Режим чтения
Скачать книгу

Квартал. Прохождение читать онлайн - Дмитрий Быков

Квартал. Прохождение

Дмитрий Львович Быков

Дмитрий Быков – пожалуй, самая непредсказуемая фигура в современной литературе, а «Квартал» – самая загадочная его книга. Это увлекательный квест, где главный герой – читатель. Каждый день на протяжении трех месяцев вы должны совершать самые абсурдные действия. Но при ближайшем рассмотрении они ничуть не абсурднее, чем кликанье мышью в компьютерной игре…

Автор гарантирует: после прохождения «Квартала» любой обретет богатство и независимость. Главное – дойти до конца!

Дмитрий Львович Быков

Квартал. Прохождение

От издателей

Как многие изобретения и тексты, «Квартал» приходит в Россию кружным путем. Пять лет назад эту книгу на родине автора отвергли все издательства, не говоря уж о журналах. На фрагментарную публикацию, предложенную эзотерическими и малотиражными «Направлениями», он не пошел по очевидным причинам. Выкладывать текст ежедневными порциями в Сеть было тем более бессмысленно – это лучший способ похоронить идею на всемирной помойке. Понадобились два десятка изданий на десяти языках, «Квартальный» бум в США и Латинской Америке, конференция в Оксфорде, инициированная «Кварталом» кампания за возвращение в обиход бумажной литературы, чтобы книга, изданная под псевдонимом Иван Солюшин (Ivan Solution), привлекла внимание отечественного издателя и вышла на родном языке.

Это помогло нам получить единственное интервью, появившееся в «Снобе» и сопровождавшее первое издание «Квартала» на португальском языке. Подчеркиваем: это единственное известное интервью Автора, категорически отказывающегося встречаться с прессой всё то время, пока он скрывался под псевдонимом. (Пресловутая беседа беседа по скайпу с мексиканским «NAVEGADOR» – очевидный и бездарный фейк.) С разрешения Автора мы приводим этот наш разговор в качестве предисловия к первому изданию на родине, чтобы избавить читателя от хождений по многочисленным FAQ’ам и дать ему полную информацию из первых уст.

Из интервью с автором

– Вы обещаете читателю, выполнившему все ваши рекомендации, не только счастье – его все трактуют по-разному, – но и вполне конкретное богатство.

– Это так. И согласитесь, шале, на втором этаже которого мы беседуем, отчасти подтверждает мои слова.

– Но количество денег и благ в мире ограничено. Что, если все последуют вашим рекомендациям?

– Это опасение так же наивно, как страх толстовских современников: что, если все примут «Крейцерову сонату» как руководство к действию?! Ведь прервется род человеческий! Не бойтесь: если Евангелие, подкрепленное воскресением Христа и многочисленными свидетельствами его чудес, за две тысячи лет не обратило человечество к добру и правде – чего ждать от скромного описания духовной практики, своего рода интеллектуальной физкультуры? Разбогатеть и так очень просто, уверяю вас. Деньги валяются под ногами. Нужно только нагнуться – но как раз нагибаться люди и не хотят. А что, если у меня не получится? Что, если друзья увидят меня полусогнутым? Что, наконец, если я потом не разогнусь? Не преувеличивайте готовности людей открыться новому знанию. Чтобы с должным терпением и аккуратностью выполнить все рекомендации, изложенные в «Квартале», нужно куда больше решимости и ума, чем для полного прохождения серьезного компьютерного квеста. Тем более что здесь все происходит непосредственно с вами – вы и есть герой этого квеста, и ни цель, ни смысл игры вам неизвестны. Известен в лучшем случае один из побочных результатов – обогащение. Большинство проходимцев – так я иронически называю тех, кто предпочитает именоваться «дошедшими», – сообщают также о достижении внутренней гармонии, некоторые обрели счастливую любовь, почти у всех улучшилось здоровье… Но это, так сказать, факультативные результаты – их может и не быть. Я гарантирую вам только богатство. И обещаю, что за него не придется платить слишком дорогую цену.

– То есть?

– То есть это не тот случай из «Сталкера».

– При каких обстоятельствах вы получили откровение, первый импульс, саму идею «Квартала» – назовите как хотите?

– Это единственный вопрос, на который я не могу вам ответить.

– Единственный?

– Да. В остальных ответах можно отделаться казуистикой, эзотерической демагогией, юмором – но не здесь.

– Значит ли это, что способ передачи откровения был не вполне обычным?

– Не знаю, что вы подразумеваете под «обычным способом передачи откровения».

– Понятно. Это и есть обещанная эзотерическая казуистика. Спросим иначе: стоит ли за «Кварталом» некая рациональная теория – или это результат интуиции, стихийного озарения?

– Вполне рациональная теория, появившаяся, скажем так, при не совсем рациональных обстоятельствах. Вы же не станете отрицать молитвенную практику? Вследствие выполнения некоторых обрядов – иногда простейших, иногда сложных, как жертвоприношение или долгая аскеза – в вашей жизни наступают перемены, чаще всего непредсказуемые. Далеко не все, как вы знаете, худеют в результате поста. Пост – не диета. Отсечение крайней плоти не делает вас ни умней, ни чище, ни даже неуязвимей перед специфическими заболеваниями. Отбивание определенного числа земных поклонов никаким рациональным образом не ведет к исцелению от пневмонии, похоти или перхоти. Безмолвный диалог с тем идеальным родителем, которого вы принимаете за Бога и называете на письме с большой буквы, не приближает вас к исполнению заветных желаний. Тем не менее путем долгих наблюдений человечество пришло к выводу, что именно эти действия и размышления в строгой последовательности делают вас лучше, а вашу жизнь – безопаснее. Мне посчастливилось расширить алгоритм, только и всего.

– Но между молитвой и духовностью есть хоть какая-то связь, за Великим постом стоит конкретная пасхальная мифология и т. д. Действия, которые предлагает «Квартал», нарочито абсурдны.

– Вовсе нет. Не стану вдаваться в подробности, но эксперименты с Буппи и другими его товарищами помогают избавиться от второй личности – точнее, вынести ее вовне и объективировать; цельность, как вы знаете, способствует успеху. Если брать совсем широко – заметьте, я не напускаю тумана и не понтуюсь, по-русски говоря, – комплекс упражнений «Квартала» в пределе ведет к избавлению от лишних зависимостей, а если еще откровеннее – помогает выпасть из разнообразных граф и рубрик. Человек, выпавший из ниши, уже не подлежит действию тягостных закономерностей. «Квартал» учит своеобразному «шагу в сторону», выходу из обыденности. Именно с этого начинается путь к тому, что я называю метафизической удачей. К этой метафизической удаче готовы не все, и оттого главный прыжок делают лишь немногие читатели «Квартала» – не более десятой части. Однако для этого прыжка и сопутствующих ему мероприятий нужны, как правило, деньги. Очень жаль, что большинство читателей ограничиваются их получением и считают это конечной целью всего мероприятия.

– Здесь угадывается перспективная франшиза – «Квартал-2», «Квартал-2.1», «Квартал Красных Фонарей»…

– Увы. Никакая франшиза невозможна. На первом уровне «Квартала» вам уже дано все необходимое – внутренняя свобода и деньги. Дальше каждый решает только сам. То и другое
Страница 2 из 20

несложно истратить.

– Согласитесь, вы оставляете своего героя в довольно странной точке.

– На свете – по крайней мере в литературе – хорошо только странное, все остальное давно написано. Но эта точка как раз не странна – она довольно естественна. Я оставляю читателя на вершине, на полюсе, откуда ведет бесконечное количество дорог: в любовь и свободу, в жизнь и смерть, в продолжение путешествия и в дом, который можно теперь выстроить где угодно, кроме, конечно, этой точки. Можно, впрочем, рассматривать ее и как дно. Тем неизбежнее подъем.

– На Западе некоторые истолковали этот финал как призыв к самоубийству…

– Не на Западе, а на Востоке, в Японии, где вообще всё толкуют как призыв к самоубийству. Им только предлог дай… Нет, соблазн смерти – испытание, воспитание смертью там совсем в другой главе, но зашифровано это так, что читатель проходит через опасную точку, почти не чувствуя ее. Мысль о смерти нужна, но как фон, а не как вершина. Сосредоточенность на ней вообще дурна – как на любой промежуточной ступени: кто-то на смерти, кто-то на сексе, кто-то на еде… А надо сосредоточиться на другом, на том, к чему я отфутболиваю читателя, заставив его побиться о 90 преград и рамочек: 15 октября он влетает прямо в лунку. Да, это пинбол – вполне уважительное сравнение.

– Будете ли вы что-то писать и публиковать под собственным именем?

– Конечно. Вряд ли это будет напоминать «Квартал».

– Некоторые утверждают, что все это затеяли издатели с единственной целью – спасти бумажную книгу от вытеснения электронной.

– Изящный ход, но тоже побочный. Я не скрываю, что бумажная книга кажется мне более антропной, более, что ли, человекоудобной, чем электронная. Однако «Квартал» не может быть электронным по определению: как вы из электронной книги вырвете страницу, чтобы сложить голубка, как в рекомендации от 7 августа, или оставить записку, как в рекомендации от 5 августа? После правильного прохождения «Квартала» ваш экземпляр лишится доброй трети страниц, а остальные будут в таком виде, что для перечитывания лучше сразу покупать второй экземпляр. Тем более что при выполнении рекомендаций первый часто теряется.

– Гениальный маркетинговый ход.

– Банальный здравый смысл.

– У вас, наверное, навязли в зубах вопросы о пикаперстве…

– Навязло в зубах пикаперство, поскольку клерк противен и сам по себе, а клерк, записавшийся в секту, противен настолько, что минус на минус почти обращается в плюс. «Тренинг личностного успеха», предлагающий своим адептам публично спеть, подарить зажигалку соседу по сабвею или возненавидеть родителей, которые так неправильно его воспитали, – зрелище скорее трогательное, чем отталкивающее. Сквозь парфюм разномастной – чаще всего американской – шарлатанской терминологии пробивается такое амбре менеджера низшего звена с брянским прошлым… Зайдите в любое азиатское кафе типа «Япоши», в любую чашку-кружку-рюмку-манию-фобию, и за соседним столиком молодой человек в мятом костюме будет клеить девушку с плохой кожей и неестественным смехом, говоря при этом дословно следующее: «Пойми, мне нужен как бы позитив, с охуенно высокой мотивацией», – и размахивать, размахивать руками. «Квартал» предлагает вам билет на самолет и небольшой чемодан с самым необходимым впридачу – жаль, если вам понадобится только чемодан. Пикап учит вас за огромные деньги, путем бессмысленных усилий и жестокой ломки украсть ручку от этого чемодана или носовой платок, лежащий на его дне.

– Напоследок позвольте спросить серьезно.

– А это все было как?

– Это было для «Сноба», а последний вопрос – наш личный. Как вы сами определяете жанр «Квартала»: это роман в непривычной форме, лирическая поэма, пародия на учебники жизни, эзотерический трактат, религиозная литература?

– Перечисленные вещи не кажутся мне взаимоисключающими. Толстой о «Войне и мире» – простите за аналогию – говорил: «Это не роман, еще менее поэма, еще менее историческая хроника». Так вот: это роман, еще более поэма, еще более учебник жизни и пародия на него, а нерелигиозной литературы не бывает так же, как и безадресной молитвы. Впрочем, там есть жанровое определение, которое меня вполне устраивает. «Квартал» – это прохождение. Солюшин, проще говоря.

От автора

Главный герой этой книги – вы, читатель.

Это первая такая книга в истории человечества.

Только от вас зависит, насколько убедительно выстроится сюжет, как будет обстоять дело с эмоциями и смыслом.

Это не рассказ о действиях и взглядах каких-то никому не нужных и, может, давно умерших, а то и никогда не существовавших людей. Это рассказ о том, что будете делать вы, здесь и сейчас, в эти три месяца.

И если вы все сделаете хорошо, это будут хорошие три месяца и хорошая книга.

Стартовые условия неважны, а финишные я уже предусмотрел.

Скажу сразу: это нужно не мне, а вам.

Все, что было нужно мне, я уже сделал.

Я посягаю всего на три месяца вашей жизни – один квартал с 15 июля по 15 октября.

Вы можете начать практику в любой другой день, но результат не гарантирован. Проще говоря, его не будет.

Отклонения от рекомендаций допустимы только в том случае, если вы хотите обессмыслить всю затею. Прохождение не требует никаких специальных жертв, физической подготовки и особенных талантов. Все, что нужно для строгого выполнения рекомендаций, вы приобретете по ходу. Ни один совет не опережает ваших возможностей. Ничего невыполнимого в книге нет.

Главный бич детективщиков – стремление читателя непременно заглянуть в конец и узнать, кто убил герцогиню. За двести лет бурного развития детектив справился с этой опасностью: техничные писатели научились громоздить в финальном монологе сыщика (до прибытия полиции 40 минут, и есть время объяснить собравшимся, почему скрутили именно садовника) такое количество имен и обстоятельств, что без внимательного чтения 347 пропущенных страниц читатель ногу сломит. Все обошлось бы, Руперт, но вы не учли того, что в кармане у Пэйлин были не только ключи. Там был еще и триграм. Как?! Ведь я отдала его Шарлотте! Ха-ха. Поймите, Лайза, никакой Шарлотты не было в природе. Это переодетый Эверетт. Не может быть, я спал с ней! Мало ли с кем вы спали, Уилкс. Вы спали и с Холли, а между тем это был я. Какая Холли, черт побери? И самое главное: откуда в финале вдруг является садовник – когда действие перенеслось на верхнюю палубу «Королевы-бабушки»?! Уметь надо, дорогие друзья, и я умею. Не стану грозить вам смешными карами – вы можете хоть сейчас заглянуть на последнюю страницу и узнать конечный пункт нашего прохождения, и, если завтра вы сломаете ногу, это не будет иметь ровно никакой связи с вашим нынешним нетерпением. Просто нетерпеливые люди часто ломают ноги, хотя иногда им везет. Заглядывайте куда хотите, листайте книгу в любом порядке – она построена так, что понять ее логику, и то не наверняка, может только тот, кто проделает все прохождение от начала до конца. Ведь чтение прохождения к любому квесту ничего не скажет вам о квесте, хотя часть удовольствия вы себе испортите.

Я не заставляю, не соблазняю и не уговариваю. Следовать или не следовать рекомендациям «Квартала» – ваше личное дело. Прохождение не потребует от вас ни денежных трат, ни подвигов. Оно совместимо с
Страница 3 из 20

работой – если только вы не дежурите круглосуточно – и с любыми семейными обязанностями. В паре особо оговоренных случаев вам потребуется на день-другой сменить местожительство, но учтите, что при тщательном соблюдении всех предыдущих инструкций это необходимо для вашей же безопасности. Можете проверить, но не советую.

После 17 августа, 9 сентября и 3 октября в вашей жизни могут произойти значительные изменения, которые приготовят вас к финальной перемене. Если после 9 сентября ничего не изменится, вы нарушили какую-то из инструкций. 15 июля следующего года можно начать сначала. Продолжать бессмысленно: вреда не будет, но и толку тоже.

Действия, рекомендуемые «Кварталом», могут показаться вам абсурдными. Но они ничуть не абсурднее, чем кликанье мышью сначала на плохо нарисованного полицейского, а потом на масленку, чтобы полицейский поскользнулся на масле и не сумел схватить кривоногую Арабеллу, которая ускользает в щель между мирами, чтобы пронести в зловещую Монструозию спасительный артефакт в виде черных сатиновых трусов. А ведь подобным занятиям вы посвятили не один час и притом без всякой надежды на обогащение.

Я обещаю вам только одно: полное прохождение «Квартала» гарантирует вам богатство, независимость и счастливые личностные перемены. Смешно гоняться за ребенком с ведром черной икры, умоляя попробовать ложечку. Глядишь, втянется, и что тогда делать?

Желаю удачи.

Предметы, которые понадобятся вам для прохождения игры

1. Бесполезная вещь, которая вам дорога.

2. Полезная вещь, которая вам не нужна.

3. Вещь, которую вы давно собирались выбросить.

4. Вещь, которую вы купили не позднее, чем три месяца назад.

5. Вещь, которая напоминает вам о детстве.

6. Вещь, которая вдвое больше пачки сигарет.

7. Вещь, которая вдвое меньше пачки сигарет.

8. Вещь размером с пачку сигарет.

9. Вещь, которая не принадлежит вам по праву.

10. Вещь, о приобретении которой вы жалеете.

11. Мягкая игрушка.

12. Вещь, которая появилась у вас неизвестно откуда (вы не помните ее происхождения).

13. Вещь, которую приятно взять в руки.

14. Вещь, которую держал в руках близкий человек.

15. Вещь, связанная с вашей ошибкой (напоминающая о ней).

16. Головоломка.

17. Смешная вещь.

18. Книга на иностранном языке.

19. Фотография незнакомой местности.

20. Прядь волос.

21. Вещь, напоминающая часть человеческого тела.

22. Компактная вещь белого цвета.

23. Купюра.

24. Зеркало.

25. Драгоценность (Украшение).

26. Вещь, принадлежавшая умершему.

27. Вещь, которую вам подарил неприятный человек.

28. Вещь, похожая на вас.

29. Поводок для собаки.

30. Политическая карта мира.

31. Карта звездного неба.

Если у вас нет вещи, подходящей под какое-нибудь из описаний, ее можно попросить у кого-то, можно украсть, но не советую покупать. Нарушая эти условия, вы не обманете никого, кроме себя. Некоторые предметы могут совмещать в себе несколько нужных качеств, например, вам может быть дорога мягкая игрушка меньше сигаретной пачки, которая напоминает вам о детстве. В таком случае выберите то качество предмета, которое в нем выражено сильнее всего.

ВНИМАНИЕ! Все предметы должны быть подготовлены до 15 июля. Храните их в надежном месте и не перепутайте.

КВАРТАЛ. ПРОХОЖДЕНИЕ

Андрею и Алисе

15 июля

Перепечатайте на компьютере следующий текст.

Июльские вечера полны невыносимой грусти. Три-четыре дня в середине июля – пауза, все застыло на вершине, как черно-белые ночные облака все еще светлой ночью. Это те самые облака, которые медленно-медленно переходят границу над ружьем часового, пока, набегавшись на даче, спит девочка Светлана, выставив из-под одеяла ноги, искусанные комарами, исхлестанные травой.

Тихи июльские ночи, даже собаки не брешут. Пик лета, с которого начинается спуск вниз. Этот спуск едва обозначается, как первая звезда около девяти вечера: играешь в бадминтон, задираешь голову, чтобы отбить волан, и видишь, как в серо-фиолетовом небе мерцает голубая точка. И с соседнего участка пахнет цветущим табаком. Вот тогда и понимаешь, что ничего этого не будет больше никогда.

На тихом июльском закате обязательно видишь в небе паруса. Мне всегда казалось, что за домами нашего квартала, на котором тогда обрывалась Москва, – порт, гавань, краны, прибытие и убытие небесного флота, и даже сейчас, когда за нашими домами бесконечные новые улицы и никаких колхозных полей, я там вижу эти корабли. Часов в пять-шесть там закипают все цвета тревоги в спектре от алого до лимонного, полощутся, плещутся, прощаются. Когда-нибудь я улечу в этом направлении, и это будет гораздо раньше, чем вы все думаете.

В этой паузе всегда ходят по горизонту низкие тучи, в них поблескивает, иногда они проливаются дождем, а иногда уходят, погромыхав. Наши горизонты обложены тучами, мы вышли из безоблачной, молочно-зеленой, туманной и нежной поры. Теперь все будет всерьез. Кончилась акварель: июльское небо написано маслом. Совсем немного до августовской резкости, когда вода и небо из густо-синих станут свинцовыми. Жара и ливни – вот наше время. Все нервничают, мужчины предполагают худшее, женщины истеричны и податливы, а потом еще более истеричны.

Мы начинаем, когда уже случилось все самое летнее – отцвела сирень, черемуха, жасмин, я уж не говорю про вишни и яблони, которые цветут всего неделю; вот уже и липой не пахнет, все определилось, завязалось и плодоносит; мы начинаем на переломе от глупой юности к скучной зрелости или, если хотите, от юной свежести к зрелой мудрости, но это неправда. Мы начинаем, когда закончилось все самое лучшее, и нам предстоит все самое интересное: старость, смерть, бессмертие.

16 июля

Сегодня вы должны составить план Квартала.

Квартал – место, где вы живете. Если вы живете в сельской местности, это ваша деревня или село. Если в городе – все совсем просто: это ваша улица от перекрестка до перекрестка, квадрат, ограниченный двумя улицами и двумя переулками, со всеми кафе, магазинами, тайными ходами и скверами, которые там расположены. Как вы разместите эти названия на карте Квартала, ваше личное дело. Названия, которые вы им дадите, – тоже. Как пользоваться этими названиями – показано в небольшом пособии под названием «Маршрут».

В Квартале должны быть:

1.

Улица (переулок) благих начинаний, вызывающая у вас добрые чувства. Она же Квадрат счастья. Ведь вы давно здесь живете. Здесь должно быть место, которое вам нравится, которое вызывает чувство защищенности, блаженства, освобождения. Может быть, вы когда-то здесь впервые прочли интересную книжку, а может, почему-то эта улица напоминает вам Париж, Барселону, Сидней, сколько там еще на свете прекрасных мест, испорченных пошляками. Но в Париж и Барселону пошляки ездят и пачкают их своими сальными травелогами – что-нибудь типа «Необходимость путешествий» или «Невозможность путешествий», про то, как они открыли для себя Гауди или закрыли Ван Гога. А на эту вашу улицу они не приедут никогда, и это гораздо более настоящий Париж, чем тот, в который вы рано или поздно попадете. Или уже попали – и все поняли.

2.

Точка, где вы всегда чувствуете опасность. Такая точка обязана быть в любом Квартале. Откуда берется это чувство – я сам не скажу. Может, когда-то вас
Страница 4 из 20

тут чуть не переехал мотоцикл, а может, здесь вас подстерегал в детстве отвратительный тип, вымогавший деньги. Но чаще всего это иррационально. Бороться с этой точкой мы не будем, потому что иррациональное чувство опасности чаще всего правильное.

Иногда – довольно часто – эта точка может оказаться в одно время опасной, а в другое благоприятной. Скажем, на закате она опасная, а на рассвете, напротив, благоприятная. Ночью она вообще невыносимая, а днем просто противная. Тогда у нее должны быть два названия. Кстати, если эта точка действительно амбивалентна – то есть иногда благоприятна, а иногда нет, – вы относитесь к группе «Б», и для вас будут дополнительные упражнения.

3.

Улица, которую вы торопитесь поскорее пройти, потому что на ней одолевают неприятные чувства или воспоминания. Возможно, вы еще эту улицу не определили. Тогда она должна у вас определиться в ходе упражнений. Вам все равно сегодня обходить Квартал, вот и заметите. Может быть, она просто сулит вам физические неудобства, там идет стройка, и приходится делать крюк, а может, у вас одышка, и там неприятно идти в гору, а потом под гору. Короче, это улица скуки, неприятных размышлений, стыда за прошлое. Такая улица есть всегда. Иногда это связано с неприятным, угрюмым домом, стоящим на ней, а может, там находится ваша бывшая школа. Не путайте это место с точкой опасности: скука – совсем другое дело.

4.

Точка (сквер, перекресток), где с вами обязательно произойдет что-то важное, скорее хорошее. Еще не произошло. Но произойдет обязательно. Мы всегда чувствуем эти места рядом с домом: может быть, возвращаясь из школы (с работы), мы думали, что встретим там единственную любовь, абсолютное взаимопонимание. А может быть, именно на этой улице мы хотели бы услышать телефонный звонок о присуждении нам Нобелевской премии – то есть именно там хорошо обозреть пейзаж и удовлетворенно сказать: я всегда это знал. А может быть, мы просто чувствуем, что здесь, в этом доме, родится ребенок, который спасет мир. Такое тоже бывает. У меня, например, такой перекресток есть, и именно на нем планируются особенно важные действия. Если у вас еще нет такой точки, обойдите Квартал еще раз и хорошо подумайте. Не прислушайтесь к себе, это чаще всего бесполезно, – а просто подумайте. 16 июля – отличный день, чтобы хорошо подумать.

5.

Улица, на которой всегда приходят хорошие мысли, творческие решения, просто удачные строчки. Если она находится вне вашего Квартала, в другой части города, – не страшно. Просто включите ее в Квартал. Необязательно ведь ограничиваться окрестностями дома. В конце концов, весь мир – наш Квартал. Назовите ее как хотите, но так, чтобы в ее названии была отражена эта главная особенность – стимулировать творческие способности. Подчеркиваю, это не улица Удачных Финансовых Решений или Выгодных Вложений. Это улица, на которой вы чувствуете внезапную способность перерасти себя, получить откуда-то прекрасные стихи или точный поступок. Лучше, конечно, чтобы она была поближе к дому – удобней. А то вдруг она за границей? Как вы будете туда летать, чтобы выполнить задания, относящиеся к ней?

6.

Улица, ассоциирующаяся с любовью или ее ожиданием, на которой вам чаще всего встречаются влюбленные. Или сквер. Или угол. Но именно там ближе к весне появляются парочки, на которые вы смотрите с завистью, или сами вы там назначаете встречи под часами, или просто в этой точке Квартала вас всегда томит мысль о любви, о том, что настоящая жизнь проходит мимо вас, и это ваш личный выбор. Возможно, это просто улица, где много сирени, или арка, где особенно удобно целоваться.

7.

Улица дождя, то есть именно та часть Квартала, которая всплывает в вашей памяти при слове «дождь». Первая ассоциация с дождем. Место, где хорошо от него прятаться, или точка, где вы по-настоящему промокли, или подворотня, где увидели собаку, прячущуюся от дождя, и подобрали ее или просто прошли мимо. Иногда никаких личных ассоциаций нет – а просто эта часть Квартала всегда представляется вам мокрой, с дробящимися отражениями, с фонарем, из которого хлещут струи, как из душа.

8.

Место, где дети катаются со снежной (ледяной) горки. Такое место обязательно есть в любом Квартале, потому что в любом Квартале есть дети, а дети не могут без горки. Она может быть металлической, деревянной, искусственной – а может быть холмом вполне естественного происхождения, просто с него хорошо съезжать на попе.

9.

Недоступная точка. Место, где вы никогда не бывали. Это может быть посольство, куда никого не пускают, или двор закрытого учреждения, или просто смрадная помойка, куда никто не заходит. Или, что вероятней всего, вы просто ходите всю жизнь мимо этого угла, а туда никогда не заглядывали, потому что времени не было или страшно. В любом Квартале есть точка, мимо которой вы ходите, даже если прожили тут всю жизнь. Найдите это место, спросите себя, почему вы никогда не заходили сюда, и дайте ему название Атлантического переулка, от слова «Атлантида». В остальных названиях вы свободны, но это – обязательное.

10.

Место, которое изменилось сильнее всего. Это может быть улица, а может быть один дом. В любом случае это точка, которая за последние два-три года претерпела наиболее радикальные изменения. Или построили дом, или снесли, или был елочный базар, а стало место торговли арбузами, или был прелестный магазин сувениров и смешных игрушек, а стал отвратительный, промасленный магазин запчастей. Или был сквер с песочницей, а стала стройплощадка, и скоро здесь вырастет новый банк, уже заранее отравляющий всю атмосферу на 100 метров в диаметре. Точка перемен, одним словом. Такая есть почти в каждом Квартале. Например, было дешевое студенческое кафе, закрыли, сделали китайский ресторан, снесли, построили спа-салон, закрыли, открыли отделение сбербанка, закрыли, теперь вообще ничего нет. А потому что не надо закрывать студенческое кафе, люди там радовались, а теперь им радоваться негде, и в силу их обиды и разочарования быть пусту месту сему.

Карту надо начертить на ватмане, чтобы было красиво. Как пользоваться Кварталом – лучше всего это умеют подростки, наделенные воображением, – рассказано в следующем фрагменте.

МАРШРУТ

Слим задержался в подъезде, оттягивая выход. Идти страшно не хотелось, но надо было кормить семью. Семье надо есть, вот в чем дело. Жаль, что этим ни перед кем не оправдаешься. Грузная соседка, забыл как зовут, вскарабкалась по ступенькам и проползла мимо. Слим сочувственно поздоровался. Сейчас он радовался даже ей – все-таки своя, сюда еще неизвестно, вернешься ли.

Связной должен был ждать его на улице Красной Собаки, в четверти часа неспешной ходьбы, но сегодня надо было идти медленно, смотреть очень внимательно. Карвер подобрался ближе, чем когда-либо. Все было пропитано его дыханием, даже лифт гудел недоброжелательно. Бывают такие дни. Спускаясь, Слим правым локтем коснулся перил, а левой рукой провел по дребезжащим серым почтовым ящикам: он понимал бессмысленность этих ритуалов, но когда однажды со страшным усилием ими пренебрег – лучше не вспоминать, что было.

Оказавшись на улице, он первым делом засек время: 17:45. И погода, как назло, стояла отличная, в такую погоду бы куда угодно, только не на
Страница 5 из 20

маршрут, маршрут он ненавидел, а проделывать его приходилось дважды в неделю. Он прикинул: как сегодня – через Святительскую или по Змеиной? По Змеиной дольше, но безопасней: петляет, хуже просматривается. Выключил мобильник. Лучше бы вообще оставить дома (Слим не знал уже толком, где дом, но настоящий был так далеко, что приходилось называть так это скудное жилище с несчастными, близорукими, непонятливыми соседями, завязавшими свои жизни в такой невообразимый узел), однако ровно в 17:00 надо было просигналить, отфиксироваться на так называемой базе. Сунул мобильник в карман, ноги сами понесли на Змеиную, но не прошел и шести шагов, как сзади деликатно шаркнули, и Слим, оглянувшись, увидел своего агента, Рыжего: имен собственных ангелов-хранителей он не знал, так меньше было риска, что выдаст их, если дойдет до худшего. Странно, он ни о чем не предупреждал Рыжего – должно быть, тот торчал у окна от нечего делать, чистая, трогательная душа; сидел на подоконнике, как любил сам Слим, глядя на улицу, чувствуя тепло от батареи – конец сентября, только что затопили, – увидел, что человек вышел на маршрут, ну и выбежал, безмолвный спутник. Но сегодня рисковать Рыжим было нельзя, а палить Рыжего – и подавно. Слим никогда не заговаривал с ним. Была система знаков, выработанная в молчаливых диалогах по общему согласию: Слим остановился и посмотрел на часы, почесал в затылке и снова посмотрел. Рыжий должен был понять, он понимал всегда.

Но на этот раз, как назло, он ничего не понял – застыл в пяти метрах позади и тоже принялся чесаться. Что он хочет? Если бы отвернулся, Слим бы понял, это означало бы: иди себе, я по своим делам. Но он стоял, уставившись на Слима, бедный дурак – почему у меня в добровольной охране только такие простые души, неужели я сам какой-то больной, что притягиваю только их? Слим топнул правой ногой, ноль реакции. Ну же, ну, умолял он, догадайся хоть как-то, ведь у вас, дураков, говорят, телепатия развита. Иди домой, сегодня опасно. На его счастье, в этот момент вниз по горбатой Змеиной дунула серая кошка, тощая и драная, с ближайшей помойки – Рыжий отвлекся, и Слим поспешно свернул во двор. Он пересек его наискось, прошел мимо скрипучих качелей, на которых вяло раскачивалась, толкаясь одной ногой, девочка в красном беретике, и оказался на Повстанческой с ее желтыми березами и кривыми, старыми липами. Красный берет, подумал он. Нет, это вряд ли. Совсем уже сдвигаюсь.

Он поглубже засунул руки в карманы и стал подробно продумывать маршрут – это был лучший способ успокоиться: допустим, Повстанческая. Радости мало, но для такого дела семь верст не крюк. Грех сказать, он не любил эту улицу, потому что именно на ней тогда… впрочем, мы договорились об этом не. Теперь нам короче всего будет через Пьяную, если только там не пристанет хвост… оставь, осадил он себя, с какой стати хвост? Кто вообще мог предположить, что тебя понесет в противоположную сторону? Дальше мы срезаем через Французскую, берем вправо на Аптечной – и вот она, пожалуйста, Красная Собака, хоть и с другого конца. Он усмехнулся. А ведь и погода прекрасная. Конец сентября, а какая густая синева, ни в каком марте такой не увидишь. И эта старая клумба с торчащими сухими стеблями, живого только и осталось – вечно цветущие бархотки, ярко-оранжевые, уже потемневшие по краям. Тревожное было в бархотках, он что-то забыл. Никогда нельзя идти дальше, если что-то забыл. Он обошел клумбу. Хорошо бы сейчас тринкету, моду на тринкеты ввел Смайлс, прелестный человек, один из немногих понимающих, – и его, как всех понимающих, перевели, и вот уже год они не виделись. Смайлс уверял, что тринкета прибавляет ума, они всей компанией тогда ходили с этими баллончиками, посмеиваясь над собой, а все же немного шикуя. Но тринкеты не было, и Слим сосредоточился без нее. Нечетное число, вспомнил он. Французская исключена.

В другое время Французская была лучшим выходом: короткая, уютная, зеленая, не содержавшая в себе ничего французского, но что же делать, он там на скамейке читал когда-то именно о Париже, и с тех пор Париж связался с улицей безвестного героя со скучной фамилией. Он давно привык к этой личной топографии, чтобы даже во сне не проговориться об истинном маршруте. 29-е, какая уж тут Французская. Возьмут сразу, не посмотрят, что трижды кавалер. Что же делать, что же мне делать, соображал он лихорадочно, не забывая посматривать по сторонам: проехал велосипедист, прошла старуха с собакой, хвоста не было. В смысле у собаки тоже не было, мопс. Слим усмехнулся. Хорошо, если не Французская, у нас есть Забытый переулок. Как всегда, о нем вспоминаешь в последний момент. Да, но это еще пять минут задержки. Ничего, сказал он себе. Перетерпят. В конце концов, связь нужна им, а не мне. И он решительно отправился на Пьяную.

– Здоро?во, – сказала Вэл.

Вот уж кого он не ожидал встретить – и не мог сразу решить, хорошо это или плохо, что на углу стоит Вэл, независимая, спокойная, дикая, удивительным образом сочетающая надежность и опасность. Он был испуган и счастлив одновременно. Он никогда не знал, как вести себя с Вэл. Он знал только, что страшно рад ее видеть, не видел уже две недели, и хотя она понятия не имела о маршрутах, о Карвере, обо всей безумной паутине сложнейших обстоятельств, в которую превратилась его жизнь, – иногда ему казалось, что она знает всё и больше, чем все. Женщины, они умеют это. И вышла она сейчас не просто так, а потому, что почувствовала, каково ему на самом деле.

Вэл вела странную жизнь. Слим не знал толком, здесь она живет или на окраине, и возраст ее назвал бы лишь приблизительно, и даже цвет глаз не вспомнил бы, хотя она смотрела прямо на него, даже, пожалуй, не без вызова. Но, несмотря на всю эту неопределенность, в главном он не сомневался: на всем маршруте Вэл была единственным человеком, который не предаст, ах, нет, и это не так, и как не идет к ней само это слово, – просто она была единственной, кому он рад, не той убогой радостью, с какой провожал в подъезде старуху, а той, которая настигала его иногда, весенними вечерами, в Забытом переулке.

– Здоро?во, – сказал он небрежно.

– Куда идешь?

Он вздрогнул. Это был пароль, но вчерашний. Дуры бабы, вот так всегда с ними: скажет не подумавши, а серьезный человек голову ломай.

– Да есть тут у меня, – сказал он со смешком, – одно дельце.

– Слыхал, чего с Серым сделали?

Ого, понял Слим. Все она знает, нечего было от нее прятаться. Конспиратор, щенок.

– Рассказали, – кивнул он.

– Серый сам виноват, – сказала она торжествующе. – Я ему когда еще говорила, а он говорит – ничего не будет, я знаешь под кем хожу? Доходился.

– Слушай, это, – сказал Слим, не желая поддерживать опасный разговор. – Мы бы, может, сходили как-нибудь, а?

– Куда сходили? – спросила она настороженно, подойдя ближе, и это был уже совсем явный знак – опасно, говорила она, иди отсюда сейчас, говорила она.

– Ну в кино, – с последней надеждой произнес Слим. Это значило: шанс есть, я не Серый, я хожу под теми, кого ты не знаешь.

– Чего там делать, – сказала она и покусала губу. Ей не надо было этого делать, он и так понял. В этом было уже прямое унижение, хуже, чем тогда, на Повстанческой.

– Ну в театр, – сказал он уже нагло. Она не могла не ответить на этот вызов. Слим не
Страница 6 из 20

удивился бы даже пощечине. В конце концов, мелькнуло у него в голове, перед кем притворяемся, зачем вся эта конспирация? Разве что ее слушают… – В театр, а?

– Совсем ты ваще, – сказала Вэл, но в ее голосе он явно слышал одобрение.

– Да просто так можно куда угодно, – проговорил Слим, осмелев. – Не сейчас только, меня ждут сейчас.

– Кто тебя ждет-то, – ответила она с великолепно разыгранным пренебрежением, но он мгновенно подсчитал в уме: 13 букв. Значит, засады нет, и она знает.

– Да уж есть кому. («Спасибо. Я знал. Завтра здесь же».)

– Мелочь есть? – спросила она. – Коктейль хочу.

Не может быть, чтобы у Вэл не было денег. Но тогда это значит… Черт!

– Лишних нет, – ответил он грубо.

– Ну и топай валяй.

Он улыбнулся ей нежно и благодарно. Это значило: пока я здесь, путь свободен. Он прошел еще сто метров, оборачиваясь: она так и стояла у стены, нога согнута в колене, руки скрещены на груди. Еще бы ей сигарету, и совсем бы классический вид. Но он так и думал о ней с благодарной нежностью: то, что Вэл стояла на углу, означало, что прямой опасности пока нет. Под ее взглядом ничего не могло случиться. И следующий укол тоски он почувствовал, только дойдя до остановки «Школа».

О, проклятый режим; Слим, может, потому только и вошел в Лигу, что не мог больше спокойно жить в мире, где такие места называются школами. Сотни, тысячи людей ходили мимо и понятия не имели, что в действительности делается там, за этими стенами, в подвале-лабиринте, выдаваемом за бомбоубежище, в длинной пристройке, которую снаружи принимали за спортзал. Цитадель, пыточная камера, тюрьма, казарма, инкубатор, все вместе – каждый этаж отвечал за свое, но всех обманывал идиллический фасад с профилями, спортплощадка с баскетбольными кольцами, цветы на окнах… Если бы они на миг представили, что там делается, – они обрушили бы забор, повалили охрану, выдавили решетки первого этажа; но никто не решался сказать вслух, а может, уже и не поверили бы. Растление дошло до того, что перестали верить очевидному: тогда, на Повстанческой, многие видели, но никто даже не остановился. Слим знал это место, столько раз, рискуя жизнью, проникал сюда неузнанным, наизусть, разбуди его ночью, рассказал бы, где какой кабинет, – но сейчас прошел мимо, стараясь не смотреть направо. Внезапно его прошиб холодный пот: надо было позвонить, отметиться – а он так далеко от базы; о черт. Ничего, скажем отсюда. Но не на улице же было делать контрольный звонок – он осмотрелся и быстро зашел в арку. Оттуда хорошо просматривалась улица и виден был кусок двора, заваленного каштановой листвой.

– Да, – сказал он, когда отозвались. – Я на полпути примерно.

– Почему на полпути? – с неудовольствием сказал Папа. Кто придумал эту кличку для человека, сроду никого не назвавшего «сынок»? Вечно эта потребность очеловечивать начальство.

– Там надо было обойти, – сказал он уклончиво.

– Что обойти?

– Дорожные работы.

– Где, какие дорожные работы?

Идиот, выругался про себя Слим. Кретин. Когда они выучат коды?!

– Я перезвоню, – сказал он.

– Слушай, – буркнули в трубке. – Не забывай, что сегодня суббота.

– Я такие вещи не забываю, – огрызнулся Слим и отключился. Слава богу, теперь никаких звонков до объекта. Он проверил на всякий случай бумаги, которые должен был передать связному: на месте. По двору на бесконечно печальном самокате ехала бесконечно печальная толстая девочка. Мир был полон угнетения, и если бы не Забытый – Слим бы так и не улыбнулся за весь маршрут; но Забытый искупил бы дюжину таких путешествий.

Есть места, где хорошо, и Слим догадывался, почему. Вероятно, здесь был портал, через который он мог бы вернуться домой, и вернется рано или поздно, когда поймет наконец, в какой последовательности производить уже угаданные действия (более сильные чувства вызывал третий справа клен, восьмая скамейка, почему-то очень нравился желтый кирпичный дом, по которому так скользило солнце, придавая ему цвет совершенно уже нездешний). Вообще в Забытом все указывало на другой мир, из которого сюда просачивались небывалые краски: иногда какое-нибудь зеленоватое рваное облако на горизонте, на фоне подъемного крана, говорило больше, чем всякая книга, чем любое кино. И люди здешние словно подмигивали, они были Слиму приятны, и он им был приятен, просто так, ни за что. Везде листья гнили, а здесь шуршали, и рос на повороте странный куст с красными ветками – по весне, когда начиналось движение соков, они прямо-таки пламенели, и Слим не знал, что за куст, а спросить не решался, потому что сразу выдал бы себя. Он знал, что опаздывает, но позволил себе постоять в Забытом минут пять, не больше, и впервые с дивной ясностью увидел последовательность, которую – не сейчас, конечно! – надо было применить для перехода, нельзя было пренебрегать возможностью, надо досмотреть… но тут все переменилось, это длилось долю секунды, и мир, в котором он очнулся, был уже мир Карвера. Оказалось, и Забытый ни от чего не спасал.

– Тты ббл, – сказал ему на варварском наречии адский местный с совершенно белыми глазами. Злоба, переполнявшая его, искала выхода, он словно лопался по всем швам, потому и таращился так.

Слим смотрел на него, понимая, что последнюю степень защиты в этих обстоятельствах применять нельзя – нельзя ни по какой конвенции, ни при каких вводных, этого не простят, будь ты кавалер хоть трижды, хоть десятижды. Он не мог сказать ни слова, и все-таки даже теперь на дне его души шевелился не ужас, нет, то было любопытство: он еще не встречал таких и хотел знать, как они действуют. Жаль ему было только связного.

– Ххль тты тттудт, – повторил белоглазый невнятней прежнего. – Ттты, тты хххухль.

Но Забытый есть Забытый, и в следующую секунду Слим был чудесно спасен – по крайней мере от этой опасности, явно не последней, как подсказывала медленно наполнявшаяся болью голова. Из подъезда выскочила женщина изумительной роковой красоты, несколько волчьей, с заостренными и явно нездешними чертами – портал, портал, даже не уговаривайте! – и, ни звука не произнося, несколько раз ударила белоглазого полотенцем, а потом ухватила за лапищу и властно поволокла за собой, и он пошел покорно, как за матерью, даже не обернувшись. Слим хорошо ее запомнил – на ней был только халат, белый с лиловыми цветами и кое-где смуглыми дырами; под халатом не было ничего, он не столько видел, сколько чувствовал это. Вместе с ней на секунду вырвалась на улицу волна чужих запахов, нездешних, неопределимых – если суп, то каково должно быть существо, из которого он сварен?! Слим еще немного постоял, регулируя дыхание, и двинулся дальше, к повороту на Аптечную, но все было уже не то, все более и более не то; и он был к этому готов, потому что Карвер его почуял, не мог не почуять.

Сначала впереди замаячил странный сутулый ровесник – Слим нарочно не стал его обгонять, ибо это мог быть банальный, классический хобот (слежка спереди, в противоположность хвосту). Скоро, однако, он убедился, что человек впереди как-то уж чересчур медлителен и шаток, идти в таком темпе значило уж наверняка пропустить все сроки, и Слим решился на обгон. Только природная выдержка удержала его от вскрика – это был не ровесник, а старик, с лицом, наполовину затянутым кожаной
Страница 7 из 20

маской: что было под этой маской – Слим боялся домыслить. Может, там была ужасная рана, а может, мясной нарост, но старик явно был болен, над маской видны были только страдальческие глаза, и одет он был чересчур тепло для конца сентября – нет, таких к нему не подсылали, и Слим, стыдясь здоровья, виновато ускорил шаг. Темнело, и от встречи со стариком на душе стало еще хуже – он физически ощущал, как сгущается Карвер, как из каждой встречной машины, из любого куста глядят стальные глаза. Слим ускорил шаг – а этого делать не следовало, никак не следовало, ибо на полупустой субботней улице он выделялся теперь неуместной деловитостью, и тот, кому поручено было задержать его любой ценой, уже шел следом, Слим слышал его шаги.

Он не оглядывался. Профессионал не оглядывается. Кавалер не оглядывается тем более. Мы скажем все по звуку, по этому дробному, то нарастающему, то отдаляющемуся, кого выслали за нами на этот раз. Слим представлял его с болезненной ясностью, настигавшей его теперь все чаще. Это веселый, ненамного старше его, играющий с ним, как кошка с мышкой, глумящийся, легкий, снисходительный, безошибочный убийца; ошибкой всех прежних была, конечно, их паучья серьезность. Но у этого с юмором все было в порядке, и потому внезапные парадоксы Слима, его броски в подворотни или через стадионы, его внезапные исчезновения в подъездах или прыжки на подножку не могли ввести в заблуждение: он читал, предугадывал. Карвер рано или поздно должен был найти такого человека, сколько можно бегать от него, рано или поздно он просчитает твою манеру – и тогда надо будет резко ее менять, а меняться поздно. Слим знал это и надеялся на одно. Если в окне седьмого дома будет цветок, есть надежда. Слим помнил имя этого цветка, это был амариллис, его ни с чем не спутаешь, это тебе не кустарник с красными ветками. Он видел это окно на прошлом маршруте и приметил два бутона – тугих, длинных; в литературе утверждалось, что цветок будет огромный и яркий. Слим нарочито замедлил шаг – преследователь тотчас остановился – и резко наддал ближе к седьмому дому: ну же, ну!

Зажглись фонари, и поначалу в темной комнате было ничего не разобрать. Лишь вглядевшись, Слим с ужасом понял: они убрали цветок! Они унесли его с подоконника вообще! Более ясного знака он не получал на всем маршруте.

Собственно, можно было не спешить. Он взглянул на часы: 18:50. Все свободны.

И в эту секунду из окна второго этажа хлынула музыка – кто-то бурно и радостно, кое-как, с грубыми ляпами забарабанил божественную и торжественную, какую же еще, мелодию древнего языческого танца, песнь девушки, танцующей на тамтаме. Может, это было не фортепьяно, а просто кто-то включил телевизор – но этот звук, варварский, дикий и бодрый, дал Слиму последний толчок. Он собрался с духом и оглянулся.

В трех шагах от него стоял Бак – унылый тип из соседнего дома.

– А я иду думаю ты не ты, – как всегда, без знаков препинания сказал Бак.

– Я, – подтвердил Слим. – А что?

– Ниче думаю иду ты не ты.

– Я, я. А ты куда?

– Я никуда я так. А ты че ты куда.

– И я никуда, – сказал Слим. Если они завербовали уже и Бака, значит, дело их совсем тухлое, вообще уже не на кого опираться. Этого мы сделаем. Господи помилуй, а мы ожидали легкого, страшного, умного. А это Бак, мусорный бак. Черт с тобой, бак.

– Я пошел, – сказал Слим.

Но, как только он отвернулся, музыка «Барабанного танца» сменилась адским галопом, и сзади раздались все более решительные, сильные и твердые шаги. Как он мог обмануться! Разумеется, Бак был личиной. Еще чего. Станет Бак преследовать его на Аптечной. С какой стати?! Это был тот, новый, умеющий ко всему прочему так изменять внешность, что даже он, Слим, купился на первый раз. Но теперь в нем взыграли такие злость и обида, что прежнюю покорность как рукой сняло. Он мельком глянул на часы: 18:55. Еще повоюем. Нельзя, нельзя включать последнюю степень. Он ускорился и перешел на бег. Сзади затопали, потом вдруг отстали. Бешено визгнули тормоза. Ага, оторвался. Поворот на Красную Собаку был уже перед ним, он в два прыжка добежал до угла, повернул – и увидел, как старуха у дверей заведения переворачивает табличку.

Когда он подбежал к дверям, на нем лица не было – даже старуха отшатнулась.

– Тетенька, – выдохнул Слим, – пустите, пожалуйста, очень надо.

Булочная закрывалась по субботам в 19:00, и толстуха уже готовилась сдавать кассу, но он скорчил такую умильную рожу, что его пустили. Времени как следует выбирать батон уже не оставалось, да и наивно было ждать, что к закрытию останется что-то приличное, – но он старательно перещупал несколько булок железной вилкой на веревке и выбрал, как ему показалось, не самые каменные. Еще надо было полбуханки черного круглого деду – другого он не ел, – и булку брату, черт бы его побрал совсем. Приди он раньше, и выбор был бы побогаче, и батоны помягче – но тут уж надо было выбирать: либо поход в булочную превращается в маршрут, либо это просто поход в булочную, угрюмая вещь, особенно по субботам.

– Ну ты быстрей, а? – торопила его уборщица. Ей тоже хотелось домой. За окном совсем стемнело, выходить не хотелось, но на обратном пути ему уже ничто не угрожало: на обратном пути, через Фурманова, потом по Октябрьской и метров сто по Димитрова, Карвер уже не имел никакой силы. Вообще приобретение хлеба странным образом ослабляло Карвера. А если не ослабляло, всегда можно было доехать на 34-м, но тогда не хватило бы на тринкету.

– Земляничную, – попросил он.

Через тридцать лет Карвер все равно достал его на этом самом повороте, когда он не успел его проскочить под носом грузовика. С некоторыми играми надо расставаться вовремя, а может, вредно всю жизнь жить в одном районе, где никогда не отделаешься от себя прежнего. Но скорее всего любой Карвер попросту набирается силы за тридцать-то лет.

ОТВЕТЬТЕ НА СЛЕДУЮЩИЕ ВОПРОСЫ ПО СОДЕРЖАНИЮ ТЕКСТА.

1. Как зовут вашего личного Карвера? Как вы его себе представляете (представляли в детстве)?

2. Почему нельзя просто сходить за хлебом, а надо вот так вот выделываться?

3. Что Слим неправильно сделал на маршруте? (А он, конечно, сделал что-то неправильно, иначе Карвер не достал бы его через тридцать лет.)

4. Какова природа Рыжего? Почему вы при первом прочтении увидели его именно котом? (Если вы увидели его собакой, вы входите в группу «Б».)

5. Как сложится дальнейшая судьба Вэл? Если вам кажется, что она станет почтенной матерью семейства, вы относитесь к группе «Б». Если вам кажется, что она сопьется и вообще пропадет в дурном обществе, все обычно. Если у вас нет никаких догадок о судьбе Вэл, подбросьте любую монету. Если орел, пять отжиманий, если решка, то двадцать прыжков на месте.

17 июля

Сегодня мы вычисляем ваш Финансовый Индекс.

Это важная постоянная для каждой отдельной жизни. Люди придают ей непозволительно мало значения, а часто вообще не знают, что это такое. В результате у них нет денег. Приготовьтесь к тому, что речь о деньгах в этой книге будет идти часто, и вообще мы взялись за нее главным образом ради них. Подчеркиваю: мы, а не я и не вы. У меня деньги уже есть, потому что я уже прошел «Квартал», и столько, что прибыли от продажи книги мне их не сильно прибавят. Я этой прибыли вообще могу не заметить, потому
Страница 8 из 20

что знаю свой Финансовый Индекс и действую, исходя из него. Даже если вы, как я советую, купите три экзепляра – прибыль будет почти незаметна на фоне того, что уже есть. Так что, напоминаю, все ради вас, а не ради меня.

Но если даже абстрагироваться от разговора о наших личных деньгах – мы именно потому их упоминаем так часто, что деньги не последняя в жизни вещь. Я мало помогал людям, и многие, наверное, даже скажут, что я игнорировал их, занимаясь только своими делами. Это так, потому что никто, кроме меня, моими делами не занимался и намерения такого не выражал. И я вряд ли бы позволил, кстати. Но я действительно считаю, что, когда можешь, надо дать денег, и это единственная форма помощи, которую не стыдно предложить и принять. Никогда не стыдно взять деньги, потому что это не унижение, а наоборот. Если вам дают – значит, в вас вкладывают. Значит, вы стоите того. Чем еще помогать? Сидеть рядом и говорить уси-пуси? Держать за ручку? Я понимаю, что некоторые нуждаются именно в этом, что некоторым необходимы именно уси-пуси и ручка, что женщина, например (особенно если это настоящая женщина, а не автомат для вложения денег), измеряет вашу любовь только количеством вашего времени, которое вы готовы на нее тратить. Отрывая от любых дел, в том числе объективно важных. Это нормально, они не понимают по-другому, они хотят только, чтобы вы вокруг них вились. Парадокс в том, что стоит вам начать виться – к вам мгновенно теряется интерес, и дальше можно гордо, с полным сознанием правоты уйти к тому, кто будет вытирать об нее ноги. А вам доверительно объяснить: понимаешь, он особенный человек. Не такой, как мы с тобой. (Лолита так сказала Гумберту про Куильти: он особенный человек. Гумберту! Который за три месяца написал все это! Про Куильти! Ведь мы Куильти почему-то прощаем, что он педофил, а ведь он растлевал нимфеток сотнями. То есть мы на позиции Лолиты. Гумберт виноват, а этот нет. За грех всегда отвечает тот, кто его сознает, – а с того, кто его не чувствует, он как бы списывается, не замечали? То есть если ты знаешь, что нельзя, и делаешь – это грех, а если тебе вообще все по барабану, то пожалуйста. Кратчайший путь к состоянию святости – отсутствие морального компаса вообще.) Так вот, особенный. Он не может мной заниматься и вообще ничем заниматься, он занят действительно великими делами. И я не могу, слышишь, не могу уже быть ни с кем другим, после того как подышала этим горным воздухом. Некоторые еще говорят – горним, это если они, что называется, прикоснулись к вере.

На самом деле, конечно, он не занимается ничем важным – потому что человек, занимающийся чем-либо важным, понимает иерархию вещей и не станет вытирать ноги об окружающих ради самоутверждения. Он просто вытирает ноги или дает ей в морду, но она из этого по дефолту делает вывод, что он ну правда занят чем-то великим. Большинство людей, якобы занятых чем-то великим, большую часть времени блядуют и пьянствуют, но поскольку они вытирают ноги и вообще ведут себя как свиньи, то и возникает ощущение величия. Люди, которым в качестве помощи нужны уси-пуси, охотно покупаются на это, потому что строят представления о мире, опираясь на внешние вещи.

Нет. Я считаю, что помощь – это дать денег, чтобы вы помогли себе сами. Деньги – это символ свободы. И ваш Финансовый Индекс – это именно степень вашей свободы и удачливости, а не хищничества и не каких-то «способностей к бизнесу», которых никто никогда не видел. Ваши способности к бизнесу – это количество ваших денег, и только. И ничего тут списывать все на внешние обстоятельства. Если у вас есть способности, но нет результатов – это значит всего лишь, что у вас нет способностей. Займитесь чем-нибудь другим.

Это все, как вы понимаете, был не праздный треп, а тонкая настройка вашей психики на то, что мы сейчас будем делать. А делать мы будем вот что: мы выходим на улицу и идем в сбербанк или любое другое место неподалеку, где продаются лотерейные билеты. Да, именно лотерейные билеты любого тиража, мгновенного действия. Такие как «Святая Русь» или что-то там про животных, с изображением симпатичных утконосов, которые как бы смотрят на вас и говорят: ну что, лох? Я тоже лох. Я не утка и не бобер, я переходный вид, идиотское яйценосное млекопитающее. Но вот тут есть еще один билет, с изображением настоящего бобра, упорного истребителя деревьев, вечного труженика. Купи его, и он выиграет. Ладно, вы покупаете бобра, и спустя пять секунд ожесточенного трения монеткой о серебристую надпись «Стирать здесь» вы уже как бы слышите его бодрый, бобрый голос: ну что, лох? Я тоже лох. Всю жизнь грызу, а толку. Никто не любит. Если у кого-нибудь сосед – вечный труженик, долбящий стену с утра по воскресеньям, про него непременно говорят, что он похож на бобра. Юрий Михайлович Лужков был похож на бобра, но это ему не помогло. Но вот перед нами рысь, хищная рысь. Эта не будет рассусоливать, она нам точно выиграет. И продающая билеты девушка смотрит на нас так заискивающе. От нашей доверчивости зависит ее прибыль. И вот мы покупаем рысь, и спустя пять секунд она уже смотрит на нас, как бы говоря: ну что, лох? Я тоже лох. Со мной случилась однажды такая история. В одном зоопарке сотрудник, который нам вольеры чистил, такой же лох, плохо запер дверцу между мной и тигром. Ну и все – кровь, кишки, клочья меха. Наш лох-уборщик со своей шваброй возвращается, смотрит на это дело, кладет в штаны огромную кучу и бежит к директору. Кранты, скандал, увольнение – так это, значит, он думает, пока бежит, и мучительно на бегу пытается сочинить отмазку. Ну и влетает к директору – а время раннее, серое. «Т-т-там, т-т-там… Там у н-нас… Там ТИГР СЪЕЛ РЫСЬ!» Директор сидит за столом сонный, замученный, пожарные на него наехали, денег нет, все достали, кругом не люди, а звери. Смотрит он на уборщика красными глазами, достает из ящика толстенную книгу учета и помечает, бормоча: «Минус рысь». Вот так вот – минус рысь, и вся моя короткая несчастливая жизнь и ужасная смерть умещаются в два слова.

Но на ком-то нам непременно повезет, мы в это верим, как и Святая Русь на что-то надеется в 121-й раз. Слава богу, эти билеты дешевые. Мы играем ровно до тех пор, пока нам не выпадает первый выигрыш, хотя бы самый мизерный: пусть даже еще один лотерейный билет. Словом, пока вместо рокового «билет без выигрыша» не откроется роковое «30 рублей».

Берем деньгами, ни в коем случае не билетом! Эти деньги храним, что с ними делаем – объясню потом. Запоминаем порядковый номер выигрышного билета – 5-й, 10-й, 30-й, неважно. Если повезло на первом, то поздравляем, единица – хорошее начало.

Дальше нам надо найти монету. Любую, неважно какую, любого достоинства и страны. Ищите вдоль всего Квартала. Обычно они валяются у газетных киосков, у того же сбербанка, просто на асфальте. Обойдите весь Квартал. У табачных еще бывают. Не отчаиваемся. Я же говорю, деньги валяются под ногами, и это лучший символ денег, валяющихся под ногами. Нашли? Подняли? Отлично. Рубль берем за единицу. Номер вашего счастливого билета умножаем на достоинство монеты. Если нашли полтинник – на 0,5, если 10 копеек – на 0,1.

Дальше самое трудное. Если не можете этого сделать, не делайте. Но тогда вы честно приплюсуете себе ноль, а это не очень хорошо для Финансового Индекса. Не страшно,
Страница 9 из 20

но нехорошо. Короче, стоя около магазина, или табачного киоска, или метро, если оно есть у вас в Квартале, вы должны попросить у любого понравившегося вам человека – не милостыни, нет, но немного добавить. Исходя из вашего внешнего вида, возраста, костюма, можете выбрать:

• на пиво;

• на мороженое;

• забыл дома кошелек, умоляю, больной ребенок, на бутылку молока;

• ограбили, помогите на билет в метро, вечно буду за вас молиться;

• ограбили, помогите на билет в Таджикистан, вся Москва будет вечно за вас молиться;

• расскажите стишок, спойте песенку;

• сыграйте на скрипке.

Цифра первого подаяния – обычно это бывает 10 рублей, но если вы хорошенькая девушка, то может повезти и на 50, а может, вся жизнь наконец устроится – прибавляется к получившемуся результату. Это важный показатель. Если первая цифра говорит о вашей удачливости, а вторая – о находчивости, то третья характеризует способность и желание других людей помочь вам: это не последняя вещь в финансах.

Теперь нетрудное, но сложное: заодно поймете, в чем разница между трудным и сложным. Берете свой кошелек. Если кошелька у вас нет, покупаете. Если не на что – выбываете: с безнадежными случаями я не вожусь. Итак, кошелек. Это можно уже дома. Подсчитываете ВСЕ деньги, которые там есть, включая те, что на пластиковых картах. (Льготные карточки, всякие скидки и прочая в счет не идут: только то, что можете снять.) Не забудьте подойти к банкомату и проверить. Если вдруг у вас нет пластиковых карточек, считаете только наличность, всю, до последней копейки. Вот ровно то, что у вас при себе. Заначки не считаются: то, что припрятано в книгах, на балконе, в платяном шкафу, – это не есть актуальный резерв, вы никогда не решитесь их потратить, как не соберетесь и похудеть. То, что на счету и на книжке, – тоже не считаем. Только если счет привязан к карточке. Короче, только то, что есть при вас. Допустим, в кошельке 3 тысячи, на одной карточке 20, на другой 10. Если в валюте – переводите в рубли. Просуммировали? Делите на число прожитых вами месяцев. Не лет, не дней – месяцев. Это очень важно. Полных: неполные не в счет. Сложили? Поделили? Если справились без калькулятора, съешьте шоколадку. Полученную цифру округляем до единиц, дроби нас не интересуют.

Теперь последнее: это вы узнаете только завтра, но финансовый коэффициент вообще никогда не рассчитывается за один день, это вам скажет любой экономист. Считаем так называемую дельту, или приращение. Проведите день как хотите, тратьте любые деньги, покупайте необходимую вещь – хоть дворники на машину, если сломались, хоть букет жене, если есть, хоть жвачку, если есть чем жевать. Назавтра рассчитаемся окончательно, сегодня можете сходить в кино, почитать книгу, вообще ни в чем себе не отказывайте. Я же предупредил, что наши упражнения необременительны и занимают очень мало времени. Спокойной ночи.

18 июля

1.

Сегодня мы заканчиваем рассчитывать ваш Финансовый Индекс. Для начала нам понадобится дельта. Вечером, в 20:00 (строго в это время! Не раньше, не позже!), подсчитайте во второй раз все деньги, которые есть у вас в кошельке, плюс все, что есть на карточках, которые с собой. То есть прибавление – или убавление – за одни сутки. Может, вы много потратили, купив полезную вещь, или, напротив, вам перечислили зарплату, или вы где-то получили наличные, типа вернули долг, да мало ли откуда могут взяться деньги! В общем, считаем. Возникает вопрос: а если вы сняли с карты и перевели в наличность? Ну тогда сами посудите: прибавилось у вас или убавилось. Видите, как полезно иногда немного подумать: все вопросы отпадают. Допустим, вы потратили на дворники и букет 3 тысячи, но старый друг вернул вам 5, а к тому же перевели зарплату, но вы при этом обедали. Не знаю, сколько у вас зарплата и на сколько вы обедаете, посчитайте сами. Заодно научитесь наконец считать деньги. Короче, полная сумма имеющегося у вас в кошельке минус аналогичный показатель за вчерашний день и есть дельта – последний параметр, которого вам не хватало.

Посчитайте, сколько составляет эта дельта от ВЧЕРАШНЕГО количества денег: скажем, у вас было 30 тысяч, вы потратили 3, получаем 0,1. Обратите внимание, рейтингу совершенно неважно, прибыло у вас или убыло. Иногда много потратить – еще больший знак финансовой состоятельности, чем много приобрести.

Прибавляем к дельте сумму вашего вчерашнего выигрыша в лотерею.

Все. Это и будет ваш Финансовый Индекс. Можете провести эксперимент в любые другие два дня и убедитесь, что это более или менее константа. И так бывает в каждом конкретном случае – кроме исключительных ситуаций, когда вам вдруг выдали литературную премию или взяли штраф за непристегнутость, но это эксцессы, а нас интересует норма.

Окончательная формула Финансового Индекса выглядит так:

ФР = № бил. ? S + S1 + S2/L ? D + S3;

где S – найденное;

S1 – поданное (добавленное, если вам так легче);

S2 – все, что есть при вас;

L – количество прожитых полных месяцев;

D – соотношение вашей вчерашней наличности и потраченного за сутки;

а S3 – выигрыш во вчерашнюю лотерею.

Например, у меня выиграл пятый билет, я нашел 5 рублей, мне помогли еще двадцатью, в кошельке у меня при этом 5 тысяч наличных и 25 тысяч на карточке, мне 32 года и 3 полных месяца, я потратил 2 тысячи 500 рублей на букет для женщины, которая меня не любит, но вас это не касается, важно, что я ее люблю и что в эту ночь я сплю по крайней мере не один – ничего, не отвлекайтесь, учитесь держать информацию в голове, – и вчера я выиграл 50 рублей, и в сумме это дает нам 133, прошу любить и жаловать.

Очень прилично. Не знаю, как вы, а я доволен.

Впишите ваш Финансовый Индекс в Паспорт «Квартала». Пригодится.

Отныне эта цифра значит для вас очень много. С учетом этого коэффициента вы будете выполнять многие из наших заданий, а иногда просто отжиматься столько раз.

Как, например, сегодня.

При условии, конечно, что у вас меньше 500. Если у вас больше 500, я вообще не понимаю, зачем вы читаете эту книгу. Впрочем, перестать ее читать вы уже не можете, потому что помните, что за это бывает. Хорошо, отжимайтесь 500.

2.

Вторая часть задания на сегодня совсем несложная.

Вам понадобится вещь из списка. Сегодня это будет Вещь, которую приятно взять в руки. Помните, что все вещи к 15 июля уже должны быть приготовлены; если нет – думайте быстро.

С этой вещью вы идете в точку Опасности – неважно, как вы называете ее про себя, – и оставляете там. Вот просто оставляете, на асфальте, или на видном месте, или на ступеньках подъезда. Не жалейте, вы же не навсегда прощаетесь с ней.

Завтра утром, когда сможете, заберете. Или обнаружите, что там ее нет.

19 июля

1.

С утра, ровно в 8:00, идем в точку Опасности и смотрим, где наша вещь.

Если она на месте, забираем.

Если ее нет на месте, покупаем точно такую же и оставляем там же сегодня вечером.

Если вещь на месте, но как-то изменилась (сброшена со ступеньки, закинута в кусты, рядом оставлена записка – мало ли), забираем вещь и вечером на ее место кладем Вещь, напоминающую вам о вашей ошибке.

Если вместо вашей вещи там лежит другая вещь, можете смело зачислять себя в группу «Б».

Эту вещь берем и дарим на улице первому встречному ребенку. Он возьмет. Если не берет, исключаем себя из группы «Б» навсегда. Устами
Страница 10 из 20

младенца глаголет истина.

2.

Сегодня мы выбрасываем Cтарую вещь. Ту, про которую мы давно думали, что ее пора выбросить, но как-то все было жалко. Мы обманывали себя, говоря, что у нас нет времени, что еще, может быть, зачем-нибудь склеим и починим, что вообще она лежит, места не занимает – но занимает, ничего не поделаешь. Просто если мы этого не сделаем, то все наше долгое путешествие бессмысленно. Мы никуда не уедем. У нас никогда не будет денег.

Вот находим такую вещь. Лучше большую, чтобы занимала место в комнате или хоть на антресолях. Лучше принадлежавшую какому-нибудь родственнику, чтобы занимала место еще и в душе. Лучше, чтобы она им пахла. Не призываю выкидывать старый дедушкин пиджак или бабушкины медикаменты, но что-нибудь такое. Потому что если речь идет о старых запчастях для вашей собственной давно проданной машины, ржавеющих на балконе, – вы не представляете, сколько подобного хлама загромождает жизнь русских людей, – то это неинтересно. Не происходит того движения души, между раскрепощением и кощунством, без которого наши упражнения бессмысленны.

Я вообще не очень понимаю – это я даю вам время сосредоточиться, забалтываю, как анестезиолог перед операцией, – почему у нас столько всего хранят. Отчасти это лень, отчасти жалость, отчасти важная особенность местного нрава – и, стало быть, истории: терпеть до последнего, а потом вышвырнуть все, в том числе нужное. Например, ребенка с водой. Ребенок летит, пищит – а-вя-вя! – на хер, на хер, надоел, еще не родился, а уже тогда надоел! Просто способность что-либо делать возникает только в крайних ситуациях, а до них надо доводить. А все, что делается в последний момент, делается плохо, чрезмерно, быстро, с привкусом последнего момента. Мы больше не будем, не хотим так жить, поэтому сегодня мы выбрасываем ненужную вещь.

Это могут быть, например, давно не ходящие часы. У меня такое было. Сломались часы армянского производства, очень жалобно игравшие «Что стоишь, качаясь, тонкая рябина?». Первое мое представление о музыкальной шкатулке: валик с иголками, тонкие металлические полоски, которые он задевает, – я в первый раз поразился хитрости человеческого ума! – а в результате «тонкая рябина». Часть полосок отломалась, часы уже не ходили – вижу их с невероятной отчетливостью, белый пластмассовый кирпичик, квадратный циферблат, а рядом, собственно, музыкальная часть. Их пожалели выбрасывать, завернули в газету и положили на балкон, в ящик старого буфета, стоявшего там с незапамятных времен. Я в детстве часто просыпался среди ночи от невыносимой тоски, которую описать сейчас не смогу, потому что давно притерпелся, и на месте этого вечно болевшего участка души у меня теперь твердая мозоль, – но, в общем, это была смертельная жалость ко всему. Себя я в такие минуты не жалел, потому что был отдельно от прочего мира. Но эти часы, так жалобно игравшие, мне было особенно жалко: когда-то они стояли на теплой кухне, а теперь лежат на ледяном балконе, в ящике буфета, с которым им, вероятно, и поговорить не о чем, – буфет старый, еще довоенный, а они армянские, с совершенно другой биографией (я понятия не имел, какая такая бывает Армения, – только потом долгая жизнь меня научила, что армянским жалобам, неизменно очень слезным, надо верить с большой осторожностью). И я клялся, что завтра же их оттуда извлеку и отнесу в часовую мастерскую (в моем Квартале она расположена на улице Новогодней). Но утром всегда находились другие дела, да и лезть на заснеженный балкон мне было почему-то больно, я вообще, как все люди, отдергиваюсь от чужого страдания, мне нужно дополнительное усилие. И потом их выкинули вместе со всем буфетом, когда делали ремонт, – я был в это время на даче, летние каникулы. Иногда я и теперь еще просыпаюсь по ночам в тоске, принимающей теперь форму общей душевной тошноты – в которую всегда переходит слишком сильная и притом бессильная жалость, – и смотрю на заснеженный стадион за окном, который был виден и в нашей прежней квартире, только с другой стороны; и вид этого снежного поля вызывает у меня тонкую, комариную боль, напоминание о несделанном деле, о том, что надо достать с холодного балкона эти рябиновые часы, которые можно ведь еще починить, – хотя и часовая мастерская давно не существует, и армянский часовой завод двадцать раз с тех пор закрылся, и снесены, вероятно, здания, где он размещался. Хватит болтать. Берем вещь и выбрасываем. Не в мусоропровод – я же сказал, она должна быть большая. Несите ее в ближайший мусорный ящик. Никаких долгих прощаний. Швыряйте и мимо этого ящика сегодня больше не проходите.

Вам трудно, очень вас понимаю. Хорошо. Рассказываю тоже про себя, чтобы облегчить вам эту ситуацию. В квартире, где я живу, от старых хозяев осталась книжная полка. Мы на нее взгромоздили слишком много книг плюс сувениры из разных поездок, совершенно, в общем, ненужные, равно как и сами поездки, – и она в один прекрасный день рухнула на кота, успевшего, впрочем, отскочить. Рухнула она непоправимо, поскольку от нее оторвалась целая планка, долго еще торчавшая в стене. Книги мы переставили в новый шкаф (как мы его собирали по инструкции – отдельная песня, но сейчас не о том), а полка так и осталась лежать у стены, и все не доходили руки ее вышвырнуть, а может, мы перед ней испытывали суеверный страх. Все-таки она осталась от старых хозяев.

Старые хозяева периодически о себе напоминали, при этом мы ничего о них не знали, потому что квартиру купили у их дочери, тоже уже престарелой и довольно, надо сказать, противной. Но они, видимо, были неплохие люди, потому что она их любила и забрала почти все оставшиеся от них вещи – оставила нам за полной ненадобностью пару полок и, по особенной милости, гардероб. Иногда обнаруживались какие-то их вещи, про которые не вспомнили, – старая радиола, еще умевшая крутиться на 78 оборотов, и набор пластинок, среди них, в частности, уральский хор, исполнявший песню «Что стоишь, качаясь, тонкая рябина?», ужасны вообще эти лейтмотивы в биографии, – а также песня «Заело» в исполнении Шурова и Рыкунина, которую я отлично помню еще по собственному детству, поскольку у нас тоже имелся набор патефонных пластинок, пока я их все не переколотил. Ну вот, они слушали лирические и сатирические песни и были, значит, неплохие, еще там были «Брызги шампанского». И только потом мы с полной достоверностью узнали, что дом гэбэшный. Это выяснилось, когда при попытке вызвать сантехника районный ЖЭК отказался его присылать, потому что дом ведомственнный, сказали нам с неистребимым злорадством. Вот он у вас ведомственный, и вызывайте теперь другого сантехника где хотите. Ненависть осталась еще с тех пор, когда это был привилегированный гэбэшный дом. И хотя этот старик, обитатель квартиры, мог быть вполне невинным секретчиком где-нибудь на заводе или вообще канцелярской сошкой, но отношение к нему, пластинкам и даже тонкой рябине несколько переменилось. Я же говорю – никогда нельзя верить жалобным песням, хотя, возможно, это у меня просто самозащита от той самой жалости. А когда меняли обои, высунулась всякая газета «Правда», в нее же был завернут антресольный хлам, и она теперь тоже читалась под другим углом. Мне представился этот охранник, внимательно
Страница 11 из 20

почитывающий ее по утрам, шевелящий губами, потом перечитывающий между строк, – солидный, основательный дядечка, строгий к продавцам окрестных магазинов, кормящий голубей, не чуждый прекрасному – у них даже на потолке, где люстра, укреплен был пластмассовый, но с понтом гипсовый акант. Античная гармония прежде всего. И жена его была, верно, добрая старушка, укоризненно качавшая головой при просмотре программы «Время» образца 1987 мерзкого года, насквозь гнилого, но якобы ренессансного. Короче, эта полка со всей своей амбивалентностью там стояла, пока у меня не образовалось свободное время и я не понес ее на свалку.

Она не покидала квартиру лет, вероятно, двадцать, но должна же была себе представлять день, когда ее отсюда потащат. Думаю, она со скорбным удовлетворением смотрела на лестницу и почтовые ящики – которых не узнавала, потому что в подъезде только что сделали ремонт. С таким же скорбно-удовлетворенным выражением однажды на моих глазах обосралась девушка, с которой мы в одной группе – практиковались такие поездки – ездили в Париж. Она там, экономя на еде, заработала страшное расстройство желудка и вечно спешила в уборную, но всегда успевала; а тут подъезжаем уже к Москве, все сортиры за сорок минут до нее заперли, и она-таки обосралась непосредственно у МКАД. И на кроличьем ее лице, вечно испуганном, появилось наконец выражение того самого мрачного удовлетворения – последней утехи людей и вещей, которые попали в плачевное положение, но всегда его предчувствовали. Думаю, что умирать мы все будем примерно с такими же мыслями. Но самое ужасное, что на дне этих мыслей всегда будет теплиться надежда, и полка, я полагаю, продолжала надеяться до тех самых пор, пока я не отнес ее на свалку и не поставил там вертикально в надежде, что ее подберет какой-нибудь бомж. Их в районе очень много, несмотря на растущее благосостояние, и они постоянно вытаскивают из ящиков бывшие джинсы. Если бы полку подобрал бомж, хотя бы на растопку, мне, честное слово, было бы легче – все-таки вещь продолжает существовать в своем исконном качестве, все-таки с людьми; но я два раза в тот день прошел мимо свалки – с работы и на работу (видите, я кому-то нужен, востребованный человек, хотя именно в тот день я никому особенно не был нужен, просто в квартире одному было тошно), и никто ее не подобрал. Когда я мимо нее проходил, она так и стояла, но я отчетливо ощущал толчок надежды, от нее исходящей: может, я передумаю и она все-таки сгодится. Ведь можно же починить. Она не могла, конечно, попросить об этом прямо – в ней было много гэбэшного достоинства, ненависти к молодым, вообще я был по всем параметрам представитель чуждого мира, – но, несмотря на все это, она явно просила ее забрать. Ужасная помойка, ужасный запах, она этого не заслужила, и, в конце концов, я сам ее перегрузил. Во второй раз она уже помирала, ее заморозило, она уже не могла подать никакого внятного сигнала, но из последних сил обозначила себя. Но я был тверд. Если мы не выбросим старую вещь, мы никогда не начнем новую жизнь. Все обросли таким количеством хлама, как вещественного, так и мысленного, что никак не можем прорваться к чему-то новому, и вообще – вот мы всех жалеем, а кто нас пожалеет? Жалела нас квартирная хозяйка, когда вывезла все вплоть до полочки в ванной? И полку увезли, и утром я это отметил с большим облегчением, потому что она утратила качество вещи и перешла в качество мусора, а мусор имеет другую душу, о которой нам лучше не задумываться.

Нечего тут. Отложили книгу. Встали, взяли, понесли.

20 июля

1.

Сегодня мы переводим текст с неизвестного вам языка. Каждому слову этого языка должно соответствовать одно русское. Одинаковые слова могут быть заменены только одинаковыми, это как бы само собой, но приходится напоминать, потому что все либо забывчивые, либо хитрые. Существительные в разных падежах обозначаются одним словом.

Бргг эритр дургам: биттр, эратрум, кисикл. Биттр – артрудн стебрик кусам, интивит, пужн. Хрунд, пукишем. Колеама бисетр стеврюк, зуамо стронд абранта, немаго струизанд сборт, друнд, браскл.

– Ао, эратрум! – фонид кисикл, стаблашем гунда трумпф. – Ис андаго круа?

– Бандуит, – аргунд биттр, кванкнум бисетр немаго. Илле сумбаква струфик – пукишем абсант.

– Трува?! – бластрум кузанж.

– Хачипупер, хачипупер, – триангл вруншильд пурба. – Авос бандуит – немос бандуит.

– Немос? Ду колеама, стантра, душанга!

– Ан си стеврюк друхта стомп.

– Амба, амба! Грандутха эритр криалан!

– Криалан тусса, криалан месса.

– Дургам биттр!

– «Криалан месса, криалан месса!» – анрдрант феррун, фонид зуамо васкес.

– Амос форт?

– Бргг!

– Финид, – квамкус эратрум, кванкнум зуамо хрюкл.

Переведите получившийся текст на любой известный вам язык.

Аккуратно впишите его на эту страницу.

__________________________________

__________________________________

__________________________________

__________________________________

__________________________________

__________________________________

2.

Дальнейшее касается только группы «Б».

Ровно в полночь в ночь на 21 июля выходим из дома.

Хороша летняя ночь, особенно во второй половине лета! Счастье для зрелых людей, уже сознающих конечность жизни и понимающих, что в этой-то конечности и заключена вся прелесть. Жить и бояться умереть – все равно что трахаться и бояться кончить.

Берем с собой Фотографию незнакомой местности и Вещь, которая напоминает вам о детстве.

Ищем в Квартале местность, больше всего похожую на Незнакомую местность. Даже если это арабская пустыня, в Квартале почти наверняка есть похожий пустырь. Подчеркиваю: мы не выходим за пределы Квартала. Если нет ничего похожего, определяем похожее по настроению место, какой-нибудь сквер, вызывающий сходные эмоции, или даже собственный подъезд.

Приходим в эту точку. Оставляем там вещь, напоминающую вам о детстве. Даже если эта вещь вам очень дорога – все равно. Под нее подкладываем бумажку с надписью «СПАСИТЕ!» большими буквами. Ниже указываем свой контактный телефон.

Если завтра вам позвонят, встречаетесь с человеком, который позвонил, благодарите его, выдумываете что хотите насчет причины вашего поступка и вручаете ему Драгоценность (Украшение) из того же списка.

Если не позвонят, читаете вслух одну страницу из Книги на иностранном языке. Не умеете вызывать помощь, так хоть в языках попрактикуетесь.

21 июля

Сегодня мы ссоримся с возлюбленной/возлюбленным.

Есть вариант, что у вас нет на данный момент никакой возлюбленной, а есть, допустим, жена. В таком случае мы ссоримся с женой. Есть вариант, что нет жены. В таком случае мы ссоримся с буппи.

Буппи вам понадобится на протяжении «Квартала» неоднократно, поэтому лучше сделать его сейчас. Покупаем воздушный шар, не слишком большой, не слишком дорогой. Наполняем его холодной водой. Завязываем. У нас получился буппи.

Мы можем нарисовать на нем мордочку, если есть фломастер и желание. Но вообще-то буппи будет исполнять разные роли, так что одна мордочка стеснит нашу фантазию. Давайте лучше ее развивать.

Слово «буппи» и сам этот шар придумал мой сын Андрюша, когда мы с ним упражнялись в стрельбе из пистолета с пластмассовыми пульками на балконе одной южной гостиницы. Нам стало неинтересно сбивать ветки, и мы решили изготовить мишени. Нам
Страница 12 из 20

показалось, что этот шар великолепно взорвется, когда в него попадет пуля, но не тут-то было. То ли у него было недостаточное поверхностное натяжение, то ли пулька оказалась мала, но она пробила в буппи небольшую круглую дырку, и он стал оттуда писить, не писать, а именно писить, ровной тонкой струйкой. Это было настолько трогательное зрелище, что следующего буппи мы уже не пробивали, а стали выдумывать его приключения. Андрюша отнес его к морю и придумал сказку о том, как буппи в него стремится. Как он надеется, что его внутреннее содержание наконец сольется с миром, то есть с морем, и он обретет бессмертие. Короче, он развязал буппи и вылил его в море, и случилась гармония.

Буппи – идеальный партнер. С ним можно разговаривать, ссориться, мириться, в крайнем случае его можно швырнуть в стену. Но вообще-то он, конечно, суррогат. Лучше поссориться с настоящей возлюбленной. Это важный психологический опыт, приближающий вас к свободе и соответственно деньгам.

Время начала ссоры можете выбрать произвольно. Мы не посягаем на ваше рабочее время – начинайте либо утром, либо вечером. Днем можете работать, не отвлекаясь на личную жизнь. А вот продолжительность ссоры сильно зависит от вашего Финансового Индекса. Допустим, ваш рейтинг – 295. Вычтите из этой цифры ваш рост в сантиметрах. Поделите на два. Это и будет количество минут, которые вы должны потратить на ссору. Допустим, ваш рост – 180 сантиметров. В таком случае вы должны ссориться ровно 57 с половиной минут. Можете округлить.

Вы, разумеется, спросите: а что, если не уложимся? Ведь начать ссору легко, а закончить очень трудно. Отвечаем: если вам не удастся помириться через 57 минут – ладно, через час, – значит, у вас не получилось. Важен же выход из конфликта, а не только вход в него. Вы не выбываете из игры, но попадаете на штрафное упражнение. Оно будет описано ниже. Ничего страшного, но довольно противно.

МУЖСКОЙ ВАРИАНТ: ССОРА С ВОЗЛЮБЛЕННОЙ (ЖЕНОЙ)

Как именно вы будете ссориться – не моя забота. Есть несколько способов предварительной подготовки. Ну, не знаю. Посмотрите вокруг, тщательно осмотрите квартиру (дачу). В раковине посуда, так? Утреннего кофе не было, так? Все вещи не на своих местах, по коридору не пройдешь, там велосипед. И главное: где внимание к вашим проблемам? Когда кто-то проявлял внимание к вашим, повторяю, проблемам? Когда кто-то вас жалел? Вспомните, как все хорошо у Петровых. Петровы живут душа в душу, тютелька в тютельку, не разлей вода. Петрову всегда и внимание, и забота, и горячее трехразовое питание. По выходным Петровы все вместе ездят на дачу, жарят там мясо, бросают летающую тарелку. Играют в детское лото. Дети у Петровых послушные, ухоженные. Много читают.

На самом деле вы знаете, что жизнь Петровых – форменный ад. Муж изменяет жене. Жена ищет утешения на женских форумах в Интернете, где обсуждаются вопросы типа «Как удержать мущину-рака». Мущину-рака не надо удерживать, пусть пятится со скоростью 70 километров в час и никогда больше не напоминает о себе, но как пуста, как бессмысленна станет жизнь без него, без его клешней, усов, носков! Жена Петрова любит давать там полезные советы и утешаться мыслью, что ее жизнь еще ничего. Но вот Петровы как-то делают вид, что они счастливая пара, и для демонстрации этого счастья зовут всех к себе на дачу, где невыносимо скучно и мучительно жалко детей. Дети все понимают, бедные. Но у Петровых есть по крайней мере видимость, а у вас вообще ничего. В вашей жизни нет уюта, подумайте, что вы с ней сделали. Когда-то она начиналась ничего себе, а теперь ни один шкаф не закрывается. Вам (…) лет, а что сделано? Ясно же, что дальше будет только хуже. И все потому, что рядом с вами живет энергетический вампир.

Когда вам грустно по ночам, она не просыпается. Она храпит. Если она не храпит, тем хуже. Когда-нибудь она захрапит так, что вам придется купить себе оранжевые резиновые беруши. Человек, который спит с берушами, может уже не сомневаться в том, что его жизнь ушла в никуда. Она всегда недовольна. Она похожа на вас, да, но надо быть лучше вас, чтобы вам было куда тянуться. Ей нужно от вас только (…), а совсем не то, что вы можете дать. А что вы можете дать? Да ничего вы не можете дать. Теперь, когда она вас высосала и выбросила. Впрочем, и раньше не могли. Правду сказать, вы порядочное ничтожество, если ничтожество может быть порядочным. Запомните главное правило ссоры: разозлиться как следует нужно именно на себя. Злиться на другого человека бессмысленно, он другой, и этим все сказано. Всякая настоящая ссора начинается с ненависти к себе. Ясно же, что виноват тот, кто вас таким сделал. А сделала вас таким именно она, все остальные побрезговали. Еще, конечно, родители очень сильно виноваты. Но родители старые, какой с них спрос, и они вас по крайней мере любили. А она не любила вас никогда, вы всегда это подозревали, у нее всегда все хорошие, кроме вас.

Начали!

Лучше всего действует вопрос «Где?». Прежде чем начинать, вспомните, какая это часть речи. Так к вам вернется хладнокровие, и вы будете ссориться расчетливее, точнее. Если не можете вспомнить, примените звонок другу. Если у вас нет друзей, так вам и надо. Это все она.

– Где моя футболка с пивом? Эта, с надписью, что «Пиво всегда мокрое»? Где мой обед? Где моя жизнь, лучшие ее годы? Где опять шатается эта неблагодарная тварь, к которой уже в комнату страшно зайти? Где деньги? Где ты была (если вы ссоритесь не с женой, а с возлюбленной)? Где я нахожусь?

Если вам ее все еще жалко, или у вас прекрасное настроение, или она ни в чем не успела провиниться – задайте все эти вопросы самому себе. Они испортят вам настроение ровно настолько, чтобы немедленно переадресовать их любому случившемуся рядом человеку.

ЖЕНСКИЙ ВАРИАНТ: ССОРА С ВОЗЛЮБЛЕННЫМ (МУЖЕМ)

Вообще-то этому учить не надо. Обычно женщина сама знает, как начать ссору и чем ее закончить, при этом не схлопотать в глаз и добиться желаемого. Но если вы вдруг не умеете, действуйте по инструкции. Прежде всего надо привести себя в нужное настроение, как и в мужском варианте. Начинать лучше прямо с утра, еще лежа в кровати. В это время муж/возлюбленный не должен вас отвлекать – не позволяйте ему. Иначе получится так, что он утренним кофе в постель или поцелуем собьет вам все настроение. Поэтому игнорируйте, держитесь холодно и отстраненно: вы заняты, вам не до него. Это и на руку вам сыграет, когда начнете. Только не вздумайте ему объяснять, в чем дело. «Милый, нам надо поссориться, потому что я тут читаю одну книгу», – хотел бы я на это посмотреть. Если же вы вместе читаете «Квартал», то это как раз не помеха. Уверяю вас, даже обоюдно спланированная искусственная ссора легко перерастет в настоящую, если следовать советам.

Итак, лежа утром в кровати, начинайте думать. Лучше всего вспоминать мелкие старые обиды. Вы договорились пойти, а он опоздал. И вы ждали на холоде. Пустяк, вроде вы тогда и не обиделись – с кем не бывает. Но теперь вспоминайте. Вы мерзли, а он пришел еще так не спеша, вразвалочку. Когда ваша мама жаловалась ему, что вы совсем ее бросили, он не стал вас защищать, а поддакнул: она, дескать, вообще к людям невнимательна, но что поделаешь, мы ее и такую любим. Спасибо, конечно, но мог бы и возразить, а не подлизываться. И эти вечные эсэмэс,
Страница 13 из 20

которые ему кто-то пишет. И из-за компьютера его не вытащить. А когда у вас болел живот, он все равно поехал на встречу с друзьями, а вы сидели дома одна. А если бы вы умирали? А он бы все равно уехал? Тут мы начинаем сценарий старой сказки про девушку, которая рыдала от того, что родится у нее сын, вырастет, пойдет за водой и упадет в колодец. Напрягите воображение. Вот вы лежите, и вам все хуже. А он едет к друзьям. А у вас не хватает сил даже вызвать «скорую». Вы ползете к телефону, но обессилевшая рука роняет трубку, а дышать все труднее. Дрожащей рукой, не помня себя, вы набираете все же номер и успеваете еще отомкнуть замок на двери, прежде чем окончательно потерять сознание. И когда он возвращается, сам веселый и хмельной, – видит только, как санитары запихивают в машину носилки. Тогда-то он раскаивается… Нет, ни фига – и тогда он не раскаивается, а идет домой и садится за компьютер играть в танки. А если вам в больницу надо будет привезти страховой полис и зубную щетку, то он все равно не знает, где у вас все это лежит. А раз не знает, то чего ехать, отправит маму вашу или подругу. А сам – в танки. Он вообще ни о чем, кроме своего удобства, не думает. Только все говорит, что любовь, мол, а сам – чаю налей, это подай, то убери, я такой несчастный, пожалей меня. А сам-то он много вас жалеет? Нет, ему же надо, чтобы вы были всегда в духе, всегда бодры и готовы поддержать. И вообще ему пока не скажешь, что что-то не так, сам не заметит. Вот и сейчас лезет со своим кофе, хотя видит, что вам не до него. А то, что вы по утрам чай любите – откуда ему знать? Он же судьбы мира решает, как будто без него мир остановится. Шовинист он! Вон на форуме девки пишут, какие у них мужья! Современные, незашоренные, готовые видеть в женщине личность, а не обслугу! Тут можно опять включить фантазию и представить, как вы идете по улице, а там он с бабой. Целуются. Представили? Баба уродливая, гораздо хуже вас, зубы кривые. Представьте зубы.

А это его постоянная привычка сделать вас во всем виноватой! Он всегда в белом, а вы истеричка. Хотя истеричка-то на самом деле он: из-за любой чепухи срывается на все подряд. И к тому же вам всегда казалось, что он не любит ваших кошек. Можно приступать. Если для мужского варианта главный вопрос «Где?», то для вас – «Когда?». Когда ты начнешь убирать за собой? Когда ты повесишь полку? Когда мы поедем в отпуск? Когда со мной будут считаться в этом доме? Когда ты на мне женишься? Когда мы навестим маму? «Когда внезапно возника-ает…» Когда началась столетняя война? Ах, даже этого не знаешь? Ну и ладно, спрошу у Васи, он умеет пользоваться гуглом.

Упоминания о Васе не выдержит даже буппи, так что дело сделано. Дальше все пойдет по накатанной. Не забудьте, что через час вы должны броситься друг другу в объятия, рыдая. Впрочем, вы можете начинать рыдать уже сейчас, это действует безотказно. В этом случае можно даже ничего не говорить. Собственно, если вы умеете рыдать, вам вообще больше ничего не нужно, только ничего не объясняйте. Тогда он организует ссору своими руками, ровно так, как описано в мужском варианте.

ПРИМИРЕНИЕ

Тут надо сделать вид, что ничего не было, что это было умопомрачение, что вы не виноваты. Для молодых пар, конечно, оптимальный вариант – внезапно наброситься друг на друга и резвым сексом снять напряжение. Тогда ссора будет рассматриваться как прелюдия, многие так и делают. Но много ли молодых пар среди наших читателей? Они все время ссорятся или трахаются, какое уж тут самосовершенствование. Остальным после краткого выяснения отношений лучше всего сказать:

1. Прости, что-то на меня нашло.

2. Ну ладно. Я что? Я ничего.

3. Слушай, со мной в последнее время творится что-то непонятное. Прости, ради бога. Сам не знаю, что говорю.

И это будет правда, потому что действительно в последнее время творится что-то непонятное. Вы совершаете странные поступки, и, если вдуматься, это началось задолго до «Квартала». «Квартал» просто вытащил это наружу. А на самом деле отыскать какую-то логику в происходящем нельзя уже давно. Как сказал перед смертью Некрасов – «Ничего не понимаю, что со мной делается». Я тоже ничего не понимаю. Но я по крайней мере честно предлагаю в этих условиях выпадать из этой уродской логики, потому что в любой алогичности сейчас больше смысла.

Штрафное упражнение для тех, кто не уложился в норматив и ссорился дольше, чем надо.

Покупаем оранжевые резиновые беруши. Суем их в свои дурацкие уши.

Подходим к партнеру и спрашиваем: «А все-таки ты хоть раз в жизни можешь подумать не только о себе?» Пережидаем ответный монолог. Не слыша ни слова, находим точный ответ на него.

Если ответ неточный, расхлебываем до утра.

22 июля

Сегодня мы вспоминаем умершего родственника.

Не знаю, зачем это нужно. Зачем-то нужно. Обретение окончательной силы предполагает важную способность – воскрешение мертвых. Надо уметь их воскрешать хотя бы в памяти, вспоминая о них всё, до последних мелочей. Опыт Христа показывает, что этот этап никак нельзя миновать. Не бойтесь, через все этапы пути Христа я вас проводить не собираюсь. К тому же он, хотя и воскрес, не получил денег. Деньги получил Иуда.

Для начала возьмите в руки вещь, напоминающую об умершем. Не обязательно об этом умершем, которого будете сейчас вспоминать. Вообще о любом человеке, которого больше нет и никогда не будет, и всё, что осталось, – вот эта вещь. Обратите внимание, от вас тоже когда-нибудь останется только вещь, и то не факт. И вы тогда ужасно будете благодарны тому, кто про вас вспомнит. Тут есть противоречие: вас не будет – и тем не менее вы будете благодарны. Сейчас мы устраним это противоречие. От человека в мире, в ткани мира, остается пустое место вроде пустот в помпейском пепле. Это пустое место сохраняет некоторые эмоции, чаще всего печаль. Когда его заполняют воспоминаниями, ему приятно. Вообще говоря – а, вот это я, кажется, начинаю понимать, зачем мы это делаем, – мир сам по себе такая вещь, которая осталась от множества умерших людей. Люди только и делают, что умирают, это их не то чтобы основное, но самое результативное занятие. Все остальное чаще всего не получается. Не следует придавать видимому миру такое уж большое значение, потому что он и есть вещь, оставшаяся от умерших, отсюда его общая печаль, печальность; именно поэтому печаль и есть тот эфир, который все тут связывает, но это мы поймем позже, когда займемся передачей мыслей на расстояние. Но просто единственное, что можно успешно делать в мире, это вспоминать, потому что всё в нем напоминает, а больше, в сущности, ничего не делает. Греки полагали, что единственное достойное человека положение – лежать. Мир греков был молод, они еще не понимали, что самое достойное занятие – вспоминать. Поэтому ведем себя как поумневшие, погрустневшие греки: ложимся и вспоминаем.

Необязательно, кстати, вспоминать именно родственника. Можно друга дома, близкого, как член семьи, или просто иногда у вас бывавшего. В конце концов, можно вспомнить практически любого человека, лишь бы вспоминать подробно и сосредоточенно. Вы должны убедиться, что помните, оказывается, много вещей, которые ничего для вас не значат; которые вы сами считали безнадежно забытыми. Вспоминаем все, лишь бы этот человек отобразился как
Страница 14 из 20

живой. Лучше выбрать того, кого вы хорошо помните, потому что в воспоминаниях тоже действует своеобразная гравитация: большой их мотив притягивает новые и новые. А люди, о которых вы помните мало, со временем сотрутся совсем – никакие усилия любви тут не помогут.

Показываю на своем примере, как всегда.

Я вспоминаю тетю Лелю – фамилию я тоже помню, но она ни при чем, – подругу бабки и деда по самым молодым годам, по общей компании, которая была у них в 1930-е и с тех пор постоянно собиралась, чаще всего у нас. Дед работал тогда на заводе АМО, впоследствии ЗИЛе, и было у него двое друзей, вместе с которыми он ездил туда на трамвае. Работал он, насколько я помню, сборщиком, поднялся до мастера, а после войны уже туда не вернулся и был начальником автобазы. Вообще всех раскидало: один из его друзей был немец и под это дело оказался в ссылке, кажется, в Караганде, оттуда потом переехал в Саратов, женился там и в Москве бывал редко. Другой на 10 лет оказался в Норильске за анекдот, но вернулся и жил на проспекте Вернадского. Деда пытались вербовать в осведомители, но он сказал, что сильно пьет и обязательно выболтает все тайны – частая отмазка, но ей изредка верили, и ему поверили, а там война, и как-то это забылось.

И вот их компания с завода АМО дружила с бабушкиной компанией, там все вместе учились в школе и сохранили отношения надолго. Первое, что я помню про тетю Лелю, – это стишки про нее в стенгазете, которую они к Новому году изготовили в этом своем кружке. Тетя Леля отличалась хрупким сложением, особенно страдала из-за маленькой груди, и про нее там было написано как бы утешительное: «Не пылит дорога, не дрожат листы, подожди немного, отрастишь и ты». Она обиделась. Но вообще в этом кругу обижаться было не принято: скажем, был там Володя по кличке Пончик, Пон, и про его обидчивость был отдельный стишок: «Раздается шум и звон, из бутылки лезет Пон. Всех окинул взором пылким и опять полез в бутылку». Сколько всего я помню, хотя никогда не видел этого человека!

Но вообще всю эту компанию я видел, кроме тех, кто не дожил. Умерла от туберкулеза самая умная, как уверяли все, хотя про недоживших всегда так говорят, – Женя Шток. Она, умирая, завещала себя медицине, для исследований. Об этом говорили с благоговением. А тетя Леля работала инженером, вот я вспомнил, на авиационном заводе. Она умела так двигать головой, как делают в индийских танцах: не качать, не кивать, а как-то так ее перемещать на шее из стороны в сторону. Я до сих пор так не умею. Тетя Леля была, вероятно, самой язвительной в этой компании, они с моей матерью очень на этом сходились и даже вместе однажды ездили в Сочи и там бомбардировали записками самого толстого купальщика, имевшего у них кличку Человек-лягушка – если ничего не путаю – за выпученные глаза и зеленые трусы. Они ему назначали встречи в беседке и подписывались «Жанна Кошкодавленко». Что удивительно, он приходил, и они, глядя на это, ухохатывались в кустах.

Тетя Леля была одинока, замужем не была, детей не имела, но активно воспитывала племянницу Машу, мою ровесницу – где теперь эта Маша? Она все обещала мне ее показать, нас познакомить. Судя по описаниям – большие глаза, курносая, рыжая, – эта Маша мне очень подходила, но видите, какая штука, судьба нас развела. Меня тетя Леля любила, а я ее в детстве не очень. Я даже говорил – разумеется, только в кругу семьи, – что если бы дарил всей этой компании шарики с картинками (тогда были воздушные шарики с рисунками, воробей там, допустим, или зая), – что вот всем бы я подарил цветные и с птичками, а тете Леле черный и с пауком. Лет пять мне было. Я был не прав, конечно, и полюбил ее впоследствии – за язвительность, ум, хорошее отношение ко мне и прелестную, несколько кошачью манеру острить. У нее и голос был слегка мяукающий, и глаза кошачьи. Однажды, помню, когда она у нас обедала, уже мне было лет восемь, я полез своей ложкой в общую миску с, насколько помню, квашеной капустой.

– Тебе это разрешают? – ядовито спросила тетя Леля.

– При вас – да, – честно сказал я. Я вообще был мальчик еще небитый жизнью и достаточно прямой в высказываниях.

– Молодец, – сказала она, – нашелся.

Собираться – это тогда была целая культура: по советским праздникам, чаще на дни рождения, и всем было о чем говорить и что вспоминать. Еще вот помню из той газеты: «Ростислав Сергеич Терский вид имеет очень зверский». Он стал потом генералом, а тогда, в конце 20-х, всегда ходил на диспуты Маяковского, даже написал воспоминания об этом, сданные им в какой-то архив. С Маяковским я таким образом знаком через одно рукопожатие.

Тетя Леля любила литературу, и у нее хранилась с войны книжечка Симонова «С тобой и без тебя». На его творческом вечере в 77-м, кажется, году, в Останкине, она подошла и попросила у него автограф – кажется, она была единственной, кто пришел с той книжечкой; и он воскликнул «О! Откуда это у вас?!» – и с радостью расписался. Странно, что эта книга о давно прошедшей и, в общем, трагической любви вызывала у него радостные воспоминания, другой бы постарался забыть, но он, вероятно, понимал, что это лучшее из сделанного. Очень уж там интересно сошлись такая любовь и война, отношения с Родиной как-то спроецировались – «ты вдруг сказала мне люблю» именно во время войны, а так-то я тебе был даром не нужен. Но это к теме отношения не имеет, просто раз уж вытащилась мысль по ассоциативной цепочке, не обрывать же.

Тетя Леля умерла от рака желудка, мать ее навещала, потому что больше было почти некому, и рассказывала, что ей очень хотелось, чтобы ее кто-нибудь держал за руку или гладил. Вспоминать это, как вы понимаете, мне уже совсем не хочется, но я понимаю, что зачем-то это надо. На самом деле я понимаю, что это никому не надо ни за чем, потому что никакая отдельная жизнь не имеет никакой особой цены. Царства уходили, и ничего – что нам отдельный человек? Этих людей со всеми их застольями смыло целиком и непоправимо, ничто из их разговоров не имеет больше смысла, их имен нет даже в Интернете, потому что они не вели дневников и не дожили до социальных сетей; я вот помню их имена – помню, что Цецилия Жабина жила в Минске, тоже одна из этой компании, присылала письма, открытки, календарики со странными надписями, мне однажды прислала открытку с надписью «Отыщи всему начало, и ты многое поймешь» (до сих пор не понял, и не этим ли я сейчас бессознательно занят?), помню, что в Раздорах жил Шура Баталин с женой, он был слепой, из дома почти не выезжал, а еще были Лева и Надя Друзяк, их я однажды видел. Володя Травкин с женой Галей. Все это я помню, а толку? Мне и поговорить о них не с кем, и рассказать о них некому, и даже вас я могу заставить слушать о них, только пообещав вам за это денег. Может быть, впрочем, это понимание – ничто никому не нужно, и ни от кого ничего не останется, и никто никого не лучше – тоже входит важной составляющей в то состояние, к которому я вас веду, – в состояние денег, или, вернее, в состояние, когда их тоже не нужно. А может быть, вот эта манера впихивать еду в ребенка – рассказывая ему сказку или свою жизнь – не что иное, как попытка задобрить слушателя: я рассказываю тебе о своем никому не нужном опыте, а ты за это ешь кашку. Любопытен был бы образ сказителя, который ходит по дорогам с ведром
Страница 15 из 20

каши – не просит еды, а, напротив, предлагает: вот, поешьте, а я вам за это расскажу о нескольких никому не нужных людях, но просто мне не с кем больше о них поговорить, а мысль о том, что от них ничего не останется, для меня совершенно невыносима.

И все они лежат сейчас на Востряковском кладбище, похожем на большую коммунальную квартиру, разве что евреи там отдельно; там со временем надеюсь лежать и я, в общей очереди на Страшный суд, и на Страшный суд меня разбудят дед с бабкой, как в школу. Дальнейшего я уже никак себе не могу представить.

Пошлость, дешевка, ужас. Но что делать со всей этой памятью, которая обступает меня, чего-то требует? Исписать общую тетрадь, сдать ее в архив? Один старик – его мемуары опубликованы в книге «До и после литературы» – в третьем лице описал всю свою жизнь для внука, рисуя на полях грабли, поясняя, что есть грабли… Идиотизм, конечно, но что еще делать в старости человеку, который в молодости был третьим секретарем обкома?

Сегодня ничего больше не делаем, только вспоминаем этого не существующего больше человека.

Прямо здесь, поверх текста, рисуем его портрет.

Теперь этот портрет вырываем, комкаем, выбрасываем. Чувствуем себя жизнью.

Вырываем прямо сейчас, не задумываясь.

А что там было написано на обороте? Уже не восстановишь. Я же говорил, надо было покупать три экземпляра.

23 июля

Поздравляю вас, сегодня у нас первое прохождение. В компьютерные игры играете? Прохождения читать любите? Прохождение – изумительный жанр сам по себе, никакого юмора не надо. Цитирую подлинное, игру не называю, иначе будет реклама: «Бежим к воде и пройдем по ней присев. Убьем противников на выступе с правой стороны. Дождемся ухода наемника на причале и пройдем вниз. Доберемся до здания и поднимемся вверх. Убьем врага прямо впереди нас и пройдем за Диазом к самолету. Войдем внутрь него и займем позицию. Воспользуемся биноклем для отмечания целей. Первым делом убьем врагов у лодки, затем того, что наверху хижины, и того, который расположился слева. Стрельнем в рацию с правой стороны и отвлечем одного из врагов. Убьем их в любом порядке».

Бежим по воде присев, убьем в любом порядке. Комический эффект создается внезапным вводом непонятных персонажей – игрок их видит, а читатель нет. В детстве я ненавидел учительницу географии, молодую наглую толстую шлюху, которая, в свою очередь, ненавидела детей и курила в радиорубке со старшеклассниками, а с некоторыми не только курила. Географию с тех пор тоже не люблю, не помню, что где, а ведь какая изумительная наука! И вот в шестом классе во время ее уроков (читая тогда же «Человека-невидимку») я представлял, как входит в класс человек-невидимка и начинает сзади хватать ее за волосы или щипать. Мы его не видим, а слышим только, как она на ровном месте среди объяснения визжит, откидывается назад, хватается за голову, топает ногами и держится за ущипленные места. Это был бы танец смерти вообще. И я начинал гнусно хихикать, и она меня вызывала и требовала повторить, что она только что сказала, а я совершенно этого не слушал – я представлял, как она будет визжать и топотать. Случались двойки. Закрывать их надо было докладами, то есть делать рефераты и их пересказывать. Помню свой реферат о выдающемся исследователе Черском, переписанный с детской энциклопедии, а также доклад о пингвинах, которые высиживают яйца животом. Помню, как я это подробно показывал, стоя у доски, и одновременно смеялся и плакал от комизма и унизительности своего положения. Ведь я знал, что она меня ненавидит и что я ее не задобрю никакими пингвинами, никакими яйцами, – и на словах: «Вот так они его высиживают», – я отвратительно и неудержимо ржал сквозь слезы на глазах у всего класса, который тоже меня не любил. Хорошо, что уже тогда мне было все-таки смешно. Должно быть, сейчас она глубоко несчастная, одинокая, еще более толстая женщина, если вообще жива, и отчего-то мне видится при этой мысли мстительное, торжествующее шествие пингвинов, которые, неся на лапках свои яйца, уходят от нее куда-то вдаль. К чему я это все? К тому, что комический эффект возникает по принципу человека-невидимки. Кто-то кого-то убивает, отмечает цели, идет по воде – но, поскольку мы не видим ни цели, ни воды, внезапное появление всех этих абсурдных сущностей способно привести нормального человека – не геймера – в состояние тихого счастья. «Берем конфету и бензин, исполняем на полицейского, появится существо из другого мира».

Вот эта глава, этот день у нас будет в жанре прохождения. Заметьте, я не вижу ни одной локации, однако почему-то знаю, что там расположено. Откуда я это знаю? Давно живу. А если совсем честно, я вообще все вижу. Итак, вооружитесь книгой и действуйте.

Стартуем в 17:00. Выходим из дома. С собой берем Мягкую игрушку, Вещь вдвое больше пачки сигарет и Вещь, происхождения которой вы не помните.

Если дождь, раскрываем зонт. Встречаем первого встречного. Спрашиваем: «Который час?» Поговорим с ним о погоде. Встречаем второго встречного. Показываем ему мягкую игрушку: «Вот я нашел тут. Может быть, какой-то ребенок потерял. Вы не знаете?» Он говорит: нет, не знаю. «Возьмите, пожалуйста, а то я уезжаю, мне совершенно некуда девать, а выбрасывать жалко». Если он берет мягкую игрушку, отдаем. Если не берет, сажаем ее на лавочку в сквере или на забор, где она хорошо видна.

Доезжаем (доходим) до кафе на окраине города, в спальном районе. Входим. В углу сидит старуха (выражаясь политкорректно, пожилая женщина). Если старухи нет, значит, вы плохо поговорили с первым встречным или неправильно посадили мягкую игрушку. Повторяйте эти действия до тех пор, пока не появится старуха. В крайнем случае зайдите в другое кафе. Подойдите к старухе. Поклонитесь. Спросите: «Простите, здесь не сидела сейчас девушка с длинными темными волосами?» Старуха ответит. Если девушка с длинными темными волосами сидела там, выйдите из кафе и пройдите сто метров налево. Если не сидела, пройдите к стойке, закажите третий в списке коктейль. Если нет коктейлей, то пиво. После этого отдайте бармену Вещь вдвое больше пачки сигарет. Скажите, что кто-то потерял ее в зале. Бармен возьмет вещь. Поговорите с барменом (не меньше трех реплик). Еще раз подойдите к старухе. Поблагодарите ее. Выйдите из кафе и пройдите сто метров направо. Дальше для обоих случаев сценарий одинаковый.

Осматривайтесь, пока не увидите гаражи. Гаражи где-то будут обязательно. Можете побродить вокруг в радиусе 10 метров, поспрашивать встречных, где тут гаражи. Идите вдоль них не спеша. Нет ничего прекрасней гаражей на закате – разве только промзона или граффити из окна поезда. Всегда за окнами поезда стоит какой-нибудь красный кирпичный дом, всегда очень интересно, кто живет в таком доме. А может быть, там телефонная станция. Доходите до первого открытого гаража. Спрашиваете владельца, кто тут поблизости чинит машины (такой Кулибин есть в любом спальном районе). Вам указывают. Идите к Кулибину. Если он на месте, поговорите с ним (не менее трех реплик). Если его нет, запоминаете номер бокса, где он обычно бывает. Нам не Кулибин важен, а этот номер. Умножаете его на свой Финансовый Индекс. Складываете сумму всех цифр, пока не получится однозначное число.

1 – заходите в ближайший магазин и
Страница 16 из 20

покупаете любой продукт или предмет не дороже 100 рублей;

2 – садитесь на первый автобус на ближайшей остановке и проезжаете пять остановок;

3 – набираете на мобильном телефоне любой произвольный номер со стандартным префиксом и спрашиваете Колю. Если попадаете действительно на Колю, прохождение уже удалось, можно ехать домой. Передаете Коле привет от Сергея, отключаетесь;

4 – оставляете у входа в бокс Предмет, происхождения которого не помните;

5 – ищете взглядом трубу. Около гаражей обязательно есть труба. Идете вдоль трубы, пока не упретесь в естественное препятствие. От этого препятствия делаете пять шагов строго на запад. Это и будет точка силы;

6 – находите мальчика (около гаражей обязательно есть мальчик) и под любым предлогом отдаете ему Вещь, происхождения которого не помните. Если мальчик не берет, скажите, чтобы передал Коляну. Колян есть обязательно. Скажете, от Сережи;

7 – звоните по мобильному телефону любому вашему знакомому старше вас на три года, с физическим недостатком. У вас есть такой знакомый, я знаю. Извинитесь за беспокойство. Попросите его назвать любое число до 100. Пройдите названное число шагов вдоль гаражей. Это и будет точка силы;

8 – стойте, где стоите. Это точка силы;

9 – вернитесь туда, где вы оставили мягкую игрушку. Это и будет точка силы.

Посмотрите, там ли ваша мягкая игрушка. Если ее взяли, жертва принята и точка заработала. Если нет, возьмите ее домой. Жалко же оставлять, еще промокнет. Оставьте завтра на том же месте. Пока не возьмут, точка силы не заработает.

Запомните точку силы.

Кто не нашел точку силы – обойдется. Значит, она у него внутри.

24 июля

Внимательно прочтите следующий текст.

В чем его загадка?

Предложения в нем явно стоят не в том порядке, в каком надо.

А в каком же надо?

Все очень просто. Одно мыслительное усилие, и вы поймете.

Подсказка вот то, поймете не если.

Смею вас уверить, перед вами кратчайший. У человека воспитанного обязательно будут деньги, но, к сожалению, способы его воспитать очень немногочисленны. Школой такого развития ума и служат наши упражнения, в этом их глубоко рациональный смысл, хотя суть их при этом непринципиальна. Очевидно, надо научить его уважать сложные закономерности, поскольку именно культура и есть пространство сложных закономерностей, непредсказуемых подчинений (или их обходов, если уж никак не выполнить всех требований момента). Как воспитать того самого «человека воспитанного», который, по Стругацким, должен прийти на смену человеку разумному, – или «человека культурного», которого ждал Мережковский на том же рубеже веков?

Между тем мир управляется как раз тончайшей сетью зависимостей, и уважение к этой сети, умение и готовность подчиняться ей, вписываться в ее непостижимую уму сложность – примета развитого ума. Фрейд не напрасно ставил его в прямую связь с религиозным чувством, но религиозное чувство превращает тонкий механизм зависимости от сложнейших условий в банальный кодекс повседневного поведения, в удобный для власти способ обуздывать человека или просто в систему жизнеобеспечения скучного попа. Это грубая, примитивная связь, которая бесконечно упрощает механизм обсессий и компульсий. Если вы не будете в означенные дни пить молоко или заниматься любовью, вы после смерти попадете в рай, а при жизни выпьете очень много молока или изобильно займетесь любовью. Все религии мира – над которыми так охотно, по воспоминаниям друзей, издевался суеверный Пушкин – грешат тем, что ставят тонкие механизмы миропонимания в зависимость от грубой, убого трактуемой морали. Смотрите.

Но вероятно и более радикальное объяснение. Если через пять минут вы можете попасть в катастрофу – он заставляет вас переставить книги. Весьма возможно, что, объясняя все недостатком серотонинов или неправильным механизмом их захвата, мы ставим телегу впереди лошади; мозг сам знает, как ему захватывать серотонины, и организует свою биохимию в соответствии со своим же даром предвидения. Синдром обсессий и компульсий – то есть желание (или долг) выполнять сложные ритуалы, чтобы избежать неприятностей, – может быть вовсе не психической болезнью, а особенно тонкой связью с миром, своего рода даром предчувствия.

Начав соблюдать правила, ты можешь от них отказаться на третий или пятый день, но на шестом месяце отказ от них приводит к катастрофе, а уж если всю жизнь… Юрий Арабов, чьи заслуги в постижении «механики судеб» превосходят все его сценарные подвиги, справедливо замечает, что чем дольше ты соблюдаешь условие, тем травматичнее оказывается разрыв цепи; оттянутая пружина бьет больнее. Ему была предсказана смерть от белой лошади (всю жизнь ездил на вороных или рыжих) или от белого человека (никогда не стрелялся и даже не ссорился с блондинами) – а Дантес был блондин. А Пушкин, всю жизнь соблюдавший приметы (заяц и поп 12 декабря 1825 года) – и погибший ровно тогда, когда он перестал их соблюдать? Каждый из нас знает массу подобных примеров, в том числе из личного опыта. Но тут он видит, что на железнодорожном переезде случилась крупная катастрофа – шлагбаум неправильно сработал или мало ли, – и он бы, короче, обязательно попал в эту катастрофу, если бы не переставил две книги, дай Бог им здоровья. Снова садится в «Крайслер» и, ругательски себя ругая, едет куда собирался. Пытаясь бороться с этим желанием, он проезжает два километра, но потом возвращается и, черт бы их побрал совсем, переставляет две книги. Уже усевшись в машину и даже заводя ее, он вдруг чувствует непреодолимое желание вернуться домой и переставить книги на полке в своей комнате. Дэвид Лосс, арканзасский фермер, собирается ехать на своем «Крайслере» о чем-то договариваться с другим фермером. Возьмем хрестоматийный пример.

И он знал бы, когда пригнуться или сколько раз дотронуться до края окопа, прежде чем выпрыгнуть оттуда. У него сохранился бы тот способ тончайшей связи с миром, который мы по глупости называем обсессивно-компульсивным расстройством. Но подозреваю, что если бы Фрейд не вылечил Человека-крысу, он не погиб бы на Великой войне. Строго говоря, Великая война – она же Первая мировая – как раз и была способом затормозить развитие человечества, понимающего теперь слишком много. Там сказано, что молодой офицер – которого он вылечил простейшим способом, а именно объяснил ему природу тех самых страхов и навязчивых состояний – «погиб во время Великой войны», как множество талантливых молодых людей. Но мы сейчас не об этом, а о финале фрейдовской заметки.

Он состоит в противоречии все более развитой совести (отягощенной в наше время гораздо большим числом компромиссов, чем раньше) и индустрии наслаждений, которая тоже не стоит на месте. Синдром остался, но перестал осознаваться. Это вообще нормальное состояние для Серебряного века, то есть для высшего взлета человеческой истории, после чего начался самоубийственный откат: революции, две мировые войны, бесконечное упрощение и деградация. Случай человека-крысы – на самом деле обычного офицера с болезненно развитой чувственностью и столь же развитой, как у всех интеллектуалов начала ХХ века, совестью – нагляден именно потому, что он и жаждал удовольствий с характерной для fin de siecle
Страница 17 из 20

утонченностью и страстью, и стыдился их, как и своей жажды. Фрейд хорошо понимал, как зацепить читательское внимание, отсюда все его психоаналитические триллеры вроде «Человека-волка» или «Человека-крысы». Чаще всего цитируется «Случай человека-крысы» Фрейда. Механизм этого явления хорошо известен и многократно описан. Если вы проделаете ряд бессмысленных действий, у вас пройдет страх, появятся деньги, отсрочится смерть и т. д. Проще всего сказать, что я предлагаю вам синдром навязчивых состояний, или обсессивно-компульсивное расстройство.

После того как вы разобрались с текстом, поняли, как его читать, и расставили фразы в правильном порядке, пометьте цифрами ПЕРВЫЕ 33 СЛОВА. Подумайте, почему именно 33 и чего вообще бывает 33.

Внимательно прочитайте следующие фразы.

ЕСЛИ ПРОДЕЛАЕТЕ РАССТРОЙСТВО ПРОДЕЛАЕТЕ Я ПРЕДЛАГАЮ ПОЯВЯТСЯ

Подумайте, что сделать с этой фразой. Вспомните, зачем вы нумеровали слова. Дальше совсем легкотня. Эту задачу в двух действиях решит любой школьник. Я вам и так много подсказал. Если не получится за час, вообще никогда не получится. Оставьте эту задачу и выполните 50 отжиманий, вам это ближе.

Решили? Превосходно! Теперь вы знаете, кто вы.

А как называется человек, который себя уважает за решение такой простой задачки?

Такой человек называется так:

Я ПРОДЕЛАЕТЕ РАССТРОЙСТВО ВСЕГО ПРОДЕЛАЕТЕ ВАМ ВСЕГО

Спокойной ночи, дорогой товарищ.

25 июля

Сегодня мы попробуем быть счастливыми, в том плане, что вспомним состояние самого полного и безоблачного счастья, попробуем максимально имитировать его внешние условия и в это состояние вернуться, причем замерить свое пребывание в нем с максимальной точностью.

С понятием счастья надо определиться. Я буду сейчас определяться, а вы смотрите. Мне кажется, тут два ключевых понятия: промежуточность и перспектива. С перспективой проще: имеется в виду, что счастье еще только начинается, что оно уже чувствуется, но еще не в расцвете. Ведь оно очень быстро переваливает за ту грань, за которой уже пресыщение и распад, и очень часто отвращение. Следовательно, надо поймать его первую треть.

Что касается промежуточности, здесь важен именно выход за рамки, пребывание между временами года и суток. Скажем, «Семнадцать мгновений весны» потому стал фильмом номер один, что там весна, война – и победа: отчаянное и бессмысленное сопротивление с сохранением всех ритуалов, на фоне накатывающей весны и громыхающей в двух шагах от Берлина советской артиллерии. Или «Касабланка» с нейтральной территорией, где постоянно схлестываются немцы и французы. Нужна, короче, нейтральная территория с взаимоисключающими силами, которые вокруг нее вьются или над ней сталкиваются. Особенным счастьем бывает время перехода, любого перелома, особенно от зимы к весне или от весны к раннему, молочно-восковому лету. Поскольку это ситуация выпадения из времени, особенно важно, что в этой щелке суток нам некуда спешить, мы никуда не погоняемы, ни с кем не договаривались. И никаких законов обычного времени в этой щелке между мирами нет. Наше искусство – построить эту щелку, промежуточный мир, когда сейчас хорошо, а будет еще лучше. После чего станет совсем плохо, примерно как сейчас, хотя будет, конечно, и хуже.

Задумавшись и перебрав несколько самых ярких таких вспышек, я выбираю момент почти абсолютного блаженства: 11-й класс собрался у подруги, предки которой выехали на дачу, все накупили вина – в основном почему-то токайского, – пяти бутылок, естественно, не хватило, и нас с молодым человеком Петей отправляют за добавкой. (Тут нужно отступление: всякие утонченности вроде вермута, токайского, иногда кьянти имелись в СССР, их было завались, но они абсолютно не пользовались спросом и употреблялись в крайнем случае, когда не было водки или ее не продавали. Иногда их пили совершенно как бормотуху, не понимая. Думаю, что весь Советский Союз был таким употреблением утонченности как бормотухи, дефицитнейшего как повседневного, тогда как именно повседневного резко не хватало. Это ответвление мысли нужно мне как пауза при восстановлении счастья, вроде того как иногда, если не спится, нужно намерзнуться, а потом нырнуть под теплое одеяло и уснуть почти мгновенно. А может, я просто не могу перестать думать, даже когда хотел бы только ощущать, только вспоминать то солнце, косые лучи, тепло на коже.)

Петя не из нашей школы, он приятель – не кавалер – одной из наших девочек. Петя молчалив, но по скупым его репликам видно, что умен. Мы друг другу явно симпатичны и могли бы сдружиться (и сдружились бы, найдись время: мы бешено готовились в институты и даже с друзьями не столько виделись, сколько созванивались). И вот мы пошли в ближайший магазин на тот проспект, который у нас в Квартале называется теперь проспектом Счастья. Мы успели. Магазин еще открыт. В конце проспекта висит ярко-оранжевое солнце. Середина апреля, все стаяло и уже подсыхает. Рядом стройка, и на ней такой же оранжевый песок и светло-оранжевый кирпич. Такой кирпич – вообще образ счастья, и дом, в котором я сейчас живу, тоже казался мне символом счастья из дома, в котором я жил тогда. Честно говоря, я не так уж и обманывался. Иногда смотришь на этот дом, на этот солнцем вызолоченный фасад, среди невероятно холодного зимнего дня – холодного и ясного, у нас ведь ясно, только когда холодно, – смотришь и понимаешь, что будет весна, что перелом к ней, собственно, уже совершился. Такой луч, такой цвет. И вот начатый дом на ближайшей строительной площадке – это именно там теперь закрылся магазин прелестных игрушек и сделали магазин отвратительных запчастей – он того самого цвета.

Мы с Петей уже немного пьяны – много ли нам было тогда надо? – но еще вполне адекватны. Покупка вина всегда сопровождается шутками, прибаутками и радостными предвкушениями, опьяняющими сильней любого токайского. Идет милый необязательный треп. И вот мы идем назад еще с пятью бутылками, разговаривая о какой-то ерунде, из которой, впрочем, ясно, что Петя тоже умный, талантливый, он видит те же вещи, что и я, и важно еще, что общий перелом тоже ощущается: время уже все в щелях и сквозит, и явно будет шанс у таких, как я и Петя. Мы, может быть, не сгнием, мы даже как-то осуществимся. А на 11-м этаже в доме подруги нас ждет 11-й класс, они ждут от нас токайского и будут нам рады, и каждый из нас уже примерно присмотрел, с кем мы там будем танцевать. Я уже знаю, с какой девушкой буду там курить на балконе. Я понятия пока не имею, что с этой девушкой буду ужасно несчастен довольно долгое время – долгое по тогдашним меркам, около года, но несчастен по-настоящему, даже по нынешним меркам, я теперь бы не выдержал такого. И понятия не имею, что Петя уедет и ничего из него там не выйдет. Это тоже входит в понятие счастья, чем бы оно было без этого?

Я попробую сегодня себе все имитировать по этой схеме, тем более что лето начинает переламываться в сторону осени, а осень – тоже хорошо, сейчас я это уже понимаю, потому что начинаю уже рассматривать смерть не как конец всему, а как дембель. Устаешь с годами, что тут такого. Токайского я покупать не буду, его вкус мне слишком многое напомнит, и вместо легкой ностальгии получится отчаяние. Опьянюсь я чем-нибудь попроще, не
Страница 18 из 20

пивом, конечно, но хоть вермутом. Покурить на балконе мне несложно, только сейчас надо это делать одному, потому что одиночество и есть то будущее, с которым мне пока прекрасно, а дальше я сильно намучаюсь. Что касается предощущения ужасного, без которого не может быть счастья, с этим у меня сейчас все даже в слишком большом порядке, и за вас я в этом смысле тоже не беспокоюсь.

Ощущение безграничного счастья продолжается от нескольких секунд до пары минут и начинает уходить ровно в тот момент, как вы его осознаете и вербализуете, пусть мысленно. Штука в том, что, как только вы говорите себе: «Я счастлив», вы тем признаете и понимаете, что это состояние необычное и что все остальное время вам как-то иначе. И включившийся мозг услужливо предлагает нам, естественно, антоним: когда я не счастлив, я несчастлив. Конечно, это ерунда, нельзя же все время жить в состоянии оргазма, и мы должны понимать, что отсутствие счастья еще не предполагает несчастности, как и антоним любви не ненависть, а равнодушие. Но без этого ошибочного чувства не запомнишь момента счастья: проскочит, как холодный пельмень.

26 июля

Сегодня мы учимся презирать.

Для начала – несколько слов о презрении как таковом. Вы наверняка в курсе, что это самая легкая и приятная вещь на свете, но сами так этому и не выучились, иначе вы никогда не стали бы проходить «Квартал». Презрение – закрытость для нового опыта. Ведь в презрени упражняются, как правило, ничтожества, больше смерти боящиеся любых перемен.

Ненависть – чувство легкодоступное, но все же оно свидетельствует о некотором масштабе личности. Влюбляться способны и сволочи, и святые. Тоска – вообще примета высоких душ. Презрение – свойство души мелкой и чаще всего поверхностной, но иногда лечатся и ядом. Так что в своей генеральной попытке освободиться от всего лишнего и подняться на сверхчеловеческую ступень мы обязаны оттолкнуться, взять разгон – в этом смысле презрению нет цены.

Вы наверняка замечали такое отношение к себе, в этом смысле нас удивить трудно, – скажу больше, мы часто смотрим на себя именно глазами презирающих нас людей, и это самый горький, чаще всего вредоносный, хотя иногда спасительный опыт. Ненавидеть можно равного, но презирать – только низшего; смотреть на себя с ненавистью – значит почти наверняка себя преувеличивать, ибо врагов своих мы преувеличиваем щедро и страстно. Они кажутся нам могущественными, все про нас понимающими. Презрение – совсем иное дело: это взгляд человека, обладающего истиной, на человека, обладающего оспиной. Разумеется, на самом деле человек, обладающий истиной, никого и никогда презирать не будет – просто потому, что ему уже не нужно самоутверждаться; презрение – удел тех, кто ничего толком не знает. Однако само действие презрения таково, что противиться ему в первый момент почти невозможно, – и прежде чем вы успеете сообразить, что имеете дело с ничтожеством, это ничтожество уже всадит в вас свое жало. Самый верный вариант при столкновении с презрением – быстро вспомнить, что этот человек, позирующий в качестве верховного арбитра, ничего не знает, не умеет, а злится на вас только потому, что вы, наверное, чему-то успели научиться. Но вспомнить это под ледяным взглядом ничтожества – не самая легкая задача.

Зачем же, скажете вы, учиться этому? Объясняю: бить прохожего ногой – мерзко, но отталкиваться ногой от земли – иногда необходимо; без малой толики снобизма нет умения блюсти себя, удерживаться от дурных поступков, оберегать честь, наконец. Нам надо уметь презирать, но пользоваться этим оружием мы должны ограниченно. На любой агрессивный комментарий надо уметь ответить что-нибудь вроде «Мнение насекомых должно интересовать энтомологов» и сделать соответствующее лицо. Если собеседник знает слово «энтомолог», ему будет обидно. Если не знает, он может вообще треснуть. В самое большое бешенство за всю свою жизнь я привел ротного свинаря Васю, назвав его мутантом. Он этого слова не знал и предположил худшее.

И сейчас мы будем презирать – но именно тех, кто нам непосредственно мешает. Мы будем презирать фэншуйщиков – то есть тех, кто влез на нашу собственную территорию. Они пытаются нам внушить неправильные представления о деньгах.

Ха-ха-ха.

Они пробуют нас научить приручать деньги. «Наведите в квартире порядок. Протяните левую руку в левый дальний угол. Там будет территория денег, им будет там хорошо».

Порядок в доме надо наводить вне зависимости от того, занимаетесь ли вы фэн-шуем. Просто когда в доме нет порядка – возникает отвратительное чувство вроде чесотки. У меня, например, физически чешется любая лежащая не на месте вещь, именно поэтому я постоянно ссорился с женщиной, без которой, как выяснилось, могу, но чувствую себя очень сложно, неправильно и вот компенсирую это ощущение «Кварталом», чувством власти хотя бы над читателем, шучу. Это неправда, вообще на эти мои проговорки можно не обращать внимания, они тоже нужны в книге, могу объяснить, зачем. Если гуру безупречен, его не слушаешь, а если у него проблемы – он свой, ему веришь. Обратите внимание, у всех великих проповедников были проблемы. Некоторые вообще умерли ужасной смертью. У Сократа, в частности, была сварливая жена и конфликты с согражданами, более высокие образцы затрагивать боюсь.

Так вот, наводить порядок надо все равно, но примитивные ритуалы вроде «это будет у нас место денег, потому что оно правильно сориентировано», – мы должны оставить сразу. Ритуал может быть сколь угодно бессмысленным, как любой дзен, – но тогда он должен по крайней мере что-то менять в вас. Уборка и протягивание левой руки в угол ничего в вас не меняют. Все это имеет целью только примитивный комфорт, а зачем нам комфорт, нам не нужен комфорт. Нам надо сделать из себя нового человека, потому что прежний кончился, ему никто больше не нужен, и он больше не нужен никому. Вот он за три месяца делает из себя другого, который сможет без всех обходиться, он прогоняет себя для этого через разные упражнения, а в виде главной цели привесил себе морковку, то есть деньги. Конечно, деньги у такого нового человека появляются сами собой, но не имеют для него уже никакой цены. (Именно поэтому они и появляются. Замечали ли вы, что у вас до фига только того, что вам совершенно не нужно?)

Фэн-шуй, дорогие друзья, учит вас правильно обустраивать интерьер, а я учу вас не зависеть от интерьера. Любые практики учат вас нравиться людям, а я учу вас обходиться без людей, потому что все умрут и никто ничего не стоит, кроме мимолетного проявления милосердия в экстремальной ситуации. Любые пикаперские техники учат вас желать денег, любить деньги, а я учу вас быть таким, к которому деньги побегут сами с умоляющей улыбкой: обрати на нас внимание! Деньги, как всякая физическая субстанция, ценят только зависимость. Деньги любят людей с душой, а что такое душа – я научу вас понимать через месяц, и то не факт.

Дружно презираем фэншуйщиков!

Фэншуйщики имеют к древней китайской мудрости примерно такое же отношение, как косоглазые гастарбайтеры, чаще всего казахи, в ресторанах-сушницах – к японской кухне. Аудитория фэншуйщика – домохозяйка, искренне уверенная в том, что если все в ее домохозяйстве будет правильно, то и
Страница 19 из 20

мир гармонизируется. И я не готов презирать эту домохозяйку, я опять сбиваюсь с презрения на жалость, это всегда было моей проблемой (но только поэтому, вероятно, я и жив до сих пор) – но я готов презирать того, кто дурит этой домохозяйке ее несчастную, с бигудями, голову, того, кто пытается паразитировать на ее вечном хохлушечьем стремлении обустроить свое гнездо. Вот я вижу, как она прибирается, готовит, как робко защищает свой мир от внешних вторжений – а мир уже плющится, уже в окне молнии, уже скоро будет третья мировая война. В такие времена мы особенно, товарищи, должны быть беспощадны к тем, кто паразитирует на страхах и привычках кротких людей уюта. Для денег в доме не должно быть угла. Для денег в доме должно быть уважительно-отстраненное отношение, как надо мне было относиться к ней, но я не сумел.

УПРАЖНЕНИЯ НА ПРЕЗРЕНИЕ

1. Представляем фэншуйщика. Чаще всего это обремененная семьей женщина средних лет, ведущая эту рубрику в газете «Бывшая правда». Представляем ее ясно, в деталях, особенно обувь. Презираем.

2. Представляем своего врага с особенной ясностью, сидящим в уборной. Презираем.

3. Представляем наиболее успешного человека из нашего окружения, в вонючем детстве, в школе, где из буфета и туалета несет примерно одинаково, избиваемого одноклассниками. Презираем.

4. Представляем большую пачку денег в кармане успешного человека, избиваемого одноклассниками. Толку ему от этой пачки. Презираем.

5. Представляем себя, выполняющего эти упражнения. Презираем. Не получается? Странно. У меня в последнее время только это и получается.

27 июля

Задание на сегодня будет такое.

Прочитайте рассказ. Этот рассказ иллюстрирует важную, никогда не понимаемую фэншуйщиками мысль о том, что восприятие местности в огромной степени зависит от личности и привходящих обстоятельств, а вовсе не от того, насколько в ней убрано.

Рассказ обрывается на самом интересном месте. Придумайте концовку. Правильная концовка у меня там дальше изложена, не скажу в каком именно месте. Искать бессмысленно. Если вы туда заглянете, никаких денег не будет. Имейте терпение.

Если вы эту концовку угадали, на что есть примерно шансов 30 из 100, – первые две недели занятий прошли успешно, и вы можете себя поощрить. Ваш личный рейтинг по итогам двух недель – 15.

Если вы ее угадали почти или приблизительно, ваш личный рейтинг – 10.

Если вы вообще ее не угадали, ваш личный рейтинг – 5.

Если вы сразу заглянули в конец, у вас больше нет личного рейтинга.

Короче, рассказ.

БУХТА РАДОСТИ

В первый раз Клоков попал в бухту Радости, когда ему было 15 лет. Они с матерью приехали туда на лодке. В пансионате была лодочная станция, и они решили впервые поплыть не в ту сторону водохранилища, которую уже хорошо знали, а в неизвестные далекие края, где мать Клокова иногда бывала со своими школьниками. Тогда они ездили туда на «ракете». «Ракеты» во множестве мчались и рычали вокруг, переезжать фарватер надо было осторожно, и в этой опасности было дополнительное счастье.

Был июль, водохранилище цвело, в глинисто-бурой воде мелькало множество крошечных зеленых точек. В бледно-голубом небе большие кучевые облака не столько висели, сколько, кажется, лежали на теплых толстых столбах воздуха: у них были пышные шапки и плоские синие днища. Дальняя вода была неопределимого цвета – молочно-голубого на буром, с темно-синими лунками мелких волн. Берега были в ивах, в лежачих мелколистых березах, и, как всегда, казалось, что вот на дальнем берегу самый правильный лес, в котором непременно есть грибы. Стоило им отъехать на другую сторону, где был большой серый дебаркадер, как их собственный берег стал правильным и манящим, а лес на ближнем берегу оказался почти прозрачным, сырым и явно не грибным.

Грести было сущим наслаждением, прекрасен был запах воды, цветущей, гниловатой и потому особенно свежей: в ее тепле так же ощущались свежесть и прохлада, как в бурой волне – зеленые точки. От деревни на берегу пахло сеном и яблоками, как всегда в августе, и чувствовалось, что этот запах завтра уже не будет так ярок: сегодня в нем еще много было летней силы. Слева была белая церковь с голубым куполом, там принимались вдруг звонить, и вода далеко разносила звон. Дальше, прямо по курсу, – рыжая песчаная заводь с тремя соснами, близко подошедшими к обрыву. Бухта открывалась за поворотом, почти пустая в будний день, с единственным работающим шашлычным кафе и несколькими лениво брызгающимися парами на берегу.

Она не зря так называлась: странное чувство счастливой безопасности от нее действительно исходило. Клоков и в 15 лет не так был глуп, чтобы считать лодочное путешествие на другой край водохранилища серьезным приключением, – но, вплывая в эту бухту, он почувствовал примерно то же, что открыватель новых земель, приведший свою флотилию на неведомый цветущий остров. Здесь было тихо, радостно, изумительно безопасно – та полнота покоя, какая бывает на лице у молодой матери; мужчина чувствует что-то подобное только в такой ленивый день, не сладкий, а сладостный. Мать захотела купаться, а Клокову захотелось осмотреть бухту, и он вышел на берег, уставленный палатками шашлычников. Пахло земляникой, хвоей – сильней, чем шашлыком, – и травой, которую недавно скосили. Клоков прошел метров двести по шоссе и оказался в поселке, насквозь солнечном и необыкновенно приветливом.

Хотя денег у него с собой не было, он зашел в поселковый магазин, где ему разулыбалась прелестная веснушчатая продавщица. Она спросила, не хочет ли он холодного квасу, за бесплатно, только что привезли. Он выпил квасу и, совершенно счастливый, пошел по главной улице. Это был обычный тогдашний дачный поселок, но все в нем было удивительно на месте: в гамаке качалась девочка, которая улыбнулась ему. На соседнем участке росли желто-красные, помидорного цвета георгины. Уже цвели золотые шары. Все было избыточно, щедро, манило зайти, присесть, угоститься – на одном участке шел детский концерт, дети пели на крыльце под гитару, родители хлопали. Далеко, у самого леса, виднелась белая церковь с голубым куполом, высокая, похожая на ракету. Мальчик, хохоча, катил обруч. Это была бухта счастья в самом чистом и полном виде, и Клоков боялся уйти отсюда, потому что вернуться, думал он, уже не придется.

Между тем он вернулся – пять лет спустя, отслужив в армии, где было несладко, но все кончается. Он не хотел ехать в бухту Радости с друзьями-студентами, было почему-то важно совершить это путешествие в одиночку. В самые дурные минуты он вспоминал этот остров счастья, и от мысли, что где-то он есть и сейчас, становилось легче. Даже зимой, когда занесено снегом то крыльцо, на котором пели под гитару дети, церковь с голубым куполом по-прежнему стоит у леса, и все, наверное, сверкает вокруг. Он клялся туда вернуться – и вот вернулся, но другим путем. Приехать на лодке было уже нельзя – пансионат, где они тогда отдыхали с матерью, стал окончательно ведомственным, путевок не было. Клоков приехал в бухту из города на автобусе, который три часа стоял в пробке на шоссе, но в конце концов выплюнул их всех на остановке.

Церковь была на месте, хотя купол облез и был уже не столько голубым, сколько стальным; в сверкании его
Страница 20 из 20

появились жестокость, враждебность, замкнутость. Поселок изменился чудовищно и несправедливо: он не заслуживал этой участи. Половина заборов расползлась и накренилась, участки заросли, дома покосились, а на месте некоторых выросли кирпичные особняки, которые выглядели бы зловеще, не будь они так тупы в своем закосе под готику. Дом, где жила девочка, качавшаяся в гамаке, был давно заколочен. Шашлыками воняло еще за километр от пляжа, и эта вонь горелого жира заглушала все остальные запахи. Отвратительна была смесь наглого процветания и безнадежного запустения, но и то и другое словно в голос орало: уйди отсюда. Одни гнали чужака, давили его презрением, другие старались показаться ему на глаза: ведь он помнил их в счастье, в расцвете, когда они, никому не мешая, радовались себе и друг другу.

Клоков решил зайти хоть в магазин, но продавщица – конечно, другая – так орала на очередь, что ему все стало ясно. Он вышел, но она успела зыркнуть на него с той беспричинной ненавистью, с какой на любого встречного глядят в трущобах: своих тут презирают, а чужих ненавидят.

И Клоков решил, что никогда больше не вернется в бухту Радости, но что-то его томило, не давая распроститься со счастливым видением. Запах земляники и хвои помнился ему лучше, чем дух шашлыка. Может быть, все дело было в том, что в тот раз они приплыли на лодке, по водохранилищу, а в этот он приехал на автобусе? Эта мысль уже не казалась ему безумной: тот поселок был слишком непохож на этот, их невозможно было совместить. Надо было поставить контрольный эксперимент, но непременно вдвоем: кто-то один пусть приедет на лодке, а кто-то – на автобусе. И когда они вместе пойдут по главной улице поселка, чья-то правда победит.

У Клокова уже была к тому времени подруга-однокурсница, на которой он всерьез хотел жениться. Он побоялся объяснять ей свой замысел, потому что она со своим спокойным здравомыслием наверняка подняла бы его на смех, – но уговорил приехать в поселок разными путями. Ты прикинь, говорил он, как прекрасно будет встретиться – ты подходишь к берегу, а тут я на лодке! Давай! И она согласилась, почувствовав, что для него все это не просто воскресный выезд на берег. Всеми правдами и неправдами Клоков достал две путевки на выходные в пансионат, ставший через два года несколько доступнее, и отправился в лодке через фарватер, к песчаному берегу с опасно наклонившимися соснами. Смутное его беспокойство все росло по мере приближения – он пытался представить, что увидит в бухте теперь. Но того, что они увидели, он представить, конечно, не мог.

Ну вот. Окончание следует. Придумывайте, что хотите. Оставляю пустое место, чтобы записать.

__________________________________

__________________________________

__________________________________

__________________________________

__________________________________

__________________________________

31 июля

Сегодня нам понадобятся: бутылка водки, две банки пива, бутылка красного вина, пакет черносмородинового сока от любого производителя, целлофановый пакет для артефактов. Все это складываем в обыкновенную наплечную сумку.

Выходим из дома с сумкой в семь часов вечера плюс минус четверть часа. В подъезде делаем глоток водки, не запивая и не закусывая. Отправляемся к ближайшей школе. Около школы осматриваемся и открываем первую банку пива. Делаем большой глоток. Если школьный двор не огорожен или ворота отперты, заходим на территорию. Если школа закрыта, идем по периметру вправо от главного входа. Ищем первый артефакт.

Это может быть любой предмет, кроме окурка или спички. Окурок или спичка артефактом быть не могут. Еще чего, артефакт! Кстати, закуриваем, если хотим. Предмет, который мы ищем, – скорее всего пуговица, обычная школьная пуговица, отлетевшая в результате драки, или выброшенный ластик, или сломанный карандаш, или любая другая вещественная ерунда, напоминающая о школьном аде; о царстве ежеминутного, ничем не стесненного угнетения человека человеком, а этого угнетателя – еще и учителем. Причем учитель тоже ужасно угнетенная профессия. Может быть, самая угнетенная. Денег мало, дома свои дети, которых видишь редко (ищем, ищем! Смотрим под ноги!), сапожник всегда без сапог, мужа чаще всего нет, жена ненавидит. В школе всегда пахнет страхом, отчасти уборной, но страх и уборная вещи связанные. В школьных уборных курят или изобретательно мучают друг друга. Нет, пожалуй, мы не курим. Выбрасываем сигарету. Артефакт нашли? Что ж вы так? Вас, наверное, в школе били, и правильно делали. Считается ужасно стыдным признаться, что вас не любили в школе. Делаем второй глоток пива. Нашел? Нашел, я тебя спрашиваю? Уроки сделал? Портфель собрал? Зубы почистил? Умер? Бери первую попавшуюся вещь, хоть втоптанную в землю крышку от бутылки, и пиздуй отсюда, уебище ни на что не годное.

Так проходим мы первую стадию и делаем глоток водки.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (http://www.litres.ru/dmitriy-bykov/kvartal-prohozhdenie-2/?lfrom=931425718) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Здесь представлен ознакомительный фрагмент книги.

Для бесплатного чтения открыта только часть текста (ограничение правообладателя). Если книга вам понравилась, полный текст можно получить на сайте нашего партнера.

Adblock
detector