Режим чтения
Скачать книгу

Пуля для Власова. Прорыв бронелетчиков читать онлайн - Игорь Карде

Пуля для Власова. Прорыв бронелетчиков

Игорь Карде

В вихре времен

Новый фантастический боевик от автора бестселлера «Бронелетчики». Разведывательно-диверсионная группа из будущего в 1942 году. Переломив ход «незнаменитой» Зимней войны, наши современники получают новое задание – уже на Великой Отечественной: спасти из «котла» Вторую Ударную армию генерала Власова.

Спецназ ГРУ Российской Армии против «непобедимого» Вермахта! Кевларовая броня, крупнокалиберный пулемет КОРД и гранатомет АГС против MG-42, MP-40 и винтовок Маузера. В этом варианте истории не будет ни измены Власова, ни предателей-власовцев. Бронелетчики из будущего прорвутся через ад Мясного Бора и выведут героическую Вторую Ударную из «Долины Смерти»!

Игорь Карде

Пуля для Власова. Прорыв бронелетчиков

Часть первая

Мясной Бор

Пролог

Прорываться решили глубокой ночью, за три часа до рассвета. На большой поляне перед немецкими окопами собрались все, кто мог еще двигаться. И по команде дружно, разом рванули вперед…

Бежали тяжело, молча – сил кричать уже не осталось. Плотной толпой, плечом к плечу, локоть к локтю. Чтобы не потерять направление и не отстать, держались за шинели идущих впереди. Ширина прорыва – двести-триста метров, да еще ночь черная, безлунная, хоть глаз выколи. Не дай бог, собьешься и угодишь прямо к фрицам…

Узкий коридор у Мясного Бора пробили вечером танкисты 59-й армии – в безумной, яростной атаке. Все понимали, что это последний шанс вырваться из «мешка». Если повезет, конечно…

По красноармейцам тут же ударили немецкие пулеметы и минометы. Гитлеровцы били из всего, что имелось, из всех стволов. Стреляли практически наугад, в темноту, но промахивались редко – снаряды и мины с противным, гулким чавканьем врезались в плотную толпу и взрывались, раскидывая тела. Но раненых и убитых тут же заменяли другие – все новые и новые волны атакующих накатывались на немецкие окопы, затапливая их, заваливая человеческой массой. Сплошная серо-зеленая река неслась по узкой лощине без перерыва, без остановки…

Это было похоже на прорыв плотины, только текла не вода, а бойцы Красной армии. Если кто-то падал, его не поднимали, а просто перешагивали и шли дальше. Помочь было уже невозможно… Все знали: стоит хоть на секунду остановиться, задержаться – все, тебе конец. Сомнут, размажут, растопчут. Если не убьют проклятые фашисты, то задавят свои же, нетерпеливо напирающие сзади…

Когда немного рассвело, стало видно, что пространство прорыва буквально завалено телами. Убитые и умирающие лежали один на другом, иногда – в несколько слоев. Раненые, но еще живые пытались выбраться из-под груды тел и ползли дальше. Из последних сил, теряя сознание – но вперед, к своим! А по ним равномерно, методично, с привычной немецкой аккуратностью и точностью били гитлеровцы, уничтожая всех, кто еще мог шевелиться…

Вместе с пехотой в прорыв шли и танки. «Тридцатьчетверки» двигались по людям, давя как мертвых, так и живых. Расплющенных тел было столько, что тяжелые машины вязли в них, словно в трясине. Моторы натужно ревели, пытаясь сдвинуть стальные громады с места, но траки вязли в кровавом месиве. Т-34, не в силах преодолеть завалы, дергались вперед-назад, буксовали в человеческой каше…

Тогда танкисты вылезали на броню и железными крючьями (хорошо, что захватили!) очищали траки от застрявшего мяса. Отбрасывали кровавые куски далеко в сторону… Только потом машина могла двигаться дальше, оставляя после себя две сплошные, глубокие колеи… Однако через пять-десять минут она опять вязла, и все начиналось сначала. Пока, наконец, не удавалось вырваться на относительно свободное место.

За «тридцатьчетверками», обтекая их слева и справа, плотно бежали красноармейцы. Шагали через умирающих, чтобы через несколько метров получить смертельное ранение и тоже лечь рядом. Под кроваво-черные гусеницы танков…

Из Долины смерти выбрались немногие. И когда их, обессиленных, раненых, едва способных шевелиться, несли в лазарет, они тихо плакали и повторяли: «Спасибо, братцы, спасибо!» И просили маленький кусочек хлебушка – пожевать…

Глава первая

– Вот так и закончилась трагедия Второй Ударной армии, – тяжело произнес генерал-майор Глеб Геннадьевич Бородин, руководитель Службы Спасателей времени. – Прорыв в ночь с 24 на 25 июня 1942 года стал последним, больше пробить коридор не удалось – не было сил. Немцы плотно заткнули горловину у Мясного Бора, и крупных исходов из «мешка» не было. Хотя небольшим группам и отдельным бойцам все же удавалось прорываться вплоть до августа 1942 года, правда, уж на других участках фронта, намного севернее и восточнее. А Вторая Ударная с 25 июня 1942 года фактически перестала существовать как организованная военная единица. Немцы взяли в плен более 33 тысяч красноармейцев, захватили много военной техники и оружия – 650 пушек, 170 танков, тысячи винтовок и пулеметов… Через две недели, 11 июля 1942 года, генерал-лейтенант Власов и его личный повар Мария Воронова вышли к деревне Туховержи, где были арестованы полицаями. Командующий пытался выдать себя за учителя-беженца, пробирающегося с женой на восток, но ему не поверили. А утром его опознал немецкий лейтенант, вызванный старостой. Ну а дальше вы знаете: пленение, лагерь, измена Родине, сотрудничество с гитлеровцами. И образование РОА, позорной страницы в советской военной истории. Поэтому перед вашей группой ставится задача: во-первых, предотвратить разгром Второй Ударной армии, а во-вторых, не дать Андрею Власову совершить предательство. Любым способом и любой ценой… Если не получится вывести его вместе со штабом армии из окружения – то, сами понимаете… Поэтому операция получила условное название «Пуля для Власова». Условное, я подчеркиваю! Все же ваша главная цель – спасти как армию, так и самого командующего. Ясно?

Генерал Бородин посмотрел на Спасателей времени и задержал свой взгляд на капитане Леониде Лепсе.

– Вам поручается особая задача – взять под контроль командующего. Генерал Власов – сильный человек, опытный, но операция под Любанью, очевидно, оказалась ему не по зубам. Появились растерянность, инертность, непонимание обстановки… В результате – и армию погубил, и сам оказался в плену. Не мог, когда надо, жестко настоять на своем, убедить Ставку в необходимости немедленного отвода войск из любаньских болот. Видел же, что дивизии обескровлены, что люди буквально валятся с ног от голода и усталости, что нет ни боеприпасов, ни фуража, ни лекарств, ни бинтов, ни продуктов… Ничего нет! А у немцев, наоборот, постоянное пополнение и подвоз новой техники. Вот и надо было срочно отходить к Волхову, пока гитлеровцы окончательно не перекрыли «мешок» у Мясного Бора…

Майор Злобин, командир Спасателей времени, кивнул – да, если бы Вторая Ударная отступила в начале мая, все могло бы сложиться иначе. Не так трагично и кроваво… Впрочем, история, как известно, не имеет сослагательного наклонения. Точнее – не имеет его реальная история, а вот в альтернативном варианте можно что-то сделать, исправить, переиграть. Надо только знать, где находится главный, переломный момент, и изменить его. И пустить течение события по другому руслу…

– Впрочем, – продолжил
Страница 2 из 14

генерал Бородин, – недостаток инициативы и боязнь ответственности были характерны почти для всех советских командармов в начале войны. Сидели и ждали, пока не придет директива из штаба фронта или из Ставки. А те часто запаздывали, ведь «наверху», в Генеральном штабе РККА, тоже перестраховывались, тянули, боялись шагу лишнего шагнуть без указания Верховного. В общем, весной 1942 года под Любанью в полной мере проявились типичные ошибки и недостатки нашего командования: плохое, а часто просто отвратительное руководство частями, бестолковая организация тыла, отсутствие должного снабжения, глупые амбиции… И никакой героизм русского солдата не мог этого компенсировать. Впрочем, такое бывало уже и раньше, например, в Первую мировую, когда из-за пустых генеральских боданий и бездарного управления погибла в Восточной Пруссии почти вся армия генерала Самсонова. То же самое – и в первый, начальный период Великой Отечественной… Пока наши генералы не научились как следует драться. Но за это пришлось заплатить очень дорогой ценой – сотнями тысяч, даже миллионами жизней солдат. Да вы сами об этом прекрасно знаете, проходили же отечественную историю!

Спасатели дружно закивали: разумеется, проходили! Это же одна из обязательных дисциплин при поступлении на службу… Надо хорошо знать свое прошлое, чтобы не повторять прежние ошибки, не наступать на одни и те же грабли. Наоборот, надо создавать альтернативные исторические варианты, более успешные и удачливые. Чем, собственно, они и занимаются у себя в Институте времени…

– Слабости Второй Ударной сыграли на руку противнику, – вздохнул генерал Бородин, – и привели к тому, что под Любанью ее части потерпели жесточайшее поражение. По сути, были почти полностью разгромлены… Но, что еще хуже, предательство генерала Власова легло позорным пятном на всех воинов Второй Ударной: их незаслуженно назвали изменниками. Хотя абсолютное большинство красноармейцев и командиров честно выполнили свой долг, храбро сражались и героически погибли в тех болотах. Выполняя далеко не лучшие распоряжения командующего… Поэтому для спасения армии нужно прежде всего нейтрализовать генерала Власова, фактически – взять его под контроль. Чтобы не мешал операции… Это – задача для вас, Леонид Анатольевич, как специалиста по НЛП и разным прочим штучкам…

Бородин посмотрел на капитана Лепса и слегка улыбнулся – вспомнил, как тот ловко умеет запудривать людям мозги. Недаром же его в группе прозвали Мозголомом! За талант и умение управлять чужим сознанием, внушать то, что необходимо…

Леонид Лепс кивнул: что ж, понятно. Надо подчинить командующего армией – не вопрос, сделаем. В конце концов, это же его работа!

– Но мне придется постоянно находиться при генерале, – сказал Леонид Анатольевич, – следить за его состоянием, периодически «чистить» сознание. И я не смогу участвовать в других операциях группы…

– Ничего, – махнул рукой Бородин, – они и без вас справятся. Слава богу, опыта, знаний и умений нашим ребятам не занимать! Вон какие сидят, соколы наши ясные, орлы могучекрылые!

Генерал обвел взглядом своих Спасателей, лучших специалистов по созданию альтернативной истории в Институте времени…

Командир группы, майор Владимир Злобин, 45 лет, настоящий русский офицер: умный, спокойный, уверенный в себе, серьезный и ответственный. С подчиненными строг, но справедлив. Для него не бывает невыполнимых заданий, только трудные и очень трудные. Ребята уважительно называют его Батей. Что понятно: он же для них как отец родной.

Его заместитель, врач и специалист по лекарствам и ядам капитан Леонид Лепс, 38 лет. Отвечает за медобеспечение группы, но не только: на его плечах еще контрразведка и психологическое прикрытие. А также снабжение и финансы – надо же кому-то и этим тоже заниматься! Опытный психолог, отлично владеет НЛП, способен задурить голову любому. С виду – вежливый, мягкий, интеллигентный человек, но это обманчиво. На самом деле – очень жесткий, холодный человек, привыкший все тщательно обдумывать и просчитывать. В группе его почтительно называют Доком, а еще Мозголомом. За глаза, конечно.

Старший лейтенант Сергей Самоделов, 26 лет. Тот самый случай, когда профессия полностью соответствует фамилии. И наоборот… Мастер на все руки, способен починить любую технику, даже едва живую, на «ты» с любым механизмом – от древних катапульт до современных экранопланов. Умеет водить все, что движется, от паровоза до истребителя, но особо уважает автомобили. Настоящий фанат раритетных кабриолетов, находит старые, ржавые развалюхи и восстанавливает их. Не из-за денег, конечно, а из любви, так сказать, к искусству. Водитель, механик, а еще он отвечает за связь, оборудование и техническое обеспечение группы. Нетороплив, рассудителен, спокоен. Прозвище – Самоделкин. Как же еще?

Рядом с ним – 25-летний Матвей Молохов, тоже старлей. Пулеметчик, снайпер, специалист по стрелковому оружию, мастер рукопашного боя, основная ударная единица группы. Прозвище, понятное дело, Молох или Молот. Просто и ясно. Высокий, русоволосый, голубоглазый – настоящий русский красавец, девушки от него просто без ума, пачками вешаются. Не женат, и жениться, похоже, не собирается. Говорит, что ему и так хорошо. В это легко верится…

И, наконец, Герман Градский, единственный штатский в группе. Известный ученый, доктор наук, профессор. Научные интересы – история, культурология, археология, языкознание, этнография. Специалист по палеолингвистике и древним языкам. Абсолютно незаменим при контакте с местным населением, особенно не слишком еще окультуренным. Хорошо разбирается в древних обычаях и традициях, что бывает весьма полезно. А то скажешь или сделаешь что-нибудь не так и сразу попадешь в «яму». А то и на дыбу… Обычно во время операций работает переводчиком – знает много иностранных языков да еще с десяток «мертвых». Прозвище – Пан Профессор. Из-за научных интересов, а еще из-за польских корней, которыми Градский очень гордится. Говорит, что происходит из весьма древнего и знатного шляхетского рода, берущего свое начало чуть ли не от самого короля Сигизмунда Первого…

Каждый из них – уникальный специалист, мастер своего дела, а все вместе – группа майора Злобина, лучшая в институте…

– Вы, Леонид Анатольевич, – продолжил генерал Бородин, – должны постоянно находиться при Власове, с самого начала операции. Поэтому мы сделаем вас личным врачом командующего. Соответствующие документы и бумаги мы вам, конечно, подготовим. А вы должны следить, чтобы Андрей Андреевич был все время под вашим влиянием и не мешал группе проводить спасательную операцию…

Леонид Анатольевич уточнил:

– До какой степени я должен контролировать командарма? До полного подчинения и подавления воли?

– Это решать вам, – подумав, ответил Бородин. – Думаю, определитесь на месте, смотря по обстоятельствам…

Капитан Лепс кивнул: ясно, в деле много сложного, непредсказуемого, трудно сейчас рассчитать все варианты… Непонятно еще, как пойдет. Власов все-таки – решительный человек, имеющий большой военный и жизненный опыт… А надо починить его так, чтобы отдавал нужные приказы, пусть даже очень жесткие и решительные. Только так можно
Страница 3 из 14

спасти Вторую Ударную, вывести ее к Волхову, сохранить личный состав и технику… А при удачном стечении обстоятельств – самим перейти в наступление и оттеснить немцев от Любани. То есть выполнить то, что и планировалось Ставкой на январь-февраль 1942 года: ударить на северо-западном направлении, разгромить немцев под Любанью и Чудово, прорвать блокаду Ленинграда и даже, может быть, освободить Новгород. К сожалению, Вторая Ударная так и не смогла выполнить задуманное, почти вся погибла в неравных боях…

– Теперь о вашей подготовке, – генерал Бородин строго посмотрел на подчиненных, чтобы те прониклись важностью сказанного. – Пока есть время, надо подтянуть вашу политическую грамотность. Вы же знаете, как это было важно для бойцов и командиров Красной армии! Документы – документами, с этим все будет в порядке, от оригинальных не отличишь, но нужно также тщательно следить за тем, что и как говоришь. А также кому и с какими интонациями… Поэтому – всем читать передовицы «Правды» и «Красной Звезды» за январь – март 1942 года! Чтобы правильно отвечать на самые каверзные вопросы, которые, возможно, будут заданы… Каждый день – по пятнадцать минут политзанятий, и проводить их будет лично майор Злобин – как командир группы. Ясно?

Все кивнули – да, понятно, работа есть работа. Нужно полностью соответствовать тому времени, в котором находишься, и не только внешне, одеждой, формой, но и манерой поведения, речью. Чтобы не выделяться и не привлекать к себе внимания…

– Кстати, ранение вас не беспокоит? – генерал Бородин обратился к Матвею Молохову.

Его тревога была понятной: прошло всего два месяца, как Матвея тяжело ранили на Финской. Теперь же ему предстояло отправиться на новое задание, не менее сложное и опасное. Финны же подстрелили его серьезно, едва успели его вернуть в Институт… Поэтому Бородин так и переживал за Матвея – готов ли? Все-таки главная ударная сила группы, лучший стрелок и пулеметчик…

– Все в порядке, товарищ генерал, – твердо ответил Молохов, – зашили, заштопали, теперь – как новенький! Сами смотрите!

Для примера, чтобы показать, что полностью здоров, поднял довольно тяжелого капитана Лепса вместе со стулом, на котором тот сидел, и сделал несколько приседаний. Мол, вот что умею, сил и здоровья – не занимать, готов к выполнению нового задания!

Майор Злобин неодобрительно посмотрел на Молохова, но смолчал – понимал, что для того очень важно вернуться в строй, стать снова членом группы…

– Ладно, – миролюбиво произнес генерал Бородин, – вижу, что здоров. Значит, проблем нет. Что же, во время Финской вы проявили себя очень хорошо, вся ваша группа. Выполнили задание на пять с плюсом. Но теперь вам предстоит еще более трудное дело. Надеюсь, вы с ним справитесь…

Майор Злобин уверенно ответил: «Разумеется! Разве бывало когда-нибудь иначе? Всегда справлялись, так будет и на этот раз. Не беспокойтесь, товарищ генерал-майор, не подведем!»

Генерал Бородин ожидал от него именно такого ответа, поэтому кивнул и удовлетворенно произнес:

– Вот и отлично. Теперь что касается вашего прибытия. Дата заброски – 20 апреля 1942 года. В этот день генерал Власов, получив приказ, поедет во Вторую Ударную, принимать армию. Тогда-то вы и встретитесь. И сразу возьмете его под плотный контроль. Заброс – как обычно, через временной портал: точка высадки, точка возврата, пункты экстренной эвакуации… Место – недалеко от деревни Мясной Бор. Возле нее и произойдет ваш первый контакт с генералом. По легенде, вы – особая группа, выделенная штабом фронта для его личной охраны. Мол, учитывая всю важность Любаньской операции и значение самого генерал-лейтенанта… Майор Злобин станет новым начальником охраны Андрея Андреевича, Молохов и Самоделов – помощники. Капитан Лепс – личный врач командарма, ну, а Герман Градский – переводчик. С такой легендой: он – профессор-лингвист, призванный в армию и срочно направленный во Вторую Ударную в качестве особого переводчика. Там же, под Новгородом и Любанью, кто только не воюет против наших! И немцы, и испанцы, и датчане, и голландцы, и бельгийцы всякие, и шведы… Почти вся Европа: 250-я испанская дивизия, легионы СС «Фландрия» и «Нидерланд»… Вот и понадобился человек, говорящий сразу на нескольких европейских языках. Дадим ему звание лейтенанта…

– Несолидно как-то, – покачал головой майор Злобин, – может, хоть старшего?

– Ничего, сойдет, – улыбнулся генерал Бородин, – да и вопросов к нему будет меньше. Думаю, Герман не против…

Пан Профессор кивнул: ладно! Был же когда-то толмачом при хане Батые, побуду лейтенантом-переводчиком и при генерале Власове…

– Итак, – подвел итог генерал Бородин, – все, кажется, решили. Вот файлы с вашими легендами, вот бумаги и документы. Вопросы?

Капитан Лепс решил уточнить:

– Товарищ генерал, по поводу снаряжения… Отправляемся, как я понял, не на одну неделю, нужно много чего взять с собой: оружие, боеприпасы, продукты, лекарства… Спецоборудование, само собой. И как мы все это потащим? На себе? Надо бы нам машину…

Майор Злобин тоже кивнул – да, нужен автомобиль. На себе столько не попрешь, никаких сил не хватит.

Генерал Бородин подумал и сказал:

– Хорошо. Пусть Сергей Самоделов подберет – что-нибудь подходящее, боевое. Он же большой знаток машин, в том числе и армейских. И с учетом местных условий: имейте в виду, под Любанью – кругом болота, торфяники, к тому же будет весна, распутица… Воды по колено, а то и выше. Нужна такая машина, чтобы могла везде пройти, но в то же время не слишком выделялась и не привлекала бы внимания. Скажем, броневик или бронетранспортер… В общем – на усмотрение Самоделова. Ну, а техническую начинку в нее вы сами поставите – по своему вкусу. Можно набить по полной – и оружием, и оборудованием, и боеприпасами, и спецсредствами. Все что угодно, лишь бы не слишком вылезать из бюджета. Сами знаете, как тяжело сейчас с финансированием…

Сергей Самоделов кивнул – сделаем, будет бронемобиль. Конечно, с хорошей защитой и мощным вооружением. Ну, и вместительный, само собой, чтобы все влезло. Уж воевать – так воевать…

* * *

– Прошу любить и жаловать, вот она, наша красавица. – Сергей театральным жестом указал на темно-зеленую, угловатую машину, стоящую посреди лабораторного цеха. – Конечно, «ласточкой» назвать ее трудно, но зато – прочная и надежная…

Члены группы придирчиво осмотрели бронемашину – уважение вызывает. Приземистая, бронированная, шестиколесная. Сергей Самоделов между тем продолжил презентацию:

– Колесный бронетранспортер БТР-152к. Очень неплохая машина, и главное – неприхотливая. Разработана в конце сороковых годов ХХ века, принята на вооружение в начале пятидесятых. Эту мы взяли из Музея военной техники и, соответственно, довели до ума. Лобовая броня – тринадцать миллиметров, бок и корма – восемь. Обратите внимание: листы установлены под крутым углом, чтобы повысить защиту. Изнутри – несколько слоев кевлара, для бронестойкости… Спокойно выдерживает попадание пули и осколка. Мотор – сто десять «лошадей», скорость по шоссе – 65 километров в час. Отличная проходимость, спокойно идет по любой дороге и даже без нее. Под Любанью же – одни торфяники, и это нам очень пригодится…

– Да, – подтвердил
Страница 4 из 14

майор Злобин, – я посмотрел. Местность в основном топкая, низинная, много болот, проток, ручьев. В конце апреля они разливаются, и тогда везде – одна вода. Население в это время года обычно сидит по деревням, на сухих островах, даже носа наружу не высовывает. До конца мая, пока вода не сойдет и дороги не подсохнут. Хотя, собственно, дорог там вообще нет – в нашем, современном понимании. Куда ни посмотри – проселки и лесные тропы. Главное средство передвижения – лошадь. А весной, во время паводка, – лодка…

– Ничего, пробьемся как-нибудь, – уверенно произнес Самоделов, – колеса у нашей «ласточки» – шесть на шесть, можно форсировать водные преграды глубиной до метра, а еще брать невысокие завалы. Есть мощная лебедка, это на тот случай, если совсем сядем… Короче, настоящий вездеход! Внутри – три отделения. Первое – отсек управления, проще говоря, кабина. Она для командира бронемобиля и механика-водителя. Дальше – боевой отсек, рассчитан на двух стрелков. Третий отсек – бытовой, жилой, там по бортам – четыре койки, в два яруса. Можно спать, а также работать – есть выдвижной столик. При необходимости нижние койки сдвигаются, образуют стол для операций. Это на тот случай, если кого-то из нас зацепит… Тогда Леонид Анатольевич (кивок в сторону капитана Лепса) окажет помощь. Под койками – запасы продуктов, личные вещи, медикаменты и инструменты. А еще – аккумуляторы и ячейки для оружия и боеприпасов. Чтобы не расходовать на обогрев машины горючее, в кормовой части имеется печка-буржуйка, топится дровами или углем. На ней же можно готовить еду… Есть и электрическая печка, само собой. Бензобаки в машине – по бокам, под броней. Сверху машину прикрывает стальная крыша, в ней – три люка, чтобы вылезать и вести огонь, сбоку – бронещели для стрельбы, а в корме – дверь для загрузки-выгрузки. Из специального оборудования – как всегда, мини-камеры по всему периметру корпуса. Дают изображение на экран комма под панелью управления… Никто не подберется к нам незаметно, зато мы всех увидим. Есть также датчики движения, локаторы, приборы ночного видения и тепловизоры. С их помощью можно воевать в полной темноте или в густом тумане. Разумеется, у каждого из нас – связь друг с другом и с командиром группы. Ну, что еще вас интересует?

– Оружие? – тут же спросил Матвей Молохов.

– В оригинале на БТР-152к стоял 7,62-мм пулемет, – ответил Сергей Самоделов, – но я решил, что этого будет маловато. Учитывая всю сложность операции… А потому попросил ребят поставить что-нибудь посолиднее. И вот что они придумали…

Сергей показал на два ствола, торчащие над кабиной:

– Крупнокалиберный пулемет КОРД и гранатомет АГС-40. Достаточно мощное и грозное оружие, и главное – внешне очень похожее на то, что уже было в то время. По крайней мере, если особо не приглядываться… Пулемет – 12,7 мм, дальность стрельбы – два километра, поражает бронированные цели и низколетящие самолеты на наклонных плоскостях. Можно срезать, например, Ю-87 при выходе из пике. В ленте – 150 патронов, зажигательные и бронебойно-зажигательные с вольфрамовым наконечником. На 750 метрах пробивают 20-мм броню, а если подойти ближе – то и больше. Что позволяет нам уничтожать любую немецкую технику вплоть до танка Pz III. При правильном попадании, конечно. Гранатомет – в основном для уничтожения живой силы противника, стреляет 40-мм безгильзовыми осколочно-фугасными гранатами. Дальность – два с половиной километра… Накрывает, что называется, площадями, точность стрельбы даже не важна. Справа от ствола вы видите контейнер, в нем лента с двадцатью выстрелами. Запасные – внизу, под модулем. Разумеется, оба ствола оборудованы оптическими прицелами и приборами ночного видения. От пуль и осколков стрелков защищают бронещитки, слева и справа по всему периметру боевого модуля. Они тоже с кевларовой защитой, для надежности…

Матвей Молохов удовлетворенно кивнул – хорошее оружие, как раз то, что нужно. И против бронетехники, и против пехоты. Можно комбинировать, в зависимости от ситуации…

– Специальный станок позволяет поворачивать стволы на 180 градусов по горизонтали и до 75 градусов по вертикали, – пояснил Самоделов, – во время дождя боевой отсек закрывается кожухом, который служит также для маскировки – чтобы не слишком светить наше оружие. В целом БТР-152к выглядит достаточно аутентично, вопросов особо возникнуть не должно…

– Ну, а в случае чего, – вмешался майор Злобин, – мы скажем, что это советский экспериментальный бронемобиль с новейшими образцами оружия, проходит первое полевое испытание. Как было с нашим бронелетом во время Финской кампании…

– Да, замечательная была машина! – мечтательно произнес Леонид Лепс. – Летала, как птица…

– Зато вооружение у БТР-152к значительно сильнее, – возразил Сергей Самоделов, – по огневой мощи – это, считай, целая батарея. Любую цель может поразить – и наземную, и даже воздушную. У немцев ничего подобного нет и не будет, и мы, таким образом, получим определенное преимущество. К тому же у нашего бронемобиля чрезвычайно простое управление, практически – как у обычного грузовика. Любой справится, даже не слишком обученный человек…

– Вот и прекрасно, – сказал майор Злобин, – значит, вопрос с транспортом решен. Загружайте в него боеприпасы, вещи – и вперед, на войну. Да, не забудьте захватить побольше горючего и продуктов – во Второй Ударной с этим туго, придется рассчитывать только на себя. Что ж, пора, как говорится, нам в путь-дорогу, труба зовет…

Глава вторая

Остатки снега у дороги потемнели и смешались с грязью. Конец апреля, но кое-где, особенно у мрачных елей на опушке леса, еще виднеются темно-синие, просевшие, оплывшие сугробы… Точнее, жалкое их подобие – по сравнению с тем, что было морозной зимой 1941/42 года. Да уж, хорошо поработали вьюги, намели тогда снега…

Теплый, прозрачный воздух дня был наполнен запахами оттаявшей земли, луж, а еще – свежего навоза. Прямо у избы стояли на привязи лошади, которых охранял молоденький красноармеец. Что было понятно: коняшки служили главным средством передвижения и основной тягловой силой во Второй Ударной, а также, нередко, едой…

Бойцы, сильно оголодавшие за последние месяцы, могли спокойно увести лошадок куда-нибудь в чащу и разделать на мясо. Вот и приходилось их тщательно охранять. Иначе не на ком будет доставлять боеприпасы и оружие на передовую, а потом – вывозить в тыл раненых…

Коняшки были худые, тощие, кости да кожа, больно даже глядеть. Они жадными губами подбирали остатки рассыпавшейся соломы – где-то удалось раздобыть пару охапок… Рядом по теплой земле прыгали суетливые воробьи – копались в навозе. Им тоже приходилось несладко: вместо обычной сотни-другой в деревне остались считаные единицы кобылок, да и те – временно. Вот дадут команду, и поскачут (точнее – поплетутся) на них вестовые в полки и батальоны – развозить приказы и распоряжения. Но не факт, что вернутся на них же обратно, может статься, что пешком. Подстрелят, допустим, лошадку где-нибудь по пути, и пойдет она на обед рядовому и командирскому составу ближайшей воинской части…

Снег в апреле начал бурно таять, и земля уже почти вся освободилась от зимнего покрова. В этом были свои плюсы и свои минусы.
Страница 5 из 14

Плюс – бойцам стало гораздо легче зарываться, спасаясь от немецких авианалетов и артиллерийских ударов. И проще строить блиндажи, дзоты и прочие необходимые фортификационные сооружения….

Минус – вода резко поднялась и затопила всё вокруг: поля, леса, дороги, перелески… Бойцы стояли в окопах чуть ли не по колено в мутноватой жиже, что удовольствия явно не доставляло. Это было даже хуже, чем зимой в снегу. А спать в полузатопленной землянке – вообще сплошное мучение: приходилось постоянно переворачиваться с одного мокрого бока на другой…

Но был в весне и еще один, очень важный плюс, перевешивающий почти все минусы, – из-под снега показались останки лошадей, замерзших в январе-феврале, во время лихого кавалерийского наскока на Любань.

Бойцы откапывали останки коняшек и ели, пока не протухли, – варили и жарили на кострах. Между собой мерзлую конину называли «гусятиной», ибо по большей части это были лошадки 13-го кавалерийского корпуса генерал-майора Николая Гусева.

Зимой его корпус довольно успешно шел на Любань, достиг почти самого города, но, напоровшись на сильное сопротивление гитлеровцев, остановился. Атакующий запал пропал, снаряды и патроны закончились, а подвоза не было… Вот и застряли конники на окраинах. А потом стало совсем плохо: немцы перешли в наступление и окружили корпус. С большим трудом и огромными потерями удалось вырваться…

После этого поредевший и обесконенный 13-й корпус пришлось срочно отводить назад, за Волхов. Кавалеристов спешили и определили в пехоту. Уцелевших же лошадей эвакуировали из «мешка», чтобы сохранить какую-то тягловую силу. Но значительная часть их осталась лежать под снегом. Как мороженое мясо.

И теперь павшие коняшки стали обедом для советских бойцов и командиров. У знатоков особенно ценилась нижняя часть конской ноги с копытом – из нее получался самый густой и наваристый суп. Правда, голодные, сильно отощавшие красноармейцы не брезговали и остальными частями конского тела – ели абсолютно все, вплоть до кишок. Ели даже кожаную упряжь, которую сначала варили с веточками березы или дикой смородины, чтобы отбить противный, тухлый запах, а потом тщательно пережевывали и глотали по кусочку.

К счастью, на редких клочках прогревшейся земли уже появилась кислица – зеленая трава, которую можно употреблять в пищу. И даже нужно – она служила прекрасным средством от цинги и прочих болезней. Кислица заменила отвары из старой, жесткой хвои, которые уже не спасали людей от хворей. Других витаминов почти не было…

Но в апреле появились и иные проблемы: вместо твердой, мерзлой земли теперь везде была сплошная, непролазная грязь. Глина густо липла на валенки (а красноармейцы все еще носили зимнюю обувь) и мешала ходить. Приходилось часто останавливаться и счищать палочкой тяжелые рыжие пласты земли. Кроме того, из-за постоянной сырости валенки намокали, а высушить их было негде. Стоило лишь развести костер, как тут же налетали «юнкерсы» и расстреливали наших бойцов на бреющем полете…

Немецкие самолеты беспрерывно утюжили поля и леса, проносились буквально над самыми макушками деревьев, не гнушаясь охотой даже за одиночными бойцами. Славные же «сталинские соколы» крайне редко появлялись в окрестностях Любани – видимо, были заняты на других участках фронта. Немецкие бомбардировщики и истребители чувствовали себя в весеннем советском небе полными хозяевами…

Хотя иногда им все же доставалось: красноармейцы приспособились стрелять по гитлеровским самолетам из противотанковых ружей и даже сбили несколько особо наглых «лаптежников», когда те медленно ползли над лесом, выискивая очередные цели.

После этого гитлеровские асы стали действовать намного осторожнее, осмотрительнее, но налетов своих, разумеется, не прекратили. И продолжали наглядно демонстрировать превосходство люфтваффе над советскими ВВС…

Помимо грязи и немецкой авиации, проблемой для бойцов Красной армии стало половодье. Разлившиеся реки и речушки затопили почти всю землю, оставив лишь редкие клочки земли. За них и шли самые жестокие, упорные бои. И гитлеровцы, и красноармейцы прекрасно понимали, что преимущество в сражении получает тот, кто, грубо говоря, сидит на сухом месте. Там можно укрепиться как следует, закопаться в землю по самые уши, построить доты и дзоты. И надежные, сухие блиндажи, где можно нормально спать. Вот и старались обе стороны захватить редкие возвышенности…

В конце апреля 1942 года бои под Любанью и по всему периметру «мешка» то затихали, то разгорались, но не прекращались ни на минуту. Хотя, в отличие от бурной зимы, носили скорее позиционный характер. У советских дивизий не было сил, чтобы продолжать начатую в январе операцию, а немцы, увязшие по самые каски в топких северных болотах, ждали, пока не просохнут раскисшие дороги и не появится возможность подтянуть бронетехнику, чтобы завершить разгром полуокруженных частей Второй Ударной армии…

* * *

Темно-зеленый угловатый броневик, тяжело переваливаясь с боку на бок, утопая по самые борта в колеях, медленно полз по направлению к Мясному Бору. Он то и дело зарывался носом в ямах, наполненных рыжей, талой водой, но, натужно ревя, все же всякий раз выползал. Совсем как неуклюжий бегемот, преодолевающий африканское болото…

За бронемобилем неотрывно следовала полуторка с охраной. В самых непролазных местах, когда он все же застревал, из грузовика выскакивали красноармейцы и, устало матерясь, принимались выталкивать его на ровное место. После чего, злые, мокрые, грязные, возвращались в полуторку и ехали дальше – до следующей ямы. Наконец, забрызганный глиной до самого верха бронемобиль дополз до штаба 65-й стрелковой дивизии…

Ее командир, полковник Петр Кошевой, заканчивал совещание, когда заметил в окне подъезжающие машины. И решил выйти на крыльцо – встречать гостей. Петр Кириллович знал, что сегодня во Вторую Ударную прибывает генерал-лейтенант Власов. И хотя 65-я дивизия относилась к 52-й армии, но он был весьма наслышан об Андрее Андреевиче и решил лично приветствовать нового командующего. Все-таки герой сражения за Москву и, говорят, любимец Сталина…

Броневик, фыркнув в последний раз, уткнулся радиатором в остатки забора у избы. Стальная дверца с правой стороны открылась, и показалась фигура командующего. Рослый, чуть сутуловатый, генерал-лейтенант Власов заметно возвышался над остальными людьми. Особенно над бойцами охраны – невысокими и, как правило, худенькими красноармейцами.

А где, собственно, было взять других? Вторую Ударную формировали поспешно, второпях, согнали в нее всех, кого могли достать, вычистили госпитали и тылы. С миру по нитке, как говорится. В результате получилась не нормальная мужская рубаха, а так, детская распашонка. Даже не половина общевойсковой армии, а гораздо меньше…

Генерал-лейтенант чуть постоял, прислушиваясь к чему-то, затем взглянул на яркое весеннее солнце, радостно чирикающих воробьев (дождались-таки весны!) и решительно направился к крыльцу. Навстречу ему уже сбегал по ступенькам полковник Кошевой.

– Здравия желаю, товарищ генерал-лейтенант! – громко приветствовал Власова Петр Кириллович.

Андрей Андреевич обменялся с ним крепким
Страница 6 из 14

рукопожатием.

– Как добрались? – продолжил Кошевой, сопровождая гостя в дом.

Андрей Андреевич лишь досадливо махнул рукой – сами видите, с большим трудом! По нашим-то дорогам, да еще весной… Сплошное море разливанное, ни пройти, ни проехать. Но все же добрались, а это главное!

– Да, распутица, – развел руками полковник, – что поделать! Здесь всегда так… Но в конце мая, говорят, вода пойдет на убыль, и тогда можно будет нормально ехать. А пока – или пешком, или на лошади, или на лодке, в конце концов. Техника, даже гусеничная, – не проходит…

– Будем надеяться, что броневик все же пройдет, – ответил низким, басовитым голосом генерал-лейтенант, – не хочется, скажу сразу, топать пешком. Да и на лошади не слишком-то удобно будет…

Поднялись на крыльцо, вошли в избу. Полковник Кошевой представил Власову своих подчиненных, тот со всеми поздоровался за руку. Петр Кириллович объявил, что совещание закончено – потом договорим! Сами видите, кто приехал, идите пока, покурите, погуляйте. Генерал-лейтенанту с дороги отдохнуть надо…

Сели за большой, грубо сколоченный дощатый стол. Петр Кириллович предложил чаю, и Андрей Андреевич кивнул – давайте, надо действительно перевести дух. А то сколько еще ехать, пока еще в Дубовик, в штаб армии, доберемся…

Ординарец Кошевого поставил самовар, заварил чай. Чай был жидкий, почти прозрачный, но все же пах, как и надо, – густо и ароматно. В качестве угощения гостям предложили круглые сушки – почти все, что осталось в заначке у штабного повара.

Вместе с Андреем Власовым сели за стол и прибывшие с ним люди: сдержанный, строгий майор Злобин, новый начальник охраны, веселый, доброжелательный капитан Лепс, личный врач командующего, и худой, рассеянный лейтенант Градский, штабной переводчик.

Полковник никого из них раньше не видел, но не очень этому удивился – люди на Волховском направлении менялись часто. Кого-то переводили в другое место, кто-то выбывал сам по болезни или ранению – бои шли тяжелые, ожесточенные, с большими потерями. А кто-то уже навсегда остался лежать в болотистых лесах под Любанью…

Разговор сначала никак не клеился. Андрей Андреевич привычно спросил про состояние 65-й дивизии (скорее, для проформы, видно было, что занят совсем другими мыслями), а потом и вовсе замолчал. С шумом прихлебывал горячий чай и хрустел черствыми сушками…

Беседу в основном поддерживал живой, подвижный капитан Лепс: отпустил пару шуток про немцев, рассказал новый анекдот про Гитлера, поинтересовался делами в части. Это помогло, разрядило обстановку: все заулыбались, заговорили разом, чаепитие пошло гораздо веселее.

Воспользовавшись ситуацией, полковник Кошевой решил выяснить, каковы планы руководства относительно наступления. Ходят, мол, слухи, что скоро их опять пошлют на прорыв… Когда ждать, к чему готовиться? Генерал Власов, будучи заместителем командующего фронта, мог знать…

– Третий месяц на одном месте топчемся, – с досадой вздохнул Петр Кириллович, – сидим в этих проклятых болотах. Ни вперед, ни назад. И неизвестно еще, сколько тут проторчим. А я слышал, что опять вперед пойдем, освобождать Новгород…

Генерал-лейтенант понял намек и слегка кивнул:

– Да, вероятно, пойдем. Скоро вообще все переменится. В ту или иную сторону… Директивой Ставки Волховский фронт упразднен, генерал Кирилл Мерецков переведен на другую должность. Теперь у нас будет Волховская группа войск в составе Ленинградского фронта…

– Значит, Михаил Семенович Хозин… – понимающе протянул Кошевой.

– Верно, – кивнул Власов, – генерал-лейтенант Хозин теперь будет нашим непосредственным начальником. Со всеми вытекающими…

Голос у Власова был низкий, хриплый, как будто простуженный. Говорил он медленно, тяжело, с явным напряжением. Полковник Кошевой отнес это за счет тех испытаний, которые выпали на долю генерал-лейтенанта за последнее время.

В конце марта Андрей Андреевич вместе с группой инспекторов из штаба фронта изучал обстановку в районе Любани, был в частях, говорил с бойцами и командирами. Сильно простудился, заболел… Погода-то не пойми какая – то снег, то дождь, то слякоть. И вода кругом, постоянная сырость. Некоторые болота здесь даже зимой не замерзают… Вот и охрип, потерял голос. И до конца еще не вылечился – некогда, отправили принимать Вторую Ударную. А то дела в ней совсем швах…

По сути – спасать надо, ведь, как убедилась высокая комиссия, руководство осуществлялось из рук вон плохо. Поэтому тяжелобольного, едва стоящего на ногах генерала Николая Клыкова сняли с должности и отправили в тыл – лечиться. А на его место срочно назначили Андрея Власова.

Нельзя сказать, чтобы он особо рвался на эту должность – одно дело получить под свое руководство новую, только сформированную армию (или хотя бы значительно пополненную и отдохнувшую), и совсем другое – обескровленную, сильно измотанную, находящуюся буквально на последнем издыхании. А дела со Второй Ударной обстояли именно так – четыре месяца жестоких, непрерывных боев окончательно исчерпали ее силы и обескровили до крайности.

Собственно, «ударной» ее можно было назвать весьма условно – она состояла всего из одной стрелковой дивизии, шести стрелковых бригад и шести же отдельных лыжных батальонов, т. е. по своей численности изначально равнялась стрелковому корпусу. В качестве усиления армии позже придали 160-ю отдельную танковую бригаду, 18-й артиллерийский полк Резерва Главного командования со 150-миллиметровыми гаубицами и два авиаполка, 121-й бомбардировочный и 704-й легкий бомбардировочный.

Но все равно назвать ее «ударной» было слишком оптимистично. И даже семнадцать отдельных лыжных батальонов, полученных в январе-феврале, по сути, не изменили дела: она так и не достигла по своей численности уровня хотя бы общевойсковой армии.

Кроме того, бойцы Второй Ударной давно не получали нормального питания, не было также полного боезапаса, не хватало горючего для техники, фуража для лошадей, противотанковых мин и колючей проволоки для саперно-заградительных работ. И даже лопат и топоров достаточно не имелось, чтобы строить гати и дороги. И это в болотистой, торфяной местности! Кроме того, в госпиталях не осталось лекарств и перевязочных материалов, вместо бинтов использовали любые тряпки и даже мох. Раненым и больным приходилось особенно тяжело…

Неудивительно, что армия уже месяц топталась на месте и, несмотря на отчаянные попытки, не могла сдвинуться ни на километр. Города Любань и Чудово, намеченные для взятия еще зимой, по-прежнему оставались у противника. Не говоря уже о Новгороде, пробиться к которому вообще не получалось…

Гитлеровское командование, понимая всю важность данного участка фронта, бросило в бой немалые силы – 126-ю, 225-ю и 28-ю легкие пехотные, 250-ю испанскую дивизии, 39-й моторизованный корпус, а также несколько батальонов эсэсовцев-легионеров. Благодаря этому, а также батальонам, срочно переведенным из-под Ленинграда, удалось остановить продвижение Красной армии на Новгород и Любань, а также существенно потрепать несколько советских дивизий: 92-ю, 327-ю стрелковые, 13-ю кавалерийскую. Наступление на Северо-Западном направлении захлебнулось…

Боевые столкновения шли по всему фронту, но
Страница 7 из 14

особенно упорно – возле Мясного Бора. Гитлеровцы знали, что если им удастся затянуть узкую горловину у деревни, то вся Вторая Ударная (да еще десять дивизий и пять стрелковых бригад 52-й и 59-й армий, также попавших в «мешок») окажется без продовольствия, фуража, горючего, боеприпасов, резервов и техники. В полном окружении и без всякой помощи…

Несколько раз им удавалось перекрывать лесную долину у Мясного Бора, и тогда нашим бойцам и командирам (и так сидевшим на сильно урезанном пайке) приходилось особенно туго. К счастью, ценой невероятных усилий и огромных потерь всякий раз удавалось пробить коридор заново и возобновить, пусть временно, снабжение. Скудное и нерегулярное…

Почти все грузы попадали в «мешок» через одну лесную лощину, прозванную бойцами «Долиной смерти». Ширина прохода часто не превышала полутора-двух километров (а иногда – и того меньше), а потому он насквозь простреливался. Немецкие тяжелые орудия и минометы регулярно перепахивали его, да еще люфтваффе не уставало вносить свой вклад в методичное уничтожение грузовых колонн и конных обозов: «юнкерсы» по несколько раз в день бомбили узкую лощину…

«Штуки» неожиданно появлялись в небе над Мясным Бором и прицельно разносили медленно ползущие в сторону Новой Керести двуколки и полуторки с грузами. В результате почти сто восемьдесят тысяч советских бойцов и командиров испытывали острый недостаток во всем – от хлеба и бинтов до патронов и снарядов. Их боеспособность целиком и полностью зависела от того, удастся ли машинам и обозам пробиться через проход. Часто до места добиралась лишь половина автомобилей и телег, выехавших из Малой Вишеры. А то и меньше…

…Поэтому опытный и расчетливый генерал Власов, подумав, решил отказаться от предложенной ему чести и выдвинул на должность командующего Второй Ударной другого человека – начальника штаба армии полковника Павла Виноградова. Тот лучше знает ситуацию и положение в частях…

Однако командующий Волховским фронтом Кирилл Афанасьевич Мерецков решил утвердить все же Власова, согласившись в этом вопросе с мнением члена Военного совета, дивизионного комиссара Ивана Зуева. Тот знал Андрея Андреевича давно (служили вместе до войны в Киевском особом военном округе) и считал, что только такой энергичный, боевой генерал, как Андрей Андреевич, может изменить ситуацию и спасти армию. К тому же Власов слыл среди военных очень удачливым человеком: вышел целым и невредимым из окружения под Киевом, остановил прорвавшиеся немецкие танки под Москвой. Да и Сталин к нему благоволил…

Генерал-лейтенанта утвердили. И Власову ничего не оставалось, как подчиниться приказу и принять армию. Поэтому 20 апреля 1942 года он отправился во Вторую Ударную. Точнее, в то, что от нее осталось.

* * *

После чая вышли на крыльцо покурить. Полковник Кошевой со своими остался в штабе – заканчивать дела, и у Спасателей времени появилась возможность поговорить спокойно, без посторонних глаз и ушей.

– Как ты себя чувствуешь? – тихо спросил майор Злобин у капитана Лепса.

Тот слегка поморщился:

– Отхожу помаленьку. Было трудно, но, кажется, теперь все более-менее наладилось…

– Да уж, – кивнул майор Злобин, – заставил ты нас, Леонид Анатольевич, понервничать. Даже думал сворачивать операцию…

– Кто же знал, – пожал плечами капитан Лепс, – что генерал Власов таким крепким орешком окажется! Конечно, мы знали, что он человек непростой, волевой, но чтобы так… Мне с трудом удалось взять его под контроль. Вроде бы и работа была привычная, и делал все, как надо, но поди ж ты…

– Ладно, что тут говорить, – махнул рукой майор Злобин, – ошибки у всех бывают. Даже у тебя. Главное, справился. Правда, когда генерала стало корчить и ломать, я думал – все, придется прекращать операцию…

– Слава богу, обошлось, – вздохнул Леонид Лепс, – контакт состоялся. Первая часть выполнена, теперь, надеюсь, пойдет уже легче…

– А если что, мы тебе поможем, – улыбнулся майор Злобин, – ты же знаешь – мы всегда рядом!

Леонид кивнул – спасибо. Главное – скорее привыкнуть к Власову и незаметно управлять им…

…Операция по подавлению сознания генерал-лейтенанта пошла совсем не так, как планировалось вначале. По идее, Леонид Лепс должен был войти с командующим в зрительный контакт и с помощью небольшого гипноза и НЛП подчинить себе. Однако Андрей Андреевич стал активно сопротивляться чужому внушению и вмешательству в свое сознание. И это выразилось в резких, болезненных конвульсиях…

…Машина командующего только вырулила на проселок к Мясному Бору, как дорогу ей преградил темно-зеленый бронемобиль. Майор Кузин, адъютант Власова, решил, что это немецкие диверсанты, получившие приказ убить командарма или, еще хуже, захватить в плен… Значит, необходимо дать бой. Со страху Кузин даже не заметил красные звезды, украшавшие борта и капот бронемашины.

Хотя отчасти его можно было понять: БТР-152к действительно внешне чем-то напоминал немецкий полугусеничный бронетранспортер Sd Kfz 251. А для советских бойцов это была очень знакомая машина…

Майор Кузин приказал занять круговую оборону, сам же залег у генеральской «эмки» с ручным пулеметом. Решил отбиваться до последнего. Нудно задержать гитлеровцев и дать возможность командующему уйти…

И он уже готов был открыть огонь, когда из броневика неожиданно показался человек в форме майора Красной армии. Не спеша подошел к машине командующего, представился и показал документы – командирское удостоверение на имя Владимира Викторовича Злобина, а также партбилет. И еще передал приказ начальника штаба Волховского фронта, из которого следовало, что майору Кузину и начальнику охраны командарма капитану Лавренёву необходимо срочно отбыть в Малую Вишеру – для получения нового назначения. Охранять же генерал-лейтенанта Власова с этого момента будет сам Злобин и его люди…

Майор Кузин очень удивился – ничто не предвещало столь резких перемен в его судьбе. И заподозрил неладное: а вдруг это какая-то немецкая хитрость, ловкий план, чтобы заманить генерал-лейтенанта в ловушку? И он начал спорить со Злобиным, требовать подтверждения: мол, вот прибудем в штаб армии, там и разберемся…

Генерал Власов в разговор не вмешивался – молча стоял у машины и ждал, чем все закончится. Он тоже был удивлен приказом, но спорить не хотел: какая разница, кто тебя охраняет? Лишь бы знал свое дело. А майор Злобин выглядел весьма опытным и бывалым человеком, настоящим боевым командиром. К тому же у него был бронемобиль, а это куда более надежное и безопасное средство передвижения, чем легковушка. И проходимость у него значительно лучше…

В это время к генеральской «эмке» подошел невысокий, плотный капитан с эмблемами медицинской службы в петличках, представился: «Военврач 3-го ранга Леонид Анатольевич Лепс. Назначен вашим личным врачом. Вот мои документы…» Генерал Власов недовольно поморщился: «Зачем мне доктор? Я разве болен?»

Но капитан Лепс пояснил:

– Андрей Андреевич, руководство фронта очень обеспокоено вашим здоровьем. Вы же недавно перенесли тяжелое заболевание, не оправились еще… А местность здесь плохая, болота, сырость, гниль. Возможны рецидивы и обострения… Вот и направили меня – чтобы вовремя
Страница 8 из 14

оказать помощь, если потребуется. У меня с собой новейшие препараты, лекарства, помогут справиться с любым приступом. И подготовка – соответствующая…

Власов махнул рукой – ладно, пусть! В самом деле – хороший врач никогда не помешает. И то правда – надо следить за своим здоровьем…

Он бросил беглый взгляд на капитана Лепса и мгновенно попал под его влияние. Леонид применил мгновенный гипноз, чтобы подчинить сознание генерала. И, по идее, тот должен был на время отключиться, обмякнуть, сделаться вялым, медлительным… И восприимчивым к тому, что скажут.

Но вышло совсем иначе: Власов скривился, как от сильной головной боли, глаза его закатились, а тело забилось в конвульсиях. Майор Кузин не на шутку испугался – подумал, что с командующим какой-то серьезный припадок. Хотя раньше ничего подобного не наблюдалось. Но мало ли… Кузин приказал немедленно разворачиваться и ехать в сторону Малой Вишеры, в госпиталь.

Ситуация стала критической: нельзя было прерывать контакт – восстановить потом будет очень трудно. А то и вовсе невозможно. Пришлось Лепсу взять под свой контроль и майора Кузина – раз уж так вышло.

К счастью, с ним все прошло гораздо легче и намного проще. Кузин лишь на мгновение взглянул на Леонида Анатольевича и тут же перестал сопротивляться. Вообще перестал проявлять всякую активность. Постоял немного, будто припоминая что-то, а потом сказал водителю: «Отбой, ложная тревога, с генералом все в порядке…»

И правда: командующий уже пришел в себя и совершенно нормально глядел на окружающих. Только глаза его были какие-то прозрачные и совсем пустые… Капитану Лепсу удалось взять Власова под контроль, правда, с большим трудом – получилась двойная нагрузка.

Леонид Анатольевич потер ладонями серое, осунувшееся лицо и чуть тревожно улыбнулся наблюдающему за ним Злобину – все вышло, все нормально… А генерал Власов между тем строго взглянул на майора Кузина, поправил на крупном, мясистом носу круглые очки в толстой роговой оправе и недовольно произнес:

– Почему мы стоим? Ехать же пора…

После чего приказал адъютанту и начальнику охраны немедленно отправляться в штаб фронта. Раз уж такой приказ… И даже отдал им свою «эмку» вместе с водителем. Чтобы без задержки добрались до Малой Вишеры…

Сам же решил продолжить путь в бронемобиле – действительно, так будет гораздо безопаснее. Фронт совсем рядом! А вдруг гитлеровцы в самом деле нападут? Охрана охраной, но под защитой брони как-то спокойней…

Майор Кузин, прекратив спор, сел в генеральскую «эмку» и вместе с капитаном Лавренёвым отбыл в Малую Вишеру. Бронемобиль же с генералом не спеша двинулся в сторону Мясного Бора, за ним поползла и полуторка с охраной. Через час обе машины благополучно прибыли в штаб 65-й дивизии…

…И вот теперь им предстояло ехать дальше – в штаб Второй Ударной армии. И браться за ее спасение.

– Я поеду в полуторке, – объявил майор Злобин капитану Лепсу, – надо познакомиться с бойцами, выяснить их настроение. А ты, Леонид, садись с Андреем Андреевичем и контролируй его – чтобы еще чего не выкинул. И постарайся, чтобы больше не было никаких припадков! А то мы всех красноармейцев напугаем. Скажут, что командарм тяжело болен. А нам такие слухи ни к чему…

Леонид Анатольевич кивнул – хорошо. Хотя стопроцентной гарантии дать не мог: мозг – штука тонкая, до конца еще неизученная…

Майор Злобин пошел к полуторке, знакомиться со своими новыми подчиненными, а генерал Власов и капитан Лепс разместились в жилом отсеке бронемобиля. Командующему очень понравилось, что в машине можно не только сидеть, но и лежать. Он тут же снял полушубок, шапку, скинул перчатки, сапоги и с удовольствием растянулся на нижней койке. Спросил только: «Что за машина такая? Никогда раньше не видел…»

Сергей Самоделов, как механик-водитель, тут же пояснил: новая модель, товарищ генерал-лейтенант, самая последняя разработка. Создали специально для высшего командного состава армии, чтобы быстро и без проблем перемещаться вблизи фронта. Своего рода «генеральский танк»: броня – надежная, вооружение – отличное, и внутри достаточно комфортно. Даже удобнее, чем в легковом автомобиле. Вам, товарищ генерал-лейтенант, достался один из первых образцов. Только что прибыл на фронт…

Власов вяло кивнул – хорошо, и закрыл глаза – было видно, что устал. Через некоторое время он уже задремал. Все-таки подавление сознания не прошло для него даром…

Капитан Лепс сел рядом с генерал-лейтенантом – контролировать, как и обещал майору Злобину. Тут же, на соседней койке, расположился и Герман Градский – помогать в случае чего.

Сергей Самоделов занял место водителя, а Матвей Молохов встал у пулемета – прикрывать машину огнем. Передовая близко, и немцы постоянно беспокоят… Бронемобиль, чуть побуксовав, выполз на дорогу и двинулся в сторону деревни Дубовик, в штаб Второй Ударной. За ним тронулся и грузовик с охраной.

…Полковник Кошевой посмотрел вслед удаляющимся машинам и негромко заметил:

– Андрей Андреевич, конечно, генерал опытный, известный, под Москвой себя хорошо проявил. Был отмечен Верховным… Но там широко, вольно было – поля, леса, воюй – не хочу. А каково ему здесь будет, среди наших-то болот? Не утонуть бы – и то хорошо! Ну, ладно, поживем – увидим. Посмотрим, как воевать станет…

Глава третья

Старший сержант Иван Мешков проводил глазами парящую в небе «раму» и с тоской подумал: «Значит, надо ждать в гости «лаптежников»…

Так всегда было: сначала прилетал немецкий разведчик, намечал цели, а вслед за ним появлялись и «юнкерсы», заводили свою нудную «шарманку» – с душераздирающим воем сваливаются в пике и сбрасывают на забившихся в земляные щели красноармейцев смертоносный груз. Уничтожали все подряд, все живое… Тех же бойцов, кто, не выдержав, пытался спастись бегством, расстреливали на бреющем полете из пулеметов.

«Интересно, – думал Иван, – заметили ли они нашу новую землянку? Если да, то это плохо…»

И то правда: в старой уже воды по колено, спать невозможно, вот и решили выкопать новую на единственном сухом клочке суши, под чахлыми сосенками. Красноармейцы трудились все утро, старались, что называется, не за страх, а за совесть – для себя же! Вышло очень даже недурно – хорошо, надежно, тепло. Тщательно замаскировали новое жилище сверху еловыми ветвями, укрыли мхом – будто бы обычный невзрачный холмик в лесу…

Решили, что уже сегодня будут ночевать не на мокром, глинистом полу, а в относительно нормальных условиях: на свежем лапнике, уложенном в три слоя и тщательно утрамбованном для теплоты и сухости. Очень хотелось нормально выспаться, а то все последние ночи приходилось полусидеть-полулежать на мокрой глине, пахнущей вонючей болотной тиной…

И вот на тебе: фриц прилетел! Покружил над рощицей, сделал пару дежурных заходов и вроде бы уже собрался обратно, как вдруг резко изменил направление и прошелся над самыми деревьями, чуть не срезав их макушки. Что-то, он, гад, заметил. Если новую землянку – то все, жди «юнкерсов» с тяжелыми бомбами. И тогда – прощай, мечта о сухой лежанке и нормальном сне…

– Кузнецов, ко мне! – позвал Мешков.

Младший сержант Кузнецов, до того спокойно сидящий возле старой ели, не спеша поднялся и подошел к
Страница 9 из 14

Ивану.

– Вот что, Степан, – сказал Мешков, – бери ребят и копайте новый блиндаж – вон на том, дальнем холмике…

И показал на соседнюю возвышенность. Там тоже росли сосны и ели, но, в отличие от их холмика, место было неприветливое и неуютное. Мокрый, почти голый клочок суши с несколькими сильно покореженными и посеченными осколками деревьями.

На недоуменный же взгляд сержанта пояснил:

– Видел – «рама» кружилась? Значит, немец что-то заподозрил, заприметил. Вызовет сюда пару «лаптежников», и устроят они нам праздник. Разбомбят нашу землянку подчистую и весь труд коту под хвост! Надо бы их обмануть, подсунуть ложную цель… Выкопай яму, положи сверху бревна, прикрой ветками, но особо не маскируй. Пусть думают, что это и есть наш блиндаж. И разносят его к чертовой матери!

Кузнецов недовольно засопел – получается, будем горбиться ради того, чтобы фриц уничтожил весь наш труд?

– Ничего, – успокоил его Иван, – зато новая землянка целая будет. Ты, брат, сам подумай: «рама» цель видела? Видела. Значит, вызовет сюда «юнкерсы». Те прилетят, будут искать цель, чтобы бомбить. И что заметят? То, что мы им подсунем, новый блиндаж! Обрадуются, гады, и сбросят на него все свои бомбы. И перед начальством своим отчитаются: выполнили, мол, боевое задание, уничтожили русское укрепление! Пусть себе бомбят, не жалко! Зато мы сегодня спать будем уже в сухости и тепле… Понял?

Кузнецов расплылся в улыбке: ясно, товарищ старший сержант, военная хитрость. Соорудить ложную цель? Не вопрос, сейчас сделаем!

И бодро побежал к своим бойцам – гнать на работу. Те сначала недовольно заворчали (только что сели отдохнуть!), но, поняв, в чем дело, дружно встали и пошли на холмик. Им тоже хотелось провести ночь в относительно сухом месте… Вечная болотная сырость и гнилая вода надоели всем до чертиков, а в новой землянке можно выспаться нормально. Если, конечно, немец ее не разбомбит…

Мешков посмотрел вслед Кузнецову и поспешил на командный пункт – небольшое укрепление под толстой сосной у самой передовой. В нескольких сотнях метров от него, за черным, раскисшим полем, уже были немецкие позиции.

Иван добрался до своего КП и, пригнувшись, побежал по траншеям – надо проверить, всё ли в порядке, все ли бойцы на месте. Чуть выглянул в одном месте, прислушался. Отсюда было хорошо слышно, как на той стороне играет музыка – фрицы с самого утра заводят патефон и горланят свои песни. Мешков зло сплюнул: точно, сегодня же 20 апреля, день рождения их поганого фюрера!

Конечно, очень хотелось бы (даже руки чесались!) испортить им праздник, дать, так сказать, прикурить, желательно – погорячее, но нельзя: боеприпасов совсем ничего. Всего по два-три десятка патронов на винтовку, а у пулеметчиков – по ленте или по диску на ствол. Надо беречь! Были, правда, еще гранаты, но по одной-две штуки на брата, на самый крайний случай. Отбиваться, когда немцы в атаку полезут… С таким арсеналом начинать перестрелку нельзя. Да и приказа не было. Чего тогда рыпаться?

Поэтому наши бойцы героически терпели гитлеровский праздник, ограничиваясь лишь матерными выкриками в ту сторону. Немцы на ругань совсем не обижались и отвечали веселым гоготом: кто-то среди них, видимо, неплохо знал русский язык и переводил сослуживцам суть русских народных выражений.

Днем фрицы вместе с обедом получили по порции шнапса, и теперь совсем развеселились: то и дело высовывались из своих окопов, приветливо махали руками и орали: «Рус, давай к нам, шнапс пить!» А потом горланили: «Дочланд, Дочланд юбер аллес…» или «Вен ди зольдатен дурш ди штадт марширен…» Или по двадцатому разу заводили свои пластинки – с теми же песнями…

Иван немного постоял, посмотрел (ничего нового, все так же пьют и поют) и побежал обратно – проверить, все ли нормально в других местах. После гибели очередного лейтенанта (уже третьего за месяц) Мешков стал во взводе за главного – старшину Лыкова тоже недавно убили…

Василия было очень жалко – хороший мужик, не жадный, всегда делился махоркой и сухарями. Хотя был немного трусоват: старался реже бывать на передовой, отсиживался в основном на ротном командном пункте. Где его и накрыло: «лаптежник» попал бомбой точно в цель…

И Василия, и лейтенанта Михайлова, и еще двух человек, оказавшихся, на свое горе, внутри, убило сразу. То, что от них осталось, откопали и торжественно захоронили под старой сосной на околице деревни. В братской могиле… После этого ротным у них стал старшина Семенов (лейтенантов уже больше не осталось), а на его место назначили Ивана. Вот так он и стал взводным командиром.

И, кстати, правильно сделали, что назначили: у него и военный опыт имеется, и командовать он прекрасно умеет. Справится не хуже любого желторотого лейтенантика, только из пехотного училища. А может, даже и лучше…

В Красной армии Иван служил с весны 1939-го, призвали в 18 лет, еще в мирное время. Думал, на два года, а оказалось… Демобилизоваться в срок не вышло – сначала началась Финская война, а потом уже и Великая Отечественная. Так и служил он без перерыва вот уже который год…

За Финскую Мешков получил треугольничек на петличку и должность отделенного командира, а потом стал старшим сержантом и взводным командиром. Набрался опыта, особенно боевого. На войне ведь как: выживает не самый храбрый или отчаянный, а самый опытный и умелый. Тот, кто собой не рискует и под пули не лезет. И другим не дает – бережет и себя, и своих товарищей.

Осторожность и осмотрительность очень важны в бою, помогают выжить, уцелеть. И это не признак малодушия или трусости! Нет, трусы на войне долго не живут, как правило, погибают первыми. Испугается слабак вражеского самолета, задергается, побежит с отчаянным криком, вот тут его и накроют. А бывает, что и свои в спину стрельнут, чтобы не заражал людей паникой…

А выживает на войне тот, кто стойко держится и расчетливо дерется. Главное в бою – не геройство свое показать и красиво погибнуть, нет, надо наоборот – выжить и нанести противнику наибольший урон. От мертвого толку никакого, а живой боец всегда пригодится. Да и победить может только живой…

Ивану очень хотелось победить и вернуться в родную деревню, где его ждали дед с бабкой. Других близких родственников у него не осталось: отец погиб во время Гражданской войны, а мать умерла, когда ему было всего два года.

Дед Трофим Харитонович и бабка Авдотья Васильевна одни вырастили и воспитали внука. И стали для Ивана самыми близкими и дорогими людьми. Вот к ним он и мечтал вернуться. И, еще, пожалуй, к Наталье Хромовой, своей страстной любви…

Красивая, веселая, статная Наташа считалась первой красавицей в их деревне. Многие парни за ней ухаживали, но она никому предпочтения не отдавала – тщательно, с умом выбирала себе мужа. У Ивана до армии не было никаких шансов заполучить ее в жены – ничем особенным среди сверстников он не отличался. Ни силой, ни умом, ни красотой…

Зато после Финской все изменилось: медаль «За отвагу» и статья в центральной газете сделали его героем. Иван сделался гордостью не только одной их деревни, но и всего района. А женщины героев любят… Вот и превратился он в желанного парня для всех местных девушек.

После Финской Иван, получив законные две недели отпуска, вернулся с наградой домой.
Страница 10 из 14

Его встретили как героя – не хуже любого полярного летчика или папанинца. Еще бы – единственный парень в деревне, кто побывал на войне и еще вернулся с наградой. Пусть лишь с медалью, но все равно – почетно! А когда сельчане прочитали в «Красной звезде» статью про его подвиг (помог обезвредить опасного финского диверсанта), так вообще стали чуть не на руках носить.

Ивана приглашали на встречи с пионерами и колхозниками, просили выступить, рассказать о войне и о своем подвиге. Он сначала отнекивался – стеснялся немного, но потом уступил. Раз люди просят… Стал ездить по колхозам, выступать, рассказывать. Конечно, приукрашивал немного свои приключения, не без этого, но только для пользы дела – чтобы рассказ вышел более ярким, интересным и занимательным. Чтобы нравился…

Вот после этого Наташа и стала поглядывать на него, причем уже не как на пустое место, а по-другому, ласково и приветливо. И даже разрешила один раз проводить себя до дома после танцев. Иван шел под руку с самой красивой девушкой в деревне и был на седьмом небе от счастья. Он собирался даже сделать Наталье официальное предложение, раз так все хорошо пошло, но не успел: отпуск закончился, и он вернулся в часть.

Иван рассчитывал демобилизоваться в мае 1941 года, как и положено, а потом спокойно, по всем правилам свататься к Наталье – та обещала его ждать. Но в связи с напряженной международной обстановкой демобилизацию сначала задержали на два месяца, а потом и вовсе отменили – началась война… И Мешкову стало уже не до свадьбы.

Он сражался на Юго-Западном фронте, отступал вместе со всеми почти от границы, оборонял Киев. С остатками 37-й армии переправился через Днепр, едва успел выскочить из окружения. Был легко ранен и после госпиталя попал уже в другую часть. Сражался под Вязьмой и снова чудом избежал окружения…

Дальше начались долгие, упорные бои за Москву, тяжелые сражения с большими потерями… В конце ноября их дивизию отвели назад, пополнили, дали немного отдохнуть и снова бросили на передовую. Но уже – в наступление. Это было радостное, хорошее дело – гнать фашистов прочь, освобождать родную землю. За храбрость Ивана наградили еще одной медалью, а после очередного ранения (снова слегка зацепило) присвоили звание сержанта. И направили во Вторую Ударную армию – заместителем командира взвода. Так Мешков очутился на Волховском фронте…

Он попал в 327-ю стрелковую дивизию полковника Антюфеева, на самую передовую, на острие наступления. В середине января 1942 года его вместе с другими бойцами отправили форсировать Волхов, чтобы взять фашистские укрепления на противоположном берегу. Немцы засели прочно и сопротивлялись отчаянно….

Вот когда страху-то он натерпелся! Шли по открытому месту, прямо по занесенному снегом льду, под непрерывным вражеским обстрелом, среди разломов и полыней, пробитых немецкими снарядами, ежесекундно рискуя провалиться в черную, ледяную воду…

Но Бог, что называется, миловал Ивана: благополучно добрался до противоположного берега и не был ранен. Кое-как забрался наверх по обледенелому склону, кинул пару гранат в немецкий окоп, выбил уцелевших фрицев. А потом с остатками взвода двое суток держался в холодных, узких траншеях, отбивая постоянные атаки гитлеровцев. Пока не подошло подкрепление…

За подвиг его хотели представить к ордену, даже бумаги подали, но, видимо, те затерялись где-то наверху. Много неразберихи тогда было, в первые недели Волховского наступления…

Иван дрался вместе со всеми за Спасскую Полисть, штурмовал Красную Горку, шел на Любань. После нескольких недель тяжелых, непрерывных боев наступление Красной армии затормозилось, и 327-й дивизии приказали закрепиться на захваченных рубежах.

Окопались за Красной Горкой и стали ждать неприятеля. Тот не замедлил появиться. Атака следовала за атакой, село несколько раз переходило из рук в руки, но, в конце концов, осталось за нами. Однако гитлеровцы по-прежнему пытались захватить его…

Очередная атака была как раз вчера, 19 апреля. Хотя и непросто им пришлось, но как-то отбились. Трудно с немцами драться, это правда, но, с другой стороны, что делать? Война есть война…

Иван тихо вздохнул и вспомнил вчерашний бой…

* * *

…Рано утром, под покровом густого тумана, гитлеровцы пошли в атаку. Точнее, поползли: хотели незаметно подобраться к нашим окопам и мгновенным ударом захватить их.

Природные условия им сопутствовали: над низинным, мокрым полем висела серая, плотная пелена тумана. Из-за клочковатой, липкой «ваты» ничего не было видно, поэтому они подобрались почти к самым траншеям. Еще бы немного – и ворвались бы, перебили часовых, закидали землянки со спящими красноармейцами гранатами, захватили пулеметы…

К счастью, одному из бойцов приспичило с утра пораньше выйти по малой нужде. Он и заметил серые фигуры: гитлеровцы как раз снимали проволочные заграждения перед нашими окопами. Долго раздумывать не стал – вырвал у задремавшего часового гранату и метнул в их сторону. А потом добавил из винтовки – тоже позаимствовал у растяпы-часового. Палил, куда придется, лишь бы шуму сделать больше…

Из землянок начали выскакивать сонные, полуодетые красноармейцы, присоединились к нему, затем подключились и пулеметчики. Короче, кое-как, но отбились. Растяпу, проспавшего атаку, хотели сначала отдать под трибунал, но оказалось, что некого – погиб в сражении. Пусть и не совсем геройски, но выполнил свой долг…

На этом, казалось бы, дело должно было закончиться, после неудачной атаки немцы, как правило, отдыхали, приводили себя в порядок, получали пополнение, везли в тыл раненых… Но не на этот раз. Видимо, их командование приказало во что бы то ни стало взять Красную Горку.

Когда туман рассеялся и стало светло, гитлеровцы повторили попытку нападения. Но уже действовали не спеша и по всем военным правилам. По-немецки педантично и тщательно, по классическим законам боевой науки. Сначала почти час долбили по нашим позициям из всех пушек и минометов, а потом неспешно пошли в атаку. И пустили вперед ударный броневой кулак, состоящий из трех французских «Рено-35», доставшихся в качестве трофеев еще в 1940 году…

Французские танки с противным металлическим грохотом, лязгая гусеницами, поползли по полю, за ними пошла пехота. Основной удар приходился как раз на первую роту, которой командовал Иван Мешков. Красноармейцы приготовились к бою…

Главным средством борьбы с легкими танками считалась пушка-«сорокапятка». Она, в принципе, могла справиться с французскими машинами. Тем более что толщина «лба» у «Рено-35» – всего 32 мм, а башни – 45. Значит, бронебойный снаряд мог пробить защиту. Надо только подпустить поближе… Но, на беду, «сорокапяток» как раз и не было – их перекинули на другой участок обороны, где ситуация была гораздо хуже…

Танки неумолимо приближались, а остановить их было почти нечем. Разве что связкой гранат или бутылкой с зажигательной смесью… Но под гусеницу или на моторный отсек еще попасть надо – чтобы в правильное место…

К счастью, на помощь подоспели бронебойщики. Их прислал командир батальона капитан Воронцов: вовремя заметил танковую атаку и перекинул три расчета с пэтээрами. И правильно – иначе бы «французы» точно прорвались. А за ними
Страница 11 из 14

– и немецкая пехота….

Бронебойщики точными выстрелами вывели из строя первый танк – попали в гусеницу. Стальная машина, немного покрутившись на месте, замерла в самом невыгодном для себя положении – боком к пэтээрщикам. Те, разумеется, своего шанса уже не упустили: вогнали в борт пару тяжелых бронебойных пуль…

«Рено-35» загорелся, немецкие танкисты выбрались через нижний люк и резво побежали к своим… Остальные танки, также получив по паре-тройке царапин, вскоре сочли за благо ретироваться – потихоньку отползли назад. Вслед за ними начала отходить и пехота. Красноармейцы перевели дух и вытерли пот со лба – кажется, отбились…

У Мешкова оказалось четверо убитых и столько же раненых, в целом – потери относительно небольшие. Иван в который раз убедился, что и против танка можно выстоять. Главное, не паниковать, не бежать, закрыв от страха глаза, а спокойно выждать, пока тот подойдет ближе, и поразить его. Лучше всего, конечно, из пушки, но можно и из пэтээра. Или подорвать гусеницу связкой гранат – если умело бросить. А еще хорошо метнуть бутылку с зажигательной смесью на моторный отсек, тоже отличное средство…

«Танк – он только с виду страшный, – убеждал бойцов Иван Мешков, – ревет, из пушки стреляет, пугает нас, но и у него есть слабые места. Гусеницы, например, или смотровые щели, двигатель… Поразишь их – и все, считай, дело сделано. Подпусти поближе и кинь гранату…»

Молодые красноармейцы слушали Ивана внимательно – правильно говорит товарищ старший сержант, сразу видно – опытный человек, бывалый. Но как не трусить, как не бояться, когда на тебя такая грозная махина прет? Того и гляди – раздавит, смешает с землей…

Тут поневоле душа в пятки уходит, обо всем забываешь, даже как тебя зовут. Хочется бросить винтовку и бежать, куда придется, закрыв глаза. Лишь бы подальше от этих страшных, ревущих стальных чудовищ…

* * *

После боя комбат Воронцов поблагодарил Мешкова – атаку отбил, потери небольшие, а гитлеровцы, получив жестокий урок, наверняка на время успокоятся. Молодец, Иван!

– Товарищ капитан, нельзя ли у меня бронебойщиков оставить? – попросил Мешков. – Не дай бог, танки снова пойдут, а бить-то их нечем! А тут, если шмальнуть из пэтээра, да еще с близкого расстояния, поразим, как пить дать!

– Эх, кто бы мне самому пэтээров еще дал, – горько вздохнул Воронцов, – просил у командира полка Сульдина расчеты, да куда там! Сколько раз ему твердил: у нас – танкоопасное направление, дайте бронебойщиков! Но нет! «Только в самом крайнем случае, – отвечал, – если будет не меньше десяти машин… А так – обходитесь своими силами». Вот и обходимся – тем, что имеется. Так что бронебойщиков, Мешков, я тебе не дам – в других ротах они тоже требуются…

С этими словами он покинул взвод, и Иван, огорченно вздохнув, занялся обычными делами. Прежде всего решил выяснить, сколько патронов и гранат у кого осталось. Подвозили-то их нечасто и нерегулярно, вот и надо было экономить. Берегли, стреляли через раз, а теперь, видимо, придется еще больше зажимать – а то совсем драться станет нечем.

И еще надо выяснить насчет продуктов – сколько осталось… Хотя чего думать-то, и так все ясно: немного горохового концентрата и сухарей, вот и все. Еды им также привозили крайне мало и с большими задержками… Чтобы как-то разнообразить обед, бойцы клали в котелок все, что можно было найти: листья липы и одуванчиков, заячью капусту, траву-кислицу. От такого скудного питания они опухали, еле передвигали ноги, у многих начался кровавый понос.

Да еще воды нормальной не было. Хлорка для обеззараживания давно закончилась, а в ручьях и речках плавали трупы – как свои, так и немецкие. Хоронить-то не всегда удавалось… Ясно, что пить эту воду было нельзя, опасно. А если брать болотную, то и того хуже: она ржавая и очень вонючая. И еще пахнет тиной…

Приходилось отправлять красноармейцев за два километра к разбитому хутору, где был колодец. Деревенские дома давно сгорели, еще во время зимнего наступления, сараи и амбары растащили по бревнышку на взводные нужды (надо же строить блиндажи и укрытия!), а колодец, к счастью, уцелел. Хороший, глубокий, и вода в нем – вкусная, чистая, прозрачная…

– Слушай, взводный, – к Ивану подошел сержант Аникеев, правая его рука, – ребята говорят, что видели на хуторе молодой щавель. Нарвать бы его к обеду, а? Думаю, можно еще на огородах покопаться, может, чего и найдем. Лук, к примеру, или чеснок. Они же с прошлой осени остались, не выкапывали… И первые перья небось уже полезли. Вот бы их пожевать – от цинги проклятой…

Иван кивнул – давай, это дело хорошее. В самом деле, на деревенском огороде чего только не растет: и лук, и чеснок, и картошка… Картошку, правда, давно уже всю выкопали и съели – еще в начале марта, схарчили за один присест. А вот щавель – его раньше не было, очевидно, только что вылез…

Если добавить его в суп – очень хорошо получится: и вкусно, и полезно. Бабушка Авдотья Васильевна всегда говорила: «От щавеля зубы крепкие делаются, а глаза – зоркие. Не смотри, что он кислый, зато полезный, сил от него много». Иван Мешков крепко запомнил эти слова…

Сержант Аникеев, захватив двух бойцов, поспешил на огороды – рвать щавель, пока красноармейцы из других рот не заметили и не собрали. Иван же решил пойти в землянку – поспать. Отдохнуть, пока немцы вновь не полезли.

* * *

Тяжелый гул и надсадный, низкий вой разбудили Мешкова. Он открыл глаза и мгновенно понял – «лаптежники». Прилетели, гады!

Надо быстро выбираться наружу и укрываться в земляной щели – так больше шансов уцелеть. Да и откапывать, если что, будет гораздо легче…

Но не успел: мощный удар сотряс блиндаж, сверху посыпались сухие комочки земли и глины. К счастью, прочный накат из толстых сосновых бревен выдержал разрыв – Ивана не завалило, не придавило тяжестью земли…

Мешков выскочил наружу и осмотрелся: немецкие бомбардировщики утюжили его позиции. Кинулся к земляной щели – потеснитесь, ребята, дайте место взводному! Хорошо, вырыли заранее и в достаточном количестве, есть где укрыться. Пусть фрицы теперь бомбят, не страшно, переждем, пересидим. В который уже раз…

Над окопами кружилось не менее десяти «лаптежников»: видимо, немецкое командование, обозленное вчерашней неудачей, решило наказать упрямых русских. И вбить их живыми в землю…

«Юнкерсы» встали в круг и, пикируя по одному, сбрасывали воющий смертоносный груз на позиции. В сторону летели комья рыжей глины и куски бревен – остатки бруствера и блиндажей. Красноармейцы укрылись в щелях и старались не высовываться. И не стреляли в ответ – все равно без толку.

Из винтовки или пулемета «лаптежник» не поразишь, а зениток у них не имелось, давно увезли из полка для прикрытия штаба армии. Были, правда, пэтээры (капитан Воронцов смилостивился, оставил пару штук), но тратить последние патроны на «шарманщиков»… Бессмысленно, сбить все рано трудно. Хотя, говорят, иногда это удавалось. Нет, все же лучше оставить патроны для бронетехники – так вернее…

Налет продолжался минут двадцать, потом немцы, удовлетворенные результатом (разнесли русские укрепления), повернули назад, на аэродром. С чувством хорошо выполненной работы.

Иван вылез из щели и осмотрелся: больших разрушений вроде нет,
Страница 12 из 14

траншеи и ходы сообщений в основном целы. А то, что разбито, легко можно восстановить. Для русского мужика вырыть окоп или землянку – пара пустяков. Руки-то к лопате привычные…

Мягкий, болотистый грунт на окраине Красного Села позволял копать легко, без труда. Земля давно оттаяла, и лопата входила в нее, как нож в масло. Правда, воды было много, приходилось делать отводные канавки, но это ничего, не страшно…

Был в рыхлой, болотистой земле еще один плюс: бомбы плюхались в нее и часто не взрывались, оставляли лишь глубокие ямы, заполненные мутной, желтой водой. Некоторые воронки, правда, оказывались по пояс или даже по грудь. И на их месте возникали маленькие озерца… Если в такое ночью, в темноте провалишься, приходилось выбираться вплавь, а потом снимать с себя всю одежду и тщательно выжимать. Сушить-то негде, костер развести нельзя – немцы сразу заметят и накроют огнем. И из минометов, и из орудий…

Гораздо опаснее ям были гарусы – окошки черной болотной жижы. Они вообще не имели дна – по крайней мере, пятиметровый шест уходил в них полностью. Приходилось обходить их далеко стороной.

А еще были обманчивы зеленые лужайки в лесу. Подумаешь, что это полянки, захочешь прилечь, отдохнуть, и сразу пропадешь. Это же топи, покрытые зеленоватой ряской! Не дай бог угодить в такую, засосет мгновенно. И люди, и лошади, и особенно техника, тракторы и грузовики, камнем вниз уходили, в черную, бездонную глубину. Хорошо, если водитель успевал выскочить из кабины…

Так и сражался Иван Мешков – среди бесконечных болот, на раскисших весенних просторах. Все ему было понятно и ясно: гитлеровцы пришли, чтобы захватить и поработить его Родину. Значит, надо с ними драться – жестоко, беспощадно, насмерть. Или ты их, или они тебя, третьего не дано. Недаром эта война уже получила название Великой Отечественной. Народной, справедливой, за Отчизну.

Глава четвертая

Поздно вечером в блиндаж к Ивану неожиданно пришел командир разведчиков лейтенант Егоров. А вместе с ним – трое бойцов. Все – рослые, крепкие, в немецких маскхалатах, с трофейными автоматами на груди. Поздоровались, вышли на воздух курить и говорить.

В землянке-то тесно – помимо Ивана в ней ночевало четверо его сослуживцев: сержант Аникеев, взводные связист и фельдшер, а также командир первого отделения Ломов. Спали прямо на полу, на лапнике, плотно прижавшись друг к другу. И сейчас все уже отдыхали…

– Тут такое дело, – начал Егоров, – из штаба дивизии нам спустили приказ – надо добыть «языка». Немцы, похоже, что-то затевают, может быть, крупное наступление. Вчера на тебя шли, но это, судя по всему, была лишь разведка боем, прощупывали слабые места в обороне. Поэтому и не особо упорствовали, почти сразу отступили… Но есть сведения, что идет накопление сил, особенно бронетехники. Немецких диверсионных групп в последнее время стало гораздо больше, только на этой неделе мы с тремя столкнулись. Две уничтожили, но одна, зараза, ушла. Жалко, конечно, было, но так вышло. В общем, надо выяснить, что к чему…

Иван кивнул: понятно, обычное на войне дело – добыть «языка», гитлеровцы охотятся за нами, мы – за ними…

Время для захвата было выбрано удачно – немцы сегодня наверняка будут крепко спать, весь день веселились, пили шнапс и горланили песни в честь фюрера. И, судя по выкрикам с той стороны, накачались они прилично. Конечно, часовых оставят – с этим у них строго, порядок есть порядок, но незаметно пробраться все же можно будет. Если, конечно, очень осторожно, в темноте, по-тихому…

– Слева, в пяти километрах от тебя, – продолжил объяснять Егоров, – есть лежневка, ее фрицы зимой построили…

Иван кивнул – да, знаю, видел, когда мы на Любань шли. И даже опробовал ее, прошел по ней со своим взводом пару километров. Обрадовался – дорога хорошая, ровная, сделанная из прочных, толстых жердей. Немецкие саперы поработали на славу, построили крепко, с запасом.

По такой идти бы да идти – до самой Любани и даже дальше. Одно удовольствие! Не то что вязнуть по уши в снегу или проваливаться в болотную грязь. И с припасами проблем тогда не было – подвозили регулярно. Конные повозки шли по лежневке легко, не застревая, не вязли в месиве из снега и грязи… Но потом им пришлось отступать, лежневку пришлось оставить. И теперь она была снова в руках у гитлеровцев.

– Фрицы ее Вильгельмштрассе называют, – сказал, ухмыльнувшись, лейтенант Егоров, – в честь главной улицы в Берлине. У них все дороги здесь так называются, на берлинский манер. Есть даже своя Унтер-ден-Линден… По которой они любят маршировать во время парадов. С флагами и факелами…

Иван кивнул – знаю, видел в кинохронике, к нам в полк привозили, показывали. И еще знает, что на этой улице раньше липы росли, в прошлом веке еще посаженные. Но Гитлер велел их спилить – чтобы не мешали парадам и шествиям. Вот гад какой – деревья, видишь ли, ему мешают!

А липа – очень полезное дерево, от нее и запах приятный, и цветы в чай можно класть – для вкуса и аромата. И мед отличный получается, сладкий, прозрачный, тягучий. И ложки-поварешки в деревне все только из нее и делают – белые, ровные, красивые…

– По «Вильгельмштрассе», – пояснил Егоров, – немцы доставляют на передовую людей и припасы. По ней также ездят штабные машины… Понимаешь, о чем я?

Иван вздохнул: чего тут непонятного? Все ясно: надо захватить такую машину и взять в плен немецкого офицера. Это большая удача, и за такое как минимум медаль дадут, а то и орден…

– Так что от меня нужно? – спросил Мешков, хотя уже сам знал ответ.

– Людей у меня мало, – огорченно вздохнул лейтенант Егоров, – сам видишь, всего трое. А операция предстоит сложная… Нужно не только немца добыть, но еще живым к нам доставить. И желательно бы – не слишком помятым, чтобы мог отвечать… Помоги мне, Мешков, а?

Иван тяжело вздохнул: с одной стороны, ему не хотелось отдавать своих последних бойцов, ведь дело предстояло опасное, и не факт, что они вернутся обратно, но с другой… С разведчиками нужно дружить, они ребята хорошие, надежные, сколько раз уже его выручали, помогали отбиваться…

– Ладно, – решился Иван, – выделю двоих. Но чтобы с возвратом!

– Договорились! – широко улыбнулся Егоров. – Верну в целости и невредимости. Если получится, конечно.

Иван помолчал, а потом добавил:

– Я слышал, что по этой дороге обеды возят. Каждый день, ровно в два часа. У них с этим строго – война войной, а обед по расписанию. Орднунг! Причем везут еды много, сразу на несколько рот. А кормят их, гадов, сытно, не то что нас… Вот бы их кухню захватить, а? В качестве трофея? Вместе с кашей, конечно же… Что скажешь, товарищ лейтенант?

Егоров усмехнулся: оставить фрицев без обеда – очень хорошая идея. И дополнительный паёк нашим красноармейцам отнюдь не помешает, отощали за последнее время… Ну, и они, конечно, сами поедят, не все же им на черствых сухарях и гороховом супе сидеть! У немцев, говорят, каша с мясом вкусная…

Но ответил осторожно, уклончиво:

– По ситуации, как пойдет…

– Слушай, – загорелся Иван Мешков, – а давай я тоже с тобой пойду! Те места хорошо знаю, зимой каждую тропинку и дорожку изучил. Я помогу тебе, а ты – мне. Возьмем «языка», а заодно – и немецкую кухню с обедом прихватим. Ну, как, по рукам?

– Ладно, –
Страница 13 из 14

кивнул Николай, – договорились. И сами поедим, и немцам нос утрем. Отлично! Посмотрим тогда, как они на голодный желудок воевать станут…

* * *

Вышли (точнее, вылезли) на задание уже под утро, когда землю снова покрыл седой туман. Серая, клочковатая «вата» была такой плотной, что позволяла передвигаться почти без маскировки – все равно фрицы ничего не заметят. Руку протяни – пальцев не видно…

В немецких окопах было тихо – видимо, наорались гитлеровцы за вчера, нагорланились, а теперь отдыхают. Время от времени их часовые пускали в небо осветительные ракеты, но скорее для порядка, чем для дела, – все равно из-за тумана разглядеть что-либо было нельзя.

Первым по мокрой, черной земле полз лейтенант Егоров, за ним – его разведчики, а уж потом Иван со своими ребятами. Мешков взял с собой двух товарищей – Степана Павлушко и Федора Зарубина, проверенных и опытных бойцов. Оба воюют чуть не с первого дня, многое повидали и испытали. Выжили, уцелели во время первых недель отступления, вырвались из Вяземского котла, неплохо показали себя под Москвой. Сноровки и умения им не занимать…

Ефрейтор Павлушко награжден за храбрость медалью, а рядовой Зарубин считается одним из лучших стрелков во взводе – может снять немца издалека. На взводе вместо себя Мешков оставил сержанта Аникеева – тоже человека надежного, бывалого. Такой не подведет!

Долго ползли по хлюпкой, раскисшей грязи, проваливаясь в воронки от мин и снарядов и по возможности огибая страшные, распухшие, нестерпимо воняющие тела убитых бойцов… Старались не шуметь и не поднимать голов, чтобы не засветиться. Фрицы постреливали, давали короткие очереди в сторону поля, но тоже – больше для формы: чтобы показать, что не спят, что бдят…

Наконец достигли колючей проволоки перед передней полосой, дальше – уже гитлеровские окопы. Чуть приподняли «колючку», пролезли по-тихому. Затем, прижавшись к самой земле, неслышно и незаметно прошмыгнули у фрицев под самым носом – перед огневой точкой. Пулеметчик то ли дремал, то ли просто не обратил внимания на мелькнувшие в серой мгле неясные, смутные тени. В общем, все прошло нормально, преодолели немецкую передовую благополучно. Пробрались в тыл по мокрым, голым кустам и скрылись в лесу…

Дальше группу повел уже Иван Мешков – он действительно хорошо знал эти места, почти полтора месяца бегал по местным торфяникам и редким лесистым островкам. Сначала их 1100-й полк довольно бодро шел на Любань, а затем так же шустро отступал. Довелось даже некоторое время побыть в окружении, отбиваясь от фрицев… Но ничего, прорвались, вышли к своим…

После рощицы с относительно сухой землей снова началось гнилое болото, пришлось лечь на пузо – чтобы не затянуло. Телогрейка и ватные штаны давно промокли, стали тяжелыми, неудобными, валенки отсырели. Зато перепачканных, измазанных грязью красноармейцев не было заметно на фоне торфяных делянок, покрытых жухлой травой и прошлогодними листьями. Отличная маскировка! Немцы могли пройти в двух шагах и ничего не увидеть…

Наконец, преодолев несколько километров, выбрались к лежневке. Остановились под деревом, на относительно просохшем месте, отдышались, выжали мокрую одежду. Утро только начиналось, на дороге еще никого не было – ни машин, ни мотоциклистов, ни конных повозок. Лишь пели что-то весело беспечные лесные птицы да нестерпимо звенели комары – проснулись после зимы и жадно искали еду. Тоже голодные, злые… Приходилось постоянно отмахиваться от них, но это мало помогало – на месте одного убитого кровососа тут же появлялось пять других.

– Ты лицо и руки болотной тиной намажь, – посоветовал Ивану лейтенант Егоров, – так легче будет, комары меньше кусают. Да и маскировка лучше…

Мешков так и сделал, а за ним – и его товарищи. Ивану очень хотелось курить, но нельзя – немцы могли учуять запах махорки. Согласитесь, довольно странно, если в весеннем лесу вдруг резко запахнет крепким солдатским табаком…

Иван достал из кармана несколько крошек махры, пожевал – вроде бы полегчало. Затем спросил у лейтенанта Егорова, что дальше. На место, считай, прибыли, вот она, лежневка, надо что-то решать с «языком».

– Разделимся на две группы, – сказал Егоров, – я со своими ребятами залягу у поворота, а ты останься здесь. Если появится подходящая машина, мы ее возьмем. Постараемся сделать все тихо – незачем немцев беспокоить. А ты со своими ребятами нас прикрывай, на всякий случай. Если кто-то на дороге появится, шумни, дай знак, чтобы мы смогли отойти с «языком». Ну, а потом и вы сматывайтесь за нами. Если все будет нормально, возвращаемся той же дорогой. Понятно?

– А как же кухня? – напомнил Иван. – Ты же обещал…

– По ситуации, – нахмурился Егоров, – если получится. Главное – «языка» взять, а все остальное – потом. В общем, как карта ляжет…

На этом и расстались. Иван со своими бойцами залег в кустах, прикрывая тыл разведчиков, а те ушли за поворот. Один, самый молодой и ловкий, залез на разлапистую ель и скрылся в ветвях. Чтобы подать сигнал, когда появится подходящая цель…

* * *

Ждать в засаде было тоскливо, доставали наглые комары, а под одежду потихоньку просачивалась холодная болотная жижа. Да еще противный дождик зарядил, добавил сырости.

Но главное – не пошевелиться, не согреться. На дороге уже началось утреннее движение, то и дело в сторону немецких позиций проходили небольшие группы солдат, как правило, по пятнадцать-двадцать человек под командованием ефрейтора или унтера. Очевидно, пополнение…

Появлялись и конные повозки с армейским имуществом, но ими в основном управляли рядовые. Не та добыча… Проехали пару раз тяжелые грузовики с какими-то ящиками, скорее всего, снарядами или минами. Тоже не подходит… Зато теперь можно было твердо сказать: немцы действительно что-то замышляют, готовятся, подвозят к переднему краю боеприпасы, подтягивают резервы. Значит, жди их наступления…

Иван осторожно пошевелился и посмотрел на часы (трофейные, снятые с одного убитого гитлеровца) – скоро уже два часа, вот-вот должна появиться немецкая кухня. Может, хоть ее взять, раз ничего лучше нет? Тоже добыча, пусть и не такая престижная, как немецкий офицер. Зато нормально поедим, ведь это тебе не жидкий гороховый супчик с травой, как всегда…

…Вчера сержант Аникеев принес с огорода несколько стрелок лука и немного щавеля, заправили похлебку. Но что такое котелок прозрачного супчика с травкой на двадцать с лишним голодных бойцов? Так, похлебать немного, вприкуску с черствыми ржаными сухарями. Хорошо, что иногда во взвод попадала мука, можно было развести супчик погуще, болтушку сделать…

Иван тяжело вздохнул, припоминая, какие отменные пироги пекла по праздникам его любимая бабушка Авдотья Васильевна. Маленькие, вкусные, румяные. С луком, яйцом и картошкой… Язык проглотишь от удовольствия! Эх, сейчас бы, пожалуй, он штук десять за раз умял, а то и больше…

На дороге послышался шум мотора, Иван чуть раздвинул кусты, выглянул. По лежневке неспешно полз серый немецкий вездеход с открытым кузовом и тащил за собой прицеп под зеленым брезентом. И тут сверху раздался тонкий, пронзительный свист: это разведчик-наблюдатель подал сигнал – приготовиться! Иван взглянул на бойцов – и Павлушко, и
Страница 14 из 14

Зарубин услышали и правильно всё поняли. К бою!

Мешков махнул рукой: давайте, ребята, вперед, поближе к дороге. Чтобы, в случае чего, прикрыть ребят. И первый пополз к лежневке. Если кто появится – откроем огонь, остановим и предупредим разведчиков. И дадим им время, чтобы закончить свое дело и скрыться…

А потом и мы сами потихоньку отойдем в лес. Точнее, отползем быстренько… Фрицы в погоню вряд ли пустятся – уж больно боятся здешних топей, знают, что могут попасть в трясину и обратно уже не выбраться. На болоте ведь как – чуть ошибешься, сделаешь шаг в сторону, и все, прости-прощай. Трясина, как и ревнивая жена, никого обратно не отпускает…

За поворотом послышался сдавленный крик – это ребята Егорова приступили к работе. Выстрелов слышно не было – это хорошо, значит, все прошло нормально, по замыслу. Через пару минут можно тихо отползать, не привлекая к себе внимания…

Иван приподнялся и уже собрался было присоединиться к разведчикам, как вдруг снова послышался шум двигателя, и из-за деревьев показался серый «Опель». Его сопровождали два мотоцикла с колясками. И с пулеметами… Значит, штабная легковушка, раз с такой охраной. Именно то, что так мечтал взять лейтенант Егоров…

Иван чуть не застонал от обиды – надо же, какая неудача! Если бы чуть раньше… А сейчас легковушка была некстати: если ее охрана увидит разведчиков, то подаст сигнал, и «Опель» помчится назад, к своим, а пулеметчики непременно вступят в бой. И начнется сражение – у немцев четыре человека на мотоциклах, два пулемета и автоматы… Разведчикам придется несладко. Как же помочь?

Решение, по сути, было только одно – дать бой самому. Надо любой ценой задержать гитлеровцев, даже ценою своей собственной жизни. Разведчики наверняка взяли пленного, пусть с ним и уходят, а мы их прикроем. Если получится, потом тоже отойдем. Но главное – дать скрыться ребятам Егорова. Нашему командованию крайне важно узнать планы немцев, захваченный офицер в этом плане может очень пригодиться. И его цена намного выше, чем цена жизни его самого и его товарищей. И даже всей разведгруппы в целом…

Иван тихо шепнул Федору Зарубину:

– Бери на себя первый мотоцикл. Если получится, сними и водителя, и пулеметчика. А ты, Степан, – повернулся к Павлушко, – лупи по второму. Не дай им вступить в бой. Как только я кину гранату – так и начинайте…

С этими словами Иван прижался к земле, слился с чахлой травой и затаился. «Опель» был совсем рядом: вот сто метров, пятьдесят, двадцать… Мешков отчетливо увидел хмурые лица мотоциклистов в прямоугольных очках и черные стволы пулеметов. Подождал, привстал, выдернул чеку из гранаты и ловко метнул навстречу легковушке. С запасом – пока запал сработает, как раз та и наедет.

Так и вышло: грохнул взрыв, машину резко повело влево, она с ходу полетела в кювет… «Есть! Теперь только бы ребята не подвели», – подумал Иван.

Легковушка, перескочив ровик, уткнулась бампером в толстый пень и замерла. И тут резко, сухо ударили винтовки – это вступили в дело Зарубин и Павлушко. Федор не подвел, первой же пулей свалил водителя мотоцикла, тот упал на землю. Его машина по инерции проехала еще немного и встала поперек дороги. Вторым выстрелом Зарубин снял пулеметчика – тот даже дернуться не успел…

Зато второй мотоциклист сумел затормозить и спрыгнуть с сиденья. И залег в кювете, откуда стал бешено палить из автомата. Пулеметчик, к счастью, был уже мертв – Павлушко в него попал. Но и его самого зацепило – получил две автоматные пули в грудь. И теперь лежал, судорожно хватая ртом воздух, а на мокром, грязном ватнике уже стали расплываться алые пятна крови…

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (http://www.litres.ru/igor-karde/pulya-dlya-vlasova-proryv-broneletchikov/?lfrom=931425718) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Здесь представлен ознакомительный фрагмент книги.

Для бесплатного чтения открыта только часть текста (ограничение правообладателя). Если книга вам понравилась, полный текст можно получить на сайте нашего партнера.

Adblock
detector