Режим чтения
Скачать книгу

Порочная невинность читать онлайн - Нора Робертс

Порочная невинность

Нора Робертс

Юная Кэролайн приезжает в родной южный городок отдохнуть в его тиши после тяжелого нервного срыва и в первый же день встречается с местным сердцеедом, обаятельным и грешным Такером Лонгстритом. Но слишком глубоки ее душевные раны, слишком не уверена она в себе и еще не готова к новой любви. И лишь когда непонятные, необъяснимые преступления неожиданно взбудоражат тихую жизнь городка, Кэролайн, оказавшись в смертельной опасности, найдет в себе силы не только противостоять убийце, но и с открытым сердцем принять любовь самого лучшего и преданного человека.

Нора Робертс

Порочная невинность

Пролог

Сырым февральским утром Бобби Ли Фуллер нашел мертвое тело. Впрочем, это только говорится – «нашел»; на самом деле он просто споткнулся о то, что осталось от Арнетты Гэнтри. Но, как бы то ни было, Бобби Ли еще долго видел в кошмарных снах распухшее белое лицо.

Если бы Бобби Ли не поссорился накануне с Марвеллой Трусдэйл, он в это самое утро корпел бы на уроке английской литературы, стараясь обмозговать, что к чему в шекспировском «Макбете». Но он поссорился с Марвеллой и поэтому решил поудить рыбку в Гусином ручье. Последняя стычка с Марвеллой – а их роман продолжался уже полтора года – совсем его доконала, и Бобби Ли решил устроить себе однодневные каникулы, чтобы отдохнуть и подумать на свободе. Кроме того, ему хотелось проучить как следует эту языкастую Марвеллу: он ей не какой-нибудь маменькин сынок, а настоящий мужчина!

В семье Бобби Ли всегда верховодили мужчины – во всяком случае, делали вид, что верховодят, – и Бобби Ли был не намерен отступать от традиций.

В свои девятнадцать лет Бобби Ли уже здорово вымахал: шесть футов один дюйм. Руки у него были большие, рабочие, как у отца, а от матери он унаследовал густые черные волосы и пушистые длинные ресницы. Волосы он носил гладко зализанными назад в стиле своего Кумира Джеймса Дина.

Бобби Ли считал Джеймса Дина настоящим мужчиной, который наверняка тоже презирал зубрежку и книжную премудрость. Была бы его воля, Бобби Ли уже давно работал бы полный день на автозаправочной станции Санни Тэлбота вместо того, чтобы грызть гранит науки в двенадцатом классе. Однако у его мамочки были другие представления о том, что ему нужно, а в городке Инносенс[1 - Innocence – невинность, наивность (англ.).], штат Миссисипи, никто не решался оспаривать мнения Хэппи Фуллер.

Веселое имя Хэппи[2 - Happy – веселый, счастливый (англ.).] ей вполне подходило, потому что она могла чудесно улыбаться, одновременно вышибая почву у вас из-под ног. Хэппи Фуллер еще не простила своему младшему сыну того, что он два года просидел в одном классе. И если бы настроение у Бобби Ли не было такое паршивое, он вряд ли осмелился бы прогулять целый день – тем более при его менее чем удовлетворительных отметках. Однако Марвелла была из тех девушек, которые толкают мужчин – даже настоящих – на опрометчивые и безрассудные поступки.

Вот поэтому-то Бобби Ли забросил удочку в бурные воды Гусиного ручья. Папа всегда говорил, что, когда мужчину что-то грызет, ему лучше всего уйти куда-нибудь поближе к воде и смотреть, как она мерцает.

И главное не в том, что? поймаешь, а в том, что ты у воды и смотришь на волны.

– Проклятые женщины! – выругался Бобби Ли и растянул губы в ядовитой усмешке, которую долго примерял перед зеркалом в ванной. – Пусть все бабы провалятся в преисподнюю!

Он вовсе не собирался «пить воду скорби и печали» из хорошеньких ручек Марвеллы. С тех самых пор, как они впервые занялись любовью на заднем сиденье его «Катлесса», она решила, что может вить из него веревки. А это с Бобби Ли Фуллером не пройдет, будьте уверены! Даже если он с ума сходит от любви, когда им не удается пообжиматься. Марвелле не помогут даже ее большие голубые глаза, пусть хоть совсем разденется и вымотает его до потери сознания на заднем сиденье «Катлесса».

Может, он и вправду ее любит, но будь он проклят, если позволит ей водить его за собой, как бычка на веревочке!

Бобби Ли поудобнее устроился в траве на берегу ручья, питаемого мощной Миссисипи. До него донесся гудок поезда, спешащего к Гринвиллу. Он слышал шепот ветра во влажных зарослях. Леска была вялая и неподвижная.

И единственное, что было беспокойным этим утром, так это его собственное настроение.

А может, ему стоит рвануть в Джексон, отряхнуть прах Инносенса со своих ног и зажить городской жизнью? Ведь он хороший механик – даже чертовски хороший! – и, наверное, найдет неплохую работу без всякого аттестата зрелости. Черт возьми, чтобы починить шалящий карбюратор, вам вовсе не обязательно знать про этого гомика Макбета или равнобедренные треугольники. В Джексоне он наверняка сможет найти подходящую работенку в гараже и станет со временем главным механиком. Да, черт возьми, он очень скоро разбогатеет, как какой-нибудь шейх! А пока он будет заниматься настоящим мужским делом, эта самая Марвелла Трусдэйл выплачет в Инносенсе свои большие голубые глаза.

А потом он вернется обратно… И тут такая улыбка осветила грубоватое лицо Бобби Ли, смягчив взгляд шоколадно-карих глаз, что, если бы Марвелла увидела его сейчас, ее сердце затрепетало бы от любви. Да, он вернется назад с пачками двадцатидолларовых бумажек в карманах. Он въедет в город на «Кэдди-62», одном из своих многочисленных автомобилей, и снимет в гостинице лучший номер в итальянском стиле. Потому что он станет богачом почище Лонгстритов!

А потом он, конечно, встретит Марвеллу, бледную и худую от тоски по нему. Она будет стоять на углу, около ларссоновского магазина концентратов, прижав руки к своим мягким, как подушки, грудям, и, увидев его, заплачет в три ручья.

А затем Марвелла упадет перед ним на колени и признается, как она раскаивается, что была такой злючкой и заставила его бежать от нее. И не исключено, что тогда – если это вообще возможно – он ее простит…

Фантастическое видение подбодрило Бобби Ли. А тут и солнце выглянуло, немного смягчив колючий холод, замерцало в коричневых водах ручья, и Бобби Ли представил себе счастливое соединение с Марвеллой во всех плотских подробностях.

Он повезет ее в «Сладкие Воды» – к тому времени он купит у обедневших Лонгстритов их прекрасную старую усадьбу. Марвелла вскрикнет и задрожит от восторга при виде его богатства. Будучи джентльменом и романтиком, он возьмет ее на руки и понесет наверх по длинной деревянной резной лестнице.

А так как Бобби Ли никогда не поднимался в «Сладких Водах» выше первого этажа, его воображение взыграло пуще прежнего. Спальня, куда он уже внес трепещущую Марвеллу, напоминала гостиничный номер в Лас-Вегасе, который он видел на картинке и считал образцом роскоши.

Тяжелые красные драпировки, огромная, как бассейн, кровать в виде сердца, а у ковра такой густой и длинный ворс, что кажется, идешь будто по траве. Играет музыка. «Надо бы что-нибудь классическое, – подумал он, – например, Брюса Спрингстина или Фила Коллинза. Пожалуй, лучше Фил: Марвелла слюни распускает, когда его слушает».

И вот он ее кладет на постель. Потом целует ее влажные от слез глаза. А она снова и снова повторяет, какой же была дурочкой, как сильно его любит и всю оставшуюся жизнь будет стараться сделать его
Страница 2 из 30

счастливым. И что он станет ее властелином, ее королем.

А потом он погладит эту невероятно белую грудь с розовыми сосками, чуть-чуть сжимая, как ей нравится. Ее мягкие бедра раздвинутся, она вцепится пальцами в его плечи, а сама гортанно застонет. И вот тогда…

Леска натянулась. Моргая, Бобби Ли уставился на вспучившуюся ширинку джинсов, а затем торопливо вскинул удилище. На крючке серебристо сверкнула большая рыба. Неуклюже, рывком он вытащил ее из воды, но впопыхах, все еще думая о Марвелле, недосмотрел, и леска запуталась в водорослях. Бобби Ли встал, ругая себя за то, что промахнулся. А так как хорошая леска стоила не меньше пойманной рыбы, он шагнул в заросли и начал распутывать леску.

Это оказалось не таким уж простым делом. Чертыхнувшись, Бобби Ли отшвырнул ногой ржавую банку из-под пива, поскользнулся на чем-то мокром, упал на четвереньки и очутился лицом к лицу с Арнеттой Гэнтри.

Вид у нее был удивленный – точь-в-точь как у него: вытаращенные глаза, открытый рот и белые-белые щеки. Бобби Ли понял, что она мертва – мертва, как камень. Влажные, обесцвеченные перекисью волосы Арнетты потемнели от запекшейся крови, а на горле виднелся багровый разрез, охвативший шею, как ожерелье.

Бобби Ли закричал – дико, грубо, как животное, – но даже не понял, что это кричит он. Зато довольно скоро осознал, что стоит на четвереньках в крови.

Бобби Ли с трудом поднялся – как раз вовремя, чтобы его не вырвало прямо на новые джинсы. Оставив на берегу рыбу, леску и большую часть своей юношеской безмятежности, он стремглав побежал в Инносенс.

Глава 1

Лето, как роскошная, но злобная куртизанка, набросилось на городок Инносенс, штат Миссисипи, и распластало его в жаре и пыли. Городок никогда особенно не процветал, хотя земля здесь была плодородной, а люди привыкли выносить влажную жару, наводнения и капризы ветра. Даже до войны между Севером и Югом он был всего лишь мушиной точкой на карте.

Когда спустя почти столетие прокладывали железную дорогу, которая должна была соединить штаты, она вильнула в сторону, связав Мемфис и Джексон и оставив Инносенс пылиться в забвении, дразня его длинными, протяжными гудками поездов. Прогресс прошел мимо.

Здесь поблизости не было никаких природных чудес и достопримечательностей, чтобы привлечь туристов с видеокамерами и тугими кошельками. Поэтому не было и приличной гостиницы с современными удобствами, ее заменяли довольно скромные меблированные комнаты – заведение семейства Кунсов. Существовала, правда, старинная усадьба с плантацией «Сладкие Воды», которой уже двести лет владели Лонгстриты, но доступ в усадьбу для посторонней публики был закрыт, да и нельзя сказать, что посторонние очень стремились туда попасть.

«Сладкие Воды» однажды были описаны в журнале «Дома? Юга», но это произошло в восьмидесятые годы, когда еще была жива Мэдилайн Лонгстрит. Теперь, когда она и ее пройдоха-муж покинули сей мир, усадьба стала собственностью их троих детей, до сих пор там и проживавших. Эти трое, по сути дела, являлись хозяевами городка, хотя нельзя сказать, что они очень из-за этого важничали.

Можно было с уверенностью утверждать, что все трое отпрысков унаследовали фамильную красоту Лонгстритов, но отнюдь не их алчные амбиции, и жители городка их за последнее нисколько не порицали. Помимо черных волос, золотистых глаз и прекрасного телосложения, Лонгстриты еще обладали неотразимым обаянием, перед которым невозможно было устоять. И поэтому никто, например, особенно не осуждал Дуэйна за то, что он пошел по стопам отца-алкоголика. И если Дуэйн время от времени вдребезги разбивал свой очередной автомобиль или ломал столики в «Таверне Макгриди», то ведь он всегда щедро возмещал убытки, когда бывал трезв. Правда, с течением времени трезвость посещала Дуэйна все реже и реже. Многие считали, что все было бы иначе, если бы Дуэйна в свое время не отчислили из закрытой частной школы, куда отец послал своего первенца. Или если бы Дуэйн унаследовал отцовскую деловую сметку, а не только склонность к кукурузной водке.

Другие, не такие добродушные люди утверждали, что можно было бы и школу окончить, и в дорогих автомобилях раскатывать, но для этого надо иметь характер, а его за деньги не купишь.

Когда в 84-м Дуэйн поставил Сисси Кунс в затруднительное положение, то женился на ней без разговоров. А когда, родив двух сыновей, Сисси не выдержала его пагубного пристрастия к алкоголю и потребовала развод, то он так же любезно согласился и на это. И никаких недобрых чувств! Впрочем, там, кажется, не было чувств… А Сисси уехала с мальчиками в Нэшвилл и начала новую жизнь с торговцем обувью, который в свободное время играл на гитаре в соседнем ресторанчике.

Джози Лонгстрит, единственная дочь и младшая в семье, за свои тридцать один год успела дважды побывать замужем. Оба брака оказались недолговечными, но обеспечили население Инносенса неистощимым материалом для сплетен. Джози огорчалась по поводу своих двух замужеств не больше, чем огорчается женщина, заметившая у себя первые седые волосы. Она немного посердилась, немного погрустила, испытала некоторый страх перед будущим… А затем раны зажили. С глаз долой – из сердца вон!

Разумеется, ни одна женщина не хочет седеть. Точно так же ей, поклявшейся любить «пока смерть не разлучит нас», вовсе не хочется разводиться. «Но в жизни все бывает», – философски рассуждала Джози, болтая с Кристел, своей наперсницей и хозяйкой салона красоты. Она любила обсуждать с Кристел сравнительные достоинства всех перепробованных ею мужчин от Инносенса до границы штата Теннесси. И всякий раз добавляла, что должна же как-то компенсировать допущенные две ошибки.

Она знала, конечно, что всякие ханжи, поджимая губы, шепчутся, будто Джози Лонгстрит получилась именно такая, какой и должна была стать. Но знала также, что существуют мужчины, которые, вспоминая о ней, улыбаются в ночной темноте. И Джози была уверена, что она чертовски мила!

Такер Лонгстрит тоже наслаждался женщинами – хотя, может, и не столь самозабвенно, как его сестра мужским полом. Не прочь он был и опрокинуть стаканчик, не проявляя, впрочем, такой неутолимой жажды, как старший брат.

Жизнь Такеру представлялась длинной аллеей для прогулок. Он не возражал против того, чтобы шествовать по ней, но в своем собственном темпе. Он мог свернуть с прямого пути при условии, что снова возвратится на проторенную дорогу, ведущую к избранной им цели. До сих пор ему удавалось избежать прогулки к алтарю – так как его любовные опыты, не оставив в душе глубокого следа, внушили ему легкое отвращение к прочим узам. Он предпочитал следовать своим путем в спокойном одиночестве.

Такер легко сходился с людьми и нравился большинству окружающих. Факт, что он родился богатым, иногда мешал ему, но не слишком. Он обладал даром безграничной щедрости, и его за это обожали. Каждый мужчина в городке знал, что если потребуются деньжата, то всегда можно одолжить у старины Тэка. Он тут же их выложит без всяких неприятных для самолюбия проволочек. Конечно, всегда находились недоброжелатели, бормотавшие себе под нос, что легко давать деньги, если их у тебя больше чем достаточно. Но от этого цвет купюр не менялся.

В отличие от своего отца Бо,
Страница 3 из 30

Такер не подсчитывал ежедневно проценты и не хранил в столе под замком небольшую кожаную записную книжку с фамилиями должников. Он не брал больше разумных десяти процентов, а фамилии и цифры держал в своем остром, хотя часто и недооцениваемом, уме.

Во всяком случае, он старался не ради денег. Такер вообще редко что-нибудь делал ради них. Он был снисходителен – и не только потому, что ленив. Просто в его вальяжном теле билось щедрое сердце, которое к тому же иногда испытывало чувство вины.

Такер прекрасно сознавал, что палец о палец не ударил, чтобы заработать свое состояние, и потому ему казалось самым естественным развеять его по ветру. Он принимал собственное благополучие как нечто должное, зевая от скуки, но иногда его посещали мысли о социальной ответственности.

Ну а когда эти мысли досаждали ему чересчур, он ложился в веревочный гамак под вечнозеленым дубом, надвигал соломенную шляпу на глаза и потягивал холодный лимонад, пока неприятное чувство не проходило.

Это самое он и делал, когда Делла Дункан, экономка Лонгстритов вот уже тридцать с лишним лет, высунула круглую голову из окна второго этажа.

– Такер Лонгстрит!

Надеясь, что пронесет нелегкая, Такер все так же покачивался в гамаке, закрыв глаза. На его плоском голом животе балансировала бутылка пива «Дикси», а в руке он небрежно держал стакан.

– Такер Лонгстрит!

Громовой голос Деллы вспугнул птиц с деревьев. «Безобразие!» – подумал Такер. Так приятно было подремывать под их протяжные трели и контрапунктное жужжание пчел в зарослях гардений.

– Я с тобой говорю, мальчик!

Такер вздохнул и открыл глаза, в которые сквозь нечастую сетку шляпы тут же ударило белое раскаленное солнце. Да, он, конечно, платит Делле жалованье. Но когда женщине приходилось в свое время менять твои мокрые пеленки и шлепать тебя по заднице, авторитетом в ее глазах пользоваться невозможно.

Делла высунулась из окна почти до пояса, ее пламенеющие рыжие волосы выбились из-под шарфа. Широкоскулое, сильно нарумяненное лицо выражало неодобрение, чего Такер с детства побаивался. Три нитки блестящих бус стукнулись о подоконник.

Такер улыбнулся невинной и фальшивой улыбкой мальчишки, застигнутого в тот самый момент, когда он сунет палец в банку с вареньем.

– Да, мэм?

– Ты обещал съездить в город, привезти мешок риса и ящик колы.

– Да, но… – Такер потер еще прохладную бутылку о живот, поднес к губам и сделал большой глоток. – Да, кажется, обещал. Но я думал съездить, когда немного спадет жара.

– Нет, уж будь любезен оторвать свою ленивую задницу от гамака и поезжай прямо сейчас. Иначе подам тебе на обед пустую тарелку.

– Да кто в такую жару ест! – пробурчал он себе под нос, но у Деллы слух был острый, как у кролика.

– Что такое, мальчик?

– Я сказал, что уже еду.

С изяществом танцовщика Такер выскользнул из гамака, на ходу опорожняя бутылку. И когда он улыбнулся Делле, сбив шляпу набок, и чертики заплясали в его золотистых глазах, ее сердце растаяло. Только усилием воли Делла заставила себя не улыбнуться в ответ и все так же сурово взирала на него сверху вниз.

– Ты когда-нибудь прорастешь сквозь гамак в землю, если будешь так подолгу валяться. Можно подумать, что ты больной. В первый раз вижу мужчину, который предпочитает лежать, а не стоять.

– Ну, надо сказать, мужчина и лежа может кое-что создавать, Делла…

Наконец она не удержалась и разразилась густым, игривым смехом.

– Только не очень-то старайся! А то кончишь тем, что какая-нибудь шлюшка притащит тебя к алтарю – как эта сучка Сисси поступила с бедняжкой Дуэйном.

Такер снова ухмыльнулся.

– Нет, мэм, со мной это не пройдет.

– Да, чуть не забыла! Привези моей любимой туалетной воды. У Ларссона продается.

– Тогда кинь мне мой бумажник и ключи от машины.

Голова Деллы исчезла, но через минуту снова высунулась, и она швырнула вниз бумажник и ключи. Молниеносным движением кисти Такер поймал в воздухе и то, и другое, а Делла подумала, что, пожалуй, мальчик не такой уж ленивый и неповоротливый, каким притворяется.

– Надень рубаху – и заправь ее в штаны! – приказала Делла, словно ему было по-прежнему десять лет.

Такер достал рубашку из гамака и набросил ее на ходу. Пока он огибал главный подъезд с десятью дорическими колоннами, которые поддерживали террасу на втором этаже, огражденную вычурной железной решеткой, хлопковая рубашка уже прилипла к вспотевшей спине.

Сложившись пополам, Такер влез в свой «Порше», который совершенно импульсивно купил полгода назад и который пока ему не надоел. Взвесив в уме преимущества езды с кондиционером или с откинутым верхом, когда ветер бьет в лицо, он принял решение в пользу последнего.

Такер мало что делал быстро, но одним из исключений была автомобильная езда. Гравий так и брызнул из-под колес, когда он ударил по сцеплению и рванул по длинной, закругляющейся подъездной аллее. Он объехал клумбу, на которой мать всегда сажала пионы, гибискус и ярко-красную герань. По обе стороны аллеи росли старые магнолии, и сейчас от них шел густой и сладкий аромат. Он промчался мимо белой гранитной плиты, где когда-то прапрапрадядюшку Тайрона сбросила на землю норовистая лошадь, и он сломал свою шестнадцатилетнюю шею.

Плиту установили на этом месте в память о сыне убитые горем родители. Она служила также напоминанием, что если бы Тайрон не вздумал испытать свою лихость наездника на кобыле с дурным характером и его упрямая шея осталась цела, то младший брат Тайрона, прапрапрадедушка Такера, не унаследовал бы «Сладкие Воды» и не передал усадьбу потомкам. И тогда Такер жил бы в многоквартирном доме в Джексоне. Проезжая мимо печальной каменной плиты, он всякий раз недоумевал, жалеть ему о том, что здесь произошло, или благодарить судьбу.

Дальше, дальше – в широкие ворота и на вымощенную булыжником площадку, где пахнет дегтем, растопившимся на солнце; мимо стоячих вод заводи за стеной деревьев. А деревья, благоухающие под жаркими лучами, уже в пышной летней зелени, хотя лето началось всего неделю назад. Однако дельта Миссисипи живет по собственному календарю.

Такер потянулся за темными очками, ловко надел их, наугад выхватил кассету и сунул в щель магнитофона. Он был большим поклонником музыки пятидесятых, поэтому все его записи кончались 1962 годом. Оказалось, это Джерри Ли Льюис: насквозь пропитанный виски голос и отчаянная фортепианная дробь возвестили, что весь мир сотрясается в «шейке».

Когда спидометр показал восемьдесят, Такер присоединил к Льюису свой собственный великолепный тенор, а пальцами стал отбивать дробь по рулю, словно по клавишам рояля.

На взгорке ему пришлось резко подать влево, чтобы не врезаться в зад чистенькому «БМВ». Он приветственно погудел, проскользнув чуть не впритирку мимо серебристого фендера. Скорости Такер не сбавил, но отметил про себя, что «бимер» явно собирается поворачивать к дому Эдит Макнейр.

Джерри Ли начал своим хриплым голосом «Не дышу», и Такер подумал о Мисс Эдит, которая скончалась примерно два месяца назад. Это было как раз в то время, когда у Призрачной Лощины, в воде, было найдено изувеченное мертвое тело…

Он тогда в составе поисковой группы разыскивал Фрэнси Элис Логэн, пропавшую два дня назад. Такер плотно сжал
Страница 4 из 30

челюсти, вспоминая, каково это было – брести по заводи с «риджером» в руках, надеясь не отстрелить собственную ногу или не наткнуться на тело.

Но они наткнулись… Это выпало на долю им с Берком Трусдэйлом.

Тяжело было вспоминать, что? вода и рыбы сделали с хохотушкой Фрэнси, хорошенькой рыжей девушкой, с которой он немного флиртовал, раза два встречался и даже подумывал, не переспать ли с ней.

Такер почувствовал, что у него свело желудок, и запустил Джерри Ли на полную мощность. Он не станет думать о Фрэнси. Он будет вспоминать о Мисс Эдит, это приятнее. Она дожила почти до девяноста и спокойно умерла во сне.

Такер не мог вспомнить, почему эту старую женщину все называли Мисс Эдит: ведь она была замужем и имела детей. Правда, в последние годы никто из них не жил с ней. Свой дом, опрятный двухэтажный особнячок, построенный во время Реконструкции, она оставила какому-то родственнику-янки.

А так как Такер не знал никого на пятьдесят миль вокруг, кто владел бы «БМВ», он заключил, что это тот самый янки приехал взглянуть на свое наследство.

Он решительно отбросил мысль о северном вторжении на территорию Юга, вынул сигарету, отломил кончик длиной с ноготь большого пальца и закурил.

А в это время у поворота к дому Эдит Макнейр Кэролайн Уэверли сидела, вцепившись в руль, и ждала, пока сердце перестанет бешено стучать в груди.

«Идиот! Сумасшедший ублюдок! Безмозглый выскочка!»

Она заставила себя снять дрожащую ногу с тормоза и дала газ. Автомобиль свернул на узкую, заросшую травой дорогу.

«Всего каких-то несколько дюймов», – подумала она. Еще бы чуть-чуть – и он бы врезался в нее. И он еще имел наглость ей просигналить! Да, жаль, что он не остановился. О, как бы Кэролайн хотела, чтобы этот проклятый выскочка остановился… Она бы высказала полоумному самоубийце все, что о нем думает! И, дав выход негодованию, наверняка почувствовала бы себя лучше. С некоторых пор Кэролайн чертовски хорошо научилась выражать свои чувства: доктор Паламо сказал, что это совершенно необходимо. Он считал, что и ее язва, и головные боли – прямое следствие того, что она всегда свои чувства подавляла. И, конечно, хронического переутомления.

Ну, да ладно, она кое-что предпримет на этот счет. Она устроит себе приятные, спокойные каникулы в этом маленьком городишке штата Миссисипи. И через несколько месяцев – если, конечно, не умрет от зверской жары, – будет полностью готова к осеннему турне!

А что касается подавления чувств, она с этим завязала. Ее последняя, безобразная стычка с Луисом, не сдерживаемая никакими рамками, принесла такое освобождение, что ей почти захотелось вернуться в Балтимор и повторить эту сцену.

Но Луис – со всем своим остроумием и блестящим талантом – решительно принадлежал прошлому. Он остался позади. А будущее, по крайней мере, пока она не успокоила нервы и не укрепила здоровье, не представляло для Кэролайн особого интереса. Впервые в жизни Кэролайн Уэверли, беззаветно преданная своему делу скрипачка и эмоционально зависимый человек, собиралась жить только милым, славным настоящим!

Здесь, в Инносенсе, после долгих странствий она хочет устроить себе дом. По собственному вкусу. И никакой больше уклончивости в решениях насущных проблем. Никакой голубиной покорности в исполнении воли матери, никаких попыток всегда соответствовать ее ожиданиям, быть отражением чужих надежд.

Теперь она обоснуется здесь и возьмет все в собственные руки. Потому что она твердо решила к концу лета узнать наконец, что же представляет собой на самом деле Кэролайн Уэверли.

Немного ободренная этой радужной перспективой, она снова взялась за руль и повела машину по дорожке.

У Кэролайн сохранялось смутное воспоминание, как она бегала по этой дорожке в детстве, когда гостила у дедушки с бабушкой. Конечно, недолго: мать прилагала все усилия, чтобы оборвать корни, связывавшие дочь с провинцией. Но Кэролайн запомнила дедушку. Он был высокий, широкоплечий, краснолицый. Однажды тихим летним утром он взял ее с собой на рыбалку. Кэролайн прекрасно помнила, как ей не хотелось насаживать червяка на крючок: ведь он был живой. Но дед убедил внучку, что червяк просто жаждет поймать на себя большую толстую рыбу.

Она помнила, как замерло сердце, когда леска вдруг дернулась, и чувство радости и удовлетворения, когда они с дедушкой несли домой двух увесистых сомиков.

Бабушка, тонкая и гибкая, как проволока, с седыми волосами стального цвета, поджарила улов в глубокой чугунной сковороде. И хотя мать отказалась даже попробовать, Кэролайн, худенькая шестилетка с высоким лбом, тонкими пальчиками и большими зелеными глазами, с жадностью набросилась на рыбу.

Когда впереди показался дом, Кэролайн улыбнулась. Краска на ставнях кое-где пооблетела, трава газона доросла ей до щиколотки, но все же это был по-прежнему элегантный двухэтажный особняк с козырьком над крыльцом, на ступеньках которого она когда-то любила сидеть, и каменной трубой, слегка наклонившейся влево.

Кэролайн почувствовала, как у нее защипало глаза, и сморгнула слезы. Глупо грустить! Бабушка и дедушка жили долго и радовались жизни. И еще глупее – чувствовать себя виноватой. Когда два года назад умер дед, Кэролайн была на гастролях в Мадриде, концертное турне только началось, и она погибала под бременем обстоятельств. У нее не было никакой возможности успеть к похоронам.

И потом она пыталась, искренно пыталась переманить бабушку в город, куда Кэролайн могла бы прилетать на несколько дней между двумя турне, чтобы повидаться.

Но Эдит не согласилась. Она просто рассмеялась в ответ на предложение оставить дом, в который вошла юной новобрачной семьдесят с лишним лет назад, где родила и вырастила детей; дом, в котором она прожила всю жизнь.

А когда бабушка умерла, Кэролайн лежала в госпитале в Торонто, выздоравливая от крайнего нервного истощения. Она узнала о смерти бабушки только через неделю после похорон.

Так что глупо было испытывать чувство вины!

И все-таки, сидя в машине с включенным кондиционером, благодаря чему лицо овевал нежный прохладный ветерок, она словно растворилась в наплыве чувств.

– Простите, – громко сказала Кэролайн, обращаясь к ду?хам. – Я так жалею, что меня здесь тогда не было. Что меня здесь не было никогда…

Она вздохнула и провела ладонью по стриженым волосам цвета светлого меда. Не годится вот так сидеть в машине и сетовать. Надо внести в дом вещи, осмотреть его и вообще начать осваивать свое новое жилье. Теперь этот дом принадлежит ей, и она собирается остаться здесь надолго!

Кэролайн открыла дверцу машины, и знойный воздух сразу ворвался в легкие, вышибая из них кислород. Задыхаясь, она взяла с заднего сиденья футляр со скрипкой, тяжелую коробку с нотами и, пока донесла все это до порога, совсем выбилась из сил.

Пришлось совершить еще три похода к машине и обратно: чемоданы с одеждой, две сумки с бакалеей, которую она купила по дороге в маленьком супермаркете за тридцать миль от Инносенса, и, наконец, видеомагнитофон.

Выстроив на крыльце все свое имущество, Кэролайн достала ключи. На каждом висела бирка с указателем: «входная дверь», «черный ход», «подвал», «сейф», автомобиль «Форд»-пикап. Связка мелодично зазвенела, пока Кэролайн разыскивала
Страница 5 из 30

ключ от входа.

Дверь скрипнула, как скрипят все старые двери, и Кэролайн увидела тонкий покров пыли, осевшей на предметах, которыми давно не пользовались.

Прижав к себе скрипку, которая, во всяком случае, была поважнее любой бакалеи, слегка растерявшись и внезапно ощутив одиночество, она вошла в дом.

Коридор вел прямо к задней двери, где, как она помнила, должна быть кухня. Слева уходила наверх лестница, круто поворачивая вправо на третьей площадке. Перила из темного, прочного дуба были покрыты тончайшим слоем пыли.

Под лестницей стоял стол, на нем массивный черный телефон с циферблатом, а рядом – пустая ваза. Кэролайн положила скрипку на стол и принялась за дела.

Она отнесла продукты в кухню с желтыми стенами и белыми застекленными шкафчиками. В доме было жарко, словно в духовке, и Кэролайн все убрала в холодильник, с облегчением убедившись, что он блестит чистотой.

Ей сообщили, что после похорон бабушки какая-то женщина приходила сюда наводить порядок, и Кэролайн убедилась, что на дружескую помощь соседей можно положиться. Несмотря на двухмесячный слой пыли и фестоны паутины в углах, в воздухе еще витал слабый запах лизоля.

Кэролайн медленно вернулась в холл, стуча каблуками по прочному деревянному паркету, заглянула в гостиную с ромбовидными диванными подушками и большим телевизором на вертящейся подставке в углу. Телевизор производил впечатление антикварного предмета, на обоях красовались розы размером с капустный кочан. Смутные очертания сборной мебели вырисовывались под пыльными чехлами. Потом Кэролайн проследовала в небольшой кабинет – «берлогу» дедушки со стойкой для ружей, ящичками для пистолетов и массивным креслом с вытертыми подлокотниками.

Кэролайн могла бы стоять здесь очень долго, вспоминая, как дедушка позволял ей иногда разглядывать эти ружья, но нужно было подниматься наверх, чтобы выбрать себе комнату.

Кэролайн остановила свой выбор на спальне бабушки и дедушки не столько из сентиментальных, сколько из практических соображений. Тяжелая, с четырьмя столбиками, резная кровать и тончайшее кружевное покрывало, которое можно протянуть через обручальное кольцо, казалось, обещали безмятежный сон. Комод из кедрового дерева у изножья кровати мог стать прекрасным вместилищем ее маленьких тайн. Веночки из крошечных фиалок и розочек на обоях действовали успокоительно.

Кэролайн занесла в спальню чемоданы, снова спустилась вниз и через узкую стеклянную дверь вышла на высокое заднее крыльцо. Отсюда видны были розы, посаженные бабушкой, и многолетние цветы, отважно сражающиеся с сорняками. Из-за стены вечнозеленых дубов, поросших исландским мхом, доносился плеск воды о камни, а в отдалении, сквозь знойное марево, она видела широкую коричневую ленту. Это была могучая Миссисипи.

Перекликались птицы – дрозды и воробьи, вороны и жаворонки; их голоса сливались в радостную симфонию. Иногда Кэролайн слышала гортанный зов дикого индюка.

Кэролайн обернулась и в стеклянной двери, как в зеркале, увидела свое отражение. Хорошо сложенная женщина, пожалуй, чуть более худая, чем следует, с утонченными, изящными кистями рук и тенью под глазами…

На мгновение все исчезло: прекрасный вид, ароматы, звуки. Она снова очутилась в комнате матери, где едва слышно тикали позолоченные часы и пахло духами «Шанель». Очень скоро они с матерью отбудут в ее первое турне.

– Мы рассчитываем, Кэролайн, что ты сыграешь лучше всех.

Голос матери – тихий, четкий и не допускающий возражений.

– Ты ведь понимаешь, что ни к чему другому не стоит и стремиться?

Кэролайн нервно поджимает большие пальцы в модных лакированных туфельках. Ей всего пять.

– Да, мэм.

Теперь она в гостиной. Руки у Кэролайн болят после двухчасовой практики, а за окном так ярко сияет золотое солнце! Она видит на ветке дерущихся воробьев, хихикает и перестает играть.

– Кэролайн! – доносится с лестницы властный голос матери. – Тебе еще целый час заниматься. Каким образом ты думаешь подготовиться к турне при такой недисциплинированности? Начни сначала.

– Извини.

Вздыхая, Кэролайн снова поднимает скрипку к плечу. Двенадцатилетней девочке инструмент кажется тяжелым, как свинец.

Вот она за сценой, старается успокоиться, но нервы ее на пределе. Сейчас начнется концерт. А она уже так устала от бесконечных репетиций, подготовок, поездок! Сколько лет уже она ворочает эти жернова? Да и было ли ей когда-нибудь восемнадцать, двадцать лет?..

– Кэролайн, ради бога, наложи побольше румян. Ты бледна как смерть.

Снова этот нетерпеливый, словно забивающий гвозди голос. Жесткие, твердые пальцы берут ее за подбородок.

– Ну почему ты не можешь хотя бы сделать вид, что заинтересована в этом концерте? Разве ты не знаешь, как много мы с твоим отцом работали, чтобы ты достигла своего теперешнего уровня? Сколь многим мы пожертвовали ради этого? А у тебя за десять минут до выступления такой отсутствующий, вялый вид!

– Извини.

Она всегда и постоянно извинялась.

Даже в госпитале – больная, измученная, пристыженная, распростертая на кровати…

– Как ты могла так расклеиться? Как ты посмела отменить концерт?

Над Кэролайн нависает разъяренное лицо матери.

– Я не могу сейчас играть. Извини…

– «Извини»! Что толку от твоих извинений? Ты губишь свою карьеру, ты ставишь Луиса в неудобное положение, ведешь себя непростительно! Не удивлюсь, если он разорвет вашу помолвку, а не только твой ангажемент. Что ты будешь делать, если он прекратит с тобой все профессиональные отношения?

– Как же ты не понимаешь, мама? – слабо возражает Кэролайн. – Он был с другой! Как раз перед тем, как подняли занавес, я видела его – в гардеробной. Он был там с другой…

– Глупости! А если это и так, то тебе некого винить, кроме себя самой. Как ты ведешь себя последнее время? Ходишь бледная, словно привидение, отменяешь интервью, отказываешься от приемов и вечеринок… И это после всего, что я для тебя сделала! Вот как ты платишь свои долги? И в какое ужасное положение ты меня поставила! Уже поползли разные слухи: ведь людям только дай повод посплетничать. Что я скажу журналистам?

– Не знаю…

Ей становится легче, когда она закрывает глаза, чтобы ничего не видеть и обо всем забыть.

– Извини. Я просто не могу больше так жить.

«Действительно, не могу», – подумала Кэролайн, открывая глаза. Она не может и не хочет жить так, как от нее требуется. И никогда не будет! Может быть, она в самом деле эгоистична, неблагодарна, избалована – все эти злобные эпитеты мать швырнула ей в лицо. Но какое это имеет значение теперь? Важно только одно: она приехала сюда. К себе домой!

А за десять миль от ее дома Такер Лонгстрит ворвался на машине в самое сердце Инносенса, взметая пыль и едва не доведя до инфаркта толстого пса Джеда Ларссона Зануду. Собака мирно дремала на бетонной плите под полосатой маркизой бакалейного магазина. Приоткрыв один глаз, она вдруг увидела летящий прямо на нее блестящий красный автомобиль, который внезапно остановился за несколько дюймов от собачьего носа.

Взвизгнув, Зануда отпрыгнул на безопасное расстояние. Такер усмехнулся и свистнул псу, подзывая его к себе, но тот и не подумал остановиться. Зануда так ненавидел это блестящее красное чудовище, что
Страница 6 из 30

даже никогда не пытался помочиться на его колеса.

Такер сунул ключи в карман. Он был полон решимости как можно скорее купить рис, кока-колу и туалетную воду. А потом рвануть обратно и снова залечь в гамаке, где и должен находиться знающий себе цену мужчина в такое жаркое послеполуденное время. Но тут он усмотрел перед кафе «Болтай, но жуй» автомобиль сестры, и ему сразу показалось, что от быстрой езды у него пересохло в горле и недурно бы опрокинуть стаканчик холодного лимонада. А может, и проглотить кусок пирога с черникой или мороженое.

Позднее он будет долго сожалеть, что позволил себе это маленькое отклонение от прямой дороги…

Кафе «Болтай, но жуй» принадлежало Лонгстритам – точно так же, как прачечная-автомат «Стирай и суши», магазинчик «Корма и зерно», оружейный клуб «Друг охотника» и еще с десяток заведений, сдаваемых в аренду. Лонгстриты были достаточно умны, а может, причиной тому была их лень, чтобы не нанимать менеджеров для управления этим видом собственности. Хотя Дуэйн и не питал большого интереса к домам, сдаваемым в аренду, первого числа каждого месяца он исправно собирал арендную плату, выслушивал просьбы об отсрочке и составлял список необходимых ремонтных работ.

Ну, а бухгалтерские книги вел Такер, нравилось ему это или нет. Однажды, когда он по легкомыслию запустил дела, учет взяла на себя Джози и настолько все запутала со своим королевским высокомерием, что Такеру понадобилось несколько дней для наведения порядка.

Вообще-то, он не слишком возражал против этой обузы. Бухгалтерский учет – довольно удобное занятие, к которому всегда можно обратиться в вечерней прохладе с бокалом охлажденного напитка под рукой. У него была хорошая память на цифры, так что этот вид деятельности не составлял для него труда.

Кафе «Болтай, но жуй» пользовалось особой благосклонностью Такера: здесь всегда царила непринужденная, домашняя атмосфера. Зал украшали большие окна-витрины, сплошь залепленные объявлениями о распродажах, аукционах и школьных спектаклях. Отсеки со столиками были отделаны красным винилом, которым Такер всего полгода назад заменил прежнюю коричневую, потертую и замызганную обивку. Впрочем, красный цвет уже начал выцветать в оранжевый.

В течение нескольких лет посетители вырезали на ламинированной поверхности столиков различные послания. Такова уж была традиция «Болтай, но жуй». Наибольшей популярностью пользовались инициалы, а также изображения сердец и некоторых других органов. Но время от времени кого-то осеняло вдохновение, и тогда появлялись изречения, вроде: «Эй, привет!» или «Держи хвост морковкой!». А однажды какой-то человеконенавистник пожелал: «Обожрись дерьмом и лопни».

Эйрлин Ренфрю, хозяйка заведения, была до того расстроена этим пожеланием, что Такеру пришлось одолжить электродрель в соседней лавке метизов и уничтожить оскорбительные слова.

В каждом отсеке был свой музыкальный автомат-проигрыватель. Достаточно опустить в щель монету, нажать кнопку и выбрать нужную запись. Эйрлин любила музыку в стиле «кантри», и поэтому музыкальные машины ее тоже предпочитали. Но Такер ухитрился контрабандой протащить несколько записей рока пятидесятых годов.

У большой стойки расположилась дюжина высоких стульев, обитых тем же выцветающим красным винилом. Под стеклом в фигурной рамке висел прейскурант с перечислением сегодняшней выпечки, и взгляд Такера по-детски восторженно выхватил из списка черничный пирог.

Обмениваясь на ходу приветствиями с немногочисленными посетителями, Такер пробрался сквозь сигаретный дым к стойке, возле которой восседала его сестра. Глубоко поглощенная обсуждением чего-то с Эйрлин, Джози рассеянно потрепала брата по щеке и продолжала разговаривать с приятельницей:

– И я ей сказала: «Джастин, если ты собираешься замуж за человека вроде Уилла Шайвера, тебе в интересах семейного счастья необходимо купить замок на его ширинку и быть уверенной, что у тебя в руках единственный ключ. Он, конечно, раз-другой обмочится, но больше ничего не сумеет!»

Эйрлин одобрительно хихикнула и вытерла со стойки несколько влажных кругов.

– Но почему она обязательно хочет выйти замуж за этого бездельника Уилла – не понимаю.

– Детка, да он в постели настоящий тигр! – Джози хитро подмигнула. – Ну, во всяком случае, так говорят… Рада тебя видеть, Такер.

Джози повернулась к брату, смачно поцеловала в щеку и замахала перед его лицом растопыренными пальцами.

– А я только что сделала маникюр. Цвет называется «убийственный красный». Как тебе нравится?

Такер с чувством долга внимательно оглядел ее пурпурные ногти:

– Такое впечатление, словно ты только что выцарапала кому-то глаза. Эйрлин, дай-ка мне лимонаду и кусок черничного пирога со взбитыми ванильными сливками.

По-видимому, вполне довольная оценкой ее ногтей, Джози пробежала пальцами по своей искусно уложенной копне черных волос.

– А мои, наверное, с удовольствием бы выцарапала Джастин. – Усмехнувшись, Джози взяла стаканчик диетической колы и прильнула к соломинке. – Она тоже была в салоне красоты: закрашивала перекисью корни. И совала всем под нос руку, чтобы каждый мог полюбоваться стекляшкой, которую она называет бриллиантом. Уилл, наверное, выиграл его на ярмарке в тире, стреляя по бутылкам.

В золотистых глазах Такера промелькнула насмешливая искорка.

– Ревнуешь, Джози?

Джози на секунду напряглась, выпятив нижнюю губу, но затем, просветлев лицом, закинула голову и рассмеялась:

– Ну, если бы я захотела, он был бы мой. Да только, когда он не в постели, с ним можно от скуки умереть.

Она помешала остаток колы соломинкой и бросила быстрый игривый взгляд на двух юнцов, расположившихся в одном из отсеков. Они сразу запыхтели и встрепенулись над своими банками пива.

– Что и говорить, мы оба с тобой несем это бремя, Тэк. Перед нами не может устоять никто из противоположного пола!

Улыбнувшись Эйрлин, Такер набросился на пирог:

– Да, Джози, это наш крест.

Джози забарабанила свеженакрашенными ногтями по стойке, с удовольствием прислушиваясь к постукиванию. Она чувствовала, что беспокойство, которое заставило ее дважды за пять лет выйти замуж и развестись, снова нарастает, и это продолжается уже несколько недель. «Пора в путь», – подумала Джози. Несколько месяцев жизни в Инносенсе всякий раз вызывало у нее непреодолимую жажду развлечений и охоту к перемене мест. Впрочем, те месяцы, которые она проводила где-нибудь еще, заставляли ее тосковать по бесцельному умиротворенному существованию в родном городке.

Кто-то сунул четвертак в автомат, и Рэнди Трэвис заныл о превратностях несчастной любви. Джози забарабанила в такт, глядя исподлобья, как Такер налегает на черничный пирог и мороженое.

– Не представляю, как ты можешь есть такие вещи в середине дня!

Такер пожал плечами.

– Очень просто: разеваю рот и глотаю.

– И не прибавляешь в весе ни унции. Я же должна считать каждый кусочек, иначе мои бедра станут шире, чем у Мэйми Гэнтри.

Джози засунула палец в сливки на пироге Такера и облизала его.

– А что ты вообще делаешь в городе в такое время?

– Исполняю поручения Деллы. Кстати, по дороге видел автомобиль, свернувший к дому Макнейров.

– Гмм-м.

Джози, возможно,
Страница 7 из 30

обратила бы больше внимания на эту новость, но в кафе вошел Берк Трусдэйл. Джози моментально выпрямилась, скрестила длинные, гладкие ноги и приветствовала его медовой улыбкой:

– Привет, Берк.

– Привет, Джози.

Берк подошел и ткнул Такера в спину.

– Что это вы здесь поделываете?

– Да просто время убиваем, – ответила Джози.

Берк был ростом не меньше шести футов, мускулистый и мощный, как студебекер, с квадратной челюстью и добрыми щенячьими глазами, что несколько смягчало общее впечатление. Хотя по возрасту он был ровесником Дуэйна, но дружил больше с Такером. А кроме того, Берк был одним из тех немногих мужчин, без которых Джози вынуждена была обходиться.

Берк присел на высокий стул, позвякивая тяжелым кольцом с ключами. Повязка шерифа на его руке выцвела от солнечных лучей.

– Слишком жарко сейчас вообще чем-то заниматься, – Берк благодарно улыбнулся Эйрлин, поставившей перед ним чай со льдом, и опорожнил стакан единым духом. – Родственница Мисс Эдит въехала в ее дом, – объяснил он, поставив стакан. – Это мисс Кэролайн Уэверли, известная музыкантша из Филадельфии. – Эйрлин снова заполнила стакан, и на этот раз Берк выпил охлажденный чай медленно, смакуя. – Она звонила, просила включить телефон и электричество.

– А надолго она приехала? – спросила Эйрлин, у которой всегда были ушки на макушке от неистребимого любопытства. Между прочим, она считала, что хозяйка «Болтай, но жуй» не только имеет право, но просто обязана все знать.

– Этого я не знаю. Мисс Эдит не очень-то много рассказывала о своей родне, но я слышал, что у нее есть родственница, которая разъезжает с оркестром по всему миру.

– Наверное, ей хорошо за это платят, – заметил Такер. – Я видел полчаса назад, как она поворачивала к дому. У нее новенький, с иголочки, «БМВ».

Берк подождал, пока Эйрлин не отойдет.

– Тэк, мне нужно переговорить с тобой насчет Дуэйна.

Такер немедленно напрягся, хотя выражение лица оставалось лениво-дружелюбным.

– А в чем дело?

– Вчера вечером он снова напился и устроил у Макгриди небольшой погром. Я засадил его на ночь в каталажку.

Теперь выражение лица Такера изменилось: глаза потемнели, губы сурово сжались.

– Ты его в чем-нибудь обвиняешь?

– Да ладно тебе, Тэк, – Берк обиженно нахмурился. – Он учинил дикий скандал и был слишком пьян, чтобы сесть за руль. Я решил, что ему надо где-нибудь проспаться. Вспомни: когда неделю назад я его, мертвецки пьяного, отвез домой, мисс Делла чуть не спятила.

– Пожалуй, ты прав. – Такер немного успокоился: все-таки Берк был настоящим другом. – А где сейчас Дуэйн?

– В тюрьме, приходит в себя с похмелья. Я подумал, что раз уж ты здесь, то сам сможешь отвезти его домой. А его машину мы перешлем позднее.

– Буду тебе обязан.

Под внешним спокойствием Такер скрывал серьезную озабоченность. Дуэйн пьянствовал и дебоширил уже две недели подряд, а выход из этого состояния у него всегда бывал долгим и мучительным.

Такер встал и вынул бумажник. В этот момент дверь распахнулась и так громко стукнула, что стаканы на полках задребезжали. Он оглянулся и увидел Эдду Лу Хэттингер. И понял, что бури не миновать.

– Ах ты, ползучий гад, ублюдок! – заорала она с порога и двинулась прямо на Такера. Если бы Трусдэйл не сохранил быстроту реакции, которая принесла ему славу «звезды» в средней школе, то Такеру свернули бы нос набок.

– Эй, эй… – растерянно бормотал Берк, потому что Эдда Лу царапалась, как дикая кошка.

– Ты что же, решил отделаться от меня?

– Эдда Лу… – Такер по опыту знал, что надо говорить тихо и проникновенно. – Успокойся. Дыши глубже. Ты только себе же и навредишь.

Эдда Лу оскалила мелкие зубы.

– Я сейчас тебе врежу, развратный хорек!

Берк решил, что пора напомнить ей, кто здесь шериф.

– Девушка, возьми себя в руки, или мне придется отправить тебя в тюрьму. И, думаю, твоему папаше это очень не понравится.

Эдда Лу бросила на него злобный взгляд и прошипела:

– Отпусти меня, я пальцем не трону этого сукина сына.

Берк ослабил объятие, она вырвалась и встряхнулась.

– Если ты хочешь поговорить со мной… – начал Такер.

– Да, мы поговорим, будь спокоен! Здесь и сейчас.

Эдда Лу заняла выигрышную позицию: встала так, чтобы посетителям, пялившим на нее глаза или, наоборот, притворно отводившим их, было все видно и слышно. Цветные пластмассовые браслеты пощелкивали у нее на руках, лицо и шея блестели от пота.

– Вы все слышите, да? Я имею кое-что сказать этому мистеру-ходоку Лонгстриту!

– Эдда Лу… – Такер улучил момент и тронул ее за руку, но она резко отбросила его руку.

– Да-да, я все тебе выложу сполна. Ты говорил, что любишь меня, а сам…

– Никогда я тебе такого не говорил!

И в этом Такер мог быть совершенно уверен: даже сгорая в пламени страсти, он всегда был очень осторожен в словах.

– Но ты давал мне это понять! – Эдда Лу неожиданно заплакала, слезы смешались с потом на ее лице, и тушь расползлась синими разводами под глазами. – Ты влез в мою постель. Ты говорил, что я такая женщина, которую ты всегда хотел. Ты говорил… Ты говорил, что мы поженимся!

– О, нет! – Такер редко раздражался, но ей все-таки удалось задеть его за живое. – Ты все это выдумала, Эдда Лу. У тебя, оказывается, слишком богатое воображение.

– А что должна думать девушка, когда ее обхаживают, носят цветы и разное иностранное вино? Ты говорил, что никто еще тебе так не нравился.

– И ты действительно мне нравилась.

Такер говорил правду, хотя сейчас ему самому было трудно в это поверить.

– Да тебе сроду никто не нравился, кроме самого себя, Такер Лонгстрит! Но напрасно ты думаешь, что тебе удастся так легко от меня отделаться.

Эдда Лу не собиралась отступать – особенно теперь, когда она уже успела намекнуть всем подругам, что дело идет к свадьбе. Она даже ездила в Гринвилл и присматривала себе свадебное платье. Она знала – знала наверняка, – что полгорода перешептывается о приближающемся событии.

– Я беременна! – выкрикнула она в последней отчаянной надежде и с удовлетворением отметила, как зашептались посетители, а Такер побледнел.

– Что ты сказала?!

На губах ее зазмеилась жестокая, беспощадная улыбка.

– Ты меня прекрасно слышал, Тэк. И лучше пораскинь мозгами, что тебе теперь надо делать.

Вздернув подбородок, она круто повернулась на каблуках и вышла, громко хлопнув дверью. Такер застыл на месте, лишившись дара речи.

– У-упс… – Джози ухмыльнулась при виде потрясенных завсегдатаев, но рука ее скользнула вниз, нашла руку брата и крепко сжала. – Ставлю десять баксов за то, что она врет.

– Что?

Все еще ошеломленный, Такер уставился на сестру.

– Да я уверена, что она беременна не больше, чем ты сам! Разве ты не знаешь, что это старая, как мир, женская уловка, Такер? Не дай ей схватить тебя за хвост.

Ему требовалось все обдумать, а для этого надо было остаться одному.

– Послушай, ты не могла бы забрать Дуэйна из тюрьмы? И захвати припасы для Деллы.

– А почему бы нам вместе…

Но он уже уходил прочь.

«Ну и дела! – подумала Джози. – Он ведь даже не сказал, что Делла велела купить».

Глава 2

Дуэйн Лонгстрит сидел на жесткой, как камень, железной койке в камере одной из двух городских тюрем и стонал, словно раненый пес. Он проглотил уже три таблетки
Страница 8 из 30

аспирина, однако они пока не подействовали, и ему казалось, что тысяча пил, жужжа, вгрызается ему в мозг.

Он убрал ладони со лба, чтобы хлебнуть кофе, который оставил для него Берк, а затем снова обхватил голову, опасаясь, что она сейчас упадет с плеч.

Как всегда, только проснувшись после загула, Дуэйн презирал себя. Ему противно было думать, что он снова случайно угодил в ту же самую отвратительную западню.

Он жалел не о том, что пьет. Нет, Дуэйну нравилось пить. Он любил вкус первого жгучего глотка виски на языке, любил ощущать, как оно скользит в горло, устремляется в желудок и ласкает его. Это было похоже на долгий, медленный поцелуй хорошенькой женщины. Он любил бодрящую горячую волну, бьющую в голову после второй порции.

Да, он чертовски любил все это и, в принципе, ничего не имел против опьянения. А после того, как опрокинешь пятый-шестой стаканчик, время течет широким потоком и уносит тебя вдаль. Все вокруг кажется таким чудесным и смешным! В эти минуты забываешь, что жизнь дала тебе под дых, что ты навсегда потерял жену и двух ребятишек, которых, правда, не очень-то хотел заполучить с самого начала. Но теперь они живут с каким-то паршивым торговцем обувью, а ты навеки застрял в тухлом городишке, потому что тебе больше некуда податься.

Да, он очень любил легкое, прекрасное время забвения, и ему было все равно, что за этим последует. А следует всегда одно и то же: рука сама собой тянется к бутылке, теряешь способность чувствовать вкус и только способен глотать и глотать, пока виски перед тобой на столе…

Вот это Дуэйну уже не нравилось. А еще ему не нравилось, что питье делает его агрессивным и он начинает нарываться на драку, на любую драку. Бог свидетель, он не такой плохой и злой человек, каким был его отец. Но иногда виски превращало его в Бо, и Дуэйн очень об этом сожалел.

Самое паршивое – временами он не мог припомнить, устроил дебош после выпивки или тихо-мирно отключился. Когда же он дурил, то, как правило, просыпался утром в тюремной камере в сильном похмелье.

Медленно, опасаясь, что неосторожное движение сразу превратит гудение в голове в злобное жужжание раздраженных пчел, Дуэйн поднялся. Солнечные лучи, вливаясь в зарешеченное окно, едва его не ослепили. Он загородил глаза ладонью и стал выбираться из камеры: Берк никогда его не запирал.

Шатаясь, Дуэйн прошел в уборную, и из него вылился галлон виски «Дикий индюк», профильтрованный почками. Ужасно тоскуя по собственной мягкой постели, он плескал себе в лицо холодной водой, пока не перестало саднить в глазах.

Дуэйн тихо присвистнул, когда в коридоре громко хлопнула дверь, и слегка застонал, услышав жизнерадостный голос Джози:

– Дуэйн! Ты здесь? Это твоя любимая сестренка явилась забрать тебя отсюда.

Когда он показался на пороге, держась за дверь и проседая в коленках, Джози вздернула свои аккуратно выщипанные брови.

– Ничего себе! Ты выглядишь, словно три драные кошки, вместе взятые. Интересно, как ты ухитряешься что-нибудь видеть сквозь такие налитые кровью призмы?

– Послушай, я… – Дуэйн кашлянул, чтобы прочистить горло. – Я опять разбил машину?

– Об этом мне ничего не известно. Ну а теперь ты поедешь с малюткой Джози.

Она подошла, взяла его за руку, но, когда Дуэйн повернулся к ней, стремительно отступила.

– Боже милосердный! Скольких ты уже убил таким перегаром? – Поцокав языком, Джози вытащила из сумочки коробку леденцов «Тик-так». – Вот, детка, пожуй. Иначе я упаду в обморок, если ты опять дохнешь на меня.

– Делла меня убьет, – мрачно промолвил Дуэйн, когда Джози повела его к двери.

– Надеюсь. Но, боюсь, когда она узнает, что случилось с Такером, она о тебе позабудет.

– С Такером? А что такое с Такером? Вот чертовня! – Дуэйн отшатнулся, когда солнце ударило ему в глаза.

Покачав головой, Джози вытащила из сумки свои темные очки с маленькими искусственными бриллиантиками вокруг линз и подала их брату.

– Такер в затруднительном положении, потому что Эдда Лу утверждает, будто ждет от него ребенка. Ну, мы еще посмотрим, так это или нет!

– Христос всемогущий! – На краткое мгновенье собственные невзгоды показались Дуэйну не стоящими внимания. – Тэк обрюхатил Эдду Лу?

Джози открыла дверцу салона своей машины и помогла Дуэйну втиснуться.

– Да, и она объявила об этом во всеуслышание в «Болтай, но жуй». Так что теперь все жители города будут с интересом ждать, когда у нее вырастет брюхо.

– Только этого нам не хватало…

– Вот что я тебе скажу, – Джози завела машину и аккуратно тронулась с места. – Обрюхатил он ее или нет, но пусть дважды подумает, прежде чем введет эту кобылу в наш дом!

Дуэйн, конечно, согласился бы с ней всей душой, если бы ему не надо было поддерживать голову обеими руками.

Такер предусмотрительно решил не возвращаться сразу домой: Делла незамедлительно устроит ему выволочку. Ему нужно было немного побыть одному, а как только въедешь в ворота усадьбы, об одиночестве нечего и мечтать.

Повинуясь внезапному порыву, Такер резко свернул на боковую дорогу, не доехав до дома почти целую милю. Оставив машину на поросшей травой обочине, он пошел к деревьям. Под зеленой листвой, рядом с влажным мхом парализующая все члены жара не так свирепствовала. Но ему надо было охладить не столько тело, сколько пылающую голову.

Там, в кафе, было мгновение, когда его охватила бешеная кровожадная злоба, когда ему захотелось схватить Эдду Лу за горло и задушить, чтобы она заткнулась навсегда.

Но сейчас его пугало даже не то, что он ощутил минутное удовлетворение от самой мысли об убийстве. Половина ею сказанного было ложью. Но это означало, что вторая половина – правда!

Такер оттолкнул низко нависшую ветку, нагнулся и стал пробираться к воде через густые заросли. Испуганная его вторжением цапля сложила длинные изящные ноги и скользнула в глубь заводи. Сев на бревно, Такер огляделся, нет ли поблизости змей.

Очень медленно вынув сигарету и отщипнув мизерный кончик, он зажег ее.

Такер всегда любил воду. Не светлые озера и не океан, но темноводные пруды, журчание ручьев, постоянный четкий плеск речной волны. Его с детства тянуло к воде. Под предлогом рыбной ловли он любил просто посидеть и подумать, слушая неумолчный стрекот цикад.

Но тогда его проблемы были детскими, мальчишескими: например, высекут ли его за плохую отметку по географии или как выпросить новый велосипед на Рождество. Позже он приходил сюда, чтобы решить, кого пригласить на танцы в Валентинов день – Арнетту или Кэтрин.

Но по мере того, как взрослеешь – проблемы усложняются. Он вспомнил, как горевал, когда отец поехал в Джексон на своей машине и разбился насмерть. Однако та горесть не могла идти ни в какое сравнение с тем, что он испытал, когда нашел лежащую в саду на дорожке мать, почти бездыханную. И ни один врач уже не смог починить ее бедное сердце.

Такер часто приходил тогда к воде в поисках хоть небольшого облегчения. И постепенно, как всегда в этом мире, боль притупилась, чувство утраты поблекло. Только иногда его вдруг неудержимо тянуло выглянуть из окна, и он был почти уверен, что снова увидит, как мама в широкополой соломенной шляпе, перевязанной прозрачным шифоном, срезает увядающие розы…

Мэдилайн Лонгстрит наверняка не понравилась бы
Страница 9 из 30

Эдда Лу. Она нашла бы ее грубой, вульгарной и хитрой. И, несомненно, выразила бы свое неодобрение с той утонченно беспощадной вежливостью, которую любая южная леди способна отточить до остроты бритвы.

А его мать была именно такой, истинно южной, леди.

Конечно, Эдда Лу отлично сложена: большая грудь, широкие бедра, свежая, словно утренняя роса, кожа, крупный жадный рот. И, видит бог, она доставляла ему наслаждение.

Но любить он ее не любил и никогда не говорил, что любит. Такер всегда считал недостойной дешевкой заманить женщину в постель обещанием жениться; он и так доставлял ей много радости – и в постели, и вне ее.

Надо сказать, Такер вовсе не собирался бросать Эдду Лу: он не относился к числу мужчин, которые сразу же перестают ухаживать после того, как задрали женщине юбку. Но как только она намекнула насчет свадьбы, он сразу отступил назад. Сначала он устроил ей охлаждающий чувства тайм-аут, приглашая повеселиться только раз в неделю, и выложил начистоту, что у него совершенно нет намерения связывать себя брачными узами. Но он видел по ее хитроватому взгляду, что Эдда Лу ему не поверила. Вот тогда он разорвал отношения. Она плакала, но вела себя прилично. Теперь Такер понимал, что она не рассталась с надеждой привязать его к себе окончательно.

Такер также не сомневался, что до нее дошли слухи о его свиданиях с другой. Впрочем, все это уже не имело значения. Если Эдда Лу беременна, он был совершенно уверен, что виноват, несмотря на все меры предосторожности. Именно он. И теперь надо придумать, что в связи с этим предпринять.

Такер удивлялся, что к нему до сих пор не нагрянул отец Эдды Лу, Остин Хэттингер, с заряженным ружьем. Остин не отличался умением входить в обстоятельства и к тому же никогда не любил Лонгстритов. Вернее сказать, он их ненавидел – с тех самых пор, как Мэдилайн Ларю предпочла Бо Лонгстрита, навсегда положив конец мечтам Остина Хэттингера самому на ней жениться.

Говорили, что именно тогда Остин и превратился в подлого, жестокого сукиного сына. Все вокруг знали, что он то и дело дубасит жену, а своих пятерых детей воспитывает исключительно подзатыльниками. Самый старший из них, Оу Джей, уже мотал срок в тюрьме Джексона за крупную автомобильную кражу.

Остин и сам провел немало ночей за решеткой: «рукоприкладство», «рукоприкладство и насилие», «неподобающее поведение, выразившееся в неуважении к Священному писанию и богохульстве». Такер понимал, что это лишь вопрос времени: Остин обязательно явится к нему с заряженным ружьем и своими огромными, как окорока, кулаками. И ему придется с ним встретиться – отвертеться не удастся.

Точно так же придется взять на себя ответственность по отношению к Эдде Лу. Однако ответственность ответственностью, но черта с два он женится на ней! Она может быть как угодно искусна в постели, но не в состоянии поддерживать мало-мальски спокойный разговор. А кроме того, она неумна, зато хитра и коварна, как лисица. И хотя бы только поэтому он не желает каждое утро лицезреть ее за завтраком всю оставшуюся жизнь.

Он, конечно, сделает, что возможно и что считает правильным. У него есть деньги, и он этим воспользуется. Это все, что она от него получит.

Впрочем, может быть, когда первая злость пройдет, он даже полюбит этого ребенка – если не его мать… Всегда лучше ощущать к кому-то приязнь и симпатию, чем испытывать отвратительное чувство ненависти.

Такер потер лицо руками и от души пожелал, чтобы Эдда Лу исчезла куда-нибудь насовсем. Что за безобразную сцену она устроила в кафе! Выставила его в таком свете, что хуже не бывает. Хуже, чем он есть на самом деле. И если бы только можно было придумать, каким образом, он бы…

Такер услышал шорох позади и резко обернулся. Если его выследила Эдда Лу, то он готов задать ей как следует!

Кэролайн свернула с просеки – и подавила крик. В тенистом полумраке у воды, там, где она когда-то удила рыбу с дедушкой, спиной к ней стоял мужчина. Услышав ее шаги, он обернулся, грозно сжал кулаки, и на лице его показалась насмешливая ухмылка, больше похожая на злобный оскал.

Кэролайн беспомощно оглянулась вокруг в поисках какого-нибудь средства защиты и поняла, что все теперь зависит только от нее самой.

– Что вы тут делаете?!

Мужчина в одно мгновение разоружился, словно сбросил с себя рубашку.

– Просто смотрю на воду. – Он виновато улыбнулся, как бы давая понять, что не опасен. – Я не рассчитывал наткнуться здесь на кого-нибудь.

Напряженная готовность к нападению сменилась ленивой беспечностью, однако Кэролайн уже успела убедиться, что он может быть опасен. Голос у него был ровный, но какой-то тягуче-небрежный, поддразнивающий. И хотя глаза теперь улыбались, выражение их было таким сладострастным, что она бы наверняка кинулась бежать прочь, сделай он хоть одно движение в ее сторону.

– Кто вы?

– Такер Лонгстрит к вашим услугам, мэм. Я живу недалеко отсюда и, каюсь, нарушил границы частного владения. – И опять эта улыбка, как бы говорящая: «Нет причины беспокоиться». – Извините, если напугал вас. Мисс Эдит не возражала, когда я сюда забредал, чтобы посидеть и поразмышлять. Поэтому я не зашел в дом и не попросил вашего разрешения. Вы, очевидно, Кэролайн Уэверли?

– Да.

Кэролайн подумала, что ее напряженный ответ прозвучал грубо по сравнению с его провинциальной обходительностью. И, чтобы смягчить грубость, она улыбнулась, однако улыбка все равно получилась напряженной.

– Вы меня испугали, мистер Лонгстрит…

– О, пожалуйста, просто Такер.

Слегка прищурившись, он смерил ее взглядом. На его вкус – слишком худа. Зато бледное лицо с тонкими изысканными чертами похоже на камею, которую его мама всегда носила на черном бархатном банте. Обычно он предпочитал женщин с длинными волосами, но этой шла короткая стрижка: подчеркивала изящество шеи и делала огромные глаза еще больше. Такер сунул большие пальцы в карманы.

– Мы, в конце концов, соседи. А у нас в Инносенсе принято относиться к соседям дружески.

«Да, он, пожалуй, мог бы очаровать даже бесчувственное бревно», – подумала Кэролайн. Она знала еще одного такого человека. Правда, у этого был акцент уроженца американского Юга, а у того – испанский, но оба были совершенно неотразимы…

Кэролайн кивнула, и Такер отметил, что она держится по-королевски.

– Я как раз осматриваю свои владения – и никак не ожидала кого-нибудь встретить.

– Красивое место. Вы уже устроились? Если вам что-то понадобится, достаточно крикнуть.

– Ценю вашу готовность помочь, но думаю, что сама справлюсь. Я ведь здесь всего час или около того.

– Да, знаю. Я ехал в город и видел, как вы поворачиваете к себе.

Кэролайн собиралась что-то ответить, но вдруг прищурилась.

– В красном «Порше»?

На этот раз он улыбнулся совершенно ослепительно – и, как ей показалось, издевательски.

– Правда, не машина, а красотка?

Но теперь Кэролайн перешла в наступление, гневно сверкая глазами:

– Так это вы тот самый безответственный идиот? Вы же мчались со скоростью девяносто миль в час!

Всего несколько минут назад она была просто хрупкая и миловидная, но сейчас, с пылающими щеками, Кэролайн показалась Такеру прекрасной. Он всегда считал, что если нельзя помешать женщине выказывать свой нрав, то можно хотя бы
Страница 10 из 30

любоваться яркостью вспышки.

– Нет. Насколько я припоминаю, было не больше восьмидесяти. Конечно, она может дать на хорошем шоссе все сто двадцать, но…

– Вы же едва не врезались в меня!

Он, по-видимому, взвесил про себя такую возможность, затем решительно покачал головой.

– Нет, у меня было достаточно времени, чтобы успеть уклониться. Это вам так казалось с вашего места. Я, честное слово, сожалею, что дважды за один день напугал вас. – Однако веселые искорки в глазах никак не соответствовали его покаянным словам. – Вообще-то я предпочитаю производить на хорошеньких женщин другое впечатление.

Если матери Кэролайн удалось что-нибудь вбить в голову дочери, то это мысль о необходимости всегда и повсюду вести себя с достоинством. Она быстро сумела овладеть собой и уже спокойно произнесла:

– Вам вообще нечего было делать на этой дороге. Я непременно сообщу о вас полиции.

Такера забавляло негодование этой янки.

– Можете это сделать прямо сейчас, мэм. Позвоните в город и попросите соединить вас с Берком. Берк Трусдэйл – наш шериф.

– И, несомненно, ваш двоюродный брат? – процедила Кэролайн сквозь зубы.

– Нет, мэм, хотя его младшая сестра действительно замужем за моим братом. Но троюродным.

Такер подумал, что она, очевидно, считает его неотесанным болваном – южанином, и решил, что сейчас доставит ей полное удовольствие.

– Они переехали на тот берег, в Арканзас. А кузена зовут Билли Эрл Ларю. Он мой родственник по материнской линии. У них с Мегги – сестренкой Берка – там склад. Ну, знаете, когда люди отдают на хранение мебель, автомашины или еще что-нибудь такое. И дела у них идут очень неплохо.

– Я в восторге от этого сообщения.

– Вот и прекрасно. – Он опять продемонстрировал свою медлительную, насмешливую улыбку. – И вы уж передайте старине Берку приветик, когда будете с ним беседовать.

Хотя Такер был выше ее на несколько дюймов, Кэролайн каким-то образом ухитрялась посмотреть на него свысока.

– Наверное, мы оба хорошо понимаем, что от такого разговора большой пользы нет. А теперь, мистер Лонгстрит, я буду вам очень признательна, если вы уберетесь с моей земли. А когда вам снова захочется посидеть и поглядеть на воду, то, пожалуйста, выберите для этого место где-нибудь подальше.

Кэролайн отвернулась и уже сделала два шага прочь, как ее настиг голос Такера. И, черт возьми, этот голос был определенно издевательским!

– Мисс Уэверли, добро пожаловать в Инносенс. Надеюсь, вы не пожалеете, что приехали к нам.

Кэролайн не обернулась. А Такер, будучи хорошо воспитанным человеком, подождал, пока она не скроется из виду, и только тогда рассмеялся.

Если бы он сейчас не увяз по уши в дерьме, то с удовольствием еще подразнил бы эту хорошенькую янки. Черт возьми, у него даже настроение улучшилось!

Эдда Лу долго наводила перед зеркалом блеск и лоск, чтобы выглядеть на этом свидании наилучшим образом. Сначала она боялась, что все испортила, устроив скандал в кафе. А устроила она его, узнав, что Такер возил эту сучку Крисси Фуллер в Гринвилл – обедать и в кино. Но, кажется, на этот раз ее дурной характер сослужил ей хорошую службу. Такер не выдержал публичного унижения и вернулся, как миленький! А ей именно это и было нужно.

О, конечно, он попытается умаслить ее, надеясь сорваться с крючка. У Такера Лонгстрита лучше подвешен язык, чем у кого-либо другого во всем графстве. Но на этот раз ему отвертеться не удастся! Не успеет он и глазом моргнуть, а она уже получит кольцо на палец. И когда будет переезжать в Большой Дом, то вряд ли кто посмеет усмехнуться ей вслед.

Надо же, она, Эдда Лу Хэттингер, родившаяся на грязной ферме с вечно квохчущими курами на дворе и пропахшей салом кухней, будет носить красивые дорогие платья, спать в мягкой постели и пить на завтрак шампанское! Теперь, если она захочет прошвырнуться в Инносенс, то уже непременно на длинном розовом «Кадиллаке». И никакой работы кассиршей в магазине Ларссона! Ей не придется больше дрожать над каждым пенни, чтобы снимать комнату: ведь дома папаша то и дело норовит дать затрещину, стоит ей с кем перемигнуться.

Она станет миссис Лонгстрит…

Упиваясь радужными мечтами, Эдда Лу остановила свою дребезжащую «Импалу-75» на обочине. Ее нисколько не удивило, что Такер попросил встретиться с ним у пруда. Напротив, это было очень на него похоже. Эдда Лу и влюбилась-то в него именно потому, что он такой потрясающий романтик. Такер не скупился и не жмотничал, как другие, кто подкатывался к ней у Макгриди. Он не норовил сразу залезть ей под юбку, как те, с кем она встречалась раньше…

Нет, Такер любил поговорить! И хотя в пяти случаях из десяти она не могла даже раскумекать, о чем это он болтает, Эдди Лу нравилась такая обходительность.

И еще он был щедр на подарки. Флаконами духов просто завалил, цветы дарил охапками. Однажды они из-за чего-то поцапались, так после он подарил ей ночную рубашку из настоящего шелка.

Как только они поженятся, она забьет такими весь комод! И у нее появится кредитная карточка, чтобы можно было самой покупать барахло…

Луна светила довольно ярко, и Эдда Лу не стала зажигать фонарик. Не надо портить романтическое настроение. Она взбила пушистые светлые волосы, спустила пониже вырез и без того очень открытой и плотно облегающей кофточки, так что спелые груди едва не перевалились через край. Ярко-розовые шорты немного резали в промежности, но Эдда Лу решила, что зато вид у нее потрясающий, а ради этого стоит и потерпеть.

Все равно Такер не даст ей долго в них покрасоваться! От одной только мысли об этом у нее повлажнело между ног. Никто это не делает лучше Такера. Да что там, иногда он только дотронется – и она совсем забывает и о его деньгах, и о Большом Доме… Эдда Лу хотела, чтобы сегодня он вошел в нее поглубже: время как раз самое подходящее. Если повезет, то к утру она действительно забеременеет.

Она шла сквозь густую листву, через заросли дикого винограда, овеваемая одуряющим запахом влажной травы, жимолости и своих собственных духов. Лунный свет бросал сквозь ветви деревьев дрожащую кружевную вязь. Рожденная и выросшая в сельской местности, Эдда Лу не вздрагивала от неожиданности, услышав ночные звуки. Она почти не замечала, как квакают лягушки, шелестят болотные травы, громко стрекочут цикады, время от времени гулко ухает сова.

Внезапно она поймала взгляд чьих-то желтых глаз – очевидно, ласки или лисицы, – но они исчезли, когда она подошла поближе. Кто-то пискнул в траве, однако Эдда Лу обратила на этот предсмертный писк не больше внимания, чем житель Нью-Йорка обращает на автомобильный гудок.

Здесь было царство ночной охоты – раздолье для сов и лис. А она была слишком деловая особа, чтобы чего-то пугаться в темноте.

Эдда Лу беззвучно ступала по мягкой земле и обильным влажным травам, растущим на болотистой почве. Когда она вышла на открытое место, ее залил лунный свет, и Эдда Лу улыбнулась, предвкушая победу, уверенная в своей неотразимой красоте.

– Такер! – позвала она нарочито детским голоском, которым пользовалась иногда как приманкой. – Извини, что опоздала, миленький…

Зрение у Эдды Лу было пронзительное, словно у кошки, но тем не менее она не увидела ничего, кроме воды, камней и густых зарослей. Губы у нее
Страница 11 из 30

сжались в тонкую линию, лицо сразу стало некрасивым. А ведь она специально задержалась, чтобы он поволновался минут десять-пятнадцать!

Начиная понемногу сердиться, Эдда Лу села на поваленный ствол, на котором за несколько часов до нее сидел Такер. Но она не ощущала его присутствия. Только раздражение от того, что стоило ему лишь поманить ее пальцем, как она тут же прибежала. И он даже не поманил лично, а отделался коротенькой запиской!

«Жди меня у макнейровского пруда в полночь. Мы все решим. Только давай побудем немного вдвоем…»

Ну кто другой мог бы так поступить на его месте?! Сначала умаслить ее, написав, что хочет побыть с ней в одиночестве, а потом приложить мордой об стол…

«Жду только пять минут, – решила Эдда Лу. – И ни одной минуты дольше». А потом она сядет в машину и подъедет прямо к Большому Дому через их заковыристые железные ворота. И покажет Такеру Лонгстриту, как играть ее чувствами!

За спиной что-то тихо прошелестело, и она уже собралась обернуться, приготовившись обиженно захлопать ресницами. Но удар по голове свалил ее на землю вниз лицом.

Эдда Лу глухо застонала и услышала свой стон словно со стороны. Голова ужасно болела; казалось, будто ее раскололи пополам. Эдда Лу хотела было поднести руки к голове, но оказалось, что они крепко связаны у нее за спиной.

И тогда она ощутила первый острый укол страха. Глаза широко раскрылись, она попыталась крикнуть – и не смогла. Рот был заткнут кляпом: она чувствовала вкус ткани и запах одеколона, пропитавший ее.

Выкатив глаза от ужаса, Эдда Лу отчаянно старалась освободиться и в какой-то момент обнаружила, что совершенно обнажена. Извиваясь всем телом, она только поцарапала голую спину и ягодицы о жесткую кору дерева. Ее привязали в вечнозеленому дубу так, что расставленные ноги образовали букву «V». В ее мозгу заметались лихорадочные, страшные сцены насилия.

– Ну, здравствуй, Эдда Лу.

Голос был низкий, грубый, словно о камень точили нож. Глаза Эдды Лу едва не вылезли из орбит, когда она попыталась определить, откуда этот голос, но видела только воду и густую черную завесу листьев. Попытавшись крикнуть, она едва не подавилась затычкой.

– Ты давно у меня на примете. Долго пришлось дожидаться нашей встречи. Романтично, правда, стоять обнаженной под луной? И мы совсем-совсем одни. Ты и я. Совсем одни. Давай-ка займемся сексом.

Парализованная ужасом, Эдда Лу увидела, как из тени к ней шагнула человеческая фигура. У нее сдавило желудок, она почувствовала привкус начинающейся рвоты. А человек подбирался все ближе, и ей казалось, что он источает запах безумия…

Просьбы, моления – все заглушал кляп. Она не могла кричать, не могла сопротивляться. Чьи-то руки легли на ее тело, сжимая его, поглаживая. Горячие слезы страха брызнули у Эдды Лу из глаз, когда жадный рот впился в ее беззащитную грудь.

Она не сразу поняла, кто это, а когда поняла, ей стало еще страшнее: в хорошо знакомых глазах сверкало безумие.

Скользкое от пота тело терлось о нее, делая такое, чего и представить нельзя. Беззвучные рыдания сотрясали все ее существо, она вздрагивала от каждого прикосновения влажного рта, бесстыдных пальцев, гладкого плоского лезвия охотничьего ножа.

Ибо она сейчас вспомнила, что случилось с Арнеттой и Фрэнси, и познала тот же немой ужас, почувствовала то же тошнотворное отвращение, что и они в свои последние мгновения.

– Нет, ты хочешь… Ты хочешь! – раздавалось почти беззвучное жужжание в ушах Эдды Лу. – Потаскуха!

Нож повернулся и легко, почти безболезненно срезал кусочек плоти на ее руке. Когда жадный рот нетерпеливо приник к ране, Эдда Лу впала в полуобморочное состояние.

– Ну нет, погоди немного. – Рука в перчатке больно хлестнула ее по лицу, приводя в сознание. – Шлюхи не спят, когда занимаются делом.

Раздался игривый смешок; улыбающиеся губы были в крови. Стекленеющие глаза Эдды Лу широко раскрылись и уставились в одну точку.

– Вот так-то лучше…

«Пожалуйста, пожалуйста! – надрывался ее внутренний голос. – Не убивайте меня, не убивайте! Я никому ничего не скажу. Никому не скажу… Ничего…»

В глазах, ей хорошо знакомых, сверкнуло безумие.

– А впрочем, ты не стоишь того, чтобы долго с тобой возиться.

Эдда Лу почувствовала, что кляп вырвали у нее изо рта. Она пронзительно закричала, вопль внезапно оборвался, когда нож полоснул ее по горлу.

Кэролайн испуганно села в постели. Сердце в груди стучало, как молоток. Она вцепилась обеими руками в ночную рубашку на груди, едва не порвав тонкую ткань.

«Кричат, – подумала она, громко и тяжело дыша. – Кто это так кричал?»

Кэролайн хотела уже вскочить с постели, чтобы ощупью зажечь лампу, но тут вспомнила, где она, и устало откинулась на подушки. Это не Филадельфия. Не Балтимор. Не Нью-Йорк и не Париж. Она в деревенской глуши штата Миссисипи и спит в постели, в которой спали ее дедушка с бабушкой.

Спальню наполняли ночные звуки. Сверчки, кузнечики, цикады… И совы. Она снова услышала крик, очень похожий на женский, и вспомнила: этих сов называют «скрипучками». Так сказала бабушка, успокаивая ее, когда как-то ночью, в тот давний свой приезд, она услышала точно такой же душераздирающий крик.

«Это просто скрипучка, пышечка моя. Не бойся. Ты в безопасности, как клоп в щели».

Тогда Кэролайн засмеялась, да и теперь улыбнулась, прислушалась к протяжному уханью другой, лучше воспитанной совы. «Это все деревенские ночные звуки», – заверила она себя, стараясь не обращать внимания на скрип и вздохи старого дома. Скоро-скоро они станут ей казаться такими же привычными, как шум уличного движения или далекие автомобильные гудки.

Все именно так, как говорила бабушка. Ей ничего не угрожает, как клопу в щели…

Глава 3

Такер сидел на боковой террасе, белую деревянную решетку которой обвивал пурпурный клематис. В саду деловито и тихо что-то щебетала колибри. Вот одна сверкнула радужным оперением, метнувшись яркой молнией к раскрывшемуся нежному цветку, чтобы напиться. А в доме деловито жужжал «Электролюкс» Деллы, этот звук, вырываясь из окон с опущенными жалюзи, вторил монотонному жужжанию пчел.

Под столом со стеклянным верхом растянулась старая гончая Бастер: одна обвисшая складками кожа да ревматические кости. Время от времени пес собирался с силами и начинал бить хвостом по полу, с надеждой взирая через стекло на завтракающего Такера.

Такер сознательно не прислушивался к утренним звукам и совершенно машинально поглощал охлажденный сок, черный кофе и тосты.

Он совершал один из своих любимых ритуалов: просматривал почту.

Как всегда, пришла пачка модных каталогов и журналов для Джози. Их Такер бросал на мягкий стул рядом, и каждый раз, как шлепался очередной каталог, Бастер поводил в его сторону слезящимся взглядом и затем негромким ворчанием выражал свое собачье отвращение.

Пришло из Нэшвилла письмо для Дуэйна. Такер узнал по-детски старательный почерк Сисси, на мгновение нахмурился, посмотрел конверт на свет и отложил письмо в сторону. Нет, это не просьба денег для детей. Как семейный бухгалтер и делопроизводитель, он только две недели назад собственноручно подписал и выслал ей ежемесячные чеки.

В соответствии со своей манерой вести дела счета он сбрасывал на другой стул, личную
Страница 12 из 30

корреспонденцию складывал около кофейника, а письма, явно пришедшие из благотворительных и тому подобных организаций, пихал в большой бумажный пакет, лежащий рядом с ним на столе.

С этими письмами Такер поступал всегда одинаково: раз в месяц он наудачу запускал руку в пакет и вынимал два конверта, какие подвернутся. В результате какие-то две организации получали щедрую дотацию независимо от того, был ли это фонд «За возвращение к первобытному образу жизни», «Американский Красный Крест» или «Общество борьбы с заусенцами». Таким образом, по мнению Такера, семейство Лонгстритов выполняло свои благотворительные обязанности. И если какая-нибудь организация не знала, что и делать, внезапно получив чек на несколько тысяч долларов в один месяц и ни единого доллара в течение последующих нескольких лет, Такер считал, что это его уже никак не касается.

У него у самого было полно разных проблем, и это простое дело – сортировка корреспонденции – временно оттесняла все проблемы на задний план.

Впрочем, к главной проблеме его мысли возвращались постоянно: Эдда Лу не желала разговаривать с ним. Прошло уже два дня после устроенного ею публичного скандала, но она никак не проявлялась – наверное, заняла глухую оборону, а может, притворилась больной. Однако она не только не делала никаких попыток связаться с ним, но и не отвечала на телефонные звонки.

И это Такера беспокоило – тем более что он был знаком с ее дурным нравом и понимал, что она может внезапно наброситься на него из засады с ловкостью гадюки. И Такер периодически нервно вздрагивал в ожидании ядовитого укуса.

Конверты с эмблемой «Ты победитель» складывал в одну пачку: Дуэйн собирал их для своих ребятишек и посылал им в Нэшвилл. Под одним из них Такер обнаружил сиреневый ароматизированный конверт, который мог быть послан только одним человеком на свете.

– Кузина Лулу!

Такер ослепительно улыбнулся, и его тревоги растаяли в голубой дали.

Лулу Лонгстрит Бойстен принадлежала к джорджианской ветви семьи и приходилась двоюродной сестрой дедушке Такера. По зрелом размышлении можно было заключить, что ей примерно семьдесят пять, но уже несколько лет она питала неизменную привязанность к цифре «шестьдесят три». Она была богата до неприличия и безумна, как июньская жужелица.

Такер ее просто обожал. Хотя письмо было адресовано «Моим кузенам Лонгстритам», он решительно его вскрыл. Такер был не намерен ждать, пока Дуэйну и Джози вздумается вернуться оттуда, где они сейчас пребывают.

Он прочел первый абзац, написанный красным фломастером, и издал радостный вопль: кузина Лулу собиралась нанести им визит. Надо сказать, она всегда выражала свои намерения таким образом, что оставалось неизвестным, то ли она приедет к обеду, то ли останется на месяц. И Такер искренне надеялся, что она предпочтет последнее: ему требовалось какое-то отвлечение.

В прошлый свой приезд кузина Лулу явилась с целым ящиком пирожных из мороженого, упакованных в пластины сухого льда, и в бумажной шапочке со страусиным пером. Шапочку она не снимала целую неделю, в ней спала и ела, утверждая, что таким образом празднует дни рождения всех людей вообще.

Такер слизал клубничный джем с пальцев и бросил остаток тоста Бастеру. Оставив разборку почты на потом, он стремительно направился к двери: надо сказать Делле, чтобы она сейчас же убрала комнату кузины Лулу и держала ее в полной готовности. Но стоило Такеру распахнуть дверь, он услышал характерное хриплое тарахтение пикапа Остина Хэттингера. В Инносенсе только эта машина издавала столь своеобразные звуки.

Мгновение поколебавшись, не лучше ли укрыться в доме, забаррикадировав все двери, Такер повернулся и вышел на крыльцо, готовый с честью выдержать поединок. Теперь он мог не только слышать, что приехал Остин Хэттингер, но и видеть это по облаку черного дыма, клубившемуся на аллее между магнолиями.

Невольно вздохнув, Такер вынул из кармана сигарету и отломил крошечный кусочек с конца. Он как раз с приятностью затянулся в первый раз, когда к крыльцу подъехал пикап и из него выбрался Остин Хэттингер.

Он казался таким же потрепанным временем и неуклюжим, как его старый «Форд», однако весь был словно прошит прочными сухожилиями и крепкими мускулами. Поля грязной соломенной шляпы отбрасывали тень на темное, словно вырезанное из древесины лицо. Глубокие морщины сбегали вниз от уголков его глаз, прочерчивали борозды на обветренных щеках и брали в скобки жесткий, неулыбчивый рот.

Из-под шляпы не выбивалось ни единого волоска. Нет, Остин не облысел – просто он каждый месяц ездил в парикмахерскую и сбривал седоватую поросль, возможно, в память о четырех годах, проведенных на военной службе в морской пехоте. «Semper Fi»[3 - Сокр. от Semper Fidelis – «Всегда верен» – девиз морских пехотинцев США. (Прим. перев.)] – гласила татуировка на одном из его мощных квадратных кулаков. Там же бугрилась наколка, изображающая американский флаг.

Остин, всегда готовый заявить, что он богобоязненный христианин, никогда б не опустился до такой фривольности, как изображение танцующих девушек.

Подойдя к крыльцу, он смачно сплюнул, и на чистом гравии образовалась неопрятная желтоватая лужица. Под запыленным комбинезоном и пропотевшей рабочей рубахой, которую даже в жару Остин застегивал до самого горла, скрывалась сильная, широкая, как у быка, грудь.

Такер отметил про себя, что он не взял из машины ружья, лежавшего у заднего окна, и решил, что это, пожалуй, доброе предзнаменование.

– Привет, Остин.

Такер вполне дружелюбно сошел вниз по ступенькам.

– Привет, Лонгстрит.

Голос Остина был такой, как если бы ржавый гвоздь забивали в железобетонный блок.

– Где, черт возьми, моя девчонка?

Какая девчонка? Такер понятия не имел о девчонках Остина, поэтому вежливо заморгал и переспросил:

– Извини, не понял?

– Безбожный, похотливый козел! Где, черт тебя побери, моя Эдда Лу?

Вот это уже было ближе к делу.

– Я не видел Эдду Лу с позавчерашнего дня, когда она наехала на меня в кафе. – Прежде чем Остин успел ответить, Такер повелительно взмахнул рукой. Он все-таки был членом самой могущественной семьи графства и не желал выступать в роли мальчика для битья. – Можешь сколько угодно кипятиться, Остин, но факт остается фактом: да, я спал с твоей дочерью. – Он глубоко и продолжительно затянулся. – Ты, наверное, хорошо представляешь, как это бывает, и мне плевать, если эта картинка тебе не очень нравится.

Остин ощерил пожелтевшие, неровные зубы.

– Я спущу шкуру с твоей чертовой задницы, если ты опять станешь принюхиваться к девчонке!

– Ну, положим, Эдда Лу уже довольно давно стала совершеннолетней. Я думаю, она сама решит, что делать. – Такер опять затянулся, затем внимательно оглядел кончик сигареты и отшвырнул ее. – И вообще, Остин, что сделано, то сделано.

– Легко тебе говорить, когда ты уже сделал моей дочери ублюдка.

– При ее активном сотрудничестве. – Такер сунул руки в карманы. – Я собираюсь позаботиться, чтобы она ни в чем не нуждалась во время беременности. И не поскуплюсь на содержание ребенка.

– Одни разговоры! – Остин опять сплюнул себе под ноги. – Красивая болтовня. Ты всегда хорошо умел работать языком, Такер. А теперь послушай, что я тебе
Страница 13 из 30

скажу. Я сам могу позаботиться о своей дочери и хочу, чтобы ты отпустил ее. Прямо сейчас.

Такер только вздернул бровь:

– Ты думаешь, что Эдда Лу у меня? Но ее здесь нет.

– Лжец! Прелюбодей! – голос Остина заскрипел, как у осипшего евангелиста. – Душа твоя черным-черна от грехов!

– Ну, на сей счет я с тобой спорить не стану, – ответил Такер со всевозможной любезностью, – но только Эдды Лу здесь нет. Зачем мне лгать? Если хочешь, можешь сам пойти взглянуть. Но говорю тебе, что я ее не видел и не говорил с ней с того самого дня, когда она сделала свое грандиозное заявление.

Остин прикинул в уме, стоит ли врываться в дом. Ему очень не хотелось оказаться дураком в глазах Лонгстрита.

– Если ее здесь нет, значит, нет нигде в городе. И вот что я думаю, сукин ты сын. Ты, наверное, уговорил ее лечь в какую-нибудь больницу, чтобы избавиться от беременности.

– Мы с Эддой Лу ни о чем таком не договаривались. И если ее угораздило это сделать, то исключительно по собственной воле.

Такер потерял бдительность и совсем забыл, как проворен этот массивный человек. Он еще не успел досказать последнее слово, как Остин прыгнул вперед, сгреб его за рубашку и приподнял над землей.

– Не смей так говорить о моей дочери! Она была богобоязненной христианкой до того, как связалась с тобой. Ты только взгляни на себя! Ленивая похотливая свинья, живущая в своем большом красивом доме с пьяницей-братом и сестрой-шлюхой. – Лицо Остина покрылось от гнева красными пятнами, он брызгал слюной. – Ты сгниешь в аду, как все тебе подобные, как горит твой собственный папаша, отпетый грешник!

Вообще-то Такер предпочитал разрешать конфликты с помощью красноречия. Но, несмотря на все старания избежать драки, возникали моменты, когда заявляли о себе гордость и характер. И Такер двинул-таки кулаком в живот Остину, чем так удивил его, что он ослабил хватку.

– А теперь послушай меня, святоша-ублюдок! Ты говоришь со мной и обо мне, так что будь добр не касаться моей семьи. Я уже тебе сказал, что поступлю с Эддой Лу по справедливости, и больше повторять не стану. А если ты считаешь, что я был первый, кто опрокинул ее на спину, то ты еще глупее, чем я думал.

Он уже разозлился и чувствовал, что надо бы взять себя в руки. Но обида в сочетании с ощущением вины переборола осторожность.

– И не думай, что если я ленивый, то я глуп. Я прекрасно понимаю, чего она хочет добиться! И если вы двое полагаете, что криками и угрозами заставите меня пройтись к алтарю, то жестоко ошибаетесь.

У Остина вздрогнул подбородок.

– Так, значит, она хороша, чтобы спать с ней, но не подходит тебе, чтобы жениться?

– Совершенно верно. Лучше не скажешь.

У Такера хватило быстроты реакции, чтобы отразить первый свинг, но не второй. Железный кулак Остина угодил ему в низ живота, отчего он сложился пополам и чуть не задохнулся. И прежде чем Такер собрался с силами, на лицо его посыпался град ударов.

Он почувствовал запах и вкус крови. И то, что эта кровь была его собственная, ввело его в слепую, безрассудную ярость. Костяшками пальцев он двинул Остина в челюсть, при этом почувствовав не боль, а восторженное ощущение силы удара.

Хорошо! Чертовски хороший удар!

Какая-то часть его сознания работала с незамутненной ясностью. Такер понимал, что во что бы то ни стало должен устоять на ногах. Он не может тягаться с Остином ни ростом, ни силой; надо полагаться только на свою ловкость и быстроту реакции. Если он упадет, то поднимется в лучшем случае с переломами и кровавым месивом вместо лица.

Такер получил удар в ухо, и ему показалось, что запели ангелы.

Кулаки молотили. Кровь и пот текли ручьями. Они схватились, по-звериному оскалившись, и Такер понял, что он дерется, защищая уже не свою гордость, но саму жизнь. Во взгляде Остина горел тусклый огонь безумия, говоривший больше, чем все его издевательства и угрозы. И Такер почувствовал, как где-то глубоко внутри шевельнулся панический страх.

Самые худшие опасения подтвердились, когда Остин, издав торжествующий вопль, мощным ударом сбил его с ног. Такер отлетел и упал с размаху прямо на клумбу с пионами.

Силы Такера иссякли. Он слышал свое тяжелое, свистящее дыхание, воздух с трудом прорывался в легкие. Однако ярость еще не исчезла и страх тоже. Но когда он попытался встать на четвереньки, Остин грузно упал на него, одной мясистой рукой вцепившись ему в горло, а другой колотя по почкам.

Такеру удалось упереться рукой Остину в подбородок, он отчаянно вертел головой, чтобы ослабить хватку, но внезапно замер, увидев перед собой белые от безумия глаза. В этих глазах была жажда убийства и радость убивать.

– Сейчас я тебя отправлю к дьяволу, – хрипел Остин, – прямиком к самому Сатане. Но вообще-то, Бо, я должен был убить тебя раньше. Гораздо раньше!

Чувствуя, что сейчас распростится с жизнью, Такер вцепился в эти страшные глаза. Остин откинулся назад, завыл, словно раненый пес, и разжал руку. Она соскользнула с шеи Такера, и тот с жадностью всосал с себя воздух двумя жадными глотками. Они обожгли горло, но придали сил.

– Ты, сумасшедший сукин сын, не путай меня с отцом! – Такер поперхнулся, закашлялся, но все-таки ухитрился снова стать на четвереньки. – Убирайся к черту с моей земли!

Повернувшись, он с удовлетворением отметил, что лицо Остина залито кровью. Да, он выдал ему все, на что способен. А это – немало. Такер уже начал мечтать о прохладном душе и таблетке аспирина, когда Остин вдруг молниеносно схватил камень из бордюра, окружавшего клумбу.

– Господь милосердный! – это все, что Такер сумел выдавить из себя, когда Остин занес камень над его головой.

И тут грянул выстрел, заставивший обоих отшатнуться.

– Ты, гадина! У меня еще один заряженный ствол, – сказала Делла с порога. – И я целю прямо в твои бесполезные причиндалы. Клади камень, откуда взял, и побыстрее! А то у меня даже палец вспотел, так хочется спустить курок.

Безумие медленно утекало. Такер просто видел, как оно таяло в глазах Остина, уступая место не менее сильной, но более осмысленной злобе.

Делла стояла на крыльце, «тридцатка» уютно уткнулась ей в плечо, а она смотрела в прорезь, мрачно улыбаясь. И Остин отбросил камень. Тот упал на гравий со зловещим стуком, от которого у Такера свело судорогой желудок.

– «Дабы судить я сюда явился!» – процитировал Остин. – Он еще заплатит за то, что сделал с моей дочерью!

– Заплатит, это уж точно, – проворчала Делла. – Если девушка понесла от него, то Такер обо всем позаботится. Но я не такая доверчивая, как мальчик. И мы, Остин, еще разберемся, что тут к чему, прежде чем он подпишет какие-нибудь бумаги или чеки.

Остин сжал кулаки.

– Ты хочешь сказать, что моя дочь лжет?

Делла все еще держала его под прицелом.

– Я хочу сказать, что Эдда Лу не лучше, чем она есть. Впрочем, ее сделали такой, и я ее за это не осуждаю. Ну а ты убирайся отсюда, да поскорее отвези дочь к доктору Шейсу: пусть осмотрит ее и подтвердит, что она беременна. И тогда мы сядем и обговорим все, как полагается, спокойно. Но если ты хоть шаг сделаешь к мальчику, я разнесу тебя в клочья!

Остин беспомощно сжимал и разжимал кулаки. Кровь стекала по его щекам, как слезы.

– Я еще вернусь! – пробормотал он и, повернувшись к Такеру, сплюнул. – И тогда ни одна женщина в мире тебя не
Страница 14 из 30

спасет.

Он забрался в пикап и затарахтел по подъездной аллее, изрыгая черный дым.

А Такер сидел на растоптанной клумбе, положив голову на колени, и говорил себе, что скоро встанет. Через пару минут. Он только немного посидит на сломанных цветах…

Протяжно вздохнув, Делла опустила ружье и осторожно прислонила его к перилам крыльца. Затем она сошла вниз и, переступив бордюр, приблизилась к Такеру. Он уже собрался поблагодарить ее, но она вдруг стукнула его по голове так, что у него в ушах зазвенело.

– Господи боже, Делла!

– Это тебе за то, что не знаешь, с кем можно спать, а с кем нельзя. – Она снова его ударила. – А вот это за то, что дал возможность этому помешанному на Библии маньяку шастать вокруг моего дома. – Делла еще раз хлопнула ладонью по его склоненной голове. – Ну а это – за то, что поломал цветы, посаженные твоей мамой. – Наконец, удовлетворенно сложив руки на груди, она сказала: – А теперь, когда вытащишь ноги из-под задницы, пойдешь на кухню, и я приведу тебя в порядок.

Такер вытер ладонью рот и растерянно посмотрел на кровь.

– Да, мэм.

Решив, что руки у нее больше не дрожат, Делла приподняла пальцем его подбородок.

– Будет синяк, – сказала она пророчески. – Но сдается мне, что он тоже заработал пару синяков. Ты не слишком оплошал.

– Надеюсь, что не слишком… – Такер очень медленно поднялся. В теле было такое ощущение, словно по нему промчалось несколько сорвавшихся с привязи лошадей. – Я что-нибудь придумаю насчет цветов немного попозже.

– Да уж, у меня не отвертишься!

Делла обняла его за пояс и помогла войти в дом.

Хотя Такер решил не слишком злиться из-за поведения Эдды Лу, его не покидало какое-то щемящее беспокойство. Он твердил себе, что пусть сумасшедший Остин сам волнуется насчет своей сбрендившей дочери. Тем более что она, очевидно, просто решила затаиться где-то, боясь гнева отца и желая возбудить у него, Такера, чувство вины. Но он до сих пор не забыл тот ужасный час, когда увидел всплывшее в волнах тело милой славной Фрэнси. Не забыл бескровные раны, зияющие на ее коже, белой, как рыбье брюхо…

Поэтому Такер нацепил на нос темные очки, чтобы скрыть кровоподтек под левым глазом, и, проглотив две таблетки обезболивающего, которое Джози принимала во время менструации, отправился в город.

Солнце немилосердно било прямо в макушку, и ему больше всего на свете хотелось сейчас заползти в кровать с большим стаканом виски и приложить к глазу кусок льда. Пожалуй, он так и сделает, только сначала поговорит с Берком.

А может, ему повезет, и он увидит Эдду Лу, как ни в чем не бывало торгующую за прилавком у Ларссона табаком, леденцами и пакетами древесного угля для барбекю?

Но, проезжая мимо широкой витрины, он ясно увидел, что за прилавком стоит не Эдда Лу, а юный, худой, как щепка, длинный Керк Ларссон.

Такер подъехал к конторе шерифа. Будь он один, Такер осторожно выполз бы из машины, очевидно, еще и поскуливая при этом. Но тут присутствовали три старикана – завсегдатаи ежедневных посиделок под окнами конторы. Они жевали табак, проклинали погоду и охотились за слухами. На поседевших головах торчали соломенные шляпы, побуревшие под солнцем и ветром щеки распухли от очередной пережевываемой порции табака, а вылинявшие рубашки из хлопка промокли от пота.

– Привет, Такер.

– Добрый день, мистер Бонни.

Такер кивнул сначала первому старикану, учитывая, что Клод Бонни был самым старшим из этой компании. Все трое жили на социальные пособия уже больше десяти лет и установили постоянную зону наблюдения неподалеку от меблированных комнат, где обитали, отдыхая от трудов праведных, все вместе, как в раю.

– Мистер Кунс, мистер О’Хара, здравствуйте.

Пит Кунс, не признающий зубных протезов, сплюнул жвачку в оловянное ведерко, припасенное для этой нужды его внучатой племянницей, и прошамкал:

– Ну, парень, вид у тебя такой, будто ты подрался с разъяренной женщиной или с ее ревнивым муженьком.

Такер ухитрился улыбнуться. В городке мало что оставалось тайным, а умный человек должен и вести себя по-умному.

– Да нет, с ее сбрендившим папашей.

Чарли О’Хара рассмеялся свистящим смехом. Эмфизема легких с годами легче не становилась, и он полагал, что умрет от нее еще до наступления следующего лета. Тем более Чарли ценил все забавные шуточки жизни.

– С этим Остином Хэттингером? Лучше не связывайся с ним, парень. Помню, он как-то наехал на Тоби Марча. Ну, Тоби черный, и никто особого внимания на это не обратил. Но все-таки он сломал Тоби ребра и лицо сильно повредил, рубцы остались. Кажется, это было в шестьдесят девятом.

– В шестьдесят восьмом, – поправил Бонни своего старинного дружка, потому что в таких вопросах первое дело – точность. – Мы в то лето новый трактор купили, я поэтому запомнил. Остин тогда сказал, что Тоби украл у него из сарая веревку. Но это ерунда! Тоби честный парень и никогда не брал ничего чужого. Он, как ребра у него зажили, работал у меня на ферме. И никогда никакого с ним беспокойства не было.

– Остин – подлый парень. – Кунс снова сплюнул: то ли потребность возникла, то ли в знак согласия. – В Корею отправился злой как черт, а вернулся еще злее. Так твою маму и не простил, что замуж вышла, пока он воевал с косоглазыми. А мисс Мэдилайн никогда и не смотрела в его сторону, хоть он тут в лепешку расшибись. – Он беззубо улыбнулся. – Но ты, Такер, кажется, к нему в зятьки метишь?

Старики одобрительно закудахтали шутке, а Такер отвернулся и открыл дверь, ведущую к шерифу.

Вся его контора состояла из узкой комнаты, где помещались списанный армейский стол, два вертящихся стула, деревянное поцарапанное кресло-качалка, металлический шкаф с оружием, ключ от которого Берк всегда носил на тяжелой цепи, прикрепленной к ремню, и новенькая кофеварка – подарок от жены на Рождество. Деревянный пол был усеян застывшими белыми брызгами, которые так и остались с тех пор, как последний раз белили стены.

За комнатой был крошечный туалет и небольшой закуток, в котором содержался архив и стояла раскладушка. Это помещение использовалось в том случае, если Берку или его помощнику необходимо было караулить заключенного всю ночь. Но чаще оно служило убежищем для мужей, которым супруги задавали трепку, и здесь провинившиеся коротали ночь, ожидая, когда жена малость поостынет.

Такер всегда удивлялся, как Берк, сын некогда преуспевающего плантатора, может быть доволен своей должностью. Ему редко доводилось заниматься какими-то серьезными происшествиями: в основном он разнимал дерущихся или присматривал за пьяницами.

Тем не менее Берк казался вполне счастливым – в том числе и в браке, хотя ему пришлось жениться на забеременевшей от него девушке, когда еще не кончили среднюю школу. Он с удовлетворением носил свою шерифскую повязку и был достаточно вежлив и доступен, чтобы снискать популярность в Инносенсе, жители которого не любили, когда им указывали, как не следует поступать.

Когда Такер вошел, Берк горбился над столом, изучая какое-то досье, а вентиляторы под потолком гоняли по кругу застоявшийся жаркий воздух.

– Привет, Берк.

– Привет, Такер, очень рад, что ты… – он замолчал, увидев распухшее лицо друга. – Черт побери, парень, как это тебя угораздило?

Такер поморщился, отчего
Страница 15 из 30

почувствовал весьма сильную боль, и решил, что лучше сохранять непроницаемое выражение лица.

– Попал в лапы Остину.

Берк усмехнулся.

– А у него какой видик?

– Делла говорит, что еще хуже. Ну а я, признаться, его не разглядывал: было как-то не до того. – Такер с опаской опустился на шаткое сиденье вертящегося стула и просунул пальцы под темные очки, освидетельствовать подбитый глаз. – По его мнению, я растлил белоснежную, как лилия, девственницу, которая до этого не знала, что у мужчины между ног.

– Вот дерьмо!

Такер хотел было пожать плечами, но вовремя остановился.

– А суть в том, что ей уже двадцать пять и я спал с ней, а не с ее стариком.

– Приятно слышать.

Такер улыбнулся распухшими губами и тут же поморщился.

– Мамаша Эдды Лу, наверное, каждый раз молится богу, когда он наседает на нее. – Такер нахмурился, представив себе худенькую хрупкую жену Остина с постоянно несчастными глазами. – Ладно, Берк, как бы то ни было, я хочу поступить по справедливости. – Он вздохнул при мысли, что приехал в город вовсе не для того, чтобы сделать подобное заявление. Просто надо было с чего-то начинать. – Вот у вас со Сьюзи все получилось, как надо…

– Ага. – Берк вынул сигареты «Честерфилд», взял одну и перекинул пачку через стол Такеру. – Но мы с ней были слишком молоды и неопытны, чтобы думать, будто бывает по-другому. – Он внимательно смотрел, как Такер по привычке обламывает крошечный кончик сигареты. – И потом, я же ее любил. Любил до безумия. И все еще люблю… Конечно, нам нелегко досталось, учитывая, что Марвелла была уже на подходе, а мы еще не кончили школу. Нам пришлось тогда жить два года с моими родными, прежде чем мы смогли заработать на собственное жилище. А Сьюзи сразу же снова забеременела нашим Томми. – Он выдохнул дым и покачал головой. – За пять лет родили троих ребят!

– Не спускал бы «молнию» на ширинке.

Берк усмехнулся.

– И тебе не помешало бы то же самое.

Такер вздохнул и выпустил дым, почти не разжимая губ.

– Ну, в общем, у меня возникла похожая ситуация. Правда, я не люблю Эдду Лу – тем более до безумия, – но несу ответственность за ее положение. Однако жениться на ней я не могу, Берк. Не могу, и все тут!

Берк стряхнул пепел в пепельницу, которая некогда была голубой, а теперь стала свинцово-серой.

– Ну, я бы сказал, что ты дурак будешь, если женишься. – Он откашлялся, вступая на зыбкую почву. – Видишь ли, Сьюзи рассказывала, что Эдда несколько недель хвастается, будто скоро переедет в Большой Дом. Сьюзи на это не очень обратила внимание, но другие поверили. Сдается мне, что эта девушка твердо нацелилась на «Сладкие Воды».

Это было одновременно и ударом по самолюбию Такера, и большим облегчением для него. Так, значит, для Эдды Лу важен не он, Такер, а то, что он Лонгстрит! Но ведь должна же она понимать, что рано или поздно он тоже об этом догадается…

– Ладно. Я, собственно, приехал тебе сказать, что после той стычки в кафе нигде не могу ее найти. И Остин ко мне заявился, решив, что я прячу ее у себя в доме. Не знаешь, она в городе?

Берк медленно раздавил сигарету.

– Да я сам ее не видел дня два.

– Может, она где-нибудь у подруги? Понимаешь, Берк, с того самого дня, как мы нашли Фрэнси…

– Можешь не объяснять. – Берк почувствовал, что сердце у него неприятно сжалось.

– А ты обнаружил какие-нибудь концы в том деле? Или – с Арнеттой?

– Ничего. – От сознания неудачи у Берка покраснела даже шея. – Этим делом уже занимается окружной шериф. Ты же помнишь, мы здесь все прочесали, но ничего существенного не обнаружили. А в прошлом месяце так же была изрезана ножом одна женщина в Нэшвилле. Если местные службы найдут тут какую-нибудь связь, делом займется ФБР.

– Правду говоришь?

Берк хмуро кивнул. Ему совсем не нравилось, что в его город заявятся власти, влезут в его дела, будут смотреть на него свысока и считать неотесанным деревенским болваном, который ни на что не способен.

– Так ты выяснишь что-нибудь? А то я все-таки беспокоюсь.

– Я наведу справки, порасспрашиваю. – Берк встал, готовый немедленно приступить к делу. – Но, скорее всего, она действительно гостит сейчас где-нибудь у подружки. И думает, что тем самым вынудит тебя сделать предложение.

– Ага.

Облегченно вздохнув, потому что ему удалось переложить свое бремя на плечи другого, Такер поднялся и захромал к двери.

– Ты дай мне знать.

Берк вышел вместе с ним и долгим взглядом окинул площадь перед конторой. В этом городке он родился и вырос, здесь его ребятишки сломя голову носились по улицам, в здешние магазины ходила за покупками его жена… Здесь он мог при встрече с каждым поднять один палец в знак приветствия, и все сразу же его узнавали и относились к нему с уважением.

– Ты посмотри-ка, – Такер слегка вздохнул, глядя, как Кэролайн Уэверли вылезает из своего «БМВ» и направляется в магазин Ларссона. – Похожа на большой стакан с холодной чистой водой. Просто жажда разыгрывается при виде ее!

– Это и есть родственница Эдит Макнейр?

– Точно. Вчера я едва не врезался в ее машину. Разговаривает, словно герцогиня, и я ни у кого не видел таких больших зеленых глаз.

Распознав знакомые симптомы, Берк хмыкнул:

– У тебя, сынок, и без нее хлопот полон рот.

– Ты же знаешь, это моя слабость… – Немного прихрамывая, Такер уже шел к своей машине, но внезапно переменил направление. – Пожалуй, надо бы купить пачку сигарет.

Берк с улыбкой следил, как он скрывается в магазине Ларссона, но потом его улыбка увяла. Он тоже вспомнил Фрэнси. Но нет, Эдда Лу тут ни при чем. Она просто затаилась где-нибудь, чтобы заставить Такера поволноваться. И поэтому Берк не чувствовал никакого неприятного привкуса во рту, как бывало всегда, когда он беспокоился.

Кэролайн шла через раскалившуюся на солнце лужайку в сторону деревьев и думала, что пока все складывается просто замечательно. Дамы, которых она встретила сегодня днем в магазине Ларссона, были несколько чересчур любопытны, к чему она не привыкла, но при этом приветливы и дружелюбны. Приятно знать, что, если она вдруг заскучает в одиночестве, можно приехать в город и пообщаться с симпатичными людьми.

Особенно ей понравилась Сьюзи Трусдэйл, которая заехала, только чтобы купить поздравительную открытку для сестры, живущей в Натчезе, но пробыла в магазине минут сорок.

Ну и, разумеется, этот Лонгстрит тоже явился – пофлиртовать с женщинами и лишний раз продемонстрировать свое знойное южное обаяние. Темные очки не могли скрыть последствий недавней драки, и все женщины его расспрашивали, проявляли сочувствие, а он так и упивался этим. «Подобным типам всегда сочувствуют, – подумала Кэролайн. – Если бы Луис поцарапал палец, все знакомые женщины немедленно предложили бы ему кровь для переливания».

Слава богу, что она покончила с Луисом и вообще с мужчинами! В результате ей просто на редкость легко было отбить все атаки Такера Лонгстрита.

Кэролайн улыбнулась, вспомнив, как Такер окликнул ее. Она была совершенно уверена, что в тот момент глаза его за темными стеклами смеялись.

«И все-таки жалко его руки», – подумала она, ныряя под нависшие мхи. Они в самом деле очень красивы, с длинными пальцами, широкой ладонью. Просто ужасно было видеть их в ссадинах и кровоподтеках.

Но Кэролайн
Страница 16 из 30

тут же рассердилась на себя и попыталась подавить малейшие проблески симпатии. Как только он лениво и величественно, хотя и слегка прихрамывая, удалился, женщины сразу же стали шушукаться о нем и какой-то Эдде Лу.

Кэролайн глубоко вдохнула воздух, напоенный запахами зелени, и улыбнулась про себя. По-видимому, неотразимый выхоленный мистер Лонгстрит сел в лужу! Его девица беременна и требует с пеной у рта, чтобы он на ней женился, а ее папаша, по слухам, склонен разгуливать с заряженным ружьем.

Кэролайн подошла к воде и сразу же ощутила блаженную прохладу. Господи, до чего же далеко от нее Филадельфия! И могла ли она даже вообразить, что ей будет так интересно выслушивать сплетни о местном донжуане?

Нет, ее получасовая поездка в город определенно доставила ей большое удовольствие. Все эти женские разговоры о детях, о стряпне – и о сексе. Кэролайн улыбнулась. Да, независимо от того, Север это или Юг, но, когда женщины собираются вместе, они всегда говорят о сексе. Самая любимая тема! И здесь они обо всем этом говорят так откровенно. Кто с кем спит и с кем не спит…

Наверное, причина в постоянной жаре, подумала Кэролайн, садясь на поваленное дерево, чтобы посмотреть на воду и послушать музыку наступающего вечера.

Она была рада, что приехала в Инносенс. С каждым днем она чувствовала, как все больше исцеляется. Тишина, знойное солнце, которое иссушает тело, но, как ни странно, прибавляет жизненных сил, незатейливая красота воды, затененной деревьями… Она даже привыкла уже к ночным звукам и к черной, как сажа, деревенской темноте.

Накануне Кэролайн проспала целых восемь часов не просыпаясь – в первый раз за много недель. И проснулась без своей обычной мучительной головной боли. Да, одиночество и безыскусность провинциальной жизни явно начинали оказывать свое воздействие.

Корни, само наличие которых так яростно отрицала ее мать, давали о себе знать, они оживали, укреплялись. Оказывается, ничто не могло выкорчевать эти корни, да никто и не собирался больше выкорчевывать их. Она даже может снова попытаться удить!

При этой мысли она засмеялась, подошла еще ближе к воде и увидела плоский камешек у самой кромки. Любопытно, сможет ли она бросить его так, чтобы он не сразу канул на дно, а как бы пробежался прежде по воде? Еще один, почти забытый образ: здесь, вот именно здесь, стоял когда-то дедушка и учил ее бросать камешки таким особенным способом.

Радуясь обретенному воспоминанию, Кэролайн наклонилась, чтобы поднять камешек. Странно, но ей вдруг показалось, что кто-то на нее смотрит. Смотрит в упор. По спине еще не успели пробежать первые мурашки страха, а она уже краешком глаза заметила что-то белое. Кэролайн повернула голову, всмотрелась и застыла на месте от ужаса. Даже крик заледенел в горле.

Да, на нее смотрели в упор глаза, которые ничего не могли видеть. Над темной рябью воды поднималось чье-то лицо, спутанные светлые волосы зацепились за корни старого дерева.

Дыхание Кэролайн стало прерывистым, оно вырывалось из горла короткими скулящими всхлипами, пока она, спотыкаясь, пятилась назад. «Не смотри, не смотри!» – говорила себе Кэролайн, но не могла отвести глаз от этого лица, от того, как вода плескалась у подбородка, как солнечный луч мерцал в плоском, ничего не видящем безжизненном взгляде. И лишь когда ей удалось наконец закрыть свое лицо ладонями, она смогла набрать в легкие достаточно воздуха, чтобы крикнуть. Крик отозвался эхом, ударившись о темную воду, и вспугнул птиц с веток деревьев.

Глава 4

Тошнота уже почти прошла. Кэролайн отставила стакан, сделала глубокий вздох и стала ждать, когда Берк Трусдэйл покажется из-за деревьев.

Он не попросил ее пойти вместе с ним: очевидно, ему достаточно было один раз взглянуть на нее, чтобы понять, что она не сможет пройти и десяти шагов. Даже сейчас, когда она сидела на верхней ступеньке крыльца и руки у нее почти перестали дрожать, Кэролайн не могла вспомнить, как добралась от пруда до дома.

Кажется, она потеряла по дороге туфлю. Одну хорошенькую сине-белую туфлю из пары, купленной несколько месяцев назад в Париже… Остекленевшими глазами Кэролайн уставилась на босую ногу, испачканную грязью и травой, потом нахмурилась и движением носка сбросила вторую туфлю. Пусть уж лучше обе ноги будут босые. Ведь, в конце концов, кто-нибудь может подумать, что она сошла с ума, раз сидит здесь в одной туфле. Особенно если учесть, что в ее пруду плавает мертвое тело…

Но тут желудок Кэролайн опять сжала судорога, она испугалась, что сейчас исторгнет из себя всю тепловатую воду из-под крана, и уронила голову на колени. Как же она ненавидит эту свою слабость! Ненавидит страстно, как может ненавидеть лишь человек, недавно выздоровевший после долгой изнурительной болезни. Слабость и неумение себя контролировать…

Сжав кулаки, Кэролайн постаралась собрать все свои душевные силы и оттащить себя от края опасной пропасти. Какое право имеет она быть такой слабой, ранимой и сходить с ума от страха? Ведь она живет, она жива, она в полной целости и сохранности. В отличие от той бедняжки…

Когда в подъездную аллею въехал автомобиль, Кэролайн подняла голову и поднесла вялую ладонь к глазам, чтобы получше разглядеть большой пикап, пробирающийся сквозь чересчур длинные ветви деревьев, обвитые диким виноградом.

«Давно надо было их обстричь», – машинально подумала Кэролайн. Она слышала, как ветки хлещут по кузову с уже поцарапанной кое-где краской. В сарае должны быть садовые ножницы. И лучше всего этим делом заняться с утра пораньше, до наступления жары…

Машина остановилась возле автомобиля шерифа, и из нее вылез худой, как проволока, человек с галстуком красного цвета, туго завязанным узлом на сморщенной индюшачьей шее. На нем была белая рубашка с короткими рукавами и белая шляпа на густых угольно-черных волосах. Под глазами висели мешки, под подбородком – складки кожи, словно когда-то лицо было полным. Черные слаксы удерживались в должном положении красными подтяжками, на ногах сияли гуталинным блеском тяжелые черные туфли. Кэролайн они показались армейскими. Однако потрескавшийся врачебный саквояж выдавал профессию владельца.

– Вы, должно быть, мисс Кэролайн Уэверли?

В другое время или в другом месте, услышав этот пронзительно-тонкий голос, Кэролайн улыбнулась бы. Он звучал, как голос продавца подержанных автомобилей из телевизионной рекламы.

– Я доктор Шейс, – доложил человек, уже поставив ногу на первую ступеньку. – Я наблюдал вашу бабушку и дедушку почти двадцать пять лет. Мне позвонил Берк и сказал, что уже едет сюда. Он, судя по всему, уже здесь?

Кэролайн старательно кивнула.

– Как поживаете?

– Лучше не бывает.

Его острый профессиональный взгляд сразу распознал симптомы шока. Однако Шейс не стал спешить, а вынул огромный белый носовой платок и вытер шею и лицо. Хотя он мог двигаться достаточно быстро, предпочитал именно такой способ действий – осторожный и неторопливый, словно все время находился у постели больного.

– Очень жарко сегодня, правда?

– Да.

– Так почему бы нам не войти в дом? Там прохладнее.

– Нет, мне кажется… – Кэролайн беспомощно посмотрела в сторону деревьев, за которыми был пруд. – Я должна подождать. Он пошел туда…
Страница 17 из 30

посмотреть. Я бросала камешки в воду. Я видела только ее лицо!

Шейс сел рядом и взял ее за руку. Его профессионально чуткие пальцы умело нащупали пульс.

– Чье лицо, миленькая?

– Не знаю…

Когда он нагнулся, чтобы открыть саквояж, Кэролайн привычно напряглась: недаром целый месяц полчища врачей с их тонкими стальными иглами испытывали ее нервную систему.

– Мне ничего не нужно! – Кэролайн вскочила, и, несмотря на все усилия сдерживаться, голос ее прозвучал резко и пронзительно: – Со мной все в порядке! Вы ей постарайтесь помочь! Наверное, вы чем-то сможете помочь…

– Не нужно так волноваться, милочка. – Словно желая продемонстрировать свои добрые намерения, Шейс снова закрыл саквояж. – Почему бы вам не сесть и не рассказать мне, что произошло? Спокойно и тихо. Тогда мы с вами могли бы решить, что и как делать.

Кэролайн не села, но достаточно овладела собой, чтобы сделать несколько глубоких вдохов. Меньше всего ей хотелось снова очутиться на больничной койке.

– Извините. Наверное, я несу чепуху…

– Ну, это меня как раз нисколько не удивляет. Половина человечества только и занимается тем, что несет чепуху, а вторая половина старается их переубедить, упражняя свои голосовые связки. Вы мне просто-напросто расскажите, что с вами приключилось.

– Наверное, она утонула, – тщательно и осторожно подбирая слова, произнесла Кэролайн. – В пруду. Но я могла видеть только ее лицо. – Она замолчала, мысленно снова увидела все и почувствовала, как на нее накатывает истерика. – Я боюсь, что она умерла!

Прежде чем Шейс успел ответить, из-за деревьев вышел помощник шерифа Карл Джонсон и направился к ним через пропеченную солнцем лужайку. На его обычно безукоризненно чистой форме были видны грязь и мокрые пятна. Тем не менее шагал он по-военному четко: внушительная фигура, рост шесть футов шесть дюймов, мускулистый и плотный. Блестящая кожа была каштанового цвета.

Этот человек привык наслаждаться своей властью, ценил свойственную ему выдержку. И в данный момент он изо всех сил старался сохранить свой авторитетный вид, хотя больше всего ему сейчас хотелось найти укромное местечко и освободить желудок от ленча.

– Добрый вечер, док.

– Привет, Карл.

Им не понадобилось других слов, чтобы успеть обменяться информацией. Тихо выругавшись, Шейс снова вытер лицо, а Джонсон обратился к Кэролайн:

– Мисс Уэверли, был бы очень признателен за возможность воспользоваться вашим телефоном.

– Конечно. Вы не могли бы сказать… Она мертва?

Карл поколебался мгновение, потом снял фуражку с головы и обнажил черные курчавые волосы, остриженные так коротко и аккуратно, словно по ним прошлась газонокосилка.

– Боюсь, что да, мэм. Шериф вам все расскажет, как только сможет.

Кэролайн начала медленно подниматься на крыльцо.

– Телефон прямо в холле, мистер…

– Джонсон, мэм. Карл Джонсон.

– Мистер Джонсон, она утонула?

Он бросил на Кэролайн быстрый взгляд, придерживая стеклянную входную дверь, чтобы она вошла первой.

– Нет, мэм. Она не утонула…

Берк сидел на поваленном дереве, отвернувшись от тела. Рядом стоял «Полароид». Шерифу потребовалось несколько минут, чтобы снова прийти в обычное состояние блюстителя законности и порядка.

Он видел смерть и прежде – с детства знал, как она выглядит и пахнет, охотясь вместе с отцом. Сначала они отправлялись на охоту просто для удовольствия. Ну а затем, когда наступили неурожайные годы и исчезли накопления, они охотились, чтобы добыть мясо к обеду.

Он видел также смерть себе подобных, и первая из них была самой страшной. Когда ферму продали за долги, повесился отец. И не эта ли смерть определила то, чем он сейчас занимается! Имея на руках жену и двух маленьких детей, Берк подписал контракт на должность помощника шерифа, а впоследствии и сам стал шерифом. Сын богача, так и не смирившийся с тем, как бесцельно, бездарно умер отец, он познал на себе, как жестока может быть земля. И Берк решил посвятить все свои способности, если они у него были, утверждению на этой земле закона и порядка.

С тех пор он не раз сталкивался лицом к лицу со смертью, и все-таки это не подготовило его к тому, что он увидел в макнейровском пруду.

Он все еще слишком ярко представлял, каково это было: вытащить неподатливое, словно сопротивляющееся тело из воды и затем – на берег.

«Как странно, – думал Берк, глубоко затягиваясь сигаретным дымом, – ведь Эдда Лу никогда мне не нравилась». В ней было что-то грубое. И этот хитрый взгляд, который мешал ему чувствовать хоть малейшую симпатию к девушке, имевшей несчастье быть дочерью Остина Хэттингера…

Но как раз сейчас он вспомнил, какой она была в то далекое Рождество, когда он и Сьюзи встретились на улице. Ей, наверное, было тогда лет десять. Мышиного цвета косички на спине, старое платье в заплатках, вздернувшееся по боковым швам и слишком длинное спереди. Эдда Лу стояла, прижавшись носом к витрине магазина Ларссона, и смотрела на куклу в голубом платье с диадемой из фальшивых бриллиантов.

Тогда она была просто маленькой девочкой, мечтающей, чтобы на свете действительно существовал Санта-Клаус. И уже знавшей, что его не существует…

Берк повернул голову, услышав шелест шагов по траве, и выдохнул длинную струю дыма.

– А, это ты, док…

– Боже милосердный!

Шейс положил тяжелую ладонь Берку на плечо, сжал его и лишь потом подошел к телу. Он тоже был давно знаком со смертью и знал, что умирают не только старые. Он готов был смириться с тем фактом, что и молодых уносит болезнь или несчастный случай. Но он не в состоянии был принять смерть как следствие намеренного садизма и мучительства. Не мог смириться с тем, что вообще возможно такое дикое, варварское уничтожение человеческого существа.

Шейс бережно поднял безжизненную кисть руки и увидел на запястье следы от веревки; такие же следы были на щиколотках. И почему-то эти глубокие вмятины, свидетельствующие о полной беззащитности, потрясли его больше, чем жестокие раны от ножа на туловище.

– Она была одним из первых младенцев, которым я помог появиться на свет, когда только приехал работать в Инносенс. – Вздохнув, он сделал то, на что Берк не отважился: нагнулся и закрыл глаза Эдды Лу. – Тяжело родителям хоронить своих детей. Клянусь Богом, для врачей это тоже тяжело.

– Ты только посмотри, как он ее изрезал! – выдавил из себя Берк. – Так же, как двух других. – Он с трудом проглотил комок, подступивший к горлу от гнева. – Ее сначала привязали вон к тому дереву. На нем пятна засохшей крови. И по спине видно, что она оцарапала ее о кору. Привязали бельевой веревкой. Здесь есть волокна. – В глазах полыхала ярость. – Но что она, черт побери, здесь делала?! Зачем здесь оказалась? Ее машина в городе.

– Этого я тебе, Берк, объяснить не могу. Знаю только, что ее ударили сзади по голове. – Руки Шейса так осторожно и мягко касались тела, словно он осматривал живого пациента. – Может, он заманил ее сюда. Или она сама явилась и разозлила его чем-то.

Стараясь не дать нервам разгуляться, Берк только кивнул. Он знал, как знали и в городе, кого могла разозлить Эдда Лу…

Кэролайн нерешительно топталась на крыльце. Ей очень хотелось пойти на пруд и выяснить наконец, что там произошло. Ожидание становилось невыносимым, и
Страница 18 из 30

было неизвестно, сколько оно еще продлится. Но она знала, что не осмелится дойти даже до деревьев…

Увидев, как к дому подъехал темный седан, а за ним – белый фургон, Кэролайн решила, что это, очевидно, коронер. Когда из фургона вышли мужчины с носилками и плотным черным пластиковым мешком, она отвернулась. Этот мешок, длинный черный мешок, похожий на те, в которые обычно складывают большие ненужные вещи, слишком навязчиво напоминал: то, что Кэролайн нашла в пруду, уже не было человеком, женщиной, а только телом…

Зато тело не способно чувствовать унижение от того, что его тоже, как ненужную вещь, сунут в большой мешок из пластика. Страдают только живые, и Кэролайн задалась вопросом, кто будет горевать и скорбеть о смерти этой женщины.

Внезапно ей так безумно захотелось играть, что даже сердце заболело. Играть что-нибудь безудержно-страстное, и чтобы эта музыка изгнала все остальные мысли и чувства. Слава богу, она еще может играть, у нее есть возможность найти убежище, когда больше некуда бежать!

Прислонившись к столбику крыльца, Кэролайн закрыла глаза и проиграла то, что хотела, мысленно. Звуки наполнили все ее существо, и мелодия была такая громкая, что она не слышала, как подъехала еще одна машина.

– Эй, привет! – Джози с силой захлопнула дверцу и, лизнув вишневое мороженое на палочке, направилась к дому. – Привет, – повторила она дружелюбно и с любопытством, когда Кэролайн подняла голову. – У вас тут настоящее столпотворение! Я ехала домой, увидела, как много машин здесь стоит, и решила разузнать, в чем дело.

Кэролайн посмотрела на говорившую, ничего не понимая. Странно, почти неприлично, когда человек так и пышет здоровьем и жизнью, а рядом все еще витает смерть.

– Извините?..

– Вам незачем извиняться. – Улыбаясь, Джози поднялась на крыльцо. – Скорее это мне нужно просить прощения: не могу вытерпеть, когда что-то происходит, а я ничего не знаю. Джози Лонгстрит.

И она протянула руку, немного липкую от подтаявшего мороженого.

– Кэролайн. Кэролайн Уэверли.

Пожав протянутую руку, Кэролайн подумала, до чего же автоматическими становятся привычки. Просто абсурд какой-то.

– Так что же все-таки случилось, Кэролайн? – Джози положила палочку от мороженого на деревянные перила. – Я вижу автомобиль Берка. Замечательный мужчина, правда? Никогда не изменял жене, ни разу за семнадцать лет с хвостиком! В жизни не встречала мужчину, который бы так чертовски серьезно воспринимал брак. Ну и дела! Док Шейс тоже здесь? Очень интересный тип. Немного смахивает на большого Микки Мауса, правда?

Кэролайн пыталась улыбнуться.

– Да. Может быть, вы присядете?

– Обо мне не беспокойтесь. – Джози вынула из сумочки сигарету и щелкнула золотой газовой зажигалкой. – Как странно: у вас столько посетителей, но я не вижу ни души.

– Они… – Кэролайн посмотрела на деревья и судорожно сглотнула. – Вот идет шериф.

Джози немного изменила позу: слегка повернулась и расправила плечи. Но ее игривая улыбка сразу увяла, когда она увидела выражение его лица.

– Ну, Берк, я просто тебя ревную! Ты так редко наезжаешь в «Сладкие Воды», а сюда примчался, как только появилась Кэролайн.

– Служебная необходимость, Джози.

– Да уж ладно тебе…

– Мисс Уэверли, мне надо с вами поговорить. Мы можем войти в дом?

– Конечно.

Когда Берк проходил мимо Джози, она схватила его за руку, сообразив наконец, что случилось что-то серьезное.

– Берк!

– Я с тобой сейчас говорить не могу.

Он хотел уже попросить ее уехать, но подумал, что Кэролайн может понадобиться женское общество, когда он закончит с ней разговор.

– Послушай, ты не можешь подождать? И, возможно, остаться потом?

Рука на его рукаве дрогнула.

– А что, очень плохо дело?

– Хуже не бывает. Почему бы тебе не пройти на кухню и не приготовить нам что-нибудь прохладительное? Побудь здесь, пожалуйста, пока я тебя не позову.

Кэролайн провела его в парадную гостиную и предложила сесть на полосатый диван. Весело тикали маленькие часы с кукушкой, которые она не забывала заводить с первого дня приезда. В комнате было тепло и уютно, но Кэролайн никак не могла унять дрожь.

– Мисс Уэверли, я очень сожалею, что вынужден задавать вам вопросы, когда вы так расстроены. Но лучше нам поскорее начать и закончить с этим.

– Понимаю.

«Хотя что я могу понимать? – лихорадочно подумала Кэролайн. – Ведь я никогда еще не находила в своих владениях мертвое тело». Ее рука, скользнув вверх, к горлу, стала машинально потирать его, словно помогая освободиться словам.

– Вы… вы знаете, кто она?

– Да, мэм.

– Ваш помощник – Джонсон, да? – он сказал, что она не утонула.

– Это действительно так, мэм. – Берк достал из кармана блокнот и карандаш. – Извините, но должен вам сообщить, что ее убили.

Кэролайн только кивнула в ответ. Как ни странно, она вовсе не была потрясена. Очевидно, какой-то частью сознания она это поняла в ту самую минуту, когда взглянула в те широко открытые, мертвые глаза.

– Что вы от меня хотите?

– Я хотел бы, чтобы вы мне рассказали обо всем, что видели или слышали за последние сорок восемь часов.

– Но мне не о чем рассказывать. Я ведь только приехала сюда и старалась устроиться, навести порядок…

– Понимаю.

Берк вытащил из кармана полотняный платок и промокнул потный лоб.

– А может быть, вы слышали, как у вас ночью на подъездной аллее остановился автомобиль? Или помните какой-нибудь показавшийся вам необычным звук?

– Нет… то есть я хочу сказать, что привыкла к городским звукам, так что все здешние мне кажутся необычными.

Кэролайн в тщетной попытке успокоиться провела рукой по волосам. «Теперь все уладится, – говорила она себе, – все образуется. Раз мы уже перешли к устойчивой системе вопросов и ответов, значит, механизм законности и порядка запущен и работает исправно».

– Тишина мне кажется такой громкой – если вы понимаете, что я имею в виду. Птицы, насекомые… И совы. – Внезапно она осеклась и сильно побледнела. – В позавчерашнюю ночь, первую ночь после моего приезда… О господи!

– Не спешите, мэм. У нас есть время.

– Мне почудилось, будто я слышу женский крик. Я спала, и он меня разбудил. И напугал. А потом я вспомнила про здешних сов – про тех, которых называют «скрипучками»… – Кэролайн закрыла глаза, охваченная чувством вины. – И я опять заснула! Ведь могла быть она, она звала на помощь… А я просто-напросто заснула!

– Но это действительно могла быть сова. А если это был крик жертвы, мисс Уэверли, то вы все равно не успели бы помочь. Не можете мне сказать, в котором часу вас разбудил этот крик?

– Нет, извините, не могу. Понятия не имею. Я не взглянула на часы.

– А вы часто прогуливаетесь в тех местах?

– Ходила пару раз. Мой дедушка брал меня на пруд порыбачить, когда я приезжала сюда в детстве.

– Я сам ловил там хороших, увесистых сомиков, – доверительно сказал Берк. – Вы курите?

– Нет… – Кэролайн вспомнила о хороших манерах и оглянулась в поисках пепельницы. – Пожалуйста, прошу.

Берк достал из пачки сигарету, но думал при этом об окурке, найденном около поваленного дерева. Эдда Лу тоже не курила…

– А вы никого здесь не встречали? Может, кто-нибудь прогуливался поблизости? Никто вас не навещал за это время?

– Я уже сказала, что приехала
Страница 19 из 30

недавно. Но в первый же день я наткнулась здесь на одного человека. Он сказал, что моя бабушка позволяла ему сюда приходить и смотреть на воду.

Берк старался сохранить свой невозмутимый вид, но сердце у него ушло в пятки.

– А вы знаете, кто это был?

– Его фамилия Лонгстрит. Такер Лонгстрит.

Такер снова лежал в гамаке, прижав охлажденную банку пива к подбитому глазу, и дулся на весь мир. В теле не было прежнего ощущения, будто по нему пронесся табун лошадей, но теперь казалось, что его протащили несколько миль по земле. Он горько сожалел, что вышел тогда навстречу Остину. Гораздо лучше было бы сразу слинять в Гринвилл или даже в Виксберг на два-три дня. Почему, черт побери, он решил, что гордость и честность стоят дороже, чем подбитый глаз?!

А хуже всего было сознавать, что Эдда Лу где-то там затаилась и радуется, какую кашу ей удалось заварить. Чем больше он обо всем этом думал, тем больше убеждался, что Остин затеял драку без всяких на то оснований. Эдда Лу ни за что не стала бы делать аборт. И не то чтобы из моральных соображений или внезапно вспыхнувших материнских чувств. Просто удержать его она могла только своей беременностью.

«Удержать? – подумал, чувствуя себя очень несчастным. – Это «удержание» продлится всю оставшуюся жизнь…»

Ничто так не держит, как семейные узы. А его кровь смешается с кровью Эдды Лу в ребенке, которого она сейчас носит. Все хорошее и дурное, что было в их отношениях, снова воспрянет к жизни. И один бог, или судьба, или просто стечение времени и обстоятельств зачатия определит, какие черты возобладают в этом ребенке…

Такер сделал большой глоток и снова надолго приложил к глазу банку. Но зачем думать о том, что произойдет только через несколько месяцев? Лучше побеспокоиться о Его Величестве Настоящем.

Ему больно, и если бы вся эта ситуация не была такой чертовски дурацкой, он бы вызвал дока Шейса.

Чтобы немного утешиться, Такер позволил своим мыслям обратиться к более приятной проблеме.

Кэролайн Уэверли! Она такая хорошенькая, изящная и надменная. Из тех женщин, которые охлаждают и тем самым возбуждают еще большее желание отведать. Как мороженое. Такер ухмыльнулся, вспомнив, каким высокомерным взглядом она удостоила его в лавке Ларссона. Словно королева, которая смотрит на крестьянина. Но, бог свидетель, от этого ему только больше захотелось попробовать ее на вкус!

Нельзя сказать, что у него имелись насчет Кэролайн какие-то определенные планы. Он вообще был склонен некоторое время держаться от женщин подальше. И это не только потому, что все тело болит. Просто он слегка разуверился в своем постоянном везенье…

А все же приятно думать о ней! Ему понравился звук ее голоса: теплый, чуть хрипловатый, совсем не похожий на ее холодный вид недотроги. Интересно, каким способом ему удалась бы добиться возможности дотронуться до нее? И, улыбаясь, Такер заснул.

– Тэк!

Он что-то пробормотал и попытался отмахнуться от руки, которая трясла его за плечо. Резкое движение снова возбудило боль во всем теле, Такер выругался и открыл глаза.

– Господи боже, неужели в этом доме никогда не дадут человеку поспать спокойно?!

Тени уже удлинились, и сначала он подумал, что это Делла зовет его ужинать. Но рядом с ним стоял Берк. Такер сел и снова поморщился от боли.

– Помнишь, как братья Бонни напали на нас у Призрачной лощины?

– Ага, – ответил Берк, глубоко засунув руки в карманы.

– Конечно, мы были моложе, и все-таки нам здорово досталось, – Такер взглянул на свои опухшие пальцы. – Но что-то не припомню, чтобы тогда все так болело. Слушай, почему бы тебе не смотаться в дом за парой пивка?

– Я при исполнении, Такер. И мне надо с тобой поговорить.

– Но говорить всегда лучше за пивом! – Однако, взглянув на Берка и увидев, какое у него лицо, он сразу перестал ухмыляться. – В чем дело?

– Плохи дела, Тэк. По-настоящему плохи.

И Такеру показалось, будто ему уже все сказали.

– Это с Эддой Лу? Да? – Прежде чем Берк успел ответить, он вскочил и стал шагать взад-вперед, вцепившись себе в волосы. – О Господи! Господи боже мой…

– Тэк…

– Черт бы все побрал! – Чувствуя подкатившую к горлу тошноту, Такер в ярости ударил кулаком по дереву. – Ты уверен?

– Да. И все точно так же, как было с Арнеттой и Фрэнси.

– Святой боже!

Такер прислонился лбом к шершавой коре, стараясь изгнать из сознания страшную картину. Он не любил Эдду Лу, она даже не нравилась ему, но он касался ее, он знал ее на вкус, он обладал ею. И он чувствовал, как внутри разрастается невыносимая горечь. Ему было жалко не только ее, но и ребенка, которого он прежде не хотел.

– Тебе лучше сесть.

– Нет!

Такер повернулся к Берку. Выражение его лица изменилось: теперь оно было жестким и угрожающим. Таким его мало кто видел.

– Где ты ее нашел?

– В макнейровском пруду. Всего пару часов назад.

– Но ведь это меньше, чем в миле отсюда!

Сначала Такер подумал о сестре, о Делле и о том, как их защитить. Потом о Кэролайн.

– Слушай, эта Кэролайн не должна оставаться там одна.

– Сейчас с нею Джози и Карл. – Берк потер ладонью лицо. – Джози заставила ее выпить немного яблочной настойки Мисс Эдит. Она – Кэролайн то есть – и нашла тело.

– Черт возьми… – Такер снова опустился в гамак и сжал руками голову. – Что же нам делать, Берк? Что, черт побери, у нас здесь происходит?!

– Мне придется задать тебе несколько вопросов, Тэк. Но прежде хочу сказать, что я был у Остина. Мне пришлось ему обо всем рассказать. – Берк достал сигарету. – Советую тебе держаться от него подальше.

Такер тоже вынул сигарету.

– Но не может же он считать, что это я изувечил Эдду Лу! – Такер зажег вдруг спичку и вдруг замер, встретившись взглядом с Берком. Спичка горела, пока он не обжег пальцы. – Но ты же сам так не думаешь, Берк. – Такер уронил спичку и вскочил. – Будь оно все проклято, ведь ты же меня знаешь!

Берк пожалел, что не принес пива: хотелось смыть неприятный вкус во рту. Такер был его другом, почти братом. Но слишком многое указывало на него.

– То, что я тебя знаю, к делу не имеет никакого отношения.

Такер почувствовал укол панического страха где-то в области сердца, и это было похуже удара в живот.

– Да ты с ума сошел!

– Я должен выполнить свой служебный долг. – Берк тяжело вздохнул и вынул из кармана блокнот. – Всего пару дней назад вы с Эддой Лу прилюдно поцапались. И с тех пор ее никто не видел.

Такер достал вторую спичку. На этот раз он зажег сигарету, затянулся и выдохнул дым.

– Ты что, собираешься напомнить о моих правах, а потом защелкнуть на мне наручники? Чего ты хочешь?

Берк сжал кулаки.

– Проклятье, Такер, я два часа смотрел на то, что? кто-то сделал с этой девушкой, и сейчас неподходящий момент, чтобы меня подначивать!

Такер протянул ему руку ладонью вверх в знак примирения, но в этом жесте так и прочитывалось саркастическое «сдаюсь».

– Валяй, Берк. Занимайся своей вивисекцией.

– Я хочу знать, виделся ли ты с Эддой Лу, разговаривал ли с ней после того случая в кафе.

– Но я же сам приезжал к тебе сегодня днем и сказал, что не видел!

– Ладно. Куда ты отправился после скандала в кафе?

– Я пошел… – Такер внезапно осекся и побледнел. – Господи, я пошел на пруд Макнейров!

Он снова хотел поднести сигарету к губам, но замер,
Страница 20 из 30

внимательно всматриваясь в глаза Берка.

– А ведь ты уже знал о том, куда я направился!

– Да. Но хорошо, что ты сам мне об этом сказал.

– Иди к черту!

Берк схватил его за грудки.

– Послушай меня. Мне не нравится то, чем я сейчас занимаюсь. Но это ничто, ничто по сравнению с тем, что будут вытворять люди из ФБР, когда они сюда нагрянут. У нас три женщины убиты! Эдда Лу угрожала тебе в общественном месте, при свидетелях, а через два дня нашли ее труп. И у меня есть свидетель, который видел тебя на пруду в тот же день, а может – в те же часы, когда произошло убийство.

Такер почувствовал новый спазм страха, смешанного с яростью.

– Но ты же знаешь, я сотни раз бывал на макнейровском пруду! И ты, кстати, тоже. – Он оттолкнул руку Берка. – То, что мы с Эддой Лу поскандалили, еще не означает, что я ее убил. И как же тогда быть с Арнеттой и Фрэнси?

Берк поджал губы.

– А с ними ты тоже встречался, Тэк. Ты встречался со всеми тремя.

Теперь Такер уже не злился. Он был потрясен.

– Господи, Берк… Но ты же не можешь в это верить! Кто угодно, только не ты!

– То, чему я верю, не имеет никакого отношения к тем вопросам, которые я намерен задать. Я хочу знать, где ты был позавчера ночью.

– Он играл со мной в джин-рамми и продулся до нитки. – К ним по тропинке шла Джози. Она была бледна, но смотрела на Берка твердо и жестко. – Допрашиваешь моего брата, Берк? Удивляюсь тебе.

Она встала рядом с Такером и положила руку ему на плечо.

– Я должен делать свое дело, Джози.

– Так делай! Я только одного не могу понять: почему ты не разыскиваешь того, кто ненавидит женщин, а допрашиваешь мужчину, известного своей любовью к ним?

Такер положил свою руку на ее.

– А я думал, что ты сейчас с Кэролайн.

– К ней приехали Сьюзи и Марвелла. Да и сама Кэролайн держится сейчас превосходно. А тебе, наверное, надо бы съездить домой, Берк: боюсь, без мамы и сестры твои мальчишки перевернут все вверх дном.

Но Берк не обратил внимание на предложение Джози и ее сердитый взгляд.

– Так, значит, вы с Такером играли в карты.

– Полагаю, в нашем графстве это не считается ни грехом, ни преступлением. – Джози вынула сигарету из пальцев брата и глубоко затянулась. – Мы сидели до двух, возможно – до двух тридцати. Такер к тому времени немного набрался, и я выиграла тридцать восемь долларов.

От чувства облегчения Берк даже немного охрип.

– Это хорошо. Сожалею, что мне пришлось опрашивать тебя, Тэк, но, когда сюда приедут ребята из ФБР, тебе опять придется отвечать на вопросы. И мне кажется, тебе легче от того, что я первый.

– Да нет, мне от этого не легче. А что собираются делать с ней?

– С Эддой Лу? Ее отвезут в Палмеровское похоронное бюро и оставят там, пока не приедут сотрудники ФБР. – Берк сунул блокнот в карман и переступил с ноги на ногу. – А ты постарайся все-таки избегать Остина как можно дольше.

Кисло усмехнувшись, Такер рассеянно потер свои помятые бока.

– Об этом тебе не стоит беспокоиться.

Смущенный и несчастный, Берк отвел взгляд.

– Ну, значит, я поехал. Если завтра явятся фэбээровцы, я пришлю за тобой и покончим с этим.

– Ладно.

И Такер протяжно вздохнул, глядя на удаляющуюся спину Берка.

– Нет, я все-таки явно не в себе, Такер, – сказала Джози. – Он плюет на меня, а мне так хочется залезть к нему в постель!

Негромко рассмеявшись, Такер погладил ее по щеке.

– Это просто рефлекс, детка. Лонгстритовский рефлекс. – Обняв сестру за талию, Такер повел ее к дому. – Джоз, я нисколько не сомневаюсь в твоей правдивости, но мы ведь не играли в джин-рамми уже несколько недель.

– Ну и что? – надула губы Джози. – А тебе не кажется, что дни сейчас слились в какое-то единое целое, один от другого не отличишь? – Она испытующе взглянула на брата. – По-моему, я неплохо придумала насчет джин-рамми. Так проще всего.

– Возможно…

Такер осторожно взял ее лицо в ладони. Он умел смотреть в глаза людям каким-то своим, особенным, взглядом; и сейчас он так взглянул в глаза своей сестры.

– Ты же не считаешь, что это я убил ее?

– Миленький, да я ведь прожила с тобой под одной крышей почти всю свою жизнь! И знаю, что ты задохнешься от чувства вины, если раздавишь жука. Ты слишком добр, даже когда злишься. – Джози расцеловала его в обе щеки. – Я знаю, что ты никого не убивал. И никакого вреда нет в том, что я сказала, будто мы в тот вечер играли в карты. Скорее развяжешься с этими расспросами. И мы ведь иногда действительно играем в джин-рамми!

Такер не мог все еще отделаться от чувства, что поступил нехорошо. А впрочем, плохо это или хорошо, но зато понятнее, чем правда. Правда же состояла в том, что позавчера он преспокойненько заснул в своей постели, читая Китса.

Интересно, что бы подумали завсегдатаи «Болтай, но жуй», узнав о его любви к поэзии? И кто бы поверил ему, скажи он, что зачитался тогда стихами?

Глава 5

Весть об убийстве Эдды Лу распространилась по Инносенсу, как лесной пожар. Словно облако пыли, стремительно пролетевшее от речной заводи до Кабаньей дороги, где Хэппи Фуллер обсуждала печальное событие со своей любимой подругой по «бинго» Берди Шейс.

– Генри об этом не хочет говорить, – сказала Берди, обмахивая лицо бумажным веером. Такие веера распространяла среди своих прихожан Церковь Искупления. – Берк Трусдэйл позвонил и попросил его приехать к дому Макнейров примерно часа в два, а вернулся он только после пяти. – Она так усиленно заработала веером, что изображение Христа с яростным всевидящим взглядом превратилось в расплывчатое пятно. – Он приехал домой бледный, весь в поту, сказал, что Эдда Лу мертва, и отменил все визиты, назначенные на вечер. Сказал еще, что ее убили так же, как Арнетту и Фрэнси.

– Да снизойдет на нас милосердие господне! – Хэппи оглядела свой аккуратный палисадник, довольствуясь струей воздуха от веера Берди. – К чему идет мир?! Женщина не может спокойно ходить по улицам!

– Я проходила мимо закусочной, – многозначительно добавила Берди, – и слышала, как Берк звонил в ФБР. Может быть, он даже попросит прислать национальных гвардейцев!

– Гм-м, – фыркнула Хэппи. Она любила Берди, очень любила, но это не мешало ей видеть недостатки приятельницы. Берди имела склонность чересчур доверять слухам, а у Хэппи этот недостаток шел сразу же за ленью в перечне десяти смертных грехов. – У нас тут орудует маньяк-убийца, Берди, а не мятежник. И мне кажется, мы не увидим национальных гвардейцев, марширующих по рыночной площади. Что же касается ФБР, то, может, оттуда и приедут. Полагаю, они вызовут для беседы моего сына, так как это он нашел в феврале труп Арнетты.

Красивое лицо Хэппи Фуллер стало задумчивым. Она еще не простила Бобби Ли за то, что он тогда прогулял уроки и едва снова не вылетел из школы за неуспеваемость. И в то же время ей льстило всеобщее внимание: ведь она была матерью того, кто обнаружил первое мертвое тело.

– С тех пор у Бобби Ли такой грустный вид, – вставила Берди. – У него глаза печальные-печальные. Я заметила, когда он сегодня заправлял мою машину у автостанции Сонни. И я тогда подумала: «Нет, Бобби Ли уже никогда не станет прежним!»

– Да, ему несколько недель снились кошмары, – с нескрываемой гордостью сказала Хэппи.

– И это в порядке вещей. У Генри чуть сердце не разорвалось. И вот что я скажу
Страница 21 из 30

тебе, Хэппи: ситуация очень тревожная. Подумать только, ведь такая участь могла постигнуть мою милую, добрую Кэтрин! Разумеется, будучи замужней женщиной и матерью двоих детей, она не станет где-нибудь бродить в одиночестве. А все же беспокойно на душе. И опять же, твоя Дарлин, которая была лучшей подругой Эдды Лу… Знаешь, я просто думать о таких вещах не в состоянии!

– Надо будет позвонить Дарлин, узнать, как она все это пережила.

Хэппи вздохнула. В свое время у нее камень упал с души, когда Дарлин вышла замуж за Тэлбота Младшего и зажила своим домом с мужем и новорожденным младенцем. Но ей было известно, что порой Дарлин снова позволяет себе прежние выходки.

– Мы хотим собрать группу из нескольких женщин и выразить наше соболезнование Мэвис Хэттингер.

Берди хотела было под каким-нибудь благовидным предлогом уклониться, но бумажный Христос так грозно взглянул на нее, что она только сказала:

– Да, это будет по-христиански. Но как ты думаешь, мы не застанем дома Остина Хэттингера?

– Да не беспокойся ты насчет Остина, – Хэппи решительно выставила вперед подбородок. – На нашей стороне сила материнской солидарности!

В эту ночь все двери в Инносенсе были заперты, все ружья заряжены, и жители долго не могли заснуть.

Настало утро, и первая мысль многих проснувшихся была об Эдде Лу.

Печаль Дарлин Фуллер Тэлбот, третьей дочери Хэппи и ее первого большого разочарования, была смешана с потрясением. Всю юность Дарлин преданно следовала по стопам Эдды Лу, увлеченная ее рискованными, но такими захватывающими проделками. Поездки на попутных машинах в Гринвилл, потаскивание косметики из магазина Ларссона, прогуливание уроков в компании с братьями Бонни и секс с ними в Призрачной лощине.

Они вместе волновались, если у кого-то из них задерживались месячные, откровенно рассказывали друг другу о любовных – вернее, сексуальных – опытах и вдвоем ходили на свидания со своими парнями в кинотеатр «Поднебесный». Эдда Лу была подружкой на свадьбе Дарлин, и Дарлин собиралась оказать ту же честь Эдде Лу, когда она наконец захомутает Такера Лонгстрита.

А вот сейчас Эдда Лу мертва, и у Дарлин глаза опухли от слез. У нее едва хватило сил усадить Скутера в манеж, помахать мужу на прощание с порога и шмыгнуть в кухню, чтобы впустить своего любовника Билли Ти через черный ход.

– Ну-ну, дорогуша! – Билли Ти, уже вспотевший в своей спортивной рубашке с короткими рукавами и потертых джинсах, заключил красноглазую Дарлин в свои татуированные объятия. – Зачем так уж расстраиваться? Просто выносить не могу, когда плачешь.

– Не могу поверить, что ее больше нет! – Дарлин уткнулась носом ему в плечо и прижала его к себе за ягодицы. – Она была моей самой любимой, самой близкой подругой, Билли Ти!

– Знаю. – Он прильнул своим толстогубым ртом к ее рту, в знак сочувствия вращая там языком. – Она была мировая девка, и нам всем ее будет не хватать.

– Она была мне как сестра! – Дарлин слегка отодвинулась, чтобы ему удобнее было просунуть ладони под ее ночную рубашку и пощупать груди. – Я всегда мечтала, чтобы она была моей сестрой, а не эти идиотки Белл и Старлита.

– Да они просто всегда тебе завидовали, потому что из всех трех сестер ты самая хорошенькая.

Он ущипнул ее отвердевшие соски и прислонил Дарлин к буфетной стойке.

– Я даже согласилась бы, чтобы на месте Эдды Лу оказался кто-нибудь из них. – В глазах Дарлин заблестели слезы, и она расстегнула «молнию» на джинсах Билли Ти. – Мне все равно, что они мои кровные родственницы. С Эддой Лу я обо всем могла поговорить. Обо всем на свете. Даже о нас с тобой. И она всегда за меня радовалась! Правда, она немного завидовала, когда я вышла замуж за Тэлбота и у меня родился Скутер, но ведь это так естественно, правда?

– М-м-м…

– И я собиралась быть ее подружкой на свадьбе с Такером Лонгстритом. – Дарлин стянула его джинсы с бедер. – Не могу спокойно думать, как ее убили!

– Вот и не думай, моя конфетка. – Он задышал часто и прерывисто, а потом опустил руки вниз, чтобы раздвинуть ее бедра. – Сейчас Билли Ти поможет тебе забыть об этом. Эдде Лу такое б понравилось.

– Ага… – Дарлин только вздохнула, когда он усадил ее на стойку, и отшвырнула пакет с леденцами, устраиваясь поудобнее. – Она навсегда сохранит свое место в моем сердце!

Билли Ти уже надел презерватив и принялся за дело.

Дарлин обняла его, и ее широко раскрытые глаза засияли любовью.

– Как ты мне подходишь, мой птенчик! С тобой гораздо интереснее, чем с Тэлботом. С тех пор, как мы поженились, мы занимаемся этим только в постели.

В высшей степени польщенный Билли Ти приподнял ее повыше, вдвинув головой в открытые дверцы буфета. Но Дарлин была уже в экстазе и ничего не замечала.

Кэролайн удивилась, что так хорошо спала. Очевидно, ее мозг хотел отключиться, или сыграло роль то, что в соседней спальне расположились Сьюзи и ее дочь Марвелла. А может, она чувствовала, что ей ничего не угрожает в кровати, на которой спали дедушка и бабушка?

Как бы то ни было, она проснулась от запаха кофе и бекона, и первым ее чувством было смущение оттого, что, пока она спит, гости готовят завтрак. Но после ужаса, пережитого накануне, это чувство показалось ей таким тихим и мирным, что захотелось повернуться на другой бок и опять заснуть.

Вместо этого она приняла прохладный душ и оделась. Когда она спустилась вниз, Сьюзи и Марвелла сидели за столом и разговаривали вполголоса. Перед каждой стояла чашка кофе и тарелка с яичницей.

Кэролайн даже захотелось улыбнуться при виде такого сходства матери и дочери. Две хорошенькие шатенки с большими голубыми глазами шептались, словно дети во время церковной службы, сидящие на задней скамье. И обе заулыбались, когда заметили Кэролайн.

Между Сьюзи и Марвеллой существовала такая близость, естественное понимание и уважение, которых Кэролайн никогда не испытывала в отношениях со своей матерью. И, глядя на них, она неожиданно ощутила тяжелую зависть.

– А мы надеялись, что ты поспишь подольше. – Сьюзи встала, чтобы налить еще одну чашку кофе.

– Мне кажется, будто я спала целую неделю. Спасибо. – Кэролайн взяла предложенную чашку. – Вы были так добры, что остались на ночь! Я…

– А для этого соседи и существуют. Марвелла, достань Кэролайн тарелку.

– О, я не…

– Нет, ты должна поесть. – Сьюзи подтолкнула ее к столу. – После такого потрясения обязательно надо заправиться.

– Мама очень здорово готовит яичницу, – заметила Марвелла.

Она изо всех сил старалась не таращить с любопытством глаза на Кэролайн, но ей очень хотелось расспросить, где Кэролайн сделала такую модную короткую стрижку. Правда, Бобби Ли будет ужасно злиться, если она обкорнает таким образом свои локоны…

– Всегда чувствуешь себя лучше, когда поешь, – Марвелла приветливо улыбнулась. – Когда я в очередной раз порвала отношения с Бобби Ли, мы с мамой съели большой шоколадный торт.

– Этот верно. Ведь трудно грустить, когда наешься до отвала шоколада! – Сьюзи подвинула Кэролайн тарелку с тостами. – Я достала из буфета банку варенья из дикой малины, которое сварила еще твоя бабушка. Надеюсь, ты не возражаешь?

– Нет, конечно. – Кэролайн, как очарованная, уставилась на банку с собственноручной бабушкиной
Страница 22 из 30

наклейкой. – А я даже и не знала про варенье…

– Да что ты! Мисс Эдит варила прекрасное варенье. Ни у кого не получались такие вкусные джемы и желе. Она шесть лет подряд выигрывала на ежегодных ярмарках главный приз, «Голубую ленту». – Сьюзи нагнулась, открыла нижние дверцы буфета и показала на ряды банок. – У тебя здесь хороший годовой запас.

Кэролайн стало не по себе. Она и в самом деле ничего не знала об этих хорошеньких цветных банках с тщательно наклеенными названиями, так любовно расставленных по порядку. У нее горло перехватило от чувства утраты и стыда.

– Я не могла навещать ее чаще…

– Я это прекрасно понимаю. Но она тобою так гордилась! Любила поговорить о том, как ее малышка Кэро путешествует по всему миру, о том, как ты «играешь свою музыку» перед королями и президентами. Мисс Эдит всем показывала открытки, которые ты ей посылала.

– Одна была из Франции, из Парижа, – вставила Марвелла. – С изображением Эйфелевой башни. Мисс Эдит мне ее отдала, когда я писала сочинение по-французски.

– Марвелла два года изучала французский язык, – Сьюзи окинула дочь довольным взглядом.

Самой Сьюзи пришлось бросить учебу за четыре месяца до окончания школы, когда беременность стала уже заметна. И поэтому она не переставала восхищаться тем обстоятельством, что у Марвеллы был аттестат.

– Миленькая, а тебе не пора на работу? – спохватилась Сьюзи, взглянув на часы.

– О боже мой! – Марвелла вспорхнула со стула. – Конечно, давно пора.

– Марвелла работает в Роуздэйле, секретаршей в юридической конторе. Правда, сегодня ей позволили немного опоздать. – Сьюзи внимательно смотрела, как Марвелла подкрашивает губы, глядясь в блестящий металлический тостер. – Поезжай на моей машине, дорогая. А я позвоню твоему папочке, чтобы он заехал сюда за мной. Только, пожалуйста, не останавливайся по дороге, кто бы ни просил подвезти, даже знакомые.

– Ну я же не настолько глупа!

Сьюзи ущипнула дочь за подбородок.

– Нет, конечно, но ты моя единственная дочка. И обязательно позвони, если будешь задерживаться.

– Позвоню.

– Да, чуть не забыла. Скажи своему Бобби Ли, чтобы больше никаких парковок на Собачьей улице! Можете предаваться романтическим настроениям дома, в гостиной.

– Мама…

У Марвеллы слегка порозовели щеки и шея.

– Так и скажи. А не то я ему это выскажу сама. – Сьюзи поцеловала Марвеллу в пухлые губки. – А теперь убирайся!

– Да, мэм.

Марвелла улыбнулась Кэролайн.

– Не позволяйте ей вас притеснять, мисс Уэверли. Стоит ей только начать, и она уж не остановится никогда.

– Вот нахалка! – Сьюзи хихикнула, когда за Марвеллой захлопнулась входная дверь. – С трудом верится, что она уже взрослая.

– Красивая девушка…

– Да, красивая. Но безумно упрямая и всегда знает, чего хочет. Сейчас, по-моему, она не прочь выйти замуж за Бобби Ли Фуллера, и, думаю, скоро она его получит. – Сьюзи грустно улыбнулась и допила свой кофе. – Впрочем, я когда-то сама была такой же. Но с этими детьми столько беспокойства! Они кажутся такими юными и глупыми по сравнению с нами в их возрасте. – Сьюзи нахмурилась, взглянув на тарелку Кэролайн. – Ты почти ничего не ешь!

– Я стараюсь. – Кэролайн с усилием проглотила кусочек яичницы. – Все так странно… Я даже и знакома не была с той девушкой, но мне так тяжело думать о том, что с ней случилось! – Смирившись с отсутствием аппетита, Кэролайн отодвинула тарелку. – Сьюзи, я не хотела тебя расспрашивать в присутствии Марвеллы… Но я правильно поняла, что эта убитая девушка уже третья по счету?

– Да, и первую нашли в феврале, – кивнула Сьюзи. – Все трое были зарезаны.

– Боже мой…

– Берк не любит говорить на эту тему, но дело плохо, очень плохо. Их изувечили до смерти. – Она встала, чтобы убрать со стола. – Конечно, как мать, как женщина я очень это переживаю. И о Берке беспокоюсь. Он так относится к этому, словно в случившемся есть доля его вины. Бог свидетель, никто из здешних жителей ничего подобного не ожидал, но Берк считает, что мог каким-то образом все это предотвратить.

Сьюзи тяжело вздохнула: точно так же он был уверен, что мог в свое время предотвратить самоубийство отца.

Кэролайн наполнила раковину мыльной водой.

– А подозреваемые есть?

– Если и есть, Берк об этом молчит. Когда убили Арнетту, все решили, что это дело рук какого-нибудь бродяги. Когда живешь в городе, где всего-то восемь сотен жителей, и знаешь чертовски хорошо почти каждого, трудно поверить, что это кто-нибудь из своих. Это кажется просто невозможным! Но когда таким же образом убили Фрэнси, люди стали подозрительно оглядываться вокруг. И все же никому не хотелось верить, что убийцей может быть твой сосед или друг. Но сейчас…

– А сейчас вы должны искать среди своих?

– К сожалению, да. Что мы и делаем… – Сьюзи взяла полотенце, потому что Кэролайн начала мыть тарелки. – Хотя все же мы склоняемся к тому, что где-то на болотах прячется какой-нибудь психопат-маньяк.

Кэролайн опасливо посмотрела в окно на деревья. Теперь ей почему-то казалось, что они растут ближе к дому.

– Да, так думать спокойнее.

– Не хочу тебя пугать, Кэролайн, но ты здесь живешь одна и тебе надо быть осторожней.

Кэролайн поджала губы и, поколебавшись минуту, сказала:

– Я слышала, что у Такера Лонгстрита и Эдды Лу была перебранка накануне убийства. Она давила на него, чтобы он на ней женился.

– Да, пыталась надавить. – Сьюзи насухо, до блеска, вытерла тарелку и вдруг уставилась на Кэролайн во все глаза. – Что ты хочешь сказать?.. Господи, да ты же совсем не знаешь Такера! Сама мысль, что он может кого-то убить, просто смехотворна. Прежде всего это потребовало бы слишком много эмоций и физических усилий. А Такер терпеть не может ни того, ни другого.

Кэролайн вспомнила лицо Такера, когда наткнулась на него у пруда. Нет, тогда на его лице отражалось очень сильное чувство – и весьма опасного свойства.

– Все-таки…

– Наверное, Берк переговорит с ним. И разговор будет тяжелым. Ведь они очень дружны. Мы все вместе учились в школе, – продолжала Сьюзи, вытирая стопку тарелок. – У нас была одна компания: Такер и Дуэйн Лонгстриты, Берк и я. Все они сыновья богатых плантаторов, хотя в то время Трусдэйлы уже разорились, и Берка не могли отдать в частную школу. А вот Дуэйн некоторое время учился в закрытой школе, поскольку он первенец и так далее. Но он постоянно попадал в какие-то неприятные истории, за что его и отчислили. Поговаривали, что отправят туда Такера, но старик Бо до того разозлился на Дуэйна, что оставил Такера дома.

Сьюзи улыбнулась, внимательно рассматривая стакан, не осталось ли где следов от пальцев.

– Тэк всегда говорит, что у него огромный долг перед Дуэйном за это отцовское решение. Наверное, поэтому он за ним сейчас так ухаживает и приглядывает. Он вообще добрый человек. И если бы ты знала его так же давно, как я, то поняла бы, что он просто не в состоянии кого-то убить. Это не значит, разумеется, что у него нет недостатков. Бог свидетель – есть, и предостаточно! Однако разделать ножом женщину… – Как ни ужасна была воображаемая картина, Сьюзи усмехнулась. – Говоря по правде, в подобной ситуации он бы постарался задрать ей юбку, а ни о чем другом и думать бы не смог.

Кэролайн сурово поджала губы.

– Да, я этот тип
Страница 23 из 30

мужчин хорошо знаю…

– Поверь мне, милочка, ты никогда не знала людей, подобных Такеру! Если бы не мой счастливый брак и четверо ребятишек в придачу, я сама бы увлеклась им. Есть в нем какая-то особенная повадка… – Сьюзи искоса взглянула на Кэролайн. – Вот увидишь, он и к тебе попытается проложить дорожку.

– Ну, и получит по носу!

Сьюзи расхохоталась и вытерла последнюю тарелку.

– Хотелось бы это увидеть своими глазами. А теперь давай-ка перейдем к делу.

– К делу?

– Я не буду спокойна, если уеду, не убедившись, что ты сможешь себя защитить в случае чего.

Вытерев руки цветным кухонным полотенцем, Сьюзи взяла свою плетеную сумку из соломки и вытащила из нее устрашающий на вид револьвер тридцать восьмого калибра.

– Господи Иисусе! – только и смогла произнести Кэролайн.

– Это двуствольный «смит-вессон». Мне больше нравится на ощупь револьвер, чем пистолет.

– Он… он заряжен?

– Ну конечно, заряжен, милочка! – Сьюзи заморгала своими большими голубыми глазами. – Какого черта он мне нужен незаряженный? Я уже три года подряд выигрываю в состязаниях по стрельбе. Берк даже не знает, гордиться ему или опасаться, что я его обскачу.

– И ты носишь его в дамской сумке? – неуверенно заметила Кэролайн. – В своей дамской сумке?!

– Да, ношу – с февраля месяца. Ты когда-нибудь стреляла?

– Нет… – Кэролайн инстинктивно спрятала руки за спину. – Нет, никогда.

– И, очевидно, думаешь, что не сможешь? – усмехнулась Сьюзи. – Ну, позволь мне тебе сказать, дорогая, что, если кто-нибудь нападет на тебя или твоих близких, ты быстро научишься. Я знаю, что у твоего дедушки была коллекция оружия. Давай что-нибудь тебе подыщем.

Сьюзи положила на кухонный стол свой «тридцать восьмой» и пошла к двери.

– Сьюзи, я не могу выбирать оружие! Это не новое платье…

– Уверяю тебя, это так же интересно.

Они отправились в дедушкину «берлогу», и Сьюзи, похлопывая пальчиком по губам, занялась выбором.

– Начнем с оружия, из которого можно стрелять, обходясь одной рукой. Но я хочу научить тебя также заряжать ружье, которое стреляет на короткое расстояние. Это бывает очень эффективно.

– Да уж, наверное…

Блестя глазами, Сьюзи схватила Кэролайн за руку.

– Вот, послушай. Если кто-нибудь сюда явится и побеспокоит тебя, ты выйдешь на порог с такой игрушкой на плече, прицелишься в середину туловища и скажешь этому сукину сыну, что не умеешь как следует управляться с ружьем. Если он при этом не подожмет хвост и не улепетнет, значит, он заслуживает получить полный заряд в живот!

Неуверенно улыбнувшись, Кэролайн присела на ручку кресла.

– Ты так всерьез об этом говоришь…

– Но это действительно очень серьезно! Мы, здешние жители, привыкли заботиться о собственной безопасности. Ну вот он, старый красавчик. – Сьюзи открыла футляр и вынула пистолет. – «Кольт-45» армейского образца. Держу пари, он брал его с собой на войну!

Она переломила ствол с таким изяществом и точностью движений, что Кэролайн восхитилась.

– Видишь, патронов нет, магазин чист, как стеклышко. – Сьюзи вернула ствол на место, а затем прицелилась в стену и нажала на курок. – Хорошо! – Открыв ящик, она одобрительно цокнула языком и сунула в задний карман коробку с патронами. – Пойдем, расстреляем несколько железных банок.

* * *

Специальный агент Мэтью Бернс не собирался наживать себе капитал популярности, расследуя убийства в крошечном пыльном городишке, расположенном в дельте Миссисипи. Он был типичным столичным жителем, любящим провести вечер в театре или консерватории, посидеть за рюмкой дорогого «Шатонёф» или спокойно днем походить по Национальной галерее.

За десять лет службы в Федеральном бюро расследований он повидал столько безобразного и страшного, что испытывал потребность чистить иногда палитру своих чувств и ощущений, наслаждаясь музыкой Моцарта или Баха. Он предвкушал, как в субботу вечером отправится в балет, потом хорошо и со вкусом пообедает в «Уотергейте» и, может быть, насладится романтической интерлюдией со своей теперешней возлюбленной.

А вместо всего этого ему пришлось ехать в Инносенс со своим походным деревянным чемоданчиком и портпледом, засунутыми в багажник арендованного автомобиля с неисправным кондиционером!

Бернс был уверен, что этот криминальный случай наделает много шуму, и нисколько не сомневался, что он и есть самый подходящий человек для его успешного завершения. Его специальностью были серийные убийцы. И со всей приличествующей скромностью он не мог не признать, что чертовски хорошо зарекомендовал себя в подобных расследованиях.

Но все же ему было несколько досадно, что предвкушаемый чудесный уик-энд не состоится. К тому же его чувство порядка было оскорблено тем, что патологоанатома из Бюро, прикрепленного к этому делу, задержали в Атланте грозы и проливные дожди. Бернс не верил, что какой-то деревенский коронер сумеет обеспечить вскрытие тела на подобающем профессиональном уровне.

Его раздражение все усиливалось по мере того, как он продвигался по городу в раскаленном автомобиле с практически бесполезным кондиционером. Все было именно так, как он себе и представлял: несколько пешеходов, обливающихся потом, пара бродячих собак, пыльные витрины лавчонок… Здесь, кажется, не было даже кинотеатра! Бернс пожал плечами и закатил глаза, увидев на местной забегаловке написанное от руки печатными буквами название: «Болтай, но жуй». Хвала Господу, он захватил с собой свою крупсовскую кофеварку.

«Но дело есть дело, – напомнил себе Бернс, подъехав к конторе шерифа. – Приходится иногда и пострадать на пути к утверждению справедливости». Взяв с собой только портфель и стараясь не очень задыхаться от жары, он тщательно запер автомобиль.

Когда пес Джеда Ларссона Зануда подошел к колесу и задрал ногу, Бернс ограничился тем, что покачал головой. Чего ожидать от собаки, если и манеры двуногих обитателей Инносенса, очевидно, не лучше?

– Хорошая машина, – заметил Клод Бонни, сидя на своем шестке перед конторой. И сплюнул.

Бернс удивленно поднял темную бровь.

– Более или менее подходящая.

– Ты, сынок, что-нибудь продаешь?

– Нет.

Бонни обменялся взглядом с Чарли О’Хара, сделал два свистящих вдоха и прищурился.

– Значит, ты приехал с Севера и работаешь в ФБР!

Бернс почувствовал, как по спине катится струйка пота, и взмолился про себя, чтобы в городе оказалась приличная химчистка.

– Я обычно всегда смотрел шоу с Ефремом Цимбалистом, который толковал о ФБР каждую неделю. Шоу чертовски хорошее! – вступил в разговор Кунс и отпил глоток лимонада.

– Нет, «Дрэгнет» был лучше, – заявил Бонни. – И не понимаю, почему они его сняли с показа. Да, таких шоу больше не делают!

– Если разрешите… – начал Бернс.

– Входи, входи, сынок, – махнул рукой Бонни. – Шериф внутри. Все утро там сидит. Поймай того психопата, который убивает наших девушек, и мы его вздернем, так что останешься доволен.

– Но я вовсе не…

– А вот тот парень из «Дрэгнет», он теперь не перешел на роль доктора в телесериале? – поинтересовался О’Хара. – Мне кажется, я его там видел.

– Джек Вебб никогда никакого доктора не играл! – заявил Бонни оскорбленно, восприняв вопрос О’Хара как личный выпад.

– Нет, то другой. Маленький
Страница 24 из 30

такой парнишка. Моя миссис с ума по нему сходит.

– Боже милосердный! – едва слышно пробормотал Бернс и распахнул дверь конторы.

Берк сидел за столом, зажав телефонную трубку между подбородком и плечом, и что-то деловито записывал в блокнот.

– Да, сэр, как только он сюда прибудет, я… – Он взглянул на Бернса и сразу же определил, кто перед ним, – точно так же молниеносно он отличал куропатку от фазана. – Постойте, вы агент по особым делам Бернс?

– Совершенно верно. – В соответствии с правилами, Бернс вынул удостоверение и демонстративным жестом раскрыл его.

– Он только что вошел, – сказал Берк в трубку и, протянув ее Бернсу, пояснил: – Это ваш босс.

Бернс поставил в сторону портфель и взял трубку.

– Шеф Хэдли? Да, сэр, я немного опоздал: в Гринвилле возникли проблемы с автомобилем. Да, сэр. Доктор Рубинстайн прибудет к трем часам дня. Разумеется, я это сделаю, будьте уверены. Хочу лишь добавить, что мне понадобится специальный телефон: здесь, по-видимому, имеется только одна линия. И… – Бернс закрыл трубку рукой и обратился к Берку: – У вас есть факс?

– Нет, сэр. – Берк облизнул губы.

– И еще факс, шеф. Я вам позвоню сразу же, как проведу предварительную подготовку и устроюсь. Да, сэр.

Он вернул трубку Берку и опробовал на прочность сиденье вертящегося стула, прежде чем сесть.

– Итак, вы и есть шериф?

– Трусдэйл. Берк Трусдэйл.

Рукопожатие было коротким и официальным.

– У нас здесь крутая заварушка, агент Бернс.

– Да, меня информировали. Три изувеченных трупа за четыре с половиной месяца. И подозреваемых не имеется.

– Ни единого. – Берк вовремя удержался, чтобы не извиниться. – Мы сначала думали, что убил какой-нибудь бродяга, но после третьего убийства… И в Нэшвилле тоже случилось одно.

Бернс сцепил пальцы.

– Полагаю, у вас есть досье?

– Ага, имеется, – с готовностью ответил Берк и хотел было встать.

– Нет, не сейчас. Вы расскажете мне все по дороге. Я хочу видеть тело.

– Мы отвезли его в похоронное бюро.

– Очень предусмотрительно, – сухо заметил Бернс. – Сначала мы взглянем на тело, а потом осмотрим место преступления. Вы его охраняете?

Берк почувствовал, что начинает кипятиться.

– Довольно сложно охранять болото…

Бернс вздохнул, поднимаясь.

– Ладно, поехали.

На заднем дворе Кэролайн, задержав дыхание и скрипнув зубами, нажала на курок. Приклад ударил в плечо с такой силой, что у нее в ушах зазвенело.

– Ну, это уже кое-что, – одобрила Сьюзи. – Но глаза должны быть все время открыты.

И она продемонстрировала свое умение, ловко сбив одну за другой с поваленного дерева все три жестянки.

– А может, мне просто сбить их камешками? – робко взмолилась Кэролайн, когда Сьюзи вновь поставила банки рядком.

– Скажи мне, когда тебе в первый раз дали в руки скрипку, ты сразу сыграла симфонию?

Кэролайн вздохнула и подвигала плечом.

– Ты вот таким же образом обращаешься со своими ребятишками, когда хочешь, чтобы они тебя слушались?

Сьюзи подошла к ней поближе.

– Ладно, расслабься, отдохни немного. Слушай, а какое у тебя сейчас ощущение в руках?

– Ну, такое… – Кэролайн смущенно рассмеялась и взглянула на ружье.

– Чувственное, правда? – Сьюзи похлопала Кэролайн по спине. – Так и должно быть. Не смущайся, ты среди друзей! Такое чувство возникает потому, что ты обладаешь властью, но при этом контролируешь себя и ощущаешь ответственность за ситуацию. Точно так же, как когда занимаешься сексом. – Она усмехнулась. – Но ребятишкам я об этом, конечно, не рассказываю. Ну, давай, вперед! Целься вон в ту первую банку слева. И представь себе что-нибудь – или кого-нибудь. У тебя был муж?

– Нет, слава богу!

Сьюзи хохотнула.

– Ну а поклонник, любовник, который дал тебе отставку?

– Да, Луис, – процедила сквозь зубы Кэролайн.

– Фью! Испанец или вроде того?

– Вроде того. – Кэролайн мрачно нахмурилась. – Такая большая, скользкая мексиканская крыса!

Кэролайн нажала курок и разинула рот, когда банка подпрыгнула.

– Я попала!

– Вот видишь? Нужен был только повод. Теперь в другую.

– А может, вам, дамы, заняться вышиванием? – окликнул их Берк.

Сьюзи опустила свое ружье и улыбнулась.

– Тебе, миленький, скоро прибавится соперников. – Она приподнялась на цыпочки, поцеловала мужа и окинула его беглым оценивающим взглядом. – А у тебя усталый вид.

– Я действительно устал. – Берк сжал руку Сьюзи. – Дорогая, позволь тебе представить: это следователь по особым делам Бернс. А это моя жена Сьюзи и Кэролайн Уэверли. Мисс Уэверли и нашла вчера тело.

Обе женщины с интересом взглянули на подошедшего молодого человека.

– Кэролайн Уэверли? – почтительно повторил Бернс. – Не верю ушам своим! – Он взял ее свободную руку и поднес к губам, а Сьюзи закатила глаза от удивления за спиной агента ФБР. – Я слушал вас всего несколько месяцев назад в Нью-Йорке. А в прошлом году был на вашем концерте в Кеннеди-Центре. У меня даже есть несколько записей с вашим исполнением.

Кэролайн удивленно моргнула. Все это было так далеко; она в первое мгновение решила даже, что Бернс ее с кем-то перепутал.

– Спасибо.

– О нет, это вам спасибо! – Бернс уже начал подумывать, что не совсем зря приехал в Инносенс. – Просто не могу выразить, сколько раз вы спасали меня от помешательства своей игрой! – Его гладкие щеки вспыхнули от возбуждения, он все еще сжимал ее руку в своей. – И встреча с вами, несмотря на существующие обстоятельства, приводит меня в восторг. Надо сказать, я никак не ожидал увидеть в здешних местах принцессу концертных залов.

От неловкости Кэролайн слегка покраснела.

– Но это дом моей бабушки, мистер Бернс. Я приехала сюда всего несколько дней назад.

Его бледно-голубые глаза заволокло сочувствием.

– Очевидно, происшедшее вас ужасно расстроило. Но будьте уверены, я приложу все силы, чтобы поскорее разобраться с этим делом.

Кэролайн, уклонившись от прямого взгляда Сьюзи, выдавила из себя слабую улыбку.

– Это утешительно слышать.

– Поверьте, я сделаю все возможное! – Он поднял свой деловой чемоданчик, стоявший у ног. – А теперь, шериф, мне бы хотелось осмотреть место происшествия.

Берк кивнул и, взглянув на блестящие начищенные модные туфли Бернса, подмигнул жене.

– Довольно привлекателен, – резюмировала Сьюзи, когда мужчины направились к деревьям. – Если, конечно, тебе нравятся господа в костюмах и при галстуке.

– По счастью, мне сейчас не нравятся никакие господа.

– Ну, никогда не знаешь, как все обернется. – Сьюзи расстегнула верхние пуговицы блузки, чтобы было легче дышать. – Теперь я покажу тебе, как чистить оружие, а потом мы приготовим парням что-нибудь прохладительное. – Она с любопытством оглядела Кэролайн. – А я не знала, что ты по-настоящему знаменита. Думала, Мисс Эдит просто хвастается.

– Представь себе, я сама совершенно забыла, что «знаменита». Даже подумала: «За кого он меня принимает?»

Сьюзи улыбнулась и обняла Кэролайн за плечи, чувствуя, что эта милая девушка нравится ей все больше и больше.

– Слушай, ты сможешь исполнить «Апельсиновые деревья в цвету»?

И Кэролайн впервые за эти дни громко рассмеялась:

– А почему бы и нет?

Глава 6

Устроившись на одном из двух вертящихся стульев, Такер положил ноги на стол Берка. Он не
Страница 25 из 30

имел ничего против того, чтобы подождать. В сущности, ждать он умел очень хорошо, а это часто воспринималось как свидетельство лени. Но на самом-то деле это было проявлением врожденного бесконечного терпения и ясного, спокойного состояния души!

Однако в данный момент на душе у него не было так спокойно, как хотелось бы. Чтобы новость о прибытии в Инносенс следователя из ФБР достигла «Сладких Вод», много времени не потребовалось. Такер уже знал, что агент Бернс, весь в черном, словно он из похоронного бюро, прибыл в светло-коричневом «Меркьюри». Знал он также, что Бернс уже побывал на месте убийства, у макнейровского пруда.

Убийство… Выругавшись себе под нос, Такер закрыл глаза и постарался расслабиться. Сидя здесь, прислушиваясь к поскрипыванию крутящегося под потолком вентилятора и подвыванию почти бесполезного, вделанного в окно кондиционера, невозможно было представить, что всего в нескольких кварталах отсюда, в Палмеровском похоронном бюро, на столе, распростерто тело Эдды Лу.

Такер заморгал, стараясь отогнать неприятное видение, – тем более что он всегда с такой готовностью ложился с ней голова к голове… Хуже того, он предвкушал баталию с ней в постели, когда она наконец уяснит себе, что ей не суждено стать новой хозяйкой «Сладких Вод»!

А сейчас положение – хуже не бывает. Из-за того, что ему померещилось нечто очень чувственное в том, как она нажимала на клавиши кассового аппарата в магазине Ларссона, из-за того, что он позволил себе лежать с ней, покусывая и поглаживая ее мягкую кожу, теперь ему приходится обеспечивать себе алиби, чтобы не попасть под подозрение в ее убийстве…

Его во многом обвиняли и прежде. В лени, например, которая, по мнению Такера, вовсе не порок. В беспечном обращении с деньгами – и в этом он охотно с обвинителями соглашался. В прелюбодействе, против чего Такер был склонен возражать, поскольку никогда не спал с замужними женщинами. За исключением разве что Салли Гилфорд несколько лет назад, но она к тому времени уже разъехалась с мужем. Его обвиняли даже в трусости. Однако Такер предпочитал называть это свойство осторожностью.

Но убийство! Господи, да это же просто смешно, когда бы не было так печально! Если бы отец был жив, он живот надорвал бы от смеха. Отец – единственный человек, которого Такер боялся по-настоящему, – никакими силами и угрозами не мог заставить сына выстрелить в животное во время их охотничьих вылазок.

Конечно, Эдду Лу не застрелили. Нет, она умерла так же, как предыдущие две. И не составляло никакого труда мысленно заменить лицо Фрэнси на лицо Эдды Лу и увидеть, что нож убийцы сделал с ее гладкой белой кожей…

Трясущейся рукой Такер нащупал в кармане сигарету. Как всегда, он отщипнул кончик – на этот раз почти равный четверти дюйма – и уже зажигал ее, когда в контору вошел Берк, а вместе с ним потный человек в темном костюме и с недовольным выражением лица.

Берк, проведший большую часть дня с агентом ФБР, тоже был не в лучшем своем настроении и, надевая шляпу на крючок возле двери, нахмурился при виде ног Такера, возлежащих на его столе.

– Можешь чувствовать себя как дома, сын мой.

– Стараюсь изо всех сил. – Такер выдохнул струю дыма. Желудок у него сжался при виде Бернса, тем не менее он наградил его ленивой улыбкой. – Тебе надо бы запастись новыми журналами, Берк, иметь для развлечения умов что-нибудь поинтереснее, чем «Поля и реки» и «Оружие и боеприпасы».

– Посмотрю, может, у нас завалялось несколько номеров «Ежеквартальника для джентльменов» или «Пипл».

– Премного буду обязан!

Такер еще раз глубоко затянулся, внимательно разглядывая спутника Берка. В темном пиджаке, в такую жару он должен был чувствовать себя как в душегубке, но у него даже не хватало сообразительности хоть немного ослабить галстук. И хотя Такер не мог бы объяснить почему, однако этот простой факт мгновенно возбудил в нем неприязнь к Бернсу.

– Я подумал, что, наверное, стоит самому приехать и переговорить с вами, парни, – непринужденно заявил он.

Берк кивнул и для солидности уселся за стол.

– Такер Лонгстрит. Следователь по особо важным делам агент Бернс.

– Добро пожаловать в Инносенс.

Такер не встал, но протянул руку. И почему-то обрадовался, что ладонь у Бернса оказалась мягкой и слегка липкой от пота.

– Интересно, что придает вам этот особый статус, агент Бернс?

– Мое положение.

Бернс окинул взглядом стоптанные кроссовки, дорогие, но поношенные слаксы, заметил ленивую, вызывающую улыбку. Каждый понял бы, что антипатия Такера мгновенно стала взаимной.

– Что бы вы хотели обсудить со мной, мистер Лонгстрит?

– Ну, мы могли бы начать с погоды… – Такер намеренно проигнорировал предупреждающий взгляд Берка. – Сдается мне, что на нас надвигается гроза. Это к лучшему: на некоторое время станет попрохладнее, и страсти тоже поостынут. А можно поговорить и о бейсболе. Сегодня «Ориоли» наверняка сделают «Янки». Бердс в этом году набрал себе крепкую команду. Бьюсь об заклад, «Ориоли» зададут им перцу! – Такер глубоко затянулся. – Интересно, следователи по особым делам бьются когда-нибудь об заклад?

– Боюсь, я не питаю к спорту столь живого интереса.

– Ну что ж, это естественно. – Такер сделал вид, что подавил зевок, и откинулся на стуле под острым углом к полу. – Я тоже ни к чему не питаю живого интереса. Слишком много тратишь энергии на эту самую живость.

– Давай к делу, Тэк! – Раз предупреждающий взгляд не оказал воздействия, Берк решил пустить в ход свой спокойный, но не допускающий легкомыслия тон. – Такер знал одну из жертв, Эдду Лу.

– Ты опустил одно слово – знал интимно, – добавил Такер. Желудок снова сжала судорога, и он раздавил окурок.

Бернс опустился на третий стул. В своей деловитой манере он достал из кармана мини-магнитофон и блокнот.

– Итак, вы желаете сделать заявление?

Такер выпрямился.

– Нет, не слишком желаю. Это Берк решил, что вы захотите порасспрашивать меня. Ну а я человек, склонный к сотрудничеству, вот и явился сюда, чтобы ответить на ваши вопросы.

Бернс невозмутимо включил диктофон.

– Я располагаю информацией, что вы и скончавшаяся Эдда Лу Хэттингер состояли в близких отношениях.

– Да, я с ней спал.

– Ну, хватит тебе, Тэк!

Такер бросил на Берка молниеносный взгляд.

– Но это честный ответ на заданный вопрос. Мы с Эддой Лу неоднократно обедали вместе, ходили в кино, веселились и смяли несколько простынь. – Взгляд у Такера стал жестче, и он сделал над собой усилие, чтобы не достать вторую сигарету. – Но несколько недель назад я прервал с ней отношения, потому что она заговорила о браке.

– Вы прекратили отношения дружески?

– Этого я бы не сказал. Полагаю, вам уже известно о сцене в кафе «Болтай, но жуй» несколько дней назад. Эдда Лу просто писала кипятком.

– Выбирайте выражения, мистер Лонгстрит! Наш разговор записывается. Вы имеете в виду, что она была сердита и взволнованна?

– В применении к Эдде Лу эти слова как раз и означают то, что я сказал.

– Она утверждала, что вы давали ей определенные обещания?

Такер лениво снял ноги со стола и стал раскачиваться на стуле, который немилосердно заскрипел.

– Дело в том, следователь Бернс, что мне свойственно не держать обещаний, поэтому я их никогда не
Страница 26 из 30

даю.

– Насколько я знаю, Эдда Лу Хэттингер публично заявила, что беременна.

– Да, она так заявила.

– После чего вы покинули… «Болтай, но жуй», не так ли? Причем покинули очень поспешно, – Бернс тонко улыбнулся. – Можно ли из этого заключить, мистер Лонгстрит, что вы тоже… писали кипятком?

– Если учесть, что она устроила мне сцену перед десятком людей и во всеуслышанье заявила, что беременна и заставит меня за это расплатиться… Я таки действительно вышел из берегов. – Он тихо, задумчиво несколько раз кивнул головой. – Да, это надо признать.

– Но у вас не было намерения жениться на ней?

– Ни малейшего!

– Но согласитесь: будучи взбешенным, смущенным и загнанным в угол, вы вполне имели повод убить ее.

Такер облизнул губы.

– Нет, пока у меня в кармане чековая книжка. – Он наклонился вперед, и, хотя лицо его по-прежнему хранило жесткое выражение, голос был медовый: – Позвольте мне ясно обрисовать картину. Эдда Лу была жадна, честолюбива и достаточно хитра. Не думаю, что она всерьез надеялась, будто ей удастся запугать меня и заставить обменяться с ней кольцами. Скорее всего, она была бы вполне удовлетворена, получив чек с подходящим количеством нулей.

Такер встал, заставил себя сделать глубокий вдох и присел на кончик стола.

– Эдда Лу мне нравилась. Может быть, и не так, как сначала, но все же достаточно. И нельзя сегодня спать с женщиной, а завтра кромсать ее на куски!

– Такое случалось, – невозмутимо ответил Бернс.

Какая-то тень промелькнула во взгляде Такера.

– Но не со мной!

Бернс сдвинул магнитофон слегка вправо.

– Вы были знакомы с Арнеттой Гэнтри и Фрэнси Элис Логэн?

– Так же, как и большинство остальных жителей Инносенса.

– Какого рода отношения вас связывали?

– С каждой из них я несколько раз встречался. Но ни с той, ни с другой не спал. – Его губы дрогнули в усмешке: – Хотя с Арнеттой не спал не потому, что прилагал недостаточно усилий.

– Она вас отвергла?

– Да, черт возьми! – Такер с отвратительным чувством вытащил вторую сигарету, решив, что успеет бросить курить в более подходящее время. – По правде говоря, она давно положила глаз на моего брата Дуэйна, но он никогда не отвечал ей взаимностью. А с Фрэнси мы были в самой начальной стадии флирта… – Внезапно он отшвырнул сигарету и закрыл глаза. – Я не хочу говорить о Фрэнси!

– О?

Такер по-настоящему разозлился.

– Послушайте, я был вместе с Берком, когда он нашел тело. Вы, может быть, привыкли к подобным зрелищам, а я – нет! Тем более надо учесть, что я испытывал к ней нежные чувства.

– Интересно, что вам нравились все три женщины, – мягко заметил Бернс. – Миссис Логэн, кажется, нашли в Призрачной лощине? – Было очевидно, что ему непривычно произносить подобные названия. – Но ведь это всего в двух милях от вашего дома. А мисс Хэттингер нашли в пруду Макнейров – это меньше чем в миле от вашей усадьбы. И вы были у пруда в тот самый день, когда поссорились с мисс Хэттингер.

– Это верно. Я вообще там часто бываю.

– И, судя по словам мисс Уэверли, вы были очень взволнованы и расстроены, когда она вас увидела.

– А я думал, мы уже остановились на определении «писать кипятком»… Да, именно так. Поэтому я туда и пошел. Это очень тихое и спокойное место.

– И уединенное. Вы можете рассказать мне, мистер Лонгстрит, как вы провели остаток вечера?

«А вот сейчас я скажу неправду», – подумал Такер.

– Я весь вечер играл в джин-рамми с Джози, моей сестрой, – солгал он, не моргнув глазом. – Я был очень рассеян, и она обставила меня на тридцать или сорок долларов. Мы выпили немного, а потом легли спать.

– В какое точно время вы расстались с сестрой?

– Я лег, наверное, в два – два тридцать.

– Агент Бернс, – вмешался Берк, – я хотел бы добавить, что в тот самый день, когда нашли Эдду Лу, Тэк ко мне приходил. Он был в беспокойстве, потому что ничего о ней не знал: она ему не звонила и не отвечала на его звонки.

Бернс вздернул бровь.

– Вы мне об этом уже сообщили, шериф. Мистер Лонгстрит, каким образом вы получили синяк под глазом?

– Мне его поставил папаша Эдды Лу. Собственно, тогда-то я и уяснил, что она исчезла. Он приехал ко мне домой, решив, что я ее спрятал у себя. А потом ему втемяшилось в голову, что я сплавил ее в какую-нибудь клинику делать аборт.

– А вы обсуждали возможность аборта со скончавшейся?

– Она скончалась прежде, чем я успел хоть что-нибудь с ней обсудить. – Такер рывком встал со стола. – Это все, что я имею сказать! А если у вас возникнут дополнительные вопросы, вы приедете в «Сладкие Воды» и зададите их мне. Увидимся попозже, Берк.

Берк подождал, когда захлопнется дверь.

– Агент Бернс, я знаю Такера всю мою жизнь. И заявляю вам, что, как бы он ни бесился насчет Эдды Лу, он не смог бы ее убить.

На это Бернс ничего не ответил и просто выключил магнитофон.

– Не правда ли, как удачно, что я могу относиться ко всему этому объективно? А сейчас, шериф, нам пора навестить похоронное бюро. Вот-вот должен прибыть патологоанатом.

Такер был сыт по горло. Он ничего дурного не сделал, жил себе собственной жизнью и что же в результате получил? Помятые бока, распухший глаз и новость, что его подозревают в убийстве!

А все женщины виноваты! Если бы Эдда Лу не прижималась к нему всякий раз, когда он заходил в магазин Ларссона, он бы и не подумал с ней встречаться. Если бы Делла не запилила его тогда, он бы не поехал в город, не зашел бы в кафе, и Эдде Лу не удалось бы выплеснуть на него свою злобу. А если бы эта Уэверли не забрела на пруд, то не увидела бы, как он, «взволнованный и расстроенный», сидит на берегу.

Господи боже! Он имел-таки основания выглядеть «взволнованным и расстроенным»…

При мысли об Эдде Лу у него все внутри переворачивалось. Пусть она была сколь угодно лукавая, хитрая и коварная, смерти она не заслуживала. Но, черт побери, почему же ему-то приходится за это отдуваться? Сидеть и терпеть, как этот напыщенный янки достает его своими вопросами и изучает своим особым следовательским взглядом? Даже не столько следовательским, сколько высокомерно-столичным, язвительным, жгучим, как крапива на заднице?

И эта Кэролайн Уэверли смотрит на него точно таким же взглядом! Она, наверное, с удовольствием сообщила агенту ФБР о том, как наткнулась на грязного южанина, замышляющего убийство на своем родном болоте.

Проскочив на метр поворот к дому Макнейров, Такер так резко затормозил, что колеса завизжали. Да, ему необходимо сейчас же, немедленно поговорить кое о чем с этой герцогиней!

Подняв за собой шлейф гравия, Такер не заметил, как следом за ним свернул пикап. Подбитые глаза Остина недобро сверкнули, когда он увидел, как красные огоньки автомобиля исчезли в кустах подъездной аллеи, а губы растянулись в ухмылке.

Остановившись у обочины, он выключил зажигание, положил ключи в карман и нагнулся за банкой с гуталином. Посмотрев на свое отражение в зеркале заднего обзора, Остин намазал черным лицо и натянул как следует камуфляжный берет. С заднего сиденья он достал «ремингтон вудмастер» и проверил магазин. Все еще улыбаясь, одетый с головы до ног в камуфляж, он вылез из машины. За поясом у него торчал остро наточенный охотничий нож.

Кэролайн не возражала против одиночества. Хотя Сьюзи ей очень нравилась, но энергия
Страница 27 из 30

этой женщины, бьющая ключом, довела Кэролайн почти до изнеможения. Кроме того, она не верила, что кто-нибудь ворвется к ней среди ночи и убьет ее во сне. В конце концов, она здесь человек чужой, и никто не знаком с ней настолько близко, чтобы желать ей зла. Подумав немного, она убрала ружье и пистолет, не собираясь когда-либо пускать их в дело.

А чтобы доставить себе удовольствие, Кэролайн взяла в руки скрипку. Со времени приезда она играла только один раз и теперь с наслаждением провела ладонью по гладкому, отполированному дереву, коснулась струн. «Это не тренировка, – подумала она, натирая канифолью смычок. – И не концертное выступление». Это был один из тех порывов, которые ей так часто приходилось подавлять. Сейчас она будет играть для самой себя!

Закрыв глаза, Кэролайн положила скрипку на плечо. Голова и тело автоматически приняли нужное положение – так женщина принимает ту самую, единственную позу, соблазняя возлюбленного.

Она выбрала Шопена – из-за красоты мелодии и легкой печали, которая соответствовала теперешнему ее настроению.

И, как всегда, музыка заполнила собой все пространство души.

Теперь Кэролайн не думала о смерти, о страхах. Не вспоминала о Луисе и его измене, о родных, которых потеряла, или о тех, без которых привыкла обходиться. Она не думала и о музыке. Она ее просто чувствовала.

Музыка была как слезы. Именно так почему-то подумал Такер, выходя из машины и направляясь к крыльцу. Не жаркие слезы, порожденные страстью, но тихие и саднящие. Смешанные с кровью души.

Никто не мог подслушать подобные мысли, но Такер все равно смутился. В конце концов, это всего лишь скрипичная музыка, для высоколобых! Даже не хочется носком отбивать ритм… Но от этих плывущих из окна звуков переворачивается сердце. Черт возьми, действительно переворачивается, и даже мурашки по коже пробегают!

Такер постучался, но так тихо, что сам едва расслышал стук. Тогда он нажал на ручку двери, с удивлением обнаружил, что она не заперта, двинулся на эти волшебные звуки – в парадную гостиную.

Кэролайн стояла посреди комнаты, лицом к окнам, поэтому он увидел ее в профиль, с головой, слегка наклоненной к скрипке. Она играла с закрытыми глазами, а улыбка на ее губах была такой же задумчивой и прекрасной, как эта музыка.

Такер не мог сказать почему, но он понимал, что вот такое, особенное сочетание звуков изливается прямо из ее души. И, как еле слышный вопрос, повисает в воздухе.

Такер сунул руки в карманы, оперся плечом о косяк и позволил себе уплыть по течению мелодии. Все это было очень странно и совершенно чуждо его натуре. Он видел перед собой женщину, такую спокойную, такую ненавязчиво привлекательную, такую соблазнительную – и при том этот соблазн не имел в себе ничего сексуального!

Она перестала играть, музыка перелилась в тишину, и Такер почувствовал острое, почти болезненное разочарование. Если бы он был поумнее, то выскользнул бы из дому и, пока она еще ничего не видит затуманившимися глазами, снова постучал.

Вместо этого, повинуясь импульсу, Такер захлопал в ладоши.

Кэролайн сильно вздрогнула, напряглась, глаза ее залил страх, но затем в них проглянуло оскорбленное чувство и раздражение.

– Что вы, черт побери, здесь делаете?

– Я стучал, – и он так же передернул плечами и слегка улыбнулся, как в тот вечер у пруда. – Вы, наверное, слишком увлеклись, чтобы расслышать меня.

Кэролайн опустила скрипку, но держала смычок, как кинжал.

– Возможно, я также не хотела, чтобы меня беспокоили.

– Признаться, я об этом не подумал. Видите ли, я всегда любил музыку. Правда, больше рок и блюзы, но вы тоже здорово играете. Немудрено, что вы этим можете заработать на жизнь.

Кэролайн, не сводя с него взгляда, положила скрипку.

– Очаровательный комплимент.

– Просто откровенное замечание. Знаете, вы мне напомнили одну мамину безделушку – жемчуг в большом куске янтаря. В жизни не видел ничего прелестнее – и печальнее. Одинокая жемчужина, которой никогда не выбраться наружу. И когда вы играли, я вспомнил об этой жемчужине. Вы всегда играете печальные песни?

– Я играю то, что мне хочется в данный момент.

Его ссадины за последние несколько дней набухли и потемнели, вид был какой-то бесшабашный и, во всяком случае, не внушающий доверия. И в то же время он был похож на маленького мальчика, при виде которого женщине всегда хочется приложить к его кровоподтекам что-нибудь прохладное – например, свои губы…

– У вас был повод войти ко мне в дом без приглашения, мистер Лонгстрит?

– Вы можете называть меня просто Такер. Потому что я намерен звать вас Кэролайн или Кэро. – Его зубы блеснули в усмешке. – Ведь именно так называла вас Мисс Эдит? И мне это имя нравится.

– Но вы не ответили на мой вопрос, – нахмурилась Кэролайн.

Такер отстранился от косяка.

– Вообще-то, у нас так принято заезжать друг к другу по-соседски, без приглашения. Но у меня была важная причина заглянуть к вам. Вы не предложите мне сесть?

Кэролайн надменно вскинула голову.

– Нет!

– Черт побери, чем вы злее, тем больше мне нравитесь. Просто какое-то извращение.

– Вы и в других отношениях извращенец?

Такер хмыкнул и присел на валик дивана.

– Сначала нам надо с вами познакомиться, прежде чем углубляться в такие материи. Вы, наверное, слышали, Кэролайн, что я легко схожусь с женщинами, но у меня есть тут свои принципы.

– Какое облегчение узнать это! – Кэролайн постучала смычком по ладони. – Так какова цель вашего посещения?

Такер положил ногу на ногу и, судя по всему, чувствовал себя так же свободно, как гончая в тени деревьев.

– Господи, ну до чего же мне нравится ваша манера разговаривать! И вы такая холодная и прекрасная… как персиковое мороженое. А я как раз персиковое особенно люблю.

Она чуть не улыбнулась, но тут же строго поджала губы.

– Знаете, мне не очень сейчас интересны ваши предпочтения. А кроме того, я совсем не в настроении развлекать гостей. У меня были трудные два дня.

Такер сразу перестал улыбаться.

– Да, я представляю, как вам было тяжело. Ведь это вы нашли Эдду Лу.

– Ну, думаю, ей пришлось гораздо тяжелее…

Такер внезапно вскочил, вынул сигарету и зашагал по комнате.

– Вы здесь живете всего несколько дней, но, очевидно, уже наслышаны обо всем?

Несмотря ни на что, Кэролайн вдруг на мгновение почувствовала симпатию к этому человеку. Так трудно уберечь свою личную жизнь от посягательств досужих языков! Это она знала на собственном опыте.

– Если вы хотите сказать, что слухов здесь не меньше, чем испарений от болот, я спорить не стану.

– Я не могу помешать вам думать то, что вы обо мне думаете. Но все же хотел бы высказаться.

Кэролайн удивилась:

– Не понимаю, почему вас интересуют мысли на этот счет.

– Потому что вы с такой готовностью доверили их этому янки в начищенных ботинках!

Кэролайн молчала. Как ни странно, она совсем перестала его бояться. То, как он ходил взад-вперед, свидетельствовало не о злобе и раздражении. Он был явно подавлен и огорчен.

Она успокоилась достаточно, чтобы положить на стол и смычок.

– Если вы говорите об агенте Бернсе, то я ему рассказала лишь о том, что видела. Вы же были на пруду.

Такер резко, как от удара хлыстом, вскинул голову.

– Да, черт возьми! Но неужели у меня был такой
Страница 28 из 30

вид, будто я собираюсь кого-то убивать?

– У вас был достаточно разъяренный вид, – парировала Кэролайн. – Но я понятия не имела, что вы замышляете, и ни слова не сказала об этом следователю.

Такер остановился, обернулся и сделал шаг к ней.

– Но если вы думаете, что это я так обошелся с Эддой Лу, тогда почему же вы стоите здесь, а не спасаетесь бегством?

Кэролайн гордо вздернула подбородок.

– Я смогу о себе позаботиться. А так как я не рассказала полиции ничего особенно опасного для вас, то не вижу причин, почему вы должны причинить мне зло.

Он сжал кулаки.

– Леди, вы смотрите на меня так, словно я – грязь, которую вы только что брезгливо соскребли со своих каблуков! А я не привык, чтобы на меня смотрели подобным образом. Так что если вы…

– Не смейте мне угрожать!

Кэролайн разозлилась не на шутку, внезапно обнаружив, что стоит с ним лицом к лицу.

– Я знаю тот тип мужчин, к которому вы принадлежите, Такер. Вы просто не можете пережить, что я не лезу из кожи, желая привлечь к себе ваше снисходительное внимание! Когда женщина не смотрит в вашу сторону, потому что вы ей совсем не интересны, это невыносимо для вашей мужской гордости. А когда кто-то, вроде Эдды Лу, начинает проявлять к вам излишний, с вашей точки зрения, интерес, вы стараетесь от нее отделаться. Тем или иным способом.

Да, это было похоже на правду, и Такер почувствовал себя уязвленным.

– Детка, женщины приходят и уходят. И это мне чертовски безразлично. Я по ним не тоскую, но, черт возьми, это не значит, что я их убиваю! Ну а что касается кожи, из которой вы не лезете… Господи боже!

Кэролайн успела только коротко вскрикнуть, когда Такер неожиданно схватил ее и швырнул на пол. Она едва не задохнулась, когда всей тяжестью он упал на нее. Она слышала выстрел, но подумала, что это ее голова раскололась о дубовый паркет.

– Что это вы задумали?

– Тише! Лежите, не вырывайтесь, черт побери!

Лицо Такера почти касалось ее, и Кэролайн почувствовала в его взгляде страх. Но, может быть, здесь был какой-то хитрый умысел?

– Если вы сейчас же не слезете с меня…

Но что Кэролайн собиралась предпринять в следующую минуту, так и осталось неизвестным, потому что она услышала второй выстрел, и в диванной подушке, как раз над их головами, задымилась дыра.

– Господи боже мой! – Она изо всех сил вцепилась в его плечи. – В нас кто-то стреляет!

– Наконец до тебя дошло, детка.

– Что нам делать?!

– Мы можем и дальше так лежать в надежде, что он уйдет. Но он не уйдет.

Такер вздохнул и вдруг коснулся лбом ее лба каким-то странно интимным движением.

– Вот ведь дерьмо! Он настолько с ума спятил, что способен и тебя убить, считая, будто творит волю божью.

– Кто?! – Она стукнула его по спине. – Кто это?

– Папаша Эдды Лу.

Такер чуть-чуть приподнял голову. В сложившихся обстоятельствах он, к сожалению, не мог уделить большего внимания тому, что рядом с его губами был яркий, сочный и такой доступный сейчас женский рот.

– Отец убитой женщины? И он сейчас в нас стреляет?

– Да нет, главным образом – в меня. Однако его не огорчит, если попутно зацепит и тебя. Я как раз вовремя оглянулся и увидел в окно, как он целит мне промеж глаз.

– Но ведь это безумие! Нельзя стрелять людям в окна…

– Я обязательно доведу это до его сведения, если представится шанс.

Такер видел только один выход из сложившейся ситуации, но содрогался при мысли о нем.

– Послушай, у тебя есть ружье в доме?

– Да, моего дедушки. Оно в кабинете – напротив, через холл.

– Прекрасно. Я попробую пробраться туда, а ты оставайся здесь и затаись.

Кэролайн послушно кивнула.

– Хорошо. – И тут же уцепилась за его рубашку. – Ты хочешь его застрелить?!

– Бог милостив; надеюсь, не придется.

Он по-пластунски, используя диван как прикрытие, подполз к середине комнаты и, задержав дыхание, преодолел открытое пространство. Добравшись до порога и решив, что он достаточно далеко от Кэролайн, чтобы в нее не попала пуля рикошетом, Такер крикнул:

– Остин, сукин сын, ведь в доме женщина!

– Моя дочь тоже была женщиной! – И еще одна пуля сорок четвертого калибра вдребезги разнесли стекло. – Я тебя убью, Лонгстрит! Настало время воздаяния господня! Я убью тебя, а потом раскромсаю на кусочки, как ты раскромсал Эдду Лу.

Такер прижал к глазам тыльную сторону руки.

– Но ты же не хочешь ранить леди.

– Не знаю, леди она или очередная твоя тварь-потаскушка. Бог направляет руку мою! Ибо сказано: «Око за око». Гнев господень испепелит тебя. Смерть во искупление грехов.

Пока Остин цитировал Священное писание, Такер на животе прополз через холл в кабинет, а очутившись там, схватил «ремингтон». Пока он потными руками заряжал ружье, к горлу подступала тошнота от мысли, что, наверное, придется пустить его в ход. Затем Такер подобрался к окну, отодвинул жалюзи и пролез в отверстие.

Следующий выстрел заставил его, пригнувшись и бормоча молитву, броситься в кустарник.

Остин занимал выигрышную позицию, стоя меньше чем в двух ярдах от крыльца и опираясь спиной о единственный клен. Пот катился градом у него по лицу, на спине хлопчатобумажная рубашка тоже взмокла от пота. Он взывал к Иисусу, подкрепляя молитвы и угрозы ружейным огнем. Все стекла по фасаду дома уже разлетелись в мелкие осколки.

Конечно, он мог ворваться в дом и сразу прикончить Такера. Но этого ему было мало. Он страстно и неотступно желал заставить его мучиться. Он больше тридцати лет ждал возможности отплатить кому-нибудь из Лонгстритов сполна. И вот наконец такая возможность представилась.

– Я отстрелю тебе яйца, Такер. Всю твою машинку отстрелю, коей ты так похваляешься. Воздам за все прелюбодею и развратнику! Отправишься в преисподнюю без своих причиндалов. И на то воля божья. Ты слышишь меня, язычник, грешник богопротивный? Ты слышишь, что я тебе говорю?

Такер даже испытал некоторое сожаление, когда приставил ствол ружья к левому уху Остина.

– Слышу, слышу, кричать нет необходимости… – Он надеялся, что Остин не заметит, как ружье дрожит в его руках. – Положи оружие, Остин, или я сейчас всажу тебе пулю в голову. Поверь, мне это будет нелегко. Ты-то умрешь, а вот мне придется выбросить свою почти новую рубашку.

– Я тебя убью! – зарычал Остин и попытался повернуть голову, но Такер ткнул ему ружьем в ухо.

– Только не сегодня. Сегодня ты этого не сумеешь. А ну-ка, отбрось ружье, затем отстегни пояс с ножом. Давай, только медленно и осторожно.

Остин все еще колебался, и Такер еще раз ткнул его в ухо. Ему вдруг привиделось нечто странное: как он протыкает стволом всю голову насквозь, и тот выходит в другое ухо…

– Да, я не очень хороший стрелок, но с такого расстояния, пожалуй, даже я не промахнусь.

И Такер вздохнул с несказанным облегчением, потому что Остин наконец отбросил ружье в сторону.

– Кэролайн! – крикнул Такер. – Позвони-ка быстренько Берку и скажи, чтобы он немедленно приехал сюда с буксиром. А потом принеси мне веревку.

Как только пояс упал в грязь, Такер ногой отшвырнул его.

– Ну а теперь, что ты там болтал насчет моих причиндалов, Остин?

Через две минуты Кэролайн осторожно вышла из дому, неся в руках бельевую веревку.

– Он едет. А я только…

Голос ей изменил, когда Кэролайн посмотрела на человека, растянувшегося на траве. У него было
Страница 29 из 30

грязное от пота и каких-то черных потеков лицо, мощное тело, похожее на танк, и сильные ноги, напоминающие железные рычаги. И несмотря на то, что это Такер стоял над ним, уперев ствол ружья Остину в затылок, именно Такер казался уязвимым и тонким, как зубочистка.

– Я принесла веревку, – сказала Кэролайн, хотя ее голос походил скорее на жалкий писк.

– Хорошо. Детка, ты сможешь подойти к нему со спины?

Облизнув пересохшие губы, Кэролайн с опаской, на большом расстоянии, обошла Остина.

– А как ты… Я хочу сказать, он ведь такой большой!

– И рот у него тоже большой. – Такер не смог удержаться, чтобы не дать Остину небольшого тычка в бок. – Он так громил и поносил грешников, суля огонь и пепел, что не слышал, как один из них подобрался к нему сзади. Ты умеешь стрелять?

– Да, – решительно ответила она и, поглядев на ружье, добавила: – Немного…

– Немного – это хорошо. Правда, Остин? Она сумеет тебе отстрелить какой-нибудь жизненно важный орган, если ты чересчур активно пошевельнешься. Нет на свете никого опаснее женщины с заряженным ружьем! Даже если эта женщина – янки. Так вот, Кэро, ты целься ему прямо в голову, пока я его буду связывать.

Такер вручил ей тяжелое ружье, и они обменялись взглядами, в которых выражалась безудержная, почти сумасшедшая радость. В это мгновение они были самыми близкими друзьями.

– Целься вот сюда, детка. Нет-нет, не в меня. И слушай: если он хоть немного пошевелится, то просто нажми на курок. А затем закрой глаза, потому что выстрелом ему оторвет голову. А я не хочу, чтобы ты видела эту отвратительную картину.

И Такер подмигнул Кэролайн, давая знать, что его предупреждение предназначается только для Остина.

– Ладно. Но у меня немного дрожат руки. Надеюсь, я не нажму курок просто так, нечаянно.

Такер ухмыльнулся и наклонился, чтобы связать Остину руки.

– Главное – постарайся быть начеку, Кэро, никто большего от тебя не ожидает. А я сейчас свяжу тебя, Остин, как борова. Веревка подходящая. – Он сделал петлю и затянул мускулистые бедра Хэттингера. – Должен сказать, мне не нравится, что ты разнес вдребезги все стекла у этой леди. И испортил ее диван фирмы «Давенпорт». А насколько мне известно, Мисс Эдит очень гордилась своим «давенпортом».

Отступив, Такер снова взял ружье у Кэролайн.

– Дорогая, ты не принесешь мне пивка? У меня в горле пересохло.

Кэролайн безумно захотелось расхохотаться.

– Я не держу в доме… пива. Но у меня есть вино, немного «Шардоннэ», – захлебываясь от волнения, сказала Кэролайн.

– Но это тоже очень заманчиво.

– Да, конечно… заманчиво!

Кэролайн стала подниматься по ступенькам, но внезапно у нее закружилась голова, она решила немного постоять, оглянулась и увидела, как Такер достает сигарету.

– Слушай, зачем ты это делаешь?

– Гмм? – он поморщился, зажигая спичку.

– Зачем ты каждый раз отрываешь кончик?

– О! – Такер глубоко затянулся с видимым удовольствием. – Хочу бросить курить. И мне кажется, я нашел подходящий способ. Недели через две я сокращу время курения и количество выкуренного вдвое! – Он улыбнулся, все еще бледный и неотразимо привлекательный. – Налей мне этого «Шардоннэ» в большой стакан, ладно?

– В самый большой!

Кэролайн прерывисто вздохнула, услышав наконец вой сирены, и побежала в дом.

Глава 7

На востоке проворчал гром. Ветер – первый с тех пор, как Кэролайн пересекла границу штата Миссисипи, – зашелестел листьями клена, под которым еще полчаса назад стоял человек с заряженным ружьем.

Уму непостижимо! Это просто невозможно было и представить себе, но сейчас она сидела на ступеньках крыльца и тоже пила из высокого стакана «Шардоннэ», а бутылка с остатками вина стояла между нею и Такером.

«Да, в моей жизни появились какие-то интересные неожиданности», – решила Кэролайн.

– Хорошее питье, – заметил Такер и повертел стакан в пальцах, опять начиная ощущать состояние размягченности, которое он предпочитал всем другим.

– Это мое любимое.

– И мое теперь тоже. – Он повернул голову и улыбнулся. – Приятный ветерок.

– Да, очень.

– Нам необходим дождь.

– Да, наверное…

Такер откинулся назад, опираясь на локти, и подставил лицо прохладе.

– Ветер с запада, по идее, не должен нагнать сырости в твою гостиную.

Кэролайн рассеянно взглянула на разбитые окна.

– Ну что ж, это приятно слышать. Не хотелось бы, чтобы диван отсырел насквозь. В конце концов, в нем всего одна дырка от пули.

Такер дружески похлопал ее по спине.

– Ты держишь марку, Кэро. Другие женщины на твоем месте вопили бы, кричали или грохнулись бы в обморок. А ты стойкая.

– Надеюсь. – Она снова наполнила опустевший стакан. – Такер, могу я задать тебе вопрос, касающийся «местного колорита»?

Он протянул ей свой стакан, наслаждаясь музыкальным звоном льющейся струи благородного вина.

– Сейчас, моя миленькая, ты можешь спрашивать меня о чем угодно.

– Мне любопытно знать, убийства и перестрелки постоянно происходят в данной местности или это периодическое явление?

– Ну… – задумчиво произнес Такер, созерцая вино в стакане, – если говорить об Инносенсе – а моя семья живет здесь со времен войны, – я думаю, что теперешний способ убийств для нас нов. Правда, я был ребенком, Уайтфорд Тэлбот продырявил спину Кэлу Бофорду, когда тот спускался по водосточной трубе из окна его спальни. А жена Уайтфорда – Руби Тэлбот – лежала в это время совсем голая в постели.

– Но это же другое дело! – решительно заявила Кэролайн.

– Ты права. А лет пять назад братья Бонни и Шайверы изрядно попотчевали друг друга охотничьей дробью: поругались из-за свиньи. Но учитывая, что они между собой двоюродные и у всех мозги набекрень, никто не обратил на это особого внимания.

– Понятно…

«Клянусь богом, – подумал Такер, – она мне нравится!»

– Но вообще-то в Инносенсе жизнь мирная и тихая.

Кэролайн нахмурилась.

– Послушай, ты всегда из себя разыгрываешь вот это?

– Что – это?

– Напускаешь на себя вид этакого прожженного развязного парня, которому море по колено?

Такер усмехнулся и глотнул из стакана.

– Только если этого требуют обстоятельства.

Кэролайн вздохнула и отвернулась. Небо над головой потемнело, изредка раздавались приглушенные раскаты грома, просверкивали быстрые вспышки молний. Но как было хорошо просто сидеть вот так на ступеньках крыльца!

– А ты не боишься? Когда шериф уводил этого человека, он поклялся, что все равно убьет тебя.

– Ну и что прикажешь делать? Лезть из-за этого в бутылку? – Поскольку в ее голосе явно прозвучали сочувственные нотки, Такер умилился и ловко обнял ее за плечи. – А ты не волнуйся, детка. Не хочу, чтобы ты из-за меня нервничала.

Кэролайн повернула голову и холодно взглянула на него.

– Тебе не кажется, что это довольно дешевый прием? Использовать экстремальную ситуацию как средство соблазнения?

– Ух… – Он был достаточно добродушен, чтобы рассмеяться, но и достаточно опытен, чтобы не убрать руку с ее плеч. – Ты всегда так подозрительно относишься к мужчинам?

– К мужчинам определенного типа – всегда.

И Кэролайн сбросила его руку.

– Какая холодность, Кэро, после всего, что мы вместе пережили! – Такер обиженно чокнулся с ее стаканом. – Значит, ты не пригласишь меня остаться поужинать?

Ее
Страница 30 из 30

губы насмешливо искривились.

– Не думаю, чтобы мне этого хотелось.

– Но, может, ты сыграешь мне еще одну мелодию?

Кэролайн перестала улыбаться и покачала головой.

– Я взяла отпуск, чтобы не играть ни для кого, кроме себя.

– И это благодарность за то, что я спас тебе жизнь! Ну хорошо, я сам тебе сыграю.

Она удивленно подняла брови:

– Ты играешь на скрипке?

– Да нет, черт побери! Я просто поставлю тебе одну кассету.

Такер встал и вдруг понял, что вино ударило в голову. Но он не возражал против подобного ощущения. Подойдя к автомобилю, он порылся в кассетах и выбрал свою любимую.

– Фэтс Доминьо, – сказал Такер уважительно, когда в воздухе поплыли звуки «Черничного холма». Он подошел и протянул ей руку: – Пойдем!

И прежде, чем Кэролайн успела открыть рот, чтобы отказаться, он поднял ее со ступенек и обнял.

– Я просто не могу слышать эту песню и не танцевать с хорошенькой женщиной!

Она могла запротестовать или просто-напросто вырваться, но все было совершенно невинно. Кроме того, за последние двадцать четыре часа она так переволновалась, что столь безобидное развлечение было ей совершенно необходимо. Так что Кэролайн положила руку ему на плечо и отдалась плавному, завораживающему ритму. Такер увлек ее на лужайку, и она рассмеялась, когда они попали в небольшую рытвину, радуясь тому, как вино слегка шумит в голове.

– Ну, как ты себя чувствуешь? – поинтересовался он.

– М-м-м… А все-таки ты скользкий человек, Такер. Но лучше танцевать с тобой, чем лежать под обстрелом.

– Я как раз подумал о том же.

Он потерся щекой о ее волосы, и они показались ему шелковыми. А так как он всегда питал слабость к материальным ощущениям, то не мог не подумать, как гладка ее белая кожа по сравнению с его щекой и о том, как ее блузка слегка приподнялась на спине под его направляющей рукой. А какие у нее длинные тонкие бедра, которые сталкиваются с его собственными!

Сексуальное тяготение его не удивило: оно было столь же естественно для него, как дыхание. Но что удивило его, так это всеподавляющее желание немедленно перекинуть ее через плечо и помчаться с ней в дом, наверх, в спальню. Он всегда предпочитал действовать с дамами непринужденно, но медленно, наслаждаясь процессом охоты, не теряя самообладания. Но танец с ней в этих влажных, перламутровых сумерках перед грозой возбуждал чрезвычайно.

«Странно, ведь я не так уж много выпил», – подумал Такер.

– Уже дождь идет, – прошептала Кэролайн. Глаза у нее были закрыты, и тело покачивалось в такт с его собственным.

– Угу…

Он чувствовал запах дождя на ее волосах, на ее коже, и этот запах сводил его с ума.

А Кэролайн улыбалась. Она наслаждалась ощущением редких крупных капель, просачивающихся через одежду. «Да, в моей жизни никогда еще не было стрельбы, – думала она. – Но танца под дождем тоже».

– Какая прохлада! Какая чудесная прохлада!

А Такер, наоборот, удивлялся, почему капли дождя не шипят на его коже, словно на раскаленной плите. Он почти прильнул к ее щеке ртом, и Кэролайн удивленно вздрогнула, когда он зубами нежно зажал мочку уха.

Глаза ее широко раскрылись и затуманились на мгновение, когда она ощутила его губы на своем подбородке. Кровь жарко, требовательно зазвучала в жилах, но она подавила волнение. Еще мгновение – и он завладел бы ее губами, но Кэролайн уперлась ладонями ему в грудь и отшатнулась.

– Что это ты делаешь?

Такер заморгал.

– Как – что? Целуюсь с тобой!

– Нельзя!

С минуту он молча смотрел, как дождь струится по ее волосам. В глазах Кэролайн горела решимость, но было в них еще что-то, вызывающее желание не обращать внимания на ее слова и завершить начатое. Но он не мог так поступить и, вздохнув, чертыхнулся.

– Кэролайн, ты суровая женщина.

Тревога, забившая колоколом в голове, улеглась, насмешливая улыбка заиграла на ее губах. Слава богу, он не собирается идти напролом.

– Да, говорят.

– Я мог бы еще пооколачиваться здесь и, может, заставил бы тебя иначе взглянуть на вещи…

– Нет, тебе это не удастся.

Глаза Такера уже смеялись, но, прежде чем отпустить, он медленно провел рукой по ее спине.

– Это звучит как вызов, но у тебя сегодня был трудный день, так что приберегу ответ на будущее.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (http://www.litres.ru/nora-roberts/porochnaya-nevinnost/?lfrom=931425718) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

notes

Примечания

1

Innocence – невинность, наивность (англ.).

2

Happy – веселый, счастливый (англ.).

3

Сокр. от Semper Fidelis – «Всегда верен» – девиз морских пехотинцев США. (Прим. перев.)

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Здесь представлен ознакомительный фрагмент книги.

Для бесплатного чтения открыта только часть текста (ограничение правообладателя). Если книга вам понравилась, полный текст можно получить на сайте нашего партнера.

Adblock
detector