Герцогиня-дурнушка читать онлайн - Элоиза Джеймс

Герцогиня-дурнушка

Элоиза Джеймс

Долго и счастливо #4

Семь лет назад, после свадьбы, Теодора узнала, что обожаемый супруг Джеймс сделал ей предложение не потому, что полюбил дурнушку за ум, остроумие, доброту и прекрасную душу, а лишь потому, что не знал иного способа помочь отцу-герцогу выпутаться из долгов, – и указала мужу на дверь.

Семь лет прошло, и дурнушка, хотя и не стала красавицей, превратилась в одну из самых блестящих, элегантных и эффектных светских львиц Лондона. О Джеймсе она старается не думать, – да и вправду, не достоверны ли слухи о его гибели?

Однако неожиданно Джеймс возвращается, – возвращается уже не мальчишкой, но мужчиной, повзрослевшим, многое пережившим и готовым на все, чтобы вернуть ту, которую в действительности так и не переставал любить…

Элоиза Джеймс

Герцогиня-дурнушка

Роман

Eloisa James

The ugly Duchess

© Eloisa James, 2014

© Перевод. А. И. Вальтер, 2015

© Издание на русском языке AST Publishers, 2015

Часть первая

Прежде

Глава 1

18 марта 1809 года

Баркли-сквер, 45

Лондонская резиденция герцога Ашбрука

– Ты должен будешь на ней жениться. Меня не волнует, что ты смотришь на нее как на сестру. Впредь она для тебя – Золотое руно.

Джеймс Рейберн, граф Айлей и наследник герцогства Ашбрук, открыл рот, собираясь что-то сказать, но ярость, смешанная с недоверием, сдавила ему горло, не давая вырваться словам.

Его отец повернулся и спокойно прошел к дальней стене библиотеки, словно не сказал только что ничего в высшей степени необычного.

– Нам нужно ее состояние, чтобы привести в порядок Стаффордшир-мэнор и уплатить кое-какие долги, – продолжал отец. – Иначе мы потеряем все, включая и этот городской особняк.

– Что вы натворили?! – со злостью выпалил Джеймс. Жуткое чувство надвигающегося кошмара охватило его.

Ашбрук резко обернулся.

– Не смей разговаривать со мной в таком тоне!

Джеймс сделал глубокий вдох, чтобы успокоиться. Он решил, что должен научиться обуздывать свой вспыльчивый нрав до того, как ему исполнится двадцать, и от этой даты его отделяли теперь всего лишь три недели.

– Извините меня, отец, – выдавил он. – Каким образом получилось, что поместье оказалось в столь бедственном состоянии? Объясните, если можно.

– Нельзя! – Герцог с гневом посмотрел на своего единственного сына. Его орлиный нос, казалось, дрожал от ярости. Неудивительно, что и Джеймс отличался вспыльчивым нравом. Он унаследовал его от своего раздражительного и безответственного отца.

– В таком случае позвольте пожелать вам доброго дня, – сказал Джеймс нарочито ровным тоном.

– Нет! Не позволю! Пока ты не спустишься вниз полюбезничать с этой девушкой. Я отказал на этой неделе Брискотту, просившему ее руки. Он такой простофиля, что я даже не счел нужным сообщить об этом ее матери. Но тебе-то отлично известно, что ее отец предоставил матери решать, за кого выдать дочь…

– Я ничего не знаю о завещании мистера Саксби, – заявил Джеймс. – И я не могу понять, почему именно это условие вызывает у вас такую досаду.

– Потому что нам необходимо ее состояние! – в раздражении воскликнул Ашбрук. Он подошел к камину и пнул сапогом незажженные поленья. – Ты должен убедить Теодору, что влюблен в нее. Иначе ее мать никогда не согласится на ваш брак. Только на прошлой неделе миссис Саксби справлялась о некоторых моих инвестициях совершенно неприемлемым тоном. Женщине положено знать свое место.

– Я не стану делать ничего подобного.

– Ты сделаешь все в точности так, как я тебе указываю!

– Вы вынуждаете меня ухаживать за юной леди, в которой меня всю жизнь учили видеть только сестру.

– Вздор! Может, вы и играли вместе когда-то в детстве, но это не должно помешать тебе переспать с ней.

– Я не могу.

В первый раз лицо герцога обрело сочувственное выражение.

– Что ж, понимаю… Теодора далеко не красавица. Но все женщины одинаковы в…

– Не говорите так! – возмущенно воскликнул Джеймс. – Я и без того уже потрясен вашими словами.

Герцог, прищурившись, взглянул на сына, и на щеках его вспыхнул румянец – верный признак очередной вспышки гнева. И точно – голос Ашбрука превратился в яростный рев:

– Мне плевать, что девчонка страшна как смертный грех! Ты возьмешь ее в жены! Но прежде заставишь ее в тебя влюбиться! В противном случае ты потеряешь поместье! От твоего наследства не останется ничего!

– Что вы натворили? – повторил Джеймс сквозь стиснутые зубы.

– Понес убытки! – выпучив глаза, выкрикнул его отец. – Понес убытки, и это все, что тебе нужно знать!

– Я не стану этого делать. – Джеймс поднялся на ноги.

Массивная фарфоровая статуэтка пролетела мимо его плеча и разбилась о стену, но Джеймс успел уклониться. Он давно уже привык к яростным вспышкам отцовского гнева. Он вырос, постоянно уворачиваясь от летящих в него всевозможных предметов – от книг до мраморных статуэток.

– Нет, сделаешь! Или я, черт побери, лишу тебя наследства и назначу своим наследником Пинклер-Рейберна!

Джеймс поморщился, чувствуя, что теряет самообладание. Хотя он никогда не испытывал потребности швырнуть что-нибудь в стену или в своего родителя, его способность отпускать язвительные реплики была столь же разрушительной. Он сделал еще один глубокий вдох и проговорил:

– Я сомневаюсь, что вам требуются разъяснения в области законодательства, отец, но все же могу вас заверить, что невозможно лишить наследства законного сына.

– Я заявлю в Палате лордов, что ты не мой ребенок! – проревел герцог. На лбу его вздулись вены, а щеки побагровели. – Я скажу, что твоя мать оказалась прыткой шлюхой и я обнаружил, что ты – всего лишь бастард!

При подобном оскорблении его матери хрупкая выдержка Джеймса мгновенно лопнула.

– Может, вы, отец, и трусливый игрок, но вы не станете бесчестить мою мать под жалким предлогом прикрыть собственный идиотизм!

– Как ты смеешь?! – выкрикнул герцог. Его лицо приобрело цвет петушиного гребешка.

– Я сказал только то, что известно каждому жителю этого королевства, – ответил Джеймс; слова яростно срывались с его губ: – Вы идиот! Я прекрасно знаю, что произошло с поместьем. Я просто хотел посмотреть, хватит ли у вас мужества признаться в этом. И у вас не хватило. Ничего удивительного. Вы заложили каждый клочок земли, не входивший в майорат. Остальные земли вы не могли открыто продать, поэтому и просадили все деньги на бирже. Вы вкладывали средства в один нелепый проект за другим. Канал, который вы строили, располагался менее чем в трех милях от другого канала. О чем вы только думали?!

– Я не подозревал об этом, пока не стало слишком поздно. Мои компаньоны обманули меня. Герцогу не пристало ходить и осматривать место, где предполагается строить канал. Он должен доверять компаньонам, и мне всегда чертовски везло, но на сей раз…

– Я бы по меньшей мере посетил место предполагаемого строительства, прежде чем вбухать тысячи фунтов в бесперспективный проект.

– Наглый мальчишка! Да как ты смеешь?! – Пальцы герцога сомкнулись вокруг серебряного подсвечника, стоявшего на каминной полке.

– Только попробуйте бросить, и я оставлю вас одного в этой комнате. Вы хотите женить меня на девушке, которая считает меня братом. Хотите женить для того лишь, чтобы завладеть ее

состоянием, которое… Которое вы снова потеряете? Вам известно, как вас называют за вашей спиной, отец? Наверняка вы это слышали. Придурковатый герцог!

Они оба тяжело дышали, но отец пыхтел, как разъяренный бык; багровые пятна на его щеках ярко горели над белоснежным галстуком.

Пальцы герцога сжались еще крепче на серебряном стержне подсвечника.

– Только бросьте его – и я швырну вас через всю комнату, – произнес Джеймс, добавив после небольшой паузы: – Ваша светлость…

Герцог опустил руку и отвернулся, уставившись в стену.

– А что, если и потерял? – пробормотал он со вздохом. – Да, я действительно потерял все. Но канал – это одно, а виноградники… Я думал, что виноградники – верное дело. Как я мог предположить, что почва Англии – рассадник черной гнили, губительной для этих растений?

– Ну и глупец! – выпалил Джеймс и резко развернулся, собираясь уйти.

– Стаффордшир-мэнор принадлежит нашей семье уже шесть поколений, – проговорил герцог. – Ты обязан спасти его. Твоя мать пришла бы в отчаяние, увидев, как его продают. А что до ее могилы… Ты об этом подумал? Ведь кладбище примыкает к часовне, как ты знаешь…

Сердце Джеймса бешено колотилось в груди, и ему потребовалось время, чтобы ответить, не сомкнув при этом пальцы на шее отца.

– Это низко. Даже для вас, – произнес он наконец.

Герцог не обратил внимания на слова сына.

– Ты готов допустить, чтобы тело твоей матери было продано?

Джеймс вздохнул и задумался. Потом проговорил:

– Я готов рассмотреть возможность поухаживать за какой-нибудь другой наследницей. Но я ни за что не женюсь на Дейзи. – Теодора Саксби, известная Джеймсу исключительно как Дейзи, была его близкой подругой с самого детства. – Она заслуживает лучшей участи.

В комнате воцарилась тишина. Настолько ужасная и настораживающая, что Джеймс… Он пристально посмотрел на отца.

– Нет, вы не могли этого сделать. Неужели вы…

– Я думал, что сумею все возместить за несколько недель, – сказал отец. Внезапно краски покинули его щеки, и он побледнел как полотно.

Мгновенно ощутив слабость в ногах, Джеймс оперся о косяк двери.

– Как много вы потратили из ее состояния?

– Достаточно. – Ашбрук потупил глаза, выказав наконец некоторые признаки стыда. – И если она выйдет замуж за кого-то еще, то я… я предстану перед судом. Правда, не знаю, смогут ли они привлечь к суду герцога. Палата лордов я имею в виду. Но добром это не кончится.

– О, они прекрасно могут отдавать герцогов под суд! – с гневом произнес Джеймс. – Вы промотали приданое девушки, вверенной вашему попечению с младенчества. Ее мать была женой вашего близкого друга. Саксби на смертном одре попросил вас позаботиться о его дочери.

– И я о ней заботился, – пробормотал отец. – Растил ее как родную.

– Да, верно. Вы растили ее как мою сестру. – Джеймс пересек комнату и снова сел. – И все это время вы обворовывали ее.

– Не все время, – возразил его отец. – Только последний год. Или около того. Большая часть ее состояния вложена в государственные ценные бумаги, и я не мог их тронуть. Я только… только одолжил, то есть немного позаимствовал. Мне чертовски не везло последнее время – это факт. Но я был абсолютно уверен, что до этого не дойдет.

– Не везло? – переспросил Джеймс голосом, полным отвращения.

– Теперь девушка уже получила предложение или два. У меня нет времени возместить все. Ты должен на ней жениться. И не только для того, чтобы сохранить поместье и этот дом. Если разразится скандал, наше имя будет опозорено. Даже если я верну то, что позаимствовал у нее, продав поместье, – это все равно не покроет моих долгов.

Джеймс ничего не ответил. Единственные слова, которые приходили ему на ум, были откровенно кощунственными.

– Было проще, когда твоя мать была жива, – продолжал герцог, немного помолчав. – Она помогала, ты ведь знаешь… У нее была светлая голова. Она была на редкость рассудительной женщиной.

Джеймс не смог заставить себя ответить и на этот раз. Его мать умерла девять лет назад. И меньше чем за десяток лет его отец умудрился разорить обширные владения, простиравшиеся от Шотландии до Стаффордшира и Лондона. И присвоил состояние Дейзи.

– Ты заставишь ее влюбиться в тебя, – сказал отец, опускаясь в кресло напротив Джеймса. – Она уже обожает тебя. Всегда обожала. Нам повезло, что бедняжка Теодора страшна как смертный грех. Все, кто просил ее руки, были настолько очевидными охотниками за приданым, что ее мать даже не рассматривала их предложения. Но с продолжением сезона все изменится. Она весьма милая и обаятельная малышка, если узнать ее поближе.

Джеймс заскрежетал зубами.

– Она никогда в меня не влюбится. Она видит во мне своего брата, друга. И она отнюдь не тупица.

– Не будь дураком, Джеймс. Ты похож на меня. А твоя мать всегда говорила, что я – самый красивый мужчина своего поколения.

Джеймс прикусил язык, чтобы сдержать язвительное замечание, и со вздохом проговорил:

– Мы можем рассказать Дейзи о том, что случилось и что вы натворили. Она поймет.

Отец насмешливо фыркнул:

– Ты думаешь, ее мать это поймет? Мой старый друг Саксби не знал, во что впутался, когда женился на этой женщине. Она ужасно сварливая, эта мегера. Настоящая фурия.

В течение всех семнадцати лет, что миссис Саксби и ее дочь провели в семье герцога, им с Ашбруком удавалось поддерживать сердечные отношения главным образом потому, что его светлость никогда не позволял себе каких-либо выпадов в сторону вдовы. Но Джеймс сразу же понял, что отец прав. Если мать Дейзи заподозрит, что опекун дочери растратил ее наследство, целая армия стряпчих будет колотить в дверь их лондонского особняка еще до наступления вечера. При этой мысли у Джеймса желчь поднялась к самому горлу.

Его отец, напротив, приободрился. Он относился к тому типу людей, мысли которых с легкостью порхают с одного предмета на другой. Его ярость бывала сокрушительна, но недолговечна.

– Несколько стишков, может, поэма – и Теодора свалится в твои объятия, как спелая слива. В конце концов, эта девушка слышала не так уж много льстивых заверений. Скажи ей, что она прекрасна, и она будет у твоих ног.

– Я не могу этого сделать, – заявил Джеймс, не потрудившись даже вообразить себя говорящим что-либо в этом роде. И дело не в том, что ему не хотелось произносить перед Дейзи подобные глупости. Просто он не терпел ситуаций, в которых мог бы оказаться в неловком положении – как, например, в бальном зале. С начала сезона прошло уже три недели, а он еще ни разу не побывал ни на одном балу.

Но отец, неправильно истолковавший его отказ, проговорил:

– Конечно, тебе придется лгать насчет этого, но такого рода лжи джентльмен не может избежать. Возможно, она не самая красивая девушка на ярмарке невест и определенно не так восхитительна, как та балерина, с которой я видел тебя как-то вечером, но это не должно тебя смущать. – При этих словах из горла отца вырвался легкий смешок.

Но Джеймс почти не слышал его; стараясь сдерживать тошноту, он думал о своем.

А герцог между тем продолжал:

– В качестве компенсации ты можешь содержать любовницу, разумеется, более красивую, чем твоя жена. Это создаст весьма любопытный контраст.

У Джеймса промелькнула ужасная мысль, причем уже не в

первый раз… То была мысль о том, что в мире не отыщется человека, которого он ненавидел бы сильнее, чем своего отца.

– Если я женюсь на Дейзи, то не стану заводить любовницу, – заявил он решительно. – Я никогда не поступлю так с ней.

– Ну… что ж, полагаю, ты изменишь свое мнение на сей счет после нескольких лет брака. Впрочем, каждому свое. Так как же, Джеймс? И вообще, разве тут есть над чем раздумывать? Вряд ли у нас есть выбор. Хорошо, что мужчина всегда может исполнить свою роль в спальне, – даже если он этого не хочет.

Единственное, чего хотел Джеймс в данный момент, – так это немедленно выскочить из комнаты, чтобы избежать отвратительных объяснений с отцом. Но он проиграл эту битву и вынужден был выдвинуть условия капитуляции.

– Хорошо, я пойду на это, но только при одном условии, – проговорил Джеймс, не узнавая собственный голос.

– Что угодно, мой мальчик! Что пожелаешь! Я ведь понимаю, что требую от тебя жертвы. Как я уже сказал, мы можем признать между нами, что малышка Теодора – далеко не красавица.

– В тот день, когда я женюсь на ней, вы перепишете на меня все имущество – дом в Стаффордшире с его землями, этот городской особняк и остров в Шотландии.

У герцога отвисла челюсть.

– Что?!

– Все имущество, – повторил Джеймс. – Я буду выплачивать вам содержание, и об этом никто не будет знать, кроме поверенного. Но я не хочу нести ответственность за вас и ваши безрассудные идеи. Я никогда больше не стану покрывать ни долги, в которые вы можете влезть, ни любую растрату. В следующий раз вы отправитесь в тюрьму.

– Это абсурд… – пробормотал отец. – Я не могу… ты не можешь… Нет!

– Тогда попрощайтесь со Стаффордширом, – заявил Джеймс. – Можете специально съездить на могилу моей матери, раз вы так уверены, что она расстроилась бы из-за продажи дома, не говоря уже о кладбище.

Герцог открыл было рот, но Джеймс остановил его, подняв руку:

– Если бы я позволил вам оставить себе поместье, вы бы растратили наследство Дейзи вдобавок ко всему, что уже потеряли. Вы бы спустили все за два года, а я бы предал моего близкого друга без всякого толку.

– Твоего близкого друга, э-э?… Видишь ли, Джеймс, у меня никогда не было друзей женщин, но Теодора… Хм… конечно, она выглядит как мужчина и…

– Отец!

Герцог насмешливо хмыкнул.

– Не могу сказать, Джеймс, что мне нравится твоя манера перебивать меня. И если я соглашусь на твое смехотворное предложение, то мне, наверное, следует ожидать каждодневных унижений. – Это была скрытая капитуляция, и отец, широко улыбаясь, добавил: – Вот и хорошо, что разговор окончен. Твоя мать всегда говорила так: «Все хорошо, что хорошо кончается».

И тут Джеймс, не удержавшись, задал еще один вопрос:

– Неужели вас ничуть не заботит, что вы делаете со мной… и с Дейзи?

Легкий румянец снова выступил на щеках отца.

– Девочка не могла бы поступить лучше, чем выйти за тебя!

– Дейзи выйдет за меня замуж, полагая, что я влюблен в нее. Но это не так. Она заслуживает того, чтобы за ней ухаживали и чтобы муж любил ее искренне.

– Любовь и брак – не одно и то же, – заявил отец и тут же отвел глаза.

– Да, верно, любовь и брак не всегда сочетаются, но вы-то совсем не оставили мне выбора. Более того, я вынужден начать свой брак со лжи, что непременно разрушит его, если Дейзи когда-нибудь об этом узнает. Вы осознаете это? И если она узнает, что я предал ее таким бессердечным образом… Тогда не только наш брак, но и наша дружба закончится.

– Уж если ты действительно думаешь, что она рассердится, то лучше сделай себе наследника в первые же несколько месяцев, – сказал герцог с видом человека, дающего дельный совет. – Женщина может отнестись к тебе с презрением – и все такое… И если она и впрямь сильно разозлится, то может даже сбежать с другим мужчиной. Но когда у человека уже есть наследник… Ха, тогда пусть уходит!

– Моя жена никогда не сбежит с другим мужчиной! – невольно выпалил Джеймс. – Жены сбегают только от таких болванов, как вы!

Герцог, снова побагровев, вскочил на ноги.

– Ты посмел назвать меня болваном?! Что ж, я скажу тебе то же самое. Ни один мужчина в здравом уме не думает, что брак – это повод нежничать и целоваться. Мы с твоей матерью поженились по разумным причинам, связанным с семейными обязательствами и финансовыми соглашениями. Мы сделали все, что было необходимо, чтобы получить тебя, и на этом остановились. Твоя мать не смогла выдержать усилий, требуемых для появления запасного наследника, но мы не стали лить слезы по этому поводу. Ты всегда был здоровым мальчишкой. Исключая то время, конечно, когда ты едва не ослеп. Но мы бы сделали вторую попытку, если бы дошло до худшего.

Джеймс промолчал, а отец, уже покидая комнату, презрительно бросил через плечо:

– И никто из нас не воспитывал в тебе таких вздорных романтических взглядов.

Джеймс невольно вздохнул. Достигнув возраста девятнадцати лет, он думал, что осознает свое место в жизни – ведь он научился и ездить верхом, и выпивать, и защищаться на дуэли… Но никто никогда не учил его – он даже не предполагал, что такому нужно учиться, – как предать человека, о котором ты по-настоящему заботишься. И не просто предать, а разбить его сердце, пусть даже это случится не сразу, а лет через пять или десять.

Потому что Дейзи когда-нибудь обязательно узнает правду – Джеймс знал это наверняка. Каким-нибудь образом она непременно обнаружит, что он притворялся, будто влюблен в нее. И этого она ему никогда не простит.

Глава 2

Теодора Саксби, известная Джеймсу как Дейзи, но сама называвшая себя Тео, изо всех сил пыталась выбросить из головы состоявшийся накануне бал у леди Корнинг. Однако как часто случается, когда очень стараешься не думать о чем-то, единственное, что занимало ее мысли, – это сцена из упомянутого бала.

Девушки, болтовню которых она подслушала, когда те обсуждали, как сильно она, Тео, походит на мальчика, даже не были особо жестокими – они ведь не сказали об этом ей в лицо. И она бы не переживала по этому поводу так, если бы у нее не создалось отчетливое впечатление, что и все джентльмены на балу придерживались того же мнения.

Но что она могла с этим поделать?

Тео в отчаянии уставилась в зеркало. Ее мать из страха именно такой оценки – хотя мама отказывалась признаться в этом – распорядилась превратить волосы дочери в мелкие локоны с помощью щипцов для завивки. Платье же, в которое ее нарядили, как и все остальные в гардеробе Тео, было белым с оборками и безусловно женским, расшитым жемчужинами и отделано розовым – сочетание, которое (по мнению Тео) только подчеркивало явно неженственные очертания ее фигуры в профиль.

Тео ненавидела свою фигуру почти так же сильно, как это платье. Ах, если бы ей не приходилось беспокоиться о том, что люди ошибочно принимали ее за мальчика… Не то чтобы такое и впрямь случалось, но все равно многие говорили о подобном сходстве. И если бы ей не приходилось беспокоиться на этот счет, она никогда бы не надела розовое. А также жемчуг. В мерцании жемчужин было что-то ужасно банальное.

На какое-то время она отвлеклась, мысленно разрывая свое платье и отдирая от него все эти оборки и жемчужины, а заодно и короткие рукава. Будь у нее выбор, оделась бы в темно-фиолетовый рубчатый шелк и

гладко зачесала бы волосы назад – и чтобы без единого выбившегося локона! А единственным украшением ее прически стало бы огромное птичье перо – черное перо, – чуть загибающееся и касающееся ее плеча. И если бы рукава ее платья были до локтя, то она могла бы отделать их края узкой полоской черного меха. Или, может, лебяжьим пухом с той же отделкой по вороту. Или могла бы пустить отделку из перьев вокруг шеи. Белое смотрелось бы потрясающе на фиолетовом бархате.

Затем у Тео возникла идея, что воротник можно сделать гофрированным и отделать его узкой полоской лебяжьего пуха. Будет еще лучше, если рукава сделать не из того же темного материала, а почти прозрачными – как тот новый индийский шелк, что был на ее подруге Лусинде прошлым вечером. И она сделала бы их достаточно широкими, чтобы ниспадали волной от плеча, а затем плотно прилегали у локтей. Или, может, у запястий – так было бы более впечатляюще…

Тео вообразила, как входит в бальный зал в таком костюме. Никто не стал бы хихикать и злословить о том, походит ли она на девочку или на мальчика. Она бы остановилась на минуту наверху лестницы, привлекая к себе все взгляды, а потом бы раскрыла свой веер… Нет, веера ужасно обременительны. Она должна появиться с чем-то иным.

А первого мужчину, который пригласил бы ее танцевать, обратившись к ней «мисс Саксби», она бы встретила слегка утомленной, но благосклонной улыбкой. «Называйте меня Тео», – сказала бы она. И все эти матроны были бы так шокированы, что весь вечер не могли бы судачить ни о чем другом.

«Тео» – это ключ. Обращение по имени играет огромную роль в формировании тех глубоких привязанностей, которые мужчины испытывают друг к другу, так что самые близкие отношения у них складываются скорее с друзьями, чем с женами. Она видела это на примере Джеймса. Когда ему было тринадцать, он буквально преклонялся перед капитаном крикетной команды в Итоне. Так что если гладко зачесать волосы назад и надеть платье, слегка напоминающее униформу крикетной команды, все эти мужчины, когда-то боготворившие своих капитанов, окажутся у ее ног.

Она так размечталась, представляя себя в жакете строгого покроя наподобие итонского парадного сюртука, что даже не сразу услышала, что стучат в дверь.

– Дейзи! – Настойчивый возглас пробился наконец сквозь туман ее мечтаний, и она, поднявшись с кушетки, отворила дверь своей спальни.

– Ох, привет, Джеймс, – пробормотала Тео без особого энтузиазма.

Ей сейчас не очень-то хотелось видеться с другом, наотрез отказавшимся посещать балы. Он, конечно же, знал, какими ужасными оказались для нее все три недели ее первого светского сезона, но одно дело знать, совсем другое – испытывать. Да и как бы он мог испытывать нечто подобное? Сам-то Джеймс был потрясающе красивым и весьма обаятельным, когда не упрямился. К тому же он будущий герцог. Несправедливо, что ему так много всего досталось.

– Я не поняла, что это ты, Джеймс, – добавила Тео.

– Не поняла? – удивился он. – Но ведь я единственный человек в мире, который называет тебя Дейзи. Позволишь мне войти?

Девушка тяжело вздохнула и отошла от двери.

– Тебе не кажется, что ты бы мог все-таки называть меня Тео? Я просила тебя об этом уже, наверное, раз сто. Я не хочу быть ни Теодорой, ни Дорой, ни Дейзи.

Джеймс плюхнулся в кресло и запустил пятерню в волосы. Было ясно, что он все утро пребывал в скверном расположении духа – волосы стояли торчком. У него были красивые густые волосы; иногда они казались черными, но в лучах солнца отдельные пряди отливали бронзой.

«Вот и еще одна причина чувствовать себя обделенной», – подумала Тео. Ее собственные волосы не отличались красотой; они тоже были густыми, но какого-то невыразительного песочного цвета.

– Нет, – решительно возразил Джеймс. – Для меня ты Дейзи[1 - Daisy – маргаритка (англ.). – Здесь и далее примеч. пер.], и это имя тебе очень подходит.

– Ошибаешься, оно мне не подходит, – резко ответила Тео. – Дейзи бывают яркими и привлекательными, а я не отличаюсь ни тем ни другим.

– Ты очень привлекательная, – пробормотал Джеймс, не потрудившись даже взглянуть на девушку.

Она закатила глаза, но, по правде говоря, у нее не было причин сердиться на молодого человека – тот никогда не рассматривал ее внимательно, поэтому и не мог определить, привлекательна она или нет. Да и зачем ему это? Джеймс был всего на два года старше, и они делили детскую практически с пеленок, а следовательно, он прекрасно помнил, как Уигган шлепала ее за непослушание.

– Как прошел вчерашний вечер? – неожиданно спросил он.

– Ужасно.

– Тревельян не появлялся?

– Джеффри, конечно же, был там, – пробурчала Тео. – Только он ни разу не взглянул на меня. И дважды танцевал с этой волоокой Кларибел. Не выношу ее. Уверена, Джеффри тоже ее не выносит, и это означает, что он просто охотится за ее состоянием. Но если и вправду так… Почему бы ему тогда не потанцевать со мной? Мое приданое, должно быть, вдвое больше, чем у нее. Думаешь, он об этом не знает? А если не знает, – продолжала она, не переводя дыхания, – то, может, ты мог бы придумать способ как-то сообщить ему об этом? Но только так, чтобы это не выглядело слишком уж нарочито…

– Да, конечно, – ответил Джеймс. – Я мог бы, например, заявить: «Итак, Тревельян, тупоумный ты увалень, известно ли тебе, что наследство Теодоры достигает многих тысяч? Кстати, как твоя пара серых, которых ты недавно купил?»

– Ты мог бы придумать более искусный способ поставить его в известность, – сказала Тео, хотя понятия не имела, как это сделать. – И Джеффри вовсе не увалень. Он привлекательный и грациозный. Видел бы ты, как он танцевал с этой глупой Кларибел.

Джеймс нахмурился.

– Уж не та ли это, что воспитывалась в Индии?

– Да, она. Не могу понять, почему какой-нибудь проголодавшийся тигр не сожрал ее там. С ее пышными формами… она бы могла стать отличным воскресным угощением.

– Ай-ай-ай, – произнес Джеймс; впервые в его глазах замерцали смешливые искорки. – Юные леди в поисках мужей должны быть покладистыми и добрыми. А ты все продолжаешь отпускать эти чудовищно недоброжелательные замечания. Если не будешь вести себя должным образом, все светские матроны объявят тебя несостоявшейся невестой, и ты окажешься в весьма плачевном положении.

– Думаю, это только часть моей проблемы.

– Какова же другая часть?

– Я совсем не женственная и не грациозная. И, увы, похоже, никто меня даже не замечает.

– И тебе это не нравится? – Джеймс усмехнулся.

– Да, ужасно. И я охотно признаю это. Мне кажется, я смогла бы привлечь многих мужчин, если бы мне позволили просто быть самой собой. Но с розовыми оборками и жемчужными украшениями я похожу на мужчину еще больше, чем обычно. И хуже всего то, что я чувствую себя уродливой.

– Не думаю, что ты походишь на мужчину, – сказал Джеймс, наконец-то внимательно осматривая ее с головы до пят.

– Но та балерина, за которой ты ухаживаешь…

– Тебе не полагается ничего знать о Белле! – перебил Джеймс.

– Почему же? Мы с мамой были на Оксфорд-стрит, когда ты проезжал с ней в открытом экипаже. И мама объяснила мне все. Она даже знает, что твоя любовница – балерина. Странно, однако же, что ты взял себе любовницу, которую все знают – даже такие люди, как моя

мать.

– Не могу поверить, что миссис Саксби сказала тебе такую чушь.

– Какую? Она что, не балерина?

Джеймс нахмурился и проговорил:

– Ты должна делать вид, что таких женщин, как она, вообще не существует.

– Не глупи, Джеймс. Леди всё знают насчет любовниц. И ты к тому же пока не женат. Вот если будешь продолжать это, когда женишься, – тогда я ужасно на тебя разозлюсь. И обязательно расскажу твоей жене. Так что берегись. Я этого не одобряю.

– Беллу? Или супружество?

– Женатых мужчин, разъезжающих по Лондону в компании роскошных блондинок, мораль которых крайне низка, – заявила Тео.

Джеймс уставился на нее с удивлением, а она добавила:

– Сейчас все это вполне приемлемо, но тебе придется бросить Беллу, когда женишься. Или ту, которая ее заменит к тому времени.

– Я не хочу жениться, – сказал Джеймс.

Тео послышалось в его голосе какое-то мучительное напряжение, и это заставило ее внимательно посмотреть на него.

– Ты поссорился с отцом, не правда ли?

Он молча кивнул.

– В библиотеке?

Джеймс снова кивнул.

– Он не пытался размозжить тебе голову тем серебряным подсвечником? – продолжала Тео. – Крамбл сказал мне, что уберет его оттуда, но я заметила, что вчера он был еще там.

– Отец разбил фарфоровую пастушку.

– О, это хорошо. Крамбл накупил их целую кучу на Хеймаркет и расставил на видных местах по всему дому в надежде, что твой отец будет швыряться ими, а не чем-нибудь ценным. Он будет очень доволен, что его план удался. Так о чем же вы там скандалили?

– Он хочет, чтобы я женился.

– Правда? – Тео была неприятно удивлена. Конечно, Джеймс должен жениться… когда-нибудь, но сейчас она предпочитала, чтобы все оставалось как есть и чтобы он принадлежал только ей. Ну ладно, ей и Белле. – Ты ведь еще слишком молод… – добавила она сочувственно.

– Тебе самой всего семнадцать, а ты уже ищешь мужа.

– Но я-то как раз в таком возрасте, когда девушки выходят замуж. Мама не позволяла мне дебютировать до нынешнего года именно из этих соображений. А мужчинам должно быть гораздо больше девятнадцати. Я думаю, что тридцать или тридцать один будет в самый раз. К тому же ты ведешь себя как юнец, то есть несообразно своему возрасту.

Джеймс снова нахмурился:

– Ничего подобного.

– Но это правда, – заявила Тео. – Я видела, как ты разъезжал вместе с Беллой, выставляя ее напоказ, словно новый сюртук. Наверное, ты поселил ее в каком-нибудь потрясающем маленьком домике, стены которого обиты атласом цвета стыдливого румянца.

Лицо Джеймса приобрело свирепое выражение, и это подтверждало догадку Тео.

– Она могла бы выбрать какой-нибудь оттенок синего, – продолжала девушка. – Женщины со светлыми волосами почему-то считают, что розовые тона выгодно оттеняют их кожу, в то время как синие, скажем лазурный или даже фиолетовый, были бы намного приятнее.

– Я ей непременно скажу. Ты пойми, Дейзи, не полагается упоминать женщин, подобных Белле, в приличном обществе. Не говоря уже о том, чтобы давать советы, как им обустраивать свои гнездышки.

– Когда это ты стал «приличным обществом»? И не называй меня Дейзи, – пробурчала Тео. – На ком ты думаешь жениться? – Ей неприятно было задавать этот вопрос. У нее всегда возникало что-то вроде собственнического чувства, когда речь шла о Джеймсе.

– У меня никого нет на примете, – ответил молодой человек, но уголок его рта слегка дернулся.

– Ты врешь! – воскликнула Тео. – У тебя точно кто-то есть! Кто она?

– У меня никого нет, – ответил Джеймс, вздохнув.

– Раз ты не был ни на одном балу в этом году… – размышляла вслух девушка. – Хм… невозможно даже вообразить, на кого ты положил глаз. Разумеется, я должна играть важную роль при выборе твоей нареченной, – заявила Тео, воодушевленная этой мыслью. – Я знаю тебя лучше, чем кто-либо еще. Она должна быть музыкальной – ведь у тебя прекрасный голос.

– Меня не интересуют дамы, умеющие петь! – заявил Джеймс, метнув на Тео тот загадочный взгляд, который ей очень нравился. Большую часть времени он был просто забавным шутником, немного странноватым «братом», которого она знала всю жизнь, но иногда вдруг становился совершенно другим… «Очень похожим на мужчину», – сказала себе Тео.

Она взмахнула руками и проговорила:

– Ради всего святого, Джеймс, успокойся. Должно быть, я ошиблась, сказав, что ты врешь. – Она улыбнулась. – Думаешь, я стану дразнить тебя из-за твоего выбора? Я, которая выболтала тебе, что обожаю Джеффри? По крайней мере, тебе не придется беспокоиться, что твоя избранница тебя не заметит. Ты прекрасно выглядишь. Девушки недостаточно тебя знают, чтобы догадываться о твоих недостатках. Ты поешь как ангел, когда кому-либо удается подбить тебя на это. И ты однажды унаследуешь титул. Вчера вечером все девушки сгорали бы от желания потанцевать с тобой, а я могла бы наблюдать за ними, стоя в сторонке.

– Терпеть не могу балы, – буркнул Джеймс, но мысли его были заняты чем-то другим. Он явно пытался решить какую-то проблему – Тео поняла это по его виду, поэтому спросила:

– Она ведь не замужем?

– Замужем? Кто замужем?

– Женщина, которая привлекла твое внимание!

– Никто меня не привлекал. – Уголок его рта не изогнулся, так что, вполне возможно, он говорил правду.

– У Петры Аббот-Шеффилд приятный певческий голос, – в задумчивости сказала Тео.

– Терпеть не могу пение!

Она знала об этом, но думала, что с возрастом это у него пройдет. Когда Джеймс пел в церкви «Жив наш славный Царь опять», ее всегда охватывал благоговейный трепет перед чистой красотой звучания – казалось, голос его возносился к сводам храма, а затем превращался в трубный глас для «О смерть, где, скажи, твое жало?». И всегда, когда он пел, ей представлялась яркая зеленая листва поздней весной.

– Разве неудивительно, – добавила Тео, – что мои мысли находят выражение в красках, а твои – в музыке?

– Ничего подобного. Я вообще не думаю о музыке.

– Но тебе следовало бы мыслить в музыкальных образах, – поправилась Тео. – Принимая во внимание твой голос…

Но Джеймс явно был не в настроении развивать эту тему. А она убедилась за долгие годы, что лучшая тактика в общении с ним – не приставать, когда он не в духе.

– Хотела бы я иметь твои достоинства. – Девушка забралась на кровать с ногами и, обхватив руками колени, прижала их к груди. – Будь я такой, как ты, Джеффри оказался бы у моих ног.

– Сомневаюсь. Вряд ли он захотел бы иметь жену, которой дважды за день требуется побриться.

– Ты знаешь, что я имею в виду. Мне нужно лишь одно – чтобы люди начали обращать на меня внимание, – сказала Тео, слегка покачиваясь вперед-назад. – Если бы у меня было хоть немного слушателей, я сумела бы их заинтересовать. Ты знаешь, что сумела бы, Джеймс. Я могла бы поговорить о Кларибел. Мне всего-то и нужен хоть один подходящий поклонник, который не охотится за приданым. Который стал бы… – Внезапно ей пришла в голову идея – отличная и вполне сформировавшаяся. – Ах, Джеймс!..

– Что? – Он поднял голову.

Глядя на него, она едва не отказалась от своей идеи. В глазах его застыла безысходная печаль, а щеки ввалились – словно он долгое время ничего не ел. И выглядел он вконец измученным.

– Ты в порядке? Чем же ты занимался прошедшей ночью? Ты выглядишь как пропойца,

который провел ночь в трущобах.

– Со мной все в порядке.

«А может, он действительно накануне перепил коньяка?» – подумала Тео. Ее мать придерживалась мнения, что джентльмены, как правило, уже к тридцати годам успевали насквозь пропитаться спиртным.

– У меня возникла идея, – сказала она, возвращаясь к своей проблеме. – Но это означает, что тебе придется отложить свои планы с женитьбой в ближайшее время.

– У меня нет таких планов. Я не хочу связывать себя женитьбой. Не важно, что говорит мой отец на этот счет. – Джеймс умел быть ужасно скрытным, когда хотел. Он изменился в лучшую сторону, с тех пор как ему исполнилось пятнадцать, но не сказать, что намного. – Знаешь, что я ненавижу больше всего в жизни?

– Уверена, ты скажешь, что отца. Но на самом деле ты так не думаешь.

– Нет, помимо него. Так вот, я терпеть не могу чувствовать себя виноватым.

– Кто же заставляет тебя чувствовать себя виноватым? Ты безупречный отпрыск рода Ашбруков.

Он снова провел рукой по волосам.

– Именно так все и думают. Я бы все на свете отдал – только бы уехать куда-нибудь подальше, где ничего не слышали о графах и о том, что положение обязывает… и так далее… Где о человеке судят по тому, каков он сам, а не по его титулу и прочим побрякушкам.

– Не могу понять, откуда у тебя чувство вины, – нахмурилась Тео.

– Я никогда не был достаточно хорошим. – Джеймс прошел в конец комнаты и выглянул в окно.

– Ты говоришь глупости! Все тебя любят, а если это для тебя не имеет значения… Ох, тогда не понимаю, что тебе нужно. Я знаю тебя лучше, чем кто-либо в мире, и раз я говорю, что ты достаточно хорош, то так и есть.

Он повернулся к ней лицом, и Тео с облегчением увидела улыбку на его губах.

– Дейзи, а ты не собираешься когда-нибудь получить место в парламенте?

– Им бы там очень повезло в этом случае! Но серьезно, Джеймс… Ты хоть выслушаешь мой план?

– Задумала покорить мир?

– Покорить Джеффри, что гораздо важнее. Если бы ты притворился, что ухаживаешь за мной – только достаточно долго, чтобы все заметили, – это бы очень много значило для меня. Ты никогда не посещаешь балы, а вот если начнешь сопровождать меня, то каждый задумается… И тогда Джеффри обратит на меня внимание, и я сумею очаровать его. И он уже не будет обращать внимание на мою фигуру, вот так-то! Разве не блестящий план?

– Он имеет определенные преимущества… – протянул Джеймс, прищурившись.

– Например…

– Отец подумает, что я ухаживаю за тобой, и оставит меня в покое хотя бы ненадолго.

Тео захлопала в ладоши.

– Прекрасно! Я абсолютно уверена, что Джеффри захочет поговорить с тобой. Это он был старостой класса в вашем последнем учебном году в Итоне?

– Да, он. И поэтому я могу прямо сказать тебе, что Тревельян будет не слишком приятным мужем. Он слишком умен себе на беду. К тому же имеет привычку зло подшучивать над людьми.

– Вот это мне в нем и нравится.

– Не говоря уже о том, что он страшен как смертный грех, – добавил Джеймс.

– Ничего подобного! Он восхитительно высок, и у него глаза… медно-коричневого цвета. Они напоминают мне…

– Не надо, не говори, – перебил Джеймс с выражением крайнего отвращения. – Я не хочу этого знать.

– Напоминают утренний шоколад, – закончила Тео, проигнорировав его замечание. – Или глаза Тиба, когда тот был щенком.

– Но Тиб – собака, – заявил Джеймс. – Неужели ты хочешь сказать, что любовь всей твоей жизни выглядит как десятилетний ожиревший пес? – Он усмехнулся и добавил: – Пожалуй, ты права. У Тревельяна действительно какой-то собачий вид. Почему я этого раньше не замечал?

Демонстрируя, что не зря провела семнадцать лет в доме герцога Ашбрука, Тео швырнула одну из своих туфелек в голову Джеймса. Туфелька задела его ухо, что привело к лишенной всякого изящества (и довольно забавной) сцене, во время которой Джеймс гонялся за девушкой по спальне. Поймав Тео, он обхватил ее одной рукой за талию и постучал костяшками пальцев по голове; она же протестующе вопила.

Подобная сцена в спальне Тео, как и во многих других комнатах, происходила великое множество раз. Но сейчас, хотя девушка истошно вопила и пинала его по ногам, до Джеймса внезапно дошло, что он держал благоуханное женское тело. Причем груди Дейзи упирались ему в руку, а округлые бедра терлись о его пах так, что он чувствовал…

Руки его невольно разжались, и Тео, не удержавшись на ногах, с глухим грохотом шлепнулась на пол. Она тут же поднялась и, потирая колено, воскликнула:

– Что это с тобой?! Раньше ты никогда не бросал меня, не позволял мне упасть!

– Нам не следует больше играть в такие игры, потому что мы… Ты ведь скоро станешь замужней женщиной.

Тео с подозрением посмотрела на него, прищурив глаза.

– И у меня рука болит, – поспешно добавил Джеймс, чувствуя, как его щеки краснеют. Он терпеть не мог лгать, в особенности Дейзи.

– На мой взгляд, ты в полном порядке, – заметила она, внимательно осматривая его. – Не вижу у тебя никаких повреждений, которые могли бы оправдать твой поступок. Ты уронил меня на пол… как чайную чашку.

И лишь когда Джеймс выбежал из комнаты, Тео опустилась на кровать и задумалась над тем, что только что видела. Ей и прежде доводилось видеть подобную выпуклость на бриджах мужчин, однако теперь она испытывала замешательство, заметив ее у Джеймса. Тео никогда не думала о нем в таком плане, но сейчас вдруг задумалась.

Глава 3

– Теодора, дорогая, ты готова? – Миссис Саксби стремительно вошла в спальню дочери. Тео часто замечала, что ее дорогая мама напоминала страуса, шея и длинные ноги которого находились в постоянном движении.

В тот момент, когда шея дамы стала полностью видна, на ней засверкали бриллианты.

– Скажи, как я выгляжу? – спросила мать.

– Как собор Святого Павла в Рождество, – ответила Тео, целуя ее. – Вся светишься и блестишь, словно на тебе ожерелье из звезд.

Миссис Саксби чуть покраснела.

– Я надела слишком много бриллиантов, да? Но бал у графини бывает только раз в год. И нужно сделать все от нас зависящее, чтобы произвести хорошее впечатление.

– Или показать лучшие бриллианты, раз подвернулся случай, – добавила Тео.

– Позволь мне взглянуть на тебя, дорогая, – сказала мать, отступив на шаг. – Это платье очень красивое.

– Ненавижу красивое, – буркнула Тео, хотя знала, что ее мнение никого не интересовало. – «Красивое» на мне выглядит ужасно.

– По-моему, ты выглядишь просто восхитительно, – возразила мать, и по ее лицу было видно, что она искренне верила в это. – Ты самая милая и самая прелестная девушка во всем Лондоне.

– Тебе не кажется, что твои материнские чувства ослепляют тебя? – спросила Тео.

– Вовсе нет. Ничуть.

– Прошлым вечером я подслушала двух девушек, говоривших о том, что я похожа на мальчика, – продолжала Тео, оживляя неприятные воспоминания, – так пробуют языком больной зуб. – И давай не будем тешить себя надеждой, что я прелестна, мама.

Миссис Саксби нахмурилась:

– Какой вздор! Как могли эти девушки подумать о тебе такое? Должно быть, они так же слепы, как бедная Женевьева Хепплер. Ее мать не разрешает ей носить очки, и вчера вечером она наткнулась прямо на меня.

– Они так думают, потому что я действительно выгляжу как мальчик, – ответила Тео. Немного помолчав,

она добавила: – Но мы с Джеймсом придумали одну хитрость, которая поможет мне привлечь внимание несравненного Джеффри.

По какой-то причине миссис Саксби вовсе не считала юного лорда Джеффри Тревельяна идеальным джентльменом. Правда, она в отличие от дочери не тратила столько времени на изучение этого молодого человека.

– Джеймс сделает вид, что ухаживает за мной, – объяснила Тео, повернувшись к зеркалу и приглаживая завитки, которые стоили ее служанке доброго часа трудов.

У миссис Саксби крайне неэлегантно отвисла челюсть.

– Он сделает… что?

– Сделает вид, просто притворится, разумеется, что ухаживает за мной. Его отец решил, что ему настало время подыскать себе жену, но Джеймс не хочет жениться. Ты ведь знаешь, как он ненавидит балы, не говоря уж о том, чтобы вступить в учтивый разговор с леди. Но если все будет выглядеть так, будто он сопровождает меня на балах, то не только герцог успокоится, но и все это заметят, потому что Джеймс никогда не посещает подобные мероприятия. И следовательно, все обратят внимание на меня.

– Да, конечно, это непременно заметят, – подтвердила мать.

– Значит, и Джеффри обратит на меня внимание, – продолжала Тео. Сейчас этот план показался ей довольно глупым. Ведь такой мужчина, как лорд Джеффри, вряд ли захочет иметь дело с девицей с лошадиным лицом, как у нее, да еще и отпускающей неглупые замечания.

Тут миссис Саксби вдруг нахмурилась и строго спросила:

– Чья это была идея?

– Моя, – призналась Тео. – Не думаю, что Джеймсу этого хотелось, но он не посмел отказаться. Кроме того, это прекрасное решение проблемы с герцогом, требующим, чтобы Джеймс женился. Он еще слишком молод для этого. Разве ты так не думаешь, мама? Ему ведь еще нет и двадцати.

– Я ничего об этом не знаю, – ответила ее мать. – Но если говорить о зрелости, то он, по меньшей мере, лет на десять старше своего отца. И я думаю, ему лучше жениться на девушке с состоянием, чтобы он мог привести в порядок поместье, когда Ашбрука хватит апоплексический удар. Полагаю, именно по этой причине герцог толкает его на брачную ярмарку.

– Ты всегда учишь меня, чтобы я не делала язвительных замечаний, мама, но сама-то что говоришь? Ох, неужели мне обязательно нужно носить это жемчужное ожерелье? Терпеть не могу жемчуг.

– Юные девушки всегда носят жемчуг. Что ты делаешь, дорогая?

Тео подняла взгляд от своего письменного стола.

– Я вношу поправки в мой список. Одна из них – на случай, если когда-нибудь я начну одеваться так, как мне хочется.

– Что-то по поводу жемчуга?

– Да. Я добавила для себя два новых правила, и одно из них гласит: «Жемчуг предназначен для свиней».

– А какое второе? – спросила мать.

– Тебе оно не понравится, – заметила Тео. – «Выпускники Итона заслуживают рассмотрения».

– Почему же мне не понравится? Вовсе нет. Но я думаю, что лучше оценивать мужчину по его положению в обществе, а не по образованию. Кроме того, есть еще и другие школы помимо Итона, дорогая.

– Мама, этот список не имеет никакого отношения к поискам мужа. Это всего лишь руководство. Именно так я буду одеваться, когда получу возможность быть самой собой, то есть когда выйду замуж. Например, итонская парадная форма просто изумительна!

– Надеюсь, я не доживу до той поры и не увижу, что ты одеваешься как мальчишка-школьник, – сказала мать, нарочито содрогнувшись. – Даже страшно вообразить такое…

– Разве ты не помнишь, как обожал Джеймс капитана крикетной команды после своего первого семестра в Итоне? Есть особое очарование в том, чтобы тебя принимали за ученика Итона. Если бы только я могла придумать, как это осуществить… По крайней мере это удержало бы девушек от сочувственных реплик в адрес моей фигуры в профиль.

– Вот тебе мой совет… – сказала мать, оторвавшись от зеркала. – Всякий раз, когда ты заметишь хоть легкий намек на сочувствие от одной из этих пустоголовых девчонок, подними руку и коснись жемчужного ожерелья твоей бабушки. Может, оно тебе и не нравится, Теодора, но его стоимость почти равна приданому большинства этих девиц. Наличие собственности играет не последнюю роль, когда речь идет о привлекательности.

– Если я окажусь рядом с Джеффри, то непременно привлеку его внимание к моим жемчугам. Возможно, я протащу нитку бус сквозь зубы, чтобы он наверняка их заметил. – Девушка подошла к матери сзади и крепко обняла ее. – Я не понимаю, почему не стала такой же красивой, как ты, мама.

– Но ты так же…

– Молчи, – перебила Тео. – У меня длинный нос и острый подбородок, и я совершенно не женственная. Но я могу с этим жить, по крайней мере смогла бы, если бы не должна была носить так много белых оборок и рюшечек, делающих меня похожей на ведро вспенившегося молока.

Миссис Саксби улыбнулась отражению дочери в зеркале.

– В Лондоне нет ни одной семнадцатилетней девушки, которая не стремилась бы носить яркие цветные платья по вечерам. Поверь, это произойдет довольно скоро.

– Как только я стану леди Тревельян, – сказала Тео, хихикнув.

Глава 4

Девоншир-Хаус

Бал у графини Девоншир

Когда герцогская карета остановилась перед Девоншир-Хаусом, Тео бодро выпрыгнула из нее вслед за своей матерью. За ней последовал покорный, но угрюмый Джеймс. Все трое задержались на некоторое время у дверей бального зала после того, как объявили об их прибытии, но, к величайшему разочарованию Тео, никто, похоже, не заметил, что ее сопровождал самый неуловимый трофей на брачном рынке этого года.

– Ужасная толчея, – с неодобрением заметила миссис Саксби, осматривая зал. – Графине, очевидно, следовало бы подсократить список приглашенных. Я, пожалуй, поднимусь наверх и сыграю партию-другую в пикет.

Такое развитие событий Тео и планировала.

– Джеймс проводит меня домой, – тотчас же сказала она. – Сомневаюсь, что он согласится остаться надолго. Мы должны успеть ввести его в высшие круги общества.

И действительно, Джеймс уже начал теребить свой шейный платок.

– Здесь прямо-таки адская жара, – пробурчал он. – Я останусь самое большее на полчаса.

Миссис Саксби бросила последний взгляд на переполненный зал и удалилась в верхнюю гостиную, где собиралась весь вечер играть в пикет со своими подругами.

– Назад!.. – прошептала Тео Джеймсу, когда ее мать скрылась из виду.

– Что?

Девушка потянула своего кавалера обратно в холл.

– Теперь, когда мама ушла, мне нужно немного времени.

Тео потащила Джеймса за собой по коридору и свернула в первую же открытую дверь. Комната оказалась мило обставленной гостиной, к счастью – с зеркалом над каминной полкой. Сняв жемчужное ожерелье, Тео сунула его в карман к Джеймсу.

– Оно оттопыривает карман моего фрака, – запротестовал он.

– Можно подумать, легкая небрежность в одежде тебя смущает! Мама сказала, что оно стоит целое состояние, так что, пожалуйста, постарайся его не потерять.

Джеймс поморщился, но сдался. Тео же с силой рванула розовый кружевной гофрированный воротник, обрамлявший ее шею, и, поскольку она еще днем предусмотрительно ослабила удерживавшие его стежки, он послушно отделился от платья.

– Слушай, что ты вытворяешь? – спросил Джеймс, не на шутку встревожившись. – Ты не можешь остаться в платье с таким глубоким вырезом. Там ведь нет ничего,

чтобы прикрыть твою… чтобы прикрыться.

– Почему это не могу? Он совсем не так глубок, как у некоторых присутствующих здесь женщин. А у них груди – как страусовые яйца. Мне же нечем похвастаться… Так почему бы не показать то, что у меня действительно есть?

– Тебе это безусловно удается, – сказал Джеймс дрогнувшим голосом.

Тео подняла на него взгляд.

– Но это ведь только грудь, не более того.

Джеймс нахмурился и, отступив на шаг, закашлялся.

– Но все-таки очень милая, обрати внимание, – добавила Тео с озорной улыбкой. – Думаю, это главное мое достоинство.

Сильным рывком она содрала розовую кружевную гофрированную манжету с левого запястья и тут же вслед за ней – с правого. После чего вытащила шпильки из тщательно уложенной прически, и ее локоны рассыпались по плечам. Вытащив красную ленту из ридикюля, она вплела ее в волосы, откинула их со лба и закрепила шпильками на макушке, чтобы не падали вниз. В результате получился довольно растрепанный шиньон, но контраст между ее волосами и красной лентой определенно вызывал интерес.

– Ты теперь выглядишь совершенно иначе… – пробормотал Джеймс, рассматривая ее отражение в зеркале.

– Я выгляжу гораздо лучше, – ответила Тео с уверенностью (ведь она целых пять раз за этот день практиковалась укладывать волосы с лентой). – Думаешь, ему это понравится?

Джеймс снова уставился на ее декольте.

– Кому?

– Джеффри, конечно! Ох, только постарайся не подвести. – Тео посмотрелась в зеркало. Без ужасной розовой кружевной отделки ее платье приобрело более изысканный вид. К тому же ее груди выглядели прелестно – пусть даже так решила она сама.

– Ох! Совсем забыла! – Тео порылась в ридикюле и достала брошь; она тоже принадлежала ее бабушке, но была более впечатляющей, чем жемчуга. Брошь была из чистого золота, очень тяжелая, в форме розы с гранатовой подвеской.

– Что ты собираешься с этим делать? – спросил Джеймс. – Не думаю, что подобные драгоценности предназначены для таких платьев, как твое.

– Для каких именно?

– Ведь твое платье сшито из очень тонкого материала, практически прозрачного…

– Шелковая сетка поверх муслина, – сообщила Тео. – Эта сетка расшита причудливыми узорами и, безусловно, представляет собой лучшую часть этого несчастного платья.

Джеймс пригляделся внимательнее.

– Твоя мать знает, что ты не надеваешь сорочку?

– Конечно же, я ношу сорочку! – солгала Тео. Она приколола брошь прямо под грудью, закрепив ее на ленте, опоясывавшей завышенную линию талии. – И вообще, какое тебе дело до моего нижнего белья, Джеймс? Это совершенно тебя не касается.

– Касается, если мне ясно видны очертания твоей ноги, – проворчал Джеймс. – Твоей матери это не понравится.

– А тебе нравится? То есть как представителю мужского пола…

– Как ты можешь такое говорить? – Джеймс нахмурился, однако послушно взглянул на платье Тео. А она выставила ногу вперед таким образом, что ее очертания смутно угадывались – только угадывались, заметьте, – под шелковой сеткой и нижней юбкой. – Выглядит чертовски странновато, – пробормотал он. – Как и брошь, которую ты приколола под самой грудью. Можно подумать, что ты специально стараешься привлечь внимание… к этой области.

– Так и есть, – заявила Тео. Гранатовая подвеска добавила вспышку цвета ее наряду, но главное – подвеска будет побуждать джентльменов посмотреть на ее груди еще разок. И еще – Джеймс. Ведь он был самым красивым мужчиной на этом балу, так что теперь часть его обаяния непременно перепадет ей.

Взяв молодого человека под руку, Тео заявила:

– Я готова выйти на сцену.

– Твоя мать убьет тебя. Или меня… – пробормотал Джеймс со вздохом.

– Минуту назад ты пожирал меня глазами.

– Ничего подобного! – Он попытался изобразить удивление.

– Не спорь со мной, Джеймс. И знаешь, раз ты так глазел на меня, то другие джентльмены тоже будут. Идем в бальный зал. Я готова встретиться с Джеффри.

– Ты видишь его где-нибудь? – прошептала Тео минуту спустя, улыбаясь и кивая леди Бауэр – та была явно заинтригована, увидев Джеймса рядом с девушкой (конечно, этого и следовало ожидать – ведь у нее были три дочери брачного возраста).

– Кого? – с рассеянным видом спросил Джеймс. Он снова потянул свой шейный платок. – Похоже, я сейчас задохнусь. Не думаю, что смогу выдержать здесь даже полчаса.

– Да Джеффри же! – прошептала Тео, ущипнув своего спутника за руку. – Помнишь, что ты должен меня ему представить?

– Я думал, ты с ним уже знакома.

– Но он никогда не обращал на меня внимания. Я ведь уже говорила тебе об этом.

Джеймс насмешливо фыркнул:

– А верно… Я должен завести разговор о приданом, а затем сообщить ему, что твое гораздо больше, чем у…

– Тш-ш! – Она снова ущипнула его, причем так сильно, что он вздрогнул. – Я надеюсь, что ты меня не подведешь.

– Постараюсь. – Джеймс тяжко вздохнул.

– Неужели для тебя так ужасно находиться здесь? – спросила Тео, несколько встревоженная выражением его лица. – Я знаю, что ты не любишь балы. И если ты просто отведешь меня к Джеффри… Обещаю, что уйду сразу же после этого.

Они остановились, пропуская гостей, направлявшихся к столу с закусками.

– Мне кажется, ты совершаешь ошибку, – тихо сказал Джеймс.

– С Джеффри?

Джеймс утвердительно кивнул:

– В Итоне мне пришлось жить с Тревельяном в одной комнате, и я бы не хотел повторить этот опыт. Не желаю и тебе того же.

– Все совершенно иначе, если люди женаты, дурачок, – возразила Тео. Она представила, как они с Джеффри сидят за столом и завтракают, читая газеты. К тому же он очень умен и, несомненно, сумеет оценить ее сообразительность и остроумие.

– В браке все будет еще хуже, – сказал Джеймс. Толпа перед ними наконец-то рассосалась, и они двинулись дальше. – Но я-то, по крайней мере, мог отлупить его, когда он становился особенно навязчивым.

– Тебе нечего беспокоиться о судьбе моего брака. Просто смотри, пожалуйста, в оба, чтобы не пропустить его. Ладно? Я не так высока, чтобы видеть через головы людей.

– Порядок. Я вижу Тревельяна, – сказал Джеймс, увлекая девушку за собой и кивком указывая куда-то. – Но он с Кларибел.

– Естественно, – откликнулась Тео со стоном.

– Она чертовски привлекательна.

– Пофлиртуй с ней, – сказала Тео, ухватившись за внезапно осенившую ее идею. – И знаешь, жениться на ней – не худший вариант для тебя.

– Ты хочешь, чтобы я женился на пустоголовой Кларибел? – спросил Джеймс громким шепотом.

– Полагаю, что нет. – Тео только сейчас заметила Джеффри и неожиданно для себя вцепилась в руку Джеймса. У нее внезапно сдали нервы.

Лорд Джеффри Тревельян имел светло-каштановые волосы, которые взъерошивал в стиле, известном как «Титус». И одежда его была всегда элегантной, хотя и не слишком утонченной. Но Тео больше всего восхищалась его лицом – узким и язвительно насмешливым. А уголки его глаз слегка приподнимались. Одного взгляда на него было достаточно, чтобы понять, что он закончил Кембридж и что ему присвоили степень бакалавра с отличием первого класса по двум дисциплинам: философии и истории. То есть он был самым подходящим мужчиной для Тео. Не настолько красивым, чтобы ей приходилось постоянно тревожиться из-за того, что муж выглядит намного лучше,

чем она (Тео испытывала жалость к будущей жене Джеймса, так как эта женщина обречена была вечно оставаться в тени мужа).

Оказалось, что Джеффри стоял среди очень красивых людей – у всех были высокие скулы, чувственная нижняя губа и прекрасной формы нос. И что еще хуже – все они выглядели до отвращения умными. За исключением Кларибел, разумеется.

Тео тяжело вздохнула и попыталась задержать Джеймса. Но как раз в этот момент их заметили, и все люди, стоявшие рядом с Джеффри, просияли, словно увидели саму королеву. А некоторые даже поздоровались с Тео. И Джеффри был одним из них.

– Добрый вечер, мисс Саксби, – произнес он с поклоном.

Сердце Тео от волнения подпрыгнуло к самому горлу.

– Рада видеть вас, лорд Джеффри, – с трудом вымолвила она, присев в реверансе.

– Ох, мисс Саксби!.. – воскликнула Кларибел Сеннек своим высоким пронзительным голосом. – Вы прекрасно выглядите. Познакомьтесь с моей кузиной леди Алфеей Реник.

– Мы уже встречались, – произнесла Алфея с деланым безразличием; она окинула взглядом декольте Тео, а затем бесцеремонно уставилась на Джеймса. Наблюдая, как она с жеманной улыбкой протягивала руку для поцелуя, Тео решила, что в мире нет существа более алчного и ненасытного, чем эта юная леди. Алфея напоминала лису, добравшуюся до кладки куриных яиц.

– Сегодня он вас сопровождает? – прошептала Кларибел. – Как вам повезло… Ведь вы воспитывались с ним вместе.

Тео кивнула и проговорила:

– Да, вы правы, Джеймс мне очень дорог. – Она старалась придать голосу как можно больше нежности.

В этот момент Джеймс отпустил какую-то шутку в адрес короля Имерети, гостившего при дворе последние две недели, и все рассмеялись.

Тео повернулась к нему, твердо решив показать себя столь же остроумной, как Джеймс, – независимо от темы. А он, разумеется, уже оказался в центре внимания, причем держался весьма непринужденно.

Тео могла бы возмутиться и обидеться на Джеймса. Где бы он ни появился, его везде встречали с распростертыми объятиями и чуть ли не влюблялись в него. Ему даже не требовалось для этого блистать остроумием.

– Право же, – говорил в это время Джеффри, – Ее королевское высочество, по общему мнению, очень благоразумна и сдержанна. Она отличается прекрасным характером и вообще лишена каких-либо недостатков.

– Когда про кого-нибудь говорят, что у него нет недостатков, – поспешила вставить Тео, пока у нее хватало смелости, – то обычно оказывается, что у этого человека столько грехов, сколько волос на голове.

– Вы полагаете, что у принцессы Имерети так много грехов? – спросил Джеффри, нарочито растягивая слова. – Расскажите поподробнее, мисс Саксби.

Сердце Тео гулко забилось, ей удалось сохранить на лице выражение безразличия, и она проговорила:

– Алчность – один из смертных грехов, а ее высочество, как говорят, купается в ванне из чистого серебра. Кроме того, у нее имеется личный квартет музыкантов, которые развлекают ее в бессонные ночи. И наверняка вы заметили, что у нее есть любовник… Этот барон Гребер, тот мужчина с длинными свисающими усами и слишком густой шевелюрой. Он похож на льва, разыгрывающего из себя укротителя.

Кларибел нервно хихикнула, а Джеффри, вскинув брови, внимательно посмотрел на Тео. Легкая улыбка тронула его губы, и он спросил:

– А ее высочество?… Как бы вы описали ее?

– Фокстерьер в юбке, – ответила Тео.

Джеффри запрокинул голову и расхохотался. И все остальные молодые джентльмены последовали его примеру. Все, за исключением Джеймса. Он же, напротив, нахмурился, потому что никогда не одобрял злословия. Не одобрял даже в тех случаях, когда оно остроумно.

– Думаю, я вас немного побаиваюсь, – сказал Джеффри, глядя на Тео с восхищением.

– И правильно делаешь, – заметил Джеймс.

– Лорд Айлей, вы знаете мисс Саксби лучше, чем кто бы то ни было, – проговорила Кларибел своим визгливым голосом. – Наверняка она не опасна! Я права?

«Кларибел настолько глупа, что, возможно, вовсе не шутит», – подумал Джеймс.

– У Теодоры язычок острый, как осколок зеркала, – ответил он с усмешкой.

– Далеко не всегда! – заявила Тео, кокетливо поглядывая на Джеффри поверх своего веера. – Временами у меня случаются и светлые моменты.

– Да, верно. И они почти столь же убедительны, как Мария-Антуанетта, изображающая пастушку, – сказал Джеймс. – Ух, здесь чертовски жарко. – Он снова дернул свой шейный платок, и на этот раз ему удалось его развязать.

– Наверное, тебе лучше уйти, Айлей, – проворчал Джеффри. – Ты выглядишь ужасно неопрятно. Это пробуждает у меня воспоминания о школе, причем не самые приятные, надо сказать. Мисс Саксби, какая замечательная подвеска!..

Тео встретила его взгляд как раз в тот момент, когда он поднял глаза от ложбинки между ее грудями, – момент, доставивший удовольствие им обоим.

– Подарок от моей бабушки, – тихо сказала она.

– Это та самая бабушка, которая сделала Теодору своей наследницей, – заявил Джеймс с видом человека, исполняющего неприятный долг. – Что ж, думаю, нам пора уходить, дорогая.

Брови Джеффри взлетели на лоб, и он отступил на шаг.

– Но я еще не готова уйти, – возразила Тео. Она улыбнулась Джеффри, но краем глаза увидела лицо Джеймса; у него был такой вид, словно он вот-вот взорвется.

Немного поразмыслив, Тео решила: «Вероятно, для одного вечера я сделала уже достаточно, чтобы привлечь внимание Джеффри». У нее создалось впечатление, что теперь он будет постоянно искать встречи с ней.

Ощущая себя великодушной, Тео сделала реверанс в направлении Кларибел и противной Алфеи и взяла Джеймса под руку. А тот стремительно зашагал сквозь толпу, наводнившую бальный зал; в эти мгновения он походил на одного из древнегреческих богов в дурном расположении духа.

Глава 5

– Думаю, все прошло прекрасно, – сказала Тео, когда они уже сидели в карете.

– Нет, ошибаешься, – буркнул Джеймс.

– Как ты можешь так говорить? Ведь Джеффри увлекся мной!

– Возможно, его привлекли твои груди.

– Груди? Джеймс, тебе обязательно об этом говорить? А впрочем… – Тео улыбнулась. – Что ж, вот и хорошо.

Джеймс вдруг подался вперед, и Тео вздрогнула, осознав, что он в ярости.

– Дейзи, ты откровенно кокетничала с Тревельяном!

– Это правда. Я делала это специально.

– Что ж, если так… Хочешь узнать кое-что? Вы с твоим разлюбезным Джеффри не подходите друг другу. Ничуть!

– Почему же?

– У него язык еще более язвительный, чем у тебя. В школе он имел привычку постоянно высмеивать меня – просто так, ради удовольствия. И если я обращал на него внимание, то он становился совершенно невыносимым.

Тео весело рассмеялась.

– Ты срывался?

– Я сказал, «если я обращал на него внимание». Но ты ведь не я, верно? Ты станешь его слушать, и он растерзает тебя в клочки.

– Джеффри полюбит меня, – заявила Тео. – Поэтому он будет терзать всех остальных, но не меня.

– Тревельян не щадит никого и ничего. Я слышал, как он отпускал шутки в адрес собственной матери. И если уж быть полностью откровенным, Дейзи, то знай: он относится к тому типу мужчин, которые ощущают себя самими собой, лишь облачившись в женский наряд.

– Что?!

– Ты слышала, что я сказал. – Джеймс откинулся на спинку сиденья и взглянул на нее с невыносимо самодовольным

выражением. – Я хорошо его знаю, а ты – нет.

– Ты хочешь сказать, что он интересуется мужчинами?

Джеймс поморщился.

– Нет, я этого не говорил! Я сказал лишь, что он странный тип, вот и все. Он не для тебя. Я не позволю тебе выйти за него замуж.

– Ты не позволишь мне выйти за него? Ты?… – прошипела Тео в ярости. – Что ж, позволь напомнить, что тебя абсолютно не касается, за кого я выйду замуж. Абсолютно!

– Это мы еще посмотрим, – ответил Джеймс, прищурившись.

– Нечего смотреть! Раз я хочу выйти за Джеффри, то выйду за него!

– Нет, если не хочешь делиться с ним своими шелковыми чулками.

– Что ты такое говоришь, Джеймс?! Ты должен извиниться! Не понимаю, почему тебе вздумалось говорить подобные вещи о Джеффри.

– Потому что это правда. Я жил с ним в одной комнате, поэтому знаю: только надевая юбки, он переставал быть таким раздражительным, – в другое же время набрасывался на кого-нибудь каждые пять минут. Но продолжим. Как я понимаю, ты думаешь, будто знаешь его лучше всех.

– Но я действительно прекрасно знаю Джеффри. Может, вы и играли в шарады, когда учились в школе, но теперь-то он повзрослел, а вот ты, похоже, нет.

– Правильно. Во всем виноват я.

– Ты не виноват, но я думаю, что понимаю мужчин немного лучше, чем ты, Джеймс. В конце концов, ты все еще смотришь на Джеффри как на мальчика. А я вижу его глазами женщины.

– Глазами женщины? Чушь!

– Ах, Джеймс, если бы ты согласился сопровождать меня еще один лишь раз… – вкрадчиво проговорила Тео. – Только на королевский музыкальный вечер. Завтра, ладно? А после этого мне бы наверняка уже не потребовалось привлекать к себе внимание, таская тебя за собой. Джеффри меня уже заметил, ты же сам видел. Еще одной встречи будет вполне достаточно.

– Для чего? Для истинной любви?

– Возможно, – кивнула Тео. – Очень может быть, что именно так.

– Ты не узнаешь истинную любовь, пока она не захлестнет тебя с головой, – заявил Джеймс, скрестив руки на груди.

– Ну ты-то не слишком большой специалист. И не говори мне, что испытываешь истинную любовь к Белле. Я отлично знаю, что это не так. Тебя сводят с ума ее огромные груди, которые она демонстрирует всем на Оксфорд-стрит.

– Послушай, Дейзи, перестань болтать про груди. В конце концов, это неприлично.

– Да-да, груди! – повторила Тео, с трудом удержавшись, чтобы не показать Джеймсу язык. Но ей уже семнадцать, и теперь следовало вести себя так, как подобает леди. Так что придется ограничиваться словами. – Я знаю, что ты чувствуешь к Белле, но это совсем не любовь.

– Прелести Беллы – не тема нашего разговора, – проворчал Джеймс.

– Тогда ее хорошенькое личико? – рассмеялась Тео.

– Дейзи, хватит!

– Но кто же еще поговорит со мной о подобных вещах, если не ты?

Джеймс тяжко вздохнул:

– Уж точно не я.

– Но ведь ты – самый близкий мне человек, почти брат, – сказала Тео, чувствуя, что у нее слипаются глаза. – Разбудишь меня, когда приедем домой?

Джеймс молча кивнул и уставился на подругу детства. Даже при тусклом свете фонаря, освещавшего карету, он отчетливо видел очертания ее бедер. Ну и груди, конечно же… Ясно, что и Тревельян их заметил. Иначе не пялился бы так на ее декольте.

Но Тео не должна выйти замуж за Тревельяна. Ни в коем случае! Уж лучше он сам на ней женится.

Глава 6

Следующий вечер

Карлтон-Хаус

Резиденция принца Уэльского

К величайшей досаде Тео, Джеймс не только не проводил ее на музыкальный вечер у принца Уэльского, но и не появился до ужина.

– Где ты был? Ты должен был приехать еще несколько часов назад, – прошептала Тео, увлекая его на другую сторону гостиной, подальше от чужих ушей. – Кларибел намертво прилипла к Джеффри. У него не было возможности даже вздохнуть – не то, чтобы заметить, что я нахожусь в комнате.

– Что ж, теперь я здесь, – сказал Джеймс.

Тео пригляделась к нему повнимательнее. На нем был прекрасный темно-синий сюртук с темно-зелеными бархатными лацканами – вполне подходящий для музыкального вечера принца Уэльского. Но вот глаза его…

– Ты выпил! – воскликнула Тео с восхищением. – Я никогда не видела тебя пьяным. Теперь тебя начнет мутить? Или ты будешь только слегка пошатываться весь вечер? Ты похож на цветок мальвы, который забыли подвязать к опоре.

– Я никогда не шатаюсь! – возмутился Джеймс.

– Сейчас шатаешься. Но ради всего святого, ты только взгляни на это! – воскликнула Тео, мотнув головой в сторону Кларибел, опиравшейся на руку Джеффри. – Можно подумать, что они уже обручились. Или что она тоже выпила, как и ты. Не думаю, что тебе удалось сообщить Джеффри о моем приданом сегодня днем в «Уайтс».

– Странно, но Джеффри не было сегодня в клубе, – ответил Джеймс. – К тому же… Ведь я уже сказал о твоем приданом вчера. Этого вполне достаточно.

– Джеймс, смотри, он не пожирает ее влюбленными глазами… это она вешается на него… И наверное, даже к лучшему, что ты не видел его сегодня. Ведь ты пьян, поэтому что-нибудь перепутал бы.

– Что к лучшему? – спросил Джеймс, в растерянности заморгав.

Тео снова на него посмотрела, и внезапно ее захлестнула волна нежности.

– Я обожаю тебя, Джеймс. Ты ведь знаешь об этом, не правда ли?

– Только не говори, что я для тебя как брат. Потому что я тебе не брат, и ты должна помнить об этом. Мы оба должны это помнить. То есть мы не родные по крови, хотя и можем чувствовать себя родными. Иногда.

– Наверное, тебе лучше взять меня под руку, – предложила Тео. – Тебе будет завтра неловко, если ты сейчас свалишься к ногам принца как срубленное дерево.

– Только немного поддержи меня, – сказал Джеймс, выглядевший изрядно опьяневшим. – Я на минуту прислонюсь к стене и сделаю вид, что разговариваю с тобой. Возможно, я выпил несколько больше бренди, чем допускало благ… благоразумие. Мой отец здесь?

– Наверняка здесь, – кивнула Тео. – И он, наверное, зол из-за того, что ты не заехал домой, чтобы потом сопровождать нас сюда. Тебе повезло, что он пока тебя не видел.

Они стояли у дальней стены музыкальной гостиной Карлтон-Хауса. Гости же, по большей части расположившиеся на стульях с высокими спинками, с восторгом слушали концерт. И никто, казалось, не замечал Джеймса и Тео.

– Этот парень стучит по клавишам так, словно хочет наградить всех головной болью, – проворчал Джеймс довольно громко. – Он играет так же ужасно, как когда-то играла ты, когда твоя мать еще полагала, что у тебя все же имеется музыкальная жилка.

– Ты не должен говорить подобные вещи! Это же Иоганн Баптист Крамер! – воскликнула Тео, но сразу же поняла, что нет ничего удивительного в том, что Джеймс не узнал прославленного пианиста. У него просто не хватало терпения, чтобы хоть раз высидеть целый вечер на музыкальном представлении.

И было ясно: если она сейчас ничего не предпримет, он непременно устроит сцену. Тео взяла его за руку и потащила за высокую китайскую ширму, расписанную цветами лотоса. «Так лучше, – подумала Тео. – Если кто-нибудь случайно обернется, то не увидит нас с Джеймсом». Прислонившись спиной к стене, она потянула его к себе. Джеймс слегка качнулся к ней, упершись руками в стену и распространяя запах отличного бренди.

– Только дай мне минутку, чтобы голова прояснилась, – пробормотал он. – О чем, интересно, ты думаешь? У тебя такое

странное выражение лица…

– Я чувствую твой запах, – ответила Тео. – Я никогда не сознавала, как приятно ты пахнешь, Джеймс.

– Ха!.. – Похоже, он не знал, что на это ответить. Но, к счастью, он уже не так шатался, как минуту назад.

– Наверное, нам следует найти для тебя чашку чая, – сказала Тео.

По какой-то причине – может, из-за той странной встречи с ним у нее в спальне накануне днем? – ей стало трудно думать о Джеймсе как о старом друге, с которым можно откровенничать на любые темы. Он был невероятно красив и обладал утонченной элегантностью своего отца, но его подбородок казался более волевым, а глаза смотрели спокойно и уверенно даже сейчас, когда он был под хмельком.

Внезапно его лицо склонилось над ней, и Тео в испуге воскликнула:

– Ты падаешь?!

Но нет, вместо этого Джеймс сделал такое, чего она никогда не могла даже вообразить. Он поцеловал ее.

«Какие у него удивительные губы», – промелькнуло у Тео. А впрочем, откуда ей знать, какие губы должны быть у мужчины? Ведь это был ее первый поцелуй… И все же он очень отличался от тех поцелуев, которые она рисовала в своем воображении.

Она представляла себе поцелуй как нежное прикосновение одной пары губ к другой. Однако то, что произошло сейчас, совсем не походило на это. Возможно, потому, что его язык при этом скользнул ей прямо в рот, что было весьма необычно и в то же время очень интимно. По правде говоря, поцелуй этот являлся сочетанием того Джеймса, которого она знала, с каким-то другим Джеймсом, совершенно ей не знакомым. С необузданным Джеймсом. С возмужавшим Джеймсом. Как странно…

Внезапно колени у нее подогнулись, а руки невольно обвились вокруг его шеи. Джеймс тотчас отступил от стены и, обнимая ее за талию, прижал к груди.

– Поцелуй меня в ответ, – потребовал он низким звучным голосом.

– Ты совершенно пьян? – спросила Тео. – Что ты творишь?

– Ты моя, Дейзи, – глядя на нее в упор, пробормотал он, тяжело дыша. В глазах же его пылало чувство, которое Тео не сумела определить, но которое мгновенно вызвало у нее дрожь во всем теле.

Она о чем-то заговорила, но он снова склонил к ней голову, молча требуя поцелуя. Однако проблема состояла в том, что она не была уверена, что сумеет это сделать. И в то же время ей отчаянно хотелось сделать для него все, чего бы он ни попросил. Поэтому она прижалась к его губам и коснулась его языка своим. Тео ожидала, что будет неприятно, но вместо этого…

Смутно она понимала, что ей следовало бы рассмеяться или оттолкнуть его. Или же позвать на помощь. Ее мать – не говоря уже о принце Уэльском! – находилась всего в нескольких футах от нее, по другую сторону ширмы.

Ох, наверное, ей следовало бы дать ему пощечину – вот что сделала бы благовоспитанная юная леди, если бы ее схватил пьяный необузданный джентльмен и поцеловал прилюдно. Или наедине – не имеет значения.

Но ей хотелось снова и снова ощущать вкус Джеймса, хотелось чувствовать тот жаркий огонь, который растекался по телу при его поцелуе. Более того, ее одолевало неудержимое желание прижиматься к нему как можно крепче.

– Да, вот так, – прошептал он едва слышно.

И в тот же миг, взяв его лицо в ладони, Тео поцеловала Джеймса так, как он хотел. Губы их снова слились воедино, но на сей раз Тео не отстранилась – она вдруг осознала, что целовать Джеймса очень даже легко. Ее язык вновь столкнулся с его языком, и теперь она уже чувствовала, что пламя, опалив ее, опалило и его.

Из горла Джеймса вырвался нечленораздельный звук, почти стон, и он еще крепче прижал девушку к себе. А Тео, опьянев от его объятий, задрожала всем телом и тоже тихонько застонала. Тео никогда не думала о себе, как об особо женственной, – ни одна леди, наделенная подобной фигурой, не могла бы так думать, – но в объятиях Джеймса она внезапно ощутила себя женщиной. И не в утонченном, возвышенном смысле, а в самом что ни на есть необузданном и эротическом.

Все это ее опьяняло и заставляло дрожать от вожделения, от почти безумного влечения к Джеймсу. Крепко прижимаясь к нему, она чувствовала, как ее груди тяжелеют, а соски все больше твердеют. Из его горла снова вырвался глухой сдавленный стон. А затем он прикусил ее губу.

Тео ахнула и…

Внезапно она почувствовала, что опрокидывается назад – кто-то оттаскивал ее от Джеймса. К ее величайшему удивлению, это оказалась ее мать.

– Джеймс Рейберн, что вы себе позволяете? – в возмущении воскликнула миссис Саксби.

Тео замерла, устремив взгляд на Джеймса и чувствуя себя так, будто каким-то образом его хмель перешел к ней.

– А ты, Теодора?… – вскричала миссис Саксби, набрасываясь на дочь. – О чем, во имя господа, ты только думала? Неужели я тебя ничему не научила?

И тут вдруг звучный, хорошо поставленный голос весело произнес:

– Не зря эти мои приемы называют брачной ярмаркой, миссис Саксби. Похоже, ваша дочь первая в этом сезоне выйдет замуж.

Джеймс охнул, а Тео, развернувшись, увидела группу «зрителей», среди которых были принц Уэльский, лорд Джеффри Тревельян, а также презренная Кларибел, явно сгоравшая от зависти.

Тео перевела взгляд на Джеймса и, увидев смущение на его лице, в тот же миг осознала, что губы у нее распухли, а волосы в беспорядке рассыпались по плечам. Должно быть, она сейчас выглядела как одна из тех девиц в мелодрамах, которые подверглись насилию.

Но ей нужно было что-то сказать.

– Я… Мы просто…

Джеймс перебил ее, и он больше не казался пьяным.

– Я люблю Дейзи и собираюсь жениться на ней.

Тео в изумлении раскрыла рот. Джеймс же, глядя на ее мать, отчетливо проговорил:

– Вы хотите выдать ее за другого мужчину, но она моя. Всегда была моей. – Повернувшись к Тео – она сделала глубокий вдох, – он вдруг спросил: – Помнишь, как у меня воспалились глаза, когда мне было двенадцать, а тебе десять? И ты все лето читала мне в затемненной комнате, потому что у меня болели глаза…

Она молча кивнула, глядя на него в изумлении, а Джеймс заявил:

– Я, конечно, не понимал этого, но ты уже тогда была моей.

– Но я дебютировала три недели назад, – проговорила она шепотом, но ее слова отчетливо прозвучали в мертвенной тишине гостиной. – А ты не ходил ни на один из приемов до вчерашнего вечера.

– Я думал, ты будешь просто танцевать, – ответил Джеймс прерывающимся голосом. – Я не воспринимал это серьезно. Но если ты собираешься выйти замуж, Дейзи, то выйдешь только за меня. Я не хочу, чтобы ты даже думала о других мужчинах. – Он бросил злобный взгляд на Джеффри, и тот тут же отступил на шаг.

Джеймс снова повернулся к девушке, и в его глазах промелькнула неуверенность.

– Я знаю, у тебя есть другой, но…

– Не знаю, о чем я думала, – решительно перебила Тео. Взяв Джеймса за руку, она добавила: – Ты мой единственный.

– Ну… что ж… – послышался откуда-то сзади голос миссис Саксби. – Я уверена, все мы считаем, что это было весьма романтическое предложение. Но я думаю, что для одного вечера уже вполне достаточно.

Тео не пошевелилась. Ее старый друг, почти брат – этот человек исчез, а вместо него перед ней оказался красивый и обаятельный мужчина, пристально смотревший на нее. И выражение его глаз заставило ее покраснеть до самых кончиков пальцев.

– Нет, недостаточно! – рявкнул Джеймс, не сводя глаз с Тео. – Так ты согласна, Дейзи?

– Да, –

ответила она дрожащим прерывающимся голосом. – Да, я согласна.

– Полагаю, все решено, – заявил герцог Ашбрук с явным одобрением в голосе. – Очень удобно, правда? Мой сын женится на моей подопечной. Все остается в семье, так сказать. Заметьте, это не было бы правильно, если бы они не любили друг друга.

– Я полностью с вами согласна! – оживилась миссис Саксби.

– Вот и хорошо, – кивнул герцог с улыбкой.

Джеймс взглянул на отца, и его охватило чувство стыда. Да, сейчас он действительно испытывал страстное влечение к Дейзи. Но ведь все так получилось только потому, что его легкомысленный отец растратил чужие деньги. И даже этого поцелуя не случилось бы, если бы не отец…

Джеймс тяжко вздохнул, а ноющая боль в груди сказала ему нечто еще более страшное: он испортил то, что могло стать – и стало бы! – одним из самых драгоценных моментов его жизни. Он бы отдал все на свете – только бы прийти к этому поцелую с открытым сердцем и чистой совестью.

Тут миссис Саксби увела Тео, а отец подошел к нему и похлопал его по спине, извергая поток откровенно фальшивых замечаний, обращенных к «зрителям», с любопытством взиравшим на них.

– Я понятия не имел, что он поглядывает в ее сторону, – сказал отец принцу. – Видно, родители всегда узнают обо всем последними. Но, сын мой, – обратился он к Джеймсу тоном легкого неодобрения, – мне казалось, я хорошо воспитывал тебя… мог бы не хватать юную леди и не целовать ее прилюдно. Джентльмен не должен позволять себе подобное…

– Да, в самом деле! – вмешался Джеффри Тревельян с веселой улыбкой. – Вот уж не думал, что в тебе это есть. Ну, пыл и все такое…

Вспомнив о том, что Тео хотела выйти замуж за Джеффри, Джеймс резко обернулся, чтобы посмотреть на девушку, но ее уже не было.

А следующие несколько минут прошли словно в ночном кошмаре. Джеффри поклонился добродушно настроенному принцу – его все произошедшее порядком позабавило, – и тот воскликнул:

– О, сердечные страсти! А ведь говорят, что в изысканном обществе не бывает страстей. Но я никогда с этим не соглашался. – И принц бросил выразительный взгляд на миссис Фицхерберт, стоявшую справа от него.

Джеймс вздрогнул и с прощальным поклоном покинул комнату. Как только они с отцом оказались в своей карете, герцог рассыпался в бурных поздравлениях:

– Замечательно, сын мой! Вот уж не думал, что ты прямо-таки ринешься к цели подобным образом! Горжусь тобой! Бесконечно горжусь! Ты такой же дамский угодник, как и я, но даже я никогда бы не решился на что-либо подобное. Знаешь, она смотрела на тебя так, будто ты король Артур и Ланселот в одном лице.

– Никогда не говорите о моей будущей жене в таком тоне, – прошипел Джеймс.

– Без сомнения, ты сейчас раздражен. Это, бесспорно, потрясение. Ведь еще вчера ты был беззаботным холостяком, сопровождавшим эту аппетитную юную леди по городу, а теперь тебе предстоит надеть кандалы.

Джеймс скрипнул зубами, но промолчал. А герцог продолжал непрерывно болтать, постоянно возвращаясь к необыкновенной ловкости сына, замыслившего скомпрометировать Тео в присутствии принца.

Когда они свернули на свою улицу, Джеймс почувствовал, что теряет над собой контроль. Протянув руку, он сжал шею отца, помяв элегантное сооружение из накрахмаленного полотна, подпиравшее подбородок герцога, и процедил сквозь зубы:

– Вы больше никогда не скажете мне ни слова об этом вечере. Вам понятно?

– Нет никаких причин так распаляться из-за этого, – сказал герцог. – Сыну не подобает так неучтиво вести себя с отцом, позволь тебе напомнить.

– Я считаю, что обращаюсь не к отцу, а к растратчику, – произнес Джеймс ледяным голосом. Но в то же время он знал, что во всем, в чем обвинял своего отца, по-настоящему виноват был он сам. Да, он предал Дейзи.

– Однако сын мой… – с обидой проворчал Ашбрук. – Не понимаю, почему тебе хочется охарактеризовать мое невезение столь грубым образом. И уверяю тебя, у меня и в мыслях не было обсуждать произошедшее в этот вечер. Я только хотел поздравить тебя с успехом. А тот факт, что я обратился к тебе за помощью, а ты так быстро откликнулся на мою просьбу, сделав в точности то, о чем я просил… Знаешь, я очень тебе благодарен.

Герцог, откинувшись на спинку сиденья, ласково улыбался своему сыну и наследнику, пока дверца экипажа не открылась. А Джеймс, дождавшись, когда отец покинет карету, со стоном наклонился и опорожнил желудок на собственные ботинки. Но в желудке у него не было ничего, кроме бренди и горечи.

Глава 7

14 июня 1809 года

Женитьба Джеймса Рейберна, графа Айлея, будущего герцога Ашбрука, на скромной наследнице мисс Теодоре Саксби привлекла к себе столь пристальное внимание, словно речь шла о венчании королевских особ, и многие газетчики прямо-таки вцепились в эту историю.

Повесть о том, как мисс Саксби в детстве заботилась о Джеймсе во время его болезни, многократно рассказывалась, пересказывалась и всячески приукрашивалась. Так что за две недели до свадьбы большая часть Лондона полагала, что она читала ему у его смертного ложа и только звук ее голоса удержал его от перехода в мир иной.

За неделю до свадьбы юная мисс Саксби уже по-настоящему вернула Джеймса к жизни, когда он потерял сознание и погрузился во «мрак, из которого нет возврата» (как написала «Морнинг кроникл»).

А сама эта свадьба обещала стать столь же роскошной, как бракосочетание принцессы. Ее не только сумели организовать за считанные недели, но и при этом не поскупились на расходы. Герцог Ашбрук заявил, что ему ничего не жаль для свадьбы единственного сына и наследника и его подопечной.

В знаменательный день мисс Саксби проследовала в собор Святого Павла в щедро позолоченном открытом экипаже, медленно продвигавшемся сквозь толпы людей, заполнивших улицы Лондона в надежде хоть одним глазком взглянуть на невесту.

Репортеры всех лондонских газет – от благородной «Таймс» до скандальных листков, подобных «Титл-Татл» – собрались у дверей собора. Когда же экипаж невесты приблизился, все они ринулись вперед, прижимаясь к ограждению, поставленному для того, чтобы перекрыть доступ простонародью.

«Невеста, – торопливо набросал Тимоти Хит, молодой репортер „Морнинг кроникл“, – выглядела как французское пирожное в белой глазури. Ее юбки напоминали облако из шелка и атласа, волосы были украшены цветами, а в руках она держала букет». Тут репортер остановился. Мисс Саксби не отличалась красотой, и это несколько осложняло дело. «Будущая герцогиня, – написал он наконец, – имеет биографию, достойную занесения в книгу пэров, а ее черты свидетельствуют о многих поколениях доблестных англичан и англичанок, преданно стоявших плечом к плечу со своими монархами».

Репортер «Титл-Татл» был более краток и значительно более жесток в своем резюме. «Она поистине дурнушка, эта новоявленная герцогиня. Ужасно гадкая. И разрази меня гром, если она когда-нибудь превратится в красавицу!» – воскликнул он, наблюдая, как герцог Ашбрук протягивает руку, чтобы помочь своей подопечной выйти из коляски.

Хотя циник, по-видимому, говорил это самому себе, все репортеры, стоявшие поблизости, его услышали и возликовали. А «Титл-Татл» напечатала специальный вечерний выпуск, заголовок которого гласил: «Гадкая

герцогиня!» Редакторы же всех лондонских газет, взглянув на это броское резюме, переделали заголовки своих утренних выпусков на версию «Титл-Татл».

Все юные леди, вздыхавшие по широким плечам и прекрасному лицу Джеймса, хихикали за утренним чаем. А те джентльмены, которые ранее подумывали о том, чтобы потанцевать с мисс Саксби, почувствовали некоторое удовлетворение от того, что не снизили свои запросы в обмен на ее приданое.

В результате общепризнанное мнение – считалось, что Джеймс безумно влюблен в свою «гадкую герцогиню», – за одну ночь превратилось в нелепый миф, которому никто не верил. Очевидно, граф Айлей женился на ней только ради денег. Другого объяснения быть просто не могло.

– Я так удивлена… – по секрету говорила юная балерина по имени Белла другой танцовщице кордебалета на следующее утро после пышного торжества. Несколько месяцев назад она неожиданно получила дорогое изумрудное ожерелье вместе с официальным «прощай». – Вот уж никогда бы не подумала, что он захочет воздерживаться после женитьбы. В особенности если женился на такой, как эта. – И она указала на рисунок в их любимом листке театральных сплетен. Рисунок же представлял собой весьма приблизительное изображение «гадкой герцогини» – это была скорее карикатура, чем портрет.

– Он непременно к тебе вернется, – ответила ее подруга Роузи, весьма циничная и мудрая особа. – Дай ему хотя бы шесть месяцев.

Белла горделиво тряхнула кудряшками.

– Я не собираюсь терять шесть месяцев в ожидании кого бы то ни было. Джентльмены выстраиваются в очередь перед дверью, ожидая меня, между прочим.

– Что ж, мне ее даже жаль, – сказала Роузи. – Ее называют гадкой дурнушкой в каждой лондонской газете. Она обязательно об этом узнает. А когда какой-нибудь из них, – Роузи имела в виду особ знатного происхождения, – дается прозвище, то оно прилипает на всю жизнь.

Глядя на свое отражение в зеркале, Белла поправила изумрудное ожерелье на шее, думая о том, какой разительный контраст составляло ее, Беллы, розовато-кремовое очарование с обликом новобрачной.

– А мне жаль его. Я слышала, что она плоская как доска. Ему нравятся мои округлые формы, если ты понимаешь, что я имею в виду.

– Да, форм она лишена, – подтвердила Роузи. – Я хорошо ее разглядела, когда она выходила из кареты. Она вся тонкая, как портновская булавка, а спереди – совсем плоская. Знаешь Мейджиса из театральной кассы? Он думает, что она на самом деле мужчина и что все это – грандиозная мистификация.

Белла отрицательно покачала головой:

– Нет-нет, эти изумруды говорят совсем о другом.

В то же самое время в совершенно другой части Лондона Тео пробудилась наутро после венчания, чувствуя себя немного растерянной. Сама церемония вспоминалась словно в тумане: неясные очертания улыбающихся лиц… серьезные глаза епископа… момент, когда она услышала голос Джеймса, обещавшего принадлежать ей, «пока смерть не разлучит нас», момент, когда сама она сказала «да» и увидела мимолетную улыбку, коснувшуюся его губ…

А потом, когда они вернулись домой, служанка Амелия освободила ее от ненавистного вороха шелка и кружев, который мать называла «превосходным, сказочно прекрасным платьем». Для изготовления этого наряда двенадцать опытных швей целый месяц трудились днем и ночью, чтобы успеть в срок. Затем Амелия облачила хозяйку в тонкое розовое неглиже. С оборками.

Опекун Тео, а ныне ее свекор, освободил хозяйские покои, и она теперь оказалась в спальне, принадлежавшей покойной герцогине, – в комнате такой просторной, что здесь могли бы свободно разместиться три ее прежние спаленки.

А затем к ней вошел Джеймс – очень бледный, с сурово поджатыми губами. После чего все происходило в атмосфере нервозности, всплесков желания и откровенной неловкости. И это было совсем не то, чего она ожидала. Хотя… Чего же, собственно, она ожидала?

Когда все закончилось, Джеймс нежно поцеловал ее. Поцеловал в лоб. И тогда Тео впервые осознала, что если она, опьяненная близостью, в отдельные моменты испытывала легкое головокружение, то ее молодой супруг был весьма сдержан. Никакой прежней пылкости, никакой страсти. А ведь тогда, на музыкальном вечере, все было по-другому.

Более того, он сразу же ушел и затворил дверь между их смежными комнатами.

Конечно, следовало ожидать, что он уйдет. Тео знала: только бедняки спали в одной постели. Ведь спать вместе – это негигиенично. И еще… Одна из ее гувернанток как-то сказала ей, что утром мужчины пахнут как козлы и что если не отгородиться дверью от подобных ужасов, то женщина может вся пропитаться этим запахом.

Что ж, если так, то, возможно, даже лучше, что Джеймс спал в своей комнате. Но нужно ли было покидать ее так скоро?

А может, он так быстро ушел лишь потому, что на простынях осталось свидетельство их близости? Кому же захочется спать на испачканных простынях? Нет-нет, только не ей! И поэтому… Может быть, потом, в будущем, она станет посещать его спальню, а затем удаляться в собственную чистую постель.

Эта мысль заставила ее улыбнуться, хотя теперь она чувствовала, что испытывает боль в таком месте, где прежде никогда не испытывала. К счастью, мать досконально ей объяснила, что происходит на брачном ложе. И все произошло именно так, как она описала. Впрочем, нет, не все… Например, мать говорила, что муж трогает свою жену там. Но Джеймс этого не делал. И еще мать намекнула – хотя и не сказала этого прямо, – что жена может делать то же самое с мужем. Но раз Джеймс этого не делал…

Они целовались довольно долго, а затем он потер ее груди и распростерся на ней (сладкая дрожь пробежала по ее ногам при этом воспоминании). Потом он вошел в нее, и сначала было не очень-то приятно. А кончилось все довольно быстро. И в целом ей понравилось. Почти все. В особенности те минуты, когда они целовались так самозабвенно, что оба даже стонали. Она тогда чувствовала себя листочком бумаги, и ей казалось, что ее вот-вот охватит пламя. Но этого так и не случилось, конечно же.

И вот теперь она – замужняя женщина в самое первое утро своей семейной жизни. Что означало, помимо всего прочего, что она больше никогда в жизни не наденет жемчужное ожерелье, или гофрированные воротники и манжеты, или белое канифасовое платье с оборками.

Амелия аккуратно повесила чудовищно уродливое свадебное платье на спинку кресла, и Тео, выбравшись из постели, подошла к нему, чтобы рассмотреть. Это был последний, самый последний наряд, который ее мать имела удовольствие для нее выбрать. Такое событие следовало бы отпраздновать. Улыбнувшись, Тео распахнула высокое окно, выходящее в сад позади особняка герцога Ашбрука, и схватила проклятое платье.

В этот момент раздался короткий стук, и дверь смежной спальни отворилась. Джеймс был уже полностью одет в костюм для верховой езды – вплоть до сапог и хлыста, – а она стояла перед ним босиком, в неглиже и с распущенными волосами, волнами струившимися по спине.

– Что ты делаешь? – спросил он, кивнув в сторону свадебного платья в ее руках.

– Выбрасываю этот кошмар в окно.

Он подошел к ней как раз вовремя, чтобы увидеть, как платье падает вниз, слегка раздуваемое ветром.

– Надеюсь, это не символический образ твоего отношения к нашему браку?

– Даже

если и так, уже слишком поздно, – ответила Тео. – А ты слишком тяжел, чтобы выбросить тебя в окно. Ах, ты только взгляни! – воскликнула она, когда платье в пышных кружевах опустилось на верхушку самшитового куста.

– Полагаю, нет никакой необходимости надевать подобную вещь более одного раза, – заметил Джеймс c ноткой иронии в голосе.

Тео улыбнулась, почувствовав огромное облегчение. Возможно, они смогут стать самими собой и снова будут непринужденно общаться друг с другом. Ах, ведь так гораздо приятнее быть замужем!

– Я намерена полностью изменить стиль одежды, – заявила Тео, снова улыбнувшись. – И теперь я могу выбросить все, что у меня есть, из этого окна.

– Наверное, это правильно, – ответил Джеймс, пожав плечами.

– Включая и то, что на мне сейчас, – добавила Тео с отвращением в голосе.

При этих ее словах Джеймс оживился.

– Ты собираешься выбросить свое неглиже прямо сейчас? Я могу помочь.

– Хочешь взглянуть на свою жену при дневном свете, не так ли? – усмехнулась Тео.

Но он чуть нахмурился, и Тео ужасно захотелось протянуть руку и разгладить морщинку между его бровей.

– У тебя что-то случилось? – спросила она.

– Ничего, – ответил Джеймс, и уголки его губ едва заметно дернулись.

Этого оказалось вполне достаточно для Тео. Она изучила различные выражения его лица настолько хорошо, что обманывать ее было бесполезно. Прислонившись спиной к подоконнику, она скрестила руки на груди в ожидании правдивого ответа.

– Видишь ли, я размышлял… Думал, сможешь ли ты провести несколько часов со мной и мистером Ридом, управляющим из нашего поместья.

– Да, конечно. А что?

– Отец передал поместье мне. После поездки верхом я с мистером Ридом отправлюсь в доки, поскольку у нас там корабль, но мы должны вернуться через час или два.

– Твой отец передал тебе поместье? – переспросила Тео в изумлении.

Джеймс утвердительно кивнул.

– Но как, черт возьми, ты уговорил его?

– Я попросил твою мать настоять на этом пункте в брачном контракте, – ответил Джеймс с улыбкой. – Она сразу согласилась. До нее уже доходили слухи о некоторых… неудачных вложениях моего отца.

– Но ты никогда ничего не говорил об этом! И моя мама тоже!

– Я заставил отца обещать мне, что я унаследую поместье после моей женитьбы, а не после его смерти. Но я не был уверен, что он выполнит свое обещание, если это не оформить по закону. Твоя мать была всецело со мной согласна, поэтому и подыграла.

Тео кивнула и тут же спросила:

– И она сказала, что ты должен привлечь меня к обсуждению дел поместья?

– Нет, она не говорила ничего подобного. И я решил составить бумаги так, чтобы мы с тобой оба являлись душеприказчиками.

На сей раз у Тео отвисла челюсть.

– Что ты сделал?…

– Я сделал так, чтобы мы с тобой вместе управляли нашим родовым поместьем.

– Это идея моей матери?

– Нет. И она была не в восторге. А мой отец страшно разозлился, мягко выражаясь. Но я настоял на своем. Вот только… Ты ведь знаешь, я совершенно безнадежен, когда дело доходит до чисел и вычислений, Дейзи. А ты нет. Мы можем вместе поразмыслить о том, что надо сделать. Мы с тобой часто обдумывали всевозможные идеи, помнишь?

Тео смотрела на Джеймса с восторженным изумлением. Она никогда не слышала, чтобы поместьем управляла женщина. Ну, по крайней мере женщина, которая не является вдовой.

– Я силен в практических делах на открытом воздухе, – продолжал Джеймс. – И если ты прикажешь выбрать лучшую лошадь на скачках, то я смогу сделать это с высокой степенью точности. Если же ты решишь, что нам следует улучшить породу овец в нашем поместье, я определенно смогу это выполнить. Но сидеть в библиотеке и таращиться на бесконечную череду чисел… От этого я просто сойду с ума.

– Конечно, я приду, – сказала Тео. Она чувствовала, что готова расплакаться от радости. – И я… Я так польщена, что ты просишь меня помочь.

– У тебя нет оснований радоваться, – проворчал Джеймс. – К сожалению, мой отец довел поместье почти до полного краха. Его следует сделать доходным. И будет справедливо, если и ты в этом поучаствуешь.

– Не думаю, что найдется много мужчин, рассуждающих так же, как ты, – заметила Тео. – Но ты ведь знаешь, что я не изучала бухгалтерию или что-либо действительно полезное.

– Ты можешь научиться. По словам моего отца, моя мать управляла поместьем, пока была жива. И она тоже к этому никогда не готовилась. А я буду с тобой, Дейзи. Я просто не хочу заниматься этим без тебя.

– Хорошо, – кивнула Тео. Она чувствовала себя такой счастливой, что просто не находила слов.

А ее молодой супруг вдруг смутился и проговорил:

– Ночь была приятной? Я не причинил тебе боли?

– Джеймс, ты краснеешь! – воскликнула Тео.

– Ничего подобного.

– Ты должен перестать мне врать, – заявила Тео. – Я всегда вижу тебя насквозь. А что касается твоего вопроса… Да, было на удивление приятно. Хотя я подумала, что кое-что нам следует делать по-другому.

Джеймс мгновенно насторожился.

– Что именно?

– Лучше я буду приходить к тебе в спальню, а не ты ко мне.

– Ох, но я…

– А как часто нужно заниматься этими супружескими делами? – тут же спросила Тео. Джеймс выглядел просто потрясающе! Сказать по правде, она даже представила, как целует его в этот самый момент. Но, конечно, не следовало делать такое по первому побуждению да еще средь белого дня.

– Так часто, как хочется, – ответил Джеймс, и щеки его вспыхнули еще ярче.

Тео кивнула и опустилась в кресло.

– Я только сейчас поняла, что у меня есть еще один вопрос насчет прошедшей ночи. – Она взмахнула рукой, указывая на кресло напротив. – Сядь, пожалуйста.

Джеймс сел, хотя и с явной неохотой.

Тео чувствовала себя ужасно распутной, сидя напротив мужчины – своего мужа – в одном только легком шелковом неглиже. Лучи утреннего солнца струились по ее плечам, сверкая в волосах. Конечно, волосы у нее были не очень-то красивого цвета, но они всегда прекрасно выглядели при естественном освещении, поэтому Тео перекинула их на грудь.

– Этой ночью я впервые занималась любовью, – заявила она без всякой необходимости, но ей хотелось это подчеркнуть.

– Я знаю это.

– И мне хотелось бы знать, сколько у тебя было женщин до этого.

Джеймс насторожился.

– Думаю, вполне достаточно.

– Так сколько же?

– Зачем тебе это?…

– Просто хочу знать. Я имею полное право знать. Как твоя жена.

– Чепуха. Никто не сообщает своей жене подобные сведения. Тебе не следовало даже спрашивать. Это неприлично.

Тео снова скрестила руки на груди. Она заметила, что при этом ее груди слегка выпячивались.

– Джеймс, почему ты не хочешь мне сказать?

– Потому что это неприлично, – повторил он, приподнявшись со своего кресла. Глаза его горели гневом, и Тео охватил жар возбуждения. Ей нравилось, когда Джеймс выходил из себя, хотя она терпеть не могла, когда это случалось с его отцом.

Тут Джеймс вдруг склонился над ней, упершись руками в ее кресло, и спросил:

– Так почему же тебе хочется это знать? Может, ночью случилось что-то, заставившее тебя думать, что мне недостает опыта?

Очарованная его потемневшими глазами, Тео боролась с желанием притянуть его ближе. Или рассмеяться.

– Откуда мне знать, чего недоставало ночью? – Она подавила смешок.

Джеймс же

приподнял большим пальцем ее подбородок и проговорил:

– Ты ведь получила удовлетворение ночью, а, Дейзи?

Она нахмурилась и, отбросив его руку, заявила:

– Я Тео, ясно?

– Как я могу не называть тебя Дейзи, когда волосы обрамляют твое лицо, точно лепестки цветка? – Он присел на корточки перед ее креслом и намотал на палец пышный локон. – Сияет, как солнечный луч.

– Я предпочитаю, чтобы меня называли Тео, – пробурчала она. – А ночью мне было очень приятно. Спасибо тебе. Я спрашивала о других женщинах, потому что хотела узнать о тебе что-нибудь такое, чего раньше не знала.

Джеймс снова посмотрел на ее локон, потом заглянул ей в глаза.

– Ты знаешь обо мне все, Дейзи.

– Нет, не все.

– Но ты – единственная, кто действительно знает меня. Ты знаешь меня лучше всех, Дейзи… То есть Тео. Прости, я забыл. Так вот, ты прекрасно знаешь, что я терпеть не могу своего отца и что у меня вспыльчивый характер, с которым мне не всегда удается совладать. И мне ненавистна сама мысль, что я унаследовал этот порок от него. Кроме того, я ревнивый собственник. Я несносен и нетерпим – ты сама много раз говорила мне об этом.

– Но ты все же любишь своего отца, сколько бы раз он ни приводил тебя в ярость. И я по-прежнему хочу услышать ответ на свой вопрос, Джеймс.

– Если я отвечу… смогу получить локон твоих волос?

– Боже мой, как романтично… – прошептала Тео, и дрожь пронзила ее до самых кончиков пальцев. Но тут же вмешался голосок здравого смысла, и она добавила: – Если только ты срежешь его сзади, где не будет заметно.

Джеймс достал из кармана перочинный нож и зашел ей за спину.

– Но не слишком большой, – предупредила Тео, подняв волосы вверх и закинув их за спинку кресла. – Амелия страшно рассердится, если увидит у меня проплешину.

Он зарылся пальцами в пышные волосы своей молодой жены и тихо сказал:

– Ты была второй, Дейзи. И последней.

Счастливая улыбка озарила лицо Тео, но она тут же подумала, что краткость «списка» вовсе не повод для торжества. На взгляд Джеймса по крайней мере. Поэтому она ничего не сказала. И, запрокинув голову, увидела, как он срезал пышный локон ее волос.

– Но что ты собираешься с ним делать? Я потрясена твоей сентиментальностью, Джеймс. – Она потянулась к нему. – Как насчет утреннего поцелуя в таком случае? Поцелуя с особой, которая лучше всех тебя знает, но тем не менее согласилась всю жизнь тебя терпеть…

В тот же миг Джеймс наклонился и запечатлел нежный поцелуй на ее губах.

– По правде говоря, я бы предпочла поцелуй иного рода. – Тео почувствовала, как сердце ее бешено заколотилось и подскочило прямо к горлу.

– Иного рода? – переспросил Джеймс, пропуская срезанный локон между пальцев. Положив локон на столик, он поднял Тео на ноги и добавил: – Хорошо, один поцелуй. А затем мне придется отправиться по своим делам.

Но он целовал ее так неспешно, словно им весь день больше нечем было заниматься, кроме как наслаждаться друг другом.

В какой-то момент дверь отворилась, и служанка пропищала что-то. Затем дверь захлопнулась, а они все продолжали целоваться.

Губы Джеймса скользили по ее щекам и бровям, но всегда возвращались назад – к ее губам. Тео начала что-то бессвязно бормотать дрожащим шепотом, потом наконец произнесла:

– Не могу поверить, что я не понимала, что на самом деле чувствую… Что бы с нами было, если бы ты не осознал это вовремя, Джеймс? Что, если бы мне удалось завлечь Джеффри к алтарю?

Джеймс мгновенно отстранился. Тео попыталась снова прильнуть к нему.

Он резко оттолкнул ее, поместив вдобавок кресло между ними.

– Джеймс, что с тобой?! – воскликнула Тео.

– Не надо, – прохрипел он, и на лице его появилось какое-то странное выражение. Более того, казалось, что в глазах его полыхала ярость.

– Скажи мне, что случилось? – прошептала Тео, внезапно сообразив, что произошло что-то серьезное. Неспроста же у Джеймса так испортилось настроение…

– Ничего, – ответил он, явно солгав. – Я должен встретиться с управляющим поместья. Не хочу, чтобы этот человек подумал, будто вся наша семья скроена по образцу моего отца. Тот иногда заставлял Рида дожидаться целыми днями.

– Да, конечно… – кивнула Тео. – Но я слишком хорошо знаю тебя, Джеймс. Что-то действительно не так, верно? Пожалуйста, скажи, в чем дело?

Но он уже исчез. Последние ее слова были обращены к закрытой двери.

Глава 8

Ошеломленная Амелия горестно вскрикнула при виде свадебного платья хозяйки, послужившего насестом для лондонских воробьев. И она стонала в отчаянии, когда Тео швыряла платье за платьем на кровать у себя за спиной.

Покончив с разборкой одежды, Тео обнаружила, что ей почти нечего надеть. В конце концов ей все-таки удалось найти кое-что подходящее, и она, одевшись, чинно спустилась к завтраку. Джеймс все еще не вернулся из своей поездки на пристань, и дома, кроме нее, никого не было.

– Где его светлость? – спросила Тео дворецкого Крамбла, усаживаясь за стол; слуга тотчас же положил ей в тарелку омлет.

– Герцог отправился на скачки в Ньюмаркет и вернется только завтра, – ответил дворецкий.

– А моя мать?

– Миссис Саксби уехала рано утром в Шотландию. Полагаю, она решила навестить сестру.

– Ну конечно! Я совсем забыла… – кивнула Тео. – Да, мне хотелось бы два кусочка вон той ветчины. Благодарю вас, – сказала она слуге. – Крамбл, не могли бы вы послать кого-нибудь к мадам Ле Корбье и сообщить ей, что я заеду сегодня днем? А сейчас, поскольку я пока одна, мне хотелось бы просмотреть газеты.

– Доставили только «Морнинг кроникл», леди Айлей. Я сейчас же принесу ее вам.

Тео невольно улыбнулась. Было очень приятно, что ее теперь именовали леди Айлей. Странно, но она никогда не думала о Джеймсе как о графе Айлее. Хотя он, безусловно, им являлся. И тут вдруг до нее дошел смысл слов дворецкого.

– Нет других газет?… – пробормотала она. – Как странно. Не могли бы вы послать кого-нибудь за ними, Крамбл?

– Мне очень жаль, миледи, но боюсь, в данный момент я не могу оторвать от работы кого-нибудь из прислуги.

– Может, тогда днем? Ведь наверняка принесут «Таун топикс»?

– Я обязательно это выясню, – ответил Крамбл, закрывая тему.

Тео кивнула и принялась думать о судьбе поместья. Ей не составило труда поверить, что ее свекор утратил большую часть состояния. Он был раздражительным и склонным к авантюризму глупцом. Хотя она не сама пришла к подобному заключению; ее мать постоянно твердила ей об этом, постоянно – сколько Тео себя помнила.

И все же ее удивило, что Ашбрук согласился передать бразды правления сыну. Должно быть, его приперли к стенке. А это наводило на мысль о том, что поместье действительно находилось в бедственном положении.

Когда Джеймс и управляющий вернулись из доков, Тео присоединилась к ним в библиотеке и обнаружила, что совещание, судя по всему, зашло в тупик. Джеймс, как водится, ерошил волосы, а его модный короткий фрак был в ужасном беспорядке. Мистер Рид выглядел страшно обиженным, но явно занимал оборонительную позицию.

– Добрый день, джентльмены, – сказала Тео, входя в комнату. – Мистер Рид, как любезно с вашей стороны присоединиться к нам.

– Это его работа, – пробурчал Джеймс. – И если бы он выполнял ее с большим усердием, то мы, возможно, не оказались бы в столь

плачевном положении.

– Прошу прощения, ваша милость, – сказал мистер Рид, – но позвольте вам напомнить, что не в моей власти удерживать его светлость герцога от некоторых решений, вызвавших ваше негодование.

– Правильно, – кивнула Тео, усаживаясь рядом с мужем и пытаясь не думать о том, как ей приятно чувствовать прикосновение его плеча к своему. – Насколько все плохо?

– Чертовски плохо, – констатировал Джеймс. – Мой отец умудрился довести поместье почти до полного разорения. Он продал все, на что имел возможность наложить руки. И только майорат спас то, что осталось, от исчезновения в его бездонных карманах.

Тео снова кивнула:

– Что ж, ясно. Значит, очень хорошо, что ты взял управление на себя, Джеймс. Помнишь те планы, которые мы составляли когда-то? Мы думали, как сделать Стаффордшир-мэнор самоокупающимся. Теперь у нас есть возможность воплотить все это на практике.

Джеймс в раздражении взглянул на жену.

– Мы тогда были детьми, Дейзи. У нас возникали глупые, далекие от реальности идеи. Вероятно, столь же практичные, как нелепые замыслы моего отца.

Тео поняла, что Джеймс дошел до грани и готов вот-вот взорваться.

– Мистер Рид, – спросила она, – вы можете предоставить мне перечень всего, что осталось у нас в собственности, а также список всех долгов, обременяющих наше имущество?

Управляющий в изумлении уставился на молодую графиню.

– Я вам говорил… – пробормотал Джеймс, делано рассмеявшись.

Мистер Рид обрел дар речи и проговорил:

– Стаффордшир-мэнор входит в майорат, разумеется, как и этот особняк. И еще – остров в Шотландии.

– Остров? – переспросила Тео.

– Остров Айлей, – пояснил Джеймс. – Никто не бывал на нем долгие годы. Я подозреваю, что это всего лишь груда камней.

– Полагаю, что общая сумма долга за вашим поместьем составляет тридцать две тысячи фунтов, – сообщил мистер Рид.

– А как насчет дохода от овцеводческой фермы и всего остального?

– Этот доход приблизительно равен установленной по договоренности сумме ежегодного денежного пособия его светлости. Есть еще долги за этим особняком, составляющие пять тысяч фунтов.

– А за островом? – спросила Тео.

– Никто не одолжил бы отцу денег под заклад этого острова, – сказал Джеймс.

– У его светлости есть корабль, который в прошлом совершал удачные рейсы в Ост-Индию за специями. Мы с лордом Айлеем провели все это утро на «Персивале», который сейчас находится в сухом доке из-за неуплаты таможенных сборов.

– Я думала, корабли называют женскими именами, – сказала Тео.

– Его светлость назвал судно в свою честь, – сказал мистер Рид и тут же продолжил: – С учетом пени долг за «Персиваль» составляет восемь тысяч фунтов. Мы гарантировали уплату, и судно больше не задерживают. Его светлость продолжал платить команде, но капитан уволился ради лучшего места, – добавил мистер Рид и перевернул страницу своей учетной книги.

– Выходит, за нами долг сорок пять тысяч фунтов… – пробормотала Тео. – Это действительно слишком много.

– Еще имеется небольшое ткацкое предприятие в Чипсайде, – продолжал мистер Рид. – Фирма «Рейбернские ткачи» неизменно дает прибыль около трех тысяч фунтов в год.

– Почему герцог ее не продал?

– Полагаю, он просто забыл о ее существовании, – ответил мистер Рид и нерешительно добавил: – Я обычно использовал эти средства для выплаты жалованья прислуге, а также команде «Персиваля».

– Естественно, вы не стали напоминать герцогу о существовании этих ткачей, – с улыбкой заметила Тео. – Это исключительно мудро с вашей стороны. Благодарю вас, мистер Рид.

Она ткнула Джеймса локтем в бок, и он пробормотал что-то неразборчивое. После чего вдруг вскочил на ноги, словно не в силах был больше сидеть, и принялся мерить шагами комнату, то и дело ероша пятерней волосы.

Тео же снова повернулась к мистеру Риду.

– Я бы предпочла уплатить долги из моего приданого, а затем постаралась бы сделать поместье самоокупающимся. Как, по-вашему, это возможно?

– Думаю, что если вложить разумные средства в овцеводческую ферму, то можно было бы получить свыше двадцати процентов прибыли за довольно короткий период, – проговорил управляющий.

– Я бы чувствовала себя спокойнее, если бы мы получали доход из разных источников. Мы с лордом Айлеем когда-то обсуждали возможность наладить производство керамики. Веджвуд[2 - Дж. Веджвуд (1730–1795) основал в Англии в 1759 году фабрику по производству фарфора и фаянса.] достиг значительных успехов, используя стаффордширскую глину. А половина нашего поместья, похоже, расположена на глине. Я нахожу изделия Веджвуда ужасно скучными. Уверена, мы сумеем сделать лучше.

– Потребуются значительные расходы, чтобы основать прибыльное дело. Я полагаю, вам нужно постараться переманить кого-нибудь от Веджвуда. – Мистер Рид бросил опасливый взгляд на Джеймса, теперь смотревшего в окно.

– Я поговорю об этом с мужем, – сказала Тео.

– Делайте все, что хотите, – пробурчал Джеймс, не оборачиваясь. – На этой стадии от меня нет никакой пользы.

Тео невольно улыбнулась. Джеймс терпеть не мог цифры и вычисления. Но когда они бродили по поместью, у него, бывало, возникали всевозможные идеи – например, как повысить урожай пшеницы. И Тео не сомневалась: когда они наладят производство керамики, Джеймс сумеет справиться с любыми непредвиденными обстоятельствами. У него был истинный дар договариваться с рабочими.

– Так что же вы думаете насчет организации производства керамики в нашем поместье, мистер Рид?

Управляющий покосился на Джеймса; тот стоял у окна. Склонив голову и прикрыв ладонью лицо, он стоял в позе безысходного отчаяния. Снова повернувшись к молодой графине, управляющий проговорил:

– В сочетании с усовершенствованием овцеводческой фермы… что ж, я думаю, это действительно послужит нам отличным подспорьем.

Глава 9

К тому времени, когда совещание подошло к концу, Джеймс уже готов был выпрыгнуть из окна библиотеки и с пронзительным криком выбежать на улицу. Он чувствовал себя идиотом, который никогда не сможет управлять своей собственностью, потому что не выносит долгих разговоров о числах. Едва Рид начал свой нудный отчет, Джеймс сразу же почувствовал неудержимое желание поскорее убраться из библиотеки.

Поэтому именно Дейзи – Дейзи, которую он предал! – пришлось провести целых два часа, просматривая цифры и выдвигая идею за идеей. В какой-то момент Джеймс снова уселся за стол, но числа ускользали от него все так же неумолимо.

И дело было вовсе не в том, что он не знал математики или бухгалтерского дела. Все это Джеймс изучал в школе. Но он не мог заставить себя сосредоточиться на подобных расчетах. Внимание его постоянно рассеивалось, и он обнаруживал, что думает не о продаже лошадей ради прибыли, а о том, как отремонтировать конюшни. Когда же Дейзи и Рид говорили о том, сколько тонн сена получено с южного поля и сколько с западного, его единственным вкладом было следующее замечание: «Косить западное поле значительно труднее, потому что оно расположено на склоне холма». Джеймс знал это только потому, что прошлым летом, когда был в поместье, присоединился к работникам во время сенокоса. Он получал огромное удовольствие, орудуя косой, и проводил целые

дни, работая на свежем воздухе. И даже боль в мускулах в конце трудового дня была ему приятна.

Правда же заключалась в том, что он был болваном, годным лишь на то, чтобы размахивать косой. Но если бы он не трудился усердно каждый день, то не смог бы контролировать свой дьявольски вспыльчивый нрав. И будь он проклят, если когда-нибудь начнет швырять в своих домашних фарфоровые статуэтки!

Дейзи, конечно же, постоянно высмеивала его, но на нее он не обижался. Более того, лишь благодаря ей ему когда-то удавалось сидеть на одном месте достаточно долго. Это было, когда он болел острым конъюнктивитом. Тогда доктора заперли его в темной комнате, иначе ему грозила полная слепота. Джеймс подозревал, что он все равно бегал бы по дому и окончательно сгубил бы свое зрение, если бы не Дейзи. Она ухаживала за ним, кормила его и читала ему Шекспира. Но когда он попытался читать сам, ничего у него не получилось, так как мысли невольно устремлялись к другим предметам.

Наконец разговоры о бухгалтерии закончились, и Дейзи попрощалась с мистером Ридом наилюбезнейшим образом. Джеймс попытался выйти следом за управляющим, но жена снова втащила его в библиотеку.

– Что еще? – со вздохом спросил он. – Я должен прокатиться верхом. А то у меня голова разболелась.

Джеймс все еще не мог поверить, что у него есть жена. Не говоря уже о том, что эта жена – Дейзи. Его Дейзи. Протянув руку, он провел ладонью по ее щеке.

– У тебя самое прекрасное, самое благородное лицо. Как у русской княжны, я думаю…

Тео его слова понравились – он понял это по ее глазам.

– Тогда поцелуй меня, – сказала она.

И Джеймс поцеловал ее. Однако думал при этом все о том же. Он неожиданно обнаружил, что и в самом деле думал так, как рассказал принцу Уэльскому той давней мартовской ночью. Дейзи принадлежала ему, и он испытывал к ней собственнические чувства. Более того, он действительно страстно желал ее. Но, увы, отношения между ними уже никогда не будут такими чистыми и искренними, как прежде. И поэтому он поцеловал ее со страстью и с отчаянием, как будто ощущал при этом вкус собственных страданий.

Наконец оторвавшись от ее губ, он пробормотал что-то насчет ужасной головной боли и тотчас же ушел.

После стремительной скачки, избавившей его от головной боли – но не от сердечной, – Джеймс пообедал у себя в клубе, вернулся домой и тотчас же направился в спальню. Рухнув на кровать, он уставился в полог над головой, не в силах ни думать, ни двигаться, ни даже заснуть.

Его камердинер Барли зашел через несколько часов и справился насчет ужина. Оказалось, что графиня отправилась к модистке и еще не вернулась.

– Позже, – ответил Джеймс.

Он страдал от чувства вины. «Вероятно, так чувствуют себя убийцы», – думал он. Ему ужасно хотелось мощным ударом в челюсть впечатать своего отца в стену. Отец разрушил его брак, его любовь к Дейзи, его будущее! Джеймса трясло от ненависти к этому человеку.

Некоторое время спустя его камердинер тихонько постучал в дверь и снова вошел в комнату.

– Полагаю, время одеваться к ужину? – Джеймс сел на постели.

– Да, милорд. Я приготовил вам ванну. Но мистер Крамбл подумал, что вам следует знать… – Барли в смущении умолк.

– В чем дело? – спросил Джеймс. – Мой отец возвратился со скачек?

– Нет, милорд. Это все газеты…

– А что с ними такое?

– Мистер Крамбл сказал графине за завтраком, что большинство газет не доставили, но он отнес их в библиотеку, чтобы вы их прочли.

– Хорошо. Я еще до них не добрался. Но почему же Крамбл сказал так моей жене?

– Это из-за того, что там написали о вашей свадьбе, то есть о леди Айлей. Он решил показать их вам при первой же возможности.

Джеймс в недоумении пожал плечами:

– Но что же такого могли написать газеты о моей жене? Почему они прицепились к нашей свадьбе?

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (http://www.litres.ru/eloiza-dzheyms/gercoginya-durnushka/?lfrom=931425718) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

notes

Примечания

1

Daisy – маргаритка (англ.). – Здесь и далее примеч. пер.

2

Дж. Веджвуд (1730–1795) основал в Англии в 1759 году фабрику по производству фарфора и фаянса.