Время – убийца читать онлайн - Мишель Бюсси

Время – убийца

Мишель Бюсси

Начиная с 2016 года Мишель Бюсси безоговорочно лидирует среди детективных авторов Франции, уверенно потеснив недавних любимцев читательской публики. Новый детектив закрепил успех писателя.

Лето 1989-го, Корсика. Юная Клотильда приезжает с родителями и братом на Корсику, родину отца. Волшебное лето, солнце, море, дельфины, музыка, первая любовь и… фатальная автомобильная авария, в которой гибнут родители и брат. В живых останется лишь Кло. Лето 2016-го. Клотильда стала адвокатом, у нее любимый муж и дочь – того же возраста, что была Кло в год трагедии. И вот через двадцать семь лет Клотильда решает вернуться на Корсику, побывать на месте страшной катастрофы вместе со своей семьей – чтобы изгнать прошлое, которое до сих пор не дает ей покоя. Но, прибыв в знакомую деревушку, Клотильда получает письмо… от своей погибшей матери.

В детективе, полном корсиканского обаяния, шума моря, запахов цветов и слепящего солнца, поразительно запутанный и в то же время стройный сюжет сплетен с драматичной и сложной семейной историей. Мишель Бюсси как никто из детективщиков умеет поддерживать напряжение и ритм в каждом абзаце, действие в его книге развивается стремительно, логично и абсолютно непредсказуемо.

Мишель Бюсси

Время – убийца

Michel BUSSI

LE TEMPS EST ASSASSIN

© Michel Bussi et Presses de la Citе, un dеpartement de Place des Editeurs, 2016

Отрывки из песни Mala vida, Jose-Manuel Chao, PATCHANK A, BMG RIGHTS MANAGEMENT (France), 1988

Диалоги из фильма «Голубая бездна» режиссера Люка Бессона

© 1988, Gaumont Remerciements ? М. Luc Besson et Gaumont

Все права защищены.

Любое воспроизведение, полное или частичное, в том числе на интернет-ресурсах, а также запись в электронной форме для частного или публичного использования возможны только с разрешения владельца авторских прав.

© Елена Клокова, перевод, 2018

© «Фантом Пресс», оформление, издание, 2018

* * *

Друзьям юности, с которыми не расстаешься всю жизнь

1

Овчарня Арканю,

23 августа 1989

– Кло! Кло!

Ты делаешь мою жизнь невыносимой, скоро я сбегу от тебя![1 - Слова из песни Mala vida («Жизнь невыносима», исп.) французской анархо-панк-рок-группы Мапо Negra («Черная Рука»). – Здесь и далее примеч. перев.]

– Кло!

Клотильда нехотя сняла наушники. Голос Ману Чао[2 - Ману Чао (р. 1961) – французский музыкант испанского происхождения. В 1986-1995 гг. был лидером группы Мапо Negra, с которой исполнял взрывной рок – encabronado, как определял сам Ману. В 1998 г. начал сольную карьеру.] и запилы Мапо Negra стрекотали в тишине разогретых горячих камней не громче цикад за стенами овчарни.

– Да, что?

– Пора…

Она вздохнула и осталась сидеть на скамье, сбитой из шершавой половины ствола. Окружающий мир мало ее интересовал, когда она устраивалась в непринужденной, почти провокативной позе, прислонялась спиной к каменной стенке и отбивала ногой ритм под Мало Negra. Тетрадь на коленях, ручка в руке, мысли витают где-то далеко, она свободна… И совсем не похожа на чопорных корсиканских родственников.

Клотильда сделала громче. Эти музыканты – боги! Она бы душу заложила, чтобы перенестись на концерт Мапо Negra! Стоять у самой сцены, в мгновение ока повзрослеть на три года и вырасти на тридцать сантиметров. Дергаться в танце, тряся большой грудью, обтянутой пропотевшей черной футболкой.

Клотильда открыла глаза. Николя все еще стоял перед ней и выглядел раздосадованным.

– Кло, тебя все ждут. Папа не станет…

Он был на три года старше, ему уже исполнилось восемнадцать. Со временем может стать адвокатом. Или профсоюзным деятелем. А может, посредником Группы вмешательства[3 - Элитное антитеррористическое подразделение Национальной жандармерии Франции.], который ведет переговоры с налетчиками, взявшими заложников в банке. Николя обожал демонстрировать, что ему все нипочем. Это внушало ему иллюзию, что он самый крутой, умный и надежный человек на свете. Такой навык в будущем точно пригодится.

Клотильда перевела взгляд на мыс Ревеллата. Луна, прилепившаяся к темному бархату небес, отражалась в море. Клотильде захотелось снова сомкнуть веки и телепортироваться на другую планету. Сделать это легче легкого.

Скоординироваться.

Раз, два, три… занавес!

Нет, нужно воспользоваться последними свободными минутами и дописать в дневнике, пока мечта не улетучилась. Оставить след из слов на белой странице – неотложная необходимость. Главное в жизни.

Моя мечта творится совсем рядом, на пляже Ошелучча, но в далеком будущем… Я узнала утесы, песок, форму бухты, но не себя. Я стала старухой. Бабушкой!

Сколько времени прошло? Две минуты? Клотильда сочинила десять строк, отзвучала Rock Island Line[4 - «Линия Рок-Айленд» (англ.) – фолк-песня, предположительно написанная в конце 1920-х гг. в тюрьме Арканзаса неким Келли Пейсом, входила в репертуар многих рок-музыкантов.]. У Мапо Negra все песни недлинные.

Но папа воспринял это как вызов. И зря. На сей раз она никого не провоцировала. Он вцепился ей в руку. Сбил наушники. Правый запутался в черных, склеившихся от геля волосах. Ручка упала в пыль, тетрадь осталась валяться на скамейке. Клотильда не успела сунуть ее в сумку или хоть спрятать.

– Мне больно, папа, черт…

Он даже не поморщился. Остался холодным и невозмутимым, как кусок пакового льда, заплывший в Средиземное море.

– Живей, Клотильда. Мы уезжаем в Придзуну[5 - Деревня в коммуне Галерия, кантон Кальви, департамент Верхняя Корсика, остров Корсика, Франция.]. Все ждут только тебя.

Волосатая мужская рука потянула за запястье. В голую ногу вонзилась колючка. Оставалось надеяться, что бабуля Лизабетта заберет тетрадь, но читать не станет, ей можно доверять.

Только ей…

Отец протащил Клотильду несколько метров, потом слегка подтолкнул в спину, а сам остался сзади. Так взрослые страхуют малышей, делающих первые шаги. Все святое семейство, сидевшее за столом во дворе овчарни, молча наблюдало за происходящим. Восковые лица, пустые винные бутылки, букеты увядших желтых роз. Дедушка Кассаню, бабушка Лизабетта, клан… Филиал музея Гревен[6 - Музей Гревен – парижский музей восковых фигур на бульваре Монмартр, открылся в 1882 г. Назван в честь создателя первых фигур Альфреда Гревена.]. Инсталляция «Корсиканцы, неизвестные кузены Наполеона». Клотильда героическим усилием сдержала смех.

Папа, конечно, никогда ее не ударит, но до конца каникул еще пять дней, так что придется вести себя поаккуратней, чтобы плеер, наушники и диски не отправились плавать по морю. Изобразим пай-девочку, иначе прощай, дневник. Если она хочет снова увидеть Наталя, Орофина, Идриль[7 - Дельфины носят имена эльфов – героев произведений Дж. Р.Р. Толкина.], их детенышей-дельфинчиков и иметь достаточно свободы, чтобы следить за бандой Николя и Марией-Кьярой, следует притвориться «умницей».

Клотильда поняла предупреждение и шустро дошла до машины. Изменения в программе, мы едем в Придзуну? Ладно, она будет слушать корсиканскую полифонию[8 - Корсиканское многоголосое пение.] в часовне, затерянной в зарослях маккии[9 - Маккия, маквис, маки – заросли вечнозеленых жестколистных и колючих кустарников и невысоких деревьев (мирт, олеандр, земляничное дерево, дикая фисташка и др.), характерных для Средиземноморья.]. Пожертвовать вечером несложно, а вот самолюбием…

Клотильда увидела, как дедушка Кассаню встал

из-за стола и посмотрел на папу, а тот сделал ему знак – мол, все хорошо. Взгляд деда почему-то напугал ее. Сильнее, чем всегда.

«Фуэго» стоял на дороге в сторону мыса Ревеллата, мама и Николя уже сели, он подвинулся, освобождая сестре место на заднем сиденье рядом с собой, и понимающе ухмыльнулся. Посещение концерта в забытой всеми святыми церкви, на котором так настаивал папа, досаждало Николя ничуть не меньше, чем Клотильде.

Даже больше. Намного больше. Но притворялся он отлично. Возможно, когда-нибудь он станет президентом республики, как Миттеран, и будет семь лет[10 - По Конституции Французской Республики 1958 г. срок президентских полномочий составлял 7 лет, с 2002 г. – 5 лет.] стойко сносить все трудности, чтобы переизбраться на новый срок и следующие семь лет снова наслаждаться властью.

Папа ехал быстро. Так часто бывало с тех пор, как у него появился красный «фуэго». Он всегда превышает скорость, когда нервничает. Безмолвная ярость. Этот чертов концерт мечтал послушать только глава семьи. Сейчас он, должно быть, мысленно ворчал на неблагодарных отпрысков и жену, которая их защищает, и сожалел о забытых островных корнях, о культуре народа, уважении к родовому имени, терпимости и терпении. «В кои веки раз попросил посвятить мне один вечер – и то решили покочевряжиться!»

Мелькали повороты. Клотильда снова надела наушники. Она всегда побаивалась корсиканских дорог, даже днем – особенно днем, когда навстречу летела легковушка или автодом. Горные дороги на этом острове – безумный аттракцион! «Папа гонит, чтобы взбодриться, или не опоздать, или занять места в первом ряду под каштанами, но если на дорогу выскочит коза, кабан или любая другая зверушка, нам конец…»

Никакая четвероногая тварь на дорогу не выскочила. Во всяком случае, Клотильда никого не заметила. Жандармы тоже отбросили эту версию.

Это был узкий поворот за мысом Ревеллата, в конце длинного прямого участка дороги по карнизу над двадцатиметровым провалом Петра Кода.

При свете дня вид отсюда открывался головокружительный.

«Фуэго» на полном ходу врезался в ограждение.

Три доски, отделявшие дорогу от бездны, сделали что смогли: поцарапали буфер, вдребезги разбили фары, треснули.

И разломились.

Машина продолжила двигаться по прямой, как герой рисованных мультиков, который бежит-бежит-бежит в пустоте, останавливается, с изумлением смотрит под ноги, ударяется в панику… и камнем летит вниз.

Клотильда это почувствовала. Поняла, что колеса «Фуэго» не касаются земли. Что реальный мир исчезает, растворяется. Как пробел в мозгу – нечто, что не может случиться, не взаправду, не с ними, не с ней.

Она думала об этом долю секунды, потом мир взорвался и автомобиль дважды ударился о скалы. Голова и грудная клетка папы раскололись от столкновения с рулем, когда машина в вертикальном полете начала биться о камни. Во время второго кульбита «Фуэго» налетел на острый выступ, тот пробил дверцу и мамину грудь. На третьем крыша раскрылась над ними, как стальная челюсть.

Последний удар.

Машина замерла в шатком равновесии в десяти метрах над спокойной морской гладью.

И наступила тишина.

Николя сидел рядом. С прямой спиной. Пристегнутый.

Он никогда не станет не только президентом, но даже профсоюзным лидером на каком-нибудь занюханном предприятии. Убит. Стал жертвой «наковальни». Скорлупа, воробьиный хрящик, схрумканный чудовищем. Искореженная крыша превратила брата в тряпичную куклу.

Он смотрит в вечность закрытыми глазами.

Раз, два, три. Занавес!

Странно, но у Клотильды ничего не болело. Позже жандармы объяснили, что машина перевернулась трижды и три удара о камни убили трех пассажиров. Как киллер, у которого в револьвере оказалось всего три пули.

Она весила килограммов сорок, не больше, и сумела выбраться через разбитое окно, не порезав ни руки, ни ноги, не порвав платье, и, не осознавая, что делает, начала карабкаться наверх.

Она никуда не ушла. Опустилась на землю и уставилась на тела, залитые кровью и бензином, на мозги, вывалившиеся из черепных коробок. Минут через двадцать ее обнаружили жандармы, пожарные и десятки спасателей, прибывшие на место аварии.

У Клотильды было сломано запястье, треснули три ребра, вылетела коленная чашечка… Ерунда.

Чудо.

– Ничего страшного, – сказал старый врач, склонившись над ней в синеватом свете полицейских фар. – Так-то вот!

Ничего?

Ничего – это все, что у нее осталось.

Папу, маму и Николя упаковали в длинные белые мешки для мусора. Люди бродили между красными скалами, вглядываясь в землю, как будто искали разбросанные части тел.

– Нужно жить, мадемуазель, – сказал молодой полицейский, набросив на плечи Клотильде серебристое термоодеяло. – Жить ради них. Чтобы помнить.

Она посмотрела на него, как на придурка или на кюре, вещающего о рае. Между тем он был прав. Забываются даже худшие воспоминания, если нагромоздить сверху много других. Даже те, что обескровили вам сердце и иссушили мозг, даже самые интимные.

Потому что окружающим нет до них дела.

Двадцать семь лет спустя

I. Ревеллата

2

12 августа 2016

– Это здесь.

Клотильда положила веточки лилового чабреца на железное ограждение. Она нарвала его в зарослях дрока, попросив Франка остановиться несколькими поворотами выше скал Петра Кода.

Букетик всем троим. Вполне достаточно.

Франк оставил свое подношение, ни на миг не отводя взгляда от дороги, где был припаркован «пассат» с включенными аварийными огнями.

Валентина завершила ритуал – со столь явной неохотой, как будто наклон для девочки ростом метр восемьдесят был нечеловеческим усилием.

Три человека стояли над двадцатиметровой пропастью. Неугомонное море бурлило между рифами, пытаясь дотянуться до красных скал и окрасить их в фиолетовый цвет. Тончайшие коричневые водоросли, застрявшие в трещинах, напоминали пигментные пятна на старческой коже.

Клотильда повернулась к дочери. В свои пятнадцать Валентина была выше матери на пятнадцать сантиметров. Обрезанные джинсы и футболка «Карточный домик» не слишком подходили для посещения дагобы[11 - Священный холм или башня для святых реликвий буддистов.], возложения венка и минуты молчания.

Клотильда обошлась без замечания, сказала мягко:

– Это здесь, Валентина. Здесь погибли твои дедушка, бабушка и дядя Николя.

Валентина смотрела вдаль, на аквабайк, который подпрыгивал на волнах в открытом море у мыса Ревеллата. Франк опирался на ограждение, косясь то в бездну, то на моргающий «пассат».

Время замедлилось, как расслабленный отпускник. Секунды, растопленные солнцем, текли, никуда не торопясь. Из проезжающей машины дохнуло жаром, голый по пояс водитель кинул на них удивленный взгляд.

Клотильда ни разу не была здесь с лета 1989 года.

Но тысячи раз думала об этом месте и том моменте. Представляла, что скажет, что почувствует, стоя над бездной. О воспоминаниях, которые нахлынут. О паломничестве, призванном стать данью уважения погибшим и объединить семью.

А муж и дочь все портят.

Клотильда воображала, что Франк и Валу станут деликатно расспрашивать, посочувствуют. Вместо этого они торчат на солнцепеке словно в ожидании машины техпомощи, поглядывают на часы, потом на небо, на горизонт – куда угодно,

только не на эти вулканические камни кроваво-красного цвета.

Клотильда предприняла новую попытку:

– Твоего деда звали Поль, а бабушку – Пальма.

– Я знаю, мама…

Очень мило с твоей стороны, Валентина.

«Я зна-а-а-ю, мама…» – стандартный ответ дочери на привычные замечания матери.

Убери одежду. Выключи мобильник. Шевелись…

Я зна-а-аю, мама…

Ленивая попытка поддержать мир в семье.

«Ладно, Валу, – подумала Клотильда, – это и правда не самый увлекательный эпизод каникул. И я понимаю, что достала вас разговорами об аварии тридцатилетней давности. Но черт возьми, девочка, я ждала пятнадцать лет! Ждала, пока ты вырастешь и сумеешь понять».

Аквабайк исчез из виду, а может, его сбила волна и он утонул.

– Ну что, поехали? – спросила Валентина.

Вопрос был задан естественным тоном, девочка даже не попыталась скрыть скуку под маской меланхоличного сочувствия.

– Нет!

Клотильда повысила голос. Франк так удивился, что наконец отвел взгляд от «пассата», подмигивавшего ему, как невротичная нимфоманка.

«Нет! – мысленно повторила Клотильда. – Я пятнадцать лет держу удар и играю роль буфера, доченька. Двадцать лет изображаю милую подружку, Фрэнки, которая никогда не жалуется, все время улыбается как дура, веселится, ни из чего не делает трагедии, склеивает осколки, обеспечивает тебе покой, стоит у штурвала семейного корабля да еще и напевает, чтобы не скучно было. И что я прошу взамен? Пятнадцать минут! Четверть часа из двухнедельного отпуска! Пятнадцать минут из пятнадцати лет твоей жизни, Валу! Пятнадцать минут – из семнадцати лет совместной жизни, дорогой!»

Пятнадцать минут в обмен на все остальное, четверть часа сострадания моему детству, оборвавшемуся на этом самом месте, на бесчувственных, мгновенно все забывших скалах, которые и через тысячу лет будут стоять как стояли. Пятнадцать минут за всю жизнь – разве это много?

Они дали ей десять…

– Так мы едем, папа? – требовательно повторила Валу.

Франк кивнул, и дочь пошла вдоль ограждения к машине, шлепая вьетнамками по асфальту. Она обшаривала взглядом каждый уголок и закоулок дороги на три поворота вверх, словно искала признаки жизни в каменистой пустыне.

Франк повернулся к Клотильде. Наш «штатный» голос разума. Все как всегда.

– Я понимаю, Кло. Понимаю. Но будь помягче с Валу. Она не знала твоих родителей. Как и я. Они умерли двадцать семь лет назад. Мы с тобой познакомились спустя десять лет. Валу родилась через двенадцать лет после их гибели. Для нашей дочери они… – Он замолчал, вытер ладонью вспотевший лоб. – Они… не часть ее жизни.

Клотильда не стала отвечать. «Лучше бы Франк заткнулся, дал мне прожить последние пять минут наедине с собой и дорогими сердцу покойниками!»

Он все испортил. В голову пришло мелочное сравнение с бабулей Жанной и дедулей Андре, родителями Франка. Раз в месяц все проводили уик-энд в их доме, каждую среду они брали к себе Валу, пока девочке не исполнилось десять, и она до сих пор искала у них убежища, если родители отказывали ей в исполнении очередного каприза.

– Она слишком молода, чтобы понять, Кло.

Слишком молода…

Клотильда кивнула в знак согласия.

Дала понять, что слушает Франка, – как всегда. Часто. Все реже и реже.

Что принимает его решения. Готовые решения на все случаи жизни.

Франк опустил глаза и пошел к «пассату».

Клотильда не двинулась с места. Не сейчас.

Слишком молода…

Она сто раз взвесила все «за» и «против».

Может, стоило промолчать, не вовлекать дочь в давнюю трагедию? Оставить воспоминания при себе? Она привыкла перебирать в уме разочарования.

А что тогда делать с наставлениями психотерапевтов, женскими журналами, подругами-доброхотками? Современная мамаша должна играть честно, не загонять вглубь семейные тайны, уничтожать табу. Не задавать себе глупых вопросов.

Понимаешь, Валу, когда мне было столько же лет, сколько сейчас тебе, я попала в страшную аварию. Поставь себя на мое место, хоть на секунду. Вообрази, что мы – все трое – падаем в пропасть, что мы с папой умираем. И ты остаешься одна.

Подумай об этом, милая… Вдруг это поможет тебе понять мать. Понять, почему она с тех пор делает все, чтобы «не замочить ног» жизнью.

Конечно, если тебе это интересно.

Клотильда бросила последний взгляд на мыс Ревеллата, на три лиловых веточки и решила присоединиться к семье.

Франк уже сидел за рулем. Он сделал радио тише. Валентина опустила стекло и обмахивалась дорожным путеводителем. Клотильда легким движением взлохматила волосы дочери, и та недовольно заворчала. Она заставила себя рассмеяться и села рядом с Франком.

Раскаленное сиденье обожгло ноги.

Клотильда удрученно улыбнулась мужу, явив миру маску примирительницы, доставшуюся ей по наследству от Николя. Больше от брата ничего не осталось. Разве что сердце, вечно попадавшее между молотом и наковальней, и бесконечные несчастные «любови».

Машина тронулась с места. Клотильда положила руку на чуть прикрытое шортами колено Франка.

«Пассат» бесшумно скользил между морем и горами. Цвета под стоявшим в зените солнцем казались слишком яркими и насыщенными, как на пейзаже со старинной почтовой открытки.

Каникулы мечты на панорамном экране.

Все уже забыто. Еще до рассвета ветер сметет с дороги три букетика чабреца.

«Не оборачиваться, – приказала себе Клотильда. – Двигаться только вперед…»

Заставлять себя любить жизнь; заставлять себя любить жизнь.

Она опустила стекло, и ветер ринулся играть с ее длинными черными волосами, а солнце ласкало голые ноги.

Рассуждать по рецептам глянцевых журналов, подружек, продавцов «счастья за десять уроков».

Счастье – это просто, если ты в него веришь!

Каникулы, безоблачное небо, море и солнце, вот витамины счастья.

Верить.

Копить иллюзии на остаток года.

Пальцы Клотильды скользнули по ноге Франка, она опустила голову, открыв шею слишком голубому, почти искусственному небосводу. Экран. Занавес, растянутый Богом-обманщиком.

Франк поежился. Клотильда закрыла глаза. Автоматически. Разъединив пальцы и мысли.

Каникулы служат и для этого тоже.

Загорелые обнаженные тела, жаркие ночи.

Поддерживать иллюзию желания.

3

Понедельник, 7 августа 1989,

первый день каникул,

синее летнее небо

Я – Клотильда.

Решила представиться, ведь это простейшее проявление вежливости, пусть даже я не дождусь ответа, потому что не знаю, кто вы, мой читатель.

Это произойдет через много-много лет – если я доживу. Сейчас все написанное имеет гриф «Совершенно секретно». Табу. Вето. Эмбарго. Кто бы вы ни были, я предупредила! Так кто вы такой, человек, нарушивший все запреты?

Мой возлюбленный, мой единственный, кому я после первой ночи любви протяну дрожащей рукой дневник юношеских лет?

Болван, нашедший тетрадь вечной растеряхи?

Один из тысяч поклонников, кинувшихся покупать шедевр новой гениальной крошки-писательницы? (Мой!!!)

Или я сама… Но старая, лет через пятнадцать… Ладно, суперстарая – тридцать лет спустя. Я нашла дневник в глубине ящика и перечитываю его. Как будто попала в машину времени или смотрюсь в «молодильное» зеркало.

Как знать? Меня одолевают сомнения, и я пишу наугад, не представляя, чьи руки будут листать тетрадку, чьи глаза прочтут мои

излияния.

Наудачу…

Надеюсь, у вас красивые глаза и руки, доброе сердце? Вы меня не разочаруете? Обещаете?

Что, если я для начала скажу несколько слов о себе? У меня будет время открыть душу, мой читатель из потустороннего мира.

Итак, Клотильда. Три пункта:

1. Возраст. Уже старая… Пятнадцать лет. Ух ты, даже голова кружится!

2. Рост. Пока коротышка… Метр сорок восемь.

3. а те file le blues[12 - Слова из песни «Новости» Джонни Холлидея (1943-2017), французского рок-певца, композитора и актера: «В утренних новостях смерть продается пачками по двенадцать штук, и это мой утренний блюз».] – любимая песня.

4. Внешний вид. Мама говорит, это смертельный номер. Ничего сложного, если есть идеал – Лидия Дитц[13 - Героиня фильма ужасов «Битлджус» режиссера Тима Бёртона (р. 1958). Лидии 14 лет, она обожает фильмы ужасов, «готическую» одежду и общение с призраками. Битлджус – призрак, ненормальный даже по меркам Загробного Царства.] из «Битлджуса». Не паникуйте, мой читатель с планеты Марс, даже если не можете с ходу представить себе ее готический образ, – я проем вам плешь, через строчку поминая моего идола. Эта девчонка – самая крутая и клевая в мире, носит черные кружева, у нее длинная редкая челка и большие, в черных полукружьях, как у панды, глаза. А еще она умеет говорить с призраками! Добавлю, прекрасный незнакомец, что в фильме Лидию играет Вайнона Райдер, самая красивая актриса вселенной, которой нет и восемнадцати лет. Я хотела взять с собой все постеры и повесить их в нашем летнем домике, но мама запретила «уродовать» стены кнопками.

Ладно, читатель, возвращаюсь к первому дню каникул… Большое приключение семейства Идрисси из Турни в папином красном «фуэго». Сориентирую вас на предмет географии: Турни находится на территории Вексена, свекольной равнины, зажатой между Нормандией и Парижем. Там протекает смешная речка Эпт[14 - Правый приток Сены.], о которой местные болтуны врут, что войн она спровоцировала больше, чем Рейн, и народу из-за нее полегло незнамо сколько. Мы живем выше, в центре трех маленьких долин высотой в три яблока. Претенциозные аборигены прозвали эту местность Вексенским горбом[15 - Вексенский горб (холм Вексен) – самая высокая точка (217 м) одноименной области на стыке Нормандии и Иль-де-Франс.]. Ну и фантазия у людей!

Я не сразу решила, как опишу отъезд на Корсику. Все вещи в багажнике, над Нормандией ночь, дороге не видно конца. Я сижу на заднем сиденье рядом с Нико, он десять часов не отрываясь разглядывает машины, деревья, рекламные щиты, и ему не скучно. Туннель под Монбланом[16 - Монбланский туннель проложен под горой Монблан между Шамони-Монблан (Франция) и Курмайором (Италия). Длина его составляет более 11 км.], ритуальный перекус «торт-салат» в Шамони, транзит через Италию – папа утверждает, что Генуя находится не намного дальше Ниццы, Тулона или Марселя, зато итальянцы никогда не бастуют. Да, я могла бы описать вам все это в деталях, но не стану. Таков выбор рассказчика, дорогой межгалактический читатель! Так-то вот…

Сосредоточусь на пароме.

Человек, никогда не всходивший на его борт, чтобы плыть на остров, не знает, что такое Первый День Каникул.

Слово Лидии Дитц!

Клянусь четырьмя элементами[17 - Четыре – число клятвы пифагорейцев: совершенство, гармония, справедливость и земля.].

Сначала вода.

Огромный желто-белый паром под «Головой мавра»[18 - Официальный флаг Корсики в статусе регионального флага Франции с 1980 г. На белом полотне изображена голова мавра в профиль с белой повязкой на лбу, указывающей на освобожденного раба (вначале у мавра были завязаны глаза – символ неволи).] выглядит просто потрясающе, но тем, кто слышит его рев, шутить совсем не хочется.

Папе уж точно. Когда десять часов сидишь за рулем, а в порту тебя встречает орда гомонящих итальянцев, нелегко сохранить выдержку.

Destra[19 - Правее (ит.).]

Sinistra[20 - Левее (ит.).]

Итальянцы вопят и размахивают руками, как будто папа – тупой водитель-новичок.

Avanti-avanti-avanti[21 - Вперед-вперед-вперед (ит.).]

Папа маневрирует среди десятков других насмерть перепуганных водителей с гидроциклами всех мастей в прицепах, или в минивэнах «рено эспас», набитых спасательными кругами, матрасами, полотенцами, увенчанными доской для серфинга.

Avvicina-avvicina[22 - Ближе-ближе (ит.).]

Грузовики, легковушки, трейлеры, мотоциклы. Помещаются все! Всегда. Занимают каждый сантиметр пространства. Таково чудо № 1 отпускного сезона.

Stop-stop-stop

Паромщики-итальянцы в детстве наверняка были чемпионами по игре в пятнашки. Запихнуть на корабль три тысячи машин менее чем за час – все равно что собрать гигантское Лего.

Итальянец улыбается, показывает большой палец.

Perfetto[23 - Идеально (ит.).]

Папин «фуэго» – одна из трех тысяч деталей пазла. Он открывает дверцу, втягивает живот, стараясь не задеть прижавшийся слева «опель корса», и присоединяется к нам.

Следующая остановка – земля.

Итак, вы в каюте. Раздеваетесь, ложитесь, спите четыре-пять часов, просыпаетесь и натягиваете шмотки, извиваясь в тесном пространстве.

Часто я первой обуваю вьетнамки, надеваю шорты, майку с Van Halen[24 - Американская хард-рок-группа, образованная в 1972 г. в Калифорнии братьями Эдвардом и Алексом Ван Хален.], солнечные очки и – фьють! – на воздух.

Земля! Земля!

Все высыпали на палубу, чтобы полюбоваться побережьем от лагуны Бигулья до Корсиканского мыса. Солнце обстреливает лазерными лучами все, что выдвигается из тени, а я бегаю по закоулкам корабля и принюхиваюсь к незнакомым запахам. Перешагиваю через высоченного блондина, примостившегося отдохнуть на полу с рюкзаком под головой. Типичный швед! Рядом с ним, запустив ему руку в расстегнутую рубашку, спит девушка, спина у нее голая, густые волосы взлохмачены.

Однажды я стану такой же и буду спать, уткнувшись в плечо заросшего щетиной парня.

Эгей, жизнь, ты ведь меня не разочаруешь, правда?

А пока я довольствуюсь йодистым ароматом Средиземного моря с высоты своего маленького роста – всего-то метр сорок восемь.

Дышу свободой, встав на цыпочки.

И – увы – огонь.

Мадам., мсье, по машинам, пожалуйста.

Адский огонь!

По правде говоря, мой читатель с задворок Галактики, я считаю, что ад напоминает трюм парома. Температура там градусов сто пятьдесят, не меньше, но на лестнице толчея – люди торопятся спуститься. Как будто все, кто умер на Земле в один и тот же день и час, выстроились гуськом и устремились в жерло действующего вулкана. Subway to Hell![25 - Тоннель в преисподнюю (англ.).]

Паромщики вернулись, они полностью одеты, но не потеют – в отличие от взмокших полуголых отпускников. Вокруг царит адский грохот.

Мы целую вечность торчим в этой топке, возможно, по вине хитрого малого, запарковавшегося прямо перед дверью и еще не проснувшегося. Накануне он приехал в последний момент, едва успел. Если это блондинистый швед из коридора, я ему аплодирую и хочу такого же.

Итальянцы похожи на чертей, им только хлыстов не хватает. Нам устроили ловушку, мы все тут подохнем, задохнемся, отравимся углекислым газом из-за того, что один болван запустил двигатель, а все дружно последовали его примеру, но с места никто не тронулся.

Наконец ворота открываются, с жутким грохотом опускается аппарель.

Армия живых мертвецов устремляется в рай.

Свободу мне!

Вот

наконец и воздух.

У семейства Идрисси есть традиция: мы всегда завтракаем в кафе на площади Сен-Николя, сидим на террасе под пальмами прямо напротив торгового порта Бастии.

Папа угощает по-королевски: круассаны, свежевыжатый сок, конфитюр из каштанов. Нам всем начинает казаться, что мы действительно семья. В том числе я, этакий ежик-гот. Даже Нико, крутанувший на прощанье глобус и ткнувший пальцем вслепую, чтобы узнать, на каком языке будет говорить девушка, которую он подцепит в кемпинге.

Да, семья, приехавшая на трехнедельную «побывку в рай».

Мама, папа и Николя.

И я.

Предупреждаю: в этом дневнике рассказ пойдет в основном обо мне!

Прошу прощения, нужно надеть купальник.

Вернусь очень скоро, мой звездный читатель.

* * *

Он осторожно закрыл дневник и понял, что озадачен, растерян, даже смущен.

Сколько лет он его не листал?

Почему так тревожно на душе?

Итак, она вернулась…

Через двадцать семь лет.

Зачем?

Это очевидно до противности. Будет ворошить прошлое. Рыться. Копать. Искать то, что оставила здесь. В другой жизни.

Он подготовился. Давным-давно.

Но на один вопрос ответа так и не нашел.

Как далеко она готова зайти? Неужели решила вытащить на свет божий все гнилые тайны семейства Идрисси?

4

12 августа 2016

22:00

Клотильда сидела на стуле, вытянув ноги, и, сама того не замечая, ковыряла пальцами с ярко-красным педикюром в песке, перемешанном с землей и травинками. Она отложила книгу и сказала:

– Отец даже не попытался повернуть.

Переносная лампа, висевшая на ветке оливы над зеленой пластиковой беседкой, разгоняла густо-чернильную темноту ночи. Их площадка пятнадцать на десять метров находилась чуть поодаль от других, в тенистом месте, что компенсировало «смешные» – для трех взрослых – размеры бунгало. «У нас вся жизнь проходит на улице, мадемуазель Идрисси», – сладким тоном уверял хозяин кемпинга «Эпрокт», когда она позвонила зимой, чтобы забронировать место. Да, Червоне Спинелло совсем не изменился.

– Ты что-то сказала? – спросил Франк, даже не обернувшись. Он разложил на заднем сиденье газету, встал на нее босыми ногами, левой рукой ухватился за штангу багажника на крыше, а правой начал откручивать одну из упрямых гаек.

– Папа не выворачивал руль у скал Петра Кода. Перед провалом был длинный прямой участок дороги, – объяснила Клотильда. – Я точно помню. Потом резкий поворот, и отец врезается в деревянное ограждение.

– К чему ты это говоришь, Кло? – Франк дернул шеей, не глядя на жену. – Что имеешь в виду?

Клотильда смотрела на него и молчала. В первый отпускной вечер он занялся багажником и мог бы привести длинный список разумных доводов в оправдание своего поступка: ветер слишком сильный, скобы оставляют следы на жестянке… Клотильда же видела в этом досадную помеху. Вообще-то она плевать хотела на дурацкий багажник, с которым нужно было все время что-то делать: ставить, закреплять, накрывать чехлом, снимать… Что за бред – раскладывать маленькие винтики по маленьким пакетикам с маленькими циферками!

Валу предпочитала не вмешиваться в разборки родителей. Вот и сейчас она тихо смылась и отправилась исследовать кемпинг, чтобы выяснить средний возраст и национальную принадлежность обитателей.

– Сама не знаю, – усталым голосом ответила Клотильда. Франк сквозь зубы обругал «кретина, который додумался так закрутить гайки!».

То есть себя самого.

Муж самокритичен, и чувство юмора у него есть, что да, то да.

Клотильда потянулась за книгой, начала листать «Холодное время», последний роман Фред Варгас. В голову пришла идиотская мысль: «Название больше подошло бы летнему бестселлеру…»

Шутка ? la Клотильда.

– Я просто поделилась странным ощущением. Смотрела сейчас на дорогу и вдруг подумала, что даже ночью и на большой скорости мой отец успел бы затормозить. Это ощущение странным образом совпадает с воспоминанием об аварии.

– Тебе было пятнадцать, столько лет прошло…

Клотильда отложила книгу.

Я знаю, Франк.

Знаю, что это было мимолетное впечатление, что все случилось в несколько секунд. Но попробуй услышать меня, если пока не разучился понимать выражение моих глаз.

Я уверена, понимаешь? На все сто!

Папа не пытался свернуть. Он направил машину к обрыву. А ведь мы сидели рядом!

Клотильда задержала взгляд на лампе, окруженной облаком ночных бабочек-самоубийц.

– Есть кое-что еще, Франк. Папа взял маму за руку.

– Перед поворотом?

– Да. За мгновение до удара об ограждение, как будто понял, что падения в пустоту не избежать.

Легкий вздох. Третья гайка поддалась.

– Что ты хочешь сказать, Кло? Что твой отец покончил с собой, захватив на тот свет семью?

– Нет, Франк, конечно нет! – Она ответила слишком быстро. – Мы опаздывали на концерт, и он злился. В тот день у родителей была годовщина знакомства, мы праздновали всей семьей – бабушка с дедушкой, кузены, соседи. Нет, о самоубийстве и речи быть не может…

Франк пожал плечами:

– Значит, все ясно, это была дорожная авария!

Он взял гаечный ключ на 12.

Клотильда перешла на шепот, словно боялась кого-то разбудить. В соседнем бунгало смотрели итальянский сериал.

– А еще был взгляд Николя.

Франк бросил свое занятие.

– Николя не удивился, – пояснила Клотильда.

– То есть?

– За секунду до падения – мы понимали, что все кончено и «фуэго» не остановится, – в глазах брата появилось странное выражение: он как будто знал нечто, неизвестное мне, и понял, почему все мы обречены на смерть.

– Ты не умерла, Кло.

– Это как посмотреть…

Она начала раскачиваться на пластиковом стуле. Ей хотелось одного: чтобы Франк обнял ее, прижал к себе и начал шептать на ухо милые глупости. Или пусть утешает молча.

Четвертая гайка поддалась, и Франк подхватил пустой серый багажник на спину.

«Как Обеликс»[26 - Обеликс – мифический галл, герой знаменитых европейских комиксов «Астерикс и Обеликс», девяти мультфильмов и четырех кинокомедий. «Родители» Обеликса и его друга, галла Астерикса, – французы Рене Госсини (писатель и издатель) и Альбер Удерзо (художник).], – подумала Клотильда и улыбнулась. Юмор всегда был ее верным помощником.

Франк в полотняных штанах с голым торсом и пластиковым багажником-менгиром[27 - Менги?р – древний обелиск в виде установленного человеком грубо обработанного дикого камня.] на плечах действительно напоминал героя комиксов.

Только без брюха.

В свои сорок четыре ее муж все еще оставался мускулистым красавцем. Семнадцать лет назад он покорил Клотильду не только открытой улыбкой и спокойной уверенностью в себе, но и ста?тью, как у пловца кролем. Все эти достоинства помогли ей полюбить Франка, убедить себя, что он лучший мужчина из всех. Ну уж точно не худший.

С течением лет Франк набрал вес, объем талии увеличился (увы, даже красавцам не избежать этой напасти!), но Клотильду не волновали идеальные размеры.

«Обеликс» нежно опустил багажник-менгир на землю.

– Не стоит портить себе отпуск этой древней историей, Кло.

Перевод для непонятливых:

Ты не должна портить нам. отпуск своей замшелой историей, дорогая.

Клотильда усмехнулась. Франк, конечно, прав. Зря, что ли, семья согласилась на паломничество?

Со скучной обязаловкой покончено, можно обо всем забыть.

Она позволила себе

последний вопрос, зная, что проблемы воспитания детей с Франком можно обсуждать до бесконечности.

– Думаешь, не следовало вовлекать Валентину? Показывать ей место аварии?

– Еще как следовало. Твои родители – ее бабушка и дедушка. Важно, чтобы она… – Франк сдернул с веревки полотенце, чтобы вытереть руки, и подошел к Клотильде. – Я тобой горжусь. Ты очень мужественная женщина. Я знаю, что ты пережила. Всегда об этом помню. Но теперь…

Он обтерся полотенцем и наклонился к жене.

«Поздно… – подумала она. – Поезд ушел, дорогой!»

Муж опоздал с сочувствием всего на несколько секунд, поэтому его жест выглядел именно тем, чем и был по сути, – вожделением самца, растревоженного первыми жаркими денечками. Цивилизованного самца, который сначала заботится о машине, а уж потом оказывает знаки внимания женщине.

– Так что теперь, Франк?

Он обнял жену за талию, ладонь скользнула под накинутую на голое тело рубашку.

– Теперь… можно полежать, отдохнуть, да?

Клотильда поднялась и плавно отступила назад. Она не хотела задеть чувства мужа, но и подавать ему надежду не собиралась.

– Нет, Франк. Не так быстро. – Она взяла полотенце, косметичку и пояснила: – Мне нужен душ, немедленно. И вот еще что, милый… Не думаю, что я выжила в той аварии.

Лицо Франка сделалось глупым, как морда льва, впавшего в ступор при виде убегающей от водопоя газели.

Муж Клотильды не понял, к чему была сказана последняя фраза, но выяснять почему-то не захотел.

Кемпинг был едва освещен. Клотильда прошла мимо единственного фонаря на аллее В, где полгода назад поставили пять дорогих финских домиков, и оказалась у последнего участка, отведенного под палатки. Его временно занимала группа байкеров. Они лежали вокруг газовой лампы и угощались пивом. Припаркованные под деревьями мотоциклы напоминали табун гордых чистокровок.

Абсолют свободы.

Густой пряный аромат с ноткой меланхолии.

Двенадцать голов устало повернулись вслед красавице. Рыцари утомились, но не поприветствовать даму не могли: юбка на Клотильде была достаточно короткая, три расстегнутые пуговицы рубахи обещали поделиться тайной женской прелести.

В свои сорок два Клотильда чувствовала себя соблазнительной.

Да, ростом не вышла, но была тоненькой, изящной и «с формами» – где положено. С пятнадцати лет она набрала едва ли четыре килограмма, по одному на каждую грудь и столько же на попку, и считала, что стала красивей, чем в юности, что неустанно подтверждали взгляды окружавших ее мужчин. Для поддержания формы Клотильда не нуждалась ни в фитнес-клубе, ни в бассейне – хватало каждодневных забот. Здоровая мамочка в здоровом теле! Нагруженная под завязку тележка с продуктами, спринтерский забег, чтобы не опоздать к концу уроков, сгибание-разгибание перед посудомоечной машиной, стиральной машиной, сушилкой…

Гениальная зарядка!

Соединение полезного с приятным, Франк, только и всего.

Несколько минут спустя Клотильда вышла из душа, завернутая в банное полотенце. В помещении кроме нее находилась темноволосая девушка, сосредоточенно водившая по ноге трескучей электробритвой. За кафельной стенкой громко бухала музыка в стиле техно, смеялись мальчишки.

Клотильда посмотрелась в большое зеркало, расчесала длинные, спускавшиеся до лопаток черные волосы. Кемпинг вернул ее на двадцать семь лет назад: тогда, в пятнадцать, она вот так же стояла перед зеркалом и разглядывала то же лицо, ту же фигуру.

В те времена Клотильда воспринимала свое тело как обузу – тощая коротышка! – единственным оружием и главным козырем перед мальчишками была ее фантазия. Смешное оружие – вроде водяного пистолета!

5

Среда, 9 августа 1989,

третий день каникул,

ярко-синее небо

Простите, мой таинственный межгалактический читатель-путешественник, за то, что бросила вас на целых два дня. У меня даже отмазки нет – я только и делаю, что ничего не делаю. Обещаю стать до чертиков пунктуальной – как только сориентируюсь на местности, огляжусь и определюсь, как маленькая шпионка, или антрополог на задании, или путешественница из 2020 года, которую десантировали в 1989-й.

Инкогнито…

Алло, это моя галактика? Докладывает Лидия Дитц. Запись в бортовом журнале сделана на незнакомой планете, здесь тридцать пять градусов жары и аборигены ходят полуголыми.

Короче говоря, я вас игнорировала, потому что не знала, с чего начать.

И где…

В центре нашего кемпинга, на террасе бунгало С29, куда мы приезжаем каждое лето с момента моего рождения?

У дедули с бабулей, во дворе овчарни Арканю?

В центре пляжа де л'Альга, под зонтиком?

Так-так, подумаем…

Решено, выбираю пляж! Нарисую вам картинку в стиле почтовой открытки из тех, что счастливые отпускники посылают менее удачливым друзьям-товарищам, застрявшим в квартале Бутард в Верноне[28 - Небольшой французский город в департаменте Эр, входит в состав региона Верхняя Нормандия. Бутард – квартал социального жилья, строился в 1968-1970 гг.].

Белый песок. Бирюзовая вода. Тела, покрытые бронзовым загаром.

И ма-а-ленькая черная точка.

Я.

Малышка Лидия-Вайнона в моей полосатой футболке, вьетнамках с черепами и стрижкой ежиком, ну или щеткой, это уж как вам больше нравится. Чокнутая девчонка, не раздевшаяся на пляже при сорока градусах жары! Признайтесь, вы именно так и подумали. Совсем как моя мама. Придурочная малышка…

Вам, только вам, мой тайный конфидент, я все объясню.

Вы ведь не станете надо мной смеяться? Не будете ругать?

При росте метр сорок восемь и двух прыщиках вместо сисек я выгляжу десятилеткой, вот и не снимаю любимую майку в стиле «зомби». Так я отгоняю соплюшек, которым пришла охота поиграть со мной в куличики. Никто не дает мне пятнадцать лет, но они в глазах, в сердце, между ног…

Я ношу доспехи.

Сейчас вы прочтете мне нотацию, назовете избалованной, скажете: «Тебе очень повезло, ты оказалась в райском месте, но ведешь себя, как пресыщенная дамочка, презирающая горы, пляж и море!»

А вот и нет! Не угадали!

Попали пальцем в небо!

Я все это обожаю – и пляж, и воду!

В вернонском бассейне я плаваю, что называется, до посинения (выражаясь НЕ фигурально!), наматываю одну стометровку за другой – в стиле Аджани[29 - «Синий свитерок» (Pull marine, фр.) – слова и музыка Сержа Генсбура, он написал эту песню специально для Изабель Аджани в 1983 г.].

Здесь повсюду хлорка на дне бассейна,

И я выпила чашечку – твое здоровье!

Да, за твое здоровье,

Хотя мне это по барабану!

На самом деле я готова на все,

Наглотаюсь воды.

Что мне за дело,

Если меня найдут полумертвой,

Утонувшей на дне бассейна.

Удивительные слова. Генсбур – великий человек. Бессмертный. Он прикуривает одну сигарету от другой, меняет женщин и будет писать отпадные песни до скончания времен.

Кстати, о воде… Сделаю одно признание. Уже несколько месяцев со мной происходит нечто странное. Хочется сменить нуар Тима Бёртона на синий. Это началось два месяца назад. Без предупреждения. В кино.

«Голубая бездна»[30 - «Голубая бездна» (1988) – фильм Люка Бессона. В основу сценария легли эпизоды биографии пионеров фридайвинга Жака Майоля (Жан-Марк Барр) и Энцо Майорки (Жан Рено). Композитор Эрик Серра получил за музыку премию «Сезар».]. Средиземное море, подводные съемки, саундтрек Эрика Серра,

белые и бирюзовые фасады греческих домов.

Бац! Меньше чем за два часа я по уши влюбилась в дельфинов, ну и – немножко – в их друга-человека. Не в очкастого сицилийца[31 - Имеется в виду актер Жан Рено (р. 1948).], а в другого – ныряльщика с бездонными глазами…

Жан-Марк Барр…

Я та?ю от одной только мысли о том, что, купаясь в море, погружаюсь в одну с ним воду. Кажется, фильм снимали здесь, в открытом море близ мыса Ревеллата.

Черная, как панцирь, чернота, а сердце выкрашено в синий цвет.

Вы ведь никому не расскажете, мой наперсник? Я вам доверяю. Доверяю собственную жизнь.

Я на пляже де л'Альга. Пишу, сидя на песке. Лунный серп словно забыл, что уже рассвело, море-лягушатник флуоресцирует, плещется о берег, хлюпает и потихоньку обкусывает его, а мальки проскальзывают сквозь пальцы рук и ног купающихся.

Из всей семьи Идрисси на пляж со мной пришла только мама. Папа снова куда-то отправился. Это странно, но здесь, на своей родине, он становится непоседой, а в Париже большую часть времени лежит на диване. Нико наверняка где-то гуляет со свитой девчонок, поэтому времени у меня мало, нужно за ним присмотреть, чтобы быть в курсе хитроумных козней старшего братца.

Вокруг нас полно незнакомых людей. Обожаю сидеть на песке с дневником на коленях и наблюдать за жизнью других. Вот вам пример. В трех полотенцах от меня сидит очень красивая женщина с голой грудью. Нет, она не топлес, просто кормит малыша. Это потрясающе, но и очень противно. Странно? Конечно…

Мама тоже смотрит на нее – с завистью.

Она лежит на полотенце метрах в пяти от меня.

Как будто я – не ее дочь.

Как будто она меня стыдится.

Как будто я – единственное слабое место моей идеальной мамочки.

Подождите секунду, мне нужно перевернуться, загородить собой дневник, чтобы мама, не дай бог, не прочла через плечо. Составлю ее словесный портрет в трех пунктах. Упомяну все самое хорошее и самое гадкое.

Пункт 1. Маму зовут Пальма, это венгерское имя. Мои дедушка и бабушка родом из Шопрона, города близ австрийской границы. Иногда я называю свою мать Пальма Мама.

Пункт 2. Мама высокая и красивая. Худая, стройная и породистая… Ее рост без каблуков – метр семьдесят пять, представьте, как она выглядит в вечернем платье и на шпильках! Ноги длинные, как у цапли, лебединая шея, глаза огромные, как у испуганной совы, при это сама – миниатюрная, как колибри.

Говорят, иногда гены перескакивают через поколение.

Подтверждаю!

Врачи, изучавшие мой случай, сошлись во мнении, что я практически перестала расти и вряд ли буду выше метра пятидесяти пяти. «Как миллионы и миллионы других женщин, – сказали они и добавили мне в утешение: – Если у тебя родится дочь, она, вполне вероятно, будет похожа на свою бабушку!» Многообещающее заявление! Предпочитаю о нем не думать и перехожу сразу к третьему пункту.

Держитесь крепче.

Пункт 3. Мама – зануда. Злюка. Надоеда. Она лежит на полотенце, читает «Смех дьявола» Режин Дефорж, и мне до судорог хочется выпалить ей в лицо все те слова, что написаны в дневнике. Клянусь всеми корсиканскими предками, упокоившимися на кладбище Марконе, клянусь пляжем де л'Альга и беру вас в свидетели, мой будущий читатель…

Я не желаю стать похожей на нее!

Не хочу быть такой матерью, как она. Такой женщиной. И такой старухой.

Ух ты, ну и далеко же я забралась! Поднимаю голову и вижу, что паниковать не стоило. Мама спит, лежа на животе. Спина у нее голая. Она расстегнула зеленый лифчик, и он валяется на песке, как расплющенная медуза. Меня укоряет за «нелепую» футболку, а сама изображает недотрогу и, как только встает, снова надевает узенький верх от купальника, откладывает книгу и мелкими шажками идет к морю. «Не хочешь искупаться, дорогая?» Я качаю головой. Мама долго плавает, возвращается и сообщает сладким голосом: «Чудесная водичка! Тебе не жарко, милая?» Ложится и делает вид, что ее больше всего на свете интересует чтение. Книгу она будет мусолить весь отпуск. Лифчик, кстати, мамуля снова снимает – пусть спина загорает равномерно… Она скорее поджарится заживо, чем оставит на плечах белые следы от бретелек. А вот я майку не снимаю и предвижу шуточки, которыми меня встретят в лицее Арагона: «Эй, Кло, ты что, в “Тур де Франс” участвовала этим летом?»

Ха, ха, ха… На сегодня все, но я чувствую, что вы готовы сделать свой грошовый психологический вывод. Давайте, выкладывайте, пока не лопнули.

Я завидую собственной матери!

Думайте что хотите.

Маленькая смуглая бунтарка хитра, у нее есть план. Ее не провести. Она найдет возлюбленного и будет счастлива с ним всю жизнь! Родит детей и станет смешить их до колик. А профессию выберет опасную – боксерши, укротительницы медведей, канатной плясуньи, экзорцистки.

Такова моя торжественная клятва, данная на пляже де л'Альга!

Вам интересно? Хорошо, в следующий раз расскажу о папе.

Мне пора – мама приближается к МОЕМУ полотенцу. Пока не решила, буду «хорошей девочкой» или врединой. Стану импровизировать.

Пока-пока…

* * *

Он закрыл тетрадь.

Да, Пальма была красивой женщиной. Очень красивой.

И не заслуживала смерти.

Но худшее произошло, Пальма не воскреснет, остается сделать так, чтобы никто никогда не узнал правду.

6

13 августа, 2016

9:00

Клотильда купила багет, три круассана, литр молока, литр апельсинового сока и… потерялась.

Нарочно.

Валу еще спала. Франк отправился на пробежку до семафора Кавалло.

Клотильда помнила, что летом 89-го она каждое утро «дежурила по завтраку» и, отправляясь за свежим хлебом, бродила по аллеям кемпинга в надежде кого-нибудь встретить, но все подростки еще сладко спали. Обратный путь по лабиринту она тоже выбирала запутанный и брела нога за ногу. А сегодня поступила иначе – срезала дорогу и оказалась у бунгало С29. Здесь прошли первые пятнадцать летних сезонов ее жизни.

Она узнавала только размеры домика и площадки. Деревья – оливы со скрученными стволами – образовали верхний ярус над шале. Появились жалюзи с электроприводом, терраса, площадка для барбекю, садовая гостиная. Все модернизировал новый директор «Эпрокта» Червоне Спинелло, сменивший на этом посту своего отца Базиля. Каждое нововведение – водная горка или место, выбранное для строительства бассейна, – подтверждало впечатление Клотильды: от кемпинга ее детства, где были только кровати для спанья, вода для мытья и дарившие тень деревья, ничего не осталось.

Оглядев повнимательней участок С29, Клотильда вдруг поняла, что ни разу не видела его после аварии. На следующий день Базиль Спинелло привез в Кальви[32 - Портовый город Кальви расположен на северо-западе Корсики у одноименного залива. Столица региона Балань.], в больничную палату, где она лежала, большую сумку с одеждой, кассетами, книгами, короче, всем, кроме самого важного – дневника. Голубой тетрадки, которой она доверяла чувства и мысли. Эта бесценная вещь оставалась на скамейке во дворе овчарни.

Скорее всего, Базиль забыл тетрадь в Арканю или выронил в суматохе в приемном покое отделения скорой помощи. Спросить Клотильда не решилась, но думала о дневнике, пока летела из Балани в Париж, а потом и в Конфлансе, у Жозефа и Сары, родителей матери, которые воспитывали ее до совершеннолетия. Со временем Клотильда забыла о дневнике, а теперь ей вдруг пришла

в голову смешная мысль: наверное, он по-прежнему ждет ее возвращения где-нибудь на полке гардероба, в ящике стола или под стопкой пожелтевших от старости журналов на этажерке.

Клотильда подошла к бунгало С29, отведя в сторону ветки молодой оливы, посаженной перед террасой. Она помнила, что в 1989-м точно такое же дерево росло под ее окном. Неужели Червоне выкапывает старые и сажает вместо них новые?

– Вы кого-то ищете?

Из бунгало вышел мужчина в бейсболке с логотипом New York Giants[33 - «Нью-Йоркские Гиганты» – профессиональный футбольный клуб, выступающий в Национальной футбольной лиге.], надвинутой на седеющие виски. В его улыбке читалось удивление, в ладонях он сжимал чашку кофе.

Клотильде всегда нравилась свойская обстановка в кемпинге. Никаких заборов, колючих изгородей, палисадников с цветочками. Здесь не было понятия свой угол – только наш.

– Нет-нет…

Чуть дальше, на аллее, двое мальчишек играли в футбол.

– Загнали мяч под террасу? – спросил болельщик Giants.

По его ухмылке Клотильда поняла: этот тип был очень даже не против, опустись она сейчас на четвереньки, выставив на всеобщее обозрение упругую попку в обтягивающих легинсах. Отсутствие барьеров. Смещение нравственных ориентиров. Банальное вожделение. Эта сторона жизни в кемпингах была ей омерзительна.

– Не мяч – воспоминания. Я когда-то жила в этом бунгало, на каникулах.

– Правда? Мы уже восемь лет его снимаем, так что…

– Это было двадцать семь лет назад…

Мужчина ответил Клотильде изумленно-восхищенным взглядом.

Выглядите моложе.

За его спиной появилась женщина в ярком парео. Вьющиеся волосы были подхвачены на затылке деревянной заколкой. Она улыбнулась и спросила:

– Двадцать семь лет назад? Но тогда… простите, что спрашиваю… Вы – Клотильда Идрисси?

Она не ответила. В голове крутились идиотские мысли. «Надеюсь, им не пришло в голову повесить на бунгало мемориальную табличку: Здесь обитали Поль и Пальма Идрисси. Вряд ли рассказ об аварии десятилетиями передавался из поколения в поколение отпускников?»

Проклятый дом…

Женщина подула на чай, ее рука скользнула под футболку мужа.

Движение подсознательное, но знак очень ясный: «Он мой!»

Универсальный язык тела и жестов, свойственный всем, кто живет летом на свежем воздухе. Люди выставляют себя напоказ, смотрят, испытывают желание, но никогда не соприкасаются.

– Я храню для вас письмо, Клотильда, его передали давным-давно! – Женщине явно нравилась роль нежданной вестницы.

Клотильда едва не лишилась сознания и, чтобы не упасть, ухватилась за самую высокую ветку оливы.

– Оно ждет меня… двадцать семь лет? – Губы едва ее слушались.

– Ну нет, не так долго! – расхохоталась дама в парео. – Пришло вчера. Фред, будь душкой, принеси конверт, он на холодильнике.

Муж исполнил просьбу, и она прочла вслух адрес:

20260, Ревеллата

Кемпинг «Эпрокт», бунгало С29

Клотильде Идрисси

Ее сердце снова чуть не выскочило из груди, и Клотильда крепче сжала пальцы.

– Документы мы у вас спрашивать не станем, – засмеялся хозяин бунгало. – Собирались отнести конверт администратору, но раз уж вы здесь…

Клотильда взяла письмо влажными от липкого пота пальцами.

– Спасибо.

Она шла по аллее, пошатываясь, как конькобежец на льду замерзшего озера, и не могла отвести глаз от надписи на конверте, потому что узнавала почерк. Да, именно так – узнавала, понимая, что это невозможно.

Клотильда на автопилоте пересекла территорию. Открыть письмо следовало без свидетелей, в тайном и священном Тюленьем Гроте. Попасть туда можно было со стороны моря или по тропинке прямо из лагеря. Девочкой она тысячи раз пряталась в пещерке, чтобы почитать, помечтать, поплакать или пообщаться с дневником. В юности она обожала писать и была наделена талантом, в это верили ее близкие, так же считали преподаватели. А потом слова улетучились. В момент. Не пережили аварии.

Она без труда спустилась к убежищу по бетонной лестнице, заменившей песчано-каменистую дорожку. Стены грота были разрисованы признаниями в любви и похабными граффити, пахло пивом и мочой. Ну и ладно – вид на Средиземное море не изменился, он по-прежнему создавал у сидящего внутри головокружительную иллюзию полета, заставлял почувствовать себя птицей, пикирующей на добычу.

Клотильда поставила сумку с покупками, отодвинулась вглубь грота, села на влажные камни и разорвала конверт, дрожа от возбуждения, как если бы ожидала увидеть любовное послание. Впрочем, она опоздала родиться и письменных признаний никогда не получала. Воздыхатели слали ей эсэмэски и электронные письма. Цифровые признания были тогда последним писком моды и невероятно возбуждали, но… не оставили после себя ни малейшего следа. Ни строчки, ни клочка бумаги между страницами книг.

Клотильда осторожно, двумя пальцами, достала сложенный вчетверо белый листок и развернула его. Написано было от руки, аккуратным «учительским» почерком.

Моя милая Кло!

Не знаю, осталась ли ты такой же упрямой, как в детстве, но все-таки хочу кое о чем тебя попросить.

Когда будешь завтра в Арканю, у Лизабетты и Кассаню, задержись на несколько минут под зеленым дубом. – до наступления темноты.

Я увижу тебя и, надеюсь, узнаю.

Буду счастлива, если приведешь с собой дочь.

Больше мне ничего не нужно. Совсем ничего.

Разве что поднять глаза к небу и любоваться Бетелъгейзе[34 - Бетелъгейзе – красный супергигант в созвездии Ориона, одна из самых ярких звезд ночного неба, удаленная от нас на 600 световых лет.]. Знала бы ты, детка, сколько ночей я глядела на эту звезду и думала о тебе!

Вся моя жизнь – темная комната.

Целую тебя.

    П.

Волны накатывали на порог пещеры, но брызги не долетали до Клотильды, как будто Всевышний в точности до миллиметра рассчитал высоту. Письмо дрожало у нее в пальцах, как грот-парус катамарана.

Между тем погода стояла безветренная, утро было тихим и жарким – солнце исподтишка заглядывало в пещеру.

Целую тебя.

Почерк матери.

П.

Подпись матери.

Кто, кроме матери, мог назвать ее «моя Кло»? Кому еще известны эти детали? После аварии Клотильда ни разу не надевала свой готский наряд.

Костюм в стиле «Битлджус»[35 - Платье в черно-белую полоску в стиле костюма Битлджуса, персонажа одноименного фильма. Название фильма является игрой слов: помимо созвучности слову Beetlejuice («Жучиный сок») это еще и английская транскрипция названия звезды.] – Бетельгейзе в европейской традиции. В комнате Клотильды висел постер, который мать подарила ей на четырнадцатилетие. Она выписала его из Квебека, и канадский перевод показался им гораздо поэтичнее американской версии.

Клотильда посмотрела на ведущую к морю тропинку, перевела взгляд на дорогу, петлявшую вдоль карниза до пляжей де л'Альга и Ошелучча. На другом конце тропинки нервно топталась девочка-подросток – то ли искала сеть, то ли изучала эсэмэску вдали от чужих глаз.

Клотильда перечитала письмо.

Кто, кроме матери, мог помнить коронную фразу Лидии Дитц? Культовую фразу из культового фильма, ту самую, что Клотильда выкрикнула Пальме в лицо, чтобы та наконец оставила ее в покое. Это случилось однажды вечером, когда они в очередной раз жестоко поссорились.

Их секрет. Известный лишь матери и дочери. Пальма тогда

сказала, что утром они отправятся в город и купят Клотильде «приличную» одежду – удобную, яркую, женственную. Клотильда проорала ей в лицо отчаянную реплику Лидии Дитц и заперлась у себя в комнате. Эта реплика была формулой жизни подростка.

Вся моя жизнь – темная комната. Одна большая… темная комната.

7

Пятница, 11 августа 1989,

пятый день каникул,

сине-зеленое небо

Я очень люблю папу.

Не уверена, что многие питают к моему отцу теплые чувства, но я его просто обожаю.

Подружки иногда признаются, что он их пугает. О да, папа очень хорош собой – черные глаза, волосы цвета воронова крыла, квадратный подбородок, короткая бородка! – и так уверен в себе… А еще он всегда держится отстраненно – чтобы не сказать высокомерно.

Понимаете, о чем я?

Мой папа из тех мужчин, которые умеют высказать свое мнение одной веской фразой, одарить дружбой, произнеся всего два слова, и забрать ее назад тремя, отказать в помиловании, расстрелять взглядом. Тип преподавателя или босса, внушающего не только страх, но и уважение. Такой он со всеми… Кроме меня!

Я – его маленькая любимая дочурка, а «дирижирует» он всеми остальными.

Возьмем для примера папину работу. Он говорит, что работает в сфере охраны окружающей среды, в агрономии или экологии, короче – «бережет зеленые легкие планеты»… а на самом деле продает газонное покрытие! Через него проходят 15 % французского рынка, это тысячи рабочих мест на родине и еще в десятке стран мира. Никто не оспаривает папин авторитет: когда Поль Идрисси пришел работать в «Фаст Грин», компании принадлежало 12 % рынка, а сейчас он обещает довести эту цифру до 17 %. Слова отца о том, что каждую минуту во Франции новым газоном покрывают участок размером с футбольное поле, а за день – размером с лес Фонтенбло[36 - Обширный лесной массив, окружающий замок и городок Фонтенбло в 60 км к юго-востоку от Парижа.], производят сильное впечатление. Господину Идрисси внимают, как гуру, когда он заявляет, что полностью отказался от использования мятлика лугового, овсяницы овечьей и костера безостого, растущих на лужайках перед домами в предместье. Теперь, обслуживая все поля для гольфа Иль-де-Франс, он продает только лучшее – полевицу побегоносную.

Ха-ха-ха!

Папочка торгует газонной травой!

Стыд и позор. Я много раз говорила, что он мог бы найти занятие попрестижней, устраивалась у него на коленях, ластилась, шептала: «Понимаю-понимаю, все эти “злаковые” истории ерунда, на самом деле ты – шпион, секретный агент или благородный разбойник!»

Му name is Grass.

Ray Grass[37 - Меня зовут Трава. Рэй Трава (англ.). Аллюзия на знаменитое «Меня зовут Бонд. Джеймс Бонд».].

Папы нет – как обычно. Нет никого, кроме меня. Сижу одна под оливой у бунгало С29 и пишу. Николя со своей компанией, мама взяла «фуэго» и поехала в Кальви за покупками, папа в Арканю, общается с родителями, кузенами и друзьями.

Поддерживает в себе корсиканство…

Над папиным корсиканством никто не смеется! Поль Идрисси.

Затерявшийся где-то на «Вексенском горбе», на стыке Нормандии и Иль-де-Франс.

Никто над этим не хихикает… Только я!

Сказать почему?

Да потому, что с сентября по июнь все папино корсиканство ограничивается желтым прямоугольником на заднем стекле автомобиля. Кабалистический знак единения корсиканцев, рассеянных по континенту. У масонов это треугольник. У евреев – звезда Давида.

Корсиканцы, эмигрировавшие на север, выбрали прямоугольник.

Фирменный знак Corsica Ferries[38 - Компания Corsica Sardinia Ferries с момента своего основания, более 40 лет назад, работает на паромных переправах из Франции и Италии на Корсику, Сардинию и на остров Эльба Тосканского архипелага.].

Папина островная особость оживает, когда желтый лейбл начинает отставать от стекла, то есть дни становятся длиннее, а отпуск ближе. Папуля немного похож на детишек, верящих в Рождественского Деда в декабре, и на стариков, которые обращаются к Господу, узнав, сколько месяцев им осталось жить. Улавливаете?

Ох-ох, подождите, мой неизвестный читатель! Соизвольте взглянуть на дружную компанию, идущую мимо меня на пляж, – Николя и Мария-Кьяра, Червоне и Аурелия, Канди, Тесс, Стеф, Герман, Магнус, Филипп, Людо, Ларс, Эстефан… Не волнуйтесь, в свое время я вам их представлю – скопом и поодиночке.

Я не последую за ними, останусь здесь. Вы не находите, что я очень мила, раз не кинулась догонять «взрослых», а сижу и пишу, как отличница – внеклассные задания? «Большие» ребята меня игнорируют, третируют, гонят, унижают, забывают… Я могу заполнить синонимами три страницы, но пощажу ваши нервы и продолжу о папе.

Острое корсиканство и тоска по маккии возникают у него в начале лета – как сенная лихорадка. Опишу это явление, неизменно сопровождающееся семейными ссорами, в три этапа.

Первый этап начинается на шоссе, сразу после выезда из Парижа. Папа достает из тайника кассеты с корсиканскими песнями, чтобы мы всю дорогу слушали их в «фуэго».

Второй этап. Оказавшись на острове, мы питаемся исключительно местными колбасами, сырами и фруктами, покупаем у мелких торговцев ко?ппу, лонцу, сыр броччио[39 - Коппа – ветчина из шейной части, вялится шесть месяцев. Лонцу – филейная часть свинины в соли и перце, с ярким копченым вкусом, вялится в погребе целиком под слоем жира. Броччио, или броччо, – корсиканский сыр из овечьего или козьего молока (иногда молоко смешивают) и переваренной молочной сыворотки. Жители Корсики считают сыр броччио своим национальным достоянием и гордятся тем, что это единственный французский сыр из молочной сыворотки, обладающий исконным контролируемым названием.] и уверяем друг друга, что бо?льшую часть года едим одну дрянь и гадость из супермаркета.

Третий этап состоит из бесконечных визитов. Мы всей семьей навещаем бабушку с дедушкой, кузенов и кузин, соседей, слушаем беседы на иностранном языке. Папа жутко напрягается – по-английски с шефами «Фаст Грин» он говорит лучше, чем со старыми приятелями на корсиканском. И все-таки папуля упорствует, из кожи вон лезет, чтобы не ударить в грязь лицом. Мы с Николя почти ничего не улавливаем из жарких споров о политике, о том, что мир живет на повышенных скоростях, теряя на ходу куски суши, а их остров застыл в неподвижности в сердце циклона и ошалело наблюдает за ужимками человечества. Папа старательно вслушивается, даже пытается подавать реплики – короче, ведет себя, как верующий, считающий, что попадет в рай, если будет зубрить молитвы и читать их раз в год. Но я вижу моего отца – Рэя Газонного – каждый день и могу вас заверить, что корсиканского в нем не больше, чем во мне. Он похож на «правоверного» мусульманина, пьющего спиртное, или «набожного» католика, славящего Деву Марию в день крещения, свадьбы и похорон.

Папа – корсиканец в шортах.

Он вряд ли захотел бы услышать такое. Даже от меня. Хотя никто другой не осмелился бы.

Я тоже промолчу.

Не хочу его ранить.

Папу я люблю больше мамы. Может, потому, что и он меня сильно любит. Или за то, что не сказал ни одного поносного слова о моем образе ? la Готическая Лидия. Наверное, ему нравится черный цвет – как напоминание о корсиканках.

На этом сходство заканчивается.

Старые корсиканки носят черное в знак подчинения, покорности, а для меня этот цвет – символ бунта. Интересно,

какую именно женщину в черном предпочитает мой отец? Подскажите, мой капитан! Смиренную на людях и неуступчивую наедине с мужем, который бережет сокровище для себя? Как птицу, посаженную в клетку.

В этом все мужчины похожи.

Каждый желает заполучить мать, домохозяйку, кухарку… а когда это происходит, начинает ее ненавидеть.

Так я понимаю супружескую жизнь с высоты моих пятнадцати лет.

На сегодня все. Думаю, теперь вы получили представление о папе. Я еще не решила, пойду ли на пляж или почитаю. Люблю книги. Когда читаешь, выглядишь старше.

Везде – у моря, на скамейке, под навесом.

Вид девушки с книгой интригует.

Лежа на полотенце с открытой книгой, автоматически превращаешься из одинокой-скучающей-дурочки-без-друзей в маленькую-бунтарку-живущую-в-собственном-мире.

Главное – выбрать правильное чтиво.

Мне необходима культовая книга, такая же сильная, как два моих любимых фильма – «Битлджус» и «Голубая бездна». Подобную книгу перечитывают тысячу раз и дают почитать мальчикам, чтобы проверить, «тот ли он самый».

Я положила в чемодан три томика.

«Невыносимая легкость бытия» Милана Кундеры

«Бесконечная история» Михаэля Энде

«Опасные связи» Шодерло де Лакло

Все три уже экранизированы. Ладно, призна?юсь: киношки мне понравились, я взяла с собой книги и, когда прочту их, буду говорить, что пошла в кино ПОТОМ и была УЖАСНО РАЗОЧАРОВАНА интерпретацией!

Какую из трех выбрать?

Так-так-так…

Решено: иду на пляж с «Опасными связями» под мышкой.

Идеально!

Де Вальмон и маркиза де Мертей[40 - Виконт де Вальмон и маркиза де Мертей – персонажи романа «Опасные связи».] слишком… скучны, а Джон Малкович и Киану Ривз[41 - В фильме «Опасные связи» Джон Малкович играет виконта де Вальмона, Киану Ривз – шевалье Дансени.] просто ужасны, оба напоминают хвастливых петухов.

До скорого, мой потусторонний читатель.

* * *

Он смахнул слезу указательным пальцем и закрыл дневник.

Даже теперь, много лет спустя, он испытал потрясение, прочитав это имя.

Оно было подобно призраку.

Безобидному.

Так они все думали.

8

13 августа 2016

14:00

– Это ее почерк!

Клотильда ждала ответа.

Любого.

Не дождалась.

Губы Франка были заняты пластиковым горлышком литровой бутылки «Ореццы»[42 - Eaux d'Orezza – лучшая из минеральных вод Корсики, содержащая микроэлементы и железо.] – ровно столько жара выгнала через кожу. Три четверти он выпил, одну четверть вылил на себя.

Франк пробежал девять километров, до семафора[43 - Сигнальный семафор – столб на берегу для сигнализации проходящим судам с использованием азбуки Морзе.] Кавалло и обратно. Неплохо для начала в тридцатиградусную жару. Он повесил на веревку влажную футболку и наконец-то соизволил спросить:

– Откуда такая уверенность, Кло?

– Я просто знаю.

Она стояла, прислонившись спиной к корявому стволу оливы, и смотрела на конверт.

Кемпинг «Эпрокт»

Бунгало С29

Клотильде Идрисси

Ей совсем не хотелось рассказывать Франку об открытках, которые мать писала ей в детстве. Она хранила всю свою корреспонденцию вместе с фотографиями и время от времени перечитывала слова на обороте, хотя они терзали ей душу, как зловредные призраки.

– Вся моя жизнь – темная комната. Большая… красивая… темная… комната.

Торс Франка блестел от пота, солнце золотило коротко стриженные светлые волосы, он был «сыном света», а не ночи, не тьмы, не тени. Много лет Клотильда любила в своем муже именно эту сторону его натуры – он тянул ее из тени в свет.

Франк сел на пластиковый стул и посмотрел Клотильде в глаза:

– Ладно, Кло… не волнуйся так… Я помню все твои рассказы. В пятнадцать лет ты была фанаткой той актрисы, одевалась на манер ежика-гота и вела себя с родителями как неблагодарная дрянь. Когда мы познакомились, ты показала мне «Битлджус», помнишь? И остановила картинку на кадре, где героиня произносит эту самую фразу про комнату, потом улыбнулась и пообещала: «Мы перекрасим ее во все цвета радуги…»

Неужели Франк и правда помнит?

– Твоя Вайнона Райдер два часа наблюдала с экрана, как мы занимаемся любовью на диванчике.

Это тоже задержалось у него в мозгу?

– Вот что я скажу, Кло: тот или та, кто прислал письмо, мерзко пошутил.

Пошутил? Франк действительно произнес слово «пошутил»?

Клотильда в энный раз перечитала фразу, которая потрясла ее сильнее всего.

Когда будешь завтра в Арканю у Лизабетты и Кассаню, задержись на несколько минут под зеленым дубом. – до наступления темноты.

Я увижу тебя и, надеюсь, узнаю.

Буду счастлива, если приведешь с собой дочь.

Больше мне ничего не нужно. Совсем ничего.

Посещение родителей отца было назначено на вечер следующего дня. Франк упорствовал в попытках объяснить необъяснимое:

– Именно так, Кло. Представить не могу, кто этот грязный шутник и зачем он так поступает, но…

– Но?

Прежде чем продолжить, Франк положил руку жене на колено. Нежный муж исчез – его место снова занял моралист, проповедник, изрекающий веские аргументы, репетитор, вбивающий знания в голову бестолковой ученице. Клотильда чуть не задохнулась от его самодовольства.

– Зайду с другой стороны, Кло. В вечер аварии, 23 августа 1989 года, вы четверо – ты, твой отец, твоя мать и Николя – находились в машине. В этом ты не сомневаешься.

– Именно так.

– Никто не мог выпрыгнуть до того, как «фуэго» свалился в пропасть?

В память Клотильды навечно впечатались страшные картины: «фуэго» летит по прямой, как ракета; узкий поворот; отец не реагирует.

– Исключено.

Франк не юлил, его сила заключалась в прямодушии. Он свято верил в два качества – рациональность и эффективность.

– Кло, ты совершенно уверена, что твой отец, твоя мать и твой брат погибли в той аварии? Все трое?

Впервые в жизни Клотильда мысленно поблагодарила мужа за отсутствие такта.

Да, она совершенно уверена.

Растерзанные тела в искореженном «фуэго» почти тридцать лет стоят у нее перед глазами. Тела родителей, перемолотые стальными челюстями, вкус крови, смешанный с запахом бензина. Спасатели отвезли в морг три трупа и разложили по ячейкам, чтобы близкие могли проститься… Расследование несчастного случая… Похороны… Время все разъедает, ничто не возрождается, не зацветает вновь… никогда…

– Да, они погибли все трое, в этом я не сомневаюсь.

Франк положил вторую руку на другое колено Клотильды и наклонился ближе:

– Хорошо, Кло, значит, дело закрыто! Какой-то засранец сыграл с тобой несмешную шутку – бывший возлюбленный или завистливый корсиканец, не имеет значения, не забивай голову ничем другим.

– Чем именно?

Клотильда чувствовала себя лицемерной дрянью, притворщицей, лгуньей.

Случалось, прямота Франка многое упрощала.

– Мыслью о том, что твоя мать может быть жива. Что это она тебе написала.

Бах!

Молочно-белая, намазанная кремом от загара кожа Клотильды вспыхнула до корней волос.

Конечно, Франк.

Ну конечно.

Что ты себе вообразил?

– Конечно, Франк. Я и не думала.

Притворщица! Лицемерка! Лгунья!

Франк решил не настаивать.

Он победил, голос разума услышан, незачем давить.

– Вот и забудь, Кло. Ты захотела вернуться на Корсику. Я согласился. Теперь забудь и наслаждайся отпуском.

Да, Франк.

Конечно, Франк.

Ты прав, Франк.

Спасибо, Франк.

Ровно через минуту

Франк предложил смотаться в Кальви. До города-крепости всего пять километров – меньше десяти минут езды, если дорогу не перегородит стадо ослов или, к примеру, автофургоны для кемпинга.

Он отправился за чистой рубашкой, Валу захлопала в ладоши, услышав новость: Кальви – это торговая улица, запруженная туристами, шикарные яхты в порту, пляжи. Она вошла в дом, чтобы надеть узкое платьице, причесаться, открыв лоб, шею и загорелые плечи, и переобуться в сандалии из плетеной серебристой кожи. Девочку вдохновляла идея возврата к цивилизации, и не абы какой, а сиятельно-богатой. Клотильда спросила себя: «Что между нами не так?»

Пока Валентине не исполнилось десять лет, они были заодно. Маленькая чокнутая принцесса и ее мамаша-психопатка. Клотильда обещала себе, что так будет всегда.

Идиотские игры, безумный смех, общие секреты.

Она клялась, что никогда не станет сварливой, занудной, «черно-белой» матерью, но все вдруг изменилось, а она не заметила. Выбрала неверный угол обзора. Думала, придется иметь дело с бунтаркой переходного возраста, какой сама когда-то была. Она не забыла свои мечты, не дала поблекнуть ценностям. Осталась прежней.

И ошиблась. Во всем.

Валентина, благоразумная современная девочка, считала, что и мать, и ее идеалы давно устарели. Мамочка-чудачка была ей в лучшем случае безразлична, в худшем – заставляла стыдиться.

Валу – вся в изумрудном, даже сумочка с бахромой того же цвета! – стояла перед машиной, Франк сидел за рулем.

– Готова, мама?

Нет ответа.

– Мама, ну поехали! – Голос девочки прозвучал раздраженно – привычно раздраженно.

Клотильда вышла из бунгало:

– Это ты взял мои документы, Франк?

– Я ничего не трогал.

– Их нет в сейфе.

– Говорю же, не брал, – повторил Франк. – Уверена, что не положила их в другое место?

«Ладно, – подумала Клотильда. – Я, конечно, клуша, но не совсем же безмозглая…»

– Да!

Она ясно помнила, как убрала бумажник в маленький стальной сейф, встроенный в шкаф у входной двери, и отправилась принимать душ в гигиенический корпус.

Франк сдвинул темные очки на лоб и нервно забарабанил пальцами по рулю (хорошо хоть на сигнал не жал от злости).

– Раз их там нет, значит, ты…

– Я сунула бумажник в проклятый сейф вчера вечером и больше его не открывала!

Клотильда нервно дернулась, повернулась, поставила чемодан на кровать и вывалила из него все вещи.

Ничего.

Она выдвигала ящики, шарила ладонью на самых высоких полках, заглядывала под кровать, стол и стулья.

Ничего.

Ничего.

Ничего в багажнике, снятом с крыши, ничего в бардачке.

Франк и Валу молча наблюдали за ней.

– Я положила бумажник в эту чертову консервную банку, которую якобы невозможно вскрыть. Кто-то взял документы…

– Послушай, Кло… Есть ключ от сейфа, код, и только мы…

– Я знаю! Знаю! ЗНАЮ!

Клотильде не нравилась улыбка Червоне Спинелло. Никогда не нравилась. Она помнила, что терпеть не могла Червоне-подростка, когда он пытался верховодить в их банде под тем предлогом, что его отец управляет кемпингом.

Лжец. Бахвал. Расчетливый негодяй.

Теперь, обретя власть над восемьюдесятью гектарами тенистой территории с видом на море, он изменился.

Стал угодливым, претенциозным, хитрым развратником.

Полной противоположностью своего отца Базиля.

– Мне очень жаль, Клотильда, – оправдывался Червоне. – Прости, что не зашел поздороваться. Нужно будет выбрать минутку и…

Она решительно отклонила приглашение на аперитив, пресекла жалкие попытки слезливого сочувствия по поводу давней семейной трагедии и высказалась в том смысле, что пропажа документов, по ее мнению, результат кражи.

Червоне нахмурил широкие черные брови.

Он раздосадован. Может, начнет шевелиться…

Управляющий подхватил связку ключей, вышел из корпуса и сказал – нет, приказал – великану, поливавшему клумбу:

– Пойдешь со мной, Орсю.

Он сопроводил слова жестом, указав пальцем на аллею. Так делает человек, навязывая свою волю послушному, хорошо выдрессированному животному. Жест мелкого начальника. Поливальщик подчинился. Увидев его лицо, Клотильда не совладала с собой и отпрянула.

Орсю был очень высок – метр девяносто, не меньше. Широкая, неровно подстриженная борода и длинные густые вьющиеся волосы, падающие на лоб, не могли замаскировать левую, увечную половину лица: неподвижный невидящий глаз, атрофированную впалую щеку, отвисшую на подбородке и шее кожу. Вывернутое плечо, рука в розовой резиновой перчатке, висящая вдоль тела, как пустой рукав, негнущаяся нога дополняли картину несчастья.

По непонятной причине Клотильда скорее смутилась, чем испугалась. Сначала она приняла сочувствие к искалеченному великану за жалость (профессиональная деформация?), но ее смущало другое – чувство, которое она никак не могла назвать. Орсю шел метрах в трех впереди, Червоне наклонился и шепнул Клотильде:

– Ты вряд ли его помнишь. В том несчастном августе Орсю было три месяца. Везения в его жизни больше не стало, но у нас даже трехногих коз не выбраковывают, а уж человека… В «Эпрокте» он занимается всем понемногу и откликается на прозвище Хагрид[44 - Персонаж книг Дж. К. Роулинг о Гарри Поттере, преподаватель в школе чародейства и волшебства, отличался великанским ростом.].

Откровения Червоне были неприятны Клотильде, от первого до последнего слова.

Он почему-то «тыкал» ей, хотя они не виделись двадцать семь лет.

Говорил об Орсю как о приблудном псе.

Выглядел как благодушный священник, а она вспоминала мелкого придурка, мучившего ящериц, лягушек и других невинных тварей.

Они вчетвером рассматривали внутренность крошечного сейфа, а Валу надела наушники, устроилась на стуле и принялась красить ногти на ногах. Червоне, не скрываясь, пялился на ее голые ляжки.

Угодливый. Претенциозный. Порочный.

Орсю здоровой рукой вставлял ключи, проверял задвижку, ригель и цилиндры, Червоне наблюдал через его плечо.

– Ты ошиблась, Клотильда, никто не пытался вскрыть сейф. Подумай хорошенько, бумажник действительно лежал внутри?

Они что, сговорились? Франк и Червоне, ее муж и самый мерзкий тип на свете. Клотильда сдержала гнев и молча кивнула. Управляющий задумался.

– Деньги там были?

– Немного…

– Ваша дочь знала код?

Ах ты наш прямолинейный! Франк в сравнении с тобой – карьерный дипломат…

– Да, но…

Валу не дала матери продолжить:

– Если бы я решила украсть деньги у родителей, взяла бы папин бумажник.

Червоне расхохотался.

– Хорошо сказано, мадемуазель! Будем считать, что это снимает с тебя подозрения.

Клотильду передернуло от понимающей улыбочки, которой обменялись ее дочь и корсиканец. Франк выглядел нервным и раздраженным.

– И что же делать? – спросил он. – Лично я в словах жены не сомневаюсь!

Спасибо, Франк!

Червоне пожал плечами:

– Вам в любом случае придется пойти в жандармерию Кальви и заявить о пропаже документов. Потом Клотильда может подать жалобу – если захочет. – Он двусмысленно ухмыльнулся и добавил: – Твой старый друг Чезаре давно вышел в отставку, так что не знаю, на кого ты попадешь. Дольше чем на три года молодые офицеры у нас не задерживаются.

Хагрид все никак не хотел оторваться от сейфа. Он пытался разобраться, и Клотильда мысленно поблагодарила калеку за то,

что не удовольствовался поверхностным осмотром.

В одном она была уверена на сто процентов.

Вчера бумажник лежал в сейфе.

Кто-то его взял.

Зачем? И кто?

Тот, кто знал код или имел ключ.

9

Суббота, 12 августа 1989,

шестой день каникул,

синее ночное небо

Хотите новость?

В моем затерянном уголке Корсики что-то наконец происходит. Я запишу для вас в дневнике кое-что новенькое!

Новенькое и сенсационное… надеюсь, вы оцените манеру изложения.

Готовы, незнакомый читатель?

Все началось с громкого БАБАХ. Рвануло в 2:23 ночи. Я это точно знаю, потому что проснулась и посмотрела на часы, высунулась в окно и посмотрела на море, полуостров Ревеллата, Балань и самую высокую вершину – Капу ди а Вета[45 - Капу ди а Вета – самый высокий холм в Кальви, расположен на высоте 703 метров над уровнем моря. Местная легенда гласит, что если вы придете сюда вместе со своим любимым человеком, то будете жить вместе долго и счастливо.].

Я ничего не увидела. Ни-че-го! И снова уснула.

С самого раннего утра кемпинг напоминал растревоженный курятник. Жандармы опрашивали туристов – скорее удивленных, чем перепуганных, и нарочито игнорирующих широко лыбящихся аборигенов.

Приморский курортный комплекс «Скала и Море» взлетел ночью на воздух.

Внесу несколько географических уточнений. Мыс Ревеллата – маленький полуостров площадью 300 гектаров, практически дикий, если не считать маяка на краю света, океанологической станции Stareso[46 - Stareso (фр.) – станция подводных и океанографических исследований, Кальви, Корсика.], двух или трех белых вилл, кемпинга «Эпрокт» в самом центре под оливами, откуда крутая узкая тропинка ведет к двум маленьким пляжам – де л'Альга на юго-востоке и Ошелучча на северо-востоке. С запада нет ничего, кроме скал, но можно спуститься к Тюленьему Гроту и каменистой бухточке Ресиза, облюбованной серфингистами.

Уточню некоторые экономические позиции: почти весь этот райский уголок принадлежит одному человеку. Моему деду! Кассаню Идрисси. Который живет со всей семьей в Арканю, в горах, куда можно добраться по крутой тропе или одной-единственной заасфальтированной дороге. На крыше старого каменного дома установлена большая телевизионная тарелка, в центре двора растет древний дуб, а из-за ограды доносятся ароматы маккии. Никаких вывертов – ни бассейна, ни тенистого корта, единственная роскошь – неземной красоты вид на бухту Ревеллата. Даже кемпинг и то находится во владении дедули Кассаню. Базиль Спинелло, друг деда, управляет «Эпроктом», руководствуясь золотым правилом: никаких стен (или почти никаких), только души и туалеты, пустые места для палаток и несколько деревянных бунгало – ровно столько, чтобы было где разместить летом кузенов с континента, друзей и постоянных туристов. Дедушка Кассаню заботится о своих гектарах, как о женщине, которую ни с кем не намерен делить: ею можно восхищаться, но не обладать. На лице этой земли никогда не появится даже крохотная морщинка или складка, она напоена запахами ладанника и цедрата[47 - Ладанник – многолетний вечнозеленый кустарник, растение с крупными яркими цветками, листья и стебли источают приятный аромат. Цитрон, цедрат, корсиканский лимон или Рука Будды – все это названия одного растения семейства рутовых. Родом цитрон из Индии и Китая. В IV–III веках до н. э. армия Александра Македонского привезла его в страны Средиземноморья.], украшена дикими орхидеями цвета индиго. Любимыми цветами бабули Лизабетты.

Однако…

Если вы были внимательны, наверняка не пропустили слово «почти». Я сказала «почти весь уголок рая принадлежит дедуле Кассаню», потому что небольшой скальный участок – четыре тысячи квадратных метров над пляжем Ошелучча – не входил в его владения, их несколько столетий назад унаследовал один дальний кузен. Этот анклав во владениях деда сразу стал единственной на полуострове зоной, доступной для строительства. Ставки мгновенно взлетели, и один подрядчик начал возводить среди красных скал гостиничный комплекс. По слухам, итальянец из Портофино. Отель был задуман роскошный, в тон скалам, терраса с видом на Средиземное море, своя пристань, трехзвездочные номера, джакузи и прочие прелести. Работа началась в марте, и корсиканские ассоциации защитников окружающей среды немедленно подали протест, ссылаясь на Закон о побережье[48 - Закон об охране побережья и берегов озер был принят во Франции в 1975 г. Отдельные места не могут отчуждаться у государства, там запрещено строительство. Французское право делегирует функции управления природной средой местным властям.]. Признаюсь, что поняла далеко не все, но дед с папой могут говорить об этом часами. Совершенно очевидно, что строить на территории анклава законно, поскольку он находится больше чем в ста метрах от моря, но «зеленые» повели речь о защите естественных пространств, природных пейзажей, процедуре регистрации, праве преимущественной покупки (праве первой руки), принадлежащем Национальной службе охраны прибрежных зон и приозерной полосы… Короче, клубок противоречий.

Можно или нет сооружать комплекс? Никто не знает. Адвокаты, журналисты, чиновники сражаются не на жизнь, а на смерть, крупные суммы денег переходят из рук в руки – законно и не совсем. А итальянские работяги медленно, но упорно возводят кирпичные стены на бетонном фундаменте под носом у дедули Кассаню, не дожидаясь решения суда (хотя оно, вполне вероятно, признает строительство незаконным). А нос у моего деда волосатый и обидчивый.

Так все и шло до двух часов этой ночи. БАБАХ!

Огромная дыра в том, что осталось от бетонной плиты. Придя на смену, рабочие увидели на площадке лишь груды строительного мусора.

Продолжение мне рассказала Аурелия. Она дочь Чезаре Гарсии, аджюдана[49 - Аджюдан – унтер-офицер французской армии.] жандармерии Кальви. Вообще-то она не сильно мне нравится. Аурелия на два года старше меня и потому слегка задирает нос, изображает осведомленность: мол, закон есть закон, а если что не так, пожалуюсь папе. Можно подумать, что у нее не было детства, что она вытянула двойную шестерку в «Игре в гуся»[50 - Авторство «Игры в гуся» принадлежит одному из герцогов Медичи. Он преподнес ее в качестве подарка испанскому королю Филиппу II в 1580 г. Игра быстро распространилась по королевским дворам, тавернам и притонам. К XIX в. она стала исключительно детской прерогативой, а до этого в центр доски (там, где обычно располагается картинка большого гуся либо написаны правила) клали деньги и тот, кто первым добегал до клетки № 63, становился Гусем и срывал банк.] и перескочила через первые клетки. Мне жаль ее будущего мужа, если таковой, конечно, заведется. Аурелии не слишком везет, в ее сторону мальчишки смотрят еще реже, чем в мою! В том числе Николя, а я готова поклясться, что она сохнет по моему старшему братцу. Аурелия не уродина, у нее круглые и черные, как маслины, глаза, широкие брови сходятся на переносице и делают ее похожей на строгую птицу. Аурелия – зануда и полная моя противоположность: я выгляжу слишком молодо, она – много старше своего возраста. Это совсем нас не сплачивает, не подумайте ничего такого, мы скорее состязаемся. Два способа адаптироваться… Не исключено, что через много лет мы встретимся и узнаем, кто

победил.

В утро большого БАБАХа я была очень даже довольна, что Аурелия сообщила мне холодно-вежливым тоном:

– Мой отец виделся с твоим дедом Кассаню. Все знают, что стройку взорвал он.

– ????????

– Конечно, никто ничего не скажет. Омерта… Так сказал папа. Все здесь чем-то обязаны твоему дедушке, а Базиль первый, они вместе учились в школе. Уму непостижимо – известно, кто заказал взрыв, и никто не раскрывает рта.

Забавно было представлять, как ее милый папочка (толстяк размером с корсиканского быка) садится в свою ма-а-а-ленькую машинку и едет на беседу к моему дедуле. Он потеет, у него дрожат коленки – храбрый амбарный мышонок вдруг отважился начать переговоры с домашним котом.

Я поставила Аурелию на место:

– Никаких улик против моего дедушки нет. Отец наверняка сказал тебе.

– Ну да, сказал.

Я вбила гвоздь по самую шляпку:

– И вообще, те, кто подложил бомбу, правильно сделали, так ведь? Корсика гораздо красивей без бетона. Пока будет идти процесс, администрация тысячу раз успеет изуродовать мыс Ревеллата и весь остальной остров, согласна?

У Аурелии не бывает собственного мнения, но тут она ответила:

– Да. Мой отец сказал, что Кассаню правильно поступил. Хоть и не по закону.

Тут она меня поддела.

Я думала весь день. Встретила дедушку и Базиля Спинелло у ворот кемпинга, они выглядели как заговорщики, но неопасные. Мимо проехало несколько машин жандармерии. В новостях по радио говорили о взрыве. К вечеру все подтвердилось. Никто ничего не видел и не слышал. Дело закрыто! Бухта Ревеллата возвращается под власть чаек, коз, ослов, кабанов и обитателей «Эпрокта». Я долго сидела в гроте, глядя на море и заходящее солнце.

Красно-золотой мыс был слишком красив.

А я – слишком горда.

Пока жив мой дед, здесь ничего не изменится. Будет диким, непокорным, оберегаемым как зеница ока!

Как я!

Ревеллата останется таким навсегда, мой читатель из будущего, навсегда, обещайте мне!

* * *

Навсегда…

Вот ведь маленькая дурочка!

Он закрыл тетрадь.

10

13 августа 2016

16:00

Голые по пояс рабочие изнемогали от жары, застыв в неподвижности – кто с лопатой, кто за рулем стоящего на приколе бульдозера. Самые удачливые курили в теньке. Могло показаться, что все они следят за возведением среди скал бетонных стен, затеянным шальным титаном. Или безумным королем, возжелавшим получить сказочный дворец, который невозможно построить – разве что зимой или… в ночную смену, но уж никак не летом.

– Будущий четырехзвездочный! – Валу восторженно захлопала в ладоши. Ребенок, что с нее взять…

Франк вел машину осторожно, напряженно щурясь. На каждом повороте солнце ослепляло его, заставляя нервничать. Клотильда обернулась к дочери:

– О чем это ты?

– Четырехзвездочный отель «Скала и Море». Старый проект. Червоне Спинелло пустил его в работу. Комплекс станет продолжением кемпинга «Эпрокт». Открытие следующим летом. Будет классно! Бассейн, спа, фитнес, номера по триста евро за ночь с отдельной террасой и прямым выходом к морю.

Клотильда бросила взгляд на стройку. Огромный стенд, частично закрывающий площадку, украшала фотография роскошной гостиницы в окружении логотипов европейских и местных компаний. Даже втиснутое между скалами, пяти-шестиэтажное здание будет доминировать над всей округой.

Странное, необъяснимое чувство овладело Клотильдой. Она много лет старалась забыть эти необитаемые камни, опасную дорогу и смертоносную пропасть. И вот ведь какая странность: здесь, на месте драмы, каждый поворот, любая панорама райского острова становились для нее зельем забвения. Она уносилась мыслями во времена до аварии, вспоминала каждое лето на Корсике. Воспоминания были более чем смутными, но Клотильда ни на мгновение не усомнилась в своей любви к этим пейзажам, ароматам и даже предавшей ее природе. Корсика тоже сирота. Прекрасная и одинокая. Двадцать миллионов лет назад ее отняли у семьи, оторвали от континента, Альп, Эстереля и переместили в Средиземное море.

Валу выворачивала шею, разглядывая стройплощадку будущего дворца удовольствий.

– Червоне понял, что я правда интересуюсь, и кое-что шепнул. На будущий год мне исполнится шестнадцать, и он сможет взять меня на работу.

Червоне…

Клотильда дернулась, как от удара током. Ее дочь уже называет эту сволочь по имени! Игрока-волокиту-бабника, старше ее на четверть века.

– Не понимаю, как можно строить подобное уродство!

Валентина сдалась без боя, только перевела взгляд с рекламного щита на каменистые утесы, словно наяву представила себе новый отель.

Самые трудные подростки избегают противостояния.

– Можешь поинтересоваться мнением прадедушки Кассаню на этот счет, – мрачным тоном посоветовала Клотильда. – Завтра вечером мы ужинаем в Арканю.

– И зачем мне это делать?

– Да просто так.

– Твой дедуля – старый корсиканский сепаратист? Подрывник? Как в сериале «Мафиоза»?[51 - Французский криминальный телесериал.]

– Сама увидишь.

– А сколько ему лет, прадедушке-патриарху?

– Одиннадцатого ноября будет восемьдесят девять.

– И он все еще живет в овчарне на краю света? На Корсике что, нет домов престарелых?

Клотильда закрыла глаза.

Они доехали до ущелья Петра Кода, где с карниза вниз рухнул «фуэго».

В салоне установилась тишина, только звучала мелодия диско. Франк хотел было убрать звук, но не стал. Три букетика чабреца исчезли с обочины.

Бригада жандармерии Кальви располагалась на въезде в город. Из окон открывался неповторимый по красоте вид на Средиземное море и мыс Ревеллата. Жены жандармов могли последовать за мужьями на «землю всех опасностей» только за роскошные служебные квартиры у кромки моря и с панорамным видом.

Клотильда пошла одна, сказав Франку, чтобы отвез Валентину в порт, и пообещала позвонить, как только освободится. «Много времени это не займет, я только подам заявление…»

Дежурный был молод, спортивен и гладко выбрит – от черепа до подбородка. На его столе красовались флажки и вымпелы регбийных клубов.

Ош. Альби. Кастр…

Ни одного корсиканского клуба.

– Капитан Кадна, – представился офицер, протягивая Клотильде руку.

Выслушав ее, он достал бланк заявления о пропаже документов и сокрушенно пожал плечами: бюрократия, черт бы ее побрал… В его искренней улыбке не было ничего… строевого, он скорее напоминал солдатика, мечтающего о самоволке.

Клотильда сообщила обстоятельства кражи: закрытый сейф, исчезнувший бумажник, отсутствие каких бы то ни было следов.

Жандарм встал и посмотрел в окно на маяк. Тело у него было поджарое и сильное, как у игрока нападения.

– Червоне Спинелло не понравится визит на его территорию. Он предпочитает сам улаживать все дела в кемпинге. Но если вы настаиваете…

Клотильда кивнула: да, она настаивает. Хотя бы для того, чтобы насолить Червоне.

«Нападающий» поправил висевший на стене вымпел клуба «Брив».

– Скажу вам честно, мадемуазель, я здесь три года, но еще не до конца разобрался, как все функционирует. Хотя сам родился на Юге… Кадна – странная фамилия для легавого, но не для уроженца Битерруа[52 - Винодельческая область на юге Франции, в департаменте Эро, в 12 км от побережья Средиземного моря.]. До войны мой прадедушка Жюль Кадна был лучшим игроком второй линии во

Франции. Заметьте, я не жалуюсь на назначение в Кальви и владею теперь четырьмя языками – французским, английским, окситанским[53 - Окситанский язык (или провансальский) – язык коренного населения Окситании (юг Франции) и ряда сопредельных районов Испании и Италии.] и корсиканским! Красивый остров, милые люди, но в регби ни черта не смыслят!

Он рассмеялся и начал проверять заполненный Клотильдой бланк.

Фамилия

Барон

Девичья фамилия

Идрисси

Имя

Клотильда

Профессия

Адвокат. Семейное право

Следующий вопрос капитан задал почти машинально:

– Вы корсиканка?

– Да. Сердцем.

– Из семьи Кассаню Идрисси?

– Я его внучка.

– Вот как…

Пауза.

Бабочка села на кактус! Офицер Кадна перестал дышать – совсем как нью-йоркский коп, услышавший имя Вито Корлеоне[54 - Герой романа Марио Пьюзо «Крестный отец».]. Мгновение спустя он «отмер», принялся энергично штемпелевать документы и вдруг участливо посмотрел на посетительницу. Бабочка перелетела на розу.

– Черт, какой же я идиот!

Что, простите?

– Вы… – Он пытался подобрать верное слово, и Клотильда догадалась.

Выжившая.

Чудом спасшаяся.

Сирота.

– Вы – дочь Поля Идрисси, – наконец нашелся жандарм. – Он погиб в аварии на дороге к мысу Ревеллата вместе с вашей матерью и братом.

Клотильда удивилась. Этот уроженец Окситании служит на острове три года. Авария произошла двадцать семь лет назад. С тех пор на коварном серпантине наверняка произошло несколько десятков несчастных случаев – все со смертельным исходом, так почему молодой человек так хорошо помнит именно…

Капитан прервал ход ее мыслей:

– Сержант знает, что вы здесь?

Сержант?

Чезаре?

Чезаре Гарсия?

Клотильда отлично помнила человека, который расследовал трагедию, случившуюся с ее семьей. Чезаре Гарсия был спокойным, добродушным и очень деликатным человеком. Он задавал ей вопросы в больнице, и в его голосе звучало искреннее сочувствие. Их разговор в отделении скорой помощи в Балани продлился три часа, Гарсия сидел на стуле и то и дело промокал лоб и шею бумажной салфеткой.

Не забыла Клотильда и его дочь Аурелию, она входила в их маленькую «банду» и все время ныла или брюзжала.

– Нет, – ответила она. – Вряд ли. Червоне Спинелло обмолвился, что Гарсия вышел в отставку.

– Верно… Несколько лет назад. Полагаю, вы его помните. Людей такого телосложения не забывают. Он мог бы стать гениальным нападающим, незаменимым в схватке, если бы эти тупицы-корсиканцы знали, что бывают мячи овальной формы![55 - Имеется в виду мяч для регби.] Теперь он толстеет на десять кило в год.

Жандарм подошел вплотную к Клотильде.

Крылья бабочки трепетали, словно она опасалась красивого, но плотоядного растения.

– Вы должны повидать его, мадемуазель Идрисси.

В ее глазах отразилось непонимание.

– Он живет в Каленцане. Это важно, мадемуазель Идрисси. Он много чего рассказал мне о той давней аварии, прежде чем покинул бригаду, потому что еще много лет назад искал концы. Он намного хитрее, чем о нем думают, и у него, как бы это выразиться… есть…

– Да говорите же! – Клотильда впервые повысила голос.

Бабочка улетела.

– У него есть теория.

11

Он открыл тетрадь.

Поморщился – читать будет неприятно.

Но придется.

Чтобы подогреть ненависть.

* * *

Воскресенье, 13 августа 1989,

седьмой день каникул,

темно-синее небо

Сегодня бал.

Предупреждаю – я его королева!

Сижу на пляже, чуть на отшибе, в тени, с книгой на коленях.

Итак…

Балом я называю танцульки в кемпинге: три гирлянды плюс большой магнитофон отца Германа на пластиковом стуле. Николя привез из Парижа кассеты со шлягерами 50-х, записанными прямо с радио (в перерывах слышны реклама и отбивки).

И вот еще что, мой читатель из будущего: надеюсь, вы никогда не услышите один шлягер того лета, он исчезнет из памяти людей так же быстро, как завоевал их мозги.

Я имею в виду безумную мелодию – ламбаду.

Не просто песню, но еще и танец, во время которого партнер сует бедро между ног своей дамы. Касается ее… ну, вы понимаете.

Именно так, я не вру!

Если кто-нибудь попробует так со мной…

Честно говоря, риска никакого. Ни один мой ровесник не соблазнится… карлицей. Вот я и сижу на песочке в наряде колдуньи и читаю «Опасные связи».

Версия для кемпинга.

Мимо прошел Базиль Спинелло и велел сделать музыку потише.

– Сейчас, папа, – ответил его сынок-подхалим Червоне.

Я согласна с Базилем.

Музыка загрязняет окружающую среду. Она вылетает в мир и пачкает его, как жирные обертки, окурки или куски гипса на стройплощадке комплекса «Скала и Море». Нужно пользоваться плеером и наушниками, иначе оскорбляешь красоту мира, а это недопустимо.

Красоту нужно ценить.

В одиночку.

Красота есть тайна, недопустимо осквернять ее болтовней.

Для меня Корсика олицетворяет красоту…

Ее следует любить и… оставить в покое.

Базиль это понял.

Дедуля Кассаню тоже.

А может, и папа.

Не успел Базиль уйти, как его сынуля прибавил звук.

Ты ламбадишь, мы ламбадим, вы ламбадите…

В одном ритме.

Пятнадцать подростков.

Которые слыхом не слыхивали ни о Мано, ни о «Нирване», и меня бесит, что через год или два они скажут: «Это гениально!» – потому что все будут считать их музыку гениальной!

Мой дневник лежит поверх «Опасных связей», но этого никто не видит, так можно писать без помех. Я решила, что сегодня представлю вам всю кодлу. Сделать это непросто, поэтому будет правильно обозначить каждого одной буквой.

Начну с моего брата Николя, сидящего на корточках возле стула с магнитофоном. Он красавчик в стиле Вальмона, очень милый и дружелюбный, поэтому пользуется бешеным успехом у девчонок. У меня есть теория: если любишь всех – не любишь никого. Мой старший брат влюбляется во всех девушек планеты с искренностью несчастного ангела, не способного любить одну.

Николя – это Н.

Рядом с ним девчонка, балдеет от Billie Jean[56 - Песня Майкла Джексона (1983), посвященная группи – девушкам, сопровождавшим его и группу The Jacksons на гастролях.]. Это Мария-Кьяра. Детально я опишу ее позже – маленькая кокетка заслуживает отдельной главы. Сейчас скажу одно: она похожа на маркизу де Мертей, куртизанку, которая всеми манипулирует. Я терпеть не могу Марию-Кьяру, понадобилась бы целая ночь без сна, чтобы объяснить насколько.

Мария-Къяра будет М.

Та, что танцует не в такт, сама с собой, – одинокая, как я, но не умеющая это скрыть, наш унылый дятел Аурелия Гарсия. Дочь жандарма, ух ты, музыка гремит, ох ты, я позвоню папе, о-ля-ля ламбада, божебоже, уй-я, мальчишки, о нет, о нет, о нет… Она чешет брови и глупо скалится – должно быть, мечтает о прекрасном принце, который увидит звездочки в отблеске ее брекетов… Удачи, старушка!

Аурелия – это А.

Других девчонок зовут Вера, Канди, Катя, Патрисия, Тесс, Стеф, но они не важны, так что перейду к парням – во всяком случае, к тем, кто вдохновляет меня на злобные высказывания. Другие – Филипп, Людо, Магнус, Ларс, Тино, Эстефан – нормальные, то есть славные, любят пиво и грязные шуточки, ухлестывают за девчонками. Нормальными девчонками.

Из этого следует, что меня они в упор не видят.

Блондинчик Эстефан носит хвостик, у него южный акцент, он мечтает выучиться на врача и завербоваться в Эфиопию. Магнус хочет снять четвертый эпизод

«Звездных войн». Филипп твердо намерен взойти на борт «Колумбии»[57 - Космический шаттл НАСА.] и стартовать в космос с мыса Канаверал. Описывать правильных скучно, так что перейдем к плохишам.

Червоне Спинелло убеждает моего брата сделать музыку еще громче. «Не бери в голову, Николя, отец ничего не скажет!» Я вам уже рассказывала об этом кретине, он уверен, что однажды будет управлять кемпингом, вот и ведет себя как дофин. Внимание: дофин, а не дельфин, старший сын короля, наследник престола. Неумеха, педант и придурок.

Все эти качества часто присущи тем, кто наделен властью. Червоне такой. Будет таким.

Червоне обозначу буквой Ч.

И наконец, Циклоп. Называю его так не по аналогии со свирепым персонажем античного мифа (ха-ха-ха), просто, сколько бы вы на него ни смотрели, всегда будете видеть один глаз. Взгляд Германа, он же Циклоп, всегда устремлен на Марию-Кьяру.

Где она, там и его профиль. Будь эта девчонка солнцем, Герман всегда загорал бы одной половиной лица. Он немец, но неплохо болтает на французском и английском. Кажется, природа наделила его сверхспособностями, у него не мозг, а компьютер, запрограммированный на прилежную учебу в лицее в течение десяти месяцев учебного года, а вот с летними месяцами он не справляется.

Герман – это Г.

Вы следите за моей мыслью?

Подведу итог геометрической любовной схемой «Опасные связи для чайников». Есть круг – нет, два круга, их центры – Н. (Нико) и М. (Мария-Кьяра). Нормальные подростки – я назвала вам только их имена – распределяются по кругам: девочки – к Н., мальчики – к М.

А. (Аурелия) и Ч. (Червоне) желали бы войти в круг Н. (Николя). Г. (Герман) хотел бы проложить прямую линию к М. (Марии-Кьяре). Главный вопрос звучит так: пересекаются ли эти круги, могут ли они объединиться, наложиться друг на друга?

Н. М.?

Н. М.?

Н. = М.?

Ответ скоро будет, не разъединяйтесь, а сейчас ламбаду сменил медленный фокстрот. Гитары Scorpions плачут и клянутся, что любовь все еще жива[58 - Still Loving You – «Все еще люблю тебя» (англ.) – рок-баллада группы Scorpions (1984). Песня вызвала такую волну истерии у французских поклонников, какой не наблюдалось во Франции со времен The Beatles.]. Я слушаю и восхищаюсь. Нико умеет компоновать записи! Этот фокстрот действует просто убийственно после Wake те up[59 - «Разбуди меня» (англ.) – песня с дебютного альбома (2013) Тима Берглинга – шведского диджея и музыкального продюсера, известного под сценическим именем Ави?чи.] и Wham Rap[60 - Wham! – дуэт Джорджа Майкла и Эндрю Риджли, безумно популярный в середине 1980-х годов. Их первый сингл, Wham Rap! (1982), попал под запрет на радиостанциях за нецензурную лексику.] звучавших в полную силу! Девчонки вспотели, блузки облепили тела, аж соски просвечивают. Ну и хитрец мой братец!

Я бесшумно отодвигаюсь в тень: чтобы писать, мне свет не нужен.

Составляются пары.

Стеф с Магнусом, Вера с Людо, Канди с Фредом, Патрисия колеблется между Эстефаном и Филиппом, Катя ждет, пока выберет подруга, одним словом – большой летний супермаркет. Спешите отовариться, распродажа заканчивается в августе.

Если меня пригласят потанцевать, я пошлю куда подальше. И буду плакать до утра.

Никакой опасности!

Прекрасный Джордж Майкл вернулся с Careless Whisper[61 - «Беспечный шепот» (англ.) – первый сольный хит Джорджа Майкла, выпущенный в 1984 г., возглавлял чарты 25 стран.]. А я веселюсь, веселюсь, веселюсь в своем укромном уголке. Вы слышите, мой конфидент? Я ВЕСЕЛЮСЬ! Как мышка в норке.

Первый круг только разошелся, Нико оставил шведку Тесс, не удостоив даже взглядом Аурелию, протянувшую к нему руки. Мария-Кьяра оставила красавчика Эстефано. Король и королева бала готовы встретиться.

Дело пошло, маркиза де Мертей направляется к Вальмону.

Шаг, другой, третий под светом фонариков.

Кругов больше нет, пары танцуют, плачет саксофон.

Сошлись всего две точки.

Белое платье Марии-Кьяры меняет цвет, когда она рассчитанно медленно проплывает под очередным фонариком.

Синий желтый красный синий желтый красный синий желтый красный

Николя стоит под последним – красным – фонариком гирлянды, растянутой на ветвях оливы.

Синий желтый красный синий желтый

В десяти метрах от Николя Мария-Кьяра вдруг останавливается.

Желтый

Возможно, почувствовала взгляд.

Она отступает в сторону, ее платье теперь освещает только лунный свет.

Белый

Я ждала чего угодно, только не этого. Мария-Кьяра поворачивается спиной к моему брату, ее обнаженные руки, влажные от пота груди, взмокшая талия тянутся к… Герману.

Циклоп не верит своим глазам.

12

14 августа 2016

18:00

Когда будешь завтра в Арканю, у Лизабетты и Кассаню, задержись на несколько минут под зеленым дубом – до наступления темноты.

Я увижу тебя и, надеюсь, узнаю.

Несколько слов, написанных почерком, как две капли воды похожим на почерк ее матери, крутились в голове Клотильды.

Все быстрее и быстрее.

Завтра… я увижу тебя…

Она боролась с двумя противоречивыми чувствами, нетерпением и страхом, – тем страхом, что электризует и одновременно парализует накануне первого любовного свидания.

Завтра… говорилось в послании.

Осталось меньше двух часов. Этим вечером они приглашены на ужин в овчарню Арканю, в дом дедушки и бабушки. Кто будет ждать там? Кто ее увидит?

Клотильда замерла перед зеркалом в душевой. Оставить длинные волосы распущенными или сделать строгий пучок? Третий вариант – взлохматить волосы, чтобы торчали во все стороны, как делала в пятнадцать лет, – она домыслить не решалась. Клотильда попыталась сосредоточиться и вспомнить, как выглядит овчарня. Большой, залитый солнцем пыльный двор, море за каждым глинобитным домом, прилепившимся к скале… Следующие строчки письма вытесняли обрывки воспоминаний.

…и, надеюсь, узнаю.

Буду счастлива, если приведешь с собой дочь.

Клотильда попросила Валу сделать над собой усилие – надеть длинную юбку и закрытую майку, заколоть волосы, обойтись без жвачки и темных очков «Рей-Бан». Девочка согласилась – с недовольным видом, но даже не пытаясь выяснить, с чего вдруг она должна так наряжаться ради визита к прадедушке почти девяноста лет от роду и прабабушке, которой исполнилось восемьдесят шесть.

В туалете было пусто, только Орсю медленно мыл пол и кабины, перенося тяжелое ведро здоровой рукой. Он делал это каждые три часа, в том же ритме, что и другую свою работу: поливал, сгребал мусор, корчевал, полол, включал подсветку… Рабство чистой воды!

Клотильда улыбнулась великану, но он не ответил, она пожала плечами и принялась подводить глаза черным, решив придать им восточную глубину. А может, вспомнила любимую готскую моду? Дверь за ее спиной открылась, впуская двух подростков.

Грязные кеды, в руках наушники, на коленях и локтях флуоресцирующие защитные щитки. Они направились прямо в кабинки, очень быстро вышли и с отвращением посмотрели на собственные грязные следы на мокром кафеле. Тот, что повыше, замер, как перед смертоносными зыбучими песками, и повернулся к Орсю:

– Чертов свинарник!

Второй осторожно, чтобы не поскользнуться, обогнул грязное место, шагнул в другой угол и начал там топтаться.

– Ты нам осточертел, Хагрид! Неужели нельзя мыть сортир рано утром или поздно вечером, когда никому сюда не надо?

Первый, лет тринадцати, не больше, –

из-под велосипедных шортов выглядывают фирменные трусы – решил перещеголять приятеля:

– Вот именно, Хагрид, так делают везде – в школе, в офисе моего отца, даже в уличных туалетах. Мусор вывозят и дерьмо убирают, когда люди еще спят в своих постелях или уже разошлись по домам.

Коротышка – на вид максимум двенадцать лет – в длиннющей футболке Waikiki XXL[62 - LC Waikiki – турецкая компания-ритейлер одежды для всей семьи.] подал следующую реплику:

– Это работа, а не развлечение, Хагрид. Обслуживание пользователей, уважение к клиентам, понимание сути туристического бизнеса. Унитазы должны блестеть, дерьмо – исчезать как по волшебству, а тебе лучше оставаться невидимкой.

Орсю бросал на малолетних мучителей затравленные взгляды, ненависти в его глазах не было – только страх. Его пугали их слова, то, что они могли сделать. Возможно, даже их разочарование.

Клотильда колебалась. Будь она помоложе, уже кинулась бы в бой, а сейчас дала себе три секунды и только после этого резко повернулась к подростку постарше. Три секунды… Не так уж ты и постарела, дорогая…

– Как твоя фамилия?

– Зачем это?

– Назови свое имя!

– Седрик.

– Седрик… А дальше?

– Седрик Фурнье.

Она кивнула второму парню:

– Твоя очередь.

– Максим. Максим Шантрель.

– Ладно, я с этим разберусь.

– С чем, мадам?

– Решу, буду ли подавать жалобу.

Мальчишки переглянулись. Они не понимали. Жалобу на этого типа – за то, что плохо убирается? Вряд ли. До такого они доводить не хотели…

– Да-да, жалобу – за оскорбление работника при исполнении, замечания дискриминационного характера (она демонстративно бросила взгляд на негнущуюся руку Орсю), злоупотребление властью в отношении третьего лица.

– Вы издеваетесь, мадам?

– Мэтр – не мадам. Мэтр Барон. Адвокат по семейному праву, «IENA и Компаньоны» в Верноне.

Они снова переглянулись, совершенно подавленные.

– Пошли вон!

Ребята испарились.

Орсю не ответил на ее улыбку. Ну и ладно. Клотильда повернулась к зеркалу, гордясь в душе взбучкой, которую устроила маленьким негодяям, уголком правого, уже подведенного глаза она косилась на бородатого великана. Он еще мгновение постоял неподвижно, потом кинул тряпку в ведро и достал чистую.

Внезапно у Клотильды так сильно закружилась голова, что она выронила кисточку и обеими руками ухватилась за раковину.

Черная струйка туши потекла по белоснежной эмали.

Она пыталась успокоиться и точно восстановить в памяти безобидный жест Орсю. Бросить грязную тряпку в ведро и вытащить из него другую, чистую.

Невозможно, невозможно, невозможно.

Полоска черной туши медленно подбиралась к сливному отверстию – совсем как змея, ползущая в свое убежище.

Безобидный жест.

Орсю, повернувшись к ней спиной, убирал щеткой следы, оставленные юными придурками.

Ирреальный жест… потусторонний.

Она теряет рассудок.

– Потрясающе выглядишь, Валентина…

Червоне Спинелло стоял в дверях административного корпуса, приветствуя входящих и выходящих, как опытный лицейский надзиратель, взирающий на покидающих здание учеников. Его жена Аника на превосходном английском беседовала со скандинавскими туристами, взгромоздившими на стойку огромный тяжеленный рюкзак. Высокая, элегантная, утонченная, внимательная и деловая, она была сердцем и легкими кемпинга «Эпрокт», его душой и святой покровительницей. Червоне отводилась роль кюре.

Валентина обернулась, поблагодарила за комплимент и, указав пальчиком на собранные в хвостик волосы, потом на длинную юбку, сообщила заговорщицким тоном:

– Я при исполнении. Через два часа мы ужинаем у предков.

– У Кассаню и Лизабетты? В овчарне Арканю?

Валентина многозначительно улыбнулась, заправила непокорную прядь под розовый шелк повязки и перевела взгляд на щит с планом будущего комплекса «Скала и Море».

– Между прочим, мама считает, что при дедушке лучше вашу стройку не поминать.

Аника повела шведок смотреть свободные места. Червоне убрал телефон в карман, приобнял Валентину за плечико, развернул ее лицом к большой карте Корсики и ткнул пальцем в центр Средиземного моря:

– Можешь назвать третий по величине аэропорт Испании после мадридского и барселонского?

Девочка покачала головой, не понимая, куда клонит директор.

– Пальма! Пальма-де-Майорка. Столица Балеарских островов. Площадь Балеар – пять тысяч квадратных километров, население – один миллион и… десять миллионов туристов в год! Вдвое меньше Корсики – и в четыре раза больше приезжающих… А ведь на островах нет и четвертой части достопримечательностей нашей Корсики, так, два пляжа, три грота да гора – не выше полутора тысяч метров. (Палец продолжил движение по синеве карты.) А теперь ответь, почему один средиземноморский остров привлекает туристов, создает рабочие места и богатеет, а другой ничего подобного не делает и, соответственно, не имеет?

– Я… я не знаю.

– Поймешь сегодня вечером. Даже вопросы задавать не понадобится, просто слушай деда.

– Прадеда.

– Ну да, конечно… Тебе известно, что Кассаню был одним из лучших друзей моего отца? – Он указал рукой на горизонт: – Посмотри туда.

Валентина обвела взглядом полуостров Ревеллата, похожий на огромный голый палец.

– Что видишь?

– Ничего.

– Вот именно – ни-че-го! – воскликнул Червоне. – Корсика – это рай, один из красивейших островов планеты, дар небес, и что же они с ним сделали? Ничего! Разве что конфисковали в свою пользу, как старики, прячущие деньги под матрасом. Из-за них мы потеряли полвека. Назовешь самое крупное корсиканское предприятие?

– Ну… Нет.

– Супермаркет! Молодежь бежит с острова, но у части населения все равно нет работы. По вине так называемых защитников Корсики. Добровольным изгнанникам приходится искать счастье в Марселе или Парижском регионе. Они становятся экономическими беженцами, живут весь год в унынии, приезжают на месяц в отпуск, общаются с родственниками и улетают, заливаясь горючими слезами. И это помощь Корсике? Так они любят родину, наши корсиканцы?

Взбудораженный директор кемпинга схватил Валентину за руку и перевел взгляд на плакат, прикнопленный к стене в холле.

– Комплекс «Скала и Море». Старый проект из пожелтевшей от времени папки. Я годы положил на то, чтобы купить этот участок. Когда строительство закончится, появится тридцать постоянных рабочих мест. Летом их будет втрое больше. Одно я придержу для тебя, и это не пустое обещание. Ты тоже изгнанница, значит, заслужила. Кроме того, ты – наследница. – Червоне коснулся щеки Валентины, наклонился и прошептал ей на ухо: – И на этот раз твой предок слова не скажет поперек.

Девочка попыталась высвободиться, но он удержал ее.

– Все здесь боятся Кассаню. Даже сегодня. Он здесь хозяин.

Червоне наконец отпустил Валентину, подул на ладони, пошевелил пальцами, как будто стряхивал волшебный порошок, и заключил:

– Да, все – кроме меня. Скажу по секрету, я околдовал Кассаню Идрисси и он теперь исполняет все мои желания.

Тушь наконец стекла в слив, оставив за собой серый улиточный след. Клотильда пыталась взять себя в руки, наблюдая в зеркале за Орсю. Он закончил убирать дальнюю кабинку и начал ритуал заново.

Бросить грязную тряпку в мыльную воду, достать чистую, отжать одной

рукой, держа между коленями, намотать на швабру.

Клотильда закрыла глаза.

Картинка никуда не делась. Ведро, швабра, мокрый пол.

Так выглядела кухня в доме Турни в Нормандии, где прошли первые пятнадцать лет ее жизни.

Но там со шваброй управлялась мама.

Пальма научила их своей технике – сына Николя, мужа, у которого было не много обязанностей по дому, и дочь Клотильду. Ее. Так в других семьях из поколения в поколение передают секреты ремесла.

Делать уборку двумя тряпками, все время оставляя одну отмокать, менять их местами – для экономии времени, вот и весь ритуал.

И Орсю знал его и практиковал.

Клотильда открыла глаза и попыталась успокоить нервы, рассуждая логически.

Орсю использует их «семейный» прием, как сотни тысяч других мужчин и женщин. Нельзя терять голову, становясь жертвой нелепых обстоятельств. Она должна контролировать себя, не поддаваться эмоциям – короче, обратиться к своему адвокатскому опыту. Именно выдержка помогает ей добиваться успеха, защищая интересы женщин, которые остались одни с детьми после развода. Клотильде чаще всего удавалось договориться о разделе имущества и совместной опеке на хороших условиях, даже если бывшим мужьям ужас как не хотелось продавать дом, построенный собственными руками.

Она должна собраться.

Справиться с волнением на ужине в Арканю, задать бабке с дедом правильные вопросы.

Держать себя в руках на встрече с Чезаре Гарсией. Несколько часов назад Клотильда позвонила отставному жандарму, но он не захотел объясняться по телефону: «Все завтра, Кло, приезжай в любое время ко мне в Каленцану. Я всегда дома».

Орсю уходил, прихрамывая, в здоровой руке ведро и швабра. А она все никак не могла совладать с нервами. И дело было не только в диком совпадении двух методик (любая из ее подруг умерла бы со смеху!), маминой и Орсю, но и в тех гадостях, что подростки наговорили несчастному великану. Клотильду бесило, что они зовут инвалида Хагридом, что Червоне внаглую эксплуатирует его – здесь, на этом острове, среди людей, которых она идеализировала.

Клотильда посмотрела на часы.

Через час нужно быть в Арканю.

Кто-то ждет ее там. Ждет и надеется узнать.

Она скорчила капризную гримаску и мысленно повторила текст записки. Как молитву. Как шпионскую инструкцию, которую следует выучить наизусть, потому что хранить ее смертельно опасно.

Больше мне ничего не нужно. Совсем ничего.

Разве что поднять глаза к небу и любоваться на Бетельгейзе. Знала бы ты, моя Кло, сколько ночей я глядела на эту звезду и думала о тебе!

Свет погас, и помещение погрузилось в полумрак.

Вся моя жизнь – темная комната.

В дверях появился Франк:

– Поехали, Кло?

Целую тебя.

П.

13

Понедельник, 14 августа 1989,

восьмой день каникул,

небо цвета голубой розы

Привет, привет!

На днях я оставила вас с моими знакомыми подростками, танцующими ламбаду.

Вы не сердитесь?

Я говорю «мои», потому что причисляю себя к племени, хотя формально в него пока не вхожу…

М, Н, Э, К, Г, Мария-Кьяра и Николя, Червоне, остальные… Великие любовные истории. Уверяю, вы ничего не пропустили, все только начинается, сделаны лишь первые робкие шаги. Буду держать вас в курсе.

А может, моя подборка флиртов кажется вам несерьезной? Неужели вы считаете их интрижками, о которых действующие лица забудут, как только повзрослеют?

Если так, я расскажу вам запутанную историю любви, несчастной, трудной – все, как вы любите.

Взрослую историю.

О мужчине и женщине.

С самого начала каникул все между ними было хорошо. Не подумайте, что обычно они то и дело ссорятся, но особого лада тоже нет. Папа поздно возвращается, мама его ждет, они говорят о домашних делах – съездить за покупками, выбросить мусор, то да се, – иногда куда-нибудь ходят, ну и любовью занимаются. Как только мы отправились в путь, родители повеселели, стали нежничать: поцелуйчики в шею, «ты очень хороша, дорогая», кокетливый смешок… На мой взгляд, папа прилагает больше усилий, чтобы подзарядить батареи супружеского либидо. Но тут… Трах! Бах!

Катастрофа…

Сейчас все объясню. Папа с мамой встретились на Корсике тысячу лет назад, мама тогда с подругами путешествовала по острову на мотоциклах, а папа жил с родителями в овчарне Арканю. Детали романа неизвестны, но познакомились они 23 августа 1968 года, в День святой Розы, на Ревеллате.

23 августа, в годовщину встречи, папа обязательно преподносит маме букет роз: красные символизируют страстную любовь, белые – чистую любовь, оранжевые – желание… По семейному преданию, самым красивым был букет шиповника, который он срезал для любимой в первое лето. Мама очень любит эти дикие, вольные цветы. Rosa canina[63 - Известный всем шиповник обыкновенный, или собачья роза, или дикая роза, или шиповник собачий.].

Сколько себя помню, 23 августа мои родители устраивают себе передых и проводят вечер в Casa di Stella, лучшем табльдоте[64 - Тип меню с единой комплексной ценой в курортных гостиницах, пансионах, ресторанах. В цену включено все – от закусок до десерта.] между Кальви и Порто, – романтичная терраса под оливами, еда, приготовленная на открытом огне, тушеная говядина по-корсикански, жареный групер[65 - Групер, или черна, или мероу – род рыб из семейства каменных окуней.], игристый мускат «Казанова». В ресторан можно попасть прямо из Арканю, поднявшись по крутой тропинке. На ночь отец заказывает «номер для новобрачных» с огромной деревянной кроватью в деревенском стиле, мраморной раковиной, старинной ванной на ножках посреди комнаты и огромным окном с видом на Большую Медведицу. Так я себе это представляю. У меня есть заветная мечта: хочу, чтобы в один прекрасный день возлюбленный пригласил меня в Casa di Stella, Дом Звезд… Умоляю, скажите, так и будет, ведь правда?

Скобки закрываются?

Брачные утехи моих родителей на балконе Млечного Пути остались в прошлом.

В этом году все пошло не так.

Началось с афиш, расклеенных в кемпинге и окрестностях. Концерт корсиканской полифонии. 23 августа. Начало в 21:00. Исполняет группа «А Филетта»[66 - A Filetta («папоротник», корс.) – музыкальный коллектив под руководством Жана-Клода Акавива, флагман корсиканских полифонических пений. Группа была основана в 1978 г. в регионе Балань. Музыка A Filetta звучит во многих фильмах.] – кажется, суперзнаменитая. Она гастролирует по всему миру, а теперь вот решила выступить в церкви Санта-Лючии, в заброшенной деревне Придзуна, что в Гале?рии.

Папа решил провести «артподготовку» – по правде говоря, довольно неуклюжую.

Первое: я «натыкаюсь» на афишу.

Второе: рассказываю (с восторгом), что это лучшая группа планеты Земля, и заставляю всех день и ночь слушать кассеты с записями.

Третье: аккуратно, впроброс, намекаю Пальме Маме, что годовщину встречи можно перенести на день накануне Святой Розы.

Результат вышел просто ужасный.

Мама не сказала «нет». Ответила: «Как хочешь…»

Жуткие слова! Теперь она ведет себя и выглядит как Роза Маленького принца. Прямая, гордая, оскорбленная. Ощетинившаяся всеми шипами.

Моя мать – самый горделивый цветок в мире.

Сегодня пошел восьмой день каникул, и мы пребываем в подвешенном состоянии.

Лично я вижу два возможных выхода.

Первый – вполне вероятный. Пальма Мама делает все, чтобы папа почувствовал себя виноватым и

отказался от идеи пойти на концерт. Никогда в этом не призна?юсь, даже под пыткой, но я поддерживаю маму! Женская солидарность обязывает!

Выход номер два: папа не сдается, начинается холодная война, длится до посадки на паром, а возможно, продолжается и в Париже.

Есть третий выход, хуже двух предыдущих. Родители втянут в свою ссору нас с Николя. Папа всерьез оскорбится и не захочет уступить, заявит, что мы не уважаем свои корни, не хотим впитать островную культуру, познав ее через песни «А Филетты»…

Его одержимость может показаться вам комичной, и вы решите, что все это выеденного яйца не стоит, но…

Не смейтесь, мой читатель из будущего.

Идрисси очень упрямы.

Вечером 23 августа на карту будет поставлена судьба нашей семьи. Из-за глупого пустяка!

* * *

Из-за глупого пустяка, повторил он.

Четыре смерти.

Трое мужчин и женщина.

По глупости.

14

14 августа 2016

19:00

Франк вел машину на небольшой скорости. Он не боялся заблудиться – к овчарне Арканю вела одна дорога, но после каждого поворота пропасть, подступавшая к асфальту, становилась все глубже.

Клотильда сидела рядом, прислонившись виском к стеклу, и не видела ни асфальта, ни парапета – только пустоту. Машина казалась ей кабиной, плывущей по небу и привязанной невидимым канатом к вершинам гор, а дверца – окном в небытие. Канат мог порваться в любой момент.

Овчарня Арканю находилась чуть выше. Туда можно было добраться напрямик, по тропинке длиной в пятьсот метров, дорога же растянулась на три километра.

– Все время прямо, – тихо произнесла Клотильда. – Ты не пропустишь, других домов здесь нет.

Франк проехал мимо единственного указателя Casa di Stella, 800 метров. Деревянный щит стоял в центре небольшой земляной стоянки, откуда ответвлялись прогулочные тропы. Валентина опустила стекло, и машину заполнил аромат сосен, смешанный с переменчивыми запахами маккии. Тмин, розмарин, дикая мята…

Образы сами собой возникали в мозгу Клотильды, за каждым поворотом открывался новый, но такой знакомый пейзаж: огромная корсиканская сосна, на два метра выше других деревьев, над каменистым руслом реки развалины старинной мельницы, где когда-то мололи каштаны[67 - Каштаны, завезенные на Корсику генуэзцами в XV в., заменили островитянам привычную прочим европейцам пшеницу. Каштановую муку используют повсеместно, ее добавляют для густоты в соусы и кремы, на ней пекут блины, пироги и торты, тем более что она не содержит глютен.], одинокий ослик, щиплющий траву на бесхозном лугу. За тридцать лет ничего не изменилось, как будто люди намеренно старались сохранить родные места нетронутыми. А может, просто навсегда покинули этот уголок острова.

Остались только Идрисси.

Тремя поворотами выше они встретили первое человеческое существо. Старая женщина шла по обочине, со стороны горы. Сгорбленная, вся в черном, она будто носила траур по деревне, которая канула в бездну, оставив ее доживать свой век в одиночестве. Франк снизил скорость и не без опаски съехал еще ближе к пропасти. Старуха бросила на них недобрый взгляд, удивляясь, откуда взялась незнакомая машина. Клотильда оглянулась и увидела, что она гневно потрясает им вслед рукой и бормочет какие-то ругательства. Ей стало ясно, что ведьма вовсе не приняла их за туристов, заблудившихся на «ее» земле, потому что знала их – вернее, узнала, вот и произнесла зловредные заклинания.

И адресовала их ей, Клотильде.

Машина повернула, и корсиканка исчезла из виду.

Через несколько сотен метров они миновали пологое место, выехали на ведущую влево гравийную аллею и оказались на просторном дворе овчарни. Старый альбом воспоминаний послал Клотильде новые образы. Ферма в Арканю, все называли ее просто овчарней, это лишь три строения из сухого серого камня – жилой дом, рига и большой загон для животных, – которые образовывали на склонах Балани букву «U». Все окна выходили на северную сторону, открывая людям, козам и овцам панорамный вид на мыс Ревеллата и Средиземное море. В центре фермы – глинобитный двор, окаймленный живой изгородью из кустов шиповника и украшенный клумбой с дикими орхидеями, любимыми цветами хозяйки. Казалось, что только они и могли расцвести в тени зеленого трехсотлетнего дуба, патриарха владений Идрисси.

Клотильда перевела взгляд на ригу. Скамейка – треснувший посередине ствол, на котором она слушала музыку вечером 23 августа 1989-го, – на прежнем месте. Мапо Negra надрывался в наушниках, на коленях у нее лежал раскрытый дневник, потом подошел Николя.

Кло, мы тебя ждем. Папа не…

Странно, но из всех пузырей с воспоминаниями последним лопнул тот, где хранилась тетрадка, забытая на скамье. Кто ее подобрал? Кто открыл? Она практически не помнила слов и фраз, которые тогда писала, не забылся только замысел – злой, циничный, часто жестокий. Так было до встречи с Наталем. Тот, кто нашел дневник, наверняка счел ее настоящей дрянью! Ох, как славно было бы перечитать его сегодня. Летом 89-го Клотильда больше всего боялась, как бы на него не наткнулись отец или мать. Слава богу, этого позора удалось избежать… Кто угодно мог вторгнуться в личное пространство Клотильды после аварии или возвращения на континент. Кто угодно – кроме родителей!

Кассаню и Лизабетта ждали на пороге дома. Клотильда не видела дедушку с бабушкой двадцать семь лет, но ей не показалось, что они так уж сильно постарели. Она регулярно писала им поздравительные открытки, сообщила о рождении правнучки, посылала фотографии. Этим общение и ограничивалось. Родители отца давным-давно отказались приезжать на континент, а Клотильде понадобились долгие годы, чтобы собраться с силами и вернуться на место трагедии.

Кассаню пожал руку Франку, похлопал по плечу Клотильду, потом Валу. Лизабетта расцеловала гостей, обняла, прижала к груди, пригласила войти и чувствовать себя как дома. Она не умолкала ни на секунду, а вот Кассаню очень быстро утомился.

Они прошли по анфиладе комнат со стенами из сухого камня. Жилые помещения соединялись между собой огромными балками, в которых было нечто первозданное. Кассаню ждал, сидя за столом, накрытым во дворе, под перголой[68 - Навес из вьющихся растений для защиты от солнца. Опора перголы состоит из повторяющихся секций арок, соединенных между собой поперечными брусьями.].

Картинки прошлого колыхались в тумане памяти Клотильды. Шкафы под деревянной лестницей, где они с Николя каждое лето играли в прятки. Огромный очаг – она ни разу не видела его горящим, но считала, что в нем можно зажарить целую акулу. Вид на море из окон всех этажей. Мама кричит, чтобы она не перегибалась через подоконник. Чердак, высокий, как собор, где они с кузенами и соседскими мальчишками устраивали то замок с привидениями, то будуар.

Фотографии в рамках развесили по стенам не двадцать семь лет назад. Клотильда узнала Кассаню, Лизабетту, отца – иногда портрет, иногда на фоне гор или моря. Были здесь и их с Николя снимки: она – в крестильном платьице, он – в парадной одежде для первого причастия. На другой фотографии они шли по генуэзскому мосту над бурной рекой. Клотильда не пыталась вспомнить, когда, где и кто их снимал, – важен не факт, а захлестнувшее душу чувство.

Маминой карточки не было.

Ни одной.

Зато на многих снимках позади

Лизабетты и Кассаню стояла колдунья со скрюченными пальцами – та самая, которую они встретили на дороге. Во втором, нижнем ряду Клотильда узнала фотографии, которые сама посылала на Корсику. Вот они с Франком на мосту Риальто в Венеции, Валентина на трехколесном велосипеде, вся семья в вязаных колпаках позирует на фоне заснеженной Мон-Сен-Мишель[69 - Аббатство Мон-Сен-Мишель – архитектурное и природное чудо Франции. Этот объект внесен в список Всемирного наследия ЮНЕСКО. Уникальный памятник представляет собой город, построенный на скале, которая находится в небольшой бухте. В настоящее время здесь постоянно проживает несколько десятков жителей. С 1879 г. остров связан дамбой с материком.]. Клотильда как загипнотизированная брела вдоль стены, где пересекались поколения.

Лизабетта вдруг всполошилась: «Боже, как поздно!» – и начала подгонять их: «За стол, за стол!» Они вышли во двор и увидели дедулю Кассаню. Он дремал, но, стоило всем рассесться, уверенно повел беседу, позволив жене сновать между кухней и террасой. Кто-то ведь должен нарезать хлеб, открыть корсиканское вино, принести блюдо с колбасами и разлить свежую воду.

Клотильде казалось, что застолье никогда не закончится. Общие темы для разговора быстро истощились, и она все время отвлекалась – следила за солнцем, скользившим по небу к воде. Оно напоминало огромные часы, стоявшие на краю длинного обеденного стола.

…задержись на несколько минут под зеленым дубом. – до наступления темноты.

Я увижу тебя и, надеюсь, узнаю.

До наступления темноты…

Пламенеющее небо было бледнее румянца на щеках Клотильды, когда она решилась наконец выйти из-за стола. Лизабетта подавала десерт.

– Извините, я на минутку, – прошептала Клотильда, беря за руку дочь. – Ни о чем не спрашивай, Валу, просто пойдем со мной. Ненадолго.

Франк и Кассаню остались одни.

Лизабетта с невероятной скоростью убрала тарелки и приборы, оставив мужчин перед двумя стопками и бутылкой водки, настоянной на цедрате, а сама незаметно исчезла – как испарилась. Кассаню посмотрел на часы и улыбнулся:

– Она вернется через двадцать минут. Моя жена – великолепная хозяйка, сами видели, но готова нарушить все традиции корсиканского гостеприимства, лишь бы не пропустить очередную серию «Жизнь прекрасна»[70 - Сериал «Жизнь прекрасна» (2004) режиссеров К. Ричерта и Ф. Дажу рассказывает о жителях вымышленного района в Марселе. Каждый эпизод охватывает один день и повествует о работе и личной жизни героев.]…

Сцена показалась Франку ирреальной. На высоте пятисот метров, за три километра от любого другого человеческого жилья, в самом сердце Корсики…

Жизнь еще невероятней.

У Кассаню был на редкость живой ум, да и на физическую форму он не мог пожаловаться. Франк подумал, что хотел бы остаться таким же в старости. Прямым, решительным, при необходимости – несгибаемым, с крепкими руками, чтобы строить семью, квадратным лицом, ясно выражающим убеждения человека, и упрямой башкой.

Франк глотнул водки и бросил взгляд на Клотильду и Валу. Они стояли метрах в пятидесяти от террасы, под зеленым дубом.

– Понятия не имею, что она там делает, – смущенным, почти извиняющимся тоном признался он.

Старика это как будто позабавило.

– Растворяется, возвращается в детство. Даже дальше – к корням. С последнего раза Клотильда очень изменилась.

Франк представил себе сюрреалистические фотографии жены в юности. Ежик волос и полный арсенал гробовщика. Когда-то готической бунтарке было явно непросто «раствориться» в местном пейзаже.

– Полагаю, что так.

Кассаню поднял стопку, предлагая выпить, как будто приобщал парижанина к клану Идрисси.

– Чем вы занимаетесь, Франк?

– Работаю в Эвре. Это городок в часе езды от Парижа. Координирую обслуживание зеленых пространств.

– Начинали садовником?

– Да… Поднимался постепенно. Цеплялся, как глициния, плющ или омела… Некоторые коллеги наверняка именно так обо мне и думают.

Кассаню задумчиво посмотрел на Клотильду и Валу – возможно, вспомнил сына, который тоже учился на агронома, а потом стал торговать газонным покрытием.

– Знаете, почему пятьдесят лет назад я назвал этот кемпинг – первый в северо-западной части острова – «Эпрокт»? – спросил старый корсиканец.

– Даже не догадываюсь.

– Вам будет интересно. Эпрокт – это маленькая саламандра, живет у воды, под камнями. Она любит покой и тишину, в светлое время суток всегда спит. Сегодня ящерка занесена в Красную книгу. Ее присутствие свидетельствует о качестве воды и о том, что на острове царят покой и равновесие, что здесь нет чужаков. На территории между Арканю и кемпингом, до самой бухты Ревеллата, раньше жили сотни саламандр.

– А сейчас?

– Сейчас они бегут… как все.

Франк немного поколебался, сделал большой глоток водки и решил испытать старика на прочность.

– Ну, не все. Мне показалось, что на острове полным ходом идет строительство кемпинга, комплекса «Скала и Море».

Кассаню в ответ только улыбнулся.

– За семьдесят лет, Франк, цена земли на этом каменистом острове выросла в восемь раз. Когда новость о строительстве распространилась, она еще удвоилась. Почти три тысячи евро за метр квадратный. Да, Франк, все бегут. И это не прекратится, пока корсиканцы не добьются введения статуса «резидент Корсики»[71 - В случае введения статуса «резидент Корсики» местные власти получат право ограничивать миграцию на остров.]. Чужак заплатит целое состояние за апартаменты в приморском отеле и будет проводить здесь два месяца, а тридцать молодых корсиканцев не найдут жилья, потому что оно слишком дорого! Их вряд ли утешит предложение десять раз за год понырять в бассейне комплекса.

Он слегка повысил голос. Франк не мог согласиться с доводами патриарха. Землей спекулируют не только на Корсике. Он и сам мечтал о красивых домах, дорогих машинах, яхтах и реактивных самолетах, хотя знал, что они ему не по карману.

Ссориться с дедом жены не следовало: по слухам, он был самым могущественным гражданином острова.

Франк окликнул Клотильду:

– Ты идешь?

– Да, сейчас.

Огненный шар на горизонте нырнул в Средиземное море.

Валу издала стон.

– Что теперь, мама?

– Побудем еще немного у дедушки с бабушкой.

– Сколько?

– Пока не стемнеет.

Клотильда подчеркнуто проигнорировала недовольную гримаску дочери и обвела взглядом окрестности. С холмика, на котором рос дуб, открывался потрясающий вид.

Задержись на несколько минут под зеленым дубом. – до наступления темноты.

Я увижу тебя и, надеюсь, узнаю.

Наблюдает ли за ней автор записки? За ней и Валу?

Кто он?

Где он?

Ее можно было увидеть из миллиона разных мест, с любой точки в горах, тянущихся амфитеатром с востока на юг. Наблюдатель с биноклем, засев в зарослях маккии, сумел бы разглядеть мельчайшие детали. Не исключено, что он гораздо ближе, за окном овчарни, в стоящей справа риге или в сарае, что слева, в одной из пастушеских хижин, рассыпавшихся по лугам Балани.

Наблюдателем может быть кто угодно.

Она его вычислит.

– Пошли, мама?

Солнце скрылось. Автор записки не появится, но продолжит следить – если у него есть инфракрасный бинокль.

Черт-черт-черт! Она сходит с ума. Кассаню и Лизабетта, должно быть, недоумевают: с чего

это их внучка застряла под дубом? А Франк не простит ей, что она бросила его в пасть старому льву.

– Можешь идти, Валу.

В горах и бухте Кальви начали зажигаться огни. Клотильда чувствовала себя муравьем на огромном поле, которого насмерть перепугали светлячки. У ворот овчарни появилась тень, остановилась, посмотрела в ее сторону и исчезла за ригой. Клотильда узнала ведьму, обругавшую их на дороге.

В небе над скалами заблестели первые звезды, похожие на окошки хижин, воспаривших над землей и поднявшихся в небо.

Больше мне ничего не нужно. Совсем ничего.

Разве что поднять глаза к небу и любоваться Бетельгейзе.

Знала бы ты, детка, сколько ночей я глядела на эту звезду и думала о тебе!

Клотильда понятия не имела, которая из этих звезд – Бетельгейзе.

Неужели кто-то где-то действительно наблюдает за небесным телом одновременно с ней? Вместе с ней. Как Экзюпери, который искал глазами астероид своего Маленького Принца.

Ее мать?

Бессмыслица.

«Отомри! – приказала себе Клотильда. – Подойди к Франку, извинись, поговори с дедом и Лизабеттой, уезжай и забудь!»

Собака забежала во двор в тот самый момент, когда Клотильда уже решила спуститься вниз с холма. В сумерках она не разглядела масть пса, но он напоминал крупного лабрадора. Клотильда любила собак, да и всех других животных тоже. Любила и совсем не боялась. В другой жизни она хотела бы работать ветеринаром. С какой стати человеку пугаться бегущего к нему пса? Кассаню позовет мохнатого великана, и он не успеет ткнуться ей в колени и обслюнявить юбку. Воля деда распространяется на всех корсиканцев на тридцать километров вокруг, и не четырехлапой животине ее нарушать.

Кассаню Идрисси не произнес ни единого слова и не шевельнулся.

В тот момент, когда лабрадор оказался совсем рядом с протянутой рукой Клотильды, в воротах появилась массивная тень и, отдавая ясный приказ, подняла руку.

Орсю!

В следующую секунду она услышала его голос:

– Стоп, Паша?. Ко мне.

Пес замер на месте, не успев коснуться носом пальцев женщины. Он выглядел совершенно мирным, а его насмешливый взгляд мог запросто даже козу довести до исступления. Клотильда прислонилась к стволу дуба и очень медленно сползла вниз, на траву.

Удивленный Паша? не мог решить, стоит ли вылизать руку или щеку странной женщины, и Орсю повторил:

– Ко мне, Паша?.

Паша?.

Так звали не лабрадора, а ее маленькую дворняжку – подарок матери на первое Рождество.

Паша?.

ЕЕ собаку.

До семи лет Клотильда носила песика на руках, возила в коляске, закармливала шоколадом и сахаром. Паша? был с ней повсюду, как живая плюшевая игрушка, он спал в ее постели днем и ночью, лежал рядом, свернувшись клубочком на сиденье «фуэго». И вдруг исчез. Сбежал, перепрыгнув через забор или найдя дыру. Когда Клотильда и Пальма вернулись из школы, его не было. Мохнатый дружок не вернулся, девочка никогда больше его не видела, но не забыла.

Орсю свистнул, и на сей раз пес послушался.

Совпадение… Клотильда пыталась урезонить перепуганный мозг – получалось плохо. Еще одно совпадение? Тысячи французских собак носят кличку Паша?…

Лабрадору Орсю на вид лет десять, не больше. Значит, он родился лет через двадцать после аварии. Так зачем называть его именем нормандской дворняги, сбежавшей в 1981 году? Лапы того песика никогда не ступали на землю Корсики, его каждое лето оставляли на попечение родителей Пальмы. Кассаню, Лизабетта и Орсю, скорее всего, понятия не имели о существовании Паши? I.

Клотильда увидела, что Франк встал, а Валу села на скамью и надела наушники.

– Едем, Кло?

Что мать, что дочь, одного поля ягода, должно быть, подумали старики. Бабушка Клотильды вышла за ограду и по-матерински обняла Орсю.

– Едем…

Нелегко сказать «нет». Невозможно задержаться. Стоя в одиночестве под дубом, Клотильда продемонстрировала свою «неродственность».

Вся моя жизнь – темная комната.

В «Битлджусе» юная Лидия Дитц умеет говорить с призраками. Что, если у Клотильды был такой же дар?

Раньше. В пятнадцать лет.

Она его утратила, и сегодня вечером ни одно привидение не вступило с ней в контакт.

Разве что призрак ее пса.

Дворняжки, чья душа переселилась в лабрадора.

15

Понедельник, 14 августа 1989,

восьмой день каникул,

небо голубое, как цветущий лен

Признаю, что редко пишу вам два раза на дню. Как правило, я беру ручку, когда все еще спят, или вечером, укрывшись в моем Тюленьем Гроте, и пишу при свете фонарика – вам, мой читатель со звезд.

Сегодня утром, как вы, конечно же, помните, я открыла дневник, чтобы просветить вас насчет важного дела, рассказать, как папа пытается сторговаться с мамой насчет концерта вместо романтического ужина в Casa di Stella. Мама упорно молчит. Рта не раскрывает. Мы с Нико пытаемся оценить побочные потери.

Бум! Первые бомбы сброшены на остров Красоты.

Мне продолжать?

Вот и отлично! Во второй половине дня все святое семейство Идрисси оказалось в Кальви на улице Клемансо, главной торговой улице, чтобы… Как бы это назвать? Сыграть партию в покер? Думаю, супружеская жизнь сильно смахивает на эту карточную игру.

Партия игры во вранье.

Вообразите узкую, идущую вверх улицу, где народу больше, чем в пасхальные дни на дороге к аббатству Мон-Сен-Мишель.

Перед вами Кальви в разгар дня.

Мама сегодня молчаливей обычного. Она идет медленно, разглядывает витрины, останавливается, прибавляет шаг и все время оказывается чуть впереди или позади нас. Папа и Николя жарятся на солнцепеке у подножия лестницы, ведущей к цитадели. Они фотографируют порт, любуются яхтами и итальянками. Маму как магнитом тянет к обувному магазинчику. Потом она застревает у бутика корсиканской фирмы «Беноа», классной и супероригинальной. Всего лишь кусочки тканей на пластиковых манекенах стоят чертову прорву денег, но с мамиными шмотками сравниться не могут.

Я – наблюдатель. Шагаю по тротуару, гоняю по кругу в наушниках песни The Cure[72 - Британская рок-группа. За время существования состав группы менялся неоднократно, ее единственным постоянным участником остается фронтмен, вокалист, гитарист и автор песен Роберт Смит.] – «Парни не плачут», «Шарлотта порой» и «Влюбленные коты» – и в ус не дую. Моя цель там, наверху.

Мы целый час поднимались к укреплениям, а мама так и не промолвила ни слова. Она открыла рот у подъемного моста при входе в Цитадель, перед стелой, утверждающей, что здесь родился Христофор Колумб (иногда корсиканцы смешат меня до колик!)[73 - Тем не менее, по одной из версий, испанский мореплаватель Христофор Колумб родился 29 октября 1451 г. на острове Корсика, тогдашнем владении Генуэзской республики.].

– Где твой фотоаппарат?

Браво, мамочка, у тебя зоркий глаз! Сумка, висящая на папином плече, открыта, «Кодака» на шее нет, он что-то бормочет, как дурак смотрит вниз.

– Черт…

Я обожаю своего отца, но сегодня он с самого утра то и дело попадает впросак. Мама пожимает плечами, а он несется на всех парах, глядя на туристов: вдруг кто-то нагнется и поднимет небольшой черный предмет. Мама не намерена ждать, она делает шаг под каменный свод, поворачивается ко мне и говорит:

– Ты хотела пойти к Тао, Кло, так давай, вперед!

Ничего себе предложеньице…

На этом месте, мой недоумевающий читатель, я сделаю короткое

отступление и кое-что объясню. «У Тао» – ресторан-бар-клуб в верхней точке цитадели Кальви[74 - Chez Тао был основан в 1930-х гг. бывшим офицером царской армии Российской империи Тауканом Керефовым. Здесь проводили вечера граф Толстой и граф Шереметев. Среди почетных посетителей – принц Карим Ага-хан IV, Уинстон Черчилль, Элизабет Тейлор. «У Тао» и сейчас принадлежит корсиканской династии Kerefoff и остается знаменитым ночным клубом Кальви в цитадели.]. Предвижу вопрос: с какого перепугу мне хочется выпить гренадину или мятной воды именно «У Тао»?

Ответ А: все самые клевые молодые фрики, приехавшие отдыхать на Корсику, встречаются именно там.

Ответ Б: величайший на свете певец, актер и композитор Жак Ижлен написал здесь для друзей лучшую из всех песен, «Балладу, сочиненную у Тао»[75 - Песню La Ballade de chez Тао звезда французской эстрады и друг семьи Керефовых Жак Ижлен посвятил клубу и его хозяевам.].

Угадайте, какой из них верный.

Отправляемся к Тао!

Мы уже сидим за круглым столиком на стульях, обитых искусственной красной кожей, когда возвращается папа. Он запыхался и взмок.

– Нашел? – интересуется мама.

Она заказала пинаколаду.

– Исчез без следа…

На этом месте мама должна была бы уточнить марку фотоаппарата, назвать месяц и год, когда он был подарен папе, а также цену – в денежном и эмоциональном выражении… У мамы не мозг, а штрих-код!

В разговор встревает Нико:

– Пап, ты уверен, что не положил «Кодак» в рюкзак?

Папа отодвигает стаканы и вываливает на стол содержимое рюкзака: ключи, ручки, книга, дорожный атлас, сигареты, пластиковый пакет и… фотоаппарат. На самом дне!

Мама изумлена, но извиняться не собирается.

– Ничего удивительного, у тебя вечно бардак в сумке…

Папа не спорит, а она машинально перебирает вещи и вдруг замечает пластиковый пакет под тюбиком крема от загара и темными очками.

Пакет с логотипом «Беноа».

Пальма Идрисси осторожно открывает его и изумленно ахает: внутри лежит короткое платье с V-образным вырезом и открытой спиной, черное в красных розах. Именно им она любовалась в витрине! А еще в пакете нашлись браслет и колье в рубиновых тонах.

– Ты купил его для меня?

Конечно, для тебя, мамусечка! Папа здорово сыграл, притворился растяпой и сбегал в магазин за платьем.

Мама вскакивает, бежит в туалет, переодевается и выходит. Красота! Тонкие черные бретельки почти не выделяются на ее медно-загорелых плечах, невесомая ткань красиво подчеркивает грудь и бедра. Кажется, это креп-жоржет (название смешное, но сексапильную женщину очень даже украшает!). На маму оборачиваются даже официанты, хотя уж они-то повидали немало секс-бомб в мини-мини-мини-платьях. Я беззвучно напеваю себе под нос мантру Тао, ставшую гимном благодаря волшебной мелодии Ижлена:

Живите счастливо сегодня,

Завтра может стать слишком поздно.

Садясь, мама шепчет: «Спасибо!» Не целует папу в щеку. Не говорит: «Какой ты милый…» Не улыбается: «Я купилась!»

Черт возьми, Пальма Мама!

Она производит впечатление.

Потрясающее самообладание…

Случись такое со мной, я бы сразу кинулась парню на шею и простила ему все гадости. А мама смотрит на афиши «А Филетты» – семь певцов в черных рубашках с ладонью возле уха.

Идеальная выдержка! Снизойти до мужчины, позволить ему желать себя.

Дать надежду. Показать коленку, начало ложбинки между грудей, ладони должны быть горячими, а голова – холодной. Всегда. Подморозить чувства. Никогда не отдаваться полностью. Не откровенничать. Заставить партнера все время повышать ставки.

Супружеская жизнь напоминает партию в покер.

О, мой читатель из будущего, я никогда не научусь таким играм! Меня облапошит первый же красавчик. Другие девчонки уверены, что будут дергать мужиков за ниточки, как марионеток, а я точно не сумею.

Я не такая, как Пальма Мама или Мария-Кьяра, о которой придется рассказать вам кое-что новенькое… Позже.

Я люблю папу, а трюк с платьем от «Беноа» считаю потрясающим.

А мамой восхищаюсь… Вы ведь никому не скажете, правда?

Мне будет очень стыдно, если она случайно прочтет эти строчки.

Поделюсь прогнозом насчет вечера 23 августа, Дня святой Розы.

Концерт или романтический ужин в Casa di Stella?

Ставлю на Пальму Маму!

* * *

Он поднял глаза к небу и посмотрел на звезды.

Конечно. Конечно, все было бы иначе, одержи Пальма Идрисси победу.

16

15 августа 2016

15:00

Кальви не изменился. Такой была первая мысль Клотильды. Та же гранитная цитадель, венчающая бухту, те же деревеньки на склонах Балани, тот же поезд от пляжа до Л'Иль-Рус.

Туристов стало гораздо больше, чем во времена ее юности. Разительным был контраст между затерявшимся посреди маккии кемпингом «Эпрокт», овчарней Арканю в сердце гор и толпой, собравшейся у моря. Люди бросали машины на раскаленных стоянках и живой лавой растекались по улочкам и набережным, садились выпить на террасах, загорали на пляжах. Миллионы пришлых никак не нарушали покой острова и не тревожили Кассаню и других влюбленных в первозданную Корсику людей. Отдыхающих хоть и становилось все больше, кучковались они в одних и тех же местах.

Клотильда не любила толпу, но сейчас скопление народа успокаивало: количество обеспечивало анонимность, немолчный гул отбивал охоту говорить.

Со вчерашнего вечера она слишком много говорила. О себе. О родных. Сначала с Франком – на обратном пути в кемпинг, и ей не понравилось, что он улыбался как победитель. «Признай, Кло, вы с Валу зря потратили время, стоя под дубом и оставив меня один на один с твоим дедом. Никто не пришел. Таинственный автор записки тебя разыграл!»

«Да, Франк, конечно, ты прав, продолжай… Летающая тарелка не села во дворе овчарни, призрак не вылетел из склепа, только мы с дочкой стояли и смотрели на безмолвные горы…»

Клотильда не решалась заговорить с мужем о новом поразительном совпадении, которому не находила никакого логического объяснения.

Паша?.

Кличка собаки Орсю.

Имя ее пса. Того, из детства.

Имя, которое – если ей не помешают додумать осточертевшую мысль надоевшей фразой «Это невозможно, старушка!» – дали этому щенку лет десять назад. Так назвал его человек, знавший Пашу? I. Любивший пса и оплакавший его пропажу. Не Клотильда. Остается только…

Только ее мать.

И сделала она это… после своей смерти.

Невозможно, старушка!

Франк поставил машину перед опущенным шлагбаумом кемпинга и поцеловал Клотильду в щеку, на мгновение задержав ее в объятиях. «Никакой сердечности, – подумала она. – Так обнимаются после матча теннисисты на корте. Неужели мы тоже соревнуемся? Тогда Франк всухую выиграл сет».

Клотильду раздражала снисходительность мужа. Так нарочито вежливо ведет себя «хороший» шеф с не слишком умным подчиненным. Еще меньше ей понравилась улыбка Червоне Спинелло – утром, в административном корпусе. Когда она подошла, он как раз вешал афишу, приглашающую на вечеринку «в стиле 80-х» на пляже Ошелучча.

– Угостить тебя кофе, Клотильда?

Нет уж, спасибо.

– Твоя дочка просто великолепна!

Кретин!

– Похожа на твою мать, в ней есть класс, ее…

Еще одно слово – и…

Клотильда успокоилась. Профессия адвоката постепенно научила ее владеть собой, выдерживать худшие минуты самых тяжелых процессов, когда злонамеренная неискренность клиента

переходит допустимые рамки, но защищать его все равно нужно. Клотильда обратилась к Червоне, чтобы получить достоверные сведения, и он их дал с профессиональной точностью.

Насчет Орсю…

Тот был сиротой. Его мать умерла от одиночества и стыда, исчерпав запас терпения и жизненных сил. Растила его бабушка Сперанца – та самая ведьма в черном, которую они вчера встретили на дороге. В Арканю на ней были хозяйство и кухня, она доила животных и собирала каштаны. Фактически Сперанца входила в семью Идрисси, и Орсю жил при ней.

Заглянув в далекое прошлое, Клотильда припомнила, что когда они с Николя проводили день у бабушки с дедушкой, то некая «тень» подавала еду, подметала, подбирала за ними игрушки. Не забыла она и совсем маленького ребенка, который всегда неподвижно лежал в коляске под тенистым дубом, в окружении старых плюшевых и грязных, выцветших пластмассовых игрушек. Немой малыш. Худой. Странный.

Орсю?

Хилый новорожденный превратился в великана, людоеда из сказки, медведя?

Шестнадцатилетнего Орсю Базиль Червоне нанял для работы в кемпинге, когда от того отказались все, в том числе школа. Поступил он так по доброте душевной, ради дружбы с Кассаню, ну и из жалости – да, именно так, если уж быть до конца откровенным.

Из жалости.

Придурок!

Клотильда устала сдерживать ярость, ее мозг был начинен удивительно точными воспоминаниями, всплывавшими на каждом вираже, при каждой встрече, в любом разговоре и приходившими в столкновение со всем тем, что она переживала со вчерашнего дня. Казалось, за ними скрывается постыдная правда, та самая, которую она не сумела разглядеть в 1989-м.

Двадцать семь лет спустя Клотильда медленно брела по улице Клемансо. Толпа успокаивала ее. Она скользила взглядом по витрине обувного магазина фирмы «Лунатик», любовалась украшениями ювелирного бутика «Мариотти» и платьями от «Беноа». На поверхность сознания всплыло смутное воспоминание, показалось, что все это уже было, потом пелена рассеялась и она словно увидела… Вот Пальма Идрисси идет по Кальви – совсем как она сегодня… Они сидят на террасе, за столиком… Отец преподносит матери черное платье в розах и рубиновые украшения, поразившие ее воображение…

Она надела их в день аварии.

Клотильда только теперь смогла оценить жест отца: он подарил жене наряд для перехода на ту сторону, самый соблазнительный, прекрасный, незабываемый. Не это ли лучшее доказательство любви? Выбрать вместе погребальный костюм – как свадебное платье?

Валу присоединилась к матери у магазина «Беноа». Клотильда нечасто развлекала себя шопингом, а уж вдвоем с дочерью и того реже. Но время на каникулах течет особенным образом, и вот они с Валу, как две подружки, любуются платьем антрацитового цвета, исключив из игры мужчину. Глава семьи ждал их на паперти церкви Святой Марии, десятью метрами выше. Это разделение – папаша играет с сыном в футбол, мамаша делает покупки с дочерью – было для них нехарактерно. «Преимущество семьи с одним ребенком, – рассеянно подумала Клотильда. – Не возникает пагубного равенства по гендерному признаку!»

Взмокшие туристы, упорно карабкавшиеся наверх, к цитадели, тщетно пытались найти любое подобие тени. С 89-го никому не пришло в голову сжалиться над любителями старины и установить лифт. Миновав подъемный мост, Клотильда решила было предложить Франку и Валентине выпить прохладительного в баре «У Тао», но сразу передумала: паломничество по следам собственной юности имеет границы, а Валу наверняка не слышала ни одной песни Ижлена. Лучше уж заплутать в лабиринтах цитадели и «потерять» Франка.

Он появился девять минут и семь эсэмэсок спустя, на террасе кафе «А Канделла», маленькой тенистой площадке с панорамным видом на порт. Когда он возник перед Соляной башней[76 - Дозорная башня в Кальви была частью береговой обороны, построенной на Корсике в XVI–XVII вв., чтобы защитить город от нападений берберских пиратов. А в период развития торговли в ней размещался склад соли, что и объясняет ее название.], неловко пряча за спиной пакет из «Беноа», она на мгновение забыла обо всех загадках и тайнах, закруживших ее в дьявольской сальсе[77 - Современный социальный танец из США и Латинской Америки, который танцуют на четыре счета парно или в группах. Танец возник в 1970-х гг.]. Франк бегом спустился к бутику и на рысях вернулся назад, чтобы порадовать жену. В точности как Поль Идрисси!

Много лет назад девочка Клотильда гордилась изысканной предупредительностью отца, восхищалась тонкой игрой матери, соблазнявшей мужа, но и завидовала. Ей ужасно хотелось исполнить в один прекрасный день такую же роль! Изобразить уступчивую жертву мужчины – весельчака и балагура. Получалось неплохо, раз Франк сохранил вкус к сюрпризам.

«Умение удивить партнера – ключ к успеху в семейной жизни!» – подумала Клотильда.

По сравнению с отцом Франк выказал меньше ловкости и фантазии, да и «сюрприз» прятал неумело, но…

Ключ номер два – не привередничать.

Франк отодвинул стаканы с гренадином и поставил пакет на стол:

– Это тебе, дорогая.

«Дорогой» оказалась… Валу.

– Уверен, оно идеально тебе подойдет, красавица.

Полное затмение. Гроза над бастионами, цунами уносит в открытое море все яхты, порыв ветра срывает зонты и флаги…

Негодяй. Сволочь, мерзавец, ублюдок!

Клотильда продолжала безмолвно костерить мужа, а Валу уже вернулась из туалета в новом платье, надетом поверх купальника. Сексуальное, обтягивающее, идеальное.

– Спасибо, папуля, обожаю тебя!

Валу звонко чмокнула отца в щеку. Клотильда стерпела. Нужно было заводить двух детей. Один ребенок в семье – жуткая глупость и ловушка для родителей. Да, именно так, по малышу на каждого.

Собственная дочь крадет у нее мужа – верх унижения.

Чертова жизнь! Всех бы поубивала!

Валу встала на фоне бухты Кальви, чтобы сделать селфи и насмерть сразить подружек. «Смотрите, что мне предок подарил!»

Сюр какой-то! Я сейчас лопну от злости, а хам Франк улыбается, пожирая глазами дочь, потом зачем-то сует руку под стол… Он что, яйца решил почесать?

Еще один пакет из «Беноа»!

Мерзавец. Очаровательный негодяй!

До Поля Идрисси Франку не дотянуться, но игра «в два хода» очень неплоха.

Ну почему она такая ранимая?

Не привередничать.

Стать томной, чувственной, раскрыться, поцеловать «своего мужчину» на глазах у всех.

Не привередничать…

Заткнуть писклявый внутренний голосок, который без устали твердит, что все происходит в точности как двадцать семь лет назад. То же место, та же история, та же семейная сцена. Платье – подарок Франка… Возможно, в нем она и умрет.

Несколько часов спустя, вернувшись в кемпинг, Клотильда отправилась в душ. На сей раз там было пусто, даже Орсю не наводил порядок. Она надела подаренное мужем платье и посмотрелась в зеркало. Приговор окончательный и обжалованию не подлежит: если она встретит последний час жизни в этом наряде, то покойница из нее выйдет совсем не такая сексуальная, как из Пальмы Идрисси! Слишком маленькая грудь, бедра узковаты, ноги недостаточно длинные.

Да, до матери ей далеко.

Как и Франку до ее отца.

Родители слишком рано погибли и не успели воспитать дочь равной себе.

Почему?

Почему так случилось?

Возможно, завтра она это

узнает.

Отставной жандарм Чезаре Гарсия не пожелал ничего объяснять по телефону и назначил встречу на утро. «Ты ждала двадцать семь лет, Клотильда, потерпишь еще несколько часов», – сказал он и повесил трубку.

17

Вторник, 15 августа 1989,

девятый день каникул,

небо цвета голубоватой,

выброшенной на песок медузы

Алло, алло, на связи пляж де л'Альга!

У каждого свое полотенце.

У меня – оранжево-черное с рядами красивых белых крестиков. Должна вам сказать, что отыскать полотенце с надписью Master of Puppets[78 - Третий студийный альбом (1986) американской хард-рок-группы Metallica. Это последний альбом группы, в записи которого участвовал бас-гитарист Клифф Бертон, вскоре трагически погибший.] равносильно подвигу! Нико лежит на ярко-красном полотенце с желтой эмблемой «Феррари». Оно почти такое же нелепое, как у Марии-Кьяры: пламенеющий оранжевый закат за тенистой пальмой и двое обнаженных любовников, слившихся в страстном объятии. Герман бросил полотенце между Нико и Кьярой, оно черно-белое, с огромной буквой «Б» и непроизносимым именем немецкого футбольного клуба поперек. «Боруссия-Мёнхенгладбах». Верх гламурности! Циклоп конечно очень шустрый, но не он один мечтает лежать рядом с прекрасной итальянкой. «Игра в полотенца» на пляже сродни выбору мест за партой в классе: приходится поработать локтями, чтобы сесть рядом с тем, кто тебе понравился.

А мне плевать. Я, как обычно, держусь на отшибе, на границе тени, которую отбрасывают на песок приморские сосны. Сижу, спрятав колени под широченной футболкой. Я нахожусь на господствующей высоте и различаю все нюансы морской синевы. Когда входишь в воду, она становится глупо прозрачной, а сейчас я различаю капли невероятного бирюзового цвета (это колонии посидоний[79 - Посидония – род морских травянистых растений (так называемых морских трав).]), не упускаю из виду и экосистему человеческих особей.

Если повернуть голову к мысу Ревеллата, можно увидеть руины комплекса «Скала и Море», три дня назад взлетевшего на воздух. Я с пристрастием допросила Аурелию – как-никак, дочь жандарма! – но ничего нового о расследовании не узнала. Терпеть не могу эту девчонку, гуляет по пляжу, задрав нос, и не раздевается – как и я. Меня коробит от мысли, что кто-нибудь сочтет, будто у нас есть нечто общее. Да я просто не выношу эту дуру, воображающую, что берег моря принадлежит ей. Вечно следит, чтобы полотенца вовремя убирали с песка, а дети закапывали вырытые ямки. Аурелия шпионит за всеми, как ловчий сокол, и обо всем докладывает отцу.

Не волнуйтесь, я на нее не похожа! Мы антиподы, согласны?

Я не сужу.

Не выношу приговор.

Просто анализирую. Учусь. Описываю в дневнике запрещенные до поры удовольствия.

Мотаю на ус, коплю теоретические данные на потом. Для взрослой жизни.

Мария-Кьяра перевернулась на оранжевом полотенце и не глядя протянула тюбик крема Герману, словно не знала, кто ее сосед, и ей было все равно. Потом молча расстегнула лифчик и вдавила пышные сиськи в махровую ткань. В точности как моя мать, лежащая чуть дальше, в компании приятельниц по кемпингу. Родители отдельно, подростки отдельно – таков непреложный закон пляжа.

Пальма Мама всегда берет с собой большую сумку с бутылкой «Контрекса» и толстой книгой (она уже неделю не может сдвинуться со страницы 12, я проверяю по закладке).

Папа ненавидит пляж. Сейчас он, должно быть, в Арканю с отцом, кузенами, друзьями-корсиканцами, а в прежние годы делал над собой усилие, шел с нами, играл с Нико в мяч, строил со мной замки из песка (я была совсем маленькой), мог подремать часок, держа маму за руку.

Этим летом все изменилось. Родители ссорятся из-за концерта в День святой Розы. Не хочу кончить как они, если однажды у меня появится возлюбленный.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=30475054&lfrom=931425718) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

notes

Сноски

1

Слова из песни Mala vida («Жизнь невыносима», исп.) французской анархо-панк-рок-группы Мапо Negra («Черная Рука»). – Здесь и далее примеч. перев.

2

Ману Чао (р. 1961) – французский музыкант испанского происхождения. В 1986-1995 гг. был лидером группы Мапо Negra, с которой исполнял взрывной рок – encabronado, как определял сам Ману. В 1998 г. начал сольную карьеру.

3

Элитное антитеррористическое подразделение Национальной жандармерии Франции.

4

«Линия Рок-Айленд» (англ.) – фолк-песня, предположительно написанная в конце 1920-х гг. в тюрьме Арканзаса неким Келли Пейсом, входила в репертуар многих рок-музыкантов.

5

Деревня в коммуне Галерия, кантон Кальви, департамент Верхняя Корсика, остров Корсика, Франция.

6

Музей Гревен – парижский музей восковых фигур на бульваре Монмартр, открылся в 1882 г. Назван в честь создателя первых фигур Альфреда Гревена.

7

Дельфины носят имена эльфов – героев произведений Дж. Р.Р. Толкина.

8

Корсиканское многоголосое пение.

9

Маккия, маквис, маки – заросли вечнозеленых жестколистных и колючих кустарников и невысоких деревьев (мирт, олеандр, земляничное дерево, дикая фисташка и др.), характерных для Средиземноморья.

10

По Конституции Французской Республики 1958 г. срок президентских полномочий составлял 7 лет, с 2002 г. – 5 лет.

11

Священный холм или башня для святых реликвий буддистов.

12

Слова из песни «Новости» Джонни Холлидея (1943-2017), французского рок-певца, композитора и актера: «В утренних новостях смерть продается пачками по двенадцать штук, и это мой утренний блюз».

13

Героиня фильма ужасов «Битлджус» режиссера Тима Бёртона (р. 1958). Лидии 14 лет, она обожает фильмы ужасов, «готическую» одежду и общение с призраками. Битлджус – призрак, ненормальный даже по меркам Загробного Царства.

14

Правый приток Сены.

15

Вексенский горб (холм Вексен) – самая высокая точка (217 м) одноименной области на стыке Нормандии и Иль-де-Франс.

16

Монбланский туннель проложен под горой Монблан между Шамони-Монблан (Франция) и Курмайором (Италия). Длина его составляет более 11 км.

17

Четыре – число клятвы пифагорейцев: совершенство, гармония, справедливость и земля.

18

Официальный флаг Корсики в статусе регионального флага Франции с 1980 г. На белом полотне изображена голова мавра в профиль с белой повязкой на лбу, указывающей на освобожденного раба (вначале у мавра были завязаны глаза – символ неволи).

19

Правее (ит.).

20

Левее (ит.).

21

Вперед-вперед-вперед (ит.).

22

Ближе-ближе (ит.).

23

Идеально (ит.).

24

Американская хард-рок-группа, образованная в 1972 г. в Калифорнии братьями Эдвардом и Алексом Ван Хален.

25

Тоннель в преисподнюю (англ.).

26

Обеликс – мифический галл, герой знаменитых европейских комиксов «Астерикс и Обеликс», девяти мультфильмов и четырех кинокомедий. «Родители» Обеликса и его друга, галла Астерикса, – французы Рене Госсини (писатель и издатель) и Альбер Удерзо

(художник).

27

Менги?р – древний обелиск в виде установленного человеком грубо обработанного дикого камня.

28

Небольшой французский город в департаменте Эр, входит в состав региона Верхняя Нормандия. Бутард – квартал социального жилья, строился в 1968-1970 гг.

29

«Синий свитерок» (Pull marine, фр.) – слова и музыка Сержа Генсбура, он написал эту песню специально для Изабель Аджани в 1983 г.

30

«Голубая бездна» (1988) – фильм Люка Бессона. В основу сценария легли эпизоды биографии пионеров фридайвинга Жака Майоля (Жан-Марк Барр) и Энцо Майорки (Жан Рено). Композитор Эрик Серра получил за музыку премию «Сезар».

31

Имеется в виду актер Жан Рено (р. 1948).

32

Портовый город Кальви расположен на северо-западе Корсики у одноименного залива. Столица региона Балань.

33

«Нью-Йоркские Гиганты» – профессиональный футбольный клуб, выступающий в Национальной футбольной лиге.

34

Бетелъгейзе – красный супергигант в созвездии Ориона, одна из самых ярких звезд ночного неба, удаленная от нас на 600 световых лет.

35

Платье в черно-белую полоску в стиле костюма Битлджуса, персонажа одноименного фильма. Название фильма является игрой слов: помимо созвучности слову Beetlejuice («Жучиный сок») это еще и английская транскрипция названия звезды.

36

Обширный лесной массив, окружающий замок и городок Фонтенбло в 60 км к юго-востоку от Парижа.

37

Меня зовут Трава. Рэй Трава (англ.). Аллюзия на знаменитое «Меня зовут Бонд. Джеймс Бонд».

38

Компания Corsica Sardinia Ferries с момента своего основания, более 40 лет назад, работает на паромных переправах из Франции и Италии на Корсику, Сардинию и на остров Эльба Тосканского архипелага.

39

Коппа – ветчина из шейной части, вялится шесть месяцев. Лонцу – филейная часть свинины в соли и перце, с ярким копченым вкусом, вялится в погребе целиком под слоем жира. Броччио, или броччо, – корсиканский сыр из овечьего или козьего молока (иногда молоко смешивают) и переваренной молочной сыворотки. Жители Корсики считают сыр броччио своим национальным достоянием и гордятся тем, что это единственный французский сыр из молочной сыворотки, обладающий исконным контролируемым названием.

40

Виконт де Вальмон и маркиза де Мертей – персонажи романа «Опасные связи».

41

В фильме «Опасные связи» Джон Малкович играет виконта де Вальмона, Киану Ривз – шевалье Дансени.

42

Eaux d'Orezza – лучшая из минеральных вод Корсики, содержащая микроэлементы и железо.

43

Сигнальный семафор – столб на берегу для сигнализации проходящим судам с использованием азбуки Морзе.

44

Персонаж книг Дж. К. Роулинг о Гарри Поттере, преподаватель в школе чародейства и волшебства, отличался великанским ростом.

45

Капу ди а Вета – самый высокий холм в Кальви, расположен на высоте 703 метров над уровнем моря. Местная легенда гласит, что если вы придете сюда вместе со своим любимым человеком, то будете жить вместе долго и счастливо.

46

Stareso (фр.) – станция подводных и океанографических исследований, Кальви, Корсика.

47

Ладанник – многолетний вечнозеленый кустарник, растение с крупными яркими цветками, листья и стебли источают приятный аромат. Цитрон, цедрат, корсиканский лимон или Рука Будды – все это названия одного растения семейства рутовых. Родом цитрон из Индии и Китая. В IV–III веках до н. э. армия Александра Македонского привезла его в страны Средиземноморья.

48

Закон об охране побережья и берегов озер был принят во Франции в 1975 г. Отдельные места не могут отчуждаться у государства, там запрещено строительство. Французское право делегирует функции управления природной средой местным властям.

49

Аджюдан – унтер-офицер французской армии.

50

Авторство «Игры в гуся» принадлежит одному из герцогов Медичи. Он преподнес ее в качестве подарка испанскому королю Филиппу II в 1580 г. Игра быстро распространилась по королевским дворам, тавернам и притонам. К XIX в. она стала исключительно детской прерогативой, а до этого в центр доски (там, где обычно располагается картинка большого гуся либо написаны правила) клали деньги и тот, кто первым добегал до клетки № 63, становился Гусем и срывал банк.

51

Французский криминальный телесериал.

52

Винодельческая область на юге Франции, в департаменте Эро, в 12 км от побережья Средиземного моря.

53

Окситанский язык (или провансальский) – язык коренного населения Окситании (юг Франции) и ряда сопредельных районов Испании и Италии.

54

Герой романа Марио Пьюзо «Крестный отец».

55

Имеется в виду мяч для регби.

56

Песня Майкла Джексона (1983), посвященная группи – девушкам, сопровождавшим его и группу The Jacksons на гастролях.

57

Космический шаттл НАСА.

58

Still Loving You – «Все еще люблю тебя» (англ.) – рок-баллада группы Scorpions (1984). Песня вызвала такую волну истерии у французских поклонников, какой не наблюдалось во Франции со времен The Beatles.

59

«Разбуди меня» (англ.) – песня с дебютного альбома (2013) Тима Берглинга – шведского диджея и музыкального продюсера, известного под сценическим именем Ави?чи.

60

Wham! – дуэт Джорджа Майкла и Эндрю Риджли, безумно популярный в середине 1980-х годов. Их первый сингл, Wham Rap! (1982), попал под запрет на радиостанциях за нецензурную лексику.

61

«Беспечный шепот» (англ.) – первый сольный хит Джорджа Майкла, выпущенный в 1984 г., возглавлял чарты 25 стран.

62

LC Waikiki – турецкая компания-ритейлер одежды для всей семьи.

63

Известный всем шиповник обыкновенный, или собачья роза, или дикая роза, или шиповник собачий.

64

Тип меню с единой комплексной ценой в курортных гостиницах, пансионах, ресторанах. В цену включено все – от закусок до десерта.

65

Групер, или черна, или мероу – род рыб из семейства каменных окуней.

66

A Filetta («папоротник», корс.) – музыкальный коллектив под руководством Жана-Клода Акавива, флагман корсиканских полифонических пений. Группа была основана в 1978 г. в регионе Балань. Музыка A Filetta звучит во многих фильмах.

67

Каштаны, завезенные на Корсику генуэзцами в XV в., заменили островитянам привычную прочим европейцам пшеницу. Каштановую муку используют повсеместно, ее добавляют для густоты в соусы и кремы, на ней пекут блины, пироги и торты, тем более что она не содержит глютен.

68

Навес из вьющихся растений для защиты от солнца. Опора перголы состоит из повторяющихся секций арок, соединенных между собой поперечными брусьями.

69

Аббатство Мон-Сен-Мишель – архитектурное и природное чудо Франции. Этот объект внесен в список Всемирного наследия ЮНЕСКО. Уникальный памятник представляет собой город, построенный на скале, которая находится в небольшой бухте. В настоящее время здесь постоянно проживает несколько десятков жителей. С 1879 г. остров связан дамбой с материком.

70

Сериал «Жизнь прекрасна» (2004) режиссеров К. Ричерта и Ф. Дажу рассказывает о жителях вымышленного района в Марселе. Каждый эпизод охватывает один день и повествует о работе и личной жизни героев.

71

В случае введения статуса «резидент Корсики» местные власти получат право ограничивать миграцию на остров.

72

Британская рок-группа. За время существования

состав группы менялся неоднократно, ее единственным постоянным участником остается фронтмен, вокалист, гитарист и автор песен Роберт Смит.

73

Тем не менее, по одной из версий, испанский мореплаватель Христофор Колумб родился 29 октября 1451 г. на острове Корсика, тогдашнем владении Генуэзской республики.

74

Chez Тао был основан в 1930-х гг. бывшим офицером царской армии Российской империи Тауканом Керефовым. Здесь проводили вечера граф Толстой и граф Шереметев. Среди почетных посетителей – принц Карим Ага-хан IV, Уинстон Черчилль, Элизабет Тейлор. «У Тао» и сейчас принадлежит корсиканской династии Kerefoff и остается знаменитым ночным клубом Кальви в цитадели.

75

Песню La Ballade de chez Тао звезда французской эстрады и друг семьи Керефовых Жак Ижлен посвятил клубу и его хозяевам.

76

Дозорная башня в Кальви была частью береговой обороны, построенной на Корсике в XVI–XVII вв., чтобы защитить город от нападений берберских пиратов. А в период развития торговли в ней размещался склад соли, что и объясняет ее название.

77

Современный социальный танец из США и Латинской Америки, который танцуют на четыре счета парно или в группах. Танец возник в 1970-х гг.

78

Третий студийный альбом (1986) американской хард-рок-группы Metallica. Это последний альбом группы, в записи которого участвовал бас-гитарист Клифф Бертон, вскоре трагически погибший.

79

Посидония – род морских травянистых растений (так называемых морских трав).