Небеса реальны! Поразительная история путешествия маленького мальчика на небеса и обратно читать онлайн - Линн Винсент, Тодд Берпо

Небеса реальны! Поразительная история путешествия маленького мальчика на небеса и обратно

Линн Винсент

Тодд Берпо

Нектар для души

Эта невероятная история уже завоевала весь мир. О ней пишут в журналах, ее обсуждают на ток-шоу, о ней снимают фильм в Голливуде! Тираж этой книги – уже несколько миллионов экземпляров!

Маленький мальчик во время серьезной операции переступил грань между жизнью и смертью и оказался на Небесах. Возвратившись, он рассказал о том, что видел Бога и сына его Иисуса и наблюдал, как Дух святой простирается с Небес на землю, чтобы помогать людям.

Конечно, этому рассказу никто бы не поверил, если бы не доказательства, которые свидетельствуют, что все – правда! Мальчик поведал о своей нерожденной сестре, о которой ему никто не говорил, он знал удивительные подробности о своем деде, скончавшемся более 30 лет назад, и еще многое и многое…

Эта история вдохновила многих людей во всем мире. Миллионы читателей смогли поверить в то, что Небеса реальны, эти люди изменили свою жизнь и победили самый большой страх – страх смерти!

Тодд Берпо, Линн Винсент

Небеса реальны! Поразительная история путешествия маленького мальчика на небеса и обратно

Todd Burpo, Lynn Vincent

Heaven is for Real: A Little Boy's Astounding Story of His Trip to Heaven and Back

© 2010 by Todd Burpo

© Перевод на русский язык, Вик Спаров, 2015

© Издательство АСТ, 2015

© 2010 by Todd Burpo

© Перевод на русский язык, Вик Спаров, 2015

© Издательство АСТ, 2015

Бог как творец заслуживает всяческого доверия! И факты, приведенные в этой книге, подтверждают эту истину в новом свете. Я знаю Колтона с рождения. Уже в раннем детстве ему были присущи пристальный интерес и стремление к духовному. Помню, в возрасте примерно трех лет, сидя на моих коленях, он, посмотрев мне прямо в глаза, спросил, хочу ли я попасть в рай, когда умру. Тогда же он сказал мне: «В твоем сердце всегда должен быть Иисус». Я горячо рекомендую всем эту книгу: она дает новую перспективу реальности Бога, Который часто скрыт и незрим, но в нужный момент всегда приходит на помощь.

Фил Харрис,

управляющий веслианскими церквами, округ Колорадо-Небраска

История Колтона могла бы стать частью Нового Завета, но Бог в XXI веке предпочел обратиться к нам в лице ребенка, который своими безгрешными глазами увидел и раскрыл некоторые тайны райской обители. Книга приковывает внимание, а истина поражает воображение, вызывая жажду узнать как можно больше.

Джо Энн Лион,

главная управляющая веслианской церковью

Библия описывает рай как место обитания Бога. Это реальное место, которое однажды станет вечной обителью для всех, кто предал себя Богу. В этой книге Тодд Бэрпо рассказывает о том, что пережил его сын, когда ему делали операцию по удалению острого аппендицита. Это честный, искренний и трогательный рассказ, вселяющий надежду в сердца всех тех, кто верит в вечное спасение.

Роберт Моррис,

пастор церкви Гейтвей, Саутлейк, штат Техас

Историй, посвященных околосмертным переживаниям, много, но я их не читал; не читал просто потому, что не знал, можно ли доверять автору. Но как только я прочел на обложке название этой книги, я ее открыл и, представьте себе, потом уже не мог закрыть. Почему? Да потому, что я хорошо знаю автора книги и верю ему. Тодд Бэрпо вручает нам чудесный дар: он и его сын приподнимают завесу над вечностью, давая нам возможность украдкой бросить взгляд на то, что лежит по ту сторону.

Эверетт Пайпер,

президент Веслианского университета, штат Оклахома, автор книги «Почему я либерал, и другие консервативные идеи»

Прекрасно написанная книга, позволяющая заглянуть в рай, дающая мужество сомневающимся и трепет восторга верующим.

,

соавтор книги «Я ничем от вас не отличаюсь»

В этой прекрасной и хорошо написанной книге Колтон, четырехлетний мальчик, пребывая в анестезии, испытал состояние околосмертного переживания (ОСП). Я как ученый исследовал свыше 1600 случаев ОСП и с полным правом заявляю, что типичные ОСП могут происходит с детьми, находящимися в состоянии анестезии, в очень раннем возрасте. Но, даже имея такой опыт изучения ОСП, я считаю, что случай с Колтоном – случай драматический, исключительный и могущий служить источником вдохновения для христиан во всем мире.

Джеффри Лонг,

доктор медицины, основатель фонда изучения околосмертных переживаний, автор книги «Доказательства посмертной жизни: наука околосмертных переживаний»

«Небеса реальны» – чудесная книга. Она еще раз подтверждает, сколь важна в нашей жизни вера – важна и для детей, и для взрослых.

Тимоти П. O’Холлеран,

доктор медицины

Некоторые истории просто не могут не быть рассказанными. Они живут сами по себе. Книга, которую вы держите в руках, – одна из таких историй. Но она недолго останется с вами; она бурлит и клокочет и в ходе ваших разговоров неизбежно прорвется наружу в поисках тех, кто еще о ней не слышал. Я знаю, что это случится с вами, ибо это же случилось и со мной.

Фил Мак-Каллум,

старший проповедник церкви Ботелл общины Эвергрин, Вашингтон

Как и родители ребенка, испытавшего нечто удивительное и необъяснимое по земным меркам, я праздную вместе с этой семьей и разделяю их радость по поводу победы – изложения и издания этой несравненной истории.

Форелли Крамарик,

соавтор книги «Акиана: ее жизнь, искусство и поэзия»

Истинно говорю вам, если не обратитесь и не будете как дети, не войдете в Царство Небесное.

    Иисус Назарянин (Мат. 18:3)

Благодарность

Готовя к публикации историю Колтона, мы получили возможность работать не только с преданными своему делу профессионалами, но и с внимательными и по-настоящему заботливыми людьми. Несомненно, их знания и опыт произвели на нас с Соней большое впечатление, но в еще большей мере нас пленили их характер и сердечность.

Фил Мак-Каллум, Джоэль Нидлер, Линн Винсент и Дебби Уиквайер не только вложили в эту книгу крупицы своей жизни, но и сделали духовно богаче всю нашу семью. Без их неимоверных усилий и душевной чуткости книга «Рай существует наяву» никогда бы не оказалась такой чудесной.

Мы ежедневно возносим Богу молитву благодарности за то, что Он собрал вместе этих одаренных и талантливых людей, дабы они помогли нам рассказать историю Колтона. Каждый из них стал для нас подлинным благословением.

Мы с Соней почитаем за несравненную честь и привилегию называть их своими друзьями.

Пролог

Ангелы у «Арби»

Празднование Дня Независимости вызывает в памяти патриотические парады, аппетитные запахи жаренного на гриле барбекю, сладкий поп-корн и ночное небо, озаренное световыми сполохами. Но для моей семьи последние дни этого праздника в 2003 году стали большим событием совершенно по другой причине.

Мы с Соней, моей женой, и детьми планировали отправиться в Сиу-Фоллз, штат Дакота, чтобы навестить Стива, брата Сони, и его семью. А заодно и взглянуть на Беннета, племянника, родившегося два месяца назад. К тому же наши дети, Кэсси и Колтон, никогда еще не видели водопада. (Да, да, в Сиу-Фоллз есть знаменитые водопады, которые так и называются – Сиу-Фоллз.) Но это даже не главное. Главное – с того памятного путешествия в город Грили, штат Колорадо, которое мы предприняли в марте месяце и которое обернулось для всей нашей семьи

чудовищным кошмаром, мы впервые надолго покидали наш родной городок Империал, штат Небраска.

Если говорить начистоту, то в ходе последнего путешествия один из наших детей едва не умер. Можете назвать это безумием, но нами в то время владели некие смутные страхи и предчувствия, и дело порой доходило до того, что мы просто не хотели никуда ехать. Как пастор местной церкви, я не верю в суеверия, и сам не суеверен, но какая-то сверхъестественная, неподвластная мне часть моей сущности подсказывала, что, пока мы находимся под домашним кровом и связаны с нашим домом, мы в безопасности. Но в конце концов разум – да и непреодолимое желание повидать Беннета, самого славного малыша на свете, если верить словам Стива, – возобладал. Поэтому мы набили наш внедорожник «Форд Экспедишн» личными вещами и всякой прочей всячиной, которой должно было хватить на неделю, и приготовились отправиться на север.

Мы с Соней сошлись на том, что лучше всего ехать ночью, ибо, хотя четырехлетнего Колтона мы и пристегиваем к сиденью ремнем безопасности, но это всегда делается вопреки его воле («Я ведь большой мальчик, папа!» – обычно возмущается он), а так, по крайней мере, есть надежда, что большую часть пути он будет просто спать. Итак, было где-то начало девятого вечера, когда я вывел свой «форд» со стоянки у нашего дома, проехал мимо родной веслианской церкви Кроссроудс, где служу пастором, и выехал на шоссе номер 61.

Над равнинами простерлась ясная, безоблачная ночь; на темном бархатном небе ярко серебрился лунный серп. Империал – небольшой фермерский городишко, приткнувшийся у северной границы штата Небраска. С его двумя сотнями душ и полным отсутствием дорожных огней, он был из числа тех городков, где больше церквей, чем банков, и где в обеденное время фермеры (обутые, как всегда, в сапоги «Волверин», в картузах от Джона Диэра и с висящими у пояса клещами, предназначенными для починки изгородей), возвращаясь с полей, привычно стекались и оседали в местном семейном кафе. Итак, наши дети, шестилетняя Кэсси и четырехлетний Колтон, прямо-таки сгорали от нетерпения побыстрее оказаться в «большом городе» Сиу-Фоллз, чтобы увидеть новорожденного двоюродного братца.

Девяносто миль, отделявшие нас от городка Норт-Платт, дети болтали и играли, причем Колтон, изображавший из себя супергероя, ведшего глобальные сражения себе под стать, умудрился за это время семь раз спасти мир от гибели. Не было и десяти, когда мы въехали в этот городишко с его 24 тысячами жителей, чья величайшая претензия на славу сводится к тому, что в этом городе родился самый знаменитый на всем Диком Западе ковбой и шоумен Буффало Билл Коди. Норт-Платт – последняя точка цивилизации (или, по крайней мере, последняя доступная нам цивильная остановка), которую мы миновали тем вечером, прежде чем устремиться на северо-запад через огромные пространства кукурузных полей, где нет ничего, кроме ланей, фазанов да редких фермерских домов. Поэтому мы загодя запланировали сделать здесь остановку, чтобы наполнить бензобак, а заодно и наши собственные желудки.

Заправившись топливом на бензоколонке в Синклере, мы поехали по Джефферс-стрит, и я, проезжая на знак светофора, вдруг вспомнил, что если бы мы свернули налево, то в конце концов добрались бы до Регионального медицинского центра, того самого, где мы провели в марте пятнадцать кошмарных дней, большинство из них стоя на коленях и молясь Богу о том, чтобы Он спас Колтону жизнь. Бог услышал наши молитвы, но мы с Соней с тех пор горько шутили по этому поводу, что этот тяжкий опыт стоил нам многих лет жизни.

Иногда смех – лучший способ забыть о тяжких минутах жизни, поэтому, миновав поворот, я решил немного подразнить Колтона.

– Эй, Колтон, – сказал я, – если мы свернем прямо здесь, то опять попадем в больницу. Хочешь назад в больницу?

Тот засмеялся в темноте.

– Нет, папа, не хочу! Лучше отвези Кэсси. Вот она точно хочет в больницу!

Сестра (она сидела рядом с ним) тоже засмеялась:

– Ну уж нет! Я туда тоже не хочу!

Соня с пассажирского сиденья повернулась к сыну, чье детское кресло располагалось как раз за моим. Я его не видел, зато живо представил себе его короткую стрижку «ежиком» и голубые глаза, сиявшие в темноте.

– Колтон, ты помнишь больницу? – спросила Соня.

– Да, мама, помню, – ответил он. – Ведь именно там мне пели ангелы.

Время внутри машины как будто остановилось. Мы с Соней посмотрели друг на друга, обменявшись безмолвным вопросом: «Он в самом деле это сказал, или мне послышалось?»

Соня наклонилась ко мне и шепнула:

– Он тебе до этого говорил про ангелов?

Я отрицательно покачал головой.

– А тебе?

Она тоже покачала.

Я свернул к ресторану «Арби», въехал на парковку и заглушил двигатель. С улицы сквозь окна автомобиля просачивался белый свет уличного фонаря. Кое-как развернувшись на своем сиденье, я обратился лицом к Колтону. Помню, в тот момент меня поразило, насколько он мал и по-мальчишечьи хрупок. Это был еще очень маленький мальчик, в голосе которого ясно слышалась неподдельная (а подчас и ставящая в тупик) искренняя невинность. Если вы сами родитель, то поймете, что я имею в виду: это тот возраст, когда ребенок, указывая пальцем на беременную женщину, может (очень громко) спросить: «Папа, почему эта тетя такая толстая?» Колтон все еще пребывал в том достаточно ограниченном пространстве жизни, где ему не были известны ни такт, ни вероломство. Все эти мысли молнией промелькнули у меня в голове, пока я старался придумать, как отреагировать на заявление моего четырехлетнего сына о том, что ангелы пели ему песни. Наконец я решился.

– Колтон, ангелы тебе пели, пока ты лежал в больнице? Так ты сказал?

Он быстро закивал головой.

– Что же они тебе пели?

Колтон закатил глаза, скосив их немного вправо – характерная для него поза припоминания.

– Ну, они пели «Иисус меня любит» и «Иисус сражался за Иерихон», – серьезно ответил он. – Я попросил их спеть «Мы вас расшевелим»[1 - «We Will, We Will Rock You» – песня группы Queen из альбома News of the World (1976). – Здесь и далее примечания переводчика.], но они не захотели.

Кэсси тихонько захихикала, а я обратил внимание на то, что ответы Колтона звучат вполне буднично и прозаично, как нечто само собой разумеющееся, и отвечает он быстро, без тени замешательства.

Мы с Соней снова обменялись взглядами, как бы говоря: «Что происходит? Ему это привиделось или приснилось?»

И было еще одно невысказанное сомнение: «А нам-то как на это реагировать?»

И тут в моей голове возник вполне естественный вопрос.

– Колтон, а как выглядели эти ангелы? – спросил я сына.

Он радостно засмеялся, будто что-то вспомнив.

– Ну, один из них был похож на дедушку Денниса, хотя это был не он, потому что дедушка носит очки.

Затем он сразу посерьезнел.

– Папа, это Иисус велел ангелам, чтобы они мне пели, потому что я очень боялся. И мне стало лучше.

Иисус?

Я опять взглянул на Соню: она сидела открыв рот. Я снова повернулся к Колтону.

– Разве там был Иисус?

Мой сын кивнул и ответил так, словно речь шла о событии, не более примечательном, чем появление божьей коровки у нас во дворе:

– Да, там был Иисус.

– Где именно был Иисус?

Колтон посмотрел мне прямо в глаза.

– Я сидел у Него на коленях.

Если бы в беседах,

как в поездах, имелись стоп-краны, то один из них был приведен в действие прямо сейчас. Лишившись от изумления дара речи, мы с Соней смотрели друг на друга, обмениваясь еще одним молчаливым посланием: «Нам следует серьезно поговорить об этом».

Мы вышли из машины и всей семьей направились в «Арби», откуда вышли через несколько минут с пакетом, полным снеди. На ходу мы с Соней успели полушепотом обменяться несколькими репликами.

– Ты в самом деле думаешь, что он видел ангелов?

– А Иисус?!

– Право, не знаю.

– Может быть, это был сон?

– Не знаю. – Он говорит очень уверенно.

Когда мы сели в машину и Соня распределила между всеми сандвичи с ростбифом и пакетики с картофельными чипсами, у меня внезапно родился еще один вопрос.

– Колтон, а где ты был, когда видел Иисуса?

Он посмотрел на меня так, словно спрашивал: «Разве мы не говорили об этом только что?»

– В больнице, где же еще! Ну, когда мной занимался доктор О’Холлеран.

– Доктор O’Холлеран занимался тобой дважды, помнишь? – спросил я. Колтону в больнице сделали срочную операцию по удалению аппендицита, затем операцию по очищению кишечника, а затем мы еще раз возили Колтона, чтобы ему удалили келоидные рубцы, но это уже было не в больнице, а в клинике доктора O’Холлерана. – Ты уверен, что это случилось в больнице?

Колтон кивнул.

– Да, в больнице. Когда я был с Иисусом, ты молился, а мама разговаривала по телефону.

Что?

Сомневаться не приходилось: речь шла о больнице. Но Боже! Откуда он знает, где мы тогда были?

– Колтон, но ты ведь находился в операционной, – сказал я. – Как ты узнал, что мы делали?

– Я видел вас, – просто и убедительно сказал Колтон. – Я вышел из тела, смотрел вниз и видел, как доктор занимается моим телом. Я видел тебя и маму. Ты был один в маленькой комнате и молился, а мама была в другой комнате, тоже молилась и разговаривала по телефону.

Эти слова Колтона тронули меня до глубины души. Соня глядела на меня широко открытыми глазами (таких широких глаз я у нее еще не видел), но ничего не говорила – просто таращилась и с отсутствующим видом грызла сандвич.

Большего в тот момент я вынести просто не мог. Я молча завел двигатель, вывел «форд» на шоссе и устремился в сторону Северной Дакоты. По обе стороны от автострады I-80, по которой мы мчались, простирались бесконечные пастбища, испещренные то здесь, то там прудами и утиными заводями, блестевшими серебром в лунном свете. Было очень поздно, и вскоре дети, как мы и предвидели, мирно уснули.

Глядя на расстилавшуюся передо мной дорогу, я с изумлением вспоминал только что услышанное. Наш маленький сын поведал нечто совершенно невероятное – и подтвердил это заслуживающей доверия информацией, причем такой, знать которую он просто не мог. Мы не рассказывали ему, что делали и чем занимались, пока он лежал в операционной, находясь в состоянии анестезии, то есть, по логике вещей, без сознания.

Я спрашивал себя снова и снова: «Как он узнал об этом?» Но к тому времени, когда мы пересекли границу штата Южная Дакота, меня занимал уже совершенно другой вопрос: «Могло ли такое случиться на самом деле?»

Глава 1

Инсектарий

Наше семейное путешествие, в конечном счете превратившееся в кошмар, было задумано как праздничная поездка. Самому мне в начале марта 2003 года предстояло по делам службы съездить в Грили, штат Колорадо, на встречу представителей окружного совета пасторов веслианской церкви. А все началось в августе 2002 года; тогда нашей семье изрядно досталось, ибо мы вступили на тернистый путь, полный несчастий и неудач: семь месяцев непрестанных травм и болезней, включая сломанную ногу, две операции и подозрение на рак, и все это помноженное на финансовые трудности; наш счет в банке был вычерпан до такого предела, что, когда по почте приходили квитанции и платежные уведомления, я прямо-таки слышал издаваемые ими засасывающие звуки. Моей скромной зарплаты пастора эти трудности, к счастью, не коснулись, но зато они основательно подточили наш главный финансовый оплот, наш частный бизнес – наземные гаражные двери, которым мы владели. Да и наши медицинские проблемы тоже стоили нам немалых денег.

Но к февралю ситуация, по всей видимости, радикально изменилась в лучшую сторону: мы оправились и встали на ноги. И поскольку мне все равно нужно было ехать, мы решили превратить служебную поездку в знаменательное событие, в своего рода переломный момент нашей семейной жизни – немного отдохнуть, позабавиться, освежить ум и душу и с новой надеждой двигаться по жизни дальше.

Соня от кого-то узнала об одном весьма милом местечке, очень популярном у детворы. Оно находилось за Денвером и называлось «Павильон бабочек». Широко разрекламированный как «зоосад для беспозвоночных животных», «Павильон бабочек» был открыт в 1995 году как учебно-образовательный центр, призванный знакомить людей с чудесами мира насекомых и морских тварей того примерно сорта, что обычно обитают в приливных волнах и соленых озерцах, остающихся после отлива. В те дни на подъезде к зоосаду посетителей встречала огромная цветная металлическая скульптура богомола в позе молитвы. Но в 2003 году этого гигантского насекомого уже не было на привычном для него постаменте, и приземистое кирпичное здание павильона, расположенное примерно в пятнадцати минутах езды от центра Денвера, тоже не зазывало красочным лозунгом: «Внимание! Дети, это для вас!» Зато внутри детей, и особенно детей в возрасте Колтона и Кэсси, ждал все тот же загадочный мир чудес.

Первый зал, куда мы попали, носил забавное название «Ползай, ползай – и найдешь». Это был инсектарий – помещение, заставленное террариумами, где помещались всякого рода ползучие и ползающие твари, начиная жуками и тараканами и заканчивая пауками. Одно сооружение – «Башня тарантулов» – притягивало Кэсси и Колтона, как магнит. Эта башня из террариумов представляла собой – в точности, как это значилось в рекламе, – защищенную стеклом естественную среду обитания всяких мохнатых, толсто– и тонконогих пауков, которые либо пленяют вас своим видом, либо вызывают у вас нервную дрожь.

Кэсси и Колтон по очереди забирались на трехступенчатую стремянку, чтобы увидеть обитателей верхних этажей этой «башни». В одном террариуме угол занимал мексиканский белый тарантул, покрытый волосяным покровом, чей наружный скелет описывался в сопроводительном тексте как «окрашенный в приятный бледный цвет». В другом террариуме содержался красно-черный тарантул, обитающий в Индии. Одним же из самых страшных на вид обитателей этого заповедника был тарантул-«скелет», названный так из-за того, что его задние ножки были поделены на сегменты белыми полосками, так что сам паук выглядел как скелет на рентгеновском снимке. Позже мы узнали, что этот тарантул особенный и обладает мятежным духом бродяги: однажды он каким-то образом умудрился выбраться из своей тюрьмы, вторгся в соседнюю клетку и сожрал на ужин своего соседа.

Привстав на своем стуле, чтобы получше разглядеть, как выглядит этот мятежный тарантул, Колтон мельком посмотрел на меня и улыбнулся, и эта улыбка прямо-таки согрела мое сердце. Я почувствовал, как мои шейные мышцы расслабились и где-то внутри меня словно вдруг раскрылся какой-то клапан,

выпуская избыточное напряжение, – эмоциональный эквивалент долгих вдоха и выдоха. Впервые за все эти месяцы я вдруг почувствовал, что безмерно счастлив оттого, что нахожусь в кругу своей семьи.

– Ух ты! Посмотри-ка вот сюда! – воскликнула Кэсси, указывая на один из террариумов. Слегка нескладная и долговязая, моя шестилетняя дочь была на удивление живой и проворной – черта, которую она унаследовала от матери. Кэсси указала на табличку, на которой было написано: «Птицеед-голиаф. Самки достигают в длину более одиннадцати дюймов».

Экземпляр, находившийся перед нами, имел в длину только шесть дюймов, но был массивным и толстым, как запястье Колтона. Он пялился через стекло неподвижными и широко открытыми глазами. Я оглянулся и увидел, что Соня брезгливо морщит нос.

По-видимому, один из служителей тоже увидел это выражение на лице Сони, поскольку он тут же подошел и произнес краткую речь в защиту птицееда.

– Голиаф родом из Южной Америки, – сказал он дружественным и немного поучительным тоном, в котором ясно слышалось: «Не такие уж они отвратительные, как вы думаете». – Тарантулы из Северной и Южной Америки очень послушные и смирные. Их можно спокойно брать в руки… Вот как там. – И он указал на второго служителя: тот держал на ладони маленького тарантула, а вокруг толпились дети, стараясь взглянуть на него поближе.

В противоположном конце помещения возник какой-то шум, и Кэсси тут же бросилась туда, чтобы посмотреть, что там такое, а следом за ней устремились Колтон и мы с Соней. В углу, где было сооружено нечто, напоминавшее бамбуковую хижину, смотритель демонстрировал бесспорную звезду инсектария – паучиху по имени Рози, мохнатого тарантула из Южной Америки, чье тело было покрыто розовыми волосками. Туловище у Рози было размером со сливу, а толстые, как карандаш, ноги достигали шести дюймов в длину. Но самое замечательное здесь, с точки зрения детей, было вот что: если ты не побоишься, возьмешь Рози в руку и подержишь ее хотя бы нескольку секунд, то получишь от смотрителя награду – наклейку.

Что ж, если у вас есть маленькие дети, то вы-то уж знаете, что хорошая наклейка – это целое состояние: детям она порой дороже, чем пригоршня монет. А эта наклейка была действительно особенная: белая, с отпечатанным на желтом фоне тарантулом и надписью: «Я держал(а) Рози!»

Это была не просто какая-то там наклейка, а самый настоящий знак доблести!

Кэсси вплотную подошла к смотрителю и склонилась над его рукой, чтобы разглядеть Рози. Колтон посмотрел на меня; его голубые глаза были широко открыты.

– Папа, можно мне получить наклейку?

– Для этого ты должен взять в руку Рози, приятель.

Уже в этом возрасте Колтон обладал довольно необычной манерой речи: он произносил слова полусерьезно, полушутливо и внезапно задерживал дыхание, словно в ожидании чуда. Это был умный, смышленый мальчуган, который воспринимал мир в черно-белых тонах. Одно казалось ему веселым (конструктор «Лего»), а другое скучным (Барби). Еду он или любил (бифштексы), или ненавидел (зеленая фасоль). Мальчики у него делились на плохих и хороших, а его любимыми игрушками были фигурки добрых супергероев, боровшихся за справедливость: Человек-паук, Бэтмен и Базз Лайтер. Они много значили для Колтона. Он таскал их с собой всюду, куда бы ни шел. По-этому, где бы ни находился – на заднем сиденье внедорожника, в зале ожидания или на полу церкви, – он всюду воображал и разыгрывал сценки, в которых эти честные, славные парни спасали мир. Спасали, разумеется, с помощью мечей – любимого оружия Колтона, самого действенного, по его мнению, для победы над злом. А дома он сам становился таким супергероем. Часто, приходя домой, я видел Колтона вооруженным до зубов: на ремне с обоих боков висели два меча и по мечу было в каждой руке.

– Я играю в Зорро, папа! Хочешь поиграть со мной?

Теперь же взгляд Колтона был прикован к пауку на ладони смотрителя, и мне показалось, что он был бы рад, если бы у него в этот момент был в руке меч – хотя бы в качестве моральной поддержки. Я попытался представить, каким кажется паук маленькому мальчику, рост которого менее четырех футов. Огромным, должно быть. Мой сын был стопроцентным мальчишкой – непоследовательным и импульсивным, который, однако, наткнувшись на муравьев, жуков или прочих ползучих тварей, забывал все на свете. Правда, все эти твари были сравнительно небольшими по размеру, даже по сравнению с размерами его лица, а уж таких длинных волос, как у него, у них точно не было.

Кэсси выпрямилась и улыбнулась Соне.

– Мам, можно мне подержать Рози?

– Хорошо, – сказала Соня, – только дождись своей очереди.

Кэсси послушно встала в очередь; перед ней были еще двое ребят. Колтон не отрываясь следил за тем, как сначала мальчик, а потом девочка взяли в руку огромного паука и, подержав его несколько секунд, получили в награду от смотрителя желанную наклейку. Очень скоро настал момент истины и для Кэсси. Колтон, не сводя глаз с сестры, прижался к моим ногам, но затем, видимо, стремясь показать, что он ничуть не боится, отодвинулся немного в сторону. Кэсси подставила свою руку, и мы увидели, как Рози, переставляя одну ножку за другой, быстро перебежала по мостику, образованному соприкасающимися человеческими ладонями, из руки смотрителя в маленькую ладошку Кэсси, а затем обратно.

– Ты справилась, – сказал смотритель. – Молодец!

Он оторвал от большого рулона бело-желтую наклейку и вручил ее Кэсси.

Мы с Соней захлопали в ладоши и издали крик ликования.

Это явно не добавило хорошего настроения Колтону, и не только потому, что сестра превзошла его своей храбростью, но еще и потому, что он остался без наклейки. Он тоскливо глядел то на приз, полученный Кэсси, то на Рози, и я видел, как он пытается перебороть свой страх. Наконец он поджал губы, отвел глаза от Рози и повернулся ко мне.

– Что-то мне расхотелось брать этого паука, – сказал он.

– Хорошо, – ответил я. – Расхотелось, так расхотелось.

– А наклейку получить можно?

– Увы! Для этого нужно взять в руку паука. Кэсси взяла. Ты тоже можешь взять, если захочешь. Хочешь подержать? Хотя бы секунду?

Колтон посмотрел на паука, затем на сестру, и я увидел, как в его глазах заиграли чертики: Кэсси ведь смогла! И паук ее не укусил!

Наконец он решительно затряс головой:

– Нет, держать не хочу. Но получить наклейку хочу!

В этот момент Колтон напомнил мне того младенца, каким он был в двухмесячном возрасте – робким и пугливым, и это при том, что он твердо стоял на ногах и знал, чего хочет.

– Единственный способ получить наклейку – взять в руку Рози, – сказала Соня. – Ты уверен, что не хочешь этого?

Вместо ответа Колтон схватил мать за руку и стал тянуть ее прочь от смотрителя.

– Нет, я хочу посмотреть на морскую звезду.

– Ты уверен? – спросила Соня.

Отчаянно кивая головой, Колтон быстро направился к выходу.

Глава 2

Пастор Иов

В следующем помещении мы обнаружили длинный ряд аквариумов, долженствующих изображать «внутреннюю зону приливов». Мы бродили среди живых экспонатов, разглядывая морских звезд, моллюсков и анемоны, сильно смахивавшие на подводные цветы. Кэсси и Колтон охали и ахали, погружая руки в созданные человеком искусственные водоемы и дотрагиваясь до

обитателей морей, прежде ими не виданных.

Затем мы переместились в просторный атриум, заполненный до краев буйной растительностью тропических лесов, со свисающими вниз гроздьями винограда и ветвями, возносящимися к самому небу. Я снимал на камеру пальмы и экзотические цветы, словно сошедшие сюда со страниц сказочных книг, которые мы читали Колтону. А вокруг нас непрерывно кружились и порхали сонмы разноцветных бабочек.

Пока дети изучали всю эту тропическую растительность, я мысленно вернулся в прошедшее лето. Тем летом – как, впрочем, и каждый год – мы с Соней играли в софтбол в студенческой лиге. Обычно мы завершали турнир в первой пятерке, хотя играли за команду «старичков», то есть людей, кому было далеко за двадцать, побеждая команды, укомплектованные учащимися колледжей. По иронии судьбы семимесячные испытания для нашей семьи начались с травмы, которую я получил в последней турнирной игре сезона 2002 года. Я играл в центре поля, а Соне досталась позиция ровера в внешнем поле (аутфилде). В ту пору Соня уже защитила степень магистра по библиотечному делу и казалась мне еще более прекрасной, чем в то время, когда она, юная первокурсница, гуляла во дворе Веслианского колледжа в Бартлсвилле.

Лето шло на убыль, но летний сезон был в самом разгаре: жара была такая, что вся природа буквально томилась по дождю. Мы находились в 20 милях от Империала, в поселке Ваунета, куда приехали для проведения повторного отборочного матча. Близилась ночь; мы давно уже вышли за рамки отведенного времени и завершали матч в сине-белых лучах прожекторов.

Я не помню, какой был счет, но помню, что игра подходила к концу и мы вели. Я сделал дабл и переместился на вторую базу. И тут наш бэттер принял подачу и нанес такой удар, что мяч взлетел высоко в воздух и опустился на траву в центре поля. Я понял, что это мой шанс. Пока игрок внешнего поля бежал к мячу, я со всех ног бросился к третьей базе.

Я чувствовал, что мяч изо всех сил пустили обратно и он летит во внутреннее поле (инфилд).

Наш тренер, дежуривший у третьей базы, носился как безумный, крича: «Падай и скользи! Падай и скользи!»

Адреналин взыграл, я со всего маху хлопнулся на землю и почувствовал, как мое левое бедро со свистом взрывает красноватую землю. Игрок другой команды вытянул руку в перчатке навстречу мячу и…

Хрясть!

Звук сломавшейся ноги был таким громким, что я подумал было, что о нее стукнулся мяч, прилетевший с внешнего поля. Голень и лодыжку прожгла огненная боль. Я перевернулся на спину, скорчившись, как эмбрион, и подтянул колено к животу. Боль была немилосердной; я только помню, как небольшое пространство земли вокруг меня заполнилось мельтешащими ногами, а затем озабоченными лицами – это прибежали ко мне на помощь два санитара из медицинской службы команды.

Я смутно помню, как примчалась Соня, чтоб посмотреть, что случилось. По выражению ее лица я понял, что моя нога вывернута так, что естественным ее положение никак не назовешь. Соня отступила назад, давая возможность нашим игрокам оказать мне помощь. Затем, проделав 20 миль на машине «скорой помощи», мы добрались до больницы, где мне сделали рентген; снимок показал, что у меня тяжелый двойной перелом берцовой кости. Короче, я сломал лодыжку в двух местах, и перелом, по словам доктора, был «спиральным», то есть выглядел по обоим краям как режущий край пёрки. Фактически лодыжка переломилась пополам. Возможно, именно ее треск я и услышал. Потом мне рассказали, что звук сломавшейся кости был таким громким, что люди, сидевшие у первой базы, тоже его слышали.

Вот этот звук теперь и звучал в моей голове, пока мы с Соней смотрели, как Кэсси и Колтон носятся перед нами по атриуму. Они остановились на маленьком мостике, переброшенном через искусственный пруд, и, переговариваясь и тыча во что-то пальцами, глядели на рыбок кой – японских декоративных карпов. Вокруг нас кружили тучи бабочек, и я уткнулся в брошюру, купленную у первого стенда, пытаясь разобраться, какую из них как зовут. Тут были синие «морфы» с крылышками темно-аквамаринового цвета, черно-белые «бумажные змеи», порхавшие медленно и плавно, словно свежеотпечатанные листочки, плавно кружащие в воздухе, и «солнечники» – тропические бабочки с крыльями цвета спелого манго.

В этот момент я был счастлив как никогда, счастлив тем, что могу наконец ходить не хромая. Помимо нестерпимой боли, несчастье, приключившееся со мной, имело и более ощутимые последствия – финансовые. Тяжело, знаете ли, подниматься и спускаться по лестнице во время монтажа гаражных дверей, таща на ноге десятифунтовый гипс, да еще когда не сгибается колено. В силу этого наш банковский счет быстро и стремительно пошел на убыль. На нищенское жалованье рядового пастора особо не проживешь, и то, что нам удалось отложить, улетучилось за считанные недели. Не говоря уже о том, что доход от нашего частного предпринимательства снизился почти вдвое.

Недостаток денег причинял еще большую боль, чем нога. Раньше я подрабатывал пожарным-добровольцем и тренером по спортивной борьбе в местной средней школе, но теперь из-за сломанной ноги о такой подработке приходилось только мечтать. Воскресные дни тоже стали обузой. Я ведь из категории тех пасторов, которые, читая проповедь, расхаживают перед паствой взад и вперед. Нет, я не принадлежу к тем священнослужителям, которые доводят прихожан до экстаза, так что те катаются по полу, и не мечу громы и молнии на их головы, грозя им адскими муками, но и не отношусь к велеречивым и сладкоголосым священникам в ризах, совершающим литургию по церковным требникам. Я по призванию сочинитель и рассказчик, а чтобы рассказывать истории, мне необходимо двигаться. Теперь же мне приходилось читать проповеди, сидя на одном стуле и положив на второй загипсованную ногу, которая торчала, как корабельный кливер. Просить меня сидеть, произнося воскресную проповедь, все равно что просить итальянца что-то рассказать, не прибегая к языку жестов. Но, пока я боролся со всеми этими неудобствами, вызванными полученной травмой, я и не подозревал, что эта была лишь первая из костяшек домино, которым предстояло вскоре упасть.

Однажды утром в октябре, примерно в то самое время, когда я взял себе за привычку расхаживать туда-сюда на костылях, я вдруг почувствовал в районе поясницы тупую колющую боль. Я тут же понял, в чем проблема: камни в почках.

У меня уже были подобные проблемы, и первый камень, который у меня извлекли хирургическим путем, был шестимиллиметровой длины. На этот раз, после серии проб и тестов, врачи посчитали, что камни невелики по размеру и спокойно выйдут обычным путем. Я не знаю, хорошо ли это для меня или плохо, но они выходили три дня. Помнится, однажды я так прищемил себе задней дверью машины средний палец, что чуть было не обрубил его. Но та боль по сравнению с этой была просто пустяковой. Даже сломанная в двух местах нога и то не болела так сильно.

Но я выжил.

В ноябре – в эту пору исполнилось три месяца, как я расхаживал на костылях, – меня пригласили на врачебный осмотр.

– Нога срастается правильно, но гипс снимать пока еще рано, – сказал ортопед. – Больше вас ничего не беспокоит?

Еще как беспокоит. Мне было немного боязно заводить об этом разговор, но на

левой стороне груди, прямо под соском, у меня появилась какая-то опухоль. Я правша и потому, когда писал (а писал я много), в основном опирался подмышкой на левый костыль, вот я и подумал: может быть, именно седловина костыля, о которую я многие недели терся грудью, и вызвала под кожей это раздражение, своего рода подкожную мозоль.

Но врач мгновенно опроверг мое предположение.

– Костыли здесь ни при чем, – сказал он. – Вызову-ка я хирурга: это по его части.

Тимоти О’Холлеран, хирург, сделал мне игольчатую биопсию. Результаты, пришедшие через несколько дней, повергли меня в шок: гиперплазия. Другими словами, подозрение на рак груди.

Рак груди! Вот те на! Сломанная нога, камни в почках, а теперь еще – неужели правда? – рак груди.

Позднее, когда другие пасторы в моем регионе узнали о всех моих несчастьях, они стали звать меня Иовом, по имени библейского персонажа, который был поражен различными, самыми немыслимыми недугами.

Хирург, как и следовало ожидать, поступил именно так, как он поступил бы в случае, если бы биопсия у женщины дала тот же результат. «Лампэктомия», – распорядился он, то есть удаление опухоли молочной железы.

Как и всякая уроженка Среднего Запада, Соня была волевой женщиной, а потому восприняла эту весть со стойким практицизмом: если хирург так распорядился – значит, нам нужно через это пройти. Мы как семья обязаны преодолеть это.

Я был согласен с нею. Но именно в это время мной начала понемногу овладевать жалость к самому себе. Во-первых, я устал скакать на костылях. Во-вторых, лампэктомия, что бы там ни говорили, явно не та хирургия, которая предназначена для мужчин. И наконец, я уже давно просил церковный совет ссудить меня деньгами в качестве взаимопомощи. И совет проголосовал за то, чтобы санкционировать эту просьбу только после того, как у меня во второй раз обнаружили камни в почках.

Вместо того чтобы, как и следует, испытать чувство благодарности, я вознегодовал: «Это что же получается? Для того чтобы получить столь мизерную помощь, нужно вначале стать калекой и быть зачисленным в раковые больные?»

Однажды ближе к вечеру моя жалость к себе действительно прорвалась и проявила себя в полной мере. Я находился в цокольном этаже нашей церкви, где у нас были оборудованы кухня, классная комната и просторное помещение для встреч нашего братства. Я только что закончил кое-какую канцелярскую работу и на костылях стал подниматься наверх. И, поднявшись на первую ступеньку, начал роптать на Бога.

– Это нечестно, – ворчал я вслух, одолевая ступеньку за ступенькой: сначала вверх один костыль, за ним другой, а потому уже и ноги. – Ради чего мне приходится страдать и пребывать в этом жалком состоянии, когда мне постоянно нужна чья-то помощь и я целиком завишу от тех, кто эту помощь оказывает?

Чувствуя себя неправедным мучеником, я наконец добрался до верхней площадки, и тут вдруг в моем сердце заговорил спокойный, тихий голос: «Ну а что ради тебя претерпел Сын Мой?»

Смиренный и смущенный, стыдясь своего эгоизма, я вспомнил слова Иисуса, сказанные Им ученикам: «Ученик не выше учителя, и слуга не выше господина своего» (Мат. 10:24). Да, мне на долю выпало несколько тяжелых месяцев, но они ничто по сравнению с теми трудностями, с которыми борются миллионы людей во всем мире, борются каждый час и даже в эту самую минуту. Бог благословил меня, поставив меня пастырем над небольшой группой верующих, которым я должен служить верой и правдой, и вот я ропщу на Господа только потому, что эти верующие не приходят мне на помощь.

– Прости меня, Господи, – сказал я и устремился вперед с удвоенной силой, как если бы костыли вдруг превратились в орлиные крылья.

Суть дела в том, что моя церковь в лице конгрегации не только меня любит, но и служит мне – служит с помощью молитв, произносимых в специально отведенное для это время. Однажды утром в начале декабря доктор О’Холлеран позвонил мне домой и ошарашил поразительной новостью: опухоль не только доброкачественная, но и совершенно нормальная. Собственно, никакой опухоли и нет вовсе, а есть вполне нормальная грудная ткань.

– Я не могу объяснить, как и почему это произошло, – сказал он. – Биопсия определенно показала гиперплазию, поэтому мы ожидали увидеть нечто подобное и в грудной ткани, изъятой во время лампэктомии. Но ткань оказалась совершенно нормальной. Не знаю, что и сказать. Понять не могу, как такое случилось.

Я знал: раз Бог сотворил это маленькое чудо – значит, Он меня любит.

Глава 3

Молодчина Колтон

На следующий месяц с меня сняли гипс. Таким образом, преодолев страх перед раком и справившись с камнями в почках, я целый месяц опять учился ходить, сначала с помощью специальных ходунков, а затем сам – неуклюже прихрамывая, медленно и постепенно приводя в норму атрофированные мышцы. К февралю я наконец обрел некоторую самостоятельность – и как раз вовремя, ибо на первую неделю марта в Грили, штат Колорадо, была назначена встреча представителей окружного совета нашей конфессии.

– Тебе нужно развеяться, – сказала мне Соня за пару недель до встречи. – Просто развеяться и повеселиться.

И вот мы здесь, в «Павильоне бабочек». Мимо пролетела бабочка-данаида, чьи ярко-оранжевые крылья разделены черными прожилками на сегменты, напоминая витражное стекло. Я произнес про себя молитву, благодаря Господа за то, что наша поездка все-таки состоялась.

За два дня до этого, во вторник, Колтон начал жаловаться на боли в животе. К этому времени я был уже в Грили, а Соня преподавала в первом классе средней школы в Империале. Не желая обременять школьную администрацию, которой пришлось бы подыскивать ей замену в случае, если бы она сидела с больным сыном, Соня попросила свою старую подругу Норму Даннут присмотреть за Колтоном у нее дома, пока она не вернется с работы. Норма, которую наши дети обожали и которая была для них «любимой тетей», естественно, согласилась. Но в полдень она вдруг позвонили Соне на мобильный телефон и сообщила, что Колтону сильно нездоровится. У него температура, его трясет, и он все утро, укрывшись одеялом, пролежал на диване, почти не двигаясь.

– Он говорит, что мерзнет, но при этом страшно потеет, – сказала Норма (она была явно встревожена) и добавила: – Весь лоб покрыт крупными, величиной со слезу, каплями пота.

В это время пришел домой муж Нормы, Брайан. Ему достаточно было одного взгляда, чтобы понять, что Колтон в самом деле болен и что его следует немедля отвезти к врачу. Соня сообщила мне эту новость по телефону, и я тут же понял, что наше праздничное путешествие в честь окончания полосы невезений, травм и болезней не состоится… из-за болезни.

Соня отпросилась с работы, забрала Колтона и отвезла к врачу. Там выяснилось, что у мальчика просто так называемый желудочный грипп, или гастроэнтерит, который в то время ходил по городу. Всю ночь вопрос с путешествием – поедем или не поедем – висел в воздухе. Отдельно друг от друга (я в Грили, а Соня в Империале) мы молились о том, чтобы Колтону стало лучше и чтобы наше путешествие состоялось, и на утро мы получили утвердительный ответ: да!

За ночь температура у Колтона упала, и после полудня в пятницу он снова был таким же, как и раньше. Соня позвонила мне и сказала:

– Мы

выезжаем!

И вот мы в «Павильоне бабочек». Соня посмотрела на часы. Мы договорились встретиться сегодня вечером со Стивом Уилсоном, пастором веслианской церкви в Грили, и его женой Ребеккой и вместе поужинать, а дети к тому же хотели поплавать в гостиничном бассейне. Шанс поплавать в бассейне в марте месяце у нас в Империале равен нулю, поэтому они не хотели упускать столь редкую возможность.

– Ну что ж, – сказала Соня, – вероятно, нам стоит вернуться в отель.

Я посмотрел на нее, а потом на Колтона.

– Эй, приятель, пора уходить. Ты по-прежнему уверен, что не хочешь подержать Рози? – спросил я. – Последняя возможность получить наклейку. Что скажешь?

Эмоции сменялись на лице Колтона подобно солнцу и облакам на быстро перемещающемся погодном фронте. Даже старшая сестра и та позволила себе немного подтрунить над его страхами. Я наблюдал за Колтоном и видел, как его зрачки сузились, а челюсти плотно сомкнулись: он хотел получить эту наклейку во что бы то ни стало.

– Так и быть, – сказал он. – Я ее получу. Но только чтобы все было сделано быстро.

Решение было принято, и мы двинулись всей гурьбой назад, в инсектарий. Я подошел к смотрителю и сказал:

– Это Колтон. Он хочет попытать счастья.

Смотритель улыбнулся и наклонился к моему сыну:

– Ну что, Колтон, готов?

Неподвижный и одеревеневший как бревно, сын вытянул руку и подставил ладонь, а я наклонился и взял ее в свою, чтобы она не дрожала.

– Все очень просто, Колтон, – сказал смотритель, – проще и некуда. Только не сгибай ладонь, держи ее прямо и стой тихо. Рози очень добрая. Она тебе не сделает больно.

Смотритель поднял руку, и Рози осторожно перебралась из нее на ладонь Колтона, а затем обратно в руку смотрителя, ни разу при этом не замедлив своего движения. И когда смотритель вручил Колтону желанную наклейку, мы радостно захлопали и закричали. Он преодолел свой страх и одержал важную для себя победу. Этот момент стал настоящим лакомым украшением этого грандиозного дня – подобно сахарной глазури на торте.

Когда мы вышли из «Павильона бабочек», я снова обратился мыслями к последним семи месяцам. Трудно было поверить, что все события – сломанная нога, камни в почках, потеря работы, финансовые трудности, три операции и подозрение на рак груди – все они случились в течение полугода. В тот момент я впервые понял, что все эти месяцы чувствовал себя, как боксер на ринге, вынужденный то и дело защищаться и постоянно ожидающий новых ударов судьбы. И теперь впервые с того лета я почувствовал себя полностью расслабленным.

Если бы я стал и дальше развивать это сравнение с боксерским рингом, то, возможно, пришел бы к такому логическому заключению: во время поединка боксеры нередко получают очень жестокие удары, но справляются с ними, поскольку заранее готовы к ним. А вот удар, который их посылает в нокаут, они обычно заранее не предвидят.

Глава 4

Тревожные сигналы

В тот же вечер, как следует наплававшись в бассейне, счастливые Кэсси и Колтон сидели в большой круглой кабинке ресторана «Старый Чикаго» в Грили и занимались раскрашиванием картинок, пока мы с Соней приятельски беседовали со Стивом Уилсоном и его женой Ребеккой. К этому времени мы уже успели покончить с каким-то ужасным итальянским блюдом, а дети быстро управились со своими любимыми кушаньями – пиццей, спагетти и чесночными булочками.

Стив был старшим пастором веслианской церкви в Грили, насчитывавшей от тысячи пятисот до двух тысяч прихожан, что примерно равнялось численности Империала, нашего родного городка. Для нас с Соней эта была прекрасная возможность поближе узнать другого священнослужителя из нашего же округа и получить кое-какие представления о том, как он справляется со своим обязанностями. На следующий день мы собирались посетить церковь Стива. Соне особенно хотелось увидеть, как осуществляется на практике специальная программа для детей, рассчитанная на воскресные школы. Ребекка каким-то образом умудрялась одновременно участвовать в нашем разговоре и раскрашивать картинки вместе с детьми.

– Смотри-ка, Колтон, ты просто мастерски раскрасил эту пиццу! – воскликнула она.

Колтон в ответ изобразил вежливую полуулыбку, но при этом вел себя необычайно тихо. Так прошло несколько минут, и вдруг он сказал:

– Мам, у меня живот болит.

Мы с Соней обменялись взглядами. Неужели опять желудочный грипп? Соня коснулась тыльной стороной руки щеки Колтона и покачала головой:

– Вроде бы жара нет, дорогой.

– Кажется, меня сейчас вырвет, – сказал Колтон.

– Мне тоже не очень хорошо, мам, – подала голос Кэсси.

Судя по всему, дело было в пище, которую они только что съели. Так как детям нездоровилось, мы поспешили закончить ужин, попрощались с Уилсонами и направились в отель, благо он находился напротив ресторана, по другую сторону автомобильной стоянки. Едва мы подошли к двери в номер, как предчувствие Колтона сбылось: его вырвало, сначала на ковер, а потом, после того как Соня быстро увела его в ванную, и в унитаз.

Стоя в дверях ванной комнаты, я смотрел, как маленькая фигурка Колтона, склонившись над унитазом, содрогается в конвульсиях. Честно говоря, это мало походило на пищевое отравление.

«Похоже, опять этот желудочный грипп, – подумал я. – Да уж, лучше не придумаешь!»

Так начался этот вечер. И так он продолжился, ибо Колтона рвало непрестанно каждые тридцать минут, словно по часам. В перерывах между приступами Соня сидела в обитом тканью кресле, посадив Колтона себе на колени и держа под рукой ведерко из-подо льда на тот случай, если они не успеют добежать до ванной. Примерно через два часа то же самое началось со вторым ребенком. Когда жена с сыном были в ванной (Колтон – склонившись над унитазом, а Соня рядом, на коленях, положив для пущей уверенности руку ему на спину), туда ворвалась Кэсси и опорожнила содержимое желудка прямо в ванну.

– Тодд! – позвала меня Соня. – Мне нужна твоя помощь.

«Прекрасно, – подумал я. – Теперь заразились оба».

Заразились ли? После того как мы отнесли обоих детей в спальню и уложили на кровать, мы с Соней серьезно призадумались. Колтон заполучил желудочный грипп за день до этого. Но целый день, проведенный в «Павильоне бабочек», он чувствовал себя вполне нормально и был совершенно счастлив, не считая того минутного напряжения, когда ему пришлось взять в руку Рози, чтобы получить наклейку. Кэсси тоже держала Рози… Неужели это тарантул послужил причиной рвоты у обоих?

«Да нет, ерунда», – сказал я себе и отбросил прочь саму эту мысль.

– Дети в ресторане ели одну и ту же пищу или разную? – спросил я у Сони, которая в это время лежала на одной из двуспальных кроватей вместе с обессилевшими от рвоты больными детьми, обняв каждого рукою.

Она уставила глаза в потолок и на секунду задумалась.

– Мне кажется, они оба ели пиццу… Да мы все ее ели! Думаю, это грипп. Вероятно, Колтон не полностью поправился и заразил Кэсси еще до того, как мы приехали сюда. Врач сказал, что это заразный вирус.

Как бы то ни было, но похоже на то, что наше праздничное путешествие, призванное успокоить нервы после стольких месяцев суеты и беспорядка, внезапно подошло к концу. Действительно, через несколько минут я вновь услышал «волшебные» слова, которые,

казалось, лишь подтверждали мои мысли:

– Мама, я чувствую, меня опять сейчас вырвет.

Соня схватила Колтона и бросилась с ним в туалет – и как раз вовремя.

Когда наступило утро и в комнату сквозь занавески проник розовый свет зари, Соня все еще не спала. Мы договорились, что, по крайней мере, хотя бы один из нас должен посетить церковь в Грили, чтобы понять, какие функции приходится выполнять пастору в таких больших церквях, как эта, и применить это знание у себя в Империале, поэтому я постарался хоть немного поспать. Обязанности дежурной медсестры достались на долю Сони, которая практически каждый час таскалась с Колтоном в ванну и обратно. Кэсси в течение ночи стошнило только раз, а что касается нашего мальчика, то, как бы ни назывался поразивший его вирус, он, похоже, основательно внедрился в его нутро и прочно там осел.

Мы выписались из отеля рано утром и поехали к жившим здесь же, в Грили, Филу и Бетти Лу Харрис, нашим близким друзьям, суперинтендантам веслианского церковного округа, куда входили штаты Колорадо и Небраска. Мы изначально планировали посетить церковь Уилсонов совместно, обеими семьями. Но теперь, имея на руках двух больных детей, мы решили, что Соня останется у Харрисов. Бетти Лу, добрая душа, добровольно отказалась ехать с нами и вызвалась помогать Соне в уходе за детьми.

Когда после обеда я возвратился из церкви, Соня подробно рассказала мне о положении дел: Кэсси чувствовала себя намного лучше и даже проглотила немного пищи без всяких для себя последствий, а вот Колтона продолжало рвать с завидным постоянством, и есть он отказывался – точнее, просто не мог.

Колтона поместили в гостиной: он лежал, свернувшись калачиком, поверх то ли одеяла, то ли чехла для мебели в самом уголке дивана, а поблизости, на всякий случай, стояло ведро. Я подошел и сел рядом.

– Ну что, приятель, дела идут не совсем блестяще, да?

Колтон еле заметно качнул головой, и его голубые глаза заволоклись слезами. Пусть мне уже за тридцать, но за последние несколько месяцев я на себе очень хорошо узнал, каково это – быть больным и беспомощным, причем до такой степени, что хочется плакать. Поэтому я всем сердцем сострадал сыну.

– Иди ко мне, – сказал я и, положив его себе на колени, посмотрел в его круглое личико. Его глаза, обычно искрящиеся и веселые, смотрели уныло и жалобно.

Подошел Фил, сел рядом и перечислил симптомы: боль в районе кишечника, обильная рвота, температура, которая то появляется, то исчезает…

– Не аппендицит ли это?

Я на секунду задумался. Вполне может быть. Во всяком случае, у нас в роду это не редкость: у моего дяди был острый приступ аппендицита, я сам перенес не менее злополучный приступ в колледже, еще в то время, когда встречался с Соней. Да и у Сони тоже удалили аппендикс, когда она была на втором курсе.

Но сейчас обстоятельства складывались совсем не так, как нам хотелось бы. Врач в Империале диагностировал у Колтона желудочный грипп. А если это аппендицит, то почему тогда Кэсси тоже заболела? Уж в ее-то случае никаких причин для этого не было.

Мы провели воскресный вечер вместе с Харрисами. К утру Кэсси полностью выздоровела, а Колтона и вторую ночь непрестанно рвало.

Когда мы упаковали наш дорожный багаж и вышли из дома, чтобы уложить его в «форд», Фил поглядел на Колтона, которого Соня держала на руках, и сказал:

– Мне кажется, он очень болен, Тодд. Может быть, лучше отвезти его в здешнюю больницу?

Мы с Соней уже обсуждали эту возможность. Нам до этого уже приходилось бывать в отделении неотложной помощи и сидеть там в приемной с больными детьми на руках, так что опыт нам подсказывал, что лучше проделать трехчасовой путь обратно в Империал, прежде чем опять оказаться в том же отделении Денверской больницы. Поэтому мы просто позвонили в Империал и договорились с нашим постоянным семейным врачом, тем самым, который осматривал Колтона в прошлую пятницу, что привезем сына прямо в больницу. Я объяснил Филу, почем мы решили ехать, и он сказал, что понимает, хотя на его лице явно читалось сильное беспокойство. Однако вскоре (мы к этому времени были в дороге уже час или около того) я начал склоняться к мысли, что, возможно, Фил был прав.

Первый тревожный сигнал, на взгляд Сони, прозвучал на стоянке у супермаркета «Сейфвей» неподалеку от Грили: мы остановились там, чтобы купить трусики-подгузники. Дело в том, что Колтон, который ходил на горшок уже более двух лет, намочил прямо в нижнее белье. Больше всего Соню встревожило то, что он даже не запротестовал, когда она уложила его на заднее сиденье внедорожника и надела на него подгузники. При обычных обстоятельствах Колтон бы возмутился: «Я уже не младенец!», а теперь он даже не пискнул.

Вместо этого, усевшись в кресло и пристегнув ремень безопасности, он вдруг схватился за живот и застонал. Все два часа, что мы ехали, он проплакал без остановки, прерываясь примерно каждые полчаса, чтобы вырвать. Я время от времени бросал взгляд в зеркало заднего вида, где отражалось Сонино лицо: на нем читались горе, печаль и беспомощность. Сам я пытался сосредоточиться на поставленной цели: доставить сына в больницу, поставить ему капельницы и остановить обезвоживание организма, которое наверняка уже вступило в силу по мере распространения гриппа.

Мы приехали в Империал менее чем за три часа. В больнице медсестра быстро провела нас в приемную врача; Соня несла сына на руках, положив его голову себе на плечо, как она это делала, когда он был еще совсем маленький. Через несколько минут к нам присоединился врач, тот, который осматривал Колтона в пятницу, и мы ввели его в курс дела. Быстро осмотрев Колтона, он распорядился взять у него кровь на анализ и сделать рентгенограмму, и я впервые, с тех пор как мы выехали из Грили, смог наконец перевести дыхание. Как-никак, а прогресс налицо. Мы уже что-то сделали. Вскоре мы получим диагноз, нам, вероятно, выпишут рецепт или два, и Колтон пойдет на поправку.

Мы принесли Колтона в процедурный кабинет, где он кричал и плакал, пока врач пытался нащупать вену, чтобы взять у него кровь. Затем был кабинет флюорографии; там ситуация была несколько получше, и то только потому что мы убедили Колтона, что здесь его колоть не будут. Не прошло и часа, как мы вновь были в кабинете у нашего врача.

– Уж не аппендицит ли это? – спросила его Соня.

Он покачал головой:

– Нет. Количество белых клеток в крови Колтона не дает оснований диагностировать у него аппендицит. Нас больше беспокоит его рентгенограмма.

Я посмотрел на Соню. Именно в этот момент мы вдруг поняли, что имеем дело с очень опасным и своенравным вирусом. А главное – мы совершенно не были готовы к чему-то более серьезному, чем грипп или аппендицит. Врач провел нас в больничный коридор, где уже был вывешен для просмотра рентгеновский снимок. Когда я увидел то, что на нем было заснято, мое сердце ушло в пятки: в организме моего сына были четко видны три темные массы. Это выглядело так, словно внутренности Колтона взорвались.

Соня вдруг затрясла головой, и слезы, долго копившиеся внутри, обильно заструились по ее щекам.

– Вы уверены, что это не аппендицит? – спросил я врача. – У нас это в роду.

– Нет, – снова ответил он. – Анализ крови не подтверждает подобный

диагноз.

– Тогда что же это?

– Если бы я знал, – сказал он.

Глава 5

Тень смерти

Было 3 марта, понедельник. Медсестры привезли Колтона в палату, сделали ему инфузионную терапию и положили под капельницы – два пластиковых мешка с внутривенной жидкостью, свисавшие со стального штатива: один – для гидратации, а второй – с какими-то антибиотиками.

Мы вместе с Соней молились за Колтона. Норма стояла рядом, держа любимую игрушку брата – Человека-паука. Обычно глаза Колтона при виде Нормы или Человека-паука сразу же светились радостью, но на сей раз он никак не прореагировал. Чуть позже Колтона навестил наш хороший знакомый Терри со своим сыном Хантером – лучшим другом нашего мальчика, но и на этот раз Колтон остался безучастен и лежал словно неживой.

Норма, сидевшая на стуле у изголовья брата, хмуро посмотрела на Соню и сказала:

– Мне кажется, его нужно отвезти в Денверскую детскую больницу.

К сожалению, в этот момент мы все еще доверяли искусству здешних врачей, убежденные, что они делали все, что следовало делать в этой ситуации. А кроме того, Колтон был в таком состоянии, что вряд ли осилил весь путь до Колорадо.

Его продолжало рвать. Соня осталась дежурить у его постели, чтобы быть рядом и упреждать моменты, когда его начинало рвать, а я поехал домой, чтобы убедиться, все ли там в порядке, и сделать кое-какие насущные дела. По пути я остановился у церкви, чтобы убедиться, цела ли она, затем проверил, на своих ли местах рабочие, устанавливающие гаражные двери, сделал несколько ответных звонков новым заказчикам и съездил по вызову отремонтировать одну дверь. Все то время, что я занимался делами, я читал молитвы. Даже разговаривая с другими людьми, я неустанно возносил молитвы Господу. Молитвы – это своего рода ментальная музыка, звучащая на заднем фоне, хотя должна бы звучать на переднем, единственно приемлемом фоне, если бы только жизнь всегда была приятна и не досаждала бы нам.

Соня провела всю ночь в больнице, а я оставался дома с Кэсси. Во вторник утром я отвез ее в школу. Весь этот день, разрываясь между церковными обязанностями и делами компании, я, как только предоставлялась возможность, заезжал в больницу, надеясь, что состояние Колтона изменилось к лучшему. Но, увы, каждый раз, когда я входил в палату сына, я видел, что хватка таинственного монстра, державшего в своей власти моего дорогого мальчика, делалась все жестче и неумолимее. Ему не только не становилось лучше, а более того – час от часу делалось все хуже и хуже.

Вечером второго дня я увидел нечто, что безумно меня испугало. Это была тень смерти.

Я распознал ее мгновенно. Мне как пастору время от времени приходится бодрствовать у постели умирающего, где бы они ни находился: в больнице, в роддоме или в хосписе. И везде симптомы смерти примерно одни и те же и одинаково очевидны: кожа теряет свой розоватый оттенок и становится желтушного цвета. Дыхание делается затрудненным. Глаза открыты, но человек словно отсутствует. А самый очевидный признак – запавшие глаза и темные круги под ними. Я много раз наблюдал это зрелище, но в условиях, где это как раз вполне ожидаемо, когда больной, например, умирает от рака в конечной его стадии или от глубокой старости. На этих стадиях, как вы знаете, человеческая жизнь измеряется уже днями, часами, а то и минутами. В такие моменты я должен быть рядом, чтобы утешить членов семьи умирающего и вместе с ними молиться: «Господи, избавь его или ее от страданий и возьми к Себе на небо».

В этот раз я снова узрел тень смерти – на лице моего сына, ребенка, которому еще не исполнилось и четырех лет. Это зрелище поразило меня до глубины души.

В моей голове некий внутренний голос не переставая кричал: «Мы ничего не предпринимаем! Мы ничего не делаем!»

Я вообще по жизни непоседа. А здесь я просто как с цепи сорвался: неутомимо ходил из угла в угол, снова и снова меряя большими шагами крошечное пространство палаты Колтона – как лев в клетке. В животе у меня саднило, а в груди сердце как будто сжимало тисками, да так, что не продохнуть. Господи, ему хуже! Что делать, Господи?

Если я изливал свою тревогу, безудержно шагая из угла в угол, то Соня глушила свое беспокойство, старательно исполняя роль заботливой сиделки. Она взбивала подушку под головой Колтона, оправляла одеяла, следила за тем, чтобы он как можно больше пил воды. Эту роль она исполняла только затем, чтобы не поддаться наплыву чувств и под их натиском не сойти с ума. Глядя на нее, я каждый раз видел по ее глазам, как в ней растет тревога. Наш сын уходил от нас, и она, подобно мне, хотела знать: в чем причина и что здесь не так? Врачи, как нам казалось, только и делали, что изучали результаты одних анализов, затем других, потом третьих… И никаких ответов! Только бесполезные наблюдения. «Судя по всему, на этот медицинский препарат он не реагирует. Не знаю, что и думать… Нужно бы вызвать хирурга».

Мы с Соней могли уповать только на веру. Мы не были врачами. И не имели никакого опыта по медицинской части. Я пастор, она учитель. Мы могли только доверять. И хотели верить, что медики-профессионалы делали все, что только было в их силах в данных обстоятельствах. И не переставая думали: «Вот сейчас войдет доктор, скажет, что получены новые результаты анализов, и распорядится заменить этот препарат на новый; он непременно что-нибудь сделает, чтобы отогнать призрак смерти от нашего сына».

Но доктор так ничего и не сделал. И наступил момент, когда мы поняли, что пора подводить черту.

Глава 6

Норт-Платт

В среду мы объявили медперсоналу больницы, что забираем Колтона и везем его в региональный медицинский центр в Норт-Платт. Предложение Нормы о детской больнице в Денвере мы тоже рассмотрели, но посчитали, что для всех нас будет лучше находиться поближе к дому – нашей главной опорной базе. Понадобилось некоторое время, чтобы оформить необходимые бумаги, как это вообще бывает при выписке из больницы, и нам это время показалось целой вечностью. Наконец медсестра принесла выписное свидетельство, копию результатов анализов, взятых у Колтона, и большой коричневый конверт с его рентгеновскими снимками. Соня заранее позвонила в офис врача-педиатра Делла Шепарда и уведомила персонал о нашем прибытии.

В 10.30 утра я поднял Колтона с больничной койки и был поражен тем, сколь хрупко и безвольно его тело: он лежал на моих руках, как тряпичная кукла. Я чуть было не отчаялся и не ударился в панику, но вовремя сдержался. В конце концов мы ведь не бездействовали, а что-то пытались сделать. Предпринимали, так сказать, какие-то шаги.

Детское кресло Колтона было закреплено на заднем сиденье нашего внедорожника. Я осторожно усадил туда сына и, пристегивая его ремнями, думал о том, как бы побыстрее завершить это полуторачасовое путешествие до Норт-Платт.

Соня тоже села на заднее сиденье, чтобы быть рядом с Колтоном; она держала в руке больничную утку на тот случай, если Колтона начнет рвать в дороге.

День был солнечный, но холодный. Выводя внедорожник на шоссе № 61, я поправил зеркало заднего вида, установив его так, чтобы можно было наблюдать за Колтоном. Несколько миль мы проехали в молчании; затем я услышал, как его рвет в посудину. Когда рвотные позывы кончились, я подъехал к краю дороги,

чтобы Соня могла опорожнить утку. Вернувшись на шоссе, я добавил газу и посмотрел в зеркало заднего вида: Соня вытащила из конверта рентгеновский снимок и, поднеся ближе к окну, внимательно его рассматривала. Вдруг ее голова мелко затряслась, и из ее глаз брызнули слезы.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (http://www.litres.ru/lini-vinsent/nebesa-realny-porazitelnaya-istoriya-puteshestviya-malenkogo-malchika-na-nebesa-i-obratno/?lfrom=931425718) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

notes

Примечания

1

«We Will, We Will Rock You» – песня группы Queen из альбома News of the World (1976). – Здесь и далее примечания переводчика.