Рожденная водой читать онлайн - Рейчел Уорд

Рожденная водой

Рейчел Уорд

Темная вода #2

Ник всегда любила воду. Попасть в сборную по плаванию для нее значило очень много. Практически всё. Когда в бассейне Ник начинает слышать некий потусторонний голос, в поисках разгадки она обращается к своему отцу. Но ответы на ее вопросы ведут в прошлое, о котором отец не хочет вспоминать. А когда несколько сверстниц Ник тонут при загадочных обстоятельствах, девушка оказывается единственной, кто способен открыть ужасающую правду…

От автора всемирного бестселлера «Числа».

Впервые на русском языке!

Рейчел Уорд

Рожденная водой

Эту книгу я посвящаю людям, вдохновлявшим меня во время работы над нею.

Оззи, Эли и Питу – они, естественно, первые в списке.

Моим родителям.

Преподавателям и учащимся средней школы в Понтипридде.

И Мэтью Эвансу, удивительным образом показавшему, как всерьез стать автором своей истории.

Пролог

Рожденная водой

Керри, январь 2017 г.

Если вы няньчите маленьких детей, вам очень пригодятся глаза на затылке. Только что твое сокровище сидело рядом, а через минуту – ищи-свищи.

Рядом кричат, звук выталкивает меня из размышлений в реальность. Оглядываюсь по сторонам. Ее нигде нет. Моей Ни?колы. Куда ее опять понесло? Далеко убежать она не могла, я же все время за ней следила.

Потом я ее вижу. И понимаю, из-за кого поднялся крик – из-за моей внучки. Черная точечка на льду. Поворачивается к берегу, машет рукой. И вдруг исчезает. Лед под ней проламывается. Моя малышка ушла под воду.

Я кричу вместе с остальными, но не могу сдвинуться с места. Не могу пошевельнуться. В нескольких метрах от меня парень бросается к озеру. Вначале он чуть ли не бежит. Потом замедляет шаги, останавливается, приглядывается, прислушивается. Ложится на живот и, помогая себе локтями, продвигается к зияющей полынье.

Мое сердце готово выпрыгнуть наружу. Я слежу за парнем. Он наклоняется. Ноги широко раздвинуты и упираются в лед. Его голова, грудь и плечи скрыты под водой. Кажется, вода перерезала его на две неравные части. Он подвигается вперед. Немного, всего на дюйм. Еще. Теперь он движется быстрее и весь скрывается под водой.

Вокруг орут громче прежнего, но только не я. Я онемела. Я представляю их обоих под водой, их руки и ноги, бьющие по холодной воде.

Нет. Это не могло… не должно было повториться.

Из полыньи высовывается рука и хватается за кромку.

Парень чуть приподнимается и выталкивает на лед маленький темный сверток, толкает его к берегу, затем вылезает сам. Кто-то порывается выйти на лед, но парень кричит, что это опасно. Он распластывается на льду и ползет, толкая сверток, пока они не оказываются в безопасности.

Только теперь ко мне возвращается способность двигаться.

– Это мой ребенок, – шепчу я. – Моя девочка. Моя внучка.

Протискиваюсь сквозь толпу. Кто-то дотрагивается до ее шеи, нащупывая пульс.

– Жива. Нужно очистить ее дыхательные пути.

Мою внучку кладут на спину. Кто-то надавливает ей на живот. Изо рта вытекает струйка воды. Тогда этот человек давит сильнее. Струйка превращается в поток. Никола шумно вздыхает и открывает глаза. Карие, как у ее матери.

– Возьмите мое пальто! – кричу я. – Заверните ее.

Но меня опережают. Внучку закутывают в большую клетчатую куртку. Голова Николы укутана в капюшон с меховой подкладкой. Сейчас она напоминает пузатого жука с выпученными глазами. Я опускаюсь перед ней на колени. Мне передают Николу вместе с курткой. Я качаю ее, как младенца.

– Все хорошо, – бормочу я. – Все уже позади.

Из чужой куртки высовывается ручонка Николы. Я беру ее в свою ладонь и чувствую что-то гладкое и холодное. Холоднее, чем кожа внучки. Наверное, льдинка. Сейчас заберу ее и закину подальше.

Нет, это не лед, какая-то металлическая штучка. Между пальцами Николы торчит тонкая цепочка. Осторожно разжимаю ее кулачок. На ладошке лежит серебряный медальон в виде сердечка.

– Что за… Откуда у тебя это? – лепечу я.

Никола смотрит на меня невидящими глазами. На ее лице нет даже страха. Лицо куклы.

Медальон я сую себе в карман, ее руку запихиваю обратно в куртку, потом крепче прижимаю внучку к себе.

Сморю на лед и бормочу:

– Ты по-прежнему здесь?… Спасибо. Спасибо, что вернул ее мне. Спасибо, что не забрал с собой.

Но действительно ли он вернул мне Николу? Или этот смелый парень сумел вырвать у него мою внучку?

Я качаю ее на руках. «Теперь, Никола, ты в безопасности, – думаю я. – Но больше тебе нельзя появляться на озере. И оставаться в этом городе тоже нельзя. Особенно сейчас».

Глава 1

Никола, июнь 2030 г.

Справа от меня кто-то устремляется в бассейн, пронзает водную поверхность. Ныряльщик кажется мне получеловеком, поскольку вода как бы отсекла верхнюю половину тела. На нем ярко-оранжевый костюм. Пловец беззвучно достигает дна, поворачивается, и теперь я вижу его лицо. Гладкое и доброжелательное. Я не в силах отвести от него глаза. Пловец ложится на дно. Но что с его лицом? У него нет рта. Он не может дышать. Не может позвать на помощь.

В прошлые выходные утонула девчонка, моя ровесница. Это случилось в окрестностях города. Она плавала в искусственном озере. О происшествии много говорили по телевидению, писали в газетах. Меня преследует мысль, что между утонувшими есть связь. Два безжизненных тела под водой.

До этого момента я плыла медленно, но теперь прибавляю скорость. Хочу убраться от него подальше. Успокаиваю себя, говоря, что это вообще не человек, а обыкновенная надувная кукла. Только и всего. И тем не менее отплываю подальше, а когда вдыхаю, поворачиваю голову влево.

К бортику я подплываю последней. Остальные уже здесь. Мы плещемся на мелководье и шумно дышим. Ко мне подходит Клайв, наш тренер. Во рту у него свисток, к груди прижат пюпитр.

– Ник, да что с тобой сегодня? Ты какая-то несобранная.

Едва он начинает говорить, свисток выпадает у него изо рта и серебристым маятником раскачивается на веревочке.

– Я неважно себя чувствую.

Не хочу плавать в бассейне, пока на дне лежит эта кукла. Почему она утонула? Нет, тонут живые существа. А она просто… погрузилась на дно. Я вылезаю из воды и усаживаюсь на бортик.

– У тебя хорошие данные. Ты могла бы показать результаты и повыше.

– Я знаю. Просто я сегодня… ну… не в той я форме.

– Может, заболела?

Неплохой предлог, чтобы уйти.

– С животом что-то… Я…

– Может, тебя отпустить с тренировки?

Не помню, чтобы кто-то вот так просто уходил с тренировки. И не знаю возможных последствий. Если сейчас уйду, позволят ли мне вернуться?

– Я, наверное, не смогу сегодня плавать, – мямлю я.

Он кладет руку мне на спину:

– Тренировка почти закончилась. Иди переодевайся. До завтра.

Облегченно вздохнув, я встаю. Оглядываю бассейн. На скамейках скучковались спасатели. Тренировка почти закончилась. Гарри – высокий худощавый блондин – собрался нырнуть и достать надувную куклу. Он покачивается на бортике и смотрит сквозь воду на оранжевое пятно внизу. У Гарри золотистая от загара кожа и рельефный брюшной пресс. Руки замерли по швам. На мгновение он и сам застывает, готовясь к прыжку. Гарри вскидывает голову, убеждается, что зрители ему обеспечены. Его взгляд скользит над шапочками пловцов, плещущихся в мелкой части бассейна. Наконец наши глаза встречаются. Гарри

вопросительно поднимает брови: «Что случилось?»

В бассейне жарко, но я покрываюсь мурашками. Мой купальный костюм позволяет ему разглядеть фигуру, пусть и прикрытую тканью. Мне одновременно приятно и противно оттого, что он пялится на меня. От смущения опускаются плечи и подгибаются колени. Я отвожу взгляд и топаю к раздевалке по выложенному плитками полу. Сейчас я похожа на мокрого хоббита.

Оглянувшись, вижу, что Гарри уже согнулся и отвел руки назад, готовый нырнуть. Чего он ждет? Поймав мой взгляд, красиво прыгает и красиво погружается в воду. Полуспортсмен, полутанцор. В этот момент я понимаю: он ждал… меня.

Его золотистое тело уверенно движется в толще воды. Он почти достиг оранжевой куклы. Водная рябь скрывает подробности, но мысленно я вижу, как Гарри переворачивает куклу, чтобы было удобнее тащить ее к поверхности. Я не говорю «спасать». Спасают живых, а эта кукла никогда не была и не будет живой. Почему на берегу озера не нашлось никого, кто мог бы помочь той девчонке?

Раздевалка пуста. Иду в душ. Напор воды отвратительный, целую вечность смываю с волос шампунь. Иногда я задумываюсь: а не обрезать ли волосы? Короткие легче и мыть, и высушивать. Но я знаю, что не сделаю этого. У меня длинные черные прямые волосы. Настоящий водопад, что доходит до половины спины. Волосы – часть меня.

Я успела вытереться и теперь надеваю школьную форму. В раздевалку вбегают девчонки.

– Что это с тобой? – спрашивает Нирмала.

Никому не хочу рассказывать о трюке, который устроил мне собственный разум. Я бы с удовольствием забыла про эпизод в воде.

– Живот болит. Сама знаешь…

Она кивает, подхватывает вещи и отправляется в душ. У каждой из нас свои ритуалы. Свой привычный «дамский набор», помогающий скрасить повседневность. У меня он такой: дезодорант, трусики, лифчик, школьная рубашка, юбка, белые носочки, туфли, галстук и часы. После плавания мне жарко. Пока еще утро, но я знаю, что на улице печет вовсю. Поэтому блейзер не надеваю до последней минуты.

Я выжимаю костюм. Струйка воды уходит в сливное отверстие на полу. Костюм я заворачиваю в полотенце, туда же кладу купальную шапочку. После этого подхожу к зеркалу перед умывальником. Это место, где мы любим поприкалываться друг над другом, пока подкрашиваем глаза и губы, увлажняем кожу лица, высушиваем волосы. Кристи прихорашивается, заполнив собой все пространство. Шеннон и Нирмала загораживают зеркало.

– Слушайте! Дождитесь своей очереди! – возмущается Кристи.

– Вот мы и дождались, – парирует Нирмала. – А твое время истекло.

– Я сегодня должна выглядеть на все сто. Быть эффектной.

– Зачем?

– Вы же знаете, кто сегодня дежурит, – смущается Кристи.

– Гарри Горячие Губки? – подкалывает ее Нирмала.

– Заткнись! Не называй его так!

Кристи покраснела. Совсем как я, когда Гарри поймал мой взгляд. Он смотрел на меня, а не на нее, однако я не собираюсь хвастаться. Это наш секрет. Так лучше.

– Замечталась ты, – фыркает Нирмала.

– Если и так? Мечтать не запрещается. Особенно о нем.

Кристи умело подкрашивает губы, выпячивает их, любуясь оттенком.

– Он кого хочешь заведет.

Выйдя из раздевалки, я смотрю на часы. У меня целых семнадцать минут, чтобы добраться до школы. Отлично.

В коридоре иду впереди девчонок и чуть не налетаю на кого-то. Подняв голову, вижу Гарри.

– Бум! – выдает он.

– Прошу прощения.

Его руки – у меня на плечах. Как это понимать? Жест отторжения? Или знак того, что он хочет быть рядом? Я отстраняюсь, Гарри наклоняется ко мне:

– У тебя все нормально?

– Да.

– Я сегодня следил за тобой. В общем-то, я всегда тебя высматриваю.

Он говорит так тихо, что я почти не слышу слов. Иду, опустив глаза, но слегка улыбаюсь. Коридор заканчивается, я толкаю дверь и выхожу на улицу. Только здесь до меня наконец доходят слова Гарри. У меня вспыхивают щеки, и пусть все думают, что от жары.

Я же знала! Он смотрел на меня, а не на Кристи. Я оглядываюсь, но ничего и никого не вижу. Стеклянная дверь залита солнцем. Девчонки, которые тоже вышли, молча смотрят на меня. Брови Кристи изумленно подняты чуть ли не до середины лба.

– Едва не столкнулась с ним, – запинаясь, поясняю я.

– Или он с тобой… – уточняет Нирмала. Она надувает губы и обмахивается рукой.

– Нет. Так получилось. Я смотрела под ноги, а не перед собой… А вот и мой папа. Пока, девочки.

Папина старенькая «фиеста», как всегда, припаркована у обочины. Дверца со стороны водительского сиденья бросается в глаза, она выкрашена в другой цвет. Отец приходит на каждую мою тренировку и стоит на галерее. А пока я моюсь и переодеваюсь, подгоняет машину и ждет меня, как настоящий личный водитель.

Спортивную сумку я закидываю на заднее сиденье, а сама усаживаюсь рядом с отцом. Ланч уже ждет меня. На приборной доске лежат банан и энергетический батончик, а в держалке – пластмассовая кружка с молочным коктейлем, куда добавлен клубничный сироп. Я тянусь за коктейлем. Мимо машины проходят девчонки, отражаются в зеркале заднего обзора. У Кристи такая физиономия, будто она жует лимон.

– Принцесса, что с тобой сегодня было? Ты как-то вяло плавала.

Отцу я тоже не хочу рассказывать про оранжевую куклу. Я с таким трудом уговорила родителей разрешить мне заниматься плаванием. Помню, в пятом и шестом классе мама с папой заставляли меня выбрать какой-нибудь вид спорта. Я отбрыкивалась. А потом, когда остановилась на плавании, они вдруг начали отговаривать меня, не объясняя причин. У нас в классе многие девчонки плавали. Я не хотела от них отставать, стояла на своем и в конце концов уломала родителей. Нырнув впервые в воду, почувствовала себя рыбой. Казалось, вода терпеливо дожидалась, когда я услышу свое спортивное призвание.

– Ничего особенного. Просто живот свело. Уже все нормально.

Пока я отвечаю, отец трогается с места и вливается в уличный поток машин. Кто-то отчаянно сигналит. У нас открыты окна, и звук кажется особенно громким и резким. Отец поднимает руку, не то извиняясь, не то благодаря за понимание.

– Спасибо! – говорит он и вполголоса добавляет: – Идиот.

– Па-па!

– Кто-то уже перегрелся до градуса нетерпимости, – замечает он. – Разумеется, не я. – Он оглядывается на меня. – А сейчас, принцесса, ты хорошо себя чувствуешь?

У меня полон рот, и я могу лишь мычать в ответ. Смотрю на часы. Осталось четырнадцать минут. Движение плотное, но утром оно другим и не бывает. По правде говоря, я могла бы и пройтись, однако отец всегда подвозит меня до школы, и мне это даже нравится. Он проверяет, собран ли мой рюкзак, отвозит в школу и забирает после занятий. Он знает расписание моих уроков и все изменения в них. Такое ощущение, что он учится вместе со мной. Иногда я спрашиваю себя: а о чем еще известно моему отцу?

Радио в машине настроено на местную станцию. Передают выпуск новостей:

– После серии несчастных случаев, произошедших за последние недели, полиция настоятельно призывает юношей и девушек не заплывать далеко от берега, избегать открытых участков водоемов. Тяга к воде, естественная в жаркую погоду, только в центральных графствах унесла жизнь пятерых молодых людей, погибших в каналах, реках и озерах. Последняя жертва в этой трагической цепи – девочка-подросток Самми Ша, которая в минувшие выходные

утонула в озере Терли. Инспектор Рави Патель сказал, что прекрасно понимает, как трудно в эти жаркие дни устоять перед искушением поплавать. Особенно для молодежи. Но, помимо прохлады, вода таит в себе опасности, и обычное купание нередко оборачивается бедой.

Я тянусь к приемнику, чтобы переключиться на другую станцию. Неужели там нет музыки или еще чего-то вместо этой назидаловки? Но отец берет меня за руку:

– Оставь.

– Па-ап, они такую тоску нагоняют…

– Они серьезные вещи говорят. Давай послушаем.

Мы молча дослушиваем сообщение до последней фразы:

– …еще раз повторяем: будьте осторожны на воде.

Папа нажимает на панели кнопку «без звука».

– Ник, вода действительно бывает очень опасной. И коварной. Помни об этом.

– Я знаю, папа.

– Конечно. Конечно, ты знаешь. Ты ведь любишь воду и делаешь большие успехи в плавании. Русалочка ты наша. И все равно…

Мы подъезжаем к временной стоянке у ворот школы. Тренькает мобильник – кто-то прислал мне эсэмэску.

– До встречи. – Отец целует меня в щеку. – Ты после школы сразу домой?

– А куда же еще, папа? Ранний чай, и в восемь часов – заниматься.

Он кивает, поскольку знает мой распорядок дня наизусть.

– Пока, Ник.

Я подхватываю рюкзак и блейзер. Оглянувшись, вижу, что отец опять слушает радио. Выпуск новостей продолжается. Папа машет мне рукой. Я ему тоже машу и достаю мобильник. Сообщение прислал Гарри: Хорошо выглядишь сегодня.

Улыбаюсь, запихиваю мобильник в карман и вливаюсь в толпу спешащих учеников.

Глава 2

Попробуйте при такой жаре вникать в материал урока! Даже учителя сдались. На занятиях мы без конца смотрим то фильмы, то видеоролики. Некоторые даже отдаленно не связаны с темой урока. Кажется, будто это последняя неделя перед летними каникулами, хотя до них еще целых три недели. В классах открыты все окна. На столах у нас – бутылки с водой. Нам разрешили не надевать блейзеры, и все равно мокрые рубашки прилипают к телу.

Жарко так, что и дурака валять не хочется. Мы сидим с остекленевшими глазами и пялимся в экран на передней стене. Я беспрестанно думаю о плавании, о мире, частью которого стала, о словах «старший состав» и «элита». Я создана для этого!

Не понимаю, почему вода вызывает у отца такое беспокойство. Для меня она эталон безопасности. Прямоугольник воды в прямоугольном здании бассейна. Привкус хлорки во рту, ее ощущение на коже. Это место я не променяю ни на какое другое. Я бы и сейчас с удовольствием плавала, но никак не могла выбросить из головы оранжевый торс куклы. Затонувшая кукла… и девочка, утонувшая в озере.

На большой перемене я сижу с одноклассницами в тенистом уголке двора. Вроде бы все как всегда, но… Я примостилась на краю круга, не ощущая себя частью компании. Никто не сдвигается, чтобы меня впустить. Раньше мы по-настоящему дружили, но с тех пор, как я начала плавать, наши отношения изменились. После школы я уже не могу отправиться с ними в город. У меня тренировки. Я не выпиваю, не курю и избегаю всего, что плохо влияет на спортивную форму. Когда отдаляешься от компании, можешь взглянуть на своих друзей со стороны. Замечаешь особенности, которые тебе не нравятся. Пока все сидят вместе, кажется, подруги неразлейвода. Но вот одна уходит, и о ней почти сразу же начинают сплетничать. Колкие замечания, едкие шуточки. И так постоянно. Не сомневаюсь, мне тоже кости перемывают. Иногда даже любопытно: какие мои недостатки они смакуют?

Вынимаю из рюкзака приготовленные отцом домашние сэндвичи, фрукты и йогурт. Ем и прислушиваюсь к разговорам. Сегодня тема одна: несчастная девочка, утонувшая в озере. Новости распространяются быстро, и то, о чем не сообщили СМИ, дополняется людской молвой. Погибшая училась в школе имени Стэнли Грина. Наша сверстница. Старшеклассница. Ее сестра играет на кларнете в Бирмингемском школьном оркестре. На озеро она пришла не одна, а с друзьями. Все резвились в воде, пока не заметили, что подруга куда-то исчезла, совсем недавно – минуту назад. Этого оказалось достаточно, чтобы бедняжка утонула. Скорее всего, запуталась в водорослях и не смогла выбраться.

Разговор продолжается. Такое ощущение, что они сплетничают о другой девчонке, которая жива и поныне. С кем дружит, по кому сохнет, кто сохнет по ней. И вдруг кто-то говорит:

– Интересно, а как это – тонуть?

Все замолкают. Каждая представляет себе последние мгновения жизни этой девочки. Одна. Вокруг вода. Страх, перерастающий в панику. И неоткуда ждать помощи.

После еды уроки становятся еще невыносимее. Мы занимаемся в новом корпусе. Там большие окна, причем с двух сторон. Солнце прожаривает класс. Сидящие на солнечной стороне обильно потеют и ерзают на стульях. Мне повезло, мое место – в тени, но воздух все равно жаркий и липкий. Идет урок английской литературы. Тема – стихи о войне. Трудно думать о зимней распутице, о глинистой жиже, хлюпающей в траншеях, когда за окном тридцатиградусная жара. Миссис Годдард интересуется нашим мнением о прочитанном. Ее вопрос повисает в воздухе, похожий на воздушный шар, оставшийся после вечеринки. Шары, когда из них выйдет весь гелий, оседают на пол. Так и вопрос учительницы. Никто даже не пытается ответить.

– Неужели вам нечего сказать? – удивляется миссис Годдард. – Не оправдывайтесь жарой. Я таких отговорок не принимаю. Оценки нужны не мне, а вам. Я свои получила уже давно. Кстати, самые высокие. Давайте включайтесь в работу…

Мы не отговариваемся, мозги действительно плавятся. Кошмарная жара стоит уже пару месяцев. Я не помню, когда в последний раз шел дождь. Сколько еще может продолжаться эта пытка?

Селма поднимает руку.

– Наконец-то. Давай, Селма.

– Мне нехорошо, мисс… – успевает произнести та.

И сползает со стула, грохается на пол, как полупустой мешок. Девчонки вскрикивают, собираются вокруг Селмы и машут руками. Толку от их усилий – ноль. Многие обмахивают собственные физиономии, боясь разделить участь Селмы.

– Только этого нам не хватало! – восклицает миссис Годдард. – Никола, иди за миссис Чемберс.

Я с радостью бросаюсь вон из класса, где нарастает паника. Спускаясь, слышу новую волну криков. Вскоре раздается глухой стук еще одного упавшего тела. Похоже, мои одноклассницы будут опрокидываться, как сбитые кегли.

Двигаться на такой жаре тяжело, но я все же бегу трусцой к главному зданию. Прибежав, я просовываю голову в будку дежурной.

– У нас в классе М-четыре – обмороки, – выпаливаю я.

Миссис Субраян закатывает глаза и уточняет:

– Массовые обмороки?

– Когда я уходила, было двое. Может, сейчас уже больше.

– Я вызову помощь. Спасибо, Никола. Возвращайся в класс.

Главное здание выстроено в викторианском стиле. Кирпичное и довольно обширное. Здесь прохладнее, чем в нашей парилке. Я не тороплюсь назад, брожу по коридорам, поднимаюсь, прохожу мимо учительской и библиотеки. Возле питьевого фонтанчика останавливаюсь и долго пью воду. Поначалу она теплая, но потом делается все прохладнее. Трубы проходят глубоко под землей, куда не добирается сумасшедшая жара. Вдоволь напившись, брызгаю себе на лицо. Потом достаю носовой платок, смачиваю холодной водой, протираю лицо и шею.

Невдалеке от меня открыто окно, из него доносится шум. Я выглядываю и вижу наших девчонок, по двое и по трое

выходящих из нового корпуса. К ним отовсюду бегут учителя и школьные служащие. Что же там случилось?

Выбираюсь из главного здания и тороплюсь назад. Жара, подстерегавшая снаружи, тут же напоминает о себе.

– Что происходит? – спрашиваю я у первой встретившейся мне ученицы.

Это Таня. Она сидит на земле, уперев подбородок в колени. Рядом – еще одна наша девчонка.

– Невыносимая жара, – бормочет она. – Невыносимая жара.

– Об этом я догадалась. Что в классе?

– У четверых обмороки. Или у пятерых.

– У-у, черт.

У меня самой слегка кружится голова. Перспектива грохнуться в обморок становится пугающе реальной.

«Мне просто жарко. Всего лишь жарко. Я прекрасно себя чувствую», – твержу я себе.

Платок еще не успел высохнуть. Снова вытираю лоб, и это дает некоторое облегчение. Иду в класс.

– Как ты себя чувствуешь? – спрашивает меня учительница.

– Нормально.

Мы поднимаемся на крыльцо, заходим в здание. Класс в жутком состоянии. Девчонки сидят и лежат на полу. Многие ревут, как будто это поможет! Кого-то вытошнило. При такой жаре… бррр! От вони у меня самой начинаются позывы к рвоте. Зажимаю рот рукой.

– Не хватает еще, чтобы и ты грохнулась на пол, – говорит миссис Годдард. – Иди-ка лучше домой. Все равно занятия скоро закончатся. Вот здесь распишись и оставь лист на столе у двери. Кто уходит, не забывайте расписываться.

Мне не нужно повторять. Я беру ведомость, нахожу в рюкзаке ручку, печатными буквами вписываю свою фамилию, расписываюсь и убегаю. Ручка с ведомостью остается на столе.

Бреду по коридорам, выхожу во двор, иду к боковым воротам и наконец оставляю за спиной школьную территорию. Смотрю на часы. Почти без десяти три. Обычно занятия оканчиваются в три ровно. Сейчас мне нужно домой – перекусить, выпить чего-нибудь холодненького и просмотреть домашнее задание. В тридцать пять минут четвертого отец подъедет к дому, заберет меня и повезет на вечернюю тренировку. Пешком путь домой занимает двадцать пять минут. Я приду в пятнадцать минут четвертого, если только… Если только – что? Вдруг понимаю: у меня есть целых двадцать минут, которые можно потратить как угодно. Двадцать минут свободы. По спине ползут мурашки. От волнения. Чем же заняться?

Чувствую себя роботом, у которого включился запрограммированный маршрут. Он пролегает мимо стоянки подержанных машин, мимо магазинов. Возле пищевого банка[1 - Пункты сбора, куда привозят продукты с оканчивающимся сроком годности, чтобы затем раздать нуждающимся. – Прим. перев.] сворачиваю налево. Вот и мужская школа. У мальчишек занятия заканчиваются позже, но из ворот уже кто-то вышел. Высокий, крепко сбитый, с портфелем в руке. Парень оборачивается, замечает меня. Солнце отражается в толстых стеклах его очков, солидных, в роговой оправе. Лицо парня расплывается в широкой улыбке.

– Привет, Никола!

Слишком поздно. Теперь не свернешь и не сделаешь вид, будто я его не заметила.

– Здравствуй, Милтон.

Парень останавливается и ждет, пока я не подойду. Он живет на моей улице, наши дома почти рядом. На класс старше меня, однако мне он почему-то всегда кажется младше. Заметив его на улице, я стараюсь переждать, пока он не скроется из виду. В общем-то, парень как парень. Антипатии к нему я не питаю. В детстве он постоянно толкался у наших ворот. Играть один он не умел и всегда звал меня, а я никак не могла от него отвязаться.

– У нас последнего урока не было. Заставили делать домашнее задание, – докладывает он, думая, что мне это интересно. – Я справился раньше, и вот… А у тебя что?

– А у нас урок сорвался. В классе все девчонки в обморок попадали.

– Все-все? – удивляется Милтон.

– Человек шесть. Опрокидывались, как кегли. Остальных отпустили домой.

– Это почему же?

– У нас в классе жарче, чем во дворе. Вот они и не выдержали. Я думала, тоже грохнусь, но пронесло.

Рассказываю о чужих обмороках и чувствую, что у самой снова закружилась голова. В ушах шумит. Успокаиваю себя: это просто жара. У меня крепкое здоровье, и сознания я не потеряю. Милтону не легче. У него вспотел лоб и верхняя губа, кожа блестит, как золото, но он даже не подумал снять или хотя бы ослабить галстук. Манжеты его рубашки с длинными рукавами застегнуты и слегка высовываются из рукавов блейзера. От одного его вида мне становится еще жарче.

– Идиотизм какой-то, – заявляю я.

Мои слова можно отнести и к его одежде «по всей форме», и к обморокам в классе. Милтон выбирает второй вариант.

– Страшное зрелище. Похоже на железнодорожную катастрофу или что-то в этом роде. Тела валяются повсюду.

Я вспоминаю раскаленный класс и бледнею.

– Людям становится все хуже, – продолжает Милтон. – А потом возникает ощущение, что мир кружится, и невозможно перевести дыхание…

Я стою на месте, однако тротуар продолжает двигаться, поднимаясь и опускаясь под подошвами моих туфель. У меня подкашиваются ноги. Плюхаюсь на невысокую стенку, поверху которой идут перила.

– Наклонись и зажми голову между ногами. Я серьезно, Ник. Это поможет. Опусти голову и дыши медленно.

Я делаю так, как он говорит. Сердце бьется быстрее обычного, дыхание тоже учащенное. Надо успокоиться.

Применяю способ управления дыханием, которому научилась в бассейне. Прохладнее от него не становится, но страх погас. Тротуар остановился. Я знаю, что уже не упаду в обморок.

Милтон роется в своем рюкзаке.

– Вот, возьми, – предлагает он. – Холодная. Только что налил из кулера.

Я поднимаю голову. Милтон протягивает мне бутылку с водой. Снаружи она запотела. Откручиваю крышку и делаю большой глоток. Пресная холодная вода освежает лучше всего. Делаю еще несколько больших глотков, чувствуя, как горло и живот наполняются прохладой.

– Лучше? – спрашивает он. Я киваю и возвращаю ему бутылку. – Оставь себе. Тебе нужнее.

Снова припадаю к горлышку, потом закручиваю крышку и вожу бутылкой по лбу и затылку. Вытираю ее о юбку и снова пытаюсь вернуть Милтону, но он пожимает плечами.

– Оставь себе, пожалуйста. Пригодится.

– Спасибо.

Милтон улыбается и протягивает руку, помогая встать. Я не тороплюсь подниматься. Он это замечает, и его улыбка меркнет, он уже собирается убрать руку, когда я протягиваю свою. От бутылки наши ладони стали холодными и влажными. Они соединяются со странным звуком, похожим на громкое детское пуканье. Мы хохочем, потом смущенно замолкаем. Милтон помогает мне встать. Мы быстро расцепляем руки и вытираем их: он о брюки, я – о юбку. Чувствую себя неуклюжей. Не хочу, чтобы он счел меня неблагодарной. Еще, чего доброго, подумает, что вместе с влагой я стираю с ладони и его прикосновение.

– Спасибо, – улыбаюсь я. – Твоя вода меня просто спасла.

– Всегда рад помочь, – отвечает Милтон.

Смотрю на часы. Пять минут четвертого. От моих двадцати минут почти ничего не осталось.

Мы идем рядом. Уже не помню, когда в последний раз так ходили. Наверное, в детстве. Мне немного стыдно. Спрашивается, почему я сторонюсь этого парня? Пусть он зануда и растяпа, но в нем нет ни грубости, ни агрессии. Неплохой, в общем-то, мальчишка.

– Если появятся странные ощущения, остановись.

– Все хорошо. Я и в классе нормально себя чувствовала. Это просто… просто…

– Массовая истерия, – подсказывает он.

– Что?

– Симптомы похожи. Такое

бывает в местах большого скопления людей: в школах, в церквях, на фабриках. Стоит кому-нибудь упасть в обморок, и рядом все тоже начинают грохаться. Очень часто этому подвержены девочки-подростки… – Поймав мой угрюмый взгляд, Милтон осекается.

– Ты хочешь сказать, что я истеричка?

– Я этого не говорил. Просто назвал вероятную причину обмороков в твоем классе.

– Значит, я истеричная девчонка-подросток?

– Я тебя ни в чем не обвиняю. Такие явления… Они иногда случаются. Это научный термин. В нем нет ничего оскорбительного. Просто…

– Довольно, Милтон! Я думала, ты воспитанный парень.

– Вроде да.

– Нет. В тебе ни капли тактичности. Ты считаешь меня истеричной девчонкой-подростком!

Мой голос – все пронзительнее. Я действительно веду себя как малолетняя истеричка, но я вошла в раж и не могу остановиться.

– Тебя там не было. Ты не знаешь, как все происходило. Ты вообще ничего не знаешь, Милтон! – Я замолкаю, видя, как понуро опустились его плечи, да и голова тоже. Я его обидела. – Извини, – прошу я. – Давай больше не будем об этом. Спасибо за воду. Она мне помогла, и теперь я прекрасно дойду одна.

Он еще ниже опускает голову.

– Хорошо, – бормочет Милтон. – Пока.

Он останавливается посреди тротуара. Я иду дальше. Такое чувство, будто я сшибла щенка. Он поранился, а я бросаю его истекать кровью. Но вернуться я уже не могу. Мне надо домой.

Дойдя до Мортимер-стрит, я оборачиваюсь. Милтон бредет в двадцати шагах от меня. Заметив мой взгляд, он тут же опускает глаза. Надо мне было все так глупо испортить! Я толкаю калитку и иду по дорожке к дому.

Как обычно, отец открывает мне дверь. Мохнатой серой стрелой вылетает Мисти, лижет мне колени, потом ноги. Пушистый хвост колли так и мелькает в воздухе. Интересно, отец заметил меня из окна? Или ждал, стоя в коридоре? Я так и вижу, как он, подняв меня утром и отвезя в школу, возвращается домой и встает на пост за дверью. Стоит семь часов подряд и ждет.

– Привет, принцесса! Как прошел день?

Не знаю, с чего начать, и просто иду мимо него на кухню. Мисти несется за мной. Я ее любимица и нередко, тайком от родителей, даю ей чего-нибудь вкусненького.

На столе стоит древний отцовский ноутбук. На экране вижу что-то вроде таблицы. Я не всматриваюсь, иду к раковине, чтобы налить себе воды. Достаю стакан, открываю кран и только тогда осознаю заголовок увиденной таблицы – «Утонувшие».

Отец спешно прикрывает крышку ноутбука и не торопится убирать руку.

– Ты мне так и не рассказала про свой день, – быстро говорит он.

Предвидя его реакцию, я все-таки рассказываю и про обмороки, и про путь домой.

– Присядь, Ник. Отдохни. Что-то ты бледная.

– Ты это говоришь только потому, что узнал про обмороки. Но я сознания не теряла. Я прекрасно себя чувствую.

– При такой безумной жаре администрация должна закрыть школу. Это небезопасно для учащихся.

– Пап, я же сказала: со мной все в порядке. Мир не может залечь на бок и ждать, когда пройдет жара.

– Я говорил не об этом.

– Об этом, папочка…

– Нет. Я всего лишь… всего лишь хочу, чтобы ты была в безопасности.

– Папа, сколько можно? Я такой же человек, как и все остальные. Невозможно обезопасить себя на сто процентов. Я не могу всю жизнь проторчать дома, закутавшись в одеяло.

Вдруг вспоминаю свои разговоры с родителями, предшествующие началу занятий по плаванию. Отец находил десятки причин, чтобы я не переступала порог бассейна: от соображений безопасности до лишних расходов в семейном бюджете.

– Прости, папа. Я тебя понимаю.

Он не смотрит мне в глаза, разглядывает свою ладонь, будто заметил на ней что-то интересное.

– Все нормально. Я не буду тебе докучать… Просто ты мне очень дорога.

– Знаю.

У отца такой потерянный вид. Я отставляю стакан, подхожу и крепко его обнимаю.

– Пап, я тебя люблю.

– И я тебя, принцесса.

На жаре не очень-то пообнимаешься. Но мы прижимаемся друг к другу минуту или две, и никто из нас не решается первым разомкнуть руки.

– А мне можно к вам присоединиться?

В дверях стоит мама. На ней футболка и шорты, в которых она спит. Должно быть, только что проснулась. Через час начинается ее смена в больнице.

– Ник, девочка, что-то ты сегодня бледная. Хорошо себя чувствуешь? Ничего не случилось?

От мамы не отговоришься никакими «нормально». Я подвергаюсь полному медицинскому осмотру. Мама проверяет мой пульс, измеряет температуру и трогает за ушами.

– Ты не забываешь пить много воды?

– Нет.

– Выпей еще стакан. Организм легко обезвоживается.

– Обязательно выпью. Чуть позже.

– Посиди. Или лучше полежи. Нельзя перенапрягаться. Вечернюю тренировку можешь пропустить.

– Не могу. Скоро начнется отбор в команду.

– Всего одну тренировку.

В кармане пиликнул мобильник. Опять сообщение. Конечно же, от Гарри. Надеюсь, родители не заметили моего покрасневшего лица, мне кажется, я вся горю. Но, как бы мама ни протестовала, вечером я буду в бассейне.

– Сейчас для нас важна каждая тренировка. Пропустишь одну – потеряешь форму.

Мама вздыхает:

– Твое здоровье, Ник, тоже важно. Не хочу, чтобы «скорая» привезла в приемный покой мою дочь.

– Мама, да что вы оба так волнуетесь? Если в бассейне я почувствую недомогание, сразу остановлюсь.

– А сейчас полежи на диване. Я приготовлю тебе поесть и налью сока.

Я плюхаюсь на диван и включаю телик. Мисти пытается устроиться сверху, но дополнительная печка в такую жару мне не нужна. Осторожно спихиваю ее. Колли со вздохом укладывается на ковер, не слишком далеко от дивана. Она рассчитывает, что за ушами я ее обязательно почешу. Показывают игры Уимблдонского чемпионата по теннису. Сквозь стук мячей и возгласы болельщиков слышу разговор родителей.

– Сарита, ты видела утонувшую девочку? Ее, кажется, к вам в Сент-Маргарет привезли, – интересуется отец.

– Какую девочку?

– Самми Ша. Утонула в озере Терли.

– Впервые слышу.

– Ладно.

Они ненадолго умолкают, потом мама говорит:

– Кларк, это было семнадцать лет назад. Пора отпустить прошлое.

– Не могу.

– Ты себе же делаешь хуже.

– Не могу это выбросить из головы. Не знаю, сумею ли вообще когда-нибудь забыть.

Комната плавает в липкой жаре, но меня вдруг пробирает озноб.

Глава 3

– Учтите, я не могу орать подсказки на весь бассейн. Понимание должно приходить к вам изнутри. Разговаривайте с собой в воде. Будьте сами себе тренерами.

Такие беседы Клайв называет «разогревом». Эту он устроил перед финальным заплывом сегодняшней тренировки. Мы стоим на мостиках, а он расхаживает перед нами. Его прекрасно слышно, но даже сейчас он выкрикивает слова, и выложенные плиткой стены бассейна откликаются эхом.

– Я все сказал. И хочу видеть потрясающие результаты у каждой из вас. Хочу видеть вашу преданность плаванию.

Я поворачиваюсь, делаю шажок вперед и пальцами ног ощущаю край мостика. Жара за стенами бассейна, странное поведение отца, утонувшая сверстница и даже Гарри, наблюдающий за мной со спасательского насеста, – все отходит на задний план. Есть лишь короткий миг, предшествующий старту, мостик под ногами, вода, ждущая меня, и воздух, отделяющий от воды.

– На старт… Внимание… Марш!

Свисток Клайва срывает нас с места. Он еще звучит в ушах, а я уже лечу вниз. Слышится знакомый шумный плеск. Я прорезаю

поверхность воды и погружаюсь в любимую стихию.

Для меня это лучшая часть тренировки. В заплыве не нужно обгонять других девчонок. Задача совсем другая: показать лучшее время, чем прежде. Побить свой же рекорд. Но тот факт, что я плыву не одна, накачивает меня адреналином. Конечно же, я хочу обогнать всех и прийти к финишу первой.

Говорить с собой в воде. Быть тренером самой себе.

Ты можешь. Ты можешь. Я слышу свой голос. Он непрерывно звучит в голове, подстегивая и ободряя.

Сквозь овальные стекла очков мне видна цепь синих плиток, вытянувшаяся в бирюзовой воде. Она – как дорожка на дне, чьи очертания слегка искажены водой.

Вперед. Не сбавлять темпа.

Я выныриваю, и в уши бьет лавина звуков. Плеск, крики. В бассейне все это звучит по-особому.

Делаю шесть быстрых гребков под водой и снова высовываю голову. Обнаруживаю, что Кристи меня обгоняет. Ее ноги равномерно шлепают по воде, брызгая в лицо. И не только в мое. Мне мешают чужие плески, я не хочу плыть следом, как будто после Кристи вода становится… второсортной. Хочу вырваться вперед. Обогнать ее.

Ты это можешь.

Напрягаю мышцы, стараясь увеличить скорость. Руки одеревенели, стали похожи на весла. Молочу ими по воде, ноги двигаются все быстрее.

Вперед. Вперед.

Высовываю голову за очередной порцией воздуха. Кристи отрывается от меня. Или она тоже увеличила скорость, или я сбавила свою.

Нет! Так не должно быть!

До поворота совсем немного. Набираю побольше воздуха, делаю пару широких взмахов и вырываюсь вперед, кувыркаюсь в воде. Мои ноги касаются спины, и я отталкиваюсь от стенки бассейна.

Мне не хватает воздуха. Я вынуждена все чаще высовывать голову. Стремясь это компенсировать, увеличиваю скорость гребков. Руки и ноги гудят от напряжения. Я двигаюсь как плавательная машина, как робот. Мышцы деревенеют все сильнее.

Плыви. Плыви во что бы то ни стало.

Ритм дыхания совсем сбивается. Я вынуждена высовывать голову после каждого третьего гребка, затем после каждого второго. Такое ощущение, что воздух совершенно не задерживается в легких, свистит в дыхательных путях и куда-то исчезает. Я вынуждена дышать чаще.

Разрыв между мной и Кристи увеличивается, и ее всплески мне больше не мешают.

Ты позволила ей обойти тебя! Идиотка! Лузерша несчастная!

Я настолько поглощена разговором с собой и настолько сердита на свое неподатливое тело, что стенка бассейна становится для меня полной неожиданностью. Пальцы ударяются о плитку. Торопливо упираюсь руками в стенку, чтобы не удариться головой. Глотаю воздух, а вместе с ним и воду. Она попадает не в то горло. Я кашляю и отплевываюсь, выставляя себя круглой дурой, впервые попавшей в бассейн. Девчонки уже лежат на спинке, слегка дрыгают ногами, восстанавливают дыхание и сердечный ритм. Наслаждаются покоем.

У меня дерет в горле. Чертова вода так и лезет в дыхательные пути. Снова пытаюсь вдохнуть, выкашливаю воду, а заодно и комок слизи. Хорошо хоть отвернулась.

– Что случилось?

Поворачиваюсь и вижу Клайва. Он сидит на корточках у кромки воды, сжимая в руках секундомер и пюпитр. Я даже не посмотрела свое время заплыва. Не до того было.

Сдвигаю очки на лоб.

– Сама не знаю, – отвечаю я Клайву. – Пыталась говорить с собой и только все испортила. Потом увидела, что Кристи меня обгоняет. Стало досадно. Я рассердилась. Дальше все пошло наперекосяк. Дыхание сбилось, руки и ноги гудят до сих пор. В общем, провалила заплыв. Не получилось у меня. Не получилось, хоть тресни.

От досады ударяю ладонью по воде. Фонтан брызг заставляет Клайва отпрыгнуть подальше.

– Эй, уймись! – кричит он, и я понимаю, что хватила через край.

Не могу смириться с поражением. Тренер может говорить что угодно, это не имеет значения. Я уже отругала себя последними словами. Нагибаюсь над водой. Жаль, здесь мелко, а то бы погрузилась на дно и лежала бы, зная, что от макушки до поверхности еще целый метр воды. Вместо этого складываю ноги перед собой и сажусь на плитки. Злость сменилась жалостью к себе. Очки защищают глаза от хлорированной воды, но сейчас они на лбу, и вода щиплет глаза. Зато не видно слез.

Оглядываюсь по сторонам. Девчонки продолжают нежиться на спине. Черные плавательные костюмы, бледные руки и ноги. Вся растительность на ногах тщательно выбрита. У меня узкие бедра, икроножные мышцы едва выступают наружу. Я с детства была худышкой. Такой и осталась. Но сейчас я сильнее, да и фигурой больше похожа на женщину. Мне это нравится.

Срываю с себя очки, потом купальную шапочку. У меня сегодня был скверный день. Очень скверный. А ведь я уже привыкла считать себя пловчихой. Если отобрать у меня плавание, если не пускать в бассейн, что вообще от меня останется?

Мои волосы убраны в косу. Тяну за эластичную резинку, которая их держала. Освобождаю гриву, провожу по ней пальцами, распрямляю, пока прическа снова не становится русалочьей. Встряхиваю головой, волосы послушно рассыпаются по спине, успокаивая.

Это мое место. Я здесь не случайный человек. Сегодня у меня дрянные результаты, но всего лишь в одном заплыве. И только на тренировке. Я ничего не проиграла. Просто в следующий раз должна показать, на что способна.

Я отталкиваюсь от дна и выбираюсь из воды.

Клайв уже здесь, хмурится:

– Твое счастье, что тренировка закончилась, а не то я бы просто вытурил тебя.

– Извините. Мне очень хочется победить.

Его лицо теплеет.

– Я понимаю. Всякое бывает. Ты победишь. Поверь мне, Никола, ты победишь, но только не таким способом.

Я смотрю на галерею. Отец собирает вещи. Даже издали чувствую грозовые тучи, сгущающиеся в его душе. Меня ждет малоприятная поездка домой.

Тащусь в раздевалку, не собираясь нагонять девчонок. Краешком глаза вижу, что Гарри спускается со своего насеста. Головы к нему я не поворачиваю, но замедляю шаг, украдкой слежу за ним. Он идет ко мне вдоль боковой стены бассейна. На углу мы встречаемся.

– Привет, – окликает он.

Я поднимаю голову, делая вид, что только сейчас его заметила.

– А, привет.

– Смотрю, ты сегодня решила показать характер.

Я морщусь и краснею.

– Ты чего? – удивляется он. – Мне это нравится. Нравится, когда есть немного… страсти.

Последнее слово он произносит таким тоном, будто оно самое грязное и непристойное в английском языке. Лицо у меня сейчас наверняка ярко-красное.

Не знаю, что ответить.

– Ладно. Мне… в общем… мне надо идти.

Гарри смеется и пытается загородить дорогу. Конечно, это шутка. Он отступает. Я прохожу мимо, проклиная свою неуклюжесть. Почему я не ответила какой-нибудь остроумной фразой? Могла бы сказать: «Еще бы тебе не понравилось!» – и он бы подумал, что я раскованная, сексапильная девица, а не глупый ребенок, бормочущий невнятную чушь. Умею же я все испортить.

Обнаруживаю, что костюм задрался, приобнажив ягодицы. Может, не трогать до раздевалки? Не могу. Оправляю эластичную ткань, возвращая ее на место. Слышу одобрительный свист Гарри. Держу пари, он думает, я сделала это нарочно. Во всяком случае, он еще раз посмотрел в мою сторону.

– Что у тебя стряслось?

Отцовские пальцы впились в рычаг скоростей. Даже костяшки побелели.

– Сама не знаю. Наверное, хотела показать лучшее время. Не рассчитала силы, а когда увидела, что отстаю от других, малость запаниковала.

– Сегодня ты

покрыла дистанцию на полторы секунды позже, чем в прошлый раз.

– Да, папа. Я показала отвратительное время. Но это всего лишь один заплыв. Один неудачный заплыв.

Я устала. Хочу есть и не желаю выслушивать отцовскую критику. Особенно на голодный желудок.

– Тебе сегодня вообще не следовало тренироваться. Мы с мамой были правы.

– Думаешь, твои слова что-то изменят? Мои результаты они точно не улучшат. У меня сегодня был дрянной день. Только и всего. Дрянной день.

Жаль, нельзя открыть дверцу и выскочить из машины. Не хочу быть мишенью для отцовского недовольства. И допроса с пристрастием тоже не желаю.

Опускаю защитный козырек, но вечернее солнце висит низко, светит все еще ярко, режет глаза. Никакого намека на прохладу. В машине открыты все окна, но задувающий ветер лишь добавляет жара.

– Пап, ты бы починил кондиционер, – прошу я.

Отец вздыхает:

– Похоже, мы скоро вообще останемся без машины. Завтра дам объявление о ее продаже.

– Завтра?

– Нет работы, нет машины. Нам ее не потянуть.

У него, как всегда, включено радио. Круглосуточный канал новостей.

– …посмертное вскрытие тела несовершеннолетней Самми Ша подтвердило, что она утонула. Полиция сегодня заявила об отсутствии подозрительных обстоятельств, поэтому данная смерть отнесена к категории несчастных случаев с трагическим исходом…

Отец скептически усмехается и качает головой. Мы почти дома. Осталось проехать пару улиц. На тротуаре играют мальчишки, не подростки, на вид им лет десять-двенадцать. Устроили водяную войну, стреляют друг в друга из мощных водяных пистолетов. Пожалуй, это даже водяные автоматы! Игроки прячутся в садиках, пригибаются за стенами. Дав водяную очередь, исчезают. Мы подъезжаем ближе. Один мальчишка – помладше других, в промокшей футболке – отчаянно ищет, где бы спрятаться. Он бежит по тротуару вровень с нашей машиной и орет так, словно по нему палят из огнеметов. Нападающие тоже успели переместиться и теперь выскакивают из-за кустов, атакуют мальчишку с обеих сторон. Серебристые струи хлещут из стволов их пистолетов по мокрому мальчишке. По нам тоже.

Бывает, видишь, что тебя ждет, но все равно испытываешь шок. Сейчас именно такой момент. Струя ударяет мне в щеку, и я вскрикиваю. Вода на удивление холодная. Она расплескивается, попадает на приборную доску, защитный козырек и мою одежду.

Отец мгновенно тормозит. Задет лишь верх его плеча, но папа пригибается, чтобы получше рассмотреть нападающего. И тут же второй стрелок попадает ему в левый глаз.

Скрежет горячей резины на горячем асфальте. Передние колеса машины замерли, но задние еще двигаются. На миг возникает ощущение, что ты на балу в сказочном царстве. Это ощущение не завораживает. Наоборот, вызывает легкую тошноту, поскольку ты кружишься в одну сторону, а мир – в другую.

Я вцепляюсь в приборную доску, вскрикиваю и хватаю ртом воздух. Отец ревет, словно раненый лось. Машина останавливается по диагонали, перегородив проезжую часть.

Я разжимаю руки и успокаиваюсь. Отец тоже сидит тихо. Наверное, последствия чужой войны преодолены. Сейчас мы с папой глубоко подышим и поедем дальше. Но нет, это еще не конец.

В глазах отца зарождается гнев, и я замираю от страха. Это не вспышка раздражения, а холодная ярость. Таким я никогда его не видела. Он рывком распахивает дверцу.

– Нет, папа! Не надо!

Отец молнией обегает машину спереди. Он не пытается поймать водных стрелков, хватает за шиворот их жертву и со злостью сминает в большом кулаке мокрую ткань футболки. Я боюсь, что он сломает мальчишке шею.

– Папа, прекрати!

Одной рукой отец поднимает мальчишку в воздух. Оба стрелка смотрят, разинув рты. Водяные пистолеты опущены.

– Что за идиотская игра? Здесь дорога, по которой ездят машины! Как ты…

Отец кричит в лицо мальчишке, потом разворачивает его, чтобы тот видел дорогу. Я по-прежнему сижу в салоне. Задрав голову, я вижу перекошенную болью и страхом детскую мордаху.

– Папа, ты видишь, что у него нет пистолета? Это не он стрелял по нам! – кричу я. – Пожалуйста, отпусти его!

Отец меня не слушает. Я вылезаю наружу, подбегаю к мальчишке и хватаю за подмышки, чтобы ему было не так больно висеть.

– Отойди от него! – орет на меня отец. – Я сейчас с ним разберусь!

– Нет, папа, это ты отойди от него. Он не стрелял по нам. Он не сделал нам ничего плохого.

В уголках мальчишечьих глаз блестят слезы. На шортах появляется темное пятно, по ногам течет струйка. Мальчишка со страху обмочился.

– Папа, отпусти его. Ты меня пугаешь…

– Отпустите его.

Я оборачиваюсь на голос.

Говорит один из стрелков. Ему не больше двенадцати, но его голос звучит спокойно и даже властно. Стрелок не шутит, и дуло водяного оружия смотрит уже не в землю, оно направлено на моего отца. Второй стрелок тоже взял отца на мушку.

– Папа…

Отец оборачивается к стрелкам.

Мне хочется, чтобы он поскорее отпустил мальчишку. Глупо воевать с ребятней. Нам разумнее всего уехать. Я ловлю себя на том, что даже дышать перестала.

Но отец поднимает описавшегося мальчишку еще выше, чтобы я не могла дотянуться. Тот вопит.

– Жалкие пакостники! – кричит отец. – Вздумали угрожать мне своими брызгалками?

Он едва успевает спросить… Мальчишки дают очередь из обоих стволов, целясь в лицо. Струи делают свое дело. Отец выпускает мальчишку. Тот падает и распластывается на тротуаре. Отец заслоняется от новых выстрелов.

Мы вваливаемся в машину. Двигатель не выключен, и мы мгновенно покидаем поле битвы.

Молчим до самого дома. Доехав, отец глушит мотор. Промокшие, мы сидим в мокром салоне и смотрим перед собой.

– Они залили мне глаза, – возмущается отец. – Там и сейчас вода.

И лихорадочно вытирается подолом футболки.

– Пап, что ты так волнуешься? Это обыкновенная вода. Была и нет.

– Весь салон мокрый.

– Высохнет.

Отец вытаскивает ключ зажигания. На кольце надето еще несколько ключей, один врезается ему в ладонь.

– Пап, ты почему сорвался на них? Что с тобой случилось?

– Кто им позволил баловаться с водой? Они что, не знают про ограничения на ее использование?

– Ты многого от них хочешь. Они еще дети, просто играют.

– Доиграются, – угрюмо произносит отец.

– Дети любят играть с водой. Разве ты сам в детстве не любил брызгаться?

Он поворачивается ко мне. Кажется, хочет что-то сказать, но не решается. Только смотрит на меня. Я чувствую: в нем идет борьба, вижу это по его лицу. Зрелище тяжелое.

– Пошли в дом, – предлагаю я.

Глава 4

Экран ноутбука вспыхивает, едва я поднимаю крышку. Отец не перевел его в спящий режим, даже пароля не поставил. Доступ открыт.

В доме я одна. Утром отец вынул из шкафа поношенный пиджак и отгладил рубашку. Объявлен набор в городской колл-центр, после обеда папу ждет собеседование. В прошлом он работал на стройках и в домах для престарелых. Сейчас готов взяться за любую работу: колл-центры, уборка… Словом, куда возьмут. Мама на этой неделе дежурит днем и дома появится не раньше половины шестого.

И все равно я оглядываюсь по сторонам. Естественно, никого. Поворачиваюсь к компьютеру, замечаю, что у меня дрожат руки. Замираю в раздумье. Неужели я действительно хочу узнать, что просматривал отец?

Гляжу на список недавно открытых файлов. Вон он, вверху: «Утонувшие».

Значит, тогда я правильно прочитала заголовок. Глубоко вдыхаю и открываю файл.

Передо мной таблица. Столбцы и строчки. Заголовки столбцов просты: «Имя», «Дата», «Место», «Обстоятельства». Самое страшное в «Обстоятельствах». Просматриваю таблицу, пытаясь ухватить содержание.

Утонувшие отличаются по возрасту и месту трагедии. Тело двухлетнего малыша выловили из пруда на заднем дворе. Девятнадцатилетний парень спрыгнул с дамбы. Всех объединяет одно: они нашли свою смерть в воде.

Изучаю таблицу дальше, потом открываю другой файл, который отец смотрел недавно. Это карта, где более двух десятков значков-булавок. Стоит навести курсор на любой из них, и высвечивается название места. Лезу в Интернет, открываю свой почтовый ящик. Создаю сообщение, адресованное себе, прикрепляю к нему таблицу и карту. Нажимаю «Отправить». Потом я внимательно просмотрю и то и другое.

Выхожу из ящика, закрываю сайт и подвожу курсор к краю окошка поиска. Он застывает над стрелочкой, острие которой направлено вниз. Если кликнуть по ней, я увижу, по каким сайтам путешествовал мой отец и что искал. Мне становится не по себе. Даже чуть-чуть страшно. Мало ли что обнаружится? Это все равно что заглянуть в чужой дневник. Мне с детства говорили, что так делать нельзя.

Прикрываю глаза, смотрю на экран сквозь частокол ресниц… Кликаю по стрелке.

В списке – более десятка пунктов. Слева – иконки сайтов. Справа – названия черным цветом и адреса – зеленым. Быстро просматриваю список, готовая сразу же его закрыть, если увижу что-то такое. Там все такое, но не из числа «журналов для взрослых». Просто новостные сайты. Длинный список новостных сайтов. Всматриваюсь в них, и у меня перехватывает дыхание, скручивает живот. Кажется, меня вот-вот вытошнит. Это все истории утонувших, чьи имена перечислены в отцовской таблице. Сообщения СМИ о людях, чью жизнь оборвала вода.

Просматриваю их. Передвигаю курсор на «Закладки» и снова кликаю. Еще один список, покороче. Сюда отец поместил лишь происшествия с моими ровесницами.

Сообщения идут в хронологическом порядке. Самые последние – вверху. Вижу репортаж о Самми Ша, утонувшей в озере Терли, но о ней я уже читала, поэтому перехожу к другим новостям.

По сообщению местных властей, удалось найти тело 16-летней Наринды Пау, пропавшей десять дней назад. Тело девушки обнаружено нарядом полиции в субботу, в половине седьмого вечера, на дне колодца. Колодец находится в Ледингтоне, невдалеке от поля и примерно в двух милях от деревни Оклейд, где погибшая жила с родителями и двумя братьями…

В воскресенье на пляже в Майнхеде было обнаружено тело девушки-подростка из Уотчета. В настоящее время выясняется, как и при каких обстоятельствах она погибла. Личность погибшей установлена: это 16-летняя Мэдди Каур. Последний раз ее видели 17 мая дома, где она жила с…

Читаю одно сообщение за другим. Утонувшие девчонки. Мои ровесницы. Там же – фотографии, где они весело улыбаются. Сейчас их уже нет в живых. Как много лиц. Думаю, мне не скоро удастся забыть эти истории. Но почему ими так заинтересовался мой отец? Какая связь между утонувшими девчонками и папой?

В мозгу всплывают страшные слова «серийный убийца». О чем это я? Мой отец не убийца. Кто-кто, только не он… Но ведь родные всех серийных убийц думают и говорят то же самое. Иначе они бы заявили в полицию или расстались с таким родственником. Разве можно жить под одной крышей с отцом, сыном, братом или мужем, зная, что за ним тянется кровавый след?

Вспоминаю недавнюю сцену, когда папа дико сорвался на шалопая с водяным пистолетом. Таким его я еще не видела. Как будто внутри у него что-то щелкнуло, и он перестал быть собой. В те жуткие минуты им целиком управлял гнев. Отец одной рукой поднял перепуганного мальчишку и был готов держать его так целую вечность. Знаю ли я своего папу? Могу ли утверждать, что мне известны все стороны его характера?

У меня вспотели ладони. В горле пересохло, пытаюсь сглотнуть, но слюны нет. Скольжу взглядом по списку статей. Приказываю себе успокоиться и рассуждать логически. Поле в Глостершире, пляж в Майнхеде – эти места не имеют никакого отношения к моему отцу. Когда обнаружили тела, папа был дома. Утром, в восемь сорок пять – так точно. Вернулся в половине четвертого. Мог ли он в промежутке куда-то поехать, найти жертву, расправиться с ней и возвратиться к моменту окончания занятий у меня в школе? И мог ли незаметно исчезать из дома ночью? Вряд ли.

Самми утонула на глазах у друзей.

Следовательно, отец не имеет прямого отношения к этим происшествиям. Но логические выводы меня не успокаивают. Что-то ведь заставляло его искать эти материалы. Что-то, связанное с утонувшими девчонками.

Лучше бы я не лезла в ноутбук. Лучше бы вообще не заметила заголовка над проклятой таблицей.

Выхожу из Интернета и закрываю ноутбук. Половина пятого. У меня еще есть время.

Мисти бежит за мной в коридор. Ей очень хочется проникнуть наверх.

– Нет, собачка, – говорю я ей. – Оставайся внизу. Ты знаешь правила.

Она пятится назад, садится на пол в коридоре и укоризненно смотрит на меня.

Поднимаюсь по лестнице, чувствуя себя взломщицей в своем же доме. Открываю дверь родительской спальни.

В детстве я могла войти сюда когда угодно. Помню, я просто открывала дверь в темную комнату и говорила: «Не могу заснуть», «Живот болит», «Страшная жуть приснилась». Родители никогда меня не прогоняли. Их кровать была для меня спасительным островком. Она пахла стиральным порошком и маминым блеском для волос. Пахла папой и мамой. Восхитительный запах.

Подхожу к двуспальной кровати, наклоняюсь, нюхаю мамину подушку. Конечно, в шестнадцать лет так себя не ведут, но… я вдыхаю знакомый аромат. Мед и миндаль. Запах мамы.

Представляю ее голову на подушке. Рядом лежит папа. И вдруг понимаю: постель – это место интимных отношений между женами и мужьями, мужчинами и женщинами, если брать шире. Здесь мои родители занимались сексом… Они занимались сексом?

Выпрямляюсь. Мне хочется поскорее уйти отсюда. Чувствую себя грязной девчонкой. У меня не только грязные помыслы, но и тело не чище. Футболка прилипла к потной спине. Откуда во мне такая распущенность? И вообще, я пришла сюда не для исследования родительского ложа. У меня другая цель, к которой я еще и не попыталась приблизиться.

Поиски не займут много времени. Спальня небольшая, мебели не много – комод и гардероб. По обе стороны от кровати – столики, на них – куча книг. Родители всегда любили книги и передали мне любовь к чтению. У каждого столика – выдвижной ящик, а пониже – что-то вроде маленького шкафчика. Не могу заставить себя выдвинуть ящик. В мыслях продолжает крутиться слово из шести букв. Мне хочется дочиста отскрести голову изнутри, отмыть от гадкого слова.

Подхожу к гардеробу и открываю дверцу. Родительская одежда висит на металлических вешалках, словно сменная кожа. Внизу штабелями стоят обувные коробки – удобное место для тайника. Беру их поочередно и открываю крышки. Только обувь. И за коробками, у задней стенки гардероба, ничего. Возвращаю коробки на место, закрываю дверцу и берусь за ящики комода. Методично осматриваю их, двигаясь сверху вниз. Каждый ящик выдвигаю почти до упора и сразу лезу к задней стенке. Пытаюсь

действовать механически, как продавщица в магазине. Не получается. Трудно сохранять равнодушие, когда знаешь, в чьих вещах роешься.

В задней части ящика, где лежат отцовские футболки, мои пальцы наталкиваются на что-то твердое. Вытаскиваю наружу. Деньги. Свернуты в трубочку и туго перетянуты цветной резинкой. Снимаю ее, пересчитываю деньги. Сто семьдесят фунтов. Деньги, сэкономленные человеком, у которого уже несколько лет нет постоянной работы. Опять сворачиваю купюры в трубочку, надеваю резинку и кладу на место.

В других ящиках не нахожу ничего заслуживающего внимания: футболки, джемпера, джинсы, леггинсы, пояса, пижамы и майки.

Итак, остается обследовать прикроватные столики.

Поскольку я ищу подсказки, связанные с отцом, начинаю с его столика. Носовые платки, монеты, коробочка с берушами и упаковка с презервативами. Меня захлестывает новая волна стыда.

Мысленно отчитываю себя за дурацкую стеснительность. Как будто я не знаю, для чего существует презерватив! Остальные ящики тоже не дают подсказок – сплошные носки и трусы, и ничего больше. Задвигаю ящики, закрываю дверцы и перехожу к маминому столику.

От писка мобильника я подпрыгиваю. В тишине спальни он звучит слишком громко. Новое сообщение, прочту потом. Выключаю телефон и убираю в карман.

Верхний ящик я выдвигаю почти на всю длину. У мамы – полный порядок. Множество коробочек: одни с крышками, другие без. Косметика, серьги и кольца, ленты и заколки. Все очень красивое. Мир в миниатюре или интерьер кукольного дома. Мне незачем что-либо вынимать. Вещи лежат в один слой. Открываю крышки коробочек. Там тоже мамины украшения. Некоторые из них мне знакомы. Например, этот кулон. Его мама надевала к блузе с широким вырезом. И серьги помню. Мне нравилась игра света на их гранях.

Я уже собираюсь задвинуть ящик, как вдруг замечаю то, чего не увидела сразу. У задней стенки из-за коробки с мелкими пуговицами что-то выглядывает. Чуть сдвигаю коробку и вытаскиваю конверт.

Обыкновенный небольшой конверт из плотной коричневой бумаги. На нем – три слова, написанные от руки, дата и инициалы: Найден при Николе. 22.1.2017. К. А. Почерк корявый. Писавший не соединял буквы, отчего те похожи на печатные.

Переворачиваю конверт. Клапан открывали, после чего заклеили лентой. Внутри не лист бумаги, а некий предмет. Дно конверта оттопыривается. Ощупываю его, держа между ладонями, оцениваю вес. Подношу к окну, но бумага слишком плотная, чтобы увидеть содержимое на просвет.

22.1.2017. Мне было почти два с половиной года, и что-то нашли при мне. Вместе со мной. Но где была я, если меня искали?

В мозгу щелкает. Если меня нашли, не означает ли это, что я приемный ребенок?

Ноги подкашиваются. Сажусь на пол. Комната тускнеет, бледнеет и отступает. Ясно видимым остается только конверт в руке. На него я и смотрю.

Найден при Николе.

Разве я могу на этом остановиться? Хуже уже не будет.

Замечаю щелочку с одного края клапана и просовываю туда кончик ногтя. Потихоньку отклеиваю пленку, так, чтобы ее можно было приклеить снова. Бумага конвертика рвется, и я оставляю затею бесследного вскрытия. Интуитивно понимаю, что конвертик все равно не вернется в ящик.

Надрываю бумагу и заглядываю внутрь. Что-то металлическое. Подставляю ладонь, другой рукой трясу конвертик; из него выпадает медальон на цепочке. Он выскользнул бы из ладони, но цепочка наматывается на пальцы, спасая украшение от падения. Теперь оно маленьким маятником раскачивается взад-вперед в луче яркого солнечного света из окна.

А дальше происходит что-то из ряда вон выходящее. Комната исчезает. Пол – тоже. Я падаю, ныряю в нечто. Холод лишает меня дыхания. Погружаюсь в него и попадаю туда, где нет ни света, ни красок. Кто-то говорит: «Вот я тебя и поймал». Можно подумать, мы с кем-то играем. Но рядом нет никого из детей. Голос звучит у меня в голове, и он мне не нравится. Я достигаю дна и вслепую шарю по нему. Рука натыкается на что-то холодное. Холодный камешек. Нет, даже холоднее камешка. Пальцы сжимаются вокруг него, и он запутывается в собственном хвосте…

По лицу текут струйки пота, падают на ладонь. Слышу звук подъезжающей машины. Вскакиваю, спешно задвигаю ящик маминого столика и оглядываюсь по сторонам: не остались ли следы вторжения? Затем быстро ретируюсь. Конвертик зажат в левой руке. Медальон болтается в правой.

У себя в комнате засовываю порванный конверт между матрасом и деревянными планками кровати. Не раздумывая, открываю замок на цепочке и надеваю медальон. Смотрюсь в зеркало. Вырез моей футболки совсем небольшой, пропихиваю под нее медальон и слегка прижимаю цепочку к плечам, чтобы и она не была заметна.

Найдено при Николе. Значит, эта вещица моя? Я вполне взрослая, чтобы носить украшения. Пусть медальон будет моей тайной.

Отец открывает входную дверь, но я не слышу обычного «привет!». Дверь закрывается, собачьи когти царапают плитки… Отец идет в кухню. Я спускаюсь к нему.

Папа сидит ко мне спиной, пиджак висит на спинке стула. Отец развязывает галстук, торопясь его снять.

– Как успехи? – спрашиваю я.

Он поворачивается, и дальнейших вопросов можно не задавать. Выражение его лица красноречивее слов. Глаза полны досады.

– Извини, папа.

– Двести пятьдесят претендентов на три места.

– Я тебя понимаю.

– Мне начинает казаться, что я уже никогда не найду работу.

Его рубашка успела измяться и взмокнуть от пота. В нескольких местах она приклеилась к телу. Отец чувствует себя проигравшим, побежденным. Слова «приемный ребенок» теряют для меня всякий смысл, даже если это и правда. Он мой отец, и я его люблю. Подхожу к папе и обнимаю за талию.

– Когда стану богатой и знаменитой, сделаю тебя своим менеджером. На разных церемониях ты будешь носить в особой шкатулке мои золотые медали.

Отец стискивает мою руку:

– Хорошая работа. И я ее получу. Правда, принцесса? Ты станешь чемпионкой и будешь брать медаль за медалью. И в олимпийскую сборную обязательно войдешь.

Я кладу голову ему на плечо и думаю о том, что отец не пропустил ни одной моей тренировки. Он часами наблюдал за тем, как я плаваю. Конечно, две последние тренировки я скомкала, но знаю: у меня есть потенциал. Я могу показать прекрасные результаты. И сделаю это для своих родителей. Прежде всего, для отца. Чем еще я смогу его поддержать, как не своими успехами?

Медальон, прижатый тканью футболки, вдавливается мне в кожу. Ощущение не слишком приятное, но мне оно нравится. Это моя тайна. Моя.

Глава 5

В бассейне начинаю волноваться. Вдруг и эта тренировка провалится? Что, если я напрасно замахиваюсь на высокие результаты?

– Никола, ты сегодня с нами? – спрашивает Клайв.

– Да.

– Сегодня я буду выжимать из вас все, потому что совсем скоро отборочные соревнования. Кто-то попадет на региональные состязания, а кто-то нет. Сегодня решающий день. Каждой из вас необходимо сосредоточиться. Прислушивайтесь к себе. К телу и к разуму. Только вы способны свести их воедино. Никола, меня встревожили твои результаты на предыдущих тренировках. Не подведи сегодня.

Несколько девочек смотрят на меня. Остальные нарочно отворачиваются. Я и сама знаю, что в прошлый раз все испоганила, и чувствую, все может повториться.

– Заплыв на четыреста метров вольным стилем. Думайте

о форме. Думайте о положении тела в воде. Готовы, девочки? Встать на мостики! Покажем класс!

Жду свистка. Время тянется. Поправляю очки. Гарри сегодня не дежурит. Я одновременно обрадована и огорчена. Судорожно глотаю воздух и вдруг вспоминаю про медальон. Он и сейчас на мне, спрятан под купальником. Ощущаю его через ткань. Почему-то это меня успокаивает. Приятно сознавать, что украшение на мне.

Раздается свисток. Глубоко вдыхаю, вбираю голову в плечи, вытягиваю руки и ныряю. Высокая и худощавая, я рассекаю воду, и ноги заменяют мне рыбий хвост. Теперь пора на поверхность.

«Не выныривай».

Голос в моей голове, сочный и громкий. От его слов у меня сводит спину.

«Оставайся под водой».

Послушно заставляю себя держаться на том запасе воздуха, который еще остается в легких. Сжимаю мышцы живота, толкаю тело вперед. Легкие чувствуют напряжение. Я почти задыхаюсь, когда наконец выныриваю. Поворачиваю голову и жадно глотаю воздух.

«Опускайся глубже. Опускайся».

Это не мои слова. В прошлый раз, когда я старалась быть сама себе тренером (и все испортила), внутренний голос звучал по-иному. Сейчас же он мужской, молодой. Глупо, но я верчу головой по сторонам, ожидая увидеть оранжевое туловище надувной куклы. Его нет. Пытаюсь выбросить из головы мысли о дурацкой кукле.

Руки напряжены. Поочередно взмахиваю ими, загребая воду.

«Расслабься и опустись ниже».

Расслабиться. Какое нелепое слово. Плавание – это сила, порыв, напряжение. Тело преодолевает сопротивление воды и несется вперед. «Расслабиться». Я посылаю приказ к плечам. Он спускается ниже, к локтям, достигает кончиков пальцев. Чувствую, что мои руки становятся длиннее. В них прибавляется силы. Плыть становится легче. Я больше не сражаюсь с водой.

«Доверяй воде».

Это не соревнование на время, хотя мы всегда соревнуемся. Снова вынырнув за воздухом, осматриваюсь. Сегодня я не тащусь в хвосте, двигаюсь в общем потоке. Сейчас будет поворот. Перекувыркиваюсь, чувствую спиной стенку, отталкиваюсь и плыву дальше.

«Не выныривай».

И опять я заставляю себя пробыть под водой дольше. Потом выныриваю, поворачиваю голову влево. Кристи плывет через две дорожки от меня. Я отстаю от нее всего на пару метров.

«Расслабься. Доверяй воде».

Должно быть, о том же говорил и Клайв, когда рекомендовал нам разговаривать со своим телом. Он прав: тренер не может уследить за всеми и постоянно давать подсказки каждой из нас. Я нашла тренера внутри себя. Нашла свой голос. Возможно, он кажется незнакомым, чтобы легче было воспринимать его слова всерьез.

«Доверяй воде. Доверяй мне».

Сегодня все дается мне гораздо легче. Это не значит, что я вообще не прилагаю усилий. Прилагаю, но значительно меньше. Руки и ноги уже не ощущаются палками. Они удивительно гибкие. Я наслаждаюсь их движениями.

Снова поворот. Я почти сравнялась с Кристи.

«Опустись глубже».

Я сама определяю, как глубоко следует опуститься. Я нашла ритм. Выныриваю после каждого пятого гребка, поворачивая голову то влево, то вправо. После шестого прохода я вырываюсь вперед и чувствую всплеск адреналина. Головы девчонок больше не мелькают впереди. Только водный простор. Он – мой. Бассейн принадлежит мне.

Шестнадцать проходов – и ни капельки усталости. Чувствую, что смогла бы плавать целую вечность. Продолжаю двигаться в новом ритме, по-новому управляя телом. Вот и финальная стенка. Высовываю голову, оглядываюсь. Кристи тоже закончила дистанцию. Интересно, раньше меня или позже? Остальные приходят на одну-две секунды позже.

Клайв смотрит на секундомер. Поднимаю голову к трибуне. Отец ликует. Заметив мой взгляд, он поднимает большие пальцы.

Клайв наклоняется, кладет мне руку на плечо:

– Об этом я и говорил!

Я все еще тяжело дышу. Воздух сильно пахнет хлоркой.

– Что изменилось? – спрашивает тренер.

– Я слушала. Прислушивалась к себе.

– Да-а-а-а! Я знал, что у тебя получится.

Он поднимает правую руку. Я поднимаю свою и слегка ударяю по его ладони. Обычный жест приветствия. Я улыбаюсь, но улыбка гаснет при виде вытянутых лиц девчонок. Не хочу, чтобы они портили мой маленький праздник. Я погружаюсь под воду и смотрю вперед, пытаясь увидеть противоположную стенку.

«Мы это сделали».

Тон мужского голоса настораживает меня, но ненадолго. Всматриваюсь в лазурь воды – не блеснет ли оранжевая кукла. Лицо, лишенное человеческих черт. Полутело. Это она… он разговаривает со мной? Дурацкая мысль, но такой возможности я не исключаю.

Однако в воде нет никакой куклы. Только наши девчонки барахтаются возле глубокого конца. Только вода. Конечно же, пластиковая кукла не могла разговаривать. Голос звучал не извне, а в моей голове. Голос подсознания, или как это еще называется? Часть меня, стремящаяся к победе.

Выныриваю. Клайв дает новое задание: плавание на спине.

Я держусь за стенку и поджимаю ноги. Жду, когда Клайв подаст команду. Забрасываю руки за голову, отталкиваюсь от стенки и молочу по воде ногами, представляя, что они рыбий хвост.

«Не выныривай. Оставайся под водой».

Опять этот голос.

Не скажу, что плавание на спине – мой любимый стиль. Не сильна я в нем. Но сейчас у меня появляется уверенность, что и здесь я добьюсь успеха. Я способна на большее.

Я смогу победить.

Глава 6

– Кто-нибудь расскажет мне, что там случилось?

Мы сидим в гостиной. Маме пришлось забирать отца из отделения полиции, куда его отвезли из-за «инцидента с водяными пистолетами». Он позвонил ей на работу, и мама примчалась домой, взяла машину и поехала за ним.

– Смелее! Рассказывайте, как у вас съехала крыша и вы устроили разборку с сопляком. Может, вы еще где-то отличились, о чем из скромности молчите? Скажем, банк ограбили. Или магазин. А?

Гнев, который маме удавалось сдерживать, достиг точки кипения и выплеснулся наружу. Перепуганная Мисти выползает из комнаты, поджав роскошный хвост. Мы с отцом смотрим в пол, на руки, в окно. Только не друг на друга и не на маму. Я чувствую себя виноватой, но тоже начинаю сердиться. Почему мама все подает так, будто мы с отцом вдвоем трясли несчастного мальчишку?

– Я… немного не сдержался, – бормочет отец.

– Немного? Да ты вцепился в мальчишку! На улице, где полным-полно свидетелей! О чем ты думал? Что с тобой происходит, Кларк? Тебе тридцать два года. Когда ты повзрослеешь?

– Они залили нам весь салон. Облили Ник. Меня. Все лицо. Вода попала мне на лицо…

Почему-то отец подчеркивает, что ему забрызгали лицо.

– Но они дети.

– Они выстрелили мне в глаза. Водой…

– Кларк, тебя зациклило на воде! Ты ведешь себя глупо!

– А что у папы связано с водой? – спрашиваю я.

– Ничего, – хором отвечают родители.

– Как это ничего? – (Теперь они молчат.) – Вы не хотели, чтобы я училась плавать. Вам не нравятся водяные пистолеты. А папа… – Прикусываю язык, чтобы не выболтать про файлы на его компьютере. – Он без конца слушает по радио новости об утонувшей девочке. Так что происходит? Только не говорите: «Ничего». Я уже вышла из возраста, когда мне можно задурить голову. Я вас серьезно спрашиваю: что у папы связано с водой?

Родители долго смотрят друг на друга.

Потом мама говорит, очень медленно:

– У папы… странное отношение к воде. Оно… совершенно нелогично. Что-то вроде обсцессивно-компульсивного

синдрома.

Она кивает отцу, и тот продолжает:

– Это моя проблема. Мне нужно с ней разобраться, и я разберусь. Если понадобится, с помощью психолога. Простите, что втянул вас обеих. Особенно тебя, Ник.

Мама обнимает отца за плечи.

– Все будет хорошо, – обещает она. – Ник, иди к нам.

Она протягивает мне левую руку, раскрывая объятия. Я расслабляюсь, позволяю себя обнять. Потом и сама обнимаю родителей. Я хочу, чтобы все у нас было хорошо. Как раньше. Чтобы ничего не менялось.

Мы так стоим минуту или две, прежде чем мама со вздохом расцепляет руки:

– Устала я сегодня. И жара доконала. Приму холодный душ, если это поможет.

– Что будет дальше? – спрашиваю я. – В смысле, что сказали в полиции?

– Пока ничего. По их словам, они взяли отца на заметку и собирались побеседовать с ним еще раз. Но мы должны держаться вместе. Мы поможем папе. Не исключено, что полицейские решат поговорить и с тобой.

– Пусть говорят, – машинально отвечаю я и тут же настораживаюсь. – Я не хочу… то есть я не знаю, что им отвечать.

Мама гладит меня по волосам, как в детстве:

– Не бойся. Я буду рядом. Закон запрещает расспрашивать несовершеннолетних без присутствия родителей. Скажешь им правду, она всегда лучше разных придумок. – Мама подходит к лестнице, затем оборачивается. – Надеюсь, я знаю все подробности вашей «войны»?

Папа переминается с ноги на ногу.

– Все, – не слишком уверенно произносит он. – Я ничего не утаил. – Кривится и поднимает руку с тремя растопыренными пальцами. – Честное скаутское.

Мама улыбается и идет наверх. Но меня папино «честное скаутское» не слишком убеждает. Его лицо сказало больше.

Вернувшись к себе, включаю ноутбук. В сказку об обсцессивно-компульсивном синдроме я не верю. Почему же эта гадость не проявлялась раньше? Что-то здесь не так. Нахожу электронное письмо, отправленное себе, открываю вложение: файл «Утонувшие».

Просмотрим список еще раз. Свежим взглядом.

Я начинаю сверху, пытаясь составить общую картину. Или найти общую закономерность. Знакомые столбцы с именем, возрастом, местом и обстоятельствами смерти. Внимательно просматриваю каждый, замечаю нечто любопытное. Я думала, все погибшие разного возраста. Теперь вижу: вразнобой тонут только мужчины. Данные по утонувшим девчонкам я выделяю бирюзовым фоном. Картина сразу становится очень четкой: всем им было по шестнадцать лет.

Это уже что-то. Создаю новый документ, копирую туда таблицу и убираю из нее мужчин и парней. Передо мной данные по сверстницам, которые в течение года утонули в разных районах Англии. Должно быть, я сейчас повторяю отцовские поиски. Ввожу их имена в «Гугл», читаю материалы. И вдруг… еще одна особенность. Имена и лица! Все они азиатки или полукровки. Я ведь тоже полукровка.

Тринадцать девчонок.

И все мертвы.

Открываю отцовскую карту, всматриваюсь в нее. Рядом с булавками проставлены даты. Такое ощущение, что трагедии, начавшиеся в разных местах, постепенно приближаются к нашему городу.

Мне становится не по себе. Тошно просто. Мне не нравится в этой ситуации абсолютно все: и отцовская коллекция историй об утонувших девчонках, и то, что я тоже их читала.

Отворачиваюсь от экрана. Чушь какая-то. Если вдуматься, все тринадцать смертей – результат несчастного случая. Конечно, это не делает их менее ужасными и печальными.

Но мой отец почему-то не считает эти смерти случайностями.

Я чего-то не понимаю. Или не хочу понимать.

С досады захлопываю крышку ноутбука.

Глава 7

В раздевалке тихо. Все думают лишь об одном: о сегодняшних отборочных соревнованиях. Я стараюсь держать себя в руках, но все равно волнуюсь. Я не сомневаюсь, что приму участие в командном заплыве на четыреста метров вольным стилем, однако этого мало. Хочу пробиться в индивидуальные соревнования на этой дистанции. В прошлый раз я сравнялась с Кристи. Теперь должна показать лучший результат.

Кристи – сама невозмутимость. Она спокойно убирает волосы под шапочку. Никаких признаков нервозности. Встаю рядом с ней перед зеркалом. Места хватает для обеих, но она, уходя, задевает меня локтем.

– Извини, – бормочу я, словно это я заняла слишком много места.

Жду, что она тоже извинится и мы улыбнемся. Подумаешь, с кем не бывает? Но она не извиняется и не улыбается.

– В прошлый раз я дала слабину, – отчеканивает Кристи. – Будто проклял кто. Но сегодня я в отличной форме, ты меня не обгонишь.

Она не ждет ответа, демонстративно выходит из раздевалки, оставляя меня стоять с разинутым ртом. Девчонки слышали ее слова, однако промолчали. Никто не смотрит в мою сторону. Что ужасного я сделала? Разве у всех нас не одна и та же цель – плавать быстрее и стараться стать лучшими?

Когда я пришла в команду, меня встретили очень тепло. Я сразу почувствовала себя членом команды. Наверное, поначалу они не видели во мне соперницу. Я младше их. На тренировках была в отстающих. Извините, девочки, но ради вас я не собираюсь и дальше плестись в хвосте. Я не намерена ухудшать свои результаты ради Кристи, Нирмалы или кого-то еще. Не моя вина, если от этого пострадает их самолюбие, я не нанималась ублажать их эго.

Напоследок еще раз смотрюсь в зеркало. Медальон чуть выпирает под тканью костюма. Инстинктивно касаюсь его.

Найдено при Николе.

Меня пробирает дрожь. Что на самом деле означают три этих слова? Какая история скрывается за ними? Расспрашивать родителей я больше не рискую, но мне очень недостает человека, у которого можно было бы спросить.

– Ник, ты идешь?

Оборачиваюсь, раздевалка пуста. Нирмала вернулась за мной, стоит в дверях.

– Конечно. Спасибо, Нирмала.

Торопливо иду по серым плиткам пола мимо душевых, миную коридорчик, дверь которого ведет в плавательный зал. Сегодня дежурит Гарри. Он замечает меня и подмигивает. Честное слово, мне не показалось. Он подмигнул!

– Займитесь разогревом, девочки, – распоряжается Клайв. – Соревнования начнутся через двадцать минут.

Ныряю в бассейн. Мне выделили дорожку, соседнюю с Кристи. Она уже сделала один проход и теперь плывет назад. «Это еще не состязания, – успокаиваю себя, – лишь обычный разогрев». Нужно плыть в своем ритме, разминать руки и ноги, готовить мышцы.

Я начинаю медленно. Как у нас говорят, «чувствую воду». Где-то посередине обгоняю Кристи. Она плывет по своей дорожке, я – по своей. Она будто не узнает меня, на лице – ноль эмоций. Да уж, умеет она отключаться от внешнего мира и сосредоточиваться на главном. Мое внимание, увы, рассеяно по всему бассейну. И мысли тоже. Я думаю о Кристи и о других девчонках. О полиции. Об отце. Об утонувшей Самми…

«Забудь о них. Не распыляйся».

Голос вернулся.

«Ты здесь и сейчас. Вот что важно».

Голос прав. Нужно обуздать хаос мыслей. Какое мне дело до Кристи и до всего прочего?

Напряжение постепенно сходит на нет, плечи расслабляются. Главное сейчас – войти в ритм движения. И постепенно я вхожу.

«Так лучше».

До противоположной стенки – пять или шесть метров. И вдруг под собой, на дне, я замечаю фигуру. У меня живот завязывается в тугой узел.

Кто это? Наша девчонка, решившая нырнуть на дно?

Фигура неподвижна.

Лежит на дне.

Бледная.

Безжизненная.

Я высовываю голову из воды, набираю воздуха, затем пригибаюсь и плыву ко дну. Неужели я проплыла мимо него?

Поворачиваюсь – никого. Над головой – водная рябь, поднятая девчонками. На дне тихо. Здесь я одна.

Парень – я уверена, что видела парня, – исчез.

Выныриваю и плыву вдоль бассейна. Верчу головой, разыскивая парня, который, возможно, сидит на кромке или бредет к раздевалке. Отец, как всегда, на галерее. Клайв – у мелкого конца, с неизменным пюпитром в руках. Он поглядывает на меня. Гарри – на спасательском насесте, тоже наблюдает за мной. Но это же его работа – следить, чтобы в бассейне не было несчастных случаев. Гарри наверняка видел парня.

Выбираюсь из воды. Встаю на ноги. Чувствую, что отец, Клайв и Гарри с удивлением следят за мной. И есть отчего недоумевать: вместо разогрева я иду вдоль бассейна.

– Гарри, ты сейчас видел парня?

Он наклоняется, светлые волосы лезут ему в глаза. Гарри трясет головой и одной рукой придерживает челку.

– Что?

– Я видела в бассейне парня. На дне. И подумала, что он… Я подумала…

Спасатель качает головой и улыбается:

– Малышка, сейчас время девчоночьих состязаний. Никаких парней тут нет и быть не может. Ты и сама знаешь.

– Но я его видела. Я…

Гарри сбегает по ступенькам и останавливается передо мной. К нам приближается Клайв.

– Разве меня тебе мало? – шепотом спрашивает Гарри. – Тебе не нужны другие парни.

Я краснею.

– Все в порядке? – на ходу спрашивает Клайв.

– Да… Нет. Мне показалось, я кого-то видела на дне бассейна, возле глубокого конца. Мальчишку.

– Маленького? Ребенка?

– Нет, подростка. Примерно моего возраста. Мне так показалось. Я не приглядывалась.

Клайв всматривается в воду:

– Я никого не вижу. А ты, Гарри?

– Не-а. Нет на дне никаких мальчишек и быть не должно.

– Но я же его действительно…

Теперь я и сама начинаю сомневаться. Видела ли я его? Правда ли это было человеческое тело? Может, померещилось? Я стою, что-то бормочу в свое оправдание и опять выставляю себя дурой.

– Ник, это от перенапряжения. Девочки вовсю разогреваются, а ты понапрасну тратишь время. Потом окажешься в невыигрышном положении. Потренируйся лучше.

Да-да, конечно.

На моих щеках можно жарить яичницу. Все думают, что я свихнулась. Подняла шум на пустом месте. Клайв возвращается к мелкому концу. Гарри кладет мне руку на плечо.

– Все нормально? – спрашивает он, сочувственно улыбаясь, отчего мне становится еще хуже.

– Да, – выдавливаю я и иду к своей дорожке.

Я стою на кромке, смотрю вниз. Вода прозрачна, никаких теней, притаившихся на дне, никаких тел. Ныряю в воду, ее прохлада сейчас как нельзя кстати.

Мне отчаянно хочется, чтобы окружающий мир отодвинулся подальше. Хочу слиться с водой – она и я, и больше никого. Хочу полностью выключить разум и передать управление телу.

«Отпусти. Отпусти все».

Да. Нужно все отпустить.

«Доверяй воде. Доверяй мне».

Я так и делаю. Верю голосу внутри меня. Плыву, регулярно выныривая за очередной порцией воздуха, проходы даются мне без усилий.

Когда звучит свисток Клайва, я ощущаю себя готовой к соревнованиям.

Занимаем места на мостиках. Кристи возится с резинкой очков. Наверное, она все-таки нервничает.

Свисток! Начало состязаний. Я спокойно ныряю и проплываю на пару метров больше обычного. Выныриваю, глотаю воздух. Я уже нашла свой совершенный ритм. Сегодня даже краем глаза не слежу за девчонками. Я состязаюсь сама с собой. Проход за проходом.

«У тебя получится».

Осталось два прохода. Вынырнув за воздухом, оцениваю обстановку слева, ныряю, делаю пять гребков, снова выныриваю и поворачиваю голову вправо. Моя единственная соперница – Кристи. Остальные отстали. Мы идем вровень. Если сделать стоп-кадр, покажется, будто мы просто лежим на воде, почти лицом к лицу, вытянув тела.

Мне становится неуютно от столь близкого соседства. Я и она. Личное соперничество. Нечто вроде бесконтактного кулачного боя.

Короткая мысль сбивает меня с ритма, скорость чуть падает. Кристи вырывается вперед.

«Нет! Не дай ей победить!»

Кристи раньше меня делает поворот. Я только сейчас перекувыркиваюсь, изгибаю спину и отталкиваюсь ногами. Моя голова – на уровне ее бедер. Кристи опережает меня на метр.

«Ты можешь ее обойти! Это тебе по силам!»

Легкий, расслабленный ритм, в котором я сделала столько проходов, исчез. Волна адреналина отзывается напряжением в руках и ногах, но я не возражаю. Все четырнадцать проходов мною управляло дзэновское чувство единения с водой, немного агрессивности в конце может оказаться очень кстати.

«Вперед! Вырывайся вперед!»

Пытаюсь не думать о Кристи, но она рядом.

«Забудь о ней! Достигни стенки! Стена совсем близко!»

Отчаянно работаю ногами, толкаю тело вперед. На каждом гребке я стремлюсь максимально вытянуть руку и пальцы.

Касаюсь стены и смотрю на Клайва. Кажется, мы с Кристи доплыли одновременно, но так не бывает, всегда есть разница. Я тяжело дышу. Даже в воде чувствую, как горят мои руки и ноги.

Мучительный момент затягивается. В ушах громко стучит кровь, словно тиканье взбесившихся часов. Этим звуком заполнена вся голова. Наступает момент, как в реалити-шоу, когда специально приглушают свет. Ведущий нарочно выдерживает паузу, прежде чем объявить, кто останется, а кто отправится домой. Сейчас меня разорвет от затянувшегося ожидания. И именно тогда Клайв отрывает взгляд от секундомера и поднимает голову:

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (http://www.litres.ru/reychel-uord/rozhdennaya-vodoy/?lfrom=931425718) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

notes

Примечания

1

Пункты сбора, куда привозят продукты с оканчивающимся сроком годности, чтобы затем раздать нуждающимся. – Прим. перев.