Режим чтения
Скачать книгу

Небо в огне. Штурмовик из будущего читать онлайн - Дмитрий Политов

Небо в огне. Штурмовик из будущего

Дмитрий Валерьевич Политов

Из далекого будущего – в 1941 год.

Из Дальнего космоса – на Великую Отечественную.

Из кабины звездолета – за штурвал штурмовика Ил-2.

Космический пилот становится «Сталинским соколом», чтобы драться против «коричневой чумы»!

Дмитрий Политов

Небо в огне. Штурмовик из будущего

– Дивайн, подойдите к нему поближе.

– Есть!

Штурмовик с имперскими эмблемами нехотя качнул крыльями и опустил нос. Ведомый, идущий чуть выше и позади него, повторил маневр. Пилоту совершенно не хотелось снижаться и пролетать непосредственно над громадной тушей неизвестного корабля, лежащей на горном плато. Веяло от него чем-то чужим, недобрым.

Но ослушаться прямого приказа Грац, разумеется, не мог. Поэтому отдал от себя штурвал и устремился вниз. Попутно он сканировал всеми доступными средствами чужака – сейчас не оставалось никаких сомнений, что дело обстоит именно так. Ну не делали ни в Империи, ни у мантисов никогда ничего подобного.

И если во время подготовки к вылету пары разведчиков штабные офицеры еще колебались, рылись вовсю в каталогах и пытались все-таки найти во флотских реестрах что-то похожее, то чуть позже, когда штурмовики начали транслировать вид найденного объекта с близкого расстояния, в обход странных помех, мешающих работе стационарной корабельной аппаратуры, командир авианосца отдал пилотам приказ действовать в режиме «Контакт». То есть быть готовыми к неожиданностям.

Поэтому, когда шишковатый нарост в верхней части найденыша вдруг распался на три части, выпустил в воздух стаю тонких, похожих на иглы, но горящих синюшно-черным пламенем предметов, устремившихся с завидной прытью к машинам разведчиков, Дивайн, не колеблясь ни секунды, бросил штурмовик в противоракетный маневр и одновременно нажал на пушечные гашетки.

А потом перед ним вспыхнуло жемчужное сияние, которое в один миг поглотило, накрыло с головой и лишило сознания…

* * *

– Старшина, а он вообще живой?

Голос пробился в сознание Граца сквозь толщу беспамятства. И одновременно с этим стало больно. Очень больно!

– Гляди, стонет! Очухался, видать. Эй, санинструктора сюда!

Даже невзирая на то, что внутри горела огнем буквально каждая клеточка, Грац все равно не мог не обратить внимания на то, как странно говорят люди возле него. Язык точно имперский, но с каким-то чудным акцентом. Да и загадочный «санинструктор» – что бы это могло значить?

Прохладная повязка легла на лоб, и парень снова застонал. Правда, на этот раз от наслаждения – так хорошо стало. Он попытался открыть глаза, но смог это сделать лишь после нескольких неудачных попыток.

– О, глаза открыл, – с удовлетворением констатировал уже знакомый голос. Но теперь Грац мог разглядеть и самого говорившего. Мужчина, склонившийся над ним, выглядел словно разбойник с большой дороги: небритый, заросший, в обтерханной одежде непривычного покроя – судя по ряду признаков, отдаленно смахивающей на военную. По крайней мере, на странной шапке присутствовал знак различия – звезда. Но привычные погоны отсутствовали.

Затем в поле зрения появились еще двое мужчин. Выглядели они примерно так же, как и первый, но у одного на рукаве имелась грязная повязка, бывшая когда-то белой, с красным крестом. Вокруг шумел осенний лес, с серого низкого неба сыпал мелкий противный дождик. Было зябко. Грац лежал на подстилке из лапника, укрытый одежкой из колючего сукна, под импровизированным пологом из защитного цвета ткани, растянутой между деревьями.

– Слышь, паря, – обратился к нему первый из незнакомцев, – ты русский?

Русский? В памяти что-то заворочалось. Но со скрипом, будто несмазанные шестеренки в запущенном нерадивым хозяином механизме из древних времен. Видел он однажды в музее подобное чудовище – содрогнулся от одной только мысли, как тяжко, должно быть, приходилось тому, кто его обслуживал. Тьфу, лезет в голову всякая чушь! Да, о чем это он? Ах, да, его спрашивают, русский ли он.

Грац попытался ответить, но губы слушались плохо – получалось какое-то невнятное мычание.

– Погоди, старшина, допрос устраивать, – вмешался мужчина с повязкой. – Надо его напоить – видишь, у него во рту пересохло.

Он отцепил от пояса металлическую бутылку овальной формы, свинтил с нее крышку – чудная конструкция! – и поднес к губам Граца. Хорошо! В жизни не пил ничего подобного. Живительная влага словно омыла его изнутри, прогоняя боль.

– Спа… спаси… спасибо! – вытолкнул Грац слова благодарности, вдоволь напившись. И искренне порадовался тому, что снова может говорить.

– О, наш! – обрадовался тот, кого называли старшиной. – Выходит, не ошиблись мы и правильно тебя вытащили, паря. Ты ведь летчик, так?

Опять странный термин. Смысл понятен, но кто же так называет пилотов?

– Пилот.

– Ну да, я и говорю. – Старшина устало улыбнулся. Только сейчас экспат[1 - Экспат – от английского expat – эмигрант. В Империи так принято называть переселенцев из секторов мантисов – человекоподобных псевдоинсектов.] обратил внимание на то, что все окружавшие его люди здорово вымотаны и едва-едва стоят на ногах. Видимо, поэтому они так странно выглядят – у них попросту нет сил, чтобы привести себя в порядок. Но тогда непонятно, почему их командиры допустили, чтобы дело зашло так далеко? И вообще, где их офицеры? Старшина – это же не бог весть какой чин, почему он командует? – Мы видели, как тебя подбили. Решили подобраться поближе, пока немчура не очухалась, и сумели выдернуть из-под обломков. Самолет у тебя незнакомый – из новых?

Грац нахмурился. С каких пор его «Коготь» стал новым – серию этих машин в различных модификациях гонят с конвейера уже несколько лет.

– Да нет, обычный штурмовик. Их уже давно выпускают.

– Серьезно? Первый раз увидал, – сокрушенно признался старшина. Но тут же язвительно заметил: – Правда, мы вас – летунов – вообще редко видим. Почитай, чуть ли не в первый раз с начала войны так близко столкнуться довелось. Все где-то в вышине порхаете да на восток драпаете! – Он зло сплюнул на землю.

– Не заводись, Василич, – мужчина с повязкой глотнул из овальной емкости. – Что ты на парня накинулся – он-то не драпал – вон как колонну фрицевскую расчехвостил, любо-дорого посмотреть! Я такого месива с границы не видел, но там все больше нашего брата ихние самолеты гоняли. А здесь как-никак наша взяла!

– Твоя правда, Ефим, – согласился с ним старшина. – Слышь, пилот, тебя звать-то как? Документов твоих мы не нашли. И вообще, комбез, что на тебе надет был, выбросить пришлось – на нем места живого не осталось.

– Дива… – Усталость снова навалилась на Граца в самый неподходящий момент, придавив к земле, и он с трудом шевелил языком. – Диви…

– Дивин, что ли? – грубо спросил третий из мужчин, до сих пор молчавший.

Грац устало закрыл глаза. Короткий разговор вымотал его, парень окончательно выбился из сил.

– Гр-ррр-и… – попробовал назвать он свое имя, но так и не сумел. И последним, что услышал перед тем, как потерял сознание, было:

– Григорий, видать. Значит, так и запишем: Григорий Дивин – летчик-штурмовик.

* * *

– Эй, летун, иди поешь! – Старшина ловко снял с огня котелок, в котором что-то булькало, а вверх поднимался
Страница 2 из 17

белесый парок.

– Не хочу, – угрюмо буркнул Грац.

– А вот это зря, парень, – спокойно сказал старшина. – Тебе сейчас сил нужно набираться. Нам ведь еще идти и идти, а повезет ли где-нибудь еще харчами разжиться – это большой вопрос.

– Правильно говорите, – особист, политрук Залыгин, появился, как обычно, бесшумно. Дивайн невольно вздрогнул, он никак не мог привыкнуть к такой манере поведения здешнего контрразведчика. Правда, стоит заметить, что и многие бойцы их разношерстного отряда тоже шарахались в сторону, когда особист вырастал рядом словно из-под земли. – А вы, сержант, перестаньте изображать из себя изнеженную барышню, ясно? Подумаешь, лицо, эка невидаль! Идет война, и потому о внешней красоте вспоминать будем после, когда немчуру с нашей земли вышвырнем. Доступно?

– Есть не вспоминать, – Грац опустил глаза. Спорить не хотелось. Ему вообще сейчас ничего не хотелось. Разве что в очередной раз пожалеть себя и посетовать на судьбу, что так безжалостно обошлась с ним.

Когда он очнулся в следующий раз после блиц-допроса, то обнаружил, что лежит на убогом транспортном средстве, медленно передвигающемся при помощи худющей лошаденки. Покопавшись в памяти, экспат неуверенно предположил, что вроде бы видел как-то нечто похожее в какой-то полузабытой постановке на историческую тему. Кажется, этот «экипаж» назывался телегой. Или телагой? Дивайн хотел спросить об этом нахохлившегося бойца, что правил лошадью, но в этот момент лицо стянула дикая боль. Нет, не так: БОЛЬ!!!

Дальше Грац помнил только, что не то заорал, то ли попытался заорать – детали ускользнули из памяти, – но опять потерял сознание. И пришел в себя лишь от прикосновения живительной и прохладной влаги к нестерпимо горящей коже.

– Потерпи, браток, – устало попросил полузнакомый голос. – Сейчас полегче станет. Ты извини, морфина у меня больше нету.

Экспат открыл глаза и увидел склонившегося над ним санинструктора. Тот аккуратно промокал лоб Дивайна тряпкой сомнительной свежести, пропитанной какой-то вонючей гадостью. Но самое главное, что, невзирая на запах, она реально помогала справиться с болью.

– Что со мной? – прохрипел Грац. В горле пересохло и говорить было тяжко. – Лицо жжет!

– Морду тебе зацепило, – чуть помедлив, ответил санинструктор. – Мы когда тебя из разбитого самолета вытянули, то я тебя кольнул, чем оставалось, а сейчас, увы, с лекарствами беда. Вот, приходится по старинке, методами народной медицины пользовать. Эх, мне бы хоть немного бинтов нормальных!

– Сильно зацепило? – Парень пропустил мимо ушей сетования медика и вычленил главное: он получил ранение. А еще его несколько напрягло упоминание о том, что санинструктор применил какой-то препарат – вдруг даст побочный эффект? И так уже сердце колотит, будто на гору взбежал.

– Прилично, – сокрушенно вздохнул боец. – Похоже, осколками посекло и вдобавок подпалило. Машина-то твоя горела. Да ты не дрейфь, летчик, до свадьбы заживет. Ты ведь не женат?

Дивайн, может, и поверил бы ему, но вот только в голосе санинструктора отчетливо сквозила неуверенность. А значит, все обстояло гораздо хуже, чем он пытался показать раненому. Хотел было пощупать лицо, но мгновенно схлопотал по рукам.

– Не лапай! Вдруг дрянь какую занесешь?

– А так все стерильно, что ли? Дождик вон с неба сыпет, разве кто фон мерил?

– Чего? – удивился боец. – Какой еще фон?

Экспат прикусил язык. Угораздило же его ляпнуть не подумавши!

– О чем речь? – Этого военного Грац уже видел. Он присутствовал во время беседы со старшиной, но по большей части молчал. Только фамилию уточнил в самом конце.

– Бредит, товарищ политрук, – доложил санинструктор. – Боится, что дождь ему повредить может.

– Понятно. Слушай, как тебя, – командир ухватился за борт телеги и пошел рядом, – Дивин? Ты из какой части? Звание, фамилия командира?

Хороший вопрос. Экспат даже про боль забыл. Вот что ему сейчас отвечать? Политрук, похоже, из контрразведки – вон как зыркает, словно в голову влезть желает. На родном авианосце особист внешне иначе выглядел, а повадки один в один, как у этого. Эх, времени бы побольше: осмотреться, с окружающими поговорить, информацию получить, выводы сделать. А то ведь сплошной туман. Дурацкое положение!

– Сержант, – медленно сказал Грац. – Сержант… Дивин. Пилот. Часть… – он постарался изобразить напряженную работу мысли, старательно наморщил лоб и тут же застонал от пронзительной боли – кожу мгновенно обожгло.

– Вы бы полегче с ним, товарищ политрук, – неожиданно пришел на выручку Дивайну санинструктор. – Он только-только одыбал, ему отдыхать нужно, сил набираться! Или вы его за диверсанта принимаете?

– Не твое дело! – грубо ответил особист. – Молчи громче. А с тобой, сержант, мы после договорим. – Он убрал руку с телеги и быстро зашагал вперед, не оглядываясь.

Боец проводил его долгим взглядом. Потом повернулся к Грацу и негромко шепнул:

– Ты лучше вспомни, кто ты есть. Чекист наш, Залыгин, въедливый, сил нет. Но ты не бойся, он мужик справедливый, лишнего не припишет. К тому же, все видели, как ты фрицев раздолбал. Считай, всех нас спас. А то, что злой, так, говорят, он при отступлении семью потерял, вот и горюет. Только вида не показывает – гордый!

– Я постараюсь, – осторожно ответил Дивайн. – Просто в башке перемешалось все и какими-то обрывками лезет.

– Это у тебя от удара, – предположил санинструктор, – или контузило. Врачу бы тебя показать. – Он безнадежно махнул рукой. – Ничего, отлежишься, может, в норму придешь.

– Если только немец нас раньше не прищучит, – вступил вдруг в разговор возница. Он лениво повернул голову и просительно улыбнулся: – Махоркой не богат?

– Какое там! – зло сплюнул санинструктор. – У самого давно без курева уши пухнут. А ты не каркай раньше времени. Даст бог, скоро к своим выйдем. Я слышал, что командиры недавно обсуждали, будто линия фронта уже недалеко. Говорят, разведку вперед послали, чтобы связь установить. Мы отсюда ударим, а наши нам навстречу.

– Это те, что утром умотали? – заинтересовался возница. – Хваткие ребята, я с одним из них в одной роте служил. – Он повеселел. – Спасибо за хорошие известия, землячок. А то мочи уже нет по этим лесам блукать. Н-но, пошла! – Мужик строго прикрикнул на лошадь, которая заметно сбавила ход и еле-еле переставляла ноги. – Тоже оголодала, скотинка, – пояснил он, словно извиняясь, – так-то она у меня справная.

– Ладно, пойду других раненых проверю, – санинструктор тяжело спрыгнул с телеги. – Поправляйся, сержант. Смотри, лицо только не трогай!

* * *

Первый раз встать без посторонней помощи Грац смог только через несколько дней. В принципе, за исключением изуродованного лица, он не получил больше никаких серьезных ранений. Так, несколько мелких ушибов и ссадин. Благодарность за это следовало адресовать конструкторам штурмовика, но только как это сделать – судя по всему, забросило Дивайна куда-то в медвежий угол галактики. Здесь даже не подозревали, что на просторах Вселенной раскинулась Империя, давно вобравшая в себя все известные человеческие миры. Понимание этого явилось для экспата шоком. Может быть, даже большим, чем полученное известие о сгоревшем лице.

Хотя… куда уж больше-то?
Страница 3 из 17

Когда Грац сумел кое-как доковылять до весело журчавшего лесного ручейка и взглянул на свое отражение в маленьком зеркальце воды, то ему захотелось завыть волком. Безволосая и безбровая маска неведомого чудовища, густо покрытая коркой подживающих ран и ожогов, – это и был его теперешний облик. Хорошо еще, что глаза не повредило. Левый, правда, немного беспокоил, но вполне терпимо.

К телеге парень вернулся мрачнее тучи. Возница глянул на него искоса, тяжело вздохнул, но промолчал, не стал лезть с утешениями и словами сочувствия. Да и то, какой от них прок, новая кожа все равно не нарастет. Война.

Кстати, Дивайн никак не мог взять в толк, ради чего обитатели этой планеты с таким поистине маниакальным упорством сражаются друг с другом. По словам навещавшего его санинструктора, скупым рассказам возницы и случайно услышанным репликам других бойцов, экспат с нехорошим удивлением узнал, что практически все более-менее развитые государства нынче раскололись на противоборствующие лагеря и остервенело сражаются друг с другом. Ну, по крайней мере, СССР и Германия точно. Грац оказался среди воинов Красной Армии – вооруженных сил Советского Союза. А вот немцы как раз и добили его невезучего «Когтя».

По-хорошему, и на тех и на других Дивайну было глубоко наплевать. Появись такая возможность, он с превеликим удовольствием убрался бы отсюда куда подальше. Но что-то подсказывало – он застрял надолго. В самом деле, будь неподалеку родной авианосец, его давным-давно выдернула бы спасательная служба. Что-что, а сбитых пилотов в беде не бросали – этот принцип в ВКС [2 - ВКС – Военно-космические силы.] соблюдался очень строго. Значит… значит, на орбите либо плавают безжизненные обломки, либо те странные эффекты, с которыми он столкнулся во время последнего вылета, как-то повлияли на его нынешнее местоположение. Угораздило же!

Что ж, придется вживаться. На первое время есть легенда: он – Григорий Дивин, летчик-штурмовик, сержант. Сбит во время выполнения боевого задания. Документы сгорели в разбитом самолете. Подробности помнит плохо из-за полученной контузии. Акцент из-за разбитых и опухших губ. Сойдет? А кто его знает, сам Дивайн в эту чушь вряд ли поверил бы – уж больно много натяжек и сомнительных мест. Вон, местный особист, похоже, также придерживается этой точки зрения. Спасает только, что все видели, как Дивин – надо привыкать к новому имени, лучше даже про себя постоянно повторять другую фамилию – врезал фрицам. Герой, ептыть!

А еще выручало экспата, что людям, окружавшим его, сейчас было попросту не до выяснения личности пилота. Насколько Грац-Григорий въехал, Красная Армия подверглась некоторое время назад вероломному нападению и сейчас откатывалась от границы, отбиваясь от наседающего противника. Словно подраненный медведь от своры охотничьих псов.

Дивин попал в отряд, состоящий из остатков разбитых частей и выходящий к своим из окружения. Он не знал точно, сколько в нем бойцов – передвигаясь в горизонтальном положении, много не увидишь, – но теперь, когда начал ходить, приблизительно оценил его численность в сотню-полторы штыков. Плюс пара десятков телег.

Шли преимущественно лесами. На дороги старались не выходить – немцы перли вперед большими силами, и противостоять им горстка измученных, голодных людей не могла. К тому же, сковывало большое количество раненых и больных. Но, самое удивительное, никто не роптал – по крайней мере, в открытую, – а старался делать все от него зависящее. Хотя чувствовалось, что держатся люди из последних сил.

Командовал сводным отрядом майор-артиллерист. Григорий видел его пару раз мельком – хмурый дядька с изможденным лицом и красными от хронического недосыпа глазами. При нем уже знакомый особист, политрук Залыгин и еще двое или трое командиров. Старшина Юферов, вытащивший экспата из горящего штурмовика, отвечал за снабжение.

Дивин, кстати, попробовал как бы невзначай разузнать у него о судьбе своего личного оружия и летном комбинезоне, напичканном массой полезных вещиц, но безрезультатно. Старшина то ли не понял его, то ли умело делал вид, что не понимает. А настаивать Григорий не решился. Все, что удалось выведать, сводилось к невразумительной фразе, что, мол, когда спасали, то горящую одежку разрезали, бесчувственную тушку оттуда выдернули, а обрывки выкинули за ненадобностью. Потому что немцы могли очухаться и требовалось бежать куда подальше со всей возможной скоростью.

– Вы бы все-таки поели, – повторил устало Залыгин, присаживаясь на бревно рядом с экспатом. – Нет? Ну и зря! Эй, старшина, плесните-ка мне черпачок с разварочки. Негоже добру пропадать. Раз товарищ сержант отказывается.

– Пожалуйста, – Юферов вручил особисту котелок. – Ложка-то имеется, товарищ политрук?

– Найдется, – бледно улыбнулся особист. Он зачерпнул жиденькое варево, старательно подул и принялся жадно есть. Дивин отвернулся. Ему и правда кусок в горло не лез. И дело даже не в лице, скорее вся ситуация в целом действовала на него угнетающе. Он и по ночам в последнее время толком не спал – ожоги противно саднили, и мысли невеселые мозг взрывали.

– Покурить бы сейчас, – Залыгин отставил пустой котелок и благодарно кивнул хлопочущему у костра старшине. – Ты не куришь, Дивин?

Григорий отрицательно помотал головой. Как объяснить человеку, что в космосе зажженной папироской не побалуешься? Это только наземникам можно безнаказанно травить свой организм. Впрочем, теперь и он перешел в этот не слишком престижный разряд. Что ж, если выдастся такой случай, надо будет попробовать – не зря же почти все бойцы жутко переживают как раз из-за отсутствия курева?

– Жаль, – сокрушенно вздохнул особист. – Слушай, а что вот это такое?

Экспат повернул голову. На ладони политрука лежала оранжевая «груша» автоматического маяка, входившая в аварийный комплект штурмовика. Дивин невольно потянулся к такой знакомой и до боли родной вещице, но замер, услышав резкую команду: – Замри! И не вздумай мне дергаться, застрелю!

* * *

– Теперь вопрос к вам, товарищ сержант, – старшина Юферов, похоже, нашел себе новую жертву, остановившись перед Григорием. Маленький, худенький боец, с совершенно не вяжущейся с его внешностью громкой фамилией Пузыня, облегченно вздохнул и украдкой вытер со лба пот. – Расскажите-ка мне, каковы основные признаки заклинивания патрона при досылании его в патронник, укажите причины заклинивания и способы устранения данной проблемы?

Дивин слабо усмехнулся. Вопрос пустяковый, что тут думать.

– Признак: патрон при досылании его затвором заклинивается закраиной гильзы между лопастью отсечки-отражателя и правой стенкой канала ствольной коробки, – уверенно начал он. – Происходит это потому, что при заряжании патрон не был подведен под лопасть отсечки-отражателя или из-за неисправности отсечки-отражателя. Решение проблемы: исправить положение очередного патрона рукой и дослать его в патронник. При частом повторении задержки следует заряжать без обоймы, вкладывая патроны в ствольную коробку по одному. По окончании стрельбы отправить винтовку для исправления в оружейную мастерскую.

– Молодец! – Юферов удовлетворенно кивнул. – Шпаришь, будто с листа читаешь. А ведь,
Страница 4 из 17

насколько я помню, наставление по стрелковому делу всего один раз читал?

– Да, – Григорий поморщился, опять губа треснула. – Но у меня память хорошая.

– Серьезно? – заинтересованно уставился на него старшина. – Может, и прошлую жизнь вспомнил?

Экспат мысленно выругал себя за длинный язык. Ну вот кто просил хвастаться?

– Извините, – он покаянно вздохнул. – Пока не вспомнил. Так, обрывки какие-то.

– Ну так напрягись!

– Ага, только смотри, чтобы штаны не порвались! – мгновенно прокомментировал кто-то из красноармейцев с ехидной ухмылкой. Над поляной прогремел взрыв хохота.

Григорий не обиделся. Он прекрасно понимал, что окружавшим его людям нужна эмоциональная разрядка. Затянувшееся путешествие по вражеским тылам, где в любую секунду тебя может подстеречь немецкая пуля, без возможности нормально отдохнуть, поесть, согреться, кого хочешь вымотает.

В принципе, отцы-командиры абсолютно правильно уловили тот факт, что маленький отряд все больше превращается в кучку павших духом людей, апатично переставляющих ноги и вяло реагирующих на приказы. Участились случаи дезертирства – почти каждое утро вновь назначенные отделенные командиры рапортовали об исчезновении того или иного бойца.

А еще жутко выматывал противный нудный осенний дождь. На привалах все старались подобраться поближе к огню и хоть как-то просушить обмундирование. А потом опять месили грязь, костеря, на чем свет стоит, войну, Гитлера и свою незавидную судьбинушку.

Майор хмурился, чернел лицом, наблюдая эту безрадостную картину. Но как-то вечером долго-долго обсуждал вполголоса что-то с другими командирами и наутро объявил, что, дескать, все – вольная жизнь кончилась! – теперь будем жить так, как положено военнослужащим. И старшина Юферов, садистски ухмыльнувшись, принялся дрюкать бойцов в хвост и гриву, заставляя вспоминать уставы и наставления. А провинившимся щедро раздавал наряды, обнаружив редкостное умение придумывать какую-нибудь неблагодарную работенку.

Дивин с некоторым изумлением обнаружил, что эти меры дали определенные результаты. Бойцы как-то оживились, подтянулись, а из глаз пропало обреченное выражение. То есть на все сто сработала старая воинская мудрость, гласящая, что солдат всегда должен быть чем-то занят.

Григорий самым позорным образом завалил блиц-экзамен, устроенный старшиной, полез в бутылку – что, мол, пилоту за дело до пехотных уставов! – после чего мгновенно отхватил законные два наряда и, потерев вдоволь песочком закопченный котел в холоднющей стылой воде какой-то безвестной речушки, старательно восполнял пробелы в знаниях, зубря статьи и положения. Благо, хорошо тренированная память позволяла ему запоминать самые заковыристые пункты с первого раза.

Экспат любовно погладил свою «мосинку». Да-да, он недавно получил оружие. Почти сразу после того памятного случая с автоматическим маяком. А ведь, грешным делом, подумал, что все – отбегался по чужой планетке. Прислонят к березке и шлепнут.

– … застрелю! – политрук Залыгин смотрел исподлобья. Нехорошо так смотрел, словно целился.

Григорий замер с протянутой рукой.

– Да не пугайте вы его так, – бросил мирно от костра старшина Юферов. – Он контуженый, вдруг припадок какой случится?

– И то верно, – неожиданно легко согласился особист. И вдруг очень широко улыбнулся. – Расслабься, сержант, пошутил я.

– Уф! – Дивин облегченно выдохнул. – Ну и шуточки у вас! Так и помереть можно.

– Рано нам помирать, еще фрицев с родной земли выгнать требуется, – наставительно произнес Залыгин. – Так что это за прибор? Заграничный?

– Почему вы так решили? – искренне удивился экспат.

– Да вот же, – политрук повернул «грушу» маяка и продемонстрировал маркировку на боку. – Вроде по-английски что-то написано. Я только и понял, что изготовлено в тридцать девятом, да и то, потому что цифрами указано. Или ошибся?

Но Григорий не ответил. Он хмуро разглядывал развороченную стенку, пробитую не то пулей, не то осколком. И мрачно прикидывал, как теперь подать сигнал бедствия. Вспыхнувшая секунду назад шальная надежда стремительно угасла.

– Сержант! – резкий окрик Залыгина вернул его в реальность. – Оглох, что ли?

– Простите, товарищ политрук, вспомнить пытался. Вроде бы в самом деле не русская штуковина.

– Сам вижу! – Особист нетерпеливо махнул рукой. – Для чего она нужна?

– Не помню, – убито сказал экспат. Сейчас Григорий впервые искренне порадовался тому, что его изуродованное лицо надежно скрывает внешнее проявление чувств и эмоций. Помнится, еще в гимназии приятели частенько подтрунивали, что по нему всегда очень легко определить, о чем он думает. А что сделаешь, пока организм не закончил перестраиваться, контролировать себя неимоверно сложно. Вот позднее, когда встанешь на Маршрут… Стоп! Лучше забыть прошлое и стараться жить настоящим. Потому что будущее в такой тьме, аж выть хочется. Как тому волку, что вчера полночи не давал всем уснуть.

– Жаль, – политрук разочарованно отвернулся. – Ладно, попробую инженера поспрошать.

– Это того, что вчера к нам прибился? – поинтересовался Юферов. – Старик-железнодорожник? Думаете, он сможет?

– Ну да, – Залыгин поднялся с бревна и привычным жестом поправил портупею. – Кстати, товарищ сержант, а вы почему без оружия?

– Так личное делось куда-то, – осторожно произнес экспат, пытаясь по лицу особиста понять, видел ли он его табельный излучатель или нет, – а другого у меня и не было.

– Непорядок, – решительно рубанул политрук. – А если на немцев напоремся, вы с ними при помощи ложки драться будете? Старшина!

– Сделаем, – отозвался Юферов. – Ты, Дивин, после обеда подойди к моей телеге, я тебе винтовку и патроны выделю. Помнишь хоть, как обращаться?

Экспат растерянно пожал плечами. Видел он, разумеется, у красноармейцев их оружие. Они называли его «мосинкой», или трехлинейкой. Но в руках не держал. Внешне вроде простой механизм, общие принципы работы понятны. Но вот как на практике…

– Ясно, – угрожающе насупился Юферов. – Что ж, будем тренироваться.

Перед глазами Григория почему-то возник образ грязного засаленного котла.

* * *

Вечером, после изнурительного марша, возле костра, где расположился с полученной винтовкой Григорий, объявился особист в компании долговязого старика с приметной родинкой над верхней губой. Дедок тихонько покашливал в кулак, смотрел устало, сразу же плюхнулся на подтащенное поближе к огню трухлявое бревно и оживился лишь тогда, когда старшина Юферов вручил ему кружку с кипятком, слабо подкрашенным какими-то травками.

Дивин смекнул, что это, видать, и есть тот инженер, что будет разбираться с его маяком. Что ж, как говорится, попутного ветра в горбатую спину, дедуля! Посмеиваясь про себя, сержант вопросительно глянул на Залыгина. Политрук поскреб отросшую щетину на подбородке и сказал, что Григорий временно поступает в распоряжение товарища…

– Махров! – старик на мгновенье оторвался от кружки. – Алексей Михайлович Махров.

– Да, именно, – особист вяло улыбнулся, бережно вытащил из своего вещмешка завернутый в тряпицу маяк и вручил его инженеру. – Я пойду пока, дела еще имеются. Юферов, помоги тут, если понадобится.

Старшина понятливо
Страница 5 из 17

кивнул. А Дивин подумал, что на месте политрука ни за что не выпустил бы из поля зрения непонятный механизм. Странно, с чего вдруг прежде столь бдительный особист проникся полным доверием к этому старперу? И экспат решил, что ухо с Махровым следует держать востро. Так, на всякий пожарный.

– Присаживайтесь поближе, молодой человек, – дед приглашающе похлопал ладонью по бревну. – Будем смотреть ваш прибор. Если вспомните чего, сразу же дайте мне знать. Договорились?

– Я постараюсь, – сдержанно ответил Григорий.

– Вот и славно. Так, и что же тут у нас? – инженер покрутил в руках маяк, а потом вдруг очень ловко подцепил хитро спрятанную защелку, дернул, и оранжевая «груша» распалась на две половинки, мелодично звякнув. – Ишь ты! – Махров покачал головой и поцокал языком. – Чего только не придумают. Интересно, а вот эта хреновина здесь зачем присобачена? – Он склонился над прибором, буквально уткнувшись в него. – Подержите-ка, – экспат нехотя взял в руки часть разбитого маяка и начал разглядывать, старательно изображая, будто на самом деле пытается что-то вспомнить.

Инженер тем временем бесстрашно копался в разобранном маяке, тихонько насвистывая себе под нос какую-то незатейливую мелодию. Григорий сначала немного разозлился, слушая, как Махров фальшиво повторяет одни и те же звуки, а потом… потом ему вдруг стало как-то наплевать на это. Ну свистит и свистит, подумаешь. Во, а теперь вроде бормотать что-то начал. Че буробишь-то, дед?

– Я говорю, помнят руки-то, помнят – золотые! – торжествующе улыбался инженер, глядя на Дивина со странным выражением. А тот в полном обалдении смотрел, как весело моргает светлячками диодов один из контуров маяка у него в руках, запустивший программу диагностики. И когда только он успел его включить? Вроде сидел себе на бревнышке, ничего не трогал. Чудеса! – Кстати, товарищ сержант, do you speak English?

А вот хрен тебе, дедушка, второй раз этот номер не проканает! Экспат потряс головой, отгоняя наваждение, и хмуро спросил:

– Ты сейчас с кем разговариваешь, батя? Какой еще к херам инглиш? В России мы!

Махров понимающе ухмыльнулся, недобро прищурившись. Смотрел при этом старик так, словно видел Григория насквозь. И сейчас решал про себя, как с ним поступить. То ли смилостивиться и отпустить подобру-поздорову, то ли прихлопнуть, как надоевшего комара.

– Ну-ну, – сказал он наконец, гася злой огонек во взгляде. И спокойно отвернулся. А Дивин с нехорошим удивлением обнаружил, что, несмотря на прохладный вечер, гимнастерка у него на спине промокла от пота. Так, будто он только что пробежал марш-бросок в полной выкладке. М-дя, а старичок ой как не прост! Прижать бы его где-нибудь в безлюдном месте, без свидетелей, щекотнуть шейку дряблую ножичком и вкрадчиво поинтересоваться: кто вы, товарищ Махров? Хотя тут же пришла на ум здравая мысль, что, случись такая оказия, еще неизвестно, кто кого сможет прижать и пощекотать. Старый-то он старый, но, судя по всему, тот еще волчара!

– Закончили? – Пожалуй, в первый раз за все то время, что экспат провел на этой планете, он искренне порадовался появлению политрука Залыгина. Особист вынырнул из темноты, рассеянно выслушал Махрова и, на удивление, вяло отреагировал на сообщение о том, что удалось включить одну из частей прибора. Просто попросил прибрать его до поры, а затем велел Григорию спешно следовать за ним.

Сержант споро собрался, подхватил винтовку и трусцой рванул вслед за сорвавшимся с места Залыгиным. Успев услышать, как странный инженер бросил на прощанье ему в спину тихое: «После договорим!»

И искренне понадеялся, что обещанного продолжения беседы не будет. Ну его к лешему!

– Куда это мы на ночь глядя, товарищ политрук? – позволил себе задать вопрос Дивин, догнав особиста. Тот оценивающе глянул на него, не останавливаясь, а потом нехотя буркнул:

– Головной дозор только что вернулся. Говорят, наткнулись в лесу на немецкий аэродром. Не могу, правда, понять, откуда ему здесь взяться, но, если не ошиблись ребята, то у нас, возможно, будет шанс захватить какой-нибудь самолет и отправить весточку за линию фронта к своим. Поэтому, сержант, на повестке дня сейчас весьма животрепещущий вопрос: справишься с вражеской техникой? Ты подумай хорошенько, я с ответом не тороплю. На кону просто очень многое стоит.

Оп-па! Что называется, приплыли! И вот что прикажете отвечать? Григорий пребывал в полнейшем смятении. Нет, справиться-то он, разумеется, должен – в конце концов не столь уж навороченная здесь техника, но вот только куда лететь? Даже не отсутствие карт напрягает, а вполне реальная задница в виде общения с коллегами политрука, но уже в более комфортной обстановке. Для них, разумеется. Разыгрывать карту потери памяти? И долго получится водить за нос натасканных как раз на такие дела профессионалов? А тут еще этот странный старикан… поди знай, вдруг он тоже из каких-нибудь местных спецслужб и сейчас просто играет роль невзрачного инженера? Есть на нем некая отметина, выдающая принадлежность к тайным структурам. Кто-нибудь другой, может, и не учуял бы ничего, но экспат в свое время наловчился вычислять агентов госбезопасности, работающих под прикрытием. Можно сказать, впитал этот навык с молоком матери, ага.

Нет, семья его, разумеется, ни в какие шпионские игры никогда не играла и лояльность по отношению к Империи была всамделишной. Но! Окружающим людям вдолбить это получалось не всегда. Постоянно на горизонте возникал какой-нибудь излишне въедливый типус, что считал своим гражданским долгом проявить повышенную бдительность и вывести вчерашних врагов на чистую воду. А поскольку не всегда против семьи Дивайнов играли по правилам, то, хочешь не хочешь, а распознавать возможную пакость следовало научиться с самого раннего детства – скидок на возраст ему никто не делал.

Так и не придя к определенным выводам, Григорий решил малость обождать, получить побольше информации и только потом принимать окончательное решение. Поспешишь – людей насмешишь. Весьма, надо признать честно, верная поговорка. Как раз для него.

Тем временем Залыгин вывел его к костерку, возле которого собралась вся начальствующая верхушка их отряда во главе с майором. Плюс двое разведчиков. Один, худощавый сержант в фуражке с зеленым верхом – Дивин уже знал, что в этом мире это знак принадлежности к пограничным войскам, – гибкий, с великолепной пластикой и хищными движениями отличного рукопашника. Другой – кряжистый здоровяк с фигурой борца. На гимнастерке черные петлицы со скрещенными киркой и лопатой. Сапер? Обстоятельный такой мужичок, несуетливый – это чувствуется буквально с первого взгляда. Такие обычно и работают на совесть и воюют, если придется, столь же надежно.

В данный момент пограничник что-то негромко объяснял командирам, сопровождая свой рассказ одновременным показом на карте. Его товарищ расположился рядом, вставляя время от времени скупые замечания. На появление особиста и Григория собравшиеся отреагировали лишь мимолетными взглядами. Мол, пришли и пришли. Значит, так и надо.

– Вот здесь у них секрет с пулеметом. А вот здесь сдвоенные патрули, – услышал Дивин, подойдя вплотную. – Но если оврагом идти, то мы попадаем в мертвую зону – он из поля
Страница 6 из 17

зрения охраны выпадает.

– Может быть, заминирован? – поинтересовался майор. – Что скажешь, Евграшин, проверяли?

Сапер сдвинул брови, помолчал чуток, а потом веско промолвил:

– Раньше был заминирован. А теперь есть проход. Подберемся практически к самым стоянкам. И ни одна вражина не чухнется, отвечаю.

– Молодец! – расцвел улыбкой командир. – О, а вот и наш сталинский сокол. Ты ему задачу разъяснил?

– В общих чертах, – скупо ответил Залыгин.

– И что ответишь, сержант?

– На самолеты бы мне взглянуть, товарищ майор, – осторожно произнес экспат. – Вдруг там что-то совсем экзотическое?

– Рыбаков? – Командир перевел взгляд на пограничника.

– Сделаем.

– Вот и отлично. Тогда не будем терять времени, выступайте немедленно. Политрук пойдет с вами. Удачи, бойцы!

* * *

Пробираться по ночному лесу оказалось тем еще удовольствием. И не видно ничего, и все время подсознательно ждешь, что из-за дерева или куста может ударить злой выстрел притаившегося врага. Поэтому нервы постоянно на взводе. А когда очередная ветка ощутимо царапнула только-только начавшую подживать кожу лица, Григорий не выдержал и от души выматерился. Уж чего-чего, а крепких выражений за проведенное на этой планете время он успел нахвататься с лихвой. Стоп, а куда товарищи его делись?

– Что ругаешься?

Дивин вздрогнул. Пограничник возник из темноты словно бесплотный дух – совершенно бесшумно. Казалось, мгновение назад рядом с пилотом еще никого не было, а уже в следующее кто-то стоит рядом. Интересно, как он умудряется ночью видеть без помощи приборов? Врожденная способность – ноктолопия, кажется, называется – или последствия специальных тренировок? Спросить? Да ну, совсем не к месту и не ко времени.

– Сучок зацепил, – вполголоса пояснил Григорий. – А он, зараза, в аккурат болячку подрал.

– Понятно. Идти сможешь, глаза не повредил?

– Я в порядке.

– Ну вот и хорошо. Ты Ивана держись, – посоветовал Рыбаков. – Он здесь уже успел все вдоль и поперек пролазить, выведет куда надо.

– Да где его искать-то? – с досадой спросил Дивин. – Они с политруком куда-то вперед давно ушли. Я за ними угнаться пробовал, да сбился. Хорошо, ты вот появился.

– Не боись, мы своих не бросаем, – покровительственно усмехнулся пограничник. – Ладно, двигай тогда за мной. Да осторожнее, на ноги мне не прыгай, слон бенгальский!

– Извини, – виновато сказал Григорий. – Я в темноте не шибко хорошо вижу. – А про себя с сожалением подумал, что вот если бы умел проводить трансформацию, то такой проблемы перед ним не стояло бы – для мантисов темнота никогда не была помехой.

– Проехали. Эх, и чему вас, летунов, только учат? Ну куда ты опять прешь, раззява, левее бери. А здесь осторожно, иначе под откос улетишь!

Дивин изо всех сил старался следовать указаниям товарища. Пару раз, правда, все равно умудрился налететь на деревья, но в конце концов спустился за Рыбаковым в глубокий овраг, густо поросший по склонам каким-то колючим кустарником. Здесь их уже ждали политрук и сапер.

– Где вы пропадали? – злым шепотом спросил Залыгин. – Нам кровь из носу к смене часовых нужно успеть. А до нее всего пятнадцать минут осталось. Поднажали, ребятки!

– Да успеем, товарищ политрук, – спокойно ответил пограничник. – Выйдем на позицию тик в так, не переживайте. А там аэродром будет как на ладони. И ни одна вражина не заметит, будьте покойны.

– Надеюсь, – ворчливо отозвался Залыгин.

Григорий молча слушал их разговор, стараясь привести в норму сбитое дыхание. Да, что ни говори, а навык марш-бросков у него отсутствовал напрочь. В этом смысле местные стояли на голову выше него. А эти странные портянки? Интересно, какой садист выдумал это жуткое пыточное приспособление! С него, пилота ВКС, летавшего меж звездами, сошло семь потов, пока он научился правильно их наматывать. Дикость какая!

Кто-то хлопнул задумавшегося летчика по плечу, а потом слегка подтолкнул, указывая направление движения, и Дивин, тяжко вздохнув, уныло побрел в темноту.

Лежать на сырой земле оказалось неприятно. Положение не спасала даже плащ-палатка, в которую Григорий укутался по примеру товарищей. Влага и холод все равно умудрялись просачиваться в какие-то не видимые глазу щелочки, выстужая тепло. Ко всему прочему, Рыбаков строго-настрого предупредил летчика, чтобы тот не вздумал сильно шевелиться, демаскируя их укрытие, что также не добавляло положительных эмоций – мышцы затекли и одеревенели.

Небо между тем стало потихоньку сереть, извещая о приближающемся рассвете. Очертания предметов и силуэты деревьев стали потихоньку проступать из не желающей уходить темноты. Постепенно сержант смог рассмотреть аэродром немцев, что и являлся целью их вылазки.

Хотя аэродром – это было слишком сильно сказано. Небольшая площадка, очищенная на самой границе леса и раскинувшегося за ним поля, обнесенная колючей проволокой, – вот и все хозяйство. Правда, на ней уместились четыре истребителя в камуфляжной раскраске, маленький моноплан с высоко расположенным крылом, груда разнокалиберных бочек – по всей видимости, с бензином и маслом – ящики с боеприпасами, да две большие армейские палатки. В принципе, понятно, зачем городить огород – временная перевалочная база, не более.

Рыбаков, лежавший слева от летчика, так и сказал: «Behelfsflugplatz». Что в переводе с немецкого означает: временный аэродром, площадка подскока. Григория разве что несколько напрягало наличие истребителей – «мессеров» – как определил их все тот же всезнающий пограничник. Зачем они здесь? Если это засадный аэродром, вопрос отпадает сам собой. Но тогда немцы явно постарались бы обустроиться с большим комфортом. Перегоняют на другую площадку? Черт его знает, почему бы и нет. Хотя… как-то охраны чересчур многовато для простой перевалочной базы – тут тебе и патрули, и замаскированные пулеметные гнезда, и мины вокруг. Нет, не клеится что-то.

Ладно, об этом чуть позже подумаем. Надо получше рассмотреть самолеты. Помнится, когда до сержанта дошло, что именно он разглядывает, он чуть было не решил, что его разыгрывают. Нет, ну в самом деле, какие это к лешему боевые машины? Это же курам на смех! По сравнению с самой задрипанной учебной спаркой их летного клуба данные «шедевры» местного авиапрома выглядели словно «мосинка» рядом со штатным излучателем космодесантника. Подобные раритеты Григорий раньше видел только на сайте, посвященном истории авиации. И теперь мучительно раздумывал над тем, как объяснить политруку, что он вряд ли сможет поднять в воздух какой-нибудь из этих аппаратов. Эх, сразу надо было отказываться! Сказал бы попросту, что, мол, не помнит ни хрена, а фрицевские самолеты раньше никогда вблизи не видел. Так нет же, посмотреть решил! Да у этих раритетов, небось, даже простенького компа на борту не имеется – как их запустить без подсказки искина? О, а вот и Залыгин пожаловал, легок на помине.

– Ну что?

– Извините, товарищ политрук, не получится у меня. – Дивин постарался вложить в свои слова побольше сожаления и чувства самого искреннего раскаяния. Лицом-то играть все одно бесполезно – на обугленной маске мимика как-то не очень смотрится. – Я с такими не сталкивался. Да и не помню всего, если честно, так, обрывки
Страница 7 из 17

какие-то.

– Уверен? Жаль! – политрук разочарованно сплюнул. – Что ж, – он повернулся к Евграшину, также подползшему поближе, – тогда мы сейчас дождемся, когда патруль пройдет, а затем по-тихому возвращаемся к нашим. А ты чуток погодя рви всю эту богадельню к чертовой матери. Не хватало еще, чтобы они нас на марше накрыли. Рыбаков – прикроешь его! Потом за нами следом выбирайтесь, точку встречи я вам указал.

Григорий удивился. Интересно, когда это сапер умудрился заминировать немецкий аэродром? Впрочем, они ведь тут с пограничником не просто так лазали. Но все равно, лихие, оказывается, ребята. А мысль с подрывом верная – оставлять у себя за спиной вражеские самолеты, способные устроить отряду «веселую» жизнь, действительно не стоило.

Стараясь не шуршать опавшей листвой, они с Залыгиным осторожно, по-рачьи, доползли-допятились до знакомого уже оврага, спустились вниз и медленно, пригибаясь, направились обратно, к стоянке.

Но сделать это им было не суждено. Примерно на полдороге откуда-то сверху вдруг раздался гортанный резкий оклик, а следом длинная пулеметная очередь. Над головами зло свистнули пули, и политрук первым рухнул на землю, откатился под защиту ствола поваленного дерева, подавая пример Григорию.

– Черт, вляпались! – крикнул он, срывая с плеча трофейный автомат. – Похоже, кранты нам, сержант. Сейчас фрицы пару гранат сюда забросят, и все.

Дивин угрюмо промолчал. В голове не укладывалось, что его кратковременное пребывание на этой планете подошло к концу. Равно как и само существование. Экспат клацнул затвором винтовки, досылая патрон, и принялся выцеливать противника. Раз уж суждено сдохнуть, так, может быть, хоть напоследок кого удастся с собой захватить на небеса.

По-хорошему, следовало бы просто сдаться, учитывая их незавидное положение. Но внутренний голос уже с прискорбием сообщил, что фанатик-политрук вряд ли пойдет на такой шаг. А заодно не даст задрать руки вверх и ему, Григорию. Может, прикончить его? А что, полоснуть по горлу, и вся недолга. В конце концов, какое ему дело до чужой войны?

– Рус, сдавайся! – донесся сверху возглас, словно в зеркале отражавший потаенные мысли сержанта.

– Хрен тебе! – Залыгин нажал на спусковой крючок и послал на звук две короткие очереди. – Чего не стреляешь?

Экспат с горечью усмехнулся. Что ж, видать, не судьба. Поймал на гребне оврага смутное шевеление в траве и, затаив дыхание, выстрелил в первый раз. Патронов, жаль, всего ничего. Впрочем, ему много и не надо…

* * *

Винтовка больно ударила в плечо. Дивин зашипел от боли. Черт, ведь учил же его старшина, что приклад надо прижимать плотно. Но нет, по привычке держал новое оружие так, словно это штатный, изученный от и до излучатель. Выстрел, разумеется, впустую. Так, сосредоточиться! Сейчас мы фрицев приласкаем.

Немцы, правда, имели на этот счет собственное мнение. Тот факт, что застигнутые врасплох русские пробуют сопротивляться, вызвал у них естественное раздражение. И они не замедлили высказать его при помощи еще одной пулеметной очереди – на этот раз она зло хлестнула по стволу дерева, за которым укрылись политрук и сержант. Противники недвусмысленно давали понять, что предложений сдаться больше не последует и теперь они возьмутся за дело всерьез.

Экспат бросил винтовку, сжался в комок, закрыв руками голову и стараясь спрятаться получше, а Залыгин, тот вообще уткнулся лицом в землю.

– Что будем делать? – поинтересовался Григорий, приподняв голову, когда обстрел закончился.

Но политрук лежал в прежней позе и не шевелился. Неужели убит? Дивин похолодел. Вот угораздило же его так вляпаться! Зачем, спрашивается, он вообще ввязался в эту авантюру и поперся смотреть на эти проклятые самолеты! И от пограничника с сапером ни слуху ни духу. Наверняка немцы их по-тихому взяли.

Экспат подобрал винтовку, а потом осторожно, не высовываясь из-за укрытия, пополз к Залыгину. Брюки на коленях мгновенно намокли, руки покрылись грязью, но сержант упрямо двигался к товарищу, не обращая внимания на эти маленькие неудобства. Грязь – не кровь.

Один раз он все-таки рискнул и чуть-чуть приподнялся, выглянул и кинул быстрый взгляд наверх – не подбираются ли к ним враги. Немецкий пулеметчик тут же саданул по нему короткой очередью, и экспат торопливо юркнул обратно за дерево. Нет, вроде бы пока никто не торопится спускаться к ним в овраг. Интересно, кстати, почему? Ждут подмогу из аэродромной охраны? В принципе логично, зачем рисковать, когда можно немного потерпеть. Зато потом, вместе с товарищами, задавить русских – дело нескольких секунд. Пулеметчик прижмет к земле, а пехотинцы под прикрытием его огня подберутся поближе и забросают гранатами.

Так, и что тут у нас? Ага, похоже, политрука задели дважды – одно темное пятно расплывалось на шинели на правой руке, а второе – чуть пониже лопатки. Григорий аккуратно перевернул Залыгина. Да, похоже, отвоевался особист. Лицо белое, дыхания не слышно, глаза неподвижно смотрят в небо. Прости, товарищ. Надо же, вроде и знакомы всего ничего, а в душе больно стало.

Сержант бережно опустил тяжелое тело на землю. Подумал, отложил винтовку и взял себе автомат политрука. В нынешней ситуации с ним сподручнее будет, все-таки покомпактней. Жаль, запасных магазинов нет. С боеприпасами в отряде вообще дело обстояло худо. Григорий вздохнул. Умирать не хотелось до зубовного скрежета, но и сдаваться в плен душа тоже не лежала.

Вдруг в той стороне, где располагался аэродром, раздался сильнейший взрыв. Экспата точно огромная рука приподняла над землей, а потом небрежно швырнула прочь. Чтобы уже в следующую секунду снова подбросить вверх – последовал новый взрыв. И еще один. И еще.

«Ух ты, значит, Рыбаков с Евграшиным все-таки сумели привести в действие заложенные мины, – молнией проскочило в голове понимание изменившейся кардинально обстановки. – Так, пока немцы не очухались, нужно попытаться сбежать. Наверняка сейчас пулеметчик отвлекся. Ну а если нет…»

На аэродроме продолжало что-то взрываться, но уже значительно тише. Григорий рискнул встать на ноги и помчался по едва различимой тропинке сломя голову. Внутри его обжигал ледяным холодом дикий страх, что вот сейчас пулемет выплюнет новую порцию свинца и все закончится. Но сержант упрямо бежал, не обращая внимания на хлещущие по лицу ветки, ловко перепрыгивал через коряги и пеньки, стараясь еще, по возможности, и делать резкие повороты, чтобы сбить прицел пулеметчику.

А тот по непонятной причине все не стрелял. Дивин, правда, не расстраивался от этого. В его теперешнем положении каждая секунда была на вес золота, равно как и каждый шаг. Сержант раненым кабаном прорвался через заросли какого-то колючего кустарника, птицей взмыл по склону оврага и… кубарем полетел по земле от коварно подставленной чужой ноги.

Земля и низкое серое небо несколько раз поменялись местами, а потом экспат со всего размаха приложился спиной обо что-то твердое и взвыл. В глазах сначала потемнело, но затем ослепительно вспыхнул настоящий салют разноцветных искр.

– Куда собрался, служивый, воевать-то кто за тебя будет? – насмешливый голос пробился сквозь пелену боли.

Рыбаков? Но откуда он здесь взялся? Григорий с трудом открыл глаза.
Страница 8 из 17

Ухмыляющийся пограничник стоял над ним в расслабленной позе. В руке он держал большой угловатый пистолет.

– Здоров ты бегать, сталинский сокол, – добродушно сказал Рыбаков. – Еле-еле за тобой угнался. И то только потому, что у тебя в овраге тропинка петляла, а я поверху напрямик срезал.

– Но как же, – растерялся Дивин, – там ведь пулеметчик немецкий. Он нас с политруком к земле прижал, не давал голову поднять. Мы думали, что все, хана!

– Какой такой пулеметчик? – криво усмехнулся пограничник. – Не тот ли, что теперь вместе со всем своим расчетом лишнюю дырку в черепушке для проветривания мозгов заработал? Так о нем теперь Иван беспокоится – аппаратик его приходует. Сам понимаешь, не дело такую нужную в хозяйстве вещь бросать. Кстати, а где Залыгин?

– Убили его, – мрачно ответил экспат. – Он там, у поваленного дерева остался. Я автомат его взял.

– Точно убили? – построжел лицом Рыбаков. – Ты проверял? А документы его забрал?

– Документы? – растерялся Григорий. – Как-то не подумал. Решил, пока немцы не очухались, попробовать убежать. Не до того было, сам понимаешь.

– Не понимаю! – отрезал пограничник. – Своих бросать нельзя! Поэтому сейчас вернемся, проверим – действительно политрук погиб или только ранен – и, если убит, заберем документы. Давай, поворачивай оглобли.

– Но фрицы, – заикнулся было экспат. – Если они за нами в погоню кинутся?

– Не до нас нынче им, – терпеливо, слово ребенку, объяснил Рыбаков. – Мы им знатно всыпали. Слышишь, там до сих пор что-то взрывается.

Дивин повернул голову и прислушался. Со стороны аэродрома и правда до сих пор доносились хлопки взрывов и заполошенная стрельба.

– Это у них боезапас рвется, – со знанием дела сказал пограничник. – Ладно, давай руку – я тебе встать помогу – и пошли назад, пока они и взаправду не очухались. О, вот и Иван Александрович пожаловал!

Экспат оглянулся. Из-за разлапистой елки вышел хмурый сапер, перевитый пулеметными лентами на манер портупеи. На его мощном плече покоился немецкий пулемет. Из-за другого торчал винтовочный ствол. На правой щеке Евграшина запеклась большая ссадина.

– Залыгин погиб, – отрывисто бросил он. – Я когда гансов потрошить закончил, спустился к нему. Удостоверение забрал и винтовку. Твоя, что ли, летун?

– Моя, – смущенно ответил Григорий.

– Ну вот тогда сам и тащи, – со злостью сказал сапер.

– Подожди, – остановил его Рыбаков. – Политрук правда мертв, ты проверил?

– Да правда, правда, – раздраженно ответил Евграшин. – Хочешь, сам сбегай, убедись.

Пограничник немного подумал. Затем решительно тряхнул головой.

– Черт, плохо как вышло. Ну да что теперь зря болтать. Возвращаемся к нашим, пусть майор решит, что да как дальше делать. В случае чего с подкреплением вернемся. Кстати, ты когда от аэродрома уходил, не заметил, там всем их самолетам кирдык пришел?

Евграшин нахмурился, припоминая.

– «Мессеры» точно взорвались. Разве что «шторьх» уцелел? Он чуть в стороне стоял. Я туда не закладывал ничего, на более важные цели ориентировался. А что это ты вдруг о нем вспомнил?

– Да вот, понимаешь, какая оказия приключилась, я там когда в палатку залетел, чтобы немцев прижучить, то на какого-то важного фрица наткнулся. А у него портфельчик мудреный к руке наручниками пристегнут был. Явно непростой офицер, поди на этом самом «шторьхе» с донесением летел, да из-за непогоды на вынужденную здесь сел. Я ворогов приговорил по-быстрому, цепочку выстрелами перебил и портфель забрал. Внутрь лезть некогда было, да и стремно – вдруг заминирован? – Рыбаков скинул с плеч вещевой мешок, развязал горловину и осторожно извлек блестящий кожаный портфель. – Глянь, кстати? Так вот, я что подумал, если в нем важная информация, то можно будет нашего летуна к своим с донесением отправить. Главное, темп не терять, пока там суматоха и неразбериха, нагрянуть, добить уцелевших – и в путь.

– Умеешь ты найти на свою задницу приключения, – недовольно пробурчал сапер. – Клади на землю. Только аккуратно! И сами отойдите, что ли, вдруг на самом деле там гадость какая-нибудь присобачена.

Григорий выдохнул. Все это время он, оказывается, стоял затаив дыхание и слушал разговор товарищей. Ничего себе, во дают! И когда только они все успели? Он-то всего раз и пальнул, а эти ребята и аэродром подорвали, и важные документы сумели раздобыть. И его, дурака, от верной погибели мимоходом, между дел, спасли.

– Лицо попроще, – подтолкнул задумавшегося экспата пограничник. – Делай, что велено. Да винтовку-то свою забери, раззява!

* * *

Когда Григорий думал, что справиться с местными самолетами будет нелегко, он глубоко заблуждался. Оказывается, это было попросту невозможно! Для него, по крайней мере. Точнее, для него одного.

Выручил, как ни странно, опять Рыбаков. Пограничник вообще оказался настоящим кладезем самых неожиданных знаний. После того как их сводный отряд зачистил немецкий аэродром подскока, именно Рыбаков в компании со своим приятелем Евграшиным и помогли экспату разобраться с чужой техникой.

Нет, кое-что Григорий понял и сам – не зря все-таки в детстве и юности возился с железками в отцовской лавке, – но знания эти скорее ввергали в уныние. Еще бы, кто ж знал, что он попадет в каменный век?! Не буквально, естественно, но с точки зрения техники уж наверняка. У них тут даже самого простенького бортового компьютера не оказалось!

Да что компьютер, приборы оказались с МЕХАНИЧЕСКИМИ стрелочными индикаторами, да еще на каждый параметр отдельно! Сидя в кабине, сержант долго и тупо смотрел на них, пока, наконец, до него не дошло, что именно он видит перед собой. Тот факт, что подписи на приборах оказались на немецком, а не на русском, к которому он привык за время похода, Григорий воспринял почти как само собой разумеющееся – если уж пошла черная полоса в жизни, то это надолго.

И вот здесь, в момент, когда сержант почти уже решил вылезти и честно признаться командирам, что не сможет заставить взлететь этот чертов «шторьх», ему на выручку и пришел пограничник.

– Ты чего застыл? – Рыбаков заглянул в кабину, окинул мрачного Дивина быстрым взглядом и понимающе улыбнулся. – Понятно, проблемы. Не кисни, сейчас решим! Язык вражеский, поди, в школе изучал через пень-колоду? А, просто не помнишь. Черт, все время упускаю, что ты после контузии. Ладно, извини. Давай вместе попробуем.

Григорий подумал и решил рискнуть. А что терять, собственно? Ну, на худой конец, пойдет вместе с остальными и дальше пешком. Зато, если удастся взлететь, глядишь, что и выгорит. Надоело, если честно, по лесам мыкаться, вздрагивая от каждого шороха, спать под сырой шинелью, таскать на плече тяжеленную винтовку и мечтать о нормальной пище, теплой комнате и, самое важное, о возможности вновь подняться в небо. Почему-то именно последнее обстоятельство больше всего угнетало экспата в последнее время, а не многочисленные бытовые неурядицы.

Поэтому предложение Рыбакова он принял с благодарностью и с головой ушел в изучение «шторьха». Благо, по словам молчаливого сапера, в ближайшее время отряду ничего не угрожало. Дозорные, отправленные майором оглядеться окрест, немцев поблизости не обнаружили. В деревне, расположенной километрах в пяти-шести отсюда, даже
Страница 9 из 17

комендатуру захватчики не организовали. По словам жителей, так, побывали проездом, постреляли кур и гусей, на скорую руку пошерстили в избах и умчались дальше. Только предупредили, что в лесу запретная зона и тот, кто сунется, будет расстрелян. И все. Странно даже. По крайней мере, пограничник тоже как-то недоверчиво покачал головой, слушая рассказ Евграшина, прикинул что-то, резко помрачнел и грубо пихнул экспата – хватит, мол, отдыхать, пошли дальше работать!

Они бы провозились долго, но Григорию неожиданно улыбнулась удача. Пытаясь в очередной раз понять, как именно запустить двигатель самолета при отсутствующей идентификационной панели, он вдруг вспомнил. Как-то давным-давно экспат помогал товарищу по гимназии перевезти вещи в загородный дом дальних родственников. И вышло так, что зависли они в том поселке на несколько недель – уж больно природа оказалась располагающей к отдыху. Да и лето на дворе стояло, законные каникулы в самом разгаре – чего киснуть в душном городе? Родители не возражали.

Так вот, был в том поселке один чудаковатый мужичок, подвинутый на реконструкции всяких архаичных механизмов. Григорий в силу своей неуемной любознательности в отношении техники вызвался ему помочь, пока товарищ пропадал на рыбалке и охоте. А дядька как раз бился, образно выражаясь, над воплощением в металле и пластике модели старинного самолета. Конечно, в сравнении с тем образцом «шторьх» все равно смотрелся велосипедом против трактора, но кое-какие детали лежали в одной плоскости.

Боясь спугнуть ветреную музу, сержант осторожно обошел маленький самолетик, взглянул по-иному, а потом гораздо увереннее взялся за приведение его в рабочее состояние. Перво-наперво снял с рулевых плоскостей специальные струбцины, которыми они заклинивались на земле во избежание случайной поломки. Затем открепил стояночные якоря, удерживающие «шторьх». Колодки из-под колес решил убрать в последнюю очередь, после того как запустит и прогреет двигатель.

Уже спокойнее, без прежнего мандража, забрался в кабину и принялся за дело. Установил рычаг управления газом примерно на пятьдесят процентов, решительно включил все тумблеры электросети – выбирать нужные можно было до морковкиного заговения, – перекинул магнето в положение «включено», открыл вентиль баллона воздушной сети, приводя в рабочее состояние пневмосистему, затем повторил эту же процедуру с бензокраном, рукояткой специального «шприца» сделал несколько энергичных качков, залив в двигатель небольшое количество бензина, а потом… потом затаил дыхание и нежно нажал на кнопку запуска.

Мотор неожиданно мощно взревел и… заглох!

– Не торопись, – посоветовал наблюдавший за ним пограничник. – А то свечи зальешь и придется ждать, пока просохнут.

– А ты откуда знаешь? – недоверчиво поинтересовался Григорий.

– Так в сутках, если постараться, можно почти все двадцать четыре часа задействовать, – улыбнулся Рыбаков. – Я недолго в аэроклуб ходил одно время. Далеко продвинуться не успел, но кое-что в памяти осталось. Да, как заведешь, дай мотору прогреться. Лучше минут пятнадцать-двадцать. Потом погоняй его на разных режимах, пообвыкнись. За маслом следи. Тут особая заслонка имеется – вон она – в полете температуру регулировать помогает. Да не робей, летун, все хорошо будет!

После этих слов экспата отпустило окончательно. Внутри засела твердая убежденность, что он все теперь сможет, у него обязательно получится.

Спустя час «шторьх» находился в полной готовности. Евграшин проверил уровень топлива, а Рыбаков снарядил и опробовал пулемет. Григорий тем временем проходил последний инструктаж. Майор въедливо объяснял ему, куда именно следует лететь, сопровождая свой рассказ указанием деталей на карте.

– По моим данным, наши войска держат оборону примерно километрах в двухстах отсюда, – карандаш скользнул по карте и провел косую черту. – Где-то в этом районе. Тебя будут ждать. – Григорий понятливо крякнул, выходит, где-то в отряде была заныкана рация. – Мне сказали, твоя птичка практически на любом пятачке сесть может? Это хорошо. Значит, выберешь подходящую площадку и приземлишься. Учить не буду, это твоя епархия. Запомни, как «Отче наш», сигнал – две красные ракеты. По нему тебя узнают. Забудешь маякнуть – могут и подстрелить, самолет-то у тебя фрицевский. Понял? – Экспат кивнул. – Вот и славно. Поехали дальше. С тобой полетит капитан Ильин, – майор показал Григорию на притулившегося неподалеку высокого худого командира. Он кутался в длинную кавалерийскую шинель и постоянно подкашливал. Раньше Дивину не приходилось его видеть. Но, судя по внешнему виду, капитан болел, а значит, мог ехать на одной из телег и не вставать. – У него будет захваченный портфель с немецкими документами, наше донесение и… ладно, хватит с тебя! Вопросы?

– Товарищ майор, мне бы карту?

– Получишь немецкую. Мы тут отыскали несколько штук. Соответствующие пометки нанесли. Сигнальный пистолет и ракеты сейчас принесут. Что еще? – Командир устало потер лоб. – Ты уж постарайся, сержант, добраться до наших. На словах попроси батареи для рации нам прислать и лекарства. Ну и боеприпасы, само собой.

– Товарищ майор! – Откуда-то из леса вынырнул долговязый небритый боец. – Немцы!

– Твою мать! – спал с лица командир. Повернулся к капитану и заорал: – Ильин, давай мухой в кабину! – Затем подшагнул к Григорию, крепко сжал его за плечи и, пристально глядя в глаза, тихо попросил: – Сержант, мы их задержим, насколько получится, а ты лети! Слышишь?!

– Постараюсь! – коротко ответил экспат и опрометью кинулся к «шторьху». Тот старинный аппарат, что они все-таки собрали с умельцем-самоучкой, ему довелось пилотировать несколько раз. Поэтому Дивин искренне надеялся, что и с местным самолетом он справится. В принципе, нужно только поставить его против ветра, а дальше полный газ, и фьюить – в небо! Жаль только, что второй попытки, судя по вспыхнувшей где-то вдалеке, за деревьями, перестрелке, у него уже не будет.

Григорий вместе с Рыбаковым помог капитану забраться в кабину, протиснулся следом и крикнул пограничнику:

– Колодки убирай!

Поехали!

* * *

– Браток, курево есть?

Григорий повернул голову. Напротив него, привалившись спиной к борту, сидел пожилой боец в шинели с прожженной полой. Он устало смотрел на Дивина, баюкая свою забинтованную правую руку. Экспат виновато улыбнулся, нет, мол. Раненый криво усмехнулся:

– Что, тоже энкавэдэшники последнее выгребли? А, не куришь? Жаль. Да ты не удивляйся, я видел, как тебя на проверку тягали. Меня вон тоже, – он слегка приподнял забинтованную руку, – крутили будь здоров. Все склоняли к тому, что это я сам себе стрельнул, представляешь? А я ведь у себя в колхозе первейший плотник был, куда ж там без руки, она ведь у меня рабочая. Дурачье! Хорошо, разобрались. Кстати, стесняюсь спросить, где тебе физиономию-то так знатно подкоптили?

– Самолет фрицы подожгли, вот и зацепило, – нехотя ответил Григорий. Распространяться на эту тему не хотелось, и так уже замаялся писать объяснительные. Экспат откинулся назад, прикрыл глаза и сделал вид, будто задремал. А в голове все продолжали крутиться события последних дней.

Полет на «шторьхе» едва не доконал
Страница 10 из 17

экспата. Он-то привык, что имперские аппараты обладают мощной тяговооруженностью, летят фактически на двигателе и плевать хотели на критические углы атаки, а эта винтовая птичка постоянно норовила свалиться в штопор, как только Григорий пытался задрать нос. Пока приноровился не делать резких движений, бедолага-капитан у него за спиной блеванул раза три. Ильин и без того выглядел неважно, а воздушная акробатика окончательно добила его. Поэтому дальнейший полет превратился для Дивина в форменный ад. Мало того, что сержант практически на рефлексах управлял машиной, так еще и карту пришлось читать самому. Нет, когда капитан маленько оклемался, подсказал кое-что – без его помощи экспат наверняка оказался бы неизвестно где. Вот когда Дивин в очередной раз остро пожалел об отсутствии приборов автоматической навигации – сейчас ввел бы маршрут в компьютер и сидел поплевывал.

В итоге до места назначения они добрались на последних каплях горючего. Наплевав на возможные последствия, экспат посадил самолет на мало-мальски пригодную для этого полянку, забыв подать условленный сигнал. Поэтому их с капитаном благополучно скрутили подоспевшие красноармейцы, принявшие незваных гостей за заблудившихся немцев. Хорошо еще, что вовремя подоспел особист – он-то, как оказалось, был в курсе их полета.

Ильина отправили в медсанбат, привезенные им документы – в штаб, а экспата посадили под замок в каком-то сарае, где обреталось еще несколько бойцов. На робкие протесты энкавэдэшник отреагировал вяло. Буркнул «разберемся» и был таков. Дивин решил обождать. А что, в принципе местные в своем праве – если подумать, то личность он для них абсолютно непонятная. Имелось бы удостоверение, тогда другое дело. А так… бросили и забыли. Даже на допросы несколько дней не вызывали.

У Григория создалось впечатление, что представители местной контрразведки чего-то ждут. И он даже примерно представлял, что именно – видать, в руки подобравшим его после крушения людям попало кое-что из снаряжения и оборудования сбитого «Когтя». А тот вредный старикан – Махров – сумел в нем немного разобраться и объяснить, какую ценность они представляют. Оставалось надеяться, что окруженцы будут пробиваться к своим еще долго.

На пятые сутки до него все-таки дошла очередь. Дивина кликнули на выход и отвели в сильно натопленную избу. Дали карандаш и тоненькую пачку бумаги. Велели написать подробно все, что он помнит, что видел и что знает.

– В районе, где тебя подобрали окруженцы, – терпеливо объяснял ему спустя пару часов старший политрук, проводивший проверку, разбирая каракули экспата, – действительно пропали три звена штурмовиков. Их послали уничтожить немецкую колонну бронетехники, обнаруженную нашей разведкой. Только вот беда – сержанта Дивина ни в одном экипаже не было!

– Так я никогда и не утверждал, что я Дивин, – терпеливо отвечал Григорий. – Вы же в курсе, товарищ старший политрук, что у меня после падения с памятью неважно.

– Да-да, – отмахнулся от него особист. – Командование сводного отряда указало в сопроводительных бумагах, что это они так поняли твое бормотанье. А ты про себя ничего не вспомнил за это время?

– Увы! – Экспат постарался ответить как можно более искренне. – Постоянно пытаюсь, но пока безрезультатно.

– Жаль. Ну а полет последний? Как летел, что делал, переговоры по радио, может, какие вел?

– Смутно, – осторожно сказал Григорий. – Вроде бы из-за облаков вывалился и на немцев напоролся. Они на дороге прямо подо мной оказались. На гашетку нажал, потом сразу сильнейший взрыв, вспышка перед глазами, запах гари, удар и все.

– Негусто, – постучал карандашом по столу старший политрук. – У меня, правда, имеется донесение покойного ныне политрука Залыгина. В нем он утверждает, что ты нанес серьезный ущерб фашистам и тем самым спас отряд. И капитан Ильин данный факт подтверждает. Выходит, ты герой, а, Дивин?

– Вам виднее, – уклончиво ответил экспат. – Как я могу об этом судить, если помню все фрагментами?

– Что ж, проверим, – подытожил особист. – Посидишь пока в сарае. А мы подождем, что на наш запрос из авиаполка ответят.

– Скажите, – рискнул спросить Григорий. – А про отряд наш ничего не слышно? Я когда улетал, они в бой с немцами вступили – меня прикрывали. Может, вышел кто?

Старший политрук помрачнел.

– Разгромили их, – глухо сказал он. – Окружили и разгромили. В живых никого не осталось. Местные жители сообщили, что было несколько пленных, но об их судьбе пока ничего не известно.

«Ишь ты, – сообразил экспат, – они, получается, в тыл к немцам разведгруппу забросили, раз местных жителей сумели опросить. Видать, Махров-то напел знатно. Да, странный старикан. Хотя, может, и какая-то другая причина была – не зря же, как выяснилось, в отряде рация оказалась».

Прошло еще три дня тягостного ожидания. Дивин отчаянно мерз в продуваемом всеми ветрами сарае, голодал, но стоически переносил это нелегкое испытание, выпавшее ему. Однажды его навестил врач. Осмотрел ожоги, похмыкал, а потом велел мазать какой-то вонючей гадостью из маленькой баночки. После этого другие обитатели сараюшки предпочитали не приближаться к экспату из-за резкого запаха.

Но все имеет обыкновение когда-нибудь заканчиваться. В один из дней Григория снова вызвали к уже знакомому особисту. В избе помимо мрачного старшего политрука обнаружился еще и высокий молодцеватый полковник с папкой в руках. Он весело подмигнул арестанту, чем привел того в тягостное недоумение – командир был совершенно незнакомый. Дивин внутренне подобрался. Хрен его знает, что сейчас предстоит услышать, может быть, у них тут принято шутить, когда на расстрел отправляют.

– Вот что, сержант, – старший политрук смешно пожевал губами. – Авиаполк недавно отправлен на переформирование после тяжелых боев. А канцелярия погибла под бомбежкой. К тому же, как нам удалось установить, вся эскадрилья, что летала в тот день на штурмовку, сгорела, как сухой хворост в костре. Но ты не дергайся раньше времени. Рассказ твой проверили, факты подтвердились. Ты действительно тогда знатно немцев приложил. Поэтому командование приняло решение, учитывая все обстоятельства дела, отправить тебя в запасной учебный полк. Заодно подлечишься до конца. Документы получишь на имя сержанта Дивина. Почему – объяснит товарищ полковник. Прошу.

– Спасибо, – полковник неторопливо раскрыл свою папку. – Ты, Дивин, привез из вражеского тыла очень важные документы. Командующий лично приказал представить тебя к награде. А учитывая, что ты еще и колонну фашистов уничтожил…

– Простите, товарищ полковник, – набрался наглости экспат, – но документы те добыл пограничник из нашего отряда. Рыбаков его фамилия.

– Сержант, не забывайся! – прикрикнул на него особист, хлопнув ладонью по столу. – Почему перебиваешь старшего по званию, совсем нюх потерял?

– Ну, не будем излишне строги, товарищ старший политрук, – слегка натянуто улыбнулся полковник. – Да, о чем это я? Ах да… так вот, командующему доложили твою фамилию и звание. Поэтому представление на орден Красной Звезды подписано именно на сержанта Дивина. Тем более, ты все равно настоящего имени не помнишь. В общем, поздравляю! А пограничника
Страница 11 из 17

твоего тоже не забудем, не волнуйся. Это похвально, что за товарища переживаешь. Ну, чего молчишь-то?

– Служу трудовому народу! – вытянулся Григорий. В самом деле, не стоит зарываться. Фортуна – штука переменчивая, возьмет да и повернется в одну секунду задом. Так что лучше всего сейчас помалкивать, поедать начальство преданным взглядом и изображать из себя образцового служаку.

– Иди, Дивин, – приказал особист. – Жди во дворе. Скоро машина пойдет на станцию, я прикажу, чтобы тебя захватили. Документы получишь перед отъездом.

Вот так и получилось, что ехал нынче новоявленный сержант Григорий Дивин в запасной авиационный полк куда-то под Ижевск. Название это ничего не говорило экспату. Но он твердо решил, что приложит все усилия для того, чтобы стать своим в этом мире, потому что чутье подсказывало – он здесь застрял надолго.

* * *

– Ну и что мне с тобой делать? – командир полка подполковник Гусев оторвался от чтения сопроводительных документов и мрачно посмотрел на замершего перед ним по стойке смирно экспата. – Тут сказано, что ты башкой приложился и не помнишь ни хрена. Это верно?

– Не совсем так, товарищ подполковник, – спокойно ответил Дивин. – Я слабо помню все, что было перед тем, как меня сбили. Еще, – он замялся, – не до конца вспомнил, как управлял штурмовиком. Но постепенно в памяти все всплывает, – торопливо закончил сержант, видя, как наливается краской командир.

– Да твою же в бога душу мать! – подполковник стукнул кулаком по столу. – Совсем уже охренели! Мне нужны боевые летчики, а не идиоты! – Гусев осекся. – Извини, сержант, не хотел обидеть. Но и ты пойми, – он нервно чиркнул спичкой и прикурил папиросу, – в таком состоянии, как сейчас, я не могу допустить тебя к полетам. Вдруг в воздухе забудешь, в какую сторону штурвал тянуть? Давай поступим следующим образом, – командир на секунду задумался, – сначала пройдешь всестороннюю медкомиссию, и уже она решит, годен ты к летной работе или нет. Поэтому дуй сейчас к нашему врачу, а он скажет, куда тебе дальше. Усек?

– Слушаюсь. Разрешите идти?

– Иди.

Григорий и не подозревал, чем обернется полученный приказ. Он-то по наивности думал, что врачи его быстренько проверят, убедятся, что имеют дело не с психом, и все – снова-здорово учебный полк. Ага, разбежался!

В окружном госпитале, куда его сопроводил полковой эскулап, усталый и задерганный доктор нехотя изучил сопроводительные документы Дивина, а затем объяснил сержанту, что тому придется задержаться у них на некоторое время. На сколько? Ровно до тех пор, пока врачи не будут уверены, что пациент полностью здоров. То есть в данном конкретном случае до полного восстановления памяти. Но вот беда: специалистов данного профиля в госпитале не имелось. Был только один невропатолог со знанием основ, но по понятным причинам он не демонстрировал особенного энтузиазма. Так что будущее представлялось сержанту весьма смутным.

Но Григорий сдержался. Не тот расклад, чтобы переходить на нелегальное положение. Требовалось врасти в чужую реальность. И потому экспат сделал вид, что абсолютно согласен с заключением врача, понимающе поулыбался – правила есть правила – и покорно последовал за пожилой санитаркой. Сдал форму и вещи, получил взамен серый больничный халат и поплелся по коридору вслед за провожатой.

В палате сержанта ждал очередной неприятный сюрприз. Здесь находились его товарищи по несчастью – такие же бедолаги с потерей памяти после ранений и контузий. Только, в отличие от Григория, они не симулировали. И поэтому наблюдать за ними оказалось особенно жутко. Хорошо еще, что их было всего трое.

Двое позабыли только те или иные периоды свои жизни, а вот третий начисто утратил практически все навыки. Его здесь звали «Ваней» – человек не помнил даже своего имени.

Лечение заключалось в том, что всех пациентов учили всему с нуля, как детей. А по мере получения бытовых навыков у них постепенно восстанавливалась и память.

Иногда.

После двух недель, проведенных в госпитале, экспат почувствовал, что готов лезть на стенку и выть. Иногда ему даже хотелось пойти к доктору и рассказать о себе всю правду. Что останавливало? Догадайтесь! Естественно, нежелание загреметь в настоящую дурку. Нет, конечно, если удастся перейти в боевой режим, то тогда ему поверят. На те несколько секунд, что будут жить. Вряд ли на этой планете найдется кто-нибудь, кто способен обуздать скользнувшего за грань мантиса. Так что этот вариант оставался на самый крайний случай.

Поэтому Григорий старался точно и четко выполнять все предписания врачей и всем своим поведением демонстрировать им, что все случившееся лишь досадная случайность, которая не может помешать ему вернуться в строй.

И на третью неделю ему улыбнулась удача. Собственно, он просто отирался в холле возле выздоравливающих бойцов, впитывая, точно губка, информацию. Для него сейчас она была поистине на вес золота. Особенно ему помогли в этом беседы с политруком. Другие красноармейцы расценивали политзанятия исключительно в качестве законной возможности передохнуть и спокойно подремать, но экспат с лихвой воспользовался представившейся возможностью и словно клещ вцеплялся в добродушного пожилого капитана, изводя того многочисленными вопросами, так или иначе касающимися практически всех сторон жизни обычного советского гражданина.

А еще Григорий запоем читал газеты, слушал радио и старался общаться с местными. Доктор поначалу ругал его за то, что сержант постоянно сбегал из своей палаты, а потом махнул рукой и разрешил. Экспат догадывался, что врач надеется, что общение с нормальными людьми может помочь в восстановлении памяти пациента. Правда, если учесть, как выглядела сейчас физиономия Дивина, на полноценный обмен информацией рассчитывать не стоило – по первой окружающие шарахались в сторону при встрече с ним. Но потом ничего, привыкли. Да и не только Григорий имел на теле и лице отметки ранений и ожогов. Зато у него нормально работали руки и ноги. И потому мог помочь неходячим в отсутствие санитарок.

В одной из палат он познакомился с летчиком. Молоденький паренек со смешным чубчиком оказался пилотом бомбардировщика. Он сам окликнул Григория, когда тот помогал лечь на кровать старшине-танкисту с закованной в гипс ногой.

– Эй, сержант! Мне сказали, ты тоже летчик?

Экспат чуточку помедлил, а потом нехотя ответил:

– Есть такое дело.

– Ух ты, а я уж думал, что один здесь из авиации, – обрадовался раненый. – Будем знакомы, лейтенант Баринов. Виктор. Летал на «СБ». А ты?

– На штурмовике. «Ил-2», слыхал?

– Немного, – лейтенант закашлялся. У него была перебинтована грудь. – Ох, черт, дышать трудно, – пожаловался он Григорию. – Осколок от зенитного снаряда словил, когда мы мост бомбили. До сих пор не понимаю, как сумел самолет до аэродрома довести и посадить. А у тебя что?

– Контузило, – неохотно признался экспат. – Штурмовик сбили, грохнулся неудачно. Память маленько отшибло. Что-то помню, что-то – нет. Ну и, как видишь, морду подпалило.

– Да уж, подкоптили тебя фрицы, – сочувственно кивнул лейтенант. – Но ты не унывай, браток, все наладится. Кстати, если хочешь, заходи, я тебе расскажу что-нибудь, может, вспомнишь все
Страница 12 из 17

быстрее?

– Было бы здорово, – осторожно ответил экспат. Появление в госпитале еще одного пилота весьма смахивало на провокацию местных спецслужб. Хотя, может быть, у экспата просто-напросто разыгралась паранойя? – А у тебя часом наставлений или инструкций каких-нибудь нет при себе? – Дивин решил катнуть пробный шар. – Полковой доктор перед тем, как отправить меня сюда, обещал достать, но, видать, запарка у них сейчас. А я бы почитал с удовольствием.

– Ну ты и спросил, – Баринов опять зашелся в надсадном кашле. – Зачем они мне здесь? И вообще, ты не шпион, часом? Да расслабься, чего вскинулся, шучу я! Не вешай нос, я могу ребят своих попросить, они пришлют. Меня навещают здесь время от времени. Полк наш на переформирование вывели, стоят неподалеку.

– Было бы здорово, – искренне обрадовался Дивин. – Из запасного полка никто не приходит, а мне бы матчасть подучить, а там, глядишь, поверят, что я не идиот, и к полетам допустят.

– Только ты учти, по твоим штурмовикам у нас вряд ли что найдется, – предупредил его лейтенант. – Так что для начала могу разве что по «У-2» литературу достать.

– Годится! – довольно засмеялся сержант. – Лиха беда начало!

* * *

– Красавец! – выдохнул восхищенно стоявший в строю рядом с Григорием долговязый сержант. – Вот бы поскорее за штурвал!

Дивин недовольно покосился на него. Тоже мне, нашел красоту – этот угловатый самолетик, замерший на летном поле, в подметки не годился даже самому простенькому имперскому атмосфернику. Но, что теперь делать, придется летать на том, что есть в наличии. Хорошо, что удалось вырваться из госпитального заточения!

Экспат провел в больнице несколько долгих месяцев. Взаперти его не держали, но всевозможными проверками и анализами по-настоящему замучили. В итоге, с некоторыми оговорками, какими-то записями в истории болезни, но все же признали годным к летной работе. Григорий не знал, что именно сыграло на его стороне, но вдаваться в такие подробности, если честно, даже не собирался. Разрешили и разрешили!

Лейтенант Баринов, с которым сержант сильно сблизился за это время, держался той точки зрения, что потери на фронтах заставили врачей отойти от своих принципов – пилоты требовались в действующей армии как воздух. Особенно после зимнего контрнаступления под Москвой. Местный вождь – Сталин – в одном из своих выступлений заявил, что, дескать, 1942 год станет победным и немцев окончательно разобьют и вышвырнут с территории СССР. Поэтому Красная Армия наращивала свои силы, чтобы выполнить полученный приказ.

Как бы то ни было, Григорий старался не забивать себе голову и просто наслаждался возможностью снова оказаться в небе. В запасном полку он сначала летал на смешном допотопном биплане «У-2». Полеты чередовались с теоретическими занятиями и строевой подготовкой, дни сменяли друг друга, а первоначальный восторг постепенно утих. На смену ему медленно, но верно пришла глухая тоска и раздражение. Да сколько же можно?! Когда, наконец, их начнут учить летать на настоящем боевом самолете?

Экспат вместе с другими курсантами с завистью наблюдал за другими летчиками, которые вовсю осваивали остроносые «МиГи». А вот их группа, которую собрали для обучения на штурмовиках, пока ждала, когда пригонят учебные самолеты. Ходили слухи, что «Ил-2» настолько хорошо зарекомендовали себя в боях, что каждый из них ценился буквально на вес золота и распределялся чуть ли не лично товарищем Сталиным.

Для Григория, выросшего в высокотехнологичном мире с развитой промышленностью, это выглядело дико, но изменить что-либо было не в его силах. Поэтому он просто сцепил зубы и настойчиво грыз гранит местной науки. Его старания не прошли не замеченными начальством, и довольно скоро его назначили старшиной группы. Дивин заикнулся было, что не достоин такой чести, но получил строгий выговор от ротного.

– Не ожидал от вас! – кипятился сутулый капитан с землистым нездоровым лицом. – А еще орденоносец! Стыдно должно быть, товарищ Дивин. Что? Никаких разговоров! Напоминаю, что вы находитесь в армии в военное время. А потому… кру-гом!!!

Да, награда наконец-то нашла своего героя. В один из дней командир полка вручил на торжественном построении сержанту орден Красной Звезды. Экспат и думать про него забыл, а, оказывается, где-то в штабах все-таки провернулись какие-то бюрократические шестеренки и тому давнишнему представлению командующего фронтом дали ход. И вот теперь на гимнастерке Григория красовался чуть выше левого нагрудного кармана темно-вишневый знак отличия. Надо же, когда-то он вместе с другими курсантами имперского летного училища мечтал об орденах, а вот теперь, получив награду, не испытывал ровным счетом никаких особенных эмоций. Нет, приятно, конечно, что его отметили, но, что называется, до небес прыгать почему-то не хочется.

Окружающие, правда, придерживались иной точки зрения. Кто-то из курсантов искренне восхищался товарищем, кто-то завидовал, но, что характерно, равнодушных не было. А командиры, как выяснилось, и вовсе использовали данное обстоятельство для того, чтобы нагрузить экспата дополнительными обязанностями. И не то чтобы они уж так сильно его напрягали, просто возиться с другими людьми Григорию не понравилось. Объясняешь кому-то из них самые что ни на есть простейшие вещи, а он лишь глазами хлопает, как баран, и мычит что-нибудь невразумительное. А наказывают в итоге кого? Правильно, старшину группы! Ну и на хрена ему такое «счастье»?

Но постепенно Дивин втянулся. Прежние проблемы ушли на задний план. А на смену им пришли другие. В частности, вот этот самый долговязый сержант – здешний тезка по фамилии Рыжков. Нет, парень-то старательный, можно сказать, энтузиаст, но вот уровень знаний у него оставлял желать лучшего. Да и откуда им было взяться у деревенского паренька с семью классами за плечами, пришедшего в авиацию по комсомольской путевке? Приходилось буквально тянуть его за уши, помогая осваивать нелегкую летную науку.

А теперь вот экспата одолевали нехорошие предчувствия, что прежние его мучения покажутся легкой прогулкой на фоне предстоящего обучения товарища пилотированию штурмовика. За себя-то Григорий особо не переживал. Главное, как оказалось, было понять основные принципы работы здешних аппаратов, а дальше включились и полученные в имперских учебных заведениях навыки и врожденные способности. Опять же, более острое, чем у людей, зрение, хорошая реакция и сила весьма помогали там, где человек пасовал. Не случайно в его летной книжке очень быстро появилось несколько хвалебных записей. Вроде: «Техника пилотирования отличная. Летать любит. Трудолюбив. Летных происшествий не имеет. В воздухе спокоен, не устает, летает уверенно» и тому подобных.

Поэтому за изучение «Ила» сержант взялся с бесконечной уверенностью в собственных силах. При ближайшем рассмотрении машина ему понравилась. Не чета, конечно, «Когтю», но для здешних реалий очень даже ничего: послушная, с хорошим вооружением и бронированием. Настоящий «летающий танк», как прозвали его в советских ВВС. Напрягало разве что отсутствие стрелка, который явно напрашивался для прикрытия задней полусферы. Ходили слухи, что в первоначальном варианте он был, но затем в силу
Страница 13 из 17

неизвестных причин от него отказались. Странное решение.

Штурмовик изучали полтора месяца. Но все имеет свойство заканчиваться рано или поздно. Вот и несколько сотен пилотов запасного полка в итоге выслушали приказ и… Дивин схлопотал трое суток губы за пререкания с командиром после того, как узнал, что его оставляют в тылу в качестве инструктора.

«А вот хрена вам! – твердо решил экспат. – Ни за какие коврижки здесь не останусь». И дело было вовсе не в наличии такого уж жгучего желания повоевать, просто Григорию страсть как надоело возиться с новичками. А Рыжков, тот и вовсе стал являться в кошмарных снах.

Поначалу Дивина и слушать не хотели. От увещеваний командиры очень быстро перешли к наказаниям, но упрямый сержант стоял на своем. Разбирательство дошло до командира полка, но и подполковник Гусев не смог переубедить назойливого сержанта. В итоге смутьян огреб трое суток. А после отбытия наказания вдруг получил назначение в часть. Сначала Григорий заподозрил в этом какой-то подвох, но вскоре узнал, почему начальство сменило гнев на милость: в полк прибыла группа инструкторов из аэроклубов.

И вот в конце марта 1942 года сержант Дивин отправился на Северо-Западный фронт в 586-й ШАП[3 - ШАП – Штурмовой авиационный полк.]. Правда, как водится, не обошлось без ложки дегтя – в поезд экспат садился не один. Увидев в штабе попутчика, Григорий едва не застонал: только не это!

– Ну вот что ты лыбишься?

Рыжков недоуменно нахмурился:

– А что не так, товарищ сержант?

– Все не так, – Дивин едва сдержался, чтобы не выматериться. Вот ведь, нагадили-таки ему напоследок отцы-командиры, отомстили – подсунули вечную головную боль! – Ты почему раньше не уехал, чудушко?

– Так это, – засмущался Рыжков, – живот у меня прихватило. Вот и лежал в санчасти. А тут, значит, вы…

– Живот, говоришь, – недобро сощурился Григорий. – Что, на базаре шмотки сменял и обожрался на радостях? Смотри, если в дороге заболеешь, сам из вагона выкину, мне засранцы поблизости не нужны. Понял?!

Тезка испуганно кивал.

Ехали долго. Поезд то несся на всех парах, то едва-едва тащился, замирая почти на каждом разъезде. В товарном вагоне, даже без нар, было неуютно. Спасала только установленная в центре печка-«буржуйка». Сперва, правда, к ней не нашлось дров, но на какой-то станции Дивин заставил товарища сбегать на разведку, и тот, на удивление, не подкачал, приволок целую охапку разломанного штакетника. Дело сразу пошло веселее.

* * *

В село, где расположились летчики штурмового полка, они добирались на машине. На станции повезло – случайно узнали, что сюда идет попутная полуторка с боеприпасами. Рыжков сначала сбледнул с лица, когда понял, что сидит на ящиках с бомбами, но потом ничего, освоился.

Экспат наблюдал за ним с легкой усмешкой. Подумаешь, на бомбах прокатился – попал бы ты, хлопец, на ударный имперский авианосец, там, считай, все одна огромная бомба. Жахнет, только обломки по космосу. Сержант отвернулся и принялся разглядывать от нечего делать проносившиеся мимо пейзажи. Разрушенные дома – торчат только остовы печных труб – воронки, разбитые артогнем траншеи, какие-то перекрученные взрывами железки, ошметки. Да кольнула раскаянием запоздалая мысль, здесь война тоже по земле прокатилась огнем и мечом.

– Эй, летуны, – грузовик притормозил, из кабины высунулся шофер, – вылазьте! Вам вот по этой улочке прямиком в штаб.

– Спасибо! – поблагодарил его Рыжков. И тут же пожаловался: – Гриш, чего так холодно?

– Пилотку на уши натяни, – посоветовал ему Дивин. Но и сам поежился. В шинельке, ботинках и обмотках и в самом деле было, мягко говоря, не жарко. – Двигай энергичнее, враз согреешься!

Дошли до штаба. Отловили какого-то командира, доложились по всей форме. Тому явно было не до них, поэтому документы он просмотрел как-то вскользь.

– Вам командир полка нужен, – штабной вернул приятелям бумаги и махнул небрежно рукой, указывая направление. – Сейчас вон туда пойдете, окажетесь на КП полка. Там спросите майора Хромова. Вот ему и доложитесь. Выполняйте!

– Ишь, цаца какая, – стучал зубами Рыжков, пока они шли на КП, – даже обогреться не дал! Эх, Гриша, чует мое сердце, влипли мы с тобой по самые уши.

Сержант угрюмо молчал. Да, не так он себе представлял прибытие на фронт. Вообще здесь все было не так. Нет, понятно, конечно, неоткуда в этой реальности взяться утонченной элегантности мантисов или грозной торжественности Империи, но все таки, почему так приземленно, обыденно? С самого первого дня вокруг только грязь, пот, кровь, холод, голод… неужели настоящая война выглядит именно так? Черт, из кабины «Когтя» все смотрелось совсем иначе. Ладно, прорвемся!

Дошкандыбали до КП. Майор Хромов, невысокий крепыш с умным волевым лицом, принял их гораздо приветливее, чем штабной командир. И сразу перешел к делу.

– Прибыли? Молодцы, ребятки. А сколько у вас налета на «Иле»?

– Двадцать пять часов, – отрапортовал Дивин.

– Добро! Смотрю, воевал уже? Это радует, нам летчики с опытом позарез нужны. Ну а у тебя, хлопец?

Рыжков замялся.

– Десять часов.

– Небогато, – поморщился комполка. – А лет тебе сколько?

– Девятнадцать.

– Тьфу ты! – враз расстроился майор. – Пацан совсем. Ну, хоть совершеннолетний. Ладно, идите во вторую эскадрилью, скажите, что я вас послал.

Сержанты вышли на улицу. Уже начинало темнеть. Куда идти, они не знали, а спросить Хромова постеснялись. И что делать? Хорошо, мимо проходил какой-то старлей в щегольском реглане нараспашку и залихватски сбитой на затылок фуражке. К нему приятели и обратились за помощью.

Старший лейтенант с интересом обозрел их, посмеиваясь, но дорогу все-таки подсказал. Пока дочапали до нужного дома, совсем стемнело. Вошли в просторную горницу. Окна в избе были завешены одеялами, царил полумрак, на столе чадила коптилка. Не успели оглядеться, как вдруг откуда-то из угла вышел насупленный капитан.

– Кто такие? – спросил он хриплым со сна голосом. – Чего нужно?

– Сержанты Дивин и Рыжков прибыли в ваше распоряжение для прохождения службы! – отрапортовал экспат.

Капитан скептически осмотрел их, криво улыбнулся и махнул рукой.

– Прибыли, так располагайтесь. Вещи свои вон там в углу бросайте. Возле печки пошурудите, там где-то в чугунке картошка оставалась. А после спать ложитесь, завтра будем разбираться, что вы за птицы.

Утром первым делом комэск капитан Малахов приказал переодеть сержантов и снабдить всем необходимым для полетов. Им выдали комбинезоны, шлемофоны, планшеты и карты. Затем Маслов снабдил их необходимой литературой и строго приказал:

– Изучайте район боевых действий. Буду проверять, чтоб от зубов отскакивало! – И ушел с остальными летчиками на КП эскадрильи.

Сержанты остались одни. Рыжков полез было к Григорию с разговорами, но экспат тут же цыкнул на него.

– Умолкни! Слышал, что капитан велел? Вот и учи карту!

Для самого экспата в полученном задании ничего сложного не было. Хорошо натренированная память позволяла ему запоминать еще и не такие массивы информации, поэтому район предстоящих боевых действий он изучил достаточно быстро. А потом только сидел и прикидывал про себя, как половчее проложить тот или иной маршрут от их аэродрома.

Летчики их эскадрильи
Страница 14 из 17

вернулись часа через полтора. Погода оказалась нелетной, на улице зарядил противный дождь, небо заволокло серыми облаками, и полетов сегодня не предвиделось. Малахов появился чуть позже других. Представил сержантов, а потом устало присел рядом с ними на лавку.

– За что орден, Дивин?

– Колонну немецкую раздолбал, вовремя помог нашей пехоте, – не вдаваясь в подробности, ответил экспат.

– А физиономию тебе где так разукрасили?

– Там же.

– Понятно, – Малахов задумчиво побарабанил по столешнице. – Ну что, хвастайтесь полученными знаниями. Кто первый?

– Разрешите? – Григорий решил не тянуть кота за хвост. Быстро начертил по памяти район боевых действий, подробно рассказал, что к чему.

– Силен! – восхищенно присвистнул комэск. – Завтра можешь выходить на полеты. Слетаешь на полигон, покажешь, как стреляешь и бомбишь. Если так же хорошо, как с картой управляешься, то через пару-тройку деньков на боевые с нами пойдешь. Ну а ты чем порадуешь? – повернулся он к побледневшему Рыжкову. – Э, братец, да я погляжу, ты не так хорош, как твой приятель? Что ж, давай тщательно с тобой разбираться, двигайся поближе!

Экспат не стал наблюдать за предстоящей экзекуцией, накинул шинель и вышел на крыльцо. Там дымили папиросами трое летчиков. Григорий сунулся было к ним с расспросами, пытаясь узнать, как обстоят дела на этом участке фронта, но коллеги отмалчивались. Дивин не стал надоедать и вернулся в избу. Как он и предполагал, капитан уже приступил к показательной порке съежившегося Рыжкова. Злорадствовать не хотелось. Сержант налил себе стакан чая и сел на кровать, грея озябшие пальцы о кружку. Ну что, вот он и стал на еще один шаг ближе к войне.

* * *

На следующий день их разбудили затемно. По-быстрому умылись и направились в столовую на завтрак. Идти было недалеко. Рыжков, зябко кутаясь в шинельку, догнал товарища, пристроился сбоку и тихо спросил у экспата:

– Гриш, а ты сегодня в тренировочный полет пойдешь, да?

– Вроде комэск вчера обещал, – отозвался Дивин. – А ты что, не летишь, что ли?

– Какое там! – уныло откликнулся Рыжков. – Капитан вчера меня по карте гонял, как зверь. В итоге обругал на чем свет стоит и велел сегодня опять все зубрить до посинения. Представляешь, грозился уши оборвать, если опять не сдам! – пожаловался сержант. – Как думаешь, действительно может?

– А ты не учи! – засмеялся Дивин. – Сам все и узнаешь.

– Да ну тебя, – обиделся товарищ. – С ним как с человеком разговариваешь, а он хрень какую-то несет!

Экспат чуть не поперхнулся. Надо же, «как с человеком»! Эх, знал бы ты, Григорий Рыжков, кто сейчас на самом деле рядом с тобой грязь месит. Но сержант лишь длинно сплюнул и промолчал.

Завтрак оказался просто царским. По крайней мере для новичков. После весьма скудного питания запасного полка оба сержанта накинулись на еду так, что другие летчики начали посмеиваться. Картошка, котлеты, чай с сахаром, хлеб с маслом – настоящая пища богов! А уж когда Рыжков узнал, что можно и добавку попросить, то радости его вообще не было границ.

Дивин наелся гораздо быстрее. В силу несколько отличной от человеческой пищеварительной системы ему требовалось не так уж и много продуктов, чтобы погасить чувство голода. Поэтому, сноровисто расправившись с завтраком, он довольно откинулся на широкой лавке со стаканом какао в руке и принялся рассматривать окружающих.

Судя по всему, каждая из эскадрилий располагалась за собственным столом. В полку их было две. В каждой, насколько помнил сержант из информации, полученной во время обучения, по штатному расписанию, утвержденному в августе сорок первого, полагалось иметь девять самолетов. Плюс командование и звено управления. Всего – двадцать машин. Но в столовой никого из верхушки экспат не заметил, видимо, они питались отдельно.

Но пилотов было явно меньше. И это неудивительно, ведь полк честно воевал, а значит, постоянно нес потери. Так, в их второй эскадрилье на данную минуту осталось в строю всего пять летчиков. Плюс они – двое новичков. Утром капитан Малахов обмолвился, что как раз вчера они потеряли одного из пилотов во время штурмовки немецкой колонны. Григорий мгновенно сообразил, почему встретил столь холодный прием – всем было тяжко и не до знакомства с вновь прибывшими. Да и потом, комэск сказал вполне откровенно, люди гибли так часто, что порой новичков никто и не успевал толком запомнить. Два-три вылета, и все, понеслась домой похоронка.

После завтрака пилоты разошлись по КП своих эскадрилий, а Дивин отправился искать на аэродроме инспектора по технике пилотирования, который и должен был принять у него зачет, чтобы дать разрешение на полеты.

Но на летном поле царил форменный кавардак. Пора стояла жаркая: советские войска сумели окружить под Демянском шесть вражеских дивизий и теперь изо всех сил старались их уничтожить. Немцы, естественно, сопротивлялись как могли. Им удалось наладить «воздушный мост» для снабжения своих частей и пробить узкий, всего в шесть-семь километров, коридор к окруженным.

Бои шли тяжелые. Обе стороны напрягали все свои силы, чтобы добиться перевеса. И штурмовики играли не последнюю роль в развернувшемся сражении. Поэтому тратить лишнее время на обучение экспата было просто некому. Майор со шрамом через левую щеку, к которому сержант в конце концов сумел пробиться, пообщался с ним, что называется, на бегу и быстренько выдал свое заключение:

– Можешь приступать к тренировочным полетам на боевом самолете.

Капитан Малахов, услышав об этом, недовольно поморщился, но промолчал.

– Учебного «Ила»-спарки у нас в полку нет, – сообщил он Дивину с тяжелым вздохом. – Вон стоит «четверка», – он показал на один из штурмовиков, – можешь попробовать на нем. Справишься?

– Приложу все усилия!

– Ну так дерзай.

– А когда лететь-то? – слегка растерялся сержант.

– Да вот прямо сейчас и валяй, – скучным голосом ответил комэск. – Чего тянуть-то? Мы все равно пока команду на взлет ждем, вот и понаблюдаем за тобой. Смотри, самолет не разбей. Примешь машину у механика и рули к старту.

Григорий понесся к капониру, не чуя под собой ног. Добежав, остановился и принялся осматривать штурмовик. Да уж, самолет явно знавал и лучшие деньки! Был он весь изрешечен, а потому густо усеян всевозможными латками-заплатками. На стабилизаторе виднелась намалеванная белой краской цифра четыре.

Механик обнаружился мирно спящим в кабине. Сержант бесцеремонно растолкал его и передал приказание капитана.

– Лады, – сказал механик, зевая. – Сейчас все подготовим. Ты покури пока в сторонке.

– Не курю, – сухо ответил экспат. – Я лучше пока внешний осмотр проведу.

– Ну валяй, – равнодушно согласился механик. – Только под ногами не путайся.

Пока наземный экипаж возился с самолетом, Дивин обошел машину. Проверил, сняты ли струбцинки на элеронах, подкачаны ли колеса. В голове занозой засела мысль: почему его отправляют в небо без проверки? В чем подвох? Или… это и есть некая проверка?

В это время его окликнул механик, который уже ждал пилота с парашютом в руках. Надев его на себя, Григорий расписался в специальном журнале за прием самолета, ухватился за специальную ручку и подтянулся на крыло. А уже с него влез в кабину. Поставил
Страница 15 из 17

ноги на педали, пристегнулся поясными и плечевыми ремнями. Воткнул вилку шлемофона в гнездо радиоприемника и барашками зажал ее. Затем произвел осмотр кабины. Как учили: слева направо. Вроде бы все в порядке.

– От винта!

Мотор взревел. Работал он чисто, и экспат мимоходом подумал, что механик-то, оказывается, не только спать умеет – старается содержать машину в надлежащем состоянии.

Порулил осторожно на старт.

– Давай один полет по кругу, – скомандовал там Малахов. – Не забывай оглядываться, нас хоть истребители и прикрывают, но фрицы запросто из облаков вывалиться могут. Так что, лучше шею в кровь сотри, чем они ее из тебя выцедят. Понял? Вперед!

Сержант кивнул в знак согласия. Аккуратно взлетел, набрал высоту. Бдительно поглядывая по сторонам, прошел вокруг аэродрома. Прикинув, что нужно сделать, решил идти на посадку. И вдруг во время разворота что-то громко щелкнуло. Григорий в первый момент не сообразил, что произошло. Подумал, что атакован вражескими истребителями, судорожно заозирался, но никого чужого, кроме пары «ЛаГГов», барражирующих над ним, не увидел.

Кинул взгляд на приборную доску. Е-мое, давление масла падает прямо на глазах! Значит, сейчас начнет расти температура, потом вообще все будет очень и очень хреново. Так, нужно срочно садиться, а то скоро на моторе можно будет яичницу жарить. Дивин развернул штурмовик, начал снижаться, выпустил шасси, и в этот момент самолет словно провалился. Экспат потянул ручку, пытаясь выровнять машину, но мотор вдруг остановился окончательно. Григорий похолодел. Самолет планировал, впереди виднелась какая-то канава, а возможности изменить хоть что-то уже не было. Касание… удар! Штурмовик подбросило вверх, а летчика, наоборот, бросило вперед. Он больно ударился лбом о приборную доску. Глаза мгновенно заволокло багровым. Экспат ужаснулся, решив, что перекидывается в боевую форму, но спустя мгновение сообразил, что это просто кровь заливает лицо. Самолет несло куда-то вперед, а Григорий даже толком не видел куда.

Наконец «Ил» замер. Дивин сидел в кресле, не в силах пошевелиться. В голове отчаянной птицей билась мысль, что нужно срочно выбираться из покрытой масляной пленкой кабины, что в любую секунду может начаться пожар. Но странное равнодушие овладело экспатом. Он просто сидел.

Момент, когда кто-то сорвал фонарь, расстегнул на нем ремни и потащил наружу, сержант упустил. Прохладные руки санитарки осторожно смыли кровь с его глаз, и только тогда, увидев обступивших его летчиков и механиков, Григорий снова стал слышать. Так, словно звук включили поворотом тумблера.

– Жив? Ранен? Что случилось? Да не молчи, сержант?! – Комэск Малахов требовательно дергал его за плечо.

Дивин выдохнул. А потом собрался и коротко доложил. Капитан нахмурился. Оглянулся, выискивая взглядом кого-то в толпе, а потом снова повернулся к экспату и сухо приказал:

– Иди от масла отмойся, а потом дуй на наш КП. А мы пока разберемся, что к чему. Санитар, да перевяжите его!

В просторной землянке, где находился командный пункт второй эскадрильи, в центре стоял стол, две лавки и двухэтажные нары по бокам. Григорий, не раздеваясь, плюхнулся на свободное место и закрыл глаза. В голове еще немного шумело. Напряжение постепенно спадало, а на смену ему приходил откат. Сержанта затрясло. Чувствуя, как стучат зубы, Дивин осторожно повернулся на бок и замер в позе эмбриона. Только сейчас экспат отчетливо понял, что находился всего в одном малюсеньком шажочке от смерти.

– Эй, сержант, ты здесь?

Григорий промолчал. Отвечать не хотелось. Он страстно мечтал в эту секунду лишь об одном – чтобы все оставили его в покое.

– А, вот ты где! – кто-то бесцеремонно потянул его за ногу. Экспат попробовал лягнуться, но безуспешно. Малахов, а это был именно он, ловко увернулся и больно ткнул его кулаком в бедро. – Ты мне подерись еще! Встал живо!

Дивин тяжело вздохнул, но все-таки пересилил себя и поднялся с нар. Комэск стоял напротив него, внимательно разглядывая сержанта.

– Что, боишься под трибуналом оказаться? – Капитан блеснул белозубой улыбкой. – Не бзди, твоей вины нет. Шатун оборвался, на «Илах» это беда известная. А ты молодец – и машину спас и сам в живых остался. Держи пять!

Экспат на мгновение замешкался, а потом крепко пожал командиру руку.

– Вот и правильно. А теперь пойдем, брат, к столу, я тебе сто грамм налью. И не спорь со мной, заслужил! Да и легче тебе станет, поверь.

* * *

Малахов обманул. Точнее, несколько поспешил со своим обещанием насчет боевых вылетов. После того памятного тренировочного полета, когда Григорий едва не разбился, они вместе с Рыжковым потратили еще немало времени на обучение. И если товарищ экспата, очень быстро заработавший прозвище Прорва за неуемную страсть к съестному, корпел над картами, пытаясь сдать зачет на знание местности штурману полка, то Дивин день за днем проводил на полигоне. Он располагался неподалеку, на лужайке. Бойцы БАО притащили туда кое-какую разбитую немецкую технику, замаскировали, и новички летали, пытаясь поразить ее.

В принципе, довольно знакомое упражнение. Правда, в имперском училище не требовалось столь тщательно целиться – ракеты сами успешно захватывали мишень. А на «Иле» стоял прицел ПБП-1б – закрепленное на кронштейне на уровне глаз летчика оптическое устройство. Для пользования им пилот должен был, глядя через небольшой прозрачный экран, искать цель и производить прицеливание. И попутно еще управлять машиной! Мало того, что все это было сложно и неудобно, так еще и обзор из кабины резко ограничивался.

Но лиха беда начало – сержант не роптал, а просто раз за разом отрабатывал приемы воздушного боя.

По утрам, правда, было несколько неудобно перед товарищами. Они-то вылетали на штурмовку окруженных немцев, сражались, а он… впрочем, уже через несколько дней Григория стали тренировать на слетанность в составе пары и, чуть позже, звена. И скидок на то, что он раньше уже летал, награжден, ему никто не делал.

Но все рано или поздно заканчивается. Вот и экспат услышал наконец от командира полка слова:

– Ну что ж, теперь ты вполне готов к выполнению боевой задачи, сержант. Завтра полетишь с остальными, иди готовься.

– Гриш, ну расскажи, как там, а?

– Да отстань ты, что прицепился, как репей! Не боись, скоро сам полетишь, вот все собственными глазами и увидишь. Рассмотришь, так сказать, в деталях.

– Ну ладно, что тебе, жалко, что ли?

Сержант устало улыбнулся. А что, собственно, рассказывать? В ночь перед боевым вылетом спал как убитый, никаких тебе терзаний, несомкнутых глаз и прочей чепухи, присущей новичкам. Малахов с утра даже удивлялся, мол, сам переживал до смерти. Ну так не будешь рассказывать, что этот бой у него, Дивина, далеко не первый. Хорошо, догадался вовремя сослаться на то, что уже воевал летом и осенью сорок первого. И пусть не все в памяти осталось, но, видать, натуру не обманешь.

Задание получили такое: вылететь девяткой на штурмовку переднего края противника. Григория поставили ведомым в звено к лейтенанту Петрухину, коренастому белобрысому парню с новенькой медалью «За боевые заслуги» на гимнастерке.

– Самое главное для тебя, – инструктировал он экспата, – держать строй. Запомни, летишь позади меня, с
Страница 16 из 17

правой стороны и чуть выше. Повторяй все мои маневры. Сам можешь не пытаться искать фрицев – увидел, что я начинаю пикировать, делай то же самое. Я бросаю бомбы – и ты сбрасывай. Я пускаю эрэсы…

– Делаю, как вы, – кивнул Дивин. – Понятно, товарищ лейтенант.

– Андрей, – улыбнулся Петрухин. – Зови по имени. Молодец, что понял. В общем, держись за меня. Отстанешь, фрицы тебя мгновенно сожрут. А теперь садись, пока есть время, давай повторим ЛБС [4 - ЛБС – Линия боевого соприкосновения.], а то, не дай бог, отработаем по своим, мигом под трибуналом окажемся.

Взлетали по ракете. Собрались над аэродромом на высоте примерно в тысячу метров и пошли колонной. Григорий отметил в планшете время вылета, чтобы лучше ориентироваться при подходе к цели. День был ясный, прохладный, но в кабине от работающего двигателя даже жарко. Сержант крутил головой, стараясь ничего не пропустить. Тем более, что по рассказам более опытных товарищей он знал – немцы страсть как любят подкарауливать зазевавшихся пилотов и бить их сзади. Один удар, и все, а вражеские истребители уже тю-тю.

Через семь минут после взлета встретились с истребителями прикрытия. Шестерка «ЛаГГ-3» пристроилась к штурмовикам, а их ведущий приветственно покачал крыльями. Экспат в очередной раз грустно вздохнул: бедственное положение со связью в советских ВВС угнетало. О нормальных радиостанциях можно было только мечтать. Да что там радиостанции – передатчик стоял только на «Иле» Малахова, у всех остальных лишь приемники. Да, те оставляли желать лучшего, в наушниках трещало и шипело, разобрать что-либо удавалось с большим трудом.

Подошли к линии фронта. Комэск скомандовал приготовиться к атаке. В этот момент чуть левее и ниже штурмовиков в небе расцвели черные шары разрывов. Это заработала немецкая зенитная артиллерия. Но Григорий старался не обращать на это внимания – все его усилия сейчас были направлены на то, чтобы как можно более точно повторить за ведущим все его маневры.

Петрухин ввел свой «Ил» в пикирование. Экспат тотчас двинул ручку от себя. Штурмовик клюнул носом и плавно устремился к земле, ускоряясь с каждой секундой. Очередной разрыв полыхнул совсем близко, и машину тряхнуло. Сержант досадливо скривился. Он, не отрываясь, смотрел за растущей перед ним землей. Вот в прицеле появились позиции артиллерии, маленькие паучки орудий, а возле них черные точки людей.

Пальцы жмут на гашетку. Пулеметные очереди хлестнули по немцам, а экспат, мгновенно сориентировавшись по трассерам, выпустил следом все восемь эрэсов. Возле фашистских орудий полыхнуло, а Дивин уже потянул ручку на себя, выводя штурмовик из пикирования, и одновременно нажал кнопку бомбосбрасывания. Машина подпрыгнула вверх, избавившись от лишнего веса, и перешла в горизонтальный полет.

Сержант крутанулся влево, догоняя ведущего. Пристроился к лейтенанту и увидел, как тот довольно улыбается и показывает ему, что, мол, все в порядке, молодец. Обычный человек вряд ли рассмотрел на таком расстоянии лицо другого пилота, но для экспата такой проблемы не существовало – он видел Петрухина очень хорошо. Григорий засмеялся. Что ж, вроде все в порядке и он нигде не напортачил.

– «Горбатые», фрицы! – пробился вдруг через треск в наушниках чей-то незнакомый голос. – «Мессеры» от солнца! Уходите, мы их задержим.

Экспат оглянулся. Сверху на них падали вражеские истребители. «ЛаГГи» кинулись им наперерез, но уже было понятно, что они не успевают. Дивин закусил губу и, как учили, скольжением, с креном в двадцать градусов, стал уходить от атаки «мессершмиттов», стараясь при этом не отстать от ведущего. Дымные жгуты густо исполосовали небо прямо перед носом его «Ила», но не задели. Григорий не успел порадоваться, как следующая очередь хлестнула машину. Штурмовик вздрогнул, а в левой плоскости появилось несколько дыр. Попали!

Сержант бросал машину из стороны в сторону, сбивая прицел немцу. Черт, как же медленно! «Ил» реагировал на команды неохотно, с какой-то задержкой. Но все-таки реагировал, а значит, ничего важного фриц не задел. Григорий бросил короткий взгляд назад. «Мессеры», ударив сверху, проскочили через строй штурмовиков и, не ввязываясь в бой с «ЛаГГами», стремительно уходили. Наши истребители рванули было за ними, но, судя по всему, не имели шансов их догнать.

Дивин завертел головой, считая самолеты товарищей. Уф, вроде все на месте. Домой возвращалась полная девятка «Ил-2». Правда, за машиной под номером четырнадцать тянулась слабая полоса дыма, но пилот уверенно вел ее, и экспат решил, что там ничего серьезного нет. Что ж, надо признать, все прошло неплохо. Григорий замурлыкал себе под нос какой-то мотивчик, но тут же увидел, как Петрухин яростно грозит ему кулаком. Сержант вжался в сиденье, ругая себя на чем свет стоит. Это ж надо, только что повезло уйти от атаки фашистских истребителей – и он уже расслабился, забыл обо всем, потерял строй и потянул в сторону. А если сейчас еще пара «мессеров» нарисуется? Вот им радости-то будет, очередного желторотика спалят!

До аэродрома дошли спокойно. Григорий зарулил на свое место, выключил мотор. Механик уже лез на крыло, чтобы помочь ему выбраться из кабины. Освободился от ремней, отстегнул парашют и выскочил на землю. И только сейчас почувствовал, что ноги не держат! Не удержался и ухватился за крыло, чтобы не упасть.

– Ты что, ранен?

Надо же, Петрухин откуда-то появился. Экспат отрицательно помотал головой и слабо улыбнулся.

– Я в порядке.

– Тогда ответь, какого черта ты вытворял в воздухе?! Кто за обстановкой должен, по-твоему, следить? Почему из строя вышел? Носом в землю ткнуться не терпится? Так не переживай, за фрицем не заржавеет, враз тебя определят корешки ромашек нюхать!

– Чего ругаешься, Андрей? – Малахов подошел к бушующему лейтенанту и устало расстегивал шлемофон.

Петрухин коротко доложил ему о поведении Григория. Комэск нахмурился.

– Плохо, товарищ Дивин, очень плохо. Чувствую, что придется вам сделать еще несколько тренировочных полетов. Делаю вам на первый раз замечание! – Капитан дождался дивинского «есть» и неожиданно широко улыбнулся: – Не сильно устали? Нет? Вот и хорошо. Тогда позвольте поздравить с первым успешным боевым вылетом! Отдыхайте.

– Смотри у меня, поговорим еще потом! – Петрухин погрозил экспату кулаком и быстрым шагом направился вслед за командиром. А Григорий медленно стянул с головы шлемофон, запрокинул лицо к небу и зажмурился. Он жив, и как, черт побери, это здорово!

* * *

В начале мая полк перебазировался на новое место неподалеку от поселка Крестцы. В отличие от прежнего полевого аэродрома, этот строили еще до войны. Раньше здесь шумел густой лес, который подходил сплошной стеной к самым окраинам поселка, но потом люди вырубили деревья, осушили болото и выстроили все необходимые сооружения.

Вместе со штурмовиками на аэродроме разместился полк истребителей.

– Прикрывать нас будут, – объяснил Малахов, придя с совещания. – Так что радуйтесь, братцы, без поддержки теперь не останемся. Кстати, Дивин, начальство заинтересовалось твоей придумкой.

– Она не моя, – автоматически поправил комэска Григорий. – Я ведь говорил: один из инструкторов в ЗАПе был в декабре на Военно-технической
Страница 17 из 17

конференции в Куйбышеве, вот там и подхватил идейку.

– Ладно, ладно, – капитан досадливо отмахнулся, – помню. В любом случае, у нас ты об этом заикнулся, значит, и спрос с тебя.

Не было печали! Вот, спрашивается, кто за язык-то тянул? Летал себе и летал, как все, так нет же, черт дернул рассказать о «круге». А комэск возьми да заинтересуйся. Пришлось рассказывать, что запомнил, дополняя полученную когда-то информацию собственными выкладками и расчетами.

Да, не нравилась экспату нынешняя тактика штурмовиков. А кому она понравится? Обычно к цели шли на бреющем, а потом делали горку и атаковали. Вываливали на противника весь боезапас, что успевали, и мгновенно давали деру. С недавнего времени, правда, стали подниматься на высоту от километра до полутора и затем бомбить с пикирования, а если поблизости не оказывалось истребителей противника, делали еще пару-тройку заходов. При этом строй часто разрушался, колонна сильно растягивалась и штурмовики несли большие потери при очень низкой эффективности. В полку Хромова в эскадрильях осталось по шесть-семь машин.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (http://www.litres.ru/dmitriy-politov/nebo-v-ogne-shturmovik-iz-buduschego/?lfrom=931425718) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

notes

Примечания

1

Экспат – от английского expat – эмигрант. В Империи так принято называть переселенцев из секторов мантисов – человекоподобных псевдоинсектов.

2

ВКС – Военно-космические силы.

3

ШАП – Штурмовой авиационный полк.

4

ЛБС – Линия боевого соприкосновения.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Здесь представлен ознакомительный фрагмент книги.

Для бесплатного чтения открыта только часть текста (ограничение правообладателя). Если книга вам понравилась, полный текст можно получить на сайте нашего партнера.

Adblock
detector