100 великих мастеров прозы
Татьяна Владимировна Грудкина
Наталья Павловна Кубарева
Марина Николаевна Сербул
Виктор Петрович Мещеряков
100 великих (Вече)
Основной массив имен знаменитых писателей дали XIX и XX столетия, причем примерно треть прозаиков из этого числа – русские. Почти все большие писатели XIX века, европейские и русские, считали своим священным долгом обличать несправедливость социального строя и вступаться за обездоленных. Гоголь, Тургенев, Писемский, Лесков, Достоевский, Лев Толстой, Диккенс, Золя создали целую библиотеку о страданиях и горестях народных. Именно в художественной литературе в конце XIX века возникли и первые сомнения в том, что человека и общество можно исправить и осчастливить с помощью всемогущей науки. А еще литература создавала то, что лежит за пределами возможностей науки – она знакомила читателей с прекрасным и возвышенным, учила чувствовать и ценить возможности родной речи. XX столетие также дало немало шедевров, прославляющих любовь и благородство, верность и мужество, взывающих к добру и справедливости. Представленные в этой книге краткие жизнеописания ста великих прозаиков и характеристики их творчества говорят сами за себя, воспроизводя историю человеческих мыслей и чувств, которые и сегодня сохраняют свою оригинальность и значимость.
Татьяна Владимировна Грудкина, Наталья Павловна Кубарева, Виктор Петрович Мещеряков, Марина Николаевна Сербул
Сто великих мастеров прозы
«Сто великих»
является зарегистрированным товарным знаком, владельцем которого выступает ЗАО «Издательство „Вече“».
Согласно действующему законодательству без согласования с издательством использование данного товарного знака третьими лицами категорически запрещается.
© Грудкина Т. В., Кубарева Н. П., Мещеряков В. П., Сербул М. Н., 2006
© ООО «Издательский дом „Вече“», 2006
Предисловие
При самом беглом знакомстве с этой книгой бросаются в глаза две ее особенности. Первая: основной массив имен знаменитых писателей дали XIX и XX столетия. И вторая: добрая треть прозаиков из этого числа – русские. Есть ли тому объяснение?
Попробуем разобраться. Проза долгое время развивалась на периферии словесного искусства. В период античности и эпоху Средних веков проза (за редким исключением) не была еще собственно художественной. Она оформляла смешанные, полухудожественные явления письменности: исторические хроники, философские диалоги, мемуары, проповеди, религиозные сочинения. Художественная же проза бытовала в основном в составе фольклора (сказки, притчи, басни). Литературная художественная проза начинает складываться в эпоху Возрождения, отталкиваясь от стиха и заявляя о себе как о полноценном и самостоятельном явлении в искусстве, отдельном от поэзии и столь же эстетически значимом.
Вплоть до первой трети XIX века включительно литература в основном создавала художественно-односторонние образы – «положительные» и «отрицательные», как их и до сих пор еще трактуют в школе. Лишь Шекспир немного опередил свое время, но его эстетические открытия еще несколько столетий оказались невостребованными.
Наступил ХIХ век, век техники и науки, которые с каждым годом начали играть все более важную роль в жизни общества. Пушкин был прав, восклицая:
О, сколько нам открытий чудных
Готовит просвещенья дух…
Действительно, открытия и изобретения последовали одно за другим: паровоз, пароход, фотография, фонограф, электрическое освещение, кинематограф, первые опыты воздухоплавания… Все это и многое другое порождено XIX столетием.
Открытия совершались и во всех областях искусства. В литературе их было особенно много. Так уже в начале века литература стала деятельной помощницей исторической науки. Благодаря романам В. Скотта читатели узнали о прошлом больше, чем из ученых трудов, поскольку картины былого преподносились с помощью занимательного сюжета.
Проникнуть в психологию индивидуума и продемонстрировать его зависимость от социального строя первыми удалось Стендалю и Бальзаку.
Вникая в устройство социальных механизмов, писатели приходят к мысли о необходимости всеобщего политического равенства и защиты угнетенных. Одним из первых обозначил болевые точки набиравшего силу капитализма Диккенс, который писал о пауперизации трудящихся, о беззаконии и духовном кризисе верхов, сочетая повествование с замечательным тонким юмором. Недаром Л. Толстой был уверен: «Просейте мировую прозу, останется Диккенс».
Почти все большие писатели XIX века, европейские и русские, считали своим священным долгом обличать несправедливость социального строя и вступаться за обездоленных. Лидерами здесь были русские прозаики (впрочем, и поэты тоже; вспомним хотя бы Некрасова, Надсона). Гоголь, Тургенев, Писемский, Лесков, Достоевский, Л. Толстой создали целую библиотеку о страданиях и горестях народных, причем народ в их время воспринимался прежде всего как крестьянин. В городе же объектом их исследования и защиты стал «маленький человек» – небогатый обыватель, бедный чиновник низшего ранга.
От описания литература переходит к поиску рецептов улучшения жизни общества. Первоначально надежды возлагались на благородного просвещенного героя, но весьма скоро выяснилось, что промышляющий об общем благе русский дворянин в государстве оказался «лишним человеком». Какое-то время противопоставлялся ему тип «нового человека», но большей частью эти персонажи были лишь теоретической конструкцией, а на деле были всего лишь миражем. Правда, и миражи такого рода нередко оказывали определенное влияние на молодые горячие головы. Ленин, например, указывал, что знаменитый роман Чернышевского, прочитанный в юности, его всего «перепахал» и приобщил к политической деятельности.
Вообще, литература в XIX веке оказала мощнейшее воздействие на общественные порядки и нравы. Так ряд романов Диккенса способствовал улучшению преподавания в английских школах. Золя помог оправданию несправедливо осужденного капитана Дрейфуса, благодаря Короленко был вынесен оправдательный приговор по делу вотяков (удмуртов), которых несправедливо обвинили в совершении человеческих жертвоприношений…
В первую очередь искусство XIX столетия сосредоточивало свое внимание на социально-политической сфере бытия. И при этом ему подчас удавалось осветить такие аспекты событий, которые наука еще не освоила. Так Жюль Верн не просто был восторженным певцом технического прогресса, он и сам предсказывал, в каком направлении в будущем будет двигаться инженерный гений. В середине XX века литературоведы не без удивления отметили, что большинство предвидений французского фантаста уже реализовано или же находится на стадии разработки.
Именно в литературе в конце XIX века возникают и первые сомнения в том, что человека и общество можно исправить и осчастливить с помощью всемогущей науки. «Машина времени» Г. Уэллса, написанная на исходе столетия, была первым предостережением.
А еще литература создавала то, что лежит за пределами возможностей науки, – она знакомила читателей с прекрасным и возвышенным, учила чувствовать и ценить возможности родной речи.
Во второй половине XIX века в этом особенно
преуспела русская литература, недаром этот период называют «эпохой русского романса». Творчество Достоевского, Толстого и Чехова оказало влияние на все развитие мировой литературы. Созданные ими образы и затронутые в их произведениях «вечные вопросы» и сегодня не утратили своей актуальности.
Однако в XX веке высокое искусство стало утрачивать свои позиции. Перемены коснулись всех сфер бытия. Начали рушиться постулаты классической физики и философии, одна за другой пробушевали над планетой две кровопролитнейших мировых войны, продемонстрировала хрупкость человеческой цивилизации атомная бомба, подчинила себе общество «массовая культура»… Искусство XX столетия стало таким же нервным и драматичным, как и новая, полная трагизма, эпоха. Если в XIX веке писатели удовольствовались всего четырьмя художественными методами, то в XX столетии их стало вдвое больше, причем жизнь каждого направления оказывалась недолгой.
И все-таки и XX столетие дало немало шедевров, прославляющих любовь и благородство, верность и мужество, взывающих к добру и справедливости. В нашу задачу не входит пересказ истории мировой литературы. Представленные здесь краткие жизнеописания великих прозаиков и беглые характеристики их творчества говорят сами за себя, воспроизводя историю человеческих мыслей и чувств, которые и сегодня сохраняют свою оригинальность и значимость.
Античность
Апулей
(ок. 124 – ок. 180)
Апулей
«…читал охотно Апулея», – писал в своем лицейском стихотворении А. Пушкин. Чем же привлекал юного поэта римский писатель, живший во II веке, когда некогда могущественная Римская империя клонилась уже к своему закату? В своем знаменитом романе «Метаморфозы, или Золотой осел» Апулей ярко живописал быт и нравы своих современников, стиль его произведения, веселый, насмешливый, умно сочетавший поэзию чувств с иронией, сочетавший острый меткий анекдот со сказочно-мифологическими новеллами, был ближе вкусам молодого человека, наделенного пылким воображением и безудержной фантазией.
Писатель родился около 124 года в африканском городе Мадавры, входившем в состав Римской империи. Он получил блестящее по тому времени образование, учился в Карфагене, в Афинах, бывал и в Риме, прославился как человек энциклопедических знаний: знал языки, философию, риторику, историю, естествознание, был поэтом, писателем. За свою жизнь Апулей много путешествовал, получая огромное количество впечатлений о жизни и быте различных народов, был известен как искусный оратор и часто выступал с речами во время своих путешествий.
Апулей верил в римских и восточных богов, верил в существование демонов и прочих посредников между людьми и богами, был посвящен во многие мистические культы. Рассказывают, что писатель был женат на богатой немолодой вдове, сын которой обвинил его в применении колдовства для соблазна его матери. Подробности этого процесса изложил в своей очень остроумной защитительной речи сам Апулей, эта речь («Апология») дошла до нас.
Писательская деятельность его была необыкновенно широкой: работы по философии, сборники речей, однако славу Апулей завоевал романом «Метаморфозы» («Превращения»). Закрепившееся за ним название «Золотой осел» показывает, как высоко оценивали современники и ближайшие потомки это произведение.
Роман рассказывает о том, как некий юноша из богатой семьи, по имени Луций, путешествуя по Фессалии, прослышал о проделках местных колдуний; в дом к одной из них, Памфиле, которая умела превращаться в филина, он попадает в надежде обо всем разузнать поподробнее. В колдовстве кое-что понимала и служанка Памфилы, Фотида, которая из любви к Луцию позволяет ему проникнуть в лабораторию хозяйки (которая в тот момент отсутствовала), но ошибается в выборе снадобья, и Луций, натеревшись им, вместо птицы превращается в осла и в ту же ночь был похищен разбойниками.
Еще до обращения в осла Луций подвергся колдовскому воздействию своей хозяйки Памфилы: возвращаясь однажды домой с пирушки, он видит перед домом своих хозяев трех вооруженных людей, которые собираются взломать дверь. Он убивает их всех троих и за это привлекается к суду. Ему грозит казнь, но в гробах якобы убитых им людей оказываются три надутых меха, пронзенные его ударами.
В виде осла, но сохраняя человеческий разум, герой в течение целого года испытывает множество приключений. Обратному превращению в человека помогает ему горячая молитва к богине Изиде. Из рук жреца богини во время религиозной процессии Луций получает венок из роз, съедает цветы и вновь становится человеком и поклонником богини Изиды на всю жизнь.
Пересказать хотя бы кратко бесконечную пеструю ленту приключений молодого человека, – и в его человеческом облике, и в ослином, – немыслимо: в основной сюжет вплетены двенадцать вставных новелл со своей историей, которые рассказывает то или иное действующее лицо. Большинство этих рассказов носит авантюрно-приключенческий или эротический характер: об одураченных женами мужьях, о спрятавшемся любовнике, который выдает себя чиханием, о том, как любовнику, забывшему в спальне блудной жены свои башмаки, удается перехитрить обманутого мужа и избавиться от мести и т. п. Есть здесь рассказы о героических подвигах и трагической судьбе разбойников. Прекрасным исключением является вошедшая в мировую литературу и изобразительное искусство сказка об Амуре и Психее, которую рассказывает старуха, охраняющая разбойничий притон и развлекающая сказкой похищенную разбойниками девушку Хариту. Эта сказка вставлена в романтическую историю влюбленных друг в друга жениха и невесты – Тлептолема и Хариты. Девушку в день свадьбы похищают разбойники. Спасшийся от них Тлептолем находит их и выдает себя за знаменитого фракийского разбойника Гема. Вкравшись в их доверие, он напаивает их и связывает, а сам спасается с невестой, однако заключенный ими брак заканчивается гибелью обоих героев.
Сказка об Амуре и Психее и начинается как сказка: «в некоем государстве жили царь и царица». У них было три красавицы дочери, из которых младшая Психея (с греческого – «душа») отличалась сверхчеловеческой красотой, чем вызвала зависть к себе самой богини красоты Венеры. Богиня посылает Амура с поручением внушить Психее любовь к человеку, ее недостойному, но вместо этого Амур полюбил простую смертную девушку. По приказанию бога Аполлона ее отводят на вершину горы, откуда Зефир своим мягким веянием уносит ее в чудесную долину, во дворец Амура, который и становится ее мужем. Он являлся к ней лишь ночью и взял с Психеи слово не пытаться его увидеть и узнать, кто он.
Но Психея нарушила данное обещание, проявила любопытство и надолго лишилась своего возлюбленного. Ей пришлось пережить много горя и мучений, прежде чем она выстрадала себе прощение и стала, подобно своему божественному супругу, бессмертной богиней, признанной всеми остальными богами. Родившаяся позднее дочь Психеи от этого брака была названа «Наслаждением».
В образе осла Луцию пришлось повидать и претерпеть немало: он голодает, вертит жернова на мельнице, присутствует при жестоких пытках и казнях, отравителях и отравительницах – все это дает возможность Апулею
нарисовать живые картинки быта и нравов своих современников, людей разного сословия и звания. Все люди, и мужчины и женщины, падки на любовные приключения, даже противоестественные. Самых ужасных мерзостей пришлось насмотреться бедному ослу, когда его купили евнухи – бродячие жрецы сирийской богини, о культе которой Апулей рассказывает с отвращением.
С юмором изображает он и богов: Венера в сказке зла, завистлива, готова сжить со света Психею и даже бьет ее. В ней нет ничего от прежней богини красоты и гармонии, она жалуется на убыль своей молодости и велит Психее принести из подземного царства Аида коробочку с частицей красоты супруги Аида, Персефоны. Церера и Юнона успокаивают ее, говоря, что ее сын стал совсем взрослым, а она хорошо сохранилась. Верховный бог Юпитер занят лишь поисками очередной соблазнительной красотки и требует от Амура компенсации за участие в его судьбе в виде «девицы выдающейся красоты».
Эта сказка может быть воспринята как философская аллегория истории Луция. Давно замечено, что история Луция повторена в сказке: оба они, и молодой человек, и девушка, падают жертвой своей неосторожности и чрезмерного любопытства, с чего и начинаются их скитания и страдания (зачем искать тайну любви, зачем исследовать то, что прекрасно? – легко и шутливо поучал своих читателей умный и высокообразованный римский автор). Оба героя ищут: Психея – супруга, Луций – утраченный человеческий облик, оба преодолевают всевозможные препятствия и оба в финале торжествуют, приобщаясь к более высоким формам жизни: Луций – к божеству, Психея становится богиней.
Роман написан увлекательно и легко читается, в нем есть реалистические картины жизни и безудержный полет фантазии, насмешливый юмор над нравами людей и богов и строгая благочестивая мораль, назидание (вот к чему приводит любопытство!) и легкий смех человека, любящего удовольствия жизни.
Апулей закончил свою жизнь в Карфагене, где пользовался большим почетом и славой лучшего оратора и занимал должность верховного жреца. Еще при жизни в честь его были поставлены в Карфагене две статуи. Его роману была уготована долгая жизнь, а поэтичную сказку об Амуре и Психее неоднократно перелагали и пересказывали писатели разных стран, в том числе и русские: И. Богданович, С. Аксаков.
Петроний
(? – 66 г. н. э.)
Гай Петроний Арбитр, выдающийся древнеримский писатель, стоит у истоков создания жанра авантюрного романа, нашедшего свое дальнейшее развитие в мировой литературе.
О некоторых фактах биографии писателя известно из «Анналов» Тацита. Петроний был проконсулом, а затем консулом в одной из римских провинций. Он был принят в число немногих приближенных Нерона и пользовался у императора большим уважением, став законодателем изящного вкуса при дворе, за что получил прозвище «арбитр изящества». Нерон не считал ничего ни приятным, ни роскошным, пока не получал одобрения от Петрония. Для современников Петроний был олицетворением порочного человека, всецело предающегося наслаждениям. По словам Тацита, «день он посвящал сну, а ночь – делам и жизненным наслаждениям». Однако в душе Петроний всегда осуждал бесчинства Нерона и потому принял участие вместе с Сенекой и другими лицами в заговоре против императора. Заговор был раскрыт, и Петроний, наряду с другими заговорщиками, по приказу императора покончил жизнь самоубийством. О смелости и самостоятельности Петрония говорит тот факт, что в своем завещании он перечислил все бесчинства Нерона и его окружения, называя имена разделявших его разврат мужчин и женщин, а затем послал этот документ Нерону за своей подписью.
Петроний, человек с драматической судьбой, яркая личность, был знаменит как выдающийся писатель. Он написал много поэм, описывающих жизнь при дворе, которые до сих пор служат ценным источником информации о жизни Рима начала тысячелетия. Самым известным произведением этого рода, дошедшим до нас в отрывке, является «Пир Трималхиона» – пародия на популярный тогда в Риме литературный жанр симпосия («пиршества»). Однако главным литературным творением Петрония является роман «Сатирикон», который дошел до нас в чрезвычайно небольшом объеме, в отрывках, которые между собой слабо связаны и зачастую лишены логической последовательности.
Иллюстрация к «Сатирикону» Петрония
В «Сатириконе» повествуется о скитаниях и приключениях преследуемой богом плодородия Приапом компании молодых людей без определенных занятий и с сомнительной репутацией, которые ведут паразитический образ жизни, живя за чужой счет. Их скитальческая жизнь, ссоры и примирения, встречи и расставания составляют сюжетную канву произведения, обнажающего изнанку быта низших слоев римского общества. Все эпизоды объединяет личность главного героя – Энколпия, от лица которого ведется рассказ, поскольку он – непосредственный участник всех событий, происходящих в романе. В романе, выдержанном в стиле непринужденного рассказа, даны талантливые реалистические зарисовки нравов эпохи поздней Империи, отражены ее социальные отношения и недостатки. Высмеивая с позиций аристократа и эстета плебейскую среду, Петроний живо и остроумно рисует многоликих людей и их жизнь, заглядывая в потаенные глубины человеческого бытия. Имея в изобилии образцы разговорного народного языка, это произведение является бесценным памятником истории языка, неоценимым источником вульгаризмов.
Книга Петрония называется «Сатирикон», однако у исследователей нет уверенности в том, что так ее назвал сам автор. Вряд ли Петроний хотел кого-либо бичевать сатирой. Для этого нужно было, по крайней мере, верить в возможность исправления людей и нравов. Этой веры у Петрония не было. Он пессимистически смотрел на род человеческий и на будущее своего народа. Петрония часто называют представителем «римского декаданса». Жизнь для него не представляла никакой ценности, он не хотел ни бороться за нее, ни защищать. Такой скептический взгляд на жизнь он вложил в свой роман. И картина, нарисованная им, наглядно свидетельствует о том, что античное римское общество шло к упадку.
По существу, «Сатирикон» – рассуждения о падении человека, о падении общества, рассуждение без гнева и пристрастия, по собственному выражению Петрония, «с откровенной непосредственностью». В «Сатириконе» нашли отражение характерные черты эпохи «римского мира» – рост экономического и социального значения провинций, деградация знати и возвышение вольноотпущенников. Ведущим мотивом романа является мотив сладострастия, поэтому в нем много любовных сцен и описаний омерзительных оргий.
Однако общий тон романа оправдал его название. Петроний описывает своих героев пародийно и с насмешкой. Яркие, открыто сатирические краски в описании пира сменяются глубокой иронией, которая в последних главах достигает своей высшей степени – сарказма. Местами же в насмешливом, ироническом «Сатириконе», где автор прячется за шутовством и фарсом, проглядывает вдруг совершенно серьезная озабоченность. Петроний откликается на злободневные для своего времени проблемы культуры: критикует образование в риторических школах, которые приучают юношей к пустому разглагольствованию на
отвлеченные темы, а не дают полезных для жизни знаний, и юноши уходят из школ «дураки дураками». Мысли Петрония о причинах упадка красноречия, о воспитании ораторов перекликаются с аналогичными мыслями древнеримского педагога Квинтиллиана («Воспитание оратора»). Петроний высмеивает непомерно разросшийся дилетантизм в поэзии, с горечью описывает бедственное положение в Римской империи людей гуманитарных профессий: риторов, учителей, поэтов. В рассуждениях о сравнительной ценности наук литературе, к сожалению, отводится последнее место. Главную причину упадка искусства Петроний видел в коррупции.
Интересна своей необычностью композиция «Сатирикона». В первом же эпизоде обращает на себя внимание то, что он завершается стихотворным резюме. Подобные стихотворные вставки также развивают основную мысль эпизода и содержат своеобразное моралите (нравоучительный вывод). Необычайно ярок, живописен и образен язык романа. При описании пира у разбогатевшего вольноотпущенника слышится болтовня плебеев, речь, пересыпанная пословицами и поговорками, яркими сравнениями и метафорами, а также народные афоризмы. Так, например, на похоронах одного красавца «его жена отвратительно мало плакала. Женщина есть женщина – коршуново племя». Или приводятся рассуждения астролога: «Подо Львом рождаются обжоры и властолюбцы. Под Девой – женщины, беглые рабы и колодники. Под Скорпионом – отравители и убийцы. Под Стрельцом – косоглазые, что на овощи зарятся, а сало хватают. Под Овном – те, у кого голова крепкая и лоб бесстыжий».
Многие эпизоды «Сатирикона», полные веселого лукавства и юмора, как бы предвосхищают знаменитые итальянские новеллы эпохи Возрождения, книги Боккаччо и Мазуччо. В романе обнаруживается явственная тенденция к реалистическому описанию человеческих характеров. Роман «Сатирикон» донес до нас живое дыхание клонящейся к упадку античности и дал возможность насладиться блестящим талантом его автора.
Плутарх
(ок. 46 – 120)
Плутарх
Древнегреческий писатель Плутарх, основатель литературного жанра исторического жизнеописания и биографической прозы, происходил из старинного состоятельного рода г. Херонея, провинция Беотия. Он родился в ту пору, когда Греция уже утратила самостоятельность и подчинилась власти грозного Рима. Плутарх получил блестящее образование и после обучения в Афинах стал верховным жрецом Аполлона Пифийского в Дельфах. Он много путешествовал и общался с выдающимися людьми своего времени, в том числе с императорами Траяном и Адрианом, считавшимися мудрыми правителями, покровителями наук и искусств. В дружеском кругу Плутарх предавался изысканному общению, вел беседы научного содержания, в которых касался самых разных сторон жизни. Широкая образованность и эрудиция позволили ему создать собственную частную школу (академию), в которой Плутарх преподавал своим собственным детям и детям своих состоятельных сограждан. Большую часть жизни писатель провел на своей родине, в Херонее, где неоднократно избирался архонтом (высшим должностным лицом).
Писательское наследие Плутарха огромно. Но из примерно двухсот пятидесяти его трудов до нас дошла только одна треть. Обширную группу составляют сочинения Плутарха на морально-этические темы по общим названием «Moralia» («Этика»). Они посвящены вопросам семейной жизни, воспитания, дружбы, становления характера. По форме – это трактаты, размышления, рассуждения, диалоги, например «О болтливости», «О любопытстве», «О сребролюбии» и пр. В них много верных суждений, тонких наблюдений, бытовых реалий его времени. Большое внимание уделено вопросам женского воспитания и вообще положения женщины в семье и обществе. Морально-этические сочинения Плутарха интересны во всех отношениях и не утратили своего нравственно-воспитательного значения и в наши дни.
Однако особую популярность античному автору создали дошедшие до нас его великолепные литературные портреты выдающихся людей истории. В сорока шести «Сравнительных жизнеописаниях» содержатся 23 пары биографий выдающихся греков и римлян. Он не ставил своей задачей точное описание исторических событий, а хотел лишь как художник-портретист воспроизвести характер исторического лица. Поэтому часто, опуская важные события в жизни своего героя, он останавливался на незначительной детали, объясняя свою позицию следующим образом: «Незначительный поступок, словцо, шутка чаще лучше выявляют характер, чем кровопролитнейшие сражения, великие битвы и осады городов». Вот одна из сцен из биографии Александра Македонского, ярко характеризующая великого полководца и великодушного человека. Его войска захватили город Фивы, и несколько человек ворвались в дом добродетельной женщины по имени Тимоклея. «Предводитель отряда спросил хозяйку, не спрятала ли она где-нибудь золото или серебро. Тимоклея ответила утвердительно и, отведя фракийца в сад, показала колодец, куда, по ее словам, она бросила во время взятия города самые ценные из своих сокровищ. Фракиец наклонился над колодцем, чтобы заглянуть туда, а Тимоклея, став сзади, столкнула его вниз и бросала камни до тех пор, пока не убила врага. Когда связанную Тимоклею привели к Александру, уже по походке и осанке можно было судить о величии духа этой женщины – так спокойно и бесстрашно следовала она за ведущими ее фракийцами. На вопрос царя, кто она такая, Тимоклея ответила, что она сестра полководца Теагена, сражавшегося против Филиппа, отца Александра, за свободу греков и павшего при Херонее. Пораженный ее ответом и тем, что она сделала, Александр приказал отпустить на свободу и женщину, и ее детей». Этот эпизод из жизни Александра Македонского был дорог Плутарху еще и потому, что сам он был родом из Херонеи.
Плутарх предстает перед нами не только как историограф. Он был выдающимся философом своего времени, сторонником платоновской философии, автором ряда философских трактатов. Плутарх был философом-моралистом, для которого важнейшим понятием являлась «гармония». Под гармонией и в космосе, и в государстве он признавал всеобщее единство и всеобщую борьбу противоположностей. Плутарх рассматривал гармонию и как главный принцип наилучшего состояния государства. Государственное устройство у него сравнивается с музыкальным инструментом, в котором гармония достигается путем того или иного использования отдельных звуков. Так спартанский правитель Ликург достиг государственной гармонии в результате натягивания соответствующих политических струн, а Нума в Риме – путем их ослабления. Перикл, прежде чем получить большую власть в государстве, старался угодить народу политикой в виде «приятной и нежной гармонии» и только в дальнейшем перешел к «аристократическому и царскому государственному устройству».
Широту интересов и универсальную образованность Плутарха показывают также многочисленные труды по истории литературы, физике, медицине, риторике, истории музыки и теологии. В них писатель предстает как исследователь, наделенный собственным оригинальным мышлением. Плутарх использует самые разные литературные формы: диалоги, памфлеты, письма и пр.
Труды Плутарха, особенно его «Сравнительные жизнеописания», имели
большое влияние на современников и потомков. В XVI веке его сочинения перевел на французский язык Жан Армио и открыл тем самым античного автора широкому кругу читателей Европы. Плутарх, один из крупных деятелей так называемого «греческого Возрождения», которое пыталось вернуться к духовным истокам классического эллинизма, был особенно популярен в эпоху Ренессанса и оказал огромное воздействие на умы последующих поколений, став для них певцом героев и героизма.
Средние века и эпоха возрождения
Нестор Летописец
(1056 – 1114)
Нестор летописец
Преподобный Нестор, агиограф и летописец, был монахом Киево-Печерского монастыря, в который он пришел в 17-летнем возрасте, когда в монастыре подвизались его великие основатели – преподобные Антоний и Феодосий. Киево-Печерский монастырь с самых первых лет своего существования являлся не только центром монашеских подвигов, но и распространителем церковной культуры. Его значение для жизни Киевской Руси было огромно. Почти все епископы в XI и XII веках были сначала иноками Печерского монастыря. В его стенах переписывались книги и велась запись событий, многие монахи занимались иконописанием. Печерский монастырь был средоточием всего, что делало тогда историю Русской земли: князья, бояре, епископы съезжались на собор к киевскому митрополиту, купцы, ежегодно проходившие по Днепру мимо Киева в Грецию и обратно, приезжали в монастырь за благословением.
В этом монастыре поселился и юный Нестор. Пройдя несколько лет искуса, он был пострижен в иноческий чин игуменом Стефаном Печерским. Позже им же он был возведен в сан диакона. Нестор никогда не отлучался из монастыря, трудился над жизнеописаниями прославленных святых и первой русской летописью. Как и полагается истинному монаху, он соблюдал строгий пост, непрестанно молился, хранил душевную и телесную чистоту. В 1091 году Нестору была поручена ответственная и почетная миссия извлечения из земли тела преподобного Феодосия Печерского, когда инок стал свидетелем многочисленных чудес, произошедших у нетленных мощей святого. Сам Нестор после смерти был положен в Ближних пещерах, через 34 года его мощи были обретены нетленными. Православная церковь причислила преподобного Нестора к Лику Святых и ежегодно чтит его память 9 ноября.
Преподобный Нестор написал три основных сочинения: «Повесть временных лет», «Чтение о житии и о погублении блаженных страстотерпцев Бориса и Глеба» и «Житие преподобного Феодосия Печерского». Первым по времени создания является «Сказание о Борисе и Глебе» – житие святых мучеников, сыновей князя Владимира Святославича Красное Солнышко. Обширное введение этой книги содержит размышления автора об извечной борьбе добра со злом. Борис и Глеб (в монашестве – Роман и Давид) выступают поборниками христианских добродетелей: смирения и братолюбия, а Святополк предстает как орудие дьявольских козней.
Позднее Нестор пишет «Житие преподобного отца нашего Феодосия, игумена Печерского», в котором повествуется о жизни и деяниях одного из основателей монастыря. Автор описывает творимые Феодосием чудеса, искусно изображая бытовые детали и естественно передавая диалоги персонажей. Особенно выделяется в «Житии» образ матери преподобного. Вопреки традиции, Нестор изображает не лишенную каких-либо индивидуальных черт благочестивую христианку, а, напротив, женщину властную и суровую, которая решительно отказывает сыну в его просьбе уйти в монастырь, с этой целью она может и жестоко его избить или посадить на цепь. Образ самого Феодосия, человека, который в монастырском быту отличался глубоким смирением, но мог и резко осуждать неблаговидные поступки князей, близок к прототипу. Нестор, собирая материал для жизнеописания, опирался на рассказы очевидцев. Повествование преподобного Нестора наполнено конкретными чертами киевской жизни и монастырского быта XI века. В этом отношении интересен такой эпизод. Князь, находившийся где-то за городом, поручает некоему отроку отвезти Феодосия на телеге в Киев. Увидев бедно одетого Феодосия, юноша принимает его за простого монаха и, попрекнув за постоянную праздность, предлагает поменяться местами: юноша поспит в телеге, а Феодосий пусть правит лошадью. Смиренный Феодосий соглашается. Но когда путники приблизились к Киеву, юноша замечает необычайное почтение, оказываемое его спутнику, и со страхом понимает свою оплошность. В этом эпизоде помимо нравоучительной идеи прославления смирения преподобного Феодосия содержится немало живых деталей: и упоминание о далеком от благочестивого уважения отношении к монахам, и чисто реалистическое изображение самого игумена, который слезает с лошади и шагает рядом с ней, чтобы не заснуть.
Главным творением Нестора, за которое он и получил прозвание Летописца, была Повесть временных лет, русская летопись, доведенная до 1110 года, которая еще называется Начальной летописью. Многим событиям, описанным в повести, свидетелем был сам Нестор, о других он узнавал от очевидцев, например от монаха Яна Вышатича, прожившего 96 лет и умершего в 1106 году, следовательно, родившегося еще при Владимире Равноапостольном. В летописи соединены и отдельные краткие погодные записи, и пространные рассказы об отдельных событиях, и дипломатические документы, например договоры Руси с греками Х века и душеспасительные назидания, например поучение преподобного Феодосия Печерского. Летопись состоит из трех частей: Повести временных лет, Сказании о Крещении Руси при Владимире, Киево-Печерской летописи. В первой части, которая представляет собой связную, цельную художественную повесть, рассказывается о разделении земли после Потопа между сыновьями Ноя, о славянских племенах, о хождении на Русь апостола Андрея, об основании Киева, о призвании на Русь варягов и о первых киевских князьях – Аскольде, Дире и Олеге. Во второй, которая носит полемический богословский характер, обличаются все вероисповедания, кроме православного, и основой для этого труда послужило древнее анонимное житие святого князя Владимира. Третья часть, собственно историческое повествование, рассказывает о бурной жизни Руси первого после Крещения времени. Летопись преподобного Нестора стала для позднейших историков не только ценным фактографическим источником, но и образцом литературного жанра.
Значение Нестора Летописца для русской литературы и русской истории огромно, поскольку он явился очевидцем и хронографом самых первых шагов становления Русского государства и русской культуры.
Джованни Боккаччо
(1313 – 1375)
Джованни Боккаччо
С творчеством великого итальянского гуманиста Джованни Боккаччо связано появление прозы нового типа. Его «Декамерон» – самая популярная книга европейского Возрождения. В ней писатель стремился передать разнообразие самой жизни, запечатлеть в каждом предмете и образе наиболее характерные живые черты. Он первый в художественном произведении воссоздал новый тип человека, сформированного общественными условиями итальянских городов, показал его любовь к жизни, бодрость, оптимизм.
Боккаччо появился на свет в 1313 году в семье богатого флорентийского купца Боккаччо ди Келлино. Традиционное
мнение о том, что он родился в Париже, сейчас оспаривается. Вероятней всего, он родился во Флоренции или в Чертальдо, в имении своего отца. С юных лет Джованни чувствовал влечение к поэзии, но у отца были другие взгляды на будущее сына. Он взял мальчика из школы и отдал на обучение в купеческий дом. Но к торговому делу Джованни испытывал отвращение, а потому отец отправил его в Неаполь изучать право, надеясь, что сын, по крайней мере, приобретет профессию юриста.
Около 1330 года Джованни поселился в Неаполе, где по настоянию отца изучил коммерческое и каноническое право. Но юриста из него тоже не получилось. Неаполем в это время правил король Роберт Анжуйский, друг и покровитель Петрарки. Король Роберт привлек к своему двору ученых и поэтов, стремясь придать ему блеск и величие. В этот круг гуманистов был вхож и молодой Боккаччо. Знакомство с неаполитанскими гуманистами расширило его культурный кругозор. Под их влиянием он стал поэтом и гуманистом, познакомился с гениальными творениями римских классиков – Овидия, Вергилия, Апулея, Тита Ливия, которые в значительной степени повлияли на формирование Боккаччо как художника.
Здесь, при дворе, Боккаччо встретил Марию Д’Аквино, побочную дочь Роберта Анжуйского, которую горячо полюбил. Поэтические успехи начинающего писателя произвели впечатление на Марию. Между молодыми людьми завязался роман, но он не был продолжительным. Мария вскоре изменила Боккаччо, выбрав себе нового возлюбленного. Однако Боккаччо продолжал любить Марию. Ей суждено было стать его музой, вдохновившей на создание целого ряда произведений, где он изобразил свою неверную возлюбленную под именем Фьяметта (с итал. «огонек»).
Жизнь в Неаполе стала важным этапом в творчестве Боккаччо. Помимо многочисленных стихотворений, посвященных Фьяметте, он пишет роман в прозе «Филоколо», в основе которого лежит средневековый рыцарский роман «Флорио и Бьянкофьёре» – первый итальянский приключенческий роман. Далее последовали две большие поэмы – «Филострато» и «Тезеида», также основанные на материале французских средневековых романов. Эти поэмы заложили традицию ренессансной рыцарской поэмы.
В 1340 году по настоянию разорившегося отца Боккаччо возвращается во Флоренцию. Однако торговая деятельность его по-прежнему не привлекала. Он продолжает заниматься поэзией и быстро втягивается в политическую жизнь города. А во Флоренции неспокойно. В 1342 году власть в городе захватили гранды (аристократы), поставившие правителем ловкого авантюриста Вальтера Бриэнского. Через год флорентийцы изгнали его из города. К власти пришла партия черных гвельфов, во Флоренции вновь утвердился республиканский строй.
Боккаччо сразу проявил себя как сторонник республики и враг тирании. Именно ему принадлежит изречение: «Нет жертвы более угодной Богу, чем кровь тирана». Запись в один из семи старших цехов города дала ему все права гражданина Флоренции. Он начинает выполнять литературно-дипломатические поручения правящей гвельфской партии. В 1349 году Боккаччо ездил в Равенну к дочери Данте Алигьери, а в 1351 году он совершил поездку в Воклюз к Петрарке, приглашая его вернуться во Флоренцию, откуда когда-то вместе с Данте был изгнан его отец. Но главное место в его жизни занимала литература. В 1342 году Боккаччо написал пасторальную повесть «Амето, или Комедия флорентийских нимф» и аллегорическую поэму «Любовное видение», в середине 40-х годов завершил поэму «Фьезоланские нимфы» и роман-исповедь «Элегия мадонны Фьяметты».
Наиболее значительным из этих произведений является «Элегия мадонны Фьяметты». Это лирическая исповедь замужней женщины, богатой неаполитанки. Она рассказывает, как встретила юношу-флорентийца Памфило, как страстно полюбили они друг друга и как по настоянию отца Памфило вернулся в родной город, где встретил и полюбил другую женщину, забыв о неаполитанской возлюбленной. Это принципиально новаторское произведение, отличное от аллегорической, назидательной средневековой прозы. Боккаччо оправдывает супружескую измену Фьяметты, защищая право женщины на свободу чувства. Исследователи называют «Фьяметту» первым психологическим романом в западноевропейской литературе. Как заметил Р. И. Хлодовский, «Боккаччо наделил героиню своими собственными чувствами, как бы „перевернув“ историю своих отношений с разлюбившей его Марией Д’Аквино. Писателю было важно показать подлинно пережитое, проанализировать внутренний мир реального человека…»
Великой победой ренессансного реализма стал «Декамерон», создававшийся Боккаччо приблизительно в 1348–1353 годах. «Декамерон» – сборник из ста новелл, одна из которых является обрамляющей, скрепляющей все новеллы в единое повествование. В обрамляющей новелле описывается чума, которая разразилась во Флоренции в 1348 году (во время чумы погиб отец писателя). Это описание очевидца, что сразу придает повествованию конкретность, связывает его с современностью.
В обрамляющей новелле рассказывается, как десять молодых флорентийцев (семь девушек и три юноши), встретившись в церкви Санта Мария Новелла, осудили разгул низменных страстей, порожденных чумой. Желая сохранить душевное здоровье и человеческое достоинство, они решают удалиться в загородную виллу и там переждать, пока чума не отступит. Днем молодые люди собираются проводить время в прогулках, играх и танцах, а вечером решают на протяжении десяти дней рассказывать друг другу по одной новелле. Отсюда название книги: «Декамерон» с греческого переводится как «десятидневник». «Так в рамочной новелле, – пишет В. А. Луков, – возникает главная идея книги: ценности жизни (естественные чувства, земные, плотские желания, жизнерадостность, веселье) могут победить все, что жизни противостоит, – болезнь, мертвящие оковы средневекового мира (церковного фанатизма, феодальной зависимости), саму смерть». В каждой новелле эта идея проявляется по-разному. Тематика новелл широка и многогранна: есть новеллы антиклерикальные, направленные против лицемерия и ханжества служителей культа, есть новеллы в защиту женщин, изменяющих своим мужьям (новеллы против феодального брака, заключаемого не по любви, а по сословным и экономическим соображениям), есть новеллы, воспевающие любовь как здоровое и естественное человеческое чувство. Есть новеллы веселые, грустные, трагические. «Декамерон» выстроен как мозаика: каждая новелла имеет свой законченный сюжет и отражает какой-то фрагмент жизни. Все сто новелл вместе раскрывают новую, гуманистическую картину мира и человека, прославляющую радость земного существования, реабилитирующую плотское, земное начало, защищающую естественные, внесословные чувства.
После «Декамерона» Боккаччо не создал более ничего значительного в области художественной литературы. В 1355 году он написал аллегорическую поэму «Корбаччо, или Лабиринты любви», злой сатирический памфлет, направленный против женщин. «Женщина, в защиту которой автор „Фьяметты“ сказал так много, в этом творении его предстает как существо притворное и крайне неопрятное» (И. Полуяхтова). Вряд ли стоит видеть в этом произведении, как видят некоторые исследователи, возвращение Боккаччо к средневеково-аскетической
морали. «Корбаччо» имеет биографическую подоплеку. Во Флоренции Боккаччо одно время ухаживал за вдовой, которая принимала его знаки внимания, а за глаза публично насмехалась над ним. Так что эту поэму можно рассматривать как своеобразную месть писателя своей коварной возлюбленной.
И все же можно говорить о творческом и жизненном кризисе, постигшем писателя в середине 50-х годов. Несмотря на огромный успех «Декамерона», который почти сразу был переведен на многие языки, идейно-художественный замысел этой книги в целом не был понят современниками, в том числе и Петраркой. Это крайне тяжело подействовало на Боккаччо. Сыграли свою роль и проповеди монаха-фанатика Джоакино Чиани, призывающего писателя отречься от «еретических сочинений», влекущих людей к пороку. Под влиянием этих увещеваний Боккаччо пишет Петрарке в 1362 году письмо, в котором сообщает о своем решении сжечь «Декамерон» и прекратить занятия поэзией. Петрарка отговорил друга от этого намерения. Боккаччо не отрекся от своей великой книги: в 1370–1371 годах он переписал и заново отредактировал «Декамерон».
Сближение с Петраркой подвигло Боккаччо заняться филологией. Плодом его занятий классической древностью явился ряд научных работ на латинском языке, среди которых выделяется обширный трактат «О генеалогии богов» (1350–1363) – своеобразный свод знаний по античной мифологии. Боккаччо изучил греческий язык и совместно с греком Леонтием Пилатом в 1367 году завершил перевод Гомера. Особенно много в последние годы своей жизни Боккаччо занимался творчеством Данте, которого боготворил. Он первый написал биографию великого поэта («Жизнь Данте Алигьери»). В 1373 году по поручению Флорентийской коммуны Боккаччо начал читать публичные лекции о Данте. Шестьдесят лекций, прочитанных писателем, легли в основу его комментария к первым 17 песням «Божественной комедии».
Умер Боккаччо в Чертальдо 21 декабря 1375 года. На его надгробии высечено: «Studium fuit alma poesis» – «Занятием его была благая поэзия».
Франсуа Рабле
(1493 или 1494 – 1553)
Франсуа Рабле
Рабле – центральная фигура французского Ренессанса. Ему же принадлежит и одно из первых мест в ряду великих писателей мирового масштаба. С его творчеством, как и творчеством Сервантеса, связано рождение жанра романа Нового времени. Мудрецом, пророком, великим писателем, «гением человечества» называли и называют Рабле восторженные ценители. Потрясает его универсализм, энциклопедичность знаний и интересов. По книгам Рабле можно изучать процесс развития французского Возрождения, прослеживать его исторические судьбы. Вместе с тем меньше всего стоит искать в его романах глубокомысленной серьезности, важной мудрости. Оружие Рабле – смех, с помощью которого он борется со старым миром и утверждает принципы новой жизни, нового отношения к человеку и его месту в мире. Показательно суждение о Рабле историка Мишле: «Рабле собирал мудрость в народной стихии старинных провинциальных наречий, поговорок, пословиц, школьных фарсов, из уст дураков и шутов. Но, преломляясь через это шутовство, раскрывается во всем своем величии гений века и его пророческая сила. Всюду, где он еще не находит, он предвидит, он обещает, он направляет. В этом лесу сновидений под каждым листком таятся плоды, которое соберет будущее».
Точная дата и место рождения Рабле неизвестны. Исследователи жизни и творчества великого французского гуманиста пришли к выводу, что родился он в 1493 или 1494 году где-то в окрестностях Шинона (Турень). Это долина Луары – своего рода колыбель французского Возрождения: многие выдающиеся гуманисты были родом из этой области. Франсуа был младшим сыном Антуана Рабле, мелкого судебного чиновника, владевшего небольшим поместьем. В 1510 году он поступил во францисканский монастырь в Фонтене-Леконт (Пуату). Духовные подвиги мало привлекали юношу. Он хотел учиться. Рабле изучает латинский, древнегреческий, древнееврейский языки, читает произведения классиков, вступает в переписку с главою французских гуманистов Гильомом Бюде. Постепенно около Рабле сложился круг единомышленников, таких же, как и он, молодых послушников, жаждущих знаний и увлеченных новыми идеями.
Еретические увлечения Рабле и его соратников в конце концов вызвали недовольство церковных властей. В 1523 году в его келье был проведен обыск, греческие книги были конфискованы. Рабле спасли друзья, выхлопотавшие ему разрешение папы перейти в бенедиктинский монастырь, не отличавшийся особой строгостью. В бенедиктинском аббатстве в Мальезе Рабле обрел покровителя в лице настоятеля – аббата Жоффруа д’Эстиссака, не чуждавшегося новых идей. Здесь Рабле уже никто не мешал, и он со всем энтузиазмом принялся изучать медицину и естествознание.
Д’Эстиссак снисходительно смотрел на путешествия Рабле по Франции. В течение трех лет Рабле посещает ряд университетских городов: Париж, Пуатье, Тулузу, Бордо, Бурж, Орлеан. В 1530 году он самовольно сложил с себя монашеский сан и стал студентом медицинского факультета университета Монпелье. Вскоре он получил ученую степень бакалавра, набрал свой курс и начал читать лекции, следуя доктринам отца греческой медицины Гиппократа и римского ученого Галена и впервые интерпретируя их непосредственно по первоисточникам.
Во Франции это была еще пора терпимости. После разгрома французских войск при Павии испанскими войсками (1525) и унизительного плена французского короля, из которого он с трудом освободился, Франциск I в пику католической Испании устремился к союзу с протестантской Германией. Король Франции стал проводить очень либеральную религиозную политику и покровительствовать французским гуманистам, стоящим по большей части на протестантских позициях. Это во многом объясняет снисходительное отношение властей к гуманистическим идеям и смелым новациям молодого бакалавра.
В 1532 году Рабле – врач лионской городской больницы. Лион в это время – оплот гуманизма, город ученых и книжников. Здесь Рабле публикует ряд научных работ по медицине. В них запечатлена грандиозная работа ученого-гуманиста по восстановлению и комментированию текстов древних медиков («Медицинские письма Манарди», «Афоризмы» Гиппократа). У античных медиков Рабле заимствует идею гармонического единства материального и духовного начал в человеке и дружественно расположенной к нему матери-природы, концепции, которая ляжет в основу его будущей великой книги. Смелость Рабле потрясает. Однажды публично комментируя анатомические сочинения Гиппократа, он осмеливается анатомировать труп повешенного. Этот кощунственный с позиций ортодоксального христианского сознания акт мог легко привести Рабле на костер.
Рабле не может ограничиться только сферой медицины. В Лионе происходит рождение Рабле – великого писателя. В один из весенних дней 1532 года он наткнулся у уличного торговца на маленькую книжку под неотразимым названием: «Великие и бесценные хроники гиганта Гаргантюа, содержащие рассказы о его родословной, величине и силе его тела, также диковинных подвигах, кои совершены за короля Артура, его господина». Это была одна из многочисленных народных (лубочных) книг, без которых не обходилась ни одна лионская ярмарка. Рабле, по его
собственному признанию, эта книжка пленила тем, что количество экземпляров этой книги за два месяца продается столько, «столько не купят Библий за девять лет». Так коммерческий успех народной книги и желание попробовать себя на литературном творчестве натолкнули Рабле на мысль написать продолжение романа о сыне Гаргантюа Пантагрюэле.
Книга «Ужасающие и устрашающие деяния и подвиги достославного Пантагрюэля», опубликованная к осенней лионской ярмарке 1532 года, хорошо раскупалась, и предприимчивый издатель – Клод Нурри – сразу запустил ее второй тираж. Рабле же принялся за второй том. В 1534 вышла «Повесть о преужасающей жизни великого Гаргантюа, отца Пантагрюэля», отодвинувшая первую книгу на второе место и ставшая началом пятитомного романа о веселых великанах.
Летом 1533 года в Лионе гостит королевский двор Франциска I в сопровождении лучших поэтов и блестящих ученых. Рабле завязывает многочисленные дружеские связи, и среди них важным является знакомство с виднейшим политическим деятелем, дипломатом, епископом Жаном Дю Белле, к которому он поступает на службу врачом.
В свите епископа Дю Белле Рабле трижды ездил в Италию – в 1534, 1535 и 1548 года. Вторая поездка была больше похожа на бегство. В ночь на 18 октября 1534 года на улицах Парижа кто-то вывесил антикатолические плакаты, объявившие «об отвратительных и огромных злоупотреблениях папской мессы». Один плакат был прибит даже на двери королевской опочивальни. Франциск был разъярен и напуган. В этой акции ему почудился народный бунт. Испугом короля воспользовались сорбоннские богословы, склонившие его подписать эдикты об уничтожении книгопечатания во Франции и о преследовании лиц, укрывающих протестантов. Началось преследование свободомыслящих и лютеран, по всей стране запылали костры. Многие гуманисты предпочли бежать за пределы Франции. Тучи сгустились и над Рабле: его романы запретили теологи Сорбонны, да и сам он себя изрядно скомпрометировал в глазах властей своими связями с гуманистами и «еретическими» занятиями. В Италии Рабле добился личной аудиенции у папы Павла III и получил у него прощение за самовольное оставление своего бенедиктинского монастыря.
Возвратившись на родину, Рабле снова принимает сан и в 1536 году получает должность каноника при монастыре Сен-Мор-де-Фоссе. Но его пребывание в монастыре не было долгим. Покровительство Дю Белле, который к этому времени стал кардиналом, позволило Рабле вести медицинскую практику, и с 1537 по 1840 год он работает врачом и читает курс анатомии в Монпелье, Париже, Меце, Турине. Его романы переиздаются, им подражают, появляются анонимные переделки. В 1542 году Рабле переиздает в новой редакции свои два романа и согласно логике повествования, ставит на первое место «Гаргантюа», а на второе «Пантагрюэля». Стремясь оградить себя от нападок сорбонистов, он смягчает нападки на теологов и убирает те места, на основании которых его могли бы зачислить в протестанты.
В 1543 году Франциск назначает Рабле докладчиком королевских прошений, а в 1545 году он получает от короля привилегию на дальнейшее издание «Пантагрюэля». «Третья книга» вышла в 1546 году. В ней Рабле отказался от глумления над церковью и над Сорбонной, он даже позволил себе похвалить «добрых богословов» за то, что они «искореняют ереси» и «насаждают истинную католическую веру». Рабле пытается помириться с Сорбонной – слишком опасным стало открытое противостояние церковным властям. Но сорбонисты осудили и третью книгу, объявив ее «грешной». Высокий пост и личное покровительство короля не спасли писателя от нападок теологов. В 1546 году он, судя по всему, спасаясь от преследований, бежит за пределы французского королевства, в город Мец, где работает врачом.
В конце 40-х годов мрачная атмосфера во Франции, связанная с католической реакцией, прояснилась. Произошла смена на французском престоле – умер Франциск I, и на трон взошел Генрих II, на папском престоле Павла III сменил Юлий III. Вскоре стал обостряться конфликт между Парижем и Римом по поводу раздачи французских бенефиций римской курией. Положение Рабле сразу улучшилось, его выпады против папства оказались как нельзя кстати. Кардинал Дю Белле мог уже открыто покровительствовать писателю: в январе 1551 года он дал ему место кюре в Медоне под Парижем, обеспечивавшее Рабле хорошими доходами и не требовавшее от него фактического исполнения священнических обязанностей. Получил Рабле и новую королевскую привилегию на издательство «Четвертой книги», которая вышла в 1552 году. Примечательно, что в этой части романа изрядно досталось не только папистам, но и Кальвину. И это не случайно. В 1549 году Кальвин напал на Рабле в памфлете «О соблазнах». Для кальвинизма смех и вольнодумство Рабле, не признававшего никакого принуждения в религии, было столь же опасны, как и для католических теологов.
И опять кардинальные перемены в политике Франции: «Четвертая книга» вышла в феврале 1552 года, а в апреле король заключил мир с папой. По-видимому, Рабле предугадывал такой поворот, так как перед самой публикацией книги он счел благоразумным очередной раз скрыться. По Лиону даже ходили слухи, что он арестован и посажен в тюрьму.
Парижский парламент приговорил «Четвертую книгу» к сожжению. От Рабле отвернулись даже былые друзья, публично осудив его сочинения. Всеми травимый, Рабле писал «Пятую и последнюю книгу героических деяний и подвигов доброго Пантагрюэля», но завершить ее писателю не удалось – 9 апреля 1553 года он умер и был похоронен в Париже. «Пятая книга» была подготовлена и полностью издана друзьями и учениками Рабле только спустя одиннадцать лет после его смерти.
Смерть Рабле, как это часто бывает с великими, окружена легендой. Свое прощание, обращенное к окружающим, он, согласно легендарной версии, заключил словами, запечатлевшими образ вечно ищущего писателя: «Я отправляюсь искать великое „может быть“». Современники на смерть Рабле отзывались по-разному – восторженно и язвительно, насмешливо и сокрушенно. Среди многочисленных высказываний-эпитафий наиболее показательно такое: «В преисподней теперь весело: Рабле и там насмешит».
Книгу Рабле называют веселой энциклопедией французского Ренессанса. Создаваемая на протяжении двадцати лет, она вместила всю историю французского гуманизма первой половины XVI века, она отразила эволюцию и самого художника, его движения от смелого оптимизма к сомнению скорого воплощения в жизнь гуманистических идеалов. Первые две книги, написанные молодым Рабле, полны безусловной веры в победу разумного и доброго в человеке. Его мудрые и добродушные короли-великаны легко и весело удерживают победы над мракобесами всех мастей – схоластами, святошами, папистами, феодальными вояками и прочей нечистью. Начиная с третьей книги, «на авансцену выйдет беспокойное сомнение в шутовском наряде Панурговых поисков» (С. Д. Артамонов). Озорник и насмешник, циник и сквернослов, Панург – типичное дитя средневекового города. И если с Пантагрюэлем связано идеальное, утопическое начало романа – это настоящий просвещенный монарх, о котором мечтал Рабле, – то с Панургом в роман входит реальная средневековая Франция, многоликая, с сочно прописанным бытом. Объединив в своем
романе идеальное и реальное, отвлеченно-возвышенное и житейски-озорное, Рабле утвердил в художественной прозе прочный союз ученого мудрого слова с народной мыслью и образностью, идущей от народной толпы, уличных анекдотов и карнавальных пародий.
Томас Мор
(1478 – 1535)
Томас Мор
Величайший английский писатель и первый гуманист английского Возрождения Томас Мор родился в Лондоне в 1478 году. Это был знаменательный год – год появления первого печатного станка и первой печатной книги в Англии. Дед Томаса был булочником, отец, ставший юристом, получил от Эдуарда IV звание рыцаря. После окончания школы Сент-Энтони Томас был отдан на воспитание в дом лорда-канцлера, архиепископа Джона Мортона. Он был просвещенным и гуманным человеком, верившим в великое предназначение своего питомца. В 1492 году сэр Мортон определяет Томаса в Оксфордский университет, где преподавали гуманистически образованные профессора, привившие юноше любовь к древнегреческой философии и литературе. Но Томасу не суждено было завершить университетский курс. По требованию отца он уходит из Оксфорда и поступает в высшую юридическую школу Нью Инн, откуда впоследствии переходит в Линкольн Инн.
В 1504 году Томас Мор женился на Джейн Кольт, дочери эссексского помещика. Она родила ему трех дочерей и сына. Их брак был счастливым, но в 1512 году Джейн умерла. Свои гуманистические идеи Мор стремился реализовывать в воспитании своих детей. Его дочери на равных с юношами приобщались к знаниям в домашней школе Мора, удивляя впоследствии окружающих своей ученостью и прекрасным знанием древних языков. В диалоге «Аббат и ученая дама» («Разговоры запросто») Эразм Роттердамский перечислил выдающихся женщин своего времени, не уступавших своей образованностью мужчинам. Среди них – женщины из дома Мора.
В год женитьбы Мор был избран в парламент, где зарекомендовал себя честным и бескомпромиссным человеком. Он не побоялся выступить с речью против самого Генриха VII, требовавшего очередной денежной субсидии от парламента. После этого на семью Мора были обрушены репрессии: его отец был заточен в Тауэр, а самому Томасу было приказано не появляться в парламенте. К политической деятельности Мор смог вернуться только после смерти Генриха VII. Тогда же он получает место помощника шерифа Лондона. До 1509 года Мор занимается адвокатской практикой и читает лекции в юридической школе Форнивал Инн.
В 1409 году Мор познакомился с нидерландским гуманистом Эразмом Роттердамским, когда тот приехал в Англию. Между ними установились особенно теплые отношения, скоро переросшие в крепкую дружбу. Во время своего следующего визита в Англию в 1509 году Эразм поселился в доме Мора. Долгие беседы двух гуманистов подвигли Эразма Роттердамского написать блестящую сатиру «Похвала Глупости». Тогда же Томас Мор и Эразм Роттердамский совместно перевели на латинский язык диалоги Лукиана.
На досуге Томас Мор предпочитал заниматься любимым делом – литературой. Еще будучи учащимся юридической школы, он попробовал свои силы в качестве драматурга студенческого театра. Увлекался он и стихотворством. В 1510 году Мор приступил к работе над «Утопией» («Золотая книга, столь же полезная, как и забавная, о наилучшем устройстве государства и о новом острове Утопия»). Она была написана по-латыни, на которой ученые обычно писали свои произведения (в то время для европейских народов латынь была интернациональным языком). Завершена и опубликована «Утопия» была в 1516 году. Появление книги Мора стало событием международного значения. Сразу последовали издания в Париже, Базеле, Флоренции, Венеции, Вене… На английский язык «Утопия» была переведена после смерти ее автора, в 1551 году, и сразу получила широкую популярность в Англии.
«Утопия» – фантастический роман, написанный в форме диалога. Такое построение книги Мор заимствовал у Платона («Государство», «Тимей»), но дал этой форме оригинальную разработку. Слово «утопия» Мор составил из греческих слов, что обозначает «несуществующее, небывалое место». В книге представлен мир, устроенный на началах справедливости и разума, своего рода антитеза «миру безумных». В первой части, написанной позже второй, дана сатирическая картина жизни современной Англии с ее несправедливым строем и жизненным укладом. В частности, Томас Мор останавливается на проблеме «огораживания». Во времена Мора торговля шерстью стала чрезвычайно выгодной, и английские помещики начали сгонять крестьян с их земель, превращая поля в пастбища для овец. По этому поводу автор с горькой иронией замечает, что в Англии «овцы пожирают людей». Несовершенному миру автор противопоставляет тот идеальный уклад жизни, который ему якобы удалось увидеть на острове Утопия. Описанию жизни утопийцев посвящена вторая часть произведения.
Общество Утопии бесконфликтно, здесь царит благоденствие, так как нет частной (и даже личной) собственности – все общее. Труд – обязанность всех граждан, причем нет непроходимой грани между умственным и физическим трудом. Все желающие после короткого рабочего дня (он продолжается шесть часов) посещают образовательные лекции и наполняют свой досуг интеллектуальными занятиями. В Утопии запрещена смертная казнь. На преступников возложен тяжелый и грязный труд. Мор полагает, что «лучше карать пороки, чем самого человека», считая, что преступник своим трудом может загладить и искупить свою вину.
Время Томаса Мора – это время величайших географических открытий. Мир стремительно менялся, на карте появлялись новые земли, заселенные подчас удивительными народами. Мор поместил свою Утопию на один из островов, недавно открытых во время морского путешествия. Чтобы придать повествованию достоверность, писатель включил в него факты собственной биографии, ввел реальных, действительно живших в то время людей. Среди них – сам автор, кардинал Мортон, покровитель Мора и Эразма голландский гуманист Петр Эгидий, участник экспедиций Америго Веспуччи Рафаил Гитлодей. Книга построена в форме беседы между Мором и Рафаилом Гитлодеем. Интересно, что свои мысли Мор высказывает не «от себя», а вкладывает в уста Гитлодея, бывалого морехода и путешественника, объехавшего почти весь земной шар. Как пишет И. Н. Голенищев-Кутузов, «впечатление от книги Мора было так сильно, рассказ подан столь документально-достоверно, что многие писатели поверили в реальность „нового острова Утопия“». И это несмотря на то, что в грецизированных названиях и именах Мор старательно разрушал собственный прием реалистической убедительности и подчеркивал вымышленный характер названий местностей и обычаев утопийцев.
В книге Томаса Мора впервые была представлена стройная и продуманная система идеально справедливого общественного строя. Благодаря ей было положено начало новому жанру европейской литературы – жанру социальной утопии, получившей большое распространение как в английской литературе, так и в литературах других стран.
Среди других прозаических произведений Томаса Мора особенно интересна «История Ричарда III» (1513–1518) – живой исторический рассказ о политических событиях периода войны Алой и Белой Роз. О коротком, но трагическом царствовании Ричарда III,
взошедшего на престол через убийство своих племянников, наследников Эдуарда IV, Мору в ранней юности рассказывали канцлер Мортон и отец Мора – сэр Джонс. Опираясь на эти воспоминания, Мор создал образ «вероломного, одержимого злобным властолюбием тирана», непревзойденного мастера политической провокации и интриги, человека незаурядного, но наполненного только алчностью и честолюбием. «История Ричарда III» была опубликована в 1541 году, после смерти писателя и, несмотря на то, что была не завершена, оказала огромное влияние на развитие английской историографии. Текст Мора был включен Э. Холлом в его хронику (1548), а затем его использовал Р. Холиншед в «Хронике Англии, Шотландии и Ирландии» (1577, 1587). В свою очередь хроника Холиншеда стала основным источником трагедии Шекспира «Ричард III». Таким образом, шекспировский образ коронованного злодея восходит к Ричарду Мора, хотя исторически не совсем достоверен.
Широкая известность Томаса Мора побудила Генриха VIII приблизить его к себе. В 1521 году писатель приглашен ко двору, где получает рыцарское звание и должность казначея. В 1523 году сам король рекомендует Мора спикером парламента, а в 1529 году назначает канцлером королевства. По этому поводу Эразм Роттердамский писал: «Счастливы были бы государства, если бы правители ставили во главе их должностных лиц, подобных Мору». В 1532 году Мор добровольно сложил с себя обязанности канцлера и ушел в отставку. Одной из причин оказалось принципиальное несогласие Мора с политикой короля в отношении реформационного движения. Мор не разделял идей Реформации, видя в них угрозу единству христианского мира и источник религиозных войн, начатых под знаменами Лютера. Между тем нарастал конфликт между Генрихом VIII и католическим Римом. Формальным поводом для разрыва послужил отказ римского папы Климента VII узаконить развод английского короля с Екатериной Арагонской. Воспользовавшись отказом, Генрих VIII по примеру немецких князей объявил себя главой английской церкви и потребовал от духовенства присяги на верность. Мор отказался присягнуть на верность и подписать новый закон о престолонаследии, по которому наследницей английского престола объявлялась Елизавета, дочь Анны Болейн, второй супруги Генриха VIII, с которой он обвенчался, несмотря на противодействие Рима.
17 апреля 1534 года Томас Мор согласно «Указу о государственной измене» был арестован и заключен в Тауэр. В течение года его пытались склонить на сторону короля, но он оставался непреклонным. 6 июля 1535 года его казнили во дворе Тауэра. Перед лицом смерти Мор держался с достоинством и даже шутил с палачом.
Эразм Роттердамский
(ок. 1469 – 1536)
Эразм Роттердамский
При жизни его называли «гражданином мира». Он пользовался необычайной известностью в Европе ХVI века, его радушно встречали ученые и папские сановники, ему предлагали навсегда остаться в Риме, соблазняли его блестящей церковной карьерой, но Эразм предпочитал независимость. Он разъезжал по странам Европы, окруженный славой и почитанием. Он был самым образованным человеком своего времени, признанным авторитетом в вопросах культуры, религии и политики. Великолепное знание древних языков позволило ему дать научный перевод библейских текстов, взглянуть на «священные письмена» глазами трезвого историка, свободного от мистики и фанатизма. Посредством обширных связей и корреспонденции он поддерживал тесные контакты с выдающимися людьми своего времени.
Литературное наследие Эразма Роттердамского огромно: трактаты на богословские, нравственно-философские и педагогические темы, латинские стихи, одних писем насчитывается более двух тысяч, критические издания древних текстов, переводы с древнегреческого языка, сборник диалогов «Разговоры запросто». Сам Эразм главным своим трудом считал исправленный текст Нового Завета и комментарии к нему, однако в историю мировой литературы он вошел прежде всего как автор небольшой книжицы с веселым и странным названием – «Похвальное слово Глупости» (1509).
Он родился в Нидерландах в городе Роттердаме приблизительно в 1469 году, был незаконным сыном священника, рано лишился родителей, рано познал нужду. Оставшись сиротой, юный Эразм вынужден был уйти в монастырь, чтобы получить образование. Хорошая библиотека при монастыре позволила ему расширить свой кругозор и именно здесь он начинает писать стихи. Однако жизнь в монастыре открыла глаза юноше на неприглядные стороны церковного быта, и в 1493 году он оставляет монастырь. Ненавидя монашество и презирая богословов, Эразм тем не менее принимает титул доктора богословия, ибо он давал относительную материальную независимость. Он становится секретарем архиепископа Камбрейского и едет в Париж, где продолжает свое образование. С этого времени начинается период его странствий по Европе. Его заветной мечтой была Италия и ее искусство. В Италии он посещает целый ряд городов, изучает ее литературу и культуру, повсюду его радушно встречают итальянские гуманисты. Европейские владыки спорили друг с другом из-за чести принять его у себя, наперебой приглашая в свои замки. И он, свободный и не терпящий никакой зависимости, переезжал из одной столицы в другую, возглавляя и олицетворяя собой гуманистическое движение в Европе.
Эразм дважды побывал в Англии (1505–1506), где его близким другом и соратником стал Томас Мор, великий английский гуманист, автор знаменитой «Утопии». Именно в течение долгого пути в Туманный Альбион через города и веси средневековой Европы, куда по приглашению своего друга отправился Эразм, полный надежд на нового короля Англии Генриха VIII, провозгласившего себя покровителем ученых и писателей, он и пишет свое удивительное, ни на что не похожее сочинение «Похвальное слово Глупости».
Оно менее всего похоже на сухой трактат или на назидательный диалог. Эразм обращается здесь к шутке, вольной и шаловливой игре ума, но за внешне пародийной формой скрываются серьезные мысли автора над человеческой жизнью, его суд над историей и людьми, в ней его философия жизни, его идеалы, его ненависть и презрение. Перед нами весь Эразм, насмешливый, ироничный и одновременно мудрый гений. На долю «Похвального слова» выпал шумный успех, за короткий срок оно разошлось в нескольких десятках тысяч экземпляров и сразу же начало переводиться на другие европейские языки. Появление замечательной сатиры Эразма совпало с началом великого культурного перелома в жизни стран Западной Европы, вошедших в пору Ренессанса.
Похвала глупости! Как могло появиться желание воздать похвалу человеческой глупости? У всех народов издавна глупость была предметом насмешек. Еще у древних греков был «город Глупов» – Абдера, у немцев существовала целая литература о дураках. Да и у нас на Руси излюбленным героем народных сказок был Иван-дурак. Вот и Эразм использует народные сказания о дураках и делает героиней своей сатиры госпожу Глупость, рядит в дурацкие колпаки представителей самых различных сословий и состояний, которые длинной вереницей проходят перед нами. Его героиня родилась на тех Счастливых островах, где растет несеяное и непаханое, а родитель ее – Бог Плутос (бог богатства). Остроумен самый замысел книги: госпожа
Глупость, обиженная тем, что род людской до сих пор не удосужился воздать ей в благодарственной речи похвалу, решает сама увенчать себя лаврами и прославить в похвальном слове, поэтому произведение Эразма не просто сатира, по форме оно напоминает шуточный панегирик. С торжеством госпожа Глупость обозревает ряды своих питомцев, говорит о благодеяниях, которые она оказывает миру, не умеющему, однако, оценить ценить ее заслуг. Поначалу Глупость выступает как объект насмешек автора, однако по мере того, как углубляются ее размышления, она, подобно герою русских сказок, вдруг предстает перед нами совсем в ином обличье и в ее голосе начинают звучать раздумья и самого Эразма.
Используя свою героиню, которая считает себя владычицей мира, Эразм рисует жизнь средневековой Европы как царство торжествующей глупости. Как много смысла, глубокого, философского, жизненного, в нападках героини сатиры на человеческое общество и его представителей. На школьных учителей, пичкающих мальчуганов разной чушью, самодовольных правоведов, громоздящих толкование на толкование, отчего ясное дело становится запутанным и темным, на длиннобородых философов, своими хитросплетениями напускающие «туману в глаза людям неопытным»: «кто не убежит в ужасе от такого существа, не то чудовища, не то привидения, недоступного природным чувствованиям».
Особо видное место в размышлениях госпожи Глупости занимают богословы: «Что до богословов, то, может быть, лучше было бы обойти их здесь молчанием, – восклицает Глупость, – не трогать этого смрадного болота, не прикасаться к этому ядовитому растению! Люди этой породы весьма щекотливы и раздражительны. Того и гляди, набросятся на меня и потребуют отречения от моих слов, а ежели я откажусь, вмиг объявят меня еретичкой. Они ведь привыкли стращать этими громами всякого, кого невзлюбят».
Сатира на церковников в сатире поистине убийственна. Эразм высмеивает почитателей икон и святых, из которых «один исцеляет от зубной боли, другой искусно помогает роженицам, третий возвращает награбленное добро». Священники поощряют подобное суеверие, потому что оно увеличивает их доходы. Эразм восстает против торговли индульгенциями, которыми церковь соблазняет верующих, обещая им за деньги отпущение грехов, «так что ежели угодно, разрешается начинать сызнова весь порочный круг». Писатель говорит о невежестве церковников, их бесстыдстве и развращенности, «при помощи обрядов, вздорных выдумок и диких воплей» они «подчиняют смертных своей тирании».
Не менее язвительно Эразм рисует и феодальную верхушку общества – людей, которые «хоть и не отличаются ничем от последнего прохвоста, однако кичатся благородством своего происхождения». Поэтому короли и придворная знать также находятся в свите госпожи Глупости. Но Эразм высмеивал не только старый феодальный уклад, он уже видел темные стороны и нового буржуазного мира, видел его уродливые черты. Ему отвратителен был культ наживы, особенную ненависть Эразма вызывали купцы: «Купеческая порода глупее и гаже всех, – пишет он, – ибо купцы ставят себе самую гнусную цель в жизни и достигают ее наигнуснейшими средствами: вечно лгут, божатся, воруют, жульничают, надувают и при всем том мнят себя первыми людьми в мире потому только, что пальцы их украшены золотыми перстнями». Бог Плутос – «единственный и подлинный отец всех богов и людей. По его мановению в древности, как и ныне, свершалось и свершается все – и священное и мирское. От его приговоров зависят войны, мир, государственная власть, советы, суды, народные собрания, браки, союзы, законы, искусства, игрища, ученые труды…» По воле Плутоса мир принимает из рук Глупости дурацкие колпаки, и Глупость, воцарившись среди смертных, руководит комедией человеческой жизни.
По мнению Эразма, мир бредет вдалеке от путей разума и природы. Глупость стала главным режиссером народного театра, ее направляющая рука чувствуется повсеместно, «да и что такое вся жизнь человеческая, как не забава глупости?» – с горечью восклицает Эразм. Только мужественный человек, горячо ненавидевший всяческую рутину и невежество, мог позволить себе столь смелые выпады против пап и королей, епископов и вельмож. Он всегда верил в конечную победу разума, до конца своей жизни он оставался страстным гуманистом, уверовавшим в близкое торжество принципов гуманизма. Вскоре после смерти Эразма (1536) в Базеле вышло первое собрание его сочинений в 9 томах. В России первый перевод сочинений (трактат «О приличии детских нравов») появился во второй половине XVII века.
Мигель де Сервантес Сааведра
(1547 – 1616)
Мигель де Сервантес Сааведра
Сервантес – автор гениального романа. Но и сама жизнь его, овеянная авантюрным духом времени, сложилась словно по канонам остросюжетного повествования. Пожалуй, ни одному великому писателю мира не выпадала столь тяжелая доля, как Сервантесу. И он с честью прошел через все испытания, уготованные ему судьбой, вызывая восхищение окружающих своим мужеством, душевным благородством, рыцарской стойкостью. Автор самого популярного, самого читаемого романа, издаваемого немыслимыми по тем временам тиражами, Сервантес так и не вышел из нужды. Неласков оказался мир к своему гениальному писателю и после его смерти: умер Сервантес в бедности, похоронен был за чужой счет, могила его вскоре затерялась, и даже дом, где жил писатель в последние годы, снесли в 1833 году. Но уходил ли Сервантес из жизни уставшим и разочарованным? Уже на смертном одре он написал в предисловии своей последней книги слова, свидетельствующие об обратном: «Простите, радости! Простите, забавы! Простите, веселые друзья! Я умираю в надежде на скорую и радостную встречу в мире ином…»
Обратимся к началу бурной биографии Сервантеса. Будущий автор «Дон Кихота» родился 29 сентября 1547 года в день святого Мигеля. Имя Сааведра Сервантес добавит себе позже сам: это было знатное и уважаемое родовое имя дальних родственников Сервантеса.
О детстве и юности Сервантеса известно немного. Мигель был четвертым из семерых детей Родриго Сервантеса и Леонор де Кортинас. Его отец, принадлежавший к идальгии (мелкопоместному дворянству), вынужден был зарабатывать на жизнь зазорной для дворянина профессией лекаря. В поисках заработка Родриго Сервантес вместе с большой семьей постоянно переезжал из города в город. В 1551 году Сервантесы поселяются в Вальядолиде, тогдашней столице Испании. Семья еле сводила концы с концами. Дон Родриго был даже арестован за долги ростовщику, а на имущество семьи был наложен арест. Тем не менее с 1557 года Мигель поступил в колледж иезуитов, где получил гуманитарное образование, которое продолжил в Мадриде, куда семья перебралась в 1561 году. В Мадриде ему посчастливилось учиться у гуманиста Хуана Лопеса де Ойоса, напечатавшего в 1569 году в своей книге первое стихотворение ученика – элегию на смерть испанской королевы.
Далее версии биографов Сервантеса расходятся. Согласно одной версии, Сервантес по протекции своего учителя был принят камерарием (камердинером) на службу к послу римского папы Пия V монсеньору Джулио Аквавива-и-Арагону, который по достоинству оценил поэтический дар молодого человека и взял его с собой в Рим.
Другие биографы обратили внимание на тот факт, что осенью того же 1569 года в Мадриде разыскивали некоего Мигеля де Сервантеса, приговоренного за участие в дуэли к отсечению правой руки и десятилетней ссылке. Так или иначе, Сервантес в 1570 году уже в Италии, где вскоре поступает на службу в испанский полк Мигеля де Монкады и несет службу на корабле «Маркеза». Сервантеса обуревают честолюбивые надежды. Карьера военного в Испании, главном оплоте христианства в Европе, считалась в те времена престижной и почетной. А уж тем паче карьера солдата-крестоносца, защищающего в борьбе с мусульманами единственно истинное вероучение. Кстати, для того чтобы поступить в полк крестоносцев, Сервантесу пришлось доказывать чистоту своей крови. «Срочно вышли бумаги, свидетельствующие о незапятнанности моего вероисповедания», – обращается он в письме к отцу.
Испанцы в это время полностью контролировали Италию. Они владели важнейшими ее городами и областями – Неаполем, Сицилией, Генуей, Миланским герцогством. Ректором Падуанского университета был испанец, а в Падуе и Генуе испанских студентов было больше, чем итальянских. 1570 год – это самый разгар военных событий. Турецкая эскадра захватила город Никозию. Объединенные итало-испанские силы готовились сразиться с Оттоманской империей.
Первое боевое крещение Сервантес получил 7 октября 1571 году в знаменитой битве при Лепанто. В этот день его трепала сильная лихорадка, но он предпочел, «даже будучи больным и в жару, сражаться, как это и подобает доброму солдату, а не прятаться под защитой палубы». Поднявшись наверх, он неожиданно для себя принял командование над 12 солдатами и храбро вступил в бой под шквальным огнем турок. Во время боя Мигель был трижды ранен. Одна из ран навсегда парализовала левую руку. Но Сервантес не ушел из армии. После лечения в госпитале он вернулся в строй и до 1575 года участвовал во многих битвах.
Доблесть молодого человека была отмечена военачальниками. 20 сентября 1575 года с братом Родриго, служившим в той же армии, Мигель отправился на судне «Эль Соль» в Испанию. С собой он вез рекомендательные письма командующего испанскими войсками брата короля дона Хуана Австрийского и вице-короля Неаполя герцога де Сеса на имя Филиппа II. Эти письма давали Сервантесу надежду на продвижение в Испании по карьерной лестнице и возможность материального вознаграждения. Но после сильного шторма корабль испанцев был захвачен алжирскими корсарами. Так Сервантес оказался в Алжире, где пробыл в плену пять лет. Письмам суждено было сыграть роковую роль в его судьбе. Грамоты дона Хуана и герцога де Сеса внушили его первому хозяину греку-отступнику Дели Мами мысль, что Сервантес является знатной особой, а потому за своего нового раба он заломил такой огромный выкуп, какой семья Сервантеса не могла собрать.
Пренебрегая угрозой пыток и казни, Сервантес четыре раза организовывал побег и даже пытался поднять восстание пленных. Но каждый раз среди заговорщиков оказывался предатель, и каждый раз, после очередной неудачи, Сервантес брал всю ответственность на себя. «Я один в этом повинен… Никто из этих христиан не виноват», – бесстрашно заявлял он мучителям. Мужество однорукого невольника сделало его известным в Алжире. После очередного неудачного побега Сервантеса купил наместник Алжира Гасан-паша, который «каждый день кого-нибудь вешал, другого сажал на кол, третьему отрезал уши», за что и получил прозвище «Пахнущий Кровью». Сервантесу удалось избежать страшной расправы: Гасан-паша оценил мужество «Однорукого». В доме своего нового хозяина Сервантес написал драму «Алжирские нравы», где рассказал о страданиях пленников.
Только осенью 1580 года Сервантес наконец был выкуплен (брата Родриго семья выкупила еще три года назад). Часть денег с трудом наскребли родственники, остальную сумму внес орден монахов-тринитариев, занимавшийся выкупом пленных христиан. Но на этом злоключения Сервантеса не закончились. На него поступил донос от монаха-доминиканца Бланко де Паса, который в свое время предал пленных, пытавшихся бежать, и теперь, чтобы обелить себя, в предательстве обвинил Сервантеса.
Сервантес сумел собрать свидетельства очевидцев, подтвердивших его мужество и благородство. Один из пленных говорил, что Сервантес был для него «отцом» и «матерью». Другой утверждал, что «Сервантес очень умен, благороден и добродетелен и очень хорошего поведения», что он «друг других рыцарей».
Дома он застал свою семью разоренной. Герой битвы при Лепанто никого в Испании не интересовал: ни наград, ни денег, ни службы, на которую он рассчитывал, Сервантес не получил. Он вновь поступает на военную службу, и уже не столько из патриотических побуждений, а чтобы не умереть с голоду. В это время Испания воюет с объединенными силами Англии и Франции. Сервантес получает скромное место военного курьера при ставке герцога Альбы в Томаре. В 1583 году во время пребывания на службе в Португалии Сервантес влюбился в молоденькую актрису Ану Франку де Рохас. Плодом их недолгого романа стала дочь Изабель – единственный ребенок Сервантеса.
Вскоре Сервантес ушел с военной службы – слишком мало было жалование. В 1584 году он женился на девятнадцатилетней Кателине де Саларас-Паласьос. В поисках заработка он обращается ко многим занятиям, пытается заработать литературным трудом: пишет патриотические драмы, публикует пасторальный роман «Галатея», появившийся в продаже в 1585 году и понравившийся публике. Но литературный заработок мог прокормить писателя только в том случае, если бы у него был богатый и знатный покровитель. У Сервантеса же не было таланта приобретать знатных друзей. Между тем расходы росли. Умерли родители, погиб брат Родриго. У Мигеля на содержании кроме собственной жены и внебрачной дочери оказались две сестры и племянница.
В 1587 году Сервантес получает должность комиссара по закупкам провианта для армии. Пятнадцать лет он колесит по дорогам Испании и скупает излишки продовольствия по твердым ценам. Горячо сочувствуя голодным крестьянам, Сервантес предпочитает изымать излишки прежде всего у церкви. За это его чуть не отлучили от церкви и даже вызывали в комиссию по проверке национальной чистоты. Жизнь Сервантеса тяжела, заработки скудны, он вынужден жить вдали от семьи. Доверчивость и благородство Сервантеса довели его до тюрьмы. Он поместил казенные деньги в севильский банк, владелец которого вскоре объявил себя банкротом. По обвинению в сокрытии денег Сервантес попадает в 1592 году в тюрьму. Там он побывает еще три раза – в 1597, 1602, 1605 годах, причем во второй и третий раз по делу о невзысканных недоимках.
В 1603 году, выйдя из королевской тюрьмы, Сервантес потерял место сборщика налогов. В ту же зиму Сервантес вместе с семьей переехал в Вальядолид. К этому времени им уже написано около половины новелл и драм, вошедших в сборники 1613 и 1615 годов, а в тюрьме он начал работу над «Дон Кихотом», первый том которого вышел в свет в 1605 году. Успех превзошел все ожидания: книгу буквально сметали с прилавка. За год роман выдержал шесть изданий. Издатель потребовал от Сервантеса права на издание романа в Португалии, Каталонии и Валенсии. Дон Кихот и Санчо Панса становятся нарицательными
персонажами. Но огромный успех первой части «Дон Кихота» мало что изменил в судьбе Сервантеса и его семьи. Как-то французский посол в Испании Дак Майен стал расхваливать в обществе высокопоставленных особ книгу Сервантеса, которую он знал почти наизусть. «Как бы мне хотелось познакомиться с ним!» – воскликнул француз. Ему тут же ответили, что он «стар, солдат, идальго и беден». «И такого гениального человека вы не содержите на государственные фонды?» – вскричал потрясенный герцог.
Очевидно, из-за безысходной нужды и в надежде на бесплатные похороны обе сестры и его жена постриглись в монахини. Сам Сервантес в 1609 году поступил в религиозное общество «Братство рабов святейшего причастия». В «Братстве» состояло множество высокопоставленных особ, и Сервантес, очевидно, пытался найти себе там покровителя. Вскоре он его нашел в лице графа де Лемоса, которому посвятил все произведения последних лет. Но появление покровителя не внесло в жизнь писателя благих перемен. Как-то граф Лемос собрался представить ко двору выдающихся поэтов. Сервантес попросил включить его в список приглашенных. Однако секретарь Лемоса включил вместо Сервантеса другого, молодого поэта.
Большим ударом для Сервантеса оказался выход в свет в 1614 году подложного второго тома «Дон Кихота», автор которого укрылся под псевдонимом Алонсо Фернандеса Авельянеды. Хотя заимствование чужих сюжетов в то время было делом обычным, Авельянеда не просто использовал чужую историю, но фактически написал злой памфлет на роман Сервантеса. Он огрубил и исказил героев, представив Дон Кихота в виде сумасшедшего старика, а Санчо Пансу как глупого и жадного обжору. Книга также содержала много обидных и несправедливых выпадов против самого Сервантеса. Подделка Авельянеды ускорила выход второго тома «Дон Кихота», напечатанного в конце 1615 года. За четыре дня до смерти Сервантес завершил свое последнее произведение – «северную повесть» «Странствия Персилеса и Сихизмунды», которую он начал писать еще в 1590-е годы и которая была опубликована в 1617 году, – уже после смерти писателя.
Умер Сервантес 23 апреля 1616 года. За две недели до смерти он принял монашеский сан и указал монастырь, где должны были покоиться его останки. Похоронили его францисканцы-терциарии за счет благотворительных сумм братства.
Как странно порой складываются судьбы произведений! Любимое сочинение Сервантеса, пасторальный роман «Галатея», сейчас никто не читает, кроме специалистов. Забыты и «Странствия Персилеса и Сихизмунды», на которые писатель возлагал столько надежд. Зато продолжаются «странствия» «Дон Кихота», когда-то задуманного в осмеяние нелепых рыцарских романов, буквально наводнивших всю Испанию, но по мере его создания превращавшегося в гениальный роман о великом безумце, способном создать в своем воображении целый мир, видеть его наяву и жить в нем. Непреходящую симпатию читателей к Дон Кихоту, внутреннее влечение к нему по-своему очень глубоко объяснил И. С. Тургенев. Отвечая на вопрос «Что выражает собою Дон Кихот?», русский писатель писал: «Веру, прежде всего, веру в нечто вечное, незыблемое, в истину, находящуюся вне отдельного человека, не легко ему дающуюся, требующую служения и жертвы. Дон Кихот проникнут весь преданностью к идеалу, для которого он готов подвергаться лишениям, жертвовать жизнью… Нам скажут, что идеал этот почерпнут расстроенным его воображением из фантастического мира рыцарских романов; согласны – и в этом-то состоит комическая сторона Дон Кихота; но самый идеал остается во всей своей нетронутой чистоте. Жить для себя, заботиться о себе Дон Кихот почел бы постыдным. Он весь живет (если можно так выразиться) вне себя, для других, для братьев, для истребления зла, для противодействия враждебным человечеству силам – волшебникам, великанам, то есть притеснителям».
Литература XVII–XVIII веков
Протопоп Аввакум
(1620 или 1621 – 1682)
Аввакум Петров
Отмечая историческое значение деятельности Аввакума Петрова, А. Н. Толстой писал: «…в омертвелую словесность, как буря, ворвался живой, мужицкий, полнокровный голос. Это были гениальные „Житие“ и „Послания“ бунтаря, неистового протопопа Аввакума». Конечно, русская литература XVII века не была «омертвелой словесностью», но суть «бунтарского» творчества Аввакума Толстой обозначил очень точно.
Аввакум Петров был крупнейшим идеологом русского старообрядчества. Старообрядчество возникло как противодействие стремлению Русского государства объединить в единой обрядовой системе церковь великорусскую и церкви воссоединяемых украинских и белорусских областей. За основу была взята обрядовая система греческой церкви. Движение старообрядчества зародилось в среде низового духовенства, недовольного обременительными для него реформами патриарха Никона, но скоро под знаменем «старой веры» стали объединяться все недовольные и, прежде всего, крепостное крестьянство и «плебейские» элементы городского посада, оппозиционные государству.
Своеобразная, очень индивидуальная манера Аввакума, автобиографизм и субъективизм его сочинений связаны с тяжелыми обстоятельствами его личной жизни. Большую часть своих произведений Аввакум написал в Пустозерске, в земляном «срубе», где он просидел последние пятнадцать лет своей жизни. Здесь им было написано более шестидесяти сочинений: знаменитое «Житие», «слова», послания, толкования, поучения, челобитные, беседы, письма. Здесь, в Пустозерске, у Аввакума не было слушателей, он не мог проповедовать своим «детям духовным», и ему ничего не оставалось, как взяться за перо. Так родился гениальный писатель.
Все сочинения Аввакума писались в ожидании надвигающегося конца, мученической смерти, и его литературные взгляды, его писательская манера, в значительной мере определены этим положением. Он чужд лжи, притворства и лукавства. Искренность чувств – вот самое главное для Аввакума. «Я ведь не богослов, – что на ум попало, я тебе то и говорю», «писано моею грешною рукою, сколько Бог дал, лучше того не умею», – такими заверениями полны сочинения протопопа. Свою речь он называет «вяканием», свое писание – «ковырянием». Он пишет, как бы беседуя, имея перед глазами конкретного читателя, слушателя, который стоит здесь же, перед ним. «Сочиняя, Аввакум постоянно видит перед собой читателя, – пишет А. М. Панченко. – Это – тот же крестьянин или посадский мужик, с которым Аввакуму приходилось иметь дело с молодых лет, это его духовный сын, нерадивый и усердный, грешный и праведный, слабый и стойкий в одно и то же время. Это – „природный русак“, как и сам протопоп. Такому читателю нелегко понимать церковно-славянскую премудрость, с ним надо говорить просто, и Аввакум делает просторечие своим стилистическим принципом: „Чтущии и слышащии, не позазрите просторечию нашему, понеже люблю свой русской природной язык… Я не брегу о красноречии и не уничижаю своего языка русскаго“».
Аввакум Петров родился в 1620 или в 1621 году в селе Григорове Нижегородского края. Отец Аввакума, сельский поп, по образу жизни почти ничем не отличался от своей паствы. От трудностей и тягостей жизни он находил утешение в «питии хмельном». Мать же была «постница и молитвеница», именно
она внушила своему сыну глубокое религиозное чувство. Отец Аввакума умер рано, и мать одна поднимала целый выводок ребятишек. Когда Аввакуму исполнилось семнадцать лет, мать женила его на четырнадцатилетней сироте, трудолюбивой и набожной девушке. Так в жизнь Аввакума вошла Настасья Марковна, которой суждено будет пройти со своим мужем через все мытарства и родить ему девятерых детей.
В двадцать один год Аввакум стал дьяконом, а в двадцать три «был поставлен в попы» в селе Лопатицы. Но долго он в Лопатицах не удержался из-за своего строптивого характера и ссоры с местным воеводой. В 1647 году Аввакум был вынужден вместе с женой и новорожденным сыном отправиться в Москву искать защиты от преследования властей. В столице он познакомился с царским духовником Стефаном Вонифатьевым и его единомышленниками – «ревнителями древлего благочестия», поставившими цель поднять религиозный и нравственный уровень духовенства, придать благообразие и чинность беспорядочной и суетной церковной службе.
Заручившись поддержкой Вонифатьева, Аввакум возвращается в Лопатицы. В Москве он поклялся «отцам», что будет «ревновать во Христе» и стараться о благочестии. Однако его усердие по исправлению нравов вновь воздвигло «бурю» и гнев «начальников». В конце концов, он вынужден был покинуть Лопатицы и переехать в Юрьевец-Повольский, где был рукоположен в протопопы, но и на новом месте продержался недолго, восстановив на этот раз против себя уже и местный клир и прихожан суровой проповедью нравственности. Ему уже было за тридцать, когда он «вдругорядь сволокся к Москве» и стал служить в Казанском соборе, где настоятелем был его покровитель Иван Неронов, входивший в круг ревнителей благочестия.
Наступил 1652 год, год изгнания взбунтовавшимся народом Аввакума из Юрьевца, год смерти московского патриарха Иосифа. Три последних года жизни патриарха русской церковью фактически руководили ревнители благочестия. С ними полностью был солидарен архимандрит новгородский Никон, который у себя в Новгороде осуществлял их идеи, непрестанно советуясь с ревнителями.
Реальных претендентов на патриарший престол было двое: «отец духовный» царя Стефан Вонифатьев и «собинный (особый) друг» царя честолюбивый и энергичный Никон. Царский духовник прямо указал на Никона как на достойного преемника покойного патриарха. Для ревнителей благочестия Никон был «наш друг», и они его поддержали. Как потом напишет Аввакум, не знали они, что «врага выпросили и беду на свою шею».
Как только Никон был поставлен патриархом, он сразу же изменил свое отношение к прежним друзьям, сразу же «возлюбил стоять высоко, ездить широко». Оговорив себе право быть независимым даже от царя, он тем более не собирался выслушивать назидания и обличения ревнителей.
Никон принял единоличное решение провести реформу русской церкви «по греческому чину». Этим он сразу же превратил ревнителей благочестия в своих врагов. Они верили в непогрешимость русских книг и русских обрядов и не верили грекам, потерявшим истинную веру, достоинство и добрые нравы под турецкой властью.
Первым выступать перед народом, обличая нововведения патриарха, стал протопоп Аввакум. После изгнания Ивана Неронова из Казанской церкви и заключения его в Спасов-Каменный монастырь, Аввакум отказался служить по новому образцу в Казанском соборе и демонстративно перенес службу во двор опального Неронова, приспособив для этой цели «сушило» – сарай для сена. Во время всенощной он был схвачен и посажен на цепь в подземелье московского Андроникова монастыря. Три дня и три ночи здесь держали протопопа, не давая ему пищи и воды. На четвертый день вывели Аввакума из погреба и стали уговаривать подчиниться патриарху, но перенесенные истязания лишь утвердили протопопа в мысли, что он страждет за правую веру.
Так начался крестный путь Аввакума. Никакие пытки и истязания, гонения и ссылки, уговоры царя и бояр, обещания земных благ за отказ от своих убеждений не смогут заставить его прекратить борьбу против «блудни еретической» – Никоновой реформы. «Держу до смерти, яко же приях; не прелагаю предел вечных, до нас положено: лежи оно так во веки веком!» – под таким девизом пройдет его вся дальнейшая жизнь.
17 сентября 1653 года Аввакум «за ево многое бесчинство» был сослан в Сибирь. Тринадцать недель везли мятежного протопопа вместе с семьей в Тобольск, много лишений и нужды пришлось им вытерпеть на этом длинном пути. В Тобольске Аввакум оставался недолго: пришел из Москвы указ ехать на Лену, а по дороге туда, в Енисейске, застал его новый указ – отправляться ему в Даурию под начальство воеводы Афанасия Пашкова. Воеводе было приказано искать в Даурской земле пашенные места с угодьями и в этих местах ставить остроги. В эту колонизационную экспедицию и был направлен Аввакум в качестве священника, из-за чего он оказался в прямой зависимости от начальника отряда.
Пашков, по отзыву самого Аввакума, был «суров человек», и ему будто бы «с Москвы от Никона приказано» было мучить Аввакума. Конфликт между воеводой и протопопом обозначился с первых дней их совместного путешествия и скоро превратился в упорную борьбу, о которой сам Аввакум впоследствии сказал: «…он меня мучил или я ево, – не знаю, Бог разберет в день века».
Вместе с мужем в далекую ссылку, в неведомые земли безропотно шла Настасья Марковна. Она рожала и хоронила по дороге детей, вытаскивала их из реки во время бури, спасала детей от голодной смерти, выкапывая коренья и подбирая недоеденные волками объедки. Марковна помогала мужу стойко переносить все невзгоды, и лишь однажды из ее истерзанной груди вырвался крик отчаяния: «Долго ли муки сея, протопоп, будет?» Но стоило протопопу вместо утешения сказать: «Марковна, до самыя смерти!», как, собрав все силы и волю, она со вздохом ответила: «Добро, Петрович, ино еще побредем!»
За вычетом того небольшого срока, когда Аввакуму было еще разрешено служить в церкви в Тобольске, почти все годы ссылки он разделял условия походного быта казаков-первопроходцев: тянул в ледяной воде дощаник, волок сани, валил и гнал по рекам строевой лес, ставил срубы, промышлял рыбу и зверя. Нужда и голод, побои и издевательства, полная зависимость от жестокосердного начальника только духовно укрепляли протопопа. В Сибири родилась слава Аввакума как героя и мученика за веру и правду, и молва о его подвиге и стойкости достигла Москвы.
Прошло почти одиннадцать лет. Протопопу приказано было вернуться в Москву, куда он и приехал в 1664 году. Никон к этому времени был уже отстранен от руководства церковью, и царь, фактически возглавивший церковную реформу, захотел «милостью» склонить Аввакума на свою сторону. Но протопоп и в Москве проявил свою непреклонность. Как царь и бояре ни старались переубедить его, прибегая к лести и подкупу, терпения мятежного протопопа хватило только на несколько месяцев. А потом он разразился гневной челобитной к царю, самовольно стал восстанавливать старые обряды и открыто проповедовать свои взгляды, вследствие чего «запустошил церкви» в Москве. Царь и власти в августе 1664 года приняли решение снова отправить его в ссылку в Мезень. Спустя полтора года протопопа вновь привезли в Москву, где был
собран церковный собор для разбора и обличения раскольничьих заблуждений. Но и здесь, как гласит официальный документ, Аввакум «покаяния и повиновения не принес, а во всем упорствовал, еще же и священный собор укорял и неправославным называл». Тогда по решению собора Аввакум был расстрижен, предан проклятию как еретик и отправлен в Пафнутьев монастырь, где «заперши в темную полатку, скована держали целый год».
После новых бесполезных увещеваний, которые продолжались больше года и в которых со стороны церковных властей принимали участие прибывшие в Москву вселенские патриархи, Аввакум вместе со своими единомышленниками, попом Лазарем и иноком Епифанием, был отправлен в Пустозерский острог на Печоре, «место тундряное, студеное и безлесное». Здесь Лазарю и Епифанию были вырезаны языки и искалечены правые руки. Относительно Аввакума ограничились заточением в земляном «срубе», посадив его на хлеб и воду. Этот сруб представлял собой вырытую в земле глубокую яму, которую у входа охраняли стрельцы. Но и «осыпанный» мерзлой землей, без книг, Аввакум продолжал свою деятельность. Не имея возможности проповедовать в церкви и на площади, он взялся за перо, а не случалось пера под рукой – писал «в темнице лучинкою». Из пустозерского «рва» через «верных людей» передавались пламенные послания Аввакума сначала в Мезень, а оттуда в Москву. Никогда слава Аввакума не была так велика, а его деятельность столь опасна для властей, как теперь, когда он был заживо погребен за Полярным кругом. Не без прямого воздействия пустозерских писаний началось в 1668 году и продолжалось восемь лет Соловецкое восстание. Теперь Аввакум уже не столько уговаривал царя, сколько угрожал. Так, в челобитной к молодому царю Федору Алексеевичу он писал, что отец его угодил прямо в ад. Здесь содержался прямой намек – ведь царь Алексей Михайлович умер сразу после подавления Соловецкого восстания, проклятый его участниками. Это послание решило судьбу мятежного протопопа и его соузников. 14 апреля 1682 года осужденных привязали к четырем углам сруба, завалили дровами и берестой и сожгли.
Из приговора до нашего времени дошла только одна фраза: «За великие на царский дом хулы…»
Шарль Перро
(1628 – 1703)
Шарль Перро
Сказки Перро не были чем-то принципиально новым для французской литературы. И до него издавались сборники сказок, но они входили в разряд «низменного чтения» и не имели никакого отношения к миру прекрасного, где царил «высокий стиль». Перро первым предложил сказку читателю образованному, утонченному, искушенному, и тот восторженно ее принял. Между тем Перро не был собирателем фольклора. Он использовал те сказки, которые хорошо знал с детства и, сохраняя простоту их языка, в остальном обращался с ними достаточно свободно. В них он давал волю своей фантазии, становился их фактическим автором. О сказках Перро очень точно сказал И. С. Тургенев, который перевел их на русский язык: «Несмотря на свою несколько щепетильную, старофранцузскую грацию, сказки Перро заслуживают почетное место в детской литературе. Они веселы, занимательны, непринужденны, не обременены ни излишней моралью, ни авторской претензиею; в них еще чувствуется веяние народной поэзии, некогда их создавшей; в них есть именно та смесь непонятно-чудесного и обыденно-простого, которая составляет отличительный признак настоящего сказочного вымысла».
Родился Шарль Перро в 1628 году в семье адвоката Парижского парламента. Семья Перро не была дворянской, но отец стремился дать всем четырем сыновьям хорошее образование. Да и мать была женщиной образованной – она сама учила детей читать и писать. По замечанию французского историка Филиппа Арьеса, школьная биография Шарля – биография типичного отличника. За все годы обучения в коллеже ни он, ни его братья ни разу не были наказаны розгами, что удивительно для того времени. Прилежание братьев Перро дало свои плоды: по крайней мере, два из них стали знаменитыми. Старший, Клод, прославился как архитектор (он проектировал восточный фасад Лувра), механик, археолог, физик. Шарль, младший из братьев, довольно рано обнаружил литературный талант.
После окончания коллежа Шарль три года берет частные уроки права, получает диплом юриста и начинает карьеру адвоката. Но это скорее была дань семейной традиции, чем осознанный выбор жизненного пути. Много позднее он напишет в своих «Мемуарах»: «Я считаю, что было бы очень полезно сжечь все книги судебных дел… нет ничего лучшего в мире, как уменьшение числа судебных процессов». Сам Перро участвовал всего лишь в двух процессах. В это же время он пишет стихи, обратившие на себя внимание известного поэта Жана Шаплена, приближенного к придворным кругам. Шаплен рекомендует молодого человека всесильному Кольберу, министру финансов, и тот назначает его секретарем совета по литературному творчеству при только что организованной Малой академии.
Перро быстро завоевывает доверие Кольбера и становится одним из самых значительных лиц среди его окружения. Ему доверяют составление надписей для медалей и памятников в Академии надписей, он проводит инструктаж среди посланников, отправляющихся в заморские страны, но главная его должность – Генеральный секретарь в интендантстве королевских построек. Перро курирует строительные работы, начатые тогда в Лувре, Тюильри и Версале, проводит финансовые проверки. Благодаря его ходатайству сад Тюильри был открыт для посещения публикой.
В 1671 году Шарль Перро становится членом, а потом и секретарем Французской академии. Обладающий незаурядными организационными способностями, он предложил ряд новаций в работе Академии: жетоны для отчета о посещаемости заседаний, собственное устройство для голосования, открытость для публики процедуры приема в члены Академии. У Перро неплохое жалованье, которое он тратит на коллекционирование произведений искусств и приобретение недвижимости.
Кончина Кольбера в 1683 году ознаменовала завершение служебной карьеры Перро. Он выходит в отставку и полностью посвящает себя литературной деятельности, а также воспитанию своих шестерых детей (брак с Мари Гишон продолжался недолго – она скончалась после шести лет замужества).
В это время он уже довольно известный в придворных кругах поэт, но его галантные и сатирические поэмы, торжественные оды большой славы ему пока что не снискали. Слава поначалу придет к нему в виде скандала, разразившегося 27 января 1687 года после прочтения Перро на заседании Французской академии своей новой поэмы «Век Людовика Великого». С этого момента во французской словесности начинается девятилетняя «война», развернувшаяся между приверженцами современности («новыми») и апологетами античности («старыми»).
В своей поэме Перро сопоставил современную ему литературу с литературой века Августа к решительной невыгоде последней. Самым яростным оппонентом Перро стал знаменитый теоретик французского классицизма Николя Буало, который демонстративно покинул зал заседаний во время чтения поэмы и впоследствии неустанно осыпал колкими эпиграммами своего литературного врага.
В продолжение полемики, начатой в поэме, Перро в течение девяти лет пишет и публикует четырехтомный
трактат, построенный в виде философского диалога, под названием «Сравнение древних и новых в вопросах искусств и наук». В этом трактате преимущество современных писателей над древними Перро выводил из общей идеи прогресса человеческой культуры. При всех полемических перехлестах и спорных утверждениях (согласно Перро, в процессе развития человечества наиболее высокой культурой оказывается та, что объединяет в себе опыт предшествующих эпох, дополняя его своими собственными открытиями, а потому Лувр совершеннее эфесских храмов, Лебрен выше Рафаэля, Паскаль умнее Платона, Буало значительнее Горация и Ювенала), он сформулировал очень важный тезис. В литературе так же, как и в жизни, существует прогресс, а потому, создавая искусство нового времени, нет резона опираться на авторитет древних. Логическим развитием и завершением этого спора со стороны Перро стал его большой труд «Знаменитые люди Франции нынешнего века» (1697–1700), где он поместил более ста биографий знаменитых ученых, поэтов, историков, врачей, художников.
Но бессмертие и подлинную славу Перро принесли не поэмы и ученые труды, а произведения, которых он, очевидно, немного стыдился – волшебные сказки. Иначе как объяснить тот факт, что лишь первые три из них, написанные в стихах, он открыто признал своими, четвертую он выпустил анонимно («Спящая красавица»), а затем, издавая сборник прозаических сказок, и вовсе укрылся за именем своего восемнадцатилетнего сына Пьера Перро д’Арманкура?
И все же обращение Перро к жанру сказки было закономерным: это позволило ему перейти от теории к практике. Выступая против подражания современной литературы античным образцам, он фактически выступил за возвращение искусства к национальным основам. Перро увидел в народных сказках тот национально окрашенный источник, который должен обновить литературу.
Первыми были написаны стихотворные сказки. Их Перро в 1695 году объединил в сборник, открывавшийся предисловием. В нем автор подчеркнул главный мотив, подтверждавший ценность этих сказок, – это «похвальная и поучительная мораль». По глубокому убеждению Перро, сказки должны быть связаны с каким-нибудь моральным уроком. «Добродетель в них всегда вознаграждается, порок наказывается». Сказки должны показать читателям, как важно быть трудолюбивым, честным, послушным, рассудительным.
В духе эстетических вкусов своего времени Перро стихи предпочитал прозе. Но его стихотворные сказки заметно уступают прозаическим. В последних он выступил подлинным мастером великолепной отточенной прозы, занимательным рассказчиком, искусно сплетающим юмористическое грубоватое повествование в народном духе с традициями салонной галантной культуры.
Сборник прозаических сказок, принесших Перро всемирную известность, впервые вышел в 1697 году одновременно в Париже и Гааге под названием «Сказки моей матушки Гусыни, или Истории и сказки былых времен с моральными поучениями». Это всем теперь известные «Спящая красавица», «Красная шапочка», «Синяя Борода», «Кот в сапогах», «Феи», «Золушка, или Хрустальная туфелька» (правильный перевод – «Туфелька, отороченная мехом»), «Рике с хохолком», «Мальчик-с-пальчик».
Свои сказки Перро писал в расчете как на детей, так и на взрослого читателя. Причем, если прозаическая часть сориентирована на детское восприятие, то стихотворная завершающая мораль, отмеченная иронией и игривостью, а в некоторых случаях и явно выраженным эротизмом, адресована взрослым. Авторское начало проявляется и в описаниях пейзажей, убранства комнат, и в портретных и психологических характеристиках героев, и в иронических попытках разумного объяснения чудес. Все это совершенно не свойственно устному народному творчеству.
И все же отношение Перро-сказочника к фольклору было принципиальным: в большинстве случаев он пользовался устной традицией, довольно точно воспроизводя рисунок народной сказки. Особенно это чувствуется в сказках «Красная шапочка», «Кот в сапогах», «Синяя борода». Любопытно, что его «Красная шапочка» является древнейшим источником текста. До Перро ни фольклорной, ни литературной версии этого сюжета не обнаружено. Некоторые исследователи сделали вывод, что именно от французского сказочника этот сюжет попадает в фольклор – уж больно широкое распространение он получает в европейском фольклоре последующих веков.
«Мальчик-с-пальчик», «Золушка» и «Спящая красавица», напротив, довольно далеки от фольклорной традиции. Этим сказкам присущ светский колорит, галантность, в них автор откровенно совмещает сказочную атрибутику с приметами современной ему действительности. Например, в «Золушке» сестры, собираясь на бал, наряжаются и причесываются по последней моде, украшают себя мушками, как модницы и модники конца XVII века. Пробуждение красавицы, проспавшей волшебным сном сто лет, тоже приходится на конец XVII века – ведь на ней платье с высоким воротником, «какие носили при короле Генрихе IV».
«Они волшебные и реалистические одновременно, эти сказки, – пишет о сказках Перро Е. Перехвальская. – И герои их действуют как вполне живые люди. Кот в сапогах – настоящий ловкий парень из народа, который благодаря собственной хитрости и находчивости не только устраивает судьбу своего хозяина, но и сам становится „важной особой“. „Он больше не ловит мышей, разве только иногда, для развлечения“. Мальчик-с-пальчик тоже вполне практично не забывает в последний момент вытащить у Людоеда из кармана мешок с золотом и так спасает от голодной смерти своих братьев и родителей».
Сборник сказок Перро породил моду на сказки. Под его прямым влиянием в литературе появляются многочисленные сказочные сборники других авторов. Сказка стала излюбленным жанром светских салонов и получила новую, сугубо салонную окраску, практически утратив фольклорную основу. Новое осмысление народной сказки придет спустя век, в романтическую эпоху, и начало этому положат братья Гримм.
Возвращаясь к последним годам жизни и творчества Шарля Перро, стоит отметить, что в 1700 году произошло его примирение с Буало. Глава партии «древних» признал правоту своего литературного противника. Эстетический спор выиграл Перро и его соратники.
16 мая 1703 года Шарль Перро умер в Париже.
Даниэль Дефо
(1660 или 1661 – 1731)
Даниэль Дефо
Даниэля Дефо можно назвать безусловным основоположником реалистического романа Нового времени. Дело в том, что в начале XVIII века в Европе не было романов в современном понимании. Широко в это время распространены средневековые рыцарские романы, наполненные фантастикой, невероятными приключениями. В Испании чрезвычайно популярны плутовские романы, в центре которых история героя-плута, пикаро. Опираясь на сложившуюся романную традицию, а также на гениального «Дон Кихота», используя жанр путешествий (Англия в это время – крупнейшая морская держава), Дефо создал роман в современном понимании этого слова – историю жизни, индивидуальной судьбы частного человека. Он был просветителем и в своем понимании человека исходил из просветительского представления, согласно которому человек от природы добродетелен, но среда (воспитание и социальные обстоятельства) делают его плохим или
хорошим.
Дефо был сыном своего времени – времени становления буржуазного общества. Его кипучая и деятельная натура соединяла в себе черты буржуазного дельца и порой беспринципного политика, яркого публициста и талантливого, многогранного писателя.
Даниэль Дефо родился в 1660 году (по другим сведениям – в 1661 году) в Лондоне. Его отец был торговцем мясом и владельцем небольшого свечного завода. Звали его Джеймс Фо. Аристократическую приставку Де Даниэль присоединил к своей фамилии позже и стал называться Дефо. Семья будущего писателя была пуританской, диссидентской. В Англии, где господствующей церковью была англиканская, пуритан не жаловали, для них были закрыты двери университетов, не было доступа к государственной службе. Родители Даниэля хотели видеть сына пуританским священником, но церковная карьера ничуть не привлекала юношу. Он мечтал стать удачливым купцом, процветающим промышленником. «Настоящий купец, – писал позже Дефо, – универсальный ученый. Он знает языки без помощи книг, географию без помощи карт… его торговые путешествия исчертили весь мир, его иностранные сделки, векселя и доверенности говорят на всех языках; он сидит в своей конторе и разговаривает со всеми нациями».
Но кипучая натура Дефо не может ограничиться только предпринимательской деятельностью. Когда в 1685 году произошло восстание герцога Монмутского против деспотичного короля Иакова II, молодой Дефо поспешил примкнуть к восставшим. Восстание потерпело поражение, герцог и многие его сторонники были казнены. Даниэль в течение некоторого времени был вынужден скрываться. В 1688 году он вступает в армию Вильгельма Оранского, прибывшего из Голландии для того, чтобы занять английский престол. Победа Вильгельма Оранского вошла в историю Англии под названием «славной революции». И в этой революции Дефо участвовал самым активным образом, поддерживая Вильгельма своим пером журналиста. В 1701 году он опубликовал стихотворный памфлет «Чистокровный англичанин», в котором защищал короля от обвинений в неанглийском происхождении. Королю Вильгельму Оранскому он адресовал и свой «Опыт о проектах» (1697). В этом памфлете он выдвинул прогрессивные идеи о реформах в различных областях общественной жизни – в области финансов, промышленности, воспитания и образования. Кстати, он первым потребовал для женщин равного с мужчинами образования. «Мужчины, писал Дефо, – должны считать женщин себе равными и воспитывать в них достойных себе соратниц».
Вильгельм Оранский оказывал Даниэлю Дефо всяческое покровительство, приблизил к себе, богато наградил. Но в 1702 году король Вильгельм погиб. На престол вступила дочь Иакова II Анна Стюарт, проводившая политику в поддержку английской аристократии и англиканской церкви. При поддержке правительства англиканская церковь усилила гонения на пуритан. Неуемный Дефо публикует очередной памфлет под названием «Кратчайший способ расправы с диссидентами», за который его предают суду. Суд приговорил памфлетиста к штрафу и троекратному выставлению в колодках у позорного столба. После этого ему предстояло оставаться в тюрьме на неопределенный срок, «по благоусмотрению королевы».
Гражданская казнь Дефо, состоявшаяся 29–31 июля 1703 года, обернулась для Дефо триумфом. За несколько дней до экзекуции Дефо написал «Гимн позорному столбу», который был отпечатан и распространен в Лондоне в тот день, когда писатель был выставлен у позорного столба. Люди, собравшиеся на площади, украсили столб цветами, публично приветствовали Дефо.
Тем не менее политическая карьера Дефо завершилась. Его коммерческие дела во время ареста пришли в полный беспорядок, деятельность свободного публициста оказалась крайне опасной, и склонный к компромиссам Дефо пошел на сделку с правительством. Он попадает в зависимость от министра Роберта Хартли, возглавлявшего партию тори – земельных аристократов. Хартли вызволил Дефо из тюрьмы и помог с деньгами. Отныне Дефо, сторонник буржуазной партии вигов, несет тайные обязанности правительственного агента и даже шпиона.
Позже Дефо неоднократно будет менять свою политическую ориентацию в зависимости от политической конъюнктуры. Свою беспринципность Дефо объяснял беспринципностью парламентской борьбы своего времени: «Я видел изнанку всех партий, изнанку всех их претензий и изнанку их искренности, и, подобно тому, как пророк сказал, что все суета и томление духа, я говорю о них: все это – простое притворство, видимость и отвратительное лицемерие со стороны каждой партии… Их интересы господствуют над их принципами».
Дефо справедливо считается отцом английской журналистики. В 90-е годы он сотрудничал в «Афинской газете», что принесло ей безусловную популярность. С 1704 по 1713 год он издает газету «Обозрение», исключительно популярную у мелких буржуа – торговцев и ремесленников. Как газетчик он был чрезвычайно предприимчив, проявляя исключительную изобретательность и настойчивость в погоне за сенсацией. Он посещал в Ньюгейтской тюрьме известных преступников, беседовал с ними, после чего в виде занимательной истории подавал этот материал читателям. В своем стремлении привлечь читателя к своей газете Дефо не чурался и откровенных мистификаций. Известна история, как воспользовался Дефо предстоящей казнью известного грабителя Джека Шеппарда, превратив ее в рекламную акцию. Сначала он подогревал интерес публики газетными публикациями стихов, якобы написанными преступником. Затем он договорился с Шеппардом, что в день казни, стоя уже с петлей на шее, тот подзовет своего «друга» и отдаст ему свою предсмертную исповедь, которую написал сам Дефо. Отчет о казни вместе с исповедью Шеппарда Дефо опубликовал в своей газете.
Умение сочинить занимательную историю, в которой необычные обстоятельства сочетаются с правдивостью деталей, подать эту историю как правду – характерная черта манеры Дефо-журналиста. Этот прием он использует позже и в своих романах.
Свой первый роман Даниэль Дефо написал в возрасте пятидесяти девяти лет. Это был «Робинзон Крузо», принесший писателю мировую славу. В основу романа была положена подлинная история моряка Александра Селькирка, вынужденного провести на необитаемом острове почти четыре с половиной года.
Дефо вряд ли полагал, что создает произведение, обреченное на бессмертие. «Робинзон» был написан в числе многих других произведений, которые Дефо писал быстро и тут же издавал. Роман произвел на публику ошеломляющее впечатление, и предприимчивый Дефо пишет вслед второй том приключений своего героя – о его торговых путешествиях в Индию, Китай и Сибирь (1720). Вскоре выходит и третий том, который содержит дидактические рассуждения Робинзона-буржуа о жизни. Эти два романа по художественному уровню и глубине содержания значительно уступают первому.
Дефо издал «Робинзона Крузо» без имени автора, выдав книгу за подлинные мемуары. И далее в своих романах, основанных на вымышленных биографиях героев, он будет использовать этот прием. Дефо умеет подогреть читательский интерес. Он пишет заведомо неправдоподобную историю (не может человек несколько лет в полном одиночестве прожить на необитаемом острове и не одичать), но пишет столь
убедительно и достоверно, что читатель сразу же проникается верой в правдивость событий романа. Убедительность достигается за счет безыскусности рассказа – ведь повествование ведется от лица Робинзона, язык которого отличается предельной ясностью и простотой. Дефо всегда заботится о деталях, подробностях: они придают событиям правдивость и достоверность.
Для современного читателя «Робинзон Крузо» прежде всего приключенческий роман. Для читателя XVIII века эта книга помимо занимательности несла в себе глубокий социально-философский смысл. Сам Дефо видел в судьбе своего героя аллегорическое воплощение судьбы всего человечества. Волей обстоятельств Робинзон, рожденный и воспитанный в условиях XVIII века, оказался возвращенным к истокам развития человечества. За время жизни на острове ему суждено было пройти все этапы развития человечества так, как их понимал Дефо: после кораблекрушения – «естественное состояние» жизни на лоне природы, далее охота и рыболовство, затем скотоводство и земледелие, наконец обретение раба в лице Пятницы и в финале романа – основание на острове колонии (цивилизованное общество). Вместе с тем Робинзон – не только аллегория человека, но и истинный буржуа. На необитаемом острове он, как типичный делец, продолжает мыслить категориями убытков и прибыли. Его деловая сметка и здравый смысл органично сочетаются с религиозностью и набожностью пуританина. И все же, по словам исследовательницы английского романа А. А. Елистратовой, «в „Робинзоне Крузо“ было и нечто такое, что в дальнейшем оказалось не по плечу литературе. Только Гете в символической форме восславил в „Фаусте“ тот созидательный человеческий труд, который представлен в книге Дефо столь просто, казалось бы даже прозаично, а вместе с тем с такой захватывающей увлекательностью. Недаром Робинзон Крузо оказался единственным из героев, созданных английской литературой эпохи Просвещения, чье имя вошло в века как имя нарицательное, единственным, кто вошел в память читателей стольких поколений как типический образ огромной емкости и значимости».
Вслед за «Робинзоном» Дефо с удивительной быстротой написал целую серию романов криминального содержания. Все они были с живейшим интересом приняты английскими читателями. Воры и пираты, проститутки и куртизанки – вот персонажи этих книг. Если в «Робинзоне Крузо» обстоятельства сделают буржуа тружеником, проявляют в нем лучшие черты натуры, то в криминальных романах обстоятельства формируют в героях преступные наклонности. Иначе им просто не выжить. Дефо-просветитель убежден, что «ни один человек не делает зла ради него самого», но существует власть обстоятельств, и потому «необходимость делает честного человека мошенником».
Литературная слава не принесла Дефо денег. В последние годы его материальные дела пришли в полное расстройство. Скрываясь от кредиторов, он был вынужден жить вдали от семьи. В нищете, одинокий, Дефо умер в 1731 году и был похоронен на одном из лондонских кладбищ.
Джонатан Свифт
(1667 – 1745)
Джонатан Свифт
Литературное наследие Джонатана Свифта огромно, но для современного читателя он автор «Путешествия Гулливера», книги, которая прочно вошла в круг детского чтения, как «Дон Кихот» Сервантеса и «Робинзон Крузо» Дефо. Такая судьба книги наверняка удивила бы Свифта, писателя по преимуществу политического, яростного и гневного сатирика, чье негодование направлено на разоблачение пороков современного ему мира.
Джонатан Свифт происходил из семьи, насчитывающей несколько поколений англиканских священников. Приходским священником был и его дед Томас Свифт, ярый роялист, в эпоху революции 1649–1653 годов выступивший на стороне короля, за что и был посажен в тюрьму с конфискацией имущества. Его дети, а их было тринадцать, вынуждены были разъехаться по разным концам Англии. Более всего повезло старшему сыну Годвину, адвокату. Он обосновался в Ирландии, где преумножил свое состояние. Отец будущего писателя также отправился за лучшей долей в Ирландию, но судьба была к нему менее благосклонна. После многих хлопот он получил скромную должность смотрителя судебных зданий в Дублине, но вскоре умер, оставив молодую жену с маленькой дочерью на руках и практически без средств к существованию.
Джонатан родился в 1667 году, через семь месяцев после смерти отца. Мать не воспитывала его, передав мальчика на попечение дяди Годвина. В шесть лет он был отдан в школу Килкенни, а по окончании ее, в четырнадцать лет, поступил в Тринити-колледж Дублинского университета на богословский факультет. Учился Джонатан плохо. Вопросы богословия его не интересовали, единственной отдушиной были история и поэзия. Из-за плохих отметок к испытаниям на степень бакалавра Свифт был допущен только «по особой милости».
Закончить полный университетский курс Джонатану не пришлось из-за «славной революции» 1688 года. Свержение с английского престола короля-католика Якова II вызвало волну восстаний в Ирландии, и англичанин Свифт вынужден был покинуть страну. Летом 1789 года мать пристроила его на службу к своему дальнему родственнику, богатому и знатному лорду Уильяму Темплю. В прошлом известный дипломат, Темпль вышел в отставку еще при Карле II и, удалившись от политических дел, поселился в своем поместье Мур-Парк, где занимался литературой и искусством. С небольшими перерывами Свифт выполнял обязанности личного секретаря Темпля в течение десяти лет. А обязанности эти были разнообразны. В них входили обширная переписка Темпля, правка его литературных трудов, уроки для незаконнорожденной дочери лорда Эстер Джонсон. Эстер была на четырнадцать лет моложе Джонатана. Вскоре Свифт привязался к своей маленькой ученице. Со временем их дружбе суждено будет перерасти в любовь, и Эстер станет спутницей жизни писателя (узы церковного брака не связывали их, хотя есть предположение, что в 1716 году Свифт тайно обвенчался с Эстер). Свифт называл Эстер Стеллой, что значит «Звезда». Под этим именем она вошла в литературу: Стелле Свифт посвятил свои стихи, а письма, которые почти ежедневно он посылал ей из Лондона в течение 1710–1713 годов, позже составили книгу «Дневник для Стеллы».
Годы пребывания в Мур-Парке дали Свифту очень много. Здесь он имел возможность работать в прекрасной библиотеке Темпля, здесь познакомился со многими писателями и политиками, составлявшими круг общения лорда. В июле 1692 года Свифт получил степень магистра в Оксфорде, что давало ему возможность получить духовную должность – в ней Свифт видел путь к материальной независимости. В Мур-Парке началась творческая жизнь Свифта. В 1697 году он пишет остроумный памфлет «Битва книг», где включается в спор литераторов XVII–XVIII веков о «древних» и «новых» авторах. В этом споре Свифт в аллегорической форме доказывает превосходство древних авторов над современными («новыми»), защищая тем самым Темпля, который с позиций классицизма ставил античную литературу выше новой. В этом же году он пишет великолепную антицерковную сатиру «Сказка бочки», опубликованную, как и «Битва книг», в 1704 году.
«Сказка бочки» сделала имя Свифту. В ней писатель в своей излюбленной аллегорической форме выступил против тех, кто ведет
бесконечные и бесплодные споры по поводу превосходства той или иной христианской конфессии. Название памфлета представляет собой английское идиоматическое выражение, соответствующее русской идиоме «Сказка про белого бычка» (пустая бесконечная болтовня). Это история о трех братьях, каждый из которых олицетворяет одну из форм христианства: Петр – католичество, Мартин – лютеранство и близкое к нему англиканство, Джек – кальвинизм, пуританство. Отец (христианство) оставил перед смертью своим сыновьям по кафтану и в своем завещании (Священное писание) велел носить их бережно, не менять их вид. Семь лет братья исполняли волю отца и были счастливы, но потом, желая приобщиться к светской жизни, украсили свои кафтаны по моде. Потом старший брат Петр объявил себя единственным наследником отца, приказал величать себя господином Петром, изобрел выгодные способы обирания доверчивых людей. Он сказочно разбогател и от спеси помешался. Вскоре братья рассорились до «великого разрыва». Мартин с Джеком вспомнили о завещании отца и решили привести кафтаны в первоначальный вид (церковная реформация XVI века). Но если Мартин обрывал аксельбанты и галуны, стремясь не повредить кафтан, то Джек так яростно срывал украшения, что от кафтана остались одни клочья. Известно проницательное суждение Вольтера, заметившего, что как бы Свифт ни «уверяет, что был исполнен почтения к Отцу, хотя и попотчевал его трех сыновей сотней розог, но недоверчивые люди нашли, что розги были настолько длинны, что задевали и Отца».
В 1699 году Темпль умер. Свифт вместе со Стеллой был вынужден покинуть Мур-Парк. Надо было искать средства к существованию, и в 1701 он получает церковный приход в местечке Ларакор в Ирландии. Однако в последующие годы Свифт большую часть времени проводит в Лондоне, где с головой погружается в общественно-политическую и литературную жизнь. Его часто видят в кофейнях Лондона, местах традиционного сбора политиков и поэтов. Здесь он обзаводится надежными друзьями, среди которых известные литераторы и журналисты – Р. Стил, Дж. Аддисон, А. Поуп, Дж. Гей.
Вскоре Свифт становится известным политическим журналистом. К его мнению прислушиваются, его публикаций боятся. Поначалу Свифт примыкал к партии вигов, находящихся в это время у власти. С их помощью он рассчитывал вырваться из своего сельского прихода и сделать карьеру в столице. Ирландское духовенство, зная о связях Свифта с правительством вигов, неоднократно поручало ему защищать свои интересы в Лондоне. Но со временем Свифт стал испытывать отвращение к методам вигской политики. Всеобщая продажность, взяточничество, коррумпированность вигского правительства оттолкнули писателя, и Свифт перешел в число сторонников партии тори. В это время шла война Англии с Францией за испанское наследство (1701–1713). В своих статьях и памфлетах Свифт выступает против этой войны, которая тяжелым бременем легла на плечи народа и приносила выгоду только стоящей у власти правящей клике вигов, во главе с герцогом Мальборо. Любимец королевы, Мальборо брал деньги у французского короля за проигранные ему сражения. Свифт разоблачил герцога и добился его отставки. Публикации Свифта сыграли большую роль в формировании общественного мнения против этой войны, и когда в 1713 году был заключен Утрехтский мир, то многие современники называли его «свифтовским миром».
Свифт тесно сблизился с вождями ториев, среди его ближайших друзей – виднейший торийский политик, талантливый публицист и философ Генри Болинброк. Свифт становится фактическим руководителем торийской еженедельной газеты «Исследователь», негласным советником торийского министерства, хотя и не получает никакого официального поста. Обладая исключительным влиянием на политику торийского кабинета, Свифт абсолютно бескорыстен. Выдвигая других на выгодные должности, он не приобрел себе ни богатства, ни чинов. Когда премьер-министр решил его материально поддержать и прислал ему в награду 50 фунтов стерлингов, разгневанный Свифт вернул эти деньги назад. «Я не наемный писака!» – написал он в сопроводительной записке. Министру пришлось принести извинения.
Постепенно Свифт становится опасным – слишком велико его влияние на общественное мнение. Недруги подсовывают королеве «Сказку бочки», и та, придя в ужас от прочитанного, требует удаления безбожника из Лондона. Вместо ожидаемого епископства Свифт получил в 1714 году неожиданное для него назначение деканом (настоятелем) кафедрального собора в Дублине. Фактически это была ссылка.
Свою бурную жизнь в Лондоне Свифт подробно описал в «Дневнике для Стеллы». В нем же он поведал о знакомстве с Эстер Ваномри, дочерью богатого лондонского купца. Он давал ей уроки. Девушка вскоре влюбилась в своего учителя и призналась ему в этом. После отъезда из Лондона Свифт продолжил переписку с Эстер, которую называл Ванессой. Ей он посвятил поэму «Каденус и Ванесса», где под именем Каденус (перевернутое «Деканус») вывел самого себя (1726). После смерти матери Ванесса переехала в Ирландию и поселилась в Сельбридже. Здесь ее навещал Свифт, здесь, в одиночестве, она ждала его писем. Однажды она написала письмо Стелле, после чего Свифт порвал с ней всякие отношения. Это стало страшным ударом для экзальтированной, слабой здоровьем Ванессы. В 1723 году она умерла.
В Дублине начался новый период в жизни Свифта. Отныне он посвятил свою деятельность публициста и писателя защите прав и интересов обездоленного ирландского народа. В своем памфлете «Предложение о всеобщем употреблении ирландской мануфактуры» (1720) Свифт призвал ирландцев не покупать английские товары, а развивать собственную промышленность. Памфлет вызвал страшный переполох в английском парламенте. Была назначена большая награда за раскрытие имя автора (памфлет вышел анонимно). Конечно, ни для кого не было секретом, что автор – Свифт, но для судебного разбирательства необходим был донос, но ни одного доноса на Свифта не последовало.
Это было только начало. Далее последовала серия памфлетов под названием «Письма суконщика», которые сделали Свифта в Ирландии национальным героем. От имени суконщика Свифт разоблачил мошенничество англичанина Вуда, получившего на откуп чеканку монеты для Ирландии. Вуд выпускал неполноценную монету. Свифт призвал ирландцев саботировать монету Вуда путем перехода к натуральному обмену. Ирландцы послушались Свифта, и английское правительство вынуждено было лишить Вуда права чеканить монету.
Эта история сделала Свифта чрезвычайно популярным. В честь него был основан «Клуб суконщика». Когда он ходил по улицам, множество людей кланялось и благословляло его. Был даже создан специальный отряд для его охраны. Когда английское правительство потребовало ареста Свифта, управлявший Ирландией лорд Картрайт сообщил, что для его ареста потребуется десять тысяч солдат, так как декана охраняют тысячи ирландцев.
Среди других многочисленных памфлетов, написанных Свифтом в защиту Ирландии, безусловно выделяется «Скромное предложение о детях ирландских бедняков» (1729). Это блестящий образец иронического обличения. «Скромное предложение» автора сводилось к решению проблемы вопиющей бедности ирландцев путем
употребления в пищу мяса годовалых ирландских младенцев. По мнению автора, в дело могут пойти также волосы и кости – их следует использовать для выделки различных изделий, которыми можно торговать. Автор приводит и кулинарные советы: «Лучше покупать детей живыми и приготовлять их мясо еще теплым, из-под ножа, как приготовляют поросенка». Памфлетист произвел скрупулезные подсчеты и снабдил их множеством весомых «аргументов», наглядно демонстрируя, что при помощи его предложения ирландцы в короткий срок придут к процветанию. У. Теккерей не мог простить Свифту этого памфлета, отметив в своей лекции, посвященной великому сатирику, что «господин Декан» «входит в детскую веселой поступью людоеда». «Каннибальской» назвал иронию Свифта И. Тэн. С этим нельзя согласиться: в «каннибальской» иронии сатирика сквозит величайший гнев по поводу колониальной политики Англии, обрекшей на вымирание ирландский народ.
В 1726 году вышло из печати «Путешествие в различные отдаленные страны мира Лемюэля Гулливера, вначале хирурга, а затем капитана нескольких кораблей». Свою книгу Свифт начал писать еще в 1714 году. За годы работы над книгой писатель пережил кризис просветительских иллюзий. Первые две части еще полны просветительского оптимизма. В Лилипутии автор сатирически изобразил современную Англию – ее монархический строй, парламентские партии, религиозные разногласия. Беды Лилипутии (раздоры партий, угроза нашествия внешнего врага, постоянные смуты) – результат нарушения законов Разума и Природы, что легко можно исправить. Во втором путешествии Свифт изображает страну великанов Бробдингнег как идеальную монархию, а ее короля – как просвещенного, мудрого монарха, в своей политике руководствующегося принципами разума и высокой нравственности. Начиная с третьей части, оптимизм уже менее заметен. Четвертая часть рисует идеальное общество, но это общество разумных лошадей – гуингмов. Люди же выродились в звероподобных вонючих йэху. В этой части отчетливо ощущается полемика Свифта с Дефо. Свифт, в отличие от своего старшего современника, не верит в буржуазный прогресс и добродетели героя-буржуа. Его йэху – потомки английской супружеской пары, попавшей на необитаемый остров. В финале романа Гулливер, вернувшийся в Англию, не может находиться в обществе людей – они стали ему отвратительны. Успокоение он может найти только в конюшне среди лошадей.
В 1728 году в жизни Свифта происходит страшное событие: после продолжительной болезни умирает Стелла. Свифт потерял единственного по-настоящему близкого ему человека. Спустя десять лет он сам тяжело заболевает. С молодости он страдал головокружениями. Теперь прибавились сильные головные боли и глухота. Потом стала слабеть память. В 1742 году за Свифтом было установлен надзор – он впал в слабоумие. 7 октября 1745 году писатель скончался, оставив все свое состояние на постройку дома для умалишенных. Похоронен он был в Дублинском соборе, где был настоятелем. Эпитафию на могилу писатель составил себе сам: «Жестокое негодование не может больше терзать его сердце. Иди, путник, если можешь, подражай ревностному поборнику мужественной свободы».
Лоуренс Стерн
(1713 – 1768)
Лоуренс Стерн
Лоуренс Стерн – один из самых парадоксальных писателей XVIII века. Провинциальный священник, человек скромный и непритязательный, он никогда не стремился блистать в свете, не жаждал литературной славы, которая неожиданно свалилась на него в конце жизни. Автор всего лишь двух романов (причем второй остался незаконченным из-за смерти писателя), Стерн бесспорно является ключевой фигурой в литературе английского сентиментализма. Его славу и известность в континентальной Европе нельзя сравнить со славой и известностью никакого другого английского писателя второй половины XVIII века. Кстати, термин «сентиментальный» применительно к литературе закрепился в международном обиходе под влиянием названия второго романа Стерна «Сентиментальное путешествие по Франции и Италии».
Жизнь Лоуренса Стерна была бедна событиями. Родился он в 1713 году на юге Ирландии. Большую часть жизни провел в провинциальной глуши и безвестности. В своих мемуарах Стерн поведал о безрадостном детстве в многодетной семье прапорщика Роджера Стерна, о бесконечных переездах семьи с места на место, во время которых рождались и умирали маленькие братья и сестры Лоуренса, о жизни в очередной казарме, куда определяли по службе отца. Роджеру Стерну суждено было прослужить прапорщиком 20 лет и только за три месяца до смерти получить чин лейтенанта.
В это время Лоуренсу было 18 лет. Благодаря материальной помощи состоятельных родственников он поступает в Кембриджский университет, по окончании которого принимает духовный сан. Нет, не по призванию – к вопросам религии Стерн, дитя века Просвещения, всегда был достаточно равнодушен, если не полемично настроен, – по житейской необходимости. Надежда на будущий доходный приход обычно толкала наследников небогатых дворянских семей к избранию этого жизненного пути.
Протекция дальнего родственника позволила Лоуренсу получить скромный приход в Йоркшире. Потом будет более двадцати лет однообразной, рутинной жизни провинциального священника в небольшой деревушке Саттон-он-де-Форест близ Йорка. Будет женитьба без любви на женщине бесцветной, ничем не примечательной. Жизнь Стерна в эти годы ничем не отличается от жизни сотен ему подобных сельских попов.
Пастор Йорик, священник с именем шекспировского шута из «Гамлета», герой будущих романов Стерна – своеобразный автопортрет писателя. Кстати, в 1760 году Стерн опубликовал свои проповеди под названием «Проповеди мистера Йорика», которые тут же были названы в печати самыми «неприличными» за всю историю христианства.
«Заброшенный в глухую деревушку, разъезжающий по округе на тощей кляче, сам такой же худой, с неизлечимой болезнью („чахотка скоро сведет его в могилу“) – Йорик – Стерн был похож на „рыцаря печального образа“, с той лишь разницей, что понимал, в отличие от Дон Кихота, тщетность всяких попыток исправить мир, хоть и восхищался благородными душевными качествами „бесподобного ламанчского рыцаря“, ценил его гораздо больше, чем „величайшего героя древности“, и от души любил „со всеми его безумствами“» (С. Д. Артамонов).
Стерн много читает. Его начитанность просто поражает. О литературных пристрастиях Стерна свидетельствуют его собственные книги. В них много ссылок на античных и средневековых авторов, на писателей эпохи Возрождения и современные ему сочинения. Прекрасно ориентируется Стерн и в философии. Правда, свою ученость он предпочитает скрывать под маской шута и чудака. Немало искрометных шуток он отпускает по поводу, например, учения о разуме Дж. Локка (коего он безусловно уважал), дерзостно смеется над церковной догматикой и казуистикой, позволяя себе иронические выпады в сторону самого Фомы Аквинского, наиболее почитаемого и в наши дни христианского философа.
В начале 1760 года на немолодого сельского священника обрушилась слава. После выхода в свет двух томов «Жизни и мнений Тристрама Шенди, джентльмена» он становится кумиром всего читающего Лондона. Его приглашают в
великосветские салоны. Среди его друзей знаменитые люди – актер Гаррик и живописец Рейнольдс. Правда, популярность «Тристрама Шенди» носила несколько скандальный характер. Публика предпочитала видеть в романе прежде всего шутовство и буффонаду, установку на эпатаж, смесь остроумия и непристойности. Мало кто тогда угадал в авторе модной книги гениального писателя, которому будет суждено во многом определить пути развития европейского романа XIX–XX веков.
Публика оценила прежде всего «неправильность» романа. Складывалось впечатление, что Стерн сначала разобрал структуру современного ему романа – романа сюжетного, последовательно воспроизводящего историю жизни героя, – на кубики, а потом из этих кубиков сложил нечто непоследовательное, хаотичное, невозможное. Как отмечает исследователь английского романа А. А. Елистратова, «если прилагать к „Тристраму Шенди“ жанровые каноны „Робинзона Крузо“, „Памелы“ или „Тома Джонса“, то он может показаться эксцентрической клоунадой, затянувшейся на целых девять томов». Ну посудите сами: название романа «Жизнь и мнения Тристрама Шенди, джентльмена» настраивает читателя на традиционное жизнеописание героя, где всякое отступление, любая композиционная перестановка строго мотивированы и оправданы, а вместо этого действие романа Стерна может в любом месте прерваться, и только потому, что рассказчик вдруг вспомнил о том, что он забыл сказать раньше, или он вдруг забежал вперед и позаимствовал материал из следующей главы или тома. Обстоятельность бытоописательного романа Стерн доводит до абсурда – около трети книги посвящено перипетиям зачатия героя, который появляется на свет только к середине третьего тома, а к концу последнего, девятого, тома едва достигает шестилетнего возраста. При этом «жизнеописание» героя постоянно прерывается всякого рода отступлениями. И это не поучительные сентенции, традиционные для романа воспитания, а пространные рассуждения о самом незначительном и несерьезном: о формах и размерах носа, о дамских ночных рубашках, о пуговицах и петлях и т. п. Для английского просветительского романа обычно характерен панорамный охват событий, у Стерна же романный мир в основном ограничен Шенди-Холлом с его немногочисленными обитателями-чудаками, живущими своими забавами и иллюзиями, которые заменили им реальный мир. Не случайно сама фамилия Шенди значит на йоркширском диалекте «человек со странностями», «без царя в голове». Необычен и конец романа, который как бы обрывается на полуслове – «удачный вариант для романа, который не хотел стать сюжетно законченным» (Ю. Верховская).
В конце 1762 года здоровье Стерна, с университетских лет болевшего чахоткой, заметно ухудшилось, и врачи посоветовали ему провести зиму в мягком климате Южной Франции. К середине января писатель добрался до Парижа. Его самочувствие было настолько плохим, что врач отводил Стерну не больше месяца жизни. Газета «Лондон кроникл», ссылаясь на частное письмо из Парижа, поспешила сообщить своим читателям о смерти преподобного мистера Стерна, автора «Тристрама Шенди». И эта печальная весть вызвала шквал восторженных отзывов критики и взволнованных читательских откликов о безвременно ушедшем таланте. Однако вопреки всему Стерн стал быстро поправляться. Парижская жизнь так благотворно подействовала на Стерна, что он даже отложил поездку на юг.
Хотя парижское общество в основной своей части не читало «Тристрама Шенди» (роман переведут на французский язык только после смерти писателя), имя Стерна у всех на слуху: ведь о его книге много пишут в рецензиях и откликах французских журналов. Все торопятся познакомиться с автором нашумевшего романа, перед ним открываются двери светских салонов. Сам Стерн охотно посещает парижские театры, сближается с французскими энциклопедистами, особенно с Гольбахом и Дени Дидро. С последним его вскоре связывает крепкая дружба.
В июне 1762 года Стерн вынужден покинуть Париж. Здоровье его дочери Лидии резко ухудшилось – у нее была астма. Врачи посоветовали ехать на юг, и он вместе с женой и дочерью отправляется в Тулузу, а затем в Монпелье, где живет с семьей по май 1764 года. В июне этого же года писатель возвращается на родину, но в октябре 1765 года вновь уезжает на континент – путь его теперь лежит через Париж в Италию. Впечатления от этих двух поездок, очевидно, и легли в основу его второго романа «Сентиментальное путешествие по Франции и Италии».
Первые два тома «Сентиментального путешествия» вышли в свет в феврале 1768 года. Книга была распродана очень быстро, почти за месяц. Стерн предполагал написать третий и четвертый том к началу следующей зимы, о чем и уведомлял подписчиков. Однако смерть писателя не дала этим планам осуществиться: он умер 18 марта 1768 года. Итальянская часть «Сентиментального путешествия» так и осталась ненаписанной.
И во втором своем романе Стерн полемичен по отношению к традиции, но теперь уже романа-путешествия. Не случайно писатель, осознавая жанровое своеобразие своего произведения, писал дочери, что собирается создать «нечто новое, далекое от проторенных дорог». Хотя Стерн в своем «Сентиментальном путешествии» и присваивает каждой главе название города или почтовой станции, где останавливается пастор Йорик, писателя интересуют не быт и нравы тех или иных местностей, а анализ духовного «климата» его персонажа, легко меняющийся в зависимости от обстоятельств. Важные события и мелочи жизни пропускаются через сознание Йорика, то омрачая его душевное состояние, то рассеивая душевную смуту. Автор анализирует тончайшие оттенки переживаний Йорика, их переливы, внезапную смену. Создавая «пейзажи души», Стерн демонстрирует, как в конкретной ситуации в душе его героя возникает борьба между скаредностью и великодушием, трусостью и отвагой, низостью и благородством. И опять Стерн остается верен себе: душа его «сентиментального путешественника» открыта не только возвышенным, но и весьма легкомысленным впечатлениям. Рядом с чувствительными слезами и вздохами соседствует шутливая насмешка, ирония. «Все на свете можно обратить в шутку, – и в этом есть глубокий смысл», – провозглашает писатель.
Значение Стерна трудно переоценить, он «открыл повествовательному искусству новые перспективы» (А. А. Елистратова). Сентименталистов вдохновляла чувствительность Стерна, романтики видели в нем основоположника «романтической иронии», Пушкин-реалист восхищался наблюдательностью английского писателя. Взгляд же на Стерна из XXI века позволяет увидеть в нем предтечу модернистского и постмодернистского романа.
Генри Филдинг
(1707 – 1754)
Генри Филдинг
Филдинг по праву считается самым блестящим представителем английского просветительского реализма XVIII века. Своими романами он открыл путь крупнейшим реалистам XIX века. Себя он называл «творцом новой области в литературе», которой он «волен давать любые законы». Одним из важнейших законов Филдинг считал изображение людей такими, какие они есть, избегая выдуманных «характеров… ангельского совершенства… или дьявольской порочности», при этом писатель должен «уметь предсказывать поступки людей при тех или иных обстоятельствах на
основании их характеров».
Филдинг родился в 1707 году в обедневшей аристократической семье. Его отец, армейский офицер, дослужившийся до генерала, принадлежал к младшей ветви графов Денби, притязавших на родство с Габсбургами. В семье было двенадцать детей, Генри был старший. Миссис Филдинг умерла в 1718 году, и на следующий год Генри был отправлен в Итон, в одну из самых аристократических школ Англии. Учился он неплохо, особенную любовь вызывали у него древнегреческая и римская литература.
После Итона Генри некоторое время жил в Солсбери, у своей бабки леди Гудл, которая не чаяла в нем души. В 18 лет он страстно влюбился в Сару Эндрюс, девушку, обладавшую не только прекрасной внешностью, но и внушительным приданым. Генри решил увезти ее из дома и во что бы то ни стало жениться на ней. План был раскрыт, молодых разлучили, а Генри отправили в Лондон, где он провел два-три года, предаваясь столичным развлечениям и прожигая деньги своей бабки. В 1728 году стараниями его родственницы леди Мери Уортли-Монтегю в Друри-Лейн была поставлена первая пьеса Филдинга «Любовь в нескольких масках». Вскоре после этого Генри поступил в Лейденский университет на филологический факультет, отец выделил ему на учебу двести фунтов в год. Но в Лейдене Филдингу суждено было проучиться только полтора года. Его отец женился вторично и перестал платить обещанное пособие. Генри возвращается в Лондон. Средств к существованию не было. Позже Филдинг вспоминал, что перед ним встал выбор: стать «наемным писакой или наемным кучером». Он выбрал путь профессионального литератора.
С 1729 по 1737 год Филдинг пишет 25 пьес. Это были в основном небольшие сатирические пьесы злободневного содержания – скетчи, пародии, фарсы. Одна из пьес была удостоена похвалы самого Свифта, который говорил, что, сколько помнит, смеялся в театре только два раза. Преобладающим качеством пьес Филдинга была их политическая направленность. И не случайно: годы увлечения Филдинга театром совпали с его активной политической деятельностью. Он примкнул к «сельской партии» – так называли себя оппозиционеры, объединившиеся против правительственной партии вигов (ее иронически называли «придворной»). «Сельская партия» была довольно пестрым антиправительственным блоком, единство которого обеспечивалось только резкой критикой правительства Роберта Уолпола с его беспринципностью и продажностью, что обеспечивало оппозиционерам значительную популярность в широких демократических кругах.
В 1734 году Филдинг женился на Шарлотте Крейдок, прелестной и очаровательной девушке. Ее мать, судя по всему, не одобряла ухаживания Филдинга, так как у него не было солидных и устойчивых средств дохода, да и связи его с театром не внушали ей доверия. Не дождавшись материнского благословения, молодые бежали и, несмотря на усилия миссис Крейдок вернуть дочь домой, успели обвенчаться. Через год мать Шарлотты умерла, оставив в наследство 1500 фунтов – по тем временам сумма немаленькая. Но Филдингу хватило их ненадолго. Он вел достаточно рассеянную светскую жизнь. Вместе с молодой женой он переехал в небольшое имение, оставшееся ему после матери. Девять месяцев он там жил, щедро принимая друзей и предаваясь сельским увлечениям. Затем, вернувшись в Лондон, он на остатки денег снял театр, где поставил одну за другой две комедии – «Паскен, или Драматическая сатира на современность» и «Исторический календарь 1736». В них политическая сатира Филдинга достигает максимальной силы. Популярность Филдинга-драматурга в это время огромна, и он уже видит себя владельцем собственного театра. Но в 1737 году правительство Уолпола приняло акт о театральной цензуре. Драматургической карьере Филдинга пришел конец: его театр был закрыт, пьесы запрещены к постановке.
В это время у Филдинга уже было двое детей, но почти не было денег, чтобы содержать семью. Чтобы поправить финансовые дела, он решается стать адвокатом. В тридцать один год Филдинг садится на студенческую скамью вместе с пятнадцатилетними юнцами. Через три года он был допущен к адвокатской практике. Но работы было мало. К тому же участились приступы подагры, которые не давали ему возможности регулярно бывать в суде. Чтобы не остаться без денег, Филдинг вновь берется за перо теперь уже журналиста. В течение 1739–1741 годов он издает журнал «Боец». Тогда же он написал свой первый роман «История покойного Джонатана Уайльда Великого», опубликованный в 1743 году. Роман представлял собой беллетризованное жизнеописание реального преступника, знаменитого вора и грабителя, повешенного в 1725 году в Ньюгейтской тюрьме.
В «Джонатане Уайльде» пригодился опыт Филдинга как драматурга-сатирика. Ряд эпизодов этого романа написан в форме диалогов. Сатирический роман Филдинга также злободневен, как злободневны его фарсы: раздоры между двумя партиями преступников в Ньюгейтской тюрьме за право властвовать над остальными обитателями тюрьмы сатирик приравнивает к борьбе между партиями тори и вигов в английском парламенте. Сама же история жизни Уайльда сатирически уподобляется «восхождению» других, более крупных по масштабу людей: государственных деятелей и великих завоевателей. Особенно прозрачна параллель между Джонатаном Уайльдом и Робертом Уолполом, главой тогдашнего английского правительства.
И все же сатира не стала ведущей тенденцией в романах Филдинга. Для писателя-просветителя не менее важно было также воплотить положительный идеал «человеческой природы» в живых, жизненно достоверных образах. Так появляются его знаменитые «комические эпопеи в прозе», первая из которых – «История приключений Джозефа Эндрюса и его друга Абраама Адамса» (1742). Этот роман вырос из пародии на нашумевший роман С. Ричардсона «Памела, или Вознагражденная добродетель» (1740). Ричардсон первым, вопреки традиции галантного романа, в качестве главной героини вывел простую служанку, подвергающуюся любовным преследованиям своего господина, сквайра Б. У ричардсоновского романа счастливый финал: своей необычайной добродетелью и стойкостью Памела покоряет сердце молодого дворянина, и тот, раскаявшись, женится на ней. Роман имел огромный успех. Читательницы всех сословий зачитывались им, а пасторы с церковных кафедр определяли эту книгу как катехизис нравственности и добродетели. Герой Филдинга Джозеф Эндрюс – родной брат Памелы. Как и сестра, он ревниво блюдет свою мужскую честь и отвергает домогательства своей хозяйки леди Буби (родной тетушки сквайра Б.), но вместо счастливого брака его ждет лишь увольнение. После многих приключений и странствий, которые складываются в выразительную картину английской жизни, Джозеф женится на простой девушке Фанни. В романе Филдинга появляется и безупречная героиня Ричардсона – Памела, супруга мистера Буби. Она уже успела усвоить все предрассудки привилегированного сословия, до которого она возвысилась благодаря своему браку, а потому выбор Джозефа вызывает у нее страшное негодование. Филдинг противопоставил истинную человечность и отзывчивость своего героя ханжеской добродетельности Памелы. Важным достижением Филдинга в романе стал образ пастора Адамса, друга и наставника Джозефа, наивного и простодушного, подобно Дон
Кихоту вынужденного играть шутовскую роль. Не случайно у романа есть подзаголовок: «Написано в подражание манере Сервантеса, автора „Дон Кихота“».
Но в то время, когда читатели смеялись над первыми романами Филдинга, у него умерла жена и старшая дочь. Он был вне себя от горя. Его современница леди Луиза Стюарт писала: «Он любил ее страстно, и она отвечала ему взаимностью, но жизнь их была несчастливая, потому что они почти всегда были до противности бедны и лишь изредка ощущали покой и безопасность. Всем известно, до чего он был неосмотрителен, – если у него заводилось десятка два фунтов, ничего не могло помешать ему раздарить их, а не подумать о завтрашнем дне. Иногда они жили в приличных квартирах, даже с комфортом, иногда – в жалкой мансарде без всяких удобств, не говоря уже о местах предварительного заключения и о тайных жилищах, где его иногда отыскивали. Упрямая веселость помогала ему все это преодолеть, ей же более тонкая конституция мешала выдерживать заботы и тревогу и подорвала ее здоровье. Она стала чахнуть, схватила горячку и умерла у него на руках». В 1748 году, через четыре года после смерти жены, Филдинг женился на ее служанке Мери Дэниел, которая была от него на третьем месяце беременности. Это шокировало его друзей, а его сестра, жившая в его доме после смерти Шарлотты, покинула его. Тем не менее брак с Мери был для Филдинга счастливым. Она нежно заботилась о нем, была хорошей женой и матерью, подарила ему двух сыновей и дочку.
В 1749 году в печати появляется роман «История Тома Джонса, найденыша», лучшее произведение Филдинга. Об этой книге Теккерей писал: «Роман „Том Джонс“ воистину прелестен, по конструкции это просто чудо; мудрые мизансцены, сила наблюдательности, множество удачнейших оборотов и мыслей, разнообразный тон этой великой комической эпопеи держат читателя в непрерывном восхищении и ожидании». В основе сюжета – история злоключений незаконнорожденного юноши Тома Джонса, воспитанника богатого и добродушного судьи Олверти. Том великодушен и благороден, но порывист и безрассуден, даже добрые дела он ухитряется совершать так, что они начинают смахивать на провинности. Ему противопоставлен Блайфил, признанный наследник судьи и, как выясняется по ходу развития сюжета, – сводный брат Тома. Блайфил, образец добродетели, добропорядочности и разумности, на деле оказывается лицемером и отъявленным подлецом. Оба героя претендуют на руку и сердце Софьи Вестерн, дочери богатого помещика. Только Блайфил, в отличие от Тома, любит не прелестную Софью, а ее богатое приданое. Козни Блайфила и собственные опрометчивые поступки навлекают на Тома множество бед – изгнание из дома Олверти, скитания по дорогам Англии, тюрьму и даже угрозу виселицы. Но Филдинг спасает своего любимого героя и посрамляет его врага Блайфила.
Увлекательный, бурно развивающийся сюжет, убедительные в своей жизненности персонажи, искрящееся остроумие – все это способствовало небывалому успеху «Тома Джонса» у читающей публики. В течение первого года роман выдержал четыре издания, не считая многочисленных «пиратских» перепечаток. За свой роман Филдинг получил 700 фунтов стерлингов. Но невероятный успех «Тома Джонса» не смог обеспечить полной материальной независимости Филдинга. В 1748 году он был назначен мировым судьей по Вестминстеру. На этом посту Филдинг отличался безукоризненной честностью и стремился помогать беднякам, искавшим справедливости. Филдинг рассказывал, что до его назначения этот пост приносил до 500 фунтов в год грязных денег, он же не зарабатывал и 300, но чистых. Здоровье Филдинга к тому времени сильно сдало, но он не переставал писать. В 1751 году он опубликовал свой последний роман «Амелия», который любил более всех своих произведений. В 1754 году тяжело больной Филдинг завершил свою деятельность на поприще мирового судьи, разогнав «шайку злодеев и головорезов», державших в страхе весь Лондон. Он передал свою должность брату Джону Филдингу и отправился по совету врачей в Лиссабон. Но перемена климата не спасла писателя, через два месяца он умер. Ему было 47 лет.
В одном из своих писем леди Мери Уортли-Монтегю писала:
«Я жалею о смерти Г. Филдинга не только потому, что не смогу больше читать его сочинений, но мне кажется, что он потерял больше, чем другие, – ибо никто не наслаждался жизнью больше, чем он, хотя мало у кого было для этого так мало причин, так как высшим его предназначением было рыться в самых низких вертепах порока и грязи. ‹…› Его поразительный организм (даже когда он, с великим трудом, наполовину его сгубил) заставлял его забывать обо всем на свете перед паштетом из дичи или бокалом шампанского; и я убеждена, что он знал больше счастливых минут, чем любой из земных князей».
Вольтер
(1694 – 1778)
Вольтер
Современники Вольтера сохранили для нас историю о том, как на одном из писем ему вместо обычного адреса стояло: «Королю поэтов, философу народов, Меркурию Европы, оратору отечества, историку суверенов, певцу героев, верховному судье вкусов, покровителю искусств, благодетелю талантов, ценителю гения, бичу всех преследователей, врагу фанатиков, защитнику угнетенных, отцу сирот, пример для подражания богатым, опоре бедных, бессмертному образцу всех наших добродетелей». И письмо было доставлено по адресату – никто из почтовых чиновников не усомнился, кому оно предназначено, ибо человек, обладавший всеми этими качествами, в Европе был только один.
Вольтер, старейший из французских просветителей, в течение полувека стоял в центре эпохи Просвещения и до конца своей жизни оставался одним из ее признанных вождей. Его назвали «некоронованным королем» общественного мнения. «Вольтер не только человек, это – целый век»: он прожил 84 года, видел закат «короля-солнце» Людовика ХIV, наблюдал медленную агонию феодальной системы и умер незадолго до Великой французской буржуазной революции, которую идейно подготовил.
Круг его интересов был необычайно разносторонен: он с одинаковым триумфом выступал как мыслитель и историк; с ранних лет он дышал воздухом поэзии и свободомыслия, в 12 лет он уже поэт («Он Фебом был воспитан», – скажет о нем Пушкин); современники видели в нем великого драматурга. Вольтер работал для театра в течение шестидесяти лет и написал десятки пьес. Его эпическая поэма «Генриада», его тонкие, умные, изысканные эпиграммы, стихотворные послания, философские поэмы, его знаменитая «Орлеанская девственница», полная веселого шутовства и иронии, убийственных насмешек и сарказма прославили имя их создателя во всем мире. Вольтер умел смеяться, как никто в его время, над всякого рода рутиной и невежеством, о чем свидетельствуют его памфлеты. Его читали и почитали. Он был политиком, экономистом, юристом, увлекался физикой, химией, биологией, везде обнаруживая свои незаурядные способности.
Франсуа Мари Аруэ (таково настоящее имя Вольтера) родился 21 ноября 1694 года в Париже в семье королевского советника. Он учился в привилегированном коллеже Людовика Великого, где уже отличался бунтарским и независимым характером. Один из учителей, раздосадованный колкими репликами юного воспитанника Аруэ, сбежал однажды с кафедры и, взяв мальчишку за шиворот, крикнул:
«Несчастный! Ты когда-нибудь станешь распространителем деизма во Франции!» Благочестивый иезуит не ошибся в своем предсказании. Аруэ пишет вольнодумные стихи, сатиры и эпиграммы на придворные круги, на регента Филиппа Орлеанского и его дочь, что не прошло мимо ушей властей: в 1717 году он был заключен в тюрьму Бастилию на одиннадцать месяцев. Таким образом, Вольтер на собственной шкуре испытал порядки французского абсолютизма и не единожды. После освобождения он уезжает на три года в Англию, где изучает труды Ньютона и становится популяризатором его учения. Около 15 лет он провел в имении своей приятельницы маркизы дю Шатле, где и создает главные свои труды.
Творчество Вольтера необъятно, оно составляет 90 томов, современники называли его «королем поэтов». Вершиной его поэтического творчества стала поэма «Орлеанская девственница» (1735), которую Пушкин назвал «катехизисом остроумия». В 1755 году после смерти маркизы Вольтер покупает поместье Ферней на границе Франции и Швейцарии, отчего становится недосягаем для французских властей, где и живет до конца своих дней. Этот дом вскоре становится центром интеллектуальной, культурной жизни Европы, «европейским постоялым двором», куда приезжали лучшие умы из многих стран, в том числе и России (граф Шувалов, князья Юсупов и Салтыков и др.). Здесь в 1758 году Вольтер пишет самую лучшую свою философскую повесть «Кандид».
ХVIII век создал свой особый литературный жанр – философский роман, философскую повесть, в которых авторы охотно прибегали к фантастическим сюжетам и героям, к приемам сказочного повествования, описывали далекие экзотические страны Востока. В легком комическом тоне писатели рассказывали разного рода были и небылицы, словно желая развлечь читателей, однако на самом деле под внешне авантюрным сюжете они стремились донести до читателя важные философские, политические, социальные идеи своего времени. Они поучали, говорили о серьезном смеясь, и их мысли действительно доходили до широких масс. Классическим образцом такого жанра и стали философские повести Вольтера, в особенности «Кандид, или Оптимизм».
На первый взгляд, это – сказка, однако на самом деле повесть представляет собой размышления автора о мире, полном нелепых предрассудков, насилия и жестокости, человеческой глупости. Общеизвестно, что героями сказок частенько бывают «простаки» или «дурачки». Вот таков и Кандид у Вольтера, не случайно в переводе имя героя означает «наивный», «беспечный». Он действительно наивен и чист душой и не подозревает, какие беды ему готовит жизнь. Кандид живет в замке спесивого и недалекого барона, кичащегося своей длинной родословной. Здесь же живет его прекрасная дочь Кунигунда и еще одно примечательное лицо – философ Панглос. Он сторонник философии Лейбница, в основе которой лежит идея об изначально предустановленной в мире гармонии и неустанно повторяет: «Все идет к лучшему в этом лучшем из миров».
Философ Панглос и его идея мировой гармонии – вот главный объект насмешек Вольтера. В гротескной форме он воспроизводит его разглагольствования: «…Все по необходимости существует для наилучшей цели. Вот, заметьте, носы созданы для того, чтобы носить очки, – поэтому мы носим очки. Ноги, очевидно, предназначаются быть обутыми, – и мы носим обувь. Камни были созданы, чтобы их тесать и строить из них замки, – и вот у монсеньора прекрасный замок… Свиньи созданы, чтобы их есть, – и мы едим свинину круглый год».
Чтобы опровергнуть философию оптимизма, Вольтер проводит своих героев через жесточайшие испытания, способные развеять самые радужные мысли об общественном устройстве. Все в этой повести пронизано одной мыслью – мир человеческий устроен плохо, всюду люди страдают от угнетения, войн и чудовищных болезней, и причины этого коренятся в порочных законах и нелепых предрассудках.
Оба героя, Кандид и Панглос, были изгнаны из замка, и на долю каждого выпала самая печальная участь. После долгих мытарств, измученные и опустошенные, они встречаются вновь, учитель и ученик. Терзаемый тяжкой болезнью, безносый, всеми гонимый Панглос, едва спасшийся от сожжения на костре и виселицы, несчастный и жалкий, с прежним тупым упорством проповедует идею оптимизма и гармонии, являя собой вечный образец слепой веры и глупости: «Я всегда оставался при своем прежнем убеждении, потому что я философ. Мне непристойно отрекаться от своих мнений». Высмеивая современное ему общественное устройство, Вольтер показывает в повести страну своей мечты. Кандид побывал в Эльдорадо, сказочном царстве, где не было монахов, инквизиции, казней, тюрем, где процветали науки и искусства.
Стиль повести насквозь ироничен, здесь в каждом слове намек: «Архидьякон сжигал людей чудесно…» Или вот автор рассказывает о казни некоего английского адмирала: «За что убили этого адмирала? – За то, что он не убил достаточно людей… в нашей стране убивают время от времени одного адмирала, чтобы придать бодрости другим». Вольтер не выдумал этот эпизод. В 1757 году английские власти действительно расстреляли адмирала Бинга за проигранное с французами сражение. Вольтер тщетно пытался его спасти. Повесть была напечатана в Женеве и оттуда попала в Париж. Церковники немедленно ее запретили, и вскоре книга была сожжена рукой палача. Однако только в 1759 году сожженный «Кандид» выдержал тринадцать изданий.
Исключительный авторитет, которым пользовался Вольтер у своих современников, был следствием не только его писательской деятельности, но и общественной, и, в частности, борьбой с церковью. «Раздавите гадину!» – этим лозунгом он неизменно заканчивал все свои письма друзьям, вновь и вновь напоминая о главной задаче, стоявшей перед ними. «Гадина», конечно, церковь, и не только католическая. Вольтер разоблачал ее в своих поэмах, повестях, драмах, памфлетах, но и это казалось ему недостаточным. Этот хилый, больной старик провел серию поразительных расследований. Все началось в 1762 году с «дела Каласа», считавшегося процессом века.
Тулузский коммерсант Калас, протестант, был обвинен в убийстве своего сына, католика. Тулузский парламент приговорил его к смертной казни через колесование. Вольтер почувствовал неладное, он не сомневался, что здесь поработала «гадина». Вскоре ему стало известно, что обвинение не было доказано, и он занялся расследованием дела: разыскивает родных Каласа, опрашивает адвокатов и коммерсантов и постепенно выясняется, что Калас невиновен, что сын его покончил собой, запутавшись в долгах. Перед Вольтером открылась страшная картина преступления, совершенного церковью, которая решила обыграть этот факт для поднятия своего авторитета и фанатизма у верующих. Гневу Вольтера не было предела: «Тулузские судьи колесовали самого невинного человека. Почти весь Лангедок стонет от ужаса». Отныне целью Вольтера стал пересмотр этого дела, хотя на дыбы поднялась и церковь, и парламент.
Он направляет тысячи писем во все инстанции с подробным изложением существа дела; он угрожает, что о «праведности» французского суда узнает вся Европа. Он беспокоит министров, надоедает канцлеру, умоляет о помощи фаворитку короля, снаряжает за свой счет вдову казненного в Париж. Свое слово Вольтер сдержал:
вся Европа узнала о деле Каласа, вся Франция читает анонимные брошюры, разоблачающие тулузских судей. И он одерживает победу: дело было пересмотрено, Калас признан невиновным, католик-мракобес, ведший это дело, был уволен в отставку. Этим делом Вольтер приобрел огромную популярность в стране и Европе, его стали называть «спасителем Каласа», «адвокатом справедливости». Когда спустя тринадцать лет кто-то в толпе, окружившей Вольтера, спросил, что это за человек, ему ответила простая женщина: «Как! Вы разве не знаете? Это тот, кто спас Каласа». Ответ дошел до Вольтера, и он оценил его больше, чем все другие проявления восхищения, которые он вызывал.
Вольтер был чрезвычайно популярен и в России. Его хорошо знал Ломоносов, переводил на русский язык Кантемир. С ним переписывались граф Шувалов и сама Екатерина II, любившая демонстрировать перед Европой свою просвещенность. После смерти Вольтера она выписала в Россию его библиотеку и скульптуру, выполненную Гудоном, которая и поныне находится в Эрмитаже. Кстати, и Вольтер в течение всей своей жизни интересовался Россией и посвятил ее истории ряд своих трудов, например «Историю России при Петре I». «Он первый пошел по новой дороге и внес светильник философии в темные архивы истории», – отзовется об этом труде А. С. Пушкин.
Дени Дидро
(1713 – 1784)
Дени Дидро
Имя Дидро в нашем представлении выражает саму суть XVIII века, вошедшего в историю человечества под знаком французского Просвещения. Французские просветители выступали против «старого порядка» и теоретически обосновывали то «царство разума», которое будет возведено на месте обрушившегося здания феодального мира. Литературе в этом деле отводилось особое место – она должна была стать орудием перевоспитания и преобразования общества.
Никогда еще литература не была так тесно связана с философией и идеологией. Философия вторгалась во все сферы жизни, а литература становилась местом проверки новых воззрений на человека и общество. Философские концепции становились предметом споров героев художественных произведений, определяли сам сюжет, выверялись логикой его развития.
Век Просвещения обрел в Дидро своего выдающегося идеолога, гениального пропагандиста, замечательного беллетриста. Границы между литературой и философией у него были подвижными и весьма условными. По глубокому убеждению Дидро, поэт должен быть одновременно философом, ему должны быть ведомы пути развития человеческого духа, добрые и дурные явления общества. Философские же его труды исполнены живых картин, ярких, убедительных образов и нередко представляют собой художественные произведения в высшем смысле этого слова.
Дени Дидро родился 5 октября 1713 года в городе Лангре в зажиточной семье ножовщика, гордившейся своим двухсотлетним генеалогическим древом. Отец хотел видеть своего старшего сына священником, а потому отдал мальчика в местный иезуитский коллеж. В двенадцать лет Дени был тонзурирован, хотя у него не было склонности к духовной карьере, и отправлен учиться в парижский коллеж иезуитов д’Аркур. В столице отвращение к богословию у юного Дидро проявилось довольно скоро. Теологии он предпочел естественные науки: физику, математику, химию, физиологию. Увлекся он и языками – латинским, греческим, позже, в связи с пробудившимся интересом к философии, – английским.
После коллежа Дидро проучился два года у прокурора, но и тут ему не понравилось. Атмосфера крючкотворства и сутяжничества – это было совсем не то, о чем он мечтал. Вскоре отец, видя, что его сын не собирается следовать его указаниям, отказал ему в материальной поддержке. Так в двадцатилетнем возрасте Дидро пополнил многочисленную толпу парижских интеллигентов, перебивавшихся случайными грошовыми заработками. Как только не пытается Дидро заработать: занимается репетиторством, переводит с английского, даже на заказ сочиняет проповеди для аббатов. Одновременно он пополняет свое образование, в первую очередь изучает труды Лейбница, Декарта, Локка, Спинозы, за ними идут фундаментальные труды и новинки всех отраслей знаний и техники. Именно тогда он начинает собирать свою замечательную библиотеку.
В 1743 году Дидро тайно обвенчался с дочерью купеческой вдовы Антуанеттой Шампион. Несмотря на энергичные поиски средств к существованию, семью он свою прокормить не умел. От четырех детей, рожденных в браке, в живых осталась только дочь Мария-Анжелика (ей суждено будет стать первым биографом своего отца). Жил он в крохотной квартирке, расположенной под самым чердаком. Некий маркиз де Костри однажды высказался: «Бог мой! Куда бы я ни пошел, везде я слышу разговоры только об этом Руссо и об этом Дидро. Можно ли понять такое? Ничтожные люди, у которых нет собственных домов и которые живут на четвертом этаже! Право, к таким вещам привыкнуть невозможно!»
И все же нужда ничуть не повлияла на характер Дидро. Он был человеком удивительно терпимым, общительным и веселым, легко сходился с людьми, был любимцем светских салонов. Его добротой широко пользовались: целые разделы в сочинениях просветителей Туссена и Рейналя написаны рукой Дидро, есть вставка Дидро в трактате Руссо «О происхождении неравенства среди людей», известно, что Дидро даже помог нищему студенту написать памфлет против самого себя. Вольтер называл его «пантофил», то есть «вселюбящий». Дидро вел себя одинаково просто и непринужденно, общаясь с людьми самых разных сословий, не делая различий между простым рабочим и высокопоставленным вельможей. И ему это прощалось.
В 1747 году Дидро поступил неожиданный заказ от всесильного временщика Филиппа Морепа, наперсника Людовика XV в любовных похождениях. За две недели Дидро пишет галантный роман «Нескромные сокровища» в модном тогда стиле рококо и издает его под маркой несуществующего голландского издательства. Гривуазность романа, балансирующего порой на грани непристойности, создала вокруг него атмосферу скандала. Позже Дидро говорил, что он готов скупить и сжечь все напечатанные экземпляры «Нескромных сокровищ».
В это же время Дидро пишет ряд философских эссе, где с позиции деизма выступает против церковных догматов и авторитетов. Среди них – «Философские письма», которые Парижский парламент 7 июля 1746 года приговаривает к сожжению вместе с «Естественной историей души» Ламетри. Но это не останавливает Дидро. Критика католической ортодоксии продолжена в «Прогулке скептика» (1747), а в «Письмах слепых» (1749) он уже открыто проповедует атеистические взгляды.
Опубликование «Писем слепых» окончательно переполнило чашу терпения правительства. Вольнодумец и богохульник арестован и осужден на стодневное пребывание в тюремной башне Венсенского замка. Но заключение обернулось триумфом для Дидро. Он становится чрезвычайно популярным. В его тюремную камеру рвутся многочисленные посетители, и среди них – Жан-Жак Руссо.
После сорокадневного заключения Дидро был освобожден. Помогли друзья, среди которых многие были вхожи в придворные круги. Отныне он регулярный посетитель салона ученого барона Поля Анри Гольбаха, где собираются выдающиеся умы Европы – Д’Аламбер, Гельвеций, Жан-Жак Руссо, Дэвид Юм, Лоуренс Стерн…
Вместе с Д’Аламбером
Дидро начинает издание «Энциклопедии, или Толкового словаря наук, искусств и художеств». Эту работу он считал главным делом своей жизни. Издание «Энциклопедии» для XVIII века явилось событием в культурном отношении беспрецедентным, удивительным и, пожалуй, самым значительным. Дидро сумел объединить вокруг издания всех просветителей – от Вольтера до Руссо. Энциклопедия выходила с 1751 по 1780 год, составила 35 томов, в том числе 11 справочных книг, содержавших рисунки, чертежи, карты, схемы, и 8 томов указателей. Сам Дидро написал для «Энциклопедии» более тысячи статей.
Наряду с этим шла напряженная работа над сочинениями по эстетике и философии. Свои философские и эстетические взгляды Дидро воплотил в художественной форме, создав два романа «Монахиня» (1760) и «Жак-фаталист и его хозяин» (1773) и повесть «Племянник Рамо» (1779). Эти произведения так и не были напечатаны при жизни автора. Сам же Дидро не считал себя прозаиком.
На сюжет «Монахини» Дидро натолкнула история некоей Маргариты Деламар, заточенной после скандального бракоразводного процесса в монастырь под угрозой исправительного дома для женщин легкого поведения. Став единственной наследницей родительского состояния, она затеяла судебный процесс, пытаясь расторгнуть «обет бедности» и выйти из монастыря. В иске ей было отказано, наследство она потеряла, а сама она так и осталась в монастыре. Кроме того, у Дидро были свои причины обратиться к теме монастырской жизни. Его родная сестра была монахиней и сошла с ума. Резко изменился характер брата, надевшего сутану священника. Возлюбленная его друга Д’Аламбера, мадемуазель Леспинас, была заточена в монастырь и бежала оттуда.
Главную героиню романа Дидро Сюзанну Симонен отправили в монастырь родители – она, незаконнорожденная дочь, должна искупить грех своей матери. Ее монастырская жизнь наполнена издевательствами, попранием человеческого достоинства, извращенными домогательствами. После смерти родителей Сюзанна обращается в суд, ссылаясь на отсутствие с ее стороны свободного волеизъявления при принятии обета. Дело проиграно, но девушка не смиряется, предпочтя надругательству над личностью побег из обители, скитания и лишения. Сюзанна, девушка из третьего сословия, наделенная чистотой помыслов и поступков, иллюстрировала любимую идею просветителей: врожденное нравственное благородство преобладает над благородством происхождения. Дидро придал этой идее замечательную художественную форму, построив свой роман в виде записок Сюзанны. И вместе с тем, во всем романе ощущается перо философа. Он лаконичен, здесь почти нет лирических описаний, раскрывающих поэзию чувств, углубленный анализ Сюзанны порой несоразмерен с ее небогатым жизненным опытом. «Перед нами достаточно сухая, почти протокольная запись», – сказал по поводу романного стиля Дидро С. Д. Артамонов.
После «Монахини» последовал «Жак-фаталист», где проблема свободы и несвободы была заявлена еще более глубоко и всесторонне. Фатализм был любимой темой философов XVIII века. По мнению Л. Воробьева, в этом романе «Дидро-художник сумел решить ту дилемму свободы, перед которой стал в тупик Дидро-философ: человеческая деятельность, конечно, определяется обстоятельствами, но она же и изменяет обстоятельства». Художественные и интеллектуальные достоинства «Жака-фаталиста» высоко оценил Гете, назвав роман «поистине первоклассным произведением», «тонким и изящным кушаньем, приготовленным и положенным на блюдо с большим искусством».
Повесть «Племянник Рамо» исследователи называют вершиной художественной прозы Дидро, где органическая связь философии и художества предстает особенно наглядно. Впервые среди писателей и философов Нового времени Дидро сумел продемонстрировать «разорванность сознания» (Гегель) современного человека, чьи принципы замешаны на абсолютной беспринципности. Вместе с тем, в образе главного героя повести, чье имя, а точнее, безымянность, вынесена в заглавие, просвечивает целое общество, основанное на частных привилегиях и произволе, где нормальным является именно нарушение всех моральных норм.
Издание «Энциклопедии» совершенно разорило Дидро. На помощь ему пришла Екатерина II, питавшая слабость к французской просветительской философии. Еще в 1762 году Екатерина предлагала Дидро перенести издание «Энциклопедии» в Россию. В 1765 году Екатерина позволила себе истинно царский жест: через посредничество князя Дм. А. Голицына, русского посла в Париже, она купила библиотеку Дидро и тут же назначила Дидро ее пожизненным хранителем с окладом в 1000 франков в год, выплатив ему жалование за пятьдесят лет вперед (по этому поводу философ шутил, что честь теперь его обязывает прожить еще пятьдесят лет). В 1785 году, после смерти Дидро, его библиотека была доставлена в Петербург. К сожалению, она не была сохранена как особый целостный фонд, подобно библиотеке Вольтера, и книги Дидро со временем растворились в книжных фондах Публичной библиотеки им. М. Е. Салтыкова-Щедрина в Петербурге.
Сам Дидро неоднократно оказывал услуги русской императрице. Он рекомендовал ей специалистов по разным отраслям науки и искусства. Именно Дидро мы обязаны появлением в Петербурге одного из главных его символов – «Медного всадника» Фальконе. Выступал Дидро и экспертом при покупке Екатериной коллекции картин барона Тьера, включавшей полотна Рафаэля, Ван-Дейка, Рембрандта, Пуссена и других величайших художников и ставшей основой картинной галереи Эрмитажа.
В 1773 году Дидро получил личное приглашение Екатерины посетить Петербург, куда он и отправился в мае того же года, пробыв в северной столице около пяти месяцев. Екатерина встретила его милостиво и дружески. Сам философ был настроен так деловито – ведь он представлял русскую царицу великим реформатором, с нетерпением ожидавшим его советов, – что даже не посчитал нужным соблюсти правила придворного этикета. Он явился на прием к Екатерине в черном кафтане, «в котором ходят только в чулан», как позже писала об этом дочь Дидро. Философ подолгу беседовал с Екатериной на различные государственные, философские и политические темы, написал замечания, резкие и бескомпромиссные, на ее проект «Наказа». Позже, вернувшись на родину, Дидро продолжал выполнять ряд поручений Екатерины, среди которых был проект организации университетского образования в России.
Последние десять лет своей жизни Дидро прожил в Париже. Из России он вернулся с подорванным здоровьем и со званиями действительного члена Российской академии наук и почетного члена Российской академии художеств. Дидро продолжал интенсивно работать – завершал издание «Энциклопедии», писал свои знаменитые очерки «Салоны», посвященные ежегодным художественным выставкам в Париже. Екатерина II купила ему особняк в дворянском предместье Сен-Жермен, куда писатель, наконец, вместе с семьей смог переехать из своей бедной квартиры в одном из домов Латинского квартала. В феврале 1784 года у него открылось кровохарканье, болезнь стала быстро прогрессировать. Незадолго до кончины Дидро посетил духовник из церкви святого Сульпиция и предложил покаяться в своих еретических заблуждениях, что, по его мнению, «произвело бы благоприятное
впечатление». В ответ Дидро произнес: «Я верю, господин кюре, – произвело бы благоприятное впечатление. Но признайтесь, это было бы бесстыдной ложью с моей стороны».
Дидро умер 31 июля 1784 года, до последнего вздоха оставаясь атеистом.
Жан-Жак Руссо
(1712 – 1778)
Жан-Жак Руссо
Жан-Жак Руссо прожил жизнь, полную лишений, гонений, страданий, нравственных падений и высоких взлетов мысли и чувства. Он был властителем дум целого поколения, его бюст будет украшать тенистые аллеи парков, его имя с восторгом будут произносить мечтательные девушки, например пушкинская Татьяна в «глуши забытого селения» России. Его гневные строки и неистовое красноречие разбудит умы тысяч молодых людей. Он встанет вровень с Вольтером, а может и выше, этот сын женевского часовщика, в юности бродяга, нищий, не имевший систематического образования и дипломов, не обладавший эрудицией своих прославленных современников – Монтескье, Вольтера, Дидро. В конце жизни в своей знаменитой «Исповеди», этой самой правдивой книге мира, он расскажет нам свою историю.
Он родился в 1712 году в Швейцарии, в Женеве, куда еще его дед бежал от преследований церкви. 12-ти лет он был отдан в ученики нотариусу, потом в подмастерья граверу – в постоянной погоне за хлебом насущным чем он только не занимался: был преподавателем музыки (у Руссо рано обнаружился музыкальный талант), секретарем, чиновником. Судьба не раз забрасывала его в аристократические дома, но дольше всех он пробыл в поместье госпожи Варанс в Шамбери, которая приютила бездомного талантливого юношу на целых 12 лет. Жизнь в Шамбери позволила Руссо заняться своим самообразованием, он много читает, изучает музыку, пишет ряд музыкальных произведений. В 1740 году Руссо отправляется пытать счастья в Париж.
В столице он ютится на чердаке грязной и мрачной гостиницы и нередко голодает, однако пребывание в Париже имело и свои положительные стороны: он заводит знакомства с Дидро и другими уже известными просветителями, растет круг его интересов и познаний, а вскоре приходит и известность. В 1749 году Руссо пишет свой первый трактат «Рассуждение о науках и искусствах» и получает премию Дижонской академии. В нем он проводит мысль о том, что в обществе, где господствует социальное неравенство, развитие наук и искусств приводит лишь к развращению и порче нравов. Руссо идеализирует далекое историческое прошлое, когда, как ему кажется, человек, живя на лоне природы, сохранял в себе естественность мысли и чувства. Естественное состояние патриархального человека, дикаря, считал он, и составляет истинную сущность человека, а в условиях современной цивилизации она искажена. Это обращение к теме «естественного человека» получило в мировой литературе название «руссоизм», оно имело огромное влияние на философов, писателей, деятелей культуры самых разных стран Европы и Америки.
Современники утверждают, что выход в свет первого сочинения Руссо произвел некое подобие революции: несметные толпы стояли с утра у книжных лавок, где продавалась брошюра. Вскоре ему поступило выгодное предложение стать кассиром при сборщике налогов, но Руссо отказался: он не мог быть причастным к обиранию народа. Его называли сумасшедшим, но он определил свой жизненный путь: он не терпел роскоши даже в одежде. Продал все, что считал лишним, в том числе и часы: как он мог франтить, если народ голодал? А чтобы прокормить семью, он стал переписывать ноты по 10 су за страницу, чем и кормился почти до самой своей смерти. Точно так же Руссо отказался и от королевской пенсии после шумного успеха его оперы «Колдун», этого не могли понять даже его друзья. В следующем своем трактате «Рассуждение о происхождении и причинах неравенства между людьми» (1754) Руссо на заданный вопрос отвечает недвусмысленно: по природе люди равны, а источником неравенства и социального зла является частная собственность, которая разделила общество на бедных и богатых. Тем самым Руссо покушался на святая святых даже для его друзей-просветителей. Неудовольствие властей заставило Руссо покинуть Францию и вновь поселиться неподалеку от Женевы. В своем новом произведении – «Общественный договор» (1762) он провозглашает право народов на восстание против несправедливого тиранического режима и установление республиканской формы правления, ибо государство, по его мнению, должно объединять свободных и равноправных граждан, и основа такого государства – общественный договор (конституция) между всеми его членами. За 27 лет до штурма Бастилии Руссо отчетливо сформулировал священное право народов – свергать тиранов.
Руссо прославился не только своими политическими работами, его занимали и вопросы воспитания молодого поколения («Эмиль, или О воспитании»), не меньшую славу принесли ему и литературные произведения. Он и в литературе выступал как ниспровергатель, как новатор. В частности, он резко выступает против классицистической трагедии и канонов классицизма в целом. Остроконфликтным, исполненным гражданского пафоса, гражданского долга произведениям французских классицистов он противопоставил культ семейного патриархального очага, добрых, бесхитростных чувствительных героев. Все это были признаки нового литературного течения, которое и возглавил Руссо – сентиментализма. Сентиментализм провозгласил культ чувства, отвергая всякую рассудочность: «тот человек всех больше жил, кто больше чувствовал». Руссо впервые ввел в литературу так называемого «маленького человека», представителя третьего сословия, с его чувствами, интересами и заботами, показал его внутренний мир. Именно об этом его знаменитый роман «Юлия, или Новая Элоиза» (1761), который по праву называют «энциклопедией руссоизма».
Сюжет романа был взят из истории несчастной любви средневекового ученого-монаха Абеляра к своей ученице Элоизе, которые становятся жертвами своего неравного положения. Роман написан в форме писем, такая форма отвечала требованиям Руссо, ибо письма наилучшим образом раскрывают душу человека, мир его чувств. Герои живут на лоне пышной природы у подножия Альп. Главный герой – Сен-Пре – беден, он служит учителем у швейцарского дворянина. Сен-Пре хорош собой, умен, образован, он превосходит окружающих его людей своими нравственными достоинствами, но он находится в доме д’Этанжа на положении слуги. Он влюбляется в свою ученицу Юлию, которая отвечает ему взаимностью и становится его возлюбленной. Руссо создал образ девушки с сильным характером и прекрасной душой, возвышенной и тонкой, которая по достоинству оценила ум и талант Сен-Пре; у нее хватило мужества переступить вековые традиции предков и отдаться любви к человеку плебейского происхождения. В этом, по мнению автора, проявилось «священное право» самой природы, ибо «голос природы» сильнее житейской мудрости.
Однако отец Юлии думал иначе. Преданный принципам дворянской чести, он и не помышлял о возможности неравного брака своей дочери и уговаривал ее выйти замуж за 50-летнего г-на де Вольмара, человека их круга. В душе героини происходит борьба, она на распутье: кого предпочесть, отца или возлюбленного, чему отдаться, долгу или чувству? Возникает конфликт, столь характерный для Руссо: между
естественным чувством и общепринятой моралью. Побеждает последняя: Юлия, как слишком послушная дочь, подчиняется воле отца, хотя это решение и противу ее сердца. Будь она более эгоистичной и решительной, она не совершила бы этой роковой ошибки, растоптав свое счастье и счастье Сен-Пре. Адюльтер же, тайная любовь, для них обоих была невозможна. В отчаянии герой уезжает на шесть лет за границу, надеясь, что время излечит сердечную боль, но, увы! Стоило ему вновь вернуться, как любовь с новой силой охватывает героев. Примечательно, что Руссо и мужа Юлии, г-на де Вольмара, рисует как человека благородного, который знал о любви героини к Сен-Пре, но не требовал от нее признаний, ибо понимал силу подлинной страсти. Более того, он предлагает Юлии пригласить Сен-Пре учителем для их детей.
Руссо не видел выхода из создавшегося положения, поэтому прибегает к чисто условному приему: Юлия тяжело заболевает, спасая тонущего ребенка, и умирает. Перед смертью она пишет прощальное письмо возлюбленному, в котором говорит о вечной любви к нему. Автор прекрасно понимал, что в мире, в котором живут его герои, счастливые браки по любви между дворянкой и простолюдином невозможны. «Счастье людей невозможно там, где строй человеческой жизни нарушает естественные отношения». Эту мысль подтверждает вторая сюжетная линия в романе, рассказывающая о любви аристократа и проститутки.
«Новая Элоиза» – роман лирический, раскрывающий перед нами тонкий и сложный духовный мир героев. Он отличается психологической глубиной и эмоциональностью. В немалой степени этому способствуют прочувствованные, взволнованные описания красот швейцарской природы, на лоне которой живут и любят герои романа. Роман имел невероятный успех. Читатели рыдали над всеми чувствительными местами, а дойдя до сцены смерти Юлии, по воспоминаниям современника, уже «не плакали, но кричали, выли как звери». В течение только ХVIII века он выдержал свыше семидесяти изданий, намного опередив все остальные произведения французской литературы того времени. В России роман пользовался не меньшим успехом, его можно было купить в книжной лавке Московского университета в том же 1761 году. Следы глубокого воздействия его можно обнаружить в «Евгении Онегине» Пушкина, в творчестве А. Радищева, Н. Карамзина, Л. Толстого и других русских писателей.
Последние восемь лет жизни Руссо провел в Париже, ютясь все в том же чердачном помещении, зарабатывая на жизнь перепиской нот. Силы его слабели, он тяжело заболел. В полном отчаянии он пишет воззвание к людям – он взывал к милосердию. Он просил о приюте, где мог бы провести остаток своих дней. На этот зов откликнулся один из его именитых почитателей маркиз де Жирарден. В его имении Эрменонвиль и поселяется Руссо. Именно сюда приедут к нему глава будущей революционной партии якобинцев М. Робеспьер и граф А. Сен-Симон, основоположник утопического социализма. Руссо умер в 1778 году. В период Великой Французской революции, которую он идейно подготовил, его прах будет перенесен в Пантеон великих людей Франции, его могила вскоре станет местом всеобщего паломничества и поклонения: воистину «…в мире целом он зажег пожар».
Литература XIX века
Вальтер Скотт
(1771 – 1832)
Вальтер Скотт
Литературным Колумбом XIX века назвал Вальтера Скотта Белинский. Он же определил причину его огромной популярности в начале века: «Дать историческое направление искусству XIX века – значило гениально угадать тайну современной жизни». Конкретность и верность «натуре» – вот что прежде всего отличало исторические романы Вальтера Скотта от туманной, приблизительной, фантастической старины современных ему романтиков. Прошлое для писателя В. Скотта – не некий условный, идеальный мир, а необходимое звено в истории цивилизации, источник современности. Одновременно Скотт всегда подчеркивал необходимость сочетания в романе исторических фактов с вымыслом, ибо первая задача романиста, по глубокому убеждению писателя, – развлекать. «Дайте мне факты, а воображения мне хватит своего…» – восклицал В. Скотт. И он подавал историю так, что она становилась интересна самому широкому читателю. «Шотландским чародеем», «волшебником» называли его восторженные почитатели.
У Вальтера Скотта были все основания стать великим историческим писателем. Он родился в 1771 году в семье процветающего эдинбургского адвоката и дочери профессора университета. Семейные анналы Скоттов входили в национальную летопись: и по отцовской и по материнской линиям род восходил к вождям старинных шотландских кланов. Прошлое родины с раннего детства стало вызывать острый интерес у Вальтера. Этому способствовал и сам древний Эдинбург с его величественным Эдинбургским замком, вздымающимся над городом на крутой скале, с полуразрушенным Кромвелем Голирудским дворцом – резиденцией шотландских королей, с мрачной Эдинбургской тюрьмой, которую в 1736 году взяли штурмом участники народного восстания. Будучи ребенком, он с восхищением слушал рассказы о героических сражениях шотландцев за свою национальную независимость. Еще были живы те, кто помнил последнее восстание 1745 года, когда Эдинбург – столица Шотландии – была взята мятежными войсками во главе с принцем Карлом-Эдуардом Стюартом.
Мать Вальтера страстно любила шотландский фольклор и эту любовь передала своему сыну. Значительную часть детства Вальтер провел на дедовской ферме. После перенесенного полиомиелита у него перестала действовать нога, и врачи посоветовали родителям отправить ребенка в деревню. Здесь, на лоне природы, здоровье его поправилось, но хромота осталась на всю жизнь.
Вальтер Скотт очень рано научился читать и писать. Истории, песни, легенды, сказания, что рассказывали ему местные жители, он не только слушал, но и старался записывать, и уже в восьмилетнем возрасте у него был небольшой личный архив, состоящий из нескольких тетрадей с записями. Он очень рано начал читать Шекспира, ставшего для него на всю жизнь самым любимым писателем, привлекали его внимание исторические хроники Шотландии, Англии и других европейских стран.
По окончании школы Вальтер Скотт поступает на юридический факультет Эдинбургского университета. Это было желание отца, считавшего, что профессия адвоката обеспечит будущее его сына, укрепит высокое социальное положение семьи. Изучение юриспруденции и работу в отцовской конторе юноша ухитрялся сочетать с далекими пешеходными прогулками по глухим уголкам Шотландии, где можно было записать старинную балладу, услышать забытую песню, познакомиться с уходящим в прошлое бытом шотландцев. В 1791 году Вальтер получил звание адвоката, занял место секретаря эдинбургского суда, а в дальнейшем стал шерифом округа.
Успешное восхождение по карьерной лестнице не мешало Вальтеру Скотту активно участвовать в деятельности Философического общества, выступая там с литературными докладами, изучить в совершенстве немецкий язык, предпринять ряд интересных экспедиций вглубь страны и исследовать практически все ее районы. Путешествуя по Озерному краю, Скотт встретил Шарлотту Шарпентье. Меньше чем через год они поженились. Им суждено будет счастливо прожить тридцать лет и воспитать четырех
детей.
В Эдинбурге Шарлотта открыла свой салон, где собирались интересные люди. Здесь произошло знакомство Скотта с большим знатоком древней истории, собирателем антикварных книг Ричардом Хебером. Он станет консультантом Скотта при подготовке к изданию сборника «Песни шотландской границы». Это собрание подлинных народных шотландских исторических песен и баллад, записанных Скоттом непосредственно по устной передаче во время его шотландских путешествий, вышло в свет в 1802 году. Один из тогдашних критиков заметил, что эта книга заключала в себе «зачатки исторических романов». И это замечание оказалось пророческим. Далее последовали стихотворные поэмы самого Скотта: «Песнь последнего менестреля» (1805), «Мармион» (1808), «Дева озера» (1810) и др. Эти поэмы, написанные на национально-историческом материале, закрепили за Вальтером Скоттом репутацию знаменитого поэта. Читатели и критики высоко оценили этнографически-достоверную атмосферу поэм Вальтера Скотта, обусловленную научным подходом поэта к старине и местному колориту, языку, нравам и даже ландшафту. По замечанию Е. А. Соловьевой, «поэтическая история родного края – важнейшее достижение, итог поэтической деятельности будущего романиста, для которого эпическая поэзия была существенным и необходимым звеном в творческой биографии».
Укрепление материального благосостояния позволили Вальтеру Скотту осуществить свою мечту. В 1812 году он приобрел поместье Абботсфорд на реке Твид, где сразу же начал строить средневековый замок. В нем Скотт задумал разместить свою огромную библиотеку и замечательную коллекцию антиквариата. На строительство, продолжавшееся 12 лет, потребовались огромные денежные средства. Вальтер Скотт лично занимался проектированием поместья, в котором соединились элементы различных замков и монастырей Шотландии. Вскоре Абботсфорд превратился в своего рода музей средневекового быта, гостеприимно открывшего свои двери для многочисленных посетителей.
Свой первый исторический роман «Уэверли» Вальтер Скотт создал на сорок третьем году своей жизни. Опасаясь за свою литературную репутацию, он издал свой роман анонимно. Книга имела громадный успех, после чего Вальтер Скотт со свойственной ему энергией принялся писать исторические романы. Свое желание попробовать силы в прозе Скотт объяснял вступлением в литературу нового гениального поэта – Байрона, с которым он, поэт Вальтер Скотт, не может успешно соперничать. Стоит отметить, что сам Байрон не принимал поэзии Скотта, но был большим ценителем его романов.
Всего за 17 лет Вальтер Скотт написал 28 романов, не считая повестей и рассказов. «Уэверли» открыл шотландскую серию романов, среди которых – «Гай Маннеринг» (1815), «Антикварий» (1816), «Черный карлик» (1816), «Пуритане» (1816), «Роб Рой» (1817) и др. Когда шотландская тема была в основном исчерпана, Вальтер Скотт обратился к истории Англии. «Айвенго» (1820) открывает эту серию романов.
Несмотря на успех «Уэверли», Вальтер Скотт продолжал скрывать свое авторство, что весьма интриговало публику и укрепляло ее интерес к творчеству неизвестного писателя. В течение 10 лет его романы выходили за подписью «Автор Уэверли», хотя довольно скоро критики и читатели стали догадываться о подлинном имени автора уэверлеевских романов, а за рубежом переводчики и издатели начали выпускать эти романы под именем Вальтера Скотта.
Как правило, сюжет каждого романа Вальтера Скотта связан с каким-нибудь важным историческим событием – восстанием, гражданской войной, мятежом. Но Скотт, по выражению Пушкина, не имеет «холопского пристрастия к королям и героям». Исторических персонажей в его романах немного, и они не являются центральными, даже тогда, когда их именем назван роман. Внимание писателя (а значит, и читателя) сосредоточено на вымышленных персонажах, волею обстоятельств вовлеченных в исторические события. Гениальность Вальтера Скотта состояла в том, что он открыл существующее в жизни «соединение исторических событий с частными происшествиями», при этом его «роман отказывается от изложения исторических фактов и берет их только в связи с частным событием, составляющим его содержание» (В. Г. Белинский).
Сюжетные мотивы почти всех вальтерскоттовских романов более или менее однотипны: это жизненные странствия и приключения молодого человека, разлученного с возлюбленной; это история молодой девушки, на руку которой претендуют два соперника, а отец или опекун желает ее выдать не за того, кого она любит. Однако за этими частными ситуациями у Вальтера Скотта всегда проступает столкновение политических интересов, разных общественных позиций. Это позволяло писателю подавать историю «домашним образом» (А. С. Пушкин), а читателю почувствовать свою сопричастность к ней.
В своих романах Вальтер Скотт изобразил множество эпох – от средневековой Англии до современной Шотландии, причем он прекрасно знает и умеет изобразить материальную и духовную культуру каждой эпохи. Одежда, обстановка жилищ и замков, архитектура, оружие и доспехи рыцарей, женские украшения, светская и церковная утварь – за всем этим стоят глубокие знания Вальтера Скотта – историка, этнографа, знатока геральдики. Важным источником его романов стало устное народное творчество, те английские и шотландские баллады, которые он собирал всю жизнь. Фольклорные мотивы и документально точные сведения удивительным образом дополняют друг друга в его романах и, в конечном счете, способствуют созданию убедительной истории человеческих судеб в пределах определенной эпохи.
В 1826 году на семью Вальтера Скотта обрушилась беда. Экономический кризис, разразившийся в Англии в 1825 году, повлек за собой разорение издательской фирмы Баллантайна, пайщиком которой был Вальтер Скотт. У него были все юридические основания для того, чтобы уклониться от ответственности за долги своего друга и компаньона, но он не пошел на это, заявив, что до 1830 года выплатит огромный долг в размере 130 000 фунтов стерлингов. Несмотря на горе – от пережитых волнений умирает жена, Вальтер Скотт с необычайной энергией принимается за литературную работу. Помимо романов, он пишет критические статьи и обзоры, исторические труды, среди которых – многотомная «История Наполеона Бонапарта». Но здоровье писателя не выдерживает. В 1830 году он переносит первый апоплексический удар, парализовавший его правую руку. Едва оправившись от болезни, он вновь берется за работу – диктует свои новые книги секретарю. В 1831 году последовал второй удар, за ним – третий. По совету врачей Скотт предпринимает большое путешествие на военном фрегате, посещает Италию, Францию. Ему становится хуже, и он в предчувствии скорой смерти спешит в родной Абботсфорд. Там 21 сентября 1832 года, не оправившись от четвертого удара, Вальтер Скотт скончался. Незадолго до смерти он записал в своем дневнике:
«Я приближаюсь к финалу своей карьеры: я быстро схожу со сцены. Вероятно, я был самым плодовитым писателем современности; для меня утешением будет думать, что я никогда не пытался пошатнуть веру в человека, разрушить человеческие принципы и что я не написал ничего такого, которое я на своем смертном одре хотел бы уничтожить».
Якоб и Вильгельм
Гримм
(1785 – 1863; 1786 – 1858)
Вильгельм и Якоб Гримм
Народная сказка довольно поздно была признана Большой литературой. Долгое время считали, что произведения фольклора должны только рассказываться, существовать изустно. Романтики первыми стали всерьез изучать народное творчество, собирать, обрабатывать и издавать народные песни, сказки, баллады, предания. Благодаря романтикам столь долго презираемые народные сказки стали воистину народным чтением. Сколько чудесных и необыкновенных приключений, насыщенных житейской мудростью и неистребимым оптимизмом, нашли в них маленькие и взрослые читатели!
Богатство это огромно и неисчерпаемо, и в собирании и сбережении его братьям Гримм принадлежит особое место. Они одними из первых европейских фольклористов осознали историко-культурную, эстетическую и духовную ценность народной сказки, призвали сохранять ее как национальное богатство. «Настало время, – говорили братья Гримм, – спасать древние предания и сказки, чтобы они не исчезли навсегда в беспокойных днях наших, как искра в колодце или роса под лучами горячего солнца».
Родина братьев Гримм и их предков находится в юго-восточном Гессене. Здесь, в городе Ханау, 4 января 1785 года родился Якоб Гримм, а 24 января 1786 года – Вильгельм Гримм. Через пять лет семья Гримм переехала в Штайнау – отец, Филипп Вильгельм Гримм, был переведен в этот город управляющим и окружным судьей. Семья Гриммов была большая. После Якоба и Вильгельма родились еще братья Карл, Фердинанд, Людвиг, Эмиль и сестра Шарлотта. При всей скромности и бережливости семья жила в дружбе и согласии. Дом был открыт для друзей, для детей устраивали веселые праздники, хотя в доме знали цену заработанным деньгам. Филипп Вильгельм пользовался в городе всеобщим уважением. Человек порядочный и честный, он с ранних лет внушал детям чувство верности и долга, любовь к отчизне и родному краю.
В начале 1796 года семью Гримм постигло страшное несчастье. Скоропостижно от воспаления легких умер отец, оставив после себя сорокалетнюю вдову с шестью детьми на руках. Семье пришлось съехать со служебной квартиры. Якоб и Вильгельм, словно взрослые, стали делить с матерью заботы о младших братьях и сестренке.
В 1798 году мать отправила Якоба и Вильгельма в Кассель, к своей сестре Генриетте Циммер, камеристке ландграфини Гессенской, принявшей активное участие в судьбе своих любимых племянников. Мальчики были определены в лицей, по окончании которого – Якоб в 1802-м, а Вильгельм в 1803 году – поступили на юридический факультет Марбургского университета. Обычно лицеисты затрачивали семь-восемь лет на подготовку в университет. Якобу для этого понадобилось только четыре, а Вильгельму пять лет. И этим они во многом обязаны своей тетушке, оплачивавшей дополнительные частные уроки. Но решающим условием оказалось их неутомимое усердие: ежедневно им приходилось выдерживать по шесть часов школьных занятий и по четыре-пять часов частных уроков. Кроме того, Якоб после смерти отца взял на себя все деловые хлопоты, связанные с управлением их маленьким состоянием и попечительством над младшими детьми. «Суровая школа, – констатирует биограф братьев В. Шооф, – которую прошел Якоб после ранней смерти отца, потребовавшей от него железной самодисциплины, способствовала тому, что у мальчика рано развились свойства, проявившиеся позднее таким достойным восхищения образом: преданность семье, верность и высочайшее сознание долга».
В Марбургском университете Якоб, а затем и Вильгельм, сблизился с Фридрихом Карлом фон Савиньи, самым молодым профессором, специалистом по римскому праву. Ему суждено будет оказать наибольшее влияние на жизнь и творчество братьев Гримм. Братья с упоением слушали его лекции, а вскоре стали вхожи в его дом, где была прекрасная библиотека. Савиньи был всесторонне образован, знал и любил литературу. Он ввел братьев в круг немецких романтиков, способствовал определению их научных интересов. Братья все более убеждались: не юридическая и административная карьера их призвание, а исследование поэзии и языка – вот что должно стать для них главным.
Осенью 1805 года Якоб Гримм возвращается в Кассель, куда годом позже приезжает и Вильгельм. К тому времени все семейство Гримм уже жило в Касселе. Семья сняла квартиру в доме на Иоханисштрассе 78/79, позже известном всему миру как «Дом сказки братьев Гримм» (дом был разрушен во время Второй мировой войны). В поисках хлеба насущного Якоб устроился секретарем военной коллегии. Эта служба не привлекала его, но Якоб был единственным кормильцем семьи Гримм. Все попытки Вильгельма устроиться на службу потерпели неудачу. Кроме того, у болезненного Вильгельма после смерти матери в 1808 году стала развиваться болезнь сердца.
После приезда Вильгельма из Марбурга начинается многолетнее научное сотрудничество братьев. В 1807 году в «Новом литературном вестнике» в Мюнхене появляются их первые научные статьи о старинных немецких поэмах и средневековом немецком романе. Год спустя братья становятся сотрудниками гейдельбергской «Газеты для отшельников», основанной романтиками А. фон Арнимом и К. Бретано. В 1811 году отдельной книгой появились переводы Вильгельма «Древнедатские героические песни», а вслед за ними вышла первая книга Якоба «О старонемецком мейстерзанге». Хотя братья Гримм работали чаще всего вместе и через всю свою жизнь пронесли чувство взаимной братской любви и глубокой привязанности друг другу, каждый из них сохранял свою творческую индивидуальность, имел свой круг интересов, свое направление в исследовании. Якоб был в первую очередь исследователем, обладавшим строгим аналитическим умом. Вильгельм был натурой художественного склада, поэтом, а потому его привлекало, прежде всего, мастерство поэтических переводов, художественные особенности памятников древней поэзии.
В Касселе братья Гримм начали собирать сказки. Они разъезжали по гессенскому краю в поисках знатоков сказок и, найдя очередного рассказчика, стремились разговорить его, дословно записать очередную сказку. В отличие от своих предшественников, которые по большей части свободно обращались со сказочными сюжетами, братья Гримм в записанных ими устных сказках ничего не меняли и ничего не искажали. Современный фольклор они сравнивали с полем, где буря сгубила почти все колосья, а себя они называли собирателями колосков, уцелевших «где-то возле низкой изгороди или кустарника, окаймляющего дорогу». Эти колоски – «народные песни да вот эти наивные домашние сказки. Места у печки, у кухонного очага, чердачные лестницы, еще не забытые праздники, луга и леса с их тишиной, но, прежде всего, безмятежная фантазия – вот те изгороди, что сберегли их и передали от одной эпохи к другой».
Чаще всего братья Гримм обращались к пожилым людям, так как в первую очередь они хранили в памяти передаваемые из поколения в поколение устные предания, легенды, сказки. Поначалу братья Гримм ставили перед собой задачу сохранить записанную сказку в первозданном виде, зафиксировать наиболее древний ее вариант, в котором отражены еще примитивные формы мышления и языка, народные суеверия. Но со временем братья стали придавать собранному материалу собственную
языковую форму, сохраняя при этом нетронутыми сказочные сюжеты, не нарушая строй, композицию сказки, особенности речи ее героев. Они сумели найти тот своеобразный стиль, который позволил сказкам заиграть во всем их поэтическом блеске и благодаря которому сборники сказок братьев Гримм распространились по всему миру.
Первый том «Детских и семейных сказок» вышел в 1812 году в Берлине под Рождество. Успех книги был ошеломляющим. Друг братьев И. Геррес сразу после получения книги пишет Вильгельму: «Мы получили детские сказки, которых с нетерпением ждали мои дети, и с тех пор они их не выпускают из рук. Младшая дочурка может уже многие рассказать. Моя старшенькая успела распространить их в городе среди детей, и уже через три дня к нам пришел мальчик, чтобы взять почитать книжку, где говорится о кровяных колбасках и колбасках жареных. Вечерами моей жене приходилось читать по семь сказок кряду, и, судя по впечатлению и неослабевающему вниманию, все сказки, что вполне естественно, прекрасно выдержали испытание. Вы вполне достигли своей цели и в мире детства воздвигли себе несокрушимый памятник».
Ободренные всеобщим признанием, братья Гримм сразу начинают готовить к печати второй том. Он был издан в 1815 году. Их дело начинает принимать поистине национальный характер и размах: многие люди обращаются к ним, предлагая помощь в дальнейшем собирании сказок и сообщая те сказки, которые знают сами. Братья получают сказки марбургские, вестфальские, померанские, швейцарские и из ряда других областей Германии в записях известных писателей, ученых и друзей. Любопытно, что в сборнике братьев Гримм оказалось много французских сказок. Две главные сказительницы, у которых братья записали большую часть сказок, – Мария Гассенпфлуг и Доротея Фиман, – были выходцами из семей французских гугенотов, вынужденных когда-то переселиться в Германию. Естественно, женщины рассказывали в основном французские сказки, бытовавшие в их семьях. Так почти все сказки Шарля Перро перекочевали в сборник братьев Гримм. В отдельных случаях сходство со сказками французского автора было столь очевидно, что братья после второго издания убрали из сборника «Кота в сапогах» и «Синюю бороду», а в остальных случаях постарались уменьшить сходство на текстологическом уровне.
В 1822 году вышел третий том сказок. Так получилось, что, начиная со второго тома, основная работа по собиранию сказок легла почти исключительно на Вильгельма. Хотя интерес Якоба к собиранию сказок и расширению сборника не исчезал, но на первое место у него все же выходила научная работа, связанная с исследованиями в области средневекового германского права и немецкой мифологии. Так и сложилось, что дополнение и расширение сборника сказок целиком легли на Вильгельма. Он был редактором семи новых прижизненных изданий сказок. Вильгельм стремился не только увеличивать от издания к изданию количество сказочных текстов, но и поэтически их обработать, сделать их стилистически едиными. Он же и поручил своему брату-художнику Людвигу Эмилю проиллюстрировать сборник.
«Детские и семейные сказки» скоро стали подлинно народной книгой в Германии и за ее пределами. К концу XIX века в Германии вышло 25 полных изданий сказок братьев Гримм. А начиная с 1820 года их сказки начинают переводиться на европейские языки – датский, голландский, английский, французский. В 60-е годы XIX века сказки братьев Гримм навсегда вошли в круг детского и семейного чтения русского читателя.
А братьев Гримм после публикации их сказочного сборника ждали еще великие свершения на поприще филологической науки. Научно-литературная деятельность братьев снискала им широкое признание. С 1831 по 1837 годы – они профессора Геттингенского университета. В 1841 году они избираются профессорами Берлинского университета и становятся членами Прусской академии наук. Будучи патриотами своей страны, братья всегда подчеркивали актуальность своих занятий прошлым. В своих трудах по истории языка, средневековой германской словесности, праву, фольклору, мифологии ученые видели большое общественное дело, чрезвычайно важное для современности. Среди их фундаментальных трудов – «История немецкого языка» (1848) и «Словарь немецкого языка», завершение работы над которым выпало уже на долю немецких ученых XX века.
Вильгельму Гримму, отличавшемуся слабым здоровьем, суждено было первым уйти из жизни. Его смертельная болезнь, начавшаяся с фурункула на спине, развивалась чуть больше двух недель. 16 декабря 1859 года паралич легких прекратил его мучения. После похорон брата в семейной Библии, где отмечались важнейшие семейные события, Якоб записал: «Пройдет совсем немного времени, и я последую за своим любимым братом и буду лежать рядом с ним, как почти всегда был с ним рядом при жизни». Он умер от удара 20 сентября 1863 года. Якоба Гримма похоронили рядом с Вильгельмом на берлинском кладбище святого Матфея.
Эрнст Теодор Амадей Гофман
(1776 – 1822)
Эрнст Теодор Амадей Гофман
Э.Т.А. Гофман по праву считается «универсальной личностью в искусстве» и самым ярким представителем романтического направления в немецкой литературе начала XIX века. Он проявил свой талант во многих областях человеческой деятельности. По образованию, полученному согласно семейной традиции, он был юристом. По окончании юридического университета в Кенигсберге Гофман работал в апелляционном суде, зарекомендовав себя честным судьей с независимыми взглядами на человеческое достоинство.
Не находя полного удовлетворения в своей профессиональной деятельности, Гофман с головой окунулся в искусство, став превосходным живописцем и графиком. Благодаря своей природной наблюдательности он с блеском передавал портретное сходство с оригиналом. Однажды на одном бал-маскараде в Познани он распространил карикатуры, отмеченные удивительным портретным сходством с известными в городе людьми, за что был выслан из города. Гофман писал декорации для театра и даже расписывал церковь иезуитов в Глогау вместе с художником Молинари. Тонкое эстетическое чутье, особая восприимчивость к прекрасному, к гармонии отличала и его литературное творчество.
Более всего Гофман любил музыку. Он был выдающимся музыкантом своего времени: играл на нескольких музыкальных инструментах (клавире, органе, скрипке, гобое), служил капельмейстером в театре г. Бамберга, как музыкальный критик и автор блестящих музыкальных рецензий печатался в бамбергской «Всеобщей музыкальной газете». Наконец, он был оригинальным композитором, автором первой немецкой романтической оперы «Ундина», премьера которой с огромным успехом прошла в Берлине в 1816 году. Кроме того, он написал ряд зингшпилей (т. е. комических опер): «Маска», «Веселые музыканты», а также опер «Любовь и ревность», «Напиток бессмертия». Как композитор он носил псевдоним – Иоганн Крейслер, впоследствии так будет назван его любимый литературный герой. Выше других композиторов Гофман ценил Моцарта, перед гением которого преклонялся всю жизнь. Он даже изменил свое имя, заменив данное при крещении Вильгельм, на Амадей, как у Моцарта.
Обладая способностями к разным видам искусства, Гофман выше всех ценил именно музыку, которая позволяла
ему уйти из мира тяжелой реальности, где его преследовали горькие разочарования в любви, отчаянная бедность, потеря горячо любимой маленькой дочери. Музыка представлялась Гофману проводником в «романтическую страну, где царят небесные чары звуков». «Музыка производила на меня совсем особое, непостижимое впечатление, – говорил писатель устами своего героя, – словно давно обещанное исполнение прекраснейших снов нездешнего мира сбывалось наяву».
Музыка и живопись занимали важное место не только в жизни Гофмана, вошедшего в историю мировой культуры как выдающийся писатель-романтик, но и в его творчестве. Творческое наследие Гофмана-прозаика обширно и разнообразно и представлено произведениями разных жанров: романами, новеллами, сказками, либретто опер, музыкальными эссе, критическими статьями. Первым произведением, увидевшим свет, был «Кавалер Глюк» – наполовину новелла, наполовину критическая статья о музыке Кристофа Виллибальда Глюка, с которым Гофман был лично знаком. Главной мыслью, пронизывающей это произведение, является романтический взгляд на музыку как на самое романтическое из всех искусств, «потому что сфера ее – бесконечное».
Другим образцом полуновеллы-полуэссе является «Дон Жуан», посвященный знаменитой опере Моцарта, в котором писатель говорит о том, что служение музыкальному искусству требует от его жрецов полной самоотдачи и самоотречения. Уже в первых произведениях Гофмана складывается своеобразная эстетическая концепция писателя, согласно которой все люди делятся на «музыкантов» и «немузыкантов». «Музыканты» – это чудаки, люди «не от мира сего», в глазах обывателей – «сумасшедшие», но на самом деле обладающие повышенной чуткостью к восприятию известий из горнего мира, мира божественного вдохновения, слышащие «музыку сфер». «Немузыканты», напротив, ограничены и пошлы в своих стремлениях, это обыватели, филистеры. Мир музыки и мир антимузыкальный – для Гофмана великая антитеза, рождающая двоемирие в мироощущении писателя и двуплановость его творческого метода, в котором соединяются черты романтической и реалистической эстетики. «Двоемирие» стало опознавательным знаком творчества Гофмана, его «визитной карточкой».
В Берлине в 1814 году Гофман сблизился с писателями-романтиками Тиком, Брентано и Шамиссо и вместе с ними создал литературное общество «Серапионовых братьев». Свое название молодые литераторы взяли от имени отшельника Серапиона, которого посещали многочисленные видения, отсюда и стремление участников кружка пережить, прочувствовать свое творчество. Поэтому во главу угла они поставили художественный принцип ясновидения – т. е. правдоподобия воображаемого, и в их творчестве слились реальность и мистика, материальное и запредельное. Яркий пример тому – новеллы сборника Гофмана «Серапионовы братья», в которых ясно ощущается связь с «черным», готическим романом. Новелла, которая принесла Гофману самый большой прижизненный успех, «Мадемуазель де Скюдери», посвящена теме раздвоения человеческой личности, когда в одном человеке уживаются виртуозный мастер-ювелир и маньяк-убийца. Злой рок и дурная наследственность толкают уважаемого в городе ювелира Рене Кардильяка на преступления с целью вернуть украшения, сделанные им на заказ. Кардильяк – первый в галерее гофмановских «двойников» – людей с разорванным сознанием.
Одним из своих лучших произведений Гофман называл сказку «Золотой горшок». Обращение писателя к этому жанру неслучайно. Сказка – это жанр, который дает возможность для полета фантазии. Отличительной чертой «Золотого горшка» является тесное переплетение реальности и вымысла. В ней действуют одновременно и студент Ансельм, и конректор Паульман, и надворный советник, а также змейка Серпентина, князь духов Фосфор, волшебник Саламандр. В сказке попугай превращается в человека, старуха варит волшебное зеркало, а в библиотеке происходит настоящее сражение между колдуньей-свеклой и волшебником-саламандром. Главный герой сказки – студент Ансельм ищет Золотой горшок – зеркало истины, в котором в истинном свете отражаются все человеческие поступки. Одновременно Золотой горшок – это символ и принадлежность чудесной далекой страны, куда стремятся все люди с поэтической душой, такие, как Ансельм и его возлюбленная Серпентина.
Другой сказкой, прославившей Гофмана, является «Крошка Цахес по прозванию Циннобер». Гофман рассказывает историю удивительного превращения урода Цахеса во всемогущего правителя одного из маленьких немецких княжеств. А также о судьбе студента Бальтазара, ревностно охраняющего сказочный мир природы и поэзии от вторжения пошлости и обыденности. При всей сказочности сюжета, наличии превращений, волшебных предметов и прочих сказочных атрибутов правомерно назвать это произведение сатирической пародией на современное Гофману немецкое общество и государство. Это проявляется и в актуализации важных социально-политических и философских проблем, таких как человек и власть, «служение не делу, а лицам», в самом гротескно-сатирическом стиле повествования. Вывод Гофмана в конце сказки очевиден: богатство и человеческая глупость, забвение законов природы и красоты ведут к диктатуре глупости и пошлости.
С течением времени в творчестве Гофмана усиливаются мистические элементы и настроение трагической обреченности человека, что нашло наиболее полное воплощение в романе «Эликсиры сатаны». Настоящее предусловие всех запутанных коллизий романа – распад единого, органически связанного мира. Нет единого братского человечества, мыслил Гофман, есть разные враги, временами надевающие дружеские личины. Главный герой романа – насельник монастыря Медард, личность гениального типа, человек с духовной властью над людьми, с силой внушения и обаяния. Но свои духовные способности он применяет во вред окружающим. Он творит зло, будучи частью зла и сам страдая от зла. В этом романе писатель проявил особенный интерес к тайнам человеческой психики – «ночной стороне души», поэтому в романе развит мотив двойника. В Медарде скрыт некий «черный» человек, насильник и убийца – его двойник, мрачное воплощение тайной стороны души.
Вместе с нарастанием трагизма творческий метод Гофмана постепенно развивается в сторону усиления реалистической тенденции, примером чему служит повесть «Повелитель блох». В ней Гофман прощается с романтизмом, осмеивая его. Герой Перигринус Тис получает от волшебника чудесное увеличительное стекло, позволяющее ему читать у людей в мыслях. Но он недолго пользуется возможностью видеть людей насквозь и отказывается от волшебного стекла, истребляющего в его душе доверчивость к людям и добродушие. Повесть «Повелитель блох» сыграла роковую роль в жизни Гофмана. Ко времени ее написания Гофман из-за своей честности и неподкупности в суде нажил много влиятельных врагов. Власти решили расправиться с писателем, предъявив ему обвинение в разглашении государственной тайны в романе «Повелитель блох». Их не смущало то, что Гофман был тяжело болен и уже не мог обходиться без посторонней помощи.
Своеобразным итогом творчества Гофмана является роман «Житейские воззрения кота Мурра». Главным
его героем является музыкант Крейслер – одна из самых замечательных фигур в немецкой литературе. В образе Крейслера воплощена трагедия непонятого и невостребованного Художника, чей дневник служит промокашкой для записок «ученейшего кота» Мурра. Так в одном романе соединяются трагедия и гротеск.
Последним значительным произведением писателя является новелла «Угловое окно», по праву считающаяся программной для новой, реалистической манеры писателя, которой, к сожалению, уже не дано было осуществиться. Автор обращается к реальной жизни, к реальным людям, к реальной политической ситуации – оккупации Германии Наполеоном. Герои, которые раньше парили в облаках своих фантазий, теперь прямо и непосредственно общаются с окружающими, автор оправдывает присутствие на этом свете всех людей – и музыкантов, и немузыкантов. Образ главного героя новеллы, прикованного болезнью к инвалидному креслу, списан писателем с самого себя. Гофман с особенной силой ставит вопрос о крушении родственных уз и о социальном неравенстве, о тяжких последствиях войны, о нищих и инвалидах, до которых никому нет дела. Без сомнения, новелла «Угловое окно» открыла бы новый, реалистический этап в творчестве Гофмана, если бы его жизнь не оборвалась трагически от тяжелой болезни.
Гофман, один из самых любимых писателей не только Германии, но и всего мира, оставил в наследство потомкам завет: «отрешись от всего земного, возлюби свою мечту, и она принесет тебе все: и богатство, и красоту, и радость. Возлюби поэзию, ибо в ней высшее знание».
Оноре де Бальзак
(1799 – 1850)
Оноре де Бальзак
Оноре де Бальзак оставил своим читателям не просто большое количество романов, но историю французского общества первой половины XIХ века, запечатленную в судьбах его многочисленных героев; действующие лица его произведений – врачи, судьи, стряпчие, государственные деятели, купцы, ростовщики, банкиры, светские дамы, куртизанки – переходят из книги в книгу, и это придает достоверность и правдивость миру, сотворенному писателем. «Самим историком должно было оказаться само французское общество, мне оставалось только быть его секретарем», – говорил Бальзак. Он родился в 1799 году в г. Туре в семье зажиточного крестьянина, отец хотел видеть в сыне коммерсанта, но будущий писатель настаивает на литературной карьере. Отец соглашается при условии, что через год Оноре будет знаменит. Бальзак едет в Париж и, подобно многим будущим своим героям, он со страстностью талантливого провинциала стремится завоевать столицу. Его лозунг: «Что не удалось Наполеону совершить мечом, то я выполню пером». Однако все его попытки стать знаменитостью терпят крах, и отец перестает его субсидировать. Бальзак оказывается в нищете и, чтобы выбраться из нее, пишет самые разные произведения, в том числе и романы «кошмаров и ужасов», пытается заняться издательским делом, но ни слава, ни богатство не приходили. Более того, от этого периода «литературного свинства» (как назовет его сам писатель) у него останется огромный долг, выплачивать который ему придется до конца своих дней; подорвав свое здоровье титаническим трудом, писатель умрет сравнительно молодым (1850).
Первым его произведением, получившим известность, стал исторический роман «Шуаны» (1829), написанный на события Великой французской революции конца ХVIII века, но настоящий успех приходит к Бальзаку с выходом в свет романа «Шагреневая кожа» (1831). В работе над этой книгой писатель приходит к мысли о создании универсальной картины современного общества – эпопеи «Человеческая комедия». «Шагреневая кожа» станет первоначальным наброском гигантского замысла, в ней будут намечены контуры эпопеи, ее основная тематика, композиция, конфликты и характеры, ее главные выводы о законах и судьбах буржуазного общества. «Шагреневая кожа» служит как бы введением в «Человеческую комедию», поэтому по богатству тем, по широте и универсальности охвата жизни, по уровню художественных обобщений роман превосходит все другие произведения писателя. Он проводит нас по всем кругам буржуазного ада: из мрачных притонов ведет в добропорядочную мещанскую семью, из игорного дома и лавки ростовщика – в роскошный особняк банкира, из аристократического салона – в бедную студенческую мансарду и т. п. Иными словами, здесь вся будущая «Человеческая комедия» в миниатюре, многие сцены в романе являются зародышами последующих произведений: в сцене оргии у банкира Тайфера намечена тема и тон романа «Утраченные иллюзии»; в рассказе героя романа Рафаэля находим сюжет романа «Отец Горио»; в разговоре героя с антикваром – тема повести «Гобсек» и т. д. Точно так же и герои романа станут прообразами основных характеров эпопеи, и прежде всего сам Рафаэль – родоначальник всех бальзаковских героев, молодых людей, вынужденных пробивать себе дорогу самостоятельно: Растиньяка, Люсьена, Шарля Гранде.
Предметом своего анализа в романе Бальзак избирает историю бедного, но честолюбивого студента Рафаэля, который живет в Париже «без родственников, без друзей, один посреди ужасной пустыни, где всякий для вас хуже врага…» Два пути рисовались перед ним в момент выбора: занятие наукой и отказ от погони за богатством, размеренное, спокойное существование, умение довольствоваться самым ничтожным в браке с Полиной, к которой герой был искренне привязан. Но какой дорогой ценой надо было заплатить за все это: надо было примириться с материальными лишениями, с вечной скудостью – иными словами, это означало духовно погибнуть, убить свой талант, превратиться в улитку. А Рафаэль – натура одаренная, кипучая, с большими страстями и пылкими желаниями. Он не хочет прозябать, а жить полной многоцветной жизнью. Поэтому он рвет с Полиной, хотя и восхищается ею. Только там, наверху общества, в среде аристократов и богачей, для героя существовала жизнь роскошная и свободная, полная больших чувств и страстей. Стать одним из этих избранных – такова его цель. Мечты Рафаэля воплощаются в облике прекрасной графини Феодоры, покорить Феодору – значило покорить и все высшее общество. Отныне девизом героя становится: «Феодора или смерть!» Но первые же шаги Рафаэля в «свете» разрушают его иллюзии, перед ним искусственный, взвинченный, болезненный мир, где идет «борьба всех против всех», где обаятельная Феодора, которая казалась «не женщиной, а романом», на деле оказывается настоящим чудовищем из кошмарных сказок, тщеславным и эгоистичным. Когда Рафаэль перестал возбуждать ее любопытство, она отбросила его, как сломанную надоевшую игрушку. В борьбе за покорение графини герой растрачивает все свои благородные идеалы и качества. «Феодора передала мне проказу своего тщеславия, заглядывая вглубь собственной души, я увидел, что она поражена гангреной, что она гниет». Усвоив принципы «света», Рафаэль превращается в такого же себялюбца и циника, погоня за наслаждениями становится его единственной целью. Ужасная сцена его смерти показывает, что в герое не осталось ничего человеческого: он умирает в припадке бессильной, отвратительной похоти.
Роман принес писателю не только долгожданную славу, перед ним открылись двери некоторых светских салонов. Бальзак увлекся их блеском и
мишурой, он решил стать «равным среди равных»: создает легенду о своем дворянском происхождении и присоединяет к фамилии частицу «де», герб красуется на дверцах его кареты, на ливреях лакеев, заказывает себе ослепительные жилеты, а между тем невыплаченный громадный долг продолжал висеть над ним. В начале 30-х годов Бальзак приступает к реализации своего грандиозного проекта под названием «Человеческая комедия». Он хотел написать 140 романов, успел создать 93. Все произведения пишутся по возвращающемуся принципу: писатель стремился запечатлеть в них сам процесс жизни, в которой со смертью одного человека жизнь не прекращается. Он не обходит ни одного характера, ни одной профессии, ни старости, ни юности, ни зрелого возраста, здесь политика, нравы, искусство, семья, быт и в основе всего – история человеческого сердца: «Я начинаю понимать, что я больше историк, чем романист». Судьбы всех его героев определены эпохой, это герои своего времени. Всего в «Человеческой комедии» около 3 тыс. персонажей. Чтобы не перепутать их, писатель составил на каждого особый паспорт и по каталогу следил за их развитием.
Чтобы воплотить подобный замысел в жизнь, надо было обладать уникальным художественным воображением, Бальзак был им наделен. По рассказам современников, он в состоянии был часами с величайшим увлечением говорить о своих героях как о живых, хорошо знакомых ему людях, он буквально сживался с ними, радовался и горевал вместе с ними. Однажды к нему пришел его друг и увидел писателя, в изнеможении лежавшего почти без пульса в кресле. На крик: «Скорее за доктором, г-н Бальзак умирает!» писатель проговорил: «Ты ничего не понимаешь: только что умер отец Горио». В другой раз он с волнением, возбужденный, вскричал: «Растиньяк женился!» Весь цикл романов эпопеи Бальзак делит на 3 серии: «Этюды о нравах», «Этюды аналитические» и «Этюды философские». Самая крупная серия первая, в нее вошли наиболее известные произведения: «Отец Горио», «Гобсек», «Евгения Гранде», «Утраченные иллюзии», «Блеск и нищета куртизанок», «Банкирский дом Нюсинген» и т. д. Один из узловых романов в ней – «Отец Горио» (1843), к нему идут и от него отходят многие другие произведения. Роман состоит из трех сюжетных линий (отца Горио, Растиньяка и Вотрена), каждая из которых призвана раскрыть ведущую тему – «отцов» и «детей» и связанную с ней тему развращающего влияния денег. Старик Горио испортил дочерей своей непомерной к ним любовью, и они, привыкшие видеть в нем лишь некое лицо, снабжающее их деньгами, забывают о нем. Они любили отца за его двухмиллионное состояние, когда же он, все отдав им, стал нищим, дочери не сочли нужным даже похоронить его. Перед смертью старик прозревает и проклинает бездушный мир: «Я предпочитаю быть нищим, беспризорным. По крайней мере, когда любят бедняка, он может быть уверен, что любим сам по себе». Другая сюжетная линия в романе связана с образом Эжена Растиньяка, бедного студента, жившего в том же пансионе, что и Горио. Его история, в отличие от линии Горио, восходящая, она напоминает нам судьбу Рафаэля из «Шагреневой кожи», Люсьена из «Утраченных иллюзий». Единственный капитал Растиньяка – молодость и красота, поначалу и он хочет «только трудом достичь богатства», но под влиянием парижской жизни он утрачивает свои «провинциальные иллюзии», и немалую роль в его «перевоспитании» суждено сыграть Вотрену, еще одному центру в романе. Образ Вотрена – одна из неожиданностей Парижа. Беглый каторжник, он страшно богат и имеет могущественные связи. Он прекрасно знает все тайны, все движущие силы общества, в котором живет, и раскрывает их студенту. Бывший каторжник внушает ему, что каторга это лишь оборотная сторона высшего света, а сам свет – потенциальная каторга; что тайна крупных состояний сокрыта в преступлениях, которые забыты, потому что чисто сделаны. А потому «преступайте законы, и вы достигнете славы, всякий порок в позолоте в этом мире и есть добродетель». Он развращает ум и душу Растиньяка, стремясь сделать из него орудие для своей мести высшему свету. Это он вводит молодого человека в салон виконтессы де Босеан, которая также преподает Растиньяку уроки жизни, удивительно напоминающие те, что он слышал от каторжника: «Смотрите на мужчин и женщин, как на почтовых лошадей, гоните не жалея, пусть мрут на каждой станции, – и вы достигнете предела в осуществлении своих желаний. Запомните… перестав быть палачом, вы превратитесь в жертву». В «Отце Горио» Эжен Растиньяк показан в самом начале своего жизненного пути, его судьбу писатель прослеживает во многих других книгах. Он будет одним из немногих, кто добьется высот карьеры, славы и богатства, он станет министром, пэром Франции. Писатель покажет, как будет происходить «восхождение» его героя: переход от провинциала к крупному деятелю осуществлялся в Растиньяке безболезненно, минуя угрызения совести и нравственные муки, в отличие от других персонажей-неудачников.
Повесть «Гобсек» (1830) – это еще одна из художественных вершин Бальзака, герой которой, ростовщик Гобсек (дословно – Живоглот), вырастает в грандиозный символ времени. Это человек, у которого сердце – «слиток металла», для которого мерило всему золото. «Жизнь – машина, которая приводит в движение деньги. Деньги, золото – вот духовная сущность нашего общества», – говорит герой. Даже во внешнем облике его отмечены цвета драгоценного металла: «его желтоватая бледность напоминает цвет серебра, с которого слезла позолота»; глаза у него были «маленькие, желтые, словно у хорька». Этот человек без возраста и пола был похож на автомат. Но Гобсек еще и философ, в отличие от пустых и ограниченных аристократов он отличается большим умом и способностью к глубоким аналитическим размышлениям. У него «взгляд Бога», пишет автор, он видит все, что совершается в сердцах, он проникает в самые сокровенные мысли окружающих людей и великолепно знает психологию и аристократов, и бедняков. Ему, например, абсолютно ясен облик «светского льва» Максима де Трайля, «бездушного игрока», который разоряется сам, разоряет свою любовницу, ее мужа, ее детей и который производит в салонах больше разрушений, нежели «артиллерийская батарея». Гобсек – негласный правитель Парижа, «властелин жизни», в руках которого судьбы тысячи людей. Страсть к золоту уничтожает постепенно все остальные чувства героя, превращая его в скрягу-маньяка, которому представляется, что золотые монеты живут и множатся, как и люди. Повесть завершается мрачным описанием отвратительной кладовой Гобсека, рассказом о его страшной смерти. Этим финалом писатель развенчивает философию денег и одного из ее носителей. Подлинные хозяева жизни – банкиры, ростовщики, торговцы – погрязли в преступлениях, нравственных и экономических. Бальзак с пристальным вниманием изучает души этих людей, создавая целую коллекцию типов финансовых гениев («Банкирский дом Нюсинген», «Евгения Гранде», «Утраченные иллюзии», «Крестьяне»). Следующий круг буржуазного ада – политическая жизнь общества, писатель не щадит усилий, чтобы развенчать лицемерный, корыстный характер самих основ государства – парламента, суда, администрации, лозунгов о равенстве, демократии («Цезарь Бирото», «Музей
древностей»); губительный денежный дух вторгся и в семью: золото разрушает ее основы («Полковник Шабер»), разрушает любовь родителей к детям («Евгения Гранде»), любовь детей к родителям («Отец Горио»), превращает брак в коммерческую сделку («Брачный контракт»), любовь – в проституцию («Кузина Бетта»). Бальзак завершает картину жизни буржуазного общества темой искусства и художника, рисуя этот мир как царство всеобщей продажности («Утраченные иллюзии»).
Жизнь большинства героев Бальзака – это во многом собственная жизнь писателя со всеми ее трагедиями, сомнениями, находками и потерями. Может быть, поэтому его герои так убедительны. Он, Бальзак, пришел в столицу из провинции, мечтая положить у своих ног Париж; он, как Гобсек и Гранде, мечтал о миллионах; он, как Рафаэль, проиграл в Пале-Рояле последний фрак. «Утраченные иллюзии» – это и его иллюзии, и «шагреневая кожа» – это его жизнь, конвульсивно сжимавшаяся жизнь большого труженика, которому для работы не хватало 24 часов суток.
Стендаль
(1783 – 1842)
Стендаль
Один из самых читаемых в наше время европейских писателей XIX века, Стендаль был почти не замечен современниками. Между тем его романы стали важными вехами, мимо которых не могло пройти мировое литературное движение. Непохожесть Стендаля на современных ему писателей (только его ученик Проспер Мериме в чем-то ему близок) неоднократно ставила в тупик исследователей литературы. «Стендаль – человек XVIII столетия, заблудившийся в героической наполеоновской эпохе», – писал в начале XX века исследователь его жизни и творчества Стрыенский. Другие же утверждали обратное: Стендаль – человек XX века, он родился на столетие раньше, чем ему полагалось. Да и сам писатель как-то сказал: «Я беру билет в лотерее, главный выигрыш которой таков: чтобы меня читали в 1935 году».
Есть и третья точка зрения: «Он (Стендаль) родился в должное время и в должном месте, он был блестящим представителем своего времени и выразил в своем творчестве свойственные его стране и эпохи тенденции, идеи и волнения» (Б. Г. Реизов).
Настоящее имя Стендаля – Анри Бейль. Когда он служил в армии Наполеона, ему пришлось побывать в саксонском городке Штендале. Отсюда и произошел псевдоним – Стендаль.
Год рождения Стендаля – 1783, место рождения – небольшой провинциальный южно-французский городок Гренобль. В какой-то мере Стендаль – современник революции. Во всяком случае его детские годы окрашены впечатлениями революционных событий. Маленький Анри восторженно взирал на солдат республиканской армии, проходивших мимо их дома по площади Гренетт. Позже Стендаль вспоминал: «Я сшил маленькое трехцветное знамя и в дни побед республиканцев носил его один по нежилым комнатам нашего большого дома. У меня разорвали мое знамя, и я стал думать о себе как о мученике за родину. Я любил свободу с ожесточением… у меня было два или три изречения, которые я писал повсюду. Они заставляли меня проливать слезы умиления. Вот одно, которое приходит мне на ум: „Жить свободным или умереть“».
Мать Стендаля умерла рано, когда мальчику было семь лет. Он остался на попечении отца и тетки, с которыми отношения у него так и не сложились. Семья была образованная и обеспеченная: отец был адвокатом, дед, отец матери, – уважаемым в городе врачом. Анри очень любил деда, вольтерьянца и демократа. Именно дед оказал на мальчика влияние, позволял ему читать книги просветителей, которые отец, ярый монархист, проклял и закрыл под замок в книжном шкафу.
Очень рано Анри увлекся точными науками, прежде всего математикой. В 1799 году он приехал в Париж поступать в Политехническую школу, но быстро забыл о ней. Вместо экзаменов он посещает театры, заводит романы с артистками, попробует учиться живописи, начинает писать комедию в духе Мольера и… быстро ее забрасывает. Услышав от своего кузена Марсиаля Дарю, что готовится новый поход в Италию, Анри решает: «К черту Политехническую школу, скучный Париж, салоны, комедии, музыку, живопись, фехтование!» Желая во что бы то ни стало принять участие в военной кампании, он поступает в военное министерство на должность мелкого чиновника и в апреле 1800 года отбывает в действующую армию.
Проявить чудеса героизма в итальянском походе Анри не удалось. Свои впечатления от битвы при Маренго, коей он был только наблюдателем, Стендаль позже иронически опишет в автобиографических заметках «Жизнь Анри Брюлара», а в «Пармской обители» наделит их Фабрицио, который так же, как и юный Анри, спешит на поле брани при Ватерлоо, чтобы покрыть себя бессмертной славой.
Прослужив два года в гарнизонах Северной Италии и исполнившись отвращением к гарнизонной скуке, Анри Бейль подал в отставку и вернулся в Париж. Теперь он мечтает о славе величайшего поэта, он занимается философией и литературой, посещает театр, составляет множество планов и набросков комедий и трагедий. Отец крайне недоволен сыном, бездельником и шалопаем. Тот скудный пансион в сто пятьдесят франков, который вымолил у него Анри, конечно, был недостаточен для молодого человека, мечтающего о светской жизни. Тогда Анри обратился к коммерции. Он поступил на службу к торговцу в Марселе, чтобы, научившись торговле, потом научиться зарабатывать миллионы.
Годичное пребывание в Марселе в качестве приказчика навсегда внушило Стендалю глубокое отвращение к торговле и к самому слову «коммерция». В июле 1806 года он вернулся в Париж, а уже осенью в качестве интенданта он вновь на военной службе, которая завершится в 1814 году вместе с падением Наполеона. Начинается новый период его жизни, давший богатейший материал начинающему писателю. «О том, что я видел, пережил, писатель-домосед не догадался бы и в тысячу лет», – вспоминал об этом времени Стендаль. За восемь лет он объездил с армией Наполеона почти всю Европу, долгое время жил в Германии, побывал в Австрии, по своей воле принял участие в русском походе. Стендаль был участником Бородина, видел пожар Москвы, отступал вместе с французской армией по Смоленской дороге. Благодаря великому самообладанию, которое никогда его не покидало, он переправился через Березину за несколько часов до разгрома. «Я пал вместе Наполеоном в 1814 году, – писал Стендаль, – лично мне это падение доставило только удовольствие».
Отношение Стендаля к Наполеону было весьма неоднозначным. Писателя всегда привлекали натуры сильные, несгибаемые, волевые. Именно этим объясняется любовь Стендаля к итальянскому Возрождению, давшему блестящую плеяду ярких, сильных, страстных личностей. Именно в этом кроется источник противоречивой оценки Стендалем Наполеона. Писатель приветствовал генерала Бонапарта, которого вынесла наверх волна революции, но, будучи страстным республиканцем и тираноборцем, Стендаль не примет Наполеона-императора, а потому отречение Бонапарта оставит его равнодушным. Ничтожество режима Реставрации вновь возвысит «маленького капрала» в глазах Стендаля: «Я уважал Наполеона всей силой презрения к тому, что пришло ему на смену».
Получив небольшую пенсию, Анри Бейль уезжает в Милан, который полюбился ему еще в начале его военной карьеры. Здесь он прожил семь лет, здесь началась его литературная деятельность.
Первые книги Стендаля посвящены
музыке, живописи, архитектуре: «Жизнь Гайдна, Моцарта и Метастазио» (1815), «История живописи Италии» (1817), «Рим, Неаполь, Флоренция» (1817). Последнюю книгу он впервые подписывает псевдонимом «Стендаль». В эту же пору Стендаль сближается с карбонариями – руководителями итальянского национально-освободительного движения. К движению карбонариев была причастна и Метильда Висконтини – ее Стендаль любил страстной и неразделенной любовью. Свою первую встречу с Метильдой в 1819 году писатель назвал «началом большой музыкальной фразы». Но в 1821 году, убедившись, что его любовь никогда не будет взаимной, а также чувствуя к себе недоверие со стороны карбонариев, которым он так сочувствовал (кто-то из недругов пустил слух, что он агент французского правительства), Стендаль уезжает в Париж.
Еще в Милане Стендаль начал писать психологический трактат «О любви», где он попытался дать математически точный анализ «человеческого сердца». Книга была завершена и опубликована в Париже в 1822 году, успеха у читателя никакого не имела, и только после смерти автора она приобрела необычайную популярность. Далее последовал эстетический трактат «Расин и Шекспир» (1823). В нем Стендаль выразил свое отношение к современному искусству – классицизму и романтизму, включившись тем самым в ожесточенную полемику между «классиками» и «романтиками». Для Стендаля романтизм – это искусство, соответствующее потребностям времени. Называя новое искусство романтическим, Стендаль по существу формулирует программу реалистического искусства (термин «реализм» возникнет только во второй половине века). Не случайно после издания «Расина и Шекспира» Проспер Мериме писал своему другу Стендалю: «Надеюсь, отныне не будут именовать романтиками господ Гюго, Ансло и их братию!»
«Расин и Шекспир» принес Стендалю некоторую известность, но личная его судьба складывалась трудно. Пенсия была очень маленькой, литературные заработки ничтожны. В 1827 году у Стендаля произошел разрыв с женщиной, которую он в своих воспоминаниях называл Манти (графиня Клементина Кюриаль). В это время писатель всерьез подумывал о самоубийстве и даже написал завещание. Возможно, Стендаля спасла работа над романом «Арманс» – первым художественным произведением, которое он написал уже в сорокатрехлетнем возрасте.
Роман «Арманс» не имел успеха у читающей публики, и для самого Стендаля он стал только пробой пера. Сюжет для своего второго романа «Красное и черное» Стендаль почерпнул на страницах «Судебной газеты». Именно этот роман обратит на себя внимание европейских читателей и принесет ему посмертную мировую славу. История реального Антуана Берте, гувернера в семье провинциального дворянина, стрелявшего из ревности в церкви в бывшую любовницу, мать его учеников, найдет свое художественное отражение в судьбе талантливого плебея Жюльена Сореля. Стендаль сумел поднять обыденное уголовное преступление на уровень историко-философского исследования французского общества начала XIX века. У романа есть подзаголовок – «Хроника XIX века». История и удивительная карьера Жюльена Сореля позволили писателю охватить все сферы современной общественной жизни.
Жюльен Сорель по своему образованию, интеллектуальным запросам и душевным качествам не подходит к той среде, в которой родился. При Наполеоне он мог бы стать генералом, даже пэром Франции, но в эпоху Реставрации личных достоинств и талантов для выскочки-плебея явно недостаточно. А он жаждет карьеры, денег, наконец самоутверждения. Для достижения цели Жюльен должен отказаться от самого себя, надеть маску лицемера. Ему почти все удается, он становится шевалье и офицером, женихом дочери всемогущего маркиза. Но в какой-то момент оказывается, что игра не стоила свеч, что та «высшая жизнь», к которой так стремился Жюльен, не дает ни счастья, ни душевного удовлетворения, а только ведет к утрате самого себя. На судебном процессе Жюльен позволил себе роскошь снять с себя маску послушания и бросить в глаза судящего его общества жестокие обвинения. Его отправляют на гильотину не за выстрел в госпожу де Реналь, а за то, что он, плебей, восстал против своей жалкой участи и попробовал занять подобающее ему место под солнцем.
Роман вышел в свет в 1830 году за несколько месяцев до Июльской революции и не был замечен официальной критикой. Не привлек он и широкого читателя, привыкшего к эмоциональному, экспрессивному слогу романтиков, к их яркой и броской образности, неприемлемой для Стендаля. Писатель всегда стремился к точности и ясности. Позже, по поводу своего второго великого романа «Пармская обитель», он скажет наполовину в шутку, наполовину всерьез: «Сочиняя „Монастырь“, я прочитывал каждое утро, чтобы найти надлежащий тон, две или три страницы Гражданского кодекса». Только три великих литературных гения по достоинству оценили роман «Красное и черное» – это Гете, Бальзак, Пушкин.
Когда революция свершилась и Бурбоны пали, Стендаль получил возможность вновь поступить на государственную службу. Он был назначен консулом в маленький итальянский городок Чивита-Веккия, располагавшийся недалеко от Рима. Служба не мешала ему заниматься литературным творчеством, а также часто ездить в Париж («чтобы вдохнуть там два или три куба новых идей») и Рим, который он знал досконально и очень любил. Итальянская тема становится ведущей в его творчестве, а итальянский характер, страстный, полный неукротимой энергии, становится предметом исследования. Роман с героем-французом «Люсьен Левен», который Стендаль начал писать в 1843 году, так и остался незаконченным.
Как-то в 1832 году, роясь в рукописях одной из частных римских библиотек, Стендаль обнаружил старинные хроники, относящиеся к XVI–XVIII векам. В них повествовалось о кровавых убийствах и громких судебных процессах Папского государства. Они пленили Стендаля безыскусностью рассказа и страстными, цельными характерами, не скованными никакими условностями. Он решил переработать их и напечатать в виде небольших исторических повестей. Так появляются «Итальянские хроники» (1837–1839).
В основу второго великого романа «Пармская обитель» также легла одна из старинных рукописей, повествующая о скандальных похождениях папы римского Павла III Фарнезе. Главные герои романа – Фабрицио дель Донго и его тетка Сансеверина – жизнелюбивы и страстны. Они совершают множество смелых, опасных поступков, и их бесстрашие вызывает восхищение. Это истинно «героические души», защищающие свое человеческое достоинство в обстановке неограниченного деспотического произвола властей. Но дело не только в разладе с обществом и с режимом, при котором им приходится жить. «Героические души» влечет риск, опасность, борьба. Спокойное, буржуазно-стандартное существование не для них.
На «Пармскую обитель», опубликованную в 1839 году, был только один критический отзыв. Эта была восторженная статья Бальзака «Этюд о Бейле». Стендаль был тронут и взволнован поддержкой столь знаменитого писателя, его похвалами и советами. «Вы пожалели покинутого на улице сироту», – писал он в ответном письме Бальзаку.
Последние годы своей жизни Стендаль чувствовал себя неважно. Давно мучила подагра, после удара стала плохо слушаться рука,
появились проблемы с речью. Последние два года писатель работал над новым романом «Ламьель». Но работа над ним не была завершена. 22 марта 1842 года Стендаля сразил второй апоплексический удар. Писатель умер на следующее утро, не приходя в сознание. За гробом шли четыре человека, среди них был Мериме. Французские газеты посчитали, что умер мелкий немецкий стихотворец Фредерик Штиндехаль – по-французски – «Стендхалль».
Проспер Мериме
(1803 – 1870)
Проспер Мериме
Среди великих французских писателей первой половины XIX века Мериме наименее заметная фигура. И дело не в том, что его литературное наследие невелико: оно умещается в трех небольших томах.
В нем не было огромной продуктивности, характерной для Жорж Санд, Гюго, Стендаля, Бальзака. Мериме нечасто публиковался, и кроме художественных произведений он написал и другие, специальные книги – труды по истории, археологии, путевые заметки, замечательные литературные и исторические портреты. Очень точно о Мериме сказал Н. Я. Берковский:
«Мериме – превосходный писатель. Он мастер. Но я бы сказал, что он замечательный, но не гениальный писатель. Вот Бальзак, Стендаль – это гениальные, а Мериме – нет. Это талантливый писатель, очень острый, но вот гения он был лишен. А так называемого мастерства, остроты, изобретательности у Проспера Мериме сколько угодно».
В отличие от своих великих современников Мериме никогда не писал монументальных произведений. Самые большие его художественные вещи – «драма для чтения» «Жакерия» (1828) и небольшой по объему роман «Хроника царствования Карла IX» (1829). Любимым жанром Мериме была новелла, требующая предельной чеканности и простоты формы.
В Мериме не было фанатичной преданности служению литературе, он не «сжигал» себя в интенсивной литературной деятельности, подобно Бальзаку. Зато он был замечательным, талантливым чиновником, сыгравшим огромную роль в сохранении и реставрации архитектурных памятников Франции.
Мериме больше чувствовал себя человеком светским, эпикурейцем, умеющим наслаждаться жизнью. Известно, что он был «бонвиван», большой любитель женщин, не чуждался он и обильных, изысканных трапез. Кстати, современники его часто упрекали в литературном дендизме, да и сам Мериме утверждал, что сочиняет для развлечения, в минуту отдыха от светских удовольствий. Но стоит ли ему верить на слово? Ведь он был великим мистификатором…
Проспер Мериме родился в 1803 году в Париже. Его отец, Леонар Мериме, был известный художник, секретарь школы изящных искусств. Мать, Анна Моро, тоже была художницей, ее салон пользовался популярностью в среде людей искусства. Проспер был единственным ребенком, и его воспитанием занимались очень тщательно, с детства прививая ему вкус к литературе и изящным искусствам. Большую роль в судьбе Мериме сыграла мать, страстная вольтерьянка, женщина, обладавшая сильным характером и широкими интеллектуальными запросами. Она обучала сына живописи, знакомила с сочинениями «безбожников» XVIII века, прививала независимость в суждениях и эстетических пристрастиях. Мериме не суждено будет обзавестись собственной семьей, его семейный круг составляла мать, которую он боготворил. Она жила с сыном до самой своей смерти, создавая ему необходимую атмосферу семейного уюта и тепла.
Мериме получил прекрасное образование. Восьми лет он был отдан в Парижский императорский лицей, затем продолжил обучение в Сорбонне. Отец мечтал видеть его знаменитым адвокатом, но Проспер не испытывал желания облачиться в адвокатскую мантию. Его влечет литература. Он пополняет свои знания, изучает греческий и испанский языки (английский он уже в юности знал в совершенстве), философию, английскую литературу (его кумиры – Байрон и Шекспир).
Большую роль в формировании эстетических пристрастий Мериме сыграло его знакомство в 1822 году со Стендалем, человеком сложившимся, обладавшим большим жизненным и литературным опытом. Между ними двадцать лет разницы, но они симпатизируют друг другу, и Стендаль часто прислушивается к мнению своего младшего друга, всегда скептически настроенного, отвергающего все и всяческие авторитеты.
Вхождение в литературу у Мериме началось с двух замечательных литературных мистификаций. Первой стал сборник драматических пьес «Театр Клары Гасуль» (1825). Мериме приписал авторство своих пьес вымышленной испанской актрисе. Сборник открывал портрет актрисы, а точнее, портрет самого Мериме в испанском женском наряде. Далее шло предисловие, написанное неким Жозефом Л’Эстранжем, переводчиком, биографом и издателем Клары Гасуль.
Пьесы, входящие в сборник, наглядно показывали, что писатель может и должен творить свободно, не оглядываясь ни на какие литературные правила. В эпоху господства на французском театре классицизма с его жесткими канонами это был смелый шаг, направленный на утверждение новых принципов в искусстве. Мистификация удалась. Немало читателей и литературных критиков поверило в существование Клары Гасуль, замечательной актрисы и писательницы, смелой, решительной и обаятельной женщины.
В 1827 году была опубликована книга «Гузла» («Гусли») без указания автора. Этот сборник прозаических баллад Мериме их автор выдал за подлинные произведения южнославянской поэзии, якобы собранной и переведенной на французский язык анонимным фольклористом. Хотя позже Мериме говорил, что этот сборник он написал «между делом», «Гузла» выдает обширные знания ее создателя в области филологии, истории, этнографии и, безусловно, демонстрирует его незаурядный талант. Во вторую мистификацию также поверили. Среди обманутых были Мицкевич и Пушкин.
Расцвет исторического жанра во французской литературе был предвосхищен Стендалем в его трактате «Расин и Шекспир», где он выдвинул задачу создать национальную историческую трагедию. И Мериме пишет «Жакерию», «сцены феодальных времен». В основу драмы положены события крестьянского восстания 1358 года, одного из самых кровавых эпизодов французской истории. «Я пытался дать представление о жестоких нравах четырнадцатого столетия», – писал о «Жакерии» Мериме. И в этом вновь проявилась полемическая позиция драматурга по отношению к традиции. В пьесе Мериме нет ни одного идеального героя, носителя некоего морального урока – ни среди знатных людей, ни среди крестьян. Все персонажи социально обусловлены, они достоверны, убедительны и воспринимаются читателем как живые люди.
Вслед за «Жакерией» Мериме пишет «Хронику царствования Карла IX», один из лучших французских исторических романов. Он вновь обращается к переломной, трагической эпохе. Действие романа протекает в годы гражданских и религиозных войн, охвативших Францию во второй половине XVI века. Кульминацией исторического повествования стала Варфоломеевская ночь, страшная резня гугенотов, учиненная католиками. И гугеноты, и католики представлены в романе одинаково неприглядно. Мериме не приемлет религиозного фанатизма в любой форме, он источник смуты, национального раскола, разрыва семейных отношений. При этом Мериме отказывается судить людей XVI века с нравственных позиций века XIX. Ведь нравственные представления меняются, «и то, что сарацины и варвары называли подвигом, мы
теперь называем разбоем и злодейством».
1829 год стал поворотным в творчестве Мериме. С 3 мая в журнале «Ревю де Пари» начинается публикация тех замечательных новелл, которые прославят имя своего автора и принесут ему широкую популярность и любовь читателя. Это «Маттео Фальконе», «Видение Карла IX», «Таманго», «Взятие редута», «Этрусская ваза», «Партия в триктрак». Отныне до конца жизни Мериме будет писать только новеллы, доведя этот жанр до высшей степени совершенства. В новеллистике он будет сохранять связь и одновременно полемизировать с романтической традицией, широко используя темы и мотивы, введенные в литературный обиход романтиками. Это и увлечение экзотикой («Таманго»), и изображение нравов людей, связанных с традиционным национальным укладом («Маттео Фальконе», «Коломба», «Кармен»), и интерес к мистическому и иррациональному («Венера Илльская», «Локис»), и воспроизведение колорита и духа минувших исторических эпох («Души чистилища», «Федериго»), и разоблачение эгоизма и опустошенности светского общества («Этрусская ваза», «Двойная ошибка»), и сочувственное внимание людям деклассированным, представляющим «дно» общества («Арсена Гийо»). И вся эта многообразная романтическая тематика решается Мериме в сугубо реалистическом ключе.
Далеко не каждому, даже великому, писателю суждено создать образ мирового масштаба, образ-миф, подобный образу Гамлета, Дон Жуана, Фауста. А Мериме это удалось. Речь идет, конечно, о Кармен. Это демоническая женщина, женщина-страсть, женщина-стихия. Это то, перед чем всегда преклонялись романтики. Но одновременно Карменсита крутит сигары на табачной фабрике в Севилье, она мошенница, ловко выуживающая у зевак деньги. В этой новелле весь Мериме, поместивший сугубо романтическую тему в реалистический контекст.
В 1830 году произошли знаменательные события и в жизни Мериме. В июне он уезжает на полгода в Испанию. Он путешествует по стране так, как до него редко кто пытался путешествовать: в дилижансе или верхом с одним проводником, останавливаясь, где придется, ночуя в бедных, пропахших дымом вентах, деля ужин со случайными попутчиками. Его интересуют нравы и быт испанского народа, он влюбляется в Испанию, в испанских женщин, из-за которых совершает, по его признанию, массу глупостей. В Мадриде он знакомится с юной Евгенией Монтихо, будущей супругой будущего императора Франции Наполеона III. Отныне на многие годы их свяжет глубокая и верная дружба. Результатом первого путешествия в Испанию станут его знаменитые «Письма из Испании» (1831–1833), прекрасный образец прозы Мериме и неисчерпаемый кладезь сюжетов для его испанских новелл.
Оппозиционность Мериме режиму Реставрации и близость его к «доктринерам» – либеральной партии, участвовавшей в подготовке Июльской революции 1830 года, – дало свои плоды. После революции Мериме получает награды, назначения в различные министерства. Но самой важной и любимой должностью для Мериме стала должность инспектора в Генеральной инспекции исторических памятников. Об этом назначении он с удовлетворением сообщал своему другу: «Оно глубоко отвечает моим интересам, моей лености, моему стремлению к путешествиям». Впоследствии он был назначен вице-президентом Комиссии по историческим памятникам.
Мериме очень дорожил своим местом инспектора. Новый взлет его карьеры произошел при Наполеоне III, в эпоху Второй империи.
В 1853 году, когда Мериме не без протекции Евгении Монтихо стал сенатором и разбогател, он отказался от жалования инспектора, сохранив за собой эту должность. Он ушел в отставку по здоровью только в 1860 году, оставшись вице-президентом Комиссии по историческим памятникам до конца своих дней.
Мериме по должности много и с удовольствием путешествовал. Юг Франции, запад Франции, Корсика, Греция, Турция, Испания, Англия… Он быстро становится знатоком в области архитектуры и истории. Его поразительная эрудиция проявляется в специальных трудах, не утративших своего значения и в наше время. Но перегруженный чиновник, ученый-эрудит, светский человек на какое-то время восторжествовали над писателем. Во всяком случае с 1834 по 1846 год появилось только шесть новелл, а потом и вовсе последовало двадцать лет литературного молчания.
В 1843 году Мериме был избран в члены Академии надписей и изящной словесности, 14 марта 1844 года он становится одним из «бессмертных» во Французской академии. А 15 марта разразился страшный скандал в связи с публикацией «Арсены Гийо». История несчастной проститутки, которая неожиданно оказывается нравственнее и выше светской дамы, лицемерной ханжи и святоши, произвела эффект разорвавшейся бомбы. Те, кто вчера выбирал Мериме в академики, сегодня уже искренне об этом жалели. Сам Мериме не ожидал такого скандала, но отнесся к нему с иронией: «Шум, поднятый вокруг моей новеллы, выеденного яйца не стоит». С иронией он относится и к своему высокому положению. Во время заседаний в Академии он рисует портреты-шаржи своих собратьев-академиков, и эти шаржи буквально рвут из рук друг у друга.
Еще одна замечательная страница жизни и творчества Мериме – это его любовь к России и русской литературе. Он выучил русский язык, чтобы читать русских писателей в подлиннике. Он переводил на французский язык Пушкина, Гоголя, Тургенева. С последним его связывала большая дружба. Вообще Мериме был в Европе одним из первых пропагандистов русской литературы, о которой он был очень высокого мнения.
Мериме суждено было дожить до трагического для Франции 1870 года. Разразилась франко-прусская война. Мериме уже был тяжело болен, и он понимал, что жить ему осталось недолго. Предчувствовал он и военное поражение Франции. «Сердце мое обливается кровью, я плачу, когда думаю о страданиях и унижении этих глупых французов, – пишет умирающий писатель своим друзьям, – но какими бы неблагодарными и нелепыми они ни были, я все-таки их люблю».
После седанской катастрофы Мериме уехал из Парижа в Канн. Здесь он умер 23 сентября 1870 года, пережив Вторую империю на несколько дней.
Александр Дюма
(1803 – 1870)
Александр Дюма-отец
Его называли «Александром Великим», – кто с восхищением и гордостью, кто с иронией и завистью. Его читали все, – и тот, кто лишь недавно приобщился к литературе, и читатель искушенный, обладавший вкусом и избирательностью. Менее талантливый и глубокий, чем его великие современники Стендаль, Бальзак, Гюго, Александр Дюма увлекал читателя занимательной интригой, блестящим фейерверком остроумного красноречия, отважными и жизнерадостными героями, всепобеждающим жизнелюбием.
Плодовитость Дюма-писателя была потрясающей. Сам он работал по двенадцать – пятнадцать часов в сутки, работал, как машина, как огромное литературное предприятие. Враги его обвиняли в использовании труда «литературных негров». Признавая наличие у себя штата сотрудников и помощников, Дюма не без основания считал себя единственным автором своих произведений. На долю соавторов обычно приходилась черновая, подготовительная работа, включавшая подборку исторических документов, разработку того или иного образа или ситуации, иногда выбор сюжета. Главный же труд, создание литературного произведения, которое будут читать все,
принадлежал Александру Дюма. Мастерская рука «Александра Великого» вносила в рукопись ту особую атмосферу, которую Достоевский называл «дюмасовским интересом». Не случайно, что ни одно из произведений, написанных его сотрудниками самостоятельно, не поднялось до уровня романов, созданных «фирмой Александра Дюма».
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (http://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=14653919&lfrom=931425718) на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Здесь представлен ознакомительный фрагмент книги.Для бесплатного чтения открыта только часть текста (ограничение правообладателя). Если книга вам понравилась, полный текст можно получить на сайте нашего партнера.