Старый дом под платанами читать онлайн - Светлана Сорокина

Старый дом под платанами

Светлана Сорокина

Куда может завести депрессия программиста и что может случиться, если совет дает его домработница? Смена местожительства? Знакомство с призраком в старом доме? Не только. Героя ожидает расследование убийства, путешествия и раскрытие тайн старого особняка. Более того, обитатели дома ведут себя странно, и все – под подозрением, Непонятно, почему экстравагантная старушка в шляпке, видит в нем священника, и какая связь всего происходящего с портретом девушки, оставленном Алексом в городской квартире?

Светлана Сорокина

Старый дом под платанами

Картина на обложке: В. Садовников «Старый Петергоф». Художник 19 века

Все права защищены. Никакая часть данной книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме без письменного разрешения правообладателя.

© Светлана Сорокина, 2015

© ООО «Написано пером», 2015

Пролог

Кто играет на рояле?

Вечерний свет проникал в Музыкальную гостиную из сада, наполняя ее сизым сиянием. Просачиваясь через тюль, закрывающую нишу высокого арочного окна, он обволакивал тяжелый занавес, рассеиваясь по комнате. Казалось, шелк портьер печально вздыхал. От золотистых подхватов, спускались вниз тяжелые, такого же цвета кисти. Именно за одну из них обеими ручонками судорожно схватилась маленькая девочка с огромным синим бантом в тон глаз, похожая скорее на фарфоровую немецкую куклу, чем на живого ребенка. Она стояла тихо, не шевелясь. Ее огромные глаза словно впились в рояль. Открытые ноты слегка колыхались. Звучал вальс Шопена № 2 сочинение 64. Звуки были едва слышны, но музыка узнаваема. Вероятно, сквозняк перевернул страницу. Холодная струя воздуха прошлась по полу, когда двери распахнулись. В их проеме появился стройный, словно вырезанный, темный силуэт женщины. Свет сверкающих, хрустальных люстр из коридора освещал ее сзади. Поэтому госпожа Алиса, в первые секунды своего появления, предстала перед девочкой таинственным объектом женского рода со снопом сияния в волосах. Глаза ребенка расширились от удивления, но тут же она узнала голос своей тети:

– Мария, милая! Вот ты где! Как же ты нас напугала, малышка! Мы сбились с ног, в поисках тебя. Что ты здесь делала, в темноте? – Последний вопрос Алиса задала, уже крепко прижимая четырехлетнюю племянницу к себе, взяв ее на руки. Спокойный взгляд ребенка по-прежнему был устремлен к роялю.

– Слушала музыку.

– Вот как? – Ее тетя насторожилась. – Тебе тоже послышался вальс Шопена?

Девочка кивнула головой. Она пальчиком указала на музыкальный инструмент, но тут вошла, запыхавшись, большая, средних лет женщина. Всплеснув руками, она хотела что-то сказать, но вовремя взяла себя в руки. Видимо, привычка контролировать свои эмоции взяла верх. Вежливо возвестив о своем присутствии легким покашливанием, домоправительница Эва почтительно и сдержано обратилась к хозяйке дома:

– Госпожа Алиса, я рада, что Мария нашлась. Однако странно, что именно здесь. Ведь я лично два раза осматривала Музыкальную гостиную и никого не видела.

Алиса – красивая, тридцатилетняя женщина рассеяно смотрела на открытый рояль. Ее брови взметнулись вверх крыльями чайки, затем вниз – к переносице, образовав едва заметную складку:

– Эва, почему снова открыта крышка инструмента?

– Я постоянно закрываю ее. Думала, – это Вы, госпожа, или кто-то из домашних играет. – Домоправительница с удивлением и ужасом смотрела на рояль.

– Нет. Я вот уже несколько лет не подхожу к нему. Секретарь не умеет. Прислуге запрещено. Вы… слышали какие-нибудь звуки фортепианной музыки? – Алиса странно посмотрела на Эву, но та, словно ожидая подобный вопрос, спокойно ответила:

– Нет. Никогда ничего не слышала, госпожа.

– Сегодня тоже ничего не слышали? Скажем, к примеру, вальс? – Хозяйка дома с тревогой и ожиданием, в котором угадывался скрываемый страх, и еще что-то непонятное, спрятанное на дне темных от волнения глаз, смотрела на домоправительницу.

– Нет. Ничего. Только пение канареек и птиц в саду.

Госпожа Алиса облегченно вздохнула. Неожиданно девочка, стоявшая все это время спокойно, чуть заметно дернула тетю за рукав:

– Когда я вырасту, тоже буду так хорошо играть, как мама? И у меня будет такое же красивое голубое платье, как у нее и роза в волосах?

– Конечно, так и будет, Мария! – Вымученная улыбка появилась на лице Алисы.

Женщины быстро переглянулись, уже не стремясь скрыть смятение и страх на своих лицах. К счастью, для них обеих, пришла няня и забрала девочку.

Некоторое время после ухода ребенка женщины молчали. Наконец, домоправительница, сделав книксен, собралась уйти, но Алиса остановила ее.

– Не показались ли Вам, Эва, слова Марии странными?

– Да, госпожа. – Не задумываясь, быстро ответила та, потупив глаза.

– А что Вас насторожило в рассказе девочки, Эва?

– Лишь то, мадам, что ребенок не мог знать и видеть, в чем похоронили ее мать. А малышка точно описала платье и даже розу в волосах Вашей покойной сестры. Царство ей небесное. – После паузы, с растерянным видом она добавила:

– Девочка все время смотрела на открытый рояль, который я, клянусь Вам, госпожа Алиса, закрывала лично несколько раз, и, возможно, она… – Эва запнулась, побледнев.

– Не думаете ли Вы, что она видела призрак моей сестры Амалии? Вы это хотели сказать, Эва?

– Да, госпожа, – снова опустив глаза, тихо сказала домоправительница, съежившись, словно ее знобило. – Ведь мы так и не выяснили, кто играет на рояле любимый вальс покойной госпожи Амалии.

– Здесь прохладно. Велите, растопить камин. Да, и еще: пусть секретарь немедленно пригласит священника. Надо освятить дом. – Прикрывая дверь Музыкальной гостиной, госпожа Алиса бросила быстрый взгляд в сторону рояля. Печаль, любовь и нежность были в нем, вытесняя страх.

Случай на охоте

Прошел год. Жаркий август золотил верхушки деревьев. Однако старый дом под платанами утопал в зелени листвы, и приближение осени его не коснулось. Время, казалось, остановилось в этом небольшом поместье. На тенистой террасе с белой балюстрадой, в окружении старинных вазонов с цветами и деревьев в кадках, все так же, как и прежде, наслаждались чаепитием хозяева и прибывший гость. Великолепный вид на сад, за которым открывались холмы и в голубой дымке лес, услаждали взор. Сладкий запах бругмансии, петуний и роз доставляли усладу обонянию. Хозяйка дома госпожа Алиса разливала чай в фарфоровые, старинные чашки. Кованая мебель белого цвета и круглый стол, покрытый скатертью с изображением роз, повторяющих рисунок на чашках, говорили о старомодном и изысканном вкусе владелицы поместья.

– Хорошо здесь у вас. Люблю это место. – Гость, наслаждаясь ароматным чаем из мелиссы и хрустящим домашним печеньем, всматривался в открывающийся пейзаж. – Когда увидел этот дом и сад впервые, стал лучше понимать Амалию, ее душу.

Алиса, вздрогнув, поставила чайник на стол, чтобы не разлить. Незаметно тяжело вздохнув, она спокойно произнесла:

– Завтра ровно пять лет, Стас, как моя сестра покинула нас. Пора отпустить твою печаль.

– Да. Завтра ровно пять лет со дня смерти Амалии и День рождения Марии. Вот я и сказал это страшное слово – «смерть».

Алиса подошла сзади кресла и обняла за

плечи своего зятя:

– Все в прошлом. Живи и радуйся настоящему моменту. Завтра у малышки День рождения. Ее мать была бы рада, если бы мы отметили его весело.

Пожилая дама, сидевшая в плетеном кресле-качалке под пледом, словно очнулась от своих грез или легкого дрема, воскликнув:

– Совершенно верно! Радуйся каждому мигу бытия, пока жив! Будь непосредственен, как ребенок или, – как я. – Она хихикнула и многозначительно добавила уже совершенно серьезным голосом, в котором послышалось предостережение, и от которого у подошедшей с пирогом Эвы по телу пробежали мурашки:

– Тогда быть может, доживешь до моих лет.

– Конечно, Стас. Устроим семейный праздник. – Хозяин дома, муж Алисы решил перевести разговор о смерти в другое русло.

– Только после охоты. Ведь нам же нужна дичь к столу? Ты знаешь, Филипп, как я люблю пострелять? – Глаза гостя блестели.

– Конечно! Собаки только и ждут такой возможности!

– Ну, вот и хорошо. – Адвокат потер в предвкушении охоты руки. – Соскучился за оружием, за драйвом! Кстати, Филипп, я хочу переписать завещание в пользу дочери. Надеюсь, ты поймешь меня, старина?

Наступило удручающее молчание. Алиса, пытаясь сгладить возникшую неловкость, предложила снова чай с только что испеченным яблочным пирогом, но лишь вновь проснувшаяся Матильда попросила добавки, отказавшись вылезать из-под пледа. Эве пришлось принести кованый столик-подставку и удовлетворить требования пожилой дамы. Тем временем мужчины продолжили неприятный разговор. Филипп, соединив пальцы в замок и поджав губы, сразу стал казаться старше своих лет. Наконец, он спросил о том, что больше всего его волновало, стараясь придать выражению своего лица как можно более безразличный вид:

– Перепишешь все состояние? – Молчаливый кивок свояка подтвердил его опасение. – Значит, доля наследства, причитающаяся моей жене в случае… э-э…

– Моей смерти? – улыбнулся адвокат. – Сожалею, но я хочу прожить эдак, еще лет сто. Не возражаешь, Филипп? – и он рассмеялся. Хорошее настроение явно вернулось к нему. Приняв вызов, Филипп воскликнул с азартом:

– Возражаю ли я? Конечно же! Ведь в противном случае Алиса станет опекуном Марии, и все твое состояние окажется в моем распоряжении! Ха-ха-ха! – Филипп громко рассмеялся, снова помолодев и «вернув» себе свой возраст. – Конечно, я шучу, черт бы тебя побрал, Стас! А когда, позволь спросить, состоится это важное событие?

– На следующей неделе, свояк. – Сквозь зубы, но с достоинством ответил адвокат, разжигая сигару.

Алиса вмешалась, обратив внимание собравшихся на маленькую девочку, из-за наследства которой мужчины готовы были драться, и лишь воспитание и родственные отношения помогли им закончить опасный диалог миролюбиво.

– Мария хочет вам всем что-то рассказать. Минуточку внимания! – Алиса несколько раз стукнула серебряной ложечкой о чашку. Наступила тишина. Девочка, смущенно расправив, свою пышную розовую юбку, улыбнулась и сказала:

– Я сочинила стихи, когда разговаривала с бабочками и цветами. Моя мама сказала, что это хорошее стихотворение.

После слов ребенка, улыбки слетели с лиц родственников, готовых умиляться детскому лепету. Лишь пожилая дама оживилась и пришла в восторг:

– Я так и знала, что священник ее не выгнал! И ты часто, малышка, видишь твою маму?

– Нет. Не очень.

Матильда не унималась. Ее маленькая шляпка из рисовой соломки, украшенная искусственными цветами, казалось, сейчас взлетит, как мотылек. Любопытство старой дамы взяло верх над чувствами присутствующих:

– Что еще тебе говорила Амалия?

– Сказала, что завтра папа отправится на небеса, и чтобы я слишком не огорчалась, так как его земной путь закончен.

На минуту оцепенение охватило присутствующих. Матильда победоносно посмотрела на всех по очереди, на застывшие эмоции на лицах, явно отражающих искренность чувств, и торжественно изрекла:

– Устами младенца глаголет истина. Завтра!

– Мама, о чем Вы? – Алиса первая пришла в себя. – Это всего лишь ребенок, которому не хватает его матери. Это ведь так естественно! Стас, ты ведь не думаешь, что все сказанное твоей дочерью – правда?

Адвокат молчал. Его взгляд рассеянно блуждал, словно ища, за что зацепиться. Наконец, сделав над собой усилие, он улыбнулся, словно извиняясь, и ответил то, что от него все ждали:

– Конечно, нет. Мария очень впечатлительный ребенок и ей действительно, не хватает матери. Кстати, Алиса, может быть сейчас не вовремя, но хочу выразить благодарность за то, что девочка так часто живет у тебя, и ты пытаешься быть идеальной тетей.

– Ты льстишь мне, Станислав. Однако я действительно привязана к Марии и хочу, хотя бы отчасти, заменить мою покойную сестру.

– Спасибо, Алиса. – Адвокат повторил попытку снова улыбнуться.

– Ты лучше бы не забирал причитающуюся долю с ее наследства, вместо благодарности! – Не замедлил съязвить Филипп, но Алиса снова попросила тишины, указав на ожидающую девочку, при этом успела бросить предостерегающий взгляд на Матильду, захлопавшую в ладоши после фразы сына о наследстве.

Малышка, снова оправив юбочку, стала декламировать стихи:

– Бабочка подружка,

Скажи мне на ушко,

Какой цветок милее —

Тот, что алее или белее?..

Мари Спартали Стиллман “Портрет Эффи Холдинг” 1876 г.

Наконец, семейная идиллия была восстановлена. Маленькая девочка, внесшая смятение невинным рассказом, снова соединила семью. Улыбки и умиление на лицах собравшихся, а затем аплодисменты и радостные крики должны были убедить каждого из присутствующих, что мир восторжествовал, а слова ребенка, внесшие сумятицу – забыты. Жизнь в мелочах повседневности и привычном образе действий, являющая собой образец мещанской безмятежности и благополучия взяла свое: Матильда отдавала распоряжения Эве, Филипп уже играл в мяч с Марией, прислуга убирала со стола, и только отец девочки продолжал сидеть неподвижно, смотря в одну точку.

– Стас, с тобой все в порядке? – Алиса подошла к зятю, взгляд которого, казалось, застыл, а мысли блуждали где-то далеко. Он не слышал вопроса хозяйки дома. Поэтому слегка вздрогнул, когда она дотронулась до его плеча.

– Прости, ты что-то сказала?

Алиса повторила вопрос, но адвокат снова не расслышал. Вместо ответа спросил, переводя взгляд с одного предмета на другой, словно не находя нужного и, наконец, остановив его на серых глазах Алисы, полных сострадания:

– Амалия сказала, что мой земной путь закончен. Понимаешь? Малышка не могла знать таких слов. Амалия – знала.

– Прекрати, Стас. Сейчас дети смотрят телевизор, радио … Они быстро развиваются и они… – рождаются мудрыми. Да, они, как старички – все знают! Это особые дети. Их как-то еще называют…

– Да, дети индиго. Пожалуй, ты права. Просто я недооцениваю свою дочь. Спасибо, Алиса. Ты меня немного успокоила. Немного…

Утро следующего дня было солнечно и приветливо. Еще роса не сошла с газонов, а звук охотничьего рога и радостный лай собак возвестили близлежащие окрестности о начале охоты. Поскольку лес был рядом, охотникам не было необходимости в лошадях, а швейцарская охота – пешие прогулки с собаками в умерено прохладное утро перед знойным днем – ни с чем несравнимое удовольствие.

К двум, уже известным нам мужчинам,

присоединились еще трое, приехавшие вечером с детьми и женами на детский праздник. Пройдя мелколесье, охотники разбрелись, увлекаемые азартом вглубь лиственного леса. Раздались отдельные выстрелы. Охота началась.

В это же время в старом особняке под платанами шли приготовления к детскому празднику. Госпожа Алиса отдавала распоряжения Эве, прислуге, а сама занималась украшением террасы и прилегающего к ней сада. В этом ей с удовольствием помогали две молодые женщины – жены охотников и садовник Тим. Множество бумажных гирлянд, фонариков, воздушных шаров было развешано повсюду. Туи и кипарисовики были украшены нежными искусственными цветами, а скульптуры ангелочков, стоявшие на террасе, были дополнены корзиночками с конфетами и орешками.

Подошедшая домоправительница, поймав вопрошающий взгляд хозяйки дома, отрицательно покачала головой. Это означало, что охотники еще не прибыли и дичи пока нет. Как ни старалась Алиса улыбаться и скрывать свои опасения, от Эвы спрятать тревогу было невозможно, – слишком хорошо она знала свою госпожу. «Разве разумно придавать значение словам маленькой девочки? Ведь у детей такая богатая фантазия! Впрочем, год тому назад, она откуда-то узнала, в чем была похоронена ее мать – госпожа Амалия, но всему есть объяснение».

Размышления Эвы были прерваны неожиданно и грубо: кто-то схватил ее за рукав платья, когда она уже собиралась открыть дверь кухни со стороны сада. Сделав свирепое выражение лица, чтобы приструнить наглеца, домоправительница была крайне удивлена, увидев одного из охотников. Господин Шварц почти не мог говорить от волнения и, пытаясь перевести дух, с трудом объяснил ей, путая русские и немецкие слова, что нужно срочно увести детей в отдаленный уголок сада. Раздумывать было некогда. Поняв, что опасения госпожи Алисы, возможно, были не напрасны, домоправительница поспешила выполнить просьбу.

Оставив детей с нянькой в беседке, Эва поспешила вернуться на террасу, и ее взору предстала ужасная картина: возвращающиеся охотники без головных уборов несли на поспешно сооруженных носилках господина Станислава. Госпожа Алиса и садовник уже спешили к ним, а женщины, украшающие террасу, застыли на месте. Смерть незваной гостьей незримо появилась на празднике.

Портрет девушки в голубом

Лондон. Пятнадцать лет спустя, после описываемых событий. В просторной живописной мастерской, прислонившись к косяку окна, перед мольбертом стоит художник. Лицо его заросло щетиной. Взгляд прикован к картине, которую он написал. По лестнице к мастерской бесшумно поднялась изящная женщина с бледным, бесцветным лицом. Она так же бесшумно поставила поднос с едой возле порога комнаты и, вздохнув, тихо удалилась. Через какое-то время женщина снова поднялась, забрала поднос с нетронутой едой и тяжело вздохнув, спустилась вниз. На последней ступеньке она с надеждой обернулась, словно надеясь на чудо, постояла так несколько секунд, затем, прикусив губу, пошла в направлении кухни. В глазах Элизабет стояли слезы.

Художник с печальным видом все так же стоял перед холстом. Казалось, он сросся с портретом, не в силах пошевельнуться.

Это продолжалось уже несколько недель. Его жена знала: когда Ник в таком состоянии, – его лучше не трогать. Ибо где летает душа в это время, известно только самому Господу Богу. Элизабет была понимающей женой. Однако происходящее с ее мужем в последнее время, его странное состояние прострации пугали ее. Все – из-за портрета этой девушки.

Художник вспоминал. До мельчайших подробностей он запомнил день, час, минуту, когда впервые увидел ее – ангела во плоти. Пять лет назад он, Николай Санин, преподавал в колледже искусств. Директор вызвал его к себе в кабинет и предложил взять дополнительные часы на отделении искусствоведения. Он отказался, мотивируя тем, что занят заказами, хотя на самом деле ему было просто не интересно и жаль своего времени, чтобы преподавать живопись горстке студентов, возомнивших себя будущими критиками искусства или его ценителями, что еще хуже. Преподавать будущим коллегам-живописцам – другое дело. Он мог поделиться с молодыми людьми своими наработками, секретами. Открыть то, что с таким трудом познал сам. Заразить их той же страстью к цвету, свету, запаху масляных красок и прозрачности акварели. Мог научить уважать натуру, преклоняться перед мастерами Ренессанса, восторгаться импрессионистами и помочь понять, что никогда никто из них не переплюнет природу – совершенство, созданное Богом. При этом научить их не бояться этого совершенства и творить, как богам, создавая свои миры. А как учить живописи людей, изначально относящихся к его ремеслу, как к необходимому предмету, лишь для зачета? Как можно отдавать бесценные знания и душу снобам, навешивающих ярлыки на имена художников, пытающихся все запихнуть в ящички и расставить по полочкам в алфавитном порядке? Что можно объяснить им, решающим кого из художников назвать гением, а кого предать забвению? Учить пустозвонов, которые будут рассказывать толпе зевак о муках творчества живописца, не зная, что это такое? Нет. Эта мысль была для него неприемлема. Он не возьмет эту группу студентов. Решено.

Выйдя из кабинета директора, Санин облегченно вздохнул. Да. Он отказался от дополнительных денег, потому что искусство для него важнее. Но в тот момент Ник не знал, что по иронии судьбы, чуть позже, будет сам просить директора отдать обещанные ему часы живописи на ненавистном факультете.

Итак, довольный сам собой, своим категоричным отказом шефу, он шел по длинному коридору. Студенты спешили в аудитории. Шум, смех, суета, стайки подружек, с интересом что-то обсуждающие, группы юношей, смеющихся нарочито громко и привлекающие к себе внимание противоположного пола, преподаватели, делающие замечания или с деловым видом проходящие мимо – все было как всегда. И вдруг в этой обычной, «фоновой» толпе обыденности он увидел ее – яркое, сияющее пятно неземного света. Позже, когда он вспоминал, первое ощущение было именно таким. Ведь она не успела подойти еще близко, а он уже на расстоянии почувствовал, увидел этот свет, как заблудившийся путник в ночи видит светящееся окно чужого дома. Он не помнил, во что она была одета, – это было не важно. Санин впитал ее всю сразу, без остатка. Это было похоже на чудо и шок одновременно.

Когда девушка приблизилась, он смог рассмотреть неземную красоту ее лица, невесомость и божественные пропорции, идеальные формы тела. Кожа студентки была нереально бела, но не той нездоровой бледностью образа женской красоты стиля ар-нуво конца девятнадцатого века. Нет, это была здоровая кожа – кровь с молоком. Глаза же ее были огромные и широко расставленные – в пол лица, интенсивного, насыщенного, ярко-синего, почти фиалкового цвета. Не серые и не бледно голубые, воспетые всеми поэтами мира. Нет. Таких они просто никогда не видели. Подобных глаз не бывает в реальной жизни. Ее очи были тем редким феноменом, которым природа один раз в тысячу лет наделяет дитя земли, выделяя его, как избранного. Волосы девушки так же были редкого оттенка: пепельно-светлые, слегка вьющиеся, они струились, собранные в огромный, длинный хвост по ее телу, стремясь вырваться из-под гнета бархатной

резинки. Плавные движения, поступь Богини, – все выдавало в ней посланницу небес, особенно – свечение ауры, распространяющееся на десятки метров и захватывающее, как свет от фонаря все, что попадало в его пределы. Остальное исчезало с поля видимости. Это был воплотившийся ангел в женском теле. Он сразу это понял.

Девушка прошла мимо, не заметив застывшего преподавателя, не обращая внимания на другие восторженные и любопытные взгляды, вероятно, привыкшая к подобным явлениям и реакции при своем появлении, милостиво прощая и спокойно воспринимая все, как данность. Ибо всех королев ожидает одна и та же участь – поклонение.

Художник, очнувшись от шока, последовал за видением. Именно так он воспринял девушку, неземная красота которой повергла его в оцепенение. Убедившись, что она реальная студентка этого заведения, Ник проследовал за ней в аудиторию и когда смог что-то осознавать, вдруг к своему удивлению понял, что Богиня учиться на отделении искусствоведения, том самом факультете, от которого он только что отказался. Не задумываясь, Николай вернулся в кабинет директора и к удовольствию последнего сообщил, что передумал.

Да. Иначе он поступить не мог. Художник подошел ближе к портрету и, слегка сощурив глаза, стал всматриваться в прекрасное лицо. Пожалуй, ему удалось хотя бы приблизительно запечатлеть схожесть, но удалось ли показать свет, исходящий от нее, величие, рабом которого становишься раз и навсегда, чистоту и незапятнанность ангельской души, ее хрупкость, открытый детский взгляд и мудрость царицы запредельных миров? Вряд ли. Санин на секунду закрыл глаза. Картинки прошлого из его жизни снова всплыли из глубины памяти. Он вспомнил свое волнение, когда впервые переступил порог мастерской, где предстояло ему преподавать живопись студентам, в числе которых была лучезарная Богиня. Радость, когда узнал ее имя – Мария. Трепет своей души, когда он подходил к ее мольберту, чтобы сделать замечание. Счастье, – когда девушка согласилась позировать. Восторг и страх – от первого прикосновения кистью к холсту перед началом работы над портретом. Этих моментов он никогда не забудет, так же, как последний, грустный вечер прощания со студентами и с ней.

В студию снова заглянула его жена с подносом, напомнив, что сейчас Fivе o cloсk – чаепитие вдвоем, которое он редко пропускал. А поскольку он не обедал, пора было бы и перекусить. Ее доводам трудно было противостоять, тем более что только теперь он, наконец, почувствовал, что его желудок пуст.

Элизабет поставила поднос на маленький столик. Расставила чайный сервиз, положила горячие бутерброды на тарелки и салат. Подошла к мужу и нежно обняла его сзади.

– Ник, ты часами не отходишь от мольберта. Смотришь, как влюбленный на портрет. Ты должен избавиться от него. Нам нужны деньги. И потом, у тебя есть я. Ты помнишь об этом?

Художник попытался улыбнуться, закивав в знак согласия головой:

– Понимаешь, это лучшее, что я создал в своей жизни.

– Да, дорогой. Но прошло пять лет, и ты больше не написал ни одного портрета. Пейзажи не в счет. Уверена, ты снова сможешь рисовать людей, когда избавишься от этого изображения. Ты хочешь поговорить о Марии? Тогда идем пить чай.

Он действительно, ни о чем больше не мог говорить, как об этом портрете, понимая при этом, что причиняет боль жене. Он заверял Элизабет, что никогда не испытывал к девушке сексуального влечения, что невозможно об ангеле думать пошло, да и его репутация ему не безразлична. Говорил, что эта девушка сильно изменила его – он даже перестал ругаться и пить. Да что «он»! Ник клялся, что ни один раз был свидетелем, когда люди, попадающие в поле ее влияния, становились не узнаваемы, – независимо от их желания, в них пробуждались лучшие стороны их души и характера. На занятиях живописи, как преподаватель, он не раз убеждался, что девушки никогда не завидовали ей, а обожали подругу, хотя все юноши были в нее влюблены тайно или явно. Молодые люди при ней были предупредительны и вежливы с другими девушками, исчезал грубый слэнг, устанавливались искренние отношения. Мария как бы всех «подтягивала» до своего уровня. Окружающие не осознано хотели быть лучше, как будто действительно, высокая особа из королевской семьи имела честь посетить их своим присутствием.

Николай говорил и говорил, он даже вспомнил своего прадедушку – русского, белогвардейского офицера, любившего романсы, в которых пел об «очах» барышням-красавицам, а Элизабет терпеливо слушала. Его жена понимала, что супругу нужно выговориться. Все эти годы Ник болезненно не расставался с любимым изображением. Поэтому сейчас она выслушает все. Лишь бы портрет исчез из их жизни.

Наконец, после нескольких чашек чая и монолога, художник дал свое согласие на продажу картины. И дело было не в деньгах, а в его нездоровой привязанности к этому портрету, от которого нужно было избавиться. Он понимал: ему была дорога реальная Элизабет, и Ник твердо решил начать новый этап жизни.

– Завтра утром отвези его, но тихо, чтобы я не знал. Узнай о дате аукциона и предварительной сумме. Хочу знать, кому он достанется, – хриплым голосом обратился он к жене, смотря на нее «стеклянными» глазами.

Записки священника

1

Данные записи – лишь тщетная попытка описать причины, изменившие в корне мою жизнь. Они появились потому, что мысленно я постоянно обращался к этим событиям, пытаясь все понять, разложить факты по полочкам. И чем больше я об этом думал, тем больше всплывало незначительных деталей, являющихся, на самом деле судьбоносными. Узор из второстепенных событий, встреч, бытовых мелочей, случайных фраз, со временем складывается в определенную мозаичную картину, изначально ясную только Творцу. Наши, казалось бы, правильные умозаключения и поступки в начале Пути, оказываются в конце его ничтожными и неважными, но только спустя годы становится понятен истинный замысел Всевышнего.

С чего все началось? Со знакомства с Марго? С депрессии? Поспешного отъезда? С того момента, когда домработница достала из кладовой портрет? Нет. Наверное, все же – с его покупки на лондонском аукционе. Я помню, как повышал и повышал сумму, пока он не обошелся мне в двадцать тысяч английских фунтов. С огромным удовлетворением почувствовал себя хозяином большеглазой красавицы в голубом платье, изображенной на холсте и с видом победителя, но с сочувствием посмотрел на неудачников. Ко мне подходили некоторые из «побежденных» и поздравляли с замечательной покупкой. В конце подошел статный мужчина с небольшой бородкой, длинными волосами и славянским лицом. Представился. Это был автор портрета художник Николай Санин. У него были русские корни, и он неплохо говорил на языке предков. Николай обрадовался, узнав, что я из Киева. Рассказал, что знал девушку, изображенную им на портрете. Было видно, что он боготворил ее. Наверное, был влюблен в модель, как это обычно бывает с художниками. Я не придал его рассказу никакого значения, – просто все сказанное пропустил мимо ушей. Насторожила лишь одна оброненная им фраза, которую я почему-то запомнил: «Когда на землю спускается ангел, силы зла всегда ополчаются против него». Почему он это сказал я так и не понял. Для меня было важно, что «Девушка в голубом»,

картина, которую я приобрел, была написана трепетно и виртуозно, в лучших традициях реалистического письма – прозрачными лессировками и представляла собой шедевр или в худшем случае, талантливое произведение – лучшее из того, что я когда-либо видел.

Портрет повесил в гостиной, заплатив за него приличную пошлину на таможне. Однако моя невеста Марго приказала снять его, так как ей показалось, что я смотрю на изображение чаще, чем на нее. В чем-то она была права, – я мог смотреть на «Девушку в голубом» часами, забыв о времени, уносясь душой в непонятные пространства Вселенной. Что-то странное и притягательное было в этом портрете. Бесспорно, художник преувеличил, нарисовав огромнейшие, фиалково-синие глаза, мечтательно зовущий взгляд. Да. Именно взгляд приковывал к себе всех, кто видел этот портрет. В нем было что-то недосказанное, едва уловимое, проникающее в сердцевину твоего «я» и смягчающее его, ласкающее, убаюкивающее, а потом встряхивающее так сильно, что ты словно рождался заново. При этом с новой силой хотелось жить лучше, ярче, честнее перед самим собой.

Данте Габриель Рассети “Прозерпина”

Бывающие у меня друзья, восхищались картиной, интересовались, кто на ней изображен, кто художник, где купил и даже, сколько стоит портрет. Никто не оставался равнодушным. Кто-то бросал быстрый взгляд и отходил, а кто-то подолгу всматривался в него, подходя ближе, но всех объединяло одно – они все возвращались к портрету снова.

К слову – о Марго. Полное имя моей невесты, увы, бывшей – Маргарита, как у Булгаковской героини из знаменитого романа «Мастер и Маргарита». Она так же ходила по городу с желтыми цветами или в желтом платье. После прочтения этого романа, Марго решила, что это имя ей дано не зря, и ее суженный просто обязан был найти ее по этому цвету. Самое смешное, что я обратил внимание на Марго не из-за ее ярко-желтого платья. Мой взгляд случайно упал на ее длиннющие ноги, торчащие из-за столика в кафе «Yellow submarine» на улице Пушкинской. Потом перевел взгляд выше – на декольте и «дополз» до ее лица, вернее, слегка тронутых блеском сжатых губ с торчащей из них тоненькой, дамской сигаретой. Только потом я встретился с пронзительным и насмешливым взглядом карих глаз, наблюдающих за моим изучением ее тела. Думаю, Марго до сих пор уверена, что причиной послужило все-таки желтое платье. Сейчас это не имеет значение. К счастью, как я понимаю теперь, Марго решила, что я не Мастер и не ее суженный, в чем, бесспорно, оказалась права.

Тогда, в «битловском» кафе, мы познакомились и проговорили несколько часов подряд, спохватившись лишь после того, когда выпили не одну чашку кофе, коктейлей, вина и выкурили несколько пачек сигарет. Официант выключил музыку, свет и всячески – покашливанием, громыханием подносов и различными звуками давал понять, что кафе закрывается. Мы выскочили счастливые на улицу и только тут осознали, что не хотим расставаться. Решив дойти лишь до метро «Театральная», мы почему-то прошли мимо него и спустились вниз, к Крещатику. Была весна и цвели розовые и ванильного цвета каштаны. Их огромные свечи освещали город волшебным, мистическим светом. Мы перешли на противоположную сторону к Бессарабскому рынку, и направились к главному входу метро «Крещатик» вдоль вереницы роскошных магазинов известных мировых брендов. Возле одного из них Маргарита остановилась и показала мне на огромный постер, украшающий витрину. Я открыл рот от изумления, застыв на месте – на нем была она, моя новая знакомая! Это действительно, было изображение Маргариты! Только тут я понял, что ничего не знаю об этой девушке. Мое удивление и комичный внешний вид рассмешили Марго. Она представить себе не могла, что кто-то совершенно не интересуется модой и с безразличием смотрит (разве что случайно) на биг-борды.

Маргарита оказалась известной моделью с мировым именем. Оказывается, многие красотки, украшающие подиумы известных домов моды и обложки модных журналов – наши соотечественницы. Более того – киевлянки. До сих пор думаю: что такую девушку привлекло во мне? Возможно то, что мне было наплевать на моду? Тогда она прилетела из Лондона для участия в показах на Ukrain Fashion Week. Поскольку квартира у нее была возле Золотых ворот, а за окном – цветущий город, Марго решила прогуляться пешком по центральным улицам и случайно зашла в кафе с привлекшим ее внимание названием знаменитой песни «Битлз». В любом городе она искала подобные кафе и сравнивала интерьеры. Это было что-то в роде, небольшого хобби. Маргарита любила, как и я, знаменитую ливерпульскую четверку, считала их пришельцами с небес и, конечно, обожала их музыку. График работы модели был расписан на полгода вперед. Марго знала, где проснется в понедельник, и в какой стране ляжет спать в пятницу, где будет ужинать (или не будет вообще) в воскресенье и когда увидит в следующий раз маму в Киеве. Мое мнение о моделях было изменено. Воочию, я убедился в необходимости жесткого режима для обладательниц размеров 90-60-90 и в их железном характере, помноженном на ум, волю и хватку бультерьера.

Сильная, яркая личность этой девушки, словно опьянила меня. Я влюбился, как мальчишка – сильно, пылко и страстно. Марго так же верила в любовь с первого взгляда, возможно потому, что времени у нее всегда было в обрез. Причиной было еще то, что она просто долго запрещала себе думать о вероятных чувствах. У нее не было возможности заводить романы по причине ее крайней занятости. В Киеве же она расслабилась. Родной город, весна, отовсюду доносившиеся ароматы, легкое настроение заставили ее купить новое, желтое платье. Надев его, она подписала договор с собой, – табу на влюбленность было снято. И надо же! В тот день ее угораздило войти в то же кафе, которое любил посещать и я!

Наша встреча определила мою дальнейшую судьбу. Начало романа, да и его продолжение было феерическим – бесконечные телефонные переговоры, ожидания встреч, аэропорты, перелеты, новые города, отели и …сумасшедшая страсть, ревность, обиды, бросание трубок, разряженные мобильные телефоны, постоянное пополнение новых счетов, цветы, подарки, невозможность расстаться и поцелуи в трубку до утра. Придумывание новых, милых имен, обещания, звонки и снова – аэропорты, встречи, цветы, объятия, рестораны, кафе, ревность, страсть… Именно из этого набора «для двоих» состояли наши отношения. Однако рано или поздно все хорошее когда-нибудь заканчивается. Конфликт был неизбежен. Просто ее и мой образ жизни были абсолютно разными и с трудом пересекались. Теперь в самый раз рассказать о себе.

Меня зовут Алекс, хотя полное имя – Алексей Вронский. От набившего всем оскомину «Алеша», я отказался в кругу друзей и знакомых. Только матери позволяю себя так называть, – это напоминает мне детство. Моя профессия – программист. У меня два высших образования, но не одно не соответствует выбранной профессии. Базовые знания по интересующей меня специальности я получил в Киевской компьютерной Академии «ШАГ» и продолжил заниматься, слушая лекции на английском языке по программированию в лучших мировых, высших учебных заведений через Интернет. Третье образование принесло мне деньги и свой бизнес, который я основал вместе с моим другом. Компанию мы назвали «НЭБ

Групп», и стали заниматься программным обеспечением, разработками, созданием игр для мобильных телефонов и прочим. Благодаря моему международному диплому по специальности «Международная экономика», полученному в Голландии и друзьям – у меня обширные связи по всему миру, что помогло нам в бизнесе и получении заказов. Сняв квартиру под офис на милой, стариной улице Пушкинской в центре города, закупив в США ноутбуки, мы с другом, не слишком афишируя, начали свое дело.

Постепенно сформировали хороший коллектив, состоящий из молодежи. Первые годы нашим самым крупным заказчиком стал Пентагон, и мы неплохо заработали. Я смог купить себе большую квартиру-студию на Оболонских липках по проспекту Героев Сталинграда с видом на залив и храм Покровы Богородицы, – внушительное сооружение с широкой «дорогой к храму», украшенное скульптурами Евангелистов. Ряд кафе, ресторанчиков, магазинов и невысоких домов кондоминимум, делают это место европейским, а отдельные уютные «островки» перед кафе, напоминают мне почему-то маленькие площади средневековых городов Италии.

Утром я совершал пробежку по великолепной новой набережной, а вечером, «приползая» уставший домой после работы, слушал, сидя в наушниках музыку, чтение книг или шел гулять вдоль реки до самого Московского моста. Иногда, по настроению, заходил в один из ресторанов, которых достаточно «натыкали» на набережной, а в выходные встречался с друзьями. Мы уезжали на чью-нибудь дачу, делали шашлыки, пили вино, общались, словом – отдыхали. Летом – море, путешествия, зимой – неделя на горном курорте в Карпатах. Посещал спортивный комплекс «Аквариум», находящийся неподалеку от дома – качался, плавал и даже какое-то время занимался карате, пока не сломал ногу. Постепенно увлекся восточными учениями, перечитал всего Кастанеду и остановился на даосизме, оказавшемся наиболее близким для моего душевного комфорта. Все же работа занимала большую часть жизни. Заказы, проекты, сроки их выполнения – именно это было основной ее составляющей.

Моя мать Лариса Петровна – активная, постоянно занятая чем-то женщина, но добрая и отзывчивая, воспитала меня и брата в лучших патриархальных традициях, однако по-своему, где женщине отводилось равное место с мужчиной. С детских лет она видела во мне сначала знаменитого музыканта, затем – человека искусства. Однако я разочаровал ее, став программистом. Сказались гены: покойный отец, хотя и был военным, имел хобби – математику и шахматы. В его кругах ему не было равных. Слава о нем как о шахматисте, не знающего проигрыша, ходила по всему военному округу. Старший брат Олег проектировал и строил дома. Он был женат и жил в Варшаве. Мы с ним часто созванивались и при любом удобном случае встречались.

Девушки, любимые появлялись на какое-то время в моей жизни и исчезали из нее, оставляя теплые воспоминания или душевные раны. Однако я не терял надежды встретить ту единственную, которая поразит мое воображение, и встретил Марго.

Бурная любовная связь постепенно уступила логике развития отношений. Из всего вышесказанного становится ясно, что, руководя компанией и, работая над сложными проектами по восемнадцать, двадцать часов в сутки, я не мог удовлетворять потребности Марго в частых встречах, поездках к ней за границу и исполнении всех ее капризов. Конечно, она стала встречаться с другим. Им оказался какой-то счастливец из Германии. Мы расстались.

2

Итак, моя предполагаемая невеста встретила другого. Для меня было все кончено. Возможно, я действительно поверил бы в это, поддавшись хандре, не будь подобного со мной в двадцать один и в двадцать восемь лет. Но мне было тридцать два, и это осложняло дело. К тому же не ладились дела в фирме, и свинцовые тучи плыли по небу материального благополучия. Мы потеряли несколько главных заказчиков, а ответственный по связям с общественностью открыл свою компанию, переманив многих наших клиентов и сотрудников. Хроническая усталость и второй год без летнего отпуска так же накладывали свой отпечаток.

Марго покинула меня, – последняя женщина, на которую я возлагал надежды. Развороченная душа холостяка торчащими пружинами старого дивана смотрела на мир жалобно и тоскливо. Да. Я ощущал себя ненужным предметом мебели, на котором ни один раз свершались злобные оргии грязного мира, вливая в его плоть неосуществимые сны и желания. Теперь он был выброшен, раздавлен и никому не нужен. Впрочем, кроме моей домработницы Розы.

Каждое утро ровно в девять часов, Роза открывала дверь своим ключом и бесшумно варила кофе и делала завтрак. Дождавшись моего появления на кухне в «семейных» трусах, она говорила мне: «Доброе утро» и лишь после этого начинала греметь кастрюлями, швабрами и ведрами. Мой дом оживал.

В этот судьбоносный день я позвонил домработнице и, стараясь говорить как обычно бодрым, слегка шутливым тоном, предложил ей взять отпуск на три дня. Роза была удивлена, но приняла предложение. Облегченно вздохнув, я завалился на диван в гостиной. Мне хотелось, как волку выть, затаиться в своей норе и никого не видеть и не слышать. Хотелось умереть.

Время исчезло. Я был словно в вакууме. Лежа в своей квартире, я упорно разглядывал бронзовую люстру, исследуя каждый ее завиток, будто от тщательности этого занятия зависела моя жизнь. Затем – узор лепнины на потолке с усердием поэта, исследующего древнюю арабскую вязь. Наконец, взгляд переместился вниз и наткнулся на портрет «Девушка в голубом». Как он появился здесь снова? Ведь Марго убрала эту картину. Кажется, почему-то ей единственной портрет не понравился. Ах, да! Роза недавно нашла холст в кладовке и с моего разрешения снова повесила его. «Комната стала пустой без этой картины» – проворчала домработница, возвращая портрет на место. Водворив его на стену, она еще немного постояла перед картиной, вздохнула и, сказав что-то вроде: «Как Матерь Божья», – довольная вернулась в кухню. Роза всегда недолюбливала Марго за то, что та незаметно меняла привычный уклад моей жизни и детали интерьера. Теперь она могла быть спокойна – не скоро кто-нибудь из женского пола заставит трепетать мое сердце.

Взгляд скользил по великолепному, живописному полотну. Эта картина всегда чем-то притягивала меня. В ней было очарование романтического реализма и скрытый мистицизм, а это слегка пугает. При долгом рассматривании изображения, девушка, словно оживала. Казалось, она вот-вот заговорит, поведает какую-то тайну. Ее огромные глаза смотрели на меня завораживающе и проникали в душу. Кто она? Какой была ее судьба? Вспомнил бородатое лицо художника, с трудом отдающего свое детище мне в руки. Кажется, он сказал, что девушку звали э-ээ… Не все ли равно? Ледяная пустыня в моей душе пугала. Я впал в забытье. Сколько находился в этом состоянии, день, два или часы – не знаю.

Телефонный звонок вернул меня из небытия, но я не сделал попытки пошевелить даже бровью. Жужжание телефона раздражало. Пришлось встать и отключить аппарат. Теперь ничто не соединяло меня с миром. Я снова впал в забытье. Пустота медленно, но уверенно липкими щупальцами спрута вбирала в себя жертву. И этой жертвой был я. Сопротивление было бесполезно. Внезапно, как бы сверху, увидел бесформенное, опустошенное

существо, съедаемое изнутри монстром. Неожиданно стало жаль распластанного внизу парня. Это было первое чувство, появившееся со времени депрессии. Я понял, что спасен и заставил себя сползти с дивана.

Первое, что я сделал осознанно на пути к выздоровлению – поставил диск с музыкой Моцарта, – сказывалось музыкальное образование, полученное в детстве. Затем достал бутылку «Мартеля» и сел за домашнюю барную стойку на кухне. Приятное тепло от рюмки коньяка убедило в том, что я жив, а освежающий душ завершил самооживление, упорно направляемое моей волей. Наконец, я почувствовал себя птицей Феникс, воскресшей из пепла, вернее – мне хотелось быть таким. Взгляд упал на обесточенную, валяющуюся мобилку. Нет. К активной связи с этим миром я еще не готов. Вдруг до моего слуха донесся звук открывающейся входной двери, и передо мной возникла Роза. С порога она быстро охватила комнату взглядом, мой внешний вид и прокомментировала:

– Я знала, что все именно так и закончится! Она Вас бросила? Модель! – с презрением прокомментировала причину нашей размолвки домработница, при этом резким жестом, смахивая паутину с угла комнаты. – Вижу, вижу, что это так. Можете не трудиться, мне что-либо объяснять, – я все поняла! Иначе бы Вы не просили меня отдохнуть несколько дней таким «бодреньким» голосом. Запомните, молодой человек, – еще никогда и никому не удавалось провести Розу! А теперь отправляйтесь в ванную: побрейтесь и приведите себя в порядок, а я приготовлю тонизирующий травяной бальзам по рецепту моей тети и что-нибудь вкусненькое, и попробуйте отказаться!

Побрившись, я долго разглядывал свое отражение в зеркале, пока домработница колдовала на кухне. Осунувшееся лицо, затравленный взгляд говорили сами за себя. Хотя на сердце по-прежнему лежал камень, и жизнь была в тягость, я решил, во что бы то ни стало, не поддаваться хандре и выйти из этой ситуации с честью. По своему предыдущему опыту точно знал, что от разрыва с любимой не умирают. Поэтому нужно было набраться терпения и попросту отвлечься. Время – лечит.

Для начала важно было составить план: первое – выпить и съесть все, что даст Роза. Второе, – заставить себя есть вообще, даже через силу. Не пить спиртное – ничего хорошего из этого не выйдет. Не встречаться с друзьями, так как слышать добрые советы от старых друзей, у которых дети учатся или уже заканчивают школы – то же самое, что осознано идти под дула пулеметов. Остается работа. При мысли о работе стало еще тоскливее. Видимо, усталость угрожающе давала о себе знать.

Тем временем Роза пригласила к столу, и я нехотя поплелся на кухню. Бальзам-тоник, приготовленный домработницей по рецепту ее тети, имел вкус полыни, смешанной с розмарином, базиликом и еще какими-то травами. Напиток «вставлял» не хуже коньяка и пробуждал чувство голода. Поэтому все, что успела приготовить Роза, неожиданно для меня самого я съел. Она явно была довольна результатом и пыталась положить мне добавку.

– Поешьте, Алексей. После вкусной еды всегда легче на душе становится. Меня тоже бросали и не один раз.

– Неужели? – Я поднял голову и посмотрел на домработницу. Друзья по несчастью всегда ценные собеседники. Увидев мой интерес, она продолжала:

– Представьте себе. Вы думали, что я гожусь только стряпать и полы мыть? Нет, дорогой. В свое время я была горячей штучкой! Не одного мужчину с ума свела. – Она незаметно перешла на «ты», как с собутыльником.

– Тогда почему же…

– Да потому, что у меня был нрав, как у бешеной кобылы! Меня трудно было выдержать! Я изводила своих мужчин. И однажды очень поплатилась. Перед самой свадьбой мой жених не выдержал и … оставил меня. Попросту – сбежал!

– И как же Вы, Роза вернулись к жизни?

– Хороший вопрос! Прежде всего, выпила тетушкиного бальзама и поела, как ты сейчас. Кстати, бальзамчик – то, понравился? – Услышав мое одобрение, она продолжила:

– Потом уложила самые ценные вещи в чемодан, села на попутку и уехала из своего городка, где меня знала каждая собака.

– И что было дальше?

– Путешествие под названием «Куда глаза глядят», которое на меня очень хорошо подействовало. Потому что я не знала куда еду, и что буду делать. А неожиданность – лучшее лекарство. Мне пришлось нелегко, так как у меня не было много денег. Приходилось подрабатывать на разных работах. Так я оказалась в Киеве.

– А что было потом?

– Устроилась на завод «Арсенал», а со временем встретила своего мужа. – Роза вздохнула, вспоминая прошлое. – Главное, Алексей, при любых обстоятельствах, что бы ни случилось, нужно уметь себя собрать в кулак и действовать решительно, но слушая свое сердце.

Меня рассказ Розы так же заставил задуматься о своей жизни. Что предпринять? Вот в чем теперь заключался для меня главный вопрос бытия. Может быть, последовать совету домработницы и, действительно, отправиться, куда глаза глядят? Конечно! Почему бы и нет? Это выход! Уехать! Нежелание видеть эту квартиру, слышать шум города, возню на работе, видеть сочувственные лица друзей, матери и сотрудников достигло апогея. Уехать куда угодно. Лучше в тихое, спокойное и незнакомое место. Это не должен быть шумный город, и мое пребывание не должно ассоциироваться с отдыхом. Потому что я должен находиться там столько, сколько сочту нужным и, возможно, это должна быть домашняя обстановка. По совету Розы, я должен был выбрать транспорт и его пункт назначения согласно своей интуиции, чуть ли не с завязанными глазами.

– Если не знаешь, что конкретно хочешь – подбрось монетку. Не забудь перед этим помолиться и попросить Господа быть к тебе снисходительным. У меня – срабатывало. – Давала мне наставления Роза.

Решено. Уладив дела с компаньоном и, купив билет на поезд в направлении N, я в назначенное время отправился в путешествие. Стук колес, забытый мною с детства, означал открытие новой страницы моей жизни.

3

В окне вагона с желтыми занавесками проплывали пейзажи. Взглядом пресытившего жизнью человека я смотрел на череду мелькавших милых картинок, но ничто не радовало меня. «Куда я еду? Зачем?» – Этого я не знал, мысленно ругая себя за самообман. Убегая от прошлого, невозможно убежать от самого себя – банальная аксиома, но я хватался за соломинку. Боясь потеряться во мгле, надеялся на свежий прилив сил, ожидая новых встреч, лиц, судеб, энергий. Пока депрессия крепко сжимала меня в своих когтистых объятиях.

В купе кроме меня больше никого не было. В другое время я был бы счастлив, постаравшись насладиться одиночеством, но не теперь. Лежать без сна или сидеть с закрытыми глазами, возвращаясь мысленно к прошлому, – не хотелось. В открытом саквояже я заметил корешок торчащей книги. Видимо, Роза в последний момент засунула ее туда, заботясь о моем времяпровождении в поезде. Милая, старая Роза! Она и не подозревала, что в электронном виде можно прочесть любую книгу, даже ту, которую еще не издали. Все же я прочел заголовок, – это был сборник детективных повестей. Полистав, я положил ее обратно. Нет. Детективная история сейчас не могла меня заинтересовать. Увы. Я снова закрыл глаза. На какие-то доли секунды, провалившись в черную пропасть, вдруг увидел в темноте что-то желтое. Постепенно оно приближалось. Всматриваясь в это бесформенное пятно,

приобретающее форму и, проследив за его развитием, в ужасе и с восхищением понял, что это то самое желтое платье, в котором Марго была в момент нашего знакомства и на которое, как мне казалось, я тогда не обратил внимание. Оказывается – обратил! Мне захотелось закричать от боли, ужаса происходящего, невозможности повернуть случившееся вспять. Моя невеста, моя дорогая Маргарита – уже не моя! Это была пытка, придуманная адом. Открыв глаза, я увидел желтые занавески.

На одной из остановок в купе подсели двое веселых, необремененных жизнью молодых людей и хорошенькая, молодая монашка. Парни шутили, о чем-то спрашивали меня, пытаясь вовлечь в разговор. Но, вероятно, мой отсутствующий взгляд и нежелание говорить, скоро охладили их пыл, и они слегка успокоились. Я продолжал скучать. Спустя некоторое время неугомонные попутчики пытались вести благочестивые беседы с монашкой, но и там потерпели неудачу. Тогда один из них обратился ко мне:

– Простите, э-ээ, только без обид, ладно парень? Но Вы, случайно, не брат британского футболиста Бэкхема, а, может быть, – незаконнорожденный сын от его папаши? В любом случае, можно нам с Вами сфотографироваться? Вот друзья будут завидовать! Скажем, что это фотки с реальным Бекхэмом! Девушка, Вы нас не сфоткаете? – обратился он к остолбеневшей и смутившейся монахине. – Это просто. Смотрите…

Мне было все равно, а монахиня заинтересовалась процессом цифровой фотосъемки и даже стала чаще улыбаться. Ребята хотели сфотографировать и ее, но встретили категорический отказ. Полученные изображения смешили их, и они дурачились, рассматривая и комментируя снимки. Через две остановки парни покинули вагон, унося с собой раздражающие жизнелюбие, задор и фотографии знаменито футболиста в моем «исполнении». В купе стало тише и уютнее.

Чтобы скрасить поездку и внести какое-то разнообразие, я пошел в купе-ресторан. Белые скатерти на столах, улыбающийся официант и его любезность почему-то особенно раздражали меня. Без аппетита пообедав, вернулся к себе. Попутчица-монашка мило улыбнулась, словно старому знакомому и продолжила читать Псалтырь. За все время она не проронила ни слова. Пытаясь мысленно угадать ее возраст, судьбу, причину, по которой она решила служить Богу, я едва не заснул. «Наверное, несчастная любовь заставила ее сделать этот выбор, – думал я. – Второй вариант – некуда было податься после школы, ни родных, ни знакомых. Нищета. Пьяница отец. Третий – слабость характера. Желание быть под чьей-то защитой: настоятельницы монастыря, Отца Небесного. Четвертая причина – … Какая разница?» Я зевнул.

Под стук колес приятно сидеть с закрытыми глазами и думать ни о чем. Это время вынужденного бездействия всегда нравилось мне. В детстве, будучи сыном военного, я много ездил со своей семьей. По сути, поезд был вторым домом. Сегодня все раздражало. Я был похож на ребенка, который из мозаичных кусочков пытался собрать целое. В моем измученном мозгу вновь и вновь возникала сцена прощания с Марго. Одна и та же картинка проносилась перед моим внутренним взором, сколько бы ни гнал ее от себя. Словно невидимый оператор бесконечно возвращал один и тот же кадр: движение силуэта ее гибкого, кошачьего тела. Солнечные зайчики на паркете, на ее лице, груди… Быстрый полуоборот, – тонкая талия напряглась как перед прыжком. Взгляд – во взгляд. Черная пропасть любимых, карих глаз. Золотые искорки в них, словно тлеющие угли в камине. Сколько раз я грелся в их тепле? Как часто они ласкали меня, иногда источая зной? Секунды, – как вечность. Что в них было? Пауза. Полу кивок, полу улыбка, короткое «Прощай!» Треск двери. Все. Я не хочу об этом думать.

Открыв глаза, вновь окунулся в приемлемую реальность: передо мной сидела та же миловидная монашка. Ее глаза были закрыты, а губы едва шевелились, читая молитву. Лицо служительницы Христовой излучало покой. Внезапно я принял решение: выйду там, где выйдет монашка, и впал в полудрему. Странно, но это решение, почему-то успокоило меня. Очнувшись, не увидел попутчицу на привычном месте. Это даже взволновало меня. Поезд остановился. Открыв двери купе, я выглянул в коридор. К счастью, она рассматривала название станции на каком-то неказистом здании такого же вокзала с противолежащей стороны вагона. Поезд стоял с минуту, потом снова – привычный скрежет металла, постепенное ускорение и, наконец, быстрое движение, и ритмичный стук колес, действующий на меня словно бальзам. «Где она выйдет?» – я попытался все свои мысли сконцентрировать на темном силуэте служительницы Бога. Стал отгадывать названия станций, пытаясь вспомнить какие-нибудь монастыри в данной округе. Эта игра заняла меня на какое-то время, но скоро наскучила. Не все ли равно?

Монахиня продолжала стоять в коридоре и смотреть в окно. Не знаю почему, – так как мне это не присуще, но, убедившись, что невеста Христова не собирается пока возвращаться в купе, я прикрыл двери. На столике лежала открытая книга, которую монахиня читала. То, что это Библия или Псалтырь я не сомневался и от нечего делать заглянул туда из любопытства, – ведь иногда нам хочется прикоснуться к таинственной жизни другого человека. Первая фраза, которую я прочел, была следующей: «…ибо Тот кто в вас, больше того, кто в мире». Мельком взглянув, прочел, что это Евангелие от Иоанна 4:4.

Вошла монашка. Мило улыбнулась мне и достала маленькую корзинку со снедью, жестом пригласив, присоединиться к скромной трапезе. Я отказался. Тут же показалась в дверях проводница, разносившая чай. Заказав два стакана себе, я так же заказал и скромной попутчице. Она кивком поблагодарила меня. Прочитав про себя молитвы и перекрестив свой бутерброд, состоящий из ломтя поджаренного хлеба, сыра и зелени, она степенно принялась поглощать его.

Попивая чай, уже как добрые соседи, дружелюбно улыбаясь друг другу и, наблюдая за сменой пейзажей, я осмелился задать интересующий меня вопрос: с какого она монастыря и куда направляется. Однако ответа не последовало. Вместо этого молчаливая попутчица приложила пальчик к губам, что красноречиво говорило само за себя. Для меня это был лишь повод пошутить:

– Вашим уставом запрещено разговаривать в миру с такими неотразимыми мужчинами, как я? – Монахиня лишь смущенно потупила глаза и принялась читать Евангелие. Мне ничего не оставалось, как рассматривать пейзажи. «Где же все-таки она выйдет?» – Нехотя подумал я, наблюдая за соседкой. Какое-то время девушка молилась, потом читала Библию и, наконец, стала просто смотреть в окно, перебирая четки. Я снова решил к ней обратиться:

– Думаю, нам по пути. – Улыбнувшись, я пытался быть милым. – Вам долго еще ехать? Вы можете ответить лишь жестом. Пусть ваше слово будет «да» или «нет». Все остальное от лукавого. – Пошутил я, вспоминая известную цитату из Евангелия. Монахиня кивнула.

– Значит «да»? То есть, ехать Вам еще долго? Вы выходите завтра? – Обрадовавшись установленному контакту, я забросал ее вопросами. Монахиня снова убедительно кивнула, улыбнувшись, как Мона Лиза и продолжила мысленно читать молитвы, отбрасывая костяшки четок.

Мне предстояло спать в поезде и развлекать себя завтра до вечера. «Что ж, правила устанавливаю я». – Эта мысль принесла мне видимое, душевное

облегчение. Однако читать, думать – не хотелось. Скоро я стал скучать, и пустота в душе заявила о себе с новой силой. Неожиданно вспомнил подсмотренную фразу в Евангелии и она всплыла в моем мозгу: «ибо Тот кто в вас, больше того, кто в мире». Почему «Тот» было написано с заглавной буквы и что это означает? Я стал думать об этих словах и, постепенно, – они мне все больше и больше нравились. В них чувствовалась сила. Возможно, это лишь развлекало меня. Однако истинный смысл данной фразы я понял гораздо позже.

Мы проехали значительное расстояние. День угасал ярким закатом за окном. Через какое-то время монахиня прочитав молитвы, зевнула и в одежде нырнула под одеяло, предварительно перекрестив ложе, себя и все купе. Скоро послышалось тихое посапывание. Она быстро уснула. В душе я позавидовал такому безмятежному сну и целомудренному образу жизни. Сам же спать не собирался и думал чем бы себя еще развлечь, чтобы избавиться от навязчивой сцены расставания с Марго, постоянно возникающей в моем воображении. Помня позитивный опыт «заглядывания» в Евангелие по принципу – запретный плод сладок, я это, к своему стыду, сделал вновь. Книга была открыта и первая, увиденная мною фраза, была следующей: «Возлюбленный! Молюсь, чтобы ты здравствовал и преуспевал во всем, как преуспевает душа твоя». Цитата была так же из Иоанна. Она подействовала на меня угнетающе: «Надо же! – подумал с досадой я – Кто же так мог любить, какая женщина? Не иначе, как святая или святой библейских времен!» Какое-то время я был в легком шоке от прочитанного. От этой короткой молитвы веяло необъяснимой загадкой, вечностью, простотой и глубиной отношений, а так же красотой людей, живущих среди столетних, корявых оливковых деревьев, виноградников, в белых каменных городках с садами. Какое-то время я все еще размышлял, представляя жизнь людей во времена, описываемых в Евангелиях, потом уснул, под убаюкивающие звуки колес и музыку новой, открывшейся для меня цитаты.

Дивный сон приснился мне: будто в длинных дорогих одеждах, иду я среди оливковых деревьев, осматривая свои огромные плантации. Со мной идет рядом молодая женщина, моя жена. Она вся закрыта белым, длинным покрывалом с золотой каймой. Одной рукой она прикрывает им нижнюю часть лица, а верхняя часть ткани, спускаясь со лба, закрывает ее глаза. Встречающиеся крестьяне кланяются нам в пояс, а я чувствую себя самым счастливым человеком на земле. Смотрю на любимую и пытаюсь открыть ее лицо, но она смеется и уклоняется, не давая мне возможности посмотреть на нее. Я знаю, что хочу вновь и вновь видеть свою избранницу, заглянуть ей в глаза, но моя спутница очень стеснительна и лишь сильнее натягивает покрывало, пряча свой лик.

4

Монахиня вышла на станции маленького городка, название которого мне ни о чем не говорило. Решив следовать за ней, я проделал значительную часть пути пешком, к моему неудовольствию. Наконец, мы вышли на площадь. Маленькая площадь напоминала средневековую: мощенная каменными плитами, с небольшими, невысокими домами, вытянутыми окнами, коваными вывесками, перилами лестниц и чугунными фонарями, она была очень романтична. Остановившись на несколько секунд возле круглой тумбы с театральными афишами, каких уже нигде не найдешь, я снова поспешил за монахиней, ускорившей свое движение, но неожиданно потерял ее из виду. Она исчезла, на прощанье, бросив на меня смеющийся взгляд уже с другой стороны улицы. Я так и не понял, куда она пропала. Просто – растаяла. Испарилась. Вероятно, свернула в какой-нибудь незаметный переулок, тайную дверь с подземным ходом, ведущим в монастырь или «растворилась» в кустах акации. Делать было нечего. Не увидев поблизости такси или хотя бы остановки автобуса, я уверенно зашагал вперед, «куда глаза глядят», – урок Розы пригодился снова.

Пройдя несколько кварталов, я вышел на площадь больших размеров, возможно, центральную, – с высокой стариной башней с часами, красивыми небольшими зданиями, сохранившихся с прошлых веков, и с маленькими, уютными магазинчиками. Здесь я увидел небольшое кафе и, не задумываясь, направил свои стопы к нему, – самое время было подкрепиться. Внутри заведения было просто, но мило. Заказав большую чашку «Американо» и несколько бутербродов, устроился в уютном месте у окна, приготовившись созерцать открывающийся городской пейзаж с видом на холмы вдали, но неожиданно для себя заметил, что посетители, находившиеся в кафе, сосредоточенно разглядывают меня. Поймав мой взгляд, они, как ни в чем не бывало, вели себя по-прежнему. «Синдром маленького городка, в котором появился чужой» – подумал про себя. Допив кофе, я снова подошел к прилавку и, заказав еще стакан апельсинового сока, поинтересовался у хозяина кафе, нет ли поблизости женского монастыря в округе? Посмотрев на меня внимательно, он ответил, что недалеко отсюда расположен монастырь Святой Марии Магдалины.

– Случайно, Вы не новый священник, направленный Епископом в наш городок? – С интересом спросил он, изучая меня внимательно исподлобья. Снова почувствовав на себе все взгляды сидящих за столиками, я уверенно громким голосом ответил отрицательно, а затем добавил, словно присутствующие уже знали о моем преследовании монахини:

– Монахиня – моя попутчица. Я просто не успел с ней попрощаться. Алекс – протянул я руку. – Меня зовут Алекс, и я на какое-то время остановлюсь в вашем городке.

– Игорь. Добро пожаловать. Всегда рад новым клиентам. – Недоверчиво и слегка рассеяно ответил он на мое рукопожатие, будто был очень разочарован моим ответом.

– У вас вкусный кофе, Игорь. С удовольствием повторю визит.

«Видимо, монахиня из этого монастыря, о котором говорил Игорь» – подумал я, снова оказавшись на площади и, неожиданно для себя, уверенно свернул в тихую улочку, словно зовущую по ней пройтись. Она вывела меня к другой, не менее, прелестной и, я понял, что мне здесь нравится.

Городок был премиленький и чистенький. Белые, желтые и розовые домики с красными черепичными крышами утопали в садах. Издали они казались кукольными. Лужайки и живые изгороди из тиса или кустов самшита были подстрижены и ухожены. Запах роз, жасмина и жимолости разносился повсюду, лаская мои израненные нервы. По небу плыли легкие облака. Синева и цвета земли настойчиво заполняли пространство, исполняя восхитительный дуэт в честь летнего, погожего дня. Стояла середина июня. В этом маленьком городке лето чувствовалось сильнее, чем в большом городе. Оно было чувственнее и сочнее, а день был ароматным, словно только что сорванный плод с ветки. «Все же жить приятно» – подумал я, вдыхая чистый, душистый воздух. Спросил у зеленщика ближайший отель и отправился туда пешком, чтобы вдоволь побродить по улочкам и ознакомиться с местечком.

Небольшой отель находился на холме. К нему вела вымощенная брусчаткой улица с широкими ступенями вместо тротуара. Вдоль нее с одной стороны росла высокая с розовыми и бардовыми цветками шток-роза, с другой – кусты сирени, далее живые изгороди из вечнозеленых кустарников обрамляли улицу с двух сторон. Извиваясь, дорога петляла среди зелени. Ажурные тени от растений и солнечные пятна на каменной мостовой соединялись, создавая впечатление драгоценных камней.

Сохранившиеся дома прошлых столетий, как кораллы на женской шее, украшали улочку, придавая ей шарм. Каждый дом был исповедью, и поэтому неповторим. Башенки, мансарды, красивые порталы и лестницы – были музыкальными фразами из пьес Вивальди, Моцарта или Грига. Они прекрасно вписывались в окружающий пейзаж. Новые коттеджи, не теряя своей индивидуальности, не нарушали общий стиль архитектуры. Встречались особняки, и тогда улочка, словно приглашала к их красивым воротам. Я прочел название улицы: «Счастливая» – скромно гласила надпись.

Возле некоторых домов висели таблички: сдается дом, комнаты. «А почему бы мне, не поселиться на столь прекрасной, «счастливой» улице?» – Мелькнула мысль. Я скривил рот в подобие улыбки. Улыбаться искренне в состоянии депрессии еще не получалось, но идея понравилась. Пройдя вверх сотни три, четыре метров, взгляд привлек старинный особняк романтического вида. Направившись к нему, я остановился возле таблички, предлагающей апартаменты с видом на сад. За кованными, ажурными воротами открывался вид на старинную усадьбу.

E. J.Paprocki

Дом был большой, двухэтажный, с мансардами, составляющими третий этаж, и весь окружен тенистым садом. Прохладная аллея из старых платанов от ворот образовывала голубой туннель, а затем огибала большую круглую клумбу и вела к главному входу с белыми колонами. Деревья тенью, казалось, пытались накрыть здание, словно охраняя его. Чугунный забор, похожий на кружево, был оплетен розовыми и фиолетовыми цветами клематисов. На кирпичных опорных столбах возле ворот возвышались каменные вазоны с цветами, а сквозь виньетки ограды просматривался изумрудный газон с белоснежной аркой увитой каскадом таких же роз. Под аркой заснул ангелочек на шаре – скульптура возвышалась на подставке в центре композиции. Головокружительный запах роз доносился до меня, и этого оказалось достаточно для принятия решения. Не долго, думая, я нажал кнопку звонка.

Скоро к калитке вышла грузная и строгая на вид дама, лет пятидесяти. С ее белой, пышущей здоровьем кожей контрастировало черное без украшений платье. Она представилась, как домоправительница. Я объяснил цель своего визита. Смерив меня быстрым, чопорным взглядом, дама предложила войти.

Розовый гравий вздыхал под ногами. Наверное, от счастья. Под сенью высоких деревьев, нависающих над дорожкой, я прошел к главному входу. Плетистые розы и девичий виноград украшали старый дом, образуя живые панно. Вблизи было заметно, что время оставило на стенах свой автограф: кое-где отлетела штукатурка, кованные, оконные решетки были покрыты патиной времени, каминные трубы – сажей. Однако это придавало внешнему виду особняка неповторимый живописный и романтический вид. Вход в дом украшали два конусовидных самшита в каменных вазонах и, стоящая перед ними кованая подставка с петуньями и вывеской «Welcome», возле которой примостился мраморный ангелочек. На широкой двери с вставкой из стекла и металлических виньеток висел рукотворный венок из роз и плюща.

Меня ввели в просторный холл. Строгость и изысканность дорогого интерьера лучше любой визитной карточки говорили о его владельце. Деревянная лестница, с фигурными балясинами, покрытая ковровой дорожкой, поднималась на второй этаж. На стенах висела добротная живопись в старинных рамах. Фикусы и пальмы в золоченых вазонах вальяжно раскинули свои ветки, отражаясь в зеркалах. В их тени уютно расположились кресла и овальный диванчик с журнальным столиком в стиле Людовика ХVI. Если бы не современная сигнализация, беспроводный интернет, телефон и кондиционеры, я бы засомневался, что нахожусь в начале XXI века. Домоправительница, жестом предложив сесть, попросила обождать и исчезла в длинном коридоре. Через некоторое время она вернулась и пригласила в кабинет хозяйки. Он находился почти в конце коридора по правую руку.

Дубовая дверь была слегка приоткрыта. За антикварным столом, утопая в кресле красного дерева, сидела женщина лет сорока пяти – шести, но внешне, с первого взгляда она казалась гораздо моложе и была очень привлекательна. Дама привстала, чтобы поприветствовать меня, и я увидел, как была она изящна и стройна. Серое трикотажное платье выгодно подчеркивало красивую фигуру. Светлые, крашеные волосы – элегантно стянуты в старомодный пучок. Брови на красивом лице четко очерчены, губы слегка подкрашены. Небольшие серьги с бриллиантами, цепочка и золотой браслет завершали элегантный образ. У леди был шарм великих звезд кинематографа ностальгических годов ушедшего двадцатого века – Греты Гарбо, Марлен Дитрих, Авы Гарднер и принцессы Монако, в прошлом американской кинозвезды Грейс Келли. За спиной дамы висел старый, великолепный гобелен со сценой охоты. Множество книг в дорогих переплетах, изящные статуэтки, картины и цветы в вазонах были украшением кабинета.

«Кого она больше мне напоминает? – подумал я, непроизвольно сравнивая эту женщину со звездами прошлых лет. – Кажется, Дитрих. Да, пожалуй». Женщина вышла из-за стола мне на встречу и представилась, как госпожа Алиса, – хозяйка данного имения. Предложив сесть, любезно попросила домоправительницу подать охладительные напитки. Расспросив о цели моего визита, поинтересовалась, на какое время я хочу снять комнаты, а так же рассказала об условиях оплаты и о строгих правилах дома: завтрак – ровно в девять, отход ко сну – в десять.

– Подробно обо всем Вам расскажет моя управляющая Эва, а сейчас, что желаете, сударь? Пройти в свои апартаменты или осмотреть дом? – она мило и ослепительно улыбнулась. «Все же – Грейс Келли» – подумал я, и решил осмотреть для начала дом, а уж потом отдохнуть.

5

Домоправительница Эва, как строгая классная дама начала свою лекцию, подкрепляя услышанное наглядными, реальными иллюстрациями старинного особняка. От холла справа по коридору находилась Музыкальная гостиная, слева, чуть дальше – Большая гостиная. Далее по коридору – известный уже мне кабинет, бывший кабинет покойного хозяина. Напротив, чуть меньше по размерам, сразу за Большой гостиной притаился кабинет госпожи Алисы.

– Сейчас его занимает секретарь и бухгалтер. За ним – светлый будуар с большими французскими окнами. Через него, так же, как и через центральный холл можно выйти на Западную террасу дома. – Пояснила хранительница дома.

Затем коридор сворачивал влево и снова вел прямо. Направо в малом коридоре двухстворчатые дубовые двери вели в просторную столовую.

– Здесь, Вы будете только ужинать – сказала Эва голосом, требующим беспрекословного повиновения. – Ужин в девятнадцать часов. Завтрак – у себя в комнате или в холле второго этажа возле камина. Там часто завтракают жильцы дома, чтобы не спускаться вниз. Обычно его приношу я или горничная Лизи.

– Вы балуете своих постояльцев. – Вставил я, как комплимент фразу, на которую чопорная дама незамедлительно сделала выпад:

– Хозяйка дома с большим вниманием относиться к каждому из жильцов и умеет создать домашнюю обстановку. – Не поворачивая гордо поднятой головы, Эва посмотрела на меня косо и добавила:

– Обед – на ваш выбор. У нас много милых кафе и ресторанчиков. Исключение составляют дни праздников и прием гостей. Чаепитие в пять часов в

Музыкальной гостиной или в холле второго этажа, где находятся спальни. Если захотите чаевничать на свежем воздухе, можете попросить горничную вынести Вам чайничек на Западную террасу дома. Прислугу можно вызвать, дернув за шнур в Вашей спальне. Но лучше делать это крайне редко – в исключительных случаях. Вам все понятно, Алексей?

Мне хотелось, как в армии отрапортовать: «Так точно, товарищ командир», при этом, вытянувшись в струнку, отдав честь или, как в добротных английских фильмах сказать коротко: «Да, мэм». Вместо этого я незаметно улыбнулся и сказал: «Конечно. Благодарю Вас, Эва». Думаю, этого было достаточно для налаживания отношений с этой «классной дамой».

В затемненной столовой с длинным столом из дуба, с массивными серебряными канделябрами и антикварной мебелью в стиле классицизма пахло корицей, мятой и еще какими-то растениями. Старинные, резные стулья были таким же украшением, как и английский фарфор девятнадцатого века в антикварном буфете. На стенах висели картины. В тяжелых, позолоченных рамах они переносили в другой век: пейзажи, дамы, кавалеры, вероятно, прекрасно себя чувствовали в этой роскошной и строгой комнате. Хрустальные люстры, мерцающие зеркала в тяжелых резных рамах, по обе стороны украшали комнату, создавая симметрию, как и подставки из сандалового дерева, на которых стояли в великолепных вазонах экзотические бугенвилии. Их обожала Марго, поэтому я знал, как называется это растение. Высокие овальные окна и тяжелый, шелковый занавес, придавали комнате аристократизм и завершенность. Распорядительница и мой гид по дому с особой гордостью показала мне ее.

Дальше, налево по коридору находилась просторная кухня с выходом в сад. Все оборудование было по последнему слову техники и сделано из нержавеющей стали. Кроме электродуховки и микроволновки, я заметил так же посудомоечную машину, универсальный комбайн, блендер и американскую электрокофеварку. На середине кухни находился удобный «остров», включающий в себя мойку на две раковины, множество ящичков и место для еды. Над ним – огромная вытяжка в стиле французских старинных очагов. Гранитные поверхности столов вызывали уважение к хозяйке, – все было сделано надежно и надолго. Кухарка суетилась возле большой плиты, не обращая на нас внимание. Запахи жаркого, свежих помидор, базилика и еще чего-то наполняли помещение. В конце коридора справа за расписной дверью с пейзажем находилась ванная комната, санузел и дальше – двустворчатая дверь, за ней – узкая лестница для прислуги, под которой размещались кладовки. Слева – черный выход в сад.

Если вернуться снова в холл, то можно было заметить стеклянную дверь справа, ведущую в зимний сад, опоясывающий часть дома. С ним соединялась Музыкальная гостиная и внешний сад. Левая дверь с холла вела на Западную террасу, соединяющую Большую гостиную, будуар и сад. На втором этаже – спальни, апартаменты, гостевые комнаты и холл с каменным камином, низким чайным столиком и мягкой мебелью. Здесь располагалась библиотека. Простые, деревянные, состаренные стеллажи чудесно вписывались в интерьер. Высокие деревья в кадках усиливали единство помещения с пейзажем за окном, делая его уютным оазисом для приятного отдыха. Отсюда открывался вид на нижний холл. Для прислуги отводился мансардный этаж. Туда можно было попасть только с коридора по уже описанной мною черной лестнице. Все продумано, респектабельно, но на бывшее великолепие уже легла тень времени. Чувствовалось, что лучшие дни этого дома – в прошлом.

Поднимаясь по лестнице на второй этаж, нас едва не сбила с ног симпатичная, энергичная блондинка. Она куда-то очень спешила. Эва как школьницу отчитала ее:

– Даже если Вы очень торопитесь, дорогая, не стоит рисковать своей и чужими жизнями. Впрочем, познакомьтесь, – это господин Алекс. Он будет снимать верхние апартаменты. Алекс – это Катарина, секретарь госпожи Алисы.

– Очень рада познакомиться. Можно просто – Кэтти. А сейчас простите, я должна спешить, – и она, опередив нас, умчалась, словно ураган. Распорядительница недовольно посмотрела ей вслед и укоризненно покачала головой, что-то говоря о современной молодежи, потерявшей почтение к старшим, – знакомая тема на все времена.

Мои апартаменты состояли из небольшой гостиной, уютной спальни с ванной комнатой, лоджии-кабинета и просторной террасы, выходящей в сад из маленькой гостиной. В спальне множество вышитых кружевных подушечек на кровати, плюшевые мишки, плетеная корзина с цветами на старинном комоде и расписная антикварная ширма делали ее милой, почти детской. Добавьте к этому белого тряпичного ангела, порхающего под люстрой и кружевные салфетки на прикроватных столиках. В гостиной привлекали внимание старинная, небольших размеров чугунная печка, облицованная синим узорчатым кафелем, бархатные «ушастые» кресла, зеркала в старинных рамах и раскидистый фикус Бенджамина. Точно такой же стоял у меня дома. Дополняли интерьер роскошные мелочи – свечи в старинных канделябрах с хрустальными подвесками, изысканные бра, фарфоровые изящные статуэтки, книги с вытертыми корешками, гобелен в стиле восемнадцатого века и небольшая картина с пейзажем. Хрустальная люстра над столом завершала и «собирала» убранство комнаты в одно целое. Этот явно, не мужской стиль, над которым я посмеялся бы в другое время, был бальзамом для моей истерзанной души.

– Если Вам не нравиться обстановка комнаты, или эти милые мелочи, лучше сразу сказать и я Вам покажу другие апартаменты. По распоряжению хозяйки дома здесь нельзя ничего менять. – Сурово уведомила меня «надзирательница».

– А трогать эти «милые мелочи» можно? – и я пальцем дотронулся до тряпичного ангелочка. Он стал раскачиваться и кружиться под люстрой.

– Думаю, да. – Серьезно на шутку ответила «надзирательница». – Ломать, терять, увозить с собой – нельзя.

– Благодарю Вас, Эва. Очень поучительная и увлекательная экскурсия. – Про себя же подумал, что этот дом и его традиции явно остались в позапрошлом веке, эдак в годах восьмидесятых, девяностых или в начале двадцатого столетия. Его камерный мир не был нарушен бурями, невзгодами и различными переворотами нашего времени. Жемчужный остров среди бушующего океана.

Оставшись один, я завершил осмотр апартаментов. В кабинете и на террасе стояли деревья в кадках и цветы в керамических горшках. Под одним из них – сидел мраморный ангелочек. С террасы вела лестница в сад. Иметь отдельный вход, означало свободу передвижения и независимость, что очень меня устраивало. Ностальгический интерьер комнат обволакивал и успокаивал. В целом апартаменты были восхитительны.

Легкий аромат роз проникал в дом. Дуновение ветерка, – и запах мгновенно усилился, словно кто-то поднес розу к моим губам. Я лег на кровать, пытаясь расслабиться, насладиться новой обстановкой и своим статусом путешественника. Неожиданно взгляд уперся в старинные часы с боем, давно умолкнувшие и висевшие как деталь интерьера. Молниеносно душевная боль пронзила меня. Память с бешеной скоростью стала вращаться в обратном направлении. Мысленно я снова оказался в своей квартире: прощание с Марго, первая встреча в кафе, ее длинные ноги, игривый взгляд, счастливые годы

вместе, ее улыбка, глаза, поцелуи… Нет, от себя никуда не уедешь, не убежишь. Впрочем, и в одну реку дважды не войдешь. Собравшись с духом, я встал и отправился осматривать местечко.

6

Ходьба по новым окрестностям воистину лучшее лекарство от стресса! Виды на зеленые холмы, стада коров, голубой лес вдали и городок – благотворно подействовали на меня, а воздух, напоенный запахами трав и цветов – лучший в мире эликсир здоровья от многих недугов. Вернувшись приятно утомленным, я сразу прошел в ванную комнату. Освежившись, вышел в гостиную с полотенцем, продолжая вытирать влажные волосы и, не сразу заметил девушку, сидевшую в кресле. На ней было длинное синее платье. Голову с пышными волосами украшал венок из цветов. Ее лицо показалось мне знакомым. От неожиданности я застыл на месте. «Кто она? Откуда? Почему здесь? Живет в этом доме?» – Вопросы роем жалящих ос вились в моей голове, тогда как она продолжала сидеть неподвижно и, вперив в меня свои огромные, синие глаза, казалось, пронзала взглядом насквозь. Мгновения проносились стремительно, пока меня вдруг не осенило: привиделось! Я протер глаза, но девушка оставалась там же! Она была слишком бледна и … о, Боже! – Прозрачна!

Крик застыл у меня в груди. Я не мог пошевелиться от ужаса. Закрыл глаза, просчитал до десяти, глубоко вдохнул. Слава Богу, она исчезла. «Это – нервы. Результат депрессии. Пройдет», – успокаивал сам себя, но на всякий случай обошел кресло кругом. Постояв еще немного, решительно осмотрел всю комнату, а в спальне даже заглянул под кровать. Нигде никого не было. Только после этого я немного успокоился и, наконец, включил компьютер. На рабочем столе с монитора на меня смотрела обворожительная Марго. Конечно! Померещиться и не такое. Ведь я не убрал ее фото! Быстро заменив картинку, я все же окончательно испортил себе настроение. Открыв электронный почтовый ящик, убрал «спам» и ответил на письма, связанные с текущим проектом. Поскольку от дальнейшей работы я отказался на неопределенное время, компаньон сотнями сообщениями на e-mail и мобильный просил завершить проект к намеченному сроку. Сжав зубы, я открыл IDE – Интегрированную Среду Разработки. В конце концов, работа отвлекает, а новых впечатлений достаточно, чтобы со свежими силами завершить начатый проект.

Проработав два часа, я вышел на Западную террасу дома – вдохнуть свежего воздуха и полюбоваться цветущим оазисом. С нее открывался прекрасный вид на сад. Вымощенная поверхность земли у дома переходила в сочно-зеленую, стриженую лужайку, освещенную солнцем. По обе ее стороны были расположены цветники из многолетников и растений с крупными листьями, среди которых выделялись вечнозеленые рододендроны, азалии, торчащие юкки, самшиты и низкие можжевельники. Тисовые изгороди делили сад на отдельные зоны, не раскрывая взору все его великолепие сразу, храня тайну, интригу и вызывая желание узнать, что скрыто за зеленым, арочным входом в следующей садовой комнате. Ближе к глухому забору была насыпь, переходящая в рокарий и живописные возвышенности – альпийские горки и зеленые холмы, свойственные японским садам. Ландшафт искусно усложнялся и был засажен цветущим кустарником, на фоне которого я заметил романтическую, каменную скульптуру девушки с корзиной. Далее, зеленые комнаты симметрично соединялись сквозными, арочными проходами и в глубине среди зелени виднелся водоем. За ним возвышались ели, пихты и другие хвойные, обрамляя зону. Больше ничего за деревьями не было видно, и как я ни старался всматриваться в пейзаж, сад надежно скрывал свои секреты. «Нужно будет обязательно осмотреть весь сад и все его невидимые «комнаты» – подумал я и неожиданно поймал себя на мысли, что уголки моих губ чуть тронула улыбка! С благодарностью я вспомнил свою тетку, проводившую в своем саду все свободное время и с детских лет забивавшую мою голову феерическими рассказами о каждом своем кусте и цветке. День клонился к концу, и тут я «прозрел» – чаепитие! Нет. Пропустить такое мероприятие, было бы неуважительно к жильцам этого гостеприимного дома.

Музыкальная гостиная была наполнена светом, идущим от высоких французских окон, украшенных тяжелыми занавесями с золотыми кистями на шнурах. Она была голубой и оформлена во французском стиле. Изображение на обоях деревьев с плавными линиями ветвей, птицами и цветами, наполняли дом легкой музыкой рисунка. Синий диван на гнутых ножках, кушетка, кресла в стиле Людовика ХV, лепнина на потолке, завитки карнизов, широкие фризы, гипсовые розетки, к ним – хрустальные люстры, фарфоровые статуэтки пастушек, канарейки в ажурных клетках, акварели и старинный рояль – все соответствовало назначению гостиной и напоминало о любимом всеми женщинами стиле королевы Марии-Антуанетты.

В комнате находилась госпожа Алиса, Кэтти и две дамы лет сорока пяти, пятидесяти. Эва разливала чай из антикварного, фарфорового чайника. Женщины о чем-то беседовали, когда я вошел.

– А вот и наш новый постоялец господин Волконский. Он бизнесмен и остановился у нас, чтобы отдохнуть. – Представила меня хозяйка. – Это мои подруги и яркие представители местной элиты …

Зашедшие на чай дамы были из благотворительного общества. Их имена сразу же вылетели из моей головы, как нечто ненужное и неинформативное. Они планировали новый сбор средств, для пожертвований в детский приют. Скучное и нудное занятие. Сразу стало понятно, почему чаепитие было таким камерным, и многие из обитателей дома не присутствовали. Кэтти, не допив чай, сославшись на занятость, ушла. Дамы продолжали общение, и одна из них, по-видимому, из вежливости, обратилась ко мне:

– Как Вам наш городок? Вы находите его прекрасным, не так ли? Ведь не зря Вы выбрали его для отдыха! – Моложавая блондинка не сводила с меня глаз и явно кокетничала, насколько позволяла данная ситуация. Я машинально ответил банальной фразой. Ответ всех удовлетворил. Блондинка улыбалась.

– Этот дом обладает душой. Сад же просто восхитителен! Вы успели его уже осмотреть? – Задала вопрос более зрелая дама, с копной каштановых волос, явно, делая комплимент хозяйке. – Вы видели «Дебри» или «Руины», как их сейчас называют – они так натуральны!

– Прошу меня простить, еще не успел. Однако то, что успел заметить, – выше всяких похвал. В саду много цветов, даже находясь в своей спальне, я почувствовал сильный запах роз, будто они стояли у изголовья.

– Но в той части сада нет роз, во всяком случае, так близко к окнам Вашей спальни! – Удивлено воскликнула блондинка. – Разве это не поразительно?

– Возможно, ветер донес запах – холодно улыбаясь, произнесла госпожа Алиса. От меня все же не ускользнуло, как дрогнул чайник в руке Эвы и я заметил быстрые взгляды, какими обменялись женщины – хозяйка и ее верная домоправительница. «Странно» – подумал я, но тут же вопрос дамы с каштановыми волосами отвлек меня от этой мысли.

– Вы не поможете нам разобраться в финансовой части вопроса, господин Алекс? – Шатенка настойчиво взывала ко мне, пытаясь обратить на себя внимание.

– Отчего же, охотно! – «Кажется, влип». – Подумал про себя, прожевывая бисквит, но госпожа Алиса словно прочла мои мысли и пришла на помощь:

– Дорогая Лили, мой бухгалтер все сделает, и тебе

незачем беспокоиться. Не стоит обременять нашими заботами моего нового жильца. Тем более, господин Вронский сейчас очень занят. Не так ли, Алекс? – Она настойчиво смотрела мне в глаза.

– Да, конечно! Простите, но нужно срочно заканчивать проект! – К счастью, это было правдой.

– Значит, Вы уедете от нас? – округлила глаза блондинка.

– Конечно, нет, София, – снова вмешалась хозяйка дома. – Ведь Алекс программист и его работа не зависит от расстояния.

– А! Он работает на компьютере! Как я сразу не поняла! – и она с детской непосредственностью рассмеялась.

Попрощавшись, я с облегчением вышел из Музыкальной гостиной. Ну, уж нет. Там чай я больше не пью! Спасибо хозяйке этого дома, мудро и предусмотрительно, позволявшей своим постояльцем чаевничать в холле второго этажа и на Западной террасе. Впрочем, завтрак в постель – так же великое и ни с чем несравнимое баловство. Хвала за это гостеприимной хозяйке!

Поработав еще немного и выключив ноутбук, к назначенному времени я спустился к ужину в столовую, где познакомился с остальными обитателями дома: бухгалтером Семеном – бледным, худым мужчиной лет сорока пяти и дамой лет тридцати восьми, снимающей так же апартаменты, и уехавшей через два дня. Конечно, присутствовали госпожа Алиса и домоправительница Эва. Кэтти улыбнулась мне, как старому знакомому.

Ужин сопровождался пустыми, но добродушными беседами на тему погоды, предстоящей благотворительности, разговорами о нуждающихся детях-сиротах, безразличных чиновниках. Затем разговор плавно перешел к более приятным темам: о саде, городской выставке художников, на открытие которой была приглашена госпожа Алиса как меценат, о талантливых музыкантах и местном театре, посмотреть спектакли которого мне рекомендовали почти все присутствующие.

Следующий вечер я провел за игрой в карты с госпожой Алисой. Она поинтересовалась, как я отдохнул, понравились ли мне апартаменты. На что я с улыбкой ответил положительно, заверив ее, что все просто чудесно. Впрочем, домоправительница Эва, поздоровавшись со мной так же поинтересовалась, как я провел первую ночь. Взгляд ее показался слишком проницательным.

Кроме знакомых лиц за столом во время ужина присутствовала старая дама, похожая на бежевого, плюшевого мишку. Это была мать покойного мужа хозяйки – госпожа Матильда. Она была в том детском, но почтенном возрасте, когда люди не могут отличить прошлое от настоящего, а сон от реальности. К ужину она спускалась, как я позднее понял, по настроению, хотя всегда ссылалась на плохое самочувствие. Старушка почти не вылезала из кресла-каталки, но была весела и забавна. Она носила пастельных цветов платья, длинные бусы из жемчуга и маленькие головные уборы середины двадцатого века, из которых торчали перламутровые шляпные булавки и перья. Шляпки явно принадлежали ее матери или ей привозили их из антикварных французских салонов.

На третий день своего пребывания в городке, проснувшись рано утром, я снова вышел прогуляться и продолжить осмотр окрестностей. Все новое – притягивает. День был солнечный, но не жаркий. Легкий ветерок приятно освежал, и мое маленькое путешествие к реке дало много впечатлений и интересных снимков мобильным телефоном. На обратном пути, поднимаясь по лестнице к себе в апартаменты, у меня возникло дурное предчувствие. За мной словно кто-то следил. «Расшатались нервы» – подумал я. Но интуиция не обманула: в комнате на прежнем месте сидела девушка. За плотными шторами в затемненной гостиной она была хорошо видна. Словно соляной столб, я застыл на месте: «Неужели опять привиделась та же девушка?»

Неожиданно услышал ее голос, отражающийся как бы в моем мозгу: «Я не привиделась, но привидение. Живу здесь, в этом доме, как и раньше, когда имела плоть». Девушка отвечала на мои вопросы, не открывая рта: «Меня не следует бояться. Я не могу причинить Вам зло или боль. Ведь меня нет!»

«Кажется, я схожу с ума. Если бы Марго знала, до чего меня довела» – подумал я. «Вы в здравом уме, а Марго никогда не понимали, все это время, причиняя ей боль» – здесь же ответила гостья. «Откуда она знает о Марго?» – промелькнула мысль, и тут же услышал ее ответ: «Я знаю Вас лучше, чем Вы себя. Я ждала Вас. Звала. Вы пришли, потому что только тебе я могу открыть свою тайну, а затем покинуть этот дом». Она помолчала, посмотрела в сторону двери и сказала: «Сейчас я должна уйти. Вам несут завтрак, но я вернусь». Поднялась с кресла и …прошла сквозь закрытые двери. Впрочем, чему удивляться? Так умеют делать все нормальные привидения.

В дверь постучали. Действительно, принесли завтрак. Я спросил у прислуги кто жил в этих комнатах раньше.

– Их сдают постояльцам, а раньше здесь жила племянница госпожи Алисы, рано ушедшая из жизни, бедняжка! – охотно объяснила горничная.

7

На следующий день, ужиная в столовой и, рассматривая картины, я едва не поперхнулся: напротив висел портрет вчерашней гостьи! Удивление усилилось, когда я понял, что девушка, изображенная на картине, в оставленном мною городском жилище, – так же была она! Здесь, на этом холсте – другой ракурс, иное платье, стиль другого художника, но это все же она, девушка-привидение! Откровение было тем более странным, что при встрече я не узнал ее. Страх – плохой партнер.

– Кто эта прекрасная девушка, изображенная на портрете? – Спросил я хозяйку дома, не забыв при этом похвалить ее вкус в отборе картин.

– Моя племянница Мария. – Сухо ответила она. Я понял, что большего не добьюсь и, оставил расспросы.

– Отче, в нашем доме не принято задавать такие вопросы! – возмущенно произнесла, госпожа Матильда. Все с удивлением, молча посмотрели на нее.

– Мама, это господин Алекс из Киева. Он программист.

– Не говори глупости, Алиса! – Старушка махнула рукой в сторону невестки. – Я знаю лучше тебя кто на самом деле господин Алекс, вернее, Алексий.

Кэтти слегка поперхнулась и закашлялась. Эва посоветовала запить водой, при этом бросив презрительный взгляд. Девушка извинилась, и инцидент на этом был исчерпан.

Через два дня за ужином я снова предпринял попытку узнать что-нибудь о племяннице госпожи Алисы. Непринужденно, словно вспомнив, сообщил, что несколько лет тому назад на аукционе в Лондоне приобрел портрет Марии. Это вызвало интерес.

– Когда Вы купили картину? – в голосе хозяйки дома послышалась тревога. Я ответил.

– Это было как раз перед ее пятнадцатилетием. Мария тогда училась в Лондоне в колледже искусства. – Констатировала факт Кэтти. – Жаль, я тогда ее не знала, так как пришла работать в этот дом немного позже, но все же успела с ней подружиться, когда она приезжала на каникулы.

Последняя фраза была адресована мне. При данном воспоминании секретаря, лицо госпожи Алисы стало серым и еще более непроницаемым, а тонкие губы управительницы Эвы превратились в нить. Кэтти прикусила язычок и низко склонилась к тарелке, словно собираясь зарыться в ее содержимом. Про себя я решил, что не буду больше касаться этой темы.

Прошла неделя моего пребывания в городке, и еще одно странное обстоятельство заставило меня задуматься о тайнах старого дома и его обитателях. Проходя как-то мимо хозяйского кабинета, я услышал повышенный тон разговора, что было уже странным само по себе

для постоянной тишины особняка. Затем увидел, как оттуда выскочила Эва, почти хлопнув дверью кабинета, что было очень необычно для сдержанной и знающей свои рамки поведения женщины. До меня донеслась громкая фраза госпожи Алисы: «Недаром он подозревал тебя!» Позже, проходя мимо комнаты домоправительницы, услышал тихое всхлипывание. «Что здесь происходит?» – подумал я и направился к себе. В холле библиотеки второго этажа за чайным столиком увидел, сидящую за пасьянсом Матильду. Она обычно перемещалась на своем кресле-коляске, хотя я несколько раз видел, как она легко передвигалась сама без чьей-либо помощи. Сейчас ее каталка стояла достаточно далеко от кресла, в котором она сидела. На голове старой дамы была маленькая шляпка-таблетка с вуалеткой, украшенная тканевыми цветами, бисером и жемчугом.

– Отче! – позвала она меня. Я подошел.

– Прошу прощения, госпожа Матильда, но почему Вы меня называете «Отче»?

– А разве Вы не священник? Весь городок ждет нового священника!

– Нет.

– Не важно. – Махнула она рукой. – Значит, станете им. Скажите, Вы не заметили ничего необычного в этом доме? – Она засмеялась, как девчонка, сделавшая что-то неприличное и, желающая поделиться этим событием со своим другом. Я вздохнул, но решил не поддаваться:

– Нет, госпожа Матильда, ничего, кроме Вашей новой шляпки.

Она игриво посмотрела на меня:

– Ох, хитрец! Благодарю, шляпка действительно прелестная, куплена в салоне Парижа пред войной, но, правда – ничего не заметили? – Переспросила с лукавым видом старушка и, захихикав, шутя, погрозила пальчиком. Однако, вдруг, став серьезной, спросила:

– Хотите, Алексий, я Вам погадаю на картах Таро?

– Простите, я не хочу Вас обидеть… – начал я издалека, пытаясь вежливо отказать старой даме. Однако от нее не так просто было отделаться. Матильда и слышать ни о чем не хотела:

– Возражений не принимаю. Эти карты от Бога. Они всего лишь отражение звездного неба. Даже священникам иногда можно ими пользоваться! Здесь двадцать две священные карты Старшего Аркана. Присаживайтесь, удобней, пожалуйста, и расслабьтесь. Прочтите коротенькую молитву, если хотите, но только про себя. – Матильда, перекрестив колоду, уже тасовала карты. Предложив мне вытащить десять из них, она была крайне серьезна, и лицо ее в этот момент отражало ум и красоту, доселе от меня скрытую.

Было легче согласиться, чем избежать атаки странной дамы. К тому же мне предлагали сесть в удобное кресло возле пылающего камина. Из открытого окна, выходящего в сад, уже тянуло ночной прохладой. Комфорт и тепло очага, сыграли не последнюю роль, и я согласился. Перетасовав десять выбранных мною карт, она разложила их в особом порядке «рубашками» вверх, пояснив:

– Получился древний, Кельтский крест. Теперь внимание – действо начинается. Запоминайте хорошенько, потому что я точно забуду. Эта карта – «Время», символизирует настоящую ситуацию: обновление душевных и физических сил после слишком эмоционального и импульсивного поведения. Стабилизация, успехи в делах. Покой и приспособление к существующему положению. – С удивлением, я стал прислушиваться к словам Матильды, – будто кто-то читал в моей душе. Она продолжала, а до меня, словно эхо, долетал ее голос:

– Пятая карта – «Влюбленные», это недавнее прошлое, еще волнующее вас. Означает неизбежность выбора, который нужно было сделать, руководствуясь скорее интуицией, чем разумом. Позиция «шесть» – будущее. Вам выпала карта «Повешенный», но не отчаивайтесь! Она означает лишь переворот всей системы ценностей в Вашей жизни, отче! Обновление и возрождение! Придется «встать на голову», как на рисунке этой карты. Седьмая – старушка медленно открыла ее и вскрикнула:

– Я же говорила, а Вы не верили! Это – «Капеллан»! Карта означает внутреннюю суть особы, которой гадают! Разве это не удивительно? Эта карта символ мудрости, интеллекта и уважения к религии, иногда означает брачную связь. Уж не с церковью ли? Так же означает благонамеренность и хорошие поступки. Теперь узнаем, что к вам приходит «из вне»? – В предвкушении чего-то необычного, словно ребенок, разворачивающий новогодний подарок, старая дама приоткрыла рот:

– Ага! Я так и думала – «Колесо фортуны»!

– А что означает эта карта? – задал я вопрос Матильде, уяснив, что каждая карта несет определенную характеристику. Она посмотрела на меня, как на ученика, провалившего экзамен.

– Разве вы, Алексий, никогда не слышала о Колесе Фортуны? – удивленно подняв брови и, создав ряд поперечных морщин на лбу, спросила странная старушка. Глаза Матильды заискрились. – «Из вне» к Вам обязательно придет добрая помощь, поддержка и, конечно, улыбка Фортуны. Эта карта символ мудрости, перемены судьбы к лучшему, начало нового цикла жизни. Символ совершенствования себя и всего, что Вас окружает. Очень хорошая карта.

Задумавшись, я пропустил девятую карту, но возглас Матильды, снова привлек мое внимание, на этот раз к последней, – десятой карте.

– Прекрасный «итог», отче! – Радовалась она, как дитя. – Десятая – результат всех влияний, всего того, что принесет Вам будущее, и это – «Император»!

– Что же обещает мне эта карта? – осторожно спросил я, помня трактовку «Повешенного».

– Логичность поступков, достижение цели, силу воли, авторитет и правильность выбранного пути. Так же – доходы, стабильное положение в обществе, возможность влиять на людей. В общем, карта означает сильную, зрелую личность.

Старая дама сложила карты Таро, завернув их в зеленый шелк, пахнувший французскими духами. Положила их в маленькую сумочку и укатила на кресле-каляске в свою комнату. Пожав плечами, я прошел в свои апартаменты.

Открыв двери, прежде чем включить свет, так как был уже вечер, я быстрым взглядом оглядел комнату, к счастью, она была пуста. Гостьи не было. Слова Матильды не выходили у меня из головы. Что она имела ввиду, когда спросила, не заметил ли я что-нибудь необычное в доме? Гадание на картах Таро… Ее изменившееся, серьезное лицо… Кажется, старушка больше прикидывается божьим одуванчиком.

«Отходить ко сну», – как строго предупредила меня госпожа Алиса в начале нашего знакомства, было еще рано. За компьютер садиться не хотелось. Телевизора в моих апартаментах не было, впрочем, он мне был не нужен. Я подошел к книжному шкафу, за стеклянными дверцами которого находились какие-то книги, статуэтки и несколько фотографий в рамочках. От нечего делать открыл его и, не глядя, взял первую попавшую книгу. Это оказалось Евангелие. Закрывая шкаф, взгляд случайно «зацепился» на старой фотографии маленькой девочки на качелях – это была Мария, я сразу это понял. Что-то обожгло меня в душе, и рука сама потянулась к портрету. Из-за этого небрежного движения Евангелие выпало из моих рук и упало на пол, раскрывшись. Дуновением сквозняка несколько страниц перевернулось. Нагнувшись, чтобы поднять святую книгу, я ненароком увидел на открытой странице фразу – ту самую, поразившую меня своей глубиной в поезде: «Возлюбленный! молюсь, чтобы ты здравствовал и преуспевал во всем, как преуспевает душа твоя». Я обомлел. Мурашки пробежали по коже, а конечности похолодели. «Капеллан» – почему-то вспомнил я название одной из карт, выпавшей мне.

Происходило

что-то странное. Я это хорошо чувствовал, но не мог понять. Эта случайная фраза из Евангелия, увиденная мною дважды, детская фотография Марии, ее портрет у меня в городской квартире, призрак и этот дом, ее комната, – все как-то было связано со мной. Даже та монахиня из поезда! Из-за стрессов, моя интуиция была обострена, как у зверя. Цитата – была обращением ко мне или очень меня касалась. Я знал наверняка.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (http://www.litres.ru/svetlana-sorokina/staryy-dom-pod-platanami/?lfrom=931425718) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.