Толкование закона в Англии читать онлайн бесплатно на Lifeinbooks.ru

Толкование закона в Англии

Евгений Никандрович Тонков

Pax Britannica

В монографии рассматриваются история формирования, содержание, структура, особенности применения английской доктрины толкования закона.

Основное внимание уделяется современным судебным подходам к толкованию закона и права в Англии, значению правил, презумпций, лингвистических максим. Анализируется роль судебных прецедентов в практике толкования, дается развернутая характеристика Актов «Об интерпретации» 1850, 1889, 1978 гг. В обзоре философии права описываются истоки и эволюция представлений о надлежащем толковании закона, выявляется воздействие на теорию и практику толкования таких мыслителей, как Св. Августин, Фома Аквинский, Г. Брактон, Ф. Бэкон, Т. Гоббс, Д. Локк, В. Блэкстон, И. Бентам, Д. Остин, Б. Рассел, Л. Витгенштейн, Д. Уиздом, Г. Райл, Д. Л. Остин, Д. Ролз, Г. Л. А. Харт, Р. Дворкин, Д. Финнис, Л. Фуллер, Р. Кросс, Ф. Беннион. Исследование содержит новое знание о правопорядке другого государства, знакомит с англоязычным понятийным аппаратом, представляет отечественные институты толкования в равных с иностранной доктриной методологических параметрах. В книге оценивается возможность имплементации опыта английской доктрины толкования закона в российское право, в сравнительном аспекте рассматриваются этапы формирования российской концепции толкования закона. Настоящая монография впервые в русскоязычной литературе комплексно исследует проблематику толкования закона в Англии.

Евгений Тонков

Толкование закона в Англии: монография

Посвящается жене Ире

Рецензенты:

Заслуженный деятель науки Российской Федерации, доктор юридических наук, профессор И. Ю. Козлихин (Санкт-Петербургский государственный университет)

Заслуженный юрист Российской Федерации, доктор юридических наук, профессор И. Л. Честнов (Санкт-Петербургский юридический институт (филиал) Академии Генеральной прокуратуры Российской Федерации)

Pax Britannica

Редколлегия серии «Pax Britannica»:

М. В. Винокурова, О. В. Дмитриева, Т. Л. Лабутина, М. В.Муха, Л. П. Репина, Л. П. Сергеева, С. Е. Федоров,А.А. Чамеев, М.П. Липкин, И. Р. Чикалова

E. N. Tonkov

STATUTORY INTERPRETATION IN ENGLAND

Monograph

Saint-Petersburg

ALETHEIA

2013

Предисловие

Английское правосудие подчас предстает в российском обыденном правосознании средоточием справедливости, способным привести конфликтующие стороны к убеждающему процессуальному итогу. Действительно ли с его помощью можно спасти близких людей, деньги, имущество, репутацию от царящего в мировом пространстве беззакония? Или справедливый английский суд – туманный миф благополучной империи, содержащей под своим крылом пятьдесят три страны (Содружество), влияющей на возвысившиеся колонии (США), предоставившей территорию для вечного конфликта (Израиль – Палестина), навязавшей человечеству свою парадигму судопроизводства (прецедент) и доктрину толкования закона?

Именно эти вопросы повлияли на выбор предмета настоящего исследования. Современное гражданское сообщество требует универсального инструмента для сдерживания сил зла, предотвращения деспотии и анархии. Идея права в обществе постмодерна сама по себе уже не способна объединять людей по причине существенных различий их правопонимания. Во многих государствах народный суверенитет давно отделен от населения и приватизирован олигархическими группами лиц, рассматривающими право как инструмент своей воли. Закон становится откровенным выражением интересов лидеров политических партий, удерживающих публичную власть в государствах. Обычаи и традиции гражданского общества учитываются правоприменителем лишь в той степени, в которой они институализированы правовой системой. Большинство населения государств абсолютистского типа соглашается с социальным рабством в обмен на стабильный прожиточный минимум.

Предполагается, что категории законности и беззакония должны корреспондировать со справедливостью и несправедливостью, однако степень их корреляции зависит от типа сообщества. Постсоветская правовая доктрина содержит идею тождества законности и справедливости: по мнению большинства судей любое вступившее в силу судебное решение уже является справедливым, – так в судебной практике аксиологический феномен справедливости редуцируется до юридико-технического соответствия толкованию нормы закона. Позитивистский дискурс, отождествляющий закон и право, характерен не только для государств тоталитарного направления. Проводником справедливости в ее естественно-правовом значении может выступать только укорененная в правопорядке доктрина толкования закона, позволяющая судьям быть независимыми от сиюминутной воли правителей.

Английская доктрина толкования состоит из правил, презумпций, лингвистических максим, законов об интерпретации, прецедентов, вспомогательных средств и подходов. Такая система инструментов толкования обязывает интерпретатора творчески анализировать норму закона применительно к конкретным правоотношениям, выбирать оптимальное решение не только с точки зрения текста статута, но и основываясь на праве справедливости и общем праве. Именно в английской доктрине толкования утвердился интересующий многих из нас принцип: право – это прежде всего разум (lex est aliquid rationis).

Трудности восприятия закона всегда связаны с его неоднозначным толкованием. Конфликт интерпретаций порождает проблемы, доходящие при их актуализации до восстаний и революций. Судебная система каждого государства прямо воздействует на характер противостояния публичной власти и гражданского общества. Английской империи удалось избежать энтропии и тотальной коррумпированности благодаря системе сдержек и противовесов, в которой волюнтаризм сегодняшних законодателей, отстаивающих личные выгоды, компенсируется доктриной толкования, самостоятельностью судейского корпуса, вынужденного считаться с предыдущими решениями по схожим казусам, принятыми при других авторитетах. Идеи общего права, права справедливости, разума в праве имеют много сторонников и среди российских юристов. Интеллектуальная и институциональная независимость английских судей заставляют остро воспринимать трудности отечественного правосудия.

Английские подходы к толкованию закона формировались в контексте либеральных идей, прогрессивной системы образования, рационального государственного управления, многовековой парламентской традиции. Почти два миллиарда человек, населяющих Содружество, сосуществуют в особой интерпретационной парадигме, позволяющей адекватно воспринимать различные нормативные системы и знаково-символические контексты социумов. Интернациональные свойства английского языка способствуют экспорту английских традиций толкования, их имплементации национальными правовыми системами и международным правом.

Изучение истории формирования, особенностей содержания и функционирования английской доктрины толкования закона в сравнительном аспекте позволяет сделать выводы о тенденциях развития российской концепции толкования.

* * *

Представленная книга не была бы завершена без творческой поддержки Дженевры Игоревны Луковской, без ее готовности делиться со

Страница 2 из 28

мной своими идеями, учить отсекать преходящее от вечных теоретических конструкций, поддерживать в интеллектуальной борьбе с самим собой. Я выражаю искреннюю признательность доктору юридических наук, профессору, Почетному профессору Санкт-Петербургского государственного университета, Заслуженному деятелю науки Российской Федерации, Лауреату премии Ассоциации юристов России за 2012 г., заведующей кафедрой теории и истории государства и права юридического факультета СПбГУ Д.И. Луковской за помощь в написании монографии.

Санкт-Петербург, 13.05.13 г.

Глава 1

Исторический контекст

Наблюдаемая в последние десятилетия международная унификация техники толкования законодательных актов свидетельствует о закономерностях сближения национальных правовых систем. Имплементация зарубежных правовых средств и юридических конструкций способствует развитию национальной юридической науки и связанной с ней практической юриспруденции. Эти тенденции включают случаи, когда толкование, осуществляемое судами международной юрисдикции, оспаривается высшими национальными судебными инстанциями государств. «Теория и практика толкования правовых норм и соответствующих законодательных текстов имеет многовековую историю. Роль правовых учений, идей, взглядов в этом случае раскрывается, в частности, в доктринальном толковании и разъяснении нормативных актов»[1 - Луковская Д.И. Политические и правовые учения: историко-теоретический аспект. Л., 1985. С. 123.]. Наиболее подробно практика толкования закона разработана в Англии, где «еще в средневековую эпоху начало развиваться и складываться, так сказать, первородное юридическое мышление, выраженное в ориентировке на строгие юридические категории, механизмы, конструкции, соответствующие правовые идеи и концентрируемое в устойчивых представлениях сословия юристов»[2 - Алексеев С.С. Тайна и сила права. Наука права: новые подходы и идеи. Право в жизни и судьбе людей. М., 2011. С. 107.]. Феномены права справедливости, разума в праве, прецедента, интерпретирующего (толкующего) закон, конкуренции правовых доктрин с произволом суверена были привнесены в цивилизационный дискурс английской правовой доктриной. «Здесь, на английской земле, в ходе правового развития оказались как бы кристаллизованными, заложенными в саму органику правовой жизни первородные основы истинного правоведения, которое в силу юридической логики неизбежно выводит на фундаментальные юридические идеалы и ценности. И надо отдавать отчет в том, что это тоже истинная юридическая наука, притом в исконном, самом строгом ее значении, что впоследствии оказало столь внушительное позитивное влияние на демократическое развитие Великобритании, других стран с прецедентными системами, в том числе и на формирование юридической системы США»[3 - Там же. С. 108.].

Под английской правовой доктриной принято понимать совокупность норм общего права, права справедливости, статутного права, делегированного законодательства и судебных прецедентов. Идеи общего права, права справедливости, разума, рационального сосуществования народов, имманентные английской правовой доктрине, распространились за несколько веков более чем на четверть человечества. Уникальность английской правовой системы как единого и во многом неповторимого культурного явления, видимо, сохранится и в третьем тысячелетии, несмотря на стремительные и глобальные перемены, многочисленные реформы и нововведения[4 - Романов А.К. Правовая система Англии: Учеб. пособие. 2-е изд. М., 2002. С. 15.]. Сегодня английское право продолжает оставаться для многих стран той моделью права, которой, может быть, по разным соображениям не требуется следовать во всем, но которая все еще пользуется всеобщим уважением и принимается во внимание[5 - David R., Brierley J.E.C. Major Legal Systems in the World Today. London, 1985. P. 308.].

Право справедливости, возникшее в средние века как специфическая форма осуществления прерогатив королевской власти в области правосудия, в настоящее время продолжает оказывать самое серьезное воздействие на право собственности и договорное право, а принципы и нормы права справедливости упоминаются в решениях британских судов самого последнего времени[6 - Уолкер Р. Английская судебная система. М., 1980. С. 6.]. Под правом справедливости принято понимать часть прецедентного права, сформированную решениями лорда-канцлера. Несмотря на то, что в результате судебной реформы 1873–1875 гг. в Англии произошло формальное слияние права справедливости с общим правом, и поныне право справедливости регулирует общественные отношения[7 - Тонков Е.Н. Принципы «права справедливости» // Принципы права: Материалы всероссийской научно-теоретической конференции. СПб., 30 ноября 2006 г. С. 274.]. Существуют веские доводы в пользу того, что справедливости следует отводить наиболее видное место в критике правовых установлений; однако важно видеть, что справедливость составляет отдельный раздел нравственности и что законы и администрирование законов могут иметь разного типа достоинства или не иметь их[8 - Харт Г.Л.А. Понятие права. СПб., 2007. С. 159.]. «Equity follows the law», что в переводе с английского означает «справедливость следует за правом», «справедливость основывается на праве», – одно из правил, которым руководствовались лорд-канцлеры при вынесении решений, основанных на принципе справедливости при недостаточности юридико-технических средств. «В Англии право справедливости стало дополнительной правовой системой… в Англии часто делается ссылка на понятие «разумности»[9 - Ллойд Д. Идея права. М., 2004. С. 142.].

Только среди источников англосаксонского права в качестве самостоятельного источника нередко выделяется «разум». В одних случаях исследователи рассматривают его как некое разумное средство восполнения имеющихся пробелов в статутном праве, в других – как повседневную жизнь, суть общего (судейского) права[10 - Марченко М.Н. Источники права. М., 2007. С. 609.]. Признано, что английское право было создано и уточнено в ходе разрешения споров, переданных в королевские суды. Чтобы создать систему, ставшую общим правом, надо было каждый раз искать решение наиболее разумное, а определялись эти поиски желанием обеспечить единство судебных решений, что неизбежно заставляло обращаться к логике. Право – это прежде всего разум (lex est aliquid rationis, лат.), в Англии право всегда считалось плодом разума и его отличали от закона[11 - Давид Р. Основные правовые системы современности. М., 1988. С. 333.].

После общего права и права справедливости третьим (исторически) источником английского права выступает законодательство[12 - Уолкер Р. Указ. соч. С. 76.]. Трудности признания и применения законодательства связаны с его неоднозначным толкованием. Интерпретация законодательных норм населением, с одной стороны, и органами публичной власти, с другой стороны, периодически не совпадает, конфликт интерпретаций порождает проблемы, доходящие при их актуализации до народных восстаний и олигархических переворотов. Неясность смысла закона может быть вызвана противоречиями идей законодателя при подготовке и принятии нормативного акта, что отрицательно проявляется на стадии его применения. Судьи, используя доктрину толкования, проверяют

Страница 3 из 28

законодательные акты на предмет их соответствия устоявшимся, реально существующим, подтвержденным прецедентами правоотношениям. Функция судебного толкования в известной степени является судебным контролем над законодательной деятельностью субъектов публичной власти. Согласно политическим обычаям, партия, победившая на выборах в парламент Великобритании, составляет большинство палаты общин, формирует правительство, ее лидер занимает кресло премьер-министра. Конвергенция исполнительной и законодательной ветвей власти существенно упрощает принятие новых законов, искомых чиновниками. Судьи в рамках заданной политической конструкции уполномочены использовать все инструменты толкования законов, тем самым изменяя характер их применения. В этом усматривается известная зависть судей к возможностям законодателей; можно предположить, что судьи, в целях привлечения богини Фемиды на свою сторону, придумали доктрину толкования законов.

«Для нашего времени типичной тенденцией является расширение полномочий, которые чиновники в странах Запада уже приобрели и продолжают приобретать по отношению к своим согражданам, невзирая на то, что, как правило, по идее, эти полномочия должны быть законодательно ограничены. В некоторых случаях чиновники намеренно подменяют положения закона собственной волей, полагая, что они улучшают закон и с помощью не предусмотренных в законе средств достигают тех самых целей, ради которых, по их мнению, и был принят этот закон»[13 - Бруно Л. Свобода и закон. М., 2008. С. 115–116.]. Современные условия тесного взаимодействия государств заставляют искать общие подходы к практикуемым в каждом государстве доктринам толкования законодательных актов. Особое внимание следует уделить английской доктрине толкования закона, под которой понимается совокупность подходов к толкованию, прецедентов, законов о толковании, правил толкования, презумпций толкования, лексических максим и вспомогательных средств. Способность английских судей противостоять исполнительной власти, материальная и процессуальная возможность вынесения независимых судебных решений детерминирована, в том числе, английской доктриной толкования закона.

Характеризуя высокие темпы законодательной деятельности в современном российском государстве, А.С. Пиголкин отмечал «бессистемность, хаотическое развитие законодательства, отсутствие научно обоснованной системы нормативных актов, недоработанность их формы, отсутствие в ряде случаев организационно-юридического механизма реализации принимаемых законодательных решений, в первую очередь санкций за их нарушение»[14 - Закон: создание и толкование / Под ред. А.С. Пиголкина. М., 1998. С. 3.]. Им подчеркивалась в качестве характерной черты современных законодательных работ «чрезмерная поспешность подготовки и принятия законопроектов, отсутствие разумной неторопливости и тщательности при принятии важных государственных решений, вследствие чего нередко возникает необходимость оперативно вносить в них изменения и дополнения»[15 - Там же.].

История Римской Империи доказывает нам, что период ее расцвета приходился на широкое использование правовых доктрин – компетентных мнений юристов, используемых в практической судебной деятельности. Специальный закон о цитировании (lex citationis) императивно придавал значение источника права трудам Папиниана, Павла, Гая, Ульпиана, Модестина. Использование научно-практических трудов юристов-практиков благотворно повлияло и на развитие английского права: труды Гленвилла («О законах и обычаях Англии»), Брактона («О законах и обычаях Англии»), Литтльтона («О держаниях»), Кока («Институции»), Хейла («Тяжбы короны»), Фостера («Дела короны»), Хаукинса («Тяжбы короны»), Иста («Тяжбы короны»), Блэкстона («Комментарии к законам Англии») рассматриваются как источники права.

В истории английского права недостаточно исследовано влияние римской правовой культуры, которая институционально доминировала на территории Англии несколько веков. Влияние римского права на Англию и Уэльс недооценено, феномен рецепции некоторых институтов континентального права Шотландией, которая не была завоевана римскими воинами, не имеет однозначного объяснения[16 - См.: David G. Antonio. Scots Law. London, 1968.]. Некоторые из действующих в настоящее время в Шотландии законов можно рассматривать как кодифицированные правовые акты.

Существует много мнений о причинах заката Римской Империи, но одной из неоспоримых причин является усугубившийся произвол правителей, проявляющийся, в том числе, в диктатуре закона суверена над правом народа. Английской империи удалось избежать правовой энтропии благодаря системе сдержек и противовесов, в которой произвол законодателей, отстаивающих личные выгоды, компенсировался доктриной толкования и сдержанностью судей, вынужденных считаться с населением и предыдущими решениями по схожим казусам. Существенное значение в обеспечении стабильности Англии и всей Британской империи придается английской доктрине толкования закона. «И римляне, и англичане разделяли мысль о том, что закон – это нечто, что нужно открыть, а не ввести в действие, и что в обществе нет никого настолько могущественного, чтобы он мог отождествлять свою волю с законом всей страны»[17 - Бруно Л. Указ. соч. С. 25.].

Англия предоставила цивилизации образцы специальных нормативных актов, определяющих приемы и правила толкования. Законы о толковании законов – существенный вклад в ограничение произвола и ангажированности публичной власти. «Английские нормативные акты составляются таким образом, чтобы они могли быть легко интегрированы в правовую систему, большинство понятий и положений которой содержится в решениях судов»[18 - Леже Р. Великие правовые семьи современности: сравнительно-правовой подход. М., 2009. С. 25–26.].

Акт «Об упрощении языка, используемого в актах Парламента» 1850 г.[19 - An Act for shortening the Language used in Acts of Parliament [10th June 1850]. A Collection of Public General Acts passed in the 13th and 14th year of the reign of Her Majesty Queen Victoria: Being the Third Session of the Fifteenth Parliament of the United Kingdom of Great Britain and Ireland. London., 1850. Р. 225–227.] стал пробой пера в исследовании возможности и необходимости законодательно регламентировать процедуру толкования закона. В Акте была впервые разработана применяемая в настоящее время система разделения законодательства на секции (разделы), имеющая фундаментальное значение для последующего развития законодательной техники. Акт ввел много иных положений, по настоящее время используемых для толкования законов: например, что мужской род включает женский род, таким образом, устанавливая, что можно обозначать род лишь как «он» вместо «он или она», если иное специально не оговорено[20 - Акт «Об упрощении языка, используемого в актах Парламента» 1850 г. не имел краткого наименование, но в дальнейшем было принято называть его как Акт «Об упрощении языка» 1850 г. либо как Акт «Об интерпретации» 1850 г. (Прим. автора).]. Акт «Об интерпретации» 1889 г.[21 - An Act for consolidating enactments relating to the Construction of Acts of Parliament and for further shortening the Language used in Acts of Parliament [30th August 1889]. The Public General Acts passed in the 52nd and 53rd years of the reign of Her Majesty Queen Victoria; being the Fourth Session of the Twenty-Fourth Parliament of the United Kingdom of Great Britain and Ireland with an Index. London., 1889. Р. 5–16.] нормативно закрепил достижения в

Страница 4 из 28

развитии доктрины толкования, затем в переработанном виде был преобразован в Акт «Об интерпретации» 1978 г.[22 - An Act to consolidate the Interpretation Act 1889 and certain other enactments relating to the construction and operation of Acts of Parliament and other instruments, with amendments to give effect to recommendations of the Law Commission and the Scottish Law Commission [20th July 1978]. The Public General Acts and General Synod Measures, Part I. London., 1978. Р. 691–705.]. Акт 1889 г. содержит определения многих понятий и терминов, которые и ныне используются в законодательных актах и практике их применения.

Принципиальной особенностью английского права является применение новых законов с учетом уже действующих прецедентов, в нем прецедентные нормы наиболее приближены к конкретным жизненным ситуациям и поэтому могут более полно отражать требования справедливости, чем общие абстрактные нормы закона[23 - Поляков А.В. Общая теория права: Курс лекций. СПб., 2001. С. 511.]. При этом, значимость судебного прецедента как источника права обусловлена тем обстоятельством, что практически никакой статут (закон) не может считаться окончательным руководством к действию до тех пор, пока не сложится судебная практика его толкования и применения[24 - Поляков А.В., Тимошина Е.В. Общая теория права: Учебник. СПб., 2005. С. 294–295.]. В системе прецедентного права при решении правовых задач юрист должен творчески находить выход из любого положения; он должен быть не механическим исполнителем задач, а творческим интерпретатором комплексной системы судебных прецедентов, т. е. композитором, а не музыкантом, художником, а не фотографом, инженером, а не сантехником, архитектором, а не строителем[25 - См.: Осакве К. Сравнительное правоведение в схемах: общая и особенная части. М., 2000. С. 89.]. Нормы англосаксонского (общего) права носят казуистический (индивидуальный) характер и представляют собой «модель» конкретного решения, а не результат законодательного абстрагирования от отдельных случаев. Важным признаком англосаксонской правовой семьи выступает автономия судебной власти от любой иной власти в государстве[26 - Теория государства и права (схемы и комментарии). Под ред. Р.А.Ромашова. СПб., 2000. С. 124.].

Соотношение понятий «английское», «англосаксонское», «общее», «англо-американское» не имеет единой точки зрения в современной теории и истории права. Если английское право и стало одной из главных правовых систем мира, то причиной тому служат политические и экономические основания и, прежде всего, его величайшая техническая ценность. Эту ценность английское право приобрело в значительной степени благодаря королевским судьям, которые век за веком создавали оригинальную систему общего права[27 - Леже Р. Великие правовые семьи современности: сравнительно-правовой подход. М., 2009. С. 10.]. Английская доктрина толкования закона является неотъемлемой частью общего права.

Соотношение вышеназванных понятий устанавливается в историческом, географическом и юридико-техническом аспектах: некоторые исследователи рассматривают термины «общее» и «англосаксонское» как синонимы[28 - См.: Марченко М.Н. Курс сравнительного правоведения. М., 2002.; Косарев А.Н. Англосаксонская и романо-германская формы буржуазного права. Калинин, 1977.]. Другие специалисты по истории государства и права Англии относят термин «англосаксонское право» только к периоду до 1066 г., а сферу «английского права» распространяют на Англию и Уэльс со времени нормандского завоевания до наших дней[29 - См.: Давид Р. Основные правовые системы современности (сравнительное право). М., 1967; Дженкс Э. Английское право: Источники права. Судоустройство. Судопроизводство. Уголовное право. Гражданское право. М., 1947.]. Такая точка зрения представляется более убедительной и соответствующей историческим особенностям последовательности формирования англосаксонского права и английского права. Английское право выступило в качестве основы, своеобразного фундамента, на котором построено здание общего права, по настоящее время остающееся моделью для подавляющего большинства англоязычных стран[30 - Марченко М.Н. Курс сравнительного правоведения. М., 2002. С. 616–617.]. Следует рассматривать англосаксонское и английское право как этапы в генезисе развития общего права, в этом контексте и англосаксонское, и английское право включаются в понятие общего права. Англо-американское право феноменологически связано с английским правом, является результатом его дальнейшего развития в период, наступивший после обретения Соединенными Штатами Америки независимости. Прецедентное право в строгом смысле подразумевает совокупность прецедентов и механизма их влияния на процесс принятия новых судебных решений, в широком значении термин иногда рассматривается как синоним общего права и английского права.

Семья или «система» общего права (Common Law System) является одной из самых распространенных, старейших и влиятельных правовых систем современного мира, – по своим основным параметрам, включая географические (охват национальных правовых систем в разных регионах и частях мира), культурные (распространение на страны с различной политической и правовой культурой), исторические и иные факторы. Любое разделение правовых систем на семьи имеет значение в соответствующий периоду исследования промежуток времени. Английское право достигло максимальной дифференциации с другими правовыми семьями в XIX в. после принятия законов о слиянии общего права и права справедливости в 1873–1875 гг. Учитывая разные точки зрения на соотношение понятий «англосаксонское право», «общее право», «прецедентное право», «англо-американское право», «британское право», «английское право», в настоящем исследовании предлагается использовать термин «английское право». Понятие «общее право» характеризует правовую семью, использующую в качестве источника права прецедент[31 - Давид Р. Указ. соч. С. 283.], существование «англосаксонского права» ограничено соответствующим периодом и территорией[32 - Романов А.К. Указ. соч. С. 83.], термин «англо-американское право» включает особенности развития английского права на территории Соединенных Штатов Америки. Термины «англосаксонское» и «англо-американское» право характеризуют не национальное право Великобритании, а правовую семью стран общего права на разных этапах ее развития. К особенностям американского права принято относить наряду с наличием прецедентов и кодифицированных норм права, несколько иной взгляд на доктрину толкования закона. Английское право (English Law) как устойчивый термин используется юристами применительно к национальному праву Великобритании[33 - Geldart W. Elements of English Law. 4

ed. Oxford, 1950. P. 1.] и включает в себя все правовые институты, действующие на территории Англии в соответствующие временные промежутки и продолжающие свое действие в настоящее время в Англии, Уэльсе и Северной Ирландии.

В начале прошлого тысячелетия Британию населяли пикты, скотты и бритты[34 - Зверева В.В. «Новое солнце на Западе»: Беда Достопочтенный и его время. СПб., 2008. С. 29]. Римский император Цезарь совершил первые разведывательные походы в Британию в 55 и 54 гг. до н. э., но активное завоевание этих земель началось в 43 г. н. э. при императоре Клавдии. В течение века римляне заняли большую часть острова и правили там до первой трети V в. В Шотландии непокоренными остались

Страница 5 из 28

племена Хайленда, от набегов которых римляне, используя бриттов, защищались большими каменными стенами – валом Адриана и валом Антонина. Восточная Британия превратилась в часть Римской империи, ее официальным языком стал латинский, религией – христианство, применяемым правом – римское. В III–IV вв. римская Британия переживала наиболее благоприятный период своего существования. Общий кризис Римской империи и уход римлян катализировал набеги на остров: романизированную восточную и южную часть острова (впоследствии «англосаксонскую») активно продолжили заселять германцы, вытесняя кельтов и бриттов в западную его часть (Уэльс, Корнуэлл). К середине VI в. южные, центральные и северо-восточные области Британии оказались занятыми племенами англов, саксов, ютов, фризов, образовывались небольшие территориально-политические объединения. По свидетельству англосаксонского теософа и историка Беды Достопочтенного в VII в. на этой территории сложилась гептархия, семь англо-саксонских государств: Кент, Сассекс, Эссекс, Уэссекс, Мерсия, государство Восточных англов, Нортумбрия[35 - Там же. С. 30–40.]. Мнение о том, что институты римского права не оказали существенного влияния на английское право, не соответствует действительности. В до-нормандский период на территории нынешней Великобритании применялись обычаи, отличавшиеся от места к месту, для прихожан действовало каноническое право, воспринятое из Римской церкви.

Вильгельм Завоеватель, представляя себя в качестве короля и наследника престола, пообещал англичанам соблюдать их законы. Наряду с применяющими светское право местными судами, использующими каноническое право церковными судами, муниципальными судами в городах, получивших право иммунитета, и сеньориальными судами в других местностях, начала создаваться система королевских судов. Первый такой суд был образован в XII в., поначалу он обладал узкой компетенцией по рассмотрению дел о королевских финансах, затем Генрих II во второй половине XII в. ввел систему королевских судов, отправляющих правосудие в своих округах с участием суда присяжных для постановления решений по фактическим вопросам. Кларендонская ассиза 1166 г. (Assize of Clarendon, 1166) сыграла решающее значение для установления в английском праве специфической модели уголовного права trial, создав систему, согласно которой каждая местность была обязана сформировать суд присяжных: сначала из 12 человек для каждого округа, затем из 24 человек, представлявших все графство. Это было необходимо для представления перед королевскими судьями на случай контрольных проверок, которые они регулярно осуществляли на территории различных графств. В период проверки следовало под присягой сообщать королевским судьям о всяком лице, обвиняемом или подозреваемом в грабеже, убийстве, краже или в укрывательстве этих преступлений. В период между контрольными проверками судьи заседали в Вестминстере, от этого топонимического названия их впоследствии стали называть вестминстерскими судами[36 - Леже Р. Указ соч. С. 11–13.].

Рене Давид выделяет в истории английского права четыре основных периода: первый – до нормандского завоевания (1066); второй – от 1066 г. до установления династии Тюдоров (1485) – период становления общего права, когда оно утверждается, преодолевая сопротивления местных обычаев; третий – с 1485 до 1832 гг. – расцвет общего права при компромиссе с правом справедливости; четвертый период – с 1832 г. до наших дней[37 - Давид Р. Основные правовые системы современности. М., 1988. С. 259].

Периодизация, предлагаемая Раймоном Леже, выделяет формирование английского права после нормандского завоевания до конца XV в.; эволюцию английского права с конца XV в. до первых реформ XIX в. (параллельное существование общего права, права справедливости и статутного права); период модернизации английского права, начиная с 1832 г. и «эпоху Европы» – интеграцию права Европейского союза в английское право[38 - Леже Р. Указ. соч. С. 9–28.].

Современная английская правовая система включает все статуты Соединенного Королевства – акты, принятые английским парламентом, и распространяющиеся на Англию, Уэльс и Северную Ирландию. Правовая система Великобритании не является однородной, ее следует рассматривать как сумму составляющих ее правовых систем отдельных регионов[39 - Апарова Т.В. Суды и судебный процесс Великобритании: Англия, Уэльс, Шотландия. М., 1996. С. 154.]. К традиционной Англии следует относить только центральную Англию и Уэльс. Северная Ирландия управляется английским правительством[40 - Там же.], толкование закона в Северной Ирландии не входит в предмет исследования. В Шотландии также имеются особенности толкования права, которые существенно отличаются от английской доктрины. В 1978 г. английский Парламент принял Акт «О Шотландии» (Scotland Act, 1978), согласно которому Ассамблея должна была законодательствовать только в пределах определенной для нее компетенции. В настоящее время действует Акт «О Шотландии 1998 г…» (Scotland Act, 1998), устанавливающий аналогичные положения для шотландского Парламента.

Доктрина толкования закона – совокупность правил, подходов и других инструментов раскрытия содержания и смысла законодательного акта. В российской правовой науке принято считать доктрину выражением мнения ученых и практиков, совокупностью высказываний о принципах и методах правового регулирования. А.В. Поляков определяет правовую доктрину как изложение каких-либо правоположений, правил поведения, правовых принципов, принадлежащее наиболее авторитетным представителям юридической науки и практики, которым придается общезначимое и общеобязательное значение и из которых выводится правило поведения, имеющее предоставительно-обязывающий характер[41 - Поляков А.В. Общая теория права: Проблемы интерпретации в контексте коммуникативного подхода: Курс лекций. СПб, 2004. С. 667.]. Вряд ли можно считать обоснованным отделение от доктрины той деятельности, посредством которой доктрине «придается общеобязательное значение» и из нее «выводится правило поведения». Очевидно, названная деятельность есть законодательствование и правоприменение, их сепарация от доктрины характерна для российской концепции толкования закона.

Английское понимание доктрины имеет несколько иное значение, в понятие правовой доктрины принято включать деятельностный аспект применения права, не ограничивая доктрину только мнениями ученых и практиков. Оксфордский словарь синонимов объединяет значение доктрины с догмой (dogma), максимой (maxim), каноном (canon), принципом (principle)[42 - Oxford Dictionary of Synonyms and Antonyms. Oxford, 2007. P. 132]. Распространенным является определение доктрины как «правила или принципа права, осуществленного посредством судебных решений» (a rule or principle of law developed through court decisions)[43 - Law Dictionary. Chicago, 1997. P. 91.]. Некоторые словари определяют доктрину как «основные принципы права» (a general principle of law)[44 - Dictionary of Law. London, 2005. P. 98.], «корпус учения» (body of teaching), «убеждения и концепции церкви, политической партии, научной школы» (beliefs and teachings of a church, political party, school of scientists)[45 - Oxford advanced learner's dictionary of current English. Oxford, 1988. P. 256.], «совокупность религиозных или политических убеждений» (a set of religious or political beliefs)[46 - Macmillan Essential Dictionary for Learners of English. London., 2007. P. 202.] и

Страница 6 из 28

т. д.

Парадигма толкования в английской традиции включает не только классические каноны (правила, презумпции и лингвистические максимы), но и нормативные акты, регулирующие интерпретационную деятельность, презумпции, вспомогательные средства и подходы к толкованию. Указанную выше совокупность инструментов толкования можно рассматривать как сформировавшуюся доктрину. Автор разделяет точку зрения Ю.И. Гревцова, рассматривающего юридическую доктрину как источник права, который является результатом толкования учеными того или иного документа, конкретного (спорного) жизненного казуса[47 - Гревцов Ю.И., Козлихин И.Ю. Энциклопедия права. Учебное пособие. СПб, 2008. С. 264.]. Такой подход связывает доктринальное толкование с правоприменительным актом, актуализируя единство теории и практики. Следует отметить, что проблема оторванности теоретических научных конструкций от правовой действительности в Англии не столь актуальна, как в России. Тем не менее, Р.Дж. Коллингвуд, сторонник единства опыта и философского обобщения, критиковал свой университет как «учреждение, основывающееся на средневековых идеях, чья жизнь и деятельность все еще отгорожены от мира средневековым толкованием древнегреческого разграничения между созерцательной и практической жизнью как деления людей на два типа: профессионалов-теоретиков и профессионалов-практиков»[48 - Коллингвуд Р.Дж. Идея истории. Автобиография. М., 1980. С. 409.]. По его мнению, такое деление ложно, «теория» и «практика», будучи взаимозависимы, одинаково должны страдать от неудовлетворенности, если будут отделены друг от друга и превращены в специальности людей разных типов.

Дискуссия с А.В. Поляковым предоставила возможность уяснить неоднозначность понимания правовой доктрины в российской науке, ее частичное отождествление с политико-правовым учением[49 - См., напр.: Голоскоков Л.В. Правовые доктрины: от Древнего мира до информационной эпохи. М., 2003. С. 11; Улиско А.Н. Российская юридическая доктрина в XXI веке: проблемы и пути их решения // Правовая политика и правовая жизнь. Академический и вузовский юридический научный журнал. 2001. № 4. С. 193; Пряхина Т.М. Формирование конституционной доктрины России: история и современность (Доклад). Научно-методологический семинар: Конституционная доктрина России, июнь 2001 г. // Правовая политика и правовая жизнь. Академический и вузовский юридический научный журнал. 2001. № 4. С. 179.]. Представляется целесообразным отделять доктрину как классический источник права (мнения ученых и практиков) от (правоприменительной) доктрины, содержащей не только компетентные высказывания, но и легитимирующую деятельность. Законодательство и правоприменение становятся инструментами разнообразных доктрин[50 - См., напр.: Доктрина информационной безопасности Российской Федерации, утв. Президентом РФ 09.09.2000 г. № ПР-1895; Указ Президента РФ от 21.04.2000 г. № 706 «Об утверждении военной доктрины Российской Федерации»; Постановление Правительства РФ от 04.10.2000 г. № 751 «О национальной доктрине образования в Российской Федерации».]. Английская правоприменительная доктрина содержит нормативные и прецедентные элементы, конституирующие научные гипотезы. Совокупность правил, презумпций, лингвистических максим, законов, прецедентов, вспомогательных средств, подходов автор рассматривает как сформировавшуюся доктрину толкования закона, включающую наравне с мнениями признанных ученых и практиков законодательные акты и судебные решения, имеющие обязательную силу для неопределенного круга лиц.

Толкование есть компетентное изложение содержания и смысла нормативного акта, делающее возможным его корректное применение. Доктрина толкования закона содержит опыт исследования взаимодействия теории толкования, нормативного регулирования и интерпретационной практики. Закон – норма возможного/должного поведения, установленная законодательным органом государства и обеспеченная государственным механизмом принуждения. Следует обратить внимание на то, что норма возможного/должного поведения может быть изложена не в одном, а в нескольких законах, принятых в разных исторических условиях противостоящими друг другу составами парламента (например, разными политическими партиями, составляющими парламентское большинство). Сложность установления содержания и смысла правовой нормы может быть усугублена несовпадающими судебными оценками, изложенными в решениях, имеющих прецедентный характер. В этом случае задачей толкователя будет, в первую очередь, уяснение объема нормативных предписаний, включаемых в гипотезу и диспозицию правовой нормы.

По мнению Мишеля Тропера, объектом толкования является не сама норма, а текст, изучаемый с целью определения содержащейся в ней нормы. Текст может нести в себе множество смысловых структур, следовательно, и множество правовых норм, среди них правоприменительный орган должен выбрать ту, которую он применит. До осуществления этого выбора применяемой нормы не существует, существует лишь текст. В некотором смысле именно толкование вводит в текст определенную норму. Производимый выбор является результатом волеизъявления, проявлением свободной воли правоприменительного органа. Строго говоря, именно он устанавливает применяемую норму. И не имеет особого значения, что эта деятельность приводит его к принятию не той нормы, которую «на самом деле» имел в виду автор текста[51 - Тропер М. Проблема толкования и теория верховенства конституции // Сравнительное конституционное обозрение. 2005. № 4. С. 175.].

Судья при подготовке решения по конкретному делу вправе (и обязан) толковать не только тексты законов и прецедентов, но осуществлять толкование права, – всей совокупности правовых закономерностей, источников права, порождающих права и обязанности у субъектов оцениваемого (толкуемого) правоотношения. Английская доктрина толкования позволяет судье избежать следования прямому указанию суверена, даже в период средневекового гонения на ведьм английская судебная практика свидетельствовала о большем человеколюбии, нежели романо-германская.

Английская доктрина толкования закона является существенным основанием сбалансированности судебной системы, оберегающей общество от диктатуры правящей группы лиц. Выработанный за несколько веков комплекс оценок закона делает невозможным сиюминутный поворот судебной практики даже в случае издания закона, категорически иного по сравнению с действующими. Согласно английской правовой традиции именно толкование придает закону практическое значение, определяет содержание, смысл, место в иерархии правил должного, отличая случайные пассажи законодателя от существенных новаций.

Законодательствование предполагает создание новых правил по сравнению с теми, которые уже применены судьями и усвоены населением. Любое законодательное предложение обладает существенными и случайными чертами. «Случайны те черты, которые возникают благодаря особому способу конструирования пропозиционального знания. Существенны те, которые одни только делают предложение способным выражать свой смысл»[52 - Витгенштейн Л. Логико-философский трактат. М., 2008. С. 68.]. Именно в ходе судебного толкования

Страница 7 из 28

определяется существо нового правила, содержащегося в тексте законодателя, который решил произвести изменения в устоявшемся ходе жизни. Невозможно установить действительную интенцию суверена, намерившегося издать новый закон, – вероятность того, что этот акт направлен против интересов большинства населения во имя олигархической группы весьма велика. Независимо от результатов современных выборов, у власти оказываются лица, не отражающие интересы некоторого количества населения, порой доходящего до сорока процентов. Из этого следует, что вновь принимаемые законы могут приносить вред большому количеству людей, суверенитетом которых, в том числе, воспользовался суверен, издав неугодный им закон. Английская доктрина толкования «смягчает» негативное действие нового закона, придавая ему казуальный смысл. М. Тропер отмечает, что закон до вмешательства суда не наделен ни истинным, ни ложным смыслом, он обретает его только в результате судебного толкования. «Действительность результата данной операции зависит только от статуса того, кто ее совершает. Если этот орган наделен соответствующим полномочием, то его толкование становится частью юридической системы, каким бы ни был выбранный смысл»[53 - Тропер М. Указ. соч. С. 172.].

Глава 2

Классификация законодательных актов

Понятие законодательного акта в Англии включает в себя акты парламента, делегированное законодательство, законодательство автономных органов и нормативные акты Европейского сообщества. В английской правоприменительной практике понятие законодательного акта интерпретируется расширительно, в него принято включать все виды нормотворческой деятельности государственных органов, которые, не пройдя в строгом значении законодательную процедуру, тем не менее, рассматриваются как общеобязательные для тех лиц, которым они адресованы[54 - Twining W., Miers D. How To Do Things With Rules. A Primer of Interpretation. London, 1996. P. 321.]. Подавляющая совокупность правоотношений публичного характера регулируется делегированным законодательством, значение которого для определения конкретных субъективных прав и обязанностей подчас выше, чем значение статутов. Существенная роль делегированного законодательства, создаваемого исполнительной властью, связана, в том числе, с эффективной системой выборности публичной власти. Законодательный процесс становится юридико-техническим выражением законотворческой функции государства, важнейшую часть в нем составляет технология создания закона.

Акты парламента являются одной из форм законодательных актов. Каждый его статут содержит нормы возможного/должного поведения, обеспеченные государственным механизмом принуждения. В английском языке существуют несколько юридических терминов, обозначающих юридическое правило, норму права, законодательный акт, закон: law, legislation, constitution, rules, regulations, statute, act, bill, decree, edict, rule, ruling, dictum, command, order, directive, ordinance, principle, convention, instruction, commandment, maxim, doctrine, canon[55 - Oxford dictionary of synonyms and antonyms. Oxford, 2007. P.249.]. Термины «закон», «акт парламента» (Act of Parliament), «статут» (statute), «парламентский статут» (parlamentary statute) в настоящем исследовании рассматриваются в качестве синонимов. Из вышеприведенных терминов наиболее точно смысл понятия закона передает слово статут (statute), перевод которого на русский язык как «статут» будет корректным проявлением заимствования иностранного слова[56 - Oxford dictionary of law. Oxford, 2009. P. 12.]. Законом в английской системе правовых норм является нормативный акт, принятый высшим органом законодательной власти. Поскольку парламентское законотворчество не ограничивается принятием законов, термин «акт» (act) может употребляться в широком значении любого нормативно-правовой акта, термины «статут» и «закон» используются в качестве синонимов.

Английские статуты подразделяют на две основные группы – публичные и частные. Публичные статуты устанавливают общие правила поведения, распространяющиеся на неопределенный круг лиц, они действуют на всей территории Великобритании, включая отдельные регионы. Частные статуты направлены на установление «изъятий» из действующего права для отдельных лиц или территорий[57 - Богдановская И.Ю. Закон в английском праве. М., 1987. С.10.]. Различиями между публичными и частными статутами, в том числе, являются характер подготовки законопроекта и процедура прохождения в парламенте. Некоторые исследователи выделяют «гибридные» билли, содержащие черты как публичных, так и частных биллей, например, действующие в отношении определенной организации[58 - См.: Богдановская И.Ю. Закон в английском праве. М., 1987. С. 11–20; Bennion F. Statutory Interpretation – A Code. London, 2002. P. 439–541; Дудко И.А. Организационные и процедурные реформы Палаты общин последнего десятилетия: Цели и средства // Lex Russica. 2005. № 1. С. 189; Боботов С.В. Законодательный процесс в Великобритании // Журнал российского права. 1998. № 4–5. С. 230.]. Поскольку в настоящее время активно идет процесс стирания различий между частными и публичными актами, выделение «гибридных» статутов не представляет научного интереса в контексте толкования закона.

Первоначально статутами назывались только указы монарха, но по мере возвышения роли парламента и передачи ему основной роли в законодательном процессе термин «статут» стал обозначать акт парламента, имеющий высшую юридическую силу[59 - McLeod I. Legal Method. London, 2009. P. 251.]. В истории английского статутного законодательства важное значение имеет Великая хартия вольностей 1215 г. (Magna Carta Libertatum), ограничивающая права короля и текстуально закрепляющая права рыцарства, городского среднего класса, свободного крестьянства[60 - Geldart W. Elements of English Law. London, 1950. P. 2.]. В Хартии были сформулированы положения, ограничивающие чиновничий произвол, упорядочивающие налоговые платежи (щитовые деньги), запрещающие арест и заключение в тюрьму любого свободного человека иначе как по законному приговору суда равных ему (присяжные), создающие комитет из 25 баронов, который вправе начать войну против короля в случае нарушения им положений Хартии, и др.

В дальнейшем английские законы развивались в нескольких формах: хартии, постановления, ордонансы и статуты[61 - Уолкер Р. Указ. соч. С. 115.]. Некоторые исследователи в качестве первого статута называют Статут Мертона 1235 г. (Statute of Merton)[62 - Gifford D.J., Gifford K.H. How to Understand an Act of Parliament. Sydney, 1991. P. 1.], принятый английским королем Генрихом III в развитие Великой хартии вольностей в форме, сохранившей свои основные статутные черты до наших дней. Определение статута как акта Парламента подчеркивает основную особенность, выражающуюся в способе его создания, определяющую существенные отличия от прецедента как источника права:

1. Статут создает новое право, в то время как судебное решение не ставит такой задачи, восполняя в некоторых случаях пробелы в праве.

2. Статут устанавливает общее правило для всех субъектов, подчиненных юрисдикции государства, судебное решение применяет совокупность источников права к конкретным правоотношениям.

3. Судебное решение требует обоснования и аргументации, статут же императивен и не обязан содержать обоснования[63 - Metcalfe O.K. General principles of English Law. London, 1974. P. 16.].

Длительное время было принято видеть в английском законе второстепенный по отношению к прецеденту источник права,

Страница 8 из 28

согласно устоявшемуся взгляду закон привносит лишь ряд поправок и дополнений к праву, созданному судебной практикой[64 - Давид Р., Жоффре-Спинози К. Основные правовые системы современности. М., 1997. С. 260.]. Современные исследования свидетельствуют о равенстве этих источников права и даже о возвышении роли закона над прецедентом. Можно констатировать, что статутное право как право писаное в последние десятилетия утверждается в Великобритании[65 - Леже Р. Указ. соч. С. 81.]. Являясь в настоящее время наиболее динамично развивающимся институтом английского права, статуты составляют ту часть английского права, нормы которого имеют своим источником политическую волю государства в лице его законодательных органов[66 - Романов А.К. Указ. соч. С. 86.].

Инерционность прецедентного мышления судей не устраивает исполнительную власть, поскольку препятствует ей реализовать свои прагматические задачи и воздействовать на законодателей. Прецедент, имеющий силу и значение для регулирования конкретного типа правоотношений, может быть замещен нормативным актом, в более доступной и структурированной форме выражающим правило поведения. Суверенитет парламента производен от суверенитета народа, и в этом смысле он доминирует над судебными прерогативами[67 - См.: Марченко М.Н. Доктрина суверенитета Парламента и судебное правотворчество в Великобритании // Правоведение. 2005. № 6. С. 81–90; Эллиот М. Великобритания: двухпалатный парламент, суверенитет и неписаная конституция // Сравнительное конституционное обозрение. 2007. № 3. С. 31–36.]. Однако в реальной жизни законодательная власть отражает интересы только части населения государства, некоторые законодательные акты не одобряет более трети подданных. Тем не менее, структура волеизъявления и деятельность публичной власти направлена на поддержание стабильности существующих в государстве властных отношений и на способность исполнительной и законодательной власти изменять право, – в том числе посредством издания новых законов. Суд уполномочен интерпретировать и толковать статут, но не вправе подвергать сомнению законность принятых парламентом актов[68 - Cheney v Conn, CD [1968], 1 All ER 779.]. Суд в своей правоприменительной деятельности вынужден считаться с тем, что статут, принятый парламентом, может прямо отменять статут, принятый им ранее[69 - Vauxhall Estates v Liverpool Corporation, [1932] 1 KB 733.]. Суд, стоящий на страже принципов и норм общего права, вынужден смириться с тем, что целью принятия статута может быть внесение изменений или отмена нормы общего права.

Указанные выше принципиальные границы судейского вмешательства в толкование статутов иллюстрируют роль законодательства в современной Великобритании и статус парламента как обладателя суверенной и неограниченной законодательной власти[70 - Уолкер Р. Указ. соч. С. 116.]. Доктрина законодательного верховенства парламента распространяется только на акт парламента, и не может быть применена к решениям или высказываниям министров или делегированному законодательству[71 - McLeod I. Ibid. P. 67.]. Так, по определению некоторых ученых, то, что решил парламент, можно найти только в законах, но не в высказываниях членов парламента, даже если это сам премьер-министр[72 - Gifford D.J., Gifford K.H. Ibid. P. 1.].

К делегированному законодательству относится комплекс норм, приказов, предписаний, подзаконных актов подчиненных органов, которым парламент делегирует специальные полномочия по изданию этих актов. Преимущество делегированного законодательства состоит в том, что оно дает возможность быстро принимать и изменять постановления, как правило, без необходимости представлять их на утверждение парламента. Делегированное законодательство действительно только тогда, когда оно находится в рамках предоставленных парламентом полномочий (intra vires). Если же акт делегированного законодательства выходит за пределы полномочий, то он считается недействительным (ultra vires)[73 - Уолкер Р. Указ. соч. С. 118.].

Понятие статутного законодательства уже в середине XX в. объединяет как статуты, так и делегированное законодательство, хотя на заре развития правовая доктрина стран «общего права» исходила из того, что исполнительные органы не имеют нормотворческих полномочий[74 - Богдановская И.Ю. Делегированное законодательство в странах «общего права»: сравнительно-правовые аспекты // Право и политика. 2006. № 10. С. 61.]. В целях дифференциации акты делегированного законодательства называют «законодательными инструментами» или «актами, издаваемыми на основании статута» (statutory instruments). Акт «О законодательных инструментах» 1946 г., по мнению А. Дайси, максимально формализовал определение делегированного законодательства, избрав в качестве критерия круг лиц[75 - Дайси А. Основы государственного права Англии. М., 1907. С. 61–62.]. Указанный закон ввел в обращение самостоятельный термин «законодательный инструмент», под которым понимается любой акт, изданный на основе осуществления предусмотренных статутом полномочий, предоставляемых Ее Величеству, которые она реализует путем издания указа в Совете, или министру Короны, которые он реализует путем издания акта на основе статута, а также любые другие акты, подпадающие под определение «правила, издаваемого на основании статута»[76 - Богдановская И.Ю. Там же.]. Акт «О законодательных инструментах» закрепил установившуюся традицию, согласно которой, при предоставлении законодательных полномочий исполнительному органу парламент вправе определить, что проект акта делегированного законодательства должен до его принятия быть одобрен парламентом. В английском праве отмечается тенденция передачи вопросов, ранее регулируемых частным законом, в ведение делегированного законодательства. Вместо принятия частного акта парламент уполномочивает министра издать соответствующий процедурный приказ (provisional procedural order). Так, например, Акт «О детях и подростках» 1969 г. имеет указание на возраст, с которого наступает уголовная ответственность, но полномочие по введению данного положения в действие было передано в рамках делегированного полномочия государственному секретарю[77 - См.: Уголовное право буржуазных стран. Общая часть: Сборник законодательных актов. М.,1990. С. 9.]. Подобная практика была закреплена в Акте «О специальных юридических приказах» 1945 г.[78 - Богдановская И.Ю. Закон в английском праве. М., 1987. С.11.]. Ст. 11 Акта «Об интерпретации» 1978 г. определено, что делегированный акт рассматривается в качестве продолжения акта, на основании которого он был издан. Указанное правило также должно относиться к использованным в нем терминам, которые, наравне с самим делегированным актом, должны толковаться по правилам, им установленным.

Законодательные инструменты призваны конкретизировать положения статутного законодательства, что не нарушает теории парламентского суверенитета, согласно которой парламент по своему усмотрению распоряжается законодательными полномочиями. Исполнительные органы Великобритании для издания подзаконного акта должны быть наделены соответствующими полномочиями (statutory powers), которые делегирует ему парламент[79 - Саидов А.Х. Сравнительное правоведение (основные правовые системы современности): Учебник. М., 2007. С. 341.]. Делегированное

Страница 9 из 28

законодательство некоторые исследователи называют вторичным, поскольку акты, исходящие от иного, нежели парламент, органа, возможны только в силу их санкционирования парламентом и всегда остаются предметом его суверенного контроля[80 - Hewitt D.J. Control of Delegated Legislation. Sydney, 1953. P.1.].

Р. Уолкер выделяет три вида подобных актов: приказы в совете, локальные акты, акты автономных организаций[81 - Уолкер Р. Указ. соч. С. 117.]. Термином «делегированное законодательство» он называет содержательный комплекс норм, приказов, предписаний, подзаконных актов подчиненных органов, которым парламент делегирует специальные полномочия по изданию этих актов[82 - Там же.]. Указанная формулировка, не обладая достаточной степенью научной определенности, тем не менее, отражает все существенные признаки делегированного законодательства, выявленные современной конституционной теорией[83 - Чебуранова С.Е. Делегированное законодательство // Международные юридические чтения: Материалы научно-практической конференции. Ч. I. Омск, 1980. С. 144.].

Согласно классификации А.К. Романова акты, принимаемые в порядке делегированного законодательства, подразделяются на приказы в совете, постановления и инструкции, подзаконные нормативные акты[84 - Романов А.К. Указ. соч. С. 136.]. Существуют, конечно, иные виды делегированного законодательства, например, акты министерств и ведомств, однако они не наделены достаточной самостоятельностью и принимаются по узким ведомственным или техническим вопросам. Делегированное законодательство, детализирующее общие положения парламентского акта, полезно и необходимо, но если делегированное полномочие формулируется достаточно широко, то может подразумеваться возложение на орган исполнительной власти законодательной функции, почти эквивалентной функции самого парламента[85 - Allen C.K. Law in the Making. Oxford, 1997. P. 540.]. Это полномочие, конечно, всегда находится под контролем парламента, но тогда, когда оно предоставляется министру короны, контроль может оказаться неэффективным[86 - Уолкер Р. Указ соч. С. 118.]. В 1944 г. в связи с существенным увеличением объема делегированного законодательства в палате общин парламента Великобритании был создан комитет по надзору за делегированным законодательством, в функции которого вошел контроль за использованием исполнительными органами предоставленных парламентом полномочий, в том числе сопоставление акта парламента и изданных в целях его исполнения делегированных актов. Его задача, как утверждает В.А. Лихобабин, состоит в том, чтобы убедиться в адекватности реализации делегированных полномочий[87 - Лихобабин В.А. Делегированное законодательство. Не посмотреть ли на старое по-новому? // Правовая политика и правовая жизнь: Академический и вузовский юридический научный журнал. 2004. № 1. С. 146.].

По мнению Р. Давида, в Англии идет процесс преобразования права юристов (lawyer’s law) в право администрации (law of administration)[88 - Давид Р., Жоффре-Спинози К. Указ. соч. С. 261.]. Данная позиция подтверждается более ранними выводами исследователей, например, Э. Дженкс утверждал, что увеличение объема делегированного законодательства отражает значительное усиление роли исполнительной власти в Великобритании[89 - Дженкс Э. Указ. соч. С. 46.]. В сравнительном исследовании М. Амеллера, изучившего функционирование парламентов пятидесяти пяти государств, отмечается активное использование делегированного законодательства, в том числе, в государствах общего права[90 - См.: Амеллер М. Парламенты. М., 1967. С. 256; Крылова Н.С. Парламент Великобритании: Автореферат дис… канд. юрид. наук. М., 1962. С. 13; Арефина С.И. Конституционные основы делегированного законодательства: Автореферат дис… канд. юрид. наук. М., 2003. С. 3.]. По мнению некоторых авторов, практика делегированного законодательства позволяет парламенту экономить время для решения более масштабных и дискуссионных вопросов[91 - См.: Романов А.К. Указ соч. С. 137; Дудко И.А. Организационные и процедурные реформы Палаты общин последнего десятилетия: Цели и средства // Lex Russica. 2005. № 1. С. 188.]. Преимуществом делегированного законодательства принято считать возможность быстрого оформления в нормативных формах волеизъявления лиц и органов исполнительной власти без их утверждения парламентом. Следует отметить, что все лица и учреждения, имеющие делегированные полномочия, отличаются от парламента тем, что их деятельность не основана на суверенитете.

Обоснованная критика практики делегированного законодательства сосредоточена на том, что такая форма законотворческого процесса выходит за пределы прямого контроля парламента, поскольку у парламента отсутствуют ресурсы, достаточные для осуществления контроля за массивом принимаемого делегированного законодательства[92 - Романов А.К. Указ соч. С. 137.]. Довод об отсутствии у парламента ресурсов, позволяющих осуществлять тотальный контроль за делегированным законодательством, неоспорим. Однако все более частыми стали указания статутного права на необходимость при принятии акта делегированного законодательства получения согласования в парламенте или, в случае актов иного уровня, в правительстве или соответствующем министерстве. В то же время делегированное законодательство следует рассматривать исключительно как форму реализации полномочий одного органа другим (реализация правительством полномочий парламента), но не содержание самого полномочия[93 - См.: Исаев М.А. Основы конституционного права Дании. М., 2002. С. 197–198; Лихобабин В.А. Делегированное законодательство. Не посмотреть ли на старое по-новому? // Правовая политика и правовая жизнь: Академический и вузовский юридический научный журнал. 2004. № 1. С. 145.]. Парламент в любой момент обладает возможностью отмены или изменения норм делегированного законодательства через акт парламента, из чего с неизбежностью следует вывод о том, что делегированное законодательство не ограничивает полномочия парламента.

Существует мнение, что приказы в совете обладают высшей силой среди актов делегированного законодательства[94 - См.: Якушева А.Ю. Делегированное законодательство в Англии. Дис… канд. юрид. наук. Свердловск, 1980. С. 14.]. Номинально приказ в совете является приказом Тайного совета, состоящего из монарха и его советников, фактически же он издается правительством и лишь санкционируется Тайным советом. Таким образом, цель издания приказов в совете состоит в передаче широких законодательных полномочий правительственным департаментам[95 - Уолкер Р. Указ. соч. С. 118.]. Приказ, как правило, подготавливается одним из министров, а подпись королевы придает ему большую значимость[96 - Богдановская И.Ю. Делегированное законодательство в странах «общего права»: сравнительно-правовые аспекты // Право и политика. 2006. № 10. С. 63.]. В то же время в случае последующего признания приказа в совете принятым с превышением полномочий, это не повлечет ответственности монарха в силу действия в отношении монарха принципа контрасигнатуры[97 - Романов А.К. Указ соч. С. 106.]. Так, из текста ст. IV Акта «Об устроении» 1701 г.[98 - См.: Акт об устроении // Конституции и законодательные акты буржуазных государств XVII–XIX. М., 1957.]следует, что монарх в соответствии с принципом единовластия не может ошибаться, поэтому за приказы в

Страница 10 из 28

совете, подписанные монархом, несет ответственность правительство, из чего следует практическая неспособность монарха с 1727 г. самостоятельно увольнять министров[99 - См.: Савельев В.А. Становление так называемого «ответственного» правительства в Англии // Сборник научных трудов. Проблемы возникновения и развития буржуазной государственности: критика современной буржуазной историко-правовой идеологии. М., 1981. С. 123–143.]. Приказы в совете являются широко распространенной формой нормативного акта, часто именно на его основе вводится в силу акт парламента.

Среди актов делегированного законодательства особо следует выделить акты местных органов власти (by-laws, bylaws)[100 - Богдановская И.Ю. Указ. соч. С. 63.], которые принимаются на местном уровне управления и имеют действие лишь на конкретной территории. Основа гражданского управления, если взять количество служащих в качестве критерия, осуществляется местными властями[101 - Бромхед П. Указ. соч. С. 301.], особенностью локальных актов является наличие определенной процедуры их принятия. Муниципальные органы власти, действуя в рамках предоставленных парламентом полномочий, представляют собой квази-законодательный орган местной власти, регулирующий бытовую сферу жизни общества[102 - Local Authority Bylaws in England: A discussion paper, Office of the Deputy Prime Minister, April 2006 // URL-документ: http://www.communities.gov.uk/archived/ (http://www.communities.gov.uk/archived/) publications/localgovernment/localauthoritybylaws. P. 6.]. Каждый муниципальный акт проходит процедуру проверки в соответствующем департаменте правительства, практика управления предусматривает надзор, осуществляемый центральным правительством над местной администрацией, монарх назначает лорда-лейтенанта для каждого графства[103 - Бромхед П. Указ. соч. С. 302.].

Период активного использования локальных актов делегированного законодательства (начало XX в.) завершился установлением для них парламентом ограниченного применения[104 - См.: Якушева А.Ю. Делегированное законодательство в Англии. Дис… канд. юрид. наук. Свердловск, 1980. С. 15.]. Ст. 235 Акта «О местных органах управления» 1972 г. предоставляет муниципалитетам право регулировать проход по мостам, скейтбординг, проезд по тротуарам, детские игры на дорогах, эксплуатацию аттракционов, правила поведения на публике (в контексте неадекватного или вызывающего поведения), использование дорожных знаков. Всего в настоящий момент в Великобритании действует около пятидесяти статутов, наделяющих органы местного самоуправления полномочиями по принятию актов делегированного законодательства, однако основной сферой нормотворчества местных органов управления считается образование[105 - Бромхед П. Указ. соч. С. 302.]. Многочисленные акты местных органов управления являются проявлением бюрократизма, требуют принятия единого акта парламента, который регулировал бы деятельность муниципалитетов[106 - Local Authority Bylaws in England: A discussion paper, Office of the Deputy Prime Minister, April 2006 // URL-документ: http://www.communities.gov.uk/archived/ (http://www.communities.gov.uk/archived/) publications/localgovernment/localauthoritybylaws. P. 4.]. Акты местных органов управления подвергаются критике в среде английских юристов также потому, что увеличение их объема, децентрализованность и относительная самостоятельность неизменно влечет установление на территории близлежащих муниципалитетов различных по содержанию правовых норм. Так, в литературе отмечается увеличение рисков двусмысленности в судебных процессах[107 - См.: Абазалова Л.Ф. Делегированное законодательство // Государственная власть и местное самоуправление: Практическое и информационное издание. М., 2007. № 1. С. 18; Суставова Е.Н. Делегированное законодательство // Журнал российского права. 1998. № 8. С. 144–152.].

Законодательство автономных организаций включает акты, издаваемые различными учреждениями, профсоюзами, частными корпорациями (железнодорожными компаниями, строительными компаниями). В литературе считается, что данные организации устанавливают правила, главным образом, для своих членов[108 - Богдановская И.Ю. Указ. соч. С. 63.]. В то же время большинство подобных актов принимается компаниями, выполняющими публичные или частно-публичные функции. К ним относятся, в том числе, транспортные компании, операторы аэропортов, благотворительные организации и т. д. Широкое распространение получили уставы школ и колледжей, которые устанавливают условия поступления учащихся, а также образовательные стандарты, определяющие правила дисциплины в учебном заведении. Такие регуляторы имеют публично-правовой характер, касаются неопределенного количества лиц, они общепризнанны, распространены повсеместно среди школ, колледжей и университетов Великобритании. В каждом регионе приняты так называемые «Родительская Хартия», «Студенческая Хартия», которые регламентируют взаимоотношения родителей, студентов и преподавателей[109 - Кананыкина Е.С. Делегированное и локальное нормотворчество Великобритании в сфере образования // Государственная власть и местное самоуправление. 2010. № 6. С. 25.].

Законодательство автономных органов отличается от остального делегированного законодательства именно тем, что автономное учреждение имеет право самостоятельно издавать акты как для своих собственных членов, так и для всего общества. Это право обычно предоставляется или санкционируется парламентом. В качестве примера Р. Уолкер называет транспортные и газовые управления, чьи постановления касаются широкой публики, Англиканскую церковь, Общий медицинский совет, Юридическое общество, профсоюзы и даже акционерные общества. Такое законодательство затрагивает интересы широкой публики, так как любой человек, который нарушит постановление, изданное автономным органом, может быть привлечен к гражданской ответственности за причинение вреда[110 - Уолкер Р. Указ. соч. С. 119.].

В юридической литературе существуют и иные классификации законодательных актов. Например, Блэкстон выделял среди статутов только декларативные статуты, направленные на толкование и разъяснение действующего права (пример – действующий Акт «Об интерпретации» 1978 г., отменивший предшествующий ему Акт «Об интерпретации» 1889 г.) и «исправляющие» (remedial) статуты, которые отменяли любое устаревшее положение английского права (ко второй группе можно отнести большинство актов)[111 - Богдановская И.Ю. Закон в английском праве. М., 1987. С. 73.].

А.К. Романов предложил следующую классификацию статутов, принимаемых парламентом:

1) акты реформы права;

2) консолидированные акты;

3) кодифицирующие акты;

4) акты о взимании доходов;

5) текущее законодательство[112 - Романов А.К. Указ. соч. С. 130.].

Процесс парламентского нормотворчества в Англии особенно активизировался во второй половине XX в., к концу второй мировой войны в стране действовало около пяти тысяч статутов, однако в целом общее число действующих статутов существенно не увеличивалось. Причина такого положения заключается в том, что число отмененных законов в два раза превышало число принятых. Подобная ситуация, по мнению И.Ю. Богдановской, свидетельствует о хорошо налаженном механизме ревизии и отмены устаревших законов[113 - Богдановская И.Ю. Прецедентное право. М., 1993. С. 102.]. В то же время процесс систематизации законодательства Великобритании существенно отличается от аналогичного процесса в

Страница 11 из 28

иных странах, Великобритания до сих пор не знает ни одного кодекса, хотя там имеются отдельные кодифицированные акты[114 - Там же. С. 98.]. Для английского права неверным будет понимание консолидации как способа систематизации, при применении которого изменяется форма правовых актов без изменения их содержания[115 - Поляков А.В. Общая теория права: Проблемы интерпретации в контексте коммуникативного подхода: Курс лекций. СПб., 2004. C. 684.]. Применительно к Англии консолидация отличается от кодификации тем, что закон консолидирует только статутное право, попытки кодифицировать и прецедентное, и статутное право до настоящего времени не реализованы в нормативных актах. Сходство кодификации и консолидации проявляется в единстве задач – упрощении понимания и применения корпуса нормативных актов без внесения в них существенных изменений. В условиях американской правовой действительности использование кодифицированных нормативных актов оказалось возможным без отказа от принципов прецедентного права.

Активность европейских интеграционных процессов заставляет Великобританию вносить изменения в законодательную практику. Акт «О правах человека» 1998 г. делает невозможным издание и применение материальных и процессуальных норм внутреннего законодательства, противоречащего Европейской Конвенции «О защите прав человека и основных свобод» 1950 г.[116 - Human Rights Act, 1998 // http://www.statutelaw.gov.uk/content (http://www.statutelaw.gov.uk/content).aspx?activeTextDocId=1851003.]

Глава 3

Стадии законодательного процесса

Законодательный процесс принято рассматривать как совокупность последовательных стадий, которые законопроект проходит в парламенте от его внесения до вступления в силу. Несмотря на историческую значимость и фундаментальность английского Парламента, в настоящее время главным действующим лицом в процессе законотворчества является правительство и его составные части – министерства. По мнению И.Ю. Богдановской, парламент фактически перестает быть участником законодательного процесса, – законодательная деятельность парламента постепенно становится лишь частью механизма рассмотрения правительственной законодательной программы[117 - Богдановская И.Ю. Законотворчество в Англии: от билля к закону // Советское государство и право. 1983. № 5. С. 127.].

Рассматривая терминологические особенности категорий «правотворческий процесс», «законотворческий процесс» и «законодательный процесс», следует отметить, что соотношение процессуальных понятий «правотворчество», «законотворчество» производно от феноменов «право» и «закон». Право есть совокупность результатов и способов реализации субъектами прав и обязанностей; закон – нормативный акт, изданный органом государственной власти в пределах полномочий, имеющий обязательную силу и обеспеченный государственным принуждением. Закон является одной из форм существования английского права, наряду с прецедентом, обычаем и доктриной, а законотворчество – одной из форм правотворчества: правотворчество и законотворчество соотносятся как целое и часть. Правотворчество как более широкая философско-правовая категория включает в себя и «подзаконное правотворчество» и «законодательное правотворчество»[118 - Шумаков А.И. Взаимообусловленность законотворческого и законодательного процесса в контексте современного российского правотворчества // Государственная власть и местное самоуправление. 2001. № 3. С. 8.]. Законотворчество в данном случае может быть определено в качестве одной из форм правотворческой деятельности государства, осуществляемой его органами в пределах их полномочий.

С.Л. Сергевнин считает, что в правотворческий процесс входит предварительная разработка законопроекта, которая формально не относится к юридической процедуре[119 - Сергевнин С.Л. Субъект федерации: статус и законодательная деятельность. СПб., 1999. С. 136.]. Законотворческий процесс охватывает всю работу, предваряющую принятие закона, начиная с правового мониторинга, анализа существующего состояния регулирования общественных отношений и выявления проблем, подлежащих разрешению законодательными средствами, и заканчивая тем же правовым мониторингом. Он не заканчивается принятием либо вступлением в силу закона. С.Л. Сергевнин отмечает, что законотворческий процесс не следует ограничивать исключительно деятельностью законодательных органов государственной власти. Он шире, чем деятельность данных органов по стадийному принятию законов. Следует трактовать данное понятие шире, включая в него подготовительную работу по разработке законопроекта[120 - Там же. С. 135.].

Ю.А. Тихомиров полагает, что правотворческая деятельность начинается от законодательной концепции и не завершается ее воплощением в конкретном законе. По его мнению, этот весьма сложный процесс не ограничивается формами деятельности высших органов власти[121 - Тихомиров Ю.А. Теория закона. М., 1982. С. 182.]. Законодательный процесс в узком значении применительно к европейским государствам может быть сведен исключительно к совокупности действий и отношений, которые реализуются в деятельности высшего представительного органа, обладающего исключительным правом осуществлять законодательную власть[122 - Ковачев Д.А. Законодательный процесс в европейских социалистических государствах. М., 1966. С. 15.].

А.В. Хамуков определяет законотворческий процесс как разновидность правотворческого процесса, представляющий собой мыслительную деятельность, направленную на законодательное урегулирование затрагиваемых вопросов. Законодательный же процесс – особая разновидность правоподготовительной деятельности, представляющая собой систему (совокупность) последовательных юридически значимых действий, направленных на принятие и вступление в силу соответствующего закона[123 - Хамуков А.В. Законотворческий процесс и законодательный процесс: разграничение и соотношение // Российская юстиция. 2010. № 6. С. 51.]. А.В. Хамуков выделяет основные характеристики законотворческого процесса:

1. Законотворческий процесс не является формализованным, так как отсутствует четкая структура и стадийность.

2. Законотворческий процесс не прекращается принятием либо вступлением в силу закона.

3. Начальным этапом законотворческого процесса является анализ состояния общественных отношений.

4. Круг субъектов законотворческого процесса не ограничен, в него входят все правоприменители.

Законодательный процесс является частью законотворческого процесса (от внесения законопроекта в законодательный орган до принятия закона и вступления его в силу). Понятие законодательного процесса уже понятия законотворческого процесса, в котором помимо стадии законодательства есть также предварительная стадия (мониторинга, анализа законодательства, выявления проблем и тенденций) и последующая стадия (исследования влияния принятого закона на проблему, правового мониторинга)[124 - Там же.].

А.В. Поляков в общетеоретическом значении определяет следующие стадии законодательного процесса:

1) законодательная инициатива;

2) обсуждение законопроекта;

3) принятие закона;

4) опубликование (промульгация)[125 - Поляков А.В. Общая теория права. М., 2001. С. 525.].

В Великобритании не

Страница 12 из 28

существует единого нормативного акта, регламентирующего процедуру прохождения законопроекта в парламенте, в силу традиций там отсутствуют правила парламентской процедуры, регулирующие вопросы принятия законопроектов[126 - Левина М.И. Парламентское право Великобритании XVII-начала XIX в. М., 2000. С. 15.]. Законодательствование[127 - Глагол «законодательствовать» в значении «издавать законы, осуществлять законодательную власть» является наиболее корректным однословным переводом английских терминов legislate, give law, make law, make laws, pass legislation, make statute (Прим. автора).] основывается на обычае, одним из способов толкования которого является принятие палатой письменных распоряжений, в том числе «постоянных распоряжений», не имеющих определенного срока действия[128 - Богдановская И.Ю. Законотворчество в Англии: от билля к закону // Советское государство и право. 1983. № 5. С. 129.]. При коллизии обычаев и распоряжений предпочтение отдается письменному тексту распоряжения. Вследствие отсутствия текстуальной регламентации, предлагаемые учеными критерии выделения стадий законодательного процесса, а также мнения относительно их количества и статуса не совпадают.

И.Ю. Богдановская выделяет самостоятельную предпарламентскую стадию разработки законопроекта, а части законодательного процесса сводит к следующему: законодательная инициатива, стадии (чтения) в палате, рассмотрение законопроекта в комитетах палат, процедура устранения разногласий между палатами в бикамеральных парламентах, порядок введения закона в силу (санкционирование и промульгация)[129 - Богдановская И. Ю. Закон в английском праве. М., 1987. С. 34.]. Каждый законопроект читается в палатах трижды (проходит три чтения). Кроме того, билль направляется на рассмотрение в комитет, который делает в палате доклад о результатах исследования (стадия комитета и стадия доклада). Всего в каждой палате законопроект проходит пять стадий[130 - Там же. С. 43.].

А.К. Романов называет несколько обязательных стадий законодательной процедуры: внесение законопроекта, первое чтение, второе чтение, работа в комитетах, отчет о работе над законопроектом, третье чтение, обсуждение поправок, получение согласия короля[131 - Романов А.К. Правовая система Англии. М., 2002. С. 132.]. С.В. Боботов выделяет следующие стадии законодательного процесса: законодательная инициатива, законопроектная деятельность, парламентские слушания, исполнение закона[132 - Боботов С.В. Законодательный процесс в Великобритании // Журнал российского права. 1998. № 4–5. С. 227.]. По мнению Р. Уолкера, парламентская процедура состоит в том, что обычно под наблюдением министра короны составляется законопроект, который затем вносится либо в Палату общин, либо в Палату лордов каким-нибудь членом парламента. Если законопроект проходит все этапы в течение парламентской сессии, то он получает королевское одобрение и становится законом. Содержание закона излагается в разных изданиях, хотя сейчас ссылки делаются на те издания, которые публикуются Издательством Ее Величества и продаются обычной публике[133 - Уолкер Р. Указ. соч. С. 116.].

В результате критического анализа и сопоставления различных концепций можно выделить следующие стадии законодательного процесса:

1) предпарламентская подготовка;

2) внесение законопроекта (законодательная инициатива);

3) первое чтение;

4) второе чтение;

5) рассмотрение законопроекта в комитете;

6) доклад (отчет) комитета;

7) третье чтение;

8) рассмотрение в другой палате;

9) одобрение монархом;

10) опубликование;

11) вступление в силу.

Некоторые из указанных стадий почти сливаются друг с другом, например, первое чтение в палате осуществляется непосредственно после внесения законопроекта, а после стадии доклада комитета в палате, как правило, сразу следует третье чтение[134 - Богдановская И.Ю. Закон в английском праве. М., 1987. С. 57.]. В строгом значении законодательный процесс начинается с момента внесения текста документа в одну из палат парламента, только после этой стадии он получает статус законопроекта. Однако собственно парламентский законодательный процесс в подготовке нового законодательного акта составляет, по мнению П. Бромхеда, лишь очевидную часть, «видимую верхушку айсберга, возвышающуюся над водой»[135 - Бромхед П. Указ. соч. С. 206.]. Основная работа над проектом проходит без участия парламента: выявление потребности в новом законе, составление его текста и другие элементы подготовки осуществляются преимущественно в министерствах во исполнение законодательной программы правительства. Большая часть законодательных актов подготавливается к прохождению через парламент централизованно, без ведома парламента, «при закрытых дверях»[136 - Богдановская И. Ю. Законотворчество в Англии: от билля к закону // Советское государство и право. 1989. № 5. С. 128.], правительство «раскрывает» свою работу по законопроектированию лишь при ежегодной публикации законодательной программы[137 - Дудко И.А. Организационные и процедурные реформы Палаты общин последнего десятилетия: Цели и средства // Lex Russica. 2005. № 1. С. 189–190.]. У законопроектов, представленных рядовыми членами парламента, по утверждению И.Ю. Богдановской, ввиду специфики парламентской процедуры, практически отсутствуют реальные шансы стать законом, то есть преодолеть всю законодательную процедуру[138 - Богдановская И.Ю. Закон в английском праве. М., 1987. С. 30.], поэтому принятые в результате инициативы рядовых членов английского парламента законы – исключение из общего правила.

Предпарламентская подготовка включает в себя первичную разработку проекта законодательного акта, которой ранее (до конца XIX в.) занимались судьи, а в настоящее время – профессиональные «законосоставители» (draftsmen), входящие в службу парламентских юристов. В английской правовой системе до сих пор остается понимание законопроектирования как особого, специального навыка, а не общедоступной процедуры[139 - McLeod I. Legal Method. Basingstoke, 2009. P. 251.]. К законосоставителям из министерств и правительственных комитетов поступают заказы-проекты, на основании которых в соответствии с инструкциями лица, обладающего законодательной инициативой, составляется проект законодательного акта (draft). Форме статута в английском праве уделяется особое внимание, ее атрибутами являются: полное заглавие, краткое заглавие, номер (проставляется после принятия проекта парламентом), преамбула, разделы, части, статьи и части статей, заметки на полях, приложение[140 - Богдановская И. Ю. Указ. соч. С. 31.]. Содержательная часть, непосредственно текст билля разбивается на части, разделы и статьи. Если статья имеет несколько частей (subsections), то они начинаются с нового абзаца и нумеруются. За сто лет английские законы заметно «удлинились»: если 57 законов, внесенных правительством в сессию 1884/85 г., состояли общей численностью из 615 статей, то 60 законов, внесенных правительством и принятых парламентом в 1983/84 г., – из 2606 статей[141 - Drewry G. Public General legislation a hundred years ago // New Law J. 1985. Vol. 135. N 6211. P. 74. Цит. по: Богдановская И.Ю. Закон в английском праве. М., 1987. С. 32.].

Комитет по разработке будущего законодательства составляет перспективный план статутов с подробной разбивкой по сессиям. Более детальная работа с обсуждением содержания

Страница 13 из 28

каждого законопроекта осуществляется Законодательным комитетом, в состав которого входят лорд-канцлер и генеральный атторней[142 - Богдановская И.Ю. Указ. соч. С. 16.]. Подготовкой законопроектов могут заниматься министерства, каждый министр руководит составлением законопроекта или его части. После поступления готового проекта в службу кабинета в нем устраняются несогласованные и противоречивые положения, осуществляется его доработка и гармонизация с действующим законодательством. Акт «О Правовой комиссии» 1965 г. был издан в целях контроля за законотворческими процессами, образованы две комиссии: одна для Англии и Уэльса, другая для Шотландии. Комиссии стали совещательными органами правительства, уполномоченными при поддержке профильных министров на внесение в парламент законопроектов, направленных на реформу законодательства. Члены комиссий избираются на пять лет из числа профессиональных юристов.

Принято считать, что законопроект подготавливается под наблюдением министра короны, который определяет степень его готовности, после чего член парламента вносит его в Палату общин либо в Палату лордов. Субъектами законодательной инициативы являются члены парламента, из которых большинство составляют представители победившей на выборах партии, формирующей правительство. Главным фактором, обеспечивающим влияние правительства на законодательную деятельность Палаты общин, становится контроль над парламентской фракцией большинства. Депутаты правительственной фракции обеспечивают большинство при голосовании. Активная роль правительства Великобритании в законодательном процессе является одним из условий стабильного существования парламента как высшего законодательного органа. Широкие полномочия по манипулированию действиями парламента на примере Палаты общин, предоставленные членам кабинета, предопределили эффективность проведения государственной политики в жизнь с учетом мнения представителей общественности. В этом нужно видеть причины стабильного существования парламентской формы государственного управления в Великобритании начиная с XVII в.[143 - Adams J.N., Brownsword R. Understanding Law. London, 1999. P. 63.]

Тенденция возвышения роли закона над прецедентом проявляется как в количественном росте законодательных актов, так и в расширении сферы общественных отношений, регулируемых законом. В настоящее время английский парламент практически утратил свои законодательные полномочия, являясь законодателем лишь формально. Фактически все этапы законотворческого процесса находятся под жестким контролем правительства, которое через министров проводит необходимые поправки, устанавливает процедуры и сроки принятия актов, а также блокирует нежелательные изменения внесенных им законопроектов[144 - Twining W., Miers D. How To Do Things With Rules. A Primer of Interpretation. London, 1996. P. 329.].

И.Ю. Богдановская выделяет следующие характерные черты усиления роли правительства в законотворчестве:

– резкое возрастание роли правительства при подготовке законопроекта;

– монополизация правительством законодательной инициативы;

– правительственный контроль за прохождением билля в парламенте;

– увеличение зависимости вступления акта парламента в силу от решения того или иного министра[145 - Богдановская И.Ю. Законотворчество в Англии: от билля к закону // Советское государство и право. 1983. № 5. С. 127.].

Правительственная законодательная программа обычно включает в себя принятие более 100 актов в год[146 - Twining W., Miers D. Ibid. P. 330.], при такой скорости законодательной деятельности глубокое и детальное обсуждение законопроекта в парламенте может сорвать законодательную программу правительства. Непосредственным поводом для внесения законопроекта может быть решение правительства, стремящегося проводить партийную политику, или предложения Правовой комиссии, когда она обнаруживает дефекты действующего права и выступает с рекомендациями о реформе в той или иной области правового регулирования[147 - Романов А.К. Правовая система Англии. М., 2002. С. 131.]. Законопроект может быть внесен в любую палату парламента, исключение составляют законопроекты по финансовым вопросам, вносимые в Палату общин. Несмотря на правило, согласно которому наиболее важные законопроекты должны быть внесены в Палату общин, практикуется внесение законопроектов непосредственно в Палату лордов (около четверти всех законопроектов)[148 - См.: Bennion F. Modern Royal Assent Procedure at Westminster. 1981. P.3 // www.francisbennion.com (http://www.francisbennion.com/).].

Правительственные законопроекты вносятся по мере их поступления в любой день работы парламента, частные билли вносятся и обсуждаются только по пятницам – всего 12 пятниц в каждую сессию[149 - Романов А.К. Право и правовая система Великобритании. М., 2010. С. 95.]. В случае рассмотрения публичных биллей законодательная деятельность парламента начинается с момента поступления билля в Канцелярию публичных биллей палаты (Public Bill Office of the House). Поскольку право законодательной инициативы принадлежит членам парламента, министры вносят законопроекты как члены парламента, а не как члены правительства. Большинство биллей, вносимых в Палату лордов, вносятся пэром, который представляет интересы правительства. В результате действия «10-минутного правила», согласно которому билли рядовых членов парламента могут вноситься всего лишь два раза в неделю в течение 10 минут[150 - Богдановская И.Ю. Законотворчество в Англии: от билля к закону // Советское государство и право. 1983. № 5. С. 128.], по статистике, приведенной П. Бромхедом, правительственные билли в среднем в 4–5 раз чаще становятся законами, чем билли, внесенные рядовыми членами парламента[151 - Бромхед П. Указ. соч. С. 102.].

Церемония внесения законопроекта в парламент и последующее первое чтение имеет формальный характер. Член парламента, вносящий билль, заблаговременно получает в секретариате палаты карточку, на которой значится заглавие билля, а на обратной стороне проставляются имена не более 12 членов палаты, поддерживающих билль. В день представления спикер вызывает депутата, вносящего законопроект. Тот вручает карточку секретарю палаты, который зачитывает краткое наименование законопроекта. Сразу же после этого издается приказ об опубликовании билля для ознакомления членов парламента с его текстом и назначается день второго чтения. Второе чтение является наиболее важным для законодательного процесса, так как билль впервые подвергается обсуждению по существу, однако формулировки отдельных статей не обсуждаются[152 - Богдановская И.Ю. Указ. соч. С. 128.]. Характер второго чтения может варьироваться от формального, поверхностного и краткого до растянутого исследования принципов, а иногда даже деталей законопроекта[153 - The House of Commons in the Twentieth Century. Oxford, 1979. P. 286.]. Результаты обсуждения имеют чрезвычайное значение, так как последующие поправки вносятся в рамках обсужденных положений[154 - Богдановская И.Ю. Указ. соч. С. 131.]. Стадия второго чтения направлена на обсуждение принципов, заложенных в проекте, а также определение круга вопросов, которые должен разрешить комитет при рассмотрении билля. После согласования основных целей проекта он направляется в соответствующий комитет для дополнительного изучения определенных на

Страница 14 из 28

втором чтении проблемных вопросов.

Стадия комитетского рассмотрения следует непосредственно после второго чтения и играет, по мнению П. Бромхеда, наиболее важную роль в принятии билля[155 - Бромхед П. Указ. соч. С. 102.]. С точки зрения И.Ю. Богдановской, данная стадия – наиболее явное приспособление английского законодательного процесса под нужды правительства[156 - Богдановская И.Ю. Там же.]. Указанный вывод следует, прежде всего, из целей стадии комитета и всей комитетской системы английского парламента, которая формировалась прежде всего для рассмотрения законопроектов, и до сих пор это остается их основным назначением[157 - Богдановская И.Ю. Закон в английском праве. М., 1987. С. 52.]. В английском парламенте эта стадия имеет существенную особенность – комитеты связаны решением палаты по второму чтению. Их основная задача – детальное, постатейное обсуждение законопроекта с учетом позиций парламента по второму чтению[158 - Griffith J. Parliamentary Scrutiny of Government Bills. London, 1974. P. 18.].

Поэтому неудивительно, что рассмотрение билля в комитете занимает наиболее значительную часть времени прохождения билля в парламенте.

В настоящее время в парламенте действуют несколько видов комитетов: постоянные, временные, объединенные, комитет всей палаты. Большинство биллей рассматриваются в постоянных комитетах, в каждый из которых входит от 30 до 50 членов. Комитеты состоят из лиц, не являющихся министрами правительства или членами оппозиции. Состав каждого комитета приблизительно отражает состав палаты в целом[159 - Просеет Т. Парламентский контроль и новые формы правительственного надзора в Великобритании // Государственный контроль за экономикой. М., 2000. С. 301.]. Пять комитетов не специализированы – они обозначаются начальными буквами алфавита, – и любой законопроект может быть передан в любой из них. Шестой комитет – комитет по делам Шотландии. Он состоит из всех депутатов от Шотландии и 10–15 депутатов от других районов страны[160 - Крылов Б.С. Государственный строй Великобритании. М., 1957. С. 39.]. Вид комитета, куда направляется билль, фактически определяется правительством[161 - Богдановская И.Ю. Законотворчество в Англии: от билля к закону // Советское государство и право. 1983. № 5. С. 131.]. При обсуждении наиболее важных биллей используется комитет всей палаты.

При прохождении частных биллей стадия комитета представляет собой гораздо более специфичный институт, который является основой для парламентского прохождения частного билля. Для частных биллей существует два специальных комитета, которые не пересекаются по своей компетенции с постоянными комитетами. Вид комитета для частного билля определяется в процессе второго чтения в зависимости от того, были ли поданы против него возражения. Если возражений не последовало, билль направляется в комитет законопроектов, против которых нет возражений (Committe on Uponposed Bills). Если же против него поступили возражения, он направляется в особый комитет[162 - Богдановская И.Ю. Закон в английском праве. М., 1987. С. 54.]. Задача данного комитета – установить, насколько серьезны возражения против внесенного законопроекта. Это определяет форму проведения заседаний – она аналогична судебному процессу, где в качестве противоборствующих сторон выступают заинтересованное в билле лицо и противник. Для разрешения спора стороны могут привлекать профессиональных адвокатов, а комитет – специалистов в конкретной области, именуемых «свидетелями». По окончании обсуждения билля в комитете председатель ставит на голосование вопрос о своем намерении сделать в палате доклад о законопроекте с предложенными поправками. После принятия данного предложения стадия комитета считается оконченной[163 - Там же. С. 57.].

Результаты рассмотрения законопроекта в комитете обсуждаются в палате. Этот процесс представляет собой особую стадию законодательного процесса – стадию доклада, на которой палата обсуждает постатейно билль с предложенными комитетами поправками и утверждает окончательный вариант статей. Следует учитывать, что статьи не рассматриваются отдельно – на голосование ставится лишь билль в целом. На практике обсуждение не выходит за рамки предложения дополнительных поправок, с немедленным голосованием по ним. Если при этом палата найдет работу комитета неудовлетворительной, она может отослать билль обратно в комитет для пересмотра[164 - Там же.]. После стадии доклада обычно сразу следует третье чтение. По результатам голосования по нему билль считается принятым палатой[165 - Богдановская И.Ю. Законотворчество в Англии: от билля к закону // Советское государство и право. 1983. № 5. С. 131.].

По утверждению И.Ю. Богдановской, стадия третьего чтения практически неотделима от стадии доклада, так как следует непосредственно за ней[166 - Там же.]. Эта стадия призвана оценить предложения комитета, принять или отклонить внесенные в билль поправки, проект ставится на голосование палаты, в зависимости от результатов которого билль считается принятым либо отвергнутым палатой. Принятый билль поступает в другую палату, рассмотрение

законопроекта в которой осуществляется по аналогичной процедуре: вторая палата рассматривает законопроект в целом, а также сделанные в его тексте поправки. В формальном смысле во второй палате проходит три чтения, стадия комитета и стадия доклада. В случае несогласия с биллем и внесения новых поправок проект с обоснованием возвращается на новое рассмотрение в предыдущую палату. При отказе в согласовании либо внесении дополнительных поправок, процедура передачи билля между палатами повторяется до тех пор, пока поправки не будут согласованы. Правила парламентской процедуры не регламентируют сроки прохождения биллем стадий, следовательно, согласительные процедуры между палатами могут продолжаться неопределенное время.

До 1911 г. Палата лордов обладала правом абсолютного вето, в случае, если палаты не приходили к согласованному решению, билль считался отклоненным[167 - Hartley T., Griffith J. Government and Law. London, 1974. P. 231.]. В 1911 г. законодательные полномочия Палаты лордов были урезаны, она сохранила лишь право отлагательного вето сроком в два года, Актом «О Парламенте» 1949 г. срок отлагательного вето был сокращен до одного года. Акт «О Парламенте» 1911 г. (с изменениями, внесенными Актом «О Парламенте» 1949 г.) устанавливает два исключения из всей структуры законодательного процесса Великобритании, когда акт парламента может быть принят без его одобрения Палатой лордов. Первым случаем является акт бюджетного законодательства, если он принят Палатой общин, направлен в Палату лордов не позднее, чем за месяц до окончания парламентской сессии, и не принят Палатой лордов без поправок в течение месяца после поступления в палату. Второе исключение распространяется на любой из видов актов парламента, который считается принятым в случае, если он принят Палатой общин в двух успешных сессиях (то есть Палата общин дважды принимала законопроект в трех чтениях), принят Палатой общин не ранее чем через год после его первоначального принятия, каждый раз законопроект направлялся в Палату лордов не позднее, чем за месяц до окончания парламентской сессии, и законопроект не принят Палатой лордов без каких-либо поправок

Страница 15 из 28

(или без поправок, с которыми Палата общин не согласна). Следует отметить редкое использование названных исключений, в XX в. отлагательное вето Палаты лордов всего несколько раз преодолевалось с применением второго правила исключений[168 - Акт «Об Уэльской церкви» 1914 г.; Акт «О Правительстве Ирландии» 1914 г.; Акт «О Парламенте» 1949 г.; Акт «О военных преступлениях» 1991 г.; Акт «О выборах в Европейский Парламент» 1999 г.; «Акт, вносящий изменения в Акт о преступлениях сексуального характера» 2000 г.; Акт «Об охоте» 2004 г.].

В случае принятия билля второй палатой он передается на подпись монарху, начинается заключительная стадия законодательного процесса. Несмотря на то, что король теоретически обладает правом абсолютного вето, в многовековой практике законодательствования с 1707 г. в Англии не было случая, когда король отказал бы в своем согласии подписать принятый обеими палатами билль[169 - Journal of the House of Lords: volume 18. 1705–1709. Р. 506 // URL-документ: http://www.british-history.ac.uk/report.aspx?compid=29648 (http://www.british-history.ac.uk/report.aspx?compid=29648).]. Согласно Акту «О Королевском одобрении» 1967 г. (Royal Assent Act, 1967) монарх ставит подпись о своем согласии с законопроектом, что сообщается обеим палатам парламента, при этом королева не видит всего текста закона, принятого парламентом, в момент подписания не может отследить изменения, внесенные в законопроект, поскольку на согласование королевы представляется лишь краткое наименование статута. Дату подписания устанавливает правительство, билль при любых обстоятельствах должен быть представлен королеве, так как отсутствует процедура непредставления билля[170 - Erskine M. Parliamentary Practice. London, 1976. P. 562.].

Стадия королевского утверждения большинством исследователей рассматривается как необходимая формальность, поскольку у королевы отсутствует право отказать в согласовании билля. Ф.Беннион ссылается на отсутствие у монарха полномочий по отказу от подписания билля и уведомления об этом парламента[171 - См.: Bennion F. Modern Royal Assent Procedure at Westminster. 1981. P. 3 // www.francisbennion.com (http://www.francisbennion.com/).]. И.Ю. Богдановская указывает, что с 1854 г. существует также процедура, по которой королева сама подпись не ставит, а назначает для этого комитет из членов палаты лордов, включая лорда-канцлера[172 - Богдановская И.Ю. Закон в английском праве. М., 1987. С. 59.]. Процедура королевского одобрения состоит из двух стадий: непосредственное подписание королевой закона и доведение согласия королевы до обеих палат парламента в письме о признании билля (letters patent).

После получения королевского одобрения последний текст билля с поправками, нумерацией статей, оглавлением и датой королевского одобрения готовится в печать канцелярией одной из палат. Дата подписания акта монархом является днем его вступления в силу, если иное не оговорено в законе. Кроме того, дата вступления акта в силу может быть определена путем издания специального акта парламентом либо уполномоченным на это министром[173 - Богдановская И.Ю. Законотворчество в Англии: от билля к закону // Советское государство и право. 1983. № 5. С. 132.]. Предоставление органам исполнительной власти права ввести акт в силу может привести к «неопределенному вето», когда министры будут откладывать вступление акта в силу на длительное время[174 - Spencer J. When Law is not a Law? // New Law Journal. London, 1981. Vol. 131. N 6006. P. 644.].

Печатник Ее Величества готовит две копии акта на пергаменте, которые после повторной проверки становятся официальными копиями акта: одна копия направляется в палату лордов, вторая – в государственный архив[175 - См.: Bennion F. Modern Royal Assent Procedure at Westminster. 1981. P.3 // www.francisbennion.com (http://www.francisbennion.com/).]. Содержание закона излагается в различных изданиях, ссылки преимущественно делаются на те издания, которые публикуются Издательством Ее Величества и продаются обычной публике. Издательство Ее Величества публикует законы в виде ежегодных томов, а также издает ежегодные индексы действующих законов.

Глава 4

Интерпретация и толкование

В английской правовой теории процесс толкования принято делить на две стадии: интерпретацию (interpretation) и толкование в строгом значении (construction). Под интерпретацией понимается интеллектуальная деятельность по раскрытию содержания и смысла нормативного акта, а толкованием обозначается деятельность по разъяснению его неопределенных и двусмысленных положений.

Интерпретация – это в большей степени внутренняя мыслительная активность – уяснение смысла и содержания текста самим интерпретатором, тогда как толкование – это деятельность, осуществляемая вовне, связанная с разъяснением собственной точки зрения иным лицам. В английском языке термин интерпретация определяется как акт и/или результат деятельности по раскрытию смысла и значения объекта интерпретации; объяснение, определение, перевод, описание и так далее[176 - См.: Webster’s New World Dictionary. New York, 2008.]. Интерпретировать – это объяснять или выражать значение, пояснять, переводить на понятный или знакомый язык, определять, разбирать, расшифровывать[177 - См.: Cambridge Advanced Learner’s Dictionary. 3rd Ed. Cambridge, 2008.].

Толкование – интеллектуальная деятельность, обращенная толкователем во внешнюю среду, направленная на формирование нового (по сравнению с исследуемым текстом) положения. Толкование в значительной степени связывается с применением нормы, ее своеобразным интеллектуальным редактированием и привязкой к конкретным правоотношениям. Следует отличать толкование как разъяснительную деятельность для неопределенного круга лиц и правоотношений от толкования, связанного с применением нормы к конкретным правоотношениям, сопровождаемого аргументативной конструкцией в правоприменительном акте.

При использовании указанных английских терминов (interpretation-интерпретация и construction-толкование) в их специальном, узко-юридическом понимании значение этих слов будет существенно различаться, что подтверждается мнением многих исследователей[178 - См.: Cross R. Statutory Interpretation. London, 1995; Bennion F. Statutory Interpretation – A Code. 4th Ed., London, 2002.]. Термины interpretation и construction применяются в нормативных актах с разными значениями в едином понятийном контексте. Интерпретация – процесс, посредством которого определяется смысл слов в тексте закона, необходимость в толковании возникает тогда, когда слова статута двусмысленны и неопределенны[179 - Уолкер Р. Указ. соч. C.124.]. Толкованием является процесс, посредством которого разрешаются сомнения, возникающие в связи с неопределенностью или двусмысленностью текста. Из этого следует, что каждый закон, содержание которого рассматривается судом, интерпретируется, в то время как только сомнительные или двусмысленные положения закона требуют толкования[180 - Там же.].

Толкование статутов нельзя рассматривать лишь как результат применение логических правил, в английское понимание процесса толкования закона заложен анализ всего правового материала применительно к нормированию рассматриваемых правоотношений, в том числе законов, прецедентов, правил, презумпций, лингвистических максим и т. д. Напрашивающиеся компетентным исследователям сравнения между английской интерпретацией и российской стадией уяснения, а также между процессом английского толкования и российским понятием разъяснения нормативного акта, обоснованы только применительно к схожести

Страница 16 из 28

английской интерпретации и российского уяснения. При толковании статута английский судья обязан принять во внимание не только все источники права, действие которых распространяется на предмет рассмотрения, но и оценить возможности применения тех или иных канонов и инструментов доктрины толкования. Кроме того, в английском судебном толковании доминирует правоприменительный аспект, оно всегда воспринимается как своего рода толкование-применение или толкование при применении. Толкователь осознает необходимость обосновывать применение именно этих правил, норм, прецедентов и т. д., в то время, как он мог бы применить и другие.

Некоторые российские ученые разделяют стадии толкования закона на уяснение и разъяснение, усматривая в разъяснении деятельностный аспект. Ю.И. Гревцов указывает: «Известны два основных аспекта толкования. В первом случае это раскрытие, уяснение содержания нормативно-правового акта как бы для себя. Такое толкование служит важным этапом использования или применения права тем или иным субъектом права. Во втором случае под толкованием понимают разъяснение смысла и нормативно-правового акта для других. Разъяснение имеет место тогда, когда содержание нормативно-правового не только уясняется самим субъектом, но и разъясняется всем заинтересованным в этом лицам и организациям»[181 - Гревцов Ю.И., Козлихин И.Ю. Энциклопедия права. Учебное пособие. СПб., 2008. С. 111.]. По мнению А.И. Бойцова, «с одной стороны, толкование представляет собой познавательный процесс, направленный на установление содержания закона (уяснение), а с другой – результат данного процесса, объективированный в той или иной форме (разъяснение)»[182 - Бойцов А.И. Уголовное право России: Общая часть: Учебник. СПб., 2006. C. 312.]. Если самостоятельность стадий толкования-уяснения и толкования-разъяснения имеют своих сторонников в российской доктрине толкования, то отличия толкования-разъяснения от толкования-применения (толкования при применении) не называются, хотя с точки зрения целей, функций и компетенций толкователя эти фазы толкования существенно различаются. Толкование-разъяснение может осуществляться субъектом, не уполномоченным применять нормы права к рассматриваемым правоотношениям. Например, прокурор, являясь стороной процесса, в обвинительной речи, в апелляционном представлении на приговор суда представляет официальное толкование-разъяснение закона, однако он не имеет полномочий на применение интерпретируемого закона к подсудимому. Толкование-применение, даваемое судьями в приговоре, апелляционном постановлении, имеет иное качество и правовые последствия как для процессуальных сторон, так и для общества. Общественный интерес заключается в общедоступной ясности нравственных мотивов и юридико-технических обоснований, составивших основу судейского усмотрения при формулировании толкования-применения закона в отношении поступка конкретного лица. Этап толкования, осуществляемого судьей при непосредственном применения правовой нормы (собственно толкования) является ключевым для существования английского права (без него право не существует)[183 - Seafood Court Estates, Ltd. v Asher [1949].].

Некоторые английские юристы, выделяя две стадии процесса толкования закона, не считают это деление существенным, поскольку стадии трудно разделить между собой. По мнению Р. Кросса, различие между интерпретацией и толкованием заключается лишь в том, что это стадии единого процесса: что на первом этапе (интерпретация) используется лишь сам текст закона, положения которого анализируются на ясность и недвусмысленность, на втором же этапе (толкование), в случае, если ясность и недвусмысленность вызывают сомнения, судья прибегает к иным материалам, необходимым для правильного толкования нормы права[184 - Cross R. Ibid. P. 18.].

Несомненно, деление на части мыслительной деятельности судьи носит условный характер – оценивая юридические факты, характер действий субъектов, сопоставляя их с конструкцией нормы закона, учитывая иные применимые источники права, – невозможно зафиксировать переход от уяснения (интерпретации) к разъяснению и применению (толкованию). Большая часть признанных трудов по толкованию норм права в Великобритании написаны юристами-практиками, являющимися в то же время преподавателями права. Формируемая их исследованиями теория толкования закона в полной мере согласуется с практикой его применения. Если выделить в российской методологии процесса судебного толкования закона три элемента: толкование-уяснение, толкование-разъяснение и толкование-применение, то английская стадия толкования в узком значении (construction) будет соответствовать российскому толкованию-применению (толкованию при применении).

Глава 5

Судебное толкование

Государство может существовать и развиваться только при наличии в нем упорядоченных и одобряемых большинством населения механизмов разрешения споров. Судебную систему в теоретическом аспекте можно считать наиболее приспособленной для разрешения споров упорядоченной структурой, зависимой в большей степени от корпуса права, нежели от сиюминутной воли действующих субъектов исполнительной власти. Следует понимать, что законодательное установление не действует само по себе, ибо оно есть всего лишь неодушевленный текст. В социальной и правовой жизни принимают решения и воплощают их в жизнь акторы[185 - Актор (лат. actor – деятель) – человек, социальная группа, институт или иной субъект, способный осуществлять конкретные действия, имеющие последствия не только для него (Прим. автора).], оживляющие и применяющие закон согласно своему усмотрению. Законодательство, исполнительная и судебная системы требуют постоянных и интенсивных усилий для своего функционирования.

Будет ли достаточным для улучшения ситуации в той или иной общественной сфере написать проект закона, проголосовать за него в парламенте, подписать у монарха и опубликовать? Разумеется, этого недостаточно, поскольку «нельзя породить институцию и предположить, что она будет сама жить. Она будет сама жить только в той мере, в какой она будет возобновляться усилием человека, направленным на то, чтобы эта институция была. Например, закон нельзя установить, а потом о нем забыть, считая, что он будет продолжать существовать. Существование закона покоится целиком на существовании достаточного числа людей, которые нуждаются в нем как неотъемлемом элементе своего существования и готовы бороться и идти на смерть, для того, чтобы этот закон был»[186 - Мамардашвили М. К. Опыт физической метафизики. М., 2008. С. 19.].

Законодательные органы навязывают обществу свою интерпретацию должного поведения, судьи принимают решение о квалификации юридического деяния согласно правилам о должном, но с учетом сущего – конкретных жизненных обстоятельств субъекта и состоявшихся ранее прецедентов толкования. Только борьба за право возобновляет его существование, субъективное толкование закона правоприменителями делает возможным достижение справедливости исключительно посредством сверхусилий. «Ничто человеческое не может само собой пребывать, оно постоянно должно возобновляться и только так может продолжать жить, а

Страница 17 из 28

возобновляться оно может только на волне человеческого усилия, а усилия не может быть, если оно не направлено на эти предметы»[187 - Там же.].

Применяя закон к конкретным правоотношениям, судья всегда осуществляет его интерпретацию и толкование. Мишель Тропер обозначает толкование как деятельность: «… «толковать» означает указать либо определить значение чего-либо. Первая дефиниция исходит из предположения о возможности знания смысла и о том, что толкование является познавательной функцией, вторая же – что волеизъявительной. Каждое из приведенных определений соответствует отдельной теории. Таким образом, определение не относится к самому действию, которое выступает объектом теории, оно само по себе выражение этой теории. В свою очередь две упомянутые теории основаны на онтологических и эпистемологических допущениях. Онтологические: если я утверждаю, что толковать – это указывать на значение, значит, я предполагаю существование объективного смысла, поддающегося описанию.

И, напротив, я могу предположить, что значения не существует, а, стало быть, его можно только определить. Эпистемологические: каждая теория занимает в мыслительной системе место, которому присуща определенная функция. Можно, таким образом, представить себе эту интеллектуальную систему как практическую дискуссию (например, между судами); четкое определение толкования стало бы замечательным подспорьем в осуществлении судебной деятельности. Как утверждает дуайен Ведель, судья может осуществлять свои функции, реализовать свои полномочия, приводить аргументацию только в том случае, если он осознает, что эта деятельность заключается в определении смысла. И, напротив, можно представить себе эту мыслительную систему в качестве научной системы, и в таком случае следует искать не ту теорию, которая предоставляет наилучшие подспорья, а ту, которая соответствовала бы условиям данной науки»[188 - Тропер М. Реалистическая теория толкования // Российский юридический журнал. 2006. № 1. С. 7.].

М. Тропер отмечает взаимосвязанность онтологических и эпистемологических допущений. Обозначая свою концепцию толкования как реалистическую, он уточняет, что исследуемое толкование – это толкование исключительно юридическое, юридическая интерпретация; оно эффективно в юридической системе, в отличие от музыкальной или литературной интерпретации, которую нужно рассматривать иначе.[189 - Там же. С. 8.] Объектами реалистической теории толкования может быть как поведение судей, т. е. психосоциальный феномен (в этом случае право трактуется как эффективное поведение), так и методика эффективного юридического рассуждения, которая пытается понять «непрямые обязательства», довлеющие над задействованными лицами и границами личных суждений, которыми они располагают, а также непрямые обязательства, которые они производят. Изложенная М. Тропером реалистическая теория толкования опирается на концецию толкования Г. Кельзена (хотя по многим пунктам расходится с ней) и сводится к трем основным предпосылкам: толкование является актом волеизъявления, а не познания; его объектом служат не нормы, а формулировки или факты; субъекты, осуществляющие толкование, наделены специфической властью. Волеизъявительный характер толкования подтверждается тремя сериями аргументов: не бывает толкования contra legem (интерпретация, противоречащая истинному смыслу закона); не существует независимого от замысла значения, которое следует обнаружить; не существует объективного значения[190 - Там же.].

Не существует, по мнению М. Тропера, и значения, которое могло бы быть сведено к замыслу законодателя, поскольку автором большинства законодательных текстов является коллегиальный орган, не являющийся психическим субъектом. Замысел отдельно взятых субъектов не подлежит установлению, юридический автор не всегда является автором в интеллектуальном смысле, например, когда принятый парламентом проект закона был разработан администрацией, т. е. исполнительной властью, что в равной степени характерно и для Великобритании и для России.

Поскольку разумные и рациональные люди реализуют через законодательный орган власти свои личные и групповые интересы, всегда можно выразить сомнение относительно равного значения законопроекта для всех граждан государства. Существование политической борьбы за власть в государстве поляризует интересы, мы обязаны отдавать отчет в том, что принятый в интересах одной группы лиц текст законодательного акта в дальнейшем будет применяться ко всему населению, в том числе, к оценке действий лиц, оппозиционно настроенных к правящей партии и ее руководству. Акт «О Парламенте» 1911 г. (с последующими изменениями) приучил английское общество к смене партий, к коалиционным компромиссам и поражениям неэффективно правящей партии на следующих выборах. Частично не избираемая верхняя палата английского парламента призвана усложнять правящей ad hoc политической партии прохождение законов, чтобы сделать законодательство более сбалансированным. Поскольку Палату общин в течение пяти лет может контролировать одна партия, Палата лордов выступает своего рода политическим противовесом с осознанием реальности прихода другой правящей партии на очередных парламентских выборах. Регулярная смена консерваторов и лейбористов в качестве правящих партий, а также ротация лидеров партий позволяет судебной системе, в том числе судьям высших судов, не попадать в зависимость от волеизъявления руководства правящей партии.

Несмотря на трудности формирования английской судебной системы, именно противостояние общего права, права справедливости и статутного права существенно повлияло на возникновение доктрины толкования закона. Общее право развивалось как право судейского усмотрения, внедрение директив лорда-канцлера вызывало у судей нежелание принимать положения права справедливости. Нормативные положения статутного законодательства, востребованного динамичным общественным развитием, также могли противоречить судебной практике. Для рационального и поступательного развития империи требовалась доктрина толкования, понятная не только судьям, юристам-практикам и юристам-ученым, но максимальному количеству подданных. Судебная реформа конца XIX в. привела к слиянию общего права с правом справедливости, оформившиеся в доктрину каноны толкования давали возможность при вынесении судебных решений разумно толковать нормы применяемых статутов и положений прецедентов. Население может предвидеть последствия своих юридически значимых действий только в случае понимания алгоритма судебной аргументации.

Доктрина толкования закона позволяет поддерживать интеллектуальное противостояние прецедентного права статутному праву, способствуя соблюдению баланса интересов гражданского общества и публичной власти. Пришедшая на несколько лет в результате тех или иных выборов лет группа лиц (политическая партия) в таких условиях не в состоянии установить авторитарный режим, осуществить свое быстрое обогащение за счет бюджета и подчиненного населения, приватизировать общее имущество в свою пользу и остаться править на десятилетия. Английская судебная

Страница 18 из 28

система и судейский корпус, несмотря на свою включенность в структуру публичной власти, оказываются связанными, в том числе, доктриной толкования закона, препятствующей принятию несправедливых, неразумных, нерациональных решений.

Гражданское общество поддерживает судей, последовательно отстаивающих свое право на нормотворчество (создание прецедентных норм), мотивируя это публичным интересом в противостоянии реализации краткосрочных интересов пришедшей в парламент на несколько лет политической партии.

Можно утверждать, что в законодательном акте всегда доминируют интересы его инициаторов, составителей и олигархических групп. По мнению М. Тропера, ни в замысле законодателя, ни независимо от него не существует объективного значения. Единственное значение определяется толкованием; можно сказать, что до толкования текст не имеет значения, но он находится в ожидании такового. Из этого следуют важные теоретические выводы: объектом толкования является не норма, содержащая значение, а носитель этого значения, т. е. текст или факт. Текст подлежит толкованию всегда, а не только когда неясен. Толкование – это решение, касающееся определения ясности или неясности текста. Орган, уполномоченный осуществлять подлинное толкование[191 - С точки зрения М. Тропера подлинным толкованием является толкование, за которым юридическая система закрепляет значимые последствия, оно не подлежит оспариванию в судебном порядке и в случае толкования текста внедряется в этот текст. Очевидно, что речь идет о судебных ведомствах высших инстанций и Конституционном Суде (Прим. автора).], может объявить текст непонятным для обоснования необходимости своей (собственной) интерпретации; или, напротив, понятным, чтобы таким образом подтвердить его значение, не признавая, что на самом деле осуществляет толкование этого текста[192 - Там же. С. 11.]. Толкователь наделяет своими значениями факты окружающей действительности, например, обычай – повторяющуюся практику, сопровождающуюся ощущением ее обязательного характера[193 - Там же. С. 14.]. В судебном решении могут быть установлены факты, имеющие юридические последствия, составляющие обычай и представляющие в своей совокупности значение нормы, которой следует соответствовать.

Судебное толкование как реализация властного полномочия является актом волеизъявления, относящимся и к фактам, и к формулировкам. Его правильность или ошибочность доказать невозможно, поскольку вступившее в силу решение суда признается законным и обоснованным. Право на критику судебного толкования, процедура обжалования не изменяют правила – вступившее в силу судебное решение изменяет характер прав и обязанностей сторон: наделяет собственностью, обязывает пребывать определенный период в тюрьме, признает незаконным и не порождающим правовых последствий определенный акт. В случае отмены судебное решение de jure не будет существовать, в случае его изменения вышестоящей инстанцией оно продолжит свое действие в новой редакции, оставаясь законным и обоснованным. Какими бы оценками решение ни наделяли стороны, оно будет порождать юридические последствия в рассматриваемой нормативной системе. Многие российские судьи считают любое вступившее в законную силу судебное решение справедливым, отождествляя категории законности и справедливости. Опровергнуть доктринальное (как научное, так и обыденное) толкование невозможно, поскольку результат этого спора не приведет к изменению решения, а оценка качества аргументативных совокупностей, представленных оппонентами, будет являться не действительным знаком качества системы доказательств, а вкусовым (научным, практическим, каузальным и т. п.) пристрастием оценивающего субъекта.

В.В. Волков выделяет в поведении судей при принятии решений две модели: нормативную и эмпирическую. Нормативная модель оставляет судью один на один с текстом закона, представленными доказательствами и собственным внутренним убеждением. Конечно, кроме текста закона в распоряжении судей имеются решения и постановления высших судов, готовые решения по аналогичным делам и другие сходные документы, содержащие толкование законов и облегчающие их применение. Но они не содержат решения о виновности подсудимого или правоте сторон[194 - Как судьи принимают решения: эмпирические исследования права / Под ред. В.В. Волкова. М., 2012. С. 3.]. Эмпирическая модель принятия судебных решений наделяет судью материальными и карьерными интересами, статусными амбициями, полом, биографией, предшествующим опытом, включенностью в социальную среду, контекстом иерархической организации и подчиненностью властным воздействиям в этой организации, нахождением в институциональной среде, где его действия оцениваются и эта оценка имеет ощутимые последствия.

Российскую правовую действительность можно охарактеризовать доминированием эмпирического подхода к принятию судебного решения, при котором процесс принятия решений задается не только кодексами, законами и юридическими обстоятельствами конкретного дела, а множеством экстралегальных факторов, которые переплетаются с легальными, а также тем, что этот процесс не локализован в голове отдельного судьи, а распределен по одной или нескольким организациям и коллективам с подвижными границами, хотя номинальное авторство решения и принадлежит конкретному судье или коллегии судей[195 - Там же. С. 5.]. Английскую модель поведения судей при принятии решения следует преимущественно отнести к нормативной.

Существенным отличием английского судебного нормотворчества является признанная компетенция судьи для составления казуального текста, отражающего судейское видение права в норме закона, прецедента, обычая, применительно к конкретным правоотношениям. Судья имеет полномочия, обязанность и способность дать оценку фактам и действиям субъекта не только с точки зрения одного статута, но в совокупности естественно-правовых и формально-юридических взаимодействий. Право является одним из элементов культуры этноса, а стороны судебного процесса, правоохранительные органы, защищающиеся и нападающие – суть равнозначные части ойкумены.

При планировании законодательного процесса, составлении проектов законов и их прохождении через парламент у акторов означенных процедур доминируют политические и финансовые составляющие, связанные со стремлением конкретной группы лиц, партии, кабинета сохранять свое влияние на политико-правовые и финансово-экономические процессы. Судьи, сталкиваясь с необходимостью принимать сегодняшние решения в рамках предложенных материалами судебного дела обстоятельств, в целях наилучшего обоснования принимаемого вновь решения обратятся к предшествующим, устоявшимся и исполненным решениям своих коллег. Несомненно, являясь людьми прогосударственного мировоззрения, судьи учитывают точку зрения исполнительной власти, но в процессе правоприменения они оперируют скорее понятиями общего права и его принципами, не обращая особого внимания на политические взгляды правительства[196 - Twining W., Miers D. How To Do Things With Rules. A Primer of Interpretation. London, 1996. P. 321.]. Общее право предоставляет судьям полномочия толковать закон, что означает

Страница 19 из 28

ущемление превосходства парламента. Парламент, с позитивистской точки зрения, «создает» право в первичном смысле – он производит его, прокламирует. Суд же не производит право, а находит право среди законов, прецедентов и обычаев. Таким образом, можно сказать, что компетенция нахождения права принадлежит суду[197 - Metcalfe O.K. General principles of English Law. London, 1956. P. 12.].

Законодательство и прецеденты являются первичными источниками права, а действительность каждого из них не выводится из другого или других юридических источников, хотя, конечно, прецедент подчинен законодательству в том отношении, что закон всегда может его аннулировать[198 - Кросс Р. Прецедент в английском праве. М., 1985. С. 167.]. Однако и прецеденты, основанные на статутах, нельзя считать вторичными источниками права в силу того, что они могут не подчиняться закону, хотя и стремятся ему следовать. К тому же «вторичные» прецеденты со временем превращаются в «первичные» источники права.

Даже в случае отмены всех статутов правовая система Англии все равно продолжит свое существование, хотя и не вполне соответствуя жизненным обстоятельствам. Если останутся только статуты, правовая система Англии перестанет существовать, образовав совокупность не согласованных между собой правил, не обеспечивающих решение ежедневных проблем. Можно констатировать, что законодательная деятельность и судебное правотворчество развиваются в английском праве с известной долей самостоятельности.

Глава 6

Доктрина толкования закона: философские истоки

Английская доктрина толкования закона формировалась на протяжении нескольких веков, вбирая в себя религиозные установления и идеи естественного права, настраиваясь на применение норм в условиях юридического прагматизма. Следуя «закону трех стадий», сформулированному одним из основоположников позитивизма Огюстом Контом, «каждое из наших основных понятий проходит, необходимым образом, три теоретически различных стадии: стадию теологическую, или фиктивную; стадию метафизическую, или абстрактную; стадию научную, или позитивную»[199 - Реале Д., Антисери Д. Западная философия от истоков до наших дней. Т. 4. СПб., 1997. С. 192.]. Теологическая и метафизическая стадии рассматриваются как философские истоки, укрепляющие веру в человека, созданного по образу и подобию божьему, прокламирующие примат естественных прав человека, неотчуждаемых, должных стоять в основании законов государства. Позитивная стадия развития понятия конституирует недостаточность теологического и метафизического познания истины, действительность которой устанавливается только с помощью точных наук. Абсолютное знание недостижимо, но человек вполне способен выявить повторяющиеся связи между явлениями, то есть законы. «Цель науки – в исследовании законов, ибо только знание законов даст возможность предвидеть события, направить нашу активность по изменению жизни в нужном направлении»[200 - Там же. С. 193.].

Знание законов есть внутреннее состояние индивидуума, но одного этого еще недостаточно для благополучного функционирования общества. Требуется обмен знаниями (коммуникация), оценка окружающими лицами сообщения о знании (признание), способность применить знание в практической жизнедеятельности социума (компетенция). Особенностью юридического закона является его рукотворность, выдуманность конкретными людьми для реализации своих неочевидных целей (более или менее ясных конкретным наблюдателям, с большим спектром разногласий между наблюдателями по поводу точности толкования действительных целей законодателя). Если корпус авторов закона может быть с некоторой точностью установлен, то понять настоящие цели и мотивы каждого проголосовавшего за его принятие человека невозможно. Как же толковать и исполнять закон, если мотивы и цели суверена, в принципе, не могут быть вполне ясны правоприменителю. Правоприменителями являются не только судьи, в широком значении термина к ним следует относить все органы публичной власти, уполномоченные принимать решения по изменению субъективных прав субъектов: предоставлять, изменять, ограничивать объем прав. Отвод земельного участка, акт помилования, отзыв лицензии на торговлю, лишение права управления транспортным средством – суть изменения прав субъекта, совершенные правоприменителями. Правоприменительный акт, реализующий волю суверена, императивно определяет права и обязанности определенного лица либо круга лиц.

Цивилизация выработала два фундаментально различающихся подхода к толкованию приказа суверена: один из них опробован несколькими поколениями на территории Франции, Германии, России и других континентальных государств, другой – в Великобритании, странах Содружества, США и др. Первый подход можно проиллюстрировать цитатой из опубликованной в 1932 г. «Философии права» Густава Радбруха (1878–1949): «Судья, находящийся на службе у закона и толкующий его, должен знать лишь юридическую теорию действия, которая в одинаковой мере чтит смысл действия и притязания закона на то, чтобы его функционирование было реальным и эффективным. Профессиональный долг судьи заключается в том, чтобы приводить в действие «волю действия», заложенную в законе, жертвовать собственным правовым чувством во имя высшего авторитета закона. Ему надлежит спрашивать лишь о том, что соответствует закону, и никогда о том, является ли это одновременно и справедливым. Можно было бы, конечно, поинтересоваться, нравственен ли судейский долг сам по себе, нравственна ли такая безоглядная жертва собственной личности ради правопорядка, будущие изменения которого невозможно предугадать. Однако сколь несправедливым ни было бы право по своему содержанию, неизменным оказывалось, что оно достигает одной цели уже даже простым фактом своего существования – правовой стабильности (безопасности). Судья служит закону без оглядки на его справедливость… Даже в тех случаях, когда судья, повинуясь воле закона, перестает служить справедливости, он всегда остается на страже правопорядка. Мы презираем священника, проповедующего против своих убеждений, но уважаем судью, который вопреки своему правовому чувству остается верен закону. Ценность догмата заключается лишь в том, что он служит выражением веры»[201 - Радбрух Г. Философия права. М., 2004. С. 100.]. После второй мировой войны, оценивая деятельность судей нацистской Германии, Г. Радбрух отредактировал свою концепцию, равно как некоторые философы права, обосновывающие ad hoc сталинский режим, после смерти вождя осуждали его и меняли свои взгляды на право, закон и их толкование.

Веру в непогрешимость любого действующего «здесь и сейчас» правителя, оправдание любых решений правоприменителя демонстрировали многие правоведы, в том числе Огюст Конт: «Каковы бы ни были органы практической власти, ее осуществление приобретает неизменный нравственный характер. Напротив, все метафизические системы ограничиваются регулированием объема каждой власти, не давая затем никакого принципа для поведения или оценки»[202 - Конт О. Общий обзор позитивизма // Антология мировой правовой мысли. Т. III. М., 1999. С. 411.]. Советская и следующая за ней правовая реальность, основанные на марксистско-ленинском

Страница 20 из 28

правопонимании, согласно которому право есть возведенная в закон воля правящего класса, вполне вписались в каноны эксклюзивного позитивизма. Субстанция правящего класса эволюционировала от неорганизованного пролетариата под руководством стихийных революционеров начала XX в. до страты профессиональных администраторов во главе с руководителями спецслужб начала XXI в.

С точки зрения «революционной целесообразности» любые приказы акторов публичной власти, формализующие волю социальной страты (класса), могут толковаться как «закон» и «право», независимо от разумности, обоснованности и моральности нормативных предписаний. Но любая воля правителя и политическая доктрина правящей партии нуждаются в интерпретации, поскольку не все реципиенты способны адекватно уяснить интенцию власти. В случае конфликта официальных интерпретаций воли суверена применяется правило иерархии, – прав тот толкователь, чей статус в государственной вертикали власти выше.

Для гармонизации континентальной доктрины толкования закона в первой половине XX в. назначались, избирались и утверждались судьи, от которых требовались вера, преданность и действие во исполнение текста нормы. Многие европейские государства, воспринявшие римское право, прошли через диктаторские режимы разной степени жесткости, получив опыт монистической практики: судебное правотворчество отвергалось, прецеденты не рассматривались в качестве источника права, судьи являлись элементами бюрократического аппарата исполнительной власти. Романы Франца Кафки «Замок» и «Процесс» с некоторой долей гротеска, но очень точно передают характер правоприменительной практики и доктрины толкования континентальных источников права того периода.

Середина XX в. изменила парадигму правового развития многих государств: глобальный передел мира по итогам второй мировой войны, создание Организации Объединенных Наций, интенсивное развитие международного права, формирование собственной государственности многими народами подчеркнули актуальность другого подхода к толкованию приказа суверена – англо-американской доктрины толкования закона. Согласно этой доктрине, каждый новый закон должен пройти через судейское осмысление предыдущего законодательства, через опыт судебной практики, через принципы, презумпции и другие методы оценки «хотения» людей, получивших законодательную власть на несколько лет. Воля законодателя подчас носит ситуативный характер, нередко принятие закона связано с конкретным случаем, лицом или группой лиц.

Кто-то должен защитить интересы большинства обычных людей, не согласных с фактическим назначением конкретных персон в законодательный орган, считающих новый законодательный акт пагубным для себя и общества. Разве будет справедливым насаждение нормы поведения, придуманной несколькими сотнями человек, с результатами выборов которых, их взглядами вообще, и текстом принятого ими закона, в частности, не согласна, например, четверть населения государства. Перевес голосов на выборах в представительные органы власти некоторых государств (в том числе, Великобритании и США) бывает настолько незначительным, что заставляет задуматься о действительных гарантиях для большой части населения от произвола группы лиц, добившихся большинства в парламенте. Несомненно, законодательный акт должен быть реализован, но в том виде, в котором суд введет его в практику посредством своего толкования при принятии решения.

Доктрина судебного прецедента, сформированная ходом исторического развития англо-американской правовой семьи, оказалась действенным механизмом противостояния волюнтаризму законодателей, способом защиты населения от монополизации власти суверена в одном лице (группе лиц, партии). Рациональный подход судей к толкованию закона, основанный не только на доктрине прецедента, но и на правилах, принципах, максимах толкования, препятствовал необоснованным, подчас авантюрным новациям и экспериментам на людях. В реалиях английской политической системы всегда велика вероятность, что правящую политическую партию и ее лидера (премьер-министра) на очередных выборах сменит оппозиция, намеренная вносить свои изменения в законодательство, подчас противоречащие предыдущей законодательной программе. Английская доктрина толкования закона в такие периоды выступает гарантом правовой стабильности, поскольку судейский корпус, состоящий преимущественно из адвокатов с многолетней практикой, не предан «идеям партии и правительства», а заинтересован в стабильности существующей судебной доктрины. Доктрина толкования закона, обладая известной инертностью, выполняет функцию сохранения стабильности общественных отношений, защищая население от «воли действия» (Г. Радбрух) сегодняшних субъектов исполнительной и законодательной власти.

Формированию английского подхода к толкованию приказов суверена способствовал многовековой теологический период. Идеи Святого Августина (Блаженный Августин, Аврелий Августин, St. Augustine, 354–430 гг.) развивались в период полновластия римской империи на территории Англии. Св. Августин освоил школу риторики, которая готовила к деятельности судебных ораторов, его работы можно рассматривать как толкование религиозных трудов в целях их практического применения действующей публичной властью и населением. Он убеждал, что возможное противостояние между светской и церковной властью должно решаться в пользу церкви: «Прихоть гражданина или чужестранца не смеет нарушать общественного договора, укрепленного законом или обычаем государства или народа: всякая часть, которая не согласуется с целым, безобразна. Если же Бог приказывает что-нибудь делать вопреки чьим бы то ни было нравам или установлениям, то это должно быть сделано, хотя бы там никогда так не делали. Если эту заповедь забыли, она должна быть возобновлена; если она не установлена, ее следует установить. Если царю в царстве дозволено отдавать приказания, которых ни до него никто, ни сам он раньше не отдавал, и повиновение ему не является действием против государства и общества – наоборот, именно неповиновение будет проступком противообщественным (ибо во всех людских обществах условлено повиноваться своему царю), но тем более надлежит, не ведая сомнения, подчиняться приказаниям Бога, царствующего над всем творением Своим. Бог стоит над всем; ведь и в человеческом обществе большая власть поставляется над меньшей, и эта последняя ей повинуется»[203 - Блаженный Августин. Исповедь. М., 2006. С. 63.].

Св. Августин в своих работах обосновывает иерархию отношений: «Бог – царь – народ»; дает определение преступления: «когда жаждут нанести вред, обидев человека или причинив ему несправедливость: враг желает отомстить врагу; разбойник грабит путешественника, чтобы поживиться на чужой счет; страшного человека убивают, боясь от него беды; бедняк – богача из зависти; человек преуспевающий – соперника из страха, что тот сравняется с ним, или от огорчения, что он уже ему равен; из одного наслаждения чужой бедой – примером служат зрители на гладиаторских играх, насмешники и издеватели»[204 - Там же.]. Его криминологические и уголовно-процессуальные

Страница 21 из 28

наблюдения определяют преступление как «побеги греха, которые пышно разрастаются от страсти первенствовать, видеть и наслаждаться, овладевает ли человеком одна из них, две или все три разом»[205 - Там же.]. Св. Августин вводит, выражаясь современными терминами, категорию смягчающих ответственность обстоятельств, признаки малозначительности преступления и состав злоупотребления служебным положением: «Среди поступков, преступлений и столь многочисленных беззаконий имеются и грехи преуспевающих в добром. Справедливые судьи и порицают их во имя закона о таком преуспеянии, но и хвалят как траву молодых всходов в надежде на хороший урожай. Есть некоторые действия, напоминающие проступок или преступление, и тем не менее это не грехи, потому что они не оскорбляют ни Тебя, Господи Боже наш, ни общества: человек, например, добыл для себя некоторые предметы, соответствующие и его образу жизни и времени, но, может быть, из страсти к приобретению? Желая кого-то исправить, наказывают его, пользуясь своей законной властью, но, может быть, из страсти причинить вред?»[206 - Там же. С. 65.]

В развитие своей теории толкования религиозных текстов Св. Августин говорит о праве Творца на непривычное и неожиданное повелевание и подчеркивает, что существуют служители Бога, способные компетентно интерпретировать его заповедь: «Есть много поступков, на которые люди смотрят неодобрительно и которые одобрены свидетельством Твоим; много таких, которые люди хвалят и которые осуждены по свидетельству Твоему. Разными бывают и видимость поступка, и чувства совершившего, и тайное сцепление обстоятельств. Когда же Ты вдруг даешь заповедь, непривычную и неожиданную, повелевающую делать даже то, что некогда Тобой запрещалось, и временно держишь в тайне причину Твоего повеления, хотя оно противоречит установлениям данного людского общества, – кто усомнится, что его должно выполнить, ибо только то человеческое общество, которое служит Тебе, праведно? Блаженны те, которые знают, что эти повеления отданы Тобой. Ибо все делается Твоими служителями, дабы показать, что нужно в данный час и что – в предвозвестие будущего»[207 - Там же.].

В работе «О граде Божьем» Св. Августин представляет историю развития человечества как борьбу града земного и града небесного, попавшие в один из градов будут мучиться с сатаной, а попавшие в другой – царствовать с Богом. Испытанием для человека является неразделенность этих градов в обыденной жизни, что заставляет его беспрестанно оценивать действия на предмет их соответствия добру и злу. Бертран Рассел (1872–1970) сравнивает Св. Августина с Карлом Марксом, первый из которых приспособил библейский образец прошлой и грядущей истории к христианству, а второй – к социализму. Понятийному ряду Св. Августина соответствуют категории К. Маркса (через дефис): «избранный народ – пролетариат, церковь – коммунистическая партия, второе пришествие – революция, ад – наказание для капиталистов, тысячелетнее царство Христа – коммунистическое общество»[208 - Рассел Б. История западной философии и ее связи с политическими и социальными условиями от Античности до наших дней: В трех книгах. М., 2006. С. 442.]. Град земной, символом которого является государство, был создан грешником Каином, град небесный, церковная община, – праведником Авелем. Град земной, как порождение греховной природы человека, обречен на гибель, град небесный – на вечное царствование. Но и в граде земном есть государства, которые стремятся к миру, пусть даже ценой войн, победы в таких войнах – благо и дар Божий, а образцом града земного является христианское государство. Государства, лишенные справедливости, т. е. основанные на насилии, отступившие от церкви, Св. Августин сравнивает с разбойничьими шайками. В борьбе с ересью насильственное насаждение христианства возможно, ибо это есть зло во благо. Существование рабства есть божья кара за грехи, социальное неравенство – часть божественного замысла: «Кто сотворил тех и других? – Господь! Богатого – чтобы помочь бедному, бедного – чтобы испытать богатого»[209 - Цит. по: Лейст О.Э. История политических и правовых учений // knigi-uchebniki.com/politicheskih-pravovyih-istoriya/zarojdenie-teokraticheskih-doktrin-avgustin.html.].

Признано, что естественно-правовые взгляды Св. Августина способствовали укреплению рабовладельческого христианского государства, управляемого при участии духовенства, а сам Августин преуспевает в публичной жизни своей эпохи, – «он епископ Гиппонский, религиозный и общественный деятель, находится в постоянном контакте со светскими властями. Последние со времен императора Константина оказывают Церкви неоценимую помощь в борьбе с еретиками и язычниками, Августин же находится в гуще этой борьбы»[210 - Козлихин И.Ю. История политических и правовых учений: от софистов до Гегеля. Учебник. СПб., 2005. С. 118.]. Выработанную им практику толкования духовных законов, обосновывающих монотеизм, захватнические войны, социальное неравенство, можно отнести к истокам доктрины толкования светских законов, обеспечивающих функционирование общества неравных.

Принципы разумности и рациональности были привнесены в теорию толкования Фомой Аквинским (Святой Фома, Аквинат, St. Thomas Aquinas, 1225–1274), который подчеркивал значение разума в природе человека, полагая, что разум – причина свободы (ratio causa libertatis). По его мнению, «нужно всегда исходить из рационального, ведь разум умеет всех примирить в своей универсальности. Потому в почву общих для всех истин можно имплантировать более сложный дискурс, теоретическое по характеру углубление. Полемизируя с евреями, можно опереться на Ветхий Завет. В схватке с еретиками можно апеллировать ко всей Библии. Но на что опереться в спорах с язычниками, как не на разум? Поэтому, будучи апологетом, не следует упускать из внимания то, что разум образует нашу сущностную характеристику: не пользоваться им, значит, не уважать его природных требований»[211 - Реале Д., Антисери Д. Западная философия от истоков до наших дней. Т. 2. СПб., 1997. С. 137.].

Аквинат обосновывает единство четырех форм права: вечного, естественного, человеческого и божественного. Позитивное право создается человеком, законы которого (lex humana) устанавливают ограничения в распространении зла, защищают разумный порядок, позволяющий большинству людей достигать блага, способствуют развитию общих дел. Человеческие законы основываются на естественном праве, законы которого (lex naturalis) априорно включены в сознание каждого человека. Моральная ценность позитивного закона определяется с точки зрения его соответствия вечному и естественному праву, закон, противоречащий вечному и естественному праву, не существует и не обязателен для людей. Несправедливыми являются законы, предусматривающие в качестве цели не общее благо, а частное благо законодателя или принятые с превышением полномочий. Такие законы, «хотя и не обязательны для подданных, но их соблюдение не запрещается в видах общего спокойствия и нежелательности культивировать привычку не соблюдать закон»[212 - Нерсесянц В.С. Философия права. Учебник для вузов. М., 1997. С. 441.]. Вечный закон (lex aeterna) – универсальный порядок вещей, посредством которого Бог реализует свой промысел. Божественный закон (lex divina) – сумма

Страница 22 из 28

христианских правил, содержащих запреты и предписания, текстуально отраженых в Ветхом и Новом Заветах. Созданные Аквинатом этическое учение и учение о законах подчеркивают право человека действовать самостоятельно, определяя цели и средства для достижения блага. Закон как «установление разума в целях общего блага, принятое и обнародованное теми, кто имеет попечение об обществе» основывается на вечном и естественном праве. В учении о государстве Фома Аквинский выделяет три правильные формы правления: монархия, аристократия, полития, и три неправильные: тирания, олигархия, демократия. В учении о праве Аквинат связывает понятие права со справедливостью, под которой подразумевает этическую добродетель воздавать каждому свое, ему принадлежащее. Идеи Фомы Аквинского сформировали философское направление томизма, обосновывающего, в том числе, происхождение позитивного закона из естественного права. На него часто ссылаются современные философы права, «потому что, независимо от разных точек зрения, он занимает уникальное стратегическое место в истории и теории развития естественного права»[213 - Finnis J. Natural law and natural rights. Oxford, 2011. P. vi.].

Генри Брактон (Henry Bracton, 1210–1268) на протяжении нескольких десятилетий, работая помощником судьи и судьей, архивировал и описывал обычаи, законы, судебные решения, собрав их воедино в шести томах издания «О законах и обычаях Англии». Эта книга, несмотря на свою незавершенность, представляет подробное и последовательное изложение общего права по состоянию на середину XIII в. Брактоном самостоятельно и вместе с помощниками из протоколов королевских судов было выбрано и включено в книгу более 2000 судебных дел за период с 1216 по 1240 гг., что послужило обширной эмпирической базой для исследования, в том числе, принципов и правил толкования общего права. Он делает обобщения и ссылки на протоколы, из которых были составлены его «записные книжки», используя их для выявления закономерностей и теоретических выводов.

В трактате Брактона часто встречаются заимствования из «Институций», «Дигестов» и других памятников римского права, иногда дословные, иногда в пересказе других средневековых комментаторов. Хотя эти заимствования из римского права преимущественно носили поверхностный характер, касаясь в основном общих формулировок и терминологии, следует признать, что влияние римского права на Англию недооценено. Брактона можно рассматривать в качестве первого профессионального интерпретатора общего права, проведенное им исследование весьма точно воспроизводит юридическую практику и закономерности судебного толкования Англии XIII в. Многие из сформулированных Брактоном юридических принципов в дальнейшем регулярно применялись в практике королевских судов в качестве аргументов в пользу того или иного судебного решения наряду со ссылками на статут, прецедент или обычай.

Согласно Брактону, право делится на естественное, т. е. внушенное всем живым существам природой; гражданское, т. е. обычное право, которым пользуется городская община; общенародное, т. е. право, которым пользуются разные народы и которое базируется на праве естественном. Особенность английского права он видит в том, что его источниками являются не только законы, созданные представителями государства, но и обычаи, т. е. длительно используемые в определенной местности правила. В соответствии со средневековыми представлениями Брактон связывает право с божественной волей, – именно Бог – высший творец правосудия. Если король и его соправители не подчиняются закону, не судят подданных справедливо, то Бог покарает страну, наслав на нее войска иноземных захватчиков.

С точки зрения доктрины толкования закона важнейшей идеей трактата Брактона являются сформулированные им заповеди права: живи честно, не причиняй вреда другому, каждому воздавай свое. Исходя из этих правовых принципов и должно осуществляться справедливое правосудие. Главой государства является король, как слуга и викарий Бога, его законы никто не может оспаривать, а он обязан толковать их в случае обнаружения сомнительных, темных, двусмысленных мест. Хорошо творить правосудие, – это не только право, но и обязанность короля, в случае неисполнения которой он подвергнется суду божьему, так как король, творящий несправедливость, становится слугой дьявола. Король правит не один, а с соправителями: графами, баронами, он вправе делегировать часть своих прав судьям, шерифам, бейлифам и другим должностным лицам.

Если Брактон запечатлен историей в большей степени как практик, то Фрэнсиса Бэкона (1561–1626) считают основателем индуктивного метода и «зачинателем логической систематизации процесса научной деятельности»[214 - Рассел Б. Указ. соч. С. 654.]. Бурная карьера Бэкона пришлась на времена перемен: с 1584 г. (в 23 года) он уже являлся членом Парламента, с 1607 г. – генеральным адвокатом, с 1613 г. – главным прокурором Королевского двора, с 1616 г. – членом Тайного комитета, с 1617 г. – лордом-хранителем большой печати, с 1618 г. – лордом-канцлером. Следует отметить, что в 1614 г. Яков I распустил Парламент и почти семь лет правил Англией единолично, именно в этот «смутный» период Ф.Бэкон достиг наивысших карьерных успехов. В его научно-практических произведениях можно найти анализ и комментарии к английскому законодательству, исследования эмпирического метода и теории индукции, систематизацию процессов научной деятельности, философско-правовые идеи.

В «Образце трактата о всеобщей справедливости, или об источниках права, в одной главе, в форме афоризмов», являющемся составной частью книги «Великое восстановление наук», Бэкон формулирует элементы доктрины толкования закона, в частности, указывая на необходимость принятия закона о толковании, там же он дает определение лингвистических максим, раскрывает соотношение нормы права и нормы закона, показывает значение прецедента для толкования закона. Давая оценку качеству законов, он говорит: «одни из них превосходны, другие посредственны, третьи вообще никуда не годятся. Поэтому мы хотим по мере наших возможностей показать, что некоторые законы должны стать своего рода «законами законов», и определять, что в каждом отдельном законе хорошо и что плохо»[215 - Бэкон Ф. Соч. Т. 1. М., 1977. С. 486.].

Бэкон формулирует критерии «хорошего» закона: «Закон можно считать хорошим в том случае, если смысл его точен, если требования справедливы, если он легко исполним, если он согласуется с формой государства, если он рождает добродетель в гражданах»[216 - Там же.]. Бэкон дает рекомендации правоприменителям на случай обнаружения пробелов в законе: «Человеческая мудрость слишком ограничена и не может предусмотреть все случаи, которые могут возникнуть с течением времени. Поэтому не так уж редко возникают новые и не оговоренные в законе случаи. В таких ситуациях возможны три выхода: либо обращение к аналогичным ситуациям, либо использование прецедентов, хотя еще и не зафиксированных законом, либо решение, выносимое уважаемыми людьми по их усмотрению и здравому суждению, будь то в преторских или цензорских судах»[217 - Там же. С 487.]. Суды, рассматривающие уголовные дела, Бэкон называет цензорскими, гражданские – преторскими. Он

Страница 23 из 28

рекомендует относиться к использованию прецедентов с осторожностью: «Решение, основанное на прецеденте, не должно само служить прецедентом, но следует ограничиться лишь самыми близкими ситуациями. В противном случае мы постепенно скатимся к ситуациям, не имеющим ничего общего с первоначальной; и произвол, остроумие и изворотливость юристов будут иметь большее значение, чем авторитет закона»[218 - Там же. С. 488.].

Рассуждая о причинах неясности законов, Бэкон указывает: «Неясность законов может проистекать из четырех источников: она может быть результатом либо чрезмерного изобилия законов, особенно если сюда примешиваются устаревшие; либо двусмысленного или невразумительного и не очень отчетливого их изложения; либо небрежного или неумелого истолкования законов; либо, наконец, противоречивости и несовместимости судебных решений… Пророк говорит: «Он обрушит на них сети». Нет худших сетей, чем сети законов, особенно уголовных; они бесчисленны, с течением времени стали бесполезны, не освещают путь, а запутывают ноги путника»[219 - Там же. С. 497.]. Для устранения неясности Бэкон рекомендует усиливать прежние законы, принимать новые и компетентно интерпретировать законы в целях их правильного применения: «Существует пять способов разъяснения закона и устранения сомнений относительно его смысла. Это могут быть описания процессов, сочинения аутентичных авторов, вспомогательная литература, лекции, ответы или консультации юристов. Если все это будет достаточно хорошо организовано, то в нашем распоряжении окажутся надежные средства избежать неясности в толковании законов»[220 - Там же. С. 503.]. Подчеркивая значение актов применения, он говорит: «приговоры – это якори законов, точно также как законы – якори государства»[221 - Там же.]. Бэкон указывает на «гармонию, существующую между законами и решенными на их основе делами», требует «не выводить право из норм, но создавать норму из существующего права», предупреждает, что «не следует считать юридической нормой, как это обычно по неопытности делают, каждое правовое решение или положение». Он утверждает, что в «человеческих законах существуют нередко так называемые максимы – чисто произвольные положения, опирающиеся скорее на авторитет, чем на разум, и поэтому не подлежащие обсуждению. Но определение того, что более справедливо (не абсолютно, а относительно, т. е… согласуется с этими максимами), – это уже дело разума и открывает нам широкое поле для споров и рассуждений»[222 - Там же. С. 517.].

Бэконовский подход к анализу и толкованию закона сопровождается актуальными и в настоящее время рекомендациями для судей: «Судьям надлежит помнить, что их дело «jus dicere», а не «jus dare» – толковать законы, а не создавать их. Судьям подобает более учености, чем остроумия, более почтительности, чем искусности в доказательствах, более осмотрительности, чем самоуверенности… Судья должен готовить справедливый приговор, как бог прокладывает свой путь, «наполняя всякий дол и понижая всякий холм»[223 - Бэкон Ф. Соч. Т. 2. М., 1978. С. 473.].

Противоречивость и в некоторой степени непознаваемость личности судьи подтверждается и биографией самого Ф. Бэкона, его карьера на посту лорда-канцлера закончилась обвинением в получении взяток, осуждением к штрафу и заключением в тюрьму. Он признал обвинение, подчеркнув, однако, что подарки не влияли на характер принятых им решений. По мнению Б. Рассела, «этика юридической профессии в те дни была невысока. Почти каждый судья принимал приношения обычно от обеих сторон. В настоящее время мы считаем, что для судьи брать взятки ужасно, но еще более ужасно, взяв их, вынести решение против того, кто их дал. Но в те дни приношения были делом обычным и судья показывал свою «добродетель», именно не поддаваясь их влиянию»[224 - Рассел Б. Указ. соч. С. 655.].

Существенное влияние на философское обоснование английской доктрины толкования закона оказал Томас Гоббс (1588–1679). По его мнению, «все законы, писаные и неписаные, нуждаются в толковании. Ибо хотя неписаный естественный закон легко доступен пониманию тех, кто беспрестанно пользуется своим естественным разумом, и поэтому этот закон не допускает никакого оправдания для его нарушителей, однако так как имеется очень мало людей или, может быть, даже нет никого, кто в некоторых случаях не был бы ослеплен себялюбием или другой страстью, то естественный закон стал теперь самым темным из всех законов и потому больше всего нуждается в толкователях»[225 - Гоббс Т. Соч. Т. 2. М., 1991. С. 214.]. Гоббс отождествляет естественный закон и право справедливости, подчеркивая исключительность полномочий судьи, обязанного придавать закону точный смысл, вложенный в закон сувереном. Никто не может почерпнуть достоверное толкование закона у писателей или философов, «если у человека возникает вопрос о правонарушении, имеющем отношение к естественному закону, т. е. к общему праву справедливости, то достаточным удостоверением в этом отдельном случае будет решение судьи, уполномоченного решать такого рода случаи. Ибо хотя совет человека, занятого изучением права, полезен для избежания споров, однако это лишь совет. Судья же, выслушав дело, должен сказать людям, что является законом»[226 - Там же. С. 212.]. Гоббс последовательно проводит разграничение между правом и законом: «право есть свобода» (jus civile), а закон есть обязательство, приказание, отнимающее «у нас ту свободу, которую предоставляет нам естественный закон». Jus и lex соотносятся как право и обязанность.

Несмотря на этатистский подход к закону, Гоббс заявляет о балансе юридических сил в Англии: «двумя мечами государства являются сила и юстиция, из которых первая находится в руках короля, а вторая передана в руки парламента, как будто могло бы существовать государство, где сила была в руках, которыми юстиция не имела власти управлять»[227 - Там же. С. 209.]. Следует обратить внимание на противостояние судов общего права и судов справедливости, возглавляемых лордом-канцлером, который в рассматриваемый период, действуя от имени монарха, мог принять любое решение, осуществив толкование права по собственному усмотрению. Право справедливости формировалось как способ контроля и исправления судов общего права, но неограниченность власти всегда приводит к злоупотреблению полномочиями (в дальнейшем суды права справедливости были объединены с судами общего права).

В работах Гоббса описана важность роли судьи, который на основании полномочий, данных ему сувереном, осуществляет толкование естественного и позитивного закона. Толкование, сделанное в приговоре судьи, является достоверным всегда, поскольку оно вынесено на основании полномочий, делегированных сувереном, и оно становится законом для тяжущихся сторон. Судья и суверен имеют право ошибиться в своих суждениях о справедливости, «если судья позже в другом подобном случае найдет более соответствующим справедливости вынести противоположное решение, он обязан это сделать. Ибо ошибка человека не становится для него законом и не обязывает его упорствовать в ней. Такая ошибка (на тех же основаниях) не является законом также для других судей, хотя бы они под присягой обязались следовать ей»[228 - Там же. С. 215.]. Разветвленное обоснование

Страница 24 из 28

права судей на особое мнение и на ошибку, принятое в английской философии права и практической юриспруденции, послужило одной из платформ для формирования доктрины судебной интерпретации, и, в конечном счете, привело к психологической и юридико-технической способности судей без опасений для последующей карьеры выносить оправдательные приговоры.

Гоббс описывает качества и свойства, делающие толкователя законов (судью) хорошим: «ясное понимание основного естественного закона, называемого справедливостью;… презрение к излишнему богатству и к чинам;.способность отвлечься в своем суждении от всякой боязни, гнева, ненависти, любви и сострадания;. способность терпеливо и внимательно выслушивать и запоминать, обдумывать и применять слышанное»[229 - Там же. С. 219.].

Миропонимание Томаса Гоббса складывалось в период активного развития Англии, которая со второй половины XVI в. активно осваивала новые колонии и вела войны, переживала многие потрясения: противостояние различных слоев внутри Англии, революцию, учреждение республики, диктатуру Оливера Кромвеля, восстановление монархии Стюартов, наступившую после этого реакцию, реформаторство католической церкви, установление англиканской церкви, развитие пуританства – радикального направления протестантизма, в духе которого был воспитан Гоббс. Особенности времени нашли отражение в идеях Гоббса, которыми он убеждал общество сохранять стабильность, подчас в ущерб личной свободе.

Гоббс сформулировал причины ослабления и распада государства, среди которых, в том числе, выделил: недостаточность абсолютной власти (подчеркивая существование у английских королей недоброжелателей, которые «найдут поддержку против них у иностранных государств, которые в интересах благоденствия своих собственных подданных редко упускают случай ослабить соседние государства»); частные суждения о добре и зле («яд мятежных учений, что каждый отдельный человек есть судья в вопросе о том, какие действия хороши и какие дурны… мерилом добра и зла является гражданский закон, а судьей – законодатель, который всегда представляет государство»); мнение о том, что суверен подчинен гражданским законам («суверен не подчинен тем законам, которые он сам, т. е. государство, создает»); приписывание абсолютного права собственности подданным (суверен имеет право на занимаемые подданными должности и на право собственности подданных); учение о делимости верховной власти («делить власть государства – значит разрушать ее, так как разделенные власти взаимно уничтожают друг друга»); подражание соседним народам («как и ложные учения, примеры различных форм правления у соседних народов часто располагают людей к изменению установленного образа правления»); подражание грекам и римлянам («что касается восстаний, в частности против монархии, то одной из наиболее частных причин таковых является чтение политических и исторических книг древних греков и римлян»); смешанное правление; свобода высказываний против верховной власти («свобода высказываться против абсолютной власти, представленная людям, претендующим на политическую мудрость. И хотя эти люди в большинстве случаев являются выходцами из низов народа, однако, будучи воодушевлены ложными учениями, они своими непрерывными нападками на основные законы производят беспокойство в государстве и подобны в этом отношении маленьким червячкам, которых врачи называют аскаридами»)[230 - Там же. С. 250–259.].

Приведенные выше цитаты свидетельствуют о том, что на принципы формирования английской доктрины толкования закона оказывали влияние подчас весьма консервативные в политическом смысле философы и практики государственного управления.

Несмотря на то, что Гоббс, близкий к аристократическим кругам, преподавал в Париже в 1646 г. сыну Карла I принцу Уэльскому (будущему Карлу II) математику, после реставрации монархии в 1660 г. и восхождения на престол Карла II, он был обвинен в атеизме, одном из самых опасных в тот период обвинении. Книги Гоббса «О гражданине» и «Левиафан» церковь внесла в «Список запрещенных книг». Для характеристики периода следует указать, что “Левиафан, или Материя, форма и власть государства церковного и гражданского” создавался в Париже, где Гоббс пребывал с 1640 г. по 1651 г. В 1640 г. в Англии началась революция, в 1649 г. был казнен Карл I и учреждена республика (commonwealth). «Левиафан» был опубликован в Лондоне в 1651 г., после чего Гоббс возвратился на родину и завершил изложение «Основ философии». Революция и протекторат Кромвеля продлились недолго, Оливер Кромвель умер в 1658 г., взошедший в 1660 г. на престол Карл II назначил философу (своему учителю математики) пенсию, а Гоббс, в свою очередь, написал несколько работ, подчеркивающих значение абсолютной власти монарха, осуждающих смуту и мятежи, а также внес изменения в «Левиафан», усилив его этатистскими положениями.

Сын судейского чиновника, студент и преподаватель Оксфордского университета Джон Локк (1632–1704) сформировал свое учение в бурную эпоху революции и смен власти. Судьба свела его с лордом Энтони Эшли Купером (графом Шефтсбери), в семье которого он был домашним врачом и воспитателем. Граф Шефтсбери становится лордом-канцлером Англии, но, будучи недовольным методами Карла II, борется с правящим режимом, вследствие чего оказывается заключенным в тюрьму, после освобождения эмигрирует в Голландию, где и умирает. Локк, вовлеченный в реальную политику своего времени, участвует в заговоре против короля, ведет подпольную деятельность, бежит в Голландию по следам графа Шефтсбери. Вступивший в 1685 г. на престол после смерти брата новый король Яков II подавил восстание, в подготовке которого участвовал Локк, и потребовал от Голландии его выдачи. Локк переходит на подпольную жизнь, меняет города и имена, в ходе своей почти революционной деятельности он, волею судеб, сближается с Вильгельмом III Оранским, приходившимся Якову II зятем и готовящим захват трона. В конце 1688 г. Вильгельм с многотысячным войском вступил в Лондон, свершившаяся затем «Славная революция», принятие Билля о правах, 1689 г. явились удачным социально-политическим компромиссом поляризующихся сил английского общества.

Локк, которого Б. Рассел называет «апостолом самой умеренной и самой успешной из всех революций – революции 1688 года»[231 - Рассел Б. Указ. соч. С. 727.], возвращается в Лондон в феврале 1689 г. на корабле, среди пассажиров которого была и жена Вильгельма Оранского, будущая королева Мария II Стюарт. Следующий за этим период деятельности Локка историки оценивают как самый плодотворный в его научной и практической деятельности – он тесно общается с лордом-канцлером Джоном Сомерсом, непосредственно участвует в политической жизни Англии, публикует научные труды, содействуя укреплению сложившейся политической конструкции.

Локк развивает теорию разделения властей: законодательная власть по природе своей является доверительной, она создана народом и покоится на его согласии, истинная цель государства – благо людей, создавших его, законодательная власть ограничена в своих действиях общественным благом. Суть государства, по мнению Локка, наиболее точно отражает термин «commonwealth» – общее благо, он

Страница 25 из 28

доказывает преимущества жизни в государстве по сравнению с естественным, догосударственным состоянием. В государстве больше возможностей сохранить свои «жизни, свободы и владения» (эти три категории объединены общим именем «собственность»), – убеждает Локк, – «великой и главной целью объединения людей в государства и передачи ими себя под власть правительства является сохранение их собственности». Требование «воздать каждому свое, его собственное» Локк интерпретирует как основное право на собственность (право на свое, собственное), подчеркивая, что собственность – это “жизнь, свобода и стремление к счастью”. Имущество и жизнь являются воплощением свободы, которая есть великое основание собственности.

Каждый человек по закону природы имеет право отстаивать «свою собственность, то есть свою жизнь, свободу и имущество», но в естественном состоянии не хватает «установленного, определенного, известного закона, который был бы признан и допущен по общему согласию в качестве нормы справедливости и несправедливости и служил бы тем общим мерилом, при помощи которого разрешались бы между ними все споры», «не хватает знающего и беспристрастного судьи, который обладал бы властью разрешать все затруднения в соответствии с установленным законом», «недостает силы, которая могла бы подкрепить и поддержать справедливый приговор и привести его в исполнение»[232 - Локк Д. Соч. Т. 3. М., 1988. С. 334–335.].

В книге «Два трактата о правлении» Локк формулирует принципы народного суверенитета, ограничения объема законодательной власти, соподчиненности властей в государстве, отделения церковной власти от государственной. Его теория конституционной парламентарной монархии, несомненно, обосновывает утвердившуюся в Англии политическую ситуацию, которая его вполне устраивает. Это была теория факта, описывающая и доказывающая преимущества существующего строя, которую Б. Рассел оценивает как «первое исчерпывающее изложение философии либерализма», упоминая при этом философию Маркса, «которая представляет собой ответвление либерализма»[233 - Рассел Б. Указ. соч. С. 723.].

Можно допустить, что Локк рассматривал годы своей жизни, особенно после «славной революции», периодом квазизаключения общественного договора об учреждении новой политической власти и создании совершенного государства. Заключив общественный договор, люди не отказываются от своих естественных прав, закон природы продолжает действовать, народ, будучи основой государственного суверенитета, остается верховным гипотетическим судьей, решающим, правильно ли учрежденные и уполномоченная им власти выполняют возложенные на них договорные обязанности или в чем-то нарушают договор.

Договор суверена (народа) с правителем заключается не навсегда, а если последний действует вопреки праву, искажает законы, издает деспотические указы, сам не подчиняется законам, то народ вправе расторгнуть с ним и его правительством договор, и заключить договор с другим правителем. Народ имеет право на восстание – полный разрыв с правителем в случае его деспотизма, поскольку договорные отношения с государством – динамичный процесс. Естественные права признаются государством в юридических текстах, где закрепляются гарантии собственности (жизнь, свобода, владения) подданных. Государство в лице суда обязано улаживать конфликты между подданными и наказывать преступников. Государство (как гарант собственности) наделяется правом формулировать законы, содержащие санкции, толковать их и применять с использованием силы в отношении лиц, отказывающихся их соблюдать.

«Билль о правах» 1689 г. и сложившаяся в тот период политическая ситуация делали обоснованными рассуждения о принципах договорной теории права, если рассматривать в качестве «народа» английскую элиту, а в качестве «правителя» – группу лиц во главе с Вильгельмом III Оранским. Билль о правах в историческом контексте можно рассматривать как частный случай общественного договора, предполагающего взаимные права и обязанности договаривающихся сторон. Идеи Локка являются развитием в сторону демократии по сравнению с позицией Гоббса, утверждавшим одностороннее абсолютное право государства и бесправие подданных.

Локк придает большое значение позитивным законам, способным ограничить произвол правителя и защитить свободу подданных, он формулирует правила издания и исполнения законов, актуальные и поныне. Законом становится не любое предписание, исходящее от гражданского общества или от установленного людьми законодательного органа, а лишь тот акт, который указывает разумному существу поведение, соответствующее его собственным интересам и служащее общему благу.

Закону должны быть присущи постоянство и долговременность действия, “постоянные законы” играют роль исходного и основного (конституционного) правового источника для законодательства. Законодатель обязан руководствоваться в своей деятельности положениями этих “постоянных законов”, что является гарантией законности и стабильности законодательной деятельности.

Закон гарантирует подданным свободу от произвола, поскольку, потеряв свободу, человек ставит под угрозу свою собственность, благополучие, жизнь. Закон есть решающий инструмент сохранения и расширения свободы личности, который спасает индивида от произвола и деспотической воли других лиц. Силой закона обладает акт законодательного органа, сформированного народом. Особый конституционный механизм препятствует государству выходить за рамки своих полномочий и становиться деспотическим – это принцип разделения властей, не допускающий концентрации власти в одних руках. Противовес законодательной и исполнительной властей, подчинение законодателей действию ими же созданных законов, применяемых исполнительной и судебной властью, способствовали интенсивному развитию судебного опыта толкования законодательных актов.

Локк был противником избыточного законодательствования, его юридический рационализм согласуется со взглядами утилитаристов: «ничто не является необходимым ни для какого общества, если это не необходимо для тех целей, ради которых данное общество создано»[234 - Локк Д. Указ. соч. С. 309.]. Его идеи оказали влияние на теоретиков и практиков французских и американских буржуазных революций, на английских философов Дж. Беркли, Д. Юма, на К. Маркса, который считал его «классическим выразителем правовых представлений буржуазного общества в противоположность феодальному»[235 - Рассел Б. Указ соч. С. 724.]. По мнению Б. Рассела, в Англии взгляды Локка «настолько полно гармонировали со взглядами большинства образованных людей, что трудно проследить их влияние, за исключением влияния в теоретической философии; с другой стороны, во Франции, где они практически вели к оппозиции по отношению к существовавшему тогда режиму и к господству картезианства в теории, они, безусловно, оказали значительное воздействие на формирование хода событий. Это пример общего закона: философия, развившаяся в политически и экономически передовой стране и являющаяся на своей родине немногим больше, чем выяснение и систематизация господствующих мнений, может в другом месте породить

Страница 26 из 28

революционную атмосферу и, в конечном счете, революцию. Принципы, направляющие политику передовых стран, становились известными в менее передовых странах главным образом благодаря теоретикам. В передовых странах практика вдохновляет теорию, в других – теория практику. В этом различии одна из причин того, почему пересаженные на другую почву идеи редко бывают такими плодотворными, какими они были на своей родной почве»[236 - Там же.].

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (http://www.litres.ru/evgeniy-tonkov-6166596/tolkovanie-zakona-v-anglii/?lfrom=931425718) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

notes

Примечания

Луковская Д.И. Политические и правовые учения: историко-теоретический аспект. Л., 1985. С. 123.

Алексеев С.С. Тайна и сила права. Наука права: новые подходы и идеи. Право в жизни и судьбе людей. М., 2011. С. 107.

Там же. С. 108.

Романов А.К. Правовая система Англии: Учеб. пособие. 2-е изд. М., 2002. С. 15.

David R., Brierley J.E.C. Major Legal Systems in the World Today. London, 1985. P. 308.

Уолкер Р. Английская судебная система. М., 1980. С. 6.

Тонков Е.Н. Принципы «права справедливости» // Принципы права: Материалы всероссийской научно-теоретической конференции. СПб., 30 ноября 2006 г. С. 274.

Харт Г.Л.А. Понятие права. СПб., 2007. С. 159.

Ллойд Д. Идея права. М., 2004. С. 142.

Марченко М.Н. Источники права. М., 2007. С. 609.

Давид Р. Основные правовые системы современности. М., 1988. С. 333.

Уолкер Р. Указ. соч. С. 76.

Бруно Л. Свобода и закон. М., 2008. С. 115–116.

Закон: создание и толкование / Под ред. А.С. Пиголкина. М., 1998. С. 3.

Там же.

См.: David G. Antonio. Scots Law. London, 1968.

Бруно Л. Указ. соч. С. 25.

Леже Р. Великие правовые семьи современности: сравнительно-правовой подход. М., 2009. С. 25–26.

An Act for shortening the Language used in Acts of Parliament [10th June 1850]. A Collection of Public General Acts passed in the 13th and 14th year of the reign of Her Majesty Queen Victoria: Being the Third Session of the Fifteenth Parliament of the United Kingdom of Great Britain and Ireland. London., 1850. Р. 225–227.

Акт «Об упрощении языка, используемого в актах Парламента» 1850 г. не имел краткого наименование, но в дальнейшем было принято называть его как Акт «Об упрощении языка» 1850 г. либо как Акт «Об интерпретации» 1850 г. (Прим. автора).

An Act for consolidating enactments relating to the Construction of Acts of Parliament and for further shortening the Language used in Acts of Parliament [30th August 1889]. The Public General Acts passed in the 52nd and 53rd years of the reign of Her Majesty Queen Victoria; being the Fourth Session of the Twenty-Fourth Parliament of the United Kingdom of Great Britain and Ireland with an Index. London., 1889. Р. 5–16.

An Act to consolidate the Interpretation Act 1889 and certain other enactments relating to the construction and operation of Acts of Parliament and other instruments, with amendments to give effect to recommendations of the Law Commission and the Scottish Law Commission [20th July 1978]. The Public General Acts and General Synod Measures, Part I. London., 1978. Р. 691–705.

Поляков А.В. Общая теория права: Курс лекций. СПб., 2001. С. 511.

Поляков А.В., Тимошина Е.В. Общая теория права: Учебник. СПб., 2005. С. 294–295.

См.: Осакве К. Сравнительное правоведение в схемах: общая и особенная части. М., 2000. С. 89.

Теория государства и права (схемы и комментарии). Под ред. Р.А.Ромашова. СПб., 2000. С. 124.

Леже Р. Великие правовые семьи современности: сравнительно-правовой подход. М., 2009. С. 10.

См.: Марченко М.Н. Курс сравнительного правоведения. М., 2002.; Косарев А.Н. Англосаксонская и романо-германская формы буржуазного права. Калинин, 1977.

См.: Давид Р. Основные правовые системы современности (сравнительное право). М., 1967; Дженкс Э. Английское право: Источники права. Судоустройство. Судопроизводство. Уголовное право. Гражданское право. М., 1947.

Марченко М.Н. Курс сравнительного правоведения. М., 2002. С. 616–617.

Давид Р. Указ. соч. С. 283.

Романов А.К. Указ. соч. С. 83.

Geldart W. Elements of English Law. 4

ed. Oxford, 1950. P. 1.

Зверева В.В. «Новое солнце на Западе»: Беда Достопочтенный и его время. СПб., 2008. С. 29

Там же. С. 30–40.

Леже Р. Указ соч. С. 11–13.

Давид Р. Основные правовые системы современности. М., 1988. С. 259

Леже Р. Указ. соч. С. 9–28.

Апарова Т.В. Суды и судебный процесс Великобритании: Англия, Уэльс, Шотландия. М., 1996. С. 154.

Там же.

Поляков А.В. Общая теория права: Проблемы интерпретации в контексте коммуникативного подхода: Курс лекций. СПб, 2004. С. 667.

Oxford Dictionary of Synonyms and Antonyms. Oxford, 2007. P. 132

Law Dictionary. Chicago, 1997. P. 91.

Dictionary of Law. London, 2005. P. 98.

Oxford advanced learner's dictionary of current English. Oxford, 1988. P. 256.

Macmillan Essential Dictionary for Learners of English. London., 2007. P. 202.

Гревцов Ю.И., Козлихин И.Ю. Энциклопедия права. Учебное пособие. СПб, 2008. С. 264.

Коллингвуд Р.Дж. Идея истории. Автобиография. М., 1980. С. 409.

См., напр.: Голоскоков Л.В. Правовые доктрины: от Древнего мира до информационной эпохи. М., 2003. С. 11; Улиско А.Н. Российская юридическая доктрина в XXI веке: проблемы и пути их решения // Правовая политика и правовая жизнь. Академический и вузовский юридический научный журнал. 2001. № 4. С. 193; Пряхина Т.М. Формирование конституционной доктрины России: история и современность (Доклад). Научно-методологический семинар: Конституционная доктрина России, июнь 2001 г. // Правовая политика и правовая жизнь. Академический и вузовский юридический научный журнал. 2001. № 4. С. 179.

См., напр.: Доктрина информационной безопасности Российской Федерации, утв. Президентом РФ 09.09.2000 г. № ПР-1895; Указ Президента РФ от 21.04.2000 г. № 706 «Об утверждении военной доктрины Российской Федерации»; Постановление Правительства РФ от 04.10.2000 г. № 751 «О национальной доктрине образования в Российской Федерации».

Тропер М. Проблема толкования и теория верховенства конституции // Сравнительное конституционное обозрение. 2005. № 4. С. 175.

Витгенштейн Л. Логико-философский трактат. М., 2008. С. 68.

Тропер М. Указ. соч. С. 172.

Twining W., Miers D. How To Do Things With Rules. A Primer of Interpretation. London, 1996. P. 321.

Oxford dictionary of synonyms and antonyms. Oxford, 2007. P.249.

Oxford dictionary of law. Oxford, 2009. P. 12.

Богдановская И.Ю. Закон в английском праве. М., 1987. С.10.

См.: Богдановская И.Ю. Закон в английском праве. М., 1987. С. 11–20; Bennion F. Statutory Interpretation – A Code. London, 2002. P. 439–541; Дудко И.А. Организационные и процедурные реформы Палаты общин последнего десятилетия: Цели и средства // Lex Russica. 2005. № 1. С. 189; Боботов С.В. Законодательный процесс в Великобритании // Журнал российского права. 1998. № 4–5. С. 230.

McLeod I. Legal Method. London, 2009. P. 251.

Geldart W. Elements of English Law. London, 1950. P. 2.

Уолкер Р. Указ. соч. С. 115.

Gifford D.J., Gifford K.H. How to Understand an Act of Parliament. Sydney, 1991. P. 1.

Metcalfe O.K. General principles of English Law. London, 1974. P. 16.

Давид Р., Жоффре-Спинози К. Основные правовые системы современности. М., 1997. С. 260.

Леже Р. Указ. соч. С. 81.

Романов А.К. Указ. соч. С. 86.

См.: Марченко М.Н. Доктрина суверенитета Парламента и судебное правотворчество в Великобритании // Правоведение. 2005. № 6. С. 81–90; Эллиот М. Великобритания: двухпалатный парламент, суверенитет и неписаная конституция // Сравнительное конституционное обозрение. 2007. № 3. С. 31–36.

Cheney v Conn, CD [1968], 1 All ER 779.

Vauxhall Estates v

Страница 27 из 28

Liverpool Corporation, [1932] 1 KB 733.

Уолкер Р. Указ. соч. С. 116.

McLeod I. Ibid. P. 67.

Gifford D.J., Gifford K.H. Ibid. P. 1.

Уолкер Р. Указ. соч. С. 118.

Богдановская И.Ю. Делегированное законодательство в странах «общего права»: сравнительно-правовые аспекты // Право и политика. 2006. № 10. С. 61.

Дайси А. Основы государственного права Англии. М., 1907. С. 61–62.

Богдановская И.Ю. Там же.

См.: Уголовное право буржуазных стран. Общая часть: Сборник законодательных актов. М.,1990. С. 9.

Богдановская И.Ю. Закон в английском праве. М., 1987. С.11.

Саидов А.Х. Сравнительное правоведение (основные правовые системы современности): Учебник. М., 2007. С. 341.

Hewitt D.J. Control of Delegated Legislation. Sydney, 1953. P.1.

Уолкер Р. Указ. соч. С. 117.

Там же.

Чебуранова С.Е. Делегированное законодательство // Международные юридические чтения: Материалы научно-практической конференции. Ч. I. Омск, 1980. С. 144.

Романов А.К. Указ. соч. С. 136.

Allen C.K. Law in the Making. Oxford, 1997. P. 540.

Уолкер Р. Указ соч. С. 118.

Лихобабин В.А. Делегированное законодательство. Не посмотреть ли на старое по-новому? // Правовая политика и правовая жизнь: Академический и вузовский юридический научный журнал. 2004. № 1. С. 146.

Давид Р., Жоффре-Спинози К. Указ. соч. С. 261.

Дженкс Э. Указ. соч. С. 46.

См.: Амеллер М. Парламенты. М., 1967. С. 256; Крылова Н.С. Парламент Великобритании: Автореферат дис… канд. юрид. наук. М., 1962. С. 13; Арефина С.И. Конституционные основы делегированного законодательства: Автореферат дис… канд. юрид. наук. М., 2003. С. 3.

См.: Романов А.К. Указ соч. С. 137; Дудко И.А. Организационные и процедурные реформы Палаты общин последнего десятилетия: Цели и средства // Lex Russica. 2005. № 1. С. 188.

Романов А.К. Указ соч. С. 137.

См.: Исаев М.А. Основы конституционного права Дании. М., 2002. С. 197–198; Лихобабин В.А. Делегированное законодательство. Не посмотреть ли на старое по-новому? // Правовая политика и правовая жизнь: Академический и вузовский юридический научный журнал. 2004. № 1. С. 145.

См.: Якушева А.Ю. Делегированное законодательство в Англии. Дис… канд. юрид. наук. Свердловск, 1980. С. 14.

Уолкер Р. Указ. соч. С. 118.

Богдановская И.Ю. Делегированное законодательство в странах «общего права»: сравнительно-правовые аспекты // Право и политика. 2006. № 10. С. 63.

Романов А.К. Указ соч. С. 106.

См.: Акт об устроении // Конституции и законодательные акты буржуазных государств XVII–XIX. М., 1957.

См.: Савельев В.А. Становление так называемого «ответственного» правительства в Англии // Сборник научных трудов. Проблемы возникновения и развития буржуазной государственности: критика современной буржуазной историко-правовой идеологии. М., 1981. С. 123–143.

100

Богдановская И.Ю. Указ. соч. С. 63.

101

Бромхед П. Указ. соч. С. 301.

102

Local Authority Bylaws in England: A discussion paper, Office of the Deputy Prime Minister, April 2006 // URL-документ: http://www.communities.gov.uk/archived/ (http://www.communities.gov.uk/archived/) publications/localgovernment/localauthoritybylaws. P. 6.

103

Бромхед П. Указ. соч. С. 302.

104

См.: Якушева А.Ю. Делегированное законодательство в Англии. Дис… канд. юрид. наук. Свердловск, 1980. С. 15.

105

Бромхед П. Указ. соч. С. 302.

106

107

См.: Абазалова Л.Ф. Делегированное законодательство // Государственная власть и местное самоуправление: Практическое и информационное издание. М., 2007. № 1. С. 18; Суставова Е.Н. Делегированное законодательство // Журнал российского права. 1998. № 8. С. 144–152.

108

Богдановская И.Ю. Указ. соч. С. 63.

109

Кананыкина Е.С. Делегированное и локальное нормотворчество Великобритании в сфере образования // Государственная власть и местное самоуправление. 2010. № 6. С. 25.

110

Уолкер Р. Указ. соч. С. 119.

111

Богдановская И.Ю. Закон в английском праве. М., 1987. С. 73.

112

Романов А.К. Указ. соч. С. 130.

113

Богдановская И.Ю. Прецедентное право. М., 1993. С. 102.

114

Там же. С. 98.

115

Поляков А.В. Общая теория права: Проблемы интерпретации в контексте коммуникативного подхода: Курс лекций. СПб., 2004. C. 684.

116

Human Rights Act, 1998 // http://www.statutelaw.gov.uk/content (http://www.statutelaw.gov.uk/content).

aspx?activeTextDocId=1851003.

117

Богдановская И.Ю. Законотворчество в Англии: от билля к закону // Советское государство и право. 1983. № 5. С. 127.

118

Шумаков А.И. Взаимообусловленность законотворческого и законодательного процесса в контексте современного российского правотворчества // Государственная власть и местное самоуправление. 2001. № 3. С. 8.

119

Сергевнин С.Л. Субъект федерации: статус и законодательная деятельность. СПб., 1999. С. 136.

120

Там же. С. 135.

121

Тихомиров Ю.А. Теория закона. М., 1982. С. 182.

122

Ковачев Д.А. Законодательный процесс в европейских социалистических государствах. М., 1966. С. 15.

123

Хамуков А.В. Законотворческий процесс и законодательный процесс: разграничение и соотношение // Российская юстиция. 2010. № 6. С. 51.

124

Там же.

125

Поляков А.В. Общая теория права. М., 2001. С. 525.

126

Левина М.И. Парламентское право Великобритании XVII-начала XIX в. М., 2000. С. 15.

127

Глагол «законодательствовать» в значении «издавать законы, осуществлять законодательную власть» является наиболее корректным однословным переводом английских терминов legislate, give law, make law, make laws, pass legislation, make statute (Прим. автора).

128

Богдановская И.Ю. Законотворчество в Англии: от билля к закону // Советское государство и право. 1983. № 5. С. 129.

129

Богдановская И. Ю. Закон в английском праве. М., 1987. С. 34.

130

Там же. С. 43.

131

Романов А.К. Правовая система Англии. М., 2002. С. 132.

132

Боботов С.В. Законодательный процесс в Великобритании // Журнал российского права. 1998. № 4–5. С. 227.

133

Уолкер Р. Указ. соч. С. 116.

134

Богдановская И.Ю. Закон в английском праве. М., 1987. С. 57.

135

Бромхед П. Указ. соч. С. 206.

136

Богдановская И. Ю. Законотворчество в Англии: от билля к закону // Советское государство и право. 1989. № 5. С. 128.

137

Дудко И.А. Организационные и процедурные реформы Палаты общин последнего десятилетия: Цели и средства // Lex Russica. 2005. № 1. С. 189–190.

138

Богдановская И.Ю. Закон в английском праве. М., 1987. С. 30.

139

McLeod I. Legal Method. Basingstoke, 2009. P. 251.

140

Богдановская И. Ю. Указ. соч. С. 31.

141

Drewry G. Public General legislation a hundred years ago // New Law J. 1985. Vol. 135. N 6211. P. 74. Цит. по: Богдановская И.Ю. Закон в английском праве. М., 1987. С. 32.

142

Богдановская И.Ю. Указ. соч. С. 16.

143

Adams J.N., Brownsword R. Understanding Law. London, 1999. P. 63.

144

Twining W., Miers D. How To Do Things With Rules. A Primer of Interpretation. London, 1996. P. 329.

145

Богдановская И.Ю. Законотворчество в Англии: от билля к закону // Советское государство и право. 1983. № 5. С. 127.

146

Twining W., Miers D. Ibid. P. 330.

147

Романов А.К. Правовая система Англии. М., 2002. С. 131.

148

См.: Bennion F. Modern Royal Assent Procedure at Westminster. 1981. P.3 // www.francisbennion.com (http://www.francisbennion.com/).

149

Романов А.К. Право и правовая система Великобритании. М., 2010. С. 95.

150

Богдановская И.Ю. Законотворчество в Англии: от билля к закону // Советское государство и право. 1983. № 5. С. 128.

151

Бромхед П. Указ. соч. С. 102.

152

Богдановская И.Ю. Указ. соч. С. 128.

153

The House of Commons in the Twentieth Century. Oxford, 1979. P.

Страница 28 из 28

286.

154

Богдановская И.Ю. Указ. соч. С. 131.

155

Бромхед П. Указ. соч. С. 102.

156

Богдановская И.Ю. Там же.

157

Богдановская И.Ю. Закон в английском праве. М., 1987. С. 52.

158

Griffith J. Parliamentary Scrutiny of Government Bills. London, 1974. P. 18.

159

Просеет Т. Парламентский контроль и новые формы правительственного надзора в Великобритании // Государственный контроль за экономикой. М., 2000. С. 301.

160

Крылов Б.С. Государственный строй Великобритании. М., 1957. С. 39.

161

Богдановская И.Ю. Законотворчество в Англии: от билля к закону // Советское государство и право. 1983. № 5. С. 131.

162

Богдановская И.Ю. Закон в английском праве. М., 1987. С. 54.

163

Там же. С. 57.

164

Там же.

165

Богдановская И.Ю. Законотворчество в Англии: от билля к закону // Советское государство и право. 1983. № 5. С. 131.

166

Там же.

167

Hartley T., Griffith J. Government and Law. London, 1974. P. 231.

168

Акт «Об Уэльской церкви» 1914 г.; Акт «О Правительстве Ирландии» 1914 г.; Акт «О Парламенте» 1949 г.; Акт «О военных преступлениях» 1991 г.; Акт «О выборах в Европейский Парламент» 1999 г.; «Акт, вносящий изменения в Акт о преступлениях сексуального характера» 2000 г.; Акт «Об охоте» 2004 г.

169

Journal of the House of Lords: volume 18. 1705–1709. Р. 506 // URL-документ: http://www.british-history.ac.uk/report.aspx?compid=29648 (http://www.british-history.ac.uk/report.aspx?compid=29648).

170

Erskine M. Parliamentary Practice. London, 1976. P. 562.

171

См.: Bennion F. Modern Royal Assent Procedure at Westminster. 1981. P. 3 // www.francisbennion.com (http://www.francisbennion.com/).

172

Богдановская И.Ю. Закон в английском праве. М., 1987. С. 59.

173

Богдановская И.Ю. Законотворчество в Англии: от билля к закону // Советское государство и право. 1983. № 5. С. 132.

174

Spencer J. When Law is not a Law? // New Law Journal. London, 1981. Vol. 131. N 6006. P. 644.

175

См.: Bennion F. Modern Royal Assent Procedure at Westminster. 1981. P.3 // www.francisbennion.com (http://www.francisbennion.com/).

176

См.: Webster’s New World Dictionary. New York, 2008.

177

См.: Cambridge Advanced Learner’s Dictionary. 3rd Ed. Cambridge, 2008.

178

См.: Cross R. Statutory Interpretation. London, 1995; Bennion F. Statutory Interpretation – A Code. 4th Ed., London, 2002.

179

Уолкер Р. Указ. соч. C.124.

180

Там же.

181

Гревцов Ю.И., Козлихин И.Ю. Энциклопедия права. Учебное пособие. СПб., 2008. С. 111.

182

Бойцов А.И. Уголовное право России: Общая часть: Учебник. СПб., 2006. C. 312.

183

Seafood Court Estates, Ltd. v Asher [1949].

184

Cross R. Ibid. P. 18.

185

Актор (лат. actor – деятель) – человек, социальная группа, институт или иной субъект, способный осуществлять конкретные действия, имеющие последствия не только для него (Прим. автора).

186

Мамардашвили М. К. Опыт физической метафизики. М., 2008. С. 19.

187

Там же.

188

Тропер М. Реалистическая теория толкования // Российский юридический журнал. 2006. № 1. С. 7.

189

Там же. С. 8.

190

Там же.

191

С точки зрения М. Тропера подлинным толкованием является толкование, за которым юридическая система закрепляет значимые последствия, оно не подлежит оспариванию в судебном порядке и в случае толкования текста внедряется в этот текст. Очевидно, что речь идет о судебных ведомствах высших инстанций и Конституционном Суде (Прим. автора).

192

Там же. С. 11.

193

Там же. С. 14.

194

Как судьи принимают решения: эмпирические исследования права / Под ред. В.В. Волкова. М., 2012. С. 3.

195

Там же. С. 5.

196

Twining W., Miers D. How To Do Things With Rules. A Primer of Interpretation. London, 1996. P. 321.

197

Metcalfe O.K. General principles of English Law. London, 1956. P. 12.

198

Кросс Р. Прецедент в английском праве. М., 1985. С. 167.

199

Реале Д., Антисери Д. Западная философия от истоков до наших дней. Т. 4. СПб., 1997. С. 192.

200

Там же. С. 193.

201

Радбрух Г. Философия права. М., 2004. С. 100.

202

Конт О. Общий обзор позитивизма // Антология мировой правовой мысли. Т. III. М., 1999. С. 411.

203

Блаженный Августин. Исповедь. М., 2006. С. 63.

204

Там же.

205

Там же.

206

Там же. С. 65.

207

Там же.

208

Рассел Б. История западной философии и ее связи с политическими и социальными условиями от Античности до наших дней: В трех книгах. М., 2006. С. 442.

209

Цит. по: Лейст О.Э. История политических и правовых учений // knigi-uchebniki.com/politicheskih-pravovyih-istoriya/zarojdenie-teokraticheskih-doktrin-avgustin.html.

210

Козлихин И.Ю. История политических и правовых учений: от софистов до Гегеля. Учебник. СПб., 2005. С. 118.

211

Реале Д., Антисери Д. Западная философия от истоков до наших дней. Т. 2. СПб., 1997. С. 137.

212

Нерсесянц В.С. Философия права. Учебник для вузов. М., 1997. С. 441.

213

Finnis J. Natural law and natural rights. Oxford, 2011. P. vi.

214

Рассел Б. Указ. соч. С. 654.

215

Бэкон Ф. Соч. Т. 1. М., 1977. С. 486.

216

Там же.

217

Там же. С 487.

218

Там же. С. 488.

219

Там же. С. 497.

220

Там же. С. 503.

221

Там же.

222

Там же. С. 517.

223

Бэкон Ф. Соч. Т. 2. М., 1978. С. 473.

224

Рассел Б. Указ. соч. С. 655.

225

Гоббс Т. Соч. Т. 2. М., 1991. С. 214.

226

Там же. С. 212.

227

Там же. С. 209.

228

Там же. С. 215.

229

Там же. С. 219.

230

Там же. С. 250–259.

231

Рассел Б. Указ. соч. С. 727.

232

Локк Д. Соч. Т. 3. М., 1988. С. 334–335.

233

Рассел Б. Указ. соч. С. 723.

234

Локк Д. Указ. соч. С. 309.

235

Рассел Б. Указ соч. С. 724.

236

Там же.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Здесь представлен ознакомительный фрагмент книги.

Для бесплатного чтения открыта только часть текста (ограничение правообладателя). Если книга вам понравилась, полный текст можно получить на сайте нашего партнера.

Купить и скачать книгу в rtf, mobi, fb2, epub, txt всего 14 форматов