, не похоже было и то, что это обстоятельство его сильно волновало. Домашние брюки, мокасины и рубашка без галстука указывали на то, что произвести впечатление на даму он точно не пытался. Хотя одежда подчёркивала его гибкую, в меру накачанную фигуру и бугры мускулов. Он спокойно выдержал взгляд Греты, которая в отличие от него выглядела просто восхитительно, и подвинул ей стул. Галантно, но без лишних изысков.

Грета тоже не улыбнулась, а просто села. Её вчерашние выводы начали подтверждаться: речь пойдёт о деле. И её роли в этом деле, что и оставалось пока вопросом. Который практически сразу же и разрешился, так как блондин быстро заговорил по-немецки:

– Фрау Грета, мы с вами до недавнего времени были врагами, хотя оба в этом не виноваты. Мой отец и ваш муж были не слишком хорошими партнёрами, не доверявшими друг другу. В результате пострадали лично вы, а Магде Шлассен-Ран, Хомутову и моему отцу, лорду Седрику, уже ничем не поможешь. Что вы думаете о том, чтобы продолжить наше сотрудничество, точнее, начать его на несколько других принципах, как ни странно это звучит?

– Что вы имеете в виду под сотрудничеством? – сузила глаза Грета.

– Только то, что дело, ради которого заключались прошлые союзы и нарушались новые, не сделано. А его нужно завершить, так или иначе. Тем более что не проиграно даже сражение, не то что битва. Так, арьергардные бои, не более…

Грета откинулась на спинку стула и обнаружила рядом на маленьком столике, сигареты и пепельницу. Она медленно закурила и ждала продолжения, обронив лишь лёгкий вопрос:

– Следовательно, именно вы стали новым магистром?

– Следовательно, именно я стал новым магистром, – коротко подтвердил блондин и продолжил: – Эрик Гамильтон, к вашим услугам.

Грета не слишком уважительно кивнула головой, мастерски выдерживая очередную паузу, которую Эрик вынужден был нарушить:

– Учитывая то, что мы уже оказали вам услугу, вытащив из больницы…

Грета усмехнулась и грубо перебила магистра:

– Не туда вы направились, магистр! Никто вас не просил об этом, так что не стоит пытаться взрастить во мне семена благодарности к вам. Я хочу услышать ваши предложения, а не пересказ того, о чём мне и так известно. Расскажите то, чего я не знаю и зачем я вам понадобилась. Вот тогда мы и вернёмся к вопросу о взаимном доверии… Все эти слова о боях и сражениях пока только слова для меня. На эту минуту вы сообщили только одну новость, и, не скрою, приятную. О смерти вашего папаши! Вторая новость – это вы сами, магистр Эрик Гамильтон. Пока она ни хороша ни плоха. Продолжайте…

Эрик на секунду умолк, внимательно посмотрев на будущего партнёра, как будто оценивал возможные риски от такого взаимодействия. Грета поняла это и ждала, уже твёрдо понимая, что она очень нужна Ордену. «Знать бы ещё чем?» – подумала она…

Эрик уже, судя по всему, определился. Он встал и начал рассказ о том, чего Грета не знала. Через пару минут Грета связала все звенья в цепочке прошедших поисков и их сокрушительный итог. Она усмехнулась и снисходительно посмотрела на Эрика, завершив его рассказ убийственным выводом:

– Итак, исключая потери чисто физические, вы имеете полный провал всех поисков Ордена. Все искомые реликвии, включая «Чёрную тетрадь», уплыли из ваших рук и попали туда, куда они ни в коем случае не должны были попасть. И, главное, сами многолетние поиски были напрасными начиная с 1703 года, потому что император-варвар уничтожил главное. Тайну Ордена! Браво…

Грета ехидно похлопала в ладоши, затянулась и продолжила:

– Что ещё? Ах, да-да! В итоге Пётр ещё и не преминул рассказать потомкам о своей находке, подняв свою страну на высоту, откуда её почти невозможно скинуть! Богом избранная земля, народ, государство! Оправдание всех жертв, всей истории! Такого краха нельзя было и предположить в самых страшных снах. В то же время и такого успеха именно сейчас России ни за что не достичь, если бы не ваши поиски. Теперь вы – магистр не существующего Ордена, своими руками отдавшего духовную, нравственную победу своим врагам. Да ещё и подтверждённую практически неоспоримыми фактами. Это… это конец, магистр. Неужели вы этого не понимаете?

Магистр засмеялся так внезапно, громко и заразительно, что Грета опешила и замолчала. Она с жалостью смотрела, как он идёт к ней, вытирая слёзы, выступившие у него на ставших красноватыми, как у альбиноса, глазах. Магистр сел рядом с ней прямо на стол и заболтал ногами. Потом он наклонился к ней и уверенно сказал:

– Большое спасибо вам, фрау Грета. Потому что именно так все и должны думать. Именно так должны, так и думают. И это замечательно! Потому что мы одержали совершенно блестящую победу в этом сражении, завершившем семисотлетние поиски Ордена. Наши, ваши, а особенно поиски этих восторженных и правильных идиотов-искателей привели к тому, что вскоре мы одержим окончательный верх во всей войне, которой больше двух тысяч лет. Для того вы мне и нужны, собственно…

Глава седьмая

Машина преодолевала последние, уже «рублёвские», пробки, пропуская мчащиеся в разные стороны кортежи. Представительские авто и джипы с охраной то и дело обгоняли «ауди», коротко гудя клаксонами, крякая сигналами и освещая её синими маячками сирен.

Грета ещё раз отметила, что новый магистр, купив дом именно здесь, а не где-нибудь в тихом местечке, оказался прав. В суете машин, «высоких» или просто богатых личностей, которыми кишели рублёвские окрестности, среди нагромождения особняков и полузамков, затеряться было легко и логично. Никто не обращал внимания на ещё одного «аборигена» за высоким забором.

Да и вообще, Эрик оказался на редкость проницательным и умным молодым мужчиной. В то же время его крайняя предусмотрительность делала его похожим на Хомутова. Ждать он тоже умел, но сила Ордена, стоящего за ним, делала его более решительным и

предприимчивым. Он умел наблюдать и выжидать, но всегда был готов нанести быстрый удар. Не говоря уже о его осторожности, ведь первый разговор так и закончился ничем. Больше магистр не добавил ни слова, да и Грета не стала выспрашивать. Никто от неё ничего не требовал, кроме того, чтобы она вспоминала всё, чем занимался Хомутов. Что Грета и делала безрезультатно всё это время, до отъезда в Швейцарию. Кто бы мог подумать, что именно этот унылый вояж принесёт какие-либо результаты? Тем не менее так и вышло.

Грета сидела, наблюдая за дорожной суетой скорее с интересом, чем с отвращением. Спокойная, заснеженная Швейцария осталась в другой жизни. Грета поймала себя на мысли, что рада тому, что она сейчас здесь, а не среди квёлых (на память пришло такое точное русское слово), с приклеенными улыбками и никуда не спешащих европейцев. Там жизнь не шла даже, а брела по ухоженной колее-дороге с заранее известным итогом, да и на каждой её остановке. Как автобус, который едет по своему вечному маршруту. В общем и целом это было хорошо, а вообще зубы свело от скуки через неделю. Хотя пришлось остаться на все три. И хорошо, что пришлось в итоге, но как она там не скончалась от остановившегося времени, до сих пор непонятно. О поездка была нужна и Эрик отпустил её без разговоров, предложив охрану. От последнего Грета отказалась и оказалась права: никаких эксцессов не случилось.

Наследственными делами к моменту её приезда уже вовсю занимался адвокат семьи, и их итогом было следующее: мать была похоронена в фамильном склепе, а Пауль – на положенном ему месте на кладбище. Последствия пожара, вовремя замеченного, были почти устранены, и выгоревшая большая зала замка снова приобрела вид главной. Остальные денежные и залоговые дела у матери были в полном порядке. Оставалось найти нового управляющего, что Грета и сделала, торопясь вернуться в Россию.

Не вышло. Управляющий-то был найден, а вот адвокат тактично и твёрдо пресёк эти попытки, так как несколько имущественных споров требовали её присутствия в суде, чтобы дело не затягивалось надолго. Пользуясь смертью хозяйки, несгибаемый характер которой наводил страх на всю округу, несколько соседей тут же подали в суд, надеясь отхватить пару спорных участков, по которым шла долгая тяжба. Тем более что новая молодая хозяйка долго не появлялась. Вскоре сутяги убедились, что Грета тоже далеко не подарок и явно дочь своей матери. Суды были выиграны быстро и окончательно. Но для этого пришлось задержаться, гуляя по горам пешком и на лыжах, дыша свежим воздухом, что, впрочем, пошло ей только на пользу, как и моральное удовлетворение от маленьких, бескровных побед.

В перерывах между судами и прогулками, Грета взялась разбирать бумаги матери, из которых ей, для начала, стало известно, что в Аргентине живёт парочка дальних родственников и ещё один – в Австралии. Ни с кем из них Грета ни видеться, ни даже слышаться не желала, а потому просто отложила новую родню в сторону. В прямом и переносном смыслах. Несколько писем, газетных вырезок и прочий исторический хлам, как и огромную подборку речей фюрера, книг о Второй мировой и «истинных причинах краха» Третьего рейха, Грета просмотрела и велела убрать в кладовую. От картины с кораблём, которую она помнила с детства, осталась только обгоревшая рама, которую не выбросили, а хранили до её приезда. Грета осмотрела останки рамы с почерневшей позолотой, и только после этого обломки отправились в печку. Ничего интересного, таким образом, в бумагах Грета не нашла. Она на это и не надеялась (в отличие от Эрика, настоятельно рекомендовавшего заняться бумагами), но просмотреть, от нечего делать, было необходимо.

И всё же новый магистр оказался прав: на дне одной из шкатулок, с многочисленными фамильными драгоценностями матери (а теперь её), Грета нашла маленький ключик на тонкой цепочке. Целый вечер она посвятила тому, что подбирала ключ ко всем замкам и замочкам в доме, пока не нашла то, что искала. Как водится, почти под боком. Незаметный, скрытый ящичек в туалетном столике, стоявшем в спальне матери, открылся легко и плавно.

В небольшой зеленоватой папке лежали два листа и старая фотография. С потемневшей фотографической карточки на Грету смотрел молодой офицер в фуражке с круглой кокардой, в офицерской форме и с Георгием на лацкане мундира. Он сидел, немного развернувшись левым профилем, но скрыть шрам на правой щеке, заканчивающийся у глаза, эта поза не могла. Взгляд, несмотря на качество и давность фотографии, у офицера был пронзительным и глубоким одновременно. Внизу стояла красивая, сделанная явно в ателье подпись: «1916 годъ».

На следующем листе значилась надпись по-немецки: Москва, Кривоколенный переулок, дом 5, квартира 8 и фамилия: Парамонов Тихон Яковлевич. Грета улыбнулась, представляя, как кто-то писал название «Кривоколенный» на немецком языке, и отложила фото и лист в сторону. Они ни о чём ей не говорили и ничего не могли объяснить. Разве что она вспомнила, что старший брат матери, Фридрих, был майором абвера – гитлеровской разведки и пропал в 1941 году под Москвой… Но и это всё было ни туда и ни сюда, снова ввернула русские слова Грета и перевернула третий листок… На нём был хороший карандашный рисунок, который бросил Грету сначала в жар, а потом и в холод. Слишком хорошо был знаком ей предмет, изображённый на листке!

Машина подъехала к уже знакомым воротам, оборвав воспоминания, и Грета вышла на снег, твёрдо намереваясь закончить игру в недосказанное. Теперь она имела на это полное право, подумала она, прижав к бедру сумку с бумагами и фотографией. А скоро будет иметь ещё больше прав.

Эрик ждал её в каминной комнате с бокалом своего любимого шотландского виски. Он был одет в свободную, тёплую, домашнюю кофту и всё же зябко ёжился у огня. Зима набирала обороты, заваливая горами снега дороги и прихватывая морозцем, крепчавшим к ночи.

Грета быстро прошла и села в кресло напротив, достав сигареты. Она кивнула магистру, когда он быстро плеснул ей в бокал коньяк и подвинул пепельницу со словами:

– Добрый вечер, фрау Грета! Насколько я знаю, дома всё хорошо?

Грета кивнула, ничуть не удивляясь осведомлённости магистра, который, безусловно, следил за нею и её делами. Мог бы и не подчёркивать, решила Грета, но списала этот нарочитый прокол на молодость или, наоборот, излишнюю предусмотрительность Эрика. Ей было не до сантиментов и она, закурив, тут же перешла в атаку:

– Эрик (сегодня она его не собиралась называть магистром), вопрос очень простой! Либо вы немедленно, подчёркиваю, не медленно, посвящаете меня в суть дела и смысл дальнейших поисков, либо никогда не узнаете от меня ничего полезного. По верьте, этим полезным я обладаю. Итак, я жду!

Магистр выслушал её тираду со спокойным интересом, отпил глоток виски и коротко произнёс:

– Итак, будем считать, что наш договор заключен, Грета?

Он дождался, пока Грета кивнула, и сел в кресло.

– Тогда слушайте… – он нажал на какую-то кнопку, и комната наполнилась голосами. Несколько мужских и один женский обсуждали итоги поисков. Качество записи было хорошим, и Грета молча слушала, прикуривая одну за одной сигареты. Постепенно ей стало почти понятно, что имел в виду магистр, называя итоги поисков

положительными (о победе, конечно, речи не шло). Несколько же фамилий и адресов (при слове «Кривоколенный» она чуть не вздрогнула, но сдержалась) окончательно убедили её в важности своих неожиданных находок.

Когда запись окончилась (или закончилось то, что предназначалось именно ей, логично предположила Грета), магистр выразительно посмотрел на неё, и она не стала задавать вопросов-предположений, а выложила на стол фото и листок с адресом. Магистр внимательно изучил документы и со вздохом заключил:

– Сомнений нет, на фотографии Скрынников, он же Парамонов. Адрес так же принадлежит ему. Только всё это лишь подтверждает версию этих искателей. Нам же не даёт ничего…

Короткая справка Греты о Фридрихе встретила тот же ответ магистра:

– Ещё один пункт туда же. И снова – выстрел в «молоко»… Не вернуться ли вам, Грета, обратно домой и продолжить поиски? Или начать новую, спокойную жизнь? Судя по всему, никакой пользы наш союз не приносит… Правда, запись, которую вы так настоятельно желали послушать, явно вводит вас в круг нежелательных, осведомлённых лиц. Так что же мне с вами делать, фрау Грета?

Грета усмехнулась, улыбнулась, а потом и засмеялась. Магистр смотрел на неё спокойно, но его улыбка стала постепенно тускнеть. Он сузил глаза, но Грета тут же оборвала свой смех и коротко приказала:

– Собирайтесь, магистр! Нам нужно ехать!

Магистр поставил бокал и поднял трубку:

– Машину к главному входу!

На Новорижское шоссе они пробились глубоким вечером, а к дому, который Грета прекрасно знала, подъехали уже ночью. Особняк с башенками, в котором они жили с Хомутовым в той, казавшейся уже не её жизни, оказался собственностью Ордена. После всех следственных мероприятий, изъятия компьютеров и прочих милицейских розысков, дом был закрыт. Грета с Эриком уже были здесь один раз в поисках того, что мог оставить после себя Хомутов, но ничего стоящего не разыскали. Тогда Грета не представляла, что искать.

Теперь же она знала точно и решительно пошла знакомым путём. Эрик быстро направился следом. Грета вошла в кабинет, остановилась в центре такого знакомого ей ковра и направилась к столу. Перебрав пыльные книги, выдвинув несколько ящиков, она уже стала волноваться, пока не вспомнила…

Почти бегом она вернулась ко входу и закрыла дверь… С обратной стороны, среди десятка отметин, в двери торчал кинжал. Она с усилием выдернула его из дерева и положила на стол. Магистр склонился над оружием, увидел гравировку Чаши со свитком и вопросительно посмотрел на Грету. Она быстро достала листок и показала магистру карандашный рисунок, изображавший точно такой же кинжал, с точно прочерченными деталями гравировки. Магистр потянулся к листку, но Грета спрятала его, взяла кинжал, сунула его в свою сумочку и пошла к выходу:

– Я нашла всё, что нужно. Поехали!

В особняк вернулись поздней ночью. Грета молчала всю дорогу, наслаждаясь своей маленькой (как знать, может быть и большой) победой, а магистр дремал, пристегнувшись ремнём. Конечно, он делал вид, ухмыльнулась Грета про себя.

Снова расположившись в каминной, они молча смотрели на кинжал, лежащий на маленьком столике и разделявший их, пока Грета не произнесла:

– Только одно условие, магистр. Я остаюсь и участвую в поисках до самого конца. Потому что поиски начинаются именно отсюда.

– С чего вы взяли? – пробормотал магистр.

– Итак, вы даёте мне слово? – глухо спросила Грета.

– Извольте, даю. До окончания поисков мы с вами составим команду и вашей безопасности ничто не угрожает. Но что будет в конце? – почти сдался магистр.

– До конца ещё далеко, магистр. Там и увидим.

– Хорошо, но зачем всё это вам?

– Это моё дело. Договор заключен. Я начинаю его выполнять.

Грета положила рядом с кинжалом рисунок и показала магистру на маленькую, незаметную стрелочку, которая своим остриём упиралась в свиток сверху вниз. Магистр тоже увидел стрелочку и нетерпеливо схватил кинжал. Он попытался нажать на свиток пальцем, но тот был слишком миниатюрным, и пришлось искать что-то острое.

Грета спокойно протянула ему булавку, и магистр, наконец, нажал на свиток… Он ушёл в Чашу почти до конца, следом раздался сухой щелчок, и круглый набалдашник, которым заканчивалась рукоять кинжала, отскочил вверх. Набалдашник освободил две пластины, которые опоясывали рукоять. Сняв их, магистр увидел небольшой листок пергамента, который был обёрнут вокруг внутреннего штыря рукояти. Он аккуратно размотал листок и положил его на стол, придерживая за концы. Язык короткого послания был магистру известен… Смысл был тоже понятен. Только постичь его вот так, сразу, не был готов даже магистр Ордена. Это было немыслимо… Всё оказалось правдой.

Он отпустил края, и листок сразу же свернулся обратно, в привычную ему трубочку. Магистр откинулся в кресле и, даже не пытаясь скрыть волнения, вытер пот, мгновенно выступивший у него на лбу. Грета молчала и внимательно смотрела на него, ожидая разъяснений. Договор был заключен и действовал…

Через несколько минут магистр резко встал и коротко, торжествующе бросил:

– Что же, теперь пора начинать. Точнее, заканчивать начатое. Пора!

Глава восьмая

К работе в офисе Кир решил приступить в первых числах февраля, хотя сам регулярно появлялся на новом рабочем месте. Частенько компанию ему составлял Ник. Они не спеша решали технические вопросы: разрабатывали новую версию сайта, бросать который смысла не было. Заказы заказами, но рекламы никто не отменял. Старое, претенциозное название «Орден рыцарей свободного поиска» было, после нескольких творческих споров, заменено на нейтральное «Агентство “Исторический поиск”». Фигурировало и «розыск», но решили не переигрывать. Нику особенно нравилось слово «Агентство», придававшее солидности и ассоциировавшееся с новостными холдингами.

Молодой человек вообще пребывал в прекрасном расположении духа, чего не скажешь о Кире. Встреча с генералом, о которой он никому не рассказывал, оставила неприятный осадок. Тем не менее менять секретаршу – спокойную, семейную, молодую даму он не стал, логично рассудив, что гарантий то что новая не окажется тоже «не простой», нет. К тому же свои обязанности она знала хорошо и выполняла их безукоризненно. Одновременно без излишней почтительности и с чувством собственного достоинства. Будь то тривиальные чай-кофе или более серьёзные поручения. Хмурые ЧОПовцы Кира вообще особенно не интересовали. Их он изначально трогать не собирался. Толк от них, сидящих «на вахте» внизу, был скорее имиджевый, а не собственно толковый.

Анна заканчивала регистрацию нового юридического лица (точнее, перерегистрацию), Веня так же «добивал», по словам Ника, свой договор с телеканалом. На вторую часть съёмок денег пока не выделили, и к концу января профессор присоединялся как к коллективу, так и к компании – иронизировал будущий зять. Людмила продолжала работать в музее и одобрительно оценивала все грядущие изменения.

Клиентов и заказов пока не было, да и быть не могло. Михайлов, правда, прозрачно намекнул, что, как только Кир решит все формальности, работы у них будет много. «Тем и живём», – Ник подвёл итоги неумолимо катящегося к своему концу января.

Но месяц ещё не закончился, что и

подтвердил звонок Киру на мобильный.

– Здравствуйте, Кирилл Андреевич, – зашелестел в трубке старческий голос. – Вы про меня не забыли? Москвин…

– Здравствуйте, Николай Генрихович, – виновато ответил Кир, понимая, что старик абсолютно прав. Забыли, причём напрочь… Оставалось только повиниться, что он и сделал:

– Закрутились, простите…

– Ничего-ничего, – выдохнул в трубку Москвин. – И всё же, вы обещали. Я, знаете ли, сгораю от любопытства. Надеюсь, всё в порядке? Мой поклон Анне. Не хотелось напоминать, но одиночество не лучший попутчик для церемоний. Всего хорошего, Кирилл Андреевич. Я вас жду Одного, с Анной или с теми, кого вы захотите взять с собою. Звоню в начале недели, чтобы к выходным было время определиться. До встречи.

Телефон запиликал короткими гудками, оставив Кира с ощущением вины. Старик был явно обижен, что и выразил в тактичной, а оттого ещё более неприятной форме. Действительно, ехать было надо. Анне, на пятом месяце, такие путешествия были совсем не нужны, поэтому вариант с нею отпадал. Кир вовремя вспомнил, что приглашал в Тверь Михайлова, и решил, что сейчас самое время. Полковник согласился сразу же. Определились ехать в субботу рано утром, чтобы вернуться в тот же день, не обижая старика, но и не оставаясь на ночь. Такой вариант устраивал всех. Москвина, которому Кир позвонил к вечеру, в меньшей степени, но деваться было некуда. Что он и подытожил:

– Рад и этому. Жду.

Выехали в семь утра. Кир забрал у Анны её «мазду» и, подхватив на Ленинградке Михайлова, вклинился в обычный, но ещё не такой густой поток машин. До «дачных» пробок было ещё месяца три, только тяжёлые фуры упрямо ползли в обе столицы, обдавая их грязным снегом и выхлопами дизелей. Кошмарных пробок начала зимы с мощнейшим снегопадом не предвиделось, но утренняя темнота вынуждала двигаться осторожно. Парочка съехавших в кювет грузовиков, вокруг которых ходили хмурые дальнобойщики с отсутствующе-потерянным видом, служила наглядным подтверждением обычной опасности трассы.

До Клина дорога прошла в молчании, если не считать того, что обменялись дежурными фразами о сыне, который родился у Михайлова в ночь с 21-го на 22 января (вот такой у меня конец света, пошутил полковник). Встречный вопрос о беременности Анны тоже получил ответ, что «всё нормально», и разговор затих. Оживлённого диалога не получалось. Кир и полковник виделись всего несколько раз и пока никак не могли найти некую точку, подойдя к которой каждый со своей стороны, они могли бы сойтись в ней, как две прямые. Пока они двигались параллельными, но разными курсами. Кир списывал это на то, что и разговоров особых пока не было: так, короткие деловые встречи. И на специфику службы Михайлова. И всё же начал:

– Александр Михайлович, я не собираюсь обсуждать ваше начальство…

– Даже если бы и собрались, то делали бы это в одиночестве, – буркнул Михайлов. – У вас в машине курят?

Покурили, проехали Клин. Наконец, Михайлов не выдержал:

– Вы действительно считаете дальнейшие поиски бесполезными или это некая бравада, Кирилл Андреевич?

Кир только пожал плечами:

– Я-то действительно так считаю. А вы? Исключая начальство, но лично вы?

– Если честно, я не знаю, – ответил Михайлов. – Только вот искать всё равно придётся. И, судя по всему, именно мне. Вы-то отказались… Вам не прикажешь, а мне куда деваться?

Кир пожал плечами:

– На это можно всю жизнь положить, Александр Михайлович… Ладно, так вы, значит, ищете? Не поделитесь соображениями? И вообще, что новенького-то нашли? Бокий и компания – это точно по вашей части и в ваших архивах должно быть… Нет?

– Вы правы, – неохотно кивнул полковник. – Кое-что есть… Личность, конечно, интересная. Слишком очевидно выпадающая из общего, так сказать, круга чекистов тех лет. Хотя всё это известно и вам и вообще любому, кто интересуется. В сети всё найти можно. Даже если половину отбросить, всё равно Глебу Ивановичу по тайнам и секретам равных нет.

– В общем, да… Но всё же это больше выдумки, Александр Михайлович, – задумчиво ответил Кир. – По моему мнению, Бокий – жёсткий прагматик и реалист. Вся эта шелуха вокруг: тайные общества, Ордена и Ложи для него были лишь фоном. И фон этот был до него, ему пришлось туда встраиваться. Сотрудничество с Барченко подтверждает то, что именно воздействие на сознание было его главной целью. В сочетании с фанатичной преданностью большевизму, которую он, кстати, не слишком афишировал, за что, возможно, и поплатился, – гремучая смесь.

– Намекаете, что шелуху надо снять, а под ней найти собственно луковицу? – спросил Михайлов.

– Да что тут намекать? Прямо говорю. Если уж вы собрались что-то искать, то необходимо обращать внимание на детали, а их в наших поисках предостаточно, – просто, с улыбкой, сказал Кир и невинно добавил. – Тем более что все эти детали у вас, а мы-то их больше не видели…

Михайлов намёк-упрёк понял и принял:

– Тут не мне решать.

– Понимаю, – также спокойно сказал Кир и добавил: – И всё же, опуская сам ларец, тетрадь, склеп Долгорукова и прочие тайники и тайны, остаётся выяснить, кто во всей этой истории играл главные роли, кто второстепенные, а кто и просто случайные. Потому что, при ближайшем рассмотрении, фигура Бокия как раз представляется случайной. Как и Белецкого, кстати. Остаётся рассмотреть остальных, Александр Михайлович. Одного из них мы, кстати, обошли вниманием.

– Мой дед? – резко спросил полковник.

– Вы сказали. О нём я знаю только несколько слов от Москвина, которые и вам передал, – неопределённо пожал плечами Кир. – Вообще-то я имел в виду Скрынникова. Прежде всего. Участие вашего родственника пока никак не указывает на то, что и он не был случайным лицом. Справка о Шварце, которую видел Жарков-Москвин, могла попасть в дела вместе с остальными. Так что заинтересованность следователя Михайлова для меня пока неочевидна. А для вас?

Михайлов помолчал и согласился:

– Вполне может быть… Получается, что основными действующими лицами, опуская Брюсов и Петра, роли которых понятны, в этой истории выступают Шварц и Скрынников?

– Скажем так, в новейшей истории этой истории, – подтвердил Кир. – Не забудем так же и гитлеровских агентов, про которых вы из каких-то соображений секретности умолчали. А ведь они выследили Скрынникова в Москве, чего не смогли сделать ваши коллеги. Вывод? Скрынникова искали те, кто конкретно знали о нём и в итоге нашли. Таким образом, Бокий не понял важности этих поисков или даже не представлял о них. Вопрос: кто тогда представлял и понимал эту самую важность? Ведь вырисовываются две группы, организации, ну или общества, которые противоборствуют друг с другом. Шварц и Скрынников – явно из противоположных лагерей.

– Хотите сказать, что борьба между этими лагерями или обществами продолжалась и после нахождения ларца? Но ведь никто не знал о его находке? Именно это и оставалось тайной… – возразил Михайлов.

– На первый взгляд, именно так. Но тетрадь – лишь ключ к ларцу. Хорошо, ларец был найден, свиток уничтожен, но ведь это не конец всему! Будет же и третий Антихрист, так что нужно тем, кто ждёт его воплощения? Чаша, которую вы всё порываетесь искать? Предположим… Но тогда самый простой и он же главный вопрос:

зачем?

Михайлов задумался, а потом спросил:

– Это слишком сложно… Вы что-то говорили о деталях?

– Именно. – Кир закурил, приоткрыв окно, и продолжил: – Судя по всему, изучение ларца и оригинала тетради прошло без особых успехов и открытий?

Михайлов нехотя кивнул, а Кир продолжил:

– Что и предполагалось. Сам ларец – лишь футляр, тетрадь, исключая важную страницу тоже… Только вот и в ларце и в тетради главное, как ни странно, для нас сейчас, не содержимое, а, так сказать, форма.

– Что вы имеете в виду?

– Чашу со свитком, Александр Михайлович. Другими словами, символ, эмблему, бренд, если хотите. А она интересна, если не сказать уникальна. Поэтому и искать бы нужно именно её, а не сопутствующие ей символы и предметы. Потому что мне они больше не попадались. А вам?

Кир бросил короткий, острый взгляд на Михайлова, но тот был невозмутим:

– И мне…

Кир спокойно кивнул и повернул к въезду в город. Машина остановилась у светофора. Вокруг громоздились огромные сугробы и шли редкие утренние прохожие. Суббота только начиналась…

Михайлов хотел что-то сказать, но в последний момент передумал. Листок с Чашей и свитком лежал во внутреннем кармане, как обычно, но показывать его Киру он всё же не стал. На душе от этого стало мерзко, но профессиональные навыки въелись слишком глубоко, чтобы нарушать их по велению сердца. А ум пока приказывал подождать…

Михайлов уставился в окно, с интересом рассматривая город, где, как и положено, мирно соседствовали внушительный памятник вождю всего мирового пролетариата и, поскромнее в разы, Тверскому (и Всея Руси) Великому Князю Михаилу Ярославичу Святому. И улица Вольного Новгорода плавно переходила в Советскую.

Машина, красным мячиком, перевалила через мост. Закованная в лёд Волга тянула своё, ставшее белым, русло-тело сколько хватало взгляда. Бронзовый Афанасий Никитин, стоявший на носу ладьи над берегом, одобрительно смотрел на десятки рыбаков, усеявших лёд, и желал им удачи. Пушкина, стоявшего в Городском саду на другом берегу и, волею скульпторов, повернувшегося спиной к реке, проблемы подлёдного лова, что естественно, волновали мало. Скрестив руки и ноги в знаменитой позе, Александр Сергеевич обдумывал что-то своё, глядя на бегавших вокруг детишек с санками.

Солнце вставало тревожным, тёмно-розовым шаром, освещая золотой купол небольшого белого храма, выглядывавшего из-за стадиона «Химик».

Глава девятая

Подъезд к дому Москвина дался с трудом. Съехав с центральных улиц, которые более-менее, но чистили, они попали в почти нетронутые даже лопатой, не говоря уже про трактор и грейдер, снежные завалы. Тем не менее японский автопром, в данном случае концерн «Мазда», и зимняя резина не подвёли.

Поднявшись с полковником на второй этаж, Кир остановился перед знакомой дверью и поднял руку, чтобы позвонить, но дверь неожиданно распахнулась. На пороге стоял совсем не хозяин, а неизвестный Киру мужчина с запоминающимся лицом гориллы. Точнее, горилла, пришло на ум Киру. Квадратная челюсть, низкий лоб и маленькие, казавшиеся жёлтыми глазки, засунутые слишком глубоко в череп, производили соответствующее впечатление близкой опасности. В сочетании же с широкими плечами и длинными руками, квадратном тулове, крепко стоящем на коротких, мощных, но кривых ногах-сваях, внешность мужчины делала честь теории Ламброзо, именно по таким внешним признакам определявшей потенциальных преступников. Дополнение в виде пистолета, который мужчина направил в живот Михайлову, казалось уже даже излишним.

Перебор, подумал Кир, но в такт мыслям его больно ткнули в спину чем-то твёрдым. Тяжёлое дыхание за их спинами свидетельствовало о том, что путь назад закрыт и геройскими глупостями заниматься не стоит. Ткнули стволом пистолета, логично сделал вывод Кир и прошёл в коридор, куда уже сделал несколько шагов Михайлов, молча повинуясь жесту гориллы. Входная дверь закрылась, и они очутились в квартире Москвина. Горилла встал у стены, а выход перегородил ещё один «шкаф» с вполне обычным лицом скучающего охранника.

В кресле сидел совсем не хозяин квартиры, а мужичок лет пятидесяти, одетый неброско и неряшливо одновременно. Костюм, хоть и дорогой, сидел (или висел, подумал Кир) на нём невпопад, криво и помято. Мужичка это, судя по всему, волновало мало или совсем не трогало. Он покуривал длинную, тонкую сигарету, кроша пепел на пол рядом с собою, несмотря на наличие пепельницы на столе. Нужно было только протянуть руку, но кучка пепла и несколько окурков, раздавленных ногою рядом с креслом, свидетельствовали о двух вещах. Ждали их здесь довольно долго, а до пепельницы так и не дотянулись. Первый вывод Кир сделал машинально, а второй – презрительно, как чистоплотный человек. Был, правда, ещё и третий вывод, но его делать совсем не хотелось: отсутствие Москвина наводило на неприятные размышления…

Горилла прервал раздумья Кира. Повинуясь взгляду мужичка, он быстро обыскал Михайлова, не трогая Кира. Кир понял, что с информированностью у них всё в порядке, а ждали именно их. Горилла тем временем оружия у полковника не нашёл, усадил обоих на стулья и отошёл на пару шагов, внимательно наблюдая за ними.

Голос мужичка, скрипучий и неприятный, как и его отношение к одежде и чистоте, начал придавать какую-то осмысленность происходящему:

– Доброе утро, Кирилл Андреевич и Александр Михайлович! Меня зовите Иваном Ивановичем и на этом наше знакомство завершим. Теперь к делу, если позволите…

– Где Москвин? – резко спросил Кир, в упор глядя на мужичка, которого по имени-отчеству величать не хотелось. Тем более что они были явно выдуманными.

Мужичок, показалось, несколько обиделся такой резкости и спокойно кивнул головой:

– В другой комнате, конечно. Где же ещё?

Кир хотел что-то сказать, но мужичок добавил в голос металла и коротко заявил:

– На вашем месте я бы думал о себе и внимательно слушал то, что я скажу, Кирилл Андреевич! Очень советую. Всё остальное – потом, когда время придёт. Понятно?

– Вполне, – тихо ответил Михайлов, тем самым дав понять Киру, что сейчас не до вопросов.

Мужичок одобрительно кивнул и ехидно улыбнулся Киру:

– Учитесь у профессионала… Но к делу. Я уполномочен передать вам, Кирилл Андреевич, предложение о выполнении одного заказа. Если вы возьмётесь за него, то вас ждёт щедрая награда. Если же нет, что ж… дело ваше.

– Заказ-заказом, его можно было сделать и в Москве. Зачем весь этот цирк устраивать? Солидность свою показать? Пошло, Иван Иванович, – проворчал Кир.

– В том числе и для этого. Только не солидность, а серьёзность. Пошловато, да, но таковы правила игры, которые устанавливаем мы. А вы принимаете их или нет. Хотя, думаю, примете, – кивнул мужичок.

– Откуда такая уверенность? – упрямо спросил Кир.

Мужичок не ответил, сузив глаза и глядя на Михайлова. Кир проследил за его взглядом и тут же спросил:

– А причём здесь Александр Михайлович?

Пауза затянулась. Кир, неожиданно повернувшись к Михайлову, невозмутимо выдержавшему его взгляд, задал тихий вопрос:

– Вы с ними? Как же я сразу не догадался…

Лицо полковника перекосилось от кривой усмешки, а мужичок хрипло рассмеялся:

– Да вы что, Кирилл Андреевич? Так растерять навыки за не сколько месяцев… Совсем вы

людям не верите. Мы бы и рады, но полковник честный и, следовательно, глупый человек. Вы ошиблись.

Кир, впрочем, извиняться не собирался и проворчал:

– Не мудрено… Тогда зачем он здесь?

– Вот… Это вопрос сильный, в самую точку, – хихикнул мужичок и закурил снова.

Кир тоже достал сигареты под тяжёлым взглядом гориллы и жестом попросил мужичка передать ему пепельницу. Иван Иванович, как будто только сейчас заметив её, выполнил просьбу Кира. Михайлов сидел не двигаясь и курить не стал.

– Итак, – начал мужичок. – Предложение вам, Кирилл Андреевич, сделано. Смысл его тоже понятен. Что искать, вы прекрасно знаете. Ваш ответ?

– Мой ответ – нет.

– Так мы и думали, – быстро улыбнулся мужичок.

Он помолчал и продолжил:

– Вы до сих пор считаете, что эти поиски – бесполезная трата времени или есть принципиальные возражения по работе именно с нами?

– И то и другое. Не знаю, что из них главнее, – резко бросил Кир, затушив окурок в пепельнице и поставив её на пол.

– А если мы вам представим свои документы? Уникальные, заметьте…

– А если они ничего не дадут? Или приведут от одного следа к другому, потом к третьему, четвёртому и так далее, до бесконечности? Прикажете всю жизнь искать? Под вашим контролем…

Мужичок рассмеялся:

– Нет, вся жизнь нам понадобится для чего-нибудь другого, более увлекательного. Тем не менее искать придётся, Кирилл Андреевич.

– Вы мне угрожаете? – Кир откинулся на заскрипевшую спинку стула и добавил: – Нет.

Мужичок встал, продемонстрировав свой маленький рост и тощие ноги, на которых болтались мятые брюки, и сладко потянулся. Потом он прошёл по комнате и, как бы ненароком, открыл дверь в знакомую Киру спальню.

В дверной проём была видна кровать, на которой кто-то лежал. По безжизненной, казавшейся желтоватой руке, свесившейся вниз, Кир узнал Москвина и понял, что старик не отдыхает и не спит. Точнее, уснул навсегда.

– Не переживайте так уж сильно, Кирилл Андреевич! – серьёзно сказал мужичок и закрыл дверь. Он остановился на середине комнаты и упёрся взглядом в Кира: – Никто старика не мучил, он для нас бесполезен. Один укол, сердечный приступ, быстрая и лёгкая смерть. Он ещё, знаете, что сказал?

– Знаю. Так лучше, чем от водки и от простуд, – пробормотал Кир, закрыв лицо ладонью.

– Именно так! – радостно согласился мужичок. – Будем считать это неким актом милосердия.

– Или демонстрацией того, что вы на всё готовы… Даже убить беззащитного старика, почти просто так, – прошептал Кир.

– Снова верно! Почти просто так, почти! – мужичок свалился обратно в кресло и замолчал.

– И всё равно нет! – уже зло выкрикнул Кир и добавил: – Подонки!

Пауза была недолгой, пока мужичок не сказал, точнее, не спросил утвердительно:

– Так что, нам готовить ещё пару уколов, Кирилл Андреевич? Ваш будет вторым. Не жалко Александра Михайловича? Ещё одна невинная жертва…

– Он взрослый человек и офицер, – устало ответил Кир через мгновение и скрестил руки на груди, глядя в пол.

Мужичок бросил быстрый, острый взгляд на горилла, который выдержал его спокойно, но поморщился. Бывший офицер, отметил для себя Кир. Его мозг лихорадочно искал спасения и хватался за любую соломинку, отмечая все детали и события с ошеломляющей точностью… Голос Михайлова не дал мыслям улететь в поисках надежды дальше.

– Вы правы, Кирилл Андреевич. И впрямь, подонки, – со зловещим спокойствием произнёс Михайлов и подал Киру руку. Они обменялись крепким рукопожатием и закурили.

Судя по всему, эта сцена произвела на мужичка сильное впечатление. Как и на горилла, который метнул на начальника угрюмый, презрительный взгляд. Мужичок взгляд заметил и запомнил. И затих, пока мужчины курили, возможно, последние в своей жизни сигареты.

– Всё-таки нет? – спросил, наконец, Иван Иванович и получил в ответ презрительное молчание. Он вздохнул, достал из внутреннего кармана смартфон с большим экраном и бросил его Киру со словами: – Откройте фотогалерею, Кирилл Андреевич. Три последних, пожалуйста.

Кир бросил на мужичка тревожный взгляд и, получив в ответ ехидную улыбку, открыл фотографии. На первой он увидел женщину с маленьким ребёнком на руках, которую ведут к машине. Потом две, уже в машине, на которых крупно отразилось её испуганное лицо. Женщина была Киру незнакома, но Михайлов заглянул через его плечо на экран…

В следующее мгновение полковник пружинисто сорвался со стула, опрокинув его, и бросился на мужичка. Последний, судя по всему, был к этому готов и быстро вскочил, но Михайлов уже вцепился ему в горло и свалил на пол, придавив своим телом. Мужичок завизжал и захрипел одновременно. Горилл, несколько, как показалось Киру, помедлив, бросился к ним. Кир тоже вскочил, но тут же получил удар рукояткой по затылку и упал. Второй профессионал сработал быстро. Судя по всему, ударили его несильно, так как сознания он не потерял и успел заметить, как горилл поднёс что-то к шее Михайлова. Раздался треск, и борьба прекратилась.

Через мгновение Кира посадили обратно на стул. Мужичок, потирая горло, прекратил кашлять и бросать убийственные взгляды на горилла. Последний, впрочем, был к этим взглядам нечувствителен и отошёл на своё место, пряча электрошокер. Михайлов лежал на полу без сознания. Кир понял, что на фотографиях была жена полковника с новорожденным сыном, и бросил мужичку:

– Вы всех готовы убить?

– Если понадобится, – прохрипел в ответ мужичок и снова закашлялся. – Так что? Как насчёт нашего предложения? Как говорил Достоевский, счастье всего мира не стоит одной слезы ребёнка. Вы согласны с ним, Кирилл Андреевич? – прохрипел мужичок через минуту.

Кир ответил быстро:

– С ним согласен. Слушаю вас…

– Вот и хорошо, а то вы какой-то крепкий орешек прямо. Орешек знанья твёрд… – проворчал мужичок.

– Итак? – спросил Кир, а Михайлов на полу застонал и пошевелился. Мужичок с опаской посмотрел на полковника и отошёл от стола подальше.

Полковник, приходя в себя, с трудом повернул голову, следя за ним. Встать он ещё не мог, но сознание понемногу возвращалось, а последней мыслью, ставшей теперь первой, была придушить этого человечка. Поэтому Михайлов и следил именно за ним. Мужичок, на всякий случай, отошёл подальше и от Кира и быстро заговорил:

– Итак, вы начинаете поиски известного вам предмета под нашим контролем. Поэтому вы будете работать не у себя в агентстве, или дома, а там, куда мы вас привезём. Выполнив работу, получаете большой гонорар и идёте на все четыре стороны. Соответственно, семья полковника воссоединяется в полном здравии и с оплатой моральных издержек. Предупреждая ваш вопрос, гарантий никаких нет. Но и выхода у вас тоже нет. Не так ли?

– А что с полковником? – спросил Кир, указав на Михайлова.

– Да ничего! Будет исправно ходить на службу и помогать вам всеми силами. Исчезновение всей семьи и офицера ФСБ нам не нужно. Будет работать. На благо Родины родной. Подтверждение о том, что с семьёй всё в порядке, полковник будет получать ежедневно. Видеоподтверждение. Если же что-то пойдёт не так, придёт другое кино. Неприятное…

Михайлов метнул на мужичка взгляд, сглотнул слюну и тихо прошептал:

– Кирилл, они всё равно убьют всех…

Из его глаза выкатилась слеза и исчезла под подбородком, но Кир

уже принял решение.

– Всех они убьют ещё быстрее, если я откажусь. Я тоже не один.

– Вы правы. Безусловно, мы всех знаем и следим за всеми. И за взрослыми и за детьми, даже ещё не рождёнными. Пострадают все, – просто и страшно подтвердил мужичок.

– Единственный шанс – это найти её. Если же я найду, то им будет плевать и на нас, и вообще на всё остальное. Не так ли? – отрешённо спросил Кир.

– Вы сказали. Я даже не знаю, что вам нужно найти, знать этого не хочу и надеюсь никогда вас больше не увидеть. Моя работа с этого момента сделана, чему я очень рад. Меня ждут другие города и страны, – мечтательно закончил мужичок.

Кир понял, что якобы Иван Иванович не более чем «передатчик» и его миссия на этом закончена. Говорить больше было не о чем. Пришла пора думать…

Глава десятая

Для того чтобы думать, нужно было время. Его-то как раз и не было, но Кир решил выкроить минуту-другую и стал поднимать Михайлова с пола. Ему никто не помогал, но и не препятствовал, и через несколько минут Киру удалось посадить полковника, помогавшего ему ватными руками и подкашивающимися ногами, как он только мог, на стул. Михайлов умудрился и в этом состоянии сохранить остатки мужества и достоинства, нашёл устойчивое, точнее усидчивое, положение и сцепил дрожащие руки на коленях. Его тяжёлый взгляд упёрся в мужичка и тому стало снова неуютно. В глазах полковника явно читалось предупреждение, что ожидаемые «другие города и страны», о которых возмечтал Иван Иванович, – не такое уж надёжное укрытие.

Тревожные мысли мужичка прервал Кир, неожиданно громко заявивший:

– Я согласен. Но у меня есть несколько условий…

Мужичок криво усмехнулся:

– Какие ещё условия? Вы не в том положении, чтобы…

Кир прервал его взмахом руки, встал, сопровождаемый взглядом горилла и слыша за спиной дыхание второго громилы. Тем не менее Кир сделал несколько шагов по комнате взад-вперёд, по привычке обдумывая нечто важное, и произнёс ещё громче, глядя прямо в глаза мужичку:

– Условия будут. Если, конечно, перед вами стоит задача найти Чашу, а не запугать или убить несколько человек, а потом ещё несколько, ещё и ещё, и так до бесконечности.

Мужичка несколько перекосило в нервной гримасе, но следующая фраза Кира, которую он произнёс тише, окончательно «добила» его:

– Не так ли, магистр?

Мужичок замер на несколько секунд под немигающим взглядом Кира, потом заёрзал, не зная, что ответить, но тот уже отвернулся от него и смотрел в тёмный коридор, за которым была небольшая кухня. Мужичок что-то промычал, но Кир небрежно махнул на него рукой, закурил и сел на своё место. Он предложил сигарету полковнику, но тот мотнул головой. Пока ему было не до курева.

Кир спокойно докурил свою до половины, наблюдая, как мужичок перед ним впал в задумчивость, то вынимая, то убирая свой мобильный. Пока из кухни не донёсся тихий голос, объяснивший почти всё:

– Проходите сюда, господин Глинников.

Дверь приоткрылась, бросив на пол коридора полоску света. Кир кивнул, докурил и аккуратно загасил окурок в пепельнице. Он резко встал и вышел в коридор, сопровождаемый громилой, вставшим у двери в кухню, которая пропустила Кира внутрь и закрылась, снова погрузив коридор в полумрак.

Магистр сидел, закинув ногу на ногу, на стареньком, обтянутом кожзаменителем табурете. Одетый в неброский джемпер и джинсы, он пил чай из большой, цветастой чашки и производил впечатление ученика, зашедшего проведать учителя. Правда, в процессе визита учителя пришлось убить, подумал Кир, посмотрев на него с нескрываемой неприязнью. Впрочем, его взгляд отлетел от невозмутимого магистра как теннисный шарик от стенки. Разве что не раскололся с неприятным, пластиковым треском.

Магистр показал на второй табурет и усмехнулся. Не заметить очевидного сходства с отцом, Седриком Гамильтоном, теперь было невозможно. Хотя и мать, судя по светлым волосам и подбородку, внесла свою генетическую лепту. На ум Киру неожиданно пришла шутка о том, почему у гениев редко рождаются такие же гениальные дети. Потому что у них были ещё и жёны, был ответ кого-то остроумного. Из тех же гениев. Что ж, с папашей Кир успел познакомиться. Хоть и коротко, но зато ярко. Посмотрим, что из себя представляет сынок, подумал Кир и примостился на краешке табурета.

Магистр, впрочем, сразу же проявил себя с неожиданной стороны, указав на то, что предположениям и надеждам Кира сбыться будет трудновато. Он налил Киру чаю, подождал, пока тот положит себе две ложки сахара, и, не скрываясь, наблюдал за ним. При этом магистр не выказывал и тени настороженности, пару раз повернувшись к Киру спиной. Когда же Кир отпил пару глотков, магистр спокойно сказал на прекрасном русском языке:

– Думаю, мы оба не обманулись друг в друге, Кирилл Андреевич, и не станем обманываться впредь. Вы абсолютно правы: моя цель не убить вас или кого бы то ни было, а найти Чашу. Исходя из этого, давайте-ка забудем неприятный инцидент с бывшим хозяином квартиры и попытаемся (а другого выхода у вас, да и, что скрывать, у меня нет) найти точки если не соприкосновения, то хотя бы взаимодействия. Которое в итоге принесёт нам некий результат. Для меня – хороший, а для вас, по крайней мере, удовлетворительный, учитывая вашу принципиальность, патриотизм, веру и прочие достоинства. Не будь их, или если бы они были у вас не так развиты, то и для вас результат мог бы стать фантастическим. Но… Я не собираюсь вам даже предлагать сотрудничество на моих идейных установках. Не хочу вас унижать, поверьте, ни своими предложениями, ни угрозами. Поэтому прошу… Ваши условия.

Кир сделал ещё пару глотков, пока в голове проносилась пессимистическая мысль о том, что папаша-то, по сравнению с сыночком, был, похоже, не псом, а именно щеночком. Этот – даже не пёс. Скорее, волк. Или даже гиена. Убийственная логика, тонкий расчёт, определённая смелость. Наглость, наконец. Чувствуется, что за ним стая. А ещё эти мерзопакостные не только видом, но и жутким, плачуще-смеющимся воем хищники обладали не менее мерзкой повадкой, которую тысячи лет эволюции не удосужились нивелировать. Очевидно забивая теории Дарвина весомый шар в лузу. Они до сих пор не научились сначала убивать свои жертвы, а уж потом их жрать. Возможные объяснения дарвинистов о необходимости этим хищникам свежего, «живого» мяса тут не «прокатывали»: желудки гиен, жрущих при случае всё и всех (даже львов), переваривали любую падаль, гниль и даже кости без последствий. Тем не менее, учитывая, что у травоядных филейная часть самая желанная, гиены, свалив антилопу или быка, принимались за еду именно с этого конца. Пока жертва мучилась, поедаемая заживо долгие минуты. Видимо, поэтому в отличие от благородных (с этой точки зрения) львов, тигров или леопардов гиены всегда вызывали у человека даже не страх, а омерзение.

Хотя… у гиен верховодят самки, вспомнил Кир. Жёсточайший матриархат. Вот и тема, чтобы выгадать пару секунд на раздумье, решил Кир и ответил вопросом, наблюдая за реакцией собеседника. Шансы нужно было как-то подравнять и затеять не только игру возможностей, но и умов. Поэтому Кир спросил со спокойной улыбкой:

– Насколько я понимаю, мадам Хомутова, она же Шлассен, она же Ран, теперь с вами, магистр?

– Конечно, – не дрогнул ни одним мускулом

магистр. – Видимо, вы против? Ничем не могу вам помочь. Пока, по крайней мере. Грета оказала большую помощь и сделает ещё много для нас полезного, не сомневайтесь. Вы можете даже узнать, какую именно. Вам, как исследователю, будет крайне интересно, уверяю вас. И всё же мы ещё ни о чём не договорились, Кирилл Андреевич. Поэтому больше никаких вопросов. Только лишь условия. Прошу вас.

Второй спич магистра окончательно расставил акценты и приоритеты. Играть больше было не во что. Кир кивнул и начал:

– Условия следующие. Они вытекают одно из другого, поэтому слушайте. Первое. Вы немедленно отпускаете семью полковника Михайлова. Второе. Таким же образом поступаете и с ним самим. Третье. Один я работать не смогу, мне нужны мои коллеги, которых вы, конечно, знаете. Включая мою жену. Четвёртое. При удачном завершении поисков вы никого больше не трогаете, я же остаюсь заложником до самого конца. Только я. И, наконец, пятое. Полная информация, все документы и результаты поисков должны быть мне предоставлены по первому требованию, включая все технические и экспертные заключения и… архив Ордена.

Магистр улыбнулся, но глаза его были серьёзными:

– Все ваши условия перечёркивает то, Кирилл Андреевич, что под ними нет главного: гарантии находки. Или вы это уже готовы пообещать?

– Я же не похож на идиота! Или уже похож? – резко ответил Кир, а магистр кивнул отрицательно и, как показалось Киру, удовлетворённо.

– Не похожи. Если бы вы эти гарантии дали, наш разговор, скорее всего, уже закончился бы. С неприятными для вас последствиями, – слишком спокойно сказал магистр. Именно это и придавало веса его простым, на первый взгляд, словам.

Выдержав паузу, магистр задумчиво произнёс:

– Что ж, я склонен думать, что не ошибся в вас. Итак, условия…

Кир пробормотал:

– Я, к сожалению, тоже… Итак. Рассудим не с человеческой, а с деловой точки зрения. Вы уже сделали неверный шаг, взяв в заложники жену и ребёнка Михайлова, господин магистр. Как говорил Талейран Наполеону: «Это хуже, чем преступление. Это – ошибка». В серьёзности ваших намерений итак сомнений не было. Смерти Москвина было вполне достаточно. Дело в том, что на данный момент вы нажили себе смертельного врага, который, если что-то случится с его семьёй, способен если не полностью перекрыть, то серьёзно усложнить ваши или наши поиски. Первую реакцию вы уже наблюдали, но это всё «цветочки», как у нас говорят. С ФСБ шутки плохи… Устранить же и его – вообще жуткий скандал. Будет поднята «под ружьё» вся машина и система безопасности. Даже если вам удастся ускользнуть, поиски в России станут невозможными на неопределённый срок. А меньше всего нам нужна огласка.

Таким образом, единственный путь для того, чтобы он не мешал, – вернуть всё на круги своя. В таком случае мы ещё и приобретаем влиятельного если не союзника, то крайне обязанного мне профессионала, который очень нам поможет. Порядочный человек, который вам должен, – это огромная находка. Мало того, на свободе и на своём месте. Ведь прикрывать наше отсутствие перед своим начальством тоже кому-то нужно. Могут хватиться и нас, уверяю вас, если наше Агентство задержится с началом своей работы.

– Вполне здраво… – протянул магистр и добавил: – И ещё, судя по всему, я чего-то не знаю?

– Именно потому, что вы кое-чего не знаете. Я предполагаю, что Михайлов лично заинтересован в этих поисках и, скорее всего, обладает какими-то фактами или документами. Не в архивах, а лично. Заставить его их отдать – сложно. Попросить – вполне возможно. Если, конечно, я попрошу. А лучше вынудить его ими воспользоваться. Как раз время, – подтвердил Кир.

– В таком случае, согласен, – резко сказал магистр. – Тем более что по вашему третьему условию вся ваша команда будет работать вместе с вами. Таким образом, вместо двух заложников или двух-трёх трупов с последующим шумом я получаю четверых. Вполне здоровых и настроенных на поиски. Точнее… даже пятерых. Не так ли, Кирилл Андреевич?

Кир метнул на магистра тяжёлый взгляд и кивнул. Очередной теннисный шарик отлетел от стенки…

Магистр тем временем достал мобильный телефон, ткнул в сенсорный экран несколько раз и спокойно сказал, когда ответили:

– Отвезите их обратно. Туда, где взяли…

Он положил телефон на клеёнку кухонного стола, тихо сказав:

– Полковник тоже возвращается на службу, естественно. Надеюсь, вы понимаете, Кирилл Андреевич, что я тоже понимаю?.. Отпуская полковника, я ставлю под серьёзный удар все поиски. Несмотря на все ваши доводы и выводы. Потому что минимум троих моих людей он теперь знает в лицо, а это для профессионала совсем не мало. Таким образом, уже вы и ваша семья, ваши друзья, наконец, в заложниках не только у меня, но и у полковника ФСБ Михайлова? А это, знаете ли, большой соблазн: отомстить мне за эти несколько часов страха, пожертвовав вами. Ваш национальный былинный герой Жеглов вряд ли устоял бы перед такой возможностью, как и новомодный Фандорин, впрочем. Трупы и угрызения совести забудутся, а результат останется. Там и повышение, награды… Меня-то этот вариант не то чтобы устраивает… не очень беспокоит. А вас?

– Не устраивает и беспокоит, но я рассчитываю на его порядочность. Он же не киношный герой. Понимаю, что для вас это просто звук, но таков уж ваш выбор. Потому мы и по разные стороны баррикад, магистр, – твёрдо ответил Кир.

– Конечно, – кивнул магистр. – Продолжим обсуждение условий. По материалам тут вообще-то и обсуждать нечего. Всё будет предоставлено и вас, уверен, как исследователя, они крайне заинтересуют. Эксперты, переводчики и прочие специалисты помогут, гласно или сами того не зная. Но я жду того же и от вас, Кирилл Андреевич… Потому что поверить в то, что вы не думали о продолжении поисков, даже громогласно заявив об этом, я не могу.

– А зря. Материалы, которые могли бы натолкнуть меня на конкретные находки, мне так и не предоставили. Это, кстати, ещё одна причина для того, чтобы полковник был на свободе, – проворчал Кир. – И вообще мы отвлеклись, точнее, перескочили с четвёртого пункта условий на пятый.

Магистр кивнул, давая понять, что сделал это намеренно:

– Потому что пункт четвёртый самый сложный, Кирилл Андреевич. Он – основа вашей честной и, надеюсь, результативной деятельности. Поэтому я пока склонен не давать здесь гарантий. Посмотрим на ход поисков и вашу порядочность. Пусть и подкреплённую страхом за близких и друзей. Такой подход к этому слову мне как-то понятнее. Поэтому пункт об освобождении ваших родных и близких мы пока оставим открытым. Могу только сказать вам, что я не кровожаден, и, если вы выполните свои пункты нашего негласного контракта, я выполню свои. В таком случае, вы останетесь гарантом до конца, а ваши друзья получат свободу и защиту, которую (если вы не ошиблись в своих предположениях) обеспечит полковник Михайлов.

– Собственно, на это я и рассчитывал, – кивнул Кир и добавил: – Придётся положиться на ваше слово, хотя… Если честно, на него-то как раз я не очень полагаюсь.

– Вот как? – сделал обиженную мину магистр. – Пока я выполнил всё, о чём мы договорились. Даже как-то обидно, Кирилл Андреевич.

– Пустое, – махнул рукой Кир. – Выполнили то, что выгодно вам…

– Тогда на что вы рассчитываете? Как-то не

хочется возвращаться к начатому и демонстрировать вам серьёзность моих намерений. Или предупреждать, что любая попытка передачи информации «на сторону» будет не только пресекаться, но и караться, – растянул губы в улыбке магистр.

– Это понятно… – вздохнул Кир. – А рассчитываю я на то, что в случае успешных поисков вам будет на меня, всех нас и вообще на всё глубоко плевать. В том числе и на утечку информации. Даже наоборот, эта информация будет вам на руку. Ведь она только подтвердит важность находки, подчеркнёт значимость и логичное завершение двух тысяч лет поисков.

Или вы хотите уверить меня, что искали именно и только ларец посредством «Чёрной книги»? Нет, вам нужна Чаша. В наш информационный век, когда любые свитки, пусть и древние, не более чем ещё одна страница, которая вряд ли может кардинально перевернуть не только историю, но и, что важнее, мировоззрение современных людей, нужна именно она. Зримое воплощение. И что потом, вы её уничтожите?

– Давайте прекратим игру в предположения? Дальнейшее вас не касается. Слишком много вопросов. Тем более, если вы хотите после поисков всё же остаться в живых, – тихо ответил магистр. – Условия мы обсудили, контракт заключён. Теперь непосредственно о работе. Она будет проходить не на «свободных хлебах», Кирилл Андреевич. Так рисковать я не могу. Поэтому вам будут предоставлены условия в определённом месте. Ваше дело – привезти туда свою команду и без всяких сюрпризов: звонков, условных сигналов и прочего шпионского набора. Все ваши соратники под наблюдением, и если что… Предупреждаю в первый и последний раз.

Остальное – в ходе разберёмся. Итак, всё начинается сегодня же. Вы отправляетесь в Москву на своей машине и собираете всех своих. Полковник остаётся здесь, пока вы не приедете на своё рабочее место. Точнее, вас туда доставят. Потом мы отправим домой его. Примерно так. Сейчас вы быстро изложите Михайлову свои условия и уезжаете в сопровождении моего человека. И ещё… надеюсь, что все ваши друзья согласятся рисковать своей жизнью, ради вас? Очень надеюсь и на их порядочность тоже. Чего и вам желаю. До встречи вечером.

Глава одиннадцатая

Грета сидела у камина с пузатеньким стаканом в руке и ждала магистра. Не то чтобы ждала именно, но больше говорить было не с кем и эти вечерние встречи стали уже определённым моционом. Магистр не проявлял (как ни странно) никакой озабоченности по её поводу, за что она была ему благодарна. Хотя Грета знала, что это только пока. Красота её всё равно, рано или поздно, пробивала любую броню. Просто ей этого не хотелось и магистр тонко чувствовал эту грань. Попытаться добиться её и получить отказ – очень болезненно для мужчины, обладающего властью. В таком случае останется лишь два пути: подчиниться ей и ждать благосклонности или полностью разорвать отношения. Первого магистр допустить не мог. Второго – не хотел.

Грета всё это видела, но углубляться в эти дела ей не хотелось. Тема мужчина-женщина для неё оставалась закрытой. Впервые за долгие годы и вопреки её порывистой, страстной натуре. Когда-то, в другой, той жизни, секс был для неё необходимым лекарством. Нет, не успокоительно-расслабляющим, а тонизирующим. Допинг для того, чтобы идти вперёд, интриговать, подчинять и властвовать. Так, как может это делать красивая, уверенная в себе женщина.

«Роковая женщина», – усмехнулась Грета про себя, оглядывая своё, ставшее вновь мраморным тело в зеркале, висящем напротив. Худеть она не собиралась и быстро привыкла к пяти некогда лишним килограммам. Она решила, что возраст должен добавлять именно это, и успокоилась. Да и вообще… Все эти мысли были лишними. Они выталкивали другие, важные и нужные. Точнее, мечты и иллюзии, которым с некоторых пор её мозг позволял себе предаваться дольше, чем нужно было… Мечты о…

Магистр появился почти бесшумно. Он бросил внимательный взгляд на Грету и учтиво кивнул. Сегодняшнее дневное событие, сюрприз, который он устроил для неё, могло бы принести свои плоды… Но не принесло. Грета равнодушно прошла вдоль шеренги грязных, мокрых и жалких мужчин, за спинами которых были свежевырытые ими ямы. Которые вскоре стали могилами. Её летние мучители теперь надеялись на неё. Не все, конечно. Старший молча и угрюмо следил за нею исподлобья, покручивая перстень-печатку со свастикой на грязном пальце. Его глаза замечали комочки грязи, раздавленные острыми носками её сапожек, куски жёлтого снега с серо-стальным ледком, которые они отбрасывали в сторону… Увидев её отрешённое, без тени гнева или злорадства лицо, он давно уже всё понял. Глаза судьи, которую нимало не беспокоит вынесенный ею приговор. Дело за палачами. Пощады не будет. Они ошиблись. Точнее, водила ошибся, но что уж теперь. Белобрысый шофёр тоже иллюзиями себя не тешил. Он задумчиво тёр грязными руками по чёрным джинсам и ждал…

Двое других, совсем ещё пацанов, попробовали плакать и стать на колени, но всё это было уже лишним. Отбросив большую глыбу льда со своей дороги, женщина развернулась и неспешно пошла, даже не взглянув на человека с квадратной челюстью и длинными, как у гориллы, руками, предложившего ей пистолет. Пистолет и участие в казни. Не то чтобы она боялась замазаться в крови (реально или виртуально, или даже попасть на запись с последующим шантажом)… Просто ей было всё равно. Её стройная фигура замелькала сквозь ряды озябших берёзок к шоссе, когда выстрелы и крики за её прямой спиной слились воедино…

Магистра такая реакция не удивила, но насторожила. Однако Грета нанесла удар первой. Даже два удара.

– Таким образом, господин магистр, ваши люди следили за мною ещё летом… И могли задержать нас в любой момент. Почему же они этого не сделали? – резко спросила она, блеснув зелёными, кошачьими глазами, вместо приветствия.

Магистр ответил немедленно:

– Потому что в Москве операцией руководил ваш покорный слуга. И он посчитал, что вас нужно оставить на свободе. Для общего блага…

Он также умостился в кресле с коньяком и улыбнулся Грете, добавив:

– Простите, что так вышло, но оплата по счетам сегодня произведена. Или что-то ещё?

– Не что-то, а кто-то! Не ждите благодарности за этих щенков! – сверкнула глазами Грета.

Магистр сделал удивлённое лицо, и Грета закончила:

– Предатель! Где он?

– Вы о Павле? А… – покивал головой магистр. – Как же я мог забыть?

– Он многое знает… – быстро прошептала Грета.

Магистр покатал коричневато-золотистый напиток в бокале и протянул:

– Предатель? Предатель… Ну да. Сначала предал хозяина ради вас, а потом и вас… Только ради кого, фрау Грета? Или ради чего?

– Мне это не важно! – злобно вскрикнула Грета. – Не важно это! Где он, вот что важно!

Она нервно потянулась к сигарете и зажигалке, пока магистр наблюдал за нею. Её реакции не переставали удивлять его изощрённый и, как оказалось, беспомощный перед некоторыми вещами разум. Грета была опасна и прекрасна, загадочна и открыта, страшна и привлекательна… Фея и ведьма в одном лице. Магистра тянуло к ней, и он боялся её тем сильнее, чем хотел быть с нею рядом. Надобности в ней вообще-то уже не было, но и отпускать её он не хотел. Хорошо было бы поймать её на чём-то против обговоренных правил, но и тут не складывалось. Точнее, он не хотел, чтобы

складывалось. Мысли о Грете всё чаще отвлекали его от дел. Тупая влюблённость раздражала его и страшила. Вот и сейчас… Ненависть к Павлу была настолько сильной, что магистр растерялся. И быстро ответил:

– Не стоит… Уже не стоит.

Грета напряглась и вцепилась в подлокотник кресла, но тут же обмякла.

– Да? Что ж, в таком случае… – она затянулась и отпила пару больших глотков из бокала, выпустила облачко дыма и острым взглядом обожгла магистра. Тот отвернулся к огню камина и ждал, когда Грета закончит. Услышав шорох, он повернулся, а Грета была уже рядом… Она села на подлокотник, он почувствовал тепло её бедра и шорох платья. Упала на мягкий ковёр туфелька, сброшенная явно нарочно. Магистр повернулся к ней и поднял взгляд…

Глаза Греты были совсем рядом. Лучистые огоньки желтоватого огня мерцали в глубине тёмных зрачков, как омут-водоворот посредине зелёного болота. Магистр почти утонул в нём, но в ту же секунду её глаза заволокло тёмным, без зелени, непроглядным мраком, внутри которого искорки света стали похожими на оранжевые языки огня из глубин преисподней… Он отшатнулся, но глаза приближались к нему, а где-то ниже этого мрака зашелестел глухой голос, дрожащий от ненависти, соврать которому было невозможно:

– Ложь, ложь… Он жив? Отвечайте мне! Немедленно!

– Хорошо, хорошо. – Магистр совладал с собою неожиданно быстро и отстранил Грету. – Извольте. Может быть и жив. Мы его потеряли, и поиски пока результатов не принесли.

– Просто потеряли? – Грета уже была в своём кресле и в обеих туфельках. И улыбалась иронично.

– И пару людей в придачу… Вы правы. Профессионал. Настоящий хищник. Таких людей всегда не хватает, – деловито закончил магистр, гордясь почти блестящим отражением атаки Греты. Он не знал, что последний удар всегда за ней:

– Такие, как он, вам не по зубам. Да и мне тоже, что уж скрывать. Никому. Его необходимо просто уничтожить, запомните это.

– Запомню…

– А когда это удастся, не забудьте рассказать мне. Это принесёт гораздо больше радости, чем публичная казнь четырёх недоносков.

– Да уж, не премину, – иронично закончил магистр под серьёзным взглядом Греты.

Грета докурила сигарету. Магистр отвернулся к окну. Паузу, образовавшуюся ожидаемо, оба использовали для своих мыслей. Первой озвучила свои Грета:

– Что же до наших искателей, которых вы сюда поселили… Вы, я вижу, уверены в их методах и приемах. На чем она основана, ваша вера в них?

– Другими словами, вы, фрау, думаете, что им просто повезло и звёзды так вот сошлись над ними? – задал встречный вопрос магистр и сам же на него ответил: – Могло быть и так, конечно. Случайности и погрешности, а также исключения из правил и даже законов именно что случаются. Но не в этом случае…

– Поясните. – Грета откинулась в кресле, положив ногу на ногу и целомудренно (нарочито, а получилось всё равно сексуально, подумал магистр) поправила складки, прикрыв колено.

Магистр кивнул и достал из кейса фотографии и ксерокопии, положил их на стол и подвинул к Грете.

– Смотрите, а я поясню.

Грета взяла бумаги и стала перебирать их, не особенно углубляясь в содержание. На фото её взгляд задерживался дольше. Как и у любой женщины, которые понимают и принимают прошлое да и настоящее в этих изображениях намного глубже, чем мужчины. Независимо от национальности или возраста. Фотографии для женщин – это конкретное направление их образного мышления, запечатлённое в живых когда-то людях. Для мужчины же это только реальность: лица, пейзажи, события. И ничего больше…

Магистр наблюдал за Гретой, но ничего особенного не заметил, кроме того, что карточка с изображением Скрынникова в другой реальности кожаной куртке и фуражке со звездой, привлекла её внимание дольше других. Впрочем, это было очевидно.

Грета перебрала документы и фото, сложив их в том же порядке, что и был изначально, и откинулась обратно на спинку кресла, явно ожидая пояснений.

– Судя по всему, этими документами вы хотите подтвердить, что господин Глинников и компания шли своим, логичным путём и умудрились всю эту мозаику так или иначе собрать? Не забывайте, что Хомутов и Белецкий для этого тоже сделали немало… Как бы там ни было, всё же это только одно расследование. Оно закончено. Где гарантии следующего успеха?

– Гарантий нет. И быть не может. – Магистр тоже перешёл на короткие, рубленые фразы, по примеру Греты. Они сейчас передавали суть как нельзя лучше. – Дело даже не в том… – продолжил он, – что все, так сказать, этапы подтвердились документально. От Бокия и Скрынникова, чья фотография в чекистской форме вас заинтересовала. Вы же его привезли сюда в русской офицерской? Даже это не суть важно. Шварц, Ворожцов, Брюс и Сухов с их башней… Даже Сталин и Гитлер не важны. Гораздо серьёзнее то, что изображено на той карточке, которую вы отложили, почти не посмотрев…

Магистр потянулся через стол и безошибочно вытянул из стопки фотографию с изображением большого камня, на котором был чётко виден отпечаток ноги. Он положил карточку на середину стола, как бы разграничивая его поверхность между ними.

Остальные документы магистр, резким движением руки, просто смёл со стола на ковёр. Листки и фотографии разлетелись, планируя на толстый ворс и покрывая замысловатый узор ковра своими ненужными бумажными телами-обрывками с жалостным шуршанием… Часы из Коломенского, Петропавловская крепость, Манеж Кадетского Корпуса, главное здание усадьбы Глинки и все остальные подтверждения поисков искателей лежали вокруг ножек стола и у ног Греты. Только камень со следом притягивал теперь к себе её взгляд. Грета откинула фотографию, прилипшую к её туфельке, нетерпеливым взмахом ноги, та спланировала чуть в сторону и уставилась на неё грустными глазами Хомутова. Она с усилием отвела взгляд от лица бывшего мужа и потянулась за сигаретой, пока магистр деловито наливал себе виски.

Щелчок зажигалки совпал со словами магистра:

– Всё это нам не нужно и не важно. Всё, кроме этого… – он показал рукой с бокалом на фото со следом.

– И что это за «Роман с камнем»? – иронично спросила Грета, взявшая себя в руки с первой сигаретной затяжкой.

Магистр усмехнулся несколько покровительственно:

– Нет. Всё остальное и впрямь подойдёт для романа, хотя и там действуют реальные и даже первой величины в мировой истории люди. Но всем им далеко до того, с кого эта история началась. Понимаете, о ком я?

– Судя по всему, о первом владельце Чаши? Раз уж мы здесь и говорим об этом, – мгновенно сориентировалась Грета.

– Конечно. Точнее, о её первых владельцах. Потому что назвать того, кто сделал её именно Чашей, владельцем – слишком упрощённо и даже вызывающе. Да и, в нашей ситуации, бесперспективно. Поэтому речь идёт скорее о её втором и последующих владельцах. Или даже распорядителях. Так будет понятнее, – терпеливо объяснил магистр.

– Хорошо. В сущности, это бесспорно. Но причём здесь события двухтысячелетней давности и наши искатели? Речь-то, насколько я понимаю, о них? – буркнула Грета и осеклась под пристальным, ироничным взглядом магистра. Она вновь на фото Хомутова и вспомнила, что такой взгляд был и у него, когда Грета не знала всего, а он знал, и быстро спросила:

– Или вы хотите сказать, что

Глинников со своими искателями добрался и туда? Фантастика какая-то!

– Вы не ошиблись, фрау Грета! Именно это я и хотел сказать. Взгляните ещё раз на фото. Внимательно.

Грета и не подумала это сделать.

– Я всё видела и увидела! След ноги на камне. Обутой ноги. Размер, судя по всему, небольшой. Не в этом же дело! Хватит загадок, рассказывайте!

Магистр поднялся, помешал в камине длинными щипцами, которые, как и его рука и лицо отсвечивали оранжевыми бликами угольков. Аккуратно вставив щипцы в специальный держатель, он обернулся к Грете с надменным выражением на ставшем холодным лице. Благородные предки наделили его прямой спиной, но теперь он как будто вырос. Хомутову в этом плане было далеко. Слишком много поколений сменилось и смешалось с гамильтоновской, когда-то королевской кровью, не то что тут, быстро промелькнула у Греты мысль, а магистр уже отчётливо произнёс:

– К сожалению, фрау Грета, вы не являетесь членом Ордена. Поэтому такая информация вам не может быть поверена. И доверена быть не может. Прощения не прошу, так как благодаря своим неукоснительным правилам дела Ордена многие века были сокрыты от непосвященных. На этом позвольте откланяться. Доброй ночи.

Магистр учтиво, но коротко кивнул головой и повернулся на каблуках. Смех Греты, хриплый и весёлый одновременно, остановил его. Он повернулся обратно и хотел сказать что-то резкое, но Грета уже умолкла и махнула на него рукой:

– Да подождите вы, не надо напускной строгости! После такого пролога любая женщина будет готова вступить в Орден хотя бы из любопытства. Я не исключение, тем более что у меня есть неоспоримые преимущества и заслуги, о которых вы знаете, уважаемый магистр. Я готова. Что мне предстоит? Называть вас немыслимым титулом или ходить в доспехах? Ерунда, выучим и погремим латами, если это так необходимо…

Магистр тоже улыбнулся и сел обратно в кресло. Тем не менее тон его был ледяным:

– Ничего такого не потребуется. Даже подписывать ничего не нужно. Просто вы дадите мне слово. И с этого момента ваша жизнь будет зависеть только от вашего молчания. Молчание – главный принцип. Даже принести пользу не так важно, как сохранить в тайне всё, о чём вы можете узнать. Это очень трудно, поверьте. Труднее, чем вызнать важное и принести эту информацию Ордену. Впрочем, к другим у нас есть подходы… С вами сложнее. Вы одиноки и терять вам нечего. Скажу больше. Непонятно, зачем вам вообще всё это? Не для борьбы же с этой, как вы любили когда-то выражаться, «варварской страной»? Так для чего же? Подумайте, от этого зависит моё решение. Не ошибитесь и не запутайтесь во лжи, фрау Грета.

Грета вздохнула и ответила серьёзно, превратившись в обыкновенную женщину средних лет, поверявшую свои горести такой же неустроенной подруге:

– Честно? Я не знаю. Много всего произошло и перемешалось. Старые ценности, за которые боролись мои предки, оказались именно старыми. Устаревшими… Новых пока тоже не приобрела. Да, я одинока и терять мне, похоже, действительно нечего. Что осталось? Тайны, загадки, легенды, к которым я оказалась, так или иначе, причастна. Только вот что… Раз уж так сложилось, что я здесь оказалась, значит, так нужно было? Или нет? Ответ можно получить, только если я дойду до конца. Не лишайте меня этого права. Тем более…

– Тем более что это нужно было не мне и не я вас в это втянул? Это вы хотели сказать? – перебил её магистр.

Грета молча кивнула.

– Кто же тогда? – спросил как бы сам себя магистр и задумался. После минутной паузы он кивнул: – Что ж! Кто бы это ни был, вы здесь и уже знаете много. Непозволительно много. Вопрос закрыт. Я удовлетворён вашим ответом. Но и вы должны понимать, что с этого момента поступаете в распоряжение Ордена и, надеюсь, принесёте нам пользу.

– Уж будьте уверены… – криво усмехнулась Грета, доставая сигарету из пачки.

Глава двенадцатая

Пламя в камине почти погасло. Магистр и Грета сидели друг напротив друга в сгущающейся темноте комнаты. Магистр выключил трансляцию и зажёг небольшой торшер, бросавший на стол и их лица желтоватые клочки света, и начал свой рассказ.

– Итак, как вам уже известно, в доме Жаркова нами были установлены подслушивающие устройства. Последнюю из записей, где рассказывается о ходе и итогах поисков, назовём их первыми, вы только что прослушали. Таким образом, нам с вами, а также представителю государства в лице полковника ФСБ Михайлова известно о том, как и что искали и нашли Глинников и его команда. Документы, которые лежат сейчас на полу, подтверждают это. Но вот фото на столе хоть и стало звеном в них, тем не менее выпадает из общего доказательного ряда. Мало того, оно прошло без должного внимания к нему со стороны полковника. И это хорошо… Потому что искали-то изначально Чашу, а не тетрадь, страницу из неё и ларец со свитком. На этот момент полковник внимание обратил, но тему не развили. Ещё лучше.

– Момент! – вставила Грета. – Где гарантия, что Глинников не рассказал Михайлову остальное позже, при личной встрече. Вы же не прослушиваете все их разговоры?

– Конечно, – одобрительно кивнул магистр. – Тем не менее главное здесь даже не это. А то, что мы в курсе их выводов и поисков, которые начинают новое расследование. Собственно, поиски Чаши в России.

– Дайте прослушать все записи! – потребовала Грета.

– Всему своё время, – не преминул воспользоваться возможностью и расставить недавно образовавшиеся приоритеты в их отношениях магистр. – Пока послушайте короткий пересказ. Поиски Глинникова, а сейчас нужно говорить только о его теории, подтверждённой главной для нас находкой – этим фото, а не поисках в целом и его друзьях, неожиданно вскрыли новое направление, которое коснулось событий сразу же после Тайной вечери. То есть, как мы уже говорили, относительно второго обладателя, хранителя Чаши.

– Кто же это? – блеснула глазами, не утерпела Грета.

– Женщина! – подразнил её магистр, прищурив в усмешке глаза.

– Опять? – разочарованно протянула Грета. – Даже неинтересно! Мария Магдалина… Это слишком. Снова «Код Да Винчи»?

– Нет, конечно, никаким Брауном, потомством Христа и прочей чепухой тут даже не пахнет, фрау Грета. Была другая женщина, самая известная в мире. Тоже Мария, кстати.

– Богоматерь? – догадалась Грета и серьёзно кивнула, как бы подтверждая такую возможность.

– Именно. Я рад, что вы стали серьёзной, фрау Грета. Потому что такой простой, логичный и достоверный поворот событий долгое время даже не рассматривался именно всерьёз. Даже больше, практически не рассматривался! За всяческими легендами и романами о Чаше Грааля, бессмертии и прочих благах, даримых ею своему обладателю, первоисточники, то есть Евангелия, перестали считать именно первыми источниками конкретных, подчёркиваю, знаний о времени, когда Иисус был среди людей в телесном обличье. И о тех, кто был рядом с ним тогда, а не после. Глинников каким-то образом напал на этот след и предположил, что если Чаша была как предмет, то она должна иметь какой-то вполне логичный путь. То есть её кто-то должен был забрать после Тайной вечери.

– Это очень логично, но не слишком ли приземлено? Просто как-то… – пожала плечами Грета.

– Просто? Я бы не сказал… Такую вот логичную простоту почему-то проглядели

тысячи исследователей Грааля и авторов романов, эссе и научных трудов. А простота… Она здесь дороже всех заумных теорий. Уж кто-кто, а Богоматерь изначально знала о своём сыне и его предназначении. И забрать Чашу, когда никто из учеников ещё не придавал этому предмету никакого значения, – как раз просто и логично. Это как у Эдгара По с его новеллой про письмо: хочешь, чтобы не нашли, – положи на видное место! – в волнении магистр встал и сделал несколько шагов к камину и обратно. – Закончим с этим! Итак, Дева Мария забрала Чашу после того, как её сын и ученики ушли в Гефсиманский сад, куда Иуда вскоре привёл стражников. Остальное известно: суд, распятие, воскрешение, первые христианские общины. Богоматерь хранила Чашу у себя до самой кончины, успения. Жила она, как и завещал Иисус на казни, в доме у апостола Иоанна, будущего евангелиста. Таким образом, первый хранитель Чаши известен. Но Глинников на этом не остановился. Он указал на второго хранителя. Чей след остался на камне. Фото перед нами.

– И кто же этот мужчина? Если это Иоанн, в доме которого жила Дева Мария, то каким образом камень с отпечатком его ноги оказался на Руси, на Валааме? – спросила Грета и добавила: – Слишком сложно. Не говоря уже о том, что сам отпечаток непостижимым образом оказался на камне.

– Мужчина. Конечно, мужчина, – кивнул магистр. – Как считает Глинников, отпечаток принадлежит апостолу Андрею, по прозвищу Первозванный. Свидетельства о его пребывании на Руси есть. Под Киевом – достоверные, в Новгороде – расплывчатые, на Валааме – только легендарные. Тем не менее путь «из варяг в греки» лежит через Ладожское озеро и Валаам на этом пути. Таким образом, Андрей мог быть на этом острове и оставить там Чашу.

– Хорошо. Но каким образом она оказалась у Андрея?

– Глинников сделал вывод, что Богоматерь (а Она перед смертью созвала всех апостолов к себе в Иерусалим – это факт) беседовала, прощалась с каждым, и отдала Чашу именно Андрею. Как первому, кто узнал в Иисусе Мессию, после Неё и Иоанна Предтечи, которого казнили ещё при жизни Христа. Как первому пророку Нового Завета, если можно так сказать. Он же оставил её на Руси или передал кому-то. Предположительно, на Валааме. После чего продолжал свою проповедническую деятельность, за которую и был распят в Патрах Фракийских. Таким образом, следующие обладатели Чаши неизвестны, но след обрывается в России. Здесь и нужно искать, – закончил магистр.

– Вы не договариваете, магистр, – сделала вывод Грета и вздохнула. – Впрочем, это ваше право. Следовательно, Чаша до сих пор на этом острове? Так в чём же дело?

– Во-первых, не на острове, а на Валаамском архипелаге. Там островов немало. Во-вторых, не факт, что она до сих пор там. В-третьих… никаких намёток, где всё же искать, у нас нет. Есть ли они у Глинникова, вот вопрос.

– Ну, раз вы так рассчитываете на него и не без оснований, судя по его поискам, то у меня есть два предложения. Первое – необходимо проверить самого Глинникова. Его родословную, предков и, по крайней мере, родителей. Потому что и Хомутов сразу же выделил именно его. Неспроста? И второе – как связано изображение Чаши со свитком с поисками именно Чаши, а не ларца с пергаментом. Ведь на кинжале, где мы нашли некий листок, тоже гравировка Чаши со свитком. Кстати, вы так и не рассказали о том, что же написано на том листке. Хотя без меня вы бы не нашли его!

Магистр сделал каменное лицо:

– Я уже говорил: всему своё время. Что же касается связи поисков Чаши, эмблемы на ларце и кинжале, то тут тоже нестыковок множество. Глинникова же проверяют по всем позициям. Информация вскоре должна быть в максимально полном варианте.

Грета закурила и, усмехнувшись, промолвила:

– Насколько я понимаю, Орден, при всём своём могуществе, оказался в заложниках у группы искателей, которая за две недели сделала больше, чем они сами за тысячу лет. Смешно, не правда ли? Или опять же – всему своё время? Вы можете молчать и дальше, магистр, только учтите, что моя помощь может оказаться неожиданно гораздо полезнее, чем находка кинжала с документом. Раз уж мы все тут собрались, вольно или невольно. Подумайте об этом.

– Подумаю, – буркнул магистр. – Давайте перейдём к нашим гостям. К искателям.

– Скорее, к узникам, – едко улыбнулась Грета.

– Как угодно. Так что у них произошло сегодня за день?

Грета помолчала, затушила сигарету в хрустальной пепельнице и резко спросила, взяв со стола фото:

– Господин магистр! Вы не ответили на множество моих вопросов, но я требую от вас ответа на один из них, прежде чем мы будем обсуждать дела сегодняшнего дня! Он простой. Как может человек оставить след ноги на гранитном камне, который можно увидеть через две тысячи лет! Пусть он даже апостол!

Грета бросила фото на стол перед магистром и впилась в него горящим взглядом. Магистр помолчал, взял фото и аккуратно положил перед собою, ещё раз посмотрев на него.

– Вы уже ответили, – вздохнул магистр. – Именно потому, что он апостол.

– Вот как? – выдохнула Грета. – Так вот просто и тоже логично получается? В таком случае, против кого борется Орден все эти долгие века? Кого он пытается победить и, главное, зачем? Если простой мужчина, рыбак, может оставить след своей ноги на камне, то что может тот, чьим апостолом он был? Подождите…

Грета откинулась в кресле и зябко обхватила себя руками. Её неожиданно бросило в дрожь, а руки покрылись «гусиной кожей». Раскачиваясь в кресле, Грета тихо произнесла:

– Если вы без сомнений принимаете возможность такого следа, оставленного ногою рыбака, ставшего Апостолом, значит… Значит вы точно знаете, что Иисус был именно Богом, а не смертным человеком! Не пророком!

Магистр молчал, хотя в глубине его глаз замелькали искры, а рука на подлокотнике кресла судорожно сжалась. Грета опустила голову и выдохнула:

– Следовательно, Орден не сомневается в божественности Христа. И имеет доказательства этого. Скрывает их. И… борется против… – Грета сжалась в кресле. Ей захотелось забраться в него с ногами и скрючиться там, но она пересилила себя и еле слышно закончила: – Борется… Вы боритесь против Господа? Осознанно, тысячу лет? Немыслимо… Безумцы…

Темнота неожиданно сгустилась, превращаясь в тьму, обступившую женщину, сжавшуюся в кресле, со всех сторон. Стены и потолок комнаты, казалось, задвигались в этом непроглядном мраке и вот-вот придавят её. Воздух стал вязким, насыщенным неприятными запахами чего-то кисло-смрадного, сырого и влажного. Гнилые водоросли на песке у моря, подумала Грета, но в этот момент зажёгся яркий свет и донеслись слова магистра:

– Что-то темновато стало.

Грета зажмурилась, перед глазами запрыгали тёмно-фиолетовые всполохи, затем полосы и пятна рассеялись, и она увидела магистра, стоящего у выключателя. Тяжёлая люстра горела всеми двенадцатью рожками-лампами. Мир вновь стал знакомым и тёплым. Грета быстро потянулась к стакану, куда магистр, бесшумно переместившись от стены, уже наливал коньяк. Она сделала большой глоток и приняла от магистра сигарету. Щелчок зажигалки в его руке зажёг жёлтый огонек, вместе со словами-смешком:

– Вот уж не думал, что вы так впечатлительны, фрау Грета!

– Да я и сама не подозревала, – хрипловато произнесла Грета, понимая, что

скрыть минутное (или секундное) замешательство, уже не удастся. Что ж, порою прикинуться слабой женщиной очень даже можно. На мужчин это действует. Возвышает над слабым полом. Теперь нужно это подчеркнуть и, отдав инициативу якобы в другие руки, завладеть ею, вихрем пронеслись в её голове советы матери. Грета придала руке со стаканом отчётливую дрожь, которую магистр – как и было задумано – заметил и оценил. И истолковал по-своему. Да как угодно, усмехнулась про себя Грета и приготовилась слушать, чтобы услышать и найти для себя лазейку.

Магистр тем не менее тоже был не прост и не стал ничего объяснять, а только быстро спросил:

– Вы испугались или что-то ещё?

– И испугалась, и что-то ещё, – быстро ответила Грета, скрываясь за клубом дыма и делая вид, что он попал ей в глаз. Сморщилась и потёрла лицо. Ответила и не ответила одновременно. Правдиво и ни о чём. Тем не менее она попала в цель. Именно такой реакции магистр и ждал.

– Понимаю вас. Естественная реакция любого современного человека. Думающего, что он – пупок земли, как говорят русские.

Грета усмехнулась про себя: русские говорят не «пупок», а «пуп». Но промолчала. Незачем поправлять магистра. Она же теперь в его «власти».

Магистр продолжил:

– Отвечаю на ваш вопрос: бороться против Него было бы слишком самонадеянным с нашей стороны. Мы этого и не собираемся делать. С Ним есть кому бороться… А вот люди, человеки, это, позвольте заметить, наша епархия и зона ответственности. Но не всё сразу, фрау Грета. Так что пока оставим в стороне охи и ахи, а также всяческие эмоции. Орден выполняет свою миссию, и вам, фрау Грета, предоставлена уникальная возможность принести неоценимую пользу и стать в ряду тех, кто веками готовил человечеству его будущее. Убрав с дороги массу ненужных, мешающих ему понятий, откинув как грязные или снежные комки сапогом со своей дороги. Как вы сегодня в лесу, к примеру. Главным из этих препятствий является религия. Точнее, христианство. Этот тысячелетний тормоз прогресса, с его любвеобильными теориями. Особенно одна из них… Из главных его постулатов. Именно христианство вообще и, главное, православие сегодня стоят на пути движения вперёд, улучшения и упрощения жизни. На пути руководства стадом, которое без погонщика падает в пропасть. Потому что слепые вожди ведут слепых. Пора прозреть, сбросить все эти книжные премудрости и расправить плечи. Это время на пороге. Мы, Орден, приближали его веками, и час уже близок. Да вот же… Этот час. Смотрите…

Однако Грета уже начала выпускать коготки из мягких подушечек своих лап:

– Интересно вы объясняете свою теорию, магистр. Неужели вы думаете, что я не знаю Евангелие, и переиначиваете его на свой лад?

– Это ещё раз говорит о том, что я в вас не ошибся, – магистр отмахнулся от её вопроса быстро и равнодушно.

Он быстро взял с полочки пульт и нажал несколько кнопок. Панель на стене ушла в сторону, открыв большой, плоский экран телевизора. Магистр нажал ещё раз, и экран загорелся голубым светом, потом в углу высветилась цифра «Один» и всем известная мелодия заставки сложилась с картинкой программы «Время». Магистр положил пульт и сел, наблюдая за Гретой.

Ведущая начала:

– Итоги дня в материалах наших корреспондентов. Главная новость пришла из Ватикана. Сегодня, 11 февраля, 85-летний Папа Римский Бенедикт Шестнадцатый сделал историческое за явление, выразив желание отречься от своего престола.

Заявление Папы об отречении произвело эффект разорвавшейся бомбы, ведь за всю историю папского престола, которая насчитывает почти две тысячи лет и двести шестьдесят пять пап, это лишь третий случай добровольного отречения главы католической церкви. Впервые это произошло в 1044 году, когда, после 12 лет правления, отрёкся Папа Бенедикт Шестой, до беатификации – итальянец Теофилакт III, граф Тусколо. Второй случай отречения произошёл в 1415 году. Тогда свой пост покинул Григорий Двенадцатый.

Кодекс канонического права предусматривает возможность Папы отречься от престола, причём это отречение не нуждается в чьём-либо утверждении. Единственным условием действительности отречения является свободная воля Папы.

Бенедикт Шестнадцатый, который стал самым старшим по возрасту на момент избрания Римским Папой со времён Папы Климента Двенадцатого, избранного в 1730 году, решил отречься (как следует из его заявления) потому, что не чувствует в себе сил далее исполнять обязанности главы католической церкви. В Ватикане уже заявили, что считают поступок Бенедикта мужественным. После того как 28 февраля Папа Римский официально сложит с себя полномочия, в марте соберётся конклав кардиналов, который изберёт нового главу. Формально период между отречением и избранием нового Папы называется «вакантный престол». Функции главы государства Ватикан будет исполнять кардинал-камерленго. Сейчас это Госсекретарь Ватикана Торчизио Бертоне.

Бенедикт Шестнадцатый, в миру Йозеф Алоиз Ратцингер, лишь второй Папа не итальянец, родился 16 апреля 1927 года в баварском городке…

Экран неожиданно погас, а магистр положил пульт на стол, с улыбкой наблюдая за Гретой. Та пожала плечами, выражая своё отношение к этому событию, но магистр быстро достал из кейса папку-файл и подтолкнул к Грете по столу, как недавно фотографию.

– Вы сомневаетесь, что Орден приложил к этому свои усилия? Тогда прочтите документ, который ещё не появился нигде, да и потом вряд ли широко будет освещаться. Это текст заявления Папы об отречении.

Грета взяла файл и достала оттуда листок. Текст был на немецком языке. Она прочла:

«Я созвал вас на эту консисторию не только ради трех канонизаций, но и чтобы сообщить вам о решении большой важности для жизни Церкви. Неоднократно испытав свою совесть перед Богом, я пришел к уверенности, что моих сил, из-за преклонного возраста, больше не достаточно для надлежащего исполнения служения Святого Петра. Я прекрасно осознаю, что это служение, в силу его духовной сущности, должно исполняться не только делами и словами, но не в меньшей степени страданиями и молитвой. Тем не менее в сегодняшнем мире, подверженном стремительным переменам и взволнованном вопросами величайшей важности для жизни в вере, чтобы управлять лодкой Святого Петра и возвещать Евангелие, необходима энергия как тела, так и духа, а энергия эта в последние месяцы настолько угасла, что я вынужден признать свою неспособность должным образом исполнять вверенное мне служение. Поэтому, хорошо понимая серьезность этого акта, я при полной свободе заявляю, что отказываюсь от служения Римского епископа, Преемника Святого Петра, вверенного мне кардиналами 19 апреля 2005 года, так что с 28 февраля 2013 года, с 20 часов, Римская кафедра, Престол Святого Петра, будет вакантным, и теми, на ком лежат соответствующие полномочия, должен быть созван конклав для избрания нового Римского Папы.

Дорогие братья, благодарю вас от всего сердца за любовь и за труд, посредством которого вы несли вместе со мной бремя моего служения, и прошу прощения за все мои недостатки. Вверим же теперь Святую Церковь заботе ее Верховного Пастыря Господа Иисуса Христа, и будем молиться его святой Матери Деве Марии, дабы Она сопутствовала Своей материнской благостью Отцам Кардиналам в

избрании нового Римского Папы. Что касается меня, то и впредь я буду служить всем сердцем Святой Матери Церкви жизнью, посвященной молитве».

– Пусть так! – Грета отдала файл обратно магистру. – Оснований не верить вам у меня нет. И какое отношение это имеет к православной России?

– Опосредованное, – усмехнулся магистр. – Это часть общего плана. А если вспомнить пророчество Малахии о Папах вообще и о последнем в частности, Петре-римлянине, за которым грядёт крах христианской церкви, то многое станет ясным.

– Хотите сказать, что кто-то из возможных преемников Папы носит имя Петра? Ваш ставленник? – прищурилась Грета.

– Даже двое, – засмеялся магистр.

Грета не поддержала его веселья, но магистра это не смутило:

– И всё же, вы правы. Давайте-ка обратно к России, православию и нашим искателям. Как там у них дела?

Теперь уже усмехнулась Грета:

– Дела как сажа бела! – сказала она по-русски и хрипло рассмеялась.

Глава тринадцатая

Грета была права. Дела у искателей не ладились. Уже два дня, как они были в доме магистра, занимая весь второй этаж. И все эти дни Ник и Венстас отказывались участвовать в работе, обвиняя Кира в том, что он обманом привёз их сюда, не удосужившись спросить их желания участвовать в поисках. Дисциплинированно собираясь в кабинет, оборудованный компьютерами (с которых, правда, невозможно было что-либо передать в сеть, а только принимать информацию), они демонстративно молчали и на контакт не шли. Кир с Анютой, которая без всяческих вопросов приняла эту данность и пыталась, в меру своих сил, наладить контакт с Ником и Венстасом, работали одни. Впрочем, работой это назвать было нельзя. Мучения – самое то слово, которое было применимо к существованию некогда дружной команды искателей.

Всем им было выделено по комнате, в которых тоже велось круглосуточное наблюдение, а к Анюте уже приезжал молчаливый врач, осмотревший её и выписавший несколько лекарств от отёков ног. Срок беременности у Анны был большой, и магистр выполнял условия контракта. Другое дело, что искатели не выполняли свои. Грета, которая периодически наблюдала за их существованием по большому экрану, была права: дела не ладились. И время шло.

Магистр присоединился к ней на следующий день и воочию убедился, что процесс поисков даже не начинался, а третий день грозил превратиться в очередную пустую трату времени. Он вздохнул, поманил Грету за собою и вошёл в кабинет.

Кир с Анютой оторвались от экрана компьютера, Ник с любопытством выглянул из глубин кресла, в котором он полулежал, Веня оторвался от своей вечной записной книжки… Магистр прошёл на середину комнаты, а Грета остановилась у двери. Ник, увидев её, тут же вскочил с кресла и подошёл почему-то к Киру, как бы прячась за него. Грета криво усмехнулась.

Магистр начал без предисловий:

– Кирилл Андреевич, вы не выполняете условия договора! Может быть, не все в вашей команде понимают их? Что ж, поясняю ещё раз: если вы не начнёте поиски, это решение будет последним в вашей жизни. А так же в жизни всех ваших родных и близких! Если кто-то из ваших друзей думает, что их собрали здесь просто так, то он сильно, смертельно ошибается. Если кто-то надеется, что всё могло быть по-другому, то он также не всё понимает. Я готов продемонстрировать серьёзность наших намерений ещё раз. Предполагаю, что от этого молодого человека пользы меньше всего?

Магистр указал на Ника, побелевшего как стена, пальцем и кивнул:

– Вот с него мы и можем начать. Потом посмотрите запись…

Магистр развернулся и пошёл к двери, но глухой голос Вени остановил его:

– Всё понятно, не нужно никаких демонстраций! Мы начинаем работать. Выхода нет.

Магистр, не глядя на Веню, подвёл итог, обращаясь к Киру:

– Выход есть всегда. Только он может вести не туда. Я жду первых результатов и выводов через три дня. Что ещё?

Кир поднялся и передал магистру листок бумаги:

– Эти материалы должны быть у нас как можно быстрее. Пока всё.

Магистр, не читая, спрятал листок за спину и кивнул:

– Надеюсь, такой подход распространится на всех присутствующих. Деловой подход!

Они с Гретой вышли за дверь, а в кабинете повисла тишина. Только Ник выдохнул громко, почти со стоном:

– Это она, та тётка… Только причёска другая. Ужасная, правда?

Веня медленно встал, подошёл к столу и бросил на него свою тетрадь, которая приземлилась с громким хлопком:

– Она красавица вообще-то! Ладно, действительно, хватит уже играть в обиды. Раз уж мы попали в этот водоворот, то ничего не попишешь! Извиняться я всё равно не собираюсь, Кирилл, можно было бы и рассказать, как есть. А не везти нас сюда ночью, якобы по приказу Михайлова.

– Я ещё раз прошу прощения! – развёл руками Кир.

– Принимается! – проворчал Ник, ставший вдруг покорным судьбе, увидев Грету.

Анна тяжело встала, оглядев мужчин всезнающим взглядом беременной женщины. Веня и Ник отвернулись, внезапно застеснявшись своего демарша, в то время как Анюта безоговорочно поддержала своего любимого, не взирая ни на своё состояние, ни на тревогу о будущем ребёнке. Она ничего не сказала, а пошла в ванную комнату, мудро оставив мужчин одних.

Веня, пользуясь её отсутствием, тихо сказал:

– Кирилл, давай рассказывай, что делать и какие вообще направления… Я, честно говоря, эти два дня не просто дурака валял, но ничего путного пока не нашёл. Есть кое-какие теории, но всё в процессе.

Ник, обрушиваясь обратно в кресло, приходил в себя:

– Так и знал! Вроде союзник, а сам что-то готовил… Антанта! Один я – не пришей рукав. Но я отработаю, не сомневайтесь! Банкуй, шеф!

«Шеф», который всё это время молчал, кивнул и жестом пригласил их сесть к столу, разобрав компьютеры. Сам же закурил, выпуская дым в открытое окно, откуда всё никак не пахло весной, а взгляд упирался в далёкое заснеженное поле, серый лесок на опушке и другие, похожие на этот, дома-монстры.

– Для начала, следующее, – начал Кир жёстко. – Никаких попыток связаться с внешним миром не предпринимать! Всё это бесполезно, опасно и, даже в случае успеха, принесёт нам только беды. Необратимые. Поэтому выход только один: работать и искать. Соблюдать условия контракта и надеяться на его выполнение со стороны Ордена. Принимайте как хотите, но это и моя просьба тоже. Хорошо?

Веня молча кивнул, а Ник обиженно надул губы:

– Ничего хорошего, если уж начистоту! Но делать нечего… Только ты, шеф, не нагоняй на себя важности. Говори, что делать, а мы впряжёмся. О'кей?

Кир кивнул и впервые улыбнулся:

– О'кей! И я не буду. Давайте смотреть на это с другой стороны: нам предоставили как бы научную лабораторию и поставили задачу. Надо её решить и всё. А там – увидим.

– Да уж, условия шикарные, конечно, – с иронией проворчал Ник. – Только всё это – камера в тюрьме и ничего больше. Хотя тюрьма хорошая. Ладно, свистать всех наверх и полундра! Кем работать мне теперь, чем заниматься?

Веня всё ещё прибывал в задумчивости:

– Знаете, ещё полгода назад я бы о таком только мечтал. Действительно, как лаборатория. Судя по всему, Орден располагает уникальными документами и нам их предоставит. Ищи себе и ни о чём не думай. Если в конце не грохнут. Но и это тоже не большая плата, если вдуматься. А теперь… радости мало.

– Ирина? – метко и едко пустил стрелу

Ник.

– Нам всем теперь радости никакой, – намекнул на личные обстоятельства Кир. – Но ничего не поделаешь.

– Расслабимся и попытаемся получить удовольствие? – хохотнул Ник.

Молодость и весёлый нрав Ника брали своё, но Веня сумрачно прервал его:

– Получим результат. Вот что главное. Если сможем… А пока…

Он перевёл взгляд на Кира, и тот подтвердил:

– А пока, ты прав, пустота.

– Но мы-то не пустышки! Особенно вы, старшие товарищи! – воскликнул Ник и с надеждой посмотрел на «старших товарищей», которые только пожали плечами.

Щёлкнула дверь ванной, и Анюта остановилась на пороге, сложив руки над своим большим животом, обведя мужчин глазами:

– Всё? Разобрались? – настойчиво спросила она и получила утвердительные кивки в ответ. – Тогда принимаемся за дело! Хватит воду в решете носить!

– Вот именно! Тем более, кое-что уже есть… – решительно кивнул Кир, и все сгрудились у его стола.

Грета и магистр, сидевшие у экрана и слышавшие каждое слово, тоже удовлетворённо переглянулись. Магистр быстро вышел, а Грета перевела взгляд на другой экран. По телевизору передавали репортаж о том, как бело-голубая многорукая молния ударила своим жалом в громоотвод собора Святых Петра и Павла в Ватикане в ночь после известия об отречении Папы. Журналисты откопали тему пророчеств святого Малахии и вовсю трубили на эту тему. Верующие на площади переглядывались растерянно. Ватикан хранил тревожное молчание. Время словно замедлило свой бег, растягиваясь как резиновый жгут.

Часть вторая

О, он всегда знал, кто перед ним, с первой встречи. Знал, что он не просто Учитель или Пророк. Он ЗНАЛ! И предал. Предал всё, что не нужно было человеку, изначально мешало ему! Предал, чтобы убить. Убить, чтобы забыли. Чтобы считали ещё одним опозоренным, исхлёстанным бичами, отвергнутым пророком, который так и не дал людям долгожданной свободы, как они её понимали: меньше работать и при этом лучше жить, прогнать угнетателей, приносить жертвы и не думать самим, а выполнять указания кого-то там, наверху. Которого лучше не видеть, а только ощущать его присутствие где-то там в горних высях, подчиняться, не задумываясь, его грозным знакам и требованиям. Терпеть по велению ЕГО невзгоды. Даже к этому они были готовы, но только бы не думать о том, что он может стоять рядом или идти впереди них. Разговаривать с ними: мягко укорять, направлять, наставлять. Потому что тут уже им самим приходилось брать ответственность на себя, САМИМ решать, что выбрать: хорошее или дурное, поступить низко или возвыситься. И знать, главное-то – ЗНАТЬ, ПОНИМАТЬ И ОЩУЩАТЬ, КОГДА ОНИ ПОСТУПИЛИ ДУРНО. КОГДА ОНИ СОГРЕШИЛИ. И ОТВЕЧАТЬ САМИМ ЗА СВОИ ПОСТУПКИ!!! Нет, этого допустить было нельзя! Глупцы-ученики… Трусы и себялюбцы, они разбегутся, как стадо глупых овец без погонщика. Они ничего не смогут… Испугаются и забудут. Так и не поверят в НЕГО. Никакие чудеса уже не помогли и не помогут впредь. Вот они – все перед ним… А ОН, он смотрит прямо на него и говорит… макающий со мной в блюдо. Он знает, конечно знает. Пусть… Всё равно. Так сбудутся Писания. И он, Иуда, будет главным, будет тем, кто отдаст на поругание и растерзание это чудо, которое сидит перед ним. Так должно быть и так будет. «Не я ли?» – говорят они все, уже обеспокоенные, уже взволновавшиеся как волны геннисарретского озера, где он подобрал их… ловцов человеков. Лишь один суров и хмур. Лишь один не задал этого вопроса. Потому что знает, что неспособен на это. Он смотрит на Иуду, который тоже роняет: «Не я ли?» И слышит в ответ: «Ты сказал…» Никто не замечает из них, занятых своими уже странными заботами и волнениями. Занятых предчувствием одиночества. Приходом последней ночи. Впрочем, пора. Пора. Ему пора. И ЕМУ пора. Всем пора. Пришло время идти. Встать тяжело… но удаётся. Затёкшие ноги его упёрлись в денежный ящик, и его содержимое глухо брякнуло деньгами пожертвований, и ещё глуше прозвенели у него за пазухой тридцать сребреников. За пазухой у Ученика Иисуса. Апостола. Предателя. Основателя противостояния своему Учителю, которое будет длиться столько, сколько стоит мир. Противостояния людей против того, кто пришёл спасти их. Тех, кто не хотел спасения, но лишь желал жить так, как хотят сами. Тех, кому Учитель был не нужен. Тех, кого он заставлял думать о чём-то другом, кроме хлеба насущного и завтрашнего дня. Тех, кто не желал вспоминать о совести, любви и сострадании чаще, чем хотел бы этого сам. Чей мир не мог принять наличие такого БОГА. Не мог… И не принял. Это того стоит, подумал Иуда. За это можно дорого заплатить. И он был готов… Он, Иуда! Выразитель желания всего человечества жить так, как хотели они. Сами! А не как рассказывал ОН! ОН не понял… им не надо советовать! Нужно просто приказывать. Тогда они поймут, люди. Тогда они или испугаются или просто покорятся воле ТОГО, кто говорит, а не увещевает, кто не удосуживается объяснять, но лишь велит покоряться ЕГО воле. Безропотно и без сомнений.

Ещё раз тренькнули монеты. Цена оценённого. Нет, они не нужны были Иуде. Эти грязные деньги. Он оставит их здесь, в этом ящике для пожертвований, который натёр ему плечи и как будто сросся с ним. Или – да! Вернёт их Анне. Который ничего не понял или сделал вид, что не понял. Ухватился за Иуду. Глупец! Надеется прикрыться Иудой, этими деньгами! Не выйдёт, первосвященник. Но их надо было взять. Надо, необходимо было… Чтобы ОН и все, кто попытаются в будущем понять то, что ОН говорил, знали, что и ЕМУ и всем им есть цена. В медяках, сребрениках ли или в золотых монетах… Цена есть у каждого и у всего в этом мире. Грязь не на деньгах, а в душах. И вычистить этот нужник, это отхожее место не под силу никому. Невозможно. И он, Иуда, покажет это и ЕМУ и всем живущим на земле. Так и написано на расписке, которую дал он, Иуда, покупателю. Первосвященнику Анне. И подписал, завизировав акт. Купли-продажи… Купли-продажи того, как один человек продавал другому человеку Бога. В дверях он хотел ещё раз обернуться, ещё раз глянуть на светлый силуэт, перед которым на столе стояла простая деревянная чаша, из которой он несколько минут назад принимал размоченный в вине хлеб… «СЕ ТЕЛО МОЁ, СЕ КРОВЬ МОЯ», – повторил он. И ухмыльнулся. Сделал шаг. За его спиной громыхал Пётр: «Я не отрекусь…» Иуда покачал головой и шагнул к двери. Он хотел обернуться, чувствуя взгляд ЕГО, но тихие слова остановили его… «Не пропоёт и петух и трижды отречёшься от Меня». Так и будет, кивнул Иуда и не стал оборачиваться. Незачем. Так и будет.

Все видели, но никто как будто не заметил его нарочитого ухода. Лишь тяжело вздохнула, почти всхлипнула в задней комнате мать, да один из учеников, с растрёпанной бородой и длинными, седеющими на глазах волосами, смотрел ему вслед не мигая. Его брат всё ещё продолжал клясться и обещать… В глазах у всех, сгрудившихся вокруг низкого стола, плескалось оранжевое и жёлтое пламя светильника. Разливалась тоска.

Страх. Тот, кто уходил с Вечери, впитывал его как губка и будто вырастал на глазах. Иуда, широко открыв дверь, распрямил спину и развернул плечи. Шагнул в просторный проём… и пропал в ночи, которая расступалась перед ним, потому что темнота вокруг его фигуры пугала даже её, чёрную, как бездна, Иерусалимскую ночь. Она обречённо погасила все звёзды и

затихла, печально и уныло. Последняя ночь…

Глава первая

1246 год. Поволжье. Город Сарай-Бату

Пыль закрыла солнце, превратив ясный день в серый, жуткий вечер. Кривые сабли с глухим свистом резали воздух и людей. Всё смешалось. Половецкая орда хана Котяна, только что с визгом бросившаяся на центр монгольского войска, повернула назад резко и дружно, не успев даже потерять какое-либо значительное количество всадников. Повернула и врезалась в русские полки, рассеивая слаженный порядок, разбрасывая и топча пеших, сталкиваясь с конными. И уносясь в свои знакомые степи, подвывая то ли от страха, то ли с торжеством. Мелькнуло широкоскулое лицо Котяна, его желтоватые глаза и кривые зубы. Улыбка щелью прорезала его тонкие губы. И не было у него на лице страха. Лишь злорадство предателя… Мелькнуло и исчезло за спинами своих воинов. Растворилось за пылью. Немного времени и порядок удалось бы восстановить: русские дружины умели воевать со степняками, но как раз времени монголы русичам не дали. Удар тяжёлой конницы, как мощной волны после первого, пристрелочного прилива, был страшен и неумолим…

Его дружинники держались вместе, вместе отбивались и отбились, вместе поскакали прочь. Всё было кончено. Серо-коричневые волны Калки смотрели вслед печально и горько. Тяжёлый запах степных трав, смешавшихся с кровью, был тоже горьким, удушливым, пьянящим до смерти. Почему?

Князь открыл глаза, пошевелил ногой в мягком сапоге и сменил позу. Ночь была тиха и прекрасна. Луна нехотя, тягостно вывалилась из-за облака белёсым, круглым шаром и нависла прямо над шатром, заливая всё кругом странным, искусственным светом. Залюбовавшись ею, соловьи на миг прекратили свои трели, но вот вступил один, ему ответил второй, и новый песенный, мелодичный пересвист охватил всё вокруг. Серые гусляры расселись на своих ветвях и, оставаясь невидимыми даже в лунном сиянии, продолжили рассказывать друг другу наперегонки свои птичьи баллады. Ночь заострила и прочертила все тени тонкой, искусной резьбой. Всё застыло, покорившись этой царице, в звёздном венце которой плыл, переваливался белым, тревожным отблеском круглый лунный лик. Только ночной ветерок принёс вместе с желанной прохладой всё тот же запах степи и смерти.

Монгольская ставка затихла и, казалось, вымерла. Несколько стражников, присев невдалеке прямо на землю, тихо, гортанно переговаривались. Качали длинногривыми головами кони русичей, косо поглядывая на приземистых собратьев с обрезанными гривами и короткими хвостами. Те, чувствуя свою неполноценность в родовом обличье, зло показывали им зубы и теребили копытом полынную, сухую землю. Тревожно ходили в соседнем шатре приехавшие с Михаилом князья и бояре. Только здесь, в его последнем пристанище, было тихо и темно. Как в могиле, подумал кстати князь, грустно усмехнулся и вновь закрыл глаза.

Почему?

Разом качнулись ветви елей и упали с них снеговые шапки, накрыли сугробы у мощных, в три охвата, стволов. Батый обернулся… Сулицы и стрелы полетели неумолимым дождём, выбивая из сёдел монгольских дремавших всадников. Рёв страдания и ненависти, донёсшийся вслед за этим из леса, напоминал медвежий, но на опушку, обрушивая снег с деревьев лавиной, вышли люди. Огромный, закованный в блистающие латы ратник-вожак поднял длинный меч, что-то прорычал и отряд, сверкающим, закованным в сталь клином, врубился в ряды ханских телохранителей. Топоры, копья и мечи разрывали всадников, рубили, кололи и метали молнии. Высокий, русобородый предводитель русичей, то ли князь, то ли боярин, вращал кровавым мечом, отбрасывал трупы в стороны и рвался-прорубался к хану. Неумолимым тараном…

Батыя закрыли телами, тонко завизжал старик Субедэй, собирая свой тумен. Проскакал храбрец Джэбе, увязая в снегу и разворачивая испуганных воинов. Рёв русичей перешёл в торжествующий клич «Рязань!», от которого Батыю хотелось убежать или хотя бы закрыть уши руками. «Мёртвые восстали! Горе нам!» – кричал, барахтаясь в снегу, Кулькан. Такой сечи Батый, прошедший десятки сражений, ещё не видел. «Сколько их?» – в панике спрашивал он себя, но нового нападения не последовало. Безмолвной стеной стоял вокруг лес, заваленный снегом. Лишь лязг и топот схватки эхом проносился-копошился внутри него, затихая где-то в утробе.

Отряд был невелик и помощи ему ждать было неоткуда. Рязанский боярин Евпатий, по прозвищу Коловрат, не успел в город из Чернигова к началу осады, и его отряд нашёл лишь дымящиеся развалины родного города, пять суток отбивавшего приступы Батыя, горы трупов и смрад смерти. Нашли они и труп князя Фёдора Рязанского, взятого в плен и отказавшегося привести свою жену к хану. Нашли и тела княгини Евпраксии, с маленьким сыном Иваном. Слухи о красоте Евпраксии дошли до Батыя, и он отдал приказ доставить её к себе. Княгиня прижала сына к груди и шагнула из окна высокого терема…

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (http://www.litres.ru/vadim-chernikov/chasha-posledniy-obryad/?lfrom=931425718) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.