Манагер
Евгений Щепетнов
Ты менеджер по продажам в компьютерном салоне, у тебя спокойная тусклая жизнь… И вдруг – планета джунглей, рабовладельцев и разумных деревьев! Хочешь жить тысячу лет? Хочешь быть могучим воином, шаманом-колдуном, освобождать рабов и наказывать злодеев? Тогда тебе сюда, на планету Машрум! Только вначале придется валить лес в рабских лагерях, бегать по джунглям, спасаясь от врагов, учиться в племени лучших воинов этого мира… Тебе предстоит преодолеть много трудностей и бед, но ты со всем справишься, потому что ты – герой!
Евгений Щепетнов
Манагер
Глава 1
Я с трудом разлепил веки и застонал: ужасно болела рука, тело чесалось и зудело. В глазах как будто мелькали тучи мошек, которые кружились так, что меня начинало тошнить. Я повернулся на бок, и меня вывернуло. Голова немного очистилась, и я стал осознавать, что здесь что-то не так: где речушка, возле которой мы разместились, выехав всем коллективом на майские посиделки? Первое мая – дело святое. Как не выехать на природу и не напиться всем коллективом во славу будущих продаж комплектующих! А также, параллельно, не потискать свою соседку по офису Аньку – ее стол стоит рядом, всего в метре от моего. Она так-то вполне благосклонно посматривает на меня – хотя, может, это мне и кажется. Я не отличаюсь особым «мачизмом»: рыхловатый, не очень высокий парень – рост под метр восемьдесят (а точнее, увы, сто семьдесят пять) и вес под сто килограммов (причем двадцать из них, как минимум, приходится на жирок и пивной животик) – двадцати пяти лет от роду, с подслеповатыми глазами. Мне даже справку на право вождения машины не выдали, сволочи, заявив: как, мол, с таким зрением водить машину?
За четверть века моей спокойной и скучной жизни у меня была всего одна женщина, да и та – менеджер с нашей работы, на десять лет старше меня, у которой неистребимо пахло изо рта табаком. Ей после развода требовался мужик, хоть какой-то, пусть даже он будет таким дрябленьким и лоховитым, как я.
Как я дошел до такой жизни? А как все доходят? Спокойная семья, где отец инженер, а мама инспектор в собесе. Школа, потом институт, физмат, по окончании которого пристроился менеджером по продаже в крупную фирму, торгующую компьютерным железом. Зарплата недурная, думать особенно не заставляют, по-тихому можно поболтать по аське с друзьями, после работы пивка попить и в ролевик погонять – тут я уже просто зверь, фулл золотые доспехи, рву всех, в консте состою. Ну а личная жизнь… А что личная жизнь – или мечты, или порносайт, или тридцатипятилетняя баба с запахом табака, – а что еще может позволить себе небогатый бесперспективный парень из приличной семьи?
Ой! Какая-то здоровенная крылатая сука ужалила меня в шею. Что за хрень? Где я?
Мы набрали пива, водяры и все, двадцать человек, загрузились в пять автомобилей. Через два часа, пробившись через потоки «леммингов», выдвигавшихся на дачу, мы уже мчались по трассе, уносившей нас к светлому будущему – шашлыку, солнцу, речушке Клязьме, тихо несущей свои слегка опоганенные дачниками воды к своей сестре Оке. Купаться в якобы пьяном бессмысленном состоянии, прижимать к себе упругие телеса офисных красоток, играть в дурацкий волейбол – терпеть его не могу – вот наше счастье на ближайшее время.
Все развивалось так, как я и ожидал: манагеры быстренько перепились, девки визжали, потрясая обтянутыми купальниками сиськами, парни напрягали накачанные в спортзале мышцы, а я, стыдясь дряблых телес, бегал в резиновых шлепках, слаксах и толстовке с капюшоном. Не то чтобы я был совсем уж уродом – несмотря на свою полноту и категорическое нежелание проводить время в спортзале, я был довольно силен, отец говорил, что это я в прадеда, кузнеца из станицы Добринской, что на Дону, – но по сравнению со спортивными загорелыми коллегами я смотрелся как плюшевый медведь с вытертым ворсом – большой, но… хм… облезлый какой-то. Моя старшая подруга говорила, что я слишком уж к себе придирчив и мне не хватает уверенности – мол, не такой уж я и лох, как о себе возомнил, но я ничего не мог с собой поделать – ну вот такой, какой я есть. Раскрепощался я, лишь выпив пивка, литра эдак три-четыре – как ни странно, выпить я мог очень много и даже не падал с ног, только потом блевал с похмелья и долго болел. Читал про это в Сети: типа особенности организма такие, мои телеса долго сопротивляются отравлению алкоголем, и не пьянею я поэтому, но потом наступает возмездие – трясет по полной. Не знаете, что такое «вертолет»? Тогда расскажу. Это когда вы ложитесь на постель, закрываете глаза, а кровать встает вертикально и начинает вращаться, все ускоряя и ускоряя движение, пока не наступает разрядка – в тазик рядом с кроватью. Брр… как подумаешь, так дурно делается… вот как сейчас, под этим здоровенным деревом.
Деревом? Это что на хрен за дерево?! Его высота не меньше чем метров двести! Это на Клязьме-то? Да там выше осин ничего не растет! А на любой такой осине даже Иуда бы не повесился, так как она сразу бы сломалась пополам!
Я приподнялся, сел, оперся спиной о корявый ствол дерева-гиганта и осмотрелся. Впереди зеленела гладь то ли болота, то ли пруда, поверхность которого была затянута огромными зелеными листьями какого-то плавучего растения. Вокруг, в неярком зеленоватом свете, пробивавшемся через густые кроны деревьев, стояло и лежало очень много восхитительных ярких цветов – если бы не болела башка и не хотелось бы блевать, я б залюбовался такой красотой. В воздухе носились в огромном количестве какие-то то ли насекомые, то ли птицы. Я не мог понять, кто это, потому что размером они были с кулак и даже больше, при этом сверкали всеми цветами радуги и издавали странные звуки – гудели, как шмели, стрекотали, как кузнечики, пищали и кричали. Одно из этих ярких изумрудно-зеленых существ нацелилось на венчик красивейшего цветка, диаметром с крупный подсолнух, зависло над ним – видимо, пытаясь напиться нектара. Я протер свои заляпанные грязью очки о толстовку, надел и вздрогнул – цветок неожиданно ожил и с различимым даже отсюда хлопком, как будто ребенок хлопнул в ладошки, схватил этого любителя сладкого и тут же замер, сжавшись в тугой комок.
Опа, подумал я, это что-то вроде росянки, что ли… я о такой пакости в наших широтах и не слыхивал. Здоровенный какой цветочек… Похоже, я где-то в джунглях. Южная Америка или Африка? А как же я тут оказался? Меня напоили, усадили в самолет, как в фильме Рязанова, и заслали в джунгли Южной Америки? Фу, бред какой… А это – не бред? Вот эти хищные цветы, размером с тарелку, вот эти деревья, высотой с Эмпайр-стейт-билдинг, эти летающие светофоры? Все это явно не пригородный лес! Как я тут оказался?
Итак: мы ели, пили, скакали, визжали, потом я собрался в кустах охватить любовью Катю Миханькову – ну, типа трахнуть ее, пока она поддатенькая и благосклонная, и мы полезли в кусты подальше от всех. Катька шагала неохотно, приговаривая, что пока мы тут ползаем, там весь шашлык кладовщики сожрут, а они парни прожорливые и бесстыжие, однако шла со мной, вернее, тащилась – все-таки мои сто килограммов и энергия желания, подогретая алкоголем и двухнедельным воздержанием, делали чудеса.
Я пер сквозь заросли крапивы и смородины как
танк, остановившись лишь на небольшой полянке, покрытой слоем прошлогодней травы и новой зелени, пробивавшейся сквозь этот войлочный слой. Прижав к себе податливую, пахнущую водкой и шашлыком Катьку, я впился в ее губы, не обращая внимания на ее попискивания: «Вот ты медведь! Кто бы подумал! Осторожнее! Лифчик порвешь, зараза, он стоит столько, сколько ты ни фига не зарабатываешь! Да не рви, скотина! Я сама сниму их! Тьфу, связалась с озабоченным пацаном! Ой! Что это?! Да стой ты, болван, глянь – шаровая молния, что ли? Да черт, остановись ты, отстань!»
Она пихнула меня в грудь кулаками, тяжело дышащего и стоявшего уже со спущенными штанами, и с удивлением и испугом вперилась во что-то за моей спиной.
Я с досадой натянул обратно на чресла свои слаксы и с неудовольствием повернулся, чтобы рассмотреть эту погань, которая помешала воссоединению разнополых манагеров великой фирмы «АРРО». Было желание просто разорвать эту помеху – видимо, спермотоксикоз вкупе с алкоголем сделали из меня берсерка, – но рвать оказалось некого. Более того, объект, который появился поблизости, совсем не вызывал желания находиться с ним рядом.
Я не понимал, что это. На шаровую молнию – ну, как их описывают в литературе и рисуют на картинках – оно мало походило. Впрочем, я за свою жизнь еще не видал ни одной шаровой молнии, так что сказать ничего по поводу их вида не могу. В общем, это был шар с зеркальной поверхностью, в которой отражались наши искаженные и глупые лица, он переливался радугой, сверкал и был настолько чужд – и по виду, и по ощущению чего-то неуловимо неземного – окружающей нас природе, что становилось ясно: эта штука совсем не с Земли, не из этого мира.
Потом я долго думал: что же это такое было? Спрашивал ученых, мудрецов, но никто так и не смог дать мне ответ или хотя бы определить природу этого явления. После многолетних размышлений я пришел к выводу, что два мира, наш и Машрум, каким-то образом соприкоснулись, как будто произошел сбой. В чем заключался этот сбой? Да кто же знает! Я же компьютерщик, так что могу только размышлять как манагер по продаже «железа»: сбой, и все тут! В общем, образовался пространственный пузырь, дырка, причем в тот самый момент, когда я уже был близок к великой цели этого дня – сексу с Катькой.
Следующим моим шагом стал подвиг – типа спасение прекрасной дамы. Если быть честным, эта «дама» стояла на пути моего спасения, с противоположной стороны от этого хренова пузыря (он был порядка полутора метров в диаметре), который не так уж и медленно двигался в нашу сторону с явно недобрыми намерениями. Чтобы спастись, мне надо было в первую очередь преодолеть барьер в виде стоявшей как истукан с открытым ртом Катьки, прижимавшей скомканный лифчик к голой груди. Я задержался на долю секунды, толкнул Катьку, послав ее, как мяч для регби (вроде бы он называется «дыня»?), вперед. Этой доли секунды хватило, чтобы сфера коснулась моей спины.
Меня завертело, закружило, как кровать-вертолет после попойки, и я потерял сознание. В общем, похоже, что я совсем не в Южной Америке и не в Африке, а… я даже боялся сознаться, где я мог оказаться. Конечно, я прочитал множество книг про попаданцев, про великих магов и воинов, каковыми становились, по определению, все земляне, угодившие в параллельные миры, но что-то как-то не чувствовал в себе великих магических сил. Все, что я ощущал в тот момент, это какую-то тварь, которая ползла по моей ноге, да впившийся в шею кусок коры дерева-великана, в руку… Ай, тварь мерзкая! Я раздавил на руке здоровенного комара, величиной с фалангу пальца, раздувшегося от моей крови. Кровь брызнула, залила мне руку, и на нее с жужжанием, похожим на звук вентилятора, набросилось еще несколько этих тварей, привлеченных запахом. Я яростно замахал руками, разгоняя кровососов, сбил в полете нескольких и увернулся от какого-то жука величиной с мой кулак, тоже собиравшегося полакомиться моей сладкой, вскормленной на газировке и бутербродах кровью.
Видя, что кровососов становится все больше, я вскочил на ноги и помчался прочь от этого места, выбирая дорогу посуше. Вскочил и помчался – сказано громко. На самом деле я с трудом поднялся, хромая и накренясь, и заковылял, как подбитый истребитель времен Второй мировой войны.
Кровососы вроде как отстали, но тут новая напасть… Сердце мое едва не выпрыгнуло из груди, когда я неожиданно наткнулся на тех, кто, собственно, и владел этим миром: передо мной стояли три человека – выше меня ростом, черноволосые, похожие то ли на тайцев, то ли на японцев, то ли на индейцев майя. Они ошеломленно смотрели на меня, как бы не веря своим глазам. Ну, я бы тоже не поверил своему зрению, если бы возле речки Клязьмы встретил человека в набедренной повязке, шлеме, панцире и с копьем в руках.
Я остановился, тяжело дыша, и в голове мелькнула дурацкая мысль: «А может, они сейчас брякнутся на колени с криками «Кетцалькоатль! Кетцалькоатль!»? Вот было бы здорово! Это решило бы много, очень много проблем».
Однако я всегда был неудачником – и когда шел в школу, и меня обдавал грязью проезжающий автомобиль, и когда разбил папину вазу, преподнесенную ему за ударный труд, и когда вместо Катькиной теплой любви получал в спину портал между мирами. Вот и на сей раз один из этих типов отдал резкий отрывистый приказ, и второй – тот, что был с копьем, – врезал оным мне прямиком по тому месту, которое ранее прельщало Катьку.
Я выругался матом и свалился на землю, задыхаясь от боли и скорчившись, как зародыш в животе матери. Эти придурки засмеялись, один из них сказал что-то в мой адрес, наверное, очень веселое, после чего они заржали еще громче. Затем тот, у которого на поясе я заметил что-то вроде длинного ножа или меча, подошел ко мне, схватил за волосы и, оттянув голову назад, приложил к шее свой клинок с очевидной целью лишить меня вместилища разума.
Так бы оно и случилось, если бы их командир не прикрикнул на него, остановив, и не подошел ко мне. Он посмотрел на мое небольшое и многострадальное тело, пнул его в бок и что-то сказал. Я ничего не понял. Тогда второй опять схватил меня за волосы и потащил вверх, после чего я вынужден был подняться на колени, а потом на ноги. Со стороны, наверное, это выглядело комично – этакий микро Пьер Безухов стоял на цыпочках перед возвышающимся, как гора, смуглым худым дикарем, держащим его за хвостик волос.
Надо сказать, я волосы свои отрастил довольно большой длины, так что они легко складывались в хвостик сзади – такой, как у пленивших меня солдафонов. (А кем же еще они могли быть, если обвешаны оружием и ведут себя как солдафоны?) Предводитель что-то с презрением сказал, и держащий меня солдат взмахнул своим мечом. Ну, тут я решил – мне конец! Однако конец наступил только моему длинному хвосту из волос, полетевших в грязную лужу под деревом. Волосы, что сохранились на голове, рассыпались в разные стороны, и некоторое время я ничего не видел… до тех пор, пока не лишился и этих остатков, срезанных почти под корень злостным «парикмахером». Процедура стрижки завершилась минут через пять – я не видел себя в зеркале, однако предполагал, что зрелище это было жалкое и отвратительное…
Меня ткнули в спину древком копья, и я зашагал вперед, сопровождаемый смехом и
разговорами мучителей. Прислушиваясь к их речам, я пытался понять, что это за язык, есть ли в нем какие-то знакомые выражения или фразы, ведь я много читал о том, что параллельные миры время от времени общаются между собой, так что не следует исключать, что и народы как-то роднятся с теми, которые были и есть на Земле. А я все-таки знал английский язык, еще изучал немецкий и испанский – так, по приколу, чтобы материть противника в ролевой игре на их родном языке, – и вот теперь подсознательно искал знакомые слова в их речи. Но нет, язык был совершенно мне незнаком.
Через полчаса ходьбы по еле заметной тропинке мы вышли к опушке леса, за которой был виден лагерь типа концентрационного или же просто зоны, каких много на севере, – этакий ГУЛАГ со всеми его атрибутами: вышки, солдаты на них, ворота, высокие заборы и толпы заключенных. Впрочем, не сказал бы, что там наблюдались толпы, – лагерь был огромный, но заключенных в нем оказалось не очень много, они что-то перетаскивали, перекатывали, суетились. Все они были обнаженные, только в набедренных повязках, смуглые… и не очень. С удивлением я увидел людей, смахивающих на меня, – русоволосых, довольно высоких, с более бледной кожей, не от природы темной, а загоревшей на солнце.
Наша странная процессия заинтересовала всех, даже заключенных (или рабов? Скорее всего, рабов, какие к черту заключенные). Они остановились и завороженно смотрели на нас. Мои сопровождающие гордо и надменно прошли мимо голых рабочих, подталкивая меня вперед, и остановились перед высоким смуглым мужчиной в украшенных стекляшками (или настоящими драгоценными камнями) доспехах.
Он отрывисто спросил у них что-то. Типа, что за чучело вы привели? Старший ответил, начальник пренебрежительно сплюнул, кивнув на меня, старший опять в чем-то стал его убеждать и подтолкнул меня к лежавшему рядом бревну толщиной сантиметров тридцать, показывая жестами: подними, мол, и положи на плечо.
Подумав немного, я решил, что лучше бревно на плечо, чем мечом по шее, подошел к бревну, поднял его и взвалил на себя. Все вокруг радостно закричали, старший развел руками, как дрессировщик на арене, а главный хмыкнул, чего-то сказал и кивнул. Похоже, что меня продали.
Старший дал мне пинка, придавая направление движения, и я потащился в центр огромного периметра – видимо, там было что-то вроде рабских казарм или бараков заключенных, я так до конца и не разобрался, «кто есть ху».
Казарма оказалась длинным помещением с сотнями, а может, тысячами нар, сколоченных из грубо обработанных досок, на которых лежали тюфяки, вероятно набитые соломой. Одеял, похоже, не полагалось, да и какие одеяла в такую жару, температура приближалась к тридцати градусам – понятно, почему тут все бегают голышом.
Возле входа вытянулись столбами с десяток обитателей казармы – то ли дежурных, то ли постоянных, этаких завхозов, и старший что-то приказал им, после чего двое сорвались с места и побежали вглубь помещения. Мне же, снова жестами, было приказано раздеться догола, что я и сделал, под заинтересованными взглядами рабов. Все, что я снял, тут же было реквизировано старшим воином. Так-то мне было наплевать, если не думать о том, что он забрал и очки, а без этих стеклышек я был практически беспомощен – не видел дальше десяти метров, вернее, видел, но без деталей – туманные фигуры, и все.
Убежавшие рабы вернулись, держа в руках какие-то тряпки, при ближайшем рассмотрении оказавшиеся набедренной повязкой, такой же, как у них, только еще более затрепанной. Впрочем, ее, хоть плохонько, но все-таки стирали – по крайней мере, она не воняла, и то ладно.
Я стал прилаживать к себе эту повязку, но долго не мог понять, как же она крепится и как ее наматывать, потом сообразил: это просто два болтающихся спереди и сзади куска ткани, никак не скрепляющихся между собой, а просто соединенных веревочкой, завязываемой на поясе. Почему-то я думал, что эти куски еще и снизу, между ног, крепятся или завязываются, чтобы любой ветерок не мог обнажить то, что нравилось Катьке… иногда. Однако нет – просто тряпочки на бедрах, и все.
Старший хмыкнул, глядя на мои потуги одеться, и вышел из казармы. Я остался один, если не считать десятка туземцев, дружелюбно и не очень взирающих на меня. Один из них, думаю, казарменный старшина, махнул мне рукой – следуй за мной! – и пошел вдоль барака.
Скоро я узнал, что мое место не так чтобы у параши, но и не очень далеко от нее… в общем, фигурально, мне сразу указали, что мое место в этом мире – очень, очень низко, ниже первой ступени социальной лестницы.
Моя лежанка была на третьем ярусе, где довольно жарко и душно: казармы вентилировались из дверных проемов, и горячий спертый воздух поднимался вверх. Само собой, все верхние места занимали самые слабые и униженные в социальном отношении типы, к коим сразу причислили такого увальня, как я.
Я горько усмехнулся: придется пробиваться с самых низов, раз сюда попал. И первое, с чего надо будет начинать, – язык. Без языка нет информации, а без информации – гибель. Что-что, а это я понимал, как никто другой, – все-таки компьютерщик как-никак. Жаль только, что не спецназовец, и не боксер, и не… да мало ли еще кто «не» – теперь надо использовать то, что даровала мне природа, а именно – силу. Я совсем не был слабаком, хотя и испытывал отвращение к физкультуре. Крепкий костяк достался мне от прадеда-кузнеца, в юности все уговаривали меня заняться борьбой, классической или вольной, но я отказывался.
Лежа на своей убогой лежанке на третьем этаже, под самой крышей, я размышлял обо всем, что со мной произошло, и пока не находил в своих действиях ошибки – все было сделано правильно: я жив, здоров, ну а дальше посмотрим.
Кое-что мне показалось странным: я очень легко залез на свое место на полке, да и эта демонстрация с бревном, которое я поднял, – как-то уж очень свободно я его поднял. Мозг напряженно поработал и выдал результат – сила тяжести на этой планете была минимум на сорок процентов меньше, чем на Земле. Поэтому я двигался тут быстрее и был сильнее аборигенов. Кстати, я не видел среди них ни одного толстого человека – или генотип у них такой, или условия жизни, но что есть, то есть – толстых тут не было. То-то они с отвращением взирали на мои телеса – с их точки зрения, я был совершеннейший урод… с моей точки зрения – тоже. Никогда не считал себя красавцем…
Итак, я, по меркам туземцев, силен, как медведь, и очень выгодное приобретение. Есть ли шанс у меня выбраться из этих казарм, стать свободным, подняться наверх по социальной лестнице? Да кто знает… Может, они как-то выкупаются или же временно отрабатывают, а потом их выпускают… да мало ли какие существуют у них законы – узнаю язык, сам все точно выясню.
Незаметно я уснул и когда услышал сквозь сон удары – как будто кто-то бил в тамтам или что-то подобное, то решил, что слышу передачу по телевизору. Затем я опомнился: какой телевизор? Жесткие нары, колючий, видимо наполненный соломой, тюфяк, духота под потолком – я в чертовом чужом мире!
Меня кто-то дернул за ногу – спускайся, мол! Я спрыгнул вниз, едва не подвернув голеностоп – проклятая неуклюжесть! – и увидел, что в казарму втягиваются толпы узников – разного возраста, разной комплекции, с
зубами и без зубов, со шрамами и без, черные и русые, седые и рыжие – кого только не было… не было только такого придурка, как я, – это было сразу видно по тому, как воззрились на меня большинство из вошедших. Впрочем, это мне показалось, что большинство, основной массе вернувшихся с работы плевать было, что в бараке добавился какой-то толстый белый коротышка, но какой-то части народа хотелось зрелищ и развлечений, и они их получили.
Обступив меня, мужчины стали щипать, трогать, дергать за остатки волос, хватать за нос, пока я не разозлился и не крикнул:
– Пошли отсюда, уроды!
Это еще больше развеселило окружающих, и они начали развлекаться еще более откровенно: один задрал мне повязку сзади и погладил по заду, ужимками откровенно изображая свои гнусные намерения. Этого я не выдержал, схватил ублюдка и оттолкнул от себя. Он пролетел метра два по воздуху и ударился головой о столб, поддерживающий крышу барака, – там и остался лежать, как куча тряпья.
«Что-то я не рассчитал – хлипковаты они тут! – запоздало подумал я. – А ведь все выше меня на голову! Сила тяжести, да, что же еще. По ходу дела я попал…»
Толпа взирала на меня с неодобрением и угрозой, придвигаясь все ближе и ближе. Может, я какого-то их авторитета зашиб? Ну а я откуда знаю, авторитет или не авторитет? Не хрена было меня за задницу хватать, что я им, баба, что ли?
Последовали выкрики, потом на меня набросились сразу трое – один ударил в лицо, другие повисли на спине, пытаясь завалить на пол, – да хренушки вам, доходяги! Я заревел аки медведь, схватил одного из повисших и метнул его следом за угасшим первым придурком, потом второго, а третий, который бил меня в лицо, неосмотрительно оказался в пределах досягаемости моих загребущих манагерских рук и за то поплатился. Любишь бить в лицо? На! Я зажал его голову под мышкой и долбал кулаком в нос, в глаза, в губы – в общем, куда попало, пока тот не залился кровью и не обмяк у меня в руках.
С удовлетворением я отметил, что кровь у них тоже красная, – почему-то подсознательно я ожидал, что кровь окажется голубой или зеленой, ну инопланетяне же. Вот теперь мне пришлось совсем туго. Толпа, человек двадцать, взревев, набросилась на меня, явно горя желанием отомстить за поругание местных авторитетов, а может, боясь их гнева за то, что все стояли и смотрели, как тех безнаказанно избивали. В общем, меня просто задавили телами, и я ворочался под ними, придушенный и пытающийся уберечь свои правильные нордические черты лица от пинков, укусов и царапаний. Паре человек я точно сломал руки и ноги, в ярости пытаясь продать свою никчемную жизнь как можно дороже, раз так уж случилось.
Это торжество плоти прервал наряд охранников, обходивших казармы. Послышались тонкие пронзительные свистки дудок, набежало много солдат, которые палками, древками копий, мечами, бьющими плоской стороной, разогнали толпу.
На полу остались только покалеченные мной агрессоры да я, залитый кровью, ободранный, искусанный и избитый. Сознание я не потерял, а после легкого осмотра обнаружил, что повреждения, нанесенные моему телу, не очень велики – не больше, чем в обычной мальчишеской земной драке. Усмехнулся: все-таки как классический попаданец, я имею преимущество перед аборигенами – ну не маг я и не спецназер, но силы и крепости мне не занимать.
Заметив мою ухмылку, старший наряда со всей дури врезал мне палкой по спине так, что я сразу забыл о своем великом преимуществе над диким народом и завопил диким голосом: «А-а-а!!!» Честно говоря, это было ужасно больно!
Старший, не обращая внимания на мои вопли, стал расспрашивать дежурных барака, что здесь произошло, потом осмотрел лежащих. Первый, зашибленный мной охальник, так и валялся с открытыми глазами возле столба – похоже, он свернул себе шею при ударе. Старший отдал распоряжения – раненых подхватили и вынесли из барака, а меня пинками погнали вперед через весь лагерь, опять к командному пункту.
Недовольный начальник лагеря вышел из своего помещения, жуя на ходу кусок мяса, – возможно, я оторвал его от обеда, и это совсем не добавляло ему хорошего настроения. Он выслушал объяснения, угрожающе взглянул на меня, прищурился и что-то коротко выкрикнул, тут же повернувшись и забыв о моем существовании. Если сравнить бифштекс и толстого белого увальня по степени важности – конечно, приоритет за бифштексом, в соотношении один к пяти миллионам.
Меня повели к помосту, возле которого были разложены неприятные на вид предметы – кнуты, плетки, палки. Я понял, сейчас будет очень больно и несправедливо: я же не нападал на этих уродов, не приставал к ним, не издевался, почему я должен получить наказание? Этот тип сломал себе шею – и что? Это же случайность! Но нет в мире справедливости – это подтвердил один из охранников, разведя руками и произнеся витиеватую фразу, что-то вроде: мы ни при чем, это начальник велел!
Длинная скамья, на которой, вероятно, можно было наказывать сразу по нескольку человек, была покрыта засохшей кровью, пахнущей сладким тленом, и лежать на ней было страшно. Я чуть не описался, но сдержался – не пристало земному человеку проявлять слабость перед гнусными дикарями. Эта мысль вылетела у меня с первым ударом кнута – я визжал, орал, мочился под себя, блевал, заливался кровью, пока наконец благословенная тьма накрыла меня спасительным покровом.
Очнулся я в темноте, в неизвестном месте. Первое же движение причинило мне такую боль, что в голове заплясали красные искры, – что там было на месте моей спины, я не знал, но подозревал, что ничего хорошего там не было. Если судить по тому, что я знал о тропических странах, то жить мне оставалось максимум неделю – пока бактерии, попавшие в мои открытые раны, не сделают окончательно свое гнусное дело и не сожрут мой организм изнутри. В тропиках любая царапина может привести к фатальному результату, а тут превращенная в отбивную, исполосованная до мяса спина.
«Вот тебе и съездил на пикничок», – горько подумал я, и слезы сами собой закапали у меня из глаз. Прежняя моя жизнь менеджера по продажам теперь казалась мне райской, невозможно-недостижимой…
Ночь прошла страшно, мучительно, утро же не прибавило мне оптимизма и радости. Я находился в небольшом бараке, с закрытыми деревянными решетками окнами и дверями – похоже, это была тюремная больница или штрафной изолятор, а может, и то и другое, вместе взятое, – там было несколько десятков людей, и больных, и не очень. Разглядывать барак мне было некогда – надо было скорее подыхать, и этим занятием я был сосредоточенно увлечен.
Меня трясло, лихорадило так, что я чуть не подпрыгивал на месте, спину дергало, как раскаленным железом, руки и ноги сводило судорогой. Осознание того, что мне конец, пришло еще ночью, так что неудивительно, что я равнодушно встретил приход того, кто давал здоровье больным в этом мире. Как его назвать? Врач? Хм… можно и так. Но скорее, шаман. Если у человека в носу торчит костомаха, а уши оттягивают здоровенные черные каменюки, каким-то образом вставленные в мочки, – как его еще назвать? Его тело покрывали разнообразные татуировки, изображавшие непонятных зверей и людей в процессе охоты – то ли человека на этих зверей, то ли зверюг на человека.
Шаман внимательно
осмотрел меня, выслушав объяснения окружающих, потом задал мне какой-то вопрос, на который я мудро ответил:
– Пошел на хрен, скотина, дай сдохнуть спокойно, уродина татуированная!
Видимо, шаман услышал то, что хотел, удовлетворенно кивнул и сделал знак рукой, после чего достал из мешка за спиной кувшинчик с каким-то резко пахнущим содержимым. На меня набросились сразу четверо узников, прижав к лежанке, а шаман приступил к намазыванию моей спины вонючей зеленой мазью, похожей на слизь. Меня можно было и не держать, потому что я после первых прикосновений потерял сознание от боли и очнулся только тогда, когда в глотку мне полилась горькая пахучая жидкость. Я захлебывался, но глотал – деваться было некуда, нос зажали. После того как было выпито, по моим ощущениям, не менее литра этой гадости, на меня навалилась усталость, и я снова провалился в забытье – наверное, жидкость содержала что-то одурманивающее.
В таком наркотическом дурмане прошла неделя – я просыпался, мне в рот вливали жидкость – иногда горькую, как в первый раз, иногда что-то питательное, вероятно густой бульон или жидкую кашицу. Я спал, опять спал, снова спал… в общем, вел нормальную растительную жизнь. Спина уже болела не так сильно, вероятно зажила, и я мог спать не только на животе и на боку, но и на ней.
Наконец в меня прекратили вливать горький отвар, и настал день, когда я спустил ноги с лежанки и попытался сесть.
Голова кружилась, меня штормило, но я удержался, поморгал и постарался сфокусировать глаза. Все, что я видел перед собой четко, это были двухъярусные лежанки, столбы опор, тюфяки – в общем, тот же набор, что и в большой казарме, только размер помещения поменьше. Хотя я же не видел далеко, так что, может, помещение было и гораздо больше…
Рядом со мной кто-то сел на нары, я повернул голову – возле меня находился высокий тонкий мужчина лет тридцати – тридцати пяти, в такой же набедренной повязке, с небольшой курчавой бородой. Его смуглая кожа отдавала легкой краснотой, как у индейцев, а большие миндалевидные глаза внимательно смотрели на меня.
– Анам ту катан марак? – спросил меня мужчина.
– Не понимаю! – хрипло ответил я.
Мужчина досадливо поморщился, приложил к груди руку и сказал:
– Аркан.
Потом приложил руку к моей груди и изобразил всем лицом вопрос:
– Ту?
– Василий.
– Василай? Василай? – повторил мужчина.
– Василий! – кивнул я.
– Василай! – удовлетворенно сказал мужчина.
Дальше все пошло по накатанной – Аркан указывал мне рукой на предметы, части тела и все, что нас окружало, и называл их на языке этого мира. Я старался повторить и запомнить – шло довольно туго, объем информации был слишком велик, да и состояние моего здоровья все еще оставляло желать лучшего. К вечеру я уже мог оперировать парой десятков слов, таких как «идти», «есть», «пить». Кстати сказать, жрать я хотел, как из ружья, – неделя питания одной кашицей да плюс еще и лихорадка – тут поневоле захочешь есть. Я даже в весе убавил – ну не так, чтобы очень, но килограммов десять точно сбросил, и были подозрения, почти уверенность, что толстеть мне тут не дадут.
Аркан притащил глиняную миску с кашей, лепешку, глиняную кружку с водой, и я стал взахлеб пожирать густую, пахнущую мясом массу, мало заботясь о ее вкусе и происхождении. Так я еще никогда не был голоден. Ну, хотелось иногда покушать – после гуляния или в обед на работе, но чтобы вот такой всепоглощающий голод – никогда в жизни.
Запив все теплой, отдающей тиной водой, я снова плюхнулся на лежанку, исчерпав остаток сил. В животе бурчала каша, а в голове, сквозь сонный туман мелькали мысли: как быть дальше? Как выжить? Но эти мысли были отодвинуты одной: вначале надо подняться на ноги, поздороветь, получить информацию о мире, а там посмотрим. Все-таки мои предки были казаками с Дона, неужели я посрамлю их память и дам себя убить каким-то туземцам? Внутри меня вспыхнула ярость, и я решил: выживу во что бы то ни стало и пусть берегутся те, кто будет мешать мне в этом.
Скоро я узнал, чем занимались люди, уходя в лес. А чем можно заниматься в лесу? Вырубкой, конечно. Вот только шла эта вырубка мучительно медленно – у них не было стальных инструментов. Да и вообще никаких металлических инструментов! Весь металл, что я на них видел, употреблялся в виде украшений – медные пластинки, золото и… все. Железа не видал ни разу. А как же мечи? А мечи тоже были деревянными, изготовленными из какого-то дерева сверхтвердой породы, острые, как настоящие стальные.
На моих глазах охранник разрубил голову зверьку, напоминающему небольшую свинью, неожиданно выскочившему на него из зарослей кустарника. Потом он весь день жарил мясо на костре и обжирался, радостно гогоча со своими товарищами-солдатами.
В общем все – топоры, пилы – было сделано из камня. Вернее, так: топоры каменные, с деревянными рукоятями, а пилы – зубья каменные, а полотно деревянное. Впрочем, пилы применялись редко, хотя и имелись. Возможно, их использование считалось непрактичным. Я видел, что их применяли только раз пять – когда рубили особое пахучее дерево с ярко-желтой древесиной. Оно было очень мягкое и рыхлое. Вот его еще можно было как-то пилить, все остальное тупо срубалось каменными топорами – по кусочку, по волоконцу подгрызая лесных великанов. Затем эти стволы тем же варварским и медленным способом разделывали сначала клиньями, потом обтесывали и получали готовые доски, увозимые волокушами в лагерь. Куда они девались потом? Ясно дело: куда-то в города, селения – в общем, куда надо.
Узнал я, кто я тут есть и зачем: тут я, чтобы до конца жизни рубить деревья, делать из них доски, а зовут меня Белый Василай, или просто Белый, или просто Вас. Я раб его великолепия, слуги Ока Машрума Сантанадапия, первого советника Каралтана, а проще – рабочий скот советника Каралтана, ни больше ни меньше.
В сравнении с условиями на других деревообрабатывающих предприятиях этой планеты в лагере Каралтана они были еще вполне щадящими, даже со своими понятиями о справедливости, ведь меня за убийство и порчу имущества Каралтана не кастрировали и не посадили на кол, как это делалось у других хозяев, а только лишь высекли кнутом. То, что я выжил чудом, никого не волнует, не сдох же?
Как мне рассказали, на мое счастье, в лагерь завернул известный шаман, который направлялся к соседнему помещику для лечения его беременной жены. Он остановился на отдых у начальника и пожелал испытать свое новое снадобье на каком-нибудь подыхающем от ран рабе – вот его и привели ко мне. Шаман заинтересовался странным пациентом и оставил запас снадобья для моего лечения. Если бы не его академический интерес, я бы подох на месте. Шаман обещал заглянуть в лагерь через месяца два-три – посмотреть, выжил я или нет.
На работе в лесу я оказался уже через дней десять после порки – раны зажили, силы потихоньку восстановились, так что разлеживаться мне не дали. Штрафной барак оказался более дружелюбным, чем общий, – ни наездов, ни издевательств в мой адрес никаких не было. А может, они узнали, чем закончил последний из тех, кто захотел надо мной подшутить?
Мы ходили связанные по десять человек одной веревкой – типа командой. Подъем с рассветом, завтрак – миска каши, лепешка, вода,
потом нас связывали в команды – и в лес. До обеда долбим по стволам деревьев, в обед едим похлебку с мясом, фрукты, неизменную лепешку – их привозили на чем-то вроде волокуш, в деревянных котлах, потом до вечера опять долбим деревья, и так каждый день, каждый день, каждый день… за вычетом одного дня в неделю. В этот день мы занимались уборкой лагеря, стиркой своих нехитрых пожитков и отдыхом.
Не могу сказать, что кормили нас плохо, – рачительный хозяин заботится о своей скотине. Не будешь кормить – передохнут. А рабы стоят денег, надо за живым товаром отправлять экспедиции в леса, плыть через море, надо покупать их на рынке, – не проще ли этих содержать более гуманно, нормально кормить.
Через месяц я уже сносно общался со своими товарищами по несчастью – метод погружения всегда способствовал быстрейшему изучению языка. Жрать захочешь – на любом языке залопочешь. Язык Машрума напоминал что-то вроде смеси языка ацтеков и суахили – это я могу утверждать с полной ответственностью, так как поймать меня на вранье некому, ни одного землянина на этой планете больше не было. Языка ацтеков и суахили я не знал никогда, да и знать не хочу, а вот язык Машрума выучить пришлось.
В штрафном бараке содержались все, чье поведение вызывало опасение, однако убивать их было нецелесообразно. Как правило, бунтари были сильные и крепкие рабы – и что с того, что они постоянно хотят кого-то прибить или сбежать на волю? На то есть солдаты, чтобы следить за порядком, иначе за что они жалованье получают.
Некоторые из моих «коллег» пробовали бежать по три-четыре раза, за что были так сильно покалечены, что жить им помогала только их несгибаемая вера в освобождение и ненависть к хозяевам. Они лелеяли мечту вырваться и поотрезать башки всем солдатам и охранникам лагеря, а также работорговцам, которые их силой и обманом сюда засунули.
Выяснил я устройство этого мира, насколько мог. Этот мир назывался Машрум, что в переводе… правильно! Мир!
Материк, на котором я сейчас отбывал срок за свою похотливость (не побежал бы в кусты с Катькой, не попал бы в беду), назывался Арканак – так же, как и государство, в котором я имел честь быть рабом. Во главе его в настоящий момент стоял Око Машрума Сантанадапия – что-то вроде императора или султана. В тонкости я не вдавался, но было понятно, что Арканаком управляют несколько знатных семейств – около пятидесяти, из числа которых и выбирают Око Машрума. Название громкое, но на самом деле это что-то вроде президента, выбранного, правда, пожизненно, а семейства – не что иное, как прототип парламента. Каждое имеет там один голос, а место передается по наследству. Какой-то кастовой системы я не уловил. В принципе любой житель страны мог стать и жрецом и солдатом – по мере сил и ума, а также наличия денег. В остальном – и какие-то законы были, и жизнь шла, вот только одно «но»: вся система была построена на труде рабов, которых тащили откуда придется – ловили прохожих, нападали на другие страны, использовали заключенных, разводили, как скот, – в общем, обыкновенный рабовладельческий строй. Металлы тут считались огромной ценностью, то-то они набросились на мои очки – дужки-то были металлические! Я столько не стоил, как раб, сколько стоили мои очки.
Товарные отношения строились или на обмене чего-то на что-то, или же ходили деньги, сделанные из раковин, с вырезанными на них значками, изображавшими номинал монеты. Как-то я спросил своего напарника во время обеда: «А почему никто не наладит производство этих денег? Так просто – сиди и вырезай эти монетки из раковин, и другой работы не надо!» Он посмотрел на меня как на умалишенного и сказал, что, во-первых, так и делают особо отчаянные люди, но если их ловят – а в конце концов их все равно ловят, – то самое меньшее, что с ними делают, – кастрируют и сажают на кол. Самое большее – тут уже вариантов много, и все какие-то неприятные, а главное – очень болезненные. Изготовление денег – прерогатива государства, и никто сам по себе не может их производить.
Были и металлические деньги – золотые и серебряные, но они имелись только у очень богатых людей и отличались огромным номиналом – за сотню золотых монет можно купить целое поместье с сотнями гектаров земли и несколькими сотнями рабов. Сами золотые монеты при этом были размером не больше ногтя большого пальца, и одна такая монета стоила сто тысяч монет из раковины.
Ходили легенды о металлическом оружии – обычно оно было у эпических героев и больше носило ритуальный характер, в быту же применялись или деревянные, или кожаные мечи, ножи, кинжалы. Я вначале тоже удивился – как это, кожаные мечи? Оказалось, эти мечи делались из специальной, особо выделанной кожи, которая проклеивалась смолами некоторых деревьев, растущих в глубине джунглей. Смола проходила после проклейки термообработку, и в результате заточки получались острейшие мечи, крепостью не уступавшие клинкам из железного дерева, но более легкие и острые. Доспехи тут тоже были деревянные – из пластин растения вроде бамбука. Их изготовляли из его древесины, так же проклеивали, соединяли ремешками – я прикидывал, эти доспехи должны были быть очень, очень эффективны против деревянных мечей.
Главный вопрос, который меня интересовал: есть ли у меня шансы вообще освободиться от рабства, стать полноценным свободным гражданином? Оказалось, что у такого, как я, шансов практически нет. Меня никто не выкупит, не обменяет на своего друга или родственника, сам я тоже не смогу выкупиться, так что есть только два варианта: или хозяин меня отпустит на все четыре стороны (а на черта это ему надо?), или же я сбегу, устроюсь где-то и начну свою жизнь сначала. Как я уже упоминал, некоторые пытались убежать по три-четыре раза…
Вот в такой обстановке я и начал свою жизнь на планете Машрум…
Глава 2
Как-то вечером ко мне на лежанку подсел Аркан. Он начал издалека: поинтересовался, как у меня самочувствие, как я втянулся в работу, не надо ли сменить солому в тюфяке… наконец я не выдержал и спросил:
– Аркан, что случилось? Чего это я стал предметом такой повышенной заботы с твоей стороны? Что ты хочешь?
Он помялся, потом выдавил:
– Не мое дело, но слышал я краем уха, что тебя хотят замочить – ты же убил их главаря, Таноаса, а он пользовался большим авторитетом, да еще покалечил его помощников. Тебе надо остерегаться в лесу. В лагере они не решатся, а вот в лесу… в лесу – кто знает, откуда прилетит заостренная палка. Охранники не будут раздувать дело, если тебя грохнут, – скажут, что упал на ветку и умер, иначе их накажут за то, что не уследили. И рабы не рискнут поднимать шум, им это тоже не надо. Если сдадут охранников, те потом им припомнят, превратят жизнь в ад. В общем, будь внимательнее.
– А почему ты решил предупредить меня? – настороженно спросил я, всматриваясь в лицо барачного завхоза.
– Честно – сам не знаю, – развел руками Аркан. – Есть в тебе что-то такое, сам не могу понять что. Есть у меня дар предвидения, от бабушки моей достался, шаманка она была, иногда вижу будущее. Так вот, кажется мне, что наши с тобой судьбы связаны, и если ты умрешь, мне тоже будет несладко. Хочешь верь, хочешь не верь…
– Скажи, Аркан, а в этом мире есть магия? Ну, есть люди,
которые скажут какие-то слова, и совершаются какие-то действия – огонь загорается или еще что-то происходит? – Ранее я уже рассказал Аркану, что попал сюда из другого мира. Поверил он или нет, не знаю, но говорить о чем-то стало легче, можно было оправдать свое незнание простых вещей, известных каждому человеку на Машруме.
– Есть, конечно. Вот шаманы этим и занимаются. Только у нас это называется не магия, а шаманство. Только шаманство делается не с помощью слов. Они что-то делают руками, глаза таращат, и что-то случается… или не случается. Я с этим близко не сталкивался – меня еще пацаном украли рабовладельцы и вывезли с соседнего материка, Арзума, экспедиция по поимке рабов на меня наткнулась, когда я шел купаться вместе с остальными ребятами. Часть детей наши мужчины успели отбить, а меня уволокли на корабль – вот с тех пор тут и обитаю, уже двадцать лет. Так что особой помощи я тебе в раскрытии секретов шаманизма не окажу, сам ничего не знаю. Не успела бабушка меня ничему обучить.
– Скажи, а ты не пробовал убежать отсюда?
– Тсс! Ни с кем не говори на эту тему – продадут на раз. Нет, не пробовал. А куда? Куда я побегу? У меня в этой стране ни родни, ни друзей. Куда мне бежать? Поймают сразу, спрятаться негде – ни денег, ни связей. Сейчас я уважаемый среди рабов человек – завхоз, в лес работать не хожу, по нашим меркам, занимаю высокое положение. А если поймают, я лишусь своего места, буду лес валить. Да еще и после сорока ударов палками – редко кто такое выдерживает и не умирает.
– Ладно. Вернемся к главному вопросу. Как мне избежать смерти от рук мстителей? Есть какая-то возможность? Может, поговорить с ними – мол, я не виноват, это случайность?
Аркан изумленно воззрился на меня:
– Ты что, правда такой наивный и глупый? Законов не знаешь? А! Ты же не из нашего мира, вспомнил. Как глаза от тебя отведу – забываю, ты уже лихо по-нашему говоришь. Итак, о законах: они обязаны отомстить за своего пахана, иначе потеряют авторитет. Или они погибнут, или убьют тебя. Другого не предвидится.
– Ты меня просто обрадовал, – грустно усмехнулся я. – Значит, мне надо их всех убить? Или бежать. Только вот как я до них доберусь, когда я не знаю их лиц, не знаю, кто они, сколько их, я же привязан веревкой к девяти компаньонам?
– В общем, так: через неделю всех, по очереди, начнут отводить в соседний женский лагерь для случки. И там…
– Для случки?! – Я поперхнулся и перебил Аркана: – Какой такой случки? Как животных, да? Женский лагерь рядом?
– Не перебивай, слушай! – нахмурился Аркан. – Для случки, да. А ты думаешь, откуда рабы берутся? Не всех же ловят на улицах и в лесу… есть и рожденные рабами, и таких большинство. А как их разводить? Вот в два месяца раз мужчин и водят в женский лагерь, тем более что это хороший способ поощрить или наказать. Будешь хорошо себя вести, поведут к бабам, плохо – сам себя обслуживай. Так вот, единственный реальный способ бежать – по дороге из лагеря. Именно из женского лагеря, а не наоборот – охранники тоже там оторвутся с бабами, будут расслабленные и довольные, как и остальные заключенные, – вот тут и самое время бежать.
– А веревка? Нас же на веревке водят по десять человек! Как я сбегу, если привязан?
– В женский лагерь водят без веревки. Считается, что охраны много, сбежать невозможно, а веревка снижает скорость движения, потому веревки не будет. И погонятся за тобой только человека два-три самое большее – остальных тоже ведь не бросишь, а то разбегутся. Вот тебе и шанс вырваться на свободу, если, конечно, сможешь уйти от трех солдат и не сгинуть в болотах.
– А куда мне идти потом, если я все-таки оторвусь от погони?
– Смотри. – Аркан стал рисовать пальцем ноги на полу. – В пятидесяти километрах от нас, вниз по реке, есть город, называется он Скарламон. Он находится на берегу бухты, в месте, где река вливается в Канасаническое море. Это довольно большой город, тысяч сто населения. Тебе надо пробраться в порт и попытаться устроиться матросом на любой из кораблей, лучше на какую-нибудь из небольших шхун – они промышляют чем угодно, часто контрабандой. Если договоришься с капитаном, возьмут матросом. Хоть ты и не такой белый, как был тогда, когда тебя привезли сюда, уже загорел на солнце, и волосы отросли, но все равно ты отличаешься от местных жителей, как белая птица в стае радужных, – низкий, массивный. Искать тебя будут точно, а значит, надо уйти отсюда подальше. Ну а там… там как судьба тебе даст, и насколько у тебя хватит ума выжить в этом мире. Знаю, что ты не так безобиден, как выглядишь… да и будущее у тебя странное: я видел кровь, видел смерти… но твоей смерти в ближайшее время не видел. Только еще тебе скажу: если тебя догонят и ты им скажешь, кто тебе посоветовал поступить именно так, как ты поступил, ты убьешь меня так же верно, как если бы ударил мечом по горлу, понимаешь?
– Чего уж не понимать, – хмыкнул я, – буду умирать молча. Сомневаюсь, что уйду от тренированных солдат, при моей-то комплекции и неуклюжести.
Аркан с интересом посмотрел на меня:
– Ты что, и правда считаешь, что являешься таким неуклюжим увальнем, как говоришь? Ты поднимаешь такой вес, который не могут поднять двое крепких мужчин, двигаешься иногда так быстро, что размазываются движения, глаз не ловит, тебя боятся почти все отморозки, даже из штрафников, – тот, кого ты прикончил, был одним из самых опасных людей этого лагеря, быстрый и сильный убийца. Может, ты просто придуриваешься? Да вроде нет… Странно. Кто вбил тебе в голову мысли о твоей неполноценности? Или у вас такие все богатыри, что на их фоне ты выглядишь увальнем? Тогда ваш народ состоит из по-настоящему великих бойцов.
– Не будем обо мне, – смутился я. – Лучше расскажи, что меня может ожидать в джунглях, какие опасности, чего остерегаться? Я ничего не знаю ни об этом мире, ни о джунглях.
– А о джунглях до конца никто ничего не знает… ну, может, кроме диких племен, но они живут в самой глубине лесов, за болотами, и мы почти с ними не соприкасаемся. Хотя… в джунглях и их можно встретить. Если такое случится, нельзя делать резких движений, громко кричать, демонстрировать угрожающие жесты – они реагируют сразу и мгновенно выпускают отравленную стрелу из лука или трубки. После того как она в тебя попадет, жить тебе – десять минут. Дикари небольшого роста, даже ниже тебя, похожи на детей. Ходят в джунглях абсолютно бесшумно, где живут и куда исчезают – никто не знает. Но не их тебе надо опасаться, они все-таки люди, с ними можно договориться, а вот в реку не лезь – она кишит чудовищами, для которых ты желанная закуска. В лесу обходи все подозрительное – очень красивые цветы, странные деревья, необычные кусты. Положись на свои чувства: если что кажется странным, отбегай. Не пей воды из луж – только из лиан, я попрошу парней показать тебе, из каких можно пить, а из каких нельзя. Ешь только те фрукты, которые тебе известны, а если известных нет – попробуй маленький кусочек и подожди полчаса. Если за это время тебя не пронесет или не вырвет, значит, можно есть. Впрочем, лучше было бы просто потерпеть с едой – твоего запаса жира хватит надолго. Хотя… ты сильно похудел, работа с топором тебе только на пользу. – Аркан усмехнулся и внимательно оглядел меня. – Худым,
как мы, ты никогда не будешь, но вот толстым – тоже вряд ли.
– И все-таки, Аркан, почему ты решил меня спасти? – Я уставился в глаза завхозу. – Близкими друзьями мы с тобой никогда не были, ты меня едва знаешь, почему ты вдруг доверился мне?
Аркан помолчал, заметно смутился и нерешительно сказал:
– Только не смейся. Мне бабушка сказала, чтобы я тебе помог.
Я раскашлялся – заявление завхоза было настолько неожиданным и странным, что я чуть не расхохотался в голос:
– Бабушка? Каким образом? Ты о чем говоришь?
– О своей бабушке. Я уже тебе говорил, что она шаманка. Иногда я вижу ее во сне, и она дает мне советы, как правильно сделать то-то и то-то. Она сказала мне, что моя судьба связана с тобой и я обязан тебя спасти. Бабушка еще ни разу не ошибалась, она всегда славилась как великая провидица.
– Если она такая великая, чего тебя-то не уберегла от работорговцев? – недоверчиво спросил я.
– Не знаю, – грустно и задумчиво протянул Аркан, – у шаманов свои дела. Может, мне так было назначено судьбой, чтобы я тебя встретил через двадцать лет рабства. Бабушка? Да что бабушка… прежде всего она шаманка. Двадцать лет… ну да ладно – речь не обо мне. Ты все усвоил по поводу ситуации?
– Вроде ясно. И ничего не ясно. Когда, говоришь, поведут на случку?.. Тьфу, слово-то какое! Противно!
– Мне тоже вначале было противно… а потом стал ждать этого дня. А куда деваться, – виновато развел руками Аркан, – мы же все-таки мужчины. Конечно, можно найти себе партнера среди рабов… но мне лично претит это дело. Надеюсь, как и тебе…
– Само собой! – сплюнул я. – Думаешь, за что я этого кадра прибил?
– Ну вот и ладно. Отдыхай. И берегись в лесу неожиданностей. – Аркан хлопнул меня по плечу и ушел на свое место, а я улегся на тюфяк и задумался.
Почему-то рассказ Аркана меня не удивил. Все мы, русские люди, так или иначе соприкасались с лагерной тематикой и заключенными: песни о тюрьмах (ненавижу тюремный шансон), рассказы, жаргонные и блатные словечки, так называемые «понятия» – все это въелось в кровь, так что я ожидал чего-то подобного и больше был удивлен не тем, что мне объявили «вендетту», а что они так долго ждали.
Но и это было объяснимо. Я их хорошенько покалечил, сломал руки и ноги, поэтому им тоже нужен был период для восстановления, да и если вспомнить фразу одного из итальянских донов: «Месть – это то блюдо, которое нужно есть холодным», то многое встанет на свои места.
Жаль, что я не знаю их лиц, поубивал бы к чертовой матери…
Я усмехнулся. Что сделалось с представителем офисного планктона Василием Звягинцевым? Куда делся этот рыхлый кусок поролона, плывший по течению двадцать пять лет? А что делать? Засунь вас в рабские казармы, поставь под угрозу смерти – не так еще начнете думать! Только вот и лица этих врагов мне бы ничего не дали, прав Аркан, единственный способ спастись – бежать.
Ну вот, к примеру, поубивал бы я часть супостатов, а у них еще есть друзья, они опять начали бы мстить, и процесс этот бесконечен. А хозяева? Что, они будут спокойно смотреть на то, как я уничтожаю их имущество? Короче говоря, раз увернулся от попытки убить, два увернулся, сорок раз… а на сорок первый грохнут, вот и все. Да и на свободу хочется выйти. Только вот я смутно представляю, как я буду жить в этом мире. Что я умею делать? Долбить каменным топором по стволам деревьев? Поднимать тяжести? Грузчиком в порт идти? А что, тоже вариант. Ладно, там посмотрим, надо еще выбраться отсюда, не погибнуть в лесу, добраться до города. Чувствую, что это будет очень, очень сложно.
Неделя до «дня случки» прошла спокойно, если не считать того, что я чуть не погиб в болоте. Можно было бы счесть это случайностью, но после рассказа Аркана я уже во всем видел руку врага.
Вот как это было. Через три дня после нашего разговора я, до того предельно осторожный и подозрительный, слегка расслабился: покушений нет, ничего не происходит – любой человек решит, что все в порядке и нечего бояться. И вот как-то раз наша цепочка тянула здоровенную ветку, только что отрубленную от гигантского ствола. Я, как обычно, шел предпоследним в связке, таща это корявое бревно наравне с остальными девятью своими соратниками. Под ногами чавкало болото, и если бы не ременные завязки, которые фиксировали мои деревянные сандалии на ноге, обвивая икры ног, обувь давно бы осталась в черной вонючей жиже. Одно место было особенно топким, его обходили стороной, осторожно шагая по краю заросшей зеленой ряской лужи.
Неожиданно я почувствовал, как ствол дерева у меня на плече резко потяжелел, как будто сила тяжести увеличилась раза в два. Я напрягся и постарался удержать дополнительный вес, что вначале мне удалось, хотя для этого пришлось остановиться. Встала и вся цепочка. Я попытался посмотреть, что там случилось, и внезапно получил удар под колено, причем той ноги, которая была ближе к участку с трясиной.
Как потом объяснял виновник происшествия, сосредоточенно прятавший глаза во время рассказа, он увяз в болоте, споткнулся и повис на бревне, которое мы тащили.
Вытянув из трясины свои ноги, он попытался встать, но поскользнулся на гнилой ветке и случайно подбил мою ногу. Как бы то ни было, но я свалился, потянув за собой всю цепочку рабов.
Ощущение было отвратительное. Погрузившись с головой в вонючую черную жижу, я рефлекторно попытался вздохнуть и с трудом заставил себя успокоиться. Воздуха, что был в моих легких, вполне хватит на несколько минут, где-то сверху лежит бревно, которое нужно нащупать руками, да и цепочка не оставит меня в трясине – сейчас же вытянут. Так оно и случилось – веревка натянулась, и меня стали вытаскивать наверх, сдирая кожу с ноги. Вот только эффект это вызвало противоположный – нога подымалась к поверхности, погружая в трясину мою голову. Я понял, что сейчас меня нормально утопят, и, как всегда в критических ситуациях, меня охватила ярость: а вот хрен вам! Я уцепился руками за веревку, перехватил, ощущая, как в висках стучит кровь, – перед глазами уже плавали багровые круги, еще немного, и я или потерял бы сознание, или вдохнул эту грязную жижу, – и вытолкнул себя наверх, к стволу, лежащему поперек трясины. Нащупав руками шершавую кору, я рванулся вверх и… хлоп! – выставил на воздух заляпанную, покрытую ровной грязевой коркой физиономию.
Вероятно, кто-то был очень разочарован таким результатом. Ну что тут поделаешь – не все получается, как мы хотим, а убить Белого Васа не так просто… Было ли это случайностью? Не верю. Слишком много совпадений. Бить этого придурка я не стал, но теперь утроил осторожность, так что до дня «икс» ничего со мной больше не случилось.
Это был выходной день – просто так совпало. Наш штрафной барак в полном составе отправлялся в женский лагерь. Перед этим все сосредоточенно отстирывали свои набедренные повязки, мыли голову, отмывали свои телеса. Как ни странно, собрались идти и те, кому женское общество, казалось бы, и не совсем необходимо. Гомосексуалистов тут хватало, и это понятно – десятки лет в мужском обществе, без женщин, да еще в атмосфере насилия… Потом я понял, почему и они с удовольствием шли к женщинам – все какое-то разнообразие, новые впечатления, новая информация, как поход на танцульки, если сравнивать это с
Землей.
После недолгого завтрака нас построили и, окружив стражей – человек двадцать с луками, копьями, мечами, – вывели из лагеря. Я внимательно присматривался к охранникам – очень уж не понравились мне их луки, они напоминали те, что я видел на картинках в Инете – кривые штуки со множеством изгибов, сделанные из кусков кости и дерева.
Эти луки хранились в специальных чехлах. Откуда-то из глубин памяти у меня всплыло: чехлы назывались горитами. Луки очень походили на те, что были у земных скифов, и я помнил, что они при небольших размерах – до семидесяти сантиметров в длину – отличались огромной мощностью. Так-то мне было наплевать на эти луки, если только не вспомнить, что стрелы, выпущенные из них, вполне могли пробить некоего офис-менеджера навылет. Ну, может, и не навылет, но от этого не легче. Кроме луков, как я с печалью отметил, у каждого имелось несколько отвратительно острых метательных предметов, именуемых дротиками…
В общем, моя задача не была легкой, это я увидел воочию. Мне предстояло пробежать, петляя, около пятидесяти метров до леса, укрыться в нем от летящих стрел и дротиков, а потом, пользуясь только чутьем и удачей, выйти к городу, который отсюда находился километрах в сорока. И это человеку, для которого выезд на пикник с шашлыками был на уровне путешествия за три моря… Кошмар!
По дороге я внимательно осматривался, наблюдая за поведением охранников, и увидел, что они все были насторожены и готовы к любым гадостям. Рабов было человек сто пятьдесят, и если бы все сразу кинулись в лес, то точно ушли бы от солдат… бо?льшая часть, остальные полегли бы. У охранников луки были вынуты из горитов, стрелы наложены на тетиву – а то, что они умеют пользоваться своим оружием, я видел полчаса назад, когда солдат сбил стрелой зверька с дерева за сто метров от нашей колонны. Мне кажется, что он это сделал нарочно, чтобы продемонстрировать: вот что будет с каждым, кто решится бежать. Пришлось поверить Аркану и отложить побег на обратную дорогу.
Поход к женскому лагерю занял около трех часов – по прикидкам, до пункта нашего назначения было километров пятнадцать, шли мы очень быстро.
Лагерь открылся с возвышения. Он, как и наш, стоял на плоской равнине. Как я узнал у «старожилов», рабыни там занимались ткачеством, выделкой кож и шитьем, не считая производства новых рабов, – живот же не мешает женщине шить тунику или набедренную повязку.
Фактически это была ферма, специализирующаяся именно на производстве новых рабов, причем производители постоянно менялись, чтобы улучшать породу. Обычно для случки подбирали самых сильных и крепких, но велось и несколько линий. К примеру, была и такая – красивых рабов спаривали с красивыми рабынями, чтобы на свет появлялись невольники для утех и работы в качестве домашней прислуги. Хозяева желали иметь красивый рабочий скот, а также сильный и выносливый.
Я, конечно, вряд ли попадал в графу «красивый производитель», скорее в разряд сильного скота, поэтому ничего особо интересного не ожидал. Да и противно все это было. Хотя в моем теле и кипела нерастраченная мужская сила, но мысль о том, что придется совокупиться с неизвестной женщиной, через которую прошли многие мужчины, не способствовала одобрению этой затеи. А вдруг она от меня забеременеет? И мои дети всю жизнь будут рабами на этой хреновой планетке?! От этой мысли делалось тошно. Все мое цивилизованное воспитание, все мои гены свободолюбивой казацкой донской вольницы протестовали против такого порядка вещей. Если я вырвусь из этого дерьма, сделаю все, чтобы помешать рабовладению!
Широкие деревянные ворота тяжело, со скрипом, открылись, и мы вошли на территорию лагеря. Особого ажиотажа не виделось – похоже, здесь привыкли к приходу партий мужчин. Нас провели к зданию в центре лагеря. Это был огромный барак, длиной метров двести, не меньше.
По дороге мои сотоварищи рассказывали, что в этом бараке огромное количество, не менее тысячи, комнаток, в которых, собственно, и происходит все действо. На все про все нам отпускалось два часа. За это время мы имели право зайти в любую комнатку и вступить в контакт с женщиной, которая в ней находилась, а в знак того, что там не идет процесс соития, на двери вывешивался засохший кукурузный початок… что-то вроде фаллического символа.
Посреди барака тянулся длинный коридор, терявшийся вдали, он освещался окошками, сделанными под потолком. Мне почему-то казалось, что женщины в этом лагере должны быть зашуганы. Сидит, мол, такая рабыня и все время плачет, ожидая, когда придет производитель и овладеет ею под всхлипывания и причитания о несчастной жизни. Все оказалось не совсем так, а вернее, совсем не так.
Когда я в числе претендентов шел по коридору мимо «кабинетов», неожиданно дверь одного из них распахнулась и довольно крепкая рука втянула меня внутрь. Я оказался перед светлыми очами женщины лет двадцати пяти – тридцати, довольно миленькой, но выше меня более чем на полголовы.
Вообще-то я уже стал привыкать, что все вокруг выше меня. Большие размеры местных обитателей, а также животных и растений, конечно, объяснялись условиями гравитации – все тянулось ввысь, зато и кости живых существ, и древесина были менее прочны, чем на Земле. Природа практична, зачем тратить больше ресурсов на укрепление плоти, когда можно обойтись гораздо меньшим количеством материала.
В общем, все люди, которых я видел в этом мире, отличались высоким ростом и довольно субтильным телосложением. Если у мужчин это смотрелось как-то… по-женски, то у женщин… судя по тому экземпляру, что стоял передо мной, это выглядело прелестно.
Стандартная набедренная повязка и что-то вроде короткого топика прикрывали ее смуглое тело, а немного раскосые большие серые глаза с интересом рассматривали мое приземистое массивное тело.
– Привет, белый! – со смехом поприветствовала меня эта «подиумная» модель. – Наконец-то я выцепила что-то интересное, а то одни и те же, одни и те же! Ты откуда такой взялся? Иди сюда, садись на лежанку, знакомиться будем! Или ты сразу готов перейти к делу? О-о-о! Вижу – уже готов! А чего остолбенел? Ну-ка иди сюда, времени не так много, а тобой еще моя подружка заинтересовалась, Синига, она тебя в щелку видала, когда вас по полю вели. Как я ловко тебя выдернула! Ай да я, ай да молодец!
Все это девушка выпалила скороговоркой, не дав мне сказать ни слова, затем в считаные секунды она ободрала меня, как капустную кочерыжку, сорвав набедренную повязку и плюхнув на лежанку. Вот не думал, что со мной так легко сладить какой-то девчонке… Впрочем, я и не сильно сопротивлялся… два раза.
Потом мы лежали рядом, в испарине, довольные друг другом.
Как всегда, после энтого дела меня потянуло поговорить:
– Скажи… хм… как тебя звать-то? Карана? Карана, у тебя много мужчин было?
Девушка хихикнула, поглаживая мне живот:
– Глупый! Я что их, считала? У меня уже трое детей есть, удачно зачатые. Вообще-то я из рабынь для прислуги, сюда недавно попала. Провинилась, побила хозяйскую посуду, вот они сюда меня и засунули, типа в наказание, вместе с подружкой моей, Синигой. Кстати, я бы, конечно, еще с тобой покувыркалась. Но как подружку обидеть? Давай, собирайся с силами, скоро к ней пойдешь.
– А надо? Мне и
тебя хватит.
– Да-а-а? А может, и правда ну ее, эту Синигу? Так вот, здесь даже лучше, чем в семье хозяина, веселее – много мужчин, много женщин, а там – шаг не сделай, хозяйка лупит все время. Я красивее ее в сто раз, вот она и ревнует, стоит хозяину позвать меня к себе в постель. Хозяйка потом лупцует, якобы за какие-то провинности, грязная карга. Сама побила посуду и на меня свалила – в отместку. А тут не так уж плохо.
– А то, что ты рабыня, тебя не угнетает? Неужели на свободу не хочется?
– А я другой жизни не знаю – я так и родилась рабыней. Как вошла в возраст – с мужчинами стала спать. Если я выйду на свободу, куда я пойду? Что буду делать? Спать с мужчинами, пока им меня хочется, в публичный дом. Так чем жизнь на свободе отличается от моей здесь? Тем, что там еще и голодать можно, а тут всегда накормят, дадут одежду, дадут мужчину, чтобы с ним спать. Тем более что после смерти, если я буду правильно себя вести и не нарушать законов, я могу возродиться уже той же хозяйкой поместья с множеством слуг, и тогда сама буду помыкать рабами. Наша жизнь тут временная – так говорят жрецы, у нас множество циклов перерождения, и если вести себя хорошо, можно возродиться богатой и успешной.
Я задумался – вот те раз! – это все ведь напоминает индийские верования. Перерождения, карма – очень удобная религия для поддержания порядка в государстве. Сегодня ты раб, а завтра богатей. Очень, очень удобная религия. Хорошо они промывают мозги согражданам…
– Ну так что, беленький, продолжим? Тебе помочь?
И она помогла…
Два часа пролетели как одна минута.
По коридору засновали охранники и забарабанили в двери. Карана потянулась гибким обнаженным телом, блестящим от любовного пота, и сказала:
– Ну что же, прощай, беленький, надеюсь, еще увидимся… При твоем небольшом росте твои части тела… хм, очень даже достойны. Рада, что я тебя уцепила. А Синига будет ругаться! Ой-ой! – Она рассмеялась и утомленно закрыла глаза.
На обратном пути колонна шла гораздо медленнее, как минимум в два раза – все шагали вразнобой, нога за ногу, нестройно, некоторые охранники частью спрятали луки в гориты, а другие размахивали ими (уже без стрел) в такт движению, обсуждая тех стройняшек, которых посетили.
Они яростно обличали друг друга в брехне. Один упорно спорил с товарищем, доказывая, что тот ну никак не мог посетить десять женщин за два часа, а оппонент упорно настаивал на своем. Дескать, он-то мог, а все остальные не способны на такое, потому что они жалкие подобия мужчин. Два охранника на этой почве даже чуть не подрались. Заключенные тоже обсуждали недавние впечатления – в общем, все было так, как описывал Аркан.
Все это я отмечал, наматывал на ус и готовился к побегу. Место для судьбоносного рывка я наметил еще по дороге в женский лагерь – река там делала крутой поворот под девяносто градусов, и можно было бежать вдоль нее прямо вглубь джунглей, ну а там уже ясно будет, что и как.
Конечно, мне было сложно, с моим-то зрением, видеть то, что находится далее ста метров – какие-то туманные картинки, но что поделать – я надеялся на свою удачу.
Это место находилось примерно на полпути к нашему лагерю, что меня вполне устраивало: утомленные любовными играми охранники расслабятся еще больше под палящими лучами солнца и мой замысел легче будет осуществить.
Через три часа – как я уже говорил, дорога назад заняла минимум в два раза больше времени – мы подошли к тому месту, которое было назначено мной для побега. День склонялся к вечеру, здесь это самое жаркое время суток – ни единого дуновения ветерка, только палящее солнце и пыльная дорога с выбитыми волокушами колеями.
Наклонив голову, боковым зрением я осторожно стал изучать обстановку… Ага, охранники собрались кучками и увлеченно обсуждают поход к бабам, заключенные тихо переговариваются и идут, взбивая пыль сандалиями… Пора!
Я рванул из строя и успел пробежать метров тридцать, когда мой побег был замечен. Охранники закричали, загомонили, а я все бежал, ожидая, когда же мне в спину воткнется стрела с полированным обсидиановым наконечником.
В предвкушении смертельной стрелы я постоянно изменял направление движения и несся вперед, как взбесившийся паровоз. Но выстрела не последовало – то ли охранники не успели снять свои луки, заброшенные за спины, то ли решили, что возьмут меня и так, выследив в джунглях, – в любом случае я беспрепятственно проник под густую тень зарослей. Я мчался так, что сердце чуть не выпрыгивало из груди, а в глазах крутились огненные круги, – никогда в жизни я не бегал с такой прытью. Вероятно, моей скорости очень помогала такая картина: мой толстый белый зад с торчащим ежиком стрел. Хотя… я давно не видал свой зад в зеркале – сейчас он был не таким уж и толстым, для землянина конечно. Тяжелый труд на воздухе, сытное, но не слишком калорийное питание способствовали тому, что мой жир почти весь преобразовался в мышцы, и сейчас я больше напоминал штангиста, чем офисный планктон, вскормленный на бигмаках.
Итак, я несся, как танк, раздвигая телом кусты, сбивая хищные цветы, хлопающие своей обманчиво красивой пастью, отмахивался от семафорных жуков и громадных комаров, норовивших усесться мне на спину или на макушку – не знаю, с какими целями, но явно не для того, чтобы нашептать мне в ухо стихи Омара Хайяма.
Остановился я только через час напряженного бега, когда уже совсем не мог двигаться. Привалившись спиной к стволу дерева, я сел и усмехнулся. Мог ли я предполагать несколько месяцев назад, что буду бегать голышом по джунглям, да еще после двухчасового секса, с такой скоростью, что прежде и не ожидал от своего нежного организма?!
Немного отдышавшись, я побрел вперед – то перебегая трусцой, то быстрым шагом. Сейчас мне надо было уйти как можно дальше в джунгли, отрываясь от преследования. Представляю, что там сейчас делается, – охранникам точно не поздоровится, если они меня упустят.
Кстати сказать, после посещения лагеря женщин мне стала гораздо понятнее, как бы это сказать… идеологическая составляющая рабства. Вот почему не вспыхивают бунты рабов, почему они не бросаются на жалкую кучку охранников, чтобы растерзать их. Первое и главное – это религия, вера в то, что они возрождаются бесчисленное количество раз и за свою карму получают хорошие и плохие судьбы. Второе – хм… да и первого хватит. Остается только небольшой процент тех, кого насильно захватили или продали в рабство за долги и преступления, – вот те стремятся на свободу, но боятся за свою жизнь. Да и опять, кстати, все сводится к религии: надо переждать до смерти, а там глядишь – олигарх! Почему это наши правители в России еще не приняли такую религию на вооружение?
Ночь застала меня далеко от того места, где я углубился в джунгли. Во избежание гибели от неизвестных хищников я забрался на высоченное дерево и устроился в развилке ствола, где и провел ночь, обнявшись с веткой, как с девушкой в женском лагере. Только утром до меня дошло, что это было глупо, – когда мимо меня по веткам проползла змея толщиной с мое туловище и пронеслась стая зверей, очень похожих на наших рысей, только полосатых, как зебры. Как только они не сожрали меня спящего – одному Богу известно. Я бы даже убежать не успел – куда
бежать с ветки, торчащей над землей на высоте пятиэтажного дома, – хорошо постарался залезть.
С большим трудом я спустился со своего насеста и, сопровождаемый урчанием пустого желудка, стараясь не думать о миске каши с кусочками мяса, побрел в прежнем направлении. Мне следовало идти вниз по течению реки, именуемой Моор, в то место, где она вливается в Канасаническое море.
Через некоторое время, усталый и голодный, я с ужасом и отчаянием услышал то, чего больше всего боялся, – вой собак. Я уже слышал этот звук – местные «собаки», вернее, существа, напоминающие земную росомаху, не лаяли, а эдак завывали, с промежутками в две-три секунды. Этих тварей использовали для охоты, и, как видно, не только на четвероногих зверей. Похоже, я здорово всколыхнул здешнее болото, раз на мои поиски отправили целую команду с собаками, а не двух-трех охранников, как предполагал Аркан. Может, я был такой бросающейся в глаза личностью, что меня не хотели терять? Или просто коменданту лагеря вожжа под хвост попала? Но, так или иначе, дело было худо. Мои внутренности сжались от страха в предвкушении той порции боли, что я получу при поимке… В этот раз шамана рядом может не оказаться.
Я прибавил ходу. Слева меня ограждала река, лезть в которую строго-настрого не советовал мне Аркан, справа – джунгли, как я знал, километров двадцать от реки. Вой собак и крики солдат слышались, насколько я мог понять, вдоль всей реки и приближались с каждой минутой.
Перейдя на бег, я помчался вдоль реки, надеясь, что успею выйти из опасной зоны, а если оставлю их за спиной, то тут уже будет моя выносливость против их выносливости и еще неизвестно, кто выиграет, – все-таки мои мышцы сильнее, сила тяжести для меня тут меньше, так что, может, уйду… Не ушел. Впереди, метрах в ста, я заметил туманные фигуры людей и, пониже, собак, сладострастно завывающих в предвкушении крови. Похоже, они выставили кордоны впереди, вниз по реке, запоздало пришло мне в голову. Скорее всего, пока я спал на ветке. Я даже застонал от своей недальновидности и чувства обреченности – надо было идти всю ночь и не останавливаться! Какого черта я дрых на этой ветке?! Вот городской болван, все никак не привыкну к реалиям этого мира, а они таковы: ошибка тут стоит не испорченной накладной, а жизни!
Кольцо стягивалось все плотнее и плотнее, и даже при моем хилом зрении я уже мог отчетливо различать фигуры солдат и черные шкуры собак.
– Эй, Белый Вас, давай сдавайся, побегал и хватит! – крикнул один из преследователей и засмеялся: – Попортят тебе шкуру, так первый раз, что ли?! Побежишь – пристрелим!
У меня даже слезы потекли от отчаяния и разочарования. Как сомнамбула, я двинулся с места, разбежался и прыгнул в воды Моора.
– Эй, болван, ты чего делаешь? – отчаянно завопил тот же голос. – Нам твою башку надо принести самое меньшее, иначе с нас шкуру сдерут, скажут, соврали, что тебя нашли! Вас, скотина, вернись, там тебя точно сожрут!
Я заработал руками и ногами, уносясь наискосок по течению реки к противоположному берегу. Лодок тут у них не было, моста тоже – кто мог подумать, что раб решится на такой самоубийственный поступок! А я решился – помирать, так с музыкой! Пусть лучше я сдохну в пасти чудовища, чем под кнутом палача. Через несколько минут я уже пожалел о своем решении и кнут палача показался не таким уж страшным.
Справа от меня вода всколыхнулась, и на поверхности показалось самое ужасное чудовище, которое я мог представить, – какая-то помесь крокодила и каракатицы. Вокруг воронкообразной пасти колыхался венчик щупалец, каждое из которых оканчивалось черным когтем, красные глаза с интересом смотрели на то, как я бултыхаюсь в воде, – спасибо речке Клязьме за мое умение плавать чуть лучше топора.
Это чудовище было размером с джип и приближалось ко мне спокойно и уверенно, как крузак задним ходом на парковке у «Ашана», сияющий красными глазами габаритников. Я дико заорал и так активно заработал руками, что взбил пену, – это еще больше порадовало чудовище, и оно ускорило свое неумолимое движение к шустрому бифштексу.
Мои преследователи завопили и вдруг выпустили в мою сторону тучу стрел – я не знаю, в кого они целили, в меня или в чудовище, однако это их действие меня спасло.
Несколько стрел ударило прямо в венчик щупалец в тот момент, когда он уже готов был накрыть меня смертельным объятием, – чудовище заклекотало, забилось, поднимая волны высотой метра полтора, так что я чуть не захлебнулся, и вода вокруг окрасилась кровью и вспенилась.
Неожиданно из пены выскочило с десяток монстров поменьше, размером с крупную собаку, они оценивающе осмотрели поле битвы и решили, что вот эта мелкая пенящая воду хреновина менее заманчивый объект, чем здоровенная кровавящая туша, и набросились на «крокодила». Тому пришлось туго и резко стало не до меня – он терял щупальца и куски мяса от своего бочкообразного тела, отбиваясь от стаи и тут же заталкивая в пасть неосторожно приблизившихся на расстояние досягаемости хищников.
Глядя на этот пир, я так ускорился, что, наверное, побил бы мировой рекорд по плаванию где-нибудь на чемпионате мира или Олимпийских играх.
На глинистый топкий берег я вылетел просто как торпеда – рядом воткнулись две стрелы, дрожа оперенным древком, но было уже поздно, я скрылся в джунглях. Отбежав метров на сто вглубь, я повалился навзничь, предварительно пнув два хищных цветка, – невзлюбил я их почему-то.
Мне понадобился час, чтобы мало-мальски прийти в себя, – картина окровавленных щупалец и тварей, состоящих, казалось, из одних зубов, надолго выветрила у меня из головы желание искупаться в тихой лесной речке. В общем, дуракам везет, решил я для себя, а Чапаев, наверное, дураком не был, потому и потонул. Но больше Чапаева изображать не хочу.
Итак, что я имею? Рупь за сто, что сейчас преследователи кинулись вниз по реке и скоро будут ожидать меня с обеих ее сторон, вооруженные. В этот раз у них будут лодки, или же где-то там есть мост, который я миновать не смогу. В общем, идти вниз по реке глупо. Значит, альтернативы нет: мне нужно уйти от реки километров на… много. Затем опять повернуть в ту сторону, куда течет Моор, и шагать до моря, потом по побережью до порта. Задача-максимум, понимаешь… нарисовали и пошли.
Вот только идти трудновато: жрать нечего, под ногами чавкающая жижа и заросшие травой участки, которые приходится обходить осторожно-осторожно – змей, как грязи. И не надо забывать, что я голый! Время от времени какая-нибудь сука норовит отсосать у меня крови либо отложить яйца в ухе или ноздре. Я был против этого, потому сорвал огромный лист, типа гигантский лопух, и шел, отбиваясь от атак крылатых пакостников. И это еще был слабый накат на меня – на работах в лагере все удивлялись, что москиты жрут меня гораздо меньше, чем всех остальных рабов. Размышляя над этим, я пришел к выводу: твари чуют, что я инопланетник, – я пахну по-другому, вкус у меня другой, и они меня облетают.
Так я шел дотемна, останавливаясь лишь для того, чтобы попить воды из лианы, – меня научили, из какой можно пить, а из какой нет. Лиана полезная была похожа на лиану ядовитую настолько, насколько похожи опенок и ложный опенок, поэтому я все время опасался, что напился не оттуда, откуда
надо, и скоро мои ноги похолодеют и белый свет потемнеет. Впрочем, иногда посещала мысль, не напиться ли правда этого хренова яду, чтоб закончить дурацкую историю. Но я отбрасывал малодушные помыслы и тащился дальше.
Во время ходьбы я бурчал себе под нос русские народные песни, такие как «Степь да степь кругом» и «Черный ворон», это как-то соответствовало моему настроению.
К вечеру, по моим расчетам, я отошел от реки километров на двадцать – прошагал я уже часов десять, скорость движения по жиже километра два в час, вот и получилось, что двадцать. Нужно было выбирать место для ночлега – не в сырости же спать? Еще залезет в зад какая-нибудь многоножка, отложит яйца, и буду я этаким манагером-инкубатором, поедаемым изнутри, брр… гадость какая!
Впереди я увидел, сощурив глаза, какую-то темную стену высотой с пятиэтажный дом и подумал, что, может, это горка какая-нибудь – заберусь на нее, все приятнее на сухом спать, чем в этом болоте, – у меня от воды ноги уже распухли, как будто месяц в ванне лежал, скоро сандалии не налезут.
Вообще, на мои сандалии молиться нужно – если бы не их удобство и прочность, я давно бы или поранил ногу, или потерял бы их в болоте. Они крепились к ногам длинными ремешками, обвивающими икры, а сами были сделаны из очень прочного легкого дерева, не оттягивающего ноги своим весом.
Подойдя ближе к этой «горке», я с удивлением и содроганием увидел, что это лежащий на боку ствол невероятно гигантского дерева. Даже в лежачем положении высота – или правильно будет сказать, толщина – была такова, что если рядом поставить девятиэтажный дом, то он был бы ненамного выше. Да что я говорю, толщина ствола была больше девятиэтажного дома! Как я ни щурился, так и не смог рассмотреть его верхнюю точку, она уходила ввысь, наверное, на несколько сот метров, а то и на километр! Только на планете с низкой силой тяжести мог зародиться такой гигант.
Во время вырубки лесов я не видел такого огромного дерева и даже никогда не слышал ни о чем подобном. Впрочем, я и не расспрашивал. Может, кому-то и попадался подобный гигант. И вот он тут, лежит. Поверженный, как выброшенный на берег гигантский синий кит. Что с ним случилось? Ураган? А может, просто время пришло ему умереть? Кто знает… Скорее всего, я никогда не узнаю об этом. Ну ладно, надо решать насчет ночлега. Я прикинул, хватит ли сил забраться по коре этого исполина на самый верх. Это было бы идеально. Там, наверное, и ветерок обдувает, кровососов меньше, да и сухо. Кора вся изборождена глубокими трещинами, удобными для того, чтобы ставить в них ноги и руки, поэтому подниматься было вполне удобно.
Шаг – подтянулся, еще шаг – подтянулся, перехватился, подтянулся… Если бы не маленькая сила тяжести, я давно бы выдохся и свалился вниз, а так – какие-то полчаса, и вот я уже стою на вершине… Хм, вершине ли? На боку этого супермонстра! Длина его действительно очень велика, а облако из его ветвей располагается где-то очень далеко от меня.
И я пошел вперед, надеясь найти укрытие и пищу – должно же было это дерево как-то размножаться, бросать семена, растить какие-то плоды, чтобы я их нормально съел. Дерево было реально очень-очень старым – местами его толстая кора отваливалась, обнажая какие-то глубокие дупла и покрытые плесенью участки древесины, и мне приходилось их обходить, все время следя за тем, чтобы не споткнуться и не полететь вниз.
Глава 3
Шагать до первых веток пришлось довольно долго, и то, что я увидел в конце, привело меня в почтительный восторг: это был целый лес, вздымающийся высоко в небо. Никаких плодов на этих ветвях, к своему разочарованию, я не обнаружил, но нашел удобное дупло, ну просто великолепное дупло, в котором было сухо и уютно.
Большая полость в стволе, как будто сделанная искусственно, была выстлана чем-то вроде мха, плотным ковром покрывающим всю эту пещерку, диаметром метров пять. Внутрь вело узкое отверстие, шириной не более семидесяти сантиметров.
Вначале я с опаской заглянул в это дупло, потом отломил побег дерева, нависающий над головой, и этой палкой пошевелил внутри, готовясь тут же отпрыгнуть в сторону – но нет, никаких саблезубых тигров и пещерных медведей не наблюдалось, ну и слава богу.
Я залез в это гнездышко, с наслаждением вытянул ноги, натруженные за день бегом и плаванием, и закрыл глаза. Перед мысленным взором мелькала мешанина из последних событий, и почему-то все больше отвратительная: кровь, щупальца, зубы, стрелы, грязь – в общем, все то, что составляло смысл моей жизни последние два дня. Не сомневаюсь, если бы я путешествовал по саунам и ресторанам, привиделся бы мне стриптиз, стаканы и девицы, а не щупальца крокодилокаракатиц. Хотя… пару раз мелькнул в голове и силуэт смуглой обнаженной красотки, которая подарила мне незабываемые два часа.
Поймал себя на ощущении, что чего-то не хватает, открыл глаза, пошарил рукой по телу – вроде все на месте, ничего не откусили и не высосали. Ах, вот что: как раз сосущих и откусывающих не было – комаров и москитов. Почему-то они не решались влететь в пещеру – может, дерево их как-то отпугивало? А почему и нет – источают же многие растения фитонциды, отпугивающие или приманивающие насекомых, я в Сети читал, а тут еще инопланетное дерево, может, оно вообще всех гадов в округе распугивает! Классно я приземлился… придеревился… при… Мысли мои погасли, и я погрузился в тяжелый, наполненный сновидениями сон.
Сновидения были совершенно безумные. Мне снилось, будто меня кто-то кусал – что-то вроде тонких длинных червей, глистов каких-то. Они втыкались в меня, проникали в тело и, шевелясь, ползали в мышцах, костях, в голове… я хотел дернуться, пошевелиться – и не мог. Это напоминало то, как однажды, когда я был у бабушки в деревне, мне приснился сон, как за мной гонятся цыгане. На хрена я им сдался – не знаю, но целая толпа цыган гналась за мной по деревенской улице, освещенной тусклыми фонарями с обычными лампами накаливания, раскачивающимися на ночном ветерке, как в блоковском стихотворении. Я пытался убежать от цыган, но ноги не слушались и передвигались медленно-медленно… Потом в руке одного из цыган появилась удочка – обычная, рыбацкая, с крупным крючком, и он забросил ее за меня, зацепил воротник рубашки и подтянул к себе, после чего достал нож и ударил снизу вверх – больно-больно. Я тогда проснулся в холодном поту и долго не мог уснуть, настолько картина была яркая, переживательная и страшная.
Вот и сейчас я вскинулся, встрепенулся и стряхнул с себя сон – этот сон с червяками, какой-то оплетающей меня паутиной, был настолько ярким и четким, что меня трясло от возбуждения, как в лихорадке. Лихорадке? А и правда, у меня вроде как начиналась лихорадка: тело горело, меня трясло, бросая то в жар, то в холод. Я тут вообще давным-давно не мерз – замерзнуть при температуре окружающего воздуха от тридцати градусов и выше мудрено.
Выбравшись из дупла – сон слетел с меня, как старая листва с дерева-гиганта, – я увидел, что солнце уже встает над горизонтом, – красный диск показался над линией леса, облака порозовели, небо было уже совсем светлым. Картина джунглей, залитых утренним солнцем, была очень красива: зеленые волны бесконечного лесного моря, тучи разноцветных птиц, взлетающих
и садящихся на ветки, – красотища! Если только забыть, что я в этих джунглях не турист, а загнанный раб – бесправное и низшее существо, преследуемое и в любую секунду готовое погибнуть или драться за свою жизнь. Как бы я хотел увидеть родные леса, перелески, степи России! Вот когда начинаешь родину-то любить…
Я усмехнулся своим мыслям, почесался – тело зудело, как будто его искусали сотни комаров. Присмотрелся к рукам, к животу – правда, что ли, искусали? – множество красных точек испещряло кожу. Впрочем, они исчезли минут через двадцать, так что после сна в дупле у меня не осталось никаких неприятных ощущений, кроме тяжести в затылке – туда как будто вколотили небольшой колышек и обломили, ощущение инородного предмета в голове не оставляло, а потом и оно прошло.
Нужно было спускаться с дерева. Забраться-то одно, а вот спуститься с него – совсем другое. Кто лазил по горам, знает: спуск гораздо опаснее подъема. Проще говоря, когда ты лезешь вверх, ты видишь все рытвинки, все щели, в которые ты можешь поставить ногу или засунуть руку, а вот наоборот… в общем, понятно.
Я начал спускаться, «каждый шаг осторожненько взвеся»[1 - Песня Ю. Кукина «Тридцать лет».], как в песне поется, и первые метры все шло хорошо, но где-то на середине пути произошла беда.
В этом месте кора гиганта отщепилась, видимо, отгнила, и в образовавшемся дупле поселилась стая то ли летучих мышей, то ли еще каких-то других крылатых тварей, довольно противных на вид и отличающихся еще более отвратительным нравом. Стоило мне уцепиться за край их жилища, как я тут же получил укус в правую руку и повис на левой, соскальзывающей по мокрой трухлявой древесине. С ужасом я осознал, что это конец! Говорят, что перед смертью люди вспоминают прошедшую жизнь, как кино видят. С полной ответственностью могу заявить: брехня! Все, что я успел подумать и сказать, когда летел к земле с высоты пятиэтажного дома: «Все, трендец!»
Мне повезло – я не упал на голову, не нанизался на ствол торчащего внизу небольшого дерева, не сломал себе позвоночник… А больше всего повезло в том, что сила тяжести на этой планете в два раза меньше, чем на Земле, – я плюхнулся в грязную жижу так, что забрызгал грязью окружающие меня кусты на десять метров вокруг. Спасибо матери-земле за крепкую плоть и кости! Но падение все-таки выбило из меня дух, и я погрузился в небытие на неопределенное время. Полагаю, что довольно долгое, поскольку, когда я пришел в себя, солнце стояло уже высоко в небе – его лучи вертикально пробивались сквозь кроны деревьев, освещая меня, а также охранников, ехидно улыбающихся, которые стояли над моим распростертым телом.
– Ну что, Белый Вас, набегался? Хорошо тебе лежать в грязи? Тут тебе и место, скотина ты неблагодарная! Тебя сводили к бабам, а ты что устроил? Мы за тобой бегаем двое суток, животное ты ублюдочное! Нас из-за тебя жалованья за неделю лишили! Мы все ночи не спали, таскаясь за тобой по джунглям! Вставай, ублюдок!
Старший охранник сильно пнул меня ногой в бок. Если бы я не был землянином, он точно сломал бы мне ребро, а так – просто ушиб себе ногу и запрыгал на другой, поливая меня грязной бранью и поминая всех моих родственников до седьмого колена. Затем он выхватил меч и стал лупить по моему многострадальному телу, нанося удары плашмя. Я прикрывался руками – им-то и досталось больше всего. Казалось, скоро руки станут полностью синими от гематом.
Один из охранников остановил его, сказав:
– Командир, может, хватит? Забьешь ублюдка – кто его потащит? Комендант сказал доставить целиком и по возможности живым – он сам хотел насладиться его наказанием. Так мы еще жалованья лишимся!
Волшебное слово «жалованье» произвело магическое действие, и старший перестал меня избивать. Меня грубо подняли и потащили, связав руки за спиной веревкой. Другую веревку старший накинул мне на шею петлей и время от времени мстительно дергал, когда я перешагивал гниющие стволы деревьев или перебирался через лужи, чтобы причинить мне как можно больше неудобств.
Мне было очень плохо: болело избитое тело, хотелось есть, но самое главное – я весь горел, как в огне, похоже, заразился какой-то болезнью. Где заразился? А кто знает где. Может, хлебнул водички из тропической реки, когда переплывал ее, может, грязи в болоте, а может, укусила какая-то тварь. Я еще удивляюсь, что раньше не заболел. Скорее всего, это как-то было связано с тем, что я с другой планеты. Ну не по вкусу я был местным бактериям!
Все это крутилось у меня в голове, пока я тащился к лагерю, как побитая собака, на поводке. У реки нас ожидала большая лодка, что-то вроде катамарана, с прочным широким помостом и стоящими по бокам охранниками с мощными луками.
О как! Для моей поимки была организована целая экспедиция! Вот тебе и два-три солдата! Ошибался Аркан. Не два-три солдата… А что я хотел? Странная личность, нашли в джунглях, в необычной одежде и с невиданным драгоценным приспособлением на глазах. Вот сволочи! Мои очки! Как я без них? Как?.. Что за черт, я увидел катамаран на реке метров за сто, да еще со всеми подробностями – с солдатами у бортов, рассмотрел луки в руках, стрелы на тетиве и даже завязки на их набедренных повязках! Это как понять? Что со мной происходит? Я так никогда не видел, даже в детстве. Сколько себя помню, носил очки, а теперь… Вот это да! Это я теперь типа Зоркий Сокол? Тэ-э-экс… и с чем это связано?
«Ну-ка, Васька, давай рассуждать, каким это образом ты вдруг прозрел, – сказал я себе. – Лихорадка? По логике – лихорадка. Может, какой-то вирус вселился в меня? И что? Исправил мне глаза вместо того, чтобы выесть внутренности? Как-то глупо… Ну а что еще-то? Так, что-то мелькает в голове, какие-то смутные воспоминания, какие-то слова… Слова? Стоп! Какие такие слова?! «Носитель», «семя» – это к чему? Ой, как голова заболела… ну что за хрень? Я никогда не отличался мигренями и всяческой такой головной гадостью – боксом не занимался, по голове в подъезде меня не били – с чего это такая дикая головная боль? Опять все сводится к лихорадке. Ладно, потом соображу… если время дадут. А почему не дадут? А потому, что они постараются вышибить из меня дух – я же беглец, за которым отправили целый отряд охранников. А если спросить? Ну, в крайнем случае, получу пару лишних тумаков, а может, и получу информацию?»
– Господин начальник, а чего это за мной столько солдат отправили? Неужто я такая важная личность? – осведомился я у старшего охранника.
Он скривился с отвращением:
– Тварь ты этакая! Я бы тебя и тащить не стал – башку бы отрезал на месте в знак того, что нашел, а начальник лагеря потребовал, чтобы тебя живым доставили! Типа шаман тебя видеть хочет! Вот только мне не было сказано, что тебя надо с руками и ногами доставить, а особенно с языком, и если ты, вонючка толстозадая, не перестанешь болтать, я отрежу тебе язык прямо тут, на месте!
Я благоразумно заткнулся и задумался. Шаман? Это тот шаман, что вылечил меня в прошлый раз? С одной стороны, я ему благодарен, хотел он или нет, но спас меня, когда я умирал, иссеченный кнутом. С другой стороны, если бы не его желание меня посмотреть, я бы спокойно ушел от преследователей, перебравшись за реку, и никто не стал бы тратить столько усилий, чтобы меня ловить. Так-то оно, если
взвесить, первое перевешивает второе. Вряд ли сейчас они меня засекут до смерти, раз решили доставить живым. Впрочем, кто знает? Может, они любят смотреть на зрелище наказания штрафников, как сказал один из солдат. Только мне почему-то в это не верилось – если это касалось нынешней ситуации и меня лично. Всегда не хочется верить в плохое и кажется, что со мной ничего такого не может случиться по определению.
Переправа через реку прошла спокойно, без эксцессов – никаких чудовищ не вылезло, никто не попытался сожрать меня, выпрыгнув из воды, хотя солдаты были довольно напряжены и стояли за высокими бортами с луками наготове. Похоже, попытки сожрать людей, переправляющихся через реку, были здесь обычным делом.
Лодка приводилась в движение длинными веслами, за которыми сидели рабы, так же проклинающие меня, как и охранники. Просто какое-то поветрие пошло – все меня ненавидят, и всем я насолил в этом мире! Я даже почувствовал к себе почтение – это же надо так всем нагадить! Видимо, у меня талант. Почему рабы, сидевшие на веслах, ненавидели меня? А попробуйте грести против течения, вместо того чтобы сидеть в лагере, в тени дерева. Никто не радуется лишней работе, вот и они ей не обрадовались.
К тому времени, как я вошел в знакомые ворота лагеря, состояние мое ухудшилось: меня мотало, в глазах, теперь отлично все видящих, метались красные искры, а весь мир качался и шумел, как Ниагарский водопад. Или это у меня в ушах шумело? В общем, мне было очень хреново. Хватило меня только на то, чтобы войти в ворота, сделать шагов пятьдесят по направлению к помещению коменданта и там упасть навзничь в нагретую солнцем пыль. Я уже не видел, как меня несли, обмывали, раздевали. Потом узнал, что был без сознания трое суток.
После пробуждения я долго не мог понять, где нахожусь. Беленый потолок, кровать – не нары, а именно кровать – рядом на табуретке кусок лепешки, кувшин с чем-то и кружка, чашка с остывшей кашей. У меня страшно забурчало в животе, и я поспешил сесть и протянуть дрожащие руки к еде.
Холодная каша и черствая лепешка пошли так, как будто это были яства из элитного магазина для богатеев. Все познается в сравнении. Когда-то я нос воротил от вчерашнего супа – не люблю подогретый, картошка там дубовой делается, – а сегодня рад и лепешке, твердой, как подошва. В кувшине оказалась подкисленная жидкость – что-то вроде сока, сильно разбавленного водой. В глотке у меня так пересохло, что кувшин опустел в два приема. Вот теперь можно было подумать и о будущем.
Я откинулся на кровать и замер, переваривая пищу, как довольный удав, и стал я анализировать ситуацию. Итак, меня не избили и не убили. От меня чего-то ждут. Чего? В деле замешан шаман, а шаманы, как я узнал, являются хранителями знаний и своеобразными учеными. Я представил нобелевского лауреата Алферова с костью в носу и хихикнул. Зачем я шаману? Получать знания, конечно. Как извлечь из этого выгоду? Продавать свои знания постепенно, не все сразу, заинтересовать шамана и выбраться из концлагеря. Возможно. Это даже лучший выход, чем бегство по лесам, – по крайней мере, более комфортабельный и безопасный. А я уверен, что безопасный? Ну а как я могу быть в чем-то уверенным в этом дерьмовом мире? Конечно, не уверен! Ладно, будем решать проблемы по мере их поступления.
Мои размышления прервал стук открывшейся двери, и довольно звучный, поставленный голос сказал:
– Ну что, Белый Вас, поговорим? Не притворяйся, я знаю, что ты не спишь. Давай открывай глаза, и начнем общение.
Открыв глаза, я стал рассматривать вошедшего. Это был высокий, даже для жителей этой планеты человек, вполне приятной наружности, и если бы не торчащая в его носу кость, то его можно было бы принять за преподавателя университета… хм… почему-то бегающего перед своими студентами в двух тряпочках спереди и сзади. Надо сказать, что и тряпочки у него были из хорошей ткани, судя по всему, шелковой, и отливали золотом.
– Все рассмотрел? – усмехнулся шаман (а это был именно он). – Ты – Белый Вас, по крайней мере, тебя так зовут здесь, в лагере, а я великий шаман Ангоскан. Тебе, наверное, интересно, почему ты не корчишься под ударами кнута, а лежишь тут, как важный господин, и беседуешь с самым могущественным шаманом в радиусе тысячи километров? Скажу: ты меня заинтересовал. Никто еще не видал такого строения тела, такого цвета кожи, как у тебя. При тебе, как я узнал, были найдены странные вещи, стоящие очень дорого и сделанные по неизвестным нам технологиям. Я хочу знать, кто ты. Учти, от твоих ответов зависит твоя жизнь. Если мне будет интересно то, что ты мне расскажешь, я заберу тебя из лагеря и сделаю своим слугой. Ты будешь хорошо питаться, жить в хорошем доме, возможно, я сделаю тебя своим помощником – будешь готовить мне снадобья. Ну так что, готов говорить?
Я медленно кивнул и, натужно крякнув, сел на кровати. Голова уже не кружилось, в глазах не двоилось, и чувствовал я себя на удивление прекрасно – каша с лепешкой наверняка пошли мне на пользу. Подумав, я решил, что хитрить с шаманом себе дороже, и сразу взял быка за рога.
– Я пришелец из другого мира. Как здесь оказался – не знаю. Очнулся уже здесь, и ваши солдаты взяли меня в рабы. С тех пор сижу тут, в лагере. Больше ничего не знаю. Попытался убежать – меня поймали и привели обратно. Вот и все.
– И все? – пришел в восторг шаман. – Только самого факта, что ты пришелец, достаточно, чтобы сжечь тебя на костре! А ты говоришь – и все!
– Как это на костре?! – неприятно удивился я. – С какой стати-то? При чем тут другой мир и костер?
– Как при чем? По нашим верованиям, с того мира в этот приходят очень неприятные твари, которые вредят людям, вносят смуту, подрывают основы нашей морали и жизни, и, чтобы очиститься от скверны, надо их сжигать. Ты готов к сожжению?
– Никак не готов! Никакого сожжения не хочу! Никакие основы морали потрясать не собираюсь. И вообще, ваш хренов мир мне уже так надоел, что и выразить не могу! Только и вернуться домой я тоже никак не могу! Я вообще не знаю, где находится мой мир!
– А как узнать? Может, ты врешь? Может, тебя надо поджарить и выяснить, как ты собирался подорвать основы морали и нашего общества?! Чем ты тут недоволен? Что тебе не нравится?
– Рабство, конечно, – не подумав, быстро выпалил я.
– Ага! Значит, ты задумал освободить рабов и лишить государство основы его благосостояния? Ты демон! Ты настоящий демон! Тебя обязательно надо сжечь. Это ясно и обсуждению не подлежит. Но твое сожжение может быть мучительным или же быстрым и безболезненным, а потому ты должен мне раскрыть секреты, которые ты принес с собой из своего мира: шаманские заклинания, тайны оружия, какое-нибудь шаманство, которое мне пригодится. Расскажешь – тебя не будут бить, будут хорошо кормить, а когда наступит день твоего сожжения… ага, это на праздник бога воды, значит, через неделю, тебе перед сожжением дадут напиток, от которого тебе не будет больно, а даже приятно, когда тебя будут сжигать.
– А вы сами-то пробовали сжигаться с этим напитком, – саркастически спросил я, – что так уверенно говорите о том, что будет приятно?
– Хм… ну я предполагаю, что будет приятно. Меня-то сжигать не за что, я не демон. Демон ты, и не крути мне мозги – вон как ты повернул! Ты хочешь
сжечь лучших представителей шаманства империи! Вот какова твоя задача!
Шаман взволнованно заходил по комнате, его движения были так стремительны, что золотистые тряпочки на его бедрах раскрывались и обнажали худой смуглый зад.
– Какой коварный план! Нет, мы тебя будем сжигать не тут, мы отправим тебя к Верховному шаману! Не каждый день попадается такой коварный демон!
– А что, к вам попадало много демонов? – спросил я с надеждой увидеть своих земляков. – И как вы с этими демонами поступали?
– Вообще-то нам еще не попадалось демонов, – сознался шаман, – но наука допускает и даже настаивает на существовании подобных сущностей, иначе как объяснить многие вредоносные события в нашей жизни?! В труде Зилота Каланского сказано: «И эти существа явятся из другого мира, и вид их будет ужасен – они будут маленького роста, белые и толстые, как мучные черви, при них будут странные приборы, сделанные не в этом мире. И будут они задавать странные вопросы, от которых у ученых мужей совершится кружение головы и расстройство психики!» Все соответствует! Похоже, ты первый из отряда демонов!
– Ну не такой уж я как червь! – обиженно протянул я возбужденному шаману. – И не такой уж и толстый! Совсем уж обгадили! На себя бы посмотрели – ходите с костью в носу!
– А чего моя кость? Кость как кость… положено. Какой шаман без кости в носу. Вначале, конечно, было неприятно, а потом привык. Сморкаться только трудно. Приходится вначале вынимать кость или же просто глотать соплю. Но со временем привыкаешь. Так, мы не о том! Давай, демон. Рассказывай мне все, что знаешь о шаманстве в вашем мире, а я буду запоминать и записывать.
– И о чем же мне вам рассказать?
– Ну, начнем с того, как ты занимаешься шаманством. Ты же занимаешься шаманством в своем мире, не так ли?
Я подумал немного и решил: «В общем-то, да, именно шаманством я и занимаюсь. Ну что же, записывай, дикарь хренов!»
Следующие полчаса я сосредоточенно засыпал шамана практическим руководством по установке «Виндоус семь», рассказывал, какие комплектующие подходят для игры в линейку и айон, до тех пор, пока у шамана не вытаращились глаза и он не сказал:
– Ты на самом деле опасен! Я общаюсь с тобой короткое время, но у меня уже кружится в голове и я схожу с ума! Тебя надо сжечь тут, в лагере! Иначе ты наведешь порчу на Верховного шамана! Я приглашу жреца бога огня, и мы совершим ритуал завтра вечером, на закате солнца. Больше не разговаривай со мной! Иначе мне придется отрезать тебе язык!
Шаман вышел из комнаты, косясь на меня глазом, как цирковая лошадь, а я остался размышлять о своей несчастной судьбе: «Вот дернул же меня черт напугать шамана! Если бы он отправил меня в город, у меня был бы шанс сбежать по дороге. А теперь что? Вообще-то все складывается довольно кисло. А почему ты считал, что все будет зашибись? Сейчас шаман узнает, что ты из другого мира, прослезится и возьмет тебя к себе в напарники по колдовству? Интересно, что он там сказал про этого Зелота Каланского – так, что ли, его зовут? Какого черта он так близко к теме описал попаданца с Земли? Ну не так уж и близко. – Я потыкал себя в живот. – Не такой уж и толстый! Скотины паршивые! Надо же так загадить мое описание! Значит, правда у них какие-то провидцы есть… А почему и нет? Если на Земле не отрицают существование всяких там непознанных явлений – экстрасенсорики, колдовства и шаманства, то уж тут, в диком мире, в джунглях, им и карты в руки. Ну да ладно – в конце концов, мне что, поджариваться, как шашлыку на косточке? Валить отсюда надо! И как это сделать? Задача, однако…»
На обдумывание задачи я потратил весь вечер и кое-что придумал. Как было видно, шаман обладал не только знаниями в своей области и мог читать наизусть выдержки из научных трудов, кроме этого, его снедала гордыня, и он желал обладать знаниями, которые позволят ему подняться выше всех остальных коллег. Ну, не он первый, не он последний. В общем, человек как человек, и на этом стоит попробовать сыграть. Тем более что человек он не очень проницательный – этакий сумасшедший ученый не от мира сего, и это вселяет надежду…
Встав с постели, я подошел к двери и подергал за деревянную ручку – неа, закрыто. Не дураки же они оставить демона в комнате с открытой дверью! Вдруг я на них напущу черный понос! Жаль, что не умею напускать… Бам! Бам! Бам! – заколотил я в дверь. За ней кто-то зашуршал, и сдавленный голос спросил:
– Чего тебе, демон? Великий шаман не велел с тобой разговаривать! Сиди и не рыпайся, иначе получишь стрелу в дверную дырку!
Я с отвращением заметил в двери несколько дырочек на уровне груди и понял теперь, зачем они тут накручены. Вот гады! Это они так могут тихонько нашпиговать меня стрелами, находясь сами за дверью из железного дерева! То, что это железное дерево, я понял по цвету – оно такое немного красноватое, темное. Черта с два его сломаешь, не хуже чем сталь.
– Скажи шаману, что я хочу открыть ему страшную тайну, выдать шаманские сокровища!
– Ты врешь, демон! Вы, демоны, умеете мозги заморочить!
«Что умею, то умею, – подумалось мне, – как-то пришлось впарить залежалый ноут, громоздкий, как бабкин сундук, и клиент… тьфу, не о том речь! Тут как бы пятки не поджарили, а мне в голову хрень всякая лезет!»
– Если ты не передашь шаману, что я тебе сказал, я завтра сам ему скажу, и он будет в ярости и сильно тебя накажет, будь уверен! Иди и скажи ему, болван ты эдакий!
Приложил ухо к двери, за ней послышались удаляющиеся шаги – подействовало! Хотел заглянуть в дверную дырку, но передумал – ширнут еще в глаз чем-нибудь острым, потом ходи кривым всю оставшуюся жизнь, надеюсь, достаточно продолжительную. Впрочем, это зависит от того, хватит ли у меня ума разыграть интригу.
Снова загремела дверь, и с подозрительно-хмурым лицом в комнату вошел шаман. За его плечами в дверном проеме виднелись напряженные физиономии охранников. На тетивы их луков были в готовности наложены стрелы – только сделай угрожающее движение, тут же башку прострелят. Отвратительные типы!
– Ну и что ты там врал про сокровища? Какие такие сокровища? – Шаман заложил руки за спину и покачивался, свысока поглядывая на «демона». – Если ты сейчас скажешь, что это просто твоя придумка, чтобы меня разжалобить, я прикажу тебя высечь кнутом. Говори, демон!
– Перед тем как меня захватили солдаты, я закопал под деревом узелок, в котором были изделия из металла, а главное – специальное приспособление для шаманизма, оно называется ноутбук. С помощью этого устройства, тоже сделанного в основном из металла, можно совершать самые ужасные и отвратительные демонские действия: говорить на расстоянии, записывать колдовские заклинания, а также слать проклятия своим недругам на огромном расстоянии, поливая их самыми черными и ужасными словами, – я это делал неоднократно. Если бы мы договорились о том, чтобы ты сохранил мне жизнь, я бы передал этот колдовской артефакт тебе. Ну как, договоримся?
Шаман долго молчал. Видимо, он был потрясен открывшимися перспективами – у каждого маститого ученого есть множество оппонентов и критиков, которых надо обязательно зачмырить, наслать на них проклятия и вообще сгноить за их еретические высказывания, вот и этот инопланетный ученый не был
исключением. Он хитро покосился на меня – в его прохиндейском взгляде не было ни капли правды и честности, – ну кто же будет честным перед демоном, адептом вранья? Обмануть демона – дело святое!
– Конечно договоримся. – Его голос был сладок и медоточив. – Завтра с утра мы с тобой отправимся к тому месту, где ты закопал сокровище, а вечером… вечером я приму тебя в свои ученики, дам тунику мастера шаманизма, двух рабынь и раба-мальчика… Не хочешь мальчика? Ну и как хочешь! Дам много вина, сладкой еды… в общем, много чего дам. После. Сейчас отдыхай, тебе принесут ужин, а с рассветом отправимся в лес.
С этими словами шаман вышел, оставив меня одного, а я подумал, что некий доктор по имени Йозеф, говорил: «Чем чудовищнее ложь, тем легче в нее верит публика»[2 - «Чем чудовищнее ложь, тем легче верят в нее массы» – выражение Й. Геббельса.]. Слава Инету! Он многому меня научил в те сладкие минуты, когда я шарил по нему и ни один посетитель не приставал ко мне с дурацкими вопросами.
Через минут пятнадцать принесли ужин. Он был далек от восторженных похвал шамана, ничего особого в нем не было, но кусок какой-то птицы типа курицы был вполне съедобен, лепешка свежа, а вода в кувшине разведена соком и не протухла.
Я с удовольствием поужинал – впрочем, я всегда с удовольствием лопал на ночь, доказательством чему служил мой толстый живот. Ох, живот, живот… он стал совсем худым, от прежней пухлости и следа не осталось! Конечно, ежели жрать раз в три дня, какой тут живот будет? А он мне чем-то нравился… Вру, конечно, но то, что я сильно исхудал, – это точно. Такого атлетического строения тела у меня вроде и не было никогда – ну а что, лет мне еще не шибко много, а правильная диета вкупе с тяжелым физическим трудом делает чудеса. Это все равно как если бы меня заперли в тренажерном зале и не выпускали, пока не сброшу вес. И я сбросил – килограммов пятнадцать, это точно, а что не сбросил – видимо, это был и не жир… Где мои бигмаки-бигтейсти?! Где мои булочки с маком?! Приходится есть всякую гадость: куропаток, фазанов и индюшатину! Вру опять – какая тут индюшатина? Если только ползающая и шипящая… лучше не задумываться, что ты тут лопаешь.
Ночью меня опять мучили кошмары – кто-то шептал мне странные слова, какой-то голос в голове пытался пробиться сквозь плотную завесу моих снов. Меня снова лихорадило, и я корчился на кровати, сотрясаемый спазмами озноба так, что клацали зубы.
Мне снился сон, что я дерево, то самое дерево, на которое я залез, спасаясь от неприятностей, – громадное, упирающееся кроной в облака, возвышающееся над всеми джунглями, как Эверест на горными грядами. Тысячи лет я стоял, вцепившись в почву, но и мне пришел черед – корни ослабели, подгнили, древесина стала рыхлой и пористой, и вот очередной ураган, пронесшийся над джунглями, повалил меня на землю. Даже так: я еще был жив, но медленно угасал. Все, ради чего меня еще держала здесь моя воля, все, для чего я еще жил, сгнивая на боку в полутьме джунглей, – это была моя обязанность передать Семя Носителю. Так я лежал еще пять лет… пока Носитель не пришел.
Я проснулся в поту, подстилка подо мной сбилась в жгуты и пропиталась потом – ну приснится же такое! Раньше бывал во сне в борделе, падал в пропасть, был зарезан цыганами и прятался от чудовищ за баррикадой из стульев, отбиваясь от супостатов метанием коллекционных минералов из своей детской коллекции камней, – но чтобы я был деревом?! Кошмар! Я, конечно, дуб дубом, но не до такой же степени! Только подумать, я – дерево! Это все джунгли, все они – дурное влияние деревьев. Вот почему мне в городе никогда не снились такие сны? А потому, что власти деревьев там нет – их давно удушили автомобили и злые работники ЖКХ, тут же – раздолье для деревьев: влага, тепло, густая атмосфера… Интересно, какое здесь содержание углекислых газов? Читал, что в далеком прошлом содержание углекислых газов в земной атмосфере было гораздо выше, чем в наши дни. Это обусловливалось бурной вулканической деятельностью. То есть сейчас я фактически нахожусь в юрском периоде? То-то тут твари такие гадкие и кровожадные. А может, в меловом? Да кто ж его знает… Да не фиолетово ли мне это, какой период?
За дверью было тихо, и я постарался снова уснуть. И опять тот же сон, голос в голове и ощущение, будто в моем организме происходят какие-то мутные процессы, результат которых мне очень не понравится. То ли бактерии изнутри жрут, то ли глисты завелись, но полное ощущение того, что я в своем организме не один.
Так я промучился до рассвета, когда в комнату бесцеремонно вошла целая делегация: шаман с парадно начищенной костью в носу, старший охранник – тот, что вел меня на поводке, как собаку; знакомые охотники за рабами, что взяли меня в плен в тот злополучный день, и еще пятеро или шестеро солдат, толпившихся в коридоре и испуганно поглядывавших на меня – не каждый же день видишь демона! Да еще мысль о том, что ты ходил рядом с таким чудовищем и рисковал каждую минуту потерять свою душу – известно же, что демоны питаются душами! – наверняка приводила их в ужас. Интересно, а когда демоны души переваривают, что выходит? Может, депутаты?
– Демон Вас! – громогласно и напыщенно, явно играя на публику, объявил шаман. – Предупреждаю тебя, что, если ты попытаешься обмануть, а тем более сбежать, участь твоя будет ужасна! Тебя вначале кастрируют, потом отрежут язык, а потом все это запихают тебе в рот перед сожжением!
– Так не уместится же! – перебил я торжественную карательную речь шамана.
– Чего не уместится? – не понял шаман.
– Ну, чего кастрируете у меня – во рту не уместится!
– Уместится, чего врешь-то, сын лжи?
– Твое уместится, мелкий потому что, а мое точно не уместится, – мстительно сказал я, отыгрываясь за белого толстого маленького мучного червя.
Шаман порозовел, потом покраснел от ярости:
– Вот не окажется твоего артефакта – тогда и проверим! Давай выходи!
И мы пошли по длинному коридору штрафного барака на выход.
Пока я шел, думал, что мой язык меня еще далеко заведет, до плахи – запросто. Чуть не прокололся – еще немного, и шаман бы понял, что я чего-то кручу, слишком уж явно издеваюсь. Надо потоньше работать языком…
Идти до места было не очень далеко – с километра четыре, оно находилось прямо за вырубками, где мы работали. Я все время изображал поиски – якобы определялся по солнцу, смотрел на вершины деревьев и упорно шел дальше и дальше от лагеря, в ту сторону, куда я ранее двигался во время побега. Все это время солдаты зорко наблюдали за каждым моим шагом, целясь в меня из полунатянутых луков. Я с опаской посматривал на их орудия убийства – не дай бог, у них начнется какой-нибудь психоз, например покажется, что у меня выросли крылья и демоническая голова, и тут же, в долю секунды, меня нашпигуют первоклассными стрелами. Ощущение было не из приятных.
Движение осуществлялось так: впереди шел я, с умным видом вертя головой, позади старший охраны, тот изверг, что надо мной издевался, за ним трое надсмотрщиков за рабами, а по бокам, справа и слева, по три человека из солдат.
Когда терпение предводителя, шамана, уже стало иссякать – он хмурился, сплевывал и чего-то бормотал под нос, видимо ругая меня и себя за то, что поддался на мою
провокацию, – я остановился и кивком головы подозвал к себе старшего:
– Развяжи руки, я должен над этим местом сделать пассы, иначе артефакт не покажется, и мы зря ходили! Давай быстрее развязывай, солнце уже высоко, а его можно откапывать только утром!
Мои дурацкие фразы напоминали телевизионную рекламу и действовали на подсознание – вроде все слова понятны, но хрень несусветная, которая не выдерживает никакой критики. Но действовали они безотказно и тут, в новом мире. Шаман кивнул, и старший охраны перерезал путы, стягивающие мне руки за спиной, – шаман, может, и был не от мира сего, зато старший охраны совсем не являлся лохом.
Впрочем, ему это не помогло. Размяв руки, я начал совершать волнообразные движения руками и кружение на одном месте – со стороны, думаю, это напоминало одновременно тайцзыцюань, чукотский танец чайки и выступление группы «На-На». На аборигенов это произвело такое завораживающее действие, как танец Каа перед бандерлогами. Так и хотелось им сказать: «Хорошо ли вам видно, бандерлоги?!» Все-таки от посещения ночных клубов есть своя польза – такой хрени насмотришься! Аборигены позавидовали бы этим диким клубным танцам.
Когда их лица разгладились и расслабились в священном ужасе перед колдующим демоном, я выбрал момент и со всей дури хряснул кулаком по голове старшего охраны. Голова лопнула, как спелый арбуз, и заляпала окружающих серо-желто-красными брызгами, а я схватил труп, забросил себе на плечи, как рюкзак, и со всей мочи побежал вперед, стараясь резко менять направление движения.
Тут же я почувствовал, как в труп на спине воткнулось не менее четырех стрел, застрявших в его костях. Лишь одна пробила его насквозь и поранила мне лопатку. Но это было терпимо и только подстегнуло меня в моей сумасшедшей гонке.
Забежав за стволы деревьев, я бросил свою «подушечку для иголок» и прибавил ходу – благо, что перед этим поспал, поел, а сила тяжести позволяла нести свое массивное тело легкими длинными прыжками, как будто бежал олень. Рядом пролетали и втыкались в землю, в стволы деревьев длинные стрелы, но страха не было, только азарт – не возьмете! Уйду! Куда вам против земного манагера, жалкие рабовладельцы!
«Весь мир насилья мы разрушим до основанья, а-а-а затем!.. А-а-а…» Я завопил тогда, когда стрела, уже на излете, пробила мне руку у левого плеча и осталась торчать, заткнув дыру древком, и это хорошо, иначе я бы истек кровью.
С удивлением я воззрился в инородный предмет, воткнувшийся в мое тело. Боли не ощущалось – толчок, как будто ожог, и вот уже в руке стрела! Хорошо еще, что угодила она не в кость, – мясо все-таки легче заживает. А я все бежал и бежал, оставив далеко позади преследователей. Меня подстегивал страх смерти, азарт – для меня это было как ролевая игра, и воля к свободе – ну не привык я быть рабом, не хочу я быть рабом и не верю в бесконечные перерождения, в результате которых я в конце концов стану генеральным директором фирмы «АРРО», а еще лучше ее владельцами – Артемом Михалычем и Романом Михалычем, двумя сразу. Как это там? Двуликий Анус? Тьфу! Янус! Бежать… бежать… бежать… легкие разрываются от прогнанного через них воздуха, в крови кипит адреналин, рука начинает ощутимо болеть – дергает ее, как электричеством. Ну всегда я, как говорила бабушка, если не обделаюсь, так в готовое влезу! Всегда попадаю в неприятности!
Вот уже два человека на моей совести… Сколько их еще будет? А сколько надо, столько и будет! Кто с мечом к нам придет, тому хреново будет, как говорил Александр Невский. Ну, может, и не совсем так говорил, но смысл тот же. Бежать… бежать… бежать… Под ногами хлюп-хлюп-хлюп… вот и река. Направление понятно, сама река мне до лампочки – лучше подальше от нее – пить все равно из лианы, а полезешь к реке, окажешься у крокодилокаракатицы в пасти. Да ну ее на фиг, пусть живет – отравится еще мной… Бежать… бежать… бежать… Это я просто олимпийский бегун уже! Сколько бегу, да еще со стрелой в плече – мне не золотую, мне бриллиантовую медаль надо давать! Или жизнь…
Выдохся я не скоро. Примерно через час я перешел со сплошного бега на тот, что применяют в спецвойсках при длительных перемещениях: сорок пять минут бега – пятнадцать минут шагом, и так часами. Конечно, я не спецназовец, но на мне нет тридцати килограммов их снаряжения, и сила тяжести тут вполовину по сравнению с нашей планетой.
Интересные мысли лезут в голову, пока бежишь, как загнанный олень. А что, если это Земля, но только в прошлом? Много, много сотен миллионов лет назад? А почему нет? Или скажем так: один из вариантов Земли. Сила тяжести меньше? А если представить, что некогда в Землю ударил огромный планетоид, ну, типа Луны, и прилип к ней – жизнь уничтожена, все заново, вот и получилась новая Земля. А это старая.
Тьфу! Начитался инетских баек… Далее идея о параллельных мирах будет более реальна, чем моя теория. Выбросить из головы все это и заняться практическими вещами: надо удалить стрелу из руки, промыть рану, а потом опять бежать. Неудаленная стрела цепляется за кусты и причиняет дикую боль – шок от попадания прошел, и уже несколько часов я просто вою, когда случайно цепляю ветку куста.
Выбрав площадку посуше, я согнал с нее стаю гигантских бабочек, больше напоминающих летающие дамские веера, чем насекомых, и уселся на ствол упавшего дерева, предварительно убедившись, что под задницей не шевелится гигантская многоножка или жук величиной с кулак.
Поработав на вырубках, я научился это делать автоматически. После того, как увидел личинок многоножки, вылезающих из задницы несчастного раба, – она отложила в него яйца так ловко, что он даже этого не заметил. Говорят, они при откладке яиц в тело живых существ, а также во время нахождения внутри тела выделяют какое-то специальное вещество, полностью удаляющее боль и даже приводящее в эйфорическое состояние. Человек замечает, что его едят изнутри, только тогда, когда из прогрызенной в нем дырки ворохом сыплются бравые многоножки. Но тогда бывает уже поздно – от внутренних органов почти ничего не остается.
Вокруг было чисто, есть меня никто не собирался, и я приступил к изъятию проклятой стрелы. Перво-наперво надо избавиться от наконечника. Я переломил стрелу возле этого прекрасного изделия из обсидиана (вулканического стекла), завывая от боли и выкрикивая такие ругательства, что даже не подозревал, что я их знаю. Переломить – одно дело, а надо еще и открутить обломок, а это было трудно. Дерево очень прочное, волокнистое, высушено на славу.
Через пять минут мучений я справился и с этой задачей. «Теперь надо осторожно потянуть за оперенный конец… Ой, как больно! А-а-а… гадина!» Меня пробило такой болью, что аж затошнило. Из раны потекла кровь, которую я попытался унять, обмотав руку листом растения, похожего на банан (Ну я же не сказал, что это был банан, а похожее на банан, как я его себе представляю.) Да наплевать! Обмотал, и все тут! Вроде как кровь утихла и перестала капать – и вовремя. С отвращением я увидел, что к моей крови, скопившейся на зеленом мху, кинулась целая вереница каких-то жучков и паучков, жадно поглощающих мою вкусную начинку. Представилось: вот так уснешь на земле – проснешься ли? А ведь придется спать, куда деваться? Только вот
надо будет уши заткнуть, чтобы не залезли уховертки и жуки всякие. Тут же ехидный голос изнутри спросил: «А ноздри и задницу тоже прикроешь?»
Снова бегу. Хлюп-хлюп-хлюп… Сколько есть сил, на свободу! На волю, в пампасы! Интересно, а есть тут пампасы? Есть, наверное, это же степи на их языке. Ну, в смысле, на индейском. Или не на индейском? Да ладно тебе занудствовать, Васька, беги, спасайся! Кровь остановилась? Славно. Это очень славно. Значит, еще чуток поживешь, орел степной, казак лихой.
Бег… бег… бег… И чего это я пренебрегал физкультурой? А почему не пошел в секцию рукопашного боя? Сейчас бы этак красиво всех врагов уложил, потом говорил так: «Я еще не докурил своей последней сигареты!» И чего несу? И не курил я никогда – как-то не принято это было в нашей семье, да и сигарет тут нет… Но какой-нибудь кальян точно есть – здесь все признаки морального разложения, а значит, есть и кальян. Черт с ним с кальяном, я хочу отдохнуть и пожрать хоть чего-нибудь. А вокруг никаких плодовых деревьев, никаких плодов, ничего съедобного. Жука схарчить? Да они тут все небось отравленные, мне только поноса не хватало… Ладно, перебьюсь. Найду потом чего-нибудь, хорошо еще масса тела большая, запаса надолго хватает, если бы тощий был – помер бы уже. «Пока толстый сохнет, тонкий сдохнет!» – чеканный афоризм.
Ну, все… Надо поспать хоть пару часов. Ноги отваливаются, заплетаются, того и гляди грохнусь. От того, что я себя загоню, лучше не будет. Они там тоже люди, тоже отдыхают. Сейчас, наверное, спят. Пока до лагеря дошли, пока погоню организовали. Шамана же они без охраны не оставят, значит, полноценная погоня могла выйти только через часа два. Это минимум. А скорее всего, часов через пять – пока опомнились, пока пришли в лагерь, пока всех собрали, суета… поехали! Ату его, этого манагера! Фигушки вам! Не найдете…
Выбрал сухое место и лег на спину, закрыв глаза. Ноги просто отваливаются, но все-таки дело идет не так плохо, как думалось. Заметил странную вещь: на меня не садятся мошки, москиты, жучки и паучки – жужжат, подлетают с намерением меня поиметь и – р-раз! – как будто наталкиваются на невидимую преграду и сворачивают в сторону. Нет сил думать над этим… А так есть хочется, просто ужас. Заставил себя успокоиться и медленно погрузился в сон.
Снилось мне, что я дерево – не то, большое, а то, каким оно было до того, – молодое, весело сосущее корнями питательные вещества из размякшей сырой почвы. И так это было вкусно и хорошо и так приятно…
Я проснулся с хорошим настроением – рука не болела, и даже есть не хотелось, а в теле ощущалась такая бодрость и свежесть – сам удивился, и поспал-то всего часа два.
Некогда думать – бежать надо. И я побежал дальше.
Глава 4
Уже двое суток я шел лесами, забирая вправо от реки. Прикинул, что ловить меня должны как раз вдоль нее, а значит, моя задача уйти в противоположную сторону. Переправляться, по понятным причинам, я не собирался, а других вариантов у меня не оставалось. Лес большой, найти человека там трудно – это еще партизаны доказали, так что я пер и пер через джунгли, наугад придерживаясь направления в сторону моря. Обнадеживало одно: море я никак не обойду, а как уткнусь в него, так пойду по берегу влево, до города. Конечно, мне приходило в голову, что там мне не будет очень-то сладко – ну, пришел я в порт, к примеру, и что? А где гарантия, что меня опять не захватят и не обратят в раба? Сейчас я даже ниже раба по статусу – совсем никто, животное, бродящее по джунглям. Даже за раба кто-то отвечает, он ведь кому-то принадлежит, а я не принадлежу никому и никому не нужен. От чувства своей беспомощности и потерянности у меня просто слезы наворачивались на глаза.
А в остальном мое путешествие было вполне удовлетворительным – болота возле реки сменились вполне проходимыми и сухими тропами, вытоптанными в густых зарослях разнотравья, среди громадных грибов и цветов. Мне постоянно попадались кусты, на которых висели желтые с красным боком плоды, размером с кулак, вкусом напоминающие сразу и орехи и яблоки, – их плотная сахаристая мякоть прекрасно утоляла голод. Да и голод-то стал для меня понятием отдаленным – я почти не хотел есть. Вернее, так: есть я начинал хотеть примерно во второй половине дня, а с утра был вполне бодр, весел и полон сил. Кстати, я заметил, что это происходило со мной только тогда, когда я ложился спать на земле, если же я забирался на ветку, то просыпался утром голодным, злым, уставшим.
Раненая рука меня не беспокоила, более того – рана затянулась, и на ее месте остался только небольшой шрам. Объяснить я это не мог, поэтому задвинул размышления о случившемся в самый дальний закоулок мозга.
На третий день я стал ощущать чье-то присутствие. Вот не вижу никого впрямую, но то мелькнет тень на периферии зрения и затихнут кричащие птицы, то, наоборот, разорутся. Как я где-то читал, это признак того, что меня кто-то преследует, зверь или человек. Если бы это были люди, скорее всего, я бы уже лежал связанный или вообще со стрелой в спине, однако ничего такого не случалось.
Но все-таки это были люди.
Уже под вечер, когда я перелез через толстый ствол упавшего дерева, возле куста со знакомыми сочными желто-красными плодами увидел несколько человек, практических голых, только на причинном месте у них был приделан какой-то сосуд – вроде выдолбленной сушеной тыквы. Мне сразу вспомнились земные аборигены из джунглей – они носили что-то подобное, и чем сосуд был больше, тем важнее считался воин. Мне кажется, что это соответствует желанию некоторых мелких людей купить автомобиль как можно большего размера – джип величиной с дом, к примеру. Чем это не своего рода сосуд на причинном месте? Сколько раз я наблюдал, как тип в таком джипе медленно-медленно переползает рельсы, возвышающиеся над мостовой аж на сантиметр. Для него джип не средство преодоления пространства и бездорожья, а вот такой начленник, и чем он больше, тем важнее и значительнее чувствует себя этот хозяин жизни. И теперь скажите, далеко ли мы ушли от этих голых дикарей?
Так вот, дикари были голыми, в одних начленниках, лица разрисованы белой краской – ну что у них такая тяга к белой краске в джунглях?! А, вспомнил!.. Белый цвет у многих народов означает, что хозяин разрисованного лица имеет отношение к отправке на тот свет: белый – цвет траура, цвет загробного мира. Э-ге-ге… не нравится мне их цвет… не хочу я не тот свет! Что там говорил Аркан? Не делать резких движений, не угрожать, не нападать.
Кстати сказать, аборигены стояли вполне спокойно и не выказывали никаких признаков агрессии: стоят себе и смотрят на меня, как на бегающего во дворе щенка. Один из них отделился от группы и плавными движениями – так, что не хрустнула ни одна хворостинка на земле, подошел ко мне.
Минуты три мы рассматривали друг друга. Абориген был черноволосым, сероглазым, довольно смуглым (там, где не было белой краски), пропорционального сложения, худощавый, как и все тут, и самое главное – ниже меня на полголовы. Он осмотрел меня, осторожно протянул руку и пощупал мои плечи, которые были шире его плеч чуть ли не в два раза.
То, что он нащупал, ему, видимо, понравилось, и он повернулся к своим товарищам и сказал что-то на странном, щелкающем, как будто
птичьем, языке, напоминающем токование глухаря. Подумалось: а ведь он ко мне спиной повернулся. Значит, доверяет? Доверяет – не доверяет. По крайней мере врагом не считает, как я понял. И это хорошо…
Абориген снова развернулся ко мне и что-то прощелкал на своем языке. Я подумал и ответил на языке рабовладельцев:
– Я не понимаю!
Абориген подумал, кивнул и на ломаном имперском сказал:
– Идти со мной. Нет больно. Нет смерть. Гость.
Я тоже кивнул, абориген довольно улыбнулся. Выглядело это весьма странно – белая маска разошлась в сторону, как у загримированного актера театра Кабуки, и зашагал по незаметной тропе.
Я последовал за ним, остальные дикари шли сзади меня. Всем телом ощущалось их присутствие за спиной, а мысли о том, что в любой момент я могу лишиться жизни, не способствовали спокойствию духа. Впрочем, по здравому размышлению, у меня было гораздо больше шансов получить нож в спину от моих современников, чем вот от таких дикарей. Им знакомо такое понятие, как «табу», по отношению к гостям: гостя нельзя убить, съесть, обижать – если он соблюдает законы племени и тоже не нарушает табу. Вообще-то это скользкая и непредсказуемая тема – что есть табу, а что нет? Да и понимание того, признали тебя гостем или нет. Ведь есть еще такое понятие, как «чужак», и во многих языках слова «чужак» и «враг» – синонимы.
Вспомнилось, как я где-то читал, что в мордовских лесах, не так уж задолго до революции, местные жители привязали к дереву и оставили в жертву богу леса Киреметю случайно попавшего к ним чужого – даже какое-то расследование царских властей было по этому поводу. А ведь прошло всего-то порядка сотни лет… Что это по сравнению с сотнями миллионов лет!
Эти мысли бились у меня в голове, когда я смотрел в смуглую спину идущего впереди дикаря, который вел меня по тропинке. Я с интересом отметил, что москиты его тоже не едят, и сделал зарубку в голове: спрошу попозже, как они этого добиваются.
Шли мы около двух часов. Я понял, что каким-то образом в своих блужданиях по джунглям я практически вышел на деревню аборигенов, спрятавшуюся с густых зарослях.
В ней было около сорока хижин – по меркам древнего мира, здесь поселилось довольно большое племя. Грубо прикинул: если в каждой хижине человек пять обитателей, то всего здесь порядка двухсот человек. Нет, гораздо больше – это взрослых человек пять, а сколько детей? Значит, раза в три минимум больше, если считать со стариками и детьми. Много это или мало? Для Земли – мало, для Машрума… А что для Машрума? Я ведь его ни черта не знаю. Хватит делать предположения, надо выкинуть из головы все лишнее и пока что просто выживать, насколько мне это позволят.
Никогда не думал, что со мной может приключиться такое. И еще: со мной в последнее время происходит нечто странное – с тех пор, как я попал в этот мир, у меня как будто бы выключили обычные для человека чувства, основным из которых является страх. Нет, не выключили – притупили. Я боюсь, да. Но почему-то мне не верится, что меня могут убить. Так, что ли?.. Опять не так! Вот не могу передать этого! Я понимаю, что меня могут убить, не хочу этого, но… всепоглощающего ужаса, подавляющего волю и заставляющего вместо борьбы усесться на землю и принять свою гибель с тупой покорностью, у меня нет. Наоборот, у меня откуда-то взялась такая безумная, дикая бесшабашность, что сам себе удивляюсь. И еще – пробило на юмор. Иной раз хочется просто дико хохотать над тем, что со мной происходит. А вдруг я слегка спятил во время переноса на Машрум? Если так, то это хорошее сумасшествие. В этом мире надо быть немного безумным…
Мой провожатый резко остановился – так, что я чуть не воткнулся ему в спину, обернулся и сказал:
– Вот эта хижина идти. Тебя ждать Хранитель. Говорить правда, не бояться. Друзья. – Он ободряюще улыбнулся и неожиданно подмигнул правым глазам – мол, не тушуйся!
Этот жест был таким на удивление земным, что я остолбенел и захлопал ресницами. Вот тебе и дикари! Наличие ноутбука и мобильника еще не означает цивилизованности, а краска на лице и копье в руках не символ глупости.
Почему-то мы считаем, что представитель цивилизации уровня первобытно-общинного строя является кем-то наподобие эдакого имбецила, а стало быть, он и понять-то ничего не в состоянии из того, что скажет гениальный человек из будущего. Однако стоит помнить, что эти люди выжили и продолжают выживать без каких-либо машин и приспособлений, причем там, где современный человек продержится… хорошо, если сутки. После пребывания в этом мире я уже немного излечился от комплекса большого брата, но некоторые вещи все еще меня удивляли.
Войдя в большую плетеную хижину, состоящую из нескольких комнат, входы в которые сейчас были прикрыты навесами из циновок, я увидел сидящего у стены человека – без раскраски, в обычной набедренной повязке, который со вкусом попивал из высушенного узкогорлого сосуда какую-то жидкость, по запаху напоминающую пиво или вино. Так бы я не унюхал этого запаха, но часть жидкости капала из сосуда прямо ему на грудь, увешанную амулетами, и растекалась по грудным мышцам – довольно-таки рельефным и внушительным. Человек поднял на меня глаза и спокойно сказал:
– Садись, Хранитель, поговорим. Я знал, что ты придешь.
– Какой такой Хранитель? Откуда ты знаешь язык имперцев?
– Хм… ну как мне не знать язык имперцев – за те пятьсот лет, что я живу, уж наверняка я выучил бы язык империи. Какой Хранитель? А какие еще Хранители бывают? Хранитель Семени, конечно.
– Какого такого Семени? – вытаращился я на человека, в глубине души понимая, что скоро получу разгадку всех странных событий, происходивших со мной в последнее время. – Пятьсот лет? Ты утверждаешь, что живешь пятьсот лет?! Да я бы тебе на вид дал не более двадцати пяти – тридцати!
– Все Хранители выглядят так. Все мы пребываем в расцвете сил, пока не придет момент и мы не поймем, что наше время истекло. А пока этот момент еще не настал – наслаждайся жизнью, пользуйся всем, что дарует тебе благословенное Семя.
– Послушай, уважаемый, я не знаю, как тебя зовут – я из другого мира, ничего не знаю об этом мире, не знаю никаких семян, хранителей… Если ты, как сказал мне провожатый, друг, расскажи, что происходит. Все об этом мире вообще и о хранителях в частности.
«Почему-то мне кажется, что это все не понравится тихому манагеру… – Это я уже пробормотал себе под нос, сосредоточенно обдумывая сказанное собеседником. В голову лезло всякое, самое фантастичное. – Лучше будет выслушать его до конца и уже потом это все обдумывать».
– Да, я вижу – ты странный человек. Рост у тебя, как и у нас, но ты шире нас в плечах и массивнее, чем мы, кожа твоя белая – это видно сразу… Так как же ты оказался Хранителем? Ведь это очень, очень непросто! Вижу, ты не понимаешь. Хорошо, тогда я тебе расскажу…
– Расскажи, пожалуйста. Представь, что перед тобой ребенок, которому ты в первый раз что-то объясняешь, постарайся доступно для его незрелого ума все разъяснить.
– Незрелого ума? – усмехнулся человек. – Хорошо сказал. Имперцы считают как раз наоборот – их ум зрелый, а вот мы совершеннейшие придурки. Только вот никак не могут найти нас в джунглях и сделать рабами, хотя мы и ходим чуть ли не у них по ногам. Эти
мерзавцы портят наш лес, уничтожают деревья… Если мы их не убиваем, то это не потому, что не можем, – просто не хотим излишнего кровопролития. Ну да ладно, речь не о том. Значит, ты девственно чист, как маленький ребенок, и жаждешь знаний?
Я усиленно закивал головой – мол, жажду, жажду!
– Ну, тогда слушай. В нашем мире есть особые деревья. Наши предания говорят, что это и не совсем деревья, а души наших предков, вселившиеся в них, и даже не души, а сами предки, только ставшие этими деревьями. Деревья эти – огромная редкость, я в своей жизни видел только два, одно из них то, Семя которого сейчас находится во мне. Не каждый человек может стать Хранителем – дерево само подбирает того, кто достоин носить в себе его Семя, а недостойные погибают во время преобразования. Хранителем можно стать по своей воле или же случайно, вот как я. Когда-то я, будучи еще мальчиком, залез в дупло дерева, уснул там – и стал Хранителем, или, как нас называют сами деревья, Носителем.
– Я слышал где-то это слово – носитель… Мне оно приснилось! Извини, прервал, продолжай…
– От дерева Хранитель получает особые способности: он живет в несколько раз дольше, чем обычный человек, он сильнее, быстрее и умнее обычного человека, он никогда не болеет, его практически невозможно убить – если только не уничтожить Семя, ведь оно даже из оставшегося куска, в котором оно находится, способно вырастить новое тело. Ну что еще… Хранитель может изменять свою внешность – так я путешествовал по миру, – может питаться от земли, пуская корни. Семя следит за поддержанием здоровья Носителя на уровне человека двадцати пяти – тридцати лет. Мы не стареем и не болеем, не отравляемся и не голодаем, но однажды наступает день, когда Хранитель понимает: его время пришло. Тогда он уходит в джунгли, пускает корни… и появляется дерево. В определенный момент – может, через тысячу лет, а может, десять тысяч – дерево решает, что пора найти своего Носителя. Носителей может быть два или три. Деревья очень медленно растут и размножаются, потому их так мало.
– А если я не захочу становиться деревом? Если я захочу жить вечно?
– Когда-нибудь тебе наскучит эта суета, ты захочешь покоя, и вот тогда придет время Дерева. Не знаю, может быть, кто-нибудь из Хранителей Семени и не захотел стать деревом, но мне о таких случаях неизвестно. Значит, ты будешь первым. Ну что, давай знакомиться? Меня звать Варган, Хранитель племени акома. Ты откуда взялся и как тебя звать? Я видел тебя во сне, знал, что ты придешь. Деревья сказали мне, что я должен обучить тебя всему, что я знаю, чтобы ты выжил в этом мире, иначе Семя, что в тебе, погибнет. Решать, будешь ты Деревом или нет, только тебе, никто тебя не принудит к исполнению предназначения. Я вот тоже еще не пожил как следует в человеческом теле. Отдохну в родном племени, с тобой позанимаюсь – и опять стану путешествовать, знания собирать, да и просто развлекаться. Жизнь прекрасна! Ты только представь, сколько впереди лет жизни, без болезней и голода, без страха – ты уже заметил, что ты практически перестал бояться? Это результат воздействия Семени. Страх убивает разум, а Хранитель должен действовать максимально разумно и эффективно. Хранители собирают знания, но еще они оберегают людей. Даже если для этого приходится часть из них убить…
– А это не противоречит одно другому? Как это – убить одних, чтобы оберечь других?
– Ничуть. Представь, что перед тобой убийца-маньяк, он же тоже человек, а если ты его не убьешь, ты подвергнешь опасности многих людей, которых он может убить. Так не справедливо ли лишить жизни его, чтобы не случилось беды?
– Варган, я попал сюда из другого мира, и первыми, кого я встретил, оказались охотники за рабами. У нас рабство давным-давно искоренили, оно считается серьезным преступлением, и рабовладельцы наказываются очень строго. С моей точки зрения, рабовладельцы заслуживают смерти. А если я решу, что их надо убивать? Как это с точки зрения остальных Хранителей и Деревьев?
Варган нахмурился:
– Да, рабство отвратительно. При встрече с имперцами, если они выказывают признаки агрессии или явно являются охотниками за рабами, мы их убиваем. Но и убивать всех подряд это будет неправильно. Рабство – основа империи, и, если убрать рабство, настанет хаос. Кроме того, мы не должны выдавать свое присутствие на планете. Если все люди узнают о существовании Деревьев и Хранителей, жизни Деревьев будет грозить опасность – их будут выискивать и убивать. А Деревья – это мы, я и ты. В общем, все непросто, и ты это увидишь. Ты волен поступать так, как ты считаешь возможным, главное – никогда и ни при каких условиях не подвергать опасности жизнь Деревьев и Хранителей. Если Деревья решат, что ты стал опасен, они передадут поручение Хранителям, тебя найдут и уничтожат. Тебе это ясно?
– Хм… ясно. А как они смогут меня найти? Ну, уехал я куда-то и все, с концами… за моря, за леса.
Варган усмехнулся:
– Есть, есть способы. Деревья есть по всему миру, они связаны друг с другом и с Хранителями. А Хранителем может быть любой человек, которого ты видишь, так что знай – ты всегда под наблюдением. Тебе многое дается, но и спрос с тебя большой. Понимаешь?
– Понимаю, не дурак. Ну что же, в общем-то мне все ясно. Теперь о себе. Меня зовут… – И я рассказал Варгану все, что случилось со мной с тех пор, как я выехал на пикник с коллективом фирмы.
Он слушал внимательно, по ходу рассказа задавая дельные вопросы и комментируя короткими емкими фразами. После того как я закончил, он помолчал минут десять, затем сказал:
– Интересно, как это ты умудрился дожить до сегодняшнего дня? Ты везучий, Белый Вас. Впрочем, теперь тебе жить станет легче. Твои способности возросли многократно, тем более что и среди Хранителей ты будешь сильно выделяться – и не только внешним видом.
– Я понял так: ты встретил меня по заданию всей… организации Хранителей. То есть это не твоя собственная инициатива.
– Да. Я видел тебя в своих снах, сообщил в сеть, мне было поручено тебя встретить и наставить на путь истинный. Итак, еще раз: ты все понял? Ты готов выполнять законы Хранителей?
– Типа ты спросил: что ты выбираешь – жизнь или смерть? Да? Чего спрашивать-то очевидное. Хочется как-то еще потоптать эту землю, пока меня не укоренят в горшке на подоконнике…
– Каком горшке? – недоуменно спросил Варган.
– Да это так… юмор такой у меня. Забудь. В общем, я готов подчиняться, готов выполнять законы, готов учиться.
– Это отлично. Так бы не хотелось тебя убивать… ты забавный парень.
– А осилил бы? – с прищуром спросил я. – А если бы я тебя завалил?
В воздухе что-то мелькнуло, и в мою грудь уткнулся острый, как игла, конец длинного твердого прута, который выскочил из руки Варгана, сидевшего в полутора метрах от меня. Кончик этого стилета проткнул мне кожу, и на ней выступила капля крови. Дырочка тут же затянулась, и только эта красная капелька напоминала о произошедшем. Стилет неуловимо для глаза снова исчез в руке Варгана.
– Вот так, Вас. Если проткнуть тебе мозг, ты восстановишься, но управлять телом не сможешь довольно долго. А пока ты не будешь контролировать тело, тебе вырежут Семя, отделив его от мозга, и ты умрешь.
– Впечатляет. А меня так научишь? Да!.. А где находится Семя,
где оно укоренилось и как ко мне вообще попало?
– Я же сказал, научу тебя всему, что я знаю и умею. Что касается Семени – оно сидит у тебя в черепе, в затылке, так что береги голову, вернее – затылок. Если ты потеряешь Семя – ты умрешь, как если бы тебе вырезали мозг. Семя теперь часть тебя, как твой орган вроде сердца, печени и желудка. Запомни: ты очень, очень живуч, но не неуязвим! У молодых Хранителей бывает период эйфории, когда они думают, что им все позволено, и вольно обходятся со своим телом. Должен тебя сразу предупредить – ты можешь и погибнуть, при определенных обстоятельствах.
– Да понял я, понял. Что я теперь должен делать конкретно? Ты же теперь мой наставник, так что командуй, руководи.
– Руковожу! – усмехнулся Хранитель. – Сейчас обедать, отдыхать, а завтра с утра займемся твоим обучением. Кстати, ты сильно голоден?
– Да вроде нет… Сам не знаю почему. С некоторых пор я не очень хочу есть. Это связано с моим преобразованием, как я понял?
– Ты правильно понял. Когда ты во время сна касаешься телом земли, из него прорастают корешки, которые впитывают из земли необходимые тебе для питания вещества. Ты можешь питаться двумя способами: как обычно, по-человечески, и как дерево. В общем-то тебе и не надо человеческого питания, но почему не доставить себе удовольствие вкусным питьем или едой? Кстати, спиртные напитки теперь для тебя закрыты. Нет-нет. Пить ты их можешь, если хочется, а вот пьянеть ты больше не будешь. Семя считает, что это отрава, и тут же расщепляет алкоголь – до того, как он успеет на тебя подействовать. Чего хмуришься? Зато и отравить тебя нельзя! Вот будешь на пиру у Ока Машрума, а тебе яду-то и подсыплют. А ты только прочихаешься и пошел дальше!
– А вы что, и на пиру у императора бываете, что ли? – глупо спросил я, похлопав ресницами.
– Мы везде бываем, – усмехнулся Хранитель, – и ты побываешь.
Скоро мы сидели на возвышении типа небольшого помоста, на плетеных циновках, и пили что-то вроде чая, заедая его засахаренными фруктами, похожими на финики. Варган расспрашивал меня о жизни на Земле, я, как мог, ему рассказывал и объяснял, что почем. После того как мы попили чаю, Хранитель поднялся и сказал:
– Пошли за мной. Я покажу тебе хижину, в которой ты теперь будешь жить.
– И как долго жить в этой хижине? Честно говоря, мне не особо хочется провести тут долгие годы… я бы предпочел посмотреть этот мир. Почему-то хижина в джунглях меня не особо привлекает.
– Попутешествуешь еще… аж до рвоты. Тогда будешь с тоской вспоминать тихую хижину в лесу. А пока быстро за мной, хватит рассуждений! Ты еще совсем птенец, ничего не понимаешь, ничего не знаешь, и, когда я решу, что ты готов выйти в мир, тогда и покинешь это место.
Надо ли говорить, что я потом вспоминал его слова – так хотелось покоя и тихой норы, в которую можно забиться, и тебя никто не будет теребить, никто не будет мешать жить. Но… часто жизнь преподносит нам совсем не то, что мы хотим.
Хижина, что мне предоставили, была поменьше размером, чем та, в которой жил Хранитель, но довольно большая, уютная и чистенькая. Больше она напоминала дачный домик, только плетенный из прутьев. Я с интересом разглядывал это произведение искусства: четыре комнаты, очаг, вокруг которого ходили две женщины, обнаженные по пояс.
Скосив глаза, я с интересом рассмотрел их грудь – вполне ничего, торчат как надо. Перевел взгляд на лица – миловидные, напоминают индусок, никакого зверства и подточенных зубов. Из нарядов, по общепринятой практике, набедренные повязки. И ноги вполне ничего… «Жизнь налаживается, не так ли, Вася?!» – подумал я с удовлетворением.
Вот только не хватало привычных столов и стульев – везде циновки, постеленные на пол. Очаг сложен из камней, что-то вроде печки. Железа тоже нет, котлы деревянные, а варят они, как когда-то в древние века на Земле, бросая в котел раскаленные в очаге круглые камни. Выглядит это не очень привычно, вернее, совсем непривычно – но вполне эффективно: по хижине разносился запах свежесваренного супа, так что я непроизвольно сглотнул слюни. Все сухомятка и сухомятка да корешки пускаю, а вот супчика навернуть было бы неплохо.
– Вот твой дом на неопределенное время. Это твои женщины, можешь с ними делать что хочешь. Обучение начнем завтра утром. Женщины тебя обучат языку племени акома, чтобы ты мог общаться с местными жителями. Вопросы есть?
– Хм… женщины… Правда все, что я хочу?
– Ну-у-у… если уж не совсем зверство какое-то, то все. Или ты о чем? – Варган откровенно смеялся, глядя, как я мнусь на месте. – Ну давай без обиняков, спрашивай, что неясно.
– Ну, как жены, что ли? Или как прислуга? Или… что?
– И жены, и прислуга, и учителя, и пригляд за тобой. Вот ту, черненькую, зовут Васона – хе-хе, созвучно, правда? А эту, посветлее – Аргана. Они будут следить, чтобы ты ни в чем не испытывал недостатка.
– Скажи, Варган, а сами-то они не против? Ну, это… быть в роли наложниц и прислуги при каком-то пришлом парне?
– Ты так ничего и не понял, хотя и старался делать умную физиономию. Для них честь служить Хранителю! Любая из женщин племени почтет за честь спать с Хранителем, готовить ему, предоставлять ему любые услуги! Деревья, по религии племени акома, есть душа леса, Хранители леса, а мы их дети, а значит, суть божества. Поэтому ты делаешь одолжение, что принимаешь к себе в дом этих двух женщин, и они счастливы. Если они тебе не понравятся, ты можешь их выгнать и взять других, и никто тебе ни слова не скажет. Ты в своем праве. Вот только если ты будешь бесчинствовать – тобой займется совет Хранителей, и тогда тебе мало не покажется, заверяю тебя. Для чего я это сказал? А чтобы у тебя иллюзий не было.
– Ладно. Последний вопрос, сам по себе напрашивается: почему такой почет Хранителям? Почему их так мало, если они так долго живут? Да за тысячи лет их должно быть миллионы! Как и Деревьев…
– А ты не догадался? – хмыкнул Варган. – Не все могут стать Хранителями. Ты даже не понимаешь, как тебе повезло – в том, что ты остался жив. Хранителями, Носителями Семени, могут стать не все люди. Никто не знает, отчего это зависит, но только один из нескольких сотен переживает превращение в Хранителя. Тебя лихорадило после того, как ты переспал в дупле? Ты терял сознание? Конечно, терял. Только вот очнуться могут не все. А из тех, кто все это пережил, процентов восемьдесят доживают до стадии Дерева. Остальные или погибают, или пропадают, и судьба их неизвестна. Наша задача, Хранителей, состоит в том, чтобы лес жил, чтобы Деревья жили, чтобы все оставалось так, как есть. Заметил, что у людей нет металлических орудий труда или оружия? Не удивило это тебя? Удивило? То-то же… Но это все будет дальше, в процессе обучения ты все узнаешь. Отдыхай. Рано утром я за тобой приду, и мы займемся преобразованием твоего тела – лишний жир, рыхлая плоть – надо из тебя сделать настоящего Хранителя и мужчину. А то как бледный слизняк какой-то… – Варган усмехнулся и вышел из хижины, похлопав меня по плечу и успокаивающе буркнув: – Ну-ну, не так все плохо… глянь, какие девушки тебя ждут.
Я остался стоять посреди хижины, ошеломленный от захлестнувшей меня информации и потрясенный перспективами: жить долго и счастливо было, конечно, очень даже заманчиво. А если никто
не принуждает становиться деревом, так я могу вообще жить вечно! Вот только в приложение ко всему – странная организация Хранителей, занимающаяся непонятно чем… Как уяснил я из услышанного, как бы именно они и не являлись настоящими правителями этого мира. Почему тут нет орудий из железа? Потому, что ими удобнее рубить лес, уничтожать деревья. Каким образом они все это регулируют, как добиваются того, чтобы железо было под запретом? Да запросто! К примеру, религия накладывает табу на железо – ну не угодно оно богам, и все тут. За его использование смерть. И кто решится этому противостоять? Это что же получается, никаких больше государств нет и единая религия? Вроде есть какие-то государства, но религия, похоже, одна и та же. Или нет? Как Хранители проникли во все структуры власти, сколько их? Ладно, не буду ломать голову – постепенно все выясню.
Ко мне подошла одна из девушек, которые терпеливо стояли у стены, ожидая, когда два Хранителя закончат разговор, и спросила на ломаном имперском языке:
– Господин идти еда?
– Да, господин хочет поесть. Давай, чего вы там наварили, есть буду.
Я без церемоний уселся на возвышение для обедов и с удовольствием стал рассматривать суетящихся девушек. Зрелище было очень, очень приятное. Обе красотки были ростом пониже меня, где-то около ста шестидесяти пяти сантиметров, что по имперским меркам просто карлики, а по меркам их племени довольно высокие. Тела их выглядели крепкими, спортивными – под смуглой, блестящей, как будто намазанной маслом, кожей играли мышцы.
Может быть, они казались чуть худоватыми на земной вкус, но тут вполне соответствовали статям остальных обитателей Машрума. Впрочем, попки у них были круглые, груди вызывающе торчали вперед, а ноги длинные и очень правильные, – в общем, можно было представить, что я оказался где-то возле подиума, на котором передо мной скачут какие-то Натальи Водяновы, только не такие белые.
Девушки время от времени стреляли в меня глазками и о чем-то перешептывались, я сразу заподозрил, что они обсуждают меня, и смутился: в сравнении с ними я выглядел увальнем каких мало. Потом я приободрился: я все-таки Хранитель, типа полубог! Может, они вообще говорят о том, какой я такой-сякой молодец! Эти мысли меня рассмешили, и я окончательно успокоился.
Девушки наставили плошек с едой. Там были какие-то овощи и фрукты, деревянная чашка с супом (у меня аж в животе заурчало), приправленным пахучими растениями.
Питье по запаху напоминало то, что пил Варган, и было в такой же бутылочке. Я отхлебнул – что-то вроде слабого пива. Надеюсь, это не что-то типа нигаманчи, которую делают индейцы Южной Америки, живущие в джунглях. Когда прочитал об их напитке, меня чуть не стошнило. Книга такая есть, ее авторы – два чеха, Ганзелка и Зигмунд[3 - И. Ганзелка и М. Зигмунд – путешественники и писатели, авторы книг «Меж двух океанов», «Там за рекою Аргентина», «Перевернутый полумесяц», «Африка грез и действительности» и др.] – путешествовали по миру и приехали к южноамериканским охотникам за головами, тем, которые тсантсу делают – уменьшенные головы врага. Так у этих индейцев напиток такой был – нигаманча, это когда несколько женщин с крепкими зубами жуют стебли юкки (растение типа картошки) и плюют в чан. Солнце, жара, слюна – в результате: брожение и алкоголь. Потом эту жидкость пьют воины – в торжественные минуты или просто бухают.
Дегустировать плевки я не желал, потому подозрительно принюхался к жидкости в тыкве, а потом вылил немного на свою ладонь и посмотрел: ага, вроде не плевки, а сок какого-то растения – из плодов, что ли. После этого исследования с наслаждением залил в себя половину тыквы – жидкость была прохладной, явно алкогольной, и я с предвкушением стал ждать прихода. Вот-вот накроет меня, и я слегка забудусь, может, даже представлю, что после попойки лежу у себя в комнате и слушаю музычку. Увы… Варган не зря сказал, что ни черта алкоголь меня больше брать не будет – никакого прихода, один расход жидкости. Я даже сплюнул от разочарования и как будто услышал хихиканье в своей голове. То ли показалось, то ли чертово семечко баобаба развлекалось…
Ужин прошел довольно скомканно. Конечно, есть хотелось, но вид мелькающих на уровне глаз смуглых сисек на расстоянии протянутой руки навевал мысли о чем угодно, только не о полноценной вдумчивой еде.
В общем, грех завладел мной окончательно и бесповоротно, и, едва закончив питание, я увлек черненькую девицу в соседнюю комнату, где на ворохе красиво вышитых циновок и осуществил свое право Хранителя на полноценное сексуальное обслуживание. Трижды. Под протяжные вздохи и стоны партнерши.
После того как все успокоилось и набедренные повязки заняли свое законное место (впрочем, они мало мешали процессу, можно было и не снимать), я решил приступить к изучению местного языка – мало ли как пригодится, хоть узнаю, какие гадости говорят про меня окружающие акома (язык не поворачивался теперь называть их дикарями – после того, что я узнал. Да и как-то стремно обзывать тех, с кем спишь и ешь).
Васона оказалась не только очень умелой любовницей, но и прекрасной учительницей, вдумчиво подошедшей к процессу моего обучения. Начали мы с частей тела человека, что было довольно опрометчиво, так как это опять чуть не закончилось соитием – я еле удержался, потом перешли на хозяйственные предметы – ложки, чашки и так далее.
К ночи я уже твердо знал десятка два общеупотребительных слова, половина из них касалось частей мужских и женских тел, а также, не очень твердо, несколько десятков слов вроде «хижина», «небо» и «циновка».
Язык племени акома не представлял ничего особо сложного и напоминал язык индейцев. У меня даже опять возникли подозрения, что языки Земли и Машрума имеют общие корни. Может быть, когда-то два мира плотно сообщались друг с другом?
Спал я один – терпеть не могу, когда кто-то торчит под боком и пихает меня коленками. Если я когда-нибудь женюсь, то жене выделю отдельную спальню – пусть там спит и мне не мешает видеть сны. Кстати, надо спросить у Варгана, а производить детей мне мое нынешнее состояние позволяет? Или я уже стерилен? Было бы неприятно знать, что я не оставлю после себя человеческих детенышей…
Аргана прокралась ко мне уже тогда, когда я засыпал, и практически потребовала на своем птичьем языке любви и ласки. Я ее прогнал, заверив на ломаном акомском пополам с имперским, что завтра все будет – и любовь и ласка, а сейчас если она не уберется и не даст мне поспать, то огребет по полной гнев великого Хранителя. Ну в самом деле, я им что, бык-производитель, что ли? Спать-то надо когда-то!
Пробуждение было отвратительным. Утро началось с рева мерзкого Варгана, который орал, как три океанских парохода:
– Подъем! Нас ждут великие дела! Сейчас на пробежку по лесу – три километра туда и обратно, а потом засядем за мозговые упражнения. Будет делать из тебя Хранителя, обтесав эту белую тупую глыбу до сердцевины!
Мне очень не понравились его слова об обтесывании меня до сердцевины – эдак сострогают все на фиг, ничего не останется. Мне моя плоть как-то нравится, я не нанимался работать бегуном или другим каким спортсменом, но делать было нечего, так как у этого козла в руках оказалась
плетка, которой он ощутимо врезал мне по голой спине.
Вот не нравится мне, когда бьют по спине, – я еле сдержался, чтобы не дать ему сдачи. Но все-таки сдержался, помня, как из этого «буратинки» вылезает здоровенная деревянная пика, и лишь зашипел и выругался по-русски.
Быстро посетив заведение на задворках хижины – типа сортир, я побежал по тропе, подгоняемый безжалостным Варганом. Про себя решил: «Нет, гадина, не дам я тебе повода измываться над знатным манагером!» И так рванул вперед, что Варган с трудом за мной успевал, а потом даже слегка отстал, потерявшись где-то на горизонте. Затем я сбавил ход и дождался его – практически не запыхавшегося, но удивленного:
– М-дя, Вас, теперь я верю, что имперцы не могли тебя догнать! Видимо, это результат повышенного тяготения на вашей планете: твои мышцы и связки всю жизнь работали при двойном нагрузке, вот и итог. Ладно. Сейчас мы проверим, как ты можешь сопротивляться обученному воину в рукопашном бою. Становись в стойку, – если умеешь.
Я встал в стойку, напоминающую нечто среднее между боксерской и стойкой Брюса Ли, типа «манагер бьет хвостом в солнечный день». Стойка эта ничего не означала, кроме того, что я стоически готов был принять все испытания, которые сейчас обрушит на меня злостный Хранитель. И он обрушил. Этот гад пинал меня, бил руками и ногами – не смертельно, конечно, просто обозначая удар хлестким окончанием, но я знал точно: если бы он закончил удар в полную силу, то убил бы меня в первые секунды боя. При этом он подзадоривал меня, хохоча:
– Давай, давай, карзум ты зажравшийся! Шевелись, потомок маркузов безмозглых, ну сделай мне хоть что-нибудь, бревно ты замшелое!
В конце концов я не выдержал и, несмотря на град ударов, которыми встретил меня Варган, набросился на него, поднял в воздух и со всей дури шваркнул в болотце, покрытое ряской, в десяти метрах от места тренировки. Варган пролетел это расстояние по воздуху, выпучив глаза, затем, откашливаясь, вылез из лужи, прочистил глаза и уши, залепленные грязью, и ошеломленно сказал:
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (http://www.litres.ru/evgeniy-schepetnov/manager/?lfrom=931425718) на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
notes
Примечания
1
Песня Ю. Кукина «Тридцать лет».
2
«Чем чудовищнее ложь, тем легче верят в нее массы» – выражение Й. Геббельса.
3
И. Ганзелка и М. Зигмунд – путешественники и писатели, авторы книг «Меж двух океанов», «Там за рекою Аргентина», «Перевернутый полумесяц», «Африка грез и действительности» и др.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Здесь представлен ознакомительный фрагмент книги.Для бесплатного чтения открыта только часть текста (ограничение правообладателя). Если книга вам понравилась, полный текст можно получить на сайте нашего партнера.