Смерть Артура читать онлайн - Томас Мэлори

Смерть Артура

Томас Мэлори

Роман английского писателя XV в. сэра Томаса Мэлори, носящий, по более поздней традиции, название «Смерть Артура», представляет собой как памятник литературы двоякую ценность. Это, с одной стороны, лучший в мире свод рыцарских романов так называемого Бретонского цикла – свод героических и сказочных сюжетов, восходящих, в свою очередь, к мифу и эпосу кельтских народов и к истории западной оконечности Европы в середине I тысячелетия н. э. Эти сюжеты содержат отголоски реальных исторических событий – например, борьбы британских кельтов против англов и саксов; и следы мифических представлений древних обитателей европейского северо-запада – целый мир глубокой, темной европейской старины. Характерно, что типичные для средневековья мотивы поисков божественной благодати служат здесь поводом для новых рыцарских приключений, а чаша Грааля оборачивается неким рогом изобилия. Создание XV в., книга Мэлори прежде всего – некий итог предыдущих четырех веков развития европейской рыцарской литературы, его завершение.

Томас Мэлори

Смерть Артура

Ветвь Грааля

И с тем поскакал он дальше, и по пути нашел он ветвь священной травы, которая была знаком Святого Грааля.

Загадочная «ветвь священной травы», найденная королем Багдемагусом, дала обильную поросль в английской поэзии, существенно обогатила образ Грааля – выходит, Грааль еще и растение, – задала работу символистам и культурологам, предполагавшим связь с древом познания или даже с мировым древом скандинавского фольклора, поскольку в Артуриане прослеживаются отнюдь не только христианские мотивы. Прямо-таки обидно читать филологический комментарий, отметающий хитроумные толкования: всего-навсего Мэлори ошибся в переводе. Нет такой ветви, «которая была знаком»: в первоисточнике речь шла о «ветке», «ответвлении» сюжета – термин во французской литературе к тому времени вполне устоявшийся.

Французские романисты давно овладели искусством экономного использования заманчивых сюжетов и профессионально работали с циклами: история Шарлеманя, то есть Карла Великого, троянские сказания, деяния Готфрида Бульонского (Годефрея Болонского). Особенно пышные ветви пустила легенда о короле Артуре. Сто пятьдесят рыцарей (причем ежегодно сколько-то погибало и на их место избирались новые), каждый из которых по определению – поскольку сидел за Круглым столом – достоин отдельного рассказа. Сами понимаете, какие возможности тут открывались. Среди этих героев имелись хорошо известные, про которых хотелось знать все подробности – в первую очередь это касалось Ланселота и пришедшего из древних версий мифа сэра Гавейна, – однако появлялись и новые лица, созданные авторами. Рассматривались различные типы рыцарской любви, подвигов, «вежества». Вроде бы простая история о могущественном владыке, чья держава сказочно быстро выросла, объединив прославленных героев того времени, а потом рухнула в одночасье из-за соперничества между этими героями, женской измены и недостойного претендента, вбирала в себя всевозможные приключения. Центральный сюжет переплетался с другими, столь же драгоценными – историей любви Тристана и Изольды, поисками Святого Грааля, пророчествами Мерлина. Артуриана разрослась настолько, что появилась энциклопедия, кое-как сводящая имена и сюжеты воедино, – так называемая «Французская Вульгата». Это и есть «Французская книга», на которую часто ссылается Мэлори. Кому-то «Смерть Артура» покажется чересчур громоздкой; «Вульгата» в пять раз длиннее. Для пользы и удовольствия читателя в этом путеводителе приходилось отмечать разветвления сюжета, связь отдельных эпизодов или больших стихотворных текстов с целым.

Подобную сноровку выстраивания цикла английские литераторы еще не приобрели. На родине героя литература о нем сводилась к разработке одной любопытной боковой линии – «Сэр Гавейн и зеленый рыцарь» – и к старинной аллитерационной поэме «Смерть Артура». Англичанину Томасу Мэлори, писателю отнюдь не профессиональному, устоявшееся выражение «ветвь Грааля» было незнакомо, и пришлось толковать его по-своему.

Мэлори частенько недопонимает французский текст, и тогда появляются ветки травы и пламенные мечи, особенно заметные на фоне прямого, даже деловитого повествования. При желании в неточностях Мэлори может уличить не только филолог, но просто внимательный читатель. Да ведь Мэлори и не прикидывается специалистом. Если бы мы вдруг решили, будто Мэлори – переводчик или компилятор, взявшийся за определенную плату переложить текст на английский язык для удобства публики, подобные упреки были бы оправданы. Но когда издателю Кэкстону принесли «список в кратком изводе с французского», составитель этого списка уже пятнадцать лет покоился в могиле и на гонорар рассчитывать никак не мог. Колофоны (личные приписки в конце разделов) сообщают, что был он рыцарь – сэр Томас Мэлори – и много лет, вероятно, до самой смерти, просидел в лондонской тюрьме. Там поблизости была библиотека, откуда он мог заказывать книги, и церковь, возле которой его похоронили.

Несмотря на такие подробности, нашлись современники-однофамильцы, и ученые все еще спорят, который из них «тот самый», хотя наиболее вероятный претендент – некий сэр Томас, лет до тридцати вполне благополучный, представлявший свой округ в парламенте, а потом затесавшийся в войну Алой и Белой розы, неудачно или не вовремя переметнувшийся в этой междоусобице на другую сторону и угодивший в застенок по обвинению в насилии, убийстве и угоне скота. Хотелось бы знать о нем как можно больше и точнее, однако и этих сведений довольно, чтобы представить себе человека, с детства знавшего народный – английский – язык и язык своего класса, французский, хотя, скорее всего, особой премудростью себя не утруждавшего. Человека, привыкшего активно участвовать в жизни королевства, но оказавшегося не у дел, в тюремной камере. Его не подвергали пыткам, ему не грозил смертный приговор, порой появлялась надежда на королевское помилование. Достаточно почетное и комфортное заключение. Но, видимо, он нуждался в осмысленном деле и нашел его для себя – причем сознательно выбрал работу неподъемную как по объему, так и по сложности, не соответствовавшей его знаниям, его подготовке. Взял на себя труд переводчика и переписчика, более подобающий монаху, – быть может, принял его как своего рода епитимью.

Бывает так – редко, но бывает, – что непрофессионализм писателя и даже писателя-переводчика оборачивается повышенной выразительностью его книги. Напряженный поиск смысла в чужом тексте, необходимость соотнести слово и знакомую реальность, отсутствие готовых инструментов и подлинность выговариваемого – все это проступает отчетливее и находит отзвук в чуткой душе читателя. Особенно если неподготовленность автора обусловлена его судьбой или судьбой его культуры. А именно так обстоит дело с Мэлори. Во второй половине XV века английская литература только-только начала озираться по сторонам и осознавать себя. Издавший Мэлори Кэкстон был английским первопечатником. «Краткий извод с французского», по которому он «составил набор» (предварительно

отредактировав, о чем он скромно умалчивает), – одна из последних в Британии рукописных книг. То есть Мэлори во многом принадлежит средневековой традиции.

Появление типографий меняет предъявляемые к тексту требования. В этом смысле показательны сомнения Кэкстона в связи с попавшим к нему в руки «списком». Личная задача автора, художественная сторона дела мало интересуют издателя. Кэкстон в первую очередь предлагал публике не романы, а познавательные книги о жизни и деяниях знаменитых мужей – например, о подвигах Годефрея Болонского, лица безусловно исторического. Как честный ремесленник, он старался изготовить вещь правильную и полезную, а потому его беспокоила достоверность представляемых публике сведений: об Артуре, как он справедливо указывает, маловато известий в хрониках, и многое в них сомнительно. С другой стороны, спрос на книги об этом короле огромен, и странно, что их так мало в Англии, откуда он родом (как говорится, нет пророка в своем отечестве), зато множество французских и валлийских, а также голландских, итальянских, португальских и даже греческих. Почему-то Кэкстон не упоминает германские книги, хотя Вольфрам фон Эшенбах накрепко связал историю о короле Артуре с поисками святого Грааля, усилив мистическую составляющую и подарив европейской литературе образ рыцаря с лебедем.

Но как раз то, что смущало Кэкстона – недостаточная историчность Артура, – поспособствовало его вхождению в литературу самых разных европейских народов. Ведь, казалось бы, почему такое предпочтение оказано Артуру перед Шарлеманем? Можно предположить даже, что Артуриана отчасти вобрала в себя судьбу франкского короля, который действительно стал императором «через доблесть своих рук». Мусульманское нашествие, остановленное, ограниченное пределами Пиренейского полуострова. Объединение Европы, коронация в Риме. Имя, сделавшееся нарицательным: Каролус – король. Даже и в том похожи два великих короля, что они, как позднее Барбаросса, принадлежат к числу «спящих владык», тех, кто проснется в урочный час и спасет свою страну. Британия все еще ждет возвращения Артура с Авалона. И при всем сходстве с Карлом, очевидно и отличие – казалось бы, невыгодное для Артура. Шарлемань – реальное историческое лицо. Поэты могут приписать ему подвиги личной отваги, двух-трех побежденных драконов, но в общем-то в особом приукрашивании он не нуждается. Его завоевания, власть, слава вполне весомы. Однако вымышленность, неисторичность Артура обернулась его преимуществом. Карл Великий стал императором Галлии, Германии и славянских земель в реальности, Артур же – в преданиях и литературе, и эта художественная реальность для множества поколений читателей оказалась убедительнее. Поэзии гораздо удобнее иметь дело с героем, не привязанным к определенному веку или политической конкретности. С Круглым столом, вмещающим в себя весь мир, как сказано у Мэлори.

Трудно проследить, с какого момента Круглый стол появился в Камелоте, но то была счастливая находка. Ей Артур в значительной степени обязан своей популярностью. Круглый стол – едва ли не первое, что мы в детстве узнаем об Артуре, и даже если мы забудем о нем почти все, утратим суть, начитавшись современных фэнтези, или разочаруемся в исторической реальности Артура, вникнув в научные изыскания, Круглый стол все равно останется с нами, как останется само имя Артура.

Это имя впервые встречается в валлийских поэмах VI века: в одной воспевается герой, сошедший в загробный мир и добывший кубок Брана – кельтский аналог рога изобилия и чаши бессмертия, которой предстоит еще стать сосудом Грааля. Другая поэма посвящена Последней битве. Чаша и Последняя битва – обязательный, необходимый элемент этих преданий, хотя для самого Артура поиски Грааля не столь насущны – в литературной обработке они передоверяются Ланселоту, Персивалю, Галахаду. У Мэлори король и вовсе остается дома, когда его рыцари, вопреки желанию Артура, отправляются «граалить», как называл это насмешник Марк Твен. Может быть, Последняя битва в итоге оказывается важнее Грааля. Своей смертью Артур входит в главный, основополагающий миф – миф о безнадежном сражении, об отчаянной отваге и гибели, из которой рождается новый мир. Европейская культурная память восходит к разрушению Трои.

Первоначальный Артур, насколько мы знаем, родом из Уэльса и V века, то есть он валлиец, бритт и прославился в междоусобных войнах или в борьбе против пришельцев-саксов. Здесь, в Уэльсе, он становится национальным героем бриттов и в таком же качестве воспевается по ту сторону Ла-Манша, в родственной Бретани, куда перебрались потерпевшие поражение и вытесненные саксами кельты. Из Бретани легенда распространялась по всей Франции, и таким образом появилась французская, а там и европейская литература на эту тему, для которой местный князек не представлял ни малейшего интереса. Всемирно-историческое значение Артур мог получить в качестве римского императора, и французская версия с легкостью превращает его в повелителя половины мира, тем более что имеет перед глазами памятный пример Карла Великого. Тем временем и на родине «национальная принадлежность» Артура меняется: настал черед саксов сопротивляться новому нашествию, и столица Артура переносится в Винчестер, а Последняя битва превращается в обреченное сражение саксонского короля Гаральда с Вильгельмом Завоевателем. Спустя еще несколько веков нормандцы и саксы, сплотившиеся в английский народ, покоряют заморские территории, чтобы утратить их в результате внутренних распрей, войны Алой и Белой розы.

В хрониках имя Артура появляется поздно, отчего и возникает подозрение: должно быть, Артур проник в хроники не из истории, а из легенды. К IX–X веку о нем столько рассказывали в Великой и Малой Британии, что уважающий себя автор просто обязан был включить Артура в свой рассказ и как-то согласовать ход событий. Из ранних историков более всего «английский Артур» обязан Гальфриду Монмутскому. Этот автор XII века предпринял величайшие усилия по примирению завоеванных саксов и завоевателей-нормандцев, он создал идеологию – легенду, которая помогла им сплотиться в народ, создал героя-англичанина. На Артура с равным правом претендовали саксы (в cилу территориальной близости) и нормандцы, у которых в войске насчитывалось немало бретанцев, то есть кельтов, родичей Артура. Саксы могли равняться на Артура как на героя сопротивления и даже представлять его врагом нормандцев, однако для нормандцев Артур был врагом саксов. Но создаваемая Гальфридом национальная легенда осталась бы крайне узкой и неплодотворной, если бы он не связал ее с более универсальным родством. Гальфрид произвел исконное население Британии и ее законных королей не более не менее как от троянцев.

Мы уже упоминали троянские сказания в числе основных циклических сюжетов. Есть основания полагать, что наиболее раннее издание Кэкстона, то есть первая в Англии печатная книга, было посвящено подвигам троянца Гектора, которого Кэкстон относит к числу девяти величайших мужей (из всех девяти мужей только двое, Гектор и Артур, – литературные персонажи, соседствующие с Юлием Цезарем, Шарлеманем, царем Давидом и так

далее). Происхождение от троянцев включало окраинный народ в европейское родство. Первыми до этого додумались римляне: поискав для себя места в греческой мифологии, они обнаружили, что немногие уцелевшие троянцы отправились на запад, а потому и возвели к ним свой род. Прямыми потомками спасшегося из Трои Энея считали себя Гай Юлий Цезарь и император Август. С тех пор всякий легитимный правитель должен был выстроить себе генеалогию, восходящую к Энею или его ближним. Гальфрид Монмутский предложил в герои-основатели троянца Брута, давшего имя Брутании-Британии. Похожее предание бытовало и на Руси, о чем свидетельствуют, к примеру, письма Иоанна Грозного – он тоже отпрыск троянских царей. Миф о Трое закономерно возникает в самых разных европейских культурах – и в Британии, и в России, – когда требуется объединение и сплочение под сильной самодержавной властью.

Учитывая важность имени, стоит отметить, что в «Смерти Артура» два персонажа зовутся Эктор – воспитатель Артура и брат Ланселота, сэр Эктор Окраинный (!). По всей вероятности, так автор обозначил отношения своего Артура с легендой о Трое: центр вселенной из Рима (и Трои) сдвинут в Британию. Король Артур заявляет о себе как о самом что ни на есть законном претенденте на императорскую власть, поскольку римскими императорами были все его предки, за исключением только отца. Вот так: римский император обретает легитимность благодаря происхождению от британского королька.

У Мэлори Артур уже несомненный англичанин, и наиболее явственно его национальность проступает в короткой повести о походе на Рим, о том, как Артур стал императором. Здесь воины Артура именуются англичанами и предстают как единая армия, а не дружина, собранная из королевских сынов Уэльса, Ирландии и Британии. И об английской доблести заходит речь, и о «Веселой Англии». В повести о том, как Артур «стал императором через доблесть своих рук», Мэлори в большей степени опирался на английскую аллитерационную поэму, отходя от «Французской книги». Внимательный читатель заметит изменения и в образах героев, и в самом стиле повествования. Ведь Мэлори пишет не о сказочном Логрисе – о своей Англии.

Политическое содержание – наиболее современный и личный слой в его книге. Сохраняя детали источника, очень мало добавляя от себя, Мэлори создает новый текст именно за счет отношения к нему, за счет своей позиции. Комментаторы замечают, что Мэлори часто подменяет неизвестные ему топонимы реками и замками, которые сам видел, или отождествляет валлийские названия со знакомыми английскими. Очень аккуратно вводит он в число бьющихся на турнире героев своего покровителя – одно лишь имя, которое мы сейчас вряд ли бы отличили от прочих Саграмуров Желанных. Поход за море – это слава Генриха V, чуть было не покорившего Францию, то есть почти что императора (и умер Генрих рано, а за его смертью последовали новые распри). Гибель Артура и Круглого стола – братоубийственная война Алой и Белой розы. Король Артур, со всей очевидностью, не исторический персонаж, который следует изучить и достоверно изобразить, а литературный герой, через которого автор осмысляет себя и свою действительность.

На самом деле Мэлори вовсе не ограничивает себя задачей «краткого извода с французского». Он не только сокращает, выбрасывает все, что для своего повествования считает необязательным, но и обращается к другим источникам помимо «Французской книги», и эти источники отнюдь не компилирует механически. Английская поэма не входит в его роман единой вставной новеллой. Ее он тоже разрывает, отделяя поход на Рим от гибели Артура. В поэме эти события следовали одно за другим: пока Артур воевал за морем, Мордред захватил власть, и поспешно возвратившийся Артур погиб в сражении с претендентом. Кульминация – победа, высшая точка власти – и гибель. Для Мэлори если и существует кульминация, то многолетнее правление Артура, возможность компромисса, умение искать выход в самых безнадежных положениях – и когда лучшие рыцари ссорятся меж собою и втягивают короля в межродовые свары, и когда совершаются преступления, и когда все бросают Круглый стол и отправляются на поиски Грааля, и даже когда королева ему изменяет, потому что «королев я могу найти много, а таких рыцарей не собрать уже никогда». Братство Круглого стола более драгоценно – и более хрупко, – нежели императорская власть или Грааль, и погибнуть оно должно изнутри, а не от внешних причин.

Кэкстона беспокоило, что Артур может оказаться вымыслом, литературным персонажем, а не частью реального мира, но Мэлори свой труд воспринимал как средневековый автор, для которого книга – высшая реальность. Он ссылается не на хроники и уж тем более не на валлийские легенды, а на «Французскую книгу». Отчасти это проформа, привычный способ придать авторитетность своему повествованию. Но и более того: глубокая убежденность в достоверности Книги – просто потому, что это Книга. Из своего источника Мэлори черпает не только факты, но сугубо индивидуальные детали, трактовку событий: королева, пишет он, не подавала виду, но, как говорится во Французской книге, в душе она переживала сильно. Мы ощущаем подлинность существования этих людей, про которых уже написано. В европейскую культуру Артур входит не через ученые изыскания и не из кельтского фольклора, а из книги Мэлори, «краткого извода» французской Вульгаты, которая и сама – результат прочитанных и перечитанных книг. Поэтому все наши поиски исторического или фольклорного Артура, хотя интересны сами по себе, далеко не всегда имеют отношение к этой книге, да и к нашей культурной памяти. Тем более, что здесь выводы Кэкстона мало чем отличаются от позиции современных ученых: был в Англии какой-то король по имени Артур, с его именем связывают множество подвигов, в особенности же устойчиво сказание о Круглом столе и гибели Артура. Однако где он жил, когда, насколько преуспел – трудно решить.

Не только старинные авторы и добросовестные издатели, но и современные ученые не могут договориться, считать ли Артура аграрным божеством или героем-родоначальником, вождем, сумевшим объединить вокруг себя несколько сот дружинников, военачальником на службе у римлян или римским офицером в Британии (который вполне мог быть туземцем – римляне в V веке в основном полагались на местных союзников). Имя «Артур» расшифровывается как кельтское «медведь», латинизированное Artorius, индоевропейское «землепашец» (от корня ara, как русское «орать землю»). Когда-то рационалисты-греки научно объясняли свой пантеон: дескать, в богов превращались цари и герои. Ученые мужи начала ХХ века опровергли наивные представления древних: не вождь обожествлен, а божество со временем стали принимать за вождя. Еще более ученые мужи конца ХХ века не обнаружили в Артуре ни малейшей связи с аграрными и прочими мифами. И слава богу: хочется все-таки почитать книгу про человека, реального или вымышленного, а не про индоевропейский миф, которого уж точно не существовало.

Насколько крепки связи Артура с кельтским фольклором – вопрос очень спорный, как и все, что касается кельтского фольклора. Имя его в древних сагах отсутствует, и в сюжетах мало общего с его судьбой – чаще

обнаруживаются параллели к персонажам, окружающим Артура, прототипы Тристрама и Марка, Ланселота, Гавейна, Персиваля. Во всяком случае, кельтскому эпосу мир Артура во многом обязан своей волшебной аурой. Дева Озера и Ланселот Озерный, меч в камне, диковинные звери, разворачивающий свиток будущего Мерлин, сила, прибывающая у героя с утра до полудня, – все это плоды языческой фантазии, унаследованные и рыцарским романом, и Мэлори. Для авторов первых рыцарских романов, как и для современной фэнтези, кельтский колорит чрезвычайно привлекателен, он легко находит своего читателя. Но Мэлори кое-что смущало. Не потому, что он не верил в чудеса – он вполне в них верил, а еще более верил в свою Французскую книгу. К сожалению, диковинные звери бывают довольно мерзкими тварями, подаренное высшими силами оружие оборачивается против беззащитных, а требовать нравственности от аграрного мифа вряд ли уместно. Над этим колоритом Мэлори пришлось немало поработать, усмирить его, отодвинуть языческий мир на второй план, в пролог и эпилог – чудеса сопутствуют рождению и воцарению Артура, но руководивший каждым шагом, спланировавший его зачатие, напророчивший судьбу и многое для осуществления этой судьбы сделавший Мерлин исчезает, как только власть Артура достаточно укреплена. А всевозможные чудесные животные сведены к «зверю рыкающему», которого на периферии романа преследует сарацин Паламед. Труднее было решить этические проблемы.

Современные ученые объяснят нам, что жестокий, беспринципный, сластолюбивый Гавейн, к тому же отличающийся от обычных людей некими сверхъестественными способностями, – наследие язычества. Найдутся этимологические объяснения и прелюбодеянию, совершенному Артуром с родной сестрой, в результате чего на свет появился Мордред, его будущий убийца, и «практическому решению», которое принял Артур, предупрежденный Мерлином о рождении Мордреда: образец христианского властителя с готовностью уподобился Ироду. Мэлори никакие научно-фольклорные объяснения не устраивают. Он принимает Гавейна, Ланселота, Артура как они есть – как литературных героев и как грешных людей, нуждающихся не в объяснении, а в искуплении, – и ведет их к искуплению, которое наступит в конце книги.

То, что книга в целом именуется «Смерть Артура» – тоже случайность, как ветка Грааля. Недосмотр издателя. «Здесь заканчивается смерть Артура», отметил Мэлори, ставя точку в конце последней части (собственно «Смерти Артура») и прощаясь с читателем, а Кэкстон решил, что такими словами Мэлори закончил всю книгу. Как и «ветка Грааля», случайность эта – знаковая, потому что книга действительно о смерти Артура. Мы уже поняли, что Последняя битва всегда будет главным элементом этого сюжета. Снова Троя. И к этой развязке Мэлори неумолимо ведет нас с самого начала.

Между «началом» – романтической повестью о «мече в камне», о признании прав Артура на престол и превращении его в императора и объединителя земель (характерно, что заморские завоевания быстро стираются из памяти и в дальнейшем речь идет о дворе в Камелоте и британских, в лучшем случае – заезжих из Франции рыцарях) – и Последней битвой теоретически можно вставить любое количество эпизодов. Некоторые исследователи предполагали, что речь идет вообще не о цельном произведении, а о восьми романах. Первые два, о воцарении Артура и о том, как он стал императором, и три последние, о Граале, о любви Ланселота и Гвиневры и о Последней битве, достаточно органично связаны между собой и могли бы рассматриваться как две части романа об Артуре – от рождения его и признания прав до величайшей славы и гибели. Насколько необходимы «вставные» романы об отдельных героях – Ланселоте, Тристраме, Гарете? Мог ли Мэлори добавить еще два-три таких романа или что-то убрать? Когда у издателей возникает потребность сократить текст (возникла она и у издателей данного тома), естественно последовать примеру Мэлори и обрубить «ветки», сохранив основную линию. Для Мэлори сокращение – существенный фактор творчества. Повинуясь собственному чувству ритма, он впятеро ужимает основной источник, «Французскую Вульгату», останавливается, как только замечает, что повествование чересчур разрослось и уводит его от основной мысли. Так, нетерпеливо, почти раздраженно обрывает он вторую часть повести о Тристраме, ехидно предупредив читателя: «Третьей же книги нет». Нет – и суда нет. Но в итоге все сюжеты, как развернутые в отдельные книги, так и сжатые до нескольких глав (дела Гавейна – язык не повернется назвать их подвигами) или до простого упоминания, окажутся сцеплены между собой, как судьбы живущих рядом людей.

Хотя Мэлори не владеет французской терминологией, прерываясь, он тоже указывает ниточку, способную, словно клубок, размотаться к другим событиям. И было, говорит он, у Багдемагуса еще множество приключений, после того как он нашел ветвь священной травы, которая была знаком Грааля, а потом он вернулся ко двору Артура, и его посвятили в рыцари Круглого стола, а мы вернемся к Артуру прямо сейчас, поскольку там настал новый день и были новые вести и приключения.

Этот самый Багдемагус, который наткнулся на ветку священной травы, в начале романа был даже не третьестепенным – вовсе незначительным персонажем. Его не приняли в братство Круглого стола, когда там освободилось место, предпочтя ему Тора-свинопаса, вот Багдемагус и уехал на поиски славы, а наткнулся на эту «ветку». Статистом он пройдет по большей части книги, примет участие кое в каких турнирах, в не существенных для основного действия приключениях, но выступит из тени, когда начнутся поиски Грааля. Заранее посланный знак не обманет: Багдемагус разделит путь с Галахадом и Персивалем, избранниками Грааля, попытается взять на себя сверх возможного – наденет щит, носить который уготовано Галахаду, а любому другому, кто тронет это оружие, суждены тяжелое ранение и смерть. Тяжело раненным и оставляют своего спутника Галахад и Персиваль, а спустя сколько-то времени мимоезжий рыцарь находит гробницу Багдемагуса.

Вот и вся история? Но нет, в романе о Ланселоте и Гвиневре, нарочито помещенном после истории Грааля, Багдемагус возникает вновь – в качестве верного друга и соратника Ланселота. Это может быть оговорка (в конце концов, в любой книге подобных размеров, даже если автор не зависит от противоречивых источников, ляпы бывают), но все-таки похоже, что Багдемагус «возвращается» неслучайно, и вот почему: он – отец Мелеганта, дерзкого юнца, который похитил Гвиневру и тем самым нарушил хрупкое равновесие, начал цепную реакцию, приведшую к осуждению Гвиневры, бунту Ланселота, междоусобной войне. Багдемагус воскресает как бы для того, чтобы оправдаться: если его сын и виноват перед Ланселотом и всем братством Круглого стола, к вине этой не причастен сам Багдемагус. Имеется некая авторская хитрость, которая наводит на мысль, что Мэлори не «забыл» о смерти Багдемагуса в предыдущей части, а предвидел такой поворот. В повести о Граале не сказано напрямую, что этот персонаж погиб. Напротив, после ранения он долго хворал, пока не вылечился. А о смерти его читатель догадывается, поскольку кто-то видел гробницу с его именем. Но ведь и «Смерть

Артура» заканчивается рассуждением о том, что Артур, может быть, и не умер, хотя известна его гробница. Багдемагус, в ущерб своему сыну принимающий сторону Ланселота, – смиренный предтеча Артура, ради Круглого стола закрывшего глаза на адюльтер своей жены и Первого рыцаря. Выбор Багдемагуса вполне соответствует его поступку в романе о Граале – поднять роковой щит, на себе опробовать не ему предназначенный подвиг.

Связать начало и конец истории помогает Мерлин, знаменитый кудесник, чье имя навсегда сочетал с именем Артура тот же Гальфрид Монмутский, который подарил Шекспиру сюжет о короле Ллеире и его дочерях. Ллеир в этой хронологии предшествует Артуру («Пророчество Мерлина, который будет жить после меня», – говорит шекспировский шут). В большинстве романов об Артуре Мерлин присутствует постоянно, однако у Мэлори он действует только в самом начале, способствует зачатию Артура, его воспитанию, признанию прав на престол и устройство Круглого стола, а все остальное – Плачевный удар и поиски Грааля, дурные последствия брака с Гвиневрой, гибель короля от рук Мордреда и многое другое – Мерлин предсказывает, после чего погибает от неразделенной любви. Багдемагус в своих «боковых» странствиях наткнется на плиту, под которой погребен Мерлин, и попытается освободить его, но тщетно.

Мерлин, погибший от любви, ради любви добровольно отказавшийся от своего чудотворства, – не изобретение автора (был уже опробован такой сюжет), но авторский выбор среди нескольких вариантов судьбы знаменитого волшебника. Мэлори предпочитает этот, с самого начала книги заводя разговор об опасности и всевластности любви. В этом свете и огромная «вставка» о Тристане и Изольде обретает смысл. История Ланселота и Гвиневры сопоставляется с другими сюжетами и требует не только сочувствия, но и понимания, оценки, а в чем-то и осуждения, как осуждает себя сам Ланселот.

Три «книги», поместившиеся между началом и концом, – подвиги Ланселота, представляющие нам центрального персонажа любовной линии, Тристрам и Изольда, самый знаменитый любовный роман средневековья, без которого разговор о любви представить себе невозможно, и контрастирующая с ними наивная и невинная повесть о Гарете-Белоручке. Казалось бы, эта повесть уж и вовсе лишняя, здесь нет переклички с пафосом «Ланселота» и «Тристрама». Но как раз этим и важна история Гарета – она заканчивается счастливым браком.

Гарет – едва ли не самый симпатичный из персонажей Мэлори. Он чист и скромен – настолько, что первым испытанием себе назначил прожить год при дворе короля Артура, не раскрывая своего имени, кормясь с прислугой и подвергаясь насмешкам сэра Кэя и прочих острых на язык вояк. Столь же терпеливо сносит Гарет издевки дамы, возмущенной тем, что в спутники ей дали какого-то «кухонного мужика». Отвагой Гарет ближе всего Ланселоту, который стал его «крестным отцом», посвятил Гарета в рыцари. Смирением он напоминает Галахада, но без той неземной святости, которая даже Мэлори настораживала в Галахаде и Персивале, так что он поспешил их уморить. Гарет – идеальный рыцарь, отважный в бою и скромный с дамами, верный друзьям и преданный королю, любящий, но и зоркий в своей любви: от старшего брата, Гавейна, и от остальных братьев, кроме Гахериса, он отдаляется, убедившись в их коварстве и жестокости.

Мэлори отбирает не просто интересные события или симпатичных персонажей. Все его долгое повествование со множеством вставных новелл направленно к определенной цели, и когда рассказ дойдет до конца, мы поймем, что ради этого конца и было в самом начале уделено внимание рыцарю, вроде бы никакими подвигами не отмеченному. Багдемагус появляется в книге достаточно рано, потому что он появится в ней достаточно поздно. Ветка святого Грааля, принадлежность Багдемагуса к участникам этих поисков, означает для Мэлори, что Багдемагуса нужно ввести в повествование с самого начала. А его участие в поисках Грааля означает, что он должен присутствовать и при развязке, при гибели Круглого стола.

Нам предстоит пережить трагедию и нужно заранее узнать всех ее действующих лиц. На примере Багдемагуса мы могли убедиться, что статистов здесь нет – за Круглым столом все равны. И количество «вставных романов», и отбор их героев определяются единой композицией. Роман о Гарете-Белоручке столь же необходим, как история подвигов молодого, влюбленного, всех побеждающего Ланселота: ближе к развязке Ланселот, спасая королеву от костра, направо и налево рубя стражу и собравшихся полюбоваться казнью зевак, случайно, не признав, убьет Гарета и его брата Гахериса. Эти двое – не «пушечное мясо», не предлог для упорной ненависти Гавейна к Ланселоту и теперь уже неотвратимой войны. Эти двое – давно любимые нами герои. И так мы должны полюбить Круглый стол, войти в его мир. Ведь и Грааль в этой структуре играет подчиненную роль, настолько подчиненную, что святая чаша является на собрание Круглого стола, напитывая всех рыцарей, – даром, без поисков и подвигов. И когда все сто пятьдесят рыцарей (но не Артур!) устремляются на поиски Грааля, мы готовы разделить досаду короля – распадается дружина. Поиски Грааля стали и утешением, открывшим нам окошечко в горний мир перед тем, как падет мир земной, и предвестием гибели – уже тогда Артур сокрушался, что многие сложат головы и никогда уже братство не будет прежним.

Всего более авторская воля проявилась в таком выстраивании книги, направленном на трагическую развязку. Но эта развязка – не только трагедия: она – искупление. Рыцарь Томас Мэлори прожил свою жизнь грешником. Трудно сказать, с кем из персонажей своей книги он отождествлял себя, – может быть, с Гавейном, если учесть обвинения в изнасиловании, грабеже и попытке убийства из засады. В описании Гавейна Мэлори особенно беспощаден: этот рыцарь, племянник короля, уклоняется от опасных подвигов, предательски убивает отважного Ламорака, потому что не может победить его в честном поединке, он взялся добыть влюбленному рыцарю его даму, а вместо этого сам возлег с ней (наиболее откровенная непристойность у Мэлори), он – причина ссоры Ланселота с королем, он провокатор, добившийся распада Круглого стола и царства на враждующие партии. Да, вполне вероятно, что «Смерть Артура» написана Гавейном. Но к чему же приходит в итоге сэр Гавейн? Погибает в первой же стычке с войсками Мордреда, не удостоившись даже разделить с Артуром Последнюю битву, и перед смертью шлет свой привет Ланселоту, просьбу о примирении и прощении. Ланселот, подоспевший уже после Битвы, рыдает на его могиле.

Последняя битва примиряет всех. За умирающим королем является лодка, в которой сидят три королевы, и среди них – сестра, всю жизнь преследовавшая Артура своей ненавистью и подстраивавшая его убийство. Теперь она хочет исцелить рану и увозит брата на остров бессмертия – Авалон.

Все события книги приурочены к христианскому календарю, и это само по себе неудивительно, однако стоит отметить, какие именно праздники выбираются ключевыми: не рождество, но Пасха и связанный с нею цикл. Круглый стол основан в праздник Пятидесятницы, и каждый год в этот день рыцари возобновляли свою клятву. В первую Пятидесятницу в Иерусалиме на апостолов

сошли огненные языки и началась проповедь миру. Значит, все же в основании Круглого стола – Грааль, как в основании Пятидесятницы – Пасха. Немногие рыцари, не поспевшие к Последней битве, переправились за море и погибли в один день – в Страстную пятницу, – сражаясь за Святую землю. Своим персонажам Мэлори предоставил такую возможность искупления. Сам он томился в тюрьме и мог только взывать:

«Я же прошу вас, всех джентльменов и дам, кто прочтет эту книгу об Артуре и о его рыцарях от начала и до конца, молитесь за меня, покуда я еще жив, дабы Господь ниспослал мне освобождение. А когда я умру, то прошу вас, молитесь все за мою душу».

    Л. Сумм

Повесть о короле Артуре

Первая часть книги (по рубрикации Винавера) – «Повесть о короле Артуре» (кн. I–IV Кэкстона) восходит к французской прозаической компиляции XIII века, известной в медиевистике как «Продолжение Мерлина» (опубликованы рукописи из Британского музея и из Кембриджа).

Книга первая

I

Первое – как Утер Пендрагон послал за корнуэльским герцогом и женой его Игрейной и о их внезапном отбытии

Случилось так во времена Утера Пендрагона[1 - Утер Пендрагон. – Собственное имя Утер (валлийск. Uthr) существовало у кельтов и засвидетельствовано памятниками (см. ALMA 14, 83), хотя и означает само по себе «ужасный». Пендрагон («pen», валлийск. «голова») – по-видимому, титул, в значении «главный дракон», принадлежавший ряду кельтских королей, распространявших свое владычество на несколько племен.], когда он был королем и властвовал над всей Английской землей, что жил тогда в Корнуэлле могучий герцог, который вел с ним долгую войну, а звался тот герцог герцогом Тинтагильским. Раз послал король Утер за этим герцогом и повелел ему явиться и привезти с собой жену, ибо о ней говорили, что она прекрасна собой и замечательно мудра, звали же ее Игрейна.

И когда герцог со своей женой предстали перед королем, то стараниями баронов примирились они друг с другом. Королю очень приглянулась и полюбилась та женщина, и он приветствовал их и принял у себя с чрезвычайным радушием и пожелал возлечь с нею, но она была женщина весьма добродетельная и не уступила королю. И тогда сказала она герцогу[2 - …сказала она герцогу… – В ориг.: «she tolde the duke and seyde». Реплики диалога у Мэлори в подавляющем большинстве случаев предваряются или заключаются этим словом, так что встречаются выражения типа: «…askede and seyde» «he cryiede with a lowde voyce and seyde»; «…spake on hygh unto kynge and seyde; – Fye uppon the, traitor! – they seyde». Такое употребление убедительно доказывает формальную роль этого глагола в тексте, хотя настойчивое повторение безусловно придает диалогу напевную монотонность.], своему мужу:

– Видно, нас пригласили сюда, чтобы меня обесчестить. А потому, супруг мой, прошу вас, давайте сей же час уедем отсюда, тогда мы за ночь успеем доскакать до нашего замка.

Как она сказала, так они и сделали, и отбыли тайно, и ни сам король, и никто из его приближенных не подозревал об их отъезде. Но как только король Утер узнал об их столь внезапном отъезде, разгневался он ужасно; он призвал к себе своих тайных советников и поведал им о внезапном отъезде герцога с женою. И они посоветовали королю послать за герцогом и его женою и велеть ему вернуться ради неотложного дела.

– Если же не возвратится он по вашему зову, тогда вы вольны поступать, как вам вздумается, у вас будет повод пойти на него сокрушительной войной.

Так и было сделано, и посланцы воротились с ответом, а ответ его был, вкоротке, тот, что ни сам он, ни жена его к нему не приедут. Сильно разгневался король и послал снова к герцогу и прямо объявил ему, чтобы он снаряжался и готовился к осаде, ибо не пройдет и сорока дней, как он, король, доберется до него, затворись он хоть в крепчайшем из своих замков.

Услышав такие угрозы, поехал герцог и подготовил и укрепил два своих самых больших замка, из коих один именовался Тинтагиль, а второй Террабиль[3 - Террабиль. – Это название, в отличие от Тинтагиль, представляется прозрачным по смыслу (Terrible – грозный). Однако Тинтагиль, по крайней мере один, существовал реально, – ср. совр. Тинтаджел – город на берегу Бристольского залива. Террабиль, реально не существующий, связан с ним по созвучию (такие созвучия не случайны для прозы Мэлори) и потому оставлен непереведенным.]. Потом жену свою Игрейну поместил он в замке Тинтагильском, сам же засел в замке Террабильском, из которого вело много боковых и потайных выходов наружу. И вот в великой поспешности подошел Утер с большим войском и обложил замок Террабиль и разбил вокруг множество шатров. Было там большое сражение, и много народу полегло и с той и с этой стороны.

Но вскоре от ярости и от великой любви к прекрасной Игрейне занемог король. И пришел к королю Утеру сэр Ульфиус, благородный рыцарь, и спрашивал его, откуда его болезнь.

– Я скажу тебе, – отвечал король. – Я болен от ярости и от любви к прекрасной Игрейне, от которой нет мне исцеления.

– Тогда, господин мой, – сказал сэр Ульфиус, – я дойду и сыщу Мерлина[4 - Мерлин – образ знаменитого в средневековой литературе чародея, одно из красочных порождений кельтского фантастического фольклора (валлийск. Myrddin). Как колдун и прорицатель, был известен в средние века едва ли не всем народам Европы. После Гальфрида Монмутского, создавшего около 1135 г. свои «Prophetiae Merlini», фантастические «Пророчества Мерлина» распространялись всюду от Сицилии до Исландии вплоть до XVII в.У Мэлори образ Мерлина получил своеобразную трактовку: утрачены или рационалистически переосмыслены многие волшебные подробности и обстоятельства (например, его чудесное рождение, детство). Здесь Мерлин скорее умудренный опытом советник короля, не провидящий, а предвидящий будущее.], дабы он исцелил вас и принес утешение вашему сердцу.

Отправился Ульфиус на поиски и по воле счастливого случая повстречал Мерлина в нищенских отрепьях, и спросил его Мерлин, кого он ищет, а тот ответил, что нужды нет ему знать.

– Ну что ж, – сказал Мерлин. – Я-то знаю, кого ты ищешь, – ты ищешь Мерлина; и потому не ищи более, ибо это я. И если король Утер хорошо наградит меня и поклянется исполнить мое желание, отчего больше пользы и славы будет ему, нежели мне, тогда я сделаю так, что и его желание целиком сбудется.

– За это я могу поручиться, – сказал Ульфиус, – чего бы ты ни пожелал, в разумных пределах, твое желание будет удовлетворено.

– Тогда, – сказал Мерлин, – он получит то, к чему стремится и чего желает, а потому, – сказал Мерлин, – скачи своей дорогой, ибо я прибуду скоро вслед за тобой.

II

Как Утер Пендрагон пошел войной на корнуэльского герцога и как содействием Мерлина он возлег с герцогиней и зачал Артура

Возрадовался Ульфиус и во весь опор поскакал назад и, представ перед королем Утером Пендрагоном, поведал ему о встрече с Мерлином.

– Где же он? – спросил король.

– Сэр, – отвечал Ульфиус, – он не замедлит явиться.

Глядит Ульфиус, а уж Мерлин стоит у входа в шатер.

Пригласили Мерлина приблизиться к королю. И сказал ему король Утер: «Добро пожаловать».

– Сэр, – сказал Мерлин, – мне ведомы все тайники вашего сердца. И потому, если вы поклянетесь мне, что, как есть вы истинный король, помазанник божий, вы исполните мое желание, тогда и ваше желание

сбудется.

Поклялся король на четырех Евангелиях.

– Сэр, – сказал Мерлин, – вот мое желание: в первую ночь, которую проведете вы с Игрейной, будет вами зачато дитя, и когда родится оно, отдайте его мне, дабы я мог вскормить его по своему усмотрению, ибо вам это будет во славу, а младенцу на пользу, если только окажется он ее достоин.

– Я согласен, – молвил король, – пусть будет по твоему желанию.

– Тогда готовьтесь, – сказал Мерлин. – Сегодня же ночью возляжете вы с Игрейной в замке Тинтагиль. Видом будете вы как герцог, ее супруг, Ульфиус примет облик сэра Брастиаса, одного из рыцарей герцога, я же обернусь рыцарем по имени Иордан, тоже одним из герцогских рыцарей. Но смотрите, задавайте поменьше вопросов ей и ее людям, скажите лишь, что вы больны, и поспешите лечь в постель, да не вставайте поутру, покуда я не приду за вами, ведь Тинтагильский замок отсюда не далее, как в десяти милях.

Как они задумали, так все и было сделано. Но герцог Тинтагильский заметил, как отъезжали они из-под стен замка Террабиль. И тогда под покровом ночи выбрался он через боковой ход из замка, дабы внести смятение в королевское войско, и в этой вылазке сам герцог был убит, прежде даже, нежели король успел доехать до замка Тинтагиль. Так, уже после кончины герцога, возлежал король Утер с Игрейной, три с лишним часа спустя после его кончины, и зачал король в ту ночь Артура[5 - Артур – один из самых популярных образов не только средневековой европейской, но и мировой литературы. Исторически – национальный герой бриттов, возглавившие в конце V – нач. VI в. (упоминается в «Истории бриттов» Ненния – IX, в хронике «Анналы Уэльса» Х в. и, косвенно, еще раньше в хронике св. Гильдаса «О погибели Британии» VI в.) борьбу против англосаксонского вторжения и одержавший, по-видимому, триумфальную победу в битве при горе Бадоне, почти на полвека задержавшую проникновение германцев на Британские острова.Имя Arthur большинство исследователей производят от заимствованного римского родового имени Artorius, которое мог носить и кельтский племенной вождь. Однако на уровне кельтской мифологии, в которую был включен этот образ, существует несколько многозначительных этимологий, например, Arthur < Ardu < аr («очень») + du («черный») – обозначение ворона. Действительно, существует поверье, что Артур не умер, а превратился в ворона (ср. воронов – хранителей Британии, живущих в Лондонском Тауэре); ворон по-валийски bran, так же звучит имя кельтского верховного божества, которое в зооморфной стадии было вороном, как Зевс – орлом, а Афина – совой (закон Рейнака); таким образом, Артур и функционально и этимологически отождествлялся с богом Браном.]; а утром, еще до света, вошел к королю Мерлин и возвестил, что настал срок, и король поцеловал прекрасную Игрейну и с великой поспешностью удалился. Когда же услышала леди Игрейна весть о кончине герцога, ее супруга, – что был он, по всем рассказам, убит еще прежде, чем возлег с нею король Утер, подивилась она тому, кто бы это мог быть, взошедший к ней в обличии ее господина? И она горевала втайне, но хранила молчание.

А между тем собрались все бароны и стали молить короля, чтобы был положен конец распре между ним и леди Игрейной. Король дал им на то свое соизволение, ибо он рад был бы с нею примириться; возложил он все свое доверие на Ульфиуса, дабы был тот между ними посредником. И вот, наконец, стараниями посредника помирился с нею король.

– Ну, теперь-то все уладится, – сказал Ульфиус. – Наш король – молодой и полный сил рыцарь, а супруги не имеет, леди же Игрейна прекрасна собой; нам всем была бы превеликая радость, если бы король соблаговолил взять ее себе в королевы.

Все сразу на то согласились и с тем вошли к королю. А он, будучи и впрямь молодым и полным сил рыцарем, в сей же миг с веселым сердцем явил на то свое изволение, и в то же утро с великой поспешностью сыграли они свадьбу, и не было конца радости и веселью. Тогда же и Лот, король Лоутеана[6 - Лоутеан – по-видимому, современное Лотиан, – название Южной Шотландии вплоть до залива Ферт-оф-Форт. Следует отметить, что в старинных англонорманнских и французских документах есть случаи транслитерации Lothian как Loenois, Loonois и пр., что существенно для атрибуции родины Тристрама, который носил прозвание Тристрам из Лиона, или из Лоэнуа, и т. п.] и Оркнея, повенчался с Моргаузой, что стала матерью Гавейна, а король Нантрес, из земли Гарлот, обвенчался с Элейной – и все это было сделано по желанию короля Утера. А третья сестра – Фея Моргана[7 - Моргауза, Элейна и Фея Моргана – единоутробные сестры Артура, дочери королевы Игрейны. Из этих трех персонажей одна лишь Моргана имеет многовековую традицию. Предтечей этого образа считают ирландскую богиню войны и смерти Morrigan, принимающую облик вороны, и в следующей стадии – бретонскую фею рек Морган. Имя Morgawse, по-видимому, – не более как иное прочтение Morgans, ибо в параллельных местах французских текстов вторая сестра анонимна (V 1283). Ниже она и у Мэлори фигурирует просто как королева Оркнейская. Что же до третьей, Элейны, то она и как персонаж – создание Мэлори, который, быть может, прибавил ее «для круглого счета», будучи не чужд некоторых фольклорных приемов повествования, и дал ей одно из самых распространенных женских имен – Елена. (В книге Мэлори по меньшей мере пять персонажей носят это имя.)] – была отдана на воспитание в обитель, и там обучилась она столь многому, что ей стали ведомы все тайны черной магии. Потом она обвенчалась с королем земли Гоор Уриенсом, отцом сэра Ивейна Белорукого.

III

О рождении короля Артура и о его воспитании, и о смерти короля Утера Пендрагона, и как Артур был избран королем, и о дивном, чудесном мече, извлеченном из камня помянутым Артуром

А между тем королева Игрейна день ото дня все тяжелела и тяжелела. И случилось через полгода, что король Утер, лежа подле своей королевы, стал вопрошать ее во имя правдивости, каковой обязана она своему супругу, чье дитя носит она в своем теле. Королева же в горьком замешательстве не ведала, как отвечать ей.

– Не бойтесь ничего, – сказал король, – и поведайте мне истину. Жизнью клянусь, я еще больше буду любить вас за это!

– Сэр, – отвечала она. – Я скажу вам всю правду. В ту ночь, когда был убит мой супруг, в самый час его кончины, как о том поведали нам его рыцари, пришел ко мне в замок Тинтагиль муж, лицом и речью подобный моему супругу, и с ним двое в обличии двух герцогских рыцарей – Брастиаса и Иордана; и я легла с ним, как подобало супруге, и вот, как буду я держать ответ перед богом, в ту самую ночь и было зачато это дитя.

– Правду вы говорите, – молвил король. – Ведь это я сам взошел к вам в его обличии. И потому не бойтесь, ибо отец этого ребенка – я.

И он поведал ей, как все это было сделано по наущению Мерлина. Сильно возрадовалась королева, когда узнала, кто отец ее ребенка. В скором времени пришел к королю Мерлин и говорит:

– Сэр, вам надлежит позаботиться о том, как будет вскормлено ваше дитя.

– Как тебе угодно, – отвечал король, – так пусть и будет.

– Хорошо, – сказал Мерлин. – Я знаю одного барона в вашей земле, он человек очень честный и преданный, и ему будет поручено воспитать ваше дитя. Имя его – сэр Эктор, ему принадлежат прекрасные владения по всей Англии и

Уэльсу. Пусть же пошлют за этим бароном, дабы он предстал перед вами для беседы, и вы сами выскажите ему свою волю, – пусть он, во имя любви его к вам, отдаст свое дитя вскармливать чужой женщине, ваше же дитя пусть вскормит его жена. Когда родится это дитя, повелите отдать его мне тайно через задний замковый выход некрещеным.

Как Мерлин сказал, так все и было сделано. Когда прибыл в замок сэр Эктор, он обещал королю вскормить дитя, как того желал король, и король пожаловал его многими дарами. Когда же разрешилась королева от бремени, король повелел двум рыцарям и двум дамам взять дитя и запеленать его в золотое полотнище. «И отдайте его первому нищему, что встретится вам у задних ворот замка». Так передано было дитя Мерлину, а тот отнес его к сэру Эктору, окрестив у святого отца и нарекши его Артуром. И жена сэра Эктора вскормила его своей грудью.

По прошествии же двух лет слег король Утер в жестокой болезни. Тогда недруги его вторглись в его владения, затеяли великую войну с его войском и многих из его людей перебили.

– Сэр, – сказал ему Мерлин, – не должно вам лежать тут, как вы лежите, место ваше – на поле брани, пусть даже отвезут вас туда в повозке. Ибо никогда вам не одолеть врага, если сами вы при этом не будете, а появитесь там, то будет победа за вами.

Как Мерлин сказал, так и было сделано. Повезли короля недужным навстречу врагу в повозке[8 - Повезли короля навстречу врагу в повозке… и под Сент-Альбаном сошлись его воины с великим воинством Севера. – В этом описании, не имеющем параллелей во французском тексте (V 1284–1285), соблазнительно усмотреть аналогию некоторым событиям войны Алой и Белой Розы, современником и, возможно, участником которых был Томас Мэлори, приспешник влиятельного дома Варвиков. Северная Англия и Шотландия за это время неоднократно оказывались вражеской территорией для правящих королей (у Мэлори «The North fro Trent forwards», «the grete hoost of the North». А под Сент-Олбаном (Saint Albons) произошли две крупные битвы, и в первой из них, происшедшей 22 мая 1455 г., больного короля Генриха VI действительно везли в повозке.], а с ним пошло великое войско, и под Сент-Альбансом сошлись его воины с великим воинством Севера. В тот день сэр Ульфиус и сэр Брастиас свершили великие подвиги, и одолели воины короля Утера северное воинство, многих перебили, остальных же обратили в бегство. И тогда воротился король Утер в Лондон и предался великой радости. Но спустя немного времени занемог он еще пуще прежнего и три дня и три ночи пролежал, не вымолвив ни единого слова. Тогда сильно опечалились все бароны и просили Мерлина, чтобы дал он наилучший совет.

– Тут нет иного исцеления, – отвечал Мерлин, – как только положиться на волю божию. Но смотрите, соберитесь все бароны пред королем Утером завтра поутру, и по изволению божиему и моему желанию он заговорит.

И вот наутро все бароны вместе с Мерлином явились к королю. И громко вопросил Мерлин короля Утера:

– Сэр, быть ли вашему сыну Артуру после вас королем над этой страной со всеми ее владениями?

Тут повернулся Утер Пендрагон и молвил во всеуслышание:

– Даю ему божье благословение и мое, пусть молится за упокой моей души и пусть по чести и по праву требует себе мою корону, иначе же нет ему моего благословения.

И с теми словами испустил он дух. Похоронили его, как подобало королю, а королева, прекрасная Игрейна, сильно убивалась, и с нею все бароны. После этого долгое время пребывало то королевство в великой опасности, ибо каждый властитель, у кого было довольно войска, собирался с силами, и немало кто чаял стать королем. Тогда Мерлин отправился к епископу Кентерберийскому и научил его послать за всеми баронами королевства и за всеми рыцарями, дабы под страхом проклятья собрались они к Рождеству в Лондоне, затем, что Иисус, в ту ночь рожденный, по великой милости своей, быть может, явит им чудо, ибо как сам он был царем над людьми, так чудо его укажет, кому по праву царствовать над этой страной. И по наущению Мерлина послал архиепископ Кентерберийский за всеми баронами и рыцарями и велел, чтобы в канун Рождества явились они все в Лондон; и многие из них получили перед тем отпущение грехов, дабы молитвы их были угоднее господу.

И вот, в величайшей из церквей Лондона – был ли то собор Святого Павла[9 - Собор святого Павла. – Мэлори, естественно, мог иметь в виду отнюдь не нынешний собор святого Павла, возведенный архитектором Реном в 1675 г., а собор XI–XIII вв., сгоревший во время пожара 1666 г., на месте которого он был построен (ср. Wr I, 11).], во Французской Книге[10 - Французская Книга. – Кэкстон писал, что свой рассказ сэр Томас Мэлори, «подчерпнув из неких французских книг, на английском языке в кратком изводе составил». Действительно, тщательное текстологическое сличение, проделанное Винавером, а позднее Лумянским с сотрудниками, показало, что каждая из восьми книг (кроме «Гарета»), составляющих Винчестерский манускрипт, имеет один или несколько «источников», большей частью французских, но также и английских, которые Мэлори использовал, заимствуя фабулу, некоторые описания, фразы и даже отдельные слова, производя при этом существенное «ужатие» и внося разного рода изменения. Такой вид авторства был в обычае в средневековой литературе – еще Лайамон на исходе XII в. в зачине своего исторического труда «Брут» перечисляет использованные источники и указывает на характер своей над ними работы («перевод» и «сокращение»).Но рыцарь Мэлори, в отличие от клирика Лайамона, в обычной жизни не имел постоянно дела с книгами. Французские рыцарские романы и английские поэмы он читал, вероятно, в Ньюгетской тюрьме в Лондоне. Напротив Ньюгетской тюрьмы стояла францисканская церковь, подле которой Мэлори был впоследствии похоронен, а рядом с нею, в специальном здании, заложенном в 1421 г., находилась библиотека (ее основателем был прославленный мэр Лондона Ричард Виттингтон, герой английских сказок).Сам Мэлори многократно ссылается по ходу повествования на «Французскую Книгу» в подтверждение истинности своих слов. Однако детальное сопоставление с параллельными французскими текстами, проделанное проф. Винавером для трехтомного издания 1947 г., наглядно показывает, что ссылки на «Французскую Книгу» можно найти у Мэлори и в тех разделах, источником для которых ему служили английские тексты (например, аллитеративная поэма «Morte Arthur», или там, где он выступает как оригинальный писатель в современном смысле слова (см., например, конец эпизода «Гавейн, Ивейн и Мархальт»). «Французская Книга» для Мэлори – часто символический научный авторитет, нередко фиктивный (в иных случаях это просто «Книга», the book). Ссылка на авторитетные источники – истинные или вымышленные – прием, широко распространенный. Еще Гальфрид Монмутский в описании Артура называет своим источником вымышленную, как считается, «книгу стариннейшую на языке британцев» (Britanici sermonis liber vetustissumus»), в чем Чэмберс усматривает «шутку, или литературную условность, или же прямой обман» (см. Chambers Е. К. Sir Thomas Malory. Oxford, 1922).С этой точки зрения вопрос о том, переводчик Томас Мэлори или автор, теряет смысл, ибо его книга – «historie», как называет ее Кэкстон, по законам жанра должна иметь солидные источники и не содержать вымысла, т. е. правдиво передавать

рассказы прежних времен. Иное авторство для Мэлори было бы немыслимо.] не говорится, – задолго до наступления дня все сословия королевства собрались на молитву. И когда отошла заутреня и ранняя обедня, вдруг узрели люди во дворе храма против главного алтаря большой камень о четырех углах, подобный мраморному надгробью, посредине на нем – будто стальная наковальня в фут вышиной, а под ней – чудный меч обнаженный и вкруг него золотые письмена: Кто вытащит сей меч из-под наковальни, тот и есть по праву рождения король над всей землей английской. Подивились люди и поведали о том архиепископу.

– Повелеваю вам, – сказал архиепископ, – оставаться всем во храме и молиться богу; пусть ни один не коснется меча, покуда не будет завершена торжественная обедня.

Когда же окончилась служба, все лорды вышли подивиться на камень и на меч. И когда узрели они письмена, попытались иные, кто хотел стать королем, но ни один не сдвинул, не шелохнул меча.

– Нет среди вас того, – молвил архиепископ, – кто добудет этот меч, но отриньте сомнения, бог укажет его. Однако вот мой совет, – молвил архиепископ, – поставим здесь десять рыцарей, мужей доброй славы, и поручим им охранять сей меч.

Так и было сделано, и возвестили повсюду, чтобы всякий, кто пожелает, приходил и пытался выдернуть меч из-под наковальни. В день же Нового года устроили бароны турнир с поединками[11 - …турнир с поединками… – В ориг.: a justes and a tournament, где первое понятие означает поединки всадников, вооруженных копьями, а второе – общее сражение участников, разделенных на две партии.], дабы все рыцари, кто желал сразиться и явить свое искусство, могли на нем выступить. А задумано все это было затем, чтобы съехались все лорды и собрался простой люд, ибо архиепископ уповал на то, что бог откроет, кому владеть мечом. И вот в день Нового года, когда отслужили службу, бароны выехали на поле, иные – сразиться в поединке, иные – погарцевать и явить свое искусство. Случилось так, что приехал на турнир и сэр Эктор, у которого были в окрестностях Лондона обширные владения, а с ним его сын сэр Кэй и юный Артур, приходившийся тому молочным братом. Перед тем незадолго, в День Всех Святых[12 - День Всех Святых (Alhalowmas) – праздник, установленный в Европе с VIII в. в честь всех святых и мучеников, известных и неизвестных. Отмечается 1 ноября. В канун этого дня исстари происходили народно-карнавальные действа.], сэр Кэй посвящен был в рыцари. Но когда направлялись они на турнирное поле, хватился сэр Кэй своего меча – он оставил его в отчем доме, – и просил он юного Артура съездить за его мечом.

– Хорошо, я поеду с превеликой охотою, – молвил Артур и во весь опор поскакал за мечом.

Когда же прискакал он домой, оказалось, что госпожа со всей челядью отправилась смотреть турнир. Разгневался тогда Артур и сказал себе: «Поскачу на церковный двор и возьму меч, что застрял между камнем и наковальней, не допущу, чтобы брат мой сэр Кэй был без меча в такой день». Вот, прискакав на церковный двор, спешился Артур и привязал коня к ограде, потом пошел к сторожевому шатру, но рыцарей там не было, ибо все отправились на турнир. Тогда, ухватив меч за рукоять, одним быстрым могучим рывком выдернул он его из камня, сел на коня и поскакал своей дорогой, и, подъехав к брату своему, сэру Кэю, отдал ему меч. Сэр Кэй только взглянул, тотчас узнал тот самый меч, что торчал в камне, и поскакал он к отцу своему сэру Эктору и сказал ему:

– Смотрите, сэр, вот меч, что торчал в том камне, и потому быть мне королем над этой страною.

Когда узрел сэр Эктор тот меч, повернулся он и поскакал к церкви, там спешились они все трое, вошли в храм, и он повелел сэру Кэю поклясться на книге[13 - …поклясться на книге… – В ориг.: to swere uppon a booke – т. е. на Библии. Такое словоупотребление – с неопределенным артиклем – характерное для ранней эпохи развития английского языка (вплоть до Шекспира), а в речениях сохранившееся до настоящего времени, отражает восприятие «книги», вообще писаного текста, как предмета мистического. Ср. ниже в Повести о Святом Граале, где с помощью «книги» (а booke) производится заклятье нечистой силы. Ср. также «Библия» – греч. ?????? букв. «книги».] и ответствовать, как добыл он тот меч.

– Сэр, – отвечал сэр Кэй, – это брат мой Артур принес его мне.

– А как вы добыли сей меч? – вопросил сэр Эктор Артура.

– Сэр, я поведаю вам. Когда я вернулся домой за мечом моего брата, я не застал там никого, и некому было дать мне меч. И подумал я, что не быть же брату моему сэру Кэю без меча, и, поспешив сюда, выдернул сей меч из камня безо всякого труда.

– А не нашли вы тут рыцарей при мече? – спросил сэр Эктор.

– Нет, – отвечал Артур.

– Ну, – сказал тогда сэр Эктор Артуру, – вижу я, что быть вам королем над этой землей.

– Почему же именно мне? – удивился Артур. – Какая на то причина?

– Причина та, что так хочет бог, – сказал сэр Эктор. – Ибо только тому человеку дано было вытащить сей меч, кто будет законным королем над этой страной. А теперь посмотрим, сможете ли вы засунуть его обратно туда, где он был, и вытащить еще раз.

– Дело немудреное, – молвил Артур и снова засунул меч под наковальню.

Попробовал вытянуть его сэр Эктор, но тщетно.

IV

Как король Артур несколько раз вытащил меч

– Попытайтесь и вы, – сказал он сэру Кэю. Потянул тот изо всей силы, но и ему не дано было преуспеть.

– Ну, а теперь тащите вы, – сказал сэр Эктор Артуру.

– Охотно, – отвечал Артур и вытащил меч с легкостию.

Тут опустился сэр Эктор на колени, а с ним и сэр Кэй.

– Увы мне! – вскричал Артур. – Возлюбленный мой отец и милый брат, почему стоите вы на коленях предо мною?

– Нет, нет, господин мой Артур. Я никогда не был вам отцом ни кровным родичем, но вижу, что вы еще выше родом, нежели я о вас думал.

И поведал ему сэр Эктор обо всем – как взял он его на воспитание и по чьей воле и как принял он его на руки от Мерлина. Сильно опечалился Артур, когда узнал, что сэр Эктор ему не отец.

– Сэр, – молвил сэр Эктор Артуру, – соизволите ли вы быть мне добрым и милостивым господином, когда станете королем?

– А иначе позор был бы мне, – ответствовал Артур, – ибо вы – человек, которому я больше всего на свете обязан, вам и моей прекрасной госпоже и матери, вашей жене, что вскормила и вырастила меня, как родного сына. И если будет на то божия воля, чтобы стать мне королем, как вы говорите, тогда скажите лишь, чего пожелаете вы от меня, и все вам будет. Не допустит бог, чтобы не исполнил я вашего желания.

– Сэр, – сказал сэр Эктор, – лишь об одном прошу у вас: сделайте сына моего, вашего молочного брата сэра Кэя, сенешалем всех ваших владений.

– Быть по сему, – отвечал Артур. – И более того, жизнью своей клянусь, что иному никому не достанется эта должность, покуда мы оба живы.

Тут отправились они к архиепископу и поведали ему, как извлечен был меч и кем. А в день Крещения Господня[14 - Крещение Господне, иначе Богоявление – великий двунадесятый праздник 6 января в память о крещении Иисуса от Иоанна в Иордане («Еванг. от Матф.» 3, 3 – 14; «Еванг. от Марка» 1, 9 – 11; «Еванг. от Луки» 3, 21–22). По другим версиям христианского предания, в этот день поминается поклонение волхвов младенцу Иисусу.] собрались туда все бароны, дабы еще раз попытаться, кто пожелает, вытащить меч,

и перед лицом их всех одному лишь Артуру удалось его вытащить. Многие лорды тут разгневались и говорили, что позор превеликий им и всему королевству, если будет ими править худородный юнец. И такая тут разгорелась распря, что решено было отложить дело до Сретения Господня[15 - Сретенье Господне (Candilmas, буквально «Праздник светильников») – праздник принесения младенца Иисуса в Иерусалимский храм и очищения Богородицы на сороковой день после Рождества, т. е. 2 февраля. В католической церкви контаминирован подобно православной масленице, с каким-то языческим праздником (возможно, с римскими «луперкалиями») и с древних времен носит латинское название Candelaria.], а тогда всем баронам съехаться снова, до той же поры отрядили десять рыцарей денно и нощно сторожить меч, разбили шатер над камнем и мечом и по пятеро стояли стражей. На Сретение Господне съехалось туда великое множество баронов, и каждый пытался вытащить меч, но ни один не преуспел. Артур же и на Сретение, как и на Рождество, извлек тот меч с легкостию, отчего бароны еще пуще разгневались и отложили все дело до великого праздника Пасхи. Но, как преуспел Артур доселе, так было и на Пасху. Однако иные среди могучих лордов негодовали, что королем быть Артуру, и снова отложили решение до праздника Пятидесятницы[16 - Пятидесятница – то же, что день Святой Троицы, празднуется на пятидесятый день после Пасхи (7 воскресенье). После норманнского завоевания стал называться обычно Whitsunday – «белое воскресенье» или Trynyte Sunday – «Троицыно воскресенье» (см. ниже кн. XXI), так что Pentecoste у Мэлори – из французского источника.]. Тогда архиепископ Кентерберийский, по наущению Мерлина, повелел собрать лучших рыцарей, каких только можно было, и тех рыцарей, кого больше всех любил Утер Пендрагон и кому он больше всех в свои дни доверял. И приставлены были к Артуру такие рыцари, как сэр Бодуин Бретонский, сэр Кэй, сэр Ульфиус, сэр Брастиас, – и все они, а с ними и многие иные денно и нощно пребывали при Артуре до самого праздника Пятидесятницы.

V

Как король Артур был коронован и распределил должности

На праздник Пятидесятницы многие мужи разных сословий изъявили охоту вытащить тот меч, но ни один не сумел, кроме Артура, он же снова извлек его на глазах у лордов и народа. И тогда весь народ закричал единогласно:

– Желаем Артура себе в короли! Не допустим, чтобы и дальше медлили с решением, ибо все видят: на то божия воля, чтобы быть ему нашим королем. А кто против, убьем того.

Тут пали все на колени, и богатые и неимущие, и возопили: «Смилуйся, Артур, прости, что не признавали тебя так долго!» Артур простил их и, взявши меч обеими руками, склонил его пред алтарем, где стоял архиепископ. Так был он возведен в рыцари достойнейшим из бывших там мужей. Вслед за тем была устроена коронация, и там поклялся он своим лордам и общинам[17 - …лордам и общинам… (в ориг.: into his lordes and comyns) – Термин comyns в настоящем переводе передается по смыслу, как «народ», «простой люд». Однако в соответствии с контекстом было сочтено возможным в отдельных случаях воспроизвести эту политическую формулу так, как она дошла до наших дней, – ср. House of Lordes – House of Commons (палата лордов, палата общин), тем более что французские параллельные места этого слова не содержат; ср., с другой стороны: «съехались все лорды, и собрался простой люд» (стр. 37) – или «поднялся простой люд Карлиона» (стр.44) и т. д.] быть им настоящим королем и стоять за истинную справедливость отныне и до конца дней своих. Тогда же повелел он, чтобы все лорды, державшие владения от короны, приблизились к нему и оказали ему почести, какие подобало. Потом выслушал сэр Артур многие жалобы на великие обиды, учиненные по смерти короля Утера всем тем лордам, рыцарям, дамам и джентльменам, что лишились своих земель. И повелел король Артур, чтобы отданы были все земли и владения обратно тем, кому они принадлежали.

Когда же распорядился король и установил порядок во всех землях, прилежащих к Лондону, то назначил он сэра Кэя сенешалем[18 - Сенешаль – французское слово, по-видимому, германского происхождения (готск. «старый слуга» OED s. v.), управитель двора средневекового феодала, почетный титул и почтенная должность.] Англии, сэра Бодуина Бретонского коннетаблем[19 - Коннетабль – В ориг.: conestable, из позднелат. comes stabuli, «верховный управитель конюшен», нечто вроде русского «конюшего». Слово привезено норманнами в Англию уже в значении «главный управитель двора, государства и армии». В переводе принята французская форма, более привычная для читающих по-русски.], сэра Ульфиуса сделал он правителем своего двора, а сэра Брастиаса отрядил во главе войска охранять границы королевства к северу от Трента, ибо в той стороне обитали тогда главные враги короля. Но по прошествии немногих лет овладел король Артур всем Севером, Шотландией и всеми, кто был у нее в подчинении, а также и Уэльсом, где иные тоже стояли за его недругов, но он одолел их всех, равно как и остальных, через благородную доблесть свою и своих рыцарей Круглого Стола.

VI

Как король Артур устроил на Пятидесятницу в Уэльсе великое празднество и какие короли и лорды прибыли на то празднество

После этого перебрался король в Уэльс и распорядился возвестить о великом празднестве, что устроит он на Пятидесятницу после того, как будет он коронован в городе Карлионе[20 - Карлион – совр. Карлион на реке Аск в графстве Монмутшир, неподалеку от Ньюпорта. Там до настоящего времени сохранились развалины римского города Isca Silurum, которые описаны как местная достопримечательность еще хроникерами XII–XIII вв. Внушительные эти руины народная фантазия легко могла соединить с сюжетами Артуровских легенд (Wr I, 15).Что до названия, то оно разлагается на две составные части: Caer (брит. лагерь, поселение, мб. < лат. castrum, ср. также Карнарвон, Кармартен, Кардифф) и lеon < лат. legionis. Второй элемент также вошел во многие географические названия Европы начиная от испанского Леона, возможно также и франц. Лион, восходящий, с другой стороны, к лат. Lugdunum. При этом, по мнению исследователей, здесь произошла контаминация двух различных по происхождению корней: лат. legion, с одной стороны, и с другой – имя кельтского божества света – ирл. Lug, валлийск. llew (см. Rhys С. Studies in the Arthurian Legend. Oxford, 1891). Этимология эта, как кажется, представляет интерес для объяснения столь большого количества в артуровских текстах якобы «львиных» наименований (ср. у Мэлори: Лионель, Лионетта, Лионесса, Лион и др.).]. На это празднество прибыл Лот, король Лоутеана и Оркнея, а с ним пятьсот рыцарей; прибыл также на праздник и Уриенс, король земли Гоор, и с ним четыреста рыцарей; и прибыл король Гарлота Нантрес и с ним семьсот рыцарей; прибыл также на это празднество король Шотландии с шестьюстами рыцарями, хоть и был он еще молод. И еще прибыл один король, который именовался Король-с-Сотней-Рыцарей, но, впрочем, было и у него самого и у его людей прекрасное оружие и во всем полное снаряжение; и еще прибыл король Карадос и с ним пятьсот рыцарей.

Порадовался король Артур их приезду, ибо думал, что короли и рыцари прибыли от великой к нему любви и чтобы воздать ему на пиру почести; и потому возвеселился король Артур и послал королям и рыцарям щедрые дары. Но короли даров не приняли и послов выгнали с позором,

говоря: что нам за радость принимать подарки от безбородого юнца, который низок рождением? – и повелели сказать ему, что им от него подарков не надобно, что они сами приехали его одарить – крепким мечом между шеей и плечами; так и велели ему передать, что затем они сюда и приехали, ибо позор им всем великий, если такой юнец будет править столь славным королевством. С тем ответом послы и удалились, и королю Артуру его пересказали, и тогда по совету своих баронов он удалился с пятьюстами людей и засел в крепкой башне. А короли обложили ту башню и начали осаду, но у короля Артура припасов было довольно.

На пятнадцатый день явился среди людей Мерлин в городе Карлионе. Сильно обрадовались короли Мерлину и спрашивали его:

– Какая тому причина, чтобы стать этому юнцу Артуру нашим королем?

– Сэры, – отвечал Мерлин. – Я поведаю вам причину: он – сын короля Утера Пендрагона, рожденный в браке и зачатый Игрейной, женой герцога Тинтагильского.

– Но тогда он ему незаконный сын, – сказали все.

– О нет, – сказал Мерлин, – был Артур зачат после смерти герцога, спустя более трех часов, а на тринадцатый день после этого Утер обвенчался с Игрейной, и тем доказываю я вам, что он – законный Утеров отпрыск. И кто бы ни спорил, ни возражал, все равно он будет королем, всех врагов своих одолеет и прежде, чем умереть ему, долго будет царствовать над всею Англией, и будут в подчинении у него Уэльс, Ирландия, Шотландия и еще столько королевств, что мне сейчас и не счесть.

Подивились словам Мерлина иные короли и рассудили: быть по его слову; но нашлись там и такие, как король Лот, что принялись над ним смеяться и потешаться, а многие стали поносить его, называя чародеем. Но на одном порешили они с Мерлином – чтобы король Артур вышел к ним и говорил с королями, а в том, что придет и уйдет он целым и невредимым, дали они Мерлину свои зароки. Пошел он к королю Артуру, поведал ему об этом уговоре и так наставлял его:

– Не опасайтесь ничего, сэр, но смело выходите и говорите с ними: и не щадите их, отвечайте им, как и подобает их королю и повелителю, ибо все равно возьмете вы над ними верх, хотят они того или нет.

VII

О первом сражении, которое вел король Артур, и как он одержал победу

И вот вышел король Артур из башни, а под плащом была у него надета кольчуга двойного плетения, и с ним вышел архиепископ Кентерберийский, и сэр Бодуин Бретонский, и сэр Кэй, и сэр Брастиас; все эти мужи достойнейшие были с ним. Когда сошлись они, то никто не явил робости, и сказаны были горячие речи и той и другой стороной, король же Артур отвечал им и говорил, что если будет он жив, то все равно заставит их преклониться, и потому они все в гневе удалились. «Берегитесь же!» – сказал им король Артур, и они тоже сказали королю: «Берегитесь!». А король возвратился в свою башню и вооружился и вооружил своих рыцарей.

– Что станете вы делать? – спросил Мерлин королей. – Одумайтесь лучше, ибо вам здесь не победить, будь вас хоть десять раз столько.

– Разве подобает нам бояться какого-то толкователя снов? – воскликнул король Лот.

Тут Мерлин исчез и, явившись к королю Артуру, стал советовать ему, чтобы обрушился он на них со всей мощью. А между тем триста воинов из лучших, что были у королей, не долго думая перешли на сторону Артура, и это сильно его порадовало.

– Сэр, – сказал Мерлин Артуру, – не пускайте в ход тот меч, что достался вам чудом божиим, покуда не увидите, что дело совсем плохо. А тогда обнажите его и бейтесь что есть мочи.

И вот напал король Артур на них в их лагере, и сэр Бодуин, сэр Кэй и сэр Брастиас разили врагов направо и налево так, что дивно было смотреть, а впереди на коне всегда был король Артур с мечом в руках, и столько свершил он бранных подвигов, что многие короли возрадовались его ловкости и отваге. Но тут сзади пробился король Лот, а с ним Король-с-Сотней-Рыцарей и король Карадос, и яростно напали они на Артура с тыла.

Повернулся сэр Артур вместе с рыцарями своими и разил всех кругом, все время был сэр Артур первым в самой гуще битвы, покуда не убили под ним коня. Тут размахнулся король Лот и поверг наземь короля Артура. Но четыре рыцаря подхватили его и посадили на другого коня. И тогда вытащил он свой меч Экскалибур[21 - …вытащил он меч Экскалибур. – Одна из обычных у Мэлори – и тем более в его громоздких «источниках», авторских и доавторских – неувязок; см. ниже в тексте, где Артур добывает меч Экскалибур у Владычицы Озера (см. стр. 79). Этимология не ясна. Райт в примечаниях к тексту приводит отрывок из стихотворного романа «Мерлин» (XV в.), содержащий толкование этого имени (Wr, I, p. 18):Ich am y-hote Escaliboreunto a kynge fayr thesore,On Inglis is this writing:Kerve steel and yron, and al thing!Я зовусь Эскалибор,Драгоценное сокровище короля,По-английски же будет эта надпись:«Разрубаю сталь, железо и все».Это пример типичной средневековой произвольной «этимологии»], и заблистал он в глазах врагов его ярче тридцати факелов. И обратились они в бегство, и многие были перебиты. А тут поднялся простой люд Карлиона с дубинами и дрекольем и перебил многих рыцарей; короли же держались все вместе с теми из рыцарей, кто остался в живых, и так они бежали и скрылись. И пришел к Артуру Мерлин и дал ему совет их далее не преследовать.

VIII

Как Мерлин научил короля Артура послать за королем Баном и королем Борсом и о том, какой они ему дали военный совет

Король Артур устроил пир, а потом отправился в путь и прибыл в Лондон. Сюда, по совету Мерлина, созвал король своих баронов, ибо Мерлин предупредил его, что шестеро королей, против него воевавшие, не замедлят пойти войной на него и на его земли. Стал король спрашивать у баронов совета. Никакого совета ониему не дали, сказали лишь, что сил у них довольно.

– Хорошо сказано, – молвил Артур. – Я благодарю вас за вашу храбрость. Но, может быть, вы все, кто любите меня, спросите совета у Мерлина? Ведь вам ведомо, как много он для меня сделал и как много всего знает. Когда увидите его перед собою, то поклонитесь ему челом и попросите, чтобы дал наилучший совет.

Все бароны согласились поклониться ему и просить его совета. И вот послали за Мерлином, и все бароны просили его, чтобы дал им наилучший совет.

– Вот что скажу я вам, – ответил им Мерлин. – Остерегитесь: враги ваши весьма сильны, и искуснее бойцов еще на свете не бывало. Они привлекли сейчас на свою сторону еще четырех королей и одного могущественного герцога, и если не пойдет за нашим королем рыцарство многочисленнее, нежели можно набрать в пределах сего королевства, и не станет сражаться на его стороне, то будет он побежден и убит.

– Что же тогда нам делать? – вопрошали все бароны.

– Вот какой я дам вам совет, – сказал Мерлин. – Живут за морем два брата, оба короли и оба искусные воины. Одного из них зовут Бан, король Бенвика, другого же Борс, король Галлии, иначе сказать Франции. Против этих двух королей воюет могущественнейший из мужей король Клаудас, между ними распря из-за одного замка, и война у них идет превеликая. Но король Клаудас так богат добром всяким, что с помощью этого богатства привлекает к себе многих превосходных рыцарей и наносит тем двум королям поражения. А посему мой совет таков: пусть наш король и повелитель пошлет к королям Бану и Борсу двух надежных рыцарей с письмами, искусно

составленными, и пригласит их явиться[22 - …и пригласит их явиться… – Здесь начинается Винчестерский манускрипт. Изданная проф. Винавером рукопись была обнаружена в июле 1934 г. в библиотеке Винчестерского колледжа библиографом У. Ф. Оукшотом. Первое сообщение об этой находке было опубликовано в «Таймсе» 23 июля 1934 г. Рукопись выполнена двумя писцами. Начальные восемь листов рукописи, а также листы 32–33, 347–348 и конечные 488–492 утрачены, и в этих местах Винавер перепечатывал текст Кэкстона.] ко двору короля Артура и помочь ему в его войнах, а он за это поклянется помочь им в их войнах против короля Клаудаса. Что скажете вы на этот совет?

– Это добрый совет, – сказал Артур.

Тут же с превеликой поспешностью отрядили двух баронов ехать с этим поручением к двум королям, и по желанию короля Артура составлены были письма в любезнейшем духе, а послами были назначены Ульфиус и Брастиас. И отбыли они на добрых конях и в добрых доспехах, как требовал того обычай тех времен[23 - …в добрых доспехах, как того требовал обычай тех времен. – Хотя персонажи Мэлори и принадлежат хронологически к VI в. (в той мере, в какой их вообще возможно соотнести с какой-либо реальной исторической эпохой), сам он писал в XV в. и отнюдь не ставил перед собой задачи придать своему тексту колорит старины – если отвлечься от архаизации «идеологической», которая выражалась в общей идеализации артуровских героев и обычаев прошлого. Поэтому даже о вооружении рыцаря, столь важном аспекте жизни героев, у Мэлори можно почерпнуть лишь самые общие сведения.Итак, что можно сказать о вооружении рыцаря у Мэлори? Рыцарь – всадник, он тяжело вооружен – бесспорно, черта поздняя, передвигаться пешком практически не может (ср. эпизод с Рыцарем Телеги). Его оружие – копье (spear) и меч (sword), иногда еще пика (glaive). Меч висит у пояса на перевязи с пряжкой; копье – длинный шест с наконечником и со специальным перехватом на древке, обычно защищенным щитком. На спине у всадника на специальной перевязи висит щит. Копья – разной толщины и длины, в том числе особо прочные – квадратного сечения – везет за рыцарем оруженосец. На голове – шлем, более или менее закрытый, который прикрепляется к панцирю. Под шлемом, как и под панцирем, – слой тесно сплетенных металлических колец: кольчуга и кольчатый наглавник. Есть специальные латы для ног – поножи, наколенники и пр.; есть и латные рукавицы.Готовясь к конному поединку, рыцарь перетягивает на плечо или вперед щит, берет копье, упирает его тыльным концом в специальный крюк – фокр, который, согласно словарю Брука (V 1710), расположен на луке седла, по данным энциклопедии Брокгауза и Эфрона – на панцире у левой подмышки, а сколько можно судить из текста Мэлори, где-то на поножи (on their thighs). Поверх лат рыцари носили короткий широкий плащ, как правило расшитый геральдическими узорами, которые повторялись также и на щите. Облачиться в доспехи и, будучи в доспехах, сесть на коня рыцарь без посторонней помощи не может.], и, переехав через море, поскакали они к городу Бенвику. Но неподалеку от Бенвика заметили их восемь рыцарей, подстерегли на узкой дороге и хотели взять в плен. Стали они просить, чтобы те пропустили их, ибо они – посланцы от короля Артура к королям Бану и Борсу.

– Раз так, – сказали те рыцари, – значит, вы либо умрете, либо станете пленниками, ибо мы – рыцари короля Клаудаса.

И с теми словами двое из них наставили свои копья на Ульфиуса и Брастиаса, а те тоже наставили копья, и что было силы сшиблись они друг с другом. Сломались копья у рыцарей Клаудаса, вышибли их Ульфиус и Брастиас из седел и повергли наземь и, оставив их лежать, поскакали своей дорогой. Но остальные шестеро рыцарей поспешили вперед, чтобы снова встретиться с ними на узкой дороге. И еще двоих сокрушили Ульфиус и Брастиас и снова поскакали своей дорогой. Так, у четвертого переезда сошлись они двое на двое, но и этих двоих тоже повергли наземь. И не осталось из восьми рыцарей ни одного, кто не получил бы жестоких ран или кровавых ссадин.

Когда же прибыли они в Бенвик, то случилось, по счастью, так, что оба короля, Бан и Борс, были там. Сообщили королям, что прибыли два посланца. В тот же час отправлены были к ним два достойнейших рыцаря, один из них звался Лионс, властитель Палернский, другой – сэр Фарианс, славный рыцарь; и спрашивали Ульфиуса и Брастиаса, откуда они прибыли. Те отвечали, что прибыли от короля Артура, короля земли Английской. Тут в превеликой радости заключили их рыцари в объятья. Но, ведая, что то – посланцы Артура, не медлили рыцари, а тот же час пошли и доложили королям. Короли приняли их с искренним радушием и объявили, что Артуровы посланцы им дороже всех прочих послов. И тогда, поцеловав письма, они вручили их королям. Когда же короли Бан и Борс узнали, что писано в тех письмах, то оказали им еще больший почет, нежели прежде. И на эти важные письма дали они такой ответ, что исполнят желание короля Артура, и пригласили сэра Ульфиуса и сэра Брастиаса погостить у них, сколько те пожелают, ибо здесь им окажут такое гостеприимство, какое только можно оказать в этих краях. А Ульфиус и Брастиас рассказали им о своем приключении по дороге с восемью рыцарями.

– А! – сказали Бан и Борс, – это наши старые знакомцы. Знал бы я об этом, они бы так легко не отделались.

И были оба рыцаря приняты там с великим почетом, и одарили их дарами, сколько могли они унести, и передали им ответ на словах и на бумаге, что оба короля прибудут к Артуру со всей возможной поспешностью. Пустились двое рыцарей в обратный путь, переехали через море и, явившись к своему господину, поведали ему, как успели они в том деле. Сильно возрадовался Артур и спрашивает:

– Как думаете вы, в какой срок прибудут сюда те два короля?

– Сэр, – отвечали они, – ждите их еще прежде Дня Всех Святых.

Тогда король повелел приготовить великий пир и по всему своему королевству сзывать охотников на турнир с поединками, и назначил быть тому празднеству в День Всех Святых. Время шло, и все было готово и устроено. И вот те два благородных короля прибыли из-за моря и ступили на Английскую землю, а с ними триста рыцарей в полном облачении и вооружении и для мира, а равно и на случай войны. И приняли их по-королевски и повезли к городу Лондону. А в десяти милях от Лондона встретил их Артур, и все так радовались, что и сказать нельзя. В День Всех Святых на великом пиру восседали три короля в просторном зале, и сэр Кэй-Сенешаль им прислуживал, и сэр Лукан-Дворецкий, сын герцога Корнеуса, и сэр Грифлет из Кардала, по прозвищу Божий Сын, – три эти рыцаря распоряжались всей челядью, какая прислуживала королям. А когда они кончили пировать и вымыли руки, тут стали собираться все рыцари, кто хотел выступить и сразиться на турнире. И было их, когда собрались все охотники, семьсот всадников. Короли Артур, Бан и Борс, а с ними епископ Кентерберийский и сэр Эктор, отец Кэя, восседали под навесом из златотканого полотна, словно под сводами дворцового зала, и с ними благородные дамы – чтобы оттуда видеть, кто отличится на турнире, и по своему суду назвать победителей.

IX

О большом турнире, который задали король Артур и короли Бан и Борс, и как они переехали через море

Повелел король Артур и те двое королей разделиться

семистам всадникам на две партии. И с одной стороны сражались триста рыцарей из королевств Бенвика и Галлии. Вот выставили они щиты свои, добрые всадники, наставили копья. И выехал на них первым сэр Грифлет, а навстречу ему – рыцарь по имени Ладинас. И так они яростно друг на друга ринулись, что все воины диву дались, и так отчаянно бились, что щиты у них разлетелись в куски, и кони вместе с всадниками рухнули наземь, и так долго лежали на земле и французский рыцарь, и английский, что все уже думали, будто они мертвы. Увидел Лукан-Дворецкий, что сэр Грифлет лежит на земле и не встает, привел ему другого коня, сел тот на коня, и вместе со многими молодыми рыцарями совершили они немало удивительных подвигов.

Потом и сэр Кэй выехал на поле с пятью рыцарями, и вместе они повергли наземь других шестерых. И совершил сэр Кэй в тот день столь много ратных подвигов, достойных изумления, что никто более в тот день так не отличился. А против них выступили Ладинас и Грациан, два французских рыцаря, и тоже явили превосходное искусство, так что все их восхваляли. После того выехал сэр Плацидас, добрый рыцарь, против сэра Кэя и поверг его наземь, и коня и всадника, и тогда разгневался сэр Грифлет, выехал на сэра Плацидаса и с такой силой его поразил, что рухнул тот наземь вместе с конем. А пятеро рыцарей сэра Кэя, завидев, что он лежит поверженный, разгневались превыше меры и, ринувшись в бой, поразили каждый по рыцарю.

Когда завидели король Артур и два короля гнев и ярость и с той и с другой стороны, поспешили сами они сесть на низкорослых лошадей и повелели возгласить, чтобы все расходились по домам. Разъехались все, поснимали доспехи и отправились к вечерне, а затем к ужину. После ужина вышли три короля в сад и объявили победителями на турнире сэра Кэя, сэра Лукана-Дворецкого и сэра Грифлета. А затем удалились они держать совет, и с ними Гвенбаус, брат королей Бана и Борса, муж ученый и премудрый, и туда же явились Ульфиус, Брастиас и Мерлин. Долго совещались, а потом пошли спать. Наутро слушали они обедню, потом позавтракали[24 - …потом позавтракали… – В ориг.: dyned совр. dined, «пообедал». В средневековой Англии трапеза, обозначаемая этим словом, происходила обычно очень рано, около 10 ч. утра (Wr I, 24). Это становится понятным в свете этимологии слова dine < средневек. лат. disjunare, лат. disjejunare (dis + jejunium – «пост»). Таким образом, это же слово дало современное франц. dejeuner, «завтрак», и вполне аналогично английскому breakfast, которое и употребляет Мэлори в большинстве случаев. Интересно, что в современном языке английское dinner фактически обычно соответствует русскому «ужину».], а потом снова удалились держать совет и много судили там и рядили, как им лучше поступить.

Наконец порешили, чтобы Мерлин отправился с печатью короля Бана в перстне к людям его и короля Борса; Грациан же и Плацидас должны возвратиться назад и охранять свои замки и земли, а король Бан Бенвикский и король Борс Галльский все им наказали, что и как устроить. Вот переехали они через море и прибыли в Бенвик. Там народ, увидев перстень с печатью короля Бана и видя Грациана с Плацидасом, принял их с почетом; их спрашивали, как поживают два короля, и от души радовались их благополучию.

И по велению властелинов своих стали снаряжаться воины со всей возможной поспешностью. Всего собралось пятнадцать тысяч, верхами и пеших, и было у них, заботами Мерлина, припасов вдоволь, Грациан же и Плацидас остались на родине – готовиться к обороне и укреплять замки против коварного короля Клаудаса.

Переправился Мерлин через море, и было у них в пути всего вдоволь, и на суше, и на воде. Но как подошли они к берегу моря, Мерлин отослал обратно всех пеших стрелков и взял с собою лишь десять тысяч верхами, все больше бывалых воинов. Он погрузил их на корабли, переехал через море и высадился на Английском берегу в Дувре. Оттуда, по хитрому своему замыслу, Мерлин повел войско на север, в Бедгрейнский лес по самой потайной дороге и потихоньку расположил его там в долине. Потом поскакал Мерлин к Артуру и двум королям и поведал им обо всем, что он успел, и сильно дивились короли, что сумел человек за столь краткий срок съездить туда и возвратиться. И рассказал им Мерлин про десять тысяч всадников, что стояли, отлично вооруженные, в Бедгрейнском лесу.

Тут не о чем было больше толковать, сели на коней все воины, каких успел собрать до этого король Артур. И с двадцатью тысячами всадников скакал он днем и ночью. А там по Мерлинову указу еще раньше так было заведено, что ни одному вооруженному человеку, ни конному, ни пешему, не было ни проезда, ни прохода по земле по сю сторону Трента, ежели не вез он при себе особого знака от короля Артура, и оттого не смели теперь враги короля Артура там ездить и доглядывать, как ездили раньше.

X

Как одиннадцать королей собрали великое войско против короля Артура

По прошествии же недолгого времени прибыли трое королей в Бедгрейнский лес и нашли там славную дружину, отлично вооруженную, отчего они сильно возвеселились, да и в припасах недостатка у них не было.

Вот как образовалось Северное войско, снаряженное и собранное за обиды шести королей, учинивших распрю в Карлионе. А те шестеро переманили к себе еще пять королей и теперь собирали своих людей, поклявшись, что – на счастье ли, на горе ли – не жить им, покуда не погубят они Артура.

Стали произносить они присягу, и первым говорил герцог Канбенет, что приведет он пять тысяч воинов, вооруженных и верхами. Потом поклялся король Брангорис Странгорский, что приведет пять тысяч воинов верхами. Потом клялся король Кларенс Нортумберландский, что приведет три тысячи человек. Потом поклялся Король-с-Сотней-Рыцарей, человек превосходных достоинств и молодой, что приведет пятьтысяч воинов верхами. Потом поклялся Король Лот, славный рыцарь и отец сэра Гавэйна, что он приведет с собой пять тысяч отличных воинов-конников. И еще клялся король Уриенс, отец сэра Ивейна, из земли Гоор, что он приведет шесть тысяч воинов верхами. И король Идрис Корнуэльский поклялся привести пять тысяч верхами. И еще клялся король Крадилманс привести пять тысяч конников. И еще клялся король Ирландский привести пять тысяч воинов верхами. И король Карадос клялся привести пять тысяч воинов на конях. Так что все их великое войско составляли бывалые воины – верхами полных пятьдесят тысяч и пеших десять тысяч добрых бойцов[25 - …и пеших десять тысяч добрых бойцов. – Параллельные французские места не упоминают о пехоте при описании армии одиннадцати королей (V 1288). В связи с этим уместно вспомнить, что пешие полки лучников, составлявшиеся из свободных крестьян, сыграли немалую роль в рыцарских войнах позднего средневековья. Однако во время Столетней войны, события которой были так близки Мэлори, пешие полки были лишь в английских армиях, но не во французских (ср. их роль в победе при Кресси, 1346 г.). Следует также иметь в виду, что такие идеологи рыцарского века, как «сэр Томас Мэлори, рыцарь», и тем паче – более ранние рыцарские романы, естественно, относились к этой армии простолюдинов неприязненно (ср. ниже в тексте речь короля Лота).].

Как только были они все готовы и на конях, высланы были на дорогу передовые всадники-лазутчики. Еще прежде эти одиннадцать

королей обложили на своем пути замок Бедгрейн; а теперь отошли из-под замка и пустились навстречу Артуру, оставив лишь немногих, чтобы продолжали осаду, ибо замок Бедгрейн был держанием от короля Артура, и те, кто сидели в нем, были все Артуровы люди.

XI

О сне, приснившемся Королю-с-Сотней-Рыцарей

Но и Артур, по совету Мерлина, выслал передовой отряд всадников, дабы обследовать местность; и те повстречались с лазутчиками Севера и принудили их открыть, куда движется их войско. Поведали о том королю Артуру, и он, посовещавшись с королями Баном и Борсом, повелел разорять и выжигать всю местность, по какой предстояло им ехать.

Между тем Королю-с-Сотней-Рыцарей привиделся за два дня до битвы дивный сон: будто подул ветер великий и обрушил их замки и города, а затем нахлынула вода и прочь унесла все обломки. И все, кто ни слышал о том сновидении, говорили, что оно предвещает великую битву. Между тем, прознав, каким путем поедут одиннадцать королей и где станут в ту ночь лагерем, Артуровы люди, по наущению Мерлина, в полночь напали на них, когда были они в своих шатрах. Но ночной дозор их заметил и поднял клич тревоги: «К оружию, лорды! Ибо враги наши подле нас!»

XII

Как одиннадцать королей со своим войском бились против короля Артура и его войска и о многих подвигах воинской доблести

Тут король Артур и короли Бан и Борс со своими славными и верными рыцарями так яростно на них набросились, что обрушили шатры прямо на их головы. Но и одиннадцать королей явили подвиги мужественной доблести, и пало у них в тот предрассветный час десять тысяч добрых воинов. Но еще предстояли жестокие сражения, ибо у тех оставалось еще пятьдесят тысяч добрых бойцов.

Стало тем временем светать. И говорит Мерлин трем королям: – Теперь делайте, как я вам скажу. Пусть короли Бан и Борс со своими дружинами по десять тысяч человек засядут здесь, в ближнем леске, и притаятся, и пусть останутся там, покуда не разольется свет дня, а до той поры пусть не шелохнутся, пока вы и рыцари ваши будете вести бой с противником. Когда же совсем рассветет, прямо на глазах у него стройте свои полки и готовьтесь к битве и к переходу, и пусть они видят ваше войско, ибо тогда они совсем осмелеют, видя, что у вас только двадцать тысяч, и не станут задерживать вас с вашим войском.

И сказали трое королей и все бароны, что это Мерлин задумал отлично, и как он говорил, так и было сделано.

И когда рассвело и противные армии смогли увидеть друг друга, Северное войско сильно воспряло духом. Но потом Ульфиусу и Брастиасу отрядили три тысячи воинов, и они напали на тех в узком месте дороги, и всех разили направо и налево, так что диво было смотреть. Когда же одиннадцать королей увидели, сколь немногочислен этот отряд, вершащий такие подвиги, устыдились они и набросились на них с новой силой. Убили под сэром Ульфиусом коня, но он и пеший творил чудеса. Всех яростнее наседали на Ульфиуса герцог Эстанс Канбенетский и король Кларенс Нортумберландский. Но сэр Брастиас, увидев, что товарищу его приходится туго, с такой силой поразил копьем герцога, что сокрушил и коня, и всадника. Это увидел король Кларенс, обернулся он против сэра Брастиаса, и такие нанесли они друг другу удары, что рухнули наземь оба: и кони, и всадники. И долго пролежали они на земле, оглушенные, а у коней их лопнули поджилки.

Тут подошел сэр Кэй-Сенешаль с шестью товарищами и тоже сражался с великою доблестью. Тогда выехали на бой одиннадцать королей, и были повергнуты наземь вместе с конями Грифлет и Лукан-Дворецкий, сокрушены королем Брангорисом и королем Идрисом и королем Ангвисансом.

Все яростнее и свирепее сражались и та сторона и другая. Когда сэр Кэй увидел, что под сэром Грифлетом нет лошади, устремился он на короля Нантреса, выбил его из седла, а коня его отвел к сэру Грифлету и помог ему подняться в седло. И еще сэр Кэй тем же копьем сокрушил короля Лота и нанес ему жестокую рану. Это увидел Король-с-Сотней-Рыцарей, и ринулся он на сэра Кэя, выбил его из седла, увел его коня и отдал королю Лоту, и он сказал ему на то: «Грамерси»[26 - Грамерси (graunt(e)mercy). – Язык, которым писал Мэлори, принадлежит к поздней разновидности среднеанглийского языка, уже пережившего натиск англо-норманнского и вышедшего из многовековой борьбы с ним преображенным, но не утратившим своего собственного национального обличья. Для него, однако, характерно, даже в обиходе, присутствие не удержавшихся впоследствии галлицизмов, как вышеприведенное graumercy < фр. grand mercy, которое мы и сочли уместным, основываясь на существующей традиции передачи по-русски некоторых французских слов типа «бонжур», для создания колорита транслитерировать в тексте перевода. Помимо общеязыковой тенденции, заметно еще и личное пристрастие Мэлори к воспроизведению в английском тексте французских слов, особенно непонятных.]. А сэр Грифлет, увидев, что сер Кэй и сэр Лукан-Дворецкий оба пеши, поднял острое копье, тяжелое и квадратное, и ринулся на Пионеля, славного рыцаря, поверг его вместе с конем наземь, а затем взял его коня и отдал сэру Кэю.

Тут король Лот увидел, что под королем Нантресом нет коня, устремился он тогда на Мелиота де ла Роша, сокрушил всадника вместе с конем, а коня отвел к нему и помог ему подняться в седло. А Король-с-Сотней-Рыцарей, увидав, что пешим бьется король Идрис, бросился на Гвинаса де-Блуа сокрушил его наземь, и коня и всадника, и отдал коня королю Идрису и помог ему сесть в седло. После того король Лот выбил из седла сэра Кларинаса и его коня отдал герцогу Эстансу. И когда все короли снова оказались верхами, съехались они все одиннадцать вместе и говорили между собой, что еще отплатят за урон, нанесенный им в тот день.

Между тем явился на поле битвы король Артур, и лик его был ужасен. Увидел он, что Ульфиус и Брастиас сражаются пешими и гибель грозит им со всех сторон и попирают их яростно конские копыта. Тогда, подобно льву, бросился Артур на короля Северного Уэльса Крадилманса и такой нанес ему удар с левой стороны, что рухнули наземь и конь, и всадник. Потом взял он его коня за узду, отвел его к Ульфиусу и молвил:

– Возьми этого коня, мой старый друг, ибо ты сильно нуждаешься в нем. И сказал ему Ульфиус:

– Грамерси.

После того являл король Артур своим оружием столь чудесные подвиги, что все люди кругом дивились. Но Король-с-Сотней-Рыцарей увидел, что под королем Крадилмансом нет коня, ринулся на сэра Эктора, отца сэра Кэя, сидевшего на добром коне, и вышиб его из седла, а коня отдал тому королю и помог ему усесться верхом. Когда увидел король Артур того короля верхом на коне сэра Эктора, он сильно разгневался и мечом своим нанес королю удар по шлему, так что раскололся шлем сбоку надвое, а также и щит; а меч вонзился в шею коню, и рухнули оба на землю, и конь и всадник. А сэр Кэй выехал против Морганора, сенешаля при Короле-с-Сотней-Рыцарей, сокрушил его наземь вместе с конем и коня отвел отцу своему сэру Эктору.

Потом сэр Эктор сшибся с рыцарем по имени Ларданс и сокрушил его, а коня отвел сэру Брастиасу, ибо тому, пешему, приходилось худо, со всех сторон его попирали конские копыта. Когда же Брастиас завидел Лукана-Дворецкого лежащим замертво под копытами лошадей – к нему как раз спешил на помощь Грифлет, ибо четырнадцать рыцарей

наседали на сэра Лукана, – тут сэр Брастиас ударил одного из них по шлему так, что рассек ему голову по самые зубы, потом направил коня на другого и такой нанес ему удар, что у того рука отлетела прочь, а после того обернулся он против третьего и его поразил в плечо, так что рука вместе с плечом отлетели прочь. А когда сэр Грифлет увидел, что пришла подмога, он поразил одного рыцаря в висок, так что голова в шлеме покатилась на землю: а Грифлет взял его коня, подвел к сэру Лукану и предложил ему подняться в седло и отплатить за свои увечья – и помог ему сесть на коня.

XIII

Еще о том же сражении

Поглядел сэр Лукан и увидел, что король Ангвисанс вот-вот зарубит Мариса де ла Роша; ринулся на него Лукан, подняв острое свое и тяжелое копье, и нанес ему такой удар, что конь рухнул под ним на землю. А еще увидел Лукан, что бьются пешими Белиас Фландрский и сэр Гвинас, два храбрых рыцаря, и в гневе, охватившем его, зарубил Лукан двух молодых рыцарей, а им отдал коней. А битва становилась все яростнее. Но радовался король Артур, что все его люди снова на конях. И стали они биться плечо к плечу так, что шум и звон отдавался по водам и весям. И тогда изготовились короли Бан и Борс, наставили щиты и подтянули доспехи, и с такой смелостью ринулись в бой, что враги их так и затрепетали от ярости. А тем временем сэр Лукан, Гвинас, Бриант и Белиас Фландрский вели жаркий бой против шести королей: короля Лота, короля Нантреса, короля Брангориса, короля Идриса, короля Уриенса и короля Ангвисанса. Когда подоспели к ним на помощь сэр Кэй и сэр Грифлет, стали сильно теснить они шестерых королей, так что у тех едва доставало силы отбиваться. Видит Артур, что конца нет битве. Разъярился он, точно лев, стал носиться взад и вперед по полю, то направо поворотит коня, то налево, и до той поры не остановился, покуда не сокрушил двадцать рыцарей. И королю Лоту нанес он в плечо жестокую рану и тем принудил его покинуть поле брани, а также и сэр Кэй с сэром Грифлетом совершали, сражаясь подле короля Артура, подвиги великой воинской доблести.

А сэр Ульфиус, Брастиас и сэр Эктор бились против герцога Эстанса и короля Крадилманса, короля Кларенса Нортумберландского и короля Карадоса и Короля-с-Сотней-Рыцарей. И тем кончилась эта схватка шести королей с рыцарями, что пришлось им оставить поле брани. Сильно опечалился король Лот по своим товарищам, а также из-за урона, им понесенного, и сказал он королям:

– Если не сделаем мы, как я тут задумал, то все мы будем убиты и погублены. Пусть поедут со мною Король-с-Сотней-Рыцарей, и король Ангвисанс, и король Идрис, и герцог Канбенет. Будет у нас, у пяти королей, десять тысяч воинов, и мы отойдем с ними, покуда шестеро королей с двенадцатью тысячами станут продолжать бой. А как увидим мы, что вы уже долго бьетесь с ними, мы набросимся на них со свежими силами; ибо иначе никогда не одолеть нам их, – говорил король Лот, – как только так.

Вот разделились они на две части, как было ими задумано, и шестеро королей, собрав все силы, устремились против короля Артура и вели с его войском долгую, жаркую битву.

Но тут вырвались из засады короли Бан и Борс, а передовыми выехали Лионс и Фарианс, и двое этих рыцарей повстречались с королем Идрисом и его дружиной. Завязалась между ними жаркая схватка, много копий было поломано, много щитов расколото и людей и коней погублено, и начал поддаваться король Идрис, вот-вот одолеют его. Это увидел король Ангвисанс, и вот уже Лионс с Фариансом на самом краю гибели, ибо он наслал на них герцога Канбенета с большой дружиной. Уже гибель грозит им двоим неотвратимо, уже решились они повернуть назад; ведь только чудом избегли они смерти сами и спасли своих людей. Но когда король Борс увидел, что двое его рыцарей обратились в бегство, жестоко опечалился он. И с такими силами ринулся вперед, что полки его чернели за ним тучей, точно разлитое чернильное море. Когда же король Лот завидел короля Борса, он сразу его признал и сказал так:

– Иисус да убережет нас от гибели и ужасных увечий, ибо я хорошо вижу, что великая опасность угрожает нам; ибо вон там вижу я короля, славнейшего из мужей, в чьи полки стремятся лучшие рыцари со всего мира.

– Кто же это? – спросил Король-с-Сотней-Рыцарей.

– Это, – отвечал он, – король Борс Галльский. Удивления достойно, как они попали в нашу страну, а из нас ни один о том не ведал.

– Их научил Мерлин, – молвил один из рыцарей.

– Что до меня, – сказал король Карадос, – то я выступлю навстречу королю Борсу и буду с ним биться, вы же придете мне на подмогу, когда в том будет нужда.

– Да, выступайте, – сказали они, – мы же готовы сделать все возможное.

И король Карадос со своим войском поскакал ровной рысью и приблизился к полкам короля Борса на расстояние полета стрелы из лука. Тут оба войска пустили коней во весь опор. Блеобрис, крестник короля Борса, вез штандарт своего военачальника; он был рыцарь превосходных достоинств.

– А ну-ка посмотрим, – сказал король Борс, – как-то эти северные бритты владеют оружием? И съехался король Борс с одним рыцарем и насквозь пронзил его копьем, так что упал тот замертво наземь: а после того обнажил он свой меч и свершал им такие подвиги воинской доблести, что дивились обе стороны. И рыцари его тоже не уронили своей славы. Был повергнут ими король Карадос. Но тогда выехал Король-с-Сотней-Рыцарей и силою своего оружия спас короля Карадоса, ибо он был рыцарь превосходных достоинств и совсем еще молод.

XIV

Еще о том же сражении

Но в это время, свирепый, как лев, выехал на поле брани король Бан, а на щите у него – зеленая полоса и по зеленому – золото.

– О, вот оно что! – промолвил король Лот, – значит, быть нам побежденными, ибо вон там вижу я наидоблестнейшего в мире рыцаря, мужа великой славы, ибо нет на свете других таких двух братьев, как король Бан и король Борс. И потому должны мы неизбежно либо отступить, либо погибнуть, и если не отступим мы мужественно и мудро, останется нам лишь смерть.

Вот вмешались в битву эти два короля, Бан и Борс, и бились они столь яростно, что звон и стук от их ударов отдавался по горам и долам. И заплакал король Лот от жалости и сострадания при виде того, сколь многие добрые рыцари приняли свой конец. Но великая мощь короля Бана принудила оба Северных войска, на какие те разделились, сбиться воедино от сильного страха. А три короля и их рыцари все разили и крушили, так что прежалостно было смотреть и видеть такое множество людей, обратившихся в безоглядное бегство.

Но король Лот и Король-с-Сотней-Рыцарей и король Морганор рыцарственно защищали своих людей и оружием своим вершили чудеса и целый день храбро вели этот отчаянный бой. Увидел Король-с-Сотней-Рыцарей, какой урон чинит им король Бан, стал теснить он его своим конем и ударил сверху по шлему с такой силой, что жестоко его оглушил. Пришел тут король Бан в такую свирепую ярость, что бросился преследовать его вне себя от гнева. Тот видит погоню и, вскинув щит на спину и пришпорив коня, скачет прочь, но удар короля Бана обрушивается на него сзади и откалывает край щита, меч скользит по кольчуге у него вдоль спины, разрубает стальной чепрак и лошадь ровно пополам и вонзается в землю. Высвободил быстро ноги из стремя Король-с-Сотней-Рыцарей и

насквозь пронзил своим мечом коня под королем Баком. Тогда и король Бан быстро высвободил ноги из-под мертвого коня и так сильно поразил противника ударом по шлему, что тот рухнул на землю. И еще в порыве гнева сокрушил он короля Морганора, и пало там великое множество добрых рыцарей и простого люда. Ворвался в гущу битвы король Артур и увидел, что король Бан стоит среди мертвых людей и мертвых коней и бьется пешим, точно яростный лев, так что ни один не отваживается к нему приблизиться настолько, чтобы он мог достать своим мечом. Но и ему нанесен был жестокий удар по шлему, и король Артур сильно о том опечалился. А был король Артур так весь окровавлен, что по щиту никто не признал бы его, ибо щит его и меч были сплошь измазаны кровью и мозгами. Поглядел король Артур вокруг себя и увидел рыцаря на прекрасном коне. Тогда бросился он на него и так ударил по шлему, что прошел меч до зубов, и рухнул рыцарь мертвый наземь. А король Артур взял коня его под уздцы, подвел к королю Бану и молвил:

– Доблестный брат, примите этого коня, ибо у вас в нем великая нужда, и я сокрушаюсь о тяжком уроне, что вы претерпели.

– Он вскорости будет отомщен, – сказал король Бан, – ибо я полагаюсь на бога и верю, что раны мои еще не таковы, чтобы врагам моим не поплатиться жестоко за них.

– На это и я уповаю, – сказал король Артур, – ибо воистину видел подвиги ваши, но меня к тому времени, быть может, не окажется поблизости.

Когда поднялся в седло король Бан, началось тут новое сражение, и было оно жестоким и жарким, и великое произошло кровопролитие. И благодаря мощи своей король Артур, король Бан и король Борс могли распорядиться, чтобы их рыцари спешились и отошли в небольшой лесок через речку; и там отдыхали они, ибо в предыдущую ночь невелик был у них отдых на поле брани. А те одиннадцать королей со своими всадниками и не мыслили отступать; они сбились все вместе в одну кучу, охваченные страхом и лишенные какой-либо надежды. Но одолеть их не мог никто на свете, ибо так крепко стояли они и в передних рядах, и позади, что нельзя было к ним подступиться, и дивился король Артур доблести их оружия и разгневался он ужасно.

– О, сэр Артур, – молвили ему король Бан и король Борс, – не вините их, ибо они поступают так, как и подобает добрым мужам. Ибо клянусь верой моею, – сказал король Бан, – они – славнейшие из воинов и рыцари величайшей доблести, каких мы видели когда-либо или слышали о них молву. Эти одиннадцать – достойнейшие из мужей; и будь они на вашей стороне, не сыскалось бы под небесами второго короля, у которого служили бы другие одиннадцать столь славных королей.

– Я не могу любить их, – отвечал король Артур, – ибо они желали моей погибели.

– Про то и нам ведомо, – сказали король Бан и король Борс, – они – ваши смертельные враги, и это доказано было еще прежде. Они и ныне делали свое черное дело, но великого сожаления достойна их злонамеренность.

А одиннадцать королей съехались все вместе. И тогда сказал король Лот:

– Лорды, вам надлежит против прежнего изменить свои действия, а не то ждут вас великие потери: ибо глядите, сколько людей мы уже потеряли и сколь добрых рыцарей мы лишаемся из-за того, что все время охраняем пешие полки; и так выходит, что, спасая одного пешего, мы теряем за него десять конников. А потому совет мой таков: отведем от нас наши пешие полки, ибо близится ночь. И благородный король Артур не станет тратить времени на пеших стрелков, а они всегда могут спастись: до леса рукой подать. Когда же мы, всадники, соберемся вместе, пусть каждый из вас, королей, даст повеление, чтобы под страхом смерти ни один не покинул рядов. И кто увидит, что рыцарь готовится обратиться в бегство, пусть убьет его, ибо лучше нам убить труса, чем всем из-за труса быть убитыми. Что скажете вы? – говорил король Лот. – Пусть каждый король мне ответит!

– Хорошо вы говорили, – сказал король Нантрес. Так сказал и Король-с-Сотней-Рыцарей. То же сказали и король Карадос, а с ним и король Уриенс; так сказали король Идрис и король Брангорис; также и король Крадилманс и герцог Канбенет; то же сказал и король Кларенс, а также и король Ангвисанс, и поклялись, что не предадут друг друга, все равно, жить ли им или погибнуть. И всякий, кто побежит, должен умереть от их руки. Потом починили они свои доспехи, выровняли щиты, взяли новые копья и уперли их каждый в бедро, и так стояли недвижно, точно лес стоячий.

XV

Еще о помянутом сражении и как завершилось оно благодаря Мерлину

Когда король Артур и короли Бан и Борс увидели их и всех их всадников, воздали они им хвалу за их рыцарское мужество, ибо отважнее бойцов не видали они и рассказов о таких не слыхали. Тут изготовились к бою сорок рыцарей и объявили трем королям, что готовы прорвать вражеские ряды. Имена же их были: Лионс, Фарианс, Ульфиус, Брастиас, Эктор, Кэй, Лукан-Дворецкий, Грифлет Божий Сын, Марис де ла Рош, Гвинас де Блуа[27 - Гвинас де Блуа – в оригинале здесь Gwyniarte de Bloy, ниже Gwynas. Выделение форманта -arte подтверждается аналогией Borre – Boarte.], Бриант-Лесовик, Белиас, Морианс из Девичьего Замка, Фландер из Замка Дам, Аннециан, крестник короля Борса, добрый рыцарь, и Ладинас де ла Рус, Эмеранс, Каулас, Грациан-Кастелян, Блойс де ла Кас и сэр Колгреванс Гоорский. Все эти рыцари поскакали вперед, уперев копья каждый в бедро и сильно пришпорив коней. Тогда одиннадцать королей и иные из их рыцарей ринулись им навстречу во весь опор, навесив копья, и были тут свершены славные воинские подвиги и с той стороны и с этой. Но тут ворвались в гущу битвы Артур, Бан и Борс и крушили направо и налево, так что кони их ступали по самые бабки в крови. Но все так же сражались одиннадцать королей с Артуром лицом к лицу. И сильно дивились тому короли Бан и Борс, ведь было тут великое побоище; но вот наконец отошли они за малую речку. Тогда явился Мерлин на большом черном коне и сказал королю Артуру:

– Неуёмен ты. Неужто тебе еще мало? Ныне из шестидесяти тысяч ты разве пятнадцать тысяч оставил в живых. И потому настало время трубить отбой, ибо господь гневается на тебя за твою неуёмность. Вон там стоят одиннадцать королей, и тебе сейчас не сломить их, а помедлишь еще немного, то удача твоя от тебя отвернется, их же – будет возрастать. А потому отходите с поля боя и расположитесь на отдых, а добрых ваших рыцарей наградите золотом и серебром, ибо они это заслужили. Нет сокровищ, слишком для них драгоценных, ибо при столь немногочисленном войске, как у вас, никогда еще не свершали люди столь славных подвигов воинской доблести, как вы свершили сегодня: ибо ныне вы бились со славою против лучших бойцов мира.

– Это правда, – сказали короли Бан и Борс.

И тогда обратился Мерлин к ним:

– Уезжайте отсюда, куда хотите, ибо на ближайшие три года я могу поручиться, что они не потревожат вас; а к тому времени вы услышите новые вести.

И сказал Мерлин Артуру:

– Этих одиннадцать королей ожидает более забот, нежели они полагают, ибо в их владениях высадились сарацины, числом более сорока тысяч, и жгут и убивают, они обложили замок Вандесборо и причиняют великие разрушения; а потому в этом году вам нечего их опасаться. А также, сэр, пусть будет разыскана вся добыча, взятая в этом сражении, и, когда вся она окажется в ваших руках, пусть будут щедро

наделены ею эти два короля, Бан и Борс, дабы и они могли наградить от этих богатств своих рыцарей; тогда в нужде вашей люди из чужих стран станут с большей охотой приходить к вам на службу. Своих же рыцарей вы можете наградить, когда только ни вздумаете.

– Хорошо сказано, – отвечал Артур, – как ты задумал, так и будет сделано.

Когда передана была добыча королям Бану и Борсу, они наделили добром своих рыцарей с такой же щедростью, с какой и сами были наделены. А Мерлин распрощался с королем Артуром и с двумя королями, ибо хотел посетить наставника своего Блэза[28 - Наставник Мерлина Блэз (С: Bleyse; W: Bloyse) – В текстах французских артуровских романов после Кретьена де Труа имеются в нескольких случаях ссылки на авторитет знаменитого «повествователя» (fabulator) из Уэльса по имени Bleheris, валлийск. Bleddri. Это – историческое лицо, представляющее большой интерес для исследователей, поскольку он указывает скорее на валлийское, а не бретонское происхождение этих сюжетов. Трансформировавшись в «летописца» Блэза, Блехерис нашел свое место и у Мэлори.], что жил в Нортумберланде. Отправился он и прибыл к своему наставнику, и тот сильно возрадовался его приходу. И поведал он ему о том, как преуспел Артур и двое королей в той великой войне и чем она кончилась, и назвал ему поименно всех королей и славных рыцарей, принимавших в ней участие. Блэз же записал о той войне все слово в слово, что Мерлин ему рассказывал, как она началась и кем была затеяна, а также и чем кончилось и кто одержал верх. И все сражения, что случились в Артуровы дни, наставник Мерлина Блэз с его слов вот так записывал. Также записал он и все поединки, какие вел каждый из славных рыцарей Артурова двора.

После этого Мерлин покинул своего наставника и возвратился к королю Артуру, который находился в замке Бедгрейн, одном из тех замков, что стоят в Шервудском лесу[29 - Шервудский лес. – Знаком русскому читателю как место действия знаменитых баллад о Робине Гуде. По происхождению слово sherwood означает лес (wood) в пользовании у всего графства (shire), «общий лес». И, стало быть, такое название могли носить леса в самых разных местностях.]. Наряжен же Мерлин был так, что король Артур его не признал, ибо он был весь укутан в черную овчину, обут в грубые сапоги, за спиною лук со стрелами, поверх плащ груботканый, и в обеих руках держал по дикому гусю. Было это наутро после Сретения Господня. Артур не признал его.

– Сэр, – сказал Мерлин королю, – пожалуйте меня подарком.

– Зачем же, – спросил король Артур, – должен я делать тебе подарок, мужичина?

– Сэр, – ответил Мерлин, – уж лучше вы отдайте мне в подарок то, чего нет у вас в руках, иначе утратите вы великие богатства. Ибо здесь, в этом самом месте, где велась великая битва, лежит упрятанное в землю бесценное сокровище.

– Кто тебе это сказал, мужичина?

– Сэр, это сказал мне Мерлин, – ответил он.

Тут Ульфиус и Брастиас узнали его и стали смеяться.

– Сэр, – сказали эти два рыцаря, – ведь это Мерлин говорит с вами.

Король Артур тут сильно смутился, и подивился он Мерлиновой хитрости, а равно и короли Бан и Борс. Так он их всех потешил. Между тем прибыла ко двору благородная девица, герцогская дочь; имя отца ее было Санам, она же звалась Лионора и была прекрасна собою. Прибыла она туда, дабы, как все бароны, оказать почести королю после великой войны. Королю Артуру она очень полюбилась, и он ей тоже, и король возлежал с нею, и зачала она от него и родила сына. Имя ему дали Борр[30 - Борр (Воrr). – Значительно позже, в тексте «Исцеления сэра Уррия», фигурирует «sir Boarte le Cure Hardy, that was kynge Arthurs sone» сэр Борр-Бесстрашное сердце, сын короля Артура» несомненно, тот же персонаж, что подтверждается также аналогией форм имени Gwynas – Gwyniarte. В переводе для обоих случаев принята одна форма – Borre.] и стал он в последующие годы добрым рыцарем в дружине Круглого Стола. Потом прошел слух, что король Северного Уэльса Риенс пошел великой войною на короля Лодегранса Камилардского, и разгневался король Артур, ибо он сильно любил его, Риенса же ненавидел, ибо тот во всем шел против него. (А по велению трех королей были отосланы обратно в Бенвик все те, кто желал вернуться из опасения перед королем Клаудасом. И рыцари Фарианс, Аннециан, Грациан и Лионс Палернский возглавили тех, кто должен был охранять владения двух королей.)

XVI

Как король Артур, король Бан и король Борс спасли короля Лодегранса, и другие обстоятельства

И вот король Артур, король Бан и король Борс выступили со своими полками, числом в двадцать тысяч, и на седьмой день прибыли в страну Камилард; там вступились они за короля Лодегранса и многих людей короля Риенса перебили, числом тысяч до десяти, и обратили его в бегство. После того оказал король Лодегранс трем королям почетный прием и благодарил их за великую доброту, что отомстили они за него его недругам.

Тогда-то увидел Артур впервые королеву Гвиневеру, дочь короля страны Камилард, и с тех пор всю жизнь любил ее. Впоследствии обвенчались они, как о том рассказывается в этой книге.

Между тем, коротко говоря, собрались Бан и Борс назад в свою страну, ибо король Клаудас чинил великие опустошения в их землях. И молвил тогда Артур:

– И я поеду с вами.

– Нет, – отвечали они, – сейчас вам не надобно ехать, у вас есть много дел и в этой стране. А потому мы расстанемся. На богатую добычу, что получили мы в этой стране от вас в награду, мы сможем нанять многих добрых рыцарей и отстоять владения наши от коварного короля Клаудаса, и милостию божией, буде возникнет у нас в том нужда, мы можем послать к вам за подмогой. А буде у вас возникнет нужда, то и вы посылайте за нами, и мы не помедлим, в чем клянемся жизнью.

– Не будет в том нужды, – молвил Мерлин, – чтобы эти два короля снова с войною сюда возвращались; но мне ведомо, что король Артур недолго пробудет в разлуке с вами. Ибо не пройдет и двух лет, как беда подступится к вам, и тогда отомстит он за вас вашим врагам, как вы отомстили за него. А эти одиннадцать королей все погибнут в один день через великую мощь и силу оружия двух доблестных рыцарей, – как о том повествуется впоследствии. Имена их: Балин Свирепый и Балан, брат его, и они добрые рыцари, каких лучше и на свете не бывало.

А теперь обратимся мы к одиннадцати королям, что вернулись в город под названием Сурхот, а был этот город во владениях короля Уриенса. И там отдохнули они и подкрепились, как могли, призвали лекарей, чтобы залечили их раны, и оплакали гибель людей своих. Но тут явился к ним вестник и поведал, что в их земли вторглись люди, не знающие закона, наподобие сарацин, числом в сорок тысяч, что они все предают огню и всех, кого встретят, обрекают гибели без милосердия, и что обложили они замок Вандесборо.

– Увы! – вскричали одиннадцать королей. – За бедствиями обрушиваются на нас новые бедствия, вот теперь, если бы не воевали мы против Артура, он скоро заступился бы за нас и отомстил. Что же до короля Лодегранса, то он любит Артура больше, нежели нас; а король Риенс занят с королем Лодегрансом, ибо тот обложил его в его замке.

И сговорились они между собой охранять все границы Корнуэлла, Уэльса и Севера. Для того прежде всего посадили они короля Идриса в город Нант в Бретани с четырьмя тысячами вооруженных воинов, чтобы караулить и на

воде и на суше. Также посадили они в город Виндесан короля Нантреса Гарлотского с четырьмя тысячами рыцарей караулить на воде и на суше. И еще у них оставалось более восьми тысяч воинов, чтобы расположить во всех крепостях по границам Корнуэлла. И еще поставили они на границах Уэльса и Шотландии других королей с добрыми гарнизонами, и так продержались они три года, заключая, где возможно, союзы с могущественными королями и герцогами. На их сторону встал король Риенс из Северного Уэльса, могущественный король среди мужей, и Неро, могучий муж. И все это время они собирали и вооружали новые полки и запасались провиантом и всякого рода снаряжением, для войны потребным, чтобы расквитаться за Бедгрейнскую битву, как о том повествуется в книге приключений.

XVII

Как король Артур приехал в Карлион, и о его сновидении, и как он видел Зверя Рыкающего

А король Артур после отъезда королей Бана и Борса приехал в город Карлион. И прибыла к нему туда супруга короля Лота Оркнейского будто бы с вестями, но на самом деле была она послана доглядывать за двором Артуровым. И прибыла она в богатых одеждах, сопровождаемая четырьмя своими сыновьями: Гавейном[31 - Гавейн. – Этот персонаж имеет почти столь же древнюю и славную историю, как и сам Артур. В нем сохранились черты «солнечного» героя первобытно-магической культуры. Самое имя Гавейн (лат. Walwanus бретонск. Walwein) содержит свидетельство о генетической связи с валлийским фольклорным образом Гури Золотоволосым, или Длинноволосым, валлийск. [Gwry] Gwallta(d)vwyn ? Galvagin ? Galvain ? Gauwain. Об его популярности в Британии можно судить хотя бы по тому, что именно он является протагонистом героической аллитеративной поэмы XIV в. «Morte Arthure», выступая там в качестве эпического героя, своего рода английского Роланда. Однако Гавейн раньше и в большей мере, чем Артур или Ланселот, подвергся общей тенденции развенчания и низвержения героев, и среди источников Мэлори (как и в ряде других текстов), по крайней мере некоторые, рисуют его в явно отрицательном свете – и трусливым, и хвастливым, и мстительным, и проч. (Правда, даже будучи возвеличенным героем МА, Гавейн все-таки преспокойно обращается за помощью тогда, когда Роланд отказывался затрубить в рог, так что этот мотив можно считать английским национальным вкладом в развитие образа эпического героя.). У Мэлори в трактовке образа Гавейна нет последовательности – он дается то в положительном, то в отрицательном освещении, в зависимости от «про-Гавейновской» или «анти-Гавейновской» ориентации использованных источников.], Гахерисом, Агравейном и Гаретом и многими рыцарями и дамами, ибо была она собой весьма прекрасна.

И потому король воспылал к ней великой любовью и возжелал ее. На том согласились они, и зачала она от него сэра Мордреда. Приходилась же она Артуру сестрой со стороны матери его Игрейны. Она прожила там один месяц, а затем наконец уехала.

А королю привиделся чудесный сон, вселивший в него великий страх (хоть король Артур все это время и не знал, что супруга короля Лота приходится ему сестрой). Снилось же ему вот что: будто заполонили его землю грифоны и змеи и будто сожгли они и истребили весь народ в его королевстве; и привиделось ему, что он вступил с ними в бой и что причинили они ему великий урон и нанесли ему жестокие раны, но будто бы под конец он их зарубил.

Пробудился король, и тяжко было у него на душе после того сна; и потому, чтобы прогнать о нем все мысли, собрался он со многими рыцарями ехать на охоту. Только выехали они в лес, завидел король впереди матерого оленя.

– Погонюсь за этим оленем, – сказал король Артур. Пришпорил он коня и долго скакал за оленем, и часто на полном скаку, казалось, вот-вот поразит он его. И так долго гонялся он за тем оленем, что конь его задохнулся и пал наземь, и тогда отправился доезжачий назад привести ему другого коня.

Видит король, что олень ушел от погони, а конь его пал, сел он тут у ручья и глубоко задумался. Так он сидел, и стало чудиться ему, будто он слышит лай собачьей своры глоток в тридцать, и вдруг видит: выходит прямо на него удивительнейший зверь, какого не случалось ему ни видеть, ни рассказов о таком слышать.

Подошел зверь к источнику и стал пить. И такой из брюха у зверя слышался рык, будто лают разом тридцать гончих псов, но, покуда пил он, шума у него в брюхе не было. Наконец, с громогласным рыком удалился зверь, а король глядел ему вслед, и показалось ему все это весьма удивительно. Задумался он о том глубоко, а потом погрузился в сон. Тут же явился пред Артуром пеший рыцарь и спросил:

– Рыцарь задумчивый и сонный, скажи мне, не проходил ли здесь чудесный зверь?

– Видел я такого, – отвечал король Артур, – он сейчас уже милях в двух отсюда. А для чего нужен он вам? – спросил Артур.

– Сэр, я уже давно преследую этого зверя и загнал много коней. Только бы мне достать еще одного, дабы мог я продолжить погоню.

Тут как раз подскакал доезжачий с конем для короля. Когда рыцарь увидел коня, стал просить он короля Артура, чтобы подарил он того коня ему:

– Ибо я провел в погоне вот уже двенадцать месяцев, и либо настигну этого зверя, либо изойду лучшей кровью моего тела, – (так говорил тот рыцарь, а имя ему было король Пелинор, и гонялся он за Зверем Рыкающим[32 - Зверь Рыкающий – подробное описание этого мифического животного см. в кн. IX. Мотив этот, имеющий, вероятно, восточное происхождение (см. Веселовский А. Н. Славянские сказания о Соломоне и Китоврасе и западные легенды о Морольфе и Мерлине. СПб., 1872), у Мэлори не разработан, а использован лишь как признак, характеризующий сначала Пелинора, а позднее Паломида. Ср. два меча как признак Балина (кн. II), сюжетно настолько несущественный, что с потерей одного меча герой объявляется безоружным, – одна из тех неувязок, какими нередко грешат объемистые книги, не обязательно средневековые.], когда же умер он, то погоню продолжил сэр Паломид).

XVIII

Как король Пелинор взял артурова коня и последовал за Зверем Рыкающим и как встретился с Мерлином Артур

– Сэр рыцарь, – сказал король, – оставьте это преследование, а я, если вы согласитесь, возьму его на себя и буду гоняться за ним еще двенадцать месяцев.

– О глупец! – отвечал тот королю Артуру. – Бессмысленно твое желание, ибо никому не настигнуть его, кроме меня или ближайшего моего сородича.

С тем подошел он к королевскому коню, сел в седло и сказал:

– Грамерси, теперь это мой конь.

– Ну, – сказал король, – ты бы лучше взял у меня коня моего силой, тогда бы я мог сразиться с тобой и мог бы узнать, кто из нас достойнее владеть им: ты или я?

Услышав такие слова, тот король сказал:

– Ищи меня здесь, когда захочешь, и в этом самом месте, подле источника, ты меня найдешь, – и поскакал прочь своей дорогой.

А король погрузился в задумчивость, а потом подозвал своих людей и велел привести себе другого коня, да побыстрее. Но в это время подошел к нему Мерлин в облике юного отрока четырнадцати лет, приветствовал короля и спросил, отчего он так задумчив.

– Тут поневоле задумаешься, – отвечал король, – ведь я видел сейчас величайшее в свете диво.

– Я знаю об этом, – сказал Мерлин, – не хуже тебя самого, и знаю все твои мысли. Но ты глупец, что принимаешь так близко к сердцу то, в чем ты бессилен. Также

знаю я, кто ты таков, и кто был твой отец, и кем был ты зачат: ибо отец твой – король Утер, и зачала тебя от него Игрейна.

– Это ложь! – молвил король Артур. – Откуда тебе знать это, ведь ты годами не настолько стар, чтобы знать моего отца.

– Все равно, – отвечал Мерлин, – я знаю все это лучше, чем любой другой человек на свете.

– Не верю я тебе, – молвил король Артур, сильно гневаясь на отрока. Тут удалился Мерлин и явился вновь в обличии древнего старца восьмидесяти лет. И Артур возрадовался, ибо этот старец был с виду очень мудр. Спросил его старец:

– Отчего ты так печален?

– Поневоле будешь тут печален, – отвечал Артур, – ибо много к тому причин. Только сейчас был здесь отрок, который поведал мне многое, чего, думается мне, не должен он был знать, ибо он не вышел годами, чтобы знать моего отца.

– Нет, – сказал старец, – тот отрок поведал вам правду, и он еще многое рассказал бы вам, пожелай вы его выслушать. Но в недавнее время вы совершили поступок, за который господь гневается на вас, ибо вы возлежали с сестрой вашей и от нее зачали сына, от руки которого погибнете вы и все рыцари вашего королевства.

– Кто таков ты, – вопросил Артур, – что приносишь мне такие вести?

– Сэр, я – Мерлин, и я же являлся вам в обличии отрока.

– А-а, – сказал король, – ты удивительный человек. Но я более всего дивлюсь твоим словам, что я должен погибнуть в бою.

– Не дивитесь, – сказал Мерлин, – ибо такова божия воля, чтобы тело ваше понесло кару за ваши дурные дела. Но сокрушаться должно более мне, – сказал Мерлин, – ибо мне предстоит погибнуть позорной смертью: быть заживо зарытым в землю; вы же умрете смертью славной.

Покуда так толковали они, подъехал человек с конем для короля, и король уселся на коня, а Мерлин – на другого, и поскакали они в Карлион.

А там спросил король Эктора и Ульфиуса о том, как он был рожден на свет, и они рассказали, что отец его – король Утер, а королева Игрейна – мать.

– Так и Мерлин говорил мне. Пусть пошлют за моею матерью, дабы мог я говорить с нею. И если она сама это скажет, тогда я поверю.

С превеликой поспешностью послали за королевой, и прибыла она вместе с Феей Морганой, дочерью своею, которая была так прекрасна собою, что лучше и быть не может. Король встретил Игрейну с радушием и почетом.

XIX

Как Ульфиус обвинил Игрейну, мать Артура, в измене, и как прибыл туда рыцарь, желавший отмщения за смерть своего господина

Вышел тут Ульфиус и говорил открыто, так что и король, и все, кто пировал там, могли слышать:

– Ты – лживейшая женщина в свете и предательница пред королем.

– Гляди, – сказал король Артур, – обвинение твое тяжко; ты несешь ответ за свои слова.

– Сэр, я знаю, что говорю, – отвечал Ульфиус, – и вот перчатка моя, дабы доказать мою правоту всякому, кто бы ни вздумал говорить противное. Из-за этой королевы Игрейны несете вы великий ущерб, из-за нее же и великая война ваша, ибо если бы открыла она еще при жизни Утера тайну вашего рождения и как вы были зачаты, то не пришлось бы вам вести смертную войну, какую вы вели. Ведь почти никто из баронов в вашем королевстве не знал, чей вы сын и кто вас породил; ей же, которая произвела вас на свет из чрева своего, надлежало открыто о том поведать, дабы восстановить свою честь и вашу, а равно и всего королевства. Оттого я и обвиняю ее в предательстве пред богом, и пред вами, и пред королевством вашим. И кто станет говорить противное, тому докажу я свою правоту в честном поединке.

Тут заговорила Игрейна и молвила:

– Я женщина и не могу сразиться с вами; но, дабы поддержать честь мою, я верю, отыскался бы добрый человек, который взял бы мою сторону в споре. Но, – так говорила она, – Мерлин хорошо знает и вы, сэр Ульфиус, тоже, как пришел ко мне король Утер в замок Тинтагиль в обличии моего супруга, убитого за три часа до того, и как в ту ночь зачала я от него, а он на четырнадцатый день со мною обвенчался. И по его велению, когда родилось дитя, отдали его на воспитание Мерлину. А я никогда больше не видела ребенка и не знаю даже имени его; потому не смогла бы его признать.

Тут оборотился Ульфиус к Мерлину:

– Вы тогда более виновны, нежели королева.

– Сэр, я ведаю лишь, – молвила Игрейна, – что родила младенца от супруга моего, короля Утера, но никогда я не узнала, что с ним сделалось.

Тогда король взял за руку Мерлина и сказал такие слова:

– Эта ли женщина – моя мать?

– Воистину, сэр, это она.

Тут выступил сэр Эктор и свидетельствовал, как взрастил он его по велению короля Утера. И тогда заключил король Артур свою мать, королеву Игрейну, в объятия и целовал ее, и плакали они оба на груди друг у друга. И повелел король устроить пир на восемь дней. В один из этих дней приехал ко двору оруженосец верхом, гнал он перед собой коня, а поперек седла лежал смертельно раненный рыцарь. И поведал оруженосец о том, что в лесу, у источника, какой-то рыцарь разбил шатер.

– И убил он моего господина, доброго рыцаря по имени Милес. Потому заклинаю вас, пусть похоронят моего господина и пусть кто-нибудь из рыцарей отомстит за его смерть.

Тут поднялись при дворе толки о гибели того рыцаря, и каждый высказывал свое суждение.

И выступил Грифлет, который был еще оруженосцем, ибо был он молод, одних лет с королем Артуром, и стал просить короля в награду за всю службу, что сослужил он ему, посвятить его в Рыцарский Орден.

XX

Как Грифлет был возведен в рыцари и как он сразился в поединке с неким рыцарем

– Ты еще слишком юн и нежен возрастом, – возразил король Артур, – чтобы принять на себя столь высокое звание.

– Сэр, – сказал Грифлет, – заклинаю вас, посвятите меня в рыцари.

– Сэр, – сказал Мерлин, – весьма жаль было бы потерять Грифлета, ибо он станет мужем превосходных достоинств, когда достигнет совершеннолетия, и до конца дней своих не покинет вас. Если же подвергнет он опасности свое юное тело в схватке с тем рыцарем у источника, то он может и вовсе не вернуться назад, ибо тот рыцарь – один из лучших в мире и сильнейший в военном искусстве муж.

– Что ж, – сказал Артур, – раз таково желание твое, быть тебе рыцарем.

Так, по желанию Грифлета, король произвел его в рыцари.

– А теперь, – сказал Артур Грифлету, – раз я произвел тебя в рыцари, должен ты исполнить одно мое желание.

– Все, что будет вам угодно, – отвечал Грифлет.

– Поклянись мне жизнью твоею, что, кончив поединок с рыцарем у источника, на коне ли ты останешься или пеш, сразу же ты вернешься ко мне, не вступая с ним далее в препирательства.

– Клянусь вам, – сказал Грифлет, – как вы того желаете.

И в превеликой поспешности сел Грифлет на коня, взял щит и копье и так поскакал во весь опор к источнику. Там увидел он богатый шатер, поблизости стоял покрытый попоной конь под добрым седлом и взнузданный, а на дереве висел разноцветный щит и рядом – большое копье. Ударил по щиту Грифлет рукояткой своего копья, и упал щит. Тут вышел из шатра рыцарь и спросил:

– Любезный рыцарь, зачем сбили вы наземь мой щит?

– Затем, сэр, что я желаю сразиться с вами, – отвечал Грифлет.

– Сэр, лучше бы вам не делать этого, – сказал тот король, – ибо вы молоды и недавно произведены в рыцари, и сила ваша с моей не сравнится.

– Что же с того, – отвечал Грифлет. – Я желаю сразиться с вами.

– Не

по сердцу мне это, – сказал рыцарь, – но раз уже все равно придется сражаться, я должен приготовиться к поединку. Откуда вы? – спросил рыцарь.

– Сэр, я состою при дворе короля Артура.

Вот ринулись друг на друга два рыцаря, да с такой силой, что Грифлетово копье разлетелось в куски. А тот пробил Грифлету щит и грудь с левой стороны, так что копье сломалось и обломок застрял у него в груди, и пали наземь конь со всадником.

XXI

Как прибыли из Рима двенадцать рыцарей и потребовали у Артура дани от нашей земли, и как Артур сразился с неким рыцарем

Увидел рыцарь, что лежит Грифлет на земле, спешился он в глубокой печали, ибо думал, что убил его. Расшнуровал он ему завязки под шлемом и дал вздохнуть полной грудью. А потом так, с обломком копья в груди, посадил на свою лошадь, натянул поводья и поручил его господу, сказав так: – У него было храброе сердце! – И еще сказал: – Если б он остался в живых, из него вышел бы замечательный рыцарь, – и поехал Грифлет ко двору короля Артура, где его все горько оплакивали. Но искусные лекари исцелили его, и был он спасен.

Тем временем прибыли ко двору двенадцать рыцарей, мужи возраста преклонного, посланные от Римского императора. И они потребовали у Артура дани от его королевства, а не то император разорит его и все его владения.

– Что ж, – сказал король Артур, – вы – всего лишь послы и потому можете говорить, что хотите, а иначе приняли бы вы смерть за эти слова. Но вот вам мой ответ: от меня императору дань не причитается, и ничего я ему не уплачу, лишь на поле честной брани уплачу я ему дань мечом острым или острым копьем И клянусь душой отца моего Утера, близок срок, когда это сбудется!

С тем и отбыли послы в превеликом гневе, да и король Артур разгневался тоже, ибо прибыли они в недобрый час.

Но король гневался из-за ран сэра Грифлета, и вот повелел он верному человеку при своих покоях, чтобы еще до наступления дня лучший конь королевский, и доспехи, и все, что до королевской особы принадлежит, было вывезено за городскую стену еще перед наступлением завтрашнего дня. И в назначенном месте сошелся он с тем человеком, приведшим ему коня, поднялся в седло, воздел щит, подхватил копье и повелел своему постельничьему поджидать там его возвращения. Ехал Артур тихим шагом, покуда не настал день. И тут вдруг видит он, что трое мужиков гонятся за Мерлином и вот-вот настигнут его и убьют. Поскакал король прямо на них и повелел им: «Прочь, мужланы!» Перепугались они, увидев всадника, и убежали.

– Ага, Мерлин, – сказал Артур, – видишь, когда бы не я, тебя бы здесь, при всем твоем искусстве, убили.

– Нет, – отвечал Мерлин, – не так это было, ибо, захоти я, мог бы я спастись. Ты вот ближе моего к смерти своей, ибо едешь прямо туда, где твоя смерть, и бог не на твоей стороне.

Так беседуя, ехали они своей дорогой и прибыли к источнику и к богатому шатру подле него. И видит король Артур, что сидит там рыцарь в полном вооружении.

– Сэр рыцарь, – сказал Артур, – по какой причине расположился ты тут, так что никому нет этой дорогой проезда, покуда не вступят с тобой в поединок? Повелеваю тебе оставить этот обычай.

– Обычая этого, – отвечал рыцарь, – я прежде придерживался и придерживаться буду, кто бы мне что ни говорил. А кому обычай мой не по нраву, пусть научит меня лучшему.

– Вот я тебя и научу, – молвил Артур.

– А я еще поспорю с тобой, – сказал рыцарь.

И тут же сел он на коня, и навесил щит, и поднял в руке тяжелое копье, и с такой силой сшиблись двое рыцарей и так друг друга ударили копьями в середину щита, что у обоих разлетелись копья в щепы. Тут Артур вытащил меч.

– Нет, – говорит рыцарь, – лучше нам еще на острых копьях сразиться.

– Я согласен, – отвечал Артур, – будь у меня тут запасные копья.

– У меня есть довольно копий, – сказал рыцарь. Подошел тут его оруженосец и подал им два копья, и Артур выбрал себе одно, а он взял другое. Потом снова пришпорили они коней и ринулись навстречу друг другу, так что у обоих копья обломались по рукоять. Наложил Артур руку на меч свой.

– Нет, – говорит ему рыцарь, – лучше поступим не так. Вы сражаетесь на копьях со столь великим искусством, что лучшего мне встречать не случалось, и потому во славу высокого Ордена Рыцарей давайте еще раз сразимся на копьях.

– Я согласен, – сказал Артур.

И вот принесли два тяжелых копья, и выбрали оба рыцаря себе по копью; а потом ринулись они друг другу навстречу и сшиблись, да так, что Артурово копье разлетелось в куски. И тот рыцарь с такой силой ударил его в середину щита, что рухнули наземь конь со всадником. Тут разъярился Артур, вытащил свой меч и говорит:

– Теперь я стану нападать на тебя пешим, сэр рыцарь, ибо в седле я не удержался и потерпел поражение.

– А я, сэр, останусь верхом и буду нападать на тебя.

Сильно разгневался Артур, загородился щитом и поднял меч обнаженный. Увидел тот рыцарь, что он и в самом деле хочет биться с ним пеший, и посчитал, что мало ему чести иметь над противником такое преимущество, чтобы оставаться самому на коне, когда тот пеш; спешился и он и, прикрывшись щитом, пошел на Артура. И начался тут великий бой, сыпались могучие удары, и так рубились они мечами, что лишь осколки летели во все стороны, и кровь у обоих лилась ручьем, так что все кругом них было залито кровью. Так бились они долго, а потом немного передохнули. И снова приступили к бою. Ринулись друг на друга, точно два быка, и оба pyxнули наземь. Вскочили, скрестили мечи, и равная была сила в тех мечах. Но меч короля Артура переломился пополам, и сильно опечалился король. Сказал тут рыцарь Артуру:

– Ты – в моей власти, захочу – помилую тебя, захочу – зарублю; и если ты не сдашься мне, не признаешь своего поражения, тогда ты умрешь.

– Что до этого, – отвечал король Артур, – то смерти я не страшусь, пусть приходит, когда придет, но сдаваться тебе я не намерен! – И с теми словами бросился он на короля Пелинора, обхватил его поперек туловища, повалил и сорвал с него шлем. Испугался рыцарь. А был он муж могучий и силы превеликой. И подмял он Артура под себя, сорвал с него шлем и хотел уже было отрубить ему голову.

XXII

Как Мерлин спас Артуру жизнь и навел чары на короля Пелинора и усыпил его

Но тут явился Мерлин и молвил:

– Рыцарь, остановись. Ибо если ты зарубишь этого рыцаря, ты причинишь здешнему королевству такие беды, каких ни одна страна еще не ведала: ибо рыцарь этот гораздо знатнее, чем ты о том полагаешь.

– Да кто же он? – спросил рыцарь.

– Король Артур, – отвечал Мерлин.

Тут захотел рыцарь зарубить Артура из страха перед гневом его и взмахнул мечом. Но Мерлин тогда навел на него чары, и тот упал на землю в глубоком сне. А Мерлин поднял короля Артура, сам сел на рыцарева коня, и поехали они прочь.

– Увы! – говорит Артур. – Что сделал ты, Мерлин? Неужели ты убил того доброго рыцаря своими чарами? Ведь второго столь славного рыцаря и на свете нет. Я бы на целый год отдал все свои владения, чтобы только остался он жив.

– Не печальтесь, – отвечал Мерлин, – ибо он невредим и пострадал куда меньше вашего: он ведь только спит и пробудится, не пройдет и часа. Я предупреждал вас, – сказал Мерлин, – что он за рыцарь. Вот и быть бы вам убитым, когда бы не я. На свете нет рыцаря сильнее его; но теперь он еще сослужит вам

добрую службу. Имя ему – король Пелинор, и породит он двух сыновей, мужей доброй славы, с коими лишь один на свете сравнится доблестью и праведным житьем, имена же их будут Персиваль и сэр Ламорак Уэльский. И он же откроет вам имя собственного вашего сына, родной вашей сестрой рожденного, через которого погибнет все здешнее королевство.

XXIII

Как благодаря Мерлину Артур достал Экскалибур, меч свой, у Владычицы Озера

Так скакали они и приехали к жилищу отшельника, а был тот отшельник добрый человек и искусный лекарь. Осмотрел он раны короля и дал ему целебные притирания. Три дня провел у него король, и зажили все его раны настолько, что он мог уже ездить верхом и ходить пешком, и тогда они распростились и уехали.

В пути говорит король Артур:

– У меня нет меча.

– Не беда, – отвечал Мерлин, – тут поблизости есть меч, и, если я захочу, он достанется вам.

Едут они дальше и видят озеро, широкое и чистое. А посреди озера, видит Артур, торчит из воды рука в рукаве богатого белого шелка, и сжимает она в длани своей добрый меч.

– Глядите, – сказал Мерлин, – вон меч, о котором говорил я вам.

Тут видят они вдруг деву, по водам к ним идущую.

– Кто эта дева? – спросил Артур.

– Это – Владычица Озера[33 - Владычица Озера – персонаж, безусловно проникший в рыцарскую литературу из кельтского фольклора, где озера, ручьи и колодцы считаются обычно владениями фей – следы доисторического обожествления. Из текста книги Мэлори тоже явстствует, что Lady of the Lake – не одна героиня, а несколько героинь: ср., например, воспитательницу Ланселота и возлюбленную Пелеаса и т. д. Наряду с Lady of the Lake существуют еще Damesels of the Lake, Девы Озера. Примечательны также последовательные попытки Мэлори лишить эти персонажи их сверхъестественных качеств. Так, даря Артуру меч Экскалибур, Владычица Озера ничем не проявляет своей волшебной природы, в то время как во французском параллельном тексте она, как посуху, проходит по воде на середину озера и приносит Артуру меч (см. E. Vinaver. Malory. Oxford, 1929, p. 51, 52).], – отвечал Мерлин. – Есть на озере большая скала, а на скале той стоит прекраснейший из замков, богато убранный. Сейчас дева эта приблизится к вам, и вам надлежит говорить с нею любезно, дабы она отдала вам тот меч.

Вот приблизилась дева к Артуру и приветствовала его, а он ее.

– О дева, – сказал Артур, – что это за меч держит вон та рука над водой? Хотелось бы мне, чтобы был он мой, ибо у меня нет меча.

– Сэр Артур, – отвечала девица, – меч этот мой, и если вы отдадите мне в дар то, что я у вас попрошу, вы его получите.

– Клянусь, – сказал Артур, – что подарю вам, что бы вы ни попросили.

– Хорошо, – согласилась дева, – войдите вон в ту барку и подгребите к мечу, и можете взять его себе вместе с ножнами. А я попрошу у вас обещанный дар, когда придет срок.

Спешились король Артур с Мерлином и привязали коней к дереву; и вошли они в барку. А когда поравнялись они с мечом, что держала рука, вынул Артур из руки рукоять меча и взял его себе. А рука скрылась под водой. Пристал Артур к берегу, и поехали они дальше.

И увидел король Артур богатый шатер.

– Что за шатер вижу я там?

– Сэр, это шатер того рыцаря, с которым вы сражались, сэра Пелинора; но самого его там нет. Недавно был у него поединок с вашим рыцарем по имени Эглам, бились они жестоко, но под конец бежал Эглам, ибо иначе быть бы ему убитым; он же бросился за ним в погоню и гнался за ним до самого Карлиона. Так что теперь мы с ним скоро повстречаемся на дороге.

– Вот это добрая весть! – молвил Артур. – Теперь у меня есть меч, я вступлю с ним в поединок и поквитаюсь.

– Нет, сэр, – сказал Мерлин, – ведь рыцарь этот устал после боя и погони, так что не будет вам чести от поединка с ним. Да и есть ли еще на свете рыцарь, чтобы сравняться с ним в мощи? Потому вот мой совет: пусть проедет он подобру-поздорову, ибо он еще сослужит вам верную службу, а после него – сыновья его. Скоро настанет день, когда вы от души рады будете выдать за него сестру свою в награду за верную службу. И потому не вступайте с ним в бой, когда встретите его.

– Я сделаю так, как ты советуешь.

Стал разглядывать король Артур меч свой, и очень он ему пришелся по вкусу. А Мерлин спросил его:

– Что больше вам нравится, меч или ножны?

– Меч мне больше нравится, – отвечал Артур.

– Не угадали, – говорит Мерлин, – ибо ножны эти стоят десяти таких мечей; покуда будут они у вас на боку, вы не потеряете ни капли крови, как бы жестоко ни были вы изранены. Потому храните ножны и держите их всегда при себе.

И поскакали они в Карлион. По пути повстречался им король Пелинор. Но Мерлин навел на него такие чары, что Пелинор не увидел короля Артура и так проскакал, не сказав ни слова.

– Дивлюсь я, – говорит Артур, – что рыцарь этот ничего не сказал.

– Сэр, он вас не видел; ибо увидь он вас, не разъехаться бы вам подобру-поздорову.

Вот прибыли они в Карлион, и все рыцари радовались возвращению Артура. Когда же услышали они о его приключениях, то подивились, зачем он так подвергал себя опасности в одиночку.

И однако рассудили все достойные мужи, что приятнее служить под началом такого сюзерена, который сам готов пуститься в приключения, как и его бедные рыцари.

XXIV

Как пришло к Артуру известие, что король Риенс одолел одиннадцать королей, и как он потребовал бороду Артура на опушку своей мантии

А тут прибыло посольство от короля Риенса, что правил Северным Уэльсом и был также королем всей Ирландии и многих островов. Слал он королю Артуру приветствия, сообщая, что он, король Риенс, разбил и победил одиннадцать королей и что каждый из них, ему смиренно покорился, дав отрезать свою бороду, сколько у кого бороды было. А теперь прислал он посольство за бородой короля Артура. Ибо король Риенс затеял оторочить себе мантию королевскими бородами и как раз не хватало на одну полу, потому прислал он за бородой Артура; а не то вторгнется он в его владения, все предаст огню и мечу и до тех пор не покинет пределов его королевства, покуда не снимет ему голову вместе с бородою.

– Ну, что ж, – отвечал Артур послу, – ты сказал, что тебе поручено было передать, а посольство твое наглейшее и грубейшее, какое когда-либо отправляли королю. Борода моя еще чересчур молода, чтобы делать из нее оторочку для мантии. А королю своему скажи, что я не обязан ему послушанием, надо мною он не старший; в скором времени он сам придет ко мне с поклоном, на коленях будет стоять предо мною, а не то, клянусь жизнью, не сносить ему головы! Ибо он прислал мне позорнейшее посольство, о каком только слыхивали на свете. Я знаю, что твой король ни разу еще не встречался в поединке с достойным противником. Вот и скажи твоему королю, что я сниму с него голову, если не поклонится он мне.

С тем и отбыл посол.

– Есть ли здесь кто-нибудь, – спросил тогда Артур, – знакомый с королем Риенсом?

Отозвался рыцарь по имени Нарам:

– Сэр, я знаю хорошо этого короля. Он муж могучий телом, мало кто на свете с ним сравнится, и весьма надменный. И не сомневайтесь, сэр, он выставит против вас великие силы.

– Ну, что ж, – молвил Артур, – дойдет у меня и до него черед.

XXV

Как было послано за всеми благородными детьми, рожденными в первый день мая, и как Мордред спасся

Между тем повелел король Артур привезти к

нему всех младенцев, рожденных в первый день мая знатными дамами от знатных лордов; ибо Мерлин открыл королю Артуру, что тот, кто погубит его и все его земли, родился на свет в первый день мая. Потому и повелел он, чтобы прислали ему их всех под страхом смерти, и многие сыновья лордов и рыцарей были отправлены к королю. Был и Мордред послан к нему женою короля Лота. Посадили их всех на корабль и пустили по морю, а иные были четырех недель от роду, иные же и того моложе[34 - …иные были четырех недель, иные же и того моложе… – Любопытный случай неувязки, если вспомнить, что все эти дети, как сказано чуть выше, родились в первый день мая (May-day). Здесь можно предположить описку: правильно and som more, т. е. «иные старше» – на год и более (Wr I, 58).]. И по воле случая пригнало корабль тот к берегу, где стоял замок, и разбило, и все почти при этом погибли, только Мордреда выбросило волной, его подобрал один добрый человек и растил у себя до тех пор, пока не сравнялось ему четырнадцать лет от роду, а тогда он привел его ко двору, как о том повествуется дальше[35 - …как об том повествуется дальше в конце «Смерти Артура»… – Поскольку обещанного рассказа о детстве Мордреда в книге Мэлори нет вообще, представляется излишней попытка Винавера объяснить эту ссылку в духе его теории «отдельных книг» вмешательством переписчика (V 1298). Это – скорее всего ссылка на французский «Mort Artu», где содержатся все названные сведения.], в конце книги «Смерть Артура»[36 - «Смерть Aртypa» – первое упоминание этого названия в книге Мэлори. Впоследствии традиция приписала его самой книге в форме Le Morte Darrhur – с обоими варваризмами (мужской род артикля – ср. также Morgan le Fey – и сращение предлога с именем). Однако произошло это по ряду недоразумений. «Смертью Артура» называлась героическая английская аллитеративная поэма XIV в., где рассказывается, как Артур отправляется в поход на Луция, Мордред тем временем поднимает мятеж – и далее все как у Мэлори в кн. XXI. Сюжет этот, в основных чертах, восходит к знаменитой «Истории британских королей» Гальфрида Монмутского (1136) и, как мы видим, не включает книги о Тристраме и книги о Святом Граале (не говоря уже о ряде небольших разделов). Произведения с этим сюжетом существовали параллельно с артуровским циклом в виде отдельных книг – ср. помимо аллитеративной английской поэмы «Morte Arthure» также английскую строфическую поэму XV в. «Le Morte Arthur» и французский прозаический роман XIII в. «Mort Artu».Мэлори оторвал историю Римского похода от собственно истории смерти Артура и в своем заключительном колофоне дал ясно понять, что «Смерть Артура» и «вся книга о короле Артуре» – вещи разные. Однако Кэкстон в своем колофоне такого противопоставления не делает, и хотя Винкен де Ворде в издании 1498 г. еще не приписывает это название всей книге, в дальнейшем, по мере того как остальные «Смерти Артура» выходили из обихода и забывались, оно закрепилось за книгой Мэлори.].

А многие лорды и бароны Артурова королевства негодовали на то, что у них отняли и погубили детей, но вину за это возлагали больше на Мерлина, нежели на Артура. И из страха ли, из любви ли, но сохраняли мир.

Когда же посольство вернулось с ответом к королю Риенсу, разъярился он сверх всякой меры и стал собирать великое войско, как о том повествуется в книге о Балине Свирепом, которая следует за этой: там рассказывается, как Балин добыл себе меч.

Книга вторая

I

О девице, которая прибыла, препоясанная мечом, ища рыцаря таких достоинств, чтобы мог извлечь его из ножен

После смерти Утера царствовал Артур, сын его, и вел он в те дни великую войну за то, чтобы забрать в свои руки всю Англию; ибо тогда было много королей в пределах королевства Англии, а также в Шотландии, Уэльсе и Корнуэлле.

И случилось раз, когда был король Артур в Лондоне, приехал туда один рыцарь и поведал королю о том, что король Риенс, правивший в Северном Уэльсе, собрал великое множество людей, вторгся в его земли и предает огню и мечу верных подданных короля.

– Если воистину это так, – сказал Артур, – то великий будет позор моему королевскому достоинству, если он не встретит могучий отпор.

– Это воистину так, – отвечал рыцарь, – ибо я видел его войско своими глазами.

– Ну что же, – молвил король, – я позабочусь, чтобы был дан отпор его коварству.

И повелел король кликнуть клич, чтобы все лорды, рыцари и служилые дворяне в краткий срок съехались в замок Камелот[37 - Замок Камелот. – Название Камелот (Camelot) на карте современной Англии не сохранилось. Попытки отождествления его с реальными географическими пунктами делались с древних времен. Его усматривали и в современном Кеймелфорде (Корнуэлл), в Кеймеле (Сомерсетшир) (Wr I, 59), а сам Мэлори, вслед за Гальфридом Монмутским, не раз объявляет, что Камелот – это Винчестер (Гэмпшир).Последнее отождествление приобретает особый смысл, если иметь в виду, что Винчестер, расположенный в 100 км к юго-западу от Лондона, – столица Уэссекса, а с 828 г., когда уэссекские короли стали британскими королями, – столица Англии; только после норманнского завоевания роль столицы окончательно перешла к Лондону. Однако все эти – и многие другие – гипотезы лишний раз свидетельствуют лишь об изначальной сказочной природе артуровских мифов, которые разные писатели в разное время и по разным причинам стремились «привязать» к разным местностям, – так, Кеймел расположен по соседству со знаменитым Гластонберийским аббатством, вокруг которого концентрируется действие легенд о святом Граале и других разделов книги Мэлори. Что же до самого названия Камелот (Camelot, Camalot), то оно, по всей вероятности, восходит к лат. Camalodunum (возможно, от Camalos – валлийский бог войны), совр. Колчестер (Эссекс) – одному из центров Римской провинции Британия (см. Holmes U. Т. Old French Camelot. – «Romanic review», v. 20. N. Y., 1929, p. 231–236).], и король там устроит всеобщий совет и большой турнир. Когда прибыл туда король со своими баронами, и расположились они там, как казалось им лучше, приехала в замок также и одна девица, которую прислала великая Владычица острова[38 - Владычица острова (The Lady Lyle of Avilion). – Как справедливо отмечает проф. Винавер (V 1299), в такой форме это в самом деле выглядит как имя собственное (так оно и было воспринято дальнейшей литературной традицией – ср. «Лайли» Спенсера), что действительно отвечает последовательной тенденции Мэлори награждать анонимных персонажей именами (ср., например, Моргаузу и Элейну).Однако эти соображения, как кажется, ни в коей мере не противоречат объяснению Э. Феттерманн, реконструирующей процесс образования этого имени из соответствующего французского обозначения (La Dame de l’Isle Avalon) на английском языковой почве. (См. Vetterman Е. Die Baien-Dichtungen und ihre Quellen. – «Beihefte zur Zeitschrift fur romanische Philologie», LX, 1918. В настоящем переводе мы сознательно остановились на смысловой передаче этого имени – в ряду таких, как Владычица Озера (Lady of the Lake), Ланселот Озерный (Launcelot du La(a)ke), а не Ланселот Дюлак, или «Смерть Артура» (Le Morte Darthur), а не «Морт Дартюр», и т. д.] Авалона[39 - Остров Авалон – вероятно, от кельтск. avalla – яблоко (ср. яблоки Гесперид), «остров блаженных» кельтской мифологии (ср. «Плаванье Брана»). Издавна – с конца XII в. – отождествляется монастырскими легендами с местностью, на которой расположен Гластонберийский

монастырь.]. Явилась она пред королем Артуром и поведала ему, откуда она, и объявила, что прислана она к нему с поручением. Тут скинула она с плеч свой плащ, богато отороченный мехом, и увидели все, что на поясе у нее – добрый меч, и король удивился этому и спросил:

– О, девица, для чего препоясались вы мечом? Вам не подобает это.

– Я поведаю вам причину, – отвечала девица. – Сей меч, что препоясывает меня, причиняет мне великие страдания и неудобства, но освободить меня от него может лишь рыцарь добрый, и по делам рук его и по праведной жизни, не ведающий низости, измены и обмана. Если я найду такого рыцаря, и он будет обладать всеми этими достоинствами, то сумеет вытащить меч у меня из ножен. Побывала я у короля Риенса, ибо люди говорили, будто при его дворе много славных рыцарей; и сам он пытался, и все рыцари его, но ни один не преуспел.

– Это великое диво, – сказал Артур. – Если воистину это так, я тогда и сам попытаюсь вытащить сей меч; не потому что мыслю о себе, будто я лучше всех остальных рыцарей, но просто начну первым и тем покажу пример баронам, дабы и они все попытались один за другим после меня. – И Артур взялся за ножны, потянул с силою, но меч не вынимался.

– Сэр, – сказала девица, – вам нет нужды тянуть и вполовину так сильно, ибо тот, кому суждено его вытащить, сделает это с легкостью.

– Верно, – отвечал Аргур. – А теперь пытайте удачи и вы все, мои бароны.

– Только смотрите, чтобы не быть вам запятнанным ни позором, ни изменой, ни хитростью, ибо тогда вы не преуспеете, – сказала девица, – ибо тот рыцарь должен быть чист душой и чужд коварства, и должен он быть благородного происхождения с отцовской стороны и с материнской.

Чуть не все бароны Круглого Стола, какие собрались там в то время, по очереди стали пытать удачи, но ни одному не дано было преуспеть. И девица тогда опечалилась превыше меры и молвила:

– Увы! А я-то думала, что здесь при дворе состоят лучшие в мире рыцари – без предательства и обмана!

– Клянусь, – сказал Артур, – на мой суд, тут перед вами лучшие рыцари в свете, но им не дано освободить вас, и это меня весьма печалит.

II

Как балин в обличии бедного рыцаря извлек из ножен меч, ставший потом причиной его погибели

Случилось же так, что в то время был у короля Артура на дворе бедный рыцарь, он полгода содержался там узником за то, что убил одного рыцаря, который королю Артуру доводился родичем. Имя же ему было Балин, и с доброй помощью баронов был он вызволен из тюрьмы, ибо у него была добрая слава и рождением он был нортумберландец. И вот пришел он потихоньку на королевский двор и увидел, над чем бьются там рыцари; тут сердце его взыграло, и захотелось ему тоже попытать удачи. Но был он беден и в бедных одеждах, и потому не стал протискиваться вперед. В глубине же души своей он твердо знал, что не ударит в грязь лицом, если только судьба ему будет благоприятствовать. И когда девица поклонилась королю Артуру и всем баронам и собралась в обратный путь, этот рыцарь Балин обратился к ней и сказал:

– Благородная девица, я молю вас о милости, чтобы вы дозволили и мне попытать удачи, как другим лордам. Хоть я, может, и бедно одет, все равно в душе моей я столь же твердо верю в удачу, как и иные из этих лордов, и думается мне, что дано мне тут преуспеть.

Поглядела девица на бедного рыцаря и видит: он собою хорош; но из-за того, что его одежда была бедна, не верилось ей, что он славный рыцарь без низости и обмана. И сказала ему она:

– Сэр, нет нужды вам опять беспокоить меня, ибо где уж вам преуспеть там, где остальные рыцари потерпели неудачу.

– Ах, прекрасная девица, – сказал Балин, – о достоинствах и добродетелях, да и о славных подвигах судят не только по одежде; мужество и доблесть скрываются в самом человеке, и немало есть добрых рыцарей на свете, о которых никто из людей не знает. Достоинства и отвага не в одежде.

– Видит бог, – отвечала девица, – вы говорите правду, и потому дозволяю вам попытать удачи, если вы желаете.

Тогда Балин взялся за рукоять и за ножны и вытащил меч с легкостию. А когда взглянул он на меч, то пришелся ему меч по сердцу.

А король и все бароны очень подивились, что Балин свершил этот подвиг; и многие рыцари затаили против него зло.

– Воистину, – молвила девица, – это добрый рыцарь, лучший изо всех, кого довелось мне встретить, рыцарь достойнейший, без измены, обмана и низости. И немало дивных дел он еще свершит. А теперь, благородный и любезный рыцарь, возвратите мне этот меч.

– О нет, – отвечал Балин, – меч этот оставлю я у себя, и отнимут у меня его только силою.

– Напрасно, – сказала девица, – хотите вы сохранить у себя мой меч, ибо этим мечом убьете вы своего лучшего друга, человека, кого дороже не будет у вас никого на свете, и станет этот меч вашей погибелью.

– Я готов принять все испытания, – отвечал Балин, – какие пошлет мне бог. Но теперь, клянусь жизнью, я меча вам не отдам!

– Вы скоро раскаетесь в этом, – сказала девица, – я прошу у вас этот меч более для вашей пользы, нежели для моей; и я горько сокрушаюсь о вас, ибо если не оставите мне его, то он обернется вашей погибелью, а это будет великой жалости достойно.

И с такими словами покинула их благородная девица, плача и печалясь. А Балин после того послал за своим конем и за доспехами, ибо собрался покинуть королевский двор. Стал прощаться он с королем Артуром.

– Нет, – молвил ему король, – не следует вам так вдруг покидать нас. Вы, верно, держите зло против меня за то, что я был с вами суров. Но не вините меня слишком, ибо вас предо мною оговорили, я не знал, что вы столь славный и искусный рыцарь. Если вы захотите остаться здесь при дворе среди моих рыцарей, я одарю вас щедро, и будете вы довольны.

– Да наградит бог ваше величество, – отвечал Балин. – Щедрость вашу и вполовину не выразить словами, но настал срок, когда я непременно должен вас покинуть, и молю лишь, чтобы милость ваша всегда была со мною.

– Воистину, – сказал король, – я весьма досадую на вас за то, что вы уезжаете. Но прошу вас, добрый рыцарь, не мешкайте вдали от нас, возвращайтесь, здесь будете вы приняты мною и моими баронами с великим радушием, и я возмещу то зло, что было причинено вам.

– Бог да наградит вашу милость, – отвечал Балин и стал собираться в путь.

Между тем из рыцарей Круглого Стола многие говорили, что он свершил этот подвиг не силою, но колдовством.

III

Как Владычица Озера потребовала себе голову рыцаря, которому достался меч, или голову девицы

Но пока собирался он в дорогу, прибыла ко двору Владычица Озера на коне и в богатых одеждах. Она поклонилась королю Артуру и сказала, что хочет получить от него дар, как он обещал, когда она отдала ему меч.

– Это правда, – сказал Артур, – я обещал отдать вам в дар, что вы ни попросите, только я забыл, как зовется мой меч, который вы мне подарили.

– Зовется он, – отвечала Владычица Озера, – Экскалибур, а это означает: «Руби сталь».

– Хорошо сказано, – молвил Артур. – Спрашивайте, чего вы хотите, и вы получите все, если только это в моей власти.

– Тогда, – сказала дама, – я прошу голову рыцаря, что сейчас вытащил заколдованный меч, или же голову той девицы, что привезла меч к вашему двору. Я готова принять и обе их головы, ибо он убил моего брата,

доброго и честного рыцаря, а эта благородная девица погубила моего отца.

– Воистину, – отвечал король Артур, – честь не позволяет мне пожаловать вам ни его голову, ни ее, а потому просите у меня, что еще вы захотите, и я тогда исполню ваше желание.

– Ничего иного не стану я у вас просить, – отвечала она.

А Балин собрался в дорогу и вдруг увидел Владычицу Озера, которая кознями своими погубила некогда его мать, и он за то три года искал ее по свету. Когда же сказали ему, что она просила у короля Артура его голову, приблизился он прямо к ней и сказал:

– В недобрый час ты явилась. Ты хотела получить мою голову, и за то лишишься ты своей!

И мечом в тот же миг отсек ей голову на глазах у короля Артура.

– Увы, позор! – воскликнул король Артур. – Зачем вы это сделали? Вы опозорили меня и весь мой двор, ибо перед этой дамой я в большом долгу, и она прибыла сюда под мое покровительство. И потому я никогда не прощу вам такое самоуправство.

– Сэр, – сказал Балин, – меня печалит ваша немилость, ведь эта дама – коварнейшая из женщин на свете, чарами и колдовством погубила она многих добрых рыцарей, из-за нее и моя мать погибла на костре – через измену ее и предательство.

– Какова бы ни была у вас причина, – отвечал Артур, – все равно следовало вам сдержаться в моем присутствии. И не думайте, вам еще придется раскаяться в своем поступке, ибо такого беззакония никогда еще не бывало у меня при дворе. А потому покиньте мой двор со всей возможной поспешностью.

Подобрал Балин срубленную голову и отнес ее на подворье, где он стоял, а там ожидал его оруженосец, который был очень опечален, что его господин навлек на себя немилость короля. Вот выехали они из города.

– А теперь, – сказал Балин, – надлежит нам расстаться. Ты возьми эту голову и отвези ее друзьям моим и расскажи обо мне, и поведай им в Нортумберланде, что мой злейший враг мертв. И еще скажи им, что я освобожден из заточения, и о том расскажи, как удалось мне добыть этот меч.

– Увы! – сказал оруженосец. – Велика ваша вина, что навлекли вы на себя немилость короля Артура.

– Что до этого, – отвечал Балин, – то должен я отправиться в путь со всей поспешностью, дабы встретиться мне с королем Риенсом и сокрушить его или же пасть самому. Если же посчастливится мне его одолеть, тогда будет король Артур мне добрым другом.

– Сэр, где увижу я вас снова? – спросил оруженосец.

– При дворе короля Артура, – отвечал Балин. Так и расстались они с оруженосцем. А король Артур и весь его двор горько сокрушались из-за гибели Владычицы Озера и из-за навлеченного на них позора. И король богато похоронил ее.

IV

Как Мерлин поведал историю этой девицы

А в то время был там один рыцарь, сын Ирландского короля, и звался он Лансеор; был он рыцарь надменный и сам себя почитал из первых при дворе. На Балина затаил он великое зло за то, что тот преуспел в приключении с мечом, ибо не желал, чтобы кто-то почитался доблестнее и искуснее, нежели он. И стал он просить у короля Артура изволения, чтобы поскакать ему вслед Балину и отплатить за причиненное королю оскорбление.

– Поезжайте и отличитесь, как можете, – сказал Артур. – Я сильно разгневан на Балина И хочу, чтобы он поплатился за оскорбление, какое нанес он мне и моему двору.

И отправился Лансеор на подворье, где он стоял, чтобы собраться в дорогу. Между тем прибыл ко двору короля Артура Мерлин, и поведали ему о приключении с мечом и о гибели Владычицы Озера.

– Вот что скажу я вам, – молвил Мерлин, – прямо при девице этой, что стоит сейчас перед вами, привезшей тот меч к вашему двору, я открою причину, по какой прибыла она к вам. Она – лживейшая из женщин, – и пусть попробует отрицать это! Ибо у нее есть брат, рыцарь добрый и искусный, и верный сердцем, а эта девица полюбила другого рыцаря, который взял ее в наложницы. И добрый рыцарь, брат ее, встретился в поединке с тем рыцарем, что содержал ее в наложницах, и зарубил его силою руки своей. И когда увидела это сия лживая девица, отправилась она к Владычице острова Авалона и просила у нее помощи, дабы отмстить своему брату.

V

Как сэр Лансеор, ирландский рыцарь, увидел Балина, как они сразились и он был убит

И Владычица Авалона дала ей тот меч, с которым приехала она потом к вашему двору, и сказала ей, что вытащить его из ножен сумеет лишь лучший рыцарь в королевстве, и будет он доблестен и могуч; и что мечом этим он убьет собственного брата. Вот какая причина, о девица, что прибыли вы сюда ко двору. Мне она известна, как и вам. О, лучше бы не приезжать вам сюда! Ибо никогда, являясь среди общества достойных людей, не причиняли вы им добра, но лишь великое зло. И рыцарь, добывший тот меч, из-за меча того и погибнет; а это будет великим злом, ибо не живет на земле рыцарь искуснее его. А вам, господин мой Артур, он сделает много чести и добра; и превеликой жалости достойно, что жить ему лишь краткий срок, ибо по силе и мужеству не знаю я равных ему на земле.

А ирландский рыцарь тем временем снарядился в погоню, повесил щит на плечо, сел на коня, в руку взял добрый меч и пустил коня во весь дух. В скором времени разглядел он с горы Балина и громким голосом вскричал:

– Помедли, о рыцарь! Не то все равно придется тебе помедлить, хочешь ты того или нет. И щит, на груди у тебя висящий, тебе не поможет, – сказал ирландский рыцарь. – Ибо я еду вослед тебе.

– Может быть, – отвечал Балин, – лучше бы вам было оставаться дома. Ибо немало было рыцарей, полагавших повергнуть своих врагов, а вместо того оборачивалось дело против них же самих. От какого двора явились вы? – спросил Балин.

– От двора короля Артура, – сказал ирландский рыцарь, – и здесь я для того, чтобы отмстить за оскорбление, которое нанесли вы ныне королю Артуру и всему его двору.

– Ну что ж, – отвечал Балин, – вижу я, что должен вступить с вами в поединок. Что огорчил я короля Артура и его двор, это меня печалит. На ваше против меня обвинение ответить просто, – сказал Балин, – ибо убитая мною дама причинила мне великое зло, а будь это не так, заслуживал бы я презрения, как и всякий рыцарь, который поднимет меч на даму.

– Готовьтесь к бою! – вскричал рыцарь Лансеор. – И нападайте на меня! Ибо лишь один из нас останется на поле брани.

Уперли они копья в упоры на луке седла и ринулись друг на друга, как могли только нести их кони. Ирландский рыцарь ударил в щит Балина, и в куски разлетелось копье его. А Балин в ответ ударил его – и прошло копье сквозь щит, прорвало кольчугу, пронзило тело, и перебросил Балин рыцаря через круп его коня. А потом в ярости повернул снова на него коня и обнажил меч, не ведая еще, что уже убил его.

VI

Как девица, возлюбленная Лансеора, убила себя из любви, и как Балин повстречал своего брата Балана

Но увидел он, что лежит тот бездыханным трупом, огляделся вокруг и видит: скачет к нему во весь опор девица на прекрасной лошади. Когда же разглядела она, что Лансеор убит, стала она горько стенать и печалиться превыше меры и так сказала:

– О Балин, двоих убил ты, поразив одно сердце, два сердца убил в одном теле, две души погубил.

И с теми словами вынула она меч из-за пояса у своего мертвого возлюбленного и упала наземь в беспамятстве. А когда поднялась, то стала прежалостно стенать и скорбеть превыше меры, и горе

ее сильно опечалило Балина. Он приблизился к ней и хотел было взять из рук ее меч, но она сжимала его так крепко, что никак ему было не отнять у нее меча, не причинив ей боли. И внезапно она уперла рукоять меча в землю, бросилась на меч и рассекла свое тело снизу доверху.

При виде этого тяжко стало на сердце у Балина, и стыдно ему было, что столь прекрасная девица погубила себя из-за смерти своего возлюбленного.

– Увы! – воскликнул Балин, – из-за этой девицы горько раскаиваюсь я, что убил рыцаря, ибо меж ними была великая и верная любовь.

И так ему было горестно, что не мог он их больше видеть, повернул коня и направился было к густому лесу[40 - … к густому лесу (a fayre forest). – В описаниях Мэлори нередко пользуется постоянными, иногда, как в приведенном примере, аллитерирующими эпитетами – один из приемов, связывающий его стиль с доавторской (фольклорной) традицией. Поскольку в таких случаях семантическая природа определения отступает перед его стилистической природой, при переводе избирается структурно более или менее аналогичный эпитет. Объемы этих аналогов, естественно, не совпадают: ср. fair sir, fair casle, fair forest, fair rivers and fair meadows, fair court и т. д. По-русски: любезный сэр, богатый замок, густой лес, полноводные реки и зеленые луга, широкий двор и т. д.].

Вдруг видит: навстречу ему скачет рыцарь, и в нем, по доспехам его, узнает своего брата Балана. Съехались они, сняли шлемы, поцеловались и заплакали оба от радости и от печали, И сказал Балин:

– Брат, не гадал я, не чаял повстречаться вдруг с вами на этой дороге, но я весьма радуюсь вашему избавлению из унылой темницы; ибо один человек в Замке Четырех Камней рассказал мне, что вас освободили, он видел вас при дворе короля Артура. И потому я отправился в эти края, ибо где-нибудь здесь думал найти вас.

Тут Балин поведал брату о своем приключении с мечом, и о смерти Владычицы Озера, и о том, что он впал в немилость у короля Артура.

– Потому-то и послал он мне вослед вон того рыцаря, что лежит там мертвый. И гибель вот этой девицы горько меня печалит.

– И меня также, – сказал Балан. – Но нам следует принимать все испытания, какие ниспошлет бог.

– Истинно так, – сказал Балин. – На душе у меня тяжело из-за немилости господина моего Артура, ибо он – славнейший из королей, ныне правящих на земле; и любовь его я себе верну или же сложу голову в бою. Ибо король Риенс стоит с войском под замком Террабиль, и туда мы поспешим со всей быстротой, чтобы в бою доказать свою доблесть и поддержать свою добрую славу.

– Вы правы, – сказал Балан, – что решили ехать туда. Я же отправлюсь вместе с вами и вместе с вами подвергну жизнь свою опасности, как и надлежит брату.

VII

Как карлик укорял Балина за смерть Лансеора, и как их тела нашел король Марк Корнуэльский и соорудил над ними гробницу

– А теперь в путь! – воскликнул Балин. – В добрый час была наша встреча.

Но пока вели они беседу, прискакал из города Камелота карлик, сидя верхом на коне, как умел, и увидел он два мертвых тела; и стал он стенать и плакать и от горя рвать волосы на голове, а потом спросил:

– Который из двух рыцарей свершил это?

– А ты почему спрашиваешь? – сказал Балан.

– Потому что хочу знать, – ответил карлик.

– Это я, – сказал Балин, – зарубил рыцаря, защищая мою жизнь; ибо он преследовал меня и нагнал, и либо мне было его убить, либо ему меня. А девица закололась сама из-за своей любви, и я о том сожалею. В память о ней буду я до конца дней моей жизни служить и помогать всем женщинам на свете.

– Увы! – сказал карлик, – ты причинил великое зло самому себе. Ибо рыцарь этот, что лежит здесь мертвый, был муж доблестнейший в свете. И знай, Балин, родичи этого рыцаря будут преследовать тебя по всей земле, покуда не убьют тебя[41 - …ты причинил великое зло… И знай, Балин… покуда не убьют тебя (…thou hast done a grete damage… tylle they have slayne you). – Употребление личного местоимения 2 лица в прямой речи у Мэлори отнюдь не всегда дифференцировано по числам. И хотя определенные тенденции несомненно обозначены – местоимение единственного числа фигурирует, например, в обращении к «виллану» или в пассажах большой эмоциональной насыщенности, как положительной, так и отрицательной, но никогда в любовных сценах, – тем не менее весьма часты случаи чисто грамматического смешения форм: you, ye, thou, the, – благодаря которому и должны будут впоследствии отмереть избыточные варианты. Это явление грамматической синонимии и учтено в переводе. В то же время стилистический прием чередования форм единственного и множественного числа воспроизводится там, где это уместно по-русски.].

– Ну это, – сказал Балин, – меня не очень страшит; но на сердце у меня тяжело оттого, что, быть может, я навлек на себя еще большую немилость господина моего короля Артура, убив этого рыцаря.

Пока так они друг с другом говорили, подъехал туда король Корнуэлла, который звался король Марк. Увидел он обоих убитых, узнал, что убиты они этими двумя рыцарями, как было рассказано выше, и оплакал горько великую и верную любовь, что была между ними.

И сказал он так:

– Не покину этого места, покуда не поставлю здесь над ними гробницу.

Разбил он там свои шатры и обшарил всю ту местность в поисках подходящего для них надгробья. И вот в одной церкви сыскали каменную плиту, красиво и богато отделанную[42 - И вот в одной церкви сыскали плиту, красиво и богато отделанную. – Характерная деталь средневекового обихода, когда на строительство новых сооружений разбирались камни древних построек, статуи языческих богов персонифицировали христианских святых и даже для надгробий использовались могильные камни, вытесанные за века до того. Любопытно, что могильная плита самого Мэлори тоже пошла на продажу после реформации в 1545 г.]. Король повелел зарыть оба тела в землю, а сверху установили плиту и на ней начертали их имена: «Здесь покоится Лансеор, сын короля Ирландии, павший по своей вине от руки Балина, и леди Коломба, его возлюбленная, которая закололась его мечом от горя и тоски».

VIII

Как Мерлин предрек, что два лучших рыцаря в мире будут биться здесь в поединке, и это – сэр Ланселот озерный и сэр Тристрам

Но покуда делали все это, пришел к королю Марку Мерлин и увидел, что там происходит.

– На этом самом месте, – сказал Мерлин, – быть величайшему поединку между двумя рыцарями, какой когда-либо был или будет между двумя рыцарями, двумя верными любовниками; и ни тот, ни другой не поразит противника насмерть.

И начертал Мерлин на гробнице золотыми буквами имена тех, кому предстояло сразиться на этом самом месте; имена же те были: Ланселот Озерный и Тристрам.

– Странный ты человек, – сказал король Марк Мерлину, – ты, говорящий столь странные вещи. Ты груб и неотесан – тебе не подобает вести речи о таких делах. Как твое имя? – спросил король Марк.

– Пока что, – отвечал Мерлин, – я не открою его вам. Но впоследствии, когда сэра Тристрама застанут с его госпожой, вы услышите и узнаете мое имя; и еще вы услышите тогда вести, какие не обрадуют вас.

– А ты, Балин, – обратился тут Мерлин к Балину, – ты причинил себе великое зло тем, что не помешал этой женщине заколоть себя. Ведь ты мог бы ее спасти, если бы только захотел.

– Жизнью клянусь, – отвечал Балин, – что не мог я ее спасти,

ибо она бросилась на меч внезапно.

– Это печалит меня, – сказал Мерлин, – ибо из-за гибели той женщины ты должен будешь нанести самый плачевный удар, какой когда-либо наносил человек, кроме удара, нанесенного господу нашему Иисусу Христу. Ты поразишь верного рыцаря, мужа славнейшего из ныне живущих, и через этот удар на двенадцать лет ввергнешь три королевства в величайшие бедствия, невзгоды и страдания. И рыцарь тот многие годы не сможет оправиться от причиненной тобою раны. – И Мерлин собрался их покинуть.

– Нет, – сказал Балин, – не бывать тому; ибо если бы верил я, что ты говоришь правду, будто я свершу столь ужасное дело, я бы убил себя, дабы ты оказался лжецом.

Тут Мерлин исчез, а Балин и брат его стали прощаться с королем Марком.

– Но прежде, – сказал король, – назовите мне ваше имя.

– Сэр, – отвечал Балан, – вы видите, он при двух мечах, и потому можете называть его Рыцарем-о-Двух-Мечах.

И с тем уехал король Марк в Камелот к королю Артуру.

А Балин направил путь к королю Риенсу. Едут они так вдвоем, и попадается им навстречу Мерлин в новом обличии, для них неузнаваем.

– Куда же это держите вы путь? – спросил Мерлин.

– Для чего станем мы отвечать вам? – сказали двое рыцарей.

– А как ваше имя? – спросил Балин.

– Имени своего, – отвечал Мерлин, – я вам пока что не открою.

– Это дурной знак, – сказали рыцари, – будь ты человек верный, ты бы не отказался открыть нам свое имя.

– Что ж, – молвил Мерлин, – это как бог даст. Но я могу сказать вам, для чего скачете вы этим путем: чтобы встретиться с королем Риенсом. Но вам не добиться удачи, если вы не воспользуетесь моим советом.

– Ну, тогда я знаю, – сказал Балин, – вы – Мерлин. Мы охотно поступим по вашему совету.

– Поскачем вперед, – сказал Мерлин, – и вы добьетесь великой славы. Только смотрите, поступайте по-рыцарски, ибо вам предстоит нелегкое дело.

– Не беспокойтесь, – отвечал Балин, – мы сделаем, что сможем.

IX

Как Балин и его брат по совету Мерлина захватили в плен короля Риенса и привезли его к королю Артуру

Заночевали Мерлин и двое рыцарей в лесу среди густой листвы подле дороги; с коней своих сняли сбрую и пустили их пастись, а сами улеглись на покой и проспали до полуночи. Перед самой полуночью Мерлин их разбудил и велел приготовиться. – Ибо здесь поблизости сейчас проедет король, он тайно ускользнул от своего войска с шестью десятками своих лучших рыцарей верхами, и еще двадцать проследовали вперед, дабы предуведомить жену герцога де Ванса, ибо в эту ночь король Риенс задумал возлечь с нею.

– Который же из них король? – спросил Балин.

– Повремените, – ответил Мерлин, – и здесь вы с ним повстречаетесь. – И он указал Балину и его брату на короля. Тут выехали они навстречу королю и завязали с ним бой. Они выбили его из седла и нанесли ему жестокие раны и повергли его на землю. А рыцарей его разили они направо и налево и более сорока перебили, остальные же бежали. Тогда снова приблизились они к королю Риенсу и хотели было его заколоть, но он сдался им и попросил у них пощады. И сказал он так:

– Рыцари, исполненные доблести, не убивайте меня! Ибо оставив меня в живых, вы можете выиграть многое, от смерти же моей вам мало пользы.

– Ваша правда, – сказали рыцари, и потому положили они его в повозку. А Мерлин тут вдруг исчез и явился прежде них к королю Артуру и поведал ему о том, что его злейший враг побежден и захвачен.

– Кем же это? – спросил король Артур.

– Двумя рыцарями, – отвечал Мерлин, – которые желали бы от души служить вам. А кто эти рыцари, вы узнаете завтра. Вскоре после того прибыл Рыцарь-о-Двух-Мечах со своим братом, и привезли они с собой короля Риенса, что царствовал в Северном Уэльсе. Они передали его привратникам и поручили нести ко двору. А сами на рассвете дня уехали назад.

Пришел король Артур к королю Риенсу и сказал:

– Король, добро вам пожаловать. Какой случай привел вас сюда?

– Сэр, – отвечал король Риенс, – меня привел сюда несчастный случай.

– Кто же победил вас? – спросил король Артур.

– Сэр, – отвечал тот, – меня победил Рыцарь-о-Двух-Мечах и его брат, два рыцаря дивной доблести.

– Я не знаю их, – сказал Артур, – но я перед ними в великом долгу.

– О, сэр, – сказал тут Мерлин, – я открою вам правду. Это Балин, тот, что добыл заклятый меч, и брат его Балан, рыцарь добрый; не живет на свете человек, доблестью и честью его превосходящий. Но скоро он будет прегорько оплакан, ибо ему недолго осталось жить.

– Увы, – сказал король Артур, – это превеликой жалости достойно, ибо я перед ним в большом долгу и пока только злом отплатил ему за добро.

– Нет, нет, – сказал Мерлин, – он сделает для вас еще гораздо больше, вы о том скоро узнаете. Но, сэр, готовы ли вы к войне? – спросил Мерлин. – Ведь завтра войско короля Неро, который приходится братом королю Риенсу, нападет на вас еще до полудня с великими силами. А потому готовьтесь, я же теперь вас покину.

X

Как король Артур воевал с королем Неро и с королем Лотом Оркнейским, и как король Лот был обманут Мерлином, и как были убиты двенадцать королей

Тогда король Артур снарядил десять полков, а Неро с великим войском, готовым к бою, стал на поле перед замком Террабиль. У него было тоже десять полков, но куда более многочисленных, чем у короля Артура. Еще был у Неро большой передовой отряд.

А Мерлин меж тем явился к королю Лоту, что царствовал над островом Оркнеем, и задержал его своими притчами-предсказаниями, покуда Неро и его люди не были разбиты. В битве той отличился сэр Кэй-Сенешаль, так что до конца дней слава не покидала его; и сэр Хервис де Ревель свершил в тот день вместе с Артуром замечательные подвиги. Король же Артур в тот день убил двадцать рыцарей и изувечил сорок. И прибыл туда Рыцарь-о-Двух-Мечах со своим братом, и такие они вдвоем явили чудеса, что король и все рыцари диву дались. Все, кто видели их в бою, говорили, что это ангелы, посланные с неба, или же дьяволы из преисподней. Сам король Артур сказал, что никогда не видел он рыцарей доблестнее, ибо они наносили такие удары, что все на них дивились.

А тем временем приехал один рыцарь к королю Лоту и поведал ему о том, что, покуда он медлил, Неро с войском разбит и уничтожен.

– Увы, – вскричал король Лот, – позор мне; ибо по моей вине погибло немало славных мужей, ведь выступи мы с ним вместе, не нашлось бы на свете воинства, равного нашему. Но этот обманщик посмеялся надо мною своими предсказаниями.

Все это сделал Мерлин, ибо он знал, что, окажись король Лот со своим войском на поле битвы, король Артур был бы убит и все его полки рассеяны и уничтожены. Мерлин-то знал, что из двух королей одному пасть мертвым в тот день; и как ни жаль ему было и того и другого, но из двух он предпочитал, чтобы убили Лота Оркнейского, нежели Артура.

– Как теперь мне лучше поступить? – спросил король Лот, – заключить ли с королем Артуром мир или же воевать с ним? Ведь почти все наши люди перебиты и полки рассеяны.

– Сэр, – сказал ему один рыцарь, – нападите на Артура, ибо его люди устали и обессилели после боя, наши же силы свежи.

– Что до меня, – сказал король Лот, – то я бы хотел, чтобы каждый рыцарь исполнил свой долг, как я исполню мой.

И вынесли они вперед знамена, и ударили на тех, так

что копья в щепы разлетелись. Но рыцари короля Артура с помощью Рыцаря-о-Двух-Мечах и брата его Балана взяли верх над королем Лотом и его войском. Сам король Лот был все время впереди и являл чудеса доблести, ведь он одолевал любого рыцаря, все его войско было взращено его руками. Увы! ему не суждено было остаться в живых, и это превеликой жалости достойно, чтобы столь славный рыцарь потерпел поражение. Ведь прежде он был рыцарем короля Артура и женат был на его сестре. Но из-за того, что король Артур возлежал с его женою и она родила от него Мордреда, король Лот и выступал теперь всегда против Артура.

А был там один рыцарь, которого звали Рыцарем Чудесного Зверя, настоящее же имя его было Пелинор; то был воин доблестный, каких немного насчитывалось в его время. Он нанес королю Лоту могучий удар, когда рубился тот со своими врагами, но пришелся удар мимо и рассек шею его коня. Конь рухнул наземь вместе с королем Лотом. И в этот миг король Пелинор нанес ему великий удар и пробил ему шлем и череп до бровей. Тут все войско Оркнейское обратилось в бегство, испуганное смертью короля Лота, и были они захвачены и перебиты, все воины до единого. Но вина за смерть короля Лота была на короле Пелиноре, и сэр Гавейн отомстил за смерть своего отца через десять лет после того, как был возведен в рыцари, и убил короля Пелинора своею собственной рукой. А всего с королем Неро в той битве пало двенадцать королей с Лотовой стороны, и были они похоронены в церкви святого Стефана в Камелоте. Останки же рыцарей и простых воинов заключили в большую пещеру.

XI

О похоронах двенадцати королей и о пророчестве Мерлина, как Балин нанесет плачевный удар

А в день похорон прибыла туда Моргауза, жена короля Лота, с четырьмя своими сыновьями: Гавейном, Агравейном, Гахерисом и Гаретом. Еще прибыли король Уриенс, отец сэра Ивейна, с Феей Морганой, женой своей, что приходилась сестрой королю Артуру. Все они приехали, дабы присутствовать при погребении. Но из всех двенадцати королей король Артур повелел сделать самое богатое надгробье для короля Лота и установил его сам.

А еще король Артур повелел отлить и поставить двенадцать фигур из бронзы и меди, покрытых золотом, в виде тех двенадцати королей, и каждая держала в руке восковую свечу, и горели эти свечи день и ночь. А над ними воздвигли фигуру короля Артура с обнаженным мечом в руке, и всем тем двенадцати фигурам был придан вид побежденных. Все это сделал Мерлин тонким своим искусством.

И еще объявил он королю Артуру, что после его смерти свечи те погаснут, и будет это, когда завершится подвиг взыскующих Святого Грааля, «который явится среди вас и будет достигнут иными из вас». Рассказал он также королю Артуру о том, что Балин, славный рыцарь, нанесет плачевный удар, за который падет потом великая месть.

– А где же Балин, Балан и Пелинор?

– Что до короля Пелинора, – отвечал Мерлин, – то его вы в скором времени увидите снова. И Балин недолго пробудет вдали от вас. Но брат его уже не вернется, его вы больше не увидите.

– Клянусь верою, – сказал Артур, – они оба рыцари мужественные; Балин превосходит доблестью любого рыцаря на свете, и я перед ним в большом долгу. Как бы я хотел, чтобы он находился при нас!

– Сэр, – сказал ему Мерлин, – смотрите, берегите ножны Экскалибура, ибо пока эти ножны при вас, вы не потеряете ни капли крови, сколько бы ни нанесли вам ран.

(Впоследствии Артур в знак великого доверия отдал ножны Фее Моргане, сестре своей.

Она же любила другого рыцаря более, нежели своего мужа, короля Уриенса, или Артура. И она замыслила погибель своему родному брату Артуру и для того приказала сделать другие ножны для Экскалибура, волшебно подобные прежним, а ножны Экскалибура отдала своему возлюбленному. Акколон звали того рыцаря, который после едва не убил короля Артура.)

И еще объявил Мерлин королю Артуру пророчество, что у Солсбери будет некогда великая битва, в которой его собственный сын Мордред выйдет против него. Он сказал также, что Багдемагус приходится кузеном ему и королю Уриенсу.

XII

Как на Артура выехал печальный рыцарь, как Балин догнал и вернул его и как тот рыцарь был убит невидимым рыцарем

Прошел день-другой, и король слегка занемог. Повелел он разбить свой шатер на лугу и лег там на постель, желая забыться сном; но не было ему отдыха. Слышит он громкий конский топот. Тут же выглянул король из шатра и видит: скачет мимо рыцарь в превеликой печали.

– Помедлите, любезный сэр, – сказал Артур, – и откройте мне, из-за чего предаетесь вы такой скорби?

– Вы все равно не сможете мне помочь, – отозвался рыцарь и проехал мимо по дороге на замок Мелиот.

Вскоре вслед за ним появился там Балин.

Увидел он короля Артура, сошел с коня, подошел к королю пешком и приветствовал его.

– Клянусь головой моею, – сказал Артур, – мы рады видеть вас у себя. Сэр, только что здесь проехал рыцарь в превеликой печали, но о чем он так печалился, того я сказать не могу. И потому я желаю, чтобы вы, благородный и учтивый рыцарь, вернули назад того рыцаря, доброй ли волею, либо силой.

– Я сделаю и больше для вашего величества, – отвечал Балин. – Он возвратится, а не то ему будет плохо.

И поскакал Балин скорой рысью и нагнал того рыцаря, а он сидел в лесу под деревом с девицею. Балин сказал:

– Сэр рыцарь, вам должно отправиться со мною к королю Артуру, дабы вы поведали ему о причине вашей печали.

– Нет, я не сделаю этого, – отвечал рыцарь, – ибо мне от того был бы большой вред, вам же никакой пользы.

– Сэр, – сказал ему Балин, – я прошу вас, собирайтесь в путь, ибо вы должны поехать со мною, иначе мне придется сражаться с вами, а мне бы очень этого не хотелось.

– Поручитесь ли вы мне за мою безопасность, – спросил рыцарь, – если я отправлюсь с вами?

– О да, – отвечал Балин, – иначе, клянусь телом и душою, я сам приму смерть.

Тогда собрался он в путь и поскакал с Балином, а девицу оставил там. Но когда они уже были у шатра Артура, вдруг приблизился к рыцарю, что прискакал с Балином, некто невидимый и насквозь пронзил его копьем.

– Увы! – сказал рыцарь, – я убит рыцарем по имени Гарлон, хотя и был под вашим охранным ручательством. А потому возьмите моего коня, который лучше вашего, скачите к той девице и поезжайте дальше моим путем, чтобы довести до конца мое дело, как она поведет вас. И когда сможете, отомстите за мою смерть.

– Так я и сделаю, – отвечал Балин, – и в том даю клятву во имя бога и рыцарства.

И с тем покинул он короля Артура в превеликой скорби.

А король Артур повелел богато похоронить рыцаря и на могиле у него написать о том, что здесь был убит рыцарь Харлеус и кем предательство было свершено.

А обломок копья, которым был поражен сэр Харлеус Бородатый, всю жизнь возила с собой та благородная девица.

XIII

Как Балин с девицею повстречали другого рыцаря, который был убит таким же образом, и как девица отдала свою кровь во исполнение обычая замка

Вот едут Балин и девица, и углубились они в лес, и повстречался им там рыцарь, который возвращался с охоты. Спрашивает рыцарь у Балина о причине его великой скорби.

– Я не расположен отвечать вам, – говорит ему Балин.

– Ах так, – сказал тот рыцарь, – будь только я вооружен, как вы, я бы сразился с вами, раз вы

отказываетесь отвечать.

– В этом нет нужды, – сказал Балин, – ведь я не со страху не хотел вам отвечать, – и он рассказал ему обо всем, что было.

– Ах, – сказал рыцарь, – и это все? В таком случае я клянусь вам верою своею и жизнью, что отныне никогда не покину вас, покуда я жив.

И они отправились на подворье, где он стоял, он там вооружился и поскакал дальше вместе с Балином.

Но когда проезжали они мимо хижины отшельника подле кладбища, снова приблизился невидимо Гарлон и поразил того рыцаря Перина де Маунт-Белиарда, пробив ему насквозь грудь пикою.

– Увы! – сказал рыцарь, – я убит этим предателем, который подъезжает невидимый.

– Увы мне, – сказал Балин, – это уже не первое оскорбление, которое он мне наносит.

Отшельник с Балином похоронили рыцаря под богато изукрашенным камнем, под надгробьем королевским. А наутро оказались на том камне золотые письмена о том, что сэр Гавейн отмстит королю Пелинору за смерть своего отца короля Лота.

После того поехали Балин и девица дальше и подъехали к замку. Спешился Балин и вошел в замок. Только он вошел, ворота за ним опустились, а на девицу набросились много людей и хотели ее убить. При виде того сокрушался Балин, ибо помочь он ей не мог. Но потом взбежал он на башню и перепрыгнул через стены прямо в ров, не повредив себе. Обнажил он меч и хотел вступить с ними в бой. Но они все сказали, что не станут биться с Балином, ведь они лишь исполняли старый обычай этого замка. Они рассказали ему, что владелица замка уже много лет лежит больная, и ей не поправиться, покуда не принесут ей серебряное блюдо, полное крови непорочной девицы и королевской дочери.

– И потому обычай этого замка таков, что ни одна девица не проедет мимо, не отдав серебряное блюдо своей крови.

– Ну что ж, – сказал Балин, – пусть она отдаст вам своей крови, сколько надо, но пока я жив, я не позволю вам лишить ее жизни.

Дала девица по доброй воле пустить себе кровь, но ее кровь не помогла владелице замка. В замке им было оказано доброе гостеприимство, и они провели там всю ночь, а утром отправились дальше. А потом, как рассказано в книге о Святом Граале, сестра сэра Персиваля спасла ту даму, отдав ей свою кровь, а сама оттого умерла.

XIV

Как Балин повстречал на пиру того рыцаря по имени Гарлон и убил его, чтобы его кровью исцелить сына того, кто оказал ему гостеприимство

Дня три или четыре ехали они без приключений. Потом случилось им заночевать у одного дворянина. Сели они за ужин, и вдруг слышит Балин, в соседнем покое громко и горько кто-то стонет.

– Что это за шум? – спросил Балин.

– Увы, – отвечал хозяин, – я расскажу вам. Был я недавно на турнире и бился там с одним рыцарем, который приходится братом королю Пеламу, и дважды поверг я его наземь. А он поклялся отплатить мне через того, кто мне всего дороже. И вот он нанес рану моему сыну, а она не заживает, покуда я не добуду крови того рыцаря. Он же подъезжает всегда невидимый, и имени его я не знаю.

– А-а, – сказал Балин, – зато я знаю имя этого рыцаря; его зовут Гарлон, и он уже убил таким образом двух рыцарей – моих друзей. И потому встреча с ним для меня желаннее, нежели все золото этого королевства, из-за того оскорбления, что он мне причинил.

– Тогда, – сказал ему хозяин, – я научу вас, как с ним встретиться. Король Пелам Листенойзский распорядился возвестить по всей стране, что через двадцать дней он устроит великое празднество, на которое ни один рыцарь не имеет права явиться без жены или возлюбленной. Там-то вы и увидите вашего и моего врага.

– В таком случае, – сказал Балин, – я обещаю вам его крови для исцеления вашего сына.

– Тогда отправимся в путь завтра же, – сказал хозяин. Наутро пустились они все втроем в путь к королю Пеламу и ехали пятнадцать дней, прежде чем добрались до места. А там как раз в день их приезда началось великое празднество.

Они спешились, поставили в стойла лошадей и пошли в замок, но Балинова спутника не впустили, ибо он был без дамы.

– Рыцарь, почто убил ты моего брата? За это не уйти тебе отсюда живым!

– Нет, – сказал Балин, – этого я не сделаю, ибо у меня на родине обычай таков, чтобы рыцарь не расставался со своим оружием. Иначе, – сказал он, – я отправлюсь туда, откуда прибыл.

Тогда ему позволили остаться при мече, и он вошел в залу и очутился на пиру в обществе благородных рыцарей, ведя перед собой свою даму.

И спросил Балин одного рыцаря:

– Нет ли здесь при дворе рыцаря по имени Гарлон?

– Да, сэр, есть такой. Вон он идет, рыцарь, черный лицом, равного ему рыцаря на свете нет. И он губит немало добрых рыцарей, ибо он приближается невидимый.

– Вот как, – сказал Балин. – Значит, это он? Потом задумался Балин и долго размышлял, как ему поступить: «Если я убью его здесь, мне отсюда не выбраться. А если я уеду так, то, быть может, другого случая встретиться с ним у меня не будет, и он, оставшись в живых, станет и дальше творить зло».

Но тут Гарлон заметил, что Балин разглядывает его, подошел и ударил Балина по лицу тыльной стороной ладони, сказав:

– Рыцарь, почему ты так смотришь на меня? Стыдись! Раз ты на пиру, то ешь, делай то, ради чего ты сюда пришел.

– Правда твоя, – отвечал Балин, – ведь это уже не первое оскорбление, какое ты мне наносишь. И потому я сделаю то, ради чего сюда пришел. – Поднялся он в ярости и раскроил ему голову до плеч.

– А теперь, – сказал он своей даме, – дайте мне острие того копья, которым он убил вашего рыцаря.

И она дала ему обломок копья, ибо всегда носила его с собой. Балин пронзил им ему грудь и возгласил во всеуслышанье:

– Этим копьем убил ты доброго рыцаря – теперь же оно торчит у тебя в груди!

XV

Как Балин бился с королем Пеламом, как сломался его меч и как он добыл копье, которым впоследствии нанес плачевный удар

Потом кликнул Балин того дворянина, что дал им приют и привел туда:

– Теперь мы можем набрать довольно крови, чтобы исцелить вашего сына!

Тут все рыцари повскакали из-за стола и хотели было наброситься на Балина. Сам король Пелам поднялся в ярости и воскликнул:

– Рыцарь, почто убил ты моего брата? За это не уйти тебе отсюда живым!

– Что ж, – сказал Балин, – убейте меня своей рукой.

– Именно так, – отвечал Пелам, – никто иной не вступит с тобой в поединок, но лишь я, во имя любви к моему брату.

Тут схватил король Пелам устрашающий меч и замахнулся яростно на Балина, но он выставил над головою свой меч, и удар пришелся по нему, так что разлетелся меч в куски. Оказавшись безоружным[43 - Оказавшись безоружным… – неувязка, особенно знаменательная, если вспомнить, что наличие двух мечей у Балина отражено даже в заглавии – «Рыцарь-о-Двух-Мечах».], бросился Балин в замковые покои искать себе оружие и бежал из покоя в покой, но не мог сыскать себе меча. А король Пелам все гнался вслед за ним. Наконец очутился он в покое, чудесно и богато убранном; там была кровать под золотым покрывалом, какого богаче и не бывает, и в ней кто-то лежал, а рядом стоял стол из чистого золота. На том столе стояло чудесное копье, украшенное дивным узором.

Увидел Балин копье, схватил его, обернулся и бросился на короля Пелама. Он сбил его с ног и нанес ему тем копьем жестокую рану, так что упал король Пелам без памяти. Тут рухнул замок, и стены его, и кровли, – все обрушилось

на землю. И Балин упал и не мог шевельнуть ни рукой, ни ногой, и почти все, кто был в том замке, погибли через тот плачевный удар.

XVI

Как Балин был вызволен из-под развалин Мерлином и спас рыцаря, который хотел убить себя от любви

Так пролежали король Пелам и Балин три дня.

Потом прибыл туда Мерлин, поднял Балина, дал ему доброго коня, ибо его конь погиб, и сказал ему, чтобы он покинул ту страну.

– Сэр, пусть мне возвратят мою даму, – отвечал Балин.

– Взгляни: вон она лежит мертвая, – сказал Мерлин.

А король Пелам пролежал жестоко изувеченный много лет и не мог поправиться, покуда не исцелил его Галахад, Высокородный Принц, взыскующий Святого Грааля. Ибо в том сосуде содержалась толика крови господа нашего Иисуса Христа, которую привез в нашу землю Иосиф Аримафейский. Это он и лежал в той богатой постели. А копье это было то самое, коим Лонгин пронзил сердце господа нашего. Король Пелам приходился Иосифу прямым потомком, и был он благороднейшим мужем изо всех в те времена, и превеликой жалости достойно, что он был так покалечен, ибо через тот плачевный удар была великая скорбь, мука и страдание. А Балин распрощался с Мерлином.

– Ибо, – сказал тот, – никогда в этом мире нам больше не встречаться, не расставаться.

И поехал он прочь. Едет он по полям и лугам, по городам прекрасным, и везде валяются мертвые, а кто в живых остался, те стонут и кричат ему вслед:

– Ах, Балин! Ты причинил в наших краях великий вред и бедствия! Через плачевный удар, что нанес ты королю Пеламу, погубил ты три королевства. И знай, все равно падет на тебя отмщение!

И потому Балин был рад, когда те три королевства остались позади, он скакал восемь дней, прежде чем встретилось ему новое приключение. Въехал он в густой лес на дне долины и увидел там башню. Неподалеку от башни стоял могучий конь, привязанный к дереву, а подле него сидел на земле добрый рыцарь в великой печали, хоть был он собой пригож и ладен и строен. Балин сказал ему:

– Спаси вас господь! Отчего вы так печальны? Поведайте мне причину, и я помогу вам, если то будет в моих силах.

– Сэр рыцарь, – отвечал тот, – не мучай меня, ибо я погружен был в сладкие думы, ты же возвращаешь меня к страданиям.

Балин отъехал немного, чтобы поглядеть на его коня, и слышит, рыцарь говорит про себя: «О, прекрасная дама! Зачем, зачем нарушили вы данное мне обещание? Ведь вы обещали встретиться здесь со мною в полдень. А теперь да падет на вас проклятье, ибо этим мечом, что подарили мне вы, я решил себя убить». И вытащил он меч. Тут Балин к нему подошел и взял его за руку.

– Отпусти мою руку, – сказал рыцарь, – иначе я убью тебя!

– В этом нет нужды, – отвечал ему Балин, – ибо клянусь, я готов помочь вам найти вашу даму, если вы скажете мне, где ее искать.

– А как ваше имя?

– Сэр, мое имя – Балин Свирепый.

– О, сэр, это имя мне хорошо знакомо: вы – Рыцарь-о-Двух-Мечах, муж величайшей доблести, какого видел мир.

– А как ваше имя? – спросил Балин.

– Мое имя Гарниш-Горец, я сын бедного человека, но за храбрость мою и доблесть герцог возвел меня в рыцари и даровал мне земли. Зовут этого герцога Хервис, и это его дочь, которую я люблю, а она, как я полагал, любит меня.

– А далеко ль она сейчас отсюда? – спросил Балин.

– В шести лишь милях, – ответил рыцарь.

– Едем туда, – сказали оба рыцаря.

И поскакали они во весь опор и подъехали к прекрасному замку, крепкими стенами обнесенному и глубокими рвами окруженному.

– Я войду в замок, – сказал Балин, – и погляжу, там ли она.

Вот проник он в замок, стал шарить всюду, переходя из покоя в покой, нашел ее постель, но ее там не было. Потом заглянул Балин в прекрасный сад, и там, под лавровым деревом, на разостланном одеяле зеленого шелку лежала она, а в объятьях у нее рыцарь, и крепко обнялись они, а под головами у них – цветы и травы. Увидел Балин, что лежит она так с безобразнейшим рыцарем, какого свет видывал, хоть сама она собою прекрасна, прошел он назад через все покои и рассказал рыцарю, как нашел ее, крепко спящую, и привел он его в то место, где она лежала и крепко спала.

XVII

Как этот рыцарь убил свою возлюбленную и рыцаря, с нею лежавшего, и как он после этого убил себя собственным мечом, и как Балин поехал дальше к замку, где встретил свою смерть

Когда увидел ее Гарниш там, лежащую в глубоком сне, хлынула у него от горя кровь носом и ртом, и он мечом своим отсек им обоим головы. А потом стал горестно стенать и плакать и молвил:

– О Балин! Ты причинил мне великое горе, ведь, не приведи ты меня сюда, я еще сумел бы пережить мое горе.

– Но видит бог, – сказал Балин, – я сделал это с одной лишь целью, чтобы придать вам мужества и чтобы вы, увидев и поняв всю лживость этой дамы, перестали любить ее; воистину, я поступил с вами только так, как желал бы, чтобы вы поступили со мною.

– Увы, – сказал Гарниш, – теперь вдвойне возросло мое горе, и не под силу мне его вынести, ибо я убил ту, которую любил больше всех в моей жизни!

И с этими словами он вдруг вонзил себе в грудь меч по рукоятку.

Как увидел это Балин, тут же поспешил он оттуда прочь, чтобы люди не сказали, будто это он убил их. Ехал он, ехал и через три дня подъехал к большому кресту, а на кресте том золотыми буквами было начертано[44 - …а на кресте там золотыми буквами было начертано… – Большой Оксфордский словарь дает для слова Cross под 7) специальное значение: – «Монумент в форме креста или с крестом наверху, возводившийся на перекрестках и пр.». Такие каменные кресты играли в средние века роль верстовых столбов, дорожных указателей, памятников и т. п., кроме того, что у их подножия путникам надлежало молиться (ср. русские сказки). Сохранился, например, знаменитый Рутвельский крест на юго-западе Шотландии, на котором высечена руническая надпись – религиозное стихотворение.]: «Ни единому рыцарю не должно в одиночку приближаться к этому замку». Потом увидел он, что подходит к нему седой старец и говорит: «Балин Свирепый, ты заехал сюда, свернув со своего пути, а потому возвращайся назад, ради своей же пользы». И, сказав так, вдруг исчез.

Потом услышал он звук рога, точно на охоте, когда забита дичь.

– Этот рог, – сказал Балнн, – трубит по мне, ибо дичь эта – я, однако я еще жив.

И тут он вдруг увидел сто дам и множество рыцарей, и они приветствовали его с любезным видом и выказали ему большое радушие и отвели его в замок, и там были танцы и игры менестрелей[45 - Игры менестрелей (mynstralsy) – слово и понятие, ввезенное в Англию норманнами (у кельтов были барды, у англосаксов – scop, но это были только эпические певцы. О том, какое видное место занимали они в обществе, можно судить по тому, что хроника, приписываемая Неннию, приводит вначале генеалогию англосаксонских королей, потом перечисляются боиттские короли, с которыми они воевали, и барды, жившие и творившие в их времена). Профессия менестрелей включала как певцов и музыкантов, так и всевозможных скоморохов, плясунов, фокусников и пр. Во главе ее стояли «трубадуры», они часто принадлежали к высшей знати. Трубадуром был, например, Гильом IX, граф Пуату (ум. 1127). По английским преданиям, во время битвы при Гастингсе (1066) в стане Вильгельма находился знаменитый трубадур Taillefer, который пел норманнам «Песнь о Роланде». Позже за менестрелями сохраняется только

зависимое положение – ср. у Мэлори, когда Элиот-арфист говорит: «Я менестрель… и должен делать, как велят мне мои господа, чьи цвета я ношу на своем платье». Впоследствии менестрели организовывались в цехи и корпорации. Лондонский цех менестрелей был образован в 1469 г. и в качестве «Лондонской корпорации музыкантов» существует по сие время.] и всяческое веселье. Потом владелица замка приблизилась к нему и промолвила:

– Рыцарь-о-Двух-Мечах, вы должны вступить в поединок и сразиться с одним рыцарем, что живет здесь поблизости и владеет островом, ибо никто не может здесь проехать, прежде не сразившись с ним.

– Это недобрый обычай, – сказал Балин, – если рыцарь не может проехать этим путем без боя.

– Вам надобно сразиться лишь с одним рыцарем, – сказала ему дама.

– Ну что ж, – отвечал Балин, – раз так надобно, то я готов; правда, путники нередко бывают усталыми, и кони их тоже, но хоть конь мой устал, сердце мое не устало. Да и если тут смерть моя, я с радостью ее приму.

– Сэр, – сказал Балину один рыцарь, – мне сдается, что ваш щит не хорош; молю, позвольте мне сменить его вам на больший.

И взял Балин щит, никому не ведомый, а свой оставил и поскакал на остров. Вошел он с конем своим в большую ладью, а когда вышел на другом берегу, то повстречалась ему благородная девица и сказала:

– О рыцарь Балин, зачем оставили вы ваш собственный щит? Увы! великой опасности подвергли вы себя, ибо по вашему щиту вас можно было признать. Жаль вас, как никого из рыцарей, ибо в храбрости и доблести нет тебе равных на свете.

– Я сожалею, – сказал Балин, – что заехал в здешние края; но теперь я уже не могу повернуть назад, это был бы позор, и что бы мне ни было суждено, жизнь ли, смерть ли, я готов принять любое испытание, какое выпадет на мою долю.

Оглядел он свои доспехи, увидел, что снаряжен хорошо, и, благословясь, поднялся в седло.

XVIII

Как Балин встретился со своим братом Баланом и как они рубились друг с другом, того не ведая, пока не нанесли один другому смертельные раны

Вскоре видит он: скачет ему навстречу из замка рыцарь, конь его под красным чепраком, и сам он облачен в одежды того же цвета. Увидел его тот рыцарь в красном, и по двум его мечам подумалось ему, что это брат его Балин, но потом, раз не узнал он его щита, то и счел, что это не он. И вот наставили они копья и ринулись друг на друга со всей силою, ударили один другого по щиту, и так крепок был этот удар и копья их так крепки, что рухнули и кони и всадники, и остались оба лежать без чувств на земле.

Из них сильнее пострадал Балин, когда падал с коня, ибо он устал с дороги. А Балан первым поднялся на ноги, обнажил свой меч и пошел на Балина, но тот также вскочил и пошел на него. Балан разил первым, загородившись щитом, он пробил Балину щит и рассек ему шлем. Но тут и Балин нанес ответный удар злосчастным своим мечом и едва не сразил своего брата Балана. Так они бились друг с другом, покуда совсем не задохнулись.

Тут взглянул Балин вверх и увидел, что на всех стенах и башнях замка стоят дамы. И снова схватились оба рыцаря и прежестокие наносили друг другу раны, и дышать они стали громко и часто, и так бились они, что все кругом было красным от крови. У каждого из них к тому времени зияло на теле по семи ужасных ран, из коих наималейшая одна причинила бы смерть огромнейшему из великанов на свете.

А они все продолжали биться, да так, что не верили люди потом, слушая рассказы об их поединке, столько было тогда пролито крови. Латы их расклепались, и тела их были обнажены. Наконец, Балан, младший из братьев, отступил и повалился на землю. Тут спросил его Балин Свирепый:

– Кто ты, рыцарь? Ведь до сей поры не встречал я рыцаря, равного себе.

– Имя мое, – отвечал тот, – Балан, я брат славному рыцарю Балину.

– Увы! – вскричал Балин, – лучше бы не дожить мне до этого дня!

И с тем рухнул он наземь без чувств.

А Балан приподнялся на четвереньках, подполз к брату своему, снял с него шлем, но не мог его признать по лицу, так оно было все изрублено и окровавлено: но тот, придя в себя, воскликнул так:

– О Балан, мой брат! Ты зарубил меня, а я тебя, из-за того весь белый свет будет говорить о нас с тобою.

– Увы мне! – сказал Балан. – Зачем дожил я до такого дня, когда по воле злого случая я вас не смог признать! Ведь я видел ваши два меча, но из-за того, что вы были при другом щите, я судил, что это не вы, а другой рыцарь.

– Увы! – сказал Балин, – во всем этом виноват тот злосчастный рыцарь в замке, который уговорил отдать ему мой щит, к моей и твоей погибели. Если б только остался я жив, я бы разрушил тот замок за злой их обычай.

– И хорошо бы сделали, – сказал Балан, – ибо вот уже сколько времени я не мог покинуть эти места, в которые заехал, ибо так случилось, что я убил здесь рыцаря, владевшего этим островом, и с тех пор меня отсюда не выпускали, как и вас не выпустили бы, брат, если бы вы, убив меня, сами вышли бы из поединка живым.

В это самое время спустилась к ним владелица замка с четырьмя рыцарями, шестью дамами и шестью при них прислужниками и услыхала, как они оплакивают друг друга, говоря: «Из одного лона вышли мы, из чрева одной матери, и потому лежать нам в одной могиле». И Балан испросил у этой дамы милости, чтобы за верную его службу она повелела похоронить их обоих на том самом месте, где они сражались, и она со слезами пообещала ему, что так и будет все сделано, и похоронят их богато и достойно.

– А теперь пошлите за священником, дабы было свершено над нами последнее таинство и мы причастились священного тела господа нашего Иисуса Христа.

– Хорошо, – отвечала дама, – все будет исполнено, – и послала за священником, и они приняли последнее причастие.

– Ну вот, – сказал Балин, – когда похоронят нас в одной гробнице и сверху на камне напишут о том, как убили друг друга два брата, то не найдется рыцаря славного или доброго человека, который, проходя мимо нашей могилы, не помолится о спасении наших душ.

И все дамы и кавалеры плакали от жалости. Вскоре умер Балан, но Балин прожил еще до полуночи. После того похоронили их обоих, и владелица замка повелела записать на камне имя Балана и как он был убит рукою брата своего, Балинова же имени она не знала.

XIX

Как Мерлин похоронил их обоих в одной гробнице и о мече Балина

Наутро прибыл туда Мерлин, и по его указанию было на камне начертано золотыми буквами имя Балина: «Здесь лежит Балин Свирепый, что звался Рыцарем-о-Двух-Мечах и нанес плачевный удар». И еще Мерлин сделал тогда волшебную кровать, в которую кто бы ни лег, становился безумным. Но Ланселот Озерный разрушил те чары своим благородством. Когда умер Балин, взял Мерлин его меч, снял с рукояти и насадил на другую. И сказал рыцарю, подле стоявшему, чтобы взял он тот меч, но рыцарь, как ни старался, не мог его поднять. Мерлин засмеялся.

– Почему смеешься ты? – спрашивает рыцарь.

– Вот какая тому причина, – отвечает Мерлин, – никому на свете не владеть этим мечом, кроме лучшего из рыцарей, какого видел свет, и то будет сэр Ланселот или же сын его Галахад. Ланселот же мечом этим убьет того, кто ему всех на свете дороже, и то будет сэр Гавейн.

И все это записал он на рукоятке меча.

После того распорядился Мерлин перекинуть на остров мост из железа и стали всего лишь в полфута

шириною. «Перейти же этот мост сможет и ступить на него отважится лишь тот, кто добр душой, кто не ведает подлости и измены». А ножны от Балинова меча Мерлин оставил на острове, чтобы Галахаду их там найти. И еще искусством своим сделал Мерлин так, что Балинов меч оказался воткнут в мраморный камень высотой с верстовой столб, который торчал из воды, и в нем меч оставался долгие годы. Но в конце концов случилось так, что столб смыло и принесло потоком в город Камелот, по-английски именуемый Винчестер, и в тот же самый день Галахад, Высокородный Принц, прибыл к королю Артуру; он привез с собою ножны и извлек тот меч из мраморного столба, торчавшего над водою. Он достал тот меч в Троицын день, как о том повествуется в «Книге о Святом Граале».

Мерлин же после того, как сделал все это, явился к королю Артуру и поведал ему о плачевном ударе, что нанес Балин королю Пеламу, и как сражались Балин и Балан в неслыханном поединке и что похоронили их обоих в одной могиле.

– Увы! – сказал король Артур, – это самая печальная весть, какую случалось мне слышать о двух рыцарях, ибо на этом свете не знаю я других таких двух рыцарей.

Так кончается повесть о Балине и Балане, двух братьях, рожденных в Нортумберланде, которые были лучшими рыцарями изо всех в свои дни.

Explicit[46 - Explicit – слово, широко употреблявшееся средневековыми переписчиками книг, а позднее и печатниками для обозначения конца рукописи или ее части. Осмыслялось как латинская глагольная форма 3 лица единственного числа (множественное – expliciunt). Однако в действительности, по-видимому, представляет собой сокращение от формы пассивного причастия в выражении explicitus est liber, буквально: «книга раскатана, раскручена, развернута» (лат. explicare). См. OED s. v.].

Книга третья

I

Как король Артур взял себе жену Гвиневеру, дочь Лодегранса, короля земли Камилард, от которого он получил Круглый Стол

В начале книги об Артуре рассказывалось, как после избрания его королем милостью божией и волею доброго случая, из баронов едва ли кто ведал, что он сын Утера Пендрагона, хотя Мерлин и объявил об этом, и по той причине многие короли и лорды пошли на него великой войной. Но Артур одолел их всех, ибо почти всю жизнь он руководствовался наставлениями Мерлина. И вот случилось как-то, что сказал Артур Мерлину:

– Мои бароны покоя мне не дают, непременно желают, чтобы я взял себе жену, я же не возьму себе жены без твоего совета и наставления.

– Это доброе дело, – сказал ему Мерлин, – чтобы взять вам жену, ибо человеку ваших достоинств и вашего благородства не должно оставаться неженатым. Однако есть ли на свете такая, – спросил Мерлин, – что больше была бы вам по сердцу, нежели другие?

– Да, – ответил король Артур. – Мне по сердцу Гвиневера, дочь короля Лодегранса из страны Камилард, того самого, что хранит у себя в доме Круглый Стол[47 - Круглый Стол – был, согласно книгам о Мерлине, некогда сооружен Мерлином для Утера Пендрагона. Впервые описан у Васа и Лайамона (ок. 1200). Исследователи-«кельтисты» связывают его с ирландскими круглыми башнями (при том, что обычен был прямоугольный план построек). По одной версии артуровской легенды, Круглый Стол был установлен для пресечения «местнических» распрей, доходивших до кровопролития, и как символ братского равноправия сохранился в английском языке до настоящего времени – «совещание за круглым столом». Ср., однако, ниже в тексте: «когда расселись все, как кому подобало по положению» (стр. 126).], который получил он, как рассказывал мне ты, от моего отца Утера. Эта девица – достойнейшая и прекраснейшая из всех живущих на земле или, по крайней мере, из всех, кого смог я найти.

– Без сомнения, – сказал Мерлин, – красотою и добронравием она превосходит многих. Но если бы вы не любили ее, я нашел бы вам другую девицу, прекрасную и добрую нравом, которая пришлась бы вам по вкусу и по сердцу, не будь ваше сердце уже отдано. Но когда человек уже нашел себе избранницу сердца, он не склонен отступаться.

– Это правда, – сказал король Артур.

Но Мерлин предостерег короля темными словами, что Гвиневера – не подходящая для него жена. Ибо, предостерегал он, ее полюбит Ланселот, и она его. И под конец повел Мерлин речь о Святом Граале. После того испросил он у короля людей, дабы отправиться сватать Гвиневеру, и король дал ему свое соизволение. Вот прибыл Мерлин в страну Камилард к королю Лодегрансу и открыл ему желание короля Артура взять в жены себе Гвиневеру, дочь его.

– Для меня это, – отвечал король Лодегранс, – самая радостная весть, какую случалось мне слышать, что столь могучий король, славный доблестью и благородством, пожелал обвенчаться с моей дочерью. Что до земель моих, то я отдал бы их ему, если б знал, что тем его порадую, да у него и так земель довольно, больше ему не надобно. Но я пошлю ему дар, который обрадует его куда более, – я отдам ему Круглый Стол, что получил от отца его Утера Пендрагона. Когда все места за тем столом заполнены, то всего там помещается сто рыцарей и еще полcта. Сто добрых рыцарей есть у меня самого, но полcта уже не хватает, ибо столько как раз и потерял я в битвах за те годы, что царствую.

И с тем вручил король Лодегранс Мерлину дочь свою Гвиневеру и Круглый Стол с сотней рыцарей; и они отбыли, провожаемые со всеми королевскими почестями, ехали по суше и по морю и наконец подъехали к Лондону.

II

Как получили посвящение рыцари Круглого Стола, и как их места были благословлены епископом Кентерберийским

Как услышал король Артур, что едет к нему королева Гвиневера и сто рыцарей, везущие Круглый Стол, весьма обрадовался он ее скорому прибытию и столь богатому подарку и во всеуслышанье сказал так:

– Как я рад, что ко мне едет сия прекрасная дама, ведь я уже давно люблю ее, и потому нет для меня ничего приятнее. И рыцари эти с Круглым Столом радуют меня более, нежели самые великие богатства. – И со всей возможной поспешностью отдал король распоряжения о свадьбе и коронации, дабы все было устроено самым торжественным образом.

– А ты, Мерлин, – сказал король Артур, – поезжай и выбери мне по всей стране пятьдесят рыцарей, славнейших и доблестнейших среди прочих.

И Мерлин в короткий срок нашел для него рыцарей, чтобы заполнить ими сорок восемь[48 - Сорок восемь – в ориг., и в рукописи, – twenty and eight, однако из контекста (два сидения из 150 оставались свободными) и из сопоставления с параллельными французскими местами (V 1320) явствует, что это описка. В дальнейшем переводе подобные исправления не оговариваются.] мест за столом, но больше, сколько ни искал, найти не мог.

Тогда послали за епископом Кентерберийским, и он благословил каждое сидение с превеликой торжественностью, а на тех сидениях сидело сорок восемь рыцарей. После того сказал Мерлин:

– Любезные сэры, вам должно теперь всем подняться и подойти с поклоном к королю Артуру, он тогда с большей охотою станет вашим сюзереном.

И они все поднялись и королю поклонились. А Мерлин на оставленных ими сидениях нашел написанные золотыми буквами имена всех рыцарей, кто где сидел, и лишь на двух сидениях ничего написано не было. Тут выступил юный Гавейн и стал просить у короля, чтобы исполнил он его желание.

– Проси, что хочешь, – отвечал король, – и я удовлетворю твою

просьбу.

– Сэр, я прошу у вас, чтобы вы посвятили меня в рыцари в тот самый день, когда обвенчаетесь с леди Гвиневерой.

– Я сделаю это с доброй охотою, – отвечал король, – и окажу вам все надлежащие почести, ведь вы мой племянник, сын моей сестры.

III

Как прибыл бедный человек на тощей кобыле и испросил у короля Артура милости, чтобы возвели его в рыцари

А вслед за тем прибыл ко двору бедный человек, и с ним ладный молодец восемнадцати лет от роду, верхом на тощей кобыле. И всех, кого ни встречал он, спрашивал бедный человек:

– Где найти мне короля Артура?

– Вон он, там, – отвечали рыцари. – А тебе от него что-нибудь надобно?

– Да, – отвечал бедный человек, – для того я сюда и прибыл. – И приблизившись к королю, поклонился он ему и сказал:

– Король Артур, цвет всех королей, да спасет тебя Иисус! Сэр, я слышал, что ныне, в день вашей свадьбы, вы обещали исполнить желание всякого, если только оно в пределах разумного.

– Это правда, – сказал король, – об этом повелел я возгласить и обещание исполню, пусть только будет просьба не в ущерб моему королевству и моему сану.

– Хорошо вы говорите и милостиво, – сказал бедный человек, – Сэр, я ни о чем ином не прошу вас, возведите лишь моего сына в рыцари.

– Велика милость, что ты испрашиваешь, – сказал король.

– Как твое имя? – спросил король у бедного человека.

– Сэр, мое имя Арий, я скотопас.

– Откуда желание твое, от тебя или же от твоего сына?

– Нет, сэр, – отвечал Арий, – желание это от моего сына, не от меня. Ибо, поведаю вам, у меня тринадцать сыновей, и все мне повинуются и рады заняться тем, к чему я их приставлю, лишь этот отрок не идет на работы, что бы мы с женой ни делали, ему бы все только стрелять[49 - …ему бы все только стрелять… – Параллельные места французских текстов такого описания не содержат. Это добавление, принадлежащее, очевидно, самому Мэлори, отражает значительно более поздние и преимущественно английские понятия о достойном джентльмена времяпрепровождении – так, стрельба (из лука, shotynge) оказывается вдруг рыцарским занятием (V 1321).] да метать копья, и рад он видеть сражения и любоваться рыцарями. И неотступно днем и ночью он просит меня, чтобы сделаться ему рыцарем.

– Как имя твое? – спросил король юношу.

– Сэр, мое имя – Тор.

Тут король поглядел на него хорошенько и увидел, что лицом он отменно пригож и сложения для своих лет редкого.

– Вот что, – сказал король Артур скотопасу Арию, – пойди приведи ко мне всех своих сыновей, дабы я мог их увидеть.

Так бедный человек и сделал. И все обличием походили весьма на того бедного человека, лишь Тор не походил на него ни лицом, ни статью, ибо был много крупнее, чем любой из них.

– Ну, – сказал король Артур скотопасу, – а где же меч, коим быть ему посвященным в рыцари?

– Вот он, – отвечал тут Тор.

– Извлеки его из ножен, – сказал король, – и проси у меня, чтобы я произвел тебя в рыцари.

Тор соскочил с кобылы, вытащил меч свой из ножен и, став на колени, просил короля, чтобы посвятил он его в рыцарство и принял в рыцари Круглого Стола.

– Рыцарем-то я тебя сделаю, – и король ударил его по загривку мечом. – Будь же добрым рыцарем, о чем молю за тебя господа, и ежели окажешься ты доблестным и достойным, то будешь ты и рыцарем Круглого Стола.

– А теперь, Мерлин, – спросил Артур, – отвечай нам: будет ли сей юноша Тор хорошим человеком?

– Непременно, сэр, да и как не быть ему хорошим человеком, если он происходит из хорошего рода, если он королевской крови?

– Как так, сэр? – спросил король.

– Я поведаю вам, – отвечал Мерлин. – Этот бедный человек Арий-Скотопас не отец его, он и не родич ему; ибо отец его – король Пелинор.

– Ну нет, не верю я, – сказал скотопас.

– Приведи-ка ко мне жену твою, – сказал ему Мерлин, – и она не станет отрицать.

Вот привели туда жену его, пригожую и добрую хозяйку. Она отвечала Мерлину с надлежащей женщине скромностью, и поведала она королю и Мерлину, как однажды, еще когда была она девицею, она пошла доить коров, и там повстречался ей рыцарь горячий и почти силой лишил ее девственности. – Вот тогда-то и зачала я сына моего Тора, а рыцарь увез у меня пса, что был там со мною, и сказал, что будет держать его при себе на память о моей любви.

– О, – воскликнул скотопас, – а я-то не знал об этом, но верю, что было так, ибо в нем ничего нет и не было от меня.

И сказал сэр Тор Мерлину:

– Не позорьте мою мать.

– Сэр, – отвечал Мерлин, – это скорее вам к чести, нежели в унижение, ибо отец ваш – славный рыцарь и король, и он может возвысить и вас и вашу мать, ибо она зачала вас от него еще до того, как стала женой этого человека.

– Истинно это так, – сказала женщина.

– Это мне уже не так обидно, – сказал и скотопас.

IV

Как сэр Тор был признан сыном короля Пелинора и как Гавейн был посвящен в рыцари

А на другое утро прибыл ко двору Артура король Пелинор. Король Артур сильно ему обрадовался и поведал ему о сэре Торе, что оказался он его сыном и как посвятил он его в рыцари по просьбе скотопаса. Когда увидел король Пелинор сэра Тора, тот пришелся ему весьма по душе. Король и Гавейна произвел в рыцари, но первым был Тор в тот праздничный день.

– Что за причина, – спросил король Артур, – что два места за Круглым Столом пустуют?

– Сэр, – отвечал Мерлин, – никому не дано сидеть на этих местах, лишь славнейшим из славных. На Гибельном же Сидении лишь один человек сможет сидеть, и кто отважится его занять, погибнет; но тому, кто будет сидеть на нем, не будет равных.

И с теми словами взял Мерлин за руку короля Пелинора, подвел его к правому сидению, которое было справа от Гибельного Сидения, и возгласил всем во услышание:

– Вот ваше место, ибо изо всех, кто здесь есть, вы всего достойнее его занять.

На то весьма позавидовал Гавейн, и сказал он брату своему Гахерису:

– Вон тому рыцарю оказана великая честь, и это для меня горькая обида, ибо он убил нашего отца короля Лота. И потому я сейчас убью его, – сказал Гавейн, – мечом, которым меня посвятили в рыцари, ибо меч этот весьма остер.

– Не делайте этого сейчас, – сказал ему Гахерис. – Теперь я всего лишь оруженосец ваш, но когда я стану рыцарем, я сам отомщу ему; так что лучше нам, брат, подождать до другого раза, когда мы сможем встретиться с ним где-нибудь не при дворе, ибо иначе мы омрачили бы этот великий праздник.

– Пусть будет так, – согласился Гавейн.

V

Как на свадебном пиру короля Артура и Гвиневеры вбежал в залу белый олень, а за ним тридцать пар гончих псов, и как в него вцепилась сука, и как она была оттуда унесена

И начался тут великий праздник, в церкви святого Стефана в Камелоте король с великой пышностью и торжественностью обвенчался с леди Гвиневерой. Потом был пир, и когда расселись все, как кому подобало по положению, подошел Мерлин к рыцарям Круглого Стола и сказал им, чтобы сидели тихо и ни один не покинул бы своего места.

– Ибо вы увидите, как произойдет здесь нечто удивительное и небывалое.

И тут вдруг вбегает в залу белый олень, вслед ему по пятам белая сука, а за ними с великим лаем – тридцать пар черных гончих псов. Обежал олень Круглый Стол, и когда пробегал он вдоль других столов, сука успела вцепиться ему в заднюю ногу и вырвала кусок, и олень оттого скакнул отчаянным

скоком и опрокинул одного рыцаря, за тем столом сидевшего. Рыцарь поднялся на ноги, перехватил белую суку, выбежал с нею из дворца, вскочил на коня и поскакал прочь неведомо куда.

Вслед за тем вдруг прискакала туда дама на белой лошади и громко вскричала, обращаясь к королю Артуру:

– Сэр, заступитесь, не велите чинить мне обиду! Эта сука, что увез с собою рыцарь, принадлежит мне.

– Тут я ничего не могу поделать, – отвечал король.

В это самое время прискакал туда вдруг рыцарь в доспехах и на могучем коне и силою увез с собой ту даму, как ни плакала она, ни кричала.

И король был рад, когда они уехали, ибо очень уж много от нее было шуму.

– Ну, нет, – сказал Мерлин, – не должно вам оставлять дело так, не доведя этого приключения до конца, ведь тогда будет великое бесчестие вам и вашему празднеству.

– Я согласен, – отвечал король, – чтобы все было исполнено по вашему совету.

И велел он позвать сэра Гавейна и ему наказал изловить и вернуть белого оленя.

– А еще, сэр, должно вам позвать сэра Тора, и пусть он возвратит сюда суку и того рыцаря либо же убьет его. И еще велите позвать короля Пелинора, и он пусть возвратит ту даму и рыцаря либо же пусть убьет его. И трое этих рыцарей свершат дивные подвиги, прежде чем вернутся назад.

И послали за ними тремя, как и было сказано выше, и каждый из них принял поручение и облачился в крепкие латы. Но из них первым получил королевский наказ сэр Гавейн, а потому мы начнем с него, а уж потом перейдем к остальным. Здесь начинается первый бой, который вел сэр Гавейн после того, как был посвящен в рыцари.

VI

Как сэр Гавейн отправился вдогонку за оленем, и как бились друг с другом за оленя два брата

Сэр Гавейн скакал во весь опор, а с ним отправился оруженосцем брат его Гахерис, чтобы служить ему. Едут они и вдруг видят: два рыцаря верхами ведут друг с другом жестокий бой. Сэр Гавейн и брат его встали между ними и начали у них спрашивать, что за причина им сражаться. Отвечал им один из рыцарей:

– По простой причине мы сражаемся, ведь мы двое – братья, рожденные одной матерью от одного отца.

– Увы! – молвил сэр Гавейн.

– Сэр, – сказал тут второй брат, – незадолго до вас проскакал тут белый олень, преследуемый большой сворой собак, и одна белая сука гналась вслед ему по пятам. Догадались мы, что это охота по случаю празднеств у короля Артура. И я хотел поскакать за оленем и добыть себе чести, но вот мой младший брат сказал, что скакать следует ему, ибо он – лучший рыцарь, нежели я. Об том заспорили мы и надумали доказать в деле, который из нас – лучший рыцарь.

– И вправду простая это причина, – сказал Гавейн. – Чужим людям должно биться, а не брату идти на брата. А потому вот что я вам скажу: либо придется вам обоим сразиться со мною, либо же вы подчинитесь мне и отправитесь к королю Артуру и сдадитесь ему на милость.

– Сэр рыцарь, – сказали двое братьев, – мы обессилели и потеряли много крови через неразумную свою драчливость, и потому сражаться с вами нам никак не желательно.

– В таком случае поступите, как я вам сказал, – молвил им сэр Гавейн.

– Мы согласны исполнить вашу волю. Но какое имя назвать нам, как сказать, кем мы присланы?

– Скажите, что послал вас рыцарь, отряженный за оленем. А как ваши имена? – сказал Гавейн.

– Сэр, мое имя Сорлуз-Лесовик, – отвечал старший.

– А мое, – отвечал меньший, – Бриан-Лесовик.

С тем они с ним простились и отправились ко двору короля, Гавейн же продолжил свой путь.

Преследует он оленя по голосам гончих, и вдруг видит: впереди большая река. Олень переплыл ее. Только собрался было сэр Гавейн последовать за ним, как появился на том берегу рыцарь и сказал ему:

– Сэр рыцарь, не переплывай через эту реку вслед за оленем, а переплывешь, так будешь биться со мной.

– Из-за такой малости, – отвечал сэр Гавейн, – не откажусь от подвига, мне назначенного.

Взяли они свои пики и ринулись друг на друга что было мочи, и Гавейн сшиб его с коня и сказал ему, чтобы он сдавался.

– Нет, – отвечал ему рыцарь, – неправильно это, ибо хотя ты взял надо мною верх в конном бою, я заклинаю тебя, доблестный рыцарь, спешиться и сразиться со мной на мечах.

– Назовите же мне ваше имя, – сказал сэр Гавейн.

– Сэр, мое имя – Алардин-с-Внешних-Островов[50 - Внешние острова. – Этим названием ранние авторы обозначали разные острова – Оркней, Уайт и др., а впоследствии – Гебриды (см. Ack s. v.)].

Тут загородились они щитами и ударили мечами, но сэр Гавейн с такой силой обрушил меч на его шлем, что рассек ему череп, и упал тот рыцарь мертвый.

– Ого, – молвил тут Гахерис, – вот это могучий удар для молодого рыцаря.

VII

Как олень был загнан в замок и там убит, и как гавейн убил даму

И поехали сэр Гавейн и Гахерис дальше в погоню за белым оленем и выпустили на него еще три пары гончих. Так загнали они оленя в какой-то замок и там, в главном зале, убили его. Но тут вышел из внутренних покоев рыцарь с обнаженным мечом в руке и убил двух собак на глазах у сэра Гавейна, остальных же, размахивая мечом, выгнал из замка. А возвратившись, сказал так:

– О, мой белый олень, как горестно мне, что ты мертв! Ведь тебя подарила мне моя госпожа. Плохо я берег тебя, но за смерть твою отплачу жестоко, если только буду жив. – Тут удалился он в свои покои, надел доспехи, вооружился и вышел, готовый к бою. Говорит ему сэр Гавейн:

– Зачем убили вы моих собак? Ведь они лишь сделали то, что положено им по природе, и лучше бы вам выместить злобу на мне, чем на бессловесной твари.

– Правду ты говоришь, – отвечал рыцарь. – Я выместил обиду на твоих псах, но отплачу тебе, прежде чем ты покинешь этот замок.

Тогда сэр Гавейн спешился, загородился щитом, и разили они друг друга с такой силой, что раскололи щиты, рассекли шлемы, разрубили кольчуги, и кровь струилась у них по ногам. Но под конец так ударил сэр Гавейн, что тот рыцарь рухнул на землю и вскричал, прося о пощаде, и сдался ему, умоляя, чтобы как благородный рыцарь он пощадил ему жизнь.

– Нет, ты умрешь, – отвечал сэр Гавейн, – за то, что убил ты моих собак.

– Я возмещу урон, – сказал рыцарь, – по мере сил моих.

Но сэр Гавейн слышать не хотел о пощаде и отстегнул ему шлем, дабы отрубить голову.

Но тут из покоев выбежала дама и упала, закрыв его своим телом, и Гавейн, по воле несчастного случая, отсек голову ей.

– Увы, – сказал Гахерис, – низкое и позорное это дело, и позора вам не смыть никогда. К тому же всегда следует даровать пощаду тем, кто просит о пощаде, ибо рыцарь, не ведающий милосердия, – недостойный рыцарь.

А сэр Гавейн так был потрясен смертью этой прекрасной дамы, что себя не помнил. Он сказал рыцарю:

– Вставай, я дарую тебе пощаду.

– О нет! – отвечал рыцарь, – мне не надобно теперь от тебя пощады, ибо ты подло убил мою возлюбленную и мою даму, которую я любил больше всего на свете.

– Я горько сожалею об этом, – сказал сэр Гавейн, – ведь удар мой предназначался тебе. Но теперь надлежит тебе отправиться к королю Артуру и поведать ему обо всем, что приключилось с тобою, и как тебя одолел в поединке рыцарь, отряженный за белым оленем.

– Мне все равно, жить или умереть, – отвечал рыцарь. Но наконец, под страхом смерти, он поклялся отправиться к королю Артуру, и сэр Гавейн велел ему одну убитую собаку положить на седло

перед собою, другую же – сзади.

– Но прежде чем нам расстаться, назовите ваше имя, – сказал сэр Гавейн.

– Мое имя, – отвечал рыцарь, – Бламур Маризский.

И он поскакал в Камелот.

VIII

Как сэр Гавейн и Гахерис бились против четырех рыцарей и были побеждены, и как им была сохранена жизнь по просьбе четырех дам

А сэр Гавейн вошел в покои замка и устроился там на ночь, и хотел было снять с себя доспехи.

– Что задумали вы сделать? – сказал Гахерис. – Неужели вы снимете здесь свои доспехи? Помните, что у вас в этом краю много врагов.

Едва только произнес он эти слова, как явились туда четверо рыцарей, вооруженные и в доспехах, и напали на сэра Гавейна со всей силою, говоря ему:

– О ты, новопроизведенный рыцарь, ты обесславил свое рыцарское звание, ибо рыцарь без милосердия – это рыцарь без чести. К тому же, на позор себе, отныне и до скончания века, ты убил прекрасную даму, и потому не сомневайся, тебе самому еще будет великая нужда в милосердии, прежде чем ты расстанешься с нами.

И с тем один из них нанес сэру Гавейну сильный удар, и он едва устоял на ногах. В ответ поразил того жестоко Гахерис. То с одной стороны, то с другой нападали на них, так что жизнь сэра Гавейна и Гахериса была в опасности. А один бывший там с луком лучник поразил стрелой сэра Гавейна в руку, чем причинил ему нестерпимую боль. Но когда гибель их уже казалась неминуемой, явились туда четыре прекрасные дамы и стали просить у рыцарей пощады сэру Гавейну. И по просьбе дам они благородно даровали жизнь сэру Гавейну и Гахерису и взяли их пленниками. Горько сокрушались сэр Гавейн и Гахерис.

– Увы, – говорил сэр Гавейн, – рука моя причиняет мне нестерпимую боль, боюсь, как бы не остаться мне калекою. – Так, прежалостно, возносил он свои пени.

А рано поутру пришла к сэру Гавейну одна из тех четырех дам, слышавшая его жалобы, и сказала ему:

– Сэр рыцарь, как поживаете?

– Худо.

– Отчего так? Ведь это все ваша вина, – сказала дама, – ибо вы содеяли великую низость, убив женщину, и это ляжет на вас страшным позором. Но не короля ли Артура вы рыцарь?

– Да, – отвечал сэр Гавейн.

– А как ваше имя? – спросила дама. – Ибо вы должны назвать себя, прежде чем сможете уехать отсюда.

– Прекрасная дама, имя мое – сэр Гавейн, сын Лота, короля Оркнейского, а моя мать – сестра королю Артуру.

– Тогда, значит, вы – племянник короля, – сказала дама. – Ну вот что, – сказала она, – я заступлюсь за вас, и ради Артура вас отпустят к нему.

Она ушла и поведала четырем рыцарям о том, что их пленник – племянник короля Артура, имя же ему – сэр Гавейн, сын короля Лота Оркнейского. Тогда они его освободили и дали ему с собой голову оленя, ради которого и предпринято было его путешествие. И отпустили его, взяв с него обещание, что повезет с собою убитую даму: голову ее повесили ему на шею, а тело положили перед ним на коня. Так и прискакал он в Камелот. А когда прибыл ко двору, то по наущению Мерлина король Артур повелел сэру Гавейну поведать под клятвою о своих приключениях, о том, как случилось ему убить даму, и о том, как не пожелал он даровать побежденному рыцарю пощаду и как через это была убита та дама.

Сильно разгневались король и королева на сэра Гавейна за то, что он убил женщину, и по велению королевы был устроен над сэром Гавейном суд дам, и они присудили ему, покуда жив он, заступаться за всех женщин и биться за их обиды, и положили ему всегда быть учтивым и никогда не отказывать в милосердии тому, кто испросит милосердия. И поклялся сэр Гавейн на Четырех Евангелиях, что никогда не выступит против дамы, разве только доведется так, что он будет сражаться в поединке за одну даму, а противник его – за другую.

И на том кончается история о приключениях сэра Гавейна во время женитьбы короля Артура.

IX

Как сэр Тор поехал вдогонку за рыцарем, унесшим суку, и о его приключениях в пути

А сэр Тор, когда собрался, то сел на коня и поскакал за рыцарем, что увез с собою белую суку. Ехал он, ехал, и вдруг повстречался ему карла. Ударил карла посохом его коня по голове, и отскочил конь назад на длину копья.

– Для чего ты это сделал? – спросил сэр Тор.

– А для того, что не проехать тебе этой дорогой, пока не сразишься ты вон с теми рыцарями, что сидят в шатрах.

Посмотрел сэр Тор и увидел два шатра, а у входов торчали в земле два больших копья и два щита висели на двух деревьях, росших возле шатров.

– Мне нельзя задерживаться, – сказал сэр Тор, – ибо я выехал на рыцарский подвиг и непременно должен довести возложенное на меня дело до конца.

– Нет, ты не проедешь тут, – сказал карла и с теми словами затрубил в рог. Тот же час выехал один всадник во всеоружии, выставил щит и ринулся на сэра Тора. Он тогда тоже изготовился против него, и сшиблись они, да с такой силой, что выбил сэр Тор того всадника из седла, и вот уже тот рыцарь сдается на его милость.

– Но, сэр, вон в том шатре есть у меня товарищ, он тоже желает сразиться с вами.

– Милости прошу, – сказал сэр Тор.

И увидел, что еще один рыцарь мчится прямо на него во весь опор, и сшиблись они, да так, что диво было смотреть. Ударил тот рыцарь сэра Тора в середину щита – только копье себе в щепы разбил. Ударил сэр Тор его снизу под щит, и впилось копье рыцарю в бок, но насмерть удар этот его не поразил. Тогда спешился сэр Тор и нанес ему могучий удар по шлему, и рыцарь сдался и попросил у него пощады.

– Я охотно пощажу вас, – сказал им сэр Тор, – но вы с товарищем вашим должны отправиться к королю Артуру и объявить ему, что вы – его пленники.

– А как сказать нам, кем посланы мы к нему?

– Скажите, что вас послал тот, кто отряжен вдогонку за рыцарем с белой сукой. А как ваши имена?

– Мое имя, – отвечал первый из них, – сэр Фелот из Лангедока.

– А мое, – сказал второй, – сэр Петипас из Винчелси.

– Ну так отправляйтесь, – сказал сэр Тор. – И бог да поможет вам в пути, а также и мне.

Но тут подошел к сэру Тору карла и сказал:

– Прошу вас, окажите мне милость.

– Охотно, – отвечал сэр Тор. – Спрашивай и получишь.

– Я прошу лишь одного, – сказал карла, – дозвольте мне служить вам, ибо я не желаю служить рыцарям, которые складывают оружие.

– Ну что ж, – сказал ему сэр Тор, – садись на лошадь и поезжай за мной.

– Я знаю, что вы гонитесь за рыцарем, который увез белую суку, и я провожу вас туда, где он сейчас находится, – сказал карла. Поскакали они через лес. И вот вблизи монастыря видят они два шатра, а перед ними снаружи висят два щита, один щит выкрашен в белый цвет, другой же щит – в красный.

X

Как сэр Тор нашел суку у одной дамы и как из-за собаки напал на него рыцарь

Сэр Тор спешился, отдал карле свое копье, а сам вошел в белый шатер. Видит, там постлано ложе и на нем спят три девицы; он тогда вошел в другой шатер и увидел, что там спит одна дама; а у ложа ее – белая собака, и при виде его она громко залаяла. Сэр Тор схватил собаку, вышел из шатра и передал ее на руки карле. На шум вышла дама из шатра, а с ней и все ее девушки, и спросила она:

– Сэр, неужели вы хотите отнять у меня мою собаку?

– Да, – отвечал сэр Тор. – Ведь в поисках этой собаки я доехал до здешних мест от самого двора короля Артура.

– Ах, так, сэр рыцарь, – сказала дама, – знайте: далеко вы с нею не уедете; вас встретят, и жестоко.

– Я готов ко

всякому испытанию, какое ни будет мне послано милостью божисй, – и с тем сел он на коня и отправился в обратный путь к Камелоту. Но отъехал он совсем недалеко, как наступила ночь.

– Не знаешь ли ты, где бы тут поблизости остановиться на ночлег? – спросил сэр Тор.

– Постоялого двора я здесь не знаю, – отвечал карла, – но есть поблизости жилище отшельника, и там вам придется удовольствоваться приютом, какой у него найдете.

Чуть погодя и вправду подъехали они к жилищу отшельника и стали там на ночлег, удовольствовавшись тем, что там было, нашли и сена, овса и хлеба для лошадей. Скоро со всем управились, ибо весьма скуден был их ужин. И отдыхали они там всю ночь до утра, а утром выслушали благочестиво обедню и распрощались с отшельником. И сэр Тор просил отшельника, чтобы молился он за него, и тот отвечал, что будет молиться, и поручил его милости божией. Сел тогда сэр Тор на коня и пустился в дальний путь к Камелоту. Долго ехали они и вдруг слышат: нагоняет их рыцарь и громко их сзади кличет:

– Рыцарь, постой! Верни мне суку, что увез ты у моей дамы!

Обернулся сэр Тор и увидел рыцаря, собой ладного, на добром коне и в полном вооружении. Тут загородился сэр Тор щитом своим и взял в руки пику. И ринулись они друг на друга, словно бы и не с дальней оба дороги, и сшиблись так, что рухнули оба наземь, и кони, и всадники. Но тут же вскочили на ноги, свирепые, точно два льва, обнажили мечи, заслонились щитами и ударили по щитам так, что во все стороны посыпались осколки. Разрубили они один другому шлемы, и вытекла горячая кровь наружу, и толстые кольчуги рассекли и разорвали, и побежала горячая кровь на землю. Множество нанесли они друг другу ран и оба обессилили.

Видит сэр Тор, что противник его слабеет, стал преследовать он его еще неотступнее и удвоил свои удары, и вот повалился тот боком на землю. Говорит ему сэр Тор: «Сдавайся!»

– Не бывать тому, – отвечал Абелеус, – покуда есть во мне жизнь и душа остается в моем теле, не сдамся, если не возвратишь ты мне мою суку.

– Не бывать и этому, – отвечал сэр Тор, – ведь такой мне был назначен рыцарский подвиг, чтобы привезти собаку, или тебя, или вас обоих.

XI

Как сэр Тор одолел этого рыцаря и как тот лишился головы по слову одной девицы

Вдруг скачет к ним, торопится, девица на лошади и громким голосом кличет сэра Тора.

– Что надобно вам от меня? – спросил ее сэр Тор.

– Молю тебя, – отвечала девица, – заклинаю именем короля Артура, обещай, если ты настоящий рыцарь, дать мне то, о чем я попрошу, благородный витязь!

– Ладно, – сказал сэр Тор, – спрашивайте, и вы это получите.

– Грамерси, – отвечала девица. – А теперь прошу у вас голову этого лживого рыцаря Абелеуса, ибо он – недостойнейший из живущих на земле рыцарей и величайший убийца.

– Мне не хотелось бы отдавать вам обещанный дар, – сказал сэр Тор. – Пусть лучше этот рыцарь возместит вам все, в чем он против вас повинен.

– Нет, – отвечала девица, – это невозможно, ведь он у меня на глазах зарезал моего родного брата, который был рыцарь получше, чем он, – не из тех, что не ведают милосердия; я же целых полчаса простояла перед ним в грязи на коленях, думала, спасу жизнь брата, который ничем перед ним не провинился, но сражался с ним в поединке, положившись на бранную удачу; но как я ни молила, он все равно отсек ему голову. И потому я требую от тебя, как есть ты настоящий рыцарь, отдай мне то, что посулил отдать, иначе я опозорю тебя перед всеми при дворе короля Артура, потому что этот рыцарь – лживейший из живущих на земле и злейший губитель людей, в особенности же – славных рыцарей.

Когда услышал все это Абелеус, то испугался и поспешил сдаться, прося пощады.

– Нет, теперь это невозможно, – отвечал ему сэр Тор, – иначе выйдет, что я не держу своих обещаний. А ведь раньше, когда я предлагал вам сдаться, вы не пожелали просить у меня пощады, пока я не верну вам белую суку, которую мне было назначено достать.

И с этими словами сорвал он с него шлем, а тот поднялся на ноги и побежал, но сэр Тор нагнал его и отсек ему голову долой.

– Сэр, – сказала тогда девица, – взгляните: ночь близка. Прошу вас, поедемте со мной, и вы переночуете неподалеку отсюда в моем доме.

– Охотно, – отвечал сэр Тор, – ибо мой конь и я немало вынесли с тех пор, как покинули Камелот.

И поскакал он с ней, и она приняла его с великим радушием. У нее был муж – добрый старый рыцарь, и он тоже принял его с радостью и позаботился о нем и о его коне. Утром выслушал он молитву, утолил голод и стал прощаться с рыцарем и его женой, а те спросили у него его имя.

– Открою вам, – отвечал он, – что зовусь я сэр Тор, в рыцари посвящен недавно, и это мой первый рыцарский подвиг: на меня было возложено вернуть королю Артуру то, что увез у него этот рыцарь Абелеус.

– Прощайте, любезный рыцарь, – сказали ему хозяин с хозяйкой. – Если еще когда-нибудь случится вам быть в здешних краях, приходите в наш небогатый дом, здесь все всегда к вашим услугам.

И сэр Тор отправился в путь и на третий день к полудню прибыл в Камелот. Там король и королева и весь двор дожидались его с великим нетерпением и сильно возрадовались его возвращению; ведь когда покидал он королевский двор, никто не помогал ему снарядиться в дорогу, только король Пелинор, отец его, дал ему старого боевого коня и король Артур пожаловал ему меч и доспехи, а больше ни от кого помощи он не получил и в путь отправился один, без спутника. И по Мерлинову совету повелели ему король с королевой рассказать всю правду про его приключения, и он им все рассказал и свидетельства представил всему, о чем прежде была речь, а король и королева слушали и радовались.

– Это еще что! – сказал тогда Мерлин. – Ведь все, что он пока свершил, – пустяки, он еще покажет себя благородным рыцарем редких достоинств, доблестным, учтивым, добронравным, верным своему слову, верным рыцарской чести.

После этих слов Мерлина пожаловал король Артур Тору графский титул и земли, недавно ему доставшиеся. Здесь кончается рассказ о приключениях сэра Тора, сына короля Пелинора.

XII

Как король Пелинор поехал за дамой и за рыцарем, который ее увез, и как одна дама просила его о помощи, и как он сразился за нее с двумя рыцарями и одного убил первым же ударом

А король Пелинор, снарядившись, сел на коня и поскакал во весь опор за дамой, которую увез рыцарь. Едет он через лес и видит в лощинке у ручья девицу, а на коленях у нее – раненый рыцарь. Король Пелинор поздоровался с ней, а девица, увидав его, стала умолять его громким голосом:

– Помоги, помоги мне, рыцарь, во имя Иисуса.

Но король Пелинор не пожелал задерживаться, слишком не терпелось ему исполнить назначенный подвиг, так что напрасно она взывала к нему о помощи целых сто раз. Когда же увидела она, что он не останавливается, то воззвала к богу, моля, чтобы явилась этому рыцарю такая же нужда в помощи, какая сейчас у нее, чтобы довелось и ему до смерти его испытать беду. А потом, как рассказывается в книге, умер тот рыцарь, что был ранен, а дама от горя закололась его мечом. Едет король Пелинор лощиной, и повстречался ему бедный человек, работник, и спрашивает у него Пелинор:

– Ты не видел, не проскакал ли этой дорогой рыцарь, увозящий на седле своем даму?

– Да, сэр, – отвечал бедный

человек, – я видел и рыцаря, и даму, горько сетовавшую. Вон там, в конце лощины, найдете вы два шатра, в них – два рыцаря, и один из них остановил того, кто вез даму, и потребовал, чтобы он отдал ее ему, ведь она ему близкая родня, и поэтому он не смеет увозить ее дальше. Из-за того затеялся у них поединок, ибо один говорил, что та дама принадлежит ему по праву силы, а другой говорил, что власть над ней принадлежит ему, раз он ее родич, и он должен отвезти ее в отчий дом.

Так он и оставил их сражающимися друг с другом.

– Если вы поскачете туда, то найдете их там, они и сейчас еще бьются в лощине. А даму они оставили в шатре со своими оруженосцами.

– Вознагради тебя бог, – сказал король Пелинор. И поскакал галопом, пока не увидел два шатра и двух сражающихся рыцарей. Подъехал он к шатрам, видит, что дама, которую он разыскивал, находится внутри, и сказал он ей:

– Прекрасная дама, вы должны поехать со мной ко двору короля Артура.

– Сэр рыцарь, – отвечали двое оруженосцев, – вон там два рыцаря сражаются за эту даму. Ступайте и разнимите их и с ними сговоритесь, и тогда вы сможете распорядиться ею, как пожелаете.

– Верно вы говорите, – сказал король Пелинор.

И поскакал он и поставил коня своего между ними, и спрашивает, что за причина им сражаться.

– Сэр рыцарь, – говорит один из них, – я отвечу вам. Эта дама мне близкая родня, дочь моей тетки, и когда я услышал, как она сетует, что едет вот с ним против своей воли, я вступил с ним в поединок.

– Сэр рыцарь, – сказал тут и второй, имя которому было Онтлак из Вентланда[51 - Онтлак из Вентеланда. – Винавер отмечает (V 1327), что персонаж этот, анонимный во французских текстах, не следует, однако, смешивать с его тезкой из кн. IV. Но на уровне текста Мэлори нет данных, исключающих эту идентификацию. Можно считать, что здесь отразилась не только тенденция Мэлори награждать именами анонимные персонажи, но и его еще более конструктивные попытки сократить самое их число. И потому в переводе они фигурируют как одно действующее лицо.], – я завоевал эту даму доблестью рук моих и силою оружия при дворе Артура.

– Это неправда, – возразил ему король Пелинор. – Вы явились ко двору нежданно-негаданно, когда мы все сидели и пировали, и вы увезли эту даму, прежде чем кто-либо из рыцарей сумел изготовиться к бою, вот почему на меня возложено нагнать вас и привезти обратно ее или же вас обоих, не то одному из нас придется лечь костьми вот на этом поле. И потому эта дама сейчас отправится со мною, или же я паду здесь в поединке, ибо так обещал я королю Артуру. Вы же прервите свой поединок, ибо ни у одного из вас нет сейчас прав на эту даму. Если же вы желаете сразиться за нее со мной, я готов ее защищать.

– Что ж, – сказали рыцари, – тогда готовьтесь, а мы сейчас нападем на вас со всею нашею силою.

Когда же король Пелинор поворачивал коня, чтобы отъехать от них, сэр Онтлак пропорол коню брюхо мечом, говоря:

– Теперь ты пеш, как и мы.

Увидел король Пелинор, что конь под ним убит, соскочил он на землю с живостию, вытащил меч свой из ножен, загородился щитом и воскликнул:

– Ну, рыцарь, достанется тебе за гибель моего коня!

И нанес ему король Пелинор по шлему такой удар, что рассек ему голову до подбородка, и рухнул тот наземь мертвый.

XIII

Как король Пелинор отвоевал даму и привез ее в Камелот ко двору короля Артура

После того обернулся он против второго рыцаря, который был жестоко ранен. Но тот, увидев его страшный удар, не пожелал с ним драться, а упал на колени, говоря:

– Берите эту даму, мою сестру, если такой вам назначен подвиг, но заклинаю вас, как есть вы истинный рыцарь, не подвергайте ее ни позору, ни насилию.

– Что? – удивился король Пелинор. – Вы не будете за нее драться?

– Нет, – отвечал тот рыцарь, – не буду драться со столь доблестным рыцарем, как вы.

– Ну что ж, – сказал король Пелинор, – даю вам слово, что она не испытает от меня насилия, как есть я истинный рыцарь. Но теперь мне надобен конь, – продолжал король Пелинор. – Возьму я коня Онтлака.

– Сэр, в, том не будет вам нужды, – сказал ему рыцарь, – я подарю вам такого коня, какой придется вам по нраву, а сейчас вы переночуйте у меня, ведь ночь уже близка.

– Я охотно останусь у вас на ночь, – отвечал король Пелинор.

И принял его рыцарь с радушием, угощал всем, что было у него лучшего, запивали они ужин добрым вином и славно отдохнули в ту ночь.

А утром выслушал Пелинор молитву, потом позавтракал. И подвели ему доброго гнедого скакуна, уже под его седлом.

– Как же мне называть вас? – спросил его рыцарь. – Ведь в вашем власти моя сестра, вы посланы были за нею на рыцарский подвиг.

– Сэр, я отвечу вам: мое имя – Пелинор, король Островов и рыцарь Круглого Стола.

– Радуюсь я, – сказал рыцарь, – что столь славный рыцарь покровительствует моей сестре.

– А как ваше имя? – спросил король Пелинор. – Прошу вас, скажите мне его.

– Сэр, мое имя – Мелиог Логрский, а эта дама, двоюродная сестра моя, носит имя Ниневы. А там, в шатре, находится мой названый брат, добрый рыцарь, по имени Бриан-Островитянин, он ни за что не сделает никому зла и драться ни с кем не станет, если только его не принудить.

– Да, удивительно, – сказал король Пелинор, – ведь он не вступил в поединок со мною.

– Сэр, он не станет биться ни с кем, если только его не вызовут на поединок.

– Прошу вас, привезите его ко двору в ближайшее время, – сказал король Пелинор.

– Сэр, мы прибудем оба.

– Вы будете приняты с радушием при дворе короля Артура, – сказал король Пелинор, – и щедро вознаграждены за ваш приезд.

С тем они расстались, и он поехал с дамой в Камелот.

Но в долине, по которой они скакали, было много камней, и конь дамы споткнулся и сбросил ее. Она жестоко разбила себе руку, так что от боли едва не лишилась чувств.

– Увы! – вскричала дама, – я вывихнула себе плечо и потому должна остановиться, ибо дальше ехать не могу.

– Что ж, остановимся, – сказал король Пелинор.

Он спешился под деревом, где росла сочная трава, поставил там своего коня, а сам лег под деревом отдохнуть и проспал до самого вечера. Когда проснулся он, то хотел было скакать дальше, но дама сказала ему:

– Теперь что вперед ехать, что назад – все равно не видно, ведь уже совсем стемнело.

И они остались там и устроились на ночлег. И король Пелинор снял с себя доспехи.

Вдруг перед самой полуночью слышат они конский топ.

– Ничего не говорите и не двигайтесь, – сказал король Пелинор, – мы тогда услышим вести о разных приключениях.

XIV

Как по пути он подслушал разговор двух рыцарей, пока отдыхал в лощине, а также о других приключениях

И с тем облачился он в доспехи. Вот прямо возле них съехались два рыцаря, один ехал из Камелота, другой же держал путь с Севера. Поздоровались они и стали друг у друга спрашивать.

– Какие вести из Камелота? – спрашивает один.

– Клянусь головой, – второй отвечает, – был я там, видел двор короля Артура, и там собралось рыцарское братство, которое ничто не нарушит, ведь с Артуром чуть не весь мир, ибо у него цвет рыцарства. Для того и скачу я теперь на Север – чтобы рассказать вождям нашим о великом боевом товариществе, что сплотилось вокруг короля Артура.

– Ну, – сказал тут первый рыцарь, – против этого везу я с собой надежное средство,

сильнейший яд, о каком только слышали на земле. С ним поспешаю я в Камелот, ибо там у нас есть друг среди приближенных короля, и он отравит короля Артура, так он поклялся нашим вождям и получил за это вперед большое вознаграждение.

– Остерегайтесь Мерлина, – посоветовал ему второй рыцарь, – ибо ему все известно через дьявольские чары.

– Ну, этим-то меня не остановишь, – отозвался тот; и расстались они и поскакали каждый в свою сторону.

А король Пелинор сразу собрался и снова пустился со своей дамою в путь к Камелоту. Когда подъехали они к ручью, у которого видел он на том пути девицу и раненого рыцаря, оказалось, что рыцаря и его даму пожрали львы или иные дикие звери, остались от них лишь головы; и сильно он опечалился и пролил горькие слезы, говоря:

– Увы, ее жизнь мог бы я спасти, но я слишком спешил исполнить назначенный мне подвиг и не остановился.

– Зачем же горевать так? – спросила его дама.

– Не знаю, – отвечал король Пелинор. – Сердце мое разрывается из-за смерти той, что лежит вон там, ибо она была прекрасна собой и молода.

– Тогда послушайтесь моего совета: подберите останки рыцаря и распорядитесь, чтобы его похоронили близ жилища отшельника; а голову дамы возьмите с собой к королю Артуру.

И король Пелинор положил мертвого рыцаря на свой щит, перенес его к жилищу отшельника и поручил его попечению тело, а также распорядился, чтобы была прочитана молитва за упокой его души.

– А за труды возьмите себе его доспехи[52 - А за труды возьмите себе его доспехи… – Реплика, не имеющая параллелей во французских текстах и представляющая собой, по-видимому, оригинальный вклад рыцаря Мэлори в традиционное изложение. По мнению Винавера (V 1328), это – чуть ли не единственное в рыцарской литературе упоминание о мзде, которую получает за труды духовное лицо.].

– Все будет сделано, – сказал отшельник, – как держать мне ответ перед господом богом.

XV

Как, прибыв в Камелот, он поклялся на книге правдиво поведать о своем приключении

На том они с ним расстались и возвратились туда, где лежала голова девушки с прекрасными золотыми волосами. И снова при взгляде на нее сжалось горько сердце короля Пелинора, ибо прилепилась душа его к этому лицу.

Вот к полудню прибыли они в Камелот, и король с королевой очень обрадовались его приезду. И велено ему было, поклявшись на Четырех Евангелиях, рассказать всю правду о том, как он ездил, с самого начала и до конца.

– Ах, король Пелинор, – сказала королева Гвиневера, – велика ваша вина, что не спасли вы жизнь той дамы.

– Госпожа, – отвечал король Пелинор, – всего больше вина на том, кто собственную жизнь не спас, хотя мог[53 - …кто собственную жизнь не спас, хотя мог… – Подобной аргументации параллельные французские тексты не содержат, ибо она ни в коей мере не согласуется с рыцарскими традициями (V 1328). Это оригинальное рассуждение Томаса Мэлори, достойное, из всех его персонажей, разве что сэра Динадана, демонстрирует практицизм в духе Нового времени, свойственный этому «идеологу рыцарства». Впрочем, по мнению Т. Райта (см. его статью в книге «Malory’s Originality», ed by Lumiansky. Baltimore, 1964, p. 64), эта фраза Пелинора означает совсем иное: «Грех тому, кто не остался жить, хотя мог», и подразумевает не его самого, а даму-самоубийцу; тем самым в этой мысли нет комичного практицизма, а лишь осуждение религиозно недопустимого поступка. Действительно, оригинальный текст поддается такому толкованию.]. Но да не вызову я немилость вашу, я так стремился исполнить возложенный на меня подвиг, что не в силах был задержаться, и теперь горюю о том и буду горевать до конца дней моих.

– Да и как же не горевать вам столь жестоко, – сказал тут Мерлин. – Ведь эта девушка была ваша родная дочь, рожденная владетельницей Рульской, а рыцарь тот мертвый был ее возлюбленным, с которым должна она была обвенчаться, и был он юноша добрый, славный рыцарь, и показал бы себя доблестным мужем. Он ехал ко двору Артура, имя же ему – Милес Ландский. На него напал с тыла и копьем его насмерть поразил некий рыцарь по имени Лорейн Свирепый, рыцарь коварный и трусливый. А она от великой горести и печали зарезалась его мечом. Звали же ее – Алина. Теперь за то, что вы не остановились и не оказали ей помощи, доживете вы до такого дня, когда лучший ваш друг предаст вас, попавшего в злейшую беду, какую только случится вам изведать. За этот ваш проступок судил вам бог, что покинет вас в беде тот, на кого вы будете полагаться более, чем на кого-либо еще на свете, что оставит он вас и вы примете так свою погибель.

– Мне печально слышать, – сказал король Палинор, – что таков мой удел. Но ведь бог еще может изменить судьбу.

И кот когда завершен был подвиг сэра Гавейна, которому было назначено добыть белого оленя, и подвиг сэра Тора, Пелинорова сына, добывшего белую собаку, и подвиг короля Пелинора, отыскавшего даму, увезенную насильно рыцарем, – тогда собрал у себя король Артур всех рыцарей и оделил их дарами и землями: и наставил он их никогда не совершать грабежей и убийств, бежать измены и даровать пощаду тому, кто испросит, – иначе утратят они навечно добрую славу и покровительство короля Артура; а также всегда заступаться за дам, девиц, благородных женщин и вдов, защищать их права и никогда не учинять над ними насилия под страхом смерти. И еще наставлял их Артур, чтобы ни один из них не подымал оружия для несправедливой войны – ни ради славы и ни за какие богатства земные. И в том поклялись ему все рыцари Круглого Стола, и молодые, и старые. И с тех пор каждый год повторяли, они свою клятву в день великого праздника Пятидесятницы.

Конец истории о женитьбе короля Артура.

Книга четвертая

I

Как Мерлин влюбился до безумства в одну из девиц Владычицы Озера и как он оказался заперт в скале под камнем и там умер

После того, как возвратились из странствий сэр Гавейн, сэр Тор и король Пелинор, случилось так, что Мерлин влюбился до безумия в ту девицу, что привез ко двору король Пелинор, а была она одна из приближенных Владычицы Озера по имени Нинева. Мерлин же покоя ей не давал, он все время хотел быть с нею. И она была с ним ласкова и приветлива, пока не вызнала у него все, что хотела, и не переняла его искусство, а он без ума ее любил, так что жить без нее не мог.

Вот однажды объявил он королю Артуру, что недолго ему, Мерлину, осталось жить на свете, но быть ему вскорости, несмотря на его колдовское искусство, заживо зарытым в землю. И еще многое открыл он королю Артуру, что должно произойти в будущем, но всего строже наказал ему беречь меч Экскалибур с ножнами, ибо будут у него меч и ножны похищены женщиной, которой он более всех доверяет. И еще предсказал он королю Артуру, что не раз пожалеет он о нем, Мерлине.

– Все владения свои согласитесь вы тогда отдать за то, чтобы снова я был с вами.

– Но раз уж, – сказал ему король, – вам ведома судьба ваша, позаботьтесь, чтобы силою чар ваших отвести от себя такое несчастье.

– Нет, – отвечал Мерлин, – это невозможно.

Расстался он с королем Артуром, а в скором времени девица из Озерной страны покинула Артуров двор, и Мерлин вместе с нею, и следовал он за нею повсюду, куда бы она ни направлялась. По пути не раз замышлял он овладеть ею тайно силою волшебных чар своих. Но она

заставила его поклясться, что он никогда не употребит против нее волшебства, чтобы добиться своего, и он дал ей в том клятву.

Переехала она с Мерлином через море в страну Бенвик, где правил король Бан, который вел великую войну с королем Клаудасом. Там говорил Мерлин с женою короля Бана, женщиной прекрасной и доброй, а имя ей было – Элейна. И там увидел он юного Ланселота. А королева сильно горевала из-за кровопролитной войны, что вел король Клаудас против ее владений.

– Не печальтесь, – сказал ей Мерлин, – ибо не пройдет и двадцати лет, как вот этот мальчик, юный Ланселот, отомстит за вас королю Клаудасу, так что весь христианский мир станет о том говорить; и будет тот мальчик доблестнейшим и славнейшим мужем на свете. А прежнее имя его – Галахад, о том доподлинно мне известно, – добавил Мерлин, – лишь позднее окрестили вы его Ланселотом.

– Это правда, – отвечала королева. – Сначала назвали его Галахад. О Мерлин, – сказала королева, – неужели доживу я и увижу моего сына столь славным мужем?

– Да, воистину, госпожа, клянусь спасением моим, вы это увидите и много зим еще после того проживете.

И в скором времени отбыли оттуда Мерлин и его дама. По пути показывал он ей многие чудеса, и так прибыли они в Корнуэлл. А он все замышлял овладеть ее девственностью, и так он ей докучал, что она только и мечтала, как бы избавиться от него, ибо она страшилась его, как сына дьяволова, но отделаться от него не могла никаким способом. И вот однажды стал он ей показывать великое чудо – волшебную пещеру в скале, прикрытую тяжелой каменной плитой. Она же хитро заставила его лечь под тот камень, чтобы могла она убедиться, в чем заключалась волшебная сила, а сама так наколдовала, что он со всем своим искусством уже не мог никогда поднять каменную плиту и выйти наружу, и с тем, оставив Мерлина, отправилась в дальнейший путь.

II

Как пять королей прибыли в нашу землю вести войну против короля Артура и какой совет держал Артур

А король Артур между тем поехал в Камелот и устроил там великий пир всем на радость и ликование, а после того в недолгом времени возвратился он в Кардал. И тут достигли слуха Артура вести, что король Дании, и король Ирландии, брат его, и король Уэльский, и король Сурлузы[54 - Сурлуза (Surluse, Surleus, Sorleys и т. п.). – По мнению Риса (Rhys J. Studies in the Arthurian Legend. Oxford, 1891), впрочем, оспариваемому (Snell F. King Arthur’s Country. London, 1926), имеются в виду острова Силли (Scilly Isles), которые постепенно опускаются, а некогда представляли собой один больший остров (см. Crawford О. С. S. Lyoness. – Antiquity, v. 1, 1927, p. 5–14), совр. франц. название – Sorlingues, откуда м. б. Sorleus, и т. д. По другой версии (см. Ack s. v.), имя это происходит от старофранцузского Sugales (Южный Уэльс), измененного в Sorgales по аналогии с Norgales (Северный Уэльс).], и король Дальних Островов – все эти пять королей с диким войском вторглись в его земли и все сжигали дотла, губили и сокрушали на своем пути, и замки, и города, так что горестно было об этом слушать.

– Увы! – вскричал Артур, – ни на месяц не было мне покоя с тех пор, как я коронован королем этой страны. Теперь же не успокоюсь я до тех пор, покуда не встречусь с этими королями на поле честной битвы, в том я сейчас даю клятву: не будут мои верные подданные обречены бедствиям и погибели по моей вине. И потому пусть кто пожелает едет со мною, а кто не пожелает, пусть остается.

Потом повелел король Артур писать к королю Пелинору и просил его со всей поспешностью готовиться к походу с теми лишь людьми, коих собрать успеет, и поспешать, не мешкая, ему, королю Артуру, вослед. Бароны же все втайне негодовали, что король задумал столь внезапный отъезд, но король ни за что не соглашался повременить с походом и повелел писать ко всем тем, кто в те поры находился не при дворе, веля, чтобы выступали, не мешкая, вслед за ним. Потом пришел король к королеве Гвиневере и сказал ей так:

– Госпожа моя, готовьтесь, вы поедете вместе со мной, ибо я не могу долго быть в разлуке с вами. Ваше присутствие придаст мне мужества, какие бы испытания ни выпали мне на долю; ведь я не допущу, чтобы моей даме угрожали опасности.

– Сэр, – отвечала она, – я по вашему велению готова ехать в любую минуту.

И вот наутро отправились король и королева с дружиной, какую успели собрать, и прибыли на Север, и в лесу, над берегом Умбера[55 - Река Умбер (Humbir) – Имеется в виду эстуарий Трента и Уза (Хамбер – на современных русских картах), по которому в древности проходила граница между Нортумбрией и Мерсией, а в настоящее время проходит граница между Йоркширом и Ланкаширом. Этимология не ясна, но в средние века, особенно в латинских текстах, очевидно, ощущалась связь с лат. umbra, «тень», поскольку речь идет о севере, «ночи»; Ср. у Мэлори ниже, в кн. VIII: «undir an umbir of a grete tre» (под тенью большого дерева). Здесь принята старая транслитерация – ср.: Нортумбрия.], стали они лагерем. Когда же до помянутых пяти королей дошло известие, что Артур стоит в лесу над Умбером, нашелся там рыцарь, брат одного из них, который дал им такой совет:

– Ведомо вам, что у сэра Артура – весь цвет рыцарства на земле, свидетельством тому – его великая победа над одиннадцатью королями. А потому поспешайте вы навстречу ему и днем и ночью, пока не сойдетесь с ним на поле, ибо чем больше проходит времени, тем мощь его возрастает, мы же слабеем. И он так храбр и так в своей доблести уверен, что прибыл на поле брани с малой дружиной, посему нападем на него до наступления дня и перебьем его рыцарей порознь, так что ни один не успеет подойти другому на подмогу.

III

Как король Артур сразился с ними и победил, и убил пятерых королей, а остальных обратил в бегство

Вняли пятеро королей его совету, и вот со своим войском прошли они через Северный Уэльс и ночью напали на Артура и на его дружину, когда король и рыцари разошлись по своим шатрам. Король отложил оружие, снял доспехи и улегся на покой с королевой своей Гвиневерой.

– Сэр, – сказал сэр Кэй, – не следовало бы нам снимать оружие.

– Ничего не будет, – сказали сэр Гавейн и сэр Грифлет, которые спали в маленьком шатре подле королевского.

И вдруг услышали они великий шум и возгласы: «Измена!»

– Увы! – сказал Артур, – нас предали! К оружию, други! – так вскричал он тут.

И в тот же миг все они облачились в доспехи и схватили оружие. Вдруг явился к королю раненый рыцарь и молвил так:

– Сэр, спасайтесь к спасайте госпожу мою королеву, ибо войско наше разбито и множество людей наших порублено.

Тогда король с королевой и те трое рыцарей сели на коней и поскакали к Умберу и собрались было переправиться на тот берег, но вода в реке была бурной, и они не решились переправляться.

– Вы должны выбирать, – сказал король Артур, – остаться ли вам на этом берегу и тут испытать удачу, – ведь если вас захватят, то убьют.

– Я все же предпочитаю умереть в этих волнах, чем оставаться здесь и попасть в руки ваших врагов, – сказала королева, – и от них погибнуть.

Но пока они стояли там и так друг с другом говорили, сэр Кэй вдруг увидел пятерых королей, которые без свиты скакали прямо на них с копьями в руках.

– Глядите, – сказал сэр Кэй, – вот те пять королей. Устремимся же им навстречу и померимся с ними силами!

– Это было бы неразумно, – возразил сэр Гавейн, – ибо нас всего четверо, их же пятеро.

– И

правда, – сказал сэр Грифлет.

– Нет нужды, – сказал сэр Кэй, – я готов взять на себя двоих из них, кто посильнее. Тогда вы втроем сразитесь с тремя остальными.

И с тем сэр Кэй пустил коня своего во весь опор навстречу одному из пятерых и сшибся с ним и пробил ему щит и грудь на целую сажень, так что тот король мертвый повалился на землю. Увидел это сэр Гавейн и ринулся против другого короля с такою силой, что выбил его из седла и пронзил ему грудь копьем, и тот рухнул на землю мертвый. Тогда сэр Грифлет бросился на третьего короля и с такою силой его сокрушил, что у того шея переломилась. А тут и сэр Артур устремился навстречу противнику и пронзил ему грудь копьем, так что тот упал мертвый. Тогда сэр Кэй бросился на пятого короля и нанес ему столь сильный удар, что разрубил ему шлем и череп и рассек его всего до земли.

– Вот это отличный удар, – сказал король Артур. – Ты с честью выполнил свое обещанье, и потому буду я тебя почитать, покуда я жив.

После того посадили они королеву в барку, стоявшую на водах Умбера. И королева Гвиневера восхвалила сэра Кэя за его подвиги, говоря:

– Если есть на свете дама, которую бы вы любили, а она вас – нет, то достойна эта дама сурового осуждения. Я же, – сказала королева, – среди всех дам разнесу о вас благородную славу, ибо вы дали великое слово и выполнили его с честию.

И с тем королева отплыла. Король же с тремя рыцарями поехал в лес, где думали они собрать вести о тех, кто уцелел из их людей, и там нашли они большую часть своего войска и объявили им, что пять королей убиты.

– И потому будем держаться все вместе до наступления дня, а когда их войско при свете утра увидит, что вожди его перебиты, будет у них великий плач, и от горя не в силах они будут сражаться.

Как король сказал, так все и случилось. Когда увидели те, что их пять королей убиты, они предались столь сильному горю, что попадали с коней на землю. И тогда явился туда король Артур с малой дружиною и крушил их направо и налево, так что едва ли один из них уцелел, – все были перебиты, числом тридцать тысяч. По окончании же битвы стал король на колени и воздал господу смиренную хвалу. После того послал он за королевой, Королева прибыла и весьма радовалась такому исходу сражения.

IV

Как битва закончилась раньше, чем он прибыл, и как король основал аббатство на том месте, где она происходила

Потом явился некто к королю Артуру и оповестил его, что в трех милях оттуда находится король Пелинор с большим войском. И сказал этот человек так:

– Поспешай и поведай ему, как мы преуспели.

И в скором времени прибыли туда король Пелинор с большим войском и приветствовал дружину и короля Артура, и было повсюду великое ликование. Потом повелел король разведать и перечесть, сколько у него народу перебито, и найдено были мертвыми лишь немногим более двух сотен людей, и восемь рыцарей Круглого Стола лежали зарубленные в своих шатрах.

И тогда повелел король заложить и возвести на том самом месте, где было сражение, прекрасный монастырь; он наделил его многими владениями и дал ему имя: «Аббатство Доброй Удачи».

Когда же возвратились иные из рыцарей в те края, где правили прежде пять королей, и поведали там, что все они пятеро убиты, был там по ним великий плач. И все враги короля Артура – король Северного Уэльса и короли Севера, тоже услышали о том сражении и весьма сокрушались. А король поспешил возвратиться в Камелот. И когда он прибыл в Камелот, призвал он к себе короля Пелинора и молвил ему:

– Ведомо вам, что мы потеряли восьмерых из лучших рыцарей Круглого Стола и теперь должны мы по вашему совету избрать вместо них восемь рыцарей, самых лучших, каких только можно найти здесь при дворе.

– Сэр, – отвечал Пелинор, – я дам вам по своему разумению лучший совет. Есть при нашем дворе немало благороднейших рыцарей и среди старых, и среди молодых.

Мой совет вам: изберите половину из старых, половину из молодых.

– Кого же из старых? – спросил король Артур.

– Сэр, думается мне, короля Уриенса, что женат на вашей сестре Фее Моргане, и короля Озёр, и сэра Хервиса де Ревеля, благородного рыцаря, а четвертого – сэра Галагара.

– Это добрый совет, – сказал Артур, – так и будет сделано. А кого же из молодых рыцарей?

– Сэр, первый – это сэр Гавейн, ваш племянник, он славнейший рыцарь, какого только можно в наши дни сыскать в этой земле. А второй, как думается мне, это сэр Грифлет по прозванию Божий Сын, добрый рыцарь, горячий в бою, и, кому доведется, увидят, как в будущие годы он еще выкажет себя витязем славным. Третий, достойный занять место за Круглым Столом, полагаю я, это сэр Кэй-Сенешаль, ибо он много свершил славных подвигов. И теперь, в вашем последнем сражении, добыл он себе чести: вызвался сразиться с двумя королями и обоих одолел.

– Клянусь головой! – сказал Артур, – вы говорите верно. Он всех более достоин быть рыцарем Круглого Стола из тех, кто был вами назван, даже если до конца дней своих не свершит больше ни единого подвига.

V

Как сэр Тор был возведен в рыцари Круглого Стола и как Багдемагус остался недоволен

– А теперь, – сказал король Пелинор, – выберите вы сами из двух рыцарей, каких я вам назову, который достойнее: сэр Багдемагус или сэр Тор, мой сын; как есть он мне сын, не должно мне хвалить его, а не то, не будь он моим сыном, я бы осмелился сказать про него, что из его сверстников нет в этой земле рыцаря лучше, нежели он, и нравом достойнее, который никогда не сделает зла и никогда перед злом не смирится.

– Клянусь головой, – сказал Артур, – он рыцарь не хуже любого, кого вы здесь помянули. Мне это отлично известно, – сказал король, – ибо я видел его в деле; говорит он немного, делает же гораздо больше, и я не знаю здесь при дворе никого, будь он даже столь же высокого рода и с материнской стороны, как ваш сын – с отцовской, кто был бы равен ему в доблести и силе. И потому я выберу на сей раз его, сэра же Багдемагуса оставлю до другого случая.

Когда же были они избраны с одобрением баронов, то на предназначенных для них сидениях за Круглым Столом оказались имена всех тех рыцарей, какие здесь были поименованы. Так они и расселись по своим местам, и тут сэр Багдемагус пришел в превеликую ярость, что сэр Тор удостоился чести перед ним. Потому он покинул внезапно двор и взял с собою своего оруженосца, и долго ехали они по темному лесу, пока не увидели в лесу крест, и тогда он спешился и произнес благочестиво молитву. Оруженосец же его нашел тем временем на кресте надпись, а в ней значилось, что Багдемагусу до тех пор не вернуться ко двору короля, покуда не одолеет кого-нибудь из рыцарей Круглого Стола в бою один на один.

– Взгляните, – сказал оруженосец, – я нашел здесь надпись о вас; и потому мой совет вам – вернуться поскорее ко двору.

– Ни за что! – отвечал Багдемагус. – Пока не заговорят обо мне люди, пока не пройдет повсюду обо мне слава и не буду я достоин стать рыцарем Круглого Стола.

И с тем поскакал он дальше, и по пути нашел он ветвь священной травы, которая была знак Святого Грааля[56 - …ветвь священной травы, которая была знак Святого Грааля… – Мистическая эта «ветвь» находит самое неожиданное объяснение – параллельное место французского текста содержит слова: «la branke, car chou est droitment une des brakes del Graal»,

«ветвь, то есть, правильнее, одна из ветвей Грааля» (V 1337). Этот литературный термин – ветвь цикла романов, – будучи не понят Томасом Мэлори или его непосредственным источником, и породил, очевидно, загадочную «ветвь травы».], и находили такие знаки лишь те рыцари, кто жил праведной жизнью и обладал великой доблестью.

И дальше поехал сэр Багдемагус навстречу многим приключениям; и случилось ему наехать на ту скалу, в которой приближенная Владычицы Озера заточила под камнем Мерлина. Услышав его громкие пени, хотел было сэр Багдемагус помочь ему и вызволить его оттуда. Он подлез под каменную плиту, но она была столь тяжела, что и сотня людей не могла бы ее поднять. А Мерлин, услыхавши его, сказал ему, чтобы он оставил этот труд, ибо все тщетно: никто не мог его вызволить, кроме той, которая туда его заточила.

И поскакал оттуда Багдемагус дальше, и много он встретил на пути своем приключений, выказал себя со временем славным рыцарем и вернулся ко двору короля, и был возведен в рыцари Круглого Стола. А там наутро были новые вести и многие новые приключения.

VI

Как король Артур, король Уриенс и сэр Акколон Галльский гнали оленя, и о их чудесном приключении

Случилось так, что Артур и многие его рыцари поехали на охоту в большой лес. И так вышло, что король Артур и король Уриенс и сэр Акколон Гальский втроем погнались за большим оленем – они все трое были на добрых конях и так быстро скакали за ним, что в недолгом времени оказались более чем в десяти милях от своих спутников. А они так разгорячились погонею, что загнали своих коней, и пали их кони мертвыми. Остались они все трое пеши, а впереди виден им был тот олень, обессилевший и весь в пене.

– Как нам поступить? – сказал король Артур. – Плохо наше дело.

– Давайте пойдем пешком, – предложил король Уриенс, – будем идти, пока не встретится нам какое-нибудь жилище.

Вскоре увидели они, что олень лежит на берегу большой реки и гончая сука терзает ему горло и другие собаки сбегаются к тому месту. Затрубил король Артур в рог и заколол оленя.

Потом огляделся король и видит: плывет по широкой реке маленькая барка, вся, до самой воды, убранная шелками. Подплыла она прямо к ним и причалила к песчаному берегу. Король спустился к воде, заглянул в барку, но не увидел там ни живой души.

– Сэры, – позвал король, – ступайте сюда! Посмотрим, что в этой барке.

Забрались они все втроем в барку и видят, что она и изнутри богато увешана шелковыми полотнищами.

К тому времени спустилась уже черная ночь, и тут вдруг засияли вокруг них сто факелов по бортам, и стало светло. И вышли к ним тогда двенадцать прекрасных дев и, упав на колени, приветствовали короля Артура, величали его по имени, говорили: «Добро пожаловать, чем богаты мы, лучшего просим у нас отведать». Король поблагодарил их. И тогда они отвели короля и его товарищей в прекрасный покой, и была там скатерть, богато уставленная всем потребным для трапезы, и потчевали их там всеми винами и яствами, каких только могли они пожелать. Король же сильно этому дивился, ибо никогда не угощался он лучше, чем за этим ужином. Когда поужинали они в свое удовольствие, уложили короля Артура в прекрасном покое, и богаче, роскошнее убранства не видывал король в своей жизни; также и короля Уриенса проводили и уложили в другом столь же богатом покое; а сэру Акколону третий покой отвели, где убранство было такое же роскошное и богатое. Возлегли они на мягкие ложа и в недолгом времени уже уснули и спали чудным глубоким сном всю ночь.

Поутру проснулся король Уриенс – а он в Камелоте, дома у себя на постели в объятиях жены своей Феи Морганы. Пробудившись, очень он дивился тому, как мог попасть домой, ведь накануне вечером он был в двух днях пути от Камелота.

Король же Артур, пробудившись наутро, увидел, что находится в мрачной темнице, и вокруг него слышались стоны и пени несчастных рыцарей.

VII

Как Артур вызвался выйти на бой ради того, чтобы освободиться из темницы, а также вызволить двадцать рыцарей, которые были в заточении

– Кто вы такие, что стенаете так? – спросил король Артур.

– Нас тут двадцать рыцарей-узников, из нас иные пробыли в заточении восемь лет, иные же более, а иные менее.

– За что же? – спросил Артур.

– Сейчас мы поведаем вам, – сказали рыцари. – Владелец здешнего замка, сэр Дамас, – коварнейший из рыцарей, он лжив, он изменник и к тому же трус, каких свет не видывал. И есть у него младший брат, славный и доблестный рыцарь, по имени Онтлак. Предатель же этот Дамас, старший брат, не желает делить с ним свои земли, признает за ним лишь только то, что тот добудет доблестью рук своих. Вот сэр Онтлак и держит, доблестью рук своих отстаивая от него, прекрасное имение и богатое; там и живет он честно и благородно и любим всеми. Господина же нашего, сэра Дамаса, не любят, ибо он жестокосерд и труслив; и издавна идет между ними нескончаемая война. Но Онтлак всегда одерживал верх и постоянно вызывал сэра Дамаса на бой, один на один, но тот на поединок не шел, и тогда его брат предложил ему выставить вместо себя другого рыцаря, который согласился бы сразиться за него. На том порешили, и сэр Дамас повелел сыскать охотника среди рыцарей, но он так был всем ненавистен, что не находилось среди рыцарей охотника за него сразиться.

– Когда увидел Дамас, что нет среди рыцарей охотника за него сражаться, укрылся он в засаде со многими рыцарями и всех рыцарей этой страны стал хватать без разбору. Он брал их силою и препровождал в эту тюрьму. Так он и нас схватил, когда ехали мы на поиски подвигов, и много добрых рыцарей уже умерли тут в темнице голодной смертью – числом восемнадцать рыцарей. Если бы хоть кто-либо из нас, здесь сидящих или прежде сидевших, согласился бы биться с его братом Онтлаком, он освободил бы нас всех; но оттого, что Дамас этот – такой коварный предатель, мы не желаем за него сражаться даже под страхом смерти, хоть и совсем исчахли от голода и еле держимся на ногах.

– Да спасет вас бог в великой милости своей!

Тут вдруг является к Артуру девица и спрашивает:

– Как поживаешь, король?

– Сам не знаю, – ответил Артур.

– Сэр, – сказала тогда она, – если вы согласитесь сразиться за моего господина, вы будете отпущены из этой темницы, а иначе вам живым отсюда не вырваться.

– Вот как, – сказал Артур. – Дело плохо. Но по мне всякий поединок лучше смерти в темнице. Если только в самом деле я буду свободен, а со мной и все эти узники, – сказал Артур, – то я согласен сражаться.

– Хорошо, – отвечала девица.

– Тогда я готов, – сказал Артур, – мне бы только коня и доспехи.

– У вас ни в чем не будет недостатка, – сказала девица.

– Думается мне, благородная девица, что, наверно, встречал я вас при дворе Артура.

– Нет, – отвечала девица. – Я никогда там не бывала. Я дочь владельца этого замка.

Но она лгала, ибо состояла в приближенных при Фее Моргане. Вот пошла она к сэру Дамасу и рассказала ему, что Артур согласился выйти вместо него на поединок, и он послал за Артуром. Пришел Артур, лицом прекрасен, телом строен, и все рыцари при виде его говорили, что жаль было бы, если бы такому прекрасному рыцарю пришлось умереть в темнице. Сговорился он с сэром Дамасом, что сразится за него на том условии, чтобы и все остальные

рыцари-узники были отпущены на свободу. И в том Дамас поклялся Артуру, а Артур ему, что будет сражаться до последнего. Проводили двадцать рыцарей из темницы в залу, и сэр Дамас дал им свободу, а они все там остались, чтобы увидеть поединок.

VIII

Как Акколон оказался у ручья и вызвался сразиться с Артуром

Теперь вернемся мы к Акколону Гальскому, который, когда проснулся, увидел, что лежит на самом краю глубокого колодца, не далее как в полуфуте, – того и гляди, сорвется и погибнет. Из глубины колодца выходила серебряная труба, а из той трубы била высоко вверх струя воды и падала в мраморный водоем. Как увидел это сэр Акколон, перекрестился и сказал себе: «Спаси, Иисусе, господина моего короля Артура и короля Уриенса, ибо те девицы в барке предали нас. Это дьяволицы, а не женщины. Если останусь жив после этого злоключения, то разделаюсь с ними, всех перебью, кого только найду из этих девиц-предательниц, которые так во зло употребляют свои чары».

И тут вдруг как раз является к нему карла с широким ртом и плоским носом, поклонился сэру Акколону и говорит, что прибыл он от Феи Морганы. «И она шлет вам привет и велит собраться с мужеством, ибо завтра предстоит вам сразиться с одним рыцарем в рассветный час. А потому шлет она вам Экскалибур, меч Артура, вместе с ножнами, и заклинает вас вашею любовью, чтобы вы бились до последнего и не давали пощады, ведь об том условились вы, когда говорили с ней в последний раз наедине. А ту девицу, что принесет ей голову короля, с которым будет у вас бой, она сделает королевой».

– Я понял вас, – отвечал Акколон. – И выполню, о чем условился с нею, раз у меня теперь есть этот меч. Сэр, а когда виделись вы с госпожой моей Феей Морганой?

– Да вот только что, – сказал карла.

Тогда Акколон заключил его в объятья и сказал:

– Передайте мой поклон госпоже моей королеве и скажите ей, что все будет сделано, как я ей обещал, или же я погибну, сражаясь. Я же надеюсь, – продолжал Акколон, – что она употребила все чары и все колдовство для благополучного исхода этой битвы?

– Сэр, в этом вы можете не сомневаться, – отвечал карла.

Тут явились вдруг рыцарь и дама в сопровождении шести пажей, приветствовали Акколона и просили его, чтобы встал он и пошел с ними и отдохнул у них в замке. Сел Акколон на свободного коня и поехал с рыцарем в прекрасный замок, что стоял в соседстве с монастырем, и был ему там оказан радушный прием.

А сэр Дамас между тем послал к своему брату Онтлаку, чтобы готовился тот выйти завтра в рассветный час на поединок и сразиться в поле со славным рыцарем, ибо он сыскал рыцаря, готового вести с ним поединок по всем правилам. Как услышал это сэр Онтлак, очень опечалился, ибо незадолго перед тем был он ранен пикою в оба бедра, – и потому сильно горевал; но и раненный, он все равно решился идти на поединок.

И вот случилось так в то время, что чарами Феи Морганы очутился Акколон под одной крышей с сэром Онтлаком. И когда он услышал о предстоящем поединке и о том, что Онтлак ранен, объявил он, что сразится за него, ибо для того Фея Моргана и послала ему меч Экскалибур с ножнами, чтобы наутро сразиться ему с рыцарем. Вот по какой причине и вызвался сэр Акколон на этот поединок. Обрадовался сэр Онтлак, от всего сердца благодарил сэра Акколона за то, что намерен он оказать ему столь великую услугу. И вот послал сэр Онтлак брату своему сэру Дамасу весть, что есть у него рыцарь, готовый выйти завтра на поле битвы в рассветный час.

Назавтра выехал сэр Артур на коне и в доспехах и говорит сэру Дамасу:

– Когда же отправимся мы на поле боя?

– Сэр, – отвечал ему сэр Дамас, – сначала вы прослушаете обедню.

Выслушал Артур обедню, а когда кончилась служба, прибыл туда оруженосец на большом коне и спросил сэра Дамаса, готов ли его рыцарь к бою, «ибо наш рыцарь готов и уже на поле». Сел и Артур на коня. А там собрались все рыцари и сословия той стороны. И по их общему согласию были избраны двенадцать лучших мужей судить их поединок. Но когда Артур уже сидел на коне, прибыла туда девица, посланная от Феи Морганы, и подала сэру Артуру меч, во всем подобный видом Экскалибуру, а также и ножны, и сказала Артуру:

– Она шлет вам меч ваш с любовью.

Он поблагодарил ее, думая, что так оно и есть, но она была обманщица, ибо и меч и ножны были подмененные, хрупкие, обманные.

IX

О поединке между Артуром и Акколоном

Разъехались они на две стороны в поле и пустили коней на полном скаку, и сшиблись так, что пробили друг другу щиты в самой середине, копья их в щитах застряли, и рухнули они оба наземь, и кони и всадники. Но тут же вскочили на ноги и схватились за мечи.

Так бились они, а между тем явилась к ним на поле битвы та девица, приближенная Владычицы Озера, что погребла под камнем Мерлина. Прискакала она туда ради короля Артура, ибо было ей ведомо, что Фея Моргана положила в тот день погибнуть Артуру в бою. Вот и поспешила она, чтобы спасти ему жизнь.

А они тем временем бились отчаянно, нанося друг другу могучие удары. Но всякий раз Артуров меч разил не столь сильно, как Акколонов; Акколон как ни ударит, так ранит Артура жестоко, дивиться можно было, что тот все еще на ногах; и кровь его бежала струею. Увидел Артур, как густо залита кровью земля, и тяжко стало у него на душе. И тогда заподозрил он предательство, что меч у него подмененный, ибо он не рубил сталь, как бывало раньше. И сильно устрашился он, что быть ему убитым, ибо ему показалось, что Экскалибур в руках у Акколона, ведь он всяким ударом поражал Артура до крови.

– Ну, рыцарь, – молвил Акколон Артуру, – берегись!

Артур же ничего не сказал в ответ, но нанес ему такой сокрушительный удар по шлему, что тот склонился чуть не до земли и едва не упал. Тогда сэр Акколон отступил на шаг, занес над головою меч Экскалибур и обрушил на сэра Артура могучий удар, так что и он едва устоял на ногах. Тут они разъярились сверх меры и наносили один другому жестокие удары. Однако сэр Артур так истек кровью, что дивиться можно было, как он еще держится на ногах, но настолько он был преисполнен рыцарским мужеством, что по-рыцарски выдерживал всю боль. Сэр же Акколон не потерял крови ни капли и потому становился все веселей и бодрей, тогда как сэр Артур совсем ослаб и думал, что уже пришла его смерть, но не показывал вида, словно все ему нипочем, и наседал на Акколона из последних сил. Акколон же так осмелел из-за того, что в руках у него Экскалибур, и рубился с превеликой доблестью. Но все, кто смотрел тот поединок, говорили, что никогда не видели, чтобы рыцарь сражался лучше, нежели Артур, ведь он так сильно истек кровью; и все, кто там был, сожалели, что эти два брата-рыцаря не помирятся между собою.

А они все бились друг с другом свирепо и яростно, пока, наконец, не отступил чуть-чуть король Артур, чтобы перевести дух, а сэр Акколон стал звать его на бой, говоря: «Не время мне теперь дожидаться, покуда ты отдохнешь!» И с теми словами набросился свирепо на Артура. Но Артур разъярился, что столь много потерял крови, и, высоко замахнувшись, ударил Акколона по шлему так сильно, что едва не сшиб его с ног; и при этом меч Артуров сломился у рукояти и упал в траву окровавленную, лишь верная рукоять с перекладиной остались у него в руке. Как увидел это король Артур, понял он, что грозит ему

смертельная опасность; но он лишь выше поднял свой щит и не отступил ни на шаг и не пал духом.

X

Как меч короля Артура. которым он бился. оказался сломан и как он отнял у Акколона свой собственный меч Экскалибур и одолел противника

Тут начал Акколон вероломные речи, говоря:

– Рыцарь, ты побежден и дальше биться не можешь; к тому же ты безоружен и весь истек кровью. Мне совсем не по сердцу убивать тебя. И потому – сдавайся.

– Нет, – отвечал сэр Артур, – я не могу сдаться, ибо я поклялся душою вести этот бой до последнего дыхания моей жизни, и потому я предпочту умереть с честью, чем жить в позоре. И если б даже мог я сотню раз умереть, я и тогда предпочел бы эту сотню смертей, чем сдаваться тебе. Ибо хоть я и лишился оружия, но честь моя при мне, а что до тебя, то если убьешь меня безоружного, будет тебе великий позор.

– Ну что ж, – сказал Акколон, – что до позора, то он меня не остановит. А теперь берегись, ты уже все равно что мертв!

И с теми словами нанес Акколон ему такой удар, что едва не сшиб его с ног, и ждал, чтобы Артур закричал, прося о пощаде. Но сэр Артур стал теснить Акколона своим щитом и так ударил его рукоятью меча, что тот, покачнувшись, отступил на три шага назад.

А девица, посланная от Владычицы Озера, глядя на Артура и видя, сколь он могуч и доблестен и какая подлая измена привела к тому, чтобы пасть ему там зарубленным насмерть, прегорько сожалела, что столь добрый рыцарь и муж славный обречен на такую погибель. И вот снова замахнулся сэр Акколон, чтобы нанести Артуру удар, но тут чарами той девицы меч Экскалибур выпал на землю из Акколоновой руки, и сэр Артур сразу прыгнул к нему с резвостью, схватил и тут же почувствовал, что в руке у него – его меч Экскалибур.

– А! – промолвил Артур. – Ты так долго был не со мной и так много вреда мне тем причинил!

И видит он, на боку у Акколона ножны. Подскочил он вдруг к нему, сорвал ножны у него с пояса и забросил так далеко, как только мог.

– А, сэр рыцарь, – молвил тут король Артур, – нынче причинил ты мне великий урон этим мечом. Но теперь пришла твоя смерть, ибо обещаю тебе, прежде чем мы расстанемся, столь же щедро вознаградить этим мечом тебя, как ты наградил меня, ибо много страданий принял я из-за тебя и совсем истек кровью.

И с тем ринулся на него сэр Артур со всей мощью и повалил его наземь, а тогда сорвал с него шлем и так ударил его плашмя мечом по голове, что кровь побежала у него из ушей, из носа и рта.

– А теперь я тебя убью! – сказал Артур.

– Убивайте, ваша воля, – отвечал сэр Акколон, – ибо вы – лучший рыцарь, какого пришлось мне встретить, и вижу я, что бог на вашей стороне. Но я поклялся, – сказал Акколон, – вести бой до последнего и не сдаваться, покуда я жив. И потому не произнесу я слов мольбы о пощаде своими устами, и пусть будет со мною, что бог мне судил.

Тут увидел сэр Артур, что лицо этого рыцаря ему знакомо, и подумал, что, верно, где-то он с ним встречался.

– Отвечай мне, – сказал Артур, – прежде чем я убью тебя: из какой ты страны, от какого двора?

– Сэр рыцарь, – отвечал сэр Акколон, – я состою при королевском дворе короля Артура, и зовут меня Акколон Гальский.

При этих словах стало у Артура еще того горше на душе, ибо сразу припомнилась ему сестра его Фея Моргана, которой поручил он свой меч, и заколдованная барка.

– Сэр рыцарь, прошу вас, скажите, кто дал вам этот меч, от кого вы его получили?

XI

Как Акколон признался в предательстве, свершенном Феей Морганой, сестрой короля Артура, и как она хотела, чтобы он был убит

А сэр Акколон закручинился и говорит:

– Горе – цена этому мечу! ибо через него вышла мне смерть.

– Возможно, что и так, – сказал король.

– Сейчас, сэр, – продолжал Акколон, – я вам все расскажу. Этот меч хранился у меня уже более полугода, а вчера мне прислала его сюда с карлой Фея Моргана, жена короля Уриенса, чтобы я зарубил им короля Артура, ее брата. Ибо знайте, короля Артура ненавидит она пуще всех на свете, ведь он – самый доблестный и благородный в ее роду. Зато любит она превыше меры меня, своего возлюбленного, и я ее тоже. И вот если бы сумела она чарами своими погубить Артура, то тогда уж мужа своего короля Уриенса убила бы без труда. А потом задумала она посадить меня королем этой земли, и чтобы я царствовал, а она была бы моей королевой. Но теперь с этим покончено, – сказал Акколон, – ибо вижу, что смерть моя неотвратима.

– Да, – сказал король Артур, – вижу, что вам очень хотелось стать королем, но ведь убить своего господина – это великое зло, – сказал Артур.

– Воистину так, – отвечал Акколон. – Но я открыл вам всю правду и теперь прошу вам сказать мне, откуда вы, от какого двора.

– А, Акколон, – сказал король Артур, – знай же, что я – король Артур, которому ты причинил великое зло.

Услыхал это Акколон, вскричал громко:

– О благородный и милостивый господин! сжалься надо мною, ведь я не признал тебя!

– А, сэр Акколон, – отозвался король Артур, – тебе будет оказано милосердие, ибо я чувствую по твоим словам, что ты и в самом деле меня не признал, но я также чувствую по твоим словам, что ты согласился на мою гибель, и потому ты – предатель. Но я сужу тебя не столь сурово, ибо это сестра моя Фея Моргана заставила тебя своими чарами согласиться с ее предательскими замыслами. И ей я так отомщу, что весь мир христианский будет об этом говорить. Видит бог, я оказывал ей больше почестей и уважения, чем всем в нашем роду, и доверял ей более, нежели собственной жене и всем остальным моим родичам.

Потом позвал король Артур тех, кто находился на том поле, и сказал:

– Сэры, подойдите сюда. Вот перед вами мы, два рыцаря, что бились здесь друг с другом, нанося один другому великий урон, так что едва не зарубили друг друга насмерть. Но знай хоть один из нас, с кем он бьется, не было бы этого поединка, не было бы нанесено ни одного удара.

Тут вскричал во весь голос Акколон ко всем рыцарям и мужам, что там собрались:

– Лорды! Этот рыцарь, с которым я сейчас сражался, – славнейший и доблестнейший муж на свете, ибо это – сам король Артур, над всеми нами сеньор и господин. На беду, на несчастье, вступил я в поединок с господином моим и королем, вассалом которого я состою.

XII

Как Артур помирил двух братьев и вернул свободу двадцати рыцарям и как погиб сэр Акколон

Тут все люди упали на колени и громко просили Артура о милосердии.

– Милосердие вам будет оказано, – отвечал король Артур. – Здесь могли вы сами видеть, сколь неожиданные бедствия выпадают нередко на долю странствующего рыцаря.

Вот и я только что бился с моим же рыцарем, и оба мы с ним понесли немалый урон. Но, сэры, как я столь тяжко ранен, да и он тоже, и я сильно нуждаюсь в отдыхе, вот каков будет наш краткий суд над двумя братьями:

– Что до тебя, сэр Дамас, за которого я сражался и для которого выиграл поединок, я теперь буду судить тебя. Тебя, сэр Дамас, называют надменным рыцарем, низким и злобным, недостойным собственных же доблестных подвигов, и потому я отдаю твоему брату все ваши владения, и усадьбу, и титул, и все, что к этому принадлежит, с тем только условием, чтобы сэр Онтлак держал свое владение от тебя и ежегодно давал тебе лошадь под украшенным дамским седлом, ибо на такой лошади тебе более пристало сидеть, нежели на боевом скакуне.

Также повелеваю я тебе, сэр Дамас, под страхом смерти, чтобы не смел ты причинять обиды странствующим рыцарям на их пути в поисках подвигов и тем двадцати рыцарям, которых столь долго томил ты в темнице, возмести весь урон, дабы не было и им обиды. Если хоть один из них явится к моему двору и пожалуется на тебя, тогда, клянусь головой, ты за это умрешь!

Что же до вас, сэр Онтлак, вас называют славным рыцарем, исполненным доблести, преданным и благородным во всем, что вы ни делаете, и потому вот мой суд вам: поспешайте в добрый час к нашему двору, и вы станете моим рыцарем, и если дела ваши будут согласны с нашими установлениями, обещаю, милостию божией, что в кратком времени у вас будет все потребное, дабы жить не хуже, чем жил ваш брат Дамас.

– Бог да вознаградит широту вашей благородной души, вашу великую доброту и щедрость. Отныне я всякую минуту в вашем распоряжении. Ведь я, сэр, – сказал Онтлак, – по воле господа совсем недавно был ранен проезжим рыцарем в оба бедра, иначе же я бы сегодня бился против вас сам.

– Если бы на то была божья воля, – сказал сэр Артур, – то я не пострадал бы так тяжко. А почему, сейчас открою вам причину. Я не был бы столь жестоко изувечен, будь при мне мой собственный меч, который изменой оказался у меня украден; и весь этот поединок был задуман заведомо для моей погибели, и на то употреблены были предательство и волшебство.

– Увы, – сказал сэр Онтлак, – превеликой жалости достойно, что вот есть столь благородный человек, как вы, прославленный вашими подвигами, вашей доблестью, и находится мужчина или женщина, которые против вас питают измену в сердце своем.

– Они получат по заслугам, – молвил Артур. – А теперь ответьте мне, – спросил Артур, – далеко ли я от Камелота?

– Сэр, вы оттуда в двух днях пути.

– Я хотел бы попасть в господню обитель, – сказал сэр Артур, – дабы мне отдохнуть там и набраться сил.

– Сэр, – отвечал Онтлак, – здесь поблизости находится богатый женский монастырь, некогда основанный вашими предками, всего лишь в трех милях отсюда.

И король простился со всеми, сел на коня и поскакал, и сэр Акколон за ним.

Когда же приехали они в монастырь, он повелел сыскать лекарей, дабы они осмотрели его раны и Акколоновы тоже. Но сэр Акколон на исходе четвертого дня умер, ибо он слишком истек кровью и не мог жить, король же Артур поправился совсем. Когда умер Акколон, он отправил в Камелот его тело на колеснице в сопровождении шести рыцарей и приказал:

– Свезите его к сестре моей Фее Моргане и скажите ей, что я шлю ей его в подарок. И еще скажите ей, что мой меч Экскалибур и ножны – у меня.

И они отбыли с телом Акколона.

XIII

Как Моргана хотела зарубить сэра Уриенса, своего мужа, и как его спас ее сын сэр Ивейн

Тем временем Фея Моргана полагала, что король Артур убит. И вот видит она однажды, что король Уриенс лежит и спит на своем ложе, позвала она девицу из своих доверенных и приближенных и говорит:

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (http://www.litres.ru/tomas-melori/smert-artura/?lfrom=931425718) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

notes

Примечания

1

Утер Пендрагон. – Собственное имя Утер (валлийск. Uthr) существовало у кельтов и засвидетельствовано памятниками (см. ALMA 14, 83), хотя и означает само по себе «ужасный». Пендрагон («pen», валлийск. «голова») – по-видимому, титул, в значении «главный дракон», принадлежавший ряду кельтских королей, распространявших свое владычество на несколько племен.

2

…сказала она герцогу… – В ориг.: «she tolde the duke and seyde». Реплики диалога у Мэлори в подавляющем большинстве случаев предваряются или заключаются этим словом, так что встречаются выражения типа: «…askede and seyde» «he cryiede with a lowde voyce and seyde»; «…spake on hygh unto kynge and seyde; – Fye uppon the, traitor! – they seyde». Такое употребление убедительно доказывает формальную роль этого глагола в тексте, хотя настойчивое повторение безусловно придает диалогу напевную монотонность.

3

Террабиль. – Это название, в отличие от Тинтагиль, представляется прозрачным по смыслу (Terrible – грозный). Однако Тинтагиль, по крайней мере один, существовал реально, – ср. совр. Тинтаджел – город на берегу Бристольского залива. Террабиль, реально не существующий, связан с ним по созвучию (такие созвучия не случайны для прозы Мэлори) и потому оставлен непереведенным.

4

Мерлин – образ знаменитого в средневековой литературе чародея, одно из красочных порождений кельтского фантастического фольклора (валлийск. Myrddin). Как колдун и прорицатель, был известен в средние века едва ли не всем народам Европы. После Гальфрида Монмутского, создавшего около 1135 г. свои «Prophetiae Merlini», фантастические «Пророчества Мерлина» распространялись всюду от Сицилии до Исландии вплоть до XVII в.

У Мэлори образ Мерлина получил своеобразную трактовку: утрачены или рационалистически переосмыслены многие волшебные подробности и обстоятельства (например, его чудесное рождение, детство). Здесь Мерлин скорее умудренный опытом советник короля, не провидящий, а предвидящий будущее.

5

Артур – один из самых популярных образов не только средневековой европейской, но и мировой литературы. Исторически – национальный герой бриттов, возглавившие в конце V – нач. VI в. (упоминается в «Истории бриттов» Ненния – IX, в хронике «Анналы Уэльса» Х в. и, косвенно, еще раньше в хронике св. Гильдаса «О погибели Британии» VI в.) борьбу против англосаксонского вторжения и одержавший, по-видимому, триумфальную победу в битве при горе Бадоне, почти на полвека задержавшую проникновение германцев на Британские острова.

Имя Arthur большинство исследователей производят от заимствованного римского родового имени Artorius, которое мог носить и кельтский племенной вождь. Однако на уровне кельтской мифологии, в которую был включен этот образ, существует несколько многозначительных этимологий, например, Arthur < Ardu < аr («очень») + du («черный») – обозначение ворона. Действительно, существует поверье, что Артур не умер, а превратился в ворона (ср. воронов – хранителей Британии, живущих в Лондонском Тауэре); ворон по-валийски bran, так же звучит имя кельтского верховного божества, которое в зооморфной стадии было вороном, как Зевс – орлом, а Афина – совой (закон Рейнака); таким образом, Артур и функционально и этимологически отождествлялся с богом Браном.

6

Лоутеан – по-видимому, современное Лотиан, – название Южной Шотландии вплоть до залива Ферт-оф-Форт. Следует отметить, что в старинных англонорманнских и французских документах есть случаи транслитерации Lothian как Loenois, Loonois и пр., что существенно для атрибуции родины Тристрама, который носил прозвание Тристрам из Лиона, или из Лоэнуа, и т. п.

7

Моргауза, Элейна и Фея Моргана – единоутробные сестры Артура, дочери королевы Игрейны. Из этих трех персонажей одна лишь Моргана имеет многовековую традицию. Предтечей этого образа считают ирландскую богиню войны и смерти Morrigan, принимающую облик вороны, и в следующей

стадии – бретонскую фею рек Морган. Имя Morgawse, по-видимому, – не более как иное прочтение Morgans, ибо в параллельных местах французских текстов вторая сестра анонимна (V 1283). Ниже она и у Мэлори фигурирует просто как королева Оркнейская. Что же до третьей, Элейны, то она и как персонаж – создание Мэлори, который, быть может, прибавил ее «для круглого счета», будучи не чужд некоторых фольклорных приемов повествования, и дал ей одно из самых распространенных женских имен – Елена. (В книге Мэлори по меньшей мере пять персонажей носят это имя.)

8

Повезли короля навстречу врагу в повозке… и под Сент-Альбаном сошлись его воины с великим воинством Севера. – В этом описании, не имеющем параллелей во французском тексте (V 1284–1285), соблазнительно усмотреть аналогию некоторым событиям войны Алой и Белой Розы, современником и, возможно, участником которых был Томас Мэлори, приспешник влиятельного дома Варвиков. Северная Англия и Шотландия за это время неоднократно оказывались вражеской территорией для правящих королей (у Мэлори «The North fro Trent forwards», «the grete hoost of the North». А под Сент-Олбаном (Saint Albons) произошли две крупные битвы, и в первой из них, происшедшей 22 мая 1455 г., больного короля Генриха VI действительно везли в повозке.

9

Собор святого Павла. – Мэлори, естественно, мог иметь в виду отнюдь не нынешний собор святого Павла, возведенный архитектором Реном в 1675 г., а собор XI–XIII вв., сгоревший во время пожара 1666 г., на месте которого он был построен (ср. Wr I, 11).

10

Французская Книга. – Кэкстон писал, что свой рассказ сэр Томас Мэлори, «подчерпнув из неких французских книг, на английском языке в кратком изводе составил». Действительно, тщательное текстологическое сличение, проделанное Винавером, а позднее Лумянским с сотрудниками, показало, что каждая из восьми книг (кроме «Гарета»), составляющих Винчестерский манускрипт, имеет один или несколько «источников», большей частью французских, но также и английских, которые Мэлори использовал, заимствуя фабулу, некоторые описания, фразы и даже отдельные слова, производя при этом существенное «ужатие» и внося разного рода изменения. Такой вид авторства был в обычае в средневековой литературе – еще Лайамон на исходе XII в. в зачине своего исторического труда «Брут» перечисляет использованные источники и указывает на характер своей над ними работы («перевод» и «сокращение»).

Но рыцарь Мэлори, в отличие от клирика Лайамона, в обычной жизни не имел постоянно дела с книгами. Французские рыцарские романы и английские поэмы он читал, вероятно, в Ньюгетской тюрьме в Лондоне. Напротив Ньюгетской тюрьмы стояла францисканская церковь, подле которой Мэлори был впоследствии похоронен, а рядом с нею, в специальном здании, заложенном в 1421 г., находилась библиотека (ее основателем был прославленный мэр Лондона Ричард Виттингтон, герой английских сказок).

Сам Мэлори многократно ссылается по ходу повествования на «Французскую Книгу» в подтверждение истинности своих слов. Однако детальное сопоставление с параллельными французскими текстами, проделанное проф. Винавером для трехтомного издания 1947 г., наглядно показывает, что ссылки на «Французскую Книгу» можно найти у Мэлори и в тех разделах, источником для которых ему служили английские тексты (например, аллитеративная поэма «Morte Arthur», или там, где он выступает как оригинальный писатель в современном смысле слова (см., например, конец эпизода «Гавейн, Ивейн и Мархальт»). «Французская Книга» для Мэлори – часто символический научный авторитет, нередко фиктивный (в иных случаях это просто «Книга», the book). Ссылка на авторитетные источники – истинные или вымышленные – прием, широко распространенный. Еще Гальфрид Монмутский в описании Артура называет своим источником вымышленную, как считается, «книгу стариннейшую на языке британцев» (Britanici sermonis liber vetustissumus»), в чем Чэмберс усматривает «шутку, или литературную условность, или же прямой обман» (см. Chambers Е. К. Sir Thomas Malory. Oxford, 1922).

С этой точки зрения вопрос о том, переводчик Томас Мэлори или автор, теряет смысл, ибо его книга – «historie», как называет ее Кэкстон, по законам жанра должна иметь солидные источники и не содержать вымысла, т. е. правдиво передавать рассказы прежних времен. Иное авторство для Мэлори было бы немыслимо.

11

…турнир с поединками… – В ориг.: a justes and a tournament, где первое понятие означает поединки всадников, вооруженных копьями, а второе – общее сражение участников, разделенных на две партии.

12

День Всех Святых (Alhalowmas) – праздник, установленный в Европе с VIII в. в честь всех святых и мучеников, известных и неизвестных. Отмечается 1 ноября. В канун этого дня исстари происходили народно-карнавальные действа.

13

…поклясться на книге… – В ориг.: to swere uppon a booke – т. е. на Библии. Такое словоупотребление – с неопределенным артиклем – характерное для ранней эпохи развития английского языка (вплоть до Шекспира), а в речениях сохранившееся до настоящего времени, отражает восприятие «книги», вообще писаного текста, как предмета мистического. Ср. ниже в Повести о Святом Граале, где с помощью «книги» (а booke) производится заклятье нечистой силы. Ср. также «Библия» – греч. ?????? букв. «книги».

14

Крещение Господне, иначе Богоявление – великий двунадесятый праздник 6 января в память о крещении Иисуса от Иоанна в Иордане («Еванг. от Матф.» 3, 3 – 14; «Еванг. от Марка» 1, 9 – 11; «Еванг. от Луки» 3, 21–22). По другим версиям христианского предания, в этот день поминается поклонение волхвов младенцу Иисусу.

15

Сретенье Господне (Candilmas, буквально «Праздник светильников») – праздник принесения младенца Иисуса в Иерусалимский храм и очищения Богородицы на сороковой день после Рождества, т. е. 2 февраля. В католической церкви контаминирован подобно православной масленице, с каким-то языческим праздником (возможно, с римскими «луперкалиями») и с древних времен носит латинское название Candelaria.

16

Пятидесятница – то же, что день Святой Троицы, празднуется на пятидесятый день после Пасхи (7 воскресенье). После норманнского завоевания стал называться обычно Whitsunday – «белое воскресенье» или Trynyte Sunday – «Троицыно воскресенье» (см. ниже кн. XXI), так что Pentecoste у Мэлори – из французского источника.

17

…лордам и общинам… (в ориг.: into his lordes and comyns) – Термин comyns в настоящем переводе передается по смыслу, как «народ», «простой люд». Однако в соответствии с контекстом было сочтено возможным в отдельных случаях воспроизвести эту политическую формулу так, как она дошла до наших дней, – ср. House of Lordes – House of Commons (палата лордов, палата общин), тем более что французские параллельные места этого слова не содержат; ср., с другой стороны: «съехались все лорды, и собрался простой люд» (стр. 37) – или «поднялся простой люд Карлиона» (стр.44) и т. д.

18

Сенешаль – французское слово, по-видимому, германского происхождения (готск. «старый слуга» OED s. v.), управитель двора средневекового феодала, почетный титул и почтенная должность.

19

Коннетабль – В ориг.: conestable, из позднелат. comes stabuli, «верховный управитель конюшен», нечто вроде русского «конюшего». Слово привезено норманнами в Англию уже в значении «главный управитель двора, государства и армии». В переводе принята

французская форма, более привычная для читающих по-русски.

20

Карлион – совр. Карлион на реке Аск в графстве Монмутшир, неподалеку от Ньюпорта. Там до настоящего времени сохранились развалины римского города Isca Silurum, которые описаны как местная достопримечательность еще хроникерами XII–XIII вв. Внушительные эти руины народная фантазия легко могла соединить с сюжетами Артуровских легенд (Wr I, 15).

Что до названия, то оно разлагается на две составные части: Caer (брит. лагерь, поселение, мб. < лат. castrum, ср. также Карнарвон, Кармартен, Кардифф) и lеon < лат. legionis. Второй элемент также вошел во многие географические названия Европы начиная от испанского Леона, возможно также и франц. Лион, восходящий, с другой стороны, к лат. Lugdunum. При этом, по мнению исследователей, здесь произошла контаминация двух различных по происхождению корней: лат. legion, с одной стороны, и с другой – имя кельтского божества света – ирл. Lug, валлийск. llew (см. Rhys С. Studies in the Arthurian Legend. Oxford, 1891). Этимология эта, как кажется, представляет интерес для объяснения столь большого количества в артуровских текстах якобы «львиных» наименований (ср. у Мэлори: Лионель, Лионетта, Лионесса, Лион и др.).

21

…вытащил он меч Экскалибур. – Одна из обычных у Мэлори – и тем более в его громоздких «источниках», авторских и доавторских – неувязок; см. ниже в тексте, где Артур добывает меч Экскалибур у Владычицы Озера (см. стр. 79). Этимология не ясна. Райт в примечаниях к тексту приводит отрывок из стихотворного романа «Мерлин» (XV в.), содержащий толкование этого имени (Wr, I, p. 18):

Ich am y-hote Escalibore

unto a kynge fayr thesore,

On Inglis is this writing:

Kerve steel and yron, and al thing!

Я зовусь Эскалибор,

Драгоценное сокровище короля,

По-английски же будет эта надпись:

«Разрубаю сталь, железо и все».

Это пример типичной средневековой произвольной «этимологии»

22

…и пригласит их явиться… – Здесь начинается Винчестерский манускрипт. Изданная проф. Винавером рукопись была обнаружена в июле 1934 г. в библиотеке Винчестерского колледжа библиографом У. Ф. Оукшотом. Первое сообщение об этой находке было опубликовано в «Таймсе» 23 июля 1934 г. Рукопись выполнена двумя писцами. Начальные восемь листов рукописи, а также листы 32–33, 347–348 и конечные 488–492 утрачены, и в этих местах Винавер перепечатывал текст Кэкстона.

23

…в добрых доспехах, как того требовал обычай тех времен. – Хотя персонажи Мэлори и принадлежат хронологически к VI в. (в той мере, в какой их вообще возможно соотнести с какой-либо реальной исторической эпохой), сам он писал в XV в. и отнюдь не ставил перед собой задачи придать своему тексту колорит старины – если отвлечься от архаизации «идеологической», которая выражалась в общей идеализации артуровских героев и обычаев прошлого. Поэтому даже о вооружении рыцаря, столь важном аспекте жизни героев, у Мэлори можно почерпнуть лишь самые общие сведения.

Итак, что можно сказать о вооружении рыцаря у Мэлори? Рыцарь – всадник, он тяжело вооружен – бесспорно, черта поздняя, передвигаться пешком практически не может (ср. эпизод с Рыцарем Телеги). Его оружие – копье (spear) и меч (sword), иногда еще пика (glaive). Меч висит у пояса на перевязи с пряжкой; копье – длинный шест с наконечником и со специальным перехватом на древке, обычно защищенным щитком. На спине у всадника на специальной перевязи висит щит. Копья – разной толщины и длины, в том числе особо прочные – квадратного сечения – везет за рыцарем оруженосец. На голове – шлем, более или менее закрытый, который прикрепляется к панцирю. Под шлемом, как и под панцирем, – слой тесно сплетенных металлических колец: кольчуга и кольчатый наглавник. Есть специальные латы для ног – поножи, наколенники и пр.; есть и латные рукавицы.

Готовясь к конному поединку, рыцарь перетягивает на плечо или вперед щит, берет копье, упирает его тыльным концом в специальный крюк – фокр, который, согласно словарю Брука (V 1710), расположен на луке седла, по данным энциклопедии Брокгауза и Эфрона – на панцире у левой подмышки, а сколько можно судить из текста Мэлори, где-то на поножи (on their thighs). Поверх лат рыцари носили короткий широкий плащ, как правило расшитый геральдическими узорами, которые повторялись также и на щите. Облачиться в доспехи и, будучи в доспехах, сесть на коня рыцарь без посторонней помощи не может.

24

…потом позавтракали… – В ориг.: dyned совр. dined, «пообедал». В средневековой Англии трапеза, обозначаемая этим словом, происходила обычно очень рано, около 10 ч. утра (Wr I, 24). Это становится понятным в свете этимологии слова dine < средневек. лат. disjunare, лат. disjejunare (dis + jejunium – «пост»). Таким образом, это же слово дало современное франц. dejeuner, «завтрак», и вполне аналогично английскому breakfast, которое и употребляет Мэлори в большинстве случаев. Интересно, что в современном языке английское dinner фактически обычно соответствует русскому «ужину».

25

…и пеших десять тысяч добрых бойцов. – Параллельные французские места не упоминают о пехоте при описании армии одиннадцати королей (V 1288). В связи с этим уместно вспомнить, что пешие полки лучников, составлявшиеся из свободных крестьян, сыграли немалую роль в рыцарских войнах позднего средневековья. Однако во время Столетней войны, события которой были так близки Мэлори, пешие полки были лишь в английских армиях, но не во французских (ср. их роль в победе при Кресси, 1346 г.). Следует также иметь в виду, что такие идеологи рыцарского века, как «сэр Томас Мэлори, рыцарь», и тем паче – более ранние рыцарские романы, естественно, относились к этой армии простолюдинов неприязненно (ср. ниже в тексте речь короля Лота).

26

Грамерси (graunt(e)mercy). – Язык, которым писал Мэлори, принадлежит к поздней разновидности среднеанглийского языка, уже пережившего натиск англо-норманнского и вышедшего из многовековой борьбы с ним преображенным, но не утратившим своего собственного национального обличья. Для него, однако, характерно, даже в обиходе, присутствие не удержавшихся впоследствии галлицизмов, как вышеприведенное graumercy < фр. grand mercy, которое мы и сочли уместным, основываясь на существующей традиции передачи по-русски некоторых французских слов типа «бонжур», для создания колорита транслитерировать в тексте перевода. Помимо общеязыковой тенденции, заметно еще и личное пристрастие Мэлори к воспроизведению в английском тексте французских слов, особенно непонятных.

27

Гвинас де Блуа – в оригинале здесь Gwyniarte de Bloy, ниже Gwynas. Выделение форманта -arte подтверждается аналогией Borre – Boarte.

28

Наставник Мерлина Блэз (С: Bleyse; W: Bloyse) – В текстах французских артуровских романов после Кретьена де Труа имеются в нескольких случаях ссылки на авторитет знаменитого «повествователя» (fabulator) из Уэльса по имени Bleheris, валлийск. Bleddri. Это – историческое лицо, представляющее большой интерес для исследователей, поскольку он указывает скорее на валлийское, а не бретонское происхождение этих сюжетов. Трансформировавшись в «летописца» Блэза, Блехерис нашел свое место и у Мэлори.

29

Шервудский лес. – Знаком русскому читателю как место действия знаменитых баллад о Робине Гуде. По происхождению слово sherwood означает лес (wood) в пользовании у всего графства (shire), «общий лес». И, стало быть, такое название могли носить леса в

самых разных местностях.

30

Борр (Воrr). – Значительно позже, в тексте «Исцеления сэра Уррия», фигурирует «sir Boarte le Cure Hardy, that was kynge Arthurs sone» сэр Борр-Бесстрашное сердце, сын короля Артура» несомненно, тот же персонаж, что подтверждается также аналогией форм имени Gwynas – Gwyniarte. В переводе для обоих случаев принята одна форма – Borre.

31

Гавейн. – Этот персонаж имеет почти столь же древнюю и славную историю, как и сам Артур. В нем сохранились черты «солнечного» героя первобытно-магической культуры. Самое имя Гавейн (лат. Walwanus бретонск. Walwein) содержит свидетельство о генетической связи с валлийским фольклорным образом Гури Золотоволосым, или Длинноволосым, валлийск. [Gwry] Gwallta(d)vwyn ? Galvagin ? Galvain ? Gauwain. Об его популярности в Британии можно судить хотя бы по тому, что именно он является протагонистом героической аллитеративной поэмы XIV в. «Morte Arthure», выступая там в качестве эпического героя, своего рода английского Роланда. Однако Гавейн раньше и в большей мере, чем Артур или Ланселот, подвергся общей тенденции развенчания и низвержения героев, и среди источников Мэлори (как и в ряде других текстов), по крайней мере некоторые, рисуют его в явно отрицательном свете – и трусливым, и хвастливым, и мстительным, и проч. (Правда, даже будучи возвеличенным героем МА, Гавейн все-таки преспокойно обращается за помощью тогда, когда Роланд отказывался затрубить в рог, так что этот мотив можно считать английским национальным вкладом в развитие образа эпического героя.). У Мэлори в трактовке образа Гавейна нет последовательности – он дается то в положительном, то в отрицательном освещении, в зависимости от «про-Гавейновской» или «анти-Гавейновской» ориентации использованных источников.

32

Зверь Рыкающий – подробное описание этого мифического животного см. в кн. IX. Мотив этот, имеющий, вероятно, восточное происхождение (см. Веселовский А. Н. Славянские сказания о Соломоне и Китоврасе и западные легенды о Морольфе и Мерлине. СПб., 1872), у Мэлори не разработан, а использован лишь как признак, характеризующий сначала Пелинора, а позднее Паломида. Ср. два меча как признак Балина (кн. II), сюжетно настолько несущественный, что с потерей одного меча герой объявляется безоружным, – одна из тех неувязок, какими нередко грешат объемистые книги, не обязательно средневековые.

33

Владычица Озера – персонаж, безусловно проникший в рыцарскую литературу из кельтского фольклора, где озера, ручьи и колодцы считаются обычно владениями фей – следы доисторического обожествления. Из текста книги Мэлори тоже явстствует, что Lady of the Lake – не одна героиня, а несколько героинь: ср., например, воспитательницу Ланселота и возлюбленную Пелеаса и т. д. Наряду с Lady of the Lake существуют еще Damesels of the Lake, Девы Озера. Примечательны также последовательные попытки Мэлори лишить эти персонажи их сверхъестественных качеств. Так, даря Артуру меч Экскалибур, Владычица Озера ничем не проявляет своей волшебной природы, в то время как во французском параллельном тексте она, как посуху, проходит по воде на середину озера и приносит Артуру меч (см. E. Vinaver. Malory. Oxford, 1929, p. 51, 52).

34

…иные были четырех недель, иные же и того моложе… – Любопытный случай неувязки, если вспомнить, что все эти дети, как сказано чуть выше, родились в первый день мая (May-day). Здесь можно предположить описку: правильно and som more, т. е. «иные старше» – на год и более (Wr I, 58).

35

…как об том повествуется дальше в конце «Смерти Артура»… – Поскольку обещанного рассказа о детстве Мордреда в книге Мэлори нет вообще, представляется излишней попытка Винавера объяснить эту ссылку в духе его теории «отдельных книг» вмешательством переписчика (V 1298). Это – скорее всего ссылка на французский «Mort Artu», где содержатся все названные сведения.

36

«Смерть Aртypa» – первое упоминание этого названия в книге Мэлори. Впоследствии традиция приписала его самой книге в форме Le Morte Darrhur – с обоими варваризмами (мужской род артикля – ср. также Morgan le Fey – и сращение предлога с именем). Однако произошло это по ряду недоразумений. «Смертью Артура» называлась героическая английская аллитеративная поэма XIV в., где рассказывается, как Артур отправляется в поход на Луция, Мордред тем временем поднимает мятеж – и далее все как у Мэлори в кн. XXI. Сюжет этот, в основных чертах, восходит к знаменитой «Истории британских королей» Гальфрида Монмутского (1136) и, как мы видим, не включает книги о Тристраме и книги о Святом Граале (не говоря уже о ряде небольших разделов). Произведения с этим сюжетом существовали параллельно с артуровским циклом в виде отдельных книг – ср. помимо аллитеративной английской поэмы «Morte Arthure» также английскую строфическую поэму XV в. «Le Morte Arthur» и французский прозаический роман XIII в. «Mort Artu».

Мэлори оторвал историю Римского похода от собственно истории смерти Артура и в своем заключительном колофоне дал ясно понять, что «Смерть Артура» и «вся книга о короле Артуре» – вещи разные. Однако Кэкстон в своем колофоне такого противопоставления не делает, и хотя Винкен де Ворде в издании 1498 г. еще не приписывает это название всей книге, в дальнейшем, по мере того как остальные «Смерти Артура» выходили из обихода и забывались, оно закрепилось за книгой Мэлори.

37

Замок Камелот. – Название Камелот (Camelot) на карте современной Англии не сохранилось. Попытки отождествления его с реальными географическими пунктами делались с древних времен. Его усматривали и в современном Кеймелфорде (Корнуэлл), в Кеймеле (Сомерсетшир) (Wr I, 59), а сам Мэлори, вслед за Гальфридом Монмутским, не раз объявляет, что Камелот – это Винчестер (Гэмпшир).

Последнее отождествление приобретает особый смысл, если иметь в виду, что Винчестер, расположенный в 100 км к юго-западу от Лондона, – столица Уэссекса, а с 828 г., когда уэссекские короли стали британскими королями, – столица Англии; только после норманнского завоевания роль столицы окончательно перешла к Лондону. Однако все эти – и многие другие – гипотезы лишний раз свидетельствуют лишь об изначальной сказочной природе артуровских мифов, которые разные писатели в разное время и по разным причинам стремились «привязать» к разным местностям, – так, Кеймел расположен по соседству со знаменитым Гластонберийским аббатством, вокруг которого концентрируется действие легенд о святом Граале и других разделов книги Мэлори. Что же до самого названия Камелот (Camelot, Camalot), то оно, по всей вероятности, восходит к лат. Camalodunum (возможно, от Camalos – валлийский бог войны), совр. Колчестер (Эссекс) – одному из центров Римской провинции Британия (см. Holmes U. Т. Old French Camelot. – «Romanic review», v. 20. N. Y., 1929, p. 231–236).

38

Владычица острова (The Lady Lyle of Avilion). – Как справедливо отмечает проф. Винавер (V 1299), в такой форме это в самом деле выглядит как имя собственное (так оно и было воспринято дальнейшей литературной традицией – ср. «Лайли» Спенсера), что действительно отвечает последовательной тенденции Мэлори награждать анонимных персонажей именами (ср., например, Моргаузу и Элейну).

Однако эти соображения, как кажется, ни в коей мере не противоречат объяснению Э. Феттерманн, реконструирующей процесс образования этого имени из соответствующего французского обозначения (La Dame de l’Isle Avalon) на

английском языковой почве. (См. Vetterman Е. Die Baien-Dichtungen und ihre Quellen. – «Beihefte zur Zeitschrift fur romanische Philologie», LX, 1918. В настоящем переводе мы сознательно остановились на смысловой передаче этого имени – в ряду таких, как Владычица Озера (Lady of the Lake), Ланселот Озерный (Launcelot du La(a)ke), а не Ланселот Дюлак, или «Смерть Артура» (Le Morte Darthur), а не «Морт Дартюр», и т. д.

39

Остров Авалон – вероятно, от кельтск. avalla – яблоко (ср. яблоки Гесперид), «остров блаженных» кельтской мифологии (ср. «Плаванье Брана»). Издавна – с конца XII в. – отождествляется монастырскими легендами с местностью, на которой расположен Гластонберийский монастырь.

40

… к густому лесу (a fayre forest). – В описаниях Мэлори нередко пользуется постоянными, иногда, как в приведенном примере, аллитерирующими эпитетами – один из приемов, связывающий его стиль с доавторской (фольклорной) традицией. Поскольку в таких случаях семантическая природа определения отступает перед его стилистической природой, при переводе избирается структурно более или менее аналогичный эпитет. Объемы этих аналогов, естественно, не совпадают: ср. fair sir, fair casle, fair forest, fair rivers and fair meadows, fair court и т. д. По-русски: любезный сэр, богатый замок, густой лес, полноводные реки и зеленые луга, широкий двор и т. д.

41

…ты причинил великое зло… И знай, Балин… покуда не убьют тебя (…thou hast done a grete damage… tylle they have slayne you). – Употребление личного местоимения 2 лица в прямой речи у Мэлори отнюдь не всегда дифференцировано по числам. И хотя определенные тенденции несомненно обозначены – местоимение единственного числа фигурирует, например, в обращении к «виллану» или в пассажах большой эмоциональной насыщенности, как положительной, так и отрицательной, но никогда в любовных сценах, – тем не менее весьма часты случаи чисто грамматического смешения форм: you, ye, thou, the, – благодаря которому и должны будут впоследствии отмереть избыточные варианты. Это явление грамматической синонимии и учтено в переводе. В то же время стилистический прием чередования форм единственного и множественного числа воспроизводится там, где это уместно по-русски.

42

И вот в одной церкви сыскали плиту, красиво и богато отделанную. – Характерная деталь средневекового обихода, когда на строительство новых сооружений разбирались камни древних построек, статуи языческих богов персонифицировали христианских святых и даже для надгробий использовались могильные камни, вытесанные за века до того. Любопытно, что могильная плита самого Мэлори тоже пошла на продажу после реформации в 1545 г.

43

Оказавшись безоружным… – неувязка, особенно знаменательная, если вспомнить, что наличие двух мечей у Балина отражено даже в заглавии – «Рыцарь-о-Двух-Мечах».

44

…а на кресте там золотыми буквами было начертано… – Большой Оксфордский словарь дает для слова Cross под 7) специальное значение: – «Монумент в форме креста или с крестом наверху, возводившийся на перекрестках и пр.». Такие каменные кресты играли в средние века роль верстовых столбов, дорожных указателей, памятников и т. п., кроме того, что у их подножия путникам надлежало молиться (ср. русские сказки). Сохранился, например, знаменитый Рутвельский крест на юго-западе Шотландии, на котором высечена руническая надпись – религиозное стихотворение.

45

Игры менестрелей (mynstralsy) – слово и понятие, ввезенное в Англию норманнами (у кельтов были барды, у англосаксов – scop, но это были только эпические певцы. О том, какое видное место занимали они в обществе, можно судить по тому, что хроника, приписываемая Неннию, приводит вначале генеалогию англосаксонских королей, потом перечисляются боиттские короли, с которыми они воевали, и барды, жившие и творившие в их времена). Профессия менестрелей включала как певцов и музыкантов, так и всевозможных скоморохов, плясунов, фокусников и пр. Во главе ее стояли «трубадуры», они часто принадлежали к высшей знати. Трубадуром был, например, Гильом IX, граф Пуату (ум. 1127). По английским преданиям, во время битвы при Гастингсе (1066) в стане Вильгельма находился знаменитый трубадур Taillefer, который пел норманнам «Песнь о Роланде». Позже за менестрелями сохраняется только зависимое положение – ср. у Мэлори, когда Элиот-арфист говорит: «Я менестрель… и должен делать, как велят мне мои господа, чьи цвета я ношу на своем платье». Впоследствии менестрели организовывались в цехи и корпорации. Лондонский цех менестрелей был образован в 1469 г. и в качестве «Лондонской корпорации музыкантов» существует по сие время.

46

Explicit – слово, широко употреблявшееся средневековыми переписчиками книг, а позднее и печатниками для обозначения конца рукописи или ее части. Осмыслялось как латинская глагольная форма 3 лица единственного числа (множественное – expliciunt). Однако в действительности, по-видимому, представляет собой сокращение от формы пассивного причастия в выражении explicitus est liber, буквально: «книга раскатана, раскручена, развернута» (лат. explicare). См. OED s. v.

47

Круглый Стол – был, согласно книгам о Мерлине, некогда сооружен Мерлином для Утера Пендрагона. Впервые описан у Васа и Лайамона (ок. 1200). Исследователи-«кельтисты» связывают его с ирландскими круглыми башнями (при том, что обычен был прямоугольный план построек). По одной версии артуровской легенды, Круглый Стол был установлен для пресечения «местнических» распрей, доходивших до кровопролития, и как символ братского равноправия сохранился в английском языке до настоящего времени – «совещание за круглым столом». Ср., однако, ниже в тексте: «когда расселись все, как кому подобало по положению» (стр. 126).

48

Сорок восемь – в ориг., и в рукописи, – twenty and eight, однако из контекста (два сидения из 150 оставались свободными) и из сопоставления с параллельными французскими местами (V 1320) явствует, что это описка. В дальнейшем переводе подобные исправления не оговариваются.

49

…ему бы все только стрелять… – Параллельные места французских текстов такого описания не содержат. Это добавление, принадлежащее, очевидно, самому Мэлори, отражает значительно более поздние и преимущественно английские понятия о достойном джентльмена времяпрепровождении – так, стрельба (из лука, shotynge) оказывается вдруг рыцарским занятием (V 1321).

50

Внешние острова. – Этим названием ранние авторы обозначали разные острова – Оркней, Уайт и др., а впоследствии – Гебриды (см. Ack s. v.)

51

Онтлак из Вентеланда. – Винавер отмечает (V 1327), что персонаж этот, анонимный во французских текстах, не следует, однако, смешивать с его тезкой из кн. IV. Но на уровне текста Мэлори нет данных, исключающих эту идентификацию. Можно считать, что здесь отразилась не только тенденция Мэлори награждать именами анонимные персонажи, но и его еще более конструктивные попытки сократить самое их число. И потому в переводе они фигурируют как одно действующее лицо.

52

А за труды возьмите себе его доспехи… – Реплика, не имеющая параллелей во французских текстах и представляющая собой, по-видимому, оригинальный вклад рыцаря Мэлори в традиционное изложение. По мнению Винавера (V 1328), это – чуть ли не единственное в рыцарской литературе упоминание о мзде, которую получает за труды духовное лицо.

53

…кто собственную жизнь

не спас, хотя мог… – Подобной аргументации параллельные французские тексты не содержат, ибо она ни в коей мере не согласуется с рыцарскими традициями (V 1328). Это оригинальное рассуждение Томаса Мэлори, достойное, из всех его персонажей, разве что сэра Динадана, демонстрирует практицизм в духе Нового времени, свойственный этому «идеологу рыцарства». Впрочем, по мнению Т. Райта (см. его статью в книге «Malory’s Originality», ed by Lumiansky. Baltimore, 1964, p. 64), эта фраза Пелинора означает совсем иное: «Грех тому, кто не остался жить, хотя мог», и подразумевает не его самого, а даму-самоубийцу; тем самым в этой мысли нет комичного практицизма, а лишь осуждение религиозно недопустимого поступка. Действительно, оригинальный текст поддается такому толкованию.

54

Сурлуза (Surluse, Surleus, Sorleys и т. п.). – По мнению Риса (Rhys J. Studies in the Arthurian Legend. Oxford, 1891), впрочем, оспариваемому (Snell F. King Arthur’s Country. London, 1926), имеются в виду острова Силли (Scilly Isles), которые постепенно опускаются, а некогда представляли собой один больший остров (см. Crawford О. С. S. Lyoness. – Antiquity, v. 1, 1927, p. 5–14), совр. франц. название – Sorlingues, откуда м. б. Sorleus, и т. д. По другой версии (см. Ack s. v.), имя это происходит от старофранцузского Sugales (Южный Уэльс), измененного в Sorgales по аналогии с Norgales (Северный Уэльс).

55

Река Умбер (Humbir) – Имеется в виду эстуарий Трента и Уза (Хамбер – на современных русских картах), по которому в древности проходила граница между Нортумбрией и Мерсией, а в настоящее время проходит граница между Йоркширом и Ланкаширом. Этимология не ясна, но в средние века, особенно в латинских текстах, очевидно, ощущалась связь с лат. umbra, «тень», поскольку речь идет о севере, «ночи»; Ср. у Мэлори ниже, в кн. VIII: «undir an umbir of a grete tre» (под тенью большого дерева). Здесь принята старая транслитерация – ср.: Нортумбрия.

56

…ветвь священной травы, которая была знак Святого Грааля… – Мистическая эта «ветвь» находит самое неожиданное объяснение – параллельное место французского текста содержит слова: «la branke, car chou est droitment une des brakes del Graal», «ветвь, то есть, правильнее, одна из ветвей Грааля» (V 1337). Этот литературный термин – ветвь цикла романов, – будучи не понят Томасом Мэлори или его непосредственным источником, и породил, очевидно, загадочную «ветвь травы».