Режим чтения
Скачать книгу

Совершенство читать онлайн - Кристина Лорен

Совершенство

Кристина Лорен

Main Street. Коллекция «Дарк»

Люси и Колин. История любви. Но Люси —.. призрак, который даже не осознает этого. Постепенно она начинает вспоминать всё больше и больше о том, как она жила, и как умерла.

Мечтая оказаться как можно ближе к миру любимой, Колин балансирует на грани жизни и смерти, где их сущности совпадают до такой степени, что он наконец может обнять любимую.

Люси начинает задаваться вопросом, является ли она спасением Колина или же должна стать причиной его гибели.

Первый молодежный роман Кристины Лорен, автора трилогии бестселлеров «Прекрасный подонок», «Прекрасный незнакомец», «Прекрасный игрок».

Кристина Лорен

Совершенство

Christina Lauren

Sublime

Печатается с разрешения издательства Simon & Schuster Books For Young readers, an imprint of Simon & Schuster Children’s Publishing Division и литературного агентства Andrew N?rnberg.

No part of this book may be reproduced of transmitted in any form or by any means, electronic or mechanical, including photocopying, recording or by any information storage and retrieval system, without permission in writing from the Publisher.

Copyright © 2014 by Lauren Billings and Christina Hobbs. All rights reserved.

Благодарности

Дремота дух сковала мой.

Тревоги больше нет;

Казалось, что поток земной

Ее не смоет след…

    Из произведения сэра Уильяма Вордсворта «Дремота сковала дух мой»[1 - Перевод Валентина Савина.]

Кажется, эта книга так долго пряталась в самых дальних уголках наших сердец, и вот теперь она явилась миру! (Мы надеемся, что ведет она себя прилично и не грызет крекеры в вашей постели).

Наш агент Холли Рут все время была рядом в этом долгом путешествии, и все мы втроем исполнили смешной танец счастья, увидев, как результат нашего любимого труда в первый раз вышел из печати. Наш редактор Зарин Джефри хотела заполучить эту историю уже давно – задолго до того, как наши другие книги увидели свет, и мы подготовили специальный постамент в Стране чудес Кристины Лорен для обожаемых Колина и Люси тоже довольно давно, и каждая редакторская правка делала их только сильнее. Наша признательность Лиззи Бромли за потрясающую обложку. Каждый раз при виде ее у нас захватывает дыхание. Мы благодарим всех в Simon & Schuster Books for Young Readers – и особенно Кэти Хершбергер, Крисси. Но и Джулию Магир, которые с таким энтузиазмом приняли нас.

Наши рецензенты видели эту книгу столько раз, что, кажется, даже запутались в том, какая же версия последняя. А мы любим вас бесконечно: Элисон Черри, Марта Хенли, Эрин Биллингс Сервис и Энн Джеймисон. Особая благодарность критическому взгляду Майры Макинтайр, Гретхен Копманис и Тони Ирвинг. Спасибо, Лорен Суэро, за то, что оказалась таким невероятным помощником, и Натан Брэнсфорд, за то, что снабдил писательский мир четкой дорожной картой и набором инструментов, и всегда наша благодарность Тахире Мафи за уверение в том, что нам нужно лишь немного больше времени. Мы тебя обожаем.

Спасибо Джону Донелло для подсказки и дружбу, за бесконечные подтрунивания и, конечно, за внезапную идею, которая стала книгой.

И, в конечном итоге, благодарим наших мужей и детей за то, что поддерживали наш энтузиазм, начиная с того, как мы написали первое слово этого романа, до этого самого момента.

Ло, до начала «Башни ужасов» осталось 13 минут.

Крис, тогда давай уже заканчивать здесь, и отправляемся.

Sublime (пер. с англ.)

1. (прилагательное) Прозрачный, совершенный, абсолютный.

2. (глагол) Переход вещества из твердого состояния сразу в газообразное.

Глава 1

Она

Очнувшись, она обнаруживает, что лежит в неестественной позе: руки и ноги вывернуты под странным углом. И как она могла спать вот так, одна, на тропинке, и вокруг только листья, трава, облака. Не с неба же она упала.

Она садится, вся в пыли, все еще ничего не понимая. Позади нее узкая тропка исчезает за поворотом – заступившие ее деревья переливаются яркими красками осени. Перед ней озеро. Оно синее и совершенно спокойное; ровную гладь нарушает лишь легкая рябь на отмелях у берега. Повинуясь внутреннему импульсу, она подползает к озеру и заглядывает в воду, и ощущает укол инстинктивной жалости к девушке, что с потерянным видом глядит на нее в ответ.

И только поднявшись, она замечает нависающие над парком здания. Серые каменные громады, они высятся над пламенеющими верхушками деревьев, в упор уставившись на нее и на то место, где она упала. У нее такое ощущение, будто вид у зданий одновременно приветливый и угрожающий, словно она пребывает еще в том пограничном состоянии между сном и явью, когда сны могут сосуществовать с реальностью.

Но она не боится. Вместо этого она ощущает вспышку радостного волнения. Как спринтер при выстреле стартового пистолета.

Вперед.

Скользнув по тропинке, она выходит на утоптанную дорожку которая внезапно упирается в тротуар. Она не помнит, чтобы одевала это платье – легкий шелк с неярким цветочным принтом плещется вокруг колен. Она смотрит на свои ноги, такие незнакомые в новых жестких сандалиях. Ей самой не холодно, но на проходящих мимо школьниках шерстяная серосиняя форма. Индивидуальность проявляется только в деталях: сапоги, сережки, или – вспышкой – ярко-алый шарф. Но мало кто обращает внимание на хрупкую девушку ссутулившуюся на ветру.

Ей знаком сырой запах земли, и звуки – как каменные дома подхватывают во дворах эхо и удерживают его, замедляя время, затягивая разговоры. И по тому, как неистовствует вокруг нее ветер – плюс ее первое бесценное воспоминание о деревьях вокруг озера, – девушке становится ясно: сейчас осень.

Но выглядит все совершенно иначе, чем вчера. И вчера была весна.

Впереди нависает арка; поверху идут медные, покрытые сине-зеленой патиной – будто вырезанные из неба над головой – литеры:

ПОДГОТОВИТЕЛЬНАЯ ШКОЛА СВ. ОСАННЫ СО СМЕШАННЫМ ОБУЧЕНИЕМ

КЛАССЫ К-12

ОСН. 1814

Ниже раскачивается на ветру широкая железная табличка:

А кто соблазнит одного из малых сих, верующих в Меня, тому лучше было бы, если бы повесили ему жерновный камень на шею и бросили его в море.

    Марк 9:42

Территория школы больше, чем она ожидала, но каким-то образом она знает, куда смотреть – направо, не налево – туда, где группкой теснятся кирпичные строения поменьше и, немного дальше – деревянный домик. Она ускоряет шаг, охваченная возбуждением иного рода – словно входишь в дом, где тепло, уже зная, что будет на обед. Предвкушение чего-то знакомого. Вот только она понятия не имеет, где находится.

Или кем является.

Из четырех главных корпусов она выбирает тот, что слева, у самого края рощи. На ступеньках полно старшеклассников, но никто не помогает ей справиться с дверью, которая, кажется, вознамерилась собственным весом выдавить ее наружу. Дверная ручка у нее в руке наливается свинцом; кожа на пальцах, сжавших ручку, будто мерцает.

– Дверь закрой! – кричит кто-то. – Холодно!

Девушка ныряет в холл, забыв на время о светящихся пальцах. Внутри тепло. Воздух знакомо пахнет беконом и кофе. Она мнется у двери, но никто на нее не смотрит. Будто она – всего лишь еще одна школьница, частица толпы; в оживленной столовой, ни на секунду не замирая, кипит жизнь, и в вихре движения совершенно неподвижно стоит она. Она явно не невидимка – в окне справа она видит свое отражение, но кто знает, так ли это.

Наконец, пробравшись сквозь лабиринт из столов и стульев, она подходит к пожилой
Страница 2 из 14

женщине, которая держит в руках какие-то бумажки – та стоит в дверях, ведущих на кухню. Отточенными движениями женщина отмечает галочками пункты у себя в списке – ручка так и порхает у нее в пальцах. Каждая новая галочка в точности такая же, как и все остальные. Пока девушка ждет, чтобы женщина обратила на нее внимание, на кончике языка вертится один-единственный вопрос.

Девушке страшно заговорить. Она не знает даже, кто она такая, не говоря уж о том, как задать вопрос, чтобы получить ответ, который ей так нужен. Покосившись вниз, она замечает, что кожа у нее слегка мерцает под желтоватым светом ламп, и впервые ей приходит в голову, что она выглядит не совсем… нормально. Вдруг, стоит ей раскрыть рот, она превратится в стаю ворон? Вдруг вместе с прошлым она вообще потеряла дар речи?

Соберись.

– Простите, – говорит она, а потом еще раз, погромче.

Женщина поднимает взгляд, явно удивленная тем, что видит перед собой – так близко – незнакомого человека. К ее замешательству явно примешиваются смущение и неловкость, когда она замечает испачканное землей платье, листья в волосах. Она пристально вглядывается в лицо девушки, будто ждет, что в памяти вот-вот всплывет имя.

– Вы?.. Чем я могу вам помочь?

Девушке хочется спросить: «Вы меня знаете?» Но вместо этого она задает другой вопрос:

– Какой сегодня день?

Женщина сдвигает брови, пристально разглядывая девушку. Это явно неправильный вопрос, но она все же отвечает:

– Вторник.

– Но какой именно вторник?

– Вторник, четвертое октября. – Женщина показывает на висящий за ее спиной календарь.

И только в этот момент девушка понимает, что дата ей ничем не поможет, потому что, хотя эти цифры и звучат как-то незнакомо и неправильно, она понятия не имеет, какой сейчас год. Она делает шаг назад, бормоча благодарности, и возвращается к своему месту у стенки. Она чувствует, будто привязана к этому зданию, будто именно здесь ее должны найти.

– Это ты, – скажет кто-то. – Ты вернулась. Вернулась.

* * *

Но никто этого не говорит. На протяжении следующего часа столовая постепенно пустеет; только за круглым столиком в углу хихикает компания девушек-подростков. Теперь ей уже совершенно ясно, что с ней что-то не так: они ни разу не смотрят в ее сторону. Потому что даже ее редкие, обрывочные воспоминания подсказывают, как быстро подростки обращают внимание на того, кто чем-то от них отличается.

Из кухни появляется парень, на ходу завязывая на шее тесемки красного фартука. Буйные темные кудри падают ему на глаза, и он встряхивает головой, чтобы убрать их.

И в этот момент ее безмолвное сердце сжимается в пустой клетке груди. И она вдруг понимает, что до сих пор не чувствовала ни голода, ни холода, что это – ее первое физическое ощущение с тех пор, как она очнулась под небом, полным кружащихся листьев.

Ее глаза впитывают каждую деталь его облика, легкие жаждут глотнуть воздуха, который до этого ей словно и не был нужен. Он высокий и худощавый, но при этом каким-то образом умудряется выглядеть мощным. Зубы у него белые, но чуточку неровные. Серебряное колечко обвивает изгиб его полной нижней губы, и желание потрогать его обжигает ей пальцы. Нос у него явно был сломан, как минимум, раз. Но он – совершенство. То, как вспыхивают его глаза, когда он поднимает взгляд, пробуждает в ней желание разделить с ним себя. Но что именно? Личность? Тело? Как она может делиться чем-то, о чем не имеет ровно никакого понятия?

Когда он подходит к столику в углу, школьницы перестают болтать и обращают на него полные ожидания взгляды, задорные улыбки – наизготовку

– Приветики, – он машет им рукой. – Поздний завтрак?

Блондинка с ядовито-розовой прядью в волосах подается вперед и ленивым движением тянет его за завязку фартука, распуская узел.

– Так, зашли раздобыть чего-нибудь вкусненького.

Парень улыбается, но такой терпеливой ухмылкой – лицо его остается расслабленным, а губы лишь слегка растягиваются – и отступает, оставляя ее с пустыми руками.

– Давайте, берите, что хочется, – предлагает он, направляясь к буфетной стойке у дальней стены. – Мне тут скоро все убирать.

– Джей говорит, вы с парнями вытворяли вчера всякие безумные штуки на карьере, – говорит она.

– Угу, – он кивает медленным, небрежным движением и отбрасывает со лба густую вьющуюся прядь. – Прыгнули пару раз. Было довольно стремно.

Короткая пауза.

– Мой вам совет, девчонки, слопать что-нибудь поскорее. Кухня закрылась пять минут назад.

Девушка машинально бросает взгляд в сторону кухни и замечает пожилую женщину, которая, стоя в дверях, наблюдает за парнем. Женщина немедленно переводит взгляд на нее – настороженный и немигающий; девушка первой отводит глаза.

– Ты что, не можешь посидеть с нами минуточку просто так? – тянет Девушка с Розовыми Волосами, надувая губы.

– Прости, Аманда, у меня сейчас алгебра в Хэнли. Я здесь только, чтобы помочь Дот прибраться на кухне.

Его вид просто завораживает: неторопливая улыбка, разворот плеч, то, как непринужденно, сунув руки в карманы, он покачивается на пятках.

Понятно, почему этим девушкам так хочется, чтобы он остался с ними.

Но тут он поворачивается, отводит взгляд от сидящих за столом подружек и смотрит прямо на одинокую девушку, что наблюдает за ним. Она видит, как на шее у него начинает биться жилка, и чувствует, как ее собственный пульс эхом вторит этому биению.

И он видит ее: голые руки и ноги, весеннее платье в разгар октября.

– Ты пришла позавтракать? – спрашивает он. Его голос пронизывает ее насквозь. – Последний шанс…

Ее рот открывается вновь, и она никак не ожидает тех слов, что вырываются из него; но в стаю ворон она тоже не превращается.

– Мне кажется, я пришла за тобой.

Глава 2

Он

Неделю спустя

Колин мнется у двери, разглядывая собственные, торчащие из свеженаложенного гипса пальцы. Они выглядят большими и неуклюжими – некоторые из них кривые от прошлых еще переломов, которые он так и не удосужился вправить. Костяшки у него широкие, и кожа на пальцах вся в неровностях от царапин и ссадин, которые должны зажить сами по себе. Сегодня пальцы у него сильно распухли. Вид у них неважный. Ясно, что с ними плохо обращались. Когда, наконец, он открывает дверь, его босс смотрит прямо на него.

– Колин, – произносит Дот. Вид у нее мрачный, но решительный. – Джо звонил, сказал, ты все утро провел в медпункте.

Ей не нужно добавлять: «Можешь не оправдываться» или: «Я так и знала, что это произойдет опять».

Он делает прерывистый вдох, и выдох облачком повисает перед ним в холодном воздухе.

– Дот, прости, – говорит он, отпуская дверь, которая закрывается за его спиной.

– У меня-то чего прощения просить? Это у тебя рука в гипсе.

Кашлянув, она дотрагивается до гипса. Выражение лица у нее смягчается.

– Что, в этот раз перелом?

Он кивает.

– Так чего на работу явился?

Фартук у нее мокрый насквозь. Опять она посуду мыла, и Колин мысленно делает себе пометку намылить шею Дэну за то, что тот не закончил все как следует, прежде чем бежать на урок.

– Я зашел сказать, что не смогу работать следующие две недели.

– Всего две? – Она склоняет голову набок и глядит ему прямо в глаза – ловит на вранье.

– Ну, четыре. – Он мнется, делает движение, чтобы
Страница 3 из 14

почесать шею сломанной рукой, и морщится, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не ругнуться при Дот. Не хочется ее расстраивать.

– И на тренировки по баскетболу ты уже три недели не являлся, – продолжает она. Глаза у него расширяются. – Да-да, и об этом я тоже знаю. Говорила неделю назад с тренером Такером; он сказал, тебя из команды отчислили.

– Ну ладно тебе, Дот. Ты же знаешь, не мое это.

Дот щурится, внимательно его разглядывая.

– А что же именно тогда твое? Гонки со смертью? Хочешь, чтобы мы тут все спились от страха за тебя? Парень, мне всегда нравился твой драйв, но больше это безумие я терпеть не намерена.

– Да это не безумие, – возражает Колин вопреки здравому смыслу. – Это велосипедный спорт.

– А вот это уже явное вранье. Это опасные трюки и рискованные выходки, прыжки с вагонов на рельсы. Это поездочки по рельсам, а также по веревочным мостам через карьер.

Он удивленно поднимает глаза, и Дот яростно кивает.

– О да, я и об этом знаю. Ты же убиться мог. Когда, наконец, до тебя дойдет, что рисковать можно до определенного предела – пока еще не слишком поздно?

– Джо в курсе? – тихо вырывается у Колина.

– Нет. – Он улавливает в ее голосе нотку тепла, а также непроизнесенное «пока». – Притормози. Трюки, гонки. Все это. Я уже слишком стара, чтобы ночи не спать, беспокоиться за тебя.

Она замолкает, взвешивая слова, потом заговаривает вновь.

– Знаю, в семнадцать лет мальчикам кажется, что ничего с ними приключиться не может, но уж тебе-то лучше других известно, как легко потерять человека. Я не собираюсь позволить этому случиться с тобой.

Он слегка напрягается, и Дот притрагивается к его руке.

– Просто пообещай, что будешь осторожнее. Обещай, что подумаешь над этим. – В ответ он молчит, и на один долгий миг она закрывает глаза.

– Я урезаю твои карманные расходы и отзываю пропуск в парки штата. Твои передвижения ограничены территорией школы, пока я не разрешу тебе выходить. – Она бросает на него взгляд, должно быть, ожидая взрыва, но он знает – дело того не стоит. С тех пор, как не стало родителей Колина, Джо приютил мальчика под своей крышей и ведал официальными делами, касавшимися скудного наследства, но неофициально последнее слово всегда оставалось за Дот. Колина они держали на длинном поводке, и, когда он злоупотреблял этой возможностью – с предсказуемыми последствиями, – они всегда были рядом. Подобное положение вещей существовало уже довольно долго.

Он кивает, забрасывает рюкзак за плечо, идет в кухню, чтобы вычеркнуть свое имя из графика дежурств по кухне. Скрип маркера в тишине звучит как окончательный приговор, и он чувствует, как взгляд Дот сверлит ему спину. Он терпеть не может ее разочаровывать. Знает, как сильно она за него беспокоится; что тревожные мысли о нем постоянно вертятся у нее в голове, как заезженная пластинка. Именно поэтому вчера ночью он прятался со сломанной рукой у себя в комнате, вместо того, чтобы сразу пойти в медпункт. Именно поэтому Дот и Джо никогда, ни при каких обстоятельствах не узнают и половины тех глупостей, которые он успел наделать. Натянув на ветру капюшон, он хватается за перила и поднимается по ступенькам Хэнли-холла. Ощущает привычный холодок металла под ладонью – перила ощущаются холоднее, даже чем стылый осенний воздух, забирающийся под одежду. Белая краска на перилах уже шелушится, и вся поверхность исчерчена отметинами велосипедных шин и колес скейтбордов – большинство оставил он сам. По краям отметин уже начала расползаться ржавчина. Поспать этой ночью ему удалось недолго – он постоянно просыпался от режущей боли в руке. Теперь чувствует себя больным и уставшим и вообще не уверен, что сегодняшний день ему по плечу.

Он толкает дверь, и его приветствует пустота; тишина звенит от синхронного тиканья часов на противоположных концах длинного коридора.

Но коридор пустеет недолго. Раздается звонок, и, свернув за угол, он наталкивается на Джея, который тискает девушку у шкафчиков рядом с дверью в класс – в его русых волосах блуждает десяток алых акриловых ногтей.

Джей оглядывается на Колина и ухмыляется.

– Явился, наконец, прогульщик, – говорит он. – Пропустил самую заковыристую в мире алгебру. Я прямо чувствовал, как у меня мозги из ушей лезут.

Колин кивает в знак приветствия и помахивает гипсом.

– Я бы предпочел этому алгебру.

– Мне бы твою уверенность. – Последнее завоевание Джея нехотя удаляется, и парни заходят в класс. Кабинет постепенно заполняется учениками; Колин бросает рюкзак на парту и начинает копаться в нем в поисках папки с заданием.

– Так ты был прав, – спрашивает Джей, кивая на гипс. – Сломана?

– Ага, – Колин быстро, насколько это возможно с единственной действующей рукой, отыскивает папку и запихивает все остальное обратно в рюкзак.

– Что, Джо с Дот уже зачитали тебе твои права? Предъявили обвинение? – Джей ходил в школу Св. Осанны столько же, сколько и Колин – с детского сада, и ему прекрасно известно, что Дот никогда не одобряла тягу обоих мальчишек к приключениям.

Колин кидает на него серьезный взгляд.

– Это была Дот.

Джей напрягается:

– Плакали твои легкие денежки?

– Ага. И я заточен на территории школы на неопределенный срок. Хорошо еще, что ты спрятал велосипед у своих родителей – а то она бы и его забрала!

– Жестко.

Колин бурчит что-то в знак согласия и передает учителю папку с заданием. Обиднее всего то, что в этот раз ничего особо опасного не предполагалось. Неделю назад он прыгнул на велосипеде с края карьера на валун на самом дне, и ничего, ни царапины. А вчера, облажавшись, не смог выполнить элементарный прыжок на рампе.

– Капюшон долой, Колин, – говорит миссис Польцевски. Парень откидывает капюшон, отбрасывает волосы со лба и садится за парту.

И как раз в ту секунду, как звонит звонок, входит она. Девушка из столовой. Колин не видел ее неделю, и все это время он не мог перестать думать о том, что она сказала перед тем, как выбежать за дверь.

Мне кажется, я пришла за тобой.

Да кто вообще способен на то, чтобы сказать подобную фигню? Он собирался было окликнуть ее, но она исчезла прежде, чем он успел закрыть рот.

Проскользнув в кабинет, она занимает место в соседнем с ним ряду, кидает на него быстрый взгляд и так же быстро отводит глаза. В руках у нее ничего нет – ни учебников, ни тетрадей, ни рюкзака. Несколько человек наблюдают за тем, как она садится, но ее движения так легки и свободны, что, кажется, она уже влилась в общий ритм класса.

– Если тебе целый месяц нельзя будет ездить, надо продумать план, – шепчет Джей. – Вряд ли ты сможешь сидеть тут безвылазно целый месяц – свихнешься.

Колин только хмыкает в ответ – ему не до того. Это просто безумие: она как не из этого мира. Тонкая пленка света, кажется, обтягивает кожу ее обнаженных рук. В ее светлых, почти белых волосах уже нет листьев; на ней рубашка-оксфорд оттенка французской лазури, темно-синяя форменная юбка, на ногах эти вызывающие, до колен, черные сапоги со шнуровкой. Губы у нее полные и красные, ресницы густые. Выглядит она так, будто достаточно одного грязного словечка, вылетевшего из ее рта, и ты будешь готов сорвать с себя одежду. Словно почувствовав его взгляд, она вытягивает ноги чуть дальше под партой и стискивает
Страница 4 из 14

ладони.

Джей тычет Колина в руку пальцем, прямо над гипсом.

– Ты ведь не позволишь этой маленькой повязочке помешать тебе развлекаться, а?

Тот отрывает взгляд от девушки, чтобы взглянуть на Джея.

– Ты что, шутишь? Да существует множество способов влипнуть в неприятности, не покидая школьной территории.

Джей ухмыляется и стукает кулаком о кулак Колина – на здоровой руке.

Миссис Польцевски сосредоточенно разбирается с бумагами у себя на столе, не обращая внимания на приглушенный шум и суету вокруг: кто-то открывает учебник, кто-то перелистывает страницы, кто-то хмыкает себе под нос, или кашляет, или точит карандаш. Девушка просто сидит и смотрит прямо перед собой, и выглядит это так, будто она изо всех сил старается остаться незамеченной.

Где она была все это время?

Краем глаза Колин замечает, как она берет своими тонкими пальцами карандаш, который кто-то оставил на столе. Она вертит его в руке еще и еще раз, будто делает упражнение, и рассматривает его при этом так пристально, словно подозревает, что это не карандаш, а волшебная палочка.

Нет, Колин, кажется, никогда не видел настолько светлых волос. Вот, изучая карандаш, она слегка наклоняет голову; солнечный луч запутывается в волосах, и они кажутся почти прозрачными.

Волосы струйками рассыпаются по слегка ссутуленным плечам, которые кажутся слишком хрупкими под рубашкой, которая явно велика. Не девушка, а тень. Тень в шапке из солнечного света.

Почувствовав его взгляд, она оборачивается, и невольная улыбка приподнимает краешек ее губ. Ямочка на щеке наводит его на мысли об озорном смехе, о притворных отказах, о вкусе сахара на языке. Его взгляд встречают темно-серые, почти черные глаза, и цвет этот кажется живым, переливающимся, будто океан в бурю – притягивающий, затягивающий.

И он позволяет себе утонуть.

Глава 3

Она

Единственный, кто глядит на нее – тот самый парень, чье лицо она не могла выкинуть из головы всю неделю: растрепанные темные волосы явно нуждаются в стрижке, рука в свежем гипсе, и яростные янтарные глаза, пронзающие ее насквозь.

– Привет, – хрипло произносит она, заставив себя перестать улыбаться. Голос у нее прерывается – за шесть недель она им воспользовалась в первый раз. Первый раз с тех пор, как она заговорила с этим парнем в столовой, а потом захлопнула за собой дверь, намереваясь бежать прямиком в полицию и сказать им, что ей нужна помощь. Однако могла добраться только до массивных ворот у выхода с территории школы. Но каждый раз первый шаг за ворота переносил ее обратно, прямо на ту тропинку, где она очнулась, будто раз за разом проигрывалась одна и та же песня. И так три раза.

Глаза парня сужаются; взгляд скользит по ее щеке, по носу, задерживается на губах. Он медленно моргает, раз, другой.

– Куда это ты пропала?

Никуда, думает она, вспоминая заброшенный сарай, который нашла на пустыре за школой. Сарай был совершенно пуст, как и ее память – идеальный дом для такой, как она: без имени, без прошлого.

Уже неделю каждое утро ее необъяснимо тянуло к этому корпусу и, наконец, она набралась достаточно храбрости, чтобы украсть форму, войти внутрь и сесть за парту

– Ты исчезла, – произносит он.

Она ерзает на стуле, бросает взгляд на его губы.

– Знаю. Просто не могла придумать ничего, что могло бы затмить впечатление от моей первой фразы.

– Держи, – смеется парень и подталкивает к ней свой раскрытый учебник.

Она моргает, и призрачное эхо пульса бьется у нее в горле от того, как его взгляд изучает ее лицо, от того, как он слегка надувает губы, прежде чем улыбнуться.

– Спасибо, – говорит она. – Но все нормально. Я могу просто послушать.

Он пожимает плечами, но не отодвигается.

– Похоже, сегодня мы проходим историю зарождения капиталистических отношений. Мне бы не хотелось, чтобы ты упустила хоть часть этого увлекательного занятия.

Девушке не совсем понятно, как себя вести. Физическая, почти болезненная тяга к нему заставляет ее заподозрить, что именно в нем причина того, что ее буквально тащит сюда каждое утро, как в тот первый день в столовой. Но он кажется таким милым, даже беззащитным, будто она – вымазанная медом липучка, а этот идеальный парень летает вокруг, ничего не подозревая. Ну что это за девушка, которой ни спать не нужно, ни есть, и которую каждый раз, как она пытается уйти с территории школы, притягивает обратно?

Он все продолжает на нее смотреть, и она поводит плечом, позволяя волосам занавесом упасть между ними.

– Колин? – Звучит женский голос, четкий и властный.

Давление от его взгляда исчезает.

– Простите, миссис Польцевски, – говорит он.

– Ты кто такая, детка? – спрашивает учительница.

Кабинет – как огромный пузырь, немой, пульсирующий ожиданием, и девушка осознает, что учительница обращается к ней. Но, пока вопрос повисает в воздухе, у нее в голове раздается мужской голос.

«Наверняка ты не знаешь, что твое имя означает «свет», – прошептал он; его губы слишком близко от ее уха.

«Я знаю», – хотела сказать она, но рука на горле не давала даже воздуха в грудь набрать.

– Люсия, – резко выдыхает она. – Меня зовут Люси.

Учительница кивает.

– Ты новенькая, Люси?

При звуках чужого голоса, произносящего ее имя, внутри у нее что-то сжимается. На один веский миг она чувствует себя настоящей, будто она – воздушный шарик, и кто-то, наконец, привязал к веревочке груз. Может, если у девушки есть имя, она не может просто так взять и улететь в небо?

Люси кивает, и призрачный жар обжигает ей щеку, там, где она опять чувствует вернувшийся взгляд Колина.

– Тебя нет у меня в списке, Люси. Можешь сходить в офис, чтобы тебя записали?

– Простите, – отвечает Люси, борясь с охватившей ее паникой. – Я только сегодня пришла.

Миссис Польцевски улыбается.

– Только не забудь занести мне твою карточку. Я в ней распишусь.

Люси опять кивает; ей хочется исчезнуть, раствориться, как тень в темноте.

Конечно, она знала, что ей велят уйти, но она не знает даже, где здесь офис, и, кроме того, не чувствует в себе решимости выйти на улицу, на ветер, который, кажется, весит больше, чем она сама. В любом случае ноги ее, кажется, приросли к полу, и выйти наружу она не может. Она садится на пол в конце коридора, подтянув колени к груди, и ждет, когда внутренний импульс вновь поможет ей подняться.

Слышно, как открывается дверь и снова закрывается с тихим щелчком.

– Люси? – Один из двух голосов в этом мире, и этот связан у нее с конкретным именем – Колин. Голос звучит тихо и неуверенно, но звук у него такой глубокий, что с легкостью долетает до конца коридора; а вот и он сам – его длинная фигура движется так же легко – прямо к ней.

– Эй. Тебе помощь нужна – найти офис?

Она мотает головой, жалея, что у нее совершенно ничего с собой нет, никаких вещей, которые можно было бы собрать, имея деловитый, а не потерянный вид, как у девушки, которая сидит на полу без всякой цели. Вместо этого она встает и поворачивается, наблюдая, как узоры на досках пола свиваются в тропинку под ее ногами. Ей ясно, что из этого выйдет: он пойдет с ней, заметит, как она борется с ветром, спросит, все ли у нее в порядке. И что она на это ответит? Я не знаю. Я свое имя только пять минут назад вспомнила.

– Эй, погоди.

Она дергает за ручку, но дверь
Страница 5 из 14

заперта. Пробует соседнюю. Тоже заперто.

– Люси, постой, – говорит Колин. – Что ты ищешь? Сюда нельзя. Это шкаф для уборщиц.

Она останавливается и поворачивается к нему, оказываясь лицом к лицу, и он смотрит на нее. По-настоящему смотрит, будто ему хочется запечатлеть в памяти каждую черточку. Когда их глаза встречаются, он издает сдавленный звук, прищуривает глаза и подается вперед. Гтаза у нее неопределенного зеленовато-карего оттенка; она вглядывалась в них часами в найденном ею старом зеркале в надежде вспомнить девушку, которой они принадлежали.

– Что? – спрашивает она. – Почему ты так на меня смотришь?

Он мотает головой.

– Ты…

– Я – что?

Что он скажет? Что он видит?

Он вновь моргает, медленно, и тут она понимает, что это его особенная черта: неосознанный, неторопливый взмах ресницами, словно он вбирает в себя ее образ и проявляет его на обратной стороне век.

– Чересчур, – шепчет он.

И с этим словом в голове у нее опять звучит тот другой мужской голос, эхо того же страшного воспоминания.

«Ты же понимаешь, для меня это тоже чересчур».

Распахнув глаза, она отшатывается назад.

– Ты в порядке? – спрашивает Колин, но она уже отворачивается, уже убегает прочь.

Влажные губы прижимаются к ее уху, и он спрашивает:

«Ты боишься смерти?»

Ее отражение – вспышкой, очень четко – в серебряном зеркале лезвия. Дыхание, пахнущее кофе и сахаром, сигаретами и удовольствием. Холодная вода плещется у самой головы. Нож в крови, в ее крови, и она чувствует, как распахивается ее плоть.

Она вываливается из боковой двери, глотая холодный осенний воздух.

Так вот кто она такая. Она – девушка, которой нет больше в живых.

Глава 4

Он

– А вот и новая девушка, – говорит Джей набитым сэндвичем ртом.

Колин прослеживает его взгляд и бурчит под нос что-то неопределенное, наблюдая, как Люси плывет через футбольное поле. Когда она одна, она исключительно изящна – длинные ноги, тонкий силуэт. Когда рядом оказывается кто-то еще, она словно сжимается, погружаясь в себя: сутулится, голова втягивается в плечи.

Она напоминает ему самого себя после того, как родители умерли, а он – нет, и чувство вины и печаль тяжким грузом давили ему на ребра. Он не представлял, как с этим справляться. Сперва, когда люди пытались заговорить с ним, ему хотелось одного: раствориться в воздухе и исчезнуть сразу в тысяче разных направлений. Люси производит впечатление той же недоуменной хрупкости.

Прошло уже три дня с тех пор, как она объявилась в его классе, одарила его невыносимо уязвимой улыбкой, а потом сбежала опять. Никто с ней не разговаривает. Никто на нее не смотрит. У нее нет учебников, нет даже рюкзака. Она разглядывает каждый корпус так, будто пытается разобрать сквозь стены, что там внутри. Когда Люси проходит мимо статуи святой Осанны Андреази, стоящей в самом темном уголке двора, она всегда касается протянутой вперед каменной руки. И всякий раз сначала отдергивает свою руку будто обжегшись, а потом притрагивается к камню еще, очень осторожно. Никто кроме Люси никогда не трогает статую – говорят, она проклята. Колин никогда ни с кем не видит девушку. Люси даже не ходит каждый день на уроки. Она вроде как просто болтается по территории школы.

Он чувствует себя чуть ли не маньяком от того, что успел заметить все эти вещи, хотя все остальные, кажется, рады оставить ее в покое. Большинство новичков получают расписание уроков и включаются в школьную жизнь. Люси, кажется, твердо решила остаться неорганизованной.

По крайней мере, сегодня вид у нее безмятежный, будто она получает удовольствие от последних теплых деньков перед тем, как погода уйдет в суровый минус. Все же на улице довольно холодно, но она никогда не носит ни куртку, ни пиджак. Как она не мерзнет? Ну, наверняка она живет не на территории школы, успокаивает он сам себя. Может, она пальто дома оставила.

– Вообще-то она странная какая-то, – говорит Джей.

Это отвлекает Колина от раздумий, и он смотрит на Джея, пытаясь понять, что тот имеет в виду. Две ночи подряд Колин засыпал с мыслями о переменчивом цвете глаз Люси. Неужели Джей тоже это заметил?

– Странная в каком смысле?

Джей пожимает плечами и, откусив еще кусок сэндвича, задирает ноги, уперев их в стену художественного корпуса. Грязно-серые кроссовки сливаются с бетоном.

– Она была у нас на английском пару раз. Молчаливая такая.

– Да, и эти глаза…

– Глаза? – покосившись на Колина, переспрашивает Джей.

– Да неважно. Они… Я не знаю. Другие.

– Другие? Они ж у нее вроде как карие, или что?

– Может, серые… – бормочет Колин под нос, но сердце у него так и грохочет.

Он подозревает, что, скажи он: «они как расплавленный металл», Джей пойдет и закажет ему футболку с надписью Я – УТОНЧЕННЫЙ ПОЭТ поперек груди.

– Темные волосы, серые глаза, – говорит Джей, будто перечисляет составляющие понятия «обыкновенная». Колин замирает, не донеся свой сэндвич до рта. Он поворачивается к Джею, чтобы убедиться, что они смотрят на одну и ту же девушку. Да, это так.

– Темные волосы? – спрашивает Колин – Вон у той девчонки?

– Э-э, да, – отвечает Джей. – Вон у той, на которую ты пялишься, по крайней мере, последние двадцать минут.

Волосы Люси нельзя назвать темными. Даже с натяжкой. Колин опять смотрит на нее и ежится. Натягивает капюшон.

Интересно, не должно ли его пугать то, что Джей видит темные волосы там, где он видит почти белые. Но – и его охватывает странный жар при этой мысли – ему нравится, что он видит ее по-другому. Это кажется странным, нереальным, и ему приходит в голову, что эта реакция происходит из той же области его мозга, которая включается всякий раз, как он смотрит вниз со скалы и, вместо того, чтобы думать «Назад», думает «Жми на педали».

– Аманда сказала, что видела, как девочка шла к озеру, – продолжает Джей.

– К озеру?

– Ага. Она новенькая, откуда ей знать все эти истории, правда?

Колин кивает.

– Нет, конечно, она ничего этого не знает.

Истории эти такие же древние, как школьные корпуса: «ходоки», среди бела дна слоняющиеся по территории, ничего не понимающие и потерянные. Мужчина в военной форме, сидящий на скамейке у озера. Девушка, исчезающая между двух деревьев. Иногда кто-то из учеников рассказывает всем, что «ходок» пытался с ним заговорить или, хуже, схватить его. Все эти страшилки с привидениями, легенды, возникшие на почве мрачных школьных преданий. Католическая школа была выстроена на могилах детей первых поселенцев, которых выжившие похоронили, а потом отправились штурмовать горы, но в первую же неделю после открытия заведения при пожаре в часовне сгорели еще двое детей. Год за годом ученики школы рассказывали друг другу, что видели двух потерянных детей у статуи святой Осанны или на скамье в заново отстроенной часовне. Легенда продолжала жить, и со временем популяция «ходоков» в коллективном воображении школьников только выросла. Колин понимает: такие страшилки нужны каждому новому поколению учеников, чтобы в школе было что-то необычное, а сами они казались бы себе храбрецами. Но хотя все уверяют, что не верят в существование «ходоков», только обкурившиеся либо пьяные осмеливаются – если их возьмут на «слабо» на Хэллоуин – болтаться у самого озера или заходить подальше в
Страница 6 из 14

лес. Или психи всякие вроде них с Джеем, которым нужно, чтобы никто не видел, чем они занимаются. И конечно, именно Аманда заметила там Люси.

Джей убирает ноги со стены.

– Она тебе нравится.

Колин нагибается завязать шнурки, которые и не думали развязываться.

– Да это круто, что девчонка тебе нравится. Она не уродина, ничего такого, но она… Я не знаю. Ъгхая. – Джей делает долгий глоток из бутылки с водой. – Может, это не так уж и плохо. Аманда вон никогда не затыкалась. Господи. Дай угадаю, она постоянно болтала, пока вы с ней…

– Чувак. – Колину не хочется думать о другой девушке, когда он смотрит на Люси. Это кажется неправильным, будто сравниваешь речную гальку с рубином.

– В точку, да? – усмехается Джей и изображает с помощью пальцев гавкающую пасть:

– О Колин, Колин, Колин, – произносит он притворно высоким и дрожащим голосом.

Колин не отвечает, засунув вместо этого в рот пригоршню чипсов. И, кстати, у Джея вышло очень похоже.

– Ты с ней говорил? – спрашивает Джей.

– С Амандой?

– С новой девушкой.

Колин пожимает плечами и вытирает ладони о джинсы.

– Пару раз. В последний раз она от меня сбежала.

– Это потому, что ты урод, – говорит Джей, ткнув его кулаком в плечо, – Симпатичный, конечно, но все же урод.

Помолчав, Колин собирает обертки, комкает их и зашвыривает в мусорку.

– Ты только что назвал меня симпатичным уродом.

Джей подмигивает ему, но две секунды спустя Колин опять получает тычок в здоровое плечо.

– Так ты собираешься с ней поговорить, или как?

Колин пожимает плечами, зная, что собирается.

– Ладно, любовничек, – вздыхает Джей, потягиваясь. – Приятно было поболтать, но я обещал Шелби, что мы встретимся за школой.

– Ты – ходячее клише.

Джей относится к девушкам примерно так, как Колин – к велосипедным шинам. Пара безумных поездок – и до свидания. Проигнорировав комментарий друга, Джей кивает подбородком в сторону Люси, которая уже идет обратно через двор метрах пяти от них.

– Она возвращается.

На какую-то секунду глаза Люси встречаются с его глазами. И, хотя Колину кажется, что она тоже за ним наблюдала, девушка вдруг меняет направление, ускоряет шаг, и расстояние между ними начинает увеличиваться.

– Вперед. – Джей покровительственно хлопает Колина по спине и удаляется.

Колин поднимается и широкими, быстрыми шагами идет через футбольное поле, стараясь ее нагнать. Он понятия не имеет, о чем говорить, с чего начать. Это совсем другое, чем с девчонками из школы, которые помнят его еще пятилетним, когда он еще толком и писать не умел. Девчонки, которые знают, что, когда ему было десять, он целую неделю носил одну и ту же футболку с Ханом Соло. Девчонки, которые потом, похоже, никогда не могли сказать «нет». Нет, это будто подкрадываешься к экзотической змее.

Явно почувствовав, что он рядом, Люси поворачивается и смотрит на него.

– Привет, – нервно произносит Колин, засовывая здоровую руку в карман. Не знает, куда девать вторую.

Она хмурится, но не останавливается.

– Ни разу не видел, чтобы ты ела, – продолжает парень, шагая рядом. – Ты что, не голодная была? Дот делает вкуснющий сыр на гриле.

Люси только едва заметно качает головой, но этого достаточно, чтобы он ощутил прилив робкой надежды.

– Тебе не холодно? У меня в комнате флиска есть… – Колин морщится. Звучит, как самая дурацкая пикаперская фраза.

Еще с минуту они молча продолжают идти, только листья шуршат под ногами. Молчание становится неловким, но, странное дело, ощущения, что его игнорируют, у Колина нет.

– Ты что, недавно сюда переехала? – он улыбается ей, склонив голову набок. – Ты будто просто – раз, и появилась.

Она слегка сбивается с шага, но это все. Колин изучает ее профиль: нежная бледная кожа и пухлые алые губы, как будто все время слегка надутые.

– А в какую школу ты ходила до этого? – интересуется он.

Люси ускоряет шаг, но ничего не отвечает. Парень уже решает сдаться, когда она почти останавливается и, показывая на его гипс, произносит:

– Как ты сломал руку?

Он бессознательно сжимает и разжимает пальцы на левой руке.

– Да на велосипеде. Прыжок не удался.

– Болит? – спрашивает она. Голос у нее хриплый, будто прошлым вечером она была на концерте и орала там так, что чуть голова не отвалилась. Он представляет себе, как она танцует одна, будто с цепи сорвалась, и ей совершенно наплевать, что о ней подумают.

– He-а. Бывало и хуже. Кости ломал, трещины, сотрясения мозга, вывихи. Все было. А это – фигня. – Тут он резко замолкает, осознав, что это звучит, будто он хвастает, как какой-нибудь типчик из студенческого братства, который треплется всем, как бьет о лоб пивные бутылки.

Люси хмурится вновь.

– Почему ты продолжаешь этим заниматься, если все время причиняешь себе боль?

– Ради острых ощущений, – даже не задумавшись, отвечает Колин. – Для адреналина. Ну, такое чувство, знаешь, когда делаешь что-то, и это напоминает тебе: ты жив?

Люси резко останавливается; лицо у нее теряет всякое выражение, и она обхватывает себя руками.

– Мне надо идти.

– Погоди, – просит он. Но уже слишком поздно. Она удаляется прочь быстрым, решительным шагом.

Глава 5

Она

Как только Люси вспоминает о том, что с ней случилось, в памяти всплывает еще несколько островков-воспоминаний, соединенных зыбкой сетью ассоциаций. Она вспоминает себя: громкий смех, тонкие руки и волосы настолько безнадежно-прямые, что постоянно выбивались из любой заколки или резинки. Ей легко давалась химия, а еще она любила искусство и запах апельсинов и боялась собак.

Она вспоминает лицо своей первой учительницы, но не лицо отца. Вспоминает любимые драные джинсы и толстовку с Куки-монстром, которую маленькой требовала надевать каждый день.

Другими словами, она не вспоминает ничего такого, что могло бы хоть как-то намекнуть на то, почему она здесь, а не раскатывает где-нибудь на облаке, или не танцует в пламени где-то там, внизу.

И этот самый вопрос – Зачем я здесь? – начинает потихоньку разъедать ее скромную защитную оболочку. Вопросы жгут ей язык. Но она знает – отвечать на них некому. С тех пор, как она очнулась, часами размышляла, пытаясь понять, кто же она такая. Если она вернулась на то место, где была убита, значит, она – призрак? И если это действительно так, то каким образом она может носить одежду, открывать двери – как ее могут видеть? Может, она – ангел, упавший, пробив облака, на тропинку у озера? Тогда куда девались крылья? Где чувство цели?

В груди – тянущее чувство постоянной тревоги, ощущение, что она может взять и исчезнуть так же быстро – и загадочно, – как появилась. Почему-то мысль о том, что она будет не здесь, а где-то еще, пугает Люси гораздо больше, чем возможность остаться здесь в качестве тени. По крайней мере, это место кажется знакомым. А какое-то другое может оказаться полным кошмаром: многоголовые монстры, иссиня-черная тьма, желтые клыки и тоска.

У стольких вещей в этом странном существовании просто отсутствует смысл. Во дворе стоит статуя – та, с простертыми руками, в плаще, падающем тяжелыми мраморными складками с плеч. Люси уверена – в прошлом она касалась статуи множество раз, но теперь это ощущение… какое-то неправильное. Или, скорее, оно более правильное, чем должно быть, когда
Страница 7 из 14

трогаешь камень. Когда Люси в первый раз задержала руку на изящно вырезанных пальцах, она попыталась вспомнить в точности тот момент, когда она притрагивалась к ним раньше, и удивилась странной на ощупь бархатистой поверхности камня. Но в последний раз она резко отдернула руку: ей показалось – нет, она была уверена, – что ощутила легкое тепло под мраморной кожей и то, что один из пальцев шевельнулся. Остальные ребята огибали статую по широкой дуге, но Люси она манила.

И еще одна вещь, которая отличает ее от остальных: кожа становится почти прозрачной под лучами солнца. Обыденные предметы вроде карандашей и камней завораживают ее, но, когда она берет их в руки, вещи будто наливаются свинцом. Она достаточно материальна, чтобы носить одежду, но вещи весят гораздо больше, чем она сама, и никогда не дают о себе забыть: чересчур жесткая ткань постоянно трется о кожу. В голове у нее полно вопросов и почти нет воспоминаний. Такое ощущение, что ее обронили здесь, и вот она парит в подвешенном состоянии, ждет, когда раздастся грохот от ее падения.

Иногда полнейшая неизвестность, в которой она пребывает, добирается до ее сознания, и тогда она чувствует, что ей нечем дышать, как сжимается грудь и накатывает паника. В такие моменты Люси закрывает глаза и отгораживается от всего, погружаясь в тишину и покой. Вот она, здесь, призрак в девичьей одежде, не дающая покоя этой школе; ей просто нужно к этому привыкнуть. Но ей не хочется лишать покоя кого бы то ни было. Ей хочется стать осязаемой, реальной. Спать в общежитии, есть в столовой, флиртовать. С ним. Все, чего ей хочется – это быть рядом с ним.

И, похоже, ему хочется того же. Колин следует за ней повсюду, и если она – это сплошные вопросы и сомнения, он будто плывет по течению, счастливый уже тем, что может быть с ней рядом. Его присутствие отзывается теплой, мурлыкающей пульсацией под кожей. Он следует за ней по пятам, когда она идет по коридору из класса в класс. Иногда он идет рядом и говорит – обо всем, – хотя она редко отвечает на его вопросы. Он перестал предлагать ей свой обед. Перестал предлагать свои учебники. С того первого дня в коридоре он ни разу не попытался к ней прикоснуться. Но лишать ее своей компании он не спешит.

* * *

Она намеренно держит дистанцию со всеми остальными потому, что чувствует себя настолько другой. Она так и не нашла в себе сил выкинуть ту одежду, в которой она очнулась, но эти вещи – сиротливая стопка на полу в найденном ею сарае – кажутся зацепкой, привязкой к какому-то иному месту Каждый раз, как Люси смотрит на них, ей становится ясно: именно в этом она была похоронена, лежала где-то в оставленной ею могиле. Новая одежда – украденная униформа – уныло свисает с ее худых плеч. Она заставляет себя ходить на уроки, потому что – ну что еще у нее есть? По крайней мере, так она может быть рядом с ним. И чем он ближе, тем она чувствует себя спокойнее. Насколько это опасно – так сильно хотеть узнать кого-то, не зная при этом, кто есть она сама?

Она притворяется, что просто бродит по территории – не ищет его, нет. Но вот она натыкается на него у задних ворот – он выделывает всякие штуки на ВМХ-байке вместе с тем парнем, с которым она постоянно видит Колина рядом – и ее с головой захлестывает волна дикого, радостного возбуждения. Его друг – его зовут Джей, вспоминает она, – симпатичный, немного ниже Колина, но жилистый и с постоянной усмешкой на лице. Его взгляд скользит по ней, мимо и фокусируется на лице Колина, считывая его реакцию на приближение Люси. Потом Джей приподнимается на педалях и уезжает.

– Эй, – говорит Люси слишком, как ей кажется, тихо, но Колин, вздрогнув, поворачивает голову; его глаза расширяются. Каждый раз, как она закрывает глаза, она видит его лицо, но до сих пор реальность его присутствия ошеломляет ее.

Он подъезжает поближе – слишком длинные руки и ноги, слишком длинные волосы – и спрыгивает с велосипеда, резко остановив его в нескольких сантиметрах от ее ног. Похоже, на него произвело впечатление то, что она не отступила.

– Эй, Люси.

Она сглатывает – ее имя, сказанное его голосом, звучит так интимно, что это застигло ее врасплох.

– Как можно ездить со сломанной рукой?

Он пожимает плечами, но в глазах у него разгорается огонек, и она понимает, что это – радость.

– Да мы тут так, дурака валяем, хотим посмотреть, смогу ли я выйти на трассу на следующей неделе.

Тянущее чувство в груди, трепет.

– С одной рукой?

– Ага. – Он ухмыляется, и вид этих чуть неровных зубов в сочетании с кольцом в нижней губе заставляет ее моргнуть и отвести взгляд, прежде чем она может обдумать его ответ.

– Ноги у меня в порядке, а рука, чтобы управлять, нужна только одна.

Она кивает и приглаживает пушистые волосы, лезущие в лицо.

– Ты что, ходишь за мной?

Она ожидает, что он смутится или станет оправдываться, но он только хохочет, вытирая лоб рукавом здоровой руки.

– Я хожу за тобой? – Он переводит взгляд на байк, потом – обратно на нее и подмигивает. – Прямо сейчас – явно нет.

Она смущается, пытаясь сдержать улыбку.

– Ты прекрасно понимаешь, о чем я.

– Понимаю, – говорит он. – И, думаю, да, есть такое дело.

Он замолкает, вглядываясь в ее лицо.

– То есть мы оба знаем, что это так.

Тут его улыбка становится шире – улыбаются щеки, брови, лоб, все лицо – и, наконец, загораются глаза, так, что ей хочется глядеть на него бесконечно.

Медленно опускаются длинные ресницы, будто проявляя еще одно изображение. Ей так нравится, как он моргает. Странно, конечно, но ей ужасно хочется спросить, что он видит на обратной стороне век.

– Почему? – спрашивает она.

– Почему я за тобой хожу?

Она кивает, и его улыбка гаснет.

– Не знаю.

– Ты смотришь на меня иначе, чем все остальные, – говорит она.

Он внимательно ее рассматривает, неторопливо, как это делает только он: будто день состоит из тысячи часов, и спешить абсолютно некуда.

– И как же смотрят на тебя остальные?

– Никак.

Он пожимает плечами; взгляд его смягчается…

– Тогда они идиоты.

Каждым сантиметром кожи она тянется быть рядом с ним, но сомнения возвращаются, накатывают, как облака на серое осеннее небо. Инстинкт самосохранения у него явно отсутствует. Разве можно поверить, что он до сих пор не заметил, насколько она отличается от других?

– Ты не должен за мной ходить. Я не та, за кого ты меня принимаешь.

Он закатывает глаза.

– Это, типа, очень драматично.

– Я знаю. Именно об этом я и говорю.

Он придвигается поближе.

– И что, ты пришла сюда, нашла меня – чтобы сказать перестать находить тебя?

Она пожимает плечами, сдерживая очередную улыбку.

– Зря истратила перерыв на обед. Могла бы просто подождать, пока я не найду тебя попозже. Такой у меня план, сразу после химии.

– Правда, Колин. Ты не должен…

– Это все не так просто, – прерывает он. Из его голоса исчезла всякая насмешка, и он страшно краснеет, осекается. Едва не шепотом добавляет: – Я сам не знаю почему, да? Просто хочу узнать тебя получше, и не могу остановиться.

Люси молча впитывает вид его полных губ, голодное выражение глаз, его искренний интерес, и старается сохранить все это где-то глубоко внутри.

– Колин.

Он резко выдыхает, и срывающимся голосом произносит:

– Что?

Она отводит взгляд, глядит в небо, на
Страница 8 из 14

серые осенние тучи, которые явно вот-вот опять разразятся грозой.

– Как ты сказал, я девушка драматичная. – Она улыбается, чувствуя, как под кожей гудит электричество от того, с каким вниманием он впитывает каждое ее слово. – Разве ребят это обычно не отпугивает?

– Обычно – да. – Он облизывает губы, задевает кончиком языка серебряное колечко.

– Правда, серьезно, – говорит она, с усилием отводя взгляд от его губ. Боль в груди. – Я даже не знаю, что я здесь делаю.

Что-то в ее глазах не дает ему почувствовать горечь отказа. Он моргает, кивает медленно, будто это уже было ему известно.

– О’кей.

Когда она уходит, он неотрывно смотрит ей вслед; его взгляд – как горячее пятно у нее на спине. Неужели она только что велела ему держаться от нее подальше?

Позади нее – будто магнит, а она состоит сплошь из металлической стружки. Ее почти непреодолимо тянет назад. Впереди – бревенчатый домик, примостившийся на отшибе; на крыльце стоит человек в тренировочном костюме и делает растяжки на холодном ветру. Небольшая табличка у тропинки, ведущей к домику, гласит:

МЕМОРИАЛЬНЫЙ ДОМ

УИЛЬЯМА И. ВЕРНОНА

Джозеф Веласкес, директор

Когда она проходит мимо тропинки, ведущей к этому дому, человек на крыльце не улыбается, не приветствует ее – вообще никак не реагирует на ее присутствие. Его внимание сосредоточено на парковке у ворот позади нее, где Колин и Джей продолжают крутиться на велосипедах. Он прищуривается, плечи его опускаются, и что-то похожее на отчаяние мелькает в его глазах.

– Колин Новак! – кричит он с раздражением, – Врач сказал: никаких велосипедов!

Она ощущает в груди растущее давление, словно воздушный шарик, раздувающийся от некой потребности, нужды настолько сильной, что она даже боится, как бы у нее не треснули ребра. Она чувствует ярость. Но понятия не имеет, почему. И, пока отзвуки его голоса эхом бродят между корпусами, человек на крыльце взглядывает на нее, и на его лице отражается ужас, а потом такое крепкое на вид крыльцо издает ужасающий скрип, и доски проламываются. Это происходит почти мгновенно, и все же Люси видит происходящее как бы на замедленной перемотке: вот трескается дерево, вот Веласкес сначала наклоняется вперед, а потом – назад, когда его ноги пробивают крыльцо и он проваливается вниз.

Его удивленный вскрик разносится над лужайкой.

Шарик лопается, и она ощущает облегчение – каждой клеточкой тела. Она опять может дышать, и она глотает воздух, будто в первый раз. И ей страшно. Люси, спотыкаясь, взбегает по ступенькам и тянется было взять его за руку, но тут же отскакивает. Она никогда ни к кому не прикасалась, не в этом теле. Она даже не знает, может ли она к кому-то притронуться. Какой-то инстинкт удерживает ее. Он провалился по пояс и глядит на нее снизу вверх. Лицо его искажено болью.

– Уходи, уходи, – умоляюще произносит он.

Она делает еще шаг назад, руки ее взмывают ко рту, взглядом она просит о прощении. Но она не может узнать собственное лицо под пальцами, будто внутренний жар и гнев сорвали с нее кожу, расплавили ее черты.

– Мне кажется, я не смогу вас вытащить, – говорит она слишком тихо, раздираемая чувством вины и нежеланием подходить ближе к раненому – будто между ним и ею выросла невидимая стена. Он смотрит на нее с ужасом, и она опять отступает назад, поднимая руки:

– Боюсь даже пробовать, вдруг…

От ворот доносятся крики, быстрый топот по лужайке, вниз по склону. Колин и сразу за ним – Джей бегут и кричат:

– Джо! О господи, Джо!

Колин падает на колени у зияющей дыры в крыльце, и они с Джеем с трудом вытаскивают покрытого пылью, раненого мистера Веласкеса.

Порванная одежда, кровь… И Люси странным образом завораживает, как алое пятно расцветает на ткани штанов, расползается у ног Колина на досках крыльца.

– Я пойду… Позову кого-нибудь, – говорит она.

– Зови Мэгги, – бросает Джей, отрывая кусок собственной рубашки и повязывая вокруг ноги мистера Веласкеса.

– Мэгги?

– Медсестра. Погоди. Я с тобой пойду. Ты здесь справишься, Кол?

Колин растерянно кивает и смотрит, как она отступает и начинает спускаться по ступенькам.

– Что произошло, Люси?

– Он провалился, – оторопело отвечает она.

Алая лужа подбирается к ноге Колина, и он отодвигается. Повернувшись обратно к раненому, он тихо произносит:

– Мы тебя починим, Джо.

Люси поворачивается, чтобы идти; ей не дает покоя непонятное чувство вины, которое охватывает ее при воспоминании об ужасе, проявившемся на лице мистера Веласкеса – будто он понял, что вот-вот случится что-то страшное. Рядом Джей уже прокручивает список имен на ярком, красочном экране, как она поняла, телефона.

– Я пойду с тобой, – говорит он.

Сперва Люси приводило в недоумение, когда она видела, как другие старшеклассники сидят, уставясь в экран чего-то, напоминающего маленький телевизор, да еще стучат по нему пальцами. Она в жизни ничего подобного не видела. «Я не отсюда, – думала она. – Я не из сейчас». Она задумывается, что произойдет, если она возьмет один такой телефон и попытается позвонить в город. Звонок тоже отбросит обратно на территорию школы?

Они идут по дорожке обратно в таком темпе, что, хотя Джей на ходу рассказывает Мэгги о ситуации, Люси еле за ним поспевает – ей трудно подстроиться под его неровный шаг. Перед ними расстилается лужайка, такая ровная и зеленая, что кажется ненастоящей. Неужели они войдут в медпункт вместе? Что, если у нее потребуют объяснений, как могло произойти, что совершенно прочное на вид крыльцо вдруг не выдержало веса не очень высокого человека? В первый раз Люси хочется, чтобы земля разверзлась и поглотила ее, девушку без ответов.

Она оборачивается и смотрит назад на Колина, который, склонившись над мистером Веласкесом, что-то негромко ему говорит.

– Почему он так расстроен?

– Ты что, не рассмотрела как следует? – спрашивает Джей с ноткой сарказма в голосе. – Человек в крыльце по грудь. Повсюду кровь.

Люси кивает, опустив голову и разглядывая невозможно зеленую траву у себя под ногами. Травинки едва гнутся под ее весом. Собственные слова начинают казаться ей ужасно глупыми.

– Конечно. Я вовсе не имела в виду, что он не должен быть расстроен.

– Да нет, я понимаю, что ты имела в виду. Он, наверное, расстроился сильнее, чем кто-нибудь другой на его месте. – Джей низко наклоняется, чтобы встретиться с ней взглядом. – Просто Колин чудом выжил в той страшной аварии, когда погибли его родители. Так что несчастные случаи несколько выводят его из себя. А Джо – еще его крестный и, типа, его единственный на планете оставшийся в живых полуродственник.

Глава 6

Он

В медпункте Колин бывал уже столько раз, что и не сосчитать, но редко случалось так, чтобы это он сидел у койки, на которой кто-то другой несет всякий бред под действием обезболивающих.

– Как демон. Или привидение. Или… у него лицо плавилось, – бормочет Джо.

– Да все уже в порядке, – успокаивает крестного Колин. Джо всю ночь трепался о демонах. – Это все морфий.

Открывается дверь, и входит Мэгги со свежими бинтами и стаканом воды. Ей немногим больше двадцати, но в глазах, полных заботы, в усталых морщинках на лбу читается мудрость гораздо более зрелой женщины.

– Как он? – спрашивает она у Колина.

– Все несет
Страница 9 из 14

какую-то фигню насчет демона с расплавленным лицом.

Сжав губы, Мэгги мычит что-то неопределенное и откидывает с Джо простыню, проверить состояние повязки.

– Его надо бы в больницу отвезти, так надежнее будет.

– Да в порядке я, – ворчит внезапно очнувшийся Джо. – Вот еще, два часа езды ради того, с чем ты сама справишься получше.

– Я могу тебя зашить, но рана глубокая. Шрам будет, и немаленький.

– Я остаюсь. Перед кем мне тут щеголять безупречной кожей.

– Шрамы украшают мужчин, – говорит Колин, стараясь его отвлечь.

Джо стонет, когда Мэгги снимает с раны пропитанную кровью повязку. Колин, внутренне сжимаясь, отводит взгляд. Порез глубокий, но чистый, и Колин уверен, что в ране мелькнула кость. Мэгги прогоняет его на другой конец комнаты, пока она накладывает швы. У него все внутри переворачивается, когда он видит Джо таким: старым и уязвимым.

– Иди отсюда, парень, – говорит Мэгги, кивая на дверь. – Ты зеленый совсем.

– Я… никогда его таким не видел.

– Угу. А как ты думаешь, что чувствовал он, наблюдая тебя в гораздо худшем виде, не знаю даже сколько раз?

Колин знает, что она права. Ему вспоминается, как он, бывало, лежал здесь или в больнице после очередного падения: сломана пара ребер плюс огромная дыра в скальпе. Он тогда еще гадал, сумеет ли выжить. Все казалось так просто: либо умрет, либо нет. Ему и в голову не приходило, что могут чувствовать другие при мысли о том, что могут его потерять.

– Иди давай. Поспишь хоть. Я тут пригляжу, – говорит Мэгги.

Колин смотрит на человека в койке.

– Ты как, Джо?

Джо кряхтит, пока Мэгги обрезает нить.

– Завтра на работу пойду, – говорит он.

– Черта с два, – смеется медсестра.

* * *

Колин резко просыпается, когда Джей возвращается в их с Колином общую комнату. Скользнув по стене, тусклый свет из коридора исчезает опять.

– Надеюсь, ты один, – бормочет Колин в подушку. Это был безумный день, и последнее, чего ему хочется – иметь дело с одной из девушек Джея, потихоньку проникшей к ним в комнату Если их поймают, выговор получат все трое.

– Я один. Чувак, как же я устал.

Колин слышит, как шуршит одежда, как, споткнувшись, ругается Джей, и приглушенный стук об пол – ключи, потом кроссовки. Жалобный стон матраса, когда Джей с размаху падает на кровать. Промычав что-то, он переворачивается на живот.

Дыхание Джея выравнивается, и Колин приоткрывает один глаз, пытаясь разглядеть часы рядом с кроватью. Четыре утра, с одной стороны, слишком рано, с другой – слишком поздно; где был Джей, не угадаешь.

– Ты где пропадал? – спрашивает он. Джей не отвечает, и он задает вопрос опять, погромче, потянувшись при этом здоровой рукой за пустой бутылкой из-под воды, которую швыряет в направлении Джея.

Джей вздрагивает, поднимает голову, потом снова роняет ее на подушку.

– Слушай, чувак, я сплю.

– Шелби? – спрашивает Колин.

– Не. С ней вечно сплошные драмы. Не говоря уж о том, что она психованная.

Колин закатывает глаза, а также фыркает, чтобы его неодобрение уж точно дошло до Джея, пусть он его и не видит.

Все девушки, с которыми встречается Джей – психованные.

– Как там Джо?

– Серьезный порез на ноге, – отвечает Колин, потирая лицо. – Но в остальном, когда я уходил, вроде все было нормально.

– Ему ж поди семь тысяч лет, – удивляется Джо. – Но все нипочем. Даже когда все это гребаное крыльцо под ним обвалилось.

– Ему семьдесят два, – ворчит Колин. – И ему просто повезло. Пару сантиметров левее, и он бы истек кровью до смерти.

На это Джей отвечает соответствующим случаю молчанием. Иногда, при удачном положении планет, даже до него доходит, что остроумные комментарии могут быть и не к месту.

– О, – произносит он с большим энтузиазмом. – Я тут твою девушку видел.

– Что?

– Люси. Видел ее по пути сюда. Она сидела пред Этан-холлом. Я ее спросил, не нужно ли ей чем помочь, но она сказала «нет».

– Для начала, она – не моя девушка…

Джей стонет в подушку.

– Поверь мне, – отвечает Колин и, открыв глаза, пялится в потолок: ему теперь не до сна. Над ним в темноте – россыпь звезд из светящейся в темноте пластмассы и модель Солнечной системы. Папа сделал для него эту модель незадолго до смерти, и она переезжала вместе с Колином в каждую новую комнату, где ему доводилось жить. Он вздыхает, опять трет руками лицо и думает, кто же эта странная девушка, и какого черта она делает снаружи, одна, в четыре часа утра. – Она сказала мне оставить ее в покое.

– Господи, – стонет Джей. – Да ты вообще хоть что-нибудь в женщинах понимаешь? Они все говорят подобную хрень. Да они и не могут иначе. Это, типа, прошито у них в мозгу или вроде того. Они так говорят, чтобы не грызть себя потом за то, что им хочется, чтобы мы на них накинулись. Я думал, это всем известно.

– Подобного рода рассуждения приведут к тому, что твоим будущим «сокамерником» будет твой же «малыш», – фыркает Колин.

– Если я не прав, тогда почему мне довелось перепихнуться, а ты лежал тут один в обществе собственной руки и кучи грязного белья?

– Я думаю, ко мне лично это имеет меньше отношения, чем к полной неспособности учениц данной школы делать правильный выбор.

– Ага, ну да, – тянет Джей, который уже почти спит. Он замолкает, и вскоре его дыхание становится ровным. Но у Колина внутри бушует торнадо. Он не в силах прекратить думать о Люси и о том, почему она сидит одна на улице в такую холодную ночь.

В тот первый день она сказала, что она пришла за ним, и хотя он так и не понял, что это значит… Может, какая-то его часть все же в курсе. Совершенно очевидно, что Колин видит ее совершенно по-другому, чем Джей, и трудно притворяться, что это ничего не значит. Если честно, он изо всех сил старается подавить в себе пещерные инстинкты, которые просыпаются в нем всякий раз, как он думает, что она – каким-то образом – его. Но ведь это она сама все начала, она посадила эту идею к нему в голову, как маленькое темное зернышко.

И теперь он не может заснуть. Просто здорово. Действуя потише, чтобы не разбудить Джея, он подхватывает две толстовки и выскальзывает из комнаты.

Он находит Люси именно там, где сказал Джей: она сидит на скамье перед Этан-холлом спиной к Колину, лицом к пруду. В тусклом лунном свете вода кажется странно притягательной – темное, неподвижное зеркало, в которое смотрятся луна и звезды. У берегов курится туман, будто пальцы, заманивающие жертв в ледяную черноту.

Он делает глубокий вдох и приближается к ней.

– Привет, – говорит она, не поворачивая головы.

– Привет…

Наконец она искоса, краешком глаза, бросает на него взгляд.

– Что ты здесь делаешь? – спрашивает она.

– Заснуть не мог. А ты? – Как он и ожидал, ответа нет; он кладет толстовку на скамейку рядом с ней.

– Джей сказал, он видел тебя здесь. Я подумал, ты, наверное, замерзла. – Она до сих пор носит один только синий «Оксфорд»; просто быть не может, чтобы ей не было холодно в одной рубашке.

– Ты поэтому сюда пришел?

– Может быть. – Он растирает руки, дышит на них и косится на нее.

– Как там мистер Веласкес?

Колину хочется петь от радости, что она с ним разговаривает.

– С ним все будет в порядке. Когда я уходил, он уже вел себя, как обычно – заявил, что мог бы работать в кровати, если бы Мэгги ему позволила. Уверен, скоро в медпункт явится Дот и
Страница 10 из 14

каждые двадцать минут будет запихивать в него еду.

Несколько мгновений Люси молча глядит на озеро, и Колин думает, уж не вернулись ли они к игре в молчанку, но тут она произносит:

– Дот – твоя начальница, верно? У вас с ней, похоже, неплохие отношения.

– Да, начальница. – Он улыбается ее неуверенной попытке поддержать разговор. – Но она всегда была мне кем-то вроде бабушки.

– Значит, твоя вроде-как-бабушка заправляет кухней, а твой крестный отец – директор школы?

– Кррррестный отец, – говорит Колин, подражая Марлону Брандо, но Люси только одаривает его одной из своих снисходительных улыбок с ямочками. – Родители у меня умерли, когда я был совсем маленьким. Они оба были учителями и дружили с Дот и Джо, который тогда работал тут учителем истории. Дот взяла меня на работу на кухне, когда мне было четырнадцать, но она подкармливала меня с пяти лет. Я стараюсь помогать ей, как и когда могу – ну, там, в по вечерам, когда выпечку надо делать, и все такое.

– Жалко твоих родителей.

Он кивает. В животе у него все сжимается; он надеется, что с этой темой покончено. Ему не хочется вспоминать о том, как у матери случился нервный срыв, не хочется вспоминать об аварии, не хочется вспоминать ни о чем. Да почти всем здесь известна его история, и он рад, что ему ни разу не приходилось ее пересказывать.

– И ты живешь здесь с пяти лет?

– Мы переехали из Нью-Гемпшира, когда родители получили здесь работу. Они умерли, когда мне было шесть, и я жил у Джо до девятого класса, пока не переехал в общежитие. – Он наклоняется, чтобы лучше видеть ее лицо. – А ты? Твоя семья в городе живет? Я думал, что ты в школу из дома каждый день приезжаешь, но… – он замолкает, и тишина звенит в ответ.

– Колин… – произносит она наконец.

Странные вещи творятся с ним, когда он слышит, как она выговаривает его имя. Например, он начинает думать о том, что нужно сделать, чтобы она повторяла его вновь и вновь, громче.

Она смотрит на него.

– Насчет того, что я сказала вчера…

– Это ты о том, что попросила меня держаться от тебя подальше, и вот я выследил тебя среди ночи?

– Нет, не это, – вздыхает она, задирает голову, чтобы посмотреть в небо. – Я рада, что ты здесь.

Н-да, полная противоположность тому, что он ожидал.

Легче китайский понять, чем эту девушку.

– И?..

Люси с таким вниманием разглядывает звезды, что Колин начинает сомневаться, уж не собирается ли она их все пересчитать. Или, может, она видит там что-то, что недоступно ему?

– Не надо мне было говорить это вчера. Мне хочется, чтобы ты был рядом. Просто я не думаю, что тебе должно хотеться быть рядом со мной. – Она делает глубокий вдох, словно готовясь к ответственному признанию. – Вот теперь ты точно решишь, что я сумасшедшая.

Он смеется.

– Есть немного.

– Думаю, то, что я собираюсь сказать, и есть полное безумие.

Он глядит на нее, фокусируясь на том, как она слегка задевает зубами за нижнюю губу, когда разговаривает. Он уже знает, что в ней есть что-то странное. И уж точно странно то, что происходит между ними. И только сейчас, в этот самый момент Колин осознает, насколько тщательно он избегал думать обо всех этих странностях. После срыва матери, ставшего причиной смерти обоих его родителей, он приучился тщательно охранять собственный рассудок, никогда чересчур не углубляться в мысли о своем мрачном прошлом или – со временем – обо всем, что могло его обеспокоить. Рассказы о странностях школы Св. Осанны Колин всегда считал легендами, способом приструнить новичков и заманить летом хоть сколько-то туристов в городок по соседству. Но в ночных посиделках со странной незнакомкой на берегу туманного пруда есть нечто, что парадоксальным образом прочищает мозг.

И все же он борется всем своим существом, не желая признать очевидное. Колин буквально чувствует, как его мысли разбегаются, отталкиваясь от реальности, вроде как ему должно быть наплевать на все эти странности. Но в этот раз он сопротивляется, вслушиваясь в то, что говорит ему рациональная часть мозга. Он всегда знал, что Люси – необычная девушка. Ее волосы для него – светлые, а не темные. Ей, кажется, никогда не бывает холодно; она, похоже, никогда не ест. Она такая… другая. И когда он встречается с ней взглядом, цвет ее глаз – текучий, грозовой, тревожный серый, лед и металл, отчаяние и надежда – совершенно не похож ни на что, когда-либо посещавшее его воображение. И на мгновение он задумывается, реальна ли Люси вообще.

Глава 7

Она

Горло у нее будто сжимает невидимая рука, не желающая выпускать слова наружу Но это вовсе не какие-то загадочные сверхъестественные силы. Это самый обыкновенный страх. То, как ее убили – кровь, смерть, беспомощные крики, – самое яркое воспоминание в ее жизни. Она не имеет представления, сколько времени прошло с момента ее смерти и остался ли в городе кто живой из тех, что жили тогда. Парень, с которым она целовалась? Любимый учитель? Ее родители? Прошла неделя блужданий по территории школы. Неделя полного неведения относительно собственного имени или даже того, кто купил обувь, что была у нее на ногах. Неделя нарастающей паники, вызванной ощущением абсолютной внутренней пустоты. Спустя неделю узнать хоть что-то о своей жизни, пусть даже то, что она окончена – стало своего рода облегчением.

Но если правила в мире живых просты и понятны: собственно, главное – это оставаться в живых, то правила загробного существования – полная загадка. Есть ли ее вина в том, что случилось с Джо? Такое ощущение, что да. Тревога леденящим холодом заполняет пустоту в груди при мысли о том, что она могла причинить кому-то боль.

Уверена она только в одном: единственное, что стоит между ней и полнейшим одиночеством в этом мире – парень, который, явно нервничая, сидит рядом. И у нее и правда есть, о чем рассказать. Может, ее рассказ и будет коротким, и неправдоподобным, и с массой белых пятен, но она больше не может скрывать от него правду. Вопрос в том, захочет ли он вообще иметь с ней дело после этого.

– Люси? – спрашивает Колин, пригибаясь, чтобы опять заглянуть ей в глаза. – Я не имел в виду на тебя давить. Не хочется говорить – не надо.

– Нет, я просто пытаюсь подобрать слова, – слабо улыбается она ему и, затолкав поглубже дурные предчувствия, начинает:

– Я проснулась у озера пару недель назад. – Она указывает назад, за плечо. – Помнишь тот день, когда я тебя увидела? Я тогда только что пришла оттуда по тропинке.

Первая его реакция – молчание, ватная тишина между ними. Она украдкой косится на его профиль; он щурится, будто пытаясь перевести что-то с другого языка у себя в голове.

– Прости, не понимаю, о чем ты говоришь, – произносит он наконец. – Ты что, заснула там? Посреди леса?

– Я там появилась, – подчеркивает она последнее слово. – Не знаю, упала я с неба, или из воздуха материализовалась, или я спала там сто лет или один день. Проснулась – ни воспоминаний, ни вещей, ничего.

– Правда? – спрашивает он высоким, неровным голосом. Он опять смотрит ей в глаза – изучающим взглядом. Она видит, как по его лицу проходит тень. Тревога или, может быть, страх.

– Пожалуйста, не бойся, – шепчет она. – Я не причиню тебе вреда.

По крайней мере, я так думаю. Она зажимает ладони между коленками, словно ее руки способны на
Страница 11 из 14

такое, о чем она пока даже не догадывается.

Он откидывается на спинку скамейки, под высокими скулами ходят мышцы, и по его выражению совершенно ясно, что подобная мысль ему в голову до сих пор не приходила.

Она мотает головой.

– Прости, плохо я объясняю. Понимаешь, мне кажется, я знаю, почему я ничего не помню, и почему мне трудно взять что-то в руки, и почему мне не нужны ни сон, ни еда, ни… твоя куртка. – Она взглядывает на него снизу вверх, ожидая, что он скажет, но Колин молчит. Люси облизывает губы – глаза полны тревоги – и говорит:

– В общем, я уверена, что я мертва.

Глава 8

Он

Колин глядит на нее широко распахнутыми глазами, в голове ужас и полный сумбур.

– Так… – бормочет он, в то время как брови у него медленно ползут вверх; на губах – неуверенная полуулыбка. – Мертва…

Он моргает, прижимает ладони к глазам. Все, диагноз готов. Он спятил.

– Угу. – Она встает и делает пару шагов к пруду. Колин смотрит, как она вглядывается в свое отражение, и думает, бывает ли вообще отражение у мертвых девушек.

– Так значит, когда ты сказала, что ты пришла за мной, то имела в виду, что вернулась за мной из мертвых?

Ему видно, как она кивает, хотя она стоит к нему спиной.

– Да, именно это.

Страх, тяжелый и холодный, поднимается между ребрами. Нет, пожалуйста, нет.

– Но если ты мертва, как у тебя получается двери открывать, или… – он указывает на свою толстовку у нее в руках – держать в руках мою одежду, или даже форму школьную носить?

Она пожимает плечами.

– Не знаю. Мне кажется, выгляжу я так же, как и раньше. Все такая же долговязая. Но менее неуклюжая. – Она оглядывается и грустно улыбается, потом опять отворачивается. – Но чувствую я себя по-другому я менее плотная, менее…

Она замолкает и трясет головой:

– Просто менее. Я помню, как умерла, но я здесь. Вот и все, что я могу тебе рассказать.

Длинные, почти белые волосы свисают ниже подола ее синей рубашки, и она выглядит такой нереально прекрасной на фоне пруда под идеальным ломтиком полумесяца прямо над головой. Внезапно мысль о том, что он сходит с ума, не кажется такой уж абсурдной. Колин задумывается: а существует ли Люси на самом деле?

– Люси, какого цвета у тебя волосы?

Она поворачивается, на лице – непонимающая улыбка:

– Темно-русые?

При этих словах он роняет голову на руки и издает стон.

Люси подходит, садится рядом на скамейку:

– Почему ты об этом спрашиваешь?

– Да так, ничего.

Она тянется, берет его за руку, но он сразу же отдергивает ее, вскакивает, как ошпаренный, со скамейки и трет ладони о джинсы.

– Какого черта?

Руку все еще покалывает там, где коснулись ее пальцы, и ощущение постепенно сходит на нет, оставляя щекотное тепло. Ее прикосновение – как статическое электричество, будто она – облако заряженных частиц в форме девушки. Колин глядит на нее, потом тяжело вздыхает.

– Да что происходит? – шепчет он, глядя мимо нее, в небо. Внезапно ему вспоминаются все эти «крутые» ребята, которые возвращались из леса с историями о том, что они там видели. И как мама, бывало, говорила о… Господи, только об этом не думать. Люси – «ходок»? Невозможно. «Ходоки» – это реальность? Тем более невозможно. Оба варианта заставляют его задыхаться от паники. Потому что, если «ходоков» не существует – значит, он сошел с ума. А если они существуют… Значит, есть вероятность, что его мать все-таки не была сумасшедшей.

Но в этот момент во всех остальных отношениях он явно в здравом уме. Это точно. Он не забыл прихватить куртку, когда выходил, вон и обувь на нем. Мыслит вполне последовательно… вроде как. Когда он смотрит вокруг, то не видит ничего необычного – пауки по нему не ползают, звезды в небе не пляшут. Просто девушка с темными волосами, которые ему кажутся светлыми, говорит, что она – призрак, а на ощупь она – как статическое электричество.

Ну вот. Он сошел с ума.

– Почему я раньше-то об этом не подумал?

– Не подумал о чем?

Он машет рукой в направлении ее головы.

– Волосы у тебя светлые, а Джей говорит, они темные. А твои глаза? О, Господи. Что происходит?

– Мои глаза? Мои волосы? – Люси наклоняется, чтобы поймать его взгляд. – Ты что, видишь меня по-другому?

Он пожимает плечами. В груди будто несется галопом табун лошадей.

– Ты видел меня иначе, чем остальные, и раньше это тебя не беспокоило?

– Нет, до этого момента, – стонет Колин. – Наверное, мне тогда просто не хотелось об этом думать. Мне никогда не хотелось бы об этом думать.

– Думать о чем?

– Ни о чем. Забудь. – Он вцепляется руками в волосы.

– Моя рука – какая она на ощупь? – спрашивает она настойчиво.

– М-м-м?.. Как… – он трясет головой, пытаясь подобрать слова. – Энергия… и электричество…

Она опять протягивает ему руку. Он смотрит на нее некоторое время – кажется, вечность, – потом шагает вперед, тяжело дыша, и берет за пальцы. Между ними проскакивает разряд, который переходит в мягкую, мурлыкающую пульсацию. Нетвердым голосом он произносит:

– Как энергия и воздух? М-м-м… – Это мурлыканье пробуждает в нем странную жажду, настолько сильную, что у него кружится голова. Он снова отпускает ее руку и отступает назад, неистово тряся руками, будто пытаясь стряхнуть воду.

– Это безумие, Люси. Это безумие.

Она шагает ему навстречу, но он отступает назад, чувствуя, что ему нечем дышать. Кажется, когда она так близко, у него словно весь воздух из легких куда-то девается. Будто читая его мысли, она прячет руки в рукава рубашки.

Но спустя еще несколько долгих секунд любопытство одерживает верх. Он протягивает руку и высвобождает ее кисть из рукава, тянет к себе. Кончики его пальцев скользят по ее ладони, он поворачивает ее руку и прижимает к своей. Треск разряда, а потом – ровное, жужжащее, чудесное тепло, как облегчение после некой глубокой внутренней боли. Ее рука имеет четкие границы, но сомкнуть пальцы вокруг ее запястья у него не получается. Когда он нажимает слишком сильно, ее энергия, кажется, начинает отталкивать его пальцы.

Неужели это всего лишь работа его воображения?

– Вот это да, – выдыхает он. Она пытается высвободить руку, будто его прикосновение почти болезненно для нее. – Ты в порядке?

– Да… – кивает Люси. – Столько впечатлений. Твоя рука на ощупь такая горячая и… живая? Ощущения немного… слишком сильные.

Колин морщится, отводит взгляд и отпускает ее руку, бормоча извинения.

– Меня вроде как вообще не было, и вдруг внезапно я обнаружила себя там, на тропинке, – пытается объяснить она. – А то платье, которое на мне было? То, с цветочками? И сандалии, как у маленькой девочки?

Она замолкает, и он поднимает на нее глаза, ждет.

– Думаю, это то, в чем меня похоронили.

Да она боится, доходит до него. Глаза у нее глубокого, неистово-фиолетового цвета, в котором играют алые металлические отсветы. Надежда и страх, думает он, но страха больше. Колин крепко зажмуривается. У нее настроение по глазам видно.

– Колин, ты как?

Он прижимает ладони ко лбу и только стонет в ответ. В общем и целом он никак. Она пододвигается поближе.

– После того, как я увидела тебя, у меня было такое чувство, что я должна была тебя найти. Понимаю, что ты подумал. Поэтому я убежала.

– Я почти побежал за тобой, – бормочет он и сразу жалеет об этом. Весь этот разговор – все равно что
Страница 12 из 14

нестись, сломя голову, в полной темноте к крутому повороту, да еще на незнакомой трассе. Он понятия не имеет, как тут ориентироваться.

– После того первого дня я все время чувствовала, что меня тянет к школе. Я все сидела снаружи и… – Краем глаза он видит, как она поднимает на него взгляд. – Знаешь, когда дыхание задерживаешь, все внутри будто натягивается до предела, и ты думаешь, от чего так жжет в груди? Конечно, это же всего лишь кислород и углекислый газ, которым ты не даешь попадать в легкие и выходить наружу, но все равно жжет, правда?

У него распахиваются глаза, и он еле заметно кивает. Он в точности знает, о чем она говорит.

– Увидеть тебя – это было как снова начать дышать. – Она вглядывается ему в лицо. – Это, наверное, по-дурацки звучит, но когда я с тобой, – даже когда во всем остальном нет никакого смысла – я рада, что вернулась.

Это уже чересчур, и Колин не знает, как сказать ей: это совершенно невозможно, чтобы она была мертва, и весь этот разговор – игра его воображения. Но опять же, если все происходит у него в голове, стоит ли вообще переживать из-за того, что она несет полную чушь? Как вообще люди борются с подступающим безумием? Его мать точно не боролась.

Наоборот, после смерти его сестры она скатилась в депрессию настолько глубокую, что она могла не есть и вообще по нескольку дней не двигаться. Наконец, она стала уверять, что видела свою мертвую дочь на территории школы, потеряла рассудок и бросилась с моста на машине, в которой находились все оставшиеся в живых члены ее семьи.

Он глядит на Люси, и у него такое чувство, будто его вот-вот стошнит. Ее глаза – жидкий металл с искорками цвета. Ее волосы – светлые, почти белые, но только для него. Она говорит ему, что вернулась из могилы и что она пришла за ним.

– Я… Мне нужно…

– Это сумасшествие какое-то. Ты думаешь, я сумасшедшая. Я совершенно…

– Прости. Я должен…

– Пожалуйста, Колин, верь мне. Я бы никогда…

На середине фразы он встает, застывшим телом поворачивается и так быстро, как только может, шагает обратно к общежитию.

Глава 9

Она

Она смотрит, как Колин уходит прочь, и почти физически ощущает его смятение. Кажется, воздух становится холоднее с каждым его шагом, отделяющим их друг от друга, но на ладони до сих пор горит отпечаток его пальцев. Разговор прошел и хуже, и лучше, чем она ожидала. Лучше, потому что ей и вправду удалось все объяснить. Хуже потому, что он ушел… и то, как он ушел.

Встав со скамейки, Люси закутывается в куртку Колина. Она закрывает глаза, вдыхая его запах. Что ей еще остается, кроме как ждать? Разве она может винить его за панику, за страх, который она так отчетливо прочитала в его глазах? Единственный способ заслужить его доверие – показать ему, что все, что ей нужно – это быть рядом. Время у нее есть. Может быть, у нее есть даже вечность.

Бросив ему вслед последний взгляд, она отправляется в долгую одинокую прогулку обратно к сараю.

* * *

Следующим утром она сидит у статуи святой Осанны, крепко обняв колени руками. Она свыклась со странностями статуи; это единственная вещь, которая здесь, в мире живых, кажется такой же чужой, как она сама. Самые ранние пташки проходят мимо нее в стылом утреннем воздухе; болтают, смеются, что-то жуют. Едва ли не спят на ходу. У кого-то раскрасневшиеся щеки. У кого-то – рыжие волосы. У кого-то – темная, блестящая кожа. Несмотря на различия, девушку просто поражает, насколько разница между ними мала. Пространство вокруг каждого из них кажется пустым и тусклым.

Люси размышляет о том, что Колин, должно быть, ненавидит такую погоду. Интересно, станет ли он кататься на байке в такой день, как сегодня, прыгая с бревна на бревно, отрицая закон притяжения с помощью этого хлипкого достижения человеческой мысли – даже в такой дождь? Хотелось бы ей увидеть его таким – полностью поглощенным тем, что он любит.

И когда солнце добирается до верхушек корпусов, появляется Колин. Он выходит из-за угла, направляясь в Этан-холл на утренние занятия: длинные ноги, длинные шаги, все еще слишком длинные, взлохмаченные волосы. Он смахивает их со лба и кидает взгляд на часы, а потом пускается бегом. Люси ныряет обратно в тень, натягивая на голову капюшон его куртки. В отличие от прочих учащихся святой Осанны пространство, кажется, сгущается вокруг Колина. Воздух вокруг него, будто нагретый, слегка искажает контуры; кажется, потоки воздуха устремляются к нему, вовнутрь, будто желая быть как можно ближе к Колину – как и она.

– Доброе утро, – шепчет она в воздух, надеясь, что тот передаст ее приветствие.

Глава 10

Он

– Говорил ли я тебе, Дот, что ты – потрясающая? – спрашивает Джей, несмотря на то, что рот у него забит второй порцией тоста по-французски. Они сидят за столиком в самой кухне, наблюдая, как Дот и другие повара готовят завтрак для сотен старшеклассников, которые вот-вот заполонят собой столовую. Здесь они могут поесть в тишине и покое, да еще есть шанс стащить лишнюю порцию вкусного бекона.

Но сегодняшним утром Колин еле ковыряется в тарелке.

– Если я такая потрясающая, почему мне вечно приходится носить за тобой посуду в раковину? – бросает она через плечо.

Джей немедленно меняет тему.

– Собираешься куда-то вечером после работы?

Дот, проходя за стулом Колина, ставит на стол пакет апельсинового сока, а потом разворачивается к плите и за десять секунд переворачивает семнадцать тостов по-французски на другую сторону.

– Ага. Еду на турнир по покеру в Спокейн. В прошлый раз мне флеш-рояль выпал. Лучший выигрыш вечера. – Она улыбается и слегка пританцовывает на месте, нарезая апельсины.

– Не нравится мне, Дот, что ты едешь в такую даль совершенно одна, – беспокоится Джей.

– Ой, ладно, – фыркает та. – Зрение у меня получше твоего, парень. Видала я некоторых твоих девушек.

При слове «девушки» она показывает в воздухе кавычки.

– Неужели ты предпочтешь компанию старых леди нашему обществу? Обидно мне, Дот. Будь я лет на десять постарше… – Джей замолкает, поигрывая бровями в ее направлении.

– Джей, ты меня иногда пугаешь. – Колину не нужно дополнительных стимулов, его и так тошнит этим утром. Он не спал – вообще. Он практически не рискует поднимать глаза, из страха, что увидит еще какие-то доказательства своего сумасшествия.

Он разваливается на части.

Дот вновь наполняет тарелку Джея и вытирает руки о фартук с надписью «БЕКОН ГОЛЫШОМ НЕ ЖАРЯТ».

– Вы же знаете, я с ума сойду, если буду безвылазно сидеть в этом месте.

Тут все замолкают, и Колин прямо чувствует, как оба впиваются в него взглядом, ожидая, как он отреагирует на оговорку Дот. Тот самый сирота Колин, который понятия не имеет, что ждет его в будущем, и, наверное, никогда не уедет из этого маленького городка.

Чтобы сменить тему, он спрашивает первое, что приходит на ум:

– Дот, скажи, а ты когда-нибудь «ходока» видела? – И сразу же жалеет об этом.

Она останавливается с зависшим в воздухе ножом. Сквозь стену кухни Колину слышен топот – из коридора в столовую врываются голодные старшеклассники.

– Надеюсь, что нет, но иногда… Я не уверена.

Ее словам требуется несколько секунд, чтобы преодолеть путь от ушей Колина до той части его мозга, которая способна отыскать в них смысл.

– Так ты думаешь, они
Страница 13 из 14

все-таки существуют?

Она поворачивается и нацеливает на него лопатку

– Ты опять насчет твоей мамы? Ты же знаешь, я ее любила, как родную дочь.

Джей молчит, вновь обратив все свое внимание на тост по-французски. Ему известно о Колине практически все. И уж точно ему известна история о том, как умерли его родители, и, больше того, ему известно, насколько Колин не любит разговоры об этом,

– Мне просто интересно, – бормочет Колин.

Отвернувшись обратно к плите, в нависшем молчании женщина переворачивает еще пару тостов, а потом говорит:

– Иногда мне кажется, что они – среди нас, вот только мы их видеть не хотим.

Джей смеется, будто Дот пошутила. Но не Колин.

– Может, в остальном я – старая сумасшедшая, но здесь, думаю, я права.

– Что ты имеешь в виду? – Колин начинает разрывать школьную газету на узкие полосочки; он пытается сделать вид, что это – самый обычный разговор. И он не ловит каждое слово. – Ты веришь во все эти истории?

– Не знаю. Все мы слышали о солдате на скамейке и девушке, исчезающей в лесу. – Она задумчиво щурится. – Газетчики любят порассуждать о том, какое это странное место. И школа выстроена прямо там, где похоронили тех детей. Пожар в ту же неделю, как школа открылась. Все мы знаем, что люди кое-что видели, и не раз. Кто-то видел яснее, чем другие.

Потом она тихо добавляет:

– Да кто теперь вообще знает, что реально, а что – нет?

Колин ковыряется у себя в тарелке.

– Так что, ты думаешь, они вообще везде есть? Призраки, духи и все такое? Не только здесь?

– Ну, может, не «вообще везде», но уж наверняка пара-тройка всегда рядом. По крайней мере, так люди говорят. – Колину кажется, что она при этом смотрит в окно, в направлении озера, но он не уверен.

– Если ты их не видела, то откуда ты знаешь? – присоединяется к разговору Джей. – Я такое слышал, закачаешься. Нужно быть совсем сумасше…

Он резко замолкает, быстро косится в сторону Колина и опять набивает себе рот тостом по-французски.

– Если ты думаешь, что в мире мало вещей, которых ты не понимаешь, тебе и вилку доверить нельзя. – Тихий смешок Дот смягчает ее слова.

У Колина вдруг появляется мерзкое ощущение в животе, будто у него все внутренности растворились. Он не знает, что хуже: если бы он потерял рассудок или если бы истории, от которых он отмахивался всю жизнь, на самом деле оказались правдой. И если Люси может быть мертва.

– Что они здесь делают, как ты думаешь? – спрашивает он тихо.

Она взглядывает на него через плечо, молча поднимает бровь.

– А ведь ты все это всерьез принимаешь, парень. – Она отворачивается обратно и не сразу отвечает на его вопрос, переключив внимание на огромную кучу сушеной клюквы, которую начинает крошить. Сильный свежий аромат ягод заполняет комнату.

– Кто знает? Может, они присматривают за нами, – говорит она, пожимая плечами. – Или ждут нас, чтобы встретить, когда мы умрем. – Она разом смахивает нарезанные ягоды в миксер.

– А может, они просто тут застряли. Может, у них остались незавершенные дела.

– Незавершенные дела вроде мести? – спрашивает Колин.

– Ну, да, если они плохие. И это довольно просто понять. Мне всегда казалось насчет той стороны: там все либо хорошие, либо плохие. В жизни все серое. Уж смерть-то должна вносить ясность – черное или белое.

Она достает тесто и начинает лепить плюшки, и Колин смотрит, как она это делает – в сотый, наверное, раз. Но сейчас каждое ее движение кажется словно более весомым – словно он и не замечал никогда, насколько опыт придает им смысла.

– Спасибо, Дот.

– За что? За высокопарную болтовню насчет мертвых?

– Ну, когда ты не рассуждаешь часами о симпатичном бариста из той кофейни или о благотворном влиянии ананасов на твою сексуальную жизнь, с тобой правда можно дело иметь.

– Стараюсь, как могу. – Она кивает на шкафчик над столом. – Достань-ка мне бумагу для выпечки.

Даже от привычного дела – помогать Дот с выпечкой – Колину не становится лучше. Напротив, ему становится только хуже. За последние десять лет можно по пальцам пересчитать те случаи, когда он настолько раскисал. Но Дот не сказала, в общем-то, ничего нового; всю свою жизнь он слышал одно и то же: общие фразы насчет посмертного существования и что «ходоки», может, и существуют, и что его мать, возможно, не сошла с ума. Подобного рода утешения недорого стоят, потому что, в общем и целом, какая разница, была ли она сумасшедшей. Ее больше нет.

Ее нет, и отца тоже, а его сестры Каролины нет еще дольше. А теперь, похоже, и для Колина время настало. В первый раз с тех пор, родители умерли, Колину настолько очевидно его полное одиночество в этом мире. Как бы ни любили его Дот, Джо и Джей, с этим они ему помочь не могут.

Дот находит его снаружи у задней двери. Он сидит на ступеньках и здоровой рукой чертит что-то палкой на стылой, покрытой изморозью земле. Она приоткрывает дверь, и поток теплого воздуха шевелит ему волосы на затылке.

– Что ты здесь делаешь?

– Думаю. – Он вытирает лицо, и она это замечает; выходит и садится рядом.

– Ты чем-то расстроен, ребенок?

– Все в порядке.

– Не надо мне врать. У тебя ж обычно улыбка с лица не сходит. Легко заметить, когда что-то не так.

Колин поворачивается, чтобы взглянуть на нее, и выражение ее лица смягчается, когда она видит его обведенные красным глаза.

– Все, Дот, со мной покончено. Я серьезно не знаю, сошел я уже с ума или нет.

Ему просто невыносимо видеть, как она меняется в лице, какой виноватый у нее делается вид, будто это она в ответе за его несчастную жизнь.

– Не сошел.

– Ты даже не знаешь, почему мне так кажется.

– Могу попробовать догадаться, – отвечает она тихо. – Хочешь об этом поговорить?

– Да, в общем, нет, – слабо улыбается он ей. – Но спасибо.

– Я на своем веку немало повидала безумия. И, прости Господи, уж у тебя-то больше причин, чем у всех нас, искать дыры в собственном рассудке. А тебе поможет, если я скажу, что знаю точно: ты совершенно нормален?

Колин невесело смеется.

– Откуда ты знаешь?

– Просто знаю, – говорит она с абсолютной уверенностью.

– Может, это мне только кажется, что ты так говоришь. Да все в порядке, Дот. Со мной все в порядке.

Она молча глядит на него, а потом очень сильно щиплет за руку. Он вскрикивает, потирая больное место. У Дот исключительно мерзкий щипок.

– Какого черта, Дот?!

– Видишь? – посмеивается она. – Это тебе не показалось. А уж если вспомнить, что ты перенес – а любого другого это отправило бы в могилу, – но при этом живешь так, будто завтра не существует, то да, иногда у меня есть причины считать тебя абсолютным психом. Но если ты сумасшедший, то я – молодая и уродливая, а мы оба знаем, что это не так.

Колин урывает минутку перед началом занятий проверить, как там Джо. Он испытывает облегчение, увидев, что его крестный уже сидит, уминая огромную порцию тостов по-французски с беконом.

– Доставка Дот? – интересуется он.

Джо кивает и тычет вилкой в сторону стула рядом с кроватью.

– У тебя есть время посидеть?

– Пара минут.

Колин садится, и теплое молчание заполняет пространство между ними. Это так привычно – их тихие посиделки почти без слов. Пока Джо ест, Колин смотрит в окно на ребят, спешащих на уроки.

– Хорошо спал? – спрашивает Джо, прожевав очередной кусок.

– Это мне у
Страница 14 из 14

тебя надо бы спрашивать.

– Спал как мертвый, – говорит Джо. – Мэгги меня до ушей накачала обезболивающим.

– Да уж, что ты там нес… – кивая, говорит Колин.

– Кто та девчонка?

Когда до Колина доходит смысл вопроса, сердце у него замирает, а потом пускается в галоп.

– Какая девчонка?

– Та, которая подошла ко мне на крыльце. Ну с темными волосами. Хотела помочь, но сказала, что не может.

– Она так сказала?

Потягивая кофе, Джо смотрит на Колина.

– Я, наверное, с ума схожу, парень, но мне надо знать: она прекрасная или ужасная?

– Что? – Колин придвигается ближе.

Быстро взглянув на дверь, чтобы убедиться, что они одни, Джо шепчет:

– Та девчонка. Она прекрасная или ужасная?

– Прекрасная, – шепчет в ответ Колин.

– Я подумал… Ее лицо прямо расплавилось, и она стала самой поразительной вещью, что я когда-либо видел.

У Колина вдруг начинает кружиться голова, да так сильно, что ему требуется несколько секунд, прежде, чем он может ответить.

– Это, наверное, обезболивающие, – говорит парень, сглотнув. – От них чего только не увидишь.

– Нет, парень, – ворчит Джо, не сводя глаз с Колина, – Это было до того, как я упал.

– Я… – Колин почти не чувствует кончиков пальцев; мир будто смыкается вокруг него. – Ты, наверное, не так все запомнил.

Джо не отвечает, и Колин неохотно продолжает:

– Ее зовут Люси

Джо закрывает глаза и трясет головой.

– Ну, будь я проклят.

У Колина к горлу подступает тошнота.

– Джо?

– Люси… Так звали девушку, которая была убита здесь, в школе. Плохие здесь были времена лет, наверное, десять уже назад. То же самое лицо. Я уж думал, у меня с головой что-то не так. – Он смеется, съедает дольку апельсина. – Наверное, все-таки обезболивающее виновато.

* * *

Колин ныряет в компьютерную лабораторию, не включая света, чтобы не обнаружить себя.

Он вспоминает, как сделал это в первый раз: они напились тогда с Джеем на школьном костре, были посиделки на краю леса и истории про призраков – и он решил проверить, есть ли доля истины во всех этих страшилках. Поисковый запрос выдал гораздо больше ссылок, чем он мог предположить, учитывая, что большинство людей списывали все это на местный фольклор. Истории о месте, где уровень смертности среди учеников был выше, чем в любой другой школе-интернате страны. Но какая еще школа может похвастаться такими суровыми зимами и огромной территорией, заросшей лесом? Колин никогда не понимал, почему кого-то удивляет, что дети умирали или исчезали здесь чаще, чем где-либо еще, от таких вещей, как холод, воспаление легких и самоубийство. Даже будучи под кайфом, он не мог поверить во все это.

Он смутно припоминает, что встречал где-то историю, о которой говорил Джей, про погибшую девушку. На большинстве сайтов есть информация об убийце, о суде над ним и последующей казни; но, поскольку убийство произошло лет десять назад, он находит только два новостных сюжета, посвященных убийству. Колин кликает на ссылку с фото, и зажимает рот рукой, чтобы не вскрикнуть, когда видит ее лицо.

Волосы у нее темные, и черты лица кажутся не такими хрупкими, но это – она. Под фотографией – статья из газеты «Кер Д’Ален».

В понедельник начались слушания по делу Херба Августа Миллера, задержанного по подозрению в убийстве семнадцатилетней Люсии Рейн Грей, а также еще семи подростков, убитых за последние восемь лет. Слушания будут продлены до 1 июня.

Обвинение предполагает, что бывший директор школы Св. Осанны, находящейся вблизи Кер Д’Ален, 42-х лет, преследовал Люсию в течение нескольких недель перед убийством. То, что преступление было совершено в стенах школы, где работал Миллер, – притом, что прошлых своих жертв он выбирал за пределами штата – указывает на возросшую уверенность убийцы в собственной способности избежать наказания. Предположительно, Миллер вызвал жертву к себе на служебную квартиру, накачал наркотиками и унес в лес, где перерезал ей горло, а потом вскрыл грудную клетку. После этого Миллер извлек сердце жертвы – как становится очевидным, эта мрачная деталь характерна для его «почерка».

Полиция застала Миллера за попыткой похоронить тело в лесу около школы после того, как мальчик, учащийся школы, увидел, как Миллер уносит сопротивляющуюся девушку в лес. Мальчик сообщил одной из служащих школы, которая сразу позвонила 911.

«Этого человека мы выслеживаем вот уже восемь лет. Стольким семьям по всей стране он причинил невыразимую боль. И вполне возможно, что он продолжил бы совершать преступления в нашей школе, если бы не храбрость мальчика, позвавшего на помощь, – сказал Мо Рокфорд, шериф Кер Д’Алена, на пресс-конференции в пятницу утром. – Захват Херба Миллера снял огромный груз с плеч правоохранительных органов, и наш город в долгу перед мальчиком и перед работником школы, совершившим звонок.

Миллеру предъявлены обвинения в семи случаях убийства первой степени. Штат будет выступать за вынесение смертного приговора в свете отягчающих обстоятельств – жестоких пыток и последующего расчленения жертв. Семнадцатилетняя Грей была самой юной среди убитых Миллером.

Это не первая трагедия в истории школы, выстроенной на месте захоронения первых поселенцев, двигавшихся на Запад; стоит вспомнить и пожар 1814 года, унесший жизни двух детей через два дня после того, как школа была открыта. Несчастья преследовали школу Св. Осанны многие годы: еще несколько человек из учеников школы и ее посетителей стали жертвами глухих лесов, ледниковых озер и сурового климата здешних мест.

Колин прекращает читать и закрывает окно браузера, чтобы никто не мог проследить историю его поисков.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (http://www.litres.ru/kristina-loren/sovershenstvo/?lfrom=931425718) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

notes

Примечания

1

Перевод Валентина Савина.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Здесь представлен ознакомительный фрагмент книги.

Для бесплатного чтения открыта только часть текста (ограничение правообладателя). Если книга вам понравилась, полный текст можно получить на сайте нашего партнера.

Adblock
detector