Амстердам. Город любви, каналов и велосипедов читать онлайн - Юлия Антонова

Амстердам. Город любви, каналов и велосипедов

Юлия Викторовна Антонова

Исторический путеводитель

Столица тюльпанов и велосипедов, деревянных башмаков и бриллиантов, свободной любви и сыра. Изумительная архитектура, бесчисленные мосты, извилистые каналы и уникальные музеи – пожалуй, именно так можно охарактеризовать самый либеральный, толерантный и свободомыслящий город на свете: Амстердам. «Самый расслабленный город Европы» столь многолик, что каждый найдёт здесь что-то по вкусу: уютные кафе, средневековая архитектура, необычные музеи, водные прогулки – в гордой столице Нидерландов действительно есть всё, от лучшего искусства и нового дизайна до старого доброго рок-н-ролла.

Юлия Антонова

Амстердам. Город любви, каналов и велосипедов

В книге использованы фотографии М. Чичуги, Ю. Антоновой, Р. Королёва, Р. Булатова, Н. Булатовой, а также Amsterdam Municipal Department for the Preservation and Restoration of Historic Buildings and Sites (bMA)

© Антонова Ю.В., 2013

© Бурыгин С.М., автор идеи и проекта, 2013

© ООО «Издательство «Вече», 2015

© ООО «Издательство «Вече», электронная версия, 2015

Сайт издательства www.veche.ru

Стереотипное и типичное

Когда речь заходит об Амстердаме, в сознании неизменно возникают велосипеды и тюльпаны, а на память приходят представления о вседозволенности, безграничной терпимости и полной свободе. Однако насколько верны наши стереотипы о голландской культуре? Что из них – миф, а что – чистая правда? И что ещё есть в столице столь обыденного и повседневного, успевшего превратиться в типичное и неотъемлемое для каждого амстердамца?

Велосипеды

Велосипедисты – это то, без чего нельзя себе представить не только Амстердам, но и всю Голландию. В одной только столице насчитывается около 555 000 велосипедов (при этом лишь 220 000 машин!); для них создано почти 225 000 парковочных мест, из которых 2500 расположились у центрального вокзала. Как-то статистики пришли к такому выводу: если бы в Амстердаме проживало 100 человек, то у 53 были бы велосипеды, у 21 – машины и у 26 – ни того ни другого. А вот ещё один интересный подсчёт: если собрать вместе столичные велосипеды, они заполнят городской парк Вондела.

Несмотря на то что ежегодно продаётся около 1,5 млн велосипедов, около 150 000 крадут в одной только столице, причём 40 % воров – это «профессионалы-рецидивисты», 30 % – наркоманы и оставшиеся 30 % – это случайные воришки (как правило, студенты).

Многие туристы, попадая в Голландию, приходят в ужас: им кажется, что велосипедисты мчатся со всех сторон, не обращая никакого внимания ни на машины, ни на пешеходов. В какой-то степени это наблюдение верно: люди на «железных конях» и впрямь нередко ощущают себя хозяевами дороги. Они игнорируют красный свет светофора, словно рассматривая его как очередное украшение города. В случае аварии в суде зачастую проигравшим оказывается автомобилист. Мешают велосипедистам и туристы, которые почему-то очень любят останавливаться на велодорожках, чтобы в очередной раз изучить карту. Известный английский писатель-фантаст Терри Пратчетт однажды так отозвался об этом голландском феномене: «Моё впечатление от Амстердама – это велосипедисты, которые едут, где им вздумается, а разозлившись, устремляются на всех пешеходов, громко трезвоня в свои звоночки. Это способ устранить незнакомых им людей». Если же пешеход не реагирует, велосипедист прибегает к крайним мерам и начинает кричать «Hallo!», что многие иностранцы воспринимают как радостное приветствие местных жителей. На самом же деле, издавая подобный возглас, голландцы вовсе не здороваются, а буквально по-русски восклицают: «Алё!»

Амстердам – город велосипедов, среди которых встречаются и так называемые велосипеды для конференций

Американский деятель искусств Эрик Сталлер, 15 лет проживший в Амстердаме, настолько проникся велосипедной культурой, что изобрёл так называемый велосипед для конференций (ConferenceBike): это 220-килограммовое сооружение длиной 2,5 метра, рассчитанное на 7 человек, один из которых является «рулевым», другие крутят педали. На сегодняшний день существует 300 таких велосипедов в 18 странах. Конечно, большинство из них используют вовсе не участники конференций, а туристы.

В 2002 г. Сталлер немного «модифицировал» свою модель, назвав её Мирным танком (PeaceTank): так он хотел заставить лидеров семи держав, которые в перспективе могли бы собраться именно за таким круглым столом-велосипедом, двигаться к миру.

Ещё одним изобретением стал пивной велосипед (иногда называемый велосипедом для вечеринок): все участники «праздника на колёсах» вынуждены крутить педали; единственный, кто освобождён от такой нагрузки, – это непьющий «рулевой» (на моделях, рассчитанных на 12 человек, присутствуют также 2 бармена). Последнее время, правда, такие велосипеды становятся всё популярнее среди туристов.

Бриллиантовая столица

Как известно, лучшие друзья девушек – это бриллианты. В Нидерландах эту простую истину поняли ещё в 1490-х гг., когда еврейские умельцы, изгнанные из Испании, поселились сначала в Роттердаме, а потом и в Амстердаме и стали заниматься обработкой драгоценных камней. Первые алмазы поступали из Бразилии, тогда ещё португальской колонии, и более 600 еврейских семей жили исключительно этим промыслом. Проведённые недавно исследования установили одного из первых огранщиков столицы: его звали Вильгельм Вермет, и свою мастерскую он открыл около 1586 г.

До 1870-х гг. голландские бриллианты не пользовались особым спросом на мировом рынке, но производство росло, и уже спустя 60 лет эта индустрия снабжала работой почти 12 000 человек. Во время Второй мировой войны производство практически прекратилось, поскольку огранка алмазов по большей части была монополизирована евреями, которых немцы безжалостно сгоняли в концлагеря. До сих пор голландская индустрия не смогла полностью оправиться, хотя Амстердам нередко называют бриллиантовой столицей. Один из известнейших производителей – компания «Асхер» (Asscher), основанная в 1854 г. и прославившаяся самыми знаменитыми бриллиантами в мире – например, «Эксельсиор» и «Куллинан». Среди покупателей «Асхера» числятся бывшая королева Нидерландов Беатрикс (в 2013 г. она отреклась от престола в пользу сына), король Швеции Карл XVI Густав и королева Великобритании Елизавета II.

Обнаруженный в 1893 г. голубовато-белый «Эксельсиор» весил 971 ? карата и считался крупнейшим в мире до 1905 г., когда пальма первенства перешла к «Куллинану», или «Звезде Африки», весом в 3106,75 карата. Оба камня были огранены амстердамской фирмой «И.Й. Асхер и Ко», причём «Эксельсиор» превратился в 10 камней, а «Куллинан» был расколот на 2 крупных монолитных блока, 7 средних и 96 мелких бриллиантов. 1 кусок в 69,5 карата оставили необработанным.

«Куллинан-I», называемый также «Большой звездой Африки», украсил хранящийся сейчас в лондонском Тауэре скипетр английского короля Эдуарда VII – того самого, которому изначально на день рождения был преподнесён весь алмаз. На сегодняшний день это самый крупный огранённый алмаз в мире: вынув из скипетра, его можно носить как брошь.

Амстердамцы любят рассказывать, как король Эдуард VII обратился в компанию Асхера с просьбой огранить огромный алмаз, и Йозеф Асхер

лично приехал в Лондон, чтобы забрать его. Король распорядился снарядить военный корабль, дабы доставить ювелира обратно в Амстердам, однако Йозеф просто положил камень в карман и отправился домой на обычном почтовом судне.

Одна из столичных фабрик по огранке бриллиантов

Йозеф Иссак Асхер открыл своё предприятие на улице Ниуве Ахтерграхт (Nieuwe Achtergracht) в 1854 г. Дела пошли в гору, и в 1907 г. компания переехала в новое здание на улице Толстрат (Tolstraat), 127–129, в только что появившийся район Пейп. Новая фабрика была целиком из жёлтого и красного кирпича, а огромные окна обеспечивали столь необходимый в этой индустрии свет.

В 1930 г., когда фабрика переживала период расцвета, рядом был создан целый квартал, именуемый Бриллиантовым, где всем улицам присваивались названия, каким-либо образом связанные с драгоценными камнями: бриллиантами (Diamantstraat), сапфирами (Saffierstraat), рубинами (Robijnstraat), топазами (Toppaasstraat) и изумрудами (Smaragstraat). Небольшие домики, выросшие рядом, предназначались исключительно для сотрудников фабрики, коих в те годы было 750. Накануне Второй мировой войны тут всё ещё трудилось 500 огранщиков и полировщиков, однако лишь 15 пережили страшные годы войны. Из рода Асхеров уцелело всего 10 человек, двое из них переехали в Нью-Йорк, где продолжили заниматься знакомым с детства делом.

Сегодняшние туристы посещают, как правило, две «бриллиантовые» фабрики: «Coster Diamonds» (Paulus Potterstraat, 2–6) и «Gassan Diamonds» (Nieuwe Uilenburgerstraat, 173–175). Первая является одной из крупнейших и старейших фабрик города, где огранкой алмазов занимаются более 170 лет. Здесь сотрудница Полин Виллемсе в начале 90-х гг. XX в. смогла отполировать самый маленький бриллиант в мире весом 0,0000743 карата, диаметром 0,16—0,17 мм и высотой 0,11 мм.

На фабрике «Gassan Diamonds» проводятся экскурсии, на которых посетители подробно знакомятся с процессом огранки драгоценных камней и определения их качества. Туристы воочию могут увидеть все этапы работы над преображением «грубого» алмаза в изящный бриллиант и, конечно же, приобрести пришедшееся по вкусу украшение.

Тюльпаноманы

Цветы в Голландии встречаются в буквальном смысле слова на каждом шагу: на окнах домов, вдоль улиц, в магазинах – и это, конечно, неудивительно. Каждый год сотни тысяч туристов устремляются в эту страну полюбоваться цветочными фестивалями, посетить цветочные базары и аукционы, а также по-настоящему «утонуть» в море – или на поле цветов. В общем-то в столице цветы выращивают разве что только домохозяйки: большинство же даров природы попадает на местные прилавки с так называемого болленстрека (bollenstreek) – «дороги цветочных луковиц», протянувшейся между Харлемом и Сассенхеймом к западу от Амстердама. Около 4000 садоводов ежегодно выращивают почти 6 миллионов луковиц на 2600 га земли. Лучше всего посещать эти края в апреле – мае, когда на дорогах помечаются специальные «цветочные» маршруты, и каждый желающий может набрать себе охапку разноцветных тюльпанов. Во многих городах организуются не только рынки, но и аукционы цветов, известнейший из которых проходит в Алсмере и является чуть ли не самой притягательной туристической достопримечательностью Нидерландов.

У любви голландцев к цветам – особенно к тюльпанам, чьё название происходит от слова «тюрбан», – долгая история. В 1560-х гг. Нидерланды управлялись династией Габсбургов. Австрийский посол Огье де Бюсбек, находясь в Османской империи, открыл для себя тюльпаны и отправил несколько семян и луковиц в Вену, где их разведением занялся знаменитый ботаник Карл Клузиус. Очень скоро тюльпаны завезли в другие европейские страны, чтобы выращивать при королевских дворах как показатель богатства и роскоши.

В 1590 г. Клузиус стал директором ботанического сада в Лейдене, где продолжил разведение чудесных цветов и приспособил их к относительно холодному климату и болотистой почве. За какие-то 20 лет голландцам удалось вырастить десятки сортов тюльпанов, и в 1614 г. в Нидерландах появился первый каталог, представлявший эти растения.

К 1625 г. за одну луковицу редкого сорта уже давали до 2000 флоринов, а через 10 лет стоимость достигла 5500 флоринов. К 1637 г. цены выросли почти в 25 раз: так в Голландии началась тюльпаномания. Луковица могла служить отличным приданым невесте, за три луковицы можно было приобрести дом, а за редчайший вид «Тюлип Брассери» покупали процветающую пивоварню. Стоимость луковицы легендарного «Семпер аугустус» была сопоставима с 10-летней зарплатой простого рабочего или ценой 12 акров земли.

В Амстердаме можно найти тюльпаны на любой вкус и цвет

Погоня за цветами стала настоящим наваждением для голландцев. Люди закладывали дома, отдавали всё своё имущество, чтобы приобрести одну-единственную луковицу, которая нередко даже не вынималась из земли. Таким образом, цветы продавали «заочно», причём сделки совершались не только на бирже, как это было вначале, но и в тавернах, что придавало торговцам куражу, и цены взлетали до небес.

По стране ходили невероятные слухи о матросе, принявшем луковицу тюльпана за обычный лук и добавившем её в блюдо с селёдкой. Или о ботанике, в ходе экспериментов разделившем луковицу пополам, оказавшемся в тюрьме и вынужденным коротать там время до тех пор, пока он не смог выплатить своему нанимателю тысячи флоринов в качестве компенсации.

Истинные поклонники цветка шли на отчаянные шаги: например, амстердамский врач Класс Питерсзон из-за безмерный любви к тюльпанам изменил фамилию на Тульп: именно под этим «псевдонимом» его обессмертил Рембрандт в своей картине «Урок анатомии доктора Тульпа» (1632).

В 1637 г. число продававших превысило число покупавших, и мыльный пузырь лопнул. Теперь самые дорогие луковицы стоили копейки, и в мгновение ока тысячи голландцев оказались разорены – среди них и выдающийся художник Рембрандт. К тому времени тюльпаны уже успели стать национальным цветком Голландии; их продолжали разводить даже после краха, и к XVIII в. они стали столь знамениты, что их начал закупать сам турецкий султан!

Надо сказать, в ботаническом саду Лейдена до сих пор существуют потомки одних из первых тюльпанов, выращенных в 1620 г. Сегодня в Голландии на 16 000 га выращивается около 10 млрд луковиц – правда, это не только известные всему миру тюльпаны, но и крокусы, нарциссы, гладиолусы, ирисы и гиацинты: страна отвечает за 85 % мировой торговли цветами и луковицами.

Мельницы

Невозможно представить себе Голландию без знаменитых мельниц. В стране сохранилось только 1000 мельниц, в основном сосредоточенных на западе и севере; почти все они сегодня превратились в музеи или частные дома, и лишь несколько выполняют свою истинную функцию: мелят муку или производят краску. Каждую вторую субботу мая около 600 мельниц вывешивают синий флажок и открывают свои двери для туристов.

Ещё в начале XX в. в Нидерландах насчитывалось около 10 000 мельниц, и все они на тот момент служили, по большому счёту, двум целям: осушали озёра и вырабатывали энергию.

Различные типы мельниц можно увидеть в музее под открытым небом «Зансе-Сханс»

Впервые так называемые польдерные мельницы, предназначенные для откачки воды в обводной канал, упоминаются в 1414 г. Со временем начали устанавливать

целые ряды таких сооружений: когда вода в осушаемом озере опускалась до уровня первой группы мельниц, устанавливался второй, более низкий уровень, который поднимал воду к первому уровню, откуда та поступала в канал. Этот процесс повторялся многократно; иногда в работе принимали участие до 60 мельниц.

Амстердамские мельницы известны с 1307 г.; они использовались для осушения земель, переработки зерна, выработки энергии и т. п. В период Средневековья 26 мельниц были установлены в стратегически важных местах, и даже в XVII в. путешественники описывали Амстердам как «лес мачт, флагов и башен с украшенной мельницами городской стеной». Сохранившиеся налоговые записи свидетельствуют о том, что в 1765 г. в городе на ходу было 140 мельниц, однако сейчас их осталось лишь 8 (Akersluis, 10, Haarlemmerweg, 465 и 701, Herman Bonpad, 6, Noordhollandschkanaaldijk, 21, De Borcht, 10, Funenkade, 5, Gillis van Ledenberchstraat, 78).

Одна из самых известных – Молен де Гойер (Funenkade, 5), рядом с которой находится мини-пивоварня «Brouwerij ‘t IJ». Молен де Гойер, являющаяся самой высокой мельницей в Нидерландах, появилась в 1725 г. для помола зерна, однако строительство новых домов в начале XIX в. преградило путь ветру, и постройку перенесли на нынешнее место. Другая мельница, Де Оттер (Gillis van Ledenberchstraat, 78), – последняя из 12 созданных в XVII в. мельниц-лесопилок (их количество увеличивалось с течением времени, и к XIX в. их насчитывалось уже 80). В высоту Де Оттер не привышает 19 м, внутри она столь мала, что войти в неё может не более трёх человек. Эта мельница причислена к историческим памятникам и является старейшей подобного типа (низкая на широком фундаменте) в Нидерландах. В наши дни обсуждается возможность переноса Де Оттера в Уитгест, где была создана самая первая такая конструкция в 1592 г.

«Город свободной любви»

Для многих туристов одной из наиболее притягательных достопримечательностей Амстердама является так называемый Квартал красных фонарей, расположившийся, по иронии судьбы, в историческом центре города, окольцевав Старую церковь. Местные ласково называют эти края Де Валлетьес (De Walletjes, «малые стены»), поскольку когда-то здесь проходила городская стена. Есть в городе, правда, и другие, менее известные, но не менее популярные злачные места: например, район Пейп (улица Рёйсделкаде (Ruysdaelkade), от Альберт Кёйпстрат (Albert Cuypstraat) до Ян Стенстрат (le Jan Steenstraat)) и территория между Каттенгат и Лейнбанстег. Надо сказать, в мире нет ни одного рассказа путешественников о старом Амстердаме, где бы не упоминалась проституция.

Обнажённая женская грудь с рукой – работа неизвестного скульптора, появившаяся в Квартале красных фонарей несколько лет назад

Квартал красных фонарей перекинулся через два канала, которые прежде образовывали восточную часть средневекового Амстердама, и получил своё название по красным окошкам, за которыми прячутся девушки в бикини, пытаясь заманить к себе клиентов, чтобы продать им свою любовь. «Девушкам» от 18 до 65 лет, хотя самой пожилой «работницей» считается 70-летняя дама, занятая в этом бизнесе около 50 лет и до сих пор принимающая гостей.

История проституции в Амстердаме берёт своё начало в XIII в. Когда город был важным торговым портом, в нём постоянно находились богатые купцы и тоскующие по женской ласке моряки, что, собственно, и привело к появлению спроса на сексуальные услуги. Многие амстердамцы, будучи торговцами или работая на судах, зачастую месяцами отсутствовали дома, в то время как оставшимся без дохода женщинам по-прежнему необходимо было содержать семью. Проституция, таким образом, была одним из немногих доступных женщинам способов выживания. Уже в XIV в. моряков в порту встречали девушки с красными фонариками в руках: этот цвет сразу привлекал внимание, а впоследствии сигнализировал о намерениях державшей их хозяйки.

В те далёкие времена времяпрепровождение с девушкой лёгкого поведения рассматривалось как величайший грех, однако в католической Голландии было возможно за определённую сумму приобрести отпущение грехов. Довольно долго так и поступали, но вскоре перед моряками встала проблема: грешили-то в основном ночью, в то время как корабли отплывали на заре, когда церкви были закрыты. Предприимчивые католики быстро нашли выход из сложившейся ситуации: индульгенцию можно было приобрести накануне – правда, и платить за неё приходилось в два раза больше.

В Средние века проституткам разрешалось работать в одном из находившихся на нынешней улице Дамстрат (Damstraat) борделей, содержание коих в те годы было эксклюзивной привилегией главы города. В XV в. девушки постепенно перебрались в Зедейк (Zeedijk), а спустя ещё два века разгуливали с красными фонарями по старой части города, открыто заявляя о своей профессии. Позже деятельные женщины начали «рекламировать» себя в окнах собственных домов и комнат, которые нередко арендовали специально для того, чтобы привлечь клиентов.

Администрация Амстердама смотрела на это явление сквозь пальцы, понимая, что женщины идут на такой шаг не от хорошей жизни. По большому счёту, у бедноты было лишь два способа заработать: мужчины могли наняться на службу Ост– или Вест-Индской компаний, женщины – стать проститутками. И то и другое вряд ли можно было считать завидной участью.

Правда, некоторые действия всё же предпринимались. Например, в 1478 г. проституция была столь распространённым явлением, что власти попытались хотя бы формально закрепить за девушками их зоны работы. Так, если проститутка появлялась в неположенном месте, её перевозили обратно. Спустя 100 лет пришедшие к власти кальвинисты попробовали вовсе запретить такой вид заработка, однако очень скоро были вынуждены смириться с ним и впоследствии демонстрировали толерантность. В 1850 г. в Амстердаме было 200 000 жителей и более 200 борделей.

В 2000 г. были легализованы многочисленные бордели, и проституция, тем самым, получила законный статус. Вместе с таким решением пришла и бюрократия: например, появилась 200-страничная книга по ведению этого бизнеса, где расписывается всё: от правил пожарной безопасности до примерной длины ногтей ночных бабочек. Кстати, для женщин также существуют подобные интимные услуги, однако рынок не столь велик и разнообразен, как для представителей мужского пола.

Узаконивание проституции предполагало и гарантию безопасности труда. В Квартале красных фонарей постоянно дежурят полицейские, повсюду установлены видеокамеры, во всех окнах стоят специальные системы оповещения. Каждая девушка вправе сама решать, какого клиента пригласить к себе, а кому отказать. Большинство проституток состоят в профсоюзе, а по выходе на пенсию получают денежные пособия, как и прочие пенсионеры.

После принятия закона 78 % голландцев стали утверждать, что проблема с проституцией в стране была решена. Безусловно, нелегальный бизнес существует и поныне, однако на долю нелегалов приходится менее 5 % рынка. И днём и ночью стоящие в окнах девушки зачастую выглядят скучающими и нередко занимаются своими делами: кто-то красит ногти, кто-то болтает по телефону, однако это не мешает им внимательно следить за вспышками фотоаппаратов. Девушки – не модели, а потому позировать перед камерами не любят, и попытка заснять их может окончиться весьма

плачевно: в лучшем случае фотограф лишится своей камеры, в худшем – получит пару синяков от местных полицейских, тщательно охраняющих своих подопечных. Кстати, иностранкам в этих краях не рекомендуется гулять в одиночку в лёгкой летней одежде: их вполне могут принять за конкуренток и начать выяснять с ними отношения.

50 % клиентов сегодняшних проституток – это сами голландцы, готовые за 15 минут удовольствия выложить приблизительно 50 евро. Как и следовало ожидать, лишь 5 % проституток родом из Голландии: остальные приезжают сюда из других стран, чтобы поправить своё материальное положение. Рабочая смена длится 8 часов; в зависимости от местоположения окна проститутка платит от 75 до 150 евро за его аренду.

Уже через 7 лет после принятия закона о проституции бургомистр Амстердама Йоб Кохен признал его ошибкой. Конечно, девушки ушли с улиц и стали независимы (за сутенёрство в Нидерландах грозит тюремный срок), однако, по словам Кохена, около 30 зданий (а вместе с ними и окон) Старого города находятся в руках криминальных элементов, купивших разрешения на содержание борделей на деньги, полученные от нелегальной продажи наркотиков. Потому не закрыть их – значит не просто позволить процветать преступности, а открыто поощрять её. Власти задумались над законом, упрощающим процедуру лишения лицензии в случае, если появляются подозрения в отношении владельца заведения. Правда, такая инициатива вызвала недовольство девушек: по их мнению, закрытие окон вынудит их снова работать на улице.

В начале 2008 г. было объявлено о проекте «Project 1012» (цифра соответствует почтовому индексу Квартала красных фонарей). Первым шагом должно было стать сокращение количества окон с путанами; освободившиеся помещения хотели отдать модным бутикам и художественным галереям.

Девушка Белле – памятник всем проституткам мира

То же касалось и многочисленных кофешопов, которые хотели либо закрыть, либо ограничить к ним доступ иностранцев. По мнению политиков, проституция и наркотики только повышают криминогенный уровень и притягивают преступников, однако такие высказывания встречают протесты: мол, преступность – это лишь красивая отговорка, и на самом деле главной целью городских властей является избавление Амстердама от репутации грешного города. Не секрет, что многие туристы приезжают сюда лишь для того, чтобы попробовать наркотики и оказаться по ту сторону того самого заветного красного окошка, а не для того, чтобы восхититься средневековой архитектурой города и проникнуться его историей. В то же время оппоненты Кохена заявляют, что именно вседозволенность делает Амстердам Амстердамом, и призывают оставить столице её историческое наследие.

Опасаясь реакции как местных, так и приезжих, власти в очередной раз пытаются закрыть глаза на проблему, а потому в «Проекте 1012» нет фиксированных дат. Проституток смещают от Старой церкви к Ауде Нивстрат (Oude Nieuwstraat), Аудезейдс Ахтербургвал (Oudezijds Achterburgwal) и прилежащим к ним улицам – подобная мера позволяет в будущем превратить центр в более «пристойное» сердце столицы. Уже сейчас заметны изменения: если 10 лет назад чуть ли не весь район переливался багровыми огнями, то сейчас красные лампы скромно освещают лишь некоторые окна.

Несмотря на то что городской совет хочет минимизировать магнетическую силу Квартала красных фонарей и улучшить репутацию Амстердама за границей, он всё же позволил объединению проституток установить у Старой церкви памятник представительнице древнейшей профессии на Земле. В 2007 г. здесь появилась статуя Belle, на постаменте которой написано: «Уважайте сексуальных работниц всего мира».

Очень скоро неподалёку появилось и другое произведение искусства: под покровом ночи неизвестный мастер вмонтировал в брусчатку пластину с изображением бюста и прикованной руки. Полиция в ужасе убрала новую скульптуру, однако за несколько часов она уже успела полюбиться прохожим, и её вернули на место.

Свобода наркотикам?

Когда речь заходит об Амстердаме, неизменно всплывает одна из самых щекотливых тем: наркотики. В голландской столице каждый знает, что значат цифры 5 и 30: в одном магазине разрешается купить не более 5 г лёгких наркотиков; при себе можно иметь максимум 30 г.

Кофешопы в центре города

Многие уверены, что наркотики в Нидерландах легальны, однако это не совсем так. Первые законы, регулировавшие употребление наркотических средств, появились в 1970-х гг. Из-за притока хиппи и движения прово (provo), не брезговавших марихуаной, борьба с наркотиками рассматривалась как пустая трата времени и денег. Правительство пришло к выводу, что запреты будут неэффективны и приведут к развитию подпольного рынка, а потому было найдено идеальное, с точки зрения властей, решение: наркотики разделили на лёгкие и тяжёлые, и продажа малых доз лёгких наркотиков была разрешена. Так в стране открылись двери знаменитых кофешопов.

Никто, однако, не задумывался о том, что хранилось в подвалах этих кофешопов: здесь речь шла уже не о граммах, а о килограммах наркотиков – пусть даже лёгких. Согласно закону, человек может иметь при себе не более 30 г лёгких наркотиков, что, безусловно, кофешопы не способны выполнить даже теоретически. На незаконные поставки власти частично закрывают глаза: в конце концов, кофешопы способствуют росту экономики, ведь большая часть их доходов идёт на строительство отелей и ночных клубов.

В целом со времени принятия спорного закона потребление лёгких наркотиков не выросло, а вот усилия по борьбе с тяжёлыми наркотиками привели к самым низким показателям наркозависимости в мире. Казалось бы, пришла пора легализовать лёгкие наркотики, но власти Нидерландов придерживаются другого мнения. Дело даже не в давлении со стороны ЕС, отрицательно относящегося к процветающим кофешопам. И не в организованной преступности, напрямую заинтересованной в этом бизнесе. Проблема в том, что беспрепятственный доступ к наркотикам породил новый тип туристов: люди приезжает в Амстердам исключительно для того, чтобы выкурить побольше «травки» и забыться. Когда 6 % туристов указали это основной целью своего приезда, власти призадумались: настало время пересмотреть законы. Иностранцам, посещающим кофешопы, власти не очень рады: 2/3 вызовов скорой помощи для людей, имеющих проблемы с наркотиками, приходится именно на туристов.

Преобразования начались постепенно: сначала ограничили выращивание наркотических средств в домашних условиях, разрешив одновременно культивировать только 4 сорта. Более строгие меры предполагали закрытие ряда кофешопов: если в 1997 г. в Нидерландах работало 1200 подобных заведений, то в 2005 г. – только 729, из которых 20 % находилось в столице. Открыть очередной кофешоп уже не так просто, как раньше.

Вышедший в 2007 г. закон обязал кофешопы, торгующие не только наркотиками, но и алкоголем, сделать выбор между этими продуктами, и большинство владельцев отдали предпочтение последнему. Годом позже было объявлено о закрытии всех кофешопов, находившихся в радиусе 350 м от школ. 43 из 228 кофешопов были ликвидированы сразу же, но в целом под угрозой оказались 90 % этих заведений.

Наконец, в 2011 г. правительство предложило закон о

запрете продажи наркотических средств иностранцам и ограничении приобретения их подданными Нидерландов. По замыслу властей каждый голландец, желающий посещать кофешопы, должен получить специальное разрешение, выдаваемое на год. Правда, Верховный суд признал подобную инициативу незаконной, подчеркнув, однако, что в будущем исход подобных судебных разбирательств не столь однозначен. В 2012 г. продажа наркотиков иностранцам была практически прекращена.

Закрытие кофешопов дало видимые результаты: с 1998 в. количество курящих гашиш и марихуану сократилось с 28 до 19 %, принимающих экстази – с 27 до 8 %, а употребляющих кокаин – с 10 до 3 %. И это при том, что отношение голландцев к лёгким наркотикам действительно сильно отличается от восприятия и взгляда туристов. Для местных жителей это то же самое, что для россиян – курение кальяна, то есть «приятное времяпрепровождение», которому можно посвятить, скажем, один или два вечера в месяц. При этом они, как правило, довольствуются парой сигарет. Несмотря на то что в Нидерландах вывели свой сорт «травки», истинные голландцы практически не покупают её, утверждая, что она слишком крепка.

Туристы же зачастую буквально атакуют кофешопы, пытаясь за короткие выходные перепробовать весь ассортимент местных забегаловок, что, естественно, крайне неблагоприятно сказывается на их здоровье. Надо отметить, что владельцы кофешопов не хотят навлекать на себя дополнительные проблемы, и попасть в список «неугодных» и стать следующими в очереди на закрытие не входит в их планы, а потому они тщательно следят за состоянием своих клиентов и отказывают в новой дозе, как только посетителя окутывает дурман. Кстати, уносить приобретённый товар с собой считается дурным тоном: всё купленное в кофешопе должно быть выкурено «на месте».

В 2006 г. в одном из районов Амстердама запретили принимать лёгкие наркотики на улице, поскольку местная молодёжь после нескольких сигарет начинала сильно шуметь и доставлять жителям дискомфорт. Как только было объявлено о запрете, на улице появился соответствующий запрещающий знак – который украли в первую же ночь! Второй знак постигла та же участь. И третий. Смышлёные голландцы не растерялись. Заявив: «Мы из всего можем сделать деньги!» – они стали продавать подобные знаки по всему миру; несмотря на высокие цены, их заказывали даже коллекционеры из США (местные же предпочитали старый добрый способ приобретения таблички).

Легализация кофешопов произошла в 1980 г., однако многие бары торговали лёгкими наркотиками задолго до этого, поэтому до сих пор заведения спорят о том, кто из них был первым. Например, в том же 1980 г. «Melkweg» продавал «травку» хиппи, не имея, однако, почётного статуса кофешопа. «Mellow Yellow» открылся в 1972 г., но позднее переехал в другое здание. Кофешоп «Bulldog» (Oudezijds Voorburgwal, 90) хвастается вывеской: «Первый кофешоп», хотя его регистрационный номер – 002.

Помимо кофешопов в Амстердаме есть и смартшопы, предлагающие иные варианты психотропных веществ. До недавнего времени в них обязательно предлагались галлюциногенные грибы, однако после ряда трагических инцидентов в 2007–2008 гг. их запретили и изъяли из продажи.

Всеобщая толерантность

Исторически Амстердам всегда был приютом для беженцев и национальных меньшинств: ещё 3000 лет назад, когда Нидерланды только-только начинали заселяться, возникла необходимость в сотрудничестве, чтобы одержать победу в борьбе с водой – именно тогда и зародилась знаменитая голландская терпимость.

Сегодня 45 % населения Амстердама – это иммигранты, прибывшие, прежде всего, из Суринама, Марокко и Турции. В общей сложности здесь проживают представители 172 национальностей, что превращает голландскую столицу в самый мультинациональный город в мире.

Свобода вероисповедания была одним из главнейших принципов Голландии, зафиксированная в конституции в 1848 г., и особых конфликтов между местными жителями и приезжими первоначально не возникало, поскольку группы иммигрантов были относительно небольшими. Ситуация изменилась во второй половине XX в., когда бывшие нидерландские колонии получили независимость, и 300 000 индонезийцев перебрались на новую родину. За ними в 1960-х гг. в Голландию потянулись десятки тысяч трудовых мигрантов из Турции и Марокко, а спустя 10 лет, после отказа страны от Суринама, ещё 300 000 человек пополнили население Нидерландов. Исторически «белая» Голландия внезапно начала менять цвет.

Первоначально недовольство местного населения такой приток мигрантов не вызывал: суринамцы и индонезийцы говорили преимущественно на голландском – в отличие от мусульман из Средиземноморья, активно нанимаемых в 1960-х гг. для восстановления Голландии после войн. Поскольку большинство людей приезжали на низкооплачиваемые работы, нидерландцы были уверены, что по истечении трудового контракта гастарбайтеры уедут домой, а потому владение голландским не входило в список предъявляемых требований. У рабочих же были совсем иные планы: покидать страну благосостояния они вовсе не собирались. Вместо этого они перевезли сюда свои семьи, и в 2007 г. из 16,4 млн жителей страны 1 млн представляли мусульмане.

До 1990-х гг. Голландия была известна миру своей репутацией свободной и толерантной страны, где каждый имел право голоса, невзирая на взгляды, цвет кожи, пол и сексуальную ориентацию. Всё изменилось после политических убийств в 2002 г. и 2004 г., унёсших жизни Пима Фортёйна и Тео ван Гога, открыто придерживавшихся антиисламских взглядов.

До Второй мировой войны, однако, основными иммигрантами были евреи. Первые евреи появились в Голландии в XII в., но их массовый приток относится к 1580-м гг. В отличие от других стран здесь их принимали с распростёртыми объятиями, ведь они издревле были отличными бизнесменами и обладали обширными торговыми связями. Гонимые из Испании и Португалии, евреи-сефарды нашли в Нидерландах новый дом, хотя даже здесь к ним относились с опаской, а потому очень скоро начали ограничивать в правах, понимая их безвыходное положение. Например, за право стать гражданином необходимо было заплатить, браки между евреями и христианами не приветствовались, а исповедовать свою религию они могли лишь за закрытыми дверями.

В 1632 г. евреев стали исключать из гильдий, тем самым лишая их права владеть бизнесом, что вынудило иудеев создавать собственные профсоюзы. По счастью, многие были заняты в бриллиантовой индустрии, практически закрытой для представителей других наций, а потому не имевшей гильдии. Многие предпочитали также работать в неурегулированных сферах, таких как финансы, печать, розничная торговля, производство одежды и табака.

Типичные домики Еврейского квартала

Несмотря на процветание отдельных представителей общины, большинство влачило жалкое существование и было мелкими торговцами: спад спроса привёл к тому, что в 1799 г. более половины амстердамских евреев жили попрошайничеством. Тем не менее, когда в Германии и Польше начались антиеврейские волнения, тысячи евреев-ашкеназов ринулись именно в Голландию: если в начале XVIII в. в Амстердаме проживало менее 3 % евреев, то к концу столетия их было уже почти 10 %. В отличие от своих предшественников – сефардов ашкеназы

не могли похвастать важными торговыми связями, а потому начали подрабатывать на местных базарах, продавая поношенную одежду.

И всё же в Амстердаме евреи наслаждались невиданными свободами по сравнению с Европой. После новой волны еврейской иммиграции в XVII в. Амстердам превратился в еврейский центр Европы: к моменту начала Наполеоновских войн их здесь насчитывалось около 10 000. Французская оккупация вынудила власти отменить наложенные на евреев ограничения ради выживания города, и к середине XIX в. евреи были активно задействованы почти во всех отраслях экономики.

Изначально евреи селились на искусственном острове Флойенбург (ныне площадь Ватерлооплейн – Waterlooplein), получившем такое название из-за постоянных наводнений. Постепенно община облюбовала всю восточную часть Амстердама, превратив её в центр еврейского сообщества и возведя здесь синагоги (включая одну из крупнейших и богатейших в Европе XVII в. Португальскую синагогу), основав библиотеки, вызывающие восхищение и по сей день. Когда опустели верфи Каттенбург, Виттенбург и Остенбург (Kattenburg, Wittenburg, Oostenburg), ашкеназы начали осваивать эти покинутые промышленные зоны, в то время как зажиточные евреи предпочитали переезжать на Ниуве-Принсенграхт, Ниуве-Кейзерсграхт и Ниуве-Херенграхт, куда из-за местоположения не слишком стремились другие амстердамцы.

Большинство же евреев, однако, остались на прежнем месте, превращая его, по мере собственного обнищания, в своего рода гетто: по словам одного путешественника, это был настоящий «лабиринт узких грязных улочек с ветхими домишками, которые, казалось, вот-вот рухнут – стоит только коснуться их стен». На растянутых между домами верёвках висели рваные рубахи, заштопанные юбки и штаны.

Гимназия Барлеуса

Торговля проходила прямо перед дверями: здесь продавались «части мебели и оружия, имеющие отношение к религии вещицы, остатки униформы, инструментов, игрушек, старых чугунных украшений, разбитая глиняная посуда, ненужное барахло, тряпьё и всё то, что не имеет названия на человеческом языке». Это был огромный восточный базар, где вся жизнь проходила на улице: женщины запекали рыбу в маленьких печах, девочки качали малышей, мужчины рылись в своём старье. Путешественнику не терпелось вырваться из этого хаоса, чтобы наконец-то вдохнуть немного «свежего воздуха нормального Амстердама».

В начале XX в. дискриминация евреев усилилась: в некоторых кафе они вынуждены были платить в два раза больше, чем остальные посетители. Самый престижный и влиятельный клуб города, «Гроте-клуб», не допускал в свои стены иудеев. Не принимали их и студенческие братства и общины. Гимназия Барлеуса вообще выбрала девиз: «Никаких пролетариев, никаких девушек и никаких евреев».

Когда началась Вторая мировая война, голландцы искренне верили, что смогут сохранить нейтралитет: в конце концов, немцы считали Нидерланды арийской страной. Тем не менее уже в 1940 г. все гражданские служащие еврейского происхождения были уволены, включая учителей и профессоров университетов. Спонтанная забастовка студентов не спасла положение: еврейским сотрудникам даже не дали попрощаться со своими бывшими коллегами. Амстердамский университет потерял 26 лекторов.

Далее последовал запрет за запретом: в январе 1941 г. собственность евреев была конфискована и распродана, в августе школьникам-евреям запретили посещать занятия, открыв для них специальные школы. В сентябре появился новый запрет: об участии в общественных мероприятиях и концертах, а также о возможности посещения любых общественных заведений: от библиотеки и бассейна до ресторана и зоопарка. Вот что позже рассказала дочь хозяина амстердамского кафе «Ijsbreker»: «Газету с новостью о невозможности присутствия евреев в общественных местах принесли к нам в кафе в 5 часов. Уже через какие-то 5 минут заведение наполовину опустело. В один миг мы потеряли всё: у нас больше не было посетителей».

В январе 1942 г. безработных евреев начали отправлять в сельские трудовые лагеря, одновременно семьи всех голландских иудеев переселяли в отдельные кварталы Амстердама, обнесённые колючей проволокой, специальными знаками и разводными мостами. Следующим шагом стало принудительное ношение звезды Давида, затем – запрет пользоваться частными машинами и общественным транспортом, посещать друзей нееврейского происхождения и покидать дом с 8 вечера до 6 утра. Потом пришло время депортации. Транзитным пунктом служил Вестерборк, откуда борцы за свободу евреев похищали маленьких детей в коробках, мешках для картошки и рюкзаках, чтобы потом спрятать их у преданных друзей. Одним из спасённых оказался Эд ван Тейн, будущий бургомистр Амстердама. К слову, депортация евреев вызвала массовые протесты лишь однажды, в 1941 г., когда в столице вспыхнула так называемая «февральская забастовка».

До начала Второй мировой войны в Нидерландах проживало около 140 000 евреев, из них порядка 90 000 в Амстердаме, что составляло 13 % населения столицы. После войны в городе осталось лишь 5000 евреев, то есть 15 из 16 оказались убиты. Движение Сопротивления в Голландии было не таким уж большим: поскольку антисемитизм в стране не был столь развит, как в Германии, Франции и Австрии, многие граждане игнорировали преследования. В результате нидерландцев до сих пор преследует чувство вины, и в 2010 г. правительство принесло официальные извинения за то, что не уберегло еврейскую общину от геноцида.

Амстердам – да и Нидерланды в целом – и по сей день не оправились от потерь Второй мировой войны. Сейчас в стране насчитывается всего 41 000—45 000 евреев, из них почти половина проживает в столице, в южной части города. Большая часть считает себя иудеями, хотя лишь ? постоянно посещает синагоги.

Массовое искусство

Сегодня нельзя представить себе Нидерланды без великого искусства золотого века, основы которого были заложены уже в Средние века, когда главным заказчиком произведений искусства выступала церковь.

Вплоть до конца XVI в. в Голландии преобладала фламандская школа, и основными темами живописи были аллегорические сюжеты, популярные у церкви, при дворе и среди аристократии. Одновременно на севере страны начала развиваться собственно голландская школа, главной отличительной чертой которой стал реализм. Центром нового течения был город Харлем.

После изгнания испанцев и проведения Реформации искусство претерпело изменения: теперь не было двора и церкви, покупающих полотна, а потому искусство превратилось в бизнес, существующий на свободном рынке. Приобретать картины начали торговцы и владельцы магазинов, однако главным условием заказчика было изображение на холсте собственно покупателя. Художники также превратились в своего рода предпринимателей: их задачей было создать как можно больше однотипных работ; наступил век процветания многочисленных копий. Студии уподобились фабрикам, где ученики мастеров штамповали портреты и сотворённые мастерами шедевры. Продавали картины на рынках наравне с мебелью и овощами. Вскоре дома зажиточных горожан были увешаны полотнами от пола до потолка; иностранцы не раз отмечали, что даже пекарни и мясные лавки могут похвастать парой картин. Рост конкуренции вынудил

художников начать специализироваться на одном из популярных жанров того времени – это и был золотой век голландского искусства.

Около 1600 г. большинство амстердамских художников, многие из которых так и остались неизвестными, проживали в центре города: около улицы Пейлстег (Pijlsteeg), будущей улицы Дамстрат и у площади Дам. Здесь всегда продавали картины, и их было так много, что зачастую они оказывались чрезвычайно дешёвыми и не слишком детальными. Неподалёку располагался Квартал красных фонарей, где бедные художники находили своих первых моделей. Видя искусство повсюду, ребятишки, выросшие в этих краях, впоследствии нередко и сами становились художниками – как, например, Питер Ластман.

В начале XVII в. торговля произведениями искусства в Амстердаме переместилась сначала на самую широкую часть улицы Синт-Антонидейк (Sint Anthoniedijk), затем – на Йоденбреестрат (Jodenbreestraat), где селились богатые иммигранты из Антверпена. Улица быстро получила прозвище «промышленной зоны художников». Здесь, среди прочего, провёл 6 месяцев своего ученичества Рембрандт.

Золотой век кончился столь же внезапно, как и начался: после вторжения Франции в Голландию экономика страны рухнула, и художники подались на юг.

Граффити

В 1960—1970-х гг. власти решили поддержать творческие натуры, и художникам и скульпторам стали платить постоянные зарплаты, а также выкупать непроданные произведения искусства и сохранять их. В 1992 г. субсидии прекратились; в хранилищах на тот момент находилось около 200 000 работ, которые было решено передать в те места, что «заслужили» кусочек искусства. Таковыми могли оказаться больничные столовые, провинциальные музеи и пр. Если же заведению подарок не нравился, его возвращали автору. Постепенно город вернулся к общепринятой традиции: каждый творец вынужден продавать свои произведения самостоятельно, что заставляет художников и скульпторов рекламировать себя и приводит к появлению несметного количества галерей. Государство предоставляет гранты и стипендии, но за них приходится бороться на различных конкурсах и соревнованиях.

Сегодня искусство Нидерландов охватывает не только живопись, представленную в многочисленных галереях: оно шагнуло на улицу. Скульптуры, статуи, украшение уличных фонарей и скамеек и художественно выполненное граффити – вот самое заметное проявление искусства в наши дни. Многие и сейчас работают анонимно или под загадочными псевдонимами. Например, «Laser 3.14» чертит на зданиях философские послания, цитируя известных людей. «DHM» украшает дома наклейками животных в стиле, характерном для татуировок. Три британца, организовавшие объединение «TLP» (The London Police), начали оставлять чёрно-белые изображения на скрывающих провода ящиках, позже создав собственную галерею.

Последние годы некто неизвестный под покровом ночи устанавливает в Амстердаме разные скульптуры. Примеры его (или их) творений – вмурованный в брусчатку обнажённый бюст женщины около Старой церкви и закреплённая на дереве на Лейдсебоше (Leidsebosje, рядом с Лейдсеплейн – Leidseplein) фигура человека, пилящего под собой ветку.

На пересечении улиц Тведе Марниксплантсун (Tweede Marnixplantsoen) и Марниксстрат (Marnixstraat) на невысокой кирпичной стенке с 1982 г. стоит скульптура мужчины без головы, но с футляром для скрипки и шляпой в руках. Местные жители шутливо утверждают, что он торопится на трамвай № 10. На Лотсстрат (Lootsstraat) находится необычная скульптура Саньи Медич «Книжный шкаф» (Boekenkast): это 500 керамических переплётов книг, именами авторов которых названы соседние улицы.

«Амстердамский мальчик» – подарок табачной компании в 1960 г.

На площади Клейне Гартманплантсун (Kleine Gartmanplantsoen) можно увидеть 40 миниатюрных ящериц и игуан из бронзы, появившихся здесь в 1994 г. Рептилии, скопившиеся в двух местах (у пересечения с площадью Макс Эйвеплейн (Max Euweplein) и рядом с мостом через Лейдсеграхт), напоминают о том, что до 1913 г. здесь находился канал Лейнбансграхт (Lijnbaansgracht), после исчезновения которого на этом месте построили городской театр, нарушающий гармоничную планировку Амстердама. Почему были выбраны именно ящерицы? Дело в их прекрасной адаптации к условиям окружающей среды и избрании их символом вечной жизни: ведь даже потеряв хвост, они не погибают. Так, скульптор Ханс ван Хувелинген пытался сказать, что столица сохраняет свою душу, несмотря на все происходящие с ней изменения.

На площади Спёй стоит гордый бронзовый мальчик «Ливердье» («Het Lieverdje»), который некогда выудил из канала тонувшую собаку и прославился, когда об этом событии написали в местной газете. Табачная компания из Эйндховена сразу выделила деньги на установку монумента маленькому герою, и в течение 4 лет он оставался символом альтруизма амстердамцев, пока в 1964 г. здесь не начала собираться повстанческая молодёжь, позднее вошедшая в историю как движение прово.

Посмотрев себе под ноги, турист обнаружит, что между книжными прилавками находятся высеченные таблички с надписью «перевод с одного языка на другой» на 4 языках. Композиция была создана в 1996 г. Лоренсом Вейнером, желавшим продемонстрировать, что чтение – это ключ к знаниям.

Плавучие дома

Плавучие дома, или хаусботы (голл. woonboot), – неотъемлемая часть Амстердама. Появившись сразу после Второй мировой войны, они стали отличным прибежищем для бездомных, однако со временем в брошенные баржи стали заселяться и небогатые студенты. Первоначально власти не слишком противились массовому поселению на судах: с одной стороны, лодки всё равно зачастую были непригодны для судоходства, с другой – это помогало решить проблему жилья, пусть даже временно. Однако культура проживания на баржах закрепилась, и сегодня на амстердамских каналах «плавают» одни из самых красивых и дорогостоящих хаусботов в Европе.

Амстердамские хаусботы – это и обычные жилые дома, и гостиницы, и студенческие общежития, и музеи (а прежде и тюрьмы!). Спрос на них растёт с каждым днём, несмотря на то что их содержание зачастую обходится значительно дороже, чем обслуживание обычных квартир. При этом в Нидерландах существует ограниченное число причалов, а потому вероятность появления нового соседа, как правило, невелика.

Плавучие сады помогают поддерживать экосистему Амстердама

В Голландии различают три вида плавучих домов: первый представляет собой установленный на бетонный каркас деревянный или каменный корпус. Второй тип чем-то напоминает предыдущий: это заброшенная баржа, к которой также приделана крыша. Наконец, последний тип – это обычные корабли, вышедшие из эксплуатации и превратившиеся в жилое помещение. Нередко они всё ещё находятся на ходу. В Амстердаме наиболее распространены плавучие дома первого и второго типов, причём отдаваемое им предпочтение вызвано, по большей части, эстетическими соображениями.

В каждом хаусботе есть всё необходимое для жизни: кухня, ванная, электричество и горячая вода. Большинство людей устанавливают каркас лишь на часть своего дома, оставляя себе, тем самым, летнюю террасу, на которой разбивают садик. Безусловно, есть у плавучих домов и адрес, начинающийся буквами t/o (что является сокращением слова «напротив»). Другими словами, плавучий дом «заимствует»

адрес находящегося рядом особняка. Далее следует ещё одно сокращение, a/b, что значит «на борту» – здесь указывается название лодки. Последнее время, правда, в Амстердаме лодкам начали присваивать обычные номера, приписывая им дополнительную букву.

Каналы привлекают гнездящихся водоплавающих птиц, предпочитающих хорошо защищённые места – например, под мостами или в зарослях камышовой травы. Так возникла идея создать «плавучие сады»: по мере роста опущенные в воду корни начинают привлекать главных обитателей каналов – рыб, обеспечивающих фильтрацию воды. С ними, соответственно, увеличивается и популяция птиц, которые с радостью сидят на старых заросших баржах или плотах – как, например, около дома № 70 на улице Рёйсделкаде.

Богадельни, или дворики «хофье»

Во всех странах всегда была необходимость заботиться о сиротах, стариках и бедных. До проведения в Нидерландах Реформации это было прерогативой католической церкви, но в XVII–XVIII вв. эта роль перешла к богатым купцам и протестантским благотворительным организациям, заложившим традицию двориков, или богаделен, которые в Голландии называют «хофье» (hofje). Особенно в уходе нуждались вдовы и пожилые женщины, а потому неудивительно, что учредителями богоугодных заведений иногда были богатые представительницы прекрасного пола, в благодарность получавшие памятные доски с позолоченными надписями на фасадах финансируемых ими зданий.

Нередко благодетели были приверженцами католической (или иной, не кальвинистской) веры, и основание приюта было для них своего рода возможностью показать любовь к Богу и заботу о тех, кому в жизни повезло несколько меньше. Кроме того, дворики как нельзя лучше подходили для возведения небольшой часовни, благодаря полукруглому расположению домов вокруг двора отлично скрытой от глаз властей, не препятствовавших другим вероисповеданиям в том случае, если их церкви находились не на виду.

Надо сказать, принадлежность к той или иной религиозной общине в течение определённого периода зачастую являлась обязательным условием для получения места в приюте. Обитателям хофье предписывалось среди прочего обязательное посещение церкви, молитва за душу дарителя и отказ от алкоголя. Женщинам также нередко запрещалось принимать за закрытой дверью посетителей мужского пола старше 5 лет, даже если этим мужчиной являлся брат.

Умиротворение Эгелантирсграхта в Иордане всегда располагало к созданию богаделен

Богадельни представляли собой скопление домов вокруг внутреннего двора, где, как правило, разбивали тихий садик. В главном здании создавали царственный зал, украшенный портретами благодетеля. Комнаты в подобных домах предоставлялись бесплатно; их обитателей снабжали не только углом со светом и водой, но и едой, а иногда и бесплатной одеждой. Порой семьи строили подобные заведения исключительно для своих престарелых слуг. Некоторые богадельни сегодня открыты для посетителей; кое-где здания до сих пор используются по назначению, однако, заходя туда, необходимо проявлять уважение к жильцам и не шуметь.

Самой известной сегодня амстердамской богадельней считается Бегейнхоф (Begijnhof), по мнению многих, сохранившаяся в исконном виде после Реформации лишь благодаря тому, что многие её обитатели были родственниками самих же реформаторов.

Довольно много приютов можно найти в районе Иордан. Например, на Палмграхт (Palmgracht), 28 расположено целых два дворика: Босхехофье (Bosschehofje) и Репхофье (Raephofje). Первую богадельню основал в 1648 г. наживший состояние торговлей зерном богатый купец Арент Дирксзон Босх для женщин протестантской веры. Вторая была создана Питером Репом для менонитов. До сих пор в этих зданиях проживают несколько одиноких женщин.

Картезианский приют Иордана (Karthuizerhof, Karthuizersstraat, 21—131) сегодня мало что общего имеет с основанным в 1394 г. картезианским монастырём – разве что только название. Монастырь был разрушен в 1572 г. и долгое время пустовал, пока здесь не утвердили крупнейшую в Амстердаме богадельню. При входе красуется герб столицы как символ того, что в строительстве непосредственное участие принимали городские власти. В 1651 г. дворик распахнул свои двери для 110 женщин, из которых нескольким было позволено въехать сюда со своими детьми. И поныне здесь сохранились «тайные туалеты» в углах сада и бельевые перекладины, появившиеся тут в XVII в.

Одна из старейших богаделен Амстердама – Ансло (Egelantiersstraat, 26), основанная в 1616 г. купцом Клаесом Клаесзоном Ансло и его супругой и первоначально представлявшая собой три домика с небольшим садом для пожилых людей. Во время реставрации в 1968 г. архитектор Г. Принс неожиданно обнаружил сохранившиеся в спальнях кровати в стене. Решив не убирать их, он лишь сделал спальные места длиннее: прежние были всего 1,6 м в длину. Сейчас помещение отдано под общежитие для студентов консерватории.

Ещё один приют Иордана – дворик Святого Андрея (Egelantiersgracht, 137–145), открытый в 1617 г. Во время реставрации в 1970-х гг. 36 маленьких комнат были переделаны в 22 современные квартиры, которые по-прежнему предоставляются одиноким женщинам в возрасте 30–70 лет.

История Амстердама

По европейским стандартам Амстердам – город довольно молодой: в 1975 г. с размахом отмечался его 700-летний юбилей, поскольку первое упоминание о столице встречается лишь в 1275 г. Безусловно, к тому времени здесь уже проживали люди – прежде всего рыбаки, промышлявшие ловлей сельди на берегу реки Амстел.

В Голландии бытует три легенды о появлении первого поселения. Согласно одной из них, давным-давно охотник и рыбак со своими семьями скитались по безлюдным болотам в поисках подходящего места для жилья. Их страдания увидела цапля и, пожалев путников, посоветовала им построить небольшую хижину на песчаной косе, где Амстел впадает в Эй. «Ваши хижины, – молвила птица, – превратятся в поселение, поселение станет деревушкой, деревушка – маленьким городком, а он-то уже вырастет в огромный город, и тот большой город однажды будет править целым миром!»

Другая легенда повествует о храбром норвежском рыцаре-принце, потерпевшем кораблекрушение и оказавшемся в руках язычников-фризов. Те недолго думая решили убить чужестранца, однако в ту самую секунду, когда отважный принц уже прощался с жизнью, откуда ни возьмись появился рыбак Вольферт и спас благородного незнакомца. Вместе им удалось бежать, однако вскоре их настиг шторм, и в минуту отчаяния принц поклялся заложить новый город в том месте, где сойдёт на берег преданная Вольферту собака. Измождённые друзья заснули, а проснувшись, увидели, что их молитвы были услышаны: лодка стояла на суше, ярко светило солнце, а собака мирно спала под деревом.

Последнее сказание, наименее романтичное из всех, сочетает в себе события первых двух: два унесённых в море рыбака пообещали Господу построить город там, где их выбросит на берег, а первый камень заложить на том месте, что укажет измождённая собака.

На одном из домов на улице Картёйзерстрат (Karthuizerstraat) находится фронтонный медальон, напоминающий об истории Амстердама: на нём изображена лодка с двумя мужчинами, между которыми сидит собака. Один из них держит флаг с гербом города, другой – меч и щит с гербом

рода Эно (Геннегау), на чьей земле, собственно, и выросла нынешняя столица.

Реальность, конечно же, имела мало общего с красивыми преданиями и была куда более прозаичной. Римская империя постепенно расширялась, захватывая всё новые и новые территории, однако болотистые местности Северной Голландии, разраставшиеся с неимоверной скоростью после каждого наводнения, едва ли привлекали возможных поселенцев. Более-менее обитаемыми можно было считать лишь песчаные клочки лесного массива Хетт-Гой, где истинные первопроходцы начали осваивать землю, очищая её от растительности и роя траншеи, дабы осушить почву.

На одном из фронтонных камней – наглядная иллюстрация легенды о появлении Амстердама: двое мужчин и собака

Первым жителям этих краёв приходилось совсем не просто: поселенцы походили на крестьян, вынужденных полностью содержать себя и свою семью и едва ли знакомых с деньгами: в них просто не было надобности. Торговля была минимальна, работа строго делилась между полами: женщины ткали и пряли, шили обувь, варили пиво, делали свечи и горшки и занимались врачеванием, в то время как мужчины пасли скот и строили лодки, столь необходимые для выживания в местах, со всех сторон окружённых водой. Надо сказать, подобное разделение труда сохранялось и в возникшей рыбацкой деревушке Аместелледамме – именно под таким названием впервые упоминается Амстердам. Позднее, правда, многие «женские» профессии стали исключительно мужской прерогативой – например, пивоварение, медицина и пошив обуви.

Археологам не удалось обнаружить следы поселений вблизи нынешнего Амстердама древнее 1000 г. н. э., что неудивительно: места эти частично были затоплены, а река Амстел вообще не имела строгого курса, пока предприимчивые фермеры из Утрехта не построили тут первые плотины. Само название города, кстати, означает не что иное, как «дамба на Амстеле», а поскольку строительство запруд для местных жителей стало делом привычным, в стране начали появляться деревушки с соответствующими названиями: Зандам, Спарндам и Роттердам – яркие тому примеры.

Историки до сих пор не могут сойтись во мнении, когда же появилась первая плотина на месте современного города. Ряд учёных утверждает, что это произошло вскоре после крупных наводнений 1170 г. и 1173 г., другие же склонны считать, что именно упомянутое в 1275 г. возведение дамбы является первым в истории Амстердама. Вероятно, изначально дома начали строить ближе к реке Эй, в районе сегодняшнего Нового моста (Ниуве Брюг, Nieuwe Brug), поскольку устье реки в таком случае могло служить естественной гаванью. Вскоре поселение перекинулось на другую сторону пристани, к нынешней старейшей улице города Вармусстрат (Warmoesstraat), чьё название, возможно, произошло от находившихся здесь огородов.

После появления дамбы поселенцы начали возводить холмы на слое образовавшейся после наводнений глины, где и стали строить первые дома, скорее напоминавшие хижины, едва ли крупнее среднестатистической современной комнаты. Хижины строили из древесины, стены – из покрытых той самой глиной веток, крышу делали из тростника или соломы. Очаг располагался в задней части дома. Пол был глиняным и клонился к стенам, дабы вода не затекала в дом. Подобные домишки продержались в Амстердаме до позднего Средневековья; их главным преимуществом была сама конструкция, напоминавшая карточный домик: при пожаре владелец горящего здания обязан был «сложить» стены как можно быстрее.

Как и многие европейские столицы, Амстердам зародился как маленькая рыбацкая деревушка на берегу реки Амстел. Изначально здесь жили в основном рыбаки и крестьяне, хотя недавние раскопки показали, что среди поселенцев встречались и ремесленники. Деревенька состояла из одной улицы, в ширину не превышавшей и 25 м, но тянувшейся вдоль реки настолько, что прогулка из одного конца в другой занимала четверть часа. Со временем люди отвоёвывали у Амстела всё новые и новые клочки земли, в результате чего плотина превратилась в улицу, усыпанную домами по обеим сторонам.

Появившийся где-то на периферии Амстердам и прилегающие к нему районы совсем не интересовали епископа Утрехтского, официального хозяина здешних земель, а потому собирать налоги и следить за порядком в этих краях он отправлял своих наместников, далеко не всегда обладавших дворянским титулом. Так здесь оказался некий Вольфгер, довольно ловко воспользовавшийся занятостью епископа, чтобы присвоить себе новую должность и фамилию Ван Амстел. Со временем потомки Вольфгера построили себе простенький замок (позже сожжённый), а влияние рода Ван Амстелов распространилось вдоль всей реки Амстел.

Наиболее влиятельным «господином» региона стал праправнук Вольфгера, Гейсбрехт[1 - Встречается также написание «Гизиберт».] II Амстел, прославившийся своей драчливостью и постоянными ссорами с епископом Утрехтским и ближайшим соседом графом Флорисом V. Ситуация усугубилась после того, как последний даровал Амстердаму торговые привилегии, что привело к обострению отношений, убийству Флориса и конфискации земель Гейсбрехта.

В 1323 г. Амстердам назначили одним из таможенных пунктов импорта пива, что, по сути, явилось очередным скачком в развитии города. Городская вода в те далёкие времена едва ли была пригодна для питья, а потому потребление пива было делом обычным. Крупнейшим поставщиком этого напитка в Северной Европе считался Гамбург, и в течение почти 50 лет 1/3 всей пивоваренной продукции провозилась через Амстердам. Постепенно немцы начали поставлять сюда и другие товары, прежде всего зерно, закрепив за городом, тем самым, славу торгового порта.

В XIII в. в погоне за деньгами большинство правителей делали ставку на введение таможенных пошлин вдоль основных торговых маршрутов. Со второй половины столетия дорога через Рейн и Утрехт стала невыносима: торговцев грабили и убивали, причём во главе подобных разбойничьих рейдов нередко стояли наместники и губернаторы. Пытаясь избежать грабежей, торговцы принялись искать новые пути, и вскоре выбор стал очевиден: наилучшим выходом был путь по реке Амстел, через Амстердам. Здесь не было обременительных пошлин, поскольку местные жители, осознав невозможность выживания на песках исключительно за счёт сельского хозяйства, прикладывали усилия для стимулирования и защиты торговли, улучшая мосты и шлюзы, предоставляя купцам различные привилегии и гарантии безопасности – одним словом, поселенцы на реке Амстел желали создать второй Брюгге. Амстердаму повезло: епископ Утрехта не слишком вмешивался в дела города, а потому столь типичной для средневековой Европы феодальной системы здесь просто не могло возникнуть. Свобода ставилась превыше всего; кроме того, в городе не пугались, а, напротив, приветствовали всё новое.

Амстердам в 1544 г.

И всё же Амстердам оставался крошечным поселением: в 1425 г. здесь насчитывалось лишь две церкви да несколько кварталов с огородами, протянувшимися на километр вдоль Амстела по улицам Гелдерсекаде, Сингел и Кловенирсбургвал (Geldersekade, Singel, Kloveniersburgwal). Дома были деревянными, а потому город на воде, как ни странно, нередко больше страдал от огня, нежели от наводнений. Самым крупным стал пожар в мае 1452 г.,

когда огонь вспыхнул у Старой церкви, перекинулся на пришвартованные корабли, гонимые ветром к другому берегу, – и за несколько минут пламя поглотило ? всех зданий и необъятное множество товаров, стоимость коих зачастую была значительно выше, чем домов.

Власти не медлили: мгновенно появился закон, предписывавший выкладывать крышу не тростником, а черепицей или шифером; фасады и боковые стены должны были строить исключительно из кирпича. Однако на первой карте Амстердама, составленной в 1544 г., отчётливо видно, что минимум половина зданий по-прежнему щеголяли деревянными фасадами, и вплоть до XVII в. некоторые районы города оставались полностью деревянными: такое строительство обходилось жителям гораздо дешевле – да и тяжёлый камень зачастую в буквальном смысле слова топил новострои.

Амстердам всегда был одним из наиболее часто изображаемых городов Европы. Сохранилось около 900 карт старого города, среди которых встречаются такие, на которых реалистично отображён каждый дом. Карты других столиц, как правило, показывали широкие бульвары и шикарные дворы, оставляя другие части города в тени, – на картах Амстердама же тщательно прорисовывался каждый уголок.

Подобное отношение объяснялось чувством собственного достоинства, характерным чуть ли не для каждого жителя столицы, что, собственно, и породило тысячи разнообразных фасадов, изобилующих чёткими деталями. Такую кропотливую работу редко выполняли знаменитые мастера: это поручалось подмастерьям, желавшим стать полноправными членами гильдий и всеми возможными способами пытавшимся доказать наличие незаурядного таланта.

Начиная с середины XIV в. своим процветанием Амстердам стал во многом обязан не только торговле, но и религии, о чём экскурсоводы нередко забывают, а путеводители умалчивают. В 1345 г. в столице вспыхнул религиозный ажиотаж после того, как 15 марта на улице Калверстрат (Kalverstraat) произошло настоящее чудо. Находящемуся при смерти больному в качестве последней трапезы предложили гостию, которую тот, однако, не в силах был проглотить. Недолго думая служанка бросила лепёшку в огонь, но наутро обнаружила, что та осталась целой и невредимой. Историю тут же рассказали священнику; в дом сбежалось всё духовенство Амстердама, а спустя три недели событие было тщательно задокументировано. Облатку аккуратно положили в ларец и, прославляя Господа, торжественно перенесли в Старую церковь, куда потянулись тысячи паломников.

Улица Лейдсестрат была проложена специально для паломников, прибывавших в Амстердам поклониться священной гостии

На месте дома, где произошло чудо, соорудили небольшую часовню для пилигримов, снесённую только в 1908 г., а для облегчения их путешествия власти распорядились проложить новую дорогу, частично охватывавшую нынешние улицы Овертом (Overtoom) и Лейдсестрат (Leidsestraat). При этом сохранившийся до наших дней проулок между Сингел и Калверстрат до сих пор называется Священной дорогой – Хейлиге Вег (Heilige Weg).

Священной облатке приписывают немало чудес. В 1476 г. в Старую церковь на поклонение реликвии прибыла парализованная монашка. Только лишь взглянув на чудодейственную лепёшку, женщина почувствовала, как к ней возвращаются силы, и она полностью исцелилась от своего недуга.

Сам император Священной Римской империи Максимилиан I, охваченный смертельной болезнью в Гааге, внезапно излечился, дав клятву посетить Старую церковь Амстердама и поклониться гостии. Надо сказать, самое старое литературное произведение, в котором упоминается столица Нидерландов, повествует именно об амстердамском чуде. Сам город быстро прозвали восьмым чудом света, и даже в XVI в. бывавшие здесь торговцы по-прежнему отмечали, что каждый уважающий себя путешественник обязан посетить эти святые места. Императоры Карл IV, Карл V и Максимилиан I также были частыми гостями столицы в те годы, что во многом способствовало повышению её статуса.

Герб Амстердама

В память об амстердамском чуде до XVI в. в городе ежегодно проходило праздничное шествие. Впереди шли члены гильдий с зажжёнными свечами, собственным флагом и изображением своего покровителя-святого. За ними шли ребятишки, разыгрывавшие небольшое представление о святом Георгии, убивающем дракона. Затем появлялись детишки, одетые в ангелочков с крыльями и в чёртиков с ужасными ухмылками на вымазанных золой лицах. К детям присоединялись поющие студенты из Латинской школы, монахи из городских монастырей и члены различных религиозных объединений, порой почти обнажённые из-за какого-нибудь данного обета. Замыкал шествие священник, державший святыню – причём официально признанную Римской католической церковью – под огромным балдахином, который несли четыре бургомистра.

Процессия двигалась от Новой церкви к Новому мосту на реке Эй, где духовенство останавливалось, чтобы благословить корабли и заверить капитанов в безопасности местных вод, и потом возвращалось к Старой церкви, где священная облатка демонстрировалась собравшимся людям.

Сейчас «амстердамскому чуду» посвящён целый зал Исторического музея; более того, здесь хранится ларец, в котором, согласно легенде, и находилась заветная облатка. Дело в том, что после проведения в Амстердаме Реформации из церквей были вынесены все католические святыни, и гостия оказалась в сиротском приюте – том самом, где ныне расположился музей. Тем не менее ежегодные шествия в память о чуде продолжались, хотя теперь они проводились в полной тишине, отчего получили название Молчаливой процессии. До сих пор в первую субботу после 15 марта около 10 000 голландцев приезжают в Амстердам лишь для того, чтобы почтить великое прошлое и принять участие в бессловесном торжестве.

К концу XV столетия Амстердам стал чуть ли не обязательным пунктом остановки: в 1493 г. один из хронологов писал: город «столь известен, что многие люди в дальних странах считают, будто это не город, а целая страна, и с ней стремятся заключить союзы». За четыре года до этого австрийский император Максимилиан, чудом излечившийся от недуга благодаря амстердамской облатке, позволил столице включить в свой герб собственную корону – хотя злые языки поговаривали, будто богатый Амстердам выкупил такое право. Надо сказать, подобной чести не был удостоен никакой другой голландский город – да и сам ганзейский Любек вынужден был довольствоваться лишь имперским орлом.

Наравне с двумя львами и тремя Андреевскими крестами на чёрном фоне корона австрийского императора входит в состав герба Амстердама, который в той или иной форме можно увидеть во многих местах города: на каменных фронтонных медальонах, башнях и церквях.

Чёрный фон олицетворяет реку Амстел, на которой расположена столица: другие нидерландские города, выросшие на берегах водоёмов, также нередко имеют тёмную полосу в своих гербах. О происхождении же Андреевских крестов историки спорят до сих пор. По одной из версий, кресты входили в герб первых правителей, однако, возможно, это был выбор зажиточных горожан, взявших этот знак из-за его простоты и узнаваемости цветов. Кресты также символизировали три опасности, постоянно угрожавшие городу: воду, огонь и чуму. После Второй мировой войны королева

Вильгельмина добавила крестам дополнительное значение: героизм, решительность и отзывчивость.

XVI век принёс Амстердаму значительные перемены: согласно документам в начале столетия через датский пролив Эресунн, соединяющий Балтийское и Северное моря, проходило около 700 голландских кораблей; через какие-то 80–90 лет эта цифра увеличилась в четыре раза, причём львиная доля приходилась на амстердамский флот.

Всё началось с радикальных религиозных идей Мартина Лютера, пришедших в Голландию из Германии в 1517 г. Изначально к ним относились довольно терпимо, однако когда анабаптисты, выбрав своим девизом «Правда – голая!», начали нагишом разгуливать по городу и даже попытались захватить городскую ратушу, стремясь установить на Амстеле «Новый Иерусалим», отношение к ним изменилось. Лидеров восстания арестовали и прилюдно казнили, что явилось явным сигналом для начала религиозных репрессий.

Инцидент произошёл в 1535 г., после чего анабаптисты устремились в Англию, а их место заняли прибывшие из Женевы через Францию кальвинисты. Религиозное противостояние вылилось в так называемое иконоборческое восстание 1566 г., в результате которого церкви и монастыри оказались разграблены. Более 10 лет беспорядки то стихали, то вспыхивали с новой силой, пока 26 мая 1578 г. от властей не потребовали построить протестантскую церковь. Городской совет отказался, после чего всех его членов вместе с несколькими священниками из Новой церкви схватили, вывезли за город и высадили на одной из дамб, благородно позволив им затем уйти в любом направлении.

Эта бескровная революция в буквальном смысле слова «оставила Средние века Амстердама на плотине». Амстердам стал экономическим центром первой в мире современной республики – Республики Семи Объединённых Нижних Земель, называемой также Республикой Соединённых Провинций Нидерландов. К власти пришло новое поколение управленцев – отважных борцов за своё дело, готовых пойти на любые жертвы ради своих принципов. Официальной религией Амстердама стал кальвинизм, а потому одним из первых указов были запрещены католические церкви. Католикам, однако, сохранили их торговые предприятия и, главное, жизнь: никакая вера не могла вытеснить основополагающую религию города: свободу торговли и капитала. Более того, в саму городскую администрацию помимо 30 кальвинистов вошли и 10 католиков.

Реформация означала начало поистине беспрецедентного развития города, и 26 мая 1578 г. до сих пор считается днём рождения настоящего великого Амстердама. Уже через несколько месяцев новые власти представили план расширения города и гавани и сооружения новых оборонительных укреплений, что явилось примером раннего городского планирования: земля делилась на чёткие участки, в зоне каналов вводились строгие ограничения на возведение промышленных и коммерческих предприятий. Развитием Амстердама восхищалась вся Европа.

Первой кальвинистской церковью Амстердама после Реформации стала Южная церковь Зёйдеркерк (Zuiderkerk), построенная в 1603 г. по проекту архитектора Хендрика де Кейзера. Она просуществовала до 1929 г., после чего была отреставрирована и открыта как выставочный центр. Вместе с Западной и Старой церквями Зёйдеркерк имеет башню, на которую можно подняться. Высочайшей является Западная церковь Вестеркерк (Westerkerk), однако сюда ведёт и самая длинная очередь, поскольку за углом находится один из наиболее посещаемых музеев Амстердама – дом Анны Франк. К тому же в Вестеркерк одновременно могут пройти лишь 7 человек, а в Зёйдеркерк – 15.

Зёйдеркерк

Зёйдеркерк фигурирует на картине Клода Моне; здесь захоронены трое детей Рембрандта, который, по слухам, рисовал в ней свой «Ночной дозор», поскольку его студия в доме на Йоденбреестрат была слишком маленькой (правда, это предположение весьма спорно).

Надо сказать, увеличивать площадь поселения городское управление отказывалось почти целый век, что привело к невероятному повышению цен на недвижимость, и позволить себе жильё в Амстердаме могли лишь несколько богатейших семейств. После Реформации положение постепенно стало улучшаться: сначала от воды освободили берега реки Эй, создав районы вокруг нынешней Новой площади (Эйленбург, Рапенбург и Маркен). Здесь строили склады и дома главным образом для иммигрантов – прежде всего евреев из Португалии. Такая же участь была уготована и небольшому искусственному острову Влойенбург, отвоёванному у Амстела и впоследствии ставшему Ватерлооплейн. Спустя четыре столетия в этих краях проводили ветку метрополитена и обнаружили останки наполненных булыжниками трёх кораблей XVI в., вероятно, затопленных для создания более-менее прочного фундамента для строительства.

По другую сторону средневекового Амстердама, к западу и юго-западу, старую городскую стену заменили новой системой земляных валов, одновременно сдвинув границу на 150 м. Так, территория вокруг первого городского канала, Сингела, превратилась в жилой район. Работы по первоначальному расширению торгового поселения завершили уже к 1591 г.

В город хлынули потоки людей: если в середине XVI в. в Амстердаме проживало около 10 000 человек, то к 1600 г. здесь насчитывалось уже 50 000. В 1592 г. английский путешественник Ф. Морисон так описывал нидерландскую столицу: «При въезде в город расположилась торговая площадь Кампплатц, скорее напоминающая поле, где бюргеры прощаются с семьями и друзьями, отплывающими в дальние края. Летом тысячи торговцев собираются на мостах, а зимой – в Новой церкви. Все люди ходят здесь в две колонны; единственная возможность попасть в ту церковь – оказаться в той самой колонне и позволить потоку людей принести тебя к дверям. В восточной части города – невероятно красивая каменная стена, на которой выложили тротуар, дабы можно было любоваться поселением».

Кем были все эти вновь прибывшие? После того как северные провинции в 1585 г. перекрыли судоходство по Шельде, Антверпен утратил своё экономическое могущество и вместе с тем значительную часть населения. Десятки тысяч мигрантов устремились на север Голландии, прежде всего в Амстердам, везя с собой торговые связи, капитал, товары, искусство и культуру. По подсчётам историков, около половины приехавших в город в период с 1585 по 1600 г. были родом из Южных Нидерландов, и именно благодаря им было основано производство шёлка, открыты заводы по производству сахара, началась торговля бриллиантами; кроме того, появилась новая техника рисования, а амстердамское книгоиздание приобрело международную известность.

Изменился в городе и язык: местный диалект чем-то напоминал сегодняшний африкаанс, но к 1600 г., однако, почти треть населения Амстердама говорила на антверпенском наречии; богачи же вообще предпочитали французский. Старый добрый амстердамский практически исчез.

Другая крупная группа иммигрантов была представлена евреями, заложившими в городе основы табачной индустрии и производства бриллиантов и прославившими Амстердам как центр печати на иврите.

Экскурсоводы нередко рассказывают о несметном богатстве и процветании Амстердама, однако в действительности состоятельными были лишь очень немногие. Купцы, бесспорно, не жаловались: в XVI в. город стал

одним из главных торговых пунктов мира. В рабочих же кварталах обитали нищета, болезни и убожество.

Жизнь иммигрантов была далеко не легка: большинство были бедны, страдали от голода и эпидемий. При взгляде на карту Питера Баста, составленную в 1597 г., становится очевидно истинное положение вещей: в Амстердаме почти совсем не было зелени, каждый клочок земли являлся частной собственностью, бесчисленные хибары вплотную примыкали к городской стене. На карте видны также несколько высоких 3—4-этажных домов; подобное увеличение этажей было делом нехитрым: крышу просто поднимали на один или два этажа, пока выдерживал грунт. Окна в таких домах становились меньше по мере роста здания.

XVII столетие можно без преувеличения назвать веком наибольшего расцвета Амстердама: всё, с чем до сих пор ассоциируется этот город, появилось именно тогда: торговые путешествия на Восток, тюльпаномания, величественные каналы и Рембрандт… В этот период Амстердам становится третьим по величине городом в Европе после Лондона и Парижа; население за какие-то 50 лет вырастает в четыре раза и в 1650 г. достигает 200 000 человек. Голландские корабли контролировали торговлю между Англией, Францией, Испанией и Балтикой, и к середине XVII столетия Нидерланды могли похвастать большим количеством торговых судов, чем прославленные Англия и Франция, вместе взятые. Амстердам превратился в центр европейского кораблестроения и картографии, столь необходимой для путешествий в дальние края.

Штаб-квартира Ост-Индской компании

Дальние края – это прежде всего Япония, Китай, Цейлон и Индонезия: в 1602 г. была основана Голландская Ост-Индская компания (VOC), просуществовавшая почти два столетия и монополизировавшая торговлю со странами Тихого и Индийского океанов.

Нидерланды основали три торговые компании: Ост-Индскую, Вест-Индскую и Северную Гренландскую (называемую также Шпицбергенской), причём первая была наиболее успешной: до сих пор многие уверены, что Ост-Индская компания могла бы просуществовать до наших дней, если бы её участники интересовались не только торговлей, но и производством.

Во главе Ост-Индской компании, ставшей своего рода «государством в государстве», стояли 17 купцов, наделённых правом вести переговоры от имени Голландской республики, строить форты, основывать колонии в новых странах и нанимать солдат. Более того, они даже могли объявить местному населению войну или подписать мирный договор – и всё это от имени Нидерландов!

Путешествие на Восток всегда было рисковым предприятием: из пустившихся в путь 4700 кораблей домой вернулось только 1450. Отправляться в дальние края купцов заставляла лишь возможная неслыханная прибыль от торговли специями и шёлком; в случае же неудачи инвесторы могли просто-напросто разориться. Прежде чем отослать новый корабль, в шести штабах Голландской Ост-Индской компании тщательно оценивали целесообразность и рентабельность предприятия.

Второй торговой компанией Нидерландов стала основанная в 1614 г. Гренландская, главной целью которой был китобойный промысел. Посчитав охоту на китов в районе мыса Доброй Надежды бесперспективной, голландцы начали искать более подходящие места в полярных регионах. Экспедиции показали, что ставка была сделана правильно: в выбранных районах обитали тысячи китов, что означало мясо, жир, мыло – и огромный доход. На берегах выросли маленькие посёлки, но к 1642 г. практически все киты в прибрежных водах были истреблены. Кроме того, жёсткая конкуренция со стороны датчан вынудила голландцев, и без того богатых и процветающих, отказаться от мысли продолжать охоту на китов.

Наконец, последней торговой компанией Нидерландов считается появившаяся в 1621 г. Вест-Индская, получившая право торговли и колонизации в Америке и Западной Африке, но оказавшаяся, правда, не такой успешной. Помимо основания собственных колоний целью этой компании было также урегулирование и предотвращение контрабандной торговли с испанскими и португальскими поселениями в Африке и Америке. Не брезговали участники и работорговлей, особенно когда пытались основать поселение в Бразилии. Это предприятие, однако, не принесло ожидаемых доходов, и колония была заброшена в 1661 г.

В 1623 г. Нидерландам удалось колонизировать американский остров Манхэттен, из-за схожих с голландской столицей климатических условий названный Новым Амстердамом. Всё шло прекрасно вплоть до 1664 г., когда колония перешла к Британии и получила новое имя: Нью-Йорк. В качестве компенсации Нидерландам достался Суринам на северо-востоке Южной Америки – ведущий поставщик сахара в страны Европы, остававшийся под контролем Голландии до 1975 г.

Специи, керамика, чай, пряности, шёлк, сахар, слоновая кость – торговля этими товарами превратила Амстердам в главный европейский город. При этом предприимчивые голландцы не забывали и о соседях: столь же охотно, как черепицу, кафель и одежду из Нидерландов, они продавали зерно из России, Польши и Пруссии, соль и вино из Франции. Денежные потоки текли в Амстердам, делая его самым влиятельным финансовым центром Европы.

Но всему прекрасному рано или поздно приходит конец. В отличие от XVII столетия XVIII век оказался для Амстердама далеко не столь удачным. Именно на это время пришёлся так называемый «малый ледниковый период», когда несколько зим были столь суровы, что каналы и реки не раз затягивались толстым слоем льда. Именно тогда появилось большинство полотен с изображениями зимнего города. Все богатые амстердамцы приобрели сани – это был единственный способ перебраться на другую сторону замёрзшей воды.

В конце января 1740 г. в Амстердаме было так холодно, что служивший верой и правдой много лет ледокол не смог пробить лёд. Ледокол представлял собой огромное хитроумное сооружение, похожее на плуг, в который впрягали 20 лошадей, дабы те со скрипом и треском льда шли вдоль каналов и освобождали тонкую полоску воды для барж, доставлявших питьевую воду.

Зимний Амстердам Ваутера Йохеннеса ван Троствейка

Даже 3 мая по-прежнему нигде не было видно травы и овощей; подходили к концу и запасы сена, цены на которое за неделю выросли в три раза. Поголовье скота сокращалось буквально на глазах; какое-то время коров пытались кормить ржаным хлебом, но такая роскошь оказалась слишком дорогим удовольствием даже для обеспеченных амстердамцев. От холода страдал не только Амстердам, но и голландские сёла: нищета заставляла людей ехать в города просить милостыню или объединяться в небольшие группы и нападать на соседние подворья, унося всё, что можно было найти.

Ещё более суровой оказалась зима 1763 г. Уже в первые недели лёд достиг полутораметровой толщины, и пробить его не представлялось возможным. К 11 января питьевая вода стала такой редкостью, что за 3 ведра просили неимоверные деньги: 3 стивера[2 - Стивер– раньше: мелкая голландская монета.]! – и тогда жители решили самостоятельно прорубить водный путь в городок Весп, располагавшийся в 3 км от Амстердама и обладавший значительными запасами воды. На заработок устроилось около 250 человек (позже к ним присоединилась ещё сотня), каждый из которых в сутки получал 24 стивера, полбатона хлеба, четверть фунта сыра, пиво и

2 столовые ложки местного джина от холода. Через 10 дней первый этап работы был завершён: следующей частью плана было опробовать тот самый ледокол, однако запрячь в него намеревались целых 160 лошадей. К сожалению, найти удалось только 84 коня, и ледокол смог добраться лишь до нынешней станции Амстел.

В городе началась паника. Власти созвали совет, состоявший из тех, чья работа так или иначе была связана с водой, но найти подходящий выход из ситуации так и не получилось. Цены на воду, которую начали поставлять на сотнях саней из Веспа и Мёйдена, росли с такой скоростью, что позволить себе купить её порой не могли даже самые обеспеченные горожане. Простым людям не оставалось ничего другого, кроме как использовать топлёный лёд из Эя и Амстела, что, естественно, вызывало многочисленные болезни.

В конце января трое мужчин представили план по модернизации ледокола, за что городская администрация пообещала им ежегодную пожизненную пенсию в 300 гульденов, что, бесспорно, было прямым доказательством царившего в городе отчаяния. Надежды не оправдались: при первой же попытке 46 лошадей смогли протянуть ледокол лишь на 400 м.

Наконец, 3 февраля 1763 г. произошло чудо: лёд слегка истончился, ледокол смог проложить в нём узкую дорожку, и баржи мгновенно потянулись в Весп. К тому моменту около 200 000 человек, проживавших в одном из самых богатых водой городов Европы, оставались без неё почти 6 недель.

Уже в конце февраля погода резко изменилась, принеся в Амстердам настоящее лето. Правда, продолжалось это недолго: в начале марта страну снова накрыл холодный фронт, и вода вновь замёрзла так, что по Эю можно было передвигаться лишь на коньках и санях.

Одновременно город постоянно страдал от народных волнений, хотя они едва ли носили характер грабежей: люди становились неуправляемыми и совершали необъяснимые порой вещи. Найдя, к примеру, мешок с деньгами, его вспарывали и выбрасывали содержимое в канал. Один из самых известных хроникёров Амстердама Якоб Бикер Раэйе (1703–1777) рассказывал, что нередко он видел группы по 30–40 человек, нёсших железные сундуки с деньгами к мосту и сбрасывавших их в воду. Картины вырывали из рам и резали на куски или топили, не стремясь извлечь из награбленного добра выгоду.

Апогея мародёрство достигло в доме одного из торговцев вином, проживавшего на канале Сингел. В своём погребе купец хранил 32 000 бутылок отменного вина, которые обезумевшая толпа в порыве ярости разбила. «В одной комнате было пролито столько вина, что повстанцы плавали в нём, словно животные. Некоторые потеряли сознание от сильного дурманящего запаха алкоголя, кто-то напился до смерти, а часть просто-напросто захлебнулась», – писали хроникёры.

Упадок Амстердама становился всё заметнее к концу столетия. С 1795 по 1815 г. население столицы уменьшилось с 221 000 до 190 000 человек. Дома пустовали; некоторые даже уничтожили, дабы не платить за них налоги. Из 3000 работников на раскинувшихся вдоль Эя верфях к 1811 г. осталось лишь 350. Из 50 фабрик, производивших шёлк и бархат, уцелело только две. Что же привело к такому быстрому угасанию?

Дело в том, что амстердамская пристань была не слишком удобной. Сюда прибывали корабли из Зёйдерзе и Эя, однако ветер мог смещать суда к искусственным островам и оставлять там на несколько дней. Своим успехом в XVII в. город был во многом обязан удобному для международной торговли расположению, служа своего рода перевалочным пунктом. Когда же Лондон и Гамбург расширили свои гавани, суда предпочли направляться именно в них, поскольку добраться туда было значительно легче, чем в Амстердам. Более того, товары всё чаще везли напрямую, и транзитный порт голландской столицы потерял свою привлекательность. К тому же всё больше стран основывали производство пользовавшейся спросом экспортной продукции в непосредственной близости от портового города, чего никогда не делалось в Амстердаме. Ко всему прочему, многие страны закрыли свои границы для иностранных поставщиков того, что могло быть изготовлено на родине, и это отразилось на развитии сельского хозяйства и рыболовства в стране. Франция, Южные Нидерланды, Пруссия и Дания перестали импортировать голландскую сельдь, в результате чего работы лишились не только рыбаки, но и упаковщики, кораблестроители, верёвочники и др.

Между тем в 1795 г. Республика Соединённых Провинций – а вместе с ней и Амстердам – превратилась в Батавскую республику, утратив самостоятельность и перейдя в полную зависимость от Франции. Ещё недавно контролировавшие многочисленные колонии по всему миру, Нидерланды вдруг сами оказались на положении эксплуатируемых: французы прошли по стране, словно саранча, отобрав в пересчёте на сегодняшние деньги около 50 млн евро: 25 000 французских солдат должны были быть накормлены, размещены и обмундированы в Голландии. Республиканские идеалы, изначально поддерживаемые многими жителями, оказались ложными, когда Наполеон Бонапарт в 1806 г. объявил новым королём Нидерландов своего младшего брата Людовика. Символ амстердамской гордости и независимости, Ратуша, отныне назначалась королевским дворцом.

Людовик был искренне обеспокоен обнищанием самой богатой нации Европы и всячески стремился отстаивать интересы голландцев, что, разумеется, пришлось не по вкусу его брату. В итоге Людовик был вынужден отречься от престола, и Нидерланды на несколько лет вновь стали частью Французской империи.

Людовик Бонапарт, ставший королём Нидерландов в 1806 г.

Для Голландии подобный поворот не обернулся полной катастрофой: даже из этой ситуации предприимчивые голландцы сумели извлечь пользу. В стране открыли Королевский институт науки, литературы и изящных искусств, были заложены основы современного государства, здесь появился гражданский кодекс, а также обогатилась весьма простая голландская кухня. Правда, оборотной стороной «сотрудничества» с Францией явилось прекращение торговли с Британией, а расходы на войны, сильно ударившие по карману амстердамцев, вынудили население воспротивиться Наполеону, относившемуся к городу как к третьему по значимости в Европе после Парижа и Рима. По окончании наполеоновских войн новым королём был выбран принц Вильгельм[3 - Правильным считается имя Виллем, однако в русскоязычной литературе сложилось произношение «Вильгельм». Далее короли упоминаются как Вильгельмы, за исключением нынешнего правителя, называемого уже Виллемом-Александром.] Фредерик Оранский, получивший при коронации имя Вильгельм I. Амстердам стал столицей нового независимого государства.

После поражения Наполеона Амстердам переживал не лучшие времена. Колонии сократились до нынешних Индонезии, Суринама и одного из Карибских островов. Страна по-прежнему пыталась делать ставку на водные пути, не торопясь присоединяться к шагавшей по Европе индустриальной революции. В 1825 г. был прорыт 75-километровый Северо-Голландский канал, соединивший Амстердам с самой северной точкой на побережье Северной Голландии – городом Ден-Хелдер. Очень скоро, однако, выяснилось, что новый водный путь чрезвычайно узок и мелок для постоянно растущих кораблей. Огромное количество мостов и шлюзов на извилистой реке (к тому же замерзающей зимой)

также не способствовало навигации, а потому вскоре было решено построить новый канал – 27-километровый Северный морской (Нордзе-канал) – между Амстердамом и Эймёйденом, через который сегодня ежегодно проходит более 100 000 судов.

Необычным элементом Северо-Голландского канала, сегодня по большей части использующегося для коммерческих перевозок, является наличие так называемых наплывных мостов, пролётные строения которых опираются на плавучие опоры, закреплённые якорями. Такие мосты появились здесь потому, что инженеры в 1820-х гг. не были ещё в состоянии построить соединяющие берега канала переправы нужной длины. Эти мосты открывались с помощью выводных звеньев, спускающихся вниз по течению. Кстати, самый длинный наплавной мост находится в Сиэтле, США: его общая длина составляет 3839 м.

При всём том не всё в Амстердаме держалось исключительно на воде: в 1839 г. между Амстердамом и Харлемом была проведена первая в Голландии железная дорога, при строительстве которой была снесена средневековая городская стена, и Амстердам вновь начал расти. К концу XIX в. здесь появились работавшие на электричестве трамваи, порой приводившие в ужас местных жителей, уверенных, что садившиеся на провода воробьи мгновенно получали разряд тока. На Калверстрат открылись настоящие «гламурные» магазины, однако благопристойным дамам не подобало появляться в них с 12 до 16 часов: в это время их мужья были на бирже, и по центру разгуливали только женщины лёгкого поведения.

Процветание вернулось в город после того, как в 1869 г. в Южной Африке были найдены алмазы, и главная в тот период отрасль Амстердама – огранка бриллиантов – пережила второе рождение. Заработная плата работников поднялась до невиданных прежде высот. Для бедного еврейского пролетариата, треть которого была занята в этой области, подобное было настоящим чудом: за какие-то несколько месяцев евреи превратились в элиту рабочего класса. Правда, счастье оказалось недолгим: уже через 6 лет спрос на амстердамские бриллианты упал, и всё вернулось на круги своя.

Новый виток в развитии города привёл к очередному увеличению населения: с 1850 до 1900 г. количество жителей Амстердама удвоилось. Потребность в рабочей силе повлекла за собой извечную проблему: нехватку жилья. Невероятно живописный сегодня район Иордан, где на рубеже XIX–XX вв. регулярно вспыхивали восстания, приютил самых низкооплачиваемых рабочих. Местные каналы скорее походили на выгребные ямы, смертность здесь была чуть ли не самой высокой в городе. Жить в центре Амстердама также не считалось престижным, и зажиточные горожане потянулись в окрестности парка Вондела (Vondelpark), к югу от сердца столицы. Для рабочего класса появились кварталы Пейп, Даппер (Dapper), Статслиден (Staatslieden), Сваммердам (Swammerdam), Остерпарк (Oosterpark); их едва ли можно было назвать роскошными, но в них, по крайней мере, соблюдались элементарные правила гигиены. Среднему классу предоставили первый «современный» жилой район Амстердама XIX в.: Плантаж (Plantage). Одним словом, столица Нидерландов XIX в. – это несколько городов, живущих своей собственной, независимой друг от друга жизнью.

Надо сказать, городская планировка совсем не интересовала муниципальные власти. Желание строительной компании провести новую улицу через бывшие задние дворы домов не вызывала никаких возражений – так появились такие странные переулки, как Ван Свинденстрат (Van Swindenstraat). Другие застройщики даже не пытались класть столь необходимый слой песка под фундамент, плачевные последствия чего сегодня отчётливо видны в районах Белламистрат (Bellamystraat) и Кинкер (Kinker).

Натье – один из первых национальных монументов столицы

Наиболее впечатляющей чертой Амстердама XIX в., пожалуй, можно считать отсутствие памятников. Пока все европейские столицы соревновались друг с другом в сооружении дворцов и бульваров да создании фешенебельных улиц и районов, голландская столица ограничилась лишь несколькими монументальными сооружениями: художественный музей, концертный зал, вокзал да сгоревший спустя 70 лет Дворец народной промышленности. Ещё на площади Дам воздвигли национальный монумент «Единодушие» (Натье-ван-де-Дам, Naatje van de Dam), увенчанный четырёхметровой статуей женщины. Правда, прекрасная дева сначала потеряла голову, а потом и руку, в результате чего памятник пришлось снести.

Когда было решено воздвигнуть монумент, символизирующий дух народного единения, в Голландии объявили конкурс на лучший проект. В итоге памятник создавал некий Луи Руайе, ранее уже «подаривший» городу Рембрандта и Вондела. Примечательно, что над монументом, увековечивавшим мужество голландских солдат во время Бельгийско-нидерландской войны, работал не кто иной, как уроженец Бельгии.

Дожди и холод сделали своё дело: через пару лет дева лишилась своего носика. Голову сняли, чтобы отреставрировать, но 2 мая 1907 г. правая рука девушки упала в фонтан, и восстанавливать её не стали. Всё лицо постепенно стёрлось от ветра, и в те дни, когда ко дворцу приходили высокопоставленные гости, статую полностью закрывали цветами, дабы не портить впечатление от главной площади страны.

Посовещавшись, городские власти решили демонтировать неудачный памятник. 8 апреля 1914 г. дева исчезла, после чего «весь Амстердам погрузился в траур».

Откуда произошло прозвище Натье, до сих пор неизвестно. Возможно, это было неправильное прочтение украшавшего постамент слова «нация» (голл. natie), со временем переродившееся в распространённое обращение к девушкам по имени Екатерина. Возможно также, не обошлось здесь и без существовавшего в нидерландском языке выражения «het is naatje», что значит «ничтожество», с недвусмысленным указанием на тот облик, что в скором времени приобрела статуя.

В новый век Амстердам вступил преисполненным радужных надежд на светлое будущее. Первую декаду городу и впрямь удавалось неплохо существовать, но нейтралитет Нидерландов в Первой мировой войне обнажил ряд проблем. В то время как элита наживалась на продаже оружия, многим слоям населения не хватало еды. В 1917 г. город открыл специальные столовые и ввёл продуктовые карточки. В 1930-х гг. мир потряс биржевой кризис, и в 1932 г. в Амстердаме безработных оказалось в четыре раза больше, нежели тремя годами ранее. Безработица привела к бунту в рабочем районе Иордан, хотя многие продолжали страдать от голода в тишине.

Получать пособие по безработице было унизительно. Члены профсоюзов первое время могли рассчитывать на выплаты в размере 70 % от последней заработной платы, однако очень скоро объединения начали прибегать к разным ухищрениям, лишь бы сохранить свои деньги. Стали вводиться списки, предполагающие исключения из правил; количество профессий, обладателям которых полагалась компенсация, резко сократилось. Мужчин нередко вынуждали отправляться в рабочие лагеря, зачастую находившиеся в нескольких часах езды от родного Амстердама. Предпочтение при этом отдавалось людям семейным, дабы те могли прокормить своих детей. Уличные торговцы, особенно бедные евреи, не имели ни единого шанса получить подработку, поскольку, согласно официальному объяснению властей, «их невозможно контролировать, а потому им гораздо легче обмануть

государственную систему».

Амстердам никогда прежде не знал такой безработицы. Даже в XVII в., когда беднейшие слои населения вынуждены были ютиться в хибарах у городских стен, каждый имел возможность заработать – пусть даже способы получения дохода были опасны и не всегда приятны: женщины превращались в проституток, мужчины нанимались на тяжёлую службу в Ост-Индскую компанию. Теперь всё было иначе. Безработные стыдились выходить на улицу, их дети возвращались домой в плаче, поскольку в школе над ними издевались из-за бесплатной униформы, которую те были вынуждены носить.

Несмотря на все невзгоды и лишения, к 1940 г. Амстердам постепенно начал приходить в себя после Депрессии, но вдруг нагрянула новая беда: 10 мая 1940 г. в Нидерланды вторглась нацистская Германия. Правительство и население до последнего надеялись, что стране удастся сохранить нейтралитет, как это было во время Первой мировой войны, и потому войска абсолютно не были готовы к обороне. Королева Вильгельмина (1880–1962; на престоле с 1890 по 1948 г.) бежала в Лондон, где возглавила правительство в изгнании, став символом нидерландского Сопротивления. После бомбардировки Роттердама город был полностью разрушен, и Голландия, опасаясь, что подобная участь постигнет и другие города, объявила о капитуляции. В нидерландские колонии вторглись японцы, где местные власти также предпочли сдаться. Губернаторы и наместники были схвачены и отправлены в японские концлагеря.

В первые годы войны немцы почти не обращали внимания на Голландию, хотя театры и кинотеатры могли закрыть как не прошедшие цензуру. Позже, однако, к жителям стали применять более жёсткие меры: в частности, население вынуждали работать на немецкую промышленность, а все голландские солдаты, взятые в плен при вторжении в страну и отпущенные летом того же года, обязаны были сдаться как заключённые. Любые попытки забастовок жестоко подавлялись.

Изначально у голландцев не было особых причин выбирать между сотрудничеством с нацистами и противостоянием им, однако по мере ужесточения немецкой политики оппозиция усилилась. В целом же настроение общества можно было оценить так: небольшая группа сотрудничавших, небольшая группа противившихся новому режиму – и подавляющее большинство «серой массы», до последнего пытавшейся придерживаться нейтралитета. Немалым шоком для страны стала готовность полиции оказывать содействие нацистам.

Движение Сопротивления было представлено в основном коммунистами и кальвинистами. Борьба с фашизмом принимала разные формы: вооружённая борьба, шпионаж, подделка удостоверений, выпуск подпольных газет, информировавших население об истинном положении вещей и призывавших противоборствовать нацистам.

Экспозиция музея, посвящённого нидерландскому движению Сопротивления

В 1944 г. в Амстердаме наступила голодная зима. После освобождения южных регионов страны и призыва правительства в изгнании остановить железнодорожное сообщение, дабы ускорить поражение Германии, в столице начались перебои с продуктами. Реакцией на призыв голландского правительства стало разрушение нацистами аэропорта Схипхол (Schiphol) и портов в Роттердаме и Амстердаме, что сделало поставки необходимых товаров и угля невозможными. Чтобы выжить, люди принялись добывать топливо всеми возможными способами: в столице срубили более 20 000 деревьев и уничтожили 4600 зданий (прежде всего тех, где ранее жили евреи, а потому пустовавших), разобрав в них полы, лестницы и прочие деревянные части, пригодные для отопления. К концу зимы от голода и болезней скончалось 20 000 человек.

5 мая 1945 г. союзнические войска полностью освободили Нидерланды, и уже 7 мая в столице с размахом праздновали победу. Толпы голландцев собрались на площади Дам, чтобы приветствовать канадских союзников, однако среди пришедших прятались и немецкие солдаты, открывшие огонь по ликующим людям. 22 человека погибли.

После войны настала пора подводить итоги. Нидерланды оказались наиболее пострадавшей страной Западной Европы: было утрачено 10 % жилья, 30 % промышленности и 40 % производственной мощности. К движению Сопротивления в общей сложности присоединилось около 300 000 человек, в то время как около 450 000 были арестованы за сотрудничество с нацистами. Правда, большинство из них сразу отпустили, ссылаясь на различные смягчающие обстоятельства. В итоге из 14 500 осуждённых казнили только 39 «предателей». Голландские колонии Новая Гвинея и Индонезия были освобождены от японцев, после чего они рьяно бросились бороться за независимость. Индонезия стала суверенной в 1949 г., Новая Гвинея – только в 1962 г., что не лучшим образом сказалось на мировой репутации Нидерландов.

Что же касается Амстердама, то он практически не пострадал от бомбардировок, однако именно столица почувствовала основную тяжесть депортации: из 80 000 проживавших здесь до войны евреев уцелело лишь 5000, за что большинство голландцев до сих пор испытывают чувство вины. Вероятно, в миграционной политике послевоенных лет население видело некую попытку искупления грехов: из бывших колоний власти охотно принимали беженцев, устремившихся в Голландию в поисках лучшей жизни. Сегодня 16 % населения страны составляют именно мигранты.

Несмотря на бедность, отсутствие еды, топлива и стройматериалов, голландцы с большим оптимизмом смотрели на будущее. Отречение от престола королевы Вильгельмины в пользу своей дочери Юлианы, возможно, также вселяло надежду: новый правитель мог ознаменовать новый этап жизни Нидерландов.

В конце 40-х амстердамцы вернулись к излюбленным газетным вопросам: главными темами снова стали интервью со звёздами, мода и культурные события. В 1947 г. в Амстердаме проводился престижный Голландский фестиваль; для писателей организовывались ежегодные встречи с королевской семьёй. Уже через год страна ликовала после Олимпиады в Лондоне, где амстердамская легкоатлетка Фани Бланкерс-Кун выиграла четыре золотые медали.

Коалиционное правительство разрабатывало всё новые социальные программы, которые должны были заложить основы будущего процветания. Вспомнили нидерландцы и о своих сильных сторонах: порядочность, трудолюбие и бережливость. Главным приоритетом стало возрождение экономики – прежде всего восстановление разрушенных немцами портов и амстердамского аэропорта. Деньги потекли в город с открытием канала, в 1952 г. соединившего Амстердам с Рейном, а затем и с объединением Голландии, Бельгии и Люксембурга в Бенилюкс.

Одним из ярчайших периодов в истории Амстердама стали 1960-е гг., когда власти всячески пытались улучшить общество, выказывавшее недовольство и урбанизацией, и индустриализацией, и ядерной энергетикой, да и администрацией в целом. Как и во многих европейских городах, в Амстердаме начали возникать различные движения, носившие, однако, скорее игровой характер. Многие их представители облюбовали типичные коричневые кафе на Лейдсеплейн.

Восковая королева Беатрикс в Музее мадам Тюссо

Самым заметным течением стало молодёжное объединение прово, выбравшее себе столь необычное название, чтобы подчеркнуть суть своих акций: желание провоцировать. Движение зародилось в 1965 г. благодаря «магу

антитабачных протестов» Роберту Ясперу Гроотфельду и студенту-анархисту Роэлю ван Дуйну, чьи действия легли в основу любви Амстердама к либеральной политике и театру абсурда. После непродолжительной раздачи листовок друзья избрали новый способ влиять на общественность: издание журнала. В первом же номере они рассказали о том, как сделать бомбу из ананаса, за что были арестованы, но позже отпущены.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (http://www.litres.ru/uliya-vladimirovna-antonova/amsterdam-gorod-lubvi-kanalov-i-velosipedov-2/?lfrom=931425718) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

notes

Примечания

1

Встречается также написание «Гизиберт».

2

Стивер– раньше: мелкая голландская монета.

3

Правильным считается имя Виллем, однако в русскоязычной литературе сложилось произношение «Вильгельм». Далее короли упоминаются как Вильгельмы, за исключением нынешнего правителя, называемого уже Виллемом-Александром.