Почему наш мир таков, каков он есть. Природа. Человек. Общество (сборник)
Максим Либанов
Сергей Борисович Попов
Максим Анисимович Кронгауз
Максим Владимирович Скулачев
Александр Александрович Аузан
Константин Викторович Северинов
Владимир Георгиевич Сурдин
Лев Патрушев
Ирина Дмитриевна Прохорова
Татьяна Владимировна Черниговская
А. Алексенко
Откуда взялась Вселенная? Что записано в наших генах? Может ли человек жить вечно? Как модернизировать экономику страны? Оказывается, в России есть немало людей, желающих знать ответы на эти вопросы. Есть и такие, кто посвятил свою жизнь поискам ответов и готов поделиться своими знаниями с остальными. Дело за малым: собрать и тех, и других в одной аудитории. Именно это сделала редакция проекта «Сноб», организовав общедоступный цикл лекций «Природа. Человек. Общество» с участием ведущих российских ученых. Материалы цикла и составили настоящий сборник.
Почему наш мир таков, каков он есть. Природа. Человек. Общество (сборник)
© Сноб, 2015
© ООО «Издательство АСТ», 2015
Издательство CORPUS ®
* * *
Часто можно слышать сетования на кризис научно-популярного жанра: современная наука, дескать, настолько оторвалась от интересов широкой публики, что никакой диалог невозможен. Редакция проекта «Сноб» решила опровергнуть этот миф, организовав цикл научно-популярных лекций и предложив ведущим российским ученым рассказать о том, над какими вопросами в новом тысячелетии ломают голову их коллеги. Двери аудиторий были открыты для всех желающих, и желающих нашлось в избытке. А редакции оставалось лишь собрать эти рассказы под обложкой одного сборника, чтобы познакомить с ними и тех, кому не нашлось места в переполненном зале.
Мы выражаем нашу глубокую признательность Департаменту науки, промышленности и предпринимательства г. Москвы и советнику мэра Москвы Алексею Комиссарову, а также коммуникационной группе Dentsu Aegis Network и ее президенту Олегу Полякову за интерес к проекту и неоценимую помощь, без которых проведение цикла лекций и выход этой книги вряд ли были бы возможны. Мы искренне благодарим всех ученых, принявших участие в проекте, и всех слушателей лекций, чей неподдельный интерес и острые вопросы лишний раз убедили нас, что мы старались не зря.
Редакция проекта «Сноб»
Александр Аузан. Экономика всего
Александр Аузан – Декан экономического факультета МГУ, заведующий кафедрой прикладной институциональной экономики экономического факультета МГУ, член Экономического совета при президенте РФ.
Один мой друг – биолог, который занимается муравьями, – говорит так: «На наших могилах будет написана эпитафия: «Они заблуждались искренне». То, что в нынешнем научном понимании не вызывает сомнения, через сто лет будет считаться заблуждением, а через триста лет может снова быть реабилитировано. Наука – штука очень относительная, поэтому рассказывать о крупнейших достижениях науки сложно. И все же я попробую рассказать, как на сегодня выглядят вершины экономической науки – с точки зрения институциональной экономики, которой я занимаюсь.
Экономика в неидеальном мире
Экономическая наука берет свое начало с Адама. Адама Смита, а точнее, его работы «Исследование о природе и причинах богатства народов». Вопросы, на которые пытался ответить Смит, продолжают задавать и двести пятьдесят лет спустя.
Адам Смит – 1723–1790 – Шотландский экономист, философ-этик; один из основоположников современной экономической теории.
Во второй половине XX веке вся экономическая теория была подобна физике, в которой все процессы проистекают в вакууме. А потом экономист Рональд Коуз открыл главную экономическую теорему XX века, которая заложила основу для ответа на основной вопрос экономики: почему один народ живет плохо, а другой хорошо. Коуз открыл силу трения в экономике. Если излагать эту теорему в совсем упрощенном виде, то она сводится вот к чему: если бы в этом мире не было трансакционных издержек[1 - Трансакционные издержки – растраты, возникающие в связи с заключением контрактов; издержки, сопровождающие взаимоотношения экономических агентов.] – то есть сил трения, издержек коммуникации между людьми, – то, как ни сделай, все будет хорошо. Как бы вы ни разместили ресурсы, они автоматически придут в эффективное состояние. В социальном вакууме точно так бы и произошло. Но в реальности так не бывает, потому что существуют положительные трансакционные издержки.
Рональд Коуз – 1910–2013 – Американский экономист, лауреат Нобелевской премии по экономике 1991 года «за открытие и прояснение точного смысла трансакционных издержек и прав собственности в институциональной структуре и функционировании экономики».
С приходом к идее о положительных издержках перевернулось представление о самых различных областях в этом мире. Экономика вакуума стала экономикой всего. Она позволила по-другому понимать историю. Для начала перевернулось представление о собственности. Потом стали создаваться теоретические ответвления, которые объясняют суды, полицию, армию, исторический процесс, различия в развитии стран, тупики в развитии стран и так далее.
Открытие трансакционных издержек показало, что значительная часть объектов в этом мире находится в свободном доступе – в так называемом режиме несобственности. Взять, например, лавку в городском саду. У лавки есть собственник, который установил режим пользования, но в какой-то момент на лавке появляется надпись: «Люди, я любил вас». То есть собственник не в состоянии поддержать режим пользования, и лавка оказывается вне собственности. Или, например, формально все признают, что у компании «Майкрософт» есть права на программу, но также все понимают, что бывают нелицензионные программы. Эти нелицензионные программы – по существу, объекты, вышедшие из реального контроля собственника. И оказывается, что с изменением техники и правовых условий то большее, то меньшее число объектов оказывается вне какой-либо собственности – частной, государственной или коммунальной. При этом каждый режим собственности необходим: без этого не будут воспроизводиться скамейки и программы.
Историю собственности в России за последние двадцать лет можно передать метафорой Кирилла Рогова. В 1990-е все несут мешки из амбаров – приватизация. Несут, но по дороге отсыпают. В нулевые все несут мешки обратно в амбары, но по дороге также отсыпают. В процессе такого перетекания собственности вопрос не в том, куда несут. Вопрос – сколько отсыпают, то есть много ли оказывается вне какого-либо режима собственности, чтобы стать объектом произвольного присвоения.
Теорема Коуза в применении к собственности имеет глубокий философский смысл. Получается, что если сила трения существует, то совершенство невозможно. Любой проект – будь он либеральный, то есть построенный на частной собственности, консервативный, основанный на роли государства, или социалистический, основанный на коммунальной собственности, – обречен рассыпаться, столкнувшись с положительными трансакционными издержками.
Одежда по сезону
Однако,
хоть совершенства в мире нет, есть разнообразие, возможность выбора и перехода из одной системы в другую. Если у вас в шкафу висят шуба, смокинг, джинсовый костюм и купальник и вам нужно выбрать, что лучше надеть, вы не можете сказать, что какой-то из вариантов абсолютно верный, не учитывая нюансов.
Так и с режимами собственности, включая свободный доступ: хорошо, что есть выбор. У каждого режима свои достоинства и недостатки. Частная собственность – самая дорогая. Она требует четкой инвентаризации, отлаженной работы судебной системы и исполнения судебных решений. Государственная собственность прекрасно обеспечивает мобилизацию источников, переступая через всякого рода ограничения в виде договоренностей. Но есть у нее и недостаток: отсутствие собственника. А это требует всякого рода контрольно-надзорных служб, внутренних инспекций, чтобы бороться с расхищением. В результате мы недополучаем того эффекта, которого ждали от огосударствления или приватизации. Происходит это оттого, что трансакционные издержки положительны, то есть благодаря той самой силе трения. Чтобы ее снизить, выстраиваются институты.
«Частная собственность – самая дорогая. Она требует четкой инвентаризации, отлаженной работы судебной системы и исполнения судебных решений».
Александр Аузан
Если же институты недостроены, реализуется коммунальная собственность. Ее недостаток описывается понятием «трагедия общин»: если не уметь использовать ресурс, то выгоду от его использования присваивает каждый лично, а издержки несет все общество. В результате это приводит к переиспользованию. Так, яблоки в саду МГУ никогда не вызревают, потому что все яблоки срывают зелеными, а тот, кто ждет, пока они созреют, не получает ничего. До недавнего времени было непонятно, как с таким недостатком коммунальная собственность вообще еще существует. За ответ на этот вопрос получила Нобелевскую премию Элинор Остром. Она объяснила, что «трагедии общин» можно избежать, если есть четкие границы группы и плотная социальная связь.
Элинор Остром – 1933–2012 – Американский политолог и экономист. Магистр искусств и доктор философии Калифорнийского университета. Лауреат Нобелевской премии по экономике в 2009 г. «за исследования в области экономической организации».
Пиратские партии в Европе видят преимущества свободного доступа: возможность краудсорсинга, совместного создания новых продуктов, которые затем станут объектами какого-то режима собственности.
Каждый из возможных режимов собственности, конечно, нужен. Иначе все меньше будут воспроизводиться программы, делаться скамейки, и в конце концов придется применять государственное принуждение, ставить полицейских у каждого компьютера и лавки. А это слишком дорого.
Еще одна серия последствий теоремы Коуза – проблема внешних эффектов. Рональд Коуз своей теоремой перевернул совершенно все представления о том, что хорошо, а что плохо. Вещи, которые выпали из режима собственности, живут в свободном доступе: кому-то они случайно приносят прибыль, а кому-то – убытки. Эти эффекты экономика уловить не могла. В начале XX века Артур Пигу предложил такие эффекты запрещать, облагать их налогом или платить компенсации тем, кто понес убытки. Коуз показал, что ущерб носит взаимообязывающий характер. Есть, например, фабрика, которая загрязняет окружающую среду, и есть люди, которые дышат загрязненным воздухом. Но для экономики не важно, будет ли фабрика платить за то, что дымит, или люди будут платить владельцу фабрики за то, чтобы подышать воздухом. Важно, что такие компенсации произошли.
Артур Пигу – 1877–1959 – Английский экономист. Представитель кембриджской неоклассической школы. Известен как автор «эффекта Пигу».
В 2011 году в России вводились новые экологические требования по бензину. Частные компании, даже в ущерб себе, подготовились к интернационализации производства, а госкомпании были не готовы. Что было сделано? Чтобы возместить ущерб, понесенный теми, кто подготовился, сделали так, чтобы дорогой бензин стоил дешевле, а дешевый бензин стоил дороже. Это пример перераспределения с учетом трансакционных издержек.
Еще один такой пример – Киотская система, торговля квотами на загрязнение. Предприятия, уже серьезно снизившие выбросы, покупали возможность не снижать дальше у тех предприятий, где возможности улучшения были далеко не исчерпаны. Фактически система приводила к тому, что улучшение происходит не в той стране, где этим занимаются уже сто лет, как в Англии, а у нас в Магнитогорске. Таким образом был смоделирован и реализован мировой квазирынок[2 - Квазирынок – результат искусственного навязывания рыночных отношений в сфере, в которой естественное развитие рынка по тем или иным причинам невозможно, с целью повышения общей эффективности производства/распределения товаров/услуг за счет конкуренции между участниками рыночных отношений.], позволявший при высоких трансакционных издержках свести спрос с предложением. К сожалению, Киотская система сейчас сворачивается.
Полицейские и воры
Коуз всего лишь открыл силу трения в экономике. Однако затем появилась возможность моделировать такие системы, которые позволяют преодолевать эту силу трения. Главное – признать, что мир несовершенен.
Нобелевский лауреат Элвин Рот придумал систему, которая позволила снижать издержки при пересадке органов. Черный рынок чреват массой отрицательных последствий, а Рот смоделировал квазирынки, позволившие производить контролируемые медиками обмены. Можно еще много чего создать, имитируя то, как действуют рынки, но при этом закладывая ограничение, с которым рынки справиться не могут, например, распределение выпускников школ по вузам и многое другое.
Элвин Рот – р. 1951 – Американский экономист, профессор Гарвардского университета. Лауреат Нобелевской премии 2012 года (совместно с Л. Шепли) за «теорию стабильного распределения и практики устройства рынков».
Все это лишь экономика, а с помощью теоремы Коуза можно выйти и за ее пределы. Ныне покойный экономист Гэри Беккер вывел теорию преступления и наказания (Crime and punishment theory), целью разработки которой являлось нахождение средств сдерживания преступности. В ее основе лежит идея, хорошо известная по знаменитой фразе Вяземского о том, что в России суровость законов умеряется их неисполнением. Теория Беккера увидела сферу суда, полиции, уголовного розыска, гражданского права, правоприменения как сферу применения принципов экономики.
Гэри Беккер – 1930–2014 – Американский экономист. Лауреат Нобелевской премии 1992 года «за распространение сферы микроэкономического анализа на целый ряд аспектов человеческого поведения и взаимодействия, включая нерыночное поведение».
Судья Верховного суда США Ричард Познер однажды прочел Коуза и стал писать экономические книжки. Он объяснил, как должны существовать суды и полиция с точки зрения теоремы Коуза, потому что если трансакционные издержки положительны, то рынки сделать ничего не могут, и это должны делать правовые институты и судебные решения.
Работы Познера позволили сделать из теории преступления
и наказания несколько очень важных выводов. Во-первых, поскольку борьба с преступниками затратна, оптимальный уровень преступности ненулевой, потому что затраты на поимку последнего преступника будут запредельно высокими.
Второй вывод и есть применение идеи Вяземского по поводу суровости законов и необязательности их исполнения. Если посмотреть на трансакционные издержки деятельности государства по борьбе с преступностью, выходит, что легче изменить меру наказания, чем поймать преступника. Например, если все иные наказания заменить штрафами и конфискациями, издержки превращаются в доход бюджета. Это гораздо проще, чем выслеживать, ловить мерзавца, доказывать, что он виновен.
Третий вывод уже по существу трансакционных издержек как издержек социального трения. Он сводится к тому, что человек не очень умен, ограничен, не очень честен, оппортунистичен, не имеет постоянства воли. А преступник тоже человек. В результате долгое время было непонятно, почему некоторые на первый взгляд эффективные меры не снижали преступность.
Дело в том, что у наказания есть разные функции, и эти функции эффективны в разных случаях. Еще Достоевский сказал, что если вы одного негодяя соедините с другими негодяями и заставите их заниматься бессмысленным трудом, то вряд ли из этого получатся честные, благородные люди. Между тем есть случаи, когда изоляция имеет смысл. Говоря экономическим языком, это когда предложение преступления неэластично по «цене», по наказанию – например, когда преступник психически больной человек, маньяк.
Самый сложный вопрос – имеет ли смысл смертная казнь. В 1975 году американский экономист Айзек Эрлих доказал, что смертная казнь предотвращает убийства. Потом, в конце XX века, оказалось, что введение или отмена смертной казни на самом деле никак не влияет на преступность. То, что не учтено у Эрлиха, касается понимания трансакционных издержек. А именно: суд может ошибаться.
В принципе, ошибки бывают двух видов. Во-первых, систему можно построить так, что виновный точно получит наказание, но пострадает и некоторое количество невиновных. Можно и наоборот: чтобы невиновных не наказывали никогда, зато преступники иногда уходили от ответственности. Идеальную систему построить нельзя: совершенство в этом мире невозможно. Система всегда будет перекошена либо в одну, либо в другую сторону. Здесь важно помнить, что люди не только склонны ошибаться, но иногда ведут себя заведомо нечестно, оппортунистически. Философский ответ на вопрос, какая из систем лучше, есть только в случае смертной казни: невинно осужденного можно отпустить, заплатить компенсацию, а покойника не вернешь. Так что в этом споре Европа пока побеждает Америку.
Если говорить в целом о праве, европейская экономическая система предпочитает англо-американскую систему прецедентного права. Континентальное право построено на доверии законодателю, тогда как он болен теми же болезнями, что и его избиратель. Он тоже человек: склонный ошибаться, порой нечестный. Из этого следует: чем меньше решений принимается заранее, тем эффективнее система. А в прецедентном праве ситуация другая: возник конфликт – возникло судебное решение, а нет конфликта – и решения не надо, люди, может быть, и сами договорятся. Отсюда дружная поддержка, оказываемая этой системе экономистами.
Основы квертиномики
Полвека назад существовала гипотеза, что общественные институты конкурируют, самые эффективные побеждают, и потихоньку идет выравнивание развития стран. Эта гипотеза – эволюционная гипотеза Алчана – сегодня считается опровергнутой. Оказалось, что нет никакой конкуренции институтов: плохие институты не погибают, а сохраняются.
Это явление впервые было рассмотрено в 1980-х годах, когда исследовался вопрос, почему в новой технике эффективные решения зачастую отбрасываются и неверно принятые решения закрепляются на долгие годы. Феномен получил название «квертиномика»– сочетание qwerty каждый может прочесть в верхнем левом углу компьютерной клавиатуры, а перешло оно с пишущих машинок. Выяснилось, что такое расположение клавиш неудобно, но менять было поздно: похоронные издержки на неэффективные институты слишком высоки.
Для экономики не важно, будет ли фабрика платить за то, что дымит, или люди будут платить владельцу фабрики за то, чтобы подышать воздухом.
Александр Аузан
Впоследствии закрепление неэффективных институтов было обнаружено и на более высоком уровне. Британский экономист Ангус Мэддисон свел в единую таблицу данные за почти двести лет ведения статистики в Англии, Франции, Германии и Испании, то есть центрах мировых империй. Оказалось, что выравнивания развития стран нет, а происходит дивергенция, то есть расхождение. Есть две траектории развития стран: «А» и «Б». Примерно двадцать пять стран идут по траектории «А» и все больше отрываются. Остальные – развиваются, конечно, но до первых им далеко.
Статистика Мэддисона подтвердила точку зрения американского экономиста Дугласа Норта. В 1993 году он получил Нобелевскую премию за свою теорию институциональных изменений. На примере Англии и Испании он показал, что неэффективные институты могут закрепляться и потом пронизывать другие сферы жизни. Если Англия и Испания в XVI веке находились примерно на одном уровне развития, то к XIX веку кардинально разошлись: Англия стала мировым лидером, а Испания – одной из наиболее отсталых стран Европы. По мнению Норта, дело в том, что Англия случайно приняла правильное решение. Абсолютно случайно вопрос налогов в Испании достался королю, а в Англии – парламенту. До сих пор Испания не может вырваться на траекторию «А», потому что смена института дает запредельно высокие трансакционные издержки.
Дуглас Норт – род. 1920 – Американский экономист, лауреат Нобелевской премии по экономике 1993 года «за возрождение исследований в области экономической истории благодаря приложению к ним экономической теории и количественных методов, позволяющих объяснять экономические и институциональные изменения».
Ошибочно думать, что в лице стран группы «А» мы имеем образец для подражания. Картина того, как эти развитые страны выглядят сейчас, совсем не соответствует тому, как переход происходил у них. Они просто сами этого не знают. Они не держали Бога за руку, а абсолютно случайным образом, без понимания последствий, приняли судьбоносно правильное решение – и страна оказалась в восходящих токах воздуха. За них можно радоваться, но брать пример не стоит.
Принадлежность к той или иной группе, тем не менее, не является приговором. В 2009 году экономист Дуглас Норт, историк Джон Уоллис и политолог Барри Вайнгаст в книге «Насилие и социальные порядки» рассмотрели, как США, Англии и Франции удалось вырваться на траекторию «А». Они сформулировали три правила, при следовании которым это осуществимо за пятьдесят лет. Во-первых, элита должна устанавливать правила для себя, а уже потом для кого-то еще. Это происходит так. В Англии король сходит с ума и начинает отбирать землю у баронов, а их вешать. Бароны недовольны, но неграмотны. Тогда находится грамотный человек, епископ Кентерберийский,
который записывает то, что не нравится баронам. Так появился великий принцип судебной системы: никто не может быть осужден иначе как решением суда равных себе. Бароны сделали правило для себя – и возникла Великая хартия вольностей, которая имела колоссальные положительные последствия – когда ее принципы в конце XVII века стали распространяться и на население страны.
Во-вторых, надо строить организации, переживающие своих основателей, тогда как для стран траектории «Б» характерно, что организации живут, пока жив их основатель.
В-третьих, должен быть поделен контроль над средствами насилия: одна группа контролирует армию, другая – секретные службы. Между прочим, это правило соблюдалось в СССР после Сталина. Правда, не соблюдались остальные.
Сегодня к выходу на траекторию «А» близка только Япония. Южная Корея еще к этому пределу не подошла, Тайвань тоже. Это объясняется тем, что процесс модернизации занимает пятьдесят лет времени без отступлений. На примере таких стран, как Южная Корея, Япония, Сингапур, Гонконг, было показано, что можно начать экономический подъем без парламента, но нельзя– без отлаженной судебной системы. В Сингапуре и Гонконге она была, а в Южной Корее и Тайване только создавалась.
В выходе из колеи есть роль и ментальности. Эта роль не главная, но она присутствует. С этой точки зрения интересна Малайзия – похоже, первая мусульманская страна, создавшая механизм роста. Все этого ждали от Турции, но ее заклинило. В основе модернизации Малайзии не китайский, а мусульманский двигатель: Малайзия сознательно отдала Сингапур, чтобы отделиться от китайцев. Сейчас там создается новая столица Путраджая, которая спроектирована по принципам мусульманского рая. Тем не менее это не использование религии, а перестройка ценностно-поведенческих установок: отношения к власти, к богатству, к труду, к успеху.
Россия из колеи не вышла. Мы находимся в процессе модернизации еще со времен Петра I. Дело в том, что она все время прерывается, а нужно пятьдесят лет чистого времени. Наша проблема в том, что мы прошли через такие фазы модернизационных преобразований, что утратили традиционную систему. Сейчас происходят некоторые сдвиги в ценностях, но они носят волнообразный характер. Работы Рональда Инглхарта показали, что экономический успех зависит от двух факторов: во-первых, это секулярные, а не религиозные ценности. Во-вторых, самовыражение, а не выживание. Если первое в России достаточно развито, то с вопросом религиозности все очень непросто.
Рональд Инглхарт – род. 1934 – Американский ученый-социолог и политолог, профессор Мичиганского университета, руководитель лаборатории сравнительных социальных исследований в Высшей школе экономики.
Теорема Коуза изменила понимание самых разных областей нашего мира – права, государства, общества, всей истории – и позволила экономике стать экономикой всего. Оказалось, что мы можем сказать, почему применяются неэффективные институты, почему совершенство недостижимо, а разнообразие возможно. И самое главное, что проблема выбора формулируется по-другому: не «хороший путь» и «плохой путь», а разные пути, каждый из которых имеет свои выгоды и издержки, но не ведет к окончательному счастью человечества.
Татьяна Черниговская. Свобода воли и нейроэтика
Татьяна Черниговская – доктор биологических наук, доктор филологических наук, профессор СПбГУ, заслуженный деятель науки РФ, заслуженный деятель высшего образования РФ, член Академии наук Норвегии, заведующая лабораторией когнитивных исследований и кафедрой проблем конвергенции естественных и гуманитарных наук СПбГУ.
У меня несколько специальностей: я лингвист, нейрофизиолог и когнитивный психолог. Это не значит, что у меня по этим дисциплинам дипломы, но мы сейчас находимся в такой полосе интеллектуальной истории, когда границы между науками стали по-настоящему размытыми. Мы вернулись на стадию натурфилософии, когда все занимались всем. Поэт Гете, как известно, не только стихи писал на спине рядом лежащей барышни, но занимался зрением, камнями и еще бог знает чем. Чудесное было время.
Конечно, были люди гениальные, типа Леонардо, который мог все, были и менее способные. Чего точно не было, это разделения по цехам. Уже потом из алхимии получилась химия, и все разошлись по своим заводам: химики налево, физики направо. Так прошел фактически весь XX век.
Сейчас неинтересно, какая специальность у человека изначально. Этим интересуются только официальные организации вроде Высшей аттестационной комиссии, которая выдает дипломы, кандидатские и докторские. Раньше, когда меня спрашивали, какая у меня специальность, я совершенно не знала, как ответить. Начни я перечислять сейчас, получился бы внушительный список. Дело не в том, как называется специальность, а в том, что за объект вы изучаете.
Предположим, моя цель – изучать то, как маленький ребенок овладевает родным языком. Если вам кажется, что это легкая задача, вы сильно заблуждаетесь, потому что ребенок – как инопланетянин, который прилетает на нашу планету, вообще ничего про нее не зная. У него есть генетика, которая позволяет ему с этой Землей справиться. Человеческий язык он должен освоить наравне с законами притяжения. Нет генетических предпосылок для овладения конкретным языком, но для овладения языком вообще есть. Мозг человека способен овладеть любым языком Земли.
Многие считают, что ребенок выучивает язык, слушая и запоминая. Это не так: ребенок – все что угодно, но не магнитофон. Если бы он просто запоминал все, что он слышит, ему понадобилось бы лет сто без сна и еды. Между тем каждый здоровый ребенок обучается говорить за два-три года. Это значит, что у нас в мозгу есть устройство, способное выполнить работу, с которой не могут справиться все лингвисты мира, – дешифровать язык, в который ребенок родился.
Ребенок не знает, родился он в армянской, итальянской или русской языковой среде. Для начала ему надо выяснить, что является языком. Вокруг пищат кошки, шумят машины, ругаются родители, гремят сковородки – что из этого язык? Выяснив, что такое язык, он должен дешифровать этот язык и «написать» в мозгу учебник. Хоть такой учебник не имеет ничего общего с привычными для нас пособиями, мозг точно знает, как это делать, потому что любой здоровый ребенок в итоге говорит. В учебнике записываются не столько слова, сколько алгоритмы того, как с этим управляться.
Чтобы этим заниматься, я должна быть детским экспериментальным психологом, лингвистом и нейрофизиологом. Получается, что у тех, кто этим занимается, нет названия специальности. Это проблема, существующая сегодня во всех науках. Птица, которая летает, не знает о том, что есть аэродинамика, биохимия, как составлены крылья. Она просто летает.
Гены и разум
Эпиграфом к этой лекции служат слова знаменитого ученого и философа Клода Леви-Стросса, который говорил: «ХХ век будет веком гуманитарной мысли, или его не будет вообще». Мы находимся в ситуации, чрезвычайно опасной для нашей цивилизации. Должна вам сказать, что я апокалиптически настроена: мы находимся в цивилизационном сломе, об этом в последние годы
неоднократно предупреждал Сергей Петрович Капица. Это правда. Мы заигрались. И заигрались вовсе не в ядерное оружие. Это, конечно, тоже, но не это главное. У нас произошел какой-то когнитивный слом. Человечество стало делать что-то не то в смысле оценки происходящего, присваивания большей или меньшей ценности объектам. Разруха, разумеется, в головах, и она у нас присутствует на полную катушку.
Сергей Петрович Капица – 1928–2012 – Российский ученый-физик, популяризатор и журналист. В последние годы жизни занимался проблемами роста народонаселения и внес вклад в разработку теории демографического перехода.
Вопрос, который меня интересует: что играет большую роль в нашем становлении – природа или культура. Однажды я принимала участие в программе «Школа злословия» и там сцепилась с Дуней Смирновой. На следующий день в газете я увидела коллаж: кадр из этой передачи – сижу я, напротив Дуня Смирнова, и у нас над головами такие два пузыря. Я в этом пузыре говорю: «Глупость передается по наследству». А она отвечает: «Бедный мой сын». Я пришла в восторг от ее ответа, а пишущим в газете показалось, что она неправильно поняла. Татьяна Толстая поняла блестяще: она сравнила гены с кухонным комбайном. Стоит он у вас дома, но, чтобы заработал, надо включить его в сеть, положить туда продукты и нажать кнопку. Если что-то из этого не сделать, и ждать нечего. Если прибор плохой, будет плохое блюдо. Если прибора нет, не будет вообще никакого блюда. Но если есть очень хороший прибор, этого все равно недостаточно. Так и с генами. Для того чтобы все получилось максимально хорошо, надо чтобы хорошие гены попали в хорошую ситуацию. Например, в хорошее образование.
Некоторые спрашивают, зачем вообще знать, как работает мозг. То, как вы воспринимаете мир, то, как вы его оцениваете, как вы поступаете, зависит от одного агента, и этот агент – мозг. Что он вам разрешит, то вы и узнаете о мозге. Поэтому не вредно знать, как он функционирует.
В целом мы познаем мир с помощью сенсорных систем: ушей, глаз, кожи, обоняния, вестибулярного аппарата, которые представляют собой окна и двери в мозг. Тем не менее у нас нет оснований считать, что получаемая с их помощью информация соответствует действительности. У дельфинов диапазон слуха один, а у нас другой – значит, мы слышим мир не таким, как они. Мы не воспринимаем поляризованный свет, а насекомые воспринимают. Этот список можно продолжать долго.
«С наукой надо быть очень аккуратным. Наука занимается анализом, берет хорошую вещь и режет ее на части. Загвоздка в том, что при таком анализе самое главное зачастую пропадает».
Татьяна Черниговская
То есть, во-первых, у нас ограничен вход в этот мозг, а во-вторых, сам этот мозг вносит коррективы. Самый великий, на мой взгляд, философ нашей планеты Иммануил Кант говорил, что то или иное соображение справедливо только для сознания человека. Господь позволил нам видеть такой мир, и это не значит, что нет другого. Поэтому наши знания о мозге, о наших сенсорных системах – принципиально важная вещь. Нужны же нам хоть какие-то ориентиры.
Знания о мозге могут дать нам возможность иначе организовать образование. Мы могли бы перейти от образования, которое наполняет нас фактами, к образованию понимания, как советовал Капица. Некоторое время назад проходил мировой съезд нейронаук, в котором участвовало девятнадцать тысяч человек. Длина стендов с информацией, если их поставить в линию, составила бы двадцать четыре километра. И это всего лишь один съезд по одной области знаний. Что делать со всей этой информацией?
Мы не можем держать детей в школе восемнадцать лет и вытаскивать их оттуда, когда они почти состарились. Возможно, стоит учить другим вещам: как извлекать информацию, как учиться. В школе я очень мучилась, когда учила бином Ньютона, и хоть бы раз в жизни потом на него наткнулась. Зачем я должна знать таблицу логарифмов, когда ее можно найти за три секунды? Даже когда не было компьютеров, я могла взять с полки книжку. Знания оказались не нужны. Учить стоит другим вещам: как контролировать память, внимание, быть в когнитивной форме. Мы окружены огромными объемами информации, которую надо правильно классифицировать и упаковывать – говоря по-научному, составлять антологии.
Чем нам грозит наш мозг?
В мире растет количество людей с психическими и неврологическими заболеваниями. Представьте себе ситуацию, когда количество психически неадекватных людей превысит количество адекватных. Теоретически это возможно. В США каждый второй человек страдает от депрессии. Это не значит, что у нас депрессии нет, просто в США лучше ведется статистика. По суицидам первое место в мире у нас. Раньше не было и речи о том, чтобы болезнь Альцгеймера искать и находить у человека, которому сорок или даже тридцать лет, а сейчас это возможно. Болезнь Альцгеймера и болезнь Паркинсона – это умирание нейронов. Называется это нейродегенеративными заболеваниями. Нейроны просто погибают вместе с той памятью, которая в них есть. Очень важно научиться рано обнаруживать эти вещи. Сегодня наука говорит о том, что первые признаки Альцгеймера можно обнаружить за четыре-пять лет до того, как синдром на самом деле появится, но для этого человек должен пройти специальные тесты.
Вы можете мне справедливо ответить, что проверяться надо на все болезни. Это не совсем так. Первый геном был расшифрован у нобелевского лауреата Джеймса Уотсона, и стоило это много миллионов долларов. Сейчас генетика развивается очень быстро, и ожидается, что цена расшифровки личного генома вот-вот опустится до примерно тысячи долларов или евро. Если при расшифровке индивидуального генома оказывается, что у человека есть предпосылки к развитию синдрома Альцгеймера, он может регулярно ходить и проверяться. Если у дамы есть наследственная предрасположенность к онкологии молочной железы, к примеру, раз в три месяца она должна ходить проверяться. Если обнаружить опасность вовремя, болезнь можно отодвинуть на годы. Это не пустяки. Конечно, если оценивать это социально, для государства это очень дорого. Но представьте себе, что люди с когнитивными нарушениями – с нарушениями памяти, неустойчивой психикой – служат диспетчерами в аэропортах, обслуживают атомные станции или отвечают за пуск ракет. В таких случаях вопрос о ранней оценке потенциальной опасности встает особенно остро. Кроме того, такие знания влияют на структурированность и организацию всего общества. Потому что общество – это очень сложная система, а такими системами занимается отдельная наука, которую в Москве принято называть синергетикой.
Джеймс Дьюи Уотсон – р. 1928 – Американский биолог, лауреат Нобелевской премии 1962 г. за открытие структуры ДНК. В знак признания экстраординарных заслуг Уотсона перед биологией именно его геном был первым подвергнут расшифровке в рамках проекта «Геном человека».
Еще один вопрос, заслуживающий внимания, касается когнитивных алгоритмов принятия решений. Когда Каспаров еще не был политиком, а играл в шахматы, он, как известно, проиграл суперкомпьютеру Deep Blue, и человечество испытало шок. Я, кстати, не понимала, почему они
так разволновались. Вы же не испытываете шок, когда в крупном порту видите огромный кран, который поднимает два вагона. Мы не можем поднять эти вагоны, но почему-то не расстраиваемся.
Гарри Каспаров – р. 1963 – Шахматист, 13-й в истории шахмат чемпион мира (с 1985 года). Гарри Каспаров трижды проводил матчи с созданным корпорацией IBM суперкомпьютером Deep Blue. В 1987 и 1996 году компьютер потерпел поражение от человека и лишь в 1997-м одержал победу в матче из шести партий.
Когда Каспаров отошел от шока, стали разбирать эту партию и успокоились: компьютер натаскан на конкретного игрока. Он знал каждый шаг Каспарова, который тот когда-либо делал. К тому же память машины несравнима ни с какой человеческой памятью, и достать необходимую информацию из этой памяти куда легче. Игру в шахматы, тем не менее, мы проиграли компьютерам навсегда, потому что это комбинаторика, а компьютеры справляются с этим с огромной скоростью. Вот в нарды – нет. В нардах есть кости – вероятность, риск. Кроме того, там есть истерические решения: «Да провались оно все, я вот так пойду!» Вопрос о принятии решений – отдельная серьезная история.
Очень важная вещь – подготовка интеллектуальных и социальных элит, которые соответствуют уровню развития цивилизации и новому статусу науки. Особенно серьезен вопрос о том, какой должна быть элита, которую общество хочет для себя вырастить. Скажем, в XVII веке нужно было владеть мечом и хорошо скакать на лошади. А что нужно уметь в XXI веке, чтобы элита обслуживала общество адекватно той страшной сложности и тому дикому многообразию факторов, в которых мы сейчас живем?
Похоже, нас расстраивает, что наш мозг взял слишком большую волю. Не то чтобы он раньше этой воли не имел, естественно, но мы об этом не знали, а сейчас у нас есть доказанные научные сведения, которые дают основания считать, что большую часть интеллектуальной работы мозг совершает, даже не сообщая нам об этом. Если мы так запрограммированы, теряется личность. Если мозг просто поселился в нашем черепе, не ясно, кто кому хозяин. Он сам отвечает за то, что делает. А то, что мы якобы приняли решение, – иллюзия. В таком случае сознание не делает ничего.
Есть люди, которые занимаются этим постоянно, а я столкнулась случайно. Как-то поздно вечером я наткнулась на статью, зачем-то стала ее читать. Статья описывала эксперимент, где люди должны были принимать какое-то решение и нажимать, скажем, красную или зеленую кнопочку. Правильность решения отмечалась загоранием той или иной лампочки. Параллельно с этим приборы фиксировали, что происходит в мозгу этого человека. В статье говорилось, что мозг принимал решение за тридцать секунд до того, как человек нажимал на кнопку. Сначала я решила, что это опечатка, потому что это огромное время – в мозгу совершенно другие скорости. Я позвонила норвежскому коллеге, который работал в лаборатории, связанной с экспериментом. Оказалось, никакой опечатки не было. Потом я писала другому автору в США, но в итоге оказалось, что это правда. Мозг уже принял решение, но потом чего-то ждет, и неизвестно, при чем тут я. А потом он мне разрешает нажать на кнопочку. Оказывается, мозг вообще все делает сам, но иногда нам об этом сообщает. И когда он нам все-таки сообщает, одновременно посылает сигнал: ты только не волнуйся, ты все это сам решил.
Передо мной встал вопрос: а кто, собственно, мы такие и что мы вообще делаем? Надо сказать, я сильно расстроилась. Психологи, специалисты по этой теме, попытались меня утешить: мол, так происходит, когда речь идет о мелочах, а когда перед нами встают специальные проблемы – выходить замуж, не выходить, – это решаем мы сами. Не могу сказать, что это меня успокоило.
Ваш внутренний кот
Раньше были в ходу такие картинки, где мозг расписывался как лоскутное одеяло: вот дружеская любовь и нежные отношения между барышнями, вот пение, чтение, пилочка для ногтей – все в мозгу имело свой адрес. Разумеется, больше ничего этого нет. Когда мы начинаем думать, как нам изучать мозг, на ум приходит то, что пережила физика в начале 1920 – 1930-х годов – когда появилась квантовая физика. Там была завлекательная история про кота Шредингера[3 - Кот Шредингера – литературный образ, использованный физиком Эрвином Шредингером (1887–1961) в научной полемике. В его воображаемом опыте полностью изолированный от мира кот погибает при распаде единственного радиоактивного атома. Поскольку в отсутствие наблюдателя атом является квантовой суперпозицией распавшегося и нераспавшегося состояния, то и кот должен находиться в «суперпозиции» жизни и смерти, что доказывает противоречивость общепринятой интерпретации квантовой механики.]. В квантовом мире отсутствует категория причинности: нет ни того, что было раньше, ни того, что было позже. В этом мире один и тот же объект может находиться одновременно в двух точках. Фокус не в том, что частица так быстро носится, что вы не замечаете передвижения. Напротив, она нигде не носится, а одновременно находится и в точке «А», и в точке «Б».
Представьте кота, сидящего в ящике. Там есть устройство, которое при открытии ящика с 50 %-ной вероятностью разбивает банку со смертельным для кота ядом. Пока ящик закрыт, нет способа узнать, жив кот или мертв. В квантовых терминах в такой ситуации говорят, что кот и жив, и мертв одновременно. Когда же открываешь ящик, кот или жив, или мертв.
Наука сегодня ушла от той ситуации, когда в одном месте происходят события, а в другом сидят ученые, которые за событиями наблюдают. Раньше это были разные миры. В квантовой физике вы находитесь там же, где событие. Ящик надо открыть, а пока вы его не открыли, ничего нет. Решающая роль здесь – у наблюдателя. Он участник событий.
Нас утешали, что квантовая физика описывает микромир, что к нам это отношения никакого не имеет. Напротив! Это имеет отношение к сознанию, про которое мы ничего не знаем, имеет отношение к исследованию мозга. Потому что, вообще говоря, идея, что мы должны изучать мозг при помощи самого мозга, безумна. Даже если я изучаю ваш мозг, а вы – мой, это ничего не меняет, потому что мы оба – люди. Даже если изучать мозг кота: когда он сидит и нагло смотрит в мою тарелку с бифштексом, в глазах у него очень много всего написано, но нет никакого способа узнать, как он думает и о чем. Если поместить кота в компьютерный томограф, его мозг будет у меня как на ладони, но мыслей его это узнать не поможет. Какая мысль появляется у комара, когда ты по нему вот-вот врежешь?
Великий Кант говорил, что рассудок не черпает свои законы из природы, а приписывает их ей. То есть законы природы не содержатся в ней, а мы изо всех сил стараемся их в природе найти. Просто у нас такая голова, которая умеет складывать внешний мир в формочки. Когда я особенно негодую, я начинаю сомневаться, что мы должны верить математике. Может быть, математика – это просто язык, которым умеет оперировать наш мозг. Галилей, правда, говорил, что Создатель написал книгу природы языком математики. Так это или нет, есть о чем подумать долгими зимними вечерами.
Модель психического
До сих пор не ясно, в чем уникальность человека и есть ли она вообще. Ясно, что чем-то мы отличаемся от других
существ на планете, но в качестве или количестве дело – большой вопрос. Умеем ли мы что-то, чего другие существа не умеют совсем, или умеем то же, что и остальные, только лучше?
Периодически всплывает вопрос о существовании особенного человеческого гена – гена языка, чтения, мышления. Года два-три назад Капица пригласил нас с Анохиным на передачу: позвонил возбужденный и сказал, что в Калифорнии якобы открыли ген мышления. Оказалось, естественно, что никакого гена мышления не открыли, потому что его быть не может. Никогда не будут открыты и гены речи или памяти. Такие сложные вещи не могут обеспечиваться одним геном. Скорее есть некий небольшой ответственный участок, который притягивает огромную нейронную сеть. Такие системы сегодня принято называть хабами.
Есть одна метафора, к сожалению, не моего авторства, сравнивающая сознание с ветром. Ее смысл в том, что нельзя увидеть сам ветер, но можно увидеть результаты его деятельности: снесенные крыши, волны. Искать сознание бесполезно. Если бы пришла фея и предложила показать в мозге сознание, скажи я только, как оно должно выглядеть, – я бы ничего не смогла сказать. Память, внимание, ассоциации – да, но все это не сознание.
Жулику Фрейду я предпочитаю Юнга с Адлером, но стоит отдать ему должное: он открыл такую вещь, как подсознание. Подсознание – очень серьезный игрок на когнитивном поле. Это огромный, мощный кипящий котел, который влияет на наше поведение в духе того, что мы сказали про нарды: «Провались оно все, я так решу». Не стоит думать, что мы играем в эту игру только по правилам: в жизни все не так, как в учебнике. Одна моя приятельница рассказывала, как она впала в неистовство, пришла домой и смела все со стола на кухне, после чего взяла сумку и запустила в стену. Никакого вразумительного объяснения своему поступку она предложить не смогла. Но семья пришла в чувство…
Зигмунд Фрейд – 1856–1939 – Австрийский психолог и психиатр, основоположник психоанализа. Теория Фрейда базируется на приоритете бессознательного в формировании поведения личности. К теории Фрейда возводят представления об определяющей роли сексуальности в развитии психики.
Карл Густав Юнг – 1875–1961 – Швейцарский психолог и психиатр, основатель направления аналитической психологии.
Альфред Адлер – 1870–1937 – Австрийский психолог и философ, создатель теории индивидуальной психологии. Выводит на первое место целенаправленные стремления личности. К работам Адлера восходят понятия «комплекса неполноценности» и «компенсации».
Примерно 75–50 тысяч лет назад произошел внезапный когнитивный взрыв. Это доказывается разными данными. Возможно, произошла какая-то мутация или серии «удачных» мутаций – причину мы пока не знаем. Во всяком случае, есть свидетельства серьезного роста интеллекта. Появились возможности планирования многоэтапных операций. Изготовление орудий труда требовало выполнения комплекса сложных действий: обтесать, обколоть, потом обжечь, потом еще раз обтесать. Чтобы все это продумать, да еще и не забыть, передать другим поколениям, нужен серьезный мозг. Все это говорит о том, что была какая-то знаковая система, какой-то вариант языка.
Главный игрок на мозговом поле – нейрон. Нейроны соединяются друг с другом, передают информацию из одной части мозга в другую. Они находятся в некоторой субстанции, которая носит название «глия» – от слова, которое означает «клей». Долгое время думали, что это какая-то вспомогательная субстанция, которая держит нейроны, чтобы они «не висели в воздухе». Считалось, что глия также выполняет изоляционную функцию. Я вообще не знала, что это такое, но как-то наткнулась на книгу, посвященную этому. Обнаружилось, что глии в десять раз больше, чем нейронов, что она имеет собственную память и очень сложные функции. Если глия испорчена, человек будет иметь неприятности с интеллектом, памятью, вниманием и так далее.
Реальная нейронная сеть очень запутанна. Там есть стволовые клетки, которые прорастают сквозь нейроны, и все это происходит в глии. Совершенно непонятно, как информация может течь по такой сети, настолько она сложна. У нас в голове триллион нейронов. Количество связей в этой сети еще больше, потому что нейроны представляют собой кусты, которые разными частями крепятся к другим таким кустам. Если учитывать глию, число связей будет совершенно астрономическое.
Суперкомпьютеры обогнали нас навсегда, этот вопрос решен. Скорости, с которыми работают современные суперкомпьютеры, исчисляются триллионами операций в секунду, их мощность удваивается каждые три месяца. Это несопоставимо более серьезные скорости, нежели скорость проведения информации по реальным нейронным сетям в мозгу.
С другой стороны, о компьютере у нас в голове мы, похоже, вообще ничего не знаем. Возможно, он пользуется другим типом математики, про который мы тоже ничего не знаем. Из суперкомпьютеров пока не получается ни Моцартов, ни Шекспиров. При их огромной скорости обработки информации пока незаметно, чтобы они что-нибудь породили. У нас в мозгу много компьютеров, которые действуют параллельно. Это очень сложная система, использующая алгоритмы, о которых мы пока ничего не знаем. Если мы соединим все имеющиеся на планете компьютеры, включая интернет, возможно, мы получим один человеческий мозг. Мы еще очень далеки от того, чтобы узнать, как это происходит.
Если вытянуть все нейронные нити в одну линию, ее длина составит 2,8 миллиона километров – это семь расстояний до Луны. Нейронные сети растут с огромной скоростью, до тридцати миллионов нейронов в час.
Одним из самых крупных открытий XX века считается открытие зеркальных нейронов. Их открыл итальянский нейробиолог Джакомо Риццолатти. Зеркальные нейроны – это такие системы в мозгу, которые включаются не тогда, когда вы сами что-то делаете, а когда вы наблюдаете за тем, что делают другие. Они считаются основой возникновения человеческого языка и коммуникаций, потому что это основа имитации. Если эти системы сломаны, мы получаем детей-аутистов или взрослых с шизофренией.
Джакомо Риццолатти – р. 1937 – Итальянский нейробиолог, родился в Киеве. В начале 1990-х годов проводил в Пармском университете опыты на макаках, приведшие к открытию зеркальных нейронов – клеток мозга, возбуждавшихся при наблюдении за деятельностью экспериментатора. Многие нейробиологи считают открытие Риццолатти важнейшим событием нейробиологии ХХ века, дающим ключ к решению проблем возникновения языка, эмпатии, социальности, а также развития психических заболеваний.
Наличие зеркальных нейронов позволяет нам иметь такое свойство, которое по-английски называется Theory of Mind, – в русском языке пока нет полноценного эквивалента. Это свойство можно описать как способность человека строить модель сознания или психического состояния «Другого». Оно составляет основу нашего восприятия искусства.
Допустим, я иду на важный разговор. Если я не совсем дура, я должна знать, с кем я буду говорить, о чем, в хорошем ли он состоянии, что он про меня думает на данный момент. Выходит, я должна переместиться в эту ситуацию и посмотреть на себя с другой стороны. Это и есть Theory of Mind.
Считается, что, когда маленькие дети начинают врать, это очень хороший когнитивный показатель. Совсем маленькие дети считают, что все знания – общее достояние. Примерно в четыре года до ребенка доходит, что он может знать что-то, чего не знают остальные. Что лежит у него в кармане, знает только он и больше никто.
Свободны ли мы?
Иногда мне кажется, что обусловленность нашего поведения мозгом достаточно оскорбительна. У моего петербургского коллеги профессора Аллахвердова много экспериментов, которые показывают, что даже сложные арифметические задачи решаются часто без участия сознания. На мое возмущение он отвечает, что сознание все же иногда появляется «для проверки». Может, мы вовсе не участники истории, а просто жилище для мозга – а он там решает, что хочет. В ответ – все то же утешение: когда вопрос о женитьбе, то тут мы, конечно, решаем сами…
Виктор Михайлович Аллахвердов – р. 1946 – Российский психолог, профессор СПбГУ. Автор концепции психологики, постулирующей, что сознание есть аппарат для построения гипотез об окружающем мире, их проверки и принятия решений.
Ясно, что вопрос свободы воли требует большого, серьезного разговора. Скажем, в буддизме взгляды на свободу воли совершенно другие, похожие скорее на что-то из мира квантовой физики.
Известный космолог Роджер Пенроуз говорит, что сознание – это квантовые скачки. Пусть квантовые скачки, но мне-то от этого не легче. Есть люди, которые вообще говорят, что сознанием обладает все живое. То есть если я режу ножом огурец, то ему, бедняге, горестно. Мы должны ответить на очень серьезный вопрос – что считать сознанием.
Роджер Пенроуз – р. 1931 – Английский математик и физик, профессор Оксфордского университета, автор теории твисторов. Является автором нескольких популярно-философских книг по теории сознания, где, в частности, доказывает, что сознание не может быть результатом алгоритмизированной деятельности и в его основе не может лежать вычислимый физический процесс. Отсюда следует знаменитый вывод Пенроуза о связи сознания и феномена редукции волновой функции в квантовой механике.
Сознание – это противоположность отсутствию сознания, например, состоянию комы? Или сознание – это когда я не сплю? Но во сне происходит главная работа по упаковке, упорядочению мозга. Если это происходит без сознания, получается, что даже порядок в мозгу наводится без нашего участия! Противопоставлять сознание подсознанию – еще один сюжет. Если сознание определять как рефлексию – «я знаю, что я знаю», – выходит вообще другая история. Тогда, конечно, у огурца нет рефлексии. А комар, которого вы вот-вот прихлопнете газетой, не размышляет об устройстве Вселенной.
Роботы с более сильным, чем у нас, интеллектом – уже свершившийся факт. Чего пока нет, это роботов с сознанием. Как только появится робот, у которого есть сознание своего Я, нам конец. Если у робота будет свое Я, у него будут свои цели, мотивы, планы. Мы в эти планы, я вас уверяю, входить не будем. Чтобы от нас избавиться, ему достаточно будет немножко поднять на планете температуру, чтобы растаяли льды и изменились течения – и все будет под водой, спокойно и тихо. Или немного подкрутить саранче хромосомы, чтобы ее было в восемьсот миллионов раз больше, чтобы она просто все съела, и нам конец. Я, конечно, фантазирую, но общий вектор не путаю.
«То, как вы воспринимаете мир, то, как вы его оцениваете, как вы поступаете, зависит от одного агента, и этот агент – мозг. Что он вам разрешит, то вы и узнаете о мозге».
Татьяна Черниговская
Срастание людей с компьютерами уже произошло. Искусственные органы, вживление в голову чипов, увеличивающих память, внимание, скорости, – дело завтрашнего дня. Встанут вопросы, в том числе и юридические, о том, как сравнивать людей с чипами и без них. В отличие от научных фантастов я говорю всерьез: я не уверена, что мы сможем с этим психологически справиться. Если сейчас я знаю, что задачу решаю я, что считаю я плохо, в будущем станет совсем непонятно, где кончается Я и начинается приборчик в моей голове. В статье Where Is My Mind? американский философ Джерри Фодор в шутку описывает пылесос с искусственным интеллектом. Когда пылесос проголодается, он подъезжает к розетке, встает боком, ест и идет дальше. Значит, рассуждает автор, у него есть ментальная репрезентация. Ученый открывает (!) пылесос, но никакой ментальной репрезентации там не видит, только кошачью шерсть и прочий мусор.
Джерри Алан Фодор – р. 1935 – Американский философ, психолог и лингвист, автор концепций модулярности сознания и «языка мысли».
Эта лекция не случайно посвящена нейроэтике. Предположим, мы делаем снимок мозга серьезного преступника, который уже сидит в тюрьме. Потом нейроученые сравнивают с этой картинкой снимки мозга свободного человека и говорят: этот человек – потенциальный серийный убийца, у него такой мозг. В любом приличном обществе действует презумпция невиновности. Что же делать с этим человеком: ждать, пока он убьет кучу народу, или сразу сажать в клетку? А что если он уедет в Индию, сядет под манговое дерево и лет восемьдесят будет там медитировать? Я задавала этот вопрос юристам, и они не готовы на него ответить.
В Америке уже не только в фильмах, но и в серьезных научных журналах все чаще фигурирует такая фраза: It’s not me, it’s my brain. Фраза используется для оправдания своих поступков: «Это сделал не я, а мой мозг, не виноват же я, что он у меня такой плохой». Примечательно, что используется не слово «сознание», а слово «мозг», обозначающее конкретный физический объект. Если человек не виноват, что родился уродом, наказывайте его мозг. Нетрудно догадаться, что эта история не исчерпана.
Создается сложная ситуация. Тот же инструмент, что позволит нам «выключить» в геноме человека гены, вызывающие болезнь Альцгеймера или рак молочной железы, может быть использован для создания не чувствующих боли солдат, у которых нет угрызений совести. Не лучший пример, потому что сейчас и техника все может делать сама, но идея ясна.
С наукой надо быть очень аккуратным. Наука занимается анализом, берет хорошую вещь и режет ее на части. Загвоздка в том, что при таком анализе самое главное зачастую пропадает. Наши знания о том, как функционирует мозг, несильно вырастут, если мы его, как капусту, нашинкуем во всех деталях. Самое важное находится не там.
Общество сегодня совершенно не осознало себя единой семьей. Планета покрыта страшным хламом. Человечество ведет себя так, как будто у него есть другое место жительства. Меня не удивляет, когда дикие, неразвитые люди, загадив один дом, переезжают в другой, но нам переехать некуда. Об этом все говорят, но на жизнь это абсолютно никак не влияет. Между прочим, это касается каждого, а уж то, что наших детей, – и разговора нет. Общество мало учитывает полученные наукой знания. Так, новые знания не участвуют в организации образования: вместо того чтобы на самом деле изменить и лучше использовать человеческие интеллектуальные ресурсы, вводят простой вариант ЕГЭ. В результате общество не готово к глобальной оценке социальных и природных явлений.
Нужно ясно осознать, что мы находимся
в ситуации опасности для цивилизации. Не только потому, что какой-нибудь придурок может нажать кнопку и все взорвать. Опасность у нас в головах: мы не то делаем!
Максим Кронгауз. «1984» в 2014-м, или Чего не знал Оруэлл
Максим Кронгауз – Доктор филологических наук, профессор РГГУ и РАНХиГС, директор Института лингвистики РГГУ.
Перед вами текст, основанный на лекции, прочитанной по приглашению проекта «Сноб» 17 сентября 2014 года в Москве, в гостинице «Украина».
В 1949 году вышел в свет великий роман Nineteen Eighty-Four («1984»). Это был последний и главный роман английского писателя Джорджа Оруэлла, умершего 21 января 1950 года. Роман-антиутопия стал своего рода путеводной антизвездой для его читателей, с нетерпением ожидавших 1984 года как некоторой даты-символа с не вполне ясным значением.
Джордж Оруэлл – 1903–1950 – Английский писатель и публицист. Автор повести «Скотный двор» и романа «1984». Первым употребил выражение «холодная война», широко вошедшее в политический обиход 1950-х годов.
Считается, что роман писался с натуры, которой служили два тоталитарных общества: немецкое времен Третьего рейха, созданное фашистами, и советское, созданное вскоре после революции 1917 года большевиками. Ко времени написания романа уже закончилась война, фашистская Германия прекратила свое существование, и роман воспринимался прежде всего как книга о Советском Союзе.
Ставший популярным текст сам начал влиять на язык. Одним из проявлений такого влияния стало возникновение новых слов. Во-первых, это английское слово newspeak, традиционный перевод которого на русский – «новояз» – всем хорошо известен, хотя этот перевод не является ни единственным, ни первоначальным. Во-вторых, это слово doublethink (в русском переводе: «двоемыслие»), по-видимому, несколько менее употребительное.
Истоки «новояза»
Одна из ключевых фигур этой истории – замечательный переводчик с английского Виктор Голышев. Он не первым перевел Оруэлла, но его перевод самый известный, так что слова на русском языке я взял из перевода Голышева. Его текст был опубликован в журнале «Новый мир»[4 - «Новый мир» – ежемесячный литературный журнал, издающийся в России с 1925 года. Пика популярности журнал достиг в годы перестройки, когда в нем публиковались произведения Солженицына, Оруэлла, Пастернака, Платонова. Тираж первого номера за 1990 год составил 2 600 000 экземпляров.] в 1989 году, и слово newspeak в нем было переведено как «новояз». Чуть позже появился другой перевод романа – В. Недошивина и Д. Иванова, – и они параллельно и, по-видимому, независимо также перевели это слово как «новояз». При этом нельзя сказать, что все названные переводчики это слово придумали, потому что оно уже крутилось в воздухе.
Виктор Петрович Голышев – р. 1937 – Переводчик английской литературы, преподаватель художественного перевода. Известны его переводы Сэлинджера, Буковски, Фолкнера, Уайлдера, Капоте.
Но это был не единственный вариант. Самый первый перевод романа был опубликован в журнале «Грани»[5 - «Грани» – литературный и общественный журнал на русском языке, издававшийся в Германии, а с 1991 года – в Москве. В «Гранях» впервые опубликованы произведения Солженицына, Максимова, Войновича, Шаламова, братьев Стругацких, Бродского, Окуджавы, Гроссмана.] в 1955–1956 годах, но переводчики скрылись под псевдонимами: В. Андреев и Н. Витов. С момента выхода романа в 1949 году прошло всего шесть лет, и это было очень быстро для того времени. В первом переводе романа имя и фамилия автора транскрибировались «Георг Орвелл», а не Джордж Оруэлл, а newspeak было переведено как «новоречь». Еще один вариант перевода встречался в текстах петербургского писателя Бориса Бахтина: «новоговор».
Любопытно посмотреть и на то, как переводчики в разных странах искали нужное слово. Были разные стратегии перевода, связанные со значением слова newspeak и с выбором соответствующих корней Оруэллом. Понятно, что смысл слова – «новый язык». Но в слове Оруэлла подчеркнута уродливость слова: вместо language («язык») взят глагольный корень speak.
Вот небольшая подборка переводов, сделанных на славянские и другие языки: навамоyе (белорус.), новомова (укр.), nowomowa (пол.), novorec (чеш.), новговор (болг.), novor?k (словен.), novogovor или novozbor (серб. и хорват.), Neusprech или Neusprache (нем.), novlangue (франц.), neolengua или nuevahabla (исп.), neolingua (итал.). И одно из принципиальных противопоставлений состоит в выборе между именным корнем «язык» (или «речь») и глагольным корнем «говорить» (как, собственно, в английском). Колебания, в частности, видны в немецком и испанском языках, где опробованы обе модели.
Русский язык попытался пойти сразу по трем путям с использованием корней «язык» («новояз»), «речь» («новоречь») и глагольного «говорить» («новоговор»). В результате же победил не оруэлловский прием, а более привычный «язык», но в сокращенном виде, что добавило уродства. «Новояз» – именно тот вариант, который выбрали несколько прекрасных переводчиков.
Теперь о слове «новояз» принято говорить, что появилось оно в русском языке недавно, вошло в словари в связи с публикацией романа. Роман читали и в официальных изданиях, и в перепечатках, но все-таки это было не массовое чтение. Массовым же оно стало после публикации «Нового мира» в 1989-м году. Не знаю точно, какие тиражи у «Нового мира» сегодня – тысяч пять, наверное. Тогда тиражи были миллионные: ранняя перестройка – пик популярности толстых журналов.
После этого слово потихоньку стало входить в некоторые словари. Не всегда авторы знали, что слово «новояз» пришло из перевода романа Оруэлла. Слово где-то слышали, но больших корпусов текстов тогда не было, а примеры искались тяжелым способом – листанием книг, выписыванием цитат на карточки.
В «Толковом словаре языка Совдепии», появившемся в 1998 году, слово «новояз» имеет два значения. Первое и основное, по-видимому, можно рассматривать как некий лингвистический казус, случившийся в результате незнания истории появления данного слова и непонимания его смысла: «Филологическое и идеологическое течение 20-х годов, сторонники которого стремились создать «новый», приближенный к революционным условиям времени язык. // Отсюда новояз – сокращение от «новый язык».
Сегодня употребление слова «новояз» довольно сильно отошло от изначального значения в первоисточнике. Используя его, мы приписываем слову некоторое количество идей.
«Новояз должен был обеспечить не только правильное мировоззрение, мышление, но и сделать невозможным отклонение от этих правильных мыслей и правильного мировоззрения».
Максим Кронгауз
Во-первых, в общественном сознании новояз связан с понятием тоталитарного государства. Когда вышел роман, Советский Союз был главным примером тоталитарного государства и особого языка, подстраивающегося под общественные реалии. С помощью новояза власть манипулирует людьми. Это общая идея, которая прослеживается у Оруэлла.
Помимо этого появляются новые идеи, которые прочитываются в этом слове: манипуляция и непонятность. Если поискать примеры, мы увидим, что слово «новояз» сегодня часто употребляется применительно к любым непонятным выражениям. Дальше слово все больше отходит от первоисточника,
и начинает работать внутренняя форма слова, а именно идея «новизны». Затем употребление слова, уже не связанные ни с новизной, ни с властью, ни с манипуляцией сознанием, а только с тем, что это что-то неправильное. Наконец, последнее – это просто идея негативной оценки: не нравится какое-то слово – называют его «новоязом».
В результате я бы выделил несколько значений, в которых это слово встречается в языке начиная с 1980-х годов. Первое значение – язык, придуманный Оруэллом. В этом значении слово встречается как в самом первоисточнике, так и в контексте фамилии Оруэлл.
Второе значение – реализация языка антиутопии в реальной жизни. Для нас это «советский» русский язык: вряд ли здесь можно говорить о полноценном советском языке, скорее это элементы языка, навязанные идеологией. В этом значении слово «новояз» оценивается как порча языка. Говоря о «советском» языке, надо вспомнить и Германию довоенного и военного периода с ее идеологическими целями, которые также привели к порче языка. Моя сегодняшняя деятельность направлена на то, чтобы не оценивать все изменения в русском языке за последние двадцать лет как порчу. Общество мне убедить не удается, но я продолжаю это делать. Здесь же, действительно, негативная оценка входит в значение слова «новояз».
Третье значение – это новые слова в языке, употребление которых скорее нежелательно. Сюда же можно отнести и употребление слова в значении «жаргон, ненормативный элемент». Таким образом, реальное употребление слова «новояз» довольно сильно удалилось от оруэлловского.
Принципы новояза по Оруэллу
Прежде чем перейти к новоязу сегодняшнему, стоит немного сказать о его первоначальной сути. У Оруэлла новояз – герой романа. Есть книги, где язык можно назвать одной из ключевых фигур – это можно долго обсуждать, доказывать, но у Оруэлла все однозначно. К роману написано специальное приложение, где разработана концепция новояза. У Оруэлла она называется The principles of newspeak, а в русском переводе – «О новоязе». В этом приложении сформулированы основные и второстепенные принципы формирования лексики и развития новояза. Окончательно сформироваться он должен был к 2050 году: действие романа развивается в 1980-х годах, и новояз уже существует, но это еще не окончательная версия. Новояз стремится к совершенству, которое по плану правительства будет достигнуто в 2050 году. Вот некоторые основные принципы, квинтэссенция концепции новояза.
Во-первых, в 1980-х годах, когда протекает действие, новояз находится в динамическом состоянии: он изменяется, над ним работают. Это сознательная системная работа, которая к 2050 году доведет язык до совершенства, и далее он меняться не будет.
Новояз должен был обеспечить не только правильное мировоззрение, мышление, но и сделать невозможным отклонение от этих правильных мыслей и правильного мировоззрения. Это достигалось, с одной стороны, исключением из лексики нежелательных слов, а с другой стороны – очищением желательных слов от нежелательных значений. Помимо этого сокращение словаря рассматривалось как самоцель: чем меньше выбор слов, тем меньше искушение.
Общий лексикон новояза разделен на три подсловаря. Один из них содержит только слова, необходимые в повседневной жизни, и непригоден для литературных целей и философских рассуждений. Другой включает специально сконструированные слова для политических нужд с очень абстрактным и неопределенным значением, но с ярко выраженной оценкой. В нем нет ни одного идеологически нейтрального слова. Третий является вспомогательным и состоит исключительно из научных и технических терминов. Для нас сегодня очень важен второй подсловарь, потому что те же механизмы используются и в наше время. Идеологическая, пропагандистская речь насыщена оценкой: если в тексте много оценки, то это либо реклама, либо политическая пропаганда.
Собственно, так можно легко опознать текст, который пытается тобой манипулировать. Когда мы высказываем свое мнение, с нами можно спорить. Но что если мы используем слова, в которых оценка заложена изначально и не является главным содержанием высказывания? Можно говорить о чем угодно, оставляя эти слова и фактически передавая эту оценку. Это не прямое высказывание моего мнения, моей оценки, а скрытое – поэтому с ним невозможно спорить.
Скрытую часть высказывания хорошо иллюстрирует пример из сказки «Малыш и Карлсон», когда Карлсон задает фрекен Бок свой знаменитый вопрос, на который нельзя ответить ни да, ни нет: «Ты перестала пить коньяк по утрам?» Если фрекен Бок ответит «нет», это значит, что она по-прежнему пьет. Если ответит «да» – что вроде бы хорошо, – это все равно будет значить, что она пила коньяк по утрам. В слово «перестать» заложено знание, что она пьет коньяк. Любой ответ это подтверждает: то есть с этим нельзя спорить, можно только прекратить дискуссию. Но стоит вступить в эту дискуссию, и ты принимаешь условия. Это тоже очень важный прием в манипуляции людьми с помощью скрытых, или, как говорят лингвисты, имплицитных смыслов.
Наконец, для новояза важно благозвучие, краткость, четкость. Высказывание по политическому вопросу должно выстреливать из пулемета и автоматически рождать «правильное» суждение. Если для остальных принципов источники скорее понятны, здесь загадка: откуда Оруэлл взял образец. Возможно, это была какая-то немецкая речь: скорее, речь приказов, чем обычная. Возможно, это радостное скандирование.
Общество, которое описывает Оруэлл – антиутопия, – сознательным образом строит язык. Над новоязом идет постоянная, последовательная, системная работа, и совершенно очевидно, что над этим работают лингвисты. В результате этой системной работы должна получиться абсолютно самодостаточная и полная система, которая станет статичной.
Некоторые слова демонстрируют не только новояз, но и мастерство переводчика – это уродцы типа «злосекс»: секс – это нехорошо. Есть и другие знаменитые высказывания, которые часто цитируются: «свобода – это рабство», «война – это мир». Эти высказывания демонстрируют двоемыслие, совмещение несовместимых моментов.
Естественно, Оруэлл не мог продемонстрировать язык в полной мере – в художественном произведении это невозможно. Придумывание новых языков в литературе и кино вещь известная: это делал Джон Рональд Руэл Толкин, а в фильме «Аватар» это сделал Джеймс Кэмерон. Вслед за создателями такие искусственные языки разрабатывали фанаты.
«Новояз» в реальном мире
Принимая антиутопию Оруэлла, мы как бы соглашаемся с тем, что новояз существует уже в 1984 году и будет существовать как статичная система в 2050-м. К счастью, такой язык существовать в реальности не может.
Во-первых, ни один язык не может быть статичной системой. Во-вторых, смыслы нельзя ограничить. Задача по вытеснению из языка отдельных слов выполнима, но если некоторое понятие важно для общества, для людей, живущих в этом обществе, то слово все равно появляется в языке.
Язык неизбежно меняется – это главный закон. Самое простое подтверждение этому – придумывание искусственных языков: собственно, из них прижился только эсперанто. Искусственный язык всегда
создается как некое идеальное состояние. Когда искусственный язык начинает использоваться для коммуникации, идеальность нарушается и, естественно, появляются исключения. То, за что сегодня общество так ненавидит русский язык – его изменчивость, появление новых элементов, – и есть единственно возможные свойства живого языка.
Чем же был реальный советский язык, какие элементы власть вбрасывала, вводила в русский язык? В Советском Союзе, в отличие от оруэлловской антиутопии, не существовало системной работы над новоязом – группа тайных лингвистов не сидела в кабинетах и не создавала эти изменения. Тем не менее в партийных речах, на съездах было много чрезмерно сложных синтаксических конструкций, то есть велась работа над усложнением синтаксиса. Безусловно, работали над лозунгами. От обращений «товарищ» и «гражданин», введенных после революции, до потока аббревиатур многое было введено сознательно, но это не было системной работой над языком. Работа велась над отдельными лозунгами, названиями, обращениями.
«Все попытки сильных тоталитарных государств менять язык ограничивались контролем над языком в публичном пространстве. Вне публичного пространства люди используют те слова, которые хотят».
Максим Кронгауз
При этом язык все равно остается живым, все равно остается изменчивым. Даже аббревиатуры в качестве названий обновлялись. Достаточно вспомнить цепочку из названий для самого страшного карательного органа СССР: ВЧК, ГПУ, ОГПУ, НКВД, НКГБ, МГБ, КГБ…
Это очень интересный лингвистический процесс, активно использующийся властью. Его не надо оценивать ни как хороший, ни как плохой, но он действует. Аналогичный процесс произошел совсем недавно, когда президент Медведев переименовал милицию в полицию. Это попытка, убрав слово, изменив его на какое-то другое, сменить имидж. Когда речь идет о названиях, власть это может сделать достаточно легко. Слово убрано, возникает новое слово, и с ним могут связываться другие представления.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (http://www.litres.ru/aleksandr-auzan-2/maksim-krongauz/v-g-surdin/irina-prohorova/konstantin-severinov/pochemu-nash-mir-takov-kakov-on-est-priroda-chelovek-obschestvo/?lfrom=931425718) на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
notes
Сноски
1
Трансакционные издержки – растраты, возникающие в связи с заключением контрактов; издержки, сопровождающие взаимоотношения экономических агентов.
2
Квазирынок – результат искусственного навязывания рыночных отношений в сфере, в которой естественное развитие рынка по тем или иным причинам невозможно, с целью повышения общей эффективности производства/распределения товаров/услуг за счет конкуренции между участниками рыночных отношений.
3
Кот Шредингера – литературный образ, использованный физиком Эрвином Шредингером (1887–1961) в научной полемике. В его воображаемом опыте полностью изолированный от мира кот погибает при распаде единственного радиоактивного атома. Поскольку в отсутствие наблюдателя атом является квантовой суперпозицией распавшегося и нераспавшегося состояния, то и кот должен находиться в «суперпозиции» жизни и смерти, что доказывает противоречивость общепринятой интерпретации квантовой механики.
4
«Новый мир» – ежемесячный литературный журнал, издающийся в России с 1925 года. Пика популярности журнал достиг в годы перестройки, когда в нем публиковались произведения Солженицына, Оруэлла, Пастернака, Платонова. Тираж первого номера за 1990 год составил 2 600 000 экземпляров.
5
«Грани» – литературный и общественный журнал на русском языке, издававшийся в Германии, а с 1991 года – в Москве. В «Гранях» впервые опубликованы произведения Солженицына, Максимова, Войновича, Шаламова, братьев Стругацких, Бродского, Окуджавы, Гроссмана.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Здесь представлен ознакомительный фрагмент книги.Для бесплатного чтения открыта только часть текста (ограничение правообладателя). Если книга вам понравилась, полный текст можно получить на сайте нашего партнера.