Искатель читать онлайн - Джек Макдевит

Искатель

Джек Макдевит

Алекс Бенедикт #3

Все началось с обычной керамической чашки, ничем особо не примечательной, кроме того, что она с легендарного звездного корабля «Искатель», вывезшего когда-то с Земли беженцев из Соединенных Штатов. За время, прошедшее после этого события, таинственная колония Марголия, которую основали беженцы, стала для всех неким подобием Атлантиды – никто не знает ни где она находится, ни какова судьба ее обитателей. Но чем безнадежнее задача, которую ставит перед собой Алекс Бенедикт, торговец антиквариатом, тем сильнее азарт и желание докопаться до истины, какой бы неприглядной она в результате ни оказалась…

На русском языке роман публикуется впервые.

Джек Макдевит

Искатель

Т. Э. Д. Клейну и Терри Карру с признательностью

Jack McDevitt

SEEKER

Copyright © 2005 by Cryptic, Inc.

All rights reserved

© К. Плешков, перевод, 2014

© ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2014

Издательство АЗБУКА

© Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес (www.litres.ru (http://www.litres.ru/))

Благодарности

Я крайне признателен Майклу Шара из Американского музея естественной истории, Дэвиду ДеГраффу из Университета Альфреда и Уолтеру Керлу за консультации и техническую помощь; Джерри Олшену за прочтение и комментирование первого варианта рукописи; Джинджер Бьюкенен за помощь в редактировании; Ральфу Вичинанце за многолетнюю поддержку и, как всегда, моей жене и домашнему редактору, Морин Макдевит.

Пролог

Рекомендуем нашим гостям не выходить сегодня на склоны, за исключением Голубой трассы. Сохраняется угроза схода лавин. Советуем остаться в коттедже или провести день в городе.

    1398 год по календарю Окраины

Уэскотт знал: это конец. Похоже, и Маргарет почти лишилась шансов выжить – как и его дочь. Последовав совету, он не стал выходить на улицу и теперь лежал под тоннами льда и камня. В темноте вокруг него слышались рыдания и крики.

Он дрожал от холода. Правую руку придавило упавшей балкой. Боли он уже не ощущал – как и самой руки.

Уэскотт подумал о Делии. Жизнь ее только началась – и почти наверняка уже закончилась. По его щекам потекли слезы. Ей так хотелось сюда приехать…

Закрыв глаза, он попробовал переключиться на что-нибудь другое. Он снова представил себя на борту «Сокола», где впервые встретил Маргарет. То были прекрасные годы. Он знал, что когда-нибудь захочет вернуться туда и пережить все еще раз.

«Сокол».

Господи. Он вдруг сообразил, что, если Маргарет не смогла выбраться из здания, их открытие погибнет вместе с ними. Делия знала о нем, но была еще слишком мала, чтобы понять его суть.

Они ничего никому не сказали. Кроме Мэтти. Мэтти тоже знала.

Он навалился на бревно, пытаясь высвободиться, затем изменил позу и попробовал упереться в бревно ногами. Он должен был выжить, чтобы рассказать им. Просто на всякий случай…

Но Маргарет была жива. Она не могла погибнуть.

«Господи, прошу тебя…»

Крики и плач вокруг него стихли, раздавались лишь редкие стоны. Сколько времени он тут пробыл? Ему казалось, что после обрушения коттеджа прошло много часов. Где спасатели?

Он прислушался к своему тяжелому дыханию. Пол задрожал, затем дрожь прекратилась, но мгновение спустя возобновилась. Тогда, после толчков, собравшиеся в столовой решили, что все закончилось, но внезапно послышался страшный рев. Все переглянулись, и некоторые бросились бежать, а другие сидели, застыв от ужаса. Свет погас, стены обрушились. Пол, конечно же, провалился, а сам он застрял в подвале. А может, и нет – но это уже не имело значения.

Издали донесся вой сирен. Наконец-то.

Он снова навалился на бревно, придавившее его руку. Казалось, он частично отделился от собственного тела и смотрит на мир из собственной головы, словно наблюдатель, укрывшийся в пещере. Земля под ним снова задрожала.

Ему так хотелось верить, что Маргарет выжила – жизнерадостная, энергичная, предусмотрительная Маргарет, которую ничто не застигало врасплох. Невозможно, чтобы в одно страшное мгновение ее стерло с лица земли. Незадолго до случившегося она поднялась в номер за свитером – и навсегда исчезла из его жизни.

И наконец, Делия. Она осталась в номере. Ей было всего восемь лет. Делия дулась на него: он не разрешил ей кататься одной. «Говорят, на Голубой трассе безопасно, – сказал он, – но я и слышать о ней не хочу. Подождем, пока все не наладится». Их номер находился на третьем этаже, со стороны фасада. Может, с Делией ничего не случилось. Он молился о том, чтобы обе они сейчас стояли снаружи, на снегу, и тревожились за него.

В предупреждении говорилось, что в коттедже безопасно. Безопасно и надежно. Не выходите наружу, и все будет хорошо. Лавин здесь не бывает.

Он улыбнулся во тьме.

Они сидели в столовой вместе с их новой знакомой, Бреей Как-ее-там, из их родного города. Вдруг Маргарет встала и сказала, чтобы без нее не съедали всю яичницу: она сейчас вернется. У дверей стояли лыжники и возмущались строгостью предупреждения, ведь Голубая трасса – это для начинающих. Среди растений в кадках сидели две пары: все четверо потягивали напитки. По лестнице спускался коренастый мужчина, похожий на судью. Молодая женщина в серо-зеленом жакете села за пианино и начала играть.

Маргарет уже должна была дойти до номера, когда произошел первый толчок. Собравшиеся в столовой переглянулись, широко раскрыв глаза. Последовал второй, и страх в помещении стал почти ощутимым. Кажется, никто не закричал, но люди начали быстро вставать и устремляться к выходу.

Брея, темноволосая женщина средних лет – учительница, проводившая здесь отпуск, – посмотрела в окно, пытаясь понять, что происходит. Уэскотту за столом мало что было видно, но его волосы встали дыбом, когда Брея вдруг судорожно вздохнула и в ужасе прошептала: «Бегите». Вскочив, она бросилась к двери.

Снаружи появилась снежная стена, которая двигалась к коттеджу, совершая плавные, ритмичные, почти танцевальные движения. Хрустальная волна стекала по склону, поглощая деревья, камни и, наконец, массивную каменную стену, отделявшую территорию коттеджа. На глазах Уэскотта волна унесла с собой человека – он не успел разглядеть, мужчину или женщину, настолько быстро все случилось. Кого-то, пытавшегося бежать.

Уэскотт сидел молча, зная, что спрятаться негде. Он отхлебнул кофе из чашки. Портье – симуляция – исчез вместе с хозяином отеля и одним из швейцаров. Лыжники у входа разбежались.

Уэскотт затаил дыхание. Задняя и боковые стены обрушились внутрь столовой. Он ощутил резкую боль и понял, что падает.

Где-то с грохотом хлопнула дверь.

Что-то влажное текло по груди, сбоку. Было щекотно, но дотянуться до этого места он не мог.

Брее не удалось выбраться из столовой. Она была, пожалуй, в нескольких метрах от него. Уэскотту не хватало воздуха в легких, но он все же прошептал ее имя.

Вдалеке послышался голос:

– Здесь.

Но он принадлежал мужчине. Послышался хруст снега под ботинками.

– Сможешь его вытащить, Гарри?

Кто-то работал лопатой.

– Быстрее.

Ответа от Бреи так и не последовало.

Уэскотт попытался крикнуть, сообщить, где он, но оказалось, что он слишком слаб для этого. Впрочем, неважно. Маргарет знала, что он в беде. Наверняка она была где-то там, вместе со спасателями, и

пыталась его найти.

Тьма становилась все гуще. Он уже не чувствовал каменных обломков под собой. Его больше не заботили ни тайна, принадлежавшая им с Маргарет, ни бревно, которое придавило его. С Маргарет все было в порядке. Это уж точно.

А потом он выскользнул из своей тюрьмы.

Глава 1

…Истинное же понимание того, сколько лет этой египетской гробнице, пришло при виде граффити, нацарапанных на ее стенах посетителями из Афин примерно во втором веке нашей эры. Для них она была столь же стара, как сделанные ими надписи – для меня.

    Вольфганг Корбин. Вандал и девушка-рабыня (6612 г. н. э.)

1429 год. Тридцать один год спустя

Станция находилась именно там, где указывал Алекс – на тринадцатом спутнике Гидеона V, газового гиганта, имевшего лишь одну особенность: он вращался вокруг мертвой звезды, а не солнца. Орбита спутника была нестабильна, и, по словам специалистов, ему было суждено скользнуть в облака и исчезнуть – через сто тысяч лет. Но пока что он принадлежал нам.

Станция состояла из четырех куполов, множества радиотелескопов и датчиков. Ничего особенного. Все вокруг – и купола, и электронное оборудование, и окружавшие их камни – освещалось лишь светом грязно-коричневого газового гиганта и его колец, тоже грязно-коричневых. Поэтому все предметы были оранжевыми, с темными пятнами. Стало понятно, отчего ни один из кораблей разведки, совершавших здесь рутинные полеты, не заметил станцию. До Гидеона V были известны только две сохранившиеся базовые станции селиан.

– Впечатляет, – заметил Алекс, стоя возле иллюминатора со скрещенными на груди руками.

– Что именно? – спросила я. – Станция? Или ты сам?

Он скромно улыбнулся. Мы оба знали, что скромность ему несвойственна.

– Бенедикт наносит новый удар, – сказала я. – Как ты ее вычислил?

Алекс, по-моему, никогда не вел себя самодовольно, но сейчас был близок к этому.

– Что, неплохо у меня получается?

– Как ты это сделал? – Я постоянно сомневалась в его способностях, и это ему очень нравилось.

– Все просто, Колпат. Сейчас объясню.

Как всегда, успех пришел благодаря его воображению, трудолюбию и вниманию к мельчайшим деталям. Он изучил транспортные накладные, исторические записи, личные дневники – все, до чего только мог дотянуться. Сузив область поиска, он пришел к выводу, что Гидеон V – идеальный центр для исследований, которые в те времена вели селиане. Планета, кстати, получила свой номер не потому, что была пятой в системе. Она была единственной – все остальные поглотила либо сорвала с орбит проходившая мимо звезда. Произошло это четверть миллиона лет назад, и свидетелей катастрофы не осталось, но анализ эллиптической орбиты Гидеона V позволял утверждать, что имелись и другие планеты. Споры велись лишь относительно их количества: большинство астрофизиков считали, что компанию Гидеону V составляли еще четыре планеты, но некоторые говорили примерно о десятке.

В точности никто ничего не знал. Но станция в нескольких сотнях световых лет от ближайшей обитаемой планеты могла стать настоящей сокровищницей для корпорации «Рэйнбоу». Во времена своего золотого века селиане, настроенные романтически, посвящали свое время философии, драматургии, музыке и исследованиям космоса. Считалось, что они проникли в Аурелианское скопление дальше любой другой нации, принадлежавшей к человеческому роду. И все эти усилия направлялись с Гидеона V. Алекс не сомневался, что они продвинулись еще дальше, достигнув Чаши. Если так, многое еще предстояло найти.

Несколько веков назад цивилизация селиан внезапно пришла в упадок: разразилась гражданская война, и все государства на их планете погрузились в хаос. В конце концов селиан пришлось взять на поруки другим участникам нынешнего договора. Когда все закончилось, закончилась и славная эпоха селиан. Они утратили запал и превратились в консерваторов, больше озабоченных жизненными удобствами, чем исследованиями далеких миров. Возможно, сегодня они являются самым отсталым сообществом Конфедерации. Они гордятся своим былым величием, пытаясь превратить его в подобие ореола – «вот мы какие!». Но на самом деле такими они были давным-давно.

Мы находились на «Белль-Мари», примерно в двадцати тысячах километров от газового гиганта, когда в поле зрения появились купола. Алекс зарабатывает на жизнь тем, что торгует артефактами и иногда сам находит заброшенные места. Порой кажется, что у него прямо-таки телепатическое чутье на руины. Но если ему об этом сказать, он лишь скромно улыбнется и отнесет все свои успехи на счет везения. Так или иначе, это приносит «Рэйнбоу» хорошую прибыль, а мне – такие деньги, о которых я раньше и думать не могла.

Тринадцатый спутник был третьим по величине из двадцати шести своих собратьев и самым большим из тех, что не имели атмосферы. По этим двум причинам мы заглянули на него в первую очередь. Большие спутники лучше подходят для баз, поскольку обеспечивают достаточную силу тяжести без необходимости создавать ее искусственно. Но при этом спутник не должен быть настолько большим, чтобы иметь атмосферу: она создает лишние проблемы.

Для нас вакуум имеет еще одно преимущество – он действует как консервант. Все, что оставили селиане, когда шестьсот лет назад прикрывали свою лавочку, вероятно, пребывало в первозданном состоянии.

Если бы солнечные лучи могли осветить темные кольца Гидеона, те выглядели бы весьма эффектно: скрученные, состоящие из четко различимых частей – трех или четырех, в зависимости от угла зрения. Тринадцатый спутник располагался вплотную к внешнему кольцу и двигался по орбите, отклонявшейся от плоскости колец на несколько градусов: при наличии хоть какого-нибудь света с него открывался бы потрясающий вид. Сам газовый гигант, видимый со станции, никогда не менял своего положения и висел в середине неба, над грядой низких холмов – темный и тусклый. Его замечали лишь потому, что он заслонял собой звезды.

Я вывела «Белль-Мари» на орбиту, и мы спустились в челноке на поверхность спутника. На севере и вдоль экватора его густо испещряли кратеры, а на юге простирались равнины, изрезанные хребтами и каньонами. Высокие, похожие на скелеты вершины из чистого гранита образовывали несколько горных цепей. Купола находились на полпути между экватором и северным полюсом, где местность была относительно ровной. Антенное поле располагалось западнее. На востоке возвышались горы. Посреди комплекса стояла брошенная машина на гусеницах.

Купола, похоже, были в хорошем состоянии. Пока мы опускались в черном небе, Алекс разглядывал их со все возрастающим удовлетворением. В небе висело полдюжины спутников – бледные и призрачные, едва различимые в слабом свете центральной звезды. Если не знать, что они там, можно было вообще их не заметить.

Осторожно посадив челнок, я выключила двигатели и постепенно восстановила нормальную силу тяжести. Алекс нетерпеливо ждал, пока я совершала то, что он называл «женскими предосторожностями». Ему всегда не терпится – мол, давай пошли, у нас нет впереди вечности. Эта роль ему по вкусу. Впрочем, неприятных сюрпризов он тоже не любит, а моя работа как раз и заключается в том, чтобы предотвращать их. Несколько лет назад меня угораздило

провалиться в карстовую воронку на дне кратера, и с тех пор он не дает мне об этом забыть.

Но все оказалось в порядке. Алекс широко улыбнулся – отличная работа и все такое. Разговоры о том, что пора браться за дело, откладывались на потом – он сидел у иллюминатора, наслаждаясь моментом. Ты никогда не знаешь, что найдешь в таком месте, опустевшем столетия или даже тысячелетия назад. Где-то может поджидать смертельная ловушка. Полы имеют обыкновение проваливаться, а стены – обрушиваться. На одной станции из-за аварии резко возросло давление воздуха, и она едва не взорвалась, когда туда попыталась проникнуть группа разведки.

Естественно, ты всегда надеешься, что обнаружишь открытый люк и карту всех помещений – как на Лиотее.

Отстегнувшись, я подождала Алекса. Наконец он глубоко вздохнул, освободился от ремней, развернул кресло, выбрался из него и надел баллоны с воздухом. Мы проверили друг у друга связь и скафандры. Когда Алекс оказался готов к выходу, я сбросила давление в челноке и открыла люк.

Мы спустились по лесенке на поверхность спутника. Под ногами хрустели песок и обломки железа. Вокруг виднелось множество отпечатков ног и следов машин, оставленных много веков назад и совершенно нетронутых.

– Последние, кто здесь был? – спросил Алекс.

– Я бы не удивилась, – ответила я. Меня больше интересовал вид части колец и двух спутников, висевших прямо над горами.

– Что-то не так, – сказал Алекс.

– Что?

Купола были темны и безмолвны. На равнине, тянувшейся до южного горизонта, не было заметно никакого движения. В небе – тоже ничего необычного. В темноте я не могла видеть лица Алекса, скрытого под шлемом, но, похоже, он смотрел на ближайший купол. Нет: мимо него, на другой купол – северный, самый большой из четырех.

Там имелась открытая дверь.

Открытая, но не в том смысле, что кто-то оставил распахнутый люк. В куполе вырезали большую дыру, и мы наверняка заметили бы ее при посадке, если бы приглядывались.

Алекс проворчал что-то насчет вандалов и гневно зашагал к куполу. Я последовала за ним.

– Осторожно, здесь низкая сила тяжести, – сказала я, когда Алекс споткнулся. Но он удержался на ногах.

– Чертовы воры. – Алекс витиевато выругался. – Как такое может быть?

Трудно было поверить, что кто-то нас опередил, – артефакты с Гидеона V никогда не появлялись на рынке, а сведений об обнаружении базы в прошлом не было.

– Видимо, это случилось недавно, – сказала я.

– В смысле – вчера?

– Может, они не поняли, что нашли. Просто вломились, огляделись и ушли.

– Все может быть, Чейз, – сказал Алекс. – Возможно, это случилось много веков назад, когда люди еще помнили о расположении базы.

Я надеялась, что он прав.

Когда археологи находят разграбленную станцию или корабль, это обычно означает, что грабители навещали эти объекты в течение нескольких столетий после окончания их активности. По прошествии определенного времени люди попросту забывают, где и что было, и объекты пропадают навсегда. Порой я думаю о том, сколько кораблей со взорвавшимися двигателями дрейфует во мраке космоса – кораблей, исчезнувших из всех реестров.

Замечу, что мы не археологи, а самые настоящие бизнесмены: мы сводим коллекционеров с поставщиками товара, а иногда, как сейчас, сами ищем товар. Мгновение назад нам казалось, что мы наткнулись на золотую жилу. Но теперь мы приближались к дыре затаив дыхание.

В стороне лежал люк, срезанный лазером и покрытый едва заметным слоем пыли.

– Это было совсем недавно, – сказал Алекс. Надо признать, что он не отличается уравновешенностью. Дома, в спокойной обстановке, Алекс – образец учтивости и сдержанности. Но вдали от человеческого общества, как, например, на этом спутнике, я иногда могу видеть, каковы его истинные чувства. Уставившись на лежащий люк, он подобрал камень и, пробормотав что-то себе под нос, зашвырнул его чуть ли не на орбиту.

Я стояла, словно школьница в кабинете директора.

– Наверное, это я виновата, – сказала я.

Внутренний люк тоже был срезан. За ним была темнота.

Алекс посмотрел на меня. Я не видела его лица за стеклом шлема, но легко представляла, что на нем написано.

– Ты о чем? – спросил он.

– Я сообщила обо всем Винди.

Винди была директором отдела по связям с общественностью разведки и моей давней подругой.

Алекс был лишь немногим выше меня, но сейчас, казалось, он прямо-таки навис надо мной.

– Винди никому бы не сказала.

– Знаю.

– Ты разговаривала с ней по открытому каналу?

– Угу.

Он вздохнул:

– Чейз, как ты могла?

– Не знаю, – я едва не расплакалась. – Не думала, что с этим будут проблемы. Мы говорили о чем-то другом, просто случайно так вышло…

– Не смогла удержаться?

– Вроде того.

Алекс поставил ботинок на крышку люка и толкнул ее, но та даже не шевельнулась.

– Что ж, – сказал он, – теперь уже ничего не поделаешь.

Я расправила плечи – «расстреляй меня, если тебе от этого станет легче».

– Больше такого не случится.

– Ладно, – вздохнул Алекс. – Давай посмотрим, что они там наворотили.

Он двинулся вперед.

Купола соединялись между собой туннелями. Под землю вели лестницы. В таких местах всегда жутковато: свет исходит только от наручных фонарей, вдоль переборок гоняются друг за другом тени, и все время чудится, будто что-то движется на самом краю поля зрения. Я читала, как на Казимира Кольчевского в таком вот месте напал робот-охранник, которого он по неосторожности активировал.

Вандалы были беспощадны.

Мы прошли через служебные помещения, тренажерный зал, жилые каюты, кухню и столовую. Везде ящики были вытащены, а их содержимое вывалено на пол, шкафы – вскрыты или разломаны. Разграблено все подчистую. Не осталось почти ничего, что могло бы пойти на продажу или заинтересовать какой-нибудь музей. Мы осторожно пробирались мимо осколков стекла, дисков с данными, опрокинутых столов. Одежда порой сохраняется в вакууме удивительно долго, но мы нашли лишь несколько предметов: все они сильно пострадали от содержащихся в материи химических веществ или совсем не представляли интереса. Происхождение пуловера или рубашки не имеет особого значения, если только их не носил легендарный генерал или драматург. Но комбинезон, на котором обычно имеется нарукавная нашивка или сделанная по трафарету надпись на кармане – например, «БАЗА ГИДЕОН», – вещь довольно ценная. Мы нашли только один, сильно потрепанный. Надпись – выполненная, естественно, селианскими символами – обрамляла высокую и узкую вершину.

– Эмблема станции, – сказал Алекс.

Командный центр тоже обчистили, забрав все электронное оборудование: чтобы до него добраться, со стен сорвали панели. И опять вандалы стремились найти детали с маркировкой базы. Все остальное, похоже, просто выдергивали и швыряли на пол.

К концу осмотра Алекс был в ярости. Во всех четырех куполах и сети подземных помещений картина была той же самой. На фоне всеобщего хаоса встретилось лишь одно исключение – заваленная мусором кают-компания. Пол в ней усеивали проекторы, ридеры и кристаллы с данными. Информация из них исчезла давно – она явно не могла храниться шесть столетий. В одном углу лежали разбитый графин и куски льда, в другой затащили надорванный ковер. Однако посреди помещения

стоял маленький столик, а на нем лежала раскрытая книга, призванная оказаться под рукой у каждого, кто сядет в одинокое кресло.

– Что ж, – сказала я, глядя на книгу, – по крайней мере, это не полная катастрофа. Кое-какие деньги мы за нее получим.

Или нет?

Перед нами лежал «Справочник антиквара», прошлогоднее издание.

– Похоже, вандал знал, что мы здесь появимся, – сказал Алекс. – И решил передать нам привет.

Глава 2

Я сказал ему, что он идиот. Я объяснил, что он торгует нашей историей, превращая ее в безделушки на потеху людям, понятия не имеющим, кем был Майк Эстер. А когда он заберет из музея последний кристалл и продаст его ювелирам, от мужчин и женщин, создавших наш мир, не останется ничего. Он лишь улыбнулся и покачал головой – и на мгновение мне показалось, что голос его дрогнул. «Дружище, – сказал он, – их давным-давно уже нет».

    Харас Кора. Хроники Бинаквы (4417 г. н. э.)

Винетта Яшевик отвечала в разведке за контакты с археологами, а заодно и за связи с общественностью. Только ей я рассказала о цели нашего путешествия, зная, что она не станет делиться информацией ни с кем из соперников Алекса. Винди была страстной энтузиасткой своего дела. По ее мнению, мы превращали древности в предметы потребления и затем продавали их частным лицам. Она считала это нарушением всех правил приличия и постоянно намекала, хоть и не впрямую, что я не соблюдаю правил этики. Я была, так сказать, заблудшей овцой, окончательно испорченной этим миром с его фальшью и лицемерием, неспособной найти дорогу домой.

Впрочем, ей легко было критиковать других. Винди родилась в богатой семье и никогда не знала, что такое добывание средств к жизни. Но это к делу не относится.

Когда я зашла в ее офис на втором этаже здания Колмана – одного из сооружений в комплексе разведки, – она просияла, жестом пригласила меня зайти внутрь и закрыла дверь.

– Ты вернулась быстрее, чем я думала. Вы что, не нашли ту базу?

– Нашли, – ответила я. – Именно там, где указывал Алекс. Но кто-то добрался туда раньше нас.

– Сплошное ворье вокруг, – вздохнула она. – Что ж, в любом случае поздравляю. Теперь ты понимаешь наши чувства, когда Алекс прибирает к рукам очередную находку. – Винди замолчала и улыбнулась, словно давая понять, что вовсе не хотела меня обидеть: просто пошутила. Но ей явно было приятно. – Хоть что-нибудь удалось стащить?

– Станцию полностью обчистили, – ответила я, сделав вид, что пропустила мимо ушей язвительные слова.

Винди закрыла глаза. Губы ее напряглись, но она ничего не сказала. Высокая и смуглая, Винди страстно защищала то, во что верила, и не признавала никаких полумер. Меня она терпела лишь потому, что не собиралась жертвовать дружбой, восходящей к тем временам, когда мы обе играли в куклы.

– Неизвестно, кто это был?

– Нет. Но это случилось недавно. В последний год, а может, даже в последние несколько дней.

На стенах просторного офиса Винди висело множество фотографий из экспедиций и несколько наград. Винетта Яшевик, служащая года; премия Харбисона за выдающуюся службу; похвальная грамота от компании «Юнайтед дефендерс» за вклад в их программу «Игрушки детям». И фотографии мест раскопок.

– Что ж, – сказала она. – Печально слышать об этом.

– Винди, мы пытались выяснить, как это могло случиться. – Я глубоко вздохнула. – Не пойми меня превратно, но, насколько нам известно, только ты заранее знала, куда мы направляемся.

– Чейз, – невозмутимо ответила она, – ты просила меня никому не говорить, и я не говорила. И ты прекрасно знаешь, что не стала бы помогать никому из этих вандалов.

– Мы это тоже знаем. И все-таки мы хотим знать, не могло ли случиться утечки? Никто в разведке об этом не знал?

– Нет, – ответила она. – Я уверена, что никому больше не говорила. – Она задумалась. – Кроме Луи.

Имелся в виду Луис Понцио, директор разведки.

– Ладно. Вероятно, нас подслушивают.

– Возможно. – Она в замешательстве посмотрела на меня. – Чейз, мы оба знаем, что подчиненные нашего директора ведут дела довольно небрежно.

Вообще-то, я этого не знала.

– Может, проблема в этом, а может, и нет. Извини. Мне не следовало ничего говорить.

– Все в порядке. Вероятно, что-то просочилось по связи.

– Может быть. Послушай, Чейз…

– Да?

– Не хочу, чтобы ты решила впредь ничего мне не рассказывать.

– Понимаю. Все в порядке.

– В следующий раз…

– Знаю.

Когда я вернулась, у Алекса сидел Фенн Рэдфилд, его старый приятель из полиции. Алекс рассказал ему о случившемся. Подавать официальную жалобу мы, разумеется, не собирались.

– Возможно, кто-то нас подслушивает.

– Увы, ничем не могу помочь, – ответил Фенн. – Советую лишь вести себя осторожнее во время разговоров по открытым каналам.

Невысокий и коренастый, Фенн выглядел как ходячий бочонок с зелеными глазами и низким голосом. Он никогда не был женат, любил развлечения и регулярно играл в карты в небольшой компании, куда входил и Алекс.

– Но ведь подслушивать других незаконно, – сказала я.

– Не совсем, – сказал Фенн. – Такой закон был бы попросту неисполнимым. – Он принял задумчивый вид. – Но иметь подслушивающее оборудование незаконно. Буду держать ухо востро. А тебе, Алекс, настоятельно рекомендую установить систему шифрования.

Это звучало неплохо, но если вам постоянно звонят новые клиенты, такая система оказывается непрактичной. В итоге Фенн пообещал нам сообщить, если хоть что-нибудь станет известно. Само собой, это означало, что мы предоставлены самим себе.

Прежде чем вернуться в офис, мы отправились на ланч. Алекс считает, что человек живет именно ради хороших ланчей. Поэтому мы заглянули в «Парамаунт-хаус» и, поедая сэндвичи с картофельным салатом, решили все-таки установить шифровальную систему. Ее действие распространялось бы на мои беседы с Алексом, а также на переговоры с основными клиентами, которые мы вели из офиса. И на общение с Винди.

Несмотря на неудачу у Гидеона V, «Рэйнбоу» процветала. У Алекса было столько денег, сколько он мог пожелать. Большую часть своего состояния он приобрел благодаря тому, что прославился после историй с «Тенандромом» и «Полярисом». Но и без этого он был бы богатым человеком. Все доверяли ему как хорошему бизнесмену. Если кто-то хотел узнать стоимость артефакта, он знал, что вещь можно отнести Алексу и тот назовет справедливую цену. В нашем бизнесе репутация – это все. Добавляем к честности осведомленность, не меньшую, чем у любого из конкурентов, плюс дар общения с людьми – и вот вам формула получения прибыли.

Штаб-квартира «Рэйнбоу» находится на первом этаже дома Алекса, старой загородной усадьбы: когда-то она служила пристанищем для охотников и туристов, а затем оказалась окружена современной застройкой и другими приметами цивилизации. По преданию, неподалеку от этого места совершили жесткую посадку Хорхе Шейл и его команда – первые люди, высадившиеся на Окраине. Алекс, чье детство прошло в особняке, уверяет, что пытался найти подтверждение этому. Конечно, за несколько тысячелетий никаких следов не осталось, даже если предположить, что место было указано верно. Зато у юного Алекса пробудился интерес к истории, особенно к той ее части, что связана с раскопками и поисками артефактов –

обломков иных времен.

Я – пилот Алекса, его директор по связям с клиентами и единственная сотрудница. Официально я занимаю должность помощника руководителя, хотя могла бы выбрать любую другую и назваться, например, исполнительным директором. С селианской базы мы вернулись в середине зимы и сразу же сообщили об этом клиентам. Посыпались вопросы о новых артефактах – вопросы, полные надежды. Я потратила полдня, объясняя, что нам не удалось ничего привезти. Полное фиаско.

Был один из тех свинцово-серых дней, что обычно предвещают снегопад. За окном завывал северный ветер. Я все еще напряженно работала, когда из своего жилища спустился Алекс, одетый в толстый серый свитер и черные брюки.

Он среднего роста, и вообще у него все среднее. Вид его нисколько не впечатляет – пока не вспыхнут темно-карие глаза. Я уже говорила, что его не очень интересуют древности как таковые: он ценит их лишь как источник дохода. Это замечание вызвало у него сильные возражения. Признаюсь, что я могла превратно судить о нем, – к примеру, он все еще злился из-за так называемого «мародерства» на Гидеоне V. Мне стало понятно: он возмущается не только тем, что кто-то нас опередил.

– Я их нашел, – сообщил он.

– Что именно, Алекс?

– Артефакты.

– Селианские?

– Да. А ты о чем подумала?

– Они появились на рынке?

– Да, – кивнул он. – Их выставила на продажу «Голубая луна».

Он вывел на экран каталог, и перед нами предстала роскошная коллекция: блюда, бокалы, несколько пуловеров и рабочих униформ. На всех предметах были селианские символы и знакомая горная вершина. В каталоге значилась и кое-какая электроника. «Эта магнитная муфта, – гласила реклама, – будет прекрасно смотреться в вашей гостиной». На устройстве имелась табличка с названием производителя и датой семисотлетней давности.

Алекс велел Джейкобу связаться с «Голубой луной».

– Хочу, чтобы ты их послушала, – сказал он. Я села возле книжного шкафа, откуда меня не было видно. Наконец на том конце ответили. Искин.

– Я бы хотел поговорить с кем-нибудь из руководства, – сказал Алекс.

– Могу соединить вас с госпожой Голдкресс. Как вас представить?

– Александр Бенедикт.

– Одну минуту.

Появилась блондинка примерно моего возраста, в белой блузке и белых брюках, с золотыми сережками и браслетом на руке.

– Добрый день, господин Бенедикт, – вежливо улыбнулась она. – Чем могу помочь?

– Насколько мне известно, вы предлагаете селианские артефакты?

Рядом с женщиной возникло кресло, и она опустилась в него.

– Совершенно верно. Мы еще не закончили прием заявок. Он продлится до следующей недели. – Она поколебалась. – Какие предметы вас интересуют?

– Госпожа Голдкресс, могу ли я поинтересоваться, как к вам попали артефакты?

– Извините, я не уполномочена об этом говорить. Но каждый предмет снабжен полностью документированным сертификатом подлинности.

– Почему вы не можете мне сказать?

– Владелец не желает, чтобы его имя стало известно.

– Значит, вы действуете в качестве его агента?

– Совершенно верно. – Оба не отрываясь смотрели друг на друга через разделявшее их пространство офиса: она так и сидела в кресле, Алекс стоял, прислонившись к моему столу. – Кстати, каталог содержит лишь небольшую часть продаваемых предметов. Если вас это интересует, сообщаю, что весь селианский антиквариат будет представлен на Съезде антикваров, который пройдет в эти выходные в Пармели.

– Отлично, – сказал Алекс. – Не могли бы вы меня с ним свести?

– С кем?

– С владельцем.

– Прошу прощения, господин Бенедикт, но я не могу этого сделать. Это будет неэтично.

Алекс небрежно достал карточку для перевода денег и положил на стол.

– Я был бы вам крайне благодарен.

– Не сомневаюсь. Сделаю для вас все, что смогу.

Алекс улыбнулся:

– Приятно знать, что в бизнесе еще остались профессионалы.

– Спасибо, – сказала она.

– Можете ли вы кое-что ему передать?

– Конечно.

– Пусть он мне позвонит.

– Хорошо.

Женщина отключила связь. Алекс раздраженно фыркнул.

– Без толку, – сказал он. – Он не отзовется, можешь не сомневаться.

Я нашла информацию о Съезде антикваров.

– В этом году почетный гость – Болтон, – сказала я. Олли Болтон уже лет двадцать возглавлял компанию «Братья Болтон», которая занималась поиском исторических памятников. – Во время съезда состоится несколько выставок.

До Пармели было два часа на поезде.

– Закажи билеты, – велел Алекс. – Никогда не знаешь, кто появится на таком мероприятии.

Мероприятие проводилось в «Медальон-гарденс», среди крытых переходов, стеклянных стен и цветущих растений сотен видов. Мы прибыли во второй половине дня, вскоре после открытия выставки антиквариата. Там демонстрировалась коллекция Рилби – как раз в то время ее передавали университетскому музею, – несколько электронных приборов трехтысячелетней давности с «Таратино», первого пилотируемого корабля, покинувшего галактику, и, конечно, селианские артефакты.

Мы рассматривали их с болью в душе, ведь они могли – и должны были – стать нашими. Помимо предметов из каталога там имелись музыкальные инструменты, наборы для игры в шахматы и судзи, лампа и три фотографии в рамках, удивительно четкие, несмотря на возраст. Фоном для всех снимков служили помещения базы. На одном была женщина, на другой – тоже женщина, но пожилая, на третьей – двое детей, мальчик и девочка. Мальчика звали Джейл. Больше не было никаких сведений ни об одном человеке.

Госпожа Голдкресс тоже оказалась там – столь же необщительная, как и во время сеанса связи. «Как дела?» – «Хорошо, спасибо». – «Вы сами там бывали?» – «Нет, увы, слишком занята». Алекс поинтересовался, не присутствует ли здесь владелец экспонатов, но она ответила, что ничего об этом не знает.

Она вежливо улыбнулась мне, намекая, что я могла бы подыскать Алексу другое занятие: тогда он не тратил бы зря ее время.

– Вы передали мою просьбу владельцу? – спросил он.

Мы стояли возле селианских экспонатов; госпожа Голдкресс не сводила с них взгляда.

– Да, – ответила она. – Передала.

– И что он сказал?

– Я оставила сообщение его искину.

Когда мы уходили, Алекс тихо проговорил:

– С удовольствием вышиб бы ей мозги.

На съезд прибыли в основном торговцы антиквариатом, а также несколько ученых и журналистов. В семь часов мы собрались в Островном зале, где проводился банкет. Присутствовало около четырехсот человек.

Другие гости за нашим столом пришли в нескрываемый восторг, узнав, что сидят рядом с самим Алексом Бенедиктом. Им не терпелось услышать подробности о его похождениях, и Алекс, наслаждавшийся каждой минутой, с превеликим удовольствием согласился. Обычно Алекс вел себя сдержанно и старался не слишком задирать нос, но ему очень нравилось слышать, как у него все хорошо получается и насколько значителен его вклад в дело. Он застенчиво краснел и пытался приписать часть заслуг мне, но никто этого не замечал. По его мнению, он держался в достаточной степени скромно. Скромность, как он однажды мне сообщил, есть признак величия.

Когда мы покончили с едой, встал распорядитель и произнес несколько тостов. Покойного Мэйло Рилби, чью бесценную коллекцию пожертвовал его брат, представляла молодая,

привлекательная племянница. Она встала, и мы торжественно выпили вместе с ней. Мы подняли бокалы также за представителя университетского музея и за председателя Съезда антикваров, который уходил в отставку после семи лет пребывания в должности.

После обсуждения формальных вопросов слово наконец дали почетному гостю – Оливеру Болтону, главе компании «Братья Болтон», человеку необычайно знаменитому. Название компании звучало странно, поскольку никаких братьев не было. Не было даже сестры. Болтон основал компанию двадцать лет назад и поэтому никак не мог унаследовать ее. Часто ссылались на его собственные слова: мол, он всегда жалел, что у него нет ни братьев, ни сестер, и название корпорации отражает это ощущение одиночества. Признаюсь, мне трудно было понять, что он имеет в виду.

Высокий, с седеющими волосами, он выглядел весьма представительно – тот, кому машинально уступают дорогу, и одновременно тот, кто вызывает у людей симпатию. Он мог бы стать успешным политиком.

– Спасибо, Бен, спасибо, – сказал он, когда распорядитель закончил пятиминутную хвалебную речь. Похоже, в заслугу Олли Болтону ставились многочисленные находки артефактов Пропавших столетий, труды, после которых историки изменили взгляд на Тревожные времена, и множество прочих достижений.

Он упомянул свои самые выдающиеся свершения и остановился на заслугах своих помощников, которых представил собравшимся. Затем он начал рассказывать о себе: о пережитом на Араконе, когда рабочие ушли, забрав с собой лестницы, а он остался на всю ночь в гробнице; о том, как он провел ночь в тюрьме на Бакудае, будучи обвинен в разграблении могил.

– Формально они были правы. Но если бы все вышло по желанию властей, эта хрустальная чаша, которая отправляется в музей, до сих пор была бы погребена в пустыне.

Снова раздались аплодисменты.

В голосе Болтона звучала то злость, то страсть, то поэзия.

– Наша история насчитывает пятнадцать тысячелетий. Большая часть свидетельств прошлого пребывает в среде, где сохраняется все. Следы первого человека, ступившего на поверхность земной Луны, до сих пор там, – сказал он. – Я знаю, что все мы питаем одинаковую страсть к прошлому, к реликвиям, дошедшим из глубины веков и ждущим нас в темных углах, куда никто больше не заглядывает. Для меня большая честь – быть сегодня с вами.

– Как получилось, – шепнула я Алексу, – что ты не стал таким, как он?

– Хочешь перейти к Болтону? Могу устроить.

– Сколько он платит?

– Какая разница? Он ведь куда великолепнее твоего нынешнего босса.

Он делал вид, что шутит, но я почувствовала, что задела в нем некую струну.

– Нет, – ответила я. – Меня и здесь все устраивает.

Алекс смотрел куда-то в сторону. Лишь через несколько секунд он снова повернулся ко мне.

– Извини, – сказал он.

Болтон продолжал играть на публику.

– Рад, что могу обратиться сегодня к андикварским торговцам антиквариатом. Как я понимаю, здесь есть гости со всей планеты, а двое прибыли из других миров. – Минуту он представлял гостей с Волчков, а затем с Земли. – Планета-мать. (Аплодисменты.) Место, где все началось. (Снова аплодисменты.)

Я ожидала, что Болтон станет рассказывать только о себе, но он был слишком умен для этого. Он поступил иначе – подчеркнул, что «все мы делаем одну работу» и что она «принесет пользу для всех».

– Пятнадцать тысяч лет, – сказал он, – это долгий срок. За это время случалось многое – войны и восстания, темные века и социальные коллапсы. Люди склонны забывать обо всем, но мы должны помнить. Помнить, например, о филиппинских женщинах: во время одной из забытых войн они бросили вызов вражеским солдатам, чтобы доставить еду и воду своим мужчинам и их союзникам во время Марша Смерти. О, вижу, кое-кто знает про Марш Смерти. Но что мы знали бы о нем без трудов Мариам Клеффнер, которая сидит вон там, сзади? – Он помахал рукой. – Привет, Мариам.

Затем он воздал должное еще нескольким участникам съезда.

– Работа историков крайне тяжела, – заявил он, – а то, что они делают, бесценно. Среди них есть такие люди, как сидящий в первом ряду Лазарус Кольт. Лазарус – декан археологического факультета здешнего университета. Без Лазаруса и его команды мы до сих пор бы не знали, кто такие минданцы с Хаджа Луана, миф это или реальность. Золотой век минданской цивилизации продолжался тысячу лет, но внезапно она пришла в упадок, и о ней почти забыли. Почти, – он помолчал и улыбнулся присутствующим, которые не сводили с него глаз. – И вот вам пример того, что могут совершить искатели древностей и торговцы антиквариатом. Я разговаривал сегодня с Лазарусом. Он приберег для вас свою историю. Они никогда не нашли бы минданцев и даже не отправились бы на их поиски, если бы Говард Чендис не обнаружил в недрах холма сосуд для вина. Говард, конечно, тоже один из нас. – Он посмотрел налево. – Встань, Говард, покажись всем.

Говард встал. По залу прокатились аплодисменты.

Болтон выступал минут двадцать и завершил свою речь цветистой фразой. Смысл сводился к тому, что одна из приятных сторон его профессии – возможность познакомиться со многими хорошими людьми.

– Спасибо вам большое.

Он поклонился, собираясь шагнуть с трибуны, но тут встал один из участников банкета – худой черноволосый коротышка с задиристым выражением на лице. Послышался чей-то шепот, а женщина, сидевшая через столик от нас, пробормотала: «Ой-ой…» Аплодисменты смолкли. Болтон и коротышка не отрываясь смотрели друг на друга.

Кто-то попытался усадить человечка на место, но тот оттолкнул протянутую к нему руку. Болтон любезно улыбнулся.

– У вас есть вопросы, профессор Кольчевский? – спросил он.

Казимир Кольчевский. Почти легендарный археолог, которого в свое время преследовал робот-охранник.

– Да, есть, – ответил он.

Алекс потянулся к бокалу.

– Это обещает быть интересным.

– Почему? В чем вообще дело?

– Он не одобряет представителей нашей профессии. По крайней мере, тех, кто выкапывает товар из-под земли.

– Вы приписываете себе слишком много заслуг, – сказал Кольчевский. Он явно не был прирожденным оратором, как Болтон, – голосу его не хватало силы. Но он заменял силу страстностью. Повернувшись, Кольчевский окинул взглядом публику, и глаза его на морщинистом обветренном лице гневно вспыхнули. – Я думал, меня уже ничто не может удивить, но сейчас вижу, как вы оказываете почести этому вору, этому вандалу! Он выступает перед вами, выдавая себя за честного человека! За человека, который совершил нечто значительное! Вы аплодируете ему, потому что он говорит вам то, что вы хотели бы слышать о себе. – Он снова повернулся к Болтону. – Я скажу, что вы совершили.

Я заметила какое-то движение у дверей. Охранники, лавируя между столиков, приближались к Кольчевскому.

– Вы разрушили бесчисленные памятники старины по всей Конфедерации и за ее пределами. Если не сами, то через посредников. Вы поддерживали… – Кто-то схватил его и начал оттаскивать от стола. – Отпустите меня!

Сзади к нему подошли трое или четверо человек, которых возглавляла высокая женщина в форме охраны. Она что-то сказала Кольчевскому.

– Нет, – ответил он, – так не пойдет. Что, не нравится правда? – Он продолжал сопротивляться. Прибыло

подкрепление. Один из тех, кто сидел вместе с ним за столом, вступил в драку с охранником. Кто-то упал. Кольчевского к тому времени уже обезвредили, прижав его руки к бокам. – Я ухожу по собственной воле, – рявкнул он. – Но это логово воров, настоящее логово.

Кольчевского потащили к выходу, он пробовал упираться. Честно говоря, он мне даже понравился.

Наконец его выволокли за дверь, но еще несколько минут в зале слышались возбужденные голоса. Болтон все это время оставался на трибуне. Когда суматоха наконец улеглась, он поправил пиджак и улыбнулся публике:

– Все это лишь часть шоу, господа. Посмотрим, что будет дальше.

Этот случай несколько подпортил настроение публике. Мы побродили среди гостей, а когда официальные мероприятия закончились, побывали на нескольких приемах. Алекс не сомневался, что клиент госпожи Голдкресс где-то здесь.

– Он не мог устоять.

– Но как ты собираешься его найти? – спросила я.

– Он нас знает, Чейз. Я надеялся, что он выдаст себя. Проявит к нам чуть больше интереса, чем обычные участники. Или будет слишком внимательно наблюдать за нами, пока мы разговариваем с его агентом.

– Ты кого-нибудь заметил?

– Многие не сводили с нас глаз, – сказал он. – В основном с тебя.

Эти слова относились к лучшему из моих вечерних платьев – вишнево-красному. Возможно, оно было чуть более открытым, чем я обычно себе позволяла.

Если кто-то и явился на съезд, он держался от нас поодаль. Вечер закончился, и мы вернулись в отель с пустыми руками.

На следующее утро я проснулась поздно. Когда я вошла в офис в десятом часу, Джейкоб показал мне список звонивших с начала дня. Одно из имен было мне незнакомо.

– Женщина из местных, – сказал искин. – Хочет заказать оценку.

Когда речь идет об антиквариате, серьезные коллекционеры предпочитают решать вопросы лично – особенно если артефакт, по их мнению, может стоить дорого. Для такого товара Алекс не делает удаленную оценку. Но большинство вещей, которые нам показывают, почти ничего не стоят, и чтобы это понять, необязательно разглядывать их с близкого расстояния.

Многие приходят прямо с улицы, в основном те, кто купил что-то на распродаже или получил в наследство. Они интересуются, не стоит ли вещь больше, чем им сказали, и, решив, что терять нечего, звонят нам. Я оцениваю товар с первого взгляда, хотя, разумеется, выбираю при этом выражения. Я вовсе не специалист по антиквариату, но хлам узнаю сразу же. А когда я в чем-то не уверена, за дело берется Алекс.

Девяносто девять из ста (по осторожной оценке) клиентов с улицы получают отказ. Поэтому, когда я перезвонила через пару часов и в офисе появилось изображение клиентки, я сперва решила, что мельком взгляну на вещь и пошлю ее обладательницу подальше.

Это была миниатюрная блондинка, нервная, неважно одетая. Она постоянно отводила взгляд. Золотистые брюки предназначались для бедер поуже, чем эти. Складчатая белая блузка с открытым воротом позволила бы увидеть немалую часть груди – при ее наличии. На шею женщина повязала ослепительно-красный платок. Улыбка ее выглядела одновременно решительной и застенчивой. Она сидела на потертой спрингфилдской кушетке, из тех, что получаешь бесплатно при покупке пары кресел.

Приветствие оказалось коротким, но довольно вежливым.

– Меня зовут Эми Колмер. У меня есть одна вещица, и я хотела бы показать ее вам. Может, она чего-нибудь да стоит?

Она скрылась из поля зрения, затем вернулась с чашкой и поднесла ее к свету. Чашка была декоративная, из тех, что можно купить в магазине сувениров, – серая, с выгравированным на боку бело-зеленым орлом. Орел был изображен в слегка старомодном стиле: он летел, расправив крылья и хищно раскрыв клюв. Такое, вероятно, пользовалось спросом в прошлом веке. Под орлом был развернут небольшой флажок с надписью. Буквы были слишком маленькими, чтобы их разобрать, но я поняла, что это не стандартный алфавит.

Женщина повернула чашку другой стороной. Я увидела окруженный кольцами шар. Сверху и снизу были надписи, сделанные тем же алфавитом.

– Что скажете? – спросила она.

– Что это за язык, Эми? Не знаете?

– Понятия не имею.

– Вам известно, что это за предмет?

Она озадаченно посмотрела на меня:

– Чашка.

– Я о другом. Что это за чашка? Откуда она взялась?

– Подарок приятеля.

– Приятеля?

– Бывшего приятеля. – Глаза ее сузились. Я поняла, что их отношения завершились не лучшим образом и женщина пытается обратить в деньги то, что от них осталось. – Однажды он увидел, как я любуюсь этой чашкой, и сказал, что я могу взять ее себе.

– Весьма любезно с его стороны, – заметила я.

– Мне понравился орел. – Она перевела взгляд на чашку и долго не отрывала его. – Он подарил мне ее в тот вечер, когда мы расстались. Думаю, он хотел мне выдать утешительный приз.

– Возможно.

– Чашка стоит больше его самого. – Она улыбнулась, и я поняла, что она не очень расстроится, если ее приятель свалится с моста.

– А где он ее взял?

– Эта чашка всегда была у него.

Я поняла, что вряд ли добьюсь еще чего-нибудь. Меня так и подмывало сказать то, что я думала: «Чашке грош цена». Но этический кодекс «Рэйнбоу» требовал от меня выяснить, о чем идет речь. Я обратилась к нашему искину:

– Джейкоб, что это за язык?

– Ищу, – ответил он.

В чашке не было ничего выдающегося, ничего такого, что выделяло бы ее из множества других, кроме странных символов. Но за годы работы в «Рэйнбоу» мне доводилось видеть множество разнообразных надписей, и, поверьте мне, они далеко не всегда что-то значили.

Джейкоб издал кашляющий звук: значит, его что-то удивило. Если бы не сеанс связи с Эми Колмер, он наверняка появился бы собственной персоной.

– Английский, – сказал он. – Среднеамериканский.

– В самом деле?

– Конечно.

– Четвертое тысячелетие, – предположила я.

– Третье. В четвертом уже никто не разговаривал на английском.

Эми оживилась. Она явно не рассчитывала на хорошие новости, и услышанного было достаточно, чтобы зародить в ней надежду. Она посмотрела на чашку, потом на меня, потом снова на чашку:

– Этой штуке девять тысяч лет?

– Вряд ли. Надпись сделана на древнем языке, но это не значит…

– Трудно поверить. Она так хорошо сохранилась…

– Эми, почему бы вам не принести чашку сюда, чтобы мы как следует ее рассмотрели?

Вообще-то, Джейкоб может сообщать нам о любых физических характеристиках предметов в удаленном режиме. Но Алекс настаивает, что сгенерированная компьютером репродукция не то же самое, что настоящий предмет, который вы держите в руках. Ему нравится видеть в этом нечто сверхъестественное. Правда, если спросить его напрямую, он скажет, что все это чушь – просто реальный объект обладает качествами, которые компьютер не в состоянии измерить. Но не вздумайте просить его об уточнении.

Я договорилась встретиться с Эми Колмер во второй половине дня, но она пришла раньше. Алекс спустился и лично проводил ее в офис, сгорая от любопытства.

Меня не очень интересовала эта женщина. Разговаривая с ней по связи, я понимала, что она ожидает с моей стороны обмана. Появившись в офисе, она избрала другую тактику, притворившись беспомощной, но весьма сексуальной самкой. Полагаю, присутствие Алекса сыграло здесь свою роль. Эми трепетала,

жеманничала и, казалось, говорила, потупив взор: «Ах я несчастная, жизнь так тяжела, но вдруг мне повезет? Я буду вам благодарна за любую помощь». Возможно, она думала, что добьется от «Рэйнбоу» снижения платы за посредничество в сделке? Но она не знала Алекса.

Чашка, завернутая в мягкую ткань, помещалась в пластиковом пакете. Когда мы все уселись в офисе, Эми раскрыла пакет, развернула чашку и поставила ее перед Алексом.

Внимательно рассмотрев предмет, он закусил губу, скорчил гримасу и поместил чашку на считыватель Джейкоба.

– Что скажешь, Джейкоб? – спросил он.

Лампочка в верхней части считывателя замигала желтым светом, потом красным. То вспыхивая ярче, то угасая, она выдала почти весь спектр цветов. Процесс занял около двух минут.

– Предмет сделан из акрилонитрилово-бутадиеново-стиреновых смол. Окраска в основном…

– Джейкоб, – прервал искина Алекс, – сколько ему лет?

– Могу сказать, что предмет изготовлен в третьем тысячелетии, приблизительно в две тысячи шестисотом году нашей эры. Диапазон ошибки – двести лет в обе стороны.

– Что означает надпись?

– На флаге написано «Близится новый мир». Строки на задней стороне чашки, видимо, некое обозначение. РМФ171. В значении второго слова я не вполне уверен.

– Значит, эта чашка из какого-то офиса?

– Вероятно, это сокращение. «Регистр межзвездного флота».

– Она с корабля? – спросила я.

– Да. Полагаю, сомнений нет.

Эми потянула меня за рукав:

– Сколько она стоит?

Алекс посоветовал ей набраться терпения.

– Джейкоб, второе слово, видимо, название корабля.

– Думаю, вы правы, сэр. Оно переводится как «Поисковик». Или «Исследователь». Что-то в этом роде.

Лампочки погасли. Алекс осторожно взял чашку, поставил на стол и посмотрел на нее сквозь увеличительное стекло.

– Состояние довольно неплохое, – заметил он.

Эми с трудом сдерживалась.

– Слава богу. Хоть раз в жизни мне должно было повезти. – Алекс улыбнулся: она уже прикидывала, что сможет купить на вырученные деньги. – Разве эта чашка настолько древняя? Мои новые шторы и те уже разваливаются.

– Это керамика, – объяснил Алекс. – Керамика может храниться много столетий.

Достав мягкую тряпочку, он стал осторожно протирать чашку.

Эми снова спросила, сколько мы ей заплатим.

Алекс скорчил свою обычную гримасу, означавшую, что ему не хочется прямо отвечать на заданный вопрос.

– Как правило, Эми, мы ничего не покупаем, – ответил он. – Мы исследуем сперва товар, затем рынок. Но, полагаю, если вы немного потерпите, цена будет вполне приличной.

– Пара сотен?

Алекс отечески улыбнулся.

– Меня бы это не удивило, – сказал он.

Эми хлопнула в ладоши:

– Чудесно! – Она посмотрела на меня, потом снова на Алекса. – Что мне делать дальше?

– Вам ничего не нужно делать. Всем займемся мы. Сначала нам нужно точно выяснить, что за предмет у нас в руках.

– Ладно.

– У вас есть доказательства права собственности?

Лицо ее вытянулось, губы приоткрылись, улыбка исчезла.

– Мне ее подарили.

– Ваш бывший приятель?

– Да. Но чашка принадлежит мне. Она моя.

– Хорошо, – кивнул Алекс. – Нам придется оформить документ, подтверждающий, что вы имеете право ее продать.

– Ладно, – неуверенно проговорила она.

– Вот и прекрасно. Почему бы вам не оставить ее у нас? Мы посмотрим, что еще удастся выяснить, а потом свяжемся с вами.

– Что скажешь? – спросила я, когда Эми ушла.

Алекс выглядел довольным.

– Девять тысяч лет? Кто-нибудь с радостью заплатит круглую сумму за право поставить эту чашку на свою каминную полку.

– Думаешь, она действительно с корабля?

Он снова принялся разглядывать чашку в увеличительное стекло.

– Вряд ли. Она из той эпохи, когда межзвездные корабли только начинали строить. Скорее всего, такие чашки распространяли во время рекламных кампаний или продавали в магазинах сувениров. Впрочем, неважно. Вряд ли нам удастся установить, была ли она на борту корабля или нет.

Конечно же, нам очень хотелось, чтобы чашка действительно путешествовала на «Поисковике», и еще больше – чтобы она принадлежала капитану. Идеальный вариант – выяснить, что о «Поисковике» сохранились сведения и что он совершил нечто выдающееся, а еще лучше – потерпел крушение. В довершение всего капитан должен оставить след в истории.

– Займись этим, Чейз. Привлеки Джейкоба и выясни все, что можно.

Глава 3

Есть нечто мистически притягательное в самой идее затерянного мира, далекой Атлантиды, где не приходится думать о повседневных жизненных проблемах, где каждый живет в замке, каждую ночь устраивают развлечения, каждая женщина ослепительно красива, а каждый мужчина благороден и отважен.

    Лескью Харкин. Память, миф и разум (1376 г.)

Третье тысячелетие отстоит от нас далеко, и сведений о событиях того времени дошло немного. Мы знаем политических лидеров той эпохи, знаем, когда и как начинались войны (хотя не всегда понимаем из-за чего), знаем об основных художниках, литературных движениях, религиозных конфликтах. Мы знаем, какие государства угрожали другим и что это были за угрозы. Но мы почти не имеем представления о том, как жили люди, как они проводили время, что они в действительности думали о мире, где им довелось родиться. Мы знаем об убийствах известных деятелей, но далеко не всегда – об их истинных причинах. Мы даже не знаем, оплакивали рядовые граждане убитых или, напротив, облегченно вздыхали.

Девять тысяч лет – немалый срок. И никому, кроме нескольких историков, нет особого дела до тогдашних событий.

Джейкоб стал выяснять, нет ли какой-нибудь информации о «Поисковике», но ничего не нашел и принялся собирать подробные сведения о знаменитых межзвездных кораблях, предполагая, что где-то должно попасться похожее название.

– Возможно, перевод не вполне правилен, – заметил он. – Английский – весьма неоднозначный язык.

Мы изучили данные о «Мстителе», сыгравшем важную роль в первой межзвездной войне между Землей и тремя ее колониями в начале тридцать третьего века; о «Ласситере», первом корсаре глубокого космоса; о «Кароки», построенном в тридцатом веке, самом большом корабле своего времени, который перевез рекордное количество оборудования на Регул IV, где планировалось основать колонию; о «Чао Хуане», доставившем команду врачей на Маракаибо, когда, вопреки всем ожиданиям, земных поселенцев поразила местная болезнь. В то время специалисты еще считали, что болезнетворные бактерии могут воздействовать лишь на организмы, эволюционировавшие в той же биосистеме.

Мы нашли множество информации о «Токио», первом межзвездном корабле, исчезнувшем в глубинах гиперпространства, после чего никто о нем не слышал. Сохранились фотографии капитана, старшего помощника и многих пассажиров, снимки столовой и машинного отделения. Мы узнали все, что хотели, – кроме того, куда делся корабль.

И наконец, самый знаменитый из звездолетов, «Центавр», совершивший первый гиперпространственный полет к звезде, находящейся ближе всего к Солнечной системе: на это потребовалось семь недель. Наверное, вы улыбнетесь – четыре световых года за семь недель!

Но упоминаний о «Поисковике» так и не нашлось, об «Исследователе» – тоже. Зато был «Странник», даже целых три: видимо, название

пользовалось популярностью. И один «Охотник».

До нас дошло не так много материальных объектов, относящихся к третьему тысячелетию. По большей части это изделия из керамики, как чашка Эми Колмер, или из пластмассы. Одна из аксиом нашего бизнеса звучит так: самые дешевые материалы оказываются самыми долговечными.

Никого из специалистов по той эпохе я не знала и поэтому, справившись в реестре, наугад выбрала одного из них – доцента университета Баркросс по имени Шепард Маркард. Выглядел он молодо, но был автором множества статей о той эпохе и пользовался признанием в научных кругах.

До него я дозвонилась без труда. Маркард, высокий и рыжеволосый, оказался куда более привлекательным, чем можно было ожидать, глядя на фотографии.

– Большая часть архивов космофлота того времени утрачена, – сказал он. – Но я посмотрю, что удастся сделать. Попробую поискать, а потом свяжусь с вами.

На следующий день я совершила виртуальные экскурсии по полудюжине музеев, потратив немало времени на изучение артефактов третьего тысячелетия. Я видела пластмассовый футляр, в котором, возможно, когда-то хранилась косметика, электронное устройство, о предназначении которого можно было только догадываться, женские туфли на высоких каблуках, несколько авторучек, лампу, диван, ламинированный листок бумаги – «раздел объявлений из газеты», согласно приложенному описанию. Я не знала, что такое газета, – впрочем, как и все, с кем мне удалось поговорить. Маркард впоследствии объяснил, что это бумажный носитель информации, копии которого физически распространялись на обширной территории. Еще там были мужская шапочка с козырьком от солнца и металлическая монета с орлом и надписью «Соединенные Штаты Америки. Уповаем на Бога». Монета датировалась 2006 годом: сообщалось, что она – вторая по древности из всех сохранившихся до наших дней.

Я побродила среди экспонатов, а когда увидела все, что хотела, села в читальном зале и открыла один из файлов с данными.

Третье тысячелетие было весьма бурной эпохой. Земля страдала от перенаселения, и ее обитатели, похоже, постоянно воевали друг с другом – вследствие политических, территориальных или религиозных споров. Насквозь пронизанные коррупцией политические системы были крайне неустойчивы.

От индустриальной эпохи остались серьезные экологические проблемы. Печальное совпадение: климат на всей планете ухудшался, и к власти, судя по всему, приходили все более жестокие лидеры. Худшим из них был Марко Третий «Великолепный» – такое прозвище он получил от своих американских подданных.

Все это происходило в середине двадцать пятого века. Марко, в зависимости от настроения, убивал своих граждан или бросал их в тюрьмы, и в то же время Диана Харриман совершала революционные открытия, касающиеся структуры пространственно-временного континуума. А двадцать лет спустя Шиго Хань и Эдвард Кливер подарили нам межзвездный двигатель.

Еще через четыре года мы открыли первую пригодную для жизни планету. Я нисколько не удивилась, узнав, что множество добровольцев выразили готовность отправиться на покорение новых рубежей.

Я уже собиралась идти домой, когда Джейкоб сообщил мне о звонке.

– Чейз, – послышался знакомый голос, – кажется, я нашел то, что вам нужно.

Это был Маркард.

– Что-нибудь о «Поисковике»? – спросила я.

– Угу. – Его интонация показалась мне странной. – Могу я поинтересоваться, зачем вам это потребовалось?

Я рассказала про чашку. Он слушал молча, а когда я закончила, последовала долгая пауза.

– Ваша очередь, – наконец проговорила я. – Что удалось выяснить?

– Сюрприз. Не могли бы вы прилететь в университет?

– А вы не можете рассказать, что именно нашлось?

– Я расскажу. Почему бы нам не поужинать вместе?

Изысканностью манер он явно не отличался.

– Доктор Маркард, у меня нет времени, чтобы лететь на Баркросс.

Не то чтобы мне совсем не хотелось этого – просто расстояние было немалым.

– Зовите меня Шепом. И гарантирую: вы не пожалеете.

Баркросс – большой ромбовидный остров, известный прежде всего как летний курорт для холостяков и незамужних. Одно время я бывала там довольно часто. Шум прибоя, свет луны… казалось, где-то поблизости тебя поджидает любовь всей жизни. Сейчас я смотрю на вещи гораздо рассудительнее, но все равно меня охватила легкая тоска, когда я летела низко над океаном, глядя на пустые пляжи и прибрежные виллы. Солнце только что село, и в домах зажигались огни.

На этом искусственном острове насыпано несколько террас, так что из каждого здания теоретически открывался вид на море. Я прилетела не в сезон, и по пандусам и дорожкам шагали лишь несколько самых отважных островитян. Большинство магазинов и ресторанов были закрыты.

На Баркроссе постоянно проживали сорок тысяч человек, и столько же – на близлежащих островах. В университете обучались семь тысяч студентов, приезжавших со всего архипелага и с материка. Университет пользовался хорошей репутацией, особенно в области точных и естественных наук. Если кто-то хотел стать врачом, ему следовало поступать сюда.

Кампус раскинулся на двух широких террасах, сразу под общественными зданиями, возведенными в самой высокой части острова. Я включила автопилот, и скиммер приземлился на посадочной площадке возле купола, в котором располагались студенческий центр, несколько магазинов и ресторан. Ресторан назывался «У Бенджамина». Я помнила его – но раньше он находился внизу, у пляжа.

Маркард, вышедший из боковой двери, застал меня врасплох. Поспешно шагнув на площадку, он открыл люк и протянул руку, помогая мне покинуть скиммер. Неплохое начало в эпоху, когда учтивость стала одним из предметов антиквариата.

Кампус университета Баркросс вероятно, самый красивый на всей планете. Он весь застроен зданиями в форме обелисков, черепашьих панцирей и пирамид, из которых открываются прекрасные виды на море. Но в тот день было холодно, и порыв ветра чуть ли не силой загнал нас внутрь студенческого центра.

– Рад с вами познакомиться, Чейз, – сказал Маркард, когда мы направились к ресторану. – Спасибо, что прилетели.

На нем были серые брюки, голубая рубашка с рисунком – морские раковины – и белый пиджак. Высокий и щеголеватый, Маркард обладал чувством юмора, хотя выглядел несколько смущенным – видимо, из-за вечерней вылазки в город.

Мы сели и взяли меню. Ресторан «У Беджамина» мало изменился за прошедшие годы. Зал стал больше по сравнению с теми временами, когда ресторан находился у воды; изменился, конечно, и набор блюд. Но уют никуда не исчез, а интерьер был все так же выдержан в морском духе. Повсюду виднелись паруса, штурвалы и компасы, а на одной из стен помещалась виртуальная картина – маяк на фоне бушующего моря. На других стенах по-прежнему висели фотографии знаменитостей, в том числе классический снимок: Кэри Уэббер стоит на пирсе, возле ресторана, за ее спиной – океан. Вид у нее был слегка растерянный. Кэри была любимицей романтически настроенной публики и, разумеется, умерла молодой, благодаря чему обрела бессмертие.

Мы заказали вино и хлебные палочки. Когда официант ушел, Маркард наклонился ко мне через стол и шепотом сказал, что я – потрясающая женщина.

– Впрочем, –

добавил он, – вы это наверняка знаете и без меня.

Интересно, подумала я, насколько затянется вечер? Поблагодарив его, я облокотилась на стол, подперев голову руками.

– Шеп, – спросила я, – что удалось выяснить насчет «Поисковика»?

– Перевод неверный, Чейз. – Он огляделся, словно желая удостовериться, что мы одни, так оно, собственно, и было, если не считать трех-четырех студентов у окна, – и понизил голос: – Корабль назывался «Искатель».

Он произнес это слово так, словно оно было наполнено особым смыслом.

– «Искатель», – повторила я.

– Совершенно верно.

– Ладно.

– Чейз, похоже, вы не поняли. Возможно, речь идет о том самом «Искателе».

– Простите, Шеп, но я понятия не имею, о чем вы говорите. Что за «Искатель»?

– Один из кораблей, на которых марголиане добирались до своей колонии.

– Марголиане?

Маркард улыбнулся, поняв, что я совсем ничего не знаю.

– Они покинули Землю в третьем тысячелетии. Вернее, бежали с нее. И никому не сказали, куда отправляются. Пять тысяч человек, которые сами организовали перелет. Больше о них никто не слышал. Колония считается потерянной.

Атлантида. Интава. Марголия. До меня начало доходить.

– Но ведь это же миф?

– Вовсе нет. Это было на самом деле.

– Похоже, родная планета была им не слишком дорога.

– Чейз, формально их государство считалось республикой…

– А в действительности?

– Оно поставило под контроль церковь и сделало школу местом, где вдалбливаются догмы. Патриотизм понимался как безоговорочная поддержка вождя и государства. Малейшее отклонение от этого считалось предательством. Решения властей не оспаривались.

– А если кто-то все же пытался, его сажали в тюрьму?

– Его ждало адское пламя.

– Что?

– Подчинение воле президента рассматривалось как божественное установление. Кесарю – кесарево.

– «Кесарю – кесарево» означает совсем другое.

– Смысл этих слов исказили. Отказ поддерживать существующую политическую систему, а вместе с ней и общественные отношения, как на словах, так и на деле, считался серьезным преступлением против Всемогущего.

– И что, среди этих людей не находилось скептиков?

– Находились, конечно. Но, думаю, после этого о них никто не слышал.

– Значит, это знаменитый корабль?

– О да.

– И вы хотите сказать, что «Искатель» тоже не вернулся?

– Совершенно верно. – Он наклонился ко мне, пламя свечи блеснуло на его белых зубах. – Чейз, если чашка, про которую вы мне говорили, действительно происходит с «Искателя», вам очень повезло. – Принесли вино и хлебные палочки. – Получается, к вам зашла женщина с улицы и показала чашку? Без всяких объяснений?

– Да. Примерно так оно и было.

Я подумала о том, как обрадуется Алекс.

– Насколько я понимаю, с собой вы ее не взяли?

– Если бы я попыталась забрать ее из офиса, – улыбнулась я, – Алекса хватил бы удар.

– Вы уверены, что ей девять тысяч лет?

– По нашим данным, это так.

– Невероятно. – Он протянул мне бокал и поднял свой. – За марголиан.

И в самом деле, за них следовало выпить.

– Что же с ними случилось?

Он пожал плечами:

– Никто не знает.

Вино было хорошим. Свечи. Огонь в камине. И хорошее вино. И хорошие новости. Всему этому вместе трудно противостоять.

– Они бесследно исчезли?

– Да.

Вернулся официант. Я предпочитаю легкую еду, даже если платит кто-то другой, и поэтому выбрала фруктовый салат. Официант спросил, не хочу ли я заказать чего-нибудь еще, и заверил, что плоды с Корделии просто великолепны.

– «Искатель», – продолжал Маркард, – покинул Землю двадцать седьмого декабря две тысячи шестьсот восемьдесят восьмого года. На борту находилось около девятисот человек. Два года спустя они вернулись и забрали еще девятьсот.

– Кажется, был еще и третий полет? – Я начала вспоминать ту историю.

– Да. И второй корабль, «Бремерхафен». Каждый совершил по три полета. В колонию доставили более пяти тысяч человек.

– И никто не знал, где она? Как такое возможно? Нельзя покинуть станцию, не сообщив о предполагаемом маршруте.

– Чейз, это случилось в самом начале эпохи межзвездных полетов. Еще не было почти никаких правил.

– Кому принадлежал корабль?

– Марголианам. По имеющимся данным, он проходил ремонт после каждого полета.

– Получается, он был не в лучшем состоянии.

– Я ничего не знаю об обслуживании межзвездных кораблей в то время.

– Их искали?

– Трудно сказать. Точных сведений нет. – Он допил вино и взглянул на сверкающий в свете свечи край бокала. – Чейз, вероятно, власти не прилагали особых усилий. Эти люди не хотели, чтобы их нашли.

– Почему?

Он непринужденно улыбнулся, что сделало его еще более симпатичным. Несколько мгновений он сидел молча, наслаждаясь то ли исходившим от меня очарованием, то ли моей внешностью, то ли хлебными палочками. Наконец появился официант с блюдом орехов и винограда, и Маркард одобрительно кивнул.

– Они считались смутьянами. Им хотелось убраться как можно дальше, и правительство нисколько не возражало против этого.

– Смутьянами? В каком смысле смутьянами? – полюбопытствовала я.

– Вы когда-нибудь были на Земле, Чейз?

– Честно говоря, нет. Давно хочу полететь туда, но все никак не соберусь.

– Вам непременно следует это сделать. Именно там все началось. Историк обязан побывать на Земле хотя бы раз в жизни. Там можно увидеть величайшие памятники, созданные человечеством, – пирамиды, статуи, плотины. Кинойскую башню. Мирабулис. Побывайте в Афинах, где Платон и его товарищи положили начало цивилизации. Посетите Лондон, Париж, Берлин, Вашингтон, Токио, Санкт-Петербург. Когда-то это были знаменитые города, центры тогдашней власти. Знаете, как они выглядят сейчас?

– Ну… я знаю, что они перестали быть столицами.

– Кроме Парижа. Как говорят, Париж вечен. Чейз, на Земле всегда наблюдалась большая проблема: людей было больше, чем ресурсов. Всегда, начиная с Индустриальной эпохи. Из-за перенаселения кто-то постоянно голодает, где-то возникают эпидемии. В тяжелые времена ухудшаются межнациональные отношения, власти нервничают, начинают закручивать гайки, покушаются на личную свободу. Чего там всегда хватало, так это диктаторов. Старые привычки, старая вражда, старые взгляды передаются из поколения в поколение, и от них невозможно избавиться. Сегодня население планеты составляет около восьми миллиардов. Когда улетели марголиане, землян было в два раза с лишним больше. Представляете, как они жили?

– Значит, – спросила я, – марголиан угнетали и они хотели найти место, где могли бы прокормить своих детей?

– Нет. Они находились на другом конце социальной лестницы. В основном это были интеллектуалы, которым доставалась часть общественного богатства. Но они не выносили отравленной атмосферы – отравленной как в физическом, так и в нравственном смысле. Марголианский диктатор, теократ по имени Карвалья, выглядел относительно безобидным по сравнению с другими, но все равно оставался диктатором. Пресса, школы, церкви – все было у него под контролем. Либо ты посещал церковь, либо нес наказание. Школы превратились в фабрики, производящие безмозглых роботов, которым вдалбливались догмы.

– Трудно поверить, чтобы люди согласились так жить.

– Их учили серьезно относиться к власти. При

Карвалье происходило вот что: если ты не делал того, что тебе приказывали, то просто исчезал.

– Теперь понимаю, почему им хотелось оттуда убраться.

– Их возглавлял Гарри Уильямс.

Это имя, судя по всему, мне тоже полагалось знать.

– Прошу прощения?

– Он был медиамагнатом, давно связанным с различными общественно-политическими движениями. Уильямс пытался помочь голодающим детям, боролся за то, чтобы сделать медицинскую помощь общедоступной. Неприятности у него начались, когда он взялся за систему образования.

– Что случилось?

– Властям не понравилась его главная идея: детям следует внушать, что все нужно подвергать сомнению.

– Вот как?

– Его обвинили в отсутствии патриотизма.

– Неудивительно.

– И объявили атеистом.

– А он им был?

– Он был агностиком. Ничем не лучше.

– В подобном обществе – пожалуй, да. Вы говорили о теократии?

– Да. Глава государства фактически являлся главой церкви.

– Что стало с Уильямсом?

– Пятнадцать лет тюрьмы или семнадцать, по другим источникам. Его казнили бы, но вмешались влиятельные друзья.

– Значит, он вышел на свободу?

– Да, вышел. Но, находясь в заключении, он решил, что нужно действовать. О революции не могло быть и речи: оставалось только бегство. «Джозеф Марголис был прав, – объявил он на встрече со своими сторонниками. – Мы никогда ничего не сможем изменить».

– Как я понимаю, они назвали себя в честь этого Джозефа Марголиса?

– Верно.

– Кто это?

– Британский премьер-министр. Герой и, видимо, отчасти философ.

– В чем же он был прав?

– В том, что коммуникационные технологии легко могут привести к порабощению и что сохранять личную свободу очень трудно. Он любил повторять слова Бенджамина Франклина, обращенные к американскому народу: «Мы дали вам республику. Теперь посмотрим, сумеете ли вы ее сохранить».

Поняв, что имя Франклина мне тоже незнакомо, он улыбнулся и попытался дать объяснение, но я перехватила инициативу:

– В то время еще не было колоний?

– Только две, и притом небольшие. Обе находились под контролем родной планеты. Независимых колоний не было.

– И правительство согласилось?

– Более того: оно предложило помощь. – Он посмотрел в окно, на океан. – Мол, смутьянам туда и дорога. Но в этом случае власти узнали бы о местоположении колонии, а Уильямсу хотелось выйти из-под их надзора. Им пришлось действовать самостоятельно, ему и тем, кто с ним был.

– Это невозможно, – сказала я.

– Некоторые марголиане тоже так думали. Но он убедил их, что стоит попытаться. Они верили, что смогут создать новый Эдем, новый дом для человечества, который станет символом свободы и безопасности. Создать идеальное место для жизни.

– Такие попытки предпринимались неоднократно, – заметила я.

– Предпринимались, – кивнул он. – Так или иначе, они были готовы на все. Они послали людей на поиски подходящей планеты, а когда нашли, сохранили ее местонахождение в тайне. Затем купили два корабля и отправились туда. Пять тысяч человек.

– Просто невероятно.

– Гарри полетел с последней группой, через четыре с лишним года после отлета с Земли первых марголиан. Если верить источникам, он заявил журналистам, что в месте назначения их не найдет даже Бог.

Официант вновь наполнил наши бокалы.

– И никто их не нашел, – проговорила я.

– Нет. Насколько мне известно.

Алекс по натуре достаточно невозмутим: оказавшись в горящем доме, он, скорее всего, посоветовал бы всем как можно быстрее выйти на улицу. Поэтому, узнав, что чашка имеет непосредственное отношение к знаменитому кораблю и столь же знаменитой загадке, он не стал радостно скакать по офису. Но я все же заметила, как его карие глаза удовлетворенно вспыхнули.

– Джейкоб, – обратился он к искину.

Джейкоб ответил несколькими величественными тактами из Восьмой симфонии Перригрина. Под эту музыку в симуляциях обычно появляются героические персонажи. Алекс велел ему заткнуться.

– Чем могу помочь? – спросил Джейкоб самым глубоким баритоном, какой только мог изобразить.

Алекс закатил глаза:

– Джейкоб, нам хотелось бы получить сведения о любых артефактах с двух кораблей, которые имеют отношение к марголианам, – «Искателя» и «Бремерхафена». Есть ли они сейчас на рынке? И появлялись ли в прошлом?

– Вещи достаточно старые, – заметил Джейкоб. – Потребуется время.

С минуту мы с Алексом болтали о всяких пустяках, затем раздался голос Джейкоба:

– Не вижу ничего, хоть как-то связанного с тем или другим кораблем. Имеются шесть предметов, однозначно связанных с марголианами. И много таких, которые могут быть с ними связаны.

– Перечисли, пожалуйста, те, о которых есть точные сведения.

– Какое-то устройство связи. Авторучка с выгравированным именем Джейза Дао-Ки. Дао-Ки был выдающимся членом группы и немало способствовал успеху общего дела. Настенная табличка с благодарностью марголианам от организации, занимавшейся помощью малоимущим. Значок с их названием и символом в виде факела. Портрет самого Гарри Уильямса. Экземпляр «Дороги славы», подписанный автором, Кей Уоллис. Книга повествует о том, как они готовили экспедицию. Подпись выцвела, но ее можно разобрать в ультрафиолетовых лучах. Эти шесть предметов – единственное, что осталось после марголиан на Земле.

– Кто такая Кей Уоллис? – спросил Алекс.

– Одна из основателей организации, первой вставшая на ее защиту, когда люди начали осмеивать. Точных сведений нет, но, похоже, Уоллис умерла незадолго до полета последнего корабля с колонистами. Землю она так и не покинула. – Джейкоб сделал паузу: возможно, он ожидал комментариев, но их не последовало. – В «Дороге славы» Уоллис изложила свои возражения против различных аспектов правительственной политики. В основном она говорит о том, что каждое поколение подвергается воздействию ряда идеологий, подавляющих независимое мышление и способствующих возникновению вражды между людьми. Дальше Уоллис объясняет, что нужно сделать: поставить под контроль религиозные группы, передать власть профессионалам, признать благотворность плюрализма мнений, поставить всех в равные условия, чтобы никто не чувствовал себя ущемленным.

– Если в американском обществе – это ведь было в Америке? – царили столь деспотичные нравы, как ей вообще удалось опубликовать свою книгу?

– Книгу опубликовали в Китае, – сказал Джейкоб. – В одном из последних оплотов демократии на планете.

– По-моему, марголиане не так уж страдали от ущемления их прав, – заметила я.

Алекс прищурился:

– Они располагали кое-какими ресурсами. Но если человека лишают свободы действий, он действительно чувствует себя ущемленным. – Он что-то записал в блокноте. – Поговорим об артефактах.

Он запросил данные о суммах, выплаченных за каждый из шести марголианских предметов при последней смене владельца. Джейкоб сообщил, что две сделки были совершены тайно, и распечатал данные по остальным четырем.

– Неплохо, – вздохнул Алекс.

И правда: цена авторучки Дао-Ки равна моему жалованью за несколько лет, а ведь я хорошо зарабатывала. Остальные суммы были еще выше.

Алекс удовлетворенно потер руки:

– Ладно. Прежде чем эти сведения станут общеизвестными, ей придется предоставить нам документы на

собственность.

Ясно, что он имел в виду Эми.

– Займешься этим сам? – спросила я. Речь шла в том числе и об определенных переговорах, а это была его специальность.

– Свяжись с ней, когда сможешь. Попробуй договориться о встрече в «Хиллсайде». Выпьем, побеседуем.

Я позвонила Эми. Решив, что у меня есть хорошие новости, она захотела узнать как можно больше. Я объяснила, что пока мы собираем сведения, но Алекс хочет задать ей еще несколько вопросов. Она, естественно, ни о чем не догадывалась, но нас это вполне устраивало. При встрече Алекс собирался попросить ее, чтобы она ничего никому не говорила – до того момента, когда мы удостоверимся, что никто не станет оспаривать ее права на собственность. Мы должны были обезопасить себя, ведь именно нам предстояло заниматься продажей.

– Приду, – пообещала она.

Чашку Алекс убрал в сейф. Я вывела ее изображение на экран, размышляя о том, какова история этого предмета.

Вероятно, ее приобрели в качестве сувенира, когда «Искатель» был еще сравнительно новым кораблем и не имел отношения к переселению марголиан. Могло случиться и по-другому: чашка была на корабле во время первых полетов в колонию, и ее унесли с «Искателя» на Земле, когда тот готовился к третьему рейсу. Это было маловероятно, но все же возможно. Если бы нам удалось это доказать, ценность чашки многократно возросла бы. Впрочем, я с трудом представляла, как это удастся сделать.

Когда я заговорила об этом с Алексом, он посоветовал мне поменьше переживать.

– В двадцать седьмом веке сверхсветовой полет был грандиозным событием, – сказал он. – Скорее всего, кто-то приобрел права на торговую марку и стал производить чашки, униформы и прочие сувениры с надписью «Искатель» для продажи всем желающим.

Английские символы выглядели особенно экзотично. Маркард в разговоре со мной произнес название корабля как на стандартном языке, так и на английском, в то же время отметив, что не вполне уверен в произношении. Оригинальные аудиозаписи того времени до нас не дошли: мы могли читать тексты на этом языке, но никто не знал в точности, как должны звучать слова.

«Ис-ка-тель». Ударение на втором слоге.

Они покинули родную планету.

Куда они полетели?

«Так далеко, что сам Бог не сумеет нас найти».

Историки, занимавшиеся «Искателем», исповедовали различные подходы. Это касалось биографии Гарри Уильямса, истоков марголианского движения, обвинений марголиан в высокомерии со стороны современников, местонахождения колонии и, наконец, исчезновения марголиан. Некоторые полагали, что они выполнили задуманное и улетели настолько далеко, что даже теперь, тысячелетия спустя, выбранную ими планету никто не может обнаружить.

Большинство исследователей считали, что план был нарушен и колония погибла. Некоторые полагали, что марголиане за многие века сумели избежать препятствий, встающих перед цивилизацией, и ушли вперед так далеко, что общаться с нами им неинтересно. Я была склонна согласиться с большинством.

Марголии было посвящено несколько симуляций. Джейкоб показал мне одну из них – «Захватчик», созданную всего год назад. Герой обнаруживает, что марголиане тайно вернулись в Конфедерацию. Далеко опередив нас в развитии, они ходят среди нас незамеченными и фактически стоят за всеми действиями правительства. Обычных людей они считают низшими существами и планируют совершить переворот. Когда главный герой пытается предупредить власти, его девушка исчезает, люди начинают умирать. Далее следует бесконечная погоня по темным переулкам и коридорам заброшенной космической станции. Все заканчивается большой перестрелкой. Девушку спасают, а хорошие парни в Конфедерации отныне предупреждены об опасности.

Никто не объяснял, зачем вообще марголианам нужно устраивать у нас переворот. Но надо отдать продюсерам должное – во время погони я машинально хваталась за подлокотники кресла.

Глава 4

Кубок жизни испей до дна,

Влей в душу свою темное вино,

Ибо лишь раз он обходит вокруг стола.

    Марсия Толберт. Центаврийские дни (3111 г. н. э.)

«Хиллсайд», роскошный и претенциозный клуб на набережной реки, был из тех заведений, где в меню не стоят цены: считается, что посетители этим не интересуются. Женщина-метрдотель была человеком, как и в большинстве хороших ресторанов, официанты тоже, что уже было исключением. Еще клуб держал собственного пианиста.

На столиках стояло множество жасминовых свечей. Стены и столы из темного дерева, а также картины в стиле прошлого века пробуждали ностальгию. Я заметила в зале двоих сенаторов с (предположительно) супругами. Один из них, известный сторонник корпоративных социальных пакетов, узнал Алекса и подошел к нему, чтобы поздороваться.

Несколько минут спустя появилась Эми. Она огляделась вокруг – так, словно заблудилась, – потом заметила нас и быстрым шагом направилась в нашу сторону.

– Добрый вечер, господин Бенедикт, – сказала она, продолжая осматриваться по сторонам. – А здесь и в самом деле неплохо.

Алекс встал, пододвинул к ней стул и сказал: «Рад, что вам понравилось». Эми поздоровалась со мной и села.

На ней был отглаженный костюм цвета лаванды, и, похоже, на этот раз она позаботилась о макияже. Волосы ее были зачесаны назад и уложены намного аккуратнее, чем раньше. Взгляд стал более настороженным. Держалась она чуть прямее, чем тогда в нашем офисе. Она явно испытывала напряжение, но именно поэтому мы и пригласили ее сюда. Алекс всегда назначал встречу в «Хиллсайде», когда хотел поставить клиента в оборонительную позицию – то есть добиться чего-то, не будучи уверенным в результате.

Эми сразу же перешла к делу:

– Чейз сказала, что у вас для меня есть хорошие новости.

На самом деле это было лишь плодом ее воображения. Алекс посмотрел на меня, увидел, что было написано на моем лице, и улыбнулся.

– Чашка имеет отношение к знаменитому и очень старому межзвездному кораблю, – сказал он. – Мы полагаем, что она стоит довольно много.

– Сколько? – спросила Эми.

– Это решает рынок. Я бы не хотел делать никаких предположений. – Он достал чип. – Когда у вас будет время, заполните этот документ. Он подтверждает ваши права собственности.

– Зачем? – спросила она. – Чашка моя. Ее мне подарили.

– В девяноста случаях из ста этого достаточно. Но зачастую в подобных ситуациях возникают споры. Всего лишь формальность, но она может избавить вас от проблем в будущем.

Эми выглядела раздосадованной. Взяв чип, она сунула его в карман.

– Пришлю завтра.

– Хорошо, – кивнул Алекс. – Сразу после этого мы выставим чашку на продажу и посмотрим, что случится.

– Ладно.

Он наклонился к ней и понизил голос:

– А пока мы не знаем точной стоимости, нужно установить минимальную цену.

– Сколько?

Алекс назвал сумму. Я уже не раз присутствовала при этих сценах, но в тот момент у меня перехватило дыхание. Столько денег я вряд ли смогла бы заработать за всю жизнь. Эми зажмурилась, и я увидела, как по ее щеке скатилась слеза. Может быть, я и сама слегка прослезилась.

– Чудесно, – прошептала она срывающимся голосом.

Алекс широко улыбнулся – ни дать ни взять филантроп, от всей души желающий помочь человеку. Наши комиссионные, как обычно, равнялись десяти процентам от

окончательной продажной цены. Я достаточно хорошо знала Алекса, чтобы понять: минимальная цена выглядит вполне скромно.

С минуту я думала, что Эми совсем расклеится. Поднесенный к лицу носовой платок, затем отважная улыбка и извинения – «для меня это такое потрясение».

– А теперь, – сказал Алекс, – мне хотелось бы кое о чем вас расспросить.

– Конечно.

Появился официант, и мы сделали заказ, хотя Эми теперь почти не интересовалась меню. Когда официант ушел, Алекс наклонился, почти перегнувшись через стол:

– Расскажите, откуда взялась эта чашка.

Эми затравленно взглянула на него, словно застигнутая охотниками лисица.

– Я же вам говорила, господин Бенедикт. Мне ее подарил бывший приятель.

– Когда это было?

– Не помню. Несколько недель назад.

Алекс еще больше понизил голос:

– Не будете ли вы так любезны назвать его имя?

– Зачем? Я же сказала: чашка принадлежит мне.

– Но могут существовать и другие похожие предметы. Если так, владелец этих предметов может не догадываться об их истинной стоимости.

Она покачала головой:

– Все равно я предпочла бы не говорить.

Ах, эти расставания… Алекс протянул руку и осторожно сжал пальцы Эми.

– Вы могли бы на этом хорошо заработать, – сказал он. – Мы сделаем так, что вы получите премию за находку.

– Нет.

Посмотрев на меня, он пожал плечами и сменил тему. Мы поговорили о том, как здорово получить ни с того ни с сего кучу денег, и о том, как чашка превратилась в ценный артефакт. Принесли наш заказ, и мы продолжали беседовать в том же духе, пока Алекс снова не бросил на меня взгляд. Я поняла, чего он хочет. Несколько минут спустя он извинился и отошел.

Пришло время женских разговоров.

– Все плохо кончилось? – сочувственно спросила я.

Она кивнула:

– Я его ненавижу.

– Другая женщина?

– Угу. Он не имел права так делать.

– Мне очень жаль, – сказала я.

– Ничего. Я несколько раз прощала его. Но обещания для него – пустой звук.

– Наверное, вам без него намного лучше. Судя по тому, что вы говорите, он – полное ничтожество.

– Я это уже пережила.

– Вот и хорошо, – кивнула я, стараясь сделать это как можно небрежнее. – Если у него есть другие такие же вещи, вы можете получить куда больше денег.

– Мне все равно.

– Мы можем все устроить. Он даже не узнает, откуда у нас информация. Ваше имя ни разу не будет произнесено.

Она покачала головой – нет и еще раз нет.

– Можно поступить так: если у него есть другие предметы, похожие на чашку, мы сделаем ему предложение, не называя их истинной стоимости. И естественно, не станем упоминать о вас. А потом поделимся с вами прибылью.

Выглядело это не слишком этично, и Алекс никогда бы на такое не пошел. Ну а я не видела здесь никакой проблемы. Я начинала сочувствовать Эми и легко могла принять ее сторону.

Похоже, у нее появились сомнения.

– Вы уверены, что он никогда не узнает? Про меня?

– Абсолютно. Мы уже проводили такие сделки.

Узнав имя первого владельца, мы могли бы провести разведку, не ставя его в известность. Если бы оказалось, что есть и другие предметы с «Искателя», можно было бы вернуться к нашему разговору с Эми и обсудить с ней кое-что еще.

– Он поймет, что я тут замешана, как только вы скажете про чашку.

– Мы будем вести себя очень осторожно.

– Неважно. Он все равно узнает.

– Мы не станем говорить про чашку.

– Про чашку вообще не надо.

– Ладно. Ни слова про нее не скажем.

Она еще немного подумала.

– Его зовут Хэп. – Лицо ее напряглось, и я подумала, что она снова заплачет. Похоже, вечер становился достаточно слезливым. – Настоящее имя – Клив Плоцки, но все зовут его Хэпом.

– Хорошо.

– Если вы ему скажете, он станет меня преследовать.

– Он издевался над вами? – спросила я.

Эми отвела взгляд.

– Он живет в Андикваре?

– В Акер-Пойнт.

Акер-Пойнт – небольшой район на западе столицы. Большинство тамошних жителей не могут найти работу либо довольствуются нищенским жалованьем.

Я увидела, как Алекс неспешно проходит через зал, притворяясь, будто разглядывает картины. Поняв, что переговоры завершены, он помешкал еще пару минут, что-то сказал официанту и вновь присоединился к нам. Вскоре прибыли новые коктейли.

Клив, он же Хэп, Плоцки не сидел без дела и зарабатывал себе на жизнь – воровством. Впрочем, вором он был довольно никудышным: мы выяснили это, собрав сведения о нем из общедоступных источников. Хэп мастерил неплохие устройства для отключения систем безопасности, но, похоже, постоянно совершал ошибки, свойственные новичкам. Он все время попадался: то пытался сбыть украденный товар, то чихал и оставлял на месте преступления свою ДНК, то хвалился своими умениями не там, где следовало. Кроме того, он не раз совершал разбойные нападения – в основном на женщин.

Мы снова отправились в гости к Фенну Рэдфилду. Инспектор полиции когда-то сам был вором, причем настолько закоренелым, что суд приговорил его к стиранию личности. Сам он, естественно, ничего об этом не знал. Его воспоминания были полностью вымышленными, не считая событий последних пятнадцати лет.

Он позволил Алексу ознакомиться с судебными материалами по делам Хэпа, но полицейские досье показывать не стал.

– Не положено, – сказал он. – Ничем не могу помочь.

В судебных документах не нашлось сведений о том, что именно было похищено.

– Может, я просто скажу тебе, что я ищу, а ты сообщишь, была ли эта вещь среди украденного? – спросил Алекс.

И он описал, как выглядит чашка с английской надписью. Фенн заглянул в базу данных. – Такого предмета в ней не числится.

– Может, есть что-нибудь похожее? Другой сосуд для питья?

Фенн объяснил, что Хэп Плоцки брал только драгоценности и удостоверения личности. И электронные устройства, если они ему попадались. Но чашки, тарелки и коллекционные предметы?

– Нет. Никогда.

Теперь надо было поговорить с самим Плоцки.

Мы составили рекламное объявление. Джейкоб соорудил для нас аватар в виде симпатичной темноглазой смуглой девицы с длинными ногами и впечатляющими выпуклостями. Мы усадили ее в виртуальном офисе, окружив виртуальной старинной посудой. Голос взяли мой: Алекс сказал, что он звучит очень сексуально, а потом улыбнулся, давая понять, что пошутил. Затем мы сочинили текст.

«Привет, Клив, – должен был произнести аватар. – Нет ли у тебя старой керамики или чего-нибудь похожего, того, что хранится много лет и собирает пыль? С нашей помощью ты сможешь мгновенно обратить все это в деньги…»

Мы поставили имя «Клив», а не «Хэп»: нам хотелось, чтобы он счел рекламу массовой рассылкой, а не сообщением, адресованным ему. Кажется, парень не отличался особым умом.

– А его искин пропустит? – поинтересовалась я.

– Наверняка, – ответил Алекс. – Вряд ли у Плоцки что-то навороченное.

И мы послали рекламу.

Ответа не последовало, и через несколько дней мы перешли к плану Б. Если Хэп подарил чашку Эми, значит он понятия не имел о ее ценности. Вероятно, любой похожий предмет, если он только есть, стоит на видном месте – например, на полке. Надо было лишь попасть к Хэпу домой.

Джейкоб соединил меня с искином Хэпа. Я представилась исследователем из Социологического центра Колдуэлла и спросила, нельзя ли мне поговорить с господином Плоцки. Искин показал мне аватар,

изображавший одутловатую, неухоженную, недружелюбно настроенную женщину – из тех, что охотно ввязываются в драку. Я сразу же узнала о Хэпе все, что мне было нужно. Аватары, создаваемые домашними искинами, многое говорят о людях. Так, например, любой позвонивший Алексу увидит безукоризненно одетого и безупречно вежливого человека. Это может быть мужчина или женщина – выбор предоставлен Джейкобу. Но ни у кого не возникнет сомнений, что этот человек как минимум окончил Нью-Лондонский университет.

– Зачем? – спросила женщина, даже не пытаясь скрыть неприязни к посторонним, свойственной ее хозяину. – Что вам нужно?

– Я провожу анкетирование и хотела бы задать господину Плоцки несколько вопросов. Это займет всего несколько минут.

– Мне очень жаль, – ответила она, – но он занят.

– Могу перезвонить позже.

– Можете, но смысла в этом нет.

Алекс, сидевший так, чтобы не попадать в камеру, энергично кивал – «продолжай настаивать на своем».

– За это полагаются деньги, – сказала я.

– Вот как? Сколько?

– Достаточно. Передайте ему, что я жду.

Ее программа проанализировала мои слова. Затем картинка застыла: скрестив на груди руки, женщина глядела прямо на меня. Минуту спустя она исчезла, и я увидела самого Хэпа.

– Да? – спросил он. – В чем дело?

Вид у него был такой, будто он только что проснулся. Мы знали, что Хэпу тридцать два года, но выглядел он намного старше, словно жизнь основательно потрепала его.

– Я провожу опрос для индустрии развлечений. Мы хотим выяснить, что люди больше всего смотрят. Это займет всего несколько минут.

– Лулу передала, что вы говорили про какие-то деньги.

– Да, – ответила я. – Скромное вознаграждение.

– Сколько?

Я назвала сумму.

– Ладно, – сказал он. – Что вы хотите узнать?

– Мне нужно прийти к вам домой, господин Плоцки. И потребуется еще заполнить документ со сведениями о вашем оборудовании.

– Я и так могу сказать, что у меня стоит. Можно не приезжать.

– К сожалению, нельзя. Я должна засвидетельствовать, что действительно побывала у вас.

Хэп долго смотрел на меня, будто до этого не замечал моего присутствия. Потом он кивнул и попытался любезно улыбнуться. Улыбка получилась кривой и неприятной, но я все же улыбнулась в ответ.

Жилище Плоцки оказалось не такой дырой, как я ожидала. Квартира располагалась на девятнадцатом или двадцатом этаже одного из небоскребов, которыми печально славился Акер-Пойнт, – не слишком просторная, но относительно чистая, с хорошим видом на реку Мелони. Жилище, конечно, далеко не роскошное, но для того, кто решил просто плыть по течению, не худший вариант.

Открыв дверь, Плоцки попытался изобразить улыбку. С ним была женщина – с жестким взглядом, низенькая, коренастая, похожая на шар для боулинга. Я подумала, что ему все-таки не следовало рвать с Эми. На фоне этой бабы даже женщина-аватар выглядела красавицей. Она подозрительно посмотрела на меня: так смотрят женщины, считающие, что у них хотят увести парня.

Хэп был одет в тренировочный костюм. На куртке красовалась надпись «Люблю жить в центре»; чуть выше было изображение водочной стопки и нескольких пузырьков. У этого невысокого, приземистого мужчины везде росли густые черные волосы. Он показал мне на стул. Я села и достала электронный блокнот.

Хэп Плоцки проявлял больше дружелюбия, чем во время разговора по связи. Возможно, дело было в том, что я стала для него источником денег, но я нашла и другую причину, более вескую: он пытался решить, как вести себя со мной в присутствии своей спутницы – настоящего парового катка. Хэп явно хотел выставить ее за дверь до моего прихода, но безуспешно. Этим и объяснялась ее враждебность.

– Что вы хотите узнать, госпожа Колпат?

Я расспросила о его любимых программах, о том, насколько активно он в них участвует и что ему может быть интересно сверх имеющегося набора. Записывая его ответы, я любовалась мебелью, что позволило мне как следует рассмотреть гостиную. Комната была, мягко говоря, обставлена скупо. Собственно, в ней не было ничего, кроме дивана, пары стульев и стен лимонного цвета. У входной двери висела дешевая полка из ламината, где лежала только груда чипов.

– Угу, – сказал он, – мне нравятся полицейские сериалы. А больше, в общем-то, ни черта.

Решив, что его гостья, или сожительница, не следит за нами, он попытался мне подмигнуть. Мне стало жаль его – не спрашивайте почему.

Когда список вопросов закончился, я достала монитор, предназначенный для связи с искином в моем скиммере, – черную коробочку с двумя лампочками, красной и белой. Больше она ни на что не годится и уж точно не имеет функций, которыми я собиралась ее наделить в разговоре с Хэпом. Но тот не мог знать об этом.

– Если не возражаешь, Хэп, я занесу в память характеристики твоей системы, – мы уже перешли на «ты».

– Конечно.

Направив коробочку на проектор, я нажала кнопку. Экран монитора вспыхнул, лампочки замигали.

– Хорошо, – кивнула я и пробормотала: – Ага… – так, словно получила важную информацию.

К гостиной примыкала кухня. Стол, два стула, табличка на стене: «Ты в моей кухне. Сядь и заткнись». Еще одна табличка: «Я местный босс». И никаких следов антиквариата.

Дверь справа вела в единственную спальню. Я встала и хладнокровно прошла туда.

– Черт побери, – рявкнула женщина, – вы вообще соображаете, что делаете?

– Всего лишь проверяю проекционную систему, мэм. – Хэп называл ее имя, но я пропустила его мимо ушей. – Надо все делать тщательно.

Ничего интересного я не увидела. Неубранная постель. Такие же голые стены. Распахнутый шкаф. Зеркало во весь рост в потрескавшейся раме.

Я направила монитор на проектор. Снова замигали лампочки.

– Что делает эта штука? – спросил Хэп.

– Понятия не имею, – улыбнулась я. – Я просто направляю ее куда надо и нажимаю кнопку. Потом кто-то скачивает информацию и анализирует ее.

Он с усмешкой посмотрел на монитор и нахмурился. На мгновение мне показалось, что у него возникли подозрения.

– Удивительно, что Дору проверяют, а она ничего не говорит.

По-видимому, так звали искина.

– Как мне сказали, проверка ни на что не воздействует. Вероятно, Дора просто ничего не заметила.

– Разве это возможно? – Он посмотрел на меня так, словно я привела с собой гремлинов.

– В наше время все возможно. – Я отключила прибор. – Большое спасибо, Хэп. – Я вернулась в гостиную и взяла пиджак. Женщина не сводила с меня взгляда. – Приятно было познакомиться, мэм.

Хэп мог поручить Доре открыть дверь, но вместо этого открыл ее сам: жест, не ускользнувший от внимания его спутницы. Улыбнувшись, я пожелала ему доброго дня и выскользнула в коридор. Дверь закрылась, и за ней тут же послышались громкие голоса.

– У Хэпа есть сестра, – сказал Алекс, когда я сообщила ему, что, по моему мнению, никаких других предметов с «Искателя» у Хэпа нет.

– А нам-то какое дело? – спросила я. – Сестра. И что с того?

– Может быть, ей известно, где он взял чашку.

– Смелое предположение.

– Не исключено. Но пока что это все, что у нас есть.

– Ладно.

– Она живет на Моринде.

– Это черная дыра?

– Это станция.

Межзвездные полеты стали доставлять намного меньше неудобств с тех пор, как на кораблях начали ставить квантовые двигатели.

Расстояние в тысячи световых лет теперь преодолевалось почти моментально. Несколько часов на подзарядку после прыжка – и снова в путь. Теоретически можно было примерно за год совершить серию прыжков до Андромеды, вот только оборудование требовало ремонта: оно вышло бы из строя задолго до этого. К тому же ни один корабль не мог взять на борт нужного количества кислорода, еды, воды и топлива. И все же, если кое-что отрегулировать, подобный полет станет вполне возможным. Но дело в том, что пока никто не нашел разумных доводов в пользу такой экспедиции – кроме нескольких политиков, стремящихся предложить человечеству новую грандиозную идею. Млечный Путь на девяносто процентов не исследован, и особого смысла в полете к Андромеде нет. Он лишь позволит с гордостью сказать: «Мы это сделали». Но если какой-нибудь представитель властей прочтет мою книгу и станет строить планы такого рода, пусть он знает, что я тут ни при чем.

– Ты хочешь, чтобы я отправилась с ней поговорить? – спросила я.

– Да. У женщины это получится намного лучше.

– Мы пообещали Эми, что никто из той семьи не узнает про наш интерес к чашке.

– Мы пообещали ей, что об этом не узнает Хэп. Чейз, эта женщина живет на Моринде. И уже много лет не общалась с братом.

– Где их мать?

– Умерла.

– А отец?

– Давно исчез из поля зрения. Я не нашел никаких сведений о нем.

Глава 5

Черная дыра по соседству порой дарит вам бессонные ночи.

    Карл Свенсон. Шлюхи веселятся вовсю (1417 г.)

Моринда – одна из трех известных черных дыр, существующих внутри пространства Конфедерации. Так же называется большая бронированная орбитальная станция, где живет около тысячи человек – ученые и обслуживающий персонал. Они измеряют дыру, ковыряются в ней, определяют ее температуру, бросают в дыру различные предметы. Большинство из них, судя по информационным материалам, пытались найти способ искривлять пространство. Среди них было даже несколько психологов, ставивших эксперименты с целью выяснить, как человек воспринимает время.

Я никогда там не бывала и вообще не видела ни одной черной дыры. Впрочем, я выразилась неточно: черную дыру невозможно увидеть. Эта была не слишком велика по сравнению с другими – с массой в несколько сотен раз больше, чем у солнца Окраины. Дыру окружало кольцо светящихся обломков – так называемый аккреционный диск, извергавший рентгеновские и бог знает какие еще лучи, а порой даже камни.

Именно по этой причине станция покрыта броней и оборудована противолучевыми установками. По большей части поведение дыры вполне предсказуемо, но специалисты говорят, что всего предвидеть нельзя. Камни никого особо не беспокоят: их можно легко испарить. Вот излучение – совсем другое дело.

Я впрыгнула в систему примерно в семидесяти миллионах километров от дыры – ближе, чем следовало бы, но все равно на безопасном расстоянии. Квантовые перелеты хороши тем, что совершаются мгновенно. Но есть и минус: степень неопределенности выше, чем при использовании старых двигателей Армстронга. Разница невелика, но она есть. Этого вполне достаточно, чтобы погибнуть, материализовавшись внутри планеты или другого более-менее крупного объекта.

До станции я добиралась три дня. По дороге я договорилась о жилье, связавшись со своим старым другом Джеком Хармоном – одним из сотрудников станции: я сообщила ему, что прилетаю и рассчитываю на выпивку за его счет. Кроме того, в пути я свела воедино все свои данные о сестре Хэпа.

Ее звали Кейла Бентнер. Она была нутритехнологом и в основном наблюдала за тем, чтобы поставляемое на станцию продовольствие было полезным для здоровья. Ее муж Рэм был юристом. Вы наверняка полюбопытствуете, зачем на космической станции держат юриста. Так вот: это достаточно крупное предприятие. Люди постоянно перезаключают контракты, ссорятся из-за времени, выделенного каждому на работу с приборами, вступают в брак, составляют завещания, подают заявления на развод. А иногда судятся друг с другом.

В таких местах юрист – сторона, соблюдающая нейтралитет, человек, которому доверяют все. Совсем не то что дома.

Я подумала, не сообщить ли Кейле о своем прилете, но решила, что лучше его не афишировать. Вечером третьего дня я пришвартовалась к выделенному мне доку, поселилась в гостиничном номере и встретилась в маленьком бистро с Хармоном, где мы провели остаток вечера, вспоминая старые времена и просто развлекаясь. Я надеялась, что он знает Кейлу или ее мужа. Это облегчило бы мою задачу. Но увы, мне не повезло.

Поздним утром я встала возле здания вспомогательных служб, где работала Кейла, а когда она вышла на обед, последовала за ней.

С ней были еще две женщины. Я вошла вслед за ними в ресторан «Джойстра» – простой, без всяких изысков. Столики стояли слишком тесно, все было рассчитано на то, что ты поешь и сразу уйдешь. Мебель, занавески и посуда выглядели так, словно их сделали на скорую руку. Однако ресторан находился на внешнем периметре станции, и в окно во всю стену был виден аккреционный диск. Вообще-то, ничего особенного – большое светящееся кольцо. Сложись обстоятельства иначе, оно ничем не отличалось бы от множества своих собратьев из Рукава Ориона. Но кольцо выглядело зловеще, если вы помнили, что именно находится в его центре.

Кейла была совершенно не похожа на брата – высокая, стройная, серьезная. Цивилизованная. Стоило взглянуть в ее голубые глаза, и сразу становилось понятно, что перед вами – умная женщина. Похоже, половина посетителей знала ее: люди на ходу обменивались с ней приветствиями.

Я стояла в очереди за Кейлой и ее подругами. Их проводили к столику, а я принялась размышлять над тем, как познакомиться с ней. И тут мне повезло – при большом наплыве народа посетителей в заведениях станции подсаживали за чужие столики.

– Вы не против, мэм?

– Вовсе нет, – ответила я. – Может, те три дамы, что только что вошли…

– Одну минуту.

Робот-распорядитель, высокий и худой, с черными усами, постоянно улыбался, но улыбка его выглядела приклеенной. Никогда не понимала, почему люди, которые занимаются этим, не уделяют внимания деталям. Подойдя к Кейле и остальным, робот о чем-то спросил их. Женщины посмотрели в мою сторону, одна из них кивнула, и Кейла махнула мне рукой.

Я подошла к ним. Мы представились друг другу. Я сказала, что меня зовут Чейз Деллмар.

– Я вас откуда-то знаю, – сказала я Кейле, озадаченно морща лоб.

Она внимательно посмотрела на меня и покачала головой:

– Не думаю, что мы встречались.

Я прижала палец к губам, изображая глубокую задумчивость. Мы поговорили о нашей работе: никаких контактов быть не могло. Учились мы тоже в разных местах. Нет, наверное, я все-таки ошиблась. Мы заказали еду, получили ее и продолжили бесцельную беседу. Все три женщины работали в одном отделе. У них были какие-то проблемы с начальником: тот присваивал себе чужие идеи, никого не слушал и мало времени проводил за компьютером. На станции так говорили обо всех, кто был необщителен: в маленьком коллективе настоящее преступление. Обычно к начальникам, ведущим себя панибратски, относятся настороженно, но в таких местах, как Моринда, дело обстояло иначе.

Я подождала, пока мы не пообедаем и не расплатимся, а затем меня словно осенило.

Широко улыбнувшись, я повернулась к Кейле и сказала:

– Вы сестра Хэпа.

Она побледнела.

– Вы знаете Хэпа?

– Когда мы были знакомы, меня звали Чейз Боннер. Я у вас иногда бывала.

Она нахмурилась.

– Само собой, это было давно. Вы могли забыть. Понимаю.

– Нет-нет, я вас помню, – возразила она. – Конечно. Просто прошло столько времени…

– Не могу поверить, что наткнулась на вас тут.

– Да. Невероятное совпадение.

– Как дела у Хэпа? Я много лет его не видела.

– О, думаю, у него все в порядке. Я и сама давно его не видела. – Мы уже покинули ресторан и шли позади ее подруг. – Послушайте, – сказала Кейла, – я так рада снова вас увидеть… – она замялась, словно с трудом вспоминая имя, – Шелли.

– Чейз, – вежливо улыбнулась я. – Ничего страшного, мы не так много общались. Я не могла ожидать, что вы меня вспомните.

– Нет, я вас помню. Просто пора возвращаться на работу, и голова занята совсем другим.

– Конечно, – ответила я. – Понимаю. Как насчет того, чтобы вместе выпить, пока я здесь? Может, вечером?

– Ну… не знаю, Чейз. Мой муж…

– Возьмите его с собой.

– …не пьет.

– Тогда поужинаем. Я угощаю.

– Нет, я не могу… – Она попятилась.

– Все нормально, Кейла. Мне действительно хотелось бы посидеть с вами.

– У вас есть номер? – Я дала ей номер. – Поговорю с мужем и свяжусь с вами.

– Ладно. Надеюсь, у вас все получится.

– Обязательно получится, Чейз. Еще раз спасибо.

Мы встретились в том же ресторане, где днем ранее я ужинала вместе с Джеком. Я пригласила его, чтобы у меня тоже была пара.

Рэмилон Бентнер оказался приятным собеседником, открытым и дружелюбным. Оказалось, что они с Джеком увлекаются игрой «Правление», которая входила в моду на станции. Игроки должны были принимать решения в области политики и социальной инженерии. Допустим, у нас есть импланты, стимулирующие умственное развитие. Побочные эффекты отсутствуют. Следует ли делать импланты доступными для всех?

– Я попробовал, – сказал Рэм, – и это принесло мне неприятные сюрпризы. Высокий интеллект вовсе не такое большое достоинство, как принято считать.

– В каком смысле? – спросила я.

Джек отхлебнул кофе.

– Люди с коэффициентом, равным примерно ста восьмидесяти, склонны к разрушительным действиям, особенно молодежь. Они начинают бунтовать.

– Может, им просто не хватает терпения? – предположила я. – Ведь их соученики или коллеги по работе соображают не так быстро.

– Просто их труднее запрограммировать, – ответил Рэм. – Вы никогда не задумывались над тем, почему человеческий интеллект достиг именно такого уровня?

– Видимо, обезьяны поглупее попадали в лапы тиграм, – ответила я.

– Но почему бы ему не быть выше? – парировал Джек. – Касавич, изучавший в начале прошлого века финикийскую цивилизацию, пришел к выводу, что люди, по всей видимости, не становились умнее на протяжении всей истории человечества. Почему?

– Все просто, – сказала Кейла. – Пятнадцать тысяч лет – слишком короткий срок для того, чтобы проявились эффекты эволюции. Касавичу – так его звали? – следовало бы отправиться на сотню тысяч лет назад и попробовать еще раз. Думаю, он заметил бы разницу.

– Вряд ли, – возразил Бентнер. – Похоже, есть некий потолок.

– Почему? – спросила я.

– Ученые считают, что при коэффициенте, равном ста восьмидесяти, человек создает слишком много проблем для общества. Он становится неуправляемым. Синдром кошачьей стаи. Независимо от политической системы власти порой делают глупости, и высокоинтеллектуальные личности с трудом терпят это. – Он улыбнулся. – В результате они оказываются в невыгодном положении. Начиная примерно с семи лет им приходится набивать себе шишки. Высокий интеллект становится не подспорьем, а помехой. В стародавние времена они так надоедали племени, что оно переставало их защищать. Эти люди доставались на обед тиграм.

– Похоже, – заметил Джек, – это справедливо и в отношении «немых». У них примерно тот же самый интеллектуальный диапазон. И тот же потолок.

«Немые», единственная известная нам инопланетная раса, были телепатами.

– Я думала, – заметила я, – что в цивилизации телепатов действуют иные законы.

Бентнер покачал головой:

– По-видимому, нет. Джек, так что ты решил? Ты использовал импланты?

Джек покачал головой:

– Нет. Сообщество людей, считающих, что они знают все на свете… Не годится.

– Правильно. Мое общество стало нестабильным через два поколения. А у моего друга государство вообще рухнуло.

– Знаете ли вы, – спросил Джек, – что процент самоубийств среди людей с высочайшим интеллектом, среди гениев, почти в три раза выше среднего по обществу?

– Мы глупы, и этому есть причина, – подытожила я.

– Верно, – улыбнулся Бентнер. – И слава богу. – Он поднял бокал. – За посредственность. За ее преуспевание.

Несколько минут спустя я мимоходом упомянула, что мое хобби – коллекционирование старинных чашек. Интереса это ни у кого не вызвало, но я все же обратилась к Кейле:

– У вас ведь была одна такая?

– Одна – что?

– Старинная чашка. Помните? Со странной надписью.

– Не у нас, это точно, – ответила она. – Не помню ничего такого.

– Ну как же, – настаивала я. – А я вот помню. Серая, и на ней – бело-зеленый орел с распростертыми крыльями.

Она задумалась, покусала губы, покачала головой – и, к моему удивлению, проговорила:

– Да, вспомнила. Она стояла на каминной полке.

– Знаете, я всегда восхищалась той чашкой.

– Я давно уже о ней не думала. Но вы правы. У нас действительно была такая.

– Хорошие времена тогда были, Кейла. Не знаю, с чего я вдруг вспомнила о чашке. Видимо, она связывается в моем сознании с теми счастливыми днями.

– А сейчас у вас много проблем?

– Нет. Вовсе нет. Но тогда было другое время, более… невинное. Ну, вы знаете.

– Конечно.

Мы с ней отхлебнули по глотку чая.

– Интересно, где она сейчас, – продолжила я. – Та чашка. До сих пор у вас?

– Не знаю, – ответила Кейла. – У меня ее нет. Я не видела ее с детства.

– Может, она у Хэпа?

– Может быть.

– Знаете, – сказала я, – когда вернусь домой, пожалуй, попробую его найти. Мне бы хотелось снова с ним увидеться.

Черты ее лица стали жестче.

– Он вам теперь не понравится.

– Вот как?

– Он слишком похож на своего отца. – Кейла неодобрительно покачала головой. – Ладно, не будем об этом.

Мы поговорили о ее работе на станции, и при первом удобном случае я снова вернулась к чашке:

– И все-таки она меня всегда интриговала. Та чашка. Откуда она взялась, Кейла? Не знаете?

– Понятия не имею, – ответила она.

– Никогда бы не подумала, что Хэп интересуется старинными вещами.

– Сомневаюсь, что это старинная вещь, – ответила Кейла. – Но насчет Хэпа вы правы. – Взгляд ее помрачнел. – Его ничто не интересовало, кроме алкоголя, наркотиков и денег. И женщин.

Она тут же пожалела о сказанном, и я, постаравшись изобразить сочувствие, продолжила:

– Вероятно, это чей-то подарок.

– Нет. Она стояла на полке с тех пор, как я себя помню. Когда мы с Хэпом были еще маленькими. – Она на мгновение задумалась. – Возможно, чашка до сих пор у него.

– Кажется, я видела у Хэпа еще пару таких штук.

– Нет, Чейз, вряд ли. – Нам наконец принесли ужин. – Уверена, у нас была только одна такая.

Кажется, мама говорила, что чашку ей подарил мой отец.

Известность Алекса отчасти распространялась и на меня. Может, я не настолько знаменита, чтобы притягивать к себе охотников за автографами, но маньяки порой попадаются. На следующее утро я стояла возле киоска с сувенирами и выбирала себе легкую закуску, чтобы забрать ее с собой в номер. В это время ко мне подошел невысокий, хорошо одетый мужчина средних лет с растрепанными черными волосами и спросил: «Вы Чейз Колпат?» В голосе его звучала легкая враждебность. Мгновение спустя я поняла, что передо мной – тот самый тип, что совершил идиотскую выходку на Съезде антикваров, во время выступления Олли Болтона. Кольчевский.

Я могла бы сказать, что он ошибся, – мне уже приходилось так поступать. Но я сомневалась, что с Кольчевским это сработает, и подтвердила: да, я Чейз Колпат.

– Так я и думал.

Я начала бочком отходить в сторону.

– Без обид, госпожа Колпат, но на вид вы вполне умная женщина.

– Спасибо, – ответила я, наугад хватая вишневый чизкейк и прикладывая ключ к считывателю для оплаты.

– Не убегайте, пожалуйста. Мне бы хотелось с вами поговорить. – Он слегка откашлялся. – Меня зовут Казимир Кольчевский. Я археолог.

– Я знаю, кто вы.

Несмотря на тогдашнюю истерику, Кольчевский был крупной величиной. Он вел обширные раскопки на Деллаконде, в Бака-Ти. Цивилизация процветала там на протяжении почти шестисот лет, а потом внезапно пришла в упадок. Сегодня там осталась лишь горстка деревень. О причинах этого упадка все еще спорили. Некоторые считали, что тамошнее общество, невзирая на технические достижения, не отличалось здравомыслием, другие – что оно стало жертвой культурной революции, после которой возникло нескольких враждующих группировок, третьи – что слишком высокое содержание свинца в посуде привело к массовому бесплодию. Кольчевский провел в Бака-Ти основательные полевые исследования и нашел немало древностей, хранящихся теперь в музеях. Он был известен как блестящий, но слишком уж воинственный ученый.

– Вот и хорошо. Значит, церемонии ни к чему. – Он посмотрел на меня так, словно я была кошкой со сломанной лапой. – Я читал о вас. Вы, несомненно, талантливы.

– Спасибо, профессор.

– Скажите, во имя всего святого, зачем вы работаете на Бенедикта?

– Простите?

– Да бросьте. Вы прекрасно понимаете, о чем я. Вы с ним – парочка потрошителей гробниц. Извините за прямоту, но я просто шокирован.

– Жаль, что вы не одобряете наших занятий, профессор.

Я попыталась пройти мимо него, но он преградил мне дорогу:

– Придет время, моя дорогая, когда вы вспомните все эти годы и пожалеете о содеянном.

– Профессор, я была бы вам крайне признательна, если бы вы разрешили мне пройти.

– Конечно. – При этом он не двинулся с места. – Бенедикт, – продолжал он, распаляясь, – гробовскрыватель. Мародер. Предметы, которые должны принадлежать всем, становятся украшениями в домах богачей. – Голос его чуть смягчился. – Вы знаете это не хуже меня.

– Мне жаль, что вы так считаете. Похоже, чужие мнения вас не интересуют. Может, каждый из нас останется при своем и мы разойдемся? Еще раз прошу вас дать мне дорогу.

– Извините. Нисколько не хотел вас обидеть. Но вы сами понимаете, как сотрудничество с Бенедиктом влияет на вашу репутацию?

– А мне хотелось бы знать, профессор, кто назначил вас хранителем всех сокровищ мира?

– Ну да, конечно. Когда защищаться нечем, остается лишь нападать. – Он отошел в сторону. – Вряд ли вас удовлетворит такой ответ.

– Меня не удовлетворяет такая постановка вопроса.

Я решила провести пару дней в обществе Джека, но прежде чем встретиться с ним за обедом, послала сообщение Алексу: миссия оказалась бесплодной, я возвращаюсь с пустыми руками. Про Кольчевского я говорить не стала.

Глава 6

Талант не менее важен, чем упорство. Но в конечном счете все решает слепая удача.

    Морита Камали. Прогулки с Платоном (1388 г.)

Когда я вернулась домой, оказалось, что у Алекса есть для меня новости. Он встречался с Фенном и узнал кое-что об отце Хэпа.

– Его звали Рилби Плоцки. Для дружков – Райл. Вор, как и его сын.

– С такой-то фамилией… Неудивительно. – «Опыт передается по наследству», – подумала я. – Говоришь, он был вором? А потом исправился или так и умер?

– Ему стерли личность.

– Ого…

– Я спросил, нельзя ли с ним поговорить.

– Алекс, ты же знаешь, что нам никогда этого не позволят. И в любом случае от этого не будет толку.

Снова шел снег. Мы сидели в офисе, глядя на падающие большие мокрые хлопья, и не похоже было, что снегопад когда-нибудь закончится. На посадочной площадке снег доходил до колена.

– Стирание личности не всегда бывает полным, – заметил Алекс. – Иногда его последствия обратимы.

– Этого тебе тоже не позволят сделать.

– Знаю. Я уже спрашивал.

– И что тебе ответили?

– Мой запрос даже не прошел через официальные фильтры.

Я не ожидала, что Алекс решит зайти так далеко. Если старший Плоцки теперь вел новую жизнь под новым именем, у него имелся полный комплект ложных воспоминаний и прилагавшихся к ним жизненных привычек. Он был абсолютно благонадежным гражданином. Никто не мог даже предположить, что случится, если пробить эту стену.

Алексу не понравилось мое неодобрение.

– Речь идет о крайне важных вещах, Чейз, – сказал он. – Вряд ли стоит так сильно сочувствовать ему. Если бы он хоть чего-то стоил, его не подвергли бы процедуре. И в любом случае ее всегда можно повторить.

– Ты полагаешь, что он украл эту чашку?

– А ты думаешь, он был ценителем прекрасного?

Воровская карьера старшего Плоцки закончилась почти двадцать лет назад, в 1412 году, когда его осудили в третий раз по семнадцати эпизодам. Именно тогда его приговорили к промывке мозгов. Впервые его арестовали в 1389-м. По имевшимся сведениям, он занимался избранной им профессией в течение большей части следующих двадцати трех лет.

– И как все это может нам помочь? – спросила я.

– Попытаемся выяснить, когда и где он украл чашку.

– Каким образом? Есть полицейские отчеты?

– Да. Отчеты обо всех нераскрытых кражах на территории, где орудовал Плоцки. Но к ним нет доступа. Закон о защите персональных данных.

– Значит, придется покопаться в журналистской продукции.

– Видимо, да.

– А есть ли смысл? Плоцки наверняка забрал чашку лишь потому, что она привлекла его внимание. О ее ценности он явно не имел понятия, иначе чашка все эти годы не стояла бы на полке. Если бы где-то сообщалось о краже чашки, которой девять тысяч лет, Плоцки знал бы об этом.

– Хороший довод, – одобрил Алекс.

– Ладно. Слушай, мне неприятно об этом говорить, но есть повод подозревать, что мы становимся соучастниками преступления. Помогаем сбыть краденое.

– Чейз, мы не знаем, украл ли он чашку. Это всего лишь предположение.

– Угу. Семейка воров – любителей старины.

Алекс удрученно посмотрел на меня. На улице поднялся ветер, метель усилилась.

– Давай сделаем так, – сказал он. – Зададим Джейкобу параметры, и пусть он поищет в тогдашних новостях. Если даже не отыщется сведений о краже той чашки, что мы теряем?

Это было не так уж нереально. Случаи воровства редки. Большинство людей ставит высокотехнологичные охранные системы, да и преступное

поведение само по себе стало довольно нечастым явлением. Мы живем в золотом веке – но сомневаюсь, что многие это понимают.

Я вдруг подумала о марголианах и том мире, который захотели покинуть пять тысяч человек, чтобы отправиться на «Искателе» и «Бремерхафене» к неизведанным рубежам. Каково это было – жить в двадцать седьмом веке? Повсеместная преступность. Нетерпимость. Политический гнет. Религиозный фанатизм. И прочее.

– Джейкоб, – сказал Алекс, – просмотри новостные заметки о кражах в Андикваре и окрестностях с тысяча триста восемьдесят девятого по тысяча четыреста двенадцатый год. Ищи любые упоминания об «Искателе» или о чашке возрастом в девять тысяч лет.

– Начинаю поиск, – откликнулся искин.

Алекс, одетый в старомодный серый свитер, сидел на большом мягком диване ручной работы, лицом к столу. Рассеянно взяв книгу, он закрыл ее, подошел к окну и уставился на метель.

– Могу позвать тебя, когда он закончит, – сказала я, надеясь, что Алекс уйдет наверх, в свой кабинет.

– Все в порядке, – ответил он.

Джейкоб отозвался десять минут спустя.

– Ответ отрицательный, – сказал он. – Совпадения отсутствуют.

– Ладно. – Алекс закрыл глаза. – Поищи любые кражи антиквариата.

Вспыхнули лампочки Джейкоба. Послышалось приглушенное гудение электроники.

Я просматривала информацию о последних предметах, появившихся на рынке, в надежде отыскать что-нибудь интересное для наших клиентов. Кто-то нашел часы ручной работы восьмидесятилетней давности. Вряд ли это могло заинтересовать хоть одного из наших покупателей, но мне часы понравились. Стоили они явно недорого и вполне могли бы украсить мою гостиную. Мысли мои прервал Джейкоб, вновь сообщивший об отрицательных результатах.

– Ладно. – Алекс опять сел на диван и скрестил руки. – Теперь – кражи из домов, жильцы которых могли владеть антиквариатом.

– Как нам это сделать?

– Погоди секунду. – Он раскрыл блокнот. – Джейкоб, не мог бы ты соединить меня с инспектором Рэдфилдом?

Посреди офиса появился Фенн с куском своего стола:

– Чем могу помочь, Алекс? – Похоже, он был на работе с самого утра.

– Дело, о котором мы говорили вчера…

– Да? – нахмурился он с таким видом, будто не желал больше слышать ни о чем подобном.

– Скажи, все кражи происходили в одном регионе?

– Погоди, – устало вздохнул Фенн. – Как его звали?

– Плоцки.

– Ах да. Плоцки. – Он дал указания искину, напомнил Алексу, что на этой неделе игра в карты состоится у него дома, откусил от сэндвича и взглянул на монитор. – Большая часть краж произошла в Анслете и Стернбергене. Еще несколько – в других местах. Разброс довольно большой.

– Но ведь все это совсем рядом с Андикваром? К западу от него?

– Да. Плоцки редко совершал дальние поездки.

– Ладно, Фенн. Спасибо.

На последнем процессе Плоцки обвинялся в семнадцати кражах со взломом. Из материалов дела мы узнали имена владельцев домов. Обвинители утверждали, что в общей сложности Плоцки совершил более ста краж.

– Сделаем вот что. Поищем в новостях все кражи в заданной области за все время, когда там орудовал Плоцки.

– Наверняка их будет немало.

– А может, и нет. Нигде не упоминается о том, что у него было много конкурентов. – Алекс встал, подошел к окну и стал смотреть, как падает снег. – Джейкоб?

– Да, Алекс?

– Сколько краж зарегистрировано там за указанный период?

Снова замигали лампочки.

– Я насчитал сто сорок семь.

– Ты же говорил, что у него не слишком много конкурентов, – заметила я.

– Чейз, мы ищем все случаи за двадцать лет. – Он покачал головой, глядя на то, что творилось за окном. – Кажется, этот снегопад никогда не закончится.

В такие дни мне хотелось свернуться в клубок перед камином и заснуть, больше ничего.

– Джейкоб, – сказал Алекс, – нам нужны имена потерпевших.

Из принтера вылез длинный список.

– И что дальше? – спросила я.

– Проверим каждого. Попробуй найти тех, кто мог владеть антиквариатом.

Легко сказать…

– С тех пор прошло сорок лет. Кое-кого уже нет в живых.

– И все же постарайся.

– Ладно, – сказала я. – И кто из них мог владеть антиквариатом?

– Подумай, что общего у всех наших клиентов.

– Деньги, – предположила я.

– А по-моему, изысканный вкус. Но все верно: у каждого из них должны быть деньги. Выясни адреса. Ищи тех, кто живет в престижных районах.

– Алекс, – сказала я, – речь идет о ворах. Они в любом случае должны предпочитать престижные районы.

– Не обязательно. В районах победнее охранные системы не так надежны.

Алекс с энтузиазмом взялся за дело, и несколько следующих дней мы потратили на звонки. Большинство жертв ограблений переехали или умерли. Найти оставшихся в живых или родственников умерших тоже оказалось совсем непросто.

С некоторыми удалось связаться. Мы задавали всем один и тот же вопрос: «В вашей семье когда-нибудь была старинная чашка с надписью на английском?»

Некоторые полагали, что когда-то такая чашка могла у них быть. Но никто не мог дать точного описания предмета. Да и вообще все их слова звучали несерьезно.

– Алекс, – пожаловалась я, – лучше заняться чем-нибудь более осмысленным.

После нескольких дней расспросов мы не выяснили ничего. Алекс тоже начал уставать. На четвертый вечер мы дошли почти до конца списка.

– Все это без толку, – сказала я. – Держу пари, что в своем большинстве кражи даже не попадали в новости.

Алекс жевал кусок хлеба с таким видом, словно его разум блуждал где-то в ночной мгле. Свет в комнате был приглушен, Джейкоб играл что-то из «Шерпы». Негромкая ритмичная музыка вполне соответствовала погоде и настроению.

– Плоцки не знал, какова история этого предмета. Владелец чашки, возможно, тоже не знал.

– Не исключено, – согласилась я.

– Может, потерпевший вовсе не собирал антиквариат, а просто коллекционировал чашки.

– Чашки. Коллекционер чашек…

– Джейкоб, – сказал Алекс, – покажи еще раз чашку. Вблизи. – Посреди офиса появилось изображение размером с меня. – Поверни ее, пожалуйста.

Чашка начала вращаться. Мы увидели орла, флаги, регистрационный номер, планету с кольцами.

– Она имеет отношение к межзвездным полетам, и этого нельзя не заметить, – сказала я.

– Я тоже так подумал. Джейкоб, вернемся к тому времени, когда совершались кражи. Сколько семей, проживавших в той же области, имели отношение к межзвездным полетам?

– Искать среди ограбленных?

– Нет, – ответил Алекс. – Среди всех, кто имел отношение к межзвездным полетам.

Мы нашли девять семей, связанных с флотом. Пять из них переехали в другие места. Еще две были семьями военных, а одна была связана с компанией, обслуживавшей орбитальные станции. От четвертой не осталось никого, кроме одной женщины. Дом до сих пор принадлежал ей, но она жила теперь на Восточном архипелаге, выйдя замуж за журналиста. Ее звали Делия Кейбл.

Когда Плоцки занимался своими темными делами, она носила фамилию Уэскотт. Ее родители, Адам и Маргарет – тогдашние владельцы дома, – погибли при сходе лавины в 1398 году. Маргарет работала пилотом второго класса в разведке. Адам был ученым и совершал исследования в отдаленных областях космоса.

Связь с разведкой привлекла внимание Алекса, и Делия Кейбл сразу же оказалась номером один в нашем

списке. Джейкоб позвонил ей, и Делия материализовалась в офисе.

При общении по связи трудно определить физические качества человека – например, рост. Многие настраивают проекторы так, что изображение дает лишь приблизительное понятие об их реальном облике. Но с глазами ничего сделать нельзя: только изменить цвет. Глаза Делии Кейбл как будто заполняли собой комнату. Мне показалось, что она высокого роста, с точеными скулами и чертами: модельная внешность. Черные волосы ниспадали на плечи.

Алекс представился и объяснил, что заставило его позвонить: он здесь от лица корпорации «Рэйнбоу» и хотел бы задать Делии несколько вопросов об одной старинной вещи.

Та вежливо кивнула. При этом всем своим видом она давала понять: у нее хватает других дел, кроме разговоров с незнакомцами, и она искренне надеется, что Алекс – не агент по продажам.

Судя по одежде – светло-серая блузка от Бранденберга, такая же юбка, белый шейный платок, – в средствах она не нуждалась. В голосе ее звучал легкий калубрийский акцент – отстраненность плюс сознание своего культурного превосходства, свойственные выпускникам западных университетов.

– В вашей семье когда-нибудь была старинная чашка? – спросил Алекс.

Делия нахмурилась и покачала головой:

– Понятия не имею, о чем вы.

– Позвольте задать вам другой вопрос, госпожа Кейбл. Правда ли, что в детстве вы жили в Андикваре?

– Да, в Стернбергене. Это пригород. До того, как умерли мои родители.

– Ваш дом когда-либо обворовывали?

Выражение ее лица изменилось.

– Да. Был случай. А почему вы спрашиваете?

– Украденное вернули?

Она задумалась.

– Честно говоря, не знаю. Это случилось очень давно. Я была совсем маленькой.

– Не помните ли вы старинную чашку? Обычного размера, со странными символами и орлом?

Она закрыла глаза, на тонких губах появилась улыбка.

Есть.

– Я не вспоминала про эту чашку тридцать с лишним лет. Только не говорите, что она у вас.

– Да, она попалась нам на глаза.

– Правда? Где она была? И как потом вышли на меня?

– Это долгая история, госпожа Кейбл.

– Я очень хотела бы получить ее назад, – сказала она. – Вы собираетесь ее вернуть?

– Надо понять, каковы могут быть юридические последствия в этом случае. Посмотрим.

Делия жестом дала понять, что можно не беспокоиться.

– Это не столь уж важно, – сказала она. – Если удастся вернуть ее – прекрасно. Если нет – ничего страшного.

– Не было ли в доме других подобных предметов? – спросил Алекс. – Антикварных?

Она снова задумалась.

– Не помню ничего такого. А что? Она очень ценная?

Алекс предпочитал не втягивать компанию в юридические разборки.

– Возможно, – сказал он.

– Тогда я точно хочу получить ее назад.

– Понимаю.

– Сколько она стоит?

– Не знаю.

Рыночная стоимость таких предметов постоянно менялась.

– Как же мне ее вернуть?

– Полагаю, самый простой способ – обратиться в вашу местную полицию. Мы подготовим необходимые документы.

– Спасибо.

Мне не слишком нравилось то, какой оборот приобретает беседа.

– Вы уверены, что в доме больше не имелось ничего подобного?

– Нет, конечно. Мне тогда было лет семь или восемь. – Она не произнесла вслух слово «идиот», но оно подразумевалось, судя по ее тону. – Но я ни о чем больше не помню.

– Ладно. – Алекс откинулся на спинку кресла, чтобы разрядить обстановку. Эта женщина была не слишком мне симпатична: лучше бы чашка осталась у Эми. Да и вообще, я стала жалеть, что мы ввязались в эту историю. – Как я понимаю, ваши родители погибли при сходе лавины в тысяча триста девяносто восьмом году?

– Совершенно верно.

– Вы не знаете, откуда у них взялась эта чашка?

– Нет. Она всегда у нас была. С тех пор, как я себя помню.

– Простите за вопрос, но где ваши родители ее хранили?

– В своей спальне.

– И вы точно не знаете, откуда она взялась?

Она прикусила губу.

– Думаю, они привезли ее из какого-то путешествия.

– Путешествия?

– Полета. В свое время они работали на разведку и, как правило, вместе участвовали в исследовательских экспедициях.

– Вы точно уверены, что ее привезли из полета?

Она пожала плечами:

– Ручаться не стану, господин Бенедикт. Учтите, что меня могло еще не быть на свете. Мне было года два, когда они ушли из разведки.

– В котором году?

– Примерно в тысяча триста девяносто втором. А что? Это имеет отношение к делу?

– Они летали еще куда-нибудь? Не по заданию разведки?

– Да, – улыбнулась она. – Мы много путешествовали.

– Где вы бывали, если не секрет?

Делия села на небольшую кушетку, возникшую перед ней.

– Не знаю. Не помню никаких подробностей. Где-то очень далеко. Не уверена даже, что мы куда-нибудь высаживались.

– В самом деле?

– Да. Мне это всегда казалось странным. Однажды мы были на станции. Для маленькой девочки – очень увлекательно.

– На станции?

– Да.

– А на какой, не знаете?

В ее голосе вновь проступило раздражение:

– Понятия не имею.

– Именно на станции? Вы уверены?

– Да. Она находилась в космосе. Что еще это могло быть?

– Большая станция? Населенная?

– Не помню: столько лет прошло. Впрочем, я, кажется, даже не покидала корабль.

– Почему?

– Не знаю. Воспоминания путаются. Мне хотелось сойти с корабля, но они… – Делия замолчала, роясь в памяти. – Странно. Честно говоря, я так и не поняла. Мне сказали, что детям там делать нечего.

– Вы правы. Действительно странно.

– Так мне это запомнилось. Но я всегда считала, что дело было в другом. Непонятно.

– Вы видели станцию?

– Да, я ее помню. Большой, длинный цилиндр. – Она улыбнулась. – Отчего-то он показался мне страшным.

– Что вы еще помните? Необычные сооружения, например?

– Не помню ничего такого.

– Вы причалили к доку?

– Не знаю.

– Как насчет огней? Вы видели огни?

Некоторые станции рекламируют отели и прочие услуги с помощью светящихся надписей, видных издали.

– Да, там были огни, господин Бенедикт. Светящиеся пятна, которые скользили по всей станции.

– Ладно.

Во время разговора Алекс просматривал сведения о семье, которые предоставил ему Джейкоб.

– Во время схода лавины вы были с родителями?

– Да. Мне повезло. Мы были на лыжном курорте в горах Каракас, когда случилось землетрясение и склон пополз вниз. Погибло несколько сотен человек.

– Страшное переживание для маленькой девочки.

Она отвела взгляд:

– Выжили лишь несколько постояльцев отеля. – Она глубоко вздохнула. – Кража, о которой вы говорите, случилась примерно за год до нашей поездки туда.

Я взглянула на экран. После катастрофы девочку взяла к себе тетя, и они поселились на острове Святого Симеона.

– Госпожа Кейбл, – спросил Алекс, – что случилось с вашим домашним имуществом? С вещами, принадлежавшими вашим родителям?

– Понятия не имею. Никогда больше их не видела.

– Ладно.

– Впрочем, нет. Тетя Мелисса, которая взяла меня к себе, кое-что сохранила. Хотя вряд ли многое.

Алекс наклонился вперед:

– Могу я попросить вас об одной услуге?

– О какой же?

– Если будет возможность, посмотрите, нет ли среди ваших старых вещей чего-нибудь, хотя бы отдаленно похожего на ту чашку. Предметов с английскими надписями. И вообще чего-нибудь необычного.

– Хорошо.

– Спасибо.

– Господин Бенедикт, еще кое-что.

– Да?

– Когда

родители собирались переходить с корабля на станцию, мама кое-что сказала отцу, думая, что меня нет рядом. Она сказала, что ей страшно.

Я просмотрела информацию об Уэскоттах. Адам получил диплом математика в Тернбулле, небольшом колледже на Западе, а затем защитил докторскую по астрофизике в Юли. От научной работы он отказался, предпочтя ей карьеру в разведке. Так делали многие ученые, которых интересовали не столько собственная репутация или серьезные исследования в их области, сколько возможность приблизиться к звездам и побывать на планетах, которые никто еще не видел. Обычно ученых сложно причислить к романтикам, но к этим ребятам подобное определение вполне подходило. За те два года, что я пилотировала корабли разведки, я встречалась с некоторыми из них – неисправимыми энтузиастами. Обычно экспедиция обследует от восьми до десяти звезд. Влетаешь в каждую из систем, изучаешь центральную звезду, собираешь о ней больше информации, чем кто-нибудь когда-нибудь захочет воспринять, а при наличии планет осматриваешь и их – особенно те, что находятся в пригодной для жизни биозоне.

На выпускной фотографии Адама, сделанной в Тернбулле, ему было двадцать два. Симпатичный парень, с каштановыми волосами, голубыми глазами и самоуверенной улыбкой. Не важно, отличался он блестящими способностями или нет: сам он не сомневался, что добьется своего.

Я раскопала все, что смогла. Адам Уэскотт за работой в Центральной лаборатории обработки данных, Кармель. Уэскотт поднимается на борт «Ламли» – его первый полет на межзвездном корабле. Я нашла видео, где тринадцатилетнему Уэскотту вручали премию Первопроходца. Он скромно улыбался, словно сознавал, что он – лишь один из многих. Форма сидела на нем как влитая. Сияя от радости, он принимал награду из рук взрослого, тоже в форме. Камера повернулась, и я увидела других людей: пятнадцать подтянутых мальчишек в отутюженной форме и взрослых, которых было втрое больше, – гордых покровителей маленькой группы Первопроходцев. Судя по транспаранту на стене, дело происходило в помещении Общества высокой философии: видимо, оно финансировало корпус Первопроходцев.

Я даже услышала его голос.

«Спасибо, Гэри, – сказал он и тут же поправился: – Господин Страйкер. – Улыбнувшись публике – мол, все мы знаем, что на самом деле он добрый старина Гэри, – мальчик достал из кармана листок бумаги, развернул его и поморщился. – От имени корпуса хочу поблагодарить всех покровителей, господина Страйкера и общество, – прочитал он. – Мы благодарны вам за помощь. Если бы не вы, нас бы здесь не было».

Путь его только начинался.

Дальше был Адам средних лет, сидевший за столом и наблюдавший, как Джей Биттерман получает премию Карфакса. Адам на торжествах по случаю юбилея политика, с которым его связывали мимолетные отношения.

А вот свадьба Адама. Проявив хороший вкус, он женился на своем пилоте, Маргарет Колоник. Маргарет выглядела эффектно, как и любая невеста, – счастливая девушка в один из важнейших моментов своей жизни. Но и в машинном отделении она смотрелась бы не хуже. Блестящие черные волосы, такие же как и у ее дочери, обрамляли идеальный овал лица и улыбку, от которой вокруг становилось светлее.

Согласно правилам разведки, исследователи и пилоты меняются после каждой экспедиции. Каждая экспедиция сейчас длится в среднем восемь-девять месяцев; сомневаюсь, что сорок лет назад было иначе. Дело в том, что в экспедиции обычно участвуют один пилот и один-двое ученых: долгое время находясь в замкнутом пространстве, люди успевают друг другу надоесть.

Однако эта счастливая пара, судя по имеющимся данным, совершила вместе десять полетов подряд. В последние два они брали с собой свою маленькую дочь – Делию. Вероятно, при желании решить можно было любую проблему, даже самую сложную.

Сидя у себя в офисе, я смотрела, как Маргарет Колоник решительно идет по проходу, чтобы встать рядом с будущим мужем. Никто не назвал бы ее увядшим цветком. Запросив дополнительную информацию, я выяснила, что отец Маргарет умер и под венец ее вел дядя – тучный мужчина, который постоянно озирался по сторонам, словно желая поскорее сбежать. Похоже, их отношения не были задушевными.

То был религиозный обряд. Священник попросил благословения у Всемогущего для счастливой пары, и оба произнесли клятву. Свидетель достал кольцо, Адам надел его на палец невесте. Та упала в его объятия, и они поцеловались.

Я по-хорошему завидовала им. Я не могла жаловаться на жизнь, но вряд хоть раз испытывала такую искреннюю радость, как Маргарет, когда она выпустила мужа из объятий и они вместе двинулись по проходу. Это было видно по ее глазам.

В свидетели Адам взял Толли Уэйнборна, своего давнего друга. Я сразу же узнала его и снова переключилась на церемонию Первопроходцев. Тринадцатилетний, он стоял навытяжку среди своих товарищей, по-взрослому серьезный и вместе с тем – сама невинность.

Я быстро нашла Толли. Он жил в Баркессе, на северном побережье, где работал администратором в центре социальной помощи. В такие места обычно идут люди, если у них возникают проблемы. Искин сообщил, что Толли временно недоступен и перезвонит позже.

В ожидании ответного звонка я занималась то одним, то другим – в частности, просмотрела несколько книг о марголианах и их отлете с Земли. Среди них была и «Золотая лампа» Элли Омар. Там говорилось о том, почему за свою долгую историю человечество двигалось вперед, останавливалось, делало три шага назад, сворачивало влево и совершало множество ошибок. Главный вопрос, который ставился в книге, звучал так: что было бы, если бы начиная с двадцать седьмого века человечество не знало распрей, экономической разрухи, коллапсов? Смогли бы мы избежать трех мрачных эпох в четвертом, седьмом и девятом тысячелетиях? Где бы мы сейчас оказались, будь прогресс постоянным?

Элли Омар так и не ответила на собственный вопрос, предлагая взамен рассуждения о том, что произошло бы в случае успеха марголиан. Получалось, что они опережали бы нас в технологическом плане на три-четыре тысячи лет. Марголиане видели бы в нас не варваров, а другую, примитивную цивилизацию.

В начале эры межзвездных полетов людей беспокоила возможность контакта с инопланетянами: не исключено, что они превосходили бы нас в техническом или этическом отношении, а может, и в том и в другом. Мы боялись, что при встрече с представителями сверхцивилизации, сколь бы прекрасными ни были их намерения, люди попросту падут духом. Такое неоднократно случалось в древности, когда человечество осваивало свою родную планету.

Но если говорить о марголианах, эти страхи не имели под собой оснований. После отлета с Земли их никто больше не видел. Единственными инопланетянами, которых мы встретили за многие тысячелетия, оказались телепаты-ашиуры, или «немые», – иногда друзья, иногда соперники, иногда враги. К нашему удивлению, обнаружилось, что уровень развития технологий в обеих цивилизациях примерно одинаков. Как и прежде, «немые» воевали друг с другом – а теперь, по временам, еще и с нами. Это давало еще один повод для радости: они ничем не лучше нас!

И все. За прошедшие тысячелетия в различных звездных системах было открыто множество обитаемых

планет, но разумной жизни не обнаружилось нигде. Конечно, некоторые виды животных обладали соответствующим потенциалом: если подождать еще несколько сотен тысячелетий, может, нам было бы с кем поговорить. Но в Галактике, как прекрасно выразился Арт Бернсон, полно свободного места.

Толли так и не проявился. Вечером я позвонила ему домой. Когда я сказала искину про Уэскотта, Толли сразу же согласился побеседовать со мной. Он все еще выглядел относительно молодо, несмотря на возраст. Черты лица были те же, что у ангелоподобного мальчика двенадцати лет и располагающего к себе свидетеля на свадьбе. Но теперь его облик был отмечен вселенской усталостью.

Он пополнел, лицо избороздили морщины, волосы, когда-то светло-рыжие, сильно поседели. Кроме того, Толли отпустил бороду. Выглядел он слегка затравленным. Возможно, причиной была многолетняя работа в социальной службе – сколько грустных историй он выслушал?

Представившись, я объяснила, что занимаюсь историческими исследованиями.

– Вы поддерживали связь с Адамом после его женитьбы? – спросила я.

Толли с трудом подавил улыбку.

– С ним невозможно было поддерживать связь. Слишком далеко.

– А вообще вы виделись?

Он закусил губу и откинулся на спинку кресла.

– Несколько раз. В первые годы после свадьбы.

– А после того, как он ушел из разведки? Когда закончилась его карьера?

На этот раз он не колебался.

– Его карьера никогда не заканчивалась. Может, он и ушел из разведки, но они с Маргарет продолжали летать. Сами.

– Вы имеете в виду – за свой счет?

– Да.

– Почему?

Он пожал плечами:

– Не знаю. Я всегда считал, что для них это вроде наркотика, без которого они не могут жить. И однажды я его об этом спросил.

– Что он ответил?

– «Мир слишком мал».

– Но почему они не остались в разведке, если им так хотелось путешествовать?

– По его словам, в разведке все маршруты были заранее определены, а ему хотелось свободы – летать куда вздумается.

– Как по-вашему, это имело смысл?

– Конечно. У них было много денег, скопленных за все эти годы. И потом, Маргарет имела доступ к какому-то доверительному фонду.

– Вам никогда не хотелось отправиться вместе с ними?

– Мне? – Он широко улыбнулся. – Предпочитаю ходить по старой доброй твердой земле. И в любом случае у меня была своя работа. Так уж вышло.

– Они вас никогда не приглашали?

Он потер подбородок:

– Не помню, Чейз. Столько лет прошло. Но если бы я попросил, для меня обязательно нашлось бы место.

– Не знаете, куда они летали? В разные места или в одно и то же?

Взяв стакан с бесцветной жидкостью и кубиками льда, он сделал глоток и поставил стакан обратно на стол.

– Я всегда считал, что они летали в разные места.

– Но вы их не спрашивали?

– Зачем каждый раз возвращаться в одно и то же место?

– Не знаю, – сказала я.

– Но вы ведь спросили не просто так?

Я ответила, что вопрос случайно пришел мне в голову.

– А почему это так важно для вас? – спросил он.

– Мы намереваемся свести воедино все данные об экспедициях тех лет. – Ответ, судя по всему, удовлетворил его. – Он вообще ничего не рассказывал вам о полетах?

– Мы с ним редко виделись, Чейз. Не помню, чтобы он рассказывал о своих путешествиях. Когда возвращался, неизменно говорил, что рад оказаться дома, – вот и все.

– Толли, а мог ли он говорить об этом с кем-нибудь еще? Кто-нибудь может знать о тех экспедициях?

Он ответил не сразу – через минуту-другую. Назвал пару имен. Один человек мог быть в курсе, но он умер несколько лет назад. А еще подруга Маргарет, но она тоже умерла.

– Толли, давайте попробуем зайти с другой стороны. Адам или Маргарет рассказывали вам о своих находках? О чем-нибудь необычном?

– Например?

– Например, о старом звездолете. Очень старом.

– Нет, не помню. – Он покачал головой. – Хотя, возможно, Адам пару раз рассказывал что-то такое.

– Что именно?

– Просто шутил. Мол, они нашли то, отчего все обалдеют.

– Но он не уточнял, что именно?

– В разговоре со мной – нет. Просто улыбнулся и сказал, что они снова полетят туда, а когда вернутся, меня ждет невиданный сюрприз. Но Адам любил пошутить. Понимаете, о чем я?

Я сообщила Алексу о моих разговорах с Толли.

– Неплохо, – сказал он, потирая руки. – Делаем успехи.

– Успехи? Пока я вижу только одно: мы ставим под угрозу интересы нашей клиентки.

– Придумаем для нее компенсацию.

– Какую?

– Купи ей симпатичный подарок ко дню рождения. Скажи, что мы напали на след важной находки и, если все получится, ей причитается хороший процент.

– Вряд ли она откажется от своих денег ради призрачной возможности.

– Знаю. – Он втянул ртом воздух. – Похоже, мы все-таки напортачили.

– Мы?

– Хорошо, не мы, а я. Послушай, Чейз, мы сделали то, что должны были сделать.

– Мы могли просто сбыть товар, взять комиссионные и осчастливить эту даму. Теперь, возможно, нам придется довольствоваться скромным вознаграждением – и то если повезет. И мне не нравится, как все складывается для Эми.

– Понимаю, – вздохнул он. – Госпожа Кейбл, похоже, отличается щедростью. Если из этого ничего не выйдет, она наверняка заплатит нам за все хлопоты.

– Не сомневаюсь.

– Чейз, на нас лежит моральная ответственность. Мы не торгуем краденым.

– Я не хочу быть рядом, когда ты станешь объяснять это Эми.

Глава 7

Куда они ушли? В чащу леса или вниз по реке? Вернулись в море или улетели на другую сторону луны?

    Австралийская детская сказка (XXIII в. н. э.)

Мы подумали, не пригласить ли Эми все в тот же «Хиллсайд», но потом решили, что она может устроить скандал. Лучше было обсудить все в офисе, а потом уже поинтересоваться, не хочет ли она поужинать с нами.

Могу сказать одно: Эми была далеко не глупа. Войдя, она сразу поняла, что у нас для нее приготовлены дурные новости.

– Что? – требовательно спросила она Алекса, проигнорировав обычное приветствие и не обращая на меня внимания.

Алекс предложил ей сесть на диван, а сам уселся за стол. Не хочет ли она чего-нибудь выпить? Нет, спасибо.

– Похоже, – сказал он, – чашка краденая.

Ноздри ее дрогнули.

– Глупости. Хэп мне ее подарил, когда я узнала, что у него есть другая. Хотел помириться. Вот и подарил эту чертову чашку.

В первый раз она говорила нам не совсем то же самое.

– Странно, – сказал Алекс. – Обычно в таких случаях дарят цветы или конфеты.

– Угу. Но Хэпа обычным не назовешь. Из этой чашки я пила, когда жила у него, и он решил не создавать себе лишних сложностей.

– Вы из нее пили? – в ужасе переспросил Алекс.

– Угу. А в чем проблема?

– Ни в чем. – Алекс быстро взглянул на меня. – Никаких проблем нет.

Наступила неуютная тишина.

– Я ее не крала, – сказала Эми. – Я же просила вас с ним не общаться. Это он так сказал? Вранье. – Впервые за все время она посмотрела на меня. – Очень на него похоже. Узнал, что чашка стоит каких-то денег, и хочет получить ее назад.

– Хэп ничего не знает, – спокойно ответил Алекс. – Проблема не в Хэпе.

– А в ком? – спросила Эми.

– Есть вероятность, что Хэп владел чашкой незаконно.

– То есть Хэп ее украл? Вы это имеете в виду?

– Не Хэп. Вероятно, его отец.

К ее щекам прилила кровь.

– Может, вы просто вернете мне ее и мы обо всем забудем?

– Можно поступить и так. Но та, кого мы считаем

настоящим владельцем, знает, что нам известно о местонахождении чашки. И скорее всего, она предпримет что-нибудь.

– Спасибо, вы мне очень помогли, господин Бенедикт. А теперь, пожалуйста, верните мою чашку.

– Чтобы получить чашку назад, – столь же бесстрастно продолжал Алекс, – другая сторона должна подтвердить права собственности. Не знаю, сумеет ли она это сделать.

Эми уставилась на Алекса:

– Пожалуйста, отдайте мне мою чашку.

– Как хотите, – вздохнул Алекс. – Но вы совершаете большую ошибку.

Извинившись, он вышел из офиса. Эми сидела прямо, как доска.

– Возможно, мы сумеем договориться о вознаграждении за находку, – сказала я.

Она быстро кивнула.

– У нас не было другого выбора, – продолжала я. Это звучало уклончиво, но отчасти было правдой.

Казалось, Эми сейчас расплачется.

– Оставьте меня в покое.

Вернулся Алекс с чашкой в руках, показал ее Эми и упаковал в контейнер.

– Постарайтесь, чтобы с ней ничего не случилось.

– Не бойтесь, я позабочусь об этом.

– Хорошо.

Она встала, и Алекс открыл перед ней дверь.

– Полагаю, с вами свяжется полиция.

– Угу, – бросила она. – И почему я не удивлена?

– Не нравится мне все это, – сказала я Алексу, когда Эми ушла.

– Закон есть закон, Чейз. Бывает.

– Если бы не стали совать нос в чужие дела, ничего бы не случилось.

Он глубоко вздохнул:

– В соответствии с нашим этическим кодексом, мы должны выяснять происхождение всех подозрительных вещей. Если мы начнем сбывать краденое, нам придется нести ответственность. Представь: мы продали чашку, и тут появляется госпожа Кейбл.

– Она никогда не узнала бы об этом.

– Вполне могла бы узнать, если бы чашка появилась на рынке. – Он налил кофе в две чашки и протянул одну мне. – Нет. Мы делаем все как положено. – Своим тоном Алекс ясно давал понять, что тема закрыта. – Я просмотрел запись твоего разговора с Делией Кейбл.

– И что?

– Я поискал сведения о ее родителях. Знаешь, чем они зарабатывали на жизнь после ухода из разведки?

– Понятия не имею.

– Ничем. Маргарет получила наследство и была полностью обеспечена.

– Видимо, немалое наследство, если они ездили кататься на лыжах и летали бог знает куда.

– Похоже, так и есть. Все права перешли к ней вскоре после того, как она вышла замуж. Они могли делать все, что хотели. А Делия в итоге стала состоятельной женщиной.

– Ладно. Нам это что-нибудь дает?

– Возможно. Сколько стоит аренда межзвездного корабля?

– Кучу денег.

– А они арендовали корабли постоянно. Но нет никаких сведений о том, что они где-либо задерживались. Делия говорит, что они втроем совершили множество полетов, но не помнит ни одной высадки с корабля. Единственное ее воспоминание – о станции. Тебе это не кажется странным?

– Люди, работающие на разведку, обычно нигде не высаживаются.

– Но они не работали на разведку. Это было уже после их ухода. Ты знаешь, что они уволились, когда Уэскотту оставалось всего шесть лет до официальной пенсии? Как ты думаешь, почему он ушел раньше?

– Во-первых, у них была маленькая дочь. Возможно, их не устраивал тот образ жизни, которого требовала работа в разведке.

– Может, ты и права, – немного подумав, согласился Алекс. – Но потом они начали летать самостоятельно.

– Знаю.

– Так куда же они летали?

– Даже предположить не могу.

– Возможно, стоило бы выведать у Делии еще что-нибудь.

– Она тогда была ребенком, Алекс, и вряд ли помнит многое. Ей это казалось скорее увеселительными прогулками.

– Чейз, прошло тридцать с лишним лет. Тогда еще не знали квантовых двигателей и любое космическое путешествие занимало недели. Ты бы согласилась без большой необходимости провести несколько недель на корабле с шестилетней девочкой?

– Пожалуй, с шестилетним ребенком на борту будет даже веселее.

– Не прошло и полугода после их ухода из разведки, – продолжал Алекс, пропустив мои слова мимо ушей, – как они снова начали летать. За свой счет.

– Ладно. Признаюсь, мне и самой это непонятно. Так что это нам дает?

Он уставился куда-то поверх моего левого плеча:

– Ясно, что это были не просто увеселительные прогулки. Думаю, во время одной из экспедиций разведки они что-то нашли. Мы не знаем, что именно, но они хотели присвоить находку. Поэтому они молчали. Поэтому они уволились до срока – и вернулись в то место.

– Ты же не хочешь сказать, что они обнаружили Марголию?

– Нет. Но, возможно, они ее искали. И поэтому совершили несколько полетов.

– Господи, Алекс, это была бы находка столетия.

– Находка всех времен, дорогая. Ответь мне на один вопрос.

– Если смогу.

– Когда ты летала с исследователями из разведки, кто определял место назначения?

– Насколько я понимаю, сам исследователь, а если их было несколько – руководитель группы. В любом случае они представляли начальству план, где указывалась зона полета, излагались его цели и особые причины для его совершения, помимо общей разведки. Если руководство одобряло план, экспедиция отправлялась в путь.

– А могли они передумать по дороге? Поменять планы?

– Конечно. Иногда такое случалось. Если они замечали более интересную звезду, им ничто не мешало отклониться от основной цели.

– И естественно, они вели журнал.

– Естественно. По возвращении из экспедиции его копия представлялась руководству.

– Журнал как-то проверялся?

– Что ты имеешь в виду?

– Откуда в разведке знали, что исследователь летал именно в то место, о котором говорил?

Странный вопрос.

– Вообще-то, корабль привозит данные, собранные в посещенных им системах, – объяснила я.

– Но ведь искин тоже вел протокол?

– Конечно.

– Журнал сверяли с протоколом искина?

– Не знаю. Зачем это делать? С чего предполагать, что кто-то станет врать?

– Я просто спрашиваю. Допустим, человек нашел нечто такое, о чем не хочет распространяться и докладывать разведке. Тогда разведка может никогда об этом не узнать?

– Вряд ли.

– Чейз, я думаю, что они нашли «Искатель».

– Ты имеешь в виду ту космическую станцию? Но Делия говорила об огнях.

– Детская память порой подводит.

– Думаю, не будь там огней, она бы запомнила это. Такое нельзя не заметить.

– Возможно, она видела отражения навигационных огней их корабля.

– Ладно. Но если так, хоть я совсем не верю в это, они должны были найти и Марголию.

– Не обязательно.

Я откинулась на спинку дивана, чувствуя, как из него выходит воздух.

– Это всего лишь чашка, – сказала я. – Они могли взять ее где угодно. Кто знает, где она валялась несколько тысяч лет?

– У кого-нибудь на чердаке?

– Вроде того.

Алекс попытался выдавить из себя смешок, но тщетно.

– Если они нашли «Искатель», то почему не нашли Марголию?

– Не знаю. На этот вопрос нам и нужно ответить.

– Почему они не сообщили о находке корабля?

– Его присвоила бы себе разведка, а потом к нему слетелись бы все обитатели Конфедерации. Видимо, Уэскотты этого не хотели. Сказав, что корабль был обнаружен ими позже, независимо от разведки, они могли заявить на него права. – Алекс не скрывал волнения. – Будем исходить из этого предположения. Первым делом нужно найти «Искатель». Корабль должен находиться в одной из тех систем, где они побывали.

– Сколько планетных систем посетила последняя экспедиция

разведки, в которой они участвовали? – спросила я. – Это известно?

– Девять.

– Тогда все довольно просто. Марголия – землеподобная планета, расположенная в пригодной для жизни зоне. На обследование девяти систем потребуется время, но задача вполне решаема.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (http://www.litres.ru/dzhek-makdevit/iskatel-2/?lfrom=931425718) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

notes

Примечания