Штрихи к портретам: Генерал КГБ рассказывает читать онлайн - Эдуард Нордман

Штрихи к портретам: Генерал КГБ рассказывает

Эдуард Богуславович Нордман

Эта книга – документальный рассказ о выдающихся людях второй половины XX века. Среди них – легендарный партизанский командир В.З. Корж, руководители СССР и союзных республик А.Н. Косыгин, Ю.В. Андропов, М.С. Горбачев, Н.И. Рыжков, К.Т. Мазуров, П.М. Машеров, С.О. Притыцкий, Ш. Рашидов и другие не менее известные личности, с которыми автору приходилось встречаться. В книге много интересных эпизодов и фактов, оригинальных фотографий, публикуемых впервые. Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Э.Б. Нордман

Штрихи к портретам: Генерал КГБ рассказывает

Предисловие

Книга носит мемуарный характер. В ней, между прочим, любопытен образ автора, нарисованный им самим. Это прослеживается во всех главах, особенно в рассказах о Ю. Андропове, К. Мазурове, П. Машерове, В. Корже, Ш. Рашидове, М. Горбачеве.

Автор – уникальная личность. С июня 1941 до июля 1944 года (1119 дней и ночей) воевал в глубоком тылу врага, находясь в рядах пинских партизан. В первые сутки войны девятнадцатилетний юноша получил винтовку, 90 патронов, гранату. 28 июня состоялось боевое крещение отряда. В этом бою прозвучал первый партизанский выстрел в Великую Отечественную войну.

Он часто попадал в безвыходные, казалось бы, ситуации, но всегда уходил от смерти. В 1941-м о нем ходили легенды на Полесье. На его боевом счету – бронепоезд и 9 эшелонов, пущенных под откос, десятки боев и дерзких операций, в которых он был на переднем крае. Разведчик в обозе не отсиживался.

8 июля 1941 года был создан Пинский подпольный обком комсомола (впервые в Великую Отечественную войну). В течение трех лет Э.Б. Нордман сначала был заместителем секретаря, потом секретарем и членом обкома. Одновременно он возглавлял Пинский подпольный горком комсомола. Это был героизм повседневный. О нем в 1942 году писал К.Т. Мазуров из тыла врага: «Нордман – геройский парень. Прославился здесь в 41-м. Однажды надел немецкую форму, подобрал «полицейских» из партизан и в роли «коменданта» разоружил несколько гарнизонов».

Совесть автора всегда была чиста. Не кланялся пулям в войну, не прогибался после войны, никому не кланяется сегодня. Может, сознание правоты, чувство исполненного долга и позволяли ему говорить правду в лицо товарищам – будь то член Политбюро ЦК КПСС или рядовой сотрудник.

Прямота и честность вызывали уважение у одних, озлобление и ненависть у других. Правда, первых было значительно больше.

Партизанская жизнь не воспитывала чинопочитания. Почитание мужества – да. Но не лизоблюдства.

Автор пишет только о том, что лично видел и слышал, вымысла не допускает.

Это о нем в «Российской газете» за 28 июня 2001 г. написала журналистка Я. Юферова: «Один из самых заслуженных белорусов в Москве и авторитетных москвичей в Белоруссии причастен к такому количеству событий, что надо торопиться слушать и слышать эту живую легенду».

Я.Я. Алексейчик.

ЮРИЙ АНДРОПОВ

19 мая 1967 года председателем Комитета государственной безопасности при Совете Министров СССР был назначен Юрий Владимирович Андропов. Об этом я услышал утром по радио «Свобода». Пришел на «водопой» к колоннаде в Карловых Варах, где встретил группу генералов из центрального аппарата КГБ. Тогда на этом курорте передачи советского телевидения не принимались, газеты из Союза приходили с опозданием на сутки, потому мое сообщение для них было полной неожиданностью. Первый заместитель председателя КГБ генерал-полковник Н.С. Захаров даже изменился в лице:

– Откуда ты взял такую информацию? Что ты мелешь?

– Николай Степанович! Мне товарищи подтвердили, что они то же самое слышали по московскому радио. Семичастного освободили, Андропова назначили.

Генералы быстренько ушли в свой санаторий звонить в Прагу и в Москву. В обеденный «водопой» высокие московские чины из Комитета уже скупо комментировали это назначение. Н.С. Захаров сразу же улетел в Москву. Мы же – работники рангом пониже – продолжали спокойно лечиться и отдыхать. Нас это сообщение не взволновало.

* * *

Летом того же 1967 года в КГБ СССР готовился к рассмотрению на коллегии вопрос о введении личных лицевых счетов для каждого оперативного работника. Мне тогда поручили возглавить рабочую группу по подготовке соответствующих материалов.

Изучили историю вопроса, начиная с 1918 года. Оказалось, что дело это в системе госбезопасности отнюдь не новое. Просматривая документы 20–30-х годов, мы уловили удивительную закономерность. За введением в 1934 году лицевых счетов в НКВД последовали репрессии 1936–1938 годов. Среди других причин сработал и «стимул личной заинтересованности».

Появились желающие состряпать побольше дел, найти побольше «врагов» и тем отличиться на службе. Чем больше дел завел, чем больше людей арестовал, тем больше поощрений, наград и прочих благ. Были ведь и в органах прожженные карьеристы, интриганы, просто подлецы. Возможно, не так уж много, но были.

Так зачем заново создавать ситуацию 30-х годов, думалось мне тогда. Ведь в свое время, работая в Белоруссии, я рассматривал тысячи дел по реабилитации осужденных в 1937—1938 годах. И начитался там такого, что сорок лет забыть не могу…

Я в то время не знал, что идею о личных лицевых счетах оперативных работников подали Андропову генералы Цинев, Титов и Горбатенко. Уже потом мне В.А. Крючков показал их записку с резолюцией Юрия Владимировича: «Подготовить вопрос на коллегию».

В августе 1967 года меня вызвали на третий этаж Лубянки, где был кабинет председателя. Дежурный секретарь подполковник Юрий Сергеевич Плеханов (впоследствии генерал-лейтенант) записал мое сообщение и пошел докладывать Андропову. Меня попросил не уходить, вдруг понадобятся какие-либо уточнения. Из кабинета председателя он вышел довольно быстро, поскольку Андропов сказал: «А чего это он докладывает через «переводчика», пусть заходит сам».

Зашел. Доложился:

– Нордман, заместитель начальника службы № 1 Второго главного управления.

Извинился, что небрит, всю ночь провел на работе, выполняя поручение руководства, связанное с острым сигналом из Средней Азии. К счастью, то была ложная тревога.

– Ну что ж, вам испортили выходной, и мне приходится работать в субботу.

Юрий Владимирович предложил присесть. Принесли чай с лимоном и сушками. Чай я выпил, а к сушкам прикоснуться постеснялся, хотя в десять утра уже и не мешало бы подкрепиться.

И начался содержательный разговор по проблемам работы КГБ. Андропова интересовали многие вопросы и детали. Его можно было по-человечески понять: он был новым руководителем и только осваивал работу Комитета. Помню, на один щепетильный вопрос отвечать не хотелось. На мой уклончивый ответ, что мне, полковнику, по рангу вроде бы и не положено давать оценку этой государственной проблеме, он среагировал быстро: «Мы же разговариваем как коммунист с коммунистом, а не как начальник с подчиненным». Юрий Владимирович перешел на «ты» и как-то незаметно расположил к откровенной беседе. Скованность моя пропала. Высказывал свою точку зрения без оглядки.

Разговор продолжался три часа. Чай приносили еще несколько раз. Пошли в ход и сушки.

– Как относишься к идее введения личных лицевых счетов для каждого чекиста? –

спросил Андропов.

– Крайне отрицательно, Юрий Владимирович.

– Почему?

Я обстоятельно аргументировал ответ, высказал сомнения. И добавил:

– Тот председатель, который подпишет приказ о введении этого «новшества», через пять-шесть лет может получить новый 1937 год.

– Не боишься говорить мне об этом? Я же дважды выступал на коллегии и требовал ускорить подготовку приказа.

– Нет, не боюсь. Я ведь разговариваю как коммунист с коммунистом. И убежден в своей правоте.

– Да, запустил ты мне жука в ухо… Почему же члены коллегии не могли сказать мне так откровенно?..

– Не знаю, не могу ответить за них.

На том вопрос был закрыт. Вот уже тридцать пять лет о нем не вспоминают.

Умел Андропов слушать, умел отказаться от своей же точки зрения, если получал доказательства, что был не прав.

Я рассказал, казалось бы, о рядовом вопросе. Но этот эпизод свидетельствует о том, что Юрий Владимирович умел на все смотреть масштабно, по-государственному. Кто знает, может быть, отвергнув предложение о лицевых счетах, он предотвратил развитие советского общества по пути далеко не лучшему. Только за одно это мудрое решение он заслуживает народного уважения.

* * *

После выходных, как обычно, пришел на службу. В обеденный перерыв пообщался и почувствовал, что изменился «климат». Мне приветливо улыбались, не сторонились, как это было после моего выступления на партактиве (выступая в прениях, я резко критиковал идею введения личных счетов. Это было неслыханным делом по тем временам. Друзья мне говорили: собирай чемоданы). Что произошло с этим «климатом», я узнал через несколько дней. Секреты не держались, о нашем с председателем разговоре стало известно. Спасибо «господину случаю», что он вывел на откровенный разговор с Андроповым. Нарочно не придумаешь и не спланируешь.

Прошли годы. Я все время искал ответ на вопрос, почему Юрий Владимирович относился ко мне с особым доверием в те времена. Думаю, тот субботний откровенный разговор послужил мне «охранной грамотой», поворотным пунктом в моей судьбе.

Оказывается, после выступления на партактиве (по поводу лицевых счетов) мне стали подыскивать место подальше от Москвы. Думаю, выбраться из такой опалы мне не удалось бы.

* * *

Когда я работал начальником УКГБ Ставропольского края, Ю.В. Андропов каждый год приезжал на лечение в санатории Кисловодска и Железноводска. Застолья не любил. Много читал. Два раза в неделю – кино. Привозил с собой записи Галича, Высоцкого, Рубашкина. В то время это было недоступно для меня в крае. Записи храню до сих пор.

Любил Юрий Владимирович забивать «козла», т.е. играть в домино. Эта игра, шутил он, по интеллекту стоит на втором месте после перетягивания каната. Она отвлекала его от государственных забот хоть на пару часов.

На отдыхе он много работал. Фельдъегерь ежедневно привозил из Москвы пакет документов. Отдыхал с женой Татьяной Филипповной. Иногда на неделю-другую приезжали сын Игорь и дочь Ирина. Но часто я оказывался единственным собеседником Юрия Владимировича. Говорили о многом и откровенно.

Однажды я рассказывал ему о партизанских делах. Как все было в самом начале войны. О том, что уже через несколько месяцев после прихода гитлеровцев появились полицаи, предатели, другие прислужники оккупантов, из эмиграции вернулись помещики.

В то время у меня, комсомольца, 19-летнего юноши, не укладывалось в голове, как это могло быть. Перед войной столько говорилось о могучем морально-политическом единстве народа – и вдруг такое…

Андропов задает вопрос:

– Ну а если, не дай бог, в наше время возникнет ситуация, подобная 1941 году (разговор шел в 1971-м)?

– Юрий Владимирович, теперь, когда я знаю обстановку не только на Северном Кавказе, но и по всей стране, могу сказать, что предателей и негодяев будет в несколько раз больше, чем в 1941 году.

– Подумай, что говоришь.

– Я думал об этом не один день и не одну ночь.

Опять разговор был долгим…

Прошлись по всем проблемам: об опасности национализма, о мусульманском факторе, о влиянии враждебной идеологии на молодежь и т.д.

Юрий Владимирович – немногословный по характеру и даже молчаливый по долгу службы человек, в чем убеждались люди, знавшие его лично, – постоянно думал. Думал о будущем. Должность у него была такая – отвечать за государственную безопасность в полном объеме.

* * *

Вспоминаю еще об одном эпизоде, об одном откровенном разговоре, который не прибавил мне доброжелателей. Лето 1970 года. Кисловодск. Юрий Владимирович на отдыхе.

– Скажи откровенно, почему Второй главк (штаб контрразведки страны) не работает, как того требует обстановка?

– Не знаю, Юрий Владимирович.

Не хотелось мне отвечать. Уклонился от прямого ответа. Стал что-то объяснять, но туманно и расплывчато.

– Нет, ты давай откровенно, прямо, как всегда. Или не хочешь отвечать на вопрос?

– Не хочу, Юрий Владимирович.

– Сам ведь работал в Главке, знаешь его изнутри.

– Ну, раз откровенно, так откровенно.

И стал перечислять, загибая пальцы, проблемы контрразведки, мешающие, на мой взгляд, работать. А закончил вот чем:

– Главная проблема, Юрий Владимирович, в руководстве.

Пока Г.К. Цинев будет начальником Главка, толку не будет. Он всех задергал, запугал…

– А куда же его денешь. Всем известна его личная дружба с Брежневым.

– Знаю, Юрий Владимирович. Самый простой выход – выдвинуть его заместителем председателя Комитета и дать ему второстепенные вопросы – хозяйственные, финансы, архивы. И Цинев будет доволен, и Брежнев не станет возражать.

Посмотрел он на меня, задумался. А через несколько месяцев выдвинул Цинева в замы. Кто мог предположить, что по прошествии еще нескольких лет Цинев станет первым заместителем председателя КГБ СССР, Героем Социалистического Труда, генералом армии, членом ЦК КПСС?! Фактически больше, чем первый зам.

Все бы ничего. Состоялся откровенный разговор, мало ли таких было. Я стал о нем забывать. По обыкновению, в середине отпуска Юрий Владимирович улетел в Москву провести заседание коллегии. И повел на ней разговор о недостатках в работе контрразведки, перечисляя их и спрашивая остальных.

– Вот такой недостаток?

– Правильно, Юрий Владимирович.

– А это?

– Правильно.

Перечислил все и говорит:

– Сегодня вы дружно подтверждаете: «Правильно, правильно, Юрий Владимирович!» А почему вы, члены коллегии, за все эти годы ни разу не сказали мне об этом? Нордман в Кисловодске за десять дней мог сказать, а вы… правильно, правильно…

Это был еще тот «подарочек» для меня. Потом мне некоторые по-дружески говорили, мол, чудак ты или мудак, сам же своими руками плодишь себе недругов.

– А как я мог поступить? Пытался уйти от ответа, но Юрий Владимирович настоял: «Всегда между нами была откровенность, а теперь…».

Кое-кто все это запомнил и долго не забывал. Особенно остро я на своей шкуре почувствовал силу этой «памяти» после того, как маятник моей биографии пошел вниз… Даже в 80-е годы, когда представляли к наградам, чья-то «заботливая» рука вычеркивала мою фамилию из списков.

Вот так пооткровенничал. Но не жалею – не покривил душой, значит, поступил правильно.

* * *

Однажды в Домбае Юрий Владимирович любовался белоснежными вершинами, радовался жизни и вдруг, обращаясь к

первому секретарю крайкома партии М.С. Горбачеву, говорит:

– Скажите, какому марксизму-ленинизму мы учим в системе политпросвещения? Принуждаем ходить на занятия и сухим бесстрастным языком излагаем прописные истины. Мухи дохнут от скуки. Мы же этим опошляем марксизм, отвращаем от него людей. А газеты? Прочитал первую страницу «Правды», и в остальные издания можешь не заглядывать. Те же отчеты о мероприятиях, встречах в верхах…

Моя младшая дочь Галина, тогда студентка медицинского института и свидетель того разговора, после сказала: «Меня поразило – член Политбюро, председатель КГБ, а как говорит. Мы, студенты, в курилках об этом шепотом судачим, чтобы чекисты не услышали».

* * *

В 1973 году я отдыхал в санатории и стал невольным слушателем разговора группы рабочих. Стояли они у Нарзанной галереи Кисловодска, пили нарзан. Не знаю, о чем они говорили до этого, но запомнилось следующее:

– Советская власть – наша власть, рабочих. Ее только надо хорошенько очистить от плесени, бюрократов и прочей гадости. Хорошенько почистить, с наждачком. А так власть наша, другой нам не надо.

За ужином я рассказал Юрию Владимировичу об услышанном разговоре. Он подумал, подумал и резюмировал: «А ведь лучше не скажешь».

* * *

Извини, читатель, что перескакиваю в XXI век.

Солнечное утро 9 мая 2002 года. Стою на троллейбусной остановке на проспекте Мира. Стою при «всем параде», орденах и медалях. Собрался ехать на Красную площадь, благо,

Совет ветеранов дал пригласительный билет. Долго стоял. Троллейбусы № 9 и 48 не торопятся. В День Победы к ветеранам – особое внимание, интерес к твоему «иконостасу». Пристально смотрит на меня человек, опрятно одетый, на небольшом подпитии по случаю праздника.

– Скажи, генерал, почему в августе 91-го нас никто не позвал на защиту Советской власти? Ответь, только честно ответь.

– Что молчишь, генерал? Мы бы пришли всем заводом.

Что я мог ответить человеку. Подошел троллейбус. Я уехал, а вопрос остался. До сих пор покоя не дает. И Андропова нет, посоветоваться не с кем.

Вот такая картинка жизни в начале XXI века.

* * *

Ранней осенью 1972 года едем в «Чайке» из Кисловодска в Домбай по новой дороге (в то время новой). Удивительно чистое небо, прозрачный горный воздух. Слева панорама Главного Кавказского хребта. Залюбуешься, такая неописуемая красота. Куда там швейцарским Альпам! Справа на склонах – добротные кирпичные дома карачаевцев, новостройки.

Ф. Бурмистров, секретарь Карачаево-Черкесского обкома, убеждает Андропова:

– Юрий Владимирович, надо принять строгий закон и не разрешать строить дома свыше положенной нормы в 100 квадратных метров.

Андропов терпеливо и вежливо слушал. Вижу – кривится, не нравится ему разговор. Не выдержал и говорит:

– Вы хотите моими руками члена Политбюро и председателя КГБ принять такой строгий закон? Разве вы не понимаете, что для больших карачаевских семей по 10–12 человек надо строить именно большие дома. Тогда человек не будет стремиться уехать из родных мест. Он будет здесь жить. Он не пойдет в исполком становиться в очередь на получение квартиры. Если есть возможность у людей – пусть строят большие, хорошие дома. Радоваться, поощрять надо, а не запрещать.

Одним словом, пристыдил Бурмистрова.

Это к вопросу о том, что Андропову приписывают, будто он запрещал строительство дач, домов. Да, Юрий Владимирович был категорически против строительства дач начальством. Не раз говорил: «На свою зарплату ни один начальник коттедж не построит, значит, будет злоупотреблять, строить за чужой счет. Это непозволительно руководящим работникам, особенно чекистам. Им некогда будет работать, будут думать, как обогатиться. За чей счет? За счет трудового человека. Я против этого».

* * *

На отдыхе, случалось, выезжали на шашлык в горы. Помню августовский вечер, восходящая луна. В горах она, как огромный шар, в Беларуси так не бывает. Сухое вино (Андропов позволял себе только пригубить) несколько расслабляло, раскрепощало. Запевал кто-нибудь песню. Пел и Юрий Владимирович. Да еще как пел. У него был прекрасный баритон. Много песен знал, особенно казачьих. Мы старались подпевать, но не все знали слова. Он, обращаясь к Горбачеву, сказал однажды: «Понимаю, Нордман – белорус, может и не знать этой казачьей песни, а ты же местный… Как тебе не совестно не знать». И запевал новую. И опять Горбачев не знал слов.

Знали, что Юрий Владимирович пишет стихи. Однажды у костра упросили почитать их. Нам понравились. Душевные были стихи.

– Юрий Владимирович, – спросили, – а почему вы их не опубликуете?

– Я не поэт, пишу только для себя. Пусть печатаются профессионалы.

* * *

Не могу не вспомнить еще об одном. К юбилею членам Политбюро было положено издать книгу – статьи, речи и т.д. Издали и книгу Андропова. От приличного гонорара он отказался. Но редакция настаивала: надо получить, Брежнев не отказывается, другие получают…

Нашли выход. Перечислили деньги детдому имени Дзержинского. Помощникам своим Андропов строго сказал сделать так, чтобы ничего не попало в прессу.

Нет, не показная у него была скромность. В примыкающей к его рабочему кабинету комнатке отдыха стояла обычная койка, на манер солдатской, застеленная обычным солдатским одеялом.

Умер Юрий Андропов в феврале 1984 года. Хоронили морозным днем. Провожал я его в последний путь со смешанным чувством.

Была все-таки обида за то, что Андропов не защитил меня, председателя КГБ Узбекистана, в 1978 году. Почему не защитил? Все стало ясно, когда узнал об одной фразе Юрия Владимировича: «Ну не мог я из-за Эдуарда сталкиваться с Шарафом». Это значит с Рашидовым и не только.

Проходят годы. В памяти народной Андропов остается светлой личностью. Нет ему равных среди политических деятелей второй половины XX века.

Андропов понимал, что многое надо менять в стране. Искал новые подходы в решении международных проблем. Но он никогда не допустил бы такого беспредела по отношению к народу, не допустил бы развала державы, как это сделали Горбачев и Ельцин.

МИХАИЛ ГОРБАЧЕВ

Я знал двух Горбачевых. Горбачев Михаил Сергеевич в 60—70-е годы и до 1986 года – это один Горбачев. А после 1986 года – уже другой.

* * *

Судьба меня забросила на Ставрополье летом 1968 года. В мае – июне во главе большой группы офицеров я был в командировке в Грозном. Готовился вопрос на заседание коллегии Комитета государственной безопасности СССР. Почти полтора месяца знакомились с оперативной обстановкой и работой чекистов Чечено-Ингушской Республики, которая уже в те годы была, как бы помягче сказать, не «холодной точкой». В середине июня по аппарату правительственной ВЧ-связи позвонил из Москвы начальник управления кадров КГБ СССР В.М. Чебриков:

– Один в кабинете? Попроси товарищей уйти.

После некоторой паузы:

– Прошу завтра быть в Москве. Вылетай первым рейсом.

– А что случилось?

– Вчера было заседание коллегии, посоветовались и решили, что ты поедешь работать в Ставрополь начальником краевого управления.

– Виктор Михайлович, я ведь только три года как из Белоруссии приехал, семья толком не акклиматизировалась в Москве, дети учатся. Дайте хоть с женой посоветоваться.

– Но мы ведь не жену посылаем работать, а тебя. Советуйся, но завтра

быть в Москве.

Позвонил жене:

– Собирай чемоданы, переезжаем в Ставрополь.

– А это где? Там, где Сочи?

– Нет, там, где Ессентуки.

Неделя в столице прошла быстро. Побывал на беседе в отделе ЦК КПСС, у секретарей ЦК, членов коллегии Комитета.

И у всех – непременное: расскажите о Чечне. Рассказывал подробно, благо за время командировки не только изучил тогдашнюю обстановку, но и заглянул в историю.

А ситуация в республике была напряженной. Население терроризировали две вооруженные банды, действовавшие еще с 1944 года. Плохо решались социальные вопросы, особенно беспокоили национальные отношения…

* * *

Утвердили меня начальником краевого управления на удивление быстро. Уже первого июля я был на новом месте службы. Ставрополь встретил жарой под сорок градусов и пылью. Старый, уютный губернский город. В основном двух– и трехэтажные дома, зеленые улицы.

В двадцатых числах июля 1968 года на пленуме вторым секретарем краевого комитета партии утвердили Михаила Сергеевича Горбачева. Первый секретарь крайкома Л.Н. Ефремов, толковый руководитель и мудрый человек, приболел, затем уехал в отпуск. На хозяйстве, как говорится, остался Горбачев. Общались с ним почти ежедневно. Это помогало мне осваиваться на новом месте, знакомиться с людьми.

Михаил Сергеевич производил хорошее впечатление. Молодой, энергичный, общительный. Рядом с умудренным опытом Ефремовым – совсем даже неплохо.

Обстановка на Ставрополье чем-то напоминала Белоруссию. Отношения между людьми – простые. В меру – строгость, в меру – веселье.

На севере края – степь, лесостепь, на юге – горы, на востоке, ближе к Каспию, – полупустыня. Сейчас, когда туда пришла вода Большого Ставропольского канала, там оазис. Все знают, что это житница России, но не всем известно, что это зона рискованного земледелия. Природа закаляла людей, не давала расслабиться.

Жемчужины края – здравницы Кисловодск, Ессентуки, Пятигорск, Железноводск, Теберда, Домбай. За последние сорок лет в крае выросли такие промышленные гиганты, как Невинномысск, Буденновск, Георгиевск, Минеральные Воды, сам Ставрополь стал городом-красавцем.

Но вернемся к Горбачеву. Семья была скромной. Дочь Ирина – умная, красивая девочка-старшеклассница, Раиса Максимовна – скромный преподаватель сельхозинститута. Жили они без излишеств. Даже дачи – обычного финского домика – не имели. По выходным выезжали на природу. Ходили пешком по двадцать и более километров. Бражничать не любили. Правда, по праздникам собирались у друзей. По очереди.

Ко мне присматривались, что за человек приехал на Ставрополье. Но вскоре приняли в коллектив. И как-то незаметно это произошло. Осенью 1969 года подошла очередь нашей семье принимать гостей. Приняли по-белорусски. С драниками, мачанкой, грибочками и «Беловежской». После очередной чарки тамада предложил тост за нас с Ольгой Александровной и, между прочим, сказал: «У нас, казаков, людей принимают или на всю жизнь, или, если ты с червоточиной, хоть двадцать или пятьдесят лет живи в станице, все равно будешь чужаком. А вы за год вошли в нашу среду, как нож в масло. Будто всю жизнь с нами»…

Прикипел я к гостеприимному краю, внуки здесь родились и выросли, и приезжаю на Ставрополье, как в родные места.

* * *

Подходил 1970 год. Звонит первый заместитель Ю.В. Андропова С.К. Цвигун:

– Приезжай в Москву на пару дней.

– Да я недавно был, Семен Кузьмич, у меня вопросов в Москве нет.

– Ну я же не каждый день приглашаю, приезжай.

Во время встречи за чашкой чая Цвигун поинтересовался, как жизнь в крае и т.д., а затем задает вопрос:

– Кого ты видишь первым секретарем в крае?

– Двух человек. Босенко Николай Васильевич. Порядочный человек, инженер, участник войны, хороший организатор и работник. И Горбачев Михаил Сергеевич. Он моложе Босенко на 13 лет, юрист, далеко не глупый, перспективный.

– Он ведь первым секретарем крайкома ВЛКСМ работал в одно время с Шелепиным и Семичастным. Одна ведь команда.

Тогда «старики» в Политбюро, и особенно Брежнев, панически боялись тех, кто работал с Шелепиным и Семичастным. Я же не понимал и до сих пор не понимаю этих игр. Но тогда среагировал быстро:

– Семен Кузьмич, не входит Горбачев в эту команду.

– Откуда ты это знаешь, ведь недавно там работаешь.

Я привел убедительный пример. В 1966 году, отправляясь в командировку в Ставрополь, я получил конфиденциальное поручение заместителя председателя КГБ СССР по кадрам А.И. Перепелицина присмотреться к людям и подобрать кандидатуру на должность начальника УКГБ из местных. Мой партизанский товарищ Николай Лыжин, долго работавший секретарем крайкома партии по кадрам, посоветовал присмотреться к Горбачеву, секретарю горкома. Короче, «привез» я тогда кандидатуру Горбачева, объективную характеристику на него. Когда доложили тогдашнему председателю КГБ СССР В.Е. Семичастному, тот отверг ее категорически: «Не подойдет, не показывайте больше эту кандидатуру».

Вот об этом я и рассказал С.К. Цвигуну, который был особо доверенным человеком у Брежнева, его старым товарищем. Это по его поручению Цвигун проявил интерес к Горбачеву. Большинству читателей, видимо, трудно представить все тонкости кадровых дел на «Олимпе» власти.

Для Горбачева это была последняя и решающая проверка. В январе 1970 года он занял высшую ступеньку в руководстве краем. Карьерный маятник круто пошел вверх. Его величество случай сыграл свою роль не только в жизни Михаила Сергеевича, но и, как оказалось впоследствии, в истории государства, Европы, мира, XX века. Сознавал ли я тогда значимость своего поступка? Нет, разумеется. Для меня было важным то, что поступил честно, не оклеветал человека, а сказал о нем то, что тогда думал и знал.

Тогда, в 70-е годы, по отношению к Горбачеву я поступил элементарно порядочно. Мне и во сне дурном не могло присниться то, что сделает Горбачев с государством, во главе которого волею судьбы окажется.

* * *

Все было впереди. А тогда, будучи первым секретарем крайкома, М.С. Горбачев работал много, заботился о развитии экономики края. Поддерживал и подхватывал добрые инициативы. Интересно работал над своими докладами, статьями. Подготовит ему аппарат уйму материалов, напишет «болванку». Он все это прочитывал, осмысливал, затем закрывался на несколько дней в кабинете и диктовал стенографистке свой текст, который затем обсуждался коллегиально.

* * *

Не один раз наедине мы обсуждали проблемы в крае и стране. Уже тогда всех тревожила обстановка. Понимали, что нужны реформы. Но я не помню, чтобы у Горбачева возникали идеи, подобные тем, которые у него появились в 1986-м и в последующие годы.

* * *

Как-то в Домбае за завтраком, на котором присутствовали П.М. Машеров, руководители Эстонии И. Кэбин и К. Вайно, разгорелась дискуссия об отчислениях в союзный фонд. Кэбин страстно доказывал, что 90 процентов производимых в республике мяса и молочных продуктов надо оставлять в Эстонии. Горбачев ставил вопрос так: а как тогда кормить рабочих Урала, которые для тех же эстонцев производят технику, как кормить армию? Машеров и Вайно улыбались, слушая спор, а Кэбин запальчиво отстаивал свою точку зрения:

– Как я могу сдерживать в республике национализм, если в 70-е годы эстонец потребляет мяса меньше,

чем в 1940 году?

Горбачев взорвался:

– Не пугайте эстонским национализмом. Вы никогда не задумывались о русском национализме? Если он проснется, всем будет плохо.

* * *

На Кавказские Минеральные Воды после 1968 года приезжали на лечение – летом и зимой – многие члены Политбюро, министры, деятели культуры, зарубежные гости. Круг общения был широкий. Естественно, интересовались личностью молодого первого секретаря крайкома. Присматривались. Многие присматривались, так сказать, на перспективу.

Не скрою, и меня часто доверительно спрашивали о нем. Я душой не кривил. Говорил, что знал, что чувствовал. Не любил интриговать. Всегда придерживался правила: если хочешь добра, не приукрашивай, не льсти, говори правду, как ее видишь и понимаешь. Согласитесь, хорошее правило, хотя оно и не всегда шло мне на пользу.

Конечно, и Ю.В. Андропов во время ежегодных приездов на курорт тоже близко познакомился с Михаилом Сергеевичем и, разумеется, мог сравнивать его со «старцами» на «кремлевском Олимпе». На фоне немощных Брежнева, Черненко, Тихонова, Подгорного Горбачев выглядел орлом. Ему легко досталась власть, в 1985 году его встретили с восторгом, надеждой, облегчением, даже триумфом. Наконец-то к власти пришел активный, дееспособный человек. И выступает не по бумажке…

* * *

13 марта 1985 года я позвонил в приемную М.С. Горбачева на пятом этаже здания на Старой площади. Хотел поздравить с избранием Генеральным секретарем ЦК КПСС. Дежурил секретарь Владимир Маркелович Савицкий. Его неоднократные попытки соединить по телефону с Михаилом Сергеевичем были тщетными. Телефонные аппараты были раскалены – все спешили поздравить.

Вечером по «вертушке» позвонил на дачу. Трубку взяла Раиса Максимовна.

– Прошу передать мои поздравления и добрые пожелания Михаилу Сергеевичу. Понимаю, что с сего дня он принадлежит истории. Теперь нам, смертным, к нему не дозвониться.

С этого мартовского дня личное общение прекратилось. Хотя еще в конце 1984 года мы хорошо, по-семейному, провели вечер у нас дома.

* * *

В начале лета 1991 года в субботний день, утром, раздался телефонный звонок.

– Будете разговаривать с председателем КГБ Владимиром Александровичем Крючковым. Соединяем…

– Слушаю вас, Владимир Александрович…

– Можешь сейчас приехать в Комитет?

– Могу.

– Сколько времени потребуется? Машина есть?

– Машина есть, но шоферы, члены профсоюза, в выходные дни не работают. На трамвай и троллейбус уйдет около часа.

– Сейчас придет машина.

Через 15–20 минут прибыл на Лубянку.

Крючков:

– Мне поручили с тобой переговорить. Михаил Сергеевич весьма встревожен твоим вчерашним разговором по телефону с Раисой Максимовной. Очень обеспокоен…

Я стал подробно рассказывать Крючкову о вчерашнем телефонном разговоре.

Дело было в пятницу. К концу рабочего дня я позвонил на дачу, чтобы передать какую-то бытовую просьбу наших общих друзей из Ставрополя (дозвониться до Горбачевых они, естественно, не смогли). Но затем разговор переключился на другие темы. Вначале общеполитические.

Раиса Максимовна:

– Как вы считаете, сколько понадобится времени, чтобы страна вышла из экономического кризиса?

– Думаю, лет десять, не меньше.

– Ну, такой пессимизм. Не ожидала такого ответа от оптимиста.

– Ну, если пессимист, то лет двадцать, а может, и все тридцать понадобится.

Завязалась телефонная дискуссия. Между нами это было не впервой. И тут я, по своей старой привычке говорить предельно откровенно, сказал: «В последнее время никто не может взять в толк, куда ведет страну Горбачев… Как вы думаете жить дальше. Кем вы себя окружили, какими людьми? Советники в политике, идеологии – Яковлев, Медведев, в экономике – академик Шаталин. Я пару дней назад смотрел его интервью по телевидению. Больной человек. Жалко смотреть, полная беспомощность».

Слово за слово… В общем, меня понесло.

– Раиса Максимовна, неужели не понимаете, что вы же докатитесь до румынского варианта. Вы хотите разделить участь Чаушеску?

Не помню деталей дальнейшего разговора. Расстроился. Посмотрел на часы – больше часа проговорил. На дачу уже ехать поздно. А главное – злой на себя: зачем разоткровенничался, наговорил лишнего.

Ну а утром, в субботу, – длинный разговор у В.А. Крючкова. Человек он обстоятельный, разумный, тактичный. Изредка задаст вопрос и внимательно слушает, не перебивает. Я поймал себя на мысли: он хорошо знает содержание вчерашнего разговора, причем в мельчайших деталях. Выходит, записали вчерашний разговор?

Приехал домой. Стал анализировать, размышлять. О том, что сказал, не раскаивался. Но как же так: разговор-то доверительный с Раисой Максимовной, хотя и резкий, особенно о возможности повторить судьбу Чаушеску. В таком случае мог сам Горбачев позвонить и сказать по-товарищески: «Чего это ты болтаешь, Эдуард…» Коротко и ясно. Или же пригласить на обстоятельный разговор.

Так нет же, поручает разговаривать председателю КГБ, прямому моему начальнику. Поручает Крючкову сказать о том, что он очень обеспокоен содержанием разговора. Вот тебе и дружба, наивный человек.

До этого случая я еще верил в нашу дружбу.

* * *

О Горбачеве 90-х годов писать не хочется. Не хочется писать о десятилетии «великого предательства». Но и топтать поверженного не хочется.

Его многие винят в сегодняшних бедах. Но особенно достается Горбачеву на его родине – на Ставрополье. За то, что жестоко обманул их надежды. Не прощают земляки за то, что случилось со страной, в которой родились и живем, за унижения, последовавшие за развалом СССР, за то, что Ставрополье стало прифронтовой зоной.

Не прощают за то, что допустил к государственной политике такую зловещую фигуру XX века, как Александр Яковлев, и таких беспринципных, как Борис Ельцин. У меня иногда возникает мысль, что поссорились Горбачев и Ельцин потому, что оба они по сути (не по форме) одинаковы. Одинаковы в смысле беспринципности. Когда партия и власть были в силе, они верой и правдой служили им и даже производили впечатление прогрессивно мыслящих, энергичных людей. Как только партия, бывшая стержнем власти, ослабела, они первыми и начали ее лягать. Это – по своей сути – лакейская философия и рабская мораль. Пока хозяин силен, раб и лакей ему верны. Лишь только на хозяина обрушились неприятности, тот же верный раб или лакей начинают думать о том, чтобы найти нового, сильного покровителя. Или занять хозяйское место, если обстоятельства этому очень уж способствуют.

* * *

С приходом Горбачева многие ждали ветра перемен. А ветер перемен, по выражению политолога В. Никонова, приобрел шквалистый характер, в итоге разразился тайфун, после которого исчезло государство, где мы жили.

Горбачева любили и любят иностранцы и не любит собственный народ. Нельзя же принимать за народную любовь словоблудие трехсот чествовавших его на юбилее 2 марта 2001 года в самом дорогом, фешенебельном ресторане Москвы.

В интервью «Трибуне» М.С. Горбачев на вопрос, что его больше всего отталкивает в людях, ответил: ПРЕДАТЕЛЬСТВО. Большего предательства в XX веке, чем совершил Горбачев, история России не знает.

* * *

После написания главы о Горбачеве состоялся телефонный разговор с талантливым белорусским журналистом А. Юдчицом: «А

надо ли сегодня писать о Горбачеве в светлых тонах? Ваши дороги разошлись в 1974 году. До этого периода можно, наверное. А потом? Писать о нем хорошо – ручка вываливается, чернила пересыхают».

Я заново перечитал страницы написанного. Нет, я не могу отказаться от своих слов. Иначе будет необъективно, от правды отступать не могу.

Да, я знал двух Горбачевых. В то время, когда начиналось мое узнавание, он был человеком трезвомыслящим, выступающим против лжи, обмана, пьянства, догматизма, коррупции, культа. Были и клятвы в верности идеям. Сами понимаете, каким. Потом пришло другое. Эти две стороны характера и деятельности Горбачева еще долго будут интересовать исследователей. И очень важно оставить потомкам объективные свидетельства тех, кто знал Горбачева лично.

* * *

В последнее десятилетие о Михаиле Сергеевиче написано много мифов. Он и сам создает эти мифы. Он пишет о том, например, как состоялась его первая встреча с Ю.В. Андроповым в Железноводске в 1969 году, как он ждал в коридоре целых сорок минут, пока его примут.

А ведь я тоже помню ту первую встречу. Она была не тет-а-тет, как пишет Михаил Сергеевич. Дело было по-иному. Тогда на встречу приехали первый секретарь Ставропольского крайкома КПСС Леонид Николаевич Ефремов (бывший кандидат в члены Президиума ЦК КПСС, пребывавший на Ставрополье в опале после смещения Н.С. Хрущева), второй секретарь М.С. Горбачев – никому еще не известный деятель, а также ваш покорный слуга – начальник краевого управления госбезопасности, лично отвечавший за жизнь охраняемого лица, коим был Юрий Владимирович во время его пребывания в крае. В санатории «Дубовая роща» нас ждали, а не мы ожидали.

Вопреки утверждениям, которые содержатся в книгах Роя Медведева и других, ни одна встреча с Юрием Владимировичем в те годы НЕ ПРОХОДИЛА БЕЗ МОЕГО УЧАСТИЯ. (Пока живы свидетели, можно их спросить, через несколько лет спрашивать будет не у кого.) Дело в том, что в то время я пользовался безграничным (без преувеличения) доверием Юрия Владимировича. (Через пять-шесть лет этого доверия поубавилось. Но это иной разговор и по иному поводу.) Горбачев в ту пору таким доверием не пользовался.

Ю.В. Андропов в те годы (1968–1974) доверял моим оценкам личности Горбачева. Они были объективными, т.е. такими, каким был Михаил Сергеевич, а не таким, каким он стал позже.

Почему важно быть беспристрастным свидетелем истории? История делается нами, грешными людьми. По крайней мере, если не делается, то проходит на наших глазах, с нашим участием. В начале жизненной карьеры мои мудрые учителя В.3. Корж, В.З. Хоружая, К.Т. Мазуров учили меня всегда (а не иногда) быть объективным в оценках людей. Не хочу изменять этому правилу.

Что произошло с Горбачевым за последние тридцать лет – от правоверного коммуниста до антикоммуниста? Может, XXI век ответит?

Меня до глубины души возмутило сообщение в газетах о том, что Горбачев в речи на семинаре в Американском университете в Турции в 1999 году сказал: «Целью моей жизни было уничтожение коммунизма…».

Или у меня крыша поехала, или у Горбачева? Я не хотел верить этому. Ждал от него опровержения или подтверждения. Но их не было. Как это понимать? Сказал или не сказал? Были мучительные сомнения, не верилось, что это могло быть. И только в мае 2001 года прочитал в книге Горбачева «Неоконченная история» (3000 экз.): «Все это глупость, очередная фальшивка… Вы прекрасно понимаете, что ничего подобного ни я, ни Раиса Максимовна делать не могли». В данном случае хочу верить этим словам Горбачева.

Дело не в словах, а в делах. Великой державы не стало. Этим все сказано.

Наши (я не сказал, что мои) скромные свидетельства, возможно, в чем-то помогут будущим исследователям истории. Между прочим, за последние десятилетия ко мне ни разу не обратились ни Рой Медведев, ни другие, часто пишущие о Горбачеве. Почему? Не знаю, могу только догадываться. Дорога ко мне всегда открыта.

Было бы неправильно умалчивать о положительном в деятельности Горбачева. Главное – открыл миру Советский Союз не как «империю зла», ввел некоторые демократические нормы.

Горбачев, конечно, не додумался бы дирижировать оркестром в Берлине. Не пописал бы в Америке на колесо самолета. Не проспал бы по пьянке остановку в Шенноне. Вообще, трезвый президент СССР отличался от нетрезвого президента России.

* * *

Итак, об объективности. Какой образ хотим лепить, какими красками будем рисовать? Только черными, белыми или розовыми? Дело не только вкуса, но и совести. В конце XX века получилось то, что получилось. Виноват в этом Горбачев и его высокое окружение.

А мы? Виноваты или невинны? С каким восторгом встретили приход молодого, энергичного и неглупого лидера страны в 1985-м!.. Кажется, с восторгом переборщили. И не упрекаем себя. Виню ли я людей за их восторг? Нет. Ищу им оправдания. Люди верили в наступление лучшей жизни, ждали хороших перемен. Обманулись в ожиданиях. Вернее – их обманули. Жестоко обманули. Кто? Горбачев, Ельцин, члены Политбюро – в первую очередь А.Н. Яковлев и иже с ним. Ответил кто-нибудь за обман народа? Да нет, процветают, недурно устроились в жизни. Посмотрите на дачные поселки «борцов с привилегиями», на их шикарные лимузины. А рабочий, крестьянин, офицер, всю жизнь тянувшие лямку, что получили от «великих демократов»? Получили «мерседесы», счета в швейцарских банках? Или только ваучеры Чубайса?

Так надо ли писать о Горбачеве? Надо. Какой краской? Это дело совести и убеждений пишущего. У каждого свое право. Но объективность нужна во всех случаях.

Так как же все-таки писать? Может, как Эрнст Неизвестный подошел к ваянию памятника Н.С. Хрущеву? Одна половина светлая, а вторая – черная?

* * *

P.S. Учитывая, что бывший Генеральный секретарь ЦК КПСС не читает «Правду», позволю себе процитировать статью в № 4 от 15–16 января 2002 года. Речь идет о планах развала СССР (хронология).

1925 год. Адольф Гитлер в «Майн кампф» цинично провозгласил: «Если мы хотим создать нашу великую германскую империю, мы должны прежде всего вытеснить и истребить славянские народы – русских, поляков, чехов, словаков, болгар, украинцев и белорусов. Нет никаких причин не сделать этого». Как известно, с планом «Барбаросса» шла разработка и плана «Ост», согласно которому после своей победы над СССР фашизм намеревался покрыть Сибирь лагерями типа Освенцим и осуществить на практике массовое истребление советских людей. Примерно за 30 лет намечалось физически уничтожить подавляющую часть населения Советского Союза, в первую очередь – русских как объединительное начало славянских и проживающих с ними рядом других народов. Это были цели расширения жизненного пространства для германской нации. Бредовым замыслам Гитлера не суждено было сбыться – Красная армия разгромила десятимиллионную гитлеровскую армию и водрузила Знамя Победы над Берлином. По крайней мере полмира было освобождено от угрозы гитлеровской чумы.

1945 год. Война шла к концу, победоносному для СССР. Директор ЦРУ Аллен Даллес подготовил план развала СССР изнутри. Этот план энергично поддержал Трумэн, 33-й президент США. Ставка делалась на внутреннюю контрреволюцию, на развал страны изнутри, путем идейно-нравственного разложения советского общества, подмены социалистических

ценностей фальшивыми западными, разжигания национальной вражды, поощрения коррупции и взяточничества и, самое главное, растления молодежи.

1948 год, август. Появилась секретная директива Совету национальной безопасности США, в которой отмечалось: «Правительство вынуждено в интересах развернувшейся ныне политической войны наметить более определенные и воинственные цели в отношении России. Наша цель – свержение Советской власти. Наше дело – работать и добиться того, чтобы там, в СССР, свершились внутренние события. Речь идет прежде всего о том, чтобы сделать и держать Советский Союз слабым в политическом и военном отношениях».

1948 год. Комитет начальников штабов США подготовил проект уничтожения СССР под кодовым названием «Дрошпот».

1948 год, апрель. Трумэн утверждает директиву Совета национальной безопасности № 68, означавшую продолжение плана Даллеса.

«Нам нужно, – говорилось в директиве, – вести открытую психологическую войну с цепью вызвать массовое предательство в отношении Советов и разрушать иные замыслы Кремля. Усилить позитивные и своевременные меры и операции тайными средствами в области экономической, психологической и политической войны с целью вызвать и поддержать волнения и восстания в избранных стратегически важных странах-сателлитах».

1959 год. В США появляется документ, конкретизирующий цель американской политики: «США должны стремиться к расчленению советского монстра на 22 государства».

При президенте Р. Рейгане секретными директивами Совета национальной безопасности определялась последовательность акции «окончательного демонтажа СССР». Предусматривалось «произвести фундаментальные изменения советской системы» под видом реализации программы «Расширение демократии и публичной дипломатии». Рейган получил от финансовой элиты «Мандат президенту» и огромные средства на подготовку кадров, создание прозападных партий, движений и органов информации. На эти деньги десятки и сотни молодых и не очень, но перспективных, с точки зрения госдепа, людей стали «повышать квалификацию в области политологии в США». Готовились уже не «агенты влияния», а прямые разрушители СССР. Многие и сейчас на виду и на слуху.

Конец 80 – начало 90-х годов. Планировалось вместо единой России шесть новых образований: Западная Россия, Урал, Западная Сибирь, Восточная Сибирь, Дальний Восток, северные образования. Вместо СССР – государства Прибалтики, Кавказа, Средней Азии, Украина, Молдова и Белоруссия.

1992 год. При Буше (старшем) появился закон «О свободе для России» с программой контроля экономики России. Предусматривалось в 1999 году сворачивание финансовой помощи России, кроме отраслей, в которых заинтересованы США.

1995 год. Президент Клинтон: «Используя промахи советской дипломатии, чрезвычайную самонадеянность Горбачева и его окружения, в том числе и тех, кто откровенно занимал проамериканскую позицию, мы добились того, что собирался сделать президент Трумэн с Советским Союзом посредством атомной бомбы. Правда, с одним существенным отличием – мы получили сырьевой придаток, не разрушенное атомом государство… За четыре года мы и наши союзники получили различного стратегического сырья на 15 миллиардов долларов, сотни тонн золота, драгоценных камней. Под несуществующие проекты нам переданы за ничтожно малые суммы свыше 20 тыс. тонн меди, почти 50 тыс. тонн алюминия, 2 тыс. тонн цезия, бериллия, стронция и многое другое».

Все это делалось при активной помощи Ельцина и его приближенных. Он знал, не мог не знать, о подлинных целях своего «друга Билла» и с помощью своего окружения выполнял все, что предписывал Запад. Клинтон оценил это по достоинству, сообщив начальникам штабов, что «нынешнее руководство страны (России) нас устраивает во всех отношениях». Он также сообщил, что администрация не поскупится на расходы для того, чтобы «не допустить к власти коммунистов» и «обеспечить занятие Ельциным президентства на второй срок, тем самым создать полигон, с которого уже никогда не уйдем…».

И кульминация выступления Клинтона:

«Если нами будут решены эти две задачи, то в ближайшее десятилетие предстоит решение следующих проблем:

– расчленение России на мелкие государства путем межрегиональных войн, подобных тем, что были организованы нами в Югославии;

– окончательный развал военно-промышленного комплекса России и армии;

– установление в республиках, оторвавшихся от России, режимов, нужных нам. Да, мы позволили России быть державой. Но империей будет только одна страна – США».

Вот так откровенно, предельно нагло и цинично прописана судьба нашей страны на ближайшие годы.

Кредо американской политики сформулировал 3.Бжезинский: «Новый мировой порядок будет строиться против России, за счет России и на обломках России».

И последнее. После выборов 43-го президента США госсекретарь Колин Пауэлл заявил, что восстановление СССР не входит в стратегические планы США. Россия должна забыть, что у нее есть какие-то интересы в республиках бывшего СССР.

Старые идеи Гитлера теперь обрели американскую упаковку.

Я изложил часть статьи в «Правде» – для размышления не только М. Горбачева. Излишне задавать вопрос: знал или не знал глава СССР эти общеизвестные факты.

В заключение так и хочется сказать: «Оглянись, посмотри, что же ты натворил, Михаил Сергеевич?!».

ВЛАДИМИР ДОЛГИХ

9-го февраля 1943 года. Рота ведет тяжелый бой за ж.-д. станцию Змеевка Орловской области. На наши передовые позиции волной накатываются пикирующие «юнкерсы». Взрывы бомб, мин, огонь, дым… Кромешный ад.

Солдаты вжались в мерзлую землю. Кажется, зубами грызли бы землю. Расступись, земля-матушка, заступись, родимая. Бой не утихает. Фашисты ведут шквальный минометный огонь по нашей передовой. Рвутся мины слева, справа – кругом. Замполит роты Владимир Долгих подбадривает солдат: «Держись, ребята…».

Мина разорвалась совсем рядом. Сильный удар. Потерял сознание. Осколком вырвало большой кусок тела.

Ура, раскатистое уррра…а...а… Долгих этого уже не слышал. Атакующие рванули вперед. Политрук роты остался лежать неподвижно, истекая кровью. Вечерело. Пошел сильный снег. Убитых и раненых собирали по всему полю боя.

Нашли его санитары, запорошенного снегом, без сознания, без шапки-ушанки.

«Братцы, да он еще живой, дышит». Укутали в плащ-накидку и – в медсанбат.

Большая брезентовая палатка. Под «потолком» керосиновая лампа. И хирурги в белых халатах.

Сколько пролежал на мерзлой земле – не помнит. Если бы не могучий молодой организм, то умер бы из-за переохлаждения и потери крови. По всем медицинским канонам – смерть обеспечена. Сибиряк выжил. В эвакогоспиталь санитары тащили «кулем» в одеяле, без шапки. Кто-то снял с убитого шапку-ушанку: «Ему уже не холодно, а ты уши отморозишь».

И пошел солдат по госпитальным койкам. Сначала в эвакогоспиталь в Туле (прифронтовой), затем Нижнем Новгороде, Арзамасе. Но даже в госпитале немцы достали. При авианалете на Горький одна бомба попала в госпиталь, разрушила конюшню.

* * *

В начале 1944 года Владимира Долгих комиссовали. Не годен к строевой службе. На фронт не пустили. Долечился и пошел… в десятый класс. Дело в том, что семнадцатилетний комсорг Иланской школы в 1941 году

добровольцем ушел на фронт, не окончив среднюю школу. Воевал в 25 полку 6-й гвардейской стрелковой дивизии. Отличился в боях под Москвой. Смышленый сибиряк был зам. командира пулеметной роты, не имея офицерского звания, а затем заместителем командира роты ПТР (противотанковых ружей). Фронтовики знают, что это такое – истребитель танков. Знают, что это за «привилегия» – смотреть смерти в лицо. Ротный… Войну выиграли взводные да ротные командиры и комбаты. Они ближе всего к солдату, ближе всего к смерти.

В 1949 году В. Долгих закончил Иркутский горно-металлургический институт. Работал начальником смены, цеха, главным инженером «Красцветмета».

В июне 1958 года его назначили главным инженером Норильского горно-металлургического комбината. Было ему 33 года. Интересная деталь. Когда Владимир прибыл на комбинат, директор Дроздов тут же улетел в отпуск. То ли это случайность, то ли воспитательный трюк. Выплывет – хорошо. Не выплывет…

Выплыл. Завоевал авторитет в коллективе. Не с первого, конечно, дня (варягов везде не любят). В начале 1962 года стал директором комбината.

* * *

Норильский комбинат – это лучшая пора его жизни, считает В.И. Долгих. Одиннадцать лет вместе с супругой Валентиной Петровной и двумя детьми – за Полярным кругом. В экстремальных условиях – «десять месяцев зима, остальное – лето», как в песне поется. Норильский комбинат для него тот же фронт. Трудностей хватало. Нужны были сильная воля, организаторский талант и железное сибирское здоровье. Итог десятилетнего труда: Норильский комбинат стал флагманом цветной индустрии СССР и предприятием мирового значения.

В 1965 году Владимиру Ивановичу присвоили звание Героя Социалистического Труда за выдающиеся заслуги в развитии производства цветных и драгоценных металлов на Норильском горно-металлургическом комбинате. Заслуженная награда.

* * *

Зимой 1968 года в Норильск прилетел Председатель Совета Министров СССР А.Н. Косыгин. Понравился ему и город, и комбинат, и молодой толковый директор. Работают люди без шума, без показухи, обстоятельно.

Хотел забрать Долгих к себе заместителем. По всем статьям тот подходил: металлург, строитель, великолепный организатор, молодой, прошел войну. Но Л.И. Брежнев возразил: «Нет опыта партийной работы».

* * *

В 1969 году состоялся разговор с Генеральным секретарем ЦК КПСС Л.И. Брежневым. О той беседе Владимир Иванович вспоминает:

«Надо видеть Л.И. Брежнева не только как немощного человека, перенесшего инсульт в 1976 году, каким он запомнился по кадрам на ТВ и хохмам юмористов-пересмешников.

Надо видеть его и молодым, энергичным, полным сил и энергии.

Помню, как он разговаривал со мной, как в 1969 году агитировал пойти первым секретарем Красноярского крайкома КПСС.

– Леонид Ильич, я технарь, никогда не был на партийной работе. Не работал в партийных аппаратах.

У Брежнева свои доводы:

– А я ведь тоже инженер, и не помышлял о партийной карьере.

Я продолжал сопротивляться. Не хотелось мне покидать дружный коллектив Норильска. Сопротивлялся искренне, не ломался.

Разговор тот длился долго. На часах уже 12 ночи, а Брежнев продолжал:

– Пойми, Владимир Иванович, надо – для дела, для людей. Ты, как никто другой, подходишь для партийного руководителя, хорошо знаешь хозяйство, экономику. Умеешь работать с людьми, и они тебя уважают. За твою доброжелательность, отзывчивость. Мы видим в тебе отличного организатора. А Красноярский край с его минерально-сырьевыми и энергетическими ресурсами – не простая территория. Впереди нелегкая работа, не каждый справится».

* * *

В 1969 году В.И. Долгих избрали первым секретарем Красноярского крайкома КПСС. Край сибирский, огромный. Красноярье – это дом величиной в седьмую часть России. Протягивается от Северного Ледовитого океана до Южных и Западных Саян. Его площадь 2401,6 тыс. кв. км. Если лететь самолетом, то с юга до севера края – 4 тысячи километров, 3,5 миллиона человек населяло регион. Край включает в себя Хакасскую автономную область, теперь Республика Хакасия, Таймырский (Долгано-Ненецкий) и Эвенкийский округа.

В нем выросло много промышленных предприятий, в т. ч. уникальных. Построены крупнейшая в мире ГЭС на Енисее, а также Саяно-Шушенская и Усть-Хантайская ГЭС, Назаровская ГРЭС. Красноярье – важный сельскохозяйственный район Сибири. На протяжении всей территории тайга, лесостепь, тундра, где встречается почти вся таблица Менделеева (железная руда, уголь, руды цветных и редких металлов). Все это дает возможность для развития горнодобывающей, химической, деревообрабатывающей, пищевой промышленности, рыболовства. Река Енисей судоходна. Есть научно-исследовательские институты и вузы. Всего и не перечислишь.

* * *

Нельзя понять стиль работы секретаря ЦК КПСС В.И. Долгих, не поняв природу сибирского характера. Воспользуемся услугами интересной книги «Красноярский материк».

* * *

«…Сибиряки отличаются душевными особенностями: они умны, любознательны, предприимчивы» (Екатерина II).

Освоение Сибири – это героизм русского человека.

Многое в жизни меняется, а Сибирь остается Сибирью.

Публицисты XIX века отмечали открытость сибиряка, его раскрепощенность и эмоциональность.

В те времена была популярной такая поговорка: «Упрям, лукав и расчетлив, как сибиряк». Упрямый – значит настойчивый, прямо идущий к цели. Упрямство и лукавство – качества, проявляемые для достижения цели.

Сибиряки – народ человеколюбивый и снисходительный.

Нравственно для сибиряка – радушие, гостеприимство, сострадание. Так писал о сибиряках в 1833 году Иван Пестов.

А вот что писал знаменитый художник и земляк В.И. Суриков: «…В Сибири народ другой, чем в России: вольный, смелый. И край-то какой у нас! Сибирь западная – плоская, а за Енисеем у нас уже горы начинаются: к югу – тайга, а к северу – холмы, глинистые – розово-красные. И Красноярск – отсюда имя: про нас говорят «Краснояры – сердцем яры», «…мощные люди были. Сильные духом. Размах во всем был широкий».

* * *

Осень 1942 г. – один из трудных периодов Великой Отечественной войны. Разговор двух офицеров в окопах Сталинграда:

– Тебе-то хорошо, у тебя во взводе аж 18 человек! А у меня всего 10.

– Хорошо-то хорошо, но у тебя из десяти – четверо сибиряков!

– На них у меня вся оборона и держится.

Стойкость, выносливость, храбрость – лучшие качества сибирского характера проявились в обороне Москвы, в боях за Ленинград и Сталинград.

* * *

Любое дело сибиряк выполняет просчитанно, аккуратно, с гарантией успеха. Сибирский характер не приемлет «авось». Не отсюда ли знаменитый стиль работы В.И. Долгих и в Красноярье, и в ЦК КПСС. Не за эти ли качества уважали и уважают люди этого человека?

* * *

В 1972 году В.И. Долгих избрали секретарем ЦК КПСС. С 1982 г. – кандидат в члены Политбюро.

Авторитет Владимира Ивановича как секретаря ЦК КПСС был очень высоким. Он не приобрел качеств, присущих высокопоставленным бюрократам. Оставался скромным, не проявлял никаких карьеристских замашек. Для него было главным делом – интересы государства. Многим было очевидно, что это достойная замена главе Правительства А.Н. Косыгину. Но возобладали другие мотивы – днепропетровского землячества. Премьером стал Тихонов Н.А. А зря. Страна от этого

не выиграла.

* * *

Вторую Звезду Героя ему вручили в 1984 году за освоение новых месторождений нефти и газа Советского Союза. То, что страна вышла в мировые лидеры по добыче газа и нефти, – огромная личная (без преувеличения) заслуга Владимира Ивановича. Он всегда подчеркивает, что заслуга не его одного.

«Огромный вклад в освоение Западно-Сибирской нефтегазовой провинции внесли выдающиеся государственные деятели нашей страны: А.Н. Косыгин, Н.К. Байбаков, В.И. Долгих, Г.П. Богомяков, М.А. Евсеенко, В.И. Игревский, Е.А. Козловский, Е.К. Лигачев, Н.А. Мальцев, С.А. Оруджев, Л.И. Ровнин, А.В. Сидоренко, Р.А. Сумбатов, В.Д. Шашин, Г.И. Шмаль, А.Т. Шмарев, В.С. Черномырдин, Б.Е. Щербина, А.К. Протазанов, Л.И. Филимонов и многие другие («Российская газета», 7/10/2003 г.).

Сибирь и Урал, Туркмения и Узбекистан, Казахстан, другие регионы – грандиозные стройки не обходились без Долгих. Он мыслил широкомасштабно. Смотрел на многие десятилетия вперед. Думал о будущих поколениях страны.

* * *

Удивительная скромность. Наблюдая его со стороны, кажется, что он никогда не требовал привилегий и вообще не требовал ничего для себя. (Правда, от бани и охоты сибиряк не отказывался.)

Оставался простым и доступным, как солдат, и в то же время вел себя с достоинством. И ничего показного. Достойная простота. Я не слышал, чтобы он повышал голос, и, тем не менее, его слушали и слышали. В. Долгих, как никто другой, понимал необходимость реформ в экономике страны.

Она (экономика) была беременна реформами. Но реформа, как и ребенок, должна созреть. К чему ведет поспешность? Появляются на свет недоноски, уродцы, дебилы. Может быть, сказано цинично, но верно.

Умные люди это понимали и не искали легких путей. Демагоги же от экономики изобретали рецепты шоковых преобразований.

Долгих с его сибирской основательностью не мог позволить легкомысленного подхода к проведению экономических реформ. Его сибирский характер не приемлет знаменитое «авось». Его, секретаря ЦК КПСС, часто приглашали в Совет Министров при обсуждении кардинальных проблем экономики страны. Это раздражало Горбачева, он ревновал Долгих, видел в нем конкурента. «Опять Тихонов зовет Долгих на совещание в Совмин. Вождя хотят из него сделать».

На заседании Политбюро он не занимался критикой других, а высказывал четкие продуманные предложения.

* * *

В сентябре 1988 г. одного из самых профессиональных, эффективно работавших секретарей ЦК – В.И. Долгих, куратора тяжелой промышленности и топливно-энергетического комплекса, отправили на пенсию. В расцвете творческих сил! Опыт и мудрость оказались ненужными! М.С. Горбачев в 1995 г. напишет, что «…не подходил этот человек по своему стилю, по менталитету для нового времени… Да и спроса на него не было». Это на талант не было спроса? Поразительное легкомыслие для лидера страны. А чему удивляться? Он на самом деле не нужен был для разрушителей державы. Он мешал им.

* * *

Я не один раз замечал: умному человеку трудно работать, когда рядом менее умные. Сожрут!!!

* * *

Интересно свидетельство главного помощника Генерального секретаря ЦК КПСС Болдина В.И.: «Будучи на пенсии, Долгих часто приходил в здание ЦК и передавал письма на имя М.С. Горбачева с просьбой разрешить ему заниматься какой-нибудь работой, дать ему дело. «Ишь ты, чего захотел. Пусть отдыхает», – в ответ».

* * *

Еще один, может быть, не лишний штрих к портрету.

1968 год. Директор Норильского комбината возвращается из командировки в Москву. Нелетная погода. Самолет застрял на двое суток в Амдерме. Переговорили с собеседником обо всем, в том числе и о вводе войск в Чехословакию. Долгих: «Еще неизвестно, что из этого получится».

1979, декабрь. Секретарь ЦК КПСС Долгих В.И. вступление советских войск в Афганистан назвал политической и военной ошибкой.

* * *

В семидесятилетний юбилей (1994 г.) Владимиру Ивановичу пришло много теплых поздравлений от друзей, товарищей, от норильчан. Только не вспомнили о нем ни в Кремле, ни в Белом доме.

* * *

Может, и не стоит писать об этом эпизоде. О нем уже рассказал в своей книге Б.Н. Ельцин.

При обсуждении на заседании Политбюро предложения об утверждении Ельцина секретарем ЦК КПСС Долгих В.И. высказался против, ссылаясь на его недостатки и болезнь. Ельцина при обсуждении не было. Когда ему пересказали смысл выступления Владимира Ивановича, он подошел к нему, по его словам, «не для того, чтобы выяснять отношения, а просто хотелось услышать его мнение не в пересказе, да важно было и самому разобраться в своих ошибках, все-таки я только начинал работу в ЦК».

Каково же было удивление Б.Н., когда его собеседник, глядя ему в глаза, спокойно подтвердил то, что говорил на Политбюро и посоветовал свои эмоции, свою натуру сдерживать. «Как ни странно, этот не слишком приятный для меня эпизод не отдалил нас, а, наоборот, сблизил. Появился особый человеческий контакт, доверительность – вещи совершенно дефицитные в стенах здания ЦК КПСС».

Страной сегодня «правят не талант лучших, а воровские способности худших» (А. Кива). Можно ли поставить в один ряд вождей так называемой демократии и фронтовиков: В. Долгих, К. Мазурова, Н. Машерова, В. Щербицкого. Ни у кого язык не повернется назвать их взяточниками, коррупционерами. Это были люди чести.

* * *

В настоящее время В.И. Долгих возглавляет Московский городской Совет ветеранов войны, труда, Вооруженных Сил и правоохранительных органов. Это два миллиона пятьсот тысяч ветеранов.

Забот у председателя Совета, если сказать немало, то ничего не сказать. И работает он, как и в былые годы, не считаясь со временем. Так же бодр, подтянут, организован. Поражает ясность ума и трезвая оценка жизни. Стареть ему некогда.

Грудь украшают две Звезды Героя Социалистического Труда, 2 ордена Отечественной войны I степени и 6 орденов Ленина. Все награды добыты кровью и трудом.

* * *

Он выполнил свой последний долг солдата. По его инициативе на 42 километре Волоколамского шоссе создан «Мемориал сибирякам». Это память героизму советского солдата. Это символ мужества. Поклонитесь сибиряку, воину и труженику. Он того заслуживает.

МИХАИЛ ЗИМЯТИН

Люди, знавшие Михаила Васильевича Зимянина лично, говорят о нем по-разному. Одни – с восхищением, другие – сдержанно и осторожно, третьи не скрывают своих негативных эмоций. Порой удивляешься, что все это говорится об одном и том же человеке. Однако бесспорно одно: это была личность крупного масштаба. Зимянин прочно вписан в новейшую историю Беларуси.

* * *

До войны Зимянина я не знал. Но слышал о нем. Говорили – толковый секретарь ЦК комсомола.

В конце января 1943 года подполковник Зимянин прибыл в тыл врага. Человек подвижный, необычайно энергичный, целеустремленный, он всех заражал своим энтузиазмом. Его обаяние, широкий политический кругозор, талант организатора, смелость и выдержка в сложной обстановке снискали ему уважение среди партизан.

В конце февраля 1943 года Пинское партизанское соединение вело тяжелые бои с превосходящими силами оккупантов. На нас бросили сорокатысячную группировку войск, танки, авиацию. Немцы окружили партизан…

После нескольких дней упорных боев отряды стали отходить на запад, в Логишинский и Телеханский районы. А три роты отряда

«Комарова» (В.З. Коржа) оказались за кольцом окружения. Корж приказал командовать «отколовшимся» отрядом Николаю Баранову, а я стал комиссаром. Пришлось нам выходить в Любанскую партизанскую зону. Это был трудный переход. Мы везли на санях и несли на себе своих раненых. Их предстояло самолетом отправить на Большую землю. Люди измучились до предела.

В штабе Минского партизанского соединения Р.Н. Мачульский и И.А. Бельский отдали приказ: нашему отряду временно перейти в их подчинение. Через сутки приказали атаковать крупный гарнизон в Постолах. Капитан Николай Баранов ответил:

– Есть разгромить гарнизон противника.

Я как комиссар отряда возразил: приказ выполнять нельзя. Погубим людей. У партизан по сотне патронов на винтовку, по два диска на РПД. Это на полчаса боя. А наступать придется по чистому снегу. Надо подкрепить нас патронами, гранатами, дать время на разведку и подготовку к бою. В общем, по своему комиссарскому праву я «тормознул» приказ командира отряда.

Сразу же вызвали в штаб соединения: почему не выполняете приказ? Я объяснил.

– Вы не наши, вы пинские, боеприпасов не дадим.

Завязалась словесная перепалка.

Бельский:

– Вы трусы. Расстреляем за трусость.

– Это кто трус, я? – И за автомат.

Мы с 1941-го знали цену каждому, кто трус, а кто нет. Выражения мои были, разумеется, непечатные.

Зимянин был около хаты и слушал всю эту перепалку. Ворвался разъяренный:

– Как разговариваешь со старшими, мальчишка! Стать смирно!

Я подтянулся, насупился, молчу.

– Как смеешь возражать в таком тоне заместителю командира соединения?

– А как он смеет называть нас трусами? Мы вырвались из пекла, у нас обоз с ранеными. Патроны на исходе, а он посылает на штурм гарнизона. Не поведем людей на верную гибель. Можете меня расстрелять, но я свой приказ не отменю. И если уж на то пошло, то у нас свой командир соединения. Юзику (Бельскому) не подчинюсь.

Зимянину был в диковинку такой партизанский разговор. Он не знал наших взаимоотношений, но интуитивно понял: тут что-то не так. И посоветовал минчанам их приказ отменить.

Правда, вызвали начальника штаба соединения Григория Гнусова и предложили написать приказ об объявлении выговоров Баранову и мне.

– Мне выговор – ладно. А за что командиру отряда? Он знает, что приказ не может выполняться, если возражает комиссар.

Не знаю, был подписан такой приказ или нет. Зимянин, Мачульский и Бельский все годы после войны об этом не вспоминали. Думаю, что обошлось шумом. Да и Гнусов при встречах не напоминал об этом инциденте.

* * *

И еще раз досталось мне от Зимянина. А дело было так.

После освобождения Пинской области работал я первым секретарем горкома комсомола. В штате горкома – шесть девчат. Организуем субботники, помогаем восстанавливать школы, предприятия. Обычная работа.

В начале сентября 1944 года часов в десять вечера раздался телефонный звонок от начальника штаба соединения Н.С. Федотова:

– Лошадь, седло есть? Седлай, бери автомат и гранаты – и срочно к штабу.

Прибыл в штаб, доложился. Мне кратко объяснили обстановку: крупная банда бандеровцев подходит из Ровенской области с целью захватить наш областной центр. В Пинске сил мало: горстка моряков, несколько десятков милиционеров и неполный партизанский эскадрон при штабе соединения. Вот и все воинство. Задача – упредить и уничтожить банду на дальних подступах к Пинску. Учитывая, что я хорошо знал Пинский район, мне и пришлось ее выполнять.

За ночь мы выдвинулись километров на двадцать в заречную часть района. Бандиты от боя уклонялись. Только издалека конные разведчики постреляют и уходят. И так сутки, вторые.

На третьи сутки появился на «виллисе» начальник УНКВД полковник Уткин. Интеллигентный такой человек, пенсне на носу, но матом меня покрыл отборным:

– Третьи сутки тебя ищут! Быстро в машину – и в Пинск.

Оказывается, в область прибыл второй секретарь ЦК ЛКСМБ К.Т. Мазуров. На второй день попросил, чтобы пришел секретарь горкома комсомола и доложил о делах. А секретаря-то в городе нет. Может быть, загулял по молодости парень.

К.Т. Мазуров:

– Как же так, секретаря два дня нет?

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (http://www.litres.ru/eduard-nordman/shtrihi-k-portretam-general-kgb-rasskazyvaet/?lfrom=931425718) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.