Режим чтения
Скачать книгу

Темный дом читать онлайн - Максим Хорсун

Темный дом

Максим Дмитриевич Хорсун

Пикник на обочине

Все путем, когда незаметно, как вор, проникаешь на территорию Зоны Посещения, берешь то, что нужно, и так же, по-тихому, выбираешься за Периметр.

Сталкеру по прозвищу Костыль не повезло. Зона решила с ним поиграть.

Все началось с заказа на необычный хабар. Заказчик был из тех, что отказа не принимают, и Костыль согласился. А дальше все завертелось само собой.

Возникновение аномалии в особняке новосибирского сенатора, настойчивый интерес со стороны спецслужб и людей из UFOR, конфликт с бандитами… не многовато для одного хромого сталкера?

И за всем этим стоит нечеловеческая воля Зоны. Вечно голодный Темный дом на окраине Ботанического сада открывает гостям свои двери.

Войти Костылю придется в любом случае.

А вот выйдет ли он оттуда живым…

Максим Хорсун

Темный дом

© Максим Хорсун, 2015

© ООО «Издательство АСТ», 2016

Часть первая

Мой папа говорит, что мутантов нет, а они есть. В Зоне есть много погибших сталкеров. Когда я фантазирую, я будто смотрю на Зону их мертвыми глазами. Я вижу много аномалий и разрушенных домов. В Зоне интересно. Многие мутанты похожи на зверей, а некоторые – на очень странных людей. Каждую ночь, когда мы спим, они приходят к Периметру и оттуда смотрят на огни человеческих городов, мечтая, чтобы Зона была повсюду.

Когда-нибудь их мечта осуществится.

    «Куда уводят мутанты». Недописанная книга Виталика Шимченко

Глава первая

30 декабря 2014 г.

Искитим

Есть такая народная примета: если черный джип сворачивает с дороги и перегораживает тебе путь, то грядут неприятности. Если же это происходит зимней ночью, когда темнота становится такой, что хоть выколи глаз, и если поблизости – ни одного свидетеля, то неприятности последуют в весьма неотдаленном будущем.

Садовников выронил сигарету и отпрянул, прижавшись спиной к дощатому забору. У него была трость – крепкая дубовая палка, усиленная медными кольцами, она не раз выручала сталкера во время задушевных бесед на заднем дворе «Радианта». Но против ствола палка – не аргумент. А из приоткрытого окна задней двери выглядывал пистолет Макарова.

– Сталкер Костыль? – спросили из царящей в салоне темноты и, не дождавшись ответа, потребовали: – Сюда иди!

Сталкер мысленно ругнулся и подошел, шаркая правой ногой по тротуару, к джипу. От авто шел тяжелый запах горячего железа и бензина. Дверь с костяным щелчком открылась, высунулась лапа, обтянутая черной скрипучей кожей. Лапа вцепилась в куртку Садовникова и втянула его в салон.

Внутри были трое. Похожие друг на друга, словно братья-близнецы. Круглоголовые, мордастые, откормленные как на убой. Все, само собой, при пушках. Садовников постучал тростью по коврику под ногами, сбивая грязь, затем поинтересовался:

– Чем обязан?

– Ты должен Парфюмеру, – прозвучало будто приговор. Говорил тип, развалившийся на заднем сиденье, остальные только строили страшные рожи.

– Я верну, – буркнул сталкер, в очередной раз думая, что его карта крыта. Если Парфюмер обратился за помощью к братве, то договариваться или что-то обещать уже поздно.

Вообще в тот день все шло наперекосяк. Ныла на погоду нога, голова была тяжелой с самого утра, думалось туго, под скрип извилин. И дернул же черт сесть играть с Котом… а тот как будто что-то учуял. Был он слегка навеселе и держался бодрячком, по слухам – раздобыл в Зоне какую-то мелочовку и выгодно загнал. За карты Кот сел, чтобы развлечься, он много балагурил и играл небрежно, ради удовольствия, но масть сама так и шла ему в руки. А вот от Садовникова фарт отвернулся, причем, похоже, давно. Он проиграл Котяре деньги, которые собирался вернуть Парфюмеру в счет предыдущего долга, а следом спустил и остаток пенсии. Затем он занял у Кота и проиграл снова. «Повезет в любви!» – сказал тогда Кот, похлопывая Садовникова по плечу. Парфюмер, который и полслова не проронил, когда два сталкера садились играть, после партии отчитал Садовникова, словно мальчишку. «Я верну», – сухо пообещал держателю притона Садовников, абсолютно не догадываясь, как он это сделает. Разве что продаст почку, хотя кому она, пропитанная миазмами Зоны, может понадобиться?

– Мы поможем разрулить долги, – сказал бандит, поигрывая «макарычем». – Есть работенка.

– Слушаю… – отозвался Садовников. Само собой, работать на бандерлогов у него не было ни малейшего желания. Сталкер понимал, что ничего путного они не предложат. Наверняка это будет что-то связанное с трафиком наркоты, выращенной на «газированной глине». Мол, проведи, отведи, препроводи…

«Они ведь не местные, – лихорадочно соображал Садовников. – Выкосят плантацию „мичуринских“ или „спарты“ и свалят за бугор – с них взятки гладки, а мне расхлебывай…»

Но он был не в том положении, чтобы корчить из себя героя. Поэтому Садовников изобразил на лице предельное внимание.

– Ты знаешь, кто такой Всеволод Леонидович Шимченко?

Перед глазами пронеслось: дождливая весна, биллборд на выезде из Искитима, строгое лицо, очки в золотой оправе, то ли борода, то ли запущенная щетина, припудренные залысины… и надпись красными, как кровь, буквами: «Голосуй за Шимченко! Твой сенатор из Зоны Посещения!»

– Знаю, – ответил Садовников, напряжение внутри стало во сто крат сильнее, хотя, казалось бы – куда уж могло быть сильнее? – Шимченко – сенатор. Представляет Новосибирский округ в верхней палате. Владелец заводов, газет, пароходов.

Бандерлоги прищурились.

– По теме базаришь, – одобрили они.

* * *

Той весной он устроился в предвыборный штаб Шимченко. Служил мелкой сошкой: раздавал флаеры, стоял на митингах с флагом, освистывал оппонентов своего кандидата, агитировал в сельской местности. На выборах был наблюдателем и смог сделать три незаметных «вброса», за что начальник штаба выписал ему премию – сто баксов. Помимо премии и неплохого оклада Садовников «поднял» еще почти тысячу «бакинских» на липовых сметах и тотальной экономии выделяемых сенатором средств.

Может, Шимченко решил ему припомнить этот грешок?

С другой стороны, что такое жалкая тысяча «бакинских» для денежного мешка?

* * *

– Что я могу сделать для Всеволода Леонидовича? – спросил, стараясь не смотреть на пистолеты, Садовников.

– Вздумаешь прикалываться или распускать язык – замочим, – честно предупредил бандит. – Хоть ты и трехногий, сбежать тоже не рассчитывай.

Сталкер кивнул. Мол, понял, не дурак. Тогда тип с заднего сиденья рассказал из-за чего весь сыр-бор.

Садовников обалдел.

– Но – зачем? – еле-еле выдавил он.

– Новый год на носу, – резонно ответил браток. – С наступающим тебя, кстати! – Он ткнул сталкера в плечо стволом, и Садовников решил больше ничего не спрашивать. – Делов-то – на пять минут. Если все устроишь, будешь в шоколаде.

Мысли копошились внутри черепной коробки беспокойным клубком червей. Садовников думал, что сейчас – не сезон ходить в Зону, что проку от такого хабара не будет никакого, только лишний риск. Впрочем, работа и в самом деле непыльная. Он опасался, что от него потребуют чего-то похлеще.

– Мне нужно собраться. Вещи дома.

– Мы подбросим, – прогундосил водитель, потягиваясь. – Адрес можешь не говорить – угадаем.

Машина завелась с
Страница 2 из 17

полуоборота. Съехав с тротуара, джип покатил в сторону частного сектора. В салоне Садовников разогрелся и принялся шмыгать носом.

Бандюганы переговаривались короткими, отрывистыми фразами. Сначала они поносили, на чем свет стоит, искитимские дороги и уличное освещение, потом перешли на весь городок и его жителей. К своему невольному пассажиру братки не обращались, но высказывания вроде «бомжатник, мля!», «заповедник для быдла!», «замочить бы тут всех на… реальные люди только спасибо скажут!» – явно адресовались сталкеру, чтобы подергать нервишки.

На нервы Садовников не жаловался. Он мог быть по жизни кем угодно – сталкером, калекой, пройдохой, мелким мошенником, игроком, но никак – не кисейной барышней. Поэтому он молчал, демонстрирую выдержку Штирлица, и мотал на ус.

Типа на заднем сиденье называли то Антохой, то Большим. Впереди на пассажирском ехал Хыча, а за рулем сидел Гопа. Эти трое были из «ленинских» – самой могущественной и дерзкой группировки в Новосибирске. Значит, искитимская шушера либо под ними, либо не посмеет перебегать дорогу. Троица весьма серьезно относилась к поручению Шимченко, и, видимо, все они имели намерение в скором времени легализироваться, чтобы занять тепленькие места при администрации города или округа. Ну, что Шимченко – вась-вась с Резо, главарем «ленинских», после работы на выборах для Садовникова тайной не было.

Окна сталкерского домишки светились бледно-зеленым.

– Хоромы-то не царские, – заметил Гопа, рассматривая неказистое одноэтажное строение, окруженное обледенелыми деревьями. – Топай, Костыль, одна нога – здесь, другая – там. Хотя, блин, с тобой это не проканает: у тебя ведь чисто три ноги.

Его приятели заржали. Сталкер выбрался из салона, прижимая трость к груди.

Морозный воздух пьянил. Садовников с минуту стоял у проржавевших ворот, массируя лицо и виски, и лишь потом толкнул калитку. Залаял соседский барбос, заскрипел под сапогами наст.

В прихожей было темно, пахло квашеной капустой и гуталином. Жена спала под приглушенное бормотание телевизора в комнате, которая приходилась Садовниковым и залом, и спальней. Это была первая удача за сегодня. Если бы Оксанка дождалась его возвращения, то без сцен бы не обошлось. Всыпала бы ему по первое число. Знамо-знамо: где был, что делал, сколько просадил на сей раз. И далее, как по нотам: когда это закончится, да ты же, сволочь, обещал, вот зачем я за тебя замуж вышла и почему до сих пор, дура, не сбежала…

Сталкер бросил взгляд через неплотно прикрытую дверь, затем, стараясь двигаться как можно тише, снял с вешалки камуфляжный комбез, бушлат, переобулся в берцы.

За домом был деревянный, криво-косо обшитый пенопластом нужник. Садовников, не включая свет, пошарил за унитазом. Часть сколоченного из неструганых досок пола поднялась. Открылась ниша, в которой Садовников прятал хабар, если тот имелся, рюкзак с летним тряпьем для работы в Зоне и сталкерские побрякушки: несколько видов защитных перчаток, включая и просвинцованные – просто на всякий случай, аптечку «АИ-4», разнообразный инструмент для сбора и контейнеры для хранения опасных артефактов, прочую полезную мелочь. Тут же лежал завернутый в промасленную тряпицу пистолет ТТ. Садовников поднял ствол, крепко сжал рукоять, наслаждаясь исходящим от оружия холодом и спокойствием. Затем решительно вернул ТТ на место, собрал рюкзак и пошел к ожидающей машине.

* * *

30 декабря 2014 г.

Новосибирская область,

окрестности села Сосновка

Джип крался с выключенными фарами по руслу ручья. Садовников, ежась, слушал, как по днищу царапают камни и ветви кустарников. Водитель постоянно повторял слово «мать», причем произносилось оно с такой интонацией, будто это было самое грязное ругательство, которое он только знал. Подпрыгнет джип на кочке – «Мать!..». Проведет, словно когтем, по днищу заледеневшая грязь – «Мать!..». Хыча не выпускал пистолет и откровенно боялся. Он дергался, мотал головой, высматривая угрозу, и сильно потел. А Большому все было побоку: прищурившись, он курил косяк, выпуская дым в приоткрытое окно. Косяк то и дело потрескивал, действуя Садовникову на нервы. Дым отчетливо отдавал фирменным запашком «экзо».

Они знали одну из «мичуринских» троп. По особым дням патрульная машина UFOR, совершая объезд Периметра, останавливалась метров на двести дальше, чем обычно, а сидящие в ней «каски» просто смотрели в сторону, на редкие огни Искитима. По крайней мере так сказал Большой. Садовникову пришлось верить на слово. У него были свои лазейки, но «палиться» не хотелось. Мало ли: сегодня он раскроет их «ленинским», а завтра по его тропам пойдут наркокараваны.

Машина остановилась под мостом, на котором бы не разъехались и две легковушки. В тесноте между опорами и обледеневшими валунами царила почти абсолютная тьма.

– До рассвета – пять часов, – обратился к сталкеру Большой севшим после «экзо» голосом. – Глубоко не забирайся, братишка. Если не вернешься к утру – лучше оставайся в Зоне насовсем.

– Работа есть работа, – пожал плечами Садовников. – Не замерзайте, пацаны.

– Иди-иди, – вяло махнул рукой Гопа. – Треножник марсианский!

Садовников выбрался из салона, забросил рюкзак за спину, туда же пока пристроил и палку. Как паук, вскарабкался по ледяному склону.

Это еще была не Зона, но ее близость ощущалась необычайно остро. Людей в здешних краях днем с огнем не найти. Куда ни повернись: ни огонька, черным-черно. Брошенные поля тянутся на многие километры. На одной ноте, словно акын, ноет холодный ветер, и скрипят ветви одиноко стоящих деревьев.

Сталкер покосился на кирпичную коробку автобусной остановки. Свежие следы от шин четко читались на тонком насте. На обочине – окурки, пустая банка из-под «Ягуара». Мусор еще не разметало ветром. Пять минут назад здесь околачивались «каски», потом им надоело, и они переехали бить баклуши на следующую точку своего маршрута. Что ж, Фортуна улыбается второй раз. Садовников надеялся, что этой капризной барышне будет нетяжело улыбнуться еще разок, чтоб он смог выйти живым из нежданного приключения.

Шоссе вело в сердце Зоны. Забор из колючей проволоки перегораживал дорогу под прямым углом. Где начиналась «мичуринская» тропа – днем с огнем не отыщешь. Зато отпечатки сталкерских берцев останутся здесь надолго: более надежного способа поставить «каски» в известность, что кто-то проник на запретную территорию, и не придумать.

С другой стороны, нужно было поторапливаться, ведь патрульные могли в любой момент вернуться. Вот так всегда – думай на ходу, действуй на бегу. Однажды такая поспешность ему дорого обошлась. Но пришло время снова стать безрассудным.

Садовников побежал, прихрамывая, к «колючке». Подсветить бы, да нельзя. Одно время он копил на прибор ночного видения, но, проигравшись в очередной раз, отдал все деньги. Потом и мужики рассоветовали покупать устройство: в Зоне оно бы работало с помехами, к тому же действовало на аномалии как приманка.

Ага, вот. Табличка с черепом и костями. Череп сжимает в зубах сигаретку. Прикол! Значит, «мичуринская» тропа где-то здесь.

Тепло… еще теплее… совсем горячо!

За обледеневшими кустами в колючей проволоке был проделан аккуратный проход. Садовников бросил в него
Страница 3 из 17

рюкзак, затем протиснулся сам.

Зона встречала как родного. Полоса плотного тумана отрезала сталкера от внешнего мира, а мир внутренний придвинулся навстречу, обдав теплым дыханием вечного лета. Стало светлее: небо, словно по волшебному слову, очистилось от тяжелых туч.

Ни осточертевшего мороза, ни наста. Вместо снега в воздухе кружили редкие хлопья «жгучего пуха» – как напоминание, что этот край вечного лета – не самое подходящее для отпуска место.

Он выхватил из-за спины трость, словно ниндзя – меч. Сразу стало легче, увереннее. Торопливо расстегнул бушлат, сунул в растянутый карман шапку. Особенно назойливый ком «пуха» поспешил сунуться в лицо, но Садовников отпихнул его тростью. Был от палки какой-никакой толк. «Пух» сдаваться не пожелал: к первому кому присоединились еще несколько грязно-белых сгустков. Медленно дрейфуя в воздухе, они постепенно сжимали вокруг сталкера кольцо.

Садовников мысленно хлопнул себя по лбу и выхватил мобильник. Вжал кнопку выключения, а затем выдернул батарею. Движение «жгучего пуха» потеряло целенаправленность, но часть грязного облака все равно тянулось к сталкеру, но скорее уже по инерции, нежели с умыслом.

Сталкер упал на землю и в несколько перекатов ушел в сторону. Потом вскочил на полусогнутые в коленях ноги, метнул трость, как копье. Палка, пролетев метров десять, загремела по асфальту. Садовников заторопился следом. Облако «жгучего пуха» окончательно распалось на плывущие по воле ленивого ветра сгустки.

Смахнув со лба испарину, Садовников включил фонарь и осмотрелся. В этой части Зоны бывать ему не приходилось. Но, в общем, ничего особенного: почти то же самое, что и по другую сторону Периметра, только времена года спятили. То же шоссе, те же редкие лесополосы по обе стороны, а дальше – поля, поля, поля. Некоторые заросли сорняками в человеческий рост высотой, на некоторых было черным-черно от «колючки», другие выглядели как пыльные пустыри, а на некоторых участках до сих пор колосились роскошные хлеба, как в пору до Посещения.

За полями, примерно в полукилометре, темнела лесопосадка.

Сталкер оставил бушлат в багажнике брошенного поперек дороги «жигуленка». Машина прогнила почти насквозь: «чуйка» подсказывала, что это – безопасный, не измененный Зоной металлолом. Если посчастливится вернуться, он не пройдет мимо.

Первая гайка запрыгала по дороге и скатилась в кювет. Садовников двинулся в сторону лесопосадки. От поля с хлебами ничего хорошего ожидать не стоило, это была не настоящая пшеница, а «муляж», вроде мертвеца, оживленного Зоной. От «порченой земли», поросшей «колючкой», тоже следовало держаться подальше, если не хочешь, чтоб вырос хвост или третий глаз.

Сталкер почесал затылок и выбрал путь через сорняки. Бурьян был антиподом «черной колючки», чаще всего он рос там, где следы Посещения встречались меньше всего. Фонарь Садовников погасил, поскольку лучик света дает видимость лишь на несколько метров, зато служит отличным маяком. К тому же небо над Зоной в эту ночь было ясным, звезды кучно группировались в чужие созвездия и пылали холодными искрами.

Садовников еще не доковылял до поля, когда «чуйка» подсказала, что он в опасности. Сталкер остановился, однако звук шагов не стих. Кто-то шел следом, с хрустом вминая в землю пожухлый пырей. Садовников обернулся, его трость со свистом разрубила воздух.

Он видел преследователя всего миг. Это был сталкер в камуфляжном комбезе с выражением озлобленной решимости на узком, как топор, хищном лице. В руках преследователь держал палку, утяжеленную металлическими кольцами, и ее концом целился точно в больное колено Садовникова.

В следующую секунду сталкер с палкой исчез, обдав Садовникова волной горячего воздуха с запахом крепкого пота.

Голова закружилась, а ноги подломились сами собой. Каменистая земля больно ударила по ребрам.

– Чтоб тебя!.. – ругнулся Садовников. Он сплюнул, оттолкнулся от теплого грунта и рывком сел. – Так ведь и кирпич отложить, блин, можно!

Перед глазами все еще стояло собственное лицо. Неудивительно, что с эдакой рожей он постоянно попадает в переделки.

А вообще, это все Зона. Очередной ее фортель. Ходишь сюда снова и снова, но каждый раз – как впервые. Некоторые аномалии брошенной гайкой не выявить.

Садовников поднялся. С сомнением посмотрел на стену сорняков перед собой. Из зарослей доносился звук, будто кто-то осторожно пробирается через поле, двигаясь туда же, куда направлялся Садовников.

Идти этим путем расхотелось. Сталкер решил обойти заросли и попытать счастья на участке, похожем на пустырь.

Дальше растительность резко пошла на убыль, даже почва – и та стала другой: пересушенной, сыпучей. Трость втыкалась в нее, как в песок, и Садовникову показалось, что он забрел на окраину пустыни. И что вздыхающая под натиском ветра лесопосадка – последний оазис, за которым он увидит лишь уходящие к горизонту барханы.

На пустыре он сразу определил две «комариные плеши» и наметил их границы гайками. Повсюду попадались пятна засохшей «зеленки», в таком виде эта дрянь была безобидна, но сталкер все же старался на нее не наступать.

Садовников уже пересек половину пустыря, когда сердце екнуло, и навалилось пренеприятное дежавю.

Когда-то он уже стоял посреди точно такой же пустоши, и точно так же неподалеку шумела тайга. Случилось это тринадцать лет назад и не здесь, а километров на двадцать к северу. И тогда он был не один.

Зона решила исправить этот недочет. По пустырю пронеслась быстрая тень, словно от стаи ночных птиц или низкого облака. Тень замерла недалеко перед Садовниковым, тьма в ее сердцевине забилась, будто сердце, и в этой пульсирующей черноте проступил человеческий силуэт.

Мрачный, если бы он был жив, оценил бы, каким способом Зона пытается сделать воспоминание о нем материальным.

– Эй, Шустрый! – обратился к Садовникову силуэт уже подзабытым голосом покойного друга и наставника. – Дай, не впадлу, гайку, у меня закончились.

Тогда он сказал Мрачному, что пойдет впереди. Но далеко ускакать не удалось: «хватайка» едва не сделала его одноногим. Поскольку в Искитиме уже был сталкер с погонялом Хромой – в каждой Зоне Посещения, наверное, есть охотник на артефакты с такой же кликухой, – то Садовникову пришлось перекреститься из Шустрого в Костыля.

Он погрозил призраку палкой:

– Сейчас кому-то гаек накидаю! Пропади!

Призрак захохотал, а потом исчез: слился с ночью, оставив Садовникова обливаться холодным потом.

Сталкер сел, вцепился в трость обеими руками до хруста в костяшках пальцев.

Зона положила на него глаз и решила, как говорил Садовников, «поиграть». Это хреново, это – почти приговор. Все путем, когда незаметно, как вор, проникаешь на территорию Посещения, берешь, что нужно, и так же – по-тихому – выбираешься за Периметр. Когда же Зона начинает «играть», то сталкер превращается в лабораторного хомяка, вынужденного пробираться через лабиринт со смертельными ловушками, каждая из которых нацелена именно на него.

Надо понимать положение вещей правильно: сейчас период спада активности Зоны, самая-самая окраина запретной территории, и тут – бац! – начинают происходить процессы, которые могли иметь место разве что возле водохранилища, возле
Страница 4 из 17

Моря, к которому в здравом разуме не приблизится ни один сталкер.

Вообще, Садовников не мог не признать, что события, начиная с нелепого задания и по сей момент, выстраиваются в ряд – логичный в своей нелогичности и даже невозможности.

Неприятное предчувствие, что за этой связкой может последовать что-то масштабное и крайне опасное, появилось и исчезло: нужно было как-то выкручиваться сейчас, ну а потом… потом – суп с котом. Доживем – увидим.

Садовников навалился на трость, встал. Поджилки все еще тряслись. Гайки валились из пальцев под ноги, но – что делать? Для сталкера поход в Зону – не подвиг, а работа. Тем более, от него не требовали добыть «ведьминого студня» или живой «зеленки».

Задание, на первый взгляд, проще пареной репы. Легкие деньги, как говорится.

Но в этом-то и подвох. Кроме того, Садовников упорно не понимал, для чего мог понадобиться такой хабар. Разве что – подарить человеку, которому желаешь тихой и необъяснимой смерти.

* * *

Сначала ему попалась старая ель. На половину высоты ее ствол был лысым, а верхушка – коричневого цвета. Потом встретилась ель с серебрящимися от бесчисленных нитей «паутины» лапами. Ель кривая, ель сухая, ель рыжая, словно проржавевшая, ель, покрытая видимыми в свете ультрафиолетового фонаря пятнами, которые не сулили ничего хорошего.

Наконец, очередная гайка привела к сосняку, находящемуся чуть в стороне от лесопосадки. Это была группа молодых деревьев, тесно жмущихся друг к другу. Там наконец Садовников обнаружил то, за чем его послали. Он несколько раз обошел вокруг стройной сосны, водя фонарем и до боли в глазах всматриваясь в темно-зеленую хвою. Пошвырял в лапы гайками. Потом вынул из рюкзака ножовку и начал пилить ствол.

За работой Садовников не сразу услышал, как усилившемуся ветру стал вторить чей-то голос, добавляя от себя ноты тоски и обреченности. Когда сталкер спохватился, ощущение чужого присутствия стало столь же четким, как если бы кто-то похлопал его по плечу.

Садовников развернулся, сжимая ножовку двумя руками, будто саблю. Он очень редко брал в Зону оружие и дома хранил пистолет, скорее, на всякий пожарный. Но теперь за короткий миг сталкер успел трижды обругать себя за то, что сегодня оставил пистолет в тайнике.

Поначалу сталкер увидел пару тускло светящихся глаз, изучающих его с вершины соседней сосны. Потом он различил белесое, покрытое не то шерстью, не то пухом туловище. Остроконечные уши, торчащие над круглой головой, неприятно походили на рога.

Вроде большого кота, но не кот… Если бы это существо встретилось Садовникову в Искитиме, он, быть может, даже не обратил на него внимание, приняв за чьего-то раздобревшего на сухих кормах домашнего питомца. А в Зоне котов не было. В Новосибирской Зоне вообще, черт возьми, ничего живого не было! Не считая, конечно, сталкеров и шатуна. Впрочем, не факт, что шатун – живой. Может, шатун – это аномалия бродячая, «нестационарная», как говорят яйцеголовые.

А здесь – реальная глазастая тварь! Расселась, как у себя дома, и нагло пялится на сталкера.

– Хабар… хабар… – послышалось с верхушки сосны, и призрачные глаза алчно сверкнули, точно отразили свет падающей звезды.

Садовников опустил пилу, шмыгнул носом и отступил. Череда ненормальностей продолжалась, как продолжался и крысиный бег по лабиринту Зоны под пристальным вниманием стоящего за ней нечеловеческого сверхразума. Его снова угораздило напороться на то, с чем другие сталкеры еще не сталкивались. Вообще, участь первооткрывателей в Зоне чаще всего незавидна. Их тела так и остаются на месте, где было совершено открытие. Можно идти по Зоне и рассуждать: вот кости Васьки Кавказца – он открыл «серую зеленку», вот мумия Женьки Седого – он впервые обнаружил «гнилую картошку», и так далее.

«Мираж. Фантом, как и призрак Мрачного, – лихорадочно размышлял Садовников. – А может – мутант. Как в Чернобыле. Нет. То, что плетет „серебристую паутину“. Недаром – брюшко круглое, как у паука. Или нет. Пришелец. Хозяин Зоны. Хотя нет. Мелковат. В любом случае – я попал».

– Хабар-хабар! – прозвучало требовательно.

– Да где ж я тебе его возьму… – развел руками сталкер. Не за «черными брызгами», «браслетами» и «обручами» его сюда принесло, в рюкзаке имелся только джентльменский набор для работы.

– Хабардал! – взвизгнул обитатель Зоны.

Сталкер убрал ножовку в рюкзак. Подумал: «Была не была!» – выковырял из ультрафиолетового фонарика батарейку и бросил ее под сосну, облюбованную существом.

– Хабардал! – обрадовалось существо и заскребло когтями по коре. – Хабар-хабар! – повторило оно воодушевленно.

Садовников пожертвовал ему пару одноразовых перчаток, пакет с сублимированной вермишелью, завалявшийся в рюкзаке, а затем – скрепя сердце – батарею от мобильника.

Мелкий бес стал спускаться с дерева, по пути истончаясь и теряя объем. К подножию сосны соскользнула едва заметная серая тень, словно существо переместилось из трехмерного мира в плоский мир длины и ширины.

Перчатка, «мивина» и две батареи исчезли, даже следов на опавшей хвое не осталось.

Садовников почесал затылок. А что, если сталкеры охотятся за артефактами, оставшимися после Посещения, а этот обитатель Зоны – за вещами, оставленными сталкерами? Возможно? А почему – нет… если возможны Зона и само Посещение?

Такой себе сталкер-наоборот. Человек найдет «этак» или «пустышку» и счастливый прет в Искитим, чтоб загнать находку, а глазастое существо подхватит оставленную сталкером зажигалку или брошенную гайку и тащит это барахло в сердце Зоны. У каждого свои сокровища.

Садовников огляделся, натянул перчатки и снова взялся за пилу.

* * *

…По обледеневшему склону съехала сначала сосна, а затем – сталкер. В салоне джипа стоял дым коромыслом. Три пары осоловевших красных глаз уставились на Садовникова, словно не ожидали увидеть его живым. Он-то и сам еще с трудом верил, что удалось проскользнуть буквально перед бампером подъезжающей патрульной машины. Да еще – с объемистым хабаром.

– Это что? – спросил Большой.

– Сосна, – буркнул сталкер.

– А заказывали елку, – резонно заметил Гопа.

– Могу отнести обратно, – флегматично пригрозил Садовников, он настолько устал и перенервничал, что пулю в лоб принял бы как избавление.

– Ладно, не гоношись. – Хыча выбрался из салона и принялся громоздить добычу Садовникова на крышу машины. Он даже не надел перчатки: наркота притупила его инстинкт самосохранения.

Гопа достал из кармана дубленки свернутую валиком пачку денег, бросил Садовникову. Сталкер поймал гонорар двумя руками, а потом попытался втиснуться на заднее сиденье, но Большой с силой пихнул его в бок, вытолкнув из салона.

– Слышишь, на! Мы тебе не такси! – похохатывая, огласил Гопа.

– Петухи поют – проснулись, мужики идут – согнулись! – невпопад бросил Большой и захлопнул дверцу.

Долгая ночь подходила к концу, безумный заказ выполнен, и Садовников мысленно был уже дома, под теплым пледом рядом со сладко спящей женой. Осталось всего ничего: пройти на трех ногах километров пять до Искитима, потом еще почти столько же до своей избушки на окраине. И прав был, падла, Большой: к первым петухам он успеет, если, конечно, не замерзнет по дороге.

И все, что произойдет с
Страница 5 из 17

нелепым хабаром дальше и, самое главное – с тем, к кому сосна из Зоны попадет в руки, – не его ума дело.

* * *

31 декабря 2014 г.

Особняк сенатора Шимченко,

неподалеку от ботанического сада РАО

Когда вечеринка была в самом разгаре, Большой и Хыча вышли покурить на лестницу. Сквозь приоткрытую дверь просматривался подсвеченный новогодними гирляндами Паркетный зал. Музыка била по ушам, играла какая-то приторная попса, которую реальным пацанам на трезвую голову нельзя было слушать без оскомины. В центре зала возвышалась сосна из Зоны, возле нее отплясывали с десяток малолеток и столько же людей постарше. Одежда участников вечеринки не соответствовала окружавшей их роскоши. Кое-кто из плясунов был в камуфляже и шлемах – особенной популярностью пользовалась экипировка для страйкбола, а кое-кто – вообще в рванье, словно бомжи. Паркет топтали подошвы берцев, кроссовок и кед.

А ведь в этом зале Всеволод Леонидович Шимченко не один раз устраивал благотворительные балы, и здесь танцевали вальс блестящие пары. Дамы в бальных платьях, солидные господа во фраках…

Теперь же всем верховодил мальчишка четырнадцати лет. Был он толстозад, криклив и взъерошен. Майка цвета хаки обтягивала брюшко, домашние штаны с многочисленными карманами пузырились на коленях. Лицо мальчишки было пунцовым, глаза – горящими, исступленными.

– Виталик чисто отрывается. – прокомментировал Большой, распечатывая пачку «Мальборо».

– Отец типа не знает, – пробубнил Хыча, угощаясь из пачки Большого.

Этим четким пацанам тоже пришлось вырядиться невесть во что. Большой был в провонявшей тиной одежде, которую он надевал обычно на рыбалку, безразмерная брезентовая куртка делала его не просто большим, а гигантским. На шее у него болтался противогаз-слоник с прохудившимся шлангом. Хыча же заявился в старом спортивном костюме, толстовке с капюшоном и респиратором на прыщавой морде.

– Это все Ангелина придумала, – Хыча кивнул в сторону красотки, свернувшейся клубочком в кресле, что стояло в дальнем углу паркетного зала. Смазливое личико озарял светящийся экран айфона. Заметив или, скорее, почувствовав, что за ней наблюдают, красотка вытянула длинные, отливающие глянцем ноги.

Большой сглотнул, затем проговорил с неодобрением:

– Ангелина балует мелкого.

– Та он ее достал. – Хыча махнул сигаретой. – Папик скинул шнурка на бабу, сам в Москве, домой не спешит. А бабе-то что, она ведь не мать… ей здесь жить, вот и вертится на пупе, лишь бы Веталь попустился чуток и не выносил больше мозг своей Зоной.

– В натуре. – Большой осмотрелся. – Я с Виталиком побазарил малеха перед тусовкой, он тупо долбанулся на Зоне. Прет его эта тема: тыры-пыры, хочу быть сталкером, и меня не колышет!

– Зато у него – это… – Хыча постучал пятерней по груди. – Доброе сердце!

– Да иди ты! – оскалился Большой. – О, кажись, нас спалили!

Виталик бежал к ним, поджав пухлые ручонки. Пневматическая винтовка, точь-в-точь – карабин СКС, хлопала его по боку. Вблизи мальчишка выглядел гораздо старше своих лет, и Большой подумал, что он и в самом деле может скоро упорхнуть из уютного родового гнездышко, от мачехи, которая его едва терпит, и от отца, который постоянно в Москве, чтобы податься на сталкерские хлеба… В Искитиме, правда, его сразу же найдут, но в мире ведь есть и другие Зоны Посещения!

– Большой! Хыча! – Мальчишка говорил уже басом, в его интонациях легко было расслышать искренность и тепло, таким голосом обращаются к друзьям, а не к прожженным негодяям. Виталик не знал, чем именно занимаются рослые, плечистые сотрудники отца, но они то и дело попадались ему на глаза, потому что были при доме и выполняли какие-то поручения. Это именно они привезли сосну из самой Зоны, на них можно было положиться! Вообще-то, Виталику хотелось настоящий артефакт, но его он выпросит позднее – на день рождения. А сейчас – Новый год, и сосна, прибывшая из запретных земель, как говорится – в тему.

– Скоро объявлю конкурс с метанием гаек! – сказал мальчишка, сверкая глазами. – Вы идете или нет? Посмотрим, кто из нас самый крутой сталкер!

– Дык, это… – Хыча ощерился. – Известно – кто! Ты, Виталюня!

Виталик брезгливо поморщился.

– Так! Бросайте дымить и не заговаривайте мне зубы. Я хочу, чтоб все соревновались. Не надо называть меня лучшим по умолчанию – так нечестно.

Сказав это, Виталик отправился к гостям. Большой и Хыча без особого энтузиазма поплелись следом.

– Надеюсь, он не настучал гостям, откуда елка, – сказал Хыча, с опаской поглядывая на украшенное стеклянными побрякушками дерево. Расставившее широкие лапы, ощетинившееся иглами, оно показалось Хыче косматым чудовищем, притаившимся за маскировкой из мишуры.

– Сосна, – машинально поправил приятеля Большой. – Не надейся: он уже всем по секрету нашушукал. Только кто ж ему поверит?

* * *

Почему от подростков всегда так плохо пахнет?

Ангелина опустила телефон и, морщась, поглядела на тусовку. Само собой, у Виталика не было друзей. Откуда им взяться, у эдакого балбеса? На тематическую «сталкерскую» вечеринку пришлось в приказном порядке созвать детей горничных, кухарок, водителей, садовников и прочей прислуги. Штат «лакеев» в загородном особняке господина Шимченко был приличным. Заявилась орава личинок, жадная на халяву, но не наученная еще брить подмышки и лобки, менять каждый день носки, регулярно чистить зубы и посещать стоматолога.

Она бы совсем с ними спятила, если бы не преданные люди. Антоха Большой всегда готов прийти на помощь, и спиногрыз с ним ладит.

Сама же Ангелина планировала улизнуть из этого бедлама, сославшись на недомогание, но, как назло, ее решили «кинуть».

«Зая, а ты опасная. Я не приеду».

Это был старинный дружок, симпатичный и умный научный сотрудник из Института. Ангелина полагала, что он не откажется от интрижки с замужней дамой. Но, похоже, на большее, чем виртуальный флирт, рассчитывать не приходилось. Как бы она не шифровалась, очкарик выяснил, кто ее муж. И, прозрев, поспешил спустить многообещающее общение на тормозах.

«Уехал с семьей в горы. Извини. С наступающим!»

А это – инструктор по фитнесу. Улыбчивый, смуглый качок без особых моральных принципов. Гарантированный секс в любое время суток.

Выходит, не такой уж и гарантированный… Ничего, вот спустится, скотина, с гор, а он уже уволен.

Последний вариант – свалить к подруге. Не самый лучший в плане экстрима и плотских удовольствий, зато удобный и особых подозрений не вызовет.

Мелодичный перезвон. Новая эсэмэска.

«Имеется самбука и отличная компания. Ждем!»

Глазки Ангелины заблестели. Она поднялась. С неудовольствием отметила, что шорты защитного цвета, которые она носила еще в девичестве, сильно врезаются в раздобревший зад и мешают ходить. Пропасть бы Виталику пропадом с его сталкерским дресс-кодом!

Ангелина посмотрела на сосну. Она не верила в Зону. Для нее чудеса и тайны запретной территории были таким же темным лесом, как алгебра, химия и физика в старших классах.

Не верила, не понимала, не боялась.

Но в глубине души надеялась, что дерево, доставленное из проклятых земель, прикончит осточертевшего Виталика, который станет – не нужна кофейная гуща, чтобы предвидеть, – и дневать, и ночевать в
Страница 6 из 17

паркетном зале, под празднично украшенной сосной.

А если очень повезет – не одного только Виталика, но и всех, кто сейчас портит воздух в ее особняке.

Потому что надоели. Достали. Господи, как же хочется веселиться…

– Тоха! – позвала она.

Большой тут же притрусил: в одной руке – залапанный стакан с газировкой, в другой – кусок торта «Птичье молоко».

– Где Гопа? – спросила Ангелина.

– На месте, – улыбнулся, показав испачканные десертом зубы, Большой. – В «конюшне».

– Свистни ему, Тошечка: пусть седлает, – распорядилась Ангелина. – Поеду к Марте. Опять ее хахаль поматросил и кинул. Будем пить и жаловаться друг другу на мужиков-сволочей.

Большой с готовностью кивнул и выхватил «трубу»:

– Сейчас все устроим, Ангелина Юрьевна!

– Спасибо, мордастенький. Пойду переоденусь. Ты – за старшего!

– Так точно!

Браток проводил жену сенатора жадным взглядом. Ему нравилось, как на ней сидят тесные шорты.

* * *

1 января 2015 г. (5:47)

Особняк сенатора Шимченко

Горничная позаботилась о подарках. С десяток коробок разных размеров лежало под новогодней елкой. Точнее – сосной. Хотя какая, в общем, разница. В доме было тихо. Не спала охрана, да на кухне начали мыть грязную посуду, оставшуюся после вечеринки.

У Виталика была коробка с болтами и гайками. Ее он выпросил у дяди Миши – одного из папиных водителей. Дядя Миша, отставной спецназовец, майор, много чего повидавший в жизни, был удивлен, что такая ничем не примечательная вещь может принести столько искренней радости мальчишке, у которого есть все.

Настал нужный момент, болты и гайки пригодились. Они со звоном отскакивали от навощенного паркета, они пролетали через весь зал, они рикошетили от стен и возвращались к празднично наряженной сосне из Зоны, словно та притягивала железо, как магнит.

Виталик медленно продвигался вперед. Он играл сам с собой. Он частенько оставался без компании, но после вчерашней отпадной вечеринки эта игра в одиночестве была по-особенному захватывающей.

На нем был респиратор, камуфляжная куртка, универсальные спортивки с карманами, набитыми гайками. Один осторожный шаг, затем – второй. Бросить гайку, внимательно проследить, как она катится по полу. Сделать еще шаг. Виталику казалось, что под сосной его ждут не кроссовки и игровые приставки, запакованные в цветную фольгу, а самые настоящие «рачьи глаза», «пустышки», «черные брызги», «гремучие салфетки». Еще немного – и он доберется до своего хабара. Как настоящий сталкер.

Новая гайка тяжело упала на паркет, а затем исчезла. На полу остался лишь шестигранный оттиск, похожий на печать.

– «Комариная плешь»… – затаив дыхание, проговорил Виталик. Не веря глазам, он швырнул вторую гайку туда же. А потом – третью, четвертую.

Все они пропали, оставив на паркете лишь следы.

– Спасибо-спасибо-спасибо! – заорал Виталик, а потом пульнул из пневматического ружья в потолок.

Было непонятно, кого он благодарил в тот самый счастливый в его жизни момент, но, словно в ответ на слова, среди коробок в фольговой упаковке забрезжил неяркий, нежный, как первый рассветный луч, свет.

Блик лег на раскрасневшееся лицо мальчишки, отразился в широко распахнутых глазах.

Прижав к груди ружье, Виталик тихо-тихо попятился из зала вон.

Глава вторая

4 января 2015 г.

Новосибирская область. Бердское шоссе

Машину обстреляли, когда Шимченко рассматривал фотографии Дианы на экране айфона, аккуратно увеличивая масштаб холеными пальцами.

Диана работала в секретариате Федерального собрания. Миниатюрная, почти мальчишеская фигурка и короткостриженые, покрашенные в рыжий цвет волосы – Диана ничем не напоминала Ангелину. И этим еще больше привлекала Шимченко.

Вот фото, где Диана в деловом костюме позирует, улыбаясь, в коридоре ФС. Вот она в пальто на ступенях Госдумы, поправляет шарф. Вот в вечернем платье за столиком в японском ресторане, держит палочками ролл. Вот в шелковом неглиже в московской квартире Шимченко, игриво смотрит в камеру телефона, откинувшись на дюжину подушек.

Филя украдкой поглядывал шефу через плечо. Он играл рыжеватыми бровями, развлекаясь тем, что представлял на месте Шимченко себя. Филя бы не слишком церемонился с этой крашеной бестией. Для начала он бы слегка придушил девицу ремнем, а потом нарисовал острием финского ножа на ее плоской груди смайлик, а дальше…

Машину словно окатило градом. Пахнуло жженой резиной, бронированные стекла затянуло серебристой паутиной трещин.

– Шеф, пригнись! – Филя схватил Шимченко за плечо и рванул вниз так, что затрещал рукав пальто. Шимченко выматерился, айфон упал на резиновый коврик.

Взвизгнули шины, дядя Миша, сидевший за рулем, торопился вывести представительский «мерс» из простреливаемой зоны. «Мерс» вилял на мокрой трассе и не слушался управления, точно раненая лошадь. Машина сопровождения – черный хаммер, следовавший за «мерседесом», – съехала на обочину. Раз-два: охрана Шимченко залегла среди сугробов, передергивая затворы «кедров» и «стечкиных».

Дядя Миша заехал за поворот, спрятав машину за стену раскидистых лиственниц.

– Все целы? – выпалил он.

Шимченко поднял телефон и смахнул грязь с экрана, закрыв заодно галерею фотографий Дианы, хотя дальше они были еще интереснее.

– Дядя Миха – красавчег! – похвалил водителя Филя. Его охватило нервозное веселье. Хотелось хохотать и причинять боль ближним.

Отставной спецназовец смотрел безумными глазами на Шимченко и Филю, из перекошенного рта дяди Миши вырывалось сиплое дыхание.

– Стареешь, – холодно заметил Шимченко.

– Виноват. – Дядя Миша поторопился отвести взгляд.

Филя распахнул дверцу – грохот выстрелов ударил по ушам, словно кто-то вывел громкость до предела, – выпрыгнул на снег. Распахнув полы пальто, выхватил одной рукой из подмышечной кобуры ПМ, а второй – мобильник. Подбежал к деревьям и прижался к ближайшему стволу, поглядывая в ту сторону, откуда, как он предполагал, обстреляли их тачку.

– Это было вместо «здравствуйте», – процедил Шимченко, обращаясь к дяде Мише. – Рады мне здесь, ничего не скажешь.

– Да что ты, Леонидыч! – Водитель смотрел на шефа из зеркала заднего вида. – Народ за тебя!

Шимченко хмыкнул и почесал телефоном бровь. Адреналин схлынул, навалился липкий страх и отупляющая усталость.

Давно такого не было. С девяносто седьмого года – не грешно и отвыкнуть. Причем не где-нибудь, а почти дома, почти во дворе: на пути из аэропорта «Толмачево», среди тайги, которую он знает как свои пять пальцев!

Под боком у Резо и «ленинских»: хороши, блин, партнеры! Какие-то фраера на их территории беспредельничают, а они – в ус не дуют.

Еще и в семье какие-то проблемы. Причем дело, судя по истерике Ангелины и оправдывающемуся бурчанию Большого, пахнет навозом. Пришлось взять недельку отпуска и вернуться в родные пенаты.

Филя подбежал к «мерседесу», возбужденно размахивая мобильником; его пистолет снова был в кобуре.

– Все, шеф! Наша взяла! – выпалил он, распахнув дверцу. – Пацаны положили двух долбодятлов мордой в снег. У наших потерь нет.

Шимченко подвинулся:

– Садись давай, машину выхолаживаешь!

Помощник уселся, обдав сенатора духом зимней тайги.

– Миша, а ну трогай помаленьку! – распорядился тогда
Страница 7 из 17

Шимченко. – Хочу посмотреть на наших злодеев.

Водитель вырулил на шоссе, направил машину к «хаммеру» и собравшейся возле него толпе охранников.

Солнышко ярко светило сквозь разрывы в пепельных тучах, и в его лучах отчетливо было видно, как красна снежная каша на дороге. А вот и долбодятлы – Шимченко невольно подался вперед – лежат на асфальте. Над одним склонился начальник охраны Зурабов со жгутом в руках. Чуть в стороне лежали два «калаша».

Сенатор открыл дверь со своей стороны.

– Что там, Руслан? – спросил он с нарочитым спокойствием.

– Уголовники, Всеволод Леонидович, недавно откинулись, – с готовностью доложил Зурабов. – Все в наколках. Да и нарики, похоже. – Он с брезгливостью уставился на лежащего у его ног человека. Тот поднял голову и тихонько, но с глубокой скорбью завыл.

– Чего это он? – поинтересовался Шимченко презрительным тоном.

– Ранен, – просто ответил Зурабов.

– Сильно?

– Так точно, шеф. Артерию зацепило. В больничку нужно.

Шимченко вздохнул, обвел взглядом охрану: крепких ребят в одинаковых пальто поверх костюмов. Те раскраснелись после сражения, кое-кто еще не успел стряхнуть с одежды снег. Видно было, что им хочется пострелять еще, да только не в кого.

– Ты еще предложи полицию вызвать! – прошипел, не имея больше сил притворяться невозмутимым, Шимченко. – Живо избавьтесь от раненого! И чтоб ни одного следа! А этого, – он кивнул в сторону второго пленника: тот отчаянно пытался зарыться в снежную кашу с головой, – в багажник! Я сам буду с ним разговаривать!

Охрана поспешила выполнить приказ. Зураб наступил вяло сопротивлявшемуся раненому на горло, в это время два бойца достали из «хаммера» и развернули полиэтиленовый мешок для трупов: они всегда возили с собой такие на всякий случай.

Другая пара охранников подхватила второго стрелка, технично и слаженно надела на него наручники, замотала рот скотчем, а потом бросила в багажник «мерса». Филя хихикнул и постучал по заднему крылу ладонью.

Шимченко поднял взгляд. Шоссе было пустынным в обоих направлениях. Спелое солнце висело над тайгой объемным шаром. Свет был густым и каким-то неторопливым, как янтарная смола, сползающая по чешуйчатому стволу сосны. В вышине расползались, закрашивая небо в серо-стальной цвет, тучи. Ветер пах хвоей и снегом.

Сенатор вдохнул полной грудью. Смахнул навернувшуюся слезу.

Все-таки дом – есть дом. Нигде так легко не дышится, как в родном краю.

– Всеволод Леонидович, – обратился к нему Зурабов. – Я тут прикинул. Это были непрофессионалы. Они отсидели пятнашку и думали, что у нас тут все еще девяностые. Тот, кто их нанял, не рассчитывал, что эти ушлепки вас убьют. Вас хотели попугать, ну или о чем-то предупредить.

Шимченко хмуро кивнул, затем помочился на заднее колесо авто.

В багажнике ворочался пленник. Филя перебрасывал рукоять финки из ладони в ладонь, предвкушая забаву.

* * *

4 января 2015 г. (16:27)

Особняк сенатора Шимченко

Можжевельники расступились, открывая вид на сенаторские владения. Просторный, чуть всхолмленный участок покоился под потемневшим настом. Особняк – три этажа, тяжелая мансардная крыша под зеленой, слегка выгоревшей на солнце битумной черепицей – был окружен двухметровым забором. В высоких арочных окнах бликовало солнце, и с трассы казалось, будто внутри дома бушует огонь. Словно часовые, внутри закрытой территории и по другую сторону периметра возвышались корабельные сосны.

Ботанический сад РАО находился меньше чем в полукилометре от особняка. Роскошная зелень заслоняла горизонт стеной. Недалеко было и до Академгородка, где трудились мужественные исследователи Зоны Посещения. Да, Зона… в свое время они удачно вписали ее в предвыборную пиар-кампанию. Оказалось, что на многих это явление действует магнетически. Говоришь им: «Я родился там, откуда виден центр безлюдного Бердска, в детстве я играл „черными брызгами“, а в юности ходил за Периметр, чтоб произвести на девчонок впечатление, теперь я – сталкер среди бюрократов!» И за тебя отдают голос. В конце концов, может, Виталик не такой уж и дебил, если тысячи молодых людей оказалось возможно подкупить такими словами.

«Мерседес» остановился перед коваными воротами. Камера наблюдения окинула машину пустым рыбьим взором. В багажнике снова загремело и заскрипело. Створки ворот разъехались в стороны, дядя Миша крякнул и вдавил педаль газа.

И хотя возле дома мало что изменилось, Шимченко с первых секунд понял – происходит что-то неладное. Навалилось тягостное предчувствие.

На крыльце стояли Ангелина и Большой, в их позах читалось напряжение. Слуги испуганно выглядывали из застекленной веранды.

Шимченко поправил узел галстука.

– Филя, Миша. – проговорил он тихим голосом. – Злодея в подвал – в «тайную комнату», да так, чтоб ни одна пара лишних глаз не увидела.

– Сделаем. – Филя потер ладони.

– Так точно, – отозвался дядя Миша.

Сенатор открыл дверцу.

– А я пообщаюсь с семейством и подойду.

На лицах Ангелины и Большого появились нарочитые улыбки. Шимченко поднялся на крыльцо.

– Здрасте-здрасте, – поздоровался он, стараясь не раздражаться раньше времени.

– Приве-е-ет! – протянула Ангелина, подставляя мужу щеку. – Как нам тебя не хватало! Нормально добрался?

Шимченко оглянулся: машина как раз отъезжала от крыльца, вид изрешеченного борта и покрытых трещинами стекол был красноречивее любых слов. Пожалуй, лишь такой платиновой овце, как Ангелина, могло что-то показаться непонятным.

Сенатор криво усмехнулся, затем взял жену чуть пониже локтя и с силой стиснул пальцы. Ангелина побледнела.

– Что вы тут натворили? – глухо прорычал Шимченко.

Ангелина не ответила. Мотнула головой и всхлипнула.

– Всеволод Леонидович, – обратился к сенатору Большой, правда, прозвучало это вроде «Все-о Л-леыч» из-за того, что он сильно волновался. – Да ерунда какая-то, шеф! Мы сами ничего не понимаем!

Шимченко перевел взгляд на Большого.

– А где Виталик? – неожиданно спросил он. – Почему сын меня не встречает? С ним все в порядке? Если с ним что-то произошло, я вас…

– Все с ним в порядке! – заверила Ангелина, освободив руку. – Он боится, что ты будешь ругаться, потому и заперся в комнате.

– Хорош трепаться! Быстро объясняйте, в чем дело!

– Это все долбаный сталкер! – Ангелина прижала руки к груди. – Мы не виноваты!

– Та-а-ак, – протянул Шимченко. – Что еще за сталкер?

Ангелина и Большой переглянулись.

– Шеф, – браток натянуто улыбнулся. – Давайте сами вы посмотрите, а? Мы ничего не понимаем…

– Это естественно! – Шимченко повернулся к Большому. – Вы ведь идиоты. Показывайте!

На веранде прислуги не оказалось: все поспешили скрыться с глаз хозяина, оставив после себя только запах дезодоранта, чистящего средства для посуды и жареного лука.

– Ты только не волнуйся, зайка. – Ангелина погладила Шимченко по спине.

– Убери лапы и заткнись, – бросил, не оборачиваясь, сенатор. – Рот будешь открывать, когда я тебе велю.

Ангелина закатила глаза и поспешила пропустить Большого вперед, а сама поплелась в арьергарде процессии. Они миновали просторный холл, где пылал веселый огонь в камине и пахло живым дровяным духом. Вышли на лестницу, перед которой дежурил охранник в
Страница 8 из 17

камуфляже.

– Здравствуйте, Всеволод Леонидович!

Отвечая на приветствие небрежным кивком, Шимченко подумал: «А ведь им никто не сообщал о покушении, но уже такой кипиш!»

На втором этаже, перед входом в паркетный зал, их ждал Хыча с помповым ружьем наперевес.

– Здравия желаю, шеф! – Хыча сначала вытянулся по струнке, а потом отступил к дверям в зал, перекрыв вход. – Там, это… может быть реально опасно!

– Да, шеф, – поддержал товарища Большой. – Не заходите туда, просто посмотрите.

Хыча отступил на шаг вбок. Шимченко хмыкнул и заглянул за порог, не зная даже, что и предполагать.

На окна были опущены шторы, под потолком сияла люстра. В центре зала возвышалась серебристой свечой украшенная игрушками и мишурой сосна. Под новогодним деревом лежали нераспакованные подарки. Вот это было действительно странно… Шимченко подумал, что ему вешают лапшу на уши, и что с Виталиком все-таки что-то случилось.

Лица сенатора коснулся теплый ветерок. Это был нездоровый воздух. Словно зверь дыхнул в лицо гнилью и сырым мясом.

Шимченко шагнул вперед, Большой бесцеремонно схватил его за плечо.

– Опасно, шеф, – пояснил он, краснея лицом под испепеляющим взглядом сенатора. – Там «комариная плешь».

– Чего? – не понял Шимченко.

– «Комариная плешь», – повторил Большой и осторожно переступил через порог. – Во-он! Видите?

Он указал на неопрятное красное пятно, которое выглядело так, словно кто-то вылил на паркет бутыль томатного сока. Возле пятна поблескивали металлом какие-то нашлепки.

Шимченко не сразу сообразил, что такое «комариная плешь», хотя он действительно прожил бок о бок с Зоной целую жизнь и знал множество реалий того запретного места. «Комариная плешь»? Такое мог выдумать Виталик, но никак не взрослый человек без особого воображения, каким был Большой.

Хыча шмыгнул носом и тоже выглянул за порог. По тому, как белели кости судорожно сжатых на ружье пальцев, по сосредоточенному взгляду, по полусогнутым в коленях ногам Шимченко понял, что Хыча готов драться не на жизнь, а на смерть с неведомой угрозой, которая, почему-то, должна был нагрянуть из глубины зала.

«Может, они меня разыгрывают?» – подумал Шимченко уже скорее из упрямства, а не потому, что верил в это.

– Долбаный сталкер! – прошипела снова Ангелина. – Кинул нас! Туфту впарил! Подсунул елку с аномалией!

Шимченко было трудно чем-либо удивить, но на сей раз жена поразила его безграничной глупостью.

– Вы заказали елку сталкеру? – Сенатор ожег Ангелину взглядом. – Вы в своем уме? Зачем? Тайга в двух шагах от дома!

– Пап… – всхлипнули на лестнице. – Ангелина врет, сталкер ни при чем.

– Виталька! – Шимченко жестом приказал жене и братанам убраться с дороги.

Сын сенатора стоял на ступенях, повесив нос и опустив плечи. Нервные пальцы мяли край майки цвета хаки.

– Пап, это я виноват. – Виталик шмыгнул носом. – Я устраивал тематическую сталкерскую супервечеринку, и для этого мне нужно было ну хоть что-нибудь из Зоны. Что-нибудь настоящее. Я попросил елку, и вот они, – кивок в сторону Ангелины, – ее достали. Они не виноваты, папа.

Сенатор окинул взглядом шайку-лейку.

– Ну конечно, – проворчал он. – Во всем виноват четырнадцатилетний пацан. Взрослые люди, у которых не оказалось своей головы на плечах и которые выполнили каприз малолетки слово в слово, никаким боком не виноваты.

Ангелина оскалилась.

– Да мы тут хороводы вокруг твоего мальчишки водим! – вспылила она. – Потому что некоторые не могут уделить ни часа драгоценного времени для сына!

Большой и Хыча втянули головы в плечи и отступили. Казалось, что они не прочь стать невидимыми или просочиться сквозь стены.

Шимченко прочистил горло и обратился к Ангелине:

– Еще раз повысишь голос в моем присутствии, отправлю тебя туда, откуда взял. Зимой в деревне хорошо: работы в поле нет.

Ангелина бросила пару негодующих взглядов в сторону мужа и Виталика, потом опустила голову.

– Друзья мои, – проговорил тогда Шимченко. – В моем доме – незаконно вынесенный из Зоны Посещения объект. Поскольку он опасен, то это – до восьми лет с конфискацией. – Он наклонился к Ангелине: – Сколько человек знает об этом?

Большой, Хыча и Ангелина переглянулись. Шимченко с присвистом втянул воздух сквозь зубы. Большой сделал шаг вперед.

– Не больше десяти человек, вместе с нами и с Виталиком, – сказал он. – Когда мы узнали, что тут такие пироги, то сразу закрыли зал якобы на ремонт и сняли с него наблюдение.

– А как вы узнали об аномалии?

Большой вздохнул и с явной неохотой вынул мобильник. Потыкал толстым пальцем в экран, затем передал телефон Шимченко.

На экране была черно-белая картинка – запись камеры наблюдения. Сенатор увидел пустой зал и сосну, потом на паркет легла длинная тень. Под камерой прошла женщина в длинном платье.

– Она решила убрать разбросанные Виталиком гайки, – прокомментировал Большой.

Шимченко прищурился. Фигурка задержалась перед сосной. А затем – сенатору показалось, что он видит какой-то голливудский спецэффект, – смялась, словно была не человеком из плоти и крови, а муляжом из папье-маше, полностью исчезнув из вида. Шимченко вспомнил лужу засохшего «томатного сока» на паркете и почувствовал ярость.

– Это была наша горничная? – спросил он сквозь зубы. – Это была Мила Скленарж, которую я выписал из Праги?

– Так точно… – просопел Большой.

Шимченко запустил мобильником в стену. Во все стороны брызнули обломки. Хыча и Большой отпрянули, Ангелина взвизгнула и закрыла лицо ладонями.

– У Милы – муж и двое детей! – зло проговорил Шимченко, хрустя суставами пальцев. – Вы представляете, сколько будет стоить их молчание? Вы что, думаете, мне бабки с неба сыплются? Думаете, что вам все можно, если вы – мои люди? Если это так, то вы ошибаетесь. И за вот эту подставу, – он указал на сосну, – вы ответите!

Он уже представлял заголовки газет и сетевых информационных агентств. Сенатор из Зоны Посещения… Определенно, в этом была ирония судьбы. Предвыборная пиар-компания обернулась неприглядной реальностью, нашла его в стенах собственного дома и вышла боком. Как говорится, не буди лихо, пока оно тихо. Не стоило заигрывать с темной, нечеловеческой силой; Зона, быть может, и помогла ему заполучить портфель сенатора, однако расплата воспоследовала.

– Ответим, Всеволод Леонидович, – пробурчал Большой. – Зуб даем – ответим. Землю будем жрать, но все исправим.

Шимченко сложил ладони лодочкой.

– Упаси вас бог, чтоб об аномалии узнала хоть одна душа со стороны, – с расстановкой проговорил он. – Сядем, как говорится, все. Мои «партнеры» и «доброжелатели» пойдут на что угодно, лишь бы пустить меня на дно! А заодно и вас! Дай только малейшую возможность! Малейшую слабину!

– Понятно, шеф! – Большой и Хыча энергично затрясли бритыми головами.

Запиликал телефон – это звонил сенатору Филя. Шимченко сбросил вызов. В подвале ждал тот, кого уже можно было вычеркнуть из списка живых: человек, который дышал, моргал и потел, еще не осознавая, что он уже мертв. Филю было опасно оставлять наедине с пленником: он мог не удержаться и начать допрос без сенатора. А у Шимченко тоже чесались кулаки.

– Закрыть здесь все, опечатать. – Сенатор еще раз, поджав губы, заглянул в
Страница 9 из 17

Паркетный зал. – Опросить весь персонал, выяснить, кто чего знает.

Большой и Хыча вытянулись по струнке.

Он повернулся к Ангелине:

– Ужин через час. Подать в мой кабинет.

– Слушаюсь и повинуюсь, – отозвалась Ангелина упавшим голосом.

Шимченко повернулся к Виталику:

– А ты… надежда и опора… уже сделал уроки?

Виталик замотал головой.

– Вперед, – улыбка Шимченко была ледяной. – Приду проверить.

Мальчишка, тяжело пыхтя, потопал наверх. Он несколько раз оглянулся, будто собирался что-то сказать еще, но каждый раз раздумывал.

– Вот это он всех грузит… – пробормотал Хыча Большому, с опаской поглядывая на сенатора.

В подвале Шимченко было много укромных закутков, куда без разрешения хозяина персонал входить не имел права.

«Тайная комната» находилась под кухней, однако наверху никто не услышал ни постороннего звука. Внизу же было шумно.

– Все скажу! Все-все-все! – вопил прикованный к списанному стоматологическому креслу без подголовника киллер-неудачник. Кресло стояло в центре квадратного куска старого, пузыристого линолеума: его Филя постелил заранее, чтоб не испачкать пол. За спинкой кресла поблескивала панель из пуленепробиваемого стекла. За нею, в неосвещенной части помещения, находился самый современный сейф. Хранились в высокотехнологичном шкафу не золото и не брильянты, а всякая полезная мелочовка, при помощи которой можно было одних людей возвысить до небес, а других – навсегда втоптать грязь. Документы, фотоснимки, прочее барахло. Имелось в этом сейфе и то, что могло погубить сенатора, попадись оно не в те руки. Так уж получалось, что этот компромат был обоюдоострым, обращаться с ним нужно было как с оружием: бережно, дабы не допустить самострела.

Шимченко сидел на скромном табурете, уперев заросший седой щетиной подбородок в сплетенные пальцы. Льдистый взгляд был направлен точно в переносицу киллера.

Филя неспешно прохаживался вокруг кресла, словно художник – возле мольберта, любуясь под всеми возможными углами творением своих рук. Вместо кисти у помощника сенатора были пассатижи, с инструмента на линолеум капала кровь.

– С трудом верится, – проговорил Филя, и пленник, выпучив глаза, со страхом уставился на него. – Такая маленькая-премаленькая штуковина, как ноготь, а столько боли.

– Я не хотел! Бес попутал! – метался в кресле пленник. – Мне доза была нужна… – Он скривился, затем зарыдал, дрожа всем телом.

– Кто тебя нанял? – спросил Шимченко, не отрывая подбородка от сплетенных пальцев.

Филя выразительно пощелкал пассатижами.

– Не знаю, начальник, – проговорил киллер, сильно кривя рот и роняя слюну на замызганный джемпер. – Веришь? Не знаю! Какой-то крендель вышел на Мымыку, а тот подцепил меня. Мы ведь с Мымыкой в девяностых обменники щипали. Мымыка как брат был мне!

– И где же теперь Мымыка? – спросил Шимченко.

– Так подстрелили его на трассе, командир… – Киллер невинно захлопал глазами.

– Концов, выходит, не найти? – уточнил тем же скучающим тоном сенатор.

– Я… я… – Киллер покосился на пассатижи. – Я знаю только, что Мымыке говорили о каких-то птичках. Я не знаю, что это означает, – мамой клянусь! – Пленник рванул вперед так, что кресло затрещало. – Мол, надо напомнить господину сенатору о птичках!

Шимченко побледнел.

– О каких еще птичках? – с угрозой проговорил он.

– Я не в теме, начальник!

Сенатор кивнул, и Филя ударил кулаком с зажатыми в нем пассатижами пленнику в ухо. Киллер снова зарыдал, по его грязной шее заструилась кровь.

– Кто тебя нанял? – повторил вопрос Шимченко.

– Говори, тварь! – гаркнул пленнику в здоровое ухо Филя.

– Это была баба! – завопил киллер. – Мымыка сказал, что это была баба! Сказал, что она просила напомнить сенатору о птичках! Буфера у нее – будь здоров! Что те подушки! А больше Мымыка ничего о ней не говорил!

Шимченко поглядел на Филю.

– Руслан был прав, – сказал тот, несильно постукивая киллеру по темени пассатижами. – Этих гавриков кинули. Бросили на убой с одной целью – намекнуть, что о вашей деятельности им известно чуть больше, чем другим.

– Вот суки! Суки! – снова заметался пленник. – Виноват я, начальник! Бес попутал! Не убивай!

– Полагаешь, кто-то хочет вывести меня из равновесия? – обратился Шимченко к Филе, игнорируя вопли киллера.

– Ага. Кто-то надеется, что вы наделаете ошибок.

– Больше похоже на объявление войны.

– Да уж. Но нам не привыкать. – Филя подбросил и поймал пассатижи.

Сенатор поглядел в сторону задрапированного густой тенью сейфа. Насколько это хранилище может быть надежным в складывающихся условиях?

«Охрану особняка нужно утроить, – решил Шимченко. – Добавить камеры наблюдения и поработать с персоналом. Убрать всех, кто проявит хоть малейшую нелояльность».

– Не убивай… не убивай… – на одной ноте канючил киллер.

Зазвонил телефон. Шимченко посмотрел на экран и поморщился.

– Слышь! Заткни этого! – бросил сенатор помощнику. – Мне звонит Сам! – И продолжил, прижав трубку к уху, деревянным от внезапно нахлынувшего волнения голосом: – Шимченко слушает, господин президент!

Сам был как всегда предельно вежлив, говорил он мягко, доброжелательно, но в то же время в его тоне ощущалась насмешка. Последнее всегда выводило из равновесия, создавалось впечатление, будто Сам знает гораздо больше, чем говорит. Причем вполне могло оказаться, что так оно и есть.

– Мне доложили, что у вас семейные неурядицы, и по этой причине вы временно покинули нас, – сказал Сам с искренним сочувствием.

– Не убивай… не убивай… – продолжал умолять киллер, Филя прижал к своим губам пассатижи: мол, помолчи.

– Да-да, все верно, господин президент, – ответил Шимченко, плотнее обхватывая телефон ладонями.

– Надеюсь, ничего серьезного? – поинтересовался Сам. – Что это за голоса на фоне? Нужна ли помощь? У нас тут как раз Центральный военный округ в боеготовности – внезапная проверка…

– Нет-нет, что вы, спасибо, – поторопился заверить сенатор елейным голосом. – Я буквально на недельку. Разгребусь – и сразу в Москву.

– Да-да, решайте свои проблемы. Оборонный заказ подождет, – позволил президент, и Шимченко как всегда не понял: говорит ли тот всерьез или издевается. – И наши западные партнеры из авиаконцерна тоже подождут. Семья – это святое.

– Служить тебе буду… – бормотал киллер. – Меня ведь гунявый главпетух Мымыка на мокрое дело подбил… очень доза была нужна… а я завязать хотел, клянусь мамой, хотел.

– Мм, – протянул Шимченко, затем провел пальцем по заросшему щетиной горлу. – Возвращаюсь в Москву в ближайшие дни, господин президент! Европейские партнеры даже не заметят, что я отсутствовал.

Филя бросил пассатижи киллеру на колени и в следующий миг вогнал в затылок приговоренного лезвие «финки». Острие вышло у пленника изо рта, тот будто решил напоследок показать сенатору стальной язык.

– Конечно-конечно, – согласился Сам. – Без главы Комитета по обороне и безопасности Совета Федерации не видать нам птичек… а очень хочется, чтоб они у нас были… Вы согласны, Всеволод Леонидович?

– Безусловно, господин президент, – ответил Шимченко, глядя в остекленевшие глаза киллера, словно в мутное зеркало.

– Кстати! Тут пресс-секретарь скинул мне
Страница 10 из 17

прелюбопытный ролик! – как бы невзначай вспомнил президент. – Говорят, рекордсмен по количеству просмотров на ютубе! Представьте: там роскошный зал с новогодней елкой, и женщина попадает в «комариную плешь», не видели такой?

– Н-нет, – выдавил Шимченко.

Филя потянул за рукоять ножа, мертвое тело пробила дрожь.

– Вы посмотрите, Всеволод Леонидович. Обратите, так сказать, свое драгоценное внимание.

– Непременно… – пообещал онемевшими губами Шимченко.

– Мне почему-то кажется, что это – спецэффект, – продолжил, как ни в чем не бывало, президент, – но специалисты возражают. Они утверждают, что такой факт действительно мог иметь место, и, что самое печальное, – в окрестностях нашей Новосибирской Зоны Посещения. Но ведь вы не слышали ни о чем таком, да?

– Да, – выдавил Шимченко.

– Что ж, прекрасно. Я жду вас в Москве, – закончил вкрадчивым голосом президент и отключился.

Филя вытер лезвие «финки» о джемпер покойника. Поднял нож к свету и придирчиво осмотрел сталь. Шимченко со скрипом потер щетинистый подбородок.

– Ну что? – спросил помощник сенатора. – На вас лица нет.

Шимченко поднял взгляд на Филю. У сенатора были красные, как с похмелья, глаза.

– Слушай, почему все называют «самолеты судного дня» стоимостью в полмиллиарда с гаком баксов – птичками? – спросил он, фотографируя айфоном Филю рядом с трупом – для пополнения коллекции компроматов и просто на всякий случай. Филя, зная о «тараканах» начальника, взял покойника за уши, развернул его лицом к камере, затем широко улыбнулся сам.

– Наверное, чтобы не накаркать, – сказал он, не прекращая улыбаться. – В лесу волка волком не называют.

Помещение озарила вспышка, выбелив лица Фили и мертвого киллера, кроме того – выхватив из темноты сейф в дальней стене.

Сенатор, кряхтя, поднялся. Стараясь не испачкать ботинки, перешагнул собравшиеся на линолеуме кровавые лужицы.

– А что со жмуром? – поинтересовался Филя. – Как куриный окорочок – в упаковку, а потом – в лесок?

Шимченко выстучал на сенсорной консоли код, пуленепробиваемая панель, огораживающая сейф, поползла под гул электромоторов в сторону.

– Да, в упаковку, а потом – в «комариную плешь», хочу посмотреть, как аномалия работает, – сказал сенатор, проходя вглубь помещения. – Только так, чтоб Виталька не просек.

Еще одна консоль с кнопками – и дверца сейфа отворилась. Отчетливо запахло лежалыми бумагами.

– Леонидович… – Филя замялся. – Что-то боязно мне туда соваться. Аномалия все-таки… Хрен его знает, как она расползлась.

– А тебе и не придется, ты – слишком ценный кадр. – Шимченко вынул из телефона SD-карту, положил в пластиковый контейнер, затем пристроил в сейф рядом с такими же. Кроме карт памяти в сейфе имелись флешки разных форм и размеров, компакт-диски, архаичные дискеты, а также несколько картонных папок, завязанных тесемками. – Здесь есть кого нагрузить. Скажи Большому и Хыче, пусть спускаются. Ну а ты… – Шимченко запер сейф. – Приберегу тебя на потом.

Филя хохотнул и потянулся к телефону, чтобы обрадовать Большого.

Со стороны это выглядело комично. По крайней мере Филя посмеивался, отрезая «финкой» от яблока аккуратные дольки и отправляя их в рот. Он стоял в дверях Паркетного зала рядом с сенатором. Шимченко снимал происходящее на камеру айфона.

Большому и Хыче было не до смеха. Картонная коробка, которую приходилось тащить вдвоем, обрывала тяжестью руки. И шли они так, словно паркет, такой дорогой и красивый, жег ноги.

Кстати, выглядел пол будто его только-только вымыли и навощили. Ни грязи, ни пыли. Эта странность сама по себе заставляла покрываться гусиной кожей от страха. А еще было кровавое пятно прямо по курсу и блеск утопленных в паркет гаек.

В ветвях сосны что-то зашуршало. Шедший впереди Хыча остановился и матюгнулся, Большой едва не выронил свой край. Огромный похожий на Юпитер шар соскользнул с лапы и вдребезги разбился об пол.

– Пацаны, хорош! – Филя взмахнул «финкой», точно дирижерской палочкой.

– Поставьте его на попа! – распорядился Шимченко, не отрывая взгляд от экрана телефона.

– Командуют… – пожаловался Хыча так, чтоб это услышал только Большой.

Они установили коробку вертикально и отошли в разные стороны.

– Теперь толкаем! – продолжил режиссировать действо Шимченко.

Коробка лениво наклонилась вперед, стоило Большому ткнуть в нее пальцем. И в следующий миг картонный ящик рухнул на паркет всем весом, плющась и сминаясь под действием невидимой силы. Край коробки оказался вне поля действия аномалии, картон расползся, из-под него ударила струя кровавой жижи, окатив Большого с ног до головы. Большой по-бабьи охнул и громко испортил воздух.

Филя и Хыча заржали, сенатор тоже зафыркал, плюясь в экран телефона.

В ветвях сосны что-то защелкало. Одна из шишек вдруг раскрылась и выстрелила в воздух охряным облаком спор. Братки молча кинулись к выходу, в несколько скачков пересекли зал. Филя захлопнул за ними дверь и, выронив яблоко, прижался спиной к створкам.

Сенатор опустил телефон. На его лице какой-то миг отчетливо читалось сомнение, затем решение было принято:

– А найдите-ка мне этого самого сталкера.

* * *

5 января 2015 г.

Искитим

Когда Садовников пришел в «Радиант», Кот уже был там, он даже успел осушить кружку пива. Садовников показал Парфюмеру, снующему за барной стойкой, два пальца, затем, цокая тростью по полу, направился к сталкеру.

– Знаешь что, Костыль… – протянул Кот, после того как они обменялись рукопожатием. – Я тут подумал: ничего ты мне не должен, проехали. У меня просто пруха была фантастическая, а ты оказался не в то время и не в том месте.

– Спокуха, приятель! – ухмыльнулся Садовников. – Карточный долг – дело святое. Если я съеду с темы, кто же со мной тогда сядет играть? Нет-нет, я тут тебе принес литературку… – Он вынул из пакета книгу и протянул ее Коту.

– Опять о Зоне. – Кот без энтузиазма взял книжонку, полистал. На столешницу вывалилась зеленая купюра и еще несколько выглянули, словно закладки. – Хоть бы один роман реальный сталкер написал, чтоб было жизненно!

– Да кто же позволит написать такое реальному сталкеру? – Садовников внимательно посмотрел на приятеля. – Его же свои и кончат, ибо палево. Кому захочется, чтоб такой романчик к делу приобщили?

– Да, палево… – уныло согласился Кот. – Ладно, Костыль. – Он положил книгу в рюкзак. – Верну, когда осилю. Спасибо. Ты – правильный черт, всем бы быть такими. И да – с меня пиво.

– Согласен! – Садовников потер ладони. – Где этот старый простатник Парфюмер?

– Добрый вечер, Геннадий Алексеевич, – учтиво поздоровался Парфюмер, появляясь из облака табачного дыма с двумя запотевшими кружками. – Вы никак пенсию получили?

Садовников хитро прищурился, догадываясь, о чем они, Кот и барыга, подумали. Дескать, Костыль побывал в Зоне, раздобыл действующий хабар и загнал его на стороне. Само собой, это не возбранялось, но Парфюмер не любил, чтобы «его» сталкеры прокручивали дела с левыми перекупщиками, тем более – сейчас, когда Зона скупа, как старуха-процентщица. Но Садовников был обижен на Парфюмера и отчет перед ним держать не собирался.

– И пенсию получил, – легко согласился он, – и талоны на сахар. Вот, держите на чай… –
Страница 11 из 17

В карман на переднике бармена опустился конверт.

Парфюмер озадаченно хмыкнул, поблагодарил кивком и отвалил за стойку.

– Нашел рыбное место? – лукаво спросил Кот.

– Ты не поверишь. – Садовников понизил голос: с одной стороны, его распирало желание рассказать о недавнем приключении, но с другой – он знал, что болтуны в их городе долго не живут. – Такое нарочно не придумать! Но… – Сталкер сделал загадочное лицо и прижал палец к губам.

– Ага, – сказал Кот и пригубил пиво.

Садовников и сейчас догадался, о чем думает приятель. Мол, связался с бандюганами, подработал проводником, помог вынести за Периметр партию убийственной дури. Естественно, таким «подвигом» никто хвастаться не станет.

– Никакого криминала! – снова усмехнулся Садовников, сейчас, когда страхи подзабылись, он ощущал прилив самодовольства. Было здорово мнить себя героем, сидя за кружкой пива в компании товарища.

Подошел Парфюмер, протер стол кислой тряпкой, заменил пепельницу.

Кружки столкнулись с льдистым звоном. В этот момент в голове Садовникова проскрипел мерзкий голосок: «Хабардал… хабардал…»

– Одно меня беспокоит, Кот, – признался он, смахнув с губ пену. – Встретилась мне неведома зверушка…

– Шатун? – живо поинтересовался Кот.

– Я же говорю – неведома. – Садовников закурил. – Небольших размеров, головастая. Все про какой-то хабар бормотала.

– На фольклор смахивает. – Кот прополоскал пивом зубы. – Часом не заливаешь, Костыль?

– Может, поспрашиваешь у своих академиков? – подмигнул Садовников. – А то вдруг я открытие сделал.

– Ну здрасте… – Кот поморщился: – Разуваев – не фраер, он все видит. Сразу на карандаш возьмет. Откуда б у меня могли появиться такие сведения?

– И то верно, – вздохнул Садовников.

– Не тужи, Костыль. Бог не выдаст, свинья не съест! Будет масть – помогу тебе, – пообещал Кот и одним махом допил оставшееся в кружке пиво.

После выплаты всех долгов от бандитского гонорара остался шиш на постном масле. Шиша хватило на букет из трех тюльпанов и коробку конфет «Ассорти». Оксанка все еще дулась за ту ночную вылазку. А может, не только за ту, но и за что-то еще. Мало ли – Садовников знал, что идеальным мужем его не назовешь.

Он нес букет, пряча его под бортом бушлата, чтобы цветы не померзли на морозе и чтобы рыбы не засмеяли. А то пойдет молва: Костыль, дескать, подкаблучник. Город Искитим был суров, а частный сектор, в котором жил Садовников, – еще суровее. В этом рассаднике родился, вырос и заработал первую ходку в казенный дом Штырь. Тут же под забором кооператива «Сибирьсемянторг» когда-то нюхал клей двоюродный братец Садовникова – ныне сталкер по прозвищу Нюх, перешедший на службу к «мичуринским». Здесь был дачный участок Шамана, на котором тот, поговаривают, выращивал галлюциногенные грибы.

И сейчас район жил привычной жизнью. Поздний вечер: самое время для шпаны. Компашки курсировали между дешевыми барами, дискотекой в бывшем Доме культуры и «малинами».

Человека с тростью узнавали. Кто-то здоровался: приветливо или не очень. Кто-то спешил обойти стороной. Кто-то выкрикивал что-то обидное, но непременно – издалека.

Крепкая дубовая палка в этом городе выбила много зубов. Да и со сталкером никто не хотел связываться. В Зону слабаки не ходят.

Жена смотрела «Вести недели» Киселева. Какой-то долбаный европейский авиаконцерн не отдавал России, ссылаясь на санкции, заказанные несколько лет назад и полностью оплаченные летающие командные пункты, или, как их еще называли, «самолеты судного дня». Журналисты попытались связаться с ответственным лицом, курировавшим эту сделку, им оказался известный новосибирский деятель Всеволод Шимченко. Однако тот наглухо игнорировал телевизионщиков, и даже, как предполагали на ТВ, отбыл в свой округ по семейным обстоятельствам, забив на дела государственные. Садовников отметил про себя, что Шимченко вернулся.

Оксанке, похоже, надоело дуться. Цветы были поставлены в стеклянный кувшин, коробка конфет – открыта, а чашки наполнены до краев обжигающим чаем.

– Люблю я тебя, – призналась Оксанка, а потом добавила, демонстрируя истинно женскую логику: – Прибила б, дурня!

Садовников со смехом обнимал жену. После трех литров пива чай с шоколадными конфетами шел тяжело, но сталкер делал над собой усилие.

– Пошел бы ты работать, Гена, – завела старую пластинку Оксана. – Ну хоть формально, для стажа.

– Кому я, Ксюша, нужен! – делано сокрушался Садовников. – Колченогий, под сорок, да еще и с моим гуманитарным образованием.

– Вроде в ПТУ нужен был новый учитель истории! – спохватилась Оксанка.

– А ты знаешь, что пэтэушники сделали со старым? – усмехнулся Садовников.

– Ничего, ты отобьешься! У тебя ведь есть палка!

Садовников еще минут десять потискал жену, потом, утомившись слушать про сокращения в хармонтском филиале Института внеземных культур в связи с низкой активностью Зоны, ушел за компьютер.

Была у него мыслишка собрать все сталкерские байки, а потом отправить в московское или в питерское издательство. Кот был прав: книжек о Зоне развелось много, но все они оставляли кисло-горькое послевкусие от обилия в них развесистой клюквы. Не родился еще среди сталкеров свой Джек Лондон, который бы изложил все честь по чести, причем сделал это увлекательно и без снобизма.

Само собой, писать нужно было, не раскрывая реальных имен и прозвищ. Быль разбавлять небылицами. И вообще перенести для верности место действие или в Чернобыль, или в Хармонт…

Для начала Садовников решил рассказать о своем походе за елкой. Он открыл «ворд», принялся тыкать двумя пальцами в клавиатуру. Дело шло ни шатко ни валко. Он никак не мог определиться, какой стилистики нужно придерживаться. Писать разухабисто, в духе: «Костыль почесал репу, думает, дескать, зарабатывать на пиво елками еще не приходилось…» Или придерживаться более строгого публицистического изложения: «Геннадий был вынужден принимать сложное решение. Ни один сталкер до него не сталкивался со столь легкомысленно сформулированной задачей».

Запиликал телефон. На экране высветился незнакомый номер. Садовников никогда бы не ответил, если бы желудок не был занят тремя литрами пива, а голова – мыслями о книге.

– Да-да, – промямлил он в трубку, прижимая ее к уху плечом и одновременно продолжая вымучивать текст.

– Костыль? – спросил его смутно знакомый голос и, не дожидаясь ответа, продолжил: – Вы сейчас дома? За вами выехала машина.

– А кто это? – Садовников перехватил телефон ладонью, скользнул к окну и осторожно выглянул на улицу. Забор и обледенелые деревья озарило дальним светом фар. Оксанка промяукала нечто обеспокоенное и недоуменное.

– Помощник сенатора Филаретов, – ответили снисходительно. – Есть кое-какая работа, Костыль. Вам понравится!

Глава третья

5 января, 2015 г.

Особняк сенатора Шимченко

Садовников сразу понял – с домом что-то не так.

Едва знакомый ему черный джип проехал за ворота, как нахлынула лавина ощущений. Противный химический запах освежителя воздуха, который с корицей не имел ничего общего, кроме названия, неожиданно стал настолько сильным, что сталкеру пришлось поспешно открыть окно. Струя воздуха, ворвавшаяся в салон, оказалась
Страница 12 из 17

горько-соленой, как свежая кровь. На Садовникова нахлынула клаустрофобия, ему показалось, что впереди – пропасть и что он заперт в черной машине, движущейся по собственной злой воле. Ненавязчивый шансон, который слушал Гопа всю дорогу, вдруг зазвучал словно адская какофония. Каждый удар барабана был точно гвоздь, свободно входящий в мозг сталкера; хриплый голос певца, поющего о том, что он, дескать, взял вину на себя, врезался рашпилем в позвоночный столб чуть ниже затылка.

– В машине не блевать, в голову дам! – предупредил Гопа, поглядывая на пассажира в зеркало заднего вида.

Особняк был подсвечен галогеновыми лампами. Бело-голубые блики придавали стенам призрачность, и возникала иллюзия, будто это строение – голограмма. Будто в глубине полупрозрачной обманки скрывается что-то потустороннее, ожидая, когда беспечная жертва подберется поближе.

Садовников вцепился в трость. Он не ожидал этой ночью внезапно оказаться в Зоне.

Сначала пришла мысль, что он не взял с собой летние вещи.

А уже во вторую очередь – что происходит форменная чертовщина.

Зона вне Зоны? Быть такого не может. Скорее всего – глюк. Он читал «Вконтакте», что кое-кто из сталкеров Хармонта испытывал подобные ощущения. Что-то вроде остаточного эффекта от частых ходок в Зону. Мужиков накрывало прямо на улице, во многих милях от Периметра. Это ведь только в Зоне у настоящего сталкера просыпается «чуйка». И дело не столько в зрении или в нюхе – обостряется интуиция. Она-то и помогает избежать смертельных аномалий, ведь на гайки подавляющее большинство ловушек не реагирует от слова «совсем».

В следующую секунду Садовникова точно холодным душем окатило. Зона, без сомнений, положила на него глаз. Цепь странных и маловероятных событий продолжала нарастать новыми звеньями.

Быть может, из-за этого его и вызвали к сенатору на ночь глядя. Не для каких-то консультаций и не чтобы загрузить за несуществующую – если не считать штуки баксов, которую он намутил во время выборов. – вину. А здесь он потому, что на территории поместья творится нечто… аномальное?

Садовников взялся за голову.

«Хабардал… хабардал…» – звучало из динамиков вместе с блатными аккордами.

Затем резко наступила тишина: это Гопа заглушил двигатель и выключил плеер.

– Приехали, – объявил он, зевая. – Не хлопай дверью.

Сталкер выбрался из салона. Мороз кусал щеки, отрезвляя. Нет, все-таки – не Зона, где край вечного лета. Все-таки отпустило, и лавина ощущений схлынула. Но интуиция была непреклонна: внутрь особняка, нависающего над сталкером призрачным утесом, лучше было не заходить.

– Костыль, говоришь… – протянул неуловимо знакомый голос. – Не помню, чтоб в детстве тебя кто-нибудь так называл.

Садовников прищурился, постучал тростью по плитам. С крыльца спустился невысокий человек с чуть одутловатым лицом и тщательно зачесанной лысиной.

– Не узнаешь? – Он усмехнулся и часто-часто заморгал маленькими крысиными глазками.

Сталкер покачал головой.

– А я вот несу свое прозвище с самого детства и до настоящих дней, – сказал человек. Он бросил долгий взгляд на луну и добавил то ли с гордостью, то ли с тоской: – Филя. Из местных я, ты должен меня знать.

Что-то с трудом вспоминалось. Каких только прозвищ не было раньше! И где теперь все эти пацаны? Кто-то переехал, кого-то сгубила Зона, кого-то – тюрьма и туберкулез, а кто-то – женился, обзавелся детьми, и на улице его теперь днем с огнем не увидишь. Хорошо, хоть еще осталось с кем перекинуться в картишки да посидеть за кружкой в «Радианте».

А потом перед глазами Садовникова словно полыхнула фотовспышка. Слои памяти раздвинулись, и требуемое воспоминание ожило, перенося сталкера в летний день конца восьмидесятых. Ему тогда было лет четырнадцать, он и его друзья замерли, оторопев, на краю поляны, в центре которой хорошо знакомый им пацан деловито разматывал кишки зарезанной собаке. Этот мальчишка не был дурачком, он даже неплохо учился, только почти ни с кем не водил дружбу, слыл «загадочным», за что над ним посмеивались и иногда несильно били.

Филя.

Больше на районе ни у кого такой кликухи не было. Кто ж мог знать, что за этим прозвищем скрывается вот такая «любовь» к собакам.

В тот раз они его отделали будь здоров. Изуродовали как бог черепаху – так, кажется, говорят. А Филя, вместо того чтобы вопить, рыдать, звать на помощь, прикрывал голову испачканными собачьей кровью руками и гаденько похихикивал.

Да, давно это было. У Садовникова, кстати, остался шрам на костяшках пальцев – порезался о Филины зубы. Долго заживало, рана гноилась.

И сейчас этот псих стоит перед ним, моргает маленькими и влажными глазенками, благоухает сверхдорогим парфюмом. А он, Садовников, в китайской куртке, джинсах, которым лет пять, и с палкой. За пенсией через неделю ползти на почту через полгорода и по гололеду.

– Что-то не припоминаю, – соврал сквозь зубы Садовников, потому что ему показалось, будто постаревший Филя ждет от него ответа.

Странное дело, с тех пор столько воды утекло. Филя мог триста раз измениться, и наверняка изменился, став большим человеком – помощником сенатора. Но все равно, стоило лишь вспомнить тот эпизод с собакой, как проснулось былое отвращение. Садовникова снова затошнило.

– А я вот тебя хорошо помню, – снова усмехнулся Филя, показав превосходные зубы. – Ну да ладно. Не для того тебя вызвали. Поднимайся!

Садовников боком, как краб, одолел лестницу. Перед порогом он задержал дыхание, точно собирался нырнуть в прорубь, и лишь затем вошел.

На веранде пахло хорошими сигаретами, и Садовникову адски захотелось курить. Но Филя шел по пятам развязной походкой, и сталкер решил, что лучше не задерживаться. А то, мало ли, псих захочет составить ему компанию, слово за слово – вспомнят детство. В таком случае Садовников не был уверен, что он удержится и не врежет Филе костылем.

Вообще, надо было валить отсюда. Валить – как можно скорее. И желательно – подальше.

– Чего от меня хочет Всеволод Леонидович? – спросил Садовников.

– Он сам все расскажет… туда! – Филя указал на очередную дверь. – Да ты не дергай глазом, речь идет о работе. Работа ведь нужна?

– Наши руки – не для скуки, – отозвался сталкер.

– То-то! Наш человек! – одобрил Филя.

Сенатор ждал в холле, сидя в кресле у камина. Тревожный свет углей отражался в стеклах очков.

– А-а… – протянул Шимченко. – Костыль, кажется? Подойди ближе. Филя, дай ему стул.

На шкуре белого медведя, лежащей перед сенаторским креслом, сидела платиновая блондинка модельной внешности и массировала Шимченко босые ступни.

– Добрый вечер, – смущенно поздоровался сталкер.

– Здрасте, – не поднимая головы, откликнулась блондинка.

Шимченко поднял телефон и сфотографировал сталкера.

– На память, – сказал сенатор. – Филя, а где бумага, которую я просил накропать?

– Айн момент, шеф!

Садовников пристроился на краешек предложенного стула. Во время предвыборной кампании ему несколько раз доводилось видеть Шимченко. С тех пор «сенатор из Зоны Посещения» изменился несильно: чуть больше морщин, чуть больше седины, чуть больше объем живота. Конечно, было странно лицезреть его в домашней одежде у камелька. Да еще в таком тревожном месте, когда «чуйка» буквально
Страница 13 из 17

вопит, призывая уносить ноги, а отрицательная энергия так и прет со всех сторон, что кажется – вот-вот, и она просочится сквозь поры стен черным миро.

– Ну что, Костыль, как живет область? – без интереса спросил сенатор.

– Нормально, – пожал плечами сталкер. – С Нового года пенсию повысили на два процента.

Сенатор фыркнул и почесал подмышку.

Филя подсунул Садовникову кожаную папку, сверху которой лежал лист с отпечатанным текстом и авторучка.

– Что это? – опешил сталкер.

– Явка с повинной, – сказал, словно само собой разумеющееся, Шимченко. – Я, такой-то, являюсь так называемым сталкером, неоднократно и в корыстных целях проникал на закрытую территорию, выносил за пределы Периметра потенциально опасные объекты.

«Приехали», – подумал Садовников, ошарашенно и одновременно – с укором глядя на сенатора.

– Как говорил известный киногерой, «на мне цветы не растут и узоров нет», бери ручку и подписывай, – распорядился сенатор.

– Не понял юмора. – Садовников не отвел взгляд. – Ничего я подписывать не буду. С какого бы мне это делать?

– Филя… – Шимченко лениво взмахнул рукой.

Садовников уловил за спиной движение, что-то клацнуло, промелькнуло у сталкера перед носом и тяжело упало на папку. Шимченко криво усмехнулся, блондинка быстро поглядела на сталкера.

Садовников поднял пухлый конверт. Внутри были деньги. А точнее – много денег.

– Объясняю на пальцах один раз. – Шимченко сфотографировал Садовникова, с немым изумлением рассматривающего пачку баксов. – Несколько моих дуриков, моих домашних зверушек, – он с силой ткнул блондинку пальцем в макушку, – сделали ба-альшущую глупость. Они поручили тебе достать из Зоны елку… Елку из Зоны! – просипел он, наклонившись к уху блондинки. – И нынче у нас здесь, – сенатор поглядел в потолок, – что-то не в порядке… – Он снова повернулся к Садовникову: – Надо выяснить, что именно не так, и насколько все плохо. Поскольку ты уже выполнил одно поручение моего семейства, то, как говорят, теперь ты с нами повязан – выполни и второе.

Садовников убрал конверт с гонораром во внутренний карман куртки.

– А зачем эта писулька? – Он ударил кончиками пальцев по «явке с повинной».

– Ты слишком много о нас знаешь, – сказал Шимченко. – Только вздумаешь открыть рот, а бумажка уже будет лежать на столе у начальника главка.

Сталкер потянулся к палке и встал. Держа руку с бумагой на отводе, подошел к камину, бросил «признание» на угли. Ожило и заплясало пламя. Филя что-то удрученно прошипел. Шимченко хмыкнул, помахивая перед лицом ладонью.

– А вот теперь поговорим о деле. – Садовников оперся двумя руками на трость. – Да, и попросите даму выйти или просто принять вертикальное положение и пересесть на свободный стул. Она в такой позе, уж простите, сильно напрягает.

Шимченко пошевелил пальцами ног. Платиновая блондинка поднялась, хрустнув коленками, и быстрым шагом направилась к дверям. По пути она бросила на Садовникова еще один взгляд, в котором читались противоречивые эмоции. Сталкер понял, что, будь ее воля, от него бы не осталось и мокрого места. Откуда взялась эдакая ненависть? Ведь не по своей инициативе он отправился в Зону за тем злополучным деревом, будь оно проклято.

И уже в следующий миг Садовников узнал эту девицу. Он видел ее раз или два в притоне Парфюмера. Блондинка приходила с институтским хмырем… это с которым у Кота вечные «терки». С Зубовым она приходила!

Вот так мадам… Теперь ясно, отчего она напрягла гузку. Дело тут не в горе-елке, а в том, что блондинка боится его.

Напрасно она… Садовников стукачом никогда не был. Книга о сталкерах – не считается, это – история, а не доносительство. Если девица падка на интрижки, то его это не касается.

– Ладно, доктор Хаус. – Сенатор глядел, прищурившись, на сталкера: тот стоял на фоне камина, опираясь на трость. – Премиальные ты заслужил.

– Я же говорил – наш человек… – поспешил вставить Филя.

– Но вздумаешь со мной норовом мериться еще раз, – сенатор наклонился вперед, – долго не проживешь.

Садовников пожал плечами:

– Я не работаю с пистолетом у виска. Мне нужны бабки, вам – мои умения. По-моему, все по любви. Зачем осложнять такие взаимовыгодные отношения? Покажите, что надо проверить, а то время позднее, мне еще домой добираться.

Шимченко и Филя переглянулись.

– Отведи его наверх, – позволил сенатор.

«Намусорили… ну что за люди…» – уныло подумал Садовников, разглядывая кровавые пятна на паркете.

Вообще, «комариную плешь» кто-то успел наметить гайками. Аномалия была компактной: занимала примерно два квадратных метра. Тянулась языком от празднично украшенной сосны к двери. Как в нее можно было влететь дважды? Разве что – специально… Садовников сам себе покачал головой и сел на пол. Он уже обошел зал по кругу, других аномалий вроде не было. Но Зона – это не только аномалии. Зона – особая атмосфера, которой сторонится все живое. Зона – странности и неправильно работающие законы физики. И все это добро здесь присутствовало в большей или меньшей степени. Вообще, Садовников плохо представлял, как в доме сенатора до сих пор могут жить люди, ведь аура Зоны, пусть и в ослабленной форме, воздействует на них почти месяц! Но, похоже, никто отсюда и не думает переезжать.

– Неужели это все из-за тебя? – спросил Садовников у сосны.

Через открытую дверь за ним наблюдали Филя и здоровяк Большой. Сенатор тоже крутился неподалеку, но сталкеру до них дела не было. Сейчас он – на своем поле, выполняет свою работу, причем так, как считает нужным.

Игрушки закачались, зашуршало стекло по рыжеватым иголкам. Сквозняк заставил пойти волной шторы, которыми были закрыты высокие окна.

Сосна как будто пустила корни энергии в перекрытие между этажами, проросла невидимыми побегами сквозь стены, отравила соками проводку, вентиляцию и трубопроводы. И теперь ее флюиды повсюду: в каждой из многочисленных комнат, в хозяйственных постройках, во дворе и даже по ту сторону забора, окружающего сенаторские владения.

Среди нераскрытых коробок с подарками что-то блеснуло. Садовников напрягся. Сердце заухало в предвкушении. Сталкерская душонка почуяла хабар. Неожиданный, очень своевременный, приятный сюрприз!

– Хабардал… – пробормотал Садовников, почти ложась на паркет. – Хабардал…

Этот отголосок Зоны, эта жалкая комнатная тень Посещения ощенилась инопланетной побрякушкой!

Но как бы ее достать… Садовников принял упор лежа. Впереди – «плешь». С фланга – рисково, слишком близко к аномалии, засосет, как носок в трубу пылесоса. Попробовать подобраться с тыла и подцепить палкой из-под сосны…

В ветвях затрещало, словно кто-то разорвал ткань. Среди лап вспухло облако густой охряной пыли. Что это была за гадость – сталкер не знал и знать не хотел.

– Защищаешься… – прокомментировал Садовников, пятясь на карачках и гремя тростью по паркету. – Умная девочка…

Соответственно, отпадал вариант, чтобы осторожно вынести сосну из особняка и выбросить ее к чертовой матери.

«Плешь» потянула охряную пыль и в считаные секунды очистила воздух.

Садовников распластался по полу, вдыхая запах лака и дерева. Он, не отрываясь, глядел на хабар, такой близкий и такой недосягаемый. Что же там могло лежать?
Страница 14 из 17

Судя по блеску, судя по теплому и даже ласковому свету, исходящему от объекта, это, вероятно, был… Это был…

Сталкер не знал, что это могло быть. Помимо всем известных штуковин, типа «черных брызг», «этаков», «пустышек» и прочего, Зона периодически радовала редким, а порой – уникальным хабаром, который ценился на порядок выше обычного. А сейчас, в период спада активности, такие цацки вообще – словно бриллианты.

– Вы хотите украсть мой подарочек на Новый год?

Садовников вздрогнул. Обернулся, до боли выгнув шею. Рядом с ним, оказывается, сидел пацан. Рослый, вихрастый, слегка толстозадый, одетый в камуфляжные брюки со множеством карманов и растянутую, не очень чистую футболку.

– Кто тебя сюда впустил? – спросил сталкер.

– Глупый вопрос, – парировал мальчишка. – Я у себя дома. А тут – мой подарок.

Сталкер присмотрелся: нельзя было сказать, что сходство с сенатором бросалось в глаза, но оно было несомненным.

– Сын Шимченко?

– Да. Виталий, – представился пацан. – Там, – он указал взглядом на аномалию, – «комариная плешь».

– Да что ты говоришь! – делано удивился Садовников. – Может, ты даже знаешь, откуда взялись пятна на паркете?

Мальчишка повесил нос.

– Я предупредил тетю Милу о «комариной плеши». Но она мне не поверила. Мне здесь никто не верит! – добавил он с горечью. – Это ведь я пробросал аномалию гайками.

Садовников уставился на юного Шимченко, словно в первый раз увидел.

– Да ты – мужик! – совершенно искренне высказался сталкер, он никак не мог ожидать, что этот с виду рыхлый сенаторский сынок, пухлощекий мажорик, способен на такие действия.

Пацану похвала сталкера пришлась по душе. Он покраснел, аки девица, довольно запыхтел, теребя оттянутый карман брюк.

– Гайки нужны? – поинтересовался он у Садовникова с предельной деловитостью.

– Нет, – мотнул головой Садовников. – Я обследовал весь зал, кроме «плеши», здесь ничего больше нет.

Виталик шмыгнул носом.

– Ну-у-у, – протянул он, – мне кажется, это не совсем так. Елка стала больше, ее верхушка как будто проткнула весь дом, но почему-то никто этого не замечает.

Садовников хмыкнул.

– Скажи, а у тебя были такие моменты, когда ты вдруг начинал чувствовать необычные запахи? – спросил он у мальчишки. – А может, неожиданно обострялось зрение? Или вдруг наваливалось необычное волнение, тревога?

Пацан замялся.

– Это Зона, – сказал он сбивчиво. – Я всегда хотел побывать в Зоне, и вот она сама пришла ко мне. Это все – из-за меня. Я это чувствую.

– И теперь тебе страшно…

– Нет! – почти выкрикнул Виталик. – Я так захотел! Я мечтаю стать сталкером! Самым лучшим! И я стану им!

В дверном проеме появилась фигура Фили. За помощником сенатора маячил похожий на глыбу Большой. Убедившись, что сынок босса и сталкер беседуют, сидя на полу сразу за порогом, люди Шимченко отступили на сумрачную лестницу.

– Я думал, что дети важных персон мечтают стать банкирами или депутатами, – примирительно сказал Садовников.

– Мне интересна Зона, – проговорил, насупившись, Виталик. – Изучать Зону – это все равно, что исследовать чужую планету…

– Э, батенька! – усмехнулся Садовников. – Тогда тебе прямая дорога в Институт.

– Нет. Я буду сталкером.

– Но сталкерам не до исследований… – Садовников едва сдерживал смех.

– Я буду исследовать. Буду сталкером и буду исследовать, – упрямо повторил Виталик, затем погремел карманами, набитыми гайками, и добавил: – Найду мутантов и вступлю с ними в контакт. Или попытаюсь их вылечить.

– Молодой человек! – всплеснул руками Садовников. – В нашей Зоне нет мутантов!

– Врешь! – Виталик был непреклонен, и Садовников не стал спорить, вдруг вспомнив глазастого Хабардала. Очевидно, что-то отразилось на лице сталкера, поскольку пацан добавил: – Ты знаешь, что это не так. Мутанты есть, и их много… но скоро станет еще больше, и все они будут здесь. – Виталик сверкнул глазами и поднялся. – Сначала – Зона, потом – мутанты. Вот увидишь.

Садовников развел руками. Он не знал, как общаться с помешанными. Зона, безусловно, влияла на головы людей. Можно сказать, что на его глазах спятил сосед Старый – матерый сталкер, промышлявший в Зоне с восьмидесятых. Мужик отмотал срок при СССР, смог выжить и раскрутиться в бандитские девяностые, а потом что-то в нем сломалось. Старый снова и снова ходил в Зону, чтобы отыскать артефакт, который он сам назвал «трубкой». Садовников вообще не был уверен, что эта «трубка» Старому не привиделась. В итоге Старого записали в пропавшие без вести, и, очевидно, его косточки стали очередной вешкой, которая предупреждает брата-сталкера, куда ступать нельзя. «„Трубка“ – есть сосуд истины, наполненный золотом света благодати, – рассказывал Старый горячечным шепотом, когда Садовников в последний раз пересекся с ним на районе. – Крепко запомни это, Шустрый!» Тогда Садовников лишь развел руками, и человек сгинул. Так и сейчас, сталкер мог только смотреть на мальчишку с сожалением, и на этом – все. Недаром в свое время из него не вышло учителя, не мог он влиять на людей, не мог подобрать нужные слова.

– Я чувствую, что под елкой лежит хабар. – сказал Виталик напоследок. – Не вздумай его присвоить, это мой бесценный подарочек на Новый год.

Едва мальчишка вышел из зала, как Садовников тоже засобирался прочь. Перед сталкером возник Филя:

– Ну что, Костыль?

Садовников махнул рукой:

– Аномалия локальна, но сенатору все равно нужно переехать. Рядом с этой штукой жизни не будет. «Комариная плешь» под боком – как ядерный реактор. Даже если в нее не соваться, она так или иначе будет отравлять вас своей порчей.

Филя выслушал сталкера с пристальным вниманием, а потом покачал головой:

– Всеволод Леонидович проводит большую часть времени в Москве. Но он не пойдет на то, чтобы всех выселить одним махом. Доброжелатели и журнашлюхи держат ухо востро: поднимется ненужная нам шумиха.

– Устройте поджог, затопление, провал в карстовую полость… – Садовников пожал плечами. – Мало ли что можно придумать. «Комариные плеши» имеют неприятное свойство – они иногда переползают на новое место. Пригласите сюда хоть сталкера, хоть академика: никто не даст ни одной гарантии, что границы аномального участка со временем не изменятся.

– Ага. – Филя закрыл двери, несколько раз провернул в замке ключ. Из зала в последний момент донеслось что-то вроде протяжного вздоха. – Мы, конечно, поразмыслим, но, в общем, это – не твои заботы, Костыль. Твоя главная задача – держать язык за зубами и делать в точности то, что прикажет Всеволод Леонидович. Он же позаботится, чтоб ты больше не жил от пенсии до пенсии.

– Спасибо, я все услышал. – Садовников воспрянул духом: этот особняк, конечно, пахнет гиблым местом, но и Зона – не подарок. А халтурка не помешает. Можно будет хибарку подремонтировать, жену побаловать новыми вещами, а то вечно как Золушка ходит. И Парфюмер перестанет глядеть на него словно на бедного родственника, непонятно зачем подсевшего к игровому столу.

– Меня кто-нибудь отвезет домой? – спросил Садовников.

– Да, Гопа вернет туда, откуда взял. Спускайся, тачка ждет возле входа.

Гопа зевал за рулем. И песенки в плеере попадались, будто специально, похожие на колыбельные: медленные, длинные,
Страница 15 из 17

наполненные нарочитой тоской и раскаяньем.

Из Зоны одной я, да в Зону другую,

Из Зоны с забором, да в Зону с решеткой

Твой сталкер уходит усталой походкой

Из жизни свободной, да в бездну блатную.

Прости, дорогая, хабар нам не светит,

Не выбраться мне из плешей комариных,

Статей уголовных, накрыли «малину»,

И ты не дождешься, и мама не встретит.

Ни один сталкер в здравом уме не стал бы такое слушать, чтобы не накликать беду. Случается так, что в Зоне мысль становится материальной. Задумаешься о смерти – вот тебе «жарка» под ноги, подумаешь о тюрьме – и Зона выведет тебя прямехонько на патруль «касок».

Судя по всему, Гопа был далек от традиций и суеверий сталкеров. Собственно, за порог «казенного дома» он тоже ни разу носа не совал. Одни понты, мышцы и жаждущая блатной романтики душа.

– Че там? – подал голос Гопа. – Загрузил тебя Виталюня?

«Жалко пацана, – подумал Садовников. – Да всю эту сенаторскую кодлу чисто по-человечески жалко. Мнят себя хозяевами жизни, а сами пляшут на лезвии ножа. Вся эта темная, гнетущая атмосфера в доме, все это ощущение надвигающейся беды – есть действие аномалии, помноженное на мрак, царящий в душах обитателей дома».

– Че не отвечаешь? – принялся привычно быковать Гопа, радуясь поводу сбросить с себя дрему. – С тобой тут разговаривают, дядя. Или в голову дать?

– Можешь и дать, если, конечно, получится, – отозвался, глядя в окно на ночную тайгу, Садовников. – Только тогда вместо меня будешь за сталкера. У своего хозяина.

Гопа замолк. Призадумался, сопя. Шансон снова заглушил все остальные звуки:

Чего ты хочешь, Зона?

Верни мне тех, с кем был знаком я…

Садовников фыркнул, представив полчище «муляжей», пришедших ночью под окна квартиры лирического героя песни. Так ненароком и кирпич отложить можно!

– Сышишь, Костыль, я же не в обиду! – пробубнил Гопа. – Мужик ты серьезный – четко обозначил проблему, с другими мы и не работаем.

– Не обиделся я, – отозвался Садовников. – Не обидчивый.

В груди, с той стороны, где лежал конверт с гонораром, вдруг стало теплее, и в голову пришла заманчивая мысль.

– А чего это я еду домой? – спросил сталкер себя, а потом обратился к Гопе: – Братуха, отставить домой! Закинь меня в «Радиант»!

Гопа кивнул и добавил газу.

Черный джип мчал по ночному шоссе, виляя на особенно скользкий участках, но все равно не сбавляя скорости.

* * *

6 января 2015 г.

Искитим

Иван Николаевич позвонил Валерию Федоровичу с утра пораньше. Они оба предпочитали появляться на работе ни свет ни заря и иногда не выходили из своих кабинетов сутками напролет. Должность обязывала!

– Здравия желаю, Валерий Федорович, – поздоровался Иван Николаевич, глядя на портрет президента: облик Самого с утра мотивировал. – Как ваше ничего?

– Привет-привет, – пробухтел в трубку Валерий Федорович, шелестя бумагами. – Что у нас новенького?

– Сталкер был вчера у Шимченко, – сообщил Иван Николаевич.

– Мне уже доложили, – ответил Валерий Федорович и шумно хлебнул утреннего чаю с лимоном. – Придется брать кадра на карандаш. У вас есть что-нибудь на него?

– Что-нибудь у нас есть на каждого.

– А что-нибудь любопытное? – Валерий Федорович заулыбался в усы: в кабинет вошла, покачивая бедрами, секретарша.

– Любопытного захотел? – Иван Николаевич поправил очки и подтянул к себе распечатку. – А любопытного не очень-то много. Сталкер – Садовников Геннадий Алексеевич, 1974 года рождения, по образованию – историк, женат. Надо сказать, что уровень его активности – ниже среднего, серая, малопримечательная личность с умеренными пороками и низкими доходами.

Валерий Федорович взял у секретаря пачку бумаг, среди которых было ее заявление на оплачиваемый отпуск и на материальную помощь, подмахнул, практически не глядя, за что был награжден до-о-олгим поцелуем в лысину.

– На ночь глядя сталкера везут в загородный особняк Севы Шимченко, – продолжил Иван Николаевич, – оттуда он возвращается за полночь и сразу же устраивает попойку в «Радианте», щедро угощая тамошнюю шпану.

– Вот так серая, непримечательная личность… – Валерий Федорович хмыкнул. – Судя по всему, нашим ведомствам – ФСБ и ФМС – было бы разумно объединить усилия. Сева делает ноги из Москвы в Новосибирск в то время, когда у него горит контракт на несколько «льярдов». «Слив» это госзаказа или не «слив»… нужно еще доказать. Но зачем этому пройдохе понадобился сталкер?

– Хромой сталкер, – уточнил Иван Николаевич.

– Ба! Он еще и хромой! – Валерий Федорович вскинул седые брови. – А вы говорите, нет ничего особенного в этом человеке. Хромой на горбу «пустышку» не потянет, да и вообще – радиус его действия в Зоне крайне ограничен. Значит, у этого сталкера очень узкая экологическая ниша.

– Есть у нас толковый специалист, который сможет побеседовать со сталкером по душам, не слишком его испугав. Что скажете?

– А что? Мысль здравая. – Валерий Федорович важно покивал, хотя в кабинете, кроме него, уже никого не было. – Мне, например, интересно, что делал сталкер в особняке у Севы, что он там видел и слышал. А вам?

– Хорошо, берем сталкера в работу, – заключил Иван Николаевич.

– Рад, что наша беседа прошла в деловом и конструктивном ключе, – подвел итог Валерий Федорович. – Стороны договорились продолжить консультации?

– Договорились, – подтвердил Иван Николаевич.

– Тогда до связи. Всего доброго.

– Удачного дня.

Глава четвертая

11 февраля 2015 г.

Новосибирская Зона Посещения, окраина Бердска

Гаечке было немногим за двадцать, она успела побывать замужем и развестись, и теперь она мнила, будто знает о жизни многое. А еще ей доводилось прыгать с парашютом, ходить по стреле башенного крана, спускаться с диггерами на заброшенные горизонты московской подземки и путешествовать автостопом по Сибири. Собственно, таким образом она и добралась из столицы в Искитим.

У нее была серебряная цепочка с кулоном в форме семигранной гайки, именно эта побрякушка определила дальнейшую судьбу девушки.

Ее влекло в Зону.

Садовников честно предупредил гостью из столицы:

– Побываешь там хоть раз – о здоровых детях можешь больше не мечтать, а ты – девка молодая, все при тебе, так что смотри, что для тебя важнее – непродолжительный экстрим или будущее.

Гаечка только наморщила нос:

– Какие еще дети, Костыль? Дети – это зло. Но если тебя мучают морально-этические проблемы, я подыщу другого проводника.

В Зоне Гаечка вела себя достойно. Она серьезно относилась к требованиям безопасности и безропотно слушалась сталкера. Сказывался опыт взаимодействия с разнообразными инструкторами: будь то парашютистами, будь то диггерами.

Поначалу Зона воодушевила девчонку. Еще бы: неделю кряду снег и пронизывающий ветер, а за границей, очерченной полосой плотного тумана, – солнце светит и теплынь.

– Знала бы – захватила б с собой купальник. – Гаечка растянулась, как ящерка, на теплой железобетонной плите, торчащей под небольшим углом из спеченной земли.

– А что, без купальника – слабо? – подначил ее Садовников, опустив назидательный монолог о том, что зимой именно по загару легко вычислить сталкера-любителя.

– Еще чего, – отмахнулась Гаечка. – Не хватало, чтоб какая-нибудь зараза на кожу
Страница 16 из 17

попала. – Она торопливо отряхнула свою новенькую «горку» двумя руками.

– Жаль, – искренне вздохнул Садовников. – Хотя мыслишь, в целом, верно. Посмотри, – он указал на заросли «черной колючки», что густо, словно свиная щетина, торчали прямо из пыльной бетонки. – Так выглядит «порча». Точнее, «порча» выглядит как третья рука, которая растет из лопатки, или как опухоль размером с теннисный мяч в промежности. А «черная колючка» – предвестник этих бед. Если не хочешь проапгрейдиться до третьей руки или лишнего глаза – обходи такие заросли стороной.

– Скучно, – внезапно сообщила Гаечка. – Я слышала, что у сталкеров в Зоне обостряются чувства, меня же наоборот – в сон клонит. Никудышный, выходит, я охотник на артефакты, верно?

Садовников на миг растерялся: как в Зоне может быть скучно? Да, сейчас она дремлет, ботаники из Института говорят о спаде активности, нормальный хабар днем с огнем не отыщешь, но смертоносные аномалии по-прежнему поджидают за каждым кустом и каждым камнем.

Гаечка осмотрелась: ее и сталкера окружали гаражи с облупившимися стенами и проржавевшими крышами. Простенки заполнились мусором. Сухая листва, ветки, серый пластик и пенопласт, непременные газеты – тоже ничего особенного.

За гаражами возвышались пятиэтажки. Строения смотрели в сторону Периметра и нормального мира бельмами запыленных окон.

С другой стороны тянулся ряд таких же пыльных и унылых лабазов, разбавленный прогнившими кузовами автомобилей и покосившимися плитами заборов, на которых кое-где даже сохранились неприличные надписи.

– Ничего не искрит, не сияет, не переливается… – пожаловалась Гаечка, потягиваясь. – Уныло, пыльно, скучно – безобразие! Я так и знала, что в том фильме… в «Сходняке за червоточиной» – видел, да? – сплошное вранье про Зону.

– Фильм снял Федор Бормачук? – Садовников пристроился на плиту рядом с Гаечкой. – Ну у него ведь фантастика с голливудскими спецэффектами. Но одна идея в фильме мне понравилась.

– Мм? – спросила Гаечка.

– В Зоне оргазмы гораздо сильнее.

Гаечка заулыбалась.

– Да ладно! Внезапно! – Она вынула из кармана «горки» крошечную пудреницу, принялась изучать мордашку в зеркальце. – Надо будет как-нибудь проверить…

Садовников ощутил воодушевление. Девица явно была не прочь!

– Дык я о том же! Айда проверим! – Он уже шарил взглядом по гаражам, выбирая наиболее безопасное место.

– Ха! Размечтался, Костыль! – Гаечка хлопнула Садовникова по плечу. – Я оргазм и сама получить могу, мне для этого помощники не нужны.

Садовников застыл. Но не потому, что слова Гаечки стали для него каким-то откровением, а потому, что на них смотрели: смотрели холодным немигающим взглядом, в котором нельзя было прочесть ни одной привычной, или точнее сказать – земной, эмоции.

«Расслабился, дурень! – думал, цепенея, Садовников. – Павлиний хвост распустил перед девчонкой, а ведь так и грабануться недалеко…»

– Гаечка, солнце. – проговорил он, не торопясь. – А вот сейчас я не шучу. Медленно, без резких движений, встаем и идем, – и в следующий миг прошипел: – Не оборачивайся! Не смотри назад, бог даст – проклятие тебя не коснется. Идем-идем-идем!

Москвичка не задавала лишних вопросов; не стала она и бледнеть, хвататься за сердце или каким-то другим образом показывать, что напугана или в растерянности. Гаечка действовала хладнокровно, без проволочек, слово в слово выполняя указания сталкера.

Садовников сначала выбрал ближайший проход между гаражами, бросил туда гайку. Но, уже почти втиснувшись, увидел преграду из тончайших нитей паутины.

– Назад, – приказал он. – Не оборачивайся!

Сам же бросил быстрый взгляд через плечо.

Шатун вышел из проулка у лабазов, теперь он стоял у плиты, на которой минуту назад беспечно трепались два безмозглых человека. Садовников шатунов никогда раньше не видел. Существо, помешавшее их с Гаечкой уединению, оказалось некрупным, горбатым, низко клонящимся к земле. Его шерсть была на вид жирной, слипшейся сосульками, покрытой пылью и сором. Морда – точно побита паршой, глаза – две гнойные пленки, пасть – обметанные желтым налетом клыки в несколько рядов и ярко-красные, словно воспаленные, десны.

– Достань из кармана гайку и брось ее в сторону дальнего гаража, – сказал Садовников, становясь со стажеркой спиной к спине; шатун смотрел на него, роняя в пыль густую слюну.

– Ой… а она куда-то исчезла, – сообщила Гаечка.

– Возьми еще одну и запусти чуть левее. – Садовников поднял двумя руками трость. – Только не оборачивайся!

Шатун подергал похожим на свиное рыло носом, затем опустил голову и двинул на людей.

– Нормально пошла! – отчиталась Гаечка.

– Отлично! Дуй к ней и таким же макаром действуй дальше! Не приближайся к «порченой земле»! – Садовникова обдало гнилостным дыханием существа. – Я, похоже, слегка задержусь…

Гаечка чуть замешкалась, но затем пересилила сомнения и зашагала вперед. Садовников перестал ощущать исходящее от ее спины тепло. Шатун же был так близко, что сталкер видел свое отражение в мутных пленках его глаз.

– Потанцуем… – сипло прошептал он и замахнулся тростью, собираясь обрушить ее на череп существа. Да, говорили, что на сталкера, убившего шатуна, свалятся все беды, какие-то только можно представить. Говорили, что ходок в Зону с кровью на руках и сам долго не проживет. Говорили…

Но Садовников не собирался никого убивать, более того – он, наверное, не смог бы это сделать, хотя существует поговорка, мол, раз в жизни и палка стреляет. Он всего лишь намеревался выгадать для Гаечки немного времени, чтоб она удалилась от шатуна, насколько это возможно. Если Гаечка не видела существо, то имелся небольшой шанс, что оно позволит ей уйти.

Трость увязла в воздухе, точно в жидком битуме. От неожиданности Садовников потерял равновесие, еще и нога сплоховала. Сталкер упал на спину, выставил перед собой палку, которую он перехватил двумя руками посредине.

Шатун опустил голову, и Садовников понял, что сейчас устрашающие клыки с хрустом войдут в ляжку, разрывая мышцы и артерии. Он отпрянул в судорожном, отчаянном движении и пнул шатуна в брюхо.

«К чему суета? – подумалось отстраненно. – Разве это беды?»

Снова в долгах, как в шелках, снова у Парфюмера на счетчике. И что с того?..

Оксанка собрала вещи и переехала к родственникам в Новосибирск. И это не катастрофа…

Филя периодически названивает, справляется о самочувствии. Лучше бы денег на карточку скинул, живодер чертов! Пропадите вы пропадом со своей «елкой из Зоны»! Но и это – не проблема…

Так что же тогда – проблема?

«Жизненное пространство. Территория».

Очередная отстраненная, неуместная мысль заглушила панику, очевидный страх и волнение за юную москвичку, брошенную на произвол судьбы.

«А что не так с территорией? – удивился сам себе Садовников. – Зона, конечно, большая, но в масштабах той же Сибири – это почти ничего. Людям достаточно территории…»

И в следующий миг Садовников увидел себя на окраине Искитима. Он держал в руках матово блестящий, беспокойный «рачий глаз». Но удивление вызывал не этот редкий в период спада аномальной активности хабар, а то, что Зона наползла на город. И была она не «пыльной и скучной», а такой, какой ее показывают в
Страница 17 из 17

блокбастерах Федора Бормачука: живой, тревожной, в бликах таинственных свечений, озаряемой молниями и расползающейся по небу авророй ядовитого цвета.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (http://www.litres.ru/maksim-horsun/temnyy-dom/?lfrom=931425718) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Здесь представлен ознакомительный фрагмент книги.

Для бесплатного чтения открыта только часть текста (ограничение правообладателя). Если книга вам понравилась, полный текст можно получить на сайте нашего партнера.

Adblock
detector