Русский медведь. Цесаревич
Михаил Алексеевич Ланцов
В вихре временРусский медведь #1
Рядовой «попаданец» не может изменить прошлое – слишком уж велика инерция истории. Чтобы преодолеть ее, требуется завладеть сознанием одного из великих государей. И вот – десантник из будущего внедряется в тело молодого Петра Первого.
Удастся ли VIP-«попаданцу» подавить стрелецкий бунт малой кровью и отменить «утро стрелецкой казни»? Как отвоевать Крым на век раньше срока и запустить Петровские реформы без чудовищных жертв и потерь? Стоит ли вообще рубить «окно в Европу»? Или лучше последовать совету реального Петра: «Восприняв плоды западноевропейской цивилизации, Россия может повернуться к Европе задом!
Михаил Ланцов
Русский медведь. Цесаревич
В оформлении переплета использована иллюстрация художника П. Ильина
© Ланцов М.А., 2015
© ООО «Издательство «Яуза», 2015
© ООО «Издательство «Эксмо», 2015
* * *
Пролог
Май 2081 года. Москва. Небоскреб транснациональной корпорации «Феникс»
Александр стоял около окна и смотрел куда-то вдаль. Огромная прозрачная панель в высоту этажа была кристально чистой, а погода стояла такая ясная, что лежащий перед ним вечно бурлящий город был весь как на ладони. Но мысли мужчины были где-то далеко от этих мест. Он ждал очень важных новостей, но его мерное дыхание и холодный взгляд выражали колоссальное внутреннее спокойствие. Он стоял словно ожившая статуя, выражая всем своим видом могущество и монументальность.
Но вот тишину нарушила легкая трель, и раздался мелодичный голос секретарши:
– Александр Петрович, к вам профессор Самойлов.
– Хорошо, пусть войдет.
И снова наступила тишина. Медленно утекали секунды. Он привык спокойно ждать, когда это было нужно. Шутка ли, сто семьдесят первый год недавно отметил в узком кругу…
За спиной послышался легкий, чуть заметный шелест от сдвигающейся створки дверного проема.
– Здравствуйте, Александр Петрович.
– И вам доброго дня, Игорь Сергеевич. Чем порадуете?
– Есть определенные успехи… – он слегка замялся.
– Я вас внимательно слушаю.
– Мы завершили сканирование выявленного нами пространственно-временного кармана и смогли получить возвратный импульс. Один-единственный, но даже он был очень слабый, так что прямой перенос сознания невозможен.
– Как я понимаю, вопрос не решится увеличением мощности излучателя.
– Вы правы, – кивнул Самойлов.
– Сколько времени займет поиск нового кармана?
– Сложно сказать, – пожал плечами профессор. – Мы натолкнулись на этот совершенно случайно. Новый карман мы можем обнаружить уже завтра, а можем потратить еще несколько десятилетий. При том, что в новом кармане совершенно не обязательно будет подходящий, даже условно, объект для переноса.
– Какие могут быть последствия переноса в обнаруженный объект?
– У вас частичная совместимость, что повлечет за собой утрату многих функций и аспектов сознания, а также искажение их. Грубо говоря, на выходе вы можете получить обширные повреждения психики, вплоть до нежизнеспособных вариантов.
– Понятно, – кивнул Александр, никак не выражая своего отношения к происходящему, хотя внутри у него все бушевало из-за едва сдерживаемых эмоций. – Что вы предлагаете?
– Мы можем попробовать уже сейчас установить между двумя объектами информационный канал и начать синхронизацию… – произнес Игорь Сергеевич, настороженно глядя на собеседника.
– И в чем загвоздка?
– Есть два способа синхронизации: альфа и бета. Альфа-метод в нашем случае не очень приемлем, так как вас мы в состоянии подключить к средствам жизнеобеспечения и продержать предстоящие две недели без сознания. А вот объект, с которым начнется слияние, вряд ли обладает такими возможностями.
– То есть вы полагаете, что он погибнет?
– Скорее всего. Две недели без еды и питья выжить нереально, а если он и выживет, уйдя в летаргический сон, то вы имеете все шансы очнуться уже погребенным. Думаю, что это немного не то, что нам нужно.
– Не пересказать, – усмехнулся Александр. – Хорошо. Что там за второй способ?
– Вам потребуется имплантировать небольшой датчик и жить дальше, ни о чем не думая. Как и объекту, который вместо потери сознания и гибели продолжит жить как ни в чем не бывало. Матрица симбиотического сознания будет у него накапливаться на подсознательном уровне и активируется только при сигнале. То есть мы аккуратно и не спеша проведем синхронизацию, после чего, улучив момент…
– Я понял, – прервал его Александр Петрович. – Я буду знать все, что знает он, в нагрузку к своим знаниям и навыкам?
– Безусловно.
– Отлично. Что за объект? Пол? Возраст? Социальное положение? И вообще, что там за мир?
– Сканирование показало, что там фактически дубликат нашего пространственно-временного кармана, отличающийся только смещением по времени. Там сейчас 1681 год. Объект вам должен быть очень хорошо знаком – это Петр Алексеевич Романов.
– Будущий император?! – удивился глава корпорации.
– Да, – кивнул профессор. – Мне показалось, что нам очень повезло с ним. Отличная кандидатура для создания симбиотического сознания.
– Любопытно… – задумался Александр Петрович, борясь с волнами воспоминаний из глубокого прошлого. Как-никак одну жизнь за представителя рода Романовых он уже прожил. Сложившееся же совершенно невероятное совпадение наводило его на мысли и нехорошие ассоциации. – Хорошо, Игорь Сергеевич. Подготовьте мне подробный отчет по срокам, рискам и затратам. И кстати, важный вопрос, как вы считаете, транспортный коридор получится организовать?
– С транспортным коридором могут быть очень большие проблемы. Он возможен, но крайне ущербен. Во-первых, по нему не получится передать ничего из живого. Оно банально должно погибнуть вплоть до последней клетки. Во-вторых, это все очень дорого – один грамм материи ориентировочно будет расходовать до ста тераджоулей энергии. Хотя это оптимистичные прогнозы. Может, и больше.
– Какие затраты на постоянное поддержание канала?
– Довольно скромные, мы их даже не заметим. Почти весь расход энергии идет на формирование канала. Пробой.
– Отлично, – с довольным видом произнес Александр. – Тогда жду вас через десять часов с отчетом. Всего хорошего.
Спустя год. Там же
Лаборатория всегда удивляла его своим видом. Вот и сейчас глава одной из самых могущественных транснациональных корпораций «Феникс» завороженным взглядом рассматривал все это чудное оборудование, что размещалось в комнате.
– Доброе время суток, профессор, – с довольной улыбкой произнес Александр.
– Здравствуйте, – кивнул в ответ Игорь Сергеевич.
– Вы были так встревожены. Что-то случилось?
– У меня для вас несколько новостей: есть как хорошие, так и чудовищные. С какой начать? – заметно нервничая, произнес ученый.
– С чудовищной.
– Найденный нами пространственно-временной карман не является параллельным миром, как мы считали.
– И что же это тогда?
– Не знаю. Но наблюдения наводят на очень странные мысли.
– Не тяните.
– После проведенного анализа нам кажется, что этот пространственно-временной карман является чем-то вроде резервной копии. Он смещен до минуты… до секунды ровно на четыре сотни
лет.
– То есть вы предполагаете, что это наш мир?
– Возможно. Мы ничего толком ответить не можем. Но меня это очень сильно пугает. Ведь неизвестно, как отреагирует контролирующий механизм на попытку установить прямую связь между этими мирами. Тут может произойти все, что угодно, вплоть до отката нашего пространственно-временного кармана к стабильной версии.
– То есть…
– Да. В том случае, если своим вмешательством мы спровоцируем откат, то все мы умрем, а этот мир прекратит свое существование.
– Но проверить это мы не можем. Ведь так?
– Верно.
– И теперь вы не уверены в том, что хотите во всем этом участвовать?
– Не нужно так говорить, – прищурив глаза, произнес Игорь Сергеевич. – Вы же знаете, что я готов отдать свою жизнь, не задумываясь, ради той цели, что мы с вами пытаемся добиться.
– Тогда что вас смущает?
– Но… все эти люди… вы разве готовы забрать их жизни?
– Мы не уверены в этом.
– Но все-таки.
– Послушайте, – самым серьезным тоном произнес Александр, – я вас не заставляю и не подгоняю. Время у нас есть. И я так же, как и вы, не хочу затереть несколько миллиардов ни в чем не повинных людей. Поэтому давайте сначала разберемся с тем, что там происходит и как нам поступить. Вы поняли меня?
– Да-да… конечно, – несколько растерянно произнес ученый, выбитый из колеи тем, что его работодатель не стал спорить по столь важному вопросу. – Мы синхронизируем ваши сознания в реальном времени, так что если все разрешится, активацию можно провести в любой момент.
– Вот и славно. Кстати, а в чем заключались хорошие новости, которые вы хотели мне сообщить?
– Мы смогли подготовить контейнер весом всего тридцать пять граммов. Шприц с хост-генераторами м-роботов[1 - М-робот – молекулярный наноробот.] и w-pc[2 - W-pc вариация носимых компьютеров с беспроводным интерфейсом коммуникации – управление синтетическое, основанное на отслеживании движения зрачков с помощью специальных линз, которые по совместительству являются дисплеями, и активности мозга. Каждый w-pc настраивается и калибруется после установки персонально, под индивидуальные особенности пользователя.] класса «Septon».
– Вы уверены, что они успешно переживут перенос?
– Вполне, – кивнул профессор. – Ни хост-генераторы, ни w-pc не содержат никакой живой органики.
– Даже биоактивная линза?
– Да. Нам с ней пришлось очень серьезно повозиться, прежде чем она стала нормально инициироваться и приживаться. Впрочем, не без побочных эффектов – после ее установки с неделю глаза слезятся и немного голова болит.
– А что делать с головным модулем? – сказал Александр, рассматривая чрезвычайно странную форму базового компонента w-pc.
– Базовый «Septon» мы переработали, удалив все внешние коммуникативные модули. Они ведь вам там совершенно не пригодятся…
– Кто мне будет делать операцию? – перебил его глава корпорации. – Судя по форме, он интегрируемого типа. А это значит…
– Мы его переделали, – с нажимом произнес профессор. – Серьезно усилили…
– Ладно. Усилили так усилили. Вы гарантируете, что все это нормально там сработает в случае чего?
– Этого никто не сможет гарантировать, – развел руками профессор.
– Да уж… новости… Как скоро мы сможем накопить энергию для переброски контейнера?
– Уже. Можем хоть сейчас.
– Отлично, – тяжело вздохнул Александр и, попрощавшись, вышел. Радужный настрой развеивался стремительно.
Спустя час
– Как ваши дела, любезный друг? – спросил смутно знакомый голос задремавшего в персональном самолете Александра.
– Что? – машинально спросил тот. Открыл глаза. И мгновенно проснулся от сильного выброса адреналина в кровь. Ведь перед ним сидело то самое странное существо, что в свое время забросило его на более чем шестьдесят лет в параллельный мир, обещая, что даст шанс ему изменить его родной мир.
– Полагаю, вы догадываетесь, зачем я пришел?
– Вряд ли, – хмуро ответил Александр, уже окончательно проснувшись и подтянувшись.
– Я предложил вам поиграть в большую игру, а вы жульничаете, – самым милым образом улыбнулся старый знакомый. – Нехорошо. Я не люблю, когда нас пытаются обмануть.
– Не понимаю, о чем вы, – пожал плечами Александр с невозмутимым видом. – Что конкретно вам не нравится?
– Ваша попытка залезть в резервную сборку четвертого порядка. Кроме того, ты пытаешься меня обхитрить и создать симбиотический разум. Это тоже слегка не то, что я бы хотел видеть.
– Так вас волнует только это? – усмехнулся Александр. – Не переживайте, мои ученые уже сами поняли, что с тем пространственно-временным карманом что-то не так, и ни я, ни они не рвутся туда. Ведь угроза человечеству совсем не эфемерна, а брать на себя жизни миллиардов людей я не хочу.
– Это замечательно, – очень гадко улыбнулся собеседник, – но вы узнали слишком опасную для вас информацию. Для нас это неприемлемо.
– Так сотрите у нас память, – пожал плечами, недоумевая, Александр Петрович.
– Увы, после той выходки, что совершил ваш ученый по твоей милости, мы не можем этого сделать. Уже поздно, да и бесполезно. Умышленное искажение стабильной сборки четвертого порядка… это уму непостижимо! Ни у кого в здравом рассудке не хватило бы на это наглости. А вот ты умудрился. Даже мне строго запрещено вмешиваться и изменять стабильные сборки, тем более такие…
– Да что там такого, что вы так переживаете?
– Твой ученый был прав. Это своего рода архив. А активация симбиотического сознания приведет к ошибкам в… в общем, не суть. Главное – это то, что Адонай откатит этот мир к состоянию измененной сборки. И накажет виновных. То есть меня.
– А заранее вы не могли предупредить?
– Предупредить о чем? – со злостью спросил гость. – Не пытаться жульничать и не лезть в стабильные сборки мира со своим свиным рылом?!
– Спокойнее. Тише. Я тоже не хочу смерти миллиарда людей. Что нужно сделать, чтобы отката не произошло?
– Да при чем тут люди? Пусть хоть все сдохнут! Из-за твоей выходки пострадаю я. И очень серьезно. Адонай не прощает подобных ошибок… – буквально прошептал гость.
– Что же вы не контролировали меня, раз это все так важно?
– Ты думаешь, один у меня такой? Я даже раз в десятилетие не могу толком к тебе заглядывать! Кто же знал, что ты такой псих? В любом случае я пришел к тебе сообщить, что контракт расторгнут. Меня более не интересует твое участие. Прощай, – сказал он, и в воздухе послышался какой-то непонятный щелчок, едва уловимый на слух.
Сразу после этого гость исчез, заглохли оба двигателя, и самолет начал терять высоту.
Александр Петрович холодно усмехнулся. Достал спутниковый телефон и набрал хорошо знакомый номер.
– Игорь Сергеевич? Извините, что отвлекаю. У меня самолет падает. Да. Жить мне осталось пару минут. Вмешались «пауки». Действуйте на свое усмотрение. Да. Думаю, что они вас тоже зачистят. Может быть, уже на месте. Прощайте.
Он выключил трубку и аккуратно поставил ее в держатель. Самолет в пологом разгоне уже практически достиг флаттера и жутко дрожал, норовя развалиться. Но страха не было. Сто шестьдесят лет. Мало кто на планете столько жил.
Александр Петрович двинулся в кабину пилота. Он понимал, что «паук» не оставил ему шансов на спасение, но опустить руки и не попробовать он не
мог. Поэтому, отстегнув сидящего без сознания пилота, он врубил тормозные закрылки, стараясь сбросить скорость, и потянул штурвал на себя. Ведь энергию самолет набрал неплохую, и ее нужно было сбрасывать.
Но ничего не получилось. Попытка выполнить петлю закончилась лишь оторванными плоскостями крыльев от перегрузки. Да и могло ли быть иначе после «паука»?
Последние секунды Александр с холодным прищуром смотрел на приближающуюся землю. Но вопреки расхожему мнению в его голове не пролетала история всей его жизни. Нет. В голове и на душе было тихо, пусто и на удивление спокойно.
Темнота…
Спустя какое-то время
Александр открыл глаза и поморщился от головной боли.
– Активация прошла примерно так, как и ожидалось, – недовольно проворчал подростковый голос. И замер, так как на него нахлынули воспоминания последних минут жизни. Ему стало душно и очень нехорошо. – Какого черта… – тихо произнес подросток, озираясь по сторонам.
Спустя несколько секунд он увидел небольшой контейнер того самого комплекта, что держал в своих руках в лаборатории. На нем было написано хорошо знакомым почерком одно слово: «Прости».
Подросток аккуратно взял контейнер в руку. Побледнел. И как-то сжался. Что и неудивительно. Не каждый день на твои плечи ложится ответственность за гибель нескольких миллиардов людей… одним махом…
– Доволен? – раздался рядом незнакомый мужской голос. Александр поднял глаза и увидел уже немолодого мужчину с густыми седыми волосами и невероятно пронзительным взглядом.
– Ты кто такой? – с вызовом произнес резко подобравшийся мужчина, лишь по недоразумению выглядевший подростком.
– Не догадываешься? – спросил старик, у которого от реакции собеседника явно повысилось настроение.
– Адонай? – после недолгого размышления предположил Александр.
– Хм. Верно, – ответил, чуть кивнув, старик. – Может быть, ты еще и знаешь, зачем я пришел?
– Не велика сложность, – спокойно и уверенно глядя в глаза собеседнику, произнес Александр Петрович. – Пообщаться хочешь или я тебе зачем-то нужен.
– Наглец… ох и наглец! – покачал головой старик. – Но ты прав. Ты первый человек, который смог учудить что-то подобное. Теперь придется озаботиться вопросами безопасности от вашего вмешательства в стабильные сборки.
– Старик, ты хочешь предложить мне сделку?
– Ха! Сделка между мной и тобой попросту исключена. Не та весовая категория. А понаблюдать за тобой я понаблюдаю. – Александр невольно поежился от таких слов и как-то рефлекторно попытался убрать руку с контейнером за спину. – И вот это я заберу. Не стоит превращать историю в фарс.
– Но… – попытался воспротивиться мужчина, однако контейнер осыпался на постель мелкой пылью.
– Теперь все. Не прощаюсь. После окончания игры мы еще встретимся. Надеюсь, ты не разочаруешь меня. – Старик коротко кивнул и исчез. А спустя несколько секунд около дверей кто-то упал на пол.
«Вот сволочь! Только свидетелей мне не хватало…»
Часть 1. Primo Victoria[3 - В переводе с латинского «Первая победа».]
– В честном бою я бы тебя победил!
– Тогда нет смысла драться честно!
к/ф «Пираты Карибского моря»
Глава 1
27 июня 1682 года. Москва. Кремль
Петр обернулся на звук упавшего тела и застал немую картину – его любезная матушка Наталья Кирилловна стояла с совершенно белым лицом, украшенным вытаращенными глазами, а одна из нянек лежала, словно куль из тряпок и телес, подле ее ног.
– Доброе утро, – как можно более невозмутимо произнес Петр.
– Доброе, – только спустя минуту смогла выдавить из себя царица. – Кто это был? – Но юный царь не ответил, лишь вопросительно выгнул бровь и молча ждал уточнения. – Седовласый старец, – продолжила царица-мать, – с благообразным лицом и в светлых одеждах.
Наступила пауза. Петр не знал, что говорить, и обдумывал обстановку. «Говорить правду? А нужно ли? Тем более в столь темные времена. На костер, конечно, не отправят, но… чем все это закончится, неизвестно. А если Софья узнает неправильную трактовку, то ему точно не избежать стрелецких бердышей».
«Ладно. Будем стрелять от бедра», – подумал царь и внутренне усмехнулся, вспоминая буквально вылитый облик Архитектора из «Матрицы», который в глазах матери показался «благообразным старцем».
– Это был Петр, – наконец ответил юный царь.
– Как? Кто… – как-то растерянно переспросила Наталья Кирилловна, потеряв разом всю напускную строгость.
– Святой это был, мой небесный покровитель – апостол Петр, – повторил сын, тяжело вздохнув и глядя на матушку так, словно малому ребенку втолковывал очевидные вещи. – И приходил он милостью Божьей наставлять меня на путь истинный, учить и вразумлять.
Мать юного царя, Наталья Кирилловна Нарышкина, больше не сказала ни слова. Лишь постояла несколько минут, глядя на своего сына каким-то странным взглядом, смешавшим в себе ужас с удивлением и уважением, после чего молча ушла…
– Дочь моя, ты понимаешь, что говоришь? – спросил патриарх Иоаким, удивленный не только неожиданным визитом царицы-матери, но и ее в высшей степени странными речами.
– Владыко, своими глазами видела… две девки тоже видели. Да и Петя изменился. Ложился спать ребенком, а с утра… встречаюсь с его глазами, а там нет ни робости, ни волнения.
– Может быть, его распирает от гордости? На днях ведь венчали на царство, вот и оценил наконец да возгордился.
– Нет, Владыко. Там была не гордость, а скорее уверенность, спокойная такая.
– Хорошо, я поговорю с ним. Но, дочь моя, держи эту новость в тайне. Ежели кто узнает из недругов, быть беде…
Спустя час. Покои Петра
– Государь, – поклонился смутно знакомый слуга, – «Видимо, уже успели заменить, дабы странностей старые не заметили», – пронеслось в голове у царя, – к тебе Владыко[4 - Автор в курсе, что именование «Владыко» ввели в XVIII веке, но применил, ибо до того никакого толком именования не было.]!
– Так зови его, дурень! Нечего старого человека заставлять ждать, – буркнул Петр, ожидавший прихода кого-то подобного. Не могли они оставить без последствий подобное событие.
Под довольно грустные мысли, впрочем, никак не отражающиеся на лице юного царя, Иоаким и вошел в палаты, стараясь всем своим видом являть монументальность и величественность.
– Доброго здравия тебе, Владыко, – произнес подросток, стоявший до того возле стола и листавший Евангелие.
– И тебе крепкого здоровья, государь, – едва кивнул головой патриарх, демонстрируя не более чем формальную вежливость, а также свой высокий статус.
– Полагаю, моя любимая матушка тебе уже наговорила всяких страстей.
– Скорее очень странных вещей, – поправил царя патриарх, внимательно и с особым интересом рассматривающий явно и решительно изменившегося подростка. – Это правда?
– Что именно? – сохраняя полное спокойствие и самообладание, уточнил тот.
– То, что ты беседовал с апостолом Петром.
– Ты ведь в это не веришь и вряд ли поверишь, – улыбнулся царь, уходя от ответа. – Ведь так?
– Государь, в это сложно поверить, – развел руками Иоаким.
– И я тебя отлично понимаю, – покладисто кивнул Петр. – Но давай перейдем сразу к делу. Мы ведь с тобой оба понимаем, что ситуация… хм… патовая. – На лице Иоакима выразилось непонимание
и удивление совершенно незнакомым словом от юного царя. – Это из шахмат, – поправился Петр. – Поясню. Если я скажу, что все это правда, то ты посчитаешь мои слова ложью. Посчитаешь. Не кривись. Предположив желание наше с матушкой использовать церковных иерархов в борьбе за трон. Согласись, царь, до общения с которым нисходит сам апостол, имеет много больше шансов усидеть на троне, чем иной. Поправь меня, если я где ошибся в своих размышлениях, – произнес подросток и уставился на патриарха спокойным, внимательным и умным взглядом.
– Ты сильно изменился, Государь, – после практически минутного молчания тихо произнес Иоаким. В его сознании только что услышанное совершенно не укладывалось. Не мог этот юный отрок такого сказать. А даже если мать его научила, то откуда такая уверенность и твердость?
– Удивлен?
– Не то слово, Государь, – с куда большим почтением кивнул патриарх. – Ты совершенно не походишь на отрока. Такие речи и от взрослого мужа нечасто услышишь.
– За все нужно платить, Владыко.
– Что ты имеешь в виду? – напрягся патриарх.
– Когда человек постигает мир, на это уходят годы, и познание он завершает не беззаботным ребенком, но уже взрослым мужем, а мудрость та и вообще приходит зачастую вместе с сединами. Если же тебя наставляет на путь истинный посланец Его, это занимает мгновения. Для тела это остается совершенно незаметным, а вот душа… она вынуждена пройти всю дорогу, шаг за шагом, и не может не повзрослеть. Да, Владыко, за какие-то жалкие минуты мое беззаботное детство осталось в прошлом.
– Мудрость? Познание? Взросление? – с некоторым недоумением переспросил Иоаким. – Но разве общение с Его посланником не должно наполнять прежде всего радостью и благодатью?
– Радостью и благодатью? Хм.
– Так говорят святые отцы, и их словам есть вера.
– Если так думать, то вино и есть главное средство познания Всевышнего, ибо оно дает именно радость и благодать. На время. Но разве разница столь важна? А далеко на юге с теми же устремлениями вдыхают дым некоторых растений.
– Ваше Величество, – нахмурился Иоаким.
– Полагаю, что радость и благодать – это если и есть следы общения с Всевышним, то далеко не основные. Ключевым делом же я почитаю утоление жажды того, кто стремится к этому. Просите, и дано будет вам; ищите, и найдете; стучите, и отворят вам; ибо всякий просящий получает, и ищущий находит, и стучащему отворят[5 - Цитата из Евангелия от Матфея.].
– И в чем же заключалась ваша жажда?
– Я жаждал знаний, почитая невежество за тьму и прозябание. Вот Всевышний и послал ко мне апостола своего, дабы наставить на путь истинный и обучить наукам разным. Кто-то ведь должен был помочь самодержцу Всероссийскому не остаться без достойного образования, коли уж его так обложили интригами, что даже грамоте толком обучиться не выходило.
– Что?! – слегка опешил от такой постановки вопроса Иоаким.
– Сильвестр, конечно, вор, по которому дыба давно льет горькие слезы, но и Никитка ведь совсем дурной, хотя и преданный. Даже письмом толком не владеет, а уж что касается алгебры, философии и прочих наук, то он о подобном даже и не слышал.
– Ваше Величество! Что же вы такое говорите?
– Владыко, я вас и не виню. Знаю, что это все происки Милославских. И понять их было несложно. Федор слаб от рождения, Иван тоже. Уже давно им стало ясно, что ни Федор, ни Иван долго не протянут, и править в конечном счете буду я. Вот и подсуетились, постаравшись вырастить меня невеждой, дабы можно было крутить, как куклой фарфоровой. Болванчиком. Не удивлюсь, что даже вас попытались привлечь к этому делу, хитростью или обманом каким.
Иоаким молча смотрел на царственного отрока. Переваривал. В его голове творился полный бедлам. Шок. Бардак. И какая-то вакханалия. Не мог сказанного произнести десятилетний мальчик, но он произнес. Причем очевидно, что не по научению, а сам. Вон не сбивается, тверд в словах. И как ему поступать? Какие выводы делать? А глаза юного царя смотрят на него с таким добрым укором… словно дед взирает на шаловливого внука…
– Владыко, – нарушил тишину Петр. – Вот видите, как неудобно и неприятно объяснение с людьми, относительно той беседы. И мне и вам сейчас хочется все взвесить, обдумать, сопоставить. Поэтому полагаю, что увиденного и услышанного на сегодня вполне достаточно. Особенно мне. А посему я вас более не задерживаю. Однако жду вас впредь в гости. Мне всегда будет нужен совет такого мудрого человека, как вы. Сами же знаете, насколько важно благословение пастырское.
С этими словами Петр кивнул, прощаясь, и отвернулся от патриарха, вернувшись к изучению Евангелия.
Иоаким с минуту постоял, продолжая переваривать и обтекать, после чего поклонился царственной спине и молча вышел. Оставив юного царя в покое.
– Поговорили? – спросила Наталья Кирилловна, встретив патриарха, вышедшего от сына.
– Поговорили, – кивнул он с задумчивым видом. – Дочь моя, я должен все обдумать. Слишком уж сильны изменения.
– И как же нам быть?
– Живите как жили. Просто помните, что сын ваш более не дитя неразумное, а взрослый муж.
– Неужели все так серьезно?
– Более чем, – буркнул патриарх и пошел далее. Вести разговоры ему было совсем не с руки. В своей бы голове порядок навести…
Вечером того же дня
Петр же, дождавшись ухода патриарха, направился к матушке держать с ней совет, стараясь, как говорил герой в исполнении Папанова, ковать железо, не отходя от кассы. Ведь на войне что главное? Правильно, инициатива. Упустишь, и все – тебя обошли и разбили.
– Матушка, можем ли мы незамедлительно переехать в Преображенское?
– В Преображенское? – удивилась царица-мать. – Но зачем?
– Вам понравилось, что творилось месяц назад? Хотите снова увидеть озверевших, пьяных стрельцов, которые будут решать, кому из бояр жить, а кого растерзать? – твердо, даже с некоторым нажимом сказал Петр.
– Государь, – с волнением произнес Федор Юрьевич Ромодановский, присутствующий тут же. – У вас есть известия о готовящемся заговоре?
– Сведений нет, но есть опасения, – кивнул ему царь. – Матушка?
– Да, сынок, я ему рассказала о том, что случилось утром.
– Кому еще?
– Ему и патриарху.
– Хорошо. Чем меньше людей об этом знают, тем лучше.
– Что вызывает в вас опасения? – повторил свой вопрос Федор Юрьевич.
– Патриарх. Я не могу поручиться за то, какую сторону он выберет. Ведь церкви намного удобнее, когда святые давно упокоились и про них можно говорить все, что угодно, в зависимости от сиюминутных интересов.
– Петя! – попыталась одернуть сына Наталья Кирилловна.
– Патриарх Иоаким уже показал, что ради собственных интересов готов растоптать интересы веры, закрывая глаза на чудеса. Взять хотя бы дела с Анной Кашинской. Чудо ведь нетленное тело. Без попустительства Всевышнего такое произойти не могло. Однако он закрыл глаза на сие лишь потому, что у ее мощей пальцы были сложены двоеперстно. Как, впрочем, и на всех старых иконах, что византийского образца, что римского. Поэтому я не доверяю ему, ибо неизвестно, что в нем победит – страсть к укреплению личной власти, для которой лучше бы Бога и не было вовсе, или вера христова. И если что, он сможет дать замечательный повод для Софьи вновь поднять стрельцов.
– Если
она их поднимет, то Преображенское нас не спасет.
– Отнюдь. Во-первых, оно не так и близко. А значит, о том, что в Москве начались волнения, мы сможем узнать загодя и, если ситуация будет трагичной, то и спастись бегством, хотя бы в Троицкий монастырь. Полагаю, что стрельцы хоть и легко поддаются на смущение лукавым, но не до такой степени обнаглели, а потому святое место штурмовать не полезут. Во-вторых, мы и сами в Преображенском будем чем-то полезным заняты, а не просто сидеть без дела.
– И каким же?
– Царь изволит потеху чинить, – с некоей долей торжественности начал Петр. – Собрать потешный полк из отроков, обрядить их в форму воинскую и играть. И прочими делами заниматься.
– Вы желаете собрать армию из отроков? Но выстоят ли они супротив стрельцов?
– Молодость – это такой недостаток, что с годами проходит сам собой. И за эти годы я вполне смогу подготовить из них подходящих крепких вояк. Под видом потех, разумеется.
– Петенька, а ну как Софья что заподозрит?
– Именно поэтому я и хочу, чтобы вы никому о том, что случилось утром, не рассказывали. Пускай думает, что ее братец шалить изволил, вступая в тот возраст, когда самое озорство. Полагаю, если вы будете достаточно ловки в общении с ней, то Софья легко закроет глаза на мои игрища. Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы на трон не претендовало. А мы будем сидеть тихо. Спокойно. Готовить войска и укреплять свои позиции, выражая внешнюю беспечность. По крайней мере, попробуем. Как говаривал один древний мудрец, если мы хотим победить сестрицу и всех тех, кто стоит за ней, то должны ее удивить, введя в заблуждение относительно меня и моих намерений. Буйный и непослушный отрок, который только и грезит, что будущими военными походами, и даже не помышляющий ни о чем ином. Разве должен ее пугать такой брат? – произнес Петр, смотря спокойным взглядом на задумчивые лица матери и ближнего стольника своего отца.
Глава 2
10 августа 1682 года. Москва. Кремль
Софья вышагивала по своим палатам и напряженно думала, пытаясь понять, зачем Нарышкины увезли ее малолетнего братца в Преображенское.
– Софья, душа моя, – раздался от двери голос Василия Голицына, фаворита царевны.
– Я вся извелась! Что они там устроили?
– Игрища там, большие и чудные, – пожал плечами боярин.
– Милый, отчего из тебя слова не вытянешь? Неужто что совсем непотребное творится?
– Душа моя, я просто не знаю, как все это осмыслить да в голову уложить. Понимаешь, юный братец твой вроде бы и шалостью занимается, да только странно очень. И что особенно меня смущает, с удивительной расторопностью. Сама посуди, решил он, значит, собрать полсотни охочих ребятишек из окрестных деревень на кошт казенный. Поди плохо? Там отбоя от желающих не было. Крестьяне-то бедно живут. Детей много. Кормить тяжело. Так вот. Пришло там сотни три, как сказывают, не меньше. И что ты думаешь? Петр им экзамен устроил похлеще, чем капитаны иным охочим до ратного дела по-новому из числа многоопытных стрельцов. Расспрашивал так, словно не потешных отроков для развлечения набирает, но ближних помощников.
– Чудно, – кивнула Софья. – Но то его мать могла научить.
– Слышал я, что Наталья Кирилловна тут ни при чем и сама дивилась от такой причуды.
– И каких же отроков он набирал?
– Живых умом да крепких здоровьем. Вопросы хитрые задавал и слушал не то, что ответит, а как думать станет, что предпринять захочет. Те слушания четыре дня длились. На них большая часть дворовых приходили. Очень уж чудно да и любопытно все выходило.
– Действительно, – покачала головой Софья. – А что он с ними делает нынче? Ряжеными с барабанами водит?
– Заказал платья странные, поделил да звания необычные присвоил и занялся совершенной, на мой взгляд, дуростью. Утренние занятия я не застал, но поговаривают, что также любопытны. Зато поглядел на то, как после обеда он водил их на странную площадку, где всякого понатыкано. И канавы, и щиты деревянные, стоящие торчком, и какие-то перекладины, подвешенные, и бревна, над землей поднятые, и многое другое. Такое даже удумать – и то сложно. Вот по этой всей куче странностей они и скачут, бегают да лазают. И Петр вместе с ними. Причем видно, что не в шутку, а всерьез занимаются. Пот в три ручья с них льется.
– Хм. А по утрам что?
– То не ведаю. По рассказам, не менее удивительное действо. Хотя больше всего забавляют людей пробежки трусцой всего этого малого отряда. Встанут строем по двое или еще как и побежали, а сами песенку распевают. На бегу и весьма странную.
– И много ли бегают?
– Да почитай по несколько верст в день отмахивают. А бывает, Петр их выводит в так называемый марш-бросок. В те дни занятия иные идут сокращенно, а трусцой они проходят по пятнадцать-двадцать верст.
– Мнится мне, что это на воинскую подготовку похоже.
– Так ведь ни строем ходить не учит их, ни оружием пользоваться. Что же это за воинская подготовка такая? Известно же, что той же сабле нужно много лет учить, иначе без толку будет. А то, что ловкими да крепкими после нескольких лет такой кутерьмы они станут, то и что с того? Я беседовал с капитанами нашими и иностранными. Те только посмеялись, заявив, что это все пустое.
– Будем надеяться, – улыбнулась Софья. – Он с этими отроками только как скоморох по палкам скачет или еще чем занимается?
– Всех ежедневно загоняет в учебные классы, где чтению, письму и счету учит.
– Всех?!
– Да. Наталья Кирилловна даже возмущалась поначалу, но потом махнула рукой. В конце концов Петру и самому не мешало бы грамоту подучить.
– А вот это уже очень странно… и, я бы сказала, опасно, – почесав мочку уха, произнесла царевна. – Интерес братца к наукам нам совсем не нужен. Поди сам-то не только чтением да письмом занимается?
– Да куда там, – махнул рукой Голицын. – Полдня проводит с отроками, а остальное время еще большими глупостями занимается. Тяга у него, видите ли, к плотницкому делу и прочему возникла. С простыми мужиками топором машет, а потом по всяким сараям что-то мастерит. Я поговорил с Натальей Кирилловной, так она сокрушалась, так сокрушалась…
– То есть ей это все не по душе?
– Жаловалась она, плакалась. Говорила, что братец твой совсем от рук отбился. Грезит военными походами, мечтает Царьград из рук мусульман взять, а то и Иерусалим. Оттого все какие-то задумки да выдумки сооружает. С простыми мужиками возится. И ничего поперек не скажи.
– Неужели она совладать с сыном не может?
– Буйный он какой-то стал совершенно и кипучий, по ее словам. Ни минуты покоя не знает. Утром встает ни свет ни заря. Сразу «водные процедуры» вместе с потешными своими проводит или с мужичьем. И дальше – весь день на ногах. Никакого подобающего достоинства и основательности. Кипит, бурлит, покоя не зная и не признавая, и никому рядом его не давая, почитая его за леность и праздность и называя не иначе как грехом.
– Очень интересно… А что патриарх? Мне доносили, месяца полтора назад, что ходил он к брату, беседовал о чем-то и вышел очень задумчивый.
– Про то он мне не сказывал. Но о Петре отзывается спокойно. Ездил к нему в Преображенское две недели назад. Службу в местном храме служил по просьбе братца вашего.
– По просьбе?
– Сказывают, что он в отличие от прошлых лет стал много больше святых
отцов почитать.
– Иоаким подтвердил про Царьград и Иерусалим?
– Он ответил уклончиво, что, дескать, разговоров о том между ними не было. Да и рано им быть – мал Петр еще.
Софья тяжело вздохнула и снова начала вышагивать. Василий же молча наблюдал, ожидая ее реакции.
– Нам нужно иметь своего человека среди этих потешных, чтобы знать, к чему же на самом деле он их готовит, а главное – какие разговоры ведет промеж них.
– Но он ограничился полусотней, – пожал плечами фаворит царевны.
– Царство не обеднеет, если мы милостью нашей поможем братцу ратное дело осваивать и возьмем его расходы на казну. Благо что они невеликие, если судить по твоим речам. Заодно и человечка нашего приставим, смотреть за делами в Преображенском. Через него и деньги отпускать. Но подробные донесения о тратах и делах на стол мне должны ложиться регулярно.
– А что с мастеровыми делать? Плотниками да прочими?
– Ничего. Он вряд ли их в свои задумки посвящает. Наемные ведь люди. Поэтому постарайся подобрать человек тридцать-сорок среди отроков, которые согласятся докладывать нам. Да гляди, чтобы подходили они под требования, что Петька предъявлял при первом отборе. Сколько тебе на это да на прочую подготовку дней нужно?
– Пару седмиц. Может, и скорее, но вряд ли.
– Вот и хорошо. Как будешь готов – скажи, я Наталье Кирилловне письмо отпишу. Человечек, что за деньги отвечать станет при Петре, с письмом поедет, да там и останется. А отроки, как братец новый набор начнет, пойдут.
– А не заподозрит? Мало ли, расспрашивать начнет, откуда да что?
– Василий, милый, ты ли это мне говоришь? – всплеснула руками Софья. – Ему десять лет! Я до сих пор не верю, что это он сам учудил со странными причудами для укрепления тела. Мнится мне, что из Кукуя, что рядом совсем, к нему какой советчик прибился. Мало ли среди них всяких чудных да дивных.
– Пожалуй, – кивнул Голицын. – А как быть, ежели Петр возжелает оружие закупать?
– Так выделим ему из наших запасов старые пищали али изношенные мушкеты иноземные.
– Велики они для отроков будут. Не согласится Петр на них, ибо не приставить их к делу. Но рядом с Преображенским, как ты, душа моя, верно заметила, Кукуй стоит. А значит, и купцы заморские да связи. А ну как он через них что купить надумает? Ведь во Франции да Голландии, поговаривают, оружие будет лучше нашего. Да и под заказ можно сделать. Как раз для отроков. Я слышал, что и такое тоже делают.
– У него невелика армия, – чуть подумав, сказала Софья, – казна от того не опустеет.
– Кстати, по поводу армии. Сколько ты хочешь взять на содержание потешных?
– Нам нужно, чтобы вновь прибывших было больше, чем уже набранных. Иначе наши люди окажутся на виду. У него сейчас полсотни. Вот два раза по столько и возьмем. Полторы сотни отроков, я полагаю, даже при хорошем оружии нам никакой угрозы не представят. Или не устоим?
– Устоим, конечно. Любым полком их раздавим. Да что полком – ротой единой.
– Хорошо, тогда так и поступим. И еще будь очень осторожен с патриархом.
– Думаешь, он что-то задумал?
– Не знаю. Может, глупости все это, но мнится мне: его поведение имеет какой-то умысел.
Глава 3
17 ноября 1682 года. Преображенское
Петр стоял в свеженьком сарае, поставленном едва ли пару месяцев назад, и любовался на работу ткацкого станка. Нет, конечно, ничего особенно удивительного в нем не было. Да, по правде сказать, даже напротив – убогая копия механического ткацкого станка Роберте[6 - На самом деле ткацкий станок Ричарда Роберте был создан в 1822 году и стал первым полноценным механическим станком современного типа, который смог добиться полной и окончательной победы над ручным ткачеством в 30—40-х годах XIX века. Однако, изучив его устройство за то время, пока шла синхронизация сознаний, Александр-Петр смог его с определенным трудом, но воспроизвести в 1682 году с помощью местных плотников и какой-то матери… безусловно, благословенной.], вся прелесть которой заключалась только в одном – никакого аналога ей пока еще не было. Вообще. К огромному удовольствию юного царя, в текущей обстановке даже в Англии и то не знали даже станка с челноком-самолетом[7 - Челнок-самолет изобрел Джон Кей только в 1733 году.], а уж о механизированных станках так и речи не шло даже в проекте, тем более таких, что позволили бы ткать что-то сложнее примитивного полотна. А у Петра получилось. Безусловно, он изначально знал устройство и принципы, но ведь это не исключает немалых сложностей в реализации проекта местными силами. Ведь кроме нескольких пусть и толковых, но практически необразованных плотников, у него ничего не было под рукой.
Однако вот уже вторые сутки с механического ткацкого станка экспериментальной модели выходила ткань. Практически непрерывно. Останавливаясь лишь на то, чтобы заправиться шерстяными нитями. И хотя ни к паровой машине, ни к водяному колесу его так и не удалось подключить в силу непреодолимых обстоятельств, это не мешало ему работать, поражая всех посвященных скоростью и качеством. Тем более что ткань станок выдавал качественного саржевого плетения, которого в те годы еще никто и не знал.
– Чудно, – только и выдавил из себя Федор Юрьевич, смотрящий, как несколько мужчин, что ходили по кругу, вращая за ручки корабельный шпиль, приводили в движение многие части ткацкого станка. – Да шустро-то как…
– Это еще что, – с явной гордостью произнес Петр. – Вот по весне начнем ткацкую мануфактуру ставить, там водяное колесо к делу приспособим. И дело пойдет намного лучше. Ведь мужики-то вон – выдыхаются часто. Четыре смены поставили. А вода усталости не знает. И это пока.
– А потом что?
– Паровую машину поставим. Ей вода речная для дела не нужна, то есть можно ставить удобнее, а не берегов держаться. Да и зимой или в половодье никаких бед с ней не приключится. Правда, вот работает на дровах или угле каменном. Или на горючей земле – торфе, сланцах и прочем. Мощные машины. Десятки, сотни станков можно к ним приставить. Но то дело будущего.
– Паровая машина… – произнес Ромодановский, скептически пробуя название на вкус.
– Англичане да итальянцы уже ставят их. Но за этими механизмами будущее. Их ведь и на корабль можно поставить, позволив ему идти словно на веслах, но без устали, выгребая легко против речного течения. И на повозки. Но то совсем малые машины. Однако выйдет и без лошади ехать. Впрочем, не будем спешить. Всему свое время. Пока нам и такой ткацкий станок большая подмога.
– Это верно, – кивнул Федор Юрьевич. – Я ведь до конца не верил, что выйдет толк. Одним станком за пару дней переработали столько пряжи, что и за месяц десяток мастериц не изведет.
– Да не просто, а особым образом. Ткань-то такую и не найти более нигде.
– Хорошее полотно.
– Саржа.
– Как?
– Говорю, что такое плетение называется саржевым, или попросту – саржа.
– Ну да. Саржа так саржа. Эх. Жаль, что пряжа так быстро разошлась. На сутки работы еще от силы.
– Ничего страшного, – хмыкнул Петр. – Как закончится пряжа, так мы станок осмотрим. Разберем. Где что нужно поправим. Мы же его-то вон – на коленке из деревяшек срубили. А там по-хорошему из железа или бронзы многое делать надобно. Да много чего усовершенствовать. Кроме того, нужно будет шпиль под лошадь или
быка какого приспособить, дабы не мучить мужиков. Им и другая работа найдется.
– И то верно, – согласился Федор Юрьевич. – Лошадь, ежели ее несильно гнать, а спокойным шагом водить, по много часов кряду станок приводить в действие станет.
– Вот. А пока мы его до ума доводить будем и чертежи править, нужно купцов подыскать ухватистых да ловких. Не самому же мне торговать тряпьем с людом. А им почет и уважение. Продадим уже готовую ткань. Закупим шерсти да подрядим девиц сельских на приработки. Прясть-то, поди, все умеют, а лишняя копеечка крестьянину очень пригодится. Жители Преображенского нам еще спасибо скажут. А может, и соседей подрядим из Семеновского, а то и Измайлово.
– Хочешь заплатить меньше?
– И это тоже, – кивнул Петр. – Нам нужны деньги для наших дел, да не от Софьи, а свои. Неподконтрольные. Поэтому чем выгоднее станет предпринятое нами дело, тем лучше. Но не только в этом причина. Если мы развернемся шире, то где столько нитей возьмем? Для Москвы этот товар далеко не самый ходовой. И если на шерсть калмыцкую мы еще можем надеяться, ибо ее немало, да увеличивать сборы могут, то откуда нити столько брать?
– Не сильно ли мы размахиваемся? Не помешает ли Софья?
– Чего же ей мешать? – удивленно пожал плечами Петр. – Она, наоборот, привечает иностранцев, готовых на Руси развернуть производство редких тканей, что возят к нам. А тут брат родной. Не посмеет. Да я и сам открыто к ней обращусь, уведомив, о моем желании потешную мануфактуру ставить, дабы ткани редкие выпускать на пользу Отечества и для своих нужд.
– Так она и содержание после того урежет, после того, как прознает о доходах.
– Во-первых, ей еще прознать нужно. А во-вторых, не пойдет она на это. Полагаю, что даже увеличит его. Не убирать же, в конце концов, ей своего человечка от нас. Кстати, как он там поживает?
– Сокрушается, что, дескать, казна деньги выделила, а Петр Алексеевич тянет и не набирает новых потешных.
– Вот им неймется! – усмехнулся Петр.
– Думаешь, подсадные будут? – нахмурился Ромодановский.
– Не думаю, а уверен. Поэтому сделаем так. Ты человечку этому скажи, что Петр Алексеевич отроков по весне набирать станет. Какие же потехи зимой? Где ходить с барабаном по дорогам да песни дурные горланить? Вот. Так и скажи. Да еще больше пренебрежения добавь. Для большей красоты. А сам тем временем начни мне разных отроков по Москве да округе подыскивать. И показывай мне потихоньку. Я так и отсеивать стану. Потом же в четыре подхода по весне набор учиним. Кинем клич по Москве да округе о наборе в потешные, чтобы целые тучи сбежались. Но отобранных мне незадолго до того показать – дабы в лицо запомнил. Учитывая особый наплыв, людей выбирать придется быстро. Вот я по лицу да взгляду отбирать и стану сразу своих. Только смотри, чтобы лишние глаза чего не увидели.
– Добре. Завтра же займусь.
– Особо не спеши. Делай все аккуратно. А то еще люди Софьи или Васьки заподозрят чего. Ладно. Это вроде как уладили. Хм. А что там этот человечек про меня выпытывает? Несколько раз я видел его за странными разговорами с мастеровыми да потешными.
– Выпытывать-то он выпытывает, да только ему никто особо не рассказывает. Васька-то уже дважды приезжал вроде как навестить. Но я его к тебе не веду, как и условились, ссылаясь на какую-нибудь очередную забаву: то топором машешь, то с потешными скачешь. Но он несильно серчает, видно, и сам не горит желанием с тобой видеться. Потому просто чаем попоим, поплачемся, дескать, Петр Алексеевич совсем голову потерял от дел ратных, да с миром отпускаем.
– Хорошо. Очень хорошо, – с легкой улыбкой произнес молодой царь.
– Но человечек-то Софьин, видимо, все одно исправно доносы пишет. Потому в последний приезд Васька расспрашивал про палату мер и весов, что мы месяц назад поставили, про травматологическую и химическую избы, да прочее. Но мы отшучивались, дескать, детские шалости.
– Но он не поверил…
– Отчего же? – удивился Федор Юрьевич. – Поверил. Ему и самому этот надзор над нами в тягость. Все больше дружбу с немцами с Кукуя водит да вздыхает, сожалея, что Россия не Франция какая али Саксония.
– Ну и хорошо. А к тому человечку продолжайте искать подход. Негоже, чтобы он доносы свои сестрице слал, со мной не посовещавшись. Это просто невежливо с его стороны. В крайнем случае посмотрите, что можно сделать, дабы получить на него компромат. – От этого слова Федор Юрьевич слегка поморщился. – Не кривитесь. Хорошее слово. Но пока мы его на крючок не посадим, причем не перед своим лицом, а перед Софьиным, то покоя нам не будет.
– Постараюсь Петр Алексеевич, – кивнул Ромодановский.
– Кстати, как там дела с Иоганном Монсом?
– Сговорились. Обо всем сговорились. Два десятка зрительных труб английских лучшего качества да фузей две сотни специального заказа под уменьшенный калибр. Кроме того, он обещался к весне поставить несколько возов картофеля на посадку. Точные объемы не говорит, так как сам не знает, сколько получится.
– Ну и ладно. Даже одного воза доброй картошки нам должно хватить.
– А также пару мешков семян подсолнечника и этой… как ее…
– Земляной груши?
– Ее. Да.
– Совсем хорошо. Ты, кстати, Федор Юрьевич, людишек-то присматриваешь для учреждения сельской мануфактуры? А то ведь кой-чему все одно учить нужно. Совсем ведь темные.
– Присматриваю, – кивнул Ромодановский, – только ведь ты просил не спешить.
– И не спеши. Как Рождество справим, ими и займемся. Сейчас не до них.
Глава 4
5 июня 1683 года. Преображенское
– Государь! Государь! Пожар! – раздался откуда-то с улицы истошный мужской голос.
Петр проснулся практически мгновенно, буквально подброшенный на постели мощным выбросом адреналина.
Чтобы сориентироваться, ему потребовалось каких-то несколько секунд. После чего глаза прищурились и похолодели, словно переходя в боевой режим, а движения стали стремительными и плавными. Как будто в нем проснулся хищник, вместо уже привычного для окружающих спокойного, внимательного и рассудительного подростка.
Стремительно надев брюки, намотав портянки и натянув сапоги, Петр выскочил в коридор буквально уже через двадцать секунд, держа в руках два заряженных пистолета.
– Дежурный! – заорал на всю силу своих легких юный царь. – Тревога!
Впрочем, поручик, бдящий в этот ранний час, и сам сообразил, что случилась какая-то беда, а потому уже успел отправить сержанта поднимать роту по тревоге.
Дворец стремительно оживал. Загорались огни в окнах. Приглушенные голоса переговаривались, пытаясь понять, что случилось. Однако за окном, на небольшом импровизированном плацу, уже громыхали своими превосходными сапогами[8 - Петр по собственноручным эскизам и устным объяснениям смог начать выпускать в недавно открытой Амуниционной мастерской вполне годные германские маршевые сапоги времен Первой мировой войны.] стрелки потешной роты. Галифе, сапоги, китель, каска[9 - Петр запустил в Амуниционной мастерской производство поздних касок – пикхельмов из кожи самого компактного и аккуратного вида. Разве что двуглавого орла, отливаемого из латуни, сохранил, однако и его сделал не современного по тем годам вида, а образца XXI века.], Y-образная портупея, шашка, английская фузея. Довольно
необычный вид для тех лет. Впрочем, никто не роптал, потому как форма была удобной и вполне добротной.
– Докладывай! – грозно зыркнув на перепачканного сажей урядника, потребовал Петр.
– Государь, ткацкую мануфактуру подожгли!
– Поймал поджигателей?
– Никак нет. Их даже никто не видел.
Петр повернулся в ту сторону, где на днях закончили строить здание ткацкой мануфактуры, и потянул подбородком, словно штабс-капитан Овечкин из фильма «Корона Российской империи». Зарево от полыхающей постройки явно говорило о том, что все труды пошли прахом.
– Дежурный!
– Да, Ваше Величество, – вытянулся во фрунт поручик.
– Второй и третий взвод – оборона села по боевому расписанию. Первый взвод и звено кинологов – к мануфактуре.
– Есть! – четко ответил поручик, щелкнув каблуками, и начал отдавать распоряжения.
А Петр тем временем, пока появилась возможность, принялся облачаться в принесенную ему форму. Нательная рубаха, китель и прочее. После чего в сопровождении второго дежурного звена направился к мануфактуре, куда уже ускакал лихими кавалерийскими прыжками весь личный состав первого взвода и мини-отряд кинологов.
Кинологи… как непросто далась эта работа. Нет, найти отроков, что любили возиться с собаками, было несложно, особенно среди городских мещан. Но вот хоть как-то подготовить что людей, что животных к непростой розыскной деятельности оказалось практически неосуществимым в столь короткий срок. Ведь в своих предыдущих жизнях Петр никогда не сталкивался с такими задачами. Даже по-человечески сформулировать методику работы этой службы и то не получилось, и ее на текущий момент писали сообща. В общем, что выросло, то выросло. Пять молодцов с таким же количеством разномастных собак давали хоть какую-то надежду на то, что удастся взять след по горячим следам. Вряд ли поджигатель смог уйти далеко.
– Что у вас тут? – спросил Петр, подъезжая верхом к командиру первого взвода, стоявшему рядом с несколькими бойцами на небольшом пригорке возле полыхающего корпуса ткацкой мануфактуры.
– Нашли следы. Вас только ждали. Там целая группа людей подходила. Даже на глаз видно, что недавно шли.
– Хорошо. Не будем терять время. Вперед.
Спустя полчаса. Немецкая слобода
– Все сделали?
– Да, ваша милость. Пылает так, что отсюда видать зарю.
– Вас не видели?
– Темень вон стоит какая. Кто же сможет разглядеть?
– А это еще что такое? – удивленно спросил англичанин, услышав приближающийся топот немалого числа ног, плюс несколько лошадей и гавкание собак. – Говоришь, никто не видел? А? Пошли отсюда! Пошли! – больше на публику начал кричать и махать руками перепуганный торговец.
Но было уже поздно.
Стрелки первого взвода потешной роты взяли восьмерку людей в окружение и чуть попридержали собак, которые безоговорочно показывали на них.
– Что здесь происходит?! – наконец собрался с духом слегка перепуганный торговец.
– Представьтесь! – игнорируя его вопрос, распорядился Петр, выезжая ближе на лошади.
– Джером Браун. Купец.
– Это твой дом?
– Да.
– Много ли там людей?
– Нет, ваша милость, – ответил англичанин, пока еще не понимая, кто перед ним. Он ведь Петра Алексеевича в лицо не знал. – Только жена, сын и трое слуг.
– Отменно. Нечего прохожих пугать. Продолжим беседу у тебя.
– Но кто вы?
– Связать и увести! – опять игнорируя вопрос торговца, приказал Петр поручику, и отроки довольно быстро спеленали совершенно ошарашенную компанию: часть рассредоточилась и взяла оружие на изготовку, а остальные повязали татям руки в локтях. После чего увели.
– Государь, послать в Преображенское? – спросил слегка встревоженный поручик. – Мало ли что можно ожидать от Немецкой слободы.
– Пошли. Пусть второй взвод идет сюда и берет под охрану здание. А потом пошли к уважаемым инородцам, дабы прибыли сюда как можно скорее.
– Есть!
– А я пока побеседую с нашим новым другом…
Допрос был быстрым и решительным. По крайней мере, Джером совершенно не ожидал от подростков такого и весьма быстро раскололся. Все-таки методы экстренного допроса конца XXI века, когда удельная стоимость секунды возросла многократно, были очень эффективны. И хотя Петр знал их весьма и весьма скромно, больше наблюдая в прошлой жизни за работой профессионалов, но и этого хватило с лихвой.
Так что, когда к дому стали собираться уважаемые жители Немецкой слободы, все было не только уже давно покончено, но и бедный Джером смог получить медицинскую помощь, дабы не умереть раньше времени.
– Государь Петр Алексеевич! – рявкнул поручик, отворяя дверь, откуда вышел юный царь с закатанными по локти рукавами рубахи и жестким, холодным взглядом, казавшимся совершенно невероятным на лице одиннадцатилетнего мальчугана. Высокого. Смотрящего очень серьезно. Но все-таки… ну и несколько капель крови, которыми он себя забрызгал при допросе.
– Доброй ночи, – произнес подросток, коротко кивнув. – Вывести. – Стрелки потешного полка спустя несколько секунд вытолкали из сеней Джерома Брауна. – Люди этого торговца были замечены за поджогом здания ткацкой мануфактуры, что я ставил в Преображенском. Не заметив преследования, они вывели нас к своему хозяину, который повинился и во всем признался.
По небольшой толпе, собравшейся перед домом, прошел легкий ропот возмущения, но Петр продолжил:
– Посему повелеваю все имущество Джерома Брауна с рассветом распродать промеж жителей слободы, включая товары, обязательства и прочее. На вырученные деньги надлежит возместить мне весь ущерб, причиненный этим горе-торговцем. Если денег не хватит, то все недостающее покроет слобода, пригревшая этого гада на своей груди, в складчину. Ежели вырученных с продажи денег окажется более, то остаток пойдет в общую казну слободы на общественные нужды. И не затягивайте. Все торги закончить сегодня к ночи.
– А что делать с Брауном? – поинтересовался круглолицый статный офицер с сильным английским акцентом.
– Представьтесь, – потребовал юный царь.
– Гордон, Патрик Гордон, Ваше Величество, – с вежливым поклоном сказал он. – Генерал-поручик.
– Генерал, по-хорошему этого человека нужно казнить, ибо поднял руку на государево имущество. Но смерть слишком быстрая расплата, поэтому я полагаю, что оставить его в одном исподнем – вполне достойная награда за его проказу. Его же подельников я забираю с собой. Будут отрабатывать. Сами понимаете – от мертвых толку нет, одни убытки, а потом, лишнюю кровь проливать негоже.
– А ну как он за старое возьмется?
– Надеюсь, у него хватит ума в будущем меня опасаться, – вежливо улыбнувшись, произнес Петр. После чего повернулся к Джерому и так на него зыркнул, что тот сжался, как комок, и попытался отпрянуть. Но потешные стрелки его удержали. – Ведь ты все понял?
– Да! Да! Ваше Величество! Все! Бес попутал!
– Хватит! – прервал его оправдания Петр. – Как зовут того беса, что тебя попутал, меня не интересует. Но я очень надеюсь, что все выводы сделали правильные. До вечера, господа, – произнес юный царь, вскочил на лошадь и в сопровождении дежурного звена отправился в Преображенское. А оба взвода занялись делом. Первый – конвоированием лихих людишек к месту отбывания наказания, а второй – охраной
имущества Брауна от мародерства и расхищения.
Спустя двое суток. Москва. Кремль
Софья смотрела на испуганного и подавленного мужчину, что притащил ей Голицын, и пыталась понять, что ей со всем этим делать.
– Ты почто приказал сжечь мануфактуру брата моего? – несколько рассеянно спросила царевна.
– Я приказал, – вместо Брауна ответил Василий.
– Зачем? – искренне удивилась она.
– Поставив эту мануфактуру и запустив дело, он получит весьма немалые деньги, полностью отведя нашего человека от дел. Кроме того, мне хотелось проверить его. Врут слухи или нет.
– Проверил? – недовольно буркнула Софья.
– Проверил, – кивнул Василий. – И, если честно, не верю тому, что услышал. Как он мог выследить этих мужичков ночью, тоже не пойму. Да так быстро. Не иначе у нас где-то лазутчик сидит Нарышкиных. Хотя… я ведь только с Джеромом это обсуждал. А ему на себя доносить не резон.
– Слобода выплатила Петру запрошенную им сумму?
– Да. Полностью.
– Много ли пришлось доплатить?
– Еще и осталось. Братец твой ведь назвал сумму только после того, как услышал, что выручили от продажи. Ровно две трети с того и взял.
– Хватит этого для восстановления мануфактуры?
– Я переговорил с купцами, так те говорят, что еще рублей сто сверху нужно накинуть, чтобы все покрыть.
– Вот как… – задумчиво произнесла Софья.
– Не очень хорошо у него со счетом, – усмехнулся Голицын.
– А по-моему, прекрасно, – фыркнула раздраженно Софья и начала вышагивать, заламывая себе руки.
– Почему?
– Сам подумай. Ведь все на поверхности лежит. Вон, этого злодея отпустил, а ведь должен был голову снять. Да еще и тех воров повесить. Вместо этого их в холопы себе забрал, а треть имущества этого купчишки в подарок слободе поднес.
– Государыня, – подал голос Браун. – Помилуйте! Защитите! Я ведь волю боярина выполнял. За что же меня так? Да еще вот… – произнес он и показал следы членовредительства, оставшиеся после быстрого допроса.
– Кто это тебя так?
– Так известно кто, Петр Алексеевич.
– Сам?
– Своими руками меня мучал… а больше того меня пугали не страдания, но то, с каким видом он сие делал. Вид спокойный и невозмутимый, глаза холодные и жесткие. Когда же кровь на него брызгала, то даже не морщился. Словно не человека живого истязал, а с куклой неживой игрался.
– А не врешь?
– На Евангелии поклянусь! Ей-богу, так и было!
– Как тебе братик? Удивил? Это он в одиннадцать годков такое вытворяет. А что дальше будет?
– Так ты его проверял, не я.
– Вот так посреди ночи явиться и, не медля, дело разрешить в таком возрасте не каждый способен. Да и потешные его оказались совсем не воины, а под сыскные дела подготовлены. Вот и ответ на загадку, что мы уже год пытаемся разгадать. Оттого и отбор особый, да моих отроков вычислить догадался.
– Одиннадцать лет… – покачала головой Софья. – Ты рассказал моему брату, кто тебя нанял?
– Нет, Государыня. Да он и не спрашивал.
– А чего не спрашивал?
– Не могу знать.
– Хм… – снова заломив руку, произнесла царевна. – Василий, позаботься об этом деле.
– Так мне возместят ущерб? – оживился Браун.
– Ступай. Государыня тебя не забудет, – ободрил его Голицын и выразительно посмотрел на царевну, которая кивнула с легким омерзением, глянув на Джерома. Более никто ни его самого, ни его семью не видел. В слободе же сказали, что добрые люди одарили англичанина деньгами на дорогу в Англию, куда он и отбыл вместе с семьей.
Глава 5
12 июля 1684 года. Немецкая слобода
– Рад тебя видеть! – С открытой улыбкой во все тридцать два зуба Франц Лефорт бросился обнимать Патрика Гордона, с которым сдружился в Киеве несколько лет назад. – Где ты пропадал?
– Ездил по делам в Варшаву.
– И Голицын отпустил? В прошлом году чуть не разжаловал…
– Так по его просьбе и ездил. Официальным посланником Англии в Московии меня не сделали, попеняв, что я уже состою на военной службе, а одновременно служить двум сторонам невозможно. Однако для дипломатических сношений меня используют, и немало. Впрочем, о том мне болтать не следует. Ты-то сам как поживаешь? Как дела в слободе?
– О! Здесь столько всего интересного произошло! Только о юном Питере и разговоров, да о его делах.
– Потехах? – по-доброму улыбнувшись, спросил Гордон.
– Если бы в Женеве все отроки так потешались, то ее стены уже давно оказались бы отлиты из чистого золота!
– Да брось…
– Не веришь? Мы же вместе его видели той ночью. Не показалось тебе, друг мой, что отрок этот очень необычен?
– Соглашусь, – кивнул Патрик. – Необычен. Взгляд такой, что мурашки по коже. Да еще эти брызги крови… старине Джерому сильно досталось.
– Но на этом странности не закончились, – продолжил Франц. – Когда Питер оставил на нужды слободы треть выручки, меня это насторожило. Чего же себе так мало взял?
– Неужели меньше взял?
– Именно! Меньше. И заметно. Я поначалу подумал, что мал совсем, считать деньги не умеет. Но решил проверить. Вот и начал крутиться вокруг его дел. Он ведь время от времени к нам в слободу заходит по делам либо сам, либо людей своих подсылает.
– Так и не только Питер к нам наведывается, – усмехнулся Гордон. – Вон Василий Голицын все расспрашивает, что да как устроено в наших землях, да на ус мотает, а то и вообще откровенно вздыхает.
– Вот то-то и оно, что вздыхает, мечтая здесь так же все устроить. А Питер-то иными вещами занимается. Больше торговлей. Да заказы непростые у него. Я тут поспрашивал, так оказалось, что он уже более ста зрительных труб купил весьма высокого качества. Очень меня это удивило. Зачем ему трубы на суше? Пошел в гости в Преображенское, и оказалось, что вся территория с толком охраняется. Посты. Разъезды. Кое-где вышки стоят. Сплошной ограды, конечно, нет, но чужому без пригляда проникнуть сложно. Я как заметил потешных солдат на дороге, так решил обойти их лесом. Куда там!
– Били? – с явным сочувствием спросил Патрик.
– На удивление, нет. Обошлись достаточно вежливо. Но было видно, что если что – оружие пустят в ход незамедлительно и без колебаний. Выловил меня небольшой конный разъезд с собакой. Проводили до эм… как его… эм… контрольно-пропускного пункта, где дежурный офицер расспросил, кто такой, куда, зачем и почему лесом пробирался. После чего внес запись в журнал и, приставив урядника, разрешил пройти в село.
– Такая охрана, и просто пустили?
– Просто? Нет! Урядник меня до дворца проводил, где передал в руки Федора Юрьевича Ромодановского, с которым я и беседовал. В итоге ни на единую минуту одного не оставляли.
– Так пустили тебя поглазеть или нет?
– Только издали да чуть ли не под ручку придерживая. Посмотрел, как потешные солдаты упражняются. И на той странной площадке с палками и прочим. И как валяют друг дружку на землю, сходясь с голыми руками. А еще увидел любопытную вещь. Становятся две шеренги солдат друг напротив друга. Шагах в тридцати. И давай палить друг в друга залпами.
– Зачем?! – искренне удивился Гордон.
– Я тоже удивился. Федор Юрьевич пояснил, что для крепости духа, дабы не боялись огня вражеского, да и сами лица не воротили при выстреле, держа противника на прицеле. Да пояснил, что стреляют без пули, порохом да пыжом. Причем пожгли уже изрядно, намекнув, что поставкам
доброй селитры они всегда будут рады, дескать, вон уже по три сотни выстрелов на солдата Питер велел расходовать только для укрепления духа да отработки умения заряжать фузеи под обстрелом противника. А там ведь и по мишеням учат палить как самому, так и залпами разными, да за каждым личный учет ведут.
– Значит, Питер готовит все-таки солдат, – хмыкнув, произнес Патрик. – А каких только баек не ходило. Особенно после того случая с Джеромом.
– Именно. Причем очень необычных. Ты ведь видел их форму?
– Конечно. Странная какая-то. С виду и не скажешь, что они служат у состоятельного и благородного человека. Хотя, конечно, все очень аккуратно и опрятно.
– Я пока ходил по селу и его окрестностям с Ромодановским, смог наблюдать возвращающуюся роту из маршевого упражнения и могу тебе сказать, что Питер сделал очень многое для подготовки своих солдат к быстрым и долгим переходам. Тут и обувь, и одежда, и прочее снаряжение. Все выглядит не очень красиво, однако солдатам нравится. Кроме того, в маршевое упражнение с ротой выдвигается походная кухня, что прямо на колесах готовит еду, дабы на привале солдаты этим не утруждались, а также малый обоз с парой крытых фургонов. Расспросил солдат и подивился тому, как Питер о них заботится. Только представь. Все, вообще все нижние чины при дельных сапогах, кои и мне носить не зазорно. У каждого есть прибор из латуни, представляющий собой котелок с крышкой, и ложка, и небольшой складной ножик. Кроме того, при каждом нижнем чине есть небольшая фляга для воды, тоже из латуни. А также много чего другого. Но главное – на каждый ремешок, на каждую вещицу, что в форму входит, у солдата есть объяснение. И все на удивление лишь для пользы и дела. Я вообще ни одного голого украшательства найти не смог. Разве что герб на каске, но и то – роль имеет.
– Хм… – многозначительно хмыкнул Гордон. – Очень интересно.
– Но ладно солдаты, коих, к слову, уже две полные роты, а с иными службами так и вообще – три. Главный интерес представляют иные дела. Про весьма любопытную сельскую мануфактуру ты знаешь, как и про завершение строительства в прошлом году ткацкой вопреки всем проблемам. А вот про введенные Питером способы связи – нет. Однако же поставил он в Преображенском и Семеновском по вышке и перемигиваются они с помощью фонарей между собой. Днем и ночью. Никто не знает, как это толком работает, но раз юный царь столь внимания этому уделяет, то все стараются делать исправно.
– Просто сигнальная служба, – пожал плечами Гордон. – Что дымом, что лампами – нет никакой разницы. Питер, вероятно, слишком близко к сердцу принял поджог его мануфактуры. Вот и пытается каким-то образом придумать способ подачи сигнала опасности.
– Так-то оно так, – кивнул Лефорт. – И такие мнения ходят по слободе весьма уверенно. Однако теми же голубями проще подобное решить.
– Да кто его знает? Может, просто захотелось. Как-никак отрок еще, хоть и необычайно толковый. Ты с этими солдатами из взвода связи беседовал?
– Пробовал расспрашивать несколько раз. Но мне каждый раз отвечали, что не положено о таких вещах говорить, и коли я не отстану, то донесут, а дальше – генерал не генерал, а перед Питером ответ нужно будет держать, ибо лично им наказ давал. Деньги я посулить им не решился.
– Зря.
– Может быть, и зря, да только повторить судьбу Брауна я не хочу.
– Все еще трясешься?
– Просто сделал для себя правильный вывод. Питер не спустит обиды.
– Ладно. Что еще тут такого произошло? Или тебя так проняла его забота о солдатах и странные башни?
– Хм. Ты прав. Не только. Питер стал строить дорогу к Плещееву озеру через Троицкий монастырь, да не простую, а отсыпанную мелким утрамбованным камнем. Для чего соорудил большую бочку, обитую железом. Заполнил ее водой. И таскает упряжкой по дороге, елозя ей по рыхлой отсыпке несколько раз кряду. Под ее весом мелкий камень весьма крепко утаптывается, отчего потом и пешему, и конному, и на подводе вполне вольготно ехать. Даже после дождя. Кроме того, мосты ставит толком.
– Неужели каменные?
– Да, – кивнул Лефорт, – как в Венеции.
– И далеко уже проложили эту дорогу?
– Да почитай до монастыря, о чем особенно радовался патриарх, пожертвовавший на нужды этой потехи пятьсот рублей из своего кармана. Не сразу, конечно, а как его пригласили первый километр освятить, да благословить это богоугодное дело.
– Километр? Что сие?
– Мера длины, введенная Питером, очень близкая к версте, так что можешь считать их равными.
– Так зачем он ее ввел, если практически один в один?
– Он ввел… эм… – задумался на несколько секунд Лефорт, – единую и взаимосвязанную систему мер и весов. А то, что километр практически совпал с верстой, то чистая случайность.
– Чудеса… – покачал головой Гордон. – Не отрок, а кипучий муж с немалым образованием. А про него сказывают, что даже толком читать да писать не обучился.
– Врут! И пишет отменно, и читает. Даже сам среди своих офицеров нередко занятия ведет. Поговаривают, что в естественных науках не уступит лучшим европейским умам. Сам с ним пару раз общался – очень хорошо образован. Много лучше Софьи.
– Что?! – искренне удивился Гордон.
– Да ты сходи к Монсам, побеседуй с Иоганном. Он-то с Питером часто видится и дела ведет. К каждой встрече готовится тщательно, все пересчитывает да выверяет, ибо юный царь к деньгам относится не как положено благородной персоне, а с особым вниманием и тщательностью. И не спускает, если его даже на копейку единую пытаются обмануть.
– И как же наказывает в случае обмана?
– Штрафами. Монс пару раз попался, так после решил не рисковать – за управляющими лично проверяет.
– А что же дела с Питером ведет, коли тот такой строгий и щепетильный?
– Так заказы-то какие! Да и цену Питер кладет хорошую, не жадничает, требуя лишь честности от компаньонов.
– Чудной он, – усмехнулся Гордон. – Как же торговец может быть честным?
– С ним – может. В случае чего – до нитки оберет и на улицу в одном исподнем выставит. О том всему торговому люду на Москве уже известно. Но зато дела ведет крепко. Если обещал – исполнит и цену сказанную даст. Оттого купцы ему товары и из Англии, и из Голландии, и из Персии везут. Даже из Индии кое-что заказывает. А недавно вообще отправил одного купчишку закупать товары из самого Китая. Как и прознал-то про них? Ведь никто во всей слободе даже не слышал о них, а он знает. И откуда? Впрочем, не наше дело. Полагаю, что в таких делах лучше не особенно проявлять любопытство.
– Да уж… – покачал головой Патрик.
– Поговаривают, – понизив голос, продолжил Лефорт, – хотя я и толком еще сам не проверил сии слова, что в Преображенском в воздух шар поднимался над деревьями, а в корзине, подвешенной к нему, человек сидел. А чтобы далеко сей шар не улетел, его веревкой к земле привязывали.
– Брешут! – махнул рукой генерал-поручик. – Быть такого не может.
– С Питером я поверю даже в это, – усмехнулся Франц. – Хотя, конечно, звучит дико. Однако второй слух меня весьма заинтересовал. Узнал я про то, зачем он дорогу пробивает до озера. Оказывается, там уж стали ставить дома да казармы и прочее. Питер вроде как морским делом заинтересовался.
– Морским? – резко став серьезным, уточнил Патрик. –
Откуда знаешь?
– Недели две назад, на приеме у Монсов, куда изредка сам Питер захаживает, был у него разговор один с капитаном Его Величества, что вместе с торговцем решил взглянуть на столицу Московии. Очень любопытный разговор. В частности, наш юный царь с интересом и, что важно, определенным знанием дела расспрашивал капитана об устройстве английских кораблей. Да не в общем, а в деталях. Как набор делают, часто ли шпангоуты размещают да чем их укрепляют и прочее. И так далее. В общем, оставил юный царь моряка в глубокой задумчивости. Не все могут нормально принять двенадцатилетнего отрока за разумного собеседника.
– Не пытался сманить?
– Как ни странно – нет. Но после переговорил с Иоганном Монсом на тему найма дельных моряков, можно и отставных, в старой доброй Англии. Причем его интересовали не только капитаны, но и прочий разный люд. Боцманы там и иные. Даже более того, Питер намекнул, что если Иоганн сможет подобрать толковых моряков, то царь-де закроет глаза даже на то, что в прошлом они шалили в морях. Ему те дела без интереса будут.
– И сколько он хочет набрать таких… эм… славных моряков?
– Да полсотни точно. Сам понимаешь, бывшим пиратам на закате лет и сил всегда непросто обосноваться среди тех, кого много лет они лично грабили. От такого щедрого предложения мало кто откажется.
– А на озере, значит, он собирается готовить экипажи под присмотром и надзором этих старых морских разбойников?
– Не только ведь разбойники пойдут. Списанные на берег моряки Королевского флота тоже захотят провести свою старость безбедно, не все же смогли скопить средства для спокойной жизни. Что же до экипажей, то не знаю наверняка, но очень на то похоже. Причем, зная, как основательно и вдумчиво Питер делает все, за что берется, это весьма интересный намек.
– На османов?
– Возможно, – кивнул Лефорт. – Ты ведь слышал легенду о том, что Питер принял на себя обет о возвращении Стамбула под длань христианского правителя? Это, безусловно, не более чем слухи, но весьма многообещающие. Особенно в свете того, как он готовится. Солдаты с экипировкой, в которой все приспособлено только к удобству и пользе дела. Слухи о шаре, поднимающемся в воздух. Наем английских морских ветеранов. Да и прочее…
– Очень интересно… – медленно произнес Патрик. – А я еще думал, чего это Голицын с Софьей не переживают из-за успехов Питера.
– А то! – усмехнулся Лефорт. – Им ведь это все на руку только. Вот подрастет он, и отправят его в походы, благо что о них только и говорят. Подальше от Москвы да от дел государевых.
– Странно это… понимаешь, если сей отрок такие вещи учудил, что ты мне рассказываешь, то непонятно, отчего он в походы рвется? Да и не замечал я за ним подобного. Не удивлюсь, что он сам эти слухи распорядился распускать.
– Я тоже так думаю, – кивнул Франц. – Но ты же не хочешь обнадежить нашего общего друга этими выводами?
– После того скандала, что он мне устроил, не отпустив повидать родных? – спросил, криво усмехнувшись, Патрик Гордон. – Кроме того, не знаю, как тебе, а лично мне Питер нравится много больше. Если он такой в двенадцать лет, то что будет, когда этот юнец войдет в силу?
– Что будет? То угадать несложно. Ни Софья, ни Иван ему противниками не станут уже годика через три-четыре. Слишком уж он умен да скороспел. А мы, – улыбнулся Лефорт, – сможем оказаться у него при дворе. Во всяком случае, это должно выйти куда как выгоднее, нежели с Василием дружбу держать.
– Я тоже так думаю, – кивнул генерал-поручик. – А потому нужно с людьми поговорить, чтобы Голицыну лишнего не сболтнули, ведь не только мы к таким выводам пришли. Да и вообще – нам самим как можно скорее дружбу надо заводить с юным царем более тесную, а не как ты недавно – по кустам лазить. В общем, я сейчас же иду к Иоганну Монсу, поспрашиваю его да постараюсь договориться, чтобы он Питера пригласил на ассамблею остаться. Знаю, что не любит он их, но сманим его деловыми переговорами, до них он весьма охоч.
– Дельно, – кивнул Лефорт. – Я с тобой. Погоди только, приведу себя в порядок.
Глава 6
21 июля 1684 года. Немецкая слобода. Дом Монсов
Шумный гам ассамблеи и мельтешение вычурной одежды, что мужской, что женской, сильно досаждали Петру, который ни в одной из своих трех жизней не любил такие увеселения, предпочитая их совершенно иным вещам. Хорошему массажу. Релаксационным комнатам восточного типа с чаем, кальяном и мягкими низкими диванами. Доброй бане. Да и просто спокойной игре в шахматы, го или еще какой игре, упражняющей мозг. Классические увлечения европейских аристократов и «золотой молодежи» казались ему не только избыточно суетными, но и какими-то пустыми. Поэтому на ассамблее в доме своего торгового партнера Иоганна Монса он оставался только для переговоров да чтобы понаблюдать за заинтересовавшей его персоной.
Вот и сейчас, засев на импровизированном балкончике и играя в «Большие шашки», как назвал го Петр, с Иоганном Монсом, он ожидал гостей – Лефорта и Гордона, которые с ним о чем-то хотели переговорить в относительно нейтральной обстановке. Можно было бы, конечно, и пригласить их к себе во дворец, или к ним зайти, или вообще встретиться тайно, но только на ассамблее получалось обставить предстоящую беседу как чистую случайность. Для чего, в частности, игра в «Большие шашки» и была затеяна – Патрик и Франц должны были ей заинтересоваться в ходе выражения своего почтения монаршей персоне, по крайней мере, в глазах окружающих. Так себе легенда, но она лучше, чем ничего. А лишний раз провоцировать ни Василия, ни Софью юный царь не желал. Особенно так, чтобы его противники оказались вынуждены отреагировать и учинить какую гадость, дабы не потерять авторитет в глазах своих людей.
– Здравствуйте Ваше Величество! – поклонились Патрик с Францем, наконец-то «случайно» зашедшие на ассамблею к Иоганну и с «удивлением» заставшие на ней юного царя.
– И вам доброго вечера, – спокойно кивнул Петр, отвлекшийся от игры и внимательно разглядывающий эту хорошо знакомую ему парочку. – Франц Лефорт и Патрик Гордон, если не ошибаюсь?
– Да, Ваше Величество, – довольно кивнули оба. – Узнав о том, что вы удостоили сию ассамблею честью своего присутствия, мы не могли не выразить вам наше почтение.
– Благодарю вас, господа, – спокойно произнес Петр, продолжая внимательно рассматривать гостей. – Интересуетесь? – кивнул царь на доску с настольной игрой, видя, что Патрик и Франц на нее косятся.
– Почтенный Иоганн нам не раз рассказывал об этой игре, дескать, в одних лишь простых кружочках можно великие баталии разворачивать. Но ни обучать, ни показывать не стал, сославшись на то, что вы не велели.
– Так и есть, – кивнул Петр. – Вы же знаете, что Святая церковь запрещает нам подобные игры. Тем более из стран далеких, христианства не знающих. Отчего же плодить грехопадение умственного развития, пренебрегая духовным? – невозмутимо ответил юный царь, однако в его глазах проскочили озорные огоньки, от чего Патрик с Лефортом едва не хохотнули, а Иоганн чуть кашлянул и поспешно потянулся за бокалом. Все-таки люди они были светские и смогли оценить грубоватую шутку.
– Ваше Величество, отмолимся! – произнес Патрик.
– Просим. Ведь
совершенно любопытство съест, – добавил Франц.
В общем, после нескольких минут весьма тактичного расшаркивания Петр уступил, и разговор перешел в совершенно иное русло, а потому желающие его послушать вскоре снова занялись своими делами. Да и что интересного может быть в довольно заумной игре, когда вокруг столько танцев, алкоголя и веселья? Тем более что вполне обособленный балкончик, на котором разместилась компания, очень помогал отслеживать ненужные уши, визуально наблюдая их.
– Полагаю, господа, что мы достаточно задурили голову участникам этой ассамблеи, а потому можем переходить к делам. Уважаемый Иоганн сказал, что вы хотите со мной о чем-то серьезно поговорить. Я вас слушаю, – произнес Петр и откинулся на спинку кресла.
В свои двенадцать лет он казался значительно старше. Аномально высокий для такого возраста рост, неплохое физическое развитие, вызванное правильным питанием и активным занятием спортом, и глаза… Если по общему внешнему виду Патрик мог дать Петру лет семнадцать-восемнадцать, то глаза его совершенно выводили из равновесия. Ну не может так смотреть подросток. Даже царственный.
– Ваше Величество, – вкрадчиво начал Лефорт. – Мы знаем о том, что вы с сестрой не сможете миром поделить престол. Она не уйдет, когда вы пожелаете взять власть в свои руки, а вы…
– Вы не согласитесь оставаться в ее тени, – завершил фразу Франца Патрик.
– Допустим, – кивнул Петр.
– Мы хотим предложить свои услуги вам.
– Как более вероятному победителю в этом споре? – с легкой усмешкой спросил царь. – Ну же, не лукавьте.
– Да, Ваше Величество, – после слегка затянувшейся паузы произнес Лефорт.
– Кроме того, у нас с Василием Голицыным наметились определенные разногласия. Да и ваши успехи нас впечатлили.
– К сожалению, я не могу принять ваше предложение, – чуть подумав, ответил Петр. – Вы служите моей сестре, и я не знаю, что вы задумали. Двойной службы мне не нужно. А если вы и выйдете в отставку от нее, то, взяв вас к себе, я вызову совершенно ненужное возмущение с ее стороны. Софья баба с гонором. Таких вещей не простит.
– Но…
– Если вы действительно хотите перейти ко мне на службу, то должны не только продемонстрировать готовность пойти на определенные жертвы, но и с умом все провернуть. Глупые исполнители мне не по душе.
– Жертвы? Принять православие? – спросил Гордон, ревностно держащийся за католичество.
– Зачем? – удивленно вскинул брови царь. – Мне это без разницы. Христианин – и ладно. Если бы Всевышнему было угодно указать, по какому конкретному ритуалу ему следует поклоняться, то он давно бы вмешался. Раз этого не происходит, то ему без разницы. И в таком случае кто я такой, чтобы кривить носом? Посему лично для меня нет никакой разницы, к какой из ветвей христианства вы относитесь.
– Что нам нужно делать? – подумав несколько секунд, спросил Патрик.
– Нас видели вместе, поэтому никаких действий в ближайшее время предпринимать не стоит. Можете продолжать ходить к уважаемому Иоганну для игр в «Большие шашки». Но нечасто. Через него и будем держать связь, если потребуется. Лично встречаться не станем. Да и с подручными моими вам видеться нежелательно, дабы исключить подозрения. Это ясно?
– Да, Ваше Величество, – хором ответили оба.
– По прошествии пары недель начинайте в кабаках да в прочих присутственных местах жаловаться на здоровье. Но старайтесь так, чтобы не только до ушей Василия Голицына дошло, но и до ваших сослуживцев. Выберете себе какой-нибудь недуг, что с возрастом приходит да мешает военной службе, и придерживайтесь его. А месяцев через семь-восемь попроситесь в отставку по состоянию здоровья. Но не в один день, а с каким-либо перерывом. Дескать, совсем слабы стали. Васька вас, конечно, сразу не отпустит, но и долго отказывать не станет. Я уверен, что после вашей просьбы пошлет своих людей поспрашивать о реальном положении дел. Вот и поможет вам, что сослуживцы ваши честно и ответственно поведают о вашей немощи, которая за эти месяцы весьма им надоест.
– А коли не отпустит?
– Отпустит. Ему ведь нужно ваше доброе отношение да уважение при слободе. Одно дело, когда крепкий и здоровый генерал хочет уехать в Шотландию и, вероятно, не вернуться. И совсем другое дело, если он же, потерявший все здоровье на службе, желает уйти в отставку и поселиться в Немецкой слободе. Не скажу насчет пенсиона. Может, и выделит. Хотя Софья не очень жалует такое. Как уйдете в отставку, так и сидите спокойно. Наслаждайтесь жизнью. Бездельничайте. По истечении еще нескольких месяцев я приглашу вас на работу к себе по письменному контракту. Всем объявим – для прокорма, так как места будут довольно скромные и непыльные. Дескать, совсем захирели без казенного жалованья, вот я и помог вам старость встретить достойно. Тем более что, полагаю, за эти полтора-два года у меня на службу до полусотни ветеранов разного толка придет. Вы поняли меня?
– Полностью, – несколько задумчиво произнес Лефорт одновременно с кивком головы Гордона.
– Иначе, извините, не могу. Пока Софья с Голицыным на османских походах не обожгутся, обострять мне с ней не с руки.
– Так поговаривают, что османы слабы. Отчего же Василию не преуспеть?
– Давайте не будем забегать вперед? – улыбнулся Петр.
– Османы будут готовы к нападению? – несколько нерешительно решил прощупать ситуацию Лефорт.
– Не более чем обычно. Проблема в самом Василии и его подходе к делу. Он не полководец ни в коей мере. Дипломат – возможно. Я наблюдаю за его делами, держа, так сказать, руку на пульсе.
– Вы такого невысокого о нем мнения? – удивился Гордон. – Отчего же тогда опасаетесь?
– Как полководец он мне не помеха. Но как сладкоголосый соловей промеж стрельцов или иных Василий чрезвычайно опасен. А развязывать гражданскую войну по типу той, что была в Англии, я не хочу. Мне миром и возможно меньшей кровью нужно власть взять.
Глава 7
5 мая 1685 года. Плещеево озеро. Учебно-тренировочный центр «Заря»[10 - Расположен на юго-западном берегу озера возле реки Еглевка.]
Утро выдалось морозным. Даже немного прихватило лужи легкой корочкой льда. Поэтому волей-неволей бодрило любого, кто в этот ранний час решал выбраться из жилых помещений. Никому этого не хотелось, но приходилось. Сроки и неустанный контроль, установленные Петром Алексеевичем, вынуждали действовать без волокиты. Вот и командующий всем окрестным сумасшествием Федор Матвеевич Апраксин ни свет ни заря стоял на крыльце довольно скромной избы и смотрел на берег озера, где уже начали оживать дела, развернутые еще прошлым годом.
– Ну как, Федь, любуешься? – спросил вышедший за ним следом Головкин.
– Никак привыкнуть ко всему этому не могу. Особенно к этой башне, – кивнул он на сорокаметровую вышку оптического телеграфа, – и тому сараю. Зачем их строили? Ладно. Эти вон, как птицы, сидят на этакой верхотуре круглые сутки и перемигиваются лампами. Иногда и польза бывает. Но сарай-то зачем? Вон приглашенный корабельный плотник, отработавший всю жизнь на верфях Амстердама, глаза только и округлил, подивившись нашей дикости да неумелости.
– А что, у них не так?
– Не так, конечно. Он говорит, что даже не слышал, чтобы большие корабли в сараях строили. Да и зачем?
И чем Петру Алексеевичу не нравится по-голландски корабли рубить? Люди-то недурно в таких делах понимают. Всяко лучше нашего, – махнул рукой Федор Матвеевич.
– Это ты зря, – хлопнул его по плечу Гавриил Иванович. – Государь наш – голова! Видел, какие станки сделал для выделки нитей да ткачества? Вот!
– Так то станки! – возразил Апраксин.
– И как он их измыслил? Помнишь? Продумал все, на бумаге изобразил, а потом плотников подрядил выполнять. Да и потом, со слов тех, кто с ним трудился, отладку проводил быстро и толково. И не на глазок, а расчеты какие-то вел, да такие, что многоопытные плотники не поняли ничего. Цифры, буквы да значки какие-то. Но все делал споро и точно. Ни одной ошибки не было. По крайней мере такой, чтобы все переделывать надобно было. Неточности – то да, но незначительные. Но кто же от них может уберечься?
– И что с того? – чуть прищурившись, спросил Апраксин, пытаясь понять мысль своего сотоварища.
– Помнишь ли ты, как тот корабел голландский сказывал про дела свои и работы?
– Хорошо помню. Не раз, поди, беседовали.
– Так ведь не ты один. Забыл разве, как я пытался прознать о том, как они расчеты делают? И что он мне каждый раз отвечал?
– Что настоящий мастер пропорции добрым глазом видит и в расчетах не нуждается[11 - В Голландии тех лет действительно строили «на глазок» и никаких расчетов практически не вели. Да и вообще по миру максимум, что имелось, – пара пространных эскизов общего толка для понимания общего замысла.].
– Вот то-то и оно, что не нуждается, – усмехнулся Головкин. – Меня тогда думки и взяли. Отчего их мастера, что на глазок все способны оценить да измерить, станков, что Петр Алексеевич измыслил, первыми не соорудили? Ведь добрые станки. Их любой заводчик с руками оторвет, предложи мы их на продажу. Столько ткани делаем, что вся остальная Москва не угонится, а всего сотня душ при мануфактуре состоит. Вон всех наших служилых добро одели, да рванья более не терпим, даже у простых крестьян, что Государю служат. И торг держим. Да так, что даже в Англию увозили нашу ткань из Кукуя. Немного, но то важно само по себе. Раньше ведь они нам везли, и никак иначе. И денег станки приносят изрядно. Без них, почитай, ни этой затеи не было, ни дороги, да вообще практически ничего из начинаний Государя нашего.
– Ткацкие да прядильные станки у Петра Алексеевича действительно добрые получились, – кивнул Апраксин. – Против ничего и не скажешь, даже если захочешь.
– И с махиной швейной дела обстоят точно так же, – улыбнулся Гавриил Иванович, – той, что с февраля в малом цеху мануфактуры работает. Приводится в действие от одной ножной педали, но шьет так быстро да ровно – ни одна девица не угонится. Стежок к стежку. Ведь тоже его поделка? И тоже – сначала с бумагами возился да считывал что-то, а потом с мастеровыми сел и соорудил чудо-механизм.
– Верно, – задумчиво подтвердил Федор Матвеевич. – И ежели пойдет в дело, то эта швейная махина[12 - Махинами в те времена нередко называли станки.] очень нам поможет и с пошивом формы, да и прочим, ускорив дела да упростив. Хм. Ты знаешь, – чуть подумав, заметил Апраксин, – а ведь у него действительно очень много уже странных поделок. И эта палата мер и весов, и химическая изба, и картографическая, и так далее…
– Причем нужно отметить, что все работает, – подмигнул ему Головкин. – Помнишь, как мы с тобой перешучивались по поводу той затеи с пережиганием извести при большом жаре[13 - Имеется в виду технология получения карбида кальция и, как следствие, введение для своих нужд воздушно-ацетиленовой сварки, автогена и ацетиленового фонаря, работающих от простого водного реактора с водяным же затвором.]? Глупости, дескать. А потом от удивления глазами хлопали, как телки, когда Петр Алексеевич металл резать стал своей лампой да сваривать воедино. А теперь вон на каждой этой каланче фонари на тех камешках работают и ярко светят.
– Да уж, – хмыкнул Апраксин. – У него на удивление работает все, за что ни возьмется. Да делает все так, словно он не новое измышляет, а что старое вспоминает, виденное не раз и не два.
– Так неужто ты думаешь, что он без ума и это все задумано? Да, Петру Алексеевичу всего тринадцать годиков, но выглядит он уже на все восемнадцать, а умом и нас с тобой, вместе взятых, обойдет не вспотев. Послушал я тогда голландца, что отказался с нами работать, так как не желаем выполнять его указания, и сел разбираться над чертежами[14 - Петр с 1684 года организовал в Преображенском чертежную избу и ввел нормы черчения второй половины XX века с легендой и прочим. Конечно, чертежник из Петра-Александра был неважный, но основные принципы он смог донести, зато документация получилась просто загляденье на фоне местной.] да рисунками, что нам Государь передал. Чтобы не бездумно выполнить, а понять, что к чему. Да письма ему писать, дескать, объясни, сделай милость. Он не ломался. Объяснял, да подробно, с уточнениями и пояснениями к деталям и расчетами. Так что уже через пару месяцев проникся я и понял, что голландец тот неуч и шарлатан.
– И как же тогда этот неуч корабли в Амстердаме строил? – скептически уточнил Апраксин.
– А я почем знаю? – улыбнулся Головкин. – Может, он их вообще и не строил, а доски где в сторонке тесал.
– Что же ты такого понял с этим сараем?
– Ежели по основным местам, то сам посуди – вот зачем нам этот огромный сарай для строительства корпуса корабля? В принципе дурость. Ведь можно и под открытым небом. Верно? Верно. Но так да не так. Какая у нас погода в здешних местах? Много ли дождей? А зимой? Полагаешь, что по пояс в снегу под пронизывающим ветром дела пойдут у корабелов споро?
– Да никак не пойдут. Только зачем нам в такую погоду корабли строить? Переждем и продолжим.
– Османы тоже будут ждать, пока ты тут нежишься на печи?
– Вряд ли, – хмыкнул Апраксин. – Если так, то согласен, дело хорошее. Я же не думал, что Государь гонится за спорой стройкой, невзирая ни на что.
– А мог бы и спросить, – лукаво улыбнулся Головкин. – То не секрет великий. Он во всех делах время ценит превыше всего. Однако Петр Алексеевич не только для этих целей сарай корабельный ставить удумал. Помнишь те могучие балки? Так вот – вскорости нам привезут механизмы: лебедки, поворотные стрелы и прочее. Туда и закрепим, дабы можно было много проще обычного тяжести поднимать да на верхотуру заносить. Да и даже обычный шпангоут, что весит немало, с такой стрелой и лебедкой сподручнее ставить, а не мужичкам надрываться, рискуя быть придавленными. А помнишь ты про фонари на вытяжке из земляного масла, которых только сейчас уже три десятка привезли для нужд хозяйства? Ведь если их по стенам развесить, то можно в несколько смен, как на ткацкой мануфактуре, работать. То есть и днем и ночью, круглый год. И погода нам не помеха. Зимой огромные ворота закрыл, костры в глубине амбара разложил, да отапливай. Холодно, конечно, но не так. И ветер огонь не задувает, да снег не засыпает. А через пару лет Государь обещает прислать железные печки, которые и греют сильнее, и от пожара защищают[15 - Имеются в виду отопительные печи Бренеран. Но печи пока не делали, так как Петр не спешил заниматься сталью, чтобы не провоцировать сестру раньше времени.].
– Но нужно ли сие? Дельно, не
спорю. Однако куда отсюда корабли девать? Озеро малое. Водного пути никуда нет. Разве что здесь баловать. Ведь с таким подходом, мнится мне, мы устраиваемся словно и не на временной делянке.
– Резонно. Я тоже это у Петра Алексеевича спрашивал. И он ответил, что ставится тут все если и не на века, то очень надолго. Полагает он в Переславле держать начальную школу для моряков, для которых кораблики и потребны. Да не разово, а из года в год, причем весьма добрые. Кроме того, местным рыболовам тоже не откажут в помощи и снабдят хорошими баркасами. Всяко лучше местных. Помимо этого, нам и самим нужно учиться корабли строить. Тут все опробуем, а после на новом месте куда шустрее развернемся, зная, что к чему, почем и как. Вон Государь с тем же Яшкой Брюсом и прочими иной раз по полдня за расчетами просиживает. Бумаги изводят – жуть. Даже несмотря на то что большую часть мыслей чиркают на черной доске мелом. Но оно ведь и расчеты тоже на деле проверять нужно. Вот и проверим. Или ты думаешь, этим сараем флот российский ограничится? Мнится мне, друг сердечный, что это только первые шаги большого дела.
– Но как же мы научимся строить? Ведь одними расчетами, как ты верно сказал, толку не получишь. Нужны мастера, что помогут да подсобят. Своих если растить, да без помощи, очень много шишек набьем.
– Так не только тот голландец к нам захаживал, – усмехнулся Головкин. – Не им одним живы. Насколько я знаю, Иоганн развернулся во всю ширину своей торговой души и по Англии, Франции да Испании кинул клич, дескать, можно пристроиться под крылышком у Петра Алексеевича. Полагаешь, только такие пеньки дубовые придут, что чертежей и расчетов не ведают и знать не хотят?
– Может, и не только, но их большинство будет.
– Верно. Оттого Монс и передавал в своих письмах, что просто так никого пристраивать не станут, требуя прежде всего мастерства и живого разумения. Те, кто таковым не владеет, как приедут, так и уедут. Останутся лишь толковые.
– Уедут и ославят нас, – тяжело вздохнул Федор Матвеевич.
– Да и пусть, – улыбнулся Гавриил Иванович. – Государь после года работ попросит тех, кто остался, отписать родственникам да друзьям верным, что у них все в порядке и дела идут хорошо. Вот и окажутся эти пустоголовые клеветники скоморохами освистанными. По крайней мере, Петр Алексеевич мне так сказывал. Кто знает, как оно на самом деле выйдет. Но, по-моему, неплохо должно сложиться. Толковые расчеты – великое дело. А если к ним еще мастеров корабельных рукастых да головастых приставить, то совсем замечательно.
– Неужто такие поедут к нам? Поди и у себя нарасхват.
– Жизнь штука непростая. Да и где мастерам с живым разумением трудиться, если вот такие пеньки дубовые по верфям сидят? Не поверишь, по всему Амстердаму корабли без чертежей до сих пор строят. А те, что рисуют в той же Франции и Испании, ни в какое сравнение с нашими не идут. Эскизы, как называет их Петр Алексеевич, а не чертежи. Без особых деталей, размеров да пояснений.
– Да уж, – тяжело вздохнул Апраксин. – Будем надеяться. Хотя мне, конечно, боязно.
– Глаза боятся, Федь, а руки делают… ежели с головой, конечно, дружат.
Глава 8
17 июля 1685 года. Петровская дорога, к северу от Троицкого монастыря, недалеко от опорного форта № 5
Петр ехал, ритмично покачиваясь в седле и разглядывая мотающийся личный штандарт, что чуть впереди гордо тащила знаменная группа. Черный косой лапчатый крест, окаймленный белым на сочном красном фоне. А в центре черный круг с изображенным на нем белым медведем, вставшим на дыбы. И все бы ничего, только вместо традиционного оскала у мишки хитрая улыбка да фаллос вполне человеческого вида. В общем – нехарактерный такой штандарт ни для Императора, ни для царя, ни даже для барона какого, напоминающий озорную сатиру на полковое знамя. Однако Петр настоял на нем, так как настроение поднимала ему одна только эта хитрая ухмылка белого топтыгина в сочетании с доброй эрекцией.
– Государь, – обратился к нему Александр Меншиков, привлеченный, несмотря на его тотальную клептоманию и сомнения Петра, к его делам из-за уверенности в абсолютной личной преданности. – А что там такое творится?
– Где?
– Да вон, возле форта, – махнул он рукой в сторону деревянной постройки в духе Дикого Запада.
В этот момент из ближайшей башни кто-то выстрелил, привлекая внимание.
– Боевая тревога! – крикнул Петр и кивнул Меншикову, дескать, командуй, не царю же лично солдат в атаку вести. А сам достал из чехла английскую зрительную трубу и принялся рассматривать диспозицию, пока Алексашка подготавливает роту сопровождения к бою. Впрочем, особой сложности в том не было, так как маршевую систему для хороших дорог царь «слегка» доработал, привязав отделение пехоты из двух звеньев к специально построенному фургону-транспортеру.
Очень, кстати, интересная конструкция у этой повозки получилась. Спереди, на облучке сидят двое: один правит, второй за компанию. Еще по четыре человека размещается с каждого борта лицом к обочине, размещаясь на продольных лавках с глубокой посадкой да при спинках и подставках под ноги, позволяющих спокойно покемарить. С кормы устроено багажное отделение с пожитками, куда можно ранцы сгрузить и прочее. А сверху вся эта «городуха» укрыта небольшим навесом из ткани, пропитанной вулканизированной гуттаперчей, для защиты от дождя и прочей мокрой гадости. Причем тащится такой пехотный транспортер всего парой беспородных кляч, которые спокойным шагом могли совершенно спокойно отмахивать по сорок километров в день, вместо стандартного пешего марша в двадцать. Вот и все нехитрое хозяйство, которое значительно повышало мобильность обычной пехоты при движении даже по плохоньким дорогам.
Так и сейчас – стрелки высыпали с насиженных мест вполне свежего и бодрого вида, несмотря на то что отряд завершал сорокакилометровый переход.
– Государь, – козырнул Меншиков спустя пару минут. – Рота построена и ждет твоих указаний.
– Отменно, – кивнул Петр. – Форт, по всей видимости, пытаются взять какие-то разбойники. Вон перестреливаться стали. Так что выходи на две сотни и залпами их причеши, благо что пули мы прихватили новые[16 - Имеется в виду пуля Нейслера.]. Задача ясна?
– Так точно!
– Действуй, – снова кивнул Петр и вернулся к наблюдению за группой бандитов, которые заметили их и стали готовиться к приему…
В то же время в опорном форте № 5
– Господи, – тихо причитал Дэвид Росс, испуганно посматривая на весьма приличную толпу матерых разбойников, вооруженных преимущественно холодным оружием, – куда же меня черти занесли? Сгину, как в болоте… даже могилы никто не найдет.
– Государь! – крикнул телеграфист, что наравне с остальными членами опорного форта были вооружены, стояли на угловых башнях форта и готовились к отражению штурма.
– Что?! – рассеянно спросил Дэвид.
– Государь! Видишь вон там, – махнул он в сторону шоссе[17 - Новый тип дороги с водоотводами и гравийным покрытием, отсыпаемым на грунтовой подушке, Петр повелел называть шоссированными дорогами, или шоссе, если попросту.]. – Личный штандарт Петра Алексеевича. Только он такого озорного топтыгина себе в друзья взял.
Дэвид Росс попытался проморгаться и разглядеть
животное, что вздыбилось на знамени вдали, но три километра – слишком большая дистанция, тем более для старых, слабых глаз. Все-таки шотландцу было уже сорок три, что по тем временам было очень немало.
– А ты разве видишь, что на том знамени? Далеко ведь.
– Если честно, не вижу, – ответил уже сильно повеселевший телеграфист, – но таких цветов и узора в наших краях ни у кого нет. Да и форма на стрелках[18 - Петр повелел называть пехотных солдат нового строя, которых он воспитывал в потешных ротах, стрелками, а не солдатами или стрельцами, дабы сохранить определенную российскую традицию, но противопоставить их отмирающей эпохе.] новая, петровская. Ее только потешные носят.
– Хм… А ты что, тоже из потешных? Форма-то ведь вроде такая же.
– Так телеграфист же! – с гордостью произнес Фома. – Мы все проходили обучение в Преображенском.
– И что, вас всех английскому языку учат? – удивился Дэвид Росс.
– Отчего же всех? Только будущих командиров, я ведь над местным телеграфом начальствую. Я вот хоть и из боярского рода, а все одно – проходил через строгий отбор и баллотировку. Абы кого в командиры не выдвигают. Но учат языкам изрядно, благо что учителей в Немецкой слободе живет много. И не только английскому. У нас всех делят на несколько групп по способности да желанию, а потом только начинают занятия. Там и немецкий, и французский, и испанский, и итальянский, и вот ваш – английский изучаем. Устный, правда, для разговоров только. Ежели по потешным порыться, то поди со всей Европой переговорить сможем. А некоторые, самые толковые, второй берутся изучать, только в этот раз либо османский, либо персидский, либо арабский.
– О! – одобрительно отреагировал Дэвид. – Похвально! И кто у вас это удумал?
– Так Государь. Силком. Поначалу-то никто не горел особым желанием. Это только через пару лет, как у Петра Алексеевича дела стали налаживаться удивительным образом, к его словам стали прислушиваться с особым вниманием. Кстати, обратите внимание, – кивнул Фома на приближающуюся пехотную роту. – Это первая пехотная рота. Серьезные ребята. На плацу они по три выстрела в минуту дают. Да и штыковые приемы знают неплохо.
– А что они так далеко стали? Не добьют же… О! – удивился Дэвид, не успев развить мысль, так как Меншиков дал отмашку и вся рота, развернутая в двойную шеренгу, дала первый залп и почти сразу за ним второй с двухсот метров. Расстояние большое, но пули Нейслера оправдали себя полностью, так что спустя несколько мгновений после открытия огня среди весьма немалой толпы разбойников стали раздаваться вскрики с матами и попадали некоторые люди.
Разбойники замешкались. Колыхнулись было спустя секунд десять в сторону стрелков, но, поймав второй сдвоенный залп, бросились бежать. Уж больно нажористыми им показались почти две с половиной сотни пуль, отсыпанные им с барского плеча так споро и задорно. А пехотная рота, прибывшая вместе с Петром, перезарядила фузеи и ринулась преследовать супостата с громогласным криком «Ура».
Дэвид тоже кричал, переполняемый эмоциями, и махал своей треуголкой, радуясь этой победе как ребенок. Велика ли честь побить бандитов? Да какая ему в тот момент была разница? Он выжил. Его спасли. Хотя ни он, ни прочие обитатели опорного форта уже и не ожидали выжить, потихоньку молясь и готовясь предстать перед Создателем.
– Победа! Победа! – доносилось со всех сторон резко оживившейся мини-крепости…
Впрочем, Государь сразу в форт не пошел, отрядив один взвод убрать с дороги транспортеры и прочее ротное имущество, а сам с остальными войсками отправился по следам бандитов.
– Их нельзя так отпускать! – крикнул, махнув рукой, молодой парень залихватского вида, когда стрелки проходили мимо ворот, походя добивая раненых супостатов штыками. – Мы скоро!
– И то верно, – кивнул трактирщик. – Слышал я уже о трех нападениях. Откуда только эти тати тут берутся в таком числе? Так после второго не стали посылать погоню и добивать. Так они ночью пришли и подпалили форт, а потом всех, кто в нем стоял или служил, перебили.
– Оу… – удивился Дэвид после того, как ему перевел Фома. – А что случилось в первом случае?
– Взяли форт, людей перебили… потом, как все ценное вынесли, сожгли, – коротко и неохотно ответил трактирщик. – И ведь раньше в здешних местах татей-то особенно и не было. Явно чьи-то происки.
– Так невеликого ума нужно быть, чтобы прознать, кто гадит, – усмехнулся Фома.
– Ты говори да не заговаривайся! – одернул совершенно ненужные крамолы на Софью при иностранцах и прочих случайных свидетелях.
– Ты думаешь, Петр Алексеевич всех их побьет с ходу? Ой ли? Я был с ним во время проказы на ткацкой мануфактуре. Те, кого сразу не убьют, все расскажут.
– О чем вы говорите? – перебил попытку трактирщика угомонить телеграфиста Дэвид.
– О том, как в позапрошлом году на ткацкую мануфактуру, что поставил Государь, совершили нападение да подожгли. Я тогда с ним в Немецкую слободу ходил и присутствовал при допросе бедолаги. Уверен, что Петр Алексеевич этих разбойников догонит, возьмет языка и все узнает.
– Кого возьмет? – удивленно переспросил Росс.
– Языка, – улыбнулся Фома, – то есть пленного для допроса.
– А что он должен узнать? Имя того, кто организовал это нападение?
– Очень на то надеюсь, – задумчиво покачал головой телеграфист. – А то ведь так и будут гадить…
Спустя три часа, там же
Петр въезжал в опорный форт королем, несмотря на то что уже был венчан на царство. Бандитское гнездо перебито и выжжено. Поймано два мутных «кадра», что поведали много интересного… перед смертью, дабы не смущать супостатов своих слишком опасными пленными. Ведь место стоянки их кто-то снабжал, а значит, вскорости узнают о полном разгроме.
– Государь! – буквально в воротах его встречала делегация всех местных служащих и постояльцев во главе с трактирщиком, который оказался самым расторопным в сложившейся ситуации. – Всем фортом благодарим вас за спасение! Вечно молиться за ваше здравие будем! Если бы не вы…
– Полно! – прервал его слова Петр Алексеевич. – Мы с дороги. Устали. Пригляди, чтобы разместили всех нормально.
– Так больше сотни… – ахнул трактирщик. – Где же я всех размещу? У меня столько и спальных мест нет.
– Это не проблема. Палатки поставим. Обеспечь водные процедуры да за лошадьми пригляди.
– Все будет исполнено, Государь! – истово закивал головой трактирщик. – Проходите. Пожалуйста, проходите.
Пока царь и его ближнее окружение размещались на постоялом дворе, Дэвид наблюдал за пехотной ротой, что готовилась к ночевке.
Споро доставались палатки из багажных отделений фургонов-транспортеров и умело да слаженно ставились. Благо что для этого все необходимое имелось с собой, да не простое, а с толком сделанное. И опорные столбы, и металлические колья с крючками, и многое другое. Так что уже спустя четверть часа рота не только аккуратно «припарковала» свои транспортеры вдоль стены, чтобы никому не мешать, и сдала лошадей в местную конюшню для ухода, но и поставила опрятный палаточный лагерь, развернутый чуть ли не по линейке.
Дэвид стоял и в полном удивлении смотрел на все это.
– Что, друг, поражен? – спросил с довольным видом Фома.
– Совершенно
непривычно, – кивнул шотландец. – Ребенком я видел гражданскую войну и войска как короля Карла I, так и парламента. Разные. И спешно собранные, и профессиональных наемников. Но такого еще ни разу не встречалось. Все так слаженно…
– Это еще что, – усмехнулся Фома. – Сейчас капитан распределит наряды да дежурства, и рота приступит к ужину. Вон, смотри, первое отделение пошло.
– Да-а-а… уж… – со вздохом произнес Дэвид, смотря за тем, как каждый солдат достает из поясного чехла странной формы небольшой котелок с крышкой и идет к странной повозке с железной печкой и парой котлов. – Не армия, а одно сплошное удивление…
– Это вы еще не видели батальонные или полковые маневры, – со знанием дела отметил Фома. – Такого порядка да слаженности нигде больше не увидеть.
– Кстати, я перед тем, как ехать сюда, пообщался с обывателями из Немецкой слободы. Они все как один говорят, что войска Петра совершенно не похожи на те, какими командует Голицын. Отчего так?
– Так то дело не хитро, – усмехнулся Фома. – Петр Алексеевич все сам выдумывает, а Василий Васильевич только на иноземное равняется. А в каком виде оно до нас доходит? Правильно, перетоптанное да с отставанием. И если во Франции тридцать-сорок лет назад все было налажено по уму и вполне на достойном уровне, то у Василия сейчас выходит вкривь да вкось и с сильным отставанием. Государь про то не раз говорил да на примерах разбирал, дескать, подражать лучшим образцам глупо, на них нужно учиться и делать свое, да не по образцу, а внося все возможные улучшения да правки с замечаниями. И тот, кто лишь подражает, всегда отстает от того, кто сам выковывает собственное будущее.
– Оу… – удивился Дэвид. – Но ведь Петру Алексеевичу всего пятнадцать лет. Откуда он такое мог измыслить или узнать? Может, его научил кто?
– Ходят слухи, что лет пять назад его посещал сам апостол Петр – его небесный покровитель. Вон он его уму-разуму и научил. Но о том Государю не сказывайте. Не любит он этот вопрос обсуждать. Злится. Поговаривают, что сразу после того у него долгий разговор с патриархом был. Вымучил он его невероятно. С тех пор старается пресекать такие речи.
– А что патриарх? – заинтересованно спросил шотландец. – Неужели просто ушел и оставил все в покое? Наши бы клирики не отстали.
– Никто не знает, о чем они там говорили, да только с тех пор Владыко сидит тише воды и ниже травы, стараясь с Петром Алексеевичем не ругаться. Но и не помогает особенно. Хотя на дорогу денег дал, после того, как узнал, что ее от Москвы до Троицкого монастыря поведут, да не просто для богомолья, а и дело собираются там поставить – мануфактуру лесопильную под прикрытием монахов да с отчислением им небольшой доли. Оживился сразу.
– Что же там за лесопильная мануфактура, что монахи так оживились?
– Петр Алексеевич выдумал махину такую, чтобы за один проход бревно на доски разбирало. И сушильный сарай толком устроил, да не простой, а с подогревом. Так что уже второй год пошел, как лучшие доски и брусья во всей России там делают, причем очень много. Монастырь, что первоначально кривил нос от отступления им половины единого процента, ныне доволен и не ропщет. Ведь весьма немало досок и брусков выходит. Да и сам Государь на той мануфактуре денег заработал изрядно. Поменьше, чем на тканях, но для потех его вполне хватает.
– Потех? – удивленно переспросил Дэвид. – Отчего же так? По мне дела весьма дельные и разумные.
– Так он сам так просит. И нас именовать себя не иначе как потешными. В шутку. А пошутить он любит. Иной раз такое скажет, что стоишь и не знаешь, что делать, то ли смеяться, то ли с постной мордой нос воротить, дескать, как можно такое сказывать. Язык у него уж больно точен и остер, коли ему надобно. В самую суть бьет, промеж прикрас и условностей. Впрочем, заболтались мы. Пойдемте в дом. Скоро Петр Алексеевич приведет себя в порядок с дороги да сам в зал спустится. Вот и познакомитесь. Негоже о человеке только по слухам мнение складывать, когда он вот, рядом стоит.
Спустя полчаса. Главный зал постоялого двора
Петр спустился в зал, где помимо его офицеров, свободных от вахты, находились постояльцы и обыватели этого опорного форта, что имел массу функциональных назначений. Тут была и таверна с внушительного размера постоялым двором. И телеграфная вышка высотой сорок метров, позволяющая с помощью ацетиленового фонаря с подвижными шторками, напоминающего некий ратьер, передавать сообщения вдоль дороги между точками, удаленными друг от друга на двадцать километров. Кроме того, здесь же находился магазин типа универмаг, занимающийся также скупкой разного от жителей округи, травмпункт, конюшня почтовой службы, склады, баня, напорная башня с водой и почтовое отделение. Суммарно – около сорока сотрудников. Ну и до десятка постояльцев.
– Ваше Величество! – поклонился, отмахнув треуголкой, рыжеволосый крепыш в годах, одетый в довольно скромное, но крепкое и опрятное платье. Да и вообще выглядящий пусть и не очень состоятельным, но чтящим чистоту и порядок человеком, что не могло не радовать.
Петр вежливо кивнул в ответ.
– Проездом? – осведомился у него царь на чистом английском языке с явными интонациями лондонских аристократических традиций в произношении, что подивило Дэвида – «Откуда в Немецкой слободе лондонские аристократы?»
– Да, Ваше Величество. Еду к Плещееву озеру.
– По приглашению?
– Так, – ответил Дэвид чуть настороженно, но все же твердо смотря в глаза необычному царю московитов.
– Как зовут?
– Дэвид, Дэвид Росс, Ваше Величество.
– Что умеешь?
– Корабельный плотник. Работал на Чатемской верфи последние двадцать лет. Имел честь строить большой корабль первого ранга «Британия»[19 - Имеется в виду корабль HMS Britannia (1682), строившийся по программе «30 больших кораблей линии».] о ста пушках. На тот момент – самый мощный корабль Королевского флота.
– Дельный навык, – согласился царь. – Чего из Англии уехал? Или там добрые корабелы не нужны?
– Ваше Величество, – вперед замявшегося мужчины выступила достаточно миниатюрная, стройная девушка с пронзительно голубыми глазами и густыми кудряшками насыщенного рыжего цвета. – Отцу неловко о таком говорить.
– Анна! – остановил ее Дэвид. – Я сам. Ваше Величество, моя жена и оба сына умерли. А я уже немолод и в полную силу работать на верфи не могу. Я всего лишь плотник, пусть и опытный да имевший под своей рукой подмастерьев. Денег на безбедную жизнь скопить не удалось, а что было – болезнь унесла. Вот я и рискнул. Здесь же, по слухам, я смогу не столько сам махать топором, сколько учить молодежь этому делу. А в Англии кому я нужен стану после того, как рука твердость да силу потеряет? Голодать с дочерью будем.
– Доброе желание, – кивнул царь. – Для того ветеранов и собирал. Не ты один стал лицом перед старостью и опасаешься за свое будущее. На озере я соорудил учебную верфь, где корабелов готовить хочу да моряков. Моей державе их нужно изрядно, так как больно ценный товар, и нам его весьма недостает, – сказал Петр и совершенно по-доброму улыбнулся. Да и Дэвид с остальными гостями, прибывшими с той же целью, лицом посветлели да заулыбались. – Прошу к столу! – махнул рукой Государь и как бы ненароком встретился
глазами с Анной Росс.
Внимательный, живой и сильный взгляд небесно-голубых глаз на миловидном личике, окаймленном густыми ярко-рыжими кудряшками. Ничего особенно в ней не было. И даже напротив, по меркам тех лет грацильный вид у женщины не приветствовался из-за сложностей с родами. Да и вообще любили и ценили, почитая за красавиц, более пышных. Но Петр, проживший больше полутора веков в совсем других временах, был буквально сражен ее видом.
«Проклятье! – выругался про себя Петр. – Не Монс, так Росс. Это, наверное, судьба… Надеюсь, что эта хотя бы не такой дурой окажется…»
Их слегка затянувшийся взгляд, полный взаимного интереса, не остался без внимания окружающих.
– Ну, друг, поздравляю, – шепнул на ухо, хлопнув по плечу Дэвида, Фома. – Петру Алексеевичу твоя дочка приглянулась. Да ты не тушуйся. У нас половина Немецкой слободы пыталась его увлечь. Даже юную Анну Монс, что почитали первой красавицей среди ваших, предлагали. Так и от той он нос воротил. Отшучивался, дескать, мал еще. А тут такой взгляд… Да не только у Государя, но и у дочки твоей.
– И что со всем этим делать? – растерянно спросил Дэвид.
– Ничего не делать. Коли Петр Алексеевич надумает, то приблизит к себе твою дочь. А значит, и ты при деле будешь, и она уж точно бедствовать не станет.
– Так ведь кто она, а кто он? – так же тихо и слегка перепуганно шепнул Дэвид. – В жены-то ее взять не сможет, даже если захочет.
– Он своих не бросает. Если будет с ней жить, то хоть в браке, хоть без него, она окажется под его опекой. Особенно если детишек народят.
Тем временем затянувшаяся пауза из-за встретившихся взглядов юной пары стала просто звенящей.
– Кхе! Кхе! – нарочито громко кашлянул Меншиков. – Сударыня, позвольте, – обратился он к Анне, приглашая ее пройти к столу. На что Петр чуть усмехнулся и, не отводя глаз от девицы, кивнул ей, дождался книксена и двинулся дальше.
Ранним утром следующего дня
– Ты чего? – поглаживая рыжие кудряшки Анны, спросил царь, когда почувствовал слезы, капающие на его грудь. – Я тебя обидел?
– Нет, что ты… – резко оживилась девица, полезшая сразу целоваться. – Я просто боюсь… жутко боюсь, что ты поедешь дальше, оставишь, забудешь меня…
– Глупости, – взяв ее лицо в свои ладони, произнес Петр. – Вместе доедем до озера. Все там осмотрим. А потом я заберу тебя в Преображенское. Если сама захочешь, конечно.
– Да как же я могу не захотеть? – вскинулась Анна.
– Но сразу говорю – про женитьбу ни слова. Я царь и себе не принадлежу. Если интересы державы потребуют, возьму в жены ту, которую потребуется для дела. Пусть она трижды ненавистна и уродина. – От таких слов Анна поджала губки и слегка напряглась. – Впрочем, это не будет мешать нашим чувствам. Даже взяв себе жену, никуда тебя не погоню. Готова ли ты к этому?
– Быть рядом, но не иметь на тебя никаких прав? – чуть подумав спросила она.
– Да, – по-доброму улыбнулся Петр. Ему нравилась ее смышленость.
– Ты разве оставил мне выбор? – ответила Анна и, обняв Петра за шею, впилась в него поцелуем.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (http://www.litres.ru/mihail-lancov/russkiy-medved-cesarevich/?lfrom=931425718) на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
notes
Примечания
1
М-робот – молекулярный наноробот.
2
W-pc вариация носимых компьютеров с беспроводным интерфейсом коммуникации – управление синтетическое, основанное на отслеживании движения зрачков с помощью специальных линз, которые по совместительству являются дисплеями, и активности мозга. Каждый w-pc настраивается и калибруется после установки персонально, под индивидуальные особенности пользователя.
3
В переводе с латинского «Первая победа».
4
Автор в курсе, что именование «Владыко» ввели в XVIII веке, но применил, ибо до того никакого толком именования не было.
5
Цитата из Евангелия от Матфея.
6
На самом деле ткацкий станок Ричарда Роберте был создан в 1822 году и стал первым полноценным механическим станком современного типа, который смог добиться полной и окончательной победы над ручным ткачеством в 30—40-х годах XIX века. Однако, изучив его устройство за то время, пока шла синхронизация сознаний, Александр-Петр смог его с определенным трудом, но воспроизвести в 1682 году с помощью местных плотников и какой-то матери… безусловно, благословенной.
7
Челнок-самолет изобрел Джон Кей только в 1733 году.
8
Петр по собственноручным эскизам и устным объяснениям смог начать выпускать в недавно открытой Амуниционной мастерской вполне годные германские маршевые сапоги времен Первой мировой войны.
9
Петр запустил в Амуниционной мастерской производство поздних касок – пикхельмов из кожи самого компактного и аккуратного вида. Разве что двуглавого орла, отливаемого из латуни, сохранил, однако и его сделал не современного по тем годам вида, а образца XXI века.
10
Расположен на юго-западном берегу озера возле реки Еглевка.
11
В Голландии тех лет действительно строили «на глазок» и никаких расчетов практически не вели. Да и вообще по миру максимум, что имелось, – пара пространных эскизов общего толка для понимания общего замысла.
12
Махинами в те времена нередко называли станки.
13
Имеется в виду технология получения карбида кальция и, как следствие, введение для своих нужд воздушно-ацетиленовой сварки, автогена и ацетиленового фонаря, работающих от простого водного реактора с водяным же затвором.
14
Петр с 1684 года организовал в Преображенском чертежную избу и ввел нормы черчения второй половины XX века с легендой и прочим. Конечно, чертежник из Петра-Александра был неважный, но основные принципы он смог донести, зато документация получилась просто загляденье на фоне местной.
15
Имеются в виду отопительные печи Бренеран. Но печи пока не делали, так как Петр не спешил заниматься сталью, чтобы не провоцировать сестру раньше времени.
16
Имеется в виду пуля Нейслера.
17
Новый тип дороги с водоотводами и гравийным покрытием, отсыпаемым на грунтовой подушке, Петр повелел называть шоссированными дорогами, или шоссе, если попросту.
18
Петр повелел называть пехотных солдат нового строя, которых он воспитывал в потешных ротах, стрелками, а не солдатами или стрельцами, дабы сохранить определенную российскую традицию, но противопоставить их отмирающей эпохе.
19
Имеется в виду корабль HMS Britannia (1682), строившийся по программе «30 больших кораблей линии».
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Здесь представлен ознакомительный фрагмент книги.Для бесплатного чтения открыта только часть текста (ограничение правообладателя). Если книга вам понравилась, полный текст можно получить на сайте нашего партнера.