Семь самураев СССР. Они сражались за Родину читать онлайн - Дмитрий Лобанов

Семь самураев СССР. Они сражались за Родину"

Дмитрий Викторович Лобанов

Сверхдержава

Двадцать лет назад было разрушено одно из самых мощных государств в мировой истории – Союз Советских Социалистических Республик. Не стало империи, занимавшей одну шестую часть суши, с передовой наукой и промышленностью, мощной армией и флотом. Империи, с которой считались все мировые державы. Союз был не только разграблен внешними и внутренними врагами, но и посмертно оклеветан ими.

Это случилось 8 декабря 1991 года в Беловежской пуще, где были подписаны так называемые Беловежские соглашения. Эти соглашения были ратифицированы Верховным Советом РСФСР 12 декабря 1991 года. Из двухсот пятидесяти депутатов против ратификации проголосовали всего семь: С. Н. Бабурин, В. А. Балала, В. Б. Исаков, П. А. Лысов, И. В. Константинов, Н. А. Павлов, С. А. Полозков. Семь из двухсот пятидесяти! В атмосфере колоссального давления и угроз эти люди не испугались и поступили так, как считали нужным, как подсказала совесть! Они были последними, кто боролся за СССР, кто сражался за Родину!

Спустя двадцать лет наши герои рассказывают о тех драматических событиях, анализируют последствия разрушения СССР, прогнозируют сценарии будущего России.

Для всех кто интересуется историей СССР, России, кому не безразлична судьба нашего Отечества.

Дмитрий Лобанов

Семь самураев СССР. Они сражались за Родину!

© Д. В. Лобанов 2012

© Книжный Мир 2012

* * *

Посвящаю моим родителям:Лобановым Виктору Ивановичу и Людмиле Павловне, подарившим мне счастливое детство и юность.

Автор выражает благодарность своему учителю и старшему товарищуПавлову Николаю Александровичуза помощь и личное участие в подготовке настоящего издания.

Почему самураи?

Прежде всего, следует признать, что крушение Советского Союза было крупнейшей геополитической катастрофой века. Для российского же народа оно стало настоящей драмой. Десятки миллионов наших сограждан и соотечественников оказались за пределами российской территории. Эпидемия распада к тому же перекинулась на саму Россию.

    Владимир Владимирович Путин

Двадцать лет назад было разрушено одно из самых мощных государств в мировой истории – Союз Советских Социалистических Республик. Гибель советской цивилизации – катастрофа мирового масштаба. Не стало империи, занимавшей одну шестую часть суши, с передовой наукой и промышленностью, мощной армией и флотом. Империи, с которой считались все мировые державы. Погибла страна, разбившая фашистские орды, первая в мире покорившая космос и атомную энергию. Ушло в прошлое государство ученых и естествоиспытателей, художников и писателей, творцов и героев.

Это случилось 8 декабря 1991 года, когда в Беловежской пуще в обстановке обильного застолья Ельцин, Шушкевич и Кравчук подписали смертный приговор СССР – так называемые Беловежские соглашения. Соглашения были ратифицированы Верховным Советом РСФСР 12 декабря 1991. Из двухсот пятидесяти депутатов против ратификации соглашений проголосовали всего семь: С. Н. Бабурин, В. А. Балала, В. Б. Исаков, П. А. Лысов, И. В. Константинов, Н. А. Павлов, С. А. Полозков. Семь из двухсот пятидесяти! В атмосфере колоссального давления и угроз депутаты не испугались и поступили так, как считали нужным, как подсказала совесть. Они были последними, кто боролся за СССР, кто сражался за свою Родину.

Идея создать интернет-ресурс и книгу родилась у меня и pr-менеджера нашего издательства Сергея Харцизова, когда мы обсуждали трагические последствия разрушения СССР, в преддверии грустного юбилея. Виделась журналистская работа, состоящая из интервью с участниками событий и собственного рассказа о Советском Союзе. Предполагалось, что название книги вызовет массу споров и замечаний – шесть или семь, почему «самураи». В открытых источниках фигурируют две цифры: шесть и семь. То, что семь депутатов голосовали против ратификации, указывают в своих статьях В. Прибыловский, Г. Точкин, А. Бабушкин. Однако Сергей Лебедев в книге «Русская идея и русское дело» говорит о шести депутатах: С. Н. Бабурин, В. Б. Исаков, П. А. Лысов, И. В. Константинов, Н. А. Павлов, С. А. Полозков. О шести героях говорит в нижеприведенном интервью и Сергей Николаевич Бабурин. На мой взгляд, разночтения появились из-за множества голосований, проходивших в тот драматический для страны период. В книге «Расчлененка. Кто и как развалил СССР» Владимир Исаков приводит результаты поименного голосования по вопросу принятия постановления о ратификации Соглашения о создании СНГ. Там фигурируют шесть фамилий. Но было предыдущее голосование по вопросу утверждения проекта постановления о ратификации Соглашения о создании СНГ. По мнению В. Прибыловского, Г. Точкина, А. Бабушкина именно против него голосовал Виктор Алексеевич Балала. Выбрасывать из истории мужественный поступок этого человека было бы несправедливо. Таким образом, к шести «самураям» добавился седьмой. В данном проекте основное внимание уделяется живому общению, с теми, кто пытался сохранить нашу страну. Анализ стенограмм и постановлений съезда отодвинут на второй план.

Почему же мы называем этих русских людей «самураями»? Не секрет, что японские воины-аристократы самураи стали для всего мира воплощением идеи преданности и служения. Самураи были готовы умереть, но не сдаться. В своём очерке «Бусидо и русский путь» доктор политических наук, депутат Государственной думы 4-го созыва Андрей Савельев так характеризует понятие «самурай»: «Самураи – аналог русских дружинников, позднее – дворян. Изначально слово «самурай» означало служение «великому человеку» своим мечом. За службу самураи наделялись уделами – как изначально и русские дворяне. Только для самураев служба оставалась до конца существования этого сословия главным источником жизни. Никакой «вольности» самураи не получали, праздности в родовых поместьях не предавались и всегда оставались служилым сословием со строгой внутренней иерархией и ритуалами почтительности низших к высшим и высших к низшим. Имея в виду иерархию, поднимающуюся до Господа, мы не можем пренебрегать уроками долга и служения, которые дает нам история самураев и этика бусидо. Понять бусидо – это понять подвиг. А подвиг тиражировать невозможно». Вот и мы решили использовать этот термин для обозначения подвига людей, отважившихся в самый тяжёлый для страны момент сохранить свою верность и не предать её. Они пошли против всех, они не соблазнились посулами нового времени, которое уже надвигалось и обещало много благ тем, кто быстро сменит флаги. Семеро против всех. Безотносительно того, правильным или неправильным был их поступок, его можно считать подвигом.

Безусловно, людей, пытавшихся сохранить страну, было гораздо больше. Эта книга повествует лишь о семи наиболее ярких из них. Спустя двадцать лет герои, сражавшиеся в парламентских баталиях за Советский Союз, рассказывают о тех драматических событиях, анализируют последствия разрушения СССР, прогнозируют сценарии будущего России. Беседы веду я, Дмитрий Лобанов.

Бабурин Сергей Николаевич

Биография

БАБУРИН Сергей Николаевич

Ректор Российского Государственного

торгово-экономического университета, председатель Российского общенародного союза.

Родился 31 января 1959 г. в городе Семипалатинске. Вырос на севере Омской области в старинном городе Таре, там закончил в 1976 г. среднюю школу. В 1981 году окончил юридический факультет Омского государственного университета (ОмГУ).

В 1981–1983 гг. – служба в Вооруженных Силах СССР, последний год служил в частях ограниченного контингента советских войск в Афганистане, имеет награды.

После армии – преподаватель ОмГУ, затем поступает в аспирантуру Ленинградского государственного университета, в 1986 году защищает кандидатскую диссертацию. Работал в Омском государственном университете, занимал должности доцента, заместителя декана, декана юридического факультета.

С 1990 по 1993 год – народный депутат РСФСР, член Верховного Совета Российской Федерации.

Был единственным членом Верховного Совета России, выступившим 12 декабря 1991 года на сессии парламента против ратификации «беловежских» соглашений. Голосовал против их ратификации.

В декабре 1991 г. становится председателем Координационного Совета движения Российский общенародный союз (РОС), с 1994 г. – Председатель Российского общенародного союза как политической партии. Сопредседатель Фронта Национального Спасения с момента создания и до июля 1993 г.

В сентябре 1993 г. осудил государственный переворот Б. Ельцина, оставался до последнего дня в осажденном Доме Советов, при разгроме парламента подвергся избиениям и кратковременному аресту.

1993–2000 гг. – депутат Государственной Думы Федерального Собрания Российской Федерации первого и второго созывов. 1994–1995 гг. – член Комитета по делам общественных объединений и религиозных организаций. 1996–2000 гг. – заместитель председателя Государственной Думы, сопредседатель депутатской группы «Народовластие», депутат и заместитель председателя Парламентского Собрания Союза Беларуси и России, председатель Комиссии по вопросам формирования Союзного государства Беларуси и России.

С 1999 г. – Председатель Попечительского совета Уголовно-исполнительной системы, занимающейся нуждами осужденных и лиц, работающих в местах лишения свободы.

С 1996 г. добивался отставки правительства В. Черномырдина. В 1999 г. голосовал за отрешение от должности Президента России Б. Ельцина по всем пяти пунктам обвинения.

В декабре 2001 г. на Учредительном Съезде Партии Национального Возрождения «Народная Воля» избран ее председателем. В 2007 г. партия переименована в Политическую Партию «Народный Союз».

Доктор юридических наук (1998 г.). С 1999 г. – профессор кафедры юридического факультета Омского государственного университета, директор (с 2000 г. – президент) Института национальной стратегии реформ, одновременно с мая 2000 г. по август 2002 г. – заместитель директора Института социально-политических исследований РАН. В 2000–2001 гг. – заведующий кафедрой правовых и гуманитарных проблем национальной безопасности Института прав человека МГСУ, с 2001 г – профессор кафедры теории и истории государства и права МГУК.

Одновременно с мая 2000 г. – адвокат, а с августа 2001 г. по январь 2003 г. – председатель президиума Межрегиональной коллегии адвокатов помощи предпринимателям и гражданам. С 2003 г. – председатель президиума Союзной коллегии адвокатов.

С августа 2002 г. ректор Российского государственного торгово-экономического университета (РГТЭУ).

С сентября 2003 г. – сопредседатель Высшего Совета избирательного блока «Родина» (народно-патриотический союз).

Декабрь 2003 г. – декабрь 2007 г. – депутат, а с 2004 г. – заместитель Председателя Государственной Думы ФС РФ 4 созыва.

С декабря 2007 года (после избрания нового состава Государственной Думы РФ, к участию в выборах которой его партия не была допущена Избиркомом РФ) вернулся на должность ректора Российского государственного торгово-экономического университета.

Заслуженный деятель науки Российской Федерации.

Женат, имеет четверых сыновей.

Это не остановило катастрофы

Д. В. Лобанов: Сергей Николаевич, чем для Вас был Советский Союз?

С. Н. Бабурин: Это была Родина. Это было то общество, без которого жизнь не мыслилась. Это был определенный стандарт нравственных отношений с близкими, знакомыми. Это были Вооруженные Силы Советского Союза, в которых я служил срочную службу. Это был тот мир, в котором каждый из нас жил. И, если говорить честно, то до 1991 года вряд ли кто, по крайней мере, за себя отвечаю точно, делал серьезное разделение между обществом и государством, как это делают ученые. Психологически для людей это было единым образованием. И поэтому гибель Советского Союза как государства для меня, как и для очень многих людей в нашей стране, означала катастрофу вселенского масштаба, обрушение устоев, без чего не мыслилось существование.

Да, недостатки были. В отличие от очень многих, для меня «Перестройка» не принесла откровений о сталинских репрессиях, потому что я вырос в Сибири, на севере Омской области, и со времен отрочества общался с теми, кто сидел, и с теми, кто сажал. И, вы знаете, отношения между ними были весьма своеобразными и далеко не однозначно конфронтационными. Это часто были отношения таких раздосадованных единомышленников. Я до сих пор помню своего земляка, ветерана Гражданской войны, вступившего в комсомол в 1919 году, который в 1937 году в нашем же маленьком городе был оперуполномоченным НКВД. Он начал ухлестывать за находившейся в ссылке сестрой Тухачевского, узнав о чем, начальник райотдела вызвал его и сказал: «Ты выбирай: либо бабы, либо партбилет». Он говорил, что почему-то в той ситуации выбрал партбилет. Я с ним был знаком уже в 1970-е годы, когда он был исключен из партии в связи со своей девятой свадьбой, когда он девятый раз женился. Хотя, с точки зрения партийной идеологии, к нему не было замечаний. Он очень своеобразно рассказывал и о войне, и о репрессиях – без эмоциональной окраски, но с подробностями.

Может быть, поэтому я заинтересовался теми годами и именно поэтому в 1977 году писал письмо Брежневу с предложением реабилитировать Бухарина, Рыкова, Зиновьева и других. Я считал, что Советский Союз имеет много проблем: имеет проблемы в экономической системе, имеет проблемы с однопартийным монополизмом. Но это всё было устранимо, это всё можно было реорганизовать.

Д. В. Лобанов: Советский Союз был мировой сверхдержавой, имел вторую экономику мира, мощнейшую армию, передовую науку. Как Вы думаете, что привело к распаду страны? Можно, наверное, выделить внешние причины и внутренние.

С. Н. Бабурин: Терпеть не могу слово «распад». Не было распада страны, страну разрушили. Распад – это что-то происходящее самопроизвольно, а гибель СССР самопроизвольной не была. Это была гибель. Для характеристики причин требуется, конечно же, отдельный серьезный анализ. Скажу лишь, что были внешние причины и были внутренние факторы, которые помогли внешним причинам стать эффективными. Среди внешних причин, конечно же, главная – это работа наших недругов, которые хотели уничтожить не просто страну социализма, а геополитического конкурента, ту историческую Россию, которая переболела марксизмом-ленинизмом и могла обрести совершенно новое уникальное качество социально

справедливого государства уже без издержек марксизма-ленинизма, как в свое время Русь переболела Византийским христианством. Ведь Православие на Руси в значительной степени иное, чем Православие в Византии.

А в качестве внутренних факторов, которые помогали внешним причинам крушить СССР, – это, конечно, кризис экономической системы, кризис плановой экономики, это, конечно, социально-духовный кризис общества. И то, что нас исторически отгоняли от нашего культурного и духовного наследия и пытались через светское государство покончить и с православной традицией, и с национальными традициями – это всё вызвало спонтанную реакцию и привело, в конце концов, к тому, что общество стало избавляться от государства, несоответствующего критериям общественного развития. Но разрушение государства, еще раз подчеркиваю, могло быть плановым демонтажем, за что выступали и я, и многие другие, в том числе Союзное правительство во главе с Рыжковым. Плановым демонтажем – одновременно с созданием других структур государства, а не отказом от государственных форм и разрушением такого важнейшего элемента государства, как территория. Ведь трагедия 1991 года – не в ликвидации высших органов власти СССР, а в разрушении территории, в разрушении и расчленении единого многонационального русского народа, в результате чего народ стал разделенным. Вот в чем главная трагедия.

Депутаты Верховного Совета С. Н. Бабурин и Н. А. Павлов

Д. В. Лобанов: Позвольте еще несколько слов по поводу внешних и внутренних причин. Мне кажется, дело еще и в том, что Советский проект предложил другую модель государства и общества по сравнению с западной. На сегодняшний день мало кто помнит, почему мы отмечаем Первое мая. А дело в том, что первого мая более ста лет тому назад была расстреляна мирная демонстрация рабочих в Чикаго, боровшихся за свои права, в частности, за установление 8-часового рабочего дня. Поэтому тот средний класс, который сегодня так благополучно и комфортно существует в США и в Западной Европе, как мне кажется, появился во многом благодаря Советской модели общества, её конкуренции с западной моделью общественного устройства. То есть Советский проект предложил некую новую модель общества, с которой были вынуждены конкурировать.

С. Н. Бабурин: Совершенно точно.

Д. В. Лобанов: А что касается внутренних причин, то хочется еще задать вопрос по поводу нашей элиты. Не были ли случившиеся перемены вызваны желанием советской элиты?

С. Н. Бабурин: Вначале о проекте. Вы совершенно правы, когда говорите, что та модель общественного устройства, которая в упрощенной схеме называется советским социализмом, – это была модель некой особой цивилизации в человеческой истории. И на сегодняшний день мы ведь не превзошли эту цивилизацию ни по нравственным, ни по экономическим, ни по каким-то иным показателям. Напротив – произошла деградация экономики и общества. И мы убедились, что развитие человечества это не только прогресс, но и регресс, иногда колоссальный.

Во-вторых, что касается роли элиты. На мой взгляд, правы те, кто говорит, что элита сформировала большие теневые финансовые ресурсы и захотела их легализовать. Но они преувеличивают значение этого фактора. Да, действительно у нас большинство олигархов – это дети, племянники или какие-то ближайшие родственники бывших партийных и хозяйственных воротил. Но более важным фактором, на мой взгляд, было то, что общество на протяжении двух поколений жило в бесконфликтной среде. Поколение ветеранов – участников Великой Отечественной войны стало сходить с активной жизненной сцены, они стали переходить в пенсионный возраст в 1980-1990-х годах, а их дети уже в 1950-1960-е годы жили по логике Гегеля на отрицании отрицания. И внуки во многом прошли через школу хиппи, через школу диссидентствующей фронды. Это была фронда, а не попытка реально что-то изменить, это была попытка противопоставить себя, свою якость. Они думали, что мир дан во веки веков, что безоблачное небо всегда безоблачно, что все войны происходят где-то далеко, их невозможно было представить в наших домах…

И вот это благолепие привело к тому, что общество оказалось не готово к испытаниям. Расслабление, которое произошло в общественном сознании, сыграло злую шутку с обществом. Неумение мобилизоваться и отразить угрозу – вот что произошло. А в это время, время отсутствия мобилизации в обществе, на нескольких ключевых постах оказались агенты влияния другой цивилизации или просто политические ничтожества. Это решило всё. Стало последней точкой.

Д. В. Лобанов: Давайте перейдем к персоналиям. Ваше мнение о роли в этих трагических событиях таких фигур, как Горбачев, Яковлев и Ельцин?

С. Н. Бабурин: На мой взгляд, все фигуры очень яркие. Вот Александр Николаевич Яковлев. Это же, бесспорно, одна из уникальных фигур в нашей истории. Парадокс ведь в том, что человек, отвечавший за чистоту марксистко-ленинской идеологии, руководивший разгромом русских националистов, якобы посягавших на святые марксистские основы, отрицавший патриотизм как таковой, потому что его якобы нельзя было совместить с интернационализмом, теперь вдруг оказался еще и демократом. Представьте себе, если бы в апреле 1945 года Геббельс вдруг сообщил, что он, вообще-то, всю жизнь боролся против фашизма и стал лидером антифашистского сопротивления в Европе и в Германии. А разве не то же самое, когда член Политбюро и секретарь ЦК КПСС, отвечавший за идеологию, которая была у нас марксистко-ленинской и коммунистической, вдруг теперь стал крушить всё коммунистическое и советское. Абсолютно то же самое. Не знаю, Бог ему судья, потому что ведь всё-таки, кажется, Яковлев был фронтовик… Его эволюция уникальна и для меня загадочна.

Более простая ситуация с Горбачевым и Ельциным. Это классические, стандартные представители партийной советской номенклатуры. Причем бесспорно, что с точки зрения организационных навыков, харизматических и лидерских качеств, конечно, Ельцин превосходил Горбачева. Как и многие, кстати, в Политбюро. Ведь если говорить серьезно, то лишь конкуренция среди высших руководителей СССР и их взаимное нежелание, чтобы какой-то их противник оказался вдруг на первой позиции, привела к этому псевдокомпромиссу, когда Громыко выдвинул Горбачева на пост Генерального секретаря. И ведь не до конца исследована еще ситуация, когда нескольким, точнее – трем ключевым членам Политбюро организовали неприсутствие на этом первом заседании Политбюро после смерти Генсека. Щербицкому не дали самолета долететь до СССР, задержали Кунаева, создали объективные причины, чтобы не всплыла кандидатура того же Романова, который считался на Западе слишком державным и слишком несговорчивым.

Я не считаю, что Горбачев изначально был врагом. Когда он позже в Стамбуле сказал, что всю жизнь мечтал развалить КПСС, он задним числом лгал. Даже самому себе. Я убежден, что это был мелкий корыстный партийный чиновник, который просто конъюнктурно делал карьеру, который умел угождать, принимая на Кавказских Минеральных Водах почетных гостей и отдыхающих из ЦК КПСС. И своим гостеприимством потихоньку, потихоньку вошел к ним в доверие. А затем он просто не исправился. Он просто

захотел всем нравиться, захотел войти в доверие на Западе и попал там под некое серьезное влияние своих переговорщиков. Это привело к тому, что он стал себя считать уже не лидером партии, а лидером нации. И перестал считаться с партийным руководством, единолично приняв решение о ликвидации Варшавского договора и Совета экономической взаимопомощи.

Причем его тупость и глупость проявилась даже в том, что он ничего не пытался получить взамен как компенсацию. Даже за объединение Германии. Помните, как он сказал Колю в ответ на его вопрос о будущем ГДР, что будущее ГДР – это дело самих немцев? Коль, в отличие от Горбачева понимавший, что такое геополитика, тогда остановил дальнейший разговор, чтобы уточнить, правильно ли ему перевели, будто будущее двух Германий – это дело самих немцев. На что Горбачев, даже не потрудившись задуматься, сказал: «Да, правильно». Ну, он же демократ, он же допустил: мол, решайте сами.

Уже через два часа мировые агентства эту новость назвали новостью столетия. А ещё через несколько часов – и это только один из примеров – послы Франции, Великобритании и США были у посла Советского Союза в Берлине с вопросом: «Вы что делаете? Вы понимаете, что объединенная Германия разрушает весь миропорядок в Европе?». На что наш посол, уже проинструктированный из Москвы, ухмыляясь, сказал: «Но вы же всегда выступали за объединение Германии». На что те ответили: «Ну да. Но мы надеялись, что вы на это никогда не пойдете».

И ведь то же самое произошло, когда на Мальте в беспрецедентной ситуации, не взяв с собой даже переводчика, Горбачев пошел на встречу с американским президентом. А американский президент был не один. И, как позднее рассказал бывший Госсекретарь США Бейкер, который там присутствовал, Горбачев сообщил американцам, что им принято решение, вернее, он тогда сказал: «руководством Советского Союза»… Но нам-то теперь известно, что руководство Советского Союза об этом даже не знало. Так вот, он заявил, будто принято решение ликвидировать Варшавский договор, распустить его. Американцы, для которых эта тема была абсолютно неожиданной, обмерли, потому что, как Бейкер потом признавался, они стали судорожно думать, а что же им теперь делать с НАТО. Ведь если скажут, что надо ликвидировать НАТО, придется, возможно, на это пойти. И на уточняющий вопрос американского президента: «А какие условия?», щедрый Горбачев, не задумавшись, ответил: «Никаких условий».

Лидер могучей державы, отвечающий за судьбы миллионов, так вести себя не мог.

В отличие от Горбачева Ельцин был человеком, мировоззрение которого сводилось только к ощущению власти. Он был властным лидером КПСС в Свердловске. Не случайно именно он снес дом Ипатьева, хотя указания о сносе давались и его предшественникам. Но никто из них этого не сделал. А Ельцин, рьяно доказывая, что он решительный и волевой, снес. И я, будучи хорошо знаком с ним по политической жизни в 1990-х годах, всегда восхищался его звериной интуицией. Потому что он мог уходить в глухие запои, когда атмосфера была тихая и спокойная, но мобилизовываться, когда его загоняли в угол и когда он понимал, что его власти приходит конец. И как та крыса, загнанная в угол, он бросался в атаку, причем в атаку эффективную.

И Ельцин ведь не был предателем. Он был только разрушителем. Для него понятие «геополитика» все же что-то значило… Он, конечно, не был таким разбрасывателем, как Горбачев. Хотя и он! Горбачев в 1990 году, а Ельцин осенью 1991 года предпринимали попытку отдать Южные Курильские острова Японии. Я горжусь тем, что ельцинскую попытку удалось отменить во многом благодаря моим усилиям. Поэтому, если говорить о таких людях, их вклад в разрушение Советского Союза очень большой. Это тот субъективный фактор в истории, который порой порождает объективные обстоятельства.

Д. В. Лобанов: 1991 год я прекрасно помню, мне тогда было 23 года. И уже с лета, точнее, с августовских событий, чувствовалось ощущение какой-то катастрофы. Было ощущение, что страна катится куда-то под откос. А завершилось всё в декабре. А как Вы пережили эти события?

С. Н. Бабурин: Честно говоря, для меня самая тяжелая психологическая атмосфера, ощущение тупика – это осень 1990 года. Просто и образование, и понимание процессов, и их ощущение мне говорило о том, что мы оказались в какой-то сюрреалистической ситуации. Что все шаги, которые предпринимаются Союзным руководством, делаются невпопад и неудачно. А руководство Российской Федерации взяло курс на разрушение СССР любой ценой. Тогда и сложилось мое политическое мировоззрение, хотя изначально я был сторонником перемен, в чем-то даже склонным поддержать Ельцина. У меня не было обязательств перед избирателями голосовать за Ельцина во время выборов Председателя Верховного Совета, потому что половина моих избирателей были поклонниками Ельцина, а половина – противниками. У меня была свобода рук. Я так и говорил во время избирательной компании, что буду решать, когда познакомлюсь с его программой. И когда я с ней познакомился, когда увидел, как действует Горбачев и горбачевская команда, я поддержал Ельцина на выборах Председателя Верховного Совета РСФСР, потому что нужно было ломать бюрократические схемы. Он, конечно же, сломал гораздо больше. Но это было уже потом.

Правда, у нас уже в тот момент, в 1990 году, стало складываться впечатление, что Горбачев и Ельцин выступают как сиамские близнецы, что между ними есть определенная согласованность в действиях. Потому что Горбачев какими-то очень важными акциями против Ельцина не давал упасть его рейтингу, постоянно возвращал внимание и доверие людей к Ельцину, потому что аллергия на самого Горбачева, на дееспособность Союзных органов власти нарастала с каждым месяцем и с каждым днем. И потому для меня осень 1990 года, когда прошли уже судьбоносные голосования в Российском Верховном Совете об отказе от Союзных налогов, об одноканальной налоговой системе, о том, чтобы все предприятия, находящиеся на территории РСФСР, взять под руку РСФСР и так далее, была очень тяжелой. Иной раз я оказывался при голосовании в полном одиночестве. Помню, что осенью 1990 года, один из всего Верховного Совета проголосовав «против», я даже вышел к микрофону и, объясняя, почему я это сделал, спросил депутатов: «Вы что делаете? Вы понимаете, что вы разрушаете наше общее государство?».

С. Н. Бабурин и В. И. Севастьянов

Именно поэтому осенью 1990 года, когда мы стали объяснять «Коммунистам России» и фракции «Демократическая Россия», что, пока они спорят о капитализме и социализме, разрушается страна, мы создали фракцию «Россия». И мы стали говорить о том, что нужен третий путь. И ведь не случайно в нашу фракцию вошли и члены партии, и беспартийные, и монархисты – рождающееся в тот момент политическое течение. Это была реальная сила, которая могла повлиять на события. Но нашлись советники у Ельцина, которые очень серьезно это восприняли. И уже на другой день после провозглашения фракции «Россия» два моих соруководителя, Волкогонов и Степашин, были приглашены к Ельцину и после длительной беседы, выйдя оттуда, заявили, что они создают другую фракцию – «Левый центр». Дескать, пусть «Россия» будет правым центром, а мы будем левым. Вот таким образом

ельцинской команде удалось раздробить третью альтернативную силу и разбить центр на несколько частей – на лояльных Ельцину и нелояльных.

Что касается 1991 года, то 1991 год стал для нас в чем-то годом мобилизации. Это произошло уже весной, когда Ельцин своим ночным вояжем в Прибалтику, подписанием соглашений между РСФСР и Литвой, Эстонией, Латвией стал впервые от имени Российской Федерации проводить антисоюзную политику на уровне союзных республик. Меня потом ведь официально обвинили, будто это я навел Ельцина на мысль о том, что ему надо становиться президентом. А дело было так. Когда мы на Чрезвычайном заседании обсуждали, что делать с его антисоюзными демаршами в Прибалтике, я действительно взял слово и объяснил большинству парламентариев: «А что вы беспокоитесь? Кто такой Председатель Верховного Совета при подписании этих документов? Это не президент, это спикер парламента, у него нет никаких полномочий во внешней политике. Поэтому бумаги, которые подписаны, – это бумажки, не имеющие юридического значения. Это политические декларации, но не юридические документы. Потому что Председатель Верховного Совета РСФСР не имеет полномочий подписывать договоры». И именно после этого был взят курс Ельциным на учреждение в РСФСР поста президента.

А ведь еще осенью 1990 года на Втором Съезде народных депутатов именно я помешал Ельцину провести решение о том, чтобы он получил президентские полномочия как чрезвычайные, даже не будучи избранным, или чтобы его избрали президентом прямо на Съезде. Его вполне устраивал тот путь, который перед тем прошел Горбачев, став Президентом Советского Союза на Съезде народных депутатов СССР. Это потом он стал упрекать Горбачева, что тот поступил не демократично. На самом деле демократические принципы его мало волновали. Ему важен был результат. И поэтому август был временем вопиющей провокации. Мало кто знает, и не хотят признавать даже, что на 20 августа действительно было назначено подписание Союзного договора, который означал убийство Советского Союза. Нам удалось добиться, чтобы 19 августа собралась Комиссия по Союзному договору РСФСР из числа народных депутатов, которую формально возглавлял Ельцин. Но мы приняли решение (это была уже и позиция Верховного Совета) о сохранении СССР, о его реорганизации, но сохранении, и о подписании Союзного договора. Но не такого, но не разрушения его путем превращения в конфедерацию. И потому 20 августа у Ельцина не было полномочий подписывать Союзный договор.

Поэтому 19 августа было воспринято многими из нас, как закономерный итог, но какой-то путаный. Я имею в виду выступление, создание ГКЧП. Для нас это вообще был какой-то фарс. Провозглашены правильные цели, но ничего не делалось для их достижения. В результате все мы оставались статистами и зрителями. Весь народ и даже парламенты. Ошибкой было со стороны Верховного Совета СССР, что они не собрали немедленно Съезд народных депутатов СССР. А вот Российский парламент собрали. Во избежание недоразумений, Верховному Совету выключили электронную систему голосования и заставили голосовать руками, чтобы всё было подконтрольно, и никакой демократии. Вообще, августовский фарс и последующее разрушение СССР – это действительно государственный переворот, но отнюдь не со стороны ГКЧП, а, конечно же, со стороны Верховных Советов, прежде всего РСФСР, а потом и других Союзных Республик.

И я абсолютно убежден: убегание Украины, кто бы что сегодня ни говорил, было вызвано не желанием украинского народа выйти из СССР, а желанием украинского народа отмежеваться от этого Ельцина и его банды. И желанием Кравчука и его команды спасти свои шкуры после того, как они поддержали ГКЧП, за что Ельцин хотел с ними расправиться. И они предпочли провести референдум о независимости, также манипулируя словом «независимость», лишь бы остаться самим в политике и не попасть под диктатуру команды Ельцина.

Ну, а декабрь 1991 года, Беловежье – это был уже просто ужасный конец… Но я всегда выступаю за то, что ужасный конец лучше, чем ужас без конца. И те же самые ратификации Беловежских соглашений… Сегодня невозможно даже представить нынешнему молодому поколению атмосферу, в которой это происходило. Невозможно представить то чувство безысходности, то чувство бессилия, которое охватило тогда миллионы людей. Ведь, действительно, ну ладно, собрались три мужика, которые там изрядно выпили в Вискулях и подписали это соглашение, ну ладно, депутаты могли оказаться подконтрольны или растеряны, но ведь не только миллионы, хотя бы тысячи людей, и то не вышли на улицы в знак протеста. Потому что было вот это чувство отчаяния и безысходности, чувство неверия в Горбачева и Союзное руководство, которое он возглавлял.

Тем более что после августа всех решительных людей в горбачевском руководстве либо отправили в «Матросскую тишину», либо просто выкосили на пенсию или в отставку. И остались только те, которые боялись за свои кресла, остались только те, которые изображали доверие к демократическому курсу Ельцина. Что, разве мы не видели их всех? И поэтому мне даже членов своей фракции не удалось убедить не голосовать за эти Беловежские соглашения.

Это была историческая ошибка Верховного Совета.

Д. В. Лобанов: Вернемся к 12 декабря 1991 года. Как пишут сегодня, тогда против распада СССР из 250 депутатов проголосовали, по разным источникам, 6 или 7 человек. Перечисляю пофамильно: Бабурин, Исаков, Константинов, Павлов, Полозков, Балала, Лысов. Как Вы считаете, почему получилось такое соотношение – 250 и 7?

Выступление С. Н. Бабурина

С. Н. Бабурин: Откуда разночтения? Просто голосований было несколько. И, насколько я помню, Балала проголосовал против того, чтобы брать за основу, и вообще не стал голосовать дальше. А при принятии постановления в целом «против» проголосовало только 6 человек. А затем было ещё одно голосование, абсолютно анекдотичное и абсурдное, денонсация Союзного Договора 1922 года. «Против» проголосовало всего 3 человека, и я в том числе, потому что я из принципа голосовал «против». Но это было то же самое, как если бы мы сейчас признали утратившим силу Судебник Ивана Великого. Какой смысл отменять какой-то акт, который уже давным-давно ушел в историю? Ну, давайте сейчас отменим Декрет о мире или о земле и будем изображать, что это юридический акт.

Конечно, это не было юридическим актом, это был политический жест. А юридическим актом было Соглашение о создании СНГ, в котором прописано уничтожение Советского Союза.

И лицемерие, которое царило тогда… К примеру, исполняющий обязанности премьер-министра Гайдар кликушествовал с трибуны, что миллионы эшелонов с Украины с хлебом и салом стоят и ждут, когда вы ратифицируете этот договор. Когда и Ельцин, и Козырев, и Хасбулатов протаскивали эту ратификацию. Трудно такое переживать. Когда мне дали слово, я шел к трибуне, как на Голгофу. Поскольку для меня не было сомнений, что нельзя это делать. И я обратился тогда к одному замечательному человеку, который выступил уже, к сожалению, за ратификацию. Я ему говорю: «Вы дважды Герой Советского Союза, Вы один из общепризнанных лидеров «Коммунистов России», ну как Вы можете от имени коммунистов выступать за ратификацию

документа, который уничтожает Советский Союз?». На что он мне ответил: «Сергей Николаевич, ты не волнуйся, главное – избавиться от Горбачева, а потом мы опять соберемся». Вот такой, к сожалению, была позиция фракции «Коммунисты России».

Д. В. Лобанов: Удивительно, что против Беловежских соглашений не проголосовал ни один коммунист.

С. Н. Бабурин: Из шести человек четверо принадлежали к Российскому Общенародному Союзу. Это мы с Павловым и Исаковым, потом в РОС вступил еще и Константинов, как в движение. А двое были беспартийными, они входили во фракцию «Смена – новая политика». Когда я выступал, я зачитал первый исторический документ Российского Общенародного Союза против Беловежских соглашений, где мы назвали их «Брестским миром 1991 года». Но было горько, и я понимал, что, к сожалению, мы не можем убедить большинство. И когда после обсуждения состоялось голосование, зал стоя рукоплескал итогам голосования. Не разрушению Советского Союза, – я подозреваю, что они гнали от себя эту мысль, – они приветствовали создание СНГ. Я в тот момент шел от трибуны к своему месту, и у меня, как сейчас помню, даже выступили слезы на глазах оттого, что происходит. Я готов был сесть в знак протеста прямо в проходе, чтобы не оказаться среди этой стоящей толпы. Настолько всё это было кошмарно. Верховный Совет понял, что он учудил, уже через полгода. Многие раскаивались, и сегодня со стыдом не хотят вспоминать своего голосования. Ну, из песни слова не выкинешь.

Д. В. Лобанов: Среди людей моего поколения довольно высокий процент тех, кто считал, что процесс разрушения Советского Союза есть процесс позитивный. Но со временем, то есть к двухтысячным годам, к десятым годам, у людей появилась ностальгия по советским временам. Люди воспоминают о тех отношениях, которые царили тогда, – отношениях между детьми и родителями, между мужчиной и женщиной, отношениях в трудовом коллективе. Все помнят, что у дедушек и бабушек была достойная старость, и, более того, они даже могли помочь нашим мамам и папам, что наши родители ценили семейный очаг, что у нас были передовые достижения в науке, технике, мы были первые в космосе, у нас появился первый в Европе атомный реактор.

Это потому, что всё плохое забываем, а хорошее помним? Либо это настоящее выступило сквозь годы, и понимаешь, что ты потерял?

С. Н. Бабурин: Вы знаете, ностальгия присуща человеку по природе, но Советский Союз и мысли о нем – это ведь не только ностальгия. Это еще и политическая конъюнктура. Сегодня пытаются представить Союз обществом с пустыми полками, забывая, что пустые полки появились конкретно в разгар политической борьбы начала 1990-х годов. И мы, к сожалению, тогда многого не знали. Это лишь сейчас становится понятно, когда достоянием гласности делаются материалы Московского объединения избирателей и Межрегиональной депутатской группы народных депутатов СССР с вопросом повестки дня «Как дезорганизовать торговлю в Москве и организовать нехватку продовольствия», чтобы народ вышел на улицы свергать КПСС. Это их заседание, которое происходило в конце 1989 года, докладчиком там был Гавриил Харитонович Попов. Но о нем я сейчас знаю. А в тот момент я бы, наверное, не поверил, если бы мне сказали, что такое может иметь место. И это говорит как раз о том, что всё было не случайно и не само собой.

А Советский Союз… Вот сегодня мы же видим… Космос российский на сегодняшний день – это блеф, поскольку всё, что летает – это советское. Я только что был на юбилейном пуске на Байконуре и с горечью убедился, общаясь со всеми работниками космодрома и посещая старты, что пока ничего нового нет. Всё, что мы запускаем, даже коммерческие пуски, западные спутники – это снимаемые с позиций наши баллистические ракеты, советские ракеты. И то, что мы сегодня имеем – мы имеем демонтаж социального государства.

Да, мы понимаем, что уравниловка – это плохо. Однако в Советском Союзе за счет уравниловки было уничтожено такое понятие как нищенство. Да, мы страдали оттого, что тяжело заставить алкоголика работать. Но у нас не было такого понятия как безработица, когда человек, имея силы, не может устроиться на работу не только по специальности, но порой и вообще на любую. И, конечно, очень многое мы утратили из того, что нужно было сохранять, развивая. Правда, я смотрю на это всё с определенной долей социального оптимизма, потому что мы, конечно же, избавились от многого наносного, избавились от многих иллюзий. Например, от иллюзий, что государство о тебе позаботится, от иллюзий, что руководитель всегда умный, а работник нашей милиции, прокуратуры, суда всё же, в принципе, честный работник. Я рад даже, что мы избавились от понятия «правоохранительные органы», потому что у нас нет сейчас правоохранительных органов. У нас есть спецслужбы, у нас есть полиция, у нас есть органы карающие. Карающие не виновных, а тех, на кого покажет власти перст указующий. Вот что страшно. Поэтому я абсолютно убежден, что сегодняшняя наша жизнь временна. Как когда-то сказал Александр Григорьевич Лукашенко: «Народ будет жить плохо, но недолго».

Д. В. Лобанов: То есть, несмотря на то, что в этом году награждают Горбачева, ставят памятники Ельцину, Вы считаете, что у нас есть шанс, и видите свет в конце туннеля?

С. Н. Бабурин: По поводу памятников и наград – это нормальные действия временщиков. Они спешат, потому что ведь история приговор выносит достаточно спокойно и неумолимо. И они спешат хотя бы как-то прикрыть стыд и позор. Какой орден Горбачеву? Я убежден, что этот шаг со стороны Медведева стал полным концом его репутации в глазах общества. Орден Горбачеву связал Медведева с Горбачевым навсегда. Навсегда, что бы в будущем не происходило. А общество двух Горбачевых во главе своего государства долго терпеть не может.

Памятник Ельцину… Я считаю: символично, что он на Новодевичьем кладбище, что его похоронили на проезжей части. Так всегда делали с теми, кто очень согрешил. А что касается памятника в Екатеринбурге, то памятник, для того чтобы стоять в материальном виде где-то на площадях или улицах, должен стоять вначале в сознании людей. Иначе он окажется слишком ветхим.

Д. В. Лобанов: Скажите, пожалуйста, по прошествии 20 лет Вы себя ощущаете одним из семи героев, одним из семи «самураев», которые на последнем рубеже пытались отстоять свое Отечество?

С. Н. Бабурин: Всё-таки шести, потому что против Беловежского соглашения при ратификации проголосовало шесть человек. Несколько человек, кстати, воздержались, и их тоже надо отметить. Это в том числе и моя землячка из города Тару Омской области, старший мой коллега по Парламенту Бахтиярова Людмила Хамитовна… Они противостояли страшному давлению, но у них хватило мужества всё-таки не голосовать «за». Гораздо более спокойно чувствовали себя те, кто спрятал карточки, да и сами, может быть, спрятались в тот момент. Ну, а те, кто проголосовал «за», Бог им судья, точнее, только Бог, хотя и потомки тоже, ведь голосование было поименным. Но мне грустно отвечать на эти вопросы. Когда меня спрашивают: «Это правда, что Вы единственный, кто выступил против ратификации Беловежских соглашений из членов Верховного Совета при их ратификации? Это правда, что Вы были среди тех шести, кто проголосовал

«против»?». Я говорю: «Это правда, но это не остановило катастрофы».

Да, мы были оппозицией, но мы, к сожалению, олицетворяем тот парламент, который совершил историческую ошибку. Это всё равно тяжело.

Вы знаете, я с 1990 по 1993 год чувствовал себя в чем-то Кассандрой, потому что я вначале давал частые интервью и давал прогнозы. Но уже с весны 1991 года я отказался это делать, потому что все прогнозы сбывались. И они все были пессимистичными. Мне надоело бороться против собственных прогнозов, потому что часто это был сизифов труд. Но, пожалуй, для меня лично рубежом стал момент, когда на моих глазах в зале заседания Верховного Совета РСФСР Ельцин подписал указ о запрете КПСС. Это был шок, этого никто не ожидал – ни в зале, ни среди журналистов. И я, выходя из зала, даже не стал дожидаться конца этого сборища – это было не официальное заседание, а встреча с Горбачевым. Я вышел в холл, и ко мне тут же подошли растерянные журналисты: «Как Вы это прокомментируете?». И я наконец-то сказал: «Вы знаете, у меня гора упала с плеч, потому что до этого момента я не понимал, что происходит, а сейчас я просто говорю: наконец-то государственный переворот стал очевиден».

Я уже и Беловежские соглашения воспринимал как закономерный этап после случившегося, потому что ведь КПСС ликвидировали как ту скрепу, которая не позволяла развалиться уже расшатавшейся стране. Ведь потом обрушились против Русской Православной Церкви сразу после Беловежских соглашений, потому что побоялись, что если не обрушиться на Церковь, она просто вернется туда, где она была, – вместо КПСС. И вновь станет скрепой общества и государства, как была до 1917 года. Но на сегодняшний день наша беда в том, что такой скрепы в обществе нет. И именно поэтому, когда говорят: «А Вы убеждены, что Российской Федерации ничего не угрожает?», я отвечаю: «Конечно, нет, не убежден».

Потому что всё реально: и потеря Сибири и Дальнего Востока при сегодняшнем курсе нашего правительства и президента, и потеря Кавказа и Поволжья. Всё реально, всё может быть, если мы будем бездействовать. Вот поэтому я чаще всего говорю: «Не будьте равнодушными».

Балала Виктор Алексеевич

Биография

БАЛАЛА Виктор Алексеевич

Родился в 1960 году.

В 1986 году окончил Ленинградский механический институт (инженер-механик, двигатели летательных аппаратов).

В 1997 году окончил Российскую академию государственной службы при Президенте РФ (юрист, правоведение).

1986–1993 г.г. – Инженер-конструктор (Конструкторское бюро химавтоматики (КБХА), г. Воронеж)

1990–1993 г.г. – народный депутат РСФСР (на профессиональной основе), секретарь Комитета (Комитет Совета Республики ВС РСФСР по вопросам работы Советов народных депутатов и местного самоуправления).

Разработка законопроектов по вопросам деятельности органов власти и местного самоуправления, участие в разработке проекта Федеративного Договора (области, края), разработка законопроектов по вопросам проведения выборов в органы государственной власти, курирование вопросов реформы органов государственной власти субъектов РФ и органов местного самоуправления.

1993–1994 г.г. – руководитель сектора (Аппарат Комитета ГД РФ по вопросам федерации и региональной политики).

Разработка законопроектов по вопросам федеративного устройства и организации органов власти в субъектах РФ 1994–1997 г.г. – руководитель сектора (Аппарат областной Думы Воронежской области)

Методическое курирование деятельности органов местного самоуправления, консультирование Председателя областной Думы по вопросам законодательной деятельности и деятельности органов местного самоуправления, разработка проекта Устава области, Избирательного кодекса области, об организации местного самоуправления в области, об органах государственной власти области (до разработки и принятия Устава области)

1997–2000 г.г. – руководитель управления (Государственное правовое управление Аппарата Президента и Правительства Приднестровской Молдавской Республики)

Разработка проектов актов Президента и Правительства, осуществление функций представителя Президента в Верховном Совете ПМР, эксперт в переговорном процессе с Молдовой, подготовка конституционной реформы в Приднестровье, руководитель государственной программы информатизации органов государственной власти 2000–2005 г.г. – министр (Министерство юстиции Приднестровской Молдавской Республики)

Координация реформирования всех органов государственной власти в процессе реализации конституционной реформы, разработка актов Президента по перераспределению полномочий между органами государственной власти и управления;

управление Министерством (процесс реформирования и организация повседневной деятельности, перевод деятельности всех подразделений министерства на электронный документооборот);

руководитель государственной программы информатизации органов государственной власти, координация программ информатизации органов власти, перевод документооборота министерства на СЭД, руководство проектом создания баз данных нотариата, ЗАГС, органов регистрации и пр.;

представление интересов Президента в Конституционном суде и судах общей юрисдикции.

2006–2008 г.г. – старший менеджер, руководитель отдела, заместитель руководителя Департамента (ЗАО «АКГ РБС»)

Консалтинговая деятельность в области государственного управления, участие в реализации проектов Административной реформы в РФ, включая проекты информатизации и перехода органов власти на СЭД и СГУ (стандарты государственного управления)

2008–2010 г.г. – заместитель генерального директора по правовым вопросам (ООО «МОССИБИНВЕСТСТРОЙ»)

Юридическое сопровождение хозяйственной деятельности, заместитель генерального директора 2010-н. вр. – Первый заместитель Генерального директора (ОАО «Агентство инвестиционного развития Новосибирской области», Новосибирск)

2010-н. вр. – Исполнительный директор (ОАО «Управляющая компания «Промышленно-логистический парк», Новосибирск)

Дополнительная информация

Лауреат премии (организатор РБК) «Персона года – 2003», специальная номинация.

События 1993 года – закономерный итог 1991-го

Д. В. Лобанов: Виктор Алексеевич, мы сейчас готовим проект, в первую очередь интернет-проект, посвященный событиям двадцатилетней давности – распаду Советского Союза. В связи с этим берем интервью у тех немногих, которые голосовали против Беловежских соглашений. Вы тоже были в их числе. Почему? Чем для Вас был Советский Союз?

В. А. Балала: Страной, в которой я жил, государством, большим и великим. С которым, как надеялся и предполагал, будет связана вся моя судьба. Надеялся, что буду участвовать в его строительстве и реформировании… Вот такие тогда были эмоции и надежды. Думали, что удастся решить те проблемы, которые имели место, и наладить жизнь по-другому. В принципе, с этим ощущением мы шли на российские выборы. Именно с этим. Ничего другого не было.

Д. В. Лобанов: Советский Союз был великой мировой сверхдержавой, в чьей прочности трудно было усомниться. Что же привело к распаду такой страны? Какие причины, внешние и внутренние, на Ваш взгляд, можно выделить?

В. А. Балала: Причины как внешние, так и внутренние, с высоты

сегодняшнего дня хорошо видны. Их было достаточно – и внешних, и внутренних причин. Что касается внешних, то была большая деятельность, в общем-то, даже не скрываемая, тех стран, которых не устраивал Советский Союз и как великая держава, и как конкурирующая экономика, и как конкурирующий политический строй. Причем строй достаточно привлекательный для жителей Земли, для тех государств, у которых были другие экономические и политические системы.

А внутренние причины… На тот момент уже было ясно, что одна из основных причин – это, по сути, если не крах, то деградация политической системы, затем деградация системы управления и, наконец, весьма серьезные нерешенные экономические проблемы. Проблемы, которые вот этой деградирующей системой, наверное, уже не могли решаться, власть просто не знала, как их решить, как выйти из того тупика или из той проблемной зоны, куда была политической системой и системой управления заведена и экономика, и само государство. Ну, и ряд других моментов, думаю, весьма серьезных…

Дело в том, что общество, в силу известных ожиданий и желания развиваться, надеялось на некое поступательное движение вперед, а вместо того происходило воспроизведение весьма уже надоевшего клише, политического и социального. Это, конечно, в общих чертах, потому что на самом деле данный вопрос очень серьезный, требующий глубокого осмысления. И если серьезно разбираться, то по каждой из причин можно делать отдельный доклад, давать отдельное пояснение.

Д. В. Лобанов: Если говорить о внутренних причинах, то, на Ваш взгляд, не было ли разрушение страны осознанным или неосознанным, но, тем не менее, желанием советской элиты?

В. А. Балала: Если судить по ощущениям того дня, то, наверное, не было такого понимания – поскольку мы просто не обладали полнотой информации. На взгляд же из сегодняшнего дня – с вероятностью 90 процентов берусь утверждать, что «да». Это были осознанные действия. Не знаю, готовились ли они к тому, что произошло… Речь идет о тех, кто стоял во главе политических элит той же Украины, той же России, той же Белоруссии – о тех, кто участвовал в подписании Беловежского соглашения. Во всяком случае, сегодня, анализируя материалы того времени, можно сказать с уверенностью, что, на момент принятия тех решений, они осознанно к ним двигались. Просто в силу того, что делалось, в силу того, какие решения принимались, что готовилось. Даже если отбросить их мемуары и воспоминания, как они в этом участвовали. Да, это были осознанные действия, направленные на то, чтобы убрать мешающую советскую надстройку и остаться суверенными руководителями на своих территориях.

Д. В. Лобанов: А каково Ваше мнение о роли в этих трагических событиях таких фигур, как Горбачёв, Яковлев и Ельцин?

В. А. Балала: Про Горбачёва до конца понять так и не могу. Есть ощущение, что, конечно, он в этой многоходовке участвовал и, конечно, со своей целью. Причем весьма активно участвовал. Может быть, и потому, что хотел с помощью встряски расчистить себе путь для дальнейшего движения.

Яковлев… Я понимаю, что о покойниках либо хорошо, либо никак. Но, тем не менее, судя по тем материалам, что теперь опубликованы, с его стороны это были абсолютно осознанные действия, рассчитанные на подобный финал. Он, как и многие российские младореформаторы – Гайдар, Чубайс и все остальные, – не видел никаких возможностей по реформированию советской системы. Гайдар, к примеру, никогда не верил в то, что российскую экономику того периода, советско-российскую экономику возможно реформировать. А потому её нужно обрушить до нуля. Так и Яковлев, с моей точки зрения, никогда не верил, что политическую систему можно реформировать. Он считал, что её проще развалить. Понятно, что это моя субъективная оценка тех его взглядов, которые он тогда реализовывал. Такая же роль была, как мне кажется, и у Шеварднадзе. Он, может, не так активно, не на первых ролях в этом участвовал, но то, что он весьма серьезно к тем событиям приложил свою руку, сомнений не вызывает.

А Ельцин… Это была его задача. По крайней мере, на тот момент, когда он был на гребне волны и думал, что это единственный способ, каким можно решить те политические задачи, которые он перед собой поставил. И задачи той политической силы, которая за ним стояла. Он другого решения проблемы не видел. У него, скажем так, имидж такой был, он оправдывал его и в дальнейшем. Ельцин – это некий разрушитель, расчищатель площадки. Строить у него не получалось, а вот разрушать – это был его стиль, такова была, наверное, его система взглядов. Он просто не знал, как по-другому можно решать проблемы. Какое-то реформирование, какое-то эволюционное действие – это было не для него.

Ну и, наверное, наложились еще и личностные амбиции. Тут могу только предполагать, утверждать не берусь. Я никогда не входил в круг лично знавших его людей, чтобы понимать его взгляды. Поэтому не берусь утверждать.

Д. В. Лобанов: Вернемся к внешним причинам. Все-таки, на мой взгляд, Советский Союз был неким конкурентом Западным странам, Соединенным Штатам. При всех недостатках, все-таки советский проект предложил такую модель государства и общества, что, по моему мнению, напугал западный истеблишмент. Сегодня мало кто помнит, почему мы отмечаем Первое мая. А дело в том, что первого мая более ста лет назад в городе Чикаго была расстреляна мирная демонстрация с рабочих, которые выступили за свои права, выступили против эксплуатации. И тот средний класс, который существует сегодня в США и в Западной Европе, мне кажется, многим обязан появлению советской модели и возникшей в связи с этим конкуренции. Вы согласны с тем, что советский проект предложил новую модель общества, причем для всего человечества в целом, с которой Западный мир был вынужден конкурировать?

В. А. Балала: Да, над этим вопросом мне приходилось много размышлять. Причем в последнее время я для себя сделал неожиданный вывод, который бы сформулировал так: на самом деле социализм во всем мире победил. Несмотря на то, что Советский Союз как политическая система рухнул. Разве, глядя на то, что происходит, допустим, в Еврозоне, мы не можем констатировать: их система социальных отношений, экономических отношений, пусть в несколько в ином, видоизмененном виде – это, вообще-то говоря, одна из моделей социализма, которая была реализована в ответ на Советскую систему? И то, что сегодня в Греции происходит на фоне кризиса, то, чем усиленно занимается МВФ, – это демонтаж существующей социальной системы. Во всех остальных европейских сильных государствах также существует сильная социальная система, которая для капитализма не характерна. Это именно та социальная система, которая характерна для социалистических государств.

А вот вопрос, скажем так, из серии экономики и свободной конкуренции… Модели социализма в Восточно-европейских государствах, так или иначе, но реализовывались. Да, они тоже не сработали. Но они не сработали, потому что ни одно из этих государств без Советского Союза не могло выжить в глобальной конкуренции даже со своей модифицированной системой. Поэтому, на самом деле, вопрос даже не в «первом мае». На самом деле социализм был построен. В том числе и за пределами Советского Союза и

стран Восточной Европы. Он просто был другой, это был социализм другой модели. А сейчас, в силу того, что конкурента нет, происходит демонтаж системы. Потому что руководителям этих государств социальная система, которая была построена во время существования СССР, сегодня больше не нужна. Она слишком для них обременительна. У них другие задачи. Они хотят опять вернуться к системе обогащения, мне кажется. Ну, это моя оценка, чисто субъективная, не как экономиста, а как человека, который занимался оценкой политической составляющей.

Д. В. Лобанов: Это интересный взгляд. Но давайте вернемся к событиям второй половины 1991 года. Мне тогда было 23 года, прекрасно помню то время… Так вот, уже с лета, точнее – с августовских событий, создалось ощущение какой-то катастрофы. Ощущение, что страна катится в пропасть. Завершилось это всё в декабре. А как Вы воспринимали события августа-декабря 1991 года?

В. А. Балала: Ну, честно говоря, в августе ощущения катастрофы у меня еще не было. К 19 августа всё-таки была надежда, что возобладает здравый смысл… Я был настроен на позитив. У нас – по крайней мере, у тех, кто пришел из нашей депутатской группы «Смена», – еще было ощущение, что удастся в этих условиях нормально реформировать страну. Даже когда происходили события 19–21 августа 1991 года, даже тогда оставалась, может быть, наивная надежда, что всё-таки можно пойти иным путем. Да, по итогам событий 19–21 августа 1991 года условно убрали самых ярых консерваторов, сопротивлявшихся реформированию Советского Союза. И думалось, что вот теперь все политики, которые себя называли здравыми и стояли во главе государства, – такие, как Ельцин, – сядут и честно договорятся.

А когда всё это покатилось к декабрю… Тогда, конечно же, появилось ощущение: происходит что-то категорически не то, что нужно и возможно. Даже не оценивая это политически, просто чисто с правовой точки зрения. Ведь «Смена» всегда ставила во главу угла принцип – отстаивать не политическую позицию, а, прежде всего, позицию главенства закона. И у нас тогда уже однозначно сформировался вывод: то, что творится, далеко вышло за рамки закона, за такие вещи нужно наказывать. Что в итоге потом и произошло. Попытка Верховного Совета наказать или спросить за то, что было совершено, – чем она завершилась?! Понятно?!

Д. В. Лобанов: Вернемся к событиям 19 декабря 1991 года. Из 250 депутатов против Беловежских соглашений проголосовали, по разным источникам, шесть или семь человек. Перечисляю пофамильно: Бабурин, Исаков, Константинов, Павлов, Полозков, Балала, Лысов. Два вопроса. Как Вы считаете, почему сложилась такая пропорция – 250 и 7? И, во-вторых, шесть или семь?

В. А. Балала: Я уже чуть-чуть в предыдущем ответе начал отвечать на это. Нам предлагалось решение, будто только таким способом мы что-то спасем от полного обрушения. Может, так оно и есть, я не берусь это оценивать. Но для нас – тех, кто голосовал «против», а достаточное число из этих депутатов, которых Вы перечислили, входили в группу «Смена» или раньше в ней состояли, – вывод был только один: грубейшим образом попирается закон, и надеяться, что на этом попрании будет построено что-то жизнеспособное и нормальное, не приходится. Кстати, потом ведь состоялся Съезд, и на нем была попытка вернуться к этому вопросу, хотя мы прекрасно понимали, что поезд ушел, механизм слома уже запущен, и даже Съезд, проголосовав «против», ничего не остановит.

Но вопрос об этом ставился. И Съезд опять не поддержал вопросы о правомерности действий по обрушению Советского Союза как государства. Но, мне кажется, даже если бы Верховный Совет проголосовал «против», даже если бы было большинство – те системы, которые запустили этот слом, своих намерений просто так бы не оставили. Потому что слишком много уже было сделано Ельциным и его командой для этого. Фактически, то, что происходило на сессии, это был уже финал, когда уже ничего нельзя было остановить и исправить. Может, кто-то, кто голосовал «за», исходил и из таких соображений – они понимали, что уже поздно. Уже все сломано, взорвано, и то, что произошло в Беловежье, – это просто точка в цепочке событий.

Д. В. Лобанов: Вторая часть вопроса. Шесть или семь? Сложно её сейчас прокомментировать по прошествии стольких лет?

В. А. Балала: Вот смотрите. Бабурин в группе «Смена» состоял, Константинов состоял, Лысов состоял, Полозков состоял, Балала тоже состоял. Еще были Павлов и Исаков. Так что, мне кажется, все-таки семь, причем большая часть из группы «Смена». Но вопрос не в том, что это протестное голосование – заслуга нашей группы. Но мы, может быть, наивно, поскольку все были молодыми, считали, что законность в подобной ситуации должна быть превыше всего. Любые действия, даже во спасение чего-то, должны делаться на законной основе. В противном случае, если закон преступается, нарушается, наступит время, когда это все потом вылезет. И либо подорвет даже благое дело, либо, наоборот, погребет под собой тех, кто это творил, преступая закон. Так оно и получилось. Ну, одобрили депутаты, проголосовали за распад СССР. И получили то, что произошло в 1993 году. К сожалению, для них – это закономерный итог.

Д. В. Лобанов: Вы имеете в виду расстрел парламента?

В. А. Балала: Да, естественно. То есть еще раз говорю: подобные действия всегда приводят к таким вещам. К таким печальным событиям. Которые неизбежно заканчиваются или стрельбой, или просто разгоном. Это закономерно. Преступили закон, Съездом одобрили, – всё! Цепочка пошла. Надеяться потом, что закон защитит тех, кто будет стоять на его страже, наивно. Да, в 1993 году большинство осознало свою ошибку и попыталось стать на сторону закона, по разным политическим причинам – меня не интересует абсолютно, кто там с какими политическими лозунгами в октябре 1993 года действовал. Просто тот нарушенный, сломанный закон реально сработал против тех, кто теперь из последних сил пытался защитить его.

Д. В. Лобанов: Удивительно, что против Беловежских соглашений не проголосовал ни один коммунист. Как Вы это прокомментируете? Происходит разрушение Советского Союза, и ни один коммунист не выступает против?

В. А. Балала: Всё закономерно. Если сейчас проанализировать голосование по всем ключевым вопросам, которые поднимались на Съезде и которые поддерживали коммунисты, то увидим, что сначала они голосовали за Ельцина. Когда его наделяли дополнительными полномочиями, когда одобряли Съездом Беловежские соглашения, принятые, одобренные Верховным Советом и сделанные Ельциным. Когда давали дополнительные полномочия, и мы приходили к ним как фракция с вопросом: «Что вы делаете?», – то коммунисты нам отвечали: «А мы хотим показать его несостоятельность, мы хотим, чтобы он захлебнулся таким образом».

По Беловежским соглашениям – то же самое. Я не говорю, что там все такие – там разные люди, но, по крайней мере, тех, кто водил и руководил, это устраивало. Они с удовольствием становились самостийной партией, скажем так. Потом просто партбилеты сменили на другие, да и всё. Поэтому ничего удивительного. Мне сначала такое их поведение было непонятно. Но потом, когда всё потихонечку раскрывалось, когда мы видели, чьи голоса за кого и за какие решения подавались… Всё воспринималось, к сожалению, как

закономерные действия. Их это тоже устраивало.

Д. В. Лобанов: Среди людей моего поколения много людей, которые тоже считали, что процесс разрушения СССР – это процесс позитивный. Но со временем, к 2000-м годам, к 10-м годам, у людей появилась ностальгия по советскому прошлому – и по существовавшим тогда отношениям между людьми, и по величию страны, которое реально было. Ведь были передовые достижения в науке, технике, мы были первые в космосе, имели первый в Европе атомный реактор.

Как по-Вашему, почему наступает ностальгия? Потому что всё плохое забывается, а хорошее помнится, либо, действительно, это настоящее проступает сквозь годы, и понимаешь, что потеряли?

В. А. Балала: Процесс разрушения позитивен, с моей точки зрения, только тогда, когда у вас уже стоит новое готовое здание и вам мешают обломки старого. Тогда вы просто сносите то, что было строительными лесами, то, что было ветхим, потому что вместо этого у вас есть крепкое здание за плечами. Да, оно новое, оно другое. Но оно уже есть.

А то, что произошло тогда, было разрушением ради разрушения. Обвалили, не будучи готовыми строить. То, что происходило после этого, иначе, как кошмаром, не назовешь. Любая революция, связанная с полным сломом, в том числе, государственного аппарата и социальной системы, это вопрос не только катастрофы, но и вопрос оценки действий тех людей, которые этот слом осуществляли. Я даже не знаю, какой термин для оценки их действий применить в данном случае. Если бы мы говорили о военных преступлениях, то было бы понятно – геноцид. А здесь термина нет. Но то, что происходило, – фактически жутчайший варварский эксперимент над огромной массой людей.

Представьте ощущения людей (я говорю о депутатах), которых выбирали и ставили во главе государства. Они надеялись на реформирование советской социалистической системы, с демонтажом тех препятствий, которые мешали, а отнюдь не на развал и на мгновенное обрушение. А пришли-то к власти те, кто считал, что нужно вначале развалить все до основания, и только потом что-нибудь построить. И почему-то многие из них надеялись, будто идеи, которых они придерживались и которые проповедовали, автоматически сделают всё сами. Да, очень быстро к ним пришло понимание, что автоматически ничего не делается. И им приходилось заниматься тем, чем, вообще-то говоря, они заниматься не рассчитывали. Но реально, я еще раз говорю, я просто не знаю термина, который может быть применен для случившегося с нами.

Однако в этом году Михаил Горбачёв получил высшую награду РФ, установлен памятник Борису Ельцину – и все это на фоне падения экономики, проблем в науке, проблем в образовании, в здравоохранении…

Д. В. Лобанов: Как Вы думаете, что нужно сделать, чтобы Российская Федерация начала развиваться и направилась к процветанию?

В. А. Балала: Если бы я знал ответы на эти вопросы, я бы уже был Президентом Российской Федерации. Не берусь ответить.

Д. В. Лобанов: Но сегодня, по прошествии 20 лет, Вы себя ощущаете одним из семи героев, одним из семи самураев, которые на последнем рубеже пытались сохранить свое Отечество?

В. А. Балала: Героем – категорически нет. Самураем – наверное, да. Потому что Вы же понимаете, чем кончается для самурая военное поражение? Смертью. Так оно, кстати, и получилось, хотя у нас поражение было политическое. Но тот, кто участвовал в той борьбе, знал о последствиях еще тогда, когда только шел на выборы. Когда мы в группе «Смена» для себя формировали, скажем так, политическое кредо, определяли, как мы будем дальше действовать, мы понимали, что на самом деле нам, в большинстве своем, грозит вылететь из политики навсегда. И потому шли в нее, как самураи. Надеясь сделать, по возможности, максимум положительного, тем более при отрицательном итоге. Ничего другого никто не ожидал…

Так и вышло. Почти все стали, в общем-то, в большой мере политическими трупами. Хотя, конечно, кому-то удалось удержаться, как, например, Сергею Бабурину. Он долго был в политике, проповедовал новые идеи, которые успел для себя сформулировать. У него было, что предложить и показать свою эволюцию как политика.

Но большая часть из нас никуда не эволюционировала.

Поэтому сегодня просто очень грустно, что ничего не смогли сделать. Поэтому – всё-таки самураи.

Исаков Владимир Борисович

Биография

ИСАКОВ Владимир Борисович

Родился в 1950 году в городе Нижнем Тагиле Свердловской области.

Окончил Свердловский юридический институт (ныне – Уральская государственная юридическая академия).

В 1967–1990 гг. – студент, аспирант, преподаватель, доцент, профессор кафедры теории государства и права Свердловского юридического института. Автор более 200 работ по проблемам государства, права, законодательства, юридического образования, в том числе нескольких учебников и учебных пособий. Лауреат Всесоюзного конкурса молодых ученых (1978).

В 1975 году защитил кандидатскую диссертацию на тему «Фактический (юридический) состав в механизме правового регулирования».

В 1985 году защитил докторскую диссертацию «Юридические факты в советском праве».

Профессор кафедры теории государства и права (1987).

1990–1993 гг. – народный депутат Российской Федерации, председатель палаты Совет Республики Верховного Совета РСФСР, председатель Комитета по конституционному законодательству, член Конституционной комиссии РФ.

1993–1995 гг. – депутат Государственной Думы первого созыва, председатель Комитета по законодательству.

1996–2002 гг. – начальник Правового управления Аппарата Государственной Думы.

С 2002 г. – директор Департамента по законодательству Торгово-промышленной палаты Российской Федерации, с 2003 года – вице-президент ТПП РФ по правовым вопросам.

Академик Международной академии информации, информационных процессов и технологий (1998).

Заместитель председателя Российского комитета программы ЮНЕСКО «Информация для всех».

Член Союза писателей Российской Федерации.

С 2002 года – профессор кафедры теории права и сравнительного правоведения Факультета Права ГУ-ВШЭ, с 2005 года – заведующий этой кафедрой.

С правовой точки зрения – это преступление

Д. В. Лобанов: Владимир Борисович, чем для Вас был Советский Союз?

В. Б. Исаков: Прежде всего, это моя Родина. Я родился в этом государстве, вырос в нем, получил в нем образование, сделал научную, преподавательскую и политическую карьеру. Кроме того, я, в отличие от многих тех, кто бросился разрушать Советский Союз, всё-таки немножко знал предысторию его становления, знал, какая цена была заплачена за создание Советского Союза на месте развалившейся Российской империи, какие мощные исторические удары выдержало это государство. Поэтому меня поражала и продолжает поражать та бездумная легкость, с которой современные политики бросились ломать и крушить Советский Союз, свое Отечество.

Д. В. Лобанов: СССР был одной из двух великих держав, второй экономикой мира, государством с мощнейшей армией, передовой наукой, образованнейшим населением. Как Вы считаете, что привело к его разрушению?

В. Б. Исаков: Однозначного, простого и короткого ответа на такой вопрос нет. Я знаю, например, что в Китае тщательно изучают причины распада Советского Союза: для них это тоже опыт –

негативный и опасный – потому что они не хотели бы такой же судьбы своей собственной стране. Что же произошло с Светским Союзом, почему он распался?

Прежде всего, полагаю, следует уйти от простых, однозначных, примитивных ответов типа: враги, предатели, «пятая колонна», «обманули народ» и т. п. Советский Союз не был идеальным государством. К 90-м годам прошлого столетия в нем накопились серьезные проблемы, прежде всего, экономического характера. Я имею в виду хроническое отставание от развитых стран в обновлении производства, в освоении новых технологий, в росте производительности труда. Примерно с середины 70-х годов прошлого столетия Советский Союз стал приобретать облик сырьевой державы, зависеть от производства нефти и газа, колебаний цен на них на мировом рынке. Сырьевая направленность экономики резко и обоснованно критиковалась пришедшим к власти новым российским руководством, но именно оно повело страну по этому пути дальше, окончательно превратив Россию в сырьевую державу, сырьевой придаток экономики Запада.

Низкая эффективность экономики и недостаточный уровень производительности труда сдерживали решение назревших социальных проблем. Испытываешь горькое чувство стыда, когда слышишь трубные призывы обеспечить жильем ветеранов войны. Стыл и позор – к 65-летию Победы! Мы виноваты перед ветеранами войны, да и всем страшим поколением. Падение «железного занавеса» и расширение международного обмена сделали очевидным факт, который пыталась скрыть и замаскировать советская пропаганда: весьма образованное и культурное население живет на средне-нищенском уровне, ни с какой стороны не соответствующем параметрам и критериям великой европейской державы.

В последние годы существования СССР мы наблюдали постепенную деградацию науки, образования, здравоохранения, бездумное растрачивание и проматывание природных богатств. Людей раздражали повсеместный бюрократизм, низкая эффективность управления, разного рода «бюрократические извращения». Граждане страны были де-факто лишены элементарных политических прав, записанных в Конституции СССР и международных пактах о правах человека. Эту неприглядную картину венчала лицемерная и лживая советская пропаганда, которая пыталась извращать и замалчивать факты, отводить глаза от существующих проблем, убеждать граждан, что они живут в лучшем из миров. И в конечном итоге полностью потеряла их доверие, превратившись в объект критики, насмешек и анекдотов.

К концу 80-х – началу 90-х годов советская система подошла уже в состоянии комплексного многостороннего кризиса. Попыткой преодоления этого кризиса стала горбачевская «перестройка» – экономическая и политическая реформа, которая проводилась непродуманно, бессистемно, и не устранила, а скорее подхлестнула кризисные явления в обществе. Таким образом, я бы не сказал, что СССР было здоровым и крепким государством, которое ни с того, ни с сего вдруг распалось. У этого государства были серьезные проблемы практически во всех сферах жизни. Такова первая часть ответа на Ваш вопрос.

Но есть и вторая часть. На Ваш вопрос, был ли распад Советского Союза неизбежен, отвечаю с полной определенностью: я не считаю распад СССР неизбежным. Все вышеперечисленные проблемы решались и могли быть решены в ходе постепенного реформирования экономики, социальной и политической жизни. Распад, а точнее развал СССР, – это результат целенаправленной деятельности группы лиц, которые в борьбе за власть, за собственность, за мелкие привилегии, пожертвовали основными стратегическими интересами своих народов. Никакой объективной предопределенности в распаде Союза ССР не было и нет.

Д. В. Лобанов: Скажите, пожалуйста, а Соединенные Штаты желали распада и разрушения Союза Советских Социалистических Республик?

В. Б. Исаков: Попробуем поставить себя на их место. Советский Союз был их крупнейшим и опаснейшим геополитическим противником. Хотела бы в этой ситуации любая нормальная страна ослабления или даже разрушения такого противника? Полагаю, Соединенные Штаты тогда этого хотели, хотят этого и сегодня – в отношении России. Единственное, они, наверное, не хотели бы доводить дело до полного хаоса и безвластия. Поскольку тогда возникала бы угроза, что ядерные арсеналы попадут в руки авантюристов, а к власти в подобной ситуации придут их откровенные и злобные враги. Короче, они не возражали бы против некоторого ослабления и частичного распада Советского Союза, а еще лучше – прихода к власти на этой территории марионеточных режимов, контролируемых американской администрацией.

Д. В. Лобанов: Вы только что сказали, что Советский Союз был для Соединенных Штатов геополитическим противником. А конкурентом он для них являлся?

В. Б. Исаков: Безусловно, и конкурентом тоже. На некоторых площадках конкуренция была острая. Например, в третьем мире, в Африке, на Ближнем Востоке. За эти площадки, перспективные сырьевые ресурсные регионы, шла борьба – и политическими, и дипломатическими, и военными средствами. Пример тому – Афганистан, где СССР поддерживал один режим, а Соединенные Штаты встали на другую сторону и, в общем, в немалой степени поспособствовали поражению Советского Союза в этой войне. Без их массированной поддержки, конечно, ни один афганский режим не смог бы выстоять и нанести нам поражения.

Д. В. Лобанов: По моему мнению, Советский Союз являлся еще и идеологическим конкурентом США. Как мне кажется, так называемый средний класс в странах Запада, в Соединенных Штатах, а также комфортное существование человека труда во многом появились благодаря Советскому Союзу. Сейчас мало кто вспомнит, что 1 мая мы празднуем День солидарности трудящихся (сейчас, правда, переименованный), потому что в конце XIX века 1 мая в Чикаго была расстреляна мирная демонстрация рабочих, выступавших за свои права в «самой демократической стране».

То есть, кроме экономики, науки, вооружения, конкурировали и идеологии. И у нас было чем конкурировать. Страна победила в крупнейшей войне, достаточно быстро восстановила себя, причем сама, потому что мы были в изоляции, по крайней мере, в экономической изоляции. Мы первые запустили человека в космос, первые в Европе запустили атомный реактор. У нас человек, который родился в крестьянской среде, и человек, который родился в академической семье, имели одинаковые стартовые возможности. Масса таких примеров, когда человек из крестьянской семьи становился крупным военачальником, экономистом, руководителем и так далее. Это же элемент конкуренции, так или нет?

В. Б. Исаков: Безусловно, но здесь надо иметь в виду следующее. Конкуренция идеологий – это не конкуренция двух книг или двух команд идеологов. Это конкуренция двух образов жизни, которая идет по всем линиям. Энтузиазм народа, проявленный в первые годы после революции, бурный рост производства и производительности труда, победа в тяжелейшей войне, быстрое восстановление народного хозяйства – дали Западу основания для серьезного беспокойства. И то, что Никита Сергеевич Хрущев стучал ботинком по трибуне ООН, обещая вскорости «закопать» капитализм, – воспринималось не как слова, а как серьезная угроза. У социалистического строя,

действительно, была реальная возможность догнать и перегнать страны Запада, продемонстрировав большую, чем у них, экономическую, социальную и политическую эффективность. Если бы такое случилось, то это стало бы важнейшим идеологическим и геополитическим козырем СССР. Такие государства не распадаются, а прирастают союзниками и сторонниками.

К сожалению, не случилось. А сама идея «догнать и перегнать» начала постепенно трансформироваться в обман. В обман собственного народа о своих мнимых достижениях и в обман других – о том, как живут и чувствуют себя люди в стране социализма. Именно всепроникающая ложь стала тем дополнительным фактором, который способствовал распаду Советского Союза, зримо теряющему социальную и экономическую динамику. Вместо того чтобы активно и целеустремленно устранять недостатки, неприглядную правду начали зажимать с помощью «глушилок» и другими методами, чтобы народ, по возможности, не догадывался о том, что происходит на самом деле.

Когда начинается такое, становится понятно: с системой что-то не то, её реальная жизнь слишком отличается от того, что она провозглашает о себе. И на Западе задышали спокойнее, там поняли, что в СССР серьезные проблемы, и советское руководство не знает, как с ними справиться. Точнее говоря, знает, но не хочет ничего делать. Почему? Потому что это задело бы интересы сложившейся, уже закостеневшей бюрократии – партийной, советской, военной, профсоюзной. Реальная реформа заставила бы ее шевелиться, поставила бы под вопрос незыблемость ее положения. А зачем им это нужно? Да гори всё синим пламенем! Вот синим пламенем всё и сгорело.

Д. В. Лобанов: Скажите, а внутри СССР были те силы, которые хотели разрушения страны?

В. Б. Исаков: В любой стране, на мой взгляд, есть и силы созидания, и силы разрушения. Другой вопрос, что собой эти силы представляют. Я бы разделил силы разрушения на несколько «фракций». Первая – откровенные, последовательные, идейные противники социализма и коммунизма. Люди, которые ненавидели коммунизм, Советскую власть и были готовы бороться, в том числе силовыми методами. Были такие? Были. Обладали ли они влиянием в стране? Полагаю, что нет.

Вторая группа – это люди, которые по-своему боролись за правду, за истину, как они ее понимали. Боролись против несовершенств советского строя, критиковали его. Эта группа людей, на мой взгляд, была значительно больше и влиятельней. Та, первая группа, была уничтожена еще в первые годы Советской власти, да и массовой социальной базы в стране уже не имела. Вторая группа была значительно влиятельней. Почему? Да потому что во многих случаях они были правы. Потому что в большинстве случаев они критиковали реальные недостатки строя, которые действительно имели место. Подвергались за это преследованиям, репрессиям. Запад их за это поддерживал, поскольку видел в них борцов за свободу, права человека и против советского режима.

Существовала и третья группа борцов – назовем их «инакомыслящие коммунисты». Я бы их тоже имел в виду, поскольку мне приходилось с ними встречаться. Это искренние сторонники социализма и коммунизма, которые, однако, видели его немного иначе, чем тогдашняя правящая номенклатура. В их числе, например, Александр Александрович Зиновьев. Власть их также преследовала как врагов и с ними расправлялась. Хотя, на мой взгляд, именно эта группа людей представляла собой важнейший ресурс общества, несла потенциал обновления системы. Именно они могли стать источником новых идей и решений. Но тогдашнему окостеневшему руководству они были не нужны – не нужны были новые люди, не нужны были новые идеи, им важно было любой ценой сохранить то, что есть.

Поэтому, когда мы говорим о противниках советского строя, не нужно мазать всех одной черной краской, там были очень разные люди. Начиная от ненавистников режима и заканчивая людьми, которые желали блага народу и стране, но видели это благо несколько иначе, чем тогдашняя правящая власть.

Д. В. Лобанов: Как Вы думаете, а такие люди, как Горбачёв и Яковлев, желали разрушения СССР?

В. Б. Исаков: Я бы, прежде всего, их не объединял. Что касается Яковлева, то для меня это во многом непонятная и темная фигура. У меня была личная встреча с Александром Николаевичем. Я тогда был избран Председателем Совета Республики, одной из палат Российского парламента, и поставил себе задачу – встретиться с тогдашними крупнейшими союзными руководителями. Встретился с Павловым, Лукьяновым, Лаптевым – своими союзными коллегами. Запланировал встречу с Пуго, но ГКЧП помешал. И встретился с Александром Николаевичем Яковлевым. Так вот, наверное, самая неинтересная и тусклая встреча была как раз с Яковлевым. У нас явно не возникло человеческого контакта. Он воспринял меня настороженно. Разговор остался на уровне общих фраз. В конце он попросил помогать Борису Николаевичу Ельцину и по возможности его «не критиковать».

Согласен, что Яковлев – человек крайне неоднозначный: с одной стороны – много лет руководил коммунистической идеологией, с другой – лично возглавил поход против этой идеологии. Когда он говорил правду: когда призывал строить коммунизм или когда боролся против него? А может, правда в его устах и в том, и в другом случае и не ночевала? Я таких людей не воспринимаю. Но, с другой стороны, не могу вешать на него уголовные обвинения, не имея на сей счет бесспорных доказательств. Поэтому дело Яковлева положим в отдельную папку.

Что касается Горбачева, то, на мой взгляд, он руководствовался благими побуждениями. То есть он, как наиболее молодой из тогдашних руководителей, видел назревающие проблемы и понимал необходимость их решения. Благодаря, может быть, Раисе Максимовне, он соотносил наш образ жизни со стандартами того, как люди живут на Западе. Это был человек уже новой генерации, нового поколения. Но ведь, кроме благих пожеланий, необходимы ещё и опыт, и воля, и команда единомышленников, и умение руководить страной, особенно на таком сложнейшем переломном этапе, который предстоял тогда Советскому Союзу. Ни одного из этих качеств Горбачев не проявил. То есть, на тигра-то он влез, а вот слезть с тигра у него не получилось.

Д. В. Лобанов: В этом году элита Российской Федерации усиленно пыталась отмечать ещё один юбилей – 80-летие Ельцина. Как Вы считаете, какова его роль в этой страшной геополитической катастрофе, в распаде СССР?

В. Б. Исаков: Если Вы возьмете газетные публикации 1991–1996 гг., то увидите, что в тот период я был в числе постоянных и наиболее активных критиков Б. Н. Ельцина. Критиковал его за указы, законопроекты, практические шаги, которые он предпринимал. Естественно, за расстрел парламента, за принятие Конституции, которая, как мне казалось, деформировала российскую государственность. Но с 2000 года я критиковать Ельцина перестал, потому что не вижу большой доблести в том, чтобы колоть и язвить ушедшего на покой льва, хотя именно в этот период появилась масса журналистов, желавших этим заниматься, и критика режима и личности Б. Н. Ельцина стала популярной темой в СМИ.

По моему, надо дать истории «отстояться». С одной стороны, Б. Н. Ельцин «сломал хребет» прежней системе и направил ход событий в новое русло. Такая ситуация, как в Югославии,

могла сложиться по всей стране, но ограничилось только Чечней. То есть, может быть, много плохого случилось, но самого худшего мы всё-таки избежали. Чеченская бойня, Беловежское соглашение, расстрел парламента, отпуск цен, свобода предпринимательства, ликвидация монополии внешней торговли, земельная реформа… Нужно дать время, чтобы спокойно взвесить и понять, что на одной чаше весов, а что – на другой. Не собираюсь петь дифирамбы Б. Н. Ельцину, но и в ряды его хулителей пока не тороплюсь.

Д. В. Лобанов: Горбачёв, Яковлев, Ельцин. Это были яркие представители советской элиты того времени. И, так или иначе, народ считает их причастными к разрушению Советского Союза. Можно ли говорить о том, что советская элита стояла во главе этого процесса? Национальная элита республик, допустим.

В. Б. Исаков: Полагаю, что да. Чувствую и свою вину как народный депутат. Ведь наказа от избирателей развалить Союз ССР мы не получали – напротив, на референдуме 17 марта 1991 года народ подавляющим большинством голосов высказался за сохранение Союза ССР. И хотя лично я был противником распада, хотя был в числе семи депутатов, которые проголосовали против Беловежского соглашения, я не считаю свою позицию каким-то геройством. Наоборот, полагаю, что мало сделал. Можно было бы бросить все другие дела и целиком отдаться этой проблеме – выступать в печати, рассказывать, агитировать…

Что касается элиты, то, конечно, какая-то часть ее вполне сознательно работала на развал. Одни действовали из корыстных соображений, как большинство руководителей республик, которые в условиях возникшей неопределенности стремились отхватить себе кусок власти и привилегий. Им было обещано суверенитета, «сколько смогут проглотить». Вот они его и глотали.

Другие – уповали на скорую гибель «проклятой тоталитарной системы», надеялись на установление прочных контактов с Западом, откуда «широкой рекой» потекут приглашения, кредиты, гранты. Что-то не текут пока. Ждите-с.

Третьи – даже надеялись на прибыль: «Вот торговать будем с Западом, контроля не будет, КГБ не будет, разведки не будет, вот тогда и заживем!».

Вот только о народе никто не подумал: а как он будет жить в разрубленной на части стране? И как себя будут чувствовать те 25 миллионов соотечественников, которые в мгновение ока очутились в «ближнем зарубежье» в положении изгоев?

Н. Б. Ельцин и М. С. Горбачев

Если бы советская элита не поддержала распад СССР, то никакого распада и не было бы. Выгнали бы Ельцина, выгнали бы Горбачёва, поменяли их на других руководителей, и страна развивалась бы дальше. Поэтому я считаю, что советская и российская элита несут общую коллективную ответственность за распад Союза ССР.

Д. В. Лобанов: Скажите, а с правовой точки зрения (ведь прошел референдум, на котором подавляющее большинство высказалось за сохранение Советского Союза) как это можно оценить?

В. Б. Исаков: С правовой точки зрения действия российского руководства – это преступление.

Д. В. Лобанов: Вот так!

В. Б. Исаков: Любой юрист вам скажет, что это преступление, которое в момент его совершения каралось по статье 64 УК РСФСР. Данная статья предусматривала, что «деяние, умышленно совершенное гражданином СССР в ущерб суверенитету, территориальной неприкосновенности или государственной безопасности и обороноспособности СССР», в том числе «заговор с целью захвата власти», наказывается лишением свободы на срок от десяти до пятнадцати лет с конфискацией имущества или смертной казнью с конфискацией имущества.

Насколько я знаю по воспоминаниям участников, сидельцы в Беловежской пуще это отчетливо понимали. Поэтому и собрались на окраине страны, в пуще, практически на белорусско-польской границе. Наготове стояли прогретые вертолеты: при обнаружении попытки захвата, все участники «совещания» должны были перелететь в Польшу. То есть, такое развитие событий они вполне допускали и боялись его. Но у Горбачева не было ни воли, ни желания защищать целостность СССР: он боялся потерять в глазах Запада реноме «миротворца» и «демократа», не приемлющего насилия. В печати были сообщения, будто бы он имел on-line полную информацию о том, что происходит в Беловежской пуще. Сам Горбачёв это отрицает. Ну что ж, история со временем разберется.

Д. В. Лобанов: А как Вы оцениваете августовские события 1991 года, так называемый путч ГКЧП, а потом, как их логическое завершение, декабрьские события? Ведь вокруг этого много тайны, пены и тому подобное?

В. Б. Исаков: Я думаю, что всей правды об этих событиях мы тоже пока не знаем. Что обращает на себя внимание? События, произошедшие в августе 1991 года в России, были практически полным повторением («калькой») событий в Вильнюсе в январе того же года. То есть, имело место слабая и плохо подготовленная попытка захвата власти. Она встретила мощный, хорошо организованный отпор. В том числе, истерику всех средств массовой информации и «возмущенного» общественного мнения во всем мире. А дальше – падение «слабой» власти и волна разрушения всего, что еще оставалось от СССР. Вот по такой схеме оба этих события произошли. Я как-то вначале не обратил на это сходство, но когда писал книгу, то увидел, что схема одна и та же: сначала нелепо и неловко дернулись, аргументированно получили по морде, проиграли всё.

Время от времени всплывают интересные новые факты, например, о том, что Г. Х. Попов, тогдашний мэр Москвы, знал о готовящемся перевороте и сообщил об этом тогдашнему послу Соединенных Штатов Пикерингу, который в свою очередь передал эту информацию в Вашингтон. Из Вашингтона был звонок Горбачёву, которого предупредили о действиях военных и подготовке переворота. И будто бы Горбачёв от этой информации отмахнулся. Я в это не верю. Так не бывает. Похоже, что Горбачёв играл какую-то свою игру. Не случайно многие комментаторы считают, что Горбачев надеялся быть в выигрыше при любом развитии событий. Победят консерваторы, он возвращается из Фороса победителем и воцаряется на троне. Консерваторов сметают в ходе переворота – он опять в выигрыше: возвращается из «форосского изгнания», приветствует «победоносные демократические силы» и возглавляет правительство.

Но даже в крапленых колодах не бывает пять тузов подряд. Получилось совсем не так, как он планировал, и итогом неудавшегося переворота стал распад страны. Попытка государственного переворота дискредитировала союзное руководство, она подтолкнула украинский референдум о независимости и подняла вторую волну «парада суверенитетов». Указами Б. Н. Ельцина и постановлениями российского правительства начался разгром союзных министерств и ведомств. К декабрю 1991 года, когда был подписан Беловежский договор, объявивший о «прекращении существования» Советского Союза, распад СССР дефакто стал реальностью.

Д. В. Лобанов: Скажите, пожалуйста, а как объяснить, что в Верховном Совете РСФСР 12 декабря 1991 года против развала Советского Союза из 250 проголосовавших, по одним источникам, проголосовали шесть человек, по другим – семь человек. У меня следующие фамилии: Бабурин, Павлов, Исаков, Константинов, Полосков, Балала, Лысов. Понятно, когда две трети, одна треть, и так далее. Но 250 и 7? Несовместимая пропорция.

В. Б. Исаков: Почему

такой странный итог? Откуда такое единодушное голосование в поддержку Беловежского соглашения? Здесь надо иметь в виду несколько моментов.

Во-первых, многими гражданами России, в том числе многими депутатами, происходящие тогда события воспринимались как борьба Горбачёва и Ельцина. Проголосовать за Союз – означало проголосовать за Горбачёва, проголосовать против – означало проголосовать за Ельцина. А Ельцин выступил и Беловежское соглашение очень ярко поддержал. Люди уже к тому времени устали от Горбачёва, от его многословия и пустословия, за которыми ничего не следовало. Ельцин, наоборот, находился в зените славы, могущества, популярности. И это, наверное, причина номер один: слепая вера в руководителя, наивная надежда, будто всё, что он делает – на пользу России.

Другие – просто боялись. В депутатском корпусе к тому времени назрел раскол, и люди, которые называли себя «демократами», оказавшись во власти, тут же овладели методами самых отъявленных «партократов», включая психологическое давление и шельмование в СМИ. Проголосовать в той ситуации «против» – означало вызвать на себя волну гнева газет, обрушить на себя поток проклятий, телеграмм, звонков по рабочему и домашнему телефону. Далеко не все депутаты были готовы это выдержать.

Д. В. Лобанов: И такое было?

В. Б. Исаков: Конечно. Приходишь утром на пост, где хранятся депутатские телеграммы, а там их – сотни. Тебе. Вся буква «И» в шкафу ими забита. И почти все – с угрозами или оскорблениями, с требованиями немедленно поддержать Б. Н. Ельцина. Людьми владела слепая надежда, что если мы проголосуем «за Ельцина», то сразу всё пойдет хорошо.

Д. В. Лобанов: То есть, судили не по делам, голосовали сердцем?

В. Б. Исаков: Я не мог их за это осуждать, но и согласиться с ними не мог. Зная предысторию вопроса и понимая опасные грядущие последствия распада СССР, у меня просто рука не поднималась проголосовать против Советского Союза. Я постоянно стоял у микрофона, собирался выступить, как-то образумить депутатов перед окончательным голосованием. Отойти было нельзя – твое место тут же было бы занято оппонентом и ты назад уже не вернешься. Моя собственная карточка для голосования была воткнута в гнездо на моем депутатском месте, но я строго-настрого наказал соседям не голосовать «за» ни за одно из «развальных» предложений. Когда я вернулся, они пошутили: «А мы за всё проголосовали «за». Я немедленно получил распечатку голосований: Беловежское соглашение – «против», по другим вопросам – «воздержался» или «не голосовал». Вздохнул с облегчением: ведь если хотя бы по одному из вопросов было бы «за», мне пришлось бы со скандалом аннулировать итоги своего голосования.

Д. В. Лобанов: Знаете, удивительно то, что все коммунисты проголосовали за разрушение Советского Союза.

В. Б. Исаков: Коммунисты в тот период были очень несамостоятельными. Если «демократы» могли действовать как группой, так и в одиночку, в том смысле, что довольно самостоятельные ребята были, то коммунисты постоянно ждали, что им дадут указания, наставят на верный путь, подскажут, как голосовать, и потому постоянно опаздывали. Не было, по-видимому, указания, как голосовать по данному вопросу, поэтому «проголосовали сердцем» – как обыкновенные обыватели.

Д. В. Лобанов: Среди людей моего поколения довольно приличный процент тех, которые считали, что разрушение Советского Союза есть процесс позитивный. Но в 2000-х годах они стали вспоминать Советский Союз с теплотой, с любовью. Вспоминается дружба, которая тогда была, вспоминаются отношения между мужчиной и женщиной, которые не были замешаны на материальном благополучии и материальном достатке. Как Вы думаете, чем вызвана такая ностальгия у людей моего поколения, которые еще застали Советский Союз? У людей Вашего поколения, которые прожили в нем часть своей сознательной жизни, тоже наверняка возникают подобные ощущения и воспоминания?

В. Б. Исаков: Отвечая на Ваш вопрос, я хотел бы вернуться к предыдущему вопросу. Вы справедливо заметили, что у значительной части населения в то время существовали стереотипы. Но ведь депутаты – такая же часть населения. И те же самые стереотипы они тащили на себе: что Советский Союз – это исчадие зла, что вот де спалим дом и вместе с ним всех тараканов уничтожим. Ну, спалили. Какие-то тараканы погибли. Остальные разбежались, а потом вернулись. Кроме того, выяснилось, что новый-то дом строится с огромным трудом, а оказывается не лучше, а хуже старого во многих отношениях.

Конечно, чем дальше, тем больше прошедшее видится в розовой дымке. Наверное, это свойство человеческой памяти – мы всегда немножко идеализируем прошлое. Я отношусь к этому спокойно. Да, было много хорошего в Советском Союзе, но было и много плохого, которое со временем подзабылось. Как и в нынешней ситуации – тоже не всё плохо, есть и позитивные моменты: какое-то новое измерение свободы человек получил, в конечном итоге, после всех разрушительных событий.

На мой взгляд, если выделять главную проблему, то это необходимость для России сойти с пути развития через кризисы. Это значит – видеть и решать проблемы не тогда, когда потолок начал падать на голову и кирпичи на тебя рушатся, а когда проблема только обозначилась, когда она только появилась. Вот тогда надо от чего-то реально отказываться, выделять время, силы, средства и начинать укреплять стены дома. А наша бюрократия так работать не может, и нынешняя элита, что характерно, тоже не умеет – так же слепа, бездарна, так же ведет страну к очередному кризису. А что на следующем рубеже будет, к чему страна подойдет? Возможно, в конечном счете, – сделает шаг вперед. Но какой ценой? С какими издержками? С какими потерями? Сохранится ли вообще Россия как единое государство в горниле очередного кризиса?

Сегодня многие пишут, что развал Союза – это первый этап развала России. Что в конечном итоге останется Московия с прилежащими нечерноземными областями. Остальные все отплывут: Кубань – в одну сторону, Дальний Восток – в другую. Считать эти оценки и прогнозы ерундой – такая же политическая слепота, какая была у советских и партийных бюрократов. Они бесконечно тянули с принятием решений, и дождались, что все решили без них.

Д. В. Лобанов: Ваш ответ переходит в мой следующий вопрос. Как я оцениваю, у нас происходит падение экономики, у нас коллапс в промышленности, отдельных отраслей просто нет уже – таких, как приборостроение, станкостроение и так далее, идет деградация науки, деградация образования. На мой, опять же, субъективный взгляд, продолжается деградация здравоохранения в современной Российской Федерации. Что нас ждет и что сделать, чтобы не допустить следующей дезинтеграции страны?

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (http://www.litres.ru/dmitriy-lobanov/sem-samuraev-sssr-oni-srazhalis-za-rodinu/?lfrom=931425718) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.