Режим чтения
Скачать книгу

Невиданная Быль. Стихи и проза читать онлайн - Юрий Мамлеев

Невиданная Быль. Стихи и проза

Юрий Мамлеев

Сборник «Невиданная Быль. Стихи и проза» открывает перед нами новые творческие грани Юрия Витальевича Мамлеева. Известный философ и писатель в этом сборнике предстает как автор поэтических произведений. В своей неповторимой творческой манере он рисует образы «потустороннего», странным образом проявленного в нашем мире.

Сборник состоит из пяти частей, пяти тем. Каждый раздел открывается текстом – рассказом, романом, эссе – за которым следует блок стихов, написанных как бы от лица героев предваряющих литературных произведений. Темы представлены самые разные: истории обитателей запредельных сфер, изощренные философские и метафизические размышления, стихи о России… На фоне безысходной тоски «нездешних тварей», в контексте гротескных пейзажей обыденной жизни, в раскатах дикого хохота проявляется неустанный внутренний поиск духовной свободы.

Литературно-поэтический сборник Ю.В. Мамлеева «Невиданная Быль» продолжает серию «Метафизическая поэзия» издательской группы «Традиция».

В оформлении книги использованы мотивы старинных русских орнаментов.

Юрий Мамлеев

Невиданная Быль. Стихи и проза

© Юрий Мамлеев, 2014

© Издательская группа «Традиция»

© Тимофей Решетов, составление, предисловие, 2014

© Андрей Степанов, общая редакция, 2014

© Ольга Кожанова, портрет Юрия Мамлеева, 2014

* * *

Слово издателя

ДОРОГОЙ НЕИЗВЕСТНЫЙ ЧИТАТЕЛЬ!

Эта книга не для всех…

Нужно быть соответствующе подготовленным, своего рода Посвящённым в мистерии Запределья, о которых идёт речь в этой книге.

Или же нужно подойти к границам собственного Я, к своему пределу, к рубежу, за которым начинается Бездна.

Кто возьмет этот барьер «других» смыслов, для того мир навсегда изменится или… «исчезнет».

Или уже исчез.

Ведь – согласно некоторым учениям – конец света уже давно наступил, хотя в «нашем» времени он будет длиться ещё очень долго.

Но в любом случае – это шанс.

Шанс после «скончания миров», после «гибели богов»

узнать Себя,

узнать Кто есть кто,

узнать То-Чего-Нельзя-Узнать.

БУДЬТЕ СЧАСТЛИВЫ

www.traditionpress.ru (http://www.traditionpress.ru/)

Мир исчезнет… Был он или не был?

Но из уст Кого-не-знал-никто

Потечёт Невиданная Небыль,

И узнает каждый, кто есть кто.

    Юрий Мамлеев

Предисловие

Знакомясь с произведениями Юрия Мамлеева, мы открываем для себя обширный пласт мировоззренческих концепций, отображающих привычный нам внешний мир в контексте изощрённого философского поиска. Все произведения этого автора роднят некие общие черты; через рассказы, романы, философские работы проходят незримые лучи запредельного. В игре этих лучей и нам, читателям и почитателям, порой удаётся отчетливо обнаружить отблески сущностного света.

Первый такой луч, базовый и основополагающий – это Последняя доктрина[1 - Последняя доктрина» – одна из заключительных глав основного философского труда Ю.В. Мамлеева «Судьба бытия». Это метафизическое исследование основ Бытия, в котором автор делает попытку выйти за рамки Традиции, шире взглянуть на онтологический континуум и обнаружить иные грани реальности, иные точки отсчёта, ранее неакцентированные. Анализируя философию одного из основополагающих философских течений Индии – адвайта-веданты – Юрий Мамлеев смещает фокус восприятия в область внутреннего Высшего «Я». Эта искра Абсолюта, заложенная в каждом элементе Творения, обладает самобытием. Самоотождествление с собственным Высшим «Я» – то, что Мамлеев называет метафизическим солипсизмом, – позволяет значительно интенсифицировать процесс собственного бытия, но между тем приводит к непредвиденным ситуациям. Следуя идее Последней доктрины, мы обнаруживаем себя на грани Бездны – полного отсутствия всякого бытия вообще, на грани мета-оппозиции Абсолюта как Единства Всякой Полноты.]. Абсолют и… Бездна – за пределами Абсолюта, Бездна того, чего нет, Бездна некоего Полнейшего Отсутствия, но при этом своим несуществованием она оказывает столь мощное влияние на всеобщую вечность Абсолюта, что в какой-то момент сама становится как бы стимулом, порождающей силой Первого. Бездна для Абсолюта есть полная противоположность; всякому сущему в Абсолюте противопоставляется отсутствие всякого существования Бездны. С другой стороны, имеется ситуация «Я», не некоего условно-неопределенного частного «я» индивида, но Высшего Я, которое способно в поиске самореализации в Абсолюте обнаружить себя на грани Бездны и, глядя в неё, увидеть невозможность продолжения «падения», поскольку за пределами этой грани уже лишь тотальное, безвозвратное полное мистическое растворение, несуществование. При этом разумеется, что Бездна собственно всегда доступна нам для контакта в нашем мире, и имеют связь с ней те, у кого активизируется особый орган восприятия, «глаз в Бездну». Дойдя до предела падения, отразив свою внутреннюю пустоту в немыслимых гранях запредельного, Высшее Я, стоя на пороге Бездны, обретает своё спасение, оборачивается, наконец, к Первоисточнику Всеединства и, очищенное, отныне уже стремится лишь к Творцу. Или же, напротив, решается бросить вызов Последнему и ринуться в Бездну, рискуя полным самоуничтожением в порыве бесконечной тоски по самобытию, по абсолютной, абстрактной свободе.

Ситуация Последней доктрины находит своё продолжение и развитие в другом творческом луче, в России Вечной. Здесь Юрий Мамлеев предлагает совершенно новое, необычное осмысление высшего предназначения России, её бытия как отдельной реальности, немыслимо и невероятно проявленной в мире нашей повседневности. В этой сфере опыта обретают себя души тех, кто нацелил свой порыв в беспредельность. Но это не просто сообщество мнимых сталкеров, это – именно то положение, где грань между Абсолютом и Бездной находит свое метавоплощение. Своего рода пограничная территория, в которой рано или поздно субъективно или/и объективно осознают себя участники этого мира. Россия Вечная – далеко не утопия, где всё устроено положительно правильно, абстрактно рационально, для равного счастья неких «всех», и, конечно, это не мир деструкции и коррупции. Россия Вечная наполнена иным, никак не зависящим от материи бытием. Присутствие здесь грани Бездны предает особую сущностность всякому проявлению, постоянная близость «чистого небытия» при этом полностью скомпенсирована наличием неразрывной, непосредственной связи с Абсолютом. Возникает триединство: Абсолют, Бездна и Россия Вечная, связующая их.

Обе эти доктрины лежат в основе всех прочих произведений Юрия Мамлеева. Собственно, прежде всего он известен в мире как автор художественных произведений, рассказов, романов. В этом ряду мы имеем массу замечательнейших и глубочайших примеров. Всякий, кто как-то читал эти произведения, сразу отреагирует на слово «мамлеевщина» – этот термин прочно утвердился за особым взглядом на реальность, присущему автору. Квинтэссенцию этого художественного стиля мы находим, в частности, в романе «Шатуны». Тут мы оказываемся в жутковатой ситуации, которая складывается вокруг главных героев повествования в контексте их поиска потустороннего. Фёдор Соннов, олицетворяющий существо из Бездны,
Страница 2 из 6

преследует главных героев романа («метафизических», как он сам их называет) с целью их онтологического уничтожения: так проявляется реакция Бездны на исходящий от «метафизических» духовный импульс свободы. Путь субъективного, внутреннего поиска приводит их к ощущению близости полного, тотального самоуничтожения; но тут загорается их вера в собственное бессмертное, неуничтожимое самобытие, и эта вера останавливает руку губителя, посланника запредельного, который несёт неумолимую кару потустороннего дерзающим, но неспособным.

Похожие ноты звучат и в других художественных произведениях автора, помимо разворачивающегося процесса становления героев мы наблюдаем целую серию сюжетов, участниками которых становятся сами «сущности Бездны». В примитивно-коммунальных занырах нашей привычной реальности автор обнаруживает зияющие дыры в потусторонность, сквозь которые Бездна буквально врывается в наш мир; многие его персонажи несут на себе этот крест, напоминая нам, что глубины сии неизмеримы. И в то же время в своём собственном отношении к этому мраку мы видим яркий луч ясного света, который дарит нам из глубин своей беспредельности вечно сущий Абсолют.

Сложное переплетение трёх лучей: России Вечной, Последней доктрины и художественного гения составляет основу самобытности и уникальности Юрия Мамлеева, утверждая его как классика современной философии и литературы.

* * *

Поэзия Юрия Мамлеева – для многих неожиданность, в этом жанре до сир пор мы видели лишь некоторые примеры, разбросанные тут и там как цитаты в рассказах и романах. В настоящем сборнике «Невиданная Быль» собраны стихи разных лет, в основной массе своей прежде не публиковавшиеся. Таким образом мы имеем ещё одну прекрасную возможность прикоснуться к миру автора в новом, непривычном для нас аспекте.

Возможно, от нас потребуют признать, что для многих миры Мамлеева представляются мрачными и даже чудовищными. Пожалуй, это действительно так. И тем не менее образы этих стихов проникают в самую сердцевину души своей глубинной запредельностью, проступая из небытия сгустками иного мира, гротескного рода объективностями, обнажающими потусторонность некоторых вещей, которую стандартное сознание массового воспринимателя предпочитает тщательно фильтровать. Эти образы побуждают нас признавать существование некоторого отрицательно мотивированного пласта бытия, которую падкий до позитивизма повседневный разум старается всячески изолировать путём регулярного замалчивания и привычного игнорирования или даже более мощными средствами, вплоть до тотального, истового отрицания.

В то же время при погружении в вязкое пространство некоторых сюжетов автора основная, изначальная составляющая глубинной сути души человека – Высшее Я читателя – в определённый миг становится вынуждена воспринять и признать наличие иных сфер, тех, где наши вожделенные законы, в коих мы жаждем обрести стабильность и равновесие, теряют смысл перед неотвратимостью истинного положения вещей, перед необходимостью осваивать определённые новые понятия. Эти понятия, согласно Последней доктрине, способствуют становлению Высшего Я на различных стадиях его самореализации. Таким образом кажущийся мрак оборачивается своей полной противоположностью, из пугала превращаясь в необходимый этап очистительного процесса.

Стихи Мамлеева будоражат читателя своей изощрённостью. Диапазон тем широк: от мрачных глубин распадающегося бытия до светлых чертогов России Вечной. Типажи небывалые – упыри, всякая нежить, разного сорта ублюдки, но между ними вдруг обнаруживаем уверенных в себе адептов, умелых обитателей запредельного, пророков, провидцев, проводников. Они то бредят, то бредут, и всё это сопровождается хохотом, зычным, диковатым, залихватски-молодецким. А в потаённых кулуарах души отзываются на этот хохот неведомые нам самим тонкие струны, связующие нас с нашим Высшим Я.

* * *

«Невиданная Быль» – не просто сборник стихотворений, эта книга изначально была задумана как целостное литературно-художественное произведение. Вот что говорит об этом сам автор:

«Главная идея этой книги – единство прозы и поэзии, в то время как обычно эти две литературных формы противостоят друг другу.

Это единство достигается тем, что, во-первых, стихи в этой книге написаны от имени героев приведённых здесь рассказов. Более того, сами эти герои в своем поэтическом творчестве иногда перевоплощаются таким образом, что создаётся впечатление, что их стихи написаны как бы разными людьми. В целом же каждый рассказ и приложенные к нему стихи по существу образуют единое произведение, некий синтез, именно поэтико-прозаическое произведение как таковое. Единственное исключение представляет образ Трепетова, главного героя романа «Московский гамбит», ибо тогда пришлось бы публиковать здесь целый роман. Отмечу, что вообще в моих романах всегда приводились соответствующие духу романа стихи. Подлинная разработка идеи поэтико-прозаического творчества как нового вида литературы ещё впереди. В этом единстве поэзия и проза не только должны дополнять друг друга, но и образовывать нечто новое в литературе.

Поскольку герои этих рассказов весьма различны по своей ментальности и духу, то довольно резко отличаются друг от друга и соответствующие циклы стихов».

Структуру сборника составляют пять групп произведений, в каждой из которых в поэтической форме раскрываются образы героев предпосланных стихам текстов. Три рассказа, один из которых публикуется впервые, роман «Московский гамбит», из которого для данного сборника мы выбрали несколько начальных страниц, а также заключительная часть эссе о России чередуются тематическими подборками стихов. При этом в каждой части сохраняется общее единство героя рассказа или романа с лирическим «я» стихотворений этого раздела.

* * *

Первая часть сборника называется «Праздник». В этом рассказе речь как раз идёт о тетрадке со стихами, которая попадает к автору повествования при весьма странных обстоятельствах. Следующие за этим стихи как бы из этой самой тетрадки. Некоторые из них публиковались ранее как «Песни нездешних тварей», некоторые публикуются впервые.

«Стихи одного из героев рассказа «Праздник» Антона Смирнова посвящены путешествиям души по разным мирам и переживаниям, связанным с этими путешествиями, – рассказывает Юрий Мамлеев. – Здесь встречаются как описания жутких нездешних персонажей (например, стих «Я невинная тварь…»), так и стихи, пронизанные чисто метафизическим в?дением или тревогой. Всё это образует некий космос, в котором видится и духовное небо, и ад. Здесь присутствуют и неземная боль, и неземная радость – хотя бы радость познания».

В этих стихах читателю открываются крайне любопытные своей тотальной запредельностью образы иного бытия, можно даже сказать – антибытия. На этом фоне наша земная жизнь покажется раем, счастьем, удачей. И в то же время внутреннее осознание бытия этих жутких областей мглы и мрака служит своего рода прививкой, значительно расширяет горизонт возможных вариантов существования.

Я не чёрная тварь, уязвлённая бредом Вселенной,

А живой полутруп, изнемогший в
Страница 3 из 6

изгибах любви,

И мне надо подругу, что тихо стоит на коленях

Перед смертью своей и целует кошмары мои.

Герои подобного повествования самой своей сутью предполагают такой тип, способ натурализации, который лишён спасительного компромисса «обыкновенного», «человеческого» существования, и вместе с тем не оставляет надежды на собственное небытие. Обнажённая Бездна раскрывается нам в метафизических гранях этого голоса из ничто. Здесь нет жизни, мы наблюдаем лишь тени оторванного от вселенского бытия метафизического антимира. Они завораживают нас своим отвратительным безобразием, в своей безбытийности они умиляют нас потугами состязаться с Истинно Сущим, перед нами возникает образ мёртвого мира, населённого тем, чего нет, и вместе с тем мы можем явно ощутить это отсутствующее дыхание Бездны.

Зачем это? Проще и естественнее было бы просто изолировать саму возможность существования этих сфер. Однако, на каком-то глубоко интуитивном, интимном уровне мы обнаруживаем, что сама наша природа предполагает наличие, притом активное, этих порождений мрака. При трезвом взгляде на реальность мы ощущаем насущную необходимость подобного контраста: раз уж существуют невообразимые, необозримые области Чистого Света, то, по всей вероятности, должна также иметься и их полная противоположность. Таким образом, при расширении диапазона собственного постижения онтологической полноты в поле нашего восприятия открывается весь спектр контрастов: чем больше света, тем больше мрака, и наоборот, а также плотная серая масса посередине.

При этом идея о бессмертии, привычно понимаемом в терминах метемпсихоза, как бесконечная череда перерождений в различных мирах и обстоятельствах, находит в этой лирике окончательное развенчание. Нездешние твари вещают нам о своих скитаниях, в которых нет и не может быть никакой перспективы, кроме стремления к окончательному, метафизическому самоуничтожению. Изжив все возможные формы бытия, эти сущности Бездны нигде не могут найти себе пристанища, невозможность вместить в себя и слиться с Творцом оставляет им одну единственную надежду – исчезнуть, полностью утратить всякую возможность самобытия. Но это не всегда удается, и круг бесконечных перерождений для них – мука, на которую они вечно обречены:

Надоела мне смена смертей бесконечных,

Надоело сиянье великих и чёрных пустот.

Я хотел бы в припадке, огромном и вечном,

Созерцать отрицанье заброшенных в бездну миров

И любить свою плоть, безобразно её же терзая,

Распыляя по звёздам погасшие трупы свои…

Творчество Юрия Мамлеева уникально среди прочих столь обычных для сегодняшнего мира произведений так называемой «чёрной» тематики именно тем, что в нём ясно ощущается необходимость и наличие Высшей Полноты, Абсолюта. Отталкиваясь от непроницаемой глубины, душа, Высшее Я обретает не просто надежду на избавление от мрака, но возможность сочетать в себе всё разнообразие, весь спектр всевозможных проявлений на пути окончательной самореализации. Страх перед смертью, столь обычный для современного человека, отступает перед ужасом возможного посмертного состояния безысходности, вера в Спасение ярко вспыхивает на фоне этой чудовищной перспективы тотального распада.

* * *

Следующая, вторая часть сборника «Невиданная Быль» посвящена Александру Трепетову.

«Стихи этого цикла написаны от имени Александра Трепетова, главного героя моего романа «Московский гамбит». Этот роман описывает судьбы художников, поэтов, богоискателей 60–70-х годов ХХ века, чему я был свидетелем. Иными словами, прототипы героев этого романа частенько собирались в моей квартире в Южинском переулке. Образ Трепетова концентрирует в себе те запредельные духовные искания, которые были характерны для главных адептов салона на Южинском. Стихи, представленные в этом цикле, отражают не столько эти искания, сколько общую настроенность главного героя романа».

О Южинском переулке сегодня часто говорят, но доподлинно обо всем об этом известно мало. В двух комнатах в коммуналке, где жил тогда Мамлеев, на протяжении почти десятилетия в недрах дремучего совка существовал мистический салон. В этом салоне собирались творческие силы России, художники и поэты; Южинский был центром исследования и овладения Традицией. Духовный поиск, который сущностно объединял главных участников этого салона, служил и для прочих приверженцев магнитом, эпицентром всего собрания. К этому периоду относятся ранние рассказы Юрия Мамлеева, которые читались на регулярных собраниях в салоне по четвергам, и, по сути, служили основным связующим элементом собраний. На каждом «заседании» Мамлеев читал что-нибудь новое из одной из своих многочисленных тетрадок, задавая таким образом определённый контекст всего процесса, на фоне которого разворачивались многочисленные невообразимые и удивительные события, лёгшие в основу, в частности, романа «Московский гамбит».

Проклятый высшими силами

Мир этот, чёрный как ночь,

Вновь приближается к гибели,

Чтобы себя превозмочь

И превратиться в сияние.

Слава ему и покой!

Напряжённый внутренний поиск, неудержимая тяга к запредельному, попытка вырваться из жестоких тисков реальности, достичь истинной свободы и осуществить метафизическую самореализацию – все эти темы находят выражение в стихах данного раздела. Также звучат здесь ноты глубинной тоски, таинственной обездоленности, невыносимой духовной напряжённости, возникающей в итоге непрекращающегося дальнейшего проникновения и прозрения в тайны бытия и, главное, самобытия. Лирический герой этих стихов, вроде бы, лицо здешнее, земное, в то же время обладает способностью тонко чувствовать каждый момент происходящего во всей его изначальной взаимосвязи с корнем сущего, со всей его неотделимостью от первооснов, от Абсолюта. Некоторые стихи порою звучат как невообразимые пророчества, другие – как новости «с того света».

* * *

Третья часть сборника полностью посвящена теме России Вечной. В заключительной части эссе «Метафизический образ России», которая предваряет этот блок стихотворений, содержится эссенция данной темы. Юрий Мамлеев описывает свой опыт, свой творческий и жизненный путь, предшествовавший её обретению. Далее на фоне обобщений основной идеи, изложенной ранее в книге «Россия Вечная», автор делает некоторые глубинные выводы, раскрывающие метафизические аспекты бытия России как космической идеи.

«Русская идея выступает здесь как всеобъемлющее мировоззрение, выходящее за пределы земного мира», – пишет Мамлеев. Это уточнение как нельзя более точно отражает позицию лирического героя небольшого цикла стихов данного раздела под общим названием «Неотразимая сила». В некотором роде можно сказать, что эти стихи написаны от лица Всеобщей Русской Души, которая (по крайней мере потенциально) живёт в каждом из нас. Согласно доктрине, нет необходимости быть обязательно «русским» для того, чтобы ощутить собственную причастность к России Вечной (история знает массу примеров, когда инородцы становились пламенными соучастниками этой великой идеи):

И кто коснулся этой тайны,

Хранимый русскою душой,

Неотделим в своих исканьях

От запредельности
Страница 4 из 6

родной.

Образ вневременной России, проявляющейся в этих стихах, крайне интенсивен. Горизонт её истоков широк: «Есть от духа, другое – от рек и полей». И в то же время каждый стих несёт на себе печать вневременности, интимной близости к величайшей тайне, постичь которую сознанием не представляется возможным не то что во всей полноте, но даже в малой степени. Между тем сам характер этой интимной близости настолько внутренне очевиден, что обретает объективность. Частички России Вечной падают в дольний мир душами людей, и вместе с ними приходит и активно прорастает на земле тайна, мистически сокровенная, но вместе с тем до предела проявленная.

Деревушка. Река. Раздолье.

Огонёк манящий вдали…

Это верная русская доля,

Бесконечный поток любви.

* * *

За сим следует четвёртая часть сборника, «Утопи мою голову». Этот рассказ относится к «пост-южинскому» периоду творчества Юрия Мамлеева, он написан автором в эмиграции, в США, в конце 1970-х годов. Герой рассказа – странноватый истерический тип псевдо-духовного искателя, неожиданно для себя попадающего в ситуацию реального мистического опыта. В отличие от персонажей предыдущих частей сборника, этот парень не слишком рвётся в запредельное. Он представляет собою заурядное земное существо, которое в силу обстоятельств, в результате хитросплетений судьбы становится участником непонятного ему самому процесса смыкания миров, «этого» и «того». Трещина между мирами становится для лирического героя своего рода посвящением; в итоге он трансформируется в иное новое существо, но в то же время остаётся самим собой, со всем своим посконным бредком и нелепой неприкаянностью.

Кто украл мою голову в вечность,

Кто целует цветы по утрам,

Кто танцует в тоске бесконечной

На полях, в городах, по лесам?!

Это Хаос великий и страшный

Расползается, пляшет, визжит,

А у гроба таинственно-мрачный

Сверхпокойник в сияньи стоит.

Рассказ «Утопи мою голову» раскрывает перед нами ситуацию, в которой тайна небытия неким необъяснимым образом просачивается в нашу жизнь, овладевает нами. Активное присутствие Бездны в нашем мире, собственно само положение нашего мира на стыке Бездны и Абсолюта, делает нашу жизнь особенно насыщенной подобного рода вещами. Но совершенно различны позиции участников этого процесса: кто-то осознано стремится постичь и реализовать (Трепетов), кто-то находится уже и вовсе за гранью выбора («нездешние твари»), но в той же мере это влияние ощущают на себе и все прочие участники процесса под названием «жизнь на нашей планете», вроде героя этого рассказа. Почему, каким образом они становятся объектами воздействия потустороннего, и к чему это может их привести – все эти детали не столь существенны на фоне одного простого факта: никто из нас не изолирован от всего остального, высшего, низшего и прочего. И только на пути самореализации, в стремлении к своему Высшему Я можно обрести достаточно сил и юмора, чтобы как-то переварить, пережить всю оголтелость окружающего нас смертельного ужаса и при всём при этом быть и оставаться Собой.

* * *

Завершает сборник «Человек с лошадиным бегом». Это один из самых первых рассказов автора. В нём представлен тип героя полуюродивого-полубезумного, убого, который бродит по миру неприкаянный и не знает, куда ему податься. Некое внутреннее бухтение будоражит иногда его слепую душу, которая может при этом даже куда-то рваться, и ещё – какая-то простодушная наивность скрашивают в остальном довольно гнусный и нелепый образ человека с лошадиным бегом.

Хохотун я и томный ублюдок,

Неприметно брожу по дворам.

Жду небесных, доверчивых уток,

Прилетевших от Господа к нам.

Лирический герой обнаруживается в ситуации изначально нездешней, пусть бы и откалиброванной в формат коммунальной реальности. Где-то между детской площадкой с песочницей и тихой кладбищенской умиротворенностью возникает из ниоткуда пивной ларёк, столик, замызганный и непотребно вонючий, и пухлый упырёк с красными глазками в засаленном пиджачке и потёртых штиблетах. Он как бы исповедует неизъяснимую превратность собственной судьбы другому такому же ублюдковатому типу с большущими ладонями и красной рожей, подливающему для убедительности в кружку первого порцию «тройного». Конечно, в наши дни всё это может выглядеть несколько иначе в деталях, но суть не меняется – за всем этим видится одна только ненужная пустота, тупая, гнетущая и беспощадная. И снова хохот, безумно оголтелый, широкопастный хохот раздаётся… А он опять выходит на улицу и бежит, просто бежит, потому что ничего больше не знает и знать не хочет…

* * *

Есть надежда, что настоящий сборник придётся по душе ценителям произведений Юрия Мамлеева. И без того богатый творческий актив писателя пополнился прекрасным образцом настоящего искусства, которого нынче очень немного. Что бы там ни говорили, сложно не согласиться, что теперь, в эпоху всеобщего беспредела и вседозволенности, на фоне безумного технологического прогресса и глобального духовного обнищания, материал настоящего сборника позволяет сделать любопытные выводы, расставить меткие акценты в канве происходящего и предстоящего. Прочтение, а лучше сказать, взаимодействие с этим материалом – это не просто забава или любовь к искусству; это может стать опытом, переживанием, открывающим читателю глубины его собственного Высшего Я.

    Тимофей Решетов

I часть

Праздник. Рассказ

Век шел тяжёлый, двадцать первый, его самое начало. И неизвестно ещё было, следующее, двадцать второе столетие будет полегче или наоборот, потяжелее.

Алексей Забелин, совершенно забитое жизнью существо, лет 28, абсолютно не знал, что ему делать на этом свете. Не то, чтобы он был совсем плох, нет, соседи его по дому, расположенному где-то на окраине Москвы, жили ещё хуже. И безвылазно. Нет, скорее, к общей бедности, на него рушились периодически неудачи и кризисы. Жил он в полуубогой однокомнатной квартирке с женой Верой. Родители жили далеко, собственно, жил только один отец Георгий Александрович, запойный пьяница, хотя интеллигент. Мать Антонина Семёновна год назад умерла. Алексей отца не понимал, но мать очень любил, безмерно даже.

Работал Забелин в одном журнале, что-то редактировал, где-то подрабатывал, и пытался, конечно, всеми силами устроить мать, раковую, в больницу. Хлопотал, хлопотал, но она попала туда, куда и врагу не пожелаешь. Операцию ей сделали бредово, и она, страдая, ушла из этого мира. Алексей успел, однако, привести к больной священника. Её причастили. Но врачи встретили такое действие с усмешкой. Лечащий врач Антонины Семёновны так и сказал, слегка выпивши, в лицо Забелину:

– Что вы дурью занимаетесь, молодой человек? Всё, чем была ваша мать, было у неё в мозгу, как у всех. Мозгу каюк, значит, и ей конец на веки вечные. Лучше бы деньги зарабатывали, молодой человек…

С деньгами у Забелина было действительно всегда плохо, как и у врача с его убеждением, что сознание и ум – продукты его любимого мозга. Кроме мозга врач ни в чем не был убеждён.

А у Забелина другое: чуть-чуть расцветал потихоньку с денежками, бац – и неудачи, то расходы, то счета, то болезни. А тут ещё, вслед за смертью матушки, Верушка, жена его, хотела
Страница 5 из 6

родить, но, из-за горизонтов бедности, отказалась и сделала аборт. А Забелин хотел ребенка.

«Пусть бы пожил немного, – думалось ему, – хоть на немного, но белый свет бы повидал, глазки приоткрыл бы с испугу».

В смысле «карьеры» было тоже худо. Забелин пытался что-то писать, и хотя он был знаток литературы, но с творчеством у него ничего не выходило. Некоторые, наоборот, считали, что у него всё вышло, но публиковать это было невозможно. Большинство же ссылалось на отсутствие таланта.

Верочка особенно на жизнь не обижалась. Глядя вокруг широко открытыми глазами, приходя в ужас, считала, что они с Алёшей живут неплохо. Она полагала, что их жизнь, по существу, праздник, если сравнивать…

Отменной отрадой для них была старая дача, расположенная в посёлке в 90 километрах от Москвы. Забелин приезжал туда погостить сам с собой, потому что дача была пуста, а Верочка не очень её любила и не всегда приезжала туда вместе с мужем. Не любила она эту дачу и крохотный участок вокруг неё за убожество. Другим неудобством были уголовники. Собственно, на эту дачу заглядывали не столько уголовники, сколько вообще Бог знает кто. Ибо взять там было нечего, не считая книг.

На даче была одна довольно внушительная по размерам комната на первом этаже (второй этаж тоже был слегка обитаем). Именно в неё, в эту комнату, заглядывали двое мужиков – отдыхать. Один называл себя Средой, другой – Четвёртым. Были они поросшие, явно вороватые, но как-то дико и не по правилам, среднего возраста, и вообще чуть-чуть загадочные, но в нелепом смысле этого слова. Хотя, как отметил Забелин, не без денег. Относились они к хозяину доброжелательно, но Алексей мрачно тяготился их присутствием.

Последний раз они посетили дачу, чтоб отдохнуть, две недели назад, в мае месяце, когда Забелин приехал туда на денёк, чтобы тоже отдохнуть. Мужики приходили ночью и обычно будили хозяина, чтобы поговорить о том о сем.

Произошло такое и на этот раз. Алексей, недовольный, поплелся к ним в «залу», так он называл большую комнату на первом этаже. Среда и Четвёртый сидели на полу. На полу же, на полотенцах, водка, хлеб, колбаса такого вида и качества, о котором Забелин и представления не имел. Одним словом, высший-превысший сорт.

– Садись с нами, Лёша, – миролюбиво сказал Четвёртый. – Выпьем с горя.

– С какого горя?

– Да позавчера в Подольске резня была. Братки троих зарезали мужиков и двух баб. Мы тут ни при чём. Мы мокроты отродясь боимся. Из мокрого мы признаём только водку, а на счет крови мы лично ни-ни. Не обожаем. Не то, что иные… Таких хлебом и водкой не корми, лишь бы пошалить на счёт крови… Садись, не бойся, мы люди тихие.

Забелин прилёг, отказываться было опасно. Четвёртый запел.

Забелину и в голову не приходило когда-либо сообщать о мужиках этих в милицию – знал, будет хуже, тем более мужики предупреждали. Не навязчиво, но ясно и убедительно.

Забелин сам тогда стал петь, точнее – подпевать. Четвёртый пел о Таганской тюрьме, о тоске, а потом – как один вор зарезал мальчика и после переживал. Вообще о смерти они много пели. Пели об этом ласково, с любовью, но с большим недоумением покачивая головой.

Среда был более практичен. Когда кончил петь про смерть, он вдруг посоветовал Забелину:

– Алёшка, ты не вздумай, чтоб из нищеты вылезти, бизнесом каким-нибудь заняться. Убьют. Ты ведь у нас мягкосердечный, а тут волком надо быть, хищником. К обычному воровству, к обману ты тоже не способен. Так что живи себе тихо, пока жив. А то ещё война мировая или катастрофы сумасшедшие будут. Сиди уж, не высовывайся, мой тебе совет. С голоду не сдохнешь, будешь жевать чего-нибудь искусственное, химическое. Смирись, человек, как говорят некоторые. Я слышал эту фразу от учёного одного, которого мы обокрали… А ты сиди, если совсем плохо будет для вас, интеллигентов, мы тебя прокормим. Мы люди жалостливые.

Четвёртый задумчиво кивнул головой.

– Продолжим бухать, – промолвил Среда.

Алексей, бухнув, осмелел и спросил:

– А по тюрьмам-то таскались, ребята?

Вопрос встретили благосклонно.

– Среда не попадался, а я был, – ответил Четвёртый и неожиданно присовокупил:

– Меня на зоне трахали в ж… Ещё требовали, чтоб мыл. Но я человек по этому делу спокойный. Чёрт с ними, на тот свет ж… не возьмешь.

Забелин почувствовал себя неловко. Среда ободрил его – мол, не бойся. Потом он вздохнул и бухнул, жестом приглашая других.

– Я не в понятии насчет фраеров, граждан, то есть. Бегают, мучаются, работают не то что как лошади – как слоны, и всегда у них денег не хватает. Это что, жизнь? Мы жизнь понимаем свободно, и работать, как рабы какие-то, не будем. А жрать-то надо? А бухать надо? Поэтому мы всегда, когда надо, при деле… «Деньги – грязь, но без них никуда…» – так поётся в нашей песне.

Четвёртый вздохнул.

– Мы на мир не обижаемся. Грязь – так грязь. Какой есть. Жить-то хочется.

И он почесал свою спину.

– За что ж вы меня пригрели? – спросил Алексей.

– Надо ж кого-то пригреть, – ответил Среда. – Мы тоже люди, как все, как везде в этом миру.

Четвёртый задумчиво посмотрел в окно на звезды и сплюнул. Ночь эта закончилась тогда удивительно мирно, покоем, все трое расползлись спать.

Утром посетителей как сдуло.

Алексей, приехав в Москву, о бухании этом никому не рассказал, чтоб не пугать. Но за столом нагрянувшему на ужин отцу Веры пожаловался:

– Куда мы идём?

Отец Веры, Николай Николаевич, вспыхнул, в глазу зажёгся профессорский огонёк, и он завыл:

– Туда, куда идёт всё человечество, то есть в ж… Искусство, литература в их нормальном проявлении будут запрещены в этом человечестве или просто незаметно оттеснены совсем на задворки. Религия окарикатурена, духовное начало подавлено. Единственно, что остаётся – страсть к наживе, и она будет торжествовать и править. Человеческих ценностей не будет. Население уменьшится, власть у ожиревшего меньшинства. Это будет называться демократией. Еды для народа будет много, но есть её будет нельзя…

В ответ Алексей сам вспылил:

– Ну, знаете, Николай Николаевич, я вас уважаю, конечно, но нельзя быть таким пессимистом. Человек – это не скотина в конце концов, и не робот, каким его хотят сделать. Истинная человеческая природа возьмёт своё. Вы по длительному расчёту ошибаетесь, а может и по ближайшему…

– Ух, ух, даже губы у вас дрожат, – засмеялся Николай Николаевич. – Да не переживайте вы за всю эту сволочь…

Тут уж Алексей не выдержал и произошла ссора.

На следующий день случился скандал покрупнее. У Забелиных убили родственника, пусть и дальнего, а ЖКХ, которая распоряжалась домами в микрорайоне, где жил Николай Николаевич, совершила такой наглый подлог, разослав немыслимые счета жильцам – такие, что никто глазам своим не верил. А один из обитателей этого микрорайона решил, что у него начались глюки. Но уверяли, что всё по закону, даже глюки.

В конце концов после всех этих передряг Забелин вспомнил, что у него в перспективе свободный день, и решил перед выходными опять съездить на дачу. Вера ехать наотрез отказалась.

Добирался он до дачи с трудом. А по дороге к ней, уже на подходе, два раза споткнулся. «И ноги уже туда не носят», – с опаской подумал Алексей.

Но добрался. Природа уже склонялась к ночным таинствам, и Алексей, несколько бессмысленно
Страница 6 из 6

осмотрев дом, не нашел ничего лучшего, чем лечь спать и заснуть. Сны ему снились тоже как будто бессмысленные, но тревожные. «Одна бормотуха», – сказал он сам себе во сне.

Но где-то в середине торжествующей ночи он проснулся, уловив шум в «зале», в большой комнате. Тогда он действительно проснулся, быстро возвратясь к нормальному своему состоянию. «Да, опять братки мои несносные пришли, – подумал он. – Сколько можно! Терпишь, терпишь и терпишь…»

Охая, он поплёлся в залу. Увидел сквозь щели, что там свет, и не удивился. «Пришли», – бормотнул в уме.

Открыл дверь, и картина, которую он увидел, заставила его онеметь. За столом на длинной скамейке рядом сидело четыре человека, но ничего, похожего на прежних, в них не было. Это были другие. Вся комната почему-то светилась, как будто света стало больше. Да и лица людей, обращённые к нему, были светоносными, во всяком случае в них не проявлялось никакого зла.

Алексей стоял оторопев, не зная, что сказать. Он только вглядывался в лица, и вдруг понял, что перед ним не совсем люди. Сердце его ёкнуло. Он остолбенел. Стало жутко от того, что такое может быть. Но всё это происходило на самом деле. Ему бросился в глаза один из четвёрых, и Алексей, словно подчинённый чьей-то воле, назвал его: Свет. Перевёл глаза на другого, и как будто механически назвал его – Тот. Посмотрел на третьего, и в сознании пронеслось – Рокуд. Однако, как чувствовал Забелин, они были не совсем люди, что-то в них было не от этого мира. Но четвёртый, и это с какой-то метафизической убедительностью ощутил Алексей, был явно человеком, молодым человеком лет 26.

На Забелина практически не обратили внимания.

Наконец тот, кто явно был человеком, подошёл к Алексею и мягкосердечно сказал:

– Не смущайтесь. У нас праздник. Утром мы уйдём.

Алексей так же по-доброму, но уже с сумасшедшинкой, заглянул в глаза к подошедшему и спросил:

– А я?

В ответ расцвела улыбка.

– Как хотите. Вы нам не мешаете. Можете присутствовать здесь. Всё равно наш праздник таков, что вы его не увидите.

Алексей впился глазами в тех троих, сидевших за столом. На столе ничего не было, пусто, как будто праздник происходил в пустоте. Трое молчали, но аура, исходящая от них, заполняла всю комнату. Однако было различие. От одного из них исходило нечто светоносное, видимо то был свет его духовного сознания, его таинственного Я. От другого тоже исходил Свет, но Тьма одновременно, как будто его духовная вертикаль шла высоко вверх, но и опускалась глубоко вниз. Третий точно оставался погруженным в какую-то бездну, относительно которой у человеков, видимо, не было возможности что-либо выразить, кроме ужаса. При этом никакого ужаса, угрозы и зла от этой бездны, от её ауры, не исходило.

Всё это весьма тонко почувствовал Алексей, но эта тонкость не избавляла его от оцепенения, даже ступора.

Никакой вражды вокруг не существовало. Существовало только то, что казалось непостижимым.

Молодой человек пожал руку Алексею.

– Да вы идите-ка поспать. Баю-баюшки-баю. Поспать.

Алексей монотонно вышел за дверь. Но поспать не пошел, а выбежал во двор, ибо оцепенение прошло.

Он бегал по своему двору в подлинном трансе. И ругался про себя чуть ли не матом. И внушал сам себе:

– До каких пор это будет. Конечно, забор дырявый, двери рассыпчатые, дача бедная, на отшибе, кому хошь заходи… Но заходят-то существа… То даже уголовнички, с психологией плаксивых людоедов… То, наоборот, зашли сейчас эти… Да пусть они и ангелы небесные, но мне-то что… Я покоя хочу, я замучился, как накормить жену и себя…

И он, с легким матерком, зашел в свою комнату спать. Лег от тоски не раздетый на кровать и вдруг чувство бесконечной радости охватило его. Благодаря присутствию этих людей, от них он предельно ясно увидел, что есть иная вечная благодатная бездонная жизнь, в которой нет и следа этой жалкой земной жизни с её борьбой за существование, с тупостью и мелочностью, в погоне за тем, что не имеет никакого значения и смысла. Пусть и там какие-то бездны, нечто непостижимое, но там нет этого звериного убожества земной жизни с его дворцами и хижинами, и вековым боем и воем.

В это время в дверь постучали.

– Войдите, – спокойно сказал Алексей.

Вошел тот молодой человек.

– Разрешите всё-таки представиться, – сказал он. – Как вы поняли, я человек, русский, и меня зовут просто: Андрей Градов.

– Садитесь рядом на табурет, – также спокойно, но с интересом предложил Алексей.

Градов принял приглашение. Оба вздохнули. Минут пять прошло в молчании.

Наконец, Андрей заговорил:

– Вы, конечно, спросите, кто они. Естественно. Но я сам точно не знаю этого. Я всего лишь их ученик. Я родился в очень богатой семье, разбогатевшей после перестройки. Но вся эта жизнь мне опротивела до тошноты. Я мог, конечно, удрать, но там везде то же самое. Те же цели, те же интересы, та же псевдожизнь. От перемены мест ничего не меняется. Везде одно и то же. Богатый, бедный, свободный, занятый – всё равно. Всюду зависимость от телесного существования, тюрьма, кали-юга, эпоха падения, мрак повседневности…

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (http://www.litres.ru/uriy-mamleev/nevidannaya-byl-stihi-i-proza/?lfrom=931425718) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

notes

Сноски

1

Последняя доктрина» – одна из заключительных глав основного философского труда Ю.В. Мамлеева «Судьба бытия». Это метафизическое исследование основ Бытия, в котором автор делает попытку выйти за рамки Традиции, шире взглянуть на онтологический континуум и обнаружить иные грани реальности, иные точки отсчёта, ранее неакцентированные. Анализируя философию одного из основополагающих философских течений Индии – адвайта-веданты – Юрий Мамлеев смещает фокус восприятия в область внутреннего Высшего «Я». Эта искра Абсолюта, заложенная в каждом элементе Творения, обладает самобытием. Самоотождествление с собственным Высшим «Я» – то, что Мамлеев называет метафизическим солипсизмом, – позволяет значительно интенсифицировать процесс собственного бытия, но между тем приводит к непредвиденным ситуациям. Следуя идее Последней доктрины, мы обнаруживаем себя на грани Бездны – полного отсутствия всякого бытия вообще, на грани мета-оппозиции Абсолюта как Единства Всякой Полноты.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Здесь представлен ознакомительный фрагмент книги.

Для бесплатного чтения открыта только часть текста (ограничение правообладателя). Если книга вам понравилась, полный текст можно получить на сайте нашего партнера.

Adblock
detector