Режим чтения
Скачать книгу

Люди, обокравшие мир. Правда и вымысел о современных офшорных зонах читать онлайн - Николас Шэксон

Люди, обокравшие мир. Правда и вымысел о современных офшорных зонах

Николас Шэксон

Эта книга – о чрезвычайно мощном орудии, которым пользуется крупный финансовый капитал в битве за политическую власть во всем мире. В книге рассказывается о возникновении и распространении офшорных зон, ставших и опорой, и язвой современного капитализма. Офшоры позволяют богатым уходить от налогов, подрывают основы правового и финансового порядка, усугубляют неравенство и усиливают отставание бедных стран. Кто стоит за этой опутавшей весь мир сетью? Как устроены офшорные зоны и почему бороться с ними невыгодно и опасно? Как в этих очагах финансовой нестабильности «заваривается» очередной глобальный кризис? Автор книги отвечает на эти вопросы и объясняет, как обезвредить угрозу, исходящую от офшоров.

Шэксон Николас

Люди, обокравшие мир. Правда и вымысел о современных офшорных зонах

От издателя

Чем книга Николаса Шэксона об офшорах актуальна для российского читателя? Приведем несколько примеров. Для оптимизации и уменьшения налогообложения большая часть компаний, работающих на российском фармацевтическом рынке, ввозит лекарства в Россию через офшоры. Только в 2009 году через компании, расположенные на Британских Виргинских и Багамских островах, в Объединенных Арабских Эмиратах и др., были приобретены лекарства на сумму больше 20 млрд руб. В этих странах, конечно, лекарства не производятся; продукция, ввезенная в Россию через указанные офшоры, производится в таких странах, как Индия, Германия, Италия и Болгария.

Согласно Росстату, Кипр занимает одно из первых мест по инвестициям в РФ. Однако известно, что на самом деле это российские капиталы. Кипрские офшорные компании владеют активами «Норильского никеля», «Евраза», НЛМК, «Металлоинвеста», «Северстали», «Уралхима», то есть крупнейшими национальными компаниями. Больше всего российских бизнесменов на Кипр влечет низкая ставка налога на дивиденды – 5 % (в РФ – 15 %): с ее помощью они выводят получаемую прибыль с минимальными затратами.

Конечно, эта ситуация характерна не только для России. Так, национальное финансово-ревизионное управление Великобритании в 2007 году констатировало, что треть из 700 крупнейших компаний Англии вообще не заплатила никаких налогов в стране за 2006 год, считавшийся годом подъема – и все это благодаря офшорам.

Книга Николаса Шэксона – одна из немногих сегодня, в которых экономика, финансы и власть рассматриваются не сами по себе, а с точки зрения общественного блага. А подобный подход приводит к весьма неприятным и неудобным открытиям.

С точки зрения общественного блага эффективность бизнеса, например, может выражаться не в показателях возврата на инвестиции, доходности или акционерной стоимости, а в – сумме уплаченных налогов. Но ведь цель любого бизнеса – получение прибыли. Следовательно, любое действие, увеличивающее прибыль (то есть снижающее издержки, а налоги – это издержки), есть благо, не так ли?

Во всяком случае, по мнению Шэксона, в этом абсолютно уверены практически все крупные компании мира. И они преуспели в снижении издержек, а офшоры оказались неоценимым инструментом для решения этой задачи.

Автор подробно исследует историю возникновения офшоров, начиная с периода распада Британской империи. Он демонстрирует впечатляющую галерею мировых налоговых гаваней, многие из которых расположены отнюдь не на экзотических островах типа Багамов (хотя и им он уделил достаточно внимания), а гораздо ближе – на Уолл-стрит в Вашингтоне, и в лондонском Сити, в Голландии и в Швейцарии.

Шэксон твердо убежден в том, что офшоры – зло, причем зло системное, изобретательное и крайне жизнестойкое. Наблюдения, выводы и вопросы, которые задает автор книги, порой кажутся весьма парадоксальными и заставляют задуматься. И задуматься всерьез. Например, налоги – это государственный рэкет или непременное условие существования общества? Из истории мы знаем, что первый налоговый спор на Руси закончился крайне плачевно для тех, кто в него ввязался: древляне, недовольные дополнительными поборами, попросту убили киевского князя Игоря Рюриковича, а его вдова, княгиня Ольга, перебила их вождей и старейшин, сожгла их столицу Искоростень, после чего, правда, установила неизменный размер дани (то есть налоговой ставки).

Или, например, такой вопрос: если офшорный бизнес аморален по природе своей, может ли общество воспринимать тех, кто им занимается, как порядочных людей? И можно ли вообще оценивать с точки зрения морали бизнес и финансы? Шэксон полагает, что не только можно, но это единственный достойный критерий. Несогласных же ждут банки на Каймановых островах.

Пролог

Как колониализм ушел через парадную дверь и проник обратно через окошко

Однажды, сентябрьским вечером 1997 года, придя домой, в свою квартирку на севере Лондона, я обнаружил на автоответчике сообщение. Некто с французским акцентом, представившись господином Отогом, сообщил, что услышал от одного из редакторов Financial Times, будто я намереваюсь посетить бывшую французскую колонию Габон на западном побережье Африки, и он хотел бы помочь мне во время этой поездки. Господин Отог оставил номер своего парижского телефона. На следующее утро, сгорая от любопытства, я ему позвонил.

Предполагалось, что моя поездка в Габон будет обычной для журналиста командировкой в маленькую африканскую страну, я не рассчитывал, что найду в этой малонаселенной, богатой нефтью бывшей колонии богатый материал для статей. Англоязычные журналисты почти никогда не забредали в Габон, и подобное обстоятельство означало, что я сам должен был все устроить. Когда я приехал в столицу Габона Либревиль, то обнаружил там господина Отога, который прибыл первым классом авиакомпании Air France вместе со своим помощником и уже успел забронировать для меня номер на неделю в самом дорогом отеле – все это, как он радостно сообщил мне, входит в его план помощи.

Я много лет провел в странах, расположенных по кривой атлантического побережья Африки – от Нигерии на севере и далее на юг, через Габон и вплоть до Анголы, – жил там, наблюдал и описывал все, что видел. Этот регион дает почти шестую часть импортируемой США нефти

и примерно такую же долю импорта нефти КНР; но под глянцевой поверхностью огромного богатства кроются страшная нищета, неравенство и конфликты. Обычно считается, что журналисты берут след ошеломляющих историй, попадая в какие-то особо опасные, из ряда вон выходящие обстоятельства. Совершенно неожиданно я нашел свою историю здесь, в Либревиле, в череде светских, но выбивающих из колеи встреч, в которые меня вовлекал мсье Отог. – Не хочу ли я позавтракать с министром финансов Габона? Нет проблем. И встреча состоялась благодаря телефонному звонку. А еще я пил коктейль в вестибюле гостиницы с могущественным министром иностранных дел Габона Жаном Пингом (между прочим, наполовину китайцем), позднее ставшим председателем Генеральной ассамблеи ООН. Пинг уделил беседе со мной столько времени, сколько мне понадобилось для интервью, и любезно осведомился о моей семье. Кроме того, меня потрепал по плечу министр нефтяной промышленности Габона и в шутку предложил месторождение нефти;
Страница 2 из 35

правда, тут же забрал свой подарок, сказав: «Нет, такие вещи только для сильных мира сего – les grands – людей, имеющих вес».

Целую неделю, ни разу не удалившись более чем на двести метров от вопиющей нищеты, царившей на улицах Либревиля, я пребывал, тем не менее, в каком-то волшебном пузыре. Почтенный господин Отог поместил меня в атмосферу поистине озонированной роскоши, передо мной открывались все двери к влиятельным персонам, которые всегда были чрезвычайно рады встрече со мной, а ведь обычно к ним выстраивались длинные очереди. Легко было бы не заметить потенциальную угрозу, которую таил в себе этот параллельный, зачарованный мир: он не пощадил бы никого, кто посмел – неважно, изнутри или снаружи – разорвать стенки волшебного пузыря. Однако предпринятые господином Отогом усилия, постоянно заполнявшие мою записную книжку, подтолкнули меня выведать то, чего, возможно, он и не желал бы обнаруживать. Собственно говоря, я наткнулся на историю, получившую позднее – благодаря разразившемуся в Париже скандалу – известность как «дело компании Elf».

Начало этому делу положили сущие пустяки, обнаружившиеся в 1994 году, когда американская компания Fairchild Corporation вступила в коммерческий спор с одним из французских промышленников. Данная полемика вызвала пристальный интерес к деятельности французской фондовой биржи, расследование поручили судебному следователю Эве Жоли. В отличие от англо-саксонских стран, где правовая система зиждется на противостоянии обвинения и защиты, когда решение определяется в ходе состязания этих сторон, во Франции судья, ведущий расследование, скорее напоминает беспристрастного детектива, поставленного между двумя спорящими. Предполагается, что он должен тщательно изучать дело до тех пор, пока не откроется истина. Всякий раз, как Жоли (уроженка Норвегии) удавалось раскрыть какой-то аспект дела, обнаруживались новые обстоятельства, и ей приходилось копать все глубже и глубже. Вскоре после начала этой работы судье стали приходить предупреждения с угрозами: то она по почте получала игрушечные гробики, то во время одной из полицейских облав обнаруживала полностью заряженный револьвер «Смит-энд-Вессон», направленный точно на вход в обыскиваемое помещение. Но Жоли упорно продолжала вести расследование. В дело вступали другие судебные следователи, и, по мере того как накапливались исключительно важные факты, перед всей группой начали проступать контуры гигантской коррупционной системы, объединявшей компанию Elf Aquitaine, французский политический и информационный истеблишмент и коррумпированного правителя Габона Омара Бонго.

История Бонго – история французской деколонизации в миниатюре. Колонии обрели формальную независимость, но бывшие господа нашли способы сохранить рычаги управления, оставаясь за кулисами. Габон получил независимость в 1960 году, как раз в тот момент, когда он начал превращаться в новый многообещающий форпост добычи нефти в Африке – чему Франция уделяла особое внимание. Габон нуждался в «правильном» президенте – подлинном африканском лидере, который стал бы сильным, способным и харизматичным правителем и при необходимости смог бы проявлять абсолютную преданность французским интересам. Омар Бонго казался идеальным кандидатом на эту роль. Будучи выходцем из крошечного этнического меньшинства и не имея естественной поддержки в габонском обществе, он был вынужден полностью полагаться на защиту, которую предоставляла ему Франция. Тридцатидвухлетний Бонго в 1967 году стал президентом Габона – самым молодым президентом в мире. А Франция разместила несколько сотен парашютистов в либревильских казармах, соединенных подземными ходами с одним из президентских дворцов. Подобная мера устрашения против возможных государственных переворотов оказалась весьма эффективной, и к моменту своей смерти, наступившей в 2009 году, Бонго считался самым «долговечным» президентом в мире. В разговоре со мной местный журналист подвел итог этой ситуации: «Французы вышли через парадную дверь и влезли обратно через боковое окошко».

Бонго, в обмен на поддержку Франции, предоставил французским компаниям исключительный режим почти полного доступа к сырьевым ресурсам Габона на крайне выгодных условиях. В Африке образовалась широкая коррупционная система, призрачной сетью опутывавшая весь мир, и Бонго стал ее центральной фигурой. Через Швейцарию, Люксембург и другие налоговые гавани нефтедобывающая промышленность бывших французских колоний была тайно связана с господствующими политическими силами метрополии Франции. Как обнаружила Жоли, определенная часть нефтедобывающей отрасли Габона обеспечивала гигантский фонд предназначенных для взяток грязных денег, таким образом сотни миллионов долларов перетекали в распоряжение французской элиты. Такая система развивалась постепенно, но уже к 1970-м годам она стала служить тайным механизмом финансирования ОПР[1 - Объединение в поддержку республики (ОПР, фр. Rassemblement pour la Republique, RPR) была организована после 1976 г. Жаком Шираком на основе Союза демократов в поддержку республики – голлистской партии, существовавшей с 1971 по 1976 гг. До 1971 г. партия называлась Союз в защиту республики (1968–1971). – Примеч. пер.] – главной правой партии Франции

. Ставший в 1981 году президентом Франции социалист Франсуа Миттеран стремился взломать офшорный франко-африканский банкомат и для выполнения этой задачи поставил во главе компании Elf Лоика ле Флош-Прижана. Но ставленник Миттерана оказался довольно благоразумным человеком и решил не отсекать ОПР от африканской кормушки. «Ле Флош знал: если он обрубит финансовые сети, ведущие к ОПР и секретным службам, это приведет к войне. Как ему разъяснили, лидеры ОПР, Жак Ширак и Шарль Паскуа, напротив, не станут возражать и допустят к пирогу социалистов, особенно при условии, что пирог будет увеличен», – пишут Валери Лекасбль и Эри Рутье – журналисты, посвятившие этой проблеме заслуживающую внимания книгу

.

Однако вопрос не сводился исключительно к финансированию политических партий. Западноафриканским горшком нефти могли пользоваться крупнейшие французские корпорации; этот источник финансирования позволял им раздавать взятки от Венесуэлы до Германии и от острова Джерси до Тайваня при полной гарантии, что ни один денежный след не приведет к ним. Грязные деньги Elf смазывали шестеренки французской политической и торговой дипломатии по всему миру. Некий господин рассказал мне, как однажды перевозил чемоданчик денег, выделенных Омаром Бонго в качестве вознаграждения главарю мятежников-сепаратистов в ангольском анклаве Кабинда, где у компании был выгодный контракт. Один из умнейших и искуснейших политических дельцов своего поколения, Бонго был вхож как во франкмасонские, так и в тайные африканские общества и стал одним из наиболее влиятельных персонажей французской политики. Ее лидеры формировали свой, постколониальный, внешний курс Франции, в котором президент Габона был ключевой фигурой: с его помощью удалось накрепко повязать между собой всех сильных мира сего – государственных деятелей и крупных политиков – как в самой Африке, так и за ее пределами. Компания Elf разрасталась и
Страница 3 из 35

приобретала все более причудливую, сложную и многоуровневую структуру, в конце концов она превратилась в столь грандиозную международную коррупционную систему; даже французские разведывательные службы не брезговали широко черпать из ее фонда грязные деньги. По словам ле Флош-Прижана, этот механизм действовал, как один «огромный бордель, в котором уже никто не знает, кто и что делает»

.

В Африке образовалась широкая коррупционная система, призрачной сетью опутывавшая весь мир

Такая система, ставшая невероятно могущественной и влиятельной, помогла Франции играть в мировых экономических и политических делах роль, намного превышавшую ее подлинный вес, и преуспевать благодаря тем зазорам, которые образовались между юрисдикциями. Франция процветала благодаря офшорам.

Моя поездка в Габон, состоявшаяся в конце 1997 года, пришлась на очень щекотливый, даже болезненный момент. Не прошло и недели после моего отъезда из Либревиля, как в Париже 7 ноября была приговорена к тюремному заключению Кристин Девье-Жонкур. В прошлом модель, рекламировавшая нижнее белье, в настоящем – любовница Ролана Дюма, министра иностранных дел при президенте Миттеране. В описываемое время она еще хранила тайны своего друга. Арестовали ее по подозрению в мошенничестве, когда судебные следователи обнаружили, что компания Elf Aquitaine выплатила ей более шести миллионов долларов за содействие, оказанное в определенных вещах. Девье-Жонкур помогла «убедить» Дюма – этого неприступного короля парижской политической сцены – разрешить компании Thomson продать свои военные фрегаты Тайваню, до этого министр считался категорическим противником подобных действий. Она приобретала Дюма ценные вещи, оплачивая их кредитной карточкой компании Elf; среди подарков были даже ботинки ручной работы – такие изысканные, что владелец парижского магазина рекомендовал мыть их в шампанском не реже раза в год.

Девье-Жонкур не дождалась благодарности за свое благоразумное молчание, а пять с половиной месяцев тюрьмы дали ей время над всем этим поразмыслить. «Довольно было бы цветка, одного единственного, даже посланного анонимно, – призналась она позднее. – Я поняла бы, что он от Ролана»

. На следующий год Девье-Жонкур, отбросив всякое сомнение, опубликовала книгу, ставшую бестселлером во Франции, – «Шлюха Республики».

Франция стала играть в мировых экономических и политических делах роль, намного превышавшую ее подлинный вес

Итак, поскольку я приехал в Габон именно в столь острый момент, некоторых представителей системы Elf, должно быть, заинтриговало, что заставило английского журналиста что-то разнюхивать в Либревиле. Да и был ли я на самом деле журналистом? Неудивительно, что господин Отог проявил столь неподдельный интерес к моей персоне. Недавно я попытался найти его и расспросить о той неделе, проведенной вместе в Габоне. Старые телефонные номера не отвечали, а доступные мне парижские эксперты по Африке никогда ни слышали о человеке по фамилии Отог. Поиски в Интернете оказались безрезультатными (ни Отога, ни компании, которую он представлял, найти не удалось); единственный человек, носивший такую фамилию, жил в какой-то деревушке в Дордони и, как сказала мне по телефону его удивленная жена, никогда не бывал в Габоне.

После описанного скандала французские политики объявили, что сеть, образованная Elf, мертва и похоронена, а затем сама Elf Aquitaine была приватизирована и полностью преобразована: ныне она входит в состав компании Total. Но Elf была не единственным игроком во франко-африканской коррупционной системе. Можно размышлять, почему первым иностранным лидером, которому после своего избрания в 2007 году на пост президента Франции позвонил Николя Саркози, был не президент Германии, не президент США, не председатель Европейской комиссии, а Омар Бонго. Или почему в Габоне и сегодня остаются французские войска, а казармы все еще соединены подземными ходами с президентским дворцом, занимаемым сыном Омара Бонго – президентом Али Бонго. Система Elf, может быть, и мертва, но на смену ей, вероятно, пришло нечто другое. В январе 2008 года государственный секретарь по делам сотрудничества Жан-Мари Бокель посетовал, что «разрыв» с коррумпированным прошлым «…слишком затянулся и никак не наступит». Поспешно после этого Бокель был уволен

.

Система Elf была не только частью мира офшоров, она стала его символическим воплощением. В известных опубликованных списках налоговых гаваней Габон не значится, хотя и имеет все классические черты таковой, поскольку предоставляет своим элитарным клиентам-нерезидентам негласные коррумпирующие возможности. Тайны Габона, как и офшорной системы в целом, своего рода секрет полишенеля. Во Франции были отдельные высокопоставленные, влиятельные и имеющие широкие связи лица, которые знали все; многие непосвященные особы догадывались, что происходит нечто серьезное, но, как правило, старались об этом не думать; и почти никто не мог видеть полной картины. Однако спрут коррупции на самом деле был настолько мощным, что пусть незримым, но глубочайшим образом оказывал влияние на жизнь обыкновенных людей и в Африке, и во Франции.

На налоговых гаванях было завязано все. Как выяснили судебные следователи, проводившие расследование как раз в то время, когда я ездил в Либревиль, денежный след, как правило, вел через Габон, Швейцарию, Лихтенштейн, остров Джерси в другие офшорные зоны. Даже Эва Жоли признала, что ей довелось увидеть лишь фрагменты общей картины. «Бесчисленные нити тянулись к налоговым гаваням и терялись в их зыбучих песках. Личные счета монархов, избранных пожизненно президентов и диктаторов были надежно защищены от дотошных следователей. Стало понятно, что передо мной не какое-то маргинальное, малозначительное явление; я столкнулась с системой, – говорила Жоли, имея в виду как французскую политику, так и мир офшоров. – Но я вовсе не вижу, чтобы она была ужасной, многоликой формой преступности, осаждающей наши налоговые крепости [оншоры]. Я вижу респектабельную, укоренившуюся систему власти, которая признала грандиозную коррупцию естественной частью своей повседневной деятельности».

Задолго до первой поездки в Либревиль я обратил внимание на текущие из Африки денежные потоки, но проследить их начала и концы мне не позволяла секретность, окружавшая офшорный мир. Бывало, в разных историях всплывали отдельные финансовые учреждения и юристы, но коммерческая конфиденциальность и профессиональная осторожность тут же смывали во мрак офшоров их названия и имена. Всякий раз, как разражался очередной скандал, люди, игравшие ведущие роли, избегали серьезного расследования. Говорят, проблемы Африки некоторым образом связаны и с особенностями африканской культуры, и с ее правителями, и с нефтяными компаниями, и с наследием колониализма. Главными персонажами всех драм определенно были те, кто обеспечивал тайны офшоров, а рэкету было довольно трудно преодолеть их секретность, проникнуть в нее; впрочем, полагаю, никто особенно и не интересовался ни этими тайнами, ни этими драмами.

Только в 2005 году разрозненные нити стали постепенно сплетаться для меня в единую ткань. Мы сидели с Дэвидом Спенсером,
Страница 4 из 35

нью-йоркским юристом, прежде работавшим на Citigroup, и разговаривали о прозрачности государственных финансов в нефтедобывающих странах Западной Африки. Спенсера тогда слишком волновали вопросы, которые совсем не входили в сферу моих интересов: правила бухгалтерского учета, налоговые изъятия рентных доходов и трансфертные ценообразования. Меня интересовало совсем другое, и я все ждал, когда он заговорит о коррупции в странах Западной Африки, но вдруг начал улавливать взаимосвязь разрозненных дотоле фрагментов. Соединенные Штаты, чтобы привлечь деньги из-за рубежа, предлагают налоговые льготы и гарантируют полную конфиденциальность и таким образом сами превращаются в налоговую гавань.

США нуждаются в притоке иностранного капитала и заманивают его, обещая владельцам освобождение от налогов и сохранение тайны. Подобные посулы, объяснял Спенсер, стали основой той глобальной стратегии, которую проводит американское правительство. Потоки финансового капитала по всему миру реагируют на малейшие изменения такого рода стимулов. Но, как заметил мой собеседник, этого не только почти никто не понимает, но и почти никто не хочет понимать. Как-то раз он, делая доклад на крупном мероприятии ООН, обозначил некоторые основные принципы американской стратегии, после чего один высокопоставленный американский дипломат заявил, что, проливая свет на этот вопрос, Спенсер «предает интересы своей страны».

В Гарвардском клубе я начал понимать, как страшные человеческие издержки, выражающиеся в нищете и неравенстве в Африке, связаны с кажущимся обезличенным миром бухгалтерских правил и налоговых изъятий. У происходящих в Африке катастроф – а все они считаются естественными или неизбежными – есть нечто общее: движение денег из африканских стран в Европу и США. Такому денежному обращению способствуют налоговые гавани и целая армия прекрасно одетых почтенных банкиров, юристов и бухгалтеров. И никто не хочет посмотреть шире – за пределы Африки – и увидеть систему, которая делает все это возможным.

Соединенные Штаты, чтобы привлечь деньги из-за рубежа, предлагают налоговые льготы и гарантируют полную конфиденциальность и таким образом сами превращаются в налоговую гавань

Если подумать, само понятие «бегство капитала» возлагает бремя ответственности на страны, откуда уходят деньги. Это еще один способ обвинения жертвы. Однако на каждый отток капитала из Африки должен приходиться соответствующий приток его в другое место. Кто изучает притоки капиталов? Система офшоров – не просто экзотическая интермедия в историях, о которых я писал статьи. Сами офшоры являют собой повесть, чей сюжет связывает Либревиль и Париж, Луанду и Москву, Кипр и Лондон, Уолл-стрит, Мехико-Сити и Каймановы острова, Вашингтон и Эр-Рияд. Офшоры объединяют организованную преступность и финансовую элиту, дипломатические и разведывательные учреждения и международные корпорации. Офшоры провоцируют конфликты, формируют наше мировоззрение, порождают финансовую нестабильность и приносят ошеломляюще большие деньги сильным мира сего – людям, имеющим вес и влияние. Офшоры – способ работы властных структур в наши дни. Именно об этом я собираюсь рассказать читателям.

После ряда сделанных в 2008-2009-е годы мировыми лидерами шокирующих разоблачений налоговых гаваней и появления публикаций на эту тему в мировых средствах информации создается впечатление, будто система офшоров демонтирована или по меньшей мере обуздана. Как мы увидим, на самом деле произошло нечто противоположное. Система офшоров вопреки всему не только живет и здравствует, но и стремительно разрастается.

Глава 1

Добро пожаловать в никуда

Введение в офшоры

Мир офшоров всюду вокруг нас. Через налоговые гавани проходят по меньшей мере более половины мировой торговли

, более половины всех банковских активов и треть прямых инвестиций, которые многонациональные корпорации делают за рубежом

. Примерно 85 % международного банкинга и эмиссии облигаций происходит на так называемом еврорынке, не имеющей государственной принадлежности офшорной зоне, которую мы вскоре собираемся рассмотреть

. По оценкам, выполненным в 2010 году Международным валютным фондом [далее везде – МВФ], только балансы мелких островных финансовых центров составили в общей сложности 18 триллионов долларов, а эта сумма равна примерно трети мирового ВВП. Причем, как было сказано, эта оценка, возможно, занижена

. Государственное управление общего учета США сообщило в 2008 году, что 83 из 100 крупнейших американских корпораций имеют дочерние предприятия или филиалы в налоговых гаванях. На следующий год эксперты агентства Tax Justice Network, принявшие более широкое определение понятия «офшор», провели исследование и обнаружило, что 99 из 100 крупнейших компаний Европы использовали офшорные дочерние предприятия. В каждой стране таким крупнейшим учреждением непременно был какой-нибудь банк.

Общего согласия в толковании понятия «офшор» так и не достигнуто. По правде говоря, сама дефиниция ошибочная, поскольку офшоры не только предлагают уход от налогообложения, но и обеспечивают сохранение конфиденциальности, возможность уклонения от финансового регулирования, законов и правил, действующих в юрисдикциях других стран, в которых проживает большинство населения мира. В своей книге я предложу довольно размытую дефиницию: налоговая гавань – это «место, стремящееся привлекать бизнес, предлагая физическим и юридическим лицам политически стабильные возможности обходить правила, законы и нормы, действующие в других юрисдикциях»

. Суть в том, что, помогая уклоняться от налогов, ответственного финансового регулирования, уголовных законов, правил наследования и многих других обязанностей, которыми так или иначе опутана социальная жизнь человека, офшоры предоставляют возможность получать от общества исключительно одни выгоды. В этом смысл офшорного бизнеса. Именно этим офшоры и занимаются.

Помогая уклоняться от налогов и многих других обязанностей, офшоры предоставляют возможность получать от общества одни выгоды

Данное мной определение, конечно, несколько размыто, но я остановился на нем по двум главным причинам. Во-первых, мне хотелось бросить вызов распространенному представлению, что допустимо обогащаться в одном месте и ем самым подрывать законы других мест. Во-вторых, думаю, оно послужит своего рода линзой, через которую мы рассмотрим историю современного мира. Используя свою дефиницию, я смогу показать, что система офшоров вовсе не красочный выверт глобальной экономики, а скорее – нерв всей современной экономики.

Выявить налоговые гавани нам помогут некоторые особенности таких зон. Прежде всего, как выяснили мои коллеги в ходе кропотливых исследований, все эти зоны предлагают секретность, дающую себя знать в разной форме и различной степени и так или иначе проявляющуюся в отказе от сотрудничества с другими юрисдикциями в деле обмена информацией. В США в конце 1990-х годов возникло понятие «секретная юрисдикция», в своей книге я буду пользоваться этим термином как синонимом понятия «налоговая гавань», иногда заменяя одно другим в зависимости от аспекта, который хочу
Страница 5 из 35

подчеркнуть.

Другим общим показателем, разумеется, являются очень низкие или нулевые налоги. Офшорные зоны привлекают деньги, позволяя людям, законно или незаконно, уклоняться от налогов.

Кроме того, как правило, чтобы защититься от собственных офшорных уловок, секретные юрисдикции ограждают свою экономику от тех услуг, которые они предоставляют иностранцам. По существу, офшор – это зона уклонения, находящаяся в другом месте, и рассчитывать на офшорные услуги могут только нерезиденты. Собственно говоря, налоговая гавань, предлагая нулевую ставку налогообложения всем, проживающим вне пределов ее юрисдикции, в полной мере облагает налогами своих жителей. Подобное отделение резидентов от нерезидентов служит молчаливым признанием факта, что все, совершаемое в офшорах, может оказывать пагубное воздействие.

Другой способ обнаружить секретные юрисдикции – выяснить, не является ли индустрия финансовых услуг непропорционально большой по сравнению с масштабами экономики конкретной зоны. МВФ использовал этот метод, когда в 2007 году совершенно правильно указал на Великобританию как офшорную юрисдикцию

.

Еще один, даже более яркий и красноречивый признак секретных юрисдикций – это периодические заявления представителей такой зоны: «Мы – не налоговая гавань»; они энергично и упорно трудятся над дискредитацией своих критиков, утверждая, что используются «устаревшие, взятые из СМИ стереотипы», не соответствующие «объективной реальности».

Налоговая гавань, предлагая нулевую ставку налогообложения иностранцам, в полной мере облагает налогами местных жителей

Существует самая важная и самая определяющая особенность секретных юрисдикций. Местная политика находится в полном подчинении у сектора финансовых услуг, иногда она оказывается на службе у криминала, а порой – обслуживает и преступные и финансовые интересы. Это говорит об одном: уничтожается всякое сопротивление, мешающее офшорной бизнес-модели. Вот почему я включаю понятие «политическая стабильность» в свое определение. Опасность вмешательства каких-либо норм демократической политики становится минимальной; можно сказать, офшоры вообще свободны от этого риска, ничто не нарушит и не прервет бизнес создания (или улова) денег. Такой политический захват порождает один из восхитительных парадоксов, которыми щеголяют офшоры: зоны запредельной свободы часто оборачиваются местами, где процветают репрессивные меры и нетерпимость к критике.

Офшорные территории, защищенные от внутренних угроз и изолированные от альтернативных мнений, погрязли в извращенной, вывернутой наизнанку морали: закрываются глаза на явные нарушения; коррупция считается лучшей практикой деловых отношений; любое поползновение обратить внимание закона и порядка на злоупотребления воспринимается как преступление, подлежащее наказанию. Грубый индивидуализм выродился в пренебрежение и даже презрение к демократическим принципам и к обществу в целом.

«Налоги – это для мелких людишек», – столь лихая сентенция принадлежит нью-йоркской миллионерше Леоне Хемсли. И она была права, хотя сама тюрьмы не избежала – видимо, оказалась не совсем крупной. Не таков медиамагнат Руперт Мердок. Его корпорация News, владеющая телеканалом Fox News, социальной сетью MySpace, газетой Sun и еще множеством других средств массовой информации – мастер офшорной гимнастики и использует все доступные юридические средства, позволяющие избежать уплаты налогов. Репортер Нил Ченовет, заглянув в счета News Corporation, обнаружил, что прибыли этой корпорации в австралийских долларах составили: в 1987-м – 364,364 миллиона, в 1988-м – 464,464 миллиона, в 1989-м – 496,496 миллиона и в 1990-м. – 282,282 миллиона. Очевидная закономерность в этих показателях не может быть случайной. Как писал в London Review of Books обозреватель Джон Ланчестер, «…это тонкое мелодическое украшение, этот изысканный арифметический форшлаг означает лишь незатейливое бухгалтерское: “Да пошли вы все на…!”». Обыкновенному налогоплательщику, столкнувшимуся с таковым уровнем финансовых колдовских наук, остается только крикнуть: «Браво, маэстро!»

.

Во французском и испанском языках налоговая гавань носит замысловатое название: paradis fiscal и paraiso fiscal («налоговый рай»). Некоторые утверждают, что английское paradise («рай») произошло в результате неверного перевода слова haven («убежище, гавань») как heaven («рай, царствие небесное»). Персонажи секретных юрисдикций обожают такие обороты. Слову «рай» надлежит особо оттенять свою противоположность: адские бездны нормальных юрисдикций – а их любят расписывать именно в таких красках – с их деспотизмом и гнетуще высокими налогами. Напротив, офшоры представляют собой гостеприимные гавани, желанные оазисы, в которых можно укрыться от налогов. И они действительно – спасения и убежища, но только не для обыкновенных людей. Это проект избранных, которые придумали офшоры для самих себя, богатых и могущественных, чтобы беспрепятственно выжимать из общества материальные блага, ничего за них не платя.

Представьте, вы приходите в местный супермаркет и видите, что торговый зал перегорожен от вас, покупателей, красным бархатным шнуром, а за ним хорошо одетые люди энергично движутся мимо привилегированной кассы. В своем чеке вы находите пункт, обозначенный как «дополнительные расходы», получается довольно крупная сумма, которой вы субсидируете покупки, сделанные очень важными клиентами. Простите, – говорит менеджер супермаркета, – но у нас нет иного выбора: если вы не заплатите половину счета этих господ, они будут делать покупки в других супермаркетах. Итак, оплачивайте.

В сущности, офшорный бизнес основан на искусстве заметать следы денег, проходящих через границы. Чтобы составить представление, насколько изощренным может быть это искусство, поговорим, например, о бананах. Каждая гроздь бананов, прежде чем оказаться в корзине покупателя, должна проделать два маршрута.

Первый начинается со сбора бананов гондурасским сельскохозяйственным рабочим, нанятым многонациональной корпорацией. Затем фрукты упаковывают и отправляют в Великобританию. Там многонациональная корпорация продает бананы через большую сеть супермаркетов, где вы их и покупаете.

Офшорный бизнес основан на искусстве заметать следы денег, проходящих через границы

Но есть и второй маршрут – более окольный. Это путь бухгалтерской документации. Когда гондурасские бананы продают в Великобритании, где, с точки зрения налогового законодательства, производится конечная прибыль? В Гондурасе? В британском супермаркете? В американской штаб-квартире многонациональной корпорации? Какие доли прибыли и затрат приходятся на опыт управленцев, бренд или страхование? Точного ответа вам не даст никто. Именно здесь открывается простор для бухгалтерского произвола. Например, бухгалтеры могут посоветовать компании, занимающейся выращиванием бананов, управлять своей сетью закупок с Каймановых островов, а финансовым отделом – из Люксембурга. Многонациональная корпорация может локализовать свой бренд в Ирландии, торговый флот – на острове Мэн, «экспертный отдел» разместить на острове Джерси, а свое дочернее предприятие, занимающееся
Страница 6 из 35

страхованием, – на Бермудах.

Предположим, дочернее предприятие этой корпорации, занимающееся финансовыми операциями и находящееся в Люксембурге, выдает кредит такому же дочернему предприятию, находящемуся в Гондурасе, и взимает по этому кредиту проценты, равные 20 миллионам долларов в год. Гондурасское предприятие вычитает эту сумму из своих местных прибылей, сокращая или даже списывая 20 миллионов долларов (и из своей декларируемой прибыли). Предприятие в Люксембурге получает 20 миллионов долларов дополнительного дохода, но эта сумма облагается налогом по крайне низкой ставке, типичной для налоговых гаваней. Бухгалтер взмахивает волшебной палочкой – и весомый налоговый платеж исчезает. А капитал уходит в офшор.

Компания Big Banana совершает обычный для офшорных компаний фокус, известный как трансфертное, или внутрикорпоративное ценообразование, а точнее – внутрикорпоративное искаженное ценообразование. Сенатор США Карл Левин называет такое трансфертное ценообразование «корпоративным эквивалентом тайных офшорных счетов физических лиц, уклоняющихся от уплаты налогов». Устанавливая искусственные цены при внутрикорпоративном ценообразовании, многонациональные корпорации могут перемещать прибыли в зоны с низким уровнем налогообложения, а в страны с высокими налогами – затраты, где их можно будет вычесть из суммы налогов. В нашем примере с бананами налоговые поступления выкачивают из бедной страны и направляют в богатую. А низкооплачиваемые служащие налоговых ведомств бедных стран всегда проигрывают агрессивным, хорошо оплачиваемым бухгалтерам многонациональных корпораций.

Кто скажет, что кредит в 20 миллионов долларов, предоставленный дочерней компанией многонациональной корпорации в Люксембурге дочерней компании той же многонациональной корпорации в Гондурасе, сделан по реальным рыночным ставкам? Зачастую такое утверждать трудно. Иногда ценами при внутрикорпоративных сделках манипулируют настолько агрессивно, что такие сделки утрачивают всякую связь с реальностью: килограмм туалетной бумаги из Китая продают за 4,121 доллара, литр апельсинового сока из Израиля – за 2,052 доллара, шариковые ручки из Тринидада – по 8,500 доллара за штуку. Большинство примеров не настолько откровенно вопиющие, но совокупная сумма этих надувательств огромна. Около двух третей объема мировой трансграничной торговли вершится в рамках многонациональных корпораций. По оценкам, из-за такого внутрикорпоративного ценообразования развивающиеся страны ежегодно теряют 160 миллиардов долларов. По мнению благотворительного общества «Христианская помощь», если столько было бы потрачено на здравоохранение этих стран, то ежедневно удавалось бы спасти жизнь тысяче детей в возрасте до пяти лет

.

Какой-нибудь искушенный читатель пожмет плечами и скажет, что это всего лишь часть отвратительной изнанки жизни в богатой стране. Если даже человек скрепя сердце придерживается такой циничной точки зрения, то все равно его можно назвать полным простаком, ибо он также страдает от практики многонациональных корпораций. Сумма налогов сокращается не только в Гондурасе, но и в Великобритании и США. По расследованию газеты Guardian, три крупнейшие банановые компании мира (Del Monte, Dole и Chiquita), совершив в 2006 году в Великобритании сделки на общую сумму почти 750 миллионов долларов, заплатили налоги лишь на сумму 235 тысяч долларов

, что меньше заработка футболиста высшего класса

. В ежегодном отчете реальной банановой компании, зарегистрированной на Нью-Йоркской бирже, отмечается: «В настоящее время компания не генерирует доходы, облагаемые федеральными налогами США. Налогооблагаемые доходы компании в значительной мере являются результатами операций, совершаемых ею за рубежом. Эти доходы облагаются налогами в других юрисдикциях по фактическим ставкам, которые ниже, чем ставки, установленные законами США». Переведем сказанное на язык грубой действительности: в настоящее время мы не платим налоги в США, потому что занимаемся внутрикорпоративным ценообразованием в налоговых гаванях.

Поскольку правительства принимают контрмеры, то многонациональным корпорациям довольно трудно использовать офшоры для снижения налогов до нуля. Но в этой битве правительства терпят поражение. Национальное финансово-ревизионное управление Великобритании констатировало в 2007 году, что треть из 700 крупнейших компаний Англии вообще не заплатила никаких налогов в стране за 2006 год, считавшийся годом подъема

. Когда в 1999 году аналогичное расследование проводилось в журнале The Economist, выяснилось, что News Corporation – разрастающаяся империя Руперта Мердока – уплачивала налоги по ставке, равной всего лишь 6 %

. Способность прибегать к злоупотреблениям в процессе внутрикорпоративного ценообразования – одна из важнейших причин, по которой многонациональные корпорации являются таковыми и почему они обычно развиваются быстрее, чем их более мелкие конкуренты. На это обстоятельство следует обратить внимание всем, кто обеспокоен могуществом мировых многонациональных корпораций.

Налоговые гавани, как утверждается, повышают «эффективность» глобальных рынков. Но офшорная система, которую я описываю в своей книге, в корне неэффективна. В этой системе никто не производит лучших или более дешевых бананов. На самом деле происходит лишь перераспределение богатства. Неадресные субсидии, предоставляемые правительствами многонациональным корпорациям, оказывают на реальную производительность такое же влияние, какое оказывают все неадресные субсидии, то есть снижают эффективность. Усилия, сосредоточенные исключительно на уклонении от уплаты налогов, приводят лишь к уменьшению стимулов, побуждающих капиталистов делать то, что они теоретически делают лучше всего: производить новые, более дешевые товары и услуги лучшего качества. Когда, например, на Каймановых островах открывается новый, хитроумно организованный офшор, США принимают контрмеры, и, чтобы обойти их, на Каймановых островах изобретают новые лазейки – еще более хитроумные. Битва продолжается, и налоговое законодательство США становится все более сложным. Это, в свою очередь, создает новые возможности для богачей и их изобретательных консультантов, прокладывающих тропинки через усложняющиеся юридические чащобы. Чтобы обслуживать деятельность по уходу от налогов, возникают огромные вспомогательные отрасли, которые увеличивают и без того гигантскую неэффективность мировой экономики.

Теперь обратимся к секретности. В современной экономической теории транспарентность служит фундаментальным структурным элементом: лучше всего рынки работают, когда оба участника процесса имеют равный доступ к одним и тем же данным. В своей книге я рассматриваю систему, действующую вызывающе откровенно против прозрачности. Из-за царящей в офшорах секретности контроль над самой информацией и могущество, вытекающее из владения ею, решительно смещаются в пользу инсайдеров. Именно «посвященные» снимают сливки, а издержки они перекладывают на остальную часть общества. В своей изящной теории сравнительных преимуществ Давид Рикардо описывает законы, по которым различные юрисдикции
Страница 7 из 35

специализируются на определенных видах деятельности: Франция – на производстве марочных вин, Китай – на производстве дешевых тканей, а США – на производстве компьютеров. Но когда обнаруживаешь, что Британские Виргинские острова, где проживает менее 25 тысяч человек, стали пристанищем для более 800 тысяч компаний, теория Рикардо утрачивает смысл. Компании и капиталы мигрируют не туда, где они будут максимально производительны, а туда, где можно получить максимальные налоговые льготы. Это перемещение не имеет никакого отношения к эффективности.

Компании и капиталы мигрируют не туда, где они будут максимально производительны, а туда, где можно получить максимальные налоговые льготы

Разумеется, речь идет не только о бананах. Большая часть продуктов питания, мебели и одежды оказываются в вашем доме благодаря столь же извилистому маршруту. Даже вода, льющаяся из крана, может попадать туда призрачным офшорным путем; и ваш телевизор, и компоненты, из которых он собран, несомненно, оставили похожий и причудливый бумажный след, как, впрочем, и многие программы, транслируемые по телевидению. Мы все находимся в оцеплении офшоров.

В мире насчитывается около 60 секретных юрисдикций. Условно их делят на четыре группы. Во-первых, это европейские налоговые гавани. Во-вторых, британская зона, центр которой находится в лондонском Сити, и ее офшоры охватывают весь мир, а ее граница приблизительно соответствует границам бывшей Британской империи. В-третьих, офшоры, входящие в зону влияния США. В-четвертых, территории, не поддающиеся классификации и представляющие собой такие странные явления, как, например, Сомали и Уругвай, – им пока не удалось преуспеть, и я не рассматриваю их в своей книге.

* * *

Первая группа офшоров – европейские налоговые гавани – стала возникать в годы Первой мировой войны, когда правительства воюющих стран резко повысили налоги, чтобы оплачивать военные расходы. Знаменитый швейцарский закон о банковской тайне, делающий первое же нарушение конфиденциальности уголовным преступлением, вступил в силу в 1934 году, хотя женевские банкиры тайно хранили деньги европейских элит по меньшей мере с XVIII века. Малоизвестный Люксембург, специализирующийся с 1929 года на определенных типах офшорных корпораций 13, является сегодня одной из самых больших налоговых гаваней мира. В марте 2010 года представители южнокорейской разведки дали понять, что Ким Чен Ир – «любимый руководитель» Северной Кореи – припрятал в Европе приблизительно четыре миллиарда долларов, вырученных от продажи ядерных технологий и наркотиков, страховых мошенничеств, подделок денег и применения принудительного труда. По словам южнокорейских разведывательных служб, живописный маленький Люксембург – излюбленное место хранения денег северокорейского вождя

.

Другая крупная налоговая гавань в Европе – Нидерланды. Через ее офшорные компании в 2008 году прошло около 18 триллионов долларов, что в двадцать раз превышает ВВП самой страны

. В целях минимизации налогов ирландский рок-музыкант Боно в 2006 году перенес финансовую империю своей группы в Нидерланды, в тоже время продолжая фактически выколачивать из западных налогоплательщиков все новые деньги на помощь африканским странам.

Ким Чен Ир – «Любимый руководитель» Северной Кореи – припрятал в Европе приблизительно четыре миллиарда долларов

Австрия и Бельгия тоже являются важными зонами банковской тайны в Европе, хотя Бельгия в 2009 году смягчила законодательство о банковской тайне. Активно играют роль налоговых гаваней «карликовые» европейские государства (самые известные среди них – Лихтенштейн и Монако), но время от времени ярко заявляют о себе странные места вроде Андорры или португальского острова Мадейры, который недавно оказался замешанным в скандал о взятках, выплачиваемых крупными американскими нефтяными компаниями в Нигерии.

* * *

Вторая группа офшоров, включающая почти половину всех секретных юрисдикций мира, считается самой значительной. Эта многослойная сеть сплетена из множества налоговых гаваней, и все нити ее сходятся в одной точке – лондонском Сити. Как увидим, неслучайно Лондон, столица некогда величайшей империи, стал центром самого важного звена глобальной системы офшоров

.

Остановимся на трех важнейших слоях офшорной сети лондонского Сити. К двум внутренним пластам относятся: Джерси, Гернси и остров Мэн, то есть коронные владения [2 - Коронные владения, или коронные земли (Crown dependencies) – владения Великобритании, не входящие в состав Соединенного Королевства, никогда не имевшие статуса ее колоний, а значит, не являющиеся ее заморскими территориями. – Примеч. ред.]; и заморские территории Великобритании [3 - Британские заморские территории (British overseas territories) – бывшие колонии Великобритании, чьи территории ныне находятся под ее суверенитетом, но не являются ее частью; термин введен в 2002 г. взамен старого «Британские зависимые территории». – Примеч. ред.], по существу ей подконтрольные (например, Каймановы острова), где тесно соседствуют средневековая политическая жизнь и самая смелая система налогового планирования. Третий, наружный, пласт составляет довольно пестрое сборище налоговых гаваней (вроде Гонконга), которые не находятся под непосредственным британским управлением, тем не менее имеют сильные – как исторические, так и ныне действующие – связи с Великобританией и лондонским Сити. Более трети всех международных банковских активов, по оценкам, приведенным в авторитетном исследовании, приходится на эту группу британских офшоров. Добавьте к этому активы лондонского Сити – и общая сумма составит почти половину банковских активов

.

Широко раскинувшаяся сеть офшоров-сателлитов выполняет несколько задач. Во-первых, открывает лондонскому Сити доступ в любую точку земного шара и обеспечивает поистине вселенский размах его деятельности. Рассеянные по всему миру британские налоговые гавани выслеживают и привлекают международный капитал, потоком текущий в соседние юрисдикции или из них, подобно пауку, заманивающему при помощи своей паутины пролетающую мимо добычу. Значительная часть привлеченных денег и бизнеса, связанного с управлением ими, затем попадают в воронку, ведущую в Лондон. Во-вторых, британская паутина позволяет Сити, с одной стороны, участвовать в сделках, скорее всего запрещенных в самой Великобритании, а с другой – обеспечивает лондонским финансистам ту самую дистанцию, которая необходима, чтобы правдоподобно отрицать любую причастность к злоупотреблениям. Недаром в лондонском Сити так популярна старая поговорка: «Джерси или тюрьма», что означает: если хочешь заниматься грязным бизнесом, но не желаешь попасться, то прямиком влезай в паутину и делай там все свои дела. Зачастую условия во внешних слоях британской паутины еще менее гигиеничны, чем во внутренних. Джон Кристенсен, в прошлом имевший отношение к финансовому сектору Джерси, вспоминает, что любимой офшорной зоной Джерси считалась заморская территория Гибралтар. «Мы все, работавшие на острове, относились к Гибралтару как к совершенно грязной дыре», – рассказывал Кристенсен. – Но именно там были осуществимы настоящие
Страница 8 из 35

фокусы». Позднее некий господин с Каймановых островов, представившийся как Дьявол, помог мне наглядно понять, насколько такой бизнес бывает нечистоплотным. Итак, офшорная паутина представляет собой еще и сеть по отмыванию денег. К моменту, когда эти деньги попадают в Лондон (зачастую миновав несколько промежуточных юрисдикций), то они уже добела отмыты. Кроме того, паутина служит своеобразным хранилищем. Если все офшорные активы текли бы сразу непосредственно в Лондон и оставались там, то такой приток средств привел бы обменный курс британской валюты к полному хаосу

.

Каждый из слоев этой паутины заслуживает хотя бы краткого рассмотрения. Внутренний первый пласт британской офшорной паутины составляют три коронных владения. По сути дела управляются они Великобританией и получают от нее поддержку, однако пользуются достаточной независимостью, позволяющей Великобритании, когда другие страны жалуются на злоупотребления, чинимые этими офшорами, говорить: «Мы ничего не можем с ними поделать». Между тем в лондонский Сити перекачиваются очень крупные суммы денег: только за второй квартал 2009 года Великобритания получила из коронных земель чистое финансирование в размере 332,5 миллиарда долларов

. В литературе, рекламирующей финансовую систему Джерси, об этом сказано вполне откровенно: «Джерси – это продолжение лондонского Сити»

.

Рассеянные по всему миру британские налоговые гавани выслеживают и привлекают международный капитал

Округ бейливика[4 - Бейливик (bailiwick) – термин, обозначающий административную единицу: территория под юрисдикцией бейлифа (помощник шерифа или городской судья). – Примеч. ред.] Гернси, находящийся поблизости от Джерси, включает в себя другие налоговые гавани вроде острова Сарк, который некогда пользовался дурной славой из-за практики, получившей название «Sark Lark»[5 - Распространенная в 1960-1990-х гг. практика получения английскими компаниями регистрации в юрисдикции Нормандских островов без перемещения в эту юрисдикцию. По действовавшим местным законам, для этого надо было включить в состав совета директоров компании хотя бы одного резидента Нормандских островов и проводить годовое собрание совета директоров за пределами островов Гернси и Джерси. Ближайшая к ним суша – островок Сарк, где обычно и проводили такие собрания, как правило, выливавшиеся в банкеты. – Примеч. ред.]. Руководители компаний лондонского Сити, бывало, отправлялись на островок Сарк, славно обедали там под предлогом проведения выездного заседания совета директоров (именно такое объяснение должно было значиться в формах, изданных британскими регулирующими органами) и усталые, но довольные, возвращались в Лондон. А еще есть островок Олдерни, место отдыха и развлечений, где играли в азартные игры, и островок Бреку, площадью 87 акров, с роскошным замком – офшорным убежищем владельцев британской газеты Telegraph братьев Барклай. В авторитетном американском издательстве TaxAnalyst в 2007 году осторожно оценили общую сумму активов примерно в один триллион долларов – эти деньги, возможно, спрятаны от налогообложения в трех коронных владениях

. При ежегодной норме прибыли, равной 7 %, и при потолке налогообложения прибыли, равном 40 %, налоговые платежи, которых удалось избежать только с этих активов, могли составить почти 30 миллиардов долларов в год, что втрое превышало бюджет, выделяемый Великобританией на гуманитарную помощь. И эти цифры относятся только к трем упомянутым налоговым гаваням, а налог с доходов – всего лишь одна из нескольких форм финансовых потерь, связанных с уходом от налогов и другими махинациями.

Внутренний второй пласт британской офшорной паутины составляют заморские территории – четырнадцать последних форпостов прежней Британской империи. Их население в совокупности равно четверти миллиона человек, и именно на этих территориях расположены самые засекреченные юрисдикции: Каймановы, Бермудские, Британские Виргинские острова, острова Теркс и Кайкос и наконец Гибралтар

.

Подобно коронным владениям, заморские территории имеют тесные, хотя и двусмысленные отношения с Великобританией. На Каймановых островах самой могущественной фигурой является губернатор, назначаемый ее величеством королевой. Он (до настоящего времени этот пост еще никогда не занимала женщина) председательствует в местном правительстве, членами которого являются выбранные на должности местные жители. Впрочем, реальные полномочия этого органа власти весьма ограничены. Губернатор ведает вопросами обороны, внутренней безопасности и международными отношениями. Он назначает комиссара полиции, комиссара по рассмотрению жалоб, главного аудитора, генерального прокурора, представителей судебной власти и других высших должностных лиц. Судом последней инстанции является Тайный совет Великобритании. Секретная разведывательная служба Великобритании, МИ6, как ЦРУ и другие спецслужбы, весьма активно действует на этой территории

. Каймановы острова – пятый по величине финансовый центр мира. Там зарегистрировано 80 тысяч компаний, свыше трех четвертей хедж-фондов мира, а на депозитах хранятся 1,9 триллиона долларов – в четыре раза больше, чем в банках Нью-Йорка. В момент написания этой книги на островах был только один кинотеатр.

Какие темные дела творятся в офшорах, можно судить уже по одному факту, который я сейчас приведу: в 2008 году Каймановы острова сообщили МВФ, что имеют фиксированные пассивы (депозиты и другие обязательства) на сумму 2,2 триллиона долларов. Подобные цифры должны соотноситься примерно с такой же суммой активов, однако в отчете говорилось только о портфельных активах на сумму 750 миллионов долларов. А огромный разрыв так и не получил никаких объяснений.

Роль Великобритании в управлении этими территориями – далеко уже не явная, хотя все еще определяющая – служит фундаментом, обеспечивающим, с одной стороны, защиту довольно пугливому по природе своей мировому капиталу, с другой – опору офшорному бизнесу заморских территорий. Население Каймановых островов чувствует себя вполне счастливым от присутствия на своей территории британского представительства, а Великобритания в свою очередь, если случаются какие-либо скандальные разоблачения, всегда может сказать: «Не наше дело вмешиваться в их бизнес», – точно так же, как мы помним, она поступает и с коронными владениями. Фарсовая природа такого положения время от времени проявляется слишком очевидно. Когда на островах Теркс и Кайкос коррупция приобрела неконтролируемый характер, в августе 2009 года Великобритания ввела там прямое правление

. Каждый раз, насколько возможно, она преуменьшает значение своей власти на этих территориях, стараясь тем самым отвлечь внимание и от своей роли, и от офшорных скандалов.

Каймановы острова – пятый по величине финансовый центр мира

Внешний, третий, пласт британской паутины составляют Гонконг, Сингапур, Багамские острова, Дубай и Ирландия. Эти страны, при полной формальной независимости, тесно связаны с лондонским Сити

. Существуют и другие, более мелкие государства, вроде Вануату в южной части Тихого океана, где в 1971 году, за девять лет до предоставления стране
Страница 9 из 35

формальной независимости, британское правительство учредило небольшой офшорный центр. Вплоть до сегодняшнего дня продолжают возникать все новые и новые налоговые гавани. В феврале 2006 года Гана заявила, что с помощью Barclays Bank, британского банка, примет офшорное законодательство. Страшно даже подумать о создании новой секретной юрисдикции в центре района прославившихся коррумпированностью нефтедобывающих африканских стран, тем более что шаги к созданию этой юрисдикции предпринимаются как раз тогда, когда Гана превращается в крупную нефтедобывающую страну.

Меня поражают отдельные черты сходства британской постколониальной сети офшоров и того, с чем я столкнулся в богатом нефтью Габоне, являющемся сердцем французской псевдоофшорной системы. К этому государству трудно применять принятые определения понятия «офшор», но его, подобно офшорам британской паутины, можно отнести к пережитку – или даже возрождению – старой империи. Нынешние элиты используют Габон, чтобы совершать на его территории то, что им не разрешено творить дома. Система Elf с ее скрытыми сделками между африканскими правителями и французскими политиками в огромной степени помогла Франции сохранить контроль над своими бывшими колониями, получившими независимость. И в этом – коренное различие французской постколониальной системы и британской офшорной паутины. Большинство бывших британских колоний в Африке, Индии и других частях света действительно независимы. Великобритания – в отличие от Франции – сумела и сохранить максимальный контроль над огромными потоками богатств, приходящих в африканские страны и уходящих из них, и участвовать в их движении и распределении, но делает она это тайно. Например, незаконно выводимый из Африки капитал главным образом направляется в существующую британскую сеть офшоров, где он служит интересам Лондона и управляется из Лондона. «Мне потребовалось много времени, – говорила Эва Жоли, – чтобы понять, насколько использование этих юрисдикций [налоговых гаваней] и их экспансия связаны с деколонизацией. Это современная форма колониализма».

* * *

Третья группа офшоров находится в США, где налоговые гавани всегда вызывали большее противодействие, чем в Великобритании – там лондонский Сити подавлял в зародыше любое внутреннее сопротивление своей всемирной офшорной политике. Государственная власть США пытается уничтожить офшоры и связанные с ними налоговые злоупотребления по меньшей мере с 1961 года, когда президент Кеннеди попросил конгресс принять такие законы, которые «стерли бы с лица земли» эти налоговые гавани

. Еще до своего прихода к власти в 2008 году Барак Обама стал одним из инициаторов законопроекта о борьбе со злоупотреблениями в налоговых гаванях. Последовавшие после этого атаки лоббистов, пытавшихся защитить офшоры, – всего лишь мелкая вылазка в уже давно идущей войне.

Налоговые гавани – современная форма колониализма

Со временем позиция США претерпела изменения: от прямого противодействия налоговым гаваням правительство перешло к половинчатой политике: «если не удается с ними справиться, то надо к ним присоединяться». С 1960-х годов американские финансисты, чтобы обойти действующие в США правила и уклониться от налогов, толпами валили в офшорные зоны – сначала лондонского денежного рынка, потом внутренней британской сети, а затем и внешней. Выбор в пользу офшоров помог Уолл-стрит не только обойти жесткие нормы американского финансового регулирования, постепенно восстановить свою мощь, власть и влияние на политическую систему США, но и начиная с 1980-х годов превратить саму Америку в страну, которая, по некоторым показателям, ныне является самой важной налоговой гаванью в мире

.

Опирающаяся на США офшорная система действует на трех уровнях.

Первый уровень – федеральный: правительство страны с целью привлечения денег иностранцев в истинно офшорном стиле обещает ряд налоговых льгот, соблюдение тайны и соответствующие законы. Например, американские банки могут в законном порядке принимать деньги, полученные от некоторых преступлений (правда, если они совершены за рубежом) вроде распоряжения краденым имуществом. Банки заключают особые соглашения, гарантирующие, что личность иностранцев, размещающих свои средства в США, не будет раскрыта.

Второй уровень составляют отдельные штаты, предлагающие свои офшорные приманки. Например, в штате Флорида хранит свой капитал латиноамериканская элита, поэтому в США много защищенных секретностью денег, которые получены благодаря уклонению от налогов и другим преступлениям, совершенным в странах Латинской Америки. У банков Флориды долгая история укрывания финансов бандитов и наркоторговцев. Часто эти деньги приходят благодаря сложным партнерским отношениям американских банков с соседними британскими налоговыми гаванями, расположенными на островах Карибского моря. Мелкие штаты вроде Вайоминга, Делавэра и Невады предлагают очень дешевые и весьма эффективные формы почти нерегулируемой корпоративной секретности, которые привлекают огромные объемы преступных денег и даже капитал террористов со всего мира.

Третий уровень – сеть мелких заморских офшоров-сателлитов. Американские Виргинские острова, «островная территория», имеет запутанные конституционные отношения с США, напоминающие отношения Великобритании с ее офшорными сателлитами. Эта зона «частично входит в США, а частично не входит» и является небольшой налоговой гаванью. Другая налоговая гавань – Маршалловы острова, бывшая колония Японии, находящаяся под властью США с 1947 года. Маршалловы острова обеспечивают прежде всего «удобный флаг», который, как недавно заметил журнал The Economist, «очень ценят судовладельцы за то, что он предусматривает весьма легкую регистрацию». Регистр торгового флота[6 - Регистр судоходства – Регистрационное общество, осуществляющее технический надзор и классификацию морских судов. – Примеч. пер.] Маршалловых островов был создан в 1986 году с помощью Агентства США по международному развитию и Фредом Монро Зедером-вторым, партнером Джорджа Буша-старшего по гольфу. Позднее Зедер руководил Американской корпорацией частных зарубежных инвестиций. Под таким «удобным флагом», ныне управляемым частной американской корпорацией со штаб-квартирой в штате Вирджиния, неподалеку от вашингтонского аэропорта имени Даллеса, находилась в числе прочих принадлежащая BP нефтедобывающая платформа Deepwater Horizon, авария на которой в 2010 году вызвала экологическую катастрофу на американском побережье Мексиканского залива

. А вместе с Регистром судов, плавающих под флагом Маршалловых островов, выросла маленькая, совершенно непрозрачная налоговая гавань. Когда южноафриканская журналистка Хадиджа Шариф представилась как судовладелец, желающий избежать разоблачения, то услышала следующее:

…учредить компанию на Маршалловых островах можно за один день, внеся 650 долларов регистрационной пошлины; еще 450 долларов в год составит пошлина за сохранение компании в списке. А если власти… залезут в наш регистр и юрисдикцию и попросят предоставить им дополнительные данные об акционерах или директорах компании, мы скажем, что в
Страница 10 из 35

любом случае не располагаем такой информацией, поскольку всей организацией компании и ведением ее дел занимаются непосредственно ее юристы и руководители. Если имена руководителей и акционеров не зарегистрированы на Маршалловых островах и не содержатся в документах публичного характера (что НЕ ЯВЛЯЕТСЯ обязательным к исполнению), мы не можем их раскрывать

.

Сходным образом поступила и Либерия, где в 1948 году Эдвард Стеттиниус-младший, бывший государственный секретарь США, учредил «удобный флаг». По словам историка Родни Карлайла, морской кодекс Либерии был «изучен, исправлен и одобрен должностными лицами компании Standard Oil». Суверенным регистром либерийского торгового флота ныне управляет еще одна частная корпорация, штаб-квартира которой тоже находится в Вирджинии, примерно в пяти милях от штаб-квартиры корпорации, управляющей регистром торгового флота Маршалловых островов

. Либерия пыталась учредить и финансовый офшор, но никто не собирался доверять африканским правительствам свои деньги, и план не удался. В странах, подобных Либерии, суверенитет продается или сдается в аренду.

Панама – самая крупная из находящихся под влиянием США налоговых гаваней. Чтобы помочь Standard Oil уклоняться от американских налогов и правил, в 1919 году она начала регистрировать иностранные суда. А когда в 1927 году дельцы с Уолл-стрит помогли ей ввести рыхлое законодательство об учреждении компаний, которое позволяло любому безо всяких расспросов создавать не облагаемую налогами анонимную корпорацию, Панама начала предоставлять офшорные финансовые услуги. Вот какой вердикт вынес ей сотрудник Таможенного управления США: «Страна переполнена бесчестными юристами, бесчестными банкирами, бесчестными агентами по учреждению компаний и бесчестными компаниями. Зона свободной торговли – черная дыра, из-за которой Панама стала одним из самых грязных корыт для отмывания самых грязных денег в мире»

.

Налицо странная и малоизвестная модель с центром в США, чья роль несколько напоминает роль Великобритании в секретных юрисдикциях, которые прежде были ее колониями. Согласно этой неоконсервативной модели в основе мирового господства США издавна и спокойно лежат именно офшорные деньги. И этот факт замечают очень немногие.

Теперь должно быть ясно, что мир офшоров – это не горстка независимых государств, осуществляющих свое суверенное право устанавливать собственные законы и вводить налоговые системы, которые представляются им подходящими. На самом деле это несколько сетей влияния, контролируемых ведущими мировыми державами – прежде всего Великобританией и США. Каждая из таких сетей тесно взаимодействует друг с другом. Богатые американцы и американские корпорации широко пользуются британской офшорной паутиной.

Мир офшоров – это несколько сетей влияния, контролируемых ведущими мировыми державами

Перед банкротством компании Enron из всех ее офшорных филиалов (881 фирма) были зарегистрированы: на Каймановых островах – 692 фирмы; на островах Теркс и Кайкос – 119 фирм; на Маврикии – 43 фирмы; на Бермудах – 8 фирм. Все эти юрисдикции входят в паутину британских офшоров. Государственное управление общего учета США в декабре 2008 года опубликовало информацию о налоговых гаванях ряда крупных корпораций. По этим данным, Citigroup владеет 427 филиалами, находящимися в налоговых гаванях: в Люксембурге находится 91 фирма и на Каймановых островах – 90 фирм; медиаимперия News Corporation, владеющая телеканалом Fox News, имеет 152 филиала: на Британских Виргинских островах зарегистрированы 62 фирмы, на Каймановых островах – 33 фирмы и в Гонконге – 21 фирма

.

Самыми важными налоговыми гаванями в мире оказываются не экзотические, окаймленные пальмами острова, как думают многие, но некоторые из самых могущественных стран мира. Маршалл Лангер, известный сторонник секретных юрисдикций, обстоятельно обозначил разрыв между восприятием и реальным положением дел: «Когда я говорю людям, что самая главная налоговая гавань в мире находится на острове, – никого это не удивляет. Однако все изумляются, как только я произношу имя этого острова: “Манхэттен”. Но кроме того, вторая по значению налоговая гавань расположена тоже на острове и называется Лондоном, что в Великобритании».

Австралийский ученый Джейсон Шарман решил выяснить, насколько легко учредить секретные структуры, используя только Интернет и порядком всем надоевшие рекламные объявления, которыми наводнены последние страницы деловых изданий и журналов, распространяемых на авиарейсах. В своем отчете, опубликованном в 2009 году, он сообщает, что в результате поиска нашел 45 секретных подставных компаний. Причем лишь четыре из них зарегистрированы в «классических» офшорах вроде Каймановых островов, а вот семнадцать согласились учредить секретные структуры, даже не проверяя личности заявителя. Остальные тринадцать компаний зарегистрированы в странах, входящих в Организацию экономического сотрудничества и развития [далее везде – ОЭСР[7 - ОЭСР (Организация экономического сотрудничества и развития) – международная экономическая организация развитых стран, признающих принципы представительной демократии и свободной рыночной торговли. В настоящее время в нее входят 34 страны, в том числе большинство стран – членов ЕС. – Примеч. ред.]]: в Великобритании – семь, и в США – четыре.

Самыми важными налоговыми гаванями в мире оказываются не экзотические острова, а некоторые из самых могущественных стран мира

Такова «англоязычная» версия швейцарской банковской тайны. Но лучше всего тайна банковских вкладов охраняется там, где весьма осмотрительные люди, восседающие в роскошных кабинетах, обещают унести имена клиентов с собой в могилу. В The Economist писали в связи с исследованием Шармана: «Это уже более изощренная форма секретности, при которой власти и банкиры даже не спрашивают имен. Для клиентов, желающих оставаться в тени, такой сервис является самым лучшим предложением – их банкиров невозможно заставить раскрыть то, о чем они не знают. Метод их обезоруживающе прост. Вместо того чтобы открывать банковские счета на свое имя, мошенники и люди, отмывающие деньги, создают анонимные компании, через которые могут открывать счета и перемещать активы».

* * *

Правительства богатых государств – членов ОЭСР недавно вполне успешно убедили общественность своих стран, что они провели массированное наступление на секретные юрисдикции. Директор Центра по налоговой политике ОЭСР Джеффри Оуэнс заявил: «Старая модель секретности ушла. Перед нами новый мир, в котором царят лучшая прозрачность и большее сотрудничество»

. И многие ему поверили. Еще дальше пошел президент Франции Саркози, заявивший: «С налоговыми гаванями и банковской тайной покончено»

.

И все же государства – члены ОЭСР, и в первую очередь Великобритания, США и ряд крупных европейских стран, стоят на страже системы офшоров. Через нее по-прежнему проходит огромный объем средств, полученных незаконным путем. Однако с мая 2009 года черный список, в который ОЭСР включает налоговые гавани, остается пустым. Но это, скорее, уже не черный, а белый список, что является попыткой сокрытия фактов; и пока богатые страны в
Страница 11 из 35

такой предельно малой степени принимают меры по борьбе с проблемами уклонения от налогов, страны с низкими доходами, как обычно, остаются на обочине

. Когда лиса говорит, что проделала отличную работу по усилению безопасности курятника, надо проявлять особую осторожность.

Мир офшоров – экосистема, находящаяся в постоянном движении. Каждая юрисдикция предлагает одну или несколько офшорных специализированных услуг и привлекает разные виды финансового капитала. В каждой юрисдикции создана особая инфраструктура, в которую входят опытные юристы, бухгалтеры, банковские служащие и должностные лица корпораций – и все они призваны удовлетворять потребности своих клиентов.

Многие офшорные компании почти никому не известны. Скорее всего, вы слышали о Большой четверке, в которую входят аудиторские компании KPMG, Deloitte, Ernst & Young и PriceWaterhouseCoopers. Но вы когда-нибудь слышали об «офшорном магическом круге»? В него входят зарегистрированные в разных юрисдикциях юридические фирмы вроде Appleby, Carey Olsen, Conyers, Maples and Calder, Mourant du Feu & Jeune, Ozannes и Walkers

. Их сотрудники – уважаемые игроки в многочисленной толпе респектабельных бухгалтеров, юристов и банкиров, работающих на закрытую от глаз общемировую преступную структуру. В союзе с ней действуют и запутавшиеся в ее сетях законодательные собрания секретных юрисдикций. Объединившись, эти силы вращают колеса всей системы.

Офшоры оказывают полный набор услуг – от легальных до нелегальных. Когда речь идет о налогообложении, то уклонение от налогов считается противозаконным умыслом, тогда как уход от налогов, или минимизация налогов, является формально легальным действием, но фактически манипуляцией, чаще всего совершаемой в обход законодательной власти. Эта тема довольно скользкая, поскольку между уклонением от налогов и минимизацией налогов простирается бескрайняя «серая зона». Иногда, чтобы выяснить, по какую сторону закона находится налоговая гавань многонациональной корпорации, требуются слишком затяжные судебные процессы. Денис Хили, будучи министром финансов Британии в 1970-е годы, стремился очертить точную границу между действиями по уклонению от налогов и избежанию уплаты налогов и пришел к выводу, что «разность этих двух понятий равняется толщине тюремной стены».

Кроме того, секретные юрисдикции имеют обыкновение превращать законную с формальной точки зрения, но фактически недобросовестную практику в действия, которые выглядят не противоречащими закону. Разумеется, все прекрасно понимают, что законное – не обязательно правильное: в свое время и рабство, и апартеид были государственно-правовыми режимами.

Нелегальная сфера охватывает: уклонение от налогов через частный банкинг, или управление активами; мошеннические тресты; корпоративные тайны; незаконное повторное выписывание счетов-фактур и другие, обычно скрывающиеся за вроде бы «невинными» эвфемизмами типа «оптимизация налогов», или «защита активов», или «эффективная организационная структура». Обычно от мелких служащих офшорных компаний укрывают смысл происходящего – сокрытие доходов и другие незаконные услуги, – поэтому они могут увидеть и понять лишь часть этого бизнеса. «Но как только вы входите в высшее звено и осваиваете опыт международной деятельности, – рассказывает бывший высокопоставленный бухгалтер офшорной компании, – сразу попадаете во внутренний круг, и тогда дела проясняются. Вы становитесь участником заговора. Вы уже знаете, каковы реальные средства и услуги и почему они так дороги». В среде офшорных деятелей бытует старая шутка: «Знающий не говорит, говорящий не знает».

Уклонение от налогов считается противозаконным умыслом, тогда как минимизация налогов является формально легальным действием

В легальной сфере существует серьезная проблема, известная как двойное налогообложение. Допустим, многонациональная американская корпорация инвестирует в промышленное предприятие в Бразилии и получает оттуда доходы. Если один и тот же доход облагают налогом в Бразилии и США – не учитывая при этом уже уплаченные налоги в другой стране, – то доходы корпорации будут обложены налогом дважды. Обойти такое неудобство компаниям помогают налоговые гавани, хотя они и не являются для этого столь необходимым средством: двойное налогообложение можно устранить с помощью соответствующих договоров и налоговых зачетов. Проблема заключается в другом. Налоговые гавани, помогая с двойным налогообложением, допускают нечто другое: происходит двойное освобождение от налогов. Корпорация не только уклоняется от двойного налогообложения. Она вообще не платит никаких налогов.

Каждая юрисдикция мирится с определенным уровнем нечистоплотности. Террористы или колумбийские наркоторговцы, вероятнее всего, используют Панаму, а не Джерси, хотя в зарегистрированных там трастовых компаниях, возможно, и водятся их грязные деньги. Джерси остается гигантской клоакой, где творятся мерзкие дела и куда сливаются незаконные доходы. Бермуды – магнит, притягивающий офшорное страхование и перестрахование, которые зачастую приходят в эту зону, чтобы избежать налогообложения или уклониться от уплаты налогов. Хедж-фонды облюбовали Каймановы острова, используя их для законного или незаконного избежания налогов и для обхода норм финансового регулирования. На Уолл-стрит издавна облюбовали те же Каймановы острова и штат Делавэр – в целях сделок секьюритизации активов там действуют специальные юридические лица. В Европе любимыми зонами являются Джерси, Ирландия, Люксембург и лондонский Сити. Все эти места – крупные секретные юрисдикции.

В рамках офшорной экосистемы каждая юрисдикция прилагает все усилия держаться на должном уровне и не отставать от других юрисдикций. Когда в одной офшорной зоне снижают налоги или ослабляют финансовое регулирование, или открывают новую тайную возможность для привлечения из других стран «горячих денег»[8 - Горячие деньги – спекулятивный денежный капитал, вывозимый за границу из-за опасения налогового обложения. – Примеч. ред.], то другие офшорные зоны, чтобы не выпасть из седла и остаться в гонке, делают то же самое. Тем временем финансисты шантажируют политиков в США и других развитых странах так называемым «офшорным клубом»: «Не облагайте нас слишком высокими налогами; не регулируйте нашу деятельность слишком жестко». От подобных окриков политики пасуют… и ослабляют требования законодательства и правила регулирования. В ходе этого процесса юрисдикции стран, считающихся нормальными, все больше и больше обретают характерные черты офшоров и перекладывают бремя налогов с подвижного капитала и корпораций на плечи рядовых граждан. Американские корпорации выплачивали в 1950-х годах примерно две пятых общей суммы подоходного налога, который уплачивают в США; сегодня эта доля сократилась до одной пятой

. Самые крупные налогоплательщики (0,1 %) заметили, что эффективная ставка уплачиваемого ими налога снизилась с 60 % в 1960 году до 33 % в 2007-м, хотя их доходы за этот период возросли. Если эта одна тысячная крупнейших налогоплательщиков платила бы налог по ставке, действовавшей в 1960 году, федеральное правительство в 2007 году получило бы на 281
Страница 12 из 35

миллиард долларов больше налоговых поступлений

. Когда миллиардер Уоррен Баффет провел аудит в своей компании, то обнаружил, что среди всех служащих, включая секретаря офиса, только он платит налог по самой низкой ставке. То есть общий уровень налогообложения не снизился. Вместо этого происходит следующее: богатые платят меньше, а остальное население компенсирует все убытки.

Всем хорошо известна роль Рональда Рейгана, Маргарет Тэтчер и Милтона Фридмана в этом гигантском перераспределении и еще более гигантском проекте интернационализации финансовых рынков. Однако крайне мало уделялось внимания той ответственности, которую несут молчаливые воины глобализации – секретные юрисдикции. Это они душили страны – и богатые и бедные, хотели они того или нет, – своими путами, навязывая им конкурентную борьбу и ослабляя их национальные системы налогообложения и финансового регулирования.

Налоговые гавани обычно ориентированы на соседние с ними экономически развитые страны. Швейцарские управляющие имуществом сосредоточивают свое внимание главным образом на стремящихся уклониться от налогов богатых немцах, французах и итальянцах, то есть на жителях стран, которые непосредственно соседствуют со Швейцарией и в которых говорят на трех основных языках Швейцарии. Монако обслуживает в основном представителей французской элиты. Богатые французы и испанцы используют Андорру, зажатую между Францией и Испанией. Богачи Австралии часто пользуются услугами тихоокеанских налоговых гаваней вроде Вануату. Еще один бывший форпост Великобритании в Средиземноморье, Мальта, работает с деньгами, незаконно полученными в Северной Африке. Американские корпорации и американцы, владеющие большими состояниями, отдают предпочтение Панаме и офшорам Карибского моря, богатые китайцы – Гонконгу, Сингапуру и Макао. Впрочем, капиталы не всегда текут по очевидным географическим маршрутам. В России предпочитают направлять грязные деньги на Кипр, в Гибралтар и на остров Науру – эти зоны имеют прочные исторические связи с Великобританией. Все это ступеньки, ведущие в глобальную финансовую систему, где грязным деньгам можно придать законность, прежде чем они попадут в основную глобальную финансовую систему через Лондон и другие места. Значительная часть иностранных инвестиций, приходящих в Китай, попадают туда через Британские Виргинские острова.

Хорошо известна роль Рональда Рейгана, Маргарет Тэтчер и Милтона Фридмана в этом гигантском перераспределении

Некоторые юрисдикции специализируются на роли гаваней-проводников, где оказываются специфические услуги: там изменяют происхождение или характеристику капиталов, направляющихся в другие места. Такой зоной являются Нидерланды. Лежащий в Индийском океане – вдали от берегов Африки – остров Маврикий становится новой и быстрорастущей гаванью-проводником, через которую проходит более 40 % иностранных инвестиций в Индию. Маврикий также специализируется на направлении китайских инвестиций в добывающую промышленность африканских стран.

Офшорные финансовые структуры обычно используют ловкий прием, известный как метод лестницы, или дробление активов (иногда этот трюк называют по-французски saucissonnage, что означает нарезку чего-либо ломтиками, какими режут колбасу). Когда структура разделена между несколькими юрисдикциями, каждый «ломтик» образует юридическую или бухгалтерскую «упаковку» активов, которые обычно размещают в других местах. Один адвокат с Каймановых островов еще в 1970-х годах объяснял, почему его клиенты, обеспокоенные близким соседством с Кубой, которой правил Фидель Кастро, настаивают на особых условиях контрактов, предусматривающих выплату им компенсаций в случае вторжения с Острова свободы. «Мне приходится объяснять, – говорил этот господин, – что Кастро не найдет в сейфе ни цента. На самом деле деньги лежат в Нью-Йорке или Лондоне».

Налоговые гавани обычно ориентированы на соседние экономически развитые страны

Дробление активов усугубляет секретность и сложность. Какой-нибудь мексиканский наркоторговец может держать 20 миллионов долларов, скажем, на банковском счете в Панаме. Счет оформлен не на его имя, а принадлежит трастовой компании, учрежденной на Багамах. Попечители этого фонда могут проживать на Гернси, а бенефициаром траста может быть корпорация из штата Вайоминг. Если даже удастся установить имена директоров этой компании и добыть ксерокопии их паспортов, это нимало не приблизит расследование к сути дела: руководители окажутся профессиональными подставными лицами, директорствующими в сотнях подобных компаний. Все они связаны со следующей ступенькой лестницы через корпоративного юриста, который не обязан сообщать какие-либо подробности благодаря праву не разглашать информацию, полученную от клиента. Когда удастся преодолеть даже этот барьер, обнаружится, что корпорация принадлежит зарегистрированному на островах Теркс и Кайкос трасту, и в его уставе имеется оговорка о бегстве: в тот самый момент, когда выясняется, что в отношении траста проводят расследование, структура «перелетает» в другую юрисдикцию. Иногда юрисдикции и идут на сотрудничество с расследованием, но все равно устраивают проволочку на месяцы или годы. «Даже в тех случаях, когда власти офшора оказывают содействие судебным следователям, – рассказывает о Каймановых островах Роберт Моргентау, многие десятилетия занимавший пост окружного прокурора Манхэттена, – дело затягивается на долгий срок, и, если дверца наконец открывается, выясняется, что лошадь угнали, а конюшню сожгли дотла». К моменту написания этой книги в Гонконге готовилось законодательство, позволяющее учреждать и регистрировать новые компании в течение нескольких минут.

В 2010 году власти Люксембурга сослались на дробление активов как оправдание возможного укрывательства северокорейских денег. «Это довольно сложные случаи, – заявил представитель властей Люксембурга, – ведь купюры не имеют клейма: “Северная Корея”. Деньги всячески пытаются спрятать и замести как можно больше следов»

. В конечном счете в этом все и дело. Именно метод лестницы мешал французским судебным следователям собрать все дело по системе Elf в единое целое. «Мы, следователи, уподобляемся шерифам из спагетти вестернов, вынужденным наблюдать за тем, как веселятся бандиты по ту сторону Рио-Гранде. Бандиты издеваются над нами, а мы ничего не можем сделать», – писала взбешенная Эва Жоли, когда налоговые гавани в ответ на ее запросы воздвигли каменную стену вокруг системы Elf.

Даже когда удается раскрыть отдельные фрагменты дела, метод дробления активов не позволяет узнать о всей структуре в целом, – а если невозможно видеть целое, его нельзя понять. Деятельность офшоров не ограничивается просто какой-либо юрисдикцией – она развертывается между юрисдикциями. «Где-то» означает «путь в никуда», а следовательно – перед нами простирается мир без правил.

Я уже упоминал о некоторых количественных данных, позволяющих предположить, насколько крупной стала система офшоров: она пропускает через себя и половину всех банковских активов, и треть зарубежных инвестиций, и много других
Страница 13 из 35

денег. Но вот подсчитать ущерб, причиняемый этой системой, – подобных попыток было предпринято очень немного. Объясняется это тем, что проводить измерение незаконных, тайных коммерческих оборотов довольно тяжело, не говоря уже о трудностях в выявлении таких операций.

Впрочем, недавно аналитические центры и неправительственные организации попытались оценить масштабы проблемы. В агентстве Tax Justice Network в 2005 году подсчитали капитал, который состоятельные люди держат в офшорах. Это 11,5 триллиона долларов – около четверти всех богатств мира и эквивалент всего валового национального продукта США. Если эти деньги собрать в однодолларовых банкнотах, то ими можно было бы выложить путь от Земли до Луны и обратно 2300 раз. По налогу с доходов, приносимых этими средствами, потери ежегодно составляют 250 миллиардов долларов, что теоретически в два-три раза превышает весь общемировой бюджет, предназначенный для борьбы с бедностью в развивающихся странах. Но это только недобор налогов с физических лиц. Прибавьте сюда убытки от оборотов корпоративного рынка – и у вас сложится приблизительное представление о масштабах трансграничных незаконных финансовых потоков.

Самое всестороннее комплексное изучение незаконных трансграничных финансовых потоков проводилось в исследовательской организации Global Financial Integrity [далее везде – GFI] под руководством Раймонда Бейкера по программе Центра международной политики в Вашингтоне. Согласно оценкам GFI, данным в 2009 году, из-за незаконных финансовых потоков развивающиеся страны в 2006 году потеряли от 850 миллионов до одного миллиарда долларов, причем эти убытки росли на 18 % в год

. Сравните эти цифры с суммой 100 миллиардов долларов – таков общий объем помощи, оказываемой развивающимся странам. Легко понять, почему Бейкер пришел к выводу, что «на каждый доллар, который мы столь щедро раздаем за столом, приходится 10 долларов, которые Запад незаконно забирает под столом. И не существует ни одного способа заставить эту формулу хоть на кого-то работать – ни на бедного, ни на богатого». В следующий раз, когда какой-нибудь блестящий экономист начнет вопрошать, почему помощь, оказываемая Африке, не приносит результатов, вспомните эти слова.

В более раннем исследовании 2005 года (впоследствии именно оно было одобрено Всемирным банком) Бейкер разбил все полученные цифры, характеризующие незаконные финансовые потоки, на три категории. Во-первых, преступные деньги (деньги, полученные за счет контрабанды наркотиков, подделки товаров, рэкета и тому подобного) составляют 330–350 миллиардов долларов, или треть общей суммы незаконных финансовых потоков. Во-вторых, деньги, полученные за счет коррупции (взятки, полученные на месте и переведенные за рубеж, и взятки, выплаченные за рубежом), в общей сложности составляют 30–50 миллиардов долларов, или 3 % общей суммы незаконных финансовых потоков. В-третьих, трансграничные коммерческие сделки составляют две трети общей суммы незаконных финансовых потоков. Из этого возникает еще один принципиально важный момент. Наркоторговцы, террористы и другие преступники используют точно такие же офшорные механизмы и приемы – офшорные банки, трасты, подставные компании, – что и респектабельные корпорации

.

Нам никогда не одолеть террористов и наркоторговцев, если мы не будем противостоять системе в целом, а это означает общую борьбу со всеми офшорными ухищрениями, такими как уклонение от уплаты налогов, минимизация налогов и ослабление финансового регулирования. В свете этого вряд ли кого-то удивит оценка, которую дал Бейкер успеху США в деле поиска преступных денег – всего 0,1 %; из этого следует, что в 99,9 % американские власти терпят неудачу. «Отмытые доходы от наркобизнеса, рэкета, коррупции и терроризма следуют за другими формами грязных денег, которым США и страны Европы открывают объятья, – говорит Бейкер. – Это две колеи одной дороги, пересекающей всю международную финансовую систему. Нельзя заниматься одной колеей, ничего не предпринимая на другой».

Надо иметь в виду, что мы говорим лишь о нелегальных действиях. Законная минимизация налогов через офшоры, производимая физическими лицами и корпорациями, в результате чего на честных рядовых граждан ложится дополнительное бремя, увеличивает приведенные выше цифры на сотни миллиардов долларов.

Официальных оценок ущерба, наносимого офшорами, почти нет. В неправительственной организации Eurodad, штаб-квартира которой находится в Брюсселе, подготовлен отчет о незаконных денежных потоках за 2009 год («Global Development Finance: Illicit flows Report 2009»). Авторы предприняли попытку представить исчерпывающий перечень, включающий все официальные оценки глобальных незаконных международных финансовых потоков; список должен был занять сотни страниц

.

Каждая из этих страниц оказалась пустой.

Eurodad достигла своей цели, подчеркнув крайне важный момент: мир офшоров – самая мощная сила, перераспределяющая власть и богатство в пользу богатых, но остающаяся при этом почти невидимой. Как заметил французский социолог Пьер Бурдье, «самые успешные идеологические последствия – те, что не нуждаются в словах и не требуют ничего, кроме молчаливого согласия».

Язык сам по себе способствует всеобщей слепоте. В сентябре 2009 года главы стран «Большой двадцатки» в коммюнике дали торжественное обещание «пресечь незаконный отток капитала». Проанализируем слово «отток». Как и фраза «бегство капитала», оно указывает на страны-жертвы вроде Конго, которые, как тонко намекает язык, должны стать объектом санации. Но на каждый отток непременно приходится соответствующий приток, текущий в какие-то страны. Насколько другим выглядело бы это обязательство, если бы давшие его страны пообещали заняться «незаконными притоками».

Что касается развивающихся стран, то здесь есть еще над чем подумать.

В какой-нибудь налоговой гавани придумывается очередной новаторский способ, позволяющий богатым физическим и юридическим лицам уклоняться от налогов. Чтобы защитить себя от новых злоупотреблений, страны с высоким уровнем доходов пытаются принять контрмеры и начинают тщательно латать свои системы налогообложения и регулирования. Но развивающиеся страны остаются беззащитными перед этой угрозой, поскольку в силу своей слепоты и неопытности они неспособны адаптироваться к постоянно совершенствующимся офшорным уловкам. Экономика этих стран сползает все ниже, их элиты получают еще больше возможности для злоупотреблений, а национальная политическая система постепенно разлагается. Между тем оказывается, что богатые страны мало обеспокоены происходящим – хорошо продуманная линия обороны дает высокие гарантии их экономической безопасности. Как реагирует на офшорные трюки, например, Швейцария? «Не наша проблема. Улаживайте все сами».

Однако это проблема не только стран с низким уровнем доходов. Офшорный бизнес наносит вред и богатым странам, даже тем, которые сами превратились в налоговые гавани.

Богатые страны мало обеспокоены происходящим – хорошо продуманная линия обороны дает надеждные гарантии их экономической безопасности

Глобальная офшорная система, помимо того что создала гигантский рассадник мировой
Страница 14 из 35

преступности, стала одним из центральных факторов, способствовавших последнему финансово-экономическому кризису, развернувшемуся с 2007 года. Ниже я рассмотрю этот вопрос подробнее, а здесь ограничусь коротким обобщением. Во-первых, офшоры предоставили финансовым корпорациям возможность, которую экономист Ричард Мерфи назвал «бесплатным избавлением от регулирования». Этот путь бегства от финансового регулирования привел к взрывному росту финансовых компаний: они достигли статуса «слишком велики, чтобы рухнуть» и набрали мощь, позволившую им подчинить себе политический истеблишмент Вашингтона и Лондона. Во-вторых, секретные юрисдикции, по мере деградации их собственного финансового регулирования, начинали вести себя в финансовой системе как берсерки[9 - Берсерки – древнегерманские и древнескандинавские воины, посвятившиес себя богу Одину. В битвах, приведя себя заранее в ярость, отличались свирепостью, мгновенной реакцией и нечувствительностью к боли. – Примеч. пер.]. Они втягивали государства с «нормальными» юрисдикциями в ожесточенную «конкуренцию» по принципу карточной игры «разори своего соседа», направленную на дальнейшее ослабление их системы финансового регулирования. В-третьих, незаконные трансграничные финансовые обороты, чей огромный поток практически невозможно учесть стандартными статистическими методами, создал массированный чистый приток средств в имеющие дефицит страны вроде США и Великобритании. Этот приток усугубил более заметные глобальные макроэкономические дисбалансы, которые и были фундаментальными причинами кризиса. В-четвертых, офшоры предлагали слишком льготные условия, что побуждало компании брать огромные займы и кредиты; те же самые офшоры помогали их укрывать. В-пятых, компании, в целях минимизации налогов, уклонения от регулирования или обеспечения конфиденциальности, дробили свою финансовую деятельность, растаскивая ее по разным налоговым гаваням, в результате чего возникала беспросветная запутанность дел, еще больше усугублявшая офшорную секретность. Все эти обстоятельства окончательно сбивали с толку регулирующие органы, сеяли взаимное недоверие между игроками рынка и углубляли кризис финансово-банковской системы.

Главный компонент любой здоровой экономической системы – это доверие, и ничто не разрушает его сильнее, чем система офшоров. Неслучайно так много крупных компаний, занимавшихся финансовыми махинациями (вроде мошеннической империи Берни Мэдоффа таких компаний, как Enron, Long Term Capital Management, Lehman Brothers или AIG), надежно окопались в офшорах. Если никто не может выяснить истинное финансовое положение компании до тех пор, пока деньги не испаряются, обманы множатся. Помогая самым богатым гражданам уклоняться от налогов и избегать финансового регулирования, налоговые гавани нейтрализуют усилия правительств, направленные как на устранение издержек, связанных с кризисным хаосом, так и на борьбу с коррупцией.

Конечно, не офшоры вызвали финансовый кризис. Но именно они создали атмосферу вседозволенности, которая стала благоприятной предпосылкой для кризиса. Джек Блум, эксперт по офшорам, объясняет:

Попытка понять роль, которую сыграли в кризисе офшорная секретность и офшорные гавани, подобна проблеме, стоящей перед врачом, пытающимся вылечить нарушение обмена веществ с множественными симптомами. Можно применять разные симптоматические лечения, но болезнь этим не победишь. Например, диабет вызывает повышение уровня холестерина, артериального давления и множество других проблем. Отдельных и самых разных аспектов диабета существует слишком много, так же как и возможных способов лечения его симптомов, но дело в первопричине. Первопричина нашего нарушения обмена веществ – это система офшоров. Ее корни уходят в прошлые десятилетия, в попытки банкиров уклониться от регулирования и налогообложения и превратить банковское обслуживание в высокодоходный бизнес, подобный промышленному

.

Эта книга – не о нынешнем финансовом кризисе. Она рассказывает о чем-то более застарелом и глубоком. Это длительная, еще никем не рассказанная история об исключительно мощном орудии, которым пользуется крупный финансовый капитал в своей битве за захват политической власти во всем мире.

И в заключение немного о разнице подходов. В Европе самым большим каналом перевода преступных денег из бывшего Советского Союза является, вероятно, Кипр, ставший, по мнению одного из покровителей офшоров, «промежуточной станцией для международных негодяев». И все же в декабре 2007 года компания KPMG – этот гигант бухгалтерской отчетности – в своем рейтинге «привлекательности» режимов корпоративного налогообложения сочла Кипр лучшей из всех европейских юрисдикций

.

Не офшоры вызвали финансовый кризис. Но именно они создали атмосферу вседозволенности, которая стала благоприятной предпосылкой для кризиса

Без сомнения, здесь что-то не так. В дебатах о социальной ответственности корпораций есть один недостающий элемент – вопрос о налогах. Действительно, руководители современных компаний сталкиваются с определенной дилеммой. Перед кем они несут ответственность – только перед акционерами или перед более широким кругом заинтересованных лиц? Ни определяющих директив, ни пригодных рекомендаций просто не существует

. Многие рассматривают налоги как затраты, которые следует минимизировать, чтобы в краткосрочной перспективе повысить акционерную стоимость компаний. Мыслящие руководители, не чуждые этическим принципам, рассматривают налоги не как издержки производства, а как распределение прибыли в пользу заинтересованных сторон. Они заносят налоги в счет прибылей и убытков наряду с дивидендами. То есть распределение идет в пользу общества, которое платит за дороги, образование работников и многие другие социальные сферы жизни – за все, что в свою очередь создает корпорациям благоприятные условия для генерирования прибыли.

Корпоративный мир сбился с пути, и это утверждение особенно справедливо в отношении крупных аудиторских компаний. Австралийский актер Пол Хоган, чьи налоговые дела расследовали австралийские налоговые власти, категорически не признал за собой никаких нарушений. Он описал ситуацию предельно четко:

Тридцать лет я не занимался налогами, которые должен был платить. Мне заявили, что меня отправят в тюрьму. «Минутку, простите, – возразил я, – но если тут кто и виноват, так это четыре юридические фирмы и пять аудиторских фирм, а ведь некоторые из них считаются крупнейшими в мире. И они должны отправиться в тюрьму прежде, чем туда попаду я»

.

По этому вопросу Хоган совершенно прав – или по меньшей мере должен быть прав. Аудиторские фирмы, откликаясь на желания своих клиентов сократить налоги, погрязли в извращенной морали, по которой налоги, демократия и общество оказываются слишком плохи, а налоговые гавани, уклонение от налогов и конфиденциальность – хороши. Людей, годами уклоняющихся от налогов, возводят в рыцарское достоинство. Журналисты, пытающиеся разобраться в сложном ландшафте офшоров, как правило, обращаются за советами как раз к тем, кто их прославляет. И в наших странах постепенно совершенно
Страница 15 из 35

искаженные нравственные представления, бытующие в офшорах, оборачиваются общепринятыми нормами.

Налогоплательщики всех стран – и богатых, и бедных – должны сплотиться ради общей борьбы против офшоров

Во многих отношениях финансовая система офшоров напоминает традиционные и признанные формы коррупции, например взяточничество. Кто-то утверждает, что взятки «действенны», поскольку помогают людям обходить бюрократические препоны и совершать все, что они хотят. Так ли это? Действительно, в самом примитивном смысле взятки эффективны. Но посмотрим, эффективна ли сама система, пораженная взяточничеством. Ответ на этот второй вопрос будет прямо противоположен первому – нет. В том же ключе представители секретных юрисдикций утверждают, что способствуют «эффективности», помогая физическим и юридическим лицам обходить некоторые препятствия. Препятствиями считаются налоги, регулирование и прозрачность. И каковы бы ни были несовершенства этих механизмов, применение их в нашей практике имеет вполне серьезные основания. То, что физическим и юридическим лицам представляется «благом», с точки зрения системы в целом таковым не оказывается. Налоговые гавани позволяют сливкам общества легко избегать всякой ответственности, тем самым нанося ущерб всему, что способствует общественному благу. Они подрывают и наши принципы, и наши учреждения, и наш общественный порядок, и прежде всего – веру во все наши устои. Более того, офшоры разлагают международную финансовую систему.

Сражение с офшорами должно отличаться от всех предыдущих битв. Как и в случае с коррупцией, борьба против офшоров не укладывается в старые политические категории противостояния либералов и консерваторов. Она не будет сопряжена с отказом от трансграничной торговли или поиском временного утешения в сугубо частных решениях. Ее невозможно вести без построения новых форм международного сотрудничества, а для этого нужно признание этой проблемы на международном уровне. Налогоплательщики всех стран – и богатых и бедных – должны сплотиться ради общей борьбы против офшоров. Где бы вы ни жили, кем бы вы ни были и каковы бы ни были ваши убеждения, ход и исход этой битвы скажется на вашей жизни.

Несмотря на то что миллионы во всем мире давно уже испытывают лишь чувство брезгливости от гнилостного запаха, которым пропитана мировая экономика, все-таки многие пытаются разобраться, в чем проблема. Данная книга раскроет первопричину всех наших бед.

Глава 2

Формально зарубежные

Налогообложение братьев Вести, или Как зажать в кулаке кусок рисового пудинга

Зимой 1934 года береговая охрана Аргентины задержала британское судно Norman Star, которое собиралось отплыть в Лондон. Операция была проведена по анонимной наводке и являлась частью большого расследования картельного сговора иностранных компаний, занимавшихся упаковкой и консервированием мяса. Картель подозревали в манипулировании ценами и в незаконном выводе прибыли за рубеж.

Происходили эти события во времена Великой депрессии, и простые аргентинцы, чьи фермы принадлежали горстке богатых землевладельцев, были в ярости. Они пришли в бешенство, когда узнали, что иностранцы, платя местным работникам сущие гроши, извлекают из экспорта мясных консервов большую прибыль. Однако фермеров раздражало еще одно обстоятельство: объединившись в картель, британские и американские владельцы мясоперерабатывающих предприятий сумели сделать так, что пока росла прибыль от их капиталовложений, цены на аргентинскую говядину продолжали падать. Насколько велика была прибыль, извлекаемая в Аргентине иностранцами? Точного ответа не знал никто, но не вызывает сомнения огромная роль Лондона в этой истории. Британский посол в Аргентине заметил в 1929 году: «Не излагая эту мысль многословно (что было бы бестактно), скажу только, что Аргентину следует считать важной частью Британской империи». Впрочем, росла и власть США. «Америка Гувера намерена господствовать в Латинской Америке всеми правдами и неправдами, – писал британский посол. – Но на их пути стоят главным образом британские интересы. Америка либо выкупит их, либо выдворит англичан вон»

. Аргентинцы испытывали ненависть к иностранным державам за то, что те превратили их страну в поле битвы. «Аргентину нельзя считать владением Англии, потому что Англия никогда не навязывала своим колониям столь унизительных условий», – говорил Лисандро де ла Торре, пламенный аргентинский сенатор, возглавивший расследование

.

Поэтому де ла Торе был особенно доволен результатами обыска. В трюме задержанного судна, под грудой дурно пахнувшего удобрения гуано, сотрудники береговой охраны нашли более 20 ящиков, опечатанных министерством сельского хозяйства Аргентины, – на них было написано «КОНСЕРВИРОВАННАЯ ГОВЯДИНА». В этих ящиках находилась не консервированная говядина, а документы. Впервые общественности были явлены финансовые подробности деятельности Уильяма и Эдмунда Вести, основателей крупнейшей в мире компании, торговавшей мясом в розницу, представителей одной из богатейших семей Великобритании и величайших в истории неплательщиков налогов, взимаемых с доходов физических лиц.

Братья Уильям и Эдмунд Вести были первопроходцами в деле создания глобальных корпораций. Свою предпринимательскую деятельность братья начали в 1897 году с транспортировки рубленого мяса из Чикаго в родной Ливерпуль, где они построили холодильники, что давало им преимущество перед конкурентами. Позднее, в первом десятилетии ХХ века, братья создали птицеводческие предприятия в России и Китае и начали в больших объемах экспортировать запредельно дешевые яйца в Европу. Они построили дополнительные холодильники и магазины розничной торговли в Великобритании, затем во Франции, в России, США и Южной Африке. В 1911 году Вести занялись судоходством, а с 1913 года стали разворачивать мясохладобойное производство на ранчо в Аргентине. Затем, после начала Первой мировой войны, они начали скупать сельскохозяйственные угодья и плантации в Венесуэле, Австралии и Бразилии

. Их компания стала одной из первых интегрированных транснациональных корпораций. Братья довольно быстро возвели во главу угла два правила ведения бизнеса. Правило первое: никогда не раскрывать своих намерений. Правило второе: никогда не разрешать другим людям делать то, что можно сделать самим. «Мы не ведем с ними никаких дел, – однажды сказал один из их конкурентов. – Они влезают в любой чужой бизнес и стремятся завладеть им».

В глубине души братья были монополистами, и именно в этом заключался секрет их успеха. Чтобы скрыть факт своей собственности, они дали своим компаниям разные названия и скупали предприятия конкурентов. Если конкурент упорствовал, братья прибегали к своей сверхмощной рыночной власти, обусловленной тем, что они владели всей цепочкой поставок. Начиналась она с травы и соединяла коров, бойни, холодильники, суда с точками распределения и розничной торговли товарами. Такая мощь позволяла братьям сбивать цены и выдавливать конкурентов из бизнеса. «Вести установили контроль – почти полный контроль – над рынком мяса, – писал герцог

Атолл в 1932 году в письме
Страница 16 из 35

премьер-министру Великобритании. – Они держат британский рынок. Будучи единственным покупателем, компания Вести резко сбила цены аргентинских производителей, для которых выращивание скота стало чистым убытком. Большое число производителей, а многие из них совсем мелкие фермеры, приперты к стенке. Не производя, а скупая мясо, Вести выгребают из Аргентины огромные деньги».

Экспорт говядины составлял экономическую основу политической власти аргентинской элиты. В своей книге «The Rise and Fall of the House of Vesty» («Возвышение и падение дома Вести») Филип Найтли описал огромное политическое и экономическое влияние Вести в Аргентине: «Можно утверждать, что разрушительное воздействие, оказанное братьями Вести на рабочее движение Аргентины и экономическое развитие этой страны на раннем этапе, почти непосредственно вызвало формирование военизированных рабочих организаций, которые и привели к власти Перрона, к последующей диктатуре генералов, терроризму, войне за Фолклендские острова и экономическим катастрофам, обрушившимся на Аргентину»

.

Однако страдали не одни аргентинцы. Братья проявили тот же диктаторский норов и при продаже мяса в Великобритании. «Вести доставляют мясо на собственных судах на мясной рынок “Смитфилд” и там снова управляют ценами, – продолжает герцог Атолл. – Это сбивает цены конкурентов на оптовом рынке, а Вести скупают мясо по снизившимся ценам… Они дерут втридорога с розничного торговца в городах вроде Брайтона, где нет конкурентов, но готовы снижать цены на лондонском рынке, если туда сунется конкурент. Упомяните их имя поблизости от мясного рынка – и люди начинают оглядываться».

В своем бизнесе братья применяли один прием, который и служил им ключом к успеху. Они давили с одной стороны на производителя, с другой – на потребителя, и прибыль сама с обоих концов цепочки выжималась в самую сердцевину. Это была целая философская система, и позднее братья поразительно успешно использовали ее против налоговых властей всего мира, что сделало их основателями современной индустрии уклонения от налогов.

Оба брата, и Уильям и Эдмунд, носили темные неброские костюмы и шляпы. Пожалуй, самой большой заметной роскошью, которую они себе позволяли, были часы на цепочке. Их не интересовало ничего, кроме бизнеса: они не курили, не пили, не играли в карты и, несмотря на свое баснословное богатство, жили в скромных домах и питались дешевыми продуктами. Приехав на Цейлон в свадебное путешествие, Уильям узнал о пожаре, приключившемся на консервном заводе их компании в Бразилии. Он отправил молодую жену обратно ближайшим пароходом, а сам поехал разбираться с пожаром и его последствиями. Скромные и экономные пуритане, братья отказались от торговли алкоголем и даже проверяли, нет ли у сотрудников их компании на пальцах пятен от табака. Один из их управляющих вспоминает, как довольно спокойно согласился платить бригадиру 10 шиллингов в неделю, не уведомив о своем решении Лондон. Почти немедленно ему позвонил Эдмунд и приказал снизить оплату.

Они жили не на свои доходы, и даже не на проценты от своих доходов, а на проценты этих процентов

Братья Вести жили в соответствии с принципом, согласно которому человека делает богатым не его заработок, а то, что ему удается сэкономить. Они жили не на свои доходы, и даже не на проценты от своих доходов, а на проценты этих процентов. «Я никогда не трачу ничего из моей прибыли, – сказал Уильям однажды. – Я экономлю каждый фартинг. Я живу на то, что заработал двадцать лет назад». И богатство Дома Вести сохранялось десятилетиями. Хотя семья понесла огромные убытки в 1990-х годах, она все еще остается одной из богатейших в Британии. Пэры королевства, владельцы свор охотничьих собак, личные друзья принца Уэльского и прочая и прочая, представители большой семьи Вести все еще пользуются огромным унаследованным богатством. Некоторые ее члены узнают, что являются наследниками только тогда, когда неожиданно получают чеки на крупные суммы на свой восемнадцатый день рождения. Одна дальняя родственница, неожиданно получившая в 1990-х годах четверть миллиона фунтов стерлингов, сказала: «Мне с этим не справиться», – и вернула чек.

Впрочем, в британский истеблишмент Вести вошли не без трудностей. В общих чертах, британскую элиту веками формировали три экономических класса: во-первых, аристократы-землевладельцы, за плечами которых были многовековые традиции и семейные состояния; во-вторых, представители финансовых кругов и лондонского Сити, особенно с XVII века; в-третьих, промышленники. По существу, британскую экономику контролировали одновременно как землевладельцы, так и деятели лондонского Сити. «Этот союз двух богатств – землевладельческого и финансового – породил новый класс джентльменов-капиталистов», – писали в своем эпохальном исследовании британского империализма П. Дж. Кейн и Э. Дж. Хопкинс. Представители этого класса обычно взирали сверху вниз на чумазых фабрикантов, маравших руки, чтобы зарабатывать свои деньги; в действительности, и сегодня мало что изменилось. Братья Вести занимались производством мясных продуктов, и их бизнес был насквозь пропитан торгашеским духом. Более того, уроженцы Ливерпуля, а не Лондона, братья ни в чем не соответствовали статусу членов клубов для господствующих классов. Однако наши пионеры транснациональных корпораций сумели соединить в одно целое и традиционное промышленное производство и финансовые услуги, и не менее важную систему поставок, то есть их бизнес обслуживал все вышеперечисленные классы.

Дело братьев Вести становилось все более многонациональным, и трудно было предположить, к чему это могло привести в дальнейшем. Вот выдержка из письма некого аргентинского бизнесмена: «От жульнических деяний El Ingles [компания братьев Вести], творившихся на ее мясоперерабатывающих и консервных фабриках, даже у первоклассного летчика голова пошла бы кругом. Неудивительно, что налоговому инспектору, работавшему с El Ingles, пришлось нелегко при расследовании всей этой истории, в конце которой компания осталась с одной-единственной консервной фабрикой». Именно поэтому документы, найденные в ходе расследования в трюме Norman Star, стали такой большой удачей: де ла Торре взял правильный след. Все свои мошенничества с налогами братья Вести, как утверждал сенатор, совершали в сговоре с высокопоставленными членами аргентинского правительства, гревшими руки на этих ухищрениях. Разразился громкий политический скандал. Оскорбления, контрвыпады и яростные опровержения рикошетом прошлись по всем закоулкам политического ландшафта Аргентины и достигли своей кульминации в покушении на жизнь сенатора, во время которого погиб один человек. Пуля, предназначенная де ла Торре, сразила его секретаря

.

В те далекие времена правительства разных стран пытались ощупью в полном мраке разобраться в механизме нарождающихся транснациональных корпораций и понять, как их можно обложить налогами. (Точно так же они продолжают действовать и по сей день). До Первой мировой войны Британия не облагала налогами прибыль, получаемую британскими компаниями за рубежом, налоги взимались лишь в случае, если компании репатриировали свои
Страница 17 из 35

прибыли. Такое положение вполне устраивало братьев Вести, поскольку они могли доказать, что большая часть их прибылей получена за рубежом. Но разразилась мировая война, и Великобритании, как и многим другим государствам, понадобилось очень много денег. Ставки подоходного налога повысились самым поразительным образом: в начале войны стандартная ставка составляла 6 %, в 1919-м, через год после ее окончания, ставка поднялась до 30 %. Но в 1914-м в Великобритании был совершен еще один юридический акт, имевший прямое отношение к братьям Вести: правительство начало облагать доходы, полученные британскими компаниями во всем мире, независимо от того, перевели они эти доходы на родину или нет.

Разумеется, братья Вести пришли в ярость. Во-первых, они попробовали лоббировать свои интересы в Лондоне, но в новых военных условиях такие шаги были обречены на неудачу. Налоги на прибыль еще никому не мешали пытаться получить эту прибыль, сухо замечали британские налоговики, эти налоги появляются только тогда, когда эта самая прибыль появляется. Однако Уильям и Эдмунд не желали платить ни пенни. В ноябре 1915 года, когда в сражении под Лоосом пали пятьдесят тысяч британских солдат, братья Вести, чтобы сократить свои налоги, перебрались за границу. Сначала они остановились в Чикаго, где оказались далеко не первыми британцами, появившимися в городе после начала войны. «Да что с вами со всеми происходит? – спросил дружественно настроенный американский юрист по налоговому праву. – На этой неделе вы уже третий обратившийся ко мне англичанин». Из Чикаго братья перебрались в Аргентину, где они вообще не платили подоходный налог, но даже там они вступили в борьбу за снижение налогов на доходы своей компании, которые им следовало платить в Великобритании. Однако по ходу войны братья все сильнее стремились вернуться домой, где могли бы оказаться ближе к подлинному центру имперских прибылей. И тогда они разработали схему, позволявшую им вернуться на родину и при этом избежать налогообложения. План предусматривал два этапа, и братья Вести их прошли.

В первую очередь в феврале 1919 года они вернулись в Великобританию, приняв юридические меры предосторожности, гарантировавшие им статус временно проживающих, а не подлежащих налогообложению постоянных жителей. Братья начали работу по обработке членов правительства. Прежде всего было написано пылкое обращение к премьер-министру. Они взывали к его патриотизму и заявляли, что могли бы способствовать проблеме занятости в стране – аргумент, к которому и поныне пытаются прибегать транснациональные корпорации. Братья горько сетовали на несправедливость, указывая на пример американской компании American Beef Trust – своего крупного конкурента, платящего налоги по более низкой ставке. Просьбу братьев премьер-министр передал на рассмотрение в Королевскую комиссию, где тут же приступили к расспросу братьев. В показаниях, данных Уильямом, – и с тех пор их постоянно приводят в качестве примера в научных работах – был поднят старый вопрос о двойном налогообложении, уже упомянутый мной в первой главе. Этот вопрос затрагивает самую важную проблему, составляющую суть глобального капитализма. Если ваша компания собирается избежать двойного налогообложения, то какая из тех нескольких стран, в которых она ведет свой бизнес, имеет право облагать ее налогами? И какую именно часть бизнеса? Вопрос непростой. «В подобном бизнесе невозможно определить, сколько заработано в одной стране, а сколько в другой, – говорил Уильям. – Забой скота происходит в одном месте, а мясо этого скота продают в пятидесяти странах. Сказать, сколько выручено за работу в Англии, а сколько – в других странах, мы не в состоянии».

Уильям Вести попал в самую точку. Транснациональные корпорации по природе своей – явление глобально интегрированное, а налоги – вопрос национальный. Многие дочерние компании и филиалы транснациональных корпораций действуют в разных странах, поэтому выяснение вопроса, какая страна имеет право облагать налогами определенную часть прибыли (и какую именно часть), – дело весьма запутанное.

Великобритания стала первой страной, где ввели систему поголовного подоходного налога с физических лиц и применили ее ко всем резидентам, даже к тем, кто извлекал свои прибыли в самых разных частях света. Что касается компаний, то коронный суд постановил: их следует рассматривать как резидентов той страны, где они проводят заседания своих советов директоров, на которых принимаются важнейшие решения. Великобританию такое положение более чем устраивало, поскольку тысячи английских компаний, имевших бизнес по всему миру, финансировались через лондонский Сити, где обычно и проводили заседания своих советов директоров. Напротив, Германия придает большее значение той стране, откуда осуществляется фактическое управление деятельностью компании, – то есть имеется в виду «местонахождение ее руководства». Именно в этом заключена тонкая грань, отличающая законодательства разных стран

. Например, в США основным мерилом является понятие гражданства. Все доходы американских граждан и корпораций, учрежденных в соответствии с законодательством государства, облагались налогами независимо от того, где эти доходы были получены. Эти различия создали новые трудности на международной налоговой арене.

Иногда налоговые системы вступали в конфликт. Государство, на территории которого осуществляет инвестиции транснациональная корпорация другой страны, хотело бы обложить налогом доход от этих инвестиций; но страна, где находилась штаб-квартира корпорации, также была бы не прочь обложить налогом тот же самый доход. Поначалу подобное двойное налогообложение не представляло собой слишком серьезную проблему: доходы компаний облагались налогами лишь в нескольких странах, а ставки налогообложения были низкими. Но еще до Первой мировой войны государства стали повышать налоги, чтобы финансировать военные расходы и новые схемы социального обеспечения. Двойное налогообложение превратилось в острую тему, и предприниматели начали роптать. Проблема налогов заняла свое постоянное и значительное место в деятельности Международной торговой палаты, учрежденной в 1920 году

.

Под эгидой Лиги наций в 1920-е годы начались дебаты об учреждении хоть каких-то общих правил и принципов, но дискуссии велись слабо и безрезультатно. Богатые государства вроде Великобритании, бывшие пристанищем для множества международных корпораций, вывозивших капитал за рубеж, хотели установить правила, по которым права налогообложения получали бы страны, где находились штаб-квартиры этих корпораций. Государства, куда поступали иностранные вложения (в основном это были довольно бедные страны), хотели получить право облагать своими налогами доходы инвесторов. Первоначальный договор 1928 года, разработанный Лигой наций, предоставлял значительные налоговые права странам – импортерам капитала. В их число входило много бедных стран. Однако после Второй мировой войны возобладала модель ОЭСР, в соответствии с которой богатые страны – пристанища транснациональных корпораций – получали больше прав в налогообложении. Впрочем, эти корпорации
Страница 18 из 35

всегда на несколько шагов опережали налоговые ведомства богатых стран.

Транснациональные корпорации собрали армии юристов и бухгалтеров, чтобы уводить прибыль из стран-производителей и стран-потребителей в третьи страны, где налоги были ниже

Нам уже известно, как братья Вести использовали всю свою мощь для устранения конкурентов, давя с одной стороны цепочки на производителей, с другой – на потребителей; подобным образом они, да и другие транснациональные корпорации, начали оказывать давление и на налоговые органы. Транснациональные корпорации собрали армии юристов и бухгалтеров, чтобы уводить прибыли из стран-производителей и стран-потребителей в третьи страны, где налоги были ниже. Если вы владеете пастбищами, скотом, холодильниками, портовыми сооружениями, судами, страховщиками, сетями оптовой и розничной торговли, то можете, манипулируя ценами, которые одно подразделение вашей корпорации взимает с другого за поставки товаров, уводить прибыль в конечном счете в самое удобное место. «Естественно, самое подходящее место, – пишет Филип Найтли, – то, где налоги минимальны. Желательно, чтобы в таких зонах вообще не надо было платить налогов». Это как раз тот принцип внутрикорпоративного ценообразования, которым пользуются банановые компании, описанный в предыдущей главе.

«Перекачивая прибыль, чаще всего через цепочку посредников, в находящуюся в налоговой гавани холдинговую компанию, а не переводя в материнскую компанию, корпорации могли в любом случае избежать налогообложения», – объясняет профессор Сол Пиччотто, ведущий эксперт по международным налогам. Транснациональные корпорации часто делали это через цепочки посредников, так что прибыли аккумулировались в зонах низких налогов, тогда как расходы направляли в зоны максимально высокого налогообложения. Транснациональные корпорации превратили систему, предназначенную для избежания двойного налогообложения, в систему двойного освобождения от налогообложения. Это давало им, с одной стороны, огромные объемы дешевого капитала для реинвестирования, с другой – помогало расширять свою деятельность быстрее, чем это делали их более мелкие и не столь «интернациональные» конкуренты.

Транснациональные корпорации превратили систему, предназначенную для избежания двойного налогообложения, в систему двойного освобождения от налогообложения

В Организации Объединенных Наций [далее везде – ООН], преемнице Лиги наций, в 1980 году подготовили проект типового соглашения о налогообложении, чтобы снова сместить баланс в пользу развивающихся стран. Но в дело энергично вмешалась ОЭСР, которая постаралась положить конец обсуждениям проекта – не только чтобы обеспечить сильные позиции богатых стран, сохранив в качестве стандарта свою модель типового соглашения, но и чтобы, агрессивно лоббируя, всячески ослаблять роль проекта ООН. Модель, обслуживающая интересы богатых стран, сегодня обрела почти полное господство. Типовое соглашение о налогообложении в версии ОЭСР означает не только двойное освобождение от налогов. Огромные налоги, деньги от которых в более справедливом мире были бы направлены в бедные страны, уплачиваются в богатых странах. Правительственные верхушки даже в наиболее нуждающихся странах не возражают против нищеты, в которой пребывают их народы, – ведь налоговые гавани позволяют элитам таких государств избегать налогообложения и сохранять свои незаконные доходы. Но по этим счетам приходится расплачиваться их бедным соотечественникам и иностранным благотворителям.

По показаниям, которые Уильям Вести давал Королевской комиссии в 1920 году, видно, что этот человек привык настаивать на своем: «Если я убиваю животное в Аргентине и продаю его мясо в Испании, Великобритания не может взимать налоги с такого бизнеса. Можете делать что угодно, но взимать налоги с таких операций нельзя»

. Уильям Вести пригрозил вывести свой бизнес и тысячи рабочих мест из Великобритании, если не получит того, чего хочет. Члены комиссии, уязвленные тем, что у братьев Вести не хватает патриотизма, преданности стране, только что кончившей тяжелую войну, жестко отреагировали на слова Уильяма. Один из членов комиссии спросил: «Так вы ничего не желаете платить за преимущества жизни в Великобритании?», – настаивал спрашивающий, – на этот вопрос Уильям Вести отказался отвечать. «При всем моем уважении к свидетелю, – я хотел бы получить ответ на мой вопрос. Этот момент слишком волнует меня с той минуты, как свидетель начал давать свои показания».

Великобритания совершенно не собиралась уступать братьям Вести то, что они хотели получить. И все же братья очень хотели вернуться на родину. «Я родился в добром старом Ливерпуле и хочу умереть в Англии», – сказал Уильям. Итак, потерпев неудачу в лоббировании своих интересов, братья Вести замыслили нечто более хитрое – нечто, помогающее нам сейчас пусть мельком, но намного яснее увидеть скользкий мир офшоров. Они учредили траст. Это и было второй стадией их плана.

По распространенному представлению, наилучший способ добиться секретности в финансовых делах – перевод денег в Швейцарию или, скажем, в Лихтенштейн, где ваши капиталы будут защищены прочной завесой законов о тайне банковских операций. К банковской тайне не следует относиться пренебрежительно, но большинство людей не понимают, что трасты являются, в известном смысле, ее англосаксонским эквивалентом. И не только. Трасты могут давать такие формы секретности, вскрыть которые гораздо труднее, чем преодолеть скрытость неопровержимой швейцарской модели.

Идея трастов возникла в Средние века, когда рыцари, отправлявшиеся в крестовые походы, оставляли свои владения в руках доверенных управляющих, которые должны были присматривать за их собственностью в интересах жен и детей рыцарей-крестоносцев. В этих трехсторонних соглашениях участвовали владельцы имущества (рыцари), бенефициары (члены рыцарских семей) и посредники (управляющие или попечители). На протяжении столетий таких законов, регулирующих эти трехсторонние отношения, становилось все больше и больше, и теперь подобные соглашения можно отстаивать в судах.

Трасты – молчаливые, могущественные механизмы, и в архивах обычно трудно найти какие-либо свидетельства их существования. Такие соглашения – тайна адвокатов и их клиентов. В сущности, трасты – это манипулирование собственностью на активы. Возможно, вы думаете, что собственность вещь довольно простая. Допустим, у вас есть миллион долларов в банке, эта сумма – ваша собственность, и вы можете потратить свои деньги в любой момент. Но собственность можно расщепить. Если подумать, именно это и происходит, когда вы покупаете дом по ипотеке: банк получает определенные права собственности на ваш дом, а вы получаете прочие права. Существуют различные варианты трастов: такие как Anstalf[10 - Anstalt (нем.) – букв. «общество; учреждение; заведение; институт»; здесь – специфическое для Лихтенштейна учреждение, которое является юридическим лицом, не имеет акционерного капитала и занимает промежуточное положение между акционерным обществом и фондом. Преимущественно используется для защиты активов. – Примеч. пер.],
Страница 19 из 35

благотворительные фонды (Stifungs) и доверительные фонды (Treuhand), более распространенные в странах континентальной Европы и также основанные на разделении различных аспектов собственности.

Трасты очень осторожно расщепляют собственность на части. Когда изначальный собственник актива, учреждая траст, теоретически передает ему этот актив, в момент передачи попечитель становится юридическим собственником актива, хотя и не имеет права свободно распоряжаться им, поскольку юридически обязан соблюдать условия трастового договора – комплекс условий, которые четко определяют, как распределять блага между бенефициарами. В соответствии с трастовым законодательством, у попечителя нет иного выбора, кроме как подчиниться инструкциям, содержащимся в трастовом договоре. Попечители не могут получать каких-либо выгод от вверенного их попечению актива, кроме предусмотренного договором вознаграждения. Богатый человек, у которого двое детей, может положить миллион долларов на банковский счет, а затем назначить попечителем этого счета какого-нибудь юриста, дав ему инструкцию: каждый из его детей должен получить по полмиллиона долларов по достижении двадцати одного года. Даже если этот богач умрет задолго до того, как деньги будут выплачены, траст сохранит силу, и закон обяжет попечителя выплатить деньги так, как это было предусмотрено трастовым договором. Взломать траст действительно очень трудно.

Трасты могут быть совершенно законными. Но их удобно использовать (и довольно часто именно так и поступают) в более низменных целях вроде преступного уклонения от налогов. Естественно, возникает вопрос, озадачивающий многих людей. Если для того чтобы уклониться от налогов, необходимо уступить актив, не ли чрезмерна подобная цена? Ответ на него совсем не очевиден.

В известной мере, это вопрос культуры. Представители высших классов британского общества испытывают удобство, отстраняясь от денег и оставляя управление ими посторонним лицам, которые пользуются их доверием. Прошедшие века джентльменского капитализма научили представителей высших классов, что они могут полагаться на доверенных слуг и профессиональных хранителей, а присущее им чувство собственности не зиждется на таких банальностях как юридические права собственности. Образование готовит представителей высших классов к признанию того факта, что есть люди, которые уважают притязания высших классов и которым поэтому можно доверять.

Трасты позволяют сделать две вещи. Во-первых, благодаря им создают прочный юридический барьер, разделяющий различные составляющие собственности. Во-вторых, этот юридический барьер может обернуться непреодолимым информационным барьером. Трасты умеют окружать активы железной, непроницаемой секретностью. Представьте, что активы, переданные в доверительное управление, – это акции какой-то компании. Компания имеет право зарегистрировать попечителя, являющегося юридическим собственником, но не будет где-либо регистрировать бенефициаров – лиц, получающих деньги. Если у вас есть миллион долларов, который вы поместили в траст, находящийся на острове Джерси, и к вам приходят налоговые инспекторы, им трудно даже приступить к расспросам, поскольку действующие на Джерси трастовые договоры не зарегистрированы в каком-либо официальном или государственном реестре. Впрочем, если налоговикам повезет и они установят личность попечителя, то скорее всего им окажется один из практикующих на Джерси адвокатов, зарабатывающих этой практикой себе на жизнь. Такой человек может оказаться попечителем в еще нескольких тысячах трастов. Он может быть единственным в мире человеком, знающим, кто является бенефициаром траста, но профессиональная конфиденциальность обязывает адвоката не раскрывать личность бенефициара. И тут налоговый инспектор упирается лбом в глухую каменную стену.

Секретность можно еще более усилить, выстроив ее в виде многоуровневой структуры. Активом, переданным в траст на Джерси, может быть миллион долларов, находящийся в одном из панамских банков, который и сам защищен строгой банковской тайной. Даже если налоговые инспекторы прибегнут к пыткам, им никогда не добиться от джерсийского адвоката раскрытия личности бенефициара, поскольку адвокат может его не знать. Попечители-адвокаты просто отправляют чеки в другие страны другим адвокатам, но они тоже не являются бенефициарами[11 - Власти Джерси говорят, что попечители обязаны знать личности всех бенефициаров. Но трастовые договоры указывают на то, что на Джерси и в других офшорных юрисдикциях эти законы исполняются неадекватно, и зачастую попечители действительно не знают бенефициаров. – Примеч. авт.]. Эту игру можно продолжать до бесконечности: траст на Джерси можно наложить на другой траст, находящийся на Каймановых островах, и увенчать эту секретную структуру компанией, зарегистрированной в штате Делавэр. Если поисками займется Интерпол, в попытках отследить деньги его сотрудникам придется пускаться в длительные и дорогостоящие процедуры расследования и проводить их в разных странах. Даже в этом случае в некоторых офшорах действуют оговорки о бегстве: как только запахнет расследованием, активы автоматически будут переправлены в какое-то другое место.

По сравнению с хитроумными кружевами, которые плетут в современных офшорах, трастовые договоры, заключенные братьями Вести в декабре 1923 года (документы подписали в парижской конторе британской юридической фирмы Hall & Stirling), были довольно просты. Несмотря на это, Налоговому управлению Великобритании понадобилось восемь лет, чтобы установить сам факт существования этих договоров. А пока парижский траст братьев Вести тихо и спокойно действовал, разразился новый скандал.

В июне 1922 года, через семь лет после того, как братья Вести бежали из Великобритании от высоких налогов военного времени, обнаружилось, что Уильям Вести купил себе титул пэра. В этом не было ничего особенно необычного. Многие люди, сколотившие крупные состояния на войне, отчаянно стремились к респектабельности. Достоинство пэра позволяло прикрыть позор спекуляций, и премьер-министр Ллойд Джордж с радостью шел навстречу, вольно или невольно продавая официальные привилегии, что вызвало волну протеста в Великобритании. «Титулы раздают господам, которых порядочный человек не пустит на порог своего дома», – раздраженно говорил один из членов парламента в 1919 году.

Когда Уильям стал лордом Вести, это вызвало широкое возмущение. Выступая в парламенте, лорд Стрэйчи сказал: «Большинство людей считают, что если данный человек и заслуживает награды, то его следует награждать за уклонение от налогов и за то, что он взваливает еще более тяжкое бремя на тех, кто налоги платит»

. Стрэйчи предложил Вести убедить парламент, что его титул пэра не куплен.

Разумеется, ничего подобного Уильям делать не стал. Никому не понравилось его заявление: «С формальной точки зрения, в настоящее время я нахожусь за рубежом… Нынешнее положение дел меня совершенно устраивает. Я нахожусь за рубежом. И ничего не плачу».

Даже король Георг V был вынужден написать в своем причудливом монаршем стиле: «Самым решительным образом прошу учредить
Страница 20 из 35

какую-то эффективную и внушающую доверие процедуру, которая позволила бы защитить Корону и Правительство от возможности подобных болезненных, если не унизительных инцидентов. Повторение их непременно создаст зловещий прецедент, опасный для общественного и политического благоденствия нашей страны». Скандал получился громким, но в конце концов и он постепенно затих, а братья Вести вернулись в Великобританию, как и хотели, причем налоговые власти пребывали в неведении о тайном парижском трасте.

Жителей современной Британии может поразить сходство этого эпизода со скандалом, разыгравшимся с лордом Эшкрофтом, заместителем председателя Консервативной партии Великобритании и богатым бизнесменом, чьи компании находятся в Белизе. Майкл Эшкрофт признал в марте 2010 года, что в целях налогообложения он не резидент Соединенного Королевства, а имеет статус так называемого налогоплательщика, не проживающего постоянно. Принадлежность к этой категории жителей освобождает богатых англичан от уплаты британских налогов с доходов, полученных за пределами их страны. После мартовского скандала в газете Guardian появилась статья под заголовком: «МИСТЕР ВОНЮЧКА ЛЕГКО ПОЛУЧИЛ ТИТУЛ ПЭРА. ТЕПЕРЬ ВОНЬ СТАНОВИТСЯ НЕСТЕРПИМОЙ». Один из членов парламента заметил: «При скорости, какую развивает Эшкрофт, к Рождеству он будет членом королевской семьи»

.

Братья Вести вернулись в Великобританию и благополучно избегали налогообложения, а британские налоговые органы упорно и скрупулезно вели свое детективное расследование и наконец узнали о парижском трасте. Однако даже после этого им так и не удалось заставить братьев заплатить налоги с активов, переданных в траст. Ибо секретность – не единственная уловка, входящая в список трастовых услуг. Трасты дают возможность своим клиентам ссылаться на то, что они отказались от денег (а значит, эти деньги уже нельзя облагать налогами), тогда как на самом деле клиенты продолжают управлять своим капиталом. В оценке Налогового управления США такой прием выглядит следующим образом: «Хотя такие схемы создают видимость разделения ответственности за собственность и управление благами, создаваемыми этой собственностью (такое разделение имеет место в законных трастах), на самом деле налогоплательщик управляет и благами»

. В преамбуле к парижскому трастовому договору братьев Вести содержится намек именно на такое мошенничество. «Принимая во внимание естественную любовь и привязанность лиц, совершающих этот акт распоряжения имуществом [братья Вести], к бенефициарам, – гласит начало преамбулы, – …а также по иным благим причинам и соображениям…», деньги действительно были отданы дорогим бенефициарам – женам и детям братьев Вести. Но на самом деле братья сделали вот что. Прежде всего они сдали большую часть своей заморской империи в аренду Union Cold Storage Ltd. – своей компании, зарегистрированной в Великобритании. При любом нормальном договоре аренды эта компания просто платила бы братьям за аренду, но вместо этого арендные платежи поступали двум юристам и директору парижской компании (лицам, пользовавшимся доверием братьев). Пока все выглядело нормально. Но попечителям были даны весьма широкие инвестиционные полномочия, которые они могли осуществлять под руководством определенных «доверенных лиц». И кто же были эти лица? Ну, конечно же, братья Вести! Так попечители – под управлением братьев – предоставили крупный кредит другой британской компании, которую также контролировали братья и которую они использовали как собственную копилку

.

Надо признать, налоговые органы постоянно изыскивают способы противодействия новым стратегиям уклонения от налогов и регулярно издают законы и правила, призванные защитить налогооблагаемую базу. В ответ на это богатые люди, уклоняющиеся от налогов, изобретают еще более сложные стратегии, позволяющие обойти новые правила. Это превращается в постоянно эволюционирующую игру в кошки-мышки, в результате чего системы налогообложения неуклонно усложняются. В ответ секретные юрисдикции постоянно – и зачастую довольно быстро – изменяют свои законы, чтобы позволить богатым совершенствовать их мошеннические уловки и на шаг опережать налоговиков. За долгие годы количество ухищрений, к которым прибегают офшорные трасты, неимоверно возросло, а мошенничество стало более изощренным. Во многих офшорных юрисдикциях допускаются так называемые отзывные трасты – их учредители имеют возможность не только изменить договор, но и ликвидировать его, а деньги возвращаются первоначальным собственникам. Если собственники могут такое делать, значит, на самом деле они не отделены от активов. Однако до тех пор, пока траст не ликвидирован, все выглядит так, словно активы вышли из-под контроля своих собственников, и власти не могут облагать эти активы налогами.

Вариаций на эту тему – бесконечное множество. Траст может иметь «защитника», который обладает своего рода влиянием на попечителей и действует от имени и в интересах лица, якобы отдавшего свои деньги. Один из «звездных трастов», существующий на Каймановых островах, разрешает изначальному собственнику средств принимать инвестиционные решения, причем попечитель не обязан гарантировать, что инвестирование осуществляется в интересах других бенефициаров траста. А можно воспользоваться джерсийским «фиктивным трастом». В нем можно менять попечителей на более податливых людей и изменять инструкции, которым должны следовать попечители, по своему произволу. Так дело и идет. Существует специальная категория офшорных юристов: они целыми днями просиживают в офисах и занимаются только тем, что выдумывают новые трасты с весьма незаконным запашком.

Впрочем, трасты – вопрос не одних лишь налогов. Как увидим, многие структурированные инвестиционные инструменты, которые помогли запустить последний экономический кризис, создавались как офшорные трасты. Каково было бы потрясение большинства людей, если бы они узнали, насколько важную роль играют эти трасты в глобальных финансах. А ведь только в трасты крошечной налоговой гавани Джерси вложено до 400 миллиардов долларов. Во всем мире в трасты вложено несколько триллионов долларов. И все это окутано завесой глубокой секретности.

Выбирая для защиты своего огромного богатства такой механизм, как траст, братья Вести остановили свой выбор на действительно могущественном орудии.

Во всем мире в трасты вложено несколько триллионов долларов

И когда сенатор де ла Торре в 1934 году нашел в трюме Norman Star погребенные под гуано ящики с документами Вести, он, возможно, даже не догадывался, насколько изобретательны его соперники. Вскоре после инцидента на корабле Norman Star нашли новые изобличающие Вести документы – на этот раз в Уругвае. А сенатору удалось добиться еще одного успеха: он убедил министерство иностранных дел Великобритании (британские дипломаты были глубоко обеспокоены сомнительным деловыми приемами братьев Вести) принять запрос Аргентины о проведении расследования межгосударственной комиссией.

«Уильям немедленно понял опасность, – писал Найтли. – Комиссия, несомненно, захочет изучить бухгалтерские книги в Лондоне, и нельзя
Страница 21 из 35

предсказать, что обнаружится в ходе подобной проверки». Братья перешли в наступление. Когда их управляющий в Аргентине умер от сердечного приступа, Уильям Вести написал письмо в комиссию, расследовавшую деятельность братьев, и обвинил в его смерти сенатора де ла Торре. Правительство Аргентины ответило яростной отповедью, назвав письмо Вести «беспрецедентной наглостью». Министерство иностранных дел Великобритании согласилось, что письмо Уильяма оскорбительно, но заявило, что ничего сделать не может. С этого момента дело пошло на спад.

Межгосударственная комиссия работала два года, в течение которых братья Вести использовали все свои связи в Лондоне, чтобы лишить ее работу всякого смысла. Несмотря на то что было проведено шестьдесят заседаний, а в отчете содержались детальные подробности аргентинской торговли мясом, комиссии так и не удалось добраться до бухгалтерских книг Вести в Лондоне. Филип Найтли описывает, что произошло потом: «Сенатор де ла Торре, человек, который более чем кто-либо другой приблизился к проникновению тайны империи Вести, застрелился 5 января 1939 года. В своей предсмертной записке он выразил все свое разочарование в разумности поведения человечества».

Тем не менее Налоговое управление Великобритании уже начало собирать силы для следующего штурма трастов Вести. Налоговики опирались на закон 1938 года о финансах, надеясь, что он позволит им облагать налогами зарубежные трасты. Свои атаки Управление продолжало даже в 1942 году, в самый разгар Второй мировой войны. Уильям Вести умер двумя годами ранее, до последнего вздоха борясь с налоговиками, оставив после себя в Великобритании всего лишь 261 тысячу фунтов стерлингов и проклиная «несправедливые налоги на наследство». Траст, живой и здоровый, продолжал выплаты членам семьи. Новый британский закон определял: если человек обладал «правом на получение» дохода (эта формулировка, по-видимому, охватывала и семью Вести), он подлежал налогообложению. Поначалу казалось, что Налоговое управление берет верх, однако налоговикам не удалось раздобыть оригиналы документов парижского траста. Последним известным семье Вести местонахождением этих документов была какая-то коробка, которую видели в Бордо незадолго до того, как в город вошли немцы. И все же налоговики продолжали добиваться успеха, отклоняя апелляции семьи одну за другой. Однако в заключительной схватке удача перешла на сторону семьи. До принятия закона о финансах Вести предстали перед высшим судом Великобритании; они сумели убедить судебных лордов, что не располагают индивидуальными правами управлять доходом, что у них есть только совместные права. И снова Вести благодаря этой уловке увернулись от налогов – в то время, когда молодые британцы отдавали свои жизни на полях сражений Второй мировой.

Подобная игра продолжалась еще несколько десятилетий. В последующих атаках Налоговое управление Великобритании добивалось каких-то мелких успехов, но Вести всякий раз совершенствовали свою защиту, и большая часть их богатства выскальзывала из налоговой сети. «Попытки схватиться с Вести из-за налогов, – сказал сотрудник Налогового управления, – напоминают потуги зажать в кулаке кусок рисового пудинга». Вскоре после очередной атаки налоговиков Sunday Times – в то время одна из самых уважаемых газет мира – провела в 1980 году свое расследование. Было установлено, что компания Dewhurst – принадлежавшая Вести сеть розничной торговли мясом – заплатила в 1978 году 10 фунтов стерлингов в качестве налога на прибыль, которая превысила 2,3 миллиона фунтов, то есть расплатилась по ставке, равной 0,0004 %. «Перед вами – обладающая невообразимым богатством династия, и на протяжении более чем 60 лет она платит совершенно ничтожные налоги, – писала газета. – Все эти годы представители семьи

Вести наслаждаются всеми возможными благами и удовольствиями, которые могут себе доставлять богатые люди в Англии. Они не внесли ничего, что хотя бы приближалось к справедливо причитающейся с них доли. Они не дали ни гроша на те ценности, благодаря которым их жизненные удовольствия стали возможными, – на защиту от врага в военное время, на борьбу с беспорядками и болезнями в мирное время».

Неприятно об этом вспоминать, но в подавляющем большинстве откликов, присланных читателями в ответ на эту статью, семье Вести выражалась полная поддержка. «Всяческой им удачи», – обронил лорд Торникрофт, один из столпов Консервативной партии Великобритании. А Эдмунд Вести, внук лорда Эдмунда Вести, цинично бросил: «Посмотрим в лицо фактам: никто не платит налогов больше, чем его вынуждают. Мы все уклоняемся от налогов, не так ли?»

.

Лазейка, созданная парижским трастом, была закрыта в 1991 году, но у богатых британцев еще остается множество возможностей уклоняться от налогов законным образом

. Когда наконец, в результате возмущения общественности, в 1993 году подоходный налог начала платить королева, последний лорд Вести улыбнулся и сказал: «Итак, я остался один».

Как вскоре увидим, все совсем не так. Последний лорд Вести оказался вовсе не одинок.

Глава 3

За щитом нейтралитета

Швейцария – древняя секретная юрисдикция Европы

В четыре часа десять минут 26 октября 1932 года наряд парижских полицейских начал обыск в изысканном доме на Елисейских полях, где размещался скромный парижский офис швейцарского Basler Handelsbank

Некий высокопоставленный сотрудник банка представил в полицию список тысячи трехсот клиентов банка, уклонявшихся от налогов. Вскоре полицейские убедились, что поступившая информация подтверждается. В приемной они задержали нескольких человек, в карманах у которых обнаружилось в общей сложности более 200 тысяч франков наличными. По ходу расследования список подозреваемых вырос до двух тысяч имен, среди которых были богатейшие и известнейшие люди Франции.

Через две недели после обыска список оказался в руках депутата-социалиста Фабьена Альбертина. В парламенте разгорелись горячие дебаты, в ходе которых депутаты все яростнее требовали назвать имена клиентов банка. И Альбертин, раздразнив коллег некоторыми подробностями, устроил настоящий политический стриптиз: два епископа, дюжина генералов, начальник финансового управления французской армии, трое сенаторов, несколько бывших министров, ведущие промышленники, в том числе представители семьи Пежо, придерживавшийся правых взглядов владелец газеты Le Figaro, и его конкурент – владелец газеты Le Matin. Обнаружилось, что замешаны еще пять швейцарских банков. По оценке Альбертина, Франция ежегодно теряла поистине ошеломляющую сумму по тем временам – 4 миллиарда франков

. Один коммунист в парламенте сопоставил снисходительное отношение правосудия к богачам, уклоняющимся от налогов, с отношением к мелкому торговцу, которого за обман системы социального обеспечения на три года отправляют в тюрьму.

Уже в 1920-е годы, когда братья Вести упражнялись в ловкости при уходе от налогов, швейцарские банкиры вовсю рекламировали собственные гарантии «абсолютной банковской тайны». Делали они это с такой наглой назойливостью, что министр иностранных дел Швейцарии призвал их к большей сдержанности в рекламе. Правительства европейских стран были
Страница 22 из 35

обеспокоены не только своими налоговыми поступлениями, но и бегством немецкого капитала в Швейцарию, что подрывало возможности выплат репараций, возложенных на Германию Версальским договором после Первой мировой войны. Федеральный совет Швейцарии заявил в 1924 году, что «принял решение жестко отвергать… любые меры, направленные на борьбу с этим бегством капитала»

.

Но скандал, разразившийся во Франции, отличался от прежних. В разгар Великой депрессии во Франции готовили бюджет строгой экономии и в обществе господствовали негативные настроения. Всем тридцати восьми следователям Парижа было предписано возбудить судебные дела против людей, имена которых попали в список клиентов швейцарского банка, а министр финансов Франции пообещал бороться с уклонением от налогов «всеми имеющимися у правительства способами и средствами»

. Швейцария отвергла запросы Франции о сотрудничестве. «Предоставление французским агентам юридического сотрудничества ни в коей мере не соответствовало бы нашим интересам. Это могло бы оказать крайне неблагоприятное воздействие на весьма значительный бизнес, который обеспечивают нашим банкам иностранные депозиты», – отмечалось в одном из конфиденциальных правительственных документов

. Но когда французские власти заключили в тюрьму двух должностных лиц Basler Handelsbank за отказ от сотрудничества, Швейцария и ее банкиры нанесли ответный удар.

В первую очередь была организована кампания в швейцарских газетах, и на Францию обрушился шквал острой критики по поводу жесткой тактики ее полиции. Авторы статей игнорировали проблему уклонения от налогов в условиях строгой экономии и представляли Швейцарию жертвой правительств крупных стран, прибегающих к запугиванию. Как утверждали швейцарские газеты, развернуто «ОТВРАТИТЕЛЬНОЕ НАСТУПЛЕНИЕ НА ШВЕЙЦАРИЮ» и начат «НАСТОЯЩИЙ ПОХОД НЕНАВИСТИ». Заголовки тех давних статей оказались предвестниками современных: в наши дни швейцарские газеты практически дословно повторили свои обвинения, когда власти США поймали сотрудников банка UBS на очевидном оказании помощи богатым американцам в уклонении от налогов.

Принято считать, что Швейцария ввела режим банковской тайны, чтобы защитить деньги немецких евреев от нацистов

Все, происходившее далее, является для нас крайне важным. Сегодня распространена версия, будто Швейцария ввела режим банковской тайны, дабы защитить деньги немецких евреев от нацистов. Этот миф восходит к одному из документов, опубликованных в 1966 году в бюллетене банка Schweizerische Kreditanstalt (ныне банк называется Credit Suisse)

. С тех пор швейцарские банкиры используют его с максимальным эффектом. Американские представители, которые в то время вели переговоры со Швейцарией о новом налоговом соглашении, предъявили официальную претензию, что им слишком часто приходится выслушивать лекции о банковской тайне, якобы введенной ради защиты еврейских денег. Именно эта история получила официальное одобрение правительства Швейцарии, что и было зафиксировано в марте 1970 года в докладе Федерального совета

. Эта же версия поддержана в сенсационной публикации бывшего редактора одной женевской газеты; в книге изложен миф об агентах гестапо, проникших в Швейцарию, чтобы разузнать банковские реквизиты принадлежавших евреям счетов

. Проблема ситуации заключается в том, что вся эта история – сплошная ложь. Во время Великой депрессии в Швейцарии возникло протестное движение фермеров и рабочих, в 1931 году громко потребовавших усилить контроль над деятельностью банков. Возникла опасность проверки федеральными органами дотоле строго закрытой финансовой сферы, а значит – реальная угроза утечки банковских секретов. В ответ швейцарские банкиры не только настоятельно, но даже свирепо потребовали принятия нового закона, который приравнял бы нарушение банковской тайны к уголовному преступлению. Весьма влиятельная правая ежедневная газета Neue Zurcher Zeitung развернула в августе 1931 года кампанию острой критики государственного надзора за банками; а в феврале 1932 года ведущие банкиры представили правительству законопроект, в одной статье которого нарушение банковской тайны считалось преступлением. Однако настоящую активность правительство начало проявлять только после скандала, разразившегося в октябре 1932 года во Франции. В Швейцарии было разработано новое законодательство о банках, официальный проект которого подготовили в феврале 1933 года – за восемнадцать дней до прихода Гитлера к власти, то есть задолго до того, как он консолидировал власть и сумел установить полный контроль над всеми разведывательными службами Германии. В законе, окончательно принятом в 1934 году, формулировка статьи об обязательстве банка о неразглашении дел клиентов практически не подверглась никаким изменениям. Впервые именно в Швейцарии разглашение банковской тайны стало уголовным преступлением, караемым штрафом и тюремным заключением

. В Германии смертная казнь за владение незадекларированными в Третьем рейхе счетами в заграничных банках была введена только в 1936 году. Даже в ассоциации швейцарских банков не располагают документальными свидетельствами той деятельности, которую якобы вели проникшие в Швейцарию агенты гестапо с целью сбора информации о деньгах немецких евреев.

Хотя сюжет о банковской тайне, возникшей из-за участия швейцарских банкиров в судьбе немецких евреев, оказался мифическим, многие считают его историческим фактом. Эта история, писал финансовый журналист Николас Фейс, «…снабдила сплачивающей идеей швейцарцев, вечно находящихся под прицелом критики; она вложила им в руки знамя нравственности, которым так удобно прикрываться, если вас обвиняют в укрывательстве преступников всех подданств и национальностей». Историю о защите еврейских денег неоднократно использовали, когда в 2008 году американское правительство начало расследование деятельности в США швейцарского банка UBS, помогавшего богатым американским клиентам уходить от налогов. «Швейцарские законы о банковской тайне, – отмечала в 2009 году газета Financial Times, – были приняты в 1934 году отчасти для защиты от нацистов немецких евреев и профсоюзных деятелей».

Сохранение секретности в Швейцарии имеет очень древние и глубокие корни. «Надо полагать, Швейцария является старейшей и самой мощной налоговой гаванью, – объясняет Себастьен Жийо, профессор истории экономики университета Лозанны. – Каймановы и Багамские острова – всего лишь отростки Лондона, не обладающие настоящей автономией. Другое дело Швейцария – она не просто сейф для богатых американцев. Швейцария стала налоговой гаванью в силу мощных вековых традиций, существующих уже семь столетий и связанных с политикой тридцати или сорока семей. Если вы принадлежите к одному из этих кланов, у вас в руках весь мир. Причем их влияние не зависит от финансового состояния»

.

У швейцарцев есть собственный миф об основании их страны – столь же для них значимый, как и «бостонское чаепитие» для американцев. Это сказание XIV века о Вильгельме Телле. Любой школьник знает, что Телль нанес оскорбление императорскому сборщику налогов и в наказание должен был сбить стрелой яблоко,
Страница 23 из 35

поставленное на голову собственного сына. Легенда об отважном горце-лучнике, не признававшем власти австрийского императора, отображает идеальный образ Швейцарии, сложившийся у самих швейцарцев, – образ гордой высокогорной страны. Этот образ прекрасно соответствует такому исконно швейцарскому понятию, как Sonderfall, – представлению о том, что Швейцария занимает в мире более чем особое, более чем высокое место

.

Исторически швейцарцы веками организовывались в большие общины горцев, полагающихся только на собственные силы, что делало невозможным установление в стране власти иноземных захватчиков. Как страна Швейцария была создана из отдельных, самостоятельных, слабо связанных между собой административных единиц, разъединенных глубокими горными ущельями. В стране насчитывается четыре языковые группы. Германоговорящее большинство проживает на территории вокруг Цюриха, на востоке и в центре страны. Франкоговорящее меньшинство сосредоточено вокруг Женевы на западе страны. Еще меньшую группу составляет италоговорящее население, компактно проживающее вокруг Лугано на юге страны. Совсем маленькую ретороманскую группу представляют швейцарцы, населяющие одну долину на юго-востоке и говорящие на архаическом романшском языке. Однако надо понимать, что подобное лингвистическое членение Швейцарии очень приблизительно: прежде всего оно не совпадает с этническо-административными границами между кантонами и общинами; далеко не всегда соответствует конфессиональным различиям, существующим между протестантами и католиками; и совсем не отражает идеологических разногласий.

Обычно из-за такого этнического, языкового и культурного многообразия возникают сложнейшие проблемы, но швейцарцы научились их обходить. Во-первых, при помощи специфической внешней политики – они сохраняют нейтралитет во всех внешних конфликтах. Например, присоединение к Франции или Германии во время войн между этими странами могло столкнуть франкоязычное население с германоязычным и привести к гражданской войне. В Швейцарии традиции нейтралитета очень давние, но формально они были признаны только в 1815 году на Венском конгрессе, когда европейские державы гарантировали ей «вечный нейтралитет». Во-вторых, для преодоления внутренних разногласий швейцарцы используют продуманную политическую систему предельной децентрализации власти. При всей сложности и даже запутанности своих государственных структур, Швейцария является страной прямой демократии, а ее территориально-административные единицы обладают большими полномочиями. Все конституционные вопросы решаются исключительно при помощи референдумов – их проводят так часто, что швейцарскому правительству всегда удается опережать на шаг назревающее в обществе недовольство. Швейцарцы, как объясняет историк из Кембриджа Джонатан Стейнберг, «верят, что всегда можно прибегнуть к политическому компромиссу и всегда найдется тот или иной конституционный механизм, который позволит преодолеть любую трудность». Швейцария представляет собой «веками складывавшуюся территориальную общность, которой удалось избежать централизации, столь характерной для новой истории. Этот осколок Священной Римской империи сумел пережить и взлет и падение современного централизованного государства»

.

Из-за крайне децентрализованной структуры национальное правительство получает лишь около трети собираемых в стране налогов, остальное делится примерно поровну между 26 кантонами и приблизительно 2750 коммунами. Подобная ситуация способствует конкуренции между кантонами в снижении ставок налогов, что в свою очередь благоприятствует активизации внутренней офшорной политики: постоянное снижение налогов наряду с банковской тайной сегодня привлекает в страну ряд крупнейших корпораций мира. Уютный маленький кантон Цуг в условиях чрезвычайной секретности гостеприимно принял 27 тысяч корпораций – по одной на каждого четвертого жителя. В их числе такие сырьевые гиганты, как Glencore и Xstrata, и компания, ведущая строительство трубопровода, по которому в Европу будет поступать значительная часть российского газа. Кантон Цуг стал убежищем беглого финансиста Марка Рича (в 2001-м президент Клинтон помиловал его, что вызвало неоднозначную реакцию общественности) и приютом для многих знаменитостей, например бывшей звезды тенниса немца Бориса Беккера. Гигантские многонациональные корпорации неизмеримо превосходят кантоны по экономической мощи, что дает им огромные возможности оказывать влияние на местных законодателей. Компания Tyco Electronics Ltd, договорившись об особой ставке налогообложения, поменяла место регистрации с Бермудских островов на кантон Шаффхаузен; высокопоставленное должностное лицо компании объясняет: «Этот кантон так мал, что у вас есть любой доступ к его властям»

.

В государственной системе Швейцарии есть еще один механизм, благодаря которому финансовый капитал чувствует себя очень уверенно. Швейцарская политика основана на принципе согласия – сами швейцарцы обозначают его словом concordance. На практике это означает соглашение всех политических фракций, достигнутое в ходе переговоров. Правительством страны является Федеральный совет – коллективный орган, состоящий из семи человек, как правило, представителей разных партий. Однако члены Федерального совета всегда должны отстаивать только коллективную волю, ставя ее превыше партийных интересов. Любопытно отметить, что пикировка между правящими и оппозиционными кругами – столь обычная для демократических стран и играющая такими яркими красками на полотне их политической жизни – в Швейцарии обычно имеет приглушенные оттенки. В этой стране политикам не позволяют доводить свои разногласия до серьезного обострения. И хотя социалистическая партия издавна выступает против банковской тайны, партийные лидеры, члены Федерального совета, должны не только поддерживать официальный курс, но и следовать ему.

В своих публичных выступлениях они вынуждены прибегать к довольно уклончивым оборотам, вроде «да… действительно… но…», и это весьма ослабляет оппозицию. Правда, в последние годы принцип согласия несколько нарушается из-за шумной правой Швейцарской народной партии, выступающей против иммиграции, но при этом энергично отстаивающей банковскую тайну.

Из всего сказанного понятно, что представители финансового капитала могут не опасаться: швейцарцы не станут раскачивать лодку. Более того, система политической власти создает еще один уровень надежности. Швейцарские коммуны, возникшие из объединений свободных крестьян и городских жителей, обладают, как объясняет Стейнберг, «той любопытной устойчивостью, которая есть у куклы-неваляшки – сколько бы ребенок ни наклонял ее, она всегда принимает вертикальное положение. Центр тяжести в коммунах всегда находится внизу, поэтому социально-политический строй страны всегда находится в состоянии устойчивого равновесия». Кроме того, Швейцария, из-за горного рельефа, дробящего ее экономическую структуру, никогда не отличалась сильным рабочим движением. Например, ткацкие предприятия располагались по берегам горных рек, энергия которых приводила в
Страница 24 из 35

движение машины, а это означало, что текстильная промышленность состояла из множества разрозненных мелких фабрик. Рассеивание рабочей силы затрудняло становление рабочего класса, обладающего самосознанием и готовностью с боем отстаивать свои права

. И указанные выше особенности, и способность системы нейтрализовывать возможные конфликты помогают объяснить, почему швейцарское общество, в отличие от остальных развитых стран, продолжает мириться с одним из самых неравных распределений богатства. Никакая народная революция в обозримом будущем Швейцарии не грозит. А это как раз то, что приходится по вкусу финансистам всего мира.

Представители финансового капитала могут не опасаться: швейцарцы не станут раскачивать лодку

В Швейцарии веками умели хранить финансовые тайны. Короли Франции высоко ценили благоразумное молчание женевских банкиров. Если обнаружилось бы, что короли-католики берут взаймы у протестантов-еретиков, это стало бы катастрофой для французской короны. Великий совет кантона Женева в 1713 году (в те времена Женева была независимым городом-государством) постановил, что банкирам «запрещается разглашать такую информацию кому-либо, за исключением самого клиента или случаев, когда на разглашение такой информации дано явно выраженное согласие

Городского совета». Но истинный расцвет банковская секретность обрела в XIX веке, когда швейцарская элита стала мечтать об империи.

В период с 1860 по 1870 год ряд мелких государств, находившихся к югу от Швейцарии, вошли в состав объединенной Италии. Нечто похожее произошло и к северу от Швейцарии, где в 1871 году появилась единая Германия. В это же время европейские державы боролись за заморские колонии. За стремительным расширением Британской империи последовала колониальная экспансия Франции, Германии, Бельгии, Нидерландов и Италии. Но у Швейцарии не было выхода к морю, поэтому о создании собственной колониальной империи не могло быть и речи. Швейцарская промышленная и банковская элита разрабатывала планы либо с помощью армии захватить выход к морю, либо в результате переговоров получить доступ к порту города Генуи. Был даже план приобретения Мадагаскара у Франции. Себастьен Жийо пишет:

Итак, вы – швейцарская буржуазия, и у вас есть проблема.

У большинства конкурировавших со Швейцарией крупных буржуазных стран, особенно у Германии [и Франции], довольно быстро появились огромные армии; в процессе колониальной и империалистической гонки буржуазия начала делить мир. Швейцария оказалась окруженной именно такими державами, у которых было все: и колониальные империи, и доступ к сырью, и военно-морской флот, и торговля, и многое другое. А что было у Швейцарии? Что оставалось делать швейцарцам? Этим гордым швейцарским буржуа с многовековой историей? У них ведь не могло быть империи.

И тогда швейцарская буржуазия начала готовить принципиально иной путь, к этому времени уже наполовину сформировавшийся: она все поставила на свою политику нейтралитета. Вы третья сторона, соблюдающая принцип невмешательства во время чужих войн, – на этом можно делать огромные деньги. Вы вольны по-прежнему иметь деловые отношения с каждой из воюющих держав, вы пользующийся доверием и никому не угрожающий посредник. Из этого положения можно извлекать большую прибыль. «Если какой-нибудь немец хотел заниматься коммерцией во Франции (или наоборот), – пишет Жийо, – он делал это через Швейцарию, которая обеспечивала маскировку и предоставляла скрытые компании для завершения сделок. Таким образом коммерсанты защищали не только свои грузы, но и покупали собственное спокойствие: они могли перевозить в Швейцарию семьи и не опасаться за жизнь жен и детей». Однако не только это способствовало притоку капитала в Швейцарию. По мере того как враждующие страны погружались в экономический хаос, естественно, деньги устремлялись в мирные нейтральные страны, валюты которых оставались сильными и даже укреплялись вследствие притока иностранного капитала.

Швейцарцы уже обнаружили все преимущества невмешательства: во время Тридцатилетней войны (1618–1648) – одной из самых опустошительных войн в истории Европы – торговля шла как никогда успешно, а уровень жизни в их стране никогда не был так высок. По словам Джонатана Стейнберга, именно тогда «швейцарцы начали связывать нейтралитет с прибылью, добродетелью и здравым смыслом»

. Банкиры кантонов, которые потом образовали современную Швейцарию, в XVIII веке проявляли высокую активность по всей Европе. Его императорское величество в Вене, короли Франции и Англии, мелкие германские князья и главы французских муниципалитетов – все были в долгу у швейцарских банкиров. «От Банка Англии до Ост-Индской компании не существовало практически ни одного инструмента коллективного капиталовложения, к которому не были бы причастны власти швейцарских кантонов», – писал швейцарский историк Жюль Ландсманн

.

Швейцарские прибыли многократно возросли во время Франко-прусской войны (1870–1871)

. Жийо пишет: «Именно так и задумала швейцарская буржуазия: “В этом – наше будущее; мы будем играть на противоречиях между европейскими державами; нейтралитет станет нашем щитом, а промышленность и финансы – нашим оружием”». Еще больше прибыли принесла Первая мировая война, и элита швейцарской буржуазии начала мечтать о своей стране как о великом мировом центре финансового капитала. Кроме того, большую роль сыграл еще один фактор: европейские страны, чтобы оплачивать свои военные расходы, начали повышать налоги. Например, подоходный налог во Франции ввели только в 1914 году, а к 1925-му его предельная ставка уже составляла 90 %

. По мере роста налогов богатые граждане стали искать возможность избежать налогообложения – и их выбор пал на старую добрую Швейцарию с ее нейтралитетом. Но даже Первая мировая так не обогатила швейцарскую буржуазию, как приход к власти Адольфа Гитлера.

В один прекрасный день в октябре 1966 года комитету сената США, расследовавшему деятельность швейцарских банков во время Холокоста, дала показания маленькая морщинистая женщина по имени Эстель Сапир. В последний раз она видела своего отца через колючую проволоку лагеря на юге Франции, вскоре его отправили на смерть в один из концентрационных лагерей в Польше. Но перед смертью отец успел подробно объяснить, где помещены его активы. После войны Эстель посетила несколько английских и французских банков, и их сотрудники без всякой суеты или недовольства, по ее просьбе, проверили счета и сняли с них деньги. Затем Эстель рассказала сенаторам, что случилось, когда она отправилась в Швейцарию с найденным в бумагах отца бланком о размещении депозита. Расписка была датирована 1938 годом, банк назывался Credit Suisse.

Ко мне вышел молодой человек и спросил: «Покажите мне свидетельство о смерти вашего отца». Я ответила ему: «Откуда у меня такое свидетельство? За ним мне надо было бы обращаться к Гиммлеру, Гитлеру, Эйхману и Менгеле». Я расплакалась. Выбежала из банка на улицу. В тот же день я вернулась в банк, но так и не смогла успокоиться. Никогда больше я в Швейцарию не возвращалась. Никогда не возвращалась. Никогда.

Эстель Сапир обращалась во многие
Страница 25 из 35

отделения банка в других странах мира с 1946 по 1957 год, и двадцать раз Credit Suisse отклонял ее просьбы о возврате ей отцовских денег.

Для многих швейцарцев Вторая мировая война была временем сопротивления и героизма – и это придавало особое значение «швейцарской исключительности». Зажатая между фашистской Италией с юга и гитлеровской Германией с севера, отважная маленькая Швейцария оставалась свободной, но одинокой. Генерал Анри Гизан, командующий швейцарской армией, 25 июля 1940 года мобилизовал весь офицерский корпус и дал обещание защищать страну. Гизан отдал приказ о стратегической передислокации: армия снималась с обороны границ страны и перебрасывалась в район хребтов и горных массивов Альп. Гитлеровские войска могли захватить Цюрих, Женеву или Люцерн, лежавшие в низинах, но им пришлось бы изрядно помучиться при попытке овладеть самой лучшей из укрепленных позиций, какие были у Швейцарии в ее неприступных горах. Швейцария, говорил Гизан, будет сражаться до конца. И это был звездный час швейцарской армии. Но за геройской историей кроется другая, менее благородная. Первая часть ее имеет отношение к швейцарским банкам. Но обнаруживается и нечто другое, менее известное.

У Швейцарии издавна была конституционная обязанность предоставлять убежище политическим беженцам. И вдруг в апреле 1933 года, всего через несколько недель после прихода Гитлера к власти, принимается новый закон, на основании которого евреи автоматически лишались права на предоставление убежища, поскольку фактически они являются не политическими беженцами, а людьми, бежавшими по причинам расового преследования. «Мы должны защищаться со всей силой и, если необходимо, безжалостно отказывать в иммиграции евреям-иностранцам, особенно с востока», – сказал Генрих Ротмунд, начальник федеральной полиции Швейцарии. Ротмунд даже потребовал от Германии в 1938 году, чтобы в гестапо ставили в паспортах евреев штамп с большой красной буквой «J»[12 - Jude (нем.) – еврей. – Примеч. пер.], дабы облегчить процесс их распознавания на пропускных пунктах

. Ради справедливости надо заметить, что это было не желанием швейцарского народа, а решением руководителей страны. Напротив, рядовые швейцарцы радушно принимали иммигрантов-евреев и вставали на их защиту, громко протестуя против жестокого обращения с беженцами.

Согласно многим свидетельствам, большинство граждан Швейцарии показали себя противниками нацизма

.

С началом войны в 1939 году Швейцария ужесточила ограничения на въезд; более того – из страны были насильственно высланы многие евреи, которые, спасаясь от нацистов, сумели пробраться в Швейцарию горными дорогами. Швейцарских евреев власти обязали платить за каждого нового еврейского беженца и заботиться о всех вновь прибывших. «Перед тем как предоставить право искать убежище на территории Швейцарской Конфедерации, беженцев подвергают строгим допросам, – сообщала одна швейцарская газета. – Люди с большим состоянием пользуются правом убежища без допросов»

. Как объясняли швейцарские чиновники, «политика невмешательства» означает только военный нейтралитет. А по словам президента Швейцарской Конфедерации, экономический нейтралитет – «неизвестный юриспруденции термин». Наконец, в 1942 году Швейцария фактически закрыла свои границы для искавших спасения евреев

. Том Бауэр, автор книги «Blood Money: the Swiss, the Nazis, and the Looted Billions» («Кровавые деньги: швейцарцы, нацисты и украденные миллиарды») пишет, что евреи, попавшие в Швейцарию легально, были «теми немногочисленными счастливцами, которые сотрудничали со швейцарцами, позволяя им наживаться на своем несчастье». Например, один немецкий еврей-бизнесмен получил гарантированную визу на въезд в Швейцарию, когда продал за одну марку свою обувную фабрику в Берлине швейцарской компании.

Еще в начале войны крупные немецкие корпорации и очень состоятельные частные лица стали накапливать средства в Швейцарии, чтобы в случае возможного поражения Германии создать новый, Четвертый рейх

. Министерство экономики Германии в сентябре 1939 года создало особый отдел контроля над валютным обменом – по сути для сокрытия немецкой собственности за рубежом, особо пристальное внимание уделялось, конечно, Швейцарии. Ведущие немецкие корпорации, прежде всего производители вооружений и химический гигант IG Farben, поставлявший отравляющий газ в нацистские лагеря смерти, наняли швейцарцев в попечители и управляющие для организации тайной юридической структуры собственности

. Швейцарские агенты Германа Геринга, Йозефа Геббельса, Йоахима фон Риббентропа и самого Гитлера помогали хранить множество ценностей, золото и произведения искусства из разграбленных нацистами европейских галерей и частных коллекций. В записке, подготовленной Государственным департаментом США на основе захваченных немецких документов, в общих чертах описаны схемы, хорошо знакомые современным специалистам по офшорам: фальшивые счета-фактуры, подставные компании, тайные хранения, отложенные платежи по фальшивым контрактам и тому подобное. Высокопоставленный бернский банкир признался одному британскому дипломату в 1941 году, что «во всех странах нацистского блока каждый крупный член правящих группировок имеет средства в Швейцарии»

. Гитлер так и не вторгся в Швейцарию; по одной версии, принадлежавшей высокопоставленному нацистскому чиновнику, потому, что эта страна представляла для него слишком «неудобоваримый кусок»

; по другой, по словам одного бернского юриста, – Швейцария и крохотный соседний Лихтенштейн, служили ему «сейфами»

.

Как современные налоговые гавани с радостью принимают коррупционные деньги, валом валящие к ним из развивающихся стран, так и Швейцария, видимо, прямо и активно покровительствовала созданной нацистами коррупционной системе. Гитлеровская Германия исчерпала свой золотой запас и валютные резервы уже в 1941 году, и правительство Швейцарии предложило Германии кредит в размере 850 миллионов швейцарских франков, а швейцарские промышленники поставляли нацистам вооружение и аппаратуру. По заключению Независимой комиссии экспертов, «. военную экономику Германии субсидировала Швейцария», а ее собственные химические, машиностроительные, часовые заводы, предприятия высокоточных измерительных приборов переживали «подлинный бум»

.

Союзники по антигитлеровской коалиции потребовали у правительства Швейцарии ограничения торговли с Германией. Швейцарские чиновники очень «огорчились» из-за «необоснованных» претензий и откровенно отчитали послов союзных государств. Более того, швейцарцы потребовали права вести торговлю с Японией

. По словам американского консула в Базеле, швейцарские банкиры превратились в «фашистских финансовых агентов». Когда осенью 1942 года сотрудники швейцарского Красного Креста получили прямые и неопровержимые свидетельства геноцида и стали подумывать о заявлении протеста, правительство Швейцарии приказало им замолчать

. Министр иностранных дел Великобритании Энтони Иден в том же году вызвал посла Швейцарии в Лондоне, чтобы заявить ему протест против переговоров о заключении нового торгового соглашения между Швейцарией и Германией;
Страница 26 из 35

и только постепенно до сознания министра стало доходить, что швейцарский посол просто не понимает, что нацизм – это зло, которое подлежит уничтожению

. В октябре 1942 года Швейцария предоставила Германии еще один крупный кредит для закупки вооружений. А в декабре того же года консервативная газета Neuer Zurcher Zeitung написала: «Еврейский вопрос обернулся массовым убийством евреев».

После высадки союзников в Нормандии в 1944 году агенты союзных разведок отмечали резкое увеличение ввоза в Швейцарию трофейного имущества, сопровождавшееся стремительным увеличением золотых резервов других стран, официально соблюдавших нейтралитет, – Испании, Турции и Швеции. Разведчики также наблюдали оживление грузопотока из Испании в Латинскую Америку, предположительно, вызванное транспортировкой нацистских сокровищ. Союзники подготовили операцию под кодовым названием «Надежное убежище» с целью отследить немецкую собственность и принудить нейтральные страны к отказу от укрывательства нацистских трофеев. От этих стран требовали «незамедлительно принять меры» и не принимать, не хранить, не передавать и не скрывать преступные сокровища

.

В сентябре 1944 года, по мере продвижения союзных войск к границам Швейцарии, ассоциация швейцарских банков пообещала прекратить сотрудничество с немцами, но только на основе саморегулирования – без контроля извне. Казалось, англичане удовлетворены, чего нельзя было сказать об американцах. Швейцарские банкиры держались твердо. США усиливали давление, тогда как Великобритания не проявляла никакого рвения. Разумеется, отслеживать нацистские трофеи было нелегко: после месяцев расследования английский торговый атташе в Берне Уильям Салливан сообщал, что все усилия наталкивались на «непроницаемость, характерную для рэкета»

. Впрочем, позицию Великобритании нельзя было даже назвать вялой. «В Швейцарии, – писал Э. Г. Блисс, чиновник британского министерства экономической войны, – маскировка деятельности немцев не является ни преступной, ни предосудительной». Нейтральные страны, утверждал Блисс, не обязаны выдавать немецкие активы, если не доказано, что они похищены. «Мы полагаем, что нейтральные государства могут использовать немецкие деньги для погашения собственных претензий к Германии»

. Подобная позиция ошеломляла американцев.

Министр финансов США Генри Моргентау обнаружил, что его попытки отследить спрятанные в Швейцарии нацистские трофеи встречают сопротивление со стороны сотрудников Государственного департамента его родной страны. Том Бауэр писал в своей книге: «Моргентау подозревал, что не следует недооценивать влияние Лондона»

. Агенты американской и британской разведок препирались по поводу банка Johann Wehrli, который, как было известно союзникам, служил каналом перевода нацистских активов в Латинскую Америку. Великобритания противилась попыткам США внести этот банк в черный список, американцы подозревали, что банк находился под защитой капитана Макса Бинни, зятя Верли и почетного британского консула в Лугано

, однако Великобритания противилась попыткам США внести этот банк в черный список. Премьер-министр Уинстон Черчилль в речи, произнесенной в декабре 1944 года, с похвалой отозвался о Швейцарии, которая «имела величайшее право на награду» как «демократическое государство, отстаивающее свободу и в своих горах, и в своих помыслах, несмотря на давление, оказываемое в основном с нашей стороны»

. Возможно, эти слова и были справедливы по отношению к большинству швейцарцев, но совершенно неоправданны в отношении швейцарских правителей и банкиров.

К февралю 1945 года победа союзников уже стала неизбежной, и Швейцария пошла на новые уступки, пообещав заморозить немецкую собственность и вернуть нацистские трофеи их настоящим владельцам. Однако юристы союзников вскоре выяснили, что в процессе очень неспешного выполнения своих обязательств швейцарские власти возводят все новые преграды, придумывая многочисленные уловки и лазейки. Один из юристов описал ситуацию, происходившую тогда в Швейцарии, как «сигнал, подаваемый немцам, прятать богатства, чтобы избежать наказания». Давление союзников усиливалось, и тогда Швейцария поставила Великобританию перед сложным вопросом: изменение швейцарских законов и открытие банков для поиска не имеющих наследников активов могло означать разрешение на проверку британских счетов в швейцарских банках. Даже намек на такую возможность, отмечает Бауэр, «в министерстве финансов Великобритании назвали “мощной взрывчаткой”, обращение с которой требует “величайшей осторожности”». Высокопоставленный британский чиновник предупредил, что вмешательство в швейцарские банковские тайны «возымеет следующий эффект: британские банки будут вынуждены в некоторых случаях раскрыть имена собственников номерных счетов». Эдди Плейфер, занимавший высокую должность в министерстве финансов Великобритании, заявил, что Британии «не следует с этим торопиться. мы не хотим, чтобы нас вынуждали раскрывать наши банковские секреты». Британскому юристу Динглу Футу срочной телеграммой из Лондона сообщили: «Вы не должны (повторяем, не должны) предпринимать ничего такого, что привело бы к запросам о раскрытии информации британскими банками»

.

Швейцарцы все-таки подписали всеобъемлющее соглашение с союзниками о прекращении бизнеса с нацистами и замораживании их активов. Это произошло 8 марта 1945 года. Но Швейцария продолжала играть на два фронта. Через три недели швейцарские высокопоставленные официальные лица подписали с немецкими чиновниками секретное соглашение, по которому их страна обязалась принять еще три тонны трофейного золота – какую-то часть его составляли переплавленные зубные коронки и обручальные кольца, снятые с евреев и цыган в концентрационных лагерях

.

После капитуляции Германии в мае 1945-го начала разворачиваться длинная и запутанная история, вызванная гневом американцев, стремлением британцев спустить дело на тормозах, двурушничеством и запирательством швейцарцев.

Многие в Великобритании настаивали на более снисходительном отношении к швейцарским банкирам, оправдывая их поведение тем, что именно такая политика позволила Швейцарии сохранить нейтралитет во время войны. Поэтому и после войны позиция Великобритании оставалась неизменной. Британские дипломаты – эти «женоподобные слабаки», как их охарактеризовал Джеймс Манн, высокий чиновник из министерства финансов США, – продолжали противодействовать введению санкций против швейцарских банков. Манн полагал, что Великобритания нуждается в швейцарских займах, – и оказался прав. За неделю до того как в Вашингтоне должны были начаться переговоры между Швейцарией и западными союзниками, Швейцария предоставила Великобритании первый кредит. Посол Швейцарии в Лондоне заявил, что заем предоставили в целях «…обеспечить снисходительность британского правительства… если иметь в виду будущие переговоры с союзниками». Франция получила еще больший кредит; по признанию другого швейцарского чиновника, это было сделано, чтобы на тех же переговорах «не выводить французов из душевного равновесия».

Швейцарские банки не
Страница 27 из 35

передали никаких сведений о личностях своих иностранных клиентов, не являвшихся немцами. А процедурой выявления немецких активов занялась полугосударственная швейцарская контора, которая переложила большую часть своей работы на плечи самих банков

. Первый же аудит, проведенный ассоциацией швейцарских банков по ею собственной инициативе, выявил активы жертв нацизма, не имеющих наследников, на сумму всего лишь 482 тысячи франков. При другом аудите, проведенном под давлением еврейских организаций в 1956 году, банки сообщили о 86 счетах на общую сумму 862 тысячи франков. Американские евреи продолжали давить на Швейцарию вплоть до 1990-х годов, и очередной аудит, выполненный швейцарцами в 1995 году, выявил еще 775 счетов, принадлежавших иностранцам. Общая сумма, хранившаяся на этих счетах, составляла 38,7 миллиона франков. В мае 1996 года Швейцария согласилась на проведение независимого расследования с правом изучения банковских документов. Комиссию возглавил Пол Волкер, бывший председатель Федеральной резервной системы США [далее везде ФРС]. Кроме того, парламент Швейцарии согласился провести собственное расследование. К этому времени в судах США уже рассматривались несколько коллективных исков. Комиссия Волкера обнаружила еще 53 886 счетов, возможно, связанных с жертвами Холокоста

, и в августе 1998 года швейцарские банки согласились выплатить 1,25 миллиарда долларов в качестве урегулирования этих коллективных исков. Британские банковские тайны так никогда и не были раскрыты. Банк Credit Suisse, наконец, обнаружил счет отца Эстель Сапир и урегулировал дело, выплатив ей полмиллиона долларов.

Швейцария остается крупнейшим в мире хранилищем грязных денег. На офшорных счетах, принадлежащих нерезидентам Швейцарии, в 2009 году лежало около 2,1 триллиона долларов. Примерно половина этих денег принадлежала европейцам. До мирового финансового кризиса сумма составляла 3,1 триллиона долларов

. По оценкам, сделанным в 2009 году аналитиками швейцарской брокерской фирмы Helvea, эта сумма соответствует примерно 80 % тех денег, которые не были задекларированы европейскими владельцами в своих странах

. Если говорить об итальянцах, данный показатель достигает 99 %

.

Швейцария остается крупнейшим в мире хранилищем грязных денег

Швейцарский парламентарий и яростный противник банковской тайны Рудольф Штрам обращает внимание правительств тех стран, которые пытаются пресечь уклонение от налогов через Швейцарию, на один важный момент. Поскольку офшорная система имеет в стране крепкие традиции и за многие столетия пустила мощные корни в ее общественную и политическую жизнь, внутреннее сопротивление банковской тайне бесполезно. Однако давление извне, направленное непосредственно на правительство Швейцарии, обычно также не приносит результатов. Успешными оказываются только те внешние вмешательства, которые нацелены непосредственно на швейцарские банки. Только это вынуждает банкиров идти на перемены. Последний пример: когда правительство США пригрозило UBS самыми страшным последствиями, Швейцария подписала в 2010 году соглашение об обмене информацией, касающейся более четырех тысяч американцев, имеющих счета в этом банке. «Оказывать давление на швейцарское правительство бесполезно, – говорит Штрам. – Чтобы добиться перемен, нужно давить на банки»

.

В последнее время раздаются голоса, что эти изменения «распечатали банковскую тайну» (воспользуюсь формулировкой автора статьи, появившейся в 2010 году в журнале Time)

. Однако подобные заявления уводят от действительности: на самом деле Швейцария уступила совсем немного. Соглашение, которого добились США, – действительно прорыв, но оно предусматривает обмен информацией с другими странами, применяемый только при стандартах прозрачности, становящихся все более неадекватными. О них речь пойдет ниже. Последние изменения, внесенные в банковскую тайну, слишком скромны – и приносят пользу только гражданам кучки богатых стран. Как обычно, развивающиеся страны остаются за рамками соглашений[13 - С сентября 2011 года российская налоговая служба получила доступ к информации о банковских вкладах физических лиц в Щвейцарии. – Примеч. ред.].

Глава 4

Антитеза офшорам

Джон Мейнард Кейнс, или борьба с финансовым капиталом

Третий том жизнеописания Джона Мейнарда Кейнса – великого английского экономиста – увидел свет в 2002 году. Удивляет слишком оборонительная интонация, прозвучавшая в предисловии к этому американскому изданию. Предисловие написал Роберт Скидельски – английский экономист и известный биограф Кейнса. Скидельски возражал против обвинений, выдвинутых в его адрес другим известным экономистом Брэдфордом Делонгом, будто он, Скидельски, подпал под «влияние странной и даже зловещей секты британских консерваторов-империалистов»

. Версия, которую отстаивает Скидельски, вкратце такова: во время Второй мировой войны Великобритания на самом деле вела две войны. На фронтах первой – страна, возглавляемая Уинстоном Черчиллем, сражалась с нацистской Германией, на фронтах второй – с Америкой. «Вторую войну», проходившую между союзниками, возглавил Джон Мейнард Кейнс. Скидельски считает, что для США второй целью после основной – разгрома держав гитлеровской коалиции – являлось уничтожение Британской империи. «Черчилль сражался с нацистской Германией за сохранение Британии и ее имперских территорий; Кейнс бился с США за сохранение Британии как Великой державы. Войну с Германией Британия выиграла, но при этом истощила свои ресурсы до такой степени, что обрекла себя и на отказ от имперских амбиций, и на утрату великодержавного статуса»

.

Аргументация всех участников спора была довольно запутанной, и в этом нет ничего удивительного, ведь на переговорах в Бреттон-Вуде (1944) главный партнер Кейнса со стороны Соединенных Штатов почти наверняка передавал информацию Советскому Союзу – им был Гарри Декстер Уайт [14 - Гарри Декстер Уайт (1892–1948) – сын русских иммигрантов; американский экономист, глава американской делегации на Бреттон-Вудской конференции, вдохновитель Международного валютного фонда и Международного банка; был обвинен в шпионаже в пользу СССР на основании показаний советских агентов-перебежчиков. При жизни Уайта эти обвинения доказаны не были. – Примеч. пер.]. Однако версия, предложенная Скидельски, не оставляет сомнений: США и Великобритания тихо сцепились в титанической борьбе за финансовое господство. В конце концов два экономических конкурента достигли договоренности, правда, случилось это лишь спустя много лет после окончания войны. Такое станет возможным, как я покажу в следующей главе, благодаря созданию современной системы офшоров. В настоящей главе речь пойдет о мире, сложившемся сразу после войны, – о международной финансовой системе, спроектировать которую помог Кейнс. Она предусматривала, с одной стороны, тесное сотрудничество между национальными государствами, с другой – строгий контроль над их взаимными потоками капитала. В известном смысле, финансовая модель Кейнса – полная противоположность нынешней либеральной офшорной системы – при всех своих ошибках принесла огромный, поразительный
Страница 28 из 35

результат.

Кейнс имел довольно сложный характер – впрочем, это явление вполне обыкновенное для человека, сумевшего добраться до вершин мировой политики. Его жизни с лихвой хватило бы на двадцать человеческих судеб. Стареющий Альфред Маршалл, который был ведущим экономистом своего поколения, прочитав работу молодого Кейнса, сказал: «Истинно говорю вам, что нам, старикам, пора повеситься, если молодые люди способны излагать свои мысли так откровенно и преодолевать столь большие трудности с такой завидной легкостью». Кейнс впервые заставил громко заговорить о себе в 1920-м, когда появилась его книга «Экономические последствия Версальского мира» («The Economic Consequences of the Peace», 1920). С провидческим даром он предлагал ряд мер, которые могли бы радикально изменить послевоенный политический ландшафт. Кейнс возражал против наложения на Германию, проигравшую Первую мировую войну, огромных контрибуций, поскольку они могут окончательно развалить ее экономику, а заодно – разрушить всю Европу. Последствия подписанного мирного договора, предупреждал он, будут ужасны: «Этот мир возмутителен, невозможен и не в состоянии принести ничего, кроме новых несчастий»[15 - Из письма 1919 г. к матери; цит. по книге: Роберт Л. Хайлбронер. Философы от мира сего. Великие экономические мыслители. М., 2008, с. 329–330. – Примеч. пер.]. Кейнс оказался прав: именно новый передел и политический кавардак в послевоенной Европе и привели к власти Адольфа Гитлера, заложив фундамент Второй мировой войны.

Его жизни с лихвой хватило бы на двадцать человеческих судеб

Вскоре Кейнс занялся спекуляциями на международных валютных и товарных рынках. Его очень заинтересовал вопрос крайней нестабильности рыночных цен. Он отказался от использования растлевающей инсайдерской информации, хотя именно она стала двигателем финансового бума 1920-х годов. Кейнс действовал иначе: вооруженный поистине энциклопедическими знаниями о финансовых системах, прекрасно разбиравшийся в закоулках международной политики, проанализировавший все финансовые неврозы и предрассудки, с которыми ему приходилось иметь дело, он с головой нырнул в исследование балансовых отчетов разных фирм и их статистических показателей. На финансовые документы он мог тратить не более получаса в день и занимался ими по утрам, лежа в постели

. Об изучении статистических данных Кейнс писал, что «ничего, кроме секса, не может быть столь же захватывающим»

. Сначала благодаря своим исследованиям он нажил целое состояние; потом он, правда, почти все потерял. Но банкротство не прошли даром – Кейнс извлек хороший урок, испытав на себе, что такое иррациональное поведение рынка.

Годы спустя, одновременно с возведением здания своей экономической концепции, воплотившейся в знаменитой книге «Общая теория занятости, процента и денег» («General Theory of Employment, Interest and Money», 1936)[16 - См. издание на русском языке: Д. М. Кейнс. Общая теория занятости процента и денег. – М.: Прогресс, 1987. – Примеч. пер.] – ставшей за прошедшее столетие, пожалуй, самым мощным учебником по экономике – Кейнс построил в Кембридже за собственные деньги театр, а при нем открыл ресторан. Он собирал ресторанные счета и нераспроданные театральные билеты, сопоставлял доходы ресторана с посещаемостью театральных представлений, на основе этих данных вычерчивал кривые успеха и неудач – и благодаря такому невероятному анализу сумел добиться впечатляющего профессионального и коммерческого успеха. Его женой стала русская балерина. Чем только ни занимался Кейнс: он был весьма уважаемым искусствоведом, государственным чиновником, на голову превосходившим коллег, дипломатом, необычайно энергичным редактором экономических журналов. пишущим журналистом, чьи статьи оказывали мощное влияние на курсы валют. О его работе по теории вероятностей («Трактат о вероятности») эрудит и философ Бертран Рассел отозвался так: ее «невозможно хвалить сильнее, чем она того заслуживает», добавив, что интеллект Кейнса «… отличался такой ясностью и остротой, каких я более не встречал…». О своих беседах с Кейнсом Рассел писал, что, вступая с ним в спор, всегда чувствовал себя так, будто его «душа подвергается опасности»[17 - He took his life in his hands – прямая отсылка к библейской фразе «.он подвергал опасности душу свою» (Первая книга Царств, 19:5). – Примеч. пер.]. Идеи Кейнса оказались глубоко созвучными нашему времени. Прошло шестьдесят три года после его смерти, и лауреат Нобелевской премии экономист Пол Кругман в статье «Почему экономическая наука бессильна?», разбирая причины, по которым кризис застал экономистов врасплох, приходит к выводу, что «кейнсианство остается лучшей из имеющихся теорий о природе рецессий и депрессий» [18 - См.: Paul Krugman. How Did Economists Get It So Wrong? // The New York Times, 2009, September 2; цит по русскому интернет-изданию Slon.ru от 09.09.2009 (http://slon.ru/articles/130856/) – Примеч. пер.]. Кейнс был отличным экономистом и «никогда не переключал фары с дальнего света на ближний». В конце жизни Кейнс заметил, что сожалеет только об одном – о том, что слишком мало выпил шампанского.

Многие биографы, стремясь придать больше блеска личному и профессиональному наследию Кейнса, лакируют те стороны его жизни, которые, по их мнению, общество могло бы счесть неприглядными. В очень откровенном письме близкому другу Литтону Стрейчи он писал: «Я хотел бы управлять железной дорогой, создать трест или, по крайней мере, надувать почтенных инвесторов»[19 - Цит. по книге: Роберт Л. Хайлбронер. Философы от мира сего… с. 325. – Примеч. пер.]. Сэр Рой Харрод, один из биографов Кейнса, заменил фразу «надувать инвесторов» многоточием. Но никоим образом нельзя считать Кейнса мошенником, просто в нем было много озорства, безошибочного чутья и безусловной одаренности – всего, что так восхищало в нем Литтона Стрейчи и что доводило благочестивую викторианскую публику до шокового состояния. Эта пара – Кейнс и Стрейчи – с удовольствием предавалась пороку, который Скидельски назовет «модной для тех времен склонностью к привлекательным юношам и кощунственному поведению». Кейнс не мог не осознавать, что отчасти сам загнал себя в ловушку собственной, как он писал, «отталкивающей репутации». Но ему повезло. В эпоху, когда гомосексуальность сурово наказывалась (гомосексуалистов приговаривали к химической кастрации даже через много лет после смерти Кейнса), значительная часть его жизни прошла в весьма толерантной обстановке – академической и культурной среде Кембриджа, где, по словам самого Кейнса, «даже бабники прикидывались гомосексуалистами, чтобы не утратить собственной респектабельности»

.

Кейнс с юности принадлежал к избранному кругу английских интеллектуалов. Он был признанным авторитетом в элитарной группе Блумсбери, члены которой – по крайней мере до Первой мировой войны, привнесшей тяготы в жизнь многих, – называли себя авангардом британского искусства, философии, культуры и, по определению одного из членов кружка, бунтарями, «восставшими против викторианства». Однако Кейнс – этот нонконформист, выбравший путь атеизма, пацифизма и сексуальной раскрепощенности, – всегда принадлежал к британскому истеблишменту. В разное время он возглавлял Банк Англии, был казначеем Королевского
Страница 29 из 35

колледжа в Кембридже и членом правления в Итоне.

Довольно забавно (это отмечает и Роберт Хайлбронер), что именно Кейнс – плоть от плоти британской элиты, порой выказывающий все присущие ей предрассудки, и в первую очередь высокомерие и антидемократизм, – предложил рядовому человеку лекарство от нужды и безработицы. Лекарство Кейнс назначил в «Общей теории занятости.» – книге, появившейся уже на исходе Великой депрессии; в рецепте было прописано следующее: в случаях, когда у частного бизнеса исчезают стимулы вкладывать деньги, восполнить недостающее звено временно должно государство. «Казалось предельно логичным, – пишет Хайлбронер, – чтобы взявшийся изучить и нарушить это парадоксальное соседство дефицита производства и тщетно ищущих работу людей человек происходил из левой части политического спектра и активно сочувствовал пролетариату, иными словами, был зол на систему…»[20 - Там же, с. 321. – Примеч. пер.] Ничто не могло быть дальше от истины, чем эти логичные предположения.

После смерти Кейнса критики неоднократно пытались связать его идеи с социализмом или коммунизмом. Когда в 1947 году увидел свет первый вводный курс по его экономической теории, американские правые развернули кампанию, заставляя многие университеты отменять заказы на этот учебник. Один из идеологов американского консерватизма Уильям Ф. Бакли обрушился на тех, кто приобрел книгу, обвиняя их в пропаганде «порочных идей». Неприятие кейнсианства живо и по сей день, приведу недавний пример: противники Барака Обамы утверждают, что экономическая программа президента очень напоминает кейнсианские попытки с помощью финансируемых за счет дефицита бюджета общественных работ ограничить систему свободного предпринимательства и преобразовать традиционный капитализм по советскому образцу. Однако вопреки домыслам консерваторов Кейнс никогда не разделял социалистических взглядов и никогда не был сторонником Маркса и Энгельса. Он считал государственное вмешательство лишь временной мерой и всегда страстно верил, что свободные рынки и торговля – лучшие пути к процветанию: «Я стою на защите свободы частного суждения, частной инициативы и частного предпринимательства, эти свободы следует сохранять настолько широкими, насколько возможно». Кейнс пытался не губить, а спасать капитализм.

Когда у частного бизнеса исчезают стимулы вкладывать деньги, восполнить недостающее звено временно должно государство

Многие критики Кейнса, постоянно твердящие о его скандальных идеях и эпатирующем образе жизни, даже не осознают, что сами находятся под глубоким влиянием его учения. Действительно, американская экономика с конца 1940-х годов полагается на огромные дотации, которыми налогоплательщики дополняют частные инвестиции. Явно имея в виду фразу, сказанную Ричардом Никсоном в далеком 1965 году: «Мы все сейчас кейнсианцы», – Пол Кругман уже в 2000-е годы не только заявлял, что он «… всегда был кейнсианцем», но и «… похоже, кейнсианские воззрения остались единственными достойными внимания».

* * *

Сторонники фритрейдерства господствовали на протяжении почти всего XIX столетия. Тогда многие считали самоочевидным, что свобода торговли обеспечивает процветание государств и несет мир их народам, поскольку экономические связи между странами и узы взаимозависимости препятствуют развязыванию войн. Такая уверенность немного напоминает незабвенный довод Томаса Фридмана, приведенный им в 1990-е годы, будто страны, где открыты рестораны «Макдоналдс» – эти истинные символы фритрейдерства и Вашингтонского консенсуса [21 - Вашингтонский консенсус (Washington consensus) – так называется идеология всемирного экономического развития, основанная на следующих принципах: свобода торговли, снятие ограничений на движение капиталов, приватизация, либерализация цен, снижение социальных расходов и отсутствие государственного регулирования. Сама модель такой политики появилась в конце 1970-х гг. Сформулировал ее и подвел теоретическую базу экономист Джон Уильямсон. Благодаря своей простоте (перенесение готового опыта передовых стран с их институтами, законами, инструментарием и образованием) и привлекательности (финансирование реформ Всемирным банком и МВФ) эта политика на какое-то время приобрела популярность. Теоретически «Вашингтонский консенсус» был нацелен на страны, которые уже имели рыночную экономику или находились на пути перехода к такой системе, но фактически его принципы применялись для реформирования экономических институтов постсоциалистического пространства. Большинство экспертов и экономистов считает, что попытка была неудачной. Кроме того, идеология Вашингтонского консенсуса чрезвычайно активизировала и усилила противостояние антиглобалистских сил. – Примеч. пер.], – уже никогда не смогут воевать друг с другом. (Правда, подобным разговорам положил конец март 1999-го, когда авиация

НАТО начала бомбардировки Белграда.) В течение очень недолгого времени Кейнс тоже веровал в свободу торговли. «Как и большинство англичан, я воспитывался в уважении к свободной торговле и не только как к экономической доктрине, – писал он в 1933 году. – Ее принципы едва ли не приравнивались к нравственному закону. Любое отклонение от них я считал одновременно и проявлением слабоумия и грубым произволом»

.

Когда две стороны торгуют друг с другом – это встреча более или менее равных партнеров. Но Кейнс понимал, что в финансах дела обстоят несколько иначе. Кредитор и заемщик находятся совсем на разных ступенях финансовой иерархической лестницы. Такое положение вещей замечательно прокомментировал Джеймс Карвилл, советник Билла Клинтона: «Если переселение душ действительно существует, то я хотел бы переродиться в рынок облигаций. Можно будет всех запугивать». Капиталисты-промышленники подчинены финансовым капиталистам, и интересы этих двух групп часто расходятся. Так, финансисты любят высокие процентные ставки, из которых можно извлекать немалые доходы, а промышленникам по душе низкие ставки, снижающие их затраты. Кейнс признавал этот конфликт, но с одной поправкой: финансовые узы, скрепляющие разные государства, вовсе не являются гарантией мира во всем мире – ведь «в свете жизненного опыта и дальновидности легче доказать совершенно обратное». Началась Великая депрессия, и в 1933 году, на который пришелся пик самоубийств биржевых маклеров; во времена, когда царила атмосфера бесплатных столовых и массовой, ставшей уже системной, безработицы, взгляды Кейнса на свободную торговлю претерпели изменения: «. Но позвольте нашим товарам быть местного производства, поскольку это и разумно, и удобно; а главное, позвольте нашим финансам быть прежде всего национальными».

Великая депрессия началась в 1929 году и стала кульминацией длительного периода экономической свободы, ослабления государственного регулирования финансовых рынков и безудержными биржевыми играми на повышение курса – все это вызвало настоящий разгул ссуд, кредитов и долговых обязательств, в свою очередь приведший страну к просто ошеломляющему экономическому неравенству. Например, на излете биржевого бума, скорее напоминавшего агонию, двадцать четыре тысячи
Страница 30 из 35

самых богатых кланов Америки получали доходы, «втрое превышавшие достаток» шести миллионов самых бедных семей

. То есть американская элита, составлявшая всего один процент общества, имела почти четверть всех доходов. Эта пропорция лишь немного превышает ту, что была зафиксирована в начале глобального кризиса в 2007 году. «Мы вляпались в колоссальный беспорядок, – писал Кейнс, – допустив промах в управлении чувствительной машиной, функционирования которой мы не понимаем». Трудно не заметить сходства с нынешней ситуацией.

В те дни не существовало взаимосвязанных офшоров, о которых можно было бы говорить как о целостной системе. Всего насчитывалось несколько зарубежных юрисдикций, которые элиты разных стран использовали, чтобы уводить от налоговых органов свои состояния и доходы. Богатые «континентальные» европейцы в основном обращали внимание на Швейцарию, богатые британцы чаще прибегали к услугам соседних Нормандских островов и острова Мэн. Что же касается пристрастий богатых американцев, то огромный интерес представляет письмо, написанное в 1937 году министром финансов США Генри Моргентау. «Уважаемый господин Президент, – так начинается его послание. – В этом предварительном отчете раскрыты обстоятельства настолько серьезные, что необходимы незамедлительные действия». Уклоняющиеся от налогов американцы создают частные холдинговые корпорации за рубежом, в местах, «где налоги низки, а законы о корпорациях – размыты». Далее министр финансов указывает на Багамские острова, Панаму и старейшую колонию Великобритании Ньюфаундленд. «Акционеры прибегают к всевозможным уловкам, позволяющим предотвратить получение информации об их компаниях, которые зачастую организуют через зарубежных юристов, использующих подставных лиц – на них и регистрируют компании с подставными директорами. Поэтому имена подлинных собственников нигде не появляются»

.

Схемы, описанные Моргентау, хорошо знакомы приверженцам современных офшорных мошенничеств, хотя по нынешним стандартам и крайне примитивны. «Рядовой гражданин, живущий на заработную плату, или мелкий торговец не прибегают к этим или подобным приемам. Узаконенное избежание или уклонение от налогов так называемых лидеров деловых кругов… взваливает дополнительное бремя на других членов сообщества – на тех, кто наименее способен вынести этот груз, кто уже и так послушно несет свою долю законного налогового бремени».

Несмотря на всю разницу, пролегающую между прошлыми временами и сегодняшним днем, дальновидные и проницательные предвидения Кейнса позволяют нам понять офшорную систему. В свете недавнего глобального экономического кризиса его предупреждения представляются зловещими пророчествами.

Капиталы, вложенные в заводы, обучение, исследования, заработные платы и многое другое, благодаря чему общество становится богаче, – это только одна сторона дела. Совершенно иное – финансовые инвестиции и финансовый капитал. Когда одна компания приобретает другую, то часто думают, что совершаются своего рода капитальные инвестиции. Но такие приобретения чаще всего не имеют ничего общего с реальными инвестициями. Когда компании или правительства продают облигации или акции, инвесторы за свои деньги получают клочки бумаги, наделяющие их держателя правом на участие в будущем потоке доходов. Когда облигации или акции эмитируют впервые, происходит мобилизация сбережений и сбор средств, которые направляются в производственные капиталовложения. В общем все перечисленное – вполне здоровое явление. Однако далее возникает вторичный рынок, где торгуют этими акциями и облигациями. Сделки с ценными бумагами непосредственно не увеличивают производственные капиталовложения, а просто перетасовывают права собственности. Сегодня свыше 95 % приобретений, совершаемых на мировых рынках, состоят из таких вторичных сделок, не предполагающих капиталовложений в реальное производство.

И Кейнс объяснил, что происходит, когда начинается отделение реальных предпринимательских операций от их собственников (держателей тех самых клочков бумаги), и особенно когда это происходит в трансграничном масштабе. «Если тот же самый принцип применить в международных масштабах, – пишет Кейнс, – то во времена стресса это становится нестерпимым: я веду себя безответственно по отношению к тому, что является моей собственностью, а люди, оперирующие моей собственностью, проявляют безответственность по отношению ко мне». Возможны определенные теоретические расчеты, демонстрирующие эффективность перераспределения ценных бумаг по миру в соответствии с рыночным предложением и спросом. «Но у нас все больше эмпирических доказательств того, что дистанция между собственностью и ее использованием – это зло в человеческих отношениях, вероятно (а в отдаленной перспективе наверняка), порождающее напряженность и враждебность, делающие финансовые расчеты бессмысленными».

В мире, где кредитные деривативы и разные финансовые махинации вызвали экономический хаос, создав хитроумные, но непроницаемые барьеры между инвесторами и принадлежащими им активами, слова Кейнса более чем уместны. Огромные задолженности по ипотечным займам и кредитным картам сначала обертывают в несбыточные мечты об обогащении, затем фасуют большими партиями и перепродают дальше по цепочке инвесторов – так это и расходится по всему миру. С каждой подобной сделкой увеличивается расстояние между покупателем ценных бумаг и реальными работягами и предприятиями. Хорошие проекты должны получать финансирование. Небольшая спекулятивная торговля на этих рынках повышает качество информации и сглаживает разброс цен. Но когда объем такой торговли в сотни раз превышает объем торговли реальными товарами, результатом наверняка оказывается катастрофа.

Система офшоров – своего рода первоклассная смазка, облегчающая движение капитала по всему миру во имя эффективности, – расширила эту пропасть в капитализме. Как обнаружилось после 2007 года, система отличается кошмарной неэффективностью. Вспомните об уничтоженных богатствах и обрушившихся на плечи налогоплательщиков издержках. Я не говорю уже о других генераторах дистанции между собственниками и их собственностью и об искусственности, которая таится в офшорах, о секретности и сложности, создаваемыми офшорами как корпорациями, распределяющими свои финансовые интересы по налоговым гаваням всего мира. Эта отдаленность собственников от собственности в налоговых гаванях увеличивается еще более вследствие защиты инвесторов от законов и правил других стран.

Система офшоров – своего рода первоклассная смазка, облегчающая движение капитала по всему миру во имя эффективности, не оправдала возлагавшихся на нее надежд

Офшоры препятствуют эффективному надзору за финансовыми рынками, увеличивают вероятность кризисов и позволяют богачам перекладывать как все риски, так и все расходы, предназначенные для помощи разоряющимся корпорациям, с инвестирующего меньшинства на трудящееся большинство.

Эффективность, о которой говорят поборники офшоров, фальшива. Капитал более не устремляется туда, где от него можно получить
Страница 31 из 35

максимальную отдачу. Он направляется туда, где можно получить максимальные налоговые льготы, где обеспечена абсолютная секретность и где легче всего обходить не устраивающие капитал законы, правила и нормы. Ни одна из этих приманок не имеет ничего общего с более эффективным распределением капитала. Кейнс был абсолютно прав.

Памятуя об этом, обратимся теперь к рассмотрению одного из величайших подвигов Кейнса – построению нового мирового порядка после Второй мировой войны. Порядка, прямо противоположного системе офшоров и отрицающего эту систему.

Когда началась Вторая мировая война, Кейнса отправили в Вашингтон вести переговоры с американцами. Какая работа выпала на его долю, Кейнс понял только прибыв на место: большинство американцев относилось к его стране намного враждебнее, чем он предполагал. Рузвельт, отмечает Скидельски, ненавидел Британскую империю, не доверял английской аристократии и «подозревал Форин-офис в профашистских симпатиях»

. После краха кредитного пузыря в 1920-х годах и последовавшей Великой депрессии американцы весьма успешно ограничили и обуздали Уолл-стрит. И многие американцы относились к намного менее регулируемому лондонскому Сити, истинному центру ненавистной Британской империи, с глубокой настороженностью. В международной торговле Великобритания прибегала к дискриминации американских товаров, и противников Рузвельта из числа республиканцев страшила перспектива вовлечения в новую чужую войну. Многие спрашивали, зачем снова помогать Британии после того, как она втянула Америку в Первую мировую войну, а затем отказалась оплачивать собственные военные долги и вцепилась в свою империю? После унизительного бегства британской армии из Дюнкерка в 1940 году некоторые политики в Вашингтоне тоже заколебались: а стоит ли поддерживать то, что казалось окончательно проигранным.

Хотя центр тяжести мировой экономики уже решительно сместился из Лондона на другую сторону Атлантики – в Нью-Йорк, Британия все еще силой удерживала Индию, а также большую часть Африки и Среднего Востока, и отказывалась уходить из колоний. Воинственно настроенного Кейнса сразу признали «больно умным», что вполне соответствовало американским стереотипным представлениям о британцах, как о страшно коварных и лицемерных имперских манипуляторах, всегда готовых облапошить бедных американцев при первой же возможности. При первой встрече с министром финансов США Генри Моргентау, не любившим формальностей, Кейнс говорил в течение часа, тщательно излагая все детали. Как писал позднее чиновник, посвященный в тайны вашингтонской политики, Моргентау «не понял бы ни слова», если бы один из присутствующих переговорщиков «не записывал бы все сказанное односложными словами и не читал бы написанное министру – вот тогда-то Генри все отлично понял»

. Советник Рузвельта Гарри Гопкинс назвал Кейнса «одним из тех парней, знают ответы на все вопросы».

Проблема, стоявшая перед Кейнсом, была такова: Америка хотела, чтобы Британия, которой в соответствии с принятым в марте 1941 года законом о ленд-лизе предоставлялась огромная военная помощь, принимала участие в борьбе с фашизмом. В то же время американцы испытали большое желание низложить Британию и раз и навсегда лишить ее имперских замашек. Как писал позднее Кейнс, администрация США, «прежде чем оказать помощь», приняла все мыслимые меры предосторожности и, лишь убедившись, что британцы «очень недалеки от банкротства», решилась сделать необходимые поставки. Напротив, главной целью Британии было «сохранение достаточных активов, чтобы сохранять способность к самостоятельным действиям»

.

Для Кейнса эта дипломатическая миссия стала изнурительной войной с противником, который решительно превосходил его мощью. «Почему вы так давите на нас?» – спросил он однажды своих американских собеседников

. Кейнс тогда серьезно болел: у него был септический тонзиллит, осложненный «расширением сердца и аорты», и он являлся представителем империи, поставленной на колени. «В тех случаях, когда Кейнс не соглашался с Уайтом [американским партнером по переговорам Гарри Декстером], – пишет Брэд Делонг, – он обычно проигрывал, так как США обладали превосходством мощи. Но мне кажется, что всякий раз Кейнс, пожалуй, оказывался прав»

.

В Вашингтоне Кейнс вел переговоры о построении нового, основанного на сотрудничестве, международного валютного порядка, который позволил бы управлять отношениями между странами мира. Доводы Кейнс черпал из опыта распоясавшегося международного капитализма, господствовавшего перед Великой депрессией и собственно породившего ее. Частные банкиры и центральные банки, возглавляемые Уолл-стрит и лондонским Сити, стремились восстановить финансовый порядок, существовавший до 1914 года и основанный на принципах свободы торговли. Порядок, дававший им устанавливать полную власть и предусматривавший сбалансированные государственные бюджеты, свободные движения валют и капитала по всему миру. Порядок, который был немного похож на современную глобальную финансовую систему.

Великая депрессия не только уничтожила мечты о таком финансовом порядке, но и полностью дискредитировала его. «Приходящий в упадок интернациональный, но индивидуалистический капитализм, – писал Кейнс, – не приведет к успеху. Он нерационален и не прекрасен. Он несправедлив и недобродетелен. И он не производит товаров. Короче, он нам не нравится, и мы начинаем презирать его». Кульминацией мирового переговорного марафона стала конференция в Бреттон-Вуде (1944) – на ней предполагалось сформировать структуру международных финансов, которая была бы работоспособной в течение будущих десятилетий. Как заявил Моргентау, целью Бреттон-Вудской системы должно было стать «изгнание занимающихся ростовщичеством кредиторов из храма международных финансов»

.

Однако конференция, в которой участвовало множество стран, обернулась своего рода американской вечеринкой: сотрудники министерства финансов США руководили редакционными комитетами и самой встречей таким образом, что нужные Америке результаты оказывались у них в руках. Председатели комитетов должны были, как сформулировал их задачи Гарри Декстер Уайт, «предотвращать голосования» по всем вопросам, по которым голосование было, по их мнению, излишним, и «организовывать дискуссии» так, чтобы не поднимать неудобных тем

. Представители других стран в основном сидели в сторонке. Кейнс недоумевал: трудно понять, что же предназначалось совершить этому международному «обезьяннику»; и потом ехидно заметил: «Ну а завершить весь праздник предназначалось острому алкогольному отравлению».

Целью Бреттон-Вудской системы должно было стать «изгнание ростовщиков-кредиторов из храма международных финансов»

Кейнсу так и не удалось сформировать ни новый Всемирный банк, ни особенно Международный валютный фонд по тому образцу, по какому он надеялся их создать. Он предполагал, что МВФ станет деполитизированным учреждением, надзирающим за механизмами, посредством которых автоматически разрешаются финансовые дисбалансы. В его системе не предполагалось, насколько это могло быть возможным, никакой
Страница 32 из 35

политики и грубого американского влияния. По тем же причинам он не хотел, чтобы создаваемые учреждения находились в Вашингтоне. Но его усилия ни к чему не привели, и, когда на следующей встрече в 1946 году все эти вопросы были решены, Кейнс ядовито заметил: «Как-то я упустил, что все может обернуться недобрым умыслом злой феи – этой старой карги, которую я почему-то не заметил и не пригласил на бал». Кто-то услышал, как Фред Винсон, главный представитель США на переговорах, бывший, вероятно, объектом этого замечания, парировал: «Не возражаю против того, что меня уличают в коварных умыслах, но решительно протестую, чтобы меня называли феей»

.

Однако без поразительной энергии и блестящего ума Кейнса результаты для Великобритании оказались бы еще более плачевными. Прослушав выступление Кейнса, один явно очарованный канадский чиновник сказал: «Это самый необычный человек из всех, кого я когда-либо слышал. Да принадлежит ли он к нашему биологическому виду? В нем есть нечто невероятно мистическое. Я чувствую в нем что-то грандиозное, он подобен сфинксу, у которого, однако, есть намек на крылья»

. Когда больной Кейнс, устало волоча ноги, пришел на грандиозный банкет по случаю завершения Бреттон-Вудской конференции, сотни собравшихся гостей встали и в почтенном молчании ждали, когда он займет свое место.

Сегодня многие люди видят в МВФ и Всемирном банке – этих детищах Бреттон-Вуда – инструмент банкиров Уолл-стрит, прислужниц глобализации, неограниченной торговли и свободных потоков капитала. Но подобные роли не входили в первоначальный замысел Кейнса. Он стремился построить совершенно другую систему, почти полную противоположность современному миру свободного движения денег по телеграфным проводам офшорных центров. Кейнс хотел создать мир открытой торговли, но считал, что свободное движение товаров будет возможно только в том случае, если финансы останутся под строгим государственным контролем. Без такого регулирования мощные волны изменчивого и нестабильного капитала будут порождать повторяющиеся кризисы, которые в свою очередь начнут затруднять экономический рост, разрушать и дискредитировать торговлю и, возможно, бросят европейские страны с их хрупкими экономическими системами в объятия коммунистов. Как отмечал Кейнс, существует фундаментальное противоречие между демократией с одной стороны и свободным движением капитала – с другой. Если, скажем, попытаться снизить процентные ставки, чтобы стимулировать испытывающую трудности национальную промышленность, в поисках более высоких доходов капитал устремится за рубеж. Инвесторы обладают правом вето в отношении действий национальных правительств, и реальная жизнь миллионов людей определяется теми, кого индийский экономист Прабхат Патнаик назвал «сворой спекулянтов». Директивное управление, к которому прибегали правительства, подменяется неконтролируемым искусственным раздуванием экономического подъема – а такие пузыри имеют обыкновение лопаться. Свобода финансового капитала приводит к ограниченной возможности для самих стран определять собственную экономическую политику. Подобная, очень специфическая, свобода превращается в своего рода кабальную зависимость.

Рецепт Кейнса прост и эффективен: необходимо установить контроль над трансграничными потоками капитала. Такие меры возникли во время Первой мировой войны. Правительства стремились остановить бегство капитала из своих стран, чтобы иметь возможность облагать налогами доходы с капитала, удерживать процентные ставки на низком уровне и финансировать свои военные расходы. Меры контроля испарились после Первой мировой войны, потом к ним вновь частично вернулись, когда пришла Великая депрессия, и наконец с окончанием Второй мировой войны и благодаря Бреттон-Вудскому соглашению распространились на весь мир. Постепенно система контроля стала давать протечки и мало-помалу в 1970-х годах была демонтирована. В США от наиболее важных мер контроля избавились в 1974 году.

Кейнс считал, что свободное движение товаров будет возможно только в том случае, если финансы останутся под строгим государственным контролем

Людям, не сталкивавшимся вживую с действием мер контроля над капиталом, трудно их представить. Профессор Сол Пиччотто однажды показал мне свой старый паспорт с особыми страницами, называвшимися «Средства обмена иностранной валюты лицами, совершающими частные поездки». Эти страницы были густо покрыты печатями и подписями. Чтобы получить иностранную валюту для поездок за рубеж, требовалось официальное разрешение. Даже компании нуждались в разрешениях на перевод денег за рубеж. Сегодня подобная система кажется почти немыслимой. Меры контроля над капиталом ослабляли связь между внутренней и внешней экономической политикой, но оставляли возможность добиваться другого, например поддержания полной занятости. Вместо ограничения демократии Кейнс предлагал ограничить международную мобильность капитала.

Джеф Тайли, автор одной из книг о Кейнсе, считает главной причиной, по которой Кейнс поддерживал идею контроля над капиталом, его убежденность, что процентные ставки следует устанавливать и держать на низком уровне. Эта позиция прочно ставит Кейнса на сторону промышленников (для которых процентные платежи становятся издержками производства) в их противостоянии с финансистами (для которых процентные платежи – источник дохода)

. Сам Кейнс формулировал это так: «Контроль над движением капиталов должен стать постоянной характеристикой послевоенной системы». Финансам следует служить обществу, а не править им. Его Бреттон-Вудский план, при всех недостатках, обеспечил именно такое положение в мире.

Финансам следует служить обществу, а не править им

Это помогает понять, насколько далеко мы ушли от созданной Кейнсом и Уайтом мировой системы. Демонтаж мер контроля над капиталом – малая часть того, что нами сделано. Мы умудрились шагнуть за грань и вступили в мир, где капитал не только свободно перемещается из страны в страну, но и его активно поощряют к этому разнообразными офшорными приманками – секретностью, уклонением от мер благоразумного банковского регулирования, нулевыми налогами и многим другим. Возникла целая офшорная инфраструктура, у нее на службе – армия с иголочки одетых юристов, бухгалтеров и банкиров, кровно заинтересованных в ускорении потоков и усилении порочного стимулирования. Полагаю, Кейнс пришел бы в ужас.

Эта история содержит еще нечто крайне актуальное, хотя и менее известное. Сегодня господствующее течение в экономической науке основано на простой теории, суть которой можно изложить примерно так: бедные страны испытывают недостаток капитала, и иностранные инвестиции могут это восполнить. Обычно именно к такому доводу и прибегают, чтобы обосновать освобождение капитала от всякого контроля и позволить его направлять в нуждающиеся страны. Казалось бы, очень хорошая идея, но господствующее в экономической науке течение, в сущности, игнорирует простой факт: если освободить капитал, то деньги необязательно начнут приходить в нуждающиеся страны; они вполне могут и уходить из таких стран. Кейнс прекрасно
Страница 33 из 35

осознавал эту проблему: «Нам следует прибегнуть к целесообразным внутриполитическим мерам, чтобы попробовать исключить явление, называемое бегством капитала. Пугающее пророчество, ибо во времена Кейнса бегство капитала составляло ничтожную часть по сравнению с ошеломляюще огромными суммами трансграничного движения капиталов в наши дни.

Даже в послевоенное время, когда действовали строгие нормы регулирования, случались утечки. Чтобы инвестировать капитал за рубежом, многонациональным компаниям надо было получать разрешения. Но при переводе денег на текущие нужды (для финансирования торговли и других повседневных операций) свободы было гораздо больше. Разумеется, капитальные платежи легко маскировали под платежи по текущим операциям. Но и для подобного заболевания у Кейнса и Гарри Декстера Уайта имелось лекарство. Эрик Хеллейнер отмечает: «Часто забывают, что Кейнс и Уайт коснулись этой проблемы, выдвинув следующее предложение. Они утверждали, что контроль над капиталом будет более эффективным, если страны, принимающие потоки капитала, помогут осуществлять этот контроль»

. В первых версиях проекта Бреттон-Вудского соглашения Кейнс и Уайт требовали от правительств стран – реципиентов обмена информацией с правительствами стран, страдающих от утечки капитала. Без приманки секретности спасающегося бегством капитала стало бы намного меньше. Короче говоря, Кейнс и Уайт требовали большей прозрачности для международных финансов. Попробуйте сегодня проникнуть в тайны американских банкиров и их лоббистов!

Американские банки в 1930-е годы получали огромные прибыли на операциях с капиталом, бежавшим из Европы, поэтому они вытравили суть предложений Кейнса и Уайта, опасаясь, что прозрачность сделает Нью-Йорк менее привлекательным для инвесторов. Если в первоначальной редакции устава МВФ сотрудничество в контроле над бегством капитала было «обязательным», то в окончательной редакции устава это заменили неопределенной формулировкой «разрешается». Одно слово открыло сторожевые ворота, и спокойно потекли нескончаемым караваном из потрясенной войной Европы через Атлантику грузы сокровищ.

Последовавшее за этим бегство капитала соответствовало страшным опасениям Кейнса и Уайта. В аналитическом исследовании, выполненном в июне 1947 года правительством США, сообщалось, что хотя аналитики и увидели лишь часть картины, но смогли установить, что частные активы европейцев составляли сумму 4,3 миллиарда долларов – по тому времени гигантская цифра, намного превышавшая цифру крупного кредита, предоставленного США Великобритании в 1947 году. Американские банкиры пришли в дикое возбуждение, а в Европе разразился новый экономически кризис. Америка тем временем приступила к восполнению дефицита капитала в Европе – с 1948 года начал действовать план Маршалла. Распространено убеждение, что он был разработан с целью покрытия зияющих бюджетных дыр в европейских странах. Но, как утверждает Эрик Хеллейнер, подлинное значение плана Маршалла заключалось в том, чтобы «просто компенсировать неспособность США установить меры контроля над притоком горячих денег из Европы». Даже в 1953 году корреспондент влиятельной газеты New York Times Майкл Хоффман отмечал, что объем помощи, оказываемой США после войны в Европе, был меньше суммы средств, пришедших в США из той же Европы

.

Американские налогоплательщики отныне оплачивают политику, доставляющую наслаждение Уолл-стрит и ее клиентам

Сенатор-республиканец Генри Кэбот Лодж отметил скандальность этих обстоятельств: «Существует маленький класс раздувшихся от эгоизма людей, активы которых размазаны повсюду. Американцы умеренного достатка платят налоги, средства от которых идут на программу помощи другим странам. Но зажиточные люди за рубежом не оказывают финансовой поддержки этой программе»

. Сегодня слова Лоджа были бы до боли знакомы гражданам Аргентины, Мексики, Индонезии, России и многих других стран, бессильно наблюдающим, как национальные элиты грабят богатства их стран и вступают в сговор с западными финансистами и бизнесменами, стремясь спрятать награбленное в офшорах и избежать уплаты налогов. План Маршалла создал зловещий прецедент: американские налогоплательщики отныне оплачивают политику, доставляющую наслаждение Уолл-стрит и ее клиентам. То, что представляли как акт предусмотрительного эгоизма, в сущности превратилось в рэкет в полном и точном смысле этого слова. Расцвету послевоенного мошенничества способствовало общественное неведенье. Как скоро увидим, с тех пор рэкет только умножился.

Менее чем через год после капитуляции нацистов, в апреле 1946 года, Кейнс умер. И сразу со всех сторон ему стали петь дифирамбы. «Он отдал жизнь за свою страну – так же, как если бы он пал на поле битвы», – писал Лайонел Роббинс, один из самых сильных идеологических противников Кейнса. Фридрих фон Хайек, бывший ученик Роббинса, только что начавший продвигать новую идеологию свободного рынка с целью низвергнуть кейнсианство, назвал покойного «единственным действительно великим человеком, которого когда-либо знал». Хотя Кейнс допускал немало ошибок, многое из того, что он отстаивал, существовало и действовало. Не в последнюю очередь это можно сказать о получивших широкое распространение мерах контроля над капиталом, введенных с целью обеспечения свободы государств избирать собственную внутреннюю экономическую политику. И по-видимому, события подтвердили правоту Кейнса. Или указали на то, что по крайней мере он не ошибался. Первые два года после войны стали кратким периодом, когда интересы американских финансов господствовали в процессе принятия политических решений, и международный порядок, подразумевавший ограничения, отсутствовал. Это обернулось катастрофой 1947 года, приведшей к новому экономическому кризису, дискредитировавшему банкиров. На следующий год ограничения были ужесточены

.

Итак, с 1949 года началось триумфальное шествие не только идей Кейнса, но и их широкого внедрения в практику. Продолжалось это примерно четверть столетия – теперь то время называют «золотым веком» капитализма, эрой широко распространенного, быстрорастущего и сравнительно ничем не омраченного процветания. Премьер-министр Великобритании Гарольд Макмиллан в 1957 году подвел всем памятный итог кейнсианского периода: «большинство нашего народа никогда еще не жило так хорошо». С 1950 по 1973 год в условиях широкого применения мер контроля над капиталом (и крайне высоких ставок налогообложения) ежегодные темпы роста составляли в среднем 4,0 % в Америке и 4,6 % в Европе. Устойчивый, быстрый рост переживали не только богатые страны: как отмечает кембриджский экономист Ха-Джун Чан, в 1960-1970-х годах доходы на душу населения в развивающихся странах возрастали на добрых 3 % в год, намного быстрее, чем впоследствии. Причем все это происходило в условиях широко распространенного контроля над капиталом

. По мере прогрессирующего ослабления этого контроля по всему миру в 1980-х годах темпы роста резко снизились. «Финансовая глобализация не сопровождается увеличением капиталовложений или более высокими темпами экономического роста на развивающихся
Страница 34 из 35

рынках, – объясняли в 2008 году американские экономисты Арвинд Субраманьян и Дэни Родрик. – Быстрее всего развивались те страны, которые менее всего полагались на приток капитала извне»

.

Усредненные темпы роста – это только один из показателей, но, чтобы понять, насколько хорошо живется большинству людей, необходимо обратить внимание на очень важную проблему. В эру офшоров, начавшуюся с середины 1970-х годов, в одной стране за другой резко усилилось неравенство. По данным Федерального статистического управления США, с поправкой на инфляцию, в 2006 году средний американский рабочий, не занимавший руководящей должности, получал за час работы меньше, чем в 1970 году. В тоже время заработки генеральных директоров американских корпораций стали превышать средние заработки рядовых работяг не в тридцать раз, как это было в 1970-м, а в триста раз. Впрочем, речь идет не только об экономическом росте и неравенстве. Как показывает другое исследование, в период с 1940 по 1971 год, примерно совпадающий с золотым веком капитализма, в развивающихся странах не было банковских кризисов, не говоря уже о целой веренице других экономических бедствий. Этот вывод подтвержден экономистами Карменом Рейнхардтом и Кеннетом Роговым в их новом фундаментальном труде (2009), в котором охвачена экономическая история более чем за восемьсот лет. Авторы пришли к заключению, которое британский экономический обозреватель Мартин Вулф кратко сформулировал так: «Либерализация финансов и финансовые кризисы неразделимы, как лошадь и повозка»

.

Следует проявлять осторожность и не делать из приведенных выше фактов необоснованных выводов. Для высоких темпов роста, наблюдаемых в течение золотого века капитализма, были и другие причины. В немалой степени они обусловлены послевоенным восстановлением, а его стимулировали массированный государственный спрос и внедренные в годы войны технологические усовершенствования. Последующее сползание к кризису и стагнации отчасти объясняет нефтяной шок 1970-х годов.

Однако сегодня мы можем прийти к не столь радикальным, но все же убедительным выводам. Золотой век показывает, что национальные экономики и мировая экономика в целом вполне могут развиваться быстрыми и устойчивыми темпами – при условии что движение капитала находится под обуздывающим влиянием мер всестороннего, даже бюрократического контроля. Стремительно развивается сегодняшний Китай, в котором тщательно продуманными государственными мерами ограничивают внутренние и внешние инвестиционные потоки и другие потоки капитала

. Вероятно, именно такие меры контроля, на долгое время вышедшие из моды, должны стать вариантом политики. И мы сегодня наблюдаем, как наконец постепенно меняется господствующее отношение к контролю над капиталом. В феврале 2010 года МВФ опубликовал доклад, в котором утверждается, что меры контроля над капиталом порой «оправданы как часть политического инструментария» тех стран, экономики которых пытаются справиться с притоком капитала

. Большую часть времени страны, как считал Кейнс, удовлетворяют свои потребности в капитале с помощью национальных кредитных систем и местных рынков капитала, не подвергая себя воздействию убийственных волн глобальных офшорных финансов. Основное опасение Кейнса – вал горячих денег, то есть спекулятивный капитал, ограничивающий свободу действий национальных государств, – сегодня дает более серьезные причины для опасений, чем при жизни ученого.

После 1970 года налицо не только возвращение свободного движения капиталов, но и финансовая либерализация, имеющая довольно сильные стимулы. Система офшоров, с 1970-х годов разрушавшая меры финансового контроля, действует и как катализатор бегства капитала, и как поле, искажающее реальность. В этом поле искажения потоки капитала направляются не туда, где им найдут наиболее производительное применение, а туда, где их встретят абсолютная секретность, максимально облегченные меры регулирования и свобода от правил цивилизованного общества. Представляется разумным вырвать корень этого катализатора.

После смерти Кейнса его учение, особенно в среде политиков, воспринималось как ортодоксальное. Но прошли годы, и возрождающийся либерализм стал подрывать веру в идеи кейнсианства. Чикагский экономист Роберт Лукас мог, например, написать в 1980 году, что Кейнс смехотворен, что на «научных семинарах его не воспринимают более всерьез; а заслышав о кейнсианстве, публика начинает переговариваться и хихикать». Однако наступление на Кейнса в академической среде – это только одна сторона медали. Параллельно с этим явлением развивалось другое – сначала в лондонском Сити, затем и на Уолл-стрит. Научные основы антикейнсианства и идеология свободных рынков капитала подготовили все условия для создания нового мира, в котором царствуют офшоры.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (http://www.litres.ru/nikolas-shekson/ludi-obokravshie-mir-pravda-i-vymysel-o-sovremennyh-ofshornyh-zonah/?lfrom=931425718) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

notes

Примечания

1

Объединение в поддержку республики (ОПР, фр. Rassemblement pour la Republique, RPR) была организована после 1976 г. Жаком Шираком на основе Союза демократов в поддержку республики – голлистской партии, существовавшей с 1971 по 1976 гг. До 1971 г. партия называлась Союз в защиту республики (1968–1971). – Примеч. пер.

2

Коронные владения, или коронные земли (Crown dependencies) – владения Великобритании, не входящие в состав Соединенного Королевства, никогда не имевшие статуса ее колоний, а значит, не являющиеся ее заморскими территориями. – Примеч. ред.

3

Британские заморские территории (British overseas territories) – бывшие колонии Великобритании, чьи территории ныне находятся под ее суверенитетом, но не являются ее частью; термин введен в 2002 г. взамен старого «Британские зависимые территории». – Примеч. ред.

4

Бейливик (bailiwick) – термин, обозначающий административную единицу: территория под юрисдикцией бейлифа (помощник шерифа или городской судья). – Примеч. ред.

5

Распространенная в 1960-1990-х гг. практика получения английскими компаниями регистрации в юрисдикции Нормандских островов без перемещения в эту юрисдикцию. По действовавшим местным законам, для этого надо было включить в состав совета директоров компании хотя бы одного резидента Нормандских островов и проводить годовое собрание совета директоров за пределами островов Гернси и Джерси. Ближайшая к ним суша – островок Сарк, где обычно и проводили такие собрания, как правило, выливавшиеся в банкеты. – Примеч. ред.

6

Регистр судоходства – Регистрационное общество, осуществляющее технический надзор и классификацию морских судов. – Примеч. пер.

7

ОЭСР (Организация экономического сотрудничества и развития) – международная экономическая организация развитых стран, признающих принципы представительной демократии и свободной рыночной торговли. В
Страница 35 из 35

настоящее время в нее входят 34 страны, в том числе большинство стран – членов ЕС. – Примеч. ред.

8

Горячие деньги – спекулятивный денежный капитал, вывозимый за границу из-за опасения налогового обложения. – Примеч. ред.

9

Берсерки – древнегерманские и древнескандинавские воины, посвятившиес себя богу Одину. В битвах, приведя себя заранее в ярость, отличались свирепостью, мгновенной реакцией и нечувствительностью к боли. – Примеч. пер.

10

Anstalt (нем.) – букв. «общество; учреждение; заведение; институт»; здесь – специфическое для Лихтенштейна учреждение, которое является юридическим лицом, не имеет акционерного капитала и занимает промежуточное положение между акционерным обществом и фондом. Преимущественно используется для защиты активов. – Примеч. пер.

11

Власти Джерси говорят, что попечители обязаны знать личности всех бенефициаров. Но трастовые договоры указывают на то, что на Джерси и в других офшорных юрисдикциях эти законы исполняются неадекватно, и зачастую попечители действительно не знают бенефициаров. – Примеч. авт.

12

Jude (нем.) – еврей. – Примеч. пер.

13

С сентября 2011 года российская налоговая служба получила доступ к информации о банковских вкладах физических лиц в Щвейцарии. – Примеч. ред.

14

Гарри Декстер Уайт (1892–1948) – сын русских иммигрантов; американский экономист, глава американской делегации на Бреттон-Вудской конференции, вдохновитель Международного валютного фонда и Международного банка; был обвинен в шпионаже в пользу СССР на основании показаний советских агентов-перебежчиков. При жизни Уайта эти обвинения доказаны не были. – Примеч. пер.

15

Из письма 1919 г. к матери; цит. по книге: Роберт Л. Хайлбронер. Философы от мира сего. Великие экономические мыслители. М., 2008, с. 329–330. – Примеч. пер.

16

См. издание на русском языке: Д. М. Кейнс. Общая теория занятости процента и денег. – М.: Прогресс, 1987. – Примеч. пер.

17

He took his life in his hands – прямая отсылка к библейской фразе «.он подвергал опасности душу свою» (Первая книга Царств, 19:5). – Примеч. пер.

18

См.: Paul Krugman. How Did Economists Get It So Wrong? // The New York Times, 2009, September 2; цит по русскому интернет-изданию Slon.ru от 09.09.2009 (http://slon.ru/articles/130856/) – Примеч. пер.

19

Цит. по книге: Роберт Л. Хайлбронер. Философы от мира сего… с. 325. – Примеч. пер.

20

Там же, с. 321. – Примеч. пер.

21

Вашингтонский консенсус (Washington consensus) – так называется идеология всемирного экономического развития, основанная на следующих принципах: свобода торговли, снятие ограничений на движение капиталов, приватизация, либерализация цен, снижение социальных расходов и отсутствие государственного регулирования. Сама модель такой политики появилась в конце 1970-х гг. Сформулировал ее и подвел теоретическую базу экономист Джон Уильямсон. Благодаря своей простоте (перенесение готового опыта передовых стран с их институтами, законами, инструментарием и образованием) и привлекательности (финансирование реформ Всемирным банком и МВФ) эта политика на какое-то время приобрела популярность. Теоретически «Вашингтонский консенсус» был нацелен на страны, которые уже имели рыночную экономику или находились на пути перехода к такой системе, но фактически его принципы применялись для реформирования экономических институтов постсоциалистического пространства. Большинство экспертов и экономистов считает, что попытка была неудачной. Кроме того, идеология Вашингтонского консенсуса чрезвычайно активизировала и усилила противостояние антиглобалистских сил. – Примеч. пер.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Здесь представлен ознакомительный фрагмент книги.

Для бесплатного чтения открыта только часть текста (ограничение правообладателя). Если книга вам понравилась, полный текст можно получить на сайте нашего партнера.