Миг бесконечности читать онлайн - Наталья Батракова

Миг бесконечности

Наталья Николаевна Батракова

Миг бесконечности #1

Вадим Ладышев появился в жизни Кати Проскуриной очень вовремя. До этого у нее было все – крепкая семья, любимая работа, полный материальный достаток. И вдруг ничего не осталось, кроме разбитой машины, синяков да швов на лице, безысходности и нестерпимой боли в душе. Казалось, единственный выход – спрятаться, отрезать себя от внешнего мира. Но Вадиму удается убедить Катю в обратном, вернуть к счастливой жизни и заставить снова поверить в любовь.

Наталья Батракова

Миг бесконечности. Сага о любви. Книга первая

Памяти моего папы и Лены Нарейко

Охраняется законом РФ об авторском праве. Воспроизведение всей книги или любой ее части воспрещается без письменного разрешения издателя. Любые попытки нарушения закона будут преследоваться в судебном порядке.

© Батракова Н.

© ООО «Издательство АСТ», 2015

Часть первая

И грянул выстрел… Наступили

Шесть дней, подведшие черту:

Мир, распадаясь на кусочки,

На части разрывал судьбу.

Вдруг оживали сновиденья,

Боролись истина и ложь,

Безгрешную изранив душу.

Спастись ей чудом удалось…

Как выжить в холоде и мраке?

И много ль дней пройдет и лет,

Когда над выжженной пустыней

Взойдет спасительный рассвет?..

1

…Катя вышла на лесную опушку, замедлила шаг, осмотрелась и замерла, очарованная открывшимся пейзажем: вокруг высоченные ели, уходящие в небо, стена берез и осин, у самой земли – непролазные заросли кустарника. Пробиваясь сквозь пожелтевшую густую листву, лучи осеннего солнца то прерывались, то вновь слепили глаза, нежным шелковым покрывалом опускались на пожухлую траву и серебрились на ней тончайшими нитями паутины. Будто кто-то невидимый тщательно расчесал их огромным гребнем. Многоярусный лесной пейзаж пленял необычайной торжественной тишиной, убаюкивал, погружал в свое сладостно-немое спокойствие – ни шелеста, ни шороха, ни звука.

Неожиданно налетел резкий порыв ветра, за спиной раздался приглушенный треск. Катя обернулась и заметила крадущегося за кустами охотника: пятнистый камуфляж, опущенная до бровей такой же расцветки трикотажная шапочка. Вдруг он остановился, напряженно прислушался, быстро вскинул ружье и навел его в сторону женщины. Две черные дырочки уставились на нее бесстрастными холодными зрачками и, точно в анимационном фильме, вдруг стали увеличиваться в размерах. Выглянувшая из них пугающая бездна клетку за клеткой парализовала Катино тело, мысли, заблокировала дыхание. Одержав полную победу над жертвой, неведомая магическая сила заставила ее перевести взгляд ниже, на спусковую скобу, на медленно опускавшийся палец, прорезанное в перчатке отверстие, розоватый, аккуратно подпиленный ноготь…

«Это я! Не стреляйте!» – захотелось ей крикнуть, но смертельный ужас не позволил губам даже шевельнуться.

Вырвавшийся из горла хриплый, захлебнувшийся звук лишь на долю секунды опередил грохот выстрела…

…Катя Проскурина широко распахнула глаза, подхватилась, рывком присела на кровати и тут же зажмурилась от яркого солнечного света. Откуда-то снизу доносился затухающий металлический звук.

«Крышка от кастрюли, – догадалась она, когда характерный звук стал стихать. – На плитку упала… – и сама рухнула на подушку. – Ну и жуть приснилась! Да уж, таким впечатлительным и слабонервным, как я, категорически противопоказаны на ночь охотничьи байки!»

Парализующий страх отпускал медленно. Дождавшись, когда бешено стучащее сердце вернется к нормальному ритму, она снова открыла глаза и, близоруко щурясь, осмотрела комнату: две деревянные кровати, два кресла, придвинутых вплотную к письменным столам, расстегнутые спальники посредине ковра, распотрошенные дорожные сумки в углу, прикрепленные кнопками детские рисунки на стенах и прямо над ее кроватью – золотистая металлическая чеканка.

«Что-то знакомое, – задержала на ней взгляд Катя и, пошарив рукой под кроватью, нащупала футляр с очками. – Кажется, у нас была такая».

И в самом деле, чеканка один к одному повторяла ту, что кочевала вместе с семейством Евсеевых по военным гарнизонам. В памяти тут же всплыли картины детства: неуютные офицерские квартиры с видавшей виды мебелью, огромные коробки с вещами и книгами, из-за которых во время переездов спорили родители: места в контейнере, как правило, было немного, а каждый обязательно хотел взять с собой что-то свое, любимое. Спорили и из-за чеканки с непритязательным рисунком: девушка с распущенными волосами, над которой завис кленовый листок.

Кто и когда подарил ее маме, Катя не знала, но этот кто-то папе явно не нравился. Ну а после того, как восемь лет назад мама умерла, девушка с кленовым листком куда-то исчезла. Во всяком случае, после переезда отца в Ждановичи чеканку она точно не видела.

«Любопытно, куда она подевалась? Надо поинтересоваться, – непроизвольно настроилась она на ностальгическую волну, но тут же себя остановила: – Стоп! Сегодня – никакой грусти, никаких воспоминаний! Я приехала отдохнуть! И куда это Ленка с Милой подевались?» – забеспокоилась она.

Судя по взрывам смеха, долетавшим снизу, Лена Колесникова, Людмила Полевая и хозяйка Яна развлекали себя разговорами на первом этаже двухэтажного коттеджа, какие в свое время строили для чернобыльских переселенцев.

«Половина двенадцатого! – подняла руку с часами Катя. – Ничего себе заспалась! Хотя… Надо сказать спасибо девчонкам, что не разбудили. А Ленке – отдельное спасибо за то, что вытащила на выходные из города».

Сладко зевнув и потянувшись, Катя откинула стеганое одеяло, ступила на ковер, достала из сумки халат, прихватила косметичку, чехол с линзами и направилась в душевую.

«Раз уж сегодня день отдыха, то отдохнем и от косметики, – решила она, рассматривая свое отражение в зеркале. Аккуратно промокнула лицо полотенцем, не спеша нанесла тоник, сыворотку, крем. – Мое лицо, пожалуй, – главное мое достоинство, если иметь в виду внешность».

Что правда, то правда. От природы ей достались чистая, светлая кожа, которой с юности завидовали подружки, большие серо-голубые глаза, пухлые губы, белозубая улыбка, маленький курносый носик, светлые льняные волосы. Судя по фотографиям и рассказам старших, в детстве она вообще напоминала белокурую куклу. Брови и ресницы, конечно, немного подкачали, но не беда: раз в месяц их можно подкрашивать в парикмахерской. Макияж Катя предпочитала легкий, почти прозрачный, чтобы только подчеркивал природную нежность и свежесть.

Подруг Катя отыскала на кухне.

– А вот и наша соня! Давай сюда! – обрадовались они ее появлению.

В руке каждая держала по бокалу с красным вином. Бутылка на столе явно была из знаменитой винной коллекции мужа Лены: управляющий банком Игорь Николаевич Колесников слыл гурманом, покупал, а чаще заказывал элитные вина с самых лучших виноградников мира.

– Ничего себе! – охнула Катя, внимательно рассматривая этикетку на бутылке. – Порто, восемьдесят шестой год! Жаль, что я не могу оценить его вкус, – вздохнула она.

– Твое белое на веранде, – подсказала подруга, она же соседка по подъезду, Лена Колесникова. – Катька у нас пьет либо коньяк, либо сухое, – объяснила она хозяйке, проводившей

Проскурину удивленным взглядом. – Очень удобный гость, все свое возит с собой.

– А я дык краснае люблю. Сладкае.

Хозяйка Яна, как и большинство в глубинке, говорила на «трасянцы» – смеси белорусских и русских слов, притом с характерным местным акцентом, порой режущим слух. Но речь Яны из-за необыкновенно красивого, грудного тембра голоса звучала мило и гармонично.

– Раньше она тоже его любила, но после кучи лекарств заработала аллергию. В том числе и на красное вино.

– А чым яна так балела?

– Забеременеть не может, – понизила голос Лена. – Но при ней про это – ни гу-гу: очень переживает. Врачи и ее, и мужа сто раз обследовали, сказали: все у вас в порядке, ждите. Вот они и ждут уже десять лет.

– Бедненькая, – покачала головой хозяйка. – Як жа ж без дзетак? У мяне вунь трое. Я б i яшчэ радзiла, ды гэтых трэба на ногi ставiць. Старшаму на будучы год у iнстытут… Ай-яй, як жа ж без дзетак!

– Ничего, даст Бог, родит, – совсем не по-гурмански закусывая элитное вино соленым огурцом, успокоила Людмила Полевая. – Зато не надо на аборты бегать и травиться пилюлями! Это мужикам удовольствие, а нам, бабам, одни проблемы.

– Ну чаму праблемы? Яно ж i нам прыятна… – так и не решившись закончить фразу, Яна зарделась. – Мой Грышка дык такi ласкавы y пасцелi.

– Все они ласковые, когда хотят, – недобро сощурилась Людмила, – и, заметьте, с любой, кого в эту постель затащат. Особенно если молодая и длинноногая!

– Та-а-а-к! Милке больше не наливать! – Лена отодвинула от нее пустой бокал. – Ну сколько можно? Уже дырка в голове от твоей ревности! «Молоды-ы-е, длинноно-о-гие!»… – передразнила она. – А чем мы хуже? К тому же опыта у нас – любого! – явно побольше. Катя, ты куда пропала? – нетерпеливо прокричала она в сторону веранды.

– Едва нашла, – тут же показалась Проскурина в проеме двери. – Холодненькая, – присев за стол, коснулась она щекой бутылки. – А когда мужчины должны с охоты вернуться?

– А хто iх знае? – пожала плечами хозяйка и кивнула на видневшийся за окном микроавтобус. – Шафёра y хату звала – не захацеy, у машыне астаyся. А мужыкi пакуль каго не прыстрэляць, з лесу не вылезуць. Раней, чым у чатыры, прасiлi за iмi не ехаць.

– Далеко охотятся?

– Адсюль кiламетраy сорак. Акрамя вашых ды нашых, месных, да егера Мiхалыча, сення на ахоту яшчэ людзей панаехала. Хто толькi сюды не ездзiць: i артысты, i палiтыкi, i прафесары разныя! Мiхалыч майму Грышку дваюрадным дзядзькам будзе. Жонка яго даyно памерла, а сын летась ажанiyся. Нявестка – дзеyка маладая, прыгожая, тэхнiкум скончыла. Тры днi вяселле гулялi госцi са yсёй Беларусi прыязджалi! Ды якiя iмянiтыя! А нявестчыны падругi як усiм спадабалiся! Вясёлыя…

– И часто эти подруги к невестке егеря приезжают? – мигом помрачнела Полевая.

– Не ведаю, мабыць, i часта. Мiхалыч – ён строгi, але нявестку любiць. Цяжка ёй адной у вёсцы, яна ж сама з райцэнтру.

– Та-а-а-к… Пусти козла в огород… Придется мне ехать с водителем. Дай сигарету, – попросила она Проскурину.

– Ты же бросила! – Колесникова раздосадованно махнула рукой. – Ненормальная! Они там в лесу за день так выбегаются, что не до баб!

– Кому не до баб, а кто, как увидит козу на двух ногах, так и норовит ее уложить.

– Фу! – скривилась Ленка, почувствовав неловкость перед хозяйкой. – Не слушайте ее. У нашей Людмилы больное воображение: ревнует своего Пашку к каждой юбке. А вот что мне тогда делать? У моего Игоря две трети сотрудниц банка – красавицы, умницы и не замужем. А у твоего Полевого даже задрипанной секретарши нет! Разве что появится какая-нибудь грымза ближе к пенсии. Если ректором станет.

– У майго Грышкi ё секратарша… Ну i што з таго? – не поняла Яна.

– И сколько ей лет? – криво усмехнулась Мила.

– Юбiлей у будучым годзе. Пяцьдзясят.

– Пятьдесят… А если пятьдесят – по двадцать? Я имею в виду студенток! А еще заочницы, аспирантки. То зачеты, то консультации, то заседание кафедры, то совещание… А то и домой припрутся, якобы за рецензией! «Павел Валентинович, Павел Валентинович!» – передразнила она воображаемых студенток и провела ладонью по шее. – Вот где они у меня сидят, шлюхи недоученные! Так что не надо нам ни ректорства, ни секретарши! Был бы уродом – и никаких проблем.

К счастью или несчастью, сорокасемилетний Павел Полевой действительно был красивым мужчиной. Гордая стать, орлиный нос, пронзительные голубые глаза, летящая походка, завораживающий голос, волнистая темная шевелюра с легкой проседью. Да еще ума палата! Невысокая, плотненькая Людмила внешне конечно же ему проигрывала. Но ведь чем-то она его покорила в свое время! Задором, молодостью, а может, способностями? Молоденькая аспирантка два года ходила у Павла Валентиновича в любимицах!

Правда, по прошествии одиннадцати лет замужества она призналась подругам, что в сравнении с мужем чувствует некую ущербность: заброшенная из-за рождения детей недописанная диссертация давно утратила свою актуальность, плюс десятилетнее сидение дома…

– А по-моему, ты и урода ревновала бы к каждому столбу, – вступила в разговор Катя. – Потому что главная причина не в нем, а в тебе, в твоей неудовлетворенности собой. Мы тебе сто раз говорили: выходи на работу.

– Да кому я нужна – экономист без стажа?! Тридцать семь лет, а ни дня еще не работала – семинары в аспирантуре не в счет.

– Стаж – дело наживное. Ты только захоти, а работа найдется! На первых порах, конечно, забудь о своем красном дипломе и засунь амбиции куда подальше. Но ведь ты умница, быстро всему научишься. А то сходишь с ума от своей невостребованности, в том числе и профессиональной!

В последние годы жизнь супругов Полевых и в самом деле стала напоминать мелодраматический триллер с повторением набивших оскомину сцен: то у них тишь да благодать, то полоса скандалов со втягиванием в выяснение отношений друзей и родственников. Беда была еще и в том, что с каждой ссорой периоды спокойствия все укорачивались, а число проблемных этапов увеличивалось. В основном во всем винили Людмилу: сидит дома, не работает, только пилит мужа.

Лена и Катя не единожды обсуждали между собой эту тему и отчасти были согласны с большинством. Но, сочувствуя Павлу, они жалели и подружку. Ревность – болезнь, которая, увы, не лечится. А подхватила она эту заразу еще в детстве, глядя на отца, который, занимая ответственный пост, менял любовниц как перчатки. И партком, и вышестоящее начальство закрывали глаза на мужские шалости директора крупного предприятия – главное, чтобы на вверенном ему объекте росли производственные показатели. Зато жене с двумя повзрослевшими дочерьми приходилось несладко. А уж после того, как глава семейства открыто признал двух внебрачных детей от женщины, работавшей в одном из филиалов завода, им и вовсе пришлось прятать глаза от людей. Хоть из подъезда не выходи!

Дав себе слово, что ни она сама, ни ее дети никогда не испытают подобного позора, Людмила сразу установила за мужем тотальный контроль: куда, зачем, с кем, надолго ли? На вопросы своей маленькой женушки (рост у нее был, что называется, метр с кепкой) Павлу приходилось отвечать по сто раз на дню. Поначалу такая опека его только забавляла, тем более что на самом деле он не давал поводов для ревности: от души любил свою миловидную Милу, даже в

мужских компаниях появлялся редко, разве что иногда позволял себе расслабиться с единственным другом – Игорем Колесниковым.

Однако Людмила не унималась. Напротив, ее подозрительность росла как на дрожжах, и улыбчивая прежде хохотушка на глазах превращалась в тирана. Когда такое положение дел уважаемого Павла Валентиновича стало тяготить, случился первый серьезный семейный скандал – с разбитым вдребезги столовым сервизом, подаренным на свадьбу.

Давно это было, старшей дочери Полевых Лизе едва исполнился годик. Правда, тогда супруги помирились быстро, буквально через пару часов, и о первом инциденте мало кто узнал. Но через полгода ссора с битьем посуды повторилась. И за ней последовало уже несколько дней напряженного молчания.

Помирил их тогда у себя на даче Колесников. Он же потом и спровоцировал очередной скандал: друзья засиделись до утра все на той же даче, отмечая пятилетие банка. Такой повод для отлучки из дома мог считаться уважительным для кого угодно, но не для Людмилы.

Чем дальше, тем больше. Впадая в очередной приступ ревности, под горячую руку она умудрялась поссориться уже не только с мужем, но и со всеми, кто случайно оказывался рядом. Как следствие, подруг у нее практически не осталось. Со своими родственниками она общалась редко, а со свекром и свекровью отношения были напряженными с первого дня. Лена, супруга Игоря, да Катя, соседка и подруга Лены, только и продолжали ее еще терпеть. Впрочем, виделись приятельницы нечасто, лишь когда пересекались все у тех же Колесниковых.

– Как это можно всех подряд в шлюхи записывать?! – возмутилась Катя. – Ну любят его студентки, так ведь есть за что! Я, когда год назад статью о твоем Полевом писала, таких дифирамбов о нем наслушалась: и энциклопедические знания, и талант, и обаяние, и сама справедливость! Да на его лекции народ просто так ходит – послушать умного человека! Сама раскрыв рот две пары отсидела, хотя ничего не смыслю в этих финансах! Но у Павла что ни пример – все из жизни! Ясно, доходчиво, как на пальцах! Я почти все поняла! Аж себя зауважала!

– Вот-вот, знает, чем привлечь, – буркнула Людмила.

– Да ты пойми: студентки – они молодые, зеленые, жизни не видели, – горячилась Катя. – И не диво, что такая яркая личность, как Павел Валентинович, для них кумир. Вспомни себя! Вот мы, к примеру, на втором курсе поголовно влюбились в философа. Девчонки записки ему подбрасывали, на свидания приглашали! Ну и что? А ничего! Он никому даже вот настолечко, – показала она на мизинец, – взаимностью не ответил! Но при этом умудрился ни с кем не испортить отношений. Потому что у него таких студенток каждый год не меньше сотни, он и имен-то всех не упомнит! Зато мы до сих пор вспоминаем его добрым словом. Неужели ты всерьез думаешь, что ради кого-то из них Павел может бросить семью? Если только сама его не допечешь…

– Ой-ей-ей! Кто бы меня поучал! – недобро сузила глаза Людмила. – Ты бы лучше за своим Виталиком присматривала!

– А что Виталик? У нас все на полном доверии, – спокойно парировала Катя. – Пока он с друзьями на Красном море, я здесь с вами. И он об этом прекрасно знает. При этом, заметь, никто никого не ревнует.

– Ну конечно! И он отправился в Египет в исключительно мужской компании? Голову даю на отсечение, что за ними пара-тройка баб увязалась! Ты бы присмотрелась к этой теплой компании!

– Мила, прекрати! – попыталась унять фантазии подруги Лена. – Тебе своего мало – теперь за других мужей взялась? Катя, не ввязывайся в этот глупый спор.

– Глупый спор, согласна. Тем не менее дослушайте. Я много лет знаю ребят, с которыми он полетел. Толик Замятин – одногруппник, Генка Шульга – однокурсник, Сергей Гуревич – армейский друг. У всех – прекрасные семьи, все – дайверы со стажем, полмира объездили. Если хочешь знать, после двухдневных погружений и одного ночного спишь без задних ног! Я пробовала, знаю. Если бы не работа, тоже с ними полетела бы!

– Он во вторник улетел? – Людмила подняла на Катю насмешливый взгляд. – И вернется…

– Во вторник в четыре часа дня.

– Наверняка просил не встречать?

– Просил не беспокоиться. Из-за моей занятости. Его друзья подвезут.

– Ну конечно, у тебя же на первом месте работа! Так вот, рекомендую съездить в аэропорт и своими глазами увидеть эту «чисто мужскую» компанию. Заодно и на встречающих посмотреть. Только глаза пошире раскрой! А то живешь, как страус, зарылась головой в свою газету. И что мужчины, что женщины существуют для тебя лишь как информационный повод… Не хочешь открыто – тайком проследи.

– Это унизительно, – резко оборвала Катя. – Неужели не понимаешь, как это унизительно? Я никогда до такого не опущусь.

– Не опускайся, если хочешь мужа потерять.

– А зачем мне муж, которому я не доверяю?

– Доверяй, но проверяй!

– Мила, уймись ты наконец! – Лена дернула Полевую за рукав. – Лучше скажи, как это ты меня рядом со своим Пашкой терпишь. Потому что жена лучшего друга?

– Потому что он тебе сто лет не нужен! Денег у моего поменьше, чем у твоего Колесникова.

– Ничего себе подруга! – обиделась она.

– Мазохизм какой-то, – Катя устало провела ладонью по лицу и посмотрела в окно. Разбудившее ее яркое осеннее солнце достигло пиковой точки и, не скупясь, дарило остывшей за ночь земле последнее тепло. – Лена, предупредила бы, что у Полевой назревает приступ ревности. Я бы на эту охоту ни за какие коврижки не поехала! Сейчас она окончательно нас доконает, потом разревется, станет просить прощения, а мы ее опять пожалеем. Все, хватит с меня… Яна, извините нас. Подскажите, как отсюда добраться до Минска?

Наступила тягостная пауза.

– …Дурныя вы, гарадскiя! – неожиданно спокойно отреагировала хозяйка. – Нейкую ерунду гародзiце, сварыцеся з-за пустога… Мужыкоy нутром трэба чуць!

«Городские» подняли на нее удивленные глаза. Затем одна из них согласно кивнула, вторая еще сильнее нахмурилась, третья же демонстративно продолжила созерцать пейзаж за окном.

– Тут жаночая мудрасць патрэбна. За яе давайце i вып’ем! – подняла бокал хозяйка.

– Точно, – поддержала ее Ленка. – За нас, красивых, умных…

– Э не-е-е, – перебила Яна. – Розум i мудрасць – не адно i тое.

– Почему это?

– Потому, – негромко вставила Люда: по голосу чувствовалось, что, разрядившись на подругах, она уже начинает сожалеть о сказанном. – То, что умная будет после анализировать, мудрая не допустит изначально.

– Ну, так. Мудрая баба чуе мужыка наперад: ён яшчэ сам не ведае, чаго хоча, а яна yжо моyчкi направiла яго вольныя думкi туды, куды ёй трэба. Быццам стрэлкi перавяла пад самым яго носам. А ён, дурненькi хай сабе далей думае, што гэту каляiну сам выбраy!

– Сразу чувствуется: человек на железной дороге работает! – неожиданно развеселилась Колесникова, которая всегда быстро отходила и вообще старалась жить по принципу: не бери чужих проблем в голову – своих хватает. – Значит, за нас, мудрых! – протянула она Яне бокал. – Наливай!

Звякнуло стекло.

– Гэта мудра, што вы на ахоту з мужыкамi паехалi – сложив себе бутерброд, продолжила хозяйка. – Калi завуць – трэба ехаць: другога разу можа i не быць. Калi y мужыка ёсць нейкая забава – гэта тожа добра: ёсць куды сваю дурасць выпусцiць. Яны ж як дзецi: нагуляюцца са сваiмi

цацкамi, пабрындаюць па лесе – i дадому! Калi агаладае цi прамерзне – дом самае тое! А калi яшчэ жонка чарку паднясе, у баньцы памые ды y пасцелi целам сагрэе – нi на кога другога ён i не гляне. Вось табе i фiласофiя сямейнага жыцця.

– А что? Мне она по душе: я своего Колесникова, если он не в командировке, ни за что одного вечером не оставлю! И накормлю, и согрею, и телевизор вместе с ним посмотрю, – поддержала Лена. – Или в тихом ресторанчике посидим, поужинаем. Зато не станет искать утехи на стороне! Яна права: с точки зрения женщины вся их охота – дурь да и только! Гляньте, какая холодрыга, хорошо хоть дождя нет, а они где-то по лесам шляются. Нравится? Да ради бога! Тешьтесь! Нам тоже, между прочим, есть чем заняться. Катя, Мила, – миролюбиво обратилась она к подругам, – хватит дуться. Давайте выпьем за мудрых женщин!

Стараясь не встретиться взглядами, Проскурина и Полевая подняли бокалы, чокнулись и слегка пригубили вино.

– А вы самi робiце цi дома сядзiце? – словно не случилось только что разговора на повышенных тонах, полюбопытствовала хозяйка. – Каця, як я паняла, карэспандзент. А вы?

– А мы дома сидим! – за двоих ответила Колесникова.

– I як яно?

– Мне нормально, – пожала плечами Ленка. – А вот Людка хандрит. Катя права: в ней тьма нереализованной энергии! К тому же она Овен по гороскопу.

– Ну дык… Трэба iсцi на работу.

– Боится.

– Ничего я не боюсь! – не согласилась Полевая. – Дело в том… Я ведь из аспирантуры сразу в декрет ушла. А за это время столько всего изменилось. Отстала я от жизни.

– Вот я и говорю, что боишься.

– Не боюсь!

– Ах, не боишься?! Ну ладно… Тогда я попрошу Игорька подыскать тебе местечко. Объясню ему, что от этого зависит мир в семье лучшего друга, – и уж он постарается! – с жаром уверила Ленка. – А ты только попробуй отказаться! Короче, за твое будущее трудоустройство! – произнесла она очередной тост. – Сейчас подумаем, чем тебе лучше заняться. У тебя какая специальность была?

Включив с полуоборота всю свою фантазию, Колесникова принялась подыскивать подруге должность, соответствующую ее способностям, имиджу жены ученого и материальным запросам. Постепенно в разговор о грядущих трудовых буднях Людмилы втянулись и Яна с Катей. Незаметно опустели две бутылки вина, и как-то само собой приблизилось время окончания охоты.

– Ой, девчонки, простите меня, дуру, – повинилась перед подругами порозовевшая и подобревшая Полевая. – Что бы я без вас делала? Значит, так: за мужчинами едем все вместе! – скомандовала она. – Во-первых, сами оценим деревенских красавиц, а во-вторых, лично убедимся, что ничем этаким наши охотники не занимаются.

– Словом, себя покажем и на других посмотрим! – гордо тряхнула кудряшками Ленка. – Они и не подозревают, какие звезды к ним нагрянут!

Колесникова знала, о чем говорила. Стоило ей появиться в компании, где присутствовал хотя бы один представитель сильного пола, как для остальных соискательниц его сердца праздник заканчивался: мужчина намертво приклеивал к ней взгляд и готов был ходить по пятам. Ни статус замужней дамы, ни сам муж, ни обручальное кольцо, которое, к слову, она никогда не снимала, помехой тому не служили. При этом обвинить Ленку в том, что она специально хотела привлечь внимание, было нельзя: да, хороша, ухоженна, стройна, взгляд с поволокой, елейный голос, с иголочки одета. Но ведь сколько таких вокруг! Однако именно у ее ног к концу вечера мужчины готовы были добровольно укладываться в штабеля, отчего другие дамы просто задыхались от зависти.

Но ни те, ни другие Ленку особо не волновали. Ей ни к чему были ни эти штабеля восхищенных «дров», ни новые завистницы, ни сплетни, ни проблемы. Их и без того – воз и маленькая тележка: одна разница в возрасте с супругом чего стоила. Шестнадцать лет – это вам не хихоньки да хаханьки! Да и характер мужа суров. А потому всегда и везде она демонстрировала свою любовь и верность и не отходила от мужа дальше, чем на пару метров.

– От стола, опять же, не мешает оторваться, о фигуре позаботиться, – Лена первой покинула уютный угловой диванчик. – Чем не информационный повод, а, Катя? Мужчины в первозданной дикой красоте!

– Тоже мне повод! – хмыкнула Проскурина. – И вообще я – Greenpeace. Мне после их охотничьих баек и без того всю ночь кошмары снились. Не поверите, но во сне в меня, как в дичь, реально стреляли!

– Попали? – игриво стрельнула глазами Колесникова.

– Не знаю. На мое счастье, успела проснуться… Ладно, уговорили, еду. Прогуляться и вправду не мешает. А ты, Яна?

– Не, дзеyкi, у мяне i тут работы па горла: баньку пратапiць, дзяцей памыць. Ды ш не звалш мяне… А вы едзьце! Вам можна!

…Склонившееся к горизонту солнце продолжало ослепительно бить в глаза, подчеркивая яркие цветовые контрасты пожелтевшей листвы на деревьях, зеленых еще лужаек, темных свежевспаханных полей, голубых зеркал озер и речушек. За всем этим приятно было наблюдать из окна микроавтобуса. Казалось, что за стеклом сейчас по-летнему тепло. Однако, перебегая от дома к машине, женщины успели прочувствовать обманчивость октябрьского светила: прозрачный, почти хрустальный, воздух обдал ледяным холодом. Голос из радиоприемника также не оставил надежды на тепло и предупредил о ночных заморозках.

«Красивая природа под Островцом… И кому пришло в голову строить атомную электростанцию в таком заповедном месте? – вздохнула Катя. – Конец октября… Совсем недавно днем было плюс двадцать, а сегодня уже зима стучится… Зря не прихватила горнолыжный костюм, – перевела она взгляд на свои потрепанные любимые джинсы. – Хорошо хоть пуховик догадалась надеть. И зачем согласилась ехать неизвестно куда? Снова придется выползать на холод. Лучше бы осталась в тепле, поспала или полистала газеты. В понедельник я выпускающий редактор номера. Надо еще посмотреть новости по ТВ, в интернете. Мало мне собственных рубрик, так еще и светскую хронику повесили. Плюс ко всему стажерка Стрельникова. Да уж, в ближайшие дни о сне придется забыть», – тяжело вздохнула она.

Полевая с Колесниковой, прижавшись друг к дружке, клевали носами и синхронно покачивались на мелких ухабах дороги. Похоже, после выпитого вина и долгих разговоров мысли о сне посетили не только Проскурину.

«И почему чем больше спишь, тем больше хочется? – задалась Катя не новым для себя вопросом и, устроившись на сиденье поудобнее, закрыла глаза. – Нет, все-таки хорошо, что на выходные вырвалась из дома. В городе не расслабишься: сидела бы в интернете, отвечала бы на письма, в воскресенье проспала бы до обеда – и снова за компьютер. Больная голова к концу выходных обеспечена. И так постоянно. Бег по кругу. А здесь все иначе: не надо никуда спешить, не надо ничего делать… Спи, ешь, созерцай, раздумывай, фантазируй… Полная перезагрузка. Пожалуй, в умеренных дозах такое безделье можно прописывать трудоголикам как лекарство. Интересно, что имела в виду Людмила, делая недвусмысленные намеки насчет Витальки? – вдруг вспомнила она инцидент за столом. – Присмотреться к его окружению… Обычная мужская компания, у всех семьи, дети. Устоявшийся бизнес, который, опять же, не терпит потрясений. Серьезные люди решили отдохнуть, понырять, разрядиться. А что может быть лучше экстремального

отдыха?.. И чего я себя завожу? – тяжело вздохнула она. – Все в порядке, я доверяю своему мужу, а он мне. Лучше вздремну или помечтаю о приятном».

Однако, как ни старалась Катя переключиться, мысли невольно возвращались к поездке в Египет.

«А ведь идея не встречать его в аэропорту действительно Виталика. И он абсолютно прав. Зачем мне срываться с работы? Рейс чартерный, возможны задержки с вылетом. А по прилете его подвезет водитель Замятина. Высадит шефа в Боровлянах и довезет Виталика до дома. Все равно ему в город возвращаться. «Присмотрись к теплой компании!» – передразнила она Людмилу. – Да все я знаю! Ну сядут они в самолет, выпьют, пофлиртуют со стюардессами! Чем еще мужикам заняться в эти несколько часов лету? – пыталась она побороть поселившееся в душе беспокойство. – Неужели и я ревную?.. Ну да, ревную. Потому что не представляю своей жизни без Виталика… Тьфу! Что за дурацкие мысли в голову лезут? Заразная штука ревность, – скосила она недовольный взгляд на Людмилу. – Надо думать о веселом: Новый год на носу, – воодушевилась Катя, но тут же снова опечалилась: – А мое заветное желание так и не сбылось…»

Сколько уж врачей обошла, сколько сдала анализов и тестов, сколько неприятных и болезненных процедур вытерпела, а забеременеть так и не смогла. Медицинские светила назначали очередной курс лечения и, как правило, уверяли, что вот-вот – и все случится. Однако сколько ждать?

«Как Бог даст», – разводили они руками в ответ на прямой вопрос. Катя уж и в церковь ходила, каялась во всех грехах, которых за собой вроде и не замечала, выучила несколько молитв, старательно читала их на ночь – бесполезно. Гормонотерапия, ЭКО… Ничего не получалось. Слезы, депрессии, в которые она впадала после каждой неудачи… Но проходили недели, месяцы, душевная боль ослабевала, возвращалась вера, что рано или поздно семья Проскуриных обзаведется детьми, а их родители – внуками. Искали новых врачей, шли на новые процедуры…

«А может, действительно у нас несовместимость? – все чаще задумывалась Катя. – Если и у него все нормально, и у меня, то должна же быть какая-то причина?»

Не меньше дочери переживал по этому поводу Катин отец, отставник Александр Ильич Евсеев. Восемь лет назад, после того как в течение года умерли жена и престарелые родители, он продал квартиру, два дома в родном Слуцке и перебрался поближе к дочери. Купил домик с большим участком в Ждановичах (повезло, успел до резкого скачка цен), устроился работать на автомойку, довольно быстро стал ее руководителем, через три года вместе с зятем построил свою и тут же, в разгар зимы, подхватил воспаление легких.

Но, как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло: пока лежал в больнице, влюбился в лечащего врача Арину Ивановну Семенову, женщину пятидесяти лет, единственная дочь которой жила в Германии. Через год предложил ей руку и сердце и перевез к себе за город. Так как совместных детей заводить было уже поздно, а внуки Семеновой жили за границей, они все чаще стали намекать Кате с Виталием, что пора бы им и о наследниках подумать. Живут душа в душу, в достатке. Ну сколько можно откладывать?

Александр Ильич даже попросил Арину Ивановну поговорить с дочерью на эту деликатную тему. Вот тут-то все и открылось… Больше подобными беседами отец Кате не докучал, но при встречах заглядывал в глаза с тайной надеждой: а вдруг?

Сложнее в связи с отсутствием детей складывались отношения со свекром и свекровью, которые жили в Смолевичах. Нет-нет, да и ввернут они в разговоре обидное: мол, неспроста все. Свекровь же, особо не миндальничая, однажды пошла еще дальше: наверняка сделала аборт до знакомства с нашим сыном. Да не делала она никаких абортов, и Виталик прекрасно об этом знает, потому что был и остается ее единственным мужчиной!

Такое «взаимопонимание» тепла в отношения с родственниками не прибавляло, и нередко муж отправлялся к ним в гости один, без жены. И за это Катя была ему благодарна: меньше недвусмысленных намеков и разговоров на больную тему. К тому же ей некогда разъезжать по гостям – все свободное время отнимала работа. Впрочем, как и у Виталика, – он неустанно раскручивал собственный бизнес.

Пережив сложный процесс становления, когда существовали без гроша в кармане, супруги Проскурины достигли немалых материальных высот. Просторная квартира в новом доме в престижном районе, две машины, обязательный отпуск за границей: зимой – в Альпах, летом – на теплом море. Раз в месяц выезды на шашлыки к Замятиным, обязательный секс два-три раза в неделю. И пусть днями каждый из них вращался на собственной орбите, ближе к ночи обязательно возвращались домой. Допросов и расспросов, где и почему задержался тот или другой супруг, не устраивали. Потому что полностью доверяли друг другу. Они даже ссорились крайне редко, так как поводов не давали.

В общем, все у Проскуриных было хорошо. Спокойно, немного однообразно, зато стабильно. Что тоже немаловажно в наше время.

Не было только детей…

2

…Синее море, бравшее начало от босых Катиных ног, простиралось до самого горизонта и сливалось там с насыщенно-голубым небом. Да так, что практически невозможно было заметить переход от одного к другому.

Утопая в теплом песке, Катя шла по берегу и готова была бесконечно любоваться этим видом. Вдруг вдали показалась белая точка, которая быстро увеличивалась в размерах.

«Лайнер… Такой большой, такой красивый, – рассмотрела она. – К берегу идет… Прямо на меня… – неожиданно осознала она и огляделась. – Но ведь здесь нет ни порта, ни причала… Куда же он? Неужели капитан не видит, куда ведет судно? Вот уже и музыка слышна, люди на палубах, радуются, машут мне руками… Господи, неужели они не понимают, что скоро разобьются? – в ужасе расширила она глаза и что было сил закричала: – Стойте! Остановитесь!!!»

Но ее никто не слышал. Меж тем корабль стремительно приближался, и вот уже прямо над ней нависла тень от палубы. В страхе Катя попятилась назад, развернулась, чтобы убежать прочь. Но ноги почему-то отказались слушаться и безнадежно увязли в песке… В этот момент содрогнулась земля…

Испуганно распахнув глаза, Катя не сразу сообразила, где она. В салоне было темно. Как оказалось, микроавтобус съехал с асфальта и медленно двигался по ухабистой дороге в глубь густого леса. Водитель, состоявший на службе в банке у Колесникова, мастерски переваливал «мерседес» через пересекавшие узкую колею мощные корни и искусно маневрировал между плотно стоящими у проезжей части деревьями. Чтобы не свалиться с сидений, женщинам пришлось крепко уцепиться за поручни и забыть о сне.

Наконец впереди замелькали огни, деревья расступились и открыли взгляду заброшенный поселок на берегу озера: унылые дома из толстых почерневших бревен с изредка светящимися окнами, покосившиеся ворота, поваленные заборы. В сгустившихся сумерках все это выглядело особенно удручающе.

Продолжая аккуратно объезжать ямы и ухабы, почти у самой воды микроавтобус резко повернул налево, и картина в мгновение ока изменилась: вдоль береговой линии показался ряд добротных свежесрубленных домов. Вокруг них – металлические решетки, мощеные дорожки, освещенные фонарями.

«Дачи, – поняла Катя, выпрямив

поджатые под сиденье затекшие ноги. – Для местных – дороговато, скорее всего, наши, минские. Места здесь красивые, слов нет, однако далековато. А уж снежной зимой сюда и вовсе не доберешься».

Миновав пару новехоньких домов-близнецов, автомобиль снова свернул налево, поднялся на взгорок и с ходу въехал в широченные распахнутые ворота. Практически уткнувшись носом в крытый грузовик, водитель затормозил.

– Вовремя прибыли, – довольно заметил он, наблюдая, как на залитую светом заасфальтированную площадку из кузова выпрыгивали люди.

– Ну что, девочки? Выгружаемся? – первой поднялась Лена и потянула на себя ручку двери. – Всем привет! Не ждали? – с обворожительной улыбкой игриво обратилась она к опешившим мужчинам, среди которых был и муж Яны Григорий. – А где наши? – довольная произведенным эффектом, спросила она елейным голоском.

– Ваши – там, – придя в себя, показал тот в сторону второй, более многочисленной группы охотников у сарая. – А…

– А Яна дома осталась, – успокоила его Колесникова и громко позвала: – Игорь!

На звонкий женский голос отреагировали все без исключения. Кто-то замер в недоумении, кто-то, увидев Лену, открыл рот. И было от чего: в ярком комбинезоне цвета фуксии, в белоснежном шарфике и шапочке, из-под которой рассыпались по плечам темные вьющиеся волосы, с пышной челкой до бровей, Леночка была так кукольно красива, что напоминала манекен в витрине дорогого магазина или, на крайний случай, увеличенную куклу Барби.

Сделав несколько шагов по направлению ко впавшим в ступор охотникам, она снова улыбнулась, и тут же стало понятно, что хваленая пластмассовая кукла проигрывает ей по всем статьям. Такую походку нельзя повторить, такую улыбку невозможно воспроизвести на миллионах искусственных лиц! Жемчужные зубки, пухлые, четко очерченные губки, завлекательные ямочки на щечках. А глаза? Разве можно повторить такие глаза? Огромные, темно-зеленые с карими крапинками, обрамленные густющими черными ресницами!

Как поговаривали, красотой своей жены Колесников (лысоватый коренастый мужчина весьма плотного телосложения) гордился ничуть не меньше, чем капиталами собственного банка. Баловал, опекал, исключительно вместе с супругой посещал все приемы и вечеринки. Но к такому неожиданному приезду жены с подружками он, как и другие, оказался явно не готов.

– Что ты… что вы здесь делаете? – приблизившись к жене, растерянно забормотал он.

– Разве ты не рад? – наградив мужа легким поцелуем, театрально надула губки Леночка.

– Ну почему же? Я всегда рад… Вот только… – Игорь смущенно оглянулся на охотников. – Хоть предупредили бы…

В отличие от Полевых, Колесниковы никогда и ни при каких обстоятельствах не выясняли отношений на людях. Хотя на самом деле проблем в этой семье тоже хватало. Игорь обладал крутым нравом, к тому же был самолюбив и ревнив. А здесь – молодая жена модельной внешности, с точеной фигурой, которую ничуть не испортили роды. Даже наоборот: девичьи плоские места обрели соблазнительные выпуклости, грациозная походка и движения стали более женственными, плавными. Теперь ее запросто можно было сравнить с холеной породистой кошечкой. Но Ленка хорошо понимала, как ей следует себя вести, дабы не навредить себе же любимой. И Колесникову удавалось себя контролировать.

– Мы пытались, но вы же телефоны отключили, – ответила подошедшая к Колесниковым Людмила. – А где мой герой?

– В сарае.

– Как охота?

– Нормально. Твой Павел, кстати, отличился: такого красавца кабанчика добыл!

– Живодеры, – не разделила мужского восторга подошедшая к ним Катя.

– Пошли посмотрим? – предложила подругам Полевая.

– Ни за что! – замотала головой Ленка. – Я крови боюсь, еще в обморок хлопнусь.

– Я тоже не пойду, – категорически отказалась Проскурина. – Зверюшек жалко.

– Ну, как хотите!

Оставив Колесниковых наедине, Катя отошла подальше от сарая и достала сигареты.

– Неужели совсем не хочется даже взглянуть на добытую дичь? – услышала она за спиной приятный мужской голос, обернулась и тут же столкнулась с насмешливым взглядом из-под натянутой до бровей защитного цвета трикотажной шапочки. Что-то знакомое почудилось ей в этом типе. – Зачем же тогда приехали? – щелкнул для нее зажигалкой высокий мужчина в камуфляже.

– Случайно получилось, – пожала та плечами. – Девчонки позвали, я и поехала. Но ваши трофеи меня не волнуют.

– Понятно… Охота час назад финишировала, но… – посмотрев направо, затем налево, он усмехнулся: – Судя по новым вводным, не совсем… Как вас зовут, если не секрет?

– Не секрет. Катя.

Ответного «а вас?» обладатель приятного голоса так и не дождался.

– …А я – Вадим, – представился он после паузы. – Вадим Сергеевич.

– В таком случае Екатерина Александровна.

– Надо же, какое совпадение… – слегка растерялся мужчина.

– Вы о чем?

– Да так, красиво звучит, – туманно ответил он. – Продолжим знакомство: Ладышев. Тридцать семь, почти тридцать восемь, лет. Стрелец по гороскопу, третья группа крови, резус отрицательный. Рост метр девяносто четыре, вес девяносто четыре, размер обуви сорок пять… Холост.

– Странная манера знакомиться, – хмыкнула она.

Вот так, с перечислением анатомических и не только подробностей, ей представлялись впервые.

– Просто я решил избавить вас от вопросов, которые непременно возникнут, – самодовольно пояснил тот.

«Ну, конечно, осталось только уточнить параметры самой важной части тела! – усмехнулась про себя Катя. – За кого он меня принимает?»

– Вы думаете, мне понадобится ваш размер обуви?

– Ну… Вдруг… – улыбнувшись, он пристально посмотрел на нее карими глазами, обрамленными густыми ресницами, и вполне серьезно добавил: – А вдруг вы решите подарить мне на день рождения домашние тапочки?

– А вы в них нуждаетесь? – опешила Катя от такой наглости. – Не обессудьте, но есть одна важная причина, из-за которой мне в голову не придет дарить вам этакий… почти интимный подарок. Я замужем. И тапочки мне есть кому дарить, – гордо добавила она и, заметив, что рядом с Колесниковыми появился Григорий, демонстративно направилась к ним.

– …Такой грохот в лесу стоял! На меня дважды лосиха с лосенком выходила, во второй раз совсем рядом, чуть не описался от страха. А стрелять нельзя: лицензия только на кабана, – сетовал Игорь, делясь впечатлениями об охоте. – Предупредили ведь, что здесь строго. Эх, не то что в прошлую субботу! Там сразу сказали: можете стрелять во все, что шевелится.

– У Михалыча всегда строго, – уважительно пробубнил в усы Григорий. – Потому и зверья полный лес.

– Согласен. И если мы пришлись вашей компании ко двору, будем наведываться в гости.

– Ну отчего ж не ко двору?.. А как наши, местные, дали вам жару в первом загоне?

– Мы сразу сообразили, что это проверка, – понимающе кивнул Колесников. – Решили, небось, что у городских кишка тонка за ними по лесу гоняться?

– Всякое бывает, – проворчал подошедший пожилой мужчина, судя по выговору, из местных. – А вы молодцы! Потому и поставил вас потом на верное место. И стрелять умеете. А насчет городских, так здесь, кроме вас, еще пятеро из Минска. Угодья у нас богатые, много кто приезжает на охоту… Меня Михалыч зовут, я егерь. А вы

кто такие будете? – повернулся он к женщинам.

– Знакомьтесь: это моя жена Лена, – спохватился Колесников. – Это Катя, наша соседка, а третья – супруга Павла Людмила. Вот, приехали оценить наши трофеи, – словно оправдывался он. – Вы не против?

– Полюбопытствовать, значит, – одобрительно хмыкнул егерь. – Ну, чего ж против? Раз жена уважает мужево увлечение – то добре.

– Мы еще долго здесь? – чувствуя, что начинает подмерзать на студеном воздухе, тихонько спросила Катя у Григория.

– Посмотрим. Надо обмыть удачную охоту.

– Девчата, раз уж вы приехали, помогите моей невестке стол накрыть, – неожиданно обратился к Кате с Леной Михалыч. – Продукты в пристройке, на столе. А невестка в доме. Если что надо – спросите у нее.

– Точно: раньше сядем за стол, раньше выпьем, раньше отсюда выберемся, – подхватил Григорий.

– Хорошо, – переглянувшись с подругой, согласилась Проскурина. – Заодно и согреемся.

– Конечно, в хате теплее. И в пристройке вчера отопление подключили. Проводи, племяш.

Дав Григорию указание, Михалыч направился к сараю.

– А почему в пристройке? – поинтересовалась Лена.

В отличие от подруги, перспектива накрывать стол ее не больно вдохновляла. Но и отказать было неудобно. Слишком уж почтительно все обращались с егерем.

– Потому что ее пристроили специально для охотников. С другой стороны дома. Идем, я покажу, – увлек за собой женщин Григорий. – У Михалыча невестка – аккуратистка, не дает через хату ходить.

«Еще бы, – подумала Проскурина. – Здесь человек двадцать, не меньше. Все в сапогах, натопчут. Попробуй потом полы отмыть».

– А дичь вы проверяете? Ну, на болезни всякие? – полюбопытствовала Ленка, когда они направились в обход дома.

– А как же! У Михалыча даже свой микроскоп имеется!

Свернув за угол, в сгустившейся темноте женщины наткнулись на два прижатых к дому блестящих под лунным светом черных автомобиля с минскими номерами.

– «Range Rover»! Новенький! Ни фига се!.. «Autobiography»… Круто! – присвистнула продвинутая в марках автомобилей Ленка, идентифицировав один из них. – Эксклюзив! Высочайшие воплощения роскоши! А-а-а! Хочу такой же! Судя по всему, неслабые у вас охотники!

– А то! Все, пришли, – спокойно отреагировал на ее восторг Григорий и показал на белеющее свежими досками крыльцо.

В огромной отделанной вагонкой комнате из обстановки были лишь старый трехстворчатый шкаф, несколько топорно сбитых двухэтажных кроватей и длиннющие столы с лавками. Грубая деревянная мебель никак не гармонировала с покрытыми лаком светлыми полами, позолоченными потолочными светильниками, батареями парового отопления, прикрытыми белыми экранами, и белоснежными тюлевыми занавесками на окнах.

– Михалыч соорудил пристройку для охотников, а невестка все норовит придать ей жилой вид, – поймав недоуменные женские взгляды, пояснил Григорий. – Хозяйственная. Вот продукты, – показал он на гору кульков и контейнеров, сваленных на край стола. – Надо бы нарезать и…

– Разберемся, – снисходительно отмахнулись от его ценных указаний женщины.

Вооружившись выданными охотничьими ножами, они принялись вытряхивать из пакетов нехитрый охотничий провиант – сало, колбасу, вареные яйца, овощи, хлеб, лук.

Минут через пять в комнате появились двое мужчин в камуфляже во главе с хозяином. Распахнув скрипучий шкаф, тот открыл дверцу упрятанного внутри внушительного сейфа, извлек оттуда книгу и металлическую коробку.

– Вот видите, все на месте, – заметил он довольно. – Срезы первого кабана – на блюдце.

– Нет проблем, Михалыч. Проверю, – расслышала Катя уже знакомый мужской голос.

Стащив с головы шапку, Вадим Ладышев пригладил пятерней темные волосы, раскрыл футляр, осторожно достал из него микроскоп и водрузил на противоположный от женщин край стола.

– А что это вы собираетесь делать? – игриво поинтересовалась у него Колесникова.

– Искать паразитов, – ответил тот, не повернув головы.

– Эти… как их… Я читала… Трихо… трихомонады?

– Могу вас заверить, милая барышня, – развеселился Ладышев, – что трихомонады ищут по другому поводу и в другом месте. Кстати, не могла бы одна из вас мне помочь? В поиске личинок трихинелл мне без ассистентки не обойтись! Ну о-о-о-чень ответственный процесс!

– Помоги, – не удостоив его взглядом, кивнула подруге Катя.

«Пусть Ленка потешится, – решила она, предвкушая стандартную сцену, когда мужчина, попав под обаяние Колесниковой, начисто лишался способностей адекватно воспринимать реальность. – Должен же кто-то проучить этого самонадеянного самца».

Ничего, кроме раздражения, поведение Ладышева у нее не вызывало.

– И чем я могу помочь? – приблизившись к мужчине, раскладывавшему стеклышки, томно полюбопытствовала Ленка. – Вы, наверное, ветеринар? Очень романтическая профессия…

Последовала обязательная пауза, во время которой объект ее внимания, по идее, должен был представиться и спросить, как зовут прекрасную незнакомку. Однако пауза неприлично затянулась.

– И как же вас зовут? – так и не дождавшись вопроса, нетерпеливо поинтересовалась она сама.

Проскурина досадливо хмыкнула: не по сценарию. Всегда и без исключения мужчина, завидев рядом с собой такую неземную красоту, торопился проявить благорасположение. Еще и ручку мог поцеловать.

– А вы как думаете? – прильнув глазом к микроскопу, слегка небрежно отреагировал Ладышев.

Снова не по сценарию. Но с учетом ситуации можно сделать поправку на его занятость.

– Артем? Андрей? Анатолий?.. – стали на выдохе перечисляться имена, что придавало голосу Ленки завораживающее грудное звучание. – Неужели не угадала?

– Пока дойдем до нужной буквы, столько времени зря потеряем… Так и быть, ускорим процесс, – привстав, мужчина сбросил куртку, демонстративно вытерев ладонь о штанину, протянул ее Колесниковой и осторожно коснулся женских пальчиков. – Вадим.

«Есть! – довольно отметила наблюдавшая за ними Проскурина. – Однако это больше напоминает театр: похоже, пленительные чары Колесниковой цели пока не достигли. Ладно, подождем. Еще не вечер».

– А вас величают…

– Елена.

– Прекрасная… – понимающе кивнул мужчина, опустился на свое место, глянул в микроскоп, затем снова поднял голову и, не стесняясь, восхищенным взглядом с головы до ног окинул Ленку. – Ба!.. Простите… Работать рядом с такой красотой… невозможно, – забормотал он и вдруг продекламировал: – «Мысли бессвязны, руки дрожат. Сердце стучит… Но… пути нет назад!»

При всей уместности строк прозвучали они скорее насмешливо. Катю это снова насторожило.

– Ого! Вы еще и поэт?

– Пытался им стать в пятнадцать лет… Но родители мечтали о другом поприще для своего отпрыска.

– Ветеринара? – съехидничала Колесникова.

– Селяви, – развел он руками. – Значит, так, Краса Ненаглядная, – тут он сменил тон на деловой, – берем вот эту толстую книгу и ищем в оглавлении интересующий меня раздел. Могу объяснить, как это делается.

– Разберемся, – уловив скрытую иронию, надула губки Ленка, присела на скамейку и раскрыла книгу.

«Ветеринария», – значилось на обложке.

Похоже, первая попытка зацепить Ладышева потерпела фиаско.

Став вполоборота, Катя украдкой поглядывала на сосредоточившегося над

микроскопом мужчину, непроизвольно перевела взгляд на его руки… и замерла. Так уж она была устроена, что именно руки в первую очередь воздействовали на бессознательные реакции, давали или не давали старт тем биохимическим процессам, которые не оставляли ее равнодушной к этому мужчине.

Впервые она прочувствовала это еще в детском саду, в песочнице. Тогда в их группе появился новичок – полненький светловолосый и голубоглазый мальчик Гена. Естественно, активная и со всеми дружелюбная девочка Катя тут же взяла над ним шефство. На первой же прогулке все и случилось: как завороженная, не в силах вымолвить слова, смотрела она на неторопливые, основательные движения пухлых ладошек. В том, как мальчик наполнял ведерко песком, как его переворачивал, как поправлял осыпавшиеся края, было что-то магическое, возбуждавшее необъяснимые чувства. Назавтра история повторилась, а в последующие дни девочка уже не могла дождаться прогулки – так хотелось снова оказаться во власти этих странных, волшебных ощущений.

Конечно же она подружилась с этим удивительным мальчиком!

Однако скоро наваждению пришел конец: наступила осень, затем зима, а весной отца перевели из Темиртау под Ярославль. Семья переехала следом, там Катя пошла в школу. Новые друзья, новый круг общения. Пухленький мальчик Гена и связанные с ним ощущения постепенно забылись. Но, повзрослев, она вдруг с удивлением поняла, что в представителях противоположного пола ее по-прежнему в первую очередь волнуют руки… Не рост, не стать, не цвет глаз, не голос, а именно руки, их завораживающие движения.

И дело не в том, насколько они ухоженные. Если в движениях рук присутствовала невидимая энергетика, если Катя не могла оторвать от них завороженный взгляд и чувствовала при этом нестерпимое желание прикоснуться, то она могла тут же увлечься их обладателем. Так случилось и при знакомстве с Виталиком, когда он заполнял бланк объявления в редакции. Судьбой была уготована и новая встреча с Геной…

– Трихо… – меж тем водила пальцем по оглавлению Ленка.

– Трихи… – едва слышно напомнил ей мужской голос.

Оторвавшись от книги, Колесникова хлопнула ресницами и звонко расхохоталась. Вслед за ней засмеялся и Вадим.

Заставив себя оторваться от разглядывания мужских рук, Катя незаметно вздохнула и снова повернулась к разделочной доске с колбасой.

«И где хваленая невестка Михалыча? Никакой посуды! Куда же все это раскладывать?» – подумала она раздраженно.

– Нашла! – раздался за спиной победный возглас. – Траля-ля! – пропела Ленка и гордо посмотрела на мужчину, продолжавшего возиться с микроскопом и стеклышками.

Забросив ногу на ногу, она демонстративно уложила книгу на колено и, раскрыв нужную страницу, ахнула:

– Ничего себе! Здесь столько всего написано!

– Ага, мелким шрифтом, – не удержался от очередной колкости Вадим и тут же успокоил: – Вы не переживайте, много читать не придется. Только освежим в памяти пару раздельчиков: патологоанатомические изменения и диагностика. И вслух, пожалуйста.

– Ну, хорошо. Значит, так… «У животных нарушается строение мышечных волокон…»

Поборов желание наблюдать за их дальнейшим общением, Катя снова переключила внимание на разделочную доску. Разложив провиант во все те же пластиковые контейнеры и на салфетки, она критично осмотрела стол, сбросила в пакет мусор и снова непроизвольно покосилась влево.

Кокетливо растопырив пальчики, Ленка прильнула глазом к микроскопу и что-то рассматривала.

– …Ой, они действительно похожи на блестящие пузырьки!

Судя по всему, Колесникова решила сменить тактику и стала играть по чужим правилам, что было ей несвойственно. Однако старалась она зря: насмешливым взглядом Ладышев в это время наблюдал не за ней, а за Катей.

– А у вас нет желания взглянуть на жировые клетки? – блеснул он темными глазами. – Рекомендую! Бич доброй половины человечества! Особенно женской!

«Специально, что ли, по больному месту?» – мелькнуло у Проскуриной.

Борьба с лишним весом была ее второй большой проблемой. За последние два года набрала ни много ни мало десять килограммов. И это при том, что от природы не была худышкой! Теперь же при ее росте в метр шестьдесят девять имела семьдесят пять килограммов! И всему виной гормональные препараты. Как всегда, одно лечишь, другое калечишь. Уж какие только диеты не перепробовала, можно сказать – совсем не ела, а клевала, как птичка. И все равно поправлялась. Полное впечатление, что даже от воздуха. Хоть совсем не дыши! И худеть становилось все тяжелее: раньше за неделю могла привести себя в форму, чтобы влезть в какое-нибудь вечернее платье. Теперь же добрая треть гардероба болталась в шкафу без надобности.

Однако, смирившись с мыслью, что для достижения цели – забеременеть – все средства хороши, в один прекрасный день она снова пошла на очередной курс гормонотерапии: Проскурины решили повторить попытку ЭКО. Стрелка на весах медленно, но верно вновь поползла вверх…

Приняв обидный намек на свой счет Катя почувствовала, что начинает краснеть, и отвернулась.

– Да мне как-то все равно, – буркнула она, пожав плечами.

Раздражение на Ладышева в одно мгновение взлетело к пиковой точке: не будь она интеллигентной, воспитанной барышней, так бы и запустила в него каким-нибудь контейнером с колбасой.

– А вы не бойтесь, они не кусаются, – похоже, Вадим не заметил ее состояния. – Даже если в последний раз смотрели в микроскоп еще в школе на уроках ботаники, то это вовсе не значит, что вы потеряны для нашего научного сообщества! – пошутил он. – Мы все здесь, можно сказать, самоучки.

Прозвучало, вроде, вполне безобидно.

«И чего я на него взъелась? – попыталась урезонить себя Катя. – Может, слова «бич человечества» сорвались у него с языка без всякого умысла».

– Кстати, а кто вы по профессии? – Ладышев явно старался вовлечь в разговор Катю.

– По профессии я, можно сказать, с миру по нитке… – не конкретизируя, нехотя ответила она.

– Катя у нас журналистка. Очень известная, между прочим, – гордая за подругу, ответила Лена.

– Вот как?!

Взгляд Вадима вдруг утратил выразительность, словно споткнулся обо что-то. В наступившей тишине звякнуло уроненное стеклышко.

– Она самая-самая талантливая! – довольная произведенным эффектом, продолжала Колесникова. – В «ВСЗ» печатается. «Вчера. Сегодня. Завтра». Вы, должно быть, читали ее статьи.

– Должно быть, читал, – глухо выдавил Ладышев и снова встретился с Катей взглядом.

Блеска в его глазах уже не было. Более того, они показались ей страдающими. Однако буквально через секунду боль в них исчезла. Ее сменили жесткость и холодность, по губам скользнула неприятная ухмылка.

– В таком случае странно… Насколько я знаю журналистов, настолько не устаю поражаться их животному любопытству: надо не надо – везде дай сунуть нос! Катя, а вдруг вам придется писать о новомодной диете? Тогда уж точно пожалеете, что не воспользовались случаем и не разглядели жировые клетки в упор. Готов спорить: в вашей редакции нет микроскопа! – через силу постарался улыбнуться Вадим и спустя мгновение стал прежним – расслабленным, вальяжным, игривым.

«Три разных человека в течение одной минуты! – поразило Проскурину. –

Невозможно… Наверное, мне показалось. К тому же здесь неважное освещение. Давненько я не сталкивалась с такими типами: то притягивает к себе, то отталкивает. Будто играет. Одно ясно: у него сильнейшая энергетика, он знает это и умело ею пользуется. К таким женщины прикипают намертво. Тогда… почему он не женат? Никак не подберет себе пару? Разведен? Или же это типичный сердцеед? Все может быть. А журналистов, судя по всему, не больно жалует. Что ж, будем с ним настороже, – приняла она решение. – И все же не мешало бы его расколоть. Придется сделать вид, что я, вслед за Ленкой, готова играть по его правилам. А там посмотрим, кто кого!»

– Ладно, уговорили, – небрежно бросила Катя.

С выражением полного безразличия она подошла ближе, сунула руки в карманы куртки, склонилась над микроскопом и разочарованно вздохнула: зажатые стеклышками бесцветные пузыри были настолько невзрачными, что не вызывали никаких эмоций.

– Не впечатляет? – услышала она над ухом и, уловив дыхание Вадима, невольно замерла.

Закружилась голова. Исходивший от этого человека энергетический поток был настолько мощным, что буквально пронизал насквозь. Она даже пошатнулась.

– Что случилось? – тут же отреагировал он. – Вам плохо?

– Слишком долго спала, – нашла она первое пришедшее на ум объяснение. – Не привык мой организм к подобным перегрузкам.

– Верно, – подтвердила Колесникова. – Проснулась почти в двенадцать. Даже я встала раньше. Ну, и когда мы увидим эти ваши трихо… трахо… тьфу! – капризно топнула она ножкой. Похоже, внимание, оказываемое подруге, было ей не по душе. – Дайте хоть глазком взглянуть на этих личинок, пока они не свернулись в спираль и не покрылись капсулой!

– Лучше бы нам их не видеть!

Присев за стол, Вадим вернулся к прерванному занятию и коснулся скальпелем лежащего на тарелке кусочка мяса.

– Иначе всем испортим настроение… – зажимая тончайший срез стеклышками, пояснил он. – К тому же в сарае еще одного кабанчика разделывают.

– Мы только об одном слышали.

– Одного ваши уложили, другого местные.

– А вы стреляли?

– Стрелял. Но сегодня не мой день, – скупо поделился он впечатлениями.

– А кабанчики большие? – настойчиво пыталась завладеть его вниманием Колесникова.

– Одному года два, второй – сеголеток.

«И куда подевалось его красноречие? – недоуменно посмотрела на Вадима Катя. – Сосредоточен. Вряд ли Ленке удастся заманить этого типа в свои сети. А ведь бедняга старается: с ее-то лингвистическим образованием не может запомнить слова «трихинеллез» и «трихинеллы»! Да и к теме охоты до этого она была более чем равнодушна!»

– Что значит сеголеток? – решила проявить профессиональное любопытство Катя.

– Значит, ему не было года. Сего лета.

– И не жалко?

– Вопрос риторический, плавно переходящий в главный: в чем смысл охоты? – не отрываясь от микроскопа, парировал он.

– И в чем смысл охоты?

– В первозданности, в первобытности… Гены. Память далеких предков.

– С предками все понятно: они добывали пропитание, – согласилась Проскурина, предвкушая словесную баталию. То, что не вышло у Колесниковой, вполне может получиться у нее. Надо как-то раскачать этот «айсберг в океане», прощупать, чем он дышит, вызвать на спор – в споре рождается истина. – А меня интересует, для чего нужна охота в наши дни? Неужели вы и вам подобные до сих пор испытывают нестерпимый голод? – постаралась она зацепить собеседника наверняка.

– Провокационный вопрос… Теперь я готов поверить, что вы – журналистка. Да, я и мне подобные охотники на самом деле испытываем голод. Но не животный, – он поднял голову и пронзил ее новым взглядом – внимательно-оценивающим, словно попытался проникнуть в ход ее мыслей.

– А какой же тогда?

– Хорошо… Для начала назовите синоним слова «сытость».

– Пожалуйста. Сытость… это… насыщение, пресыщение, полное удовлетворение тех или иных потребностей…

– Близко, но слишком банально, – он разочарованно пожал плечами и, сделав небольшую паузу, словно выстрелил: – Сытость – это скука! Именно поэтому я испытываю голод, свойственный человеку разумному: это поиск новых впечатлений, острых ощущений, таких, чтобы холодела спина, прошибал пот, а внутри все замирало, переворачивалось. Биохимическая реакция, если хотите, при которой уровень азарта и адреналина зашкаливает. В данном случае новое – это хорошо забытое старое. К тому же ожившие охотничьи инстинкты дают возможность самоутвердиться, почувствовать радость победы. В каком-то смысле все люди – охотники: каждый ставит цель, стремится ее достичь. Каждый хочет быть победителем. И это нормально. Потому что человек, потерявший подобный охотничий инстинкт, не представляет никакой ценности для общества. Это балласт.

– То есть, если не пристрелишь вот такого сеголетка, то и грош тебе цена? – подытожила его речь Проскурина.

Судя по всему, соперник в споре ей попался куда серьезнее, чем представлялось.

«Что такое сытость?» – непроизвольно повторила она про себя его вопрос. – Да, крепкий орешек. А чего стоит ответ: сытость – это скука! В глубине души с этим можно согласиться, но вот другие доводы… «Победитель», «балласт»… Комплекс Наполеона получается!»

– Словом, вы готовы утверждать, что победителей не судят?

– Почему же? Судят. Чаще всего завистники. Ну а еще трусы и неудачники. Но мы отошли от главного. Смею напомнить, что тема нашей дискуссии – охота.

– Хорошо… – слегка растерялась Катя. – Тогда еще одна банальность: если ваши прирожденные охотничьи инстинкты так сильны, зачем вы пользуетесь оружием?

– Homo sapiens… Человек – существо разумное. Зачем лишний риск?

– А не маловато ли в таком случае адреналина? Лично я порекомендовала бы вам охотиться без ружья. Гарантирую: тогда острых ощущений хватит на всю оставшуюся жизнь! – почувствовав уверенность, с насмешкой добавила Катя.

– Если удастся ее сохранить, – неожиданно согласился Ладышев и улыбнулся. – А вообще здесь срабатывает другой инстинкт – самосохранения. Но планы сходить с рогатиной на медведя у меня, надо сказать, имеются.

– Это уж когда совсем невмоготу станет от скуки? То есть от сытости. Или собираетесь победить свой инстинкт самосохранения?

– Отнюдь… Скорее, есть желание проверить, насколько он силен, попытаться довести его до автоматизма. Этакий тренинг. Ведь ружье не всегда спасает. Слышали про случай в Беловежской пуще, когда раненый зубр впечатал немца в дерево? А все дело в том, что охотник растерялся, не смог не то что выстрелить, с места сдвинуться. В таких случаях вся надежда на инстинкты, быстроту реакции и… – Вадим снова посмотрел на Катю с улыбкой, – на прочность и высоту стоящего рядом дерева.

– Вам приходилось спасаться на деревьях? – с притворным ужасом расширила глаза Колесникова.

Тон, каким она задала свой вопрос, заставил Вадима непроизвольно к ней повернуться. Похоже, красавице надоел интеллектуальный спор, в котором она чувствовала себя третьей лишней.

– Мне нет, а вот Михалыч за свою жизнь немало деревьев облазил.

«И как он сразу просек, чем может обернуться приезд этих дамочек!» – уважительно подумал он о егере, вспомнив краткий инструктаж, едва Григорий с женщинами исчезли за углом дома: «Они с

мужьями приехали. Никому рот не разевать и слюни не пускать. Иначе будете иметь дело со мной!»

Все предельно просто: около двух десятков не остывших от охоты мужчин и три женщины. Стоит кому-то чуть больше выпить и отпустить тормоза, как легко может взыграть инстинкт самца-охотника. А уж тем более, если дама сама не прочь пофлиртовать. Ай да Михалыч!

– …И от кого он спасался? – еще шире распахнула глаза Колесникова.

– Не люблю пересказывать чужие байки. Сами спросите.

– Надо бросать эту охоту! – решительно тряхнула та кудрями. – Ведь мой Игорек со своим весом ни на какое дерево не заберется.

– Как бы не так! В экстремальных ситуациях люди не то что о лишних килограммах, о сломанных костях забывают! Еще как заберется! Уж поверьте мне, доктору!

– Коровьему? – отомстила ему Ленка за невнимание.

Ладышев только усмехнулся и снова прильнул к микроскопу.

– Однако с вами, Катя, я готов продолжить дискуссию, – произнес он. – Еще вопросы будут?

– Будут. Что лично вам дала охота? Кроме трофеев, разумеется.

– Главное, чему она меня научила, – анализировать ситуацию и различать, когда охочусь я, а когда охотятся на меня, – выделил он голосом последние слова и, оторвавшись от микроскопа, насмешливо посмотрел Кате в глаза. – Странно, если вы этого еще не поняли.

Та замерла. Что он хотел этим сказать? Что раскусил их намерения? Но ведь это была ее идея спровоцировать спор! Выходит, он понял все с самого начала и умело направлял разговор в нужное русло…

«Вот гад!» – подумала она раздосадованно.

– С этого момента я становлюсь ярой противницей охоты! – так и не поняв, что битва бесславно проиграна и победа на мужской стороне, на прежней капризной ноте продолжила Ленка.

– Боюсь, ничего у вас не выйдет: насколько я знаю Игоря Николаевича, все в своей жизни он решает сам. Уверен, вопрос, идти или не идти на охоту, – самый простой в его жизни. Конечно идти!

– И вы давно знакомы?! – изумилась Колесникова.

– Достаточно давно. Лет десять. Правда, до сего дня у нас были исключительно деловые отношения.

– Понимаю. Вы, наверное, типа того… клиент его банка?

– Типа того, – Ладышев улыбнулся, и взгляд его снова стал наигранно-восхищенным. – И мне было очень приятно познакомиться с его очаровательной супругой.

– А как ваша жена реагирует на увлечение охотой?

Несмотря на комплимент, чувствовалось, что Ленка не удовлетворена и не собирается сдаваться.

«Вопрос о жене – разведка боем! Неужели она не видит, что он играет с нами, как кот с мышками?.. Совсем голову потеряла. Как бы не нарвалась на проблемы с Игорем», – заволновалась Катя.

– Насколько мне известно, Вадим Сергеевич Ладышев, тридцать семь, почти тридцать восемь, лет, не женат, – решила прийти на выручку подруге Проскурина. – Стрелец по гороскопу, третья группа крови, резус отрицательный. Ах да, едва не забыла. Рост метр девяносто четыре, вес девяносто четыре, размер обуви сорок пять.

– А ты откуда знаешь?! Вы тоже давно знакомы?! – еще больше изумилась Лена.

– Чуть больше получаса. Странно, что тебе не представились подобным образом.

«Неужели не понятно, что за тип перед тобой?» – Катя бросила красноречивый взгляд на подругу.

– А у вас великолепная память! – отдал ей должное Вадим.

– Спасибо, – поблагодарила та и, дабы не дать повода для обольщений, будто эти подробности ей в самом деле интересны, добавила: – Это профессиональное.

– Цепкость ума, логика, – неожиданно продолжил он. – Жаль, что в жизни большинство мужчин интуитивно побаиваются умных женщин. Поэтому отчасти удивительно, что вы замужем… Леночка, а чем вы занимаетесь? Простите за нескромность, но, будь я фотомастером, снимал бы вас для обложек самых дорогих глянцевых журналов. С вашими внешними данными вы многого можете достичь, – снова польстил он Колесниковой.

– Вообще-то я окончила иняз, – кокетливо опустила та глазки. – А насчет фотосессии для журнала… Надоело, – небрежно махнула она рукой, бросив взгляд на Катю.

Ей на самом деле не раз поступали подобные предложения, но проблема состояла в том, что супруг категорически против. Возможно, потому что сам когда-то, еще студенткой увидев Лену на подиуме, тут же влюбился, а спустя несколько месяцев женился. И будущей жене поставил единственное условие: покинуть модельный бизнес. Конечно же она согласилась и ни дня об этом не пожалела. Жесткий, местами жестокий в делах, Колесников не просто холил и лелеял свою молодую супругу. Она возымела над ним определенную власть и быстро научилась ею пользоваться: главное – открыто не перечить. Лаской же и терпением от мужа можно было всего добиться. Но упаси Господи было вызвать его ревность!

– Достойных журналов у нас нет, а ехать в Москву – так утомительно. Профессия фотомодели на самом деле не такая легкая, как кажется. Я с пятнадцати лет моделью работала, всякого повидала. Взять, например, кастинг. Если бы вы знали, сколько там подводных камней! – подсела на любимого конька Леночка.

– Да что вы говорите! А вот с этого места, пожалуйста, поподробнее, – заинтересованно отреагировал Вадим.

Катя вздохнула и перешла к окну. Истории о закулисье модельного бизнеса она слышала не раз, и не только от подруги.

«Не знаю, кто из них на кого охотится, но кто-то определенно достигнет цели», – сделала она вывод, прислушавшись к мурлыканью Колесниковой.

Похоже, та перешла на откровенный флирт.

«Большинство мужчин побаиваются умных женщин», – передразнила она про себя Ладышева. – Да черт с ним! Зато вот мой Виталик не «побаивается» и счастлив!»

Оторвав взгляд от темного окна, она сунула руку в карман, вытащила сигареты и шагнула к двери.

– Будьте добры, принесите нам срезы мышц второго кабанчика! И сообщите, что первый абсолютно здоров! – бросил ей вдогонку Вадим.

Проскурина даже не обернулась. Выйдя на крыльцо, закурила, подняла голову и стала задумчиво разглядывать черное небо, в котором яркими гроздьями висели звезды. На душе было нехорошо. То ли давало о себе знать фиаско в споре, то ли ставший не по душе спектакль, в котором она оказалась третьей лишней. А возможно, виновник всему – сам Вадим Ладышев…

«Красив, самоуверен, остроумен… Прямо воплощение женской мечты… и все-таки выбрал Ленку, – сделала она невеселый вывод. – Неужели это задело меня больше, чем проигранный по всем статьям спор? Но это же естественно: из двух женщин рано или поздно мужчина выбирает одну. А уж если и она его выбрала – то других вариантов нет. Собственно, он мне и не нужен, у меня есть Виталик. Однако обидно… Что за день? Все кому не лень норовят испортить настроение! Сначала Людмила, теперь этот самонадеянный тип. Отдыхаю, называется!»

Порыв ледяного ветра заставил ее отвлечься от невеселых мыслей. Застегнув пуховик на молнию, подняв капюшон и натянув перчатки, она спустилась по ступенькам, обогнула дом и тут же столкнулась со спешащим куда-то Григорием.

– Велено передать, что первый кабанчик здоров. Требуется второй для исследований, – без всяких эмоций передала она информацию.

– Это хорошо. Ты загляни в сарай, по-моему, его уже разделали.

– Мы скоро поедем?

– А стол накрыли? – уточнил тот и, получив утвердительный кивок, виновато произнес: – Представляешь, забыл, что у

Леши, сына Михалыча, сегодня день рождения. А он мой крестник, так что придется задержаться. Мы только в магазин с водителем сгоняем.

– Понятно, – приуныла Катя. – А меня никак нельзя к Яне подбросить?

– Не… Магазин в другой стороне. Ты подожди, не спеши уезжать. Еще повеселимся! – прежде чем исчезнуть в темноте, приободрил он.

«И зачем только сюда приперлась?» – совсем скисла она.

У освещенного входа в сарай толпились охотники. Стоило ей приблизиться, как толпа расступилась и открылась картина, заставившая отвести глаза: огромный дощатый поднос с грудами окровавленного мяса.

По правде говоря, она не была вегетарианкой, но старалась не думать о мясе как о продукте убийства и предпочитала видеть его в приготовленном виде.

– Первый кабанчик здоров. Ваш ветеринар просил принести срезы второго, – продолжая старательно отводить взгляд, передала она.

Окружающие обрадованно зашумели. Над самым ухом неожиданно загоготал здоровенный небритый детина, чем-то неуловимо похожий на Ладышева.

«Наверное, самый голодный», – мысленно сыронизировала Катя.

– Ну, раз ветеринар просил… – детина, продолжая хохотать, тут же вручил ей блюдце с розовыми кусочками мяса. – Вот, пожалуйста. Не бойтесь, не кусается! – добавил он, заметив, как дрогнула женская рука. – И привет от второго ветеринара не забудьте передать!

– Тогда уж лучше сами отнесите, – она попыталась вернуть блюдце.

– Не-е-е… Не меня же просили, – теперь уже он хохотал вместе со всеми. – А вы идите, идите. Ветеринар заждался.

– А может быть, все-таки вы? Там уже и стол накрыт.

– Не-е-ет! Успеем! – дружно запротестовали мужчины. – И вы зря не мерзните, возвращайтесь в дом. Ночью до минус шести обещали.

Да уж, Катины любимые потертые джинсы явно не были рассчитаны на заморозки. Пришлось возвращаться в пристройку.

Вадим с Леной, сидя рядышком, о чем-то ворковали.

– Вот и второй прибыл! – подчеркнуто весело отреагировал на появление Кати Ладышев и, слегка отодвинувшись от соседки, протянул широкую ладонь: – Принимаю.

Катя молча поставила на ладонь блюдце, которое тут же зрительно уменьшилось в размерах. Осторожно сжав края пальцами другой руки, Вадим аккуратно опустил блюдце на стол рядом с микроскопом. Получилось это у него настолько изящно, что Проскурина так и застыла на месте.

«Дались мне эти руки», – не без труда подавила она очередную атаку подсознания, демонстративно отошла и присела на другом конце скамейки.

Правда, устроилась так, чтобы можно было рассмотреть обладателя этого бесценного сокровища – магических рук: темные, почти черные, волосы с серебринкой у висков, широкие, чуть изогнутые брови, густые ресницы, прямой нос, красивая линия плотно сжатых губ. Широкие плечи под толстым охотничьим свитером и полное отсутствие намека на «трудовой мозоль». Общее впечатление не портила даже небритость – напротив, она придавала лицу брутальность и загадочность.

«Ему бы самому подрабатывать моделью, – оценила Катя внешность мужчины. – Не зря они с Ленкой спелись, – и неожиданно нашла к чему придраться: – Терпеть не могу небритых мужчин!.. Но все равно хорош… А Колесникова, похоже, совсем голову потеряла, впервые за ней такое наблюдаю. А они неплохо смотрятся вместе. И оба меня совсем не замечают…»

– Лена, а почему ваша подруга без настроения? – словно услышав ее мысли, Вадим оторвал взгляд от микроскопа. – Может, мы все-таки вас чем-то обидели?

– Нет, что вы! – с легкой иронией ответила Катя. – Это, скорее, я вам мешаю. Кстати, объясните мне, непросвещенной: небритость – это непременный атрибут успешной охоты или следствие элементарной лени?

– Кать, ты чего взъелась? – удивленно отреагировала Колесникова. – Даже я знаю, почему мужики перед охотой не бреются. Потому что зверь учует!

– И что же он учует?

– Запах, как ты не понимаешь! Все косметические средства содержат отдушку, а на свежем воздухе ее разносит ветром на километры! У нас домработница как-то добавила ополаскиватель при стирке охотничьей одежды Игоря. Так ей по первое число влетело!

– Вот! Сразу видно: жена охотника! – похвалил ее Вадим и снова посмотрел на Катю: но не торжествующе, что было бы уместно, а изучающе. – Ну, и что мы видим на этот раз? – опять переключился он на Лену, подвинулся на скамье и жестом пригласил ее на свое место.

– Ничего не видим! – прильнув глазом к микроскопу, объявила та через минуту. – Никаких подозрительных капсул этих… каких…

– Трихинелл, – без всяких эмоций в голосе подсказала Проскурина.

– Представляешь, Катя, какие дряни эти трихинеллы! Не варятся, не парятся, их можно только выморозить при запредельно низкой температуре! А проблем со здоровьем от этой гадости – воз и маленькая тележка! Вадим говорит, что заболевание практически не лечится до конца.

– Значит, надо покупать проверенное мясо на рынке или в магазине.

– Правильно. Кстати, домашние хрюшки тоже могут подхватить эту заразу, так как при случае не преминут полакомиться забежавшей в сарай больной крысой. А еще…

Ленка уступила место Вадиму и принялась бойко пересказывать подруге все, что узнала о трихинеллезе. Делая вид, что слушает, Проскурина украдкой продолжала наблюдать за Ладышевым. Если судить по трем проступившим на лбу поперечным морщинам, то, несмотря на кажущуюся несерьезность, к проверке добытой дичи он относился весьма ответственно.

– Чисто! – наконец-то выдохнул он облегченно. – Лена, предоставляю вам честь донести эту приятную весть до народа, а также пригласить всех за стол. Вы – потрясающая ассистентка! Даже не знаю, как обойдусь без вас в следующий раз.

– А мы снова приедем! – многообещающе заверила Колесникова.

– Ловлю на слове!.. Вы мне поможете? – едва за ней закрылась входная дверь, обратился он уже к Кате.

– В ассистентки не гожусь.

– Собственно… я вас не об этом хотел попросить.

– А о чем же?

– Промыть стекла, протереть спиртом и сложить в футляр.

– Как я понимаю, одному вам с этим делом не справиться? Или вы терпеть не можете, когда рядом кто-то бездельничает? – съязвила она.

– Да нет, покурить хочется. Впрочем… Вы правы, я и сам справлюсь. Просто хотел вас занять, чтобы не скучали, – пожал он плечами. – Извините.

Ладышев молча сгреб стекла в миску, положил туда же два блюдца и направился к умывальнику в углу. На сердце у Кати заскребли кошки: «И какая муха меня укусила? Ведь ополоснуть стекла совсем несложно…»

В этот момент дверь резко распахнулась и в проеме показалась молодая женщина с кастрюлей в руках.

– А почему тарелки не попросили? – недовольно буркнула она и бухнула на стол кастрюлю, с которой тут же соскочила крышка и повалил пар. – Помогите перенести с кухни еду и посуду, – без всяких реверансов обратилась она к Кате. – У мужа день рождения. Скоро еще гости подъедут.

– Да-да, я слышала, – встрепенулась та. – Конечно, помогу.

– А сколько Лехе стукнуло? – повернул голову в сторону хозяйки Ладышев.

– Двадцать восемь.

…Спустя пару минут с двумя огромными салатниками Катя возвратилась в пристройку, где уже было полно народу. Едва она переступила порог, как знакомый детина, на сей раз без шапки, прятавшей его лопоухость, перехватил из ее рук салатники и понес к столу. Отыскав

глазами Вадима, молча укладывающего в коробку микроскоп со стеклами, она тихо вздохнула и снова направилась на кухню.

«Надо узнать, где здесь туалет», – только успела она подумать, как услышала негромкий разговор в прихожей. Судя по всему, за короткое время ее отсутствия в дом прибыли еще гости.

– Могли бы и раньше явиться! – с жаром отчитывала кого-то за стенкой хозяйка. – Такие мужики из Минска прикатили: банкир, профессор нархоза, два важных чиновника с водителем на служебной «вольво». Не первой молодости, конечно, но для жизни сгодятся, с деньгами. А самое главное – Ладышев объявился, и тоже с друзьями. Насколько я разузнала, один из них холостяк.

Так как «неожиданно появляться» было уже неудобно, никем не замеченная Проскурина непроизвольно отступила назад и буквально вжалась в стенку.

– А я так запала в прошлый раз на этого Ладышева! – донесся из прихожей незнакомый девичий голос.

– Тише! – шикнула хозяйка. – Не забывай про моего свекра, это раз. Второе: три минские бабы здесь. Жены не жены, пока не знаю. Так что осторожнее.

– А чего они приперлись? – послышался еще один недовольный голос.

– И чего бабы за мужиками едут? Ревнуют, значит… Да и сами подгулять не прочь: две битый час вокруг того же Ладышева крутились, я под дверью слушала. Особенно одна, красивая, как кукла.

– А другая?

– Другая? Так, серая мышь. Не чета вам. Ладно, раздевайтесь быстрее.

Стараясь не дышать, Катя на носочках отступила к пристройке, лязгнула защелкой, хлопнула дверью и громко затопала к кухне. В прихожей мимоходом поздоровалась с пришедшими девушками и сухо обратилась к хозяйке:

– Что-то еще отнести?

– Спасибо, мне помогут. Знакомьтесь: Лиля, Вера. Меня, кстати, Соня зовут. А вас как?

– Катя.

– Вы здесь с мужем?

Проскурина на секунду замялась. Этого хватило, чтобы молодая женщина истолковала ее молчание по-своему.

– Понятно. Но такие, как вы, сюда редко заглядывают.

– Какие «такие»?

– Ну… Не жены, словом.

– Покажите, который ваш, не тронем, – прихорашиваясь у зеркала, хихикнула одна из девушек. – Надеюсь, не Ладышев?

– Моего мужа здесь нет, он в командировке, – успокоила ее Катя. – Я приехала с подругами за компанию. А кто такой Ладышев? – на этот вопрос хозяйка обернулась и посмотрела на нее подозрительно. – Я почти никого здесь не знаю, кроме мужей моих подруг, и мужа Яны – Григория, у которых мы остановились. Да еще этого ветеринара. Как его… Вадима.

– Так это и есть Ладышев! – по-прежнему недоверчиво хмыкнула Соня. – Вот, хочу подружек сосватать. Красивый, неженатый!

– А-а-а… – понимающе кивнула Катя. – Хорошее дело.

А про себя усмехнулась: «Деревенские красавицы весьма самонадеянны… Интересно, о чем они будут беседовать с этим интеллектуалом? Хотя, какую тему они собираются ему предложить, ежу понятно, – обратила она внимание на откровенно короткую юбку одной из девушек, плотно обхватившую отнюдь не узкие бедра. – «Мышь серая…» – тут же вспомнила она свою характеристику и видавшие виды джинсы. – Только фамилия этой мыши частенько значится под самыми громкими статьями самой популярной газеты!»

– А где у вас туалет? – вспомнила она о давно назревшей проблеме.

– Вообще-то на улице. Но это для остальных. Вы можете пользоваться тем, что в доме. Вот здесь, – хозяйка щелкнула выключателем на стене и толкнула неприметную дверь. – Там и вода теплая в умывальнике есть.

– Спасибо, – оценила ее гостеприимство Катя. – Не люблю холод.

Когда, тщательно вымыв руки, она покинула уборную, в прихожей и на кухне уже никого не было. Часы показывали без четверти семь. Судя по всему, застрять в гостях у Михалыча предстояло еще надолго.

«Выйти покурить, что ли?» – подумала она и, чтобы не пересекать пристройку, толкнула входную дверь, за которой оказалась старенькая веранда.

Спустившись по скрипучим ступеням, она достала сигареты, прикурила, ступила пару шагов вдоль дома и тут же наткнулась на мужчину, который безуспешно щелкал зажигалкой.

– Попробуйте мою, – предложила она и с удивлением обнаружила, что перед ней не кто иной, как Ладышев.

– Вряд ли получится. Здесь ветрено. Можно вашу сигарету?

Катя молча протянула зажженную сигарету и, следя за красным огоньком, в который раз за вечер подивилась случившейся с мужчиной перемене: спокойный, ровный тон, никакого ерничанья в голосе, никакой пикировки или заигрывания.

– Спасибо, – вернул он сигарету. – Оказывается, мы с вами курим одну и ту же марку.

– Правда? Я считала, что раз они легкие, то женские.

– До определенного времени я тоже так считал. Отойдемте к крыльцу, там должно быть потише, – предложил он.

Они молча прошли вдоль дома и остановились у самых ступенек пристройки.

– Вам не холодно? – не дожидаясь ответа, Вадим заслонил ее от проникавших и сюда порывов ледяного ветра. – Простите, – случайно коснулся он ее локтя. – И вообще извините… Человек приехал отдохнуть, а здесь какой-то небритый тип пристает. Представляю, что вы обо мне подумали.

Катя опешила. Это было уже слишком – слишком много впечатлений о Ладышеве.

«Снова играет?» – недоверчиво отнеслась она к его словам.

– Да уж… Эти подробности – вес, рост, тапочки.

– Согласен. Но поначалу я принял вас за одну из местных, а с ними запросто можно так шутить. Извините, глупо получилось.

– Ну, в таком случае извините и вы меня, – неожиданно даже для себя вырвалось у Кати. – За то, что неправильно истолковала ваши шутки. Я в самом деле выбралась отдохнуть. Отпуска не предвидится как минимум до середины января. Не смогла сразу переключиться… Но надо отдать должное: вы – прирожденный провокатор. Так искусно спровоцировали спор об охоте.

– Хотел вас растормошить. Уж больно вы грустная. К тому же всегда приятно пообщаться с умным человеком, умеющим отстоять свою точку зрения.

– А как насчет умных женщин, которые не нравятся мужчинам?

– Разве? – лукаво улыбнулся он, блеснув глазами в темноте. – Лично мне только такие и нравятся. А вам идет злиться, – шутливо добавил он, что походило и на комплимент, и на очередную провокацию.

– Я редко злюсь, – серьезно ответила Катя. – У нас даже шутят в редакции: чтобы вывести из себя Проскурину, надо объединиться всем коллективом.

– Верю, – согласился он. – Потому и говорю, что вам идет злиться. Вы очень искренни, естественны, хотя и пытаетесь контролировать эмоции. Чаще других от вас, видимо, достается ближним? Мужу, например.

– Не угадали. Мы с ним вообще не ссоримся. Я только на будильник регулярно злюсь, – погасив сигарету, улыбнулась Катя. – За последний год три штуки размолотила. Нечаянно. Я сова и утром люблю поспать. Спросонья никак не удается найти нужную кнопку, чтобы его выключить.

– Забавно… Я тоже сова и тоже ненавижу будильники. Именно поэтому у меня их нет, – рассмеялся Ладышев.

– И как же вы встаете?

– Домработница приходит к семи утра, у нее свои ключи. Так что просыпаюсь от звука пылесоса.

– Меня в семь утра звук пылесоса не разбудит, – поднимаясь по ступенькам, вздохнула Катя. – И домработницы у нас нет.

– Могу своей поделиться. Мне она каждый день все равно ни к чему, я ведь один живу. Часто в командировках.

– И как же вы будете просыпаться?

– А вы мне будете

звонить.

– Снова шутите? – улыбнулась она, задержавшись на последней ступеньке.

– Нет. Натуральный обмен: я вам – домработницу, вы мне – утренний звонок. Можно SMS.

– Тогда вы будете ронять телефоны. Спросонья.

– По такому случаю закуплю целую партию! – снова рассмеялся он, распахивая перед Катей дверь.

В комнате, набитой людьми, их появление заметили сразу.

– О, Вадим! Ну наконец-то! – призывно махнул рукой лопоухий парень-детина. Судя по всему, это и был неженатый друг Ладышева. – Давай сюда!

На лавке вдоль стены, где он восседал, между хозяйскими подружками как бы случайно оставалось свободное место.

– Вы со мной? – уточнил Вадим.

– Похоже, вас там одного ждут, – заметив недовольные девичьи взгляды, насмешливо ответила Катя. – Еще глаза выцарапают. Спасибо, но я к своим.

– Захочется покурить – дайте знать. Вы же помните, что у меня проблемы с зажигалкой, – успел шепнуть он напоследок, чем снова вызвал ее улыбку.

Пробравшись к подругам, Катя присела на свободное место, подняла глаза и тут же встретилась взглядом с Ладышевым. Тот продолжал улыбаться. Смущенно опустив ресницы, она также не удержалась от улыбки. На душе потеплело, стало как-то празднично, захотелось снова оказаться там, на холодном ветру, на студеном воздухе, чтобы продолжить ни к чему не обязывающий, не предназначенный для чужих ушей разговор.

Только и всего. Во всяком случае, она так считала. Боялась себе признаться, что Вадим ее заинтересовал. И это впервые за последние десять лет. В нем было нечто совершенно отличное от других мужчин. И это «нечто» завораживало все сильнее…

3

… – Мама! Мамочка! Посмотри, какая рыбка плывет! Я хочу ее поймать!

Перепрыгивая с камня на камень, Катя бежала вдоль ручья и старалась не упустить из виду блестящий силуэт маленькой серебристой рыбки.

– Как хорошо, что ты жива, помоги мне ее поймать, пока ручеек не влился в реку! – прокричала она и призывно махнула стоявшей на берегу матери.

В полной уверенности, что мама бросилась ей на помощь, она, не оглядываясь, ступила босыми ногами в воду.

«Теплая какая!» – едва успела удивиться Катя, как вдруг заметила, что серебристую рыбку стремительно настигает большая темная тень.

Почти догнав ее, тень высунула на поверхность широкую плоскую морду и ощерила пасть…

– Не смей! Это моя рыба! Не смей! – изо всех сил закричала Катя и побежала быстрее.

Ускорив бег вниз по ручью, она поскользнулась, упала и, подняв голову, прямо перед собой увидела оскаленные зубы…

«Господи, снова кошмар приснился!» – раскрыв глаза и обнаружив себя в рейсовом автобусе на Минск, тряхнула головой Проскурина и сбросила остатки сна.

Снаружи по стеклу стекали косые потоки дождевой воды, в салоне же было сухо и даже жарко, особенно ногам. Видимо, она сидела прямо над вентиляционной решеткой, из которой шел горячий воздух.

«Хоть отогрелась, – расстегнула она пуховик. – На автостанции замерзла как цуцик. Не мешало бы еще и разуться».

Изогнувшись, Катя дотянулась до шнурков, расслабила их и по очереди освободила ноги. Стоило завершить эту процедуру, как кровь прилила к вискам, голова закружилась, в затылке появилась тупая боль. Почувствовав тошнотворный ком у горла, она потянула ворот свитера.

«Надо было вчера меньше пить… – Катя снова откинулась к спинке кресла и закрыла глаза. – Сначала белое вино, потом красное, да еще полусладкое. Ведь знаю же, что мне категорически нельзя смешивать напитки! Хорошо хоть до водки дело не дошло…»

Воспоминания о вечеринке резко утратили свой радужный ореол еще рано утром, когда она проснулась от сильнейшей головной боли. Проглотив таблетку, Катя снова забралась под одеяло, закрыла глаза, но сон не возвращался. Наоборот, неожиданно включился мозг и принялся шаг за шагом анализировать вчерашнее поведение. Оценив на трезвую, хотя и больную голову все, что случилось накануне, она пришла в тихий ужас: какой-то приступ безумия!

«Ну почему я не попыталась себя остановить, образумить? – вернулась она к мучившим с утра угрызениям совести. – Ведь не настолько же была пьяна, чтобы по собственной воле очертя голову нырнуть в бездну каких-то дурацких чувств! Никто же не принуждал, не толкал в спину! Чего ради? Хотела доказать самонадеянным сельским барышням, что я не «серая мышь»? Или показать Ленке, что тоже могу, если захочу, вскружить голову любому? Бред да и только… А вдруг это и есть тот момент истины, когда тайное вылезает наружу и становится явным? Пик чувственной эйфории в семейной жизни остался далеко позади, а чужие мужчины давно не баловали меня таким вниманием. Вот и вырвались тайные желания… Даже целовалась на холоде… Вот дура! – в сердцах прошептала она, от ужаса распахнула глаза и опасливо огляделась: вроде никто из пассажиров не слышал. – А ведь, кроме похмельного синдрома, есть еще неприятные моменты – недовольство Ленки, подозрительные взгляды Людмилы. А уж об испепеляющих взорах деревенских красавиц лучше и не вспоминать! Отныне в дом Михалыча мне дорога заказана: невестка на порог не пустит… Ох, дуреха, дуреха! И на кой ляд мне сдался этот Ладышев? Наверное, так и начинают изменять: сначала позволяют себя обнять, затем поцеловать… О том, что могло приключиться, если бы пошло в ход крепкое спиртное, и подумать страшно! Итак, констатируем голый факт: вчера приняла лишнего, изменила себе, своим принципам, едва не изменила мужу… Как теперь посмотреть в глаза Виталику? Я ведь ему никогда не врала… Ненавижу себя!»

Осознание постыдных итогов минувшего вечера и явилось главной причиной поспешного бегства из гостеприимного дома хозяев. Быстренько, не дожидаясь, пока проснутся подружки и вернутся рано ушедшие на охоту мужчины, она рванула на автостанцию. Для Яны нашлось вполне правдоподобное объяснение: охотники вернутся неизвестно когда, а ей пораньше надо попасть домой, прошерстить интернет, новостные каналы ТV. Да и в понедельник с утра пораньше придется потрудиться в поте лица – еще до планерки успеть просмотреть сообщения информагентств.

«…Еще эти сны… Столько лет спала спокойно… Мама вообще впервые приснилась. К чему бы все это? – тупо уставилась Катя в мокрое стекло. Всколыхнувшаяся было от резких движений боль утихала, тошнота отступила, в голове прояснилось. – О чем ты хотела меня предупредить, родная? Поздно, мамочка, поздно. Твоя дочь, можно сказать, оступилась. Как же мне без тебя плохо…»

Вспомнила мать – и сразу захотелось расплакаться, приласкаться к ней, услышать ее голос.

Сколько Катя себя помнила, в самые значимые периоды своей жизни она всегда видела яркие, цветные сны с совершенно необыкновенными персонажами – злыми и добрыми. В детстве сновидения были настолько реальными, что в них она могла вслух разговаривать, хохотать, плакать, а потом пробуждалась от страха, с плачем бежала в спальню к родителям и только рядом с ними засыпала.

«Не волнуйтесь, у вас просто очень впечатлительный ребенок, – успокаивали маму доктора, когда та консультировалась у них по поводу ночных проблем дочери. – Учится прекрасно, развитие выше среднего, никаких аномалий в поведении. Так что перерастет или… станет великой писательницей! У вас очень талантливая девочка! А какие стихи пишет!»

А ведь

правда: в детских газетах (однажды в «Пионерской правде»!) Катя печаталась с шестого класса, повзрослев, три года подряд становилась призером областного конкурса сочинений. Гордость родителей, гордость района, гордость школы… А уж как радовалась ее победам мама, преподававшая русский язык и литературу!

Чувствуя, как предательски увлажнились глаза, Катя отвернулась к окну. Вовремя. Словно повторяя очертания дождевых капель на стекле, косыми дорожками по щекам побежали слезы. Снова разболелась голова, пришлось выпить очередную таблетку…

Вот так, в слезах и переживаниях, и доехала до автовокзала.

Уже добравшись до дома и расплатившись с таксистом, она поднялась на четвертый этаж, открыла дверь квартиры, на автомате отключила сигнализацию, сбросила в прихожей верхнюю одежду, добрела до спальни и упала на кровать поверх покрывала. Сил не осталось ни плакать, ни думать. И если уж быть совсем точной, после лекарств в голове не осталось ни единой мысли, одна гулкая пустота. Будто устав бороться со своей неразумной хозяйкой, организм в целях самозащиты решил заблокировать сознание и наглухо закупорил вместилище всех ее чувств и эмоций.

«Начало пятого… Пора включаться в работу», – спустя какое-то время зацепилась взглядом за часы на стене Катя.

Словно по мановению волшебной палочки квартира моментально наполнилась звуками: снизу упражнялись в игре на пианино, на застекленном балконе едва слышно гудел вентиляционный блок, в прихожей требовательно тренькал мобильник.

Невероятным усилием воли она заставила себя сползти с кровати, добралась до прихожей и откопала на дне сумки телефон.

– Да… – устало опустилась она на банкетку.

– Привет, Котенок! – жизнерадостно поприветствовал голос из трубки. – Ну все, вынырнули! Полчаса назад благополучно завершилось последнее погружение, завтра день отдыха, послезавтра домой. Надеюсь, меня там по-прежнему ждут… Катюнь, ты чего молчишь? – насторожился Виталик. – И почему к телефону так долго не подходила? Я только с третьего раза дозвонился. Пришлось Ленку набирать: они на Минск еще не выехали. А ты почему не с ними? Ведь выходной.

– Это у людей выходной, а у меня – газета, – не без труда справившись с вырвавшимися из заточения эмоциями, выдавила она в трубку. – Выпускающий редактор. А ты знаешь, что это такое: читай, смотри, думай. Много работы. Плюс статью журналу обещала, а никак не могу закончить. Скоро отовсюду выгонят.

– Ну и пусть! Вот сгребу тебя в охапку в следующий раз, оторву от компьютера и увезу на край земли!

– Сгреби и увези…

– Катюнь, ты что, плохо себя чувствуешь? – уточнили после паузы.

«Плохо, очень плохо!» – едва не сорвалось с губ.

– Нет, что ты… – проглотила она комок в горле. – Просто задремала у телевизора. Еще не проснулась как следует. Виталик, приезжай поскорее, а? Пожалуйста… Мне без тебя так плохо.

Глаза вопреки воле постепенно наполнялись слезами.

– Ты что, плачешь? – в голосе мужа зазвучали виноватые нотки. – Не плачь, Котенок, ну не плачь, пожалуйста. Я больше никуда без тебя не поеду, честное слово! Слышишь, не плачь! Если бы ты знала, как я соскучился!

– И я… соскучилась… очень, – прилагая неимоверные усилия, чтобы не разреветься, выдавила она.

– Не скучай! Хочешь, заинтригую? У меня есть сногсшибательная новость! Не успел рассказать перед отъездом.

– Расскажи сейчас.

– Нет, не хочу по телефону. Приеду – расскажу, свожу, покажу. Только, чур, не расспрашивай сейчас ничего! Это сюрприз!

– Хорошо, не буду… Я тебя встречу в аэропорту.

– А вот этого делать не надо! – вернулся к игривому тону Виталий. – Ты же знаешь, что чартером летим. Лучше я раньше примчусь и буду ждать тебя дома. Вот представь: ты возвращаешься из своей редакции, а я встречаю тебя у двери, кормлю собственноручно приготовленным ужином, на руках несу в кровать… Я люблю тебя!

– И я тебя… люблю…

– Как-то неуверенно звучит. Ну-ка повтори!

– Я тебя люблю.

– Еще раз!

– Я тебя люблю, я тебя очень люблю! – с надрывом вырвалось у Кати.

– Теперь верю! Ну все. Жди. Осталось всего ничего: две ночи и один день. Целую, Котенок. До встречи!

– Целую…

Вытирая слезы, Катя долго смотрела на погасший дисплей телефона, а в голове крутилась единственная мысль: какая же она все-таки дрянь!

Пора было включать телевизор…

Понедельник начался для Проскуриной с того, что она элементарно проспала и вместо семи, как планировала, вскочила с кровати в восемь. Она даже не помнила, слышала сквозь сон звонок будильника или нет. А еще пока примет душ, пока соберется, пока доедет…

Пожертвовав утренним макияжем (ничего страшного, можно накраситься в туалете на работе), минут через сорок с пухлой папкой газет под мышкой Катя влетела в помещение редакции и с ходу бросилась к компьютеру.

– Привет! – один за другим здоровались появлявшиеся в редакции коллеги. – Не выспалась? Какой-то у тебя нездоровый вид, – сочувственно качал головой каждый второй.

– Катерина Александровна, доброе утро!.. Что-то случилось? Вы заболели? – это уже стажерка Стрельникова озаботилась ее самочувствием.

Как таковых стажеров в штате редакции не было, но периодически перспективных новичков прикрепляли к наиболее опытным журналистам, чтобы те учили их профессии. Дело это больно хлопотное: мало тебе своей писанины, так еще читай, перечитывай, приводи в божеский вид то, что накропали всякие там практиканты. А поскольку Проскурина имела статус одного из самых востребованных, а потому загруженных журналистов, такой «чести» она давно не удостаивалась.

Однако полгода назад настал и ее черед. Главный редактор самолично приставила к ней хорошенькую, миниатюрную, как Дюймовочка, Олечку Стрельникову.

Училась Оля в БНТУ на маркетолога, но была из тех, кто с детства спал и видел свою фамилию под громкими статьями популярного издания. Ее настойчивости следовало отдать должное: едва выучившись писать, она принялась засыпать газеты заметками. Но на журфак после школы поступать не захотела. Аргументировала тем, что писать она и так научится, а вот расширить свои познания и получить реальную специальность куда важнее. Большинство великих журналистов никаких журфаков и не заканчивали!

Надо сказать, в этом была большая доля истины: две трети коллег Проскуриной действительно не имели никакого отношения к журфаку, и в дипломе о высшем образовании в графе «специальность» у них значилось что угодно, если пресловутый диплом вообще был в наличии. В общем, едва став студенткой технического вуза, Оля выбрала «ВСЗ» как самое известное, вполне соответствующее ее амбициям издание и третий год подряд исправно ходила в редакцию как на работу: то письма рассортировывала, то в магазин бегала, то отправлялась куда-то с поручением. При этом она постоянно что-то строчила и приносила главному редактору.

Короче, брала измором и иногда добивалась своего – в газете время от времени появлялись коротенькие заметки за подписью Ольги Стрельниковой.

Проскурина поначалу не обращала на свою стажерку внимания – у самой дел невпроворот. Вот тебе задание: выполнишь – доложишь. Но не тут-то было! Девушка патологически не умела работать самостоятельно. Только сосредоточишься – эта красавица тут как тут!

То с очередным вопросом, то со «сногсшибательной» историей, о которой обязательно следует написать! Так что даже при всем Катином спокойствии это не могло не раздражать.

Вопрос Стрельниковой о самочувствии оказался той последней каплей, которая заставила Катю сорваться с места и поспешить в туалет. Большущее, во всю стену, зеркало не оставило сомнений: коллеги правы, выглядит она неважно. Покрасневшие глаза, мертвенно-бледная кожа, растрепанные волосы. И голова до сих пор болит. Второй день подряд. Далась ей эта суббота!

В спешке подкрасившись, она приняла таблетку и побежала на планерку. Слава богу, все прошло без эксцессов, в обычном рабочем порядке. Сначала был обзор прессы, затем выслушали замечания, получили задания, напоследок от души посмеялись над собственными «перлами».

Взять, к примеру, такой. Все лето газета давала сводку о температуре воды в реках и водоемах. И только на прошлой неделе в редакцию позвонила женщина и посрамила: в таком-то районе протекает совсем другая река! Неужели трудно проверить по карте?! Нетрудно, конечно, но информацию давала санстанция – вроде, надежный источник.

Следующий «перл» касался все той же водной темы и принадлежал перу Стрельниковой на пару с бильдредактором: в качестве иллюстрации к небольшой заметке о поимке пятидесятикилограммового сома они умудрились изобразить реку со всеми притоками в зеркальном отражении. Снова позвонили читатели: «У вас Западная Двина не в ту сторону течет!»

Получив разнос, красная как рак стажерка опустила глаза и спряталась за спинами коллег. Глянув на нее, Катя снисходительно улыбнулась: то ли еще будет! Увы, журналистика не обходится без ошибок, а то и откровенных ляпов. Но лучше, если эти оплошности имеют следствием лишь улыбку, а не официальные опровержения или, упаси боже, судебные разбирательства. А неуемная активность девушки не оставляет сомнений: ей придется пройти через многое.

«Когда-то и я так начинала, – тем не менее с ностальгией вздохнула Проскурина. – Эх, куда умчались молодые годы, радужные мечты, неукротимая энергия? За все надо расплачиваться, в том числе за опыт и мудрость… Теми же годами жизни».

– Катерина Александровна! – спустя какое-то время Стрельникова как ни в чем не бывало тряхнула кудряшками у стола «шефа». – Если вы плохо себя чувствуете, оставайтесь завтра дома. Я сама закончу материал с осенними историями: почти все письма прочитаны, рассортированы. Да и Жоржсанд согласилась: я только что спросила ее разрешения, и она позволила мне самой завершить акцию. А вы можете немного поболеть.

Жоржсанд – так за глаза называли главного редактора Евгению Александровну Камолову. Когда и кому пришло в голову сотворить такое завидное прозвище из ее имени и отчества, никто уже не помнил. Но звучало впечатляюще, да и характеру соответствовало: волевая дама, снисходительно относящаяся к мужчинам и весьма холодно – к женщинам. Правда, надо отдать должное, разговаривала она со всеми корректно, крайне редко повышала голос. Но уж если кто попадал под раздачу, ему оставалось только посочувствовать.

За десять лет совместной работы у Кати и главного редактора сложились особые отношения. Именно Проскурина официально и негласно замещала начальницу во время ее отпусков и командировок. Возможно, потому что Камолова прекрасно знала: в отличие от некоторых, Катя даже и не помышляет занять ее место. Она была и правой рукой, и рабочей лошадкой: писала много, толково, никогда не отлынивала от заданий, никогда не брала больничных. Даже когда лечилась в стационаре, продолжала работать и пересылала материалы по электронной почте. Благо за окном век информационных технологий! К тому же Проскурина успела наработать массу ценных контактов, которые не купишь ни за какие деньги, ее знали и уважали далеко за стенами редакции.

Достаточно осторожная в откровениях и в подборе окружения, Евгения Александровна любила уединиться с ней в своем кабинетике-футляре, поболтать за чашкой кофе, посоветоваться. Подругами в полном смысле слова они не были, но находили друг у дружки поддержку и понимание. И в первую очередь конечно же их связывала газета.

Тем удивительней показалось Кате, что Жоржсанд разрешила стажерке самостоятельно завершить акцию осенних историй, которая проводилась не первый год и считалась темой Проскуриной.

– Можно поболеть, значит… – не отрываясь от монитора, механически повторила она. – Долго и продолжительно? Не дождетесь. Любопытно, с чем еще согласилась главный редактор?

– Ну, с тем, что вы давно не были в отпуске. Что давно пора вас разгрузить, и я могла бы помочь.

«И это в конце года, когда полно работы? Не очень приятная новость, – отметила про себя Катя. – Судя по всему, Стрельникова скоро станет у Жоржсанд фавориткой. Интересно, чье место она займет в газете? Вакансий вроде нет».

– Спасибо, дорогая. Ты мне уже помогла… – Проскурина сделала паузу, быстро решая, что бы такое добавить и поставить выскочку на место. Однако голову не посетила ни одна умная мысль. «Ладно, черт с ней, пусть работает», – великодушно простила она девушку. – Принеси, пожалуйста, отобранные письма.

– А саму статью?

– У тебя даже статья готова? – хмыкнула она, подумав, что в ближайшее время все же придется охладить пыл Стрельниковой. – Хорошо, перекинь на мой электронный адрес. Сдам свой материал и посмотрю.

– О’кей! – тут же испарилась девушка. – Как только освободится какой-нибудь компьютер! – донеслось из-за стеллажа, отгораживавшего рабочее место Кати от остальных.

День летел, как обычно, незаметно. Все шло своим чередом: то корпишь над статьями, не поднимая головы, решая, что дать в номер, то отвлечешься на какую-то новость, то просматриваешь полученные из Москвы полосы, то послушаешь свежий анекдот во время короткого перекура… Ближе к четырем дня круг знакомых лиц в редакции почти полностью обновился: кто-то уехал по делам, кто-то прибыл со свежим материалом.

Сбросив несколько готовых заметок в папку корректорам, Катя решила проверить кое-какую информацию в интернете, а заодно посмотреть, вернулся ли от одного важного чиновника комментарий к поправке в законопроект, который он продиктовал по телефону. Работать с такой категорией лиц ой как непросто: каждую строчку приходилось согласовывать. Упаси боже что не так – жди иска о моральном ущербе!

Вестей от чиновника не было. Уточнив в электронном словаре значение нескольких сомнительных терминов, Проскурина просмотрела свежую почту, затем заглянула в ежедневник и тяжело вздохнула: работы непочатый край, зря уезжала на выходные. Первым делом надо обработать интервью со скульптором Дудинцевым, получившим на днях престижную международную премию. День рождения у него в четверг – почему бы не сделать человеку приятное?

Ближе к шести вечера ответственный секретарь наконец-то повез готовый номер в типографию, а у рабочего стола Проскуриной нарисовалась фигура главного редактора. В придачу ко всем своим достоинствам Жоржсанд обладала уникальной способностью незаметно исчезать и так же неожиданно появляться.

Требуя немалого от своих подчиненных, Камолова сама служила для них примером – можно сказать, дневала и ночевала в маленьком

кабинетике за стеклянными перегородками. Как и когда она занималась домом, воспитывала ребенка от несложившегося брака – никто понятия не имел.

– Катя, я знаю, что ты не совсем здорова, но у меня нет выбора. Завтра с утра можешь отсыпаться, а с обеда берешь Веню, водителя и дуешь в аэропорт.

– А что случилось? – на секунду оторвалась Проскурина от монитора.

– Лана Сосновская с продюсером прилетают на сутки в Минск. Съемки у них. Кому-то обязательно надо быть на пресс-конференции.

– Прямо в аэропорту?

– Да, в VIР-зале. Поговаривают, что она прилетит на собственном самолете.

– Это на том, который ей жених обещал подарить? – усмехнулась Проскурина. – Круто! Год назад о ней в России слыхом не слыхивали, а теперь вся желтая пресса делает тиражи на имени Сосновской: в женихах – чуть ли не олигарх Снежкин, в продюсерах – сам Губерман. Пресс-конференция в VIР-зале… Тоже мне, Мадонна! Так, смотришь, через годик отправят на «Евровидение». Только ведь у этой мадам, кроме кошелька жениха, конечно, ничего нет: ни голоса, ни таланта. Зато в прежней жизни столько интересного осталось!

– Катя, я разделяю твой сарказм, но Москва запросила репортаж о приезде Сосновской на родину.

– Надо же! – хмыкнула Проскурина. – Все еще круче, чем я думала. И что у нее здесь?

– Участие в двух ток-шоу, на Первом канале и на ОНТ, и… Ты почти угадала: через год она собирается участвовать в «Евровидении». С весны планирует начать европейское турне.

– Какое турне??? – едва не подавилась Катя.

Эта новость заставила ее в изумлении отодвинуться от стола.

– Какое турне? У нее же голос, как у кряквы! Кроме кожи да рожи, ничего нет!

– А это уже не наше с тобой дело. В общем, завтра к трем ты должна быть в аэропорту. Хорошо бы дать репортаж в среду, но это нереально, не успеем, да и самолет может опоздать. У этих звезд вечно что-нибудь из ряда вон. Так что планируй на четверг.

– Ни за что! У меня скульптор Дудинцев на четверг. Это первое. И второе: почему я?

– Потому что завтра вечером я уезжаю в Москву и не смогу сама глянуть материал. А все должно быть в лучшем виде, как положено.

– Кому положено? – хмыкнула Катя, подъехала на кресле к столу и снова уставилась в монитор. – Хоть бы кто-то решился написать правду… – пробурчала она.

А правда состояла в том, что Светлана Соснова – хорошенькая девушка с никакими вокальными данными, закончила культпросветучилище в Могилеве и решила попытать счастья в Минске. Поступить в Университет культуры не получилось, но не беда: Светлана – девушка настырная, тут же выскочила замуж и продолжила попытки покорить столицу. Ведь она с детства мечтала стать звездой. Пробивалась на радио, на телевидение, ходила на кастинги в модельные агентства – все никак! Ну не принимает ее город-герой в распростертые объятия!

Тогда она попробовала иной ход и устроилась курьером в одно из рекламных агентств, хозяином которого был не кто иной, как Евгений Стеклов. Молодой, талантливый композитор, начинающий продюсер, зять высокопоставленного чиновника. Именно благодаря ему через пару лет Соснова уже училась в университете и дебютировала как певица. Стеклов, имеющий, кстати, высшее музыкальное образование, нанял своей фаворитке педагога по вокалу и самолично стал ее продюсировать, за что Светлана, предварительно бросив мужа, родила ему дочь. Это нигде не афишировалось, потому что Евгений Стеклов категорически отказался разводиться с женой. Но ребенка признал.

Затаив обиду, точно так же, как когда-то прикатила в Минск, Соснова тайно отправилась покорять Москву. В подмосковной Жуковке, известной своими далеко не бедными обитателями, у нее нашлась дальняя родственница по материнской линии. Бойкая хохлушка работала домоправительницей у известного ресторатора – господина Григория Феклистова, в компаньонах у которого ходил не кто иной, как Аркадий Снежкин, очень вовремя и удачно разошедшийся с очередной женой.

Как уж там все сложилось, никто правды не скажет, но через какое-то время в газетах появилась романтическая история: во время выезда на природу олигарх познакомился с начинающей певицей Ланой Сосновской, которая собирала грибы. И это при том, что личной охраны у того – как блох у дворняги! Да к нему бы никакую «Машеньку» с корзинкой и на километр не подпустили! Однако вскоре Светлана спешно забрала у мамы дочь и переселилась в особняк в Подмосковье. Ну, а Евгений Стеклов получил отставку по всем статьям, потому что в продюсерах у Сосновской сейчас – сам Семен Губерман, который штампует «звезд» как на конвейере.

– Готовый скандал, сенсация, а все словно в рот воды набрали! Вопрос: почему?

– Катя, что за непрофессиональный подход? Ты сама прекрасно знаешь, какие взаимоотношения у Губермана с массмедиа и ТV. Я уж молчу о возможностях самого Снежкина.

– Знаю, – снова буркнула та, продолжая набирать текст. – «Владелец заводов, газет, пароходов»… Только надоело. Тошнит, когда читаешь про гламурненькую, чистенькую, пушистенькую, талантливую Сосновскую, прекрасно зная, что это заурядная стерва. Вернее, талантливая – в плане стервозности. Вы уж простите, Евгения Александровна, но не желаю я о ней писать. Из разных соображений. Женьку Стеклова мне не жалко: за что боролся, на то и напоролся. А вот за жену его обидно. Так что здесь – или все рассказать, или ничего.

– Хочешь не хочешь, но тебе придется, – после небольшой паузы твердо заявила Жоржсанд. – Ты профессионал, так что зажми в кулачок свои эмоции и выполняй задание. Прими это как мою личную просьбу. Сама понимаешь, такое я могу доверить не каждому… Так что езжай домой, отдыхай, набирайся сил, – сменила она тон с приказного на доверительный.

– Не могу. У меня Дудинцев, – напомнила Катя.

– Можешь отложить. Дадим его на следующей неделе.

– У человека юбилей в четверг! Тридцать лет, а уже получил престижную премию, победил в международном конкурсе! Бл-и-и-н, из-за какой-то дутой звезды такой материал слетает! – в сердцах вырвалось у Проскуриной. – Как же я ненавижу в такие моменты себя и всю журналистику! Нет, Евгения Александровна, даже не просите. Не могу. К тому же завтра Виталик прилетает с Красного моря, хотелось бы домой пораньше попасть. Не до Сосновской мне.

– Понимаю, – спокойно выслушав Катю, кивнула главный редактор. – Но и ты меня пойми: если бы я оставалась на месте, то поручила бы статью кому-то другому, той же Стрельниковой, к примеру. Так и рвется в бой, – многозначительно добавила она.

От неожиданности Проскурина перестала барабанить по клавиатуре. И эта непроизвольная пауза придала последним словам Жоржсанд особое значение.

«На что она намекает?» – второй раз за день напряглась Катя.

– Однако есть два «но», – со вздохом продолжила Камолова. – У нее нет имени, а о Сосновской должны писать только именитые журналисты. И второе… Зеленая она еще для самостоятельной работы: отроет какие-нибудь жареные факты – отдувайся потом. Так что пусть заканчивает твою акцию с осенними историями. Ты, кстати, просмотрела ее статью? Что скажешь?

– На мой взгляд, как минимум на треть можно сократить.

– Согласна. Но в целом для начинающего журналиста неплохо. Дадим материал в субботу с двойной подписью, – Жоржсанд пристально посмотрела на

Катю и, заметив, что та демонстративно уставилась в компьютер, попыталась смягчить неприятную новость: – Надо же ей когда-то серьезно начинать. Вернусь из Москвы – сама доработаю статью, а ты можешь взять отгул на пятницу, – Камолова умолкла, но, видимо чувствуя неловкость, никуда не ушла. – Ты устала, Катя, я знаю, – коснувшись ее плеча, тепло произнесла она. – Поверь, с помощью Стрельниковой я лишь хочу тебя разгрузить. Тем более, что у тебя теперь новое важное задание.

– Ладно, как скажете, – без особого энтузиазма согласилась Проскурина.

– Я и не сомневалась, – улыбнулась главный редактор. – Кто, если не ты?

«Да любой! – едва не сорвалось у Кати с губ. – Любой, в том числе и Стрельникова, мог бы запросто поехать в аэропорт и состряпать эту тупую статью! Что я скажу Виталику? Появлюсь дома в лучшем случае часам к девяти. Хорошо хоть детей нет да муж терпеливый», – усмехнулась она.

– Что сказали врачи во время последнего визита? – словно прочитав ее мысли, окончательно перешла на доверительный тон Жоржсанд.

– Обнадежили, – все еще находясь под впечатлением неприятного разговора, нехотя ответила Катя.

– Когда повторное ЭКО?

– Через две недели.

В редакции Камолова была единственной посвященной в ее гинекологические проблемы. В свое время она сама немало натерпелась, пока родила ребенка: два выкидыша, практически девять месяцев в больнице с поднятыми ногами. Вообще-то беременность была единственной причиной, по которой Камолова не только становилась добрее к женщинам-сотрудницам, но и многое прощала. Однако как только молодая мама решалась выйти на работу, Жоржсанд тут же спрашивала с нее по полной. Никаких поблажек и скидок на маленьких детей. Логика была железная: если вышла – работай, не можешь – сиди дома.

Она всегда держала в памяти личное прошлое: в то смутное время после развала Союза, когда на глазах рушилось абсолютно все, развалилась и ее семья: добрые люди доложили, что, пока она лежала в больнице на сохранении, муж частенько захаживал к ее подружке. С грудным ребенком на руках она, стиснув зубы, спрятала эмоции подальше, выгнала супруга, наняла няню и возглавила региональное издание российской газеты.

И сама выстояла, и газету подняла. Менялись фамилии исполнительных директоров, шли перерегистрации, увольнялись и приходили новые сотрудники – главный редактор оставался прежним. К слову, близких подруг Камолова больше не заводила.

– Ну, дай-то бог! Только, если можно, потерпи еще чуток. В январе Щербакова выйдет из декретного, у Стрельниковой как раз преддипломная практика начнется. Подучишь ее и можешь отправляться в декрет, – мягко похлопала ее по плечу Евгения Александровна и отошла, оставив переваривать услышанное.

«Неужели она готовит Стрельникову на мое место?! – верить в такое Кате не хотелось. – Дожила… Видать, пришел мой черед бороться за место под солнцем. Ладно, еще посмотрим, кто кого!»

Дождавшись подтверждения из типографии, что все с газетой нормально, вопреки совету Камоловой она решила задержаться в редакции. Хотелось скорее переварить неприятный разговор, успокоиться. Лучшее лекарство в таких случаях – работа.

«Дописать статью о скульпторе!» – приказала она себе, открыла наброски и включила диктофон.

Однако сосредоточиться все не удавалось: никак не отпускали мысли о коварной стажерке, о неблагодарной Жоржсанд, о не вовремя прилетавшей в Минск Сосновской, о том, что никогда нельзя расслабляться, а уж тем более почивать на лаврах.

Не без труда доделав статью (слава богу, Дудинцев был давним приятелем, полностью ей доверял и не требовал материал на вычитку), она автоматически сбросила ее в папку на четверг и выключила компьютер.

Взглянув на электронные часы, Катя принялась собирать вещи и вдруг поняла, что голодна. Неимоверно. За день, кроме кофе, небольшой шоколадки да яблока, во рту не побывало ни крошки.

«Заехать куда-нибудь поужинать? – подумала она, приблизившись на стоянке к своей тройке «БМВ». – Одной не хочется. А дома пустой холодильник. Загляну лучше в магазин».

Только она завела двигатель, как зазвонил мобильник.

– Ну, привет, соседка, – с несвойственной ей холодностью поздоровалась Лена. – Хотела зайти, поговорить, а тебя дома нет. Между прочим, уже почти девять.

«Тебе бы мои проблемы хоть на денек», – безо всяких обид подумала Проскурина, прекрасно зная, что главной заботой подруги была она сама, любимая.

После того как на последнем курсе иняза Ленка удачно вышла замуж, она ни дня нигде не работала и не собиралась. И без того жизнь ее была расписана буквально по минутам! Салоны красоты, занятия фитнесом, походы по бутикам и выставкам отнимали все силы и время. И надо везде успеть в этой гонке! При этом воспитывать сына (устроить в хорошую школу, найти престижного гувернера!), вести хозяйство (хорошая домработница – большая проблема, попробуй ее сыщи!), следить за гардеробом мужа (даже носки должны подчеркивать его статус!), посещать с ним театральные премьеры, светские вечеринки, сопровождать на банкетах, а иногда и в загранкомандировках. И выглядеть при этом на все сто!

В кругу знакомых Колесниковых большинство жен были заняты тем же – изо всех сил старались соответствовать статусу мужа. Ясное дело, что подруг среди них у Ленки не было. Виной тому все та же эффектная внешность, молодость, отчасти и характер. Она весьма снисходительно относилась ко всем этим клушам, с которыми, по ее словам, можно лишь поговорить о погоде да посплетничать. И не дай бог позволить себе хоть малую толику откровений! Завтра же все они обрастут недвусмысленными подробностями и обернутся против тебя. Именно поэтому ее тянуло к Кате: и умна, и жизнь ведет совершенно другую, и посоветоваться с ней можно, и душевными тайнами поделиться. К тому же Проскурина – почти ровесница и понимает Лену как никто другой.

Познакомились они около семи лет назад в гинекологическом отделении одной из больниц, где одна сохраняла беременность, а другая обследовалась по поводу отсутствия таковой. За три недели пребывания в двухместной палате они так привязались друг к дружке, что до самых Ленкиных родов перезванивались по нескольку раз на день!

После рождения у Колесниковых сына общаться они стали реже: у одной младенец на руках, домашние хлопоты, а у другой – работа. Скорее всего, со временем дружба и вовсе сошла бы на нет, если бы совершенно случайно и Колесниковы, и Проскурины не купили квартиры в одном подъезде нового элитного дома. Конечно же жилплощадь банкира вдвое превышала количество квадратных метров, приобретенных средней руки бизнесменом и акулой пера, но это были уже детали.

Отношения между женщинами вышли на иной уровень. К удивлению, то, что у них был совершенно разный образ жизни, не отдалило, а сблизило. Раскрыв рот Ленка могла часами слушать Катины рассказы о встречах с интересными людьми, о коллегах. Проскурина же из чисто профессионального любопытства имела возможность заглянуть в другой, непонятный ей мир. Мир больших денег, кипящих вокруг них страстей, сплетен, интриг. Но каждый волен выбирать путь, и по-своему каждая из подруг была счастлива: Ленка – как женщина, Катя – скорее по-мужски, потому что не представляла себя без своей

работы.

– …Только-только вышла из редакции, – включила стеклоочистители Проскурина. – Работы много, а тут еще Жоржсанд интервью с одной VIР-персоной поручила.

– Ладно, не оправдывайся, – перебила ее соседка и, сделав паузу, как бы невзначай добавила: – Я уж решила, что ты с Ладышевым.

– С чего это ты так решила? – опешила Катя.

«Неужели видела, как мы целовались во дворе?! – похолодело в груди. – Не может быть, Игорь не отпускал ее от себя ни на шаг».

– Не знаю… Ты так подозрительно, по-английски, вчера исчезла. Хорошо хоть Яна подсказала, что уехала в Минск на автобусе. Могла бы предупредить.

– Так я и предупреждала, что в понедельник мне сдавать номер, – стараясь оставаться спокойной, Катя нервно ткнула пальцем прикуриватель. – Что тут подозрительного? Это вам можно хоть каждый вечер в гостях засиживаться, а мне, как только поняла, что раньше двенадцати ночи домой не попаду, пришлось быстренько соображать, как самой добираться.

– Вообще-то ты права: мы только к часу ночи в Минск вернулись, – согласилась Колесникова. – Хотела к тебе сразу заглянуть, но Игорь не пустил.

– Ясное дело! Ты же настоящая жена, должна спеть ему колыбельную. И вообще, что у тебя за тон? Ты меня в чем-то подозреваешь?

– Подозреваю.

– В чем?

Ленка выдержала паузу.

– Уж слишком странно ты вела себя в субботу у Михалыча. Глаза горели. Или перепила, или…

– Именно перепила, – не дожидаясь следующего «или», закрыла скользкую тему Катя. – Еще и сегодня голова болит, на работу едва встала. Слушай, мне в магазин надо заскочить, дома шаром покати. Появлюсь в квартире – дам знать. Зайдешь?

– Нет… Не сегодня. Спать хочу. Игорь вечером в Москву улетел, а я после этих выходных тоже никак в себя прийти не могу. Устала.

– Вот видишь, и ты устала. Ладно, отдыхай. Хотя подожди: а чего это ты вдруг спросила у меня о Ладышеве?

– Есть причина. Все мужики в субботу твои были. Даже Ладышев. Первый раз за тобой такое наблюдала. Кстати, вчера вечером после охоты вся компания завернула к Григорию с Яной, поэтому мы и вернулись поздно. А Вадим и там тобой интересовался: куда пропала?

– И поэтому ты решила, что я сейчас с ним? Хороша подруга!

– Да ничего я не решила! Просто… Он тоже был какой-то смурной, не такой, как накануне: ни шуток тебе, ни прибауток. За столом молчал, молчал, а потом вдруг засобирался и уехал с друзьями.

– Неужели господин Ладышев даже не попрощался с тобой?

– Ну почему же? Со мной как раз попрощался, даже номер телефона оставил. Могу дать.

– Спасибо, мне ни к чему.

– Ну, если так… Ладно, как знаешь. Завтра поговорим.

– Завтра вряд ли получится. Забыла? Виталик прилетает!

– Забыла. Жаль. Игорь только в четверг вернется, могли бы с тобой два вечера проболтать, – вздохнула Ленка. – Ну что ж, подождем возвращения Виталика, – загадочно добавила она.

– Это ты к чему?

– Да так.

– Ясно… Как я понимаю, у тебя переизбыток общения с Полевой.

– Ну, кое в чем она права.

– Например?

– Например, в том, что в тихом омуте черти водятся. Взять хотя бы тебя в субботу.

– Лена, хватит, – решительно оборвала Катя. – Или заходи ко мне через часок, все выясним, или мусоль дальше эту тему с Людмилой!

– Да не злись ты, – сменила тон Лена. – С кем с кем, а уж с ней я точно на личные темы разговаривать не буду!

– И что это за личные темы?

– После расскажу, – напустила туману Колесникова. – Что-то у меня кошка снова дурака валяет: то ли приболела, то ли укол пора делать, – неожиданно переключилась она на другое. – Третью ночь орет.

– Лучше свози ее к коту на свидание.

– Да ты что? Она же у нас породистая, ей через московский клуб кавалера надо искать.

– Так ищи. Если честно, мне для полного счастья только забот о твоей кошке не хватает. От информации голова пухнет. Лен, мне пора ехать, – глянула она на приборную доску. – Мотор перегреется.

– Ничего у тебя не перегреется, ты недавно ТО проходила, – обиженно напомнила Колесникова. – Раньше ты и по дороге могла болтать.

– То было раньше. А сегодня последнюю сводку ГАИ почитала и поняла: хватит! Безопасность движения – прежде всего. Кстати, и тебе советую.

– Так я пока без машины, забыла, что ли?.. Ладно. Чувствую, с тобой сегодня каши не сваришь, – тяжело вздохнула Ленка. – Спокойной ночи.

– Спокойной. До встречи.

Опустив телефон на колени. Катя включила фары и толкнула рычаг автоматической коробки передач.

«И все-таки Ленка что-то заподозрила, – выехав со стоянки, с досадой подумала она. – И о Ладышеве напомнила. Целый день старалась забыть и о нем, и о субботе, и об охоте – и вот на тебе! Вернуться, что ли, еще поработать? – подняв голову, посмотрела она на светящиеся окна редакции. – Нет, поздно. За продуктами – и домой. А рублей-то кот наплакал, – вспомнила она. – Придется заехать туда, где есть обменник».

Добравшись до супермаркета на Заславской, Катя обменяла деньги, взяла тележку, набросала в нее всего, что с голодухи показалось вкусным, подъехала к кассе и почувствовала, что сил терпеть голод не осталось. Борясь с угрызениями совести (в такой час есть белый хлеб!), она отломила кусочек багета, украдкой запихнула его в рот и вздохнула: «Нельзя мне ходить в магазин».

С тех пор как врачи прописали ей первый курс гормонов и она стала набирать вес, закупка продуктов легла на плечи Виталика: по выходным он ездил на рынок, после работы, если нужно, заглядывал в супермаркет.

Рассчитавшись, Катя выгрузила содержимое тележки в два пакета, снова отщипнула кусочек багета и, на ходу жуя, направилась к парковке. Рядом с ее маленькой машинкой возвышался большой черный «Range Rover». Что-то знакомое померещилось ей в этом автомобиле.

«Кажется, именно он стоял у дома егеря. Жаль, номер не запомнила. В салоне никого… Кто же его хозяин?» – захлопнув дверцу багажника, с интересом посмотрела она на соседнюю машину.

Прихватив в салон багет, она завела двигатель, но решила подождать. Верх взяло любопытство. Ждать пришлось недолго: сначала слева пискнула и мигнула сигнализация, затем хлопнул багажник, на пассажирское сиденье уселась длинноволосая брюнетка, мужчина закрыл за ней дверцу, обошел машину сзади. Пытаясь его рассмотреть, Катя вытянула голову, но тут же отпрянула назад, вжалась в сиденье и даже слегка сползла под руль: водителем был Вадим Ладышев.

Включив в салоне свет, он снял целлофановую обертку с коробки с диском. Спустя несколько секунд свет погас, салон озарился подсветкой от ЖК-дисплея на панели, и громыхнули колонки. Смеясь, девушка тут же подалась вперед, протянула руку к панели. Стало тише. Затем она повернулась к Вадиму лицом и чмокнула его в щеку.

Наконец машина стала медленно выезжать задним ходом. Посмотрев вслед удалявшимся габаритным огням, Катя выползла из-под руля и закрыла глаза.

«Вот и все, что требовалось доказать. В субботу вечером на моем месте могла оказаться любая другая: та же Ленка, те же деревенские крали. А ведь он честно предупредил, что главное в охоте – понять, кто на кого охотится. Выходит, я была лишь добычей. А сама, дура, поверила, что такая особенная. Спасибо за науку, Вадим Сергеевич! Ну и денечек выдался! – она перевела взгляд влево, где на освободившееся место успела припарковаться другая машина: магазин ударными темпами

выполнял поставленную задачу – поить и кормить припозднившийся люд. – Забыть! Ничего не было и нет! – Катя аккуратно собрала с колен крошки багета, высыпала в пепельницу и решительно включила заднюю передачу. – Как нет и не будет прежней Екатерины Александровны Проскуриной…» – почему-то мелькнуло в голове.

4

…Ночные сновидения на этот раз слились в один сплошной кошмар. И снова на тему охоты: люди в камуфляжной форме, но почему-то с немецкими автоматами времен войны, непролазные джунгли вместо привычного смешанного леса, выстрелы, собачий лай… При этом четкое понимание, что охотятся на нее, а она пытается спрятаться, убежать… Но стоило ей оторваться от преследователей и облегченно вздохнуть, как прямо перед глазами возникал страшный оскал какого-то неведомого существа…

Молниеносные повороты кошмарного сюжета порою пугали настолько, что приходилось вставать, тащиться в ванную, ополаскивать водой лицо. Не помогало: едва вновь касалась головой подушки, ночные видения моментально наполнялись все теми же странными, пугающими персонажами.

Вскочив в очередной раз в холодном поту, Катя почувствовала, что сил бороться с навязчивыми кошмарами не осталось, и обреченно направилась в душевую кабину. Простояв, а вернее, просидев под дождиком невесть сколько времени, она завернула мокрые волосы в полотенце, набросила махровый халат, села за туалетный столик, склонила голову на плечо и задумалась.

«В следующем году мне исполнится тридцать три… Молодежь, та же Стрельникова, уже давно за глаза теткой Катей кличет. А ведь для них я и вправду «тетка». И дело не только в возрастной разнице: куда-то подевалось, почти иссякло желание перевернуть мир, с которым когда-то поступала на журфак. Что тут лукавить, тогда, конечно, хотелось сделать имя, стать известной. Однако не это все же являлось главной целью. Набраться жизненного опыта и писать книги – вот оно, заветное желание. Только затерялась эта мечта среди бесконечного множества интервью и репортажей, отступила на самый дальний план. И стихи получаются все реже. Еле успеваешь информировать людей о свершившихся фактах в скупых газетных строках. От каждодневной писанины в прямом смысле слова подташнивает, зрение падает. Со стороны посмотреть – известная личность, интересная работа, материальный достаток. Как говорится, все сложилось. А что сложилось? Неужто так и буду до пенсии в корреспондентках за всякими Сосновскими бегать? Нет, надо что-то менять… Скорее бы вернулся Виталик!»

Открыв баночку с кремом, она нанесла на лицо белую полупрозрачную массу, похлопала по коже подушечками пальцев и отправилась на кухню варить кофе. В домах напротив вспыхивали ярким светом окна, на улице увеличивалось количество движущихся людей, машин.

За всем этим, пока нагревалась кофеварка, Катя наблюдала почти удивленно: она и забыла, когда в последний раз вставала в такую рань. Обычно спала до последнего, глотала обжигающий кофе, выскакивала за дверь, неслась в потоке транспорта на работу. Лишней минуты, чтобы задержаться у окна, никогда не было.

Оторвавшись наконец от созерцания картины просыпавшегося города, она поставила в мойку пустую чашку и взглянула на часы. Всего семь утра, а спать совсем не хочется. Вернее, не хочется новой борьбы с изнуряющими сновидениями. И это в тот день, когда на самом высоком уровне разрешено поваляться в постели!

«И все-таки надо немного полежать, иначе на работе свалюсь с ног», – смыв маску, решила Катя, прямо в халате заползла под одеяло и неожиданно уснула спокойным крепким сном.

В редакции Проскурина появилась к окончанию планерки, которую на сей раз проводил Росомахин. Корифей пера, в советские времена известный фельетонист, а ныне автор большинства едких и смешных заголовков в газете был явно не в духе и бубнил себе под нос что-то заунывное. Словно молитву читал. Уловить в его монологе хоть какой-то намек на личное отношение к тем или иным фактам было невозможно. Всех присутствующих это устраивало: большинство мирно дремало в креслах, а кое-кто даже умудрялся похрапывать.

«Сейчас начнется!» – улыбнулась Катя, зная по опыту, что к концу планерки Росомахин обязательно войдет в привычный образ балагура и хорошенько встряхнет народ порцией юмора.

Так и случилось.

– И последнее сообщение, на котором следует заострить особое внимание: распределены премии неофициального конкурса «Хит-храп-парад масс-медиа». Единодушным решением жюри Гран-при присужден сотруднику нашей редакции, отцу-героину Вениамину Потюне. Аплодисменты!!! – неожиданно ловко он переместил свое грузное тело ближе к фотографу и постучал того по плечу пальцем-сосиской.

Временно находящийся в разводе, но имеющий за спиной энное количество официальных и неофициальных браков и троих детей (за что и был наречен все тем же Росомахиным отцом-героином) Потюня вздрогнул, разлепил веки и с трудом сфокусировал взгляд на выпускающем редакторе.

– Нам непременно надо сфотографировать победителя – и на первую полосу! Желательно в самом что ни на есть рабочем антураже. И обязательно аплодирующие коллеги на заднем плане, – на полном серьезе принялся описывать задачу Росомахин. – Ну, вы меня понимаете, вы же профи!

Не до конца проснувшийся Венечка быстро-быстро захлопал ресницами, машинально кивнув головой, потянулся к футляру с фотоаппаратом и недоуменно осмотрелся.

– А кого фотографировать? – уточнил он громким шепотом у сидящей рядом Кати.

В следующую секунду взрывная волна хохота пронеслась по редакции, заставив всех непричастных к этому действу с завистью посмотреть на прикрытые жалюзи совещательной комнаты. Похоже, начиналось самое интересное: сейчас Росомахин войдет в образ шоумена и доведет розыгрыш до конца. Но не получилось: в комнату заглянула озабоченная Жоржсанд, сухо поздоровалась, уточнила, есть ли вопросы, а услышав «нет», пригласила к себе Росомахина и Атрощенко.

Имея в виду то ли собственную жену, то ли главного редактора, то ли двух взрослых дочерей, Анатолий Францевич беззлобно пробубнил под нос что-то типа «все мы под женским каблуком» и, тряхнув изрядно поредевшей шевелюрой, пыхтя направился за Камоловой. Выдержав подчеркивающую достоинство паузу, Александр Петрович Атрощенко неторопливо двинулся следом.

Планерка финишировала, и большая часть улыбающихся сотрудников потянулась на крыльцо – перекурить и обсудить очередной прикол Анатолия Францевича. Заодно и индифферентность Камоловой: то ли ей действительно не к чему и не к кому было придраться, то ли мыслями главред была уже в Москве? На работу опоздала, чего за ней отродясь не водилось…

О причинах столь нестандартного поведения Жоржсанд было высказано много догадок, но все сошлись на трех основных: заболела, влюбилась, бережет силы для поездки. И еще одно главное заключение: кто-то обязательно получит по шапке в ближайшие дни. На этой безрадостной ноте и разошлись по рабочим местам.

Заготовив с помощью интернета «рыбу» для статьи о Сосновской, Проскурина взялась за ответы на письма, присланные читателями на конкурс осенних историй. Вообще-то, судя по новым вводным, теперь это не входило в ее обязанности. Да и по старым не входило: крайне редко редакция

отвечала на письма читателей. Но уж слишком трогательные порой попадались строки, а потому частенько Катя делала это по собственной инициативе. Особенно если люди писали о любви, далеко не всегда счастливой. Чувствовалось, что им нужна поддержка хотя бы словом.

…В аэропорт Катя с водителем летели на всех парах: опаздывали из-за Венечки. Так как отец-героин сразу и безоговорочно признавал всех своих отпрысков, в бухгалтерии на фамилию Потюня лежала стопка исполнительных листов. Естественно, официальной зарплаты на всех не хватало, а так как папашей он был сознательным, то подрабатывал везде и всюду, фотографировал всех и вся: фотосессии, свадьбы, юбилеи, вечеринки, дни рождения. Профессионал Венечка отменный, так что все клиенты были довольны, рекомендовали его своим друзьям, знакомым. Количество заказов постоянно росло. Сегодня, к примеру, он был заказан в роддом, так как вел фотолетопись семьи известного бизнесмена, а потому не мог проигнорировать выписку первого внука.

Всей душой переживая за материальное благополучие Вениных отпрысков, Катя с водителем до последнего ждали его у дверей роддома. Однако после того, как увеличившееся на одного члена семейство бизнесмена загрузилось в два «мерседеса», два джипа и отчалило, выяснилось, что ждали зря: заказчик потребовал запечатлеть появление младенца еще и в загородном доме.

Мысленно послав Венечку ко всем чертям, Проскурина нащупала в сумке дорожную цифровую «мыльницу», проверила зарядку и помчалась с водителем в аэропорт. Как и следовало ожидать, к указанному времени они не успели, опоздали минут на двадцать, и ни Сосновской, ни ее свиты уже нигде не наблюдалось.

Расстроенная Катя принялась носиться по длинному коридору аэропорта, совала людям в форме удостоверение прессы и задавала один и тот же вопрос: «Где найти Сосновскую?» Сотрудники с опаской поглядывали на растрепанную, раскрасневшуюся молодую женщину и лишь пожимали плечами.

Сколько бы так продолжалось, неизвестно, но, на свое счастье, в одном из баров она наткнулась на мирно попивавших кофе коллег, а также бригаду телевизионщиков одного из каналов. Как выяснилось, звезда еще даже не вылетела.

В течение получаса к ним присоединились несколько журналистов. Заказали побольше кофе, покурили, проглотили по паре подсохших бутербродов, понося между делом и собственное начальство, и Сосновскую с ее продюсером, и невероятную дороговизну крохотных бутербродов. Заодно обменивались новостями и обсуждали грядущую пресс-конференцию. Скорее всего, соберут всех в одном зале, раздадут свежий пресс-релиз, позволят задать пару-тройку вопросов – и все. До следующих встреч, как говорится. Трудитесь, думайте, как родить наутро в газетах не статьи-близнецы, а нечто непохожее хотя бы заголовками.

В половине пятого с выпученными глазами в бар влетел запыхавшийся Венечка, но не успел и рта раскрыть, как стало понятно: «Прилетели!» Все рванули с места, синхронно шарахнулись сначала вправо, затем влево и, обгоняя друг друга, понеслись в сторону зала прилетов стран СНГ, пока не наткнулись наконец на довольно многочисленную свиту певицы: сопровождающие ее лица получали багаж.

Сама госпожа Сосновская, высвеченная прожектором телекамеры, кардинально сменившая имидж, стояла чуть поодаль, блистательно улыбалась и раздавала автографы столпившимся вокруг поклонникам, среди которых было немало и сотрудников аэропорта. Рядом с ней – два громилы-бодигарда, чуть впереди – продюсер Семен Губерман, отвечавший на вопросы тележурналистки. И вот вся толпа, точно неизвестная науке гусеница, медленно двинулась к залу, предназначенному для встречи VIP-персон. Там, по-видимому, и планировалось провести пресс-конференцию. Н-да… Серьезный подход. С такой помпой далеко не всех поп-звезд мировой величины встречают.

Открылись двери, и на входе появилась крупная рыжеволосая барышня в очках. Черные брюки, тяжелые, почти армейские ботинки, грубой вязки длинный свитер грязно-рыжего цвета, ремень приблизительно в том месте, где у других бывает талия, – все как нельзя лучше гармонировало с выражением ее лица: мисс неприступность. А еще лучше – непреодолимая Китайская стена. Пропустив поп-диву, продюсера и бодигардов, она сделала шаг вперед, плотно забаррикадировала проход своей мощной фигурой и рявкнула:

– Стоять! Первыми заходят телевизионщики. Должны быть три группы, – заглянула она в зажатый в руке список. – Раз, два… Две вижу, где третья?.. Нету третьей? Вычеркиваем… – демонстративно провела она линию на бумажке. – Теперь радио: пять станций… Все здесь? Разверните удостоверение… Так… Так… Так… А такой в списке нет… Отойдите, потом разберемся… Четыре, пять…

Молодая девушка, представлявшая отсутствующую в списке радиостанцию, вытерла навернувшуюся слезу и покорно отошла в сторону.

«Я в ее годы была зубастей», – прокомментировала про себя Катя.

– Теперь пресса. Пока войдут только журналисты, фотографы подождут. Для них будут особые инструкции.

Обменявшись с Венечкой многозначительным взглядом, Проскурина протянула грозной даме удостоверение, протиснулась мимо нее в дверь и тут же бросилась устанавливать на столике, рядом с которым припудривали и причесывали звезду, диктофон. Так как свободного пространства было немного, а всякого рода техники предостаточно, пришлось побороться за место под солнцем, а заодно и за место, где можно было «приземлиться»: пустыми оставались лишь последние ряды.

«И все-таки зря не настояла, чтобы отправили Стрельникову, – с иронией наблюдала за происходящим Катя. – Вот кому бы весь этот цирк был за счастье, я им уже сыта по горло!»

Пресс-конференция заняла от силы двадцать минут и прошла в таком темпе, словно для Сосновской и ее продюсера это был очередной прогон изрядно надоевшего мини-спектакля: с намертво приклеенной лучезарной улыбкой звезда пару раз что-то невнятно мяукнула, ответственный за нее завернул нечто пафосное. Затем в зал допустили фотографов, позволили пять минут пощелкать затворами и вспышками фотокамер и тут же объявили об окончании мероприятия – поп-дива опаздывала на съемки ток-шоу. Едва начавшееся действо закончилось.

Язвительно посмеиваясь, ругаясь, а то и чертыхаясь почем зря, раздосадованный народ стал неторопливо расходиться. Спешили только телевизионщики: времени у них всегда в обрез – нужно успеть на ходу смонтировать материал и дать в ближайший выпуск новостей. Пресса особо не торопилась: у кого-то впереди были вечер, ночь и утро, у кого-то (к примеру, у еженедельников) и того больше. К тому же Сосновская планировала задержаться в Минске как минимум на сутки: а вдруг выпадет шанс еще пересечься?

На выходе из здания журналисты устроили перекур, где и сошлись во мнениях. Первое: судя по времени, звезда прилетела регулярным рейсом, так что, скорее всего, личный самолет в подарок – обычный пиар-трюк. Второе: отсутствие собратьев по перу из некоторых госизданий навело на подозрение, что те приглашены непосредственно на ток-шоу.

Энтузиазма это не прибавило: что бы там ни говорили, каждый был патриотом своей газеты. Но и обижаться в данном случае не стоило, да и не на кого. Зато можно устроить мелкую пакость: к примеру, в итоговом

релизе новостей дать информацию о прилете звезды одной строкой. Но, но, но… Этих «но» целая куча. Главное, с учетом покровительства Аркадия Снежкина, а также его хороших отношений с властями, сверху было спущено негласное указание освещать творческий путь Сосновской всеми доступными средствами и только в позитивном ключе. Во всяком случае, на сегодняшний день невнимание к ее приезду на родину могло обернуться неприятностями.

Попросив Венечку подождать в редакционной машине. Катя задержалась с бывшей однокурсницей, Галей Снопковой, ныне Алисой Селезневой. Она работала в глянцевом журнале, издатели которого старательно копировали московские издания и освещали тусовочную жизнь местных небожителей. Подача материала там была яркой и эпатажной, журналисты умели сделать из мухи слона, пропиарить на пустом месте как начинающих звезд, так и тех, кому вдруг захотелось «зазвездиться». Ничего невозможного нет, главное, чтобы заказчики платили деньги.

Еще на стадии организации журнала туда приглашали и Катю как человека с именем. Слов нет, в плане большого интервью журнал конечно же выигрывает: в газете могут оборвать статью на самом интересном месте или сократить до неузнаваемости. Но ни одна большая статья раз в месяц не идет в сравнение с ежедневным живым делом! К тому же, судя по разговору с приглашенным из Москвы главным редактором, большой журналистикой там и не пахло. Вот тогда Катя и сосватала в журнал бывшую однокурсницу, у которой как раз возникли жизненные проблемы.

Выросшая в многодетной семье, Галочка еще в детстве поставила себе задачу во что бы то ни стало вырваться из маленького провинциального городка. Надо сказать, путь ее к намеченной цели не был гладким, но девушка обладала большим упорством. Пусть с третьей попытки, но поступила-таки в университет, заполучив перед этим направление местной газеты, где два года трудилась на нетворческих специальностях.

Следующим пунктом жизненного плана значилась прописка в столице, и здесь был единственный выход – выйти замуж за минчанина. Молодая, красивая, стройная, она всеми правдами и неправдами попыталась сойтись с компанией отпрысков местной элиты. Однако золотая молодежь не приняла: жила девушка в общежитии, одевалась не по последней моде, никуда не ездила, ничего не видела. Да и разговаривала смешно – гыкала, рыкала.

В общем, первая попытка для Гали закончилась полным провалом. Более того, еще и аборт пришлось сделать. Отдавать в деканат справку с соответствующим диагнозом Снопковой совсем не хотелось, вот и пришлось поплакаться старосте – Кате Евсеевой, которая конечно же ее пожалела и прикрыла.

Отстрадав и отрыдав, Галя решила предпринять вторую попытку и поискать жениха постарше. Желательно в творческих кругах, из богемы. Теперь она интересовалась жизнью известных мира сего, не пропускала ни одной премьеры в театрах, ни одной выставки, тщательно следила за речью, нашла где-то хорошую портниху и одевалась пусть недорого, но модно и со вкусом. При этом умудрялась неплохо учиться.

На пятом курсе она все-таки добилась своего и неожиданно для всех вышла замуж за известного киносценариста, правда, весьма преклонных лет, у которого скоропостижно скончалась жена. Сменив фамилию на Селезневу, она надолго исчезла из поля зрения бывших однокурсников, так как самозабвенно посвятила себя супругу: пекла, варила, убирала, сопровождала его на кинофестивалях, куда по старой памяти его все еще приглашали, следила, чтобы не переработался, выспался, вовремя принял лекарство.

Положа руку на сердце, она знала, на что шла ради жилья, прописки и законного открепления, а потому честно выполняла роль домохозяйки и сиделки в одном лице. Это устраивало также двоих взрослых детей и многочисленных родственников престарелого супруга, который оказался никому не нужным: кино пришло в упадок, новые сценарии драматурга оставались невостребованными, и деньги, соответственно, у него уже не водились. Их не хватало просто катастрофически.

И тогда Галочка устроилась дворником неподалеку от помпезного дома на главном проспекте столицы. Просыпалась ни свет ни заря, проезжала три остановки на метро, чистила, выгребала грязь из подъездов и пулей неслась к супругу – готовить ему завтрак, варить обед, обихаживать, сдувать пылинки.

Драматург же, совершенно не имея отдачи от плодов своего творчества, совсем захандрил, одна за другой стали обостряться старые болячки, которые в конце концов и довели до инсульта. Еще год он провел в инвалидном кресле, а Галя все это время крутилась как белка в колесе – работала, заботилась, обстирывала, обмывала, возила к докторам.

Со смертью супруга все рухнуло. Вернувшись с кладбища, она элементарно не смогла попасть в квартиру: за пару часов ее отсутствия родственники сменили замки, собрали вещи и выставили за дверь. Начались разборки с наследниками, суды, дележка имущества. На кону стояли давно не видевшая ремонта четырехкомнатная квартира в центре города, заброшенная дача в Зеленом и проржавевшая «Волга». Плюс творческое наследие, которое, по сути, было продано еще в советские времена.

Как ни обидно, но коллеги драматурга встали на сторону его первой семьи, мотивируя это тем, что все имущество было нажито в счастливом первом браке, когда ныне почивший и написал самые значимые свои произведения.

Возможно, формально оно и так. Вот только как же она? Разве не она посвятила одряхлевшему творческому гению шесть лучших лет молодой жизни? Разве не она хлебосольно встречала тех же старых хрычей, сотоварищей по театральному и киношному цеху? Разве не она каждый день возила в больницу передачи, купленные на собственные деньги?

Увы, это все уже не считалось, и после неравного боя с родственниками ей досталась лишь комната в большой квартире, продав которую она с горем пополам смогла купить небольшое собственное жилье на окраине города. Жизнь надо было начинать сначала и в первую очередь найти приличную работу. Но где и как?

Журналистов хоть пруд пруди, вакансий – ноль. К тому же после окончания университета она официально трудилась лишь дворником. Ничего не оставалось, как призвать на помощь бывших однокурсников, хотя бы ту же старосту, которая уже заимела имя на газетном поприще.

Проплакав вечер на плече сердобольной Проскуриной, за ночь она пересмотрела весь свой морально устаревший гардероб, на последние деньги сделала маникюр, постриглась, покрасила волосы и отправилась на собеседование к главному редактору журнала. Сказать честно, сразить она его не сразила, но, приняв во внимание рекомендации и огромное желание работать, тот взял ее на испытательный срок. И не прогадал: никто из его сотрудников так, как Галя с ее полной самоотдачей, не умел добиваться цели.

Первым делом она решила взять псевдоним и всем стала представляться не иначе как Алиса. Через три месяца с Галей, то есть Алисой Селезневой, подписали контракт на год: коммуникабельная девушка привела немало клиентов. Где и как она их находила, никого не интересовало. Никто и не догадывался, что немалую роль здесь сыграла записная книжка и связи Проскуриной, которые Алиса использовала на полную катушку и знакомилась со всеми – от хозяев бутиков до солидных

бизнесменов, державших развлекательные и игорные заведения. Кате было не жалко. Главное – помогла человеку, попавшему в трудную ситуацию.

Еще через год преобразившаяся до неузнаваемости Алиса заняла место начальника отдела и на сегодняшний день курировала практически всю развлекательную жизнь города: от ночных клубов до великосветских вечеринок. Самое время было подумать о личной жизни.

К слову, в благодарность за помощь теперь уже Алиса периодически делилась с Катей пикантными биографическими подробностями той или иной популярной особы, ставила в известность о приезде в столицу достойных ее внимания персон и даже помогала организовать интервью. Еще и клубными картами снабжала.

Раз в месяц она заглядывала к Проскуриным домой на чашку чая. Заодно позволяла себе вволю посплетничать обо всех и обо всем. Как она объясняла, широкий круг общения приучает держать язык за зубами, а то ведь обязательно кто-то сдаст, предаст, а вдобавок и смертельно ранит в самое незащищенное. Кате же она доверяла, считала подругой и была не прочь сойтись с ее ближайшим окружением. Однако Полевая с Колесниковой ее не восприняли – их сразу напрягла эта незамужняя стильная дамочка. Они и Проскурину пытались вразумить: как пить дать уведет Виталика!

Но Катя лишь посмеивалась: однажды ошибившись, Алиска искала себе мужа без штампа в паспорте как в прошлом, так и в настоящем. И желательно без детей, дабы после смерти не с кем было делить наследство. И уж кто-кто, а Проскурин точно не попадет в зону ее внимания: по тусовкам он не ходит, на Карибы, Бали и Сейшелы, о которых мечтала Алиска, определенно не повезет.

– Слышь, мать, – Алиса, одетая в супермодное пальто, докурила сигарету и изящным щелчком отправила ее в урну у входа в здание аэропорта, – который раз тебе говорю: позвони Оксанке! Сколько можно ходить в одной и той же куртке?

– Нормальная куртка, тепленькая, – осмотрев себя, пожала плечами Катя.

– Ага, тепленькая. Мало того что куплена на рынке в Ждановичах, так еще, небось, года три назад, – усмехнулась Алиса. – Не понимаю тебя: деньги в семье есть, а одеваешься, как та тетка в ларьке. Да тебе Оксанка за полчаса такой гардеробчик подберет, что народ в редакции рухнет от зависти!

– А зачем, чтобы мне завидовали? И курточке не три, а всего пара лет. Я же не ты, на глянец не претендую, – совершенно не обиделась Катя. – Для меня главное, чтобы тепло было да в машине удобно.

– Ага, еще скажи, чтобы к народу быть поближе, – хмыкнула Алиса. – Ладно, тебя, видно, не исправить.

– He-а, не исправить. Мне все эти модные марки так, для информации. Чтобы не дай бог, если придется писать о таких, как ты, не перепутать Гуччи с Версаче. Вот проблем-то наживу! – улыбнулась она. – Галь, ты…

– Алиса! Сколько тебе напоминать! Я – Алиса! Уже и паспорт поменяла, а ты все Галя, Галя.

– Ой, извини, само собой вырвалось! Так вот, Алиса, ты не о моем гардеробе беспокойся, а лучше расскажи, как там твой последний бойфренд? Кажется, он в строительном бизнесе работает?

– Работает, что ему станется, – вздохнула Селезнева. – Похоже, его только секс на стороне и интересовал. Навела недавно справки: давно женат, двое детей. Старшая дочь уже студентка. Ты же знаешь, что у меня табу на женатых, вдовцов и разведенных. Так что спустила все на тормозах, отстал вроде.

– Н-да… Где же ты в наше время таких найдешь: неженатых, бездетных да еще и обеспеченных? Не пора ли менять вводные? – решила пошутить Катя.

– Да вот и я о том же думаю, – на полном серьезе ответила Алиса. – Тем более, возраст поджимает. А вообще ты не права: хватает в городе обеспеченных холостяков. Но и проблем с ними хватает: либо самодур на самом деле окажется, либо отношения с женщинами для него – как спорт. Да и конкуренток куча – целые толпы малолетних пигалиц по клубам шастают. Был один на примете, так и того перехватили.

– …Вниманию встречающих: приземлился самолет рейс №…, прибывший из Хургады, – донеслось вдруг из динамиков.

Бросив взгляд на висевшее за стеклом табло, Катя едва не подпрыгнула. Вот это удача! Благодаря Сосновской и разговору с Алиской она преподнесет мужу сюрприз! Ну и что, если он просил ее не встречать? Раз уж так получилось и она оказалась в аэропорту, почему бы не встретить?

– Алис, ты извини, но мне пора, – спешно попрощалась она с подругой. – Представляешь, Виталик должен именно этим рейсом прилететь из Хургады! Как я удачно в аэропорту задержалась!

– Ну даешь!.. Ты что, его одного отпустила? – округлила глаза Алиса. – Совсем из ума выжила! Да на юге пруд пруди охотниц за отпускными мужиками!

– Ай, ну тебя! – отмахнулась Катя. – Они исключительно мужской компанией на дайвинг летали. Жили на корабле, а там ни одной женщины. Уж поверь, Виталик обманывать не станет.

– Доверчивая ты, Катя! – несогласно вздохнула подруга. – Ладно, беги, мне тоже пора. Надо как-то пересечься с этой Сосновской. Повезло девке, такого мужика отхватила! Ты права, пора менять вводные. Ну, до встречи!

Набрав Веню и попросив еще немного подождать, Катя поспешила в здание аэропорта. Прикинув, сколько у нее времени, заглянула в туалет, достала косметичку, убрала ватной палочкой осыпавшиеся с ресниц микроскопические комочки туши, подкрасила губы, припудрилась, расчесала волосы и неожиданно задержала взгляд на куртке: может, Алиска и права, пора ее сменить? Только куда эту девать? Почти новая. К тому же ей идет. Виталик так говорит, и это главное.

Махнув рукой на куртку, она спрятала косметичку в сумочку, окинула себя напоследок довольным взглядом и отправилась в зал ожидания. Спрятавшись за угол, в предвкушении встречи она принялась наблюдать за первыми выходившими из зоны таможенного досмотра пассажирами. Выкатывая загруженные чемоданами тележки, они, загорелые и счастливые, вскидывали руку в приветствии, радостно восклицали, с кем-то обнимались. Неожиданно обзор ей перекрыла спина стоявшей отдельно длинноволосой блондинки. Стоило ей слегка повернуться в профиль, как Катя ее узнала! Круглое лицо, голубые глаза, пухлые губы, курносый нос… А ведь она видела девушку лишь на фотографии к резюме. Вот что значит профессиональная память!

«Кажется, зовут ее Анастасия, а фамилия… Что-то кошачье…» – попыталась она вспомнить.

Девушка была с Виталькиной работы и отвечала у него за рекламу.

Необходимость в таком сотруднике возникла около полутора лет назад, после того как Катя поняла, что ни морально, ни физически не может больше тянуть на себе этот воз: бизнес мужа медленно, но верно разрастался, и те причины, из-за которых она сама когда-то вызвалась ему помогать, слава богу, потеряли актуальность. Расширилась номенклатура товаров, кроме розницы, Виталик стал заниматься оптом, открыл несколько новых торговых точек, отстроил склад строительных материалов. Были и средства, и понимание, что на данном этапе нужно отнестись к делу иначе. Например, нанять профессионалов или же вырастить их самому.

Проскурин все чаще высказывал недовольство, что жена почти перестала уделять время его делам, а однажды вечером категорически предложил ей бросить газету и перейти к нему. Катя, не готовая к такому повороту событий, ответила не менее категоричным отказом: реклама – это не ее. Виталик

завелся: он не для того работает, чтобы разбазаривать средства, когда жена даже специальные курсы по рекламе окончила! Кто, как не она, может и должен заниматься его делом? Катя парировала: наконец-то он понял, что к рекламе надо относиться серьезно. Да, ей по-прежнему интересен его бизнес, но она уже не в силах работать на два фронта!

В общем, мягко говоря, к согласию они тогда не пришли и даже спать легли порознь. А через неделю, вернувшись к этой теме, Проскурин признал, что, скорее всего, Катя права: дай бог, если так пойдут дела и дальше, то придется или организовать рекламный отдел, или же заключить договор на услуги с каким-либо агентством. Довольная жена посоветовала сразу искать нужного специалиста, даже вызвалась помочь: сама составила анкету, куда включила множество пунктов, касающихся кандидатуры будущего сотрудника. Посовещавшись, решили, что рекламист должен напрямую подчиняться директору, хотя и числиться в штате коммерческого отдела.

И очень быстро, через две недели, Виталик определился с кандидатурой. Претендент – будущий экономист-менеджер, знает языки, курсы рекламы, опять же, в наличии. Правда, соискателем оказалась девушка – студентка четвертого курса одного из коммерческих университетов. Виталий посчитал за лучшее вырастить специалиста самому, так дешевле на первом этапе, и работать девушка будет на полставки. Катю это слегка удивило, но не более. Просмотрев ее резюме, она машинально отметила некоторое внешнее сходство с собой и согласилась с доводами мужа. Верно, пока не так уж много работы, если потребуется, студентка и за прилавком постоит. К тому же Катя привыкла доверять интуиции Виталика и в дела компании не вмешивалась. Он самостоятельно с нуля построил бизнес. Кому, как не ему, решать, кого принимать в штат?

«Подойти познакомиться? – подумала Катя, однако, сделав шаг вперед, остановилась в нерешительности: – Но что она здесь делает? Встречает кого-то? Странное совпадение…»

Непонятно откуда возникшее подозрение заставило ее отступить назад и продолжить наблюдение из укрытия.

Наконец в толпе прилетевших пассажиров показалась мощная фигура Замятина, и к его тележке тут же подскочил личный водитель. Затем один за другим появились еще двое из мужской компании – Шульга и Гуревич. Виталика почему-то не было. Обменявшись прощальным рукопожатием, двое мужчин направились к выходу, но Анатолий задержался и стал внимательно всматриваться в редеющую на глазах толпу встречающих. Словно выискивал кого-то.

Нырнув за угол, Катя выждала какое-то время, затем осторожно высунула голову и заметила, как стоявший вполоборота Замятин поднес к уху трубку мобильника, быстро что-то произнес, улыбнулся подошедшей к нему рекламщице, спрятал телефон в нагрудный карман и, не оглядываясь, направился к выходу. Девушка переместилась вплотную к дверям терминала, откуда, наконец, и появился Виталик.

Едва Катя собралась покинуть свое убежище и броситься на шею мужу, как ее опередили: блондинка стремительно шагнула к Проскурину, обняла, поцеловала в губы…

Настороженно оглянувшись, тот чмокнул ее в щеку и, увлекая за собой, откатил тележку в сторону. Лишь после этого он позволил себе проявить эмоции. Хлопая ресницами от изумления, Катя никак не могла поверить в реальность происходящего. Словно смотрела фильм, где главную роль играл ее муж: вот он отпустил ручку тележки, нежно обнял девушку, поцеловал, крепко прижал к себе, снова поцеловал, заглянул в глаза, провел ладонями по длинным волосам…

Катя даже успела подумать, что такая встреча влюбленных в аэропорту могла бы украсить любую мелодраму, вот только… Только кто же тогда она, Катя? Случайная зрительница, статистка? И никакое это не кино.

Вдоволь наобнимавшись, Виталик развернул тележку, и парочка двинулась к раздвижным дверям. Как загипнотизированная, Катя шла следом и, потеряв всякую осторожность, приблизилась настолько, что даже уловила тонкий аромат знакомого парфюма. Виталик подарил ей точно такие же духи на Восьмое марта.

Ударивший в лицо порыв ледяного ветра оказался совсем неожиданным, сбил дыхание и, с силой швырнув в глаза пряди волос, заставил зажмуриться. Снова раскрыв глаза, она успела заметить, что парочка приостановилась, и моментально шмыгнула в сторону. Очень вовремя: опасливо оглянувшись, Виталик взял из рук девушки ключи и быстрым шагом направился к автомобилям, припаркованным под знаком «Остановка запрещена».

Спустя несколько минут у бордюра притормозил золотистый «опель». Загрузив вещи в багажник, Проскурин открыл пассажирскую дверцу, галантно протянул даме руку, помог устроиться на сиденье, сел за руль, завел двигатель, включил левый поворот.

Словно окаменев, Катя провожала взглядом габаритные огни.

– Ты скоро? – будто сквозь вату в ушах разобрала она нетерпеливый голос Венечки в машинально поднесенном к уху телефоне. – Жоржсанд срочно требует машину – ей надо на вокзал! Мы у четвертого сектора.

– Сейчас буду.

Пряча телефон, Катя сделала несколько медленных шагов и вдруг, будто среагировав на звук стартового пистолета, сорвалась с места.

Безошибочно вычислив в сгустившейся темноте редакционную машину, она резко распахнула дверцу, плюхнулась на сиденье, перевела дыхание и выпалила:

– Надо догнать золотистый «опель»! Он пару минут назад отъехал!

– Сосновская в целях маскировки променяла личный самолет на непрезентабельную иномарку? – хмыкнул Потюня. – Или у тебя что-то украли?

«Ага! Мужа!» – едва не сорвалось у нее с языка.

– Ты скажи, по какому поводу шухер? – продолжал допытываться Венечка.

– По информационному, – коротко, лишь бы отцепиться, ответила Проскурина.

– Сенсация?

– Более чем.

– Тогда давай, жми! – постучал тот по плечу водителя.

Это было излишним. Восприняв слова «информационный повод» и «сенсация» как пароль, водитель так утопил педаль газа, что, взвизгнув тормозами, машина рванула с места и понеслась, точно выпущенная из пистолета пуля. Стоявший неподалеку гаишник даже моргнуть не успел, а уж тем более сообразить, как ему реагировать на такое безобразие.

Катю с силой вдавило в сиденье, руки машинально нащупали ремень безопасности.

– Для папарацци работа будет? – воодушевился Потюня и, судя по звуку, принялся лихорадочно расстегивать сумку-футляр, где покоилась фотокамера. – Страсть как люблю сенсации.

– Не спеши, – остановила его Катя. – Сначала надо проверить, вдруг это ошибка.

– Так все великие скандалы строились на этих самых ошибках! – посмеялся он над ее нерешительностью. – Чем больше ошибка, тем сильнее скандал. Чем сильнее скандал, тем больше правды. А в конце концов выясняется, что никакой ошибки вовсе не было. На самом деле все правда! – убежденно заключил Венечка. – Просто не всем ее хочется признавать!.. Эх, не в той стране живем! Здесь вам ни скандалов, ни правды, ни желтой прессы… Пресно живем, серо, буднично. Можно сказать, гибнем заживо.

– Ты, что ль, Венечка, гибнешь? – напряженно вглядываясь в прорезаемую фарами темноту, нашла силы усмехнуться Проскурина. – Да будь у тебя в друзьях хоть какой писатель, роман о твоей личной жизни побил бы рекорды продаж.

– А я о чем? Приходится самому разукрашивать серые будни. Дабы не

помереть со скуки!

– Скука – это сытость, – едва слышно произнесла Катя. – Видать, Венечка, ты сыт по горло.

– Чего? – не понял Потюня. – Ты о еде-то не вспоминай, с утра маковой росинки во рту не было. И вообще, хоть словом намекни: на кого охота?

– Главное – понять, кто на кого охотится… – снова пробормотала Проскурина.

– Что-то я тебя сегодня не понимаю… Ты просто скажи: за кем гонимся? Может, помогу какой информацией? – неожиданно посерьезнел он. – Не могу припомнить, у кого из наших знаменитостей имеется золотистый «опель». Цвет, конечно, модный, но вот марка подкачала. Не понтово. Однако шибко рванули, – отметил он, взглянув через плечо водителя на стрелку спидометра.

На какое-то время в салоне стало совсем тихо. Пассажиры только нетерпеливыми взглядами провожали мелькавшие справа машины и тут же переключали внимание на огни впереди идущих. Золотистого «опеля» нигде не было видно.

– Странно, – подал голос водитель. – Если он отъехал прямо перед нами, то, по идее, мы должны его уже нагнать. Вы уверены, что ему в Минск надо?

– А куда еще? – занервничала Катя, достала сигарету, но тут же спрятала. В редакционной машине никто не курил: ни сама Жоржсанд, которая ввела это правило, ни водитель, ни сотрудники газеты. – Другой дороги нет.

– Почему же, есть. Можно было свернуть на Московскую трассу.

– Так ведь лишний круг, – скептически отреагировала она.

– Как сказать… Если сразу от аэропорта на Сокол повернуть, то до Партизанского добираться даже удобнее.

«Верно! – вспомнила Катя. – К тому же Виталик не любит гонять в темноте… А вдруг у него возникли проблемы на работе и он поехал сразу туда? А тут я со своей нездоровой фантазией? – ухватилась она за спасительную соломинку, но тут же сникла: – Не стыкуется: с обычными сотрудниками так не целуются. И все же надо уточнить», – потянулась она в сумку за телефоном.

«Абонент находится вне зоны действия сети или же отключен!» – «обрадовал» ее приятный женский голос.

– Виталий Львович в командировке, но завтра будет на месте, – проинформировали ее по рабочему номеру. По голосу Катю не узнали, что и неудивительно: после того как необходимость в ее услугах отпала, на работе у мужа она не появлялась. В течение дня супруги общались в основном по мобильному, а сотрудников за последнее время прибавилось. – Простите, а вы по какому вопросу?

– Я… по вопросу рекламы… Из газеты… Мы раньше с вами работали… То есть с вашей компанией… Не могли бы вы соединить меня с сотрудницей, которая владеет этим вопросом? – тут же нашлась Катя.

– С Анастасией Сергеевной?

– Да, с Анастасией Сергеевной. Напомните, пожалуйста, ее фамилию…

– Кошкина.

– Да-да, именно так, – пробормотала Проскурина и до предела напрягла память. – Насколько я помню, она входит в штат коммерческого отдела и работает на полставки? Потому что студентка…

– Нет, что вы! У вас устаревшая информация: Анастасия Сергеевна – заместитель начальника коммерческого отдела. А неоконченное высшее еще никому не мешало, тем более что она на последнем курсе. Но сейчас ее нет на месте. Простите, а вы кто? – спохватился собеседник. – Из какого издания?

«А ведь Виталик мне ничего не рассказывал о взлете карьеры Анастасии Сергеевны», – как сквозь туман мелькнуло в голове.

– Спасибо, я перезвоню завтра, – быстро оборвала она разговор. – До свидания.

– С каких это пор тебя волнует реклама и кто такие Виталий Львович и Анастасия Сергеевна? – после паузы полюбопытствовал Венечка, так и не дождавшись пояснений. – Кошкина… Незнакомый персонаж.

Оставив его вопросы без ответов, Катя закусила губу и проводила задумчивым взглядом очередную машину. По обилию появившихся на обочине дорожных знаков и тормозных огней впереди стало ясно, что трасса, ведущая в аэропорт, вот-вот закончится.

– Очень похоже, что с сенсацией мы сегодня разминулись, – застегивая сумку, по-своему понял ее молчание Венечка. – Слышь, Кать, дай слово, что уточнишь информацию и снова пришьешь меня к этому делу. Не зря же я жизнью рисковал! Почти всю дорогу меньше ста шестидесяти не ехали.

– Посмотрим. Все, не гони, – попросила она водителя. – Видимо, они действительно поехали другой дорогой. И еще… Не распространяйтесь на работе. Я сама. Сначала все выясню.

– Как прикажете, – сбросив скорость, пожал плечами водитель.

Переступив порог редакции, Катя бросилась к рабочему столу, не раздеваясь, включила компьютер и первым делом раскрыла электронный телефонный справочник: Кошкиных там было довольно много.

– Ну как?! – вздрогнув, услышала она за спиной захлебывающийся от восторга шепот Стрельниковой и быстро сбросила поисковое окошко. – Как Сосновская?

Резко крутнувшись на стуле, Проскурина посмотрела снизу вверх на миниатюрную девушку в коротенькой юбочке и откинулась к спинке.

– Как всегда, цветет и пахнет. Знаешь, все-таки это был твой материал, зря Жоржсанд отправила меня в аэропорт. Я только время потеряла.

– А я о чем! – с жаром подхватила Олечка. – Сосновская молодая, модная, талантливая, песни у нее современные, поэтому и писать о ней должен кто-то из молодых!

– Начнем с того, что песни у нее – никакие, – скептически оборвала ее дифирамбы Проскурина. – Хотя стоят немало. Последний клип хорош, с этим я согласна, но это, скорее, заслуга режиссера. Далее… Есть вещи, которые тебе необходимо знать для общего развития: Лане Сосновской, в недавнюю бытность Светлане Сосновой, уже за тридцать, и у нее есть трехлетняя дочь. Что еще?.. Пластическая операция по изменению формы ушей, несколько липосакций в определенных местах. Но этим никого не удивишь. Зато о ее поисках богатого мужа легенды ходят! Здесь не получилось, поехала в Москву и – р-р-раз! – нашла-таки олигарха! Правда, подготовка к такому знакомству отняла уйму времени.

– Откуда вы знаете? – округлила глаза стажерка.

– От верблюда… Ты еще под стол пешком ходила, когда она в культпросветучилище пела в хоре. Или плясала. Впрочем, какая теперь разница.

– А почему об этом нигде не пишут?

– А потому и не пишут, что все это не укладывается в легенду о молодой, модной и талантливой. Сама не понимаешь, для чего нужен имидж? Что-то наводит меня на подозрение, будто студентка Стрельникова плохо владеет РR-технологиями. Видимо, вместо лекций по таким жизненно важным дисциплинам сидела в редакции и разбирала письма. Или вообще прогуливала.

– Ничего я не прогуливала, – насупилась стажерка. – Я лучше всех на потоке учусь. Или почти лучше всех. Правда, специальность у меня экономическая.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (http://www.litres.ru/natalya-batrakova/mig-beskonechnosti-tom-1/?lfrom=931425718) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.